Спущенный с «Голубки» баркас случайно задел крайний из причальных столбов. Бочки с сахаром и патокой, которыми были до отказа забиты нос и корма, зашатались со страшным скрежетом.

— Эй, вы там, осторожнее! — прикрикнул с кормы на гребцов капитан Рауз, увидев, как накренился баркас.

Сидевшей прямо напротив капитана Кэролайн пришлось ухватиться за край дощатого сиденья, чтобы сохранить равновесие. Ноги в туфлях-лодочках соскользнули с объемного чемодана, обитого кожей. Большая корзина с крышкой, стоявшая у нее на коленях, грозила опрокинуться. Кэролайн успела подхватить и водрузить ее на место, иначе драгоценное содержимое могло исчезнуть в волнах залива. Поставив ноги опять на чемодан, она настолько сильно сжала толстую ручку корзины, что даже побелели костяшки пальцев. Если бы Кэролайн знала, как выдает ее волнение (от которого она испытывала настоящую дурноту) судорожно сжатая рука, то заставила бы себя ослабить хватку.

Было бы унизительно дать понять этим молчаливо сидящим вокруг нее мужчинам, с каким опасением она ждала предстоящего приема. Кэролайн старалась не встречаться с ними глазами, и, когда вглядывалась за спины упорно гребущих матросов в незнакомую ей пока землю, которой суждено было стать ее новым домом, поза девушки одновременно выражала гордость и одиночество.

Ее взгляд оставался непроницаемым, хотя в душе царило смятение. Она жадно всматривалась в неприветливый серый берег, в земляные укрепления на вершине пологого склона и грубо сколоченный деревянный причал. За причалом расстилались пастбища — примерно сотня акров земли, отвоеванной у громадной территории леса. На зеленой глади лугов то тут, то там виднелись ряды крошечных, похожих на коробки сараев. Что это могло быть? Рыбацкие лачуги? Вряд ли, чтобы горстка маленьких убогих домишек и составляла город, который, как представляла себе Кэролайн, раскинется перед ней на берегу залива.

С моря дул бодрящий утренний ветерок, неся с собой острый запах рыбы и морской соли. Игриво плеснула волна, брызнув ей на щеку и слегка намочив накидку. Кэролайн подняла руку и своими тонкими длинными пальцами стерла с лица капли влаги. Стояла ранняя весна 1684 года. Дома, в Англии, сейчас было прохладно и туманно. Но здесь мартовский воздух оказался просто холодным, несмотря на то, что солнце светило до неприличия ярко. Кэролайн мрачно напомнила себе, что она не в Англии и вряд ли когда-нибудь увидит ее вновь.

Девушка иначе представляла себе Сейбрук. Письма сводной сестры Элизабет изобиловали прекрасными описаниями ее дома в Коннектикутской колонии. На протяжении всех трудных лет, вплоть до этой минуты, каждый удар весел приближал ее к встрече. Кэролайн вспоминала письма сестры. Давая волю воображению, девушка создавала в мыслях картину утопающего в зелени рая, куда в любую минуту могла вернуться, стоило только закрыть глаза. Но действительность всегда уступает мечтам. Поэтому лелеять надежды на теплый прием сестры тоже особо не стоило. Хотя, по совести говоря, при данных обстоятельствах Элизабет трудно было бы обвинять. Во-первых, Кэролайн была намного моложе, а во-вторых, они очень давно не виделись и сестра, должно быть, почти забыла ее.

— Эгей, на берегу! Даниэль Мэтисон!

Крик капитана Рауза раздался так близко от нее и так неожиданно, что Кэролайн даже подпрыгнула. Она обеими руками вцепилась в ручку корзины и плотно сжала губы, чтобы не сказать какую-нибудь колкость. Но ее лицо продолжало сохранять безразличие. Девушка лишь гневно взглянула на капитана. Человек на причале, которого он приветствовал, судя по фамилии, приходился родственником ее сестре. Сердце Кэролайн забилось чаще, однако выражение лица осталось прежним. Жизнь научила ее, что маска высокомерного достоинства гораздо эффективнее открытого проявления любых эмоций.

Баркас повторно ткнулся носом в причал. Один из матросов спрыгнул на деревянный настил, чтобы подхватить трос и привязать судно. Кэролайн стиснула зубы. Скоро она все узнает.

— Подъем, барышня. — Капитан Рауз взял Кэролайн за локоть, почти приподняв ее с места. — Эй, как тебя там, Хоумер, помоги мисс Везерби. Э-эй, Даниэль Мэтисон!

Морщась от сотрясавшего барабанные перепонки крика и не обращая внимания на протянутую матросом руку, Кэролайн без посторонней помощи перебралась на дощатый настил причала. Неожиданно ей показалось, что доски прогнулись под ее тяжестью, и она на миг потеряла равновесие. Мужская рука ухватила ее за предплечье, не дав упасть.

— Ну-ну, осторожнее, тебе еще потребуется время, чтобы снова привыкнуть ходить по земле, — предостерег грубоватый голос.

Кэролайн резко высвободила руку. Пожав плечами, матрос вернулся к своим делам. Капитан Рауз спрыгнул на берег рядом с Кэролайн, сильно толкнув ее при этом. Еще несколько баркасов с «Голубки» пришвартовались к причалу и стали сгружать товар и высаживать остальных пассажиров. Тем временем из галдящей толпы, специально собравшейся понаблюдать за разгрузкой корабля, вышел мужчина в широкополой шляпе.

— Чем могу быть полезен, Тобиас? — Даниэль Мэтисон, а это явно был он, сердечно приветствовал капитана «Голубки». Высокого роста, с золотисто-каштановой шевелюрой и обветренным лицом, Даниэль был не лишен привлекательности, несмотря на весьма скромный наряд и коротко подстриженные волосы, свидетельствовавшие о принадлежности к «круглоголовым»[1] Его голубые глаза с интересом рассматривали Кэролайн. Девушка встретила его взгляд с ледяным спокойствием. Ни за что на свете она не позволит заметить ее волнения, ставшего до тошноты острым, так что ей пришлось стиснуть зубы.

— Мэт здесь?

— Нет, он пошел домой. Сказал, что ничего не ждет и у него слишком много дел, чтобы впустую тратить время, глазея, как судно пристает к берегу.

Капитан Рауз издал короткий смешок.

— Похоже на Мэта. — Взглянув на Кэролайн, он сразу снова стал серьезным. — Дело в том, что у меня для него кое-что есть. Эта юная… леди, если быть точным…

— Что?!

Даниэль перевел изумленный взгляд на Кэролайн. На ее лице не дрогнул ни один мускул.

— Она утверждает, что является сестрой его жены. И приехала сюда, чтобы поселиться у него в доме.

— Впервые об этом слышу. — От удивления у Даниэля расширились глаза и сжались губы.

Но прежде чем он смог продолжить свою речь, Кэролайн с холодным достоинством вмешалась в разговор. Она не ребенок и не слабоумная, чтобы обсуждать ее в ее же присутствии.

— Я Кэролайн Везерби. Эфраим Мэтисон — муж моей сестры Элизабет. Судя по вашей фамилии, вы с ней, вероятно, родственники. Может быть, будете столь любезны и отведете меня к ней.

— Да хранит нас Господь! — Удивленный тон Даниэля полностью соответствовал выражению его лица. Не отвечая прямо на просьбу девушки, он начал быстро и вместе с тем внимательно рассматривать ее лицо и фигуру.

Глаза Кэролайн сузились от возмущения: ее словно взвешивали на весах, причем результат явно свидетельствовал не в ее пользу. Хотя ни один еще мужчина не находил ничего отталкивающего во внешности Кэролайн. Ни в лице, с его тонкими ровными чертами и большими миндалевидными карими глазами, казавшимися янтарными за счет своего золотистого оттенка. Ни в выбивающихся из-под капюшона гладко зачесанных назад черных волосах. Надетая на ней широкая накидка скрывала детали фигуры. Но уже сама эта накидка из темно-красного бархата, купленная еще во времена, когда отец Кэролайн мог позволить себе такие подарки, и сохраненная в последующие тяжелые годы, вызывала недовольство Мэтисона. Судя по тусклым оттенкам коричневого, серого и черного, которые преобладали в домотканой одежде собравшихся на пристани, один только яркий цвет должен был раздражать. Несколько человек из толпы и впрямь уже бросали на девушку осуждающие взоры. Еще суровее взирали на нее пассажиры «Голубки». Каким-то непостижимым образом (как, впрочем, всегда бывает в узком замкнутом кругу людей) они узнали о незавидном положении девушки. Наблюдая, как пассажиры приветствуют друзей и знакомых из числа колонистов, Кэролайн подумала: «Скоро эта история станет достоянием всего городка». Уже несколько человек что-то шептали на ухо встречавшим, украдкой оглядываясь в ее сторону. От этих взглядов у Кэролайн окостенела спина, но она ничем не выдавала своих чувств, по поводу того, что явилась предметом пересудов.

— Ты еще не знаешь самого плохого, — мрачно усмехнулся капитан Рауз, которого, несомненно, радовала перспектива скорого избавления от обузы. — Мисс Везерби должна мне деньги за проезд. Она всю дорогу уверяла меня, что ее зять заплатит.

— Как это? — в голосе Даниэля чувствовалось смятение.

— Эта молодая, э… леди села на корабль незадолго до отплытия, причем обманным путем. Она уговорила моего старшего помощника принять плату за проезд не деньгами, а ценной брошью. Но камешки оказались фальшивыми. Ей не повезло, с нами на корабле ехал ювелир, иначе узнали бы об обмане, только когда попытались бы продать ее безделушку. Не сомневаюсь, именно на это она с самого начала и рассчитывала.

— Я устала вам повторять: я не имела ни малейшего представления о том, что камни фальшивые. Эта вещь принадлежала моей матери. Я считала брошь настоящей. — Эта гневная тирада прозвучала прежде, чем Кэролайн сумела себя сдержать. Ее глаза, обращенные на капитана Рауза, пылали гневом. Затем она взяла себя в руки и усилием воли стерла с лица эмоции, снова надев непроницаемую маску. Высоко подняв голову, девушка готовилась дать отпор Мэтисону, который, явно сбитый с толку, все еще стоял в оцепенении и с недоверием смотрел на капитана Рауза.

— Сколько? — спросил он с опаской. Услышав ответ капитана, он широко раскрыл глаза и слегка присвистнул. — Мэту это не понравится.

— Я тоже так думаю. Что предлагаешь делать? Может быть, лучше отвести ее в суд и…

— Нет, нет. — Даниэль покачал головой. — Если она и впрямь какая-то родственница Мэта…

— Не будете ли вы так любезны прекратить говорить обо мне в третьем лице и отвести к сестре. Я уверена, она, по крайней мере, будет рада меня видать. — Кэролайн не чувствовала нужной уверенности в своем голосе. Но никто, кроме нее, не подозревал о мучивших девушку приступах нервной рвоты и не замечал влажных от волнения ладоней.

Лицо Даниэля выражало беспомощность. Они обменялись взглядами с капитаном Раузом.

— На твоем месте я предоставил бы Мэту самому разобраться в этой истории. — Капитан пожал плечами.

— Слушаю, сэр. — Явно придя к какому-то решению, Мэтисон кивнул и протянул руку к корзине, которую держала Кэролайн. — Вам лучше пройти со мной, мисс. Я брат Мэта, то есть Эфраима. Хотя это имя ему не особенно нравится.

— Спасибо, я сама понесу корзинку, — холодно сказала она. — Если вы столь любезны, можете позаботиться о моих чемоданах.

— Ее чемоданах? — переспросил Даниэль, когда Кэролайн отошла от них с гордо поднятой головой.

— Их целых три, — с кривой усмешкой ответил капитан Рауз, указывая на кучу багажа, которую его матросы сложили поблизости. — Она та еще штучка, верно? Сама надменность. Интересно, что скажет о ней Мэт?

Даниэль покачал головой и нагнулся, чтобы поставить на плечо чемодан.

— В восторге он не будет, уж это я тебе гарантирую.

Грунтовая дорога, по которой Кэролайн шла вслед за Даниэлем и капитаном Раузом, проходила как раз мимо маленьких домиков, которые она заметила епде с баркаса. При ближайшем рассмотрении те действительно оказались очень небольшими и были сделаны из недавно обструганных и еще не успевших потемнеть досок. Желтоватые квадратики окон были затянуты бумагой или, может быть, тонко выделанной кожей. Почти из каждой трубы шел дым. Между домишками носяиась стайка детишек, за которыми с утомленным видом присматривала девочка постарше. При виде проходящих мимо мужчин и женщины они захихикали, обсуждая странный наряд Кэролайн. Молодая женщина в домотканом платье и белом полотняном чепце (который почти полностью скрывал ее волосы), стоявшая на крыльце своего домика с младенцем на руках, помахала рукой. Ее лицо выражало откровенное любопытство.

— Доброе утро, Мэри, — крикнул Даниэль, подняв руку в знак приветствия.

— Миссис Мэтисон, — эхом отозвался капитан Рауз, дотрагиваясь до полей шляпы.

Фамилия подсказала Кэролайн, что эта молодая особа тоже приходилась родственницей ее сестре. Может быть, золовкой? Она обрадовалась, что Даниэль не остановился, а продолжал двигаться быстрым шагом к окраине деревни.

Пройдя дальше, Кэролайн заметила, что домики лепятся вокруг ровного пространства, служившего чем-то вроде главной площади. В центре ее находилось большое прямоугольное здание, в окнах которого было настоящее стекло. Судя по четырехгранному шпилю на крыше и небольшому кладбищу с левой стороны здания, Кэролайн пришла к выводу, что это местная церковь. Ее догадку подтвердил священнослужитель в белом парике.

Появившись на крыльце, он наблюдал за ними без улыбки, хотя его рука поднялась вверх в ответ на приветствие Даниэля.

— У преподобного отца Миллера такое выражение лица, будто он с утра скушал что-то кислое, — заметил капитан Рауз, когда они отошли на значительное расстояние.

— У них с Мэтом произошла размолвка, и теперь он не слишком жалует всех нас. А Мэта считает безбожником, — пробормотал Даниэль.

Капитан Рауз усмехнулся:

— Вряд ли он рискнет сказать ему об этом прямо в лицо.

— Он, конечно, с придурью, но еще не сошел с ума. Хотя через денек-другой, конечно, не преминет явиться к нам, чтобы разнюхать что-нибудь о ней. — Даниэль сделал жест в сторону Кэролайн.

Плечи девушки напряглись при столь пренебрежительном упоминании ее персоны, но она промолчала. С каждой минутой, по мере приближения к дому родни, ее мучили все более мрачные предчувствия. Кэролайн слишком нервничала, чтобы позволить себе поссориться со своими провожатыми.

Примет ли ее Элизабет как родную? Если нет, то, что ее ждет? Вскинув голову, Кэролайн запретила себе тратить силы на пустые догадки.

Центр деревни остался позади, и теперь вокруг простирались лишь широкие, усеянные пнями поля, отвоеванные у темного, веющего прохладой девственного леса, который на милю ирзвышался стеной по обеим сторонам дороги. В цивилизованной Англии сельская местность имела аккуратный, ухоженный вид. Поросшие травой луга, хорошо возделанные фермерами поля, окаймленные низкими каменными заборами или живой изгородью. Но здесь буйствовала дикая природа. И разве могло сравниться удивление Кэролайн, по поводу того, что деревянные лачуги представляют собой жилые дома, с шоком, когда она поняла: эта площадь с церковью и кучка похожих на коробки домиков и есть Сейбрук. Весь Сейбрук. И, что кроме окрестных ферм, ей больше ничего не увидеть.

По дороге им встретился человек в кожаной куртке, он вел в деревню прихрамывавшую лошадь. Даниэль и капитан Рауз обменялись с ним приветствиями, но не остановились поговорить, хотя, судя по любопытному взгляду на Кэролайн, незнакомец явно не прочь был узнать, кто она такая. И вновь Кэролайн мысленно поблагодарила своих провожатых за сдержанность и молчаливость. В своем ярко-красном оперении, на которое дома не обратили бы ни малейшего внимания, она была как птица кардинал среди воробьиной стаи. Девушка едва сдерживалась, чтобы не спрятать под капюшоном почти все лицо. Но гордость не позволяла ей этого.

— Сюда. — Даниэль, шедший немного впереди с чемоданами на обоих плечах, свернул с дороги на тропинку.

Капитан Рауз проследовал за ним, неся на плече третий чемодан. Кэролайн ужаснулась, когда увидела, что тропа ведет к лесу, но у нее не было другого выхода. Плотнее прижав к себе корзинку, она двинулась вслед за мужчинами, каждый раз осторожно выбирая, куда поставить ногу.

С первых же шагов ее со всех сторон обступили сумеречные тени. Ветви и листья громадных деревьев плотным кружевом переплелись над самой головой, закрывая солнце. Какие-то прохладные на ощупь ползучие растения хлестали по лицу. Сам воздух, казалось, был напоен щебетом птиц и криками животных. Мужчины, не останавливаясь ни на минуту, быстро продвигались вперед. Кэролайн едва различала их спины. Собрав всю свою храбрость (не затем она заехала так далеко и столько вынесла, чтобы спасовать перед лесом, каким бы страшным он ей ни казался), девушка поспешила следом. Ни один ее провожатый не удосужился придерживать ветви, поэтому Кэролайн приходилось одновременно держать корзину и уклоняться от нависших над головой сучьев. Крупная ветка спружинила от спины капитана Рауза и больно ударила ее по лицу. Девушка вскрикнула, схватилась рукой за щеку и с гневом уставилась на обидчика, который, ничего не заметив, продолжал свой путь. Затем он исчез за поворотом тропинки, и Кэролайн осталась одна. Волосы зашевелились у нее на затылке, когда она представила, что, может, в этот самый момент какие-то звери следят за ней из чащобы голодными глазами. Есть ли у них в Коннектикутской колонии медведи? А волки? Оглянувшись вокруг, девушка вздрогнула и, подхватив одной рукой юбки, чуть ли не бегом бросилась вслед за мужчинами.

За свою жизнь Кэролайн объездила Англию вдоль и поперек, причем путешествовала не в самых роскошных условиях. Она сопровождала отца, который зарабатывал им на жизнь игрой в карты и кости. Подобный род занятий был распространен прежде всего в городах. Поэтому Кэролайн хорошо знала городскую жизнь, в отличие от сельской. Этот дикий, примитивный мир был ей совершенно чужд. При взгляде на тенистые лесные заросли у нее мурашки забегали по коже. Сомнения в том, что она совершает огромную глупость, решившись приехать сюда, уже давно зрели в глубине сердца. Но сейчас эти сомнения переросли в твердую уверенность. Хотя какой еще выход у нее был? Она поступила так от отчаяния, потому что не к кому было обратиться и некуда было идти. Не на панель же!

Выйдя наконец из леса, Даниэль остановился, и капитан Рауз тут же догнал его. Кэролайн, поспешно опустив юбки, появилась из-за деревьев.

— Вот и пришли. Мы оставим это здесь. — Даниэль с явным облегчением поставил чемоданы на землю. — Пока Мэт не решит, как лучше всего поступить.

— Это разумно, — с одобрением заметил капитан Рауз, освобождаясь от своего груза.

Кэролайн прекрасно поняла их нежелание нести дальше тяжелую поклажу: мужчины опасались, как бы не пришлось тащить все обратно. Нервная судорога снова свела ей живот. Мэтисон и Рауз не думали, что родня обрадуется приезду, и, возможно, они были правы. Но ведь Элизабет ее сестра. С другой стороны, они не видели друг друга с тех пор, как Кэролайн исполнилось семь. Боже, неужели прошло целых пятнадцать лет?!

Отстав от мужчин на шаг, девушка поправила капюшон и очистила юбки от налипших на них листьев и мелких веточек. Она впервые увидела цель своего путешествия. Ракурс сбоку позволял одновременно разглядеть и сам дом, и надворные постройки, и окружающие поля. По крайней мере, картина не очень разочаровывала. В городе дома мало, чем отличались от жалких хижин. В этой же ферме чувствовались комфорт и достаток.

Дом был двухэтажным, с высокими узкими застекленными окнами и массивной парадной дверью. Верхний этаж нависал над нижним, что, по всей вероятности, было задумано специально с целью уберечь нижние комнаты от превратностей погоды. Кроме того, создавалось впечатление, что верх планировалось использовать в качестве наблюдательного пункта, откуда, в случае необходимости, вести обстрел. Видимо, в столь дикой стране такая возможность возникала достаточно часто. Дом был построен из грубо обтесанных бревен, по обеим сторонам крыши виднелись огромные печные трубы, сложенные из найденных неподалеку камней. Позади располагался скотный двор с загоном для коров и лошадей. Маленький мальчик в рубашке с короткими рукавами кормил возле сарая кур и цыплят; чуть поодаль двое мужчин трудились на участке поля, отвоеванного у лесной чащи. Вблизи от дома какой-то подросток помешивал в висевшем над костром котелке. У его ног лежал черно-белый пес смешанной породы. Едва завидев Даниэля, капитана Рауза и Кэролайн, пес вскочил и с отчаянным лаем бросился им навстречу.

— Мэт вон на том поле, — сообщил Даниэль. Затем поприветствовал юношу у котелка (тот помахал в ответ) и направился дальше. Следом за ним двинулись капитан Рауз и Кэролайн. — Прекрати же, Рейли, что у тебя за манеры, — снисходительно пожурил пса Даниэль, когда тот с яростным рычанием подскочил к ногам капитана Рауза.

Капитан, нисколько не изменившись в лице, оттолкнул собаку носком сапога, как будто ему часто приходилось отражать нападение собак размером с небольшого пони. Наткнувшись на препятствие, пес начал галопом скакать вокруг всех троих, заливаясь диким лаем. Затем, к ужасу Кэролайн, переключил внимание на нее.

Кэролайн никогда не имела дела с собаками, а этот экземпляр, помимо огромных размеров, обладал поистине бессчетным количеством блестящих острых зубов, которые, все до единого, обнажил в зверском оскале, прежде чем напасть на нее.

— Ой! — Несмотря на все попытки сохранить достоинство, девушка не смогла сдержать визгливого возгласа.

— Будет очень жаль, если окажется, что вы боитесь собак, — заметил Даниэль. Судя по тону, его почти забавляло то, как она, еще крепче прижав к себе корзинку, быстро развернулась спиной к ужасному чудовищу.

— Да, очень жаль, не так ли? — При обычных обстоятельствах голос Кэролайн отличался мягкостью и приятным тембром, можно даже сказать, звучал весьма мелодично. По этому поводу ей нередко делали комплименты. Но из-за того, что девушка изо всех сил пыталась сохранять холодное равнодушие, когда пес схватил зубами и начал неистово трепать край ее накидки, голос прозвучал грубо и хрипло.

Мужчины и пальцем не пошевелили, чтобы ей помочь. Оба лишь ухмылялись во весь рот, наблюдая за неравной борьбой. «Интересно, — подумала Кэролайн, — а если этому чудовищу вздумается вонзить клыки в меня, будут ли они по-прежнему забавляться происходящим?» И решила, что, скорее всего, будут. Скрипя от бессилия зубами, стараясь одновременно унять и нарастающий гнев, и неотступный панический страх, она осторожно попыталась высвободить из пасти край накидки. Собака не уступала. Ткань подола начала рваться, пес тянул все сильнее — и вдруг случилось непоправимое. Хрупкая застежка, запиравшая корзину, сломалась (этого Кэролайн опасалась все утро), крышка поднялась и оттуда высунулась пушистая черная головка. Ужаснувшись, девушка сделала отчаянную попытку запихнуть кошку обратно, но было уже поздно. Миллисент потребовалось всего мгновение, чтобы оценить ситуацию. С истошным мяуканьем она перескочила через край корзины и умчалась прочь.

— Это что еще за ?..

Конец фразы Кэролайн уже не слышала. Замерев на мгновение, пес быстро пришел в себя, выпустил изо рта подол накидки и бросился в погоню за кошкой. Его сумасшедший лай смешался с воплем Кэролайн, когда ее любимица чуть не угодила в зубы ужасного чудовища. Не думая больше ни о достоинстве, ни о страхе, Кэролайн отшвырнула в сторону корзину, подхватила юбки и кинулась на помощь. Однако Миллисент, судя по всему, не собиралась дожидаться, пока ей придут на выручку. Она юркнула под загородку скотного двора, в то время как чуть отставший от нее Рейли перемахнул сверху.

— Миллисент! Стой! — закричала Кэролайн. Та не обращала никакого внимания на ее истошные вопли. Куры с кудахтаньем бросились врассыпную, а кошка с собакой носились среди них из стороны в сторону. Мальчик, кормивший птиц, уронил миску с кормом и чуть было не потерял равновесие, когда Миллисент прошмыгнула у него между ног. Рейли вовремя рванул в сторону, иначе сбил бы с ног парнишку. С тем же раздирающим душу лаем пес продолжал преследовать свою жертву. Мальчик что-то крикнул и присоединился к погоне.

— Миллисент! Господи, да неужели никто не может отогнать эту проклятую собаку?! — с отчаянием воскликнула Кэролайн.

Она ухватилась за верхнюю часть загородки, подтянулась и спрыгнула вниз, приземлившись в самой гуще среди мечущихся кур, бегающих собаки, мальчика и кошки. Даниэль кричал на Рейли, приказывая тому вернуться. Его команды, как показалось Кэролайн, время от времени прерывались приступами хохота. Мужчины в поле, оторвавшись от работы, наблюдали за происходящим. Один из них что-то крикнул, но Кэролайн не расслышала слов.

Миллисент стрелой пронеслась через весь двор и, юркнув под загородку, мгновенно очутилась с другой стороны. Рейли и мальчик помчались за ней. Кэролайн, подвернув накидку, так что видны были белые нижние юбки и мелькавшие стройные икры, бросилась следом. Добежав до загородки, мальчик остановился и, повиснув на ней, проводил взглядом мчащихся через поле животных. Когда Кэролайн взобралась на изгородь и перепрыгнула через нее, он крикнул ей вслед: «Осторожно, там бык!» Но девушка так сосредоточилась на погоне, что смысл сказанного дошел до нее, когда она уже добежала почти до середины луга.

Бык?!

Кэролайн едва не упала, на долю секунды потеряв равновесие. Взгляд, прикованный к бегущим впереди кошке и собаке, описал широкую дугу. То, что она увидела, буквально пригвоздило ее к земле. Рот девушки открылся, глаза округлились от ужаса. Руки, придерживающие юбки, безвольно опустились.

Там действительно был бык. Черный, как сам Сатана, и огромный, как колосс, и он смотрел прямо на нее с расстояния не более дюжины ярдов.

На мгновение, показавшееся ей вечностью, Кэролайн и чудовище уставились друг на друга. Затем, словно вспомнив поговорку, что осторожность — лучшая часть доблести, Кэролайн вновь подхватила юбки, развернулась на сто восемьдесят градусов и стремглав припустилась назад, за надежную ограду скотного двора. Ее темно-красная накидка развевалась, словно знамя.

Позади раздался ужасающий рев: исчадие ада бросилось в погоню.

— Беги!

Мальчик с изгороди кричал ей что-то ободряющее, но Кэролайн не различала слов. Страх почти оглушил и ослепил ее. Глаза видели только ограду, а в ушах раздавались лишь сопение и храп исполинской твари.

— Ну, давай же, давай!

Мальчик продолжал ее подбадривать, но в этом не было необходимости. Самый лучший бегун во всем Лондоне не мог бы показать такой скорости, которую в то утро развила Кэролайн. Она неслась, словно взявшая след гончая. Злобный рев чудовища и топот его копыт подгоняли ее.

Кэролайн визжала от страха. Мальчик вопил, раскачивая ограду. Мужчины и юноши сбежались со всех сторон на скотный двор.

Ей казалось, она чувствует горячее дыхание зверя уже на затылке. До изгороди оставалось еще несколько шагов.

— Плащ! Бросай плащ! — выкрикнул Даниэль, бросившись ей на помощь.

Кэролайн крепче зажала в кулаке юбки — оступиться и упасть в данной ситуации было почти равносильно смерти — и, подняв другую руку, дернула за шнурки накидки. Через мгновение та спланировала на землю.

— Молодчина!

От страха она, словно на крыльях, перемахнула почти метровое расстояние, оставшееся до спасительной загородки. Даниэль с другой стороны схватил Кэролайн за руку, рывком поднял вверх и с силой перекинул ее через ограду. Юбка за что-то зацепилась, раздался треск рвущейся материи, и затем, пролетев по воздуху, девушка с громким чмокающим звуком плюхнулась лицом вниз в самую грязь скотного двора.

Пока она лежала, не в силах пошевелиться (болела каждая косточка, дыхания не хватало), откуда ни возьмись появилась Миллисент и потерлась о голову хозяйки. Со стороны леса, за пастбищем, где пасся бык, раздавался неистовый лай Рейли, искавшего кошку, которая каким-то непостижимым для него образом сумела убежать. У Кэролайн не было даже сил застонать, когда ее любимица начала громко урчать.

Некоторое время, показавшееся Кэролайн вечностью, она неподвижно лежала с закрытыми глазами, ничего не воспринимая, кроме жалобного урчания Миллисент, эхом отдававшегося в ушах. Падение буквально выбило из нее дух, не говоря уже о боли физической. Все тело ломило, а сердце продолжало бешено колотиться. Вдобавок ко всему, девушка была уверена, что стоит ей поднять веки, как огромная клыкастая пасть сомкнётся у нее на горле, и пес сожрет ее прямо на глазах ухмыляющихся хозяев. Ведь ни один из них даже пальцем не пошевелил в ее защиту.

Но, поборов наконец страх, Кэролайн решила подняться. Вытянув руку, она сгребла в охапку Миллисент и прижала к своему ноющему от царапин и синяков телу. С большой неохотой открыла глаза, осторожно приподнялась, опершись на локоть, и огляделась. Собаки нигде не было видно. Кэролайн не удержалась от громкого вздоха облегчения. Если не считать хмуро разглядывавшего ее мальчика — того, что кормил кур, — она была одна. Стараясь не делать резких движений, девушка села.

— Па, она жива.

Мальчишка сказал это, обернувшись через плечо, затем вновь взглянул на Кэролайн широко раскрытыми глазами, его черные густые волосы неровной челкой падали на глаза. Девушка заметила, что он изрядно оброс и что на бриджах, на самой коленке, зияла дыра, которую не мешало бы заштопать. У него вообще был неухоженный вид, а манеры, конечно, оставляли желать лучшего. Но этот ребенок — благодарение судьбе! — не ее забота.

Прикрывая глаза от слепящего солнца, Кэролайн посмотрела в ту сторону, куда обращался мальчик, и увидела пятерых взрослых мужчин и подростка, которого раньше заметила возле костра с котелком. Они стояли как раз в том месте, где она совершила недавно свой прыжок. За изгородью всхрапывал и топал копытами чудовищный бык, подбрасывая на рогах остатки того, что еще недавно было ее накидкой. Мужчины разглядывали злобного зверя с таким явным беспокойством за его здоровье, что, будь оно направлено на Кэролайн, можно было бы только радоваться подобному проявлению чуткости. По отношению же к быку их забота буквально сводила девушку с ума.

В ответ на слова мальчика все повернули к ней головы. Шесть пар глаз, в которых сквозил укор, уставились на Кэролайн. Ее внимание привлек старший из тех троих, с кем она еще не была знакома. Если Кэролайн не ошибалась, именно его Даниэль называл Мэтом. Когда Эфраим Мэтисон направился к ней, девушка взглянула на него почти враждебно.

Он был очень высоким мужчиной, даже выше, чем Даниэль, — это было заметно, когда они стояли рядом у забора. Кэролайн оглядела его широкие плечи и мощную грудь, узкие бедра и длинные сильные ноги. Как и на мальчиках, на нем не было ни верхнего платья, ни жилета. Одежду, состоявшую из белой с длинными рукавами рубашки без воротника, черных свободных бридж чуть ниже колен и чулок из серой шерстяной материи, дополняли простые кожаные туфли с квадратными носами. Голова не покрыта, а волосы были такого же редкого, как и у Кэролайн, оттенка черного цвета, что при ярком солнце отливали в синеву. Подобно Даниэлю, он был коротко подстрижен в стиле «круглоголовых», но локоны и волны кудрей, казалось, бросали вызов пуританской скромности.

Еще не успев, как следует разглядеть лица Мэтисона, Кэролайн решила про себя, что муж ее сестры на редкость привлекательный мужчина.

И только когда тот подошел поближе, заметила, что он хромает. Его левая нога, видимо, не сгибалась в колене и мешала ему при ходьбе. Взгляд девушки смягчился. Как, должно быть, унизительно для столь мужественного на вид человека быть обремененным таким физическим недостатком.

Когда Мэтисон приблизился к ней на расстояние нескольких шагов, он остановился и, нахмурясь, стал рассматривать ее, уперев в бедра мощные кулаки. Кэролайн, мысленно взглянув на себя со стороны, подытожила собственные недостатки и едва не поморщилась. От природы девушка обладала высокой и стройной фигурой, когда-то округлой во всех местах. Но тяготы последних месяцев в Англии, а также лишения и трудности по пути сюда свели на нет женственность ее форм. Тело девушки стало тонким, почти прозрачным. К несчастью, наряд (на ней было ее лучшее, когда-то прелестное шелковое платье изумрудного цвета, украшенное рюшами) шился еще до того, как изменилась фигура Кэролайн. Теперь платье висело, вырез спускался гораздо ниже, чем следовало, рукава не обхватывали локоть, а беспомощно болтались; талия была чересчур свободна, а юбка — длинновата. В целом наряд смотрелся словно с чужого плеча. К тому же, после падения с забора его «украшали» прорехи и грязные пятна. Плюс ко всему из когда-то опрятного узла на затылке выбились волосы, так что толстые густые пряди беспорядочно обвились вокруг шеи или спустились на спину. Вдобавок задралась нижняя юбка, почти до колен обнажив ноги. Подытожив все это, девушка поняла с досадой, что вид у нее был еще тот.

Мужчина с неодобрением уставился на голые ноги Кэролайн. Вся прежняя враждебность вернулась к ней с новой силой.

— Эфраим Мэтисон? — В ее голосе ощущался лед.

Он кивнул в подтверждение.

Стараясь не обращать внимание на боль в мышцах, девушка поднялась на ноги и попыталась, хотя и без особого успеха, счистить налипшую на юбку грязь. При этом продолжала крепко прижимать к себе Миллисент. Кошка злобно сверкала глазами на подошедшего. Кэролайн с трудом сдерживала свой не менее гневный взгляд.

Квадратный вырез ее платья сполз с одного бока, обнажив верхнюю часть сорочки и плечо, сверкнувшее молочной белизной кожи. Она резко поправила действующий на нервы корсаж, пока тот наконец не принял более-менее приличный вид. Но вот с огромной прорехой на платье, сквозь которую до самой талии виднелась белая гофрированная нижняя юбка, ничего не могла поделать. Что касается волос, то с Миллисент на руках пришлось оставить их в том же беспорядке. С высоко поднятым подбородком и стараясь не думать, что ее лицо, скорее всего, такое же грязное, как и платье, Кэролайн встретила взгляд Мэтисона. Еще никогда в жизни ей не приходилось попадать в столь отчаянно невыгодное положение, но она скорее умрет, чем покажет свои чувства окружающим.

— Можете считать, что вам повезло, — произнес мужчина бесцеремонным тоном. — Вы не причинили вреда моему быку.

После всего, что ей пришлось пережить, это было уж слишком. Кэролайн судорожно втянула в себя воздух, пытаясь собрать остатки самообладания.

— Я не причинила вреда… вашему быку?! — Она кипела от гнева, глаза ее горели негодованием. — Да эта тварь чуть меня не прикончила. К черту вашего проклятого быка, вот что я вам скажу!

— Закрой свой непотребный рот, женщина!

Этот раздавшийся позади нее крик заставил Кэролайн подпрыгнуть, и она чуть не выпустила из рук Миллисент. Схватив рвущуюся на свободу кошку, Кэролайн обернулась и обнаружила в нескольких шагах от себя пастора. Похоже, он куда-то направлялся, однако вырвавшееся у нее проклятие остановило преподобного отца Миллера. На его, с резкими, заостренными чертами, лице, казавшемся особенно красным под завитками белого парика, ясно читалась неприкрытая ярость.

— О, Боже мой, — пробормотала Кэролайн, вздрогнув от неожиданного появления священника.

Девушка не меньше пастора ужаснулась словам, сорвавшимся у нее с языка. Она полагала, что, научившись стойко переносить превратности судьбы, навсегда избавилась от свойственной ей горячности и чрезмерной прямолинейности. И надо же было случиться, что и этот проклятый пастор, и предполагаемые новые родственники стали свидетелями ее вновь проснувшейся несдержанности!

— Итак, ты не только воровка, проститутка и лгунья, ты еще и богохульствуешь! — Голос священнослужителя звенел презрением, а его взгляд, словно множество острых лезвий, пронзил Кэролайн насквозь. Затем пастор перевел глаза на стоящего у нее за спиной мужчину. — Эфраим Мэтисон, если ты еще не отверг эту бессовестную женщину, я призываю тебя сделать это немедленно, и притом публично! Когда один из моих прихожан рассказал мне о ее предосудительном поведении на борту корабля, я содрогнулся и поспешил предостеречь тебя! Но, кажется, этого не требуется; она сама выдала себя!

От страстных обличений пастора дрожал воздух. Глаза Кэролайн вспыхнули, и она открыла рот, чтобы защитить себя, причем в выражениях, значительно более крепких, чем подсказывало благоразумие. Однако, прежде чем она смогла вымолвить хотя бы слово, на ее плечо легла сильная горячая рука и слегка сжала его, словно останавливая от непродуманных действий.

— И тебе тоже от всего сердца, добрый день, отец Миллер!

В приветствии Мэта звучал холодный сарказм, но Кэролайн была слишком озабочена реакцией, которую вызвало его прикосновение, чтобы задуматься о причинах столь странного тона. У нее мурашки пошли по коже. «Неужели всякий раз, когда мужская рука прикоснется к ней, она будет чувствовать отвращение», — пронеслось у Кэролайн в голове, когда она через мгновение высвободила плечо. Вскоре ненавистное ощущение прошло, и девушка снова сосредоточила внимание на диалоге мужчин.

Переводя взгляд с одного на другого, Кэролайн заметила, что выражение лица ее зятя было еще более неприязненным, чем тон. Впервые разглядывая его так близко, девушка поразилась еще и тому, что выражение холодного отвращения, с каким Эфраим взирал на пастора, ничуть не портило смуглого великолепия черт его лица. Они могли бы украсить любую классическую статую. Точеные скулы и рот, прямой нос и крупный, правильной формы рот, причем нижняя губа была чуть полнее верхней. Глубоко посаженные глаза под густыми прямыми черными бровями. Цвет глаз вызывал в памяти голубизну неба, и этот светлый оттенок настолько контрастировал с загорелой, потемневшей от солнца кожей лица, что уже сам контраст производил сильное впечатление. Единственной деталью, вносившей разлад в гармонию его лица, был шрам. Белый и неровный, он пересекал левую щеку от края глаза почти до верхней губы. Если бы не этот шрам, Кэролайн, не задумываясь, назвала бы Мэта самым красивым мужчиной, которого она когда-либо встречала в жизни.

К счастью, он не заметил, как девушка в упор разглядывает его. Все внимание мужчины было приковано к священнику.

— Я требую, Эфраим Мэтисон, чтобы ты навел порядок в своем доме и публично разоблачил эту многогрешную женщину, — истошно вопил пастор.

Губы Мэта сжались, глаза сузились.

— Не тебе указывать мне, как наводить порядок в моем собственном доме, Иоахим Миллер. А также осуждать незнакомого тебе человека, не имея на то доказательств.

— Доказательств?! — священник злобно хихикнул. — Доказательство ее богохульства я только что слышал собственными ушами. А о том, что она воровка и лгунья, свидетельствуют пассажиры, плывшие вместе с ней на «Голубке». Если хочешь, спроси у Тобиаса, я не сомневаюсь: он все подтвердит. Что же касается доказательства того, что она проститутка, — стоит лишь взглянуть, как она демонстрирует себя в столь непотребном платье. Это вызов нормам приличия, вот что это такое. Ее следует немедленно заковать в колодки, а затем отослать обратно за океан, в ту Гоморру[2], откуда она прибыла.

— Думаю, я сам, без твоей помощи, справлюсь с собственными делами.

— И ты смеешь противопоставлять себя слову Господа?!

— Я с благоговением выслушаю слово Господа, но не желаю больше слушать твою болтовню. Уйди с моих глаз, отец Миллер, пока у тебя еще есть шанс уйти по-хорошему.

— Итак, теперь ты дошел до того, что угрожаешь носителю священного сана. Ты ответишь за свои действия, Эфраим Мэтисон! — Пастор отвернулся, его подбородок трясся от гнева. — И горько пожалеешь об этом, я тебе обещаю! — В своих развевающихся одеждах он резко пересек скотный двор, направляясь к тропе, видневшейся между деревьями.

— По-моему, ты поступил неразумно, Мэт. Пастор и так настроен к нам враждебно, может быть, не стоило злить его еще больше.

Не совсем уверенно прозвучавшие слова Даниэля заставили Эфраима и Кэролайн поднять на него глаза. Из-за перепалки Мэта со священником девушка не заметила, как они подошли. И теперь Даниэль, а с ним мужчина помоложе (судя по сходству, тоже брат) и еще один с рыжеватыми светлыми волосами и еле заметной улыбкой, а также оба мальчика — все полукругом обступили Мэта. Тобиас Рауз стоял немного в стороне, нахмурясь и покачивая головой.

— Знаешь, а Даниэль прав, — проговорил светловолосый.

Мэт пожал плечами. Это его явно не интересовало. Он внимательно смотрел в янтарные глаза Кэролайн.

— Вы всегда доставляете такую уйму неприятностей? — спустя некоторое время спросил Эфраим.

Кэролайн гордо вздернула подбородок. Мэтисон был явно столь же далек от цивилизованности, как и страна, в которой он жил.

— Я почти никогда никому не доставляю неприятностей, если, конечно, меня не травят чудовищными собаками, не напускают быков и грубых мужчин, — резко парировала девушка. Она старалась снова надеть на себя маску невозмутимости и отстраненности, которая, как ей казалось, уже приросла к ней, став второй натурой. Но это ей удавалось.

Мэт в ответ что-то пробормотал. Стоявший позади него Даниэль начал о чем-то озабоченно говорить, но Мэт сделал жест рукой, призывая его замолчать.

— Из того, что мой брат и Тобиас успели мне сообщить, я заключил следующее: вы приехали из Англии только сегодня утром и, как утверждаете, являетесь близкой родственницей нашей семье. Может быть, теперь, когда вы всех нас оторвали от работы и вызвали такой переполох, который нам вряд ли суждено снова увидеть, потрудитесь объяснить, на чем основаны ваши утверждения?

Глаза Кэролайн заблестели, ей ужасно хотелось наговорить ему колкостей. Но вместо этого она сделала глубокий вдох, неожиданно осознав, насколько глупо было бы вызвать к себе враждебность со стороны этого человека, в чьей поддержке она больше всего нуждалась. Что она будет делать, если он вдруг отправит ее обратно? Об этом даже подумать было страшно.

— Я сестра Элизабет, — спокойным ровным тоном произнесла девушка. — Меня зовут Кэролайн Везерби.

Молодой человек, похожий на Даниэля, издал звук, напоминающий вздох изумления, а юноша и мальчик уставились на нее широко раскрытыми глазами. Взор Мэта на секунду вспыхнул, а затем неторопливо прошелся по всей ее фигуре, прежде чем вновь остановиться на лице Кэролайн.

— Я не вижу сходства.

— Поверьте мне, я именно та, о ком говорю. У меня есть документы, подтверждающие личность. Хотя Элизабет, конечно же, прекрасно меня знает.

— А так вы с ней недавно виделись?

— Вам отлично известно, что мы не виделись с ней почти пятнадцать лет. — В голосе Кэролайн звучал гнев. — Точнее говоря, виделись незадолго до того, как она сбежала из дома с вами.

На секунду рот Мэта исказила гримаса. Затем лицо его снова стало непроницаемым.

— Она говорила о вас, — подтвердил он.

Признание того, что она действительно та, за кого себя выдает, вызвало в душе Кэролайн волну облегчения. Пока она не осознала смысл только что сказанного им.

— Она говорила обо мне? — медленно переспросила девушка, ощутив, как похолодела спина от недоброго предчувствия. — А больше уже не говорит?

— Должно быть, вы не получили моего письма.

— Н-нет. Я от вас писем не получала.

— Я писал вам в прошлом году. Вам и вашему отцу. Он разве не приехал с вами?

— Он умер чуть больше двух месяцев назад.

— А! В таком случае, примите мои соболезнования.

— Спасибо.

В его голубых глазах была какая-то настороженность, казалось, он колеблется и взвешивает то, что собирается произнести. В сочетании с многозначительным молчанием остальных его красноречивая сдержанность подтвердила худшие опасения Кэролайн.

— Элизабет умерла, да? — Несмотря на то, что все в груди девушки сжалось, будто ее терзала чья-то невидимая мощная рука, вопрос прозвучал достаточно ровно.

Мэт закусил губы и кивнул.

— О Боже, нет! — Кэролайн крепко зажмурилась и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь справиться с новым приступом тошноты и головокружения. — О, нет!

Наблюдавшие за ней мужчины хранили тяжелое молчание. Через некоторое время девушка снова открыла глаза, затуманенные от пережитого потрясения.

— Как, как она умерла?

— Она утонула, — скупо сообщил Мэт. — В мае будет два года.

— О, нет! — вновь воскликнула Кэролайн.

Казалось, ничего другого она не могла больше вымолвить. Лица окружавших неожиданно помутнели и стали расплываться. Она заехала в такую даль, так рисковала, чтобы совершить это путешествие, и все напрасно, все напрасно! Эти слова звенели у нее в ушах многоголосым хором. Кэролайн мутило, но она сжала зубы, решив держаться во что бы то ни стало. Однако на сей раз болезнь взяла верх. Коротко втянув в себя воздух, Кэролайн ткнула на ощупь Миллисент в руки изумленному Эфраиму Мэтисону. Прижав руку ко рту, отвернулась и, спотыкаясь в спешке, побежала к сараю, чтобы укрыться от посторонних глаз.

Сарай находился недалеко. Она едва успела добраться до него и завернуть за угол, как упала от слабости на колени. Ее несколько раз стошнило. Когда ей стало чуть получше, девушка отползла немного в сторону. Скорчившись, присела в тени здания и оперлась головой на грубо отесанную деревянную стеяу. Никогда еще она не чувствовала себя так плохо и физически, и морально.

Элизабет была мертва. У Кэролайн не хватало даже сил скорбеть о сестре. В тот момент ее беспокоила только собственная судьба. Она осталась совершенно без средств, одна в чужой стране, где ей не к кому больше обратиться. В Англии, не думая о последствиях, Кэролайн сожгла за собой все мосты. Но даже если бы не сделала этого, у нее не было денег вернуться обратно. Значит, ничего не остается, кроме как сдаться на милость своего не очень-то радушного зятя?

Кэролайн сжалась от отвращения при одной только мысли о подобном унижении.

Между тем Мэт приближался к ней из-за угла сарая. Кэролайн машинально отметила его неровную походку. Как он, должно быть, презирает свою хромоту. Мужчина подходил все ближе и наконец остановился совсем близко от нее. Некоторое время она молчала и только смотрела на него снизу почти отсутствующим взглядом. Затем, сделав над собой усилие, очнулась от раздумий.

— Что вы сделали с моей кошкой?

Миллисент была единственным родным и любимым существом, оставшимся у нее в этом мире, и беспокойство за кошку явилось первой пришедшей в голову мыслью.

— Животное у Даниэля. С ним все в порядке. — Мэт с минуту разглядывал ее. Затем сунул руку в рукав своей рубашки и, вытащив оттуда квадратный кусочек ткани, протянул ей. — Вытрите лицо.

После секундного колебания Кэролайн взяла материю и вытерла лицо. Потом машинально отдала смятый комок Мэту. С едва заметной гримасой недовольства он забрал его и засунул за пояс бриджей.

— Уже лучше. — Мужчина снова оглядел девушку, и его глаза сузились. — Я хорошо помню вашего отца, жеманного, как все роялисты. Вы внешне похожи на него. Я лелею слабую надежду, что это сходство чисто внешнее, но буду рад ошибиться. Тобиас сообщил мне, что вы приехали, чтобы поселиться здесь вместе с нами. Он также сказал, будто вы задолжали ему деньги за проезд, причем наплел такую историю, что в нее трудно поверить. Терпеть не могу воров, но справедливости ради не могу осуждать вас, не выслушав. Итак, мисс Кэролайн Везерби, я даю вам такую возможность, рассказывайте все по порядку, а я послушаю. Большего обещать не могу.

— Не смейте говорить дурно о моем отце!

Глаза Кэролайн пылали гневом, когда она ринулась защищать честь родителя. Надо признать, что хотя при жизни отец не отличался респектабельностью, обладал несметным количеством недостатков и на него не всегда можно было положиться, тем не менее, дочь горячо любила его.

— Почему не смею? Это чистая правда, хотя недостатки Марселла Везерби, конечно, не являются на данный момент центральной темой нашего разговора.

Кэролайн с трудом, но все же встала на ноги. Сжав кулаки, с горящим яростью и гневом взором, она встретила его мрачный взгляд.

— Я не желаю слышать, как вы оскорбляете его память. Он был прекрасный человек, добрый и порядочный.

— Он был развратник, лишенный всякого чувства ответственности, одержимый не только безрассудной любовью к изменнику королю, а также прочими не особенно добродетельными чертами характера. — Голос Мэта звучал сухо.

— И это говорит отпрыск семьи цареубийц![3] Не сомневаюсь, вы запели бы по-другому, если бы король не счел нужным отдать приказ о конфискации имущества всех предателей.

Как рассказывал ей отец, Мэтисоны потеряли земли и состояние в результате реставрации на престоле законного монарха после смерти Кромвеля. В течение последующих нескольких лет некогда могущественный клан влачил довольно жалкое существование на доходы от клочка земли, прежде сдававшегося в аренду. Затем pere[4] Мэтисон, ярый пуританин[5] до конца своих дней, умер, и Эфраим, или Мэт, как его называли, в качестве нового главы семейства принял решение эмигрировать. Несколько членов его семьи покинули Англию вместе с ним, как и Элизабет Везерби, которой в то время исполнилось двадцать. Конечно, выпалить все это в лицо человеку, в чьей помощи Кэролайн нуждалась, было не особенно тактично. И она поняла это сразу же, как только раскрыла рот. Но ее настолько охватил гнев, что сказанное вылетело раньше, чем она успела прикусить язык.

К счастью, Мэт, в отличие от нее, сумел сдержать свои эмоции.

— Правда была на стороне цареубийц. Кто совершил непростительную ошибку, так это первый из Карлов, а сын сделан из того же теста. Но я не собираюсь обсуждать политические вопросы с юной особой, которой еще не было на свете, когда произошли все эти события. Скажите мне лучше, как вам пришла в голову мысль приехать в Коннектикутскую колонию. Разве в Англии у вас не было никого, к кому могли бы обратиться после смерти отца?

Кэролайн с негодованием посмотрела на него, но благоразумие подсказало ей, что следует воздержаться от спора.

— Не было.

— У такой привлекательной молодой девушки, как вы, должен был быть хотя бы один ухажер. Вы не могли выйти замуж?

— Не хотела.

— Вместо этого вы предпочли покинуть дом и родину и пуститься в полное опасностей путешествие в дикие, необжитые места, чтобы поселиться вместе с незнакомыми вам людьми? — Его брови скептически поползли вверх.

— Элизабет мне единственный… была единственным родным человеком. Я хотела ее видеть, хотела быть вместе с ней. Поэтому и приехала. Если бы я знала о ее смерти, то поступила бы иначе.

— Понятно. Итак, мы подошли к самому главному. Решив отправиться сюда, вы заплатили за свой проезд ничего не стоящей безделушкой. Я хотел бы знать, было ли вам известно, что камни фальшивые.

Ресницы Кэролайн дрогнули.

Нет.

— Учтите, мне нужна правда. Я терпеть не могу лжецов.

— Я не лгу!

Мэт задумчиво посмотрел на нее.

— Тобиас показал мне эту вещицу. Она действительно очень красива и весьма неординарна. Настолько, что мне на память пришел очень давний разговор с Элизабет. Она рассказала мне о красивой броши, выполненной, как и ваша, в форме фазана. Ваш отец, говорила она, ставил ее на кон, когда во время игры у него кончались деньги. Хорошо, что в подобных случаях он всегда выигрывал, смеялась Элизабет, поскольку камни на броши были фальшивые и его бы повесили, выплыви обман наружу. Такое сходство той броши и вашей — довольно странное совпадение, не правда ли?

Казалось, его глаза вот-вот прожгут в ней дыру. Кэролайн пришлось сделать над собой усилие и не закрыть веки, чтобы спастись от изучающего взгляда. Вместо этого, скрипнув зубами, она высоко подняла голову.

— Ну что ж, ладно. Я знала, — коротко сказала девушка.

А-а.

— И что это означает? — В ее вопросе слышалась плохо сдерживаемая ярость.

— Это означает, что вам лучше рассказать мне все до конца, пока еще есть возможность. Я все больше склоняюсь к мысли, что следует умыть руки и сложить с себя всякую ответственность за вас. Я уже говорил вам, что терпеть не могу лжецов, но еще меньше мне нравятся воры.

— Вы хотите все узнать до конца? — Губы Кэролайн скривились в горькой усмешке. — Хорошо, я вам расскажу. Последние два года своей жизни мой отец был тяжело болен и не мог нас кормить. Я немного зарабатывала шитьем, но этих денег едва хватало на то, чтобы заплатить за крышу над головой, и уж, конечно, на еду ничего не оставалось. Нам пришлось продать все ценное, и все равно этого было мало. Домовладелец заглядывался на меня, говорил, что я ему нравлюсь. В последние несколько месяцев он не брал с нас платы за квартиру. А когда отец умер, потребовал, чтобы я с ним расплатилась. Сами понимаете, каким образом. — Кэролайн замолчала, ужасные воспоминания захлестнули ее. Руки Саймона Денкера шарят по ее телу, слюнявый вонючий рот жадно целует губы… Сжав кулаки, девушка с трудом подавила рыдания: слезы уже легли ей глаза.

Но нет, хватит унижаться, она не станет плакать в присутствии Мэтисона.

Мэт задумчиво всматривался в ее лицо, его губы были плотно сжаты.

— Не надо на меня так смотреть! — выпалила Кэролайн. — Интересно, чтобы вы сделали на моем месте? Если бы вам ничего другого не оставалось, кроме как воспользоваться папиной счастливой брошкой, вы, вероятно, не считали бы этот поступок столь постыдным.

Казалось, Мэт взвешивает ее слова. Затем он кивнул головой.

— Из двух зол вы выбрали меньшее. Хотя было бы лучше, если бы сразу сказали правду, когда вас об этом спросили.

Кэролайн глубоко втянула в себя воздух. От волнения ее немного трясло. Когда воспоминания о том злосчастном дне накатывались на нее, она почему-то всегда испытывала какую-то странную тошноту и слабость. Вот и сейчас девушка покачнулась, затем резко выпрямилась, опершись рукой о стену сарая. В ее глазах, обращенных на зятя, читалось негодование. Ему легко стоять здесь перед ней и осуждать, легко говорить о высоких моральных принципах, не зная, что такое крайняя нужда и безысходность!

— Мистер Мэтисон, вы ханжа и лицемер от природы или очень стараетесь таким стать?

— Я бы на вашем месте попридержал свой острый язычок. — Выражение его лица неожиданно смягчилось. Мэта явно что-то забавляло. — И не утруждайте себя обмороком, если планируете сейчас именно этот трюк, чтобы завоевать мое расположение. Я уже принял решение возместить Тобиасу стоимость вашего проезда.

— Как мило с вашей стороны. — Сарказм придал ее вежливости ледяной оттенок. Кэролайн держалась очень прямо. Теперь она ни за что не потеряет сознание, даже если умрет, то стоя. — Но думаю, в этом нет необходимости. Полагаю, я смогу обойтись без вашей помощи. — Ее холодное высокомерие словно бальзамом лилось на израненную унижением душу. Должно быть, гордость и темперамент объединились в ней против здравого смысла, но в этот момент Кэролайн верила в то, что говорила.

— Если я не возмещу Тобиасу стоимость вашего проезда, он потребует, чтобы вы предстали перед мировым судьей и были проданы в услужение на то время, которое потребуется, чтобы окупить расходы.

Кэролайн была гордой, но не глупой, поэтому слова Мэта, сказанные спокойным тоном, потрясли ее.

— Неужели подобные вещи разрешены законом?

— Уверяю вас, да.

— Конечно, в этой варварской стране все может быть. Интересно, какими еще гнусностями, кроме обращения людей в рабство, занимаетесь вы, пуритане? — Горечь придала ее голосу резкость.

— Один добрый совет, милая. — Его глаза сузились. — Не очень-то бравируйте своими дурацкими роялистскими убеждениями по эту сторону океана. За такого рода болтовню у нас сурово наказывают.

— А так я должна все время жить в страхе, дрожать перед вашим пастором с кислым лицом и ему подобными?

— Довольно! Я больше не потерплю дерзостей, предупреждаю вас. Если вам суждено стать членом моей семьи, потрудитесь вести себя надлежащим образом. Что означает, по меньшей мере, следующее: не воровать, не лгать, не богохульствовать и не пускаться в роялистские разглагольствования.

Если бы Кэролайн хоть в малейшей степени была в состоянии что-либо замечать, она бы уловила мелькавшие в его глазах искорки смеха. К сожалению, девушка ничего не увидела.

— Возможно, вас это удивит, но у меня больше нет ни малейшего желания стать членом вашей семьи. — Кэролайн проговорила это сквозь зубы. Она послала здравый смысл ко всем чертям и сама удивилась, как легко после этого себя почувствовала.

— Вы предпочитаете быть проданной в услужение? — Эфраим удивленно поднял брови.

— Предпочитаю найти себе работу, поскольку не понаслышке знаю, что такое тяжелый труд. Я умею готовить, вести дом и шить. Если вы заплатите капитану Раузу его деньги, я отдам вам этот долг из своих заработков так скоро, как только смогу. Вы всего лишь дадите мне взаймы.

Мэт фыркнул.

— Вы полагаете, кто-нибудь из здешних хозяев возьмет на работу дерзкую, одетую в заморское платье роялистку? Да вы умрете с голоду, не успев заработать и на корку хлеба.

Поняв, что проиграла в споре, Кэролайн со злостью посмотрела на него.

— Вам удивительно недостает учтивости, сэр!

— В таком случае не премину заметить, что мы стоим друг друга. Поскольку вы приходитесь сестрой моей покойной жене и теткой моим сыновьям, я согласен предоставить вам кров. Вы будете работать, чтобы оплатить свое содержание, а также ту сумму, которую я отдам Тобиасу за ваш проезд. Нам самим нужна кухарка, она же экономка, и это как раз та должность, которую вы будете занимать. Прошу об одном: постарайтесь не доставлять нам слишком много неприятностей. Мне бы не хотелось ежедневно переживать идиотские выходки, подобные сегодняшней.

— Идиотские выходки?

Прежде чем Кэролайн смогла еще что-либо добавить, со стороны двора раздался громкий шум. Девушка напряглась, но не смогла сделать какое-либо движение — Миллисент пулей вылетела из-за угла сарая, преследуемая бешено лаявшим псом. Завидев хозяйку, кошка понеслась прямо на нее и, раздирая когтями платье, взобралась на плечо. Ее шерсть стояла дыбом, а сама она яростно шипела на гнавшегося за ней зверя.

— Пошел прочь! Кыш! — кричала Кэролайн, одной рукой придерживая кошку, а другой отчаянно пытаясь отразить нападение пса.

— Нельзя, Рейли! Фу! — гаркнул Мэт, но было уже поздно.

Рейли бросился вперед, вытянув перед собой лапы. Он обрушился на Кэролайн со скоростью потерявшего управление фургона, так что она рухнула плашмя. Кэролайн закричала. Миллисент шлепнулась на землю и с громким шипением нанесла собаке удар лапой с острыми как бритва когтями. Рейли взвыл от боли. Мэт продолжал выкрикивать какие-то команды. В нескольких метрах по направлению к ним с топотом неслись остальные представители семейства Мэтисонов.

В то время как Кэролайн, сбитая с ног, снова без сил лежала в грязи, кошка легко вскарабкалась по стене на островерхую крышу сарая и сидела там вне досягаемости для Рейли, не прекращавшего заливаться истеричным лаем. Зрители кричали и хохотали, пытаясь унять подпрыгивающую собаку.

Второй раз за этот день началось всеобщее столпотворение.

— Лежать, Рейли! Я больше не намерен терпеть твои глупости, сэр! — ревел вконец выведенный из себя Мэт, держа беснующегося пса за шиворот.

Услышав властный голос хозяина, тот мгновенно прекратил свои душераздирающие завывания и принялся униженно лизать Мэту ноги. С крыши сарая Миллисент злорадно наблюдала за тем, как бранили ее мучителя. Затем, убедившись, что он достаточно усмирен, она, как ни в чем не бывало, начала умываться. Кэролайн с огромным трудом села и стала тайком потирать ушибленные ягодицы. Внезапно до нее дошло, что окружающие получают от этого зрелища несказанное удовольствие, и она, мгновенно смутившись, прервала свое занятие.

— Проклятая кошка! Надо было мне приказать кому-нибудь из матросов выбросить ее за борт. С самого отплытия одни только неприятности!

Говоря это, капитан Рауз, если не считать Мэта, он был единственным из собравшихся, кто не задыхался от еле сдерживаемого смеха, подошел к Кэролайн и протянул ей руку, чтобы помочь встать. Бросив хмурый взгляд на капитана, девушка холодно отклонила этот жест помощи и самостоятельно поднялась на ноги.

— Из-за Миллисент на борту не было никаких неприятностей, — горячо возразила она.

— Неужели? Разве неправда, что в море четыре дня был полный штиль и пришлось идти на веслах? А мука не покрылась плесенью, и ее не пришлось выкинуть? Может, у специально заказанного Гуди Шумейкером стула не треснула пополам спинка, когда на него сверху свалилась бочка? Или мой рулевой не порезал себе ногу до самой кости? А ведь он всего-то и делал, что зачищал канат! А? Что скажете, барышня?

— Во всем этом нет никакой вины Миллисент!

— Кошка на корабле — к несчастью, это всякий знает. А черная кошка тем более. Еще ни разу такая уйма неприятностей не обрушивалась за рейс ни на одно мое судно. Это все кошка, больше некому.

— Совершеннейшая чушь! — презрительно воскликнула Кэролайн.

— Скорее, виновата ее хозяйка, — тихо возразил капитану Мэт. Кэролайн не была уверена, что кто-то, кроме нее, расслышал его слова. — Она и здесь кое-что успела натворить.

Он уже завязал веревку на шее Рейли. В тот момент, когда Кэролайн, кипя от бешенства, вскинула на него глаза, Мэт подзывал к себе старшего из двух мальчиков. Как и у брата, у него были такие же непричесанные, прямые, как палки, черные волосы и голубые глаза. Он был намного выше братишки и очень худой. Насколько Кэролайн могла судить, на вид ему было лет десять.

— Возьми-ка привяжи его на заднем дворе. — Мэт отдал сыну веревку.

— Но, папа!

— Ненадолго, пока все не уляжется. С ним ничего не случится. Ну же, делай, как тебе говорят.

— Да, сэр.

Мальчик был угрюмым, но послушным. Рейли, всячески выражавшего своей протест, частично уговорами, а частично силой выдворили прочь. Когда пес исчез из виду, Кэролайн вздохнула с нескрываемым облегчением.

— Нельзя сваливать вину за все происшедшее сегодня утром на меня! — с негодованием обратилась она к Мэту. — Это все из-за вашего чудовища, не умеющего себя прилично вести, и вы это прекрасно знаете!

— Вам, право, надо постараться преодолеть свой страх и перестать бояться собак, — заметил Даниэль, усмехаясь прежде, чем Мэт мог что-либо ответить.

— Только дурак не будет испытывать страх перед таким огромным и свирепым зверем! — огрызнулась Кэролайн, мгновенно переключив на него внимание.

Даниэль стоял в окружении брата и рыжеволосого мужчины. У всех троих на лицах были одинаково широкие идиотские улыбки. Кэролайн бросала на них острые, полные гнева взгляды.

— Свирепым?! Рейли вовсе не такой! Ты просто трусиха, вот и все! — маленький мальчик хмуро уставился на Кэролайн.

Ей пришлось подавить в себе желание ответить ему в том же духе. Ребенку вряд ли исполнилось больше пяти лет, и обижаться на едва выросшего из коротких штанишек малыша было бы, безусловно, ниже ее достоинства. Вместе с тем девушка была уже по горло сыта всеми этими самонадеянными мужчинами вместе взятыми и каждым в отдельности.

— Попридержи язык, Дэвид Мэтисон. — Суровым взглядом Мэт заставил сына замолчать. — Впредь будь повежливее со своей теткой, иначе я отшлепаю тебя.

— Но она ведь не моя тетка, правда? — Ребенок был явно заворожен столь невероятной новостью, хотя в его голосе слышалось смятение.

— Именно так оно и есть. Это твоя тетя Кэролайн, и она, судя по всему, будет жить теперь вместе с нами.

Мэт посмотрел на Кэролайн. Она была обескуражена этим родством не меньше мальчика, не спускавшего с нее широко раскрытых глаз. Но, конечно, все так и есть. Если это дети Элизабет, тогда она приходится им теткой. Или, вернее, наполовину теткой, поскольку у Кэролайн и ее сестры были разные матери.

— Здравствуй, Дэвид, — сказала Кэролайн мальчику, и ее голос, как ни странно, прозвучал довольно приветливо. Учитывая все обстоятельства, это само по себе было немалым достижением, с чем она от души себя поздравила.

— Не хочу никакой тетки! — выпалил Дэвид, сверкая на Кэролайн глазами. — Нам и так хорошо, как мы живем, только одни мужчины!

— Замолчи!

Крик Мэта, подчинивший Рейли, подействовал и на Дэвида. Мальчик в замешательстве замолчал, но продолжал сердито смотреть на Кэролайн, и выражение лица у него было довольно агрессивным.

— Она говорит, что умеет готовить, убираться и шить, а это как раз то, что нам здесь очень пригодится. Кроме того, она нам родня. И остается, вот и все, что я намерен сказать по этому поводу. — Мэт окинул взглядом трех мужчин и мальчика, как будто ожидал от них возражений.

На лицах взрослых отражались нерешительность и сомнения, ребенок был настроен явно бунтарски. Кэролайн хмуро разглядывала всю компанию. Немного в стороне от них капитан Рауз издал звук, будто чем-то поперхнулся, и тут же притворно закашлялся, хотя никто даже не посмотрел в его сторону.

— Даниэля вы уже знаете, слева от него наш брат Томас, справа — Роберт. — Мэт показал рукой на рыжеволосого. — Они живут здесь и работают на ферме вместе со мной и моими мальчиками. Джон — мой старший сын. А это Дэвид. — Затем Мэт перевел взгляд на капитана Рауза. — Тобиас, пройдем со мной в дом. Там мы уладим наше дело, а заодно и что-нибудь выпьем.

— Что ж, звучит очень даже неплохо.

Пользуясь тем, что Мэт повернулся к нему спиной, капитан Рауз широко ухмыльнулся Даниэлю и остальным.

— Кэролайн, вы можете тоже пройти с нами. Я покажу вам, где хранится еда и как мы привыкли вести хозяйство. Остальные — за работу. И ты тоже, Дэви. Возьми еще зерна и докорми кур. — Его тон заметно смягчился, когда он обратился к сыну.

— А как быть с ее чемоданами?

— Чемоданами? — Мэт удивленно поднял брови и посмотрел на Кэролайн.

— Их целых три, — ответил за нее Даниэль. — И притом тяжелые. И еще корзина.

— Принесите их. — Мэт насупился и покачал головой. — Три чемодана!

Он направился в сторону дома, скрывшись вместе с капитаном Раузом за углом сарая; остальные разбрелись по рабочим местам. Кэролайн, вместо того чтобы следовать за Мэтом, повернулась к кошке, удобно устроившейся на островерхой крыше высоко над ее головой.

— Пошли, Миллисент, — попросила девушка. Миллисент в ответ уставилась на Кэролайн немигающим взором золотистых глаз.

— Миллисент, слезай сейчас же!

Миллисент моргнула, затем, явно никуда не торопясь, встала и сладко потянулась. По ее гладкому черному тельцу будто прокатилась волна, а хвост поднялся трубой.

— Ну куда пропала эта женщина? Эй, вы идете?

Донесшийся откуда-то раздраженный крик Мэта заставил Кэролайн подпрыгнуть от неожиданности.

— Сейчас, минуточку, уже иду! — И, обращаясь к кошке, ленивой походкой прогуливавшейся по крыше, как будто у нее в жизни не было никаких забот, Кэролайн добавила уже другим, требовательным тоном: — Миллисент, ко мне!

— Да оставьте вы кошку в покое. Эта тварь спустится вниз, когда сочтет нужным, не раньше и не позже. — Мэт подошел к девушке, схватил ее за руку и потащил за собой. — Я уже и так потерял сегодня достаточно много времени. И не собираюсь терять еще больше из-за капризов проклятущей кошки.

Кэролайн высвободила руку.

— Но ведь на нее может напасть собака.

Мэт остановился, уперся руками в бедра и сердито посмотрел на нее.

— Рейли привязан, и в любом случае он не сделает ей ничего плохого. У нас полно кошек в амбаре, и все они прекрасно научились с ним ладить. Он просто обожает гоняться за кем-нибудь и преследует все, что имеет ноги.

Мужчина снова попытался взять ее за руку, но Кэролайн поспешно отступила назад.

— Она может заблудиться! Я принесла ее домой маленьким котенком, и… — сама о том не подозревая, девушка говорила почти умоляющим тоном.

Губы Мэта сжались. Он поколебался немного с самым недовольным видом. Затем тяжело вздохнул.

— Если я влезу наверх и спущу вам это дьявольское кошачье отродье, могу после этого рассчитывать, что вы пойдете в дом и постараетесь сделать так, чтобы хотя бы до конца дня здесь воцарились мир и покой?

Его предложение, как бы невежливо и нелюбезно оно ни звучало, удивило ее. От благодарности Кэролайн чуть не улыбнулась ему, но вовремя сдержалась.

Обещаю.

— Очень хорошо. — Мужчина обернулся и крикнул через плечо: — Одну минуту, Тобиас. — Затем вошел в сарай. Через несколько минут он появился оттуда с деревянной лестницей, приставил ее к стене и довольно неуклюжими движениями — мешала неподвижная нога — стал карабкаться вверх.

Миллисент с настороженным вниманием наблюдала за тем, как он ступил на крышу и осторожно двинулся к ней. В тот самый момент, когда Мэт наклонился, чтобы схватить ее, кошка зашипела, фыркнула и кинулась прочь, затем молниеносно спустилась с наклонной крыши и ловко спрыгнула на землю.

— Миллисент!

Животное опрометью бросилось к Кэролайн, та наклонилась и сгребла свою любимицу в охапку. Подошедший капитан Рауз содрогался от беззвучного хохота. Его плечи неудержимо тряслись, но Кэролайн не обращала на него никакого внимания. Когда Мэтисон повернулся, прежде чем спускаться вниз, не только в лице, но, казалось, во всей его худощавой фигуре сквозили раздражение, досада и гнев. Некоторое время он молча обозревал с крыши всех троих: мужчину, женщину и кошку. Затем, спустившись и поставив лестницу обратно в сарай, подошел к ним и окинул Кэролайн и Миллисент желчным взором.

— Разве я был не прав насчет этого проклятого зверька? — резко спросил Мэт.

Не дожидаясь ее ответа, он прошел мимо в направлении к дому. Капитан Рауз, который при появлении Мэта сразу же пришел в чувство, проследовал за ним.

Кэролайн покорно двинулась следом. Хотя на деле все вышло иначе, у Мэта были добрые намерения. Ее настроение чуть-чуть улучшилось. Может быть, есть хотя бы крошечный шанс, что жизнь с Мэтисонами, в конце концов, окажется не такой страшной.

Хотя Мэт и проявил доброту в отношении ее кошки, однако манеры у него были не лучше, чем у Даниэля или капитана Рауза. Кэролайн убедилась в этом, когда он ввалился в дом, открыв плечом дверь и даже не взглянув в ее сторону, хотя она всего на пару шагов отстала от мужчин. Да полно, неужели она всерьез полагала, что Мэт пропустит даму вперед? Исходя из опыта общения с ним в то утро, конечно же, нет. До сих пор ни один из колонистов-пуритан, начиная от пастора с его кислым лицом и кончая самым младшим из Мэтисонов, не проявлял к ней ничего, кроме беспредельной грубости. Элементарные нормы поведения джентльменов явно не были в чести в Новом Свете.

— Входи, Тобиас, и выпей немного эля. Обещаю, от него у тебя закружится голова. Так какую сумму должна тебе эта девчонка?

— Довольно большую.

— Я так и думал. — Судя по голосу, Мэт внутренне собрался, готовясь к худшему. — Так сколько?

Цифра, которую назвал капитан Рауз, заставила Мэта застонать. Потемневшими от злости глазами, он стрельнул в сторону Кэролайн, только что переступившей порог. Затем, покачав головой, вышел в дверь, находившуюся в противоположном конце комнаты. Капитан Рауз не отставал от него ни на шаг.

Чувствуя себя немного виноватой, Кэролайн осталась на месте и, моргая после яркого солнечного света, принялась осматривать темный интерьер дома.

Несколько секунд ее глаза привыкали к полумраку. А когда она рассмотрела окружавшую ее большую прихожую, то ахнула от изумления.

Повсюду, куда хватало взора, были свалены в кучу вещи. Седла и шляпы, ботинки и сельскохозяйственные орудия, наполовину обработанный ствол дерева (из которого, очевидно, собирались вырезать табуретку) и открытый матросский сундучок с лежащими сверху постельными принадлежностями. Вся мебель была завалена одеждой — чистой или грязной. Дощатый пол украшала дорожка из слипшихся комьев грязи, шедшая почти по всему периметру комнаты. По этой дорожке сразу можно было определить наиболее частые маршруты передвижения обитателей дома. Слева от двери находилась узкая крутая лестница на второй этаж. На каждой ступеньке, ближе к стене, Кэролайн тоже обнаружила разные предметы. Везде и всюду лежал толстый слой пыли. В нос ей ударил запах плесени и затхлости, смешанный с запахом лука, видимо оставшегося от вчерашнего ужина. Сморщив нос и стараясь не вдыхать эту довольно противную смесь, Кэролайн осторожно прошла вперед. Если бы она имела такой дом, в нем бы царили чистота и порядок. Ей трудно было себе представить, каким образом даже такие явные варвары, как Мэтисоны, могли до такой степени запустить свое жилище.

Было слышно, как Мэт в соседнем помещении тихо беседует с капитаном Раузом. Кэролайн не сомневалась, что они обсуждают ее, но не собиралась позволять им делать это в свое отсутствие. Тщательно выбирая дорогу, ггобы не наткнуться на разбросанные по полу предметы, она наконец добралась до комнаты, куда направлялась. Остановившись в дверях, оглядела помещение. Это оказалась кухня, которая, как девушка и боялась, имела ужасающий вид.

До удивления крошечный огонь горел в огромном, занимавшем половину стены камине. Он был выложен из белого речного камня, но его так давно не отмывали, что до самого потолка он казался черным от сажи. Судя по едкому дыму, трубу также давно пора было чистить. Над печью, почти заваленной пеплом, висело несколько жалкого вида закопченных горшков. Запах дыма наконец перебил неотвязный луковый дух, преследовавший Кэролайн все это время. Простой дощатый стол перед камином был пуст. Грубовато сделанные деревянные тарелки — насколько она могла судить, без остатков еды — свалены в стоящее у двери ведро вместе с оловянными кружками и ложками. Их, очевидно, собирались отнести к воде и помыть, но забыли, а, может быть, занялись чем-то более достойным внимания.

Мэт стоял, обхватив руками спинку стула и наклонившись вперед, и разговаривал с капитаном Раузом. У капитана был весьма довольный вид. Когда они увидели на пороге Кэролайн, оба сразу же замолчали. Едва заметно поколебавшись, капитан Рауз отхлебнул глоток из своей кружки. Должно быть, там был необыкновенно вкусный эль, если судить по тому, как он смаковал его, причмокивая от наслаждения губами.

— Ох, и рад же я, что наше небольшое дельце удалось так славно завершить. — Капитан Рауз поставил кружку на стол и кивнул Кэролайн так приветливо, как будто они стали закадычными друзьями. — Мэт позаботился об оплате за ваш проезд, госпожа Везерби. Надеюсь, вы согласны забыть прошлые обиды?

— Разумеется, — с ощутимой прохладцей в голосе согласилась Кэролайн. Крепко сжав сидевшую у нее на груди Миллисент, девушка с трудом подавила в себе желание высказать ему в лицо все, что она думает о его обращении с ней на борту «Голубки». Капитан Рауз ни на миг не скрывал, что питает к ней, по меньшей мере, презрение. Его отношение позволяло остальным пассажирам и всем матросам считать ее изгоем и соответственно с ней обращаться. Неужели Рауз и впрямь потащил бы ее к мировому судье, чтобы продать затем в прислуги, если бы не получил причитающийся ему долг? Глядя на этого грубовато-добродушного и тучного человека, кажущегося сейчас таким добряком, Кэролайн поняла: не прими ее к себе Мэт, он так бы и сделал. Неожиданно девушка ощутила прилив благодарности к своему хмурому зятю, но мгновенно совладала с этим чувством. Подобные эмоции опасны тем, что делают человека более уязвимым, а именно этого она раз и навсегда решила всячески избегать.

— Превосходно, превосходно, — в тоне капитана Рауза слышалось чуть больше сердечности, чем этого требовали обстоятельства.

Кэролайн смотрела на него без тени улыбки. Вместо запретной благодарности ее душу заполнило огромное чувство облегчения. Теперь она была свободна от него и его корабля, свободна от сомнения по поводу того, что ее ждет по прибытии. Страшная тревога, ее неотступная спутница все шесть недель плавания, навсегда осталась в прошлом.

— Да, кстати, это теперь ваше, если желаете. — Покопавшись в висевшем у него на боку кошельке, капитан Рауз вынул брошку в форме фазана.

Губы Кэролайн сжались, но она, не наклоняясь, лишь протянула за ней руку. Быстро обменявшись взглядами с Мэтом, который коротко кивнул в знак одобрения, капитан положил брошь ей на ладонь.

Ее пальцы плотно обхватили безделушку. Не важно, пенная или нет, но она была последней нитью, связывавшей Кэролайн с отцом. Сердце девушки пронзила острая боль, когда его любимое и такое родное лицо возникло перед ее мысленным взором. Но она запретила себе всякое проявление чувств. Даже тоску по отцу Кэролайн намеревалась оставить в прошлой жизни. В этой новой стране она все начнет заново. И не будет вспоминать Англию и все, что с ней связано.

Но все же на несколько мгновений ее пальцы конвульсивно сжали знакомую брошь. Миллисент попыталась вырваться, и Кэролайн опустила ее на пол. Затем закрепила брошку на поясе. Как только выпадет свободная минутка, она положит ее в чемодан и больше не станет на нее смотреть.

— Я не люблю, когда животные разгуливают по дому, — заявил Мэт.

Он сидел, выпрямив спину, и хмуро наблюдал за Миллисент, которая осторожно подошла к опрокинутому ведру из-под молока и начала подозрительно его обнюхивать.

Кэролайн рассмеялась. Смех был немного нервным, так как она все еще пыталась побороть нахлынувшую на нее печаль и не дать ей выплеснуться наружу.

— И какой же ущерб, позвольте вас спросить, может нанести дому моя бедная кошечка? Да она намного чистоплотнее, чем те люди, которые здесь живут. — И Кэролайн с явным презрением обвела взглядом комнату.

Мэт еще больше нахмурился.

Капитан Рауз кашлянул, смущенно переводя взгляд с одного на другого.

— Ну раз все так счастливо закончилось, я, пожалуй, вернусь к себе на корабль, — сказал он.

Мэт кивнул. Бросив на Кэролайн суровый взгляд, он вслед за капитаном вышел из комнаты. Девушка услышала их неясное бормотание, затем звук открываемой и закрываемой двери. Она немного прошлась по кухне, испытывая все большее потрясение при виде паутины, пыли и отчетливых мышиных следов, вызвавших живой интерес Миллисент. У женщины, любившей готовить, как Кэролайн, столь запущенная кухня не могла не вызывать отвращение. Что же это за люди, которые так много имеют и так мало все это ценят?

Когда Мэт вернулся, Кэролайн стояла возле камина и, отказываясь верить собственным глазам, разглядывала горшок, до половины наполненный угольками сгоревшей пищи. Делая вид, что не замечает брезгливого выражения ее лица, Мэт пересек комнату и подошел к стоявшему в углу накрытому крышкой деревянному ларю. Сидевшая на нем Миллисент изогнула хвост и приняла оборонительную позу. Он что-то пробормотал и нетерпеливым движением согнал ее вниз.

— Здесь мы храним крупы, — сказал Мэт, на секунду приподняв крышку, чтобы дать Кэролайн возможность увидеть содержимое ларя. — В коптильне, позади дома, мясо и сало, масло и сыр в ручье — там же, сразу за коптильней. Долго искать не придется. Мука здесь. — Он поднял крышку другого ларя. — А еще в кладовой есть яблоки и картошка. Если понадобится еще что-нибудь, спросите. Все здесь, под рукой, ни за чем далеко ходить не надо. — Он помолчал, пытаясь ногой отодвинуть мешавшие ему ремни от лошадиной упряжи. Ему, казалось, и в голову не приходило, насколько неуместной была в кухне эта упряжь, да еще сваленная в беспорядочную кучу на полу. — Мы обойдемся без обеда, лучше поработаем, и так потеряли уйму времени. Но когда солнце сядет, будем готовы поесть. Нас шестеро, и, кроме Дэви мы все отличаемся хорошим аппетитом. Надеюсь, вы говорили правду, утверждая, что умеете готовить.

Прежде чем Кэролайн смогла вымолвить хотя бы слово, Мэт повернулся на каблуках и направился к выходу, явно намереваясь оставить ее одну в этом хаосе.

— Задержитесь на секундочку, если вас не затруднит. — От ярости у Кэролайн дрожал голос. — Не хотите ли вы сказать, что я должна готовить ужин в этом… этом свинарнике?

При ее словах спина Мэта напряглась, он обернулся и смерил девушку недобрым взглядом.

— Если данные апартаменты не устраивают вашу милость, — произнес он нарочито вежливым тоном, — я разрешаю вам их убрать.

Кэролайн рассмеялась:

— Чтобы здесь все как следует убрать, шестерым женщинам придется с утра до вечера трудиться две недели без выходных! Я не собираюсь готовить в грязных горшках, не собираюсь подавать еду в такой грязной кухне, где даже окна невозможно разглядеть. Даже если займусь сейчас только этой комнатой, мне потребуется весь остаток дня, чтобы привести ее в мало-мальски приличный вид. А поскольку к вечеру я должна еще и приготовить какую-то еду, мне нужна помощь!

— Да вы просто лентяйка. Я так и думал.

— Я не лентяйка! — сквозь зубы возразила Кэролайн.

Мэт поднял одну бровь, но прежде чем он смог продолжить эту словесную перепалку, раздался звук открываемой входной двери, и вслед за этим что-то тяжелое с усилием поставили на пол. Мэт обернулся и вышел в прихожую, где Даниэль перетаскивал последний из чемоданов Кэролайн.

— Сегодня утром, уходя, ты сказал мне, что закончил строить сарай для телят, — коротко констатировал Мэт.

— Да. — Даниэль выпрямился, непонимающе глядя на брата. — Ну и что?

— Вот и хорошо. Поскольку пока больше ничего срочного нет, можешь провести остаток дня здесь, помогая вот этой герцогине убираться в доме. Она говорит, что ей нужна помощь в уборке, поскольку наш дом превратился в свинарник.

Даниэль был поражен.

— Убираться в доме?! Но Мэт!

— Займись уборкой, — с этими словами Мэт прошел мимо брата и исчез на улице.

Даниэль проследил за ним взглядом, затем медленно обернулся к Кэролайн. На его лице был написан такой испуг, что будь она в лучшем настроении, то не удержалась бы от смеха.

— Я ничегошеньки не понимаю в женской работе, — голос Даниэля звучал необычно глухо.

— С первого взгляда видно, что никто из вас ничегошеньки в ней не смыслит, — выдавила из себя Кэролайн.

— Сейчас самая посадка, — извиняющимся тоном проговорил Даниэль. — Обычно у нас не так грязно.

— Правда? — Кэролайн подняла брови. — Я не удивлюсь, если пол не видел веника добрых полгода, а может, и больше. Однако сетовать и причитать не имеет смысла. Давайте начнем, но сначала отнесите, пожалуйста, мои чемоданы ко мне в комнату. Я думаю, начнем с кухни. Сейчас она важнее остальных комнат, и к тому же грязнее.

— Да, но вот тут еще одна загвоздка, — помялся Даниэль. — Я понятия не имею, какая комната ваша. У нас наверху четыре спальни, но в одной из них спят Дэви и Джон, в другой Томас и Роберт. Третья моя, а четвертая — Мэта.

— В таком случаем вам с Мэтом придется просто-напросто спать вместе. — Кэролайн улыбнулась притворно любезной улыбкой. — Поскольку я не собираюсь ночевать на лестнице.

— Но в каждой комнате только одна кровать!

Кэролайн уже поняла, что Даниэль относится к разряду людей, которые с трудом усваивают новые идеи.

— Не думаю, что Мэт будет доволен, если мы с ним будем спать на одной кровати. Когда-то нам уже приходилось, и он сказал, что скорее будет делить постель с медведем гризли. Да и я тоже.

— Чтоб его, вашего Мэта! — огрызнулась Кэролайн. Затем, сознавая свое поражение, вздохнула: — Ладно, будь по-вашему, но только отнесите мои чемоданы наверх, чтобы они здесь не мешались. Мы оставим все как есть, пока Мэт не придет.

Кэролайн намеренно передразнила тон Даниэля, каким тот говорил о Мэте как о некоем высшем существе. Однако он либо не понял ее насмешки, либо не придал ей значения. Как бы то ни было, Даниэль с видимым облегчением подхватил первый из чемоданов и начал поднимать его вверх по лестнице.

К тому времени, как мужчина затащил все три чемодана наверх, Кэролайн уже вовсю трудилась. Она обнаружила примыкавшую к кухне небольшую гостиную, где, помимо разнообразных припасов, оказался умывальник. Над ним висело крошечное зеркало, в котором можно было увидеть только часть лица, но этого оказалось достаточно, чтобы кое-как привести себя в порядок после столь неудачного знакомства с местными домашними животными. Кэролайн вымыла лицо и руки, закрепила шпильками выбившиеся из прически волосы и, печально вздохнув о незавидной судьбе своего лучшего платья, принялась разгребать завалы на кухне. По крайней мере, ей теперь не придется беречь платье. Заткнув край подола за пояс, чтобы спрятать прореху, его вполне можно было использовать для той работы, которой она и собиралась заняться. Больше ее выходной туалет уже ни на что не годился и со временем пойдет на тряпки.

— Что я должен делать? — уныло спросил от двери Даниэль.

Кэролайн велела ему разжечь огонь, затем заставила отнести горшки и прочие кухонные принадлежности к ручью, отскоблить их там от налипших на дно остатков пищи, а затем основательно продраить речным песком. Сама Кэролайн трудилась с ним бок о бок, погрузив руки в ледяную воду. Одновременно девушка никак не могла отделаться от чувства нереальности происходящего, которое грозило нахлынуть на нее всякий раз, когда она отвлекалась от тяжелой и нудной работы. Действительно ли она та самая Кэролайн Везерби, красавица, в честь которой провозглашали тосты в десятках прокуренных игорных домов? Она ли это, с онемевшими от холода пальцами, занятая столь грубой и грязной работой? Как бы смеялись, увидев ее сейчас, все те мужчины, которые безуспешно пытались сделать Кэролайн своей — если не женой, то любовницей, как радовались бы, наверное, тому, насколько низко она пала. И в то же время ей, как ни странно, даже нравилось ее нынешнее положение. Честный труд неожиданно показался намного желаннее того обмана, в котором она жила до сих пор. Пора признаться самой себе: в течение многих лет она была подставным лицом в темных делах отца, чем-то вроде красивой приманки, которую он использовал, чтобы заманивать в ловушку ничего не подозревающих дураков и обчищать их карманы. Пока жертвы Марселла Beзерби жадно пожирали глазами его прекрасную дочь, он успевал спрятать мешавшую ему карту или незаметно достать из рукава туза. Только уходя домой с весьма отощавшими кошельками, игроки понимали, что их потери не будут возмещены так, как они себе представляли. До самой болезни отца ей почти каждый вечер приходилось выслушивать непристойности и ловить на себе похотливые взгляды, но этим все и ограничивалось. Марселл, конечно, был мошенником, но не опускался до того, чтобы позволить совершить насилие над собственной дочерью. Но все равно она чувствовала себя запятнанной, когда с возрастом стала лучше понимать, что именно думали о ней всех эти похотливые мужчины. В новой стране ей никогда не придется еще раз испытать подобное, и эта мысль согревала душу Кэролайн. Пусть ей суждено заниматься самым тяжелым трудом, она готова ко всему, лишь бы высоко держать голову и ничего не стыдиться.

— Так хорошо? — спросил Даниэль, показывая ей дочиста выскобленный горшок.

Его вопрос мгновенно вернул Кэролайн к действительности. Она кивнула в знак одобрения и была даже рада, что может вновь сосредоточиться на своем занятии.

Несмотря на то, что Даниэль сначала воспринял уборку в штыки, он оказался неплохим и исполнительным помощником. Когда они покончили с посудой, Кэролайн велела ему собрать разбросанные повсюду инструменты и прочую фермерскую утварь и отнести все в сарай, а сама занялась сортировкой одежды. В одну кучу шли грязные вещи, в другую — то, что требовалось починить, в третью — неглаженное белье. Смерив глазами все три кучи, Кэролайн едва не застонала. Содержать одежду шестерых мужчин в приличном виде, конечно, будет не только трудной, но поистине бесконечной задачей. Но она обиралась с ней справиться, и справиться хорошо. Наряду с готовкой и умением вести хозяйство Кэролайн с детства научилась шить, чинить и штопать. Они с матерью, которая устала от бесконечных переездов вместе с Марселлом сразу же, как только сладкий звон свадебных колоколов уступил место реальности — заботам о подрастающей дочери, — снимали небольшой домик в крошечной деревушке Бишопе Линн. Кэролайн провела там несколько счастливых лет, пока ее мать не погибла под колесами потерявшей управление повозки. Отец Кэролайн, довольно редко их навещавший, приехал, чтобы забрать ее с собой. В то время ей было почти двенадцать лет, и красивый, хорошо одетый, с прекрасными манерами Марселл показался ей существом из иного мира. Кэролайн с радостью разделила с ним полную приключений жизнь авантюриста, а он пытался воспитывать ее сообразно собственным представления о том, какой должна быть женщина. Но в последние годы эта бродячая жизнь, их нищенское существование с претензией на роскошь начали утомлять Кэролайн, и ей страстно захотелось где-нибудь осесть. Испытывая горячую любовь к отцу, она никогда не говорила с ним об этом, боясь обидеть или уязвить его самолюбие. Теперь сама мысль о том, что у нее появился настоящий дом, в котором она будет готовить еду, убираться и заботиться о живущих рядом с ней людях, настолько нравилась девушке, что она почти не позволяла себе верить, будто все это вполне реально. За последние тяжкие годы Кэролайн научилась ценить домашний очаг, тепло и уют, и ей внезапно ужасно захотелось их иметь. Желание было столь же сильным, как у голодающего, чьи мысли прикованы только к еде. Несмотря на неимоверную усталость и отсутствие сил из-за всего пережитого, Кэролайн взялась за работу с таким рвением, что Даниэль только тихо стонал.

Спустя несколько часов две ближайшие к входной двери комнаты — подметенные и вычищенные от грязи и пыли — уже имели мало-мальски приличный вид. Осталось кое-что отполировать и натереть воском, вымыть окна и умывальник (это Кэролайн запланировала на завтра), но все же оба помещения изменились до неузнаваемости. Даже на Даниэля, устало нарезавшего овощи на серванте в кухне, эта перемена, вызванная их упорным трудом, произвела большое впечатление.

— Надо признаться, мы порядочно запустили дом, — удрученно произнес он. — Никто из нас не специалист в ведении домашнего хозяйства, поэтому мы делали самое необходимое, без чего просто не могли обойтись. А сейчас, когда пик посевной, и вовсе только готовили, да и то от случая к случаю. Но должен признаться, приятно, когда ходишь по комнате и без конца не спотыкаешься обо что-нибудь на полу.

Кэролайн стояла над дымящимся котлом с кипящей водой и бросала туда нарезанное мясо. На ужин она собиралась подать жаркое из кролика и оладьи. Девушка уже замесила тесто для хлеба и оставила его подниматься, но к выпечке оно будет готово не раньше завтрашнего утра. Она приготовит простую еду, вкусную и сытную, тем более на что-то более изысканное у нее просто не хватило бы времени. К счастью, она вполне владеет искусством готовить вкусные и питательные блюда из всего, что есть под рукой.

— Немудрено, что со смертью Элизабет вы запустили дом, — ответила Кэролайн.

После того как все неприятности первого знакомства остались позади, они с Даниэлем почти подружились. Он оказался благожелательным человеком — если, конечно, его не заставляли принимать пешения, которые могли привести к конфликту между ним и старшим братом, — и внушал Кэролайн определенную симпатию. Он даже проявил терпимость в отношении Миллисент, которая уютно устроилась на высокой спинке деревянной скамьи, очень близко от левого локтя Даниэля. Время от времени мужчина рассеянно почесывал ей голову, а кошка довольно мурлыкала.

— Элизабет не занималась хозяйством. Она… — Даниэль бросил быстрый взгляд на Кэролайн и замолчал.

— Она что? — спросила Кэролайн, поворачиваясь от котла и с любопытством глядя на него.

— Ничего. Она просто не очень любила убираться, вот и все, — заторопился Даниэль, нарезая морковь с таким усердием, как будто от этого зависела его жизнь.

Кэролайн внимательно смотрела на него.

— Даниэль, — начала она, — если я становлюсь членом вашей семьи, мне просто необходимо знать об этом как можно больше. У Элизабет была какая-то причина не заниматься хозяйством? Пожалуйста, скажи правду.

Даниэль нахмурился, упорно не поднимая глаз от моркови, уже и без того изрезанной на мельчайшие кусочки. Кэролайн была слишком заинтересована в том, чтобы он наконец высказался, поэтому не стала спасать овощи от дальнейшего истребления.

— Она была по-настоящему больна, болела много лет, с тех самых пор, как родила Дэви, — все еще упираясь взглядом в морковку, выдавил из себя Даниэль. — Она почти не вставала с кровати. Мэту пришлось перебраться ко мне, чтобы ее не беспокоить. Она не могла заснуть, когда он лежал с ней рядом, так она говорила.

— Значит, моя сестра очень долго болела, а твой брат сказал, что она утонула. Если она почти не вставала с постели, как же такое могло случиться?

— В тот день она встала. Вышла из своей комнаты и пошла к ручью. И утонула. — Даниэль говорил тоном, начисто лишенным эмоций. — Больше я ничего не знаю. Меня тогда не было дома. Когда вернулся, ее уже похоронили.

Что-то в его голосе насторожило Кэролайн.

— Ты не любил Элизабет?

Только теперь он поднял на нее глаза, но в них ничего нельзя было прочесть.

— Она была женой Мэта. Мне не подобало любить или не любить ее.

Кэролайн стало ясно, что больше ей из него ничего не вытянуть. Бросив в кипяток последний кусок мяса, она подошла к Даниэлю, чтобы взять овощи. При виде искромсанных в лапшу или, наоборот, слишком крупно нарезанных корнеплодов, девушка слегка скривила губы, но все же кинула их в котел.

— И кто же из вас все это время вел хозяйство и готовил? Только не уверяй меня, что ты, все равно не поверю.

Явно обрадованный тем, что больше не придется говорить об Элизабет, Даниэль обернулся к Кэролайн, не вставая со своего места, и пожал плечами.

— Роб кое-что умеет готовить, если, конечно, захочет. А иногда Мэри — она жена Джеймса, нашего брата, что живет в городе, — приглашает нас всех к себе и угощает. Вдова Форрестер имеет виды на Мэта и постоянно присылает нам хлеб, пироги и все такое, и большое ей за это спасибо. Пейшенс Смит строит глазки Робу, а она умеет вкусно готовить суп. За Томом бегают сразу несколько девиц, и все наперебой стараются соблазнить его — ну, и, естественно, нас — своими кулинарными способностями. А в остальном мы неплохо справляемся сами. Еще никто из нас не умер с голоду.

Кэролайн смешивала пахту с мукой, чтобы сделать из нее оладьи.

— Странно, что никто из этих юных леди, о которых ты говоришь, не додумался предложить свои услуги в других областях ведения хозяйства. Конечно, уборка и прочее — не столь короткий путь к мужскому сердцу, как через желудок, но этот путь тоже плох.

— Мэт терпеть не может, когда женщины вечно снуют по дому. Это он не велел им приходить сюда.

Кэролайн немного удивленно взглянула на Даниэля.

— Да уж, твой брат истинный джентльмен, — как бы про себя промолвила она, отставляя тесто в сторону. Затем, отойдя от очага, Кэролайн сделала Даниэлю знак следовать за ней. — До ужина еще час, а то и два. Давай-ка возьмемся за верхние комнаты.

Даниэль простонал, но двинулся следом за ней к двери.

— Не буду я есть ее варево!

Высокий голосок Дэви доносился до кладовой, куда Кэролайн зашла за вареньем. Она взяла один из горшочков (судя по рассказам Даниэля, это, видимо, был дар одной из почитательниц) и, осторожно попробовав содержимое пальцем, поняла, что ягода ей незнакома. Но что бы это ни было, варенье имело кисло-сладкий вкус, а значит, вполне подходило к оладьям. Летом, когда снова поспеют фрукты и ягоды, она сама наварит варенья. Кэролайн даже насупила брови, осознав, насколько приятна была ей эта мысль. И тут же мстительно напомнила себе: может статься, что к этому времени ее уже здесь не будет. Нельзя позволять своему воображению рисовать заманчивые картины, как будто она уже обрела свой дом. Дэви принял ее в штыки, да и остальные Мэтисоны не выражали особой радости по поводу ее присутствия здесь. Кроме того, не исключено, что ей самой захочется куда-нибудь отсюда уехать. Она не собирается ухаживать за этими несносными мужланами дольше, чем потребует необходимость. И вправе уйти, как только пожелает, а может быть, они сами вышвырнут ее из дому…

— Замолчи, Дэви, а то она тебя услышит! — увещевал Джон. Как и у брата, у него все еще был мальчишеский высокий голосок.

Кэролайн схватилась рукой за поясницу и попыталась размять ноющие мышцы. О Господи, как же она устала! Слишком устала, чтобы обижаться на невоспитанного мальчишку, да и на любого другого. Слишком устала, чтобы думать. От пота намокли завитки волос на лбу и шее, темные круги выступили под мышками, выделяясь на фоне зеленого платья. Голова раскалывалась, ноги ныли, все тело истосковалось по сну.

Но у нее же нет кровати! Это послужило Кэролайн напоминанием о том, что этот дом не был ей родным, и она находится здесь только из милости.

— Ты будешь есть все, что тебе дадут, и никаких разговоров.

Во время этого строгого замечания Мэта Кэролайн вошла в кухню. Отец и сын встретили ее одинаково хмурыми взглядами. Чуть поодаль от них стояли Джон (от неловкости засунувший руки за пояс) и Томас. Их лица выдавали внутреннюю настороженность, которую чувствовала и Кэролайн. Из передней доносились голоса: Роберт и Даниэль о чем-то громко разговаривали. Скорее всего, они тоже не хотят иметь с ней дело.

— Можно идти умываться и садиться за стол, — коротко объявила Кэролайн. — Ужин готов.

— Умываться?!

Это в непритворном ужасе вскричал Дэви, но, судя по выражению лиц других мужчин, каждый из них думал точно так же.

Кэролайн застыла с готовой оладьей в руке, не давая ей присоединиться к таким же румяным красавицам, громоздящимся на оловянной тарелке, и переводила гневный взгляд с одной недовольной физиономии на другую.

— Если вы собираетесь есть в этой кухне, то каждый из вас, без исключения, вымоет руки и лицо, перед тем как сесть за стол. Я не буду подавать еду свиньям. — Вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб, Кэролайн повернулась к ним спиной и снова занялась жаркой. Пусть решают сами. Но она не намерена отступать от своего слова: если они попытаются сесть за стол не умывшись, она бросит еду в огонь. А если им не нравятся ее манеры, пусть выкидывают ее на улицу. Тот факт, что ей некуда идти, еще не причина, чтобы рабски подчиниться их прихотям. У нее уже есть опыт выживания в, казалось бы, невыносимых условиях. И надо будет, она им воспользуется.

— Дэви, Джон, ваша тетка права. Ну-ка, оба быстро к водокачке. Вернее, мы все пойдем. Томас, приведи Роберта и Даниэля.

Мэт сказал это достаточно властным тоном, но мальчики все равно пытались протестовать.

— Папа, но…

— Делайте, что вам говорят, — не уступал Мэт, выпроваживая обоих сыновей из кухни.

Кэролайн испытала большое облегчение и расслабилась. Она выиграла этот раунд и, похоже, без всяких пагубных последствий, к которым себя готовила. А как легко было бы промолчать, позволить им поступить так, как они хотят. Конечно, ничего бы не случилось, если бы они сели сегодня за еду, не смыв с себя грязь и пот. «Но лучше всего с самого начала раз и навсегда установить порядок, — напомнила она себе. — К тому же я еще не настолько слаба, чтобы позволить им относиться к себе без должного уважения.

Вскоре через кухню в переднюю прошествовали Томас, Роберт и Даниэль. Проходя мимо Кэролайн, все трое смотрели на нее косо, но девушка продолжала возиться с оладьями, делая вид, что ничего не замечает. Когда все вернулись и молча заняли привычные места вокруг стола, их руки и лица порядком посветлели от мытья.

Кэролайн поднесла к столу две тарелки, доверху полные плоских душистых оладий. Если она и чувствовала себя немного победительницей, то старательно это скрывала.

— Мы в этом доме читаем молитву. — Мэт сидел во главе стола, и его слова прозвучали открытым вызовом.

— Очень хорошо, — ответила Кэролайн, ставя тарелки на стол и складывая перед собой ладони. — Пожалуйста, начинайте.

Мужчины украдкой переглянулись друг с другом, затем все встали и склонили головы. Мэт прочел короткую молитву, после чего все снова заняли свои места, продолжая сохранять молчание.

Губы Кэролайн были плотно сжаты, пока она накладывала жаркое на деревянные подносы и носила их к столу под аккомпанемент полнейшей тишины. Когда перед каждым была поставлена еда и кружка с водой, она положила себе порцию жаркого, взяла кружку и подошла к столу. Мужчины и дети ели одинаково жадно, но ни один не сказал ни слова, даже не взглянул в ее сторону. Кэролайн подошла вплотную к столу, но все глаза были прикованы к тарелкам, а руки быстро отправляли в рот кусок за куском.

По бокам стола стояли скамьи, а в торцах — большие деревянные стулья. Мэт и Даниэль сидели на стульях, Дэвид и Томас на одной скамье, Джон и Роберт на другой. Кэролайн негде было сесть.

Она стояла, держа в руках тарелку с кружкой, и ждала, пока кто-нибудь заметит ее затруднительное положение. Но никто ничего не замечал.

— Если джентльмены не возражают, я хотела бы сесть.

При словах Кэролайн они подняли па нее глаза, Мэт нахмурился и оглядел стол.

— Дэви, быстро подвинься! — распорядился он.

— Я не хочу, чтобы она сидела рядом со мной! — Это уже был вопль.

— Делай, что тебе говорят, и поживее.

— Это несправедливо, — проворчал Дэви, мрачно насупившись. Но, встретившись глазами с отцом, послушно пересел поближе к Томасу, с шумом передвинув по столу тарелку и кружку.

— Так и будешь сидеть.

Мэт снова углубился в тарелку. Кэролайн, сомкнув губы, села, стараясь не замечать, что Дэви жался как можно ближе к Томасу, очевидно опасаясь, что одно ее случайное прикосновение убьет его.

— Есть еще?

Томас обмакнул оладью в оставшееся на его тарелке варенье, запихнул ее в рот и огляделся по сторонам, словно ожидал, что еда, как по волшебству, появится перед ним на столе.

— В котле, — ответила Кэролайн, застыв с поднесенной ко рту ложкой. Она еще не съела ни кусочка.

— Вкусно.

Даниэль оторвался от еды ровно настолько, чтобы сделать Кэролайн комплимент, а Томас передал ей свою тарелку. Также, как у его братьев и племянников, у Томаса были голубые глаза и довольно симпатичное лицо. Правда, цвет волос и оттенок кожи отличались от остальных Мэтисонов, но стоило ему заговорить или сделать какое-либо движение, тут же появлялось разительное сходство. Кэролайн решила, что Томас — младший из четверых братьев. На ее взгляд, он представлял собой нечто среднее между долговязым юношей и все еще продолжающим расти молодым мужчиной. Роберта тоже отличала некоторая юношеская худоба, а вот Даниэль был уже чуть-чуть поплотнее. Мэт, самый высокий из братьев был одновременно и самым мускулистым. Его телосложение говорило о крепости, выносливости и силе. Раньше при виде такой мужской фигуры у Кэролайн начинал учащенно биться пульс, но с некоторых пор этого с ней не случалось. Та, что еще недавно была бы инстинктивно очарована мужской притягательностью Мэта, теперь умерла и покоилась в глубине ледяного саркофага, который Кэролайн воздвигла вокруг себя, чтобы избежать разочарований и душевной боли.

— Тогда мне еще немного, пожалуйста. С трудом выдавив из себя вежливое слово, Томас добился, чего хотел. Кэролайн опустила уже поднесенную ко рту ложку и, не успев съесть и половины своей порции, поднялась, чтобы положить ему добавки. Когда она поставила еду перед ним на стол, Томас кивком головы поблагодарил и принялся за дело. Кэролайн снова села за стол. На этот раз ей все-таки удалось проглотить очередную ложку, прежде чем попросил добавки Мэт. После этого Кэролайн несколько раз пыталась доесть свой ужин в перерывах между новыми и новыми путешествиями от стола к котлу и обратно. Она испытала некоторое облегчение, когда увидела, что котел в конце концов опустел. Наконеи-то она сможет доесть то, что лежало у нее на тарелке.

— Я хочу еще.

Это сказал Дэви. Он ел медленнее, чем другие, и только заканчивал первую порцию.

— Сожалею, но все уже съедено. — С этими словами Кэролайн положила в рот очередную ложку. Ей никак не удавалось доесть свой ужин. Судя по тому, сколько еды уничтожают эти Мэтисоны за один присест, у них, наверное, вместо желудков бездонные бочки.

— Больше нет?! — Личико Дэви исказилось гримасой, как будто он вот-вот заревет.

Все сидевшие мужчины подняли на нее глаза. На их лицах было написано одинаковое выражение безмерного удивления.

— Больше нет?!

У Мэта, с его низким, грудным тембром голоса, вопрос прозвучал так, будто он с трудом подбирал слова.

— Нет. Больше нет, — твердо заявила Кэролайн, решив, что имеет дело с шестеркой идиотов. В самом деле, они что, разучились понимать английский язык?

— Но я же говорил вам, что нас шестеро и у всех прекрасный аппетит.

— Каждый из вас, за исключением Дэвида, съел по три порции! — Она отложила ложку в сторону и гневно воззрилась на Мэта.

— Да, конечно, но мы, к вашему сведению, работали весь день. Тяжелый физический труд на свежем воздухе, к тому же без обеда. Мы мужчины и хотим есть. На будущее просьба это учитывать.

В качестве укора его слова прозвучали достаточно мягко, но Кэролайн все равно пришла в ярость.

— На будущее я буду готовить на целый хлев свиней, которых я, по всей вероятности, и кормлю. — Она попыталась вскочить на ноги, но не смогла — тяжелую скамью не так-то легко было сдвинуть с места. Все еще кипя от негодования, Кэролайн выскользнула из-за стола и, сжав кулаки, уставилась на Мэтисонов.

— Не стоит сердиться. Никто не собирается вас упрекать, тем более, что вы у нас только первый день. Мы наляжем на оладьи. Оладьи еще есть? — Мэт говорил с ней как с дебилом.

— Нет. Оладий тоже больше нет. Я сделала две дюжины, и вы сожрали все до единой. — Несмотря на истерические нотки в голосе, это было ничто по сравнению с тем, что она чувствовала. Ей хотелось визжать, ругаться и топать ногами. Кэролайн с удовольствием бы стерла этих неблагодарных мужланов в порошок. Столько работать, чтобы получить в награду такое! Ее ярости не было предела.

— Оладий больше нет?! — спросил Дэви, и на этот раз разразился громким ревом.

Кэролайн смотрела на него, и ей самой захотелось заплакать. Она устала, была голодна, поскольку так и не успела как следует поесть, кроме того, ей негде было спать, а нужно было еще убрать со стола, помыть посуду, и…

Она не могла больше этого выносить. Плотно сжав губы, повернулась на каблуках и, сохраняя достоинство, вышла из кухни в гостиную, а оттуда в заднюю дверь.

Сумерки уже сгустились, и было почти темно. В небе начали появляться первые звезды. Месяц размером в четверть лунного диска парил на краю неба, но его свет то и дело заслоняли проплывавшие облака. Повсюду раздавалось стрекотание, кваканье, а откуда-то издалека донесся заунывный вой.

Он все и решил. Такого воя Кэролайн никогда не услышала бы в Англии. Дрожа от проникавшего сквозь ее легкое платье холодного ночного воздуха, она дошла до самого забора, обрамлявшего скотный двор. Взявшись за верхнюю перекладину ворот, уткнулась лбом в руку.

И зарыдала.

Несмотря на легкую поступь, Кэролайн, даже не оборачиваясь, узнала о приближении Мэта. Какое-то шестое чувство подсказало ей, что он рядом.

Она выпрямилась и с досадой смахнула со щек слезы, надеясь, что наступившая ночь не выдаст ее слабости. Меньше всего ей хотелось, чтобы ее жалели. Неважно, Мэт или кто-либо еще.

— Хвала Господу, вы перестали всхлипывать. Терпеть не могу хнычущих дамочек.

При столь бессердечном заявлении Кэролайн до отказа выпрямила спину и напряглась всем телом. Сжав кулаки, она резко повернулась к нему лицом.

— Я не всхлипываю. Я вообще не плачу.

Их обоих окутывала темнота, и выражение его лица невозможно было разглядеть. Девушка надеялась, что и он не видит ее лица. Мэт стоял примерно в пяти-шести шагах, и до нее доносился его мужской запах. Она различала только очертания его высокой, широкоплечей фигуры и смутное белое пятно рубашки.

— Все женщины льют слезы, как из фонтана, рассчитывая вызвать к себе жалость. В моем доме это не пройдет.

Кэролайн глубоко втянула в себя воздух.

— Вы, — сказала она с нарочитым спокойствием, — во всей вероятности, очень мало имели дело с женщинами.

— Я был женат тринадцать лет.

И вы хотите сказать, что Элизабет лила слезы, как из фонтана? Я этому не удивлюсь, поскольку уже имела счастье познакомиться с вами, вашими сыновьями и братьями.

— Вы не можете ничего знать ни обо мне, ни о моей семье!

— Поверьте, я знаю о вас и о вашей семье ровно столько, сколько мне нужно. Я ухожу от вас завтра же утром. В городе для меня найдется какая-нибудь работа.

— Вы не уйдете.

Спокойная уверенность этих слов поразила Кэролайн.

— Еще как уйду! Вы не имеете права меня задерживать! Вы — все до одного — грязные, грубые и не умеете ценить то, что для вас делают, и это еще мягко сказано. Я согласна работать в качестве… в качестве кого угодно, лишь бы не батрачить на вашу семейку!

— Вы не очень-то любезны, но боюсь, выбирать вам не приходится.

— То есть как это выбирать мне не приходится? Почему мне не приходится выбирать?

— Не забывайте, я заплатил за ваш проезд. По закону вы должны мне немалые деньги. Предлагаю отработать их в качестве члена моей семьи, а если вам это не подходит, мы можем пойти в магистрат и оформить все официально. Я не возражаю взять вас к себе в качестве прислуги.

— Прислуги?!

— Уверен, Тобиас с готовностью подтвердит, что вы должны мне деньги.

— Вы этого не сделаете!

— Сделаю, если вы меня заставите так поступить.

Мэт замолчал. От возмущения и негодования Кэролайн тоже была не в силах произнести ни слова. Когда же он снова заговорил, его тон уже не был столь беспощаден.

— Однако предпочел бы, чтобы вы меня к этому не вынуждали. Для всех нас будет лучше, если мы попытаемся прийти к какому-то взаимоприемлемому соглашению. Признаюсь, когда я впервые познакомился с вами и узнал о ваших… э… обстоятельствах, то не очень обрадовался. Но теперь вижу, что в этой ситуации для нас всех есть положительные стороны. Вам нужен дом. А нам здесь нужен женский глаз. Особенно моим мальчишкам — им не хватает матери. Вы их тетка. Кто же лучше вас сможет справиться с этой ролью?

— Если вы хотите, чтобы у ваших сыновей была мать, почему бы вам просто не жениться второй раз? — От кипевшего в ней негодования вопрос прозвучал довольно резко.

— Я не собираюсь больше жениться. Никогда.

В голосе Мэта слышалась такая холодная убежденность, что Кэролайн поняла: он не отступит от своих слов.

— Вспомните хорошенько: я воровка и лгунья, к тому же роялистка по убеждению. Не может быть, чтобы вы позволили подобной особе развращать ваших невинных детей.

— Я не боюсь, что вы научите их красть или лгать, — возразил он. Затем, не дав Кэролайн оправиться от удивления по поводу столь явного комплимента, добавил: — У них для этого слишком строгие моральные устои. Кроме того, они страшатся моего гнева, и это тоже на пользу. Что касается роялистских наклонностей, то они, очевидно, были восприняты от отца, и потому их нельзя целиком ставить вам в вину. Нам просто придется вас перевоспитать.

— Только попробуйте!

— А может быть, нам это удастся.

— Мало вероятно.

— Знаете, я за свою жизнь понял, что на свете подчас происходят маловероятные вещи. Возьмите, к примеру, ваш приезд сюда. Я чуть ли не весь день думал об этом и наконец пришел к выводу, что вас послало ко мне само Провидение. Согласно Священному Писанию, пути Господни неисповедимы. — В голосе Мэта зазвучала ирония. — Я бы сказал, что в вашем случае Его пути чрезвычайно неисповедимы.

— Благодарю, — ледяным тоном ответила Кэролайн.

— Не обижайтесь, я просто подтруниваю. — На мгновение мужчина замолчал, пытаясь сквозь тьму вглядеться в ее лицо. Когда он вновь заговорил, его тон настолько изменился, что теперь Мэт чуть ли не увещевал Кэролайн. — Сегодня вечером впервые за долгие-долгие годы мы вернулись с работы в чистый, опрятный дом, где нас ждал горячий ужин. Приятно было сознавать, что на кухне хлопочет женщина, даже если из-за этого и пришлось идти смывать с себя грязь. И тогда меня осенило, что вы можете предложить моим мальчикам нечто нужное, чего я сам никогда не смогу им дать: женскую заботу и ласку.

— Вот оно что.

Картина, которую нарисовал ей Мэт, — шесть мужчин, изнывающих без облагораживающего влияния женщины, — смягчила гердце Кэролайн. (Хотя она ни за что не призналась бы в этом даже самой себе.) Она им нужна, вот что Мэт пытался ей объяснить. И, осознав это, девушка также почувствовала: то, что он ей предлагал, словно бальзам, необходимо ее уставшему и израненному сердцу — иметь дом и семью. Разве не об этом она думала сегодня днем, и не в этом ли состояла ее мечта в последние годы?

— Что ж, я не против сделать для моих племянников все, что в моих силах. Но не допущу, чтобы со мной обращались без уважения или понукали, как служанкой.

— Обещаю, что будем относиться к вам со всем почтением, но, в свою очередь, надеюсь на то, что и вы не будете устраивать нам сцен из-за какого-нибудь неудачно сказанного слова или необдуманного поступка. Мы слишком долго жили одни и, возможно, наши манеры стали несколько грубоватыми. Кстати, коль скоро у нас зашел об этом разговор, скажу откровенно: сегодня за ужином мы ни в коем случае не хотели вас обидеть. Еда была очень вкусной; сказать по правде, я и не помню уже, когда так вкусно ел.

— Мне очень нравится готовить, — Кэролайн осторожно ослабила боевую стойку. Своей лестью Мэт добился желаемого эффекта. Она понимала: он специально так говорит, чтобы добиться своего, но все равно отреагировала на его любезности. Девушка почти с нетерпением предвкушала, как возьмется за воспитание этих Мэтисонов.

— А поскольку нам очень нравится кушать, вы поистине посланы сюда небесами.

И вслед за этим Мэт улыбнулся. Это была даже не улыбка, а чуть кривоватая ухмылка, неожиданно освещенная вынырнувшей из-за облаков луной. Но от этой улыбки-ухмылки в душе Кэролайн вдруг ослаб какой-то тугой узел, беспокоивший ее со смерти отца. До этой минуты девушке как-то в голову не приходило, что Мэт умеет улыбаться. Он сразу стал выглядеть моложе и намного красивее. Мэт был просто ослепительно красив. О, как он ей мог понравится когда-то!

— Сколько вам лет? — Вопрос вылетел как-то сам собой. Не успев его задать, Кэролайн покраснела до кончиков волос. И снова поблагодарила Бога за то, что вокруг темно. Возраст Мэта ее нисколько не касался. А вопрос подразумевал некий ее интерес к нему как к мужчине — интерес, которого она явно не испытывала.

Улыбка Мэтисона погасла. Глаза сузились. И ответ прозвучал намеренно отчужденно:

— Тридцать два.

— Но ведь Элизабет сейчас было бы… — Его ответ так изумил Кэролайн, что она никак не могла закончить фразу.

— Она была старше меня на три года.

— Значит, вам было не больше семнадцати, когда вы с ней поженились и покинули Англию!

— А разве сестра не рассказывала вам этого в своих письмах? Она ведь без конца писала то вам, то вашему отцу. — В голосе Мэта звучало что-то такое, чего Кэролайн не могла уловить. Горечь, обида, гнев или нечто среднее между всем этим? А, может, просто досада на нее за надоевшие расспросы?

— Сказать по правде, она крайне редко упоминала о вас. — Едва произнеся эту фразу, Кэролайн спохватилась, поняв, насколько бестактно она прозвучала.

— И о сыновьях тоже, держу пари. — На сей раз горечь в голосе Мэта была очевидной.

Да.

Кэролайн удивилась, когда осознала, что так оно и было. Раньше она никогда не задумывалась о столь странном упущении, но, с другой стороны, до сегодняшнего дня она ни разу не встречалась с семьей своей сестры и не представляла их себе реально существующими людьми. Оставалось только гадать, как женщина могла не похвастаться двумя крепкими, здоровыми сыновьями и умопомрачительно красивым мужем. Но в своих письмах — сначала регулярных, а затем год от года все более редких — Элизабет в основном распространялась о красотах природы Нового Света и о том, как он отличается от Старого. Кэролайн насупила брови, поняв, насколько мало писала сестра о себе и своих близких. Она ни разу не упомянула ни о возрасте Мэта — вернее, мистера Мэтисона, как Элизабет всегда называла его, — ни о его необыкновенной внешней привлекательности, ни о его хромоте. Сестра ни разу не упомянула о его братьях, живших сними одним домом, и крайне скудно описывала свой быт. Время от времени Элизабет вскользь сообщала о сыновьях, но ни разу о том, какие они оба живые, крепкие и энергичные. Как она могла так мало уделять внимания столь важным сторонам своей жизни? Если на все эти вопросы и был ответ, то в данный момент он не приходил Кэролайн в голову.

Вдали вновь раздался вой какого-то дикого зверя. Привязанный на заднем дворе Рейли скорбно завыл в ответ. Кэролайн внезапно пробила дрожь, и она поежилась. А может быть, ей стало холодно совсем по другим причинам?

— Я должен идти спустить собаку, — вполголоса произнес Мэт и взглянул на Кэролайн. — Пойдемте со мной. Если вам суждено жить в нашем доме, вам нужно подружиться с Рейли.

— Нет, спасибо.

Кэролайн вдруг захотелось вновь оказаться в доме в безопасности. Выбегая на улицу, она была так расстроена, что едва обратила внимание на близость мрачного, угрюмого леса, вплотную подступавшего к полям. Теперь его неприветливая громада нависала совсем рядом и в темноте казалась еще более зловещей. Вой не утихал, превращаясь в леденящий кровь хор, по мере того как в него вступали все новые и новые участники. Кэролайн обхватила плечи руками и нервно огляделась.

— Что это?

Несмотря на все свои старания, она так и не смогла избавиться от страха. Мэт протянул руку и автоматическим жестом, каким обычно успокаивают тех, кто пугается напрасно, взял ее чуть повыше локтя. Направляясь к дому, он потянул Кэролайн за собой. Даже сквозь шелк рукава девушка почувствовала жар его ладони и твердую силу пальцев. И, хотя она знала, что сейчас произойдет, попыталась преодолеть подступавшую дурноту и взять себя в руки. Но все ее усилия оказались тщетны: тошнота, физическое отвращение, словно желчь, поднялись откуда-то снизу и моментально заслонили собой все прочие мысли и чувства, кроме желания отбросить его руку. Мужское прикосновение оказалось для нее намного страшнее, чем этот звучащий со всех сторон первобытный хор зверей. Не в силах более сдерживаться, Кэролайн рывком высвободила свою руку, на что Мэт, к ее облегчению, даже не обратил внимания.

— Это? — переспросил он почти небрежным тоном. — Это волки. Не так уж близко от нас.

— Волки?! — Известие ошеломило Кэролайн. Она со страхом обежала глазами окружавший их со всех сторон призрачный лес. Теперь девушка боялась волков больше, чем Мэта, поэтому придвинулась к нему поближе, ощущая тепло его мощного крепкого тела. Она не могла заставить себя дотронуться до него, просто шла рядом, но чувствовала себя гораздо спокойнее. Впрочем, если волки нападут, Кэролайн не могла бы поручиться, что Мэт не бросит ее им на съедение. Судя по всему, он испытывает к женщинам такое же отвращение, как она к мужчинам.

— Ага, волки. Но не бойтесь. Они в основном держатся вдали от поселений. Даже если голод и заставит их подойти близко, то они не станут охотиться за молодыми барышнями. Иаков им больше по вкусу, потому-то мы и запираем его на ночь в сарай.

— Иаков? Кто это?

— Бык. Помните Иакова из Священного писания? Он был весьма плодовитым родителем, и того же мы ждем от его тезки. — И в словах Мэта, и в искоса бросаемых на нее взглядах ощущалась легкая усмешка.

Кэролайн знала, что сейчас он вспомнил об унизительном для нее знакомстве с этим злосчастным животным. Если бы девушка так не боялась диких зверей, которые вот-вот могут выбежать навстречу из леса, то в ту же секунду покинула бы Мэта, кипя благородным негодованием. Но в данных обстоятельствах ей пришлось ограничиться хмурым взглядом в его сторону.

— Надеюсь, волки все-таки съедят вашего проклятого Иакова. А я иду спать.

Они уже завернули за угол дома и теперь были достаточно близко от входной двери, так что Кэролайн могла без опаски направиться к дому. Увидев их, Рейли перестал выть и радостно залаял. Веревка, за которую он был привязан, не мешала ему делать огромные прыжки. Кэролайн инстинктивно отступила за спину Мэта.

— Боитесь собак, быков и волков. — Мужчина покачал головой. — По крайней мере, можно считать нам повезло, что вы не боитесь мужчин.

Это уже было сказано ей вслед, когда Кэролайн, не дожидаясь, пока он спустит собаку с привязи, заторопилась к дому, чтобы наконец почувствовать себя в безопасности. И тут Мэтисон произнес нечто такое, что заставило девушку моментально остановиться.

— Или все же боитесь? — пробормотал он.

Но когда Кэролайн обернулась и уставилась на него, мужчина, повернувшись к ней спиной, уже отвязывал пса.

Зная, что зверюга в любую минуту может освободиться, Кэролайн подхватила юбки и побежала к дому. Но наполовину услышанный, наполовину угаданный вопрос Мэта не давал ей покоя. Неужели он и впрямь это сказал или это был всего лишь ветер?

Пронзительное кукареканье пары голосистых петухов возвестило зарю нового дня. Кэролайн продолжала бы еще спать, если бы в это же самое время весь дом не наполнился оглушительным гулом. В первую секунду, открыв глаза, она попыталась что-нибудь различить в темноте. Затем, к немалому своему удивлению, поняла, что весь этот ужасный шум не что иное, как пение. Пел мужчина, причем в полную силу своего голоса. Прошло еще несколько секунд. Все еще не проснувшаяся до конца Кэролайн подумала, что она находится в номере одного из третьеразрядных постоялых дворов, где они с отцом частенько останавливались на ночь. Затем в голове у нее прояснилось. Она вспомнила, где находится, и определила, что голос принадлежит Мэту. Пение было крайне немузыкальным, к тому же после каждой строки Мэт расставлял своеобразные знаки препинания в виде громких ударов каким-то металлическим предметом в стены и двери дома, так что грохот стоял невообразимый. Миллисент, которая спала, свернувшись клубочком у Кэролайн на подушке, вскочила, и ее шерсть встала дыбом. Затем кошка спрыгнула на пол и залезла под кровать. Кэролайн пожалела, что не может так же легко и быстро спрятаться.

О вы, кто топчет твердь земную! «Ба-бах!»

Воздайте Господу хвалу! «Ба-бах!»

Чтоб с песней, радостно ликуя… «Ба-бах!»

Нести Ему любовь свою! «Ба-бах!»

В тот вечер после ужина их маленькая компания являла собой идиллическую картину счастливого семейства. По крайней мере, внешне. Пока Кэролайн мыла посуду и убирала в кухне (со стороны показалось бы смешным, что она испытывала наслаждение от столь прозаического занятия, но тем не менее это было так), мальчики сидели за столом и при свечах делали уроки. Джон пыхтел над математическими задачами, в то время как Дэви прикладывал титанические усилия, чтобы научиться писать буквы. Даниэль чинил сбрую. Томас точил затупившиеся лезвия. Роберт возобновил работу над той самой деревянной глыбой размером с целый ствол, которая, еще в день приезда Кэролайн украшала собой гостиную и которую она тогда же попросила Даниэля отнести в сарай. Теперь Роберт, как он утверждал, вырезал из нее стул, хотя, по мнению Кэролайн, сходства пока было маловато. Мэт где-то вне дома возился по хозяйству. Он ушел сразу после того, как они кончили ужинать, и Кэролайн его с тех пор не видела. А после разговора на холме не обменялась с ним ни одним словом. На девушке все еще было то самое платье, которое вызвало его гнев. Пока Кэролайн готовила ужин, она все время молча шелестела юбками, как будто размахивала знаменем независимости. Но даже если Мэт что-либо и заметил, он ничего не сказал. Настроенная по-боевому, Кэролайн чувствовала чуть ли не разочарование.

Подметая пол, она искоса поглядывала на Дэви. Тот сидел, крепко прикусив нижнюю губу, и старательно учился правильно и твердо выписывать буквы. Рядом с ним в опрокинутой вверх дном кружке томилось его последнее приобретение: небольшая озерная лягушка. Через каждые несколько секунд Дэви смахивал со лба неровно подстриженную челку, нависавшую на глаза. Кэролайн потратила почти весь день на то, чтобы постирать, зашить и погладить одежду ему и Джону и с удовольствием представляла себе, насколько лучше будут выглядеть мальчики завтра утром, отправляясь в школу. Единственное, чего им недостает, так это хорошей стрижки. Кэролайн решила восполнить этот пробел.

— Уфф! — наконец выдохнул Дэви и оттолкнул ногой скамейку, радуясь долгожданному освобождению.

— Эй, полегче, я из-за тебя посадил кляксу! — Джон через стол сердито сверкнул на брата глазами.

— Закончил? — живо спросила Кэролайн, заранее приготовившая стул, ножницы и расческу. Как она и ожидала, Дэви не удостоил ее ответом. Но то, с какой быстротой он вылез из-за стола и направился к сидевшему у камина Даниэлю, говорило само за себя. — Хорошо, — продолжала она, как будто мальчик ей ответил. — Теперь у нас есть время подровнять твои волосы, перед тем как ты пойдешь спать. Разумеется, к Джону это тоже относится.

Головы обоих мальчиков мгновенно повернулись в ее сторону, как будто их потянули за невидимые нити.

— Что? — спросил Джон, открыв от изумления рот. Дэви, заметив ножницы, отреагировал с гораздо большим пылом.

— Не хочу никаких таких стрижек! — Он бросил на Кэролайн злой взгляд и, когда она поманила его пальцем, стал бочком пятиться за спину Даниэля.

— Ты станешь таким красивым, когда пострижешься, потому что тогда будет лучше видно твое лицо. И станешь намного лучше видеть, — вкрадчиво уговаривала Кэролайн, незаметно, как охотник к кролику, подбираясь все ближе к мальчику.

— Нет!

— Ну же, Дэви, — тихо вмешался Даниэль.

— Что случилось? — поинтересовался Роберт, просовывая голову в дверь из гостиной, где он работал.

— Будет лучше, если ты оставишь мальчишку в покое. — Томас с открытой враждебностью встал в проеме двери рядом с Робертом.

Дэви, сразу почувствовавший, кто из дядек самый надежный союзник, отошел от Даниэля и начал понемногу двигаться вдоль стены в направлении Томаса.

— Том, из тебя плохой помощник, — недовольно проговорил Даниэль.

— Не думаю, что парнишке так уже необходимо стричься, если он этого не хочет, — парировал Том ее.

Кэролайн заскрипела зубами от досады, но сделала над собой усилие, и выражение ее лица осталось все таким же милым.

— Дэви, не может быть, чтобы ты боялся такой простой процедуры, как стрижка. Ведь это совсем не больно, — сказала она.

Дэви наконец удалось пробраться к Томасу, и он прямо-таки прилип к его ноге.

— Дядя Том, не позволяй ей прикасаться ко мне! Я ее ненавижу!

— Дэвид Мэтисон! — В проеме гостиной появился Мэт, обдав всех холодным ночным воздухом от входной двери, и стал стаскивать с себя пальто. В его глазах, обращенных на младшего сына, было предостережение. — Ты будешь вежлив со своей тетей Кэролайн, слышишь меня?

— Но, папа, она хочет отрезать мне волосы! — вскричал Дэви. Оставив Тома, он бросился к отцу и обеими руками обхватил его ногу. Мэт положил руку ему на голову, убирая волосы со лба, а мальчик умоляюще смотрел на него снизу вверх.

— И мне тоже! — поспешно добавил Джон.

— Сдается мне, вам обоим не помешает постричься, — произнес Мэт.

Папа! — в возгласах обоих мальчиков была горечь от подобного предательства.

— Собственно говоря, мне кажется, никому из нас это не помешает, — проговорил Мэт и посмотрел на Кэролайн. — Включая меня. Как ты, согласна обслужить такое количество народу?

— Ну… разумеется. — Если Кэролайн и была слегка обескуражена тем, что ей придется сделать для Мэта (и, конечно, его братьев) столь интимную вещь, у нее хватило духу не показать этого.

— Вот и хорошо. Кто первый?

— Давайте тянуть соломинку? — с неожиданным энтузиазмом закричал Джон.

— Правильно придумал. — Мэт прошел в гостиную, где вытащил из стоявшего там веника шесть соломинок, и, держа их зажатыми в кулаке, вновь появился в кухне. — Тот, кому достанется короткая, будет первым. Джон?

Джон вытянул соломинку.

— Дэви?

— Но я не хочу стричься, па!

— Дэви!

Дэви вытянул соломинку.

— Роб?

Роберт вытянул соломинку.

— Дан?

Даниэль вытянул соломинку.

— Том?

— Подожди минутку. Я тоже против стрижки!

Мэт посмотрел на него долгим взглядом. Томас вытянул соломинку.

— Ну и у кого же короткая? — спросил Джон, нахмурясь. Все продемонстрировали свои соломинки.

— Она у папы! — с восторгом воскликнул Дэви, и был прав. Короткая соломинка осталась у Мэта.

Том пару мгновений смотрела на нее с несколько озадаченным видом, затем перевел взгляд в сторону Кэролайн. Если она немного и нервничала, то это было незаметно для окружающих.

— В таким случае, садись, — пригласила она самым легким тоном, на который была способна, и указала на приготовленный заранее стул. — Мы быстро все сделаем. И совсем не будет больно.

— Рад это слышать.

Может быть, его слова и прозвучали несколько суховато, но Кэролайн сделала вид, что все нормально. Перспектива заполучить Мэта в свое полное распоряжение, даже из-за такого пустяка, как стрижка, подняло ей настроение. «Пусть только попробует сказать мне хоть что-нибудь неприятное, пока у меня в руке ножницы. Встанет со стула лысым, как коленка», — решила Кэролайн.

Должно быть, Мэт прочитал ее мысли. Когда он сел на стул и позволил накрыть свои плечи салфеткой, чтобы собрать срезанные волосы, то буквально пронзил Кэролайн взглядом своих блестящих голубых глаз.

— Если хоть один лишний локон будет сострижен, твоим волосам тоже не дожить до рассвета, — пригрозил он едва слышным шепотом.

— Неужели ты мне не доверяешь? — столь же тихо спросила девушка и щелкнула ножницами, как бы поддразнивая его.

Остальные пятеро Мэтисонов собрались в кружок вокруг них, завороженно взирая на обоих и готовясь стать свидетелями пострижения первой и самой свирепой из овец. Из-за обилия посторонних глаз и ушей всяческий обмен репликами между Кэролайн и Мэтом пришлось прекратить.

Взяв в руки расческу, девушка зашла ему за спину. На мгновение, пока она внимательно вглядывалась в его густую черную шевелюру, ею овладела нерешительность. Стул, на котором сидел Мэт, казался намного ниже, уже из-за его высокого роста и массивных спины и плеч. Длинные ноги мужчина вытянул вперед, а руки скрестил на груди, что придавало ему почти воинственный вид. Челюсти его были крепко сжаты, глаза напряженно уставились в одну точку прямо перед собой. Часть шеи, не закрытая салфеткой, была бронзовой от загара, сильной и мускулистой. С каким-то странным щемящим чувством Кэролайн смотрела на беззащитный в своей оголенности затылок, которому множество иссиня-черных мелких завитков придавали почти женскую красоту и нежность. На какое-то мгновение ей вдруг страшно захотелось провести пальцем по этой оголенной и очень уязвимой сейчас шее. Но, представив себе эту картину, даже напряглась от отвращения и отвернулась, едва не бросив на пол расческу. Затем, сознавая, что зрители наблюдают за каждым ее движением, Кэролайн решительно взяла себя в руки, набрала в грудь побольше воздуха и провела расческой по волосам Мэта.

Каждый локон на его голове тотчас возвращался на свое место. Больше всего обросли места надо лбом, вокруг ушей и на шее. Отложив в сторону расческу, бесполезную при столь густой шевелюре, Кэролайн осторожно запустила пальцы в курчавую плотную массу. Кожа головы была теплой на ощупь, а пряди волос, которые она, одну за другой, брала в пуки, наоборот, прохладными и упругими.

«Щелк». Девушка подровняла нижний край волос, так что теперь они чуть прикрывали правое ухо. Щелк. Она проделала то же самое с левой стороны. Затем снова встала позади Мэта, стараясь представить себе, что он не старше Дэви и столь же мало угрожает ее душевному равновесию. Кэролайн начала перебирать пальцами курчавые завитки у него на затылке, оттягивая их от головы. Ее движения все еще были не совсем уверенными, а руки слегка дрожали.

Странно, но девушка не ощущала отвращения. То ли зная, что он не представляет для нее угрозы, то ли веря, что она полностью контролирует ситуацию. И Мэт, вероятно, почувствовал, что, пока она стригла волосы, ее отношение к нему как-то изменилось. Когда Кэролайн обогнула стул, чтобы встать к нему лицом и подровнять закрывавшие лоб локоны, мужчина поднял глаза и некоторое время испытующе смотрел на нее.

— Теперь ты, Дэви, — сказал он, прерывая их безмолвной диалог. Чары разрушились.

Мэт перевел взгляд на сына, который все это время широко раскрытыми глазами наблюдал вместе с остальными за происходящим. Кэролайн еще не успела закончить стрижку, а Мэт уже встал со стула, снял с плеч салфетку и усадил вместо себя Дэви. И хотя еще несколько локонов стоило подрезать, Кэролайн не стала возражать. То, что произошло — и то, чего не произошло, — в ее организме, когда она дотрагивалась до Мэта, необходимо было хорошенько обдумать. И уж чего ей совсем не было нужно, так это продолжать касаться его кожи и волос.

Все еще занятая мыслями о Мэте, Кэролайн машинально провела ладонью по шелковистым кудрям Дэви. Тот резко отпрянул. Взгляд, которым мальчик одарил ее, был черным от ненависти и сразу привел Кэролайн в чувство. Она принялась быстро и по-деловому подрезать ему локоны, стараясь не обращать внимания на то, как он весь одеревенел от напряжения под ненавистными ему прикосновениями. В тот самый момент, когда работа была закончена, Дэви вскочил со своего места, издав глубокий вздох облегчения, и убежал в противоположный конец комнаты. Заслужить доверие этого ребенка будет исключительно трудным делом. Можно поспорить: сейчас он ненавидит ее больше, чем когда она приехала.

Теперь настала очередь Роберта, и Кэролайн справилась с ним довольно быстро, как и с остальными. Еще через полчаса все были уже пострижены, и Мэт велел мальчикам идти спать. Почти засыпающий на ходу, но все еще затаивший на отца обиду, Дэви сначала не послушался и отказался вылезать из угла, где успел удобно устроиться. Уперев кулаки в бедра, Мэт тяжелым взглядом смотрел на непокорного сына, и Кэролайн внутренне сжалась, представив себе, какую форму может принять его гнев. Мгновение отец и сын не сводили друг с друга глаз, и в воздухе повисло тягостное напряжение. Затем лицо Мэта внезапно смягчилось. Он сгреб сына в охапку, подхватил под мышки и подбросил высоко в воздух, чтобы через секунду поймать снова. Дэви обхватил отца руками за шею, а ногами за талию и, захлебываясь от удовольствия смехом, позволил отнести себя по лестнице на второй этаж. Последовавший за ними Джон улыбался, и у Кэролайн на губах тоже появилась улыбка. Эта очаровательная сцена тронула ее сердце. Провожая глазами три одинаково аккуратные и от этого ставшие еще более привлекательными головы, она залюбовалась делом своих рук. И вдруг, к собственному удивлению, почувствовала совершенно неожиданный прилив гордости за то, что отец и сыновья были так красивы. Но тут же спохватившись, Кэролайн объяснила это себе вполне обоснованным удовлетворением от выполненной работы, а потом и вовсе постаралась забыть о своих эмоциях.

Она в последний раз привела в порядок кухню, замесила новую порцию теста и пошла наверх. Поскольку никто ей ничего не сказал, девушка предположила, что снова будет спать в кровати Мэта.

Но, как оказалось, не одна. Кэролайн обнаружила это, когда в темноте залезла к себе в постель. Пальцы ее ног вдруг что-то нащупали и это «что-то» зашевелилось! Боже, оно живое, холодное, немного мокрое… неужели змея?

Кэролайн выскочила из постели прежде, чем успела что-либо сообразить. Но инстинкт почему-то подсказал ей: кричать не следует. И еще она вспомнила, с каким презрением были встречены утром ее крики о помощи. Содрогнувшись, девушка чиркнула кремнем и зажгла стоявшую у постели свечу. Затем обернулась к кровати и, готовая в случае опасности мгновенно отпрыгнуть прочь, откинула одеяло и наброшенное сверху тонкое покрывало.

От самого края кровати, где обычно находились ее ноги, в центр прыгнула небольшая лягушка.

Какое-то мгновение Кэролайн взирала на нее. Она не особенно боялась лягушек. Но каким образом это чудо попало к ней в постель? И тут девушка вспомнила Дэви и лягушку в банке…

«Ква!» Лягушка снова сделала прыжок, который на сей раз закончился на самом краю матраца. Еще один рывок — и она окажется на полу.

Схватив стоящий на прикроватном столике кувшин, Кэролайн ловко накрыла лягушку. Из кувшина та никуда не денется до самого утра, а утром… Кэролайн точно знала, что она сделает.

Конечно же, вернет ее законному владельцу. Потому что, если ее подозрения обоснованны, это был небольшой «подарок» от Дэви. Мальчик рассчитывал на то, что она, крича от ужаса, убежит из этого дома и больше не вернется. Вероятно, как раз сейчас он изо всех сил прислушивается к тишине, ожидая, когда раздастся ее пронзительный вопль.

Легкая улыбка тронула ее губы. Мальчик будет ждать долго, очень долго, а в конце получит сюрприз.

Чувствуя на душе необыкновенную легкость, Кэролайн снова забралась в постель. На сей раз она уснула, едва коснувшись головой подушки.

На следующее утро Кэролайн выждала удобный момент и бросила лягушку на колени Дэви так, что никто, кроме них двоих, ничего не заметил. Мужчины сидели вокруг стола, по обыкновению, всецело поглощенные завтраком. Только Дэви казался немного рассеянным и ел меньше обычного. Он то и дело с опаской поглядывал на Кэролайн с того самого момента, как сошел вниз и увидел ее нарочито спокойно помешивающей в котле кашу. Кэролайн поздоровалась с ним, как обычно, словно ничего не произошло. Вот тогда-то на лице мальчика и появилось выражение растерянности и озабоченности. Теперь, когда мужчины уже встали из-за стола, а Джон, прежде чем последовать за ними, запихивал в рот последнюю ложку каши, Дэви еще больше разнервничался. Именно этого момента Кэролайн и ждала, чтобы вернуть ему лягушку.

«Ква!» Животное квакнуло и попыталось сделать прыжок, чтобы удрать, но пальцы Дэви уже обхватили его тельце и прижали к коленке, а из-за царящего вокруг шума кваканья никто не услышал.

Дэви бросил виноватый взгляд на Кэролайн. Та наклонилась и прошептала ему в ухо:

— Если хочешь держать ее у себя, лучше не пускай бродить по дому. К сожалению, моя Миллисент не прочь при случае полакомиться лягушками.

Услышав это, Дэви пришел в смятение и быстро перевел глаза на плененную лягушку.

Кэролайн, сохраняя внешне полнейшую невозмутимость, выпрямилась. И тут же поймала насупленный взгляд Мэта, словно он пытался прочесть что-то на ее лице.

— Что-нибудь случилось? — спросил он, переводя взгляд с Кэролайн на младшего сына и обратно.

У Дэви теперь был совсем виноватый вид, но рука все так же твердо прижимала к ноге маленькую пленницу.

— Абсолютно ничего не случилось, — весело ответила Кэролайн. Она могла бы поклясться, что в ответ Дэви, соскальзывая со скамьи, посмотрел на нее чуть ли не с благодарностью.

— Пошли, Джон, если не хочешь опоздать в школу, — поторопил он брата. Мальчик засунул в карман руку с лягушкой и схватил в охапку свою азбуку. Затем быстро направился к выходу на улицу, так что его брат с трудом поспевал за ним, сетуя на внезапную спешку.

— Значит, ничего, да?

Проводив взглядом сыновей, Мэт снова повернулся к Кэролайн, внимательно следя за выражением ее лица. Она покачала головой. Мэт, все еще хмуря брови, решил оставить свои подозрения при себе.

— Мы снова будем на южном поле, — коротко сообщил он, перед тем как уйти с братьями на работу.

Кэролайн на секунду перестала тереть стол и выпрямилась, наморщив лоб и пытаясь понять, что он имеет в виду.

— Когда придет время перекусить, — пояснил Мэт. Затем, уходя, добавил: — На сей раз постарайся уберечь еду от собаки.

Ей снова нужно было нести им ленч! Кэролайн тихо застонала, вспомнив свои вчерашние злоключения и подумав о том, как она уже устала с утра и сколько еще дел, помимо приготовления и доставки им еды, предстоит сегодня сделать. Но мужчины ушли и ее никто не услышал, кроме Миллисент. Кэролайн налила кошке блюдечко молока, положила себе в тарелку каши и стала думать о приятном: по крайней мере, теперь у Дэви будет о чем поразмыслить. Может быть даже, после сегодняшнего он начнет ее уважать, в отличие от остальных.

Еда, которую Кэролайн приготовила мужчинам, мало чем отличалась от вчерашней, разве что вместо ветчины она положила оленину. Когда пришло время относить ленч, девушка, как и накануне, направилась по тропинке вдоль ручья, но на сей раз ускорила шаг. К тому же она придерживалась более удаленного от леса берега, хотя для этого ей пришлось перейти ручей в самом мелком месте. Вода холодила ноги, дул довольно сильный ветер, и вскоре она изрядно замерзла и промочила обувь. Вдобавок ко всему бадья и кувшин оттягивали ей плечи, так что Кэролайн находилась не в лучшем расположении духа. Кроме того, ее не отпускал страх. Как ни старалась, она не могла удержаться от настороженных взглядов в сторону леса. Что ей делать, если индеец появится снова? От одной мысли Кэролайн бросало в дрожь, и она знала, что, будь у нее колоссальная сила воли, она бы все равно пронзительно закричала.

И тогда эти чертовы Мэтисоны снова начали бы над ней потешаться!

Внимание Кэролайн было так поглощено лесной чащей, что она не заметила, как много уже прошла, пока не услышала ритмичный стук топора. Немелодичное пение церковного гимна, вернее, рев, сопровождавший работу дровосека, не оставляли сомнения: она добралась до места.

Кэролайн глубоко вздохнула, испытывая чуть ля не разочарование от того, что до сих пор никого не встретила. Индеец все не появлялся, и никто не выпрыгнул из чащи, чтобы ее съесть, пока. Впрочем, она еще не перевалила через вершину холма.

Когда Кэролайн наконец поднялась на эту зеленую горку и увидела Мэтисонов, то почувствовала большое облегчение. Даниэль и Роберт работали в середине поля. Даниэль с помощью ручного плуга делал борозды в темной, почти черной почве, в то время как Роберт, шагая позади, бросал в выемки семена и снова засыпал их землей. На краю поля Мэт, не переставая петь, ловко орудовал топором, а Томас толкал плечом ствол гигантского дуба, который они уже наполовину срубили. Дерево было намного выше соседних, и его тень, падавшая на поле, покрывала значительную часть пахотной земли, лишая посевы солнечного света. Видимо поэтому Мэт и Томас решили срубить этого гиганта.

Несмотря на то, что день был прохладным, Мэт работал без рубашки, и его тело блестело от пота. Даже на таком расстоянии были видны его V-образной формы торс и рельефно выступающие при каждом взмахе топора мускулы на спине и руках. Наблюдая за ним, Кэролайн чувствовала нечто похожее на женский интерес к этому человеку. Да, он способен причинить ей массу неприятностей, но, так или иначе, нельзя не признать: Мэт — безусловно, красивый мужчина.

Рейли, который, видимо, исследовал ту часть леса, где трудились Мэт и Томас, первым заметил Кэролайн. Он ринулся к ней через поле с таким оглушительным лаем, что она от испуга чуть не подпрыгнула на полметра в воздух. Все четверо мужчин прервали работу и оглянулись посмотреть, что там произошло, а Кэролайн в испуге начала заранее пятиться назад, ожидая нападения пса. Затем огромным усилием воли девушка остановилась и больше не двинулась с места. Она преодолеет свой страх перед огромной псиной, даже если это будет стоить ей жизни. К тому же вчера пес не сделал индейцу ничего плохого, так что вряд ли он собирается сожрать ее сейчас.

— Эгей, вот и еда! — разглядев Кэролайн, выкрикнул Даниэль.

Сложив на землю сельскохозяйственный инвентарь, Роберт и Даниэль пошли ей навстречу. Мэт, бросив взгляд в ее сторону, продолжал стучать топором по дереву, однако пения не возобновил. Томас остался с ним. Рейли примчался первым. Он радостно прыгал вокруг Кэролайн, не переставая лаять, пока у нее от его шума не зазвенело в ушах. Девушка ждала, что пес вот-вот бросится на нее и свалит на землю. Она крепче обхватила ручку бадьи, чтобы, в случае чего, обороняться. Бадья была сделана из крепкого дерева и опоясана железом, к тому же доверху нагружена едой, но достаточно ли это грозное оружие против такого чудовища? Впрочем, Кэролайн надеялась, что обороняться все-таки не придется.

Внезапно порыв ветра подхватил и задрал подол ее платья. Поскольку руки Кэролайн были заняты, она оказалась бессильна что-либо сделать, и приближающиеся мужчины имели возможность лицезреть ее одетые в чулки икры почти до самых колен. К чести обоих, ни Даниэль, ни Роберт не подали вида. Кэролайн от всей души порадовалась, что внимание Мэта все еще приковано к дереву. Ей сейчас было не до новых нравоучений, и, если бы он вздумал снова сделать ей замечание, она, скорее всего, треснула бы его кувшином по голове.

— Фу, Рейли, фу!

Окрик Даниэля — в это время они с Робертом как раз дошли до Кэролайн — прозвучал не слишком грозно. Поэтому девушка не особенно удивилась, когда пес не обратил на них ни малейшего внимания. Даниэль снова попытался отогнать собаку, когда забирал у Кэролайн бадью, а Роберт, не говоря ни слова, освободил ее от кувшина. Теперь руки у Кэролайн были свободны, и она могла удерживать юбки. Не выпуская из поля зрения Рейли, который перестал наконец лаять, с заинтересованным видом принюхивался к бадье и тому, что доставали из нее братья, девушка немного размяла плечи. Ломило все мышцы: ясно, что ее тело не привыкло к тяжелому физическому труду. Но ей придется научиться быть выносливой.

— Свежий хлеб, только что из печки! — Подняв вверх буханку, Даниэль радовался, как мальчишка, которому подарили новую игрушку. — И оленина! Прямо настоящий пир. Видишь, Роб? — В его голосе слышалось торжество.

— По крайней мере, на сей раз все это не пошло в пасть псу, — сухо ответил Роб, но все же принял из рук Даниэля большой ломоть хлеба и отправил прямехонько в рот. Еще не успев как следует прожевать, Роберт повернулся, чтобы позвать остальных братьев. Те, в свою очередь, оглянулись, помахали ему и прекратили работу, чтобы присоединиться к трапезе.

В стволе огромного дуба уже была вырублена большая выемка, больше всего похожая на улыбку какого-нибудь белозубого великана, но дуб-гигант продолжал стоять. Кэролайн подумала, что, когда Мэт и Томас подкрепятся, они возьмутся за дело с удвоенной энергией.

— Эй, вы там, оставьте хоть немного нам! — добродушно вопил Томас.

Он торопливо шел через поле на несколько ярдов впереди Мэта, сложив пальцы трубочкой, чтобы удобнее было кричать. Мэт двигался более размеренным шагом, неся на плече топор.

— Вам бы не мешало поторопиться! — прокричал в ответ Роберт, широко ухмыляясь и не переставая отщипывать и класть в рот куски хлеба. Этот жест был явно рассчитан на то, чтобы подразнить брата, и он своего добился: Томас, громко протестуя, перешел на бег.

Новый порыв ветра поднял подол платья Кэролайн и взъерошил волосы мужчин. На этот раз девушка обеими руками прижала юбки к телу, чтобы они не слишком задирались и не нарушали здешних приличий. В это время в воздухе раздался какой-то шум и треск.

На мгновение Кэролайн пришла в замешательство, не понимая, что происходит. Затем ее внимание привлек гигантский дуб, начавший медленно крениться в сторону поля. Ветер, изрядно потрепавший его ветви, по всей вероятности, довершил дело, начатое топорами дровосеков. Широко раскрыв глаза, Кэролайн наблюдала, как могучее дерево сначала с величавым достоинством, а затем с грохотом рухнуло на землю.

Рядом с ней Даниэль внезапно издал хриплый крик. Проследив глазами за его полным ужаса взглядом, Кэролайн поняла причину его страха. Застигнутый в тени падающего дерева Мэт, который, как и Томас, при первом громком треске поспешил отбежать на безопасное расстояние, споткнулся и упал. И хотя почти тотчас же снова вскочил, его больная нога замедлила движения, и он не смог убежать достаточно далеко. Раздался страшный шум, как при землетрясении или извержении вулкана, и дерево, ударившись о землю, подпрыгнуло, задрожало всеми ветвями и, наконец, затихло.

Кэролайн в страхе завизжала, а Даниэль и Роберт уже мчались к поваленному гиганту, туда, где под ветвями исчез Мэт.

— Мэт! Мэт! Проклятье, где же он?

— Вот он! Скорее помоги мне убрать с дороги эти ветки!

— О Боже, он не?..

Кэролайн тоже бросилась к месту трагедии, но она не могла соревноваться с Даниэлем или Робертом. Они оказались к дереву всего на миг позже Томаса, который находился намного ближе к Мэту, и все трое, замирая от страха, несколько секунд ныряли между еще колыхавшимися ветвями. В то мгновение, когда Кэролайн, задыхаясь, подбежала к ним, они нашли Мэта. Даниэль встал на четвереньки и стал пробираться между ветками, гигантскими вилками воткнувшимися в землю, пытаясь пролезть поближе к брату.

— Он жив!

При этом сдавленном крике Даниэля Кэролайн с шумом выдохнула. Она даже не заметила, что стояла затаив дыхание.

— Быстрее! Надо убрать с него это дерево! Он ранен и не может двигаться!

Роберт и Томас прокладывали себе дорогу сквозь хитросплетение веток туда, где на корточках сидел Даниэль, почти скрытый от глаз могучей листвой. Кэролайн карабкалась вслед за ними, и ее сердце замирало от ужаса. Дерево было огромным и трудно было представить, сколько оно весило. Скорее всего Мэта сильно покалечило при падении. «Господи, сделай так, чтобы он был без сознания, чтобы не страдал», подумала Кэролайн. Но затем она услышала его стон. Если Мэт и потерял сознание, то теперь очнулся. Эти низкие звуки, которые он издавал, говорили о страшной боли.

Кэролайн почувствовала, как у нее сжалось сердце, когда, пробравшись туда, где находились Мэтисоны, увидела сквозь густую завесу листвы белое лицо и черные волосы Мэта на фоне только что вскопанной плодородной земли. Насколько она могла разглядеть, он лежал навзничь, с распростертыми руками. Его глаза были закрыты, кожа белее бумаги, губы слегка раздвинуты, а из-под крепко сжатых зубов вырывались страшные стоны.

Вокруг него, не переставая, трудились его братья, стараясь сдвинуть дерево в сторону. Их лица были почти такими же бледными, как и у Мэта.

— Роб, иди-ка на другую сторону. Том, ты будешь тащить его, когда мы поднимем. Роб, на счет «три».

Тон Даниэля был настойчивым, но решительным и спокойным. Он досчитал до трех, и они с Робертом напряглись изо всех сил. Дерево самую малость приподнялось, затем снова с глухим стуком упало на землю.

Мэт вскрикнул от боли. Кэролайн ощутила нервную дрожь и обхватила себя за плечи. Если такой сильный и выносливый мужчина, как Мэт, кричит, значит, боль совершенно непереносима. Может быть, как раз в эту минуту, когда они пытаются вызволить его, он умирает? «О Господи, — взмолилась Кэролайн, — пожалуйста, не дай ему умереть!» Сама мысль об этом пронзила ей сердце, словно нож.

— Этого было недостаточно! Мне не хватило времени вытащить его оттуда. Святой Боже, мы причинили ему новые страдания! — воскликнул Томас.

Мэта больше не было слышно. Страшная боль, заставившая его вскрикнуть, должно быть, оказала ему услугу: он лишился сознания. По крайней мере, Кэролайн надеялась, что это именно так. О другом ей и подумать было страшно…

— Всемогущий Боже, дай нам сил в этот тяжелый для нас час! — вслух молился Даниэль.

Затем он и Роберт собрались с духом и, наклонившись, снова обхватили руками массивный ствол, не замечая острых, царапавших кожу и впивавшихся в тело сучьев.

— Подождите! — Кэролайн с трудом перебралась через ветви, отделявшие ее от Томаса. — Я помогу тебе тянуть, — сказала она ему.

Ни Томас, ни его братья не стали с ней спорить. Кэролайн нагнулась и крепко взяла Мэта за одну руку, в то время как Томас ухватился за другую.

— На счет «три»! — выкрикнул Даниэль.

Затем он досчитал до трех и, кряхтя от натуги, они с Робертом приподняли дерево. Всего на несколько дюймов. При этом лица у мужчин так покраснели, что казалось, если они еще немного подержат дерево на весу, то сердца их разорвутся. Кэролайн принялась тянуть изо всех сил. То же делал и Томас. Мэт был крупным мужчиной, и теперь, когда он находился в таком тяжелом состоянии, его вес словно увеличился. Казалось, им ни за что не сдвинуть его с места, но все же удалось. Они немного протащили Мэта вперед — и тут же дерево вновь с силой шлепнулось на землю.

Однако на сей раз Мэт не закричал от боли. Его не задело или он уже был недосягаем для боли?

— Он освободился! Мы его вытащили! — Роберт перебрался на место Кэролайн, без особых церемоний отодвинув ее в сторону. — Давайте унесем его отсюда!

Даниэль тоже ухватился за Мэта, и втроем они вытащили его из-под листвы. Когда он оказался на открытом пространстве, распростертый навзничь на плодородной почве поля, братья склонились над ним — Рейли тоже беспокойно обнюхивал Мэту волосы, пока Даниэль, потеряв терпение, не оттолкнул его прочь. Выбравшись из лабиринта сучьев, веток и листьев, Кэролайн подошла к ним. Оценив степень нанесенных Мэту увечий, девушка побледнела от ужаса.

Глаза его были закрыты, и ресницы темными полумесяцами выделялись на фоне щек, белых, как сама смерть, за исключением тех мест, где сочившаяся из ран кровь окрашивала кожу в ярко-красный цвет. Все лицо и шею Мэта покрывали глубокие царапины, а правую сторону груди пересекали узкие раны. С этого же боку по бриджам все шире и шире растекалось кровавое пятно. Приглядевшись, Кэролайн едва не вскрикнула от ужаса. Правая нога Мэта, ниже колена, была сломана — раздробленный конец кости, залитый кровью, прошил мягкие ткани и теперь высовывался из чулка. От вида зазубренных осколков Кэролайн почувствовала предательскую слабость и тошноту.

— Он… — девушка не смогла договорить.

— Он просто потерял сознание, — сухо ответил Даниэль, с удивительной нежностью пробежав своими ручищами по костям черепа и шейным позвонкам Мэта, а затем, проверив плечи и ребра. — Нога — единственное, что внушает опасения, насколько я выяснил, но эти опасения крайне серьезны. Что касается внутренних органов, здесь еще рано что-либо утверждать. В любом случае, ему будет очень больно, когда он придет в себя. Нам надо как можно быстрее доставить Мэта домой. Томас, ты иди за мистером Вильямсом.

— Он что, врач? — спросила Кэролайн охрипшим от волнения голосом.

Она не могла спокойно видеть лежащим здесь, в грязи, крепкое, мускулистое тело Мэта, покрытое множеством ран и истекающее кровью. Это зрелище волновало ее сильнее, чем она когда-нибудь могла предположить. «А если ему суждено умереть…» — Кэролайн поразилась тому, как тягостна оказалась для нее эта мысль. Девушка знала Мэта всего несколько дней, но ему каким-то образом удалось стать для нее воплощением спокойствия и безопасности.

— Он аптекарь. У нас в Сейбруке пока нет врача. Иди, Томас.

Томас поднялся с колен и побежал в направлении деревни. Ресницы Мэта дрогнули, и он застонал.

— Тебе еще рано приходить в сознание, Мэт, — тихо произнес Даниэль, и, к большому облегчению Кэролайн, Мэт словно послушался брата и снова погрузился в восковую неподвижность. — Нужно найти какую-нибудь палку, чтобы укрепить ему ногу, перед тем как сдвинуть с места. Роб…

Но Роб уже очищал от сучьев крепкую на вид ветку, отломившуюся от дуба при падении.

— Вот, возьми. — Он протянул ее Даниэлю.

Тот немного поколебался, переводя взгляд с ветки на своего раненого брата. Затем поднял глаза на Кэролайн.

— Нам придется разорвать его бриджи, — сказал Даниэль несколько чопорным тоном, что никак не соответствовало драматизму ситуации. — Будет лучше, если ты вернешься домой и приготовишь для него постель.

— Да, да. Разумеется. — Кэролайн хотела было возразить, что при подобных обстоятельствах ей и в голову не придет проявлять щепетильность по поводу голой ноги Мэта. Но затем поняла, что предложение Даниэля не лишено здравого смысла. Только она повернулась, собравшись быстрее добраться до дома, услышала треск разрываемой ткани и несколько секунд спустя новые стоны. «Бедный, бедный Мэт» — пронеслось у нее в голове, и она бросилась бежать.

К тому времени, когда они принесли Мэта в дом, Кэролайн приготовила для него постель и поставит на огонь котел, в котором уже кипятилась ее лучшая нижняя юбка (она оказалась самой чистой из всего имеющегося в доме белья, поскольку до него у Кэролайн еще не дошли руки), разорванная на полоски для бинтов. В одном из чемоданов хранились лекарства, оставшиеся у нее еще со времен болезни отца. Она научилась в них разбираться и теперь заранее выставила на столик те из них, которые наверняка пригодятся. Услышав, что Мэтисоны входят в дом, Кэролайн выбежала им навстречу и стояла на верхней площадке лестницы, пока они поднимались на второй этаж.

Однако мужчины, казалось, почти не заметили ее. Они двигались вверх по ступенькам со своей ношей. Роберт поддерживал Мэта под мышками, приняв на себя тяжесть его груди и плеч. А Даниэль приспособился нести брата, ухватившись за бедра, так что сломанная нога, привязанная к толстой ветке полосками ткани (по всей видимости, от рубашки Мэта), находилась где-то рядом с его плечом. Двигаясь довольно быстро, братья старались маневрировать с предельной осторожностью, однако в узком дверном проеме нога Мэта все-таки стукнулась о стену.

— Ну осторожнее же! — вскрикнула Кэролайн, отступая в глубь коридора, будто это ей сделали больно.

Если Мэт и почувствовал боль, но не издал ни звука. Его голова безвольно лежала на груди Роберта. Глаза были закрыты, и девушка решила, что он снова впал в беспамятство. Из открытой раны на сломанной ноге с тяжелым ритмичным звуком капала на пол кровь. Кожа приобрела пепельный оттенок, а губы слегка посинели.

— Мы стараемся быть осторожными, — огрызнулся Роберт, бросая на нее недобрый взгляд.

Его откровенная враждебность сразу отрезвил, Кэролайн. Ей указали ее место. Мэт — их брат, в то время, как она вовсе не родня им по крови, а почти незнакомая женщина, взятая в дом из милости. Мэтисонам не приходило в голову, что ей могут быть небезразличны страдания Мэта, да и она сама удивлялась тому, как сильно переживает его боль. Впрочем, в тот момент Кэролайн было недосуг размышлять о мотивах своих поступков. От нее требовалась помощь, и она собиралась сделать все необходимое.

Пока Мэтисоны осторожно укладывали Мэта на матрац, Кэролайн окунула полоску ткани в кастрюлю с дымящимся кипятком, стоявшую вместе с лекарствами на столике возле кровати.

— Что ты собираешься делать? — спросил Даниэль.

Озабоченно нахмурясь, он следил за тем, как Кэролайн выжала ткань и повернулась к Мэту. Тот лежал, обнаженный до пояса, и его лицо, шею, плечи и грудь пересекали ручейки крови. Сквозь шедшую прореху от талии до края бриджей виднелась узкая полоска мускулистого живота и сильное, покрытое темными короткими волосами, бедро. Часть правой ноги вместе с вылезшей наружу плотью была скрыта под повязкой. Кроме лохмотьев, уцелевших от бриджей, на Мэте все еще были левый чулок и ботинок (весь облепленный землей, он изрядно испачкал нижний конец простыни).

— А как сам думаешь? Я собираюсь вытереть кровь, чтобы мы могли определить истинный характер повреждений.

Не дожидаясь ответа, Кэролайн смочила покрытый капельками пота лоб Мэта, затем спустилась к вискам и щекам, осторожно удаляя запекшуюся кровь. Некоторые из царапин оказались довольно глубокими, другие нет; девушка надеялась, что ни одна из них не оставит на его лице новый шрам. Тот, что уже рассекал его щеку, хотя и не уродовал Мэта, однако сам по себе был оскорбителен для его красоты.

Когда Кэролайн легкими движениями смачивала обезображенную шрамом щеку, Мэт повернул голову, чтобы избежать ее прикосновений. Кэролайн упорно продолжала свое дело. Мэт что-то пробормотал, вдруг его рука скользнула вверх, и пальцы сомкнулись на ее запястье. Несмотря на тяжелое состояние, в длинных пальцах Мэта сохранилась немалая сила, и Кэролайн обнаружила, что не может освободиться от его хватки. Не желая причинять ему новую боль, девушка замерла. Впервые он сжимал ей руку против ее воли, и она ожидала, что в ней поднимется волна физического отвращения от тяжких воспоминаний, связанных с этим жестом. Но, к удивлению Кэролайн, ничего подобного не произошло. Из-за того ли, что он ранен и беспомощен или потому, что это Мэт? Но разобраться в своих чувствах у нее не было времени.

— Кто?.. — с трудом прошептал Мэт, открыв глаза и напряженно всматриваясь в того, чью руку он продолжал сжимать. Кэролайн догадывалась, что в полузабытьи Мэт не мог понять, почему эта рука была по-женски тонкой и мягкой на ощупь. Выражение лица и глаз Мэта, встретивших ее взгляд, выдавало его растерянность. Еще мгновение он, видимо, не узнавал Кэролайн, потому что глаза его сузились, а хватка стала еще сильнее. Затем она ослабла. — Кэролайн, — выдохнул Мэт, и при этом веки его снова сомкнулись, а рука свободно вытянулась вдоль туловища.

— Если ты причинишь ему какой-либо вред… — В голосе Роберта неожиданно зазвучала ярость.

Не переставая тщательно выжимать тряпицу, смоченную в уже изрядно покрасневшей от крови кипяченой воде, Кэролайн в изумлении взглянула на него.

— С чего это вдруг мне взбредет в голову причинять ему вред? Интересно, каким образом я могу это сделать?

Кэролайн начинала раздражать неприкрытая враждебность Роберта. Да и Даниэль следил теперь за каждым ее движением, словно подозревал в намерении вонзить Мэту нож между ребрами. Что это с ними обоими? Как только дело касалось женщин, у этих Мэтисонов мозги становились набекрень. При более благоприятных обстоятельствах она им все выскажет.

— Разумеется, она не причинит ему никакого вреда, — вмешался Даниэль. Суровые складки у него на лице разгладились, когда он услышал слова Кэролайн. Взгляд, брошенный им на Роберта, был полон тайного смысла, который, однако, ей не удалось расшифровать. — Не будь ослом, Роб.

В их поведении было много странного, но у Кэролайн не было ни секунды, чтобы поразмыслить над всем этим. Снова повернувшись к Мэту, она нежно, едва касаясь его кожи, вытерла кровь с груди. Здесь не было серьезных ран, и ее это очень обрадовало, но царапины имелись в изобилии, и при этом изрядно кровоточили. Самые худшие располагались на правом боку, и кожа, покрывавшая нижнюю часть грудной клетки, уже начинала синеть и даже чернеть. Кэролайн боялась причинить Мэту лишнюю боль, поэтому оставила этот участок тела в покое. Ее внимание привлекла глубокая ссадина под левым соском, из которой обильно сочилась кровь. Пока Кэролайн останавливала кровь и обрабатывала рану, волосы на груди Мэта щекотали ей костяшки пальцев. Она с легким удивлением отметила про себя, какие они шелковистые и мягкие на ощупь. А вовсе не грубые, как ему казалось вначале.

— Ну где же этот болван Вильямс? — процедил сквозь зубы Даниэль и крепко ухватился обеими руками за спинку кровати.

В то время как он стоял в такой напряженной позе, внимательно следя за действиями девушки, Роберт ходил из угла в угол.

Ответа не последовало, да вопрос и не требовал его. Кэролайн продолжала смывать с тела Мэта кровь и пот. Иногда при ее прикосновениях он шевелился и что-то невнятно бормотал, однако в себя не приходил.

Если не считать внутренних повреждений, возможность которых нельзя было сбрасывать со счетов, правая нога Мэта оказалась самой серьезной из полученных им травм. Нога распухла втрое против обычных своих размеров и теперь в объеме превосходила объем талии Кэролайн. Когда она видела, как по бедру над самодельной шиной расплывается страшная синева, внутри у нее все сжималось. Разорванная на полоски рубашка, с помощью которой ветка была привязана к ноге, насквозь промокла от крови, и теперь на постели расплывалась огромное красное пятно. Хорошо, что Кэролайн догадалась подложить со стороны больной ноги несколько слоев мягких тряпок, чтобы сберечь матрац. Если аптекарь еще задержится, надо будет что-то придумать, чтобы остановить поток крови. В данный момент Кэролайн очень не хотелось бередить рану и тем самым причинять боль Мэту, поэтому она решила сделать это только в самом крайнем случае. Тем более, что, пока кость не будет вправлена, остановить кровотечение вряд ли возможно.

— Святой Иисусе, он, наверное, и впрямь проклят! Тебе не кажется, что весь этот вздор о ведьмах, все, о чем болтают по городу, не лишено основания? — Роберт на мгновение перестал нервно вышагивать и звонко хлопнул себя кулаком по ладони.

— Придержи язык! — прорычал Даниэль с явной угрозой в голосе.

На долю секунды братья гневно уставились друг на друга. Затем, оглянувшись на Кэролайн и словно только сейчас вспомнив о ее присутствии, Роберт плотно сжал губы и вновь зашагал из угла в угол.

Кэролайн недовольно посмотрела на одного, потом на другого. «Ведьмы! — с презрением подумала она. — Какой идиотизм!»

— Ваши препирательства не помогают делу. Если хотите сделать что-нибудь полезное, снимите с него ботинок. Он весь в грязи!

Несмотря на ее чуть резковатый тон, беспокойство за раненого брата отчасти компенсировало в глазах Кэролайн открытую враждебность но отношению к ней самой. Какими бы женоненавистниками не были эти Мэтисоны, они, несомненно, испытывали друг к другу искреннюю привязанность.

При ее словах Роберт прервал свою монотонную ходьбу, оба брата недовольно уставились на Кэролайн.

— Она права. Нечего лаяться между собой. Это ничего не изменит, — спустя секунду-другую проговорил Даниэль. Он подошел к кровати и взялся за каблук левого ботинка Мэта. Кэролайн, прихватив кастрюлю, направилась к двери. Она знала, что, когда аптекарь придет, понадобится еще много горячей воды.

Когда через несколько минут Кэролайн вернулась, Мэт уже лежал накрытый по самую грудь тонким стеганым одеялом, концы которого были аккуратно заправлены ему под мышки. Сломанная нога осталась на поверхности, и Кэролайн увидела, что они сняли с него превратившиеся в лохмотья бриджи и чулок, а также ботинок. На фоне белого одеяла плечи Мэта казались еще темнее и шире, а черные как смоль волосы резко контрастировали с серой бледностью лица.

Пока Кэролайн направлялась к кровати, Мэт начал беспокойно двигаться, стонать и метаться, в результате чего стащил с себя большую часть одеяла. Бросив непроницаемый взгляд на девушку, Даниэль снова вернул одеяло на место. Кэролайн в это время старательно отводила глаза в сторону: она предпочитала не смотреть на обнаженного Мэта. Несмотря на то, что хорошо знакомое ей чувство тошноты и физического отвращения (которое вызывали в ней большинство мужчин) больше не распространялось на Мэта, ей вовсе не хотелось, чтобы оно вернулось вновь. Сама мысль о том, что она может увидеть мужской член, даже при таких трагических обстоятельствах, заставляла Кэролайн внутренне содрогаться от ужаса.

Метания больного, все еще находившегося в бессознательном состоянии, не прекращались. Роберт и Даниэль встали на вахту по обе стороны кровати, пытаясь успокоить брата и даже силой удержать его, чтобы он не нанес себе новых ушибов и ран.

— Если аптекарь не придет в ближайшее время, боюсь, нам придется самим попытаться сделать то, что в наших силах. Хотя мы знакомы только с азами врачевания. — В глазах Даниэля читалось беспокойство и тревога.

— У меня есть некоторый опыт. — Кэролайн произнесла это чуть ли не с неохотой. Она многому научилась от своей матери. Джудит Везерби слыла известной целительницей, знавшей толк в травах, настойках и микстурах. Но усилия Кэролайн не помогли ее отцу, угасшему на глазах дочери, вопреки всем испробованным ею снадобьям. Ей и теперь было больно вспоминать об этом. Если бы Мэт так отчаянно не нуждался сейчас в ее помощи, она выбросила бы неприятные воспоминания из головы.

Кэролайн обошла Даниэля сбоку и коснулась рукой лба Мэта. Удостоверившись таким образом, что ее тайная болезнь все еще не дает о себе знать, девушка уже плотнее прижала ладонь. Кожа под ее рукой была гладкой на ощупь, влажной и теплой, а может быть, горячей? Возможно, у него уже начинается жар? Пряди шелковистых черных волос обвились вокруг ее чутких пальцев, и Кэролайн машинально поглаживала их, убирая со лба в сторону. Глаза больного были закрыты, белые линии вокруг губ стали еще резче.

Ее взгляд задержался на лице Мэта, затем скользнул вниз. Уже обе ноги выбились из-под одеяла, которое теперь едва прикрывало интимные места. Левая нога лежала прямо. Сильная и здоровая на вид, покрытая темными волосами по всей длине, кроме колена и вокруг него. Колено было испещрено шрамами и Кэролайн поневоле вспомнила о его хромоте. И тут ее поразила ужасная мысль: ведь это здоровая нога находится сейчас в таком ужасном состоянии. Как же Мэт будет ходить, если она как следует не заживет. Кэролайн инстинктивно почувствовала, что Мэт скорее умрет, чем смирится с перспективой провести остаток своих дней прикованным к постели или креслу.

Я сделаю все, что смогу, — сказала она и повернулась к стоявшим на столике лекарствам.

В это время Мэт издал стон, и, взглянув на него, Кэролайн увидела, что его веки приподнялись. В голубых глазах, словно пелена, застыла боль, а зубы были так плотно сжаты, что кожа вокруг губ побелела. Тем не менее он, несомненно, был в сознании, хотя вот-вот мог снова впасть в забытье.

Насколько плохо? спросил он слегка заплетающимся языком. Вопрос был обращен к склонившемуся над ним Даниэлю.

Ты здорово раскроил себе ногу, ответил Даниэль. — Томас пошел за мистером Вильямсом.

Этот Вильямс — старая баба, процедил Мэт. Теперь его лицо стало таким бледным, что Кэролайн опасалась, что он в любой момент снова потеряет сознание. Ты уж проследи там, Дан…

Обязательно. Можешь не волноваться.

Эти несколько минут явно лишили Мэта последних сил. Глаза его закрылись, и как раз в это время внизу послышался легкий шум, возвестивший наконец о том, что пришли Томас и мистер Вильямс. Даниэль и Роберт испытали такое облегчение, что, казалось, его можно было пощупать руками. Когда же мистер Вильямс, сопровождаемый Томасом, с важным видом ворвался в комнату, Кэролайн поняла, почему Мэт так беспокоился. Мистер Вильямс был невысокий, коренастый и полноватый старик с всклокоченными белыми волосами до плеч, обрамлявшими розовую лысину на макушке. Мелкий нос и небольшие глазки терялись на круглом, пышущем здоровьем лице. Черная одежда из грубого домотканого полотна не отличалась чистотой. Кэролайн взглянула на его руки и ужаснулась. Как и надетое на нем платье, их совсем не помешало бы хорошенько отскрести от грязи. «В искусстве целительства, — не уставала повторять ей мать, — чистота имеет наиважнейшее значение».

— Нож!

Это было единственное слово, произнесенное аптекарем, когда, удостоив Кэролайн и Даниэля снисходительным взглядом и неким подобием улыбки, он прошел к кровати. Даниэль, со сжатыми от волнения губами, передал ему то, что он просил. Девушка и остальные братья с волнением следили за тем, как аптекарь одну за другой резал полоски ткани, которыми была перевязана лежавшая на шине сломанная нога.

— Отвратительно, — констатировал мистер Вильямс, покачивая головой, когда рана наконец обнажилась.

Кэролайн старалась не отводить глаз от лица Мэта, чтобы не смотреть на сильно покалеченную ногу. Лицо больного уже приобрело желтовато-серый оттенок, по вискам бежали струйки пота. Внезапно Мэт снова приподнял веки, и их взгляды встретились. Кэролайн увидела в его глазах такую боль, что постаралась, как могла, подбодрить его слабой улыбкой. Мэт никак не ответил на ее жест, даже не шевельнулся, вместо этого он, казалось, собирал остатки сил. Мэт перевел взгляд на мистера Вильямса, чье внимание теперь сосредоточилось на покрытой ссадинами и ушибами грудной клетке. Аптекарь ощупывал каждый сантиметр и безжалостно тыкал пальцами под ребра.

Когда рука Мэта конвульсивно дернулась от боли, пальцы судорожно сжали одеяло, Кэролайн, повинуясь какому-то безотчетному порыву, накрыла его руку своей. Мэт ничего не сказал, даже не взглянул в ее сторону, но, перевернув руку, крепко обхватил пальцами ее ладонь.

— Ребра сильно ушиблены, но они быстро заживут. Лицо Мэта еще больше посерело, когда аптекарь перенес внимание на раненую ногу, которую он тут же ткнул пальцами прямо в раздувшуюся до колоссальных размеров припухлость вокруг выступающей наружу кости. — Но вот нога — здесь совсем другое дело. Может быть, лучше будет взять, да и отрезать ее совсем. Ведь если начнется нагноение…

— Просто вправьте ее на место, — перебил его Мэт, едва цедя слова сквозь зубы.

Его пальцы, крепко обхватившие ладонь Кэролайн, внезапно так сильно сжались, что ей потребовалось все ее самообладание, чтобы не сморщиться от боли. Но Мэт, казалось, совсем забыл, что держит ее ладонь в своей; все его внимание было приковано к аптекарю.

— Если в рану попадет инфекция…

— Вправьте ее на место, и все!

— Что ж, ладно. — Мистеру Вильямсу явно очень не понравилась резкость приказа. — Но я заявляю сразу, что снимаю с себя всякую ответственность за возможные последствия. — Он перевел глаза на Даниэля. — Если вы подержите его, мистер Мэтисон, вы и ваш брат, а другой ваш брат поможет мне тянуть… — Тут его взгляд упал на Кэролайн и сразу стал ледяным. — Будет лучше, мисс, если вы нас оставите одних. — Судя по его тону, он слышал о ней, причем эта информация была явно не в ее пользу.

Кэролайн слишком переживала за Мэта, чтобы почувствовать себя оскорбленной. Она посмотрела на его исцарапанное, серое, покрывшееся бисеринками пота лицо, на его открытые плечи, на страшно распухшую окровавленную ногу. Его пальцы так и не выпустили ее руку из плена. Видимо, подсознательно Мэт нуждался в ее поддержке. Кэролайн вдруг поняла, что, несмотря на выстраданный житейский опыт и обретенную мудрость, в ней происходило то, чего она так стремилась избежать: она снова начала привязываться к другому человеку и, кроме себя, волноваться еще за кого-то.

За последние десять лет она потеряла всех, кого когда-либо любила: мать, отца, сестру. Даже те немногие молодые люди, которые нравились ей, когда она была еще совсем юной и не умела защитить от ран чересчур доверчивое сердце, покинули ее, стоило ей дать им понять, что она не намерена согреть их постели до брачной церемонии. Хотя Кэролайн была чиста и целомудренна, как монашка, ей пришлось признаться самой себе в том, что само ее присутствие в заведениях, где играл ее отец, позволяло мужчинам смотреть на нее как на ветреную, легкомысленную или даже доступную женщину. Сознание этого глубоко ранило ей душу, но она прятала боль под фасадом холодного высокомерия. За эти годы Кэролайн хорошо усвоила простой урок: привязанность к любому человеку рано или поздно неминуемо обернется страданием. Она полагала, что со смертью отца и после всего того, что за ней последовало, умерла и ее способность привязываться и испытывать нежные чувства. Но Мэт — в нем было нечто такое, что грозило растопить лед, сковывавший ей сердце, и это пугало девушку. Она ни за что не хотела бы вновь испытать боль.

— Да, разумеется, — деревянным голосом согласилась Кэролайн и, набравшись решимости от своих невеселых мыслей, осторожно ослабила хватку Мэта и высвободила свою ладонь. В ответ Мэт поднял на нее глаза, затуманенные болью и, как ей показалось, страхом. Интуиция подсказывала Кэролайн: он хотел бы, чтобы она осталась. Сжав губы, девушка постаралась не обращать внимания на легкие угрызения совести.

Он все еще смотрел на нее и, казалось, не понимал, что она его покидает. Их глаза встретились, и Кэролайн потребовалось немалое усилие воли, чтобы отвести взгляд. Мэт был добр к ней, по-своему, но добр. В конце концов, если она сможет каким-то образом облегчить ему боль, это будет лишь ответной справедливой наградой за помощь, не более того. И никакая личная привязанность здесь абсолютно ни при чем.

Кэролайн подняла на аптекаря глаза.

— У меня есть средство, которое поможет ему легче перенести страдания, когда вы будете вправлять ему кость. Это лекарство слегка притупляет боль и снимает ее остроту в самый болезненный момент. — Повернувшись к выставленным ею на столике лекарствам, Кэролайн взяла небольшую коричневую бутылочку.

— Что это там у вас? — Голос мистера Вильямса прозвучал неестественно резко.

Кэролайн было непонятно, чего именно он так боялся. «Не взбрело ли ему в голову, что я хочу отравить Мэта?» — подумала девушка. — Может быть, сплетни и слухи заклеймили ее не только как воровку, но и как возможную убийцу?

— Я же сказала. Это лекарство. После него Мэт сможет уснуть. — С этими словами Кэролайн отлила из бутылочки в стакан нужную дозу.

Даниэль, Роберт и Томас следили за ней с тем же напряженным вниманием, что и мистер Вильямс.

— Эй, подожди-ка минутку! — воскликнул Роберт. Он очень встревожился, когда Кэролайн со стаканом в руке повернулась к Мэту. — Мы не позволим тебе…

— Если эта жидкость хоть немного снимет боль, давай ее сюда, — перебил брата Мэт и протянул к Кэролайн руку. Она вложила в нее стакан, но увидя, что он не может его удержать, помогла поднести его ко рту. Мэт быстро проглотил содержимое, затем закрыл глаза и откинулся на подушки.

С минуту никто не проронил ни слова, все глаза были устремлены на Мэта.

— Если от этого ему станет хуже, вина целиком ляжет на вас, — предостерег мистер Вильямс.

Кэролайн не удивилась, услышав в его голосе чуть ли не ненависть. Она давно уже не ждала от мужчин ничего похожего на разумное поведение.

— От этого он только сможет уснуть, и больше ничего, — ровным голосом ответила Кэролайн, ставя стакан обратно на столик возле кровати. Затем повернулась, чтобы выйти из комнаты. Когда она с королевским достоинством направилась к двери, то почувствовала, как четыре пары мужских глаз буквально сверлят ей спину, отчего кожу начало покалывать, словно иголками, а в душе зародилось какое-то смутное беспокойство.

В целом ощущение было далеко не из приятных.

Когда Мэту вправляли кость, он так вскрикнул от боли, что Кэролайн тоже невольно стиснула зубы. Даже ее лекарство, от которого клонило в сон и туманило мозги, не могло полностью защитить мужчину от неизбежного страдания, и все-таки она молила Бога, чтобы Мэт снова провалился в сон, как только момент кризиса останется позади. Кэролайн продолжала заниматься делами, подавляя в себе импульсивное желание снова вернуться на второй этаж, туда, где лежал Мэт. Но с ним был аптекарь и были его братья, он вряд ли нуждался в ее присутствии.

И все-таки, несмотря на принятое решение, девушка напряженно вслушивалась, чтобы не пропустить момент, когда мистер Вильямс соберется уходить. Сама она в это время замесила тесто, накрыла его полотенцем и отставила на время в сторону, пока не поднимется. Кэролайн не переставала удивляться тому, как быстро она включилась в свои повседневные обязанности и привыкла заботиться обо всей их шумной компании. Кэролайн уже научилась делать все необходимое по дому почти автоматически. Теперь день был в разгаре, и пора было подумать об ужине. Для Мэта, если он вообще найдет в себе силы поесть, самым лучшим был бы слабенький бульон. Но остальным понадобится полноценная сытная еда. Их завтрак либо достался Рейли, а может, и какому-нибудь другому животному, либо так и остался лежать в поле.

Начистив целую гору картошки, Кэролайн поставила ее на огонь, добавив несколько пригоршней зелени. Затем принесла из коптильни оленину и насадила ее на вертел жариться. Небольшой кусок мяса она бросила в отдельный котел, где оно должно было долго вариться, пока не станет настолько мягким, что начнет распадаться на волокна. Потом она процедит жидкость и даст Мэту на ужин.

Наконец Кэролайн решила, что мистер Вильямс что-то уж слишком долго тянет с уходом. Он пробыл наверху почти час. Любопытство все-таки пересилило и, оставив ужин довариваться, Кэролайн поднялась вверх по лестнице. На пороге комнаты Мэта она остановилась, и у нее перехватило дыхание от ужасной сцены, представшей ее взору.

Мистер Вильямс, крепко ухватив Мэта за руку, держал его запястье над большой чашкой, которую поддерживал стоявший на коленях у кровати Томас. Он отвернулся, чтобы не смотреть на ярко-красную струйку крови, бежавшую из вены Мэта прямо в подставленный сосуд. Даниэль и Роберт по обе стороны кровати внимательно наблюдали за происходящим. Все три брата были очень бледны. Но лицо Мэта было белым, как у трупа. Он все еще не приходил в сознание, то ли от боли, то ли от лекарства Кэролайн, то ли от того и другого сразу.

— Прекратите! — закричала Кэролайн. В ее голосе было больше настойчивости, чем позволяли приличия. — Ему не нужно пускать кровь! Он уже и так потерял ее чуть ли не целое ведро!

Томас, Роберт и Даниэль смотрели на нее с одинаковым удивлением.

Мистер Вильямс выпрямился и уставился с презрительным высокомерием.

— Кровопускание необходимо, чтобы выгнать из организма яды, — произнес он, не прекращая своего занятия.

К своему ужасу, Кэролайн только сейчас заметила таз, стоявший на полу возле Томаса. Он был примерно на четверть дюйма заполнен кровью. По всей вероятности, мистер Вильямс счел нужным пускать Мэту кровь больше одного раза.

— Если так пойдет дальше, вы его убьете! — в голосе Кэролайн слышалась ярость. Она быстро подошла к кровати Мэта.

— Если он умрет, то от зелья, которое ты ему дала, а не от того, что сделал я. — Еле сдерживая злость, мистер Вильямс резко скривил губы, затем намеренно повернулся к Кэролайн спиной, всячески желая оскорбить и унизить ее.

Кровь Мэта продолжать литься в чашку.

— Даниэль! — В отчаянной мольбе взгляд Кэролайн обратился на того из братьев, кого она знала лучше других. — В подобных случаях предписывается выпустить две унции крови, а Мэт только от рук мистера Вильямса потерял намного больше. Слишком большая кровопотеря неминуемо влечет за собой смерть!

— Как может какая-то девчонка что-то в этом понимать?! — гневно парировал аптекарь, обращаясь к Даниэлю.

Тот озабоченно хмурил лоб. По его лицу было видно, что он не знает, как поступить. Затем, бросив взгляд на Роберта, смотревшего на Кэролайн с нескрываемой неприязнью, и на безжизненное тело Мэта, Даниэль сделал несколько шагов вперед и положил руку на плечо мистера Вильямса, как бы призывая его прекратить кровопускание.

— Ведь уже хватит, правда? Если в организме был яд, он наверняка весь вышел.

— Так вы послушались совета этой… этой женщины и пренебрегли моим? В таком случае, путь будет по-вашему, и за последствия отвечать тоже придется вам. Не вздумайте вызывать меня снова, когда ему станет хуже!

Мистер Вильямс выпрямился, гневно глядя на Даниэля, снявшего руку с его плеча. Но, по крайней мере, аптекарь уже перевязывал рану в том месте, где он вскрыл Мэту вену на запястье, и кровь больше не струилась в чашку. Кэролайн даже не отреагировала на полный злобы взгляд, которым мистер Вильямс одарил ее, когда резкими движениями закинул свои инструменты в сумку.

— Не то чтобы послушались ее совета и пренебрегли вашим, а просто хорошего понемножку. Конечно, кровопускание пошло ему на пользу, но ведь и Мэту нужно кое-что оставить на выздоровление.

Попытка Даниэля смягчить гнев аптекаря мягким юмором потерпела неудачу. Мистер Вильямс, уже стоявший наготове с плотно закрытым чемоданчиком в руках, встретил его слова враждебным взглядом.

— Я хотел бы получить свой гонорар, — холодным и чопорным тоном объявил он.

— Да-да, конечно. — Даниэль удрученно кивнул и проводил мистера Вильямса в коридор.

Кэролайн обошла кровать и, взяв Мэта за запястье руки, не тронутой ножом аптекаря, нащупала пульс. Все это время Роберт стоял рядом с ней, словно готовился в любой момент встать между братом и грозящим ему несчастьем.

— Допустим, Вильямс на девять десятых дурак, но в одном он прав; что ты можешь понимать в искусстве врачевания? — Вопрос Роберта был задан довольно враждебным током, и глаза, встретившие ее взгляд, излучали холод.

— Моя мать была искусной целительницей. Я научилась у нее всему, что знаю.

Кэролайн молча считала удары. Пульс у Мэта был вялым, и она боялась, что потеря крови ослабила его окончательно.

— В таком случае приходится только удивляться, почему твоя сестра не владела этим искусством, — почти с усмешкой произнес Роберт.

Опустив руку Мэта на постель, Кэролайн выпрямилась и в упор взглянула на Роберта. Хотя он был на несколько дюймов ниже Мэта, он все равно был на полголовы выше ее. Его поза выражала враждебность, глаза сузились, в них читалось недоверие. Кэролайн почувствовала, как разгорается ее гнев, однако постаралась не терять над собой контроль.

— Элизабет и я всего лишь сводные сестры. У нас общий отец, но если ее мать была благородного происхождения, то моя — просто цыганкой, которую отец встретил, скитаясь по стране. Она много знала о травах, снадобьях, о том, как их применять для лечения и обучила меня всему, что сама знала. Теперь, когда я вам все это рассказала, разрешите мне применить свои знания, чтобы помочь вашему брату? Или будете стоять здесь и смотреть, как он умирает? — Несмотря на все усилия Кэролайн сохранять спокойствие, в ее словах прозвучала нотка гнева. Девушка твердо смотрела Роберту в глаза, по-прежнему пылавшие ненавистью.

Стоявший позади нее Томас подошел к брату и положил руку ему на плечо. Они обменялись взглядами, затем оба перевели глаза на Кэролайн. Томас был, наверное, на дюйм ниже Роберта и, благодаря своим рыжеватым волосам и светлой коже, казался значительно моложе, почти мальчишкой. Вместе с тем, судя по решительно поднятому подбородку, он был столь же ярым противником вмешательства Кэролайн, как и его брат.

— У нас нет выбора. Поскольку Дан позволил тебе прогнать аптекаря, ничего не остается, кроме как позволить тебе сделать для Мэта то, что в твоих силах. — Голос Томаса был необычно скрипучим. — Но будь уверена: мы станем следить за тобой, и, если с ним что-нибудь случится, мы об этом узнаем.

В этот момент в комнату вошел Даниэль и с первого взгляда оценил ситуацию.

— Стыдитесь, вы оба, — резко сказал он. — Кэролайн не давала вам ни малейшего повода думать о ней плохо.

— Грехи отцов падут на головы сыновей, — парировал Роберт.

— Но о сестрах ничего не говорится, и в любом случае Кэролайн совсем не похожа на Элизабет.

Даниэль высказался почти столь же загадочно, как и Роберт. Одно для Кэролайн становилось совершенно очевидным: по какой-то неизвестной причине братья Мэта не доверяли Элизабет и не любили ее и теперь перенесли эту неприязнь на Кэролайн. Ей очень хотелось расспросить кого-нибудь из них, выяснить, что произошло и из-за чего ее сестра вызывала столь враждебное к себе отношение, но подобные расспросы пришлось отложить.

Мэт зашевелился, и все взоры с надеждой устремились к нему. Однако он не пришел в сознание, и скоро стало ясно, что этого не произойдет.

— Если один из вас посидит с Мэтом и крикнет мне, когда он очнется или же ему станет хуже, я могла бы пойти закончить готовить ужин.

Все трое переглянулись.

— Я останусь, — быстро сказал Даниэль. — Роб, вы бы с Томасом вернулись к работе. Теперь, когда Мэт прикован к постели, мы не можем себе позволить терять время, если хотим успеть с посадкой.

Роберт и Томас все еще колебались, и, судя по их взглядам, Кэролайн без труда догадалась, что их нерешительность связана с ней.

— О, ради всего святого! — потеряв терпение, воскликнула она. — Если уж до такой степени не доверяете мне, я сомневаюсь, что вы станете есть ужин, который я готовлю. Почем вам знать, может, я положила в него яду или наслала на еду порчу с целью превратить вас всех в ослов. Хотя, — добавила она с насмешливой улыбкой, — это едва ли необходимо, не так ли?

После этого мастерского выпада она покинула комнату. Через несколько секунд по топоту ног на лестнице Кэролайн поняла, что Томас и Роберт сделали то же самое.

— Папа умрет?

Кэролайн, смачивавшая губкой с прохладной водой горячий лоб Мэта, подняла глаза и увидела стоящего в дверях Джона, который, по-видимому, уже некоторое время наблюдал за ней, оставаясь незамеченным. Была уже почти полночь и мальчики, по настоянию дядей, уже давно поднялись в свою спальню. Джон был в ночной рубашке и босиком. При свете единственной свечи, догоравшей на столике возле постели Мэта, он казался совсем юным и беззащитным, особенно когда со страхом смотрел на отца, лежавшего без сознания на широкой кровати. Сердце Кэролайн сжималось от жалости к нему: она знала, каково тревожиться за жизнь любимого родителя.

— Нет, он не умрет.

По крайней мере, она молила об этом Бога. Кровопускание отняло у Мэта много сил, и в тот же день у него начался сильнейший жар. Кэролайн, используя краткие минуты, когда он приходил в сознание, сумела заставить его выпить лишь несколько ложек бульона и проглотить еще порцию лекарства. Все остальное время Мэт находился в забытьи.

Нога чудовищно распухла и воспалилась, особенно на участках выше и ниже новой, более прочной шины. Когда Кэролайн по-своему перевязала Мэту рану, чтобы ее можно было легко осматривать в том месте, где кость вылезала наружу, оказалось, что кровь все еще сочится. Потеря крови представляла большую опасность. Кэролайн ничего не оставалось, как попробовать засыпать целебный порошок для заживления ран и положить сверху как можно больше корпии[6] и чистых кусочков ткани. Когда через несколько часов на поверхности повязки не проступила свежая кровь, она позволила себе надеяться, что кровотечение наконец прекратилось.

Теперь главной угрозой стали высокая температура и гангрена. Если разовьется гангрена, Кэролайн не могла поручиться за то, что у Мэта останутся какие-либо шансы на выживание, ампутируют ему ногу или нет. Но его сыну этого говорить не стоило.

У Джона был очень жалкий вид, и девушка ободряюще улыбнулась ему. За последние несколько месяцев она нечасто улыбалась, и ей показалось, будто губы у нее заржавели. Однако, если Кэролайн надеялась пробудить в Джоне товарищеские чувства, то по мальчику было не заметно, что ей это удалось. Он не улыбнулся ей в ответ, а лишь потерянно смотрел на отца.

— Если я пожелаю ему спокойной ночи, ты думаешь, он меня услышит?

— О, я думаю, да.

В голосе Кэролайн прозвучало гораздо больше уверенности, чем она на самом деле испытывала. Ее улыбка погасла, но не сострадание к мальчику. Если ему становилось легче при мысли о том, будто отец может его услышать, что в этом плохого? Кэролайн жестом попросила Джона подойти поближе. Он приблизился, остановившись рядом, и его спутанная черная шевелюра только-только доставала ей до плеча. Мальчик был так худ, что сквозь ворот ночной рубашки виднелись резко выступающие ключицы.

— Спокойной ночи, па, — едва слышно пробормотал Джон и попробовал пальцем дотронуться до руки Мэта, лежащей поверх стеганого одеяла.

Мэт даже не шевельнулся в ответ. Кэролайн начала что-то говорить, чтобы попытаться утешить мальчика и облегчить его душевную боль. Но прежде чем она нашла слова, глаза Джона, и без того уже красные от слез, быстро наполнились влагой.

Мальчик сделал над собой поистине титаническое усилие, чтобы не разреветься, и все-таки один раз всхлипнул, но затем спохватился и сильно прикусил нижнюю губу. Его боль была столь острой, что Кэролайн тоже ее почувствовала. Она машинально обняла его за плечи и по-дружески слегка сжала их. Но вместо того чтобы оценить попытку девушки утешить его, мальчик приглушенно вскрикнул, грубо оттолкнул Кэролайн в сторону и, повернувшись, выбежал из комнаты.

Кэролайн поняла и эту его реакцию. И вздохнула. Затем, нахмурившись, она услышала топот ног по ступенькам лестницы. Вместо того чтобы вернуться в постель, Джон ринулся вниз, видимо, для того, чтобы всласть выплакаться и не разбудить при этом Дэвида.

В горе парнишке нужен был кто-то, чтобы не находиться одному, но явно не Кэролайн.

Поплотнее закутавшись в халат — под ним у нее была ночная рубашка, а на ногах домашние тапочки, — Кэролайн осторожно прошла вдоль узкого и темного коридора и в нерешительности остановилась перед спальней Даниэля. По всей вероятности, разгуливать по дому в таком виде считалось непристойным. Но платье, которое девушка носила целый день, испачкалось и было заляпано кровью, да и сама она ощущала настоятельную потребность в чистоте. Когда мужчины пошли спать, Кэролайн с удовольствием приняла нечто вроде ванны: с помощью губки быстро ополоснулась водой в гостиной, которую, в силу обстоятельств, превратила в свою комнату. После мытья ей страшно захотелось переодеться во что-нибудь чистое и просторное, и она надела свой ночной наряд. Если у нее будет возможность урвать хоть немного времени для сна, она сможет улечься на соломенный тюфяк, расстелив его на полу в комнате Мэта.

Но пока девушка стояла, переминаясь с ноги на ногу, под дверью Даниэля. А ведь, как и его братья, он не был ее настоящим родственником, и знала она его, в сущности, мало. Конечно, Кэролайн всерьез не рассматривала возможность того, что ее полураздетый вид может спровоцировать Даниэля на развратные мысли или, еще хуже, действия, но все же…

Дилемма благополучно разрешилась, когда Даниэль, без всякого предупреждения, внезапно открыл свою дверь. Пару секунд они, оцепенев, таращились друг на друга. В полутьме коридора, освещенного только слабой полоской света, пробивавшегося из-под двери в спальню Мэта, Кэролайн увидела, что Даниэль спал голым. Слава Богу, он успел завернуться в одеяло, прежде чем подойти к двери.

Как будто с трудом пытаясь вспомнить, кто она такая, Даниэль, моргая, словно сова, напряженно всматривался в Кэролайн. Его взгляд сначала скользнул по ее телу, затем он быстро перевел глаза на лицо девушки. Даниэль уже совсем проснулся, а вместе с ним проснулась и его тревога.

— Мэт?

На этот скупой вопрос Кэролайн отрицательно покачала головой.

— Нет, это Джон, — прошептала она, помня, что остальные еще спят. — Он там внизу, плачет. Приходил навестить отца, а потом выбежал из комнаты. Он не захотел, чтобы я его утешила, но думаю, кто-то должен это сделать.

Даниэль бросил взгляд на лестницу.

— Угу, — лаконично согласился он, затем повернулся и закрыл дверь у нее перед носом.

Кэролайн уже слишком хорошо знала за Мэтисонами подобные проявления грубости, чтобы обидеться. Она поняла, что Даниэль собирается одеться, и быстро скользнула обратно в комнату Мэта. Ее предположение оправдалось: через несколько минут раздался звук открываемой двери, а затем она услышала шаги Даниэля; он прошел вдоль коридора и спустился вниз по лестнице.

У нее стало легче на душе от того, что кто-то будет рядом с Джоном. Убрав длинную прядь волос, выбившуюся из свободно заплетенной косы, которую она обычно делала себе на ночь, Кэролайн вновь обратила взор на Мэта.

Он плашмя лежал на спине, вытянув вдоль туловища руки. Кисти, ладонями вверх и с согнутыми пальцами, покоились сверху одеяла, аккуратно приподнятого над больной ногой, чтобы не задевать раны. Вид этих рук — крупных и мускулистых, с погрубевшей от тяжелой работы кожей — тронул сердце Кэролайн. Такие руки не созданы, чтобы вот так беспомощно лежать. В комнате было тепло, даже жарко от яркого огня, разожженного по настоянию Кэролайн в камине, которым явно давно не пользовались. По крайней мере, теперь можно не бояться, что Мэт простудится. Но ей пришлось признаться себе, что ухаживать за столь мужественным мужчиной, даже если этот мужчина — Мэт, означало беспокойство совсем иного рода. Мышцы, буграми выступавшие у него на руках, его широкие плечи, густой покров волос, клином спускавшихся к центру груди, а также волосы на руках и ногах — все это внушало девушке неясную тревогу. А мысль о тех частях его тела, что еще оставались скрытыми от ее взора, рождала целую волну не совсем приятных эмоций. Поэтому Кэролайн просто-напросто перестала об этом думать. Мэт был абсолютно беспомощен, и к тому же она взялась за ним ухаживать, поэтому не позволит его мужественности влиять на ее мысли и поступки. Мэт был к ней по-своему добр, и не будь его, ее положение в доме стало бы весьма уязвимым. Уже по одной этой причине, если даже не принимать во внимание все остальные (а Кэролайн не допускала и мысли о существовании каких-либо иных причин), он заслуживал самой преданной заботы с ее стороны, и он эту заботу получит. Кроме всего прочего, она не может допустить, чтобы человек, которого сыновья просто обожают, умер из-за плохого ухода. Сердце Кэролайн сжималось при мысли о том, что мальчики Мэта останутся без отца.

Однако сохранить Мэту жизнь, не говоря уже о том, чтобы спасти искалеченную ногу, могло оказаться делом весьма трудным. Несмотря на старания Кэролайн не поддаваться пессимизму, вид у Мэта был неважный. На щеках и подбородке проросла иссиня-черная щетина, лишний раз подчеркивающая без того смертельную бледность его кожи. Не может быть, чтобы столь смуглый от природы человек смог выжить при такой ужасающей бледности. И что самое страшное, Мэт больше не потел: его кожа была сухой и горячей.

Когда Кэролайн осторожно дотронулась пальцами до его лба, чтобы определить, насколько высока температура, она нахмурилась и почти сразу же убрала руку: пальцы будто обожгло огнем. Если в ближайшие часы жар не утихнет, нужно будет принимать чрезвычайные меры, что означает немалый риск.

Мэт не открывал глаз с тех пор, как аптекарь вправил ему кость. Был ли он без сознания или находился в глубоком сне из-за лекарства, которое Кэролайн регулярно вливала ему в рот, чтобы он не метался по кровати, нельзя было сказать с уверенностью. Дыхание неглубокое и частое, скорее походившее на одышку. Губы полураскрыты и двигались, только когда Мэт вдыхал в себя воздух. Они уже начинали трескаться от пересыхания.

Налив в чашку немного воды, Кэролайн обмакнула в нее кусочек материи и стала капать прохладную жидкость на губы Мэта, так что немного влаги затекало и в рот. Сначала никакой реакции не последовало, казалось, его дыхание нисколько не изменилось. Но затем, когда вода попала ему на язык, он сделал глотательное движение, и, приободренная, Кэролайн снова принялась за дело. В таком состоянии важнее всего было обеспечить Мэту покой и максимум комфорта. Все, что она могла, это ждать, будет ли жар усиливаться или температура спадет.

— Как он?

Голос Даниэля, раздавшийся от двери, заставил Кэролайн вздрогнуть. Ее рука непроизвольным движением слишком сильно сжала намоченный лоскут, и по щеке Мэта побежала водяная струйка. На секунду забыз о Даниэле, Кэролайн стерла ненужную влагу с лица и провела прохладной тряпочкой по резко очерченным горячим скулам. Затем она вновь переключила внимание на Даниэля, но в то же время краешком сознания зафиксировала свое ощущение от колючей, как наждачная бумага, щеки Мэта.

— Все так же, — чуть хрипловатым голосом ответила Кэролайн.

Даниэль надел бриджи и рубашку, но оставил ее незастегнутой, так что оказался виден широкий клин слегка волосатой груди. Икры и ступни тоже были голыми. В свете потрескивавшей свечи, которую он держал в руке, его волосы отливали в бронзу и излучали мягкое сияние. Глаза тоже излучали свет, по крайней мере, в те мгновения, когда он смотрел на Кэролайн. В ответ на этот откровенный оценивающий мужской взгляд девушка инстинктивно опустила глаза на свой ночной наряд и обнаружила, что ее халат распахнулся до самой талии, оставив открытой ночную сорочку с узким вырезом. Кэролайн поспешно запахнула полы халата, ощущая, как в животе у нее что-то сжимается. Усилием воли ей удалось преодолеть чувство антипатии к Даниэлю. Еще больших усилий стоило вновь поднять на него глаза.

— Джон пошел спать. Когда я спустился к нему, он уже не плакал. Джон у нас парень сильный, не какая-нибудь мямля.

Даниэль говорил отрывисто, а его взгляд из-под полуопущенных век ни на секунду не отрывался от ее лица. Если, повинуясь инстинкту, он однажды и опустил глаза на ее шею и ниже, то теперь выражение его лица ясно показывало: он не намерен допускать подобного впредь. Кэролайн почувствовала, как напряжение начинает спадать. «Даниэль — очень достойный человек, — напомнила она себе. — Он не хотел ничего дурного, когда так на нее смотрел, и уж, конечно, не представляет для нее угрозу».

— Джону вряд ли больше десяти. Ему еще необязательно проявлять душевную стойкость и силу.

— В этом мире каждый должен быть таким, чтобы выжить — а Джону уже девять.

— Он очень высокий для своего возраста. Но хрупкий.

— Но ведь и Мэт в детстве был таким. И все мы тоже. Мне было, наверное, лет десять-одиннадцать, когда я познакомился с Элизабет — я моложе Мэта на шесть лет, и помню, как она смеялась надо мной за то, что я, по ее словам, просто кожа да кости.

Кэролайн впервые слышала, чтобы кто-нибудь упоминал об Элизабет без обычной осторожности и уклончивости. Судя по тону Даниэля, эти воспоминания были не самыми приятными.

— Ты не любил Элизабет, правда? Не расскажешь мне, почему? Ты же знаешь, что я почти ничего о ней не помню.

Внезапно лицо Даниэля стало непроницаемым. Он явно пожалел о том, что сказал слишком много.

— Если хочешь узнать все про Элизабет, спроси Мэта. Конечно, когда он поправится.

— Мне бы не хотелось, чтобы он вновь печалился, говоря о покойной жене.

Даниэль немного резковато рассмеялся.

— Думаю, на этот счет ты можешь не волноваться.

— Ты хочешь сказать, что он не чувствует печали?

— Я ничего не хочу сказать. Просто советую тебе спросить у Мэта. — Даниэль отвернулся. — Если я тебе зачем-либо понадоблюсь, позови меня. Я сплю очень чутко. — Его глаза сверкнули. — Еще одна фамильная черта Мэтисонов.

Даниэль вышел. Его шаги удалялись по коридору. И через несколько минут послышалось, как закрылась его дверь. Кэролайн погрузилась в невеселые раздумья. Что-то здесь было не так, что-то, связанное с Элизабет. Пока она не выяснит, что именно, не успокоится.

Кэролайн почувствовала, что Мэт просыпается. Когда она повернулась к нему, то обнаружила, что он слегка приподнял голову над подушкой. Все его тело напряглось, ярко-голубые глаза широко раскрылись. В глубине их Кэролайн увидела страх. Его немигающий взгляд был обращен не на нее, а на что-то, находившееся за спиной девушки.

— Мэт… — начала она, инстинктивно оглядываясь назад, чтобы выяснить для себя причину этого пронизанного ужасом взора.

Прежде чем она смогла что-то произнести, Мэт начал пронзительно кричать.

В этом крике, хриплом и резком, звучал панический ужас. Мэт боролся с неведомым Кэролайн противником, и для него это была борьба не на жизнь, а на смерть. Он бил руками по матрацу, брыкался во все стороны здоровой ногой и воевал с простынями, едва не сбросив себя самого с постели.

— Мэт, прекрати сейчас же! Ушибешься! — в испуге вскрикнула Кэролайн и бросилась на Мэта, всем телом прижав его к кровати и стараясь помешать ему нанести себе какое-нибудь увечье. — Даниэль! На помощь! Даниэль!

Теперь Мэт боролся с Кэролайн: он толкал ее в спину, упирался в плечи и бедра, чтобы сбросить с себя ее тело. Нередко его толчки и удары были весьма ощутимы, хотя и скользили по поверхности. Кэролайн боялась, что он применит силу, но тем не менее вцепилась мертвой хваткой. Руками она обхватила Мэта за шею, а ногами за здоровую ногу, и так держалась изо всех сил. Головой уперлась ему в ложбинку на шее, пряча лицо от возможных ударов. В любую минуту Мэт мог легко причинить ей боль или даже повредить какую-нибудь часть тела, — но она все равно упорно не отпускала его, опасаясь, что он нанесет вред самому себе.

— Пожар! Пожар! — хриплым голосом вопил Мэт. Он снова принялся бить по матрацу, яростно колотя огромными кулаками. Видимо, вообразил в горячечном бреду, будто кровать объята пламенем.

— Мэт, все в порядке! Никакого пожара нет! Пожалуйста, перестань!

Ее голос прозвучал глухо, поскольку Мэт отчаянно выгибал спину, пытаясь сбросить ее с себя, и ее губы почти упирались ему в горло. Кэролайн ощущала запах его измученного лихорадкой тела, жар, исходивший от кожи, мягкие волоски на его груди, щекотавшие ей шею и подбородок. Но прежде всего она чувствовала мощь натренированных работой мышц, когда Мэт бился в конвульсиях, стараясь избежать угрожавшей его жизни опасности. Одного веса Кэролайн было бы явно недостаточно, чтобы удержать Мэта в лежачем положении. Но с учетом неподвижной сломанной ноги и той страшной боли, которую он, по всей вероятности, причинял себе своими резкими сумасшедшими рывками, у девушки хватило сил еще на несколько минут, пока не прибежал Даниэль.

— Ради всего святого, что здесь?.. Мэт, Боже мой, Мэт!

Кэролайн скатилась с Мэта, чтобы не мешать Даниэлю. Но даже он не мог противостоять в одиночку безумной силе брата. К счастью, в комнату влетел Томас, а вслед за ним и Роберт, и им троим удалось, наконец, подавить отчаянное сопротивление старшего брата.

Мэт все еще метался, когда Кэролайн влила ему в горло большую порцию снотворного. Дрожащая, она стояла рядом с кроватью, ожидая, пока лекарство подействует, и эти секунды показались ей вечностью. Все это время братья удерживали Мэта на кровати. Наконец его рывки и броски стали слабеть, а потом совсем прекратились. С большой предосторожностью мужчины постепенно отпускали Мэта. Потом встали рядом с постелью, озабоченно ловя каждое его движение. По выражению их лиц было ясно, что они тревожатся за жизнь брата.

— Что ты ему сделала? — воскликнул Томас, с горящими глазами повернувшись к Кэролайн.

Только теперь Кэролайн увидела, что он совсем голый. Девушка инстинктивно отпрянула, поспешно отведя в сторону взгляд. Ей потребовалось какое-то время, чтобы вникнуть в существо обвинений.

— Я ему сделала?! — с негодованием воскликнула Кэролайн, когда до нее дошел смысл его слов. Она с шумом вобрала в легкие воздуха, и только невозможность смотреть на Томаса на миг удержала девушку от резкостей. Она уперлась взглядом в небольшой столик слева от Томаса и открыла было рот, чтобы хорошенько его отчитать. Но прежде чем сумела обрушить на него свой гнев, вмешался Даниэль. Видимо, со времени его прошлого прихода сюда он успел только снять рубашку, и теперь на нем остались одни бриджи. Роберт предусмотрительно прихватил с собой тонкое лоскутное одеяло, которое обернул вокруг талии. Окруженная целой компанией голых и почти голых мужчин, Кэролайн тем не менее продолжала кипятиться.

— Разумеется, Кэролайн не сделала Мэту ничего плохого. — Казалось, Даниэль только сейчас увидел, что Томас совершенно нагой. Его глаза округлились, когда он быстрым взглядом окинул фигуру брата. — Ради Бога, Том, здесь находится леди. Прикройся!

Томас, осознав, наконец, в каком он стоит виде, залился краской стыда. Он тут же рванул за угол одеяла Роберта и обвязался им вокруг бедер. Роберт при этом так пошатнулся, что едва сам не остался голым. Однако быстрым движением успел придержать свой конец одеяла. Его щеки стали такими же пунцовыми, как и у Томаса, и он украдкой бросил взгляд на Кэролайн, не заметила ли та его неловкости.

Роберт недовольно косился на брата, однако не пытался вернуть себе захваченный Томасом кусок одеяла. Гнев Кэролайн почти остыл, пока она смотрела, как эти двое сталкиваются плечами и обмениваются сердитыми взглядами, встретившись в середине одеяла. Эта немая сцена, как и вмешательство Даниэля, вставшего на ее защиту, охладили раздражение Кэролайн настолько, что она решила воздержаться от тех слов, которыми собиралась уничтожить Томаса. Комната, где лежит больной, — не самое подходящее место для бурной ссоры. Но если кто-либо из них посмеет снова высказать ей нечто в этом роде, она пошлет приличия ко всем чертям.

Как только Томас принял более-менее пристойный вид, Даниэль снова переключил внимание на Кэролайн.

— Не могла бы ты рассказать нам, что именно произошло?

— Я сама ничего не понимаю. — Игнорируя двух остальных братьев, все еще сражавшихся за каждый сантиметр своей импровизированной одежды, Кэролайн обращалась только к Даниэлю. — Когда ты ушел, Мэт проснулся. Он уставился на что-то за моей спиной и выглядел сильно испуганным. Я обернулась, но там ничего не было, по крайней мере, я ничего не заметила. Затем Мэт вдруг начал кричать и махать руками, будто дерется, и мне подумалось: не изувечил бы он себя. Поэтому, как могла, старалась удержать его, пока ты не подоспеешь на помощь. Ах да, и еще Мэт, кажется, решил, что вся постель объята пламенем. Он все время бил по ней и дважды крикнул: «Пожар!».

Среди мужчин внезапно воцарилось тягостное молчание. Томас и Роберт перестали наконец толкаться, и все трое переглянулись. Судя по их понимающим взглядам, они знали что-то такое, чего не знала Кэролайн.

— В чем дело? — резко спросила она.

Теперь все они смотрели на нее, однако продолжали хранить молчание.

— Вы должны мне сказать. Если я не буду знать причины его душевного расстройства, как тогда смогу предотвратить очередной подобный приступ?

В ответ на это мужчины снова обменялись взглядами. Затем заговорил Даниэль, одновременно сделав своим братьям предупреждающий знак.

— Несколько лет назад Мэт чуть не сгорел при пожаре. Тогда-то он и стал хромать, и шрам этот на щеке тоже оттуда. С тех пор у него, понятное дело, стойкое отвращение к огню. Он никогда не зажигает камин в своей комнате, более того, не особенно любит, когда где-нибудь в доме ярко горит пламя. Ты и сама скоро убедишься, что Мэт сам не разводит огонь, не подбрасывает в него поленьев, даже близко старается не подходить. Наверное, он открыл глаза и увидел горящий камин. У него в голове все спуталось, и Мэт снова вспомнил тот пожар. Совершенно естественно, что он ударился в панику. Огонь внушает ему ужас.

— Почему же никто не предупредил меня об этом?

Кэролайн оглянулась на пламя, язычки которого весело плясали на высокой пирамиде из дров. Затем снова взглянула на Мэта, впавшего в беспамятство от ее, как она надеялась, снадобья. Грудь его вздымалась, а пальцы судорожно подергивались, будто даже во сне он пытался выбраться из огненного кошмара. Взгляд Даниэля метнулся к братьям, затем вернулся к Кэролайн.

— Видимо, никому из нас это просто не пришло в голову. К тому же Мэту нужно тепло. При таких обстоятельствах в его комнате обязательно должен гореть камин.

— Но его можно спрятать так, чтобы Мэт не видел. — В голосе девушки прозвучали едкие нотки.

Она прошла в угол комнаты и вытащила оттуда ширму, которой, судя по количеству осевшей на ней пыли, очень давно не пользовались. Ширма была легкой, и Кэролайн подтащила ее, чтобы поставить между кроватью и камином. Даниэль помог установить ее, так что все вместе не заняло и десяти минут.

— Есть ли еще что-нибудь, о чем мне следует знать? Такое, что также может нарушить его душевное равновесие?

— Единственное, чего Мэт боится в жизни, если не считать огня, это Господь, а Он вряд ли потревожит тебя, — мягко улыбнулся ей Даниэль. — Лучше бы ты пошла спать, мы могли бы по очереди дежурить у его постели. И если Мэт снова придет в себя, тебе все равно с ним не справиться.

Кэролайн посмотрела на Мэта. Теперь он лежал неподвижно, только пальцы иногда подергивались, словно судорогой. Несмотря на просторную кровать, Мэт почти полностью занимал ее в ширину, а пальцы ног едва не свисали вниз. Кожа больного казалась очень смуглой на фоне белых простыней, волосы, обрамлявшие высокий лоб, на который то и дело падали непослушные пряди, были цвета воронова крыла. Даже шрам на щеке и иссиня-черная щетина, покрывавшая подбородок, и те, казалось, украшали его и без того красивое лицо, усиливая впечатление необыкновенной мужественности. Кэролайн не без основания полагала, что ей следовало бы до смерти бояться такого человека. Однако Мэта она нисколько не опасалась. Он не был мягким или податливым, он не умел — или не хотел — рассыпаться в любезностях, но по сути своей (и Кэролайн инстинктивно это чувствовала) был тот человек, на которого можно положиться. Она уже ощущала себя в безопасности под его крышей, начала пускать здесь корни и осваиваться, как в собственном доме.

А если бы он оказался другим, похожим на тех мужчин, из-за которых Кэролайн вынуждена была бежать из Англии, что бы она делала? От одной мысли ее бросило в дрожь.

Она вспомнит все, чему обучала ее мама, и воспользуется своим искусством врачевания. Она спасет ему жизнь, а также и ногу, насколько последнее вообще возможно.

Подняв глаза, Кэролайн встретила взгляд Даниэля.

— Лучше я останусь с ним, по крайней мере, до тех пор, пока не спадет жар. Если наступит кризис, я пойму это сразу же. А ты или твои братья могут его не заметить.

— Кризис? — нахмурясь, спросил Роберт. Кэролайн, не мигая, уставилась на него.

— Жар должен вскоре утихнуть, в противном случае его нужно сбить.

— А если жар не спадет?

Теперь Томас стоял притихший. Он все еще был обернут одним с братом одеялом, но уже не боролся за каждый сантиметр.

— А если жар не спадет, Мэт умрет, — ответила Кэролайн, и от прямоты и резкости ее слов лица всех троих сразу стали серыми.

— Может быть, стоит снова позвать Вильямса? — Роберт адресовал этот вопрос Даниэлю.

— Вряд ли он согласится прийти, — сухо вмешался Томас, со значением бросив взгляд на Кэролайн, так что ни у кого не осталось сомнений о причине его скептицизма.

— Вильямс только снова пустит ему кровь, потому что принято считать это лучшим средством против высокой температуры. А новая потеря крови убьет вашего брата скорее, чем жар в его теле.

Сейчас Кэролайн обращалась только к Даниэлю, и в ее голосе звучали настойчивость и тревога. Решать предстояло Даниэлю, и ради блага Мэта решение должно было быть единственно верным.

— А ты знаешь средство получше? — ехидно поинтересовался Томас.

— Да, знаю.

— В таком случае не могла бы ты и нас просветить?

Сарказм в голосе Томаса заставил глаза Кэролайн сузиться от гнева, однако на карту было поставлено слишком много, чтобы она могла позволить себе роскошь рассердиться. Не обращая внимания на Томаса, девушка снова обратилась к Даниэлю.

— Если он не начнет сам потеть — ведь с потом жар снижается, — тогда мы должны сбить ему температуру. Лучший метод для этого — обернуть его в простыни, смоченные в холодной воде.

— И тогда его убьет не жар, а озноб, — гневно фыркнул Томас.

— Ничего подобного! — В глазах Кэролайн пылала ярость.

— Подождите, успокойтесь. — Их перепалка явно мешала Даниэлю сосредоточиться. Он посмотрел на Томаса, затем на Роберта. — Мы все знаем, что Вильямс плохой лекарь. Вопрос в том, сумеет ли Кэролайн помочь Мэту? — Он перевел глаза на Кэролайн и встретил ее ответный взгляд. — Сможешь? Помни, наш брат нам очень дорог.

— Если он умрет по твоей вине, мы тебя повесим!

— Томас! — резко оборвал брата Даниэль. Затем обратился снова к Кэролайн: — Так как?

— Я не могу дать гарантию, что он останется жив, какое бы лечение к нему ни применяли, — медленно произнесла она, стремясь предельной честностью оправдать его доверие. — Но не сомневаюсь в одном: то, что я собираюсь предпринять, имеет гораздо больше шансов на успех, чем методы этого ужасного человека, который снова пустит Мэту кровь.

— Мистер Вильямс богобоязненный прихожанин нашей церкви, — вмешался Роберт. — Тогда как ты… Мы о тебе ничего не знаем, кроме того, что являешься сестрой Элизабет.

Судя по его тону, это обстоятельство вряд ли говорило в ее пользу. Все трое братьев уставились на Кэролайн, как будто обдумывали последний аргумент.

— Ваш брат — отец моих племянников, он дал мне стол и кров. Будьте уверены, я сделаю для него все, что в моих силах.

Вряд ли более сдержанно можно было выразить то, что Кэролайн ощущала в душе. Ее прохладный ответ не давал слушателям и намека на сложный комплекс чувств, которые она испытывала к Мэту. Да, он во многом ей не нравился, но твердость и сила его характера, глубоко заложенная в нем способность быть нежным — все это влекло к Мэту ее израненную душу, как пламя притягивает к себе мотылька.

Отец Кэролайн был обаятельным и веселым человеком, он любил дочь так сильно, как вообще был способен любить, но из них двоих девушка обладала более сильным характером. В последние годы именно она делала вид, что вполне довольна той жизнью, которую он для нее избрал, в то время как ее душа томилась по респектабельности. Однако Кэролайн молчала, чтобы не ранить его самолюбие. Именно она так умело распоряжалась их деньгами (когда они у них были), что ей удавалось отложить некоторую сумму на черный день, который рано или поздно неизменно наступал. Когда же отец выигрывал мало, именно Кэролайн торговалась с кучерами и трактирщиками, сбивая цену, которую они заламывали за услуги. В самом конце, когда отец был очень болен и не вставал с постели, именно она взяла на себя груз забот по уходу за ним.

Но Мэт был человеком совсем не той породы, что ее беспечный и слабый отец. Несмотря на все его зачастую грубые манеры, он сумел на этой новой, далекой от цивилизации земле создать для себя и своей семьи стабильную жизнь. На нем держалась вся эта шумная команда, и к нему, как к главе семьи, инстинктивно обращались все взоры. Его явно одинаково сильно любили сыновья и братья, и любили вполне заслуженно. Кэролайн страстно хотела тоже оказаться под защитой той ауры стабильности и безопасности, которую Мэт распространял вокруг себя, и она тоже уважала его и восхищалась им. Но откровенно сказать об этом братьям Мэта девушка ни за чтобы не осмелилась. Ведь даже самой себе она признавалась в этом с трудом.

Все трое смотрели на нее: Роберт и Томас с тревогой, Даниэль в задумчивости. Кэролайн стояла, почти не шевелясь, сжав челюсти и высоко подняв голову. Если они решат не допускать ее лечить брата, она почти ничего не сможет сделать. И все же она не станет валяться у них в ногах за право попытаться спасти ему жизнь. Кроме того, даже если призовут Вильямса и тот снова пустит Мэту кровь, всегда остается надежда на то, что организм Мэта, несмотря на тяжелое состояние, просто откажется умирать.

О Господи, хоть бы это было так!

Даниэль стоял нахмурясь, сложив руки на груди. Кэролайн была почти уверена, что сейчас он велит кому-нибудь из братьев сходить за мистером Вильямсом. Она затаила дыхание и молча молилась. Что уже само по себе являлось событием. Девушка отнюдь не часто прибегала к молитве. Затем Даниэль коротко кивнул ей, и она выдохнула.

— Мы отдаем Мэта в твои руки. По крайней мере, сейчас. — Он перевел взгляд на братьев. — Если будет нужно, мы всегда сможем послать за Вильямсом.

И на этой оптимистической ноте все трое вышли из комнаты.

К середине утра стало ясно, что близится кризис. Мэт был без сознания и что-то бессвязно бормотал. Голова его металась по подушке, а кожа словно раскалилась от жара. Он то и дело скидывал с себя одеяло, и Кэролайн перестала его поправлять. Чтобы прикрыть наготу больного, она обернула его бедра полотняным полотенцем. Но по мере того как метания усиливались, полотенце все чаще оказывалось сброшенным. Всякий раз при виде члена Кэролайн отводила глаза и стискивала зубы. Но потом привыкла относиться к этому спокойно и не терять присутствия духа. К ее удивлению и немалому облегчению, болезненное отвращение, которое должна была бы вызывать у нее мужская нагота, не возникало. По всей вероятности, даже на уровне инстинкта она осознала, что смертельно больной и даже не подозревающий о ее присутствии Мэт не представляет угрозы.

Несмотря на протесты Джона и Дэви, Даниэль отослал обоих мальчиков в школу. Кэролайн была рада, что они не путаются под ногами, поскольку вскоре Мэту стало совсем худо. Ему не хватало воздуха, и он часто ловил его раскрытым ртом. Даниэль уже находился в комнате. А с ним и Томас, чтобы, как предполагала Кэролайн, проследить за ее действиями. Роберт, вышедший из дома наколоть дров для камина, был срочно вызван обратно. Кэролайн была признательна братьям Мэта за то, что те предпочли не уходить по своим делам, несмотря на все ее заверения позвать их в случае необходимости. Кризис наступил гораздо скорее, чем предполагала Кэролайн.

— Мне нужно несколько ведер воды, самой холодной, какой только можно. И быстрее! — объявила она всем троим, пытаясь одновременно успокоить мечущегося по постели Мэта. Роберт и Томас бросились выполнять приказание, а Даниэль остался с ней. Когда братья вернулись с четырьмя ведрами ледяной воды из весеннего ручья, у Кэролайн уже все было готово. С помощью Даниэля она опустила простыни в ведра и дала им хорошенько намокнуть. Роберт и Томас поднимали и переворачивали Мэта (что оказалось довольно нелегко из-за поврежденной ноги), в то время как они с Даниэлем пеленали его в мокрые простыни. Как только жар больного тела высушивал материю настолько, что она переставала быть прохладной на ощупь, ее заменяли новой. Во время всей долгой процедуры Мэт бредил и метался по подушке.

Прошло четверть часа, но высокая температура не спадала. Мэт изредка постанывал и делал попытки отпихнуть от себя Кэролайн и братьев, но эти усилия были настолько вялыми, а его кожа так пылала жаром, что девушка находилась на грани отчаяния.

— Ничего не получается! — сквозь зубы процедил Томас. Когда он повернулся к Кэролайн, в его голубых глазах вспыхнула враждебность. — Ему только хуже!

Покачав головой, Кэролайн ничего не ответила, продолжая заворачивать тело Мэта в свежую простынь. Что она могла сказать? Несмотря на все ее усилия, Томас был в общем-то прав.

Томас помог Роберту опустить Мэта на кровать, затем выпрямился.

— Я иду за мистером Вильямсом. Этот фарс длится уже достаточно долго, — с откровенным вызовом проговорил он.

Вместо возражений Даниэль с беспокойством посмотрел на него.

— Да, наверное, так и надо сделать. Если он сочтет нужным пустить кровь, попытаемся пустить кровь. Наши усилия не помогают.

Хотя, в отличие от Томаса, Даниэль ни интонацией, ни взглядом не обвинял Кэролайн, та чувствовала себя виноватой. Она также ощущала страх и отчаяние. Тело Мэта было таким раскаленным, что простыни высыхали прежде, чем успевали охладить его. Нужно было придумать, как удержать Мэта в чем-нибудь холодном в течение более долгого времени.

Когда Томас уже выходил из комнаты, ее неожиданно осенило.

— Желоб для стока воды! Мы поместим его в желоб для стока воды!

Кэролайн впервые за долгое время выпрямилась, придерживая рукой поясницу, и потерла ноющую спину. Томас остановился и, обернувшись, уставился на девушку. Даниэль и Роберт тоже смотрели на нее, но в их глазах было меньше враждебности и больше вопросов.

— Мы наполним желоб ключевой водой и погрузим вашего брата туда. Это решит проблему, я уверена!

Мзт зашевелился и застонал. Все глаза устремились на него. Его кожа пламенела от жара, запекшиеся губы потрескались. Он был на краю гибели. Даже самый ненаблюдательный человек не мог бы ошибиться на этот счет.

— Это не что иное, как новая глупость! — с презрением бросил Томас и повернулся, чтобы уходить.

— Подожди! — остановил его Даниэль. — Попробуем и это. Мне представляется здесь больше смысла, чем в очередном кровопускании. — Их взгляды встретились и словно сцепились друг с другом.

— Для меня смысл в том, что ты положил на нее глаз. — Томас дернул головой в сторону Кэролайн. Его лицо пылало от гнева.

— Это ложь! — Даниэль резко выпрямился, на его скулах выступили красные пятна.

— Неужели? — воскликнул Том с ехидной усмешкой.

— Презренная ложь, и причем безответственная! Как будто я могу подвергнуть жизнь Мэта опасности из-за женщины, даже если бы я и положил на нее глаз? Что касается Кэролайн, так это неправда!

— Ты слишком быстро кидаешься выполнять ее приказания!

— Довольно!

К изумлению Кэролайн, рев Роберта прозвучал очень похоже на громогласный бас Мэта. Все, кроме неподвижно лежащего больного, вздрогнули и удивленно посмотрела на Роберта.

— Вы что, собираетесь ругаться у его смертного одра? — яростно набросился на братьев Роберт. — Именно так и будет, если вы сейчас же не прекратите. Идем, Том, ты поможешь мне наполнить желоб водой. Если не будет результата, тогда сходишь за мистером Вильямсом. Ты же не хуже меня знаешь, что лекарь из него никудышный.

Говоря это, он обошел кровать и приблизился к Томасу. Тот наблюдал за ним с некоторой долей агрессивности, пока Роберт не вытолкал его в коридор.

— Но ведь она…

Последних слов Томаса Кэролайн уже не разобрала. Но, наверное, даже к лучшему, поскольку «она», безусловно, относилось к ней самой. Следовательно, ничего лестного, кроме откровенных нападок, девушка услышать не могла.

Когда примерно через четверть часа Роберт и Томас вернулись и объявили, что все готово, Мэт больше не издавал ни звука и даже не шевелился. Дыхание его было частым и поверхностным, и Кэролайн по-настоящему встревожилась, опасаясь, что они его теряют. Даниэль наклонился над братом, подбадривая его хриплым от волнения голосом.

— Держись, Мэт! Подумай о Дэви, о Джоне и о нас всех… И держись, только держись!

Кэролайн и Даниэль заранее соорудили некое подобие носилок из одеял, чтобы перенести Мэта в амбар, и при наличии троих мужчин это не составило большой проблемы. Но когда они добрались до места, Даниэль вместе с Томасом заколебались: очевидно, не решались просто погрузить Мэта в воду, как того требовала Кэролайн.

— А как же его нога? Вся повязка промокнет. — Возражения Даниэля явно прикрывали сомнения совсем иного рода.

— Повязку можно сменить. Пожалуйста, погружайте его!

Хотя на лицах всех троих мужчин явственно читалось недоверие, а Томас даже поморщился, как от боли, тем не менее, они опустили безвольное тело Мэта вместе с одеялами и простынями внутрь глубокого желоба, стараясь ненароком не повредить сломанную ногу. Конечно, Мэт был чересчур крупным для этой импровизированной ванной. Перевязанная нога торчала вверх, а другая свисала с бортика с противоположной стороны, доставая ступней до самой земли. Голова и плечи Мэта также высовывались из воды. Томас стоял сзади, поддерживая брата под голову, а Кэролайн набирала в ладони воду и поливала шею и плечи. Однако торс, бедра и верхняя часть ног были почти полностью погружены в воду, и Кэролайн молила Бога, чтобы этого оказалось достаточно.

Если не считать повязки, Мэт был абсолютно голым. Прозрачная вода не скрывала его наготы. И хотя при малейшей возможности Кэролайн всячески старалась прикрыть наготу Мэта, она ее больше не смущала. Как, впрочем, и остальных, которым мысль о данном обстоятельстве, казалось, даже не приходила в голову. Все понимали, что сейчас они борются за его жизнь.

Сначала тело Мэта продолжало излучать жар, и Кэролайн начала отчаиваться. Однако постепенно (и настолько медленно, что сначала ей даже показалось, будто это плод ее воображения) кожа начала охлаждаться. Наконец Кэролайн положила руку на лоб Мэту и обнаружила, что тот лишь чуть теплее обычного. Девушка опустила руку и расслабила плечи: только в этот момент она почувствовала, в каком напряжении находилась все это время.

— Я думаю, самое страшное позади, — медленно объявила она, переводя взгляд с Даниэля на Роберта и потом на Томаса.

Несколько мгновений они все смотрели на нее: Томас — прищурив глаза, Роберт — сдвинув в задумчивости брови. Затем Даниэль расплылся в широкой улыбке.

— Клянусь распятием, мы это сделали! Ты это сделала, Кэролайн!

Прежде чем она успела сообразить, что он задумал, Даниэль уже сгреб ее в медвежьи объятия, приподнял над землей и закружил в буйной пляске. Кэролайн, не ожидавшая ничего подобного, изо всех сил пихала его в плечи, пытаясь освободиться. От близости мужского тела и от этих крепких объятий изнутри у нее поднялась знакомая волна физической тошноты. Стало трудно дышать, живот сдавило спазмами.

— Отпусти сейчас же! — ее голос прозвучал несоразмерно обстоятельствам довольно резко.

Даниэль немедленно перестал кружить ее и поставил на землю. Едва сдерживая дрожь отвращения, Кэролайн оттолкнула его.

— Прости, я не хотел тебя обидеть, — тихо произнес Даниэль.

Кэролайн понимала, что ее реакция по эмоциональности намного превосходила ту, которую можно было бы ожидать от оскорбленной женщины. Она понимала также, что сама навлекает на себя излишние подозрения (кстати, уже отражавшиеся в глазах всех трех мужчин), но ничего не могла с собой поделать. Обладай она самой сильной волей на свете, все равно не сумела бы преодолеть возникавшее в ней чувство отвращения.

— Да-да, конечно, все в порядке, — с трудом выдавила из себя Кэролайн, все еще борясь с тошнотой. Затем быстро перевела взгляд на Мэта. — Давайте перенесем его обратно в дом.

Мужчины принялись выполнять ее указания, а она старалась не встречаться с ними глазами.

К тому моменту, как Мэта благополучно доставили в дом, все трое братьев основательно промокли от пропитавшихся водой одеял, на Кэролайн же, сопровождавшую процессию сбоку, попало только несколько капель. Уложив в постель Мэта, который все еще не пришел в сознание, но уже не пылающего, как прежде, от жара, мужчины ушли к себе переодеться в сухую одежду. Кэролайн примостилась на краю кровати и принялась менять намокшую повязку. Сложенное в несколько раз одеяло, подложенное под больную ногу, не давало матрацу намокнуть. Другим стеганым одеялом Мэта накрыли по самые плечи, чтобы он не лежал обнаженным на виду у всех. Кэролайн смертельно устала, к тому же сказывалась прошлая, такая же бессонная ночь. «После того как перевяжу ему ногу, хоть немного посплю», — обещала себе Кэролайн. Сама мысль о сне обладала необыкновенной притягательностью и, раз возникнув, не желала уходить из сознания.

Отбросив в сторону мокрую повязку, девушка принялась перевязывать сухими полосками чистой ткани нижнюю часть поврежденной ноги. При этом она все чаще клевала носом. Кэролайн собиралась постепенно заменить Мэту всю повязку, но сделать это по частям, чтобы меньше беспокоить еще не сросшуюся кость, которая в противном случае снова может сместиться. Нога по-прежнему была неестественно распухшей и имела нелепый вид. Рана, откуда недавно торчал наружу осколок кости, пока не заросла и выглядела ужасно. Едва собрав остатки сил, Кэролайн встала и принесла из своей аптечки порошок для заживления ран, посыпала его сверху и принялась заново перебинтовывать место перелома. Не успела она завязать на повязке последний узелок, как услышала позади себя какой-то звук и обернулась.

К своему смятению, Кэролайн увидела в дверях мистера Вильямса, который взирал на нее с нескрываемым гневом. Чуть сбоку стояли двое: высокий мужчина с такими же черными, как у Мэта, волосами, одетый в характерном для местных жителей пуританском стиле, и небольшого роста женщина в белом чепце и сером платье из грубого домотканого полотна. Глаза обоих были устремлены мимо Кэролайн на Мэта, и нахмуренные лица выражали крайнюю озабоченность.

Позади них стоял пастор.

— Похоже, все мои труды пошли насмарку, не так ли? — зловещим тоном поинтересовался мистер Вильямс. Он величественно прошествовал через всю комнату и остановился рядом с Кэролайн. Его жирный подбородок дрожал от ярости.

— Нечестивая дочь Велиара, какое зло ты задумала на сей раз? — Священник протиснулся мимо мужчины и женщины и вошел в комнату вслед за мистером Вильямсом. — У нас есть только одно утешение: мы твердо знаем, что тебя ждет скорая расплата за грехи. Как видишь, Джеймс, все именно так, как я тебе говорил.

— Я являюсь дочерью Марселла Везерби, а совсем не Велиара, кто бы он ни был. Добрый день, мистер Миллер, мистер Вильямс.

Кэролайн встала и быстро присела перед вновь прибывшими в неглубоком реверансе. Она уступила доводам рассудка и хорошенько не прошлась по этой парочке своим острым язычком, однако не смогла удержаться от скрытой насмешки. Оба посетителя уже успели проникнуться к ней изрядной долей враждебности. Мнение мистера Вильямса мало ее интересовало, но относительно пастора Даниэль еще раньше предостерегал Мэта, не советуя делать из него врага. Кэролайн не хотелось навлекать на этот дом неприятности только из-за того, что она не умеет придержать свой острый, как бритва, язычок.

— Велиар есть Дьявол, — произнес пастор, возмущенный ее невежеством и тут же суеверно поплевал. Прежде чем он успел что-либо добавить, из коридора, застегивая на ходу рубашку, появился Роберт.

Его лицо просветлело, и он смачно хлопнул по плечу стоящего в дверях мужчину.

— Добро пожаловать, Джеймс. Добрый день, Мэри.

— Я только что вернулся из Везерсфильда и уэнал, что Мэт при смерти. Почему вы не послали за мной кого-нибудь? — запальчиво спросил Джеймс.

Теперь, когда Кэролайн смогла как следует его разглядеть, она безошибочно признала бы в нем одного из братьев Мэтисонов. Даже если бы никогда раньше не слышала его имени. Джеймс был очень похож на Мэта, хотя намного худее и, возможно, на несколько дюймов ниже. Но черты лица, цвет волос и глаз выдавали в нем Мэтисона. При том, что глаза Джеймса были скорее серыми, нежели голубыми, а черные волосы слегка отливали в рыжину и заметно меньше курчавились. Его не портили ни шрам, ни хромота, и он, по идее, должен был бы выглядеть намного красивее брата. Но, странное дело, таковым не казался, по крайней мере, в глазах Кэролайн. И хотя Джеймс, безусловно, был очень привлекательным молодым мужчиной, в нем, в отличие от брата, отсутствовало нечто такое, что делало Мэта неотразимым.

— Что значит, «почему»? Да потому, я полагаю, что нам это не пришло в голову. Видишь ли, мы тут были некоторым образом заняты, — произнес на ходу Даниэль, появляясь в комнате. — Привет, Мэри. — Он кивнул женщине, и та ему в ответ улыбнулась.

И тут Кэролайн узнала ее: это была та самая молодая женщина, с которой поздоровались Даниэль и капитан Рауз, когда вели Кэролайн через деревню. Ясно, что она жена Джеймса.

— Но, будь уверен, мы тотчас послали бы за тобой в случае его смерти, — съерничал Роберт, с ухмылкой глядя на брата.

Мэри возмутилась, а Джеймс недовольно сдвинул брови.

— Судя по твоей игривой манере, Мэту больше не грозит смерть? — с удивлением в голосе спросил он и искоса бросил взгляд на мистера Вильямса.

Тот весь ощетинился, словно готовился отразить возможное нападение.

— Быть может, летальный исход еще удастся предотвратить, если мы отрежем ему ногу, — мистер Вильямс счел нужным ответить на этот вопрос сам. Он всячески прощупывал и теребил опухшую, багрового оттенка ногу Мэта чуть выше места перелома. Казалось, он даже разочарован тем, что Мэт останется жить.

Кэролайн изо всех сил сдерживалась, чтобы не оттолкнуть аптекаря от постели больного. Мэт задвигался от грубых прикосновений, и девушка догадалась, что ему причинили боль, которую он чувствовал даже в бессознательном состоянии.

— Он не умрет и ногу ему не отрежут, — твердо заявила Джеймсу Кэролайн, продолжавшая делать над собой поистине героические усилия, дабы обуздать бьющий через край гнев.

Когда она приседала перед гостями в реверансе, то немного отошла от кровати, и это дало мистеру Вильямсу возможность обойти с другой стороны и встать к Мэту вплотную. Это была ошибка. Но, по крайней мере, аптекарь перестал мять больному ногу и стал измерять пульс, что, во всяком случае, не Должно было причинять боль.

— Это уж решать не тебе, а Господу. — Отец Миллер окинул Кэролайн с головы до ног презрительным взглядом. Он надменно втянул носом воздух, дав ей тем самым понять, что она встречает гостей в непотребном виде.

Ее волосы, которые едва хватило времени расчесать, не то чтобы уложить, были заплетены в такую же косу, какую она делала перед сном. Толстая, как запястье взрослого мужчины, черная и блестящая коса, свисающая до пояса, никак не подходила для дневной прически, а также для визитов посторонних. Но еще хуже обстояло дело с туалетом. В то утро Кэролайн надела на себя первое попавшееся под руку платье. Теперь, под пристальным взглядом пастора, она словно впервые за несколько месяцев рассмотрела его поближе. Белая хлопчатобумажная ткань с когда-то задорными вишневого цвета ленточками, окаймляющими рукава и юбку, уже потеряла свой первозданный цвет: от времени она пожелтела, покрылась пятнами от воды, лекарств, грязи и один Бог знает чего еще. Вдобавок ко всему, платье выглядело ужасно мятым. Однако Кэролайн не сомневалась: хмурое осуждение священнослужителя вызвал прежде всего корсаж. Вырез был слишком глубоким, чтобы соответствовать его закостеневшим пуританским вкусам. Овальное декольте открывало взору только самую верхнюю часть груди, за которой начиналась едва угадываемая ложбинка. Но отец Миллер уставился на вырез с таким ужасом, как будто Кэролайн была совершенно обнаженной. «Противный человечишка», — подумала она с раздражением.

— Кстати, вы знакомы с Кэролайн? — обратился Даниэль к Джеймсу и Мэри. — Она — наше новое прибавление в семействе.

— Здравствуйте, — улыбнулась ей Мэри. Кэролайн подумала, что Мэри, с ее круглым спокойным лицом и нежными карими глазами, должна отличаться добротой. Джеймс, напротив, смотрел па Кэролайн с подозрением, лишь слегка склонив голову в знак приветствия, «Может быть, у мужчин из рода Мэтисонов врожденное недоверие к женщинам?» — с некоторым раздражением подумала Кэролайн, кивая обоим в ответ.

— Так значит, она уже втерлась к вам в доверие, и вы приняли ее в свою семью, не так ли? — вмешался отец Миллер. — Что ж, в этом нет ничего удивительного. Порок всегда умел действовать хитростью.

— Порок?! Это вы обо мне? — Кэролайн вскинула глаза на пастора. Их взгляды скрестились. Но прежде чем они успели что-либо сказать друг другу, раздался голос:

— Не припоминаю, чтобы я приглашал тебя в дом, отец Миллер.

На несколько секунд Кэролайн и все остальные безмолвно застыли от изумления. Затем девушка быстро повернулась на каблуках в ту сторону, откуда донеслись эти слова. Голос, слабый и немного скрипучий, тем не менее принадлежал Мэту. И двух часов еще не прошло с тех пор, как они боролись за его жизнь, а он находился на пороге смерти. Теперь Мэт был не только жив и в сознании, более того, он явно понимал суть происходящего. В устремленных на священника глазах сквозила явная неприязнь, и от этого они казались гораздо темнее.

— Мэт!

Это хором выдохнули сразу несколько человек, по меньшей мере, двое, а может быть, все четверо его братьев, поскольку к этому моменту в спальню пришел и Томас.

— Я здесь в качестве лица, представляющего нашего Господа, и пришел, чтобы облегчить тебе переход к вечной жизни, — заунывно произнес отец Миллер, подходя к кровати. Набожность его речи не соответствовала выражению лица, с которым он с высоты своего роста взирал на Мэта.

— Несколько преждевременно, — ответил Мэт, не спуская глаз с пастора. Кэролайн видела, что даже такой короткий разговор утомил больного.

— И, слава Богу, что так, ради спасения души. Тебе придется долго каяться, Эфраим Мэтисон, прежде чем сможешь войти в Небесный сад! То, что ты приютил у себя эту дочь змеи, не добавляет тебе добродетели в глазах Господа!

— Клевета на любого члена моей семьи дорого тебе обойдется, отец Миллер. Ты же знаешь, что у нас насчет этого есть строгие законы. — От гнева голос Мэта даже окреп. — И мне хотелось бы, чтобы ты и все остальные прихожане знали: Кэролайн является членом моей семьи. Я не потерплю оскорблений в ее адрес.

Это было заявлено с такой твердостью, что у Кэролайн потеплело на сердце. Не говоря ни слова, она с благодарностью посмотрела на Мэта, но все его внимание было поглощено пастором.

— А, значит, еще один ангел преисподней сумел соблазнить тебя, не так ли? Ты слаб, Эфраим Мэтисон, и стал легкой добычей для слуг Люцифера. Единственная надежда на спасение — это заставить ее уйти прочь из твоего дома, а вместе с ней будет изгнана и твоя слабость!

— Я предпочитаю изгнать из своего дома тебя и вместе с тобой твою глупую болтовню. Послушай меня, и послушай хорошенько. Если ты снова позволишь себе необоснованные обвинения в адрес Кэролайн, я привлеку тебя к суду за распространение злобной клеветы. Напоминаю тебе, отец Миллер, что наказанием за это является публичная порка.

Глядя на священника, можно было подумать, что его сейчас хватит апоплексический удар. Его лицо покраснело, глаза вылезли из орбит.

— Ты уже второй раз смеешь угрожать служителю Господа! — Он глубоко вздохнул и повернулся к Джеймсу и Мэри, протягивая к ним руки, как будто моля о помощи. — Боюсь, твой брат уже потерян для нас, Джеймс. Но ты и твоя дорогая жена ни в чем не повинны, как и другие твои братья и бедные беззащитные племянники. Я призываю вас всех повернуться спиной к Эфраиму и к этой коварной соблазнительнице, которая уводит его с праведного пути. Пусть он один пожинает тягостные последствия своих бесчисленных пороков, чтобы некому было прийти к нему на помощь в тяжкую минуту. Я…

Джеймс весь напрягся, но Мэри, быстро покачав в его сторону головой, как бы призывая молчать, прервала выспренное красноречие пастора. С мягкой улыбкой она протянула руку, взяла распалившегося священника за рукав и потянула за собой к выходу из комнаты.

— Давайте спустимся вниз, и позвольте мне угостить вас чашечкой чая. А после этого мы с Джеймсом будем очень рады, если вы, преподобный отец Миллер, помолитесь за спасение всех живущих в этом доме. Я уверена, что ни Кэролайн, ни Мэт не потеряны для Господа, если за них молится столь достойный служитель церкви, как вы. Только подумайте: может быть, именно вам предназначено самим Богом стать орудием их спасения! Кроме того, вы же знаете Мэта: он умеет быть очень вспыльчивым, но только грозится, а сам и мухи не обидит. Не сердитесь на него, прошу вас.

К удивлению Кэролайн, Мэри сумела то ласками, то сказками убедить отца Миллера покинуть комнату. Она продолжала уговаривать его и тогда, когда они вместе прошли по коридору и стали спускаться по лестнице, но слова были слышны все хуже и хуже.

— Джеймс, твоя жена поистине святая, — вполголоса сказал брату Томас, уставясь им вслед с выражением почтительного восхищения.

— Я тоже так думаю. — Джеймс повернулся и подошел к постели Мэта. Там он озабоченно взглянул па мистера Вильямса.

— Что-нибудь не так? — спросил Джеймс.

— Я опасаюсь, что это посинение и вздутие предвещает заражение крови. Еще раз повторяю: ногу необходимо ампутировать.

— Я убью всякого, кто попытается это сделать! — резко заявил Мэт. На его лице была написана ярость, а взгляд, устремленный на мистера Вильямса, горел ненавистью.

— Я считаю это единственной альтернативой, в противном случае тебя ждет смерть.

— Мистер Вильямс, не могли бы вы спуститься вниз и выпить чаю вместе с преподобным отцом Миллером и моей женой? А я тем временем попытаюсь воздействовать на своего неразумного брата. — Джеймс пололсил руку на плечо аптекаря и увлек его подальше от кровати. — Вы же знаете, если с ним спорить, мы никогда ничего не добьемся, и только еще больше его разозлим.

Последняя фраза была сказана тоном ниже, когда мистер Вильямс, не без помощи Джеймса, очутился уже у самой двери, однако Кэролайн (и, как она подозревала, Мэт тоже) услышали ее. Но если Мэт что-то слышал, он ничего не сказал. Мистер Вильямс, насупив брови, вышел из спальни, а Джеймс с недовольным видом вернулся к постели больного.

— Послушай, Мэт, я прекрасно понимаю, что с ампутацией ноги очень трудно смириться, но если это необходимо, чтобы спасти тебе жизнь… — начал он тоном, каким уговаривают упрямых или недоразвитых.

— Я не собираюсь терять ногу, — упрямо повторил Мэт.

Судя по голосу, он очень утомился. Кэролайн подошла поближе и встала по другую сторону кровати, с неодобрением глядя на стоящего напротив нее Джеймса. Но, прежде чем девушка могла что-то сказать, заговорил Даниэль.

— После сегодняшнего дня у меня появилась большая вера в целительские способности Кэролайн, а она утверждает, что ампутация ноги не является необходимостью. Я ей доверяю. Джеймс. — Голос Даниэля звучал негромко и спокойно.

— Она сбила ему жар, который, как пить дать, убил бы его, — подтвердил Роберт. — Разве я не прав, Том?

— Ага, — произнес Том после секундного замешательства.

И хотя даже это единственное «ага» он произнес с некоторой неохотой, тем не менее, Томас согласился. Кэролайн бросила на него удивленный взгляд, в котором была и доля благодарности. Только сегодня днем он постоянно выказывал ей свое недоверие, теперь же, видимо, был готов по крайней мере предоставить ей возможность показать, на что она способна.

— Она сестра Элизабет, разве не так? — спросил Джеймс, как бы напоминая им об этом.

— Сводная сестра, и к тому же, я не заметил в ней ничего плохого, — твердо ответил ему Даниэль.

— Должно быть, у вас языки подвешены так, чтобы болтать обоими концами! — слабым голосом воскликнул Мэт, похоже крайне недовольный тем, что братья обменивались репликами над его головой.

— Прошу меня простить, джентльмены, но, думаю, ради вашего брата будет лучше продолжить беседу в другом месте. Ему надо отдохнуть.

Вмешательство Кэролайн было вызвано и мрачным видом больного, и выступившим на его лбу и верхней губе потом. Мэту не стоило лишний раз волноваться.

Джеймс посмотрел на нее с удивлением и вместе с тем с легким высокомерием. Остальные мужчины, привыкшие к манере Кэролайн откровенно высказывать все, что у нее на уме, только кивнули в знак согласия.

— Ты, разумеется, права, — согласился Даниэль и жестами выдворил братьев из комнаты.

Даже Джеймс не протестовал, хотя ему не слишком понравилось, что его попросили выйти за дверь по распоряжению какой-то выскочки, каковой он явно считал Кэролайн. К счастью, Джеймс настолько любил своего брата, что сумел поставить его интересы выше собственной уязвленной гордости.

— Я не должен потерять ногу, — сказал ей Мэт, когда Кэролайн вернулась к его постели с порцией снотворного в руках.

— Конечно, нет. — Кэролайн села на краешек кровати рядом с Мэтом и, просунув руку ему под голову, приподняла ее, чтобы дать возможность больному глотать.

— Я не младенец, — раздраженно произнес Мэт и сделал рукой жест, намереваясь взять стакан. Но он был слишком слаб, и рука бессильно упала. — И кстати, что это за снадобье ты собираешься влить мне в глотку? — поинтересовался он, недовольно уставившись на нее, как будто Кэролайн каким-то образом была виновата в его слабости.

— Оно поможет тебе уснуть. — Она поднесла лекарство к его рту. Стакан коснулся губ, но они были упрямо сжаты. — Выпей.

— Я не хочу потерять ногу, — снова с нажимом сказал Мэт, отворачиваясь в сторону и не давая возможности влить в рот снотворное.

Кэролайн понимала его страх. Он боялся, что когда уснет, то не сможет защитить себя от чьего-либо произвола. И она мягко ответила:

— Говорю тебе, в этом нет необходимости, да и твои братья слишком любят тебя, чтобы позволить изувечить тебя без всякой на то причины. Можешь быть совершенно уверен: когда ты проснешься, твоя нога будет на месте.

— Я могу быть уверен?

— Да. А теперь, пожалуй, выпей это. Если ты не отдохнешь немного, боюсь, снова начнется жар, и это может свести тебя в могилу. В то время как состояние твоей ноги не внушает большой тревоги. Пожалуйста, выпей.

Она снова поднесла стакан к его губам. Глаза Мэта над кромкой стекла неотрывно смотрели на нее. В них отражался неистовый огонь, словно они излучали яркое голубое сияние. Кэролайн с ужасом подумала, не начался ли у больного снова жар, но, когда подняла другую руку и легко коснулась его виска, кожа Мэта не была горячей на ощупь.

— Обещай мне, что не позволишь им ампутировать ногу.

Несмотря на слабость, рука Мэта крепко обхватила ее ладонь, державшую стакан, и Кэролайн поразилась силе его пальцев.

— Обещаю.

Девушка осторожно высвободила свою руку. Несмотря на болезнь Мэта, у нее не хватило бы сил заставить его разжать пальцы, если бы он этого не захотел. Но он медленно разжал их.

— Обещаю, — повторила она и прижала стакан к губам Мэта.

Снова посмотрев на Кэролайн долгим взглядом, он открыл рот и позволил ей влить туда содержимое.

— Ну вот и молодец, хороший мальчик.

Кэролайн машинально пробормотала эти слова, не вкладывая в них ни малейшего смысла, креме желания подбодрить Мэта. Проглотив снадобье, он поморщился от горечи во рту. Когда Кэролайн встала, чтобы оставшейся в кувшине водой прополоскать стакан и вытереть его насухо, он следил за ней глазами. Судя по насупленным бровям, Мэт о чем-то глубоко задумался.

— Я не мальчик, — ровным голосом произнес он, — хоть с травмой, хоть без нее.

Кэролайн изумленно обернулась в его сторону. Затем вспомнила свои слова.

— Да, — согласилась она, возвращая стакан па столик возле кровати.

— Это так, на всякий случай, чтобы ты знала.

— Я и так знаю.

— И, тем не менее, ты больше не боишься меня.

От этих слов Кэролайн чуть не выронила полоскательницу, содержимое которой выливала в помойное ведро. Она подняла на Мэта расширившиеся от изумления глаза. Он напряженно смотрел на девушку, как будто она представляла для него загадку, которую он вознамерился во что бы то ни стало разгадать.

— Я никогда тебя не боялась.

Кэролайн покривила душой, наполовину солгав и наполовину сказав правду. От волнения руки плохо слушались, и ей пришлось снова подхватить полоскательницу, в последний момент едва не выпавшую у нее из рук. Недовольно поджав губы, Кэролайн поставила ее на выступ в самой нижней части умывальника, и только тогда осознала, насколько точно замечание Мэта попало в цель.

— Да нет же, боялась. По крайней мере, когда я до тебя дотрагивался.

Кэролайн не нашлась, что на это ответить. Она внезапно проявила повышенный интерес к тому, в каком порядке располагались на столике пузырьки с лекарствами. В течение некоторого времени Мэт не проронил ни слова, но девушка чувствовала, что он внимательно за ней наблюдает. Наконец, сна больше не могла вынести ни молчания, ни его испытующего взгляда. Сложив на груди руки, Кэролайн повернулась к мужчине и приготовилась возражать и отнекиваться, однако Мэт, казалось, потерял к этой теме всякий интерес. Глаза уже не смотрели так напряженно, а веки грозили вот-вот опуститься. Неожиданно он зевнул. Обезоруженная Кэролайн смягчилась и теперь смотрела на него уже не столь воинственно. Она опустила руки и подошла к кровати, чтобы поправить одеяло, которое съехало набок во время осмотра больного мистером Вильямсом.

— Не оставляй меня, — вдруг попросил Мэт, подняв веки.

Наклонившаяся над ним Кэролайн на какой-то миг была застигнута врасплох ослепительным взглядом голубых глаз. И не нашлась, что ответить. Она понимала, что Мэт, по сути, сказал ей, что она ему нужна. Ее тщательно защищенное от подобного рода волнений сердце лихорадочно забилось. И все многочисленные барьеры, которые Кэролайн так долго воздвигала вокруг него, начали потихоньку рушиться. Глядя на Мэта сверху вниз, она почувствовала, словно что-то распускается и зеленеет в ее душе. Так бывает в природе, когда не смену морозной, лютой зиме приходит весеннее тепло.

— Я не уйду. Можешь быть спокоен, — ответила девушка, и сама удивилась тому, как хрипло прозвучал ее голос. Затем непроизвольно улыбнулась ему.

На сей раз, улыбка вышла по-настоящему открытой, в ней не было ни капли неуверенности или робости. Но Мэт уже смежил веки и ничего не увидел.

С минуту Кэролайн смотрела на спящего, и ей не нравилось то, что она ощущала в своей душе. Можно подумать, забота о безопасности Мэта целиком и полностью лежит на ее плечах. Какая ерунда! Но затем она вспомнила о других и живо представила себе, какой спор в этот самый момент разгорелся внизу в кухне.

Кэролайн подтащила стул поближе к постели Мэта и удобно устроилась в нем. Ее брови почти сомкнулись, придав лицу выражение суровой неприступности. Губы растянулись в линию и решительно сжались. Руки были сложены на груди, а в глазах, устремленных на открытый проем двери, застыло столь грозное выражение, что Миллисент, собравшись прыгнуть Кэролайн на колени, передумала. Вместо этого забилась под кровать и сжалась в комок, сверкая таким же желтыми, как у и хозяйки, глазами.

Подготовившись к возможному сражению, Кэролайн принялась ждать. Только через ее труп они смогут причинить Мэту вред!

Кэролайн!

Кэролайн уже спустилась с последней ступеньки лестницы, когда Мэт снова завопил, чтобы она поднялась к нему. Прошла уже неделя с памятного сражения за его ногу. Сражения, в результате которого Джеймса удалось убедить принять сторону его братьев и Кэролайн против преподобного отца Миллера и мистера Вильямса, от чего последний ушел домой в ярости. Кэролайн вскоре ощутила на себе, что полностью принята новой семьей, по крайней мере, во всем, что касалось ведения домашнего хозяйства. Однако это ощущение часто рождало двойственные чувства. Мэт оказался капризным и требовательным пациентом, и Кэролайн просто измучилась, ухаживая за ним. Вынужденное пребывание в постели ничуть его не устраивало, а от Кэролайн он требовал являться по первому зову, будь то утром, днем, вечером или ночью. Сжав от гнева губы, она повернулась, чтобы в очередной раз подняться к нему в спальню. Когда Мэт снова заревел, подзывая ее к себе, она вцепилась руками в поднос с завтраком, так и оставшимся нетронутым.

— Кэролайн! Пахнет горелым, я думаю, это хлеб подгорает!

Возглас Даниэля заставил Кэролайн замереть на месте на первой же ступеньке. Она обернулась в сторону кухни и открыла рот, чтобы ответить.

— Тетя Кэролайн! А каша еще есть? — громко прокричал Дэви.

За последние несколько дней он немного смирился с ее присутствием в доме. Произошло ли это из-за того, что она ухаживала за его отцом, или потому что по доброму относилась к нему самому и к Джону, а может, из-за ее стряпни, — Кэролайн не знала. Но в этот момент для мальчика важнее всего была приготовленная ею еда.

— Ты не могла бы починить их к воскресенью, к собранию нашего прихода?

Поскольку взор Кэролайн был обращен в сторону кухни, она увидела Роберта, только когда тот остановился на две ступеньки выше, протягивая ей пару серых шерстяных чулок с огромной дыркой на месте большого пальца.

Кэролайн, ловко жонглируя подносом, взяла протянутые ей чулки и машинально спустилась на ступеньку вниз, а затем отступила в сторону, чтобы дать Роберту пройти.

— Какое это счастье, что ты умеешь штопать. Это мои лучшие чулки, и я бы не хотел, чтобы во время приходского собрания у меня торчали голые пальцы. Если не кто-нибудь другой, так Господь их увидит. — С этими словами Роберт направился в кухню, где остальные уже завтракали.

Кэролайн только что отнесла Мэту его поднос с едой, от которой он наотрез отказался, потому что вместо эля она подала ему чай. Поэтому настроение у девушки было не самое лучшее. Она наморщила нос, почувствовав запах нестиранных чулок, но ничего не сказала.

— Кэролайн! Где ты ходишь, ради всего святого?! Принеси-ка мне назад этот поднос! — снова раздался рев Мэта.

— Хлеб подгорает! А-ай! Проклятье, я обжегся! — вопил Даниэль.

— Я не наелся! — хныкал Дэви.

— Р-ав! Р-ав! — внес свой вклад в общий хаос Рейли. Рейли? Рейли в доме? Снова жонглируя подносом и чулками, Кэролайн мысленно послала Мэта к черту и бросилась на кухню, откуда явственно доносился лай. Что этот проклятый пес делает здесь?!

Переступив порог, она окинула кухню быстрым взглядом.

— Ой-ой! Ну, слава Богу, ты пришла. Хлеб подгорает, и я обжег руку, пытаясь его вытащить! — Даниэль стоял рядом с жаровней, время от времени посасывая больное место, словно ребенок.

— Тетя Кэролайн, дядя Том съел всю кашу, а я еще не наелся! — У Дэви, сидящего за столом с Джоном и Томасом, был несчастный вид.

— Можешь взять часть моей порции, только, пожалуйста, замолчи! — Джон пододвинул мальчику свою миску.

— А я хочу свою, а не твою!

— Я не всю кашу съел! — с той же детской горячностью возразил Томас.

— Съел, съел! Посмотри сам, здесь совсем ничего нет! А мне не досталось ни полложечки! — Заглянув в котел, Роберт легонько стукнул по нему в подтверждение своих слов.

— Хлеб… — Свободной рукой — вторую он все еще держал около рта — Даниэль отчаянно махал в сторону полукруглой, выложенной кирпичом печи, расположенной рядом с очагом.

— Кэролайн! — Мэт, не переставая, подзывал ее к себе с верхнего этажа.

— Р-гав!

— Где, черт побери, эта собака?! — Вопрос сам собой сорвался с ее губ. С грохотом опустив поднос на ближайший стул и швырнув на пол чулки, Кэролайн бросилась к печи, подхватывая по пути полотенце, и распахнула железную дверцу.

И как раз вовремя: еще немного, и две слегка подгоревшие буханки не удалось бы спасти.

— Они сгорели! — закричал Дэви.

— Тетя Кэролайн сделает еще, — утешил его Даниэль.

— Хорошо бы она сварила еще каши, — тихо сказал Роберт.

— Нужно вовремя спускаться к завтраку, если хочешь, чтобы тебе что-то досталось, — ответил Томас.

— Гав! Гав!

Кэролайн раздраженно оглядывалась по сторонам, когда Рейли внезапно снова залаял, судя по тембру, заливаясь от восторга. Ее и без того слабое терпение вконец истощилось.

— Где эта проклятая псина?!

Не дожидаясь ответа, девушка бросилась в гостиную, которую фактически превратила в свою спальню. Не то чтобы у нее хватало времени спать в этой комнате. Конечно, нет, ведь ей вдобавок приходилось дежурить у постели Мэта и заботиться о нуждах остальных домочадцев, а этим нуждам не видно было ни конца ни края. Однако, вопреки всякой логике, лай, судя по звуку, доносился именно оттуда. Не могла же эта тварь забраться к ней в комнату и…

Кэролайн рывком отворила дверь. Ее глаза широко раскрылись, и она в ужасе застыла на пороге. Серый свет зари позволял различить громадную тушу Рейли, взгромоздившегося на середину низенькой раскладной кровати, которую Кэролайн соорудила для себя в углу комнаты. Пес полулежал в игривой позе, упираясь передними лапами на постель. Задняя часть туловища вместе с бешено виляющим хвостом висела в воздухе. В своей огромной пасти он трепал один из лучшей пары ботинок Кэролайн.

— Вон! Пошел вон! — завизжала она, хватая стоявшую в углу кухни метлу и вбегая с ней в комнату. На ее ботинке из тонкой черной кожи с изящным высоким каблучком красовались следы огромных зубов; было видно, что он изрядно изжеван. Вон, отвратительное чудовище! Кто не закрыл дверь и позволил ворваться сюда этой зверюге?

Рейли, которому взмахи рук Кэролайн показались новой увлекательной игрой, с довольным видом соскочил с кровати и стал с бешеным лаем носиться по комнате. Миллисент, свернувшейся клубочком возле печи в кухне, хватило одного-единственного взгляда в его сторону, чтобы стремглав броситься к лестнице, ведущей наверх. Заметив это, Рейли совершил огромный прыжок и немедленно пустился в погоню, не переставая заливаться лаем.

— Да прогоните же этого пса вон из дома! Держа наготове метлу, Кэролайн пустилась вслед за огромной собакой, которая прыжками неслась вскачь по лестнице, преследуя удирающую кошку, не умолкая при этом ни на секунду.

— Проклятый пес! Кыш отсюда, убирайся, пошел вон!

Миллисент достигла верхней площадки и метнулась в спальню Мэта, дверь которой была открыта. За ней, царапая когтями дощатый пол, несся Рейли. Как и Миллисент, он влетел в распахнутую дверь.

— Что, во имя всего… — последние слова Мэта перешли в протестующий вопль.

— Вон отсюда, вон, вон!

Размахивая метлой, Кэролайн ворвалась в дверь как раз в тот момент, когда Рейли всем своим весом (а это было не меньше ста с лишним фунтов) обрушился на постель Мэта. Шипящей черной змейкой кошка соскользнула с матраца на пол и исчезла под кроватью. Вконец распалившись, Кэролайн запустила в пса метлой, но тот соскочил вниз в погоне за кошкой за секунду до того, как метла должна была коснуться его мохнатого зада. В результате удар пришелся по кровати. К счастью, девушка не попала в Мэта, который закрыл голову руками и съежился перед лицом столь яростной атаки.

— Хватит, прекратите! Кэролайн, достаточно! Рейли, сидеть! Проклятая кошка, от нее одни неприятности!

— Не смей винить в этом… этом разгроме мою Миллисент! — визгливо завопила Кэролайн.

С помощью метлы ей удалось выудить пса из-под кровати, куда он в ажиотаже с трудом втиснулся. К сожалению, вместе с ним она выгнала оттуда и Миллисент. Кошка принялась метаться по комнате, а вслед за ней с оглушительным лаем носился Рейли. Кэролайн, отчаянно орудуя метлой, гналась за ним, нанося удары по полу и мебели и уже не заботясь о причиняемом ущербе. Один особенно резкий удар пришелся на умывальник, и, прежде чем Кэролайн успела подхватить стоявшие там таз и кувшин, они свалились на пол и разбились на мелкие кусочки. Девушка завизжала от ярости, и тут ей, наконец, удалось попасть в пса. Рейли, шокированный столь грубым обращением, с воплем кинувшись мимо нее к двери, сбил Кэролайн с ног и опрокинул на кровать.

— Я убью эту чертову собаку! — с шумом выдохнула Кэролайн, уткнувшись Мэту в грудь.

Она упала, не выпуская из рук метлу, прямо на него, и сейчас он держал ее за обе руки чуть выше локтя, не давая встать на ноги. Его грудь вздымалась. Может быть, она сделала ему больно? Кэролайн озабоченно сдвинула брови и, подняв вверх глаза, обнаружила, что этот непостижимый сукин сын смеется над ней!

— Она ударила Рейли!

— Ко мне, Рейли! Ко мне, мальчик! Тетя Кэролайн не хотела тебя обидеть!

— Он не сделал бы твоей кошке ничего плохого!

— Если бы ты внезапно не повредилась в уме…

— Тебе давно пора перестать обращаться с Рейли как с каким-то диким зверем!

Словно хор из греческой трагедии, все пятеро Мэтисонов толпой сгрудились в дверях, громко выражая свое мнение и всем своим видом осуждая Кэролайн. Девушка напряглась, но Мэт еще крепче сжал ее руки.

— Ненавижу тебя, тетя Кэролайн! Я тебя ненавижу!

Это было последней каплей. Все утро Кэролайн преследовали неудачи, а ведь еще толком и не рассвело! Она работала, как проклятая, обслуживая эту неблагодарную команду: нянчила, готовила, штопала, чистила — и что получила взамен? Изжеванный ботинок, да еще Дэви заявляет ей, что ненавидит ее! Кэролайн почувствовала, как на глаза наворачиваются горячие слезы обиды. Она быстро заморгала, пытаясь их отогнать, но все равно ужасно боялась, что опозорится у всех на виду.

— Подожди немного, остынь, — шепнул ей в ухо Мэт. — Дэви, ты можешь извиниться перед свой теткой попозже. А теперь — тебе и твоему брату давно пора отправляться в школу. Ты же знаешь, что тетя Кэролайн не сделала Рейли больно. Да ведь он же весит на добрых семь фунтов больше, чем она сама! Даниэль, будь добр, проводи их в школу. Да и тебе самому тоже не помешает идти, и Робу, и Тому.

— Но, папа…

Кэролайн чувствовала, как все на нее смотрят, но упорно не желала поднять глаза. Вместо этого она резко опустила голову, чтобы спрятать наворачивающиеся слезы, и неожиданно для себя уткнулась лицом в теплую, покрытую волосами мускулистую грудь Мэта. Она едва смогла подавить рыдания.

— А теперь идите. Все идите. Даниэль, закрой дверь.

Наверное, Даниэль почувствовал; что-то не так, да и трудно было бы этого не почувствовать, видя, как Кэролайн неподвижно распласталась на кровати почти поперек Мэта, уткнувшись лицом вниз и слыша, как брат велит ему оставить их одних и закрыть за собой дверь. Не говоря ни слова, Даниэль выпроводил своих братьев и племянников из комнаты и вышел сам. Когда Кэролайн услышала щелчок закрывшейся за ними двери, у нее опустились плечи. Пальцы Мэта уже не так плотно обхватывали ее руки, скорее утешая Кэролайн, чем сковывая движения.

— Ну же, поплачь, если хочешь. Я никому не скажу. — Эти слова, сказанные мягким, хоть и слегка поддразнивающим тоном, были адресованы ее макушке, поскольку она все еще не отрывала лицо от его груди.

— Я никогда не плачу. — Протест Кэролайн прозвучал не особенно внятно, а затем вообще был заглушён всхлипом.

— Да, ты мне уже об этом говорила.

— Я разбила кувшин и таз…

— Их можно заменить.

— И хлеб подгорел…

— Мы все не раз ели подгоревший хлеб. Если отрезать черную корку, ничего страшного не случится.

— А еще я сварила мало каши…

— А вот за это, — сказал Мэт назидательно-насмешливым тоном, — тебе действительно должно быть стыдно.

Девушка понимала, что он подтрунивал над ней, но ничего не могла с собой поделать. Несмотря на все усилия, из глаз Кэролайн полились слезы, и она начала громко всхлипывать.

— Ну-ну, я же только хотел тебя поддразнить. Чтобы ты засмеялась, а не заплакала.

Несмотря на протесты Мэта и ее собственные угрызения совести, Кэролайн, казалось, была не в силах сдержать льющиеся сами собой слезы. Она так долго давилась от слез, и ловила ртом воздух, и всхлипывала при плаче, что создавалось впечатление, будто она выплакала всю влагу из своего организма. После нескольких безуспешных попыток остановить этот потоп, Мэт оставил надежду утешить ее словами. Вместо этого он обнял Кэролайн за плечи и уютно прижимал к себе, как ребенка, пока она выплакивала все накопившиеся за прошедшие два года обиды. Ей и в голову не приходило, что он был мужчиной, к тому же совершенно обнаженным под слоем одеял и простыней. В ее горе, так внезапно взявшем над ней верх, он был просто Мэт.

— Ну-ну, малышка, поплачь.

Шепот Мэта заставил Кэролайн еще теснее зарыться ему в грудь лицом. Ее руки сами нашли его плечи и обвились вокруг них, а сама она вжалась в него так, как будто от этого зависела ее жизнь. Кэролайн сказала ему правду: она никогда не плакала, поскольку не видела в этом смысла. Ее отец, которого девушка так сильно любила, терпеть не мог всяческого проявления женских слабостей, так что, еще будучи ребенком, Кэролайн научилась не плакать в его присутствии. Поскольку мать умерла, когда ей было двенадцать лет, в ее жизни не осталось никого, кому она могла выплакаться. Поэтому умела держать свои слезы при себе. Но сейчас что-то (может быть, потеря страха, вновь обретенное чувство безопасности, или один Господь знает, что еще) заставило ее сбросить покровы и выпустить наружу годами накопленные беды и печали. Кэролайн ни за что не смогла бы перестать реветь, даже если бы и захотела.

Наверное, это было полезно для ее самочувствия. Но, имей она возможность, устроила бы так, чтобы выплакать все свои печали, где угодно, только не на груди у Мэта.

Однако, если бы на желаниях можно было ездить верхом, лучшими наездниками стали бы нищие. Кэролайн не могла осуществить свое желание. Она плакала в объятиях Мэта до тех пор, пока не убедилась, что уже не осталось ни одной слезинки.

— Ну вот, малышка, вот и хорошо.

Мэт явно знал, как обращаться с плаксами. Он то и дело легонько похлопывал Кэролайн по спине, и тепло его руки ощущалось даже сквозь ткань ее голубого шелкового платья и сорочки. Иногда смахивал с ее разгоряченного, казалось, насквозь пропитанного влагой лица намокшие от слез иссиня-черные пряди, бормотал что-то утешительное и не мешал ей реветь. Кэролайн на миг удивилась его опытности, а затем, давясь от слез и икая, поняла, что, вероятнее всего, он обращается с ней точно так же, как обращался бы в подобной ситуации с пятилетним Дэви.

— Я не Дэви. — Ее протест прозвучал несколько не так негодующе из-за сопровождавшего его сдавленного рыдания.

— Поверь, я прекрасно это понимаю.

В тоне Мэта сквозила некоторая сухость, не сразу дошедшая до сознания Кэролайн. Еще раз икнув, она наконец справилась со слезами. Затем еще немного полежала, не двигаясь, обессилев после недавнего всплеска эмоций. Постепенно она начала понимать происходящее. К своему ужасу, девушка обнаружила, что почти во весь рост лежит на постели, подмяв под собой Мэта, и лишь по счастливой случайности, а не по велению рассудка ей удалось не задеть его сломанную ногу. Одна ее рука обнимает Мэта за шею, а другая покоится у него на груди. Ее ухо прижато к его груди, там, где находится сердце. Она слышит его биение у себя под щекой.

Грудь, живот и бедра Кэролайн оказались плотно прижатыми к его сильному теплому телу, обнаженному до талии, поскольку в результате всей возни с Рейли одеяло сползло вниз, прикрывая теперь только его бедра и ноги. Ее ноздри были наполнены его мужским запахом, на языке остался солоноватый — может быть, из-за ее слез? — вкус его кожи. Руки Мэта обхватили ее за талию и плечи, крепко прижимая к гебе. И вместе с тем у Кэролайн не возникало чувства отвращения. По коже не бежали мурашки, желудок не сжимали спазмы, а тело не пронзала знакомая дрожь.

Собственно говоря, если не считать некоторой доли легкого смущения, Кэролайн была даже рада, что ее обнимают. Она чувствовала себя удивительно защищенной.

— Полагаю, теперь ты и меня будешь считать плаксой. — Произнося эти слова, Кэролайн ощущала, как волоски на его груди, в которых утонула ее правая щека, щекотали ей губы. И почувствовала, что Мэт улыбается.

— Тебя спровоцировали, — успокоил он.

Эта великодушная снисходительность заставила Кэролайн поднять голову и посмотреть на Мэта. Как она и предполагала, он улыбался. Окрашенная добротой улыбка придавала невероятную теплоту его глазам.

Кэролайн, как завороженная, не сводила с Мэта глаз и только моргала. Затем она вся напряглась: осознание того, что начинало с ней происходить, внушало страх. Господи, ведь то, что она чувствовала, было одновременно привязанностью, симпатией и… желанием. И все это она испытывала к Мэту.

— Постой, постой, откуда такая чопорность? — Мэт еще крепче сжал одной рукой талию девушки, а другой мягкую и нежную кожу ее щеки. — Ты же знаешь, я не сделаю тебе ничего плохого. Не стоит смотреть на меня так, будто я внезапно превратился в Оливера Кромвеля.

— Я не боюсь Оливера Кромвеля, — ответила Кэролайн, чувствуя, как ее инстинктивное сопротивление начинает слабеть. Сколько же прошло времени с тех пор, как она перестала ощущать себя спокойно и комфортно в чьих-либо объятиях? С тех пор как умерла ее мама? — Да и тебя тоже, если на то пошло, — добавила Кэролайн.

— В таком случае, может быть, скажешь мне, почему ты вдруг так посмотрела на меня? Разве у меня на голове внезапно выросли маленькие рожки?

— Нет, — улыбнулась она, сама того не желая.

— Тогда почему?

— Я хочу, чтобы ты меня отпустил.

— Отпущу. Собственно говоря, отпущу хоть сейчас, если ты скажешь, что действительно этого хочешь.

— Действительно хочу.

— Лгунишка.

Мэт произнес это слово очень мягко, но по его тону Кэролайн поняла, что он улыбается. Она не видела улыбку поскольку, опасаясь быть разоблаченной в своих чувствах, опустила голову. Самое лучшее — сию же минуту оторваться от него. Кэролайн прекрасно знала, что он ее отпустит. Мэт Мэтисон не такой мужчина, чтобы удерживать женщину помимо ее воли.

Впрочем, если быть перед собой до конца честной, надо признать, что и сейчас ее никто не удерживает против воли.

— Я должна проводить мальчиков в школу, — произнесла Кэролайн. Но при этом не сделала ни малейшей попытки встать. Лежа у Мэта на груди, она всем своим существом впитывала запах его кожи, тепло тела. Грудь Мэта, бронзовая от загара, казалась темной из-за покрывавших ее волос; мышцы на груди и на плечах ритмично поднимались и опускались в такт его дыханию. Кэролайн, замерев, лежала в той же позе и завороженно наблюдала за игрой натренированных тяжелым физическим трудом мускулов, приходивших в легкое движение при каждом вздохе.

— Об этом позаботится Даниэль. Ты же знаешь, они прекрасно отправлялись в школу и до твоего приезда.

— Да, — автоматически ответила Кэролайн. Все ее внимание было поглощено откровенной по своей силе красотой обнаженного мужского торса, на котором она так удобно расположилась. Даже в самых диких фантазиях девушка не могла бы представить себе, что когда-нибудь мужская нагота будет ее опьянять, как вино.

— Кэролайн!

Прошло уже немало минут, как они лежали молча. Мэт стал дышать заметно глубже и не так ровно.

— М-мм?

Его живот был плоским, как доска, и тоже мускулистым. Как и грудь, он был весь покрыт темными волосками, делавшими его чуть грубее на ощупь. Когда Мэт дышал, волосы волнообразно колыхались.

— Наверное, тебе действительно надо подниматься.

Когда до Кэролайн дошел смысл его слов, она удивленно подняла на Мэта глаза. Он все еще улыбался ей, но в синей глубине взора таилось что-то еще, словно там горел яркий огонь. И тут Кэролайн осенило, что не она одна испытывает чувство влечения. Мэт ощущал то же самое. Она видела это по глазам и на сей раз не могла ошибаться. Ей достаточно часто доводилось наблюдать этот жадный мужской блеск, чтобы научиться легко его распознавать.

Только на сей раз таким взглядом смотрел на нее Мэт. Поэтому Кэролайн не ощущала ни отвращения, ни даже страха.

А поскольку это был Мэт, он ничего больше не предпринимал, только смотрел. Более того, даже намеренно ослабил свои объятия. Он хотел ее. Выражение его глаз говорило об этом с достаточной ясностью. И все же был готов ее отпустить, и даже сам уговаривал ее уйти. Что, как ни парадоксально, больше всего и удерживало Кэролайн в прежней позе.

Она, казалось, еще плотнее прижалась к его груди, устроившись поудобнее, так, чтобы ей было легко поднимать голову и встречаться с Мэтом глазами, одновременно наслаждаясь и его мужской красотой, и тем восхитительным эффектом, который эта красота оказывала на ее тело. После Саймона Денкера Кэролайн никак не предполагала, что сможет когда-нибудь чувствовать нечто подобное. Она была уверена: та часть ее существа, которую природа предназначила, чтобы радоваться мужчине и отвечать на его ласку, была навсегда загублена недавним прошлым.

— Кэролайн… — Несмотря на игравшую на губах улыбку, в голосе Мэта чувствовалось напряжение.

— Я же говорила, что не боюсь тебя. — Кэролайн медленно провела руками по его груди и, распластав одну ладонь, положила сверху другую, а затем оперлась на них подбородком. Завитки волос на его теле — в тех местах, где они соприкасались с ее кожей, — слегка щекотали ей ладонь. — Не старайся заставить меня думать, что ты способен причинить мне зло, Мэт Мэтисон. Я же знаю, какой ты обманщик.

— Элизабет уже почти два года как умерла. А до этого она была больна, по-настоящему больна, с того самого дня, как родила Дэви.

Секунду Кэролайн отчаянно пыталась понять, какое отношение все это имеет к ним обоим. Затем смысл его слов, наконец, дошел до нее. Глаза ее округлились, и она подняла подбородок со сложенных ладоней.

— Ты хочешь сказать, что ты не… что у тебя не было… что ты… — Кэролайн не хватало смелости выразить вопрос, занимавший ее воображение.

Но Мэт, казалрсь, понял, что она имела в виду.

— Я не из тех мужчин, что изменяют своим женам.

У Кэролайн перехватило дыхание. Известие о том, что Мэт больше пяти лет не занимался любовью с женщиной, почему-то вызвало у нее целый рой греховных мыслей. Когда Кэролайн выдохнула, это скорее был приглушенный вздох.

— Ты понимаешь, о чем я говорю? — его голос звучал немного хрипло.

Кэролайн кивнула, с завороженным видом наблюдая, как кровь медленно приливает к лицу Мэта. От возбуждения его мускулистое тело, на котором она лежала, стало еще тверже на ощупь. Жар его желания проникал ей сквозь одежду, обжигая кожу. Ее груди тоже стали более упругими — и это новое для Кэролайн ощущение на какое-то время совершенно ошеломило ее. Широко раскрытыми от изумления глазами она без слов воззрилась на Мэта.

— Кэролайн, если у тебя есть хоть капля здравого смысла, ты встанешь с этой кровати. Сейчас же. — Мэт произнес это сквозь зубы, с трудом цедя каждое слово. Его руки уже совсем не касались ее, а плашмя лежали вдоль тела но обеим сторонам кровати. Когда он заговорил, то сжал кулаки.

Их взгляды встретились, и губы Кэролайн сами собой раскрылись. Ее тело жадно чего-то требовало (Кэролайн никогда и в голову не приходило, что она способна ощущать это сладкое возбуждение, от которого становилось все жарче), а потом она испугалась и кубарем скатилась с кровати.

Встав на ноги, которые отчего-то сильно дрожали в коленях и плохо повиновались, Кэролайн повернулась к Мэту спиной, чтобы он не заметил ее замешательства. Она чувствовала, что Мэт не сводит с нее глаз, слышала за спиной его прерывистое дыхание.

— Прости, у меня масса дел, — не оглядываясь, проговорила Кэролайн. Затем, впервые в жизни двигаясь с невероятным трудом, она высоко подняла голову, выпрямила спину и прошествовала к выходу.

И только благополучно достигнув кухни, заметила, что вслед за коленями у нее начали дрожать и руки. Не в силах унять эту дрожь, Кэролайн с трудом доковыляла до стула и, обессиленная, рухнула на сиденье.

— Кэролайн!

Мэт был раздражен, и его недовольство выражалось в раздирающем уши реве. С тех пор, как желудок напомнил ему, что пора обедать, он уже, по крайней мере, шестой раз звал ее, а она и не думала отзываться. Если бы Мэт не был уверен, что Кэролайн на кухне, откуда слышалось громыхание горшков и глухой стук подбрасываемых в очаг поленьев, то давно начал бы беспокоиться. Но зная, что она дома, Мэт с каждой минутой становился все злее.

— Кэролайн!

На сей раз Мэт крикнул с такой силой, что едва не повредил горло. Прокашлявшись, он гневно воззрился на дверной проем, уверенный, что на сей раз Кэролайн непременно появится. Но она все не появлялась.

— Кэролайн!

В животе снова забурчало. Полдень давно минул, а у него с утра не было во рту и маковой росинки. Однако Мэт ничего не мог сделать, только звать Кэролайн и, кипя от негодования, ожидать ее прихода. Беспомощность лишь подливала масла в огонь его гнева. Будь проклята эта женщина! Нельзя же заставлять его умирать от голода только потому, что ему на мгновение отказал здравый смысл! Да, он счел ее привлекательной и сдуру дал ей это понять. Но ведь и ее тоже влекло к нему — он не какой-нибудь неопытный юнец, чтобы этого не заметить. Почему же она ведет себя так, будто он, потеряв над собой контроль, физически надругался над ней. Да будь Кэролайн единственной женщиной на земле, он не позволил бы себе откликнуться на ее призыв. Ведь Кэролайн — член его семьи, родственница его покойной жены, а кроме того, бесцеремонная, причиняющая одно беспокойство девчонка с крайне неуживчивым характером! Дьявол ее побери! Где она ходит?!

— Кэролайн!

Если бы она знала, что он сам так же обескуражен произошедшим между ними, как, по-видимому, и она. С ночи зачатия Дэви в минуту непростительной слабости, насланной на него дьяволом, Мэт намеренно отказался от плотских желаний. Распознав похоть в качестве главного своего греха, а также первопричины большинства постигших его в жизни бед и несчастий, он поклялся себе больше не поддаваться соблазну.

И до сих пор держал данное самому себе слово. Не желать Элизабет не составляло большого труда. Уже много лет она мало его привлекала; только постыдная жажда насладиться податливым женским телом, даже пусть ее податливым женским телом, привела его в ее постель, где были зачаты его сыновья. Позже, когда Мэт в полной мере осознал всю глубину пропасти, куда завела его неумеренная любовь к плотским утехам, то сам ужаснулся степени собственного падения.

— Кэролайн!

И все же перед Богом и людьми Элизабет была его женой. И это не позволяло ему лечь в постель с другой женщиной. Теперь Мэт с изумлением осознал, что целых шесть лет соблюдал целомудрие. Шесть лет, проведенных без женщины, без дарящей душевный покой женской плоти! Его жена уже два года в могиле; он должен найти себе новую жену, и тогда сможет предаваться своему единственному греху до тех пор, пока этот грех перестанет терзать его плоть и душу.

Казалось бы, это самое простое решение, однако его разум восставал при мысли о том, чтобы посадить себе на шею новую супругу. У него такой печальный опыт семейной жизни, что любой здравый человек навсегда отказался бы от дальнейших попыток.

— Кэролайн!

И вместе с тем Мэт никогда всерьез не собирался соблюдать целомудрие до конца своих дней. Возможно, зимой, когда поправится, а работы будет чуть поменьше, он прокатится в Бостон. В больших городах полным-полно женщин, продающих свое тело за деньги; с ними он сможет потакать низменным проявлениям своей натуры, и никто из тех, чьим мнением он дорожит, об этом не узнает.

В конце концов, не такой уж это страшный грех, ведь он теперь снова холост.

Без него братья и Кэролайн смогут прекрасно справиться с Джоном и Дэви.

Шесть лет Мэт отказывал себе в этом. Кэролайн красива и очень, очень женственна. Нет ничего удивительного в том, то она так его волнует.

Но сейчас он стал намного старше и намного мудрее, чем был пятнадцать лет назад, когда женился на Элизабет. Тогда Мэт был просто распутным юнцом, которому похоть нередко заменяла здравый смысл. Теперь он мужчина, знающий, что за все поступки, хорошие и плохие, приходится платить. Если бы в отношении Кэролайн он позволил своему телу взять власть над разумом, то это стоило бы ему искуснейшей кухарки, великолепной домоправительницы и умелой сиделки, вовсе не обязанной постоянно служить его семье. К тому же потерял бы женщину, которая могла бы заменить его детям мать. Единственным способом заполучить другую такую же кудесницу было бы жениться. Однако он не намерен этого делать.

— Кэролайн!

Но теперь, когда время и обстоятельства, совпав, разбудили спавшего доселе демона похоти, это чудовище, по всей вероятности, уже не даст ему покоя, и потребуется немало усилий, чтобы его усмирить. Так что придется покорно нести свой крест, держа себя в постоянной узде, пока не удастся вырваться в Бостон и решить проблему известным ему способом.

Дьявольская загвоздка заключается в том, что в его нынешнем положении лежачего больного Мэт никак не может избежать встреч с Кэролайн. Она будет ежедневно и постоянно попадаться ему на глаза, пока он полностью не выздоровеет. Ради сохранения собственного душевного здоровья и равновесия необходимо убедить девушку (а заодно и себя), что вспыхнувшая между ними искра желания явилась вполне закономерным результатом слишком тесного физического контакта, и ничем больше.

Мэт желал ее просто потому, что она была женщиной, а вовсе не потому, что она была Кэролайн.

Если бы девушка поднялась сейчас к нему наверх, он бы так ей и сказал. И тем самым полностью изгнал из памяти то, что недавно узнал: что ее кожа на ощупь именно такая, какой он ее себе представлял, и похожа на нежные лепестки белой розы…

— Кэролайн!

Неожиданно она появилась в дверях с холодным и чуть надменным выражением. И тщательно избегала смотреть Мэту в глаза. На прекрасной белой коже ее лица больше не было ни малейших следов недавних слез. Тонкие черты сохраняли неподвижность, а мягкие розовые губы были плотно сжаты, как будто желая показать, что их владелица не намерена выслушивать глупости. Ее волосы цвета воронова крыла, столь соблазнительно рассыпавшиеся по плечам, когда она плакала, теперь были аккуратно расчесаны и уложены на затылке в тяжелый узел. Кэролайн явно приложила усилия, чтобы стать некрасивой, но если это так, то девушка только даром потратила время. Несмотря на зализанные назад волосы и намеренно сжатые губы, она была по-прежнему восхитительна и желанна. Плоть Мэта, совершенно независимо от его сознания, тут же отреагировала на ее появление.

Слава Господу, что благодаря этому стеганому одеялу она не может ничего видеть! Чувствуя, как по лицу разливается краска вины и стыда, Мэт усилием воли справился со смущением.

— Долго же ты шла! — проворчал он, больше думая о своих горестях и их причинах.

Взгляд Кэролайн метал молнии, она буквально испепеляла Мэта глазами. Неожиданно он заметил, что девушка успела сменить не только прическу, но и платье. Вместо голубого шелка, которого так приятно было касаться кончиками пальцев, она надела платье из темно-зеленой саржи. Слегка великоватое, оно все равно ей шло, как, собственно, все ее наряды, независимо от экстравагантности, цвета или стиля. «Однако это платье, — подумал Мэт, — должно быть несколько грубовато на ощупь. Видимо, это и послужило главным аргументом в его пользу».

В своем строгом платье Кэролайн как бы демонстрировала, что готова дать решительный отпор всем поползновениям Мэта. Но он и так больше не дотронется до нее. Хотя девушка не может этого знать, пока он ей сам не скажет.

— Я не животное и не ребенок, чтобы криком подзывать меня к себе! — И голос, и взгляд источали враждебность. Она так крепко сжимала края подноса, который принесла, что побелели костяшки пальцев.

— Я тебя не подзывал. Хотел только, чтобы ты поднялась ко мне сюда!

— Твое желание исполнилось. — Ледяной тон был под стать нарочито чопорной позе. Мэт следил глазами за тем, как Кэролайн обошла кровать и поставила поднос на прикроватный столик. Даже такая надменная, она была красива, и он хотел ее. Почти до острой физической боли. Держа Кэролайн в своих объятиях, такую податливую, теплую и зареванную, Мэт еще не осознавал, до какой степени его влекла противоречивость ее натуры: лед и пламень. А сегодня утром его вдруг охватила горячая волна страсти, — Господи, как сильно он ее желал! — Мэт явственно ощущал девушку рядом с собой, ее тело, запах. В его сознании отложилось то, как ее груди упираются ему в грудь, как ее ноги касаются его ног, а ладони вдавливаются в кожу… Вызванные из памяти образы заставили Мэта скрипнуть от досады зубами.

Наблюдая за Кэролайн, сердито гремевшей на столике посудой, он призвал на помощь всю свою выдержку и отогнал прочь постыдные мысли. До тех пор, пока его плоть не согласится с разумом, следует снова и снова напоминать самому себе, что ему подойдет любая женщина. Необязательно Кэролайн.

— Приподнимись.

И все равно Мэт оказался не совсем готов к тому, что Кэролайн, повернувшись от стола, наклонилась над постелью, чтобы подложить ему дополнительно под голову пару подушек. Теплый женский запах с примесью чего-то пряного ошеломил Мэта до такой степени, что на минуту у него закружилась голова. Чресла пронзила боль, кулаки непроизвольно сжались, перехватило дыхание. Мэт отчаянно пытался защищаться от этого наваждения. Нет, он не позволит себе совершить ту же ошибку, особенно если учесть, что намерения Кэролайн в отношении него были явно невинными. При всем желании Мэт не мог бы отнести свои прегрешения на пути к праведной жизни на счет дьявольских козней Иезавели[7]. С самого первого дня Кэролайн вела себя с ним безупречно. И только на нем лежит ответственность за столь греховные мысли.

Судя по тому, с каким видом Кэролайн взбивала верхнюю из его подушек, девушка явно предпочла бы вместо этого задать хорошую трепку ему самому. Весьма сомнительно, что она захочет выслушать хоть слово из того, что он собирается ей сказать. Но если ему не удалось убедить самого себя в невинности собственных чувств и помыслов в отношении Кэролайн, необходимо, чтобы, по крайней мере, она в это поверила. Насколько проще было бы, если бы девушка продолжала вести себя с ним так же легко, как до идиотских событий сегодняшнего утра.

Мэт прекрасно понимал, что совершит большую ошибку, если дотронется сейчас до Кэролайн. Однако, не завладей он сейчас ее вниманием, девушка, скорее всего, просто шлепнет поднос ему на колени, затем с высокомерным видом удалится из комнаты и появится здесь не раньше вечера. Мэт весь напрягся и ухватил Кэролайн за запястье.

Секунду-другую она яростно пыталась выдернуть руку, но Мэт ни на йоту не ослаблял хватку. Глаза ее стали такого же желтого цвета, как у этой проклятой кошки. «Если бы у Кэролайн был хвост, — подумал Мэт, надо полагать, она бы им размахивала сейчас во все стороны».

— Отпусти меня.

— Кэролайн…

— Я сказала, отпусти!

— Выслушай меня хотя бы! — От отчаяния Мэт говорил быстрее обычного. — В том, что произошло сегодня утром, я повинен не больше, чем ты. Это чувство возникло между нами безо всякого злого умысла с твоей или моей стороны, а из-за того, что сама природа побуждает мужчин и женщин испытывать влечение друг к другу. В этом ты не виновата, я тоже.

Несмотря не усилия, отчаянная попытка успокоить Кэролайн и умерить ее гнев потерпела сокрушительное поражение. Глаза девушки снова вспыхнули гневом, а рука еще пару раз дернулась, пытаясь высвободиться.

— Влечение — к тебе? Уверяю, я ничего подобного… не испытываю… не испытывала, — голос Кэролайн дрожал от переполнявшего ее возмущения.

— Если ты так считаешь, — примирительно согласился Мэт, чтобы не разозлить ее еще больше, — тогда я не буду с тобой спорить.

— Это ты, ты… — Кэролайн снова дернула руку, стараясь освободить запястье. Мэт сжал его сильнее. Лицо Кэролайн пламенело от гнева, особенно ярко горели глаза. Черные шелковистые брови потеряли обычную прямую линию и почти сомкнулись чуть выше переносицы. Губы были чуть приоткрыты, так что виднелись ровные белые зубы и влажный язык, цветом напоминавший темную малину. Мэт почувствовал мгновенный приступ желания при мысли о том, каков этот язычок может быть на вкус. Беспокойно заерзав на постели, он с трудом оторвал глаза от ее рта.

— Испытывал влечение к тебе, — ты это хочешь сказать? — В его нынешнем смятенном состоянии единственной защитой была правда. Мэт не мог себе позволить лгать. — Да, признаюсь, так оно и было. А почему бы и нет? Ты красивая женщина, да и сложена просто божественно. И когда кинулась ко мне на кровать…

— Я не кидалась к тебе на кровать, — гневно перебила его Кэролайн, — меня толкнул твой чудовищный пес.

— Хорошо, хорошо, — уступчиво заметил Мэт. — Когда Рейли толкнул тебя ко мне в кровать и ты начала реветь…

— Я никогда не реву!

— Да перестанешь ты, наконец, перебивать?! — Мэт начинал терять терпение. Его голос приобрел стальные нотки. — Когда ты, неважно, каким образом, оказалась в моих объятиях, вполне естественно, что…

— Если ты скажешь это еще раз… — внезапно Кэролайн словно окаменела и говорила теперь негромким, лишенным интонаций голосом, — я тебя ударю. Клянусь.

— Что скажу? — изумился Мэт.

— Дескать то, что произошло между нами, было «естественно». — В ее голосе слышалось непередаваемое отвращение.

— Но ведь так оно и было!

— Нет, не так! Это было постыдно, гадко и…

— Кэролайн, прекрати сейчас же!

Резкость его тона заставила ее замолчать как раз в тот момент, когда Мэт начал опасаться, что она впадет в истерику. Кэролайн снова дернула руку, безуспешно пытаясь высвободиться. В ответ он еще крепче сжал пальцы и, к своему ужасу, увидел, как она поморщилась от боли. Мэт мгновенно ослабил хватку, впрочем не до такой степени, чтобы Кэролайн могла выскользнуть. Ведь он же не собирается делать ей больно, хотя легко мог бы. Запястье девушки было таким тонким, что, когда он обхватывал его пальцами, оставалось еще несколько сантиметров запаса.

Мэту пришло в голову, что для своего роста Кэролайн имела очень хрупкое и нежное телосложение. Даже кожа ее запястья была мягкой и шелковистой.

Волна желания вновь захлестнула его, и от неожиданности Мэт едва не выпустил ее руку. Но он заскрежетал зубами, зажмурил глаза и выстоял. Коль скоро им двоим суждено жить в мире, то необходимо выяснить этот вопрос раз и навсегда. Он знал: если он отпустит ее, она непременно убежит.

Мэт старался не обращать внимания на свои ощущения и попытался воздействовать на Кэролайн разумными доводами.

— Что конкретно произошло между нами сегодня утром? Ничего особенного. Просто ты обнаружила, что я абсолютно нормальный мужчина, а сама не настолько чураешься мужчин, как считала раньше.

— Я не чураюсь мужчин! Я ненавижу мужчин — и особенно тебя! — Она снова дернула руку.

— Будь любезна, стой спокойно и слушай!

Доведенный буквально до белого каления ее неспособностью рассуждать здраво, Мэт непроизвольно сжал пальцы вокруг ее запястья с такой силой, что Кэролайн вскрикнула от боли. Злясь на самого себя, он разжал руку. Девушка незамедлительно отскочила в сторону, за пределы его досягаемости.

— Прости. Я не хотел тебе сделать больно. — Если в голосе Мэта слышалась злость, то это, скорее, была злость на самого себя.

— Все мужчины одинаковы! Отвратительные насильники, звери!

— Это вышло случайно!

— Чтоб ты пропал! Чтоб твоя нога отвалилась! Чтоб ты никогда больше не мог ходить! — почти истерично вопила она.

Мэт понял, что вместо примирения его попытка заставить Кэролайн посмотреть на вещи здраво лишь подлила масла в огонь. Ему следовало держать рот на замке и просто позволить ее гневу остыть. Но, разумеется, как и всякая мудрость, это понимание пришло слишком поздно, и уже ничего нельзя было исправить.

— Кэролайн! Кэролайн, послушай! Я…

— Чтобы ты умер с голоду! — завершила она свою тираду и, взмахнув шершавой юбкой, резко развернулась и выбежала из комнаты.

— Сейчас же вернись назад! — взревел Мэт, одновременно разозленный и напуганный выражением ее лица.

Но Кэролайн, конечно, не вернулась. Ему оставалось только кипеть в одиночестве от злости до самого вечера, вдыхая дразнящий аромат тушеной оленины, которой он не мог насладиться.

— Добрый день миссис Везерби![8] Надеюсь, мы не очень вам помешали?

Кэролайн, стоя на коленях, яростно терла песком безнадежно почерневшие камни очага, пытаясь вернуть им первозданную чистоту. Накануне было воскресенье, священный день отдохновения, когда, как ей объяснили, запрещена любая работа, за исключением самой необходимой. В результате Кэролайн пришлось наверстывать упущенное, и она трудилась за двоих. Этот вежливый голос так испугал ее, что от неожиданности девушка толкнула стоявшее рядом ведро. Грязная вода выплеснулась на юбку и на пол. Ущерб, конечно, был невелик. Юбка и без того уже изрядно испачкалась при уборке, а за пол она собиралась взяться сразу, как только закончит драить камни.

— О, я, кажется, вас напугала. Мне так неловко!

Кэролайн обернулась к входной двери и увидела жену Джеймса Мэри. Она стояла в проеме между гостиной, где находился выход на улицу, и кухней. На руках у нее сидела гукающая от удовольствия малышка, а позади стояли две женщины такого же возраста, что и Мэри, но более стройные. Обе держали в руках покрытые чистыми полотенцами блюда.

— Нисколько. Проходите, прошу вас.

Кэролайн поднялась на ноги и принялась отряхивать промокшую юбку, чуть напряженно улыбаясь гостям. К Мэри она испытала мгновенную симпатию еще в день визита пастора, когда невестка Мэта, проявив незаурядный такт, не только избавила их дом от отца Миллера и мистера Вильямса, но и вела себя по отношению к Кэролайн с подобающей вежливостью и приличием. Но, хотя улыбка Мэри источала дружелюбие, а ее ребенок был само очарование, лица женщин, стоявших у нее за спиной, выглядели довольно натянутыми.

— Это Ханна Форрестер, а это ее сестра Пейшенс Смит, — представила их Мэри. — А это, — она слегка подбросила малышку, — Хоуп.

— Здравствуй, Хоуп.

Счастливая невинная мордашка с широко раскрытыми от удовольствия глазами пробила брешь в барьере, который Кэролайн тщательно воздвигала, имея дело с незнакомыми ей людьми, и она улыбнулась девчушке. В отношении двух женщин ее реакция была более сдержанной. Как и у Мэри, их одежда отличалась пуританской строгостью и практичностью. Старшая из сестер, Ханна, была очень недурна собой, с гладкой бледной кожей, незатейливо уложенными темно-русыми волосами и карими глазами, казавшимися сейчас чуть зеленоватыми благодаря цвету платья. Пейшенс во многом походила на сестру, однако черты ее лица не отличались такой тонкостью, а глаза были голубого цвета. В отличие от Ханны, с жадным любопытством разглядывавшей каждую деталь лица и фигуры Кэролайн, Пейшенс производила впечатление застенчивой девушки. Кэролайн она сразу же понравилась больше, чем ее сестра.

— Добрый день, миссис Форрестер, миссис Смит.

— Вдова Форрестер, — поправила ее Ханна. — К сожалению, мой муж умер. Добрый день, миссис Везерби.

— Они принесли Мэту яблочный пирог, — сообщила Мэри.

— На самом деле, не один пирог, а два, — улыбнулась Пейшенс. — С этими голодными мужчинами на одном пироге далеко не уедешь, не так ли?

— А яблочный — любимый пирог мистера Мэтисона, — Ханна заявила это с видом женщины, хорошо знающей, о чем говорит.

— Как мило. — Кэролайн никакими силами не удавалось скрыть звучавшую в голосе холодность. — Не хотите ли поставить их на стол? Я уверена, мужчинам они очень понравятся.

Гостьи поставили угощение на стол. Кэролайн пришлось признать, что пироги источали довольно приятный аромат.

— Думаю, раз уж мы пришли, заскочу-ка я наверх поздороваться с мистером Мэтисоном. — Ханна широко улыбнулась остальным.

— Но, сестрица, может быть, это не вполне прилично? — сдвинула брови Пейшенс, предостерегая Ханну.

— Да нет же, я в самом деле уверена, что это мой христианский долг. Должно быть, он умирает от скуки и одиночества и был бы рад, если бы кто-нибудь составил ему компанию. — С этими словами Ханна выпорхнула из кухни в гостиную, а оттуда, вероятно, на лестницу.

Когда Ханна прошмыгнула мимо нее, Пейшенс покорно посмотрела на Мэри и Кэролайн.

— Пойду-ка и я с ней, — пробормотала она и поспешила следом за сестрой.

— Как хорошо, что вы пришли.

Оставшись наедине с Мэри, Кэролайн чувствовала себя обязанной поддерживать разговор, хотя мало себе представляла, о чем следует говорить. За всю жизнь у нее никогда не было возможности подружиться с кем-нибудь из своих сверстниц. Кроме того, в настоящее время внимание девушки целиком занимало то, что сейчас происходило наверху. Даниэль говорил о вдове Форрестер, что она бегает за Мэтом, и Кэролайн только сейчас вспомнила об этом разговоре. Она внезапно ощутила внутри укол какого-то неизвестного ей прежде неприятного чувства. Но Кэролайн твердо решила не обращать на это внимания и сосредоточилась на ребенке, которого Мэри ритмично покачивала.

— Какая чудная малышка!

— Да, она прелесть, — улыбнулась Мэри и пощекотала девчушке щечку, отчего на круглой детской мордашке появилась широкая беззубая улыбка. — Надеюсь, вы не против того, что я привела с собой Ханну и Пейшенс. Они обе, право, такие милые, и к тому же давние друзья Мэтисонов. Кроме того, я подумала, может быть, вы соскучились по женскому обществу. Насколько помню, вам еще ни разу не удавалось выбираться в город с тех пор, как приехали.

— У нас тут были немного суматошные деньки, — ответила Кэролайн, считая, что до предела преуменьшила драматизм реальных событий. И, приглашая Мэри садиться, подумала: «А рад ли Мэт видеть своих посетительниц? И если рад, то насколько?»

— Да уж, суматошные, это точно, — фыркнула от смеха Мэри, усаживаясь на стул, и девчушка, словно эхо, повторила этот смешок.

Мэри совсем не плохая, в этом Кэролайн была уверена. Садясь через стол от своей гостьи, она по-светски улыбнулась ей. Но даже предлагая Мэри чашку чая, Кэролайн не могла заставить себя не думать о сцене нежной встречи, которая могла происходить (а может, и нет) в это самое время в спальне Мэта. Вдовушка Форрестер очень недурна собой, и, судя по всему, она не из тех женщин, которых легко разубедить. Если, конечно, в намерения Мэта вообще входит ее разубеждать. Может статься, его широко декларируемое нежелание вторично жениться окажется лишь притворством, маскирующим истинные намерения.

Мэри отхлебнула чаю и улыбнулась безмятежной спокойной улыбкой.

— Я так рада, что именно вам, а не мне приходится сейчас иметь дело с Мэтом, когда он прикован к постели. Должна признаться, я всегда немного робела перед старшим братом Джеймса, и сама мысль о том, что нужно было бы общаться с ним, когда он испытывает сильную боль и не может двигаться, внушает мне настоящую тревогу.

— Это верно, он не самый легкий пациент, — согласилась Кэролайн. Доносившиеся сверху голоса Мэта и двух его посетительниц не умолкали, и Кэролайн поняла, что спальня Мэта, должно быть, расположена непосредственно над кухней. Она с трудом перестала прислушиваться и переключила внимание на беседу с Мэри.

— Может быть, Ханна поймет это и прекратит так упорно добиваться того, чтобы Мэт стал ее вторым мужем. Я уже не раз убеждала ее, что, на мой взгляд, он не самая лучшая кандидатура на эту роль. Но Ханна так увлечена его внешностью, что ничего больше не хочет замечать. Конечно, я ее понимаю, Мэт ведь так похож на моего дорогого Джеймса, а он самый красивый мужчина, какого можно себе представить. Но то, что сделала с Мэтом его женитьба, боюсь, уже не удастся исправить.

— А что с ним сделала женитьба? — с живым интересом спросила Кэролайн.

— Он, знаете ли, терпеть не может нас, женщин. Его брак был катастрофически несчастливым. Ах, да, ведь его жена приходилась вам сестрой, не так ли? В таком случае, Бога ради, простите, я не должна больше ничего говорить.

— Пожалуйста. — Кэролайн даже наклонилась вперед, страстно убеждая Мэри продолжать, и на время выбросила из головы то, что происходило наверху. — Я уже догадалась, что в этом доме творилось нечто неладное. Мне стало бы намного легче, узнай я, наконец, что именно. Почему бы вам не рассказать мне? Уверяю вас, тем самым вы окажете мне огромнейшую услугу.

Было видно, что Мэри обеспокоена. Хоуп вертелась и отталкивала ее, пытаясь сползти с колен, и на какое-то время это отвлекло ее внимание. Опустив ребенка на пол, Мэри вынула из кармана надетого на ней передника тряпичную куклу и вручила ее девчушке. Та мгновенно сунула игрушку в рот и сидела с довольным видом, пожевывая беззубыми деснами ее полотняную голову, набитую тряпками.

— Вам обязательно кто-нибудь об этом расскажет, но расскажет, возможно, в несколько искаженном свете, — решилась, наконец, Мэри, подняв на Кэролайн посерьезневшее лицо. — Поймите, не то чтобы Элизабет мне не нравилась, — право же, я почти не имела возможности хоть как-то узнать ее поближе. Мэт предпочитал держать жену возле себя и никуда не отпускал. Но, честно признаюсь, Элизабет была тяжелым человеком. — Мэри в нерешительности замолчала, потом твердо сжала губы. — Если уж говорить вам что-нибудь, то я должна рассказать всю правду. Вас это не обидит?

— Напротив, я ценю вашу искренность и прямоту.

— В таком случае, слушайте. — Мэри глубоко втянула в себя воздух. — Я познакомилась с вашей сестрой, когда она приехала в эти края. Она была старше меня, поэтому моими первыми впечатлениями явились впечатления молодой девушки от замужней женщины. Элизабет не пользовалась большой симпатией среди здешних жителей и почти ни с кем из них не общалась, что, на мой взгляд, и послужило причиной многих связанных с нею сплетен. И только после того как я вышла замуж за Джеймса, поняла, что все эти слухи действительно имели под собой почву. — Мэри помолчала, в ее глазах, обращенных на Кэролайн, мелькнула тревога.

— А что это были за слухи? — спросила Кэролайн, затаив дыхание.

— Что Элизабет была ученицей Черного Человека, его последовательницей.

— Черного Человека? — Кэролайн в недоумении уставилась на Мэри. — Кто такой или что такое Черный Человек?

— Вы никогда не слышали о Черном Человеке? — Казалось, такое неведение слегка шокировало Мэри. — Конечно, Дьявол, кто же еще. В городе говорили, что миссис Мэтисон заключила с ним сделку. После того как родился Дэви, ее время от времени видели в лесу, неопрятно одетую, с взъерошенными волосами и что-то бормотавшую себе под нос. Она бродила там и днем и ночью. Под конец Мэту приходилось держать Элизабет взаперти в ее комнате. Он боялся, что она может покончить с собой, и в конце концов она это и сделала.

— Что?! — Кэролайн отказывалась верить собственным ушам.

— Ох, Боже мой! Так вы были не в курсе?! Помилуй меня, Господи, если бы я только знала, — причитала Мэри с несчастным видом.

— Мне только сообщили, что Элизабет утонула. — Голос Кэролайн звучал спокойно. — Пожалуйста, скажите правду. Мне… мне нужно знать.

— То, что она утонула, действительно, правда, но… — Мэри замялась, вид у нее был довольно озабоченный. — Возможно, мне не следует все это рассказывать. Ведь Элизабет приходилась вам сестрой, вы, наверное, любили ее. Боюсь, я причиню вам боль.

— Мы были сестрами, вернее, сводными сестрами, но не росли вместе. Я встречалась с ней раза два в год, пока она не уехала из Англии. С тех пор прошло пятнадцать лет. И, хотя любила ее такой, какой помнила с детства, я знаю о ней чуть больше, чем о любом чужом для меня человеке. Ваши слова не смогут причинить мне невыносимую боль. А коли судьбе угодно, чтобы я жила в этом доме, вы можете существенно помочь, если расскажете все, как было.

— Да. — Казалось, Мэри принимает все доводы Кэролайн, но вместе с тем все еще колеблется. Когда она наконец заговорила, то сделала это почти нехотя. — Судя по тому, что рассказывал мне Джеймс, думаю, Элизабет воображала себя ведьмой. Конечно, никакая она была не ведьма, иначе не окончила бы свою жизнь так ужасно, ведь мы все знаем, что ведьмы не тонут. Вот кем она действительно была, так это сумасшедшей. Она… ох, я не могу говорить вам этого!

— Пожалуйста!

Мэри смутилась, покраснела и посмотрела на свою дочку, в упоении игравшую на полу. Когда она снова взглянула на Кэролайн, то в ее нежных темно-карих глазах было не только смущение, но и решимость.

— Она бегала за мужчинами. За любыми. Как говорили, она просто удержу не знала. Она пыталась соблазнить Джеймса, что и побудило его уехать из этого дома, а вскоре мы с ним поженились. Я думаю, и с Даниэлем было то же самое. Он ведь находился в отъезде, когда… когда Элизабет погибла. А ведь просто так Даниэль никогда бы не бросил Мэта, для этого должна иметься серьезная причина. Вы же знаете, как они все страшно привязаны к Мэту. Я не удивилась бы, узнав, что Элизабет пыталась соблазнить и остальных Мэтисонов. Известно, например, что она проделывала это со многими мужчинами в городе, пока Мэт не начал держать ее взаперти. Понимаете, с внешней стороны двери той комнаты, где сейчас спит Мэт, когда-то был замок. В то время это была спальня Элизабет, и Мэт обычно запирал ее для ее же собственной безопасности, ну, и, конечно, для безопасности всех окружающих.

— Он держал ее под замком?! — Кэролайн произнесла это почти шепотом. Она была настолько потрясена услышанным, что едва могла говорить.

— Он начал это делать после того, как Элизабет первый раз попыталась покончить с собой. Тогда именно он и спас ей жизнь, хотя в результате сам заплатил страшную цену.

— Мэт?

Мэри кивнула.

— Это случилось однажды ночью, когда Дэви был совсем маленьким. Элизабет удалось ускользнуть из комнаты, никто так и не узнал, каким образом, и она побежала в сарай и там закрылась изнутри, забаррикадировав дверь всем, что попалось под руку. Потом она подожгла этот сарай, намереваясь сжечь заживо и себя, и скотину, что обычно загонялась туда на ночь. В конце концов, именно животные и спасли ей жизнь. Мэт услышал, как они кричат и ревут от страха, пытаясь вырваться на свободу, и вместе с остальными принялся тушить пожар, который, как он считал, возник случайно. Обнаружив, что дверь забаррикадирована изнутри, они взломали ее. Пламя к тому времени уже охватило весь сарай. Роберт рассказывал Джеймсу, что, когда они ворвались внутрь, Элизабет стояла на лестнице, приставленной к чердаку, и уже взобралась почти на самый верх. Она ругалась и обзывала их такими грязными словами, что Роберт ни за что не хотел повторить их моему мужу.

Мэт бросился к ней, а остальные стали спасать скот. Мэту удалось стащить Элизабет с чердака и буквально выкинуть за дверь за секунду до того, как рухнула крыша.

— О Господи!

— Если бы не его братья, Мэт сам погиб бы в ту ночь. Одна из балок упала прямо на него и преградила путь к выходу. Мэт уже был объят пламенем, когда они, рискуя собственными жизнями, спасли его.

— Неудивительно, что Мэт так боится огня!

— Так вы уже об этом знаете, да? Однажды, когда Мэт пришел к нам на обед, я, ни о чем не подозревая, попросила его разжечь в кухне огонь. Вдруг он так странно посмотрел на меня и ушел прочь из нашего дома. И только потом Джеймс рассказал мне, как Мэт пострадал от огня и что теперь не выносит даже упоминания о нем. Я ужасно расстроилась, но Джеймс запретил мне заговаривать с Мэтом на эту тему. Поэтому никто из нас больше ее не касается. Может быть, когда вы все узнали, и это спасет и вас от подобной ошибки.

— Да.

У Кэролайн голова шла кругом, когда она пыталась осмыслить то, о чем поведала ей Мэри. Конечно, теперь многие вещи вставали на свои места: настороженность и недоверие Мэтисонов к ней как к женщине, и подозрительное отношение детей, и напряженность, звучащая в их голосах всякий раз, когда речь заходит об Элизабет. Почему же они ей все-таки не рассказали? Думая об этом и анализируя все, что случилось со времени ее приезда, Кэролайн неожиданно нашла ответ: Мэт, с его несколько специфическим благородством и собственным представлением о рыцарстве, просто-напросто хотел оградить ее от лишних неприятностей.

— С вами все в порядке?

— Да, конечно. — Но Кэролайн отнюдь не была уверена, что это действительно так. Невозможно было представить себе, что ее сестра сошла с ума. Кэролайн воскресила в памяти смутный образ живой и непосредственной молодой женщины с золотистыми волосами цвета осенних листьев — образ, который едва помнила. Самым ярким воспоминанием было то, как Элизабет гладит ее, совсем еще девочку, по голове и смеется. Почему она ее погладила и отчего при этом смеялась, — все это давным-давно кануло в Лету.

Внезапно от запаха стоявших около нее яблочных пирогов Кэролайн стало дурно.

— Мне не следовало всего этого рассказывать, — виновато произнесла Мэри, наблюдавшая за тем, как менялось выражение ее лица.

Кэролайн взяла себя в руки.

— Нет, нет. Мне необходимо было знать. Теперь я понимаю многое из того, что раньше приводило в недоумение. Мэт и его братья очень осторожно подбирали выражения, когда говорили при мне об Элизабет. Но я чувствовала: что-то здесь не так.

Хоуп, выронив куклу, начала громко реветь. Мэри наклонилась и сгребла девочку в охапку вместе с игрушкой.

— Вероятно, мне следует сходить наверх за Ханной и Пейшенс, нам всем пора уходить.

— Подождите! — Резкость, прозвучавшая в голосе Кэролайн, явилась неожиданностью даже для нее самой. Она постаралась сменить тон. — Не могли бы вы сказать мне, что с ней стало? Я имею в виду — тело.

Возможно, если бы она посещала могилу сестры, носила цветы, ей удалось бы понять, что привело Элизабет к сумасшествию. А если бы она приехала сюда раньше, жизнь сестры могла бы стать совсем иной. Но вслед за этой мыслью тут же вспыхнула другая позорная мысль: если бы Элизабет осталась в живых, то до сих пор оставалась бы законной женой Мэта.

— Не беспокойтесь. Ее похоронили по-христиански. — В голосе Мэри звучало сострадание, делавшее ее тон особенно чувствительным. — Мэту, правда, пришлось выдержать по этому поводу целую битву с нашим пастором. С тех пор у них весьма натянутые отношения. Преподобный отец Миллер не давал разрешения похоронить Элизабет на кладбище рядом с церковью на том основании, что жена Мэта была ведьмой. Поэтому Мэт сам отправился туда и вместе со своими братьями вырыл ей могилу. И попробовал бы кто-нибудь ему помешать! Собственно, никто и не пытался. Мэтисоны довольно богаты, знаете ли, эта ферма — самая доходная на много миль вокруг! Как бы то ни было, близкие Элизабет прочли над ней молитву, а позже то же самое сделал один приезжий в здешних местах священник, который не побоялся навлечь на себя гнев нашего пастора. Я очень долго опасалась, что кому-нибудь из сторонников преподобного Миллера взбредет в голову выкопать ее тело, но к могиле так никто и не притронулся. Возможно, в конце концов, возобладал здравый смысл: ведь Элизабет на самом деле утонула. А может быть, все боятся Мэта. В любом случае можете утешать себя мыслью, что сейчас она покоится в мире.

Кэролайн не сказала ни слова. Мэри встала со стула, положила куклу в карман передника и удобнее усадила малышку себе на бедро.

— Надеюсь, что не слишком расстроила вас. Но я согласна с вами: лучше все это знать.

— Да. — Кэролайн тоже поднялась со своего места. — Я так благодарна вам за откровенность.

— Если вы хотите знать что-нибудь еще или если я могу помочь вам разобраться в поведении этих Мэтисонов, которые иногда совершенно непредсказуемы, пожалуйста, не стесняйтесь, приходите ко мне. Я хотела бы считать себя вашим другом.

— Большое спасибо, мне хотелось бы того же.

— А теперь действительно придется сходить за Ханной и Пейшенс. Боюсь, Джеймс будет недоволен, если я не попаду домой вовремя и ужин не будет стоять на столе к его возвращению. Все, без исключения, Мэтисоны любят, когда их желудки хорошенько набиты. Да вы и без меня это знаете. Роберт уже расхваливал Джеймсу ваши кулинарные способности.

— Правда? Как мило с его стороны, — механически отреагировала Кэролайн.

Мэри направилась к лестнице, а Кэролайн, все еще не пришедшая в себя от потрясений, плелась сзади. В ее голове роились самые разные мысли. Только войдя в комнату Мэта, она очнулась, наконец, от задумчивости.

Причиной тому была картина, открывшаяся ее взору. Мэт, с открытыми плечами, казавшимися еще шире и мускулистее на фоне простыни, которую не кто иной, как она с таким усердием отстирывала: с тугими локонами иссиня-черных волос на фоне наволочки, которую она тщательно отбеливала на солнце, Мэт с довольным видом обменивается шуточками с Ханной Форрестер. А та, сидя на краю постели, жеманно улыбается и кормит его с ложечки бульоном, который она, Кэролайн, сварила и принесла ему наверх за несколько минут до прихода гостей.

Будь он проклят, этот двуличный негодяй. Хоть бы он подавился своим треклятым бульоном!

— О, Мэри, рад тебя видеть. Что же это ты принесла ко мне в гости племянницу, а сама даже не удосужилась подняться вместе с ней?

Мэт поднял глаза и заметил их в дверях. Казалось, он не испытывает ни малейшего смущения от того, что вошедшие увидели, как его кормят с ложки. Если учесть то обстоятельство, что с самого первого дня после травмы Мэт неоднократно внушал Кэролайн, что он превосходно может самостоятельно справляться с едой, ей оставалось сделать единственный вывод: Эфраим Мэтисон начисто лишен стыда и совести.

— Я тоже рада тебя видеть, Мэт, хотя, собственно говоря, пришла, чтобы поближе познакомиться с миссис Везерби, и не могу больше задерживаться даже ради того, чтобы дать тебе пообщаться с Хоуп. Боюсь, Джеймс сегодня вечером, как обычно, вернется очень голодным, а значит, мне нужно поспешить домой. Леди, нам пора. День стремительно приближается к вечеру.

«Оно и к лучшему, — решила про себя Кэролайн, — что во время этого обмена репликами Мэт ни разу даже не взглянул в мою сторону». Кусая нижнюю губу, она с трудом сдерживалась, чтобы не дать волю своему языку. Если бы Мэт заговорил с ней о чем-нибудь, Кэролайн вряд ли поручилась бы за последствия. Хотя с чего вдруг она пришла в такую ярость при виде этой идиллической сцены, Кэролайн и сама не понимала. Разумеется, у нее нет на Мэта никаких прав! «Впрочем, — с горячностью возразила она самой себе, — у меня также нет абсолютно никакого желания иметь эти права!»

— Ой! — Ханна огляделась вокруг, заливаясь смехом. — Я и не подозревала, что время пролетело так быстро. Увидев, что мистер Мэтисон не ест, я просто должна была заставить его съесть кусочек-другой. Ведь ему необходимо поддерживать свои силы, если он хочет поскорее поправиться.

— Мистер Мэтисон сказал, что бульон стал намного вкуснее, когда сестрица начала его кормить с ложки. — Пейшенс, всем своим видом давая понять, что не допустила бы несоблюдения приличий, поднялась со стоящего рядом с кроватью стула с высокой спинкой.

— Я не сомневаюсь, что так оно и есть, — слащавым голосом ответила Кэролайн, поскольку фраза была предназначена ей. Она с достоинством подавила в себе внезапное желание бросить убийственный взгляд на Мэта, который наконец обратил на нее внимание.

Выражение лица Кэролайн, по-видимому, встревожило Мэта, и, слегка нахмурясь, он открыл рот, намереваясь что-то сказать. Но прежде чем он успел вымолвить хотя бы слово, Ханна с похвальной ловкостью сунула ему между раскрывшихся губ новую ложку бульона.

— Ханна, если ты готова… — Мэри подняла брови от удивления.

— Да-да. Не думаю, что даже с моей помощью его удастся заставить проглотить еще немного. Бульон совсем остыл. Но Мэт съел довольно прилично и можеет теперь отведать на десерт моего яблочного пирога, — закончила Ханна с улыбкой и поднялась.

Она положила ложку в миску, поставила ее на прикроватный столик и повернулась к Мэту с таким видом, словно он был ее собственностью. Кэролайн испытывала неодолимое желание затопать от ярости ногами, хотя для этого не было никаких особых причин, кроме одной. Эта женщина до смерти ее раздражала.

— С нетерпением буду ждать десерта.

Хотя Мэт не ответил на улыбку Ханны — у него лишь слегка дрогнули губы, — Кэролайн показалось, что одной этой фразой он выказал больше галантности, чем ей за все время их знакомства. Кэролайн понадобилось все самообладание, чтобы скрыть гнев. Улыбаясь изо всех сил, она вежливо посторонилась, когда сестры направились к выходу.

— Может быть, мне стоит оставить вам свой рецепт бульона? Я уверена, тот, что готовите вы, достаточно питательный, но мой к тому же очень вкусный. Убеждена, что для мистера Мэтисона не было бы такой пыткой выпить его до дна. — От ее слов и снисходительного тона в глазах Кэролайн зажглись воинственные огоньки. Но, к счастью, прежде чем она смогла ответить, ее опередила Мэри.

— Что ты говоришь, Ханна, разве бульон миссис Везерби может быть пыткой? — голос Мэри звучал мягким укором.

Ханна разразилась трелями своего заливистого смеха.

— Ох, простите, вы же знаете, что я не это имела в виду. Я просто беспокоюсь о здоровье мистера Мэтисона — хотя, разумеется, убеждена, что вы делаете для него все, что в ваших силах.

Последнее было адресовано Кэролайн, причем тем тоном, каким обычно разговаривают с экономкой или кухаркой. Это заставило Кэролайн задуматься: что же говорят о ее положении в доме Мэтисонов местные кумушки? Видимо, благодаря капитану Раузу и Бог знает кому еще ее считали кем-то вроде служанки, взятой на работу без официального оформления. От этой мысли, неотвязно стучавшей в висках, кровь прилила к лицу и румянец залил щеки. Кэролайн чувствовала на себе взгляд Мэта и опасалась, что он может заметить ее состояние. Поэтому, превозмогая раздражение и досаду, она растянула губы в некое подобие улыбки.

— Я буду вам чрезвычайно признательна за рецепт, — промолвила Кэролайн насквозь фальшивым тоном. — Но, возможно, не сегодня, поскольку миссис Мэтисон торопится домой.

— Да-да, нам действительно пора идти. И, пожалуйста, называйте меня Мэри. — Последние слова, сказанные с улыбкой, относились к Кэролайн.

Жена Джеймса, по крайней мере, собиралась считать ее членом семьи. Хотя, трезво поразмыслив, Кэролайн пришла к выводу, что это далеко не такая высокая честь!

— Большое спасибо. А вы должны называть меня Кэролайн. — Еще одна такая лицемерная улыбка, и ее щеки разорвутся от натуги.

— Не надо нас провожать, я знаю дорогу.

Мэри с Хоуп на руках уже спускалась вниз по лестнице, а Ханна и Пейшенс следовали за ней. Через несколько минут они вышли на улицу, помахав ей на прощанье. Кэролайн, решившая не говорить Мэту, что она о нем думает, помахала им в ответ. Затем, пройдя несколько метров по коридору, вспомнила вдруг об оставленной на прикроватном столике посуде и вернулась за ней. Теперь до конца дня ей не нужно будет больше заходить в комнату к Мэту. Даниэль вполне может сам отнести своему брату ужин, как уже делал это накануне и два дня назад. Со времени их стычки, случившейся два дня назад, Кэролайн старалась избегать Мэта. Накануне, в воскресенье, братья и сыновья Мэта ходили в церковь. Проповеди читались утром и вечером. И, похоже, колонисты-пуритане относились к ним гораздо серьезнее, чем их английские собратья. Предполагалось, что проповеди доджны посещать по возможности все. Исключение было сделано только для Мэта, потому что он прикован к постели, и для Кэролайн — кто-то ведь должен оставаться с Мэтом. Поскольку у нее не было другого выбора, кроме как относить ему еду и оказывать другие услуги, пока его братья не вернутся домой и сменят ее, оба заключили между собой некое подобие перемирия, которого Кэролайн и придерживалась весь сегодняшний день и будет придерживаться до тех пор, пока в аду не воцарится зима! А может быть, Мэту и еще дольше придется дожидаться дружеского слова из ее уст!

— Если это тебя не особенно затруднит, мне хотелось бы съесть ломтик яблочного пирога миссис Форрестер. Она такая великолепная кухарка. Тебе тоже стоит отведать кусочек.

Эта реплика, прозвучавшая в то время, когда Кэролайн зашла в комнату Мэта, чтобы забрать миску и ложку, заставила ее напряженно выпрямиться. Но ни словом, ни взглядом она не даст Мэту понять, как подействовало ей не нервы замечание о пироге.

— Конечно, принесу, хотя лично я не особенно люблю сладкое.

— Не любишь? Тем лучше. Даже двух пирогов вряд ли хватит. Дэви, Джон и все мои братья просто с ума сходят по выпечке миссис Форрестер.

— В таком случае странно, что ты на ней не женишься, уплетал бы их тогда каждый день. — Кэролайн не могла отказать себе в удовольствии кольнуть его. И поспешила выйти из комнаты, преодолевая нестерпимое желание хорошенько треснуть Мэта по голове миской.

— Хорошая кухарка стоит многого, но не столько же, — крикнул ей вслед Мэт, получавший от их пикировки большое удовольствие. Безусловно, от его глаз не укрылось, что Кэролайн сильно раздосадована, и теперь он потешался над ней. Он слишком умен, чтобы не заметить ее реакции.

В кухне Кэролайн бросила миску и ложку в таз с грязной посудой, затем повернулась к столу, чтобы отрезать ломтик пирога. Аромат корицы и яблок приятно защекотал ей ноздри, соблазняя попробовать небольшой кусочек, каким-то образом уже оказавшийся в ее руке. Пирог был действительно великолепен на вкус, Кэролайн не могла этого не признать. Мэту очень понравится.

Досада терзала ее сердце. Миллисент жалобно мяукала, и Кэролайн отрезала для нее большой кусок драгоценного пирога и, положив на тарелку, поставила на пол. Ее собственная кошка, от которой она ожидала более утонченного вкуса, понюхала угощение, попробовала маленький кусочек, а затем охотно принялась за еду.

— И ты туда же, Миллисент? — уныло пробормотала Кэролайн. В этот момент у нее появилась идея.

Если бы Кэролайн была пуританкой, то сказала бы, что внезапно ею завладел дьявол. Но, будучи трезвой и здравомыслящей роялисткой, могла сослаться только на то, что оказалась не в силах сопротивляться неодолимому желанию. Ни на минуту не задумавшись, она взяла кусок пирога, приготовленного для Мэта, подняла ножом верхнюю половину и щедро посыпала солью сочные, ласкающие глаз яблоки. Затем, все еще одержимая дьяволом или каким-то другим злым духом, незаметно проникшим в нее, Кэролайн с тайным восторгом добавила туда солидную порцию горького пива, несколько кружков тонко нарезанного лука, комок бараньего сала и парочку вишневых косточек. Вишни она съела сама, злорадно улыбаясь, когда дочиста облизывала косточки и засовывала их поглубже в тесто. Затем вернула на место снятый верхний слой, переложила пирог на чистую тарелку и отнесла наверх Мэту вместе с чашкой свежезаваренного чая.

— Вот, пожалуйста. — Пожалуй, более жизнерадостным тоном она за последние несколько дней к нему не обращалась.

— Спасибо.

Мэт все еще полулежал на подушках. Кэролайн требовалось только отдать ему тарелку и чашку, что она и сделала. Стараясь изо всех сил не выдать своего нетерпения, она следила за тем, как он, осторожно балансируя, поставил тарелку себе на живот и сделал глоток.

— Вкусно.

Казалось, он смакует чай, но в ярко-голубых глазах, обращенных на нее поверх края чашки, мелькнуло любопытство. Несомненно, Мэт недоумевает, почему она все еще находится в комнате, хотя последние два дня всячески старалась избегать его общества. Чтобы отвести от себя подозрения, Кэролайн чуть отвернулась от Мэта и принялась концом передника сметать крошки со стоявшего рядом с кроватью столика.

Мэт отхлебывал чай и следил за ее действиями. Пирог на коленях оставался нетронутым.

— Может быть, тебе помочь с пирогом? — спросила наконец Кэролайн вкрадчивым голосом, не в силах больше выносить ожидание. Возможно, вопрос ее прозвучал чуть более едко, чем она хотела (воспоминания о том, как покорно принимал он бульон из рук Ханны Форрестер, все еще жгли душу), но это было ей даже на руку, поскольку отводило от нее все подозрения, возможно уже возникшие у Мэта.

— Ты же хорошо знаешь, что я прекрасно обхожусь без посторонней помощи.

— Да, признаться, я так и думала, но сегодня у тебя был такой вид, будто ты несказанно рад, что вдова Форрестер тебе помогает.

В ответ на это Мэт сощурил глаза, в которых неожиданно, к недовольству Кэролайн, заблестели искорки смеха: разговор явно забавлял его. С досады она готова была откусить себе язык за то, что сболтнула лишнее.

— А-а, но ведь ты и Ханна Форрестер совсем разные, тут и сравнений быть не может, — загадочно произнес Мэт.

— И что же это значит? — допытывалась Кэролайн, подходя все ближе и уперев руки в бока, поскольку подозревала, что в его замечании кроется нечто оскорбительное для нее.

Но Мэт и не подумал отвечать, лишь приподнял бровь, покачал головой и продолжал так же невозмутимо и не спеша потягивать чай.

Кэролайн, сжав губы, отвернулась и отошла.

— Хорошо, что Мэри изъявила желание подружиться с тобой. Жена Джеймса — добрая женщина.

В ожидании того момента, когда Мэт откусит свой кусок пирога, Кэролайн протирала ширму. Услышав его слова, она напряглась всем телом.

— А почему бы, позвольте вас спросить, нам не стать с ней подругами? Разве в ком-нибудь из нас есть нечто такое, что может помешать сблизиться? — В ее глазах, в упор смотревших на него, появился воинственный блеск.

Прояви Мэт чуть больше благоразумия, одно выражение ее лица заставило бы его призадуматься и тщательнее подбирать слова.

— На самом деле у вас, как мне кажется, очень мало общего. За всю свою жизнь Мэри ни разу не удалялась далеко от дома, и к тому же она очень добродетельна.

— Не хочешь ли ты сказать, что я этим не отличаюсь? — Голос Кэролайн дрожал от ярости и негодования.

Мэт поднял голову, оторвавшись от почти уже пустой чашки. Выражение его лица было невинным и вместе с тем удивленным.

— Я и не думал никого сравнивать. Но по своей закваске вы — антиподы.

— Неужто? — Ее грудь гневно вздымалась под слегка поблекшим зеленым хлопчатобумажным платьем, которое она надевала во время уборки.

— Собственно говоря, в этом плане ты не похожа ни на одну женщину в нашей общине. Взять хотя бы Ханну Форрестер. Вот уж кто ни разу в жизни, насколько я знаю, не совершил неблаговидного поступка. Достойнейшая женщина эта Ханна Форрестер.

У Кэролайн зародилось подозрение, что Мэт просто потешается над ней. Что-то похожее на самодовольную ухмылку мелькнуло в уголках его губ, а глаза под полуопущенными веками мерцали ярким голубым светом.

— Добавь к этому ее умение превосходно готовить, и можно сказать, что ты от души воздал ей хвалу. — Теперь, когда у Кэролайн имелись основания полагать, что Мэт попросту дразнит ее, она нашла в себе силы не попадаться на его удочку. И добавила с улыбкой:

— Ешь своей пирог.

— Я так и сделаю.

Протянув ей пустую чашку (Кэролайн так дрожала, предвкушая наступающий момент, что чуть не выронила ее из рук), Мэт взял вилку и вонзил ее в пирог. Кусок, который он отломил, был довольно крупный. Сгорая от нетерпения, Кэролайн внимательно наблюдала за тем, как Мэт запихивает его в рот.

Всего лишь на какое-то мгновение на его лице отразилось предвкушение неземного блаженстга. Затем глаза непроизвольно расширились, черты исказила гримаса отвращения — и Мэт выплюнул все на тарелку.

Потрясенный взгляд его голубых глаз натолкнулся на притворную невинность янтарного взора Кэролайн.

— Что-нибудь не так? — спросила девушка, изображая участие.

— Ты… — маленькая… мегера! — прошипел Мэт. — Ты намеренно испортила пирог!

— Я?! — Кэролайн округлила глаза. Она едва сдерживала смех, так что даже сдавило горло, но внешне умудрялась сохранять вид полнейшей невинности.

— Да, ты! Бухнула в него соли и один Бог знает чего еще!

— Это просто смешно! Пирог пекла не я, а миссис Форрестер!

— Из чистой злобы!

— Злобы?!

— И зависти!

— Зависти?!

Их взгляды скрестились. Кэролайн задрала нос кверху и приготовилась с величественным видом выйти из комнаты. Мэт со свирепым видом сложил руки крест-накрест на груди, как вдруг странное выражение промелькнуло на его лице. Кэролайн остановилась и увидела, что в этот момент глаза его закатились, и он обмяк всем телом. Голова безжизненно упала на подушки.

— Мэт!

Он даже не шевельнулся. Глаза были закрыты, и он не дышал. Это что, очередные шуточки? Или — О, Господи! — он мог насмерть подавиться вишневой косточкой или отравиться той жуткой смесью, в которую она превратила начинку!

— Мэт! — Кэролайн не на шутку встревожилась и подошла поближе. Мэт все еще не шевелился. И теперь она убедилась, что его грудь действительно абсолютна неподвижна. — Мэт! — Кэролайн бросилась к нему, схватила за руки и стала яростно трясти, не переставая выкрикивать его имя.

В это момент Мэт открыл глаза, его руки цепко ухватили ее за локти, и потрясенная Кэролайн очутилась в его объятиях. Она начала отчаянно кричать и вырываться, но прежде чем ей это удалось, Мэт ухитрился повернуться боком так, что теперь она оказалась прижатой к кровати. С минуту Кэролайн лежала на спине, широко открыв от изумления глаза; ее руки были скованы крепкими пальцами Мэта, придавившего ее всей тяжестью своего тела. Встретившись с ним глазами и увидев в них искорки самодовольства, она разозлилась и напрягла все мышцы.

— Сейчас же отпусти меня!

— Ну уж нет. Ты пыталась надо мной подшутить, теперь настал час расплаты, мадам Завистница!

— Я никому не завидую!

— Неужто? — Мэт продолжал поддразнивать ее. — Если бы я знал тебя хуже, то подумал бы, что ты ко мне неравнодушна.

— Ты самодовольный болван! — Кэролайн отчаянно билась, но ей не удавалось вырваться на свободу: Мэт крепко прижимал ее запястья к подушке. — Если ты сию же минуту не отпустишь меня, то будешь есть одну лишь холодную овсяную кашу-размазню по три раза в день, пока твоя нога не заживет!

— Ага, она еще и угрожает! Но меня тебе не удастся запугать, и предупреждаю: я не отпущу тебя, пока ты не признаешься, что бухнула соль в пирог, потому что позавидовала!

— Я никому не завидовала! — Кэролайн снизу вверх сверкала на Мэта глазами, в которых сквозила отчаянная ярость загнанной в угол дикой кошки. Когда он ухмыльнулся в ответ, давая понять, что не верит ее словам, гнев в ней возобладал над здравым смыслом. Молниеносно повернув голову, так что Мэт не успел даже шевельнуться, она вонзила зубы в его запястье, которое находилось ближе к ее лицу.

— А-а-м-м! — Мэт отпустил одну руку, но другой продолжал удерживать Кэролайн в том же положении.

Несмотря на свои отчаянные рывки и увертки, Кэролайн поняла, что ей не под силу освободиться, но вот хорошенько треснуть его по лицу — это она может.

И ее рука с громким хлопком обрушилась на обезображенную шрамом щеку Мэта.

Пока эхо от пощечины не замерло где-то вдали, они неподвижно взирали друг на друга.

— Интересно, и что же мне теперь прикажешь делать? — гораздо мягче, чем можно было бы ожидать в подобных обстоятельствах, спросил Мэт.

Кэролайн была потрясена не меньше, чем он, но виду не показывала. Она гордо задрала кверху подбородок, хотя это далось ей отнюдь не легко, принимая во внимание, что она лежала на спине плашмя, удерживаемая солидным мужским весом.

— Ты этого заслужил!

— Ага, очень может быть.

Это признание удивило Кэролайн почти так же, как и сам тон Мэта. Мужчина изучающе всматривался в ее лицо с серьезным, без тени юмора, выражением. Кэролайн обнаружила, что сейчас он выглядел не менее интересным, чем когда смеется. Неулыбающийся рот обладал удивительно совершенной формой. Глаза интенсивно синего цвета казались темнее обычного и на фоне смуглой загорелой кожи смотрелись просто умопомрачительно. Поскольку Мэт уже две недели не брился, иссиня-черная щетина на щеках и подбородке стала намного гуще, подчеркивая отточенную резкость черт. Классическая изысканность высоких скул, длинный прямой нос и широкий лоб составляли разительный контраст с немного грубоватой мужественностью отросшей бороды. Грива черных кудрявых волос (которые снова нуждались в стрижке) обрамляла лоб. Кэролайн испытывала странное щемящее чувство при воспоминании о том, как она касалась руками его шевелюры. Мэт был красив, словно сошедший с небес смуглолицый ангел. «Гавриил без своего рога», — подумала Кэролайн, и по ее телу пробежала дрожь.

Почувствовав эту дрожь, Мэт напрягся, и в тот же момент Кэролайн подняла на него взор. Голубые глаза Мэта встретились с ее золотисто-карими и потемнели от сознания вины. Кэролайн ощутила на своем бедре его возбужденную плоть, явственно проступающую сквозь прикрывавшее его одеяло. Безусловно, Мэт в еще большей степени, чем она, сознавал, что происходит с его телом. Когда они встретились взглядами, жаркая волна краски залила ему щеки, а глаза стали еще темнее.

Все-таки Гавриил показал свой рог. От этого открытия у нее перехватило дыхание, и Кэролайн чуть разомкнула губы, чтобы вдохнуть воздуха.

Густые черные брови Мэта сомкнулись над глазами в одну линию. Уголок рта пополз вниз, подергиваясь от с трудом сдерживаемого желания.

— Дьявол тебя побери, Кэролайн! — словно в изнеможении пробормотал Мэт. Затем наклонил голову. Кэролайн знала, что сейчас произойдет: он ее поцелует. И вместо того чтобы отвернуться, прошептать «нет!» или сделать что-нибудь такое, после чего он немедленно отпустил бы ее, она, словно завороженная, следила за тем, как его рот приближается к ее губам.

Кэролайн подумала, что умрет, если что-нибудь помешает этому поцелую.

Его губы, удивительно мягкие и теплые, лишь слегка коснулись ее рта. Кэролайн закрыла глаза, задрожав от чарующего, чудесного прикосновения. Ее тело, казалось, по собственной воле жадно потянулось к Мэту, инстинктивно впитывая в себя исходившие от него жар и напряженность страсти. Руки Кэролайн, став свободными, сами взметнулись вверх и обняли его за шею. Она чуть склонила голову набок, чтобы освободить ему дорогу к своим губам.

Но Мэта все равно что-то останавливало, и его губы только скользили по поверхности ее губ. Одной рукой он упирался в матрац, чтобы не давить своим весом на Кэролайн. По тому, как были напряжены мышцы на его шее, Кэролайн заключила, что Мэт с огромным трудом сдерживается. Ощущая небольшое головокружение от того, что сулила ей близость его губ и что им еще предстояло, Кэролайн заставила себя поднять веки. Его глаза находились совсем близко от ее лица и горели, словно тысяча сверкающих, голубых, как небо, бриллиантов. Казалось, они пытаются всмотреться в самые потаенные глубины ее глаз. Их губы слегка соприкасались, словно бабочка проводила по ним своими легкими крыльями. Кэролайн всем телом ощущала Мэта: каждый его мускул напрягся и стал твердым, как железо. И вместе с тем его поцелуй оставался нежным, будто ласковое трепетание мотылька.

— Мэт? — едва слышно выдохнула Кэролайн.

Мышцы его обнаженных плеч дрогнули под ее руками. Он приподнял голову, и его чуть хрипловатый от страсти голос прозвучал совсем близко от ее губ.

— Я не хочу навязывать тебе свою волю, Кэролайн.

Ей стало трудно дышать. Она так сильно сжала его плечи, что ногти почти впивались в гладкую смуглую кожу. Сердце начало бешено колотиться, и этот стук гулко отдавался в ушах.

— Нет, — прошептала Кэролайн.

— Нет? — Мэт еще больше напрягся.

Кэролайн тотчас же осознала, что он решил, будто это единственное слово, которое она едва смогла вымолвить в ответ, означало отказ. Между тем оно могло означать что угодно, только не отказ.

— Я вовсе не чувствую, что мне… что-то навязывают. — Ее рука скользнула вверх по шее и ощутила его затылок под пружинящей копной волос. — Ты… ты можешь поцеловать меня, Мэт.

На лице Мэта промелькнула тень улыбки, и тут же исчезла.

— В таком случае, с вашего позволения, — произнес он и снова приблизил свои губы к ее рту.

Поцелуй получился нежным, как сладостное и короткое приветствие, но и этого оказалось достаточно, чтобы Кэролайн ощутила его всем телом и каждым нервным окончанием. Она закрыла глаза и приоткрыла губы, чувствуя, что ей не хватает воздуха, и вдруг, вместо того чтобы отстраниться (так, во всяком случае, она считала), Мэт снова поцеловал ее, причем на сей раз с гораздо большей страстью.

Его язык слегка раздвинул ей губы и проник внутрь рта, целиком им завладев. Рукой Мэт крепко обнял Кэролайн, притягивая к себе. Казалось, он обволакивал ее со всех сторон, и в его сильных объятиях девушка чувствовала себя счастливейшей из пленниц. В то время как Мэт еле сдерживал бьющую через край страсть, о которой буквально кричало его пышущее жаром тело с напрягшимися до предела мускулами.

Но в тот самый момент, когда Кэролайн ощутила вкус его поцелуя и запах кожи, когда накал его желания едва не заставил ее кровь бурлить от нараставшего возбуждения, в памяти всплыла другая картина. Мэт был не первым мужчиной, кто дарил ей такой откровенно сексуальный поцелуй. Так целовал ее Саймон Денкер, целовал несколько раз, в уплату за его, как он говорил, невиданную щедрость, за то, что он позволял ей с отцом бесплатно жить в его доме. Саймон обычно с силой прижимал Кэролайн к стене и наваливался всем телом, чтобы она не могла сопротивляться. Затем насильно раздвигал ее губы языком и просовывал его внутрь, так что у нее возникало безудержное желание выплюнуть его наружу. Кэролайн хотелось истошно кричать, драться, а потом вызвать у себя рвоту, чтобы навсегда отделаться от этого омерзительного вкуса. Но ничего этого она сделать не могла. И ей оставалось только терпеть, потому что, если бы она целиком и полностью отвергла его приставания, он, ни секунды не раздумывая, выкинул бы их с отцом на улицу. Поэтому Кэролайн была вынуждена принимать оскорбительные для себя ласки этого человека, терпеть его поцелуи и шарящие по всему телу руки. При этом ей каждый раз удавалось избегать окончательного падения, используя все новые уловки и хитрости, которые только могло подсказать ее воображение. И все время искала, искала путь к спасению.

Но потом настал момент, когда спастись не удалось…

— Нет! — закричала Кэролайн, когда рука Мэта скользнула вверх, отыскивая ее грудь. — Нет, нет, нет!

Словно взбесившийся зверь, Кэролайн начала отчаянно сопротивляться, молотить кулаками, лягаться и царапаться, совершенно не думая о том, что может причинить Мэту боль. Для нее он перестал быть Мэтом, перестал быть единственным мужчиной, чьи ласки, как она надеялась, могли бы ее исцелить. Вместо этого Кэролайн снова испытывала ужас, имя которому было Саймон Денкер.

— Ну-ну, успокойся! Кэролайн! Кэролайн, прекрати сейчас же!

Мэт больше не целовал ее, не обнимал, как мог бы обнимать возлюбленный, а скорее удерживал на безопасном для себя расстоянии, тогда как Кэролайн беспрерывно атаковала его, всхлипывая и одновременно кипя от ярости. Она пришла в себя, только когда вонзила ногти в его рассеченную шрамом щеку. Шок при виде крови, выступившей из нанесенных ею царапин, немного привел ее в чувство.

— Какой дьявол в тебя вселился? — ревел Мэт. Он снова крепко держал ее чуть выше локтя, прижимая к кровати.

— Прости, — едва слышно прошептала Кэролайн. Она закрыла глаза, чтобы не видеть выражения гнева и изумления на дорогом ей лице, которому только что причинила боль.

— Она просит прощения! — На секунду Мэт сжал ее сильнее. Затем его хватка ослабла. — Кэролайн, посмотри же на меня!

Какое-то время она упорно не желала сделать то, о чем он просил. Потом с явной неохотой открыла глаза.

Мэт хмурился, внимательно всматриваясь в ее лицо. Его брови соединились в одну линию. Глаза горели голубым огнем. Кэролайн заметила на его щеке три кровоточащие царапины, придававшие его лицу сердитое выражение. Царапины, которых он не заслужил.

— Мне действительно очень жаль, — беспомощно повторила Кэролайн.

В ответ его глаза сузились, а уголки губ слегка опустились.

— Это я должен извиниться. Нельзя было допускать, чтобы то, что между нами произошло, вышло из-под контроля.

— Это не ты… — голос Кэролайн прервался из-за острого ощущения собственной вины. «Подумать только, после всего он еще просит прощения!» От переполнявших ее чувств в горле встал ком.

Не я? — Тон Мэта смягчился. — Тогда кто же, Кэролайн? Тот человек, о котором ты мне говорила? Тот, кто хотел получить тебя в качестве платы за квартиру?

Кэролайн глубоко и мучительно покраснела. После этого ей уже не нужно было отвечать. Прозрение читалось в его глазах.

— Он взял тебя силой, да? Заставил тебя отдаться. Вот в чем все дело.

Кэролайн закрыла глаза, по ее телу пробежала дрожь. Снова вернулись ужасные воспоминания — и она была не в силах избавиться от них, точно так же, как не могла остановить подступавшие к глазам слезы.

— Мне так… стыдно, — прошептала она, отвернувшись от Мэта, когда почувствовала, что вот-вот заплачет. Соленые капли стекали из-под ресниц и беспрепятственно бежали вниз по щекам. Где-то над ее головой — Кэролайн не могла и не хотела открывать глаз — Мэт с шумом втянул в себя воздух.

— Тебе нечего стыдиться. — Он снова обнял ее, на сей раз с удивительной нежностью. Кэролайн чувствовала себя очень уютно в этом теплом наделсном кольце, а Мэт свободно откинулся на подушки и, потянув ее за собой, прижал к груди, так что она оказалась как в люльке.

— Не плачь, моя девочка. Ты ни в чем не виновата.

— Ты… я… я не выношу, когда до меня дотрагиваются… — Кэролайн зарылась лицом ему в грудь, при этом вцепившись в него руками, как в спасательный круг в кипящем водовороте реки. Она не рыдала, а тихо, без слов, плакала, прикрыв веки и ее лицо было мокрым от слез. — … Дотрагиваются мужчины. Но ты… ты можешь до меня дотрагиваться, и у меня не начинается рвота…

— А только истерика, — сухо пробормотал Мэт, и ее глаза моментально раскрылись.

— Это вовсе не смешно! — воскликнула Кэролайн, толкаясь руками и ногами, чтобы приподняться и сесть.

Мэт, обхватив ее обеими руками, не дал ей спрыгнуть с постели и убежать. Он держал ее не сильно, но достаточно крепко, чтобы удерживать возле себя.

— Поверь мне, я не смеюсь, — промолвил он, и по суровой складке вокруг рта Кэролайн поняла, что он говорит правду.

Она сделала еще одну, на сей раз слабую попытку освободиться, но Мэт не отпускал. Кэролайн не стала с ним бороться, просто продолжала сидеть рядом, так и не спустив с постели согнутые в коленях ноги и не высвободив руку из его ладоней. Сказать по правде, она и сама не знала, чего ей больше хочется: уйти или остаться с Мэтом. Кэролайн всей душой мечтала услышать от Мэта слова утешения и обрести душевный комфорт, но она боялась, что после своего признания стала внушать ему отвращение и презрение. Впрочем, даже если это и не так, ее собственного презрения хватило бы на двоих. Она чувствовала себя обесчещенной.

Тяжесть отчаяния стеснила грудь, когда Кэролайн поняла, что даже с Мэтом не в силах избежать того кошмара, который преследовал ее после Саймона Денкера.

— Мне лучше уйти: надо готовить ужин, и…

— Наплевать на ужин. — Его ладонь чуть сжала ей руку. — Ты могла бы рассказать мне, что произошло? Я думаю, это пойдет на пользу нам обоим.

— О, нет! Я не могу об этом говорить! — От одной мысли у Кэролайн начались спазмы в желудке.

— Может быть, тебе как раз нужно поговорить, чтобы снять душевную боль.

Кэролайн посмотрела на него долгим внимательным взглядом. Он тоже не отрывал от нее глаз. Пальцы их рук переплелись между собой. Мэт лежал голый до самой талии, и вид у него был довольно мужественный (жесткая борода, выступающие мускулы, черные как смоль волосы), однако ни вид Мэта, ни ощущение от их соприкасающихся ладоней не внушали Кэролайн отвращения. Напротив, ей хотелось свернуться калачиком в его объятиях и обрести там защиту и душевный покой. И так же твердо, как то, что утром солнце поднимется над горизонтом, она знала: с ним она навсегда будет в полной безопасности.

— Ты не понимаешь, у меня тоже есть свой интерес, — мягко продолжал Мэт, и, когда смысл его слов дошел до Кэролайн, ее глаза расширились от удивления. Сердце начало странно, почти болезненно колотиться.

— Интерес?

Мэт улыбнулся ей в ответ чуть печальной и немного нервной улыбкой.

— Уж не думаешь ли ты, будто я только тем и занимаюсь, что целую каждую встречную поперечную женщину на своем пути, а? Расскажи мне все, Кэролайн, пожалуйста.

И она рассказала ему, хотя это повествование едва не разорвало ей сердце. Рассказала, как ее больной и дрожащий в лихорадке отец лежал на убогом тюфяке перед крошечным огнем, другого они не могли себе позволить. Поведала о скудной еде, которой она старалась поддержать его силы, беря себе самую малость и оставляя львиную долю ему. Рассказала, как невыносимо тяжело было видеть, что прямо на глазах угасает ее отец, и быть бессильной ему помочь. И, наконец, рассказала о Саймоне Денкере. Когда она заговорила о нем, голос Кэролайн звучал ровно, без эмоций.

На протяжении нескольких недель Кэролайн удавалось ускользать от него. И она решила, что со смертью отца навсегда избавилась от Денкера. Несмотря на печаль, терзавшую ее душу, она чувствовала огромное облегчение, что ей больше не придется страдать от преследования со стороны Саймона Денкера, чьи посягательства становились все более наглыми. Ей нужно было только забрать из квартиры Миллисент, свои вещи и вещи отца, и тогда она будет свободна как птица. Раньше свобода пугала Кэролайн, но теперь она оказалась перед лицом более страшной альтернативы — Саймоном Денкером.

Он ожидал Кэролайн в квартире, и, когда понял, что она собирается уехать, повалил ее на пол и пригвоздил своим телом. Кэролайн отчаянно сопротивлялась, но все ее усилия оказались тщетны. Быстро и грубо он овладел ею. Затем, самодовольно ухмыляясь, встал и направился к двери, оставив ее лежащей на полу в разодранном окровавленном платье. К своему ужасу, Кэролайн услышала, как он повернул ключ в замке. Когда она стала барабанить в дверь и кричать, чтобы он выпустил ее, Саймон ответил, дескать ей потребуется еще не один раз задирать перед ним юбки, чтобы расплатиться за долг. И что станет держать ее взаперти до тех пор, пока она ему не надоест. И только после этого, мол, она будет вольна идти на все четыре стороны.

Единственное окно в этой крошечной квартирке на четвертом этаже было слишком узким, чтобы выбраться через него наружу. Вздумай Кэролайн кричать о помощи, она, скорее, надорвала бы себе легкие, чем кто-то откликнулся на ее зов. Подобные крики слишком часто раздавались в их трущобах.

Поэтому Кэролайн стала ждать, когда Денкеру снова вздумается к ней прийти, а дождавшись, спряталась за дверью и нанесла ему сокрушительный удар ночным горшком по голове, от чего Саймон свалился и потерял сознание. После этого она подхватила Миллисент и свои вещи, тщательно заперла квартиру и поспешно ушла. Наемный экипаж доставил ее в порт, где «Голубка» готовилась к отплытию с утренним приливом.

Когда Кэролайн закончила свой рассказ, то обнаружила, что голова ее покоится на плече, а рука — на груди Мэта. Она взглянула на него, опасаясь прочесть в лице осуждение. Челюсти Мэта были плотно сжаты, а глаза отливали холодным стальным блеском. Но Кэролайн знала, что этот суровый блеск относился не к ней.

— Теперь ты понимаешь, почему мне пришлось воспользоваться брошью? — с несчастным видом закончила Кэролайн. — У меня совсем не было денег, а Денкер непременно бросился бы меня разыскивать.

— Ты поступила абсолютно правильно. Если бы я узнал все это раньше, то аплодировал бы твоей храбрости, а не ругал тебя, как в день приезда.

— Храбрости? — Забыв на минуту о своих печалях, Кэролайн удивленно сощурилась.

— Да-да, именно храбрости. Каждый может потерпеть поражение от превосходящего по силам противника. Меня вот свалило же с ног это проклятое дерево! Но ты не просто потерпела поражение, ты блестяще сумела отомстить, используя то оружие, что оказалось под рукой, и в конечном счете одержала победу. Девочка моя, стукнуть этого негодяя по голове ночным горшком — лишь самая малость того, что он заслуживал за причиненное тебе зло. Но уверяю, он надолго запомнит тот день.

— Я тоже на это надеюсь.

Кэролайн содрогнулась и глубоко втянула в себя воздух. Затем, внезапно осознав, что она слишком уж удобно расположилась на его широкой груди, села и робко улыбнулась Мэту, изо всех сил стараясь вновь обрести уверенность в себе. Когда она снова заговорила, то постаралась придать своему голосу как можно больше оптимизма. Но чувствовалось, что жизнерадостность эта напускная.

— Я должна чем-нибудь смазать твои царапины. И, кроме того, мне действительно необходимо заняться наконец ужином. У нас есть пироги, которые принесли твои подруги, но мальчикам требуется что-нибудь еще.

Ладонь Мэта не отпускала ее руку, несмотря на то, что Кэролайн делала осторожные попытки высвободиться.

— Кэролайн!

Она бросила на него быстрый взгляд.

— Ты больше не должна так к себе относиться. Когда ты позволяешь этому… этому недочеловеку настолько занимать твои мысли, то тем самым даешь ему огромную власть над собой, совершенно несоизмеримую с его действительным местом в твоей жизни. То, что с тобой произошло, не что иное, как ужасное, жестокое изнасилование, — но все это уже в прошлом. Чтобы излечиться от душевной травмы, пора прекратить думать об этом.

— Но я чувствую себя такой… распутной. — Кэролайн сделала это признание почти шепотом, наклонив голову и закрыв глаза. Стыд упорно не давал ей забыть о прошлом. Ее пальцы в это время бессознательно сжимали ладонь Мэта.

— Так ты чувствуешь себя распутной, да? — В его словах прозвучала какая-то странная резкость, которая заставила Кэролайн открыть глаза и с удивлением на него уставиться. — Из-за того, что с тобой сделали, совершили силой, из-за того, что ты абсолютно никак не могла предотвратить, ты еще чувствуешь себя распутной! — Мэт издал звук, одинаково похожий и на смех, и на фырканье. — Девочка моя, если хочешь услышать о том, что такое настоящее распутство, позволь мне рассказать об этом.

Кэролайн была прекрасна. Она сидела на краю постели, доверчиво обхватив руку Мэта своими тонкими хрупкими пальчиками. Ее черные, цвета воронова крыла, волосы, снова освобожденные от многочисленных шпилек и заколок, спадали ей на плечи и спину. Последние капли недавно пролитых слез трепетали на длинных ресницах, а когда она моргала, оставляли влажные следы на ее бледных щеках. Рот был нежным и казался уязвимым, а в глазах все еще мелькала тень воспоминаний и стыда, который они в ней пробуждали. Глаза излучали золотистый блеск, еще более усиливаемый застывшей в них влагой. Ее язык — тот самый язык, который, как оказалось, на вкус напоминал совсем не малину, а нечто гораздо более сладкое, — едва виднелся между губ, чуть раскрывшихся от удивления при его словах.

Он с трудом сдерживал ярость, думая о том человеке, который посмел причинить Кэролайн столько зла. Хотя Мэт был богобоязненным пуританином, но, попадись ему этот подонок, ни минуты не раздумывая, задушил бы его голыми руками. Но этот негодяй далеко и вряд ли когда-нибудь окажется в пределах его досягаемости. Можно лишь постараться помочь Кэролайн забыть ее боль.

Кэролайн. Красивая и неустрашимая Кэролайн. Мэт мысленно представил себе, как она с размаху обрушивает на голову своего насильника ночной горшок, и ему захотелось расхохотаться и одновременно завыть от горя, обливаясь слезами. В этом была вся Кэролайн, отважная и сильная духом, и вместе с тем такая уязвимая под жесткой броней, надетой, чтобы укрыться от людей. Сейчас, когда она с нетерпением ожидала, когда он начнет говорить, ее глаза смотрели так беззащитно. Голова чуть склонилась набок к изящной тонкой шее, что делало ее похожей на цветок, поникший после сильного ливня.

Мэт не мог повернуть время вспять и стереть из ее памяти то, что с ней сделали. Он все бы почти отдал, лишь бы иметь такую возможность, но это было нереально. В его силах помочь только своей откровенностью, открыть ей душу, как это сделала она. Поделиться с ней самыми заветными тайнами, о которых, как Мэту казалось, он никогда не расскажет ни одной живой душе.

— Что именно ты помнишь об Элизабет? — спросил Мэт, с минуту сосредоточенно думая, с чего лучше начать. Он не хотел еще больше расстраивать Кэролайн ненужными рассуждениями о ее сестре. И вместе с тем считал, что ей станет легче, если она все узнает.

Кэролайн часто заморгала.

— Да почти ничего, лишь отдельные эпизоды. Хотя Мэри многое мне рассказала.

Это его удивило. Он недовольно прищурился.

— А, так она уже насплетничала. Вот уж не думал, что Мэри на такое способна.

Кэролайн покачала головой.

— Скорее, она поведала то, о чем мне следовало знать.

— Она сказала тебе, что Элизабет была… не совсем в своем уме?

— Да.

— А она объяснила тебе, что одним из симптомов ее болезни была… ненасытная страсть к мужчинам? — Даже он не ожидал, что будет так нелегко об этом говорить. Как бы помягче сформулировать для нежных женских ушей, какой именно была Элизабет?

— Да.

Если раньше Мэт с некоторой долей раздражения подумал о жене Джеймса, решившей сплетничать по поводу его личных дел, то теперь он был даже признателен ей. Откровенность Мэри необыкновенно облегчила ему задачу.

— Вот и хорошо. Когда я впервые встретил Элизабет, мне и в голову не приходило, что она вовсе не была той невинной юной девушкой, какой казалась. Она жила с теткой в небольшом коттедже на земле, которая принадлежала… раньше принадлежала нам. И если бы гражданская война не ввергла нашу семью в нищету, наши с Элизабет жизненные пути, скорее всего, никогда бы не пересеклись. Поэтому можешь считать, что виновником всех дальнейших событий является твой дражайших король Чарльз. — Мэт подбросил Кэролайн эту шпильку, чтобы немного поддразнить, и был вознагражден легкой улыбкой. Но больше девушка никак не отреагировала, поэтому он продолжил: — Из-за стесненных обстоятельств мы вынуждены были заняться земледелием, и одно из принадлежавших нам полей находилось совсем рядом с их домиком. Почти каждый день, когда мы там работали, Элизабет выходила на улицу и наблюдала за нами. Тогда мне и в голову не приходило, что у нее… нездоровая тяга к мужскому полу. Она была старше меня, но я этого не знал. Кроме того, я не выглядел на свой возраст и вел себя соответственно. Хорошенькая, игривая, как прелестный котенок, Элизабет проявляла ко мне повышенный интерес.

— Я как последний идиот поддался ее чарам и… — Мэт замолчал, подыскивая подходящие слова, и в конце концов решил вообще не упоминать о том, что сделал, и сразу перейти к результатам содеянного. — … В общем, через некоторое время она сказала мне, что у нее будет ребенок. И я опять поступил как последний дурак, женившись на ней. — Мэт слегка улыбнулся, когда случайно всплывший в памяти эпизод на секунду развеял испытываемое им отвращение к самому себе. — Даже отправился к ее отцу просить ее руки, и именно так я познакомился с Марселлом Везерби. Где находилась в это время ты, я не знаю, но не помню, чтобы ты попадалась мне на глаза. «Такую бы я запомнил», — мысленно сказал себе Мэт.

— Когда я была маленькой, я жила с мамой, — уточнила Кэролайн. — Они с отцом поженились вскоре после того, как умерла мать Элизабет, но моей маме вскоре надоела такая жизнь, когда сегодня мы имели все, а назавтра уже перебивались с хлеба на воду, поэтому она взяла меня и вернулась в свой дом. Только после ее смерти отец приехал и забрал меня к себе.

Мэт кивнул.

— Это многое объясняет. А главное то, почему ты так не похожа на Элизабет. За это я от всей души возношу молитвы Господу. Позволь мне продолжить. Итак, вскоре я узнал, что ребенок, которого ждала Элизабет, был не от меня. Она просто использовала простофилю Мэта, чтобы скрыть таким образом свой грех.

Глаза Кэролайн расширились.

— Ты хочешь сказать, что Джон?..

Мэт покачал головой.

— Джон — мой сын, в этом я совершенно уверен. И Дэви тоже. Сроки совпадают — и к тому же их внешность. Хотя только по милости Божьей Элизабет не наплодила целый выводок незаконнорожденных детей. Несмотря на то, что мне приходилось следить за каждым ее шагом, я знаю: у нее были другие мужчины. Эта… пыталась даже соблазнить моих собственных братьев, — с горечью произнес он.

— Да, Мэри рассказывала мне об этом.

— Более милостивый! Существует ли что-нибудь, о чем Мэри тебе не рассказывала? А сама она, полагаю, узнала обо всем от Джеймса. Я и не подозревал, что у этого парня такой длинный язык. — Губы Мэта сжались от досады, что его личная жизнь стала достоянием совершенно посторонних людей. Хотя он был уверен, что, кроме Кэролайн, Мэри никому не раскрыла бы никаких секретов. Кроме того, Кэролайн была отнюдь не посторонней. Впрочем, этого Мэри знать не могла. Мэт отметил про себя поговорить в ближайшее время с Джеймсом относительно его привычки делиться с женой самыми интимными подробностями жизни их семейства.

— Но что же с тем ребенком?

— Вскоре после нашей свадьбы у Элизабет случился выкидыш. Я все равно считал бы ребенка своим, если бы она сама не призналась. Причем сделала это вовсе не из раскаяния, а чтобы побольнее ранить меня в приступе гнева, когда я отказался выполнить какую-то ее прихоть. Элизабет почти сразу же пожалела о своей откровенности, но было уже поздно: я прозрел и понял, наконец, что она собой представляет. О, как я возненавидел ее!

— И что же?

Мэт заколебался, затем решительно покачал головой.

— Я не будут называть ее такими словами. В конце концов, Элизабет была моей женой и матерью моих детей. Когда я перевез ее и своих братьев сюда, то надеялся, что мы сможем начать все сначала. Но она стала вести себя еще хуже.

— И ты еще укоряешь себя? Я считаю, ты вел себя очень благородно, учитывая обстоятельства.

С минуту Мэт молчал, пытаясь справиться с внезапно охватившей его щемящей тоской, которую никогда не испытывал раньше. Кэролайн выглядела такой юной и наивной, когда, чуть наклонив набок голову, сидела с ним рядом и с живым интересом, забыв про слезы, слушала его рассказ. На мгновение у Мэта мелькнула соблазнительная мысль: а что, если сохранить в тайне то постыдное, что мучило его больше всего? Но сразу отбросил ее: для блага же Кэролайн ей необходимо знать, какой он отъявленный грешник, достойный лишь жалости и презрения. Тогда как сама она скорее жертва, нежели предавшаяся пороку грешница и, в отличие от него, совершенно невинна.

— Малышка, ты еще не слышала самого страшного, — мягко проговорил Мэт и, прежде чем продолжить, крепче сжал ее руку, как бы инстинктивно ища у Кэролайн поддержки. Нежная, словно лепесток розы, кожа ее ладони была шелковистой на ощупь, пальцы тонкими и хрупкими. Кэролайн с нетерпением ждала, когда же он вновь заговорит, не отрывая от его лица широко раскрытых глаз. Мэт ужасно боялся, что выражение их изменится, когда девушка узнает правду, — и все равно желал, чтобы она ее узнала. Открыть ей всю свою подноготную — вот единственное болеутоляющее лекарство, которое он мог предложить израненной душе Кэролайн.

— Так расскажи же мне.

Мэт проглотил слюну, пытаясь смягчить внезапно пересохшее горло.

— Понимаешь, я ведь все-таки зачал с Элизабет своих сыновей. И несмотря на то, что видел в ней блудницу и сумасшедшую, несмотря на то, что ее душа отталкивала меня с той же силой, с какой меня влекла к себе ее плоть, я все равно делил с ней супружеское ложе. Причем намного чаще, чем потребовалось бы для того, чтобы зачать двоих детей. Элизабет всячески насмехалась за эту мою слабость, нарочно щеголяла передо мной обнаженной, и я не мог устоять. И лишь проснувшись наутро после той ночи, когда был зачат Дэви, и увидев, как она, пьяная, потешается надо мной, я дал себе клятву не приближаться к ней больше ни на шаг. Хотя это не Бог весть какая доблесть, все же не могу поставить себе в заслугу даже ее. Должен сознаться, я не притрагивался к Элизабет прежде всего потому, что ее тело после всего этого стало внушать мне отвращение.

По мере того, как Мэт говорил, глаза Кэролайн все больше расширялись и темнели, а ресницы трепетали все сильнее, однако он не мог с уверенностью сказать, о чем она думала все это время. Теперь, замолчав, Мэт неотрывно следил за выражением ее лица, внутренне сжавшись от мучившей его тревоги и надеясь, что ничем не выдал своего состояния. Только почувствовав, как ее рука шевельнулась в его ладони, он понял, насколько крепко сжимал ее пальчики. Счастье еще, что не переломил ей ни одну косточку.

— Ну? — Голос Мэта, помимо его желания, прозвучал довольно резко. И, увидев, что Кэролайн все так же молча смотрит на него, мужчина почувствовал страх.

В этот миг ее ресницы вновь затрепетали. Она провела языком по пересохшим губам.

— Элизабет была твоей женой, — наконец сказала Кэролайн и сжала его пальцы. — Ты имел полное право так поступать.

Глаза Мэта потемнели.

— Угу, согласен. И все же я обладал только юридическим правом, но отнюдь не моральным. Мне становится дурно при мысли об этом.

— Точно так же, как мне, стоит подумать о Саймоне Денкере.

— А, так вот как звали этого проклятого ублюдка! С сегодняшнего дня я буду ежедневно молить Бога, чтобы он отправил его прямиком в ад!

Едва заметная улыбка тронула губы Кэролайн.

— Такой примерный «круглоголовый», как ты, не должен произносить подобных проклятий.

— Будем считать, что это от полноты чувств. Кроме того, надо говорить «пуританин», покорнейше прошу учесть это на будущее.

И они улыбнулись друг другу. Мэт почувствовал, будто с него свалилась тяжкая ноша, которую он таскал на себе все эти годы. Кэролайн не выказала ни капли презрения по поводу его порока, так, может, и ему стоит прекратить презирать себя.

— Итак, теперь между нами не осталось секретов, — произнес Мэт, держа ладонь Кэролайн и разглядывая ее тонкие пальцы.

— Да, — согласилась она. Спустя минуту девушка высвободила свою ладонь из его руки и встала с постели.

Мэт непонимающе взглянул на нее, но не стал удерживать. Кэролайн стоило немалых усилий раскрыть перед ним душу. И теперь, словно застенчивый цветок, она должна хотя бы ненадолго снова закрыться. Мэт понимал, что нельзя насильно заставлять ее делать то, к чему девушка в данный момент еще не была готова.

— Твои царапины надо смазать целебным бальзамом, — сказала Кэролайн, намереваясь вернуться к своим повседневным делам. И сразу же начала перебирать лекарства, выставленные на прикроватном столике.

— Интересно, как мне объяснить их появление, если кому-нибудь вздумается поинтересоваться?

— Можешь свалить всю вину на Миллисент, — улыбнулась Кэролайн и, повернувшись к Мэту, мягкими движениями пальцев смазала ему щеку бальзамом.

Мэт безропотно снес эту процедуру. Он взял себя в руки и не позволил чувствам выйти из-под контроля из-за близости Кэролайн. Хотя голова кружилась от самого ее вида, прикосновений нежных рук, запаха кожи… Чтобы душа ее окончательно исцелилась, потребуется время. Болезненный нарыв уже вскрыт, яд стыда удален. Если действовать с крайней осторожностью, Кэролайн полностью поправится. А он тем временем должен держать свои низменные инстинкты в узде. Как бы ни бунтовала его плоть, он сумеет укротить ее. До тех пор, пока Кэролайн сама не даст понять, что готова к близости.

Она закончила обрабатывать ему щеку, поставила баночку с бальзамом обратно на столик и взяла тарелку с испорченным и отвергнутым куском пирога.

— Я должна позаботиться об ужине, — сказала девушка и направилась к двери. Затем остановилась и, немного помедлив, оглянулась. — И вот еще что, Мэт, — мягко добавила она, слегка порозовев, — спасибо тебе.

Прошло довольно много времени, как Кэролайн вышла из спальни, а Мэт все лежал не шелохнувшись и не отрывая глаз от того места на кровати, где она сидела рядом с ним.

На смену весне пришло лето, но и оно уже приближалось к концу. Кэролайн вскоре привыкла к своей новой жизни и даже нашла время сшить себе несколько платьев в строгом пуританском стиле. И хотя она морщила нос, видя их неказистость, простота этих одежд еще больше подчеркивала ее красоту. Девушка просто расцвела: фигура ее округлилась, щеки порозовели. Вопреки сомнительной репутации, которой Кэролайн пользовалась среди старейших членов колонии (а может быть, именно благодаря таковой), она привлекала всеобщее внимание, и во время тех редких визитов в город, когда ее никто не сопровождал, многие мужчины восхищенно оборачивались вслед. Когда же рядом шел Мэт или кто-либо из его братьев, никто далее украдкой не смел на нее взглянуть. Физическая сила Мэтисонов заставляла с собой считаться.

Нога у Мэта зажила, хотя большую часть лета он ковылял, сначала на костылях, которые смастерил ему Роберт, а затем, опираясь на палку. Он больше не пытался заигрывать с Кэролайн, но она ничуть об этом не жалела. После их взаимной откровенности их симпатия друг к другу возросла. Кэролайн нравилось думать, что между ними существует интимная связь, но не физическая, а духовная.

Ее отношения с братьями Мэта заметно улучшились, чему в немалой степени способствовало кулинарное мастерство Кэролайн, которым они благоговейно восхищались. С тех пор как Мэт перестал нуждаться в неусыпном внимании, девушка смогла с головой погрузиться в готовку, поставив себе целью превзойти Ханну Форрестер. В чем, в общем-то, преуспела, хотя подношения вдовушки все равно принимались всей братией, что называется, «на ура». Как, впрочем, и те, что приносили Пейшенс Смит (которая положила глаз на Роберта), Абигайль Фулсом и Джой Хендрикс (соперничавшие между собой из-за Томаса), а также Лиззи Питерс (бегавшая за Даниэлем). По мере того как разгоралось сражение за желудки братьев Мэтисонов, у Кэролайн создавалось впечатление, что им самим доставляло удовольствием это женское соперничество. Они уплетали все приносимые и присылаемые деликатесы без какого-либо предубеждения или явного предпочтения кому-либо, что, естественно, вызывало досаду соперничающих женщин. Что касается Роберта и Томаса, то для них столь усердные ухаживания со стороны хорошеньких девушек двадцати с небольшим лет было в новинку, однако не вызывали отрицательных эмоций. Хотя братья еще не совсем доверяли женскому полу, оба, казалось, готовы были, по крайней мере, временно, забыть прошлые сомнения.

Даниэль же, в отличие от младших братьев не настроенный против женщин, напротив почти не отвечал на заигрывания Лиззи Питерс. Кэролайн не раз приходило в голову, что он, возможно, начинает испытывать нежные чувства к ней самой, однако отказывалась всерьез задумываться над этой гипотезой. Она боялась, что подобные мысли поколеблют наконец-то обретенное ею душевное спокойствие, а этого Кэролайн никак не могла допустить. Слишком чудесно было ощущать себя в ладу с самой собой.

Джон и Дэви, все еще относившиеся к ней настороженно, тем не менее, похоже, воспринимали ее присутствие в доме как нечто само собой разумеющееся. Им, безусловно, нравилось ходить в школу в аккуратно постиранной, отглаженной и починенной одежде, есть вкусную еду в чистом и ухоженном доме, спать на отбеленном постельном белье. Кэролайн догадывалась, что тем самым они ощущали себя похожими на других детей, у которых дома были любящие матери, и радовалась хоть такой возможности выказать свою заботу, даже если мальчики не были еще готовы принять от нее более значимые проявления любви. Но это, уверяла она себя, со временем должно измениться, во всяком случае, Кэролайн от души на это надеялась.

В необычно погожий для этих мест августовский денек Кэролайн занималась тем, что прикрепляла на траве колышками свежевыстиранное белье, чтобы оно побелело на солнце. И тут она с удивлением обнаружила, что Дэви (у которого, как и у всех школьников, были каникулы) сидит, съежившись за большим кустом сирени, украшавшим западную часть двора. При этом он обеими руками крепко обнимал Миллисент. Кошка почему-то на удивление терпеливо относилась к грубоватым ласкам мальчика, который, в свою очередь, проявлял к ней какую-то особенную привязанность — конечно, когда считал, что его никто не может увидеть. Сейчас он зарылся лицом в ее пушистый мех. На секунду Кэролайн заколебалась, стоит ли его спрашивать, что случилось. Хотя Дэви и мирился с ее присутствием, Кэролайн явно не относилась к числу самых любимых членов семьи, и она знала это. Но подобная поза обычно столь уверенного в себе мальчугана могла означать только одно: у него какие-то неприятности. Отставив в сторону белье, Кэролайн подошла и присела перед ним на корточки.

— Дэви?

Плечи мальчика напряглись, но он не поднял головы.

— Уходи!

— Ты не заболел?

Молчание.

— Может быть, ты ушибся?

Молчание.

— Сходить за твоим папой?

В ответ на это Дэви поднял голову и гневно уставился на нее.

— Нет!

Его лицо еще недавно было мокрым от слез, на влажных щеках кое-где налипли кошачьи шерстинки, но прежде всего обращала на себя внимание его нижняя губа. Она здорово распухла, а в левом углу красовалась засохшая струйка крови.

— Что случилось? — тревожно спросила Кэролайн. «Может, мальчика ужалило какое-нибудь насекомое, — подумала она. — Или он упал и ушибся».

— Ничего. — Дэви опустил глаза на Миллисент, и на его лице появилась злобная гримаса. — Противная кошка!

Довольно грубым жестом он оттолкнул от себя Миллисент, но та, казалось, и не подумала обидеться. Она посмотрела на Кэролайн, словно приглашая ее посочувствовать этому маленькому человеческому детенышу, и снова подошла к мальчику, несколько раз ткнулась головой ему в руку и при этом громко заурчала.

— Пошла вон! — Он оттолкнул кошку, не отрывая сердитых глаз от Кэролайн. И ей пришло в голову, что сказанное в большей степени относилось к ней, а не к Миллисент. На сей раз кошка все-таки ушла, гордо покачивая реющим в воздухе хвостом, как бы давая понять, что покидает их исключительно по собственной воле.

— Дэви, если ты не хочешь рассказать, что произошло, мне ничего не остается, кроме как сходить за твоим отцом, — произнесла Кэролайн как можно более мягким тоном.

— Я подрался, — нехотя, словно из-под палки, пробормотал он в ответ.

— Подрался? Из-за чего?

— Они плохо говорили о моей маме, ну… городские мальчишки, вот.

— Плохо говорили? Что именно?

Дэви заколебался, и разбитая губа предательски задрожала. Но потребность хоть с кем-то поделиться горем оказалась сильнее.

— Они назвали ее ведьмой.

— Ведьмой?! — У Кэролайн перехватило дыхание. Один быстрый взгляд на Дэви — и она поняла, как сильно тот желает, чтобы она опровергла все сплетни. И Кэролайн без колебаний ринулась в бой. — Какая чушь! — с притворной легкостью с голосе воскликнула она.

Дэви замер в нерешительности. Было ясно: ему очень хотелось верить, но он не мог так легко утешиться тем, что она ему сказала.

— Откуда ты можешь это знать? — вопрос мальчика прозвучал довольно грубо.

— Знаю, — убежденно ответила Кэролайн. Несмотря на то, что ей рассказала Мэри, она понимала: какой бы ни была правда, важнее всего — убедить Дэви в невиновности его матери. — Твоя мама была мне сестрой, и я знала ее, еще будучи маленькой девочкой. Она часто пела мне — ах, какие это были прекрасные песни!

— Правда? — Дэви явно заворожили ее слова. — Какие, например?

Кэролайн кивнула, а затем начала негромко напевать веселую мелодию. Конечно, она не помнила, пела ли ей когда-нибудь Элизабет именно эту песенку, но это не имело никакого значения. Главное — Дэви должен получить такое представление о матери, чтобы мог ею гордиться.

— А что еще она умела? — Глаза мальчика сияли, он был так увлечен, что на время забыл о своем к ней отношении.

— Она много смеялась, рассказывала всякие интересные истории, и еще она всегда была очень красивой. Я всегда так гордилась, когда нас видели вместе. И ты бы ею гордился.

Этого как раз и не следовало говорить. Глаза Дэви тут же потемнели, лицо исказилось яростью.

— Никогда! Она была уродливая и злая, и она ненавидела меня, а я ненавидел ее. Так же, как ненавижу тебя!

Прежде чем Кэролайн успела ответить, он вскочил на ноги и убежал прочь. Кэролайн медленно выпрямилась, понимая, что догонять его бессмысленно. Несмотря на его яростную вспышку в конце разговора, ей оставалось только надеяться, что сказанное хоть немного поможет мальчугану примириться со своей матерью.

— Давай, давай, вперед!

Когда Даниэль поднялся с места, подгоняемый и подбадриваемый своими товарищами, лицо его пламенело почти так же, как и волосы. Кэролайн не могла не улыбнуться, видя смущение Даниэля, и с интересом наблюдала, как парень вышел в центр круга. Кого же он выберет? Ее взор обратился сначала к Лиззи Питерс, сидевшей с притворной скромностью, потупив глаза. Затем, к своему величайшему испугу, Кэролайн поняла, что Даниэль направляется прямехонько к ней.

Ничего не оставалось, кроме как сидеть на своем месте и отчаянно краснеть, когда Даниэль решительно (хотя лицо его по-прежнему было пунцовым) наклонился и на секунду прижался губами к ее щеке. Его теплые твердые губы, скользнув по коже и не вызвав неприятных ощущений, тут же отдалились. Кэролайн не почувствовала отвращения при этом прикосновении, но в то же время ее захлестнул стыд от того, что стала объектом общего внимания.

— Ура!

Когда поцелуй завершился, раздался взрыв смеха и аплодисменты. Быстро улыбнувшись Кэролайн, Даниэль удалился на противоположную сторону круга. Несколько мгновений Кэролайн ощущала на себе взгляды окружающих: искрящиеся смехом, оценивающие, но были и откровенно осуждающие.

— Подумать только, а я-то ничего не заметила! Оказывается, Даниэль влюблен в тебя, — удивленно причитала сидевшая рядом Мэри. Кэролайн повернулась, чтобы утихомирить ее, но Мэри, в карих глазах которой плясали веселые огоньки, не собиралась так легко забыть о происшедшем. — Как хорошо, что я так привязалась к тебе, потому что, кажется, мы скоро станем сестрами, — поддразнивала она.

При мысли о том, что Даниэль может иметь серьезные намерения, у Кэролайн округлились глаза и насупились брови, и это заставило Мэри замолчать. Чтобы скрыть смущение, Кэролайн деловито пододвинула к себе новый початок и принялась за работу, однако не смогла удержаться, чтобы не поискать глазами Даниэля. Тот, все еще с красным от смущения лицом, выслушивал дружеские насмешки Джеймса. Мэт, сидевший по другую сторону от Даниэля, не смеялся вместе с остальными. Он снова о чем-то беседовал с Ханной, сохраняя внешнее спокойствие и даже безмятежность.

Неужели то, что его брат поцеловал ее, ничего не значит для Мэта? Лиззи Питерс, мрачно обрывавшая с початков одну шелковую кисточку за другой, бросила на Кэролайн ядовитый взгляд. И Кэролайн нисколько не винила ее за это. Она тоже источала бы яд, когда объект ее любви открыто, при всех, предпочел другую.

Если, допустим, Мэт поцеловал бы Ханну Форрестер, Кэролайн стоило бы неимоверных усилий не убить их обоих!

Потому что Мэт был тем мужчиной, кого она хотела. С чувством неизбежности Кэролайн осознала наконец-то, что должна была понять давным-давно. Она снова отыскала Мэта глазами. Этот черноволосый негодник все еще беседовал с Ханной Форрестер. Поцелуй Даниэля, который Мэри истолковала чуть ли не как декларацию о намерениях, ни в малейшей степени не задел его за живое. Напрягая теперь память, Кэролайн пришла к заключению, что за прошедшее лето Мэт ни разу не дотронулся до нее иначе, чем того требовали вежливость и правила приличия. Ни словом, ни поступком он не совершил ничего, что даже самая оптимистично настроенная женщина могла бы расценить как проявление интереса к себе. Неужели физического влечения, которое она когда-то, бесспорно, в нем вызывала, больше не существовало? А, может быть, Мэт решил, что его мужские страсти влекут его туда, куда он совсем не стремится попасть, и сознательно повернул назад? Он же говорил ей, что не намерен жениться во второй раз, а идея сделать ее своей любовницей, при том, что она живет у него в доме и заботится обо всей семье, явно не из самых умных. Нет, конечно, она не стала бы его любовницей. А женой?

Кэролайн приказала себе больше не касаться этого вопроса даже мысленно. Она рьяно взялась за кукурузные початки и трудилась до тех пор, пока (ей оставалось очистить еще с полдюжины) команду их противников не объявили победительницей. Затем все дружно налегли на еду и напитки. А после шумной веселой трапезы начали расходиться по домам.

На обратной дороге Кэролайн так же восседала между Мэтом и Даниэлем. Ночью стало довольно прохладно, неясные очертания облаков быстро проносились на фоне огромной, оранжево-красной луны. На празднике кто-то из гостей назвал ее урожайной луной. Поднимался ветер, ветви деревьев скрипели и раскачивались над самой головой. Вдалеке, как надеялась Кэролайн, завыл одинокий волк.

Уставшие мальчики, привалившись к своим дядькам, всю дорогу хранили молчание. Роберт и Томас вполголоса переговаривались. Управлявший лошадью Мэт сидел неподвижно, словно окаменев, и его твердый локоть едва не впивался Кэролайн в бок. Его лицо хранило непроницаемое выражение. Даниэль, по другую сторону от нее, был столь же молчалив. Атмосфера легкости и веселья, царившая по дороге на праздник, исчезла. Казалось, над ними довлела какая-то тяжесть, коей невозможно было дать определение. Ну, если не над всеми, то, по крайней мере, над ними троими, сидевшими на переднем сиденье. Кэролайн то и дело переводила взгляд с Мэта на Даниэля и обратно, решив было развеять общее мрачное настроение каким-нибудь легким замечанием по поводу только что закончившегося вечера, но затем передумала. У нее и самой было не особенно весело на душе, и, судя по тому, как вели себя ее спутники, настроение у них было не лучше. Похоже, их что-то серьезно беспокоило.

Когда они добрались до дома, Мэт остановил лошадь у двери, чтобы дать сойти Кэролайн и мальчикам. Ему с братьями предстояло еще доехать до амбара, чтобы поставить на место повозку и лошадь, а также закончить кое-какие хозяйственные дела. Кэролайн начала было протестовать, ведь на них парадная одежда, но затем, вздохнув, махнула рукой. Сегодня вечером у нее не то настроение, чтобы с кем-то спорить.

Повозка едва успела тронуться с места, как Кэролайн услышала голос Томаса с заднего сиденья.

— Так ты влюбился, Дан? — насмешливо пропел он.

— В Кэролайн? — подхватил игру Роберт. Девушка поняла, что они только и дожидались, пока повозка не отъедет, чтобы Кэролайн не могла их услышать. А удалившись на безопасное, как они считали, расстояние, тут же принялись подтрунивать над своим братом. Теперь они, конечно, разошлись вовсю, и Кэролайн оставалось только благодарить судьбу за то, что не слышит всего этого.

— Заткнитесь!

Она еще разобрала голос Даниэля, в котором звучало намного больше благодушия, чего сама она проявила бы в подобных обстоятельствах. Все, что еще произошло или могло произойти между братьями в этот вечер, так и осталось для Кэролайн загадкой, поскольку повозка отъезжала все дальше. Да и ей пора было завести мальчиков в дом.

— Ты собираешься замуж за дядю Дана? — выпалил Дэви, как только за ними закрылась входная дверь. Он были явно потрясен этим известием.

Кэролайн обернулась к Дэви, удивленная тем, что он умудрился все заметить и понять, хотя весь вечер развлекался со своими друзьями. Просто поразительно, насколько дети умеют подхватывать информацию, казалось бы, не обращая ни малейшего внимания на то, что происходит вокруг них.

— Что ты, конечно же, нет, — ответила Кэролайн более резким тоном, чем ей хотелось. И тут же отправила обоих наверх спать.

Дойдя до середины лестницы, Джон обернулся и посмотрел на нее.

— Я бы не стал возражать, если бы вы поженились, — почти застенчиво проговорил он.

Глядя на него, одетого в свою выходную одежду (уменьшенная копия отцовской), с взъерошенной от ветра копной черных волос и горящими багровым румянцем щеками, Кэролайн почувствовала, как по всему телу разливается приятное тепло. Улыбка едва успела растянуть кончики ее губ, как тут же застыла от слов Дэви, успевшего добраться до верхней площадки лестницы.

— Да? А вот я бы стал! — выкрикнул он и, не дожидаясь реакции, ринулся по коридору и через пару секунд с треском хлопнув дверью, скрылся в своей спальне.

Джон пожал плечами и, ссутулившись, продолжал подниматься по ступенькам. Кэролайн уже привыкла к тому, что Дэви сопротивлялся любым ее попыткам пролезть, как он считал, в полноправные члены семьи. Она проводила глазами Джона, а потом отправилась к себе. По пути обдумывая не дававший ей покоя вопрос: был ли публичный поцелуй Даниэля свидетельством его серьезных намерений или просто дружеской привязанности, Кэролайн поймала себя на том, что от души надеется на последнее. Если же Даниэль действительно намеревается за ней ухаживать, то ее с таким трудом обретенное душевное равновесие будет подвергнуто самому серьезному испытанию, о чем Кэролайн даже подумать не могла без содрогания.

Однако в последующие несколько дней Даниэль вел себя так, что не вызывал у Кэролайн никаких подозрений. И в то же время его поведение было не совсем обычным, как, впрочем, и остальных членов семьи. Дэви и Джон постоянно ссорились, а другие мальчишки (именно мальчишки, настолько по-ребячьи они себя вели) препирались друг с другом по каждому поводу. Мэт по большей части хранил молчание, грозно взирая на осмеливающихся ему перечить. И открывал рот только для того, чтобы пропесочить тех несчастных, что впали в его немилость. Какая муха их всех укусила? Что за болезнь в них вселилась? Кэролайн не понимала. Но что бы это ни было, так дальше продолжаться не могло. Либо таинственный «вирус» окончательно их сразит, либо они победят его.

— Я не виноват, что железо насквозь проржавело, поэтому нечего вести себя так, будто это все из-за меня, — огрызнулся однажды за ужином Томас в ответ на едкое утверждение Роберта, что мотыга, которую по халатности оставили на улице, вышла из строя.

— Ах, не из-за тебя? А кто последний ею пользовался? Ты страшно безалаберный, и если был бы честнее, сам это признал!

— Я не понимаю, чего ты-то ворчишь? Ведь не тебе же ее чинить, правда? — ввязался в спор Даниэль.

— Но и не тебе! — парировал Роберт, переводя сердитый взгляд на Даниэля.

— Кому же еще? Я всегда чиню. Без меня вообще не осталось бы инструментов. Вы оба все время ломаете их или забываете на улице, и они приходят в негодность!

— Это Томас такой безалаберный, а не я! — защищался от нападок Роберт.

— Вот так шуточка! Ха-ха, мне смешно! — с сердитым видом воззрился на брата Томас.

— Это дядя Том оставил грабли на улице на прошлой неделе. Я видел, — вступил в перепалку тоненький голосок Дэви.

— Закрой свой рот, юнец! — Томас бросил злой взгляд на мальчика.

— Не закрою! Я тебя видел! Я…

— Ты, гнусный маленький ябеда! — с отвращением прошипел брату Джон.

— Я вовсе не ябеда! Это не ябедничество, когда я говорю, что я его видел, и…

— Да заткнись ты! — Джон с отвращением отвернулся.

— Вот видишь! — торжествовал Роберт.

— Устами младенца… — пробормотал Даниэль.

— Говорю вам, это не так! — защищался Томас.

— Ради всего святого, придержите свои проклятые языки! Я уже всеми вами сыт по горло! — Рев Мэта, сидевшего во главе стола, заставил подскочить даже Кэролайн.

Джон и Дэви с испуганным видом опустили глаза в тарелки. Томас и Роберт, очевидно мгновенно забыв о своих дрязгах, обменялись красноречивыми взглядами, а затем тоже занялись едой.

Даниэль неспешно прожевал то, что было у него во рту, и проглотил. Затем посмотрел на старшего брата. Глаза его сузились, а рот приобрел жесткие очертания.

— Не знаю, какого дьявола ты маешься, но перестань наконец вымещать это на всех нас! Мы устали ходить вокруг тебя на цыпочках в страхе, что стоит не туда ступить, как ты откусишь нам головы!

После его слов повисло тягостное напряженное молчание. Кэролайн, застыв с вилкой у рта, широко раскрытыми глазами смотрела то на Даниэля, то на Мэта. Роберт и Томас казались одинаково удивленными. Дэви вылупил глаза на своего храброго дядю, в то время как Джон, очевидно, готовился к худшему. И оказался прав.

— Что ты сказал? — с подозрительным спокойствием произнес Мэт.

— Ты слышал, что я сказал. — Даниэль отказывался отступать. Он без трепета встретил взгляд брата. — Уже три дня ты ходишь злой, как медведь, у которого в заднице застрял кукурузный початок. Рычишь на всех нас, словно мы провинились перед тобой. Если тебя что-то мучает, ради Бога, поделись с нами. А если не хочешь, то держи все при себе, но не вымещай раздражение на окружающих!

— Ты, — в глазах Мэта появился холодный блеск, — можешь отправляться ко всем чертям!

Он отодвинул свой стул, встал и вышел из комнаты. Присутствующие застыли в молчании, ошеломленные только что услышанным, — пока щелчок захлопнутой с треском входной двери не вывел их из оцепенения, и все одновременно вздохнули облегченно.

— Я никогда раньше не слышал, чтобы папа ругался! — Дэви тяжело дышал, испытывая благоговейный страх.

Кэролайн, сидевшая рядом с мальчиком, ободряюще похлопала его под столом по коленке. Дэви сердито взглянул на нее и отодвинулся подальше. Впрочем, разве она ожидала чего-то другого?

— Вы думаете, он заболел? — В голосе Джона чувствовалась озабоченность.

— Мы взрослые люди. Мэт не может безнаказанно огрызаться на нас и относиться к нам как ему вздумается. — Томас дерзнул встать на сторону Даниэля.

— Но это не в характере Мэта — так быстро выходить из себя. Он никогда таким не был, даже, когда… — Роберт бросил быстрый взгляд на Кэролайн и мальчиков, — у нас здесь было совсем худо.

Кэролайн понимала, что он имеет в виду то время, когда была жива Элизабет. Она перестала досадовать по поводу неизменно враждебного отношения со стороны Дэви и задумчиво сдвинула брови на переносице.

— Последнее время Мэт был немного не в настроении, а вы все вели себя как избалованные дети, — подытожила девушка, поражаясь собственной проницательности.

— Немного не в настроении! — Томас фыркнул. — Это все равно, что сказать, будто океан чуть шире ручейка!

— А ты как думаешь, что его тревожит? — нахмурился Роберт.

— Не знаю, — раздраженно ответил Даниэль. — Но, если он будет продолжать по-идиотски себя вести, я дам ему в зубы!

— Ты не можешь ударить папу! — хором воскликнули Дэви и Джон.

— Он только грозится, — заверил их Роберт, хотя посмотрел на Даниэля так, будто у его брата внезапно выросла вторая голова.

Подобная угроза, и вправду, была настолько не характерна для Даниэля, что Кэролайн несколько раз моргнула от удивления.

— Кто-то должен с ним поговорить и выяснить, в чем дело, — решила она.

Взрослые переглянулись. В воздухе повис невысказанный вопрос «кто?»

— Сделай это ты, Кэролайн, — внезапно предложил Роберт. — На тебя он не так огрызается.

— Послушать тебя, Мэт похож на бешеного пса. Не настолько же он страшен, — вполголоса заметил Томас.

— Разве? — мрачно парировал Даниэль.

— Я? — Кэролайн не обратила внимания на последний обмен репликами. В ее сознании забрезжило что-то, сулившее со временем превратиться в убеждение, и, как она ни старалась, не могла избавиться от этой новой, крепнувшей догадки. — Хорошо, я так и сделаю. — Внезапно приняв решение, Кэролайн встала. И, выходя из комнаты, почувствовала, что все они провожают ее глазами.

Мэт был в амбаре. Едва оказавшись на улице, Кэролайн увидела свет, падающий через открытую дверь. Приподняв юбки, она пошла в этом направлении, миновала ворота и, осторожно ступая, чтобы не наткнуться на какие-нибудь неприятные неожиданности на своем пути, стала пробираться к амбару. Подойдя к двери, Кэролайн увидела силуэт Мэта. Он с хмурым видом сидел на перевернутой вверх дном бадье, вытянув вперед хромую ногу, и массировал колено. Рейли, лежавший у его ног, первым заметил Кэролайн и подпрыгнул вверх, издав мощное «В-ваф!»

— Замолчи, Рейли, — приказала Кэролайн, недовольная тем, что уже обнаружена. Она предпочла бы еще минуту-другую тихонько понаблюдать. Наверное, у Мэта болела нога, что и являлось причиной столь несвойственной ему раздражительности. При этой мысли Кэролайн почувствовала себя менее уверенно. Может статься, он вовсе не расстроен тем, что они с Даниэлем…

— Что тебе надо? — Мэт поднял голову, и по выражению его лица никак нельзя было сказать, что он рад ее видеть.

Огромный, как лось, пес игриво подскочил к Кэролайн и, схватив зубами подол ее платья, стал трясти его, приглашая к игре.

— Фу, прекрати сейчас же, — сурово произнесла Кэролайн и показала приставучему зверюге на дверь. Когда он, опустив хвост и потупив голову, поплелся на улицу, она плотно затворила за ним дверь. Сейчас ей было не до Рейли.

Вернувшись назад, Кэролайн увидела, что Мэт смотрит на нее недружелюбно. Он все еще потирал колено, но делал это так рассеянно, словно был погружен в мысли, далекие и от самой боли, и от способов ее облегчить.

— Может быть, мне лучше попробовать самой? — предложила Кэролайн, подходя к нему по выстланной соломой и плотно утрамбованной земле, служившей полом.

— Нет.

Ответ Мэта был краток до грубости, но Кэролайн не обратила на это внимания. Она опустилась на колени и принялась массажировать колено. Ей уже не раз приходилось это делать. Когда Мэт начал понемногу ходить, сперва опираясь на костыли, затем на палку, из-за дополнительного веса, падавшего на увечную ногу, у него начались приступы острой боли. Но с помощью массажа их удавалось снять, к чему у Кэролайн обнаружился особый талант. И сейчас, хотя на словах Мэт и отвергал ее помощь, тем не менее его руки неохотно, но все же отодвинулись в сторону.

В течение некоторого времени, не говоря ни слова, Кэролайн разминала его колено и тугие узлы мышц бедра, точно так же, как месила бы тесто для хлеба. Даже сквозь грубую домотканую ткань бриджей она ощущала жар его кожи. Бедро Мэта было твердым и мускулистым, и мозг Кэролайн инстинктивно фиксировал это ощущение, пока она прилагала усилия, чтобы облегчить ему боль.

— Что тебе надо? — процедил он сквозь зубы, ничуть не менее враждебно.

Оторвавшись от массажа, Кэролайн подняла глаза на Мэта.

— Разумеется, поговорить с тобой. Что же еще мне может понадобиться в амбаре в столь поздний час?

— Это они тебя прислали?

Кэролайн мимолетно улыбнулась, затем снова опустила глаза на его колено.

— Конечно. Никто из них не посмел предстать перед тобой. За исключением Даниэля, который считает, что тебе следует хорошенько врезать по зубам.

— Ах так! Клянусь Господом, хотелось бы посмотреть, как это ему удастся!

Голос Мэта звучал столь кровожадно, что в душе Кэролайн снова затеплилась надежда. Она вновь подняла на него глаза, пытаясь отыскать в лице хоть какое-то подтверждение своим предположениям.

— Братья не должны ссориться, — проговорила она, изучающе глядя на Мэта. При свете единственного фонаря, висевшего на вбитом в ближайший опорный столб крючке, он выглядел уставшим, суровым и таким красивым, что у Кэролайн перехватило дыхание.

— Каин и Авель ссорились между собой, — мрачно возразил Мэт.

— Да, и что из этого вышло! Кроме того, вы с Даниэлем обычно прекрасно ладите.

Мэт промычал что-то себе под нос. Кэролайн почувствовала, как мускулы его бедра расслабились под ее руками, и стала массировать само колено и одетую в чулок икру.

— Дэви был в шоке, когда услышал, что ты пожелал своему брату очутиться в преисподней, — продолжала Кэролайн, обращаясь к колену. Ее пальцы нащупали впадины по обеим сторонам коленной чашечки, и она принялась сосредоточенно их массировать, ожидая ответа. — Он сказал, что ни разу не слышал, чтобы ты ругался.

— Я не должен был так себя вести, особенно в присутствии детей, мне очень стыдно. Я все объясню Дэви и извинюсь перед ним, — с горечью в голосе проговорил Мэт.

— Но тебя спровоцировали.

— Да.

— Даниэль?

— Да.

Кэролайн прекратила массаж и подняла на Мэта глаза. Она стояла перед ним на коленях, слегка опираясь на его здоровую ногу. Свет фонаря придавал ее глазам под черными шелковистыми дугами бровей темно-желтый цвет, одновременно оттеняя прелестные изгибы лица, от высоких скул до мягко очерченного подбородка. Ее волосы, темные, как ночь, были просто и изящно зачесаны назад и собраны в тяжелый спиралевидный пучок на затылке. Простое черное с белым платье на любой другой женщине, наверное, смотрелось бы чересчур мрачно, но только не на Кэролайн. В нем она выглядела великолепно. Ткань послушно облегала все изгибы ее фигуры, все еще очень стройной, но уже по-женски округлившейся; контрастная расцветка перекликалась с цветом ее кожи и волос. От ее дерзкой красоты Мэт плотно сжал губы. Все мускулы его сильного тела напряглись.

— Отчего так произошло, хотела бы я знать?

Кэролайн почувствовала, как под ее руками бедро Мэта одеревенело, и пробежала пальцами по крепким, словно сталь, мышцам. Шерстяная ткань его бриджей оказалась грубоватой на ощупь, но нога под ней была гладкой и твердой.

— О чем ты спрашиваешь меня, Кэролайн? — произнес он, взглянув на нее из-под низко опущенных век.

— Ведь это не такая уж страшная тайна, не правда ли? Я всего лишь спрашиваю, почему вдруг брат стал неожиданно выводить тебя из терпения?

Если вопрос и тон, которым он был задан, звучали вполне невинно, то сам интерес не был таковым. Стараясь не показать своего волнения, Кэролайн продолжала массировать ногу, поднимаясь от колена вверх по бедру и снова возвращаясь назад.

— Отчего? Ты хочешь знать отчего? — В его голосе прозвучала чуть ли не ярость. Безо всякого предупреждения руки Мэта мгновенно накрыли ее ладони.

Сила и мощь этих рук, таких огромных по сравнению с ее ладонями, повергли Кэролайн в трепет. Горячая волна охватила все тело. Низ живота отозвался сильным спазмом. Кэролайн замерла, наслаждаясь этим новым для себя ощущением. После нескольких месяцев тщательно поддерживаемого дремотного существования ей было удивительно вот так, внезапно, как от толчка, снова пробудиться для бурлящей и трепещущей жизни.

Мэт хотел было продолжать, но остановился и сердито посмотрел на нее.

— Если ты собираешься выйти замуж за Даниэля, тогда тебе нечего делать здесь, со мной. Предлагаю сейчас же встать и поспешить обратно в дом.

— Я очень привязана к Даниэлю, — с печальным видом призналась Кэролайн. Ее сердце совершило радостный прыжок в груди, когда его глаза внезапно вспыхнули голубым пламенем.

— В самом деле? — резко спросил Мэт.

— И я думаю, он тоже привязан ко мне. Но Даниэль не просил меня выйти за него замуж.

— Попросит, не беспокойся.

— Если так, тогда мне просто придется… отказать ему. — Кэролайн слегка улыбнулась. Перевернув ладони, она сжала его пальцы в своих. — У меня на примете вовсе не Даниэль.

— Нет?

— Нет.

Ободренная выражением его глаз, Кэролайн высвободила ладони и выпрямилась, продолжая стоять на коленях, так что их лица оказались на одном уровне. Она положила руки на его широкие плечи, а Мэт (как она думала, бессознательно) обнял ее за стройную, соблазнительно изгибавшуюся талию. Его ярко-голубые глаза, сверкавшие беспокойным светом, казалось, пытались проникнуть в самые потаенные глубины глаз Кэролайн.

— Не Даниэль, а ты, — нежно закончила она. При этих словах глаза Мзта сузились, а ладони еще крепче сжали ей талию. Что-то напоминавшее улыбку, правда, слишком напряженную, чуть тронуло его губы и сейчас же исчезло.

— Уж не объясняешься ли ты мне в любви, а? — Под нарочитой легкостью, с какой Мэт попытался это произнести, таилось беспокойство.

Жар желания, вспыхнувший между ними, все больше затруднял всяческие разговоры.

Однако Кэролайн, горло которой одеревенело от напряжения, заставила себя выдавить с трудом:

— А что, если так? — Пока она ждала его ответа, у нее не раз перехватывало дыхание.

— В таком случае позволю себе заметить, сударыня, что вы играете с огнем. — Мэт все еще пытался поддерживать легкую беседу, но его голодные, ставшие темно-голубыми от желания глаза были намного красноречивее слов.

— Разве? — Произнести больше одного слова было выше ее сил. Руки Кэролайн сами собой гладили его по плечам, наслаждаясь ощущением крепких мышц сквозь ткань сшитой ею рубашки. — И что же это должно означать, позвольте вас спросить?

Мэт долго молча смотрел на Кэролайн. Его лицо потемнело от страсти, а глаза беспокойно блестели. Затем он засмеялся коротким, хриплым смехом, в котором не было ни капли веселья.

— А ты уверена, что действительно хочешь это узнать, моя крошка? Но я все равно расскажу тебе, раз ты спросила, хочешь ты это услышать или нет. Это означает, что вот уже несколько месяцев ты будоражишь мне кровь. Я не могу ни о чем думать, я не могут работать. Ночи напролет валяюсь без сна и схожу с ума от желания быть с тобой. Достаточно, чтобы ты сейчас пулей полетела обратно к дому? Или хочешь услышать еще?

Кэролайн ничего не сказала в ответ. Но при этом не сделала ни малейшего движения, которое указывало бы на то, что она собирается спасаться бегством. Ее глаза встретили взгляд Мэта, и ей стало трудно дышать.

— Я горю от желания быть с тобой. — Его низкий голос звучал хрипло. — Моя плоть болит и сотрясается в постоянных мучениях, которые по силе могут поспорить с муками ада. Я не вижу иного облегчения для моих мук, кроме как утолить их в твоей плоти… и вместе с тем не хочу причинить тебе боль или испугать. Поэтому лучше тебе убежать, пока еще есть шанс. В противном случае, предупреждаю, ты можешь горько пожалеть о сегодняшней ночи.

— Я не боюсь тебя, Мэт, — промолвила она еле слышным шепотом. И не слукавила. Но лишь отчасти. Хотя Кэролайн не боялась Мэта как мужчину, она боялась той ненасытной страсти, которую он держал на столь тонком поводке. Она боялась того, что может произойти, если натянутая до звона нить, сдерживающая его, как тетива лук, внезапно оборвется.

— Нет? — Его глаза, потемневшие от желания и вместе с тем сверкавшие ярким огнем, смотрели теперь на ее губы. — Тогда поцелуй меня, Кэролайн.

Если он хотел ее поддразнить, то это вышло довольно неуклюже. У Кэролайн вновь перехватило дыхание, и на какое-то мгновение она заколебалась.

Но теперь точно знала, что Мэт всецело в ее власти. Ей нужно было только наклониться к нему поближе и принять брошенный им вызов. Ни на секунду не отрывая взгляда от лица Мэта, Кэролайн качнулась в его сторону и, скользнув руками по плечам, обняла за шею. В ее взгляде была такая напряженность и сила, как будто в этот момент она собиралась навсегда запечатлеть в памяти его черты. Только когда их губы встретились, ее веки затрепетали и опустились.

Его губы оказались теплыми и удивительно мягкими. Секунду Мэт оставался неподвижен, давая ей прочувствовать тот жар, что пылал в них обоих при одном лишь соприкосновении губ. Затем он обхватил ее талию и притянул поближе к себе.

— О, Мэт! — Кэролайн едва успела выдохнуть его имя, как оказалась крепко прижатой к груди. Мэт чуть приоткрыл рот и накрыл ее губы своими. Его рука сжала ей затылок, приподняв и повернув немного в сторону так, чтобы удобнее было ее целовать. Кэролайн инстинктивно разжала губы, и его язык требовательно и властно вошел внутрь, заполнив собой теплую влажную полость. В тот день, несколько месяцев назад, когда Мэт так ее целовал, он не сумел пойти дальше — Кэролайн охватила паника. На сей раз она заставила себя выкинуть из головы моментально всплывшие в памяти образы прошлого. Рядом был Мэт. Она любила его. И сейчас только он существовал для нее.

— Какая ты вкусная, — прошептал Мэт.

Он все еще осаживал себя, воздерживался от затяжного поцелуя, в котором их губы слились бы воедино. Вместо этого покрывал ее рот короткими и очень возбуждавшими ее поцелуями, бормотал какие-то слова, лаская ее так, чтобы она не пугалась этой ласки. Кэролайн чувствовала его зажатость, и от сознания того, что Мэт настолько неравнодушен к ней, рухнул последний барьер, который она воздвигла между ними. Во внезапном порыве любви и щедрости она крепче обхватила его за шею и, прильнув к нему всем телом, просунула свой язык между его зубами. Она отдаст ему всю себя без остатка, безоглядно и без сожаления. И сделает все, что он захочет, потому что любит его. Потому что Мэт значит для нее больше, чем целый мир.

— Кэролайн. — Мэт слегка отодвинулся от нее. Его голос звучал так, будто он тонул и ему не хватало воздуха. Дыхание было неровным, лицо пылало. Кэролайн ощущала, с каким трудом удается ему сохранять над собой контроль. — Если ты еще раз так меня поцелуешь, я рискую потерять голову.

— Я хочу, чтобы ты потерял голову, — прошептала она прямо ему в губы и, слегка приподняв подбородок, снова припала к его рту.

На этот раз, когда ее язык коснулся его языка, Мэт чуть не задохнулся от страсти. Затем, не давая Кэролайн возможности даже ойкнуть, он с силой прижал ее к себе и впился ртом ей в губы. Его сердце гулко стучало, отдаваясь в ее груди.

Не переставая жадно и требовательно целовать Кэролайн, Мэт скатился со своего импровизированного сиденья, увлекая Кэролайн за собой. Оказавшись вместе с ней на полу, он крепко обкял девушку, затем перекинул одну, потом другую ногу, так что накрыл ее сверху всем своим длинным мускулистым телом. Кэролайн сжала Мэта в объятиях и опустила веки. Когда он дрожащими от волнения пальцами отыскал ее груди и начал ласкать их, она не издала ни единого протестующего звука, несмотря на то, что кошмарные воспоминания снова рвались наружу. Но ей удалось обуздать их, снова и снова повторяя про себя: «Это Мэт». Даже когда его руки скользнули вниз, к ногам, и рывком подняли ей юбку, Кэролайн не пыталась его остановить. Она лишь крепче прижалась к Мэту, в то время как он задрал ее платье и нижнюю юбку выше талии и стал неловко возиться с застежкой на бриджах до тех пор, пока пуговицы от напора его возбужденной плоти с треском не выскочили из петель.

Мэт раздвинул коленом ее одетые в чулки ноги, и Кэролайн невольно скрипнула стиснутыми зубами. Когда он отыскал то сокровенное место, уже однажды травмированное, которому снова собирались причинить боль, Кэролайн вцепилась ногтями в его плечи, стараясь смириться с неизбежностью. Ощутив резкий толчок и почувствовав в себе его мощную плоть, заполнившую ее до отказа и грозящую все разорвать внутри, Кэролайн задрожала от ужаса. И все равно цеплялась за Мэта обеими руками, закрыв глаза и сжав зубы. Из ее уст не вырвалось ни единого звука мольбы или гнева, пока Мэт, хрипло стонущий от наслаждения, вновь и вновь прорывался вглубь тела.

Ее обнаженные ягодицы ощущали колючую солому и холодную сырую землю. Она чувствовала на себе его крепкое и мускулистое тело и его твердую мужскую плоть внутри, слышала стоны и тяжелое дыхание. Вцепившись Мэту в спину, Кэролайн комкала ткань рубашки, а пальцы ног в ботинках судорожно сжимались от тех поистине титанических усилий, которые она прикладывала, чтобы не сопротивляться тому, что он с ней делал. Но это был Мэт, ее Мэт, и она любила его. И теперь он полностью принадлежал ей. И она принадлежала ему. Кэролайн изо всех сил цеплялась за эту спасительную мысль и терпела.

Когда он кончил (издав громкий крик и так глубоко и яростно вонзившись в нее, что Кэролайн не сдержалась и захныкала от боли и обиды) и, задрожав, обессиленно опустился на нее всей своей тяжестью, она продолжала обнимать и гладить Мэта. Стараясь не думать ни о том, что его плоть все еще находится в ней, ни о том, что внутри у нее все болит, ни о своей или его наготе. Иначе неизбежно наступит отвращение. Чтобы легче пережить насилие, учиненное над ее телом, Кэролайн уцепилась за спасительную мысль: ведь своей щедростью она доставила Мэту огромное наслаждение. И это убеждение действительно ей помогло.

Наконец Мэт приподнялся на локтях и уставился на нее сверху вниз немигающим взглядом. Улыбнувшись, Кэролайн с любовью посмотрела на него и была ошеломлена, натолкнувшись на жесткое выражение лица и глаз.

— Будь ты проклята! — Мэт даже не произнес, а выплюнул в нее эти слова, и его тело напряглось от переполнявших чувств. — Какого дьявола ты не остановила меня?!

— Почему… почему я должна была тебя остановить? — в шоке пролепетала Кэролайн.

Мэт явно был зол, горящие голубым светом глаза сузились и смотрели сурово, рот упрямо сжался в тонкую линию. До сегодняшнего дня Кэролайн ни разу не слышала, чтобы Мзт преднамеренно произносил такие страшные ругательства. Но он, по-видимому, внезапно решил наверстать упущенное и отказаться от своей обычной сдержанности в проявлении эмоций. Даже его тело с напрягшимися, выступающими мускулами источало враждебность. Хотя отчего он вдруг разозлился на нее, когда ей пришлось буквально разорваться пополам, чтобы преподнести ему самый драгоценный свой дар? Это было выше ее понимания.

— Потому что, несмотря на все твои очаровательные приемы совратительницы, ты была готова принять ласки мужчины не больше, чем двенадцатилетняя девственница!

— Но… это по-потому… ты-ты же знаешь, — от изумления Кэролайн начала даже заикаться.

— Да, я знаю, — с горечью передразнил ее Мэт и вскочил на ноги. Его лицо пылало гневом, когда он, без малейшего намека на скромность, приводил в порядок свои бриджи. Все это время он не отводил от Кэролайн сверкавшего яростью взора. — Я мечтал задрать на тебе юбки с тех самых пор, как впервые увидел во дворе сидящей на своей прелестной соблазнительной попке в грязи, в порванном платье и с рассыпавшимися по плечам волосами. Ты была в таком бешенстве, что, казалось, вот-вот зашипишь и начнешь метать искры, — продолжал Мэт. — Когда ты лежала в моей постели, и я тебя целовал, знаешь ли ты, как нелегко было мне позволить тебе уйти? Конечно, нет. Даже представления не имеешь. Но я все-таки сделал это. А почему? Потому, Кэролайн, что испытывал к тебе привязанность, потому, что ты нуждалась в защите и заботе. Между нами существовало доверие, которое я слишком высоко ценю, чтобы позволить замарать его своей похотью. Прежде чем уложить тебя в постель, — если бы когда-нибудь такое случилось, — я хотел, чтобы ты постепенно залечила свои раны. И, клянусь Богом, сделал все, что от меня требовалось. Я держал свои руки подальше от тебя, не так ли? И заслужил себе место в Раю, таких усилий мне это стоило! Но теперь, черт побери, каким образом вернуть то, что было? Да мы просто не сможем этого, потому что я буду сходить с ума, желая тебя и в то же время зная, что, если снова пересплю с тобой, ты станешь испытывать дурноту от отвращения, пока я буду пыхтеть и пускать слюни от удовольствия. Ты что, думаешь я такая свинья, чтобы спать с женщиной, которая меня не хочет? Тем более с женщиной, мне не безразличной.

— Но… но… — Кэролайн изменила голос. Никогда, даже в самых диких кошмарах, ей не приходило в голову, что ее самоотверженность приведет к подобной развязке. Логика Мэта в данный момент ускользала от ее сознания, хотя она явственно расслышала, что небезразлична ему. Одно это признание сделало бы ее счастливой, если бы Мэт не был так отчаянно зол.

Заправив рубашку в бриджи, он принял мало-мальски пристойный вид. Кэролайн подумала о том, как же сама она сейчас выглядит: обнаженная от самой талии до середины бедер, откуда начинались ее белые хлопчатобумажные чулки; с раздвинутыми, как у похотливой девки, ногами и задранной до пояса юбкой. Каждый сокровенный изгиб живота был открыт для любопытных взоров. А между ног явственно выделялся черный треугольник. Покраснев до корней волос, Кэролайн быстро опустила вниз подол и с трудом поднялась на ноги.

— Но я действительно хотела, чтобы ты… чтобы это произошло. Просто я… ничего не могу с собой поделать, если мне это не нравится. О Господи, Мэт, почему ты не хочешь понять, что я сделала это только ради тебя? Почему не можешь просто принять это как факт и чувствовать себя счастливым?

— Счастливым?! — На секунду Кэролайн показалось, что Мэт вот-вот начнет бить кулаками в стену. Лицо покрылось пятнами, и он сжал зубы, чтобы сдержать переполнявший его гнев. — Премного благодарен, но я не хочу человеческих жертвоприношений, да и не нуждаюсь в них.

— Все совсем не так! — запротестовала Кэролайн, и ее крик больше походил на жалобный вопль.

Но Мэт уже направлялся к двери, резкими движениями проводя пальцами по взъерошенным волосам. Судя по всему, он явно не собирался больше обсуждать этот вопрос.

— Мэт!

Не обращая на нее никакого внимания, Мэт резко рванул в сторону дверь амбара, дав выход своей злобе. Рывок получился таким мощным, что скрипучая дверь бесшумно отворилась. На пороге стоял Даниэль.

Оба замерли и какое-то мгновение только пялили друг на друга глаза. Даже со спины Кэролайн было заметно, как угрожающе напряглось тело Мэта. Даниэля она видела плохо, несмотря на то, что сквозь дверь амбара проникал свет, — его фигура находилась в тени.

— Что тебе надо? — прорычал Мэт, заслоняя собой вход в амбар.

Даниэль сделал было шаг, чтобы обойти Мэта, но тот, повторив маневр брата, остановил его.

— Где Кэролайн?

Мэт засмеялся, и в его смехе зазвучали неприятные нотки.

— Кэролайн — не твоя забота.

— Такая же моя, как и твоя! Где она? Она… — Голос Даниэля замер, когда поверх плеча Мэта он отыскал глазами Кэролайн.

Она бросилась вдогонку за Мэтом, когда тот столкнулся в дверях с Даниэлем, и теперь стояла в нескольких шагах позади. Отступив в сторону, Кэролайн попала в поле зрения Даниэля и начала делать ему отчаянные знаки головой. Но Даниэль, не желая внимать предостережениям, смотрел на нее расширившимися глазами. С выбившимися из прически и рассыпавшимися по плечам волосами, ярко-розовыми, вспухшими от крепких поцелуев Мэта губами и покрасневшей от шершавого подбородка кожей, Кэролайн была воплощением образа женщины, которую только, что по меньшей мере долго и основательно целовали.

— Ты негодяй! — все еще не веря собственным глазам, крикнул брату Даниэль. А затем, безо всякого предупреждения (во всяком случае, как показалось Кэролайн) ударил Мэта по лицу.

Удар эхом отозвался в амбаре. Бык Иаков, у которого в дальнем углу имелся собственный просторный загон, тревожно захрапел и стал биться всей своей гигантской тушей о деревянную стену. Замычала привязанная к двери корова. Мэт, потеряв от удара равновесие, отшатнулся назад и с глухим стуком упал на пол, растянувшись во весь рост.

— Мэт! — взвизгнула Кэролайн, подбегая к нему. Мэт сел, прикрывая ладонью глаза.

Кэролайн схватила его за руку, опустилась рядом с ним на корточки и гневно обернулась к Даниэлю. В ее глазах пылала ярость львицы, охраняющей своего детеныша.

— Ты сделал ему больно! О чем ты думал? Ведь он твой брат!

— Не вмешивайся, это наше дело, — проревел Мэт, отталкивая Кэролайн в сторону. Затем он внезапно вскочил на ноги и, одним прыжком настигнув брата, бросился на него. Оба зашатались и буквально вывалились из амбара на скотный двор. Они дрались яростно (удары, пинки и проклятия так и сыпались) — двое больших и сильных мужчин, способных убить друг друга в гневе. Мэт был примерно на дюйм выше и заметно мускулистее Даниэля, но ему немного мешала хромая нога. Так что противники находились в более-менее равных условиях. Когда Кэролайн кинулась вслед за ними и увидела, как они кружатся на одном месте, крепко обхватив друг друга руками, то несмотря на драматичность ситуации, не могла не отметить про себя, что больше всего братья походили на парочку танцующих цирковых медведей.

— Прекратите сейчас же! Мэт! Даниэль! Вы слышите меня? Перестаньте!

Кэролайн ухватила Мэта за руку, но он отшвырнул ее прочь от себя, чтобы не мешалась под ногами. В этот самый момент, когда Мэт чуть отвлекся, он получил новый удар. Звонкий шлепок, раздавшийся в воздухе, когда кулак Даниэля попал Мэту прямехонько в челюсть, заставил Кэролайн сжаться от страха. Мэт издал звук, похожий на утиное кряканье, и голова его откинулась назад. Даниэль продолжал атаковать, направив под дых следующий удар, от которого Мэт, к счастью, увернулся. Затем, взревев, пнул носком ноги Даниэля в живот. Когда брат согнулся пополам, судорожно глотая ртом воздух, Мэт нанес ему сокрушительный удар в лицо. На сей раз настал черед Даниэля растянуться во весь рост на земле.

— Прошу вас, перестаньте! Пожалуйста!

Но крики Кэролайн не возымели ни малейшего действия. Даниэль, поднявшись, снова бросился в атаку на Мэта. Беспомощно прыгавшая вокруг них Кэролайн могла быть лишь пассивным наблюдателем. Внезапно она вспомнила о бадье, оставшейся, в амбаре, и побежала за ней. Как раз в это время Даниэлю удалось обхватить рукой шею Мэта. На обратном пути Кэролайн наполнила бадью ледяной водой из желоба. Затем она подошла к дерущимся — теперь уже Мэт обхватил за шею Даниэля — и щедро выплеснула на них содержимое бадьи.

— Какого дьявола!..

Под ледяным потоком они отскочили друг от друга, глотая ртом воздух и стряхивая с себя воду. В благодарность за вмешательство оба обернулись к Кэролайн с совершенно одинаковыми гневными лицами. В неверном свете луны они были сейчас настолько похожи, что их можно было принять за близнецов. Опомнившись, братья отвернулись от Кэролайн и, свирепо оскалившись, снова принялись дубасить друг друга.

Кэролайн потеряла терпение. Она швырнула бадью на землю и, сжав от ярости кулаки, бросилась к дому. Если эти чертовы идиоты хотят прикончить друг друга, ей остается только надеяться, что им это удастся!

Войдя в дом, Кэролайн сразу направилась на кухню. И, окинув гневным взглядом четверку Мэтисонов, занятых каждый своим делом, принялась шумно собирать со стола посуду.

Как только она вошла, четыре пары глаз с интересом уставились на Кэролайн, не упустив из виду ни ее растрепанных волос, ни пунцовых от негодования щек, ни раздраженного состояния.

— Ну что? — не выдержал наконец Томас, поскольку Кэролайн, бряцая посудой, казалось, решила ничего не рассказывать.

— Двое идиотов до смерти избивают друг друга на скотном дворе, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Я на это смотреть не намерена!

— Что?!

После секундного потрясения от столь ужасного известия, вся четверка была на ногах, устремившись к входной двери. Но то, что за этим последовало, так и осталось для Кэролайн тайной, поскольку, будучи уже сыта по горло всеми этими мужчинами, она отправилась к себе в спальню.

Но как Кэролайн ни злилась, как ни вертелась с боку на бок, за всю ночь она ни на минуту не сомкнула глаз.

На следующее утро атмосфера за завтраком походила на предгрозовую. Дэви и Джон, которым раньше не приходилось видеть, как их отец дерется с одним из своих братьев, испытывали благоговейный страх и сидели тихо. Почти не поднимая головы от стола, они за несколько минут расправились со своими порциями кукурузной каши с патокой и поспешно отправились на занятия, бросив испуганные взгляды на взрослых. Роберт и Томас, то и дело многозначительно поглядывая друг на друга, попытались было завязать общий разговор, но после двух-трех безуспешных попыток сдались и уткнулись в тарелки. Мэт и Даниэль ели молча с одинаково мрачными лицами. Что касается Кэролайн, то она с непроницаемой миной шлепала еду в тарелки и швыряла их на стол.

На лице Мэта красовался большущий синяк, глаз распух, видимо, от самого первого удара Даниэля, а угол рта рассекала рана, причинявшая ему значительную боль. Это Кэролайн определила по тому, как Мэт кривился, когда ел, и время от времени проводил по больному месту кончиком языка. У Даниэля распух и покраснел нос, а слева на щеке виднелся здоровенный синяк. На первый взгляд, в драке ему повезло больше, чем Мэту. Однако при каждом движении его лицо искажала гримаса боли, казалось, ему было больно даже сидеть. Поэтому Кэролайн затруднилась бы с уверенность назвать победителя. Как бы то ни было, она нисколько не сочувствовала ни тому, ни другому. Было как раз жаль, что они не избили друг друга до полусмерти.

В сущности, Кэролайн даже радовалась своей злости на эту парочку. Гнев подавлял в ней стыд, который она не могла не ощущать после столь неудачной попытки физической близости. Главным объектом ее ярости был Мэт, умудрившийся превратить ее бескорыстный порыв в нечто совершенно противоположное. А затем сцепившийся из-за нее с собственным братом, что было уже вовсе нелепо. Злилась она и на Даниэля за то, что тот первым нанес удар, а кроме того, вел себя так, как будто она каким-то образом предала его. Словно между ними уже существовала некая договоренность или что-то в этом духе, а ведь ничего похожего не было и в помине.

И еще Кэролайн злилась на Роберта и Томаса, потому что они были, во-первых, Мэтисоны, во-вторых, мужчины, а в-третьих, оба достаточно проницательные, чтобы без посторонней помощи догадаться о причине ссоры между братьями. Роберт и Томас все утро испытующе поглядывали то на Мэта, то на Даниэля, то на Кэролайн. Однако до сих пор у них не хватало храбрости в открытую поинтересоваться причиной столь острых семейных разногласий.

Наконец Мэт с грохотом отодвинул от стола свой стул, оставив в тарелке половину еды. Это был первый случай на памяти Кэролайн, когда кто-нибудь из Мэтисонов страдал отсутствием аппетита. Но что послужило причиной — личные переживания или рассеченная губа, — она не могла с уверенность сказать, Роберт и Томас последовали примеру старшего брата, однако Даниэль остался сидеть.

— Ты идешь, Дан? — спросил Роберт, задержавшись у дверей кухни.

Даниэль покачал головой.

— Через пару минут иду. Но сначала мне нужно кое-что сказать Кэролайн.

С этими словами он вызывающе взглянул на Мэта, который в это время направлялся в сторону Кэролайн, однако сразу остановился. Роберт и Томас, забыв про свои дела, обратили удивленные взоры на Даниэля. Мэт же взглянул на него с нешуточной угрозой.

— Это мне нужно кое-что сказать Кэролайн. И поскольку для этого свидетели не требуются, ты можешь убираться отсюда.

Мэт говорил обманчиво спокойным тоном, но сверкающие огнем глаза выдавали его истинные чувства. Насколько Кэролайн было известно, братья впервые обменялись репликами с момента потасовки. И хотя ей очень хотелось узнать, что же собирается сказать ей Мэт, однако сейчас настроения выслушивать его не было. И он, и Даниэль вели себя накануне вечером как два идиота, и, если каждый из них собирался ей что-то сообщить, пусть наберутся терпения и подождут, пока она не соизволит их слушать. Но прежде они должны смиренно попросить у нее прощения.

— Черта с два я отсюда уйду, — парировал Даниэль, резко поднимаясь из-за стола. Стул, на котором он сидел, отскочил назад и не сломался только потому, что ударился сначала о стену.

— Уйдешь как миленький, — с холодной уверенность проговорил Мэт.

— Это ты так считаешь! — Судя по тону, Даниэль был снова готов драться.

Оба ощетинились и враждебно взирали друг на друга. Роберт и Томас, чувствуя, что на их глазах зарождается новая потасовка, быстро схватили Даниэля и Мэта за руки. Казалось, Даниэль даже и не пытался вырваться, между тем как Мэт сразу же стряхнул с себя Томаса, и тот остался стоять настороже неподалеку от брата.

— Тебе не о чем говорить с Кэролайн, — процедил сквозь зубы Мэт.

— Это она сама должна мне сказать, а не ты. Кэролайн не твоя собственность!

На это Мэт улыбнулся, оскалив зубы и почти не пошевелив губами.

— Разве, братишка?

— Подождите, одну минуточку! — вмешалась возмущенная Кэролайн и с грохотом швырнула на сервант пустую тарелку.

Все четверо мужчин вздрогнули, словно только что вспомнив о ее существовании, и мгновенно переключили внимание на Кэролайн. С гневом переводила она глаза с одного забияки на другого, хотя во взгляде, обращенном к Мэту, яда было чуть больше.

— Мне все равно, поссоритесь вы или нет. Мне безразлично, подеретесь ли вы. Мне наплевать, если вы превратите друг друга в кровавое месиво, но не смейте делать это в моей кухне! Убирайтесь!

Голос Кэролайн постепенно повышался, и, заканчивая свою тираду, она уже буквально кричала. Когда она увидела, что мужчины, не сдвинувшись с места, разинули в изумлении рты, словно с ними заговорила стена, Кэролайн схватила стоявшую рядом метлу и начала угрожающе размахивать ею перед их лицами.

— Кэролайн… — начал Даниэль с горечью в голосе.

Мэт бросил в его сторону убийственный взгляд и открыл рот, намереваясь дать достойный отпор.

— Вон! Вон! — опередила его Кэролайн, обходя с метлой в руках стол.

Томас и Роберт с округлившимися от испуга глазами сочли за лучшее поспешно ретироваться. Когда Даниэль, который находился ближе к линии огня, чем Мэт, проигнорировал ее слова и вместо этого ощетинился на брата, Кэролайн глухо шлепнула метлой ему по плечу. Даниэль издал вопль и отскочил в сторону, оказавшись таким образом почти у входной двери.

— Эй!

— Вон!

— Но…

— Вон!

Кэролайн снова нанесла удар, но промахнулась, поскольку Даниэль быстро присел. Метла, описав круг над головой, лишь взъерошила ему волосы. Подняв вверх руки и что-то бормоча, Даниэль поспешно отступил, едва не споткнувшись в спешке о порог. Кэролайн переключилась на Мэта, который не желал двигаться с места и, пока она выпроваживала Даниэля, не сводил с нее прищуренных глаз.

— Убирайся из этого дома! — Кэролайн взяла метлу наперевес.

— Это мой дом, дьявол его побери, и…

— Шмяк!

— О-уу-аа!

Мэт попытался уцепиться за метлу, но Кэролайн быстро дернула ее на себя. Она знала, что если он вырвет метлу, то их противоборство на этом тут же закончится. Смешно даже думать, что они могут мериться силой. Но она ни за что не даст ему насладиться своей капитуляцией. Тем более сейчас, когда настолько была зла, что с удовольствием сделала бы из Мэта приманку для рыб. Вместо того чтобы отступить, Кэролайн подняла метлу вверх, как дубинку, и ринулась на Мэта с таким криком, что по громкости могла бы соперничать с Иаковом.

— Я сказала, вон!

Стремительно приближаясь к Мэту и вопя во всю мощь своих легких, Кэролайн хлестала метлой направо и налево — по столу, стенам, стульям, превосходно имитируя женщину, впавшую в исступление от мужской глупости. Мэт начал пятиться, подняв кверху руки, словно хотел защититься от воинственного напора. У него было такое удивленное лицо, а сама ситуация выглядела столь комично, что при других обстоятельствах Кэролайн могла бы расхохотаться, но не теперь. Ей удалось нанести еще один смачный удар ему по руке, после чего Мэт с воплем выскочил во двор. С чувством удачно завершенного дела Кэролайн захлопнула дверь и заперла ее на задвижку, чтобы Мэт не смог сюда вломиться.

Скрестив руки на груди, Кэролайн с удовлетворением уставилась на запертую дверь. Затем отошла на пару шагов и с победоносным видом стала наблюдать в окно за поверженным противником.

Неподалеку от входа Даниэль что-то говорил Томасу и Роберту, которые, нахмурясь, внимательно слушали. Рейли вертелся у них под ногами, в восторге от этой новой игры. Мэт находился ближе к дому, потирая ушибленную руку и сердито взирая на запертую дверь. На какой-то момент у Кэролайн мелькнула мысль, не примется ли он сейчас колотить в дверь кулаками и требовать, чтобы его впустили. Ей даже хотелось, чтобы Мэт высадил дверь плечом, потому что отпирать она категорически отказывалась. Но Мэт, очевидно, решил не связываться с Кэролайн в присутствии братьев, тем более, что предстоял насыщенный трудовой день. Секунду взвесив все «за» и «против», он повернулся и, не сказав никому ни слова, пошел прочь. Братья не спеша двинулись следом, причем Даниэль с явной неохотой.

Кэролайн отошла от окна и с мрачной улыбкой занялась домашними делами. Маленькая частичка ее сознания непрерывно задавалась вопросом: что же Мэт хотел ей сказать — возможно, что-нибудь нежное, а может, собирался извиниться за свое вопиющее хамство, которое не оправдывают никакие его дурацкие заблуждения? Однако в целом Кэролайн все еще была слишком сильно сердита на Мэта, чтобы зацикливаться на подобных размышлениях. Чем больше Кэролайн думала о том, как Мэт вел себя (и когда вдруг внезапно после их близости, и позже, во время стычки с Даниэлем), тем сильнее кипела от ярости и негодования. Продолжая злиться, она позавтракала тем, что осталось от трапезы мужчин (сколько же можно питаться объедками, ей это начинало надоедать!), налила Миллисент молока и прибралась в кухне. Кэролайн как раз вешала на место метлу, когда ее взгляд случайно упал на окно.

С улицы к стеклу прижалось чье-то лицо. Сильно приплюснутый нос придавал ему нелепый, даже карикатурный вид. Одно мгновение — и видение исчезло, Кэролайн не успела даже закричать. Однако заметила, что кожа у этого странного существа была цвета глины и разрисована множеством желтых и красных полос, а волосы черкые и прямые. Да это же тот самый дикарь! Кэролайн вмиг забыла и о Мэте, и о том, что злится на него. Она содрогнулась от ужаса и возблагодарила Бога за то, что закрыла на замок заднюю дверь, чего днем обычно не делала. Но вот парадный вход…

Кэролайн молниеносно обернулась, схватила в руки мушкет, стоявший наготове в углу кухни, когда она находилась дома одна, и поспешила в гостиную. Оружие всегда было заряжено и содержалось в полном порядке. Мэт научил ее, как приставлять мушкет к плечу, отводить назад ударник затвора и нажимать на курок. Однако Кэролайн всегда казалось: в самом крайнем случае ей придется воспользоваться мушкетом, чтобы позвать мужчин прийти ей на помощь. Она не была уверена, что сможет выстрелить в человека, даже в дикаря. Хотя, если у нее не останется выбора…

В гостиной кто-то был — краем глаза Кэролайн увидела, как неизвестный таится в темноте. Набрав в легкие побольше воздуха, она повернулась в эту сторону, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Но прежде чем Кэролайн успела даже подумать о том, чтобы выстрелить, пальцы ее внезапно онемели от испуга и она выронила мушкет, он с громким стуком упал на пол. Незнакомец проворно отскочил в сторону на случай, если оружие вдруг выстрелит, а Кэролайн так завопила, что могла бы разбудить и мертвого.

— Клянусь Гедеоном, Кэролайн, это всего лишь я!

Кэролайн сразу узнала голос, а потом увидела и самого Даниэля.

От ее визга он снова подскочил и, оторвав, наконец взгляд от мушкета, который, к счастью, так и не выстрелил, посмотрел на девушку.

Сердце Кэролайн отчаянно билось, она отняла ладони ото рта и гневно уставилась на Даниэля. Еще бы! Чуть не до смерти ее напугал! К тому же, она все еще злилась на него за вчерашнее.

— Что ты здесь делаешь? — угрожающим тоном спросила Кэролайн, пытаясь окончательно прийти в себя. — Впрочем, сейчас это неважно! В окно на кухне заглядывал дикарь!

— Дикарь? — удивился Даниэль. — Должно быть, ты ошиблась.

— Я не ошиблась, — возразила Кэролайн. — Можешь сам пойти и убедиться.

Даниэль направился в кухню. Кэролайн подняла с пола мушкет и поспешила следом за ним.

— Здесь никого нет, — сказал он, остановившись в центре кухни и всматриваясь в окно. Затем огляделся по сторонам.

— Он был там, снаружи, и заглядывал сюда, — настаивала Кэролайн, вкладывая ему в руку мушкет и подталкивая к выходу.

Гримаса на лице Даниэля красноречиво говорила о том, что он явно считал, будто у Кэролайн не все дома. Тем не менее, подошел к двери, отпер замок и вышел наружу. Миллисент, мяукая, обвилась вокруг его ног.

— Отойди, кошка. Если здесь и был дикарь, то он уже ушел.

По мнению Кэролайн, Даниэль вел себя не по ситуации беззаботно.

— Там был дикарь, — упорствовала Кэролайн, когда Даниэль вернулся в дом.

— Я уверен, что был. — Он поднял руку в знак примирения. — Но теперь ушел. К тому же Мэт совершенно справедливо утверждает, что они, как правило, безобидны. А сейчас послушай меня. Я должен сказать тебе нечто очень важное.

Дикарь отошел на задний план, и внимание Кэролайн переключилось на другие темы. Нахмурившись, она посмотрела на Даниэля.

— А мне, напротив, нечего тебе сказать. — С этими словами Кэролайн повернулась к нему спиной и величественно прошествовала в гостиную. Намереваясь идти так и дальше, не останавливаясь, лишь бы избежать допроса, который, по ее мнению, собирался учинить ей Даниэль.

— Кэролайн, постой!

Даниэль догнал ее и, схватив за руку, повернул к себе лицом. Девушка в ярости шлепнула его по ладони. Тогда он отпустил Кэролайн, но решительно встал перед ней, готовый в любой момент преградить путь к отступлению.

— Я уже сказала тебе…

— Черт возьми, женщина, я пытаюсь сделать тебе предложение!

Этот негодующий рев прозвучал почти как у Мэта, и Кэролайн, потрясенная, моментально замолчала.

— Предложение? — повторила она, когда снова обрела способность говорить. Девушка не была уверена, что правильно поняла Даниэля. После прошлой ночи Кэролайн не ожидала ничего подобного.

— Ты прекрасно слышала. — Даниэль понизил голос, но выражение его лица оставалось таким же мрачным. — Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. — Он протянул руки и взял ее ладони в свои.

Кэролайн была слишком поражена, чтобы сопротивляться.

— Даниэль…

— Не говори «нет», — быстро произнес он. — Знаю — и был бы слепым дураком, если бы не знал, — что между тобой и моим братом что-то есть. Вчера ночью это стало особенно заметно. Но прежде чем ваши отношения зайдут слишком далеко, я хочу предложить тебе возможность выбора. Кэролайн, ты не пожалеешь, если выйдешь за меня замуж. Я буду оказывать тебе всяческое уважение и…

— Даниэль, — попыталась она остановить его.

Но тот все говорил и говорил, не обращая внимания на ее протесты.

— Ты не думай, нам вовсе необязательно оставаться здесь после женитьбы. У меня отложена приличная сумма денег, и мы можем купить свой дом. Так всегда предполагалось в нашей семье: когда мы женимся, каждый из нас вправе жить отдельно.

— Даниэль! — На сей раз Кэролайн удалось докричаться до него.

Он прервал свою речь, и вопросительно посмотрела на девушку.

— Ты оказываешь мне слишком большую честь, — мягко проговорила она, глядя снизу вверх на его печальное лицо, на котором явственно отпечатались следы недавнего сражения с Мэтом. Кэролайн ощутила, как душа наполняется теплом. Она была искренне привязана к Даниэлю, ее первому другу среди этого неуправляемого семейства. И это чувство заставило девушку позабыть о прежней досаде. — Но я не могу стать твоей женой, хотя очень привязалась к тебе. Мы не были бы счастливы.

— Ты его любишь. — Эти слова прозвучали резко, как обвинение.

Кэролайн задрала вверх подбородок.

— Люблю или нет — мое личное дело. Я не собираюсь это обсуждать.

Даниэль не мигая смотрел на нее с печалью и унынием.

— Я все равно хочу жениться на тебе. А он не женится, ты это прекрасно знаешь.

— Ты не любишь меня, Даниэль. И я, хотя отношусь к тебе, как к брату, не люблю тебя. Во всяком случае, не настолько, чтобы стать твоей женой. — Кэролайн удалось наконец высвободить руки, и она принялась незаметно разминать ноющие костяшки пальцев, которые с силой сжимал Даниэль.

— Не любишь так, как Мэта, — с горечью констатировал он.

— А это касается только нас двоих, — парировала Кэролайн, и в глазах ее появился холодный блеск.

— Сегодня утром я сказал ему, что собираюсь просить тебя выйти за меня замуж.

— И что же он ответил? — К счастью, ее вопрос прозвучал ровно, хотя Кэролайн и была застигнута врасплох.

— Он ответил: «Давай, вперед». Я бы так не сказал, если бы был на его месте и сам хотел бы на тебе жениться.

— Повторяю. Наши с Мэтом отношения касаются только нас двоих. Но можешь поверить: это никоим образом не влияет на мое решение. Даже если бы Мэта вообще не существовало, ответ был бы точно таким же.

Наверное, ее слова прозвучали более резко, чем ей хотелось, но мысль о том, что Мэт дал Даниэлю добро на предложение руки и сердца, болью отозвалось в душе Кэролайн. По крайней мере, Мэт мог бы и сам сделать ей предложение, опередив брата, однако не спешил с этим. Хотя и признался, что неравнодушен к ней (до чего же холодное выражение, прямо живот сводит!), но тем не менее, ничего не говорил о женитьбе, и нельзя было рассчитывать на то, что когда-нибудь заговорит.

— Что же, раз ты тверда в своем отказе, я не стану настаивать. — Даниэль нахмурился и, резко повернувшись к ней спиной, двинулся прочь. Но вопреки ожиданиям Кэролайн направился не на улицу, а к лестнице, ведущей на второй этаж. И стал быстро подниматься по ней, перешагивая через две ступеньки.

— Куда ты идешь? — в растерянности окликнула она его.

— Собирать вещи. Будет лучше, если я перееду пока в город. Поживу какое-то время у Джеймса. Думаю, Мэри не станет возражать.

— Но…

Голос Кэролайн замер, поскольку Даниэль исчез из поля ее зрения. Через несколько минут он снова появился, неся в руке чемодан с наспех упакованными вещами, которые торчали изо всех щелей.

— Так будет лучше, уверяю тебя, — произнес Даниэль, спускаясь по лестнице. — В противном случае мы с Мэтом будем вечно драться друг с другом. Потому что я… люблю тебя, Кэролайн, чтобы ты там ни говорила. И мне будет нелегко смотреть, как ты попадешь в глупое положение по вине моего брата.

Сделав этот прощальный выпад, Даниэль вышел за дверь.

О постигшей Даниэля неудаче стало каким-то образом известно всем, в том числе Джону и Дэви, потому что за ужином никто не прореагировал на пустующее за столом место. Теперь, когда гнев Кэролайн начинал понемногу остывать, сердце ее слегка сжималось при взгляде на Мэта в надежде… в надежде на что? Что он извинится? Вряд ли. Чтобы он ни собирался ей сказать накануне, по всей вероятности, уже передумал. Поскольку все время молчал. Его постоянно сумеречное выражение лица отбивало у остальных членов семьи охоту разговаривать. Так что сразу после ужина, наскоро сделав уроки, мальчики отправились спать, а Роберт с Томасом вышли на улицу покурить.

Кэролайн осталась наедине с Мэтом. Тот не обращал на нее внимания, занятый какими-то узорами, которые он беспрестанно чертил пальцем на углу стола, свободном от тарелок. Кэролайн решила послать ко всем чертям и его, и груду грязной посуды. Она повернулась к Мэту спиной (он даже не заметил этого, по крайней мере, сделал вид), подхватила на руки Миллисент и направилась в свою комнату, демонстративно хлопнув дверью.

Однако ложиться спать было еще рано. К тому же Кэролайн не собиралась допустить, чтобы мысли о Мэте Мэтисоне не давали ей заснуть. Поэтому она решила заняться своими чемоданами, которые стояли, выстроившись в ряд у стены, с тех самых пор, как она устроила себе спальню в гостиной. С момента приезда Кэролайн была занята обслуживанием мужчин, так что у нее практически не оставалось времени для себя. И теперь она собиралась приятно провести оставшийся до сна час, перебирая реликвии своей прошлой жизни. За это время тарелки могут, конечно, покрыться слоем застывшего жира, что ж, очень жаль, но ничего не поделать: если Мэт желает, чтобы посуда была чистой, то пусть вымоет ее сам.

Миллисент заурчала и свернулась в клубочек в центре кровати, а Кэролайн осторожно присела на дощатый пол. Тело ее саднило. Несмотря на то, что она тщательно соскребла с себя малейшие следы прикосновений и ласк Мэта, даже выстирала всю одежду, которая была надета на ней предыдущей ночью, не могла избавиться от болезненных ощущений, при каждом резком движении напоминавших ей о том, что произошло. Конечно, она не была девственницей, но ее тело реагировало на физическую близость с мужчиной словно тело юной невесты. Но не менее болезненный отпечаток остался в душе.

«Что за непостижимый пол! Смогу ли я когда-нибудь понять этих мужчин?» — задавалась вопросом Кэролайн, чувствуя, как начинает закипать от ярости. Затем, сделав над собой усилие, постаралась переключить мысли.

В одном из чемоданов хранились те платья, привезенные из Англии, которые были слишком яркими, чтобы Кэролайн могла носить их, обратившись в пуританскую веру. Будь она откровенна перед собой, то призналась бы, что сделала это исключительно ради Мэта. Но сейчас Кэролайн было не до самокопания, кроме того, она запретила себе всякие мысли о старшем Мэтисоне. С минуту девушка задумчиво разглядызала содержимое чемодана, как вдруг ей пришла в голову идея: может быть, стоит вернуться к первоначальному стилю одежды просто для того, чтобы позлить Мэта. (Ну вот, опять она о нем думает, черт побери! Неужели так сложно выкинуть его из головы?) Однако подобное демонстративное поведение — всего лишь недостойное ребячество и вызвало бы пересуды жителей городка. Она была в ссоре с Мэтом, будь он неладен, но только с ним, и вовсе не намеревалась выставлять эту ссору напоказ. И так уже слишком много людей, если считать четырех братьев (Кэролайн была уверена, что Даниэль все расскажет Джеймсу, если уже не рассказал, а тот, естественно, поделится со своей женой), знали о том, что касалось только их двоих.

Кэролайн принялась разбирать второй чемодан. Здесь лежали пузырьки оставшихся без употребления лекарств, несколько книг и ее личные бумаги — ничего особо интересного. И вскоре она положила все на место. Оставался третий чемодан с вещами отца.

Кэролайн долго стояла на коленях перед последним чемоданом, прежде чем набралась храбрости открыть крышку. Проникший в ноздри запах так живо напомнил об отце, словно он внезапно появился рядом с ней. Худощавый, одетый с безупречным вкусом, голова склонена набок, волосы черные как смоль, и рыжевато-карие глаза, почти всегда искрящиеся юмором, какую бы черную полосу жизни ни переживал их владелец. Даже на смертном одре отец находил в себе силы смеяться. Это она, ухаживая за ним, потеряла способность радоваться жизни. Воспоминания, отчасти сладостные, отчасти горькие, снова захлестнули ее, и Кэролайн, сжавшись, как от удара, закрыла глаза. Прошло несколько минут, прежде чем она подняла веки и осторожно дотронулась пальцами до лацкана лежавшего сверху сюртука.

Он был из бархата насыщенного темно-зеленого цвета (Марселл Везерби не признавал скромных оттенков черного и серого, как оперение вороны), и отец частенько надевал этот сюртук, когда садился на весь вечер за карточную игру. Он любил, чтобы на Кэролайн было шелковое синее платье (оно еще сохранилось у нее), когда она сопровождала его, и с довольным видом говорил дочери, как хорошо они смотрятся вместе в этих нарядах. Отец обычно ставил на кон все имевшиеся деньги или свою счастливую брошь, если не было наличности (к счастью, как Элизабет рассказывала Мэту, Марселл почти всегда выигрывал). И они останавливались в самой лучшей гостинице, когда ему везло, или в не самой лучшей, когда не везло, но при этом неизменно строили грандиозные планы на будущее, бесспорно обеспеченное и счастливое.

Ее отец обожал рисовать заманчивую перспективу. Кэролайн печально улыбнулась, вспомнив, как часто он обещал подарить ей весь мир. Конечно, это были пустые обещания, но Марселл Везерби искренне верил в них, как долго верила и Кэролайн.

Полная противоположность Мэту, отец был изменчив, как ртуть, беспечен и жил только сегодняшним днем. Насколько Кэролайн знала, единственным его добропорядочным поступком было то, что после смерти ее матери он приехал за Кэролайн, чтобы забрать к себе. Он не переставал о ней заботиться, не отдал в чужие руки, а ведь с учетом характера отца, это не раз приходило ему в голову. Конечно, с ее внешностью, она не могла не приносить пользу человеку его профессии, но вместе с тем он по-своему любил Кэролайн. За последние несколько лет до его смерти они очень сблизились. И теперь боль от потери родного человека ощущалась как никогда остро.

Мэт, напротив, был воплощением надежности и прочности, словно гранитные скалы Новой Англии. Несмотря на все свои недостатки (а Кэролайн первая вызвалась бы засвидетельствовать неимоверное их количество и перечислить все до единого), он являлся опорой не только для его семьи, но теперь и для Кэролайн. В дни горя и печали Мэт стоял горой за каждого. И надо отдать ему должное: этот человек умел быть и нежным, и мужественным.

Как же она могла так сильно полюбить двух столь различных между собой мужчин?

Из самого угла чемодана вдруг что-то вспыхнуло рубиновым светом. Кэролайн узнала счастливую брошку отца. Она вытащила ее наружу и положила на раскрытую ладонь. Вещица довольна красивая, несмотря на фальшивые камни. Но они сверкали так ярко, как настоящие, и вполне могли одурачить несведущего человека. Это был талисман отца — и вместе с тем орудие Провидения, которое привело ее к Мэту.

Пальцы Кэролайн конвульсивно сжали брошку, и в этот миг ей показалось, что неясный, ускользающий от взора облик Марселла Везерби то возникает, то исчезает в тени комнаты, сразу за кругом света, отбрасываемого неярко горевшей свечой. Она как будто слышала его голос: отец желал ей найти свое счастье. Конечно, иллюзия моментально рассеялась, стоило Кэролайн вглядеться получше, но в душе осталась сладкая томящая боль, и Кэролайн смежила веки. Ее глаза начали наполняться горькими слезами, грозившими выступить из-под ресниц наружу, Но вместе се слезами пришло ощущение легкости.

Спустя много месяцев после смерти отца Кэролайн позволила себе наконец оплакать его и отпустить от себя образ ушедшего. Возможно, вскоре она найдет в себе силы оставить позади всю горечь и печаль прошлого, которая темным облаком обволакивала ее новую жизнь.

В этот момент безо всякого предупреждения дверь в комнату отворилась. Кэролайн тотчас же открыла глаза и с возмущением уставилась на Мэта. Он стоял на пороге, одной рукой опираясь о косяк. Итак, Мэт сказал Даниэлю, чтобы тот «действовал дальше» и сделал ей предложение? Этот совет, помимо всех его прочих поступков, явился последней каплей, что грозила переполнить чашу ее терпения. Кэролайн от души надеялась, что при слабом свете свечи Мэт не мог видеть слез, застывших у нее в глазах, и гневно продолжала смотреть на вошедшего. Освещенный только слабым отблеском очага, за его спиной Мэт казался большой темной тенью. Но даже в полумраке было заметно, что глаза Мэта сверкают ярко-голубым огнем. И Кэролайн сразу поняла, что целью его вторжения было отнюдь не желание извиниться.

— Когда я сюда приехала, разве я не говорила, что рассчитываю на уважительное к себе отношение? А ты вваливаешься ко мне в комнату, даже не удосужившись постучать! — Кэролайн заговорила первой. Тон ее был ледяным от ярости.

— Поскольку это мой дом, я не считаю, что ввалился без спроса. Собственно говоря, я могу входить, куда и когда мне вздумается.

— Но только не в мою комнату!

— Да ну?! И каким же образом, позволь тебя спросить, ты мне это запретишь?

— Если понадобится, я уйду из этого дома!

Со стороны Кэролайн это была чистейшей воды бравада, да еще выпаленная сгоряча. Конечно, Кэролайн не имела ни малейшего желания уходить из дома, и, если бы Мэт мог рассуждать здраво, он бы это понял. Однако в данный момент, похоже, у него в мыслях было не больше ясности, чем у Кэролайн.

— Разреши поинтересоваться, как ты собираешься это осуществить? Насколько я помню, у тебя за душой ломаного гроша нет. — Взгляд Мэта наткнулся на брошку, которую она все еще держала в руке. — А если собираешься использовать этот хлам, чтобы обмануть какого-нибудь простофилю, чтобы он помог тебе сбежать отсюда, советую выбросить затею из головы. Пока твой долг не будет выплачен мне сполна, я разыщу тебя везде, куда бы ни спряталась.

От его громовой речи слезы на глазах Кэролайн мгновенно высохли, и она быстро вскочила на ноги. Девушка уже успела переодеться ко сну, и сейчас на ней была только белая батистовая ночная рубашка. Толстая коса, завязанная на конце голубой лентой, спускалась на плечо. Ноги были голые, а грудь свободно вздымалась под тканью рубашки, достаточно тонкой, чтобы можно было различить темные круги сосков и треугольник черных волос между ног. Глаза Мэта, сузившиеся от возбуждения, шарили по ее телу, и горевший в них огонь желания грозил выйти из-под контроля. Губы сжались в одну прямую линию.

— Убирайся вон из моей комнаты! — воскликнула Кэролайн, с трудом сдерживая ярость. Ее ладонь так крепко сжала брошку, что та буквально врезалась ей в пальцы.

— Ты слышала, что я сказал? Ничего не добьешься, если попытаешься бежать!

— Убирайся из моей комнаты или я закричу!

— Неужели закричишь?

Однако, как Кэролайн и предполагала, угроза разбудить его сыновей и братьев не могла не возыметь своего действия. Мэт не пошел бы на то, чтобы они — особенно дети — стали свидетелями их сугубо частных взаимоотношений. Да и сама она точно так же не хотела вмешивать сюда других людей, поэтому вряд ли решится поднять шум.

— Закричу! — промолвила Кэролайн, встретив в его взгляде ответный суровый блеск. Она вздернула подбородок, полная готовности дать немедленный отпор. Мэт может понукать в этом доме всеми остальными, но в отношении нее это у него не выйдет.

— Вчера вечером ты не стремилась так быстро от меня отделаться.

В его словах звучала плохо скрываемая насмешка, от которой щеки Кэролайн мгновенно вспыхнули горячим румянцем. Как он смеет ей об этом напоминать! При виде синяка, который Даниэль поставил Мэту под глазом, Кэролайн ощутила злорадство. А также колоссальное искушение украсить его второй глаз.

— Вчера вечером я не предполагала, что ты окажешься таким законченным ослом!

Мэт, задетый за живое, только крепко сжал челюсти и раздул ноздри.

— Видимо, твои аристократические манеры понемногу начинают уступать место грубости, — произнес он с нарочитой медлительностью.

Тон Мэта мгновенно воспламенил ее ярость, как пламя поджигает пороховой заряд. Кэролайн плотно сжала зубы, до боли выпрямила спину и бросила на него испепеляющий взгляд своих золотистых глаз.

— Вон отсюда, — прошипела она.

Мэт и не подумал сдвинуться с места. Он продолжал улыбаться дразнящей, насмешливой улыбкой, как бы провоцируя ее на решительные действия. Кэролайн отвела назад руку и со всей силой, на какую только была способна, швырнула брошкой ему в лицо. Она бы наверняка попала в цель, если бы в последнюю минуту Мэт не отпрыгнул в сторону и поймал на лету брошку. Сейчас он находился уже в комнате, и от этого она казалась совсем крошечной, поскольку и без того была заставлена кроватью Кэролайн и ее вещами, умывальником и различными кухонными принадлежностями, которые хранились здесь за неимением другого места. Кэролайн снова обратила внимание на то, какой Мэт высокий и широкоплечий. Он повертел брошь между большим и указательным пальцами с выражением холодной неприязни на лице. Свет от свечи отражался в поддельных камнях, расправленный павлиний хвост переливался всеми оттенками, словно состоял из ярко-красных рубинов, синих сапфиров и зеленых изумрудов.

— Какая дрянь, — процедил сквозь зубы Мэт.

И прежде чем Кэролайн догадалась, что он собирается сделать, Мэт бросил брошь на пол и со всей силой надавил на нее каблуком. Хруст раздавленного стекла показался ей громовым выстрелом.

— Нет! Не надо! — Кэролайн бросилась к Мэту, оттолкнула его в сторону, но уже ничего нельзя было поправить. Изящная безделушка превратилась в горстку цветных осколков, среди которых уцелел только фрагмент птичьей головки. Кэролайн стояла и смотрела на эти останки, чувствуя, как в горле поднимается неприятный ком. Затем она опустилась на колени и собрала крошки разбитого стекла в ладони. — Я никогда тебе этого не прощу, — прошептала она, еле сдерживая рыдания. И, подняв голову, с ненавистью посмотрела на Мэта.

Его взгляд был непроницаемым. Только в углу рта дернулся мускул.

— Мне очень жаль, — произнес он, и Кэролайн рассмеялась горьким смехом.

Мэт открыл было рот, собираясь еще что-то сказать, но затем передумал. Стиснув до боли губы и сжав кулаки, он повернулся на каблуках и вышел из комнаты, оставив Кэролайн одну.

Назавтра был базарный день. Кэролайн встала, соорудила завтрак (хотя, если бы не Джон и Дэви, она скорее согласилась бы гореть в аду, чем готовить Мэтисонам пищу) и выпроводила всех пятерых из дома. При этом проронила не более десятка слов, без которых просто нельзя было обойтись и адресованных исключительно мальчикам. Роберту и Томасу она вообще ничего не сказала, поскольку они были братьями Мэта, а с ним и вовсе наотрез отказывалась разговаривать. Как и Кэролайн, Мэт тоже хранил зловещее молчание. Их враждебность ощущалась почти физически, и ее невольные свидетели поспешили убраться с кухни с той поспешностью, с какой прощеные грешники покидают чистилище. Выходя следом за братьями, Мэт остановился на пороге и обернулся к Кэролайн, как будто хотел ей что-то сказать. Но, лишь взглянув на ее лицо, изменил свое намерение и решил не испытывать гнев Кэролайн.

Уже наступило бабье лето, и было по-настоящему жарко. Кэролайн занялась домашними делами, которые хотела успеть сделать до похода в город. Затем отправилась к западному полю отнести работающим мужчинам еду. И, прокричав «э-ге-гей!», буквально бросила там провизию и пошла домой. По дороге Кэролайн начала сомневаться, стоило ли идти на рынок, куда она регулярно наведывалась раз в неделю, чтобы пополнить запасы продуктов. Но перспектива повидаться с Мэри и посидеть у нее в гостях была довольно заманчивой (хотя Мэри наверняка с нетерпением ждет от нее подробностей обо всем, что произошло между ней, Даниэлем и Мэтом), да в любом случае Кэролайн не сиделось в четырех стенах. Поэтому, взяв в одну руку корзину, а в другую мушкет, она отправилась в Сейбрук. После того как она увидела в окне дикаря, Кэролайн всегда брала мушкет с собой, выходя надолго из дома.

По дороге ей встретилось небольшое стадо визжащих и хрюкающих свиней, видимо, только что купленных на рынке. Их погоняли двое юношей и пожилой мужчина, который по возрасту мог приходиться им отцом. Кэролайн приветливо улыбнулась всем троим и постаралась обойти толкающихся и теснящих друг друга животных. Те подняли такую пыль, что она сразу же закашлялась, едва не задохнувшись и, пытаясь ее рассеять, изо всех сил замахала руками. Через несколько минут мимо проскакал галопом почтальон — тщедушный молодой человек. Его крепкая пятнистая лошадка тоже подняла целые тучи пыли. Кэролайн очутилась в самом центре клубящегося золотистого облака и примирилась со своей участью. В столь жаркий, засушливый день ей все равно никак не удастся спастись от пыли.

Когда Кэролайн добралась до города, ей казалось, что вся она, с головы до ног, обсыпана пылью, словно пирог сахарной пудрой. И прежде чем переступить порог дома Джеймса, девушка провела рукой по волосам и несколько раз с усердием встряхнула тяжелыми юбками. Мэри встретила ее приветливой улыбкой, и не успела Кэролайн опомниться, как уже сидела за кухонным столом напротив своей подруги, пила чай и отвечала на ее вопросы.

— Так Даниэль, в самом деле, предложил тебе стать его женой? И ты ему отказала? Поэтому-то он пришел к нам? — В голосе Мэри, когда она не спеша прихлебывала свой чай, звучало недоверие.

В углу Хоуп играла с матерчатой куклой, которую смастерила для нее Мэри, и обе женщины то и дело посылали малышке нежные взгляды.

— Разве он рассказал вам что-нибудь другое? — уклонилась от прямого ответа Кэролайн, не питая, впрочем, особых иллюзий. Мэри была любопытна, как воробышек, и Кэролайн почти не сомневалась, что подруга так или иначе вытянет из нее все — во всяком случае, самое существенное — еще до того, как Кэролайн отправится домой.

— Мне Даниэль ничего не говорил, хотя, возможно, он что-то сообщил Джеймсу. Не успел брат появиться у нас на пороге, как к Джеймсу пришли члены городского управления и попросили съездить в Нью-Лондон и привезти оттуда врача. Ты в курсе, что жена констебля и еще трое горожан свалились с какой-то ужасной болезнью? Нет? Так вот, они все заболели, и в городе считают, что перед этой болезнью искусство мистера Вильямса, достойное всяческой похвалы, бессильно. Даниэль вызвался поехать вместе с ним. У меня даже не было времени хорошенько расспросить мужа, хотя я просто умирала от желания узнать, откуда у Даниэля на лице такие здоровенные синяки. — Мэри немного помолчала, выжидающе глядя на Кэролайн.

Та вместо ответа опустила глаза к своей чашке, затем стала сосредоточенно смотреть на Хоуп и по сторонам, стараясь не встречаться взглядом с Мэри. Не выдержав, та издала нечто похожее не храп или фырканье. Столь неделикатный и нехарактерный для Мэри звук заставил Кэролайн быстро взглянуть на нее. И по торжествующему выражению лица подруги поняла, что она преследовала именно эту цель.

— Ну ладно. — Кэролайн вздохнула, решив прекратить сопротивление. — У Даниэля с Мэтом… произошла… некоторая размолвка.

— Размолвка? — У Мэри округлились глаза. — Ты хочешь сказать, драка? Из-за тебя?

Вместо ответа Кэролайн хмуро кивнула головой.

— Вот здорово! — лукаво улыбаясь, воскликнула Мэри.

— Как ты можешь так говорить!

— Звучит ужасно, не правда ли? — радостно посмеивалась Мэри. — Но моим заветным желанием всегда было видеть Мэта женатым и счастливым. Ему так много пришлось пережить, а он такой чудесный человек! Джеймс очень его любит и я тоже. Мэт заслуживает хоть немного счастья. А ты — ты именно та, кто ему нужен! Сама удивляюсь, как же я не поняла этого раньше?! Ведь я все время прочила тебя в жены Даниэлю, и это закрывало мне глаза на все другие варианты.

— Но Мэт не сказал мне ни слова о женитьбе.

— Дорогая моя, если он сцепился со своим братом — они ведь все пятеро очень близки между собой, — то ни о чем другом Мэт и не помышляет, поверь мне. Даже если колеблется в данный момент, то, вероятнее всего, потому, что у него в голове все смешалось. В подобных делах мужчины не обладают и половиной ясного женского ума.

Это объяснение придало Кэролайн немного уверенности, и она чуть приободрилась. После того как Мэри выудила из своей гостьи все, даже самые незначительные детали происшедшего (хотя Кэролайн, конечно, умолчала о том, что произошло между ней и Мэтом в сарае), она наконец согласилась отпустить подругу по делам. Но ровно на столько, что-бы сделать необходимые покупки. И то при условии, что по пути домой Кэролайн еще раз заскочит к ней немного поболтать. Так как Кэролайн в любом случае пришлось бы вернуться за мушкетом, который она оставила в углу кухни, она с готовностью согласилась. Хотя после продолжительной беседы у нее почти не оставалось свободного времени.

— Я всегда чувствовала, что мы станем сестрами, хотя и представляла тебя женой другого брата, — сказала Мэри, прощаясь.

На секунду она заключила Кэролайн в объятия. Кэролайн улыбнулась и тоже обняла ее. И хотя она была уверена, что Мэри чересчур оптимистична в отношении намерений Мэта, все еще продолжала улыбаться, когда, помахав подруге, вышла на улицу.

Обычно сонная, тихая главная площадь в базарные дни преображалась. Утопавшие в жаре, как в легком, слегка дрожащем облаке, покупатели отчаянно торговались с фермерами, продававшими зерно и овощи, а также выращенный домашний скот и птицу, которые демонстрировались тут же, в повозках, и наскоро сооруженных загонах. Уличные разносчики предлагали ножницы, ножи со стальными лезвиями и прочие подобные предметы. Предприимчивые горожане стояли за прилавками, где были выставлены пироги с мясом и кружки сидра. Среди толпы бродило даже несколько одетых в штаны из оленьей кожи индейцев, предлагая за понравившийся им товар связки меховых шкурок. Стайка мальчишек в кожаных передниках — Кэролайн решила, что это ученики ремесленников, — сидели в тени раскидистого вяза и отпускали шуточки в адрес прохожих, в том числе Кэролайн. Она не стала обращать внимания ни на них, ни на пастора с его дьяконами, довольно активно сновавших взад и вперед, будто пытаясь одним своим серьезным видом поддерживать порядок в толпе изнемогающих от жары людей.

Поравнявшись с Кэролайн, преподобный отец Миллер бросил на нее суровый взгляд, но когда она, без тени смущения или страха, уставилась на него, притворился, что ничего не заметил. Слуги и служанки в голубых рубахах и передниках мелькали среди горожан, покупая припасы для своих хозяев. Кэролайн пришло в голову, что, если бы не Мэт, она могла бы оказаться одной из них. Но эта мысль была настолько неприятна, что она поспешила выбросить ее из головы.

Рыночная площадь, опустевшая из-за обеденного времени, стала снова заполняться покупателями, которые дожидались, когда уставшие от жары фермеры согласятся снизить цены. Кэролайн увидела неподалеку Ханну Форрестер и Пейшенс Смит и помахала им. Затем поприветствовала Саймона, отца Лиззи Питерс, служащего городского акцизного управления. Это был лысеющий, с округлым брюшком человек, чья изрядно поредевшая шевелюра лишь отдаленно напоминала рыжую копну Лиззи. К удивлению Кэролайн, Саймон демонстративно отвернулся от нее и даже не пошевелил пальцами в ответ на приветствие.

Очевидно, в городе еще не знали, что Даниэль сделал Кэролайн предложение и был отвергнут. Иначе мистер Питерс, вероятно, пал бы перед ней на колени.

Кэролайн еще долго улыбалась мрачной улыбкой, покупая свежую треску. Присоединив рыбу к паре уток, которых планировала приберечь на конец недели, и еще кое-какой провизии, она решила, что остальное докупит в следующий раз. Было так жарко, что, казалось, волны раскаленного воздуха поднимаются от самой земли. Тщетно обмахиваясь фартуком, как веером, Кэролайн покинула рыночную площадь и направилась обратно вдоль Хай-стрит.

На пути к дому Джеймса она прошла мимо приземистого белого здания школы, где все окна от духоты были открыты настежь. Изнутри доносились напевные строки гимнов: дети повторяли урок. Кэролайн слегка улыбнулась, узнав скороговорку, которую пару дней назад усердно проговаривал Дэви:

— Юные Авдий, Давид и Иосая — все набожны были и благочестивы…

…Захария… он… стал на дерево лезть, чтобы Господа узреть.

«Какие безрадостные уроки», — подумала Кэролайн, как и в тот раз, когда услышала их впервые. Но здесь, в этом пуританском краю, многое было безрадостно. Конечно, среди колонистов встречались люди, не соблюдавшие обычаев «круглоголовых», но их было очень мало, и к ним относились не самым лучшим образом. Одного упоминания о короле Карле было достаточно, чтобы ортодоксальные горожане начинали кипеть от злости, а то и просто плеваться. Кэролайн никак не могла уразуметь, как столь богобоязненные и ревностно почитающие Господа люди могли отказывать своему королю в праве являться помазанником Божьим. В конце концов, она поняла, что, считая себя богоизбранным народом, они готовы были растоптать любого, кто не разделял их религиозных убеждений или не вписывался в строгие каноны пуританской морали.

Крики, внезапно раздавшиеся за ее спиной, заставили Кэролайн обернуться. Ученики, как горох, энергично посыпались вниз по ступенькам школьного крыльца. Вероятно, из-за жары им устроили дополнительную дневную перемену. Следом за ребятишками на крыльцо вышел учитель и остановился на ступеньках, косясь в сторону городской площади. Одетый в рубашку с короткими рукавами, сутулый и худощавый, он выглядел очень изнуренным и, видимо, не только от жары. Кэролайн снова взглянула на учеников. Мальчишки, особенно маленькие, здорово похожи друг на друга, если смотреть на них издали. Но Кэролайн показалось, что она различает иссиня-черные головки Джона и Дэви среди носящихся по двору учеников. Будь она уверена в том, что ей обрадуются, Кэролайн навестила бы их.

Она не успела пройти по дороге и полдюжины шагов, как услышала позади себя дрожащие от страха голоса и остановилась словно вкопанная.

— Бешеная собака! Бешеная собака!

Отчаянные крики не умолкали. Кэролайн обернулась и увидела детей и взрослых, разбегавшихся в разные стороны от дороги, будто листья, гонимые внезапным порывом ветра.

— Бешеная собака! — снова раздался предупреждающий об опасности крик.

Мужчины и женщины, подхватив под руки детей, стремительно убегали прочь. Толпа школьников неслась по дороге в направлении Кэролайн. Одним из первых бежал быстроногий Джон, а пыхтевшего Дэви она заметила в последних рядах среди малышей. На лицах всех детей отражался ужас.

— Джон! Дэви! — Уронив на землю корзину, Кэролайн ринулась им навстречу.

Но Джон и его товарищи уже резко свернули влево от дороги, по которой двигался их преследователь. Только Дэви, услышав ее зов, отделился от своих друзей и побежал к Кэролайн, изо всех сил колотя по воздуху руками и топая ногами. У малыша было красное от жары и бега лицо, а глаза от страха широко раскрыты.

— Тетя Кэролайн! — закричал он истошно и тут Кэролайн увидела того, кто бежал за мальчиком.

Это был довольно приземистый беспородный пес, размером почти вполовину меньше Рейли (хотя в этот момент он казался огромным, как Иаков), с черной гладкой шерстью, дикими глазами и раскрытой пастью, из которой непрерывно стекала пенящаяся слюна. Пена клочьями лежала на его морде, особенно густо покрывая челюсти. Собака находилась примерно в пяти ярдах от Дэви, и расстояние между ними неумолимо сокращалось.

Кэролайн моментально среагировала, не успев даже обдумать ситуацию. Она бросилась к Дэви, чьи маленькие ножки не могли выжать из себя достаточной скорости и подхватила его на руки — он крепко вцепился в нее, дрожа всем телом. Затем быстро побежала вместе с ним к ближайшей березке в углу двора, на которой можно было укрыться от опасности. Мгновенно подсадив ребенка на одну из веток, Кэролайн поняла, что у нее самой не остается времени влезть туда следом, даже если бы дерево ее выдержало, а тяжелые, пышные юбки позволили свободно двигаться. Она уже слышала за спиной тяжелое, прерывистое дыхание зверя.

Обернувшись, Кэролайн буквально вжалась в тонкий ствол деревца, понимая, что это единственное ее укрытие. Холодный ужас пробежал вдоль позвоночника, когда она увидела не более чем в ярде от себя широко разинутую пасть, усеянную страшными острыми клыками и источающую смертоносную слюну. Кэролайн была так напугана, что не могла даже кричать. Она лишь вытянула вперед обе руки в тщетной надежде защититься от собаки — и вдруг (невероятно!) животное пробежало мимо.

Колени Кэролайн подогнулись, и она, словно тряпичная кукла, осела на землю, дрожа и все еще держась за дерево.

— Тетя Кэролайн! Тетя Кэролайн!

Дэви поспешно спустился вниз, и Джон тоже спрыгнул с крыльца, где просидел все это время, скорчившись от страха. Оба мальчика опустились на колени рядом с Кэролайн, дабы убедиться, что с ней все в порядке. Лица у них были смертельно бледны. В естественном порыве Кэролайн заключила детей в объятия и крепко прижала к себе. Они не отстранились и даже, как ей показалось, тоже обняли ее своими ручонками. На какое-то время все трое так и застыли, прильнув друг к другу, пока не прошел шок от пережитого страха. Где-то рядом Кэролайн услышала звук выстрела, а потом громкий торжествующий крик, оповестивший всех, что собака убита. Подняв глаза поверх ребячьих голов, Кэролайн встретила холодный немигающий взгляд пастора, который вместе с другими спешил взглянуть на труп несчастного животного. Не проронив ни слова, священник продолжил свой путь, подняв сутаной целое облако пыли.

— Ты спасла Дэви жизнь! — Джон первым высвободился из ее объятий, и в глазах, устремленных на Кэролайн, появилось восторженно-почтительное выражение.

— Я так испугался! — Дэви все еще прижимался к ней, и Кэролайн отважилась погладить его по шелковистым кудрям.

Мальчик не отстранился, да и брат не нахмурился за подобную вольность. И Кэролайн поняла: последний из барьеров, которыми они оба все это время отгораживались от нее, наконец рухнул.

— Я и не предполагала, что умею так быстро бегать, — призналась Кэролайн, и все трое улыбнулись друг другу.

— Ты закинула меня на дерево, словно я какая-нибудь пушинка! — смеялся Дэви.

— А эта собака бежала за тобой, как будто собиралась разорвать на мелкие кусочки! — тараторил Джон.

— Я думал, тебе конец, тетя Кэролайн, — подытожил Дэви.

— Если честно, я тоже так думала, — ответила Кэролайн. Она снова обняла Дэви, потрепала по плечу Джона и позволила им помочь ей подняться на ноги, словно была немощной старушкой. Собственно оворя, в тот момент она такой себя и ощущала. С трогательной и нежной заботой мальчики отвели Кэролайн обратно к тому месту, где она бросила корзину. Треска вывалилась на землю, и уже была непригодна для еды, но больше ничего не пострадало. Вскоре ребят позвал учитель. Кэролайн помахала им вслед, предварительно заверив, что с ней все в порядке, и поплелась в дом Мэри, где чуть не упала от изнеможения прямо на кухонный пол. Спустя некоторое время, после того как было выпито две больших кружки крепкого чая и произнесено множество «ахов» и «охов», Кэролайн почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы отправиться в обратный путь.

Солнце уже садилось и казалось красноватым, покрытым легкой дымкой шаром, при свете которого окружающий ландшафт окрашивался в оранжевые цвета. С усеянного белыми барашками волн залива, напоминавшего по цвету потускневшее от времени серебро, подул легкий, почти незаметный ветерок. Даже вода казалась горячей и навевала мысли о жаре. Впервые за весь путь Кэролайн свернула на ведущую к лесу тропинку, предвкушая в гуще деревьев приятную прохладу.

Все еще не вполне оправившись после пережитого страха, Кэролайн крепко сжимала под мышкой тяжелый мушкет, держа в другой руке доверху наполненную покупками корзину. Перед глазами в теплом воздухе танцевали частички пыли. Над головой лиственный шатер переливался всеми оттенками красного и золотого. Под ногами шуршала уже опавшая листва.

Внимание Кэролайн привлекли странные знаки, вырезанные на стволе дерева, которое росло неподалеку от тропинки. Она остановилась, затем свернула и подошла поближе, чтобы рассмотреть символы. Они очень походили на буквы, но, если это действительно было так, Кэролайн не могла расшифровать ни одной из них.

Насупив брови, она отошла от дерева и вернуласт обратно на тропу — и почти сразу же кто-то набросился на нее со спины. Кэролайн резко вскрикнула пошатнулась, выронила из рук мушкет и корзину и упала на землю под тяжестью еще нескольких неизвестных ей существ, пришедших на помощь первому. После ее отчаянного крика девушке с силой заткнули рот кляпом из вонючей грязной тряпки («По крайней мере, — подумала Кэролайн, — противника принадлежат к человеческому роду»), затем связала за спиной руки и рывком подняли на ноги.

К своему ужасу, Кэролайн обнаружила, что стала пленницей банды дикарей. Ее окружали шестеро сильных мужчин, почти полностью обнаженных, если не считать набедренных повязок и мокасин. Из покрытые разноцветными полосками голые тела, судя по блеску и отвратительному запаху, были щедро намазаны медвежьим салом.

В тот самый миг, когда Кэролайн, казалось, узнала характерные ястребиные черты лица того самого дикаря, которого оба раза встречала на ферме, ее толкнули вперед и заставили шагать со страшной быстротой, почти бежать по лесу, так что знакомая тропинка осталась далеко позади.

— Папа, папа! Ты бы видел, что сегодня произошло в городе! — радостными воплями приветствовали Мэта сыновья, едва ввалившись в дом через парадную дверь.

Мэт, уже некоторое время бродивший по дому в поисках Кэролайн, чтобы принести ей свои извинения (он собирался сделать это еще вчера утром, пока его не опередил Даниэль), сперва слушал их болтовню вполуха. И только когда они почти закончили свой сбивчивый рассказ, он понял, что его самые страшные предположения, скорее всего, сбылись: Кэролайн ушла из дома. Накануне вечером, услышав сквозь тонкие стены, как она открывает и закрывает чемоданы, Мэт испугался, что девушка задумала сбежать. Когда он зашел к ней и увидел на ее ладони эту брошку (будь она трижды неладна!) и саму Кэролайн в почти прозрачной ночной рубашке, то чуть не лишился рассудка. Его страх выкристаллизовался в нечто осязаемое и способное причинить настоящую боль. Должно пройти немало времени, прежде чем он сможет простить себе, что растоптал такую ценную для Кэролайн вещь. (Правда, он уже отдал все необходимые распоряжения и надеялся со временем хотя бы частично искупить свою вину.) Но простит ли его сама Кэролайн? Это беспокоило Мэта прежде всего.

Пока сыновья рассказывали ему про бешеного пса, вновь и вновь с энтузиазмом описывая, как Кэролайн спасла Дэви жизнь, один факт, по меньшей мере, переставал вызывать сомнения: Кэролайн ушла в город, но оттуда не возвращалась.

Сам Мэт ждал ее дома почти четверть часа. Он закончил работу пораньше, поскольку не мог больше ни о чем думать, кроме как о скорейшем примирении с Кэролайн. В прошлый раз с брошкой он вел себя безобразно, ему не было и не будет оправдания, и Мэт это знал. Не лучше он проявил себя и в тот вечер, когда они занимались любовью. Он причинил Кэролайн не только физическую боль, но и нравственные страдания, хотя сам при этом получил ни с чем не сравнимое удовольствие. И сейчас мучился угрызениями совести, чувствуя себя последним негодяем и подлецом.

Неужели ему никогда не победить в себе демона похоти, терзавшего его на протяжении всей его взрослой жизни? Будь его воля, он скорее дал бы отрезать себе кисть руки, чем причинить боль Кэролайн.

Однако нежные чувства к Кэролайн только усилили желание обладать ею. Даже в тот момент, когда он сделал ее своей, нежность и желание объединились в одно целое, заставив Мэта пережить такой накал страсти, подобный которому он никогда прежде не испытывал.

А потом возник Даниэль со своим предложением, и клубок еще больше запутался. Мэт был сам не рад, что испытывает отчаянную ревность к брату, которого никогда не переставал горячо любить.

Мэт прекрасно отдавал себе отчет в том, что для Кэролайн было бы лучше предпочесть ему Даниэля, и эта мысль рождала в его душе самые горькие чувства. Даниэль пришел бы к ней не потрепанным жизнью, без шрамов на теле и в душе. Он смог бы принять ее любовь и ответить взаимностью, и в их совместной жизни не было бы места теням из прошлого.

В то время как он сам был таким, каким его сделала жизнь, — не лучше и не хуже.

Но Мэт был твердо намерен навсегда сделать Кэролайн своей. Даже если бы для этого ему пришлось ползти к ней на четвереньках по острым скалам… или снова сильнейшим ударом свалить с ног своего брата.

Мальчики проголодались, и Мэт выложил на стол хлеб, сыр, варенье и молоко, а сам поспешил к выходу. Если Кэролайн могла оставить Дэви и Джона без ужина, значит, она и впрямь дьявольски зла на него.

А, может быть, она и не собирается возвращаться? Эта мысль, едва возникнув, острой болью пронзила сердце. «Черта с два я позволю ей!» — в ярости воскликнул про себя Мэт и едва не сбил с ног Роба и Тома, столкнувшись с ними у задней двери.

— Куда ты собрался? — От изумления оба отступили назад.

— Хочу вернуть Кэролайн домой, — прорычал Мэт. — Вы остаетесь с мальчиками.

Братья смотрели на него, раскрыв рты, но, прежде чем они успели сказать или спросить что-то еще, Мэт вышел за дверь.

Преисполненный гнева и решимости действовать, он быстро и энергично направился по тропинке, ведущей в город. Наверняка Кэролайн в доме Джеймса.

Мэту потребовалось немалое самообладание, чтобы постучаться в дверь дома и спросить у Мэри, здесь ли Кэролайн. Ведь наверняка кто-то рассказал Мэри — сама Кэролайн либо Даниэль, а, может быть, Джеймс — о том, что произошло. А Мэту было очень неприятно, что о нем стало известно нечто сугубо личное, касавшееся только его одного. Возможно, в улыбке Мэри и сквозило едва уловимое лукавство, возможно, в ее глазах на мгновение и зажглись веселые огоньки, когда она уверяла, что Кэролайн у нее нет. Однако суть ее слов мгновенно заставила Мэта забыть про смущение. Улыбку же Мэри как стерло.

Если Кэролайн здесь не было, и она до сих пор не появилась у себя дома, то где же она в таком случае? Мэри, теперь столь же обеспокоенная, как и Мэт, заверила его, что несколько часов назад Кэролайн направилась именно домой. И никуда больше — это точно. Нет, она не могла убежать с Даниэлем (Мэту ужасно не хотелось обсуждать эту версию, но он продолжал мучиться подозрениями), поскольку тот еще позавчера уехал вместе с Джеймсом в Нью-Лондон.

Когда и эта, последняя гипотеза, вызывавшая у Мэта прилив ярости, была опровергнута, леденящий страх обуял его душу. Он лучше многих знал, какие опасности таил в себе лес. Первое, что пришло Мэту в голову, была мысль о сатанистах и их тайном обществе, однако они собирались на шабаш только глубокой ночью и в определенные фазы луны. Кэролайн же, по всей видимости, исчезла днем, поэтому не могла попасть в руки тех, кто раньше заманил в свои сети ее сестру.

Попросив у Мэри фонарь, Мэт поспешил назад, чтобы тщательно осмотреть дорогу, ведущую из города на ферму, и пересекающую лес тропинку. Он двигался вперед, высоко подняв фонарь над головой, и едва не сходил с ума от того, что вынужден идти предельно медленно, чтобы не пропустить самой крошечной зацепки, которая могла бы навести его на след. По ходу Мэт напряженно перебирал в уме все возмолшые варианты происшедшего.

Кэролайн могла упасть и сейчас лежит где-нибудь без сознания. Возможно даже, он прошел мимо, торопясь побыстрее попасть в город. Или повстречалась с каким-нибудь негодяем-траппером[9], и он увез ее с собой Бог знает куда. А что если ее выследил какой-нибудь хищный зверь, например ягуар, или загрыз волк?..

Но когда, в конце концов, Мэт обнаружил брошенные корзину и мушкет, лежавшие сбоку от тропинки, чуть в глубь леса, не осталось ни малейших сомнений в том, какая участь на самом деле постигла Кэролайн. Такое даже не пришло ему в голову!

Кэролайн была похищена бандой индейцев! Сердце Мэта словно окаменело, скованное ледяным страхом, и он стремглав понесся к дому, всей душой моля Господа о том, чтобы с Кэролайн ничего не случилось.

Всю ночь и весь следующий день Кэролайн пихали, толкали и тянули чуть ли не волоком, не давая ей отстать от своих без устали шагающих конвоиров. Они останавливались только для того, чтобы поесть и немного отдохнуть, и время от времени переговаривались между собой на языке, который Кэролайн казался бессмысленным набором звуков. Когда она, наверное, в десятый раз споткнулась на ходу, похитители, по всей вероятности, догадались, что ей мешают длинные, почти до земли юбки, и они, не раздумывая, резанули по ним ножом. Кэролайн помертвела от ужаса, когда лезвие прошило подол серого хлопчатобумажного платья и белую нижнюю юбку. В ее воображении возникли сцены насилия или вовсе убийства. Однако нож даже не оцарапал ей кожу, к тому же дикари не проявляли к ней, как к женщине, никакого интереса. Когда ноги Кэролайн, если не считать белых хлопчатобумажных чулок, оказались открыты для всеобщего обозрения почти до колен, они вытащили у нее изо рта кляп, сунули в лицо как-то по-особенному пахнущую буханку хлеба и держали так некоторое время, с нетерпением ожидая, пока она поест. Затем поднесли воду в блестящем, как будто смазанном маслом, бурдюке из оленьей кожи.

После снова засунули в рот кляп и подтолкнули в спину, давая понять, что следует поторапливаться, их маршрут пролегал вдоль реки Коннектикут, несшей свои воды в глубь материка, прочь от морских просторов.

Река с довольно сильным течением посредине была широкой и очень красивой, с высокими поросшими травой берегами и голубоватой водой. В лесу, вплотную прижимающемуся к обоим берегам, жара уже не ощущалась. Воздух здесь был не просто прохладным, он становился все холоднее.

Кэролайн ослабела, но боялась, что, если упадет без сил, то ее просто-напросто добьют и оставят труп на съедение волкам. Поэтому, сцепив от боли зубы и собрав все силы, постаралась сосредоточиться только на том, чтобы не отставать от своих почему-то хранивших молчание конвоиров. Когда их маленькая группка наконец остановилась (это случилось на следующий после ее похищения день, незадолго до заката), Кэролайн облегченно опустилась на колени. Если и в эту ночь ей не позволят хоть немного поспать, она утром не сможет продолжать путь. И что с ней тогда будет? При одной мысли об этом Кэролайн пробрала дрожь.

Трели каких-то неизвестных ей птиц то приближались, то отдалялись. Спустя несколько минут Кэролайн с удивлением обнаружила, что эти звуки поблизости издавал один из ее конвоиров. Когда откуда-то со стороны послышалось ответное пение, девушку рывком поставили на ноги и подтолкнули в ту сторону, откуда оно прозвучало.

Похитители окружили Кэролайн плотным кольцом, словно военный эскорт, сопровождающий взятого в плен противника, и в таком виде они все вместе вышли из чащи прямо к лагерю индейцев.

Он располагался в плодородной и хорошо охраняемой долине, на берегу небольшого озерца — маленького, как пруд, и такого чистого, что вода в нем казалась голубой. Пара десятков хижин, представлявших собой довольно неряшливо построенные пирамиды из соломы и хвороста, взъерошенные, как скирды сена, составляли костяк деревни. Небольшие костерки обозначали границы отгороженной от соплеменников территории, посредине которой горел костер повыше. Женщины, одетые в бесформенные, кое-где рваные одежды, на миг оторвавшись от своей стряпни, без особого любопытства обернулись навстречу вновь прибывшим. Дети и собаки проявили гораздо больший интерес: несколько ребятишек даже прервали игру и окружили их, а пяток собак пролаяли что-то приветственное.

Кэролайн провели через деревню к центральному костру. Там на корточках сидели четверо старых индейцев, передававших по кругу украшенную перьями курительную трубку. Они подняли на подошедших глаза, такие же черные, как их жесткие волосы. Старший из конвоиров шагнул вперед, а один из четверки, судя по виду самый древний, встал, и они обменялись приветствиями. Затем в их сторону был сделан знак рукой, и кто-то из конвоиров взял Кэролайн за запястье и подтолкнул к усевшемуся на прежнее место старику.

Кожа того имела оттенок красного дерева, а глаза, терявшиеся среди целой паутины морщин, были темными и влажными и излучали мудрость. Что касается фигуры, то ростом он едва доставал до плеча конвоиру и, насколько позволяло заметить одеяло, в которое был закутан старик, обладал весьма округлым брюшком. У него был широкий нос, а рот представлял собой тонкую, словно порез, линию на квадратном, изрытом оспой лице, внушавшем неодолимый ужас. Кэролайн поняла, что перед ней сидел вождь, от которого, очевидно, зависела ее дальнейшая судьба. И ей снова стало страшно.

Вождь подал знак. Ей вынули изо рта кляп и развязали руки. Кэролайн потерла затекшие запястья, провела языком по пересохшим губам и стала ждать, что будет дальше.

Старик внимательно оглядел ее с головы до ног.

— Ты и есть мудрая женщина? — спросил он. Он говорил по-английски гортанными звуками, но его можно было понять.

Кэролайн моргнула. Она совсем не ожидала, что к ней обратятся вполне рассудительно, и к тому же на ее родном языке. Она хотела было сказать «нет», но передумала и утвердительно кивнула. Пока Кэролайн ждала, окажется ли ответ тем, на который рассчитывал вождь, у нее от страха буквально перехватило дыхание.

— Хорошо. Так мы слышали от наших братьев, которые ходят торговать в деревню белых людей. Они сказали нам, что ты своими лекарствами отвратила Великий Дух Смерти от своего мужчины. У нас здесь есть больной. Идти сюда.

Он повернулся и пошел по направлению к одной из хижин. Легкий толчок в спину не оставлял Кэролайн сомнений в том, что ей надлежало следовать за ним.

Когда она нагнула голову, чтобы войти внутрь, тяжелый запах болезни ударил ей в нос, так что Кэролайн невольно отпрянула назад. В центре хижины горел небольшой костер, дым от которого заставлял слезиться глаза. Он заполнял собой все внутреннее пространство и поднимался до самой островерхой крыши, где просачивался сквозь крошечную дыру и уходил в небо. Земляной пол был покрыт, как ковром, всевозможным мусором. Молодая женщина, сидевшая на корточках рядом с соломенным тюфяком, обернулась и уставилась на вошедших. На тюфяке неподвижно лежала еще одна молодая женщина, по самый подбородок закутанная в одеяла. С первого взгляда на нее становилось ясно, что она очень тяжело больна.

— На сегодняшний день эта горячка уже унесла шестерых из нашего племени. Наши лекарства не помогают. Наконец мы подумали, что это болезнь белых людей. Нам нужно лечение белого человека. Ты должна помочь моей дочери.

Кэролайн тут же стала ясна причина ее похищения индейцами. Даже голова закружилась, когда она поняла, что эти люди не собирались причинять ей вреда. Кэролайн с облегчением вздохнула, но, посмотрев вниз на лежавшую без сознания больную, внезапно подумала: а вдруг она окажется не в состоянии помочь дочери вождя. И если та умрет, не повлечет ли это за собой и ее, Кэролайн, неминуемую смерть?

— Я попытаюсь, — осторожно ответила она и опустилась рядом с больной на колени. Вторая молодая женщина отошла немного в сторону, чтобы не мешать ей. Когда Кэролайн слегка дотронулась до тела несчастной, то обнаружила, что ее кожа была очень сухой на ощупь и словно горела. Девушка, казалось, совершенно ничего не чувствовала и, должно быть, находилась между жизнью и смертью.

— Как давно она в таком состоянии? — через плечо спросила Кэролайн старого индейца.

— Уже два дня. Все остальные умирали на третий. Молодая женщина что-то сказала старику, и он перевел это для Кэролайн.

— Ее несколько раз тошнило, похоже на рисовую воду. Моя вторая дочь, Нинаран, говорит, что ее сестра Пиночет очень серьезно больна.

— Я сделаю все, что смогу, — пообещала Кэролайн. В течение последующих нескольких часов ей, с помощью Нинаран, с трудом удалось влить в несчастную девушку немного жидкости. Из индейских лекарств она узнала лишь несколько снадобий, но сделала все от нее зависящее, и через некоторое время Кэролайн показалось, что состояние больной немного улучшилось. Но тут жар стал нарастать, и Кэролайн испугалась, что от одного этого Пиночет может умереть. Тогда вместе с Нинаран и еще двумя женщинами из племени она начала заворачивать девушку в мокрые одеяла, точно так же, как проделывала это с Мэтом. И через какое-то время, когда заря высветила небо, стало ясно: девушке лучше. Кэролайн сочла, что при правильном уходе Пиночет непременно поправится, и объявила о своем мнении индейцам. Подозрения же, что это произошло независимо от ее вмешательства, она оставила при себе. Господь решил сохранить эту девушку среди живых, а, может быть, собственный организм больной отказался повиноваться уготованной ему участи. Потому что за те несколько часов, пока им не удалось снизить у больной жар, весь опыт лекарской практики подсказывал Кэролайн, что Пиночет суждено умереть.

Кэролайн едва держалась на ногах, глаза ее непроизвольно слипались. Наконец ее отвели в одну из хижин, постелили тюфяк и дали возможность поспать. Когда Кэролайн проснулась, день уже приближался к концу. В хижине рядом с Кэролайн находилась женщина-индеанка, следившая за ней своими большими, похожими на коровьи, глазами. Однако она не сделала ни малейшей попытки помешать Кэролайн, когда та высвободилась из-под груды одеял и подошла к выходу.

День стоял серый и пасмурный, к тому же, удивительно прохладный с учетом вчерашней жары. Было очень тихо. Поскольку ее никто не останавливал, Кэролайн вышла на улицу и направилась в хижину, где должна была лежать Пиночет. Войдя туда, Кэролайн в течение нескольких минут внимательно обследовала больную, а также объяснялась знаками с Нинаран. Затем отправилась на поиски еды.

Трое закутанных в одеяла стариков по-прежнему сидели на корточках перед центральным костром, передавая друг другу единственную трубку. Полная женщина что-то помешивала в укрепленном на треноге котелке, откуда шел восхитительно вкусный запах. Поскольку страх Кэролайн перед индейцами в значительной степени рассеялся, она без колебаний двинулась к этой четверке и манящему запаху пищи. Кэролайн как раз подошла к ним, когда в лагерь въехал всадник.

Он был по уши закутан в бобровую шубу, а большая черная шляпа, натянутая до самых бровей, открывала лишь незначительную часть лица. И все равно Кэролайн без особого труда узнала его.

— Мэт! — радостно воскликнула она, совершенно забыв о ссоре между ними и испытывая при виде его только радость и невероятное облегчение.

— А-а, — понимающе кивнул старый вождь, поднимаясь на ноги, в то время как воины племени окружили лошадь Мэта, — твой мужчина?

Кэролайн кивнула и в сопровождении вождя поспешила туда, где уже собрались молодые индейцы, не давая Мэту проехать в глубь лагеря. Мэт не держал в руках оружия, да и никто из хозяев не был вооружен. Но стоило ситуации хоть на миг выйти из-под контроля, все могло обернуться самым скверным образом.

Воины расчистили дорогу своему вождю, и Мэт спешился при его приближении. Поза Мэтисона выражала напряженность и готовность к любым неожиданностям, в глазах читались тревога и настороженность, а рот был сурово сжат. Когда Кэролайн подошла к нему совсем близко, он быстро окинул ее внимательным взглядом, стараясь убедиться, что она цела и невредима. Ее радостная улыбка, должно быть, немного успокоила Мэта, потому что мышцы его лица расслабились. Тем не менее он быстро вытянул вперед правую руку и, крепко сжав ее локоть, притянул поближе к себе.

— Я Хабокум, вождь корчогов, — сказал Мэту старый индеец. — Ты пришел за своей женщиной.

Это было утверждение, а не вопрос, но Мэт кивнул в ответ.

— Да.

— Она сделала здесь много хорошего. Моя младшая дочь умирала, когда пришла твоя женщина и вернула ей дыхание жизни. Мы одарили бы ее многими подарками, но белый человек разорил нас, и у нас почти ничего не осталось. Но мы дарим тебе и ей свою благодарность.

— Пожалуйста, что вы, — улыбнулась Кэролайн старому вождю. Она собиралась сказать что-то еще, но под суровым взглядом Мэта предпочла промолчать.

— Теперь я отвезу ее домой, — сказал Мэт Хабокуму, и тот кивнул.

— Вам в пути понадобятся еда и одеяла. Небо обещает снегопад.

Вскоре им принесли все, что обещал вождь, и Мэт привязал узлы к седлу лошади, оставив только одно из одеял, сотканное из разноцветных нитей. Им он закутал Кэролайн, которая напоследок торопливо инструктировала Хабокума относительно лекарств, которые необходимо давать Пиночет, а старый вождь только кивал ей в ответ, сосредоточенно насупив брови. Едва дав Кэролайн договорить, Мэт легко поднял ее и посадил в седло, а сам, вскочив, уселся позади. Он быстро кивнул Хабокуму, поднявшему в знак прощания руку, развернул лошадь в сторону леса и поскакал прочь из лагеря. Когда они оставили позади последнюю из собак, бросившихся за ними с лаем, женщины племени уже разбирали свои жилища, связывали в узелки пожитки и забрасывали землей горящие костры. Немногочисленное плему сворачивало лагерь, собираясь откочевать в другие места.

— Ты вел себя грубо, — укоряюще сказала Кэро лайн, когда они оказались под надежной защитой густого леса, благополучно отъехав подальше, туда где их никто не мог ни увидеть, ни услышать.

— Грубо? — переспросил Мэт таким тоном, как буд то не совсем понимал значение этого слова. — Милая моя, это же был Хабокум. Не далее как пять шесть лет назад он возглавил отряд воинов-индейцев, которые вырезали десятую часть жителей одного из поселений недалеко от Везерсфильда. Потом, конечно, его бунт усмирили, а ряды его соплеменников сильно поредели, но самого его так и не поймали. С того времени он находится в бегах. Хабокум известен своей кровожадностью и ненавистью к белым. Я считаю, нам крупно повезло, что мы уехали целыми и невредимыми. Не было ни малейшего смысла задерживаться, иначе он мог передумать.

— Ты приехал один? — До Кэролайн только сейчас дошло, какую храбрость проявил Мэт.

— Мне не хотелось терять времени, пытаясь собрать в городе отряд добровольцев, к тому же Джеймс и Дан сейчас в отъезде. Что касается Роба и Тома, то они немного необузданны и не всегда подходят для такого рода спасательных экспедиций, да и в любом случае они были нужнее дома. А я уже не раз имел дело с индейцами и понял, что они гораздо спокойнее реагируют, если к ним приедет один рассудительный человек, чем целый вооруженный отряд, угрожающий им кровопролитием. Кроме того, чтобы спасти и привезти тебя домой, необходимо было действовать как можно быстрее. Я боялся того, что они могли с тобой сделать, не поспеши я на выручку.

Мысль о том, что Мэт испугался за нее, была приятна, и Кэролайн улыбнулась, откинув голову на роскошный мех его шубы. Мэт был одет по холодной погоде: шуба, доходившая ему до щиколоток, высокие, до колен сапоги, шляпа с широкими полями и кожаные перчатки. Под глазами от усталости пролегли мелкие морщинки, а подбородок, которого уже полтора дня не касалась бритва, темнел иссиня-черной щетиной. Но все равно он был очень красив той особой мужской красотой, от которой у Кэролайн перехватывало дыхание. Сколько она его знала, Мэт редко ездил верхом, однако сейчас, казалось, чувствовал себя в седле совершенно естественно, а лошадь, которая обычно целыми днями паслась на поле позади дома, привычно слушалась его команд. Видимо, за что бы Мэт ни брался, он делал это хорошо. «За исключением, пожалуй, пения», — подумала Кэролайн и снова улыбнулась.

Сидя впереди Мэта в седле и чувствуя, как его рука поддерживает ее за талию, чтобы она не упала, Кэролайн при всей усталости испытывала приятные эмоции. Даже сквозь одеяло она ощущала силу руки Мэта, мускулистость его бедер, обхватывающих ее ягодицы. Кэролайн плотнее прижалась к Мэту, полностью отдавая себе отчет в том, что любит этого невозможного, иногда доводящего ее до бешенства мужчину. Она выбрала его и никого другого, и намеревалась удержать, чего бы ей это ни стоило.

— Я была так рада, когда ты приехал, — призналась Кэролайн.

— Я тоже был рад тебя видеть, особенно живой и невредимой, — суховато ответил Мэт.

— Думаю, мне с самого начала ничего не угрожало.

— Жаль, что я об этом не знал. За последние полтора дня я, наверное, потерял добрых десять лет жизни.

— А что бы ты сделал, если бы они не отпустили меня с тобой?

Картины кровавой битвы заставили ее содрогнуться от ужаса. Как бы великолепно ни владел Мэт оружием, несомненно, проиграл бы схватку. Он был фермером, а не воином, к тому же, приехал в одиночку. Какой же бой мог вести Мэт против целого племени?

— Я бы выкупил тебя в обмен на товар. — Уголком глаза Кэролайн заметила, как его рот тронула легкая усмешка. — Лошадь, шуба, мушкет, что угодно. Я даже прихватил с собой несколько шкур. И копченый свиной бок, и два кувшина рома. Я был почти уверен, что сумею убедить индейцев согласиться на обмен, если к моменту моего появления они не причинили тебе никакого вреда. — Мэт сделал небольшую паузу, а когда продолжил, в его голосе зазвучали тревожные нотки: — Они ведь ничего тебе не сделали, правда? Они не дотрагивались до тебя?

Кэролайн покачала головой.

— Я устала, почти умираю с голоду, но не более. Мэт, ты действительно испугался, когда обнаружил, что меня нигде нет?

— Немного.

Кэролайн в отместку ткнула его локтем в живот. Мэт заворчал, но Кэролайн была уверена, что он ничего не почувствовал сквозь толщу меха.

— Когда я отправился искать тебя и наткнулся на валявшиеся возле тропинки мушкет и корзину, то пережил такое, чего от всей души желаю самому себе никогда больше не испытывать.

Это угрюмое признание заставило сердце Кэролайн замереть от счастья. Ей так много надо было сказать Мэту, и еще больше она хотела услышать от него самого, — но девушка действительно умирала от усталости, да и мерный бег лошади действовал убаюкивающе. Уж лучше она отложит этот разговор до того момента, когда будет в состоянии соображать.

— Как ты думаешь, мы можем сделать остановку, чтобы перекусить? — спросила Кэролайн.

— Разве они тебя не покормили?

Не останавливая лошади, Мэт повернулся в седле, покопался в привязанной сзади сумке и, выудив оттуда яблоко, протянул Кэролайн.

— Я бы предпочел проехать как можно большее расстояние, прежде чем погода окончательно испортится, если ты до стоянки согласишься довольствоваться этим.

Проворчав что-то невразумительное и бросив полный страдания взгляд на яблоко, Кэролайн взяла его и вонзила зубы в красноватую кожуру. Кисловатое и сочное, оно было бесподобно вкусным. Кэролайн жевала без устали, откусывая кусок за куском, пока от яблока осталась только крошечная сердцевина, затем выбросила остатки и облизала липкие пальцы. Когда она оглянулась на Мэта, ожидая, что он смотрит на нее с улыбкой, то обнаружила вместо улыбки нахмуренные брови и насупленный взгляд, устремленный в небо, видневшееся в просвете между листвой над их головами.

— Что-нибудь случилось? — спросила Кэролайн, начав беспокоиться.

— Если я не ошибаюсь, еще до наступления ночи начнется снегопад.

— Но ведь до этого времени мы не успеем добраться до дома!

— Действительно, не успеем.

— Что же нам делать?

Мэт покачал головой.

— Если начнется метель, укроемся и переждем где-нибудь. Если же не удастся, будем продолжать путь. Мне уже приходилось бывать в подобных ситуациях.

— Правда?

— И много раз. Это было давно, когда мы только-только сюда приехали. Еще до того, как мы построили дом, а поселок разросся и окреп. Ты понятия не имеешь, какую пустыню представлял собой этот край!

Поскольку в глазах Кэролайн он и сейчас представлял собой пустыню, ее потрясло, что раньше здесь были совсем дикие, необжитые места. Когда ее чувство голода слегка притупилось, Кэролайн стало еще больше клонить в сон. Поплотнее закутавшись в одеяло, она откинула голову Мэту на грудь и улыбнулась, когда он взглянул ей в лицо.

— У тебя вконец измученный вид, малышка, — произнес он, и его губы тронула почти нежная улыбка. — Почему бы тебе немного не поспать? Можешь не сомневаться, я доставлю тебя домой в полной сохранности.

— Знаю. Но я не настолько устала.

— Ой ли?

— Да.

Мэт больше ничего не сказал, только еще крепче обнял ее за талию, а другой рукой управлял лошадью, чтобы та продолжала двигаться вдоль реки, служившей ориентиром вместо карты. Убаюканная легкой качкой, теплом, исходившим от тела Мэта, а главное — ощущением безопасности при мысли, что она находится в его надежных руках, Кэролайн позволила себе закрыть глаза. Только на минуту, чтобы дать усталым векам немного отдохнуть.

Через несколько мгновений Кэролайн уже погрузилась в сон. И пока она спала, пошел снег, так долго собиравшийся с силами.

Кэролайн решила, что она проснулась, так как перестала ощущать привычное мерное покачивание. Она моргнула, и ее глаза округлились: секунду она ничего не различала, кроме белого вихря, и ей потребовалось какое-то время, чтобы сориентироваться. Кэролайн сознавала, что сидит на лошади, а Мэт сзади кричит ей что-то на ухо, а этот слепящий глаза, постоянно кружащийся занавес, — не что иное, как гонимый ветром снег.

— Что? — переспросила она, но ветер уже унес вопрос прочь.

Не расслышав Кэролайн, Мэт повторил то, что хотел сказать. Его рука крепко сжимала ее грудную клетку, а колючая щетина царапала ухо, в которое врывался крик:

— Нам не удастся продолжить путь. Придется где-нибудь укрыться.

— Но где?

Однако и этот вопрос унесла с собой метель. Мэт уже слезал с лошади, и Кэролайн остро почувствовала, как ей не хватает ощущения его сильного и теплого тела за спиной. Ветер резко дул ей в лицо, втыкая острые иглы в нежную кожу: видимо, расправилась складка одеяла, которую соорудил Мэт, чтобы защищать ее, спящую, от порывов колючего ветра. Кэролайн задрожала и вцепилась в выступ седла, с трудом пытаясь приспособить дыхание к этому жуткому пронизывающему холоду. Как могла произойти столь внезапная, а главное — столь резкая перемена погоды?

Мэт, стоявший на земле возле лошади, что-то прокричал ей, но она не смогла разобрать слов. Но когда он раскрыл перед ней объятия, она скользнула в них, и Мэт опустил ее вниз. На толстом ковре листьев лежал теперь слой искрящегося снега. С неба цвета олова падали все новые и новые хлопья, а ветер лепил из них белую плотную корку и покрывал ею толстые стволы деревьев. Мэт указал рукой на что-то, похожее на отвесную скалу, и Кэролайн, все еще не понимая его плана, позволила ему отвести ее туда. Лошадь осталась стоять на месте с отпущенными вожжами.

Кэролайн почти ничего не видела сквозь метель, поэтому заметила небольшую пещеру в скале, только когда Мэт втянул ее туда за руку. Это была даже не пещера, а скорее, выемка, углубление в скальной породе не более десяти футов в глубину и, возможно, футов восемь в ширину. Словно какой-то великан откусил кусок от скалы, а затем попытался снова приставить его обратно. Очутившись внутри, Кэролайн испытала истинное блаженство. Колючий снег не бил в лицо, а ветер не свистел в ушах.

— Придется переждать здесь, пока метель не утихнет, — сообщил Мэт уже спокойным голосом.

Он огляделся в пещере. Затем попробовал пальцем толщину листвы, устилавшей пол. Кэролайн, дрожавшая от холода в своем одеяле, обернулась, чтобы посмотреть на Мэта. Снег блестел на полях шляпы и белыми пятнами покрывал темную поверхность меховой шубы. В полутемной пещере его глаза казались ярко-голубыми.

Мы замерзнем, — запротестовала Кэролайн, но Мэт покачал головой.

— Побудь здесь, подальше от ветра, а я пока схожу принесу все необходимое, — сказал он и шагнул из пещеры в белую круговерть метели.

Очевидно, Мэт собирался принести все, что нужно для ночлега, и ему не помешала бы ее помощь. Конечно, он этого не оценит, но и не станет в такой напряженный момент запрещать Кэролайн сделать то, что она считала своим долгом. Стиснув челюсти, предвидя его реакцию на ее непослушание, она тем не менее плотнее запахнулась в одеяло и последовала за Мэтом.

Хотя лошадь и стоявший рядом с ней Мэт находились меньше чем в десятке футов от скалы, Кэролайн почти ничего не увидела сквозь снежную завесу, кроме двух темных расплывчатых пятен. Она полагала, что Мэт даже не подозревает о ее приближении, пока не подошла к нему чуть ли не вплотную. Он встретил ее прищуренным от раздражения взглядом, но не стал терять время на слова, которые Кэролайн из-за ветра все равно бы не услышала. Вместо этого быстро сунул ей в руки целую кучу свертков и узлов, снятых с лошади, и развернул в направлении скалы, чтобы она отнесла все это в пещеру. Сам он тоже проследовал за Кэролайн, неся в руках кувшины, сумки и лошадиную сбрую. Основную часть поклажи Мэт свалил в беспорядочную кучу недалеко от выхода, однако с кувшинами обошелся гораздо бережнее. Затем он выпрямился и хмуро посмотрел на Кэролайн, при этом его белые от снега и инея брови сердито сошлись на переносице.

— Я же велел тебе оставаться здесь и спрятаться от ветра, и это не пустые слова, — резко произнес Мэт. — Я, в отличие от тебя, одет по погоде и сумею все сделать гораздо быстрее, если не буду за тебя беспокоиться. Хочешь быть чем-нибудь полезной — посмотри наши припасы, чтобы знать, на что нам рассчитывать. Мы можем застрять здесь на неопределенное время, надо еще многое успеть, поэтому мне некогда с тобой спорить.

С этими словами Мэт повернулся и снова вышел в кружащуюся морозную мглу. Посмотрев ему вслед, Кэролайн занялась тем, что он велел ей сделать. В словах Мэта была доля истины. Ее одежда, конечно, не подходила для столь холодной и ветреной погоды, и, несмотря на то, что одеяло было довольно толстым, оно, того и гляди, грозило намокнуть от тающего на нем снега. Сняв одеяло, Кэролайн хорешенько его вытряхнула, затем снова укутала им плечи. И начала разбирать имевшиеся у них запасы еды.

Час спустя вход в пещеру был заложен ветвями сосны, которые Мэт приволок и укрепил на скальной породе, служившей пещере крышей. С внутренней стороны этой импровизированной стенки он накидал множество сухих веток для костра. Справа, однако, было оставлено небольшое, примерно фута в два, свободное пространство, где Мэт собирался раз жечь огонь.

Мэт тщательно укладывал в костер крупные ветви, мелкие сучья, а также кусочки сухого гнилого дерева. Затем поднял крышку и открыл полку мушкета, чтобы посыпать все это зарядным порохом, а потом специально разобрал на части кремниевый замок, чтобы получить достаточно пригодные к употреблению кремень и огниво. Кэролайн не могла дальше этого выносить. Ведь Мэт пуще смерти боялся огня и ей это было хорошо известно. Сам же Мэт, конечно, не знал, что она проникла в его тайну. Кэролайн некоторое время украдкой наблюдала за ним, отмечая, как мрачнеет его лицо и крепче сжимаются зубы, а в глазах появляется стальной блеск. Однако Кэролайн боялась, что его пальцы, уже готовые щелкнуть этим громоздким стартером, плохо ему повинуются, и даже ради его мужской гордости не могла больше молчать.

— Если позволишь, я сделаю это сама, — быстро сказала она, подходя к Мэту вплотную. От ее слов в морозном воздухе поплыли белые облачка пара. Даже в их временном жилище тепло костра становилось первейшей необходимостью.

Мэт поднял на Кэролайн подозрительно прищуренные глаза. Но она заметила, как он прекратил свое занятие, и полагала, как его обрадовала даже эта небольшая передышка.

— Сделаешь что?

— Разожгу костер. Если не хочешь сидеть сложа руки, можешь выйти и позаботиться о нашей бедной лошадке.

— Я ее отпустил. Ей легче прокормиться и перенести непогоду, чем нам, и, возможно, она даже сумеет найти дорогу домой. Но почему ты так хочешь разжечь костер вместо меня?

— Я владею особым даром разжигать костры. Ведь несправедливо, что ты и только ты во всем демонстрируешь свое мастерство. — С этими словами Кэролайн уверенно протянула руку за кремнем и огнивом.

Но вместо того чтобы покорно отдать их ей (Кэролайн надеялась, что Мэт обрадуется, столь легко избавившись от необходимости заниматься ненавистным ему делом), Мэт выпрямился во весь рост, почти доставая до потолка пещеры, и, прищурившись, воззрился на Кэролайн.

— А-а, так значит, тебе и это известно? — произнес он с явным недовольством. — Полагаю, Мэри снова наболтала лишнего. Если есть на свете кто-то, кому следует укоротить язык, то это Джеймс Мэтисон!

Судя по гневно сжатым губам и тону, которым Мэт произнес имя своего брата, у Кэролайн создалось впечатление, что, находись сейчас Джеймс здесь, ему не удалось бы избежать по меньшей мере хорошего нагоняя.

— А вот в этом ты как раз ошибаешься, — возразила она, и, пока Мэт не успел опомниться, вынула у него из рук кремний и огниво и опустилась на колени, чтобы разжечь огонь. После нескольких неудачных попыток ей удалось воспламенить сухие сучья. Затем, наклонившись, Кэролайн принялась дуть на них, и вскоре они разгорелись по-настоящему.

Пока потрескивающий костер набирал силу, Кэролайн аккуратно положила кремниевый замок возле стены и поднялась на ноги. Мэт к тому времени отошел чуть назад. В его глазах сквозило беспокойство, а щеки раскраснелись. Однако румянец вполне мог быть следствием холода, а вовсе не уязвленной гордости.

«Чем меньше слов, тем меньше обид», — подумала про себя Кэролайн, наслаждаясь теплом, начавшим проникать в их спасительную маленькую гавань. Она с интересом взглянула на выложенные кучей съестные припасы.

— А кто же это в таком случае, Даниэль? — спросил Мэт. Шляпа отбрасывала на лицо тень, которая, к сожалению, мешала Кэролайн видеть его выражение.

— Нет.

Зная, что Мэт будет далеко не в восторге, когда узнает, каким именно образом ей стало обо всем известно, Кэролайн решила оставить эту тему. Она нагнулась и выбрала несколько тонких полосок сушеного мяса, что принесли им индейцы. У Кэролайн так и потекли слюнки, когда аромат дыма и копченостей достиг ее ноздрей. Мысль о еде заслонила вес прочие.

— Как ты думаешь, это крольчатина или оленина? — Она обернулась к Мэту, держа в руке мясо.

У Мэта был мрачновато-задумчивый вид, но после ее вопроса в глазах промелькнула искорка, похожая на усмешку.

— Скорее всего, собачатина.

— Собачатина! — Кэролайн в ужасе выронила мясо, как будто оно обожгло ей пальцы. Несмотря на то, что ее никак нельзя было причислить к фанатичным почитателям Рейли, мысль о том, чтобы съесть одного из его мохнатых сородичей, внушала девушке непередаваемое отвращение.

— Индейцы считают ее деликатесом. — Мэт поднял упавшие полоски мяса и аккуратно положил их к остальному провианту. — Не стоит спешить отказываться и вертеть носом. Может статься, мы и этому будем рады, чтобы дожить до того момента, когда вернемся домой.

— А когда это случится, как ты думаешь? — Кэролайн обернулась, чтобы взять жирный кусок копченой колбасы, которую Мэт прихватил с собой из дома. В сочетании с хлебом, подаренным индейцами, и остатками яблок этим можно было неплохо поужинать.

— Когда прекратится снегопад.

Кэролайн подошла поближе к огню, намереваясь держаться возле источника тепла, пока будет готовить ужин. Мэт протянул руку и обхватил пальцами ее закутанный в одеяло локоть.

Кэролайн вопросительно посмотрела на него снизу вверх. Ее голова не доставала ему даже до подбородка, несмотря на то, что для женщины Кэролайн была достаточно высокого роста. А рука, державшая ее локоть, свидетельствовала о такой недюжинной силе, что, казалось, при желании Мэт сможет с легкостью переломить Кэролайн пополам. Но в этой крепкой хватке одновременно чувствовались нежность и бережное к ней отношение. Только взгляд из-под низко опущенных полей шляпы был жестким и, как показалось Кэролайн, настороженным.

— Ты собираешься рассказать мне, как же обнаружила, что у меня… антипатия… к огню, или хочешь, чтобы я всю ночь мучился в догадках? — В его словах слышалась ирония, а также некоторая бравада, за которой, по мнению Кэролайн, скрывалось чувство стыда.

Она взглянула на Мэта, немного помедлила и вздохнула.

— Позволь мне закончить с ужином — это займет не более минуты, а я слишком хочу есть, чтобы ждать еще. А затем расскажу тебе все, хотя сразу предупреждаю: то, что ты услышишь, вряд ли тебе понравится.

— В чем-чем, а в этом я не сомневаюсь, — пробормотал Мэт. Пока Кэролайн быстро нарезала еду, он собрал листья в кучу у правой стены их убежища (не особенно близко к костру) и накрыл ее снятой с лошади попоной. Затем Мэт поднял один из глиняных кувшинов и поставил его поближе к костру.

— Чтобы он стал теплым, — пояснил он, поймав на себе взгляд Кэролайн.

— Ты говорил, это ром? — спросила она, вскидывая голову. Ее осуждающий тон заставил Мэта улыбнуться.

У-гу.

— Не знала, что пуритане пьют ром.

— У пуритан множество пороков, малышка, о которых тебе, полагаю, лучше не знать.

Кэролайн передала Мэту его порцию еды, и они пересели на импровизированное сиденье-тюфяк, который он сумел за это время соорудить. Откинувшись спинами на стену, оба несколько минут молча ели, затем Мэт повернулся к Кэролайн и взглянул ей в лицо.

— Итак? — спросил он.

Кэролайн доела остаток хлеба с колбасой и принялась за яблоко. Откусив изрядный кусок, она тщательно прожевала и проглотила его и лишь затем ответила:

— Пока ты сам не свой метался в бреду, когда болел, тебе приснился страшный сон. Из него я и поняла, что ты боишься огня, — неохотно подытожила она.

Кэролайн с удовольствием закрыла бы на этом тему, но Мэт не мог этого допустить.

— Страшный сон? — допытывался он. — И что же я говорил во сне, давал тебе четкие подробные объяснения?

Кэролайн собралась было откусить еще от своего яблока, но Мэт протянул руку и вынул его из ее ладони. Она с некоторым вожделением во взоре проводила яблоко глазами, но одного взгляда Мэта ей хватило, чтобы отбросить дальнейшие попытки водить его за нос. Его глаза были прикрыты, а лицо приняло отстраненное выражение, словно она чужая для него. Он напомнил сейчас того Мэта, какого Кэролайн увидела при их первой встрече, — очень сурового и замкнутого. И ей стало невыносимо при мысли, что он может снова отдалиться от нее.

— Даниэль рассказал мне, как Элизабет подожгла амбар и как ты получил ожоги, пытаясь спасти ей жизнь, — четко и ясно проговорила Кэролайн. Не сводя глаз с его лица, она заметила, как Мэт вздрогнул, будто от удара. — Он вынужден был открыться потому что, когда я попросила разжечь камин в твоей комнате, ты, проснувшись и увидев огонь, ударился в панику и начал кричать.

При этих словах глаза Мэта внезапно раскрылись; сейчас они имели такой тусклый оттенок синего, какой бывает у непроглядной тьмы. Челюсти его сжались, а щеки залил багровый румянец. И Кэролайн была уверена, что он появился от стыда за то, что ей стала известна его непростительная слабость.

— И тогда ты пожалела меня, а сегодня решила защитить, предложив разжечь за меня костер.

В его голосе прозвучала резкость, и сердце Кэролайн сжалось при мысли о том, как больно, должно быть, сейчас Мэту, если ему приходится прикрываться грубостью. Она повернулась к нему лицом, подвернула под себя ноги, благо одеяло скрывало все ее движения, и в упор посмотрела в глаза Мэту.

— Я не пожалела тебя, — возразила Кэролайн, — я тебя поняла.

Когда она высвободила из-под одеяла руку и подняла ее, подчиняясь инстинктивному желанию дотронуться до шрама на его щеке, Мэт отпрянул, затем резко встал на ноги.

— Я не нуждаюсь в твоем «понимании», — проговорил он, с трудом цедя слова. Его губы были сжаты так плотно, что в углах рта выступили крошечные белые круги.

— Мэт, — начала Кэролайн, тоже поднимаясь, но он уже направлялся к выходу. — Куда ты идешь? — крикнула она ему вслед. От волнения и тревоги ее голос прозвучал слишком пронзительно.

— Прогуляться. — Мэт взглянул на нее через плечо и увидел, что она собирается следом за ним. — Не волнуйся, Кэролайн, я вернусь. — С этими словами он отодвинул в сторону ветви у входа и вышел навстречу снегу и ветру.

Он вернулся довольно быстро. Хотя Кэролайн, продолжавшей стоять в одиночестве посреди пещеры, ожидание показалось чуть ли не вечностью. Когда Мэт наконец вошел, топая ногами, чтобы сбить налипший на обувь снег, и снял шляпу, стряхивая с нее пушистые хлопья, Кэролайн почувствовала огромное облегчение. Она, разумеется, знала, что натуре Мэта не свойственна тяга к самоубийству, что он сильный и зрелый человек, способный стойко переносить превратности жизни. Но все равно переживала за него, поскольку лучше многих других понимала, как медленно заживают старые раны.

— Как там на улице? — поинтересовалась Кэролайн, помогая ему счистить с шубы тающие кристаллики. Она намеренно говорила на нейтральную тему, чтобы не спровоцировать взрыв каких-либо эмоций.

— Плохо. Буран, первый в этом году, — ответил Мэт, аккуратно ставя на место потревоженные ветки, чтобы защитить их временное жилище от воющего ветра и снегопада.

Судя по тону и по выражению его лица, Кэролайн поняла, что правильно сделала, заговорив просто о погоде. Мэт снова выглядел замкнутым.

— Ты хочешь сказать, такое еще будет повторяться? — ошеломленно спросила Кэролайн. До сих пор ей почему-то казалось, что эта снежная буря — случайный каприз природы. И вместе с тем очередная неприятность из числа тех, которые последнее время одна за другой сыпались на ее голову.

— Конечно, для сильных снегопадов еще немного рановато, однако снег в Коннектикутской колонии — самое обычное явление с октября по февраль.

— И что же мы будем делать всю зиму? — Столь суровые погодные условия были Кэролайн в новинку, и сама мысль о них внушала ей ужас.

— По возможности, будем сидеть дома, а когда не останется другого выхода, работать, невзирая на снегопад, — пожав плечами, ответил Мэт.

При мысли о предстоящих тяжелых месяцах, когда из-за снегопадов ей придется сиднем сидеть дома, словно пойманному в капкан зверю, мнение Кэролайн о Новом Свете, которое никогда, впрочем, не было особенно высоким, вообще упало до предела.

— Ты замерзла, — произнес Мэт, увидев, как она дрожит. Несмотря на костер, воздух в пещере оставался достаточно прохладным, так что нос Кэролайн покраснел от холода.

— Да не очень, — попыталась она улыбнуться, но как раз в этот момент у нее начали стучать зубы. Сжав челюсти, Кэролайн попыталась сдержать этот предательский стук, но было уже поздно.

Ругая себя за тупость последними словами, Мэт заставил Кэролайн лечь на лошадиную попону, снял с себя шубу и накрыл ее сверху.

— Но ведь так ты замерзнешь, — протестовала она, пытаясь встать.

— Лежи, лежи. — Мэт опустился рядом с ней на колени и легонько толкнул назад. — Мне бы давно надо было отдать тебе шубу. Поверь, я прекрасно могу перенести такое незначительное похолодание.

Сняв шубу, Мэт остался в рубашке, бриджах и шерстяном приталенном жилете. Кэролайн поняла, что он не собирается больше спорить с ней по данному поводу и смиренно покорилась. От тяжелой шубы ей действительно стало намного теплее. «Но это тепло, — думала она, — сохранилось еще от тела Мэта, а не от самой шубы».

Когда Мэт закончил наконец устраивать Кэролайн поудобнее, у нее появилась подушка, сооруженная из переметной сумы, а поверх шубы были набросаны все шкуры, привезенные для возможного обмена с индейцами. Мэт собирался также снять свой жилет и укрыть им Кэролайн. Но та резко приподнялась на своем ложе, чуть не сбросив столь тщательно разложенные покрывала, и в категоричной форме объявила: дескать, если он это сделает, она откажется даже от подаренного индейцами одеяла и будет сидеть на холоде, пока не превратится в ледышку.

Услышав такую угрозу, Мэт решил остаться в жилете. Вообще он, казалось, не чувствовал холода, особенно когда хлопотал по хозяйству в их маленькой пещере. Лежа на боку, Кэролайн молча наблюдала за ним, чувствуя себя на удивление спокойной и умиротворенной. Несмотря на то, что они были далеко от дома и замурованы в своем временном убежище посреди бушующего за его стенами бурана, эта пещера, с завесой из веток и ярко горящим костром у входа, казалась ей островком безопасности.

Наверное, Кэролайн немного вздремнула, поскольку, открыв глаза, обнаружила, что Мэт сидит, привалившись к стене недалеко от ее ложа, в задумчивости устремив взор на противоположную стену. Одно колено было подтянуто почти к груди, а больная нога вытянута вперед. Рядом с ним стоял кувшин. Мэт протянул к нему руку, поднял и сделал порядочный глоток рома.

— Разве ты не собираешься идти спать?

Ее вопрос, прозвучавший в тишине и мраке пещеры, освещенной огнем костра, застал Мэта врасплох, так что он едва не поперхнулся. Откашлявшись, вытер рот тыльной стороной ладони и повернулся к ней.

— Нет.

— Ты хочешь сказать, что будешь сидеть здесь всю ночь? — В словах Кэролайн сквозил легкий сарказм.

В пещере стало холоднее. Однако, укрытая мехом Кэролайн не сразу это осознала. Но когда вместе со словами из губ вырвались маленькие облачка пара, Кэролайн догадалась: с ромом или без него Мэт может замерзнуть.

— У-гу.

— А почему, позволь тебя спросить? — Односложные ответы мужчины привели ее в такое негодование, что она села на постели и гневно уставилась на него.

Мэт жадно окинул ее взором, от которого не смогла укрыться ни одна деталь: волосы, из которых выпали все до единой шпильки, беспорядочно разметавшиеся по плечам и покрывалам, раскрасневшееся со сна лицо и широко раскрытые, но все еще не совсем проснувшиеся глаза.

— А почему бы и нет? — туманно ответил Мэт, и снова пригубил ром.

— Ты слишком много выпил, или просто глуп? Кэролайн сбросила с себя все покрывала и, подогреваемая яростью, решительно подошла к нему. И встала, гневно глядя на Мэта сверху вниз, уперев руки в бока.

— Я не пьян. Иди обратно в постель, ты замерзнешь, — пробормотал он, жадно оглядывая ее всю, начиная от стройных обнаженных (если не считать туфель и тонких чулок) по самое колено ног до пышных бедер, талии и округлой груди, скрытых от посторонних глаз под серым домотканым платьем. Затем поднял взор к бледной красивой шее и лицу, обменному иссиня-черными волосами. Мэт напряженно заморгал, отвел глаза и вновь отхлебнул из кувшина.

— Это ты замерзнешь, глупый и безответственный человек. Повторяю тебе: ложись в постель, я настаиваю, наконец! — Кэролайн говорила с ним тем же не терпящим возражений тоном, как если бы обращалась к Джону или Дэви.

Мэт поставил кувшин на землю, снова сложил руки на коленях и посмотрел на нее.

— Мне что, следует отвечать: «Да, тетя Кэролайн», — и покорно выполнять твои приказания?

То, что он так точно уловил ее интонации, заставило Кэролайн сжать губы, но она тем не менее кивнула.

— Да, именно так.

— Какая жалость, что мне больше десяти лет от роду, правда ведь? — сухо засмеялся Мэт.

Некоторое время Кэролайн внимательно смотрела на него. Мэт все еще был в шляпе, и поэтому при разговоре ему приходилось откидывать назад голову. Его одетые в сапоги ноги упирались в землю и казалось, он всю ночь намеревается провести вот так, сидя на одном месте. Мэт был слишком крупным и тяжелым, чтобы попытаться сдвинуть его силой, а доводы рассудка, по всей вероятности, не доходили до него, скатываясь, как вода со смазанного жиром поросенка. Что ж, видимо, придется прибегнуть к хитрости.

Сделав такой вывод, Кэролайн уселась рядом с Мэтом, в точности скопировав его позу. Он повернул голову и уставился на нее.

— Во имя всего святого, что ты собираешься делать?

Кэролайн мило улыбнулась.

— Составить тебе компанию.

— Я не хочу, чтобы ты составила мне компанию.

— А вот за это, — произнесла она укоризненно, тебе должно быть стыдно.

Кэролайн протянула руку к глиняному кувшину (пришлось взяться за него обеими руками, поскольку он оказался на удивление тяжелым) и, поднеся к губам, опрокинула. Теплая, пряная жидкость оказалась столь крепкой, что едва не обожгла ей язык, опалив горло, словно огнем. Не успела Кэролайн поставить кувшин на место, как глаза ее наполнились слезами. Так вот, значит, каким образом Мэт спасался от холода! Метод и вправду эффективный, даже если жар, в который бросало от этого напитка, был скорее иллюзорным.

— Эта штука довольно забористая, — заметил Мэт, сощурив глаза и ожидая, когда Кэролайн начнет кашлять или поперхнется с непривычки.

Но она, приложив поистине сверхчеловеческие усилия, умудрилась не сделать ни того, ни другого. Более того, даже причмокнула губами от удовольствия, а затем улыбнулась ему.

— Ну, — промолвила Кэролайн, — так о чем мы теперь поговорим?

— Иди спать. — Похоже, Мэт не попался на ее удочку.

— Я не уйду, пока ты тут в одиночестве о чем-то горюешь и замерзаешь.

— Уверяю тебя, я не мерзну и не горюю.

— Что ж, в таком случае все в порядке.

Скрипнув зубами от досады на этого невыносимого человека, Кэролайн больше ничего не сказала. Вместо этого намеренно уставилась на противоположную стену, в то время как Мэт рядом с ней не спеша потягивал ром и искоса бросал на нее задумчивые взоры. Просидев таким образом минут пятнадцать, Кэролайн начала дрожать от холода.

— Ты замерзла! — обвиняющим тоном объявил Мэт.

— Да, замерзла.

— Иди ложись.

— Без тебя не пойду. Просидеть вот так всю ночь — глупость на грани сумасшествия. Мы можем лечь, отвернувшись, если именно этот момент тебя беспокоит. Но лучше все же в затылок друг другу, как суповые ложки. Ведь так будет намного теплее, чем спать но отдельности, потому что тогда мы укроемся всем, что у нас есть.

— Я не могу позволить себе потакать упрямым и строптивым женщинам.

— В таком случае не надо мне потакать, и мы будем сидеть здесь до тех пор, пока под нашими носами не вырастут сосульки. — Кэролайн даже прищелкнула языком от досады, усаживаясь поудобнее и готовясь провести в таком положении долгую холодную ночь.

Мэт что-то проворчал, отхлебнул еще немного рома, заткнул горлышко пробкой и встал на ноги.

— Что ж, идем, — сказал он, подавая ей руку, и в его посуровевшем тоне она услышала решительную нотку.

Пряча победную улыбку, Кэролайн позволила ему поднять себя на ноги, затем по его указанию легла на лошадиную попону, и Мэт снова укрыл ее многочисленными импровизированными одеялами. Кэролайн почти перестала дышать, замерев в ожидании, но он после минутного колебания все же скинул свою шляпу и лег за спиной Кэролайн, скользнув под индейское одеяло, служившее самым нижним слоем их многослойных покрывал.

Когда Мэт устроился, стараясь изо всех сил держаться как можно дальше от нее, Кэролайн всей кожей, даже сквозь несколько слоев одежды, ощутила жар его сильного тела. Голова Мэта покоилась на подушке из переметной сумы, а сам он лежал на боку, лицом к ее затылку. При этом прилагал всяческие усилия, чтобы между ними все время сохранялось свободное пространство, но за спиной у него была скалистая стена, сдерживающая свободу маневра. Постепенно Кэролайн принимала все более расслабленную позу, и так до тех пор, пока не придвинулась к Мэту почти вплотную. Его бедра и колени огибали ее ягодицы, спиной она уютно прижималась к его груди, а голова переместилась к нему под подбородок, вписавшись в изгиб шеи. Мэту нужно было куда-то девать руки, и он положил одну из них под голову. Другой же пришлось обхватить Кэролайн за талию. И рука так и осталась лежать там, жесткая, как доска, поскольку Мэт не позволял себе расслабиться.

Кэролайн прильнула еще теснее. Мэт попытался незаметно отодвинуться хотя бы на дюйм, но, поскольку был в буквальном смысле прижат к стене, это ему не удалось. Кэролайн издала легкий вздох, словно вот-вот собиралась заснуть, и почувствовала, как постепенно напрягается каждый его мускул. В области ягодиц она ощущала его отвердевший член — яркое свидетельство той реакции, которую вызывала у Мэта близость ее тела. Сейчас он почти перестал дышать, чтобы не увеличивать число случайных прикосновений. И хотя Кэролайн, изображая засыпающую, все время держала веки закрытыми, у нее сложилось впечатление, что Мэт беззвучно скрежетал зубами.

Не произнося ни слова и лишь мурлыкая что-то себе под нос, Кэролайн притиснула ягодицы к его возбужденной плоти и одновременно крепко прижала к себе руку Мэта, обнимавшую ее талию.

Мэт резко выпрямился и сел на постели, разом сбив все покрывала. Когда Кэролайн невинно открыла глаза и вопросительно уставилась на него, он сидел на постели, глотая ртом холодный воздух.

— Я так и знал, что это будет ошибкой, — пробормотал Мэт, глядя на нее горящими глазами. И тут Кэролайн наконец решилась отбросить все притворство. На горе или на радость она повстречала его, но он был тем мужчиной, которого она для себя выбрала. И хотела, чтобы Мэт знал это. И пусть перспектива физической близости была не особенно приятной для ее тела, зато сердце просто пело при мысли о том, что Мэт станет принадлежать ей одной. И она сделала так, как велело ей сердце.

— Никакой ошибки, — нежно промурлыкала Кэролайн. Приподнявшись, она встала на колени, повернулась к нему лицом и обвила его обеими руками за шею.

Мэт положил свои ладони на ее запястья, словно хотел разорвать это объятие. Но потом их глаза встретились, и пальцы Мэта замерли в ожидании. Поскольку их лица сейчас были на одном уровне, Кэролайн могла видеть малейшие оттенки чувств, мелькавшие в глубине его взора: сначала желание, постепенно вытесненное решимостью и волей; затем желание и одновременно неуверенность и, наконец, одно только желание. Ярко-голубые глаза Мэта зажглись голодным огнем, словно у хищного зверя, а его дыхание участилось и стало неровным. Кэролайн еще на секунду позволила себе насладиться его красотой. Она словно пыталась запечатлеть в памяти и беспорядочно вьющиеся черные с голубыми бликами волны волос, и темное, почти коричневое при свете огня лицо с правильными чертами, тревожными глазами и пробивающейся на щеках и подбородке колючей щетиной. Оторвавшись от лица Мэта Кэролайн окинула взглядом его массивные плечи и широкую грудь.

Затем наклонилась ближе, прижалась к нему ей грудью и прикоснулась губами к его рту.

Мэт вздрогнул и на какое-то мгновение снова взял ее за запястья. Потом опустил веки и плотно закрыл глаза.

— Да простит меня Господь! — прошептал он ее губам. И вот руки Мэта уже обняли и притянули Кэролайн на колени так, что теперь ее голова покоилась у него на плече, а уста слились с устами.

Мэт целовал ее так, как будто уже целую вечность испытывал голод по вкусу ее губ, и теперь, когда ему наконец-то выпало счастье его утолить, решил насладиться сполна. В его поцелуях не было и намека на нежное ухаживание — одно только страстное, требовательное желание, и Кэролайн ничего не оставалось, кроме как держаться за плечи Мэта, открывать губы и подчиняться. Его рот был горячим и влажным, а от губ пахло ромом, и он целовал ее с такой яростной страстью, что в ее сознании не осталось места для неприятных воспоминаний, да и вообще каких-либо мыслей, не связанных с Мэтом. Его рука отыскала ее груди, прикрытые тканью платья и нижней сорочки, и Кэролайн почувствовала, как отвердели соски. Ощущение оказалось восхитительное. К своему удивлению, Кэролайн издала легкий стон прямо Мэту в губы, и это был стон не сожаления, а удовольствия.

Услышав слабый звук, Мэт на секунду словно одеревенел, потом задрожал всем телом, как в лихорадке. Затем, изогнувшись, увлек Кэролайн за собой вниз, на их покрытое мехами ложе. Задрал на ней юбки, одновременно разделавшись с застежкой на бриджах, и резко вошел в нее, едва она успела раздвинуть ноги. Требовательные толчки Мэта были сильными и быстрыми и не доставили Кэролайн большого удовольствия, кроме сознания того, что она дала любимому человеку то, чего он больше всего хотел, однако не принесло и физических страданий. Во время их близости Кэролайн думала о том, как бы она себя ощущала в качестве его жены и что, значило быть его женой каждый Божий день на протяжении всей жизни. Она даже слегка улыбнулась, когда после финального мощного рывка Мэт взорвался, издав хриплый стон. Позже, когда он все еще лежал на ней сверху, выбившийся из сил и запыхавшийся, словно после тяжелого бега, Кэролайн вознаградила себя за этот любовный акт, придуманный исключительно в интересах мужчин, тем, что стала перебирать пряди его волос, убирая их с влажного от пота лба и с нежностью, но и одновременно чувством собственницы проводя пальцами по его широченным, прикрытым одеждой плечам и спине.

Наконец Мэт поднял голову и стал напряженно всматриваться в ее лицо. Кэролайн ответила на его взгляд нежной улыбкой. Мэт что-то едва слышно пробормотал — она не смогла разобрать слов. Затем плотно закрыл веки, потом снова открыл их. Скатившись на спину, он притянул Кэролайн к себе и уставился в скалистый потолок. Спустя несколько мгновений многозначительного молчания Мэт снова перевел взгляд на Кэролайн.

— Я не сделал тебе больно? — устало спросил Мэт.

Он сражался со своим демоном, сколько мог, и так доблестно, как только мог, и теперь безнадежно проиграл. Пора трезво взглянуть в глаза реальности. Если он не хочет расстаться с Кэролайн навсегда (а Мэт был не в силах даже подумать об этом), значит, придется признать: вероятность того, что он сможет сдержать свою страсть, ничтожна мала. Он будет заниматься с ней любовью снова и снова, и это столь же очевидно, как и то, что солнце каждое утро встает на востоке. Поэтому, признав неизбежное, ему надо сделать необходимые выводы и взять инициативу в свои руки.

— Нисколько, — ответила Кэролайн довольно веселым тоном. Удобно примостившись на груди у Мэта, она поглаживала его примерно в том месте, где находилось сердце.

От этого даже столь невинного прикосновения дыхание Мэта участилось, а внизу живота запульсировало. Меховая шуба, частично сбившаяся в кучу, укрывала от глаз Кэролайн все еще незастегнутые бриджи Мэта и его восставшую грешную плоть. Мэт снова хотел ее, но острота и страсть его желания были в значительной мере притуплены, так что он мог постепенно, шаг за шагом, начать демонстрировать Кэролайн, что в физической близости мужчины и женщины существует много такого, чего она еще не знает.

— Я рад. — Если в словах Мэта и прозвучала нотка иронии, он сомневался, что Кэролайн удастся ее распознать. Она лежала, прильнув к нему доверчиво, словно ребенок, даже не подозревая, что бывает как-то иначе. Разумеется, ответственность главным образом на нем. За исключением подонка, который ее изнасиловал (чтобы этой мрази вечно гореть в аду!). Мэт был единственным учителем Кэролайн в тонком искусстве любви.

Горько усмехнувшись, Мэт признался самому себе, что его уроки, если рассматривать их с точки зрения учебного пособия для Кэролайн, оставляли желать много лучшего.

Он оперся на локоть и задумчиво склонился над ней. От этого движения ее голова снова оказалась на импровизированной подушке. Кэролайн улыбалась Мэту слабой, полусонной улыбкой, и ее большие золотистого цвета глаза были темными от усталости. На бледном овальном лице кое-где виднелись розовые пятна — следы от его щетины. Мэт мысленно дал себе зарок, как только доставит Кэролайн домой целой и невредимой, начнет бриться не только утром, но и вечером, чтобы не ранить жестким подбородком ее нежную кожу. При мысли о шуточках, которые ему предстоит выслушивать от своих братьев, уголок его рта печально поник. Вот как приходится расплачиваться за то, что имеешь большое и непочтительное семейство! Но лишь бы их насмешки не достигали ушей Кэролайн, а сам он готов стойко переносить любые остроты.

— Какая ты красивая, — прошептал Мэт, наклоняясь над Кэролайн и касаясь губами ее губ. Она тоже нежно поцеловала его, и ее ароматный розовый рот чуть-чуть пахнувший ромом, был нежен и податлив.

Прежде чем позволить себе увлечься и продолжать поцелуи до бесконечности, Мэт поднялся па ноги и начал застегивать свои бриджи, чтобы спокойно двигаться, не опасаясь, что они в любой момент сползут до щиколоток. Кэролайн с интересом наблюдала за тем, как Мэт приводил себя в порядок, и в ее ясном, открытом взоре не было даже намека на отвращение или неприязнь.

Она выздоравливала, это было очевидно, и Мэт благодарил Бога и за Кэролайн, и за себя. Если он будет обращаться с ней бережно, то, вероятно, еще сумеет объяснить, каким восхитительным занятием может быть близость мужчины и женщины. При мысли об этом Мэт сразу почувствовал сильное возбуждение, сдерживаемое только что застегнутыми бриджами, и ему стоило огромных усилий не упасть снова на ложе рядом с Кэролайн и не начать обучение немедленно.

Если за пределами их уютного гнездышка и было холодно, то он этого не замечал.

— Мэт?

Это был ленивый тон человека, явно собирающегося заснуть. Мэт мрачно усмехнулся про себя, наклонился и рывком поставил Кэролайн на ноги.

— Что?.. — Кэролайн удивленно заморгала, ухватившись за его плечи, чтобы не потерять равновесия.

— Нам будет гораздо удобнее, если я поправлю нашу постель, — успокаивающим тоном произнес Мэт и взялся за дело. Но вместо того чтобы оставить в самом низу колючую попону, он накрыл толстый матрац из упавших листьев своей меховой шубой. Затем сделал несколько шагов до сложенных у входа дровяных запасов и с вполне безопасного расстояния бросил в огонь с полдюжины толстых сучьев.

Мгновение Мэт всматривался в пространство позади костра, туда, где бушевал ночной буран, а затем, когда языки пламени взметнулись вверх, требуя дополнительного топлива, ему волей-неволей пришлось отступить. Чуть поразмыслив, Мэт поднял с земли кувшин с ромом и вернулся к Кэролайн.

Она все еще стояла рядом с тюфяком, чуть склонив набок голову, и наблюдала за ним. Мэт поставил кувшин на пол, в пределах досягаемости от их ложа, улыбнулся и притянул Кэролайн к себе. Затем наклонил голову и прильнул к ее губам, в то время как его руки шарили по ее спине в поисках застежек на платье.

— Мэт?

Он подумал, что это скорее не протест, а вопрос, заданный после того, как она разгадала его намерения.

— Нам будет гораздо уютнее, если мы разденемся и ляжем в обнимку под шкуры, чтобы согревать друг друга теплом своих тел.

Женские застежки — сущее проклятие, а он, к тому же, давненько не имел с ними дела. Но Мэт все же сумел расстегнуть несколько крючков, достаточно, чтобы просто стянуть платье через ноги.

— Ты хочешь сказать, лечь вместе голыми? — В голосе Кэролайн звучал непритворный ужас, как будто ей никогда раньше не приходило в голову, что такое падение нравов вообще возможно.

От ее наивности губы Мэта слегка расплылись в усмешке.

— Именно это я и имел в виду, — признался он.

— О-о, — задумчиво протянула Кэролайн, но, когда Мэт начал стаскивать платье с ее плеч, она нахмурилась. — Мэт?

— Г-мм? — Не в силах устоять, он наклонил голову и запечатлел поцелуй на молочной белизны обнаженном плече.

— А как… а что, лежать голышом действительно принято? — Задав этот вопрос, Кэролайн залилась багровым румянцем и опустила глаза, делая вид, что тщательно разглядывает носки его сапог.

— Некоторые предпочитают спать именно так, без тени улыбки сообщил Мэт, снимая с нее платье. К его удовольствию, Кэролайн помогла ему, вытащив руки из длинных узких рукавов, а затем, когда он высвободил талию и бедра, покорно переступила через платье сначала одной, потом другой ногой.

Стоя перед ним в тонкой белой сорочке и искромсанной ножом индейца укороченной нижней юбке, Кэролайн была так соблазнительно хороша, что Мэт с трудом сдержался, чтобы не заключить ее в объятия и не зацеловать до потери сознания, а затем перейти к следующим, более многообещающим этапам урока. Но нежное тело Кэролайн уже стало покрываться гусиной кожей, и Мэт сознавал, что, хотя ему самому и не холодно, Кэролайн начала замерзать. В один прекрасный день или ночь у него будет возможность снимать с нее одежду постепенно, покрывая поцелуями каждую частицу ее тела. Но пока это время еще не пришло. Держа демона страсти в строгой узде, Мэт постарался побыстрее завершить процесс раздевания Кэролайн, хоть и не смог удержаться, чтобы попутно не запечатлеть то здесь, то там парочку-другую поцелуев. Наконец он опустился перед ней на одно колено, чтобы снять туфли, а затем, до боли сжав зубы и еле сдерживая себя, принялся за подвязки чулок.

Соблазн опрокинуть Кэролайн на спину и откачать свою страсть в манящее пространство между ее ног, причем сделать это тотчас же, оказался для Мэта так велик, что удержаться от него было, пожалуй, самым трудным испытанием в его жизни.

Мэт дотронулся рукой до прохладной, бледной кожи ее стройных бедер, и его сердце учащенно забилось. Он начал плавно стягивать ее чулки, отметив про себя по-детски нежные с ямочками колени и изящные лодыжки, и долго не мог перевести дыхание. Ему потребовалась вся его железная воля, чтобы снова подняться на ноги. Кэролайн стояла, разрумянившись от смущения, с потупленным взором, и Мэт позволил себе на мгновение полюбоваться ее красотой.

Обнаженная, она представляла собой самое прекрасное зрелище, какое он когда-либо видел. Ее белые груди были округлыми и упругими, с прелестными маленькими сосками цвета спелой клубники. Они дерзко выдавались вперед на узкой грудной клетке, придавая Кэролайн вызывающий и одновременно женственный вид, особенно в сочетании с узкой талией и ласкающими взор покатыми бедрами. Живот только слегка выделялся, а пупок казался темным кружочком. У Кэролайн были длинные стройные ноги, а черные завитки волос между бедрами напоминали шелковистый мех соболя.

Мэт попытался побороть внезапно возникший порыв и потерпел поражение. Часто дыша, он нагнул голову и втянул в рот вызывающе торчащий сосок.

На вкус он совсем не напоминал спелую клубнику — он оказался несравнимо вкуснее.

Кэролайн издала легкий стон и обхватила руками его голову. Мэт держал ладони на ее талии, и они выделялись на атласной коже своими огромными размерами и цветом. Продолжая ласкать губами соски Кэролайн, он чувствовал, как ее пальцы крепче сжимают пряди его волос. Обжигающая страсть уже грозила через мгновение достичь накала, которому, как Мэт знал, будет невозможно противостоять. И невероятным усилием он заставил себя оторвать губы от ее груди.

Когда он выпрямился, Кэролайн, не говоря ни слова, подняла вверх лицо. Ее глаза были широко распахнуты и отливали больше янтарем, нежели золотом, а губы полураскрыты, как будто она запыхалась от быстрого бега. Вглядываясь сверху вниз в ее красное от смущения и растерянности, и вместе с тем вопрошающее лицо, Мэт крепко сжал ладонями ее талию. Он пока не мог позволить своим чувствам взять верх над рассудком.

Гусиная кожа на руках Кэролайн вновь остановила его. Скрипнув зубами, Мэт поднял ее на руки и, положив на мягкую меховую постель, нежно поцеловал в щеку. Кэролайн крепко обвила руками его шею и не хотела отпускать.

— Теперь твоя очередь смотреть, девочка моя, — прошептал ей в ухо Мэт, разжимая кольцо ее рук. Затем прикрыл наготу девушки индейским одеялом, чтобы Кэролайн совсем не замерзла от холода.

Укутав ее, он начал раздеваться. Снял сначала жилет, потом рубашку, затем сапоги (для этого ему пришлось прыгать с одной ноги на другую, что едва ли придавало его фигуре подобающее достоинство, но Мэт был слишком возбужден, чтобы обращать на это внимание) и чулки. Наконец, стоя перед ней босяком и с обнаженной грудью, он расстегнул свои бриджи, надеясь на то, что вид ничем не прикрытого возбужденного мужчины не слишком испугает Кэролайн.

До сих пор она молча наблюдала за его действиями, хотя ее глаза, следившие за Мэтом поверх кромки одеяла, раскрывались все шире и шире с каждой очередной сброшенной деталью туалета. Теперь Мэт тоже начал немного смущаться, однако был полон решимости показать себя целиком и потому рывком стянул с ног бриджи, отбросил их пяткой в сторону и встал перед Кэролайн во всем блеске своей наготы.

Ее глаза были прикованы к пенису, огромному и твердому, резко выступавшему вперед из обрамлявших его жестких черных волос. Мэт смотрел на Кэролайн и — что случалось крайне редко за всю его взрослую жизнь — чувствовал, как заливается краской.

С большими глазами и бледными щеками Кэролайн казалась очень юной и невинной, когда смотрела на него, чуть ли не разинув от удивления рот. Ее распущенные черные волосы водопадом спускались вниз по плечам, отчего она выглядела еще моложе, совсем ребенком. Может быть, его вид привел ее в ужас? Внушил отвращение? Испугал?

А если она действительно слишком ошеломлена открывшейся ей мужской наготой, чересчур подавлена, чтобы воспринимать его ласки, найдет ли он в себе мужество оставить ее в покое?

Да, — твердо ответил себе Мэт, — он так и поступит. Даже если это его убьет, он даст ей время привыкнуть к этому новому для нее знанию мужчин, прежде чем он продолжит начатый урок.

Хотя, судя по тому, что он сейчас чувствовал, такой поворот событий и вправду мог его убить.

Мэт в смятении ждал, а Кэролайн сглотнула слюну и подняла на него огромные, затененные ресницами глаза.

— И это все? — промолвила она, словно удивляясь тому, что давно внушавший ей страх орган оказался на вид таким безобидным.

Секунду Мэт не мог поверить собственным ушам. Затем, разинув рот, он уставился на нее, как последний недоумок. И, наконец, разразился взрывом хохота. Мэт продолжал посмеиваться, даже когда забрался к Кэролайн под одеяло и заключил ее в свои объятия.

— Не вижу ничего смешного. Что тебя так рассмешило? — Негодуя на развеселившегося вдруг Мэта, Кэролайн стукнула его по плечу.

Мэт отшатнулся, поймал ладонью ее кулачок и прижался губами к костяшкам согнутых пальцев. Но все равно продолжал сотрясаться от рвущегося наружу смеха, который с трудом мог сдерживать.

— По всей вероятности, ты ожидала чего-то иного, не так ли? — Он спросил это вежливым тоном. Слишком вежливым.

Кэролайн чувствовала, что Мэт все еще потешается над ней, хотя и не имела представления, что именно его так рассмешило.

— Когда я ощущала его внутри, мне казалось, что он гораздо больше, — призналась она, слегка недовольная тем, что не может посмеяться вместе с Мэтом. И совсем почти разозлилась, когда в ответ на ее объяснение Мэт снова расхохотался. И смеялся до тех пор, пока не поперхнулся. Все это время он сжимал Кэролайн в объятиях, словно боялся, что она обидится и встанет. Она с удовольствием так бы и поступила, если бы не лежала рядом с ним абсолютно голая и не стеснялась своей наготы.

Когда Мэт устал наконец смеяться, он некоторое время лежал без сил на их ложе, укрытом роскошным мехом. Глаза его сияли.

— Боюсь, больше у меня нет.

Он сказал это извиняющимся тоном, но Кэролайн уже знала, когда он над ней подтрунивает. И все же он был удивительно красив и казался таким беззаботным и счастливым с искрящимися голубыми глазами и широко открытой улыбкой, будто сразу помолодел на несколько лет, что Кэролайн просто не могла всерьез сердиться на него. Хотя все еще не понимала, что могло вызвать у Мэта безудержный приступ веселья.

— Если ты намерен надо мной смеяться, то я лучше немного посплю, — заявила Кэролайн, переворачиваясь на бок, спиной к Мэту и ожидая его реакции.

Он мгновенно склонился над ней, тесно прижавшись под одеялом из нескольких наваленных сверху шкур. Кэролайн ощущала кожей все его большое мускулистое тело: широкая грудь со множеством жестких завитков, клином спускавшихся к животу, мощные мышцы ног и бедер и ту пульсирующую жаркую часть его тела, которая несколько минут назад была предметом их разговора, а теперь прижималась к ее округлым ягодицам.

— Э-э нет, спать ты не будешь. Во всяком случае, не сейчас.

Его рука скользнула вдоль ее талии, пальцы почти сразу же отыскали обнаженную грудь. Когда Мэт принялся сжимать ее отвердевший сосок, Кэролайн почувствовала, как все тело пронзила дрожь. И чем неожиданнее оказалось для Кэролайн испытываемое удовольствие, тем сильнее она трепетала. Его рука ласкала мягкую округлость, сжимая и поглаживая ее так, будто грудь сама вздымалась и трепетала в ладони Мэта. Кэролайн никогда не подозревала, что какая-либо сторона физической близости между мужчиной и женщиной может быть столь приятной, но сейчас ей пришлось признаться, что это именно так. Затем рука Мэта отыскала вторую грудь и принялась ласкать ее так же, как и первую. Кэролайн стало трудно дышать. Изогнувшись, чтобы ему было удобнее ее целовать, Кэролайн ощутила, как внизу живота разгорается пламя желания. И ее снова охватил трепет.

— Мне очень нравится гладить твою кожу. Я давно пытался выяснить, нежная ли она на ощупь или это только видимость. Оказывается, она мягкая, как шелк.

Его низкий от желания голос звучал необыкновенно чувственно. Кэролайн дрожала от возбуждения, которое разбудили в ней его слова, поцелуи и по-хозяйски шарящие по всему телу руки. Отбросив в сторону тяжелые пряди ее волос, Мэт покрыл жгучими от страсти поцелуями ее чувствительную к ласкам шею, затем провел жаркими губами вдоль плеча и обратно, к изящной ямочке чуть ниже уха и принялся слегка покусывать ее. Едва пробившаяся бородка придавала лицу Мэта столько мужественности, что у Кэролайн при взгляде на него замирало сердце, несмотря на то, что щетина царапала ей нежную кожу. Одной рукой Мэт продолжал ласкать ей грудь, а другой скользнул вниз, к животу, нежно поглаживая его и едва касаясь пальцем пупка. Затем его рука распласталась по коже и, спустившись еще ниже, накрыла ту часть ее тела, названия которой Кэролайн никогда не произносила вслух. Это вызвало у нее инстинктивный протест, она изогнула спину, пытаясь заставить его перенести ладонь на какое-нибудь другое, менее интимное место, но Мэт не подчинился.

— Верь мне, малышка, — прошептал он ей в ухо.

Кэролайн на секунду подумала о Еве и змие, который тоже, должно быть, шептал нечто подобное. Но тут длинные пальцы Мэта переместились еще ниже, оказавшись между ее ног, и начали ласкать самые потаенные места с такой нежностью, что разгоревшийся в Кэролайн пожар принял почти постыдные размеры и пропала способность рационально мыслить.

Ведь не могло же это внутреннее пламя возникнуть только потому, что Мэт легко, почти на грани осязания касался ее руками! Кэролайн чувствовала внутри себя какой-то жидкий огонь, несущий наивысшее наслаждение, огонь, от которого она почти начала задыхаться. В то время как все ее тело изгибалось и корчилось, зажатое между ласкавшей рукой и сильным мужским телом.

Кэролайн закрыла глаза, каждой клеточкой ощущая близость Мэта. Его дыхание тоже участилось и стало немного хриплым, он то и дело проводил губами и колючим небритым подбородком вдоль пульсирующей жилки на ее шее. Руки мужчины стискивали ее в объятиях, ноги с темными короткими волосками прижимались к шелковистой коже бедер, а массивные плечи нависали над ее телом. Мэт так плотно прижался к ней сзади, что Кэролайн отчетливо ощущала, как его огромный пенис утыкается ей в обнаженные ягодицы. («Забавно, — подумала она, — но этот орган выглядел совсем не так грозно, как можно было бы представить, судя по ощущениям!») Мэт, не переставая, ласкал ее груди и интимное место между ног, пока Кэролайн помимо своей воли не начала дрожать всем телом, покоряясь жгучему наслаждению, заставлявшему ее стонать и метаться.

Затем Мэт осторожно ввел свои пальцы внутрь ее тела, в ту сокровенную глубину, куда Кэролайн и не представляла, что они могут входить, и принялся двигать ими взад и вперед, как бы имитируя акт любви.

Глаза Кэролайн резко раскрылись, когда она почувствовала, что ее вот-вот поглотит водоворот сладострастия, — ничего подобного она и представить себе не могла. Девушка судорожно хватала ртом воздух, делала слабые попытки подавить это стремительно нахлынувшее ощущение, спрятаться от него, но Мэт не позволял ей вырваться на свободу. Издав звук, похожий одновременно на стон и на рыдание, Кэролайн снова ощутила внутри себя неумолимое движение его дерзких пальцев — и, наконец, смежив веки и негромко вскрикнув, отдалась чудесному, трепетному восторгу и воспламенилась, словно тщательно разоженный костер.

Когда все кончилось, и она снова пришла в себя, то от стыда и неловкости долго не решалась открыть глаза. Мэт все еще прижимался к ней всем телом, по-хозяйски проводя руками по груди и темному треугольнику волос между ногами. Его пальцы, слава Богу, находились уже не внутри нее, но все еще прикасались к ее плоти. И теперь, когда Кэролайн снова могла разумно мыслить, эта ничем не ограниченная интимность его ласк показалась ей оскорбительной.

Но не отвратительной, и даже не неприятной. Мысль об этом заставила Кэролайн открыть глаза.

— Ну и что же ты обо всем этом думаешь? — Когда Мэт, почти запинаясь, выдавил из себя этот вопрос, в его голосе звучало некоторое самодовольство. Но одновременно и напряженное ожидание. Однако Кэролайн различила только первую интонацию и, мгновенно повернувшись, гневно уставилась на него.

— Я думаю, что ты самодовольный, подлый и… — в ярости начала перечислять она, опустившись спиной на мягкий мех шубы и глядя вверх, на его обрамленную черной щетиной ухмыляющуюся физиономию. Но помимо еле уловимой усмешки, означавшей, как ей казалось, что Мэт снова над ней потешается, Кэролайн увидела в его глазах нечто такое, что заставило ее замолчать. В кобальтовой глубине глаз отражались и нежность, и, возможно, легкое торжество, но все это были мелочи по сравнению с горевшим в них неутолимым голодом. Мэт смотрел на нее так, как умирающий от голода смотрел бы на хлеб. И Кэролайн простила ему ухмылку и оставила его вопрос без ответа, настолько явственно она ощутила, как ои нуждается в ней.

— Я люблю тебя, Эфраим Мэтисон, — прошептала Кэролайн, и эти слова вырвались у нее помимо воли. Она подняла руку и погладила Мэта по шершавой, как наждачная бумага щеке.

Ни на секунду не отрывая от девушки глаз, Мэт поймал ее пальцы и прижал их к своему лицу, так что жар его кожи обжег ей ладонь. В его взгляде внезапно появилась беззащитность и ранимость, как у маленького ребенка, и это тронуло Кэролайн больше, чем что-либо на протяжении всей ее предыдущей жизни. Потрясенная своими чувствами, она приподнялась на локте и поцеловала шрам, который считала своего рода знаком его доблести.

— Боже небесный! — пробормотал Мэт, когда ее губы коснулись побелевшего рубца. Насмешка исчезла, уступив место гримасе боли, глаза вспыхнули и потемнели от страсти. Затем он опустил Кэролайн вниз на ложе, лег на нее сверху и прильнул к ней в таком поцелуе, будто хотел вынуть из нее душу. Продолжая ласкать и возбуждать Кэролайн, Мэт приподнял ее ноги, чтобы они обхватили его за талию. И овладел ею, объявив тем самым эту женщину своей. На сей раз Кэролайн впервые смогла оценить, почему мужчины так стремятся к физической близости с женщиной. Ответный порыв страсти, который Мэт возбудил в ней за несколько мгновений до этого акта, был ничтожным по сравнению с тем экстазом, что охватил ее, когда он в последний раз совершил внутри нее мощный рывок и в момент извержения спермы выкрикнул ее имя.

Когда все кончилось, они долго лежали обнявшись. Кэролайн распласталась на груди Мэта, умиротворенно прислушиваясь к ритму его постепенно успокаивающегося сердца.

— Ответь мне на один вопрос, — медленно проговорила она после долгого молчания, рисуя кончиком пальца круги на восхищавшей ее мощной волосатой груди Мэта. Его плоские соски темно-коричневого цвета были похожи на ее собственные и вместе с тем разительно от них отличались. Она гладила их и щелкала по ним пальцем, пока Мэт, застонав, не поймал ее ладони своими и не попросил перестать. Тогда Кэролайн стала накручивать на пальцы те волоски, что росли у него на груди, думая при этом о тысяче разных вещей. Этот вопрос, на который она уже некоторое время хотела услышать ответ, пришел ей в голову совсем неожиданно и принес с собой легкое беспокойство. — Что именно ты имел в виду, когда говорил мне, будто мы с Ханной Форрестер совершенно не похожи друг на друга?

Мэт поднял голову и посмотрел на Кэролайн. А она приподняла подбородок, чтобы поймать его взгляд.

— А так это всерьез не давало тебе покоя, не так ли?

Теперь, когда Мэт немного утолил страсть, к нему снова вернулось чувство юмора. Поскольку Кэролайн было страшно лень обижаться за то, что он опять подтрунивает (а поразмыслив, пришла к выводу, что ей это нравилось), она просто показала Мэту язык.

— Примерно в той же степени, как тебя обеспокоил поцелуй Даниэля на кукурузных посиделках, — с притворной мягкостью парировала Кэролайн, потянув при этом за жесткий волосок на груди.

— Неужели настолько сильно, а? — От веселого выражения его лица не осталось и следа, теперь оно потемнело от тягостных воспоминаний. Он накрыл ее пальцы ладонью и прижал к себе, чтобы она больше не могла его щипать, затем просунул согнутую в локте руку ей под голову в качестве подушки.

— Так ты объяснишь? — Ей нужен был его ответ. Мэт стожил губы в полуулыбке.

Я хотел сказать, что ты, девочка моя, представляещь из себя самое обворожительное существо, которое я когда-либо видел и надеюсь увидеть по эту сторону небес, — а Ханна нет.

— Пусть так дальше и остается. — Довольная его ответом, Кэролайн тем не менее пронзила Мэта суровым взглядом. — Потому что вы, сэр, отдали себя в мои руки, и я предупреждаю, что не собираюсь ни с кем вас делить!

— Неужели ты объясняешься мне в любви, Кэролайн? — Улыбка в его глазах, когда он повторил вопрос, который уже однажды ей задавал, никак не вязалась с чуть хриплым от волнения голосом.

— А что, если так и есть? — В ее голосе тоже прозвучали хриплые нотки.

— Тогда я скажу тебе, что теперь моя очередь.

— Твоя очередь?

— Объясняться в любви. Но прежде чем ответить, хорошенько подумай. Ты повесишь на себя заботу о целой компании и притом навсегда. Если примешь меня, то должна будешь принять также Дэви и Джона, Джеймса и Дана, Роба и Тома, и даже эту злосчастную псину. Будут и еще младенцы, потому что я не смогу сдерживать себя больше, чем на несколько часов в сутки. Так что появятся дети, плюс связанные с ними дополнительные нагрузки. Даже служанка может бросить службу, когда окончится срок ее договора с нанимателем. Ты же, напротив, отдашь мне себя навсегда.

Глаза Кэролайн широко раскрылись. Она приподнялась на локтях от его груди, на которой все это время уютно лежала и, моргая, уставилась на Мэта.

— Ты случайно не пытаешься сделать мне предложение?

— Полагаю, что именно это я и делаю.

— В таком случае, оно целиком состоит из предостережений. Могу я поинтересоваться, что тебя надоумило предложить мне руку и сердце?

Брови Мэта поползли вверх. Руки в красноречивом жесте двинулись вниз вдоль ее обнаженной спины, замерев на изгибе ягодиц. Кэролайн сделала вид, что не чувствует нежного трепета, пробежавшего от этого движения по всему ее телу, и нахмурилась.

— Ты просто хочешь уложить меня в свою постель. — В ее словах слышались зловещие нотки.

— Ага, хочу. — Он плотнее прижал Кэролайн к себе, чтобы она почувствовала его вновь пробудившееся желание.

— Это самое большое оскорбление, которое я когда-либо слышала! — С трудом подавив горячее желание ударить его, Кэролайн попыталась вскочить на ноги, но обвившиеся вокруг ее тела руки Мэта остановили ее.

— Ну-ну, мадам Пороховая Бочка, держите свой вспыльчивый темперамент при себе! Ты что, хочешь, чтобы я отрицал очевидное? Я мечтал уложить тебя в свою постель с того самого момента, как впервые увидел, когда ты неслась по моему полю в своем развевающемся красном плаще с капюшоном, а Яков мчался за тобой следом. «Особа, которая умеет так быстро бегать, — сказал я себе, на голову выше обыкновенных женщин».

Он снова подтрунивал над ней, она это понимала. Однако чувства Кэролайн, только пробудившиеся и потому все еще уязвимые для обиды, не позволяли ей по достоинству оценить его шутки.

— Отпусти меня, похотливый кретин!

Она несколько раз ударила его по плечам. Должно быть, Мэт увидел в глазах Кэролайн неподдельную боль, проступавшую под внешней личиной гнева, поскольку внезапно перестал улыбаться. Безо всякого предупреждения он повернулся вместе с ней, цепко держа ее обеими руками, пока Кэролайн не оказалась лежащей на спине, прижатой сверху его телом. Она уже не размахивала руками, а смотрела ему в глаза с яростью и горькой обидой.

— Нет, я не это имел в виду, — тихо произнес Мэт. — Вернее, не только это. Я хочу жениться на тебе, потому что люблю тебя, Кэролайн, люблю сильнее, чем любил кого-либо или что-либо в своей жизни. Люблю так, что при одной мысли, что могу тебя потерять, меня охватывает ужас. Я так сильно тебя люблю, что, если ты мне откажешь, я, скорее всего, проведу остаток своих дней, воя на луну, как волк, у которого не все в порядке с головой!

Улыбка, сопровождавшая его последние слова, была столь мимолетной, что исчезла, не успев отразиться в глазах. Вглядываясь снизу вверх в лицо Мэта, Кэролайн поняла, что он действительно говорит правду: он любит ее. Но так же, как и ей самой, Мэту многое пришлось вытерпеть в жизни, и поэтому он привык маскировать свои самые сокровенные чувства улыбкой, насмешкой или еще каким-нибудь прикрытием.

Когда Кэролайн это осознала, ее гнев сразу улетучился, и, подняв руки, она сцепила пальцы у него на затылке.

— Я с гордостью принимаю твое предложение и почту за честь быть твоей женой, — промолвила она и улыбнулась Мэту. И эта улыбка, блеск глаз и звук голоса выразили всю любовь Кэролайн, которую так долго хранила ее душа.

Секунду Мэт смотрел на нее потемневшими глазами.

— Нет, девочка моя, это я почту за честь, — пробормотал он и наклонил голову, чтобы приблизить ее губы к своим и запечатлеть на них долгий, но вместе с тем нежнейший на свете поцелуй.

В ту ночь падавший за стенами их убежища снег мог с таким же успехом превратиться в перья херувимов, поющих в небесном хоре, и ни Кэролайн, ни Мэт не обратили бы на это никакого внимания. Они любили друг друга, о чем-то шептались, смеялись, и снова любили. И если блаженство, которое они испытали, имело скорее земное, чем небесное происхождение, для них это все-таки был рай.

Несмотря на то, что ночью влюбленные спали очень мало, Кэролайн проснулась с наступлением зари, когда в их убежище забрезжил первый лучик света. Стены и потолок пещеры оказались довольно хорошо освещены, благодаря отражавшемуся на них блеску искрящегося снега. Костер все еще исправно горел (Мэт регулярно подбрасывал туда сучья, хотя и с достаточно дальнего расстояния; Кэролайн была рада, что он мог заставить себя это делать), но все равно пламя не могло противостоять холоду. И Кэролайн, уютно укрытой от прохладного воздуха пещеры в их коконе из меха и шкур, было приятно ощущать себя защищенной со всех сторон.

Конечно, немалую роль в этом сыграло то, что рядом с ней все время находился очень большой, мускулистый и сильный мужчина, щедро дарившей ей тепло своего тела.

Рука Мэга замерла у нее на талии, ладонь почти упиралась в грудь, а одна нога была по-хозяйски закинута поверх ее ног. Кэролайн свернулась клубочком, прильнув спиной так близко к Мэту, как яблоко к кожуре, и ей потребовались некоторые усилия, чтобы перевернуться и вглядеться в его лицо.

Спящий, он был похож на смуглого ангела, упавшего с небес, с каскадом черных как смоль кудрей на висках и надо лбом, с густыми, словно соболий мех, короткими ресницами, полумесяцами лежавшими на бронзовых от загара щеках. Его черты лица были столь тонко очерчены, что казалось, будто выточены скульптором.

С другой стороны, как каждого смертного мужчину, ее возлюбленного украшала порядком отросшая щетина, которая грозила в недалеком будущем превратиться в настоящую бороду. А кроме того, он спал с открытым ртом.

Собственно говоря, если называть вещи своими именами, Мэт храпел.

Не слишком громко, однако у этих скрежещущих звуков было отнюдь не небесное происхождение.

Когда Мэт всхрапнул особенно громко, нарушив первозданную тишину утра, в глазах Кэролайн зажглись веселые искорки. И она поняла, что должна быть благодарна — Богу ли, Провидению, а может, чему-то или кому-то еще — за то, что Мэт, при всей своей мужественной красоте и степенных пуританских взглядах, не был ангелом во плоти.

Потому что она любила его таким, каким он был, с храпом, шрамами, бородой и всем остальным.

Когда она вспомнила, что он с ней делал за прошедшую ночь, полную бурных и необузданных страстей, то почувствовала, что ее щеки розовеют от стыда. При воспоминании о том, чему он ее научил, розовый цвет сменился бордовым. А пронесшиеся в памяти картины их последней близости превратили ее щеки в ярко-пунцовые.

… Он обхватил ее бедра руками и потянул на себя, так что она оказалась на нем верхом и долгое время скакала в этой позе настолько самозабвенно, что теперь, в течение многих и многих дней, будет вспоминать об этих минутах каждый раз, когда ощутит на себе взгляд Мэта.

При мысли о том, как теперь Мэт посмотрит на нее, Кэролайн обуял панический страх. Что обычно говорят мужчины после такой ночи любви? Теперь у них действительно не существовало секретов друг от друга, и Кэролайн в ужасе закрыла веки, подумав, что это новая всепоглощающая открытость не сможет не отразиться на выражении его лица и глаз, обращенных на нее.

С помощью Мэта она обнаружила в себе такие неизвестные доселе способности, такую склонность к любовным утехам, о которых никогда даже не подозревала. Под конец ей даже не нужно было слушать шепот его подсказок, чтобы прижиматься и легко касаться его тела, поглаживать и ласкать. Она делала все это сама, без его напоминаний. Их близость с Мэтом не имела ничего общего с тем кошмарным ужасом, который был ей навязан в предыдущей жизни. Они занимались любовью, а тогда это было нечто омерзительное. После сегодняшней ночи призрак Саймона Денкера больше не будет отбрасывать мрачную тень на ее дальнейшую жизнь. И сам он, и то, что сделал с ней, осталось далеко позади, Мэт освободил ее от прошлого.

Неужели она и вправду станет его женой? При этой мысли Кэролайн едва не принялась хихикать, словно глупая девчонка-школьница. Ее остановило только опасение, что она наверняка разбудит Мэта.

Внезапно Кэролайн поняла, что не сможет показаться ему на глаза в таком виде, обнаженная, со взъерошенными волосами и с отчетливыми следами его ласк на теле. Ей нужно встать, помыться и одеться — и все это до того, как Мэт откроет глаза. Кроме того, ее физиология напоминала о себе, и с каждой минутой все более требовательно.

Подняться с постели оказалось нелегким делом. Мэт весил довольно прилично, так что ей с трудом удалось приподнять и передвинуть его руки и ноги, причем сделать это очень осторожно, чтобы его не разбудить. Но Мэт, казалось, крепко спал, и Кэролайн смогла наконец выскользнуть из постели, даже не нарушив ритм его нежных всхрапов.

Стоя в чем мать родила, Кэролайн обнаружила, что воздух в их пещере очень холодный. Схватив рубашку Мэта, она быстро надела ее на себя и улыбнулась: рукава спускались на добрый фут ниже кончиков ее пальцев, а подол закрывал ее колени. Должно быть, она имела смешной и нелепый вид, но никто на нее не смотрел, и, кроме того, необходимо было как можно быстрее вымыться, даже если при этом ей суждено погибнуть от холода, Кэролайн без колебаний залезла ногами в сапоги Мэта. Они были такими громадными, что в каждом из них она вполне могла расположиться на ночлег. Подняв с пола кувшин, все еще наполовину наполненный ромом, Кэролайн отодвинула от выхода ветви и ступила ногой на снег.

Она не прошла и двух шагов, когда дрожь во всем теле подсказала ей, какой вокруг холод. Ей было трудно дышать, а кожу будто пощипывали ледяными пальцами. Солнце уже вставало над горизонтом и казалось размытым бледным шаром, висящим над рекой. Ветер немного стих. Хотя снег все еще кружился, не переставая, снежинки уже не слипались в комочки, больно бьющие по лицу. Искристое снежное одеяло, лежавшее на земле, доходило Кэролайн до колен, и она обрадовалась тому, что у Мэта такие высокие сапоги. Но буран уже прошел. Если не сегодня, то завтра они наверняка смогут отправиться домой.

Что подумают об их новости Дэви, Джон и все остальные? В тот день в деревне в ее отношениях с мальчиками наступил критический перелом, но как они воспримут известие о том, что она станет женой их отца?

Справившись с наиболее безотлагательной проблемой, Кэролайн вылила остаток рома в сугроб (куда бы ни попадали капли, отовсюду поднимался насыщенный ароматом пар, и она вспомнила, каким крепким был напиток), как следует потрясла кувшин и быстро наполнила его доверху снегом, Затем, дрожа всем телом, с клацающими от холода зубами, вернулась со своей ношей в укрытие.

— Какого дьявола ты здесь расхаживаешь, позволь тебя спросить?

Кэролайн растерялась, когда увидела, что Мэт уже проснулся. Великолепный в своей наготе, он без стеснения стоял около тюфяка, с которого, очевидно, только что поднялся. Уперев кулаки в узкие бедра, Мэт хмуро смотрел на Кэролайн. Она так закоченела, что едва могла говорить, поэтому лишь молча взирала на него.

С лицом архангела и безупречно сложенным телом, Мэт являл собой картину, от которой у каждой женщины на минуту остановилось бы сердце. Кэролайн глазами вбирала в себя всю его мулсественную красоту, не замечая, как, в свою очередь, жадно он уставился на нее.

— Ты, маленькая идиотка, с чего вдруг выскочила наружу в таком виде?! — воскликнул Мэт с недопустимым для влюбленного раздражением в голосе. Затем он наклонился, вытащил свою шубу из-под шкур и, шагнув к Кэролайн, обернул ее плечи мехом.

Кэролайн только что поставила кувшин поближе к огню, чтобы снег мог растаять и, выпрямившись, обрадовалась неожиданному теплу. У нее все еще стучали зубы, кожа отходила от холода и уже начинало покалывать, но она знала, что пробыла на морозе слишком мало времени, чтобы повредить своему здоровью.

— Н-нам наружна вода д-для мытья.

— И за этим ты почти голая выскочила на мороз?! — На последнем слове голос Мэта превратился в настоящий рев.

Кэролайн сердито огрызнулась ему в лицо:

— Не смей на меня кричать, Эфраим Мэтисон!

— Я буду кричать, если захочу, и не называй меня Эфраимом!

— Буду называть, если захочу. Собственно, мне даже нравится это имя.

— Ах, даже так?

— Да, нравится.

— Сегодня утром ты, я вижу, настроена по-боевому. Не думай, пожалуйста, что я не сумею справиться с такой нахальной девчонкой, как ты.

— Ха! Не пугай меня. На словах ты очень суров, но я ни разу не видела, чтобы ты шлепнул по заднице хотя бы одного из своих сыновей!

— Они послушные мальчики и не нуждаются в такого рода воспитательных мерах. Но не думай, что я не приложу руку к твоей попке, если ты еще хоть раз сделаешь подобную глупость. Подумать только — выйти почти голой на мороз, чтобы принести воды для мытья!

В его формулировке все это и впрямь выглядело довольно глупо.

— Были и… другие причины, запинаясь, промолвила Кэролайн.

Увидев ее смущение, Мэт все понял и лицо его сразу смягчилось.

— В следующий раз сперва оденься. Ты что, никогда не слышала об обморожении?

— Кому-кому, но не тебе говорить мне, что нужно одеться. Посмотри на себя, ты сам голый, как новорожденный младенец!

— Потому что ты взяла мою одежду!

— Не всю.

— Почти всю.

— У тебя остались бриджи, чулки, и…

— Кэролайн, ты что, намерена провести все утро, пререкаясь со мной?

Когда Мэт так говорил, ответ становился очевиден.

Нет.

— Прекрасно. Потому что я знаю уйму других вещей, которыми мы могли бы заняться.

И он медленно улыбнулся такой греховной и в то же время озорной улыбкой, что у Кэролайн перевернулось все внутри. Затем подошел и приподнял ей подбородок. Когда губы Мэта коснулись ее рта, она обхватила его руками за шею, приподнялась на цыпочках и прильнула к нему в ответном поцелуе.

— Так-то лучше. — Он поднял голову и щелкнул ее пальцем по кончику носа. — Не вернешь ли ты мои сапоги? Мне тоже надо выйти наружу.

— Ой.

— Да, ой.

Теснота их маленького убежища имела свою оборотную сторону, теперь Кэролайн ощутила это в полной мере. Она покраснела до корней волос, передавая Мэту сапоги и шубу, затем надела на ноги его чулки, связанные из плотной шерсти, они были намного теплее ее хлопчатобумажных, — и завернулась в индейское одеяло.

Надев на голое тело шубу и всунув босые ноги в сапоги, Мэт вышел из пещеры всего на несколько минут и тут же вернулся. У Кэролайн хватило времени только на то, чтобы отодвинуть от огня кувшин с уже растаявшим и даже слегка подогретым снегом, но помыться она не успела. Скорчившись в неудобной позе у тюфяка, она как раз собиралась намочить кусок ткани, который ей удалось оторвать от изрезанной нижней юбки, и тут же подпрыгнула от испуга, словно застигнутая на месте преступления, когда Мэт бесшумно проскользнул обратно в пещеру.

— Не хочешь ли ты сказать, что стесняешься меня? — спросил он, увидев, как она испугалась и вспыхнула румянцем.

— Я хочу помыться.

— Так мойся.

Увы, он не был совершенным, ее возлюбленный. В сущности, очень далеким от совершенства. Одним из его недостатков была невосприимчивость к галантности и изящным манерам, свойственным каждому джентльмену. Но если ему удалось научить ее искусству любви, то почему бы ей не стать его наставницей в хороших манерах? Такой взаимный обмен услугами можно считать справедливым.

— Мне нужно ненадолго уединиться, — мягко сказала Кэролайн и не удивилась, когда Мэт с нетерпением воззрился на нее.

— Разве у тебя на теле есть еще что-то, ускользнувшее от моего внимания?

Именно такого ответа она от него и ожидала.

— Будь так любезен, пожалуйста, исчезни с моих глаз на пару минут!

Мягкость и вежливость уступили место раздражению, но как раз оно и достигло цели. Мэт фыркнул, как бы сокрушаясь по поводу женских капризов, но все же забрал обратно свою рубашку (за которую потребовал с Кэролайн дань с каждой груди в виде поцелуев), за считанные секунды натянул одежду, подхватил мушкет и вышел на улицу.

Посматривая краем глаза на заваленный ветками вход, Кэролайн помылась так тщательно, как могла, учитывая температурные условия и отсутствие элементарных удобств. Откуда-то снаружи раздался голос Мэта, ревущего гимн. На мгновение Кэролайн прервала свое занятие, чтобы послушать его, и нежная улыбка появилась на ее губах. Затем, когда рев прекратился, она пришла в себя, разыскала свою одежду и начала быстро одеваться. Кэролайн надевала вторую туфельку, как вдруг внезапное «бах!» заставило все ее тело напрячься.

Она поспешила выглянуть наружу и увидела Мэта, размеренно шагавшего по направлению к их пещере со все еще дымящимся мушкетом в одной руке и только что убитым кроликом в другой. Увидев Кэролайн, он усмехнулся и поднял зверька за задние лапы.

— Завтрак! — сказал он и вошел в пещеру, чтобы взять нож, затем снова исчез. Когда, спустя удивительно короткое время, Мэт вернулся, кролик был уже освежеван, очищен и готов к жарке.

— Устроим себе настоящий пир, — улыбнулась Кэролайн, забирая у него тушку, которую насадила на большую палку и укрепила над костром.

Мэт снял с себя шубу, вымыл руки и остатками воды сполоснул лицо. Затем он подошел к Кэролайн сзади и обнял ее за талию. Кэролайн стояла и сосредоточенно наблюдала за соком, который уже начал капать вниз, заставляя пламя шипеть («Может быть, стоит отодвинуть мясо туда, где пламя не такое сильное?»), и потому движение рук Мэта, скользнувших вверх к груди, застало ее врасплох.

Она инстинктивно сжалась, но, когда он прижался губами к ложбинке чуть ниже ее уха, расслабилась. Через мгновение Кэролайн повернулась в его объятиях и, обхватив Мэта за шею, вознаградила медленным поцелуем.

И все же, почувствовав, как его руки сзади расстегивают на ней крючки, она слегка отстранилась и нахмурила брови.

— Что ты делаешь?

— Снимаю с тебя одежду.

— Но я только что оделась.

— И прелестно во всем этом выглядишь. Но я предпочитаю видеть тебя без одежды.

Как именно предполагал Мэт провести остаток утра, теперь стало ясно до малейших деталей. К этому времени платье на Кэролайн было расстегнуто до самой талии, и он уже стаскивал его с плеч.

— Но на дворе уже день!

Искренняя тревога, прозвучавшая в ее протестующей реплике, заставила Мэта усмехнуться. Он обнажил ей грудь.

— Тем лучше для нас, — сказал он и, сняв с Кэролайн и с себя всю одежду, снова потянул ее на их любовное ложе. Повернув Кэролайн на спину, он поцелуями заглушил ее слабые протесты, а затем руками, губами и всем телом продемонстрировал ей, что день, в сущности, очень подходящее время для такого рода занятий.

И только значительно позже, проснувшись после легкого забытья, Кэролайн почувствовала запах горящего мяса и вспомнила об оставленном на огне кролике.

Она с криком высвободилась из объятий Мэта и вскочила на ноги.

— Какого дьявола?.. — Тотчас проснувшийся Мэт был готов отразить любую грозящую им опасность. Он мгновенно сел на постели, отбросив с голой груди шкуры, которыми был укрыт.

— Почти сгорел! — простонала Кэролайн, с помощью палки вытаскивая кролика из его погребального костра.

— Ну и что же, мы срежем то, что сгорело, и съедим оставшееся мясо.

Не замечая от расстройства своей наготы, Кэролайн присела на корточки и разложила обуглившуюся тушку на плоском камне, выступавшем из-под земли недалеко от входа в пещеру. К ее досаде, Мэт усмехнулся, а затем начал от души смеяться. И вот он уже слез с тюфяка и подошел к ней.

— Ты никогда не перестанешь доставлять мне радость, девочка моя. Идем обратно в постель.

— Но кролик…

— Оставь наконец в покое этого несчастного кролика! Ты совсем раздета, а сейчас холодно, и к тому же нам больше нечем занять себя, кроме как провести день, делая друг другу приятное. Нам еще не скоро вновь выпадет такой шанс.

— Да, но…

Кэролайн еще причитала по поводу сгоревшего кролика, но Мэт уже поднял ее на руки и отнес обратно на тюфяк. Прошло еще немало времени, прежде чем она снова вернулась к мыслям о еде.

Но когда за стенами их убежища тени деревьев, тянущиеся к реке, заметно выросли, Кэролайн наконец получила возможность поесть. Завернутая в шубу, надетую на голое тело (Мэт, несмотря на все ее протесты, довольствовался гораздо менее теплым индейским одеялом); она села рядом на тюфяк, и они доели остатки хлеба, колбасы и яблок, запив все это водой из еще раз растопленного в кувшине снега. Мэт также отхлебнул из другого кувшина всего один глоток, не более, — и сытые они растянулись бок о бок на тюфяке. Голова Кэролайн покоилась на плече Мэта, который нежно ласкал любимую.

— Как ты думаешь, что скажут люди? — Этот вопрос уже некоторое время, словно вредная маленькая мышка, потихоньку точил ее недавно обретенное счастье.

— Скажут о чем? — Мэт лениво водил пальцем от одной увенчанной «клубничинкой» груди до другой.

— О нас. Что мы собираемся пожениться.

— Что они могут сказать? Это никого не касается, кроме нас двоих.

— Но ты… я… ты же знаешь, я далеко не всем нравлюсь в этом городе.

— Ты выходишь замуж не за город.

— Это верно. Но…

— Э-ге-гей, в пещере! Мэт, это ты там? — раздавшийся снаружи оклик заставил обоих вздрогнуть.

Кэролайн глотала ртом воздух, наспех натягивая до самого носа сбившиеся покрывала, чтобы принять как можно более пристойный вид, в то время как Мэт весь напрягся и сел на постели.

Это Даниэль, дьявол побери его душу, — сквозь зубы процедил он, а затем резко повысил голос, проревев в ответ что-то утвердительное.

— Одевайся!

Мэт вскочил на ноги, натягивая бриджи. Кэролайн лихорадочно искала свою сорочку. Мэт заметил ее раньше и бросил Кэролайн вместе с нижней юбкой и платьем. Когда она спешно сунула голову в вырез сорочки, Мэт уже набросил на себя рубашку.

— Мэт! Ау! — за этим новым криком последовали приглушенные ругательства. По-видимому, Даниэлю было не так просто до них добраться, но он прилагал максимум усилий.

— Чтоб тебя, братишка, — пробормотал Мэт, пытаясь застегнуть пуговицы на рубашке и одновременно попасть ногой в сапог.

Кэролайн затянула завязки нижней юбки на талии и протянула руку к платью, а Мэт, успевший принять более или менее пристойный вид, направился к загороженному сучьями входу, чтобы задержать Даниэля.

— Да, это и вправду я, кто же еще? — услышала она голос Мэта, звучавший с гораздо более мрачной интонацией, чем того заслуживал сумевший разыскать их Даниэль.

— Слава Господу! Я боялся, что индейцы или буран сумели-таки тебя доконать, но разве такого, как ты, может осилить кто-нибудь или что-нибудь? Для этого, черт ты этакий, у тебя слишком противный характер.

Если Мэт и отреагировал на грубоватый юмор Даниэля, то Кэролайн, не видевшая его лица, ничего об этом не знала.

— Кэролайн с тобой? — поинтересовался Роберт.

Кэролайн испуганно вздрогнула, застегнула платье и стала натягивать чулки, не переставая задаваться вопросом, сколько еще народу в этой поисковой партии.

При мысли о том, что прямо из любовного гнездышка ей придется выйти к целой толпе сплетников, Кэролайн внутренне сжалась. Несмотря на то, что никто не смог бы с уверенностью сказать, чем именно они с Мэтом занимались всю ночь, распространители слухов и сплетен, безусловно, будут гадать в определенном направлении, к сожалению, очень близком к истине. Закрепив подвязки и поспешно одернув платье, Кэролайн ощутила себя воплощением библейской распутницы Иезавель.

— Ага, — скупо ответил Мэт, который, казалось, хотел намеренно отвлечь братьев от этой темы. — Быстро же вы нас нашли.

— Мы только все время ехали вдоль реки и поэтому увидели дым вашего костра. Отойди, братец. Здесь, снаружи, чертовски холодно, и немного тепла от костра нам совсем не помешает.

Бросив быстрый взгляд через плечо, чтобы удостовериться, что Кэролайн достаточно одета, Мэт отступил назад в пещеру. Даниэль почти сразу же вошел следом, а за ним появился Роберт. Оба были одеты в длинные меховые шубы, шляпы с широкими полями и сапоги. Как только братья вошли, то сразу стали топать, чтобы сбить с ног налипший снег.

Кэролайн только что закончила закутываться в одеяло, и знала, что теперь она полностью одета и прикрыта от посторонних глаз. И вместе с тем ничего не могла поделать с ярким румянцем, выступившим на обеих щеках, когда Даниэль и Роберт быстро и зорко оглядывая их небольшое убежище, кивнули ей в знак приветствия. Даниэль старался не встречаться с Кэролайн глазами, во взгляде же Роберта вспыхнули веселые огоньки.

— Да уж, мы явно напрасно беспокоились и спешили на помощь, — произнес Роберт, заметив второй кувшин с ромом, который Мэт поставил поближе к огню. Опустившись на одно колено рядом с костром, Роберт вынул из кувшина пробку, поднял его повыше и отхлебнул порядочный глоток рома.

— Я вижу, вы устроились со всеми удобствами, почти как дома, — заметил Даниэль, не сводя глаз со смятой постели, в то время как Роберт, подтолкнув его в спину, передал ему кувшин.

Кэролайн не могла бы чувствовать большего стыда, даже если бы у нее на груди было клеймо прелюбодейки.

— Мы с Кэролайн решили пожениться, — отрывисто проговорил Мэт, переводя взгляд с раскрасневшихся щек Кэролайн на лица братьев.

— Пожениться! — убитым голосом повторил за ним Даниэль. Он моментально взглянул на Кэролайн и долго не спускал с нее глаз.

— Пожениться! Вот это да! — реакция Роберта оказалась более экспансивной. Он подошел к Мэту и похлопал его по плечу, затем улыбнулся Кэролайн задорной улыбкой. — Ты уверена, что хочешь выйти замуж за моего старшего братца? Я бы на твоем месте десять раз подумал!

— Не болтай чепухи, Роб, — сердито одернул его Мэт.

В этот момент Даниэль наконец подошел к брату и протянул ему руку.

— Желаю счастья, Мэт, — сказал он довольно ровным тоном, но побледневшее лицо выдавало его истинные эмоции.

У Кэролайн слегка защемило сердце, когда она наблюдала, как эти двое обменялись рукопожатиями. Они относились друг к другу с такой любовью (собственно говоря, это было свойственно всем без исключения Мэтисонам), что у нее мелькнуло сомнение: а может, несмотря на сделанное Мэтом заявление, она не более чем аутсайдер, подсматривающий за их семейной жизнью?

— Спасибо, Дан. — Лицо Мэта стало менее напряженным, он улыбнулся, бросив косой взгляд в сторону Кэролайн. — Знаешь, лучше уж жениться, чем иссушить себя страстью, а я уже почти полгода горю на медленном огне.

При этих словах Кэролайн негодующе выпрямилась, мужчины по очереди загоготали от души.

— Вы привезли из Нью-Лондона врача? — спросил Мэт, начав собирать вещи.

Кэролайн принялась ему помогать, внезапно осознав с печальным трепетом, что их совместному побегу от мирской суеты пришел конец.

Должно быть, Мэт тоже думал о чем-то похожем. Потому что, когда она собирала с тюфяка покрывала, Кэролайн поймала на себе его теплый взгляд. Мэт словно напоминал ей об их общих секретах. Это приободрило Кэролайн. Что бы ни случилось, у нее теперь есть Мэт.

— Да, мы привезли врача, и он действительно знающий, ученый человек. В чем нам всем здорово повезло, поскольку когда мы приехали домой, то обнаружили, что болезнь поразила еще с полдюжины горожан и Мэри тоже.

— Мэри! — От ужаса Кэролайн схватилась за горло.

Мэт выпрямился и нахмурил брови. Даниэль мрачно кивнул.

— Ага. — Она не так тяжело болеет, как некоторые другие, но я обещал Джеймсу, что привезу к ней Кэролайн так скоро, как только смогу. Он уже пригласил к Мэри этого врача, но для спасения жены хочет использовать любую возможность.

— В таком случае будет лучше, если мы выедем немедленно. Вы привели с собой лошадей? — Мэт натянул на себя жилет, нахлобучил шляпу, потянулся за шубой и, к удивлению Кэролайн, надел ее ей на плечи.

— Оставь шубу себе. Мне будет достаточно одеяла, — протестовала она, пытаясь сбросить с себя тяжелые меха.

— Женщина, если ты станешь постоянно со мной спорить, я уже предвижу, что наша семейная жизнь будет протекать довольно бурно. — Мэт засунул руки Кэролайн в рукава и обошел ее, чтобы спереди застегнуть шубу. — Да будет тебе известно, что я намерен быть хозяином в своем собственном доме. Тебе следует мне подчиняться, иначе пеняй на себя.

— Хм-м! — непочтительно хмыкнула в ответ Кэролайн, но позволила закутать себя в мех по самый подбородок.

— Так его, Кэролайн, смелее! Ему пойдет только на пользу, если кто-то сумеет немного его осадить, — поддержал ее Роберт, чьи глаза искрились смехом.

— Позволю себе предположить, что из Кэролайн выйдет не слишком послушная жена, — медленно добавил Даниэль. Он нахмурился, и на лбу отчетливо проступила глубокая морщина. Но высказанная мысль, казалось, принесла ему некоторое душевное спокойствие, и, когда все братья принялись забрасывать снегом горевший в пещере костер, Даниэль немного повеселел.

Четыре лошади ждали их недалеко от пещеры, по колено утопая в снегу. Кэролайн подумала, что три из них, наверное, взяты напрокат, а четвертая лошадь была с их фермы. Животные нетерпеливо топали ногами, встряхивая уздечками и подпругами, и их дыхание облачками пара вырывалось из ноздрей. Снежный покров был намного выше туфелек Кэролайн, но это пришло ей в голову не раньше, чем она собралась переступить порог пещеры и выйти наружу. У всех мужчин на ногах были сапоги, и она принялась было убеждать себя, что ледяная шуга вовсе не так страшна, когда Мэт, заметив ее нерешительность, обошел сзади и поднял на руки.

— Я сама… — запротестовала Кэролайн в тот момент, когда он ступил вместе с ней в снег.

— Ну вот, опять ты за свое, — произнес Мэт мрачновато, но глаза его лукаво блестели.

Роберт, следовавший позади, рассмеялся, и даже Даниэль, который шел рядом с Мэтом, невольно улыбнулся.

— Я люблю тебя, — одними губами сказала Кэролайн Мэту, улучив момент.

Его глаза сверкнули, просигналив безмолвный, но понятный и приятный ответ, а руки крепче сомкнули в объятиях, плотнее прижав ее к груди. Кэролайн прильнула к его плечам. Как ей хотелось поцеловать этот небритый подбородок, находящийся вблизи от ее губ. Но она ни на минуту не забывала о том, что они не одни, и стеснялась проявлять свои чувства.

В последний момент Мэт надел ей на голову свою шляпу и подбросил в седло прежде, чем Кэролайн успела запротестовать. Затем он сам хорошенько завернулся в одеяло, и трое мужчин распределили между своими лошадьми принесенную из пещеры поклажу. Наблюдая за тем, как слажено братья работают, почти не произнося слов, и тем не менее с той четкостью и сноровкой, которая приобретается долгой практикой, Кэролайн радостно улыбнулась. Она уткнулась в ворс, который щекотал ей нижнюю губу, и натянула огромную шляпу Мэта, доходившую ей до самых бровей.

Они продвигались достаточно медленно. Лошади с трудом шли по глубокому снегу, к тому же воздух становился все холоднее. День сменился ночью, но серп молодой луны, отражавшийся от толстого снежного покрывала, на удивление ярко освещал им дорогу. Поднялся ветер, и где-то неподалеку завыли волки. «Не один, а целая стая», — дрожа от страха, подумала Кэролайн. Лошади гуськом пробирались по лесу, Дан ехал впереди нее, Мэт сзади. Кэролайн было очень холодно, даже в шубе и шляпе, и она знала, что самому Мэту, должно быть, гораздо тяжелее. Но поскольку они не могли побороть холод, приходилось терпеть. Даже при движении было не сладко, но еще хуже, когда они останавливались, чтобы поесть и отдохнуть.

Приближался полдень следующего дня, когда Роберт наконец заметил над верхушками деревьев лениво поднимающуюся к небу струйку дыма.

— Мы у цели, — радостно крикнул он. И Кэролайн почувствовала, как ее упавшее было настроение сразу улучшилось от сознания того, что они почти дома. Если бы могла, она пустила бы свою лошадь во весь опор. Но осторожная, ровная поступь, которой они придерживались с момента отъезда из пещеры, была единственно возможной в условиях такого глубокого снега.

Когда за деревьями наконец показался дом, Кэролайн качнулась в седле. Она так смертельно устала, так замерзла, и так проголодалась, и…

— Папа! — Дэви и Джон ринулись к ним из парадной двери, позади них показался Томас. Всадники едва успели выехать из леса на открытое пространство. — Папа!

Дети вприпрыжку бежали по снегу, со свойственным мальчишкам легкомыслием, забыв о том, что не надели на себя теплых вещей и теперь промокнут по пояс. За ними огромными прыжками несся Рейли, перепрыгивая через сугробы, словно чудовищных размеров помесь собаки с кроликом, и лаял так, что трещали барабанные перепонки. Столь шумная и радостная встреча заставила Кэролайн улыбнуться, хотя она покачала головой при мысли о том, то дети и собака вымокнут до самых костей.

— Па!

Мэт натянул поводья своей лошади и, несмотря на мешавшее ему одеяло, одним махом спрыгнул вниз. Как только сыновья подбежали к нему, он заключил их в объятия и крепко прижал к себе. Мальчики тесно прильнули к отцу. Рейли с оглушительным лаем прыгал вокруг всех троих.

— Почему вы не школе? — хриплым голосом поинтересовался Мэт, отстраняя их от себя.

— Мы не учимся, потому что лихорадка! — ответил Джон.

— Здорово, правда? — эхом откликнулся Дэви, и Кэролайн не мог не рассмешить его веселый ребячий эгоизм. Пусть весь мир провалится в преисподнюю, лишь бы ему не ходить в школу — так, по всей видимости, думал Дэви.

— Да, здорово. А теперь оба к дому, Кэролайн с вами, а мы тем временем поставим лошадей в стойло.

Мэт посадил мальчиков себе на лошадь и повел ее под уздцы к дому, до которого оставалось проехать совсем немного. Остальные последовали за ним. Подъехав, он спустил сыновей вниз, затем подошел к Кэролайн и протянул ей обе руки. Промурлыкав что-то невразумительное, она, не задумываясь, доверилась его силе и скользнула вниз в объятия Мэта, чувствуя, что ее любят и о ней заботятся. Мэт не опустил ее в снег, а, поддерживая на уровне своей груди, отнес на крыльцо, где наконец поставил на ноги. Пока она сидела у него на руках, их взгляды встретились. Внезапно зажегшиеся искорки в его пронзительных голубых глазах явились единственным предупреждением для Кэролайн, прежде чем Мэт наклонился к ней и крепко, хотя и быстро, поцеловал в губы.

Затем, не говоря ни слова, он повернулся и снова вскочил на лошадь. Взволнованная, с розовой краской смущения на щеках, Кэролайн осталась лицом к лицу с двумя маленькими мальчиками, глаза которых округлились от удивления. Томас, находившийся в это время на крыльце, уставился на нее, раскрыв рот.

— Папа тебя поцеловал! — почти обвиняющим тоном произнес Дэви.

— Он что, влюблен в тебя, тетя Кэролайн? — Джон был поражен не меньше.

Хотя Томас не сказал ни слова, он, казалось, с таким же, как у племянников, интересом ждал ее ответа.

Бросив полный досады взгляд на своего возлюбленного, удалявшегося вместе с братьями, собакой и четырьмя лошадьми по направлению к амбару, Кэролайн поспешила увести детей и Томаса в дом и плотно закрыть за ними дверь.

На секунду она оперлась на нее спиной, едва держась на ногах от усталости. В доме царило тепло, и Кэролайн поморщилась, чувствуя, как замерзшие пальцы рук и ног начинают оттаивать от холода. Еда и отдых — вот что было сейчас необходимо ей и ее спутникам, и она испытывала малодушное желание объявить, дескать, слишком устала и голодна, чтобы разговаривать, и предоставить своему нареченному жениху отвечать на вопросы детей и самостоятельно выходить из трудного положения. Но выражение лиц Дэви и Джона остановило ее. На них было написано изумление, а глаза от множества вопросов расширились до предела.

— На тебе папина шляпа! — сказал Дэви, когда Кэролайн сняла свой головной убор.

— И его шуба! — Джон почти кричал от негодования.

— На улице было холодно, а у меня не было своей одежды.

Должно быть, Кэролайн имела затравленный вид, когда выбрала самое безобидное разъяснение, потому что Томас, все это время не спускавший с нее столь же изумленных, как и у его племянников глаз, ухмыльнулся.

— Но почему он тебя поцеловал? — упорствовал Дэви. — Он целует только меня или Джона, и то, если мы ушиблись или сильно заболели. Он больше никого не целует. Правда, Джон?

Джон покачал головой.

Кэролайн вздохнула, открыла рот — и обнаружила, что у нее все же не хватает храбрости сказать им правду.

— Дайте мне минутку, чтобы перевести дыхание, а затем мы обо всем поговорим, — предложила она, пытаясь выиграть время, и, отойдя от двери, прошла в кухню.

Подол шубы волочился по полу и, немного согревшись, она сняла ее. Миллисент поднялась со своего уютного ложа рядом с очагом, потянулась всем телом и мяукнула хозяйке что-то приветственное. Над огнем в котле хлюпало какое-то варево — судя по запаху, кукурузная каша, — и внезапный приступ голода сдавил Кэролайн желудок. Остальные, должно быть, тоже хотят есть, поэтому ей следует подумать, что она может приготовить им на скорую руку. А потом еще Мэри — после того, как они поедят, она должна будет поскорее отправиться к подруге. Все эти обрывки мыслей за несколько секунд пронеслись в голове у Кэролайн, пока она вешала шубу на крючок.

Когда она обернулась, Томас и мальчики с интересом рассматривали ее сильно укороченные юбки.

Кэролайн закатила глаза и устремилась к себе в спальню.

— Но, тетя Кэролайн! — запротестовал Дэви, когда она захлопнула перед его носом дверь.

— Я сейчас вернусь, — пообещала Кэролайн, — мне правда нужно переодеться.

Ей потребовалось примерно минут пятнадцать, чтобы наскоро вымыться, переодеть платье и расчесать волосы. Когда она вышла из своей комнаты, мужчины как раз вернулись из амбара, сбивая снег с обуви и стряхивая его с одежды.

— Том, ты здесь без нас готовил еду! — воскликнул Роберт с ноткой восторженного удивления в голосе.

Томас бросил на брата мрачный взгляд и продолжал помешивать кашу.

— Мы с мальчиками должны были что-то есть, не так ли? Вам всем крупно повезло, что я перепутал количественное соотношение, и получилось так много каши.

Томас почти оправдывался, и Кэролайн догадалась, что он боится насмешек. С тех пор как она у них поселилась, Мэтисоны привыкли считать, что такая вещь, как готовка, унижает их мужское достоинство.

— Папа, а почему ты поцеловал тетю Кэролайн? — Дэви сразу взял быка за рога, задав мучивший его вопрос в тот момент, когда Мэт размотал свое одеяло и сел, чтобы снять сапоги.

— Иди сюда, Джон, помоги мне, — велел Мэт старшему сыну. Джон, которому такое задание было явно не в новинку, подошел и, оседлав ногу отца, уселся к нему спиной. Мэт уперся другим сапогом ему в попку и слегка толкнул. Сапог слетел на землю.

— Папа! Ты совсем не слушаешь! — завопил Дэви.

Джон повторил манипуляцию со вторым сапогом Мэта, в то время как Роберт и Даниэль таким же образом помогли друг другу разуться.

Кэролайн оттеснила Томаса от котла и приняла поварскую эстафету, и как раз вовремя: каша, на которую слишком давно не обращали внимания, грозила склеиться комками.

— Почему же, Дэви, слушаю. — Теперь Мэт сидел в одних чулках и расстегивал жилет.

— Тогда почему ты ее поцеловал?

— Потому что я собираюсь на ней жениться, коротышка, — Мэт произнес это легким, поддразнивающим тоном, но на детей его слова произвели эффект оглушительного выстрела.

Джон перестал заниматься своими делами и с открытым ртом уставился на отца. А у Дэви задрожала нижняя губа, как будто он собирался вот-вот заплакать.

— Она что, теперь станет нашей мамой? — в ужасе выдавил из себя Джон.

— Не хочу никакую-такую маму! — Дэви начал громко реветь.

Ну вот и конец всем ее тщетным усилиям подобрать ключи к их сердцам. Такой реакции Кэролайн не ожидала. Ей было очень больно, оттого что мальчики столь категорично отвергли ее, но она постаралась справиться с обидой и взглянуть на ситуацию их глазами. В конце концов, опыт общения детей с матерью был более чем ужасным. К тому же они, должно быть, не привыкли делить Мэта с кем-либо. Мальчикам никогда и в голову не приходило, что отец снова женится.

— Я никогда не смогу стать вам матерью, — спокойным голосом вступила в разговор Кэролайн, отвернувшись к котлу, чтобы помешать кашу, хотя все ее внимание занимало сейчас то, что происходило за спиной. — Когда я выйду замуж за вашего отца, я все равно останусь вашей тетей Кэролайн.

— Нет! — Дэви с ревом выбежал из комнаты. Джон, будучи постарше, лучше умел держать себя в руках. Поэтому он только сжал губы, но вид у него был несчастный.

— Мне лучше пойти за ним, — сказал Джон.

Продолжая сохранять выдержку, он вышел из комнаты. Затем стойкость, видимо, покинула мальчика. Кэролайн поморщилась, как от боли, вслушиваясь в его топот вверх по ступенькам и вдоль всего коридора, когда вслед за младшим братом он ринулся в спальню.

— Что и говорить, ты был на высоте, — произнес Даниэль, сердито глядя на Мэта.

— Надо было сообщить им эту новость как-нибудь помягче, — вторил ему Роберт.

— Бедные крошки, — пробормотал себе под нос Томас.

Мэт, сощурив глаза, бесстрастно взирал на братьев.

— Все уладится, они очень скоро одумаются, — бросил он и, поднявшись, отправился вслед за сыновьями.

— Пожалуйста, не заставляй их любить меня насильно, — промолвила Кэролайн в спину удаляющемуся Мэту. Но если он и расслышал ее слова, то, казалось, не обратил на них внимания.

Не позже чем через десять минут, как раз когда кашу можно было подавать на стол, все трое снова появились в кухне: Мэт с суровым видом, словно пастух, шел за сыновьями.

— Мы рады, что ты выходишь за папу замуж, тетя Кэролайн, — хмуро сказал Джон. Выражение его лица — он смотрел на нее с плохо скрытой злобой — было удивительно взрослым для такого маленького мальчика.

— Спасибо, Джон, — ответила ему Кэролайн самым нежным тоном, на какой только была способна. Видя эту непреклонную гордость, она почувствовала комок в горле. Как ей хотелось обнять их обоих и убедить в том, что все будет хорошо! Но интуиция подсказывала Кэролайн, что лучше этого не делать, а дать детям время привыкнуть к невероятной новости. «Их неприязнь скорее явилась результатом шока, — подумала она, — нежели личной ненависти». Но на душе у Кэролайн было скверно, как будто все, что ей с таким трудом удалось достичь, оказалось безвозвратно потеряно.

Мэт слегка ткнул Дэви в спину.

— И я тоже, — эхом откликнулся мальчик, явно уступая давлению отцовского авторитета. Вид у него был бунтарский, хотя губа все еще грозила снова задрожать.

Кэролайн улыбнулась Дэви.

— Все готово, — объявила она, чувствуя, что лучше сменить тему. — Садитесь к столу и ешьте.

Мальчики, явно испытывая облегчение от того, что их избавили от столь тягостной процедуры, моментально устремились за стол. Роберт, Томас и Даниэль присоединились к ним. А Мэт задержался возле Кэролайн и улыбнулся ей довольно невеселой улыбкой.

— Не волнуйся, они привыкнут к этой мысли, — еле слышно пообещал он.

Но Кэролайн покачала головой.

— Ты не можешь просто взять и приказать, чтобы им стала нравиться идея нашей женитьбы, — предостерегла она Мэта.

Но тот лишь улыбнулся, пощекотал ей под подбородком и направился к столу.

Когда все поели, Кэролайн хотела сразу же отправиться к Мэри. Однако Мэт настоял на том, чтобы она прежде отдохнула. Дескать, Кэролайн вся серая от усталости, и он не позволит, чтобы она заболела. Забота Мэта тронула ее сердце, и она обнаружила, что готова слушаться его уже сейчас, хотя и обещала себе самой выполнять его желания, только когда состоится их помолвка.

— Еще один час или два ничего не изменят, и к тому же ты валишься с ног от усталости. Кроме того, Джеймс, должно быть, давно привел к Мэри врача.

Эти его слова решили дело. И Кэролайн была вынуждена признать, что в них есть определенная доля смысла. Она так устала, что с трудом держала глаза открытыми. Стоило ей забраться к себе в постель, как она тут же уснула. А потом Мэт запретил ее будить. Поэтому, когда они наконец выехали в направлении дома Джеймса, уже наступили сумерки.

Мэт повез Кэролайн в санях, завернув в меховые одежды и положив к ногам разогретый кирпич. Мэт был уже чисто выбрит, но бледен от недосыпания. Пока они быстро ехали по дороге, ведущей в город, Кэролайн уютно прижималась к нему и даже радовалась бы прогулке, не будь цель ее столь далекой от какого-либо удовольствия.

Но ведь существовала вероятность, что Мэри уже давно поправляется после болезни и все волнения Кэролайн лишены основания.

Поселок казался почти вымершим, погруженным в странное затишье, которое Кэролайн объяснила недавно выпавшим снегом. Заходящее солнце отбрасывало на все вокруг оранжевый отблеск, и даже залив был окрашен в огненные цвета. В окнах многих домов горел свет, но вдоль улицы, на которой жили Джеймс и Мэри, торопливо шел только один человек, одетый во все черное.

Как только Мэт остановил лошадь перед их домом, дверь отворилась, и свет, падающий изнутри помещения высветил в проеме силуэт Джеймса. Мэт поднял руку в знал приветствия, обошел сани и снял с них Кэролайн. Все это время Джеймс стоял не шелохнувшись, как будто примерз к своему месту.

И только когда Кэролайн поднялась на крыльцо, она впервые смогла внимательно приглядеться к его лицу. Резко осунувшийся, смертельно бледный, с красными от слез глазами, Джеймс являл собой настолько явную картину обезумевшего от горя человека, что Кэролайн почувствовала, как сердце ей сжал холод.

Джеймс не обратил на Кэролайн внимания и невидящими глазами уставился поверх ее головы на Мэта.

— Она умерла. Мэри умерла, — убитым голосом произнес он, после чего разразился тяжкими рыданиями.

Кэролайн вскрикнула, а Мэт протиснулся мимо нее, чтобы подхватить еле стоящего на ногах брата.

Два дня спустя, на похоронах Мэри, непрерывная капель тающего снега почему-то ярче всего остального отражалась в сознании Кэролайн. Она стояла по щиколотку в серой ледяной жиже рядом с Мэтом, поражавшим ее несвойственным ему хладнокровием. Он был одет во все черное, начиная со шляпы, которую держал в руках, и сейчас, как и подобало во время проповеди, склонил голову перед пастором, призывавшим их небольшую группку усердно помолиться.

— Отче наш, иже еси на небеси…

Знакомые слова одной из ее любимых молитв слетали с губ Кэролайн, присоединившей свой голос к нестройному хору. По другую сторону от Мэта стоял Джеймс, стоял как будто в тумане. Его голос не раз и не два сильно дрожал за время молитвы — а он знал ее не хуже, чем собственное имя. На протяжении службы, которая проходила в несколько более быстром, чем обычно, темпе, поскольку в тот день предстояло похоронить еще двоих умерших от лихорадки, Мэт время от времени бросал на Джеймса беспокойные взгляды. Выражение его лица было почти столь же страдальческим, как у брата. Становилось ясно: стоило беде случиться с кем-то из Мэтисонов, они все переживали ее вместе с ним. По другую сторону от Джеймса стоял Даниэль, а чуть позади Роберт с Томасом. Все с белыми лицами, застывшие от горя, как по своему овдовевшему брату, так и по женщине, которую он потерял. Казалось, они образовали вокруг Джеймса нечто вроде охраны, и Кэролайн знала, что их сердца, как и ее собственное, переполнены искренней скорбью за него.

О, и за малышку Хоуп! По щекам Кэролайн лились слезы, когда она смотрела на бедную осиротевшую малютку. Слишком юная, чтобы понять постигшее ее несчастье, Хоуп сидела, прижавшись к широкой груди Джеймса, откуда она с довольным воркованием время от времени высовывалась, чтобы провести пальчиком по отцовскому носу или губам. Джеймс будто не замечал этих проявлений любопытства и наотрез отказывался отдать кому-нибудь девочку на руки, хотя Кэролайн и другие женщины из числа подруг Мэри предлагали ее подержать. Голубые глаза малышки искрились весельем, и она охотно всем улыбалась, потому что любила общаться с людьми, а их в этот день здесь оказалось немало. Было по-настоящему больно смотреть, как она счастлива, не подозревая о горькой правде.

В могилу, около которой они стояли, уже опустили сосновый гроб с телом Мэри. Джеймсу оставалось только бросить сверху первую горсть земли. Все напряженно ждали, но Джеймс лишь невидящим взором уставился на разрытую могилу.

Сжав губы, Мэт нагнулся и, зачерпнув пригоршню земли, вложил ее в пустую ладонь Джеймса. Тот опустил глаза на свою руку, затем перевел страдальческий взгляд на Мэта, как будто его брат совершил нечто такое, что причинило ему страшные мучения.

— Брось это вниз, — пробормотал Мэт.

Лицо Джеймса стало похоже на печальную маску. Его губы дрогнули и что-то беззвучно прошептали, и он повиновался.

Комья земли с глухим стуком ударились о гроб, и Кэролайн содрогнулась вместе с Джеймсом.

— Да свершится воля Божья, и несть конца миру. Аминь.

В тот момент, когда пастор произносил эти прощальные слова, Кэролайн случайно встретилась с ним взглядом. Его взор был наполнен такой ненавистью к ней, что она даже опешила. Губы священника искривились в презрительной усмешке. В изумлении Кэролайн инстинктивно сделала шаг назад. Но служба уже закончилась, и Мэт с Даниэлем, взяв с обеих сторон Джеймса под руки, уводили брата прочь. Дэви и Джон шли следом за ними, у обоих были печальные глаза и серьезный вид, хотя Кэролайн полагала, что Дэви не вполне сознавал, что на земле Мэри больше никто никогда не увидит. «Но это даже к лучшему», — подумала Кэролайн, идя следом за Робертом и Томасом, которые незаметно опекали обоих мальчиков: столь ужасающая действительность обычно плохо уживается с вечным оптимизмом юности.

Небольшая толпа друзей и родственников Мэри расступилась, чтобы пропустить мужчин из семьи Мэтисонов; в глазах всех читались жалость и сострадание, кое-кто бормотал слова утешения. Но тут Кэролайн с удивлением обнаружила, что некогда благожелательно относившиеся к ней люди теперь смотрели на нее с ледяной суровостью. Мужчины едва удостаивали презрительными взглядами, а женщины, которым она никогда не делала ничего дурного, нарочитым жестом подбирали юбки.

Плачущая Ханна Форрестер стояла рядом со своей сестрой Пейшенс, милым жестом вытирая платочком уголки глаз. Она посмотрела на проходившего мимо нее Мэта, а затем перевела взгляд на Кэролайн, и он сразу стал значительно жестче. Когда Кэролайн кивнула в знак приветствия, Ханна демонстративно повернулась к ней спиной, и Пейшенс, которая, как считала Кэролайн, во всем копировала сестру, сделала то же самое.

Кэролайн стало ясно, что ее решили подвергнуть остракизму, и ее тело мгновенно бросило в жар. Неужели они каким-то образом узнали об их отношениях с Мэтом, которые, без сомнения, посчитали греховными?

— Вот она — вот ведьма! Смотрите, берегитесь ее взгляда — вон какие у нее глаза… видите их цвет? Стоит ей на вас глянуть, как тут же свалитесь с лихорадкой, и очень может быть, что вы от нее умрете, также как бедная миссис Мэтисон… угораздило же ее подружиться с этим исчадием Ада! — услышала Кэролайн шепот одной из женщин, адресованный ее соседке. Она очень удивилась, но все же обернулась в их сторону и обнаружила, что они обе скорчились от ужаса и подняли руки, очевидно, чтобы защитить себя от ее колдовских чар.

Неужели они и вправду думают, что она ведьма? Охваченная ужасом, Кэролайн с трудом оторвала взгляд от этих двоих и быстро направилась догонять мужчин. Позади себя она услышала, что бормотание стало более громким и злобным по тону.

— Она воплощение порока, добрые люди, — шипел голос, который показался Кэролайн знакомым: он принадлежал пастору. — Она любовница Эфраима Мэтисона и весьма искусна в алхимии. Возможно, она даже не сестра той, что была его женой, а сама покойница собственной персоной, вставшая из могилы в новом своем обличье, чтобы отомстить нам за то, что мы обрекли ее на адский огонь. Поэтому она прокляла наш город и своим колдовством навлекла смерть на многих богобоязненных людей. Но мы не дадим себя обмануть! Нет, мы не дадим себя обмануть!

Послышался неясный шепот одобрения, и что-то мягкое ударило Кэролайн сзади между лопатками.

Комок снега! Она резко обернулась и увидела, что некоторые из толпы скорбящих смеются, прикрывая лица ладонями, а другие отворачиваются, чтобы не встречаться с ней глазами. Но ни в ком Кэролайн не могла признать бросившего в нее снегом и почувствовала острый стыд, оттого что публично выставлена на посмешище.

Кэролайн никак не отреагировала, лишь резко повернулась и поспешила вдогонку за мужчинами, которые направлялись к дому Джеймса. Никто из них так и не заметил случившегося.

Перед лицом горя, постигшего Джеймса, Кэролайн посчитала излишним упоминать о собственном, только что пережитом унижении, поэтому, когда готовила еду, предпочла держать язык за зубами. Братья Джеймса все это время по очереди сидели с ним в спальне, которую он до недавнего времени делил со своей женой.

— Он очень плох, — сказал ей позже Мэт, когда Джеймс наконец заснул и они собрались уходить.

Даниэль должен был остаться с Джеймсом на эту ночь, в то время как мать Мэри, накануне приехавшая из Везерсфильда, будет присматривать за Хоуп. Поскольку Мэри была ее старшей дочерью, а дома оставались младшие дети, она могла пробыть здесь всего несколько дней. После чего Джеймсу придется самому по мере возможностей заботиться о дочурке, хотя Кэролайн уже решила, что с радостью возьмет на себя все хлопоты, если Джеймс, конечно, позволит. Она обожала эту очаровательную крошку и с трудом рассталась с ней после слез и объятий.

По пути домой оба мальчика хранили молчание, что было несвойственно ни тому, ни другому. Кэролайн рассудила, что их обычно такие резвые сорочьи языки притихли из-за свежих впечатлений от траурной церемонии.

— Папа, а дядя Джеймс тоже найдет себе новую жену? — тоненьким голоском поинтересовался Дэви, которому разрешили сесть впереди между отцом и Кэролайн.

— Когда-нибудь, может быть. Но это очень непросто найти себе новую жену, — после секундной паузы ответил ему Мэт и взъерошил сыну волосы.

Дэви больше ничего не сказал, но прислонился к отцу, и Кэролайн догадалась: он сравнивает ситуацию малышки Хоуп со своей и Джона и начинает, по крайней мере, смиряться с мыслью, что она станет женой его отца.

В ту ночь, когда все уже ушли спать, и в доме воцарилась тишина, Кэролайн сидела перед огнем в кухне. Ей не спалось, и при мысли о бедной Мэри, крошке Хоуп и Джеймсе на глаза наворачивались слезы. «Мир, — думала она, — очень жесток и суров, если разлучает столь любящих друг друга людей».

Скрип половицы за спиной заставил Кэролайн вскочить на ноги и оглянуться. В дверях, опираясь рукой о косяк, стоял Мэт и наблюдал за ней. Его лицо было очень серьезным, а в глазах отражались душевная опустошенность и страшная усталость. Две предыдущие ночи он провел рядом с Джеймсом, утешая его, а днем надо было уладить массу дел, связанных с похоронами. В сущности, этой ночью впервые с тех пор, как Мэт отправился выручать Кэролайн из индейского плена, у него появилась возможность нормально выспаться.

— Почему ты все еще на ногах? — В ее вопросе звучал мягкий упрек.

— Я услышал: внизу кто-то есть, и подумал, что это ты. — Мэт отошел от двери и, приблизившись к Кэролайн, стоял и смотрел на нее сверху вниз. Босой, одетый лишь в черные бриджи. Обнаженные грудь и плечи казались очень широкими в сумраке кухни. Бриджи немного съехали с бедер, обнажив твердые и выпуклые мышцы живота.

— Тебе надо поспать, — промолвила Кэролайн, но при этом взяла в руку его ладонь и поднесла к губам.

— Тебе тоже.

В его глазах трудно было что-либо прочитать. Он притянул Кэролайн поближе к себе и обнял за талию. Кэролайн обхватила Мэта руками за шею, внезапно испытав острую радость от того, что он пришел разделить с ней свою печаль, и, встав на цыпочки, скользнула губами по его рту.

Мэт сжал Кэролайн в объятиях и крепко поцеловал ее. Она закрыла глаза, стараясь прогнать печальные мысли и сосредоточиться только на Мэте. Его рука двинулась вверх вдоль ее позвоночника, одновременно подтягивая за собой тонкую ночную рубашку из батиста.

— Папа, папа! — это был Джон, он так быстро сбегал по ступенькам, что несколько раз едва не упал. Внизу лестницы он их увидел — прервав поцелуй, но продолжая держать друг друга в объятиях, Кэролайн и Мэт разом обернулся в его сторону. — Папа! Тетя Кэролайн! Там Дэви! Ему ужасно плохо!

В течение последующих двух дней, когда жизнь Дэви висела на волоске, Мэт не отходил от его постели. Младшего брата не покидал и Джон, страшно обеспокоенный тем, что тот может умереть, пока Мэт не запретил ему входить в комнату из страха, что мальчик может заразиться. Остальные по приказу Мэта тоже старались держаться подальше, кроме Кэролайн, ухаживавшей за Дэви с неизменной преданностью. Будь он даже ее родным сыном, она не могла бы проявить большую заботу.

Приходил ученый муж по имени доктор Сэмюэль Смит. Осмотрев мальчика и сделав все, что мог, с сомнением покачал головой. В подобных случаях, откровенно признался он Мэту и Кэролайн, исход в большой степени зависит от Господа. Состояние Мэта было трудно передать. То он сидел у постели, держа в руках маленькую ладошку Дэви, то молился или листал страницы Библии, пытаясь почерпнуть там силы в эти труднейшие минуты своей жизни. Сердце Кэролайн замирало от ужаса, когда она думала о том, что станет с Мэтом, если он потеряет сына.

Вместе с Дэви умрет частица и его души.

— Тетя Кэролайн, ты ведь не позволишь Дэви умереть, да? Ты же спасла папу.

Поскольку Джон не ходил в школу, а в комнату больного его не пускали, ему только и оставалось, что нервничать. Сердце Кэролайн дрогнуло от жалости к мальчику. Она черпаком налила в кувшин новую порцию ячменного отвара для Дэви, которого почти безостановочно рвало. Джон рассеянно играл с шашки с Томасом, хотя подобный досуг пуритане в целом не одобряли. Но для того чтобы отвлечь племянника от грустных мыслей, его дяди, казалось, были готовы заняться чем угодно.

— Я сделаю все, что смогу, — обещала ему Кэролайн и, проходя мимо, не смогла удержаться, чтобы не взъерошить ему шевелюру. К ее удивлению, Джон подпрыгнул и крепко обнял Кэролайн.

— Дэви и я… мы оба тебя любим, тетя Кэролайн, — с жаром проговорил он, зарывшись головой в ее мягкую грудь. — Мы правда не против, если ты выйдешь замуж за нашего папу.

— Я тоже люблю вас с Дэви. — Кэролайн обхватила мальчика руками и быстро поцеловала в шелковистые волосы. — И мы все вчетвером будем так счастливы, вот увидишь.

И хотя сама Кэролайн не была сильно уверена в том, что Дэви выживет, она ни за что не скажет об этом Джону. И до последнего станет рисовать ему радужные картины их будущего счастья.

— Если Дэви не умрет, — резко дополнил ее слова Джон, и его голова снова поникла. Он отпустил Кэролайн и вернулся на свое место.

— Мы все должны молиться, чтобы он не умер, — со всей твердостью, на которую была способна, сказала Кэролайн. Затем поверх головы мальчика обменялась с Томасом тревожными взглядами. Томас приподнял брови, безмолвно справляясь о состоянии Дэви, Кэролайн лишь покачала головой.

В спальне Дэви Мэт истово молился. Испробовав все имевшиеся у нее в распоряжении лечебные средства, от ледяных простыней до еще оставшихся лекарств, Кэролайн больше ничего не могла сделать для больного мальчика. Оставалось только вливать ему в горло как можно больше жидкости и смачивать холодной водой охваченное жаром маленькое тельце. Судьба Дэви целиком была в руках Господа.

Почти все жертвы лихорадки умирали через три дня. Дэви, болел уже больше двух дней.

Время неуклонно приближалось к полуночи. Дэви лежал так тихо, что несколько раз Кэролайн казалось, что он умер. Мэт сидел рядом с его постелью, держа сына за руку, и, когда Кэролайн опустилась на стул с другой стороны, они обменялись всего несколькими фразами.

Кэролайн боялась, что с рассветом они потеряют Дэви.

— Господь мой пастырь, и я не возжелаю… — С бесконечной нежностью сжимая своей огромной ладонью маленькую ручку Дэви, Мэт закрыл глаза и повторял слова древней молитвы.

Кэролайн взяла другую руку мальчика и присоединила свой голос к молитве:

— Да, хотя я бреду по долине, где витает тень смерти, я не буду бояться зла…

Напевные слова успокоили ее и, как она от души надеялась, Мэта тоже. А Дэви… Кэролайн опасалась, что тот уже не может услышать молитву.

Внезапно, к ее изумлению, веки ребенка затрепетали, глаза открылись, и он посмотрел сначала на нее, а потом на Мэта.

— Папа, — произнес Дэви, по-видимому обрадованный тем, что Мэт находился рядом, — я до смерти хочу есть. — С этими словами мальчуган закрыл глаза, и его руки, которые они держали в своих ладонях, безжизненно повисли.

— Дэви… о, нет, о Боже, нет, нет… — Мэт наклонился над сыном, и его глаза моментально наполнились слезами.

Кэролайн тоже склонилась, ее рука метнулась ко лбу Дэви, а глаза широко раскрылись.

— Нет, Мэт, он не умер! — радостно воскликнула она, когда ее первая хрупкая надежда получила подтверждение. — И не умрет! Жар спал… и он хочет есть! Когда больные хотят есть, это значит, что кризис уже прошел!

Мэту потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать то, что она сказала. Затем он без сил опустился на стул и закрыл глаза.

— Благословен будь Господь! — пробормотал он. Сердце Кэролайн сжалось, когда она увидела, как из-под его коротких черных ресниц появилась одна-единственная слеза и скатилась вниз по смуглой щеке.

— Мэт, Мэт, дорогой мой, неужели ты не слышал меня?! Дэви не умрет! — До глубины души потрясенная тем, что Мэт плачет, Кэролайн обошла вокруг кровати, обвила руками его плечи и крепко прижала к себе.

— Я слышал.

Его руки тоже обняли ее за талию, и он прижался к Кэролайн, зарывшись головой в ее грудь, почти столь же невинно, как это сделал в кухне Джон.

Кэролайн гладила густые черные волосы Мэта, покрывала их поцелуями и бормотала нечто бессвязное, но успокаивающее, что, как она полагала, в минуты эмоционального потрясения всегда шепчут женщины тем, кого они любят.

— О Боже, я люблю тебя, — произнес Мэт странно дрогнувшим голосом.

Теперь, когда кризис миновал, его силы иссякли. Кэролайн чувствовала, что Мэт буквально валится с ног от изнеможения, а его тело на глазах становится вялым и обмякшим. Через минуту он заснет, прямо здесь, на стуле, и ей придется либо простоять в таком положении всю ночь, либо позволить Мэту свалиться на пол. Гораздо лучше для него было бы отправиться в собственную постель. Поэтому Кэролайн наполовину приподняла, наполовину дернула Мэта за плечи так, что тот встал на ноги. Хотя он настоял, чтобы она отдохнула хотя бы несколько часов, сам же не сомкнул глаз почти со дня болезни Дэви.

— Дэви поправится, а тебе необходимо поспать, — твердо сказала ему Кэролайн, когда он запротестовал, что его ведут в спальню.

— Я не хочу оставлять его одного. — Хотя Мэт и устал, но упрямства у него не убавилось.

— Он и не будет один. Я вернусь сюда, когда уложу тебя спать.

— Я не болен, и я не дитя.

— Знаю. Но мне будет очень приятно уложить тебя в постель. А пока я не вернусь, попрошу Даниэля посидеть с Дэви.

Когда они проходили мимо комнаты Даниэля, Кэролайн постучала и, как только он открыл дверь, высказала ему свою просьбу. Даниэль взмахнул ресницами, окидывая их пристальным взглядом: они стояли, тесно прижавшись друг к другу, рука Мэта обнимала Кэролайн за плечи, а она держалась за его талию. В глазах Даниэля появилось смиренное выражение, как будто он внезапно осознал, что эти двое были единым целым, и больше не собирался оспаривать это единство.

— Разумеется, я посижу с Дэви, — тихо согласился он.

Даниэль направился по коридору назад, в комнату Дэви, а Кэролайн отвела Мэта в его спальню. Придя туда, она зажгла свечу от той, что держала в руке, закрыла дверь и, как с маленького ребенка, стала стаскивать с Мэта одежду. Расстегнула на нем рубашку, пуговицы бриджей, стащила к щиколоткам длинные чулки. Когда он был совершенно раздет, Кэролайн бережно уложила его в постель и собралась было укрыть одеялом, как вдруг Мэт внезапно протянул к ней руку.

— Задержись ненадолго, — прошептал он и ласково коснулся ее груди.

И тогда Кэролайн поняла, что, несмотря на отсутствие сил, он очень нуждался в ней, нуждался в жизнетворящем акте физической близости, способном противостоять дыханию смерти. Не говоря ни слова, она сбросила с себя одежды и легла рядом с ним в постель.

— Ты очень нужна мне, пробормотал Мэт, отыскав губами ее рот. — Затем он долго повторял это. Но уже не словами, а ласками и объятиями, пока пламя страсти не разгорелось в них обоих достаточно сильно, чтобы разогнать подступившую так близко тьму.

Уже достаточно стемнело, когда они пришли за ней на следующий день. Кэролайн находилась у постели больного Дэви, как вдруг входная дверь начала сотрясаться от громкого стука. Ей показалось странным, что гость, кто бы он ни был, так яростно колотит по воротам хозяина, но, когда она пошла открывать, у нее все равно не возникло предчувствия беды. В кухне тихо булькал ужин. Мужчины, впервые за много дней получившие возможность уйти на значительное расстояние от дома, еще не вернулись с южного поля. Там они рубили на дрова то самое упавшее дерево, которое сломало Мэту ногу. Дерево уже давно оттащили к самому краю поля, где оно и пролежало все лето, а теперь, когда зима была на носу, его решили использовать на растопку.

Кэролайн ожидала, что мужчины вернутся с минуты на минуту, и тогда все вместе они сядут ужинать. Несмотря на продолжающийся траур по Мэри, трапеза будет немного более праздничной, чем обычно, поскольку миновала угроза жизни Дэви. Кэролайн приготовила любимые кушанья своих мужчин и даже сделала небольшой пирог из кукурузной муки, яиц, меда и молока.

Ни о чем не подозревая, Кэролайн открыла дверь. За порогом оказалась целая толпа — примерно двадцать мужчин и почти столько же женщин. Все они держали в руках горящие сосновые факелы и о чем-то глухо переговаривались между собой.

— Э-э, добрый вечер всем вам. Чем могу быть полезна?

Хотя Кэролайн очень удивили эти «гости», она не забывала о вежливости. Миллисент, привлеченная открытой входной дверью, покинула свое место у очага и теперь терлась о ноги хозяйки. Какова цель их визита, Кэролайн не имела ни малейшего представления. И вдруг толпа внезапно затихла.

— Вот она! Вот ведьма! — раздался в тишине чей-то визгливый голос.

Кэролайн внимательно вглядывалась в темноту, но при колеблющемся свете факелов не могла достаточно хорошо рассмотреть отдельные лица. И все же ей показалось, что где-то в глубине толпы она видит развевающуюся на ветру сутану пастора, а чуть ближе к центру блеснула округлая лысина, похожая на ту, что отличала мистера Вильямса.

— Ведьма? — повторила Кэролайн, не понимая, что происходит.

— Посмотрите, с ней ее домашний злой дух! Берегитесь этой кошки!

— Хватайте ее! Мой ребенок умирает, и это все из-за нее! — послышался истеричный женский голос.

— Хватайте ведьму!

Внезапно испугавшись, Кэролайн сделала шаг назад и взялась за ручку двери, собираясь ее захлопнуть. При этом она споткнулась о Миллисент, которая, издав громкий вопль, бросилась с крыльца в темноту. Несколько человек в толпе взвизгнули, другие поспешно отпрянули в сторону. Но основная часть ринулась вперед, как будто отступление Кэролайн придало им храбрости. Они схватили ее за руки и силой вытащили на улицу.

Кэролайн завопила от страха.

— Тетя Кэролайн! — Джон, решавший иа кухне задачи, прибежал посмотреть, что происходит. Его глаза округлились, а лицо побледнело, но затем он сжал кулаки.

Кэролайн поняла, что, несмотря на свой возраст, он собирался защищать ее от такого большого чиста людей.

— Джон, нет, — крикнула она. — Беги! Зови на помощь!

В тот же миг чья-то рука заткнула ей рот.

— Держите мальчишку! Держите мальчишку! Прогремел выстрел, и у Кэролайн все похолодело внутри.

— Нечистый тебя побери, Уил, ты помешал мне сбить цель!

— Я специально это сделал, дурень ты этакий! Зачем нам губить парня? Он же ни в чем не виноват!

— Но ведь теперь он приведет сюда своего треклятого папашу и всех остальных в придачу, и у нас тут начнется настоящее побоище!

— Когда они сюда доберутся, мы уже закончим то, ради чего пришли. А теперь поторопись-ка, пора начинать!

Споря на ходу, они продолжали тащить Кэролайн за собой. Руки у нее были связаны за спиной, а глаза плотно прикрывала темная повязка. Кэролайн отпихивала их ногами, и тогда они приподняли ее над землей, а затем, подхватив под мышками с одной стороны и за щиколотки с другой, понесли в лес.

Она слышала, как под ногами шуршит листва, как, одежда ее мучителей трется о стволы деревьев. Различала она и крики нбчных животных, вышедших, чтобы поохотиться или, наоборот, самим стать пищей для других охотников.

Кэролайн с ужасом сознавала, что толпа собиралась совершить какое-то злодеяние.

— О, пожалуйста, — умоляла она охрипшим от страха голосом. — Пожалуйста, послушайте! Я не ведьма! Пожалуйста, не делайте мне ничего плохого!

Вдруг ей показалось, что она узнала голос одного из мужчин, которые несли ее. Это был мистер Питерс, отец Лиззи, а Кэролайн считала его справедливым человеком.

— Мистер Питерс, пожалуйста…

— Здесь нет никого с таким именем. Замолчи, девчонка! А ну-ка, кто-нибудь, заткните ей чем-нибудь рот!

Кто-то сразу сунул в рот Кэролайн шерстяной шарф, от которого она едва не задохнулась.

— Нам следует поторапливаться…

— Давай-ка, посвети мне. Это то самое дерево?

— Ага, оно самое, то, на котором она вырезала свои дьявольские буквы. Смотри не дотрагивайся до того, что там написано!

— Да ну, какие-то там письмена не могут сделать ничего плохого!

— Откуда знаешь? Ты что уверен? Скорее всего, могут. И вообще, зачем рисковать?

— Тогда ставь ее туда.

Кэролайн снова поставили на ноги, и она почувствовала спиной грубый древесный ствол. Кэролайн попыталась отпихнуть своих обидчиков ногами и убежать, но всего через пару мгновений уже была крепко-накрепко привязана к дереву.

Вокруг ее ног что-то раскладывали.

— Шевелись!

— Да побыстрее же!

— Как удачно, что ей уготован конец именно здесь, привязанной к дереву, которое дьяволица отметила колдовскими надписями! Теперь она сможет отправиться к Дьяволу, забрав с собой свои заклинания!

— Как ты думаешь, может быть, вынуть у нее изо рта кляп, чтобы она могла помолиться?

— Ведьмы не умеют молиться!

— А, может быть, огонь очистит ее душу раньше, чем Дьявол заберет ее себе. Если такая возможность существует, я бы не стал лишать ее шанса помолиться!

Огонь! У Кэролайн кровь застыла в жилах, когда она поняла, что ее собираются сжечь на костре!

— Ты хочешь помолиться, девчонка?

Кэролайн слабо кивнула. Кляп вынули, и она провела языком по пересохшим губам и рту.

— Почему вы так поступаете со мной? — жалобно пролепетала она. Связывающая ее веревка была очень крепкой и грубо врезалась ей в руки, грудь и бедра. Кэролайн изо всех сил пыталась высвободиться, но узлы оказались завязаны на совесть, и она знала, что ни один из них не развяжется, какие бы усилия она ни прилагала. Слезы, наполнив ее глаза, сочились из-под повязки и стекали вниз, отчего щеки сделались мокрыми. Неужели ей действительно суждено умереть вот так? Этого не может быть, ведь ужин все еще томится на огне в кухне, а ее мужчины вот-вот вернутся домой и сядут за стол.

— Я же говорил, она и не думает молиться!

— Не пытайся разжалобить нас слезами!

— Это все дьявольские штучки, чтобы мы начали сомневаться! Но все улики против нее, и их ничем не опровергнешь!

— Перестаньте разговаривать, зажигайте хворост! При таком темпе мы можем проторчать здесь всю ночь!

— Я не ведьма! Умоляю вас, верьте мне! — Кэролайн рыдала от страха.

— Не обращайте внимания на ее мольбы! Мы все знаем, что она занимается алхимией, а написанные ею заклинания вырезаны на дереве прямо у нее над головой!

— Когда по деревне бежал бешеный пес, она только посмотрела на него, и он побежал от нее прочь!

— Она взглянула на мою Фейс, и на следующий же день бедная девочка подхватила лихорадку!

— По ночам ее душа переселяется в кошку и бродит по лесу, насылая на всех порчу!

— Зажигайте хворост!

— Кошка — ее домашний злой дух! Они с ней похожи!

— Разжигайте хворост!

— Она сама ведьма и сестра ведьмы!

— Разжигайте хворост!

— Нет, пожалуйста, вы должны выслушать…

— А-х-х-х! — с удовлетворением выдохнула толпа, словно огромный хищный дверь, только что отведавший первой крови.

— Пожалуйста…

Кэролайн была на грани истерики. До ее ушей доносился треск горящих сучьев. Ноздри наполнил запах сосновой смолы. Ноги обдало жаром, и она поняла, что зажгли вязанки хвороста.

Сколько времени пройдет, прежде чем пламя дотянется до ее юбки? Когда это случится, она обречена…

Кэролайн закричала — громко и пронзительно, откинувшись головой на ствол дерева. Толпа, наблюдавшая за ней, начала распевать гимн. Сначала один голос, второй, третий и, наконец, все они слились в многоголосье.

— Гори, ведьма, гори!

— О, наш Отец, ты, что в небесах…

Кэролайн корчилась, пытаясь высвободиться из пут, корчилась от жара, нараставшего с каждой секундой, от агонии, которая, она знала, скоро настанет, и от неотвратимости этой ужасной смерти.

— Гори, ведьма, гори!

— Да святится имя твое…

Кэролайн дернула головой, и повязка на глазах чуть-чуть съехала набок. Теперь она могла разглядеть пляшущие языки пламени: они подбирались все ближе, радостно потрескивая от предвкушения своей жертвы. И этой жертвой была она…

Толпа почти ликовала, раскачиваясь в такт песнопению. И устремленные на нее глаза сверкали, как у диких зверей, таящихся во тьме. Они наблюдали за ее паникой с жадностью, замирая от ожидания.

Им доставит удовольствие наблюдать, как она будет гореть…

Языки пламени достигли ее ног, лизнули подол юбки, и она загорелась. Темно-синий домотканый материал вспыхнул, словно факел. Дым забивался в легкие, пламя уже достигло лица, и Кэролайн открыла рот, чтобы в последний раз закричать от переполнявшего ее смертельного ужаса.

Внезапно в темноте раздались выстрелы. Мужчины завопили, женщины завизжали, толпа быстро начала разбегаться. Из-за пламени, готового вот-вот поглотить ее, Кэролайн больше не могла ничего разобрать, пока чье-то крупное темное тело стремительно не протиснулось сквозь толпу и держащая нож рука, разрезав стягивающие ее веревки, рывком не освободила от пут. Кэролайн, спотыкаясь, сделала шаг вперед, платье на ней все еще горело, но кто-то с силой швырнул ее на влажную листву и несколько секунд повалял по земле, срывая обгоревшие остатки одежды.

Все это время она, не переставая, кричала от ужаса.

— Кэролайн! — Это был голос Мэта. И он постепенно начал проникать в ее сознание. Лицо Мэта выплыло из кровавого тумана, застилавшего ей глаза. Руки Мэта обнимали и гладили ее плечи.

— Мэт! — взвизгнула Кэролайн. Она уткнулась лицом ему в грудь, сотрясаясь всем телом и в перерывах между рыданиями выкрикивая его имя.

— Все хорошо, девочка моя, все хорошо. Теперь ты со мной, и все позади, — вполголоса успокаивал он ее, неся на руках по тропинке, ведущей из леса к дому.

Даниэль, Роберт, Томас и Джон — все, кроме мальчика, вооруженные мушкетами — с мрачными лицами двигались сзади, словно охраняя от возможных неприятностей. Толпа куда-то исчезла, растаяв между деревьями, словно привидения, и Кэролайн поняла, что ей никогда не удастся узнать большинство из тех, кто желал ей смерти.

И в этот момент она осознала, что сделал Мэт ради спасения ее жизни.

— Огонь, — судорожно прошептала она хриплым от дыма голосом. — Ты прошел сквозь огонь!

Ради нее он бросил вызов тому, чего боялся больше всего на свете.