Горная тропа

ГОРНАЯ ТРОПА

Марии Б.

Indi un altro vallon mi fu scoverto.[1]

Dante

To see a worid in a grain of sand…[2]

William Blake

Af klarsynt dröm, af matt förnuft,

af eid och vatten, jord och luft[3]

Per Hallström

АЛЬПИЙСКИЙ ПАСТУХ

По высям снегами Увенчанных гор, Как в радостном храме, Блуждает мой взор… Пo склонам их вечным, С межи на межу, С напевом беспечным Я стадо вожу… На светлых откосах Все глубже мой хмель… От неба мой посох, От неба — свирель… Вне смертной тревоги, Как ясность ручья, От Бога — о Боге — И песня моя… Он тайною вечной Мой разум зажег И зов бесконечный Вложил в мой рожок… И свят над горами Звон плача его, Как колокол в храме Творца моего…

НЫНЕ И ПРИСНО

А. Скрябину

Все, что трепещет иль дремлет В тайном кругу бытия, Строго от века объемлет Мера моя. Слитность и вздох одинокий, Колос и цвет на лугy — Смертные грани и сроки Я стерегу. Тот, кто в незнаньи беспечен, Тот, кто прозреньем томим — Каждый незримо отмечен Знаком моим… Правя земною игрою, Вскинув-смиряя волну, Я разрушаю и строю, Сею и жну. Солнце в светающем небе, Искра в ночной тишине — Каждый раскрывшийся жребий Замкнут во мне. Грянув, как молот суровый, В вечном и тщетном бою, Я расторгаю оковы, Цепи кую. Мука влекомых на плаху, Ласка мгновений людских, Все умолкает по взмаху Крыльев моих!

ДРЕВНЕЕ СКАЗАНИЕ

То Edward Gordon Craig Esq.

Вначале был лишь сон весенний И тишина, И не вскрывался трепет тени В судьбе зерна… И в час расцвета, в час зачатий, Вступая в путь, Еще без плача об утрате Вздымалась грудь… Еще в кругу забвенной неги Текли часы, И пили стройные побеги Алмаз росы… Но poг, зовущий тайну к яви, Все звонче пел, И дрогнул мир в лазурной славе, И день вскипел… И — лишь дремавшая у Бога — Глухой волной, Вошла великая тревога В простор земной… И, тень познав, сквозь трепет боли, Вилась тропа — Туда, где меркнет стебель в поле И ждет серпа…

ВОСХОЖДЕНИЯ

А. Скрябину

Плетусь один безлюдным перевалом, Из света в свет — сквозь свет от вечных стен… Неизреченно пламя в сердце малом И тайный жар в душе неизречен! Мгновения — как молнии… В их смене Немеет вздох отдельности во мне… И в смертной доле выше нет ступени, И ярче нет виденья в смертном сне! Ни жалобы, ни боли своевольной… Ни ига зыбкой радости людской… Лишь кроткий свет молитвы безглагольной, И знание без мысли, и покой… И снова дух, как пилигрим опальный, Восходит в храм пророческой Молвы, Где ширь земли — как жертвенник венчальный Под звездным кровом Бога синевы,— И где, вне смерти, тает в кротком свете, В жемчужных далях бездны золотой, Вся явь вещей и бренный труд столетий, Как легкий дым кадильницы святой…

МОЛИТВА

С. А. Полякову

Забвенья, забвенья! Всей малости крова! Всей скудной, всей жалкой отрады людской — Усталым от дали пути рокового, Бездомным, измученным звездной тоской! Мгновенья покоя средь вихря мгновений — Свершающим заповедь зыбкой волны, Во мраке без искры, средь зноя без тени Всей смертною кровью питающим сны! Убежища бедной душе, осужденной На горестный подвиг томленья в пыли, И жребий изгнанья, и трепет бессонный На вечном распутье в пустынях земли! Ночлега влачащим свой посох железный И боль и убожество смертной сумы, И ждущим забвенья от выси, от бездны, От горькой повторности света и тьмы!

КРУГ ВЕКОВЕЧНЫЙ

Валерию Брюсову

Близится ночь к рассвету… Ясен шелест листвы… Строится стебель к цвету, Цвет лишь ждет синевы… Ширит заря тревогу, Зыбко искрясь в пыли… Тянется сердце к Богу С темным вздохом земли… Льется, как пламя, в воды Синий, радостный день — Холит земные всходы, В полдень, светлая тень… Все, что цвело-боролось, К часу тайного сна Вскинулось ввысь, как колос, С малой данью зерна… Клонится путь к ночлегу, Меркнет и тень и зной… Слава дневному бегу! Слава тайне ночной!

ВЕЧЕР В ГOPAX

С. А. Полякову

Стелет, зыблет лунный прах Тишь вечерняя в ropax, В сонном царстве вечных льдов, Белых замков, городов… Лишь средь каменных оград Глухо воет водопад, И белеют вдоль скалы Пыльно взрытые валы… Дремлют башни и зубцы… Глухи храмы и дворцы, И обходит их порог Суета людских дорог… У ворот их, строясь в ряд, Стражи белые стоят, И сверкает их броня Зыбью лунного огня… Стелет звездный свой простор Тишь вечерняя средь гор, Где раскрылся под луной Мир и холод неземной…

МОЩЬ МАЛОСТИ

К. Бальмонту

Мыслю все чаще В свете мгновенья — Выше и слаще Путь отреченья! Замыслы ломки, Счастие хило… В серой котомке — Правда и сила… Думы безродных В мире утраты Знаньем свободных Будут богаты… В далях вселенной Встретит бездомный Мир неизменный, Свет незаемный… В пору недоли В сердце усталом Будут без боли Слезы о малом… Горечь тревоги Воля осудит — В смертной дороге Смерти не будет!

КОЛОКОЛ

Валерию Брюсову

Высился, в славе созвучий, С песней венчально-святой, Колокол вещий, могучий, В пламени утра литой… В звоне на версты и мили, В зове за смертный предел, Сильный, гремел он о силе, Тайный, о тайне гудел… Много надежд заповедных, Чаяний света во мгле В трепете уст его медных Стройно звучало земле… Но, раздаваясь все строже, Часа тоскующий крик Отзвуком суетной дрожи В вечное пенье проник… Тайная горечь без срока Утренний звон облекла, И — зарыдав одиноко — Стала проклятьем хвала…

ВЕЧЕРНЕЕ ВИНО

К. Бальмонту

Знаю цепи, помню крылья, Mиг победы, час господства, Век бесплодного усилья, Вечность пени и сиротства… Помню золото рассвета, Знаю дым и кровь заката, Помню пламя, пламя цвета, Трепетавшее когда-то… Знаю, знаю кубок желчи, Горечь смертного томленья, Смертной жажды облик волчий, Бледный призрак утоленья… Знаю трепет солнца в пене, Знаю гаснущие очи И великие ступени В беспредельность звездной ночи…

ГОРНАЯ ТРОПА

Alla Donna Еvа Kunh-Amendolа

Лишь высь и глубь!.. Лишь даль кругом… Напрасно Дерзаю взглядом, в полдень, в час безгласный, Хотя б на миг измерить круг земной И все пыланье неба надо мной… Лишь глубь… Лишь даль, где вьется путь мой малый, Что я свершал, карабкаясь на скалы, Хоть часто круты были грани их Для слабых сил, для смертных ног моих… Вот серый склон изведанный, откуда Глядел я в ширь, возникшую, как чудо, Чей пестрый мир уже неразличим, Как все, что я считал в пути большим… Вот часть стези, где слышал я впервые, Как билась смерть о скалы вековые, Сметая в дол, от грани облаков, Утесы, зданья, кости смельчаков… И снова даль! Мой взор уже бессилен Проверить смену срывов и извилин, Которых я почти не узнаю, В безмолвии, где в полдень я стою… И тщетно дух, от мига отрешенный, За кругом круг, вскрывает мир бездонный, Куда нельзя проникнуть светом в тьму Тоске людской, гаданью моему… И сколько б дум сознанье ни включало В свой детский счет, их мера — лишь начало Безмерности, где молкнут времена, Как легким вихрем взрытая волна…

ПРИЗЫВ

А. Скрябину

Сквозь пыль и дым, и шум и звон Взвивайся, Дух, прервав свой сон,— И, весь — дыхание зари, Над смертным жребием пари! Над суетой сердец людских И чахлою любовью их, Над всем, что — горечь, трепет, бой, Теряйся в бездне голубой, И в синеве, где меркнет цвет, Где ни луны, ни солнца нет,— У зыбкой грани смертных дней, За рубежом ночных теней Увидишь Ты запретный край, Где зреет звездныи урожай,— И — только пламя, только дух — Рождаясь вновь, рождаясь вдруг, Войдешь, тоскуя и любя, Во храм Изгнавшего тебя!

ВИДЕНИЕ

А. Скрябину

Мелькает некий Храм святой Сквозь дым времен… От мира огненной чертой Он отделен… Юго святые алтари — Как звездный щит, Где ярче утренней зари Потир горит… Все пенье наших дум и слов, Наш смертный жар, В хвале его колоколов — Один удар… От слуха скованных в пыли Их звон далек… И ропот дня и гул земли Его облек… И вечность горьких ступеней, Сквозь пыль, сквозь тьму, Из мира скорби и теней Ведет к Нему. И лишь ценою всех тревог, Всех слез, потерь, Увидит мир Его порог, Откроет дверь…

ДНЕВНОЕ СИЯНИЕ

A Giovаnni Papini

В полдневный час, целуя алчно землю, С молитвенной и трепетной тоской Я славлю мир, и жребий свой приемлю, И всякий долг, и всякий крест людской… И знаю — : свят труд молота и плуга, И праздный цвет, и важный звон серпа, И свет росы средь утреннего луга, Как вся земная пестрая тропа… Все та же явь — : осенний вихрь над нивой И стройный стебель в стройный час весны, Седые думы старости ворчливой И юных дней несбыточные сны… Равно достойны света воздаянья — Суровый пот к земле склоненных лиц, В огне веков нетленные деянья И мудрый лепет вещих небылиц… Мгновенное и длительность без меры, Объятое смятением и сном, И зыбь полей, и в поле камень серый — Живые зерна в колосе одном…

BEЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ

А Giuseppe Vаnnicolа

Желтеет колос — пробил срок! Угрюмый раб, готовь оброк… Кончая труд, и стон и дрожь, Богатства Бога приумножь! С молитвой руки ввысь воздень, И что поил ты в долгий день, И что лелеял в час зари — В земную меру собери… Cвой вечный вздох, свой горький пот, И трепет всех твоих хлопот, Твой долг Небесному Царю, Неси к святому алтарю… И вспыхнув сам в костре твоем, Твой дым над жертвенным огнем, Как малый дар твоих полей, В вечернем зареве разлей!

ЗАБВЕНИЕ

Смыкая две ели, То быстро, то плавно, Мелькают качели В игре своенравной… То вправо, то влево, Со скрипом подбросят, И юношу с девой Из мира уносят… Светло и раздольно Паденье с размаха… И сладко и больно От счастья, от страха… В волне заповедной Грудь девы чуть дышит, И юноша бледный Не видит, не слышит… Их носят качели И в вихре и в дыме — И солнце средь елей Качается с ними…

ЗИМНЯЯ ДОРОГА

А Giovаnni Amendolа

Кончил в далях Бога Вал свой шумный бег… Зимняя дорога Стелет тихий снег… Миг и миг — две тени… Равен часу час… В их жемчужной смене Искрится алмаз… День и ночь средь снега — Два глухих звена, Два немых побега Белого зерна… Вскрыла в далях Бога И в груди людской Белая дорога Белый свой покой… Кротче вздох угрюмый В блеске зимних дней… Усыпляет думы Ровный скрип саней… Смутно и безбольно Снится даль весны В веяньи раздольной Белой тишины.

ДЕРЕВО

Тянутся ветви к области горней, К звездам в бестрепетной мгле… Скрыты глубоко темные корни Тайною сетью, в земле… Не потому ли в пору недоли Светит душе синева — В свете беспечном, не оттого ли Сумрачно шепчет листва! В вешнюю пору, в час быстротечный, В сладостный миг полноты, Пир преходящий, пир вековечный, Ярко пируют цветы… В зимних сугробах скорбны побеги… В зимних ветвях — тишина… Сказка о солнце, сказка о снеге — Два неразгаданных сна… То-то с тревогой, в час изумрудный, Зыблет сиянье росу! To-то порою больно и трудно В божьем великом лесу!

КОРМЧИЙ

В ярости бурь, в океане, Старец ceдой у руля Держит в бестрепетной длани Жребий и бег корабля… В строгом служении дали, Вечны в случайности дней Древние пальцы из стали, Пламя под снегом бровей… В беге сквозь пену, сквозь брызги, Взрытые синею тьмой, Строен в их свисте, в их визге, Кормчий глухой и немой… Только в смятении диком Вскинутых к небу валов Чудится, слитый с их криком, Хохот проклятья без слов, Волею, с бурей союзной, Мчит молчаливый Старик Утлый, громоздкий и грузный, Дрожью охваченный бриг,— Мощью, не знающей меры, В море, не знающем дна, Гонит Он трепет Галеры К берегу мира и сна…

ДЫМ

А. Скрябину

В древнем храме Жертвы вечной, Пред волхвом седым, Ярко пламя, бесконечно Реет легкий дым… Точно зыбкий и ленивый Бег часов и лет, Льются синие извивы, Зыбля тьму и свет… Миг и век, струй святая Длит свой ток живой, Строясь к солнцу, рея, тая, Слившись с синевой… Носит в пламя Жрец упорный Смолы и елей, Воск и чаши крови черной, И цветы полей… В древнем храме вечной Дани, Точно зыбь в волне, Тает плоть, теряя грани В жертвенном огне… Реет пламя, неустанно Зыбля свет и тьму, Завершая мир, венчанный В жертвенном дыму…

ВОЗВРАТ

С. А. Полякову

Брожу опять по старым ступеням И — только в миг иной — Шепчу привет и свету и теням, В далекий день мелькавшим предо мной… Как новый сон, воскресла явь в былом, Сплетая жизнь, ее покой и спор В таинственный, таинственным жезлом Начертанный, узор… И явен в часе жребий дней и лет, И меря вновь их дрожь, Я узнаю, что гроба в мире нет, И чувствую, что призрак смерти — ложь… Как лик луны средь бега облаков, Пылая, хмурясь, зыбок миг во мне, Но дремлет быль в бессмертии веков, Как новый цвет в зерне… Из вихря в вихрь, в просторе ледяном Скользит мой дух живой, И я на час, на явь, что будет сном, Беспомощно качаю головой!

БЫСТРОТЕЧНОСТЬ

Час — как легкая стрела… Миг в нем — будто взмах крыла… Вспыхнул свет, и снова мгла! Ярки искры, век их мал! Взрылся лист, что вихрь сорвал, Покружился и — упал… Час забвенья и беда, Бег их, след их, череда — Как на мельнице вода… Хлынул вал, ударил в грудь, Ослепил, и снова в путь, Не успеешь зачерпнуть! Как бы ни был сон глубок, Оскудеет в малый срок — Размотается клубок… Как средь зыби бытия, К солнцу взрытая струя, Распадется жизнь моя!

E quindi uncimmo a riveder le stelle.[4]

Dante

Bring me my chariot of fire![5]

William Blake

Hear the loud alarum bells —

Brazen bells!

Edgar Poe[6]

В MOPE

В безбрежность дня Один плыву — В кольце огня, Сквозь синеву! В лихих валах Дороги нет… Их зыбкий прах Замел мой след… Весь с мигом слит, Мой легкий челн Легко скользит По воле волн… Рассветный хмель Над синей тьмой, Моя свирель Да жребий мой,— Да гордый ум Вне смертных уз, Да прихоть дум — Вот весь мой груз! Простор валов, Их зыбкий снег — Мой верный кров И мой ночлег… Все — свет, покой В моем кругу, И дым людской На берегу!

ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ

Текут, текут песчинки В угоду бытию, Крестины и поминки Вплетая в нить свою… Упорен бег их серый, Один, что свет, что мгла… Судьба для горькой меры Струю их пролила… И в смене дня и ночи, Скользя, не может нить Ни сделать боль короче, Ни сладкий миг продлить… И каждый, кто со страхом, С тоской на жизнь глядит, Дрожа над зыбким прахом, За убылью следит,— Следит за нитью тонкой, Тоской и страхом жив, Над малою воронкой Дыханье затаив!

РАЗДУМЬЕ

Жизнь мельницы в движенье вихрь приводит, А смертный жребий — боль… Блажен, кто в ней, служа судьбе, находит Свой скудный хлеб и соль! Весь мед цветка в свой дом пчела уносит, А цвет души — любовь… Блажен, кому она свой трепет бросит В пустынный дух и кровь… Над бездной ночи властвует зарница, А сердцем правят сны… Блажен, блажен, чья полночь осенится Сверканьем их волны… Пучину вод приход весны вскрывает, Глубь мира — горечь дум… Блажен, кто снег познанья призывает На праздный жар и шум!

В ГОРАХ

Спят вечные горы… И немы Их выси… И строен их ряд… Лишь ярко их снежные шлемы, Забрала и копья горят… И молкнет в лазурном их дыме Весь трепет долинный и гул… И полдень, раскрытый над ними, В их раме зубчатой уснул… Лишь плавно, цепляясь за кручи, Где строит свой храм тишина, Плывут, чередуются тучи, Как звенья их белого сна… И в область томленья и пени, К nopory тревоги людской Нисходят их строгие тени, Их светлая тишь и покой… И в мире бессменной недоли Я снова молюсь бытию, И клятву безропотной боли Безмолвным вершинам даю…

DEO IGNOTO[7]

Памяти Н. Л. Тарасова

Жертву живую Ведут к алтарю… В сумрачном храме Не я ли горю! Грозно мелькает Сквозь жертвенный дым Древняя жрица Со взглядом седым… Тянется к жертве Костлявой рукой — Горестный камень Ждет крови людской! Мечется пламя И блещет, дрожа, Алым пыланьем На стали ножа… В храме пустынном Безмолвен и строг, Каменноликий, Неведомый Бог… Зарево Смерти Над зыбким огнем Красной улыбкой Пылает на Нем… Жребий свершился, И глухо легла, Жизнь замыкая, Великая мгла… Смерклось, и в храме Таинственно пуст Жертвенный кубок У каменных уст!

КАРУСЕЛЬ

В час пустынный, в час метели, В легком беге карусели, В вихре шумном и лихом, В вечер зимний, в вечер серый, Мчатся дамы, кавалеры, Кто — в карете, кто — верхом… Зыбля прах, взрывая иней, Князь с маркизой, граф с княгиней, То четою, то сам-друг, Длинной цепью, пестрой ротой, Кто в раздумье, кто с зевотой, Пробегают малый круг… И поет им беспрерывно Зов шарманки заунывной, Хриплой жалобой звеня… И от песни однозвучной Часто-часто, в час докучный, Рыцарь валится с коня… Часто-часто рвутся звенья, Иссякает нить забвенья И скудеет свет в очах, Но вплетенных в вихрь случайный Строго гонит ворот тайный, Им невидимый рычаг…

ЛУННЫЕ КРЫЛЬЯ

Из лунных снов я тку свой зыбкий миг, Невольник грез, пустынник дум моих… И в лунных далях близится межа, Где молкнет гул дневного мятежа… И призрачны, безмолвствуя вдали, Дневная явь и пестрый круг земли… И в звездный час разъятия оков Я весь — пыланье лунных облаков… И длится тишь, и льется лунный свет, Вскрывая мир, где смертной боли нет… И тих мой дух, как сладостен и тих Пустынный цвет пустынных снов моих… И молкнет мысль, и меркнет, чуть дрожа, Все зарево земного рубежа… И, будто тая, искрится вдали Немой простор в серебряной пыли… И в тайный миг паденья всех оков Сбывается алкание веков… Все — сон, все — свет, и сам я — лунный свет, И нет меня, и будто мира нет!

ТОПОЛЬ

Как в мой разум беспокойный Входит светом пенье грез, Дикий тополь век свой стройный В мир дробления принес… Я свирелью многодумной Славлю солнце в майском сне, Он своей листвою шумной Повествует о весне… Если я теряю и плаче Ясность сердца моего, Той же грустью, лишь иначе, Дышит шелест, речь его… В час смятенья грозового Стойко встретит свист и вой, Он, как я, качает снова Непреклонною главой… В нем — во мне — все тот же жребий, Долг опальных, долг живых —: Лишь тянуться к солнцу в небе, К звездам в далях мировых…

ФЕЙЕРВЕРК

У входа в храм венец из терний,— Святая Тень — померк в тени… И в шуме площади вечерней Мелькает люд, снуют огни… Пронзая мглу струями света, Дробятся кольца и круги, Шипя, взвивается ракета Изгибом огненной дуги… И в мире звезд, в тиши их вечной, Пылает пестрый вой и звон, И каждый ярко, в час беспечный, Мгновенной искрой ослеплен… Дробясь, сплетая в ожерелье Весь малый клад людской сумы, Скользит полночное веселье В безмолвной тьме, не видя тьмы… И дышит-дышит грудь земная, Забыв полдневную вражду, Своей судьбы еще не зная В ночном скудеющем бреду…

НОЧНАЯ ТИШЬ

Дышит полночь тенью жуткой… Тьма в окне и в сердце тьма… Сладость — малая минутка… Горечь — долгая зима… Чуткий дух в тоске бессменной Внемлет ночи у окна… Велика, неизреченна Неземная тишина… Но с годами понемногу Тают тайные круги, И к последнему порогу Приближаются шаги… Слышен звон освобожденья В бое медленных часов, И сдвигает бег мгновенья Неразгаданный засов… Будет час, и дрогнут петли, Дверь глухая задрожит, И узнаю, тьма ли, свет ли Смертный выход сторожит!

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

Люблю средь леса, в час осенний, Под грустный шум, Внимать волнению и пени Пустынных дум… Распались замки, тлеют своды В глухом огне, Чей тонкий дым венчает годы И сны во мне… Прошли зеленые потемки, Их звон утих… И гнется с треском стебель ломкий У ног моих. Пустынны в гаснущем наряде Ряды берез, Где зыблет ветер мох, как пряди Седых волос… И блеск и звон, цветы и травы Судьба сожгла, И в дымном храме вешней славы — Зола, зола…

ПРИЗЫВ

Кланяйся, смертный, дневной синеве! Кланяйся листьям, их вешней молве, Кланяйся — ниже — осенней траве! Звонко в горячей молитве хвали Алую розу, нарядность земли, Звонче же — ветку в дорожной пыли! Падай пред солнцем, раскрывшим свой зной, Славь и величие бездны ночной, Празднуй и малость песчинки земной… Кланяйся звездам, что ярко зажглись, Жарко сверканью зарниц умились, Жарче на малую искру молись!

ПУТЬ К СИНЕВЕ

А. Скрябину

Thine are these orbs of light and shade.[8]

Tennyson

В рассветную пору, Сулившую вёдро, Отцветшей, далекой весной, Беспечно и бодро — По древнему бору — Бродил я тропою лесной. Был сон… Лишь на елях И соснах, чьи ветки Сплетались в шатры, в купола,— Как трепет их редкий, На плавных качелях Качалась зеленая мгла… И шел я… И долог Был час беззаботный, Что сладко баюкал меня… И сумрак дремотный Тянулся, как полог, Меж мной и безмерностью дня, Лишь в полдень, нежданно, Сквозь зыбь на осине — От вихря, объявшего лес — Полоскою синей, И жутко и странно, Мелькнула мне бездна небес… Так снилось — так было… И полдень и лето Погасли у края стези… И тщетно их цвета В тревоге унылой Ищу я вдали и вблизи… Лишь слышу я шорох Осенней печали, Немолчной в заглохшем кругу… И листья опали, И мертвый их ворох Встречаю на каждом шагу… И в мертвом просторе, Над серой дорогой, Где глухо седеет трава, Безмолвно и строго, Как сонное море, Раскрыла свой мир синева…

ПРОБУЖДЕНИЕ

Светает близь… Чуть дышит даль, светая… Встает туман столбами, здесь и там… И снова я — как арфа золотая, Послушная таинственным перстам… И тайный вихрь своей волною знойной Смывает бред ночного забытья, В мой сонный дух, в мой миг еще нестройный, То пурпур дум, то пурпур грез струя… И длятся-длятся отзвуки живые, Возникшие в запретной нам дали, Чтоб дрогнуть вдруг, волшебно и впервые, Как весть из рая, в жребии земли… И вот мой дух, изгнанник в мире тленья, Бессменный раб изменчивых теней, Тоскующе слезами умиленья Встречает сказку родины своей…

АККОРДЫ

В даль из перламутра Кинув трепет звона, Развевает утро Синие знамена… У рассветной двери, В песне о просторе, Славлю в равной мере Капельку и море… Вспыхнул полдень яркий Красными кострами… Сердце — трепет жаркий! Дух мой — пламя в храме! Серым покрывалом Вечер пал на землю… С дрожью в сердце малом Жребий тьмы приемлю… Труден путь над бездной К неземному краю… К вечной тайне звездной Руки простираю!

РАЗДУМЬЕ

Истекает срок за сроком, Гнется стебель, меркнет цвет — Пена, взрытая потоком Устремленных в вечность лет… В смене тени и сверканья Дышит время, миг поет… То же темное алканье Часу час передает… Входит в круг борьбы немолчной Тишь, меняющая сны, Где лишь звонче ропот желчный Обделенной седины… В неизменности и в смене Храм беззвездный строит мгла, Где лить светится средь тени Бледность скорбного чела…

ДРОБЛЕНИЕ

Как бы ни цвел неизмеримо В пыланьи мира каждый миг, В нем, тайным страхом одержимо, Трепещет сердце, дух поник… И все встречают вихрь мгновенья Холодным взглядом сироты, И что ни доля, то — дробленье Невозвратимой полноты… И каждый-каждый, судя строго, Своим случайным часом жив, Отторгнув грудь свою от Бога, Себя от мира отделив! Как будто в жизни не от века, Хвалою майскою звеня, Сверкает в доле человека — Живое пламя — чудо дня! И будто, звездными волнами Баюкая безгранно нас, В безмолвных высях не над нами Плывет-цветет полночный час!

СЕЯТЕЛЬ

Древним плугом поле взрыто, Будут зерна в глубине! Ширь пустынная открыта Зеленеющей весне… В древнем поле, над оврагом, Вековой своей тропой, С зыбкой ношей, мерным шагом Бродит Сеятель слепой… Он бессмертною десницей, Строго помня свой завет, Сеет плевелы с пшеницей, Хлеб людской и божий цвет… Будет год ли урожайный, Иль бесплодье ждет зерно, Приговора вечной тайны Старцу ведать не дано… Он лишь мерно, горстью полной, Рассыпает вдоль межи Летний трепет, шелест, волны, Звон и пенье в поле ржи… Из лукошка рокового Он лишь сеет дар Творца — Скудный свет людского крова И проклятие жнеца!

BЕATI РОSSIDЕNТES[9]

Блажен, чей день лазурным кругом Облек поля, венчал простор… Блажен, чей путь проходит лугом, Где пестрый цвет встречает взор… Блажен, кто, жизнью ослепленный, Весь предан мигу, с мигом слит, По краю пропасти бездонной Без дум и ужаса скользит… Блажен, в ком слиты воедино Случайность жизни и судьба, Кто с гордым сердцем господина Свершает горький труд раба… Блажен, кто, жребий вверив зною, Избранник Солнца, гаснет с ним,— Блажен, кто силой неземною От смертной горечи храним…

ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ

Входит под сирую кровлю Вечер… И тесен мой кров! Малое сердце готовлю К таинству звездных миров… Явное в свете и в зное Призрачно в лунной пыли… Лживо томленье дневное, В мире не стало земли! Реет в ночном океане Дух мой свободной волной… Огненно зыблясь без грани, Тайна — лишь тайна — со мной… День — его крики и лица — Бред обманувшего сна! Каждая дума — зарница, Каждая мысль — тишина… Радостен детский мой лепет Богу, представшему вдруг… Весь я — молитвенный трепет К звездам протянутых рук!

НА УЛИЦЕ

Стою один на перекрестке Средь шума улиц городских, Вникая праздно в пыль и блестки, В покой и важность лиц людских… Какое хитрое сплетенье — Без явной связи и межи — И сна и горького смятенья, Слепой правдивости и лжи! Снуют наряды, перстни, бусы, И жадность уст и алчность глаз, Ханжи бродячие и трусы, Тщета и глупость напоказ. И видны-видны сквозь румяна Земного счастия кроха, Печать корысти и обмана, Клеймо позора и rpexa… Ползет чудовищем стоногим, Чей темный голод глух и нем, Толпа, довольная немногим, Неутоленная ничем… И каждый носит в сердце сонном Свободу, ставшую рабой, Случайность, ставшую законом, И жребий прихоти слепой… И жуток свет во взглядах смелых, И грозен всюду знак судьбы На пальцах, горько загрубелых, На спинах, согнутых в горбы… И всех равняет знаком сходства, Приметой божьего перста, Одно великое сиротство, Одна великая тщета!

СИНЕВА

Луг желтеет — сад роняет Вешний цвет, убор листвы… Только небо не меняет Первозданной синевы… Молкнет гром, и вихрь, и даже Вечный вздох людского сна… Мир венчает всюду та же, Вековая тишина… Дан предел и время смены! Тени ночи, часу бурь — Лишь горит века средь пены, В море зыбкая лазурь… Пестрый мир клоня к покою — Мысли, подвиги, слова — Правит долею людскою Цельность, вечность, синева…

III

En lo cerrado salida…[10]

Cervantes

The spell should break of this protracted dream.[11]

Byron

O navicella mia, com’mal se’carca![12]

Dante

РЫБАКИ

А. Н. Лебедевой

В радостной силе, В утреннем свете, Брошены были Легкие сети… В ясности вала Искрилось море… Гордо пылала Вера во взоре… Пела вне тени Доля земная, В трепетной пене Бездны не зная… Длится и длится Лов запоздалый… Ждет и томится Старый и малый… Сумрачны речи, Взгляды туманны… Врезался в плечи Крест конопляный… В меркнущем свете, К мели пустынной Близятся сети С илом и тиной… То-то услада Смелым, что с криком Ищут лишь клада В море великом!

УТРОМ

Искрятся мгновенья В ранней тишине… Миг прикосновенья К дремлющей струне! Свет в тиши ленивой Зыблет в сердце тень — Вечное огниво Бьется о кремень! В час зари безбурной, Ширя синий зной, Льется звон пурпурный С неба в круг земной… Льется в час безбольный К небу от земли Отзыв колокольный Алчущих в пыли… Реют два сиянья, Ширя день-деньской Вихри, чье слиянье — В радости людской!

АЛЛЕЯ

Вьется аллея Вниз под откос, Вся пламенея Алостью роз… Тишью и зноем Парк усыплен… Тянутся строем Тополь и клен… Кровь земляники… Мшистые пни… В полдень великий Сладко в тени! Шаг и — все реже Полог лесной. Листья все те же, Шелест — иной… Солнце за тучей… Хмурится дол… К иве плакучей Путник пришел… Длится аллея Под гору, вниз, Где, лишь чернея, Спит кипарис…

ПРИБЛИЖЕНИЕ

Все мы с проклятием бродим В замке неведомой тьмы… Все мы с тоскою подходим К двери из смертной тюрьмы! Горек в тиши бесконечной Топот усталых шагов — Жуток сквозь сон быстротечный Шелест нездешних лугов! Все мы на тайном пороге, В вещем сверканьи зарниц, С болью о смертной тревоге Горестно падаем ниц… Чада земного распутья, В час, расторгающий сон, Алчно скрепляем мы прутья В ржавой ограде времен… Страшно нам в глубь роковую Взглядом пытливым взглянуть — Страшно на тайну живую Смертной рукой посягнуть!

КОМАРЫ

Пляшет в меркнущем пожаре Рой вечерних комаров… Сколько в мире бренной твари, Богом замкнутых миров! Как и я, служа мгновенью, Протянувшись ввысь столбом, Вьются мошки легкой тенью В небе бледно-голубом… Пусть все тем же смертным бредом Ослепил их беглый миг, Но их жребий мне неведом, Как и жребий дней моих… Только вижу вечер сонный И печаль стоячих вод, Где толчется ослепленно Комариный хоровод… Только знаю, что до срока Длиться суетной игре, Устремленной одиноко К догорающей заре…

ЗА КРУГ ЗЕМНОЙ

В тиши ли гор пространство озираю, Иль глухо слит с волной, В земную даль я руки простираю, В простор земной… Везде, везде, где искрилось мгновенье, Иль дымно день скудел, Я с тайною тревогой умиленья На мир глядел… В безмолвии и в дни борьбы докучной На все, в чем жизнь цвела, Готовила свой отклик полнозвучный Моя хвала… Но как душе тоскующей ни любы Цветы, чье имя — миг, И пламя дня, и даже трепет грубый Страстей людских,— Я все же с тайной грустью разделяю Их вечный пир дневной И алчный взор все чаще устремляю За круг земной…

ВИФЛЕЕМСКАЯ ЗВЕЗДА

Дитя судьбы, свой долг исполни, Приемля боль, как высший дар… И будет мысль — как пламя молний, И будет слово — как пожар! Вне розни счастья и печали, Вне спора тени и луча, Ты станешь весь — как гибкость стали, И станешь весь — как взмах меча… Для яви праха умирая, Ты в даль веков продлишь свой час, И возродится чудо рая, От века дремлющее в нас,— И звездным светом — изначально — Омыв все тленное во мгле, Раздастся колокол венчальный, Еще неведомый земле!

ЗАМОК СТРАХА

Долго время в Замке Страха, Где я в полночь света жду, Где мелькает только плаха В нескончаемом бреду… Пробуждая мертвый шорох, Срок за сроком бьют часы… Призрак черепа в узорах, В беге линий — знак косы… В пестроте дневного звона, На случайный смутный звук Отвечает горечь стона, Бледность лиц и трепет рук… В долгий час ночного круга Скорбно смотрит в лунный прах Мука детского испуга В отуманенных зрачках… В древнем замке — безысходно — Боль всегда и боль везде… И душа — как цвет бесплодный Белых лилий на воде…

РАЗДУМЬЕ

Проходит день, и глухо сердце бьется — О том, что есть, о том, чего уж нет… По жребию нам счастие дается, По жребию, раскрывшись, меркнет свет… То явь гремит, то, осененный снами, Как дымный факел, тлеет тихий час… Их череда расчислена не нами, Их тайный след в душе решен без нас! Вплетаясь в жизнь, раскрывшись вдруг, украдкой, Всегда врасплох приходит каждый миг… И скорбен дух, обманутый догадкой, И медлит воля в помыслах своих… Но ясен путь, и падают оковы, Едва душа, без боли о себе, Тоскующе приемлет долг суровый Свободного служения судьбе…

ЧЕРЕДОЮ

Я светлой доли знал немало, И трудной скорби ведал много… Не раз, не раз весна пылала — Не раз метель дымилась строго… Час гордой силы вел истому… Сменял неволю час свободный… И ждал я счастья по-пустому, И чах и цвел поочередно… И пели дни от смены к смене, И в миг, смирявший пламя в гимне, Я знал, что будет зной без тени, Я знал, что будет холод зимний… И светел взор мой, в даль вперенный, И — полный кротости и веры — Я с думой мудро-примиренной Встречаю день и вечер серый… Изведав пламя, таю, тлею И цветом нови оживаю — О прежних днях не сожалею, Погасших снов не призываю…

НОЧЬЮ

Н. А. Подгорному

Затмила полночь тайну яви — Раскрыла полночь тайну сна, Но смертным грезам, их забаве, Моя душа не предана. В пустынной мгле, rge сердце тонет И будто вскрыта грудь моя, Мой детский ужас мысли гонит, Мой дух не знает забытья… Средь бездны, преданной дремоте, Расторгла ночь мой смертный плен, И вот — во мне не стало плоти, Вокруг меня не стало стен! И горстью праха с тьмою слитый, Не зная яви, чуждый сну, Я без опоры, без защиты, В полуночном омуте тону… И бледной искры жду, как блага, И жду рассветного крыла, Познав, как в мире сердце наго, Как ночь земная тяжела!

ИЗ ТЕНИ В СВЕТ

То опьяненный синевой Плетусь стезею кочевой… То вновь, в докучной полумгле, Влачу свой жребий на земле… Из света в тень, из тени в свет, Иду, свершая свой завет… Из тени в свет, из света в тень, Меня уводит краткий день — От блеска утренней росы, От цвета вешней полосы, От детских игр — в кровавый бой, В пыланье выси голубой — К печали молкнущих полей, К тоске и плачу журавлей — И к тайной грани сна в снегу, На неизбежном берегу!

ВЕЧЕРНЯЯ ЗАРЯ

Полоска дня все уже, уже И все бледней… И так тревожит ум досужий Приход теней! И тлеет, тлеет, без пыланья, Дневной покров От безглагольного дыханья Ночных миров… И лишь дымится, в час отлива, Земное дно, Где все живое сиротливо Обнажено… И дышит сердце вздохом тени — Слепой игрок — Растратив свет своих томлений В столь малый срок! Лишь искры звезд, смиряя вздохи, Зовут меня, Горя, как солнечные крохи От пира дня…

В БЕЗМЕРНОСТИ

Версты и версты, мили и мили… Трепет средь зноя, слезы от пыли, В мире обманчивых вех — Все же в скитаньи, начатом в силе, Ясен и звонок мой смех! Все же я сердцем, гордым до срока, В пестром сияньи нивы широкой, Верю дневному лучу И, отгоняя тень, без упрека Посох железный влачу… Силясь, шагая — долго, далече — В мире без крова, в доле без встречи, Любо мне мерить холмы — Пусть оттянула бедные плечи Бедная нота сумы… Пусть средь истомы жажды палящей Темному сердцу снится все слаще Близость пути к рубежу — Все же с любовью в дым предстоящий, В тайную даль, я гляжу…

ПРЯЛКА

За древнею Прялкой с куделью косматой Бессонная Пряха, с утра до заката, В таинственном замке, на пыльном граните, Хлопочет-свивает непрочные нити… То бледная дева, средь тени светлицы, Перстами весталки, перстами блудницы, С тоскующей песней, с алканьем во взгляде Срывает-равняет волшебные пряди… То годы и годы, безмолвно и глухо, В кругу заповедном слепая старуха Угрюмо хлопочет о нити неровной И сумрачно водит рукой хладнокровной… Сверканье ли, тьма ли дымится сквозь окна, Заклятая Прялка свивает волокна, Готовя упорно, без лада, без связи, Лохмотья на нищем, наряды на князе… И древняя Пряха без меры, без грани, Средь майского цвета, в осеннем тумане Бессонные пальцы за пряжей торопит, Непрочные нити бестрепетно копит…

РАЗДУМЬЕ

О. Л. Мелконовой-Езековой

Знанье людское Странно расчислено — Важно в покое, В горе бессмысленно! В яркий и строгий Свет упования Входит в тревоге Смута гадания… В утреннем храме — Арфа Эолова, Сердце с годами Грузно, как олово! Молкнет от страха Дума бессонная, Жребием праха Обремененная. С каждою ложью Все суевернее Смотрим мы с дрожью В небо вечернее… Чудо прозренья Нам не даровано, Пламя стремленья Сковано, сковано!

АМИНЬ

Опять, венчая круг суровый, Зажглась вечерняя заря, И — верный жрец — до жертвы новой Я отхожу от алтаря. Хвала и мир свершенной грани! Хвала и мир пустым садам! Живой тоске каких алканий Мой вещий дух я вновь предам? Повторна ночь, и свет повторен. Неисчерпаем трепет лет… И вся безмерность тайных зерен Еще раскроется, как цвет… Еще в великом зное Бога Не все пылание зажглось, И в далях праха много, много Никем не вспаханных полос… И солнце пламенным восходом Сверкнет над новью снов и мест… Лети, пчела, за новым медом! Прими, невольник, новый крест!