19999

Лев Эммануи́лович Разго́н
1 апреля 1908 - 8 сентября 1999, Москва
Русский писатель, критик, правозащитник. Узник сталинских лагерей. Один из основателей Общества "Мемориал".

Биография
Родился в г. Горки Могилевской губернии в семье рабочего. В 1922 году переехал в Москву. В 1932 г. окончил исторический факультет Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина. В том же году вступил в ВКП(б).
Два года проработал в спецотделе НКВД, которым руководил его тесть Г. И. Бокий. После окончания института стал работать в только что созданном (9 сентября 1933) Детиздате ЦК ВЛКСМ (в н.вр. Издательство «Детская литература»).
Сотрудник НКВД с 1933 года. (Краснов П. «Известный „обличитель сталинизма“, „жертва репрессий“ и постоянный персонаж на телевидении времен Перестройки Лев Разгон „обличал“ „фашистское НКВД“, „ужасы лагерей“ и требовал покаяния. Но упомянул о том, что он сам в 1937 году был штатным сотрудником НКВД, а его высокопоставленный брат Израиль (крупный армейский политработник) предал своего лучшего друга.»)
В апреле 1938 года арестован. Провел в лагерях 17 лет. Освобожден в 1955 году. Реабилитирован, восстановлен в партии.
После осовобождения вернулся к работе редактора, одновременно занимаясь созданием книг о путешественниках и ученых для детей. Тогда приступил к написанию мемуарной прозы, которая стала издаваться только в конце 80-х и принесла ему широкую известность.
В 1993 году подписал «Письмо 42-х». Был много лет членом Комиссии по вопросам помилования при Президенте РФ.
Похоронен на Востряковском кладбище.

Семья
Первая жена - Оксана Бокий. Была репрессирована. Погибла в лагерях.
Вторая жена - Рика Берг. Прожила с Разгоном до самой своей смерти (1991 г.)
Википедия.
***
Борис Жутовский. Покаяние - задача государственная.
Лев Разгон рассказывал вам что-нибудь о своем тесте?

– В «Непридуманном» у Льва Разгона есть рассказ о нем. Вспоминая этот Левин рассказ и связывая его с вашим вопросом, думаю, не много ли всего навесили на Глеба Бокия. Все эти «расстрельные тройки», «пьяные оргии на даче», о которых не раз приходилось слышать, – настоящая «деза». Не зря мы с Левой ходили морду бить тому товарищу, что оболгал и Бокия, и его дочь Оксану, жену Льва Эммануиловича, в «Булгаковской энциклопедии». Бокий вообще не пил, причем даже за столом у товарища Сталина. Историк и писатель Натан Яковлевич Эйдельман, когда затевались споры, связанные с историей, теребя пуговицу рубашки на толстом пузе и пыхтя как паровоз, говорил: «Ребята, вы не можете понять, что каждое время имеет свою систему взаимоотношений и свою систему ценностей». Нельзя утверждать, что отношения Михаила Ромма и «вождя народов» в точности повторяли отношения Пушкина с императором Николаем I. Должен вам сказать, что у Левы в друзьях были и Яков Джугашвили, и сын Свердлова, ставший позднее одним из самых отвратительных следователей. После возвращения из лагеря Лева перестал с ним общаться и даже здороваться. Все гораздо сложнее, чем вам кажется. С мерками «плохой-хороший» эпоху не раскусить. Лева был вполне себе советским человеком. И хотя Лева и поражал меня безмерным и алчным любопытством, уверен, – и в уверенности своей непоколебим, – всей правды о тесте он не знал и не мог знать. Во-первых, одна из главных особенностей той власти – засекреченность всего и вся, во-вторых, Бокий, по рассказам не только Левы, но и всех его знавших, был человеком немногословным и крайне нелюдимым. Ходил в драном плаще с потертым кожаным портфелем. Не любил и не участвовал ни в каких партийных пьянках и застольях. Был из семьи ученых-разночинцев. Дочери Бокия Оксане шел двадцать первый год, когда ее арестовали. Она была диабетичка и погибла на пересылке Выгвоздино. Последовательность, с которой сажали, была такова: сначала Глеб Бокий, потом забрали его жену, потом Леву, потом Оксану, вслед за Оксаной – ее сестру… Всей правды нам с вами не добыть, а вот с симпатиями своими разберитесь, потому как Лев Разгон был человеком редкостной красоты, обаяния и нравственности.

– Надо сказать, Лева потому и выжил на свете, что был человеком удивительно легким. В нем не было того горького недоумения, которое не покидало многих зэков. И это притом, что Лева знал, кто и как его предавал… Лева и к Солженицыну относился с почтением, как к человеку, который сделал важное дело, хотя со многими постулатами «Архипелага» был категорически не согласен. Система выводов, необходимая Солженицыну в силу конструкции его произведения, казалась Леве натянутой, потому что разнообразие подлости не давало возможности систематизации и выводов из этого бесконечного дерьма. Я сказал «он был человеком легким», но это не означает глупым. Генетика и появившийся за семнадцать лет лагерей способ выживать сделали его таким человеком. Несмотря на свой возраст, он был активным членом «Мемориала», делал все, чтобы увековечить память сталинского политзэка. Я думаю, он бы порадовался, если бы такой памятник был, но не стал бы горько недоумевать, если бы его не было."