Пока на просторах "Духовно Возрожденной России" широкая общественность пополняла свое историческое образование стотысячными тиражами Э.Радзинского и "Суворова"-Резуна (а также "Новой хренологией"), ученые-историки, как ни странно, продолжали заниматься своим делом. Перебирали в кельях какие-то древние манускрипты, совершали открытия, а если подворачивался грант - даже книжки издавали. Самиздатовским тиражом, для себе подобных.

Одно из таких незамеченных открытий, которое, будь оно замечено и осознано, могло бы всерьез изменить наше представление не только о прошлом, но также о настоящем (и, к сожалению, о будущем), совершил молодой (по академическим меркам) профессор РГГУ Андрей Юрганов. Исследование его называлось "Опричнина и Страшный суд".[1]

Казалось бы: можно ли в конце ХХ столетия сказать что-то новое об эпохе Ивана Грозного, который, видит Бог, не обделен вниманием историков? (а также писателей, художников, режиссеров етс, включая политиков).

Но Юрганов задает источникам нетрадиционный вопрос: а как воспринимал опричный террор сам его организатор?

Ведь Иван Грозный был не только садистом (в отличие от Сталина, он любил убивать собственноручно, наслаждаясь мучениями жертв), но и образованнейшим человеком своего времени, серьезным богословом. В начале книги "Категории русской средневековой культуры" Юрганов воспроизводит полемику русского царя с наставником общины чешских братьев Яном Рокитой о подтверждении веры делами. (Между прочим, чешские или богемские братья - то самое направление протестантства, круг которому человечество обязано великим педагогом Яном Амосом Коменским). И, представьте себе, аргументы Ивана Васильевича в этом споре выглядят во всяком случае не менее убедительно. А какой современный президент способен на равных поспорить со знаменитыми учеными своего времени?

Как человек ХVI века, царь Иван старался давать своим действиям богословское обоснование. Вроде бы, историков этим не удивишь: на аргументах "от Писания" строится полемика с князем Курбским, вошедшая во все хрестоматии по русской средневековой литературе. Но вряд ли кто-то из ученых принимал эту тео-полито-логию всерьез - скорее как рационализацию задним числом, словесную драпировку истинных мотивов. Юрганов не соглашается с таким подходом, справедливо отмечая, что средневековый человек действительно верил в то, что объединяло наших предков под сводами храма. Богословие было не отвлеченным умствованием, не "игрой в бисер", а совершенно реальным руководством к достижению реальной цели - к спасению души.

А.Л.Юрганов указывает на греческие эсхатологические сочинения, которые послужили не просто "источником вдохновения", но практическим пособием при устройстве опричнины. Прежде всего это "Слово о царствии язык в последния времена и сказание от перваго человека до скончания" или - короче - "Откровение", приписываемое епископу Патарскому Мефодию (III-IV в.), "известному своей борьбой с язычниками и еретиками".[1] Греческий автор придает кошмарам Апокалипсиса своего рода драматургическую стройность. Главные персонажи этой "хроники", опрокинутой в будущее - Гог и Магог (цари "нечистых народов"), антихрист, "Рахилин сын", который "повелит совокупитися отцу со дщерью и брату с сестрою","некая жена от Понта именем Модонна", а с другой ("светлой") стороны - архангел Михаил, воскресшие пророки Илья с Енохом... Но в центре событий - еще один Михаил, "царь греческий", последний благочестивый император. Он займет престол в Иерусалиме после уничтожения "нечистых народов"; будет править благочестиво 12 лет, потом взойдет на Голгофу и передаст "царский венец" Богу. В другом популярном эсхатологическом сочинении, "Житии Андрея Юродивого" последнего православного царя -победителя зовут Иоанн[3].

Для всех христианских авторов, писавших о "конце времен", от Иоанна Богослова до Клайва С. Льюиса ("Хроники Нарнии: Последняя битва") характерно "упоение в бою...", своеобразная героика тотального уничтожения, весьма далекая от кротости и милосердия. Одна из фундаментальных идей - разделение человечества на "избранных" ("...ста сорока четырех тысяч, искупленных от земли. Это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники; это те, которые последуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел...Они непорочны пред престолом Божиим") и "отвергнутых" ("И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное").[5]

Со времен летописца Нестора "Откровение" Мефодия Патарского было хорошо известно образованным людям на Руси, "его рассуждениям безоговорочно верили, особенно после того, как одно из самых страшных для православного человека пророчеств сбылось в 1453 г." - т.е. после падения Константинополя.[6] Мрачные предчувствия оживлялись в преддверии каждой "круглой" даты от Сотворения мира. Особенно - перед 7000 годом (1492 от Р.Х.) Даже пасхалию довели только до этого рубежа, предполагая, что с наступлением "вечности" она не понадобится. Юрганов приводит "летопись" будущих событий с 1469 по 1492 г. , заранее составленную русским книжником по Мефодию Патарскому и Андрею Юродивому[7] Неосуществившиеся в 1492 г. ожидания переносились на 70 или 77 лет вперед - посредством манипуляций с магической "седмицей".[8] А на рубеже 1564 -1565 г. как раз и вводится тот особый режим управления, который вошел в историю под названием "опричнина".

По мнению историка, Иван Грозный сознательно возложил на себя историческую миссию "последнего благочестивого царя". Опричники - "избранные", потому-то их и не может осудить никакой человеческий суд, кроме царского ("...наши виноваты не были бы"), символика странного воинства - собачья голова на шее у лошади - прямо соотносится с пророчествами (с песьими головами изображались "нечистые народы Гога и Магога"), сам опричный террор как своими конкретными формами, так и масштабами бессмысленного кровопролития перекликается с апокалипсическими видениями. А.Л.Юрганов привлекает для подтверждения своей гипотезы большой фактический материал: тонкости богословской полемики царя с Андреем Курбским, детали полу-монашеского быта и причудливой архитектуры Опричного двора, технологию казней. В этом же контексте должна рассматриваться и известная концепция "Третьего Рима": после падения "Второго Рима", Константинополя, Московская Русь остается последним православным царством, "а четвертому (Риму- И.С.) не быти..." Оказывается, автор этой "русской идеи" инок Филофей в послании Василию Третьему (отцу Ивана Грозного!) прямо ссылался на авторитет все того же Мефодия[9].

Отдельный вопрос - о государственной символике.

Что за "ездец" (всадник) изображен на великокняжеских, а затем царских печатях? Юрганов доказывает, что отождествление его со св. Георгием - сравнительно позднее (ХVII в.) Почему на ранних печатях копье без наконечника? Да и копье ли это вообще? И почему в некоторых источниках "ездец" предстает голым или полуголым? Наконец, что за змей под ногами у коня? Ученый дает свой ответы на эти вопросы. На печатях изображен "царь-победитель", с которым отождествляется правитель Русского государства, "Третьего Рима". В руке у царя скипетр. А змей - не просто змей, а "аспид -кераст", символизирующий антихриста. Что же касается своеобразного одеяния всадника, то вот еще одна занятная характеристика апокалипсического "царя Михаила": "Восстанет царь отрок отроков Маковицких, идеже близ рая живяху, Адамови внуци: безгрешние же суть всии человецы, а не носят одеяние, но яко родишися тако и хождаху..."[10].

Таким образом неограниченное самодержавие получило внятную религиозную санкцию. Иван воспроизводит подвиги Нерона прямо в храме Божьем. "Все, что ему приходило в голову, одного убить, другого сжечь, приказывает он в церкви". Опричники в Александровском дворце носят монашеское черное одеяние, называют своего "игумена" "не иным именем как брат", тщательно соблюдают монастырский устав - с одним немаловажным усовершенствованием. "Редко пропускает он день, чтобы не пойти в застенок, в котором постоянно находятся много сот людей; их заставляет он в своем присутствии пытать или даже мучить до смерти безо всякой причины, вид чего вызывает в нем, согласно его природе, особенную радость и веселость. И после этого каждый из братьев должен явиться в столовую или трапезную, как они называют, на вечернюю молитву, продолжающуюся до 9 ..." (Из воспоминаний немцев-опричников И.Таубе и Э.Крузе)[11]. "Ты, Государь, аки Бог - и мала, и велика чинишь" (опричник Василий Ильин-Грязной). "Смерть бо, прочее, не мученье бывает, но врачеванье добрейшее и спасенье паче, и смотренье, державная, премудрости исполнено, удерживает бо яко намнозе греха устремленье, умры бо, рече, оправдися от нея" (монах Филипп Монотроп, Х1 в.. перевод с греческого)[12]. Нельзя не признать, что собранные в книге Юрганова фрагменты источников образуют триллер, превосходящий всякую голливудскую фантазию не только (и не столько) технологией мучений, сколько взаимоотношениями людей при этом. "Однажды пришел к тирану некий старец, по имени Борис Титов, и застал тирана сидящим за столом... Он дружески отвечает на приветствие, говоря: "Здравствуй, о премного верный раб. За твою верность я отплачу тебе некиим даром. Ну, подойди поближе и сядь со мной." Упомянутый Титов подошел ближе к тирану, который велит ему наклонить голову вниз и, схватив ножик, который носил, взял несчастного старика за ухо и отрезал его. Тот, тяжко вздыхая и подавляя боль, воздает благодарность тирану...Тиран ответил: "С благодарным настроением прими этот дар, каким бы он ни был. Впоследствии я дам тебе больший" (Помощник царского врача А.Шлихтинг )[13].

Обратим внимание еще на один любопытный "перевертыш" - у Мефодия Патарского. Каким явится антихрист? "Антихрист придет из Капернаума, будет кроток и смирен. Богобоязнен и нищелюбив, любящий правду, ненавидящий мзду и идолослужение."[14]. Следовательно, даже сочетание всех этих качеств не гарантирует, что они - не сатанинского происхождения, и не ограждает человека от "врачеванья добрейшего".

Многое в опричнине из нашего времени выглядит как издевательство над религией: демонстративные убийства священнослужителей, вплоть до митрополита Филиппа, разграбление церквей, чередование садистских оргий с молитвами и постами. Историки фактически капитулировали перед этими фактами, призвав на помощь психиатров. Мол, больной рассудок толкал царя на кощунственные поступки. Далее придется уподобить Ивана Грозного кинематографическому Калигуле- параноику, который, по версии Тинто Брасса, с риском для жизни проверял на прочность долготерпение римского народа. За что и поплатился. Может, оно и так. Но почему в "психопатологии" Ивана 1У принимало деятельное участие такое множество нормальных, по меркам ХУ1 столетия, людей? А 40 лет спустя другого царя - Дмитрия - вначале с восторгом возведут на престол как долгожданного сына Ивана Грозного, а потом растерзают (в прямом смысле слова) за весьма незначительные отступления от церковно-государственного ритуала. Телятину ел. И этого ему не простили. А Иван Васильевич людей ел - и хоть бы что.

Юрганов подводит нас к парадоксальному выводу: поведение Ивана Грозного не воспринималось современниками как кощунство, эпатаж или вызов общепринятым нормам.

(Отдаленная аналогия из современной церковной жизни: доска с именами спонсоров, повешенная на церковной стене, явно (чтобы не сказать - издевательски) противоречит Евангелию: "...не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного...Чтобы милостыня твоя была втайне..."[15] Но в кощунстве обвинят не того, кто повесил доску, а того, кто попробует ее снять или разбить.)

Иван Грозный не сталкивался внутри страны со сколько-нибудь серьезным сопротивлением; он (как и его ученик Иосиф Сталин) умер в собственной постели от старческих недугов. Жертвы опричного террора (точно так же как "ленинская гвардия" в 1936 -39 гг.) безропотно шли на заклание, потому что их объединяла с палачами искренняя вера в те правила игры, по которым они становились жертвами.

Конечно, реконструкции архаичного сознания не отменяют той социально-экономической истории, которой занимались предшественники и учителя Юрганова (С.Б.Веселовский, А.А.Зимин, В.Б.Кобрин.) Апокалипсические эксперименты царя Ивана не имели бы такого масштаба и последствий (в Московском уезде под конец обрабатывалось всего 16% пашни[16] - крестьяне либо разбежались, либо погибли, а "царю-победителю" чуть-чуть не хватило сил, чтобы и впрямь извести род человеческий! ) если бы не "обожествление великокняжеской власти" , не традиция всеобщего холопства и не "военно-административный характер городов". Обо всем этом, между прочим, подробно рассказывается в самой же юргановской монографии[17]. Даже "психиатрический" подход не вовсе выводится из употребления: нельзя же игнорировать тот факт, что Иван с детских лет отличался редкой и для того жестокого времени склонностью к садизму (сначала мучил и убивал животных, а к 15 годам переориентировался на людей).

Но благодаря Юрганову получают убедительное объяснение факты, которые не удавалось как следует объяснить, прошлое становится яснее и объемнее.

И, к сожалению, ближе.

"Предоставив слово" такому талантливому (при глубокой порочности) человеку, как царь Иван, исследователь подводит читателя к печальному умозаключению.

Оказывается, нет такого преступления, которое нельзя было бы оправдать (логично и по-своему убедительно) в рамках идеологии, основанной, вроде бы, на "возлюби ближнего своего..." Христианская по всем своим внешним признакам культура средневековой Руси "возвратилась, сделав круг", к химерическому соединению тех двух религиозных учений, которые изначально противостояли христианству. Я имею в виду, во-первых, фарисейство. С точки зрения Нового Завета это обрядоверие ("человек для субботы") в неразрывном сочетании с лицемерием. Во-вторых, римский культ императора."Обожествление великокняжеской власти - естественная форма мировосприятия средневековых людей"[18]. При Иване Грозном оно принимает такие крайние формы, которые и в языческом Риме позволяли себе немногие "живые боги". Кстати, кончившие очень плохо. У средневекового христианства обнаруживается еще один, третий "источник и составная часть" - первобытная магия. Термин "магия" употребляет сам Юрганов в главе, специально посвященной крестному знамению. "В сложении перстов при крестном знамении проявляется сама истина (выделено автором книги) ...В русской средневековой культуре любой сакральный знак (буква ли это или жест) принимался безусловно, ибо область сакрального знания проникнута Духом Божиим через освященных от Бога людей... Не условное обозначение некоторого денотата, т.е. представления о чем-либо, а сам мистический денотат."[19]

Средневековое богословие в большой степени сводится к изобретению хитроумных конструкций, с помощью которых можно было бы освятить именем основателя учения нарушение любого из его заветов. Юрганов поправил бы меня: предки не воспринимали эти словесные конструкции как крючкотворство. Но, во-первых, если действительно не воспринимали, значит, старая советская формулировка о "мрачном средневековье" была не так уж далека от истины. Во-вторых, некоторые все же воспринимали. Их потом бросали в застенки, пытали и жгли. Проблески живого ума и движения души, которые преодолевают "естественные формы мировосприятия" - самое удивительное в книге Юрганова. Со страниц ее к нам обращаются подлинные герои. И это не опричники, и не монахи-инквизиторы, а например, сын боярский Матвей Башкин, порвавший кабальные грамоты и отпустивший своих холопов на волю: "Добро ему, и он живет, а недобро, и он куды хочет", потому что "Христос всех называл братьями"[20]. На Матвея донес "духовный отец", разгласив тайну исповеди. После страшных пыток арестованный признался, в чем требовалось - в связях с "Литвой". Другой "еретик" - Феодосий Косой, сам из беглых холопов, поразительный мыслитель, отвергал всякое неравенство между людьми, как социальное, так и национальное, а источником спасения провозгласил не обряды, а "разум духовный", побуждающий человека "делать правду"."Христос повелевает любити врагы и молитися о них, яко весть Бог что требует... Кто дни разделил на постные и не на постные? Дни изначала Богом единакы сътворены..."[21]. Это "Новое учение", которое специалисты по борьбе с еретиками презрительно именовали "рабьим", тоже проповедовалось при Иване Грозном...

"Духовное Возрождение" России 90-х годов ХХ столетия вылилось в массированную кампанию по "восстановлению" (чтобы не сказать - эксгумации) именно средневековой религиозности, не обязательно православной. Характерные цитаты из разных проповедников, от баптистов до исламских фундаменталистов, можно найти в обзоре "Религия завтрашних дней"[22] Средневековье предстает неким "потерянным раем", в котором жилось, может быть, не столь комфортно, но зато нравственнее. Вот позиция А.Ф.Лосева - исследователя античности и религиозно-политического идеолога, на которого теперь положено ссылаться, как раньше на В.И.Ленина: "Пороки и преступления были во все эпохи человеческой истории, были они и в Средние века. Но там люди грешили против своей совести и после совершения греха каялись в нем. В эпоху Ренессанса наступили другие времена. Люди совершали самые дикие преступления и ни в коей мере в них не каялись, и поступали они так потому, что последним критерием для человеческого поведения считалась тогда сама же изолированно чувствовавшая себя человеческая личность."[23]"Истина, которую исповедует феодальный строй, есть Церковь и послушание ей. Тайна векового крепостного права есть тайна послушания и отказа от своей воли во имя спасения души."[24] В современной публицистике подобные рассуждения становятся общим местом. Беру наугад - последний номер журнала "Знамя", в общем далекого от церковной ограды, открываю подборку материалов "Христианство и культура": "Иван Грозный или Богдан Хмельницкий совершали ужасные злодеяния, но периоды злодейства перемежались у них с глубоким раскаянием и страхом Божиим за содеянное. И в ХVI и в ХVII веке человек грешил и падал не менее тяжко, чем в ХХ, но он еще сознавал, что это - грех и падение, страшился наказания и ужасался разверзающейся в нем бездне зла... В ХVIII и ХIХ веках живая вера все больше оттесняется на периферию общественного интереса. Она превращается или в идеологию или в набор магических суеверий..." (Андрей Зубов)[25]

Позитивное (чтобы не сказать - "позитивистское") содержание юргановского исследования соответствует этим теоретическим построениям с точностью до наоборот. В "бездну зла" толкал как раз "страх Божий". "Набор магических суеверий" душил "живую веру" в том самом застенке, где пытали Матвея Башкина. О каких "грехах" и каком "раскаянии" может идти речь, если именно "христианство" в его тогдашнем общераспространенном понимании санкционировало самые страшные преступления Ивана Грозного? "Опричнина в восприятии Ивана Грозного была синкретическим явлением не столько политического, сколько религиозного характера. Люди XVI века не различали эти две сферы: "политика" для них - осуществление христианских целей и задач" (Юрганов)[26].

(Не об этом ли говорится в Евангелии от Матфея (12, 31): "Всякий грех и хула простятся человекам; а хула на Духа не простится человекам" ?)

Примером пробуждения "совести" считается т.н. "Синодик опальных", т.е. далеко не полный список убитых по приказу царя для их последующего поминовения в монастырях. Он был составлен Иваном перед смертью и обеспечен богатыми пожалованиями за государственный счет. Но еще В.Б.Кобрин отмечал, что "это не было пусть и запоздалым, но хотя бы раскаянием": просто по тогдашним представлениям (опять-таки магическим!) грехи православного христианина, умершего без соблюдения соответствующих обрядов, перекладываются на виновника такой "неправильной" кончины. "Царь Иван, религиозный, как и все люди средневековья, спасал себя".[27] Да, он разочаровался в опричнине. Но в чем? Не в зверских методах, а в точности расчетов. Ведь Конец Света, несмотря на все усилия, никак не наступал, а Опричный дворец, построенный для "Вечности", был сожжен крымскими татарами вместе с Москвой - царские "братья" могли храбро сражаться против безоружных соотечественников, но не против настоящих "агарян". А после отмены опричнины, отмеченной казнями почти всех ее главных деятелей, самый главный продолжал зверствовать. Лично подгребал угли в костер, на котором жгли его же спасителя от татар - воеводу Михаила Воротынского, обвиненного в "колдовстве". Убил собственного сына Ивана - по свидетельству некоторых источников, всего лишь за то, что наследник посмел заступиться за свою беременную жену, которую свекор избивал палкой...

Ф.Энгельс писал: "Идеология - это процесс, который совершает так называемый мыслитель, хотя и с сознанием, но с сознанием ложным. Истинные движущие силы, которые побуждают его к деятельности, остаются ему неизвестными...Он создает себе представление о ложных или кажущихся побудительных силах"[28] Эта оценка в полной мере применима к богословским штудиям не только самого Ивана Грозного, но и тех многочисленных монахов, византийских и русских, которые подводили теоретическую базу под рукотворный Апокалипсис.

Но Средними веками история не завершается. И мы видим, как учение самого Энгельса и его друга-соавтора, превратившись в идеологию, проделывает тот же самый путь, только в ускоренном темпе. Имея исходным пунктом освобождение трудящихся от эксплуатации, коммунистические режимы узаконили массовое применение самых варварских, казалось бы, давно отвергнутых человечеством, форм эксплуатации (рабства и крепостничества).

Под разговоры о "конце истории" на смену коммунизму пришел так называемый либерализм, идеология победителей в Холодной войне. Пожалуй, еще ни одно из "непогрешимых учений" не было так близко к цели - к мировому господству. Агрессия НАТО в Югославии придает проблеме болезненную актуальность. Очередные "Божьи избранники" - вооруженные уже не копьями, а ракетами - ясно продемонстрировали человечеству, что будут производить "врачеваньедобрейшее", не обращая внимания на государственные границы, право, реальные факты, вину "пациентов" или отсутствие оной и их мнение о происходящем.

Все это, конечно, имеет значение, но пренебрежимо малое по сравнению с "сакральным знанием".

Соответственно, наша задача - разобраться, что это за "знание". Следуя за А.Л.Юргановым (и, разумеется, за А.Я.Гуревичем[29]), мы попробуем составить "Категории современной либеральной культуры".

В общественных науках волей-неволей приходится использовать многозначные термины. Чтобы впоследствии не вести малопродуктивных "споров о словах", лучше заблаговременно договориться о том, что мы будем иметь в виду - по крайней мере о самых важных для нашего исследования понятиях.

Наихудший вариант "споров о словах" - когда терминология подменяется эмоционально окрашенными ярлыками. Наши разведчики - разведчики, а ваши разведчики - шпионы. "Интеллигенция" - это те специалисты, которые со мной согласны, остальные просто "образованцы". По такому же принципу "хорошую" религию стали противопоставлять "плохой" идеологии - см., например "Синдром освобождения" Юлия Шрейдера.[1] У неверующих западноевропейских интеллектуалов свои игры. Им кажется, что в конце тысячелетия они живут в "идеологическом вакууме"[2]: "ландшафт взорван. Ничего не ясно. Больше нет борьбы между большими тенденциями, между меньшинством и большинством."[3] "Исчезновение религиозных, духовных ценностей, падение коммунизма и прочих идеологий - люди растеряны. Нет церкви, нет идеологии... и теории для романа тоже нет".[4] Сторонний наблюдатель может увидеть совсем другую картину. Господство идеологии -не только над общественными институтами, но и над сознанием людей! - настолько полное, что ее догмы уже воспринимаются не как догмы, а как нечто само собою разумеющееся. "Даже для детей в этой глубинке (маленький городок в США -И.С.) уже не вопрос, признавать или не признавать семьи лесбиянок и гомосексуалистов. Они принимают это как данность. Вопрос лишь - хорошо или плохо в таких семьях чувствуют себя дети от первых браков или усыновленные"[5] (выделено - И.С.)

Специальная "наука" под названием "культурология" помогает окончательно запутать ситуацию. Подробный разговор о ней и ее сестрах, состоящих в услужении при дворе Великого Либералиссимуса, еще впереди - пока ограничимся определением интересующего нас предмета из книги И.Н.Данилевского (автор - замечательный медиевист, но следуя общей моде, решил обогатить сборник лекций по русской истории своего рода "культурологическим ликбезом"). "Официально принятая система ценностей называется идеологией"[6] Получается, что в поселке, который в данный момент времени захвачен ваххабитами, исламский фундаментализм является идеологией, а в соседнем поселке - уже нет.

Конечно, терминология - всего лишь условность. Можно назвать водку кефиром, а кефир - "молочнокислой инсталляцией", но будет ли это способствовать взаимопониманию на молочном комбинате и в торговой сети?

Здесь и далее мы называем идеологией исторически сложившуюся систему взглядов по очень широкому (часто всеобъемлющему) кругу вопросов, в основе которой лежат утверждения (догмы), принимаемые на веру как "спасительные истины" вне опыта и логики.

Именно сверхценный характер догм побуждает к тому, чтобы навязывать их другим людям. А поскольку в идеологическом конфликте (в отличие от бытового спора или научной полемики) взаимоприемлемой системы аргументов быть не может, средством убеждения становится насилие. По возможности - официальное (хотя это и не обязательно: ведь государство - не единственный источник целенаправленного насилия в обществе).

Теперь - о той конкретной идеологии, которой мы будем заниматься. Каковы ее рамки во времени и в пространстве?

В "Политологической энциклопедии" глава о либерализме заканчивается такими словами: "Новый образ Л. еще не сложился..." - но, несмотря на это, "Л. воплощается в структурных характеристиках и принципах функционирования важнейших политических институтов, им руководствуются различные идейно-политические течения - от консерваторов до социал-демократов"[7] (выделено - И.С.)

Комментируя НАТОвские бомбардировки в Югославии, Г.Явлинский возложил ответственность на "левых": "Консерваторы -... всегда прагматики: они бы просчитали сперва, что будет... Левые сразу выдвигают принцип и начинают за него сражаться - и это сражение приводит к тому, что мы сегодня видим. Это очень важное наблюдение, все они - коммунисты в Италии, лейбористы в Британии, социалисты во Франции, социал-демократы в Германии, да и Клинтон в США тоже - в этом смысле ведут себя одинаково."[8] К сожалению, Явлинский забывает уточнить, чем позиция "консервативных прагматиков" по Косову была "неодинакова". Чем конкретно она отличалась от позиции "левых идеалистов"? А несколькими годами ранее бомбежки сербов (боснийских) и этнические чистки в Хорватии были санкционированы "правыми" лидерами так же легко и непринужденно. Это наводит на мысль, что по крайней мере в одном вопросе - а это немаловажный вопрос: первая настоящая война в Европе после Гитлера - традиционное размежевание на "левых" и "правых" не отражает ничего, кроме табличек в офисах соответствующих партийных структур.

Тем не менее, один из будущих критиков этой работы, знакомясь с ее набросками, упрекнул автора в том, что он - то есть я - невнимателен к оттенкам значений, которые имеет слово "либерализм" в Старом и Новом Свете, в результате "правым" либералам приписываются чужие грехи. А по справедливости за них должны отвечать (опять-таки по Явлинскому или, если нужна более солидная ссылка, по фон Хайеку[9]) не "правые", а "левые", то есть социалисты.

Но это - чистая абстракция. На таком абстрактно-теоретическом уровне в СССР при Сталине существовала свобода слова. И заповедь "не убий" в Средние века никто не отменял.

Нас же интересует действительная история, и современный либерализм для нас - тот идейный арсенал, который на практике востребован элитой "открытого общества"; то, что "воплощается в принципах" его "функционирования" и отражается на судьбах миллионов людей через конкретные решения в политике и экономике; то, что внедряется в массовое сознание через пропагандистские институты (СМИ, Голливуд, "шоу-бизнес"). Разумеется, современный либерал не очень похож (точнее, очень не похож) на провозвестников. Шарль Монтескье был бы сильно удивлен, узнав, что "дух законов" велит оказывать поддержку тайным организациям, которые с помощью массового террора пытаются восстановить средневековое мракобесие в самых гнусных его формах. С трудом представляю себе реакцию отца всеобщего избирательного права Джона Лилборна, если бы ему сказали, что детей в школе надо специально приучать к половым извращениям. Перед смертью "Свободный Джон" стал квакером, но до того был бравым офицером. Мог бы просто пристрелить.

Впрочем, биографии и взгляды Монтескье, Локка, Франклина подробно разбираются во множестве специальных работ, философских и исторических. Есть ли смысл их дублировать, когда не менее актуальные воззрения Клинтона, Мейджора и Шредера не исследованы вообще?

Кстати, в курсе Новой истории очень трудно отделить классический либерализм - "течение..., провозгласившее принцип гражданских, политических, экономических свобод"[10] - от демократического движения. И даже от социализма (если не брать крайние формы). Кто такие, например, английские чартисты? Борцы за политические права? Демократы? Рабочее движение? Общеизвестно, что во многих странах либеральные лозунги на практике были реализованы как раз социалистами.

Вот как это выглядело со стороны - цитирую митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла: "Главная проблема заключается в удивительной способности нашего народа соблазняться. И действительно, в прошлом веке мы соблазнились пришедшей к нам из-за границы либеральной (выделено И.С.) идеей, причем в самой радикальной ее форме, и во имя осуществления этой идеи уже в веке ХХ уничтожили миллионы людей и разрушили великую страну."[11] С точки зрения клерикально-монархической между либерализмом и социализмом нет никакой принципиальной разницы. И то, и другое - "соблазны" безнравственного прогресса.

К судьбе классического ("здорового") либерализма, который был действительно связан с прогрессом (социальным, научно-техническим и нравственным) и с интересами большинства людей, мы еще вернемся.

А то, что исповедуют Конгресс США, НАТО и ОБСЕ, называется "либерализмом" скорее по традиции, нежели по сути. Чего только не намешано в этом вероучении. Наркотики и половые извращения - наследие "молодежной революции" 60-х годов; "Welfare", т.е. зарплата трудоспособным гражданам за то, что они не хотят работать- это, с позволения сказать, "социализм", но творчески развитый; рыночный фетишизм - от Адама Смита; "актуальное искусство" - видимо, из Андерсена ("Новое платье короля"). Разделить эти ингредиенты не в силах даже весь институт биоорганической химии имени Шемякина и Овчинникова. Но заметьте - мы не зря начали эту работу с подробного очерка средневекового христианства, казалось бы, не связанного напрямую с теми сюжетами новейшей истории, которые нас занимают. Средневековое христианство тоже было насквозь эклектично. И тем не менее - целостно! Любой монах отлично в нем ориентировался, и достаточно быстро определял, что, например, Матвей Башкин - еретик и "враг рода христианского", а какой-нибудь опричный садист, хоть и грешник (кто из нас без греха?), но свой, православный. И чем монах при этом руководствовался, как раз и показывает Юрганов в "Категориях..."

Современный чиновник ОБСЕ вынесет вам такой же точный вердикт. Принудительный аборт, сделанный хронической наркоманке, чтобы избежать появления на свет неполноценного существа - преступление против человечества. Прицельный расстрел с воздуха пассажирского поезда или автобуса с беженцами - гуманитарная миссия. Ограничение гражданских прав двух человек в Белоруссии - диктатура и основание для бойкота. Лишение этих самых прав более чем трети избирателей в Латвии (без вины и без суда) - "ценз оседлости" и основание для дискуссии. Про такие страны как Саудовская Аравия, где права человека не признаются в принципе, и дискуссий не следует вести, чтобы не обидеть тамошние религиозно-монархические чувства.

Подобные несуразицы наши дипломаты объясняют "двойным стандартом". Но боюсь, что на самом деле лицемерия в ОБСЕ не больше (и не меньше), чем в Иосифо-Волоколамском монастыре ХVI столетия. А стандарт как раз один. И применяется он с профессиональной четкостью.

Просто мы до сих пор не поняли, какой он. Принимаем за чистую монету то, что написано над входом в контору, не утруждая себя исследованием реальных закономерностей, по которым она функционирует.

Еще об обманчивых вывесках. В том же Энциклопедическом словаре статья "Либерализм" заканчивается словами: "в конце 20 в. происходит сближение идей Л, консерватизма и социал-демократии". Советские публицисты задолго до конца века сравнивали "буржуазную демократию" с борьбой левой и правой руки одного хозяина. Но это было все-таки полемическое преувеличение. Объективный наблюдатель всегда мог указать, например, на то, что социал-демократам не свойственен милитаризм (в отличие от "правых консерваторов"). Сегодня это прозвучит как злая издевка.

Самое острое и принципиальное столкновение американских демократов с республиканцами разворачивалось вокруг президентского члена. Оно почти дословно воспроизводит сюжет песни А.Галича "Красный треугольник" ("Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать. Вот стою я перед вами словно голенький. Я с Нинулькою гулял с тети-пашиной...").

"Социал-демократический манифест" премьер-министра Великобритании Т.Блэра и немецкого канцлера Г.Шредера - "это действительно одно из наиболее значительных произведений социалистической мысли рубежа второго и третьего тысячелетия, вобравшее в себя все то, о чем ряд последних лет спорят теоретики и практики..." (Г.Х.Попов)[12] К сожалению, "социалистическая мысль рубежа тысячелетий", так вдохновившая одного из главных могильщиков социализма в России, "вбирает в себя" в основном потоки общих слов, под которыми может подписаться партия любой ориентации.

На общем фоне серой "политкорректности" (она же "сближение идей") конкурируют, действительно, не идеи и программы, а персоналии, тоже сереющие год от года. "Нужны ли нам Черчилль, де Голль, Вилли Брандт? - размышляет директор Авиньонского фестиваля Бернар Фавр д Арсье, - У нас нет образца, основы, только мода."[13] И если, например, немецкие "зеленые" по отношению к атомной энергетике демонстрируют параноидную агрессивность (вместо обычного своего конформизма), то не нужно быть доктором Фрейдом, чтобы высказать кое-какие догадки о скрытых мотивах.

Именно в силу того, что нас интересует действительная идеология, голливудские киноподелки - "Молчание ягнят", "101 далматинец" или какой-нибудь "Devil"s own" - в качестве источников могут оказаться важнее, чем, например, сочинения Элвина Тоффлера о "постиндустриальном обществе" (при всем уважении к профессору Тоффлеру).

Одна из претензий, которые, видимо, еще предъявят к этой книге: то, что автор, не будучи специалистом, вторгается в сугубо - профессиональные сферы. Подобные упреки мне уже приходилось слышать, например, после того, как в "Независимой газете" удалось опубликовать рецензию на популярнейший американский учебник "Экономикс" К.Р.Макконнелла и С.Л.Брю[14] Однако я не подвергал сомнению то, что сообщается у Макконнелла и Брю по вопросам, действительно специальным. Например, как работает Федеральная Резервная Система. Но уважаемые авторы учебника включают в него и многое другое. Вдруг - целое стихотворение в прозе, воспевающее "особый вид человеческих талантов, а именно предпринимательскую способность". Ни к какой "экономической науке" это не имеет отношения. И должно рассматриваться по справедливости: как пропаганда.

У пропаганды есть исполнитель, и есть заказчик.

В годы перестройки широкий резонанс имела статья Андрея Нуйкина "Идеалы или интересы", в которой он попытался (в общем удачно) соотнести причудливые извивы поздней советской идеологии с материальными интересами правящего класса-сословия - номенклатуры.[15] Прошли те времена, когда серьезные исследования общества доходили до этого общества, то есть до массовой аудитории. Сегодня в ходу политология по-швамбрански: бесконечный мыльный сериал личных конфликтов, в котором совершенно теряется суть. (И сам исследователь Нуйкин эволюционировал в рекламного агента при Павле Бородине, управделами президентской администрации.)[16] Тем не менее, мы попробуем обсудить (хотя бы и в узком кругу) социально-экономическую первооснову либеральных идей. Если путеводные звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно... Проблема в том, что предмет нашего исследования исторически очень молод, многие его компоненты "сырые" и неустоявшиеся. Некоторые "спасительные истины" настолько своеобразны, что их невозможно вписать ни в какую рациональную логику, даже самую иезуитскую. Может быть, их истинный смысл проявится лет через двадцать.

Поэтому автор не настаивает на том, что его объяснения безоговорочно верны. Вся эта книга - приглашение к дискуссии. Ведь главная беда социологии (науки о современном обществе) - не в ошибочных ответах на важнейшие вопросы. Беда в том, что эти вопросы вообще не ставятся.

Моя задача - не "разгром" либерализма или замена его каким-нибудь другим "непогрешимым учением", а максимальное приближение к истине.

Распространено и по-своему основательно мнение, что современный капитализм со всеми его реальными и потенциальными пороками - наименьшее зло. Но чтобы судить о том, какое зло наименьшее, нужно для начала договориться, что считать добром, а что злом (например, бессмысленно обсуждать достоинства и недостатки разных систем образования с человеком, который исходит из того, что невежество - благо), выработать объективный критерий оценки добра и зла, взаимоприемлемую систему отсчета.

Может быть, оппоненты убедительно докажут, что факты, собранные в этой книге, не образуют системы, а просто совпали во времени и пространстве; что уродливые черты неолиберализма не являются природными и неотъемлемыми его свойствами - это всего лишь отдельные извращения, которые могут быть отброшены как комья грязи, налипшие по пути. Иными словами, можно считать себя убежденным либералом без оффшорной "макроэкономики", без героина, без крестовых походов в чужие страны.

Такому результату я был бы, честное слово, очень рад.

Либерализм как "учение о благе человеческой личности"[17] и "идеология свободы": "личная и политическая свобода человека гарантируются экономической свободой"[18] - имеет вполне рациональное основание в курсе всемирной истории. "Добуржуазные общества не знали понятия свободной личности", - пишет современный австрийский историк Райнхард Зидер.[19] Действительно, капитализм предоставил отдельному человеку намного больше возможностей для выбора, чем любое докапиталистическое (традиционное) общество. Капитализм обособил личность - не только вождя или мыслителя, но и того, кто копошится у них под ногами в презренной заботе о хлебе насущном. "Буржуазия повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывающие человека к его "естественным повелителям"..."("Манифест коммунистической партии")[20] Авторам "Манифеста", как и авторам Евангелий, был несимпатичен "бессердечный чистоган". Но втягиваясь в отношения купли-продажи, человек волей-неволей приучался осознавать свой частный, обособленный интерес. И себя самого - как самостоятельное действующее лицо, а не частицу клана, общины, конфессии.

Принцип индивидуальной ответственности каждого человека за то, как он мыслит и как поступает, был провозглашен еще основателями мировых религий. Но на протяжении столетий он оставалась благим пожеланием в ряду других, столь же оторванных от жизни сентенций, вроде "не убий". И именно в силу своей оторванности от жизни легко трансформировался (самим же духовенством) в нечто прямо противоположное. Теперь благое пожелание становится экономической реальностью.

Даже тот, кому нечего было продать, кроме собственной рабочей силы, участвовал в товарно-денежных отношениях. Конечно, отношения батрака с Его Степенством очень не похожи на ту идеальную абстракцию: договор свободных и равноправных партнеров "при взаимном непротивлении сторон", которую изучает гражданское право. Но склоняя голову перед хозяйским самодурством - "сегодняработаем без выходных..." - пролетарий учился понимать, что условия могли бы быть и иными; что они продиктованы соотношением сил, а не "тайной послушания и отказа от своей воли во имя спасения души".

Естественно, речь идет о тенденции, об исторической перспективе, а не о тумблере где-то в коре больших полушарий, который автоматически переключается: "воля" - "неволя". В благоприятных обстоятельствах вчерашние крепостные быстро осознают себя людьми, равными хозяину, в неблагоприятных этот процесс затягивается на много поколений, а бывает и так, что люди, вроде бы, освоившие "дары свободы", сами по доброй воле просятся под господскую плеть, да еще и голосуют за нее на всеобщих демократических выборах (как в Германии начала 30-х годов).

Тем не менее, история капитализма с высоты ангельского полета есть история последовательной эмансипации (т.е. уравнивания в правах) все новых и новых категорий людей второго (третьего, четвертого етс) сорта - по мере того, как они осознавали себя просто людьми, не хуже других. Иноверцы (сначала христиане не-государственного исповедания, потом иудеи и прочие буддисты), наемные работники, "недостаточно белые" расы... Пока фабричная промышленность втягивала в цеха "прекрасный пол", в академических аудиториях и парламентах все громче звучало утверждение, что женщина, оказывается, тоже самостоятельная личность, а не придаток отца или мужа. В самом деле: если я могу наравне с вами работать, то почему я не могу наравне с вами продавать, покупать и наследовать имущество, избирать и быть избранной?[21] Вопрос этот касался, между прочим, половины человечества. А ожидание ответа подзатянулось даже в образцово-демократических странах. Если считать критерием демократии всеобщее избирательное право, то в США и Германии женщины получили его только после 1 Мировой Войны (1919), в Англии - в 1929 г., а во Франции - аж в 1946.[22]

Последней волной капиталистической эмансипации можно считать движение за права молодежи, породившее т.н. "молодежную революцию" конца 60-х годов ХХ столетия.

Таким образом, независимая личность - важнейшее достижение капиталистической системы, которая объединяет в гражданском обществе разные слои прежде бесправного или неполноправного населения. Этот феномен имеет объективную природу. Он связан с особенностями производства (и эксплуатации) при капитализме и с общим прогрессом человеческой цивилизации, которая все-таки происходит мало-помалу, несмотря на все противоречия и временные отступления, и втягивает в свое течение даже тех, кто не верит ни в какой прогресс.

Однако исторические закономерности (в отличие от физических или химических) реализуются не самопроизвольно, а деятельностью живых людей. Вчерашние "лишенцы" становились гражданами, поскольку отстаивали свои права. Отнюдь не евангельская проповедь, а только угроза коммунарского или красногвардейского штыка (и печальный опыт братьев по классу) могла отвлечь европейскую капиталистическую элиту от ее повседневных забот - биржевой игры, балов и дележа колоний - в сторону общечеловеческих ценностей. Социалисты, вроде бы, апеллировали к коллективистским чувствам, но способствовали распространению индивидуализма. Ведь "малые" получали шанс на признание за каждым его элементарных прав только "сгрудившись в партию" (или в профсоюз).

Идеологи, как прежние советские, так и нынешние либеральные, представляют "капитализм" и "социализм" абсолютными антагонистами наподобие Валинора и Мордора у Толкиена или же Ормузда и Аримана (расхождение только в том, кого считать Ормуздом, кого Ариманом). Однако в СССР при Брежневе хватало "рыночных отношений" (из них главное - наемный труд в большинстве отраслей). Что же касается "открытого общества", т.е. капитализма образца второй половины ХХ столетия, то он представлял собою настоящий мичуринский гибрид классического капитализма с социал-демократией. Прогрессивное налогообложение крупных доходов, бесплатное здравоохранение и образование, широкие права профсоюзов, антимонопольное законодательство, защита потребителя, государственная поддержка фермеров и т.п. - все это как раз и формировало то "человеческое лицо" капитализма, которое располагает в его пользу людей. Даже советских, то есть тех, на кого направлены НАТОвские ракеты. С иной физиономией (презрительно-эгоистичной, как у миллиардера Роллинга из романа А.Н. Толстого "Гиперболоид инженера Гарина") нечего было бы рассчитывать на победу в Холодной войне. "Неуклонное повышение удельного веса госрасходов в ВВП (валовом внутреннем продукте) развитых стран является одной из важнейших закономерностей их экономического развития за последние 130 лет", - пишут профессора Александр Бельчук и Леонид Фридман[23]. В США: с 9% в 1913 году до 33% в 1996; в Западной Европе показатели "огосударствления" экономики намного выше. Фанатичный диссидент-антикоммунист Владимир Буковский, обменянный в 1976 году на Луиса Корвалана, обнаружил, что "имел лишь самые общие представления о Западе. Мы все тогда его идеализировали. А там на самом деле социализма было больше, чем в Советском Союзе. И чем дольше я там жил, тем больше понимал, насколько левизна овладела Западом."[24]

В этот период широко распространяется мнение, что "классовая" модель, предложенная когда-то Марксом - пагубная ошибка теоретического ума. Вы же видите, как хорошо живет простой человек на Западе! Он покупает те же товары, что и миллионер - отличаются только ярлыки. Старушка-пенсионерка судится с крупной корпорацией и выигрывает процесс. Государство одинаково защищает права богатых и бедных, наемников и хозяев, белых и черных, то есть является не классовым (как утверждал старый трирский шарлатан), а общенародным институтом. При этом упускается из виду, что общество - система с обратной связью. Классовая модель опровергала сама себя в тот момент, когда становилась "материальной силой", "овладевая массами" и побуждая к борьбе за все те блага, которые им были теоретически не положены.

К концу Холодной войны на территории стран-победителей капиталистическая эмансипация полностью реализовала свою программу. Всех, кого только можно, освободили и уравняли в правах. Но "show must go on". Как часто бывает в истории, привычную - правозащитную - вывеску стали прилагать к мероприятиям не просто иной, но прямо противоположной природы: когда, например, под видом прав предоставляются незаслуженные привилегии.

В то же самое время большинство успокоилось на достигнутом, поверив и приучив себя к тому, что завоевания нескольких поколений - это нечто само собою разумеющееся, то есть "гарантированное". Как солнышко по весне. Уильям Фолкнер (автор, очень далекий от социализма) прозорливо фиксировал такую эволюцию общественного сознания как главную угрозу демократии. "Когда-то давным-давно наши предки, закладывая фундамент нации, исходили из принципа прав человека. Они говорили о "неотъемлемом праве человека на жизнь, свободу и стремление к счастью"... (Цитата из "Декларации независимости" - ИС) И все прекрасно понимали, что означает слово "счастье": не просто удовольствие, досуг, но мир, достоинство, независимость и самоуважение... Мы очень хотели этого, мы боролись за это, терпели лишения, а когда надо, шли на смерть - и добивались этого, претворяли в жизнь - ради себя самих и своих детей, которым передавали в дар завоеванное нами... Но потом с нами что-то случилось... Возможно, мы решили, что свобода не стоит того, чтобы нести такое тяжкое бремя как ответственность, а может быть, мы просто упустили из виду, что нельзя быть свободным, если ты не добиваешься, не оберегаешь и не защищаешь от посягательств право быть ответственным за свою свободу. Не исключено также, что у нас ее просто-напросто украли: уже много лет атмосфера нашей общественной жизни - радио, газеты, памфлеты, трактаты, речи политических деятелей - прямо-таки пропитана разговорами о "правах человека", обратите внимание - не о долге, не об обязанностях, но только о "правах", - разглагольствованиями столь назойливыми и столь громкими, что громкость у нас начинает ассоциироваться с истинностью и нам начинает казаться, что у человека нет ничего, кроме "прав"... Двести лет назад ирландский политический деятель Джон Керран сказал: "Господь даровал людям свободу при условии их постоянной бдительности, и если они забудут об этом условии, их уделом, карой за содеянное будет рабство." И я просто не хочу верить, что мы..., упустили это из виду. Я скорее готов поверить, что дело в другом: враг нашей свободы теперь изменил свое обличье. Он теперь не угрожает нам из-за рубежа (и уж во всяком случае не угрожает из-за океана). Он косится на нас из капитолиев, увенчанных орлом, из-за дверей с табличками благотворительных организаций и тому подобных заведений. Враг рядится ныне не в военные доспехи, а в одежды, которые сам же приучил нас именовать прогрессом и цивилизацией... Его артиллерия - презренная звонкая монета, которая подорвала наше стремление к независимости..."[25] При жизни Фолкнера очень немногие по-настоящему понимали, от какой опасности он предостерегает. Выступление в Делта- колледже истолковывалось как нападки на "Новый курс" Ф.Д. Рузвельта или на систему социального страхования. Но Фолкнер не был бы великим писателем, если бы его мысль исчерпывалась газетной конъюнктурой, а зоркость взгляда - двумя-тремя годами. Тот тип мышления, против которого он выступал, в полной мере проявил себя только в "постиндустриальную" эпоху. Именно поэтому "Обращение к совету Делты" воспринимается как произнесенное вчера.

Фолкнер по-своему - как писатель и, следовательно, психолог - сформулировал то, что произошло с либерализмом в его цитадели. Мы же вернемся в область социальной науки.

Групповые и корпоративные интересы - такая же реальность, как интересы личные. И если плебеи могут дорасти до осознания своего равенства с патрициями, то патриции (не отдельные совестливые представители, а сословие в целом) заинтересованы в том, чтобы этого равенства избежать. Чтобы немногие "избранные" могли получать как можно больше, как можно меньше утруждая себя любимых. Распоряжаться другими людьми как пассивными орудиями. Со скромной непринужденностью принимать от "толпы" знаки общественного внимания и восхищения по дороге от лимузина до парадного подъезда. И если не допущенное к фуршету большинство забывает о "бдительности" и "ответственности" за свою свободу, маятник устремляется в обратную сторону. К тому самому классовому господству, которое, казалось бы, навсегда "отменено опытом истории".

Вместе с Варшавским договором перестал существовать и внешний противовес эгоизму капиталистической олигархии. Вот как об этом говорил на токийской Международной конференции по развитию Африки малайзийский премьер-министр Махатхир Мохамад: "Между мировыми войнами капитализм показал миру дружелюбное лицо, пойдя на выполнение части требований рабочего класса. Вторая мировая война закончилась тем, что мир был поделен на два блока, капиталисты и социалисты на одном полюсе, коммунисты на другом. Началась борьба за умы и поддержку лидеров независимых неприсоединившихся стран. И какое-то время новые независимые государства пользовались выгодами от того, что за них боролись обе стороны. Но, к сожалению, левый коммунистический блок обрушился. И пропала нужда в том, чтобы в пику коммунистам следовать желаниям нейтральных независимых стран...Сейчас, с приближением ХХI столетия, мы уже не видим дружелюбного лица капитализма... Свободное перемещение капиталов, либерализация и глобализация пропагандируются как новая религия, новая идеология, единственная идеология для всего мира. Попробуйте оспорить это - и вам навесят ярлык еретика. Если новой идеологии мешает демократия, то отбросят и ее" ...[26] (Выделено - И.С.)...

Конечно, у либерализма и раньше отмечались несимпатичные черты, присущие всякой идеологической системе. Но перестройка учения о правах и свободах в нечто прямо противоположное становится быстрой и злокачественной с конца 80-х годов. Прошло всего лишь 10 лет, как рухнула Берлинская стена - а над развалинами вырос новый монстр. "Либерализм - это оборотная сторона тоталитаризма. Другая сторона той же медали...Мировоззрение "патрициев", относящихся ко всем остальным членам общества, не составляющим их "касты", как к "плебсу" (Анатолий Курчаткин).[27]

Бесполезно искать формулу классового господства в учебниках политологии. Но она волей-неволей просачивается на газетные страницы и в эфир сквозь "политкорректное" пустословие о равных правах. Это происходит при обсуждении конкретных вопросов текущей политики или экономики. Вот газета "Коммерсант" комментирует смещение Евгения Примакова с поста премьер- министра:"сразу же началась борьба за влияние на формируемое правительство между Борисом Березовским и Анатолием Чубайсом. Сегодня все олигархи, кроме Березовского (Чубайс, Гусинский, Ходорковский, Авен, Фридман) находятся в США. Там же, вероятно, и будут приняты решения, от которых зависит расклад сил в правительстве."[28]

Иными словами, "решения" о составе правительства принимает группа граждан, никем не избранных и не обладающих никакими конституционными полномочиями что бы то ни было "формировать" в государственном аппарате. И об этом не газета "Завтра" сообщает в порядке очередного разоблачения масонских заговоров, а газета "Коммерсант" в порядке информации, как нечто само собою разумеющееся.

Конечно, современное либеральное государство так же не похоже на прежние институты классового господства, как спортивная "порше" на баронскую карету. Усилия просветителей по воспитанию независимых личностей не пропали даром, и сегодня человек, сколько-нибудь затронутый цивилизацией, куда менее склонен к пассивному повиновению и почтительному лобызанию сапог своих "естественных повелителей". Поэтому "украсть" у граждан права можно только при условии, что они этого не замечают, а еще лучше - если они убеждены, что их вовсе не обокрали, а напротив, облагодетельствовали, причем по их же собственному свободному волеизъявлению. Новые технологии "постиндустриального" общества - не зря же оно называется "информационным" - открывают широкий простор для такого манипулирования человеческим сознанием. Хотя основные сюжетные схемы были изобретены много столетий тому назад. Об этом мы еще поговорим в главе, посвященной "средствам массовой информации". А начнем прогулку по садам либеральной учености с самого серьезного, экономического отдела.

Бывшие советские студенты хранят в душе стоматологическое ощущение от политэкономии, особенно от политэкономии социализма. Но верилось, что "во французской стороне, на чужой планете" учат настоящей экономической науке. Порою доходили оттуда блестящие монографии, в которых развитие общества рассматривалось в тесной и неразрывной связи с материальными условиями его существования - то, что было вытеснено из марксизма полит-конъюнктурой.[2]

Как известно, есть два вида разочарований: от несбывшейся мечты и от сбывшейся. Вот он - "один из наиболее популярных в американских колледжах и университетах учебник...", где раскрываются "динамизм всех взаимоотношений в обществе, обусловленных или связанных с рынком... Изучив эту картину, мы сможем яснее увидеть ту цель, к которой стремимся в своих экономических и социальных радикальных преобразованиях."[3] Фундаментальный двухтомник К.Р.Макконнелла и С.Р.Брю "Экономикс" (русское название на английский манер) издается на родине уже 13 раз, а у нас активно внедряется в ВУЗах самой разной специализации.

На первый взгляд, отличия от советской политэкономии очевидны: живой язык (особенно там, где "случаи из жизни" призваны иллюстрировать теорию), внятные таблицы и графики, различные точки зрения излагаются с уважением к оппоненту. Однако внимательный читатель еще в самом начале 1 тома спотыкается о принципиальную установку: "Экономическое восприятие означает изучение того, как индивиды и институты принимают рациональные решения, основываясь на соотношении издержек и выгод." При этом авторы оставляют "на долю других общественных наук изучение целого набора таких потребностей, как общественное признание, статус, любовь и т.п."[4] Казалось бы: что тут странного? Здоровьем человека тоже занимаются медики разных специализаций. Один - печенью, другой - легкими и т.д. Однако медицинские специализации не отгорожены друг от друга как касты в средневековой Индии, и если, например, дерматолог видит, что кожные проблемы связаны с диабетом или сифилисом, он сразу же привлекает к их решению коллег - эндокринолога или венеролога. В нашем же случае из живых людей выделяется "экономическая" рациональная составляющая, которая и становится предметом совершенно отдельной науки.

Но на каком основании предполагается, что такое расчленение вообще допустимо?

Дает ли такие основания психология, для которой "логическое" объяснение человеком его поступков - зачастую всего лишь "рационализация" задним числом? (кстати, особенно упирает на подсознание популярнейший в США фрейдизм). Или этнография? Или повседневная жизнь? Как заметил классик, человек делает не то, что ему выгодно, а то, что ему приятно. Алкоголик предпочтет все деньги пропить, верующий отдаст в монастырь или в секту... И уж вовсе нерациональна забота о стариках и инвалидах. Никакой "выгоды", одни "издержки". Здесь авторы учебника уточняют: "обобщения, правильные для одного уровня обобщения, могут быть неправильны для другого".[5] Нельзя переносить индивидуальный опыт на макроэкономический уровень. Но в том-то и дело, что на макроэкономическом уровне наблюдается то же самое. К примеру, корейцы, китайцы и многие наши соотечественники, приезжая в США, как правило, довольно быстро осваивают премудрости "частной инициативы". Непонятно только, почему в то же самое время миллионы коренных американцев ведут себя аккурат наоборот, не затрудняя себя никакими трудовыми усилиями, кроме разве что забивания косяков, и населяют они целые районы, выпадающие не только из юридической системы Соединенных Штатов, но и из их рациональной "экономикс". Доискиваясь до причин, мы наткнемся на "welfare", т.е. на волевое решение оплачивать из бюджета существование тех, кто не хочет работать: "лишь бы не воровали". Не будем спорить о том, насколько решение себя оправдало (наверное, не слишком, ведь на наркотики пособия все равно не хватает). Важно другое: судьбоносное преобразование имело примерно такое же отношение к "объективным законам экономики", что и опыты Н.С.Хрущева с совнархозами. Мотивы его лежали почти исключительно в сфере политико-идеологической.

"Homo religiosus, homo oeconomicus, homo politicus - целая вереница hominis с прилагательными на "us"..., - заметил французский историк Марк Блок, - было бы очень опасно видеть в них не то, чем они являются в действительности: это призраки, и они удобны, пока не становятся помехой..."[26]

Конечно, Макконнелл и Брю не могут во всем следовать собственной установке: они не предлагают убивать стариков или легализовать торговлю героином (с "рациональной" точки зрения самую выгодную из возможных). В тексте учебника заявления типа "рыночной системе как механизму распределения общественного продукта не свойственны какие- либо этические принципы" соседствует со ссылками на "потребности общества в целом", "коллективные потребности граждан страны...", с признанием, что материальные потребности зависят "от сложившихся в обществе обычаев и привычек" и даже с сообщением о "регулирующих органах в Соединенных Штатах", которые заняты "установлением цены, обеспечивающей справедливую прибыль". Значит, прибыль все-таки может быть несправедливой? Индусов авторы учебника упрекают в том, что те слишком много денег тратят на свою религию, целых 7%. К сожалению, не сообщается, сколько американцы тратят на свою (на все то, о чем пойдет речь ниже).[7]

Макконнелл и Брю: "Потребитель занимает в капиталистическом обществе особое стратегическое положение...В конкурентной рыночной экономике существует суверенитет потребителя.." И одновременно: "Широкая реклама стремится убедить нас, что мы нуждаемся в бесчисленном количестве предметов, которые без этой рекламы нам бы и в голову не пришло покупать".[8]

Глава 23 "Теория потребительского поведения", теоретически относящаяся к "среднему потребителю", на деле не применима ни к какому, поскольку состоит из схоластики: "правило, в соответствии с которым можно максимизировать удовлетворение потребности, заключается в таком распределении денежного дохода потребителя, при котором последний доллар, затраченный на приобретение каждого вида продуктов, приносил бы одинаковую добавочную (предельную) полезность..." етс. Попробуйте пожить по этому правилу... Кстати, авторы учебника сами признают, что "стратегическая" глава о потребительском поведении может быть "пропущена без ущерба для логики изложения". Как, наверное, и глава 10, из которой решительно невозможно уяснить, что такое безработица. То есть понятно, что безработицы в классическом понимании ("умираю с голоду, согласен на любую работу!") в развитых странах больше нет, иначе их границы не приходилось бы так усиленно оберегать от мигрантов из "третьего мира". Вероятно, мы должны дифференцировать: работника, не нашедшего места по своей квалификации (шахтер после закрытия шахты) и сознательного паразита (см. отечественную хронику происшествий: "Безработный Н. на "мерседесе"...) Но у Макконнелла и Брю проблема фактически сводится к тому, что "некоторые неработающие респонденты утверждают, что ищут работу, хотя это и не соответствует действительности..."[9] Как пелось в старом советском детективном кинофильме: "Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет..." Кроме того, мы узнаем, что главной причиной вдвое более высокого уровня безработицы среди цветного населения является его "дискриминация". Забавный анахронизм. Впрочем, учили же нас, что пьянство - горькое наследие царского режима.

Все эти несообразности снова и снова возвращают нас к исходному пункту. "Оставляемое на долю других наук", будучи изгнано в дверь, возвращается через окно. Например, в таком изысканном виде:

"Труд - это широкий термин, который экономист употребляет для обозначения всех физических и умственных способностей людей, применяемых в производстве товаров и услуг (за исключением особого вида человеческих талантов, а именно предпринимательской способности, которую мы, в силу ее специфической роли в капиталистической экономике, решили рассматривать отдельно)... Предприниматель берет на себя инициативу соединения ресурсов земли, капитала и труда в единый процесс производства товара или услуги. Выполняя роль свечи зажигания и катализатора, предприниматель одновременно является движущей силой производства... Предприниматель - это новатор, лицо, стремящееся вводить в обиход на коммерческой основе новые продукты, новые технологии или даже новые формы организации бизнеса... Предприниматель - это человек, идущий на риск... Предприниматель рискует не только своим временем, трудом и деловой репутацией, но и вложенными средствами..."[10]

Я ничего не имею против профессии, которой посвящен этот панегирик. Предприниматель (если он, конечно, и в самом деле предприниматель, а не жулик) достоин уважения наравне с любым другим полезным работником: с врачом (если это действительно врач, а не шарлатан), крестьянином ("если он не пропьет урожая...") и т.д. Но утверждая "особый" характер предпринимательского таланта (из чего следует и "особый" порядок вознаграждения), почтенные американские профессора должны были бы представить какие-то научные аргументы, а не только поэтичные сравнения со "свечами"и "катализаторами". Например, указать критерий, по которому они оценивают риск в разных профессиях, сопоставить предпринимательство с трудом шахтера, полицейского или, предположим, медсестры в инфекционной больнице, и тогда уже делать выводы о том, кто рискует больше других.

Интересно, как понимал "частную инициативу" и "частную собственность" Фридрих Август фон Хайек - "выдающийся австро-американский экономист",Нобелевский лауреат. Для него это не общественные явления, которые возникают, развиваются и познаются в определенном историческом контексте, а вневременные фетиши, составляющие непостижимый разумом, а потому и не нуждающийся в конкретной аргументации, то есть по сути мистический двигатель вселенской цивилизации. Противостоит ему такой же мистический, но с обратным знаком, "социализм". Фон Хайек всерьез пишет о "роли частной собственности в период возникновения великой цивилизации"... Древнего Египта (!!), "что указывает на индивидуалистический характер правовой системы". К сожалению, фараоны ХVIII династии установили "государственный социализм". "Государственный социализм господствовал в течение последующих двух тысяч лет. И преимущественно им объясняется застойный характер египетской цивилизации этого периода.." (какого? два тысячелетия включают десяток совершенно разных периодов, от Эхнатона до византийцев - И.С.) "В императорском Китае... огромное продвижение вперед к цивилизации и сложной промышленной технологии происходило в периодически повторявшиеся "эпохи смут", когда правительственный контроль временно ослаблялся."[11] Иными словами, гражданские войны и вторжения кочевых орд были полезны для "сложной промышленной технологии". А мир вреден, потому что в это время "могущественные правительства... успешно подавляли частную инициативу".

Никто не собирается идеализировать "могущественные правительства": мы еще помним, как одно из них крушило приусадебные бахчи и теплицы, а будущий реформатор Валентин Юмашев в "Комсомольской правде" возмущался "частниками": ведь если за лето сельский паренек в частном секторе зарабатывает себе на "магнитофон, мопед, мотоцикл" (а один даже сказал, что копит на машину), то "ни в каких деньгах не измерить урон, понесенный таким частнособственническим воспитанием".[12]

Но и такой частной собственности, которой учат Макконнелл, Брю и фон Хайек - священной и неприкосновенной - не существует в природе. И никогда не существовало. И существовать не могло, потому что это юридическая абстракция, вырванная с мясом из сложного переплетения общественных отношений. В Древнем Риме - в колыбели гражданского права - императоры с удовольствием наследовали имущество сенаторов, убитых по монаршему капризу. Некоторым в порядке особого расположения позволяли покончить с собой, не дожидаясь центуриона с мечом, он же палач, он же душеприказчик. Можете считать, что в этом проявлялся "индивидуалистический характер правовой системы". О судьбе менее значительных собственников (например, жителей "провинившегося" города) у Тацита сообщается "списком". Пожалуй, ближе всего к идеалу подошла спустя тысячелетие собственность феодальных баронов (как раз в эпоху раздробленности). Но на этот опыт победоносного индивидуализма либералы почему-то не ссылаются. Что касается современности, то американский или французский сенатор, конечно, не так уязвим как древнеримский, но собственность любого гражданина "открытого общества" все равно опутана множеством разнообразных условий и ограничений, несоблюдение которых ведет к конфискации, если не прямо, то через систему разоряющих штрафов и судебных издержек. Беру наугад из недавних громких дел: "Французский режиссер Люк Бессон приговорен к уплате штрафа в 300 тысяч франков за строительные работы без разрешения властей... Строительство проводилось вокруг виллы на мысе Бена на территории департамента Вар..." "Завистливые соседи "настучали" в местный архитектурный надзор, который выяснил, что новый владелец земли и дома не имел права на такую кардинальную переделку." На 100 тысяч оштрафован руководитель строительных работ. А собственнику придется еще и за свой счет возвращать "свой дом - свою крепость" в то состояние, которое предписано чиновниками. "Стереть с лица земли бассейн, уничтожить подземный лифт, убрать витражи с террасы, причем каждый день задержки в выполнении приговора суда обойдется им в 500 франков".[13]

Компьютерный магнат Билл Гейтс потерял значительную часть состояния после того, как американский суд признал, что его продукция... слишком удобна для потребителей и слишком неудобна для конкурентов. Иными словами, что компания "Майкрософт" непомерно разбогатела, и богатство ее начинает представлять угрозу для социально- политической стабильности. Пора раскулачивать. "Представители 19 штатов и Минюста США представили суду свои планы по судьбе "Майкрософта" - как справедливее поделить "неприкосновенную собственность" мистера Гейтса.[14]

И это все вполне нормально (хотя и неприятно для Бессона с Гейтсом). Ненормально то, что наука новейшего времени по-средневековому прячется от реальности за словесными драпировками.

Порою это выражается в совершенно анекдотичной форме. Один из житейских примеров у Макконнелла и Брю озаглавлен "Спекуляция билетами: грех и мораль". Авторы критикуют распространенное даже в Америке (несмотря на все усилия передовой экономической мысли) предубеждение против спекуляции билетами на зрелищные мероприятия. Экономически малограмотным гражданам почему-то не нравятся субъекты, скупившие в кассе все билеты и перепродающие их втридорога. А на самом деле, объясняют Макконнелл и Брю, у дверей с надписью "Билетов нет" происходит "добровольный обмен..., позволяющий удовлетворять потребности общества более эффективно".[15] И мораль тут ни при чем. Ради фетиша "частной инициативы" авторы учебника готовы расстаться и с традиционным законопослушанием (ясно ведь, что налогов такие "продавцы" не платят), и со здравым смыслом, который подсказывает, что ограниченный ресурс ограничивается не только объективными причинами, но и целенаправленными действиями спекулянтов. И какая "эффективность" в том, что лишние деньги, собранные с посетителей, достаются не артистам и не настоящему предпринимателю - продюсеру, а совершенно посторонним людям?

Жаль, что Макконнелл и Брю не написали еще и медицинского учебника. Любопытно было бы ознакомиться с главой о полезности аскарид.

Зато целая глава "Экономикс" (гл. 39) посвящена преимуществам свободной торговли. Опять-таки убедительно - если не задаваться вопросом, строился ли где-нибудь капитализм в соответствии с этим принципом? "Нерегулируемый рынок при невмешательстве государства - не более чем миф. И в викторианскую эпоху, и при Тэтчер свободный рынок в Великобритании создавался при активном участии сильного государства", - утверждает бывший экономический советник Маргарет Тэтчер Джон Грэй[16] (уж он-то, наверное, знает, какой рынок создавал). А до него образцовый английский капитализм оплачивали китайцы, которых под дулами пушек заставляли покупать опиум, а также умирающие от голода ирландцы и шотландцы, которых сгоняли с земли за поддержку неправильного короля, после чего их рабочая сила, сами понимаете, сильно дешевела... Углубившись в историю чуть дальше, мы уткнемся в огораживания - в ту самую изгородь, за которой мирные овцы (точнее, их хозяева-лорды) пожирали арендаторов. Американцы получили свою землю от индейцев (а на юге также от мексиканцев), рабский труд - от негров, а позже - от китайских "кули". Насколько "свободны" были все эти "сделки, выгодные и покупателю, и продавцу"? Да и сегодня "laissez-faire" (государственное "невмешательство") соблюдается только в той мере, в какой это устраивает хозяев рынка. Не устраивает - значит, включается и государственная поддержка "своих" (в 1998 г. ЕС субсидировал свое сельское хозяйство на 129,8 миллиардов долларов[17]), и экономические санкции против "чужих", и разведка, которая будет инспирировать мятежи и акты террора по месту жительства конкурента или на спорной территории. Каждый день наблюдая по телевизору кровопролитные войны из-за маршрутов, по которым пройдет нефтяная труба, мы можем по достоинству оценить объективность наших учителей. Порою создается впечатление, что они просвещают нас по принципу "на те, небоже..."

Конечно, в книге Макконнелла и Брю много полезного: характеристики основных экономических институтов (что такое банк? какие в Америке налоги? как рассчитывается ВНП? из чего складывается государственный долг?); доходчивое изложение ряда проблем, с которыми русскоязычные читатели столкнулись недавно (эластичность спроса, функционирование т.н. "олигополии", т.е. рынка, контролируемого несколькими крупными компаниями етс) и прочие достижения описательной науки. Но перемежаясь логическими провалами, фигурами умолчания и нагромождениями идеологем, сильные позиции авторов не складываются в систему.

"Экономикс" можно было бы сравнить (без всякого желания обидеть) с советской биологией при Сталине: деформированная в нескольких ключевых пунктах, она, тем не менее, аккумулировала большое количество достоверной информации о живой природе. Догматы соседствовали (а то и переплетались) с реальными закономерностями, выведенными из наблюдений и экспериментов. Такова и нынешняя экономическая наука. На основе ее рекомендаций можно успешно решать частные задачи в определенных условиях, судьбу товара или компании, производящей этот товар. Можно построить схему оптимального распределения какого-либо ресурса. Даже сбалансировать перемещение большого количества ресурсов между отраслями. Хотя подобные задачи - все-таки ближе к "чистой" математике, а вводить "человеческий фактор", т.е. социальные интересы, либеральная идеология не велит. Руководители государства могут извлечь некоторые самые общие пожелания по поводу того, чего не стоило бы делать: например, не стоит печатать слишком много необеспеченных бумажных денег. Или: вводить слишком высокие налоговые ставки на деятельность, которую вы не хотите искоренить. Но как правило, рекомендации ученых экономистов в масштабе "страны и эпохи" носят астрологический характер. И не потому, что они невежды, жулики или заранее куплены конкурентом (хотя и таких хватает). Даже при благороднейших намерениях ничего не поделаешь с исходной предпосылкой: что можно отделить рыночные отношения от всех остальных отношений между людьми. Она примерно так же обоснована, как лысенковский догмат о наследовании благоприобретенных признаков.

В беседе с Сергеем Капицей Василий Леонтьев сравнил рыночную экономику с ветром, который наполняет паруса, "но парусами нужно управлять..."[18] А в процессе "управления" уже приходится учитывать множество внерыночных факторов.

И если практика - критерий истины, то сегодня мы можем объективно сопоставить результаты реформ в России, произведенных по правилам либеральной науки, и "неправильных" в Китае. У нас только за первые 4 года от Беловежского путча до перевыборов Ельцина на второй срок ВВП снизился на 28%, в Китае - вырос на 54%. В результате он превзошел российский почти в 6 раз.[19] По этому показателю наша страна съехала на 16-ю позицию в мире, а "тоталитарный коммунистический" Китай поднялся на то место, которое занимал Советский Союз. Утечка капиталов из России "превысила 150 млрд. долларов", в то время как"прямые иностранные инвестиции составили в общей сложности не более 10-15 млрд., а без кредитов - менее половины этой суммы".[20] Примерно ту же самую картину мы получим, рассматривая не столь возвышенные, "бытовые" показатели, характеризующие уровень жизни: изменения в рационе питания[21], заболеваемость инфекционными болезнями (по сифилису рост в 49 или даже в 60 раз)[22], среднюю продолжительность жизни (к концу века, по данным ВОЗ: 65 лет в РФ; 69 - в КНР)[23] и т.д. Как сказал Б.Н. Ельцин, подводя итоги своего правления, "нам есть чем гордиться: Россия изменилась..."[24]

Конечно, статистическая цифра лукава, и в дальнейшем мы не раз будем возвращаться к вопросу о достоверности статистики. Однако я в данном случае стараюсь пользоваться не "Советской Россией", а самыми что ни на есть либеральными источниками, которым нет смысла дискредитировать МВФ в пользу Компартии Китая. И данные их не слишком противоречат повседневному опыту.

Подробную информацию о результатах реформ в разных отраслях экономики КНР китаисты Александр Салицкий и Владимир Фисюков сопровождают таким комментарием: "Подъем этой страны не вписывается в общепринятые схемы либерального толка, тем более, что именно последние при воплощении их в социально-экономическую действительность явились одной из причин глубочайшего кризиса так называемых переходных экономик. Есть все основания предполагать, что экономические успехи Китая говорят о господстве в этой стране более глубокого и целостного взгляда на хозяйство... Достижения КНР следует отнести за счет ее исторически преемственной стратегии и политики, господства народнохозяйственного подхода в теории и практике, а также критического отношения к современному либерализму..."[25] (выделено авторами). Вот мнение Джона Грэя: "Вместо воцарения в глобальном масштабе свободного общества..., человечество переживает период крайней нестабильности. Подобные диспропорции вызваны, по Грэю, слепым копированием неолиберальной модели. Применительно к России, как считает экс-советник Тэтчер, такой подход дал плачевные результаты: огромная страна построила "смешанный капитализм", мало чем отличающийся от того, что существовал в последние десятилетия царского режима." Что касается КНР, то "успехом эта страна обязана тому, что не слушала западных советов".[26]

Зачастую китайский опыт противопоставляют российскому по принципу: продуманная политика - безголовая; стратегия - хаос. Как говорит известный китаист, профессор Виля Гельбрас: "Китай имеет ясную долгосрочную стратегию развития, вся внутренняя и внешняя политика жестко подчинена интересам ее реализации... Как же можно сравнивать ситуацию в России и КНР? У России не только нет стратегии социально-экономического развития, за последние годы не было даже осмысленной экономической политики! Реформы, если помните, стали изначально проводиться во имя создания рыночной экономики, форсированного образования среднего класса, "настоящего собственника"...Да, в ряде вопросов по глубине реформирования мы продвинулись дальше китайцев, но что это дало экономике? Импульсивные реформы стимулировали жесточайший экономический кризис, а он, в свою очередь, вызвал остановку самих реформ. В итоге мы не только не продвинулись к интенсивному пути развития..., но даже утратили завоеванные в прошлом позиции. Иными словами, наше общество и государство не определили ориентиры своего развития, не подчинили хода реформ достижению конкретных социально-экономических целей."[27] В принципе справедливо, особенно в отношении Китая, и со стороны такого авторитетного ученого вдвойне ценно признание, что успешная "стратегия социально-экономического развития" не пересекается с той экономической наукой, которую преподают в ВУЗах. Но по поводу России есть одна тонкость. Из чего следует, что наше государство "не подчинило хода реформ достижению конкретных целей"? Из того, что реальная политика соответствовала провозглашенным целям (вроде "образования среднего класса") с точностью до наоборот? И такой ли уж бессмысленной и "импульсивной" была эта политика? Неужели кто-то всерьез полагает, что "молодые реформаторы", облагая заводы 80% налогами[28] (а, например, северскому заводу "Кубань" после обязательных платежей в 1995 г. оставалось на зарплату минус 1,1% от стоимости произведенной продукции!)[29] и при этом освобождая от пошлин импорт табака и алкоголя, в том числе суррогатного[30] - что, они действительно надеялись пополнить таким образом бюджет? сформировать "средний класс"? Или преследовалась какая-то другая цель, и с точки зрения этой истиннойцели политика предстает не только продуманной, но и довольно успешной? Сами понимаете, что ответить на эти вопросы из глубин "чистой" экономики (не касаясь таких предметов, как социальная структура общества, классовые интересы етс) в принципе невозможно.

Лучшее, что может сделать в таких случаях либеральная наука - это промолчать.

Зачастую в идеологических текстах самое важное - то, о чем они умалчивают. В обширной литературе по "политэкономии социализма" ни слова не говорилось о номенклатурном распределении. А именно через него отлично просматривалась социальная структура тогдашнего общества (кто допущен? - кто не допущен?). Так же и в "Экономикс" есть сюжеты, вроде бы, чисто экономические, то есть не подпадающие под большое исходное табу - тем не менее, о них тоже стараются говорить поменьше и в таких туманных выражениях, чтобы, не дай Бог, у читателя не сформировалось ясного представления о предмете (не обязательно такого, какое понравилось бы придирчивому дилетанту И. Смирнову из заснеженной Московии - хоть какого-нибудь!) и о месте, которое занимает этот предмет на генеральном плане "открытого общества".

Под такие "серые дыры" я выделяю специальную подглавку. При желании ею можно дополнять существующие учебники - в порядке рекомендуемого "плюрализма".

То там, то здесь мелькает словосочетание "реальная экономика". То в речи премьера В.С.Черномырдина перед Государственной Думой, то в названии специальной рубрики "Независимой газеты" ..."Реальный сектор экономики России и его ядро, промышленность..." (Вагит Алекперов).[1] А что, собственно, обозначают эти слова? Казалось бы - элементарный вопрос. Дураку понятно, что они обозначают. Но давайте повернем вопрос по-другому. Что такое "нереальная экономика"? Не верится, что такой серьезный предприниматель как Вагит Алекперов (президент "Лукойла", к тому же доктор экономических наук) верит в хозяйственную деятельность эльфов, гоблинов, Кащея Бессмертного и других нереальных персонажей.

К "простому" вопросу мы еще вернемся. А пока - совершенно реальный (и довольно болезненный) сюжет. Осенью 1999 г. на Выборгском ЦБК произошли столкновения между рабочими и "хозяевами". Они вызвали практически единодушную реакцию средств массовой "информации". Сочувствие "законным владельцам"комбината и возмущение неблагодарными рабочими. Ради классовой солидарности оказались временно позабыты даже старые распри между олигархами, контролирующими СМИ (Березовским и Гусинским). "Победил закон толпы..., - негодуют в "Независимой газете>", -Победил беспредел, и самозахват предприятия, по сути, узаконен"[2]; "Раньше у нас была привычка хотя бы перед иностранцами строить "потемкинские деревни". Делали вид, что хотя бы для заморских гостей мы не дикари. Теперь и это не считается доблестью. Напротив, стачком в горячечном бреду очищения предприятия от империалистических инвесторов..." и т.д. ("Известия",[3]) "Вся государственная машина оказалась бессильна против взбунтовавшихся рабочих. Впрочем, почему рабочих? Людей, фактически захвативших чужую собственность, обычно называют иначе. Прикрываясь лозунгами о восстановлении справедливости, они наверняка стали орудием в чужих руках " ("Итоги"[4]) "Как показывает исторический опыт, пролетариат с булыжником всегда остается лишь орудием в руках истинных хозяев положения", - вторит "Итогам" "Московский комсомолец". Ссылаясь на одного из спецназовцев, штурмовавших ЦБК, мятежный комбинат сравнивают с Чечней: "...Будем стрелять на поражение. Положим два десятка "мирных рабочих" - небось, остальные образумятся!" ("МК"[5]).

Более рациональный аргумент: мол, из-за нарушения своих прав "иностранные инвесторы" перестанут вкладывать деньги в Россию. "Коммерсант" сопровождает выборгский репортаж специальной справкой "Проблемы инвесторов", где фигурируют "Филипс" и шведский концерн "АссиДоман", вроде бы, не имеющие к событиям на ЦБК никакого отношения[6]. А из потока сознания известинского колумниста Семена Новопрудского всплывают "королева Елизавета", "Тони Блэр" и анонимный "британский джентльмен в костюме-"тройке" - благодетели, навлекшие на себя слепую ненависть "рабочего класса с прутьями и заточками".

Я пересказываю этот агитпроп не только ради того, чтобы наемные работники могли поучиться классовой солидарности.

Читайте внимательно!

Весь пафос борцов за право собственности обесценивается одним маленьким обстоятельством. Непонятно, кто собственник. "Британская компания "Alcem", - объясняет "Коммерсант". Но когда избранный директор комбината А.А.Ванторин обратился в консульство Великобритании, "консульство ответило, что такую фирму не знает, ее просто нет".[7] В качестве "законного хозяина" штурмом ЦБК командовал "известный питерский предприниматель", который "контролирует водочное производство на некоторых предприятиях области" ("Итоги"). Причем же здесь "иностранные инвестиции", "Филипс" и Тони Блэр? И почему незваные "гости", приехавшие в Выборг из Питера на автомобилях, вдруг оказались "заморскими"?[8]

Вспоминается пьеса Самуила Маршака "Петрушка-иностранец".

Между тем, по нынешним законам мировой экономики, фирма, претендовавшая на ЦБК (и в конце концов добившаяся своего), может быть одновременно британской и российской, не будучи ни той, ни другой. Для этого достаточно зарегистрировать ее в одном из оффшоров Британского Содружества.

Что же это такое - "оффшор"? Мы постоянно встречаем это слово в газетах, но понимаем ли его значение?

В учебнике К.Р.Макконнелла и С.Л.Брю вы обнаружите массу полезной информации о разных предметах, вплоть до несуществующих (как "дискриминация" цветного населения в США). Но проблемы "оффшорного бизнеса" американских профессоров не слишком заинтересовали. Может быть, его роль пренебрежимо мала? Ничего подобного. Например, Каймановы острова, затерявшиеся в Карибском море к северо-западу от Ямайки, считаются пятым финансовым центом в мире (после Лондона, Нью-Йорка, Токио и Гонконга). Количество фирм, зарегистрированных на этих островах, "намного больше числа жителей (33 тыс.), а объем аккумулированных капиталов превышает 500 млрд. долларов".[10]

Оффшор (иногда через два "ф", иногда через одно) - от английского "shore" ("берег") и "off" - указывает на отдаление, отделение, освобождение. Так называются территории, как правило, острова, где очень легко регистрировать предприятия и очень низкие (часто вообще символические) налоги: "на прибыль обычно 1 - 2 %"[11] Специфической разновидностью оффшора можно считать "великие морские державы" вроде Либерии. Размещая на мачте фиктивный флаг, судовладелец экономит не только на налогах, но и на социальном страховании моряков."В 1995 г. по общему тоннажу своего флота, достигшему 36 млн. тонн, Республика Кипр в три раза превзошла Россию и в шесть раз Германию".[12] Многие оффшоры являются "заморскими владениями" нормальных государств, и это только облегчает махинации. Перевод денег в Голландию не вызовет больших подозрений, а действительным местом назначения могут стать Нидерландские Антильские острова. На международном воровском жаргоне такие схемы называются "сэндвич".[13]

Существование оффшоров обычно объясняют так: аборигены каких-нибудь Крокодиловых островов переловили всех крокодилов, съели все кокосы, и теперь рады принять от кого угодно какие угодно капиталы на каких угодно условиях, лишь бы выкарабкаться из нищеты. Но на самом деле никто не открывает оффшорные "Рога и копыта", чтобы собирать рога и копыта по месту прописки. И крокодилов почему-то никто не разводит, и бакалеей не торгует с каноэ. Бледнолицые братья делают свой бизнес совсем в других местах. Но при этом имеют налоговые льготы (непонятно, за какие заслуги) и, главное, не несут никакой ответственности за свои действия.

Легализация криминальных доходов, уклонение от налогов, мошенничества - вот функции оффшоров. Согласитесь, что гражданину, например, США, который собирается честно торговать у себя на родине или в какой-то другой стране, никто не мешает зарегистрировать фирму там, где она на самом деле находится.

С другой стороны, суверенное государство на то и суверенное, чтобы самому определять свою экономическую политику. Если вождь Большая Бука регистрирует у себя на острове "пароходства", "холдинги" и "банки" по утерянному паспорту иркутского бомжа - это, наверное, внутреннее дело его племени. Но в других странах (не менее суверенных) платежки таких "банков" должны котироваться не выше, чем фантики из-под жвачки.

Так называемые "цивилизованные страны" могут в любой момент прикрыть оффшорные дыры, не нарушая ничьих прав. Просто не принимать оттуда филькины грамоты (которые никто принимать и не обязан).

Если этого не делают, значит есть на то причина.

Я бы (в порядке будущей дискуссии) сформулировал ее так: оффшор - запоздалый ответ элиты на Великую Французскую революцию. Как мы помним из школьного курса истории, революция началась с того, что высшие сословия упорно отказывались платить налоги наравне с "населением". За что и поплатились. Печальный опыт Франции был учтен в других европейских странах, где "хозяева жизни" не препятствовали установлению более-менее справедливых налоговых схем.

Через Крокодиловы острова история поворачивает вспять.

Простой человек, будь то компьютерный инженер, продавщица или полицейский, не может сделать вид, что его рабочее место переместилось в центр Тихого океана. Даже предприниматель средней руки, владеющий магазином или фабрикой где-нибудь в Швабии, такого права лишен. За каждую марку он отчитывается перед налоговым ведомством. А оффшоры обслуживают высший слой либеральной элиты: финансовую олигархию, ее партнеров-симбионтов из правительственной и международной бюрократии, а также деятелей всевозможного "шоу-бизнеса" (например, звезды английского футбола получали миллионные гонорары с соседней улицы через остров Мэн[14])..

Но западные демократии пока еще сохраняют иммунитет против мошенников и казнокрадов. Как правило, в практической повседневной экономике с "Панчем-иностранцем" (английский брат русского Петрушки) не очень-то склонен связываться ни частный предприниматель, ни мэр города, который знает, что за отплытие муниципальной кассы на Крокодиловы острова его наградят не повышением в должности, а несколькими годами тюрьмы. Пусть санаторного типа - все равно неприятно.

Особую роль сыграли оффшоры в истории России.

"Кузнецкий металлургический комбинат отгружает 90% своей продукции на экспорт фирме "Бейс метал трейдинг" по ценам на 7-12 долларов ниже мировых. Руководит этой оффшорной фирмой на острове Гарнси в территориальных водах Великобритании брат президента МИКОМа Юрий Живило. Своей дочерней фирме "Эрго" КМК также отгружает продукцию по ценам ниже себестоимости и закупает у нее угольный концентрат по ценам выше мировых. С солнечного Кипра также поставляется кокс через фирму "Рилона" по завышенным ценам (1400 руб/тонна при внутренней цене 180 руб/тонна), плюс фирме оплачивают курсовые разницы..."[15]

"В 1995 г. через банки Кипра прошли 20 млрд. долларов из России - эта сумма в три раза превышала ВНП самой Республики Кипр и в десять раз ее годовой бюджет".[16] Та же самая солнечная республика вдруг оказалась основным "инвестором" в электроэнергетику, топливную промышленность и металлургию, то есть в самые доходные отрасли российской экономики. Таковы официальные данные Госкомстата за первый квартал 2000 года.[17]

Т.н. "толлинг" в алюминиевой промышленности заключался в том, что предприятия из соседних областей переводили друг другу деньги через Западное Самоа.[18] Сами понимаете, за время пути посылку могли утрясти. В тот момент, когда я пишу эти строки, оффшорные фирмы прибирают к рукам "Аэрофлот".[19]

Дополнительное разнообразие в нашу "макроэкономику" по-научному внес "внутренний" оффшор, посредством которого некоторые регионы ("более равные, чем другие") поступали на содержание к "менее равным", причем размеры субсидий не поддавались даже приблизительной оценке. "...Наворовывались огромные деньги. В Ингушетии открывали фирму, которая работала в Сибири, и уходили таким образом от налогов." (Малик Сайдуллаев)[20] Когда в Ленинградской области попытались взыскать деньги в бюджет с местных фирм, зарегистрированных в солнечной Калмыкии (чтобы хоть что-то заплатить учителям), "предприниматели оказались людьми не только предприимчивыми, но и юридически грамотными. Обратившись в суд, они не только заставили чиновников отменить незаконные "штрафные санкции", но и получили компенсацию за упущенную прибыль".[21]

Однако новейшая история РФ - тема отдельной трагикомедии, "ужасающего спектакля" (Д.Сорос).[22] Вернемся на просторы мировой экономики.

Самая крупная и влиятельная на планете оффшорная фирма - о ее деятельности информированы все земляне, умеющие читать - на рубеже тысячелетий называлась "Квантум Фонд". "Главный оффшор" знаменитого Джорджа Сороса был зарегистрирован на голландском острове Кюросао в Карибском море. Он относится к категории т.н. "хеджированных" корпораций, "hedge corporations". В английском "hedge" имеет разные значенья. Вот, например, к себе почтенье: "ограничивать"; "страховать себя от потерь". Вот, например, к другим презренье: "уклоняться, увиливать". "4 тысячи "хеджированных" фондов, "играющих" по всему миру и располагающих капиталом от 400 до 500 миллиардов долларов" занимаются крупномасштабными валютными спекуляциями. "Сорос - далеко не единственный блестящий игрок... Их (рынков)тесная зависимость друг от друга позволяет финансовым игрокам экстра-класса в считанные часы перемещать миллиардные капиталы из страны в страну, создавая при этом как мнимые, так и реальные угрозы для национальных валют"[23] Технологию этих игр можно прояснить на таком (достаточно рядовом) примере. На переговорах о реструктуризации долгов еще советского Внешэкономбанка Минфин РФ вдруг меняет свою позицию. В результате котировки соответствующих ценных бумаг выросли с 15 до 25% от номинала. "Из ничего" возникло более 3 миллиардов долларов. Кому они достались? Предположим, тому, кому "личные связи с высокопоставленными чиновниками" помогли "раньше других узнать о планах правительства превратить бросовые фактически бумаги в ликвидный дорожающий товар."[24]

Какая промышленность, наука или сельское хозяйство способны обеспечить подобную прибыль на доллар, вложенный... куда? В карман "высокопоставленного чиновника".

"Зима 1996 г. явилась пиком совместной деятельности заместителя министра Касьянова и бизнесмена Александра Мамута. О том, что Касьянов продавал через Мамута инсайдовскую информацию, вы ("Новая газета" - И.С.) уже неоднократно писали. То есть Касьянов "сливал" коммерсанту данные о том, какие долги Россия будет оплачивать, а какие нет, позволяя Мамуту и его партнеру Абрамовичу перекупать долги России и играть на разнице. Деньги, включая и долю Касьянова, оседали в оффшорных фирмах, на счетах, открытых в Бэнк оф Нью-Йорк".[25]

"Обвалив" финансовую систему целого государства, можно положить в собственный бумажник (на оффшорный счет) значительную часть его национального богатства, и не только официальных резервов, но и личных накоплений граждан. Парадокс заключается в том, что "обороты на международном фондовом и валютном рынках в десятки, а то и сотни раз превышают торговые обороты" (академик Олег Богомолов)[26]; "торговля валютой в мире... в 20 раз превышает в стоимостном выражении мировую торговлю товарами и услугами" (Махатхир Мохамад)[27] "Постепенно растет самофинансирование системы таких взаимоотношений как наиболее рентабельного вида деятельности, идет наращивание их собственного потенциала, все более обеспечиваемого лишь собственной динамикой" (Александр Неклесса)[28]"Огромный транснациональный капитал, оцениваемый в 8-10 трлн. долл., вышел из-под юрисдикции материнских национальных государств и свободно, мгновенно благодаря всемирным компьютерным сетям, перемещается по планете." (Сергей Огнивцев)[29] Плоды человеческого труда, даже самого эффективного, обесцениваются в тени грандиозных мыльных пузырей, и чем свободнее (либеральнее) их перемещение по планете, тем беззащитнее люди. "Хеджинговые" манипуляции не случайно называются "играми": они имеют такое же отношение к народному хозяйству тех стран, чью валюту задействуют в спекуляциях, как, например, карточные игры помещиков - к повседневному труду крестьян в имении, поставленном на кон.

Игроки чувствуют себя вершителями судеб тех, на чьи деньги играют. Этих вершителей никто не выбирал (вложить капиталы в "Квантум фонд" можно только по особому приглашению"[30]). Они "никогда не выносили свои проекты на всеобщее голосование. Демократия не для них. Они выше бесконечных дискуссий, где еще имеют смысл такие понятия как общественное благо, социальное благополучие, свобода и равенство... В их глазах политическая власть - это всего лишь третья власть. Есть прежде всего экономическая власть, затем - власть средств массовой информации." (Игнасио Рамоне).

Вот характерные высказывания самого Д.Сороса: "Рынки голосуют каждый день, они заставляют правительства принимать, конечно, непопулярные (т.е. те, с которыми не согласны избиратели - ИС), но необходимые (кому? - ИС) меры. Именно рынки приобрели значение государства."[31] "Капитализм и демократия опираются на различные принципы... Все разговоры о свободе и демократии - не более чем пропаганда... Мои высказывания могут ворочать рынками, хотя я очень стараюсь не злоупотреблять этой силой".[32]

Но иногда приходится "злоупотреблять". 1997 год отмечен грандиозной атакой хеджинговых корпораций на Юго-Восточную Азию, чей экономический потенциал рос угрожающими (для традиционных центров "открытого общества") темпами. "В результате азиатского кризиса в регионе была утрачена покупательная способность в 700-800 миллиардов долларов... Валовой национальный продукт Индонезии уменьшился до жалкой одной шестой того, что было до кризиса... Как это вообще может быть, что все активы огромной страны с 211 миллионами трудолюбивых жителей неожиданно оказались равны лишь одной шестой своей прежней стоимости?"[33] Обесценившуюся собственность скупали за гроши иностранные и "оффшорные" фирмы. В вышеупомянутой Индонезии обвал валюты привел к политической смуте, в которой погибли тысячи ни в чем не повинных людей. Тем не менее, почти все жертвы "кризиса", завороженные "экономической наукой", обращались за рецептами спасения по тем же адресам, куда только что уплыли их деньги. Исключение составила Малайзия. Традиционная союзница НАТО в Юго-Восточной Азии, она в 80-е гг. прилежно заимствовала достижения передовой капиталистической экономики и сумела не только обеспечить мирное сосуществование трех наций и религий на своей территории, но и вышла к 97 году на второе место в мире (после США) по конкурентоспособности экономики, построила самые высокие небоскребы, выделяла миллиарды долларов в помощь соседям, наконец - приступила к созданию собственной "силиконовой долины", наивно полагая, что отношения с первой "силиконовой долиной" будут выясняться в честной и свободной конкуренции."Как раз в июне 1997 г. сам г-н Мишель Камдессю в подробностях и публично описывал невероятную прочность основ малайзийской экономики... После чего, как абсолютные идиоты, мы начали удивляться, почему же наша валюта подвергается все новым атакам..." (М.Мохамад)[34] В 1998 г. премьер Малайзии нарушил идеологические табу. Он запретил валютные спекуляции (ввел "фиксированный курс национальной валюты и запрет на ее обращение и любые операции с ней за пределами страны"[35]) Выступая с докладом о состоянии мировых финансов в Конгрессе США, Дж. Сорос жаловался: "Отдельные страны начали выходить из системы мирового капитализма , или попросту падать по дороге. Сперва Индонезия, а потом Россия пережили практически полный крах. Но в их случаях это был крах непреднамеренный, а вот Малайзия выбыла умышленно. Эта страна умудрилась нанести значительный урон иностранным инвесторам и игрокам. Ей удалось несколько смягчить ситуацию... Но это смягчение - временное явление, поскольку в границах есть "дырки", и деньги уйдут из страны незаконным путем".[36] Иными словами, вариант России и даже Индонезии предпочтительнее - лучше "полный крах", гражданская война и кровавый хаос, чем "урон игрокам", которые недополучили на свои оффшорные счета несколько лишних миллиардов.

Волна возмущения прокатилась по либеральной общественности, достигнув даже тех стран, где только отдельные специалисты-востоковеды знали, как зовут премьера-еретика. "Малайский премьер наговорил много всякой ерунды, - просвещал московских телезрителей Михаил Леонтьев, - Если на рынке в результате действий спекулянтов что-то рушится, значит, в нем что-то было не в порядке."[37] (Рассуждение, которое прямо перекликается с главой о билетных спекулянтах у Макконнелла и Брю; оно используется и самими "финансовыми алхимиками", чтобы парировать обвинения в "паразитизме", см.[23], и это забавно втройне, потому что настоящие паразиты в живой природе именно так и действуют: атакуют ослабленный организм, и никто не говорит им за это спасибо).

Сегодня в моде красивое слово "глобализация". Но под "глобализацией" можно понимать свободное перемещение материальных и духовных ценностей по планете, единство человеческого рода, обеспеченное прогрессом современных технологий, а можно - свободу для узкого круга "особо приглашенных"играть в покер на целые страны.

Однако собственность и власть - стороны одной монеты, и если есть номинал, то с другой стороны должен быть государственный герб.

Социология - по определению, наука о человеческом обществе. Но поскольку прошлым человечества занимались историки, социологи специализировались в основном на проблемах современных, а также на самых общих закономерностях, которые действуют на протяжении целого ряда эпох. Именно в таком - естественном - значении слова социологами были Макс Вебер или Карл Маркс. Но в последнее время исподволь формировалось новое, более узкое представление о социологии, которое сводило ее к одной из исследовательских методик, а именно к подсчету количественных данных, характеризующих тот или иной социальный процесс. И дальше - уже: к подсчету субъективных мнений, высказанных людьми ("респондентами") по поводу этого процесса.

Между тем, еще в 1910 году крупнейший русский историк С.Б.Веселовский предостерегал: "неумеренное пользование знакомством с четырьмя действиями арифметики... в значительной степени способствовало поднятию престижа работ этого рода в глазах читателя. Необходимым и неоспоримым доказательством научной истины стали считаться цифры, таблицы и проценты, независимо от их происхождения и степени достоверности".[1] Веселовский сам был одним из пионеров социально-экономической истории, и действиями арифметики владел очень хорошо. Дальнейшее развитие науки показало, насколько обоснованы были его опасения.

В соответствующей главе у нас еще будет возможность оценить с точки зрения объективности статистику, например, наркомании. Сейчас возьмем более простые ситуации, казалось бы, самой природой предназначенные для человека с калькулятором.

Сколько советских людей погибло в Великую Отечественную войну? Хрестоматийная цифра -20 миллионов - в последнее время меняется по принципу "кто больше" (и 25, и даже 30). У историка Д. Поспеловского "полегло почти 30 млн." одних только "советских военнослужащих".[2] При этом серьезные исследователи вынуждены признавать, что речь идет о "потерях на бумаге", и на вопрос о том, как они в точности соотносятся с реальными, "сейчас не ответит никто".[3] Менее серьезные граждане не забивают себе голову скучной материей, которая у ученых называется "критика источников". Но в результате их публикации характеризуют не столько Великую Отечественную войну, сколько политические пристрастия авторов.

Впрочем, война (как и массовые репрессии) - это было при Сталине. А что может быть проще - подсчитать, сколько производится в России зерна. Сейчас, а не в ХVI веке. Но "точного объема зернового рынка не знает никто. Разные источники, в том числе глава Минсельхозпрома РФ Виктор Семенов, признают, что производители уводят в теневой оборот примерно пятую часть урожая. По данным эксперта Института экономических проблем переходного периода Ирины Храмовой, бартеризация ... достигла примерно 30%... Запасы зерна Минсельхозпром оценивает в 26, Минэкономики в 19, а АО "Росхлебопродукт" (б. Министерство заготовок) и вовсе в 17 млн. тонн. Разброс в оценках составил 35%... "[4]

Данные о преступности искажаются, во-первых, ведомственным интересом, который может играть как на понижение (отчет об успехах), так и на повышение (просьба увеличить финансирование); во-вторых, казуистикой в нормативных актах. Угрозыск Московской области отчитался за 1999 г. о 4715 неопознанных трупах, что составляет 1 труп на 10 кв. километров[5], но подавляющее большинство этих находок никак не отразится на статистике убийств. А как, например, отличить убийство от "умышленного причинения тяжкого вреда здоровью..., повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего"?[6] На практике эти составы могут различаться по адвокатскому гонорару, причем "теневому", а он статистикой не учитывается. После подписания Б.Н. Ельциным указа "О борьбе с бандитизмом" столичное ГУВД отчитывается: "Пресечена деятельность 94 бандформирований, 11 мафиози пошли по некогда заповедной статье 77 "бандитизм"[7] (номер статьи по старому УК). С помощью несложной математической операции (11: 94) устанавливаем: "бандформирование" должно состоять примерно из 0,117 (ноль целых, 117 тысячных) бандита.

Такими примерами можно заполнить целую книгу. Но проблема не должна сводиться к расхожему: "есть ложь, есть наглая ложь, а есть статистика". Математика безусловно необходима общественным наукам, но не как магический ключик ко всему на свете - якобы "строгая объективность", противопоставляемая "болтовне".

Техническая операция подсчета возможна только при условии глубокого и всестороннего изучения предмета, ясного понимания, что именно ты считаешь, насколько формализуемы существенные признаки этого предмета (нельзя складывать и умножать то, что в принципе не поддается переводу в цифры без потери смысла) и насколько достоверны количественные характеристики в доступных тебе источниках. В противном случае "строгость" математических методов становится источником мифологии.

(Выше мы приводили данные о капиталах, задействованных в международных валютных спекуляциях. Естественно, цифры расходятся у разных специалистов, пользовавшихся разными источниками, однако все согласны в том, что эти капиталы значительно превосходят финансовые ресурсы отдельных стран, даже образцово-благополучных. В контексте поставленной нами проблемы важно именно это).

Задача сильно усложняется, если считать не "метры, рубли...", а субъективную материю - "мнения" граждан.

НИИ культуры еще в советское время накопил богатый опыт исследований в провинции. Примерно таких. Вопрос: "Часто ли вы ходите в театр?". Результат: "80% жителей города Н. ходят в театр часто". При этом в городе Н. вообще нет театра. Вопрос: "Ваш любимый художник?" Результат: с Репиным и Шишкиным соперничает в популярности какой-нибудь не слишком известный скульптор или график, причем в каждом городе свой. Серьезная культурологическая проблема, однако!

Вариант решения. В первом случае люди отвечали не столько о том, как они на самом деле проводят досуг, сколько о престижности ("культурности") его проведения именно в театре, а не в сквере с бутылкой. Что касается художников, то Репина с Шишкиным "проходили" в школе, а третий их соперник - это тот, кто последним выставлялся в городской галерее, причем "поклонникам" вовсе не обязательно на выставку ходить, достаточно прочесть афишу. Рекламы тогда было не настолько много, чтобы сразу забыть фамилию, которая украшает забор, к тому же крупными типографскими буквами.

Можно было бы воспринимать эти истории, записанные со слов бывших сотрудников института, как анекдот. Однако методы социологической науки не слишком сильно изменились. Теперь в школы приходят исследователи, которые делают выводы об интимной жизни подростков или об их знакомстве с наркотиками по ответам на вопросы, заданные "в лоб"...

Верите ли вы в Бога, уважаемые граждане респонденты? "По утверждению Центра социологических исследований МГУ им. Ломоносова, проведшего в 1996 г опрос, в Москве из 1000 опрошенных 66% православные, при этом посещают церковь раз в месяц или чаще 20%, в том числе каждую неделю 4%... Нетрудно подсчитать, что в каждом из 400 считающихся действующими храмов РПЦ в Москве на каждой воскресной службе присутствует около 1000 человек. На самом деле не только в каждом храме, но и в самых больших, почитаемых храмах тысячу человек на воскресной службе насчитать невозможно. Согласно этому опросу можно полагать, что потребление молока и мяса во время поста должно падать минимум вдвое. Ни одна торговая организация, которую мы опрашивали, не подтверждает никаких колебаний во время Великого Поста". (Алексей Рябцев, выступление в дискуссии "Вооруженные силы и вера в Бога"[8]).

Показательна для нынешнего состояния социологии деятельность Бориса Дубина, которого "Известия" представляют как "культовую фигуру".[9] Вот он подводит итоги большого исследования, отражающего эволюцию политических пристрастий населения за 90-е годы."Факт остается фактом: "советский человек" вернулся". Как же установлен сей пугающий факт?

В 1994 г. "доля тех, кто резко высказывался против перемен и жаждал возвращения Советской власти, была невелика, не превышала 10 %; число же полных радикалов, национал-большевиков или фашиствующих националистов, и вовсе составляло единицы, если не доли процентов."[10]

Получается, что "фашиствующий национализм" есть крайняя степень ностальгии по Советской власти. С какого это потолка упало? Отдельные разновидности, наверное, можно так трактовать (А.Макашова). Но, к примеру, Шамиль Басаев в схему никак не вписывается. И если "полных радикалов" у нас было так мало, то кто же проводил этнические чистки, в результате которых мы имеем 8 миллионов беженцев? Те, кто радостно занимал квартиры, освобожденные от граждан "неправильной" национальности - они как, "полные радикалы" или нет? На всякий случай сразу отмечаю: у Б.Дубина не оговорено, что обследовались только москвичи или ленинградцы, среди которых националистическая зараза и в самом деле мало распространена. Напротив: широкие формулировки типа "советский", "Всесоюзный", "россиянам задавали вопрос" ассоциируются по меньшей мере с Российской Федерацией, а не с парой центральных городов.

Или автор считает "фашиствующим" национализм одной только русской национальности, а зеркальные отражения РНЕ, к примеру, в Татарстане - это уже не фашизм?

"И вот теперь приходится констатировать: в фундаментальных установках, судя по последним опросам, люди сильно качнулись назад... Примерно три пятых опрошенных явно предпочитают порядок - демократии и социальные гарантии - свободе."

А на каком основании эти понятия противопоставляются? Есть несколько определений демократии: "власть народа", "порядок на основе всеобщего равенства перед законом", "форма государственного устройства, основанная на признании народа источником власти" етс, но ни одно не утверждает, что демократия - это хаос. Подобные высказывания можно встретить в публицистике - у приверженцев единоличной диктатуры, враждебных самой идее народовластия. Неужели либеральный социолог из их числа? Что касается свободы, то свободу без социальных гарантий можно встретить разве что в стаде павианов.

"Исследовательская" методика состоит в том, чтобы запутать людей бессмысленными вопросами, а потом их ответами "доказывать", что Бог на душу положит.

"Что вы больше любите: писать или какать?". Обработав на компьютерах результаты опроса, делаем вывод, что весна в Сибири наступает в феврале. И передаем в РАО ЕЭС научные рекомендации: расходы на отопление можно сократить, а сэкономленные средства пустить на избирательную кампанию "Правого дела".

"Но вернемся к нашему "советскому" большинству... Неготовность и нежелание абсолютного большинства российского общества...разобраться в случившемся на Балканах (в том числе оценить историческую ответственность за это СССР и Сталина, всей национальной политики коммунистической власти в послевоенной Югославии) приводит к тому, что реакция на события принимает привычную форму неприязни к Западу. 56% опрошенных в середине апреля винят в военном конфликте вокруг Косово США и НАТО..."[11]

Г-ну Дубину заранее известно, кто прав в югославских конфликтах. Иная точка зрения (разделяемая не только анонимным "большинством", но и рядом видных специалистов по истории Балкан) даже не обсуждается, а просто отбрасывается посредством формулировок "неготовность и нежелание разобраться.., мифы столетней давности...", крайне уместных в научном исследовании. А СССР, оказывается, несет "историческую ответственность" еще и за то, как складывались межнациональные отношения в Косово ( как насчет Троянской войны?).

Вообще-то за 10 лет (1989- 1999) люди могли изменить отношение к США и НАТО по самым разным причинам. Но г-н Дубин их не анализирует, а подгоняет под идеологию.

"Образ врага связан именно с государством США... полагаю, в этом образе врага больше недовольства собой, неудовлетворенности собственным положением в мире, чем реальных геополитических оценок." "Реальные оценки" - это, конечно, оценки самого г-на Дубина. А главный двигатель антиамериканских настроений во всем мире - ни в коем случае не комплекс сверхдержавы, свойственный "государству США", а комплекс неполноценности у всех, кому это не нравится.

(Забавно было бы обсудить "образ государства США" с жителями других стран, не только с вьетнамцами, китайцами, малайцами и прочими латиноамериканцами, но и с "полноценными", по классификации г-на Дубина, японцами и даже европейцами).

А вот положительные итоги российской истории последних лет. "Громить ларьки сегодня никто не собирается. В ларьках теперь покупают все, хоть один банан, но покупают, их приняли, они больше не вызывают не то, что агрессии, но даже неприязни".

Г-н социолог как-то не заметил, что покупка дешевых продуктов именно в ларьках (на т.н. "оптовых рынках") к концу 90-х стала у нас характерным признаком бедноты, и подобная организация торговли - то, что люди вынуждены покупать сыр, мясо или тот же банан "в ларьках"(в дождь! зимой на морозе!), а не в нормальных магазинах - такая же вопиющая дикость, как талоны на сахар или "плюшевые десанты" за колбасой. И работает в этих ларьках, как правило, тоже несчастная беднота (женщины "из ближнего зарубежья" зарабатывают раннюю смерть от нефрита). За что же я, рядовой москвич, которому "Седьмой континент" не по карману, стану ненавидеть свою же сестру по классу? За то, что ей приходится еще хуже, чем мне?

"Наука" от Б.Дубина слишком уж похожа на российско-американскую оперетту про октябрьские события 1993 года "Туморроулэнд" в "Новой опере" - где хор "новых русских", отбивая атаки "коммунистических реваншистов", поет: "У нас есть шанс, который придает смысл нашей жизни, Мы вступили в новую жизнь, мы сами себе предприниматели, Мы можем потратить деньги на приобретение ваучеров, а можем положить в банк. Вот наш шанс!.. .Да, мы требуем - капитализм!"[12].

И самое печальное, что на столь зыбкой почве строится новая социальная стратификация взамен устаревшего "позитивизма". Вместо власти и собственности в основу положим "взгляд и нечто". "...Понятие среднего класса в России в большей мере остается сегодня понятием не имущественным, а мировоззренческим - "ты за белых или за красных"?...В советское время о настоящем "среднем классе" и речи быть не могло, ибо его главной чертой является гражданская ответственность (выделено - ИС) и определенная экономическая независимость..." (Георгий Бовт)[13]"Наталья Тихонова в своей статье "Динамика социальной стратификации в постсоветском обществе", опубликованной в журнале "Общественные науки и современность", пытается описать динамическую структуру общества, используя в качестве критерия не положение, а шансы индивидов, в значительной мере определяемые их ментальностью..."[14]

Таким способом при Сталине была выведена "социальная категория" - "подкулачник". По всем признакам бедняк- бедняком, но уж больно "ментальность" непартийная. Значит, ближе к кулаку.

"Социологические исследования" - то есть опросы - имеют полное право на существование, но только как метод в ряду других методов исследования современного общества (а не как "отдельная наука"). Добросовестные социологи не могут не понимать, насколько ограничены возможности этого метода, и насколько сложнее поставить вопрос, чем посчитать ответы. Почему же целая отрасль знания, оттолкнувшись от "строгой математики", пришла к воинствующему субъективизму?

Как мы уже отмечали во 2 главе, современное капиталистическое общество предоставляет индивиду больше возможностей для выбора, больше свободы, чем любое предшествующее. Такова закономерность исторического прогресса. Как бы на ее основе строится либеральная социология. Она описывает общество через массовые стихийные процессы, в которых первичный элемент - сознательный, независимый и ответственный выбор отдельной личности. Ограничители стихийности и независимости признаются только такие, которые носят формальный, официальный характер: бумага с печатью, человек в погонах. Из множества личных выборов в экономике складывается рынок, в политике - демократия.

Но ведь это - идеальная схема, она так же не похожа на жизнь, как компьютерная "стрелялка" - на настоящую войну.

Конечно, в глубинных своих первоосновах поведение человека и общества (даже докапиталистического), как правило, рационально, поскольку цели его - выживание, воспроизводство, установление контроля над ресурсами, повышение статуса в соревновании с себе подобными. Но любой первоклассник понимает, что нельзя решить задачу, механически подставив конечный результат в первое действие. Не все, что рационально - осознано, и не все, что осознано "в глубине души", человек может сформулировать, и уж тем более - задекларировать перед посторонними. В конкретной истории (как всемирной, так и "частной", семейной), "биологическая" рациональность зачастую оборачивается прямой противоположностью. Описаны десятки обществ, которые целеустремленно уничтожали условия собственного существования, себя же обрекая на катастрофу, причем это не обязательно отсталые дикари: свободный рынок по Хайеку тоже может работать как механизм самоубийства. И это показывает Жак Ив Кусто в гаитянской серии своей "Подводной Одиссеи". Характерна абсолютная беспомощность героев в объяснении того, что они делают с собственной страной, причем не только темных крестьян, но и людей образованных, которые, казалось бы, не могут не видеть и не понимать, как прекрасный остров превращается в безжизненную пустыню. "Казалось бы" - а ведь не видели и не понимали. И разве не то же самое происходило в нашей стране? Разве не у нас миллионы людей во главе с учеными и деятелями культуры голосовали за персонажей, которым с рациональной точки зрения нельзя было доверить даже старый сарай в деревне, не то что политическую власть?

Хотелось бы посмотреть в честные глаза человека, который осмелится утверждать, что в юности он принимал сознательные и независимые решения. Кстати, я не утверждаю, что таких людей вовсе нет. Но они, к сожалению, встречаются не чаще, чем виртуозные музыканты или люди, от природы устойчивые к опиатам.

16-летняя девочка заразилась триппером от первого же партнера. Давайте расспросим ее о мотивах такого решения. Анкетку дадим заполнить... Конечно, если ее мама ответственно подходила к своим родительским обязанностям и целенаправленно формировала у дочери условный рефлекс: "секс" = "презерватив", мы вправе осудить юную леди за непослушание (фиксирую внимание уважаемых читателей на формулировках: родительские обязанность и ответственность, условный рефлекс, непослушание). Педагогически это будет оправдано. А по существу? Положа руку на сердце, все мы прекрасно понимаем, что 16-летняя девочка (да и юноша тоже) в состоянии первой влюбленности бывают неспособны обеспечить элементарное самосохранение, не то что "ответственный выбор". Старший и более опытный партнер говорит: "Ну ты чего, милая, я же абсолютно здоров, ты мне не веришь, что ли..." етс, и в реальных условиях у нашей "респондентки" возможностей для выбора очень-очень мало.

А ведь от этого может зависеть человеческая жизнь! Я имею в виду не только болезни, менее излечимые, чем триппер, но и тот общеизвестный факт, что первый опыт оказывает огромное воздействие на последующую сексуальную и, добавил бы доктор Фрейд, не только сексуальную жизнь человека.

Кстати, один из самых ярких примеров того, как идеология противоречит сама себе - это мирное сосуществование в голове у современного либерала фрейдизма, который всячески подчеркивает и преувеличивает подсознательные мотивы - с примитивной, поверхностной рационализацией человеческого поведения экономистами и социологами.

Что может быть "объективнее" и "рациональнее" пищевого инстинкта? Но грандиозная индустрия питания, вознесшаяся выше Вавилонской башни, лишь отчасти связана с реальными физиологическими потребностями своих создателей. Человек ест не то, что нужно, а то, что вкусно. Нужное тоже может быть вкусным. Свежее мясо обычно (не во всех культурах) предпочтительнее тухлого, беременная женщина инстинктивно тянется к источнику кальция, человек с пониженной кислотностью - к квашеной капусте етс. Но сплошь и рядом мы выбираем то, что нам совсем не нужно или даже очень вредно. Потому что нам вкусно то, к чему мы привыкли. А если учесть, что многие пищевые стереотипы формируются в детстве - то, к чему нас приучили.

Наркологами давно подмечено, что первое знакомство с табаком, алкоголем и даже наркотиками часто не приносит никакого удовольствия. Молодые люди предпринимают героические усилия, чтобы приучить свой организм к вводимой в него дряни. Почему? Потому что в их референтной группе потребление этой дряни ассоциируется с более высоким статусом. И с биологической точки зрения решение "равняться на доминантную особь, на вожака", вроде бы, даже рационально (если забыть о том, что мир не ограничивается заплеванными стенами "молодежной" блатхаты). А по существу это следствие чужого решения (принятого за "суверенного потребителя" другими людьми).

Видимо, настоящий выбор, как его понимает либеральная социология, личность может совершать только в пределах своей компетенции и опыта. Шофер сознательно выбирает маршрут или запчасти для машины. И может объяснить, почему. Опытная хозяйка - приправу к жаркому. Финансист - форму уплаты (или неуплаты) налогов. Судья - мотивировку решения (даже если решение ошибочно. Даже если оно заведомо ошибочно!)

Но вот наш шофер попадает в поликлинику, в суд, в редакцию - в любую другую сферу, где он некомпетентен. Проявлением неопытности станет доверчивость. Интеллектуал, вроде бы, вправе смотреть свысока: что ж ты, дурак, обратился не к врачу, а к шарлатану?[15] Сам виноват! Однако представьте себе этого "умника" в роли начинающего автолюбителя. Он будет принимать замечательно ответственные решения, не правда ли? Потом обратится за советом к опытному водителю. И ему даже в голову не придет, что тот может нарочно дать совет, который приведет к аварии.

Подобная доверчивость - нормальное явление с тех пор, как между людьми существует разделение труда. Если бы они не доверяли никогда никому, общество просто распалось бы.

Таким образом мы приходим к объяснению целого ряда феноменов, совершенно "необъяснимых" с позиций либеральной социологии.

1.Элитарные группы, для которых управление (в т.ч. управление общественным мнением) является профессией, куда точнее и успешнее осознают и утверждают свои интересы, нежели прочая "масса" покупателей-избирателей.

2.То же относится и к стабильным "меньшинствам", члены которых волей-неволей специализируются в том, что отличает их от большинства.

3.Реклама для "профессионального" потребителя принципиально отличается от обычной, бытовой. Если первая - это прежде всего информация о товаре, то вторая - в основном промывание мозгов.

Любопытно, что всякая попытка привлечь общественное внимание к этим явлениям встречает раздраженную реакцию: "Это-де поиски заговоров! Привет от газеты "Завтра"!" етс. Но причем здесь "заговоры"? Будто бы людям непременно нужны инструкции конспиративного центра, чтобы следовать своим материальным интересам. Как справедливо заметил фон Хайек, "в условиях спонтанного порядка незачем знать ни обо всех преследуемых целях, ни обо всех используемых средствах, чтобы учитывать их в своем поведении. В этом нет нужды, поскольку такой порядок формируется сам по себе... Процветания достигают те группы, которым удается изменять правила поведения так, чтобы способность к адаптации у них возрастала."[16]

Если мы всерьез хотим заниматься социологией как наукой, придется в каждом конкретном случае исследовать соотношения стихийности и организованности, идеалов и интересов, реальные (а не абстрактно-теоретические) возможности свободного выбора.

К сожалению, свобода самих исследователей ограничена: как средневековый граф или князь драпировал свою власть богословием (и, как правило, искренне верил, что Господь с Девой Марией отдали ему на разграбление соседнюю провинцию), так современная элита прячет механизмы управления за бесконечным круговращением массовых стихийных процессов.

Тема СМИ - прямое продолжение предыдущей главы. Начнем с рекламы. Как мы уже отметили чуть выше, одним и тем же словом "реклама" именуются два разных явления. Первое - информация о товаре. Дело, безусловно, полезное. Но обращена такого рода реклама почти исключительно к профессиональным потребителям. Трудно убедить главного инженера раскошелиться на новый станок (или оператора - на видеокамеру) только на том основании, что у некоего Лени Голубкова удачно сложился роман с Авдотьей Никитичной. Профессионалу нужны технические характеристики. Поэтому рассчитанная на него реклама, по общему правилу, настолько порядочна, насколько безыскусна.

Второй и наиболее распространенный вид рекламы - это то, что в эпоху "холодной войны" стали называть "промыванием мозгов". Как правило, такая реклама должна побудить нас выбрать из ряда однотипных товаров какой-то определенный, руководствуясь не рациональными соображениями (качество, цена), а условным рефлексом (заметьте: принцип работы любого рекламного агентства вступает в антагонистическое противоречие с обеими передовыми науками того общества, где эти агентства так пышно расцвели). Методы формирования рефлексов мало отличаются от павловских (с собаками) или маоистских, времен "культурной революции". Конкретная информация при этом примитивизируется или искажается. Например, тривиальный анальгетик парацетамол, стоивший копейки в советских аптеках, вдруг превращается - под разными модными названиями - в фармакологическое чудо. Важнейшая характеристика телевизора - то, что он не только "теле-", но еще и "био-". Положительная эмоциональная реакция - на цветочки и симпатичных зверушек, которые должны устойчиво ассоциироваться с конкретной маркой телевизора.

Миска с едой - звоночек.

Впрочем, квартира от этого баобабами не порастет, и парнокопытные в ней не заведутся. Не исключено, что агрегат окажется порядочнее своей рекламы, то есть телевизор как телевизор, не хуже других. Откровенно подлый вариант - когда человеку навязывают то, что ему совсем не нужно или даже вредно: шоколадные конфеты как "лучшее средство утолить голод", азартные игры, сигареты, акции всяческих МММ-ов.

Здесь проходит линия фронта. Простые граждане время от времени высказывают пожелание, чтобы изготовители и распространители мошеннической рекламы привлекались к суду в качестве соучастников или хотя бы соответчиков. Редакторы СМИ объясняют , что за содержание рекламных объявлений отвечает только тот, кто их заказал, а функция СМИ чисто механическая - донести до аудитории. Легко убедиться, что это не совсем так. Например, из дюжины больших ежедневных газет, выходящих в Москве, только одна публикует рекламу публичных домов. И не потому ведь, что редактор хуже других понимает значение слов "досуг по вызову" - просто он не стыдится подрабатывать зазывалой при борделе. А остальные стесняются. И это их личный "свободный выбор". Подчеркиваю: выбор не проституток, не сутенеров, оплативших рекламу, и тем более не читателей, а руководителя СМИ. Фамилию см. в выходных данных.

В журналистской среде распространено не слишком логичное (не говоря уже об этике) представление о жертвах "финансовых пирамид" как о "халявщиках" (уголовная терминология из рекламы МММ), пострадавших от собственной алчности. Это было бы похоже на правду, если бы не два обстоятельства. Во-первых, государство прямо санкционировало изъятие у населения "лишних" денег на построение капитализма. Если старушка не могла и десяти минут без разрешения продавать овощи у метро - появлялись милиционеры с автоматами - то как объяснить широкомасштабную банковскую деятельность без банковских лицензий? Стремительные карьеры Б. Березовского, В. Каданникова, А. Волошина - из "Аввы" и "Чары" на высшие правительственные посты - наводят на размышления о том, что их менее удачливые коллеги из "Властилины" и "Хопра" были наказаны не за само преступление, а за то, что вовремя не поделились его плодами. Во-вторых, в строительстве "пирамид" оказался задействован весь авторитет, накопленный СМИ за годы гласности и перестройки. И дело не только в платной рекламе, которая буквально заполонила эфир и газетные полосы. Например, когда несколько честных милиционеров и налоговых инспекторов все-таки попытались проверить документы пресловутого МММ, журнал "Огонек" предъявил им по сути политические обвинения: "бесцеремонное обращение с такой крупной фирмой дестабилизирует развитие бизнеса в масштабе всей страны" и потребовал "принести извинения фирме, имиджу и финансам которой нанесен огромный ущерб".[2] После чего "крупная фирма" спокойно довела аферу до конца.

На всякий случай поясняю: человек, имевший хоть какое-то экономическое образование, с самого начала понимал, что собирать с "населения" деньги под процент выше банковского можно только с одной целью. Первая, она же последняя. Если теоретически предположить, что собиратель изобрел фотонный двигатель или открыл золотую россыпь, и ему не хватает капитала на реализацию проекта, который всех озолотит - то в этих случаях обращаются в банк и получают ссуду: 1.под меньший процент; 2.минус расходы на специальную организацию по сбору средств мелкими порциями (реклама, офисы, компьютеры, секретарши с чаем). Если в банк не обращаются, значит заранее знают, что банкиры им ничего не дадут. Потому что не получат обратно. И это ясно как 2х2=4.

Но рекламный бизнес не просто обслуживает конкретных заказчиков: он формирует культурную среду, в которой потребление становится для человека единственным смыслом существования. Даже в минуту отдыха он берет в руки не роман и не научно-популярный журнал, а одно из изданий, специально посвященных процессу потребления. То, что реклама выполняет не только коммерческие, но и идеологические функции, можно подтвердить высказываниями ее восторженных апологетов.

Даниил Дондурей, "культуролог": "Начну с трех, на мой взгляд, безусловных заслуг рекламной кампании АО "МММ". Во-первых, миллионы людей получили непосредственно, активно переживаемое представление о ранее неведомом им рынке ценных бумаг и заняли на нем определенные позиции..."[3] (Выделено - И.С.) Бумаги, действительно, "ценные", и позиции "определенные". Что правда, то правда.

Тоже культуролог Андрей Быстрицкий: "Реклама в краткой форме содержит в себе основные ценности современного общества и соединяет их с обыденной реальностью. При этом сама обыденная реальность становится интереснее, возвышается... Реклама демонстрирует горизонты роста и развития, как индивидуального, так и общего... Сверхзначимое явление культуры..." А тот, кто не желает "возвышаться" до уровня тети Аси с отбеливателем, тот, с точки зрения культурологии - "совок", "быдло", "ненавидит свободу"... етс.[4] Через пару лет после публикации этого манифеста автор занял руководящий пост на канале ТВЦ, потом РТР.

Владимир Пермяков, исполнитель роли Лени Голубкова: "Леня Голубков - это народный герой, герой нашего времени. Я считаю, что он прежде всего нужен России, а потом уже МММ. У каждого поколения были свои кумиры, с которых можно было бы брать пример. Я думаю, что с Лени тоже можно брать пример. Его можно сравнить с Павкой Корчагиным. Понимаете, он тоже как бы революционер нашего времени... Он показывает, что наше время тем и прекрасно, что можно честно зарабатывать деньги, не преступая закона."[5] Текст Пермякова может показаться наивным, но он очень четко проговаривает принципиальные вещи.

По аналогии с рекламой можно рассматривать и деятельность того института, который ее распространяет и ею кормится - средств массовой информации или, на английский манер, масс-медиа. У СМИ тоже два лица и две общественные функции.

1. Информация о новых фактах, концепциях и художественных ценностях (здесь возможен разговор о СМИ в таких категориях как "культура" или "бизнес").

2. Манипулирование обществом, т.е. собственно "4-я власть" - механизм, посредством которого элита управляет большинством, не прибегая к насилию.

Два лика "4-ой власти" соответствуют двум познавательным моделям, которые известны социологам: либеральной модели самоорганизации и классовой модели К.Маркса. Они не исключают друг друга, и в соответствии с принципом "множественности рабочих гипотез" С.В.Мейена могли бы продуктивно сосуществовать, если бы проблема СМИ носила отвлеченно-академический характер.

Так же как в пище или в одежде, человек нуждается в информации о том, что случилось в мире. Это объективная потребность, она существует независимо от расстановки социальных сил и политической конъюнктуры. И поскольку далеко не каждый знает, что такое "шариат", "секвестр" или "коровье бешенство" (и как эти явления могут отразиться на его здоровье), аудитории нужен комментарий специалиста. Конечно, "беспристрастной" информации, тем более комментариев, не бывает. Даже информируя о войне Рамзеса с хеттами, рассказчик будет симпатизировать одной из сторон - если не в древнем противостоянии, то в сегодняшних разногласиях научных школ по поводу древности. Идеально беспристрастен тот, кому безразличен предмет. Но он и некомпетентен, следовательно - подчинен чей-то чужой, заимствованной тенденциозности.

Проблема, таким образом, не в тенденциозности как таковой, а в ее дозировке и в соблюдении определенных правил (профессиональных норм).

К 80-м годам многие программы нашего ТВ, особенно общественно-политические, почти перестали выполнять свои естественные функции, превратившись в унылый идеологический лекторий. Соответственно увеличивалось число тех, кто готов был на специальные усилия ради лучшей информации: "есть обычай на Руси - ночью слушать Би-Би-Си". И это противоречие не сводится к политическому: "советский" - "антисоветский". Подавляющее большинство слушателей "вражьих голосов" вовсе не было антисоветски настроено. Просто "Голос Америки" и "Би-Си-Си" оказались тогда настолько же профессиональнее программы "Время" (с точки зрения функции № 1), насколько телевизор "Грюндиг" работал лучше, чем "Садко". Новости "Свободы" не были на 3/4 заполнены протокольными отчетами о поездках президента Рейгана по разным штатам США, и если Сева Новгородцев вел на "Би-Би-Си" политически тенденциозную программу о рок-музыке, то она содержала еще и колоссальный объем информации о предмете с комментариями компетентного специалиста. А "наш ответ Севе" тенденциозностью исчерпывался. Однако даже самые неконкурентоспособные программы очень долго сохраняли массовую аудиторию - за счет того, что заказчики такого рода продукции контролировали "кнопку", простой и общедоступный, не требующий никаких специальных усилий канал связи. Все сказанное об эфирных СМИ, относится и к "бумажным". В Москве и при Брежневе можно было достать иностранные газеты, но стоили они очень дорого, за ними нужно было ездить в специальные места, а потом еще переводить с английского. А "Комсомольскую правду" за копейки бросали каждое утро в почтовый ящик. Поэтому читали "Комсомольскую правду".

Ситуация резко изменилась при Горбачеве - когда "перестроечные" программы и издания получили равный доступ к потребителю. Подчеркиваю: они выиграли не за счет качества, а за счет качества при одинаковой доступности, которая была обеспечена усилиями определенной номенклатурной группировки. Но когда Сергей Кургинян говорит (в 1997 г.), что в 1987 "все было то же самое! Информационные вожди вызывались на Старую площадь. Им говорилось: "Братцы, надо убрать ретроградов, помочь реформаторской команде выкинуть нехороших людей. Наверху санкция есть. Действуйте. Залпом - пли!" Они и действовали."[6], он тоже упрощает историю. Потому что в 1987 г. "реформаторская команда" в политической борьбе сознательно делала ставку на более культурные, живые и честные СМИ, и в этом ее принципиальное отличие как от тогдашних "ретроградов", так и от "реформаторов" эпохи "Голосуй, а то проиграешь". Трудно сравнивать ТВ- программы разных лет, но каждый может заказать в библиотеке периодику и сравнить популярные "перестроечные" журналы (выходившие массовыми, миллионными тиражами "Огонек", "Знамя", "Новый мир") с их тогдашними антагонистами ("Молодая гвардия", "Наш современник") и сегодняшними "продолжателями" - не по политической тенденциозности, а по общему культурному уровню, по кругу рассматриваемых проблем и авторов, к этому привлекаемых, по качеству публикуемой поэзии и прозы... Это не значит, что "Огонек" под руководством классического партийного функционера Виталия Коротича являл собою эстетическое и интеллектуальное совершенство: на его страницах хватало самой вульгарной конъюнктуры, и очень многое, что писали тогдашние властители дум, сегодня выглядит в лучшем случае наивным. Но ведь оппоненты, тоже имевшие своих покровителей "на Старой площади", не выдвигали вообще никаких конструктивных предложений ни в одной области и никаких альтернативных ценностей. Круг их интересов ограничивался разоблачением рок- музыки и восхвалением Сталина. Чуть позже некоторое разнообразие в репертуар внес пресловутый "еврейский вопрос", то есть выявление в разных местах "иудомасонских заговоров". Таким образом, группировка "ретроградов" ориентировала СМИ на оболванивание новорожденного "электората", на пробуждение в людях низменных инстинктов шовинизма и ксенофобии.

Этот экскурс в историю необходим, чтобы правильно оценить "второй лик" СМИ. Он вовсе не обязательно искажен корыстью, злобой и другими несимпатичными эмоциями. В здоровом обществе интересы элиты в основном соответствуют направлению прогресса. Зачастую именно правящая верхушка сознательно и целеустремленно просвещает своих соотечественников (христианизация Киевской Руси, реформы Петра Первого и Екатерины Второй, советская система популяризации естественнонаучных знаний етс.) Ставка на дурака свидетельствует, во-первых, о сознательном и принципиальном антидемократизме, во-вторых, о том, что конструктивный потенциал соответствующей группировки исчерпан, и она эволюционирует в направлении чисто- паразитическом.

Когда мы говорим о современном обществе как об "информационном": "Что это значит для России? Страна за последние 8 лет получила два фундаментальных шока. Один связан с переходом к рыночной экономике... Второй шок - более глобальный, обусловлен переходом из индустриальной эпохи в информационную. И скорее второй шок, а не первый, описывается ныне обвинителями Ельцина как "геноцид российского народа" (Андрей Колесников)[7] - то волей-неволей делаем акцент на технологии. На том, как. Конечно, электронные СМИ, этот "непрошеный бесцеремонный гость в каждом доме" (Абдусалам Гусейнов)[8] исключительно эффективны как инструмент манипулирования сознанием, подмены действительных событий т.н. "виртуальной реальностью", т.е. инсценировками. "И она забывала, кто я такой, Глядя в телевизор..." (Борис Гребенщиков). Современные технологии "ньюс - мэйкинга" показаны в фильме "Когда хвост виляет собакой": мирная городская улица с помощью компьютера трансформируется в поле боя, прохожая - в беженку, спасающуюся от несуществующих "агрессоров" етс. В этой сатире нет ни малейшего преувеличения. Именно так масс-медиа стран НАТО информировала граждан о событиях в Югославии. "Французский журналист Жак Мерлино... комментирует ролик, обошедший телеэкраны всего мира - изможденный мусульманин за колючей проволокой сербского концлагеря. На самом деле тележурналисты снимали сербского беженца, худоба которого объяснялась туберкулезом... В военной сводке агентства "АР" говорилось, что сербские головорезы уничтожили всех до одного жителей Сребреницы. Через несколько дней "АР" как ни в чем не бывало вдруг сообщило, как 4 тысячи мусульманских солдат из этого города переброшены в Тузлу..."[9]

"О массовых захоронениях в косовском селении Рачак. Год назад это захоронение было использовано как предлог для НАТОвской агрессии. Тогда сторонники военного вмешательства утверждали, что в Рачаке захоронены мирные албанские жители, расстрелянные сербской полицией. Однако эта информация была неоднократно опровергнута, а последний раз - в докладе финских экспертов, где говорилось, что совершенно точно можно утверждать о принадлежности убитых к вооруженным формированиям сепаратистов."[10]

Наряду с прямым враньем широко применяется набор приемов, формирующих определенный эмоциональный фон (положительный или отрицательный) вокруг того или иного события или лица. Эти приемы похожи на те, что применяются в рекламе, и любой профессионал знает их, как автоинспектор - правила уличного движения. Сортировка фактов на "нужные" и "не нужные" - можно быть уверенным, что светлый образ телевизионного начальника Олега Попцова не будет затенен воспоминанием о его участии в деле альманаха "Метрополь", хотя кому- кому, а "Литературной газете" об этом полагалось бы помнить.[11] Сортировка новостей на "главные" и "второстепенные" - например, корреспонденту "Свободы" Андрею Бабицкому, вернувшемуся в Москву живым и почти здоровым, коллеги из "Общей газеты" посвящают целый номер, и еще добрую полосу в другом, а Владимиру Яцине, фотокорреспонденту ИТАР-ТАСС, которого похитили и убили боевики Масхадова, в той же газете уделен жалкий уголок внизу, даже толком не подписанный - "соб. инф."[12] Эмоциональные акценты: где нужно, усмехнуться, где нужно - взволноваться или даже всплакнуть (слезки Т.Митковой, в которых утонули слабые попытки М.С.Горбачева остановить победный марш национализма по Прибалтике). Терминологическое шулерство: эксгибициониста назовем "художником", лишение гражданских прав - "цензом оседлости". И уж вовсе не наказуемые образчики художественного красноречия - когда, например, президента Белоруссии Александра Лукашенко в "Московском комсомольце" именуют "моськой" или "шутом- карликом".[13] А собственно, почему? Разве он ниже ростом, чем редактор "Комсомольца" Павел Гусев?

"Более глобальный культурный шок, связанный с переходом от индустриальной эпохи в информационную" испытывают люди, которые были свидетелями каких-то событий, а потом наблюдали их же в зеркале СМИ. Адвокат Галина Крылова только что выиграла процесс у ОРТ - и включила вечером телевизор. "Любой видеоряд можно покромсать - меня, допустим, показали, когда я копалась в сумке, но ведь я это делала в перерыве. Можно снять именно те моменты, которые выгодны одним и представляют другую сторону в очень невыгодном свете... Когда я выступаю в процессе, то не могу себе позволить вырывать слова из контекста, а они - могут... Право судьи, как и каждого участника процесса - задавать вопросы, и Доренко (ведущий ОРТ - ИС) использовал это, вырвав отдельные вопросы из контекста, он ее сделал совершеннейшей дурой, хотя, поверьте, она таковой не является. Судья просто не предполагала, что можно с таким неуважением относиться к правосудию и бороться с ним такими недостойными методами... И получилось, что я выиграла процесс в правовом поле, а Доренко, так сказать, в зрелищном...".[14] Сопоставляя 1-ю чеченскую войну со 2-й, старший лейтенант Сергей Васильев недоумевает: "А раньше-то мы только и слышали про себя: федералы, чудаки на букву "м", которые ничего не могут. Генералы, мол, наши тупорылые, офицеры безмозглые... Сегодня же неожиданно выяснилось, что все мы можем и умеем. А ведь на этой, второй войне воюют совершенно те же "федералы". Вот мой командир роты - орденоносец еще за ту войну. Как ходили мы в бой, так ходим и сейчас. Как ели из одного котла с солдатами, как спали в одних палатках..."[15]

То, что "свобода слова" - важнейшее завоевание российских реформ, давно уже стало общим местом в либеральной публицистике. Вот как воспринималась эта свобода в Абхазии в первые дни грузино-абхазской войны:

"Как говорят таксисты, которые все знают: "Газеты не читай, Москва не слушай - главный поджигатель!"... Московские новости сообщали каждый день: "Войска Госсовета не собираются продвигаться дальше Гали... войска Госсовета не собираются продвигаться дальше Очамчири... не собираются продвигаться дальше Сухуми..." Я думаю, все зависело от полученной суммы. При определенном количестве денег было бы: "войска Госсовета не собираются продвигаться дальше Подольска" (Илья Кормильцев).[16]

Но сама идея: подменить реальность заказной инсценировкой - гораздо старше и компьютера, и телевидения. Вторая мировая война началась с "нападения поляков", то есть уголовников, переодетых в польские мундиры и сразу же расстрелянных эсэсовцами, на немецкую радиостанцию в Гляйвеце. Сталинские "процессы троцкистов" - растянутый на несколько лет триллер с сотнями активных участников, и не обязательно подневольных. Достоверность бреда засвидетельствовал, например, Лион Фейхтвангер ("Москва, 1937"). Автор этих строк слышал от психически нормальных людей старшего поколения "доподлинные" воспоминания о врачах-убийцах, которые будто бы умерщвляли новорожденных в роддомах. Таким образом миф становился подлинной историей, небывшее - бывшим. В Средние века люди искренне верили в то, что "иудеи, украв "тело Христово" (т.е. облатку -ИС) втыкают в него иголки или режут ножом, тем самым терзая самого Бога. Находились "очевидцы", утверждавшие, будто видели, как из поврежденной облатки текла кровь, и слышали плач младенца Иисуса"[16] Конечно, церковники не имели в своем распоряжении телевизионных студий, где можно было бы инсценировать такие ужасы, как "выцеживание" иудеями крови из христианских детей или полеты ведьм на шабаш, но скромные технические возможности не ограничивали масштабов средневекового "пи-ара": в "виртуальную реальность" была вовлечена значительная часть населения. Хотя не лишним будет отметить, что и в самые мрачные времена находились люди, в том числе знатные дворяне и духовные лица, которые противились расправам над иноверцами и еретиками. И сегодня мы вправе оценивать каждого по делам, отделяя Торквемаду от Ульриха фон Гуттена и Иосифа Волоцкого от Нила Сорского.

О.Бисмарк в 1870 г. хорошо отредактировал "Эмскую депешу" - не меняя общего смысла, так подсократил и расставил акценты, что безобидный документ сработал как детонатор франко-прусской войны. Но это была сознательная провокация: Мольтке объяснил Бисмарку, что "немедленное начало войны выгоднее для немцев, чем ее оттяжка".[18] Что принципиально изменилось в работе СМИ? То, что Мадлен Олбрайт не фальсифицирует "новости" собственными руками, а поручает это специальным сотрудникам?

Нам мешает один из идеологических парадоксов. В каждой конкретной ситуации всем, включая сотрудников соответствующего СМИ, понятно, какой заказ оно отрабатывает, профессионалы ориентируются в этой диспозиции так же легко, как в парламентских фракциях, и никто не станет предлагать, например, каналу ТВ-центр материал с нападками на Ю.Лужкова, а радио "Свобода" - критику американской политики в Белоруссии. И было бы наименьшим злом зафиксировать "второе лицо" СМИ так, как это предлагал В.Ленин в "Партийной организации и партийной литературе": газета принадлежит такой-то организации, вовсе этого не стыдится, а напротив, считает программу своей организации полезной для общества и готова отстаивать ее в споре с другими газетами, представляющими другие программы. Вот издание левых социалистов, вот - крупного капитала (к примеру, "Газпрома"), вот - Католической церкви, а вот - Союза Театральных Деятелей етс. Но для этого желательно иметь такую головную организацию и такую программу, которые можно с гордостью обнародовать на первой полосе. Заметьте, что число и влияние официально-"партийных" СМИ неуклонно сокращается. Подавляющее большинство - подчеркиваю: те, чья воинствующая партийность в конкретных ситуациях очевидна, и не отрицается их же собственным руководством! - предпочитают официально выступать под маркой "независимых", которые "никому ничего не навязывают", а всего лишь делают свой "бизнес", "удовлетворяя запросы" аудитории. Именно эту рекламную картинку "политологи" на голубом глазу выдают за научную концепцию о роли масс-медиа в демократическом обществе.

"Коммерческое телевидение есть прежде всего не часть культуры и не часть режима, а бизнес. Нравится это или не нравится, но это так".(президент Академии Российского телевидения Владимир Познер)[19]"Для нас телевидение - это бизнес. А бизнес - это рейтинг. То есть нам нужно, чтобы нас смотрело как можно большая аудитория - вот и весь смысл" (первый зам. гендиректора, директор службы информации НТВ Владимир Кулистиков)[20]"Я не собираюсь сейчас обсуждать претензии в адрес канала по поводу вкуса и т.п. Мне это неинтересно. Я работаю не для этих людей. Я работаю для зрителей" (директор ТВ-6 Иван Демидов)[21]"Другого народа мы вам дать не можем. И только забравшись в башню из слоновой кости, можно говорить о пошлости Фоменко(ведущий передачи с раздеванием, пробовал силы в кино и даже в политике -ИС).На мой взгляд, это все-таки высокомерие, презрение к массовому вкусу и чистоплюйство... Тогда не лезьте и не смотрите телевизор. Он не для вас. А слесарь вечером приходит и смотрит Фоменко" (гл. продюсер НТВ Леонид Парфенов)[22]

Очень хочется дополнить цитатник хрестоматийным: "Не виноватая я, он ("слесарь") сам пришел". Обратите внимание на то, что в самооправданиях таких разных людей (рафинированный космополит Познер и поп-осветитель Демидов) совпадают не только внутренняя логика, но и эмоциональный настрой - с трудом сдерживаемая агрессивность по отношению к людям, задающим элементарные, в сущности, вопросы по поводу качества продукции. Отсюда понятно, что позиция это не личная, а должностная.

Здесь-то и пригождаются социологи с их "рейтингами", которыми можно любое волевое решение начальства моментально переоформить в народное волеизъявление. Например, весной 1998 г. руководство ТВЦ закрывает профессиональную программу "Наблюдатель". Из-за чего? Может быть, потому что руководство (А.Лысенко, А.Быстрицкий и Ко) решило, что в воскресенье вечером телезрителям полезнее "Интернет - кафе" (реклама т.н. "попсы" под вывеской компьютерного просвещения) и "Базар" (содержание понятно из названия)?[23] Или, не дай Бог, в наказание за то, что ведущие "Наблюдателя" не берут взяток за эфир? Нет, не подумайте плохого! - разводит руками начальство. Сами мы - интеллигентнейшие люди, но народные массы замучили нас жалобами на слишком высокий культурный уровень подведомственного нам эфира. И мы просто вынуждены, скрепя сердце, этот уровень понижать.

Параллельно в общедоступных СМИ предаются гласности прейскуранты - сколько нужно заплатить, чтобы увидеть свою физиономию в популярной телепередаче (см., например, финансовый обзор пяти центральных каналов в 1999 г.[24]) Может быть, именно эти цифры вкупе с политическим, социально-экономическим и идеологическим заказом и образуют реальный рейтинг ТВ-программ? Но если социологи начнут задаваться подобными вопросами, они быстро сведут к нулю собственный рейтинг, т.е. ручеек, уделяемый им из финансовых потоков, которые перераспределяются через "голубой экран".

"У меня есть сорок каналов дерьма по ТВ, чтоб было из чего выбирать" ( ПИНК ФЛОЙД "Nobody home").[25]

Хотя даже если представить себе, что исследования "зрительских предпочтений" проводятся кристально честно - смысла в них все равно очень мало. Зачем штурмовать открытую дверь?

Безошибочные рецепты массового успеха давно известны. Это, например, порнография или насилие. К такого рода зрелищам (как и к опиатам) устойчивы очень немногие. Умело (и даже неумело) вытаскивая из подсознания соответствующие корешки, можно быстро сформировать "потребности" (особенно у подростков) - а потом очень долго их "удовлетворять". В антиутопиях Стивена Кинга подробно описаны сценарии телевизионных игр типа "Догони- убей!" Нет ни малейшего сомнения, что настоящие гладиаторские бои, ток-шоу "В гостях у Чикатило" и цикл подростковых передач "Мой папа живет с другом" (далее - "Мой папа живет с догом", "...с трупом" и т.д.) соберут у экрана массовую аудиторию. И сегодня множество СМИ работают по подобным методикам, но нерешительно, с лицемерной ужимкой: мол, у нас не порнуха, а "эротика" или "сексуальное просвещение"! Мы не смакуем криминал, а с ним боремся! И т.д. Точно таким же образом гарантирован рейтинг "информационно- аналитическим программам", в которых информация сводится к клевете, а аналитика - к площадной брани в адрес известных граждан. Но "секрет" подобной программы не в том, чтобы ее изготовить (судя по стенам общественных уборных, для этого не нужно большого ума), а в том, чтобы влиятельные силы гарантировали безнаказанность.

С другой стороны, колоссальную всемирную популярность завоевала "Подводная Одиссея команды Кусто" - в США опережала сериал "Даллас", а у нас при первой трансляции уступала только вечерним 9-часовым новостям. Между тем, "Одиссея" - не просто "фильмы про животных", но уникальное сочетание научной мысли, высокой этики и кинематографического мастерства, которое по справедливости будет оценено, наверное, только из ХХ1 столетия.[26]

Не существует никакого универсального алгоритма, объясняющего зрительский успех Доренко и Кусто.

"Я не понимаю самой популярной сейчас фразы: "Народ этого не понимает". Это абсолютное дилетантство и вкусовщина. Какой "народ" вы имеете в виду? Телевидение идет 18 часов, смотрят его совершенно разные люди... Все зависит от вашего умения. Но на самом деле никаких углубленных исследований аудитории не происходит. Для меня, как научного в прошлом работника, это совершенно непостижимо" (Андрей Бильжо).[27]

И если уж рассматривать творческую продукцию как товар (в соответствии с хрестоматийным: "не продается вдохновенье, но можно рукопись продать..."), то нужно отдавать себе отчет в том, насколько специфичен механизм формирования спроса в этой "отрасли". Покупая обычный товар, к примеру, хлеб или стиральный порошок, человек предпочтет то же самое, что уже покупал раньше - знакомый сорт, который его устраивал. А если переориентируется, то свойства новинки элементарно выводятся из прежнего опыта. Например, кроссовки такие же прочные - но вдвое легче. Стереосистема = CD- плеер + радио + двухкассетная дека (два кассетных магнитофона), и все в одной упаковке. Что-то принципиально новое появляется вследствие изобретения - т.е. творчества. А им управляют иные законы.

Велика ли ценность научного открытия или художественного произведения, если они идентичны вчерашним? Или абсолютно предсказуемы, причем не для специалистов, а для любого дилетанта?

Вот почему запросы потребителей в этой сфере могут быть сформулированы только в самом общем виде. Например, кино(теле)зрителя нужна комедия. А чем конкретно будет удовлетворен этот спрос: "Бриллиантовой рукой" или "Шырлями - Мырлями", зависит только от производителя (разница, согласитесь, принципиальная). Есть объективная потребность в ежедневной информационной программе? Конечно. Но будут ли новости ориентированы на интересы финансовой олигархии или, например, исламского фундаментализма (и прослоены соответствующей пропагандой), какой % составит "информационный мусор" (см. ниже), какой - откровенная дезинформация, а какой - заказные "новости" типа "В банке Н., как всегда, все в порядке" - всеми этими "нюансами" (которые как раз и определяют суть) ведает дирекция. Повлиять на нее может только более высокий начальник: владелец крупного пакета акций или министр в правительстве. И в тот кабинет, где они заседают, вышеупомянутый "слесарь Вася" вхож разве что в качестве прислуги (починить что-нибудь...) Выбирая, во что вкладывать власть и деньги, конкретные господа выражают себя, свою политическую партию и социальную группу, но не абстрактные "массы".

"Каналы пускают в эфир то, что похоже на их владельцев". Это признание лауреата Госпремии РФ в области телевидения за 1999 г., шефа Авторского Телевидения (АТВ) Анатолия Малкина я выделил бы жирным шрифтом."Каналы пускают в эфир то, что похоже на их владельцев".

Его же оценка "независимости СМИ" и журналистики как профессии. "Независимость СМИ - миф. На самом деле происходит по-другому. Ты находишь газету или журнал, которые тебя берут, и начинаешь выражать их взгляды.(Т.е. взгляды владельца - И.С.)Потом вдруг находятся издания, которые платят больше, и ты, с не меньшим упорством, начинаешь выражать другие взгляды. Канал НТВ тому образец. Сначала, в Первую чеченскую войну он источал ненависть к армии. Потом выяснилось, что пришло время выбирать Ельцина и получать ресупс на существование. Все переворачивается. С тем же жаром и упорством те же люди начинают рассказывать о противоположном. Путин не приветил - переминаемся на другую ногу. Это независимость?... Свободные журналисты ходят в рванье, не всегда кушают, живут, возможно, не в этой стране. Все остальное, включая АТВ, менее свободно".[28]

За содержание каждого СМИ несут ответственность те, кто им руководит. Как за репертуар театра отвечают главный режиссер с директором, за рассмотрение иска - суд, за качество обучения в ВУЗе - ректорат. Но если репертуар и качество не дают оснований для самоуважения - возникает потребность переложить собственные заслуги на безличные непреодолимые силы вроде "воли Божьей", "экономического кризиса" или "народные массы".

"...В наших, разумеется, интересах. Это мы с вами хотим смотреть исключительно про рулетку, стриптиз, убийства на Ленинградском проспекте и кормежку в "Планете Голливуд". Это нам, как говорится, все остальное до лампочки. По себе, видимо, судят." (Валерий Кичин, кинокритик)[29]"...Низкий юмор начался не с Фоменко, а с частушек и анекдотов... Однако ж официальная культура предпочитала приподнимать массы, а не опускаться до самого низкого уровня. И тот самый слесарь дядя Вася, который сегодня якобы рукоплещет Фоменко, вчера вместе с интеллектуалом хохотал над фильмами Гайдая и репризами Райкина. Это тоже была массовая культура, то есть культура, понятная и интересная массам людей, а не говорящая на языке жлобов и пошляков. Нынешнее же телевидение утверждает этот язык как норму..." (Ирина Петровская, кажется, последний наш ТВ- обозреватель)[30]"Стыд нашей нации, что Платонов кончал свои дни дворником. Не стыд Васи, который о нем ничего не знал - а стыд тех, кто проходил мимо него, чтобы преподавать с профессорской кафедры Литинститута, пока он подметал. Не надо свой стыд навязывать колхозникам и уборщицам, чтобы они стыдились за тебя и твое свинство. Спрашивай с них за то, как они поступали со своими товарищами по работе. У народа есть общая вина, но каждый должен заниматься своей."(Илья Кормильцев, поэт и переводчик, автор текстов группы НАУТИЛУС)[31]"В СССР с иностранным радио боролись с помощью т.н. "глушилок". На той же частоте, что и радио "Свобода", передавали звук работающего компрессора. Масс-медиа современного "открытого общества" развивают эту идею. Эфир и человеческое сознание заполнены информационным мусором. И в его мутном вязком потоке невозможно различить ни реальных событий, ни живых голосов, ни новых идей. От звука компрессора информационный мусор отличается только в худшую сторону: познавательная ценность его не нулевая, а отрицательная. Он забивает не только уши, но и мозги... Серьезные проблемы, которые волей -неволей проникают в информационное пространство, опошляются до полной потери смысла. Иначе, мол, рядовой гражданин не поймет. Получается, современные европейцы глупее, чем жители Древних Афин или иудейские рыбаки, с которыми их знакомый плотник обсуждал довольно серьезные проблемы. А нас в каждом фильме должно волновать прежде всего то, сколько стоили съемки, и с кем спал режиссер." (Марина Тимашева, театральный критик)[32]

Классическая либеральная концепция "разделения властей" требует, чтобы эти власти сдерживали и уравновешивали друг друга. Если СМИ - "четвертая власть", то она автоматически становится первой, потому что выпадает из системы сдержек и противовесов и вообще из-под общественного контроля. Здесь современный либерал возразит ... не мне, а своему классическому предтече: мол, "четвертая власть" - всего лишь художественная метафора, на самом деле масс-медиа таковой не является, поскольку не имеет права на насилие. По приговору неправого суда человека можно лишить свободы, а по приговору подкупленного журналиста - нельзя. Следовательно, злоупотребление в СМИ, вроде бы, не так опасно, как в суде или в правительстве. К сожалению, практика (которая еще остается критерием истины) показывает, что результатом организованной кампании дезинформации может стать вынесение не одного, а многих тысяч несправедливых приговоров, тысячи людей потеряют свободу, имущество и даже жизни, а братья по разуму об этом просто не узнают или будут считать, что пострадавшие "сами виноваты". Судьба нигерийского племени ибо во время т.н. "войны с сепаратистами Биафры", боснийских и хорватских сербов, "русскоязычного" населения Чечни и Таджикистана - яркие (точнее, мрачные) подтверждения этой истины. СМИ - настоящая, а не метафорическая власть, поскольку выбор, сделанный на основе искаженной или тенденциозной информации есть чужой выбор. "Пока наши ребята не поедут из Сербии домой в резиновых мешках, для американцев эта война не будет существовать!... И ни у кого из американцев даже не возникнет предположения, что пресса может быть необъективна! Что правительство может их обманывать... Все газеты пишут одним языком - языком фактов. А факты очень легко подтасовать". (Мэтт Тайби)[33] Медиа-боссы успешно ограничивают министров, депутатов и судей, но попытки призвать их самих к ответу за диффамацию, разжигание межнациональной розни и иные опасные злоупотребления упирается в идеологическую установку. Жестко сформулированная, она покажется цитатой из "1984" Д.Орвелла. Средства массовой информации имеют право на ложь. Самое интересное, что три другие власти, вроде бы, совершенно не заинтересованные в предоставлении конкуренту такого рода льгот, все менее активно сопротивляются претворению в жизнь этой абсурдной формулы. Напротив - поддерживают ее собственным авторитетом!

Сейчас вернемся на секунду к самоопределению В. Познера, И. Демидова, Л. Парфенова и Ко - они, если помните, заняты не властью, а "бизнесом", то есть продают населению информационный и культурный продукт. Вроде бы, совсем другой подход - а в результате мы упираемся в то же самое противоречие. Единственный и неповторимый "бизнес", где производитель не отвечает (и не желает отвечать) за качество продукта! Между тем, в эпоху классического (не- политкорректного) либерализма на Западе была разработана целая система мер по предотвращению опасных последствий корпоративного эгоизма. Она распространяется не только на государственную власть. Сотни, тысячи хитроумных правил регламентируют медицинскую и юридическую практику, экологическую безопасность, состав продовольственных товаров, их упаковку и маркировку, даже время открытия и закрытия торговых точек в зависимости от их размера, места нахождения и ассортимента. Немецкий "Закон о времени открытия и закрытия магазинов" предусматривает штраф до 100 тысяч марок, а в случае злостного нарушения - ликвидацию заведения![34]... Удивительно, но в самых демократических государствах гражданам почему-то не доверяют определять процент метанола в виски на вкус. Да что там виски! "В течение нескольких месяцев Федеральная инспекция по качеству продуктов и лекарств США (FDA) направляла письма компании "Procter & Gamble" о том, что слово "свежий" на упаковке сока "Citrus hill" вводит потребителей в заблуждение, т.к. сок изготовлен из концентратов. Несмотря на долгие переговоры с FDA, компания отказалась убрать слово с упаковки. По мнению производителей, слово "свежий" не было ложным и не вводило покупателей в заблуждение. В конце концов "P. & G." оказался в проигрыше: государственная инспекция конфисковала всю партию сока и обвинила компанию в пренебрежении интересами потребителя. А американская судебная практика обогатиласьинтересным прецедентом. Теперь вне зависимости от того, что реально написано на упаковке, ее можно признать "вводящей в заблуждение", если более 22% существующих или потенциальных покупателей были введены в заблуждение".[35] Получается, что на упаковке сока нельзя не то что врать - слегка лукавить или допускать двусмысленность. (А на упаковке политической кампании, которая может обойтись каждому гражданину много дороже? военной экспедиции в чужую страну?) Заметьте, что запретительные меры не обязательно связаны с конкретным ущербом, который нанесен (или мог быть нанесен) гражданам, или с жалобами от этих граждан. Покупатели в Берлине как раз не против того, чтобы универмаги работали подольше. А "экстрасенс" лишается права выходить на "свободный рынок" в качестве "врача" не после того, как уморил доверчивого пациента (после - разговор отдельный, уже в порядке уголовного судопроизводства), а по определению. Потому что профессиональные нормы медицинской корпорации не позволяют считать такого человека врачом.

Нельзя сказать, что масс-медиа была изначально выведена из системы "сдержек и противовесов". Например, в Великобритании - в стране классического либерализма - до сих пор существует "Независимый комитет, учрежденный парламентом для контроля за телекомпаниями...Вкус, приличия, сквернословие, насилие - все это на телеэкране должно регламентироваться специальной комиссией... Есть требование непредвзятого и сбалансированного подхода при подаче новостей. Есть правила, ограничивающие съемки скрытой камерой и определяющие права тех, у кого берут интервью. И если какая-нибудь телерадиокомпания нарушит правила - может лишиться лицензии".[36] Но наследие классического либерализма вызывает решительное неприятие наследников. Ознакомившись на симпозиуме "ТВ - территория морали" с опытом английских коллег, Владимир Познер заявил: "Мне некомфортно от мысли, что двенадцать человек будутрешать, что можно, а чего нельзя. Нужна саморегуляция."[37] А "саморегуляция" - это когда решают двое, сам Познер и хозяин канала. Фонд защиты гласности публикует свой отчет под шапкой: "Нарушения прав журналистов и прессы на территории СНГ" Читаем: "1996, февраль, 16. По сообщению сотрудников газеты "Наше слово" (Полтава), судебные органы запретили ее выпуск..., поскольку, по мнению судебных органов, газета "призывает к свержению конституционного строя Украины и разжигает ненависть к русским и евреям."[38] Заметьте: нигде не сказано, что обвинение против газеты - ложное. И получается, "нарушение прав" газеты состоит в том, что ей мешают "разжигать ненависть к русским и евреям". В другом отчете, уже под более грозным заголовком: "Преследования журналистов" сообщается о преследовании "журналистки Валерии Новодворской"[39] В ответ либеральная "общественность" развернула грандиозную кампанию солидарности с Новодворской и ее единомышленником Я. Могутиным (тоже пострадавшим от прокуратуры за свободное слово) в десятках СМИ. Наших бьют! К сожалению, ни Фонд защиты гласности, ни Пен-центр, ни адвокат Генри Резник не рисковали приводить точных цитат: какие именно высказывания, с точки зрения прокуратуры, оскорбляют русский народ, а с точки зрения правозащитников - не оскорбляют.

"Гражданские права существуют для людей просвещенных, сытых, благовоспитанных и уравновешенных. В зоне все откровеннее. Там есть права для всех, кроме как для "опущенных", для "петухов". И дело здесь не в физиологии, а в силе духа, в моральном уровне.. Жалкие, несостоятельные в духовном плане, трусливые спят у параши и никаких прав не имеют. Если таким давать права, понизится общий уровень человечества. Так что апартеид - это правда, а какие-то всеобщие права человека - ложь. Русские в Эстонии и Латвии доказали своим нытьем, своей лингвистической бездарностью, своей тягой назад в СССР, своим пристрастием к красным флагам, что их нельзя с правами пускать в европейскую цивилизацию. Их положили у параши и правильно сделали..."[40]

Той же "журналистке" принадлежат схожие высказывания и о других национальностях.

Я сразу же оговариваю, что не питаю к В.Новодворской личной ненависти и не предлагаю сажать ее в тюрьму. Напротив: готов признать, что есть все основания для освобождения ее от ответственности за любые высказывания, включая откровенно фашистские, и даже за любые поступки. Но эти основания не имеют ничего общего со свободой слова. И никак не распространяются на тех, кто тиражировал патологию 400-тысячным тиражом в столице России.

Однако вопрос об ответственности последних не был даже поставлен. А сами дела благополучно развалены либеральной "общественностью". (Слово "общественность" я ставлю в кавычки, потому что в данном случае оно имеет специфический смысл, далекий от первоначального, см.[41]).

На практике попытки применить к СМИ элементарные нормы справедливости, нравственности и здравого смысла навлекают на чиновников-идеалистов ответные обвинения в "цензуре". А страшнее цензуры зверя нет. И традиционные ограничения мало-помалу переходят в разряд благих пожеланий. Именно в таком направлении действует судебная власть, и не только российская. Вот процесс Ариэля Шарона против журнала "Тайм" - "считается классическим в американской юриспруденции". "В 1983 г. в "Тайм" была опубликована статья, в которой говорилось, что Шарон, будучи министром обороны Израиля, занимался подстрекательством, призывая ливанцев-христиан уничтожать палестинцев. Материал был передан израильским корреспондентом Дэйвидом Халеви со ссылкой на достаточно высокопоставленные источники. Шарон подал в суд, обвинив руководство журнала в преднамеренной клевете и потребовал в виде компенсации за моральный ущерб 50 млн. долларов. На суде подтвердилось ошибочность (! -ИС)напечатанной информации. Но победа экс-министра оказалась пирровой. Он не смог доказать присяжным, что редактор "Тайм" заранее знал, что статья - фальшивка, и редактор специально(!- ИС)хотел оклеветать уважаемого человека. Ожидаемых миллионов на блюдечке Шарон так и не получил"[42].

Юрий Феофанов (раньше разоблачал диссидентов, ныне завзятый либерал) приводит как образец для подражания вердикт Верховного суда США по делу "Нью - Йорк таймс" против Салливана":

"Пресса не подлежит осуждению за ошибочное освещение факта, касающегося общественного поведения определенных общественных деятелей, так как допустить возмещение убытка в таких случаях значило бы создать атмосферу страха и робости в прессе... Прессе нужно здоровое "жизненное пространство" для добросовестной ошибки."[43]

Это и есть право на ложь в чистом виде.

Как оно мотивируется? Например, конституционные нормы о "свободе слова", выработанные много лет назад применительно прежде всего к свободе слова в буквальном смысле, произвольно распространяются на профессиональную деятельность по тиражированию "слов" (и "картинок" к ним) миллионными тиражами.

Нельзя заставить человека быть хорошим кулинаром, и у себя на кухне для родных и друзей каждый может готовить, как ему заблагорассудится, пока гости терпят его стряпню и никто из них не умер. Но если наш самодеятельный повар становится профессионалом - то есть начинает продавать свои изделия посторонним - он уже связан определенными нормами. Точно так же и со свободой слова. На той же собственной кухне ты можешь излагать любые глупости: что Волга впадает в Щемиловский пруд, что рак лечится мочой, что генерал Шарон подстрекал христиан убивать палестинцев, можешь выражать неприязнь к евреям вообще, так же как к неграм, русским и т.д., можешь изъясняться на жаргоне для умственно отсталых: ""Че мы, пацаны, уважаем, так это угарную музычку, ломовой шутер и крутой перетрах" ("Комсомольская правда", отдел, извините, культуры)[44] или просто мычать и блеять нечленораздельно. Но причем тут массовая информация как профессия? Как справедливо заметила Ирина Ратушинская, находившая и при прежнем, и при нынешнем режиме по разные стороны баррикады с Юрием Феофановым,

"Телевизионная свобода слова бытовой не равна, она весомей намного"[45]

Частное лицо вправе быть легковерным и бездумно повторять ничем не подтвержденные сплетни; вправе добросовестно заблуждаться по самым разным поводам: верить в "сглаз", "порчу" и прочие гороскопы, а также в то, что "досуг по вызову" - это не проституция, а, например, доставка на дом видеокассет и книг из библиотеки. Именно такими дурачками притворяются руководители СМИ, будучи схвачены за руку. "Наша задача - не проверять информацию, у нас нет для этого средств. Наша задача - как можно быстрее распространять информацию, которая нам нужна. Мы не подтверждали существование лагерей смерти в Боснии. Мы сообщили о них" (Джеймс Харфф, НАТОвский PR-щик в Югославии)[46] Но извините: разве информация, которая "не подтверждается", называется "информацией"? Что же распространял м-р Харфф из Югославии по всему миру? Зарегистрировав свой "бизнес" как средство "информации", эти специфические "бизнесмены" продают дезинформацию (то есть фальсифицированный продукт), а от недовольных требуют доказательств, что мошенничали не просто так, а "специально". Но кому нужны такие доказательства? Разве производителя фальшивого коньяка извиняет добросовестное заблуждение: что он ничего не понимает в коньяках и искренне полагал, что это смесь дешевой водки с чайной заваркой? "Позвольте, - скажут ему, - А зачем вы взялись за дело, в котором ничего не смыслите?" Если гражданин невежествен, глуп и патологически доверчив, он не может быть профессиональным информатором других людей, так же как человек с плохим зрением не может работать шофером.

Пугая друг друга и окружающее население "цензурой", "общественность" исходит из предположения, что в демократическом обществе никакой цензуры нет и быть не может: "Свобода прессы, пожалуй, единственный зримый результат перестройки, который мы оценили по достоинству... Необходимо в таких случаях(судебных исков о диффамации - ИС) отстаивать прессу, ибо не ошибается тот, кто ничего не делает. Без поддержки общества недалеко и до идеологической цензуры. А это уже преступление." (Анатолий Приставкин)[47] К сожалению, трудно себе представить общество, свободное от цензуры, то есть от специальных мер, препятствующих распространению нежелательной информации. И "информационное общество" - не исключение. Очередной идеологический парадокс заключается в том, что болтовня о неограниченной свободе безответственного слова мирно сосуществует с настоящей цензурой. Это реальность, с которой сталкиваются самые разные люди по самым разным поводам. Например, Станислава Лема вежливо попросили, чтобы он исключил из американского сборника рассказ "Профессор Донда". "Договор был подписан гораздо раньше, и никто не предполагал, что в стране всеобщих свобод и Первой Поправки к Конституции, которая, как известно, гарантирует свободу слова, такое может случиться. Оказалось, что очень даже может. При случае я узнал, что принцип political correctness, то есть политической выдержанности, соблюдается строго и за его несоблюдение можно больно получить линейкой по пальцам" ( С. Лем)[48] Естественно, никто не запрещает всемирно известному писателю, к тому же не гражданину США, придерживаться "политически невыдержанных" взглядов. Вопрос в том, сможет ли он их распространять. И каким тиражом. "Motion Picture Association of America (MPAA) выполняющая в США роль цензуры, отклонила иск "Сони", которая прокатывает в США французский фильм Эрика Зонка, завоевавшего много "Сезаров" французского кино, "Мечтательная жизнь ангелов" для всех категорий зрителей. Американские прокатчики переиначили название картины, которая именуется "Крест", и теперь они имеют право показывать ее только для зрителей "не моложе 17 лет".[49]

Некая Джейн Смили, лауреат Пулитцеровской премии, следующим образом оправдывает запрет на изучение в школах романа "Приключения Гекльберри Финна": "Белые американцы всегда полагали, что расизм - это убеждение, и отвергали его или принимали. Большинству американцев кажется, что лучше и честнее отвергнуть - что они и делают, однако им практически никогда не удается осознать, что их чувства значат очень мало для черных американцев, которые воспринимают расизм как путь формирования американской культуры, политики и экономики. Превозносить "Приключения Гекльберри Финна" - значит поддерживать очень примитивную и уклончивую концепцию расизма."[50] На фоне этого политкорректного косноязычия даже Н.С. Хрущев, поучавший с трибуны художников, сойдет за Белинского. Никита Сергеевич по крайней мере формулировал свои претензии внятно.

Один из создателей у нас "киноиндустрии" а ля Голливуд Игорь Толстунов ("НТВ- профит") в сугубо специальном издании Союза Кинематографистов раскрывает некоторые технологические детали, о которых в принципе не положено говорить громко. "Когда будет киноидустрия, все будет жестко взаимосвязано. И не я, Игорь Толстунов, а киномагнаты позвонят главному редактору и скажут: парень, никто не против отрицательных рецензий, но люди смотрят фильм, никто не уходит, в зале и плачут, и аплодируют. Они же не идиоты? Что же им смотреть-то, если в фильме ничего нет, как пишет твой обозреватель? Критика просто увольняют".[51]

Дальше мы можем вступить с теоретиками "открытого общества" в классический "спор о словах": вправе ли мы называть цензурой ограничение, налагаемое не государством, а общественной организацией (такой общественной, что она контролирует целую отрасль) или неформальным соглашением частных лиц (опять-таки: не случайных лиц, а "магнатов"). Боюсь, что если бы речь шла не об "информационном", а об обычном товаре, то и споров не возникало бы. Неформальные соглашения о недопущении чужого товара на рынок или о создании препятствий для его продажи рассматривались бы как преступный сговор. Но чтобы не утонуть в терминологических дискуссиях, приведу простой и однозначный пример из конкретного уголовного дела. В РФ была разоблачена целая сеть "студий", занимавшихся растлением несовершеннолетних (в основном мальчиков) и продававших порнографическую продукцию по всему миру через Интернет. "В США подобные деяния преследуются очень строго... Проводится полицейская операция, цель которой - проверить всех клиентов студии Кузнецова. Их больше двадцати, и американские полицейские подозревают, что они не были последним звеном в цепочке, а тоже участвовали в распространении запрещенного порно".[52]

Это - государственная цензура, причем в самой жесткой, полицейской форме.

И если называть вещи своими именами, то формулировать ее принцип придется так. Несмотря на все усилия порно- и гомо-лобби, прямое и откровенное растление детей все еще воспринимается американским обществом (и государством) как зло, причем настолько опасное, что соответствующую "информацию", то есть пропаганду, приходится пресекать насильственными методами.

Вот и все "права человека". И это совершенно нормально, потому что Поправки к Конституции существуют для людей, а не наоборот.

Позволю себе крамольное предположение, что государственная цензура по заранее установленным правилам (такая, какая существовала при классическом либерализме) оставляла больше свободы и достоинства, чем нынешняя: как бы не существующая, нигде четко не прописанная, неуязвимая для жалоб и протестов (как подавать иск на то, чего нет?) и циничная до тошноты: имеются, например, негласные списки национальностей, чье достоинство должно неукоснительно оберегаться, и отдельно - таких, с которыми можно не утруждать себя "политкорректностью".

Обзор отзывов о русских, публиковавшихся в период вполне дружественных отношений с Россией, и не в самиздате сельского Ку-Клукс-Клана, а в самых авторитетных изданиях Соединенных Штатов - см.[53]

Есть "благородная" версия "двойного стандарта": что защищать нужно "маленьких и слабых", а "большие и сильные" сами себя защитят - например, русские или англичане, политые грязью сразу в нескольких голливудских киноподелках ("Бравое сердце", "Devil"s own"), не иначе как за образцовую преданность сюзерену. Так когда-то Сталин во время застолий развлекался, публично унижая самых верных своих соратников по Политбюро.

Но цензурная политика не может строиться на чистом субъективизме. Ведь ни в одном нормативном акте не прописано, какие нации считать "слабыми". Сегодня они "слабые" - а завтра, глядишь, тиранят соседей так, как и не снилось ни одной из великих держав.

Так может быть, России не следовало спешить, перенимая новое непонятно что взамен "устаревшего" (унаследованного от советского права) запрета на публичное оскорбление любой национальности?

Или просто отделить "журналистику" по-Новодворски от массовой информации как профессии? Или хотя бы предоставить каждому представителю оскорбленной национальности право на гражданский иск? Два- три банкротства - и остальные сообразят, что стена туалета и газетная полоса - не совсем одно и то же? Полагаю, юристам не трудно отладить соответствующий процессуальный механизм - был бы социальный заказ.

Но заказ на сегодняшний день - прямо противоположный.

Почти двести лет, от Камилла Демулена до Фредерика Форсайта, средства массовой информации были двигателем социальных преобразований, привлекая к активному участию в "делах королей" самые широкие слои трудящегося простонародья. Сегодня избушка повернулась к Ивану Крестьянскому Сыну глянцевым задом, умело загримированным под человеческое лицо.

Масс-медиа как институт (независимо от личных достоинств тех журналистов, которые добросовестны и непродажны) становится мощнейшим ограничителем демократии в демократическом обществе.

Либеральное правосознание - интересный феномен, который весь соткан из противоречий. Как мы уже знаем, "человек экономический" (то есть "призрак", по Марку Блоку) патологически независим от всего живого, кроме себя любимого. "Человек юридический", напротив, послушен как робот. "Пусть погибнет мир, но торжествует закон" - лозунг, вполне сопоставимый по воинствующему идиотизму с тертуллиановским "Верую, ибо абсурдно". Во имя этого принципа в США был затеян групповой онанизм вокруг Клинтона и Моники. После того как сенат, вроде бы, подвел черту под этим делом, прокурор Роберт Рэй потратил еще 3,1 миллиона казенных долларов на то, чтобы его возобновить![2] Что же касается настоящих изнасилований, то "по данным Минюста США за 1992 г., средний срок наказания за изнасилование составлял 8 лет, а отбытый срок - 3 года."[3] Вот такое избирательное уважение к праву... Апология индивидуальной свободы и фарисейское законничество, казалось бы, давно должны аннигилировать, разрушая не только отдельно взятые мозги, но и роскошные здания - Парламенты и Дворцы Юстиции. Этого не происходит. Материю с антиматерией разводит мощное идеологическое поле.

Однако начнем мы все-таки с истории. Многие установления, казавшиеся предкам сами собой разумеющимися, сегодня воспринимаются с недоумением. Например, судебный поединок: "А побиются на поли в заемном деле..." Если Петр лучше Ивана владеет мечом или булавой, то каким образом Судебник 1497 года выводит из этого, что Петр прав в имущественном споре? Где река (то бишь "поле", на котором происходит дуэль) - а где дача? Дикость какая- то.

Потомки с таким же недоумением прочтут наши сегодняшние законы и судебные отчеты.

Что такое, например, "состязательность" в современном судопроизводстве?

Процесс, где обвинение и защита доказывают каждый свою правоту по установленным правилам перед лицом нейтрального арбитра - гениальное изобретение, с трудом внедрявшееся в разных странах как альтернатива монаршей "опале", то есть произволу правителя, который зачастую даже не утруждал себя тем, чтобы выслушать оправдания подданного.

Дальнейшая эволюция "судоговорения" повторяет эволюцию судебного поединка. Если участник процесса по старости или по болезни не может выйти "на поле" с мечом - пусть выставит вместо себя другого человека. "Но в таком случае, - говорит другая сторона, - Я тоже обращусь у услугам профессионала". Результат: то, что замышлялось как "Божий суд", оборачивается чемпионатом по фехтованию. Если, конечно, у сторон хватит средств на такой праздник спорта. Словесное состязание тоже превратилось в турнир профессионалов. И вроде бы, с одной стороны, это естественно - как всякое разделение труда. А с другой - стойкая неприязнь к адвокатам -"крючкотворам" (едва ли не большая, чем к судьям - взяточникам) тоже возникает не на пустом месте.

"А что, господа, тяжущиеся сеньоры еще живы?, - спрашивает Пантагрюэль в книге Ф.Рабле, -Так какого же черта вы мне суете весь этот ворох бумаг и копий? Все это дуракаваляние, представляющее собой сплошные каверзы."[4] А вот для сравнения современный комментарий американского музыканта Блэки Лоулеса к скандальному процессу миллионера и звезды "шоу - бизнеса" Ориентала Джеймса Симпсона, который, судя по всему, все-таки убил в 1994 г. свою бывшую жену Николь, а заодно и ее приятеля Рональда Гольдмана - но судом был признан невиновным. "Вся юридическая машина Соединенных Штатов - на скамье подсудимых. Симпсон нанял, что называется, "адвокатов из мечты уголовника"... Если у тебя нет таких бабок, как у Симпсона, ты бы уже давно поджарился на электрическом стуле... А если твои карманы набиты "зелеными", то можно практически гарантировать, что будь ты хоть самым отпетым головорезом - насильником, тебя все равно оправдают."[5]

В ходе 15-месячного процесса были предъявлены 125 материальных доказательств вины, в том числе следы крови обеих жертв в машине и на одежде Симпсона, результаты анализов ДНК"и другие научные премудрости, которых, кажется, не видел еще не один состав суда во всем мире".[6] Защита так и не сумела объяснить, где подсудимый находился в течение 78 минут (когда произошло убийство), хотя времяпрепровождение "звезды", окруженной челядью, расписано чуть ли не по секундам. За что же 7 адвокатов получили свои 10 миллионов долларов? "Высокооплачиваемая и эрудированная юридическая команда" не отвлекалась в зале суда на такую ерунду, как улики и алиби. Перед присяжными - а это, напомним, 12 человек, случайно (по жребию) подобранных с улицы для отправления правосудия - было разыграно театрализованное политическое шоу. Главное в спектакле - пресловутый "расовый вопрос". Дело в том, что Симпсон - негр. А какая может быть вера "белому" следствию по делу чернокожего?

На таком, извините, основании и был вынесен вердикт. Президент Клинтон подвел итог: "Наша система правосудия предполагает уважение к такому решению. В этот момент наши мысли и молитвы (!- И.С.)должны быть с семьями жертв ужасного преступления."[7]

Платная адвокатура входит в вопиющее противоречие с фундаментальным принципом равенства граждан перед законом (не случайно цивилизованный законодатель разрабатывал целую систему мер, включающих бесплатную помощь государственного адвоката, а в СССР даже прокурора малоимущим гражданам). Но ведь проблема не исчерпывается материальным неравенством сторон. Глубокое (и неустранимое на данном этапе развития цивилизации) противоречие заключено в самой фигуре адвоката. Он способствует правосудию, обеспечивая состязательность процесса. И в то же время как представитель клиента, он в правосудии не заинтересован. Точнее - заинтересован ровно до тех пор, пока его клиент прав. То есть в 50% случаев. Представьте себе, что адвокат защищает заведомого убийцу, и сам хорошо это понимает. Его задача - и дело чести как профессионала - добиться от суда, чтобы убийца вышел на свободу с гордо поднятой головой. И продолжал убивать дальше. Если оправдательный приговор вообще не связан с вопросом о виновности/невиновности, это никак не умаляет адвокатского достоинства. Напротив! Чем очевиднее вина "невиновного", тем громче слава: "Надо же, какой ас этот мэтр Н.! В совершенно безнадежной ситуации вытащил парня из камеры смертников!"

Повторяю: речь идет о внутреннем противоречии, которое объективно присуще самой адвокатской профессии. Точно также нравственно уязвима профессия, например, солдата. Даже в самой справедливой войне он не может быть уверен в том, что снаряд, выпущенный из его орудия, не лишит жизни совершенно ни в чем не повинное существо. Чтобы свести к минимуму вредные последствия такого рода коллизий, их нужно осознавать, и не на уровне ярлыков: "Все солдаты - убийцы! Все юристы - продажные лжецы!", но именно как объективные противоречия, заданные самой логикой жизни.

Именно такому осознанию (самой постановке вопроса!) противится современная либеральная мысль.

"Адвокат не должен ставить вопрос о виновности своего клиента, это дело суда" (адвокат Генрих Падва).[8]

"Если адвокат не болен и не в отпуске, и не занят в других делах, он не вправе отказать клиенту, который согласен оплатить его юридическую помощь в уголовном процессе... Коль скоро адвокат , который не был очевидцем происшедшего (в противном случае он будет в деле не защитником, а свидетелем) станет до расследования и судебного разбирательства определять, преступник его клиент или нет, хороший он человек или плохой, ему следует сдать членский билет и переквалифицироваться в проповедника или моралиста- управдома... Все сказанное - для уяснения абсолютной бредовости упрека, который бросил мне и моим коллегам г-н Суетнов: "много жуликов защищали" (адвокат Генри Резник).[9]

Интервью с адвокатом Александром Кокиным:

"- Одна из газет недавно сообщила, что вы выиграли крупный уголовный процесс и в зале суда освободили из-под стражи крупного уголовного авторитета, вора в законе...

-Во-первых, давайте все-таки уточним для себя, что такое уголовный авторитет. Такая формулировка неправомерна. Человеку не вынесен приговор, он не осужден, поэтому какое бы то ни было клеймо неправомочно и неправомерно...

-Вас никогда по-человечески не смущало то обстоятельство, что выручая преступника, вы способствуете тенденции безнаказанности...?

-Чувствуется, что вопрос задан человеком, мягко говоря, мало искушенным в юриспруденции. Почему вы называете преступником того, кому суд не вынес приговор? В конце концов, этот человек вправе подать на вас в суд за клевету. Во-вторых, предназначение адвокатской профессии в том и состоит, чтобы защищать людей, независимо от личных симпатий и антипатий. На эту тему дискутировать уже поздно (выделено- И.С.), профессия признана и считается одной из самых уважаемых в обществе."[10]

Аргументация вполне убедительная, не правда ли? Но она убедительна ровно до тех пор, пока правовые отношения вырваны из жизни. А поскольку все мы (в том числе адвокаты) существуем все-таки в реальном мире, среди других людей и материальных предметов (а не среди параграфов и подпунктов), идеальной установке не могут следовать даже ее апологеты. В том же самом интервью адвокат А. Коков рассказывает случаи из жизни - и совершенно спокойно пользуется "неправомерной формулировкой": "Я знал одного авторитета, который дня не мог прожить, чтобы не вколоть себе 30 кубиков. Но завязал, причем без посторонней помощи, за счет собственной воли." Г. Резник применяет к разозлившему его журналисту А. Суетнову такие выражения как "ахинея", "лакей невежества", "бредовость" етс. Хуже того: в статье знаменитого адвоката упоминаются и коллеги- юристы, причем женщины. Их Резник называет "шумливыми особами, способными придать судебному заседанию атмосферу коммунальной кухни"; "нахрапистыми предпринимательницами".[11] Неужели у него на руках имеются официальные материалы психиатрической экспертизы, к примеру, о том, что его оппонент Суетнов страдает психическим расстройством в форме бреда?

К вопросу о правде жизни и правде протокола мы еще вернемся. А пока - два слова о таком оплоте либерального правопорядка, как суд присяжных. Исторически он формировался как суд равных по званию соседей - в противоположность суду приезжего королевского администратора. Спрашивается: в чем его преимущество сегодня, когда на смену безответственной королевской власти "милостью Божьей" пришла власть демократическая, регулярно переизбираемая, а сами граждане, проживающие в мегаполисе, могут не знать даже соседей по этажу? Что ж - тогда достоинством станет как раз неосведомленность. Жюри судорожно пытаются изолировать от газет и ТВ, а в самом зале суда разыгрываются сцены из Беккета: когда судья-профессионал предупреждает своих "коллег"-дилетантов, что они должны принимать решение так, как будто бы не слышали того, что только что услышали - например, свидетель проговорился, что обвиняемый уже трижды судим по той же статье.

"Думайте про что угодно, только не про зеленую мартышку..."

Американский профессор Уильям Бернэм в книге "Суд присяжных заседателей" приводит такие аргументы "за": "Поскольку присяжные заседатели не должны давать разъяснения тех причин, которыми руководствовались, они могут принимать правильные решения..., которые судье трудно было бы объяснить...Поскольку они не занимают официального положения, никак не связаны с государством и не имеют каких- либо политических амбиций, они являются истинно независимыми..."[12]

Формулировка о "правильных решениях", которые "трудно было бы объяснить", напоминает (да простит меня уважаемый профессор) песню В. Высоцкого: "Ты не гляди, что Серега все кивает - Он соображает, он понимает..."

Независимость не является ценностью сама по себе. Невежественный ученик может быть независим от учителя (и от государства в его лице) как самостийная Украина, но КАМУ АТ ЭТАВА РАДАСТЬ, КАМУ АТ ЭТАВА ЧЕСЬТЬ? Руководствуясь логикой У. Бернэма, можно передоверить группам граждан, которых случайно подобрали на улице, не только суд, но и все остальное: вождение самолетов, управление банками, постановку опер и балетов... Кстати, с появлением в репертуаре "модерн данса" спектаклей, где люди, не умеющие танцевать, просто валяются по сцене, это предложение звучит уже не столь вызывающе.

Почему бы заодно и двери замкнутой адвокатской корпорации не открыть для любого, кому захотелось поговорить?

Любопытно, что пропаганда дилетантизма подписывается "профессор университета, специалист по уголовному праву...", а не крестиком за неграмотностью. Неужели собственные аргументы не столь уж убедительны?

Либеральные юристы ссылаются на то, что присяжные призваны решать только вопрос о виновности, а не те проблемы, которые требуют специальных юридических знаний и опыта. Но на самом деле вопрос о виновности требует знаний и опыта едва ли не в наибольшей степени: решая его, нужно оценивать доказательства и аргументы сторон. Для сравнения: в исторической науке профессионал отличается от дилетанта не тем, что знает больше фактов (встречаются очень начитанные дилетанты), а прежде всего тем, что владеет исследовательской методикой, то есть понимает, что такое источник, и что такое "критика источника".

На практике главное "преимущество" суда присяжных - совсем в другом. Те, у кого есть деньги, получают максимальный оперативный простор для подмены судебных прений по существу балаганом на посторонние темы. Например, об исторической вине белой расы перед чернокожими.

Массированное внедрение "прогрессивной формы судопроизводства" в России сопровождается скандалами, выходящими за пределы не просто какого- либо права - психической нормы. Например, присяжные Мособлсуда оправдали последовательно: банду из Пушкина, взятую с поличным после ограбления инкассаторской машины; профессионального похитителя людей, который был арестован на месте преступления (заложника нашли в багажнике его машины), а при задержании отстреливался и выпустил в милиционеров целую обойму из "ТТ"[13]; наконец - вооруженных налетчиков, которые похитили и убили депутата Государственной Думы Сергея Скорочкина, причем в последнем решении, которое и прославило областных Миносов и Соломонов на всю страну, они выразили "свой протест против тяжелого материального положения" . Суд не выплатил им полностью положенных денег.

А в самом деле - когда господа случайные заседатели не обязаны "давать разъяснения тех причин, которыми руководствовались", сойдет и такая. "Если надо причину, то это причина".

"Не удивительно, что все больше преступников хотят судиться именно у присяжных - получить у них свободу просто и недорого"[14] (Екатерина Заподинская ).

Я вовсе не утверждаю, что дипломированные юристы не выносят у нас бредовых решений. Выносят, и в кассационных инстанциях благополучно утверждают (см., например[15]). Но присяжные не помогут оздоровить нашу юстицию - как "экстрасенсы" и колдуны не помогли здравоохранению.

В одном подарочном наборе с присяжными предлагается отмена смертной казни. В октябре 1994 г. "депутаты из 32 стран Совета Европы высказались за полную и безоговорочную отмену подобной меры наказания, причем не только в мирное, но и в военное время."[16] Мы не будем подробно разбирать аргументы "от статистики" (смертная казнь не влияет на количество тяжких преступлений[17]) - поскольку знаем цену статистике, особенно криминальной, особенно по вопросам, затрагивающим Госпожу Идеологию. И те немногие публикации, в которых еще высказывается альтернативная точка зрения, содержат совсем другую статистику: согласно ей, "гуманизация" наказаний и рост числа тяжких насильственных преступлений - две стороны одной медали.[18] В Российской Федерации совпадение достаточно очевидно. Более того: непонятно в принципе, на каком основании статистические данные, полученные в одной стране, переносятся на другую страну и в совершенно другие условия, например из Великобритании - в Россию. И если уж допускать свободное парение мыслью по глобусу, то законодательство России, строящей капитализм, должно ориентироваться на английское того периода, когда капитализм строила сама Англия. Но подобную юстицию (жестокую до садизма) мы уже имели. При Сталине.

А на практике события развивались следующим образом. В ключевом для Европейского Союза 1994 г. в России преступники убили 32 000 человек (по заниженным официальным данным)[19] - а из 154 убийц, приговоренных к расстрелу (а это были душегубы, исключительные по жестокости) в 152-х случаях исключительную меру заменили более мягкими наказаниями.[20] Председатель комиссии по помилованию Анатолий Приставкин объяснял, что "работает только в сторону спасения", каждый случай, когда убийце не удалось сохранить жизнь - это его, Приставкина, "слезы": "они виноваты, но скорей виновато общество, что их довели до свинского состояния, споили и заставили (выделено - ИС) убивать".[21] Кстати, формулировка прямо перекликается с заявлением известного депутата-правозащитника Сергея Ковалева примерно в то же время: что боевиков Шамиля Басаева "довели до необходимости применения крайних мер" в г. Буденновске.[22] Но писателю Приставкину не пришлось проливать много слез, потому что в 1997 г. Ельцин подписал Протокол № 6 к "Конвенции о защите прав человека и основных свобод" ,ввел мораторий на исполнение смертных приговоров и рекомендовал "Госдуме, правительству и Верховному суду следовать нормам Конвенции..." (а не законам). "Госдума никак не может принять закон об отмене смертной казни...", - с обычной для масс-медиа "строгой объективностью" информировал ТВ-центр.[23] Подразумевается, что Дума должна (кому? на каком основании?) такой закон принимать. Но поскольку она не выполняла обязанностей, Ельцин "просто всех приговоренных к смертной казни помиловал"[24] (всего 720 чел.) Подчеркиваю: эта реформа не была результатом серьезной дискуссии или демократического волеизъявления. Обоснования лежали в сфере политики и идеологии. Вот характерные высказывания Павла Крашенинникова, министра юстиции, затем председателя комитета ГД по законодательству. "Смертная казнь - это кровная месть... Жизнь - самое дорогое, что дано человеку Богом или природой, а люди не вправе санкционировать законом лишение этого блага... Вопрос этот в большей мере не юридический, а политический... Ни в одной стране мира общество не поддерживает отмену смертной казни, так что для политика это будет не популистское решение... Следует откровенно сказать, что предпринятые меры без энтузиазма воспринимаются населением, большая часть которого, по данным социологических опросов, выступает за сохранение этого вида наказания. Тем не менее сейчас почти никто не сомневается в том, что вопрос об отмене смертной казни в России предрешен..."[25]

Пожалуй, ни в каком другом вопросе враждебность современного либерала к демократии не демонстрируется с такой средневековой откровенностью. "Политическое решение" должно быть принято вопреки воле избирателей, выраженной настолько ясно и недвусмысленно, что даже заинтересованные лица не могут этого отрицать.

Отметим этот факт на будущее - когда мы будем специально заниматься проблемой демократии.

И вышеприведенные цитаты отражают не какие-то особенности "менталитета" российского чиновника, который так и не усвоил азы классической политологии. "В Британии, где казнь через повешение за убийство была отменена в 1960-х гг., большинство населения (как минимум 75 процентов) выступает за ее восстановление" - но "контроль за административными органами, ведающими преступлением и наказанием, захватили в 1950-е годы либералы... В то время как преступность растет и затрагивает жизнь все большего числа людей, либеральные методы борьбы с нею применяются со всевозрастающим упорством и при растущих расходах. Лобби, группы давления и организованные меньшинства оказывают больше влияния на специфические области политики, чем широкая общественность" (Пол Джонсон).[26]

Но самое потрясающее - то, что государства, в ультимативной форме требующее от своих соседей отмены смертной казни, сами даже и не пытаются ее отменить! В самом деле: если бы Великобритания или Голландия были искренни в своем убеждении: государство не вправе отнимать у человека жизнь, они должны были бы распустить армии и отправить все вооружение на переплавку. Ведь бомба или крылатая ракета - это именно те инструменты, с помощью которых государство отнимает человеческие жизни, причем инструменты во много раз более эффективные, чем электрический стул. Эти орудия казни производятся, совершенствуются и активно применяются. Причем нигде не сообщалось, чтобы жителям Багдада или Белграда перед бомбардировками сбрасывали на парашюте адвокатов или хотя бы бланки, на которых можно написать заявление о помиловании...

Здесь, конечно, возникнут шумные протесты: иракцы - граждане чужого государства, ведутся военные действия етс. Однако логика либералов в данном вопросе как раз и строится на том, что фундаментальный принцип - государство не вправе отнимать жизнь - не может быть поставлен под сомнение по формально- юридическим основаниям и не знает никаких исключений.

Начинается настоящий театр абсурда. Представьте: в арабском поселке выросли два молодых человека. Один был насильственно мобилизован в армию Саддама Хусейна, ничего дурного лично не совершил - но его "списком" приговорили к смертной казни, а летчик французских ВВС привел приговор в исполнение. Другой молодой араб приехал в Париж, торговал там героином и подкладывал в общественных местах взрывные устройства, начиненные гвоздями для большей убойной силы - все это сознательно, добровольно и с прямым умыслом. Но с точки зрения юстиции получается, что его вина перед французским народом меньше!

Самостийная Украина униженно выпрашивала у новых сюзеренов разрешения: нельзя ли один раз, в порядке исключения все-таки применить высшую меру к человекоподобному существу, которое по ходу грабежей истребило 57 человек? "Нельзя, - сказали в Совете Европы, - Догма на то и догма, чтобы не знать исключений."

Но оказалось, что исключения все-таки предусмотрены - только не для наемных убийц или серийных садистов, а для югославских детишек, казненных либеральными гуманистами без вины и без суда...

В судорожных попытках извлечь себя за волосы из идеологической трясины, наш герой срывает с головы судейский парик. Оказывается, справедливости нет. И не потому, что конкретные граждане запутались в лицемерии и лжи, а потому что справедливости не может быть в принципе.

Ведь все в мире относительно - об этом еще Эйнштейн писал! А суд - всего лишь "игра" по установленным правилам.

К такому признанию закономерно приходит У. Бернем:

"Наша "состязательная теория правосудия" никогда не задается вопросом, в чем заключается истина; ее интересует только один вопрос: строго ли соблюдаются правила игры"[27]

С точки зрения социолога главная функция правосудия в обществе - разрешение конфликтов. Но ведь не всякое их разрешение нас устроит. Конфликт пенсионерки с криминальным типом, претендующим на ее жилплощадь, легче всего ликвидировать вместе с самой старушкой. Но хорошо ли это, детки? Значит, разрешение конфликтов все- таки предполагает выяснение истины или максимальное к ней приближение. Торговала ли член Союза писателей А.Витухновская наркотиками - или нет? Убивал ли О.Д.Симпсон свою жену? Присвоил ли депутат Б. Березовский деньги Аэрофлота"?

И теория относительности, принцип неопределенности и множественность познавательных моделей здесь ни при чем. Все эти замечательные концепции работают на уровне теоретических обобщений. Скажем, на вопрос о причинах подростковой преступности экономист, психолог, прокурор могут дать разные ответы, и каждый будет по- своему прав. Но в конкретных ситуациях, которыми и занимается суд, истина, как правило, тоже конкретна. Если подросток Н. отобрал у женщины сумку, то утверждение, что женщина сама ударила себя по лицу его кулаком, а сумку подарила на память - не дополнительная познавательная модель, а просто ложь.

Конечно, отделить ложь от истины бывает непросто. Но, наверное, не сложнее, чем хирургу - отличить здоровые ткани от больных, строителю мостов - прочный грунт от такого, который через год расползется. Это ответственная работа. Потому-то нормальное общество доверяет ее уважаемым профессионалам, которые всю жизнь совершенствуются в ремесле.

Педантичный формализм юриспруденции служит гарантией от произвола. Но нельзя доводить его до идиотизма, противопоставляя процессуальную форму существу правосудия, то есть справедливости. Судебный процесс тем и отличается от футбола, что форма здесь не важнее сути, а правила игры - результата. Ведь речь идет не о месте в таблице, а о человеческих судьбах.

Медицина "строго по правилам" запечатлена в анекдоте:

-Сестра! А может быть, меня все- таки в реанимацию?

-Раз доктор написал: "В морг", значит в морг.

Или: представьте себе пожарного, который приедет по вызову и заявит: "У меня есть правила тушения, параграф 346 -бис, а сгорите вы или нет - мне все равно!"

Но ведь именно такой подход утверждается в либеральном правосознании. Один из тех анекдотических приговоров суда присяжных, о которых мы упоминали выше, утвержден (!) Верховным судом РФ на том основании, что прокуратура слишком поздно заявила протест по поводу наличия в составе "высокого жюри" трех граждан с судимостями.[28] Заметьте: нельзя оспаривать абсурдное решение по существу. Можно только придираться к несоблюдению формы.

В осадок выпадают две разные правды. Правда протокола и правда факта. Не только свидетели преступления, но и те, кого "невиновный" грабил, в кого стрелял из пистолета,

не могут назвать его грабителем и бандитом. Ведь тогда они сами окажутся клеветниками! Суд, между тем, приобретает божественную власть: объявлять бывшее небывшим (аккурат по Оруэллу).

Иногда рассуждают так: если заведомый преступник выходит на свободу по канцелярским основаниям - полицейский клерк не туда положил бумажку - то в этом виновата полиция, а не судья, тем более не адвокат, который обратил на допущенную ошибку внимание суда. Что ж - можно согласиться с тем, что в полиции безалаберность недопустима. Проштрафившегося клерка нужно выгнать с работы. Самого под суд отдать. Он виноват. Но в чем виноваты следующие жертвы оправданного душегу..., простите, безупречного гражданина? Их-то за что наказывать?

Новокузнецкого маньяка, который заманивал в свою квартиру детей, неделями истязал, прежде чем убить, а потом человеческим мясом кормил свою собаку - и еще живую жертву заставлял перед смертью есть это мясо - вот такое существо дважды отпускали на свободу. Один раз не доказали причастности к трем убийствам. Второй раз взяли с поличным, но переквалифицировали обвинение с убийства (которое было очевидно) на такой замечательный состав как "нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смертельный исход" и после года "лечения" отпустили убийцу домой под гуманный надзор участкового психиатра. В ту самую квартиру, где потом нашли свою страшную смерть еще 19 (девятнадцать!) детей.[29]

За что их приговорили к смертной казни? Предположим, первые трое погибших - это несчастье, которое нельзя предусмотреть: как удар молнии. Четвертую девочку, умершую от пыток, спишем на халатность и непрофессионализм следователя по делу об убийстве первых трех детей. Но последние девятнадцать? На чьей совести эти жертвы - маньяка или так называемого правосудия? Объясните, господа юристы и правозащитники.

Кстати, похожая история в благополучной Бельгии вызвала массовые (и естественно, бесполезные) демонстрации за восстановление смертной казни...

Представьте себе, что в химическом институте обнаружилась преступная халатность сотрудника, работавшего с ядовитыми веществами. Понятно: лаборанта наказать... А пролитые им вещества - что, собрать тряпкой и вылить на улицу? Прохожим на головы?

Во избежание кривотолков оговариваю: как и всякий нормальный человек, автор этих строк был бы очень рад, если бы расстрелы и смертельные инъекции навсегда ушли в историю, а отдельных индивидов, опасных для братьев по разуму, человечество надежно изолировало на "островах забвения" (как в утопии Ивана Ефремова). Или - еще лучше - мудрые врачи научились бы распознавать заранее разрушительные процессы в человеческой психике. Может быть, изобретут такие машины, которые... Тут я вспомнил "Страж -птиц" и вовремя остановил полет своей фантазии. Все вышеперечисленное относится к сфере утопии (вариант: антиутопии) - как общество без денег или без государственной власти. Хотя и в нынешней неидеальной действительности смертная казнь должна быть редким, в самом деле исключительным наказанием, назначаться только за убийство при отягчающих обстоятельствах и утверждаться только после тщательной, многоуровневой проверки материалов дела. Правозащитники как раз и могли бы озаботиться справедливостью каждого конкретного приговора (не возложили ли на какого-нибудь бедолагу, у которого нет денег на дорогих адвокатов, чужую вину) - а не отменой всех приговоров чохом. Потому что из самого же либерального учения - из права индивида на свободный выбор собственной судьбы - следует, что совершая определенного рода поступки, этот индивид сам себя отделяет от человеческого рода и сам себя лишает своих человеческих прав. Не общество и не государство, а он сам. Простите за избитое сравнение, но за бешеной собакой и даже за бешеной коровой мы не признаем права на жизнь, хотя они не виноваты в том, что взбесились. И скорее следовало бы пожалеть собаку, чем существо, которое внешне напоминает человека, наделено интеллектом хомо сапиенс, но поступает с другими людьми хуже, чем бешеная собака. Что могут возразить "лорды из ПАСЕ" простым жителям Новокузнецка, когда они говорят об убийце своих детей:

-Такие нелюди жить не должны. Им не место на земле.[30]?

Что они могут возразить Агате Кристи:

"Не стану много рассуждать об убийцах; просто я считаю, что для общества они - зло, они не несут ничего, кроме ненависти... Наверное, их следует пожалеть, но все равно щадить их нельзя. Невиновный должен быть защищен; он должен иметь возможность жить в мире и согласии с окружающими. Меня пугает то, что никому, кажется, нет дела до невиновных. Читая об убийстве, никто не ужасается судьбой той худенькой старушки в маленькой табачной лавке, которая была забита до смерти. Никто не думает о ее страхе, ее боли и ее спасительном забытьи... Все жалеют убийцу: ведь он так молод. Почему его не казнят?..."[31]

Что они могут ответить своей же бывшей единомышленнице Ирине Ратушинской, которая получила от Советской власти срок за диссидентскую деятельность, а сегодня задается простым вопросом: "Кто имеет больше права на жизнь: маньяк-убийца или ребенок, чей папа не угодил рэкетирам?"[32]

Что положено, то и отвечают."Нелюди должны жить. У убийцы прав больше".

И вот новокузнецкому людоеду сохраняется его драгоценная жизнь - он отправлен в ту самую психиатрическую больницу, где уже успешно лечился. Из двух его сообщниц (кстати, наличие сообщников практически исключает версию о невменяемости), помогавших заманивать детей в квартиру и прятать улики, срок получила только одна, а вторая проходила по делу как свидетель. До скорых встреч, детки.

"Принципиальная" борьба за отмену смертной казни оборачивается тем же самым, чем всегда оборачиваются умозрительные концепции, навязанные реальной жизни: вопиющим лицемерием и возвращением того самого зла, с которым боролись, в новом обличии. Например, образцовый гуманизм латиноамериканской юстиции имел своей оборотной стороной широкий ассортимент разнообразнейших самосудов, от "народного правосудия" герильерос до т. н. "эскадронов смерти" - добавочный правоохранительный орган, где сотрудники официальной полиции во внеурочное время широко практикуют "отмененную" смертную казнь. Че Гевару в Боливии убили без всякого суда, и никого это даже не удивило. В тюрьме г. Боготы между заключенными происходят сражения с применением огнестрельного оружия и гранат, "которые во множестве имеются у обитателей"; за первые 4 месяца 2000 года от рук "товарищей по несчастью" погибли уже двести колумбийских заключенных.[33] Может быть, это как раз те, кто вовсе не заслуживал смертной казни? А убили их те, кто заслуживал, но не был казнен? Перуанский спецназ расстрелял на месте сдавшихся боевиков "Движения имени Тупака Амару" - причем в данном случае, как назло, именно тех, кого стоило бы пожалеть, потому что они при захвате японского посольства действовали на удивление гуманно - по сравнению с коллегами- конкурентами из группировки "Сендеро Луминосо". В критический момент противостояния немецкого государства с "RAF" лидеры этой "армии", находясь в тюрьме, причем в разных камерах, с поразительным единодушием и организованностью свели счеты с жизнью. И некого стало менять на заложников.

Зачастую (и в этом Фрейд очередной раз прав) случайная оговорка характеризуют ситуацию гораздо точнее, чем тщательно отшлифованный доклад.

"Почему у нас нет смертной казни?" - спрашивает у милиционеров журналист НТВ, то ли недовоспитанный Советом Европы, то ли слишком уж потрясенный подробностями очередной мясорубки. "Ну ничего ,- успокаивают его, - В зоне для таких свои законы".[34]

Это и есть реальность - правда факта, которая пробивается сквозь правду протокола. Вы не отменили смертную казнь, господа либеральные заседатели. Вы отменили ее цивилизованную форму. И переложили ответственность. На врача- психиатра (залечив "пациента" до смерти, он сам станет преступником). Или на "законы зоны". Только они, как известно, не предусматривают ни адвокатов, ни кассаций. И если настоящий суд ошибается, то кто может с уверенностью утверждать - виновен ли вообще в чем-нибудь человек, которого в камере будут сначала долго насиловать, а потом прирежут? И во что в конечном итоге обойдется всему обществу такая легализация криминального "правосудия"? Другой вариант - создать для приговоренного к пожизненному заключению такие условия, чтобы он привел недовынесенный приговор в исполнение собственными руками. Именно на это прозрачно намекал гуманный министр Крашенинников.[35] Мол, пусть не радуется помилованию - ему же будет хуже. Но тогда нужно честно признать, что в официальную практику возвращаются пытки, повсеместно выведенные из употребления в ХVIII- ХIХ вв...

Недуги либерального правосудия обостряются катастрофическим образом с появлением в зале суда новой "процессуальной фигуры" - организованной преступности, иначе именуемой "мафия".

Есть характерные черты, свойственные ей в любом уголке планеты от Екатеринбурга до Медельина. Они проявляются сквозь этническую, экономическую, историческую специфику.

Прежде всего это иерархическая структура, в основе которой - отделение касты профессиональных преступников от большинства населения, "обязанного" (по мнению членов мафии) их "продовольствовать и фуражировать". В русском уголовном слэнге есть даже характерный термин: "мужики". Прибавочный продукт изымается разными внеэкономическими методами или через высокодоходные отрасли криминального бизнеса, где монополия поддерживается опять- таки насилием (торговля наркотиками, оружием, проститутками). Преступная каста воспринимает себя не как "люмпен -пролетариат", а как своего рода высшее сословие. Сословие это имеет довольно сложную внутреннюю организацию (по принципу вассалитета), дополняемую функциональной (по специализации). Отношения его членов между собой и с окружающим миром регулируется обычным правом - собственным "законом".

Похоже на феодальный клан, внедрившийся в современное индустриальное общество, своего рода рудимент до- капиталистической эпохи. Разве мотивы, по которым Тибальт зарезал Меркуцио, а Ромео - Тибальта, существенно отличаются от тех, что сегодня обрекают на смерть молодых людей на улицах Палермо или Санкт- Петербурга? Распри флорентийской знати, описанные Н. Макиавелли, война Алой и Белой розы, междоусобия в Московской Руси при Василии Темном по основной сюжетной схеме похожи на гангстерские войны. И голливудская идея: пересказать историю Монтекки и Капулетти как историю двух враждующих мафиозных "семей", вроде бы, не так уж глупа...

Как же вообще оказывается возможен такой противоестественный анахронизм?

Он не так уж противоестествен, ибо возникает там, где в круг современной цивилизации втягиваются мощные и четко оформленные социальные пласты, этно- конфессиональные группы или регионы, находящиеся на более низком, до -капиталистическом уровне развития. В организованной преступности эта отсталость как раз и находит свое адекватное выражение. Выпадающая из цивилизации часть общества самоорганизуется. Мафия становится для него своего рода "движением сопротивления" прогрессу, неофициальным дворянством теневого феодализма. И сближается с другим феноменом, популярным в новостях CNN: с политическим терроризмом, с воинствующими группировками всякого рода сепаратистов и фундаменталистов. В сущности, различие давно уже носит условный и формальный характер. Ведь и классическую сицилийскую мафию, которую за пределами Италии принято считать чисто- уголовной, многие итальянцы рассматривают как региональное движение, "суверенитет" в специфической упаковке. А такие, вроде бы, "политические" организации как североирландская ИРА, баскская ЭТА или албанская ОАК по структуре, тактике, источникам финансирования и по "законам" (которые они навязывают окружающим с помощью террора) ничем не отличаются от гангстерских синдикатов. Латиноамериканские наркокартели активно эксплуатируют латиноамериканский национализм с присущей ему зоологической ненавистью к "гринго" (североамериканцам), умудряясь подключать к своим пропагандистским кампаниям виднейших представителей интеллигенции. Их коллеги в негритянских районах США взяли на вооружение черный расизм "Пантер" и симбионистов. Наша "Ичкерия" - коктейль из того же самого национал- сепаратизма, ваххабитского воинствующего ислама (который вообще-то не признает этнических различий), работорговли и фальшивых долларов.

Согласно классическому определению государства, насилие есть его прерогатива. Альтернативный источник систематического организованного насилия воспринимается как альтернативная государственность. И фактически так оно и есть. Мафия - своего рода государство- паразит, у которого за счет полезных функций непомерно разросся аппарат насилия.

Субъективно член мафии не является нарушителем закона, противопоставляющим свою личную волю обществу и государству (как герой "Преступления и наказания"). Обычный преступник принимает решение: украсть или не украсть? убить или не убить? Это и есть тот выбор, который делает (или не делает) его преступником. Выбор члена мафии совсем другой. Он совершается в тот момент, когда человек принимает подданство альтернативного государства, отождествляет себя с ним и разделяет ответственность за то, что оно творит.

По идее, такие структуры должны довольно быстро рассасываться в условиях благополучной капиталистической экономики - не российской, конечно, а западноевропейской или американской. Однако на практике часто наблюдается обратное. Воплотившаяся тень обретает собственную жизнь. Реликтовые структуры не только консервируются, но успешно воспроизводятся и даже распространяются, деформируя общество далеко за пределами собственной социальной базы. И роль либеральной юстиции в этих внеэкономическом чудесах трудно переоценить.

Но сначала - историческое уточнение.

Существенное и принципиальное отличие мафиозного клана от настоящего феодального заключается в том, что в свое время феодализм был естественной и единственно возможной общественной организацией. До самого своего исторического заката он выполнял полезные функции. И тогдашние высшие сословия не только "отрабатывали" хлеб, изымаемый у крестьян, но и способствовали культурному прогрессу (пусть и медленному по нынешним меркам). Мафия же носит чисто-паразитический характер. Существование ее вредно не только для общества в целом, но и для тех групп (меньшинств), из которых она вырастает и которым "покровительствует" - в действительности же только консервирует традиционную отсталость. (Вот почему переработка "Ромео и Джульетты" под гангстерский боевик - все-таки не модернизация, а дебилизация: к Шекспиру ничего не добавляет, только низводит его героев и все произведение до уровня убогой субкультуры, см. главу 7).

Формируются замкнутые круги: в контролируемых мафией районах невозможно нормальное экономическое развитие; следовательно, у честолюбивой молодежи нет другого пути, кроме как в банды; следовательно, невозможно нормальное... Торговля наркотиками, оформившись в отрасль, начинает бороться за расширение сбыта; то есть за то, чтобы все больше молодежи вовлекалось в наркоманию; а возрастающий спрос стимулирует производство... Причем раз запущенный механизм уже не особенно нуждается в злой воле приставленных к нему людей. Известно, что целый ряд влиятельных мафиози (и наших, и итальянских) выступал против торговли наркотиками. Для кого-то это была лицемерная самореклама, но никак нельзя исключить искренние побуждения у тех, чьи близкие пострадали от наркотиков. Есть христианская точка зрения: что в любом (или почти любом) преступнике остается нечто человеческое... Но в перспективе это не имеет значения. Гангстерский синдикат, который отказывается от наркобизнеса, резко снижает свою рентабельность и проигрывает в конкурентной борьбе. Поэтому мафия будет торговать наркотиками безотносительно к тому, что думают об этом конкретные "крестные отцы". Самоподдерживающийся патологический процесс не поддается мягкому терапевтическому воздействию - он требует вмешательства хирурга, то есть продуманной стратегии силового воздействия. И строиться она должна прежде всего на четком понимании того, что есть организованная преступность и в чем ее отличие от обычной.

Конечно, традиция нормального капитализма тоже дает о себе знать, и каждый мафиозо, сколько-нибудь сохранный интеллектуально, задумывается (особенно с возрастом) о том, чтобы легализоваться, стать уважаемым бизнесменом. Об уважении (т. е. о социальном статусе) мы еще поговорим. А сейчас напомним контраргумент от "экономикс". Отбирать заработанное у других при прочих равных условиях легче и выгоднее, чем предпринимать что- либо самому; и торговля героином, несомненно, прибыльнее любой легальной торговли. (см. гл. 8) Вот два мотива, которые борются в сознании мафиозо как в сознании Панурга, когда он не мог решить, жениться ему или нет.

Здесь, как водится в реальной, нерасчлененной жизни, ключевым фактором, смещающим экономическое равновесие в ту или иную сторону, будет фактор вне- экономический - юстиция. Легкость криминального "заработка" должна компенсироваться его опасностью. Если риск зашкаливает за определенную черту, недозволенная деятельность перестает рассматриваться как рациональный бизнес, в который можно вкладывать капитал - и становится уделом "отвязанных" маргиналов, мало способных к созданию устойчивых организованных структур.

Именно такого эффекта - с точностью до наоборот! - добиваются либералы в сфере правосудия.

Минимизируя риски, либеральная юстиция действует как страховая компания, предохраняющая гангстерские синдикаты от "утечки мозгов", распада и растворения в легальной экономике.

Парадокс "вращающихся дверей". В США была разработана специальная система "вращающихся дверей", суть которой именно в том, чтобы преступники не отбывали в действительности того наказания, которое им назначено судом. Таким образом судебное решение (которое нужно "уважать") просто лишается смысла. Данные по изнасилованиям приводились в начале главы. Как пишет профессор Виталий Квашис, специально изучавший статистику Министерства юстиции США, 30% убийств совершалось "переданными на поруки, осужденными условно или освобожденными под "честное слово"[36] Те же "вращающиеся двери" (под другими названиями) неплохо вращаются и в Европе. Например, шведский бандит-неонацист Тони Ульссон грабил банк и расстреливал полицейских (двоих, уже обезоруженных, убили выстрелами в затылок) в то самое время, когда тюремное начальство выпустило его на свободу... для участия в театральном спектакле.[37]

Парадокс адвоката. Что представляет собой адвокат, защищающий члена мафии на деньги мафии? Чем он отличается от других профессионалов, нанимаемых преступным сообществом - от химика, разрабатывающего новый синтетический наркотик, или от проститутки, которую подкладывают нужным клиентам из политиков? Можно ли допускать такого человека к секретным материалам, содержащимся в уголовном деле? Конечно, можно. И военного атташе враждебной державы можно допускать на ядерный объект - взяв с него подписку о неразглашении чужих секретов своим работодателям.

Парадокс голландской тюрьмы. Законодательство развитых стран естественным образом ориентировано на их собственное население. Для среднего голландца даже голландская тюрьма, где кормят по ресторанному меню и на выходные отпускают домой - все равно наказание. Однако ядро организованной преступности рекрутируется совсем из другой среды. Для алжирского араба, албанца или для нашего соотечественника, получившего в Нидерландах убежище непонятно от кого, тамошняя тюрьма является санаторием. Причем дело не только в материальном достатке, но и в системе ценностей. Для большинства голландцев полицейский - это помощник, уважаемый специалист. Насилие - нечто чрезвычайное, враждебное принятому распорядку жизни. Для тех, кто вчера приехал в Амстердам из тридевятого царства, тот же полицейский - враг, "легавый". Правдивые показания в суде - "предательство". А насилие - нормальный способ разрешения конфликтов как внутри семьи ("А вот я вчера свою-то поучил маленько" - "Ну, молодец!"), так и за ее пределами.

Юридическая наука занимается чем угодно, но не этими кричащими противоречиями. Слепа не только сама Фемида - слепы ее ученые секретари.

Между тем, либеральные политики очень точно выделяют в законодательных хитросплетениях ключевые звенья. Вот как фракция "Выбор России" блокировала принятие Закона о борьбе с организованной преступностью. Претензии: "требование к владельцам денежных средств или имущества доказывать законность их происхождения противоречит принципу презумпции невиновности... Право скрывать от обвиняемого и его адвоката сведения о свидетелях и экспертах не позволяют обеспечивать принцип состязательности и равноправия сторон..."[38] Действительно! Представьте себе, что может произойти в зале суда, если друзья обвиняемого заблаговременно не узнают адреса свидетелей! А если узнают - тогда все "принципы"

будут обеспечены автоматически. Например, "состязательности" свидетеля, его жены и детей с теми, кто поджидает их в подъезде.

Между прочим, наши газеты с похвалой отзываются об американской программе защиты свидетелей. Спору нет - она технически совершенна. Только никто не задается простым вопросом: почему вообще в цивилизованном обществе законопослушный гражданин должен всю жизнь прятаться как заяц, меняя фамилии, места жительства и профессии?

Но главное: либеральная юстиция упорно игнорирует специфику организованной преступности. Она видит в членах группировок частных лиц, совершающих (или не совершающих) конкретные уголовно наказуемые деяния. С таким же успехом войну в Персидском заливе можно было бы рассматривать как перечень личных конфликтов между мужчинами разных национальностей, единовременно обострившихся на территории Кувейта.

В полевых условиях довольно трудно определить степень личной вины: нажимал ли вражеский солдат на курок, командовал "пли" или только подносил патроны. Более того: само понятие личной вины теряет смысл, поскольку речь идет об отлаженной технологической цепочке, в которой результат невозможен без совершения целого ряда промежуточных операций, причем каждый, кто их совершает, прекрасно осведомлен о конечной цели.

А разумный полководец на войне стремится не к тому, чтобы "наказать" каждого конкретного неприятельского солдата, но прежде всего к дезорганизации вражеской армии как структуры.

Борьба современного либерального государства с мафией очень эффектна на экране телевизора - в боевиках. Но насколько она эффективна? Ведь само слово "борьба" можно понимать по- разному. Академическая дискуссия - тоже борьба, как и любое спортивное соревнование. Но спортсмен будет совершенно по- разному бороться с соперником на чемпионате - и с бандитом, который ворвался к нему в дом. Именно так американцы и англичане сражались с Гитлером и нацистской агентурой. Судебные процессы не продолжались по десять лет с бесконечными кассациями. Обвиняемых не освобождали под поручительство ближайшего отделения НСДАП. Зондер- командам не позволяли приезжать из Германии, чтобы среди бела дня расправляться с неугодными свидетелями или с журналистом, опубликовавшим антифашистскую статью. Все поправки к Конституции США не защитили проживавших там японцев от массового интернирования по одному только подозрению (кстати, не подтвердившемуся) в том, что они могут сочувствовать врагу.

Обычный в таких случаях контраргумент: неприятель на войне носит форму и говорит на чужом языке. А наклеить на гражданина ярлык принадлежности к преступному сообществу - значит, отступить от принципа презумпции невиновности, и далее по кругу, см. выше. Конечно, в судебной практике возникает множество неоднозначных ситуаций: гражданин утверждает, что давно порвал с мафией, но так ли это на самом деле, и не служит ли его легальный бизнес прикрытием для криминального? Но ведь и во время войны шпионы и саботажники тоже притворяются лояльными гражданами. Что же касается мафии, то многие ее члены не только не скрываются, но напротив - афишируют принадлежность к "альтернативному государству" и ранг, занимаемый в "теневой иерархии". Существует целый ряд внешних признаков, по которым случайный собеседник или официант в ресторане быстро опознает, с кем имеет дело. Популярность "крестных отцов" сопоставима с популярностью спортсменов или артистов. И это закономерно: феодализм (даже патологический) оценивает личность по месту в иерархии, а систематическое организованное насилие теряет смысл, если непонятен его источник: кого бояться и у кого просить покровительства?

И профессионалы из правоохранительной сферы не глупее прочих граждан.

"Все криминальные структуры у меня в компьютере, как только поступит приказ, я их всех соберу на стадион и наведу порядок" (Начальник московского областного УВД - ТВ- программе "Времечко").[39] 20 000 граждан РФ, связанных с оргпреступностью, внесены Госдепартаментом США в список "нежелательных гостей на американской земле".[40] А вот замечательное признание (из разряда "фрейдовских оговорок") в криминальной хронике газеты "Время". Речь идет об очередном "заказном" убийстве.

"По первоначальной версии милиции, г-н Климентьев входил в руководство так называемого екатеринбургского ОПС "Уралмаш". Однако пресс- служба самого "Уралмаша" сразу же открестилась от погибшего, заявив, что, по их данным, он имел отношение к другой, "центровой" преступной группировке."[41] Вы можете сказать, что это специфика нашего убогого недокапитализма. Но, например, в Великобритании специфика еще откровеннее. Вот описание тюрьмы Мэйзон, где террористы добились для себя особого статуса - сверх- льготного (даже по английским меркам). "Уголовники содержатся отдельно и выполняют всю черную работу по территории. Террористы, считая себя "политическими", пачкать рук не желают. Все они в своих блоках абсолютно свободны. Камеры не закрываются даже на ночь... Двухнедельные рождественские каникулы... В блоке, как правило, оказывается кто-то из партийных боссов. Он и в тюрьме босс. Без его согласия ни один заключенный блока не выполнит не только распоряжение охранника, но и самого начальника тюрьмы... Самый страшный для администрации - "грязный протест" (мажут дерьмом стены). При угрозе такого протеста администрация готова пойти на любые уступки..." На каждого из заключенных правительство тратило 90 000 фунтов в год при зарплате, например, учителя - 15 000. Заметьте, что понятие "уголовники" (те, что "выполняют черную работу") в данном случае обманчиво. Террористы - точно такие же уголовники, их "партия" существует за счет рэкета и наркобизнеса, "идея" заключается в том, чтобы убивать людей другой национальности и вероисповедания, и даже методы тюремного "протеста" характерны для убогого люмпена, но они считают себя выше обычных, "традиционных" преступников. И эта претензия профессиональных убийц официально поддерживается государством. Понятно, что для получения льгот в качестве террориста нужно зарегистрироваться таковым. А оплачивают льготы своими налогами нормальные граждане - в том числе и те, чьи родственники были разорваны на куски бомбами террористов.

Итоги подводит начальник пресс- службы тюрьмы Марк Мак- Кейфи:

"Именно у нас молодые зеленые мальчики становятся не только накачанными боевиками, но и идейными фанатиками, Например, у нас в тюрьме очень сильная и разветвленная организация ИРА"[42]

Верное умозаключение, которое никак не отражается на работе его учреждения.

Таким образом, проблема мафии - прежде всего в том, что правящие круги мирятся с ее существованием. Преступность как таковая, разумеется, неискоренима в нашем грешном мире, однако ее конкретные организованные формы уязвимы как всякая структура. Это задача техническая.

И ее мало сказать не решают - не пытаются решать. Почему?

Феномен, который Илья Кормильцев когда-то определил как "союз боярства и урлы против третьего сословия" опирается на почтенные исторические традиции.

В императорском Риме "недовольство голодных люмпенов вызывало волну насилия... Для успокоения этой паразитической и опасной толпы было организовано специальное ведомство снабжения во главе с префектом анноны, а запасы продовольствия постоянно пополнялись за счет привоза хлеба, особенно из Египта. Каждый из 200 тыс. люмпенов, занесенных в специальные списки, ежемесячно получал хлебный паек... По случаю различных побед, торжественных событий Август раздавал денежные подарки, достигавшие 400 сестерциев на человека. Предметом постоянной заботы правительства была организация пышных зрелищ. Олна преследовала цели не только успокоения капризного люмпен-пролетариата, но и прославление силы и богатства императорского режима..." ("История Древнего Рима" под ред. В.И. Кузищина)[2] Таким образом, жители отдаленных провинций (того же Египта и других) должны были тяжким трудом содержать не только имперскую администрацию и местных вассальных правителей, но и многотысячную толпу получателей "welfare".

Некоторые императоры сознательно ориентировались на нравы и образ мыслей этой растленной толпы. Их имена стали нарицательными.

Спустя полтора тысячелетия, в 1848 г. в той же Италии папство и Бурбоны использовали так называемых "лаццарони" против демократического движения.

"Этот шаг неаполитанского люмпен- пролетариата предрешил поражение революции... Разъяренная банда победителей врывалась в дома, закалывала мужчин, насаживала на штыки детей, насиловала женщин, чтобы затем убивать их, грабила все и предавала пламени опустошенные жилища."[3]

Вот как выглядели "группы поддержки" французского президента (впоследствии императора) Луи Наполеона (не путать с великим Наполеоном): "Во время этих поездок, прославляемых как триумфальное шествие большим официозным вестником - газетой "Moniteur"..., его всюду сопровождали члены "Общества 18 брюмера". Это общество возникло в 1849 году. Под видом создания благотворительного общества французский люмпен-пролетариат был организован в тайные секции..., а во главе всего в целом стоял бонапартистский генерал. Рядом с промотавшимися кутилами сомнительного происхождения и с подозрительными средствами существования, рядом с авантюристами из развращенных подонков буржуазии в этом обществе встречались бродяги, отставные солдаты, выпущенные на свободу преступники, беглые каторжники, мошенники...словом, вся неопределенная разношерстная масса, которую обстоятельства бросают из стороны в сторону, и которую французы называют la boheme...Все его члены, поддерживая Бонапарта, чувствуют потребность удовлетворять себя за счет трудящейся массы нации. Бонапарт, становящийся во главе люмпен-пролетариата, находит только в нем массовое отражение своих личных интересов...Он собирает 10000 бездельников, которые должны представлять народ, подобно тому как ткач Основа собирался представлять льва".[4]

Примерно по такому же принципу в России собирали "черную сотню" (под патронажем "святого мученика" Николая Второго).

Подобные альянсы противоестественны, пока элита имеет основания называться таковой. Конечно, в индивидуальных биографиях возможны самые причудливые извивы. Мы знаем, что в казачьих "товариществах" начала ХVII века могли сходиться за одним столом князь- Гедеминович и безродный "лихой человек". Но если в мирное время симпатии "бомонда" к "развращенным подонкам" общества - подчеркиваю: не к "простому народу", а к ворам и сутенерам - входят в привычку и "хороший тон", то это уже диагностический признак. Элита саморазоблачается по принципу "скажи мне, кто твой друг..."

Паразита из виллы за $ 10 млн. роднит с паразитом из заплеванной блатхаты одна, но пламенная страсть - презрение к тем, кто работает.

Предыдущая глава нуждается в очень важном дополнении. Мафия не может называться мафией, пока ее дворянские претензии не признаются законопослушным обществом или значительной его частью. В этой связи я предлагаю читателю сопоставить два фрагмента из романов, написанных в разное время на английском языке.

"На сковороде, подвешенной на проволоке к полке над очагом, поджаривались на огне сосиски, а наклонившись над ними, стоял с вилкой очень старый сморщенный еврей с всклокоченными рыжими волосами, падавшими на его злобное, отталкивающее лицо. На нем был засаленный халат с открытым воротом... Несколько дрянных старых мешков, служивших постелями, лежали один подле другого на полу. За столом сидели четыре- пять мальчиков не старше Плута и с видом солидных мужчин курили длинные глиняные трубки и угощались спиртным." (Чарльз Диккенс. "Приключения Оливера Твиста").[5]

"Дон Вито Корлеоне был человеком, к которому обращался за помощью всякий, и не было случая, чтобы кто-то ушел от него ни с чем. Он не давал пустых обещаний, не прибегал к жалким отговоркам, что в мире-де существуют силы, более могущественные, чем он... Сейчас в этот знаменательный день - день свадьбы его дочери - дон Вито Корлеоне стоял в дверях своего приморского особняка на Лонг- Айленде, встречая гостей. Многие из них были обязаны дону своим житейским благополучием... Кто бы ни был гость, богач или бедняк, сильный мира сего или скромнейший из скромных, дон Корлеоне каждого принимал с широким радушием, никого не обойдя вниманием. Таково было его отличительное свойство..." (Марио Пьюзо. "Крестный отец").[6]

В обоих фрагментах речь идет о "крестных отцах" - о наставниках и организаторах преступного мира. Но как резко отличаются эти описания!

В России прошлого века тоже существовал "разбойный мир" со своей субкультурой и даже языком, непонятным для посторонних (то, что сначала называлось "байковый язык", а потом "феня"). Но купца из пьесы Островского легче представить себе поборником женского равноправия, нежели униженным плательщиком дани какому-нибудь "мазурику". В "Бесах" Достоевского Федька Каторжный вызывает страх как некое опасное животное - с ним могут общаться по тайным темным делам, но никто не станет этим гордиться.

Если обратиться к советской литературе, то и она, за исключением нескольких послереволюционных произведений, отразивших специфику смутного времени, продолжает традицию. У Ильфа и Петрова профессиональные преступники - кто? Да, все они, включая Остапа, вызывают обычно смех, иногда - сочувствие, но графа Монте- Кристо ни из кого не вышло. Детективный жанр, конечно, не может принижать своего антигероя до уровня Паниковского или диккенсовского Джека Даукинса по кличке "Плут", иначе и расследовать будет нечего, однако и у Конан- Дойля, и у Агаты Кристи, и у наших мэтров: Юрия Германа, братьев Вайнеров последовательно проводится мысль о том, что преступник, даже талантливый - это маргинал, человек ущербный (и сам себя обделивший), преследуемый обществом (в лице сыщика) и прячущийся от него. Вы скажете, что такова была официальная позиция. Но младшего Германа - Алексея - трудно отнести к официозу, между тем именно у него в "Иване Лапшине" преступный мир по-настоящему "расчеловечен" и начисто лишен того своеобразного артистизма, которым отмечены многие антигерои, например, "Места встречи...". В фильме Германа воровской притон - это клоака в полном смысле слова, зритель физически ощущает, как должны пахнуть обитающие там существа, внешне похожие на людей. Примерно такое же отношение к профессиональным уголовным преступникам демонстрируют Александр Солженицын и Варлам Шаламов, знавшие их не понаслышке. Даже в "блатных" песнях В. Высоцкого и А. Северного современные авторам уголовные персонажи (т. е. взятые из жизни, а не из фольклора 20-х гг.), как правило, несмотря на всю свою браваду, лишены каких бы то ни было признаков величия.

"Сколько я ни старался, Сколько я ни стремился, -

Я всегда попадался - И все время садился."[7]

Здесь читатель может вспомнить куда более ранний образ "благородного разбойника", характерный для романтиков. Однако ни Роб-Рой, ни Дубровский вовсе не были профессиональными ворами. Они выступали с оружием против социальной несправедливости. В современной терминологии они, скорее, повстанцы. Принципиальное различие очень точно показал последний великий романтик Р.Л. Стивенсон. В романе "Катриона" вождь клана Фрэзэров объясняет главному герою, что мятежника казнят за "вмешательство в дела королей"так же, как наемного убийцу, но первого дети не будут стыдиться, а второй навсегда покроет свой род позором.[8]

Сравните с современным высказыванием Георгия Вайнера.

"Это человек, который принимает на себя представление о Божьей воле, о воздаянии и возмездии. Он имеет мистическую власть над судьбами..."[9]

Кому посвящены столь возвышенные слова? Какому античному герою?

"Подлому" и "позорному" (с точки зрения героев Стивенсона) персонажу - наемному убийце.

"-А вы действительно с бандитами знакомы?

-Конечно. Но почему вы их называете бандитами? Их по-разному называют - преступный мир, мафия, уголовный мир, воры...

-А зачем вы с ними знакомы?

-Они очень интересные люди. Неординарные. Причем красивые... Они никогда не обидят женщину, ребенка, старика... Вы когда-нибудь поговорите с ними об их морали..."

Фрагмент перепечатан в "Московских новостях" в сопровождении группового снимка: популярный певец, народный артист, общественный деятель - в застольном соседстве с двумя воровскими авторитетами." (Фрагмент из интервью Кобзона с комментарием Владимира Максимова).[10]

"В экономической сфере, как и вообще в жизни, действует один и тот же закон: закон спроса и предложения. Сейчас, я думаю, большой спрос на смелых, отважных, отчаянных, рациональных, расчетливых, холодных. До определенной степени "отвязанных", не отягощенных интеллигентщиной, умеющих настоять на своем и постоять за себя. Естественно, это входит в противоречие с хрестоматийными нормами русской или российской морали... Если не на что снимать кино, не снимай, зарабатывай деньги, как это делает Кобзон... При этом о нем сочиняли всякие сплетни. А я думаю, что Кобзон просто релизовал себя как мужчина: деньги делал, наркотики перевозил? Да Бог знает, мне все равно." (Владимир Пилия, директор по связям с общественностью концерна "Эрлан")[11]

Художественное произведение, конечно, отражает жизнь. Если детектив вытесняется и в литературе, и в кинематографе так называемым "боевиком", сплошь и рядом представляющим собой "гангстерскую сагу" - значит, на то есть социальные причины. Но искусство - не пассивное зеркало. У творческого человека есть позиция, которая выражается в произведении, и в свою очередь (по принципу обратной связи) воздействует на социальную среду. Авторская позиция проявляется не только в прямых оценочных суждениях: "отталкивающее лицо", "широкое радушие" етс. Заметьте, как подробно (можно сказать - с энтомологической дотошностью) Диккенс описывал криминальный мир именно в его "трудовых буднях". Пьюзо, напротив, старательно избегает разговора о том, за счет чего (и кого) герои его саги пируют, воюют и оказывают благодеяния. Талантливый писатель и умный человек не мог не понимать, что подробное "бытовое" описание того, что представляет собою, например, такая "профессия", как торговля женщинами (сутенерство), может развеять весь романтический ореол. А очевидная ложь дискредитирует писателя...

Настоящие английские джентльмены, для которых писал и от которых зависел Диккенс, презирали и "Плута" Даукинса, и мрачного головореза Билла Сайкса, и "наставника" Феджина. Советское общество немногим лучше относилось к тем, кто выносил из чужих квартир аппаратуру. Преступность занимала свою малопрестижную экологическую нишу, а попытки ее вырваться оттуда в нормальную жизнь пресекались очень жестко. Теми самыми правоохранительными органами, о которых советский писатель Г. Вайнер умел написать так, чтобы в романе они выглядели несколько лучше, чем в жизни, и сами оставались своим изображением довольны - но чтобы в то же самое время роман не отталкивал читателей беспардонным враньем.

Теперь не только милиция (полиция), но и мафия выдает деятелям культуры социальный заказ. Как и всякая структура, имеющая деньги и власть, она имеет право быть воспетой.

Она хочет выглядеть настоящей аристократией, пусть жестокой (ну и что? воины всегда самоутверждались не слишком-то гуманными поступками), но по-своему благородной. Что ж - профессионалы знают свое дело. Гангстерский боевик, на первый взгляд как бы реалистичный, строится по сюжетным схемам эпической поэмы или романа о рыцарях Круглого стола. Прием у дона Вито Корлеоне описывается как княжеский пир. Наемные убийцы (самая презренная должность с точки зрения настоящей дворянской морали) производятся то в "Самураи", то в одиноких ангелов - мстителей вроде "Леона", который у Л. Бессона гордо и бескорыстно возвышается над презренными толпами продажных полицейских и прочих "поденщиков, рабов нужды..." Герой отечественного фильма "Тюремный роман" гибнет в бою с множеством противников - прямо как ирландский Кухулин или французский Роланд (реальная история, лежащая в основе сценария, куда менее романтична).

Социальный статус, престиж, "уважение" - важнейший мотив человеческой деятельности, вполне сопоставимый с материальной выгодой. Когда-то купец отдавал все состояние за дворянский герб для себя и своих детей. И удачливый вор мог разбогатеть в любом обществе. После чего стремился побыстрее конвертировать свои грязные деньги в высокий официальный статус.

Современная ситуация несколько иная. Художественно-рекламная продукция Пьюзо и его бесчисленных эпигонов (включите телевизор - не промахнетесь!) отличается тем, что уголовники романтизированы и героизированы именно как уголовники. Мафиозная система ценностей распространяется на окружающее общество. Оказывается, высокий статус уже не предполагает разрыва с "преступным прошлым". Можно быть респектабельным и романтичным, оставаясь грабителем и убийцей.

В России многие искренне удивились: почему западная интеллектуальная элита оказала прямую поддержку северокавказским работорговцам в борьбе с законным правительством. "Письмо французского философа Андре Глюксмана и примкнувших к нему двухсот интеллектуалов называлось "Ужас бродит по Европе" и было посвящено действиям России в Чечне"[12] В этом бредовом заявлении (где "бродит по Европе" российская армия?) справедливо усмотрели русофобию, НАТОвский политический заказ етс. Ведь годом раньше, приветствуя бомбардировки Югославии, "философ" Глюксман высказывался с редкой для философов откровенностью:

"Давайте помечтаем: единая Европа от Бреста до Владивостока , возможно, родится в свободной Приштине".[13]

Но геополитические мечтания в духе короля Пикроколя (см. "Гаргантюа и Пантагрюэль") объясняют далеко не все.

В Англии совершенно открыто вербует наемников на войну в Чечне организация "Ансар аш-Шариа" во главе с международным террористом Абу Хамзой.[14] Он воевал в Афганистане и Боснии. Именно его люди в ноябре 1999 г. избивали в Лондоне тележурналистов ОРТ и НТВ, а аппаратуру частично разбили, частично украли. Однако Египет требует от Англии выдачи своего уроженца совсем по другим делам.

Парадокс заключается в том, что группировки, расстреливающие иностранных туристов на берегах Нила, совершенно открыто действуют в тех странах, откуда эти туристы приехали. Оттуда же поступают деньги на покупку оружия и взрывчатки, собираемые Хамзой в одной из лондонских мечетей (в районе Финсбери- парк). Протесты дружественного Западу египетского правительства так же безрезультатны, как ноты из Москвы. Впрочем, не совсем безрезультатны. Террорист, объявленный в розыск двумя государствами (Египтом, а также Йеменом) получает британское гражданство.

"- Я за создание исламского государства по всей России. В США, везде, любой ценой... Оставшиеся христианские государства должны жить в мире с законами ислама, - комментирует Хамза, - Намеренно убивать невинных людей не нужно, только по необходимости"[15]

"Международный исламский фронт против иудеев и крестоносцев" (опубликовавший в 1998 г. предписание: убивать американцев в любой точке земного шара); "Исламский фронт спасения" и "Вооруженная исламская группа" (исключительно кровожадные группировки из Алжира, истребляющие случайных прохожих по принципу "Аллах разберет, кто праведен, кто грешен", общее число жертв - более 50 тысяч) - все они беспрепятственно работают в Англии.[16] Попытка депортировать иностранца, вербовавшего наемников для террористической деятельности в Индии, завершилась тем, что иммиграционная комиссия отказала своей же британской контрразведке в этом требовании и "оставила вербовщика в покое".[17]

Чтобы легализовать террористическую организацию, достаточно придумать ей второе название - можно вешать вывеску на оффисе и заниматься пропагандистским и финансовым обеспечением массовых убийств, совершенно никого не опасаясь. На либеральном жаргоне это называется "легализованное политическое крыло". Любой ребенок знает, что ирландская "Шинн Фейн" - это ИРА, испанская "Эрри Батасуна" - ЭТА (см.[18]) и т.д. Только полиция и суд десятилетиями пребывают в мучительных (не иначе как культурологических) изысканиях.

Французский премьер Лионель Жоспен, находясь в Израиле и на мгновение забыв о политкорректности, непозволительно оговорился: такие, мол, террористы как боевики "Хезболла". Тут же вся либеральная Европа начинает извиняться перед террористами за то, что их назвали таковыми. "Страны европейского Союза не считают ливанское движение "Хезболлах" террористической организацией", - заявил глава Еврокомиссии Романо Проди.[19] Сами же французы приняли живое участие в публичной порке своего премьера.

Но "Хезболла" убивает не русских, а в основном израильских евреев. Поощрение "Ичкерии" еще можно объяснить НАТОвской интригой: стравить Россию с воинствующим исламом таким образом, чтобы ни та, ни другая сторона не могла добиться полной победы, обе оказались ослаблены и обескровлены, а внимание фанатиков с бомбами надолго отвлечено от сытых европейских столиц (мюнхенская схема 1938 г.). Но какой внешнеполитический интерес побуждает дестабилизировать Израиль? Индию? Египет? Алжир? В конце концов, собственное государство - см. в предыдущей главе удивительные факты: как ИРА кормилось за счет английских налогоплательщиков.

До сих пор речь у нас шла в основном о том, что либеральное общество раскрывает объятия "сливкам" преступного мира: мафиози и террористам. Дальше процесс приобретает клинический характер. Под защиту берется всякая общественно опасная патология.

"Преступление отличает нас от животных.... Как адвокат и свободный человек, я считаю эти (правовые- И.С.) нормы чем-то временным", - вещает знаменитый французский адвокат, "блестящий человек, эрудит" (по оценке газеты "Известия") Жак Вержес. Он сочинил книгу "Красота преступления", но больше всего прославился как защитник нацистского палача К.Барбье и террориста Карлоса по кличке "Шакал" - причем защитник не только в суде, но и в публицистике. Оправдывая террористов, убивающих на улицах ни в чем не повинных людей, Вержес сравнивает этих маньяков... с участниками антифашистского подполья во время Второй мировой войны: "тогда немцы называли "террористами" участников сопротивления..."[20]

"Вообще борьба личности с "системой" в любом виде (выделено - И.С.) вызывает симпатию", - продолжает мысль Вержеса наш Александр Гурнов (Служба новостей ТСН)[21]"Задача правозащитников - всегда критиковать власть".(Юрий Орлов, "Мемориал").[22] А вот еще один француз, "знаменитый" кинорежиссер Леос Каракс:

"Псевдоним я придумал себе Флоранс Аруэ, в честь Флоранс Рэ, девушки, приговоренной к 15 годам тюрьмы...Эта Флоранс Рэ, семнадцатилетняя лицеистка, вместе со своим другом решила убить другого лицеиста. Они вместе выбрали жертву. Она - потому что он казался ей привлекательным. А он - потому что они из-за чего-то не поладили. Кажется, из-за мотоцикла. Она завлекла жертву, якобы чтоб заняться с ним любовью. И вместе со своим другом они нанесли по десять ударов ножом каждый. Я очень боялся, смущался, когда ехал на первое свидание с ней... Флоранс оказалась блестящей и трогательной молодой женщиной, которой я посылаю письма отовсюду, где бы ни находился." (из интервью "Коммерсанту")[23] Далее мсье "Флоракс" с таким же подростковым восторгом вспоминает о своем пребывании в воюющей Боснии, естественно - на стороне Изетбеговича.

Прочитав этот фрагмент, один из будущих критиков книги, заметил, что Каракс - не режиссер, а просто сумасшедший, это ясно и из его фильмов, которые невыносимо скучно смотреть. Я решительно не согласился. Сумасшедшим Каракс был бы, если бы выступил в югославском конфликте на стороне сербов. И вообще состояние его психики - забота родственников и лечащего врача. А мне, как историку, вдвойне интересно, за какие заслуги "просто сумасшедшего" произвели в крупные мастера искусства. Если творческих нет - значит, за идейные? Те, что отражены в интервью?

Не меньший интерес представляет кинопродукция, в которой авторы пытаются "очеловечить" и эстетизировать то, что даже в английских тюрьмах содержится отдельно и под строгой охраной, чтобы не растерзали другие заключенные - а именно "серийных" убийц. Это гонимое "меньшинство" до сих пор освещалось в искусстве как-то неплюралистично, в тоталитарном духе. Чтобы реабилитироваться, в США снимают "Молчание ягнят" и "Основной инстинкт": когорта самых знаменитых артистов и смакование психопатологии обеспечивают весьма средним фильмам широчайшую популярность, и соответственно - возможность воздействовать на сознание миллионов людей. Помните: "кто имеет больше права на жизнь?" Конечно, маньяк имеет право на жизнь. Особенно такой умница и симпатяга как доктор Лестер из "Молчания..."

Кстати, о докторах. В 70-е годы по западным странам прокатилась мощная кампания за освобождение психически больных из соответствующих клиник, так называемая "деинституализация". Мотивировка - естественно, права человека. Если в 50-е годы в государственных больницах США содержалось 559 тысяч хронических больных, то к середине 90-х осталось 90 тысяч. Те, кто сам не захотел уходить. Опытом либеральных реформ делится известный американский психиатр Фуллер Торри:

"В 1984 году в округе Колумбия я лично обследовал бездомную женщину с бредом и галлюцинациями, бродившую по городу с топором. Полиция отказалась доставить ее в психиатрическую клинику, потому что та еще не совершила ничего такого, что свидетельствовало бы о ее опасности для окружающих. В штате Висконсин мужчина забаррикадировался в своем доме и сидел с винтовкой в руках, повторяя: "Убей, убей!" Судья постановил, что этот человек представляет недостаточно явную угрозу, чтобы подвергнуть его госпитализации в принудительном порядке. В другом случае больной шизофренией во время пребывания в тюрьме был замечен за поеданием своих фекалий... Прения сторон в суде происходили следующим образом:

Общественный защитник: Доктор, может ли однократное поедание фекального материала представлять для человека серьезную опасность?

Врач: Этот материал, конечно, следует считать несъедобным. В нем содержатся элементы, могущие нанести вред...

Защитник: Но вы не можете утверждать, что съев подобный материал один раз, данный человек обязательно повредит своему здоровью?

Врач: Да, один раз не повредит.

В госпитализации было отказано."[24] То есть несчастный, заведомо неспособный к самостоятельному существованию, вышел на "свободу". А тот, кто этого добился, называется его "защитником". Тот же Фуллер Торри с грустью отмечает, что жертвами "деинституализации" стали в первую очередь сами же больные. Из числа больных шизофренией, освобожденных под надзор Национального института психического здоровья, реально состояли там на учете меньше половины (42%), остальные - неизвестно где.

Нетрудно заметить, что "деинституализация" - прямое воплощение идей, высказанных когда-то в романе Кена Кизи "Пролетая над гнездом кукушки" и в снятом по этому произведению фильме Милоша Формана. "Вредители в белых халатах" под видом лечения тиранят несчастных больных, а для улучшения их состояния нужно всего ничего - чтобы нашелся решительный человек (Джек Николсон), который выведет братьев по несчастью на свободу. Когда Кен Кизи писал свой роман (в начале 60-х), жизнь давала основания для такого радикализма. Научная психиатрия была недостаточно искусна и слишком жестока - не от дурного отношения к больным, а от отсутствия в арсенале эффективных медикаментозных средств. Парадокс заключается в том, что тяжелых шизофреников "освобождают" именно в те годы, когда необходимые лекарства появляются одно за другим.

Книга Э. Фуллера Торри на английском языке выходила несколько раз в 80-е годы, к концу десятилетия у специалистов не могло быть уже никаких сомнений по поводу сокрушительных успехов "деинституализации" - но невзирая ни на что, аналогичные преобразования проводятся у нас в общем пакете либеральных реформ. Как коллективизация в Эфиопии. И мы услышали от отечественных психиатров и участковых милиционеров идейно выдержанные формулировки: "Забрать не можем, он пока никого не убил. Вот когда убьет - тогда сразу же обращайтесь."

А Милош Форман теперь снимает другое кино, тоже правозащитное. Новый его герой - крупнейший деятель международного порнобизнеса Ларри Флинт, законченный негодяй по любым критериям, в том числе и тем, которым следовал молодой радикал Форман. Неограниченную свободу миллионера Флинта самовыражаться, как ему вздумается, нужно защитить от тех простых американцев, которым не по вкусу "фекальные материалы" в эфире и в газетном киоске.

В следующих главах , посвященных наркомании, половым извращениям и другим подаркам из того же пакета, у нас еще будет возможность проследить, в каких конкретных формах проявляется это замечательное расстройство влечений- я бы назвал его "какофилией", от греческого "плохой".

Но прежде мы должны ответить на важный вопрос, который, наверное, уже задают себе (и автору) многие читатели. Может быть, все, о чем говорилось выше, объясняется простым человеческим чувством - добротой? Глюксман и Ко подписывают свои воззвания, потому что увидели по телевизору разрушенный Грозный и сильно пожалели тамошних жителей. И англичане по той же причине откармливали матерых убийц на 90 000 фунтов в год - чтобы преодолеть их ненависть добротой. Может быть, в этом нет истины - но есть искренность. А как сказал Булат Окуджава, "были б помыслы чисты, а остальное все приложится..."

Когда Христа уводили на смерть, он запретил апостолу обнажать меч и защищать мечом своего учителя. И того же Христа постоянно осуждали фарисеи именно за то, что он общается с отбросами тогдашнего общества - с мытарями и блудницами. Может быть, Приставкин, Вержес и Каракс берут пример с Христа?

Этот, вроде бы, простенький "житейский" вопрос - из разговора за столом, а не в большой академической аудитории - требует куда более внимательного рассмотрения, нежели вся та псевдонаучная трескотня, которой либералы официально мотивируют свои "реформы".

Для начала нужно признать, что так называемая западная культура подошла - или, точнее, подходила в историческом промежутке от Вьетнамской войны до Югославской - ближе всего к осуществлению христианского идеала человеческого общежития. Такой вывод мы должны сделать на основании прямого указания, содержащегося в Евангелии: "истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне"[25] Можно сколько угодно объяснять "сытостью" европейского или американского "обывателя" (даже "сытостью за чужой счет") его готовность помогать то тюленям с Алеутских островов, то больным детям, голодающим в российских детдомах среди высочайшей "духовности", в которой мы, конечно же, Америку неизмеримо превосходим. Выше уже говорилось (гл. 2) о "человеческом лице" капитализма. Цивилизация, победившая в Холодной войне, оказалась добрее на уровне повседневных человеческих отношений: добрее к пенсионерам, детям, больным и к тем же заключенным. Именно бытовым человеколюбием она отличалась в лучшую сторону как от "реального социализма", так и от европейского средневековья. (Человеку церковному трудно признать этот факт, поскольку тогда придется соглашаться с идеей прогресса, в том числе и нравственного, который не соотносится прямо с хождением или не- хождением в храм).

Но эта книга как раз и посвящена печальной истории о том, как и почему разумное и доброе, не успев стать вечным, перерождается в свою полную противоположность.

Другая сторона проблемы: то, что в плюралистичном обществе никто не обязан соглашаться и с Христом. Хрестоматийным "кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую" можно обосновать санаторный режим для террористов, но та же ссылка на Евангелие может стать аргументом в пользу того мнения, что каждая из мировых религий имеет свои сильные и слабые стороны, а непротивление злу, характерное для христианства и буддизма, как раз весьма уязвимо для критики.

Разумеется, здесь не место для теологических дискуссий. Ограничимся тем, что непосредственно касается темы.

Независимо от того, согласны мы с основателем христианства или нет, он отдал жизнь за свои убеждения. Он не был лицемером. А современный либерализм насквозь пронизан лицемерием как заплесневелая горбушка - мицелием плесневого грибка.

Можно быть сторонником или противником пацифизма, но нельзя быть пацифистом по вторникам и ярым милитаристом по четвергам. Нельзя быть антифашистом в Сербии и Австрии - и фашистом в Боснии и Латвии. Нельзя быть в принципе за неприкосновенность частной собственности, но при случае торговать краденым. Нельзя то признавать индивидуальную ответственность ("они сами выбрали, что им читать и смотреть..."), то решительно отвергать ("его вынудили стать убийцей...").

"Милость к падшим" у Христа и у адвоката Вержеса тоже отличаются принципиально, и сформулировав это отличие, мы приблизимся к пониманию либеральной идеи. Согласно общепринятому толкованию, Иисус доброжелательно общался с грешниками, потому что видел в каждом человеке душу, которая не исчерпывается грехом и может быть "призвана к покаянию". Но он не помогал мытарям грабить народ. И вообще не проявлял ни малейшей терпимости к греху. Напротив, его представления о том, что хорошо, что дурно, зафиксированные в Евангелиях, отличаются чрезвычайной жесткостью и бескомпромиссностью.

Либерал - я имею в виду, естественно, не домохозяйку, которая дает деньги "на благотворительность" даже не подозревая, что они пойдут на покупку оружия для боевиков, а человека образованного, ведающего, что творит - малодушно оправдывает зло как таковое. Надеюсь, что приведенные выше цитаты достаточно красноречивы. В следующих главах будут приведены и другие, не менее выразительные. Но терпимость к сознательному и целенаправленному злу называется соучастием.

" Оправдание искренностью" возможно для Формана, который снимал "Кукушкино гнездо" - но не для того, кто снял "Народ против Ларри Флинта" (хотя неправды хватает в обоих фильмах). Разница примерно такая же, как между Маяковским и Прохановым.

Либеральное вероучение медленно и неуклонно, сквозь все оговорки и внезапные приступы морализаторства, развивается в направлении нравственного релятивизма.

Наука культурология волей-неволей ассоциируется с именами серьезных ученых, далеких от лакейского "чего изволите". В нашей стране это, например, Владимир Яковлевич Пропп, автор гениального исследования "Исторические корни волшебной сказки"; Михаил Иванович Стеблин-Каменский, чей "Мир саги" завершается беседой современного ученого с чудесно воскрешенным гостем из раннего средневековья (и как же им трудно понять друг друга!); замечательный медиевист Арон Яковлевич Гуревич (всем, у кого есть дети-школьники, напоминаю про его с Д.Э.Харитонович учебник "История Средних веков"). Между прочим, именно эту традицию продолжает А. Л. Юрганов.

Культурологический подход противоположен археологическому. Археолог танцует от печки, то есть от кирпичей, из которых она была сложена, и прочих осязаемых реликтов; он познает общество через предметный мир. Он материалист по природе своего ремесла, независимо от хорошего или плохого отношения к Карлу Марксу. А культуролог - воспользуемся формулировкой из аннотации к вышеупомянутому учебнику -объясняет "события и структуры..., исходя из взглядов, чувств, устремлений, ценностей людей...".[1] Такой подход весьма уязвим. В основе своей человеческая цивилизация все-таки материальна. Прежде чем сочинять книги, надо поесть, попить, прикрыть свое материальное тело от холода и дождя. Но при решении некоторых конкретных проблем культурологическая методика работает. Причем не только в Древней истории или медиевистике. Например, социальный феномен организованной преступности (мафии) гораздо легче понять, проследив, как изменился за последние сто лет образ уголовного преступника в европейском искусстве, что мы с вами и сделали только что. Причины поражения демократического движения в нашей "бывшей" родной стране запечатлены на пленках "магнитофонного самиздата" от Высоцкого до Гребенщикова и Башлачева: как эволюционировал герой авторской песни, и с какими "взглядами, чувствами, устремлениями" подошел он к историческому рубежу перестройки? Разумеется, частные исследования такого рода не заменяют, а дополняют базовую социально-экономическую историю...

Но не стоит углубляться в тонкости научных дискуссий. В последнее время "культурологией" стали называть нечто специфическое, что не вписывается ни в какую исследовательскую методологию. Вашему покорному слуге пришлось непосредственно соприкоснуться с этим феноменом, когда я нежданно-негаданно сам оказался культурологом "нового типа" - одним из авторов фундаментального словаря "Культурология. ХХ век" и еще более фундаментальной двухтомной энциклопедии под тем же скромным названием.

Подчеркиваю: речь идет не о приложении к журналу "Fool girl", а о солидных изданиях, осуществленных санкт-петербургской "Университетской книгой" при содействии фондов "Открытое общество", Поддержки науки и образования и "Учебная литература" (последний фонд - при комитете по образованию г. Санкт-Петербурга); в редакционной коллегии - перечень докторов наук и профессоров.

Почему же я оказался в их рядах "нежданно- негаданно"?

Когда-то московское издательство "Юрист" заказало мне статью о тогда еще модном русском роке: мол, у вас только что вышла книжка об истории этого явления, изложите вкратце основные идеи. Я изложил. Отнес статью в издательство и с тех пор периодически (примерно раз в год) беспокоил редактора телефонными звонками: "Как поживает моя рукопись?" Никакой информации я так и не получил, пока в книжном магазине не наткнулся на вышеупомянутый словарь по культурологии, выпущенный неизвестным мне издательством из города на Неве на деньги известного мистера Сороса. Моя знакомая из "Юриста" - ее звали С.Я.Левит - значилась составителем. И.Смирнов - одним из авторов. Но сочинение мое, попутешествовав между двумя столицами, изменилось самым радикальным образом. Из него было вырезано, во-первых, определение предмета, во-вторых, все имена музыкантов, названия групп и конкретных произведений. Представьте себе на минуточку статью, например, про русскую литературу начала Х1Х века - без единого имени поэта или писателя.

Оставшийся от текста огрызок оказался присобачен к произведению какого-то другого "культуролога", мне незнакомого, и подписано все вместе двумя фамилиями - как будто сочинялось в соавторстве.

Чем же в результате "мы" обогатили ВУЗы и фундаментальные библиотеки, которые приобрели словарь, а затем и энциклопедию "Культурология. ХХ век" в качестве серьезных пособий для нескольких поколений студентов и исследователей? Воспроизвожу с буквальной точностью.

"...Рок - это, прежде всего, не искусство, не идеология, а система ценностей и образ жизни. Отсюда социальная направленность рока и практика, выраженная в шокирующей триаде: пансексуализм - наркотики - музыка. Р.-к.(рок-культура - И.С.) породила несколько феноменов: язык (слэнг) и стиль одежды, рок-периодику ("Роллинг Стоунз") (именно так- И.С.), рок-энциклопедию (?? -какую именно из десятков, вернее - сотен? -И.С.), рок-концерт (сэйшен) и т.п.

...Ритм в Р.-к. приобретает почти религ. значение. Это связано с тем, что метафизика контркультуры по духу и смыслу своему ближе всего к энергетич. варианту теории эманации. "Бог, то, что мы называем богом, - это разновидность вибрации. Мы достигаем перевоплощения, когда мы достигаем той тончайшей вибрации, на к-рой мы становимся едины с богом. Мы вибрируем на том же уровне", - из манифеста рок-общины. ( какой "общины"?! -И.С.)...Культура наркотиков тоже имеет негритянское происхождение."[2]

И т.п. Иными словами, Бог - это вибратор (прости, Господи), а негритянский заговор злее сионистского, потому что чернокожие каким-то образом распространили не только снотворный мак в Средней Азии, но еще и коку в Южной Америке - задолго до Колумба!

Для сравнения: мой первоначальный текст как раз и начинался с того, что рок - "прежде всего" искусство , и именно поэтому песни Джона Леннона и Джима Моррисона интересны довольно большому числу нормальных людей, а не только наркоманам и "пансескуалистам". Кстати, и поклонники Есенина - не обязательно алкоголики, и Достоевского читает большое количество граждан, не страдающих эпилепсией или антисемитизмом. Но мой подход почему-то не устроил ученых энциклопедистов. Они предпочли другое определение: "Рок-культура - явление молодежной субкультуры... Ядро Р.-к. составляет контркультура..." И т.п., см. выше.

Почему?

Здесь, уважаемые читатели, заканчивается обычная пост-советская "сага о жуликах", и начинается научная проблема. Потому что нормальный издательский жулик не станет утруждать себя переработкой чужого произведения - ему достаточно гордого осознания того, что автору не заплачено ни копейки.

В поисках ответа на свой исследовательский вопрос я стал просматривать другие статьи культурологического словаря. "Явление молодежной субкультуры..." Откроем-ка на букву "С".

"Субкультуры".

"Цыгане, например, не считают зазорным воровать у "чужих". Однако такой поступок, совершенный внутри табора, расценивается как преступление...Непочтительное отношение к старому человеку не будет воспринято на Кавказе как добродетель. Среди заключенных, говорящих на особом жаргоне, также складываются своеобразные стандарты поведения, типичные только для данной среды. Подобного рода феномены мы называем С."[3]

Если не поняли, перечитайте еще раз. Народы Кавказа должны быть особенно благодарны за то, что их национальные традиции чохом (по принципу "лицо кавказской национальности") приравняли к субкультуре уголовников.

Между прочим, "С. ...обладают стойкостью и в то же время не оказывают воздействия на генеральный ствол культуры". Если рок-музыка относится к "С", значит, БИТЛЗ, ПИНК ФЛОЙД, "Jesus Christ Superstar" "не оказали воздействия на генеральный ствол". Скрупулезно подмечено. В "моей" статье где-то ближе к середине мелькнет и такая загадочная формулировка: "эстетизация и элитаризация рок-искусства, выражающаяся в развитии таких жанров, как симфо-рок, рок-опера, арт-рок, рок-авангард, джаз-рок и т.п."То есть арт-рок ("и т.п.") - все-таки искусство?[4]

Платяной шкаф -мебель. И книжный - тоже мебель. И т.п. А шкафы как таковые - не мебель, а явление деревянной субкультуры.

Хорошо. Посмотрим тогда на букву "К" - что такое "Контркультура". Оказывается, "контркультурным значением в совр. мире обладают не отд. феномены, а вся совокупность субкультур" (во множественном числе).[5] Если вы еще не запутались окончательно, напоминаю, что многострадальный рок был у нас "явлением субкультуры" (в единственном числе). А "контркультура" составляла его "ядро" . То есть ядро состоит из множества того, явлением чего... Тьфу. Теперь запутался я сам.

Как сказал бы фольклорный Василий Иванович: "А это, Петька, наука культурология".

Может быть, поможет пространная статья "Культура ХХ века"? Напрасные надежды. Ведь "реальные вещи и смыслы не наличны в знаках, каковы бы ни были эти знаки. Наличие (presence) недостоверно и недоказуемо в принципе. Мотивы Иного (внечеловеч. и внекультурные жесты) не что иное, как знаки всемирного Письма (Деррида) или тени вездесущих электронных экранов (Бодрийяр). Потому и новая радикальная биокосмичность этогокак бы отбросившего человеч. мерки искусства - это знаковая, репрезентативная биокосмичность..."[6] Неужели и ЭТО - наука? Или все-таки "внечеловеч." белиберда, чей ближайший культурный аналог - пародии Франсуа Рабле на "ученую" заумь средневековых схоластов?

Или, может быть, мне попались какие-то халтурные словари и энциклопедии современной культурологии? Как я уже с почтением отметил выше, в редакционной коллегии - именитые профессора, они же и авторы большинства статей. Например, сочинение про цыган, кавказцев и уголовников подписано: "П.С. Гуревич".

"Писать так, чтобы было интересно, - касается это научной литературы или учебников , - традиция, у нас, в отличие от Запада, практически отсутствующая. А ведь в этом проявляется степень уважения к читателю, будь то ребенок или взрослый. Учебные книги Павла Гуревича - исключение. В них автору удается соединять научность и популярность, глубину и занимательность. Имя Павла Гуревича давно и широко известно в научных кругах: он автор множества книг и статей, под его редакцией выходят сборники, переводы, хрестоматии, журналы "Философские науки", "Архетип" и др. Нереально перечислить все его действительные регалии: доктор философских и филологических наук, ректор Института психрвнализа, член международных научных ассоциаций, обществ, академий..." (из газеты для учителей "Первое сентября")[7]

Неужели тот самый?

Возьмите с полки "Культурология" книжного магазина наугад любое другое пособие. "Словарь культуры ХХ века", составлен "известным философом и культурологом Вадимом Рудневым" Специальная статья (!) посвящена словам- паразитам "как бы" и "на самом деле", из коих выводятся глубокие историко-философские закономерности развития несчастной России (ну чистый Рабле!), а т.н. "постмодернизм" возведен в "основное направление современной философии, искусства и науки".[8] Привет из Академии общественных наук при ЦК КПСС. Интересно, чем этот самый "постмодернизм" обогатил, например, генную инженерию? Или археологию доколумбовой Америки?

Согласно другому словарю-справочнику: "Человек и общество. Культурология", "монастырь - место, где люди живут и совершают культовые действия"; "еда - хорошо известная нам пища", а "иудейской культуре требуется человек, который ... ничего не знает и не хочет, кроме следования своему Закону - Богу."[9]

Самое печальное, что на этот уровень немедленно опускаются и серьезные специалисты, как только их заносит в "культурологию". Меняется даже манера речи. Человек, способный живо и увлекательно рассказывать, к примеру, о древних римлянах (Г.С. Кнабе), в том числе и о сложнейших проблемах их культуры, переходит на "внечеловеч." птичий язык, в котором "не наличны реальные вещи и смыслы". Причины раскрыл другой историк, И.Н. Данилевский в "культурологическом ликбезе":

"Наиболее распространенным в наши дни является определение культуры как способности человека придавать смысл своим действиям (выделено автором)...Рассмотренное понимание культуры, как уже отмечалось, несколько отличается от общепринятого. В частности, оно не затрагивает непосредственно художественную и материальную культуру, полностью оставаясь в рамках культуры духовной. В то же время именно духовная культура как совокупность значений и смыслов, определяющих все, что делает человек, является системообразующей всех областей культуры, наполняя их реальным для каждого человека содержанием..."[10]

Понимаю, что читать такие тексты непросто. Но если напрячься, можно выудить один, и очень конкретный смысл. В основе новой "науки" лежит очередная расчленительская операция. "Культура" отрывается не только от своей материальной основы, но даже от художественного творчества, то есть от какого бы то ни было конкретного содержания! И сводится тем самым к "духовным смыслам" - к потокам пустых слов, которые свободно текут взад- вперед, вообще не касаясь реальной действительности.

Однако вернемся в эту самую действительность.

Многозначные термины - вечный источник спекуляций, бесплодных "споров о словах" и пренебрежения со стороны коллег-естественников.

Конечно, термин - всего лишь условность. Если очень хочется, можно генерала Макашова назвать "левым" (как принято у наших ТВ-грамотеев), а субкультурой- например, почвоведение. Или бутерброд с субпродуктом. Но будет ли это удобно? И полезно?

Итак, субкультура.

Термин-то появился именно для того, чтобы выделить в системе материальных и духовных ценностей какого-то народа - то есть в его общей, "большой" национальной культуре - устойчивые совокупности норм, ритуалов, особенностей внешнего вида, языка (слэнга) и художественного творчества (как правило, любительского), характерные для отдельных групп со специфическим образом жизни, которые осознают и, как правило, культивируют свою обособленность. Поэтому мы с полным правом говорим о субкультуре криминальной, гомосексуальной или наркоманской. "Суб" - латинское "под" - указывает на несамостоятельность, второстепенность и второсортность. Интеллигентному человеку не придет в голову назвать "субкультурой" национальную культуру другого народа. Это будет воспринято как оскорбление.

Определяющий признак субкультуры - не малочисленность приверженцев (высшую математику тоже понимают не все), а установка на строительство своего рода лягушатника, отгороженного от базовых ценностей по принципу "для своих сойдет" - "я не Лермонтов, не Пушкин, я блатной поэт Кукушкин" - причем "свои" отличаются от "чужих" по внешним, формальным признакам. По покрою штанишек, прическе, "фенечкам", фигурам из пальцев. Поэтому настоящее искусство, даже связанное с субкультурой по происхождению, неизбежно перерастает ее рамки: "мы на языке одном о разном говорили" (А.Башлачев). Хрестоматийный пример - "лагерные" песни А.Галича.

Субкультуры существуют давно. Еще В. И. Даль собирал образцы "байкового языка" - "вымышленый, малословный язык столичных мазуриков, воров и карманников, нечто в роде афенского".[11] Заметьте, что министры на этом языке почему-то не говорили - ни царские, ни советские.

Литературный персонаж, предвосхитивший субкультурные повадки задолго до того, как сам термин вошел в исследовательский обиход - Эллочка-людоедка в "Двенадцати стульях". Если бы она дожила до 90-х, могла бы стать идеальной ведущей, например, MTV. Во времена Ильфа и Петрова она вызывала только смех.

Легализация и культивирование субкультур на Западе берет начало с т.н. "молодежной революции" 60-х годов.На гребень последней волны капиталистической эмансипации оказались вознесены культурные феномены, даже целый жанр искусства (рок-музыка), которые формировались и распространялись по преимуществу в молодежной среде. Вот в каких конкретных исторических обстоятельствах словосочетание "молодежная культура" имело смысл. Но революциям свойственно доводить свои лозунги до крайности, то есть до абсурда. Из разумной идеи равноправия для молодежи вывели т.н. "конфликт поколений". Студенческие демонстрации вдохновлялись верой в то, что их культура не какими-то отдельными особенностями, а целиком и полностью самостийна от "взрослой". Никакого положительного смысла в этой эмоциональной нелепице не было и быть не могло: культура - слишком большое и сложное здание, чтобы каждое поколение строило его заново. Поэтому за позитив взяли первое, что попалось под руку: многочисленные подростково-молодежные субкультуры, копошащиеся по задворкам большого города.

В нормальных условиях молодой человек, выбирая "делать жизнь с кого", ориентируется прежде всего на уважаемого и компетентного взрослого. Паж - на рыцаря, подмастерье - на мастера, юнга - на опытного "морского волка", студент-первокурсник - на Нобелевского лауреата етс. Идея о том, что у молодежи должна быть какая-то своя, опричная "молодежная культура", ломает механизм социализации. В соответствии с этой идеей главной, если не единственной референтной группой в самый важный для человека момент, когда формируется его личность и определяется судьба, должно быть что? - Правильно. Компания сверстников, именуемая у нас "тусовка". Это словечко, заимствованное комсомольской прессой из блатного жаргона, никогда не значило ничего хорошего ("тусовщик" - дешевый, пустой человек; за это слово в начале 80-х могли больно ударить по лицу). "Тусовка" по определению ориентирована на досуг. И это полбеды. Хуже то, что молодежные субкультуры сильно криминализованы (и, как правило, наркотизированы).

И вот перед нами социальное образование, действительно жуткое. Правильнее всего было бы называть его - по аналогии с животными сообществами - "стаей". Механизм формирования подростковой стаи хорошо показан в романе Уильяма Голдинга "Повелитель мух". В современных США под контролем таких "повелителей" находятся целые городские районы, куда нормальным людям ходить "не стоит" (подробнее о структуре и деятельности "молодежных гэнгов" см.:[12]). Примером для подражания в стае является, естественно, вожак - он имеет наибольший опыт в том, что объединяет членов стаи и отличает "своих" от "чужих". Конечно, у детей бедноты и раньше хватало такого рода наставников (помните, кто воспитывал Оливера Твиста?) Новое - то, что теперь их претензии получают поддержку общества, официальных институтов.

"Судя по пьесам, которые уважаемый Британский Совет представил в Москву на Чеховский фестиваль, и по комментариям не менее уважаемого "Ройал Корт", подобная переоценка ценностей вдохновляет некоторых наших коллег. Когда-то теоретики классицизма утверждали, что героем трагедии может выступать только человек благородный - так теперь нормальным людям навязывают героев из числа криминальных меньшинств. В кино и некоторых направлениях популярной музыки откровенно смакуются криминальные субкультуры со всеми их тошнотворными атрибутами. Те самые субкультуры, в которых каждое жаргонное словечко проникнуто ненавистью, тупой жестокостью, презрением к тому, кто слабее..."[13]

Капитализм, который так яростно проклинали с баррикад "Парижской весны", извлек из молодежной революции немалую выгоду. Разворачивается коммерческая эксплуатация субкультур. Копеечная маечка за счет модненькой завитушки, вовремя на ней проштампованной, продается в несколько раз дороже. При этом из субкультур начисто вымывается то единственное, что было в них ценного: живая фольклорная непринужденность. Весь революционный потенциал умещается в отдел универсального магазина. Молодежь "свободно выражает себя" через кабинеты телевизионных администраторов и боссов шоу-бизнеса. Эти господа - не очень юные и очень богатые - успешно удовлетворяют запросы масс, которые сами же создают...

Забавный экономический феномен, который почему-то обходят вниманием и культурологи, и сами экономисты: ни в одной сфере человеческой деятельности карьеры не делаются так стремительно и легко, как в "шоу-бизнесе". В тех же США врачи и адвокаты - чрезвычайно уважаемые и высокооплачиваемые корпорации, но чтобы занять в них прочное положение, нужно лет 10 учиться и еще лет 15 всерьез работать. "Шоу-мэн" ("вумэн") попадает на ту же самую ступеньку социальной лестницы, записав несколько "правильных" песен. Просто покрутив перед камерой смазливой физиономией или обширным бюстом. Вы скажете: "Естественно!" А почему "естественно"? Почему в либеральном обществе формируется именно такая система перераспределения национального дохода? Почему "зарплата игрока в бейсбол вдвое превышает бюджет национальной обсерватории в Аризоне" (14 и 7 млн. долларов)?[14] (Во избежание кривотолков уточняю: имеются в виду именно "звезды шоу-бизнеса", они могут быть и талантливыми профессионалами, но для "раскрутки" это совсем не обязательно (на Западе) или даже вредно (у нас). Л. Ди Каприо не беднее Джека Николсона).

"Сантьягское отделение фирмы "РКА-Виктор" каждую неделю передавало Чико Мойе полдюжины пластинок, большинство из которых - перепечатки с американских оригиналов. Мойя прокручивал их ежедневно в своей программе и, манипулируя откликами молодых слушателей, либо поднимал, либо снижал популярность... И по договоренности с "РКА" или подобной фирмой держал на первом месте то Джона, то Мэри...Мойя не был единственным. Десятки подобных ему комментаторов боролись за место на той или иной радиостанции, участвуя в создании мифов. И они рождались чаще всего в те моменты (случайно, конечно), когда "звезды" устраивали скандальные разводы в Мехико или отправлялись на тот свет, наглотавшись наркотиков. В те времена Чико Мойя не придавал значения тому, какой вклад вносит он лично во всю эту мистификацию по превращению артистов в "суперлюдей", и не сознавая, что он волосок длинного хвоста пропагандистского чудовища..." (Роландо Карраско.)[15]

Может быть, кроме тех рыночных механизмов, которыми "шоу-бизнес" повернут к общественному мнению (сенсация! Альбомов "Pet shop girls" продано на 100 000 больше, чем видеокассет фильма "Brainspotting" за тот же отчетный период!) он выполняет и "теневые" социальные функции, настолько важные, что за них не жалко и платить "по потребности"?

Потенциальные лидеры оппозиции в самой взрывоопасной молодежной среде сразу же изымаются из нее на верхушку социальной иерархии. При этом для поклонников (и даже для себя любимых) они могут, если есть такое желание (или сценарий требует), оставаться радикалами и бунтарями. Только радикализм теперь выражается в пьяных дебошах с ломанием дорогой мебели и еще более дорогих автомобилей, в половых извращениях и в скандалах с наркотиками. Наглый купец-самодур из комедии Островского безнаказанно куражится над окружающими людьми, но "ass-media" убеждает нас, что это Чацкий вернулся победителем.

В невероятно "свободной" и "радикальной" западной интеллектуальной элите агрессия НАТО в Югославии не породила даже тени, бледного намека на тот массовый протест, который вызывали аналогичные "гуманитарные миссии" в Индокитае. А ряд именитых рок-звезд еще и подпевал мистеру Дж. Шеа. Вся свобода ушла в шприц с героином и еще в одно место, которое устойчиво ассоциируется с "движением за права сексуальных меньшинств".

"Шуты, фигляры и пророки

Сегодня носят "фендера",

Чтобы воспеть в тяжелом роке

Интриги скотного двора." (А.Башлачев).[16]

В нашей стране ситуация, чем-то напоминающая французские 60-е, приходится на самый конец 70-х- начало 80-х годов. Закат брежневской геронтократии - и звездный час отечественной, извините за выражение, "контркультуры". В основе ее лежали не "парадигмальные сдвиги" или какие-нибудь еще "тонкие вибрации", а противостояние официальной цензуре. Специфически "молодежного" в нашей культурной оппозиции тоже немного. Репертуар рок- звезд 80-х куда более "почвенный" и традиционный, чем у "хиппи-рока", модного на российских танцплощадках в 70-е годы: Б.Гребенщиков поет русские романсы и песни А. Вертинского, Ю. Шевчук и А. Башлачев не скрывают того, что их учитель - В. Высоцкий; сама организация их концертов (чаще акустических, чем "электрических") восходит к раннему КСП (Клубу Самодеятельной Песни). Проблемы сексуальной свободы, наркотиков, внешнего вида (какие носить штаны и прически?) занимают исчезающе малое место рядом с тем, что действительно важно, но не для отдельно взятого поколения, а по крайней мере со времен протопопа Аввакума.

Панки любят грязь, а хиппи -цветы,

И тех, и других берут менты.

Ты можешь жить любя, ты можешь жить грубя,

Но если ты не мент, возьмут и тебя...

(Б. Гребенщиков. "Немое кино").[17]

Резче у Шевчука в "Тусовщике" или в "Мальчиках-мажорах":

"...Уставясь в плюющее спермой видео, Нежась в миноре итальянских кастратов, Мажоры грустят об испанской корриде. Им хочется, бедным, в Майами или в Париж, А Уфа, Свердловск - разве это престиж?"

Субкультурная "молодежность" время от времени насаждалась как раз сверху. Это звучит странно, и мало соответствует устоявшимся представлениям о советской бюрократии. Но, например, в рок-клубе, организованном в 1981 г. ленинградским обкомом КПСС и УКГБ, жесткая цензура текстов сочеталась с демонстративным либерализмом по отношению к "фенечкам", которыми украшали себя завсегдатаи. В фильме С.Соловьева "Асса" молодежным рок-героем назначается не поэт с гитарой (как в реальной жизни), а тусовщик по кличке "Африка". Главный атрибут его "нонконформизма" - серьга в ухе.

Тем не менее, нашу культурную оппозицию 80-х годов тоже называли "молодежной", и на то имелись основания, потому что ее массовую социальную опору действительно составляло младшее поколение советского "среднего класса" (см.[18]) Понятно, почему. С каждым поколением углублялась трещина между официальной догматикой и сознанием людей, мало-мальски образованных. В 80-е она стала пропастью. А молодые люди охотнее участвовали в небезопасных социальных экспериментах, нежели старшие, обремененные семьей и карьерой.

После свержения Горбачева (в 90-е гг.) мы повторяем западный путь, но в ускоренном темпе и в особо злокачественных формах.

"Субкультурная революция" плохо сочетается с искусством, как и с любым другим настоящим делом. "...То, что сейчас нам навязывают (выделено И.С.) в качестве искусства, таковым не является; все это цинично, противоестественно, и потому опасно" (Донатас Банионис)[19] Творческие личности (рок-музыканты, писатели, режиссеры, сценаристы, художники) постепенно оттесняются на общественную периферию специалистами по разливу суррогатов. Культура и субкультура меняются местами. На Западе. У нас во многих жанрах уже и оттеснять стало некого. "Рок-н-ролл мертв". Искусство русской песни, пережившее сталинские репрессии, за последние 10 лет не дало ни одного нового имени, которое не стыдно было бы упомянуть после Вертинского, Окуджавы, Башлачева. И ведь не то беда, что болванчики обоего (а также неопределенного) пола разевают рот под простейшую фонограмму, набранную двумя пальцами на синтезаторе: "чпок-чпок, блям-блям". Беда - то, что убогая субкультура "от трех вокзалов" заполняет не какие-то специальные резервуары для такого сорта продукции, а общедоступные каналы государственного телевидения: это-де "музыка", "современная русская песня". (Впрочем, и репертуар MTV сегодня отличается от отечественной "попсни" в основном архивной составляющей.) "Молодежность" - на редкость удачное средство для надувания мыльных пузырей. "...Наиболее обсуждаемая и ориентированная на молодежь область литературы - это интеллектуальные книги. Здесь вне всякой конкуренции Пелевин..." ("Московский комсомолец")[20] От повсеместной назойливости подобных заявлений достоинства В.Пелевина становятся самоочевидными как "Волга впадает в Каспийское мое", и чтобы в них усомниться (хотя бы наедине с собой), требуется не только независимость мышления, но и определенное гражданское мужество. Ведь получается, что ты не просто немолодой (старая кошелка, что ли?), но еще и мало-интеллектуальный. То есть глупый. "От кутюр" из сказки Андерсена "Новое платье короля". И никто не воскликнет: "Братцы! Да каким же надо быть титаном мысли, чтобы в "области интеллектуальных книг" оказаться "вне всякой конкуренции"! Даже про Льва Толстого с Аристотелем такого не скажешь. Неужели их обоих превзошел фельетонист, которому для производства в настоящие писатели не хватает как раз самостоятельных идей (того самого, что давало бы основания судить о высоком интеллекте)?"

Самое глубокое заблуждение - описывать эти прискорбные события как столкновение "стилей" или "поколений".

1 ноября 1999 г. в РГГУ состоялся студенческий митинг - редкое событие на фоне общественной пассивности столичного студенчества. Причина? Участники митинга выступили, например, против сокращения учебных программ.

Интересная картина. Молодые люди - не все, конечно, но и не столь уж малая часть - хотят учиться, приобретать специальность, что-то действительно значить в жизни (а не воображать, что значишь). А пожилые дяди и тети тянут их за рукава, как раньше тянули "по Ленинскому пути": "Если ты молодежь, ты должен интересоваться попсней и наркотиками! Посмотри, каких певцов господин Швыдкой считает полезными для твоего музыкального вкуса. Аллегрову, Агутина, Свиридову и Меладзе.[21] Ты что, сопляк, не веришь доктору искусствоведения, начальнику всего Российского телевидения? .

"Только что в новом кинотеатре "35 мм" на Покровке пошел "Кислотный дом" - последний фильм, показанный на "Ликах любви" и встреченный там овациями. Снятый по новеллам Ирвина Уэлша, писателя, придумавшего (выделено ИС) "поколение экстази", он естественно напоминает о его предыдущей экранизации - Trainspotting... Диковинные сюжеты - здоровенный наркоман перевоплощается в новорожденного младенца, юный раздолбай встречает в баре Господа Бога... - сняты словно под кайфом. Актеры оттягиваются как хотят, оператор, мусоля косячок, еле поспевает за ними с камерой, и все ломки заканчиваются хэппи-эндом."[22]

"Trainspotting" - тошнотворный образчик героиновой субкультуры - преподносится Викторией Никифоровой в газете "Сегодня" как "масштабный идеологический фильм" и "Манифест подрастающего поколения", после которого, оказывается, "глюки, ширево и наркоманский сленг прочно вошли в имидж тинэйджера"[23]

Понимаете? "Тинейджер" - значит подросток. "Ширево" - то есть внутривенные наркотики - оказывается, "вошло в имидж" не каких-то отдельных представителей, а подростков вообще. Но пишет это не пьяный подросток. Такое представление о "подрастающем поколении" вдалбливается в его головы извне, в данном конкретном случае - ежедневной газетой холдинга "Медиа - мост" (магнат В. Гусинский).

"Когда мне говорят: "Народ этого не поймет" или, как на ТВ-6: "Вы сделайте что-нибудь молодежное", то мне как-то с этими людьми и говорить дальше не о чем. Я все-таки в свое время занимался как психиатр юношеским возрастом и знал про молодежь практически все. Не было более размытого понятия ни по языку, ни по молодежной моде, ни по музыке. Есть группы, которые ни в чем не соприкасаются. Молодежь ведь можно делить и на тех, кто умеет читать, и на тех, кто читать не умеет. Последние - аудитория "молодежных каналов"?" (Андрей Бильжо)[24]

Сегодня словосочетание "молодежная культура" можно смело ставить в ряд с такими терминологическими шедеврами как "арийская физика" или "комсомольская правда".

Под этой вывеской идеологические институты "открытого общества" (ТВ, шоу-бизнес, Голливуд) навязывают молодежи субкультурный суррогат вместо реальных культурных ценностей. Задачи, которые при этом решаются, только отчасти (и может быть, не в первую очередь) связаны с коммерцией. Хотя и коммерческий расчет очевиден: торговля суррогатом при прочих равных условиях всегда выгоднее. Но главное: то, что в результате заранее блокируется любой источник потенциального свободомыслия, вообще самостоятельности в суждениях о мире. Утверждается социальное неравенство, поскольку нормальных (не дебильных) от рождения детей лишают доступа к сокровищам цивилизации и выселяют (якобы "по их же собственной просьбе") в гетто, где с Шекспиром можно знакомиться только после соответствующей редактуры: Меркуцио будет трансвеститом, а Монтекки и Капулетти - двумя бандами наркодилеров (последняя голливудская версия "Ромео и Джульетты").

Первый закон настоящей политологии: чем глупее "электорат", тем легче им манипулировать.

А студенты, вынужденные изучать "субнауки", комментируют это занятие примерно в тех же выражениях, в каких прежние поколения отзывались о "политэкономии развитого социализма". Как можно выучить то, что лишено внутренней логики? У Г.К.Честертона рекомендуется сажать лес, если нужно спрятать лист. "Культурология" от "Университетской книги" на лес, конечно, не тянет - но сойдет за кучу опавшей листвы и прочего мусора, под которой можно скрыть от глаз серьезные проблемы современного общества.

1. Гуревич А.Я., Харитонович Д.Э. История Средних веков. М, Интерпракс, 1995, с. 2.

2. Культурология. ХХ век. Словарь. СПб, Университетская книга, 1997, с. 384.

3. Там же, с. 451-452.

4. Там же, с. 385.

5. Там же, с. 192.

6. Там же, с. 221.

7. Николаева У. "Писать популярно - особое искусство..." - Первое сентября, 24. О4. 1997. Более объективный очерк жизни и, с позволения сказать, научной деятельности П.С. Гуревича - см. в обзоре Александра Тарасова "Молодежь как объект классового эксперимента", Свободная мысль, 2000, № 1.

8. Руднев В.П. Словарь культуры ХХ века. М, Аграф, 1997, с. 123- 125; 220. Характеристика автора - из рецензии: Первое сентября, 1998, № 15.

9. Человек и общество. Культурология. Словарь- справочник. Ростов-н-Д, Феникс, 1996, с. 313, 139, 174.

10. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков. М, Аспект- пресс, 1999, с. 188, 190.

11. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М, Русский язык, 1989, т. 1, с. 38.

12. Юдин И. Самые страшные гангстеры США. -Сегодня, 29.11.1995

13. Тимашева М. "Имена великих пьяниц..." - Экран и сцена, 1999, № 32.

14. Время. ОРТ. 26.11.1999.

15. Карраско Р. Кто платит, тот жонглирует новостями. - Советская культура, 23.02.1979.

16. Башлачев А. "Мы льем свое больное семя..." -Стихи. М, 1997, с. 69

17. Гребенщиков Б. Песни. Тверь, Леан, 1997, с. 418.

18. Смирнов И. Прекрасный дилетант: Б.Гребенщиков в новейшей истории России. М, Леан, 1999, гл. 28-29.

19. Банионис Д. Мертвый сезон. Интервью В. Камша - НГ, 12.11.1999.

20. Вебер Д. Невежество не состоялось. -МК, 6.03.2000

21. Швыдкой М. Беспредел на ТВ? Что думает об этом президент ВГТРК. Интервью "Вечернему клубу" - 1998, № 27

22. Никифорова В. Едкий аромат подлинности - Сегодня, 26.01.2000

23. Никифорова В. Ди Каприо в костюме Евы. - Сегодня, 22.03.2000

24. Бильжо А. Петрович сегодня - это Леонардо вчера. Интервью И. Шевелеву. Время МН, 10.06.2000.

"Ты не вполне справедлив к современному искусству, - сказала мне знакомая, только что побывавшая на открытии "Арт-манежа- 99", - Смотри какая замечательная графика - вот эта, "Городская хроника". И открыла роскошный каталог выставки, ежегодно с помпой устраиваемой под стенами Кремля.

Предыдущая - 98 года - прославилась тем, что некий субъект, заявленный организаторами как "художник", у всех на глазах рубил топором иконы. После чего возникли опасения, не останется ли "Арт-манеж -99" без Манежа, и в центральных СМИ на всякий случай организовали кампанию солидарности с "бедными художниками". Как бы мэрия в угоду верующим их не обидела. Опасения оказались напрасны. Директор Манежа Станислав Каракаш анонсировал очередную экспозицию такими прочувствованными словами: "В этом году мы привлекли новую команду организаторов, включенных в актуальные художественные процессы и влияющие на их развитие. Они предложили оригинальные идеи, позволившие ярмарке приобрести новое лицо и привлечь интересных участников из России и зарубежных стран"[1] (запомните формулировки: "оригинальные идеи", "актуальные процессы" и "участники из зарубежных стран"). Икон на сей раз никто топором не рубил (уступка ретроградам из мэрии?), а эксгибиционист, который обычно бегает по выставочным залам без штанов, был представлен не натурой, а фотопортретом: рядом с голой задницей "художника" собачки в недвусмысленных позах, сверху развевается красное знамя. Среди подобных "проектов", "концептов" и "инсталляций" действительно привлекали внимание две графические работы, представленные галереей "О"К" - "Карусель" и "Созерцание- 1" из цикла "Городская хроника". В них присутствовали и композиция, и атмосфера: причудливое сочетание жанровой картинки с узнаваемыми приметами городского быта - и зыбкой "виртуальной реальности" сновидения.

И надо же такому случиться, что буквально на следующий день, сидя в гостях, я перелистывал старые журналы. И в "Фотографии - 66" - ревю художественной фотографии, которое издавалось в Праге на русском языке накануне Пражской весны - обнаружил обе заинтересовавшие меня работы из "Арт-манежа-99". Автор - чешский фотохудожник Милан Шкарыд.[2] В несколько более позднем (года на 33) московском каталоге имя "участника из зарубежных стран" почему-то не удостоили упоминания.

Пришлось самому отправляться в Манеж с журналом в руках. Оказалось, что целый отсек увешан "оригинальными идеями"-66: некоторые перерисованы из того же самого номера "Фотографии-66", а некоторые, видимо, из других номеров. Или из других старых журналов.

Я договорился в газете "Известия", с которой в то время эпизодически сотрудничал, что картинки с кратким сатирическим комментарием ("найдите 5 отличий..." етс) будут опубликованы в ближайшем номере. Но когда уточнялись последние детали, в кабинете воздвиглась дама: ее фамилия и манера общения напомнили персонаж из классическое произведения А.Н. Островского. Она заведовала в либеральных "Известиях" изобразительным искусством. А то, что произнесла, можно было услышать в райкоме КПСС году в 80-м. Воспроизвожу по памяти близко к тексту. Конечно, отдельные эпизоды могут иметь место. Но вправе ли такая солидная газета, как наша, бросать тень на такое серьезное мероприятие, которому мы оказывали идейную поддержку, из-за отдельного нетипичного эпизода? Кроме того, сопроводительный текст написан в недопустимо ернической манере по отношению не только к конкретным работам, но и к выставке в целом. Например, про художника Кулика. Я лично считаю Кулика очень талантливым художником.

(Кулик - это тот, от которого голая задница).

Потом дама пошла к начальству. И естественно, никакого фельетона в "Известиях" не вышло.[3] Может быть, с газетой не повезло? И нужно было обратиться в другую газету? Например, в "Сегодня".

Из воспоминаний известного диссидента и организатора выставок Александра Глезера. "Отдел культуры газеты "Сегодня" объявляет лучшим художником сезона А. Бренера. Что сделал А. Бренер? Сначала он бегал голый на открытии выставки в присутствии министра культуры и дипломатов. Потом он испражнялся в Музее им. Пушкина под картиной Ван Гога. Третья его акция была в бассейне "Москва". Б. Поднялся на вышку и стал изображать половой акт. Его сняла милиция. И критики газеты "Сегодня" объявили его лучшим художником сезона. Через неделю после этого я получаю приглашении галереи Марата Гельмана . На пригласительном билете фотографии критиков из этой же газеты, Ковалева и Луниной, он голый, она голая, и она держит в руках его гениталии. Такие критики, конечно, могут объявить Б. лучшим художником..."[3]

Вот каким образом субкультура создается и утверждается на развалинах почтенного творческого цеха. Фольклорный "Ванька-холуй" считает гонорары не копейками, а сотнями долларов.

Представьте, что какой-нибудь пьяный спустил штаны перед публикой в общественном месте. Проблема для милиционера и психиатра (довольно простая). Потом пара искусствоведов произвела человека без штанов в "художники". Странно, но тоже объяснимо в пределах частных, бытовых взаимоотношений. Может быть, они тоже выпили лишнего. Социальная проблема начинается тогда, когда бредовый взгляд на эксгибиционизм как на разновидность изобразительного искусства утверждается в основных центральных СМИ. Кстати, сегодня какую-либо иную точку зрения трудно, уже почти невозможно опубликовать. Давно ли вы видели не-рекламную рецензию на то, что происходит в вышеупомянутой "галерее" Гельмана?

Три раза в жизни я посещал это учреждение субкультуры. Выставка №1. На большом столе расставлены поделки из картона, отображающие как бы город Москву и как бы пародию на ее градоначальника: например, силуэт водочной бутылки с надписью "Лужковская" между силуэтами, в которых можно опознать знаменитые столичные здания. Но пародия совершенно не смешная, а исполнение настолько халтурное, что на уроке труда в начальной школе вырезать и покрасить могли бы, честное слово, лучше. №2. Развешанные по стенам фотографии каких-то голых людей, сильно не дотягивающих по экстерьеру до Венеры и Адониса. Чем они заслужили такую рекламу - непонятно. Видимо, по блату. № 3. Опять фотографии, но уже с видами многострадальной Москвы, и очень плохого качества, попросту бракованные - такие, которые газетный фотокорреспондент без размышлений выбрасывает в корзину для мусора. У Гельмана они сопровождались аннотацией: что фотографировала обезьяна.

Была еще одна выставка, на которой лично поприсутствовать не удалось, но много читал в газетах про человека, который, извините за однообразный дизайн, в голом виде лаял по-собачьи и бегал на четвереньках. И корреспонденты его за это называли "художником". А если бы он еще пописал в углу - стал бы писателем...

Подчеркиваю: я как историк прекрасно понимаю, что представления о "прекрасном", то есть стилистические предпочтения сильно различаются у разных народов в разные эпохи. Практически все направления так называемого "авангарда" предвосхищены в той или иной традиционной культуре. Можно было бы издать прекрасный альбом "Авангардная этнография".[4] И у нас нет оснований считать, что "беспредметный" мусульманский орнамент или изощренный "сюрреализм" в скульптурах и рельефах Центральной Америки "хуже" европейского реализма Х1Х века.

Но во второй половине века ХХ подменяется не стиль, а искусство как таковое. Его место заняли "инсталляции" (содержимое помойного ведра, наклеенное на картон), "перфомансы" и "акции" (любительские как бы театральные представления очень низкого уровня), политические провокации (вроде вышеупомянутого пакостничества с иконами) и просто патология, вынесенная на всеобщее обозрение прямо из учебника психиатрии. Банальное воровство, пожалуй, даже предпочтительнее эстетически, поскольку воруют "актуальные художники" не друг у друга, а у настоящих мастеров.

Профессионалы тем временем вытесняются из галерей в периферийные и прикладные, как правило, не столь престижные и менее доходные экологические ниши: иллюстрируют журналы и детские книжки, мастерят кукол, оформляют театральные спектакли. Заметьте: то же самое происходило при Советской власти с художниками, не вписавшимися в "социалистический реализм".

"Критики", кормящиеся у субкультурной кормушки, могут сказать, что я навязываю свои личные вкусы в качестве объективного критерия: "искусство" - "не искусство". Конечно, в каждом творческом цехе предполагается разброс субъективных оценок. Одному театроведу нравятся спектакли Сергея Женовача, а другому - Анатолия Праудина. Но вряд ли они станут всерьез анализировать сеанс кабацкого стриптиза, даже если сто раз перекрестить его в "эротический театр". И театр как искусство существует ровно до тех пор, пока действует столь прискорбное ограничение плюрализма. То же самое мы наблюдаем и в любой другой культурной среде. Историки спорят о дате основания Новгорода - но не о т.н. "Велесовой книге". Медики ищут средство против СПИДа - но ищут его в лабораториях, а не в сборниках колдовских заклинаний. Иными словами, из поля субъективных оценок исключается то, что обессмысливает профессию. Если медицинская корпорация признает заклинания и мочу методами лечения, равноправными и равноценными научным методам, то зачем нужны институты и клиники? Ослиная моча выйдет куда дешевле, тем более, что источником ее может считаться любой пациент, доверивший свое здоровье "народным целителям". Намусорить в выставочном зале тоже может любой. И штаны снимать умеет любой, даже имбецил. Чем же тогда "художник" отличается от "не художника"?

Конечно, люди склонные работать поменьше и похуже, а получать почаще и побольше, есть в любой отрасли. И никакой диплом, даже докторская степень, не гарантирует от того, что его обладатель - действительно специалист, а не халтурщик. Водитель автобуса - прекрасная профессия, но очень многие водители автобусов, наверное, предпочли бы выезжать на маршрут не по расписанию, а когда захочется, и останавливаться не на остановках, а где не лень. И зарплату при этом получать - как за нормальную работу.

Но в том-то и дело, что общество (в лице муниципалитета) никогда не согласится на такие условия. Почему же оно (то есть мы с вами, налогоплательщики) послушно оплачиваем наглый обман "художников", которые не являются (и уже даже не притворяются) таковыми?

Как только первый эффект новизны от жульничества прошел - а прошел он быстро, потому что в "актуальных хэппенингах", в отличие от настоящих: от ритуальных плясок африканских племен или от бразильского карнавала, на самом деле не было ничего достойного внимания - вся эта субкультура обрела социальную прописку. Она обслуживает снобистские комплексы граждан, страдающих от избытка свободного времени и лишних денег. В самом деле: оценить картину Рафаэля может любой простолюдин, но нужно быть по-настоящему изысканным ценителем, чтобы открыть бездну эзотерического смысла в мусорной корзине с бракованными фотографиями.

Тот факт, что вышеупомянутый Гельман- младший по совместительству является крупным деятелем либерального агитпропа, организатором предвыборных кампаний Сергея Кириенко и Ко (см.[5]) не только не удивителен, но совершенно закономерен.

Если в советский период нон- конформистская профанация (намалевать кое-как непонятно что, но против политики партии) требовала хотя бы личного мужества, то теперь она обратилась в самый пошлый конформизм. От старого конформизма он отличается в худшую сторону: не требует даже того минимума ремесленных навыков, которым должен был обладать солдат, оформляющий в части "Ленинскую комнату".

Суррогаты изобразительного искусства внедряются сверху (вопреки сопротивлению публики и большинства профессионалов) по ходу либеральных реформ. Вот характерное признание Леонида Бажанова, который с 1992 г. стал начальником отдела по изобразительному искусству министерства культуры:

"Мы постоянно культивировали здесь, в России, региональную художественную культуру. И в результате отдалились от мирового художественного уровня... Теперь мы за несколько лет эту ситуацию изменили и восстановили культурный баланс... На Западе художественные критики занимаются острым, сегодняшним, как говорится, актуальным искусством. Для анализа современных тенденций в искусстве интереснее Африка..."[6]

("Африка" - кличка светского тусовщика, который был произведен сперва в актеры, потом в художники).

Это - никакой не "плюрализм" и не "стихийность", а сознательная политико-идеологическая установка. Чиновник Бажанов осознает, что российскому народу "нужно" и что "не нужно" так же четко, как его предшественники. Причем логика, по которой строится новая политика партии в изобразительном искусстве, практически дословно совпадает с обоснованием аналогичных реформ в экономике, судопроизводстве, психиатрии етс (см. предыдущие главы).

Единомышленники Бажанова сетуют в прессе: идеологически правильное "искусство" не только не привлекает внимания широкой публики, но и те немногие, кто в состоянии приобретать на "Арт- манежах" авторские работы, не спешат выкладывать десятки тысяч долларов за то, что не стоит и рубля. "Вкусы отечественных меценатов остаются на уровне картинок из "Родной речи", они не понимают никакого современного искусства... Доводы экспертов вряд ли имели резон..."[7] (обратите внимание - методика психологической обработки прямо заимствована из "Нового платья короля"! - И.С.) "Московский зритель к встрече с "Евразийской зоной" оказался не слишком готов... Шарахаясь от непривычных изображений на мониторах, рискуя быть облитым водой на стенде "Московской студии" или приходя в негодование от фотографий на стенде Калининградского ГЦСИ, он ищет хоть что-то знакомое и узнаваемое. И находит - среди плохого станкового искусства. И покупает большей частью именно его."[8] И т.д., и т.п.

В преодоление "региональной отсталости" целеустремленно вкладываются средства. Беру наугад из последних помпезных "проектов" в Центральном Доме Художника: "Безумный двойник", подзаголовок: "Идиотизм как художественная стратегия". Все в сборе: и тот, который голый на четвереньках гавкает, и тот, который рубил иконы.... Организаторы и спонсоры: либеральный экс-премьер Сергей Кириенко, "Аполлония" - "организация Европейских художественных обменов, которую финансируют французские министерства, Совет Европы и город Страсбург, Фонд Сороса, Государственный центр современного искусства - Учреждение министерства культуры России"[9] Министерству культуры вечно "не хватает" средств на зарплату библиотекарям и музейным работникам. Но средства находятся, например, на некоего Скотникова, который "виртуозно кусает собственные плечи и дотягивается почти до локтей"[10]

Никакой серьезной дискуссии с "экспертами" по "виртуозному кусанию" не получается. Они изъясняются на собственном наречии: "при удивительной внешней простоте и даже примитивности большинства артефактов концептуализма, созданных, как правило, на основе предметов и их элементов обыденной жизни, но изъятых из среды их утилитарного функционирования, или элементарных неутилитарных действий, их адекватное восприятие в концептуальном измерении доступно только "посвященным", то есть рецепиентам, освоившим алогичную логику концептуального мышления..." (из статьи про "Концептуальное искусство", напечатанной, извините за однообразие, при содействии Института "Открытое общество").[11]

Видимо, эти "посвященные" нуждаются в оппонентах не больше, чем Академия Общественных Наук при ЦК КПСС, и финансирование обеспечено им вне зависимости от того, насколько обоснованы претензии.

Поэтому вопрос о том, есть ли у происходящего в современных выставочных залах какие-то причины вне идеологии и социального заказа "сделайте мне "посвященно", приходится решать без участия "специалистов".

Ссылка на "новые технологии" в данном случае мало что проясняет. Компьютер - всего лишь инструмент (так же как телевизор), а источником новых идей и образов пока что остается творческая личность. С помощью компьютера можно, например, "оживить" картину Джотто или Рембрандта, заставив персонажей двигаться, как в мультфильме. Однако тот, кто это делает, не художник, а программист. Тоже полезная специальность, но другая. Художниками остаются Джотто и Рембрандт. Как предполагал Илья Кормильцев, современная технологическая революция сулит великие достижения именно в изобразительном искусстве, поскольку освобождает мастера от множества рутинных, нетворческих проблем, затрудняющих путь от идеи до воплощения в материал. К сожалению, пока это только потенциальная возможность. Слишком мало творческих личностей оказалось готово к прорыву. Может быть, группа ПИНК ФЛОЙД - но никак не фавориты биеннале.

При обсуждении этой главы было высказано и такое предположение. Вырождение изобразительного искусство связано с изменением его бытования. В традиционном обществе художник не просто самовыражался, но выполнял определенную прикладную задачу, понятную любому человеку: расписывал церковь, украшал надгробие, писал на заказ портрет. Сейчас произведения создаются для того, чтобы их вешали в специальном помещении. И стены этого помещения отделяют искусство от живых людей. Взаимоотношения художника с обществом деформируются - вплоть до откровенной патологии. Обратите внимание на то, что наиболее устойчивыми оказались те подразделения изобразительного искусства, которые сохранили свой прикладной характер. Издателю нельзя показать зад вместо обещанных иллюстраций к новой книге (то есть показать-то, конечно, можно - но гонорар будет соответствовать проделанной работе).

Логично, не правда ли?

Но хотелось бы отметить подводные камни. Во- первых, выделение европейского изобразительного искусства в специальные помещения - галереи - и его перерождение в откровенный суррогат слишком сильно разведены во времени. Во-вторых, музыка (самых разных стилистических направлений) тоже исполняется в специальных концертных залах. И театр уже несколько столетий как отделился от религиозного ритуала и ярмарочной "сферы обслуживания". Тем не менее, на сцену не выходит вместо актеров или музыкантов пара монтировщиков, чтобы выругаться матом, помочиться в суфлерскую будку и уйти обратно за кулисы - занавес, представление окончено, аплодисменты, браво.

Позволю себе предположить, что изменением бытования (то есть общественной роли) изобразительного искусства были подготовлены условия, облегчившие субкультурную подмену. Но непосредственная причина - все-таки в социальном заказе.

Впрочем, еще не вечер. И если все пойдет так, как оно идет сегодня - точнее, так, как его сегодня подталкивают, см. в гл. 9 про "новую драматургию" - то театральный вечер с парой пьяных монтировщиков может стать таким же обычным "культурным мероприятием" как выставка голых задниц вперемешку с ворованными фотографиями.

То же самое с наркотиками. Чем больше статей и передач выходит на эту тему, тем вернее "наркомания принимает форму пандемии". В 1993 -98 гг. число ее официально зарегистрированных жертв возросло в 3,5 раза, а среди школьников и студентов в 6-8 (из доклада "Наркомания в России, угроза нации", подготовленного Советом по военной и оборонной реформе при участии МВД РФ).[1] В 1999-м "употребляющих наркотики в России" -около 2 миллионов.("Известия")[2] Другой вариант: "официально зарегистрировано Минздравом России около 320 тысяч, а по оценкам экспертов - более 3 миллионов"(Л.П. Танцоров, и.о. начальника Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков МВД РФ, "Независимая газета").[3] Данные, публиковавшиеся, к примеру, по Нижегородской области: 160 тыс. наркоманов на 4 миллиона населения, причем сразу же оговаривается, "что реальная цифра превосходит официальную в 3-4 раза".[4] Очередной раз отметим, что статистика носит достаточно условный характер, т.е. фиксирует скорее тенденцию развития, нежели точные количественные показатели.

При Советской власти это было явление узко-региональное (традиционное употребление некоторых растительных наркотиков по месту их произрастания), кроме того, в уголовно-богемных кругах самодельные наркотики считались одним из атрибутов субкультуры. За 10 лет "Духовного Возрождения" маргинальное зло выросло в общенародное, от которого не защищен ни один социальный слой, ни один дом, ни одна семья. Уже никого не удивляет веселая рожица с подписью "LSD", нарисованная на стене детской рукой, или шприц, валяющийся на лестнице черного хода. Завтра такой шприц вы можете найти в сумке своего сына- школьника, рядом с учебником "Граждановедения". Причем стремительнее всего распространяются особо опасные т.н. "тяжелые" наркотики, которых мы до недавнего времени не знали вовсе (героин, кокаин).

Может быть, плохо просвещаем? Или сами не знаем, чего хотим?

"Определяйте значение слов, и вы избавите свет от половины его заблуждений" -советовал наш недавний юбиляр А.С.Пушкин.

Все медицинские определения читатель может найти в фундаментальном учебнике И.Н.Пятницкой "Наркомании"[5] - прекрасная книга, которую, к сожалению, сегодня стоило бы иметь в каждой школьной библиотеке.

Наркотик - вещество "опьяняющего, одурманивающего действия", способное вызывать болезненное пристрастие. По мере развития болезни меняется реакция на это вещество: для достижения прежнего эффекта необходимо увеличивать дозу - в конце концов наркотик принимают уже не для того, чтобы стало хорошо, но чтобы не было так плохо, тогда дозировка может снижаться. Другие составляющие "наркоманического синдрома": психическая зависимость (состояние психологического комфорта возможно только после приема наркотика - иначе и праздник не праздник) и физическая зависимость. Наиболее характерное проявление последней - похмельный или абстинентный синдром, "ломка" на жаргоне наркоманов.

Все разнообразие веществ, применяемых человеком разумным для того, чтобы лишиться рассудка, сводится к трем фармакологическим группам. 1. Собственно наркотики, от греческого "нарке" - мечтательная дремота. Опиаты, в т.ч. диацетилморфин, он же героин; снотворные, средства для наркоза, а также этиловый спирт, т.е. всем известный алкоголь, который в нашей культуре легализован, поэтому не считается наркотиком, хотя по сути им является. (Следовательно, тезис в начале статьи: что наркомания в СССР была маргинальной, нуждается в уточнении. "Руси есть веселие пити, не можем без этого быти"). 2. Наркотические стимуляторы. Кокаин, эфедрин, первитин, амфетамины, в т.ч. метилметамфетаминовая кислота - синтетическая отрава, распространяемая на дискотеках под веселеньким псевдонимом "экстази". 3. Галлюциногены или психотомиметики. Гашиш, трава, план, марихуана етс - одно и то же вещество тетрагидроканнабинол, содержащееся в конопле, знакомо разным народам под разными именами. Тот же тип фармакологического действия (при несравненно большей токсичности) - у летучих растворителей, которые нюхают подростки в подвалах. Новые для нас галлюциногены: мескалин, псилобицин и , наконец, LSD-25, "кислота", напрочь лишающая рассудка исчезающе малыми дозами 0,02 - 0,05 миллиграмма. Под ее воздействием можно, например, вырвать собственный глаз. Как видно из названия - "психотомиметики" - эти вещества вызывают у нормального человека состояние, напоминающее острый психоз с галлюцинациями. Некоторые исследователи даже употребляют термин "искусственная шизофрения"[6] Далеко не всегда (и не всякому) такое состояние приятно, поэтому самые сильные наркотики этой группы (кстати, наименее изученные) по разрушительному воздействию на общество уступают (пока) опиатам и стимуляторам.

Здесь мы подходим к понятию наркогенности: "сила, скорость, с которой происходит привыкание", т.е., если сравнивать наркоманию с инфекцией - "сила инфекционного агента" (И.Н.Пятницкая).[7] Вещества всех трех групп могут быть расставлены по соответствующей шкале. Несмотря на колоссальное разнообразие их структурных формул и свойств, все они ведут искателя "химического счастья" по одному и тому же маршруту: 1, 2, 3 стадия. Под конец врачам порою бывает даже трудно определить, чем именно человек злоупотреблял. "Однотипный дефект..., свойственный исходу многих, не только психических, но и соматических заболеваний."[8]

Другое дело - что наркогенность, например, этилового спирта, сравнительно невелика: поэтому многие, употребляя его "культурно", не становятся алкоголиками, а продвижение по маршруту (от стадии к стадии) происходит медленно, легко тормозится социальными факторами и часто растягивается на срок, превосходящий человеческую жизнь. Подчеркиваю слово "сравнительно". Этиловый спирт не "хорош" сам по себе, но предпочтительнее, например, морфина. Это связано с тем, что алкоголь вызывает эйфорию довольно сложным опосредованным путем, а опиаты полностью имитируют действие нейропептидов - веществ, регулирующих, помимо прочего, эмоциональное состояние человека.[9] Их еще иногда называют "гормонами удовольствия". Но опиаты поступают в организм извне в количествах, многократно превышающих естественное выделение нейропептидов. Сложнейшая система эмоционального регулирования ломается как телевизор, который отрегулировали кувалдой, а жертва обнаруживает, что ни одно нормальное удовольствие (от хорошей работы, секса, еды етс) совершенно несопоставимо с "химическим".

Болезненная зависимость формируется после 10-15 инъекций морфина, а в случае с героином бывает достаточно одной (одной !) инъекции. Вот почему наркодилеры "дают попробовать" бесплатно.

Можно выделить еще вещества, которые помимо собственно наркотического эффекта, еще и настолько ядовиты, что их потребители даже в идеальных условиях до 3 стадии не доживают: это барбитураты или, например, кустарно-синтетический стимулятор первитин, который умеет за год превратить здорового молодого человека в инвалида с полным набором внутренних болезней, свойственных глубокой старости.

Такова - в самом схематичном изложении - фармакологическая сторона проблемы. В дальнейшем мы постараемся рассмотреть ее с исторической, экономической и социальной точек зрения, обратив особое внимание на те приемы (порою весьма хитроумные), с помощью которых молодежь вовлекается в наркоманию, и на то, каким образом в конкретных российских условиях этому можно противостоять.

Из нашего фармакологического обзора напрашивается естественный вывод: "Экая гадость!" Между тем, сегодня этнографы не могут с уверенностью назвать ни одной культуры, которая не отведала бы "психоделической" химии. На Севере, где не растет ничего, способного перебродить в спирт, начинали жевать мухоморы, содержащие алкалоид мускарин, галлюциноген с сильнейшими побочными эффектами токсического характера. Впрочем, тут уже скорее галлюцинации - побочный эффект отравления.

Племя без наркотика отыскать так же трудно, как племя безрелигиозное. Этот феномен не получил удовлетворительного объяснения в науке -почему все-таки нам так хочется время от времени избавляться от своего главнейшего эволюционного завоевания, разума? Видимо, мы еще многого не понимаем в собственной цивилизации...

Однако т.н. "традиционное" наркопотребление принципиально отличалось от того, с которым мы сталкиваемся сегодня. Во-первых, употреблялись препараты естественного происхождения, с низкой концентрацией действующего вещества и щадящими способами. Кокаин отличается самой высокой наркогенностью, однако индейцы в Андах "четыре тысячи лет жевали листья коки", и с ними не происходило того, что с героем фильма Б. Де Пальмы "Лицо со шрамом". "Две разные проблемы - кока в виде листьев и производство пасты и порошка", - говорит перуанский врач.[10] Во-вторых - и это не менее важно! - процесс употребления был жестко регламентирован обычаем и религиозным ритуалом. Когда можно, кому и сколько. Отступление от этих правил поставило бы нарушителя в положение изгоя.

Вопреки хрестоматийной формуле Владимира Святого, настоящее пьянство в России появляется только с освоением процесса дистилляции (перегонки) - этот сюжет подробно излагается в "Истории водки" В.В.Похлебкина[10]. И вместе с крепостным правом! Причем регионы, свободные от крепостной зависимости, оказались и менее зависимы от алкоголя. Автор этих строк задавал казакам-некрасовцам (староверы, сохранившие в Турции многие особенности быта до-петровского казачества) вопрос о том, почему у них даже на празднике не видно пьяных. И получил простой, но точный ответ: "Пьяниц у нас не уважают". При этом у некрасовцев не вводилось никакого "сухого закона", они производили отличное вино, охотно угощая им гостей и друг друга.[12]

Вероятно, уклад жизни в этой общине не способствовал формированию поведенческой установки "отключиться" или "нажраться и показать, кто в доме хозяин".

Общеизвестный факт - быстрая и катастрофическая алкоголизация североамериканских индейцев и наших малых народов Сибири и Дальнего Востока. Тому находят серьезные причины в особенностях обмена веществ, в недостатке необходимых ферментов. Биохимия задана генетически. Не подвергая сомнению выводы исследователей, я отмечаю, что те же самые проблемы с алкоголем возникли у аборигенов Австралии, и если индейцы с нашими палеоазиатами еще находятся в отдаленном родстве, то коренные австралийцы им генетически не ближе, чем французы или грузины. Зато очевидно сходство судеб в истории: малые народы пережили крушение своих традиционных культур, буквально раздавленных более высокой культурой европейцев. Люди оказались вне системы ценностей.

Вот почему важнейшая задача пропагандистской кампании, которую оплачивает сегодня наркомафия - воспитание в обществе "терпимого", "спокойного" отношения к наркотикам, то есть снятие социально-психологических барьеров на пути их распространения.

Однако не будем забегать вперед. Перелом в нашей истории происходит тогда, когда наркотик становится товаром, доступным любому в любое время (в полном соответствии с идеалами свободного рынка фон Хайека), а прогресс химии и медицины обеспечивает этому товару все более "удобные" (т.е. концентрированные) формы и средства введения. В начале прошлого века был выделен морфин, в 1860 г. - кокаин, в 1874 синтезирован героин. "К середине ХIХ в. усовершенствован шприц для подкожных инъекций, к 1880 г. он стал привычным инструментом для американских врачей..."[12]

Первая эпидемия наркомании современного типа зафиксирована в Китае, куда опиум в фантастических (даже по меркам современных картелей) количествах доставляли из Бенгалии европейцы, в основном англичане, а затем навязывали его китайцам под угрозой пушек. Таким образом из одряхлевшей Цинской империи выкачивалось серебро и золото на построение образцового капитализма (с такими его славными атрибутами как демократия, права человека и социальное страхование, позволившее самой Англии избежать разрушительных революций). Попытки китайцев отказаться от услуг отравителей привели к двум войнам, они вошли в историю под названием "Опиумных". Затем европейский экспедиционный корпус принял живое участие в уничтожении братьев по вере - китайских христиан- тайпинов, которые запрещали у себя опиумокурение по религиозным соображениям.[13]

Вот таким образом крупнейший народ планеты был поражен эпидемией, погубившей многие миллионы людей и продолжавшейся более 100 лет - до прихода коммунистов.

Отметим, что в Поднебесной опиум еще курили, а не впрыскивали. Но отягчающим фактором стало то, что торговая операция англичан и их союзников пришлась как раз на эпоху глубокого кризиса традиционной китайской цивилизации, которая оказалась неспособна к сопротивлению.

Европейцы полагали, что беда, поразившая "отсталых азиатов", их самих не коснется. Поначалу так и было. Моряки, возившие ящики опиума в Кантон, как правило, предпочитали для личного потребления "эль и джин"...

Но буддисты знают, что "брошенный песок возвращается и ранит глаза." Сейчас трудно представить себе, с каким наивным легкомыслием цивилизованные люди на Западе, в том числе врачи, осваивали новые дары органической химии. Героин рекламировался как "сироп от кашля", "один из известнейших невропатологов Америки У.А.Хэммонд...уверял, что привыкание к кокаину вырабатывается не больше, чем к чаю или кофе".[14] А.Конан Дойл, тоже врач по профессии, описывал своего Шерлока Холмса так: "скрипач, боксер, владеет шпагой, юрист, отравляет себя кокаином и табаком" ("Пять апельсиновых зернышек"); "окруженный грудами своих старых книг, чередуя неделю увлечения кокаином с приступами честолюбия, дремотное состояние наркомана с дикой энергией, присущей его натуре" ("Скандал в Богемии").[15] По его мнению, можно было длительное время существовать по принципу "работа - отдельно, кокаин - отдельно".

Однако в романе Л.Н.Толстого "Анна Каренина" довольно точно прослеживаются симптомы морфинизма как психического заболевания. (ч.6, гл. 32; ч.7, гл.26). В "Морфии" М.А.Булгакова (действие происходит в 1917 -18 гг.) речь уже не о лекарстве: "создав с помощью "потока сознания" (дневника доктора Полякова) страшную картину... распада личности, Булгаков взывал к читателю - бойтесь "дьявола в склянке".[16]

В 10-е -30-е гг. нашего столетия накопленный клинический опыт "лечения" кашля и бессонницы побуждает разные страны к принятию жестких мер не только против наркотиков как таковых, но и против их пропаганды (цензура в американском кинематографе на сцены с наркотиками в 1934-56 гг.)[17] Таким образом удалось справиться с послевоенной (1 мировой) волной кокаинизма.

Советская политика в этой области была продиктована не идеологией, а мировым опытом, только проводилась более последовательно.

Сегодня мы находимся в положении, пожалуй, даже худшем, чем китайцы Цинской эпохи. Уничтожив собственными руками свое государство, мы получили в качестве пряника не примитивный опиум-сырец, а целую фармакопею новейших средств самоуничтожения, рассчитанную на любой "вкус",т.е. на любой психологический тип потенциального потребителя.

Еще один отягощающий фактор - наследие т.н. "молодежной революции" 60-х гг. (см. предыдущую главу). Ее идеологи и идолы практически в один голос объявили наркотики одним из элементов новой культуры. "Как я ненавижу тех, кто служит делу распространения конформизма. Ради чего? Представьте себе стерильную банальность свободной от наркотиков Америки".[18] (Уильям Берроуз). "Это был шок, челюсть отвисла, мозг сотрясен...В зудяще - стремительном ритме она восхваляла кокаин"[19] (Из рецензии на концерт Патти Смит). Такие цитаты можно приводить километрами.

Но какаин теперь распространяли не отдельные богемные художники или несознательные врачи. Этим занималась специальная организация - мафия.

Борцы за абсолютную свободу и самая тоталитарная из возможных общественных структур отлично играют в пас. Человеческими головами.

В наркологии считается, что чем позже произошло первое знакомство с наркотиком, тем больше у больного шансов на излечение (см.[20]) Понятно, почему. У нормального взрослого человека уже сформировалась какая-то система положительных ценностей, и на нее он может опереться в борьбе с болезнью. Но в том-то и дело, что в подавляющем большинстве случаев к наркотикам приучаются именно подростки, которым свойственно экспериментальное поведение и неустойчивая самооценка. И то, и другое естественно: личность еще не определила свое место в обществе. Беда начинается тогда, когда эти свойства злонамеренно эксплуатируют по принципу: "А слабо тебе!" "Свобода" подростковой стаи заключается в том, что она воспроизводит хрестоматийную сцену с баранами из романа Ф.Рабле (бараны дружно прыгают в море за вожаком).

Множество криминализованных стай ("гэнгов") как раз и составляет массовую базу организованной преступности - а заодно и розничную сеть наркоторговли.

Мафия. Субкультурная помойка в эфире. Безработица. Все у нас уже есть. Нет только американской полиции, которая редко берет взятки и, может быть, хоть как-то защитит юное существо, если оно попытается вырваться из цепких объятий "повелителя мух".

Наркотик - товар, но очень специфический. Мы уже отмечали, что вещества с высокой наркогенностью вытесняют из жизни жертвы любые нормальные стимулы. И становятся таким образом единственным товаром взамен всех остальных.

Парадокс: у нормального человека на героин нет вообще никакого спроса. Мне он даром не нужен. А для наркомана бесценен. Между этими двумя состояниями - несколько инъекций.

В 1996 г. цена дозы ММДА ("экстази") составляла в Москве 20-50$, чистого героина - 100 $, а грамм кокаина стоил 200-250 $ (информация газеты "Неделя"[21]) Пока у потребителя этой отравы есть работа или сбережения, он может оплатить свои растущие (из-за повышения толерантности) траты за счет экономии на всем остальном. Но работа теряется, а сбережения заканчиваются. Вот как об этом пишет Л.М.Тимофеев в книге, специально посвященной экономике наркобизнеса. Он употребляет понятие DSB (drug seeking behavior income - доход от настоятельного стремления к наркотикам). "Ради наркотиков наркоман готов пожертвовать любым другим благом. Эту жертву можно представить в виде некоего композитного товара, объединяющего любые мыслимые ценности, как материальные, так и нематериальные... Не деградация морали, не криминальные наклонности, но неумолимая экономическая логика выводит наркозависимого потребителя за пределы юридических и нравственных норм. DSB -доход не есть результат симметричного обмена - деньги в обмен на труд. Эти деньги изъяты, отняты, украдены наркоманом у кого-то другого... DSB-доход есть отрицательный подоходный налог, который общество отдает наркозависимому потребителю, чтобы поддерживать его равновесное положение на рынке."

Чем выше наркогенность препарата, тем быстрее включается специфический "налоговый" механизм. Вот почему мафия предпочитает торговать "тяжелыми" наркотиками, которые требует серьезной организации производства и транспортировки.

"Доход от наркоторговли хоть и возникает вследствие " как бы симметричного" обмена, но по сути является формой вторичного перераспределения дохода, имеющего все ту же нетрудовую природу."[22]

Если выражаться проще, то наркоман - это насос, который все те немногие годы, которые ему осталось просуществовать, будет вытягивать деньги сначала у близких, потом у всех, кто подвернется, и исправно обращать их в виллы и яхты для боссов соответствующего картеля. Он - раб в самом полном смысле слова. Живое орудие, посредством которого его хозяева грабят остальных людей.

Здесь-то и скрывается главная логическая ошибка Л.М.Тимофеева, из-за которой его новаторская и талантливая книга во многом обесценивается: он прилагает рыночную "экономикс" к явлению, рыночному только по видимости.

Между прочим, перечисляя криминальные источники "DSB - дохода", Л.М.Тимофеев обходит вниманием один из важнейших. На низовом уровне распространение "тяжелых" наркотиков организовано по принципу т.н. "снежного кома". Нам он хорошо знаком по торговле шарлатанскими снадобьями (легальной). Потребитель становится мелким дилером, чтобы оплатить собственную дозу за счет розничной наценки на наркотики, которые он перепродал другим. Таким образом наркоман успевает заразить в среднем от 6 до 10 человек[23] чрезвычайно изобретательно и подло "сажая на иглу" любого, кто имел несчастье ему довериться (классическое предложение возлюбленной: "давай вместе вмажемся, вместе легче будет бросать").

Наша "бывшая" Родина СССР страдала от многих пороков и недостатков, но не от героина с кокаином. Это - завоевание последнего десятилетия.

Давайте же на секунду освободимся от всего того, чем нам с 1991 года промывали мозги, и взглянем на мир ясными трезвыми глазами. Наверное, борьбе с пьянством невредно было бы поучиться у тех народов, которым чужды наши подзаборные традиции. Но у кого мы должны перенимать эффективные методы борьбы с наркоманией? У Соединенных Штатов? Богатейшая страна, на которую работает весь остальной мир (точнее, все те страны, где в ходу американский доллар) имела на рубеже 80-90-х гг. 5,5 миллионов наркоманов "не считая тех, кто использует в качестве наркотических средств разрешенные лекарства, такие как барбитураты и амфетамины".[24] Между прочим, злоупотребления барбитуратами - особо злокачественное. Амфетамины - тоже не сухое вино. Но они выносятся за скобки, чтобы не портить показатели. Вот вам и цена статистики. Тот же источник указывает число героинистов - около 1 миллиона человек, потребителей кокаина и "крэка" (синтетический вариант) - 2,4 миллиона. За прошедшие годы никаких стратегических побед в этой области, вроде бы, не одержано. Разгром Медельинского картеля в Колумбии привел только к перераспределению его полномочий в пользу Калийской и др. группировок. Да и что значит "разгром" в переводе с либерального? Глава Медельинского картеля Фабио Очоа, поставлявший в США и Европу 20% всех наркотиков (20-30 тонн кокаина в год), получил пять с половиной лет заключения в тюрьме санаторного типа.[25] Вот типичные биографии его подчиненных, международных дилеров, попавшихся потом в РФ с крупными (счет на килограммы) партиями героина. Питер Уши. Ранее был арестован с героином в Бельгии, получил 7 лет, отсидел 3, выпущен "в белый свет" (поскольку не подданный Бельгийского королевства) - травить человечество. Яцлав Косиковский. Был арестован с кокаином в Австралии, не отсидел и месяца, отпущен под залог (! - чего? кокаина?), восстановил товарные запасы, поехал дальше.[26] И т.д. Производство опиума и листьев коки во всяком случае не уменьшается и по-прежнему остается важнейшим сектором экономики целого ряда государств, причем на упреки в коррумпированности их правительства резонно отвечают, что львиная доля продукции потребляется в богатых странах Европы и США - почему вы не можете навести у себя порядок, а требуете этого от нас?

Любопытный штрих: мэром американской столицы с 1979 года являлся уголовник Маррион Бэрри, которого периодически задерживали с наркотиками, пока, наконец, все-таки не упрятали в тюрьму города Питсберг. После отсидки он в 1994 году... снова занимает кресло вашингтонского градоначальника.[27]

По другую сторону Атлантики т.н. "голландский опыт" борьбы с наркоманией пропагандируется почти так же назойливо, как при Брежневе его сочинение "Малая земля". Из чего он состоит? Из двух компонентов. Рекламные публикации фиксирует внимание на первом - на частичной легализации марихуаны, которую можно купить в т.н. "кафе-шопах".[28] Идея весьма спорная (подробнее о легализации каннабиса - чуть ниже) но, во всяком случае, может быть предметом серьезного разговора. А вот вторая сторона голландской медали "За победу над наркотиками". Насколько разговор серьезен - судите сами. Эрик Вермулен, консультант по проблемам наркотиков: "мы не занимаемся морализаторством типа "наркотики употреблять не следует, потому что это опасно и страшно". Голландцам ближе иной подход. "Давай-ка разберемся, почему ты эти наркотики употребляешь."[29] Пока они "разбираются", на улицах Амстердама туристам по ночам предлагают - нет, не марихуану, а все тот же героин. Но торговцы героином хотя бы прячутся от полиции. А амфетамины распространяются до такой степени открыто, что государство учредило специальную службу, при помощи которой каждый может проверить качество товара: не обманул ли его наркодилер. О каком же "запрещено заниматься распространением тяжелых наркотиков" может идти речь, если вещества, которые ООН и ВОЗ признают "тяжелыми", юноши и девушки по дороге на дискотеку получают из рук чиновника? Знаменитые голландские проститутки (в жизни, а не в рекламном выпуске "Про это" - довольно унылое явление) "в ожидании клиента почти все курят крэк...Хозяева разносят девушкам наркотик в счет оплаты их труда".[30] Нидерланды превратились в легальную нарковитрину и перевалочную базу оптовой торговли героином ("80% героина, конфискованного в Англии и Франции, имели голландское происхождение"[31]), они занимают первое место в Европе по производству амфетаминов. "Причиной такого бурного роста Амстердама как европейского центра наркотиков специалисты считали крайне либеральные голландские законы против их нелегальной продажи. На стенах некоторых китайских ресторанчиков Амстердама свободно висели иероглифические надписи: "Здесь продается дешевый героин. Добро пожаловать." (Юрий Савенков).[32] При этом надо учесть, что сами коренные жители Голландии - люди с чрезвычайно высокой бытовой культурой и прочными общественными устоями, сформировавшимися задолго до всякого "крэка" и героина. Они будут сопротивляться заразе достаточно долго - как толкиеновские гномы Саурону. И все это время не без пользы для собственного кармана ("наркотуризм" в Амстердам, доходы от транзита, которые волей- неволей оседают по месту расположения оптовой базы) травить остальное человечество. Кстати, и проститутки, которым "хозяева разносят" кокаин - тоже не голландки, а несчастные дурочки из стран третьего мира, включая Россию.

В основе такого "полезного опыта" лежит не научное исследование, а идеология.

С точки зрения современного либерала, потребление наркотика - тоже результат "свободного выбора". "Свободный выбор" - это, напомним, центральная идеологическая догма.

В нашем случае ее нелепость можно было бы назвать анекдотической, если бы речь не шла о человеческих жизнях. Какой такой "свободный выбор" у 14-летнего подростка, которому навязывают смертельно опасный яд взрослые дяди, профессионалы, объединенные в корпорации с бюджетами, не уступающими бюджету средней руки государства? Или уже сформировавшийся морфинист действительно "разбирается, почему он эти наркотики употребляет", а потом, разобравшись, принимает "свободное" решение: "вмазаться" ему или, например, на те же деньги сходить в оперу?

Еще на заре наркобизнеса английский губернатор Т.С.Б. Раффлз не препятствовал открытию в Сингапуре опиумных притонов, потому что "очень радел за свободу торговли и свято соблюдал принцип невмешательства...".[33] Слава Богу, "свободу" все-таки ограничили (смертной казнью для отравителей) - и это не мешает Сингапуру быть процветающей капиталистической страной. Но в книге Льва Тимофеева - там, где он выступает не как ученый, а как либеральный идеолог - всерьез утверждается: "Если не может исчезнуть рыночный спрос, тем более не исчезнет и предложение, откликающееся на этот спрос. С экономической точки зрения рынок наркотиков бессмертен."[34]

Да откуда же возьмется "спрос" на кокаин у человека, который его не пробовал?

Сам собой "спрос" не появится. Его нужно создавать. Недавно Виктория Шохина под заголовком "И приходит обезьяна" собрала вопиющие примеры того, как работает "агитпроп наркобизнеса"[35], начиная с известной истории про девицу, арестованную за торговлю наркотиками в вестибюле метро - и оказавшуюся на следующий день "великой поэтессой". Кампания за ее освобождение объединила почти все отечественные СМИ. ТВ-программа "Совершенно секретно" имела неосторожность предоставить слово "другой стороне" (сотрудникам ФСБ, изымавшим на квартире "поэтессы" целый склад). За что была снята с эфира по распоряжению тогдашнего главы Российского ТВ О.М.Попцова. А когда создатели запрещенной передачи устроили пресс-конференцию, и в "Общей газете" о ней напечатали краткую информацию, то уже в следующем номере появилось редакционное (!) извинение перед читателями (!) за "публикацию материала, в котором, в частности, поставлена под сомнение роль российского ПЕН-центра".[36]

А вот совсем недавние примеры, которых нет у В.Шохиной. Бесплатно раздаваемая у метро предвыборная газета т.н. "Неофициальной Москвы" (сторонники экс-премьера Кириенко) по соседству с политическими заявлениями типа: "с Примаковым вернется террор, как при Гитлере...", печатает рекламу нового "молодежного движения"; оно называется "Аутрич" или, по-русски, "Снижение вреда". "Работники аутрича" определяют свое кредо так: "Мы не за наркотики...Мы не против наркотиков". Сами они заядлые наркоманы, с гордостью отчитываются перед читателями, где, когда, чем и по сколько, а в "движение" объединились для того, чтобы передать сверстникам богатый опыт культурного потребления внутривенных наркотиков: "Я определил для себя великую цель. Я окультуриваю молодежь..." (Некто "Рома, работник аутрич")[37]

Подведены итоги конкурса литературных произведений, опубликованных в "Интернете". Первую премию получила тупая порнография со специфическим уклоном в пропаганду тяжелых наркотиков, в особенности первитина: рецепты приготовления, сдобренные матом прочувствованные призывы: "не бойся, используй свой шанс, чтобы изменить себя и стать выше недо.... толпы ....... урелов, не знающих кайфа вмазки!" Некий Максим Кононенко, запустивший этот текст в Интернет, так мотивировал свой поступок: "Дело писателя - делать интересные романы...Дело читателя - их читать. Читателям понравилось."[38] Знакомая логика, не правда ли? Но интереснее другое: что жюри, присудившее первитиновой графомании первую премию, состояло из Андрея Битова, Бориса Стругацкого, Александра Кушнера... Добавим не столь крупное, но очень часто мелькающее в СМИ имя Дмитрия Быкова. Не все поставили наркошедевр на первое место, бывший соавтор "Хищных вещей века" Б.Стругацкий оправдывается, что он лично - только на четвертое. Но никто в знак протеста из жюри не вышел.

Заметьте: все "деятели культуры", задействованные в этих и подобных историях - известные либералы. Может быть, это случайное совпадение? Но вот поразительное в своей циничной откровенности интервью Леонида Парфенова (НТВ) "Новой газете":

"-Из программы "Сумерки" можно узнать, где, по какой цене, у кого можно купить наркотики и как их употреблять. Не видите ли вы в этом своеобразной рекламы наркомании?

-Скажите, только честно... вы пробовали употреблять наркотики?

-Да, пробовал.

-И все остальные пробуют. Раз наркотики есть, их все равно попробуют. Человек в 14-15 лет не может не быть естествоиспытателем. Вопрос в том, чтобы убедить подростка отказаться от наркотиков.

-Как вы предлагаете бороться с наркоманией?

-... Расстрелять всех наркоторговцев не получится. Это тоже вариант радикального решения проблемы. Но без меня. Я в принципе не умею проводить жесткие меры в жизнь. Я думаю, что если невозможно уничтожить проблему как таковую, то нужно просто научить людей правильно к ней относиться..."[39]

Если чего-то не поняли, перечитайте еще раз. "Человек в 14- 15 лет не может не..." А потом Парфенов и Ко попробуют его "убедить отказаться...". Например, от героина.

Рассуждая о "бесплодности и даже опасности запретов", их единомышленник Л.М.Тимофеев, в прошлом известный диссидент-правозащитник, делает небезынтересные оговорки. "Если задаться целью построить теоретическую модель наркобизнеса, придется... отказаться от нравственных и социальных оценок этого явления, что не совсем просто, учитывая мощное давление общественного мнения... И все-таки здесь мы вынуждены будем оставить в стороне вопрос о том, "что такое хорошо и что такое плохо"...Когда дело касается экономических явлений, обращение к этической дихотомии "добро-зло" оказывается малопродуктивным"[40] И т.п. С научной точки зрения эти пассажи не выдерживают критики. Кто сказал, что наука о людях возможна вне человеческой этики? И медицинское исследование не перестает быть объективным оттого, что врач следует четкой нравственной установке: помочь больным (а не наоборот, здоровых сделать больными).

Впрочем, наука здесь ни при чем. Читатель без труда вспомнит, для какого политического движения было характерно презрительное равнодушие к "малопродуктивной этической дихотомии "добро - зло". Крайности сходятся.

"Агитпроп наркобизнеса" строится в несколько эшелонов.

Первый рассчитан на тех самых молоденьких и глупеньких, которых нужно во что бы то ни стало уговорить "попробовать" (дальше покатится само). Болтовня об "альтернативном познании": мол, академик Амбарцумян познавал Вселенную с телескопом, а ты, деточка - с пачкой таблеток; о каких-то "особых способностях", которые будто бы отличают "продвинутого" наркомана от "непродвинутых" соотечественников; о "свежих технологиях", каковыми некий В.Курицын ("литературный критик") объявил наркотики и компьютеры.[41]

Это настолько примитивно - на уровне: "Козлятушки, откройте, это мамка пришла, молочка принесла!" - что и дискутировать не о чем.

Все знают, что пьяному море по колено, но рекордов по плаванью спьяну никто еще не поставил. А утонули очень многие.

Следующий уровень рассчитан на нейтрализацию взрослых, которые могли бы помешать топить своих детей - их самих нужно дезориентировать и лишить воли к сопротивлению. (Ну что поделаешь, если "рынок наркотиков бессмертен"?)

Здесь требуется не топорная, как в журнале "Псюч", а тонкая работа.

Мэрг Уэлш, эксперт по социальным проблемам из Мельбурна "огорчена тем, что многие люди, страдая от связанного с наркоманией роста преступности, по-прежнему требуют ужесточения законов, больше полицейских и тюрем. Только в последнее время, считает она, общественное мнение начинает свыкаться с мыслью о том, что в общих интересах проявлять больше терпимости к тем, кто живет иначе. Люди, вовлеченные в наркоманию, секс-индустрию, попрошайничество, остаются частью общества, они должны быть приняты обществом, иметь в нем свое место, где бы чувствовали себя в безопасности."[42]

Так разрушаются социальные барьеры на пути эпидемии.

Пока еще, слава Богу, наркоманом быть стыдно. Мы знаем, что они живут не просто "иначе" - они живут гораздо хуже нормальных людей. В этой оценке житейский здравый смысл не расходится с данными строгой медицинской науки.

А под лозунгом насквозь лицемерной пресловутой "политкорректности" - бедненькие не должны чувствовать себя изгоями! - общество приучают к тому, чтобы "вмазаться по вене" было так же не естественно и не стыдно, как выпить кружку пива в жаркий день.

Причем в конечном итоге рассчитана подобная демагогия опять-таки не на сформировавшихся наркоманов (они выполнят свою "DSB"-функцию независимо от того, что думают окружающие), а на вовлечение в водоворот молодого человеческого материала. Если не плохо, а просто "иначе", то почему бы и не?

Не все так просто и с "лечением". Европейская наркология отчитывается о годичной (только годичной!) ремиссии после выписки у 10-20% злоупотреблявших опиатами.[43] Показатели существенно хуже, чем при лечении, например, лейкозов. В частных беседах некоторые врачи прямо говорят о том, что "тяжелая" наркомания, особенно начавшаяся в молодом возрасте, неизлечима. В лучшем случае удается "пересадить" больного на другое вещество - в чем, кстати, и заключается нехитрый секрет широко рекламируемой "метадоновой терапии героинизма". Метадон - точно такой же наркотик, просто у него меньше побочных эффектов. В начале века опиоманов уже "лечили" кокаином. Столь же обманчивы статьи в глянцевых журналах о той или иной знаменитости, которая "кололась" - но "бросила, проявив силу воли" (вариант абсолютно нелепый) или "полностью вылечилась". Пресса такого рода не публикует историй болезни, по которым о каждом конкретном случае можно было бы объективно судить. Хотя в принципе не исключено, что за очень большие деньги, в строгой изоляции, под постоянным медицинским контролем и с использованием новейших препаратов (например, антидепрессантов последнего поколения) можно остановить даже самый злокачественный процесс.

Но какое отношение это имеет к нам, гражданам Российской Федерации?

Никто не вправе отнимать у человека надежду, но сладкие сказки о чудесных исцелениях больного не спасут, зато могут оказаться роковым аргументом против здорового: "Смотри: Оззи Осборн выздоровел, Джимми Хенд... ой, виноват, Джимми Пейдж - тоже! Чего же ты боишься, мой юный друг?"

История взаимоотношений человека с наркотиком демонстрирует примеры не только постыдных капитуляций, но и решительных побед. Самая убедительная была одержана в стране, наверное, больше всех на свете пострадавшей от отравы.

Китайские коммунисты пришли к власти после 30 с лишним лет беспрерывных гражданских войн и иностранных вторжений. Под опиум был занят миллион гектаров, официальное число наркоманов - 20 миллионов. И одной из первых своих задач КПК объявила "полную ликвидацию яда" (антиопиумный закон в феврале 1950 г.)[44] По официальным данным, 80 тыс. человек было арестовано, расстреляно около 800. Весьма вероятно, что данные о репрессиях занижены, однако они в любом случае не идут ни в какое сравнение с теми жертвами, которые страна ежегодно приносила на алтарь снотворного мака.

Нельзя сказать, что в КНР вообще не стало наркоманов. Есть наркомания как маргинальное, эндемическое явление. Нет общенационального бедствия. И такое положение обеспечивается жесткой стратегией против отравителей. Смертный приговор с конфискацией имущества может быть (с учетом конкретных обстоятельств) вынесен за 50 и более граммов героина.

На отмели Хумынь (Кантон) располагается уникальный мемориал. Он посвящен борцам с наркобизнесом. На площадке перед входом в музей - памятник ревизору Линь Цзэсюю, который за 110 лет до "кампании за полную ликвидацию яда" осмелился посягнуть на "свободу торговли", отнял у англичан весь опиум и тут же, на берегу моря, торжественно сжег. После чего предложил купцам компенсацию чаем и жесткое условие дальнейших взаимоотношений: кто привезет в Поднебесную хотя бы фунт опиума, будет немедленно казнен. Рвы, где Линь Цзэсюй сжег более тысячи тонн опиума, превращены сейчас в живописные пруды, по берегам посажены ивы. Считается, что пример честного императорского чиновника (которого император наградил ссылкой в глухую провинцию) вдохновлял убежденных марксистов из КПК.

В свою очередь, китайский опыт нашел применение в странах Юго-Восточной Азии, включая совершенно не марксистские, но также пострадавшие в свое время от коммерческих операций британских культуртрегеров. Торговля "тяжелыми" наркотиками в значительных количествах здесь карается смертью. И каждый приговор - особенно если речь идет о европейце, пойманном с чемоданчиком героина в Сингапурском аэропорту[45] - вызывает в Европе такое же бурное негодование, какое когда-то вызвал "произвол" Линь Цзэсюя.

Мотивировка, правда, несколько изменилась. Теперь речь идет о недопустимости смертной казни как таковой: государстве не вправе отнимать жизнь. Но то, с каким удовольствием Европейское Сообщество отнимало жизни у югославов, заставляет усомниться в искренности его протестов. Кстати, союзником либеральной Европы в Югославской войне оказалась Армия Освобождения Косова - террористическая группировка, существующая в основном на доходы от рэкета и наркобизнеса. "Сейчас косовские наркодельцы переправляют от 4,5 до 5 тонн героина в месяц, тогда как до войны - максимум по 2 тонны".[46]

Обсуждаемая нами проблема имеет много таких аспектов, по которым наука еще не может высказать определенного суждения (некоторые мы уже затрагивали выше). Неясен механизм действия ряда препаратов и целых групп, в частности, галлюциногенов. Список веществ, вызывающих зависимость, постоянно расширяется. Корректируются представления об их наркогенности. Наконец, продолжаются терминологические дискуссии. К примеру, с юридической точки зрения "наркомании" - это только злоупотребления веществами из списка, утвержденного комитетом экспертов ВОЗ; злоупотребления прочими веществами, которые действуют аналогичным образом, но в список не включены, должны называться "токсикоманиями".

Но есть вещи абсолютно ясные.

Т.н. "тяжелые" наркотики, прежде всего героин и кокаин - это средства уничтожения людей. Они не имеют никакого другого предназначения. И распространители их - сознательные убийцы.

Конечно, злоупотребление подобными веществами сродни эпидемии, но в отличие от холеры или лихорадки Эбола, "инфекция" героина и кокаина распространяется целенаправленными организованными усилиями (их невозможно получить в деревенской избе с помощью кастрюли-скороварки). Поэтому правильнее было бы говорить не просто об эпидемии, но о бактериологической войне.

"Я не знаю никого, кто бы первую дозу купил ,- признается человек, погибающий от опиатов, - Дают попробовать."[47]

Первая и главная санитарная мера в таком случае - уничтожение агрессора, потерявшего человеческий облик.

Л.М.Тимофеев убедительно доказывает, что серьезным наркобизнесом может заниматься только крупная корпорация. Резюме: "без обширных плантаций в азиатских и латиноамериканских странах, охраняемых подразделениями специально обученных боевиков, без тысяч заводов кустарной обработки и лабораторий тонкой выделки, без парка современной транспортной техники, включая морские и воздушные суда, а среди последних - и подводные лодки, без самых новейших средств связи и разведки, включая спутники-шпионы, ... без системы политических и общественных связей, укрепленных не только прямым подкупом, но и широкой спонсорской и благотворительной деятельностью, а главное - без сотен тысяч хорошо оплачиваемых и потому преданных работников, не то, чтобы разбросанных, но заботливо расставленных по всему миру в нужных местах, и, наконец, без отлаженной схемы управления и четкой, хотя и неписаной конституции отраслевого взаимодействия - без всей этой сложной, но предельно рациональной структуры, без всех этих постоянных затрат невозможно обеспечить гарантированную доставку потребителю-наркоману дозы наркотика весом 0,2 грамма."[48]

Описание отмечено своего рода поэтическим чувством (книга в целом написана совсем другим языком), и комплименты мафиозным структурам все-таки преувеличены. Но в общих чертах реальность наркобизнеса именно такова. И если бы автор не обманывал сам себя рассуждениями о том, что экономическая наука находится по ту сторону добра и зла, он легко сделал бы практический вывод: столь сложные структуры весьма уязвимы.

Настоящие государства могут справиться со своими вампирическими тенями. Это, в конце концов, не сложнее, чем ликвидация нацизма, который тоже опирался на "подразделения специально обученных боевиков" и "подводные лодки".

Итак, в борьбе с наркоманией первое и главное условие - уничтожение тех, кто распространяет "тяжелые" наркотики (лиц и организаций). Эта мера должна опираться на политическую волю государства, а не Академии Наук, школы или абстрактной "общественности". Без нее любые медицинские, просветительские и прочие усилия так же бессмысленны, как вычерпывание воды решетом.

Вместе с тем, не хотелось бы примитивизировать ситуацию по принципу "чем больше репрессий - тем лучше". Опыт антиалкогольных кампаний в США и СССР показывает, что непродуманные запреты "чохом" приводят к противоположному результату: в нашем случае это была замена недоступного алкоголя суррогатами и кустарными наркотиками. Как репрессии, так и пропаганда должны иметь основательный научный базис.

Дейвид Мастро справедливо предостерегает от запугивания "из добрых побуждений". "Сгущение красок не выдержало испытаний при столкновении с реалиями, свойственными практике потребления наркотиков, и в результате привело к потере доверия к любым правительственным заявлениям о наркотиках."[49]

Конечно, когда эксперт Амстердамской полиции Кейс Рамэу утверждает, что "вред от курения "травки" в принципе сопоставим с вредом от курения обычных сигарет"[50] - это чушь, "в принципе сопоставимая" с текстами, которые произносит человек, накурившийся анаши.

То, что каннабис вызывает физическую зависимость, абстинентный синдром, психозы етс , наши исследователи доказали еще в начале 30-х гг., а сомнения американских врачей по этому поводу были связаны с тем, что "их" "травка" - воспетая певцами рэггей "сэнсимилья" - это cannabis americana, в которой концентрация действующего вещества ниже, чем в cannabis indica, характерной для Старого Света. Болтовня о каком-то "особо интеллектуальном" и "добром" кайфе, будто бы отличающем "травку" от "тупого" алкоголя втройне нелепа в свете последних событий, происходящих как раз в тех регионах б. СССР, где гашиш был предметом традиционного потребления.

Но вопрос о сравнительной наркогенности каннабиса и алкоголя остается дискуссионным.

Соответственно, не прекращаются и споры о легализации "травки". Сторонники ее утверждают, что оппоненты, не имея убедительных доказательств большей опасности каннабиса, просто обслуживают интересы ликеро-водочной промышленности, которой не нужен конкурент. Контраргумент: даже если каннабис и не вреднее, чем алкоголь - что пользы людям от появления еще одного легального наркотика в дополнение к уже существующему?

Но если взрослые, которые сами не прочь пропустить рюмочку, начинают пугать подростков ужасами марихуаны по принципу: "Отпал вопрос, какие виды наркотиков наиболее опасны. Стало понятно - опасны все",[51] они рискуют утратить всякое доверие, причем именно в тот момент, когда нужно будет предотвратить стопроцентно доказанные и никем из специалистов не оспариваемые ужасы "тяжелых" наркотиков.

Тому, кто отстаивает правое дело, нет необходимости врать. А молодые люди скорее оценят разговор всерьез и на равных. Может быть, даже такой: " В культуре, которая нас вырастила, алкоголь стал неотъемлемой составной частью, о нем поется в песнях, его употребляют самые симпатичные киногерои, без него не женишься и не проводишь покойного. Для тех, кто в этом вырос, наверное, лучше умеренно выпивать, нежели раньше времени сойти в могилу от стресса. Хотя настоящего уважения достоин тот, кто в силах сопротивляться давлению среды. А для новых поколений, которым жить в Третьем тысячелетии, лучше было бы не повторять наших ошибок, тем более - не усугублять их. Настоящее счастье в настоящей жизни лучше, чем химический суррогат."

Но следует помнить, что в случае уже сформировавшейся зависимости от тяжелых наркотиков эффективность психотерапии и каких бы то ни было "разговоров за жизнь" приближается к нулю. Может быть, это прозвучит резко и даже негуманно, но всякая помощь такому больному, не связанная с его госпитализацией и отнятием наркотика, скорее всего, будет обращена во зло, причем пострадать от "доброты" могут совершенно посторонние, ни в чем не повинные люди.

Либерализм заключил с "повелителями мух" своего рода "пакт терпимости": допустимы только те меры борьбы с наркобизнесом, которые не ведут к его полному искоренению.

Как некогда инквизиция "не проливала крови" - так и либеральная элита старается диктовать людям свою волю, не прибегая к прямому насилию. С этой точки зрения наркотические деграданты - идеальный "электорат". Абсолютные рабы тех, кто снабжает наркотиком. И очередной голландский эксперимент, в ходе которого государство выдает 750 наркоманам уже не метадон, а непосредственно героин,[52] может иметь смысл и последствия, весьма далекие от той либеральной болтовни, которой все это прикрывается. Далее см. фантастические антиутопии Р.Шекли, С.Лема, И.А.Ефремова и других мудрых писателей-пророков.

Что касается нашего государства, то оно соединяет худшие качества либерализма и феодализма. Ожидать от него каких-то успехов в борьбе с наркомафией (или хотя бы осмысленных действий в этом направлении) не приходится.

Общество как таковое, начиная с интеллигенции, совершенно дезориентировано. Скорее всего, мы отдадим наших детей "повелителям мух" так же безропотно, как только что отдали промышленные предприятия ворью.

Но если существует какая-то надежда, то она связана только с общественным сопротивлением. Может быть, именно молодежь, которая сегодня поставляет наркомафии "продвинутые" бараньи стада, сумела бы взять дело освобождения в собственные руки - если бы удалось извлечь ее на свет Божий из субкультурных вольеров и объяснить элементарную, в сущности, вещь - на уровне детской сказки про "Звездные войны".

Бороться с гнусной рабовладельческой империей наркомафиии почетнее, интереснее и романтичнее, чем пополнять ряды ее рабов. Это и есть свободный выбор свободного человека.

(Если бы в СМИ хоть изредка звучало нечто подобное!)

Тот, кто приносит наркотики в школу, должен получать ответ на том единственном языке, который он понимает.

Рекомендую фильм Станислава Говорухина "Ворошиловский стрелок". Hе случайно он вызвал такую злобу y наших рыцарей пера, исключительно независимых от всех, кроме собственных хозяев, причем особенно усердствовал Д.Быков, уже знакомый нам по "первитиновому" конкурсу в Интернете...

Вместо "терпимости" и "политкорректности" в обществе должна формироваться, наоборот, максимальная нетерпимость ко всему, что способствует превращению homo sapiens в "продвинутого" дегенерата, в том числе и к соответствующему "агитпропу". Если бы Андрей Битов и компания точно знали, что по окончании "конкурса в Интернете" их, невзирая ни на какие прежние заслуги, просто не пустят ни в один порядочный дом - и не из каких-то идеологических соображений, а просто потому что противно, и еще потому, что в каждом доме растут дети и внуки, и их нужно защитить - тогда, я уверен, эти именитые господа десять раз подумали бы, прежде чем связать свои имена с рекламой первитина.

Представляете? "Извините, милостивый государь, мы уважаем ваши литературные заслуги, но не будем состоять с вами в одном писательском союзе, пока вы публично не отмежевались от гнусного поступка"

Все это пока больше похоже на фантастику.

Но попробовать стоит. В конце концов, Линь Цзэсюй начинал свою войну с опиумом тоже без особой надежды на успех.

Приношу читателям извинения за туалетный юмор. К сожалению, предмет, побудивший к написанию этой главы (произведение, так сказать, искусства) называется матерным словом. Не я его таким произвел. Не я его так назвал (а сами создатели!) Не я выпустил в открытый прокат. Не я организовал матерному предмету рекламные рецензии в респектабельных газетах. Кстати, финальная сцена этого произведения, особенно умилившая респектабельных кинокритиков, происходит аккурат в сортире...

Вообще-то для искусства, как и для науки, нет запретных тем. Вопрос - в авторской позиции. Совершенно напрасно В.Набокова, а также А.Лайна, поставившего фильм по "Лолите", обвиняли в пропаганде педофилии. Достаточно поставить вопрос: как складываются в романе судьбы героев? - и сразу становится ясно, что никакой "пропагандой" здесь и не пахнет. Гумберт - не образец для подражания, "делать жизнь с кого", а ущербный, больной человек, неспособный к нормальному общению с женщинами. То, как он обошелся со своей женой, матерью Лолиты - на мой взгляд, в 10 раз страшнее и подлее, чем собственно "педофилия". Но для автора эти события неразделимы. Вехи одного пути. Тем более не является "пропагандой извращений" "Гибель богов" Л.Висконти. Как справедливо заметила Нея Зоркая, в этом фильме "нравственное одичание - почва и атмосфера гитлеровского переворота".[1] А фашисты режиссеру глубоко антипатичны.

В обоих случаях половые извращения - неотъемлемая составляющая процесса разложения и распада человеческой личности.

Шведский режиссер Лукас Мудиссон, создатель фильма "Е..... Омоль", отличается от великих предшественников не только уровнем одаренности, но и жизненной позицией.

Кстати, фильм Мудиссона называется не "Покажи мне любовь", как его стыдливо перекрестили в прокате, и даже не "Гребаный Омоль", как переводят критики, потому что в оригинале ругательство пропечатано как есть, без эвфемизмов. (Омоль - городок, где происходит действие). Я подчеркиваю аутентичное наименование: "Fucking Amal" не для того, чтобы лишний раз выругаться. Просто рекламная болтовня особенно впечатляет, если рядом большими буквами написать, как на самом деле называется рекламируемый предмет.

Навязывают людям то, что самим же стыдно назвать по имени.

Но дело даже не в похабщине как таковой. Она может быть веселой и не злобной.

А здесь похабное название отнесено к целому городу. К одному из тех милых шведских городков, о которых раньше нам рассказывала Астрид Линдгрен. Оказывается, на самом деле все его жители (ну точь-в-точь как все жители России в шедеврах "нашего нового кино"!) - тупое стадо "е....." ничтожеств. Над общим уровнем серости поднимаются только те, кто склонен к половым извращениям. Историческая победа над предрассудками, одержанная двумя школьницами-лесбиянками под сводами общественного сортира, отмечена премией "Тедди" от специального "жюри сексуальных меньшинств" ( Берлинский кинофестиваль). "Несимпатичные и глуповатые существа, толкующие исключительно о сексе, на мой взгляд, не стоят потраченного на просмотр времени, и фильм мне был чрезвычайно скучен" (В. Кичин, "Известия").[2]

На этом искусствоведение заканчивается. Развития характеров, полутонов, вторых/третьих планов и прочего, что отличает подлинное искусство, в фильме Мудиссона не больше, чем в среднем рекламном ролике. Научную (социологическую) проблему составляет общественная реакция. На родине: "Шведский фильм года", национальные премии за все сразу (режиссуру, сценарий, главные роли). Но и в нашей стране на 1 отрицательный отзыв (цитировался чуть выше) приходится дюжина положительных, причем тональность их и пафос анекдотически не соответствуют предмету. "То есть уже до такой степени хочется простого и понятного, про чистую любовь и живых людей, что сил нет. А лесбийская тема - это так, прием отстранения: не можем же мы, в самом деле, всерьез вдохновиться историей про то, как мальчик любит девочку..." ("Время МН").[3]

Одна из фундаментальных догм либеральной социологии гласит: в "открытом обществе" СМИ отражают А - свободу слова; Б - запросы "массового потребителя". О свободе слова мы еще поговорим. Что же до "масс" - получается некоторая расстыковка между народом и теми, кто вещает от его имени. Попробуйте опросить на улице сотню-другую граждан: хотят ли они, чтобы их дети в школе приучались к половым извращениям? Боюсь, социологическое исследование не удастся довести до конца.

Автор этих строк не питает неприязни к "сексуальным меньшинствам". И мог бы сказать вслед за героем Ремарка: "В принципе я ничего против гомосексуалистов не имею, но сказать, чтобы я был так уж за, тоже нельзя. Я знаю, конечно, многие титаны духа были гомосексуалистами, но сомневаюсь, чтобы они так же кичливо демонстрировали это всем и каждому."[4] Преследовать человека за гомосексуальность так же глупо и негуманно, как, например, за кариес или за гепатит.

Обычный читатель пробежит глазами эту фразу - и ни на чем не споткнется. А товарищ, то есть господин, подкованный в либеральной идеологии, возмутится. Как же так? Ведь мировая психиатрия, в отличие от отсталой советской, давно уже признала, что гомосексуализм - не болезнь, а "ориентация", своего рода разновидность нормы. Так же написано и в новом Энциклопедическом словаре: "сексуальная ориентация".

Действительно, в 1973 году президиум Американской психиатрической ассоциации (АРА; АПА) вычеркнул гомосексуализм из списка психических заболеваний. Коллеги из других стран НАТО, как водится, взяли под козырек. А в 90-е годы и наши помчались, теряя штаны, вприпрыжку за очередным комсомолом, уже не красным, а голубым. Но любопытно было бы уточнить, как именно принималось в 1968- 73 гг. "историческое" решение АРА. Как терроризировали несчастных врачей, между прочим, тех самых, что десятилетиями спасали своих пациентов-гомосексуалистов от преследований полиции. Какие дебоши происходили в медицинских учреждениях. Помните, у нас при перестройке функционировало общество "Память", которое любило коллективно прогуляться то в Дом Литераторов, то еще в какое-нибудь культурное учреждение, где публика поинтеллигентнее, то есть побеззащитнее? "В 1968 г. по случаю проходившего в Сан-Франциско конгресса Американской медицинской Ассоциации они распространяли листовки и сорвали пресс-конференцию Чарлза Сокарайда, психиатра... Отныне, заявили они, всякий раз, когда будут происходить касающиеся гомосексуалистов дискуссии, следует приглашать их представителей (!! -ИС)... Аналогичная манифестация прошла в Колумбийском университете во время собрания, организованного медиками... В 1971 г. АРА постаралась предотвратить манифестации, подобные тем, что происходили во время ее конгресса в Вашингтоне. Ничего, однако, не вышло. Гомосексуалисты устроили особенно впечатляющую демонстрацию, расставив все точки над "i": "Психиатрия воплощает все то, против чего мы боремся. Вы можете считать это объявлением войны". Дело приняло столь крутой оборот, что психиатры дошли до сравнений гомосексуалистов с нацистскими штурмовиками... Событие, ставшее непосредственной причиной будущего голосования, произошло в октябре 1972 г. : воинствующие гомосексуалисты ворвались на проходившее в Нью-Йорке совещание психиатров..." ( Тюйе П. Гомосексуализм в зеркале психиатрии.)[5]

Кстати, официальный праздник нью-йоркских гомосексуалистов отмечается 28 июня - в честь того, что "28 июня 1969 года травести, проститутки и клиенты гей-бара Стоунвелл забросали стражей порядка камнями и бутылками. Эта дата считается точкой отсчета современного движения гомосексуалистов и лесбиянок."[6]

Французский историк науки Пьер Тюйе излагает историю славного "движения" очень мягко, чтобы ненароком кого-нибудь не обидеть. Но скажите, положа руку на сердце: может ли разумный человек принимать всерьез "научную" истину, установленную по такой "методологии"?

Нет. И не удивительно, что за прошедшие годы никто из американских врачей, подстроивших науку под либеральную идеологию, так и не дал внятного ответа на простой и кристально ясный аргумент советского коллеги А.М.Свядоща:"Мы не можем признать естественным, когда человек испытывает половое влечение к лицам своего пола и отвращение к лицам противоположного пола. Если бы все люди стали гомосексуалистами, род человеческий просто прекратился бы".[7]

Но сегодня о пересмотре неестественного решения не может быть и речи. Гомо-лобби стало частью либерального истеблишмента, и тиражирование альтернативных взглядов практически исключено даже в России.

Заметьте, что в том самом Большом Энциклопедическом Словаре (1998 г.), где гомосексуализм - уже не "извращение", а "ориентация"[8], зоофилия остается "извращением", как в старом Советском Энциклопедическом Словаре. Какой, однако, пережиток тоталитаризма. Видимо, козочки и овечки не сумели организоваться в "воинствующие" стада для устройства дебошей в академических аудиториях.

Но главный вопрос: почему вообще включение или не включение гомосексуализма в "Руководство по диагностике и статистике психических заболеваний"вызвало такую бурю страстей? Ведь в этом узко-профессиональном документе не ставился (и не мог ставиться) вопрос о принудительном лечении и вообще о каких бы то ни было насильственных мерах или ограничении гражданских прав. Такие вопросы решаются не медиками, а законодателями, и к концу 60-х гг. они на Западе уже были решены в пользу гомосексуалистов.

Люди, которые отмечают у себя какие-то нарушения половой - и не только половой - сферы, как правило, спокойно относятся к врачам. Импотенты не объединяются в союзы под лозунгом "Руки прочь от...", не собирают домашние адреса урологов для последующей "обработки" по месту жительства, не загромождают периодику списками граждан, которые не жили половой жизнью, но при этом внесли выдающийся вклад в науку и искусство. Лысые мужчины не требуют, чтобы дерматологи вычеркнули из своих справочников слово "алопеция", поскольку это не болезненный симптом, а "парикмахерская ориентация". Между прочим, аргументы могли бы быть не менее убедительны. Разве представление об оптимальном количестве волос на голове не является предметом "культурного выбора"? разве оно не различается у разных народов? разве в Древнем Египте жрецы не брили голову налысо? разве граждане с лысиной чем-то объективно уступают своим соотечественникам без оной? - а если и испытывают дискомфорт, то только из-за консервативного общества, которое подавляет их психику дурацкими предрассудками, неполиткорректным юмором и рекламой чудодейственных средств, восстанавливающих то, что и восстанавливать, может быть, не стоит.

А ларчик просто открывался. Гомосексуалисты атаковали психиатров вовсе не из-за того, что было вынесено в заголовки газет, на плакаты и на экраны ТВ. Имея дело с идеологией (в данном случае - либеральной) нужно пристально следить за руками маэстро и фиксировать появление пятого туза из широких штанин. Говорили: о дискриминации гомосексуалистов (которой к тому времени на Западе уже практически не существовало). А имели в виду: возможность неограниченного вовлечения в гомосексуальность здоровых людей, прежде всего молодежи и подростков.

Здесь-то и проходит настоящее размежевание. Раз речь идет все-таки о болезни, деятельность по ее распространению должна быть поставлена под общественный запрет. Мы не осуждаем и не лишаем прав больного гепатитом - но отдадим под суд того, кто попытается заразить вирусом гепатита завтраки в школьной столовой. И не как больного, а как преступника, посягающего на чужие права - на права школьников расти счастливыми, здоровыми, полноценными людьми. Но если гомосексуализм - "разновидность нормы", то соответствующая пропаганда и образчики субкультуры имеют равные права на распространение в открытых аудиториях, в том числе детских и подростковых. "Е..... Омоль" приравнивается к "Дикой собаке Динго", шоу Бориса Моисеева - к "Ромео и Джульетте", растление подростков - к половому просвещению. Да что там подростков! "В Кембридже, шт. Массачусетс, первоклашкам читают сказку про девочку, у которой были две мамы -лесбиянки. В третьем классе ведут беседу о браке двух гомосексуалистов..."[9]

Гомосексуальная среда нуждается в пополнении молодым мясом. Напомним, что в Древней Греции, которую поклонники "однополой любви" преподносят как потерянный рай, объектом вожделения были прежде всего несовершеннолетние. Слово "педерастия" переводится с греческого как "любовь к мальчикам" (а не к бородатым мужикам лет 50). Но естественные резервы молодого пополнения ограничены самой природой. Автор фундаментальной монографии "Женская сексопатология" А.М.Свядощ (раз уж мы начали с лесбиянок, то сошлемся именно на эту работу) дает такие цифры: "гомосексуализм, как мужской, так и женский, встречается примерно в 1-2 % случаев"[10] Американские данные группы Э.Лауманна (Чикагский университет) - 2,8% мужчин и 1,4 % женщин, включая бисексуалов;[11] у других авторов - до 3 -4 %; более высокие показатели связаны либо с ангажированностью, либо с грубыми ошибками в подсчетах: когда, например, средние показатели по стране выводятся из опроса специфического контингента "добровольцев", согласных обсуждать с посторонними свою интимную жизнь). Но и эти единичные проценты отчетливо подразделяются на две клинические формы , из которых только одна может рассматриваться как врожденная: "в пользу этого говорит частота соматических и психических черт противоположного пола, обнаруживающихся у этих групп больных уже с детского возраста"[12]. Вторая клиническая форма связана с "ситуационными факторами", с "фиксацией первых сильных половых переживаний на вызвавшем эти переживания лице". В судьбе женщины большую роль может сыграть неудачный опыт с мужчиной, который своей грубостью или неумением формирует у партнерши равнодушие, даже отвращение к нормальному сексу - чем потом пользуется лесбиянка первого (врожденного или "активного") типа.

Итак, вторая клиническая форма гомосексуализма формируется условиями среды у людей, которые имели все шансы на нормальную жизнь (семью, детей етс.) А условия можно создать. Сложность (для гомосексуальной "тусовки") состоит в том, что психика здорового взрослого человека довольно устойчива к промыванию мозгов на таком глубоком уровне. Теоретически - с помощью прессы и ТВ - его можно убедить в чем угодно, хоть в зоосадогомотрансвестизме, но половое возбуждение все равно будет вызывать противоположный пол. И даже личный практический опыт нетрадиционного характера, скорее всего, останется лишь эпизодом. Другое дело - дети и подростки, у которых, по определению классика отечественной психиатрии П.Б.Ганнушкина "половое влечение отличается большой неустойчивостью, особенно в отношении цели и объекта..."

"Чем раньше формируется извращение, тем более стойкую патологию влечений оно вызывает" (Свядощ,[13]).

Старый венский шарлатан Фрейд был прав в том отношении, что психика ребенка содержит предпосылки для развития разнообразных пороков, вплоть до самых страшных. Очень многие дети, к сожалению, мучают животных. Но нормальное социальное окружение подавляет эти - еще не сформировавшиеся - наклонности. "Как тебе не стыдно?! Ты что - фашист?! Котенку же больно! Надо с тобой сделать то же самое, что с этой лягушкой!"

А если не подавлять? Наоборот - поощрить?

Заботливо вытягивая из подсознания соответствующие корешки, можно выращивать, как на заказ, уродство любой ориентации.

Вот почему профессиональные извращенцы так настырно атакуют со своими "сказками про девочку, у которой было две мамы" именно школу. Либеральным компрачикосам нужно во что бы то ни стало сломать те социальные барьеры, которыми общество защищает себя - и прежде всего новые поколения - от массового распространения патологии. Сформировать в сознании подростка эмоционально-положительный, романтический образ "однополого секса". А нормальные отношения между мужчиной и женщиной, напротив, представить чем-то серым, примитивным и будничным. "Не можем же мы, в самом деле, всерьез вдохновиться историей про то, как мальчик любит девочку..." "Е..... Омоль" идеально вписывается в пропагандистскую методичку. Потому-то он и стилизован под "школьный роман" - а взрослые кинокритики делают вид, что не замечают поверхностной мимикрии.

В последнее время в нашей стране выявлена целая сеть детской проституции и порнографии, в основном педерастической, с постоянным выходом за рубеж; "через руки одного такого любителя детей, по неофициальной информации, прошло до полутора тысяч мальчиков".[14] Этот "просветитель", не дожидаясь ареста, выбросился с 7 этажа. Есть надежда, что дела некоторых его собратьев по ориентации все-таки дойдут до суда. "Причем тут грязная уголовщина? - возмутятся либеральные господа, - Разве деятели искусства кого-нибудь насиловали?" Но "грязные уголовники" тоже никого не насиловали в физическом смысле. Они насиловали сознание. Самое жуткое в отчетах о деятельности подпольных "студий" и "салонов" - то, что подростки "работали" там по доброй воле, с благодарностью и даже, извините за такое неподходящее слово, с любовью к тем, кто их употреблял.

"В этой истории нет насильников, потому что насилия не было. В этой истории нет жертв, потому что никто себя таковыми не считает. В этой истории нет маньяка-одиночки, потому что это - система... После ареста Фотографа (создатель порношедевра "Мальчишник по-русски") дети пошли его искать... Они его уважают и где-то даже любят...Более трехсот мальчишек от 8 до 16 были "сырьем" для порнофильмов и порнофотографий, "товаром" для заезжих "туристов"; да и сами выезжали не раз, в Москву, например. Без принуждения и большей частью бесплатно. За удовольствие, чтоб отдохнуть и просто от скуки. И сами между собой жили так, как привыкли, превратившись во что-то типа выставки секс-машин, секты, основное условие жизни которой - увеличение количества ее адептов. Однополый секс стал основным ее содержанием, способом проведения свободного времени и способом приобретения друзей. Это стало - всем" (Сергей Михалыч. Пол любви[15])

"Московский комсомолец", 3.04.1999. "Парень позн. с мужч...." "Симп., порядочн. юноша мечтает встретить друга школьн. возр...." "Симпатичный парень 14 лет ищет порядочного и состоятельного друга..." (выделено - И.С.)

Гомосексуальное лобби имеет право на существование, поскольку существует, пусть очень небольшой, но, по-видимому, неизбежный процент людей, от природы к этому склонных, и в демократическом обществе они имеют право на то, чтобы их интересы были представлены. И если бы эти интересы кто-то честно сформулировал и аргументировал, мы имели бы с ним вполне доброжелательную и плодотворную дискуссию. Бесплатно дарю, к примеру, такой аргумент: исторически гомосексуализм распространяется, как правило, в условиях выраженной урбанизации, то есть локального (или общего) перенаселения. А из биологии мы знаем, что если частота встреч между особями одного вида становится слишком высокой, природа принимает свои меры по ограничению численности: внутривидовая агрессия, эпидемии, бессмысленные массовые миграции, а также -внимание! - расстройство поведения, связанного с размножением и заботой о потомстве (cм., напр. ,[16]). Может статься, массовый гомосексуализм - наиболее гуманное (по сравнению с войной и мором) решение демографической проблемы. Ср. у Аристотеля: "законодатель придумал много мер к тому, чтобы критяне для своей же пользы ели мало; также в целях отделения женщин от мужчин, чтобы не рожали много детей, он ввел сожительство мужчин с мужчинами..."[17] Я не настаиваю на том, что данное умозаключение верно. Но во всяком случае, оно может быть предметом специальных исследований и серьезного обмена мнениями. К сожалению, с тех пор, как гомосексуальное лобби почувствовало себя элитой, оно не унижается до аргументов. Довольно и стандартного набора идеологических клише: "разновидность нормы", "мультикультурное общество", "права человека" (почему-то не всякого, а только "своего").

В прошлом году американская медицина заполнила пустовавшее с 1973 года место в перечне заболеваний. Новая болезнь называется "sex- addiction". Открыты специальные клиники, где мужчин лечат от влечения к женщинам. Это не первоапрельская шутка. В газете "Коммерсант" вы найдете координаты соответствующих "лечебных учреждений".[18] В тех же США 6-летний (!) Джонатан Приветт был официально наказан за то, что поцеловал одноклассницу. Такого рода практика узаконена отделом гражданских прав (!) федерального департамента образования.[19] Кaмпания по борьбе с "sexual harassment" параноидной целеустремленностью напоминает о культурной революции в Китае. (Торонто, Канада: юношу выгнали с работы за то, что он пригласил сотрудницу в ресторан.[20] Права человека, ау!) Построим человечество в две параллельные шеренги бесполых существ ("женская" - в солдатском нижнем белье и в ботинках, хорошо приспособленных для рытья канавы). Или в два гомо-сообщества?

Это реальная жизнь (а не выдуманный "Омоль"), которая, к сожалению, не будет отражена на экране, потому что кинематографистам тоже не хочется лишаться работы.

Возможно, кто-то полагает, что перечисленные эпизоды - не звенья цепи, а случайные совпадения, равно как и фильм Мудиссона - не реализация какой-то программы, а творческое самовыражение молодого режиссера, которое потом тоже "само собой" получало призы на фестивалях и оккупировало прокат. Приведу только одну цитату - директора престижного международного кинофестиваля в Торонто Пирса Хэндлинга. А уж вы решайте, существует программа или нет.

"Общество испытывает потребность в стимуляции. Секс - один из таких стимуляторов, и хочется раздвинуть привычные границы, чтобы уйти от повседневности и рутины. Кто-то использует наркотики, кто-то садомазохистский секс, возникает мощная тяга к сексуальной свободе. Наступила пора разнообразнейших экспериментов в сексуальной сфере. Кино отражает этот процесс и помогает утверждению этой идеи."[21]

По-моему, впервые со времен Гитлера человеконенавистнические взгляды излагаются так откровенно. А кино "помогает утверждению" садизма и наркомании. Запоминайте, господа кинематографисты, в чем отныне состоит ваша историческая миссия.

За следующие цитаты отдельно прошу прощения. Преодолевая тошноту, я это перепечатывал. А вы постарайтесь, преодолевая тошноту, дочитать. Потом объясню, почему это так важно. Не пересказ своими словами, от которого потом можно отмахнуться: мол, рецензент чего-то недопонял, а именно точные цитаты.

"Робби: Да?

Гэри: Да.

Робби спускает Гэри штаны.

Робби: Заплати мне сейчас.

Гэри: Я заплачу тебе после.

Робби плюет себе на руку. Медленно он втирает слюну Гэри в задницу.

Робби Теперь?

Гэри: Теперь сделай это.

Марк медленно подходит к Гэри и Робби.

Лулу: Ты не можешь сейчас это прекратить.

Марк: Да.

Марк становится на колени. Потом он начинает искать в карманах брюк Гэри, которые теперь у него вокруг лодыжек. В конце концов находит пакетик кокаина. Он отодвигается и тщательно, в положенном порядке, начинает принимать кокаин. Робби плюет на руку. Медленно он втирает плевок Гэри в задницу.

Робби: Теперь.

Робби расстегивает молнию на брюках. Трет слюной член. Он вставляет Гэри. Он начинает. Молчание. Робби продолжает...

Гэри: Это неправда про маму. Я ей не даю меня целовать. Она шлюха. Ты будешь трахаться со мной?... Будешь, точно. (Ласкает Марка между ног). Все это. Из-за меня. Ты хочешь этого - так сделай.

Марк: Да. Иди сюда...

Гэри начинает сосать член Марка. Отодвигается.

Гэри: Четырнадцать.

Марк: Что?

Гэри: У тебя неверная информация. Мне четырнадцать.

Гэри принимается сосать член.".

Как вы думаете, откуда вся эта изящная словесность? Из газеты "Еще"? Из журнала "Хастлер"? Из какого-нибудь "Мальчишника по-русски- 5"? Холодно, уважаемые читатели. Источник наш украшен символикой Европейского Сообщества и Британского Совета. Это, извините за выражение, "новая драматургия" некоего Марка Равенхилла, . Называется "пьеса" просто матом. На обложке напечатано по-английски: "Shopping & Fucking"; по-нашему получается что-то вроде "Покупки и по.бки". Равенхилл в прошлом году специально издан в русском переводе для просвещения нашей отсталой публики, и в предисловии сказано следующее - цитирую точно, чтобы не обвинили в клевете на солидные официальные учреждения - "НОВАЯ ПЬЕСА:Это то, что случится с театром завтра. Это молодые драматурги сегодня пишут зрителям будущего. МЕСТО: Россия, Европа, весь мир. ВРЕМЯ: Сегодня и сейчас, а. главное - завтра в ХХI веке. ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Проект осуществляется силами ассоциации "Золотая маска", Британского Совета, Французского культурного центра, Немецкого культурного центра имени Гете и при финансовой поддержке Делегации Европейской комиссии в России"[22]

Повторяю: беда не в порнушке как таковой. Есть специальные издания, которые тиражируют подобного сорта литературу, и пусть себе тиражируют, если есть спрос, и если он удовлетворяется подальше от детских глаз. "Новая драматургия" гораздо хуже, чем среднестатистическая порнушка, потому что похабщина в ней замешана на бессмысленной ненависти, насилии, жестокости. И вот эту-то продукцию, которую не возьмут в приличный секс-шоп, специально распространяют официальные идеологические инстанции трех крупнейший европейских держав и та самая Объединенная Европа, которая по любому поводу учит нас высокой морали.

"Гэри принимается сосать член...МЕСТО: Россия, Европа, весь мир. ВРЕМЯ: Сегодня и сейчас, а главное - завтра в ХХI веке".

Вы можете сказать, что российская школа почти не затронута такого рода "культуртгегерством" - скандальная программа сексуального просвещения так и осталась нереализованной мечтой радикальных реформаторов, в одном ряду с проектом "Космополис" по приватизации городской земли вместе с жилыми домами. Но никто не в состоянии отгородиться от глобальной идеологической кампании, в которую вкладываются многие миллионы долларов. Даже если удастся сохранить карантинные барьеры у школьных дверей - все равно, выходя после уроков на улицу, включив телевизор или радио, заглянув в театральную афишу или в обычную (не порнографическую!) газету, исходящую слюнявым восторгом по поводу очередного "Е.... Омоля", дети будут подвергаться целенаправленному промыванию мозгов.

Необходимое уточнение. Позицию автора этих строк не следует смешивать с антилиберальными выступлениями разного рода мракобесов и фундаменталистов, которые используют негативную реакцию нормальных граждан на Мудиссона, Равенхилла, Павла Гусева и Ко, чтобы "отменить" всяческий прогресс, в частности - запретить половое просвещение в школах. (Я бы сказал, что "православный медико-просветительский центр "Жизнь" и Мудиссон с компанией дополняют друг друга.)

Но никому уже не удастся вернуть школьников в "невинное" викторианское состояние. Да и зачем? Нет убедительных доказательств того, что многолетняя мастурбация полезнее ранней половой жизни. (Онанизм не так страшен, как казалось врачам прошлого века, но и не так безвреден, как можно прочесть в некоторых современных брошюрах). Научное, гигиеническое просвещение в области секса так же необходимо, как и в любой другой сфере человеческой жизни, особенно сейчас, когда установлен целый букет смертельно опасных заболеваний, передающихся половым путем. Разница между просвещением и растлением - опять-таки в позиции тех, кто этим занимается. Просвещение направлено на формирование нормальной сексуальности, здоровых и гуманных отношений между мужчиной и женщиной.

А "разнообразнейшими экспериментами" желающие могут заняться, когда вырастут. Есть основания полагать, что в разумном обществе, которое не позволяет взрослым подонкам растлевать детей, желания такого рода будут не слишком сильными, не слишком массовыми и не слишком разрушительными.

1. Зоркая Н.М. Висконти. - Кино. Энциклопедический словарь. М, Советская энциклопедия, 1986, с. 76.

2. Кичин В. Нам показали любовь. - Известия, 24.09.1999.

3. Солнцева А. Люби меня, как я тебя. Шведский фильм о подростках стал европейским хитом. - Время МН, 18.06.99.

4. Ремарк Э.М. Земля обетованная - Иностранная литература, 2000, № 3, с. 267.

5. Тюйе П. Гомосексуализм в зеркале психиатрии. - в сб. Пол, Секс, Человек. М, Мир, 1993, с. 110- 111.

6. Эрлих П. Сексуальные меньшинства отмечают юбилей. - Сегодня, 30.06.1994.

7. Свядощ А.М. Женская сексопатология, изд. 3, М, Медицина, 1988, с. 82

8. Большой Энциклопедический Словарь. М, Большая Российская энциклопедия, 1998.

9. Пиляцкий Б. Были у девочки две родные мамы. - Изв, 1.09.99.

10. Свядощ А.М. Цит. соч.. с.81.

11. Чепоров Э. Как "это" делается в Америке -Лит. газета, 26.10.94.

12. Свядощ, цит. соч., с. 99.

13. Там же, с. 88.

14. Педофил продавал детскую любовь на Запад - МК, 26.02.2000.

15. Михалыч С. Пол любви. - НоГа, 1999, № 19.

16. Ревелль П., Ревелль Ч. Среда нашего обитания. Кн. 1. М, Мир, 1994, с. 82.

17. Аристотель. Политика, кн. 2, VII - Собрание сочинений, т. 4, М, Мысль, 1983, с. 435.

18. Алексеев А. Любишь? Лечись! - Коммерсант, 29.07.1999.

19. Торчилин В. Никакой пощады мальчонкам! - Независимая газета, Круг жизни, 1998, № 3.

20. Россинская А. Нельзя толстого звать толстым. - Сегодня, 7.10.1995.

21. Хэндлинг П. Интервью "Известиям", 29.09.99.

22. Равенхилл М. Шоппинг & fucking. М, Новая пьеса, 1999, с. З, 48- 49, 68.

Работая над "Категориями либеральной культуры", я столкнулся с феноменом, который даже Карл Маркс не сумел бы вписать в какой-либо рациональный интерес. Скорее можно говорить о помрачении рассудка. Но оно распространяется теми же учреждениями, которые ответственны за внедрение либеральной идеологии, с помощью тех же самых методик "brainwashing"-а, и "несуществующая" цензура так же заботливо изымает из общедоступных СМИ другие мнения. И именно этот (откровенно клинический) образчик "так называемого мышления" обладает особой прилипчивостью в кругах, вроде бы, далеких от либерализма.

Весной 1998 г. ТВ- программа "Времечко" значительную часть выпуска посвящает преступлению, случившемуся в Шатуре. Закадровый текст и комментарий из студии проникнут натужно-гневным пафосом, который вообще-то не характерен для ироничного "Времечка". Что же сделали в Шатуре? Оказывается, там попытались избавиться от бродячих собак. Ведущий (с длинными волосами): "Когда начинается очередное плановое убийство, будь то война или убийство собак..." Его коллега: "Если вас нюхает собака, а вам это не нравится, то это ваши проблемы...". Телезрителей, пытающихся объяснить по телефону, что именно им не нравится, обрывают на полуслове. Какой-то мужчина взмолился: "Постойте, ведь не так же все просто! Мою беременную жену на днях прямо в подъезде укусила собака!" Ведущий снисходительно разъясняет глупому собеседнику историческую вину его беременной жены перед неизвестной шавкой: "Собака - существо слабое. Собака просто так на людей не бросается."[1]

Однако самый главный вопрос: с чего это вдруг в Московской области началось столь возмутительное "варварство"? - как-то выпал из программы. Зачем утруждать себя поиском причин, когда и без того ясно: злые дяди не любят собачек. Между тем, именно на 1998 год приходится вспышка бешенства среди животных и первый за долгое время случай гибели человека от этой болезни, которая, напомним, отличается 100% летальностью.[2]

"101 далматинец" - киношедевр, переделанный из дошкольного мультика. Из актеров запоминаются четвероногие, да и те не дотягивают до уровня Мухтара, с которым Ю.Никулин когда-то ловил бандитов (и Барбоса, который ловил Никулина). Тонкий голливудский юмор: гражданка идет - а потом бултых в бочку с фекалиями! Сюжет: милая полубезработная семья содержит сначала 2, потом 17, наконец 101 шт. милых пятнистых собачек. А злая дама, похожая на ведьму, хочет собачек истребить, чтобы пошить себе из них то ли доху на меху, то ли вечернее платье. Помогают ей два уголовных типа, судя по профессиональной атрибутике - из городской санитарной службы. И еще один монстр по фамилии Скиннер, не то скорняк, не то таксидермист.

"Верю",- сказал бы К.Станиславский. Соединенные Штаты действительно могут себе позволить содержать на welfare безработных с 17 собаками. За счет напряженного труда нескольких поколений предков, за счет дешевых ресурсов из "третьего мира", за счет ренты, собираемой со всех тех стран, где в ходу американский доллар.

Но в этих странах вместе с долларом стараются перенимать американские привычки. И мы наблюдаем "приюты для животных", организованные не в особняках, а в малогабаритных квартирах, откуда собачья моча плавно стекает на соседей по балкону или прямо сквозь потолок. Голливудский фекальный юмор с бесплатной доставкой на дом. В переходах московского метро от рождения немытые псины под плакатами "Подайте на приют" успешно конкурируют с младенцами, арендованными у родителей-алкашей (экономия на димедроле, которым попрошайки пичкают несчастных младенцев). В столице ежегодно регистрируется от 30 до 40 тысяч пострадавших от нападения собак. Специфическая разновидность опасной фауны, не поймешь - дикой или домашней, заводится и потом размножается при автостоянках, ярмарках и других коммерческих предприятиях. И над этим базисом - идеологическая надстройка. "Тем же, кто полагает, что численность безнадзорных животных в таком городе как Москва, можно регулировать лишь методами отлова и уничтожения, как встарь, спешу ответить, что такая практика и раньше не приносила желаемых результатов, а теперь на это просто не хватит сил и средств - для того, чтобы отловить и уничтожить в городе всех бездомных животных (а их сотни тысяч), потребовалось бы привлечь целую армию... Необходимо цивилизоваться и строить приют для бродячих животных... Создание зоокомплекса с большим приютом, куда можно было бы собирать животных из приютов административных округов, с бесплатной ветлечебницей, стационаром, скорой помощью, инспекторской службой спасения и т.д. Уже есть постановление правительства и эскиз". (Аркадий Желудков, "Известия")[3]

Прошу оценить безупречную логику. На решение проблемы теми "варварскими" способами, какими она худо-бедно решалась при Советской власти, "не хватит сил и средств". Зато на зоофаланстер (привет то ли от Манилова, то ли от Шарля Фурье) средства отыщутся моментально (согласно "постановлению правительства"). И "сотни тысяч" собак с пустырей и помоек соберет туда г-н Желудков. Исключительно методами убеждения. Можно пообещать два пуда телятины за ваучер или застращать "коммунистической угрозой". "Целая армия" для этого не понадобится. В крайнем случае сотрудники "Известий" на общественных началах помогут своему коллеге.

И провозглашается "эскиз" в 1994 году - среди глубочайшего развала экономики, когда по стране скитаются миллионы беженцев, беспризорных детей в Москве немногим меньше, чем бродячих собак, "человеческая" скорая помощь не может работать из-за отсутствия элементарных медикаментов, больные люди валяются в коридорах своих "бесплатных стационаров", а на зарплату медсестры трудно прокормить кошку...

Боюсь, что к этому моменту многие читатели уже исполнены благородного негодования, но не против демагогов из либеральных СМИ, а против автора этих строк, который "хочет убивать бедных собачек". Я уже предупреждал в начале главы, что она может оказаться самой трудной для восприятия. "Терпимость" большинства сограждан к наркодилерам и финансовым спекулянтам все-таки наносная и поверхностная. А собачек действительно жалко. Поскольку они действительно ни в чем не виноваты (хотя и жертвами "злых людей" их тоже нельзя назвать: "брошенная" домашняя собака, как правило, быстро погибает, освобождая экологическую нишу для более приспособленных конкурентов, диких в N-ном поколении; именно они и составляют основу тех стай, с которыми мы сталкиваемся на улицах).

Придется специально оговаривать: автор этих строк искренне сочувствует живой природе (реальной, а не выдуманной). Коралловый риф должен принадлежать кораллам, лес - лесным зверям и т.д., виду же "хомо сапиенс" давно пора прекратить распространяться туда, куда его никто не приглашал, подрывая природное равновесие и условия своего собственного существования. Однако по той же самой логике место обитания человека - город - принадлежит все-таки человеку. Другие виды (насекомые, птицы, грызуны и т.д.) допустимы постольку, поскольку не наносят ущерба хозяевам. Хищные животные, склонные к нападению на людей, не должны свободно гулять по улицам. Так же и крысы не должны бегать между столиками в кафе, а клопы ползать по гостиничному дивану. И то, и другое, и третье - вообще не предмет для дискуссии между психически здоровыми людьми, а элементарное условие гигиены.

Если это условие нарушается: например, вокруг гаражей пасутся агрессивные дикие собаки, опасные не только для детей (возможно, господ либералов это не слишком интересует), но и для "нормальных" домашних животных - то жители окрестных домов вправе потребовать от муниципальных властей, чтобы источник беспокойства был немедленно устранен (как если бы речь шла об аварии канализации или о размножении комаров в подвале). Конечно, хотелось бы, чтобы проблема решалась наилучшим образом - не только экономично, но и гуманно. Судить о технологии должны специалисты, привлекаемые властями. Но не может быть такого способа решения проблемы, чтобы она не решалась вовсе.

Кстати, и глава эта (как и вся книга) - не о "собачках", а о людях. О том, как "человек разумный" добровольно перестает быть таковым.

На обложке журнала "Итоги" (совместное предприятие с "Newsweek") обозначена главная тема номера: "Звери в городе. Москва принадлежит не только людям...". Практическое предложение: стерилизация бродячих собак. То есть: их отлавливают, но не уничтожают, а подвергают соответствующей хирургической операции, чтобы после выздоровления выпустить на ту же самую помойку - в расчете на то, что популяция, неспособная размножаться, будет постепенно вымирать сама собой, в то время как массовое уничтожение городских собак освобождает экологические ниши для более диких (и более опасных в эпидемиологическом отношении) пришельцев из пригорода.[4]

Действительно, подобные технология успешно применялись в борьбе с вредными насекомыми. Специалисты, которые непосредственно и повседневно сталкиваются с "собачьим вопросом на фоне города", придерживаются иной точки зрения, и даже пытаются ее высказывать - постольку, поскольку это еще возможно в каких-то периферийных изданиях. "В 1998 г. к нам обратились 419 детей, укушенных животными...Госпитализировано 17: им прививки от бешенства можно было делать только под постоянным медицинским контролем. Одного ребенка так сильно искусала собака, что потребовалось вмешательство хирургов-клиницистов... Предложение "зеленых" - стерилизовать и выпускать на прежние помойки - бессмысленно: животные по-прежнему будут источником инфекции и опасности для детей" (Елена Быстрова, зав. травматологическим пунктом детской поликлиники № 46). "Как правило, нападение бывает неожиданным, особенно часто со стороны псов, охраняющих гаражи, автостоянки, строительные площадки. Но сторожа отказываются признавать их своими: "Живут тут где-то, мы из жалости подкармливаем..." Я категорически против эксперимента по стерилизации бездомных собак, проводимого в одном из округов...Что изменится? Озлобленность ведь не вычеркнешь из подсознания животного. Не смогут размножаться сами? Так свято место пусто не бывает: популяция будет сохраняться за счет миграции... Им не место на городских улицах." (Анна Борисоглебская, главный травматолог Юго-Западного округа Москвы).[5]

Реформаторам санитарной службы следовало бы представить серьезные доказательства того, что стерилизация эффективна именно по отношению к собакам в конкретных условиях РФ. Но доказательств как раз и нет. Дискуссия ведется в стиле программы "Времечко" (см. выше). По-прежнему нет ответа и на главный вопрос: кто и из каких средств оплатит хирургическое обслуживание десятков (а по стране - так и сотен) тысяч бродячих собак? В ветеринарной клинике такая операция стоит не менее 10 долларов. Только операция - без лекарств и ухода. Сегодня далеко не каждый гражданин РФ может оплатить услуги ветеринара для домашней кошки или собаки. Да и на собственном здоровье приходится экономить. А ведь именно у простых людей будут изъяты (через налоги) "лишние" деньги на очередной эксперимент по внедрению "нормальной европейской культуры" по пустырям и помойкам.

И дальше что? "Гуманизация" обращения с крысами? Чем хуже эти юркие смышленые зверьки, интеллектуальная элита отряда грызунов, распространяющая чуму и туляремию? Почему бы и для крыс не создать приюты при каждой префектуре? Средства найдутся, если сэкономить на школах и поликлиниках. Потом - мыши. И далее вниз по эволюционному древу - до гонококков и спирохет. Они ведь до сих пор гибнут миллионами от каждой инъекции антибиотиков в "душегубках" и "живодернях", замаскированных под кожно-венерологические диспансеры.

Создается впечатление, что творческая активность "зоозащитной общественности" (термин из газеты "Известия") имеет единственную цель - парализовать любые попытки городских властей решить те конкретные проблемы, которые перед ними встают. Стерилизовать собак некому и не на что. Убивать негуманно. Пусть все остается, как есть. Похоже на анекдот: "Мое дело сказать". Классическая либеральная технология забалтывания.

Государственные санитарные службы развалили еще в начале 90-х по ходу "экономических реформ". "И хотя "Известия" дважды выступали против варварства, душегубку добил только развал экономики городского хозяйства..."[6]"Страшная закрытая машина приезжала регулярно, иногда среди бела дня... В мечтах можно было расстрелять ненавистных живодеров из пулемета (! - ИС),в жизни помешать им не мог никто. Слава Богу, моим детям не привелось наблюдать подобных сцен. Проводить тотальные зачистки местности, во первых, стало дороговато, а во-вторых, появились всевозможные общества защиты животных, которые чуть что - поднимают крик на весь мир."[7] Это уже не либеральные "Известия", а профсоюзная газета "Солидарность". Но городское хозяйство хочешь- не хочешь, а приходится восстанавливать. Наученные горьким опытом, правительство Москвы попыталось отделить самую опасную службу от муниципалитета (чтобы его поменьше облаивали в прессе). Появляется "Зоосервис" - независимая организация, работает по заявкам управления коммунального хозяйства. Но "общественность" не проведешь. Митинг на Пушкинской площади. Бешенству - зеленую улицу! "Новая газета" клеймит врага в статье "Живодерня". Терминология: "грязное болото", "мерзавцы", "собачья мафия", под конец плохо замаскированные угрозы в адрес человека, возглавляющего "Зоосервис" (он известный в городе врач): "в общем, господин стоматолог, похоже, что пора вам обзаводиться грамотными адвокатами".[8] За что? Если слить с двух газетных полос демагогию, остается главное обвинение: какую-то часть пойманных собак все-таки уничтожают...

Но Москва - как известно, оазис европейского благополучия.

Владивосток, январь 1999. "Женщина погибла от укусов своры бродячих собак...По словам очевидца, стая поселилась в их микрорайоне около трех лет назад, и с тех пор он не выходит из дома без монтировки... Чтобы отбить женщину у собак, милиционерам пришлось открыть стрельбу. Медики нашли женщину в ужасном состоянии: она получила рваные раны головы, шеи, туловища и конечностей. Спустя несколько часов несчастная скончалась в больнице."[9]

В течение недели еще один горожанин был "буквально растерзан" собаками, а два человека серьезно пострадали. И поскольку во Владивостоке уже не функционировало ни одной конторы, которая занималась бы бродячими животными, УВД вынуждено было мобилизовать своих сотрудников на отстрел собак-людоедов.

Но "у бродячих животных сразу же нашлись защитники - местные "зеленые" во главе с г-жой Жидковой, которая руководит "службой "Зооинформ". И они "подняли крик на весь мир". "Инна Жидкова абсолютно уверена, что в нападении собак на прохожих виноваты в первую очередь сами люди: "они чем-то спровоцировали нападение..." А действия городской администрации "подпадают под статью о "жестоком обращении с животными" и должны быть опротестованы Прокуратурой.[10]

Ростов на Дону ровно год спустя. "Бродячие собаки насмерть загрызли ученика 1 класса школы № 26. Одичавшие псы напали на мальчика, когда он утром шел на занятия...В течение долгого времени люди обращались во многие инстанции с просьбой принять меры по отлову одичавших животных, но безрезультатно. Правоохранительные органы пребывают в растерянности, не зная, против кого возбудить уголовное дело."[11]

Я тоже пребываю в растерянности - как объяснить происходящее? Не поведение собак (оно как раз закономерно для хищников, объединившихся в стаю), а реакцию на это некоторых людей. Нельзя не отметить, что она почти дословно воспроизводит популярную в США идею "исторической вины" нормального человека перед грязным наркоманом, который набрасывается с ножом на него или на его беременную жену. Но здесь еще можно проследить какой-то расчет. Наркоманы сойдут за электорат. Особенно если объединить их в стаю под звучным лозунгом, например - расистским. Торговцы наркотиками - хорошие спонсоры. А какая, скажите на милость, выгода от шавки, бросающейся на прохожих?

Но вот последние новости из США. "Американские юристы всерьез рассматривают возможность участия четвероногих истцов в судебных процессах... "Это будет важное нововведение", - полагает профессор Уильям Репни из Университета Дьюка... Стивен Уайз, читающий в Гарварде курс по правам животных полагает, что суды могли бы руководствоваться законами американского рабовладельческого Юга, позволявшими рабам, хоть те и не являлись личностями, возбуждать судебные иски... Отрицать права животных - такой же грех, как отрицать права людей с другим цветом кожи. Юристы называют это проявлением видового высокомерия, в котором упрекают и тех, кто ведет речь о защите дикой природы, ибо они (пусть неосознанно) допускали, что один вид (человек разумный) может господствовать над другими или по меньшей мере контролировать их среду обитания."[12]

Что такое государство?

На протяжении многих веков и даже тысячелетий разные народы давали разные ответы на этот вопрос, но при всей несхожести формулировок они были выдержаны примерно в одной тональности. Государство - это нечто священное и сверхценное, возвышающееся над живыми людьми с их сиюминутными заботами. Земной аппарат управления воспринимался как приложение к иерархии небожителей. Помните: "обожествление великокняжеской власти - естественная форма мировосприятия средневековых людей..."?

Классический либерализм противопоставил этой почтенной традиции "социальный контракт" - гениальное изобретение, которое можно рассматривать и как практическую реализацию одного из евангельских заветов, совершенно забытых христианами: "вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими; Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою."[1]

"Вельможи" превращаются в обычных работников, которых гражданское общество нанимает для выполнения определенных обязанностей, соответствующих их специальности, точно так же как отдельный гражданин может нанять для ремонта квартиры штукатуров или маляров.

Поэтому "венчание на царство" монарха и инаугурация демократически избранного президента имеют совершенно разный смысл. Первое - священнодействие, в результате которого "помазаннику" передается некое особое качество, возвышающее его над прочими людьми; второе - торжественная, но вполне рациональная церемония, которой страна отмечает заключение контракта (срочного трудового соглашения на оговоренный в Конституции срок) между специалистом по управлению и его нанимателями- налогоплательщиками.

По мере перерождения классического либерализма в химеру "либерастии" простой и практичный алгоритм взаимоотношений общества и государства подвергается удивительным деформациям.

Некоторые государственные институты, например, судебные, получают противоестественные полномочия. И дело не в неправом суде как таковом (гл. 5). Безграмотные или продажные судьи во все времена выносили несправедливые приговоры. Суд далек от совершенства как всякое человеческое учреждение. Удивительно (и ново) то, что под "право" на несправедливый суд подводится теоретическая база. Нас всерьез убеждают в том, что очевидную глупость нужно "уважать" и принимать за истину без всяких на то оснований.

Отметим еще и то единственное, что представляло интерес в "деле" Клинтона и Моники. Должностные лица (судейские и парламентские) под угрозой уголовного наказания требовали у граждан официальных показаний (!) об их интимной жизни. И никто - ни президент "свободной страны", ни его "подельницы" - не возмутился и не воспротивился такому унижению. Послушно предъявляли пятна спермы на одежде и половые органы для опознания. Многомиллионная аудитория тоже воспринимала происходящее как должное, в лучшем случае - как эротическое шоу, в худшем - как триумф демократии.

Одновременно либеральная "общественность" ведет с государством - со своим собственным, демократически избранным! - войну на уничтожение, как будто это вражеская оккупационная администрация; причем в тех областях, где государственное регулирование необходимо и незаменимо.

Накануне ВИЧ-пандемии одним мастерским ударом была развалена карантинная система. Оказывается, нельзя обследовать на ВИЧ без согласия пациента. Основание: "права человека", "privacy" - неприкосновенность частной жизни. "Западная система оказалась несостоятельна, - комментирует начальник отдела профилактики СПИД МЗ РФ Михаил Наркевич, - Многие страны хотят внедрять у себя российский опыт выявления по возможности всех больных"[2] Но боюсь, что уже поздно. Вирус распространился по планете и погубил, по самым скромным подсчетам, 10 миллионов человек. Да и от "российского (точнее, советского) опыта" борьбы с венерическими заболеваниями остались к концу столетия одни воспоминания.

Зато "privacy" неприкосновенна. Как частная собственность. То есть доступна самому грубому прикосновению в одних случаях, когда удовлетворяется нездоровое любопытство ass-media или выполняется политический заказ, и надежно ограждена законом, если речь идет о спасении людей от смертельной болезни.

С научной точки зрения - и в этом либеральный историк согласится с марксистом - государство не свято и не проклято. Оно - объективная реальность, и появилось в определенных исторических условиях для решения некоторых (вполне реальных) проблем. Не в последнюю очередь - для обуздания той стихии насилия, которое захлестывало примитивное общество, лишая смысла всякую созидательную деятельность.

"Лучше притеснение от султана на сто лет, чем притеснение подданными друг друга хотя бы на один год" - эту старинную арабскую поговорку приводит Шахразада в "Рассказе о старухе и паломнике".[3] Схожие формулировки мы встречаем у других народов - в скандинавской "Саге о Греттире" и в древнерусской "Повести временных лет".

Государство монополизирует насилие и ограничивает его рамками закона. Это теория. На практике закон может быть несовершенен, исполнители порочны, да и сам "султан" не лучше. Против такого государства на протяжении многих поколений боролись настоящие либералы (рука об руку с социалистами). Нынешние наследники, вроде бы, продолжают их дело.

Согласно одной из исповедуемых ими догм, "свободу личности" можно ограничить только официально. Человек с автоматом, но без погон и удостоверения, свободе как бы и не угрожает. Потому-то борьба за свободу и превращается в борьбу с государством, за которым либералы не признают право на насилие - то есть то самое, для чего государство предназначено. Причем установка "Государство не имеет права на насилие" открыто не провозглашается - она просто проводится в жизнь явочным порядком в самых разных ситуациях.

"Недемократично" разгонять "контр-культурную" блатхату в заброшенном доме!" (пусть подростков и дальше сажают на иглу). "Негуманно стрелять в вооруженного преступника - ведь у него было такое трудное детство!" (пусть теперь трудное детство будет у осиротевших детей полицейского, в которого преступник выстрелит первым). "Неплюралистично закрывать газетенку, которая из номера в номер разжигает национальную ненависть!" (ведь потом властям придется применять силу для прекращения резни, а мы их за это осудим.)

В каждой из этих ситуаций остается неизменным то, что всегда отличало идеологию от науки: неконструктивность. Целью критики является не решение реально существующей проблемы, а ее использование для очередного утверждения непогрешимых догм.

Может быть, некоторые наивные идеалисты действительно верят в то, что парализуя государственное насилие, они снижают общий уровень насилия в обществе. Это прискорбное заблуждение.

Из неограниченной личной свободы вырастают диктатуры маленьких (и немаленьких) калигул над окружающими людьми.

Если в порыве борьбы за "абсолютную чистоту" разбить все унитазы и порезать трубы автогеном, канализация существовать не перестанет. Просто примет архаичные формы. Канализацией будет канава с нечистотами.

А государством - ближайшая банда.

Мы привыкли рассматривать тоталитарный режим как нечто централизованное. Однако исторически это вовсе не обязательно. С точки зрения простого трудящегося человека феодальная раздробленность - тот же тоталитарный режим, только неупорядоченный; он не лучше феодального абсолютизма, а хуже - не зря же горожане поддерживали королей-объединителей.

Свобода и гражданские права гарантируются не бездействием государственных институтов, а их демократическим характером, общественным контролем над властью, строгим соблюдением "социального контракта".

Вроде бы, никто с этим не спорит (как в ЦК КПСС никто открыто не опровергал марксистскую концепцию "отмирания государства", а при дворе Ивана Грозного - Нагорную проповедь). Но позиция либералов по конкретным вопросам, от финансовой политики до изобразительного искусства, отмечена нарастающим антидемократизмом.

"Социальный контракт" подрывается с разных сторон.

Если отношения с властью строятся на договорной основе, то у договора должен быть, во-первых, предмет. Он обозначается в программе победившего на выборах кандидата (или партии): "в случае предоставления мне властных полномочий обязуюсь сделать для вас то-то и то-то, а того-то и того-то не делать...", причем программа эта должна быть по возможности конкретной. Представьте себе договор о ремонтных работах, состоящий, с одной стороны, из общих слов: "улучшить, углубить, максимально усовершенствовать...", а с другой - со стороны заказчика - из вполне конкретных обязательств по предоставлению материалов и денежных средств. Вы скажете, что такой договор глупому домовладельцу подсунули жулики. И будете совершенно правы.

Точно так же приходится оценивать и "выборы", на которых все предложенные программы безлично- обтекаемы до такой степени, что "консерватора" от "социал -демократа" не может отличить даже профессиональный "политолог" (гл. 1).

Естественно, их никто и не читает, кроме тех, кому положено по работе.

Между тем, именно под такое примитивное жульничество подводится теоретическая база: это-де не обман дорогих сограждан, а историческая победа "постиндустриальной" демократии, которая преодолела жесткие партийные разногласия, характерные для прежней, индустриальной эпохи. Если бы "политология" была настоящей наукой, то в ответ звучал бы простой вопрос:

-Позвольте, господа! Профессиональный политик, затевая "хождение во власть", не может не иметь плана действий во власти. И он вполне конкретен. Иначе политику и его партии спонсоры не дали бы ни копейки. А предвыборная программа, из которой ни о чем нельзя составить внятного представления, свидетельствует не о том, что плана нет, а о том, что план по каким-то причинам скрывается от избирателей.

Видный деятель республиканской партии США Патрик Бьюкенен был подвергнут остракизму и изгнан из партии за то, что начал открыто высказываться по тем острым проблемам, которые обсуждаются миллионами на кухнях - то есть в гостиных - но табуированы в "большой политике". Например, о том, как организованные меньшинства навязывают свою волю большинству. "Книга Пэта Бьюкенена ("Республика. Не империя"), рискнувшего заговорить именно об этих проблемах, нарушила молчание. Первой реакцией... явилась "общественная казнь" автора"[4].

Следующий шаг - просто отложить программы в сторону, снять с обсуждения (они так интересны и насыщенны, что их исчезновения все равно никто не заметит) и превратить выборы в персональный конфликт Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем, то есть в "мыльный" сериал, поставленный профессиональными "имиджмейкерами" за большие деньги. "Хорошо, - скажет избиратель, - Я могу оценить по крайней мере нравственные качества политиков. Лично для меня они важнее всяких там политологических тонкостей. А подонок опасен под любым партийным знаменем." И в этом была бы своя логика. Но, к сожалению, в условиях, когда средства массовой информации имеют право на ложь (см. гл. 3), создаваемые ими "имиджи" политиков могут соответствовать реальности в очень разной и непредсказуемой степени. Фактически электорат оценивает не реального кандидата, а роль, сыгранную актером на фоне оплаченной массовки и дорогих декораций.

Отвлечь внимание - необходимый элемент любого мошенничества. Здесь внимание сознательно и целеустремленно переключается с главного - с предмета заключаемого соглашения! - на то, какие трусы носит кандидат: в горох или в полоску.

Именно это дает нам право утверждать, что "масс-медиа как институт становится важнейшим ограничителем демократии в демократическом обществе".

Причем по мере совершенствования (и удорожания) политического театра число актеров-протагонистов увеличивается, а сценарий усложняется, и включает не только благородные поступки "правильного" кандидата, но и контр- игру "непримиримых соперников", которые на редкость своевременно выставляют себя в неприглядном виде, подчеркивая достоинства героя.

Слава Богу, мы понимаем, что артист, играющий святого, в жизни не обязательно святой, и что два человека, которые по сценарию боевика должны стрелять друг в друга из огнеметов, вечером после съемок вместе пьют пиво и ходят по бабам.

Но политические программы и боевики показывает один и тот же телевизор. В чем разница? Разве только в том, что актеры- непрофессионалы иногда проговариваются. Анатолий Чубайс вдруг заявляет перед камерой: "Мне Лужков подарил книгу с надписью: "Тактическому оппоненту, но стратегическому союзнику".[5]

В той мере, в какой выборы превращаются в коммерческое шоу, они уже не имеют отношения к демократии. То есть выборами-то они остаются, но не для тех, кто бросает в урны бюллетени, а для тех, кто носит деньги коробками из-под ксерокса. Круг этих избирателей достаточно ограничен.

Как сформулировал Борис Березовский, "власть нанимается на работу капиталом. Форма найма называется выборами".[6] Его же оценка (позитивная, разумеется) президента Бориса Ельцина: "Президент - человек глубоко либеральных взглядов".[7] Его же политическое кредо: "Все направлено на отстаивание либеральных ценностей".[8]

Вот как современный либерализм соотносится с демократией. Умри, Борис, а лучше не скажешь. Впрочем, Джордж по поводу демократии высказался не хуже (гл. 2- А).

Но в реальной жизни политику все-таки приходится время от времени формулировать позицию по конкретным вопросам, волнующим людей.

Представьте себе парламентария, который победил на выборах в сельскохозяйственном регионе, пообещав снизить налоги на фермеров. И голосовал потом за снижение налогов с кого угодно: с брокеров, дилеров, маклеров, с игорных домов - но только не с фермеров. Что с ним делать дальше? Наверное, то же самое, что и с любым другим работником, не желающим выполнять работу, на которую подрядился. "Нет! - говорят современные либералы, - Право отзыва и императивный мандат (то есть обязанность депутата до конца срока поддерживать ту партию, от которой он выдвигался) ограничивают независимость парламентариев. Члены парламента должны голосовать в соответствии с собственной совестью". Именно в таких выражениях мне это объяснял немецкий коллега- историк, когда я спросил, может ли быть отозван из бундестага депутат, заявлявший себя пацифистом, а потом голосовавший за войну.

И когда мы читаем в газетах, что демократические власти вынуждены принимать "непопулярные" (т.е. недемократические) решения, потому что заставляет "рынок" (неодушевленный предмет, что ли?); или про отмену смертной казни парламентом страны, где подавляющее большинство граждан выступает за ее применение, то это "осетрина второй свежести" - терминологические бессмыслицы чистой воды. С таким же успехом генералы могли бы претендовать на то, чтобы объявлять войну и заключать мир независимо от гражданских властей, "в соответствии с собственной совестью".

Такой генерал называется уже не генералом. И парламент, независимый от избирателей - это не парламент. Олигархия, хунта, камарилья - все что угодно, но не парламент.

Конечно, житейские обстоятельства, в том числе и мнения людей, переменчивы. Но если государственный деятель пришел к выводу, что он не может (или не хочет) выполнять взятые на себя обязательства, совесть требует для начала подать в отставку. Того же требует и элементарная логика.

А если неглупые люди начинают упорно повторять нелогичные вещи, за этим должен скрываться какой-то рациональный смысл. В данном случае - отстранение большинства от принятия политических решений и "ползучий" пересмотр договорных принципов взаимоотношений граждан с государственной властью.

Договор непонятно о чем, который не обязательно исполнять.

Понимая (а скорее чувствуя), что их планомерно облапошивают, граждане выработали две формы неорганизованного протеста. Первая - просто не ходить на избирательные участки. "Политологи" рассматривают массовое неучастие в выборах как очередной триумф в области прав и свобод: мол, не хотят - и не голосуют. У нас никто никого не неволит. Полагаю, в действительности все не так просто. Безразличие избирателей к выборам может быть следствием не только ленивой убежденности в собственном благополучии при любом исходе, но и отсутствия выбора как такового: когда ни в одном из кандидатов, допущенных элитой к участию в процедуре, рядовой гражданин не видит выразителя своих интересов. Политика в целом воспринимается как "грязное дело" несимпатичных, лживых людей. Косвенно эту трактовку подтверждают данные некоторых опросов (к которым, конечно, нужно относиться с осторожностью). В Польше граждан спрашивали, какие профессии вызывают у них наибольшее уважение. Первое место занял преподаватель ВУЗа, а министр, депутат и просто "политик" - 14-е, 16-е и соответственно 21-е, намного уступив фермеру и токарю.[9] Причем симпатизируют всем трем категориям "народных представителей" много меньше половины участников опроса.

Второй вариант - время от времени переизбирать политиков, "засидевшихся" на высоких постах, по принципу "хай гирше, та иньше". Наверное, такие перетряски лечат "отцов отечества" от излишнего высокомерия и рубят некоторые коррупционные связи, однако при отсутствии реального выбора средство становится все менее эффективным. Достаточно посмотреть, кто пришел в Германии на смену "надоевшему" Гельмуту Колю.

Настоящая демократия возвращается в те узкие "полисные" рамки, которые ей предписал Аристотель."Для того, чтобы выносить решения на основе справедливости и для того, чтобы распределять должности по достоинству, граждане непременно должны знать друг друга - какими качествами они обладают."[10] В местном самоуправлении события и действующие лица известны каждому из личного опыта, механизм принятия и исполнения решений тоже у всех на виду. Недобросовестному "посреднику" очень трудно вклиниться между гражданином и его представителем во власти. Напротив, внешняя политика всегда носила откровенно феодальный характер, и сейчас остается таковой, потому что максимально удалена от личного опыта избирателя, от его конкретных повседневных интересов. Кстати, "феодальный" - не метафора, а строгое определение. До сих пор считается нормальным присоединение целых регионов к чужому государству вопреки однозначной воле их населения (Сербские Краины, Приднестровье етс). Именно феодальное право допускает дарение земель с крепостными и не видит принципиальных различий между административными границами и государственными.[11] И торжествует оно не оттого, что европейские или американские избиратели - злые и жестокие люди. Просто бессмысленно спрашивать: "как вы относитесь к событиям в Боснии?" у человека, который вчера впервые услышал это слово. Заинтересованной властной группировке легче оправдать убийство сотни женщин и детей в какой-нибудь далекой стране, нежели изъятие водительских прав у одного соседа- соотечественника.

В главе 3 мы говорили о том, что настоящий свободный выбор возможен только в пределах компетентности. Вот почему демократия неотделима от просвещения. Традиция всеобщей грамотности зародилась у протестантов (в России - у старообрядцев) в самоуправляющихся церковных приходах. И классический либерал был, как правило, просветителем. Причем нередко просвещение именно насаждалось. "Только в конце ХIХ в. после длительного сопротивления родителей-крестьян (и родителей - надомных рабочих) в большинстве стран Центральной Европы удалось ввести регулярное посещение школы сельскими детьми." (Райнхард Зидер)[12]

Позиция современного либерала прямо противоположная.

С конца 60-х годов на Западе, а в 90-е и у нас распространяется (по сути насаждается) так называемая "свободная школа", в которой детей не учат.

"Учитель в школе (канадской - И.С.) не может сказать, что ученик плохо написал контрольную - ведь тот может обидеться... Нарушивший правила политической корректности учитель моментально теряет не только работу, но и право преподавания в школе. Результаты не замедлили сказаться: 25 % выпускников средней школы функционально безграмотны, т.е. не умеют толком ни читать, ни писать..."[13]

Первое зло - отметки. "Ученик находится в напряжении: вызовут - не вызовут?... Ну, а если еще "двойку" или "тройку" получит, считай, совсем бедолага отключился" - рассуждает профессор Наталья Истомина[14] (интересно, каким образом она сама дослужилась в советской школе до доктора педагогических наук и как преподавала в ВУЗе, не признавая двоек и даже троек?)

В английской школе Саммерхилл "вместо того, чтобы идти на урок, дети могут по своему желанию поиграть, посидеть в кабинете изобразительного искусства, построить в лесу шалаш или даже заскочить в город..."[15] "Недавно между правительством штата Калифорния и федеральным правительством произошли настоящие юридические баталии, известные как "Калифорнийские войны"... Федеральное правительство сочло неконституционным требование властей штата о введении в школьный минимум умения делить 111 на 3 без помощи калькулятора, поскольку, по мнению первого, это слишком сложная операция... В курс физики калифорнийцы, возглавляемые нобелевским лауреатом Гленом Сиборгом, включили изучение трех фазовых состояний воды, но сенаторы опротестовали и этот пункт, найдя здесь противоречие с федеральной программой, предусматривающей изучение лишь воды и льда, превращающегося из воды в холодильнике. Абстрактное же понятие водяного пара они сочли слишком трудным для чернокожих школьников..." (академик Владимир Арнольд)[16] Зато теперь в США дети, страдающие олигофренией, могут "обучаться в нормальных школах со своими сверстниками... Здоровые учатся толерантности, терпимому отношению к другому, пусть и "странному" человеку."[17] Вопрос о том, учатся ли они при этом еще чему-нибудь, либеральных педагогов не занимает. На него отвечает мой бывший соратник по "самиздату", физик, работающий сейчас в одном из американских университетов. Его новые коллеги - американцы старшего и среднего поколения хорошо образованы. Зато молодых трудно чему бы то ни было научить из-за отсутствия элементарных знаний на уровне начальной школы. Естественно, я не могу указать имя "респондента" и название университета (если "общественной казни" подвергся Пэт Бьюкенен, то что будет с никому не известным приезжим из России?).

Сопоставление квалификации учителей из США и Китая показало полное превосходство китайцев: в конце ХХ века больше половины американских учителей оказались не в состоянии разделить 1 1/4 на 1/2, "более 90% сочли верным утверждение, что с увеличением периметра фигуры, в частности, прямоугольника, возрастает и его площадь. Лишь один смог построить контр- пример." (Игорь Шарыгин)[18]

Следующий шаг по пути реформ делает директор российского Института образовательной политики (!- И.С.) Александр Адамский. Он критикует коллег из Академии Образования за то, что до сих пор "сохранен главный принцип советской школы - учебный предмет как основа содержания образования. Этому принципу уже лет 500, он устарел, как конная тяга или паровой двигатель, ему на смену давно пришли более современные способы организации содержания образования ..."[19] Какие? "Проектные". Или "школа -парк". Хочется добавить: "школа- дискотека". "Школа -пивная". Мало ли куда подростку захочется "заскочить"...

Хотелось бы только уточнить, где учатся дети самих "реформаторов" - в парке или в дорогих спецшколах с ВУЗовскими преподавателями и регулярными экскурсиями за рубеж?

Подчеркиваю: речь идет не о ранней специализации, при которой дети, получив самое общее базовое образование, в дальнейшем углубленно изучают те предметы, к которым имеют природную склонность, и не мучают себя тем, к чему склонности не имеют. Это - реальная проблема для серьезных исследований и дискуссий. А либеральные идеологи ставят вопрос о праве ребенка не учиться, то есть о праве на невежество, дополняя им список фундаментальных "прав и свобод".

Когда "консерваторы" из английского Управления стандартами образования стали требовать от школы Саммерхилл соблюдения этих самых стандартов, то есть знаний, директор Зоя Ридхед возразила - "главным успехом школы" нужно считать совсем другое. "Дети здесь знают, что их свобода реальна. Они знают, что действительно могут принимать решения, изменяющие их жизнь..."[20]

"Очень многие школы в России стремятся прорваться в иной слой образования... Директор Краснодарской школы № 23 сделала доклад о том, что свобода может быть целью образования. И это был доклад теоретика, а не просто директора с передовым опытом..."[21]"Учитель из всезнающего наставника превращается в помощника и консультанта... Изначально правильного ответа нет и не может быть..."[22]

Последняя сентенция (откровенно бредовая) вынесена в подзаголовок "аналитической" статьи в специальном издании для учителей "Первое сентября". Прорывайтесь в "иной слой образования", дорогие коллеги. Кто написал "Руслана и Людмилу"? Может, Шекспир, а может, Пушкин. Эти "версии" абсолютно равноценны, потому что "правильного ответа нет и не может быть..."

На протяжении тех самых пяти веков, о которых с раздражением вспоминает Адамский, правом человека считалось как раз право на образование, которое в какой-то мере выравнивало стартовые возможности элитарного отпрыска и простолюдина. Под откровенно демагогическими лозунгами это реальное право, завоеванное многими поколениями, отбирают назад.

Верите ли вы в "добросовестное заблуждение" профессионалов? В то, что человек, двадцать лет проработав сантехником, в трезвом состоянии не отличит смеситель от смывного бачка? Что доктор экономических наук искренне считал Мавроди "предпринимателем", который вернет деньги - и по доброте душевной делился своей искренней верой с читателями газет?

Люди, изучавшие в ВУЗах возрастную психологию а потом защищавшие диссертации по методике преподавания, и без меня прекрасно понимают, что ребенок не способен "свободно принимать решения, изменяющие его жизнь" и выбирать между уроком математики и игрой в карты как между двумя равноправными вариантами проведения времени. Вряд ли американские сенаторы действительно считают негров от природы неспособными усвоить, что такое водяной пар. Это все-таки сенат, а не Ку- Клукс- Клан. И олигофренов приводят в нормальную школу не для того, чтобы поднять их до уровня здоровых детей - ведь не сами же олигофрены это придумали. Воспитание доброты, сопереживания больному сверстнику - прекрасная задача, но почему она решается за счет образования? Никто же не включает безногих инвалидов в хоккейную команду или в личную охрану "голливудских звезд" - только ради того, чтобы инвалиды не чувствовали себя ущемленными. Понятно, почему. Потому что результаты чемпионата небезразличны для владельцев клуба, не говоря уже о результатах деятельности телохранителей. А выучатся ли чему-нибудь чужие дети или выйдут из школы безграмотными - либеральному гуманисту в общем-то все равно.

Или не все равно? Как пишет Борис Кагарлицкий, "чем более дебильное, безграмотное и бестолковое население, тем меньше опасности, что оно сумеет воспользоваться своими политическими правами... Дебилизация населения становится вопросом жизни и смерти для поддержания стабильности политической системы".[23]

В сфере образования реализуется та же программа, которая побуждает подменять искусство субкультурными суррогатами (гл. 7). Программа общественного неравенства.

"Развал искусства на элитарное и кичевое - данность", - объявляет очередной "культуролог" Семен Файбисович.[24] Слово "кич" - от немецкого "kitsch", "дешевка" (БЭС).

Почему "данность"? Кто и когда ее "дал"? Какими научными исследованиями она подтверждается?

Любой человек, даже малообразованный, с ходу назовет десятки произведений, сочетающих высокий художественный уровень с массовой популярностью. Может быть, не стоит поминать всуе - но тиражи Нового Завета гораздо больше, чем Марининой и Сидни Шелдона вместе взятых. Хотя даже завзятый атеист не станет утверждать, что Евангелие от Матфея - это "кич".

Разделение художественной культуры на претенциозную заумь для "элиты" и суррогатную дешевку для "масс" не имеет отношения ни к какой науке. Эта "туповатая схемка" (по определению Бориса Жукова) обязана своей "данностью" исключительно тому, что таков на сегодняшний день социальный заказ.

На всякий случай поясняю. Искусство делится не на патрицианское и плебейское, а на высокое (то есть требующее от аудитории специальных знаний) и народное, то есть популярное, причем они вовсе не противостоят друг другу, а сосуществуют, порою в творчестве одного и того же художника, постоянно обмениваясь ценностями. Что касается индустрии суррогата и "элитарного ритуала" (то, чем "бомонд" обозначает и подчеркивает свое отличие от "быдла") - эти явления лежат в совершенно иной плоскости. Ни то, ни другое вообще не является искусством.

Интересно было бы сравнить неолиберальную "культурологию" с хрестоматийным документом, которому недавно исполнилось 100 лет - с докладом В.И. Немировича-Данченко Московской городской Думе:

"Вся разница между дорогим театром и народным заключается только в большей или меньшей доступности их, в большей или меньшей дешевизне и количестве мест... То, что восхищает глубоко развитого и образованного зрителя с неиспорченным, здоровым вкусом, то не может не потрясти зрителя вовсе не подготовленного...Мерилом для составления репертуара и его сценического воплощения должны стать... требования наиболее развитого современного зрителя..." (а не "стремление подлаживаться под мало развитой вкус толпы").

Идея специально приспособленной под "мало развитой вкус толпы" суррогатной "массовой культуры", оказывается, существовала задолго до ТВ и "коммерческого" кинематографа - именно против нее направлена полемика Немировича в 1898 г. "Раз драматические представления служат высшим целям искусства, репертуар должен быть исключительно художественным, исполнение возможно образцовым...Нет ни малейшей надобности ни с какой побочной, антихудожественной целью прибегать к бульварной мелодраме, крикливой феерии или тенденциозной бытовой картине", то есть к "пошлости".[25]

Автор доклада вовсе не был социалистом - с точки зрения тогдашних левых он типичный представитель "доктрины малых дел", то есть либеральный просветитель. Не был он и оторванным от жизни идеалистом. Наоборот. В дополнение к прочим своим заслугам Немирович- Данченко должен считаться одним из основателей экономики зрелищного предприятия (то, что потом стало называться "шоу- бизнесом"). На 1 всероссийском съезде сценических деятелей в 1897 г. он был председателям отдела по вопросам материального обеспечения. То, что они со Станиславским предлагали Думе - это театр как большое многоотраслевое предприятие, И если уж судить по плодам, то есть по практическим результатам, то из либерально-демократической программы Станиславского и Немировича выросло великое искусство, а из программы Файбисовича и Ко - "Арт-манеж"...

Подвести черту нам помогут замечательные в своей откровенности высказывания банкира Андрея Рапопорта - в "своей" аудитории (журнал "Искусство кино") он мог не заботится о дипломатичных формулировках.

"Мы здесь не только строим новые экономические отношения, мы - в какой-то степени еще и миссионеры, живущие среди народа, не знавшего цивилизации... Может быть, я сейчас скажу очень циничную вещь, но сами по себе люди никого не интересуют. Всех интересуют, как сказал еще Маркс, потребительские свойства. Мне по большому счету наплевать, какой клиент ко мне пришел - с наколками или без... Я просто убежден, что наши проблемы возникают только от нашей сложности. Упростить бы ее. Что на практике, кстати, блестяще сделал Мавроди: он упростил процедуру, и она стала понятна всем."[26]

Если не считать Маркса, который приплетен ни к селу, ни к городу, здесь каждое предложение насыщено информацией. Четко обозначен тот исторический альянс, которому мы посвятили 6 главу. Мессианские претензии сочетаются с демонстративным аморализмом.

И когда приверженцы этой идеологии бросаются защищать "права и свободы человека" (которого глубоко презирают) от злого государства, олицетворяемого то врачом, то школьным учителем, то честным полицейским, который посмел явиться к Мавроди с обыском не после того, как наворованное вывезено в "оффшоры", а до - такую борьбу за свободу волей-неволей приходится рассматривать как разновидность МММ.

"Упрощение процедуры" - это вовсе не то, о чем написано в рекламной афише. Не освобождение человеческой личности от внешнего регулирования и принуждения, а замена привычных, контролируемых, в хорошем смысле либеральных управленческих технологий на новые, более изощренные и циничные, к которым у общества не выработано иммунитета.

Конечно, хорошо, когда управление людьми не связано с прямым насилием. Можно считать это прогрессивным явлением (хотя и в древности трудно отыскать такой режим, который держался бы исключительно на насилии: оно всегда сочетается с "промыванием мозгов").

И если сравнивать стадо в хаки, марширующее под портретом Вождя- Отца, и стадо в цветастых маечках, которое по команде из телевизора то взвизгивает от восторга, то морщится от омерзения, не забывая в едином ритме похрустывать чипсами из миллиона одинаковых пакетиков - то второе, вроде бы, безопаснее. "Вроде бы" - приходится уточнять в свете некоторых последних событий, поколебавших уверенность в добродушной травоядности этого контингента. Может быть, он травояден ровно до тех пор, пока "ящик" не объяснил, что кровь врага - "лучшее средство утолить голод". Но в любом случае ни первое, ни второе стадо не ассоциируется с понятием "хомо сапиенс".

А как определить сознательную деятельность по превращению нормальных людей - от рождения ничем не хуже тех, кто объявил себя "элитой" - в тупые стада, пассивный объект чужих манипуляций? Неужели это называется демократией?

Идеология всегда находится с наукой в состоянии более или менее острого противоборства.

Один из краеугольных постулатов классического либерального учения: "существование высших истин разума, доступных усилиям мысли индивида, которые должны играть роль ориентиров в выборе между добром и злом, порядком и анархией." (Глава "Либерализм" в политологическом словаре).[1] На этом принципе базировалась европейская наука, которая стала мощнейшей производительной силой, невероятно ускорила прогресс, способствуя победе либерализма и его распространению по планете. Благодарные наследники переосмыслили свое идейное наследие с точностью до наоборот.

Драматизм итоговой работы фон Хайека "Пагубная самонадеянность" - в жестком противопоставлении, с одной стороны, традиции ("привычка следовать правилам поведения", "принципы, институты и практики, обусловленные традиционной моралью и капитализмом") и, с другой стороны, "конструктивистского рационализма", из которого выводится ненавистный автору социализм.[2]

"Человек стал мыслящим существом благодаря усвоению традиций - т.е. того, что лежит между разумом и инстинктом. Эти традиции, в свою очередь, ведут происхождение не от способности рационально интерпретировать наблюдаемые факты, а от привычных способов реагирования... Следование традиционным практикам - тем, что создают рыночный порядок, - определенно не согласуются с рационалистическими требованиями... Мы сумеем яснее представить себе ситуацию..., допустив, что наши традиционные институты в самом деле не доступны пониманию..."

Знаменитый экономист не без внутренней борьбы, но все-таки решился на признание, которое я особенно рекомендую уважаемым оппонентам - всем тем, кто не согласен с интерпретацией неолиберализма как религиозного учения.

"В английском и даже немецком языках не существует вполне подходящего слова, которое могло бы точно отразить специфику расширенного порядка или то, как далек способ его функционирования от требований рационалистов. Единственно подходящим словом "трансцендентный" так злоупотребляли, что я не решаюсь использовать его. Буквально, однако, оно действительно означает то, что далеко выходит за пределы нашего понимания, желаний или намерений и нашего чувственного восприятия... Это особенно бросается в глаза при употреблении слова в религиозном значении, как видно из Молитвы Господней, где говорится: "Да будет воля твоя (т.е. не моя) на земле, как на небе", или из Евангелия, где встречается следующее утверждение: "Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод и чтобы этот плод ваш пребывал" (Иоанн, 15:26)"[3] (выделено фон Хайеком).

С другой стороны, что есть "Пагубная самонадеянность"? "Влияние рационализма и вправду было настолько глубоким и всепроникающим, что в принципе, чем умнее образованный человек, тем более вероятно, что он (или она) разделяет не только рационалистические, но и социалистические взгляды... Люди интеллектуальных профессий по большей части бывают социалистами..."[4] Подчеркиваю: "социалист" - не обязательно сторонник Мао или Фиделя Кастро. "Социалистическую агитацию" фон Хайек находит у Альберта Эйнштейна и Гордона Чайлда, крупнейшего археолога ХХ столетия, который существенно изменил наши представления об эволюции человеческого общества именно с экономических позиций.[5]

Меньше всего хотелось бы, чтобы мои собственные комментарии к фон Хайеку звучали пренебрежительно. Никоим образом не пытаюсь приравнять к экспонатам либерального паноптикума (А. Адамский, Б.Парамонов и пр.) почтенного австрийского профессора, у которого, кроме идеологии, мы найдем довольно глубоких, обоснованных и, прошу прощения, рациональных умозаключений: например, о том, как соотносятся планомерное и спонтанное в деятельности людей; о конкуренции между человеческими сообществами, о "культурной эволюции" етс. Так что эпиграф из Муркока к нему не подходит. Но поскольку предмет настоящего исследования - все-таки идеология, нас интересует в первую очередь именно эта составляющая.

И здесь достойно удивления, насколько точно, порою чуть ли не дословно фон Хайек воспроизводит другого, куда более раннего автора - известного критика Просвещения и Великой Французской революции Эдмунда Берка. "Предрассудки полезны, в них сконцентрированы вечные истины и добро, они помогают колеблющемуся принять решение, делают человеческие добродетели привычкой, а не рядом не связанных между собой поступков", - писал Берк в 1790 году, защищая устои монархии, аристократии и государственной церкви от "клики" "теоретиков" и "профессоров", которые "придают своим рассудочным проектам огромную ценность, не уважая современное государственное устройство".[6]

"Все привлекательные иллюзии, которые делали власть великодушной, повиновение добровольным, придавали гармонию разнообразным жизненным оттенкам, внушали чувства, украшающие и смягчающие частную жизнь, - все они исчезли от непреодолимого света разума. Все покровы, украшающие жизнь, были жестоко сорваны; навсегда были отброшены все возвышенные идеи, заимствованные из запасов нравственности, которые владели сердцами и были предназначены для сокрытия человеческих недостатков. Они были объявлены смешными, абсурдными и старомодными."

Берк- 1790: "Людей, обреченных влачить во мраке тяжелую трудовую жизнь, чудовищно обманывают, внушая им ложные идеи и напрасные надежды, делая реальное неравенство еще более горьким, ибо избавиться от него невозможно."[7] Хайек- 1988: "Требования, чтобы эти (рыночные - И.С.)процессы были справедливы или обладали другими моральными качествами, питает наивный антропоморфизм... При такой системе успехи одних оплачиваются неудачами других, приложивших не менее искренние и даже достойные усилия: вознаграждение дается отнюдь не за достоинства... Я не считаю, что получившее широкое хождение понятие "социальной справедливости" описывает какое-то возможное положение дел или хотя бы вообще имеет смысл."[8]

В своем антиреволюционном памфлете "Размышления о революции во Франции" Эдмунд Берк защищает собственность. В неприкосновенности ее он видит "закон природы" и одновременно "нравственный урок". Нарушение законов природы и нравственности грозит "величайшим злом".[9] Ср. у Хайека: "нормы морали (включая, в частности, наши институты собственности, свободы и справедливости) являются определенным дополнительным даром, которым наделила человека культурная эволюция"[10] Различие в том, что Берк имеет в виду феодальную собственность принцев крови и архиепископов, на которую покушается как раз либеральная буржуазия.

"Идет ветер к югу, и переходит к северу..."

Тогдашнему либералу легко и естественно было апеллировать к разуму, выступая от имени третьего сословия против привилегий выродившейся аристократии и церковных феодалов, которые сами не верили ни в Бога, ни в черта, но насаждали в народе невежество и предрассудки, чтобы вернее держать его в повиновении. У таких привилегий действительно не могло быть рационального обоснования - только ссылки на "трансцендентную традицию", недоступную уму.

Сегодня место принцев крови заняли финансовые олигархи, а епископские кафедры - деятели масс-медиа и шоу-бизнеса. Право Сороса или братьев Черных вывозить в "оффшоры" сбережения сотен тысяч честных тружеников так же доказуемо, как право Марии Антуанетты проигрывать в карты Францию. И либерал конца ХХ столетия волей- неволей вынужден заимствовать у злейших противников либерализма их специфическую аргументацию.

Все повторяется. Замыкая круг, хвост кусает слишком умную голову. "Монархия как делегация Божественной воли" у последователей той самой церкви, которая когда-то тысячами жизней платила за гордый отказ участвовать в императорском культе. Почтительные ссылки теоретиков КПРФ на Ивана Ильина и Солоневича. Воинствующий антиинтеллектуализм у либералов...

Раздражение против "умников" тем сильнее, чем заметнее противоречия догматов с жизнью и между собой.

Если вы в самом деле против смертной казни, то почему убиваете югославов? если все обязаны платить налоги, то что такое "оффшор"? почему вотумы недоверия научному познанию вы оформляете в статьи и монографии (а не в шаманские пляски) и подписываете учеными степенями? И т.д. и т.п.

Перед хозяевами "открытого общества" встает та же проблема, что когда-то перед их предшественниками из ЦК КПСС. Конкретные ученые необходимы для решения конкретных задач, но наука как таковая с идеологией несовместима, а общественные дисциплины - просто разрушительны. Отсюда: установка на "узкую специализацию". Идеальный ученый - тот, кто знает все про 16-ю хромосому, наслышан про 15-ю, и смутно припоминает, что Шекспир - это ассистент Бэза Лурмана.

Отсюда же - настойчивые "реформы" научной методологии. Подчеркиваю: не "редактура" отдельных фрагментов: "такого-то царя надо похвалить, а того вообще не упоминайте!", а глубокое извращение принципов, по которым отдельные фрагменты-кирпичики складываются в здание.

Здесь необходимо оговорить, что наука - не коллектор информации, а система знаний. Как справедливо отмечал Александр Тарасов, "капитализм пытается подменить категорию знание категорией информация. Между тем это не одно и то же. Ученые, художники и общество в целом владеют именно знанием, в то время как информацией может владеть и частный собственник как товаром (бюрократ, например, традиционно владеет как товаром именно информацией). Ложное знание, как известно, вовсе не знание. А ложная информация может быть не менее ценной, чем истинная".[11] Система знаний строится по определенным правилам, которые как раз и называются скучным словом "методология". Дилетанта отличает от профессионала не то, что один знает меньше, а другой больше, а то, что первый не владеет методологией. Поэтому ему легче открывать новые "физические явления" (вроде "телекинеза") на основе свидетельских показаний, "славянскую письменность" при царе Миносе и пр. Естественно, методологии разных научных дисциплин существенно различаются (поскольку различается предмет и способы его исследования). Но если мы возьмем основные принципы исследовательской работы, как они изложены, например, у медиевиста В.Б. Кобрина (в статье "Где мы раздавили бабочку?" и в заключительной главе книги "Кому ты опасен, историк?"[12]), то под многими утверждениями с удовольствием подпишутся и биолог, и физик. Это как раз то, что отличает науку в целом как "сферу человеческой деятельности" от идеологии. Более того: возьму на себя смелость утверждать, что на тех же методологических принципах должны строиться и театральная рецензия, и судебный очерк... А для чего, в самом деле, нужна такая рецензия, в которой оценка спектакля заранее известна автору - или предписана ему редактором? Какой справедливости может способствовать судебный очерк по методике С. Доренко (гл. 4)?

В настоящей науке методология неотделима от этики. Это не комплимент. Просто такова производственная необходимость. Выражение "честный ученый" тавтологично, поскольку "нечестный ученый", то есть фальсификатор, не ученый вообще: "плохой человек не в состоянии бескорыстно служить истине"[13]

"Только наука ищет чистой истины, - писал Эрнст Ренан, -Только она дает точные доказательства истины и строго критически относится к способам убеждения".[14]

Тоже самореклама своего рода? Но чуть дальше мы увидим, что эту оценку полностью разделяют и противники науки, современные мракобесы - именно "бескорыстный поиск истины" им хотелось бы раз и навсегда вычеркнуть из истории.

В 90-е годы я могу отметить три покушения на науку. Первые два затронули только общественные дисциплины и оставили след, вполне сопоставимый с достижениями сессии ВАСХНИЛ 1948 года в биологии. Третье заболевание с самого начала приняло генерализованный характер.[15]

1. "Культурологический подход" мы уже подробно разобрали в 7 главе.

2. "Цивилизационный подход" требует специального разговора. К истории и социологии он подошел под флагом борьбы с "формационным подходом", под которым подразумевалась надоевшая сталинская (не марксова) "пятичленка", та, что обязывала общество развиваться от первобытнообщинного строя к рабовладению, феодализму, капитализму, социализму... К сожалению, предложенное взамен оказалось не лучше, а хуже. И то, что поборники "цивилизационного подхода" до сих пор не в состоянии определить, что такое "цивилизация" - А. Тарасов насчитал 42 (сорок две!) конкурентные дефиниции[16] - это еще полбеды. В конце концов, и с формациями хватало неразберихи. Главная проблема - то, что "формационный подход" имел пусть искаженное идеологией, излишне конкретизированное и схематизированное, но научное основание. По мере роста производительных сил (а он, в свою очередь, соотносится с усвоением большего количества энергии из окружающей среды - объективный естественнонаучный критерий) общество проходит определенные стадии развития. Дальше можно спорить об определении конкретных стадий, о роли субъективного "человеческого фактора" в ускорении или замедлении этого процесса и т.д. Но вопрос ставился совсем по- другому. Чтобы не утомлять читателя 42 определениями, сошлюсь на А.Я. Гуревича - на лекцию, в которой он излагает суть различных познавательных моделей, представленных в пост- советской историографии. У Гуревича слово "цивилизационный" имеет синоним - "релятивистский". "...Каждое сообщество (культура, цивилизация) представляет собой неповторимую структуру, неповторимый феномен. Согласно релятивистской точке зрения неправомерно спрашивать, какая из этих структур лучше или хуже, прогрессивнее или реакционнее. Они разные. И каждая из них, по-видимому, является некоторой целостностью, удовлетворяющей каким-то коренным требованиям людей, внутри этой целостности живущих (или живших). Таков, в самом общем виде, подход к истории, который у нас с недавнего времени стали называть "цивилизационным"[17]

Таким образом "отменяется", во-первых, прогресс как таковой; во-вторых, единство человеческого рода и создаваемой им цивилизации, которая разделяется на великое множество (42 и больше, кому сколько заблагорассудится) несмешивающихся потоков; в-третьих, какие бы то ни было исторические закономерности, то есть история перестает быть наукой, а превращается в лавку древностей - не музей, где экспонаты систематизированы, а именно лавку. Или в сборник анекдотов. И если мы по определению не способны понимать и оценивать другие "цивилизации", то какой смысл в изучении Древней Греции или Японии эпохи Токугава? Да и своей родной России лет 500 тому назад? Только праздное любопытство.

Один собирает этикетки от пива, другой сутки напролет "режется" в компьютерные "стрелялки", третий изучает феодальную войну ХV века. Перечисленные занятия равноценны."Неправомерно спрашивать, какое лучше или хуже".

Также "неправомерно спрашивать, что прогрессивнее" - человеческие жертвоприношения или их запрет; работорговля или освобождение рабов; нацистский Третий Рейх или "Новый курс" Рузвельта. Они не лучше и не хуже, а просто "разные", никакого общего критерия оценки нет и не может быть.

"Цивилизационный подход" обваливает историографию на многие столетия назад - как если бы химиков переселяли из современных институтов в лабораторию Парацельса.

Что касается этической стороны, то задолго до нынешней кампании исчерпывающую характеристику "релятивизма" дал В.Б. Кобрин. "Такая позиция, на мой взгляд, противоречит самой сути истории... Вероятно, наши человеческое достоинство и нравственное чувство были бы оскорблены, узнай мы, что через четыре века историк будет пытаться лишь "понять" гитлеровцев, не осуждая их преступлений. Так вправе ли мы отказывать в справедливости тем, кто жил и страдал за четыре века до нас?"[18]"Историк не вправе относиться равнодушно к людям прошлого. Он не может не испытывать к ним сочувствия. Если он безразличен к их радостям и бедам, к их успехам и страданиям, то он, конечно, сумеет, если обладает умом и трудолюбием, написать немало полезных и даже ценных исследований по конкретным вопросам, но никогда не будет способен решать большие, кардинальные проблемы... Нередко мы можем осуждать поступки, но не тех, кто их совершал, понимая обусловленность тех или иных малопривлекательных для нас действий особенностями времени и воспитания. Но не оправдывать же под предлогом целесообразности или общей жестокости века бессудные убийства, массовые казни, агрессивные войны, измену и предательство. Иначе мы перестанем быть людьми ... Изгоняя мораль из истории, мы неизбежно изгоняем ее и из современности."[19]

На мой взгляд, суждения нашего замечательного медиевиста представляют не только внутрицеховой интерес, но затрагивают всех, кто занимается исследованием человеческого общества, древнего или современного: экономики, правовых отношений, искусства. Конечно, личное мнение, даже самое авторитетное - всего лишь мнение. Всякий вправе иметь свое, отличное. Но тогда его следовало бы честно формулировать. Ведь "релятивизм" - не просто модная новация или некоторое усовершенствование исследовательских методик. Это кардинальный разрыв со всей гуманистической традицией в науке (и шире - с "культурной оппозицией" советских времен), размежевание именно в тех вопросах, которые были принципиальными не только для В.Б. Кобрина, но и для С.Б. Веселовского или А.А.Зимина. В споре С.Б. Веселовского со сталинскими идеологами "релятивисты" оказываются на стороне последних.

Безнравственность "цивилизационного подхода" проявляется еще и в том, что он составляет готовую теоретическую платформу под национализм и расизм. Эмоциональный афоризм Редьярда Киплинга "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут..." задолго до Страшного Суда получает как бы научное оправдание. Подчеркиваю: если бы существовали объективные данные, подтверждающие природное неравенство между народами или органическую "несовместимость" разных культурных традиций, их следовало бы рассматривать всерьез независимо от возможных политических выводов. Но в том-то и дело, что опыт истории говорит совсем о другом. Иноверцы, инородцы, "желтые", "черные", приобщаясь к "несуществующему" прогрессу, оказываются способны делать все то, что совсем недавно (по историческим масштабам) считалось прерогативой белого мужчины-христианина (а если заглянуть чуть глубже, то белого христианина дворянского происхождения). Тысячи страниц были исписаны в свое время обоснованиями германского нацизма или японского милитаризма через особый "менталитет", на который эти народы якобы обречены от рождения. Одни авторы рассматривали его как дар богов, другие как врожденное уродство. Но вот прошли считанные годы с 1945-го - и где этот "менталитет"? В чем проявляется особый "нордический характер" немца по сравнению, например, с бельгийцем или датчанином? Конечно, взаимопонимание культур требует больших усилий. Но нет никакого закона, который бы его запрещал. В Сингапуре мирно живут и работают три "цивилизации" (китайцы- конфуцианцы, индусы и мусульмане), а в Руанде самоистребляется одна.

Когда Эдвард Радзинский пишет про Сталина, что "как и положено азиату, он был во всем - раб перед господином"[20] или депутат от ЛДПР Алексей Митрофанов оправдывает Саддама Хусейна тем, что "на Востоке лидер должен быть жестким"[21] - это и есть "цивилизационный подход" в чистом виде. Только наука тут ни при чем.

3. Так называемый "постмодернизм". "Так называемый" - потому что если в двух предыдущих случаях хоть приблизительно понятно, о чем речь, то здесь остается развести руками. Прочитав сотни книг и статей, я так и не смог уяснить себе, что это такое на букву "п" и на каком основании это непонятно что возводится в "основное направление современной философии, искусства и науки".

В моем любимом словаре по культурологии сообщается следующее:

"В политит. культуре П. означает развитие разл. форм постутопической политической мысли. В философии - торжество постметафизики, пострационализма, постэмпиризма. В этике - постгуманизм постпуританского мира, нравств. амбивалентность личности. Представители точных наук трактуют П. как стиль постнеклассич. научного мышления."[22]

То есть ко всем ученым терминам, известным автору "определения", механически добавляется приставка "пост", которая превращается в нечленораздельное междометие, вроде слова "блин" и других, более грубых слов-связок в лексиконе постличностей, разливающих посточередную бутылку.

Школьный учебник "Современный мир" (приблизительный аналог старого "Обществоведения") относит "П." почему-то в раздел архитектуры.

"Постмодернизм присутствует во всех видах современного искусства, но наиболее ярко он проявил себя в архитектуре... Архитектурные формы прошлых веков и начала нашего века нарочито контрастно соединяются в П. с элементами функционализма. Эта подчеркнутая эклектичность возводится в творческий принцип..."[23].

С каких это пор эклектика стала "творческим принципом" и направлением, тем более новым? ВДНХ - что, шедевр "постмодернизма"?

Статья Михаила Эпштейна называется "Истоки и смысл русского П." Оказывается, "коммунизм - это постмодернизм с модернистским лицом...", и поскольку "в российской цивилизации заложена интенция самостирания, саморазрушения, превращения в условные знаки- "следы", представляющие бесконечную отсрочку или отсутствие своего означаемого...", Россия оказалась самой П. страной - "впереди Запада именно в этом постмодерном своем качестве."Привет от "цивилизационного подхода". И "поднялся новый посев российской культуры, который вполне созрел и пожинается именно сейчас, - культуры постмодерной."[24]

Жаль, что не поименованы плоды столь богатого урожая. Впрочем, виноват. На стр. 179 фигурирует один конкретный литератор - Д. Галковский, "понимающий толк в поэтике". Он одарил российскую культуру 90-х гг. "романом -трактатом" "Бесконечный тупик". Не тот ли это трактат, где 1937 год объявлен "самым счастливым за последние сто лет русской истории... Свиньи упали в пропасть"? Выбор г-на Эпштейна симптоматичный (с точки зрения "нравств. амбивалентности"), но одного примера, даже такого яркого, недостаточно. Между прочим, в культурологическом словаре тоже сообщается про "расцвет худож. практики П." - и вообще без единого подтверждения. В частных беседах журналисты, настаивающие на том, что "П" все-таки существует, чаще всего ссылаются на роман Умберто Эко "Имя розы". Произведение действительно нетрадиционное, поскольку в нем объединены два жанра: детектив и исторический роман. Но причем тут "коммунизм с модернистским лицом" и прочая наукообразная ахинея? Братья Стругацкие тоже соединяли два жанра - детектив с фантастическим романом ("Жук в муравейнике"), а Михаил Булгаков в "Мастере и Маргарите" - целых три.

Г.С. Кнабе: "Тенденции, которые принято обозначать именем постмодернизма с его абсолютизацией личной независимости и отрицанием всего, что воссоздает коллективные связи и объединяет людей, в том числе - рациональность логики доказуемой истины, т.е. науки в собственном, прямом смысле слова..."[25]

Понятно, что такое может быть только в психиатрической клинике: там "отрицание всего, что объединяет людей" называется аутизмом (хотя "абсолютизация личной независимости" перекликается с некоторыми непогрешимыми истинами, уже известными нам из других глав).

Чтобы пробиться хоть к какому-то пониманию, возьмем источник, который одновременно является и памятником "п" литературы, и теоретической работой, призванной объяснить, что это такое. Сочинение Бориса Парамонова называется "П. Конец стиля", а сам автор - обозреватель радио "Свобода" Конгресса США. За это самое сочинение Парамонов получил премию журнала "Звезда".

"Демократия и есть постмодернизм. В свою очередь демократия есть особый, вполне определенный тип культуры, взятой уже в предельно широком значении термина - как образ жизни, как стиль. Демократия как культурный стиль - это отсутствие стиля, отнюдь даже не эклектика александрийского типа. Стиль противоположен и противопоказан демократии."[26]

(Так все-таки: есть "стиль" или нет?)

Кроме того: 1. "П" "имеет политическое измерение"; 2. "флора и фауна дают урок постмодернизма"; 3. "Пушкин постмодернист"; 4. "чрезвычайно постмодернистичен Франциск Ассизский"; 5. "п" - "реабилитация притонов. И главное - прояснившееся сознание, что притонов вообще нет".

Вот еще ряд глубоких мыслей г. Парамонова:

"Что общего у (постмодернистов) софистов, александрийских эклектиков, средневековых скоморохов, романтиков ХIХ столетия, Пушкина, Тимура Кибирова? Общее у них - "еврейство". Еврей - родовое имя постмодерниста, человека без стиля... Я давно думаю написать статью под названием "Еврей Пушкин", но пока что написал только о Вуди Аллене."

"Фашизм этот, конечно, чисто эстетический, как у Лени Рифеншталь, но ведь служила последняя все- таки Гитлеру и не кому другому. Вернее сказать, Лени Рифеншталь и Гитлер одной породы, художественной. К счастью (несчастью?) для Пальи, в Америке Гитлера нет и не будет, и она до конца дней обречена метать бисер перед свиньями."

(Обратите внимание на специфический демократизм этого господина, кормящегося за счет тех самых американских налогоплательщиков, которых он называет"свиньями").

"Сталин разрушил (конструктивистский) стиль раннего большевизма, заменил его эклектикой соцреализма - и тем самым обозначил перспективу свободы. .. Задним числом и задним умом ясно, что тут-то и началась новая русская свобода: когда комбригов переименовали в полковников, а людей по имени Якир, Уборевич, Гамарник, Корк, Вацетис, Путна заменили в армии люди по фамилии Ватутин и Конев, Вахромеев и Язов."

Сдерживая тошноту, перехожу к сугубо академическим выводам. Бремя доказательства гипотезы ложится на тех, кто ее выдвигает. Никто не обязан опровергать бездоказательные утверждения. Если "специалисты по постмодернизму" не в состоянии объяснить, что это такое - значит, предмет их занятий того же рода, что и "основной экономический закон социализма" (на котором тоже делались деньги, премии и звания). Никакого "основного направления современной философии, искусства и науки" на букву "п" не существует в природе.

Что же существует? Откровенное, неприкрытое словоблудие как альтернатива якобы устаревшей "позитивистской" науке. Конечный пункт крестового похода против разума, провозглашенного либеральными идеологами:

"П. умонастроение несет на себе печать разочарования в идеалах и ценностях Возрождения и Просвещения с их верой в прогресс, торжество разума..." (Культурология. ХХ век.)[27]

"П. - это такое состояние культуры, которое приходит на смену Новому времени и отбрасывает в прошлое "модерный" проект, в основе которого были ценности реалистического знания, индивидуального самосознания и рационального действия, расчет на собственные силы сознательной самоорганизации человечества" (М.Эпштейн)[28]

Поскольку навязываемые догмы не имеют убедительного обоснования - ни с рациональной, ни с нравственной точек зрения - выгодно сделать вид, что разума и нравственности вообще не существует .

Академик В. Л. Янин равноценен Борису Парамонову: оба пишут тексты, состоящие из букв.

А "наша "состязательная теория правосудия" никогда не задается вопросом, в чем заключается истина".

Что правда, что неправда... что добро, что зло... что воля, что неволя - все равно.

Именно такие слова механически повторяла героиня фильма-сказки Александра Роу, находясь под действием злых чар. Не иначе как околдованы уважаемые научные работники, если они безвольно соглашаются на уготованную им роль (например, историки будут рассказывать на ночь побасенки про древних императоров, свободно конкурируя в деле увеселения с мастерами "новой сраматургии" и художественного эксгибиционизма). Кланяются в ножки международным меценатам за то, что те дают свои деньги - то есть не свои, а вывезенные из Индонезии и Таиланда - не только на лысенковщину, но и на настоящую науку. Только лысенковщины почему-то год от года становится все больше, а науки все меньше. Если судить по учебникам (см. соответствующее приложение к газете "Первое сентября"), эта печальная тенденция просто бросается в глаза.

Судьбе науки в ХХ1 столетии был посвящен специальный "Круглый стол" в "Независимой газете", на который получили приглашение как профессиональные идеологические работники ("культурологи"- "политологи"), так и ученые, вовремя перестроившие свой "дискурс" под линию партии.

Читайте внимательно, уважаемые коллеги. И не говорите, что не были предупреждены; или что проблемы, с которыми вы столкнулись в своей отрасли знания, порождены чьей-то личной "глупостью" или "непрофессионализмом". Или иными стечениями обстоятельств, сугубо индивидуальными и не имеющими общей причины.

М. Рац: "Большая часть неприятностей, которые мы сегодня имеем в России и во всем мире, есть порождение той самой научной рациональности. Или, как сказал бы я, необоснованной экспансии науки в такие области, где ей совершенно нечего делать... Сейчас я читаю книжку, где происходит соотнесение модернистской и постмодернистской идеологии. В разделе, посвященном культуре. Там обсуждается оппозиция модернизма и постмодернизма. Это действительтно все животрепещущие темы. И их надо серьезно обсуждать, и не один раз. (действительно, на что еще тратить время? - И.С.) Потому что мы еще наплачемся с этой традиционной классической наукой и вытекающими из нее непредсказуемыми и неконтролируемыми последствиями наподобие чеченских или экологических... (иными словами, это наука вдохновила Дудаева отделяться)... Новая концепция должна замещать один тип научной рациональности множеством различных типов рациональности." (интересно, сколь велико это "множество"? И что будет, если самому господину "заместителю" в бухгалтерии начислят гонорар в соответствии с каким-нибудь нетрадиционным "типом рациональности" - например, по копейке за рубль?)

В. Розин:"Как культуролог я обращаю ваше внимание на интересный феномен: вероятно, мы дожигаем последние порции научного горючего - безоглядного интереса к познанию природы и мира. Но может быть, на самом деле мы его уже лишились. Нас больше сейчас интересуют - и слава богу, возможно! - другие вещи."

(какие "другие вещи" обнаружились за пределами "природы и мира" ?!)

Л. Ионин: "Она, наука, сама себя завела в тупик...Многомирие или, если хотите, полимундия с моей точки зрения заключается в том, что эта полимундия появится из-за того, что наука сузит свои границы..."

Ведущий: "А куда будет тогда обращаться человек за панацеей?" (фиксирую внимание на подмене: "панацеей" торгует как раз не наука, а совсем другие ведомства)

Г. Копылов: "В самые разные социокультурные институты. А научная деятельность, в результате, может быть, вообще прекратится, потому что иссякнет та энергия, которая движет ученым - энергия поиска истины. Об этом уже говорил Вадим Маркович... В качестве аналогии: 150 лет назад ведущей формой социальной жизни и понимания была религия. И что сейчас с ней стало? Она живет на своем месте. Религиозные мыслители пишут книги о том, как религии жить в секуляризованном мире. То есть религия ищет свои формы существования. И с наукой будет то же самое. Будут свои "жрецы", свои "храмы науки", лаборатории по типу монастырей - в социально чужом мире."

Л. Ионин: "Мой вариант ответа на вопрос "Куда обратиться?" - совершенно реальный случай. В Москве есть Дом Культуры "Меридиан". И там на доске объявлений было вывешено расписание: рок-группа такая-то выступает тогда-то, рок-группа такая-то выступает тогда-то, а в углу аккуратненький листочек: "По средам и четвергам в 18.00 - практические занятия по реинкарнации"... Существуют, в конце концов, религиозные культуры и все прочие фундаментализмы. Они - знак новой эпохи. Признание их правомерности и правомочности - это знак новой эпохи. Не то, что они отсталые, недоразвитые, а просто они другие..."[29]

Интересное противоречие между содержанием и тоном: вроде бы, господин "политолог" отстаивает права религии перед наукой, но с демонстративным пренебрежением: "и все прочие фундаментализмы..." На самом деле никакого противоречия, конечно, нет. Священникам, как и ученым, место в субкультурном зоопарке. В ДК, где по средам и четвергам "практические занятия по реинкарнации."

Чтоб не путались под ногами у тех, кто будет определять судьбы человечества.

Еще интереснее, что только один человек (!) из собранного "Независимой газетой" ареопага - профессор, доктор технических наук Борис Кудрин - осмелился возражать по существу. Хотя невооруженным глазом видно, что велеречивая "полимундия" на пол-газеты основана на "данностях", свалившихся все с того же урожайного потолка.

Почему наука себя исчерпала? Какими фактами это подтверждается - кроме "книжки, где происходит соотнесение модернистской и постмодернистской идеологии"? В чем конкретно научное познание оказалось несостоятельно - и по сравнению с чем? Астрономия - по сравнению с астрологией? Или научная медицина - с "экстрасенсорикой"? Или, может быть, Б. Парамонов оказался способен на какие-то открытия, до которых так и не дорос умом Д.С. Лихачев? Какие это открытия? Что Лермонтов еврей, а Пушкин китаец?

По тому же убогому образцу строится этика современного либерализма.

Популярный в либеральных СМИ литературный критик Михаил Золотоносов формулирует ее "золотое правило" от своей, извините за выражение, специальности:

"Стали появляться романы нового типа, не ангажированные ни идеологией, ни даже традиционной этикой и потому разрушающие то, что раньше именовалось гуманистической традицией... Полностью неангажированные сочинения - ни идеологически, ни этически..., то есть в точном смысле слова свободные... Смысл текста заключен в самом тексте. Моя гипотеза: по мере углубления в ХХ1 век таких произведений больше, истина о человеке будет раскрываться все с больше прямотой, поначалу это будет казаться цинизмом, а потом люди привыкнут."[30] (выделено М. Золотоносовым).

Вроде бы, претенциозное пустословие. Что такое "нетрадиционная этика"? И почему "гуманистическая традиция" в прошедшем времени -"раньше именовалась"? И в чем еще может быть "заключен смысл текста" как не в самом тексте? В оберточной бумаге, что ли?

Но золотоносовское пустословие очень внятно "ангажировано идеологией"."Свобода" и "истина о человеке" располагаются им по ту сторону добра и зла.

Надеюсь, читатели уже обратили внимание на то, что и другие персонажи этой книги на разные голоса и по разным поводам повторяют, в сущности, ту же самую формулу:"рыночной системе не свойственны какие- либо этические принципы..."; "мы вынуждены будем оставить в стороне вопрос о том, "что такое хорошо и что такое плохо"; "деньги делал, наркотики перевозил? да Бог знает, мне все равно";"сами по себе люди никого не интересуют"и т.п. То, что штатный сотрудник американского ведомства пропаганды пропагандирует "Гитлера художественной породы" и "новую русскую свободу" в лице Сталина, характеризует не только самого сотрудника и то учреждение, на которое он работает. Это закономерное проявление общей "нравств. амбивалентности".

Кто-то может сказать: досужее теоретизирование профессиональных болтунов не представляет непосредственной опасности. А "либеральный фашизм" - всего лишь полемическая метафора.

Однако факты (из коих лишь малая часть собрана в этой книге) свидетельствуют совсем о другом: позиция "по ту сторону добра и зла" - не просто демагогия; она непосредственно определяет практическую политику.

Либерал отличается от "страшного чекиста- большевика в кожаной куртке с маузером" тем, что "лично не стреляет. Он создает условия для массовой гибели людей. Притом не своих политических противников..., а просто самых слабых, тех, кто не может сопротивляться..." (Александр Тарасов, выделено им же).[31]

Но если очень хочется самому поупражнять руки - это тоже не запрещено.

Афоризм представителя НАТО Джейми Шеа про пилота, который расстреливал колонну югославских беженцев "с лучшими намерениями, как и подобает представителю демократической страны", когда-нибудь наверняка войдет в учебники истории.

Работая над главой о наркотиках, я обнаружил описание другого интересного опыта. Энтузиасты т. н. "метадоновой терапии" (см. гл. 8) вводили подопытным наркоманкам по ходу беременности сильнейший наркотик метадон, а потом наблюдали, что появится на свет. "Тщательно изучалось влияние поддерживающих доз метадона на беременность и новорожденных. Было показано, что у женщин, состояние которых стабилизировалось, беременность протекает нормально на фоне приема поддерживающих доз метадона. Правда, у новорожденного, мать которого принимает поддерживающие дозы метадона, могут наблюдаться опиатные абстинентные симптомы, однако они поддаются лечению..."[32]

Опыты доктора Менгеле продолжены "с лучшими намерениями, как и подобает врачам из демократической страны". Результаты опубликованы. И не вызвали не то что протеста - даже легкого недоумения.

Великие религиозные учения прошлого тоже были "неразумны" в глазах современников (да и многих потомков). Однако ни в I, ни в VII веке науки в современном понимании этого слова еще не существовало. Культ пьяных и развратных императоров (в котором с удовольствием принимали участие тогдашние эрудиты- стоики) был хоть и прагматичнее, но никак не "научнее" культа распятого плотника. И если поклонники последнего, наряду со многими мудрыми советами, усваивали и то, что "есть неумытыми руками - не оскверняет человека"(Матф. 15, 20) - то ни у эллинов, ни у иудеев не было под рукой учебника микробиологии, чтобы опровергнуть это заблуждение. Современный проповедник антинаучных взглядов не имеет таких оправданий. Он ведает, что творит.

Мобилизующее воздействие мировых религий во многом объяснялось их революционной этикой. Каким же нравственным опытом может поделиться современный либерал? Достижения его измеряются даже не нулем, а величиной отрицательной. Культурный герой ближе к Калигуле и Гелиогабалу, чем к Мухаммеду или Христу.

Претензии либерализма на роль спасительного учения неосновательны вдвойне, а на самом деле - втройне, потому что практика, которая остается критерием истины (несмотря на разнообразный потсмодернизм), показывает, что эта идеология в конце ХХ столетия не только не в состоянии мобилизовать людей на решение жизненно важных проблем, но как раз наоборот - ее догмы ложатся как тяжелые бревна поперек пути к решениям.

Мы уже подробно разбирали этот феномен в связи с наркоманией, преступностью и терроризмом. Возьмем демографию, которая, очевидно, лежит в основании целого ряда других болезненных проблем: экологических (невозможно защитить леса в стране, где не хватает места для людей), медицинских и социальных. 100%-но рациональные меры по ограничению рождаемости, принятые в ряде стран (особенно решительно - в КНР), вызвали на Западе раздраженную реакцию точно по той же схеме, что и борьба с наркобизнесом. "Такие программы идут вразрез с основными принципами свободы личности..." Использовался еще один аргумент из тех, о которых Ленин говорил: по форме правильно, а по сути издевательство. Есть эмпирический факт, отмеченный в самых разных странах: приближаясь к западным бытовым стандартам, люди спустя какое -то время усваивают и западные представления об оптимальном количестве детей в семье. Отсюда делается вывод (тоже логичный): "Лучшее противозачаточное средство - развитие".[2] На этом основании китайскому правительству предлагалось не делать ничего конкретного и реального для ограничения рождаемости, а направить все силы на либеральные реформы (вроде российских), чтобы всеобщее благосостояние, достигнутое через эти реформы, автоматически избавило китайцев от всех прочих забот.

Демагогия чистой воды. С таким же успехом можно отключить отопление в трескучие морозы на том основании, что через четыре месяца, согласно законам природы, неизбежно наступит весна. Китай просто не дожил бы до обещанного процветания. Как уже случалось в его истории, аграрное перенаселение, то есть масса молодежи, не обеспеченная средствами к существованию, взорвала бы государство и все прочие социальные институты. "Ван Ман умер, но его смерть не стала искуплением за грехи Поднебесной. Давление оставалось по-прежнему высоким, а история оставила людям лишь один способ понизить его: в течение долгих лет миллионы ни в чем не повинных людей должны были убивать друг друга... Поля и дороги были завалены трупами, погибло 8/10 населения Великой Равнины... Тысячи вымерших деревень зарастали молодым кустарником, а щедро удобренные пепелища расцветали зелеными всходами. Паровой котел лопнул, и давление резко упало" (Сергей Нефедов)[3]

Коммунистическое правительство Китая нашло другой способ понизить демографическое давление: продуманное сочетание мер государственного принуждения (запрет на "лишних" детей) с материальным стимулированием тех семей, которые выполняют рекомендации правительственных экспертов.

Конечно, это в отдельных, и даже во многих случаях негуманно. Но по сравнению с чем? Со Швейцарией? Или с Руандой, где "лишним" детям позволили родиться, чтобы потом перекрывать плотинами из трупов русла рек?

Уже к середине 90-х годов естественный прирост населения в Китае снизился более чем вдвое.[4] Демографический эксперимент (так же как и экономический) увенчался победой настолько полной, насколько это вообще возможно в нашем неидеальном мире. Теперь в истории есть пример и доказательство того, что общество в состоянии сознательно и планомерно контролировать собственную численность.

Соответственно у китайцев (и не только у них) окрепли подозрения, что критика с Запада объяснялась не столько искренней заботой о "правах и свободах" китайской крестьянки непрерывно рожать как автомат с 14-летнего возраста и до смерти от очередных родов - сколько сознательными расчетами на то, что Китай превратится в большую Руанду. И вопрос о его конкуренции с Соединенными Штатами будет снят с повестки столетия.

Но он не снят.

И появляются новые темы для обсуждения. Не о количестве населения, но о его качестве."Китайские генетики в своем большинстве выступают за проведение генетических тестов у молодых пар, решивших вступить в брак. В случае выявления 91% вероятности появления генетических заболеваний специалисты в области здоровья нации намерены запретить таким семьям иметь детей вообще.В соответствии с рекомендациями ученых принят закон..." Конец фразы можете дописать сами. "Активно критикуемый на Западе..."[5]

Подчеркиваю. Речь идет не о научной дискуссии по поводу того, насколько то или иное заболевание (например, шизофрения) связана с наследственными факторами. Идеологические работники не позволяют бороться даже с теми генетическими аномалиями, природа которых ясна, и которые можно было бы ликвидировать как оспу в сравнительно короткий (по историческим масштабам) срок. Ни в чем не повинные существа обрекаются на бессмысленные страдания, подслащенные глянцевой "политкорректностью": "ой, ну что вы, дауны ничем не отличаются от здоровых ребятишек!" О том, насколько глубоко проникают методики "brainwashing"-а, можно судить по сериалу - видит Бог, не худшему из американских сериалов - "Скорая помощь", где в одной из серий герои - профессиональные медики! - с умилением наблюдают прибавление в семейной паре из двух олигофренов, которые заведомо не в состоянии заботиться не только о ребенке, но и о самих себе.

Парадокс в том, что интеллектуальная и нравственная ущербность либеральной идеологии никоим образом не препятствуют ее победоносному шествию. НАТО и ОБСЕ близки к тому, что не удалось Чингис-хану: еще немного усилий, и они утвердят свою "Ясу" по всей планете.

В чем секрет такого успеха?

Повторяя своих предшественников, либералы извлекают уроки из их ошибок. Установлено, что в обществе рано или поздно формируется прослойка, которая даже при регулярном прикорме с барского стола склонна к "нерыночному" идеализму и свободомыслию (наука и искусство как раз способствуют ее появлению). Коммунистические вожди недооценили опасность этой прослойки. Недооценили природную (биологическую) склонность молодежи к противоречию. Репрессиями они только умножали число врагов. Либералы решают проблемы иначе. Среди прочих суррогатов они выносят на прилавок "свободного рынка" суррогаты диссидентства.

Ты не любишь наш строй, мальчик? Отлично! Флаг - то есть шприц с героином - тебе в руки!

Ты будешь самым крутым революционером в истории. Христос, Маркс и Че Гевара отвергали только то, что считали неправильным. А ты скажешь, что весь мир - дерьмо!

Главное - не растерять революционности в мелочах. Если тебе не понравилось какое-то заявление папы, не стоит тратить времени на сопоставление хорошего и дурного в христианском учении. Возьми лучше топор - и поруби иконы. И кричи про Божью Матерь... Кричи громче! Чтобы все верующие тебя услышали. Чтоб запомнили до второго пришествия, как выглядит настоящий революционер. И чтоб ответили в том же духе. А мы вашу дискуссию покажем в ток-шоу.

Если весь мир - одинаковое дерьмо, то не все ли равно, против чего ополчаться - против фондовой биржи, правящей партии или против задницы своего товарища?

Штурмуй, что ближе.

Сила либеральной идеологии - в слабости и растерянности ее противников.

"Мы живем в эпоху, которая мне напоминает апогей средневековой схоластики или сталинизм, -говорит Гюнтер Грасс, - Мы живем в обществе, основанном на непоколебимых догмах. Таких, например, как блага неограниченной рыночной экономики. Воссоздается дикий капитализм, который отбрасывает нас в прошлое, отбрасывает нас в Х1Х век, ограничивает человеческие права, утверждается как единственно возможный строй. И самое главное - у этого капитализма нет соперника, нет противовеса, поскольку левые силы упустили свой шанс".[6]

По логике вещей, идеология финансовой олигархии должна оспариваться именно левыми. Однако в развитых странах они сменили ориентацию. С трудящегося большинства переключились на защиту интересов всякого рода маргиналов.

Подчеркиваю: я сейчас говорю не о Шредере с Блэром, не о либералах, забывших отлепить с дорогого костюма розовую наклейку, а о тех левых, которые, вроде бы, сохранили верность традициям, и борются, вроде бы, за изменение системы, а не за место в ней.

Вообще-то за социалистами и раньше водился такой грех, как заигрывания с деклассированным элементом. Но как правило, их вожди понимали принципиальное различие между революционным движением трудящихся и бунтом пьяного люмпена. Цитаты из основоположников марксизма, приведенные в 6 главе, весьма показательны.

Сейчас это различие левыми утрачено. Вопрос о достойном вознаграждении за труд подменен вопросом о размерах подачки. А сами борцы угодили в ловушку, устройство которой описано чуть выше. По сути и эта часть левого движения больше не является самостоятельной силой - как не является самостоятельной силой тот социальный слой, на который она ориентируется. Флигель большого либерального здания. И трудно без специальных приборов разобрать, насколько эта покосившаяся пристройка под выцветшим красным знаменем действительно "левее" основной конструкции. Может быть, просто ближе к помойке.

С рассасыванием левой альтернативы почетная миссия идейной борьбы с либералами переходит к представителям до-капиталистических идеологий, ко всякого рода националистам и фундаменталистам. Мы уже затрагивали этот сюжет в конце 9 главы. Либералы занялись пропагандой половых извращений в школах. Религиозные фундаменталисты в ответ пытаются запретить половое просвещение.

В таких случаях сразу вспоминается афоризм из песни Б. Гребенщикова: "На битву со злом взвейся, сокол, козлом".

Сталкиваясь с вопиющим идиотизмом, фундаменталист отвергает его. И здесь бы остановиться. Но остановиться он не может, поскольку движим не рациональными соображениями и не сочувствием к людям, страдающим от нелепых догм, а собственными догмами, зачастую еще более нелепыми. Поэтому справедливый протест дополняется таким "позитивом", который полностью его дискредитирует.

Самый яркий пример - переворот 1993 года в России. Люди, не испытывавшие ни малейших симпатий к Борису Ельцину и либеральной клептократии у него за спиной, приходили к Белому дому, видели там молодчиков со свастиками, слушали речи Альберта Макашова - и после этого начитанные цитировали Бродского: "ворюги мне милей, чем кровопийцы...", менее начитанные просто ругались грубыми словами, но и те, и другие становились куда более терпимы к Анатолию Чубайсу.

Примерно то же самое происходит в Западной Европе, где активное противодействие либерализму устойчиво ассоциируется с физиономиями Ле Пена или Хайдера. Казалось бы, элементарный вопрос: почему трудящийся француз (или австриец, немец, швед етс) должен платить огромные налоги на содержание криминальных бездельников, которые ему же мешают жить? Да еще и специально импортировать таковых из-за границы, как будто своих мало... Заметьте, что этот вопрос не содержит никакого националистического или расистского подтекста. Человек несет ответственность не за нацию, а за собственные поступки. Но националистические бредни оказываются неизбежной нагрузкой - помните такой способ торговли в советские времена, когда хороший чай можно было купить только в "подарочном наборе" с вафлями 5-летней выдержки? И либералов очень устраивает подобная оппозиция. Потому что с провозглашением второй части ее платформы на вопросы, поставленные в первой, можно просто не отвечать.

Но пастырям человечества приходится преодолевать еще и стихийное сопротивление на местах со стороны отдельных граждан, которые, может быть, даже не задумываются о том, "где сердце спрута, и есть ли у спрута сердце", но по мере сил препятствуют вторжению в свою жизнь отдельных щупальцев. Движущей силой такого сопротивления является здравый смысл и элементарные нравственные нормы, которые идеологам не удавалось полностью вытравить даже в самые мрачные времена инквизиции.

У него есть как слабые стороны (они очевидны), так и сильные. Самопроизвольное и нецентрализованное трудно уничтожить. Причем заметнее всего эта стихия в метрополии "открытого общества" - в США с их традициями анархического индивидуализма. Забавный исторический парадокс! Несмотря на все усилия "общественности", во многих штатах не удается отменить смертную казнь для "прирожденных убийц". Замечательные идеи о насаждении педерастии в американской армии так и остались нереализованным предвыборным обещанием Клинтона гомосексуальному лобби. Возбуждая в той же армии процессы о "sexual harassment", политработники сталкиваются с оппозицией кадровых военных.[7] Во время знаменитых погромов в Лос-Анжелесе толпу погромщиков остановила не деморализованная "политкорректностью" полиция, а сами граждане, кстати, даже не коренные американцы, а недавние иммигранты из Кореи и Китая, которые усвоили изначальные принципы американской демократии и встали на защиту своих домов и магазинчиков с ружьями в руках. Любимым героем американцев по-прежнему остается доблестный шериф, который защищает сограждан от насильников и наркомафии без оглядки на "правовой кретинизм".

Может быть, обилие подобных сюжетов в американском кинематографе является свидетельством жизненной силы нации, которая пока не позволила окончательно растворить себя в "политкорректном" сопереживании всякого рода подонкам. Поэтому США остаются великой державой (на радость ли, на беду ли остальному человечеству - это уже другой вопрос).

Но реальную альтернативу "новой Ясе" от НАТО и ОБСЕ сегодня может составить только целостное мировоззрение, которое соединило бы системную критику либеральной идеологии с позитивной программой, включающей, кроме всего прочего, ценности классического либерализма.

Возможно, такое мировоззрение сегодня формируется в Малайзии, Китае и других странах "третьего мира", не желающих слепо подчинять свою жизнь чужим догмам. Хотя их опыт тоже не следует идеализировать: у КПК, на которую мы неоднократно ссылались, хватает собственных идеологических заморочек. Чтобы далеко не ходить за примерами - по поводу Тайваня. Здесь как раз китайские коммунисты ставят абстракции "территориальной целостности" выше реальности, представленной живыми людьми - гражданами этого самого Тайваня, который де-факто давно уже является независимым.

В порядке гипотезы мы могли бы указать возможные "источники и составные части"такого альтернативного мировоззрения для ХХI века. Во-первых, наука. Не только как объективная картина мироздания, но и как традиция человеческих взаимоотношений, сформированная научным сообществом: этика, неотделимая от методологии, и демократия без размывания ценностей.

Поясняю: ученое собрание демократично, поскольку в "позитивистской" науке, в отличие от средневековой схоластики, противостоят друг другу аргументы, а не ссылки на авторитет; но при этом никакое ученое собрание, даже самое уважаемое, не может голосованием отменять принципы термодинамики или вводить вместо эволюции "креацианизм". Даже если подобное происходит - под воздействием извне - принятое решение заведомо не имеет силы.

Во-вторых, традиционные религиозные системы - в той мере, в какой каждая из них способна отделить себя от этнографического музея. Между прочим, "открытое общество" активно навязывает религии (как и науке) именно такую субкультурную роль: "вот в этом вольере у нас собираются кришнаиты, в этом - католики (они даже презервативами не пользуются, ха-ха-ха!), а в этом - рэйверы (смотрите, у них волосы зеленые!)...", причем делается это не от большого плюрализма, а по той причине, что истинными носителями всеобщих и вечных ценностей либеральные идеологи считают себя. И до тех пор, пока их религиозные оппоненты ведут дискуссию из вольера - на уровне презервативов, "фенечек" и фигур из пальцев - они только укрепляют существующий режим.

В-третьих, либеральный гуманизм в своем классическом виде.

В-четвертых, экологическое движение, которое возвращает человечеству утерянное в городской цивилизации единство с природой ( Жак Ив Кусто: "человеческое существо едино с землей, с крокодилом, с солнцем, деревом и водой"[8]) - и освобождает сознание из плена пустых абстракций. Заметьте, что "зеленым" программам сочувствует гораздо больше людей, чем голосует за "зеленые" партии, многие из которых успешно дискредитировали себя политиканством.

В-пятых, гуманистическая утопия - например, произведения замечательного ученого-палеонтолога и философа-марксиста Ивана Антоновича Ефремова. Истинная ценность их неизбежно будет осознаваться по мере того, как схлынет волна эмоционального антикоммунизма.

Данный перечень, естественно, не претендует на завершенность.

Но уже сейчас понятно, насколько трудно обеспечить внутри него не только взаимодействие, но элементарную коммуникацию: чтобы люди, говоря об одном и том же, слышали друг друга. А сейчас экологи- материалисты склонны судить обо всей христианской традиции по раззолоченным епископам на казенных церемониях, а об исламе - по Шамилю Басаеву; в свою очередь, религиозные проповедники (даже лучшие из них) не находят времени, чтобы всерьез ознакомиться с взглядами командора Кусто ("это, кажется, для детей про рыбок?") - время и интеллектуальные силы уходят на содержательные дискуссии о том, каким календарем пользуется Господь Бог, и понимает ли он иностранные языки - или только по-церковнославянски (вариант: латынь, арабский, иврит, нужное подчеркнуть). Точно так же ведут себя недобитые марксисты, с утра до вечера поглощенные партийными распрями в стакане воды.

Чтобы сломать барьеры, нужна социальная сила, которая бросила бы вызов главному спонсору "либерастии" - финансовой олигархии.

Национальные правительства вынуждены противостоять глобальному "перераспределению" ресурсов - но их альтернатива на сегодняшний день, во- первых, локальная, во- вторых, пассивная.

Интересный прогноз опубликовал социолог Александр Тарасов, на которого мы уже ссылались выше. Он связывает надежды с носителями знания ("основной производительной силы") - то есть с глобальной компьютеризованной интеллигенцией.

"Информационное общество" - шаг к обществу, основанном на знании... Мировая экономическая интеграция будет неизбежно подталкивать мировую политическую интеграцию (в том числе и в имперской форме). В то же время, исчерпав экстенсивный путь развития, капитализм вынужден будет сосредоточиться на интенсивном. Это повлечет за собой формирование интеллигенции как массового общественного класса - класса работников умственного труда, который капитализм постоянно будет пытаться превратить в класс наемных работников умственного труда..."[9]

Концепция Тарасова вполне логична, но пока слабо подкреплена фактами новейшей истории. Например, компьютеризация крупных городов России не сопровождалась ростом какого бы то ни было независимого самосознания среди пользователей РС. Напротив: субкультурная деградация только усугублялась (вспомним дурной анекдот с литературным конкурсом в Интернете, гл. 8), а компьютеризованный электорат в Москве и Санкт-Петербурге демонстрировал образцовую управляемость - не хуже, чем в сельской глубинке.

От таких наблюдений волей - неволей склоняешься к пессимизму.

Тем не менее, никто еще не отменил того факта, что разум - важнейшее эволюционное завоевание вида Homo Sapiens. Как у стрекозы крылья, и даже в большей степени, потому что интеллект открыл нашему виду не только воздушную среду, но и другие, включая космос. Наше выживание и адаптация обеспечены тем, что мы разумны, и эту особенность можно уничтожить только вместе с человечеством.

Либерализм сделал ставку на дурака.

Но играя в шильдбюргеров (из немецкой сказки про городок, жители которого решили "от великого ума глупостью спасаться..."), очень легко заиграться. Показательный пример - опрос на тему отношения к астрологии, проведенный респектабельной газетой "Коммерсант" среди элиты. Подчеркиваю: опрашивалось не "население", которому специально скармливают всякий "кич", а сами организаторы процесса: банкиры и известные политики либеральной ориентации, то есть, если верить их собственной рекламе, люди европейски образованные. Только один - Борис Немцов - дал однозначно отрицательный ответ: "Нельзя же, в самом деле, воспринимать это всерьез..."[10]

Боюсь, что господа укололись собственной отравленной шпагой.

Игра на интеллектуальное снижение является стратегически - эволюционно! - проигрышной, даже если обеспечивает игроку какие-то временные социальные выгоды. А ставка на разум - выигрышная.