НОВОЕ Александр Ильянен. Roman roman Аркадий Драгомощенко. Впадины на голове Сергей Уханов. Макраме ТЕАТР Валерий Печейкин. Моя Москва КОЛЛЕКЦИЯ Гай Давенпорт. Снежное поле на склоне Розенберга, перевод М. Немцова Роберт Вальзер. Стихотворения, перевод А. Глазовой, М. Белорусца, А. Филиппова Герта Крефтнер. Парижский дневник, перевод М. Белорусца АРХИВ «Ничего особенного, но какая жизнь». Константин Сомов в 1926 году, публикация, предисловие и комментарии П. Голубева

Сергей Уханов. Последние времена Александр Маркин. Wankdorf Катарина Венцль. Дневник для Волчека Александр Ильянен. Мимоза и баобаб Slava Mogutin. $atan Youth Альфред Честер. В замочную скважину. Сафари, перевод В. Нугатова Пол Боулз. Дни, перевод В. Нугатова Саймон Бишофф. Разговоры с Полом Боулзом, перевод Д. Волчека Мохаммед Мрабет. M'Гашиш, перев. В. Нугатова Маргерит Дюрас. Шлюха с Нормандского берега. Болезнь смерти. Я смотрю на вас, перевод и предисловие А. Воинова Иван Овчинников. Август и немного сентября, публикация и предисловие И. Ахметьева Теодор Лессинг. Цветы и животные, перевод и предисловие А. Маркина Жорж Батай. Язык цветов, перевод И. Мельниковой

Светящееся здание «Бутика Vanity» теперь открыто для посещения. Пустующие этажи романа-с-ключом и романа-без-вранья, нового романа и петербургской повести Александр Ильянен заполняет прозой высокой концентрации, прекрасной ясности, хирургической точности – и давно забытого образца. Чтобы оценить возможности этой эфирной скорописи, не нужны навыки дешифровщика: так мог бы писать какой-нибудь пушкин-007 – обезьяна, тигр и француз в одном прозрачном флаконе. [b]Мария Степанова[/b] Ильянен нижет слова посредством их колеблющихся признаков, созвучий, флексий. Безглагольная событийная канва подшивается к дневниковой скорописи, частностям, блесткам фонем, ложных биографических и...

Александр Ильянен – самый прозрачный и призрачный русский писатель. Его проза – это поэзия ускользания, перманентное перерождение умыслов и смыслов. Роман «Пенсия» (в названии которого спрятано слово песня) – это почти ежедневная фиксация на протяжении последних шести лет рефлексий и событий из жизни автора – встречи, поездки, болезни, случайные и всем знакомые имена, преходящие и переходящие из предыдущих текстов персонажи. На первый взгляд кажущаяся факультативность документируемого магическим образом обретает плоть и составляет саму суть бытийствования. Причем фиксируемые события лишены налета злободневности и актуальности, они как бы отстранены от времени – это ли не первые признаки...

Пилотный выпуск нашего журнала существует в рамках притяжения нескольких узловых точек, среди которых трудно вычленить главные (не в последнюю очередь потому, что мы имеем дело с проектом становящимся, но не фрагментарным): во-первых, большинство авторов тем или иным образом связаны с Санкт-Петербургом и несут символический ореол этого города даже спустя много лет, после того как покинули его, а во-вторых, для каждого без исключения автора важно (пере)открытие языка новой чувственности, оказавшегося под прессом идеологических концептов и наслоений простейшего словесного вещества, рождающегося в рамках повседнева (впрочем, подобные апофатические цели не являются сверхидеей издания). Своего...

В прозе Александра Ильянена есть и рафинированность, и элитарность, и даже эпатаж. Весьма рафинированной является уже сама ее конструкция: дневниковая фрагментарность зачастую переходит у Ильянена в почти стиховую строфичность... Ильянен отказывается и от традиционного стереотипа мужественности. Ею герой - сибарит и созерцатель, им движет не жажда победы и успеха, а природное любопытство к разнообразным феноменам, в том числе и к людям. Такой поворот достаточно неожидан для русской культуры: до сих пор отказ мужчины от активности и победительности так или иначе воспринимался в ней как признание жизненного поражения, особенно когда речь идет о личной, любовной сфере. И многое из того, что...

«Дорога в У.», по которой Александр Ильянен удаляется от (русского) романа, виртуозно путая следы и минуя неизбежные, казалось бы, ловушки, — прихотлива, как (французская) речь, отчетлива, как нотная запись, и грустна, как воспоминание. Я благодарен возможности быть его попутчиком. Глеб Морев Обрывки разговоров и цитат, салонный лепет заброшенной столицы — «Дорога в У.» вымощена булыжниками повседневного хаоса. Герои Ильянена обитают в мире экспрессионистской кинохроники, наполненном тайными энергиями, но лишенном глаголов действия. Дмитрий Волчек