Поляки были повержены, единственно что смущало Михаила Фёдоровича, так это то, что армия польская не была разбита, а просто ушла. Если не считать разгрома небольшого её отряда безвестным Никитой Бельским, который до этого уничтожил ещё два отряда ляхов.

"Мастер малого боя" - мимолётно подумал тогда самодержец, посадив однако, Никиту Самойловича за службу воеводой в Себеже.

Стрелецкие полки вновь занимали Полоцк и Витебск, Оршу и Мстиславль, южная армия вошла в Северские земли и заняла Чернигов. Взбунтовалось и Приднепровье и казаки, тайно поддерживаемые Московией. Щедро полилась кровь польская по Киевскому и Волынскому воеводству. И только с величайшим трудом подавив крестьянско-казацкие волнения, да сквозь зубы расширив реестр казаков и дав послабления крестьянству на принятие унии, Польша замирила мятеж. А весной в Минске был заключено перемирие сроком на три года, причём за Москвой сохранялся и Чернигов. Королю же дорого обошёлся этот смоленский поход - Владислав рассорился с могущественными магнатами и поддерживающей их шляхтой. Сейм не принял условия мира с Московией и отказался выделять оговоренную сумму царю. Магнаты, используя свою силу, вынудили Владислава отказаться от трона в пользу Яна Казимира. Владислав решил уехать во Францию. Однако в Саксонии бывший король и его слуги были зарезаны какими-то разбойниками. Поговаривали, что это было дело рук магнатов Вишневецких. Новым королём Польско-Литовского государства стал сводный брат и кузен Владислава Ян Казимир, решительный человек, участвовавший в несчастливой Смоленской войне с Московией и в европейской религиозной бойне. В момент призвания его королём Польши он находился в рядах армии Габсбургов, сражаясь против французов. Весть о смещении и несчастной смерти его брата поначалу озлобили его и он не желал короны, но уступив увещевавшим его посланникам сейма, Ян Казимир поехал таки в Польшу. Кстати, появлению на польском престоле крайне религиозного и ревностного католика, готового преследовать иноверцев и готового вести решительное наступление на своих православных подданных, весьма обрадовались в Риме. Как опытный военачальник Ян Казимир начал с того, что окончательно замирился со Швецией, устроив встречу с польских и шведских дипломатов. К вящему удовольствию шведского канцлера Акселя Оксеншерна, польский король отказался от всяческих претензий на шведскую корону. Размежевание же в Прибалтике планировалось сторонами немного позднее, завязшая в европейской войне Швеция нуждалась в спокойном тылу. Шведы постепенно выводили свои войска из польских пределов, оставляя за собой, однако, Ригу, захваченную ещё шестнадцать лет назад и область окрест.

Ли Инджо сидел в плетёном кресле на террасе своего дворца в столице и наслаждался весной, вечернее солнце мягко согревало тело, а еле чувствовавшийся ветерок приятно ласкал своим прикосновением. Однако душа его была полностью разбита.

"Неужели наш удел - лишь менять хозяев? Вчера за Мин воюешь против Цин, сегодня за Цин воюешь против Мин, а что завтра, за кого будет воевать династия Ли?" - горестно думал король.

Для прекращения убийств и разорения своего народа Инджо пришлось уплатить маньчжурам немалую дань, да снести факт увода в рабство тысяч женщин и торговать так, как они прикажут. А совсем недавно Инджо отправил пять десятков своих кораблей и почти семь сотен аркебузиров, чтобы для проклятых варваров отвоевать острова Кадо у прежних хозяев Кореи - китайской династии Мин. Теперь Инджо с тревогой ждал сколько из посланных кораблей и солдат вернётся обратно. Мир, заключённый совсем недавно с ханом Абахаем, или как он теперь именовал себя - Айсиньгиоро Хуантайцзи, закреплял право Цинам требовать со своего вассала нужное им число воинов для своих целей - будь то война с Минами или с народами, населяющими великие северные реки. А ведь пришельцы маньчжуры сами заняли земли древнего Когурё - корейского государства.

"Как и китайцы, которые заняли земли древнего Чосона, перебив множество моего народа" - покачал головой король.

- Неужели Корея никогда не будет свободна? - горестно пробормотал он.

- Отец? - послышался голос среднего сына, Хёджона. - Разрешишь поговорить с тобой?

- Да, сын.

- Ты расстроен, отец?

- Да, но разве это причина тому, чтобы не поговорить с тобой сын? Иди сюда.

- Слышно хорошо? Пятый пост! Как слышно?

- Отлично слышно! База, пятый пост на связи! Слышу вас хорошо!

Радек с удовлетворением отвернулся от динамика:

- Остров Нижний, девять километров вниз по течению. Работает!

В последний год Радек смог вернуться к своей давнишней идее - возобновлению работы радио и телефонной связи. Рации были перенастроены на КВ-диапазон и теперь можно было держать связь из Новоземельска даже с восточным берегом Байкала - Порховским острогом. Далее работа велась на установление связи с удалёнными объектами княжества - Удинской и Владиангарской крепостями, а также с отправляемыми из Ангарии экспедициями, такой как группа Сазонова-Бекетова на Амуре. Для нужд радиоэлектроники пришлось увеличивать производство спирта, несмотря на вялые попытки Соколова предотвратить это, объяснявшего что увеличение выработки спирта несомненно повлечёт и употребление его внутрь, а не только для протирки. Пришлось негласно предупредить кладовщиков и инженеров, что нахождение в невменяемом состоянии кого-либо из ангарцев повлечёт за собой самые жёсткие санкции. До этого спирт был прерогативой почти исключительно медиков, что постоянно пополняли склады посёлков лекарственными настойками.

С сего года Ангария серьёзно готовилась к своему первому европейскому выходу: производство снаряжённых патронов было отшлифовано до предела, копились золотые монеты, ружья доводили до предельно возможного уровня из расчёта имеющихся мощностей и средств производства. Матусевич, казалось, вытащил из Микуличей и Кузьмина всю информацию, что возможно было вытащить, в преддверии весеннего визита ангарцев к енисейскому воеводе.  

Поморский коч, умело лавируя между островами и песчаными отмелями северодвинского устья, подошёл к знакомому архангелогородскому берегу, где близ берега тесно стояли склады архангельских купцов. Один из них принадлежал Савватию Ложкину, у коего святицкие поморы, по обыкновению, меняли ворвань, клык моржа да китовый ус на парусину, пеньку и кое-какую железную утварь и оснастку для кочей. Но из-за того, что поморская община, по сути, уже несколько лет не занималась промыслом морского зверя, а запасы снаряжения совершенно истощились, беломорцам пришлось платить своему знакомому приказчику Матвею, который заведовал складом Ложкина, ангарскими извозными деньгами. Золотыми червонцами, ибо пушная часть оплаты уже давно была пущена на закупку скота в вологодских весях. Приказчик зорко и дотошно проследил, чтобы мужички сложили на причале всё то, что было нужно поморам и потом, повернувшись к поморам-бородачам, с улыбкой произнёс:

- Ну давай, друже, показывайте, что за золотишко у вас имеется?

Ярко кивнул и деловито распутал под хмурыми взглядами товарищей тесёмки на кожаном кошеле, выудив оттуда две монетки и неуверенно протянул их приказчику.

- Ладные монеты. Ладные, да невиданные доселе. Гишпанские али фряжские какие?

- Не...

- Гляди-ко! Буквицы словенские. Чэ...

- Червонец, Матвей. Червонец.

Приказчик монету на зуб, вопреки обыкновению, пробовать не стал. Хватило и прикосновения многоопытных пальцев да внимательного взгляда, чтобы понять - монеты добрые и полновесные, в аккурат под золотник[1] и будут.

'Мужичьё лапотное' - усмехнулся Матвей.

Помор же подумал о том, что приказчик усмехается над монетой и не хочет её признавать. Вона, даже на зуб не спробовал!

'Оммануть хочет! Ужжа-ты!'

- Цену деньге не знаешь, Яр! - воскликнул вдруг приказчик.

- Ты пошто смехом-то зовёшь? - хотел было обидеться Ярко.

- Много дал. Вторую монету забирай, а мне дай три новгородки да полушку и то верно будет, - рассмеялся Матвей протягивая помору один золотник.

- На-ко, сколь торгова наука вперьвой сложна! Лешшой! - Ярко озадаченно взлохматил вихры.

- То-то я и смотрю не Вигаря, ни Борзуна нет. Ярко, теперь ты ходить за товаром будешь?

Тот кивнул и дал команду товарищам нагружать коч.

Корабль Ярко отчаливал от складских причалов, а тот лежал на мешках, сваленных на корме, и улыбался, прикрыв глаза и подставив лицо ласковому солнцу. Думал Ярко о будущем, о жене Ладе, о детишках. Об общине, что изрядно разбогатела в последнее время, вона, сколько одного скота пригнали с Вологодчины! Люди приходили новые, в общину вступать, мужики работящие. А всего-то надо было - свезти три раза мангазейским, енисейским да ангарским путями людишек, зимушку перезимовать на дармовых харчах да по весне домой вертаться. И всё бы хорошо, кабы не Кийский архирей или как его там, а то уж зело жаден взгляд его до поморского добра.

- А эта откель? - Ложкин выудил из недельной выручки ангарский червонец. - Фряжская работа?

- Нет, не фрягами делано. Вона, словенские буквицы. Червонец. Ангарск, - указал на буковки Матвей.

- Не ведал прежде о граде сём. Ангарск... - купец пожал плечами. - Ну да то ничего, деньга ладная.

Ложкин собрал остальные монеты и монетки в аккуратные стопочки, губами шепча только его известный счёт, затем долго сверялся с отчётами приказчиков да списками отпущенного товара со складов.

- Славно, Матвей. Кажный раз убеждаюсь - лучший ты у меня, - похвалил приказчика купец, не подымая головы. - Много наторговал. С людьми так же ласков, наслышан о сём премного.

Матвей поклонился купцу, приложив ладонь к груди и, увидев характерный жест, поспешил выйти из кабинета купца. Но в самих дверях он был остановлен вопросом Ложкина:

- Матвей, а кто ты говоришь, тебе её дал?

- Кого дал? - не понял приказчик.

- Да золотник тот, червонец.

- Так то поморы, - удивился Матвей.

- А откель они, недалече? Знаешь кого?

- Нет, первый раз видал. Они взяли товара, да ушли вскорости, Савватий Петрович.

- Ну ладно, ступай-ступай, Матвей.

"Чего бы это поморам платить за товар не промыслом своим, а золотом? Неужто ограбили кого?"

В начале года указом царя из приказа Казанского Дворца был выделен в отдельное учреждение приказ Сибирский. Управляемый судьями, он ведал всеми делами Сибири. Такими как военными, административными, дипломатическими и, конечно же, разбором, оценкой и реализацией ясака, поступавшего из Сибири. Государь всея Русии Михаил Фёдорович интересовался делами приобретаемой окраины ровно насколько, насколько бесперебойно поступала необходимая для пополнения казны мягкая рухлядь. А казна постоянно требовала расходов на войну. Правда, ляхи уже дважды за последнее время платили дань Московии за свои неуёмные аппетиты на востоке, но всё же этого было недостаточно. Хотя для Михаила не будет откровением то, если поляки сызнова спробуют Московское царство на прочность - а уж тогда-то жди, лях да литва, нелюбимого тобою московита у стен Вильны или Менска! Вот только со свеями надо договор учинить о сём.

- Да токмо бают Оксеншерна, свейский регент ужо с ляхами свой договор имеет. Так ли, Иван Тарасьевич? - царь внимательно посмотрел на думного дьяка Грамотина, начальника Посольского приказа.

- Истинно так, государь! Добрые люди донесли о сём, - склонился дьяк.

- И что же нам делать?

- Надобно говорить со свеями, иного не мочно учинять. Ежели мы дадим лучшие условия для войны с Польшей, то...

- Тут подарки нужны, а рухляди мягкой мало дают! - резко оборвал Грамотина царь и повернулся к Борису Михайловичу Лыкову, ведавшему Сибирским приказом.

- Как мало, великий царь? - пролепетал Лыков. - Исправно даём.

- Больше надо. Больше! Расходы военные требуют оного, - ответил самодержец.

- Так ведь это, Ангару-реку перегородили нам, а далее хода нет. То голова Енисейского стола ужо сказывал в письме своём. А людишки бают места для промысла зверя там богатые...

- Так что ты молчал, сукин сын? - едва повысил голос Михаил Фёдорович.

- Я же всё исправно отписывал...

- Кому? О чём мелешь, ежели токмо сейчас о сём речи ведём, подлец! Помню я ангарских людишек! Беклемишева, Василя Михайловича, посылал я в Енисейск, дабы он справился о том, да токмо вестей от него нет покудова.

- Зато от ангарских людишек вестишка имеется, великий царь, - Лыков цыкнул на дьяка Шипулина и тот с великой робостью протянул царю на широком серебряном блюдце золотую монету. Михаил Фёдорович взял её повертел, внимательно оглядывая. Вскоре побагровел лик его от гнева, но царь унял его и, спрятав монету в кулаке, спокойно молвил:

- Слать за Беклемишевым в Енисейск немедля. Пошли вон все.  

- Енисей-батюшка недалече, - объявил кормщик Макар, невысокий жилистый мужичок из казаков. Ребята Матусевича тотчас же зашлись в приступе смеха - последний раз Макар открывал рот, когда прошли братские пороги. Сказать, что он отличался немногословностью - значит не сказать ничего. Но кормщиком он был от Бога, чувствовавший реку нутром, поэтому в прохождении самых опасных участков порожного сплава можно было чувствовать себя в безопасности.

- Немой заговорил... Раз наш Макар сегодня такой разговорчивый - быть хорошему дню, удача ждёт нас! - продолжали веселиться парни, которым выпало хоть какое-то развлечение в этом долгом и однообразном путешествии по Ангаре. Игорь Матусевич тоже улыбался, сам же сам же Макар невозмутимо скользил взглядом с речной глади на зелёно-голубой ковёр вековой тайги, что тянулась от горизонта до горизонта, перемежаясь сопками да редкими вкраплениями берёзовых и осиновых рощ.

- Когда этот ваш Радек доведёт до ума свой масло-дизель? Яйцеголовых на два института, а они всё волыну тянут, - бормотал один из матусевцев, сидевший на вёслах.

- Ну так и помог бы идеями, - ответил его сосед - медбрат из Мурманска.

- Не мой профиль. А ты лучше подумай, сколько нам обратно грести придётся, - усмехнулся спецназовец.

Собственно, для дизеля нет никакой разницы, заливают в него солярку или подсолнечное масло, в случае с ангарцами масло идёт конопляное. Кстати, биотопливо сгорает в двигателе значительно лучше, чем солярка, и делает выхлоп более чистым, что немаловажно. Для получения хорошего биодизельного топлива достаточно смешать девять частей масла с одной частью метилового спирта, добавить немного щелочи для ускорения реакции, да подогреть полученную смесь до шестидесяти градусов и немного подождать. В результате масло распадается на метиловый эфир, который сливается и заливается в топливный бак, и на оседающий на дно глицерин. Глицерин потом забирался медиками на свои нужды. Проблема встала только из-за смесительной установки, Радек хотел устроить нечто похожее на реакторную колонну, но его останавливала несовершенная пока металлургия Ангарии. Приходилось всё делать в уже привычных условиях, по упрощённой технологии - зато скоро можно нагрузить работой все девять дизельных моторов от лодок.

Через несколько часов вдали стали видны стены Енисейского острога, который поначалу показался Матусевичу несколько неказистым после осмотренных им Удинска и Владиангарска. Стены и башни были невысоки, казалось, что их будет несложно преодолеть, даже туземцам, будь у них хоть какой опыт в этом деле. Однако подойдя поближе к острогу, Игорь удивился - неказистый издали, вблизи Енисейск производил большее впечатление. Широкие, окованные железом ворота, квадратные, будто влитые башни, крепкие стены, часовые на стенах, всё это смотрелось уже несколько серьёзней. А у причала уже собиралась небольшая толпа. Матусевич дал время Беклемишеву, чтобы тот подготовился к встрече ангарцев, приказав сушить вёсла и, используя течение, маневрировать к причалу. Игорь и его люди времени тоже не теряли, заранее поддев под одежду свои бронежилеты, которые вызывали трепетную зависть у всех военных из Российской Федерации - от полковника Смирнова до последнего матроса. Почти невесомые, по сравнению со стандартными армейскими бронниками, они к тому же были пластинчатыми, то есть облегали фигуру и, что немаловажно, энергия пули, попадавшей в бронежилет, гасилась за счёт вязкого первого слоя защитного покрытия жилета. Синяки были, конечно, но не столь болезненные. Заряды парализаторов были на максимуме - мало ли чего удумает царский воевода, а в плен попадать ангарцам никак нельзя. Один товарищ Матусевича, капитан Павел Грауль, взял весьма объёмный кошель с золотыми монетами, а второй, капитан Кабаржицкий - мешок со скатанными шкурками чернобурой лисицы и соболя лучшей выделки. Игорь же захватил подарок от Соколова - кожаный патронташ к ружью, подаренному ранее Василию Михайловичу. Презент был выполнен в виде сумки, на которой был вшит герб Ангарии и вензель князя Сокола. Патронташ, естественно, был наполнен. Когда бот уже встал у причала и троица ангарцев стояла на мостках, Матусевич заметил неспешно идущего к реке Беклемишева. У берега он встал, ожидая что майор сам подойдёт к нему. Встреча была скупа на эмоции, похоже воевода обиделся на то, что князь сам не приехал и показал это Игорю, посетовав на отсутствие княжеского стяга на корабле ангарцев.

- День добрый, Василий Михайлович! - приветствовал Матусевич воеводу.

Тот, хмуря брови, отвечал:

- И вам доброго дня...

- Игорь Олегович, - подсказал майор.

- Пройдёмте, гости, в мою скромную комнатку, поговорим о делах наших насущных или желаете в баньку сначала?

- Вот, людей моих, что в ботике, можно и в баньку. А мы вечером сходим, а сейчас, Василий Михайлович, давайте сразу к делу, - Матусевич выразительно потряс занятой объёмным свёртком рукой.

Воевода это заметил и, усмехнувшись, повёл гостей в острог.

- За подарок такой благодарен премного, а князю Ангарскому, Вячеславу Андреевичу, передай от меня сердечную благодарность и почтение, - Беклемишев рассыпался в благодарностях, попутно думая о том, что же отдарить, в свою очередь, князю.

- Василий Михайлович, мы с вами заключили договор о взаимной дружбе, - перешёл к делу Матусевич. - Теперь нам нужен новый договор...

- О границах, вестимо? - осведомился воевода. - Ведь токмо речная граница прописана, а сего мало, что о восточных украйнах?

- Нет. Пока рано о тех границах речи вести. Наши украйны не определены до сих пор, пока что оставим это, воевода? Князь Сокол хотел бы, чтобы ты, воевода енисейский, рассказал бы в Москве то, что княжество Ангарское готово сдавать Московскому царству это, - Матусевич брякнул о стол увесистый кожаный кошель с заранее распутанными тесёмками. Как и хотел Игорь, из кошеля высыпалось немного золотых чеканных монет Ангарии, покатившись по широкой крышке стола. Игорь ожидал увидеть жадный блеск в глазах воеводы. Но нет! Беклемишев, лишь удивившись монетам, взял одну из них, что почти докатилась до него, осмотрел её, да поцокал языком. Но ни в жесте его, не во взгляде не было и намёка алчности. Что же, миф о повальной продажности царских чиновников ещё не обрёл почву для себя, ожидая лучших времён.

- И это, - продолжил уже деловым тоном майор, раскатывая шкурки соболя, чернобурой лисицы, горностая и куницы.

- Выделка хороша, ишь как мех играет! - кивал воевода играя на руках мягкой рухлядью - основой московского бюджета.

- Так се говорит о том, вы готовы давать ясак и пойти под высокую руку царя московского, государя самодержца всея Русии? - недоверчиво посмотрел на Матусевича воевода.

- Нет. Это нам без надобности, - отрезал Игорь. - Нам нужно, чтобы Енисейск не чинил препятствий проходу наших караванов по Енисею. Ещё пропускал бы охочих людишек с Руси до нас.

Воевода кивал, а Матусевич, сделав паузу, продолжил:

- А ещё мы хотим менять золото и меха на людей.

- Людей? - искренне поразился Беклемишев. - Государь наш, Михайло Фёдорович, силы свои кладёт для вызволения полоняников наших из магометанской неволи! Выручить их, кого нехристи увели в полон, - начал закипать воевода, - а ты хочешь, чтобы мы разбойному племени уподобились?! Что бы учинили рабскую торговлю?

- Погоди, воевода, - начал было майор, но был прерван очередным взрывом праведных эмоций енисейца.

- Не может государь наш торговать своими подданными, аки цыплятами! Пошто се? - небрежным движением руки Беклемишев отпихнул подальше от себя меха.

- Не нужны нам рабы, люди нам надобны. Не можете своих - понятно, мы возьмём литвинов, ливонцев, ляхов, финнов - людишек с порубежья московского.

- И какова цена подушная будет? - хмуро спросил после некоторой паузы воевода.

- Уж в этом мы сойдёмся, а цену дадим высокую. А это в задаток оставлю, Василий Михалойвич.

Беклемишев тотчас упрятал ценности в кованый железом сундук с хитрющим замком и предложил пройти в трапезную. А там воевода нежданно для себя попал под перекрёстный допрос, что учинили ему Грауль с Кабаржицким.

Ночью Игоря разбудил Грауль:

- Игорь, енисейцы шумят! По-моему, они полезли на бот, а там ховались Савка с Богданом, успокоили их. У воеводы истерика, скоро тут будет тесно.

Владимир взволнованно посматривал в приоткрытую дверь их комнаты, куда залетали звучащие в доме возбуждённые голоса. Как и говорил Павел по лестнице, ведущей на второй этаж дома, где ночевали ангарцы, застучали тяжёлые сапоги.

- Володя, сними парализатор с предохранителя, - спокойным голосом сказал Матусевич, - и в голову не целься, если дело дойдёт до крайнего. Отойди от двери!

Тут же в комнату шумно ворвался Беклемишев:

- Почто люди твои казачков моих жизни лишили?! - выкрикнул он.

- Погоди-погоди, воевода, - Матусевич выставил вперёд ладони, показывая своё намерение разрешить дело миром. - Что случилось-то? Я своим людям говорил ночью не высовываться из дома, неужели они выходили?

- Нет, это случилось на причале!

- Раз так, айда на причал, воевода, - предложил Игорь.

К тому времени, как небольшая толпа подошла к Енисею, парализованные казаки начали очухиваться. Оказалось, что они после того, как ангарцы ушли в острог, чтобы попариться в бане, наблюдали за ботом - остался ли на нём кто-нибудь. А так как корабль был крытым - с тремя каютами и небольшим трюмом, разглядеть кого-либо в нём было весьма затруднительно. Наконец, глубокой ночью, так и не заметив никакого движения на борту, енисейцы решились осмотреть корабль ангарцев поближе.

Ясно, что сделали они это по указанию воеводы, у Матусевича не было никаких иллюзий по поводу любознательности казаков. Когда совсем осмелели, они решили подняться на бот и приставили к борту мостки. Немного робея, помня муссировавшийся несколько лет слух о невиданной военной силе ангарцев, первый из енисейцев ступил на мостки, второй за ним, подсвечивая себе путь факелом, за ним ступил и следующий, а остальные остались на причале. Первый, едва спрыгнув с борта на палубу, тут же получил заряд и, охнув, завалился на спину. Второй, ступая по инерции за ним, успел метнуть факел в зев открытой двери в большую каюту, где отдыхали двое ангарцев. И он получил свою порцию и упал ничком у борта на канатах. Третий казак попятился и, пытаясь развернуться на хлипких мостках, успел схватить заряд и рухнуть в воду. Двое оставшихся горе-шпионов опрометью кинулись в острог, оглашая окрестности Енисея благим матом. Савелий, лейтенант-спецназовец из Ревеля, спустился в воду за упавшим казаком, который, будучи парализованным, камнем пошёл ко дну. Богдан подсвечивал ему брошенным казаком факелом.

И вот теперь, когда встревоженные ангарцы и рассерженный воевода пришли к пришвартованному боту, охраняемые двумя ангарцами троица незадачливых казаков начала ворочаться, удивлённо вытаращив друг на друга глаза. В наступившей тишине, нарушаемой лишь потрескиванием факелов, всё было ясно и без слов. Воевода, дабы избежать неудобных вопросов Матусевича, решил начать первым - он принялся раздавать пинки и оплеухи пытающимся встать на ноги казачкам.

- А ну пошли отседова! Чего развалились? Вконец очумели, по гостевым кораблям лазить!

Казаки, охая и терпя затрещины воеводские, пытались на плохо слушающихся ногах побыстрее убраться в острог.  

Беклемишев, провожая Матусевича до бота, всё приговаривал:

- Да ты, Игорь Олегович, зла-то не держи на меня. Должон я был проведать корабль ваш, нешто без этого можно?

- Да я понимаю, Василий Михайлович, служба такая. А я бы вам и так показал бы всё, только скажите, - проникновенно сказал майор, похлопав Беклемишева по плечу.

- Узнать я хотел, - хитро посмотрел на Игоря воевода, когда они уже подошли к носу бота, стоящего у причала. - Енто вот что? Неужто пушки упрятаны за накладной доской?

- Они самые, - кивнул майор и, подняв голову, крикнул находящимся на борту:

- Эй! Кто у пушек есть? Лука! Сними заглушку с этой стороны, - Матусевич похлопал ладонью по утопленной в отверстии орудийной бойницы подобию пробки, обитой по бокам кожаными обрезками, такая же бойница была и с той стороны носа. Деревянная чурка ушла внутрь, явив воеводе чёрный зев жерла стоящей на палубе крытого носа корабля пушки.

- Эка! - крякнул Беклемишев и указал другую заглушку, - и что же, там тако же, там тоже пушка имеется?

Матусевич, улыбаясь, кивал. Да мол, оружны мы безмерно, дорогой ты наш человек и опасны дюже. Потому-то и надо с нами дружбу иметь. Дружба - она штука полезная. Пусть даже и всего одна пушка на носу корабля, да вторая на корме.

- А ещё можно железными листами пушкарей укрыть, дабы не поранило их от вражеского огня, - сказал вдруг Игорь, заставив воеводу задуматься.

- Ну ладно, Василий Михайлович, мы в обратный путь пойдём, прощай. Прошу тебя только, передай всё в точности царю - все наши предложения записаны в грамотке. Ну а если цена наша малой покажется, давайте свою цену. Подумаем. А то, глядишь и сможем помочь чем и тебе, воевода ну и царю, вдруг, чем чёрт не шутит, мало ли.

- Прощевай, Игорь Олегович. Приложу я всё раденье своё, дабы царю донесть всю правду и слова ваши. К нашему общему удовольствию, - добавил Беклемишев и, пожав руку Игорю, пошёл в острог.

После путешествия вдоль живописнейших байкальских берегов руководство Ангарии прибыло в свой посёлок на восточном берегу озера. Вигарь, ведший бот, был спокоен, летний Байкал сюрпризов не преподносит. Летом на глади сибирского сокровища господствует штиль. Бывший святицкий помор со свояком уже обжился на берегах озера, ловил рыбу, понемногу бил нерпу, её мех шёл на зимнюю одежду, что в будущем шла бы в Московию, а тюлений жир, столь полезный для нормальной жизнедеятельности организма человека забирали медики. Поморы исходили уже весь Байкал, попутно исправно выполняя роль перевозчиков между его берегами.

Порхов представлял собой небольшое поселение - всего лишь несколько жилых домов и три помещения для обработки гуано и материала серных выходов. Потому то и стоял в Порхове специфический запах - мама, не горюй! Поэтому, после того, как инспекция Радека закончилась, все с облегчением переместились на облюбованную порховцами полянку для пикников, что находилась в получасе ходьбы от посёлка, в некоторой глубине полуострова. Пока готовили уголь для шашлыка, четверо власть имущих ангарцев разговорились в беседке.

- Ну рассказывай, Николай, что у нас с нашим будущим? Как дела в целом обстоят? - спросил профессора Смирнов.

- Сразу скажу - дела у нас идут гораздо лучше того, чем я предполагал. Дело в том, что бытовавшие опасения насчёт того, что, дескать, ум человека века семнадцатого и века двадцать первого различен - благополучно провалились. С чем вас и поздравляю! - несколько напыщенно начал Радек.

- Поясни, Николай, - попросил Соколов.

- Обучаемость крестьянских детей, детей наших нетерпеливых товарищей рождённых местными женщинами и детей от наших с вами бывших сограждан совершенно одинаковая! Разум человеческий одинаково хорош, надо лишь развивать заложенные в человеке способности.

- Это мы поняли, - улыбнулся Соколов, - а что по количественному показателю? Раз уж мы разобрались с качественным.

- Сейчас скажу, - Радек достал из своей сумки набитый вложенными листами бумаги потрёпанного вида ежедневник. - Имеется шестьдесят два ребёнка в возрасте от семи до десяти лет, которые обучаются или только начали обучение по физико-техническому направлению, ещё есть почти четыре десятка детей, которые не нашли у себя интереса к этому, каждому из них предстоит закончить обычную для нас с вами семилетку, чтобы быть грамотным человеком. А с остальными будем работать серьёзно. Николай Валерьевич? - обратился Радек к Сергиенко, который, слушая своего коллегу, наблюдал, как насаживают мясо на шампур.

- Да, Николай? - несколько рассеяно ответил профессор.

- Ты голоден, что ли? - рассмеялся Радек. - Будешь курировать Новоземельское училище, я курирую Белореченск. Наша задача - дать этим детям максимум знаний, с тем, чтобы они в будущем смогли дать то же самое уже своему молодому поколению. Это очень серьёзно, Николай!

- Да, естественно, - твёрдо ответил Сергиенко, - я приложу все свои усилия.

- А что же, эти сорок-то, ленятся, что ли? - озабоченно спросил Радека Смирнов.

- Нет, лени нет совсем. В отличие от оставленных нами в Российской Федерации школ, где у детей множество различных интересов, помимо получения знаний, тут ничего лишнего нет и единственная альтернатива учёбе - это работа. Здесь наоборот, дети тянутся к знаниям, хотят узнать что-то новое. Каждый урок, это новое открытие, мне было приятно наблюдать за работой наших учителей. Малыши участвуют в процессе обучения, занятия построены в форме живого диалога, ярких примеров.

- Но с процессом взросления надо будет составлять новые программы? - спросил Сергиенко.

- Ну да, для этого я и тебя поднапряг, поскольку тут работа поставлена, - улыбнулся Радек.

- Понятно. Ну что можно поздравить друг друга с пенициллином? Не зря столько мышей наши биологи умучили! - рассмеялся Сергиенко.

- Да уж, Дарьюшка постаралась! Памятник ей можно отлить при жизни, - согласился Радек.

На завершающем этапе испытания препарата многочисленные впрыскивания пенициллина, производившиеся каждые три часа подопытным мышам, зараженным золотистым стафилококком, приносили им полное исцеление. Контрольные мыши, не получавшие пенициллина, умирали все до единой. Это была полная победа! И без того небольшая смертность в Ангарии теперь имела все шансы быть ещё незаметней.

Вскоре, после выражения бурной радости и утоления голода, разговор продолжился. Следующей темой был ушедший на Амур отряд Сазонова-Бекетова. Часть их людей ждали осенью, с первыми вестями с берегов великой реки. Закрепляться на Амуре было необходимо, выход к океану для государства был важен не только с точки зрения возможностей торговли, но и для дальнейшей экспансии.

- Ну это ты хватанул! У нас народу и двух тысяч не наберётся, а ты уже метишь дальше. И куда? На Аляску? - с немалым удивлением посмотрел на Соколова полковник.

- Андрей, я жду вестей от Матусевича. Вполне возможно, что у нас появится канал для прохода людей к нам через Енисейск.

- Как это? А енисейцы будут не против? - изумился Сергиенко.

- В том-то и дело, что нет. Но для этого, надо время и воля царя. А я ему предложил, кроме того, и Строгановский вариант. Мы получаем кусок Урала для его использования и продажи пушек Москве, но это довольно рискованное предприятие. Я думаю и сам царь на него не пойдёт, мы же просто показали серьёзность наших намерений. Просили же англичане шуровать в Приобье.

- Вячеслав, вы справились с новым затвором?

- Пробуем, пока мне не докладывали об удачном исполнении, видимо, ждут стопроцентного результата и готовый образец ружья. Иголки это конечно...

- Игольчатые винтовки - это кошмар был! Столько на них времени было потрачено, ресурса станков сколько! А на выходе - ну постреляли, а износ-то какой быстрый! В стволе шлак накапливается, иголки то и дело ломаются. Не дело, а баловство какое-то, - разошёлся вдруг Радек. - Хорошо склепали их не так много.

- Ну вот я и говорю, игольчатая винтовка - это конечно, неплохая тренировка, опыт для мастеров. Но ведь отказываться от него надо срочно? - с улыбкой поглядывая на профессора, продолжил Вячеслав.

- Калибр уменьшить не удалось? - спросил Сергиенко.

- Нет, - покачал головой Соколов, - тринадцать, менее не получится.

Эпопея с вооружением солдат княжества подходила к своему первому промежуточному этапу. Намучившись с двумя видами игольчатых винтовок, взвесив все минусы и плюсы, решено было от них отказаться. Путь оказался тупиковым, однако мастера получили огромный практический опыт. Теперь нужно было, упростив и усовершенствовав конструкцию механизмов оружия, остановится на наиболее долговечном, простом в изготовлении и лёгком в обслуживании.

- Пули латунные или свинец? - спросил Смирнов.

- Нужен свинец, конечно. Наши геологи нашли два близких варианта, годных к добыче нашими силами. Это выходы цинково-свинцовых руд на реке Холодной - это северо-западный Байкал или нерчинское месторождение, - проговорил Соколов, - там карьерный способ добычи. Можно справится, как с углём.

- Речной вариант сейчас, несомненно удобнее, - решительно сказал Радек. - Выплавку можно наладить там, транпорт опять же под рукой. Всё одно удобнее.

- Согласен, Николай. А нам выходить на оптимальное вооружение уже давно надо - неизвестно, как царь отреагирует на наше предложение, он может и войско послать, вместо купцов и менял. Да и с Амуром надо решать всё однозначно. 

Как называлось селение даурского князя Албазы, Сазонов не знал, да и нужды в этом не было. Ибо имя этого безвестного князька само по себе красноречиво говорило о будущем названии этого поселения. Насколько было известно Алексею, по обстоятельным обсуждениям перед походом, это даурское поселение было настоящим рубленным деревянным острожком, окружённым серьёзным частоколом на валу, со рвом, башнями и воротами и правильной формы периметра укреплений. Однако сейчас перед его взором находилась обычная деревня на десяток-другой дворов, над домами курились дымки очагов, лаяли псы, мычали коровы. Деревня деревней, но место было удачное - пашенная земля вокруг стоящего на возвышенности посёлка, лес подступал неподалёку, а на Амуре прямо напротив посёлка - крупный остров, подходящий для речной цитадели, сходной с Удинском.

- Что-то совсем небольшой посёлок, Шилгиней, - обернулся к сидящему на коне князю Амурскому Сазонов.

- Да и сам князь Албаза моложе меня, - горделиво ответил даур.

После того, как несколькими быстрыми рейдами на лежащие неподалёку от Умлекана посёлки, отложившиеся было от него, были приведены в покорность, Бекетов продумал церемонию возведения Шилгинея в князья Амурские. Поэтому шесть выборных представителей от вновь подчинённых поселений и двое бывших данников Албазы были приведены к присяге на верность Шилгинею, как князю Амурскому. Также они обязались платить ему ясак, но не только шкурками, но и зерном, скотом и птицей. Ясак был вполне посильным, многого от дауров не требовали, Сазонов помнил, чем обернулось для казаков грабительские набеги на амурцев в его истории - маньчжуры легко перетянули все местные племена на свою сторону при конфликте с русскими. Сейчас этого допустить было нельзя.

- Теперь я могу спокойно уйти к предкам, - молвил Тукарчэ после того, как сам Шилгиней принёс вассальную присягу неведомому ему князю Ангарскому и обязался быть его данником. Старик уехал с небольшой свитой в Умлекан, наказав юношу крепко слушать большеносых русов.

"Опорный пункт на Амуре найден. Будем строиться!" - думал Алексей.

- Товарищ майор! Бабу поймали даурскую, что в селении была. Хотела в лес удрать! Ничего так, ладная, - Матвей спустил с коня шипящую девушку.

Та и впрямь была довольно миловидна, на взгляд Сазонова, отличаясь от остальных туземок более мягкими чертами лица.

- Пётр, переводи! Спроси её, где Албаза и почему все жители убежали?

Тунгус перевёл, даурка же, после горделивой паузы, начала говорить. Оказывается Албаза и его люди сбежали ещё позавчера, когда вечером прискакал гонец из занятого мелким князьком Шилгинеем посёлка, принадлежащего дяде Албазы - Илгиня. С этим Шилгинеем были люди, не виданные доселе на Амуре. Да и вообще - невиданные вовсе, вот и убежал молодой князь к дядюшке. А отчего жители сбежали? Так ведь князь их сбежал в спешке, вот и боятся дауры врага неведомого.

- Пётр, скажи ей, что бояться некого, просто власть поменялась. Никого обижать мы не будем. Пускай зовёт старосту деревни, чтобы он принёс присягу новому князю - Шилгенею Амурскому, а заодно и князю Ангарскому.

- Петя, как её зовут, спроси.

- Говорит, что Эрдени.

- Ну иди теперь, Эрдени, за своими людьми. Пускай все возвращаются в деревню.

- Олег, - подозвал сержанта, - скажи людям - пускай располагаются пока в княжеском доме. Всем места не хватит, отдыхать по очереди. К даурцам в дома не лезть! Организуй дозоры.

- Они возвращаются, товарищ майор! - Матвей указал плёткой на опушку леса, где собирались бежавшие было дауры.

- Шилгиней! Тебе стоит успокоить их самому, - предложил Сазонов юноше.

Тот, кивнув, поскакал к опасающимся возвращаться в посёлок даурам.

Вскоре те стали с некоторой опаской возвращаться в свои дома. Мужчин почему-то было меньше обычного.

- Албаза увёл воинов с собой. Он ещё вернётся. Сейчас он к Бомбогору ушёл, помощи просить, вернётся со многими солонскими воинами, - пояснила Эрдени.

- Мы уже на слуху у этого Бомбогора должны быть, - усмехнулся Бекетов.

Вечером, Бекетов и Сазонов, сидя на циновках у очага обсуждали с Шилгинеем и Петром дальнейшие действия экспедиции и варианты развития ситуации всвязи с их захватом посёлков, принадлежащих даннику солонского князя. Князь этот, как выяснялось был один из сильнейших в регионе и даже пару раз поколачивал разведывательные отряды маньчжур, проникавших в Приамурье.

- Думаю, стоит отправлять обратно в Порхов несколько человек с новостями, - решил Сазонов и Бекетов с ним согласился:

- Нужны ещё припасы для ружей, а то воинов у ентих князей много.

- Товарищ майор! - воскликнул стоявший у входа в княжеский дом часовой тунгус, просунув голову за дверную занавесь. - Эта баба в дом рвётся!

- Ну пусти её, - несколько удивился Алексей.

Вошла Эрдени, бросив горящий взгляд на Сазонова и прошла на левую половину дома. Она что-то говорила и Пётр тихонько начал переводить:

- Она жила тут, ищет вещи свои и хочет уйти потом. Наверное была одной из жён князя.

- Скажи ей, что она может жить тут и дальше. Не надо никуда уходить, - быстро ответил Алексей.

Тунгус перевёл ей слова майора, и она, негромко ответив ему, бесцеремонно присела к горевшему очагу, выставив худенькие руки к огню.

Алексей с интересом поглядывал на девушку:

'А ведь она и правда очень красива!'

Эрдени грелась у костра, уставившись на пляшущий огонь миндалинами - глазами, в которых причудливо отражались язычки пламени. Она не переставала что-то повторять себе под нос, выгибая тонкие брови, было видно, что она расстроена.

- Пётр, её что, обидел кто?

Они негромко поговорили, причём кончилось всё тем, что девушка, скривив в гримасе ротик, выкрикнула какое-то ругательство, ушла в свой угол помещения, где в очаге тлели угли. Подложив немного дров в обложенное крупными камнями кострище, она зарылась в ворох одеял и вскоре затихла, уснув. Повисшую неловкую паузу, когда мужчины, стараясь не смотреть друг на друга, разом уставились в костёр, нарушил Сазонов:

- Петь, чего она бесится-то? Сказала хоть что-то?

- Она была младшей женой Албазы, Эрдени прислал ему в подарок дядя, взяв девушку у одного из подвластных ему князьков. Так вот, когда Албаза убегал, то её он с собой не взял. Двух других жён взял - а её нет. Значит она ему не нужна, значит она плохая жена и её теперь ни один хороший воин себе не возьмёт.

- Эка! Как всё сурьёзно, гляди-ко, - крякнул Бекетов. - Ладная девчонка, может кто из наших ребят её возьмёт?

Сазонов с удивлением отметил, что ему совсем не хочется, чтобы её кто-то взял себе. До сих пор, по прошествии почти девяти лет со дня попадания в этот мир, постоянной подруги Алексей себе не нашёл. Не говоря уж о жене. Хотя свой мужской голод он утолял регулярно и разными женщинами, остановиться, сделать выбор, он не мог. А ведь почти все его товарищи сделали это и уже давно, у всех были дети, хоть по одному, но были. Сазонову же и Соколов и Петренко, даже Радек, у которого жена была второй раз на сносях, постоянно талдычили ему о необходимости жениться.

- Тебе уже сорок два, Алексей, женись. Потомство надо оставить! - пенял ему, бывало, Соколов.

Алексей Вячеслава понимал, но нежелание иметь детей он самому себе объяснял тем, что не может забыть свою жены Наталью и годовалых близнецов, оставленных в такой далёкой теперь России. Со временем боль и чувство утраты родных людей притупилось, оставив на душе зарубцевавшеюся рану, ноющую в памятные дни Наташи и детей.

- Алексий! Когда, говорю, отряд назад слать будем? Да очнись ты ужо! - Бекетов пихнул Сазонова в плечо.

- А... Что? - растерянно произнёс Алексей. - Как когда? По весне, конечно, как острог поставим. В конце апреля ориентировочно.

Бекетов зевая и крестя рот, кивнул:

- Добро, я спать, - Бекетов устроился, укрывшись шкурой оленя.

Пётр тоже ушёл спать к своим. Сазонову же не спалось. Проворочавшись около часа, до одури наслушавшись богатырского храпа Петра Ивановича, Алексей решил пройтись по посёлку - проверить внутренние посты. В ночном Албазине было тихо, лишь изредка побрёхивали псы, доносились оклики часовых, да потрескивали разложенные на поселковых тропах костры, по которым прогуливались тройки караульных. Выносные посты охраняли небольшой периметр вокруг посёлка и несколько укрытых секретов сидели в местах, где возможно подойти к поселению. Их указали немногочисленные охотники, оставшиеся в Албазине.

- Ну что, братцы, тихо? - Сазонов подошёл к одному из патрулей - казаку и двум тунгусам.

- Так точно, товарищ майор, тихо, - по-уставному ответил казак. - Вы бы отдохнули.

Зайдя в дом Албазы, Сазонов сунулся было к одеялам, наваленным неподалёку от дышащего теплом кострища. Но вздрогнув от неожиданности, краем глаза заметил фигуру в дальнем конце помещения, находившуюся у второго очага. Это сидела Эрдени, наблюдавшая за ним. Алексей чертыхнулся:

'И чего девке не спиться!' - и принялся устраиваться на ночлег. Кинув взгляд на ту половину помещения, майор понял, что она продолжала неотрывно следить за ним.

'Чёрт побери! Один храпит, как рота дембелей, вторая в лунатиков играет' - выругался Алексей и решил уйти спать к крестьянам, что расположились в соседней пристройке. Однако в дверях Сазонов был остановлен жалобным голосом девушки.

'Может случилось чего?' - мелькнула мысль. Подойдя к ней, он опустился на корточки и посмотрел на неё. Эрдине, в свою очередь, уставилась на него. От даурки веяло теплотой и мягким ароматом каких-то трав, исходящим от распущенных волос. Халат упал с плеч девушки, обнажив маленькие острые груди. Оторопев на секунду и почувствовав жаркий прилив эмоций, Алексей притянул её к себе и нежно поцеловал. Эрдени осторожно потянула его за собой, опускаясь на одеяла. Сазонов снял свитер и распахнув на даурке нижние полы халата, начал покрывать её тело поцелуями, позабыв обо всём на свете.

Проснулся Сазонов от неясного шума, доносившегося от входа в дом. Раздавались голоса, среди которых различался и бекетовский, неумело приглушаемый им, рокот.

- Ну и не к спеху тогда, коли Пётр не сказал. Пускай поспит майор, умаялся он за ночь.

"Вот подлюка, слышал всё! А храпел, будто спал беспробудно" - с улыбкой покачал головой Сазонов.

- Что там, Пётр Иванович? - Алексей уже обувал ботинки.

Одев куртку, майор бросил взгляд на спящую Эрдени. Девушка, посапывая, свернулась калачиком на освободившемся месте под одеялом и не думая просыпаться.

"Всё-таки не похожа она местных" - мельком подумал Сазонов.

- Да вот, Алексий, бают, шпиона поймали, - объяснил Бекетов.

- Ну так пойдём, посмотрим на него, что ли, - майор, натянув шапку, ступил на утоптанный снег перед входом и обернувшись к часовому-казаку, сказал:

- Поддерживай огонь в доме, да смотри за девушкой, чтоб никуда! И смотри не усни, - погрозил Алексей ему пальцем. - А Петра кликнули? - Сазонов обратился уже к морпеху, что принёс весть о пойманном лазутчике.

- А как же. Там он уже.

На окраине поселения, куда уже начали свозить на волокушах очищенные от веток стволы сосен для острога, стояла небольшая толпа. Двое морпехов, завидя приближающегося майора, подняли за шкирку невысокого мужичка, судя по помятой физиономии, он уже успел схлопотать за ошибочную несговорчивость.

- Вот, товарищ майор, крался лесом к поселению, - доложил один из воинов.

- Пётр, говорит что-нибудь? Кто это, вообще? - повернулся Сазонов к тунгусу.

- Это Дунжан, староста этой деревни. Он говорит, что ушёл от людей Албазы, что идут к Бомбогору и решил вернуться домой, чтобы потом отсюда уйти с семьёй.

Мужичок, поняв, кто тут главный, поднял на Сазонова глаза и попробовал было захныкать, сделав жалостливое лицо.

- Так, всё ясно. Раз староста, пусть пока им и будет. Не выпускать никуда его, тем более с семьёй. Пусть валит домой, в днём будет приносить присягу Шилгинею, а потом и нашему князю Соколову. 

- Прокопушка! - в мастерскую Славкова заглянула жена Любаша, тут же сморщившись от тяжёлого запаха выделываемой кожи.

- Чего стряслось, Люба? Дверь-то прикрой - холодину тянет.

- Да оторвись ты от кожи своей, ради Бога, пойдём. Там до тебя люди с правления явились.

У забора Славковых стояло две подводы, с запряжёнными в них оленями. Первая была загружена мешками, свёртками, разного размера ящиками и ящичками. Ко второй подводе были привязаны две коровы и несколько коз. Там же возился казак, Прокопий не смог вспомнить его лицо. Возница с интересом осматривал дом и двор Славковых. У Прокопия опустились руки.

'И тут сызнова началось! Не верил же, вот на тебе' - обречённо подумал он. У Славковых имелось две козы, с десяток несушек, да кое-какой нехитрый запас на зиму.

'Неужто заберут! Как же дитятям без молока?' - мелькнула ужасная мысль. Оглянулся на дом, а там двое меньших - Сташко и Мирянка уткнулись носиками в стекло. К ним подошла и Ярушка, оторвавшись от своего чтения, приобняв малышей. Люба же стояла на крыльце, опершись о перила. Её округлившийся животик уже заметно выпирал из-под овчинного полушубка.

- Да нет! - сплюнул Прокопий:

"За каким лядом им отбирать, тут не Белоозеро же! Сам Сокол обещал всякое вспоможенье нам! Да тут даже церковь десятину не берёт! Опять подъёмные, без сомненья" - успокоился переселенец.

Просто непривычно было для Славкова такое внимание князя к простому крестьянину. Никогда он и не слыхивал о таком. Где же это видано? Прокопий прекрасно помнил, как два года назад получал некие "подъёмные" - семена, инструмент, утварь для дома, да и сам дом. И какой дом! Такого не было не у одного старосты на Белоозере. Чтобы со стеклом незамутнённым, да с черепицей, да с полом тёплым и с печью, что топится не по-чёрному. Помнил Славков, как вселялся он в дом, когда ангарцы только-только заканчивали крыть крышу. Первые дни Славковы ходили как во сне, боясь проснуться. А потом привезли по реке и "подъёмные". И землицу дали безо всякого холопства!

Правда Прокопию было сказано одним из ангарцев, что это всё дарится не просто так, забавы ради, а с умыслом, что поселенцы будут трудом своим доказывать нужность княжеству. Что и дом и земля и семена и безопасность даётся его семье в подъём. И чтобы семья его увеличивалась. Вот сегодня и приехали люди княжеские, дабы посмотреть воочию, как он, Прокопий, белозёрский поселенец, поднялся. А что он сделал полезного?

"Работаю с кожей, упряжь почти вся в княжестве моя, сынишка, вона, какой головастый - в княжеской школе науки разные изучает. Дочь тоже..." - вихрем пронеслись мысли в голове Прокопия.

- Хозяин! Открывай ворота, чего столбом стоишь? - крикнул мужик с первой подводы, обрывая тревожные думы бывшего белозёрца.

- Да, ужо открываю, - отпирая запор, бормотал Прокопий, вспомнив Акима - помощника старосты ангарского посада. Частенько он видал его у правления.

Отведя створку Славков чуть не столкнулся с коровьей мордой, которая обдала его тёплым дыханием и мокро фыркнула. Казак пытался пропихнуть корову в открытые наполовину ворота.

- Пошто се... - раскрыл рот от удивления Прокопий.

Казак заводил корову во двор, придерживая створку ворот рукой.

- Здорово, хозяин! Доброго вечера, - покряхтывая, поприветствовал он Славкова.

- Доброго... - оторопело пробурчал Прокопий, принимая верёвку, которая тянулась к коровьему рогу.

- И две козы, Сидор! - крикнул казаку мужик, сгружавший вместе с тунгусом мешки и ящики с первой подводы.

Когда Сидор затащил во двор коз, первый возница со значением погладил висевшую на груди бляху помощника старосты и торжественно произнёс:

- Ведомо стало посадскому голове, что ты, Прокопий, хозяин справный и многочадный. Работу справно исполняешь, шорку добрую шьёшь и детей в школу без посылаешь. По всему выходит, что ты примерный гражданин нашего княжества. Жалует он тебя за то от имени самого Сокола дойной коровой, да двумя козами. А жене твоей княгиня послала разных подарков. Зови принимать гуманитарку.

- Что принимать?

- Забыл что ли? Али не получал ещё? Ну да, в том году на Усолье остановились. Счесть она должна подарки от княгини, да подпись свою поставить на накладной. Что де доставлено всё без порчи и убыли. Сына кликни - он грамоте и счёту учён, поможет. Нам ведь ещё к Стрельцовым надо.

- Так ведь в Белоречье он, в княжьей школе. Да у меня и Ярушка грамотная.

Скотину привязали к забору, а помощник старосты вместе с Любашей и Ярушкой, раскрасневшимися от радости, сверяли содержимое мешков, коробков, свёртков и пакетиков с длинным списком. Прокопий же осторожно расспрашивал второго возницу, что это за "гуманитарка" и за какие заслуги ему дали корову. Возница - такой же посадский ремесленник, гончар с первой линии, рассказал что коровами отметили не всех, а только его самого, Прокопа вот и ещё Петра-котельника.

- Говорят и иным потом дадут, просто чичас коров мало. Их у братских людей выменивают на железо, - негромко отвечал возница.

Прочим же переселенцам дали коз и дары от княгини, причём по числу детей. В дарах тех Аким заметил зерно, земляные клубни, отрезы крашеного полотна, да пакеты, в коих ангарцы хранили семена. А также книги божественные и мирские. Казак, выходя со двора, нравоучительно заметил заученной фразой:

- Любы нашему князю искусные мастера. Ибо воин державу защищает, а труженик воздвигает и украшает.

Подошел Аким. Люба с детьми засновали по двору, перетаскивая "гуманитарку" в дом, утварь и припасы - из сараюшки в сени, размещая коз в сараюшке, а корову - в освободившемся хлеву. Прокоп оправился уже оправился от изумления, но продолжал ждать какого-нибудь подвоха и спросил:

Нешто ещё раз подъёмные? Токмо теперь и корова? А за какие такие заслуги?

- Как какие? У тебя, Прокопий, четверо детей и пятый будет по весне, - Аким подмигнул Славкову и, наклонив голову, кивнул на суетящуюся у коровы Любу.

- Вона как, - протянул Прокопий.

- Ну ладно, бывай! А за сеном потом к овинам приезжай! Кстати, у Стрельцовых-то шестеро ребятишек. Догоняй! - опять подмигнул ему мужик.

Славков был совершенно сбит с толку. Доселе никогда он и не слыхивал о подобном - чтобы крестьянину люди государевы дали что-либо ценнее тумака. А вот подпол и холодник почистить, содрав две шкуры, да за взгляд хмурый плетью огреть - это обычное дело. Этого Прокопий навидался. Жена вон тоже до сих пор в себя придти не может! За какие такие деянья Славковы удачу такую заимели? Неужель токмо за то, что детей родили? Так то Божье провиденье, даст Бог - и родится ребёнок.

Всё хорошо в Ангарии, никто крестьянину обид не учиняет. Да и работать на общинном поле ему тоже не надо - так как ремеслом он владеет нужным. Токмо свой надел и обрабатываешь. Весь урожай твой, после того, как княжескую долю отдашь. А отдашь по возможности, коли хорош урожай - больше дашь. Не уродилось - никто не стребует. Но землица тут хороша, потому и возможность завсегда имеется. Да вона, ещё и привёзут снеди разной на зиму. А крестьян-то не заставляют работать на огородах княжеских - сами кремлёвские в землице и ковыряются. Даже сама ангарская княгиня Дарья и та ручки в земельке пачкает, а ведь она врачеватель! Пусть и лекарские травки, но сама пропалывает. Нешто видано се прежде? Оттого у Прокопия и у всех людишек, что сюда с поморами попали, любовь и почёт великий к князю Соколу имеется.

Славков сидел, уронив голову на скрещенные на столе руки, наблюдая, как Сташко и Мирянка на тёплом полу играли в игрушки. Ящичек с ними оказался среди снеди и был тут же сцапан Ярушкой под свои девичьи секреты. Люба зажигала лучинкой свечу от печки - жёнушка готовилась прясть. В носу защипало и скатилась вдруг одинокая слеза.

А в окне над лесом багровел закат.

- Собрание объявляю открытым, - улыбаясь, развёл ладони Вячеслав. - Итак, в следующем году у нас десятилетний юбилей - время подводить итоги, говорить о том, чего мы добились, а чего не получилось. Однако, что я хочу сказать - мы, оторванные от своей Родины, земли, своих детей и родителей, нашли в себе силы не сломаться, не сгинуть среди тайги. Не рассориться, оставив свои амбиции в угоду общего выживания. Знаете, для меня это было неожиданностью. Я, признаюсь, ждал чего-то эдакого.

- Главное то, что мы стали по настоящему сплочёнными. А то, что мы не рассобачились - это твоя заслуга, Вячеслав, - добавил Смирнов. - Не знаю, как я бы стал решать вопросы управления нашим обществом. Поэтому я и доверил это дело тебе. Сначала я, признаюсь, был немного самоуверенным. Хорошо, я правильно понял, что не мой это профиль - налаживать быт. Смотрел я как ты, Вячеслав, в своём посёлке управляешься, а потом и решил - пусть делом занимается тот, у кого это получается. Поэтому, правильно ты сказал, амбиции тут делу не помогут. А выживать надо, вот я и решил оставить власть в угоду общим интересам.

- И не прогадал, Андрей! - воскликнул Радек. - Вроде живём и неплохо, а это самое главное.

- Ну что же, давайте подведём наши итоги, - предложил Соколов. - Сначала по нашему сельскому хозяйству, Тамара Михайловна, рассказывайте.

Сотникова, сидящая в креслице у торца стола попыталась было встать, но Соколов тут же жестом усадил её обратно. Находящаяся на седьмом месяце беременности, главный ангарский агротехник, начала рассказывать об успехах и проблемах сельского хозяйства Ангарии. В целом дела шли неплохо, приангарские почвы и почвы речных долин, богатые чернозёмом, давали стабильные урожаи, благодаря которым княжество имело возможность не выживать, а жить и делать запасы.

Посетовала она и на засушливый май этого года, из-за которого удалось получить только семьдесят процентов от запланированного урожая пшеницы. Опасения вызывала и река, весной сложно было спрогнозировать, насколько широко Ангара разольётся, уже несколько раз полностью погибали высеянные озимые.

- Было бы неплохо подрывать лёд взрывчаткой, как делалось у нас, - предложила Тамара.

- Нет у нас для этого столько взрывчатки. Сейчас химики только выходят на получение первых десятков килограммов пороха. Налаживается его массовое, поточное производство. И вообще, сейчас идет отработка технологии, для будущего массового, в нашем масштабе, производства пироксилина.

- Сергиенко обещает производство в промышленных масштабах примерно через три года, не ранее, - сообщил Радек.

Тамара продолжила, разговор зашёл о лошадях, необходимых для того, чтобы уменьшить количество людей, участвующих в сельскохозяйственных работах. Механизация процесса - сеялки, были удачно опробованы на лошадях казаков, а работать пробовали даже на оленях, но без особого эффекта. Усольцев отдал четырёх лошадей, но этого было мало.

- Когда будут лошади? Мы ждём только их, вы обещали! Можно ведь сразу не только разгрузить людей, но и увеличить урожаи, - обратилась Сотникова к Вячеславу.

- Лошади будут к весне, я обещаю! Мы занимались скупкой коров и телят у Шившея, было необходимо сначала раздать часть скота нашим поселенцам, что имеют много детей. В основном же семьи небольшие, они и соглашались на переезд из Руси. А многодетные важно поддержать, да и остальным наука и стимул к скорейшему повышению уровня рождаемости, - Соколов глядел присутствующих, ища понимания.

Люди кивали, верно, мол, загнул. Вячеслав продолжил:

- Так вот, а коней он хочет менять на огнестрел. За табун в сорок голов, вместе с молодняком просит два ружья и боеприпасов. Шившей - мужик неплохой...

- Не ссытся? - прыснул Ринат. - А как со слухом у него?

- Ринат! - укоризненно посмотрел на него Радек, да и остальные зашикали.

Саляев поднял руки и сделал движение, будто бы застегнул рот на молнию.

- В общем, с этим бурятом можно иметь дело. Кстати у него напряги с одним ойратским князьком, так что можно расширить товарообмен.

- Соседа вооружаешь, - заметил Радек.

- А патроны-то у нас, - ответил за Соколова Смирнов. А тот добавил:

- Николай Валентинович, нам лошади сейчас важнее. А далее глядишь, пощипает ойрата на предмет лошадок, да нам и пригонит. А патроны и верно, у нас. Нормально.

- Вячеслав Андреевич, я бы хотела вернуться от патронов к нашим лошадкам. Евгений Лопахин работал в конесовхозе перед армией, отцу помогал. Сейчас в Удинске у Карпинского. Более никто из наших с лошадями не общался настолько близко, - сообщила Тимофеева, главный биолог экспедиции.

Соколов кивнул и тут же записал информацию в свой пухлый блокнот огрызком карандаша. Ферму для разведения лошадей сейчас спешно достраивали под Новоземельском, уже заканчивали укладывать крышу и ограждать нехитрым забором три загона для животных. Этому придавалось огромное значение - при отсутствии транспорта, к которому так привыкли люди из пропавшей во времени и пространстве экспедиции, лошадь была отличным вариантом для решения этой проблемы. Оставалось лишь выучиться на них ездить. Ну а далее зависело лишь от успеха обмена с бурятским князем. Шившей тянулся к сотрудничеству с ангарцами, чувствуя в них уверенную в себе силу. Соколов хотел это использовать, склонив Шившея к союзническим отношениям.

- Володя, ты закончил с отчётами по посёлкам в той форме, что я тебя просил? - Вячеслав повернулся к Кабаржицкому.

Капитан только недавно приехал в Ангарск. До этого в течение нескольких месяцев Владимир мотался по Ангарскому княжеству, собирая информацию о состоянии посёлков, быте, проблемах и их решениях. Написал он и характеристику каждому из старост поселений, отношению к нему жителей и его отношение к людям. Замечал он и наиболее успешных переселенцев. Особняком стояла статистика рождаемости и учёта многодетных семей, которым нужна помощь. Зная про ответственное отношение к делу и дотошность Кабаржицкого, Соколов надеялся получить исчёрпывающую информацию о состоянии дел.

Владиангарск, замок на ангарских воротах княжества, был на особом счету. Крепость на острове и береговые бастионы были, наконец, достроены и тщательнейшим образом чуть ли не вылизаны под чутким руководством Петренко. Городок, расположенный частью на острове, частью на правом берегу, был в отличном состоянии, повторяя своим видом, чистотой и убранством лубочные рассказы о лучшем быте. Границу же Петренко держал на замке, никого не пропуская вверх по реке. Небольшие ватажки казаков время от времени появлялись в поле зрения тайно оборудованной на острове Нижнем заставы, отстоящей от Владиангарска на девять километров вниз по течению. Енисейские казачки обычно не поднимались выше, но бывало, если на реке были не енисейцы, а красноярцы или вообще гулящие людишки - по таким случаям застава связывалась с крепостью, вызывая из Владиангарска отряд.

Если попадались всё-таки енисейцы, то с ними, как правило, расходились полюбовно, каждый раз напоминая, где проходит линия раздела. С иными же не церемонились. Знающие окружающую крепость местность, как свои пять пальцев, бойцы обкладывали забрёдших в тайгу чужаков, вынуждая их повернуть обратно. Бывали и перестрелки. Заканчивались они, обычно, отходом казаков, которые из-за плотности и скорострельности их врага не могли ни разу подойти на расстояние рукопашной сшибки. В огневом же бое у казачьих ружей не было ни единого шанса. Поди там, проделай все эти упражнения с порохом и пулей, да следи как бы не потух фитиль или не сдуло порох с полочки и не отсырел ли он. И всё это под плотным обстрелом из-за деревьев неведомого врага, который кричит тебе на понятном тебе языке - убирайся мол, подобру-поздорову или сдавайся и проходи по одному к берегу. И будет тебе потом и тепло и сытно. Преимущество ангарок было подавляющим, но, к слову, Соколов требовал, по возможности, избегать смертельных исходов. Но не всегда, к сожалению, удавалось соблюсти это условие. Были раненые и со стороны ангарцев, но смертельных случаев, к счастью, пока не было. И не только благодаря броне, носимой бойцами пограничной охраны, но и профессиональной выучке - во Владиангарске собрали лучших, как на самом опасном участке княжества.

Кстати, и на острове и на берегах Ангары Петренко организовал огороды, так чтобы крепость снабжала себя хотя бы картошкой, капустой, морковью и прочими овощами.

Литвинский Илимск располагался в речной долине, весьма благоприятной для возделывания овощных и зерновых культур. Его население, по сути, ничем не отличалось остальных, литвины - те же русские, только вид сбоку. Уже была поставлена небольшая часовенка, отец Кирилл прибыл ещё в конце лета и освятил её. Как таковых крестьян среди восемнадцати семейств не было, поэтому первые два года ангарские агротехники провели в Илимске. Был в этом и плюс - технику землепользования можно было ставить свою, передовую. Не то что исконные крестьяне, которые незаметно, но упорно саботировали требования ангарских агротехников. Илимская община была дружной и сплочённой, но пока выдавать им оружие ангарцы не решались. Староста Илимска Андрей Берсенев просил пересмотреть такое положение. После совета с полковником Вячеслав разрешил на следующий год выдать на посёлок шесть стволов. Но всё равно, за оборону Илимска будут отвечать владиангарцы.

На юго-восток от Илимска располагался Железногорский острог - вотчина бывшего московского, а теперь главного ангарского литейщика Ивана Репы. Этот район имел значение стратегического для Ангарии, благодаря своим колоссальным запасам руд. Соколов планировал населять его в первую очередь теми, кто бы мог работать на металлургическом производстве, для них создавались особые условия в виде различных социальных благ. Пока кроме работников кузниц и строителей печи в окрестностях горы Железной было лишь пять дворов тех, кто работал на литье металла. Из них все три семьи поляков, что были в литвинском караване. Единственные католики в Илимске, они испытывали явный дискомфорт со стороны православных литвинов. Поэтому и согласились работать на кузнице. Два других двора были населены людьми из тех, кто не смог ужиться в посёлках. Их также обучали плавильной и литейной работе. Железногорский острог был самым восточным поселением Ангарии и находился в местах, где не было проангарских тунгусов. Именно по Илиму в своё время пришли воины тунгусского князька Бакшея, что спалили недостроенный Илимский острог енисейцев. Поэтому каждый день небольшие группы по три-четыре ангарских тунгусов уходили в дозоры.

Удинская крепость лежала примерно посередине расстояния от Владиангарска до Белореченска, в настоящий момент став перевалочным пунктом. Крепость потеряла своё значение после того, как было начато строительство Владиангарска. Сейчас тут находилось не более пятнадцати человек во главе с бывшим мурманчанином Карпинским.

- А почему бы нам не сделать военную школу в Удинске, а не в Иркутске?! - заговорил вдруг Саляев. - Андрей Валентинович, вы меня поддержите?

- Да-да, мы с Ринатом уже поговорили насчёт этого. Сейчас Удинск простаивает без гарнизона. А ведь если сделать школу там, то это сразу даёт нам несколько жирных плюсов, - весьма живо поддержал Рината полковник.

- Там и казарма есть и оружейка. Крепость сама по себе даёт возможность отработки штурма и обороны укреплений. Вокруг леса, а значит и охота и навыки лесного боя можно получать. Там и два первых ботика имеется - и это пригодится нашим ребятам, умение ходить по реке. И площадка для тренировок... - Саляев, казалось, мог бесконечно приводить доводы в пользу Удинска. - К тому же изначально планировалось чуть ли не совместные тренировки парней и девушек, а Удинск даёт нам возможность разделить их. Пацанов я буду натаскивать в Удинске.

- А ведь верно! Хорошо, Ринат, я тебя понял, так и будет! - согласился Соколов, опять делая пометки в блокноте.

- А в Иркутске девчонки пускай тренируются в стрельбе, им же бегать по лесу без надобности. Они сидят за стенами, - не унимался Саляев.

- Хорошо-хорошо, Ринат! - рассмеялся полковник, - Вячеслав тебя понял.

- Дык я разъясняю! А ещё можно и там насадить картохи, - продолжил ухмыляющийся булгарин, вызвав этим улыбки и несколько смешков.

- Спасибо Ринату за эмоциональную разрядку, а сейчас Владимир продолжит, - улыбался Соколов.

Владимир кратко прошёлся по верхнеангарским посёлкам, акцентировав внимание на старостах и мастерах. Остановился на шорнике Славкове и обувных дел мастере Булыге, чьи мастерские, по мнению Кабаржицкого должны расшириться до цеха и куда стоит направлять учеников. Эта инициатива нашла понимание у Соколова. Так же Владимир обратил внимание своих товарищей на священнике Кирилле, настоятеле ангарского храма святого Илии. Капитан отметил его удивительную открытость, живость в общении и разносторонность взглядов.

- Мне кажется, что он знает несколько больше, чем должен знать обычный священник. У меня сложилось такое впечатление, после разговора с ним.

- А он всё знает, - проговорил Вячеслав.

- Что всё? - не понял Радек.

Я рассказал ему о нас всё, - пояснил Соколов, вызвав этим осуждающие взгляды присутствующих.

- Ну не знаю-не знаю, - пожал плечами Радек, - в принципе, при том огромном влиянии Церкви, на переселенцев, иметь под боком религиозного деятеля, который не уверен в том, что понимает, кто мы и что мы представляем собой, как общество - довольно опасно.

- А так доверяться ему - не опасно? - заметил полковник.

- Да не, Карп - мужик правильный! - воскликнул Саляев. - Ему можно доверять. Да и что вы думаете, он побежит к патриарху на доклад, рассказывать о хронопутешественниках? Да его самого закроют в клетку, как жирафу!

- Ну да, логично, - заключил Радек. - Ладно, с этим разобрались. Лирика всё это. А проблема вот в чём, Вячеслав, дизеля-то наши не вечные.

Соколов кивнул и внимательно посмотрел на профессора.

- Используя масло, мы тоже проблему не решим. С ними больше мороки получим, да ещё и придётся дополнительных работников выделять на это дело.

- Нефть? - спросил Смирнов.

- А что нефть? Тот мазут, что мы собираем по капельке в Иркутске, целиком идёт химикам.

И Николай Валентинович начал доказывать необходимость обратиться к паровой машине. Начать использовать энергию пара, как двигателя ангарского прогресса. Радек заранее выразил сожаление о том, что придётся равняться на технологии не двадцать первого и даже не двадцатого века. Посетовал профессор и на сложности, связанные с этой технологией, необходимость прокатного стана, вероятностную громоздкость движителя.

- Николай Валентинович, а вы уже начали проектировать паровик? - постучав пальцами по столу, озабоченно спросил Соколов.

- Прототип почти готов, дело за котлом. И надо ещё вытачивать множество деталей. А я даже забыл про центробежный регулятор, хорошо мужики напомнили.

- Когда успели только? - удивился Вячеслав.

- Слава, ты же в Белореченские кузницы теперь не заглядываешь, - усмехнулся Радек.

Неясные перспективы с паровым двигателем, который уже был позарез нужен и на производстве и в речном судоходстве, нервировали Радека. Профессор хотел, пока живы ещё все попавшие в этот мир люди, сделать максимум полезного своим потомкам, чтобы им не пришлось слишком тяжело. Ведь после того как уйдут последние носители знаний о прошлой жизни, их дети останутся один на один с окружающей действительностью и технический задел ангарского общества будет давать преимущество перед более многочисленными социумами в этом жестоком мире. У самого профессора и его новой жены Устины уже было двое мальчишек, да вскоре появится третий. Ради них профессор и старался успеть больше, чем больше - тем лучше. Только сейчас, после появления стабильной базы для дальнейшего развития, беспокойство его начинало уходить, уступая место трезвому расчёту.

Профессор давно понял, что без нефти придётся туго, а первоначальный, казавшийся неплохим вариант с заменой дизельного топлива на масло, провалился из-за небольшого количества получаемого продукта и не лучшими качествами конопляного масла. Синтезировать топливо из угля - дело будущего, но уже сейчас Николай трудился над этим вопросом, отрядив двоих специалистов на первоначальные опыты. А пока придётся вспоминать преданья старины глубокой - использовать силу пара, заключённого в машине. Однако эта старина в нынешнем веке стала бы колоссальным прорывом, а дальнейшее обязательное и неизбежное усовершенствование машины позволило бы потомкам сохранить это общество, начало которому положило человеческое стремление к изучению неизведанного. Кстати, судя по краткому докладу Дарьи Поповских, потомства этого становилось год от года больше. Не обзаведшихся семьёй россиян осталось лишь девять человек, среди которых был Кабаржицкий.

- А мне некогда, у меня дел слишком много, чтобы уделять время семье, - буркнул Владимир.

И Саляев:

- А что? Мне и так хорошо! - улыбка расплылась на лице хитрюги.

- Непорядок, мужики, - покачал головой Смирнов, - у меня уже двое. Мы должны сделать это не для себя, а для того, чтобы вместо нас остались похожие на нас люди.

- Ну, допустим, похожих на меня пацанчиков бегает немало, да и пара девчонок, кажется есть, - ухмыльнулся Ринат.

- А что в этом, хорошего? Ты даже не знаешь, как их зовут! - возмутилась Дарья.

- Если вы допускаете многожёнство, то я согласен, - спокойно сказал Саляев.

Посмотрев на вытянувшиеся лица товарищей, Ринат рассмеялся:

- Нет, а что тут такого? Мне, как настоящему татарину, можно!

- Ты же атеист прожжёный! - воскликнул Кабаржицкий.

- Ну и что? - пожал плечами Ринат. - Зато я люблю разнообразие.

- Ладно, это не проблема. Главное, чтобы другие не захотели разнообразить свою жизнь. Хотя, в нашей ситуации это даже неплохо, - заключил Соколов.

Заканчивал совещание Игорь Матусевич, который только позавчера прибыл в Ангарск. Петренко же не смог посетить своих друзей, потому что ситуация на границе была довольно напряжённой. Не все туземцы соглашались платить енисейцам ясак, некоторые откочёвывали на восток и юго-восток, постоянно тревожа пограничников Ангарии. Да и сами казаки всё чаще и чаще попадались на глаза владиангарцам.

- Пока это не опасно. Но это только пока. Как и сам Енисейский острог не представляет для нас серьёзной опасности. Тревожная система поставленная вокруг периметра крепости работает на отлично, просил передать Ярослав. Сил для реагирования на нарушителей границы хватает, пока. Что будет дальше - понятно, ожидается увеличение как и перекочёвывающих туземцев, а как следствие и столкновений их с местными тунгусами. Так и увеличение количества казачьих ясачных команд, причём удельное количество енисейцев постоянно падает. Тенденции, как говориться, налицо.

Обсудив положение Владиангарска, ангарцы логично перешли к обсуждению нового средства обороны - новейшего ружья, сработанного в Белореченске в двух экземплярах. Это оружие отвечало практически всем требованиям относительно технологического положения Ангарии. Во-первых, уходил очень трудоёмкий в изготовлении скользящий затвор, заменой ему становился затвор, откидывающийся вправо. Во-вторых, отсутствие сложных профилей максимально облегчало производство. Простота обслуживания тоже была немаловажна - тем же крестьянам уже можно было доверить оружие, будучи уверенным в том, что оно не будет испорчено. Да и головная боль Радека - отсутствие высококачественных сталей, были этому ружью не помехой. Вдоволь наигравшись с ружьями и восторженно похвалив детище специалистов, собравших это чудо, тёплая компания пропавшей экспедиции, отмечала детали и преимущества нового оружия. После этого, когда ангарцы уже собирались выходить на улицу - пострелять из нового ружья, всех остановил Кабаржицкий:

- У меня вопрос к Игорю Матусевичу. Я имею информацию о том, что люди нашего уважаемого особиста регулярно уходят в тайгу на две-три недели, совершая длительные путешествия. Объясняя это обычными тренировками. Но, с моей подачи, и наши ребята попросились в такие походы - им было решительно отказано. В тоже время, люди Матусевича уходят, не спрашивая никого и не ставя в известность никого в посёлках, где они находятся, тем самым подрывая их обороноспособность! - последнюю фразу Владимир уже почти выкрикнул.

Все замолчали и повернули голову на майора, выходца из параллельной России.

Игорь, казалось, был совершенно спокоен, никоим образом не выдал и тени волнения.

- Мы уже обговаривали этот вопрос с Вячеславом Андреевичем, - подчёркнуто холодно отвечал майор.

- Что обговаривали? Уход без предупреждения? - напирал Кабаржицкий.

- Так, Володя, уймись пока, бульбаш ты наш горячий! Мы сейчас всё выясним. Причин, дающих возможность сомневаться в Игоре, я не вижу. Если бы люди Матусевича заваливали службу, я бы знал об этом. Ты преувеличиваешь, - несколько разрядил ситуацию Смирнов.

Матусевич выразительно посмотрел на Соколова, и, поняв чего хочет майор, Вячеслав прошёл на веранду. Люди начали также расходится и через некоторое время стали слышны выстрелы - тестировали новое ружьё.

- Ну говори, Игорь, в чём дело?

Матусевич напомнил Соколову об уговоре между ними, по которому его люди подчиняются только ему.

- Игорь, ты должен понимать, что всё это уже слишком затянулось, чтобы ты ставил такие условия. Сейчас ты не в том положении.

Майор кивнул и сказал о том, что в недалёком будущем и он и его люди неизбежно вольются в ангарское общество. Но пока у них осталась одна задача, которая требовала своего решения, чеканным голосом отвечал майор. Он рассказал, что в его 7510 году, что соответствовал 2002 году в исчислении, принятом в РФ Соколова на архипелаге Новая Земля была зафиксирована некая аномалия, в которой пропали сначала двое учёных, а затем и экспедиция Корнея Миронова, следы которой и искали его бойцы, отправляемые в поисковые рейды из точки высадки.

- Но почему ты думаешь, что они где-то здесь? - озабоченно сказал Соколов.

- Поскольку мы вышли там же, где и вы, то эту точку следует принять за константу. А вот насчёт временной составляющей этой аномалии у меня нет решения, - задумался Матусевич.

- Признаться, у нас с Радеком тоже довольно неясное видение этой проблемы, - проговорил Соколов. - Но почему ты мне не сказал это сразу?

- Смирнов же знал, я его поначалу за Миронова принял, - пожал плечами Игорь. - Стоп! А североамериканцы ваши - они что с Новой Земли сюда попали?!

- Нет, из киргизской аномалии-двойника, - опешил Соколов.

- А вышли здесь, в Новоземельске?

Соколов рассказал Матусевичу о том, как они вышли на американцев уже на второй год пребывания на Байкале.

- Между нашим и вашим появлением прошло семь лет. Вы пришли из 2008, мы из 2011, в вашем исчислении. Миронов попал сюда из 2006, в вашем исчислении, - медленно выговаривая даты и обдумывая их, Матусевич посмотрел на Соколова.

- Надо найти Радека, - Матусевич направился к двери, увлекая за собой Соколова. 

- Если допустить, что каналы выхода подобны сходящимся и расходящимся путям... Если также допустить, что после того, как мы прошли в аномалию её работа стала нестабильной... Если появления аномалии - это способ разрядки этих пространственных каналов и они вовсе не предназначены для путешествий, а лишь для выброса лишней энергии... - размышлял профессор.

- То что, Николай Валентинович? - поигрывая орешком, взятым из стоящей на столе стеклянной плошки, спросил Матусевич.

- Единственно то, что искать вашу экспедицию стоит только там, где мы нашли американцев.

Матусевич вопросительно посмотрел на Соколова.

- В долине Култука, несколько километров выше.

- Мы уходим завтра! - решительно сказал Матусевич, - прошу не чинить мне никаких препятствий, иначе это может нехорошо закончится, - Игорь бросил орешек обратно в плошку.

- Ты что, Игорь, с ума сошёл? Какие ещё препятствия? Но с тобой пойдут и наши, с этим ты хоть согласен? - ответил Соколов.

- Хорошо, готовность к выходу завтра в восемь утра. А сейчас я к своим, - сказал Матусевич уже у дверей комнаты. 

Темень, холодный злой ветер бьёт в лицо горстями колючих снежинок. Они лезут и в рот и в ноздри, противно. А ещё вчера после тихого утра даже выходило солнышко. Сегодня же погода не обещает подарков, температура воздуха заметно упала.

- Игорь, а лёд-то выдержит? - Саляев подошёл к передним саням, где Матусевич проверял аппаратуру, посредством которой его люди пытались вычислить местоположение мироновцев.

- Лука, поисковик не активируй, пока не выйдем на... А? Лёд? Лёд выдержит Ринат, декабрь был морозным, да и в ноябре полмесяца держалось за минус двадцать стабильно.

Вскоре шесть саней в утренних сумерках берегом двинулись от Ангарска вверх к незамерзающему устью реки, которое следовало обогнуть и выйти на лёд. Вместе с матусевцами на поиск пропавшей экспедиции из Русии отправилось и шесть человек из России. Постаревшие на девять лет срочники, парни, потерявшие Родину и семьи, стали за это время настоящими мужиками. Мужиками, жёсткими и крепкими, способными на многое, умеющими ценить дружбу и товарищество.

Санный караван двигался по льду недалеко от берега. Погонщикам оленей было крайне тяжело держать маршрут, животные явно чувствовали себя не в своей тарелке. Байкальские ветра, дующие с огромной силой, начисто сметали снег, покрывающий ледовую корку озера. Очень часто приходилось пересекать огромные участки голого льда, толщиной под полтора метра, сквозь который были видны камни на дне. Оленям, ещё перед тем, как ступить на лёд, пришлось наматывать на копыта заранее припасённые тряпки. Выйти же на берег пока не представлялось возможности, скалы и холмы вплотную подходили к берегу Байкала. Ринат помнил, что именно здесь пройдёт кругобайкальская железная дорога. Идея была воплощена грандиозная. Кругобайкалкя стала настоящей гордостью государства. Да и виды эти, ежели обозревать их из вагона поезда поистине великолепны.

'Хотя ещё неизвестно, будут ли строить эту дорогу в этом мире?' - думал Саляев, лёжа на санях и оглядывая засыпанные снегом склоны холмов.

После того, как вечернее небо потемнело и поднялся сильный ветер удалось, наконец, найти отличный карман между скальными выступами на самом берегу замёрзшего озера. Там можно было укрыться от непогоды на ночь, даже снега не было навалено, зато было полно валежника. Мужики разложили костры, поставили палатки. Распряжённые олени тут же завалились отдыхать, а сани, на всякий случай, составили у межскального прохода.

Саляев решил поинтересоваться у Матусевича насчёт аппаратуры для поиска пропавших людей:

- Игорь, а как ты хочешь найти кого-то среди тайги? Да и местность тут гористая.

Матусевич, сначала несколько поколебавшись, всё же нехотя начал говорить:

- Прибор действует по принципу распространения радиоволн и работы эхолота. Испускаются колебания, которые, отражаясь от складок местности, создают контурную картинку на сто или полтораста километров в одном направлении.

- А на что ориентирован поиск?

- У каждого члена экспедиции был специальный жетон, носимый на запястье, - Игорь показал на свои часы.

- Понятно. Маячок в часах. Ладно, я пока Белова в дозор поставил, через пару часов поменяешь? - Ринат посмотрел на лицо Игоря, безуспешно пытаясь найти хоть какие-либо эмоции. Нет, просто кивнул и отвернулся к своим.

'Ёкрный бабай! Трудный мужик. Хотя, в его положении...' - Саляев пожал плечами и пошёл к костру - залезать в спальник.

К вечеру третьего дня ледовой гонки ангарцы ступили, наконец, на берег близ устья Култучной.

Матусевич немедленно активизировал поисковый прибор. Долго и озабоченно вглядываясь в небольшой зелёный дисплей, он переключая диапазоны, задавая иные параметры поиска.

- Есть! - вдруг воскликнул Игорь и тут же принялся раздавать команды голосом, в котором чувствовалось немалое торжество.

Ринат подошёл к прибору - на дисплее неясно светилась мутная точка.

- Ринат, вы остаётесь здесь лагерем? - раздалось из-за плеча.

Саляев заметно оскорбился и Игорь, прочитав это чувство у него на лице, пошёл на попятную. В итоге, вместе с двумя десятками товарищей Матусевича вверх по Култучной отправились и Саляев с Беловым. Бывший американец Брайан стал действительно бывшим, даже имя своё, с помощью Яробора, поменял на Бранко.

- Знакомые места? - Саляев спросил идущего рядом с ним Белова.

- Ну да! Выше, километров двадцать или больше, наш бывший лагерь. А выход у одинокой скалы на пару километров вправо от лагеря и реки, там ещё скальные террасы над долиной. Ну где ты меня поймал, - улыбнулся Бранко-Брайан. - Я бы лучше там лагерь сделал - безопасней.

- А ты с Игорем не хочешь поделиться информацией?

- Так я ему вчера вечером всё и рассказал. Точнее, он сам всё выспросил, когда они пришли меня менять на посту, - на что Саляев только и усмехнулся.

Через пару часов люди вышли на искусственную полянку, образованную растущими полукругом деревьями.

- Вот это точно знакомое место. Тут мы на след американцев вышли. Эти пиндосы здесь остатки своего хавчика поразбрасывали, а мы за ними прикапывали, - Саляев подмигнул Белову.

Матусевич поморщился и, оглядевшись с несколько расстроенным видом, негромко сказал:

- Здесь.

Один из его офицеров, принёс прибор к Игорю.

- Да, это здесь, - озадаченно произнёс он.

Посмотрел на дисплей и Саляев. Матусевич же, сложив руки рупором, трижды, с минутными перерывами, прокричал заснеженному лесу:

- Миронов! Миронов!

Саляев покачал головой и показал на землю:

- Игорь, думаю стоит искать тут.

- Считаешь, что они... - Матусевич вопросительно посмотрел на Рината.

- Ну или просто закопали свои жетоны, тут одно из двух, - развёл руки Саляев. - Всё равно придётся копать.

Ринат отцепил с пояса широкий нож, у Белова в руках уже была сапёрная лопатка, два штыка ангарцы отдали бородатому лейтенанту Луке.

- Ищите холмик или чего похожее, - бросил Игорь и присел на поваленное дерево, почистив его от снега. Однако долго он не просидел, присоединившись к поиску. Вскоре Белов наткнулся на покрытый снегом бугорок, выложенный камнем и заметно просевший от времени. Теперь нужно было отогреть землю, поэтому на неё навалили сучьев и слежавшегося валежника, что в изобилии валялся под кустами. Через некоторое время закурился дымок.

- Игорь, а может всё-таки не стоит этого делать? Зачем их тревожить? - Ринат подошёл к Матусевичу, решив поделиться своими сомнениями.

- Мне необходимо проверить жетоны. Там записана информация о владельце, нужно установить их личности, - твёрдо сказал майор. - А вообще, странно, что они в могиле, их должен был забрать Миронов или его заместитель.

Через несколько часов показалась плотная серая материя, в которую было завёрнуто истлевшее до костяка тело. Останки аккуратно подняли и положили рядом с раскопом. Под первым телом оказалось погребённым и второе, третьи останки были погребены несколько правее.

- Спешили? - негромко спросил Саляева Белов.

- Не без этого, - согласился Ринат. - Игорь, может третьего вытаскивать не будем? Жетоны у тебя же.

Матусевич кивнул:

- Опять же странно, что три жетона были на первом теле.

Майор держал в руках три пластинки. Саляеву они напомнили немного вытянутые сим-карты для мобильного телефона.

- Закапывайте, мужики, - вздохнул Матусевич, а Саляев, наконец, распознал грусть в голосе железного майора.

У прибора собрались люди, чтобы узнать, кто именно был похоронен на этой поляне. Игорь вставил одну из пластинок в приёмник небольшого плоского ящичка, схожего с машинкой, которая работает с банковскими пластиковыми карточками. После небольшой паузы на дисплее высветилась текстовая информация:

- Это физик. Один из двоих первых пропавших в аномалии учёных, - глухо проговорил Матусевич, меняя жетоны.

- Сержант из отряда охраны экспедиции, - пояснил майор.

- Игорь, это паспорта что ли? - на вопрос Саляева последовал короткий кивок головы.

Третий жетон ушёл в приёмник.

- И ты всех их помнишь?

- Старший медик экспедиции, глухо у них дело, - сокрушённо покачал головой майор. - Да, Ринат, я всех их помню.

Близился вечер, ночевать на одной поляне с разрытой недавно могилой никому не хотелось, поэтому сборы были недолгими и уже через несколько минут отряд продолжал свой путь вверх по незамерзающей Култучной. Саляев помнил эти места - тут они вели к Байкалу зашуганных янки. Теперь же они с одним из бывших американцев ведут команду спецназа из иного будущего. Задуматься, так полная ерунда выходит. Сплошная фантастика, коридоры времени, эффект бабочки. Голова пухнет и не хочется об этом думать. Люди Матусевича такие же, как и его парни, разница невелика и в тоже время между ними целая пропасть.

Между тем, бойцы заметно напряглись, посматривая по сторонам - теперь уже, казалось, что пропавшая экспедиция совсем рядом. Матусевич упрямо шёл к скальным террасам, про которые ему говорил Белов. Поисковик показывал ещё один источник излучения электронных жетонов как раз у стены скальных образований. Со стороны, Матусевич, чуть ли не пускался бегом по присыпанным снегом камням, которых было в изобилии навалено у берегов реки. Култучная всё более походила на горную реку - небольшие водопады, каменные перекаты, пенящаяся вода с шумом убегала вниз. Пара часов изматывающего темпа и на вершине холма, там, где Саляев, в своё время, захватил Белова, ангарцы остановились как вкопанные. На площадке, которую, по всей вероятности, ещё и выравнивали, угадывались засыпанные снегом, обугленные остатки строений. Раскатившиеся по брёвнышку непрогоревшие углы срубов, кучи какой-то ветоши, железный хлам - решётки из-под стоявших на них приборов, мусор технологического свойства, сваленный в кучу и разваливающийся от поддавшей его ноги. Прибор Матусевича даже пискнул от количества жетонов. Посередине площадки возвышался небольшой холмик, с приваленными к нему со всех сторон камнями. На Игоря было страшно смотреть. 

Шаман Шогжал, униженный и злой, возвращался после неудачного рейда на стоянку недавно пришедших на Белую реку чужаков. Поначалу наткнувшись на их охотников, он легко разогнал этих презренных эвенков и потом желал идти прямиком в их поселение, благо с ним было более трёх десятков сильнейших воинов рода Медведя. Перед нападением воины устроили себе отдых, а шаман провёл обряд поклонения духу Медведя, надеясь на хорошую добычу, а вместе с ней и расположение алтын хана Гомбо Иэлдэна, чьим данником-кыштымом являлся род Шогжала. Прежний алтын хан, Шолой, не выказывал никакого расположения Шогжалу, сын же его был добрее. Может статься, что он приблизит Шогжала к себе, чтобы он собирал для него ясак с остальных родов. И тогда Шогжал станет выше. Но нет! О, Бог-Отец Медведь, ты был поруган и унижен какими-то большеносыми и круглоглазыми воинами, что имеют оружие, против которого бессильно всё искусство войны его лучших мужчин. Они валились как жёлтые листья, протыкаемые невидимыми стрелами. Великое оружие не для столь жалкого человечка, как Шогжал и только сам алтын хан может помериться силами с чужаками и отобрать у них великое оружие - невидимые стрелы. Если он не убьёт Шогжала за плохую службу ему. И тут шамана осенило!

- Надо украсть у чужаков одного из их этих ничтожных рабов-эвенков и тогда Гомбо Иэлдэн смилостивится.

На этот раз удача улыбнулась шаману - на исходе первой недели томительного ожидания в промёрзшем лесу ему попался эвенк, ставящий силки на белок. Защищался он весьма свирепо, зарезав одного воинов Шогжала, отчего тот завизжал от ярости. Всё меньше воинов у шамана! А этот, хоть и без одной кисти, а бьётся, как здоровый. Теперь нужно доставить его к алтын хану на допрос. А Гомбо Иэлдэн может дать воинов, чтобы он, Шогжал, пустил по ветру чужаков, обобрав их до нитки сначала, да забрав у них женщин и детей - Шогжалу нужны люди. 

Воины алтын хана продолжали наседать на большеносых чужаков, что оказались гораздо ближе, чем те, кто жил на Белой реке. Чужаки пробирались всё ближе к самим владениям Гомбо Иэлдэна. Они уже были на самих берегах великого моря. Старейшина одного из поселений донёс о появлении новых чужаков, которые, прогнав шутхэров-чёрных демонов, вернулись снова.Отправленные на разведку два десятка воинов алтын хана в ночной вылазке закидали стоянку чужаков стрелами, вызвав в их стане большой переполох. Скрывшись в единственном ближайшем поселении, наутро некоторые из воинов лишились жизни, когда стали сопротивляться озлобленным из-за смерти товарищей чужакам. После чего те забрали старейшину и, избив остальных воинов, ушли в свой лагерь. Оставшиеся в живых воины алтын хана ушли, чтобы вернуться с большим количеством людей и приказом Гомбо Иэлдэна убивать чужаков, изгоняя их из пределов подвластных ему ясачных земель.

Воины его старались этот приказ выполнять, постоянно держа в страхе большеносых. Те отвечали им, но зачастую их невидимые стрелы не убивали, а лишь заставляли воинов долго спать. Но иногда, когда храбрые лучники алтын хана ранили кого-либо их врагов, они стреляли настоящими стрелами, всё так же невидимыми, но которые уже убивали. Поэтому воины народа хотогойтов предпочитали держать чужаков на расстоянии, закидывая их стрелами, когда те выйдут из своей крепости на сопке и уходить в лес, не давая им возможности применить своё демоническое оружие. 

- Вот ты мне, дураку, скажи, какого ляда вы шарились со своим хитроумным прибором по ангарским сопкам и лесам?

Матусевич молчал, удручённо уставившись на пляшущие язычки пламени костра. А Саляев, распаляясь всё больше, продолжал, пытаясь выговорить майору сейчас всё то, что он не сказал ранее:

- Да пойми ты, мы с тобой в одной лодке! И твои проблемы - это и наши проблемы тоже! Не надо запираться в своём мирке. Поверь мне, любой из нас с радостью помог бы тебе и твоим людям. Ты же мотался, вон, в Енисейск по нашим делам! Попробуй доверять...

- Так, Ринат, всё - хорош давить на эмоции! - Игорь резко поднялся и ушёл к месту эксгумации могилы, видя, что его парни кое-что нашли, едва начав раскапывать.

Увидев подошедшего начальника, Лука передал Матусевичу небольшой, стального цвета ящичек.

- Сверху было, товарищ майор. Мы не будем раскапывать дальше?

- Да-да, заложите камнями получше, - Игорь в задумчивости отошёл к палатке, где была сложена аппаратура.

Всего жетонов было двадцать семь. Инженеры, физики, медики, бойцы охраны... Новгород, Люблин, Москва, Вильно, Николаевская, Салтыковка, Пятигорск, Уральск...

Матусевич , добавив в ящичек три жетона из первой могилы, пробормотал:

- Тридцать, осталось двадцать восемь.

К Игорю подошёл капитан, отправленный на осмотр местности, вернулся он не с пустыми руками.

- Товарищ майор, разрешите доложить? - после кивка майора он продолжил:

- Имело место нападение местных туземцев на это поселение. Вокруг сгоревшего посёлка найдено во множестве стрел и их обломков, а так же остатки факелов, что говорит о ночном нападении или о попытке сжечь постройки. Неподалёку, по радиусу, обнаружено несколько костяков туземцев. Останки одежды, украшений и оружие позволяет сделать вывод о том, что нападавшими были не представители тунгусских народностей, а буряты. Нападение, по всей видимости, было отбито, но с большими потерями для оборонявшихся. Найдено шесть полностью израсходованных импульсных батарей для парализаторов, что говорит о том, что интенсивность стрельбы была очень высокой, а мощность зарядов - на летальном максимуме. Похоронив убитых, люди Миронова, ушли в неизвестном направлении.

- Надо поработать с местными, покошмарить их, - подошёл Ринат.

- Саляев, что ты лезешь?! - вскипел Матусевич.

Ангарский майор подобрался, готовый к любому развитию ситуации. Но Матусевич внезапно обмяк и тронув Саляева за плечо, проговорил:

- Извини, Ринат. Сорвался.

Вскоре Игорь собрал вокруг себя всех своих ребят и сказал короткую речь. Вначале он признал, что был неправ, когда не поставил ангарское руководство в известность о своей миссии. Что опрометчиво понадеялся на свои силы. Единственно, что Матусевич смог сказать в оправдание, было то, что случившаяся беда произошла около пяти лет назад. Если судить по состоянию останков найденных неподалёку.

- Это значит, что Миронов попал сюда уже после того, как мы увели отсюда американцев, которые кошмарили местных. Брайан, ты помнишь, где деревня туземцев, откуда уводили девок? - Саляев посмотрел на Белова.

Перед тем как разбить лагерь, Матусевич отправил троих бойцов с Граулем во главе к Байкалу, где с оленями оставались четверо морпехов. До темноты спецназовцы должны были достичь берегов озера. Палатки ставили чуть ли не на том месте, где раньше стояли палатки американцев. Место было открытое, с одной стороны река, с другой лес не доходил метров сто. На террасе же было слишком опасно, подступавший вплотную к скале лес мог скрывать подкрадывающихся врагов. В любом случае, столкновения с кем-либо были нежелательны. По крайней мере, пока.

- Ну что, с утра пойдём в ближайшее поселение, это выше по реке, - сказал Саляев, сидя у костра, на котором готовилась каша. - Туда ещё янки за жратвой постоянно наведывались.

- И не только за жратвой. Но там народу не так много, чтобы они смогли организовать такое нападение, - Белов подкинул пару сучьев в костёр.

- Значит, им помогли. Вот и выясним, кто именно. И куда ушли люди Миронова, - твёрдо сказал Матусевич, - готовьтесь, завтра сходим в деревню. 

Туземная деревня исчезла. Жившие тут люди давно ушли, не оставив практически ничего, с большим трудом Белов узнал то самое место, где прежде стояли чумы и шалаши туземцев. К которым за едой и женщинами постоянно наведывались парни Малика. Ниточка, которая должна была дать пищу для размышлений, порвалась. Нужно было решить, что делать дальше.

- Будем искать, пока есть возможность. Батарея поисковика может проработать ещё шестнадцать часов, после чего прибор придёт в полную негодность, - сообщил Матусевич.

- Предлагаю обдумать пути возможного отхода оставшихся в живых людей, - заявил Саляев. - Они должны были в условиях жёсткого цейтнота уходить прочь отсюда.

- У тебя есть варианты? - прищурился Матусевич.

- Я предлагаю для начала обследовать наиболее удобное место для обороны, - Саляев указал на дальную сопку, покрытую лесом и имеющую причудливым желанием природы двойную шапку. Издали казалось, что у сопки была двойная вершина, словно огромный верблюд прилёг на зелёный ковёр тайги и два пологих верблюжьих горба поднимались ввысь.

- Ну давай, обследуй. Тебя никто не держит, - пожал плечами Матусевич.

Ринат ехидно оскалился в улыбке и, подхватив свой рюкзак, махнул Белову, следуй, мол, за мной.

- Белов, ты не обязан следовать за ним! - повысил голос Игорь.

Брайан удивлённо покачал головой и, оправляя лямки своего рюкзака, ушёл догонять Саляева.

- Лука, Трифон! Идите с ними, смотрите по обстоятельствам, - майор приказал двум своим людям следовать за ангарскими бойцами. А сам потянулся к поисковику.

Путь до сопки был не близкий. По сильно пересечённой местности топать до неё километров пятнадцать, не меньше. Конечно, Матусевич сразу после того, как Саляев скрылся в ближайшем перелеске, просветил ту местность. Следов носимых членами экспедиции именных жетонов не было обнаружено.

'Топай-топай, много не натопаешь' - ухмыльнулся Матусевич.

Сам же майор хотел пересечь отстоявшую на десяток километров холмистую гряду со скальными выступами, чтобы обследовать обширную местность за ней. А пока отряд майора готовился к обеду.

Ангарцы, не снижая темпа, уходили по направлению к сопке.

- Эй, мужики, давайте помедленнее! - нагнал вдруг Белова с Саляевым окрик сзади.

'Чёрт!' - чертыхнулся Ринат.

- А вы думали, одни пойдёте? - ухмыльнулся Лука, увидев нахмурившееся лицо Белова.

Оба офицера прошли вперёд, упреждая вопрос Рината, явно опасавшегося подставлять им спину.

- Ну, пошли, что ли? - улыбнулся Лука. - А наши люди там, ты верно предположил, Ринат.

- Чего? - опешил Саляев.

- Я увидел минимум с десяток обнаруженных жетонов на сопке, которую ты хотел обследовать в первую очередь.

Трифон, насупившись, остановился:

- Почему ты не сказал майору об этом?

- Я ему дал посмотреть самому, правда, перенастроив диапазоны и изменив параметры поиска, - ухмыльнулся Лука.

- Зачем ты это сделал? Это же измена! - Трифон попятился.

Белов чуть было не влез в разговор двух матусевцев, но был вовремя остановлен Ринатом. Поднеся к губам указательный палец и покачав головой, Саляев говорил этим ему 'Не лезь!'. Ангарцы замерли чуть поодаль Луки и Трифона, ожидая развязки.

Тем временем, Лука, наседал на Трифона, яростно выговаривая ему то, чего прапорщик и не знал:

- Ты думаешь, он только спасти их хочет? Ему база нужна, а она у него из рук уходит! Вот он и злится. Думаешь, он мне говорил о мягкотелости и нерешительности ангарского руководства просто так, для дальнейшего перетирания этого между нами?

Трифон нерешительно переминался с ноги на ногу, пытаясь найти слова в защиту майора. Но перед ним вставали и картинки проведённого в Ангарии времени. Саляев же прекрасно понимал, что Лука сейчас разговаривает не столько с Трифоном, сколько с ним, с Ринатом.

- Короче, решай сам, Трифон, с кем ты - но помни, что за Игорем нет будущего. Как нет и правды. 

- На левом склоне, Ринат, правь туда, - указывал Лука. - Пара часов и мы на месте.

Продолжающаяся гонка совершенно вымотала Белова, чуть лучше выглядел прапорщик Трифон, начал чувствовать наваливающуюся усталость и Саляев.

- Лука, погоди, парни умотались - давай перед последним броском привал сделаем.

Саляев до конца не доверял этому офицеру, сказывалось то обстоятельство, что люди из группы Матусевича казались Ринату настоящими профессионалами и вот сейчас один из таких профессионалов фактически сдал своего командира и буквально заставил это сделать своего товарища. Лука это чувствовал:

- Удивляешься? Думаешь, предал я его? - Ринат и не нашёлся, что ответить, а просто кивнул головой.

- Нет, - засмеялся Лука, - он сам предал нас, когда захотел мятежа.

Увидев округлившиеся глаза Рината и Белова, Лука рассмеялся снова, а потом, моментально придав лицу серьёзное выражение, медленно, с расстановкой, сказал:

- Нет, впрямую он не говорил ничего такого, за что у нас полагается пулю в лоб, за измены. Такого не было. Но рассуждая о мягкотелости вашей власти, а особенно Соколова, он, тем самым, настраивал ребят против организованной власти. А это карается в уголовном порядке.

- А что остальные? - спросил Белов.

- А что остальные? - повторил Лука. - Ребята всё понимают, но они, как и Трифон, ему доверяют. Сам же видел, как непросто было его переубедить. Дело в том, что подготавливая мятеж, он, тем самым, идёт против основ порядка. Получится хаос, бойня, которой воспользуются соседи и вся эта благостная картинка ангарского княжества рухнет.

- Он говорил, что они из другого государства, - буркнул Трифон.

- Ну какого другого? Что Русия, что Россия - суть едино. И по сути - мы единое целое. А Московия - наши предки, с которыми надо выстраивать ровные отношения, но сливаться нам сейчас никак нельзя.

Саляев с Беловым сидели, привалившись к стволам здоровенных лиственниц, обдумывая слова Луки. Всё то, что он сказал. было верно. Но почему не уходит чувство тревоги?

Тут же плечо ожгло волной внезапной боли. Саляев с рычанием перевалился на снегу, пытаясь выхватить с поясной кобуры пистолет - один из последних в Ангарии, для которого оставались боеприпасы, поэтому с него Ринат букально сдувал каждую пылинку. С первого раза не получилось, рука онемела, доставать же пистолет другой рукой было крайне неудобно. А Белов и Лука уже стреляли, Трифон выцеливал кого-то, мелькающего за деревьями. Рядом с головой Рината, в снег ударили ещё две стрелы. Саляев отполз за выдающиеся из снега корни высокого дерева и там перевёл дух. Услышал он и голоса врагов - они перекрикивались между собой, высокими, гортанными голосами.

- Ринат, они пытаются зажать нас с флангов, - крикнул Белов.

- Отходите вверх!

- К сопке! - Лука, повалив парализующим зарядом лицом в снег очередного туземца, начал пятиться к Ринату.

- Отходи, прикрываю! - Ринат, наконец, смог стрелять, разбавляя бухающие звуки ружья Белова хлопками своего АПС. Парализаторы же работали совершенно бесшумно. Казалось, туземцы не спешили подойти на расстояние рукопашной схватки, решив закидывать своих неприятелей стрелами и дротиками. А может и хотели сначала подранить врага, а потом, навалившись, решить исход схватки.

Уходя вверх, ангарцы отстреливались, сыпали ругательствами. Уже и Трифон и Белов истекали кровью, и если Белову стрела лишь порвала кожу на бедре, распоров штаны, то у бывшего матусевца стрела засела в плече. Вырвать же широкий наконечник из тела товарища Лука не решился, пришлось бы вырывать её с мясом. Белов уже несколько раз останавливал попытки туземцев обогнать ангарцев и подняться выше, дабы закидать их стрелами и сверху. Патронов оставалось всё меньше, а нападающих, казалось, меньше не становилось. Над головами ангарцев вновь засвистели стрелы, но уже сверху.

- Обошли всё-таки, гады! - выкрикнул Белов.

Однако стрелы эти находили свои цели не среди уставших и окровавленных беглецов, а довольно таки метко впивались в тела преследовавших их туземцев. Воодушевлённые поддержкой невидимых пока союзников, ангарцы принялись расстреливать иссякающие боеприпасы, оставив, правда, каждый свой запас. Наконец, не выдержав обстрела, преследователи стали отходить, теряя своих товарищей. А вскоре и вовсе с воем разбежались.

- Сидите, где вы есть! - донеслось сверху.

Саляев привалился к дереву, пытаясь выдернуть стрелу. Тут же, до потемнения в глазах, его накрыло волной острой боли, едва он начал её раскачивать. Наконечник стрелы засел довольно глубоко, чтобы вот так его можно было вытащить. Саляев зашипел и откинул голову к стволу. Тем временем, показались неожиданные помощники ангарцев. Бородатые мужики в меховой одежде, в руках арбалеты. Ринат почувствовал вдруг дикую, ни с чем не сравнимую усталость. Чудовищно хотелось прилечь на мягкий, прохладный снег и отдохнуть с часок.

- Эй, ты стрелу-то не ковыряй. Степаныч вытащит, погодь малешко, - пробасил один из бородачей Саляеву, а когда тот повалился набок, просто взвалил его на себя и, приказав всем следовать за ним, начал подниматься наверх. Двое из незнакомцев ушли собирать свои стрелы. Остальные двое бородачей, внимательно оглядывая ангарцев и горя желанием задать им множество вопросов, подняли их рюкзаки и следя за раненым Трифоном, сопровождали их до... Не то, чтобы забора, а какого-то нагромождения торчащих кольев и острых палок, частокола и пары башенок, связанных в целое полосками кожи. Пройдя вдоль этого причудливого сооружения, люди оказались как бы под ним и, пролезая в проделанный над головой лаз, оказывались на самом краю довольно широкого пространства. Чуть поодаль была сложена двойная изба, напоминавшая казарму. Виднелось несколько полуземлянок, крытых дёрном. Сидевший на башенке пожилой мужик с интересом оглядывал гостей их убежища.

- Никак русские, слава Богу! Кто такие, Семён? - крикнул он тащившему Саляева мужику.

- А хрен их разберёт, - отвечал бородач, передавая бесчувственного раненого на руки двум парням и жестами указывая Трифону следовать за ними. Семён, присев на деревянную чурку, указал Белову и Луке на свободные места у костра.

- Зовите Корнея! - крикнул он кому-то невидимому. - А вы сейчас представитесь, расскажете, кто и откуда. Надеяться на то, что вы спасательный отряд, я не буду - одёжка ваша не говорит о сём.

Голос Семёна отличался прямо таки показным равнодушием и какой-то отрешённостью. Даже разговаривая со спасёнными его людьми незнакомцами, взгляд его не останавливался на них. Белов даже малость оскорбился подобной нетактичности.

Пришёл ещё один мужик в мехах - невысокий, коренастый - он отличался от Семёна живостью движений и цепкостью глаз, этот не был скуповат на эмоции, как Семён. Вопросы задавать начал тоже он:

- Здравствуйте, мужики. Кто такие, откуда? Как к нам добрались и что здесь творится?

- Следовательно, вопрос где вы находитесь, вас не интересует? - улыбнулся Лука.

- Я бы предпочёл, чтобы вы сначала ответили на мои вопросы, - мягко сказал Корней.

- Хорошо, Корней Андриянович, зовут меня Лука Игнатьевич Савин. Родом я с воеводства Кубанского. Добрались к вам с Ангары, по льду байкальскому. Собственно, вас, товарищ Миронов, и искали. А творится здесь покорение Сибири Московским царством. А именно - год семь тысяч сто сорок пятый от сотворения мира, - Лука вдоволь насладился эффектом, произведённым его словами.

К чести Миронова, он воспринял эту информацию спокойно, в отличие от шумно задышавшего Семёна.

- Ну допустим, это так, - всё тем же елейным голосом продолжил Корней, повернувшись к Белову:

- Ну а ты чего расскажешь, воин?

- Зовут меня Брайан Белов, то есть Бранко...

- Так Брайан или Бранко? - рассмеялся Миронов. - Да ты не тушуйся, я не дознаватель. Можешь и приврать, коли нужда в том имеется. Так откуда ты?

- С Орегона, округ Лэйн. Это на побережье Тихого океана, немного севернее Калифорнии.

- С южных владений Аляски? - неожиданно обрадовался молчавший доселе Семён. - У меня там много родни, в Барановске! Надеюсь, когда мы вернёмся домой, Аляска уже воссоединится с Матушкой-Русью.

- Не знаю, - пожал плечами Белов, - хотя, было бы неплохо, конечно.

И тут до Семёна наконец допёрло:

- Какой ещё Орегон, какой округ Лэйн? Ты откуда, парень? - нахмурился он.

- Городок Флоренс, - обречённо ответил Белов.

- Не понял. Я был за канадской границей в южных владениях Аляски. Не припомню что-то ни Орегона какого-то, ни Флоренса.

- Орегон, это один из пятидесяти штатов, составляющих Соединённые штаты Америки, - проговорил Брайан.

- Как пятьдесят? - опешил Миронов. - Их же двадцать восемь - каждый школяр это знает!

- Брайан из параллельного мира или из вариантного будущего, - выручил наконец Белова Лука. - Как и все люди, что основали Ангарское княжество, которое мы сейчас представляем.

Вкратце, насколько это было возможно, Лука, с небольшой помощью Белова, поведал Корнею об истории проблемы хронопереходов и последовавших за этим изменений в мире. Миронов задумался, прикрыв глаза. Семён же ошалело поглядывал на Луку, на Белова, который наконец, вспомнил о своей ране, вытащив из кармашка рюкзака обеззараживающее средство. Лука, тем временем, стал обрисовывать Корнею Андрияновичу общую ситуацию, сложившуюся в этом сибирском регионе. Об Ангарии, Соколове и его людях, о величине осуществлённого и о грандиозности задуманного. Отдельно он предостерёг Миронова, рассказав тому о Матусевиче и о сложившейся в связи с его амбициями патовой ситуации.

- Лучше всего будет, если вы просто соберётесь и мы все вместе немедля отправимся к Байкалу, - сказал вдруг Белов.

Лука тут же поддержал своего товарища:

- Да и парни с оленями нас заждались.

- И что, мне всё бросить? А под сопкой у нас огороды разбиты, скотинка реквизированная. Место насижено, уходить и бросать его? Не думаю, что это сейчас возможно.

- Всё бросать не надо. Советую оставить лишь ваши жетоны, - твёрдо сказал Брайан. - Как приманку для Матусевича.

- А уходить надо быстро, иначе дождётесь отряд шибанутого на голову майора, - добавил Лука.

Миронов пробормотал, что ему надо посоветоваться с товарищами и скорым шагом ушёл к двойной избе. Семён предложил ангарцам проведать их друзей, находившихся в лазарете. По дороге к небольшой пристройке он с грустью поведал, что от команды медиков в живых остался лишь один человек. Оказалось, что отношения с туземцами отчего-то не заладились сразу после их появления в этом мире. По поисковику, бывшему у отряда охраны удивительно быстро были найдены оба учёных, попавших сюда первыми. Их просто забрали у туземцев в небольшой деревушке, где они пробыли три с небольшим месяца на положении рабов, таскавших хворост, следивших за животными и выполнявших всякую работу, грязную и не очень. Туземцы не сопротивлялись тому, что у них забирали бессловесных прежде работников, которые теперь с радостными воплями обнимали солдат. Но через несколько дней лунной ночью были убиты стрелами четверо человек, в том числе и один из спасённых учёных. Рано утром был проведён рейд в деревню откуда забрали учёных, а бойцы нашли там стрелы, аналогичные тем, что вытащили из трупов. Они были лишь у нескольких воинов, отличающихся от бурятов более богатым одеянием. Пытаясь добиться ответа от старейшины, бойцы в конце концов устроили в деревне избиение мужчин. Упокоив высоким зарядом парализатора нескольких особо буйных воинов, тех, что отличавшихся от других туземцев селения, старейшину и его семью уволокли в лагерь, как заложников. Там ему показали трупы и стрелы, которыми были убиты люди. Старик, побледнев, замотал головой, выказывая непричастность его поселения к этим убийствам.

- Гомбо Иэлдэн! Алтан-хан! - верещал старейшина, всячески открещиваясь от показываемых ему стрел.

Убийства продолжились через два дня, когда погибли в бою двое солдат, находившихся в карауле. По всей видимости, подкравшиеся враги застигли солдат врасплох. Что, впрочем, не помешало им забрать с собой и нескольких нападавших, чьи трупы остались в траве, когда пришла запоздалая помощь. Горящие мщением бойцы отправились в деревню, откуда были взяты заложники, но оказалось, что поселение исчезло. Люди, жившие там совсем недавно ушли, даже пепел костра был ещё тёплым. Но нападения на отдельных людей, находившихся вне группы, продолжались. Тогда, несмотря на то, что аномалия могла открыться в любой момент, экспедиция ушла на скальную террасу, где было построено убежище. Ну а дальше... Дальше было всё очень страшно. Почти каждый день лагерь подвергался обстрелам из луков, благо близко растущий лес позволял врагу подкрадываться поближе, минуя дозоры, словно на экспедицию была открыта охота. Обстрелы эти обычно не приводили к жертвам, но зато держали людей в постоянном напряжении. Любой выход из лагеря сопровождался опасностью нападения, будь то охота, поход за водой или хворостом.

А однажды, тревожной осенней ночью случилось то, чего они все так боялись - туземцы подожгли частокол и ворвавшись в лагерь, устроили резню. После которой оставшиеся в живых члены экспедиции ушли к дальней сопке, где устроили новое убежище, которое аборигенам спалить было не под силу. Постоянно пополнялись запасы камня на укреплениях, вместо израсходованных батарей для парализаторов инженеры сработали неплохие арбалеты - простые и удобные. Постепенно мироновцы отвоевали себе право на жизнь. Туземцы беспокоили их всё реже, но регулярно, видимо, для порядка. Отчего они так взьелись на небольшую группу хронопутешественников было совершенно неясно. Они как будто за что-то мстили людям Миронова.

- Я понял, почему они мстили, - сказал вдруг Белов. - Это всё наши гуталинчики виноваты. Если бы они не терроризировали местных туземцев, те бы не вымещали свою злость на чужаках.

- Ну а дальше чего было? - посмотрел на Семёна Лука. - Вы бы спалили пару-тройку поселений в ответ, чего просто сидеть и ждать, когда вас запалят?

- Кем? - воскликнул Семён. - Бойцов уже оставалось семь человек. Остальные - научные специалисты и несколько инженеров. Только и осталось - спрятаться за забором, да ждать покуда помощь не придёт по сигналу жетонов. Да и не похожи были они на местных, побогаче как-то смотрелись и понаглее что ли.

- А в Ангарии туземцы и ясак сдают и в дружине служат. А местные князьки сыновей в школы шлют, где они лояльными становятся. Всем и хорошо, - Брайан, видимо, решил во что бы то ни стало уговорить мироновцев на уход к Соколову.

Белов сказал это уже перед дверью в лазарет, где находились их товарищи.

- Только гурьбой не лезьте в комнату, а то Максим разнервничается, - предупредил Семён.

С Трифоном оказалось всё хорошо - стрелу аккуратно вытащили, промыли рану, зашили. После перевязки он был отпущен врачом на все четыре стороны. С Саляевым же было гораздо сложнее - рана оказалась серьёзной, к тому же Ринат потерял много крови. А теперь он лежал на боку, на топчане у окна и спал.

- Я промыл рану раствором антисептика, завтра отёк перейдёт в воспаление, - вытирая руки, сказал вошедшим врач. - В принципе, ничего страшного. Нужно время.

В лазарет заглянул Миронов:

- Мужики, пойдёмте в дом. Надо поговорить.

В большей комнате за столом сидело шесть бородатых мужиков с напряжёнными, раскрасневшимися лицами.

- Лука, у нас прошёл совет - все единогласно решили идти с вами, - заявил Миронов.

- Если недалеко есть обустроенное общество, то нам жизненно необходимо с ним соединится. А то сидеть тут в глуши смысла нет, - сказал один из сидящих бородачей.

- Берите только самое необходимое, уходить надо немедля. Носилки для раненого есть? - спросил Лука. - Будут, - вставая, ответил один из мужиков.

- Собираемся! Всем сдать мне жетоны, - распорядился Миронов. - А пока я с Лукой напишу записку вашему Матусевичу.

Бородачи разбежались собирать народ, а Корней уселся за стол. Буквально через полчаса все двадцать восемь человек были готовы к выходу из лагеря. Среди них было всего лишь две женщины лет тридцати. У каждого за плечами был мешок, а в руках - арбалет. Только у двоих были парализаторы, в том числе и Семёна, который был у мироновцев ответственным за оборону. В ответ на удивлённый взгляд Луки Семён ответил, что мол, батарей осталось всего три и их берегли на крайний случай. Уходили через второй, нижний выход из лагеря. До небольшой дуге обогнув сопку, колонна, соблюдая меры предосторожности, вышла к Култучной. Далее оставалось лишь следовать её течению до самого Байкала, где их ожидали сани. И идейный вдохновитель мятежа против Матусевича - капитан Павел Грауль. 

Полумрак, царивший прежде Михаила в палате, был разогнан множеством свечей. Искусно расписанные причудливыми плетениями стены и потолок осветились ровным и мягким светом. Служка незаметно затопил печь, покрытую красивейшими муравлеными изразцами. Никого из бояр царь приглашать не стал, присутствовал лишь голова Сибирского приказа, который сегодня уже отчитывался по присланному в Москву ясаку и по взаимным претензиям различных острожных воевод Сибири по поводу разграничения ясачной территории. Дело сие было зело трудным, каждая из сторон упирала на нераденье стороны иной и заявляла о собственной исключительности в деле пополнения казны русской. Едва узнавший о приезде в Москву Михаила Беклемишева, самодержец немедля затребовал его к себе. Прошедший в трудах день сильно утомил царя, но уж очень интересно было ему узнать о делах, что происходили на самых дальних украйнах его государства. Остальные видные бояре и головы Кремлёвских приказов толпились у закрытых дверей, а средь них ожидал только-только прибывший в Кремль енисейский воевода.

Вошедший в царские палаты думный дьяк с поклоном сообщил царю, что Васька Беклемишев покорно ожидает высочайшего дозволения войти. Государь нетерпеливо махнул рукой, приглашай мол. Беклемишев вошёл, отвесив поклон царю и, ожидая дозволенья говорить, смотрел в пол, покрытый поверх войлока зелёным сукном.

- Ну, Василей, рассказывай, что в землице ангарской творится? Что за людишки там, есть ли за ними сила? Торгуют ли, да чем? Но сначала молви мне как ясак сбирается!

- Великий государь, Михаил Фёдорович! С обоего, с государева ясаку и поминок с ясачных, с окладных и с неокладных волостей и с новых землиц на нынешней на сто сорок шестой год собрано семь десятков сороков соболей да два соболя, да три сорока недособолей, да шесть шуб собольих тунгусских, да два десятка бобров чёрных и рыжих, да дюжина кошлоков рыжих, семь лисиц красных черночеревых, дюжина лисиц красных белочеревых, да четыре выдры, розсомах тако же четыре. А цена тем ясачным соболям положена в ценовной росписи. А недобранного ясаку, государь, и вовсе нету.

- Добро же ты ратуешь казне нашей, - покивал головой Михаил. - Да токмо, расскажи мне, что за град Ангарск такой и что за государь там имеется?

- То, государь, на Ангаре реке стоит княжество Ангарское и государем у них Сокол князь обретается. А град Ангарск стольный град есть, град рубленный, да с посадом. Церква стоит наша, православная.

- Сам ли княжество своё держит, али под чьей-то рукой ходит? Далече ли до царства Китайского?

- Сам, великий царь, княжество своё Сокол держит. А сколь далёк путь до Китайского царства, то мне крепко не ведомо, токмо людишки ангарские промеж себя бают, что далече оно, да дорога туда зело трудна и опасна.

- Сильны ли? - Романов снял тафью, в палате становилось жарковато.

- Сильны, государь, - кивнул Беклемишев. - Пушек, мушкетов в изобилии у них имеется. Железо льют во множестве. Крепости, что реку запирают, каменные, да с пушками. А мушкеты не то, что у нас имеются.

- Как так, что за мушкеты? - заинтересовался Михаил.

- Мушкеты ангарские лучше немецких, лучше италийских - и сработаны просто и заряд мечут столь часто и далеко, что можно цельную рать выбить, покуда она идти будет до рядов ангарских.

На лавке крякнул Борис Лыков, явно пребывавший в смятении от речей, в царских палатах ведущихся.

- Цыц! - прикрикнул на него самодержец. - Знал о сём? То-то и молчи!

- Мне Василий Михайлович не отписывал, - попытался оправдаться Лыков, но царь его не слушал.

- А бьют ли казачков? - прищурил глаз самодержец. - Хотят ли землиц сибирских?

- Казачков енисейских токмо гонят, ежели те на ангарскую землю ступят. А разбойных казаков, что против закону сбирают ясак, берут в полон. А по землице, говорил князь Сокол можно и разговоры весть.

- Добро. А что по сему скажешь? - самодержец кинул в сторону воеводы золотой кругляш, тот ловко поймал его и на ладони Беклемишева оказался ангарский червонец, на котором тускло отражались огоньки с подвешенных светильников.

Василий Михайлович попросил дозволенья внести дары князя Сокола. Кожаный мешочек с золотыми цервонцами, отлично выделанные шкурки соболей, горностая и нерпы, изящное зеркальце в золотой оправе и ружьё с отомкнутым штыком и патронташем, полным зарядов к нему. Самодержец даже встал с трона и подошёл поближе, чтобы разглядеть дары Сокола.

- Богато сработано, - отметил он, взявши изящное зеркальце.

- Великий государь, - осторожно начал Беклемишев. - Ангарский князь Сокол обязуется слать богатые дары на Русь каждый год, ежели ты, великий царь, дашь своё позволение на проход ангарских караванов по мангазейскому пути. А ещё, государь, князь Сокол хочет щедро платить золотом и мягкой рухлядью ежели ты, государь, станешь полонянных людишек ему посылать с Литвы или с Ливонии.

- На что ему людишки? Ужель мало душ в государстве его?

- Нужны ему крестьяне, государь. Воинов много, мастеров много, а крестьян совсем малое число.

- А ежели отряд стрельцов при пушках и с даровитым в воинском искусстве воеводой на Сокола того пустить? Сдюжит ли? - внимательно посмотрел на воеводу царь.

- Сдюжит государь, - вздохнул Беклемишев. - Отряд Ондрея Племянникова на трёх стругах с сотней казаков ангарцы ко дну пустили, не дали к крепости и близко подойти. А ежели и подошли бы - про ружья ихнеи я сказывал особо.

- Людишек ему значит, за золото и меха, - усмехнулся Романов. - Ну что же, будут ему людишки!

Беклемишев, видя как царь живо интересуется ружьём, предложил назавтра с утра пострелять по воронам, что в изобилии водились в Кремле. У царя даже проявлялась периодическая мигрень, вызывавшаяся их истошным гвалтом. Соколы, державшиеся на службе не справлялись с этими пернатыми волками, что постоянно склёвывали и пускали по ветру лохмотьями позолоту куполов кремлёвских храмов.

- Пошто с утра? Сейчас же и учнём! - воскликнул Михаил.

Промозглая погода с резким холодным ветром и ворохом острых снежинок, будто бы старательно метаемых им в лицо, не располагала к показательной стрельбе. Михаил поморщился, а дюжий боярин , глава сокольничего приказа с удовольствием предложил самодержцу испытать мушкет в нижних палатах приказа Большого Дворца, чем вызвал на себя гневный взгляд князя Алексея Львова, голову дворецкого приказа.

Тёмные своды нижних палат мигом осветились десятками свечей. Беклемишев посоветовал Львову заранее приказать служкам открыть находящиеся под потолком прямоугольные слюдяные оконца. Пара бояр приволокла, наконец, к несчастию для Алексея Львова, замеченный Михаилом в коридоре при лестнице полный комплект рыцарского облачения, который его предок стащил с трупа какого-то немецкого рыцаря ещё в Ливонскую войну. Кое-как установив его к дальней стенке, уложенной деревом, да подвязав к крючьям, торчащим из стены выше деревянной обивки, бояре шумно сопя, отошли к стоящим в сторонке остальным вельможам.

- Ну показывай, Васька, как сей чудной мушкет палит. Чай тут порох не сдует, - рассмеялся царь. Захихикали и бояре.

- Государь, нету тут отсыпного зелья, - удивил царя Беклемишев. - Токмо патрон, яко его называют в Ангарском княжестве. Тут взводится курок, здесь нажимаем на личину и открываем затвор кверху, берётся сей патрон и кладётся в приёмник до упору, закрываем затвор, дабы он щёлкнул. Опосля поднимаем прицел и целимся супостату в голову, нажимаем на спуск, - последние слова воеводы потонули в грохоте выстрела. А Беклемишев продолжал стрелять, второй выстрел, третий, четвёртый, пятый. Помещение потонуло в едком дыму, многие закашлялись. Царь приложив платок к лицу, с восторгом и озорным блеском в глазах смотрел на оружие.

- Ежели у моих стрельцов были бы такие мушкеты, никакие ляхи сейчас бы не терзали народ православный! Дай-ко и мне! - Царь буквально выхватил ружьё из рук воеводы.

- Сказывай, что делать! - прикрикнул на Беклемишева самодержец.

В итоге доспехи превратились в куски железа со рваными краями, а шлем даже раскололся от меткого выстрела царя, видимо сказалось плохое железо оного. Так и погибли привезённые из Ливонии латы безвестного немца, зато Михаил на радостях щедрой рукой возместил убыток обрадованному по этому поводу князю Львову. Сей проверкой ангарского оружия было решено и две задачи. Михаил окончательно решил для себя сотрудничать с Ангарией и торговать с нею людьми, но делать сие в тайне великой, дабы христианские государи Европы не прознали о сём никоим образом. На следующий день боярина Беклемишева царь назначил на должность головы новосозданного Ангарского приказа с наставлением сопровождать караваны к князю Соколу и забирать у него плату. В Енисейск же отбыл сын воеводы Измайлова, погибшего в Смоленскую войну - Василий Артёмович. 

К весне надо было обновить ёзы - ограды пастбища от лесного зверя для возросшего в числе скота. Обходя и помечая себе пригодные для сего дела деревья, Яр забрёл на возвышающиеся над речной долиной Митькины холмы. Назвали их так совсем недавно, по имени младенца Димитрия, коего нечаянно родила тут одна из женщин деревни.

- Гленько!

Ярко с удивлением смотрел, как по рыхлому снегу к поморской деревне приближается монастырский возок. Земли, на которых стояла деревня, давно уже были отнесены к ведению Соловецкого монастыря. Однако, до сего дня монастырь не баловал поморов своим вниманием. Язычники они поганые, что же тут поделаешь! Поганые али не поганые, но с христианами уживались они вполне мирно, разве что в Архангельске или в Холмогорах пожурят поморов за невнимание такое ко Христу и Богородице. Конечно, в деревне были и христиане, но немного, всего лишь несколько семей и отношение с ними были ровными и взаимоуважающими. И вот, спешит кто-то из монастыря до Святицы. Проминая ногами наст, образовавшийся за ночь на мягком снегу, Ярко поспешил в деревню - подготовить встречу. Видимо, настало время и для Святицы, уж больно долго монастырь не обращал своё внимание на этот уголок Беломорья. Возок встречало уже полтора десятка хмурых бородатых мужиков. Возница, меж тем, остановил возок у третьего дома в линии и принялся оправлять упряжь, покуда щуплый старичок в рясе подходил к поморам. По сторонам старика сопровождали дюжие монахи. Подошедши к деревенским, старик пристально посмотрел на них и осуждающим тоном сказал:

- Без креста живёте, олухи! Не есть добро дело сие, покаяться надобно вам, да веру истинную принять.

Несмотря на лёгкий ропот, прошелестевший средь мужиков, иеродиакон Савватий продолжил:

- Да будет вам ведомо, что в прошлом годе царём отозван был воевода соловецкий и теперь игумен наш, Иринарх, заведует обороной обители и всего края беломорского от гостей незваных. Тако же впредь и вам надлежит лепту свою вносить в дело общее. В этом годе обязаны вы сдать денежный оброк в сорок рублёв, - Савватий с прищуром посмотрел на оторопевших людей.

"Ведомо ему, поди, про злато наше" - с досадой отметил Яр.

- И поставить подводы до Вологды, дабы вывезти хлеб и привезти соли. Да чинить монастырский двор и гумно надобно по весне, стало быть, отрядите пяток мужиков, - продолжил иеродиакон.

- По весне в море все уйдём, - воскликнул кто-то из толпы.

- Стало быть, оброку сдадите, коли работать не хотите, - начал сердиться Савватий.

"Звал же Вигарь меня в Ангарию" - тоскливо подумал Яр, оглядывая своих товарищей.

- Чем оброк-то отдавать, отче? - спросил старика один из христиан Святицы.

- Как чем? Скотинкою, курочкой, яйцами, - мягкий голосом ответил иеродиакон. - Ну я в соседнюю деревню отправлюсь, а гостей ждите. Да и подумайте о спасении души своей бессмертной - дабы не гореть вам в геенне огненной - примите в себе учение Спасителя нашего.

И потопал к возку, не оборачиваясь.

- Шшо ише дале будет!

- Шшо деитцэ! Пошшо? Ох те, мне! - раздались голоса в расходящейся по дворам толпе.

"Мне это не нать! Сейгод уйду к Вигарю" - решил для себя Яр.

Поговорив вечером с супругой и с соседом своим, Василием, Ярко решил по весне уплыть до Ангарии. Помнил он советы Вигаря, что де, в Ангарии чуть ли не рай земной - и никакого убытку подданным не творят княжьи люди. Привирал Вигарь, конечно, но уж явно там сто крат лучше, чем сидеть да ждать ухватистую соловецкую братию. Вольного помора трудно заставить работать не на себя. И Яр решил последовать совету товарища. 

Человек сидел за столом, устало вытянув натруженные ноги. Глаза его, такие же усталые, но горящие блеском ненависти к невидимому, но почти что осязаемому им недругу, двигались вслед читаемых ими строк. Он был один в полутёмном помещении, свет в которое проникал лишь сквозь небольшое, закрытое куском прозрачного пластика, оконце. Сопровождавшие его люди благоразумно решили оставить его одного. Дочитав послание, человек тотчас же расслабил напряжённые мышцы, а голова его бессильно откинулась на высокую, обитую толстой и грубой тканью, спинку кресла. Глаза усталого человека закрывались сами собой, но им мешало неясное светлое пятно, пробивающееся сквозь мутную пелену полузабытья. Наконец, взгляд его сфокусировался на лёгкой, кажущейся невесомой, деревянной птице, висящей на тонком шнурке и расправившей резные крылья. Она лениво покачивалась в такт неощутимого сквозняка - вправо, влево, покачивая изящными крыльями, снова вправо-влево. Чёрные бусинки глаз деревянной птицы, казалось, с укором глядят на бессовестно уставившегося на неё человека.

'Ты совершил ошибку' - прошептал он одними губами строку из прочитанного им послания.

- Что же, похоже, так и есть, - пробормотал он, закрыв глаза. Усталый донельзя человек тотчас же провалился в тяжёлый, беспокойный сон. Мелькали картинки из прошлой, донельзя далёкой жизни. Снился детдом, с его светлым, казавшимся маленькому Игорю бесконечным, залом с огромными окнами, сквозь которые лакированный паркет заливало жаркое солнце. Скрип спортивной обуви, запах сваленных у брусьев нескольких матов, гулкие команды тренера Романа Стефановича и детский смех товарищей, беззлобно подначивающих Игорька, самого маленького воспитанника в их группе. Ядвига, первая любовь, и её роскошные рыжие кудри на общем с девчонками выпускном вечере, шум и смех, танцы, ночные песни под гитару, огромный костёр. Потом армия...

Просыпался же Игорь тяжко и, не зная что такое похмелье, он был готов признать, что оно бывает именно таким. Тяжёлая голова, разбитое тело, неловкие движения. Попив жадными глотками воды из стоящего на столе металлического котелка и добравшись до топчана, он мгновенно уснул. Отпустивший его лишь ненадолго сон не собирался окончательно выпускать Игоря из своих цепких объятий.

Оставшиеся с ним шестнадцать верных ему человек уже обустроились в лагере: кто-то готовил еду, оприходовав запасы, оставленными прежними хозяевами, кто-то завалился спать, а кто-то занял сторожевые башенки вокруг укреплений.

- Игорь! - утром бесцеремонно разбудил майора Прохор Куняев, прапорщик из Одессы. - Выйди к парням. Они хотят поговорить с тобой.

Майор вышел на низкое крыльцо, перед ним с хмурыми лицами стояли практически все, с кем он пришёл сюда, трое остались на башенках. Службу не заваливали, дисциплина у его бойцов оставалась в крови, несмотря на не совсем привычные условия. Нет, как профессионалы своего дела, они были готовы ко всему, но вот только окунаться в средневековье со всеми вытекающими, всё же это некоторый перебор.

Однако, сказать было нечего, язык словно прирос к зубам. Сказать, что он мня себя самым умным, решил сделаться удельным князьком, на правах автономии принимая гешефты из центра? Не считая себя обязанным подчинятся людям из параллельного, или как там его, да просто иного мира, он сразу решил дистанцироваться от них. Вроде получалось. Но вот какая незадача, не срослось. Рискнул поставить ставку на инаковость и на - получи.

- Скажи, что дальше делать, Игорь, - в тишине, нарушаемой лишь шумом деревьев, в чьих кронах гулял ветер, негромкий вопрос бил по ушам.

- Это моя ошибка парни, вы не должны оставаться со мной, - выдавил Матусевич.

- Объясни! Не говори загадками, - проворчал Лазарь, давний сослуживец Игоря, также как и Матусевич, уроженец Белостока.

- Короче так. Я нарушил правила. В наказание мне приказали оборонять этот объект. Помощь от Соколова будет. Ваше право уйти к ангарцам я не оспариваю, - короткими, рваными фразами говорил майор.

Ожидая вопросов, он стоял на крыльце. Таковых не последовало. Его бойцы молча расходились, ушёл в дом и Игорь. Присев за стол, он уронил лицо в ладони рук, пальцы его немного подрагивали. Посидев так с пару минут, он резко встал и решительно вышел во двор. Для начала следовало проинспектировать этот объект, да и постройки с северной стороны сопки тоже. Миронов написал, что там огороды. С оружием дела обстоят совсем грустно, но в записке обещали привезти его так скоро, как это будет возможно. Хорошо, хоть так. А потом, вечером, следует поговорить с парнями, лучше объясниться сейчас, чем ждать итогов их пересудов. 

Построенный на месте посёлка безвестного князька Албазы острог ангарцев потихоньку распространял свою власть на амурские берега. Как и в случае с казаками Хабарова, Степанова и других, менее известных ныне первопроходцев. Единственно, тем людям мешала излишняя прямолинейность, да ненужная жестокость в отношении амурцев. Недальновидная политика казачьих отрядов лишь толкнула местные народы в объятья своих врагов - маньчжуров, не принеся казакам никакой выгоды, кроме малого количества шкурок несчастных животных. Сейчас же людей Сазонова, как и в былое время, людей Хабарова, дауры называли братьями. И Алексей не желал того, чтобы это положение изменялось. Под его контролем Шилгиней становился местным князем, а не просто князьком нескольких деревенек. Даже два солонских поселения прислали в Албазин своих делегатов, чтобы, увидев высоких бородатых ангарцев и крепость ими построенную, принести клятву верности князю Шилгинею и далёкому великому князю Соколу. Сазонов понимал, что многие из этих клятв не стоят по верности и времени на них потраченных, но из тех поселений, на которые уже можно было опереться, набиралось под шесть сотен воинов, в основном - неплохих лучников. Теперь оставалось ждать помощи из Ангарии.

В начале прошлогоднего лета к берегам Байкала ушёл небольшой отряд Бекетова, а началу же этого лета Сазонов ждал пополнения людьми и боеприпасами. Заряды к ружьям постепенно убывали, их пытались экономить, но как тут сэкономишь? Разведка солонца Бомбогора уже дважды приходила к самому Албазину и только услужливый шёпот местного старейшины выдавал разведчиков, которые рядились в личину очередных страждущих принести дары князю Шилгинею и уверить того в своей лояльности. Ясно, что многого отправленные назад разведчики не расскажут, но про огнестрельное оружие албазинцев и их возникшую ниоткуда крепость на месте небогатого поселения, Бомбогор узнает. Да можно быть уверенным, что он уже это знает, а вскоре и заинтересуется настолько, чтобы самому прибыть под рубленые стены острога. И тут надо его правильно встретить, в идеале лучше было бы договориться с ним, но, с другой стороны ангарцам нужно было оседлать Амур до океана. А как это сделать, если Амур перекрывал своими владениями этот солонский князь? Значит, кому-то придётся уступить. Сазонов знал, что ангарцы этого точно не сделают. Владение двумя великими реками Сибири даёт огромные преимущества в будущем.

- Товарищ майор! Рад видеть тебя в добром здравии, Алексей Кузьмич! - Сазонова облапил Олег Васин, снова вернувшийся на берега Амура из Ангарии.

С ним пришло и три десятка воинов, в основном это были юноши из числа переселенцев, да некоторое количество казаков, была и пара молодых тунгусов. Ангарцев в Албазине стало почти семьдесят человек. А Бекетов и Усольцев с остальными казаками остался на берегах Байкала в Порхове. Сразу после дружеских объятий Васин, вернув лицу обычно серьёзное выражение, уже официальным тоном доложил:

- На Шилке, в нижнем течении при сплаве наткнулись на чужих казаков. Говорят, с Якутска. Атаманом у них был Максим то ли Перфильев, то ли Перфирьев. Он говорит, что уже бывал на Ангаре, да на Уде.

Сазонов, задумавшись на пару секунд, озабоченно проговорил:

- Да-да, помню. Он про Бекетова ещё спрашивал, мол, у вас этот убийца или нет.

- Так вот, он теперь шарится в этих краях. С ним человек тридцать было. А рожи, скажу я тебе, у всех лихие. Я уж думал, точно будет перестрелка.

- А как разошлись, мирно ли? - нахмурился Сазонов.

- Да, - кивнул Олег, - всё нормально прошло, слава Богу. Сначала, конечно, похватали оружие. Но Максим своих быстро успокоил, а потом к нам вышел. Один вышел, просто поговорить. Я ему и сказал, что мы на Амуре мол, стоим.

- Хорошо, ещё придётся, видимо, с ними столкнуться, - сказал Сазонов. - Чего ещё интересного слышно?

- Соколов говорит, что оседлать Амур хорошо бы - тогда, почитай, прямая дорога от океана до Байкала, от Шилки только посуху переть. Там бы ещё не зимовье, а посёлок организовать. Вот только...

- Вот только людей-то нету! - закончил за Олега Алексей и кивнул на сколоченные ящики, длиною больше полутора метров, что амурцы снимали с оленей прибывших в Албазин ангарцев. - А это что?

- Ангарки, новая нарезная версия и патроны. Радек всё-таки упростил конструкцию, для более массового производства, а то с прежними ружьями мороки много, а толку - чуть. Зато теперь до трёх сотен стволов за год можно будет делать и уже на новых станках. И это уже не ружья, а самые настоящие винтовки, пока однозарядные.

Ружья же, изготовляемые ранее, теперь изымались, чтобы подвергнуться полной переделке. Использовались заново стволы, не делать же работу ещё раз! Использовали и кое-какие детали спускового механизма, пружину. Пока Сазонов оглядывал новое оружие, Олег обратил внимание на маячившую за спиной майора фигурку девушки-даурки, которая ещё до отбытия отряда Бекетова, как помнил Васин, неотступно следовала за Сазоновым.

- Алексей, - осторожно начал Олег, - а ты ещё... с ней?

- Ну да. Эрдени - хорошая девушка. Надо бы её окрестить побыстрее и венчаться у отца Кирилла. Чего время терять?

- Будешь ты время терять, - усмехнулся Олег и рассмеялся. - А Карп, ты его за этим позвал сюда?

- Кого позвал? - опешил Алексей. - Карп с вами?

Оказалось, что отец Кирилл, оставив церковь на своего старшего сына, и, будучи в Новоземельске, да встретив там Васина, вызвался в обратный поход на Амур. Прослышав о мирных и уживчивых даурах, которые, ко всему прочему, ещё и землепашцы, отец Кирилл заявил, что должен непременно привлечь их к вере Христовой. Дабы не прозябали бы они в невежестве, а приняли веру православную в своих сердцах. Видя такую решимость священника, никто не пытался ему возразить, а полковник, даже наоборот был в восторге от этой идеи, но Васину наказал отца Кирилла всячески оберегать.

- Не все миссионеры, приходя к туземцам, выживали. Некоторых даже кушали, как и капитана Кука. Так что, смотри Олег! - говорил он тогда двухметровому морпеху.

- А что же ты не смотришь за ним? Где отче-то наш, единственный на всю Ангарию? - ехидно спросил Сазонов.

- Опа, только что был у пристани! - воскликнул Васин, обернувшись.

А Карп уже высматривал место под часовню. Да, чего-чего, а в работоспособности отцу Кириллу не отказать. Отмахиваясь от суетившегося вокруг него детины-морпеха, который решил сразу втолковать священнику о мерах его личной безопасности, Карп, забравшись на небольшой холм уже в удовлетворением поглядывал окрест, приложив ладонь ко лбу. Наконец, вполне удовлетворившись, он окрестил землю вокруг и, сойдя с холма, перекрестился ещё раз. Ну а далее, не обращая внимания на Олега, пошёл в деревню, что немного отстояла от острога - знакомиться с будущей паствой. Васин махнул рукой и, подозвав двух парней с винтовками на плечах, приказал им сопровождать священника. Правда, посоветовал им держаться от него чуть поодаль, но и глаз с него не спускать.

- Алексей, пушек взяли только две, иначе не довезли бы, ей Богу! - когда Васин вернулся к Сазонову, он уже осматривал привезённые группой Олега припасы. - Оленей оставили у Шилки, в зимовье. Шесть тунгусов с ними.

- Пушечки, чую, скоро пригодятся, - негромко сказал Алексей.

Сазонов рассказал про солонских разведчиков, что они отправили взашей, на что Олег, несколько поморщившись, сказал лишь:

- А зачем отпустил? Не проще ли, - и показал характерный жест ладонью по шее.

- Не проще! Князь солонов всё равно отреагирует на наше усиление, прямо или через третьи головы, но отреагирует и теперь, после вашего появления, чем раньше - тем лучше.

Пушки установили на переносных лафетах в двух башенках, что стояли по диагонали. Одна из них смотрела на реку, а вторая - на сбитую конскими копытами и ногами амурцев широкую тропу вдоль реки.

- Солонский князь не трус, он гордый. Но с ним хорошо мир иметь, - прижалась к Алексею Эрдени.

Однако правильно было сказано - ежели хочешь мира, то готовься и к войне. Этому принципу Сазонов следовал буквально. Он немедленно принялся за изучение конструкции новой ангарки, найдя её предельно простой и эргономичной. Единственным минусом стало лишь небольшое количество нового оружия, всего двадцать четыре ствола. Половина из них - переделанные ружья.

Ночью, после очередной порции любовных утех, Эрдени прижалась горячей щечкой к влажной от пота груди Алексея и в который раз зашептала об устье великой реки Амур, где жила её семья. Там, где Амур изливается в океан широким потоком. А за полосой океанских вод лежит Сахарэн мосири - волнообразная земля, родной остров утара Косамайну - отца Эрдени. Кузнец Косамайну, после ссоры с нишпа Варойо, вождём его рода, ушёл на северный Сахарен, а затем и на Амур. Там жила родня Косамайну. Там же родилась и Эрдени и оба её брата. И там же она была похищена дикарями-сумэренкур. Грязные и дурно пахнущие, в одежде из рыбьей кожи и босые, они утащили её в свои убогие жилища и вскоре отдали Эрдени солонскому князьку, который, в свою очередь, обменял девочку даурам. Даур Мингит, у которого она жила целый год в услужении, подарил несчастную девушку юному князьку Албазе. К счастью тот словно не замечал очередную жену, так ни разу не разделив с нею своё ложе. К счастью для Алексея, потому что для самой Эрдени это было довольно оскорбительно - считаться женой, но ни разу ею не побыв. Албаза же всё время проводил с другими, более старшими жёнами. Теперь Эрдени поняла, как ей повезло, ведь её Алексей очень обрадовался тому, что его женщина не досталась прежде никому из мужчин. А сегодня Алексей сказал, что должна стать его женой! А ещё приехал старик, который поженит их по закону, принятому у народа её будущего мужа. Но до свадьбы она должна будет принять новую веру, также принятую у народа Алексея. Он же при этом объяснил ей, что её личное дело принимать ли эту веру всем сердцем или оставаться со своим верховным богом, что сотворил мир - Пасэ камуя. Но для того, чтобы их единение не вызывало сплетен среди людей, Эрдени нужно было пройти обряд посвящения в таинство новой веры у того худого, жилистого старика.

- Для меня важнее быть с тобой, Алёша, - говорила тогда Эрдени, - а Бог, он един. Просто у него много названий.

Карп остался доволен увиденным. Всё, начиная от глинобитных домов, поделенных на светлую и тёмную половины, от удобных отхожих мест и кончая условиями содержания скота, говорило о том, что народ сей крепкий и хозяйственный. Сами дауры были низкорослы, но крепки телом, в отличие от тунгусов имели они и растительность на лице - у многих мужчин была довольно густая борода, что для русского взгляда было приятно. Отец Кирилл с явным удовольствием предвкушал значительное увеличение своей паствы. 

Раннее утро на Волге, по-над рекой стелется белёсый клочковатый туман, уже вжимаясь в берега, где прильнули ветвями к воде кучно растущие ивы. Солнце греет чуть-чуть, начинается день, ногам зябко ступать по холодной росистой траве. Ивашка пробирался к реке - умыться, да ещё раз приглядеться к островку, к которому плавали все большие мальчишки деревеньки. Хоть и прохладно было, но от воды, казалось, шло тепло. Закатав штаны, Ивашка вошёл по колено в воду и с удовольствием принялся умываться, шумно отфыркиваясь. Поначалу незаметный для уха звук постепенно добавлялся к плеску воды и мальчишка завертел головой, отыскивая источник неясного шума. Ничего необычного видно не было, однако шум нарастал. Подалече всхрапнул конь.

"Стук копыт" - понял Ивашка, удивлённо пробормотав:

- Кто это с утра-пораньше коня выпустил?

Распрямившись, Ивашка внимательно оглядел поле - коня видно не было. Тут взгляд его упал на берег.

- Пресвятая Богородица! - из исчезающей утренней дымки вынырнула под мерное постукивание копыт первая лошадь, за ней вторая, третья. Всадники в лисьих островерхих шапках. Конная колонна начала разворачиваться веером, выходя на засеянное ячменём поле. Крупные капли упали с подбородка замершего мальчишки, Ивашка, не отводя глаз с надвигающейся беды, начал пятиться.

"Замирили же татар давным-давно, никак! Откель они?"

Пятился он, покуда не свалился оземь, наступив на мокрую корягу. Только теперь Ивашка со всех ног припустил к деревеньке, закричав:

- Татары! Татары!

Улепётывающего мальчишку легко нагнал один из всадников, со смехом оторвав его от земли и рывком перекинув через седло. В нос ударило конским потом. Татарин вскоре посадил Ивашку на коня более привычным пареньку способом и показав ему пальцем, не балуй, мол, принялся раздавать команды своим людям, окружавшим деревню. Небольшая, всего с десяток дворов, деревенька, с одной стороны прикрытая густым лесом, а с другой - широкой балкой, обезлюдела за каких-то полчаса времени. Однако, на этот раз татары никого не рубили и ничего не жгли. В деревне осталось лишь полтора десятка стариков, все остальные были уведены в сторону Васильсурска. Туда же тянулось и ещё с десяток небольших караванов испуганных, ничего не понимающих людей.

В Васильсурске крестьяне Засурья к горестному их изумлению были буквально проданы стрелецкому начальнику из Казани. Как и остальные несчастные, засурцы, вместе со своими пожитками, были согнаны на лодии, как и остальные крестьяне. Через некоторое время, когда люди расположились на палубах и прекратились жалобные и гневные выкрики крестьян, караван из двенадцати речных судов неспешно взял курс на Казань от пристани хиреющего городка на Волге, давно потерявшего свою значимость граничной крепости.

- Тятя, что деется? - спрашивал Ивашка отца. - Куда мы плывём?

- И не пытай меня о сём, Ивашка. Главное, что живот свой сохранили, а там посмотрим, что дале будет, на всё воля Божья, - отвечал отец, прижимая к себе заплаканную мать, без чувств лежащую на тряпье.

Ивашка с явным неудовольствием отметил отцову покорность судьбе. Присев на мешок, мальчишка подпёр голову кулаком и хмуро оглядывал медленно проплывающие мимо волжские берега, которые с каждым часом отдаляли его от родных мест. 

Итак, минуло ровно десять лет с того момента, как нога гражданина Российской Федерации первый раз ступила на столь далёкую сибирскую землю. Причём, далёкую не только географически, но и сильно отстающую во времени от той Земли, что они покинули. Было совершенно неясно, является ли этот мир прошлым их родного мира или это лишь слепок, параллельная реальность, одно из многих зеркал той Земли, что они знали. Земли, такой родной и кажущейся доброй, несмотря на все те мерзости, что там творились. Сейчас они не вспоминаются, а пропавший мир ассоциируется только с домом, семьёй и друзьями, с любимым человеком или тем делом, что занимало тебя всего, но в той, прошлой жизни. Эта жизнь началась внезапно и резко, с чистого листа. Здесь неважны были личные проблемы, они казались столь чуждыми и мелкими, по сравнению с общим желанием выжить в условиях, которые подкинула им судьба. Потом людям захотелось не просто выжить, но и защитить себя, а потом и заявить о себе. Сейчас же, спустя десять лет они уже думали не о том, чтобы просто жить в своём новом мире, ставшем им вторым домом, а идти вперёд.

В отсутствие доступной к добыче нефти, ставка в экономике княжества автоматически падала на каменный уголь, запасы которого представлялись пока неисчерпаемыми. Уголь из-под современного Черемхово уходил в коксовые печи Железногорского рабочего посёлка. Там же пустили и первую мартеновскую печь в этом мире, с принудительной подачей воздуха от гидропривода. Чугуном её снабжали несколько плавилен железной руды. Постепенно посёлок разрастался, на Илим приходилось отправлять всё больше специалистов и работников. Но людей всё равно не хватало. Тунгусов же привлекать на работы, кроме погрузочно-разгрузочных, было невозможно. Они могли, устрашившись фронта работ, просто откочевать на сотню километров и вспоминать жаркий цех лишь как одно из воплощений жилища злых духов и их человеческих слуг. Так что пока они работали, свозя на оленях богатую руду Железной горы к плавильням - и то хорошо.

Небольшой прокатный стан позволял накапливать заготовки для будущего строительства от арматуры до стальных лент. Попутно, фосфаты, применявшиеся при производстве стёкол при взаимодействии с коксом и песком, дали возможность получать при сильном нагревании белый фосфор, при дальнейшей перегонки его в фосфор красный появилась возможность производить фосфорную массу для спичек, столь необходимых для абсолютно всех жителей Ангарии. Радек, тут же распорядился ставить отдельное помещения для небольшой бригады спичкоделов, разглядев в этом производстве немалую выгоду от возможного экспорта в Московию.

- Будет греметь в Европах не шведская спичка, а ангарская, - ухмылялся профессор.

Отмечать десятилетие пребывания экспедиции на Ангаре люди собрались в клубе ангарского кремля. Днём было жарко, поэтому окна открыли настежь. Накрытые скатертями столы, заставленные разнообразной снедью и питьём, стояли двумя длинными рядами. Более всего это походило на традиционное собрание одноклассников. В зале царила непринуждённая обстановка, смешки и группки по интересам, стенгазеты и аппликации, развешанные по стенам, всё это было как там... дома. Соколов не хотел превращать встречу в отчётное собрание с лозунгами и обещаниями. А просто всем вместе приятно провести вечер. Несмотря на то, что среди собравшихся до четверти присутствующих было из группы Корнея Миронова, никакой скованности у них не было. Новички быстро влились в ангарское общество, практически не отличаясь от россиян. Отличались лишь миры, откуда люди попали в Прибайкалье.

Русины и россияне делились информацией, удивляя друг друга фактами из жизни своих стран, а точнее одной страны, одинаково родной для них всех. Среди людей Миронова в основном были инженеры и техники, а так же бойцы охраны, пара биологов и один медик. В клубе они были все, а вот многих ангарцев недоставало. Не могли оставить свои рабочие места люди на угольном карьере, в Железногорске, в Порхове, на химическом производстве. А на далёком Амуре оставались люди Сазонова. Петренко, не говоря уж о его пограничниках, никак не могли оставить крепость - на границе княжества было неспокойно, погранцы постоянно наблюдали ватажки казаков, числом до сотни человек. Несколько раз назревали и стычки на Нижней заставе, исправно докладывающей о чужаках. Лишь оперативность бойцов крепости не давала казакам простора для их бесшабашного озорства. Во Владиангарск совсем недавно была доставлена партия новейших винтовок, а на службу прислано шесть человек - совсем молодые переселенцы из литвинов и пара тунгусов. Кстати, Илимский посёлок чах на глазах, литвины оказались никакими крестьянами. Городские жители, они не могли и не хотели заниматься сельскохозяйственной работой, правда, не все, но большинство из них. Потихоньку посёлок расселяли по княжеству, главным образом в Железногорский рабочий посёлок. Тут уж спуску им не давали, приходилось работать.

Так что, вместе с русинами, в зале ангарского клуба собрались чуть менее шести десятков человек. Ближе к вечеру улыбки сменились погрустневшими лицами, сознание людей занимали воспоминания о прошлом, грусть и тоска овладевали умами.

- Ладно, хорош сопли жевать, - негромко проговорил Ринат, перебирая струны гитары. Вообще, в экспедиции гитар было две и обе они активно использовались на разного рода творческих мероприятиях, часто проводимых в посёлках. При этом гитары кочевали из посёлка в посёлок. В основном пели песни общеизвестных в ангарском социуме авторов - Высоцкого, Цоя, Шевчука, Кинчева и немногих других. Даже кое-что из шансона исполняли. Когда стемнело, под шашлыки напевали негромко, больше слушая исполнителей.

По иронии судьбы, в обоих экспедициях было лишь по одному уроженцу не европейской части России - это родившийся в Южно-Сахалинске Сергей Ким, сержант морской пехоты и Семён Яковлев, бывший житель Барановска. Этот город, как выяснилось, стоял в южных владениях отколовшейся от социалистической Русии бывшей её провинции Аляски, на месте знакомого россиянам канадского Ванкувера. Поздним вечером, когда все разошлись в группки по интересам, в одной из таких, сидя у костра и попутно наслаждаясь шашлыком, Семён рассказывал об истории освоения его родного края. В целом, в начале выходило всё так же, как и в истории россиян, но было лишь два исключения, которые кардинально меняли всю дальнейшую картину. По-первых, Аляску не продали и не сдали в аренду, а во-вторых, на доктрину американского президента Монро, объявленную им во всеуслышание и фактически объявлявшую оба американских континента вотчиной САСШ в Русии нашёлся свой ответ. Стефан II Бельский, русинский император и современник Монро, выдвинул свою доктрину, направленную на коллективное освоение обеих Америк в коалиции с Испанией, Францией и Британией. В итоге, того переломного момента, когда САСШ, сломив Испанию, отобрала у неё Кубу, Пуэрто-Рико и Филиппины, а после этого оглянулась с интересом на остальной мир, в мире Яковлева не было. А САСШ, собранная из двадцати восьми штатов, в которых постоянно кто-то тянул на себя одеяло, по сути ничем не отличались от Соединённых штатов Бразилии. Подоткнутая со всех сторон русинскими, испанскими, французскими, британскими и индейскими государствами и анклавами, САСШ ничем не выделялись на фоне Канады, Мексики или Колумбийской республики. Поэтому Семён с озабоченным интересом слушал о США и об их глобальной роли в мире россиян, немало удивляясь тому могуществу, что приписывали этим лоскутным штатам, поставлявшим на Аляску отличный текстиль.

- А кто же у вас рулит планетой? - спросили Яковлева.

- Чего рулит? - не понял русин.

- Ну, кто в вашем мире находится среди великих держав? - уточнил вопрос Саляев.

- Как кто? Кроме нас, очень сильна Германия конечно. Ещё Британия, Франция, Южноафриканский Союз, Парагвай, Корея, ну и Колумбия. Но это до войны...

- А что за война? С Китаем, о той, что наши янки рассказывали? - разом напрягся народ.

- Ага, - невесело улыбнулся Яковлев. - Как только Китай объединился, сразу началось - то на Туркестан рот раззявят, то в Монголию лапы протянут, то к маньчжурам в полезут. То в японские прибрежные города начнут толпами прорываться. Хорошо, что у нас с ними общей границы не было, но это недолго было, потом появилась.

Люди Миронова мрачно уставились на огонь, пляшущий красными язычками между поленьев. Каждый из них в этот миг вспоминал о том, как эта война отразилась на их семье, ведь мобилизация была тотальной и спешной. Заводы не успевали собирать технику. Тогда китайцев остановили только на Тоболе и задержали на линии главных рек Даурского края - Амуре, Уссури и Сунгари.

- Семён, а почему вдруг Парагвай и Колумбия у вас в передовых странах находятся? У нас они вообще практически неизвестны, ну разве что Колумбию знают по наркоте и одной певичке с большой... долей таланта. А Парагвай - так вообще нечто очень далёкое и неизведанное, - озадачился Карпинский.

- Ну как, Колумбия - это огромная страна, почти треть Южной Америки. Нефти там очень много, алмазов и всего прочего, канал панамский. Бразильские штаты, правда, чуть больше, но они сильно зависят и от Колумбии и от Парагвая, который эти самые штаты, и Аргентину в придачу, неплохо подоил на репарации и земли.

- И там война была? - удивился Ринат.

- Да давно уже, - махнул рукой Яковлев.

Русия в Южной Америке тогда делала ставку на Парагвай, амбициозное молодое государство, которое было слишком независимо от мировой экономики и старалось развивать свою экономику не только за счёт кредитов и вывоза природных богатств. С остальными странами Южной Америки тогда нам не удалось наладить сотрудничество, а Парагвай и Уругвай охотно покупали у нас машины и технологии. Немецкие, французские или британские товары и патенты были существенно дороже, но сидевшие на европейских кредитах правительства Бразилии, Аргентины и Колумбии делали свой бизнес так, как им диктовали из Лондона, Парижа и Берлина. А началось всё с того, что новый президент Уругвая Хуан Борда решил соединить свою страну с Парагваем по итогам всенародного волеизъявления, когда более восьмидесяти шести процентов уругвайцев высказалось за объединение с Асунсьоном.

- Ну я помню, читал про Парагвайскую войну. Но Парагвай тогда потерял более чем две трети населения, половину территории и потерпел полное поражение, - удивился Карпинский. - У вас по-другому было?

- Ну да. Москва сразу надавила на Лиму, поэтому Колумбия не вмешивалась. А вторгшиеся в Уругвай бразильцы были выбиты парагвайскими войсками, в составе который было много русинских высших офицеров. Парагвайцы пошли на Рио, а вторая их армия, сдержав аргентинцев в пограничных сражениях, так же вскоре стала давить на них, заставляя аргентинцев отступать вглубь своей территории. Война закончилась быстро.

- Ишь ты, - процедил Ринат и с ехидной улыбкой добавил:

- Дела-то какие. Вячеслав Андреевич, может спирту по этому поводу разбавим?

- Нет, - рассмеялся Соколов, - ты мне зрячий нужен.

- Кстати, - сказал вдруг Миронов, - у меня есть литр французского коньяку, припрятал давно уже. Теперь, думаю, в самый раз будет.

- Опа! Конечно в самый раз! Хотел бы сказать, что с меня лимон и шоколад, но ларёк уже закрыт. Будем дружить так, без прибамбасов. Если товарищ Соколов не против, - искрящиеся восторгом глаза Рината смотрели на Соколова с немалой надеждой.

Не против, конечно. Я и сам, так сказать, качественный продукт с удовольствием испробую. На юбилей-то!

- Может и пиво варить будем, Вячеслав Андреевич? - Карпинский решил под шумок продвинуть свою идею.

- Пётр, погоди-ка! Не ранее того момента, как мы все и наше государство твёрдо на ногах стоять будет, иначе чревато.

На следующий день после празднования дня Ангарии, которое приходилось на десятое июня, Соколов провёл рабочее совещание начальствующего состава княжества. Первый раз на подобное мероприятие был приглашён Пётр Карпинский, мичман-связист, бывший начальник Удинской крепости. У Вячеслава Андреевича нашлась для Петра новая работа, ведь после того, как Удинск отдали Саляеву и его курсантам, крепость поменяла хозяев. С Карпинский Соколов поговорил отдельно, перед тем, как выслушивать доклады своих помощников.

- Значит так, Пётр. Ты зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. У тебя нет ни единого нарекания и как человек ты мне очень симпатичен. Я хочу доверить тебе ответственную должность.

Карпинский, выслушивая похвалу Соколова, кивал и тут же мысленно прокручивал возможные варианты своего нового места работы. Да так увлёкся, что пропустил начало фразы Вячеслава Андреевича.

- ... в Енисейск.

- Чего? - на автомате переспросил Карпинский.

- Я хочу назначить тебя послом Ангарии в Енисейске, - терпеливо повторил князь. - Поначалу с тобой будет Павел Грауль, он должен будет встретить караван с переселенцами. Беклемишев обещал его на этот год. У тебя будет задача общаться с Василием Михайловичем и постоянно склонять его к любому сотрудничеству с нами. Любому, будь то пополнение запасов патронов к его ружью или совместные мероприятия по поимке нарушителей острожного сбора ясака. Конечно, идеально было бы подсадить воеводу на обмен информации за деньги, но мне кажется, Беклемишев не такой простак.

- Ясно, Вячеслав Андреевич, а жёнка моя?

- С тобой будет, конечно же, ты же не монах! И вот ещё что, - князь внимательно посмотрел на Петра. - Тебе надо выправить чин какой-нибудь, дворянство что ли. Ну пойдём, к остальным - побеседуем, Радек предлагал баронство, кстати.

По пути в комнату для совещаний, расположенной в административном здании, именуемом ангарцами "сельсоветом", Карпинский обратился к Соколову:

- Но, Вячеслав Андреевич, почему бы вам не послать в Енисейск Кабаржицкого или того же Грауля? Думаю, они справятся и получше, чем я.

- Пётр, сейчас они мне нужны здесь. Кабаржицкий занимается детьми, ставит им мировоззрение современного человека. А Грауль мне будет нужен для формирования нашей геополитики - у него аналитический склад ума, он источник информации по истории этого мира. Да ты не принижай свои способности - я же обратился к тебе, а не к кому-то другому. Ты справишься.

- Ясно, - кивнул Карпинский.

После того, как ему пришлось оставить пост начальника Удинской крепости Пётр пребывал в уязвлённом состоянии. Ему казалось, что он не справился, не оправдал надежд, возложенных на него, после того, как Удинск оставил Сазонов, переложив на Карпинского свои полномочия. И вот теперь ему вновь доверили интересную и важную для их княжества работу. Значит, всё хорошо. Значит, он в обойме. В совещательной комнате уже спорили, когда Соколов и Карпинский открыли дверь. Радек что-то жарко доказывал Роману Векшину, геологу из Петрозаводска.

- Да всё мы сможем! Только две проблемы - люди и время. Со временем и людей заменим на машины!

- Какие ещё машины? - поднял бровь Векшин.

- Паровые! Первый паровой экскаватор работал в начале тридцатых годов девятнадцатого века и заменял полсотни человек с лопатами и кирками.

- Филиал девятнадцатого века хочешь открыть тут, Николай Валентинович? - улыбнулся Соколов. - Добрый день, товарищи!

- Привет, Вячеслав. А хоть бы и филиал, главное, чтобы всё работало. Ну нет у нас нефти и двигателей внутреннего сгорания, ничего с этим не поделаешь. А Роман Евгеньевич говорит, что де, это откат в технологиях.

- Я спорить не буду, - поднял руки геолог. - На сей век паровая машина - это конечно предел технологической мысли.

- Вот именно! Это не откат будет, а прорыв! Зря что-ли у Владиангарска сейчас машину дорабатываем? Кстати, скажу я вам, есть тут один парень, из крестьянских детей. Звать Антипом его - это нечто! Одарён парень безмерно, я его в старшие механики продвигать буду!

- Это из первых переселенцев что ли? И уже в старшие механики? - недоверчиво проговорил Соколов.

- Он с механизмами играет, будто родился среди них, - воскликнул профессор

Покачав головой, Соколов предложил Радеку для начала ещё глубже озаботиться механизацией деревни. Ведь чтобы кормить Ангарское княжество необходим слаженный труд не менее четырёх сотен крестьян. Сейчас примерно так и было, но проблема состояла в том, что из поселений приходилось постоянно забирать молодых парней, юношей. Люди были нужны везде: и в пограничной страже и на металлургическом производстве, на угольном раскопе и на золотом прииске. Пополнение постоянно просил и Кузьма Усольцев, для создания конного казачьего войска на восточном берегу Байкала. А откуда было их взять? Да тут ещё литвины подсуропили - из двадцати четырёх семей лишь семь-восемь смогли обрабатывать землю и собирать урожай. И то работая лишь на собственный прокорм, не создавая прибавочного продукта. Остальных пришлось подкармливать, а позже и раскидать по различным объектам Ангарии.

- И так делаем всё возможное в наших условиях, Вячеслав! Маслобойки уже по всем поселениям стоят, мукомольни, инструмента сколько выдали. А конные сеялки!

- Вы насчёт внедрения механизации в сельское хозяйство не переживайте, Вячеслав Андреевич! Я слежу буквально за каждым наделом. Весной и летом, мы с Олегом постоянно инспектируем поля, учеников наших водим, всё показываем, рассказываем. У нас посевная под контролем, - уверила Соколова Тамара Сотникова. - Да и ребята с девчатами, что мы натаскиваем, все головастые. А тех, кто не хотел или не тянул, мы не заставляли. Зато смена нам будет достойная.

- Вот-вот! Давайте, каждый будет заниматься той работой, которая у него лучше всего получается. Вот мы с мужиками сейчас корпим на паровиками, это наша епархия. Кстати, и у нас есть несколько учеников, которых, знаете ли, я хотел бы иметь у себя в ассистентах, там, дома!

Потом Дарья обстоятельно рассказала о мерах по более глубокому внедрению санитарно-гигиенических норм в ангарское общество, про правила личной безопасности каждого гражданина. Обязательные банные дни и регулярная стирка белья, уборка помещений и территории посёлков, не только для русских, но и для живших в самой непосредственной близости к посёлкам тунгусов. Учеников у Дарьи и остальных медиков было меньше, чем у остальных педагогов, зато Дарья посвящала им столько времени, сколько родному сыну не уделяла. Но Вячеслав не роптал - днём с сыном занимались в детском саду, что находился в самом центре кремля, пристроенный к клубу с солнечной стороны.

- Кстати тут многие ранее опасались энцефалитного клеща. Так вот, могу смело заявить - таковой отсутствует, - несколько буднично проговорила Дарья.

- Точнее, клещ есть, а энцефалита нет. Таким образом, теория об искусственном заражении Сибири японцами косвенно подтверждается, - дополнил Поповских профессор Радек.

После некоторой паузы, заполенной шуршанием бумаг, слово взяла Сотникова:

- Необходимы кошки, Вячеслав Андреевич, грызунов развелось немерено!

С нею тут же согласился Радек и весьма эмоционально:

- Да-да! Надо, верно через Сазонова это дело провернуть, там Китай ближе, а у них кошки есть.

- До Китая как раз далеко, Николай Валентинович, - улыбнулся с другого конца стола Павел Грауль, - маньчжуры там. Хотя и до них далековато.

- А это скоро будет один хрен, ты сам говорил, - ухмыльнулся Саляев. - Маньчжуры накостыляют китайцам по самое не балуйся и войдут в Пекин. А как эти маньчжуры к муркам относятся я не знаю.

- На Курилах можно мурлык найти, кстати. Курильский короткохвостый кот - это нечто! - проговорил Грауль.

- Паша, ты ещё ты бы посоветовал в Шотландию сгонять за кошками! - засмеялась Дарья, откинувшись на спинку стула. - Наши сейчас соболей выводят, тех особей, что особо ласковы и приручены скрещивают, потомство не хуже кошек будет играться и грызунов ловить.

- Так ладно, переходим к более серьёзным вещам, а насчёт кошек информацию Сазонову всё же передадим, - после этого Соколов посмотрел на Саляева:

- Ринат, ты сколько ребят в Мироново берёшь?

- Двадцать человек, половина из них курсанты. Лучшие. Тунгусов будет где-то человек под сто сорок-сто шестьдесят.

- Хорошо, - кивнул князь. - Усольцев ждёт команды, у него под четыре десятка казаков и Шилгиней - лёгкая кавалерия под две тысячи душ.

Ринат присвистнул:

- Думаю, справимся, Вячеслав Андреевич! Сгоним этого алтын хана к чёртовой бабушке! А заодно и миномёт от Сергиенко испытаем в бою.

Со времени того, как экспедиция Миронова прибыла в Новоземельск по льду Байкала, Саляев уже два раза мотался на Култучную, едва зажила полученная им там рана. В начале и конце мая, с Вигарем, доставившем его к Култуку, Матусевичу привезли ангарски и боеприпасы, продовольствие и их собственное снаряжение, что оставалось в Белореченске. Оба раза он не показывался Ринату, грузы забирали его бойцы, скупо говорившие о том, что Игорь понимает, что был неправ и в первую очередь, перед Ринатом. Трифон, что ушёл поначалу вместе с Лукой, решил вернуться к своим товарищам. Он рассудил, что поскольку они не бросили майора, с которым провели столько успешных операций, то значит, либо поняли его, либо приняли всё как есть. А значит, надо парням помогать!

А нападений, тем временем, становилось всё меньше. Всё реже настырные воины в цветастых халатах бросались к стенам укрепления. Со времени начавшейся благодатной весны, враги, что засели в укреплении, уже не усыпляли храбрых воинов великого хана, а пускали горячие железные слитки, что рвали их тела. Теперь им не давали и подойти к крепости, убивая издалека. Чужаки каждый раз знали, когда лучники будут подходить к их стану, а хан очень злился, когда погибали его лучшие воины. Так что теперь лишь небольшие отряды воинов великого хана подходили к злой сопке, только для того, чтобы выяснить - не собираются ли чужаки идти на самого алтын хана войной? Небольшие отряды постоянно находились рядом с неприятелем, пытаясь схватить хоть одного чужака, если тот по глупости своей выйдет из-за стен убежища.

Одна из таких групп ханских воинов и пригодилась Матусевичу, который вовсе не собирался оставлять прежние убийства людей из экспедиции Миронова без наказания. В один из летних дней спецназовцы заблокировали в тайге с десяток врагов, что пытались следить за сопкой. Обложенные со всех сторон воины алтын хана, пытались ускользнуть из лап длинноносых. Но все их попытки оказались тщетны - смельчаков, что пытались убежать из леса к деревне, где стояли их кони, чужаки убивали, не показываясь из-за деревьев. А оставшихся в живых двоих лучников вынудили сдаться. Пока они готовились к смерти, чужаки что-то жарко обсуждали. Наконец, один из них вышел к пленникам и произнёс два слова с вопросительной интонацией:

- Алтан хан? - и показал двумя пальцами походку человеческих ног.

Гэндун, младший воин-хотогойт с опаской посмотрел на старшего и тотчас же начальника десятка лучников надвое развалил сплеча один из бородатых чужаков. Другой же повторил вопрос Гэндуну:

- Алтан хан? - и снова два пальца изобразили ходьбу.

Гэндун, тяжело вздохнув, закивал головой:

"Я покажу, я проведу!" - за что тут же удостоился мягкого тычка в бок, чужаки уводили его к сопке. Бежать от большеносых пришельцев он и не порывался.

Небольшое тёплое озеро, неподалёку от самого Байкала, пользовалось немалой популярностью в жаркие летние дни. Казаки и члены пропавшей экспедиции с удовольствием плескались в воде, которая казалась чуть ли не горячей, после обжигающе холодных вод сибирского моря. Прибывшие из Новоземельска бойцы во главе со Смирновым на кочах Вигаря, соединились с казаками Усольцева недалеко от Порхова, расположились у озера, ожидая гонца от Шившея. Тот долго ждать себя не заставил, прибыв вскоре после того, как ангарцы стали лагерем у озерца. Молодой парень бойко тараторил, восхваляя силу воинов Ангарии и мудрость своего князя, который пошёл на сближение со столь крепким союзником.

- Красиво плетёт, зараза, - поморщившись, проговорил Смирнов.

- Как бы не пересластил, - добавил с усмешкой Зайцев, с прищуром смотревший на гонца.

Переводчиком у Смирнова был один из тунгусов-стрелков. Хотя некоторые из ангарцев уже могли разговаривать на местных языках, сейчас нужна была гарантированная чёткость перевода. Бурятский князь, как оказалось, уже был готов к походу, обеспечив лошадьми, в том числе и вьючными, и ангарцев. К исходу четвёртого дня пути в районе современного Улан-Уде ангарцы вышли к становищу своего союзника. После небольшого отдыха и пополнения запасов пищи ангарцы готовились к продолжению похода, к счастью, уже верхом.

- Пошли! - Шившей, наряженный в парадный доспех и потрясая зажатым в руке устаревшим уже в Ангарии ружьём, махнул плёткой в западном направлении.

Не добирающее количеством воинов даже до тысячи, войско, под непосредственным командованием его единственного сына Очира, немедленно двинулось. Также обряженный в доспех, наследник старого Шившея напряжённо покачивался в седле, крепко сжимая ружьё в руках. Остальную семью свою, двух жён и пять дочерей, вместе со слугами, старый вождь отослал поближе к посёлку ангарцев на берегу Байкала. Уговаривать или подкупать Шившея, чтобы тот выступил против Гомбо Иэлдена, не пришлось. Наоборот, приходилось постоянно сдерживать бурята, дабы тот не начинал приготовления ранее оговоренного.

- Я сам скину его с коня! Заберу его жён и коней, возьму его пастбища, - приговаривал Шившей, усмехаясь и показывая редкие зубы.

Смирнов и Усольцев переглянулись, несколько удивлённые боевым духом старого бурята. Но в одном Шившей слукавил. Обещая две тысячи воинов, он привёл лишь чуть более семи сотен всадников. Из которых немногим более четырёх сотен были его собственными воинами, да дружинами его мелких вассалов. Остальными были сборные отряды его родственников, которых он соблазнил возможностью пограбить становище алтан хана. У Смирнова же в отряде было сорок два человека ангарцев - морпехов и переселенцев, да одиннадцать десятков тунгусов и приангарских бурят. Их сооружение было довольно пёстрым - у лучших стрелков были новые винтовки, у многих старые ружья, у половины луки и копья, у каждого на боку висела добротная сабля. Шившей удивился чёткому шагу подходивших в две колонны ангарцев, да их единообразной одежде. На паре десятков лошадей были навьючены доспехи и боеприпасы. У каждого бойца был свой вещевой мешок, в котором хранился небольшой запас пищи, кое-какая утварь и патроны. Вид ангарского войска для бурята был необычен, ведь он привык к пестроте своих отрядов. До пределов владений алтын хана было не более двухсот километров по лесостепи, которую пересекали мелкие речушки и ручейки, южнее их становилось всё меньше, деревья же росли всё реже, переходя в невысокий кустарник. В среднем течении Селенги, близ Гусиного озера небольшая армия встретила пополнение - группы Саляева и Матусевича, которые пересев на приготовленных для них коней, присоединились к походу.

- Ну чего, Ринат, как он? - Смирнов показал на покачивающегося в седле Матусевича, который был немного впереди колоны.

- Нормально, - пожал плечами Саляев. - Хороший он мужик. Только когда мозги у него на место начали вставать, только тогда я это и понял.

Полковник многозначительно кивнул.

- Из авангарда скачут, - Зайцев, осадив коня, указал Смирнову на приближающихся всадников. С вершины зеленого холма, с ровно растущей травой, что издали была похожа на бильярдное сукно, буквально скатывались двое бурятских конников.

- Опа! - воскликнул Ринат, когда один из них упал с коня и более не поднимался, а второй отчаянно махая рукой, настёгивал коня, пытаясь поскорее достичь своих.

- Етитская сила! - просипел Смирнов, увидев, как на вершине холма стали собираться множество всадников, как взметнулись копья и заколыхались чужие стяги, затрепетали на ветру бунчуки.

- К бою! - Зайцев, исполняя приказ полковника, гарцевал на жеребце у ангарской колонны.

Стрелки готовили оружие к стрельбе, всадники Шившея разделились и встали по флангам, прикрыв ангарцев, занимавших центр. К счастью, отряд был застигнут врагом на возвышении, тогда как чужакам пришлось бы под огнём преодолевать протяжённую ложбину. Чуть погодя, от вставших на противоположном холме чужаков отделился один всадник и неспешно правил коня к ангарскому войску.

- Ваську ко мне! - Смирнов позвал своего переводчика и отчитал бурята, который прибежал из первой колонны стрелков, по пути заправляя под одежду крестик:

- Будь при мне, Вася, настреляешься ещё!

Через несколько минут, подъехавший к ангарцам неприятельский воин начал громко выкрикивать одну и ту же фразу. Смирнов с интересом наблюдал за ним: щупловатый, невысокий воин в войлочном доспехе с нашитыми металлическими пластинами и кольцами, на ногах мягкие кожаные сапоги рыжего цвета, на голове та же войлочная шапка с железной бляхой, в руках всадник сжимал древко с треугольным стягом серого цвета с бунчуком из конского волоса. Оружия при нём не было, стало быть, традиция посылки парламентёров тут в чести. Бурят Василий в ответ проорал ему что-то и тот, слез с коня и, придерживая его за уздечку, подошёл к Смирнову.

- Он приглашает нашего начальника в юрту Гомбо Иэлдена. Они хотят с нами поговорить, прежде чем заговорит их железо, - перевёл слова воина бурят.

- Я пошёл, - полковник убрал свой пистолет в карман куртки и, кивнув головой буряту, направил коня в ложбину.

- Андрей Валентинович, стоит ли? - крикнул ему в спину Зайцев.

- Стоит, Роман! - тут же ответил Смирнов.

Когда пошёл третий час отсутствия полковника, Шившей, подскакав к Зайцеву, посоветовал тому атаковать врага.

- Они убили его, - убеждал он Романа. - Надо их наказать! Ваши ружья достанут до тех всадников, - плёткой показал он на нескольких воинов на гребне соседнего холма.

- Подождём ещё немного, - твёрдо сказал Зайцев. - Он знал, что делал.

Между тем воины, собравшие по округе жалкий хворост, начинали запаливать костры. С той стороны никакого движения не было, доносилось лишь конское ржание. Не в силах далее ожидать, когда окончательно стемнеет, Зайцев решил выступать. Он уже пригласил к себе ангарских сержантов, а также союзников Шившея и Очира, чтобы начать обстрел врага, вынудив того начать атаку и попасть под плотный огонь винтовок. Приготовили и миномёт, сделанный на Железногорском руднике по схеме профессора Сергиенко. Однако вскоре вернулся Смирнов и переводчик. Полковник выглядел не лучшим образом, он явно устал, да и был какой-то смурной.

- Ну что, как? Разойдёмся или устроим заварушку?

- Короче, слушай. Этот алтан хан - подданный московского царя, я смотрел грамоты. У него были посольства из Москвы, Томска, они сами говорят, ездили к Белому царю в столицу. А среди вещей золотые кубки работы московского золотых дел мастера Евфимия. Там клеймо.

- О чём договорились-то? - несказанно удивился Роман.

- Всё нормально. Расходиться не будем, раз пришли. Поскольку мы союзники Москвы, а они её данники, то воевать нам не руки - непонятки будут обязательно.

- А что насчёт нападений на группу Миронова? - озабоченно проговорил Зайцев. - Тоже всё нормально? Так и оставим?

- Придётся оставить пока. Гомбо принёс свои извинения и за них и за сегодняшнего убитого бурята. Он подарил нам Шившея с потрохами и его кочевьями и готов пригнать нам табун в две сотни голов.

- Ох ты ничего себе! Но он и для себя ведь что-то попросил?

- Конечно, - спокойно сказал полковник. - Просил вместе с ним пошугать джунгар, которые разоряют его кочевья. - А сейчас, извини, я вздремлю, что-то устал, да и переел - Гомбо в меня буквально впихивал всё подряд.

Следующий месяц прошёл в рейдах по пограничным землям на западном фасе владений алтын хана хотогойтов. Сборная армия разбила несколько разведывательных отрядов джунгар. Все они были по паре-тройке сотен воинов и только один, последний бой пришёлся на крупный отряд, под тысячу всадников. Как бы не требовал Смирнов хоть некоего плана боя и согласования действий, Гомбо не желал этого слушать. Вся доблесть воина заключалась в яростном натиске, да в стремительной атаке. Шившей, пораженный новостями, действовал так, как скажет полковник. Но вот сын его, Очир, был не такой. Он был крайне недоволен тем, что их род алтан хан передал пришельцам с севера. Поэтому он бросался в атаку, увлекая остальных всадников вслед за Гомбо. Так было и в последнем бою. Прекрасно знавшие местность джунгары, к тому же отлично использовавшие разведку всё же были биты. Исход сражения решила быстрая конная атака на застигнутых в скалистом ущелье джунгар. Отряд Очира безоглядно бросился в бой и несколько сотен бурят схлестнулись с врагом в тесной горловине между скал. Только помощь стрелков-ангарцев и воинов Гомбо спасла ситуацию. Однако буряты понесли чудовищные потери, был убит и сам Очир и сотни его воинов. Лишь несколько десятков их вышло из ущелья живыми. Смирнов был в ярости, для него это было немыслимо - вот так глупо погибнуть!

- Этим бы всё и закончилось, рано или поздно, - рассудил он позднее.

Поймав оставшихся без хозяев коней и собрав железное оружие убитых, войско союзников двинулось обратно, в район верховий Селенги. Шившей ехал молча, после того боя и похорон сына, он не проронил ни слова. Расстались с ним ангарцы также без слов, он просто отвернул коня в сторону своего кочевья и ушёл. Отряд Смирнова пошёл дальше, к Порхову. Не побывавшие до этого в реальном бою тунгусы, хоть и проявили себя с самой лучшей стороны, не смогли избежать жертв. В этом походе ангарцы потеряли девять человек, убитых стрелами джунгар.

Выделенное Карпинскому помещение ему решительным образом не нравилась. Ангарского посла поселили в просторную комнату, которая занимала весь второй этаж церковной пристройки, больше напоминая сельский зал для танцев, где за неуплату отключили свет. Стоящие по краям широкие лавки, два стола в конце комнаты, в целом, комната была слишком большой и слишком тёмной. Да плюс ко всему, тут в избытке водилось всякой живности, которая весело шуршала по углам, а ночью даже заползала в постель. Первые ночи Карпинский постоянно просыпался по ночам, в отличие от флегматичного Павла Грауля. В Ангарии от ползучих тварей защищали травки, собранные веничками по углам комнат, которые выращивала на своих огородах Дарья и её ученики. Первые пару дней ангарцы потратили на приведение в порядок своей новой жилплощади. Вычищали паутину из углов помещения, выметали из-под лавок засохшие до каменного состояния ошмётки. Молодой воевода, Василий Артёмович Измайлов, когда захаживал к послам, предложил им помощь в виде нескольких тунгусских баб. Но Карпинский тут же отказался, чем немало удивил воеводу.

- Вот ещё, будут тут шурудить, потом ищи-свищи барахла своего, - ворчал Карпинский.

- Ладно тебе бухтеть! Могли бы и прибрать, кстати до нас. Хотя, мне кажется, как раз и прибирали, только не до конца. Ты когда ночью на связь выходить будешь, не забудь упомянуть, что поморов пропустили на сей раз без стрельбы и лишнего шума.

- Если связь будет, конечно доложу, - буркнул Пётр.

Первым делом, ещё до уборки Карпинский с Граулем развернули модернизированную Радеком радиостанцию, растянув на крыше антенну, таким образом, чтобы она напоминала крест. Дабы избежать ненужных вопросов от местных. Выход на крышу был на лестнице, там на небольшой площадке в виде башенки и стояла радиостанция. В эфир выходили редко, по ночам, сигнал, к сожалению, был крайне нестабилен и связь удавалось установить не всегда.

Наступившая осень принесла с собой заметное похолодание. И хотя днём была ещё приятная погода, то ночью приходил весьма ощутимый колотун.

- Печку бы тут сложить, как у меня в доме, - мечтал Пётр перед сном.

- Теперь если только на следующий год, - ответил ему Павел, кутаясь в одеяло.

- Батя, почитай пришли! Град будет вскорости - вона, дорога идёт лесом! А за нею острог будет. Стрельцы баяли, - Ивашка зайцем скакал вокруг усталых донельзя мужиков, сводивших покорную уже всему лошадь с плота.

- Слава те Господи! Ужель всё кончится? - Отец его, Игнат Корнеев истово перекрестился.

- Токмо с Божьей помочью сей путь тяжкий осилили. Виданное ли дело! - раздались голоса других крестьян.

- Остапко, вона, едва довезли. И зачем бежать удумал, дурень! Жёнку и детишек малых оставил, а сам плетей получил сполна. Дурень и есть!

- А ить сам голова приказу, что с нами идёт, велел говорить нам, что де, там куда идём, княство великое, да для крестьянина раздолье - токмо работай с землицей усердно и более ничего не требует княже тот, - проговорил мужик в драном зипуне. Болтающийся на шнурке железный крест, заросшие брови и клочковатая борода вкупе с щербатым ртом и огромные кулачищи делали этого сурового вида крестьянина более похожим на лихого человека. Большинство переселенцев уже были осведомлены о конечном пути их движения, а волнение, которое вызвал их насильственный захват, немного поутихло. Выяснилось же, что не татары их в полон взяли, а свой, казалось бы, христианской веры воевода. Даст Бог, думали крестьяне, не обманет, воевода, будет там житьё достойное. А то наслышаны были они, бывало то в Устюге, то в низовских землях, бывало, хватали людишек на сибирское поселение. Но то, в основном девок, на выданье - а тут цельными деревеньками, такого допрежь не бывало!

Через несколько часов отдыха, в течение которого схарчили почти все остававшиеся запасы пищи, караван вновь пустился в последний переход перед зимними холодами. И вскоре на высоком берегу великой реки показались острожные стены, из-за которых курились дымки. Даже лошади, почуяв близкое жильё, прибавили шагу, а уж у людей поистине открылось второе дыхание.

- Пресвятая Богородица, наконец-то! - Василий Михайлович Васильевич Беклемишев, голова Ангарского приказа, снявши меховую шапку, перекрестился на виднеющийся вдали крест над воротами острога. Беклемишева встречал Измайлов, ещё у ворот, самолично пересчитывая заходивших в посад людей. Чуть позже молодой енисейский воевода, провёл Беклемишева в отведённую ему избу, тут же приказав топить баню и готовить обильный обед.

- А поморы что, Василий Михайлович? Тоже по царскому указу в Ангарское княжество на кочах шли? - спросил о проходивших по Енисею поморах Василий Артёмович.

- Какие такие кочи, в Москве о них разговору не было, - нахмурился Беклемишев.

- Десятого дня прошли. Мимо острога, к берегу не приставали, вечером шли. Значит евойные дела, князя ангарского, - пристукнул кулаком по столу Измайлов.

- Так то мне ведомо, что поморы ходят к ангарцам по Енисею-батюшке. Обратно пойдут по весне, можно будет и пощипать их. Хотя, царь наш Михаил Фёдорович, препятствовать тому повеленья не давал. А теперь, видишь что - людей на Ангару шлёт, - наливая ковшиком из лохани ягодной вытяжки, отвечал глава ангарского приказа.

- Так они к ангарским послам не заходили.

- Стало быть, покуда не ведают о сём, - пожал плечами Беклемишев и вытер мокрые усы рукавом.

- К ангарцам когда пойдём? Они тут обретаются, в церковной пристройке, наверху, - спросил Измайлов, озабоченно поглядывая на приказного голову.

- У тебя снеди хватит, прокормить всех? Четыре с половиною сотни человек, - в свою очередь спросил Беклемишев, вставая с лавки.

- Прокормим! Да там женщины да дети во множестве, а они едят немного, - беззаботно ответил Василий Артёмович, махнув рукой. - А по весне отправим их вверх по реке.

- Ну, пошли чтоль, - покачав головой, Беклемишев взялся за ручку двери.

Во дворике, образованном зданием церкви да двухэтажной пристройкой к ней, ангарцы варили себе обед. Помимо Карпинского и Грауля, с ними находилось ещё двое - пожилой, но крепкий крестьянин Макар и обученный Иваном Микуличем современной в миру грамоте, молодой парень Онфим, внук Макара. Онфим должен был вести переписку с Москвой, ежели таковое потребуется. Макар, помимо возложенных на него обязанностей денщика, в свободное вермя весьма умело ставил силки на беляков, которых особенно много было в долинах мелких речушек, где рос густой ивняк. Вот в котле сейчас как раз и варились три разрубленные и потрошёные тушки крупных, под четыре килограмма, зайцев. Уже доходила картошка, в воздухе разносился аромат варева и желудок требовал пищи.

- Всё, снимаем! - Карпинский уже был не в силах смотреть, как смачно булькает бульон.

- Чичас, травки токмо добавим. - Макар, натянул рукав на ладонь и снял котел с огня.

- Макар, чтобы мы без тебя делали? - Грауль, получив от крестьянина миску со своей порцией, с благодарностью посмотрел на него.

- Знамо что! Как оглашенные по лесу бы бегали, - заулыбался Макар, припомнив ангарцам про то, как они охотятся - больше пугая случайного зверя, чем выслеживая или карауля верную добычу. Разложив всем по порции, Макар и сам принялся за еду, с удовольствием обсасывая косточки. Когда дно котла уже виднелось, а ангарцы, закутавшись в захваченные с собой одеяла, сытым взглядом смотрели на огонь костра, Енисейск вдруг разом наполнился гомоном и суетой. Забегали люди, послышались властные окрики.

- Что за движуха? - удивился Карпинский. - Беклемишев вернулся?

- Сейчас вон тот боец нам расскажет, - Грауль кивнул на приближающегося к ангарцам стрельца.

Кстати, в последние год-два в Енисейске удельный вес стрелецкого гарнизона ощутимо увеличился. Сейчас в остроге находилось до семи десятков краснокафтанников. Сказывалась возросшая важность сего городка.

- День добрый! С Божьей помощью караван с Руси пришёл. Людишек крестьянских нагнали во множестве. Воевода сказал, вас, ангарцев, к нему кликнуть. Он у главных ворот обретается, - обстоятельно доложил дюжий стрелец и, не удержавшись, скосил глаза на закопчённый котёл с остатками недавнего пиршества.

- Благодарствую за весть добрую, - отвечал Карпинский, - присядь, угостись. Макар, дай стрельцу поесть.

Обрадованным воин сел на бревно у костра, дожидаться ангарских варёных клубней, а Пётр и Павел направились к воротам острога.

- Онфим, пошли с нами, чего сидишь? - позвал парня Грауль. - Только забеги за чернилами и бумагой. Перья опять не забудь!

- Вот, гляди, Пётр, - Беклемишев обвёл рукой пространство енисейского посада, заполненного людом. Крестьяне старались кучковаться посемейно, многие отыскивали среди людей своих бывших соседей, друзей, чтобы быть поближе друг к другу.

- Считать будешь, поди? - поднимая воротник, кивнул на крестьян Измайлов. Словно предупреждая о скорой зиме, налетел холодный ветер, заставивший всех поёжиться от неожиданности.

- Мы считать будем только во Владиангарске. Там и оплата, - отвечал Павел. - Людей есть где разместить? Впереди зима.

- Да, за посадом есть срубы, там же и землянки, - воевода махнул рукой в направлении летом поставленных изб.

- Никаких землянок! - тут же повысил голос Павел. - Все люди должны быть живы и здоровы. Зимовать в землянках - верный путь заболеть. Василий Михайлович, размещайте крестьян в остроге. Пусть кучно - зато в тепле. Если места не хватает - подселяйте к себе в дом!

- Ты, Павел, гонору убавь чутка! - воскликнул Измайлов.

- А что вы хотели? Навезти народу и оставить его в холоде и голоде? Так ли царский приказ должно исполнять? - вступил в разговор и Карпинский.

- Василий они кругом правы. Не надобно нам о сем спор весть, - Беклемишев решил погасить назревавший конфликт.

Однако Измайлов, молодой и горячий, явно затаил обиду на заносчивого белобрысого ангарца, сующего свой конопатый нос в воеводские дела. А вечером он напомнил об этом, его люди, с трудом распихав крестьян по помещениям, привели несколько семей и в церковную пристройку. Две семьи принял и посольский этаж - в их числе и Корнеевы из Засурья. Ивашка сразу сошёлся с отроком Онфимом, который, неожиданно для него оказался из ангарцев. Тех самых, к кому они и держали этот нелёгкий путь с момента пленения их казанцами. До сих пор, вечерами, у Ивашки сжимались кулаки и катились крупные слёзы по щекам, когда вспоминал он об оставленных дома бабке с дедом, да о верном Колтуне. А осень становилась всё холоднее, а ледяное дыхание зимы пробиралось в дома по ночам, заставляя людей укутываться теплее, да заносить в дома горшки с углями.

Конские копыта выбивали чёткую мелодию, на твёрдой, не отошедшей от ночного заморозка, земле. В стороны разлетались жёлтые, скукоженые листья, в ушах свистел ветер, гонец поспешал до Албазина. Александр, новокрещённый даур из Умлекана должен был доставить важную весть для майора Алексея - главного человека на Амуре. Завидя близкие стены крепости, Александр притормозил коня и, выпрямившись в седле, с удовольствием смотрел, как над шумящей стеной леса вставало огромное, яркое солнце.

- Эй, весть из Умлекана для майора Алексея! - конь молодого даура гарцевал перед закрытыми воротами крепости. Александру, только что начавшему отращивать бороду, не терпелось передать послание. Наконец, ворота начали отпирать и гонец, взяв коня под уздцы, с восторгом зашёл в Албазин. Первый раз после того, как на Амуре появились ангарцы. С тех пор ту, некогда бывшую тут деревню можно было забыть. Теперь тут была крепость, столица даурского князя Ивана, до крещения бывшего Шилгинеем. Под защиту крепости и новой власти на великой реке постоянно приходили даурские, дючерские и солонские землепашцы и скотоводы, прельщённые отсутствием тут таких же тяжких поборов, как у своих князьков. Так что, кем бы они ни были, эти пришельцы, но дело своё они знали крепко.

- Ну давай бумагу, что ли, - с улыбкой сказал один из ангарцев Александру, когда тот доложился о прибытии в княжеском доме.

- Майору, - начал было даур, опасаясь за письмо.

- Не боись, передам! - ангарец высмотрев кого-то в коридоре, крикнул:

- Игнат! Отведи гонца в столовую, а я к Сазонову.

Чуть позже, сидя в тёплой комнате при кухне и уминая варёную картошку с рыбой, Александр решил для себя непременно вступить в дружину князя Ивана, ведь тогда можно и жену взять побогаче, как у Захария, его дружка.

- Товарищ майор, пришла группа с Порхова. Доставили радиостанцию и боеприпасы, - Васин с радостью протянул Сазонову только что принесённое письмо.

- Отлично! - майор, поднявшись из-за стола и подошедший к окну, быстро пробежал глазами текст и посмотрел на своего заместителя:

- Олег, готовь повозки и людей. В сопровождение возьмёшь пару казаков и четырёх дауров, выбери лучших из тех, что уже стреляли - выдашь им ружья казачьи, а казакам винтовки. Всё, давай!

- Есть! - Васин загремел сапогами по коридору.

Обратно в Албазин увеличившаяся на десяток человек группа пришло уже глубокой ночью. На воротах и стенах крепости горели факелы, по посаду прохаживались редкие патрули. Широкие ворота распахнулись перед прибывшей колонной и повозки вкатились во внутренний двор крепости. Тут же появились заспанные подростки, ухаживающие за лошадьми. Они распрягали коней и уводили их в стойла. Сазонову же не терпелось проверить работоспособность радиостанции. Сам Албазин стоял на холме, а самой высокой точкой его была наблюдательная башенка княжеского дома, расположенная на уровне третьего этажа. Длиннющий шест, сделанный заранее, уже ждал антенну на крыше дома, где половину занимал князь даурский Иван, а половину Алексей Сазонов, который, по сути, являлся наместником Ангарии. Коломейцев, приведший группу из Порхова в Умлекан, был связистом, поэтому настройка радиостанции и установка антенны не заняли лишнего времени. Чтобы оживить радиостанцию, Ивану потребовалось крутить ручку генератора, да следить за самодельным вольтметром, чтобы стрелка была в зеленой зоне. После этого, немного поколдовав над настройками, Коломейцев принялся вызывать Порхов:

- База шесть! База шесть! Амур на связи, база шесть!

В динамике раздавалось слабое потрескивание и более ничего. Иван продолжал вызывать прибайкальскую станцию, пока не прозвучал ответ:

- Слышу тебя, Амур! База шесть на связи! Как добрался?

- Без происшествий, база шесть! На Шилке были встречены туземцы, которые видели много казаков севернее, - Коломейцев докладывал о тунгусах, что им повстречались при сплаве по Шилке.

Ведущий группу ангарский тунгус, бывавший уже в Албазине, расспросил их, что да как, кого видели, где были. По всему выходило, что казачьи ватаги, уходившие в походы из Якутска, подбирались всё ближе к Амуру и, в скором времени, с ними придётся встречаться уже на реке.

- Надо идти далее по Амуру, - нахмурился Сазонов. - А кого здесь оставить?

После удачного сеанса связи с Порховым Сазонов ушёл, наконец, спать. Но сон к майору никак не шёл, его занимали вопросы дальнейшей судьбы проникновения на Амур. Поскольку восточные линии границы Ангарии не были до сих пор разграничены, то эти поползновения казаков были достаточно опасны. Амур, как и в знакомой ангарцам истории, мог быть освоен московскими подданными, что вызывало некоторые опасения для намечаемого ими судоходства по великой реке. Этот вопрос предстояло решить для начала с Беклемишевым, которому царём были даны широчайшие полномочия в связях с Ангарским княжеством. И Сазонов решил действовать. Раз уж, что естественно, казаков не остановить, то следует договариваться с ними и делить Амур, но главное было оставить за собой его устье. Вместе с казаками можно было склонить к сотрудничеству единственную организованную силу на Амуре - солонского князя Бомбогора. Остальные князцы - даур Гуйгудар и дючер Толга были гораздо дальше. Как сообщали некоторые из перебежчиков, эти товарищи правили в низовьях Зеи и Сунгари, если майор правильно соотнёс эти реки на карте. Выходом из ситуации стала бы совместная операция якутских казаков и ангарцев с целью привести Бомбогора к подданству...

'А вот тут как быть?' - задумался Алексей, поглаживая головку тихонько сопящей Эрдени, которая спала, прижавшись к своему мужчине. Эрдени, после крещения у отца Кирилла, стала Евгенией, не за горами было и венчание.

- Не делить же его пополам? - пробормотал он.

- Ты не спишь? - тут же проснулась девушка.

- Да я про этого Бомбогора размышляю, как бы его убрать без лишнего шума. Но не убивать, чтобы не злить солонов.

- Поддержи мелких князьков, каждый род, один за одним. Его не любят, - девушка сладко зевнула и продолжила:

- Отец так делал дома - дружил с каждой деревней дикарей по очереди, чтобы они не были вместе и каждый их вождь думал, что он главный. Поэтому, они не доверяли друг другу.

Алексей широко раскрыл глаза, в который раз он поражался словам своей Жени-Эрдени, сложно было ожидать их от столь милого создания. Да и с тестем познакомиться ему хотелось всё сильнее и сильнее. Что же это за народ такой - айну?

А через неделю, вместе с очередными перебежчиками из владений солонского князя пришли и относительно свежие новости. На реке Хурха, а как выходило по всему - это правый приток Сунгари, местные племена восстали против маньчжурского владычества. На их подавление были присланы войска с юга, вооружённые так же, как и воины справедливого князя Шилгинея. Тут перебежчики указывали на ангарские ружья, как похожие на оружие недавнего врага. А вот это уже было интересно. На секунду Сазонов оторопел, ведь, по словам американцев, китайцы шарились у киргизской аномалии, не могли ли они также проникнуть сюда?

Но, взяв себя в руки, он решительно отмёл эту версию - неужели у маньчжур не было ружей? Зато появился повод для объединения усилий с казаками и приамурскими народами - внешняя угроза. Надо только всё правильно рассчитать и уяснить причины того, отчего дауры и солоны, в своё время помогали отнюдь не русским, а маньчжурам. Казалось бы, ближний враг опаснее, чем дальний - ведь цели русских и маньчжур на Амуре были одинаковые. Но они выбрали Цинов, помогая им в борьбе с русскими, хотя сами только недавно боролись против маньчжур. Надо было заставить историю сделать иной поворот. Следующей ночью были долгие переговоры с Ангарией. Принципиальное согласие на операцию от Соколова и Смирнова было получено. А ещё Сазонов узнал, что во Владиангарск пришёл целый караван поморских кочей! Родная деревня теперешнего байкальца Вигаря целиком прибыла на Ангару. Соколов обещал поспособствовать тому, чтобы теперь и на Амуре появились люди, способные достичь океана, застолбив устье Амура.

Оставалось главное - обсудить этот вопрос с Москвой.

В начале декабря, когда на Ангаре встал крепкий лёд, из Владиангарска ушёл небольшой санный караван до московского форпоста на Енисее. Олени, запряжённые в шесть саней, нагруженных провиантом, одеялами, меховой одеждой и противоцинготными средствами, прокладывали зимник. Вёл караван, оставивший Белореченск на одного из своих заместителей, капитан Новиков. По пути следования отряда были остановки в зимовьях, что стояли по берегам реки. За коими обязаны были присматривать окрестные тунгусские поселения, пополняя запасы хвороста. К чести тунгусских старост, все зимовья были в полном порядке. Взяв хороший темп, отряд Новикова вскоре увидел высокие берега Енисея. Голова Ангарского приказа Василий Беклемишев, едва прослышав о предложении ангарского князя, тут же ухватился за эту идею. Он немедля написал два письма, одно из которых должно было уйти к царю, в Москву, а второе предназначалось для дьяков Сибирского приказа, находившихся в Казани. Дабы те озаботились снаряжением и людьми для Енисейска и Якутска. Василий Михайлович поначалу решил было самолично участвовать в сём деле, но позже, рассудив, что едва ли уместно будет ему скакать по диким местам, решение своё отменил. Тем более, что в Енисейск на следующий год должна будет добраться его семья, оставленная им в Томске из-за плохого самочувствия супруги.

После первых переговоров, бани и небольшого застолья, Новиков, проконсультировавшись с Граулем и Карпинским, обратился к Беклемишеву:

- Мы заберём пять семей, - заявил Василий.

- Оно конечно, заберёте. Но золотишко надо бы положить за людишек-то? - тут же засуетился один из дьяков, бывших в свите приказного головы.

- Не бойся, чиновья душонка, золото имеется, - Новиков подозвал одного из бородачей, что были с ним и тот вытащил из сумы кожаный мешочек, шмякнувшийся о поверхность стола с приятным уху металлическим лязгом, собрав на себе алчные взгляды енисейцев. Сума ангарского казака также оказалось под такими пристальными и тяжёлыми взглядами, что Павел машинально положил руку на кобуру излучателя.

- Когда уходите в обратный путь? - спросил Измайлов, поигрывая изящным ножичком, когда дьяк, забрав золото, ушёл.

- Через два-три дня. Может статься, что к новому году успеем вернуться, - с надеждой ответил Новиков, за что тут же получил под дружеский пинок ногой от Карпинского и укоризненный взгляд Грауля.

- Как к новому году? - удивился Беклемишев. - Нешто вы почитай цельный год идти будете? Докуда же путь держать предстоит?

- Да он шуткует, Василий Михайлович, смеётся. До конца декабря воротится ко Владиангарску. Ты мне вот чего скажи, вместно ли тебе границу нашу учинять? - Грауль, пытаясь вставлять в свою речь употребляемые в этом времени слова, немного смущался.

- Об чём речь ведёшь, о восточных украйнах сибирских? - Беклемишев прищурился. - Границу мне обсуждать вместно, а рядить се токмо самодержец наш, Михаил Фёдорович, великий царь, может и никто более.

- Годится! - Павел, сгрёб со стола все, что не убрали служки, и вытащил из своего планшета перерисованную под калькой карту Сибири. - Смотри, Василий Михайлович!

Приказный голова разом изменился в лице, ноздри раздулись, а на правом глазу, казалось, задёргалось веко.

'Надо было подготовить его. Неловко получается' - уныло подумал Грауль. Карпинский прикрыл ладонью лицо, а Новиков с некоей оторопью наблюдал за картиной. Измайлов пока ничего не понял, лишь выронил от безмерного удивления ножичек, уставившись на Михаила Васильевича немигающим взглядом.

- Откуда? - прохрипел Беклемишев, вцепившись ногтями в поверхность стола.

- Что откуда? - внимательно посмотрел на него Грауль.

- Откель чертёж земли сибирской? - царский посланник до сих пор не мог совладать с эмоциями.

'Упс' - Карпинский с надеждой взглянул на Павла. А тот спокойно объяснил:

- Михайло Васильевич, это список карты, сделанный моими географами с прежнего чертежа землицы сибирской. Передана нам нашими набольшими людьми, дабы мы с тобою решили дело о границе, да немедля. Карта верна во всём.

- Дай мне такую карту, Богом клянусь, в долгу не останусь! - воскликнул Беклемишев, глядя на Грауля.

- Мы это сможем обсудить, но рядить это может лишь наш князь, Вячеслав Сокол, - перефразировал приказного голову Павел. - Так давайте обсудим пока наши граничные дела.

Беклемишев и Грауль, в коем Василий Михайлович сразу признал старшего среди ангарцев, долго сидели с картой, водя по ней пальцами. Царский чиновник оказался на редкость мелочным и въедливым. Что характеризовало его с лучшей стороны, но для Москвы, а Грауль порядком устал от его претензий. В итоге, после многочасовых переговоров, перемежавшихся перерывами, граница была определена.

Но лишь в самой восточной её части. Начинаясь на Амуре от устья Зеи, она шла по реке к самому океану, устье самого Амура Беклемишев уступать не собирался, оставив его в общем пользовании. Он же требовал и постройки порта, а также верфей, которыми можно будет пользоваться сообща.

- А тут от Владиангарска до слияния Лены с Витимом, а от оного по Лене до Ленского острожку, до слияния с Олёкмой, а по оной до крайнего притока Зеи к низу, - уже вовсю оперировал топографией карты Беклемишев.

- Куда к низу? - подперев голову кулаком, спросил Павел. - К Амуру?

- К нему, самому, а там и до окияна рукой подать.

- Подашь там, пожалуй, - пробурчал Грауль. - Хорошо, по рукам! Очертим теперь границы и на утверждение царю отошлём?

- Истинно так! - Беклемишев на радостях даже приобнял Павла.

В принципе, Грауль ожидал от приказного головы больших аппетитов, так что, по сути, дело вышло довольно удачно. Теперь лишь высочайшие резолюции должны были подтвердить договорённости сторон, уполномоченных к переговорам по этому вопросу. Конечно, показывать карту царскому чиновнику было и глупо и опасно, но, взвесив все за и против, было принято решение пойти на этот шаг. Единственно, что позволили себе ангарцы, так это небольшая хитрость - они значительно увеличили объём достающейся Московии Сибири, а приамурские области были уменьшены, Амур стал значительно короче реального. Зато Камчатка и северо-восточная Сибирь просто нависали огромными глыбами над Охотским морем.

"Кстати, Москвитин и его ватага должны быть вскоре на его берегах" - подумал Павел.

Казачьи отряды, выходя из Ленского и Якутского острогов, уже почти что достигали Амура. Тот же Иван Москвитин должен будет достигнуть со своими молодцами амурского лимана, но не известно, как дело тут его провернётся. А выйди ни на него в пустынном месте, да с построй острог и попробуй потом их выкурить! А если направить их организованно через Умлекан, Албазин и другие крепости, что ещё покуда не построены - это другое дело, они увидят, что присутствие на Амуре у Ангарского княжества серьёзное, а ежели сунутся супротив - то и пушки заговорить могут. Смирнов надеялся взять присутствие казаков на Амуре под свой контроль, поэтому следующую экспедицию на Амур планировал возглавить сам.

Ивашка с удивлением смотрел на своего нового друга. Онфим казался ему чуть ли не боярином - одёжа справная, грамоту писчую разумеет, с ангарцами запросто языком мелет, да слова мудрёные да неизвестные иной раз в речах своих пользует. Да только у Онфима нет гордыни боярской, запросто он с ангарцами, тако же запросто и с ним, крестьянским сыном.

- Тебе в школу надо, Ивашка! - убеждал дружка ангарский отрок.

- Что за дело такое? Я отцу первый помощник, недосуг мне влекомым ученьем статься, - деловито отвечал засурец.

- Нешто на Руси школы перевелись? - усмехнулся Онфим. - Или не было оной подле дома твоего?

Ивашка завертел головой, мол, у нас и церкви-то нету - десяток дворов только. Ангарец покивал головой и начал разъяснять маленькому переселенцу его перспективы:

- Как дойдёте до Ангарии, пойдёшь в младшую школу. Не робей, смотри, спрашивай! А потом старайся в школу механиков попасть - верное то дело! Тебе же забавы мои понравились?

Ещё бы! Чудные игрушки у Онфима имеются, повозки на колёсах, да с пушками. Всё из дерева резное, да крашеное опосля. По столу катается, яко телега какая по земле. А ещё есть у Онфима деревянные воины - чурбачки малые, коих можно и на телегу с пушкой посадить и катать. А ещё с телегами теми, рекомыми танками, да с воинами можно и сражения целые учинять! Жаль мало игрушек у Онфима.

- Это мне дядька Максим сработал и подарил на день рождения. А он в школе механиков преподаёт обработку дерева на станке, - с гордостью говорил Онфим.

- Ты там ученье постигал? - восхитился Ивашка.

- Не совсем, в младшей школе меня научили грамоте ангарской, а потом дядька Иван, усмотрев успехи мои, научил и московской грамоте. Он говорит, я к письму ладному способен. Буковки красиво вывожу на бумаге, - отрок, казалось, сейчас раздастся вширь от гордости.

- А в школу механиков меня не взяли, способностей к сему у меня нету, - продолжил Онфим.

- Ишь ты, - присвистнул Ивашка. - Опечалился, никак?

- Ну да, механики, у нас бают, лучшие люди будут. А ещё химики есть, так то вообще лишь пяток ребят и взяли в ученье.

- Чудны дела твои, Господи, - проговорил неслышно засурец.

- А ещё, сказывал Онфим, каждому семейству дают дом с прозрачными, большими окнами, да с крышей, черепицею крытой. А дом тот с полами тёплыми, что на них спать можно, да подпол сухой. А коли в семействе четверо детей, али более, то тому и корова полагается, безо всякой платы и работы лишней. А ежели мастеровой человек, то и на общем поле работать не надобно - знай, свой надел обрабатывай. А ещё...

- Да будя тебе лжу Онфима своего сказывать! - сердито оборвал шёпот сына старший Корнеев. - Нешто бывало прежде такое? Истинно, лжа это!

- Пошто ему лжу мне сказывать? - обиделся Ивашка.

- Бес его ведает! Воздал нам Бог страдания за грехи наши тяжкие. Спи, давай, Ивашка! - отец перевернулся на лавке лицом к стенке, а вскоре уснул и сын его, в обнимку с деревянным танком.

- Пётр Ляксеич! Рация! Караван вызывает! - Онфим потряс за плечо посла ангарского, что прикорнул на лавке, радиосигнала ожидаючи.

Карпинский, мигом проснувшись и на бегу поблагодарив паренька, бросился в башенку на крыше, где стояла радиостанция. А та уже вовсю надрывалась голосом Новикова:

- Енисей! Енисей, ежа тебе в штаны! Караван на связи!

- Слышу тебя, Караван. Енисей на связи, - наконец ответил Карпинский.

- Жди сегодня к вечеру. Будет сюрприз, как понял?

- Понял тебя, Караван! Что за сюрприз, Василий?

- Увидишь сегодня флагмана ангарской флотилии. Народ подготовь к встрече, понял? Всё, конец связи.

Карпинский тут же разбудил Грауля, которому вменялось подготовить людей, переселяемых в Ангарию к погрузке на корабли. А так же расплатиться с Беклемишевым за эту сделку. Весь день прошёл как на иголках, в беготне. Но, как бы то ни было, крестьяне собрали за несколько часов свои нехитрые пожитки и после ужина верхом на котомках стали собираться группами по полусотне человек на обширной местности у острожного причала. С затаёнными под маску апатии чувствами люди ждали продолжения своих мучений. Вечернюю тишину Енисея внезапно нарушил далёкий и протяжный гудок, раздавшийся по-над рекой.

"Неужто довели паровик до ума!" - воскликнул в душе Карпинский.

Когда на реке окончательно сошёл лёд, и Ангара очистилась, из прибрежных ангаров на воду спустили в числе остальных и будущий пароход - первое в Ангарии судно без вёсел. Зима прошла в доводке парового двигателя для него и ещё двух агрегатов поменьше - на боты, для пограничников. Неожиданно для всех, бодро вращавшийся при испытаниях гребной винт, оказавшись в воде, при достижении судном половины расчётной скорости, далее не потянул, вхолостую лупцуя воду за кормой. У многих тогда опустились руки - не тянет паровик, мол, надо судно поменьше, а лучше дизель, вот тогда-то и потянет! Но тут Фёдор Сартинов, который, с появлением первого не гребного корабля, наконец, вспомнил, что он некогда был капитаном большого десантного корабля, и знающий принцип работы гребного винта, хлопнул себя по лбу:

- Поднимайте винт!

Дело в том, что даже небольшое изменение загиба лопастей способно улучшить или ухудшить коэффициент полезного действия винта. А получение нужного результата представляет собой многократные попытки, причём первые из них сразу показывают дальнейшее направление работы. Так и тут - просто загнув кромку лопасти винта и немного изменив их угол наклона, инженер получил мгновенный результат - тяга заметно улучшилась. А ещё через двое суток, после окончательной доводки, пароход на ходовых испытаниях бойко шёл против течения, показав на мерной миле почти восемь узлов. Люди ликовали - начало ангарской паровой флотилии было положено! Больше всех радовался Сартинов, стоявший за штурвалом.

Наполнившись прохладным воздухом, стяг Ангарии хлопал и трепетал на ветру. Закреплённое на длинном шесте поверх ходовой рубки бело-зелёное с прямым крестом голубого цвета и гербом пикирующего сокола посередине, полотнище открыло собой счёт официальным флагам княжества, которые теперь выставляли на каждой административной постройке того или иного посёлка и гербам, которые присутствовали на каждых главных воротах посёлков. Пришла пора со всей серьёзностью подойти и к символике Ангарии. Первым символ княжества получил пароход, уходящий в своё первое серьёзное плаванье. Корабль Сартинова, ''Гром'', на борту которого красовались надраенные до блеска латунные буквы, взял курс на Енисейск. Пароход вёл за собой две ладьи со снятыми вёслами, которые были нагружены углём, провиантом и стройматериалом для посольского двора на Енисее. Карпинский уже присмотрел отличное место для стройки, немного ниже по течению от острога, на холме. Двор посла задумывался как небольшая крепость, жилой дом для посла, его семьи, а также помещения для двух помощников и трёх человек охраны. На одной из лодий находилась небольшая команда строителей, группа врачей, а также жена Карпинского, девушка Елена из ангарского посада.

Кстати, проблема женского пола стояла в ангарском обществе очень остро, верхушка княжества планировала решить её с помощью переселенцев, но не был учтён один важный пункт - переселенцы прибывали не только с дочерьми, но и с сыновьями, которым тоже требовалось женская половинка. Таким образом, проблема не решалась, а грозила новым конфликтом. Ведь, ясень пень, что родители той или иной девицы на выданье старались отдать дочурку за коренного ангарца, надеясь на лучшее будущее для своих внуков. Хотя некоторые крестьянские свадьбы игрались согласно прежним уговорам стариков, оставленных на Руси. Вот и приходилось некоторым обзаводиться местными жёнами, в подавляющем большинстве своём - чисто формально, лишь для удовлетворения естественных мужицких надобностей.

''Гром'' выходил на Енисей, оглашая сонные окрестности длинным свистящим гудком, ещё немного и покажутся стены острога. Теперь пришло время Фёдору показать своё искусство - пересекая Енисей, надо было аккуратно развернуться и подойти к нехитрому причалу. В чреве парохода, скрытого под палубой, пыхтела и лязгала подвижными частями машина, поминутно срабатывал клапан регулятора давления в котле. Оттуда, снизу, расплывалось тепло, занимающая почти всё пространство котельного отделения тёмная, лоснящаяся туша котла дышала жаром. Шипел пар, стыки труб слезились капельками горячей воды, а со всех сторон торчали какие-то хитрые рычаги, рукоятки, маховики. Труба, выходящая посреди палубы тоже была горячей, но для этого нашли простое решение, укрыв её за деревянным ограждением.

- Чуть левее, Саша! Потом отпусти малость, - сказал Сартинов своему помощнику, ещё БДК, теперь стоящему у руля невзрачного пароходика. Флотский офицер Северного флота теперь с удовольствием крутил штурвал в застеклённой ходовой рубке, глядя на бескрайнюю гладь воды. Подойдя ближе к правому берегу, на пароходе разглядели заполненное людьми пространство близ причала.

- Смотри, народ уже собрался! Они сейчас уже грузиться собираются что ли? - удивился Новиков.

- С разгрузкой хоть помогут, - пожал плечами флегматичный мастер.

Карпинский и Грауль с восторгом смотрели на приближающийся пароход. Словно картинка из прошлого, он притягивал заворожённые взгляды, к берегу подходил, дышащий чёрным дымом...

- Гром, - прочитал на боку судна Павел.

- Куда?! Стой! - закричал вдруг сзади Карпинский.

Оказалось что крестьяне, собравшиеся у берега, разом бросились прочь от подходящего парохода. И Карпинский сейчас их точно не остановит. Раздавались судорожные выкрики, детский плач и ругательства вкупе со здравицами.

- Это просто корабль! Не надо бояться!

- Нечистая! Диавольская лодка!

Поляна вскоре опустела, остались лишь самые смелые или самые дурные. Кто-то, не отрываясь, смотрел на пароход, а кто-то уставился в землю, не смея поднять глаза.

- Пётр, оставь ты это дело! Сами потом подойдут, осмелеют и вернутся, - Грауль махнул рукой, подзывая посла Ангарии. - Сейчас разгружать ладьи будут - наверняка подводы понадобятся. Ты бы распорядился насчёт найма в Енисейске, чего время тянуть?

Тем временем, паровая машина постепенно замолкала, а сам пароход пришвартовался у причала. Ладьи же, за освободившиеся тросы подтягивали к берегу, чтобы спустив мостки, начать разгрузку.

- Здорово, Павел! А где эта посольская морда? - Василий Новиков, дружок Карпинского со школьной скамьи, как обычно не баловал Петра обходительным отношением на людях. - Я ему жену привёз, а он где-то ошивается!

- За подводами побежал в острог, - проговорил Павел, поздоровавшись с Василием.

Подходя к самому Енисейску, Пётр в воротах едва не столкнулся с лошадьми Беклемишева и Измайлова, выезжавших из острога.

- Здравствуйте, Василий Михайлович и Василий Артёмович, - приветствовал обоих Карпинский, заставивший поморщиться Измайлова, который каждый раз поражался абсолютному отсутствию чинопочитания у ангарского посла. - У вас телеги в остроге имеются, свезти кое-чего пониже острога?

Чиновники удивлённо переглянулись:

- Ты, Пётр, верно как приказчик, речи ведёшь! Пошли кого-нибудь к дьяку, пущай он дельце и обдумает, - ответил ему Измайлов.

- А что за бесовская лодка, из коей чёрный адский дым наружу прёт? - вопросил, в свою очередь Беклемишев, указав перстом на ''Гром'', с которого на причал сходили люди.

С лодий же уже начали споро и деловито сгружать груз, следуя коротким командам. Всё происходило чётко и слаженно, как будто до этого ангарцы проводили тренировки по погрузке-разгрузке.

- Почему бесовская лодка-то, Василий Михайлович? - Карпинский сделал несколько обиженное выражение лица, - вы в кузнице бывали прежде?

- Ну, бывал, - отвечал приказный голова.

- Ну вот. А там тоже самое, жарко, шумно, да дым валит. Так и здесь - уголь горит, дым от него и прёт, а железо стучит, судно по воде двигая. Вот и всё!

- Так кузница, оно ремесло исконное, с древнейших времён средь люда ведомое, - нахмурился Измайлов, несколько неуверенно, но всё же правя лошадь к прибрежному лугу.

- Пётр Лексеич, ты, в самом деле, проводил бы нас с воеводой до берега, - проговорил Беклемишев, слезая с коня, - ты же посол ангарский! А насчёт подвод не беспокойся, вона, Макарке своему скажи.

- Макар, хорошо, что ты тут! - Пётр подозвал своего помощника, который обретался у ворот, ожидая пока уйдут Измайлов с Беклемишевым. Рядом был и Онфимка.

- Да, Пётр? - Макар опасливо обошёл скучающих царских чиновников. Онфим же спокойно прошёл промеж лошадей, погладив одну из них по морде.

- Вы, может быть, пока вниз пойдёте, к пристани? А я потом вас нагоню, - предложил Карпинский, враз открывшим рты от подобного политеса московитам.

- Короче, Макар, сейчас пойдёшь к дьякам в приказную избу, найми там подводы, сколько есть. И к берегу правь их. А ты, - Пётр упёр палец в мальчишку, - дуй к нам и собирай вещи, чтобы потом в одну из телег их по-быстрому сложить. Я тебе пару мужичков пришлю. Рацию не трогать! Я сам.

Раздав указания помощникам, Карпинский поспешил к причалу - на пароходе должна быть его Ленка.

- Бесовщина какая-то! - воскликнул Измайлов, понукая лошадь и кивая на стоящий у причала пароход.

- Погоди о бесовщине речи вести, - проговорил Беклемишев, - надобно впервой самим всё осмотреть крепко.

- Что-то ты, Василий Михайлович, больно расположен к людишкам ангарским, как я погляжу, - прищурился воевода енисейский. - Всяко заботу о них ведёшь, в заступ берёшь? Дело ли?

- А ежели и так! Нешто с ними, аки псы, лаяться следует? Сам видеть должон, какую силу крепкую они тут имеют, ты воевода всё же, - ответил Беклемишев и припустил лошадь по тропинке, ведущей вниз, к причалам.

Разбежавшиеся было крестьяне, тем временем, потихоньку возвращались к оставленным впопыхах котомкам, внимательно наблюдая за слаженной работой прибывших на испускающем дьявольский дым корабле людей. Промеж них уже ходили ангарские медики, высматривая нездоровых.

''Самодвижущаяся лодка без парусов и вёсел, коей и ветер не надобен. Не бывало прежде сего!'' - думал приказный голова.

- И что с того, коли есть теперь такое диво, - сказал он сам себе.

- Ты обиду не держи, Василий Михайлович! - догнал Измайлов Беклемишева, - я токмо для порядку оное спросил, всё же так и есть. Ишь, как споро!

Воевода перевёл взгляд на ангарцев. Все они были одинаково одеты в плотные кафтаны серого цвета, серые же штаны, заправленные в рыжие сапоги, с ружьями за спиной, сумкой для патронов на боку, висящей рядом с ножнами широкого ножа. Снимая оружия и составляя его пирамидками, да подшучивая друг над другом, они присоединялись к такелажным работам, с улыбками опустошая ладьи. Мелькали средь них и пара-тройка лиц тунгусов, что тут же отметил воевода. Тем временем, помимо переселяемых крестьян, на берегу собирался и енисейский люд.

- Эка! Смотри, Василий Михайлович! - Измайлов вдруг показал на нос парохода. - Никак девка! Да с ружьём!

Стоявшая на носу девица выглядывала кого-то на берегу, подняв солнцезащитные очки. Одета она была так же, как и остальные - серого цвета кафтан со штанами, но, по всей видимости, явно женского покроя, ладно смотревшийся на фигурке девушки. Енисейцы нечаянно залюбовались этой картиной. Вдруг, пискнув что-то, она помахала рукой кому-то на берегу и побежала к мосткам. Воевода и приказной голова тотчас обернулись, со стороны острога к причалу шёл ангарский посол Пётр Карпинский. Промчавшись мимо енисейцев, едва на задев их, девица повисла на шее посла.

- Никак, супружница евонная. Ишь ты, что за девки у ангарцев? - покачал головой Измайлов.

- Девка с ружьём это неслыханно, мне даже не ведомо, как оное разуметь, Василий, - проговорил Беклемишев.

Покуда чиновники удивлялись очередным выкрутасам ангарцев, чьи выходки неслыханны для московитов, начиная от хамовитого посла, да кончая девкой, чьи глаза укрыты чёрным стеклом, а на плече висит ружьё, с берега к ним поднимался посетивший Новикова Павел Грауль.

- Плата за крестьян привезена, - указал рукой на причал Павел. - Сегодня мы подготовим ладьи для посадки людей, а завтра с утра уйдём.

- Павел, тебе к дьякам идти следует, они плату и примут, - заметил Измайлов.

- Нет, завтра утром оплатим, после того, как людей на лодии посадим, да посчитаем всех, - возразил Павел. - А сегодня им нечего на травке сидеть, пускай в остроге ночуют.

- Дело твоё, - пожал плечами Беклемишев, - а лодку самодвижущуюся осмотреть дозволишь?

- Да, пойдём, Василий Михайлович, - поманив того рукой, Грауль направился к мосткам. - А ты, Василий Артёмович, что же?

- Я на оную бесовщину смотреть не желаю, да и тебе, Василей Михайлович, не советую! - предостерёг Беклемишева воевода.

- Не указ ты мне, Василий Артёмович, - спокойно ответил приказной голова. - А Енисейск у моего приказа теперича в управе.

Покачав головой, Измайлов, истово перекрестился несколько раз и, отчитав молитву, пошёл таки вслед за головой Ангарского приказа. Поднявшиеся на пароход енисейцы, один с интересом, второй с опаской, осматривались вокруг. Для них такой вариант речного судна был дюже странен, ни тебе вёсел, ни паруса - а посередь палубы торчит широкая труба. На самой палубе стоит два жилища, по бокам от трубы, а в них стеклянные окна опять же вставлены. Непонятно, неужели у ангарцев столь много стекла, что его вставляют куда ни попадя?

- А к осени закроем тут всё деревом, - к енисейцам подошёл Фёдор Сартинов, который на правах капитана принялся с жаром рассказывать о своём ''Громе''. - А труба греть будет!

- Ну, Фёдор, я тогда к крестьянам, а ты тут командуй. Думаю, надо будет господ покатать, - подмигнул Грауль капитану.

- Окей, ты мне команду кликни только. А то сейчас разбредутся, - ответил Сартинов и увлёк царских чиновников смотреть рулевую рубку.

Забравшись наверх, Измайлов с интересом огляделся, потрогал штурвал, поскоблил пальцем по стеклу, поцокал языком. Было видно, что ему, как говорится, и хочется и колется. Беклемишев же вполне по-хозяйски осматривался на судне, чувствуя себя в полной степени уверенно. Из-за этого Василий Артёмович нет-нет, да и кидал на него косые взгляды. И Фёдор Андреевич это заметил:

''Нет у господ енисейцев единства во взглядах на жизнь. Хорошо это или плохо?''

Далее в программе обзора у капитана значились котельное и машинное отделения. Туда надо было спуститься у кормы. В первую дверь. Но Измайлова заинтересовала дверь вторая, в коей сквозь круглое оконце пробивался свет. Удивила его мутность стекла, ведь у ангарцев все стёкла были на зависть прозрачны. Попробовав заглянуть внутрь, воевода подёргал за ручку, вопрошая капитана:

- А что у вас тут деется?

- Чего надобно, мил человек? Дверь не тормоши, скоро выйду! - вдруг раздался сердитый громкий бас из-за двери.

Измайлов тотчас же отдёрнул руку от двери и чуть ли не отскочил от неё, схватившись за эфес сабли. С чувством уязвлённого самолюбия он подошёл к Новикову.

- У тебя там тать али убивец какой сидит? - нахмурившись, спросил воевода.

- Да я и не знаю, кто там сейчас заперся! - еле сдерживая смех, отвечал Сартинов.

Тут же дверь, в которую ломился Измайлов, распахнулась, а оттуда показался вихрастая голова юноши. Потушив фонарь, он сердито бросил:

- Кому там неймётся? Вишь, лампа горит - значит занято!

Лишь потом, увидев, кто перед ним, парень ойкнул и, с улыбкой извинившись да поприветствовав гостей, тут же исчез в двери, ведущей в горячее нутро судна.

- Это Антип, наш механик-моторист, за машиной смотрит. Из крестьянских детей, кстати, - объяснил капитан.

Беклемишев, удивившись в очередной раз, тут же пожелал увидеть машину, что толкает это судно по воде. Сначала Сартинов рассказал про винт, да как он соединяется с машиной. Спустившись в котельное отделение, при свете лампы коротко рассказав про котёл. Тут же капитан с удовлетворением отметил, насколько Беклемишев проникся моментом. Измайлов же, с опаской ступая в сумраке технического отделения трюма, сохранял всё то же недовольное выражение лица, однако блеск в его глазах также присутствовал.

- Далее машинное отделение, - объявил Фёдор Андреевич, с усилием отворив дверь между отделениями.

Тут и был Антип, с маслёнкой ползая между механизмов, вот и сейчас он промасливал какие-то сочленения железных лап.

- Антип, машина в порядке? - для проформы спросил механика капитан, хлопнув того по плечу.

Парень, разгибаясь, затылком жахнулся о торчащий рычаг, огласив помещение гулким стуком.

- Едритьтвою! - зашипел Антип, схватившись за голову. - В полном порядке, капитан!

- Разводим пары, кочегары сейчас будут. Гостей наших дорогих катать будем, - улыбнулся енисейцам Сартинов.

Беклемишев заметно обрадовался, а Измайлов, заявив, что желает наверх, с присущей ему осторожностью тут же стал пробираться к выходу.

- На свет Божий желаю, - пояснил он, - нечего мне тут, в темени, средь железа обретаться.

Проводив енисейцев до рулевой рубки, капитан подозвал старшего механика:

- Лёня, ну что, машина как? Как Антипка говорит или хуже?

- Нормально, кэп. Три дня ведь у Рыбного стояли, почистили всё. Но что-то надо делать! На твёрдом топливе по реке ходить люди долго не смогут, тяжко, - безуспешно пытаясь оттереть черноту с рук, отвечал тот.

- Поставим Радека и его компанию перед фактом после прибытия - паровик на пароходе, это не производственная машина, - согласился Фёдор. Он видел, как выматывается команда.

Через некоторое время, попыхивая клубами чёрного дыма, пароход отчалил от берега и пошёл вверх по Енисею. А на следующий день, вместе с государевым ясачным караваном, ангарским золотом и товарами, что были отобраны для показа царю, в Московию ушло и письмо головы Ангарского приказа Василия Михайловича Беклемишева.

Кремль активно застраивался. Кирпичные, либо облицованные камнем одно и двухэтажные строения плотно примыкали друг к другу, образуя тесные улочки с мостовыми, также мощеные камнем. Нашему современнику, попавшему сюда впервые, могло бы показаться, что он находится в небольшом прибалтийском городке. Но стоило ему пройти пару улочек и это впечатление сразу бы улетучилось - административно-жилая часть кремля занимала всего лишь до четверти его территории. Вся остальная часть кремля была освобождена от небольших деревянных построек, которые, будучи разобранными, заново собирались уже в посаде. В южной части кремля разбили небольшой сад с прудом, а с его боков примыкали теплицы и грядки, в которых Дарья и её ученики выращивали самые разнообразные лекарственные растения, что в изобилии водились в Прибайкалье. Теплицы упрятали за стены ещё и потому, что вид такого рода использования стекла, был бы для современников этого века делом расточительным и неслыханным, хотя, казалось, переселенцев уже ничем удивишь - они повидали в Ангарии всякого. Деревянные стены кремля тоже постепенно разбирались, башни же были разобраны ещё весной, вместо них заложили более серьёзные постройки. Оглядывая две башни, которые поднимались вверх уже в камне и покрытые строительными лесами, Соколов покачал головой:

''Не успеем до снега довести...''

А через пару дней состоялось рабочее собрание по факту прибытия поморов и царского каравана крестьян. Тема обсуждения была важнейшая в Ангарском княжестве - людское пополнение. Этой весной население Ангарии разом увеличилось на семьсот шестьдесят восемь человек. Когда из Енисейска пришло сообщение от Карпинского о том, что пришёл царский караван с крестьянами, с души Вячеслава будто бы упал камень - всё-таки не подвёл Василий Михайлович, оправдал ожидания. Однако после того как Соколов пообщался с новенькими, потом послушал Дарью, оказалось, что не всё так гладко. Крестьян просто согнали с родных мест, причём своих же - волжских обитателей, а не обещанных полоняников. Да и пригнаны они были руками татар. Причём Дарья, узнав об этом, буквально рвала и метала. Как так?! Нахватать своих же крестьян!

- Типа казанцы тут виноваты, - усмехнулся Саляев, развалившись в кресле. - А царь Миша на белом коне!

- Не хочет царь ручки пачкать, - заметил Радек. - Вот как выпутался.

- Да, картинка мерзковатая получается. И мы в этом виноватые выходим, - Соколов задумался.

- Уж я этого Беклемишева спрошу об этом, когда он в Ангарске будет! - заявила супруга Вячеслава, сверкая глазами.

- Даша, успокойся, - Соколов обнял жену за плечи. - Попробуй зайти с другой стороны - не всё так плохо, как ты думаешь.

- Да? А что же тут хорошего?

- Сама посуди, где у крестьянина лучшая доля по их невеликим потребностям? Да только из-за того, что им теперь не грозит голод и холод, работы до кровавых мозолей не будет, никто его смердом не назовёт, а дети будут образованы - разве это не говорит о том, что им, по сути, повезло? И я не говорю о лучшем быте и постепенной механизации труда.

- Да, это несомненно, - негромко проговорил профессор, отхлёбывая горячий медовый напиток.

- В целом, я согласна, - пробурчала Дарья. - Но могли бы их спросить!

Мужчины в унисон засмеялись, а Саляев объяснил, не забывай, мол, где мы. Век разгула демократии ещё не наступил, тут последний век Средневековья.

- Но у нас никаким средневековьем и пахнуть не должно! - уверенно сказала княгиня, на что никаких возражений не последовало.

- Может в этом и состоит наша миссия? Если учесть, что попади мы куда-нибудь в более людные или цивилизованные места, то белели бы наши косточки уже давно, - пробормотал Радек, подперев кулаком голову.

На несколько минут профессор, казалось, выключился из неспешного разговора друзей и, придвинув к себе карту Забайкалья, долго всматривался в неё.

- На Ангаре новых поселений пока организовывать не будем, кроме Свирска. А будем укрупнять имеющиеся. Ангара и так постепенно обживается. Сейчас задача номер один - застолбить Амур, - объявил Соколов.

Соколов рассказал, что новости с Амура идут ободряющие. Сазонов прочно уселся в Албазине и установил контакт с местными, сделав ставку на одного из князей. Достаточно молодого, чтобы полностью попасть под влияние Алексея и сироту, что исключало поползновения его родни, пока с ним всё в порядке. Задача Сазонова была с ним обговорена - он должен был, набравшись сил и средств, занять устья Зеи, Сунгари и Уссури.

- А на Амур нам нужно перебрасывать молодые бездетные пары с Ангары. Новичков туда, конечно же слать не будем.

- Тамара говорила о совхозах, - заметил профессор. - Думаю, это дело здравое - новичков надо понатаскать работой с новыми для них культурами, в первую очередь, я говорю о картофеле и о помидорах. Помниться из истории, что именно с ними у крестьян были проблемы - вплоть до Екатерины Великой пытались их заставить растить картошку.

- Ну и работа с теми же сеялками и прочими девайсами, - добавил Саляев.

- Дарья, а в каком состоянии здоровье наших новичков? - скрестив пальцы, спросил старшего медика княжества Радек.

- На слабую троечку, не более, очень много ослабленных. Зубы у многих в ужасном состоянии. А дети совсем слабенькие - они сейчас активно отпаиваются куриным бульоном. Люди говорят, что около трёх десятков человек в пути погибло.

- Да уж, в пути их не особо потчевали, - проговорил Саляев. - Разносолов не предлагали.

- Но ничего, у нас с голоду не помрут, отъедятся, - Дарья вынула из печи котёл с томившимся там борщом и осторожно приоткрыла крышку, выпустив гулять по комнате великолепный аромат.

- Пусть немного остынет, давай пока салатик, зря, что ли я овощи стругал? - Саляев демонстративно похлопал себя по животу.

Дарья поставила на стол большую миску с нарезанным салатом.

- Душераздирающее зрелище! Оливье в тазике, как дома, - рассмеялся Ринат.

- А майонез как в прошлый раз? - уныло спросил Радек.

- Нет, я добавила уксуса в замес. Ещё бы перцу чёрного и вообще было бы отлично, - ответила с улыбкой княгиня.

- Ну, я пойду Стаса позову. Да и Ярику скоро просыпаться, - Соколов ушёл в детскую.

Вскоре в комнате появился и старший сын ангарского князя - Станислав, от обиды надутый до невозможности. Ещё бы, только наши захватили позиции врага, пустив в ход танк, как маршала зовут обедать! Он не принимался за еду, пока не расставил на краю стола всех своих солдатиков.

- Молодца, Стас! - подмигнул пареньку Ринат. - Подрастёшь, ко мне в Удинск давай, будем из пушек стрелять.

Стасик тут же расцвёл от удовольствия, правда пострелять ему хотелось уже сейчас.

Профессор, тем временем, склонившись над столом, негромко спросил Соколова:

- Как думаешь, а царь-то примет наших послов?

- Примет, конечно же, - убеждённо ответил князь, - да только из-за одного любопытства уже примет! Вон, алтын-хановских послов принимал же, а мы чем хуже?

Радек согласно закивал, а Вячеслав погрозил пальцем Стасу, чтобы тот не ковырялся ложкой в тарелке, а ел налитый матерью борщ.

Карпинский передавал из Енисейска, что Беклемишев предложение ангарцев о встрече с царём воспринял как само собой разумеющееся. Он посоветовал отправляться в путь вместе с царским караваном ясака. Да приготовить подарков монарху побольше. А вечером из Удинска пришло сообщение. Помощник Саляева по боевой подготовке молодёжи, прапорщик Афонин докладывал, что паробот с енисейцами прошёл мимо острова. Это значило, что через трое суток Беклемишева можно ждать в Ангарске. Соколов решил встретить Михаила Васильевича по-домашнему, поселив в гостевой половине своего дома. Ночью, при свете свечи, князь прокрутил в голове возможный сценарий предстоящего разговора с царским чиновником, выписав на бумагу основные вопросы, которые ему хотелось бы обсудить, да предложения, которые он хотел озвучить.

Ужин был великолепен. Хозяйки Ангарска постарались на славу. Мясное рагу с овощами, запеченный с сыром и мясным фаршем картофельный пирог, салат 'Столичный', хлеб с кедровыми орешками и ягодный морс, всё было съедено до крошки. Супруга Беклемишева и два его взрослых сына были довольны приёмом, что им оказали в доме ангарского князя. Беседы на житейские и бытовые темы в гостиной продолжались, а мужчины, тем временем, уединились на веранде, чтобы обговорить более серьёзные дела.

Пожилая тунгуска вынесла им горячий чайник с медовым напитком, настоянным на травах - по рецепту княгини. Проводив её глазами, Соколов повернулся к сидящему в кресле Беклемишеву:

- А как тебе, Василий Михайлович, новый воевода енисейский?

- Молодой да бойкий. Предан он отечеству и царю нашему, батюшке. А отец его геройски погиб при Смоленске, за Отечество своё стоя, потому Василий Артёмович царём и обласкан, - отвечал тот.

- Смоленск теперь у Руси, это хорошо, - заметил ангарский князь.

- Без сомнения! Богатый город, прибыток Отечеству учиняет немалую, да и Полоцк тако же, - соглашался царский чиновник.

А ещё бы хорошо и русские порты на Балтике иметь бы для торговли? - спросил, отхлебнув горячего напитка, Соколов.

Беклемишев сверкнул глазами:

- Не в силах нам со свеем совладать нынче. Свей силён, да с ляхами дружен стал. Не совладать... Чую, сызнова война будет с ляхами, не иначе, те себе короля нашли нового, тако же свейских кровей.

- А если мы сможем помочь? - поднял глаза Соколов.

- Что? Нешто вы... Не пойму я тебя, князь, - брови Беклемишева поползли вверх, да там и остались.

- Сколько стрельцов ты можешь привести в Ангарию сейчас? - продолжал удивлять собеседника Вячеслав.

- Под восемь десятков, не более...

- Мои люди могут обучить их палить из ангарских ружей, да лить для них пули, - внимательно смотрел на собеседника Соколов. - А так же стрелять из пушек.

- Те, что не каменьем, а бонбами палят? - недоверчиво, с удивлением вопрошал Василий Михайлович.

- Ими самыми, - кивнул Вячеслав и добавил, - плата обычная.

Беклемишев поморщился:

- Не реки оное уплатой али покупкой. Государь наш не может людьми православными торговлю учинять. Ибо церковь наша святая, православная, проклянёт его.

- А что же он учинил уже? Не продажу ли? - усмехнулся Соколов.

- Не смейся, князь! То государевы людишки были, на волжские землицы посаженные, а нынче они в Ангарское княжество определены. Тако и далее будет! А слова твои я в уши царские сам передам.

Как сказал Беклемишев, по такому случаю, он и сам на Москву путь держать станет. Вместе с ангарскими послами.

План Эрдени работал - одна за одной амурские деревеньки признавали над собой власть даурского князя Ивана и верховную власть Ангарии. Некоторые старейшины соглашались уйти из-под солонца просто по факту прибытия ангарцев и их рекрутированных дауров. А иные покупались за красивое зеркальце, коробок спичек и отрез ткани красного цвета. Перешедшие под Албазин поселения переставали платить дань Бомбогору, прогоняя сборщиков дани взашей. Поначалу это проходило, но Сазонов не уставал повторять своим людям, что уходили в приамурские посёлки, об осторожности, а также о корректном отношении к людям солонца. Смена власти не везде проходила гладко. Близ устья Зеи, в одном из крупных посёлков дючеров, ангарских послов не просто прогнали, но ещё и побили, да весьма крепко - четверо дауров погибли от ранений. Вероятно, на этот раз сказалось отсутствие среди послов самих ангарцев, один вид которых творил полдела. А при ангарцах их подданные дауры не зарывались при общении с другими амурцами. И вот случилось такое происшествие. И что было делать?

Сазонов понимал, что по всей видимости, виноватыми были его дауры. Но дело в том, что этим случаем был нанесён урон репутации Албазина. Так что придётся майору самому заниматься этим делом.

- Ты только будь понаглее, но одень под кафтан броню, - говорила тогда ему Женя. - Им просто надо показать, кто старший, но не стоит разговаривать долго.

- Но и спешить не следует! - воскликнул Алексей. - C даурами ещё работать и работать.

- А зачем тебе столько воинов, чтобы наказать одного старейшину, убившего твоих людей, не нужно большой армии. А если ты его не накажешь, пойдут разговоры, что Албазин слаб. И вообще, надо идти к устью Амура, где великое море начинается!

- Ох ты, стратег мой дорогой! Я понимаю, что ты поближе к своему народу хочешь оказаться, - Сазонов притянул девушку к себе и крепко обнял. Так, как она любила.

- Обещаю тебе, мы там будем, непременно будем, - прошептал Алексей.

На следующий день Сазонов, поговорив с Олегом, начал вместе с ним отбирать из даурского ополчения небольшой, по местным меркам, отряд. Набирали наиболее крепких, волевых и восприимчивых к обучению людей. Шесть десятков молодых воинов обучали ружейному бою и взаимодействию со своими товарищами в боевой обстановке. На обучение ушло почти три месяца. К середине ноября албазинская дружина была укомплектована. Не у всех были ружья, но это компенсировалось тем, что лучшие лучники лояльных посёлков тоже были с Сазоновым. В крепости майор оставлял за себя Олега Васина, а с собой, помимо дауров, забирал пятерых морпехов и с десяток казаков. С казаками, кстати вышла интересная коллизия. Среди тех раненых бородачей, что пленили владиангарцы после очередного столкновения с енисейцами около крепости, был и десятник Семён, сын Иванов. Было это ещё в 1635 году, сначала его записали как Семёна Иванова, но потом, после его полного выздоровления и вступления в войско Усольцева, выяснилось, что казак этот - сам Дежнёв. Правда, тогда он был ещё рядовым казаком и не совершил своего великого подвига, пройдя по проливу между Евразией и Америкой с севера на юг, по всей его длине.

- Ну вот, сломали человеку геройскую судьбу, - сокрушался тогда Соколов.

Сейчас Дежнёв был полусотником Ангарского казачьего войска и третьим, после Васина и Сазонова человеком на Амуре. Не считая крещённого даурского князя Ивана, который был властной фигурой только для самих амурцев.

Так вот, одним холодным ноябрьским утром, когда ещё и не рассвело, Албазин пришёл в движение, окрасился огнём факелов. Звенело железо, ржали кони. Ворота посада широко раскрылись и всадники, мистически озаряемые светом, один за другим выезжали на восточную дорогу, с ночи покрытую свежевыпавшим снегом. Отряд, сгруппировавшись в походную колонну, на рысях уходил навстречу поднимающемуся над линией леса солнцу. Вечером четвёртого дня пути, останавливаясь по пути в лояльных посёлках, албазинцы наконец достигли пределов владений мятежного поселения, которое было теперь в паре километров. Отряд спешился, приступив к отдыху и ужину, а к посёлку ушло несколько даур-разведчиков.

- Может всё запалить и делов-то? - подошёл к Алексею Дежнёв.

- Нет, Семён, нам никак нельзя этого делать, - отвечал майор.

'Ваши казачки как раз на этом и погорели' - чуть было не добавил он. Странно, но он испытывал некий пиетет к этому человеку. Имя этого статного и волевого бородача довлело над ангарцами. Для полного счастья не хватает Ерофея Павловича Хабарова, говаривал Саляев. Кстати, встретить его вполне было возможно. Исследователь Амура и гроза амурских жителей сейчас, по всей видимости, находился в Ленском или Якутском острогах. Да и наверняка он уже бывал южнее, а может, именно он и был тогда подле Шилки?

- Нам нужен этот посёлок, за ним уже Зея, наше пограничье с Русью, - повторил Алексей.

- Да какая там Русь? - изумился Дежнёв. - Что ты говоришь-то, Алексей Козьмич? Нету там ничего, опричь леса да зверя. Пограничье, откель ему взяться-то?

- Таков уговор, Семён. Не спорь, а нам тут крепость нужна. За Амуром солонец сидит, а дальше князцы дючерские. Зажигайте факелы, Семён, выходим.

- Запаливай огонь, братцы! На коней! - закричал казак.

У каждого из бойцов Сазонова при себе было по паре факелов и спички. Так что вскоре огненной змеёй колонна албазинцев рывком подползла к ночному посёлку, где встретили их оскаленные пасти собак, да шарахающиеся в стороны разбуженные амурцы. Сазонов же опасался дючеров, как неплохих лучников, поэтому экипировка была сработана ещё в Албазине. Бойцов защищал доспех, который считался наиболее лучшим у дауров, а ангарцы помимо прочего имели ещё и бронежилеты, что они взяли с собой ещё в первый поход. Выставив по сторонам ружья и зорко посматривая за каждым шевеленьем меж дючерских домишек, албазинцы при помощи уже бывших здесь товарищей, достигли дома старейшины. А растёкшиеся по посёлку всадники загоняли обратно в дома пытающихся убежать жителей. Некоторым это удалось - бегом по заснеженным полям удрать к лесу. Им не препятствовали. А в посёлке пришлось и немного пострелять, успокаивая особо ретивых. Дом старейшины и главы рода, в одном лице, этого мятежного поселения был окружён, а остальные жители загнаны по своим домам. Наступила относительная тишина, нарушаемая лишь истерикой сторожевых собак и лошадиным всхрапыванием. Спешившись, часть дауров и казаков под свет факелов выволокли из дома голосящих и воющих баб, плачущих детей и обречённо упирающихся мужчин, в том числе и хнычущего старейшину, умолявшего, как перевели дауры, не избивать всей деревни.

- А зачем ты избивал наших послов? - прорычал Дежнёв, наклонившись к нему с нервно бьющего копытом и храпящего жеребца. Старейшина, вероятно, обделался уже от одного вида разгневанного Семёна Ивановича, потому как остолбенело уставился на него, заёрзав и засучив ногами. Даур, придерживающий старейшину за ворот, проорал тому вопрос казака на ухо. Старик завалился на истоптанный снег и взвыл, закрывая голову руками. Дауры хмуро смотрели на него, ожидая команды расправиться со ним.

- Майор, нашли загон с быками! Шесть штук аж, - прокричал один из морпехов, подскакавший на жующей удила кобыле.

- Поднимите его, - приказал Сазонов. - Всех мужчин засуньте в бычий загон. А баб с детьми обратно в дом. Караулить дома до рассвета, меняться. Утром всё разрулим.

Наутро, согнав часть мужиков посёлка на небольшую площадь, Сазонов, при помощи даур, объявил свою волю. Старейшину и его семью он забирает с собой, а жителям он предлагает выбрать нового главу посёлка и чем быстрее, тем лучше. Жителей, в смерти своих послов он не винит и наказывать их не будет. А виноват только старейшина, он и будет наказан. А тут теперь правит даурский князь Иван, поэтому вскоре тут объявятся многие его воины. Кто не желает этого - могут уходить.

- Но, я обещаю, что те, кто останутся, будут довольны, - последнее, что сказал Сазонов.

После этого албазинцы, пообедав, отправились в обратный путь, вместе с пленниками, посаженными на своих собственных коней.

Всего на пароходе и на лодиях привезли около двух сотен с лишком человек. Стало быть, пароходу нужно было сделать ещё один рейс. Да и небольшой ремонт был так же необходим, ведь механизмы машины были ещё не столь совершенны, плюс предстояла ещё и чистка котла от угольного шлака. Поэтому после того как отцепили лодии, 'Гром' ушёл к крепостному острову для пополнения запасов угля и ремонта.

Первое, что увидел Ивашка в княжестве Ангарском - это крепость из светлого кирпича, стоявшая на острове посередь реки. На правом берегу виднелась ещё одна крепостица, но земляная, с башенкой над ней, узкими бойницами для стрелков и бойницами поболе - для пушек. От земляного укрепления к самой реке тянулась невысокая стена с зубцами. Пароход, тем временем, подтянул лодии к широкому причалу, а из открывшихся ворот подле крепостицы стали выходить люди, в тех же кафтанах серого цвета, что и у воинов, которые приплыли в Енисейск за ним, Ивашкой и его родителями. К борту лодии приставили мостки и первые крестьяне начали сходить на берег, поддерживая ослабевших. Воины в серых кафтанах так же помогали крестьянам сходить с лодий, подхватывали их нехитрый скарб. А иных женщин приходилось сносить на руках. Ивашка, держа сестру Машу за ручку, бросал исподлобья взгляды на воинов - молодые, румяные лица, такие же, как и у людей из разных волжских деревенек, встретившиеся в Васильсурске. А вон тот, с рыжими волосьями, торчащими из-под странного вида шапки и вовсе вылитый Агей, соседский парень из Засурья.

- Мама, а вот тот на Агея похож, - сказал мальчуган, теребя мать за рукав и показывая пальцем на воина.

- Похож, Ивашка, - грустным голосом согласилась она. - Не болтай много, Машку веди.

Корнеевым указали на брёвна, что были ровными рядами положены на полянке близ земляной крепости, предлагая там присесть. Но Ивашка и так насиделся и належался на лодии, хотелось уже погулять, да посмотреть крепость поближе. Посадив Машку рядом с родителями, паренёк незаметно для них ускользнул в сторону и стал пробираться поближе к тёмным провалам пушечных бойниц.

- А ты куда, малец? - Ивашка почувствовал, как тяжёлая рука схватила его за ворот уже тогда, когда он намеревался подпрыгнуть, чтобы заглянуть внутрь крепости.

- Пушку глянуть хотел, - запросто заявил мальчишка.

- Да бойница изнутри закрыта, - улыбнулся воин с закрученными усами, - сам посмотри.

Он приподнял Ивашку над землёй и тот с разочарованием увидел, что так и есть.

- Дуй к родителям! Потом посмотришь.

Ивашка обиженно засопел и поплёлся обратно, выискивая отца с матерью среди гомонящего люда. Обернувшись, он увидел, что усач следил, чтобы паренёк выполнил его приказ.

- Внимание! - вдруг раздался зычный голос, разом заставивший всех крестьян замолкнуть.

- Меня зовут Ярослав Ростиславович, я воевода этой вот, - Петренко рукой сделал дугу, как бы объяв лес на том берегу Ангары, остров и городок на этом берегу, - крепости и земель окрест.

- Енто уже Ангарское княство, воевода? - выкрикнули из толпы.

- Да, это пограничная крепость, именуемая Владиангарском, - кивнул Ярослав. - За крепостью лежит Илимский посёлок. Большинство из вас будет жить там и немного дальше - у Железной горы.

Петренко сделал паузу, чтобы крестьянам дать время осмыслить его слова и затем продолжил:

- Сейчас из городка выйдут телеги, и я прошу всех, кто ослаб или болен, а таковые, мне сказали, есть, залезать в них.

И вправду, вскоре из-за открытых ворот укрепления показались три телеги, которые тянули неведомые прежде волжанам животные.

- Тятя, это те рогатые олешки, о коих в Енисейске говорили.

- Что-то они не больно и рогатые, - усмехнулся отец.

К Ивашкиному удивлению вместо рогов у оленей на голове оказались лишь небольшие отростки, покрытые шестью. Посадив людей в телеги и покидав туда же мешки с нехитрым барахлишком, большая часть людей пошла за развернувшимися телегами в городок, который отстоял от земляной крепостицы и стены примерно на версту. А на поляне осталось около восьми десятков человек, среди которых были и Корнеевы.

- А мы что же? - Игнат подошёл к разговаривающим неподалёку ангарцам.

- А вы пойдёте обедать после них, - тот, что назвался воеводой, махнул рукой в сторону ушедших крестьян. - Телеги вернутся - детей и женщин на них посадим. А вы пока побудьте тут.

- Эй, малой! - Ивашку позвал уже знакомый ему усач, - пошли, посмотришь пушки.

- Он, бедовый, - предупредил Игнат, - да шустрый, не углядишь.

- Это ничего! - улыбнулся ангарец. - Нам такие как раз и нужны - шустрые да бедовые. И чем больше, тем лучше!

Наконец, снова пришли телеги, и Ивашка с удовольствием запрыгнул в одну из них, рядом с матерью, которая держала Машку. Отец шёл рядом. За воротами начинались поля, где зеленела незнакомая ботва. Что это за растение не знал и Игнат, отец Ивашки. Зато слева от дороги росла свекла, которую мальчуган узнал сразу. В поле ходило несколько человек с деревянными заступами - открывая и закрывая доступ воде в кадки, где она собралась для полива. Источником воды был запруженный посередине поля ручей, обложенный камнем, протекавший разделительной чертой сквозь посадки. Ворота городка были распахнуты настежь, телеги въехали во двор и остановились у длинного дома с большими составными окнами.

- Идёмте за мной! - перед крестьянами появилась полная черноволосая женщина с узкими глазами на широким лице.

- Вещи оставьте здесь - их никто не возьмёт, - сказал один из воинов - ангарцев, когда крестьяне потянулись к своим пожиткам, сложенным в телегах.

А несколько молодых ребят всё в тех же одеждах, что и у воинов, уже распрягали оленей. Потом Ивашка попал в длинное светлое здание, похожее на вытянутую горницу, где стояли лавки и длинные столы. На столах стояли тарелки с хлебом, стопочки с солью, ложки и глубокие миски. Посреди стола стояли котлы с дымящимися ароматными щами. Женщины в передниках принялись разливать щи по мискам, а крестьяне с большим удивлением смотрели на это, но ничего не посмели сказать. Хотя Ивашкин отец пробормотал, что, мол, могли бы и из общего котла щи похлебать. Ну а после того, как котлы из-под щей опустели, несколько женщин в передниках и чепчиках с помощью мужчин занесли такие же котлы, но уже с истекающей маслом гречей и кусками варёного мяса. Ивашка объелся тогда до полного изумления. Для маленьких детей, которых было не так уж и много, приготовили сладкую молочную кашу и творог, да тёплое молоко с мёдом. Когда все уже доедали кашу, знакомый уже Ивашке ангарец с усами громко сказал, выйдя к столам и обращаясь к крестьянам:

- После обеда прошу не вставать, а обождать, пока с вами не поговорят.

Через некоторое время к отцу Ивашки подсел ангарец с листами бумаги:

-День добрый! Назовите свои имена и возраст, сколько вам лет?

- Игнат, Корнеев сын, двадцать девять вёсен.

- Родовое, семейное прозвище есть? - уточнил ангарец и, увидев покачивание головы, спросил:

- Как деревня ваша называлась?

- Засурье! - крикнул Ивашка.

- Игнат Корнеевич Засурский, - ангарец записал имя Ивашкиного отца деревянной палочкой, из которой торчал чёрный, похожий на уголь, кончик и посмотрел на мать.

- Евдокия, Петрова дочь я, - смущаясь, молвила она. - Двадцать семь вёсен.

- Ивашка, девять годов мне, а это Машка, ей скоро три весны будет, - громко отвечал мальчуган, показывая на всё ещё потягивающую сладкое молоко сестру.

- Ремеслом владеете, Игнатий? - задал следующий вопрос ангарец.

- По дереву могу работать, бортничать. Борти у меня остались, - отвечал отец.

- Это очень хорошо! - воскликнул ангарец, - отпишу вас в Свирское! Там как раз нужны люди, умеющие обращаться с деревом.

- А ты, Евдокия, ткать умеешь? - обратился он к матери. - Очень хорошо! - обрадовался он, увидев, как та кивнула.

Ивашка, вчера получивший свою фамилию, сегодня пытался это осознать, зачем она вообще эта фамилия? Рядышком, свернувшись калачиком и покачиваясь на мешке с одеждой, спала Машка, а мать и отец сидели на краю телеги, свесив ноги. Как сказал сержант Василий, один из ангарцев, Засурские и ещё семьдесят пять человек определены на поселение в Свирское. Поначалу их везли на подводах по дороге, идущей параллельно реке и петляющей по вырубленной и вычищенной от кореньев лесной просеке, приходилось огибать и скалы, подступающие к самой Ангаре. Слева, за скалами, порогами шумела река, скатываясь по камням и проскальзывая в скальных теснинах. А в лесу было тихо и спокойно, умиротворяющее действовал птичий пересвист в шумящих кронах деревьев. Ивашка смотрел на облака - в высоком голубом океане неба парили белые островки самых причудливых форм. Мальчуган и не заметил, как провалился в глубокий сон. Снился ему родной дом, да рядом с ним седой дед с бабкой, улыбавшихся ему, но глаза их были полны печали. А Ивашке надо было догонять ушедших уже вперёд родителей и Машку, которая тонким голосом звала его за собой. Рядом ужом вился любимый пёс, громко и визгливо лая, пытавшийся не пустить Ивашку далеко от дома. И тут мальчуган с ужасом понял, что не помнит ни клички пса, не имён своих родных деда с бабушкой, всё ещё смотревших на него и прощально машущих ему руками, стоя у невысокого заборчика в тени высокой яблони, на которую любил он прежде забираться. Вдруг не стало пса, а тени принялись обступать мальчишку со всех сторон, совершенно закрыв собою отчий дом. На Ивашку навалился липкий ужас, ноги его сковал кандалами страх и он застыл на месте, не в силах двинуться. А вокруг него сгущалась тьма, обволакивая и превращая в серую, волнующуюся массу всё вокруг - цветы, травы и Ивашкины лапти уже стали сереть, а за ними и порты. И только обернувшись, он увидел родителей, шедших в ореоле света. Заорав дурным голосом, Ивашка... проснулся.

Поскрипывала телега, рядом тихонько сопела Машка, подоткнув под щёку кулачок. Мальчик быстро чмокнул сестрёнку в лобик и, повернувшись, сел, свесив ноги. Вечерело. Возница негромко переговаривался с одним из мужиков.

- Скоро середина пути, чуть далее зимовье будет, - уже погромче проговорил ангарец, - там на ночёвку встанем.

И правда, через некоторое время показалась покрытая зеленью леса скала, а дорога упёрлась в ворота небольшого зимовья, устроенного вплотную к скале. Барак, домик охраны, стойла для животных, поленница, отдельно стояла, как оказалось, уборная и будка пса - вот и все постройки окружённого частоколом зимовья. Пока распрягали оленей, крестьян проводили устраиваться в барак. Кто-то из воинов подбрасывал хворост для костра, чтобы приготовить кашу на ужин. А к сержанту Василию подошёл для доклада бывший в зимовье старшим молодой парень из первых переселенцев. С четырьмя товарищами он смотрел за этой частью дороги, что шла мимо ангарских порогов, прямо через зимовье.

- Казачков тех поймали, товарищ сержант! Пятеро, в лесу ховались, как с крепости по рации и передавали. На дорогу нашу они как раз вышли, Буян их издалека ещё почуял, - докладывал юноша. - Среди них один больной совсем.

Тут Ивашка заметил, что у парня на рукаве, так же как и у давешнего усатого ангарца светлой нитью вышит падающий за добычей сокол.

- В хлеву запер их, - продолжал доклад парень, - да они смирные, просили поесть и только. А болезный у нас на топчане лежит, спит. Под охраной.

- Молодец, Прохор, веди к казачкам, - похвалил его старший обоза и обернулся, заметив топтавшегося сбоку Ивашку:

- А ты чего здесь делаешь? А ну марш к своим! Ужинать и спать!

Мальчишка нехотя поплёлся к бараку, но по пути присел на бревно у костра. А там уже засыпали в первый котёл порцию крупы. Ивашка тут же нашёл нового человека для расспросов - кухарящего паренька из обоза с тем же знаком сокола на рукаве. Хоть он и был юн, ружьё его было приставлено к бревну, а на поясе висели серьёзного вида ножны, длинный нож был воткнут в лежащее у костра бревно. Ивашка тут же решил потрогать это красивое оружие.

- Не тронь! - крикнул паренёк.

Мальчишка вздрогнул и чуть ли не отпрыгнул от ножа, сложив руки. Лишь спустя несколько минут, когда прошла обида, он решился на вопрос:

- А что за нож такой странный, уж больно длинной.

Вместо ответа парень вытащил лезвие из дерева и с сухим щелчком приладил его к ружью, таким образом, что получилось нечто вроде копьеца.

- Понял? - спокойно спросил он.

- Нешто каждому ружжо дадут? - спросил Ивашка, кивая на оружие паренька.

- Не, сначала младшую школу надо закончить и пойти в старшие классы, у меня - механический класс. А ещё в соколята надо вступить.

- Чего? - не понял Ивашка. - Соколята?

- Ха! Новенький, ты потом всё узнаешь сам, - усмехнулся кашевар.

А в загоне для оленей сержант обоза начал допрашивать пойманных казаков:

- Кто такие и чего делаете на земле Ангарского князя? - Сержант, сдвинув брови, спросил поднявшихся с сена помятого вида мужиков.

Бородачи хмуро переглядывались, а чуть вперёд вышел один из них:

- Казаки мы вольные с Енисейска.

- А тут зачем? - продолжал ангарец, - ведомо ли тебе, что и застрелить тебя могли, а обратного пути не будет? Как попал сюда?

- Вестимо как, с Енисейска на самоходном судне вашем, - ответил Осип. - У крепости по воде ушли, а лесом обошли подалече. На дорогу вышли.

- И что, думали вас не заметят? - усмехнулся сержант. - Кстати! Я тебя помню, ты с енисейским воеводой был! С нашим ещё на кулачках дрался!

- Мы сотоварищи до деревни какой дойти хотели, а там и сесть на землю, али в войско попроситься, - казалось, простодушно молвил казак, разведя руками и виновато глядя в земляной пол.

- Что же, хорошо, коли так. Скоро будет каша готова, вам принесут. А завтра, - ангарец посмотрел на Осипа, - ещё раз на пароходе покатаетесь.

Наутро, после завтрака, телеги продолжили свой путь. Добравшись к вечеру до Быковской пристани, где начинались опасные ангарские пороги, люди погрузились на ладью, что была прицеплена к пароходу размером поменьше, чем тот, на котором они попали в княжество. Порадовав Ивашку протяжным гудком, пароходик потащил ладью вверх по реке, прочь от порогов. Снова потянулись однообразные картинки подступающего к реке леса, скал и только редкие зимовья по берегам реки указывали на то, что люди тут бывают.

'Странно, то крепость, полная народу, а теперь, вона - пусто кругом' - думал Ивашка, сидя у борта, скользя взглядом по стене леса. Пароход останавливался у зимовий, там и ночевали, а если ночь была лунной, то пароход шёл и под серебряным светом Луны. Через пару дней пароход прошёл ещё одну островную крепость, поприветствовав её долгим гудком. На берег из крепости и со стороны городка на левом берегу высыпало несколько десятков мальчишек, которые махали пароходу руками и свистели. На воде было несколько больших лодок и ещё один пароходик, где тоже было много ребят. А над крепостью в ярком свете солнца реял бело-зелёный стяг, такой же, как и на пароходе, что тащил ладью.

- Дядька Василий, а это что за крепостица? Отроки во множестве, а воины где? - удивлялся Ивашка.

Сопровождавший их сержант-ангарец пояснил:

- А это школа для отроков, чтобы из них получались такие же воины, с которым ты в зимовье разговаривал у костра, - улыбнулся он, - тут учат из ружья стрелять, в лесу тихо ходить, раны врачевать, да много чему учат. Вот попадёшь сюда, сам всё увидишь.

У крепости остановились лишь на пару минут - сдали на руки больного казака. И вновь пароход устремился вперёд. Спустя двое суток безостановочного хода, по известному рулевому, как свои пять пальцев, фарватеру реки, пароход, наконец, причалил к берегу. На широком причале уже было полно народу. Ивашка тут же заинтересовался похожей на колодезного журавля конструкцией, на цепях которой висела огромная железная бочка. Бочку эту ангарцы с помощью крепкого словца пытались водрузить на широкую телегу. Наконец, у них это получилось и, сняв с неё цепи, люди повернули лапу журавля к стоявшей за пришедшим пароходом ладье. Сходя на берег, Ивашка увидел, что в той ладье было ещё несколько таких же бочек, а также длинных составных труб и прочего железа, который ангарцы грузили в подходившие по очереди телеги. Среди ангарцев, толпившихся на пристани, Ивашке бросился в глаза дородный мужчина с окладистой бородой. И хотя он был одет, так же как и остальные, было видно, что люди находились вокруг него, а не он среди людей. Когда первая бочка была уложена на широкую телегу, мужчина принялся придирчиво осматривать её, в итоге оставшись довольным увиденным. Хлопнув по гулкой бочке ладонью, он скомандовал вознице:

- Трогай, Илюша! Правь ко второму цеху.

Василий, сопровождавший крестьян сержант-ангарец, скорым шагом направился к мужчине, пока тот не занялся второй бочкой. Отозвав его, сержант начал доклад, жестикулируя и показывая на волжан. Бородач покачал головой и, остановив доклад Василия, сам стал что-то рассказывать ему, одновременно поглядывая на крестьян, с любопытством задерживая взгляд на ком-то из них. Подозвав парня из стоящей неподалёку группы воинов, мужик что-то коротко сказал ему и тот, с помощью Василия вывел из толпы крестьян четверых мужчин.

'Что-то я их не видал допрежь. Токмо опосля лесного острожка они появились' - почесал голову Ивашка, взглядом провожая четверых, больше схожих с казаками, чем с крестьянами, мужиков, что ушли под охраной нескольких воинов.

- Тять, а вон те мужики на лодии не были, на обеде в крепости тако же, - потрепал рукав отца мальчишка.

- И что с того? - удивился отец. - Не упомнил их, всего делов!

- День добрый, граждане! - раздался громкий бас прямо Ивашке на ухо, отчего тот чуть ли не подпрыгнул от неожиданности.

- Рад, что вы благополучно добрались до Ангарска. Это стольный город нашего и уже вашего княжества, - продолжал подошедший к волжанам бородач, что осматривал железные бочки.

- Не все добрались, кое-кто и костьми лёг в сыру землю, - проворчала женщина, стоявшая рядом с Ивашкой.

- Что же, очень жаль. То не наша вина, мы бы не допустили такового, - с видимой грустью отвечал мужчина.

- Дядько, а князь Сокол в Ангарске живёт, стало быть? - громко спросил Ивашка.

Тот улыбнулся, с интересом посмотрев на дерзкого мальчишку:

- А как тебя звать, малец?

- Ивашка! Токмо я уже не малец, дядько!

Ангарцы, бывшие рядом, рассмеялись, а этот дядько, взлохматив Ивашкины вихры, вместе с Василием и кузнецом Арсением, старшим среди крестьян, отошёл в сторонку. Разговаривая, они отошли от причала и присели на лавочку, что стояла у стены одного из амбаров. А Ивашка решил поближе посмотреть на диковинного журавля с цепями. Однако многого ему рассмотреть не дали, ангарцы немедленно прогнали любознательного мальчишку прочь.

- Опасно тут! Видишь, железяки какие. А ну, кыш отседова, малой! - закричал на Ивашку сердитый пузатый ангарец, раздетый по пояс с лоснящимся от пота телом. Ивашка с позором вернулся на ладью. Понуро присев на один из набитых мешков, под растянутой над палубой материей, он спросил отца:

- Тять, а что мы не сходим с лодии? Душно, искупнуться бы!

Отец лишь пожал плечами. А вскоре на лодию вернулся и Василий с Арсением.

- Короче, такие дела, - начал сержант. - Планы у руководства изменились. Сегодня-завтра отдыхаем, купаемся и гуляем. Потом плывём до городка на озере, откуда наша Ангара истекает. А там и до Амура, - вздохнул Василий.

Волжане с удовольствием исполнили предложение насчёт искупаться и отдохнуть, два дня пролетели в миг. А потом снова пароход и снова путь по реке. Снова лес по берегам, снова сопки. Ивашку уже начинало тошнить от однообразия видимого им в пути. Единственно, этот край был заселён гораздо плотнее. По берегам реки постоянно видели людей, на воде часто встречались снующие лодки, а в прогретой воде отмелей купались ангарцы, приветливо махавшие проходящему пароходу. А ближе к вечеру, миновав огромный камень на середине реки, пароход вошёл в то огромное озеро о коем говорил давеча Василий. Ивашке такое озеро показалось океаном, видел он озёра - всё одно много меньше оной громады воды они будут. Багровое солнце садилось за Ангарой и всё вокруг - сопки, лес, вода, казалось, было в плену этого света.

Василий выдохнул:

- Вот он, священный Байкал...

Обещанный Василием городок на озере встретил волжан красивейшей бухтой, окружённой скалами, поросшими хвойными деревьями. На воде бухты находилось множество рыбацких лодок. Красноногие чайки кружились вокруг выбирающих сети рыбаков, испуская пронзительные крики. И пароход тут же расщедрился на протяжный гудок, разом заглушив галдящих птиц. Подходя к длинному причалу на сваях, креплённых железными скобами, пароход разворачивался и Ивашке открылся вид на городок. Стоящий на холме и окружённый высокой деревянной стеной с кирпичными башнями, Новоземельск казался Ивашке даже большим, чем Ангарск, стольный град княжества. Сидя на носу ладьи, мальчуган снова заметил того бородача с причала. Он тоже, как и Ивашка, вглядывался в город на холме. Их опять встречали с телегами, только теперь вместо оленей были казавшиеся чуть ли не родными, лошади. Поселили крестьян вне городских стен в больших, длинных домах, издали похожих на купеческие склады, виденные Ивашкой у Казани. Внутри было чисто, стояли кровати и ящики для одежды. Особым шиком Ивашке показались окна, что открывались, как показал Василий, от рычажка. Стоило его повернуть, да потянуть окно на себя, пол-окна отворялось, вместе со стеклом и деревянным окладом.

- Чудно! - воскликнул тогда Арсений.

Как потом оказалось, волжане были лишь частью задуманного похода ангарцев на Амур. Сазонов просил немедленного пополнения сил ангарцев на приамурской земле. По всему выходило, что тут предстояла первая проверка сил Ангарии противником, куда более сильным, нежели ангарские туземцы или воины Алтын-хана. Причём, в случае разгрома первого противника - солонского князя Бомбогора, на авансцене появлялся ещё более искусный и куда более опасный враг - маньчжуры. Идеальным решением было бы склонить Бомбогора к сотрудничеству с Ангарским государством, дабы вдвоём дружить против маньчжур, с последующим поглощением конгломерата амурских народов и племён Ангарией. Но, к сожалению, Сазонову доносили, что солонец никоим образом договариваться с ним не намерен и, поговаривали, что он даже готов говорить с маньчжурами, но не с неким даурским князем-выскочкой. Ведь маньчжуры могут оставить его при власти, а даурский князь уже начал прибирать к рукам его владения.

Жена Сазонова, Евгения советовала ему убить солонца - ведь в его окружении полно родни, которая ненавидит маньчжур, воевали с ними и не будут с ними договариваться. Надо лишь подкупить их.

- Пошли солонцев, что уже служат тебе в его пределы. Они поговорят с нужными людьми и смогут подсказать с кем надо дело вести. А там лишь вопрос цены, сколько мы можем золота и железа, - говорила девушка народа айну своему возлюбленному. - Всё имеет свою цену. Но не для всех - айну ты не купишь. А этих... легко.

Улыбка гуляла по освещаемому светом очага лицу девушки.

'И опять она верно говорит! Но как убить солонца?' - задумался тогда майор.

Вечером того же дня в доме полковника Смирнова собрался управленческий, военный и научный секстет княжества. Те люди, что определяли дальнейшее развитие Ангарии и выстраивали приоритеты в политике, экономике и социальной жизни ангарского общества. Но кроме этого, они оставались и обычными людьми двадцать первого века, а половина из них и из восьмого тысячелетия.

- Привет, родной! - Смирнов обнял Вячеслава, заглядывая тому в лицо с неподдельным восторгом. - Как жив-здоров? Как детишки? Давно не приезжал, злыдень! Всё по рации, по рации.

- Я тоже тут, - сказал Радек и картинно кашлянул.

- Ой, Николай Валентинович! Почти каждую неделю гостишь, - рассмеялся полковник, погрозив тому пальцем.

- Вас, профессор, жена месяцами не видит, наверное, - проговорил Миронов с сочувствием.

- Видит-видит! Не беспокойтесь, он мимо Ангарска редко проскакивает, - усмехнулся в ответ Сергиенко, наливая себе ягодного морса.

- В отличие от некоторых, я себя в тонусе держу, - Радек улыбнулся двумя рядами ровных белых зубов. - И хватит обо мне, у нас вопросов на повестке дня навалом!

Но сначала полковник предложил пообедать, благо стол уже накрыли.

После обеда друзья перешли на открытую веранду на втором этаже дома. Рассадив всех за круглым столом полковник подробнейшим образом обрисовал ситуацию, сложившуюся на Амуре, которую до этого он обговаривал только с Соколовым в радиоэфире. Опираясь на ежедневные доклады Сазонова и информацию от Кабаржицкого и Грауля, Смирнов составил анализ положения дел отдалённой Ангарской колонии. Полковника слушали, не перебивая. На кону стояла прямая дорога от океанского побережья вглубь Сибири. В реальной истории русским казакам пришлось очень тяжко в противоборстве с маньчжурами и их вассалами-амурцами. Цины ловко использовали жестокость и грубость казаков, шедших на приамурские поселения за зипунами. И, перетянув на свою сторону недовольных ими прежде амурцев, успешно противостояли белым густобородым воинам. А ведь основные силы и средства своей армии Цинам приходилось использовать против китайцев. Им ещё предстояло захватить Пекин.

При помощи старост со всех поселений были собраны молодые парни и только сошедшиеся пары без детей для отправки на Амур. Не все горели желанием покидать Ангару и родных, справедливо полагая, что больше их никогда не увидят, но что делать? Пришлось трясти княжескую мошну, да подкреплять свои слова золотишком. Кроме того, на Амуре поселенцам были обещаны плодородные земли и посильный по содержанию скот. Волжан же никто не спрашивал, в Новоземельске оставили лишь пару семей, с совсем уж малыми детьми. Вместе с крестьянами на Амур уходили и поморы, на них рассчитывали, как на корабелов. На Амуре была нужна своя флотилия для защиты берегов и предотвращения хождения по реке вражеских судов. А для амурской флотилии были нужны машины, не гребцов же задействовать. Каждый человек на счету! В Ангарске для этого и монтировались три машины, привезённые в ладье с Илима. Вот и сейчас они были погружены на поморские кочи, окончательная же сборка машин должна состояться лишь в Албазине, где, как передавал Сазонов, полным ходом шли работы по строительству креплёного железом и камнем причала и трёх ангаров. И, что вполне естественно, на Амур уходил и Фёдор Сартинов со своими двумя офицерами, некогда служившими под его началом на североморском БДК-91 и Пётр Бекетов с семьёй. Кроме того, на дальневосточную реку уходило и три десятка бывших морских пехотинцев-срочников, с семьями. Операция планировалась за полгода до её начала, правда без учёта поморов. С ними же появилась и уверенность в успехе начинания, в свете их природной предприимчивости, умению выживать в трудных условиях и мастерства. Логично, что для этого похода Соколов и Радек выделяли лучшие и последние образцы винтовок, а также десяток мастеров с необходимым оборудованием. На Амур порывался уйти и Усольцев со своими казаками, но ему пришлось отказать в этом. Химическому городку на восточном берегу Байкала нужна была защита от возможных набегов недружественных пока бурят или халхасцев. Люди бурятского князца Шившея пока не воспринимались ангарцами как заслуживающими полного доверия, да и сам Шившей после смерти Очира совсем занемог и замкнулся в себе.

- Чтобы пройти такой путь, нам необходим перевалочный пункт, а лучше два, - стоя над картой сказал Сартинов.

- Если идти от Селенги, через земли Шившея, по рекам, то... - задумался Соколов.

- То Чита и Нерчинск, что тут думать? Иначе не строил бы Бекетов два острога 'в самых крепких и в угожих местах', - Фёдор тут же машинально обернулся посмотреть, нет ли рядом самого Петра Ивановича.

- Что же, вот пусть товарищ Бекетов и восстановит историческую справедливость, - согласился Соколов. - Чита и Нерчинск.

- А кого вы оставите там? - осторожно спросил Радек. - Ведь распылять силы это не лучший вариант.

- Никого и не оставим! А коли местные и спалят наши зимовья, так мы ещё построим - чай, лесу хватит. Мы же не будем китайцам Сибирь в концессии на вырубку леса сдавать, - рубанул Сартинов.

- Хорошо с этим определились, - резюмировал Вячеслав.

- А Матусевича не хотите использовать для гарнизона Нерчинска? - спросил Радек, осматривая карту. - Ведь нам Мироново, в целом, и не нужно. Ангара надёжно прикрыта с запада и юго-запада самой природой.

- А почему именно Нерчинска, а не Читы, коллега? - спросил удивлённый мыслью профессора Сергиенко.

- Серебро, коллега, - многозначительно сказал Радек. - Не слышали о Нерчинских рудниках, что подарили некогда России серебряную независимость?

- Вопрос с Матусевичем ещё надо обсудить, я поговорю с ним сегодня ночью, - решил Соколов. - Надеюсь, он всё для себя решил.

Вечером крестьяне собирались у своих временных жилищ, на площадке. Там, где пахло рыбным варевом, булькающим над весело потрескивающим хворостом костра, и стояли лавки. Люди судачили о том, о сём, жаловались друг дружке на свою незавидную долю. Напевали песни, и грустные и не очень, но разудалых исполнений слышно не было, не веселы были их мысли. Куда уж до веселья, когда и не знаешь, чего завтра ждать. Приоткрытое окно барака заманчиво манило отблесками костра на прозрачном стекле. Колышущиеся от сквозняка занавеси, пропускали со двора негромкий мужицкий говор и покашливание. Хорошо им, можно сидеть у костра, да чесать языком в своё удовольствие. Ивашке же порядком надоело без сна ворочаться на топчане и, когда мать с сестрёнкой заснули, мальчуган решил пойти на двор - посидеть у костра вместе с мужиками. Хотя, отец, если завидит его, точно погонит в дом. Нешто, скажет, за день не набегался, стервец? А я что, коли там много интересного окрест!

'Так и скажу' - думал мальчуган, пробираясь к выходу из барака.

Ивашка, вместе с двумя друзьями - Макаркой и Петрушей, сегодня вдоволь погуляли в ангарском городке. Были и на конюшне, где видали загоны с жеребятами и свинарню огромную посмотрели. Оттуда, кстати, погнал их сердитый старик, причём Макарка с разбегу хлопнулся прямо в самую грязищу, за что потом получил оплеух от своей матери и весь вечер стирал свою рубаху и порты на ручье. А вода там холоднуючая! И в самом городке было интересно - он был больше Енисейска, да и стены его были выше и башни из белого камня. Да и домов было много, деревья и то стояли рядами, рядом с Новоземельском Енисейск казался совсем уж неказистым. А более всего в Ангарии поразили Ивашку девки местные, они буквально вводили мальчишку в ступор, хоть и было их немного. Волосы распущены или лишь тесьмой прихвачены, порты на них мужские, да ещё и короткие, повыше колен! А взгляд дерзкий да насмешливый. И все оружные! Нож знатный на ремне, а на плече - ружьё. Тут, в княжестве, выходило, что окромя детей малых, все с ружьём ходят запросто, как будто и не ружьё это, а обычная вещица какая. Ох, как же хотелось и Ивашке такое ружьё иметь! Оно, проклятое, уже и во снах ему являлось. Казалось, вот оно, в руках, такое тяжёлое и пахнущее порохом, железом холодящее руки. А как проснёшься - так и нет его, будто и не бывало.

Тем временем, Ивашка уже пробрался к выходу из барака, стараясь никого не потревожить нечаянным шумом. Тихонько подойдя к мужикам, он присел на чурбачок за их спинами, стараясь не попасть отцу на глаза, и прислушался к беседе. Крестьяне разговаривали о том, что скоро сызнова их поведут, да ещё дальше. К самому краю земли и что будто бы там и люди - не люди, а адские создания со звериными мордами заместо лиц. И земная твердь там кончается, а воды земные низвергаются в бездонные пропасти. От таких слов Ивашку пробрало до мороза по коже.

'Ежели там адовы пределы, за каким лядом нас туда силком тянут?' - недоумевал мальчишка.

- Бежать надо отсель, - пробормотал он.

Только сначала надо дорогу разузнать, из сего княжества выводящую. И Ивашка решился. Пятясь, он ушёл за барак, где припустил до ближнего леска. Петляя между деревьев в свете полной луны, он пробирался всё дальше и дальше. Паренёк уходил всё глубже в лес, который встречал его уже буйными зарослями кустов и грудами валежника. Уже и рубаха прилипла к телу, покрытому липким потом, а сердечко его колотилось, звоном отдаваясь в ушах. На рукавах было полно колючек, а над головой ухали и пересмеивались ночные птицы. Кабы не лунный свет, то Ивашка непременно заплутал бы в темноте ночи, а так среди деревьев он разглядел блеск воды. Мальчуган уже десять раз пожалел о том, что покинул тёплое местечко у костра. Но и мысль о возвращении назад через лес казалось ему невозможной. Придётся идти к воде, а потом по берегу, а там и до барака недалече. Внезапно сбоку затрещали кусты, Ивашка тут же почувствовал, как на голове зашевелились волосы.

- Медведь, - пискнул он и сердце его ёкнуло.

Опрометью кинувшись вперёд, он тут же потерял опору под ногами и кубарем покатился вниз, заорав от страха. Падение казалось ему бесконечным, больно отдаваясь камнями и сучьями на худеньком теле мальчишки. Наконец, охнув, он шлёпнулся на песок. Тут же дохнуло свежестью и близким запахом воды. Ивашка попытался встать, голова его кружилась, а в глазах плавали разноцветные мушки.

- Па! На-ко, хто там ише шабарчит? - раздался юношеский голос.

И тут, как назло, с холма, откуда сверзился Ивашка, послышалось шумное сопенье и треск веток.

- Медведь, не иначе! Темень, лешшой! Тять, я ему промеж глаз пальну?

Лежащему на песке мальчугану послышались приближающийся шорох песка, да лязг железа.

- Обережней, Акимка! В имушки не играй. Евонде олешка, промеж рогов малых пальнёшь! - послышался и насмешливый мужицкий голос.

А Ивашка сквозь пелену, застилавшую глаза, узрел недалёкий костерок и вдруг разревелся.

- Эвон как. Чего зря ревёшь-то? - паренёк с удивлением заметил плачущего мальчишку. - Тять, он храмлёт, подкатилсэ сверьху!

- Откель мальчонка? Акимка, хто это? - подошёл от костерка и мужик.

- А я ведаю? Инде дядька Ярко? - спросил его парень.

Подошедшему вскоре Ярко Ивашка с горем пополам объяснил, как он попал в лес и откуда он ушёл. А Акиму, младшему сыну Вигаря - старшому средь поморов, Ярко сказал отвезти мальчишку обратно, благо по воде путь был близким. Только поросшую лесом скалу, что в бухточку вдавалась, обогнуть.

- Сыми колючки-то, а то тятька твой увидит, что ты по лесу шастал, - посоветовал Аким Ивашке.

Мальчуган виновато кивнул.

- А за коим лядом ты ночью в лес пошёл? - Акиму было интересно узнать, что подвигло Ивашку на такое приключение. - Стряслось чего? Али обидел кто?

- Обидел! - выпалил вдруг мальчишка, до этого отмалчивающийся.

- На-ко! Хто же?

- А Сокол князь тутошний, - буркнул Ивашка. - Желает нас к самому краю земли увесть, к адским людям поближе. Да и бросит нас там на погибель. Погодь! Чего ты ржёшь, аки жеребец?

Ивашка обиделся на Акима, поскольку тот при его словах стал вдруг улыбаться, а потом и вовсе рассмеялся мальчишке в лицо.

- Ну ты даёшь, Ивашка! - Аким даже утёр слёзы с глаз, до чего его уморил этот волжанин.

Мальчуган же надулся и демонстративно отвернулся от смеющегося над ним парня.

- В школу тебе нать и вскорости. Тогда и не будешь небылицы разные повторять, что от мужиков услыхал, - говорил наставительным тоном помор, работая вёслами лодки. - Не бывает у земли края. Поскольку круглая она и ежели будешь плыть куда долго-долго, то обратно и воротишься.

- Ужо говорили мне про школу, а я её и в глаза не видал, - проворчал Ивашка. - И что даже людей со звериными мордами там нет?

- Перестань ужо, - снова рассмеялся парень, - нету таких людей вообще! Там дауры есть, бородатые, что твой тятька. И землю они пашут и ты оную пахать будешь, но пахать тут будешь.

- А ты не будешь? - прищурился Ивашка. Наконец, он успокоился, почувствовав себя и сильнее и увереннее, страхи же его и вовсе улетучились.

- Я не буду, - продолжал зубоскалить Аким. - Моё дело иное - помогать дядькам кочи ставить, да к океану идти.

Помор кивнул на совсем уже близкий огонёк костра:

- Вона твои у огня сидят. Уйдём в сторонку, я тебя высажу, а ты бегом-бегом и до дому.

Ивашка снял поршни, да закатал порты, скоро и лодка ткнулась носом в песок. Мальчуган спрыгнул в воду и побрёл к берегу.

- Холоднючая, зараза! Прощевай, Аким, благодарствую за науку!

- Встретимся ишшо, Ивашка, - махнул рукой помор и принялся грести в обратный путь. - Бог даст, свидемся.

Когда мальчишка уже засыпал, в барак вошли и мужики, что сидели у костра. Отец, прикрывая окно, удивился:

- Отчего не спишь-то?

- Тятя, а людей со звериными мордами и не быват вовсе, небылицы это. Тебе в школу надо, со мною вместе иттить, - проворчал уже в полусне Ивашка, поворачиваясь на другой бок.

В связи с предстоящим переходом на Амур Соколов и остальные начальники Ангарии практически не спали. Постоянно шли обсуждения экспедиции - всё должно пройти в лучшем виде. А не так как в царском караване, когда люди в пути погибали от несчастных случаев, недоедали, слабели и умирали от напряжения на волоке или истощения.

- Такого и близко не должно быть. Крестьяне должны сразу понять разницу в отношении к ним - это потом вернётся нам сторицей, - повторял Вячеслав.

- Это верно, - заметил Радек. - Кстати, я тут подготовил кое-какие наглядные материалы для ликвидации безграмотности.

- Вы хотите начинать обучение крестьян грамоте уже в пути? - удивился Сартинов.

- А что время терять? - развёл руки профессор. - Детей там не так уж и много, двадцать семь всего. Трое наших мужиков легко справятся. За взрослых, как и тут, браться сразу не будем.

- Инструмент как, в полном комплекте? - Соколов просматривал бумаги с перечнем имущества, что забирала с собой экспедиция. - Лопат вот, может побольше стоит взять?

- Кузнецы же тоже уходят, сработают на местном материале, - ответил Радек. - А потом и там устроим кузнечные и литейные цеха.

- Когда же мы выходим? Не забывайте, осенью на Байкале опасно, штормы не редки, да и ветра, - Фёдор Андреевич напомнил о капризном нраве озера.

- Баржа с паровиками придёт завтра-послезавтра. Поморы, ангарские крестьянские пары и наши уже готовы, запасы пищи и инструментария уже погружены на ладьи. Фёдор Андреевич, планируйте выход на послезавтра, - ответил Соколов.

- Ладно, мне нужно ещё раз поговорить с поморами. Если что, я у них, - Сартинов, набрав из миски в карман кедровых орешков, откланялся и вышел с веранды.

Самое главное, после прибытия на Амур, было обеспечить пашенным людям достойную охрану. Хотя, судя по имеющемуся опыту, обучить обычного крестьянина стрелять из винтовки оказалось делом не столь уж сложным. Правда, более молодое поколение, делало большие успехи в обращении с оружием - сказывалась техническая грамотность, уже полученная в Ангарии. После окончания школы и поступления по рекомендации учителей в тот или иной класс, строительный, механический, медицинский, химический и прочие, во чём-то и пересекающиеся друг с другом, каждому юноше и девушке выдавалось собственное оружие - винтовка со штыком, а также кожаный патронташ, шомпол и средства ухода за оружием. Летом же все парни, находившиеся на практике в Железногорском посёлке, Порхове или Ангарске, прибывали в Удинскую крепость, где у них проходили военные сборы. А там уже руководил Саляев, со своими мужиками. То есть каникул ангарские граждане не знали. Исключения составляли лишь христианские праздники да Новый год, у каждого свой. Сами ангарцы так и не смогли отмечать его в сентябре, вместе с переселенцами. Новое же поколение, стараясь походить на коренных ангарцев, потихоньку принимало их обычаи, несмотря на ворчание своих родителей. Процесс перековки шёл и ангарцы получали таки людей, которые нормами поведения и морали практически не отличались от них. Разве что у них в головах не было того обилия информации, что получили в своё время россияне. Это конечно огорчало и Радека и Соколова, но что поделаешь - регресс после того, как уйдёт поколение бывших граждан Российской Федерации - это объективная реальность и ничего с этим не поделаешь. Вся надежда была на тех, кого они воспитывают сейчас.

- Приветствую, товарищи! Уф, ну и духота! - на веранду дома, где сидели Радек и Соколов, вошёл полковник Смирнов, тут же повалившись в кресло.

- Присаживайся, сейчас морса из ледника как раз принесут, - обрадовал Смирнова профессор.

- Осматривал груз экспедиции, - закидывая ноги на лавку, проговорил полковник. - Вроде всё в норме. И вот ещё что, говорил вчера вечером с Граулем о маньчжурах. Ну что скажу я вам - серьёзные это ребята, тяжко с ними будет.

Соколов с Радеком кивали, знаем, мол.

- Нужны магазинные винтовки, как минимум. Об артиллерийских дивизионах нарезной артиллерии я, конечно же, пока и не мечтаю, хватает имеющихся, но трубы от буровых установок когда-нибудь закончатся. Поэтому нужна своя технология. Иначе... - полковник многозначительно посмотрел на обоих.

- Магазинные винтовки будут не скоро, Андрей. Тут всё дело в станках, фреза нужна, это серьёзная проблема. Но работа идёт, - уверил его Радек. - По миномётам чуть проще. Мы отправим на Амур пока только четыре штуки, на большее не успеваем по боеприпасам. А насчёт пушек пока и с буровками сложновато: с накатником проблемы и тормоз отката надо довести. Что уж там говорить о литье стволов. Посредством использования труб мы сможем сделать около ста пушек. Не больше, с учётом того, что сделано уже двадцать восемь скреплённых стволов, осталось сам знаешь сколько.

- Ещё вот что, я набросал кое-что по унитарным боеприпасам для пушки, что у нас выходит, - Смирнов достал из кармана несколько сложенных листов бумаги. - Знаю, вы уже решили насчёт ствола и нарезов, это ваша епархия, Николай Валентинович. Боеприпасы для неё - чугунные гранаты да картечь. Железо и чугун идёт на стенки и дно, да медные полоски для придания вращения снаряду.

- Что же, обмозгуем, Андрей, - Радек придвинул к себе немного помятые листки. - Из времён первой мировой что ли?

- Гораздо ранее. Но не суть важно, посмотрите, вдруг получится, - Смирнов наконец, дождался холодного морса и шумно осушил аж две кружки.

Потом полковник вопросительно посмотрел на Соколова.

- Про Матусевича интересуешься? Скоро расскажу, - Соколов налил и себе кружку холодного напитка.

Вечером Саляев снова зашёл в комнатушку, выделенную человеку, что сдали ему больным с проходящего парохода. Этот мужик, по словам сержанта сопровождавшего переселенцев, проник в княжество незаконно и пытался пробраться вглубь Ангарии, но был схвачен в острожке на проездной к Быковской пристани дороге. Как он поправился, начальник Удинской школы пытался разговорить пленника, чтобы узнать с какой целью тот появился в княжестве. Но сам пленник с ним говорить не желал.

- Значит, сегодня говорить со мною снова желанием не горишь, шпион недоделанный? - насупился Ринат.

Мужчина продолжал молчать, с отрешённостью оглядывая вощёные доски пола. Лицо его, измождённое после перенесённой болезни, было полно грусти и холодной решительности. Саляев даже проникся малой толикой уважения к этому странному лже-казаку.

- Значит, только с Соколом говорить будешь и более ни с кем? - в очередной раз спросил начальник военной школы.

- Так и есть, - кивнул пленник, прошелестев единственную фразу, коей он баловал Рината на протяжении последних дней.

Поначалу он считал, со своей стороны, резонно, что его будут и бить и пытать, но позже с удивлением осознал, что этого никто делать и не собирался. Мало того, что его поставили на ноги, когда он готовился испустить дух, так его и не запирали вовсе. Даже давали смотреть занятные рисунки, сделанные в клеточках. Получалась какая-то нарисованная сказка, однако, не совсем понятная из-за того, что ему было сложно прочесть написанное. Относились к пленнику ласково, кормили тоже хорошо. Но всякий раз его безотлучно сопровождали местные мальчишки, вооружённые странного вида пистолями и с кинжалами на боку. Как понял пленник, для них это было лишь игрой. Частенько, раз в два дня на левом берегу реки раздавались частые звуки выстрелов, а по воде эхо приносило крики команд. Потом с того берега приходили лодки с донельзя довольными мальчишками, держащими в руках ружья. Эти ружья, за коими он сюда и прибыл. Казанец по имени Ринат продолжал заходить к нему с единственным вопросом, превратив это в своеобразный ритуал. Бывало, он не заходил несколько дней подряд, видимо, отлучаясь с острова. Бежать же отсюда не было никакой возможности - день и ночь отроки, называемые Ринатом кадетами, позволяли ему гулять по острову, не давая, однако, приближаться близко к берегу. Как заметил пленник, взрослых мужчин на острове было мало, за всё время он видел их не более двух десятков.

Кстати, совсем недавно младшие отроки покинули остров, уплыв на том же самоходном судне, что привезло сюда и его. Остались же самые взрослые, а вскоре началась и пушечная стрельба. Под руководством воинов кадеты палили ядрами по реке, причём они должны были попасть туда, куда им указывали. Иногда пускали и плот с щитом, обитым досками, дабы сделать его шире. А отроки старались навести пушку так, чтобы разнести дощаник ядром. Пару раз бывало, что и попадали. Смотреть на эти действа пленнику дозволяли, причём мальчишки посматривали на него с чувством собственного превосходства. Они были полны гордости оттого, что им дозволено палить из пушек, как взрослому воину. В один из вечеров казанец снова зашёл к пленнику. Сегодня у него было хорошее настроение, что заметил лже-казак. С собой у Рината была фляжка с винишком, что втихушку гнали ангарские умельцы из плодов дикой яблони. Он снова принялся убеждать пленника назвать и сообщить ему цель приезда. Тот, как обычно, отмалчивался.

- Да пойми, ты, чудак-человек, ты Осипу можешь наговорить всякого, он мужик доверчивый. А ежели ты хотел лишь поговорить с нашим князем, то просто стоило придти к ангарскому послу и испросить аудиенции. Зря, что ли там Карпинский сидит?

Мужик уставился на Саляева с удивлением.

- Ладно, я сегодня поговорю с Соколом, - Ринат хлопнул его по плечу и сунул в руки фляжку с вином.

На следующее утро Саляев, свежий и бодрый, только что искупавшийся в реке, разбудил своего пленника:

- Одевайся! Дождался своего, Штирлиц.

Кинув на топчан шапку и кафтан, что носили все ангарцы, Ринат сказал, что ждёт его у южной пристани, что близ кадетских казарм. Надев порты и натянув сапоги, мужик вышел на улицу, зябко передёрнувшись и зевая. Паробот уже пыхтел у пристани, оттуда же раздавались знакомые голоса. Подойдя поближе, пленник с удивлением обнаружил своих недавних спутников, одетых так же как и ангарцы, которые знакомились с казанцем. А Осип дружески поприветствовал и его, спросив про здоровье.

- Товарищи твои прибыли учиться обращаться с нашим оружием, а потом их в казаки возьмут, в войско. За плату, - сказал ему Ринат.

Вскоре бот взял курс на столицу княжества, увозя пленника с речного острова, вотчины оружейной науки Ангарии. Когда Соколову сообщили о прибытии пятерых казаков с целью затесаться в ангарское общество и вступить в войско, поначалу он обрадовался. Казалось бы, вот оно, началось помаленьку! То, чего они давно ждали - появление охочих людей. Но вскоре первая радость сменилась разочарованием - казаки оказались лишь прикрытием для появления непонятно чьего посланника. Ринат сразу понял, что заболевший казак, что сдал ему проходивший караван с крестьянами, на самом деле таковым не является, уж слишком заумные слова он бормотал в горячке. Да и руки его явно не казацкого складу и сам он - жирком заплывший да холёный. Предстояло выяснить, чей он посланник - то, что не царский, стало ясно сразу, ведь таковому бояться нечего. Теперь у Вячеслава появилось время встретиться с ним. А до этого решили вопрос с казаками. Как оказалось, Осип и его товарищи и вправду, хотели поступить на службу к князю. Причём это Осип сам подговорил своих друзей, а Фёдор, как звали заболевшего казака, присоединился к ним перед самым их уходом. Соколов поговорил со Смирновым, связался с Саляевым, Петренко - все безоговорочно поддержали идею приёма охочих до службы людей в войско. Причём платить монетой решили и тем, казакам, что были захвачены владиангарцами на границе. Только после этого Вячеслав пригласил на беседу Осипа с товарищами. Князь ангарский согласился взять их на службу, приняв на полное довольствие, за определённое в три золотые монеты жалование. Но для начала им пришлось с месяц поработать на перегрузке угля. Приходящие с угольной шахты телеги им приходилось перегружать на подходящие к причалу баржи. Кстати, в связи с тем, что сверху уголь был не лучшего качества, приходилось постепенно вгрызаться в землю. Сейчас там была уже полноценный проход в породе. Работавшие на угледобыче люди первые в княжестве стали получать золотое довольствие в виде монет, как и лучшее питание. Отдыхать им тоже полагалось больше чем остальным, работа у них была практически по КЗоТу - не более 10 часов в сутки с обедом. Только так можно было завлечь работника под землю.

Мужчина, назвавшийся подъячим Фёдором, привезённый из Удинска, наконец встретился с князем Соколом. Поначалу он попросил оставить его с князем наедине, но Вячеслав сразу же объяснил ему, что от своих верных товарищей у него секретов быть не может.

- Если ты и дальше собираешься играть в молчанку - пойдёшь уголь копать. Мне твои церемонии ни к чему, - начала терять терпение Соколов. - И без тебя дел много.

Наконец, подъячего проняло, поняв, что вся его миссия вскоре может закончится тяжким ручным трудом, он повалился на колени и принялся говорить:

- Прости, князь за дерзость и гордыну мою! Подъячий я Агейка Воловцев, письмоводитель из Тарского острожку, а теперь и с Енисейского. Воевода прежний Фёдор Самойлович Бельский меня послал. А тому, Божьей милостию, брат евойный письмо с холопем своим прислал в коем просит негласно разговор повесть с ангарским князем.

- О чём разговор-то? - нахмурился Вячеслав, внутри возликовав.

- Брат евойный - Никита Самойлович, воевода в Себеже, ляхов бил крепко. А он прознал от государева человечка с Москвы об ружье славном, что ангарцы приказному голове Михайлу Беклемишеву в дар дали. Да видел, как палит оно.

- Бельский хочет купить у нас ружья? - понял сбивчивую речь подъячего профессор Радек.

- Истинно так, - мужчина даже перекрестился.

- Ты с колен-то поднимись. Неча тут полы портами отирать, уже натёрты они, - сказал подъячему ангарский князь.

Как оказалось, письма от самого Бельского у Агея не оказалось. Сказывалось опасение князей Никиты и Фёдора Бельских лезть вперёд батьки - то есть царствующего Михаила Фёдоровича Романова. Однако Никита упрямо желал иметь в своём распоряжении ангарские ружья. Соколов объяснил Агею, что по весне ангарское посольство уйдёт на Русь и тогда Никита Бельский может рассчитывать на встречу с представителями Ангарского княжества.

- Ну а пока, до весны, можешь и злата заработать, - предложил ему Сокол.

- А что делать надобно? - загорелись жадным огоньком глаза у подъячего.

- Работу найдём, - улыбнулся князь. - Кстати, а как ты сотника-то сподобил на бегство с острога?

Как рассказал Агей, после прекращения воеводства Бельского в Таре, он, следуя его указаниям и прознав, что Енисейске есть местечко служилое, подал челобитную на перевод в ближний к Ангарии острог. А там, осмотревшись, случаем выяснил, что некоторые из казаков об ангарском княжестве речи ведут. Прислушивался Агей, кивал да вопросы задавал. Ему, чернильной душе, казаки, улыбаясь и подначивая, снисходительно рассказывали всякое и быль и небылицы. Запоминал всё Агей, да обратил внимание своё на нескольких казачков, что особо лестные речи вели. Ну и постепенно набивался в дружки к ним. Средь которых был и сотник Осип, служивший ещё с прежним воеводой Беклемишевым, которого новый воевода, Измайлов, желал убрать с глаз долой. Осип же, так же недовольный нелестным к нему отношением Измайлова учавствовал в казачьих пересудах. А потом и вовсе предложил подъячему бежать с ним в Ангарию, вместе с недавно пришедшими с Руси крестьянами. Пробравшись промеж лапотников на ладью, они и отправились в путь. А когда ангарский самоход уже подходил к крепости, уже болезный Агей стал советовать казакам уйти с ладьи, дабы здешний ангарский воевода не сцапал их. Он хотел пройти далее в княжество, чтобы быть ближе к Соколу, а не остаться надолго в граничной крепости. Однако всё пошло совсем не так, как он задумал. Болезнь, нашедшая его на ладье всё же свалила Агея и казаки потащили его к виденному ими на дороге острожку, чтобы сдать его ангарцам, а самим возвратиться в крепость и упроситься пойти на службу. Так он и попал к ангарцам.

- Занятно, - только и сказал после его истории ангарский князь. - Останься-ка на обед, расскажешь мне про Бельских.

Одним ранним ноябрьским утром у причала Ангарска пришвартовался паровой ботик, что пришёл от Быковской пристани. На нём помимо трёх человек команды, было лишь два пассажира. Молодые мужчины во многом были похожи друг на друга, но назвать их братьями было бы сложно. Один был брюнетом, с тёмными, пронзительными глазами, второй же - блондин с глазами чистого неба. В Ангарское княжество они прибыли из Енисейска, придя туда с хлебным караваном. В остроге же, узнав о посольском дворе Ангарии, они немедля направились туда. И в ту же ночь на радиостанцию Владиангарска от Карпинского пришло сообщение о прибытии с Руси Тимофея Кузьмина и Никиты Микулича. Утром следующего дня от крепостного причала к острогу Московского царства, попыхивая чёрным дымом, ушёл 'Гром'. Назад он вернулся уже с ними, прихватив также небольшую команду строителей, что ставили посольский острожек.

- Рад вас приветствовать, мужики! Ишь, возмужали как! - Соколов обнял обоих по очереди.

- Как семья, как отец твой? - подошёл и профессор Радек к Кузьмину.

- Отец, жив и здоров, да только захандрил. Дела плохи, на ярмарку четвёртый год не ездит, на Москве лавку продал, приказчиков мало осталось, - грустным голосом сообщил Тимофей.

- А как у тебя идут дела торговые? - поинтересовался Радек.

- Торгуем помаленьку, - пожал плечами купец. - В Архангельске и Холмогорах беру крупу, муку, бересту, жерди да доски, а в Варгаеве или Киберге у урманов меняю на рыбу и продаю обратно в Архангельске. Не Бог весть что, но прибыль имеется.

- Жёнку не нашёл ещё? - спросил Соколов.

- Да есть одна девица, буду к ней свататься. Купца архангельского дочь, Ложкина Мария, - заулыбался Тимофей.

- У неё и приданое, видать, немалое будет? - подмигнул Радек, провожая гостей в гостиную, где уже накрывали стол.

- Нет, - покачал головой Кузьмин, - большого приданого не жду. Купец Савватий Петрович Ложкин разорится сейгод, ей-ей. А я бы Машу и без приданого взял бы, да гордый он.

- Никита, а отец твой в Новоземельске, - ответил на немой вопрос младшего Микулича Соколов. - Тут будет через пару дней.

- Вячеслав Андреевич, князь ангарский, - Тимофей потупил взор, - я прибыл к тебе с просьбой.

- Какой же просьбой, Тимофей? - участливо спросил Вячеслав.

- Золота дать мне в рост, - поднял глаза Кузьмин. - Дашь ли?

Радек с Соколовым переглянулись. Что же, разговор с купцом вышел на деловую ноту, настала пора начинать задуманное прежде - торговать, благо теперь есть чем. Нужно выходить в свет и Кузьмин - это тот человек, что нужен Ангарии. Вячеслав сказал, чтобы Тимофей обождал их и, захватив с собой Никиту, вышел из дома. Вернувшись через некоторое время, Соколов, забрав у Микулича две сумы, поставил их на стол перед Кузьминым.

- Что се? - молвил сбитый с толку Тимофей.

- Вот смотри, - указал Радек, тоже подошедший к столу.

Он принялся выкладывать перед ним предметы, доставаемые из сумы. Перед удивлённым купцом появилось: несколько разного цвета кусков мыла, деревянные палочки с палец толщиной и тёмным колечком внутри, зеркала в оправе, разного размера. Достал профессор и бумагу, свёрнутую в свитки, коробочку со спичками, стальные иглы, ножи, сабли, тонкие длинные жала с сабельной ручкой, одежду - кафтаны и штаны из грубой ткани и, конечно же, меха.

- Что за палочки? - указал на карандаши Кузьмин. - Те, что для писания?

- Ага, только ножиком заточить надо. Ты посмотри, Тимофей, что из этого продать можно за хорошую цену?

- А с кем торговлишку-то учинять думаете? - осведомился купец, оглядывая заваленный товаром стол.

- С Русью, урманами твоими, либо ещё с кем. Мы сами ведь не знаем, потому с тобой и хотим поговорить, - улыбнулся Радек.

Зеркала Тимофей отмёл сразу, сказав, что на Руси святая церковь этого бесовства не потерпит, а вот немцам-схизматикам это вполне выгодно будет продать. Иглы, спички, бумага и карандаши его заинтересовали, мыло чуть в меньшей степени. А одежду он рекомендовал продать по пути на Русь в Томске или Тобольске. Холодное оружие он одобрил, указав на то, что потребно оное безмерно. И посоветовал также продавать стекло, небольшого размера.

- Токмо на что тебе, князь, монеты, коли ты сам злато имеешь во множестве? - не понимал Кузьмин.

Соколов немного растерялся и взглянул на Радека.

- Как зачем? Торговать надо, чтобы молва людская пошла, - развёл руки профессор.

- Получается, что так, - кивнул Вячеслав и вопросительно посмотрел на купца.

- Зерцала продавать - так у урманов и денег-то нет. Они токмо рыбу имут, ничего более. Да и как ты, князь, торговлю с ними учинять собираешься?

- А ты на что? - спокойно сказал Соколов. - Набери товару и торгуй, а потом ещё заберёшь. Мехов возьми, прибыток тебе будет.

Кузьмин повеселел - даже с учётом пошлины, сторговаться можно будет с великой прибылью, а ежели повезёт, то продать всё уже в Устюге или даже в Тобольске, хотя нет. Там цену малую дадут, надо везти до Архангельска, жаль отец московскую лавку продал.

- А что в Европе делается, Тимофей? - спросил вдруг князь ангарский.

- У немцев-то? Так то я не ведаю, токмо с урманами моя-по-твоя и толкую, - отвечал Кузьмин, уже продумывая, а не сговориться ли с Обручевым об аренде его складов - всё одно, его лавка мала.

'А англицким или голландским купцам можно задорого зерцала продавать' - думал Тимофей.

- А что у урманов твоих делается интересного? - рассеяно брякнул Радек.

- А что у них может сделаться? Рыбаки! Про короля своего рекут, что де хорош он и желает для народа помочь учинить, да токмо злата у него зело мало. Потому и острова шетленцкие выкупить не может. Да и война неудачна, на наёмников того же злата не имает и...

- Погоди, что за острова? - заинтересовался Вячеслав.

Соколов взглянул на Радека, но тот пожал плечами, Кузьмин тоже ничего внятного сказать не мог.

- Сейчас, - Вячеслав ушёл в дом.

Почему-то, его вдруг сильно заинтересовали эти острова. По смыслу они должны быть недалеко от Шотландии. А коли король норвежский испытывает сложности с финансами, то мы можем ему помочь малость. А заодно и острова...

- Так, ну и где вы? - Вячеслав, наконец, открыл атлас офицера на нужной странице.

Ага, отлично. Шетландские острова, нависают над всей северо-западной Европой. Недалеко порты Голландии, Англии, Франции. В принципе, неплохо. С атласом Вячеслав вернулся к Радеку и друзьям.

- Смотри, Николай! - сунул он карту профессору.

- Слава, у тебя лоб не горяч случаем? Ты чего удумал? Какие острова ещё? - поразился Николай Валентинович.

- Ты смотри, как они расположены удобно! Там можно склады для пушнины ставить, да и для остального тоже. Флот и купить можно. Сколько они за острова просят, знаешь? - обернулся к Кузьмину Соколов.

- Четверть вощаная да ещё с пуд, - растерянно произнёс Тимофей.

После недолгих вычислений Радек сообщил, что цена оным островам под две сотни килограммов золота.

- Вячеслав, даже не думай! Мы на Амур людей еле собрали, у нас народу с гулькин нос!

Что тебя на запад тянет, там и без нас, как ящик со змеями. Вот он Восток, близко. Нечего на западе ловить, там всё выловят без нас. Хочешь торговать? Вот тебе Тимофей, договаривайся с ним.

Радек даже несколько запыхался от столь эмоциональной речи, да и сел в кресло, с возмущением поглядывая на Соколова.

Спустя некоторое время пыл князя и вправду спал, он улыбнулся и примиряющим тоном:

- Ладно-ладно, чушь спорол. Николай ты не дуйся, спасибо за отповедь. Может, это судьба такая у нас - ведь тогда, то есть сейчас, в семнадцатом веке востоком не шибко интересуются. Мех да мех и всё, развития нет. Так значит, нам надо сделать так, чтобы история не отвертелась от нашего тут присутствия. И Амур надо брать в свои руки, пусть совместно с царскими казаками - от них никуда не денешься. Но брать надо.

Радек кивнул призадумавшемуся Вячеславу на растерянных молодых людей, что стали свидетелями зело странного разговора ангарского князя с его старшим советником.

- Что затихли, мужики! Идите поближе, карту смотреть будем, как бы нам дорогу сюда облегчить для вас. А потом и с Иваном Микуличем обмозгуем, что да как, насчёт нашей торговли.

Дорогу до Москвы планировали до самого вечера, с перерывами на обед и отдых. В итоге, вышло так: из Ангары судно выходит на Енисей, где чуть выше Енисейска бросает якорь у перевалочного острожка. Далее сухопутный путь на телегах до реки Чулым, спускаясь по ней в Обь, далее в Иртыш, поднимаясь до Тавды. Переход через Урал - и в Каму, далее Волга и Ока, а там и Москва. Были и другие варианты, сначала хотели Обь-Уса-Печора, а потом морем до Архангельска. Но дикие места, холод, опять же переход через безлюдный северный Урал, отмели этот вариант.

Вечером Микуличи и Кузьмин ушли принять перед сном баньку, а в кабинете остались Радек с Соколовым. Подойдя к приоткрытому окну, профессор смотрел на кремлёвский сад, освещённый несколькими яркими фонарями, горевшими на спиртово-скипидарной смеси.

- Пройдёмся, Вячеслав? Погодка хороша.

Вячеслав немедленно согласился. Погода и впрямь была неплоха - лебединая песня мягкой осени перед пришествием ледяного дыхания зимы. Прогуливаясь по дорожке, профессор напомнил товарищу о не исполненном обещании - рассказать о Матусевиче.

- Корней разговаривал с Игорем, потом с Мироновым общался я. Не хочу сказать ничего лишнего, но я Игорю дам шанс проявить себя и с лучшей стороны тоже.

- Думаешь, он исправится? - удивился Радек. - Такие амбиции спрятать в себе невозможно. Тем более состоявшемуся человеку.

- Что же, Николай, посмотрим. Нам не до жиру, людьми разбрасываться. Рискнём.

- Не будет ли у них с Сазоновым вражды? - озабоченно проговорил профессор, остановившись.

Тут Соколов рассказал ему о договорённости с Игорем Матусевичем и Корнеем Мироновым. Опальный майор со своими людьми поступал в распоряжение Алексея Сазонова, который, к слову, получал вторую, после Петренко, должность воеводы. Теперь после воеводства Владиангарского появлялось и Албазинское воеводство.

- Но ты же что-то пообещал и Матусевичу? - внимательно посмотрел на Вячеслава Радек.

- Пообещал, - кивнул, вздохнув, Соколов. - Воеводство Приморское.

Князь пошёл дальше, к прудику, оставив удивлённого донельзя профессора на дорожке.

Убивать Бомбогора Сазонову не пришлось. Решительный солонский князь уже был захвачен в плен маньчжурским военачальником Самшикой после несчастливой для амурцев битвы. Позже по приказу хана Абахая Бомбогор был казнён маньчжурами в Мукдене - столице государства Цин. Наиболее влиятельным князем на этом участке Амура стал нижнезейский князь Балдача, поддерживавший маньчжуров и бывший зятем хана маньчжуров Абахая Хуантайцзи. Таким образом, маньчжуры, разбив солонов и их союзников, устранили последний буфер между ними самими и пока не виденными ангарцами. До этого Сазонов пытался связаться с самим Бомбогором, предлагая ему помощь войск даурского князя Ивана. К сожалению, тот высокомерно отказался от помощи и умертвил солонов, что были посланы майором для переговоров, оставив лишь одного, чтобы тот передал слова князя даурцу. А Бомбогор обещал, прогнав маньчжур, пойти войной и на Ивана. И где теперь этот Бомбогор?

В начале декабря к Албазину, после отдыха в Умлекане, вышла часть из ушедших к Амуру ангарцев. По льду реки пришла группа Матусевича, два десятка ангарских тунгусов и бурят, Бекетов с частью казаков, поморы. Олени тянули несколько саней с женщинами и паровыми машинами. Саней и оленей у отряда было больше, чем то количество, с которым ангарцы пришли к устью реки Нерчи, впадавшей в Шилку. Дело в том, что при устройстве Нерчинского острога ангарцы подверглись внезапному нападению эвенков. Серьёзного убытку они не причинили, лишь посекли с десяток человек стрелами. Пострадавшим немедленно оказали помощь, а потом матусевцы, тунгусы и казаки устроили ответный рейд по следам разбегавшихся в ужасе туземцев. Тех, кто выжил после немедленного ответа невидимых глазу горячих стрел чужаков. Добравшись по следам беглецов до становища туземцев ангарцы от души отметелили всю властную верхушку племени наказав им впредь появляться у стен городка лишь со шкурками и желательно с большим их количеством. Забрали у эвенков и половину оленей, плюс несколько лёгких саней.

Остались же в строящемся Нерчинском остроге люди Корнея Миронова, пара десятков казаков и тунгусов, а также команда геолога Романа Векшина, что готовилась к поиску серебряных и свинцовых руд по заранее составленному плану.

Сазонов, отправив ещё в ноябре новых гонцов в земли казнённого Бомбогора, теперь дождался их возвращения:ния:

- Балдача не будет и разговаривать с тобой, майор, - ангарский тунгус переводил слова вернувшихся из посёлка близ устья Зеи солонцев. - Он маньчжурский данник и породнился с ними, князь Толга тоже его родня. Причём Толга теперь ещё и воевода на Сунгари и нижней Зее.

- По весне пойдём из Албазина на Зею, - сухо сказал Сазонов. - Второй раз объясним тамошним, кто по Амуру ходить будет.

Алексей с помощью крещённого даурского князя Шилгинея, взявшего имя Иван, уяснил посредством чего можно удержать верхушку приамурских и сунгарийских поселений, что имели контакты с маньчжурами. Им нужна была защита от рейдов маньчжур и свободный доступ к рынку предметов роскоши и ремесленных изделий для повседневного потребления.

- Балдача похваляется, что скоро пойдёт на Ивана, - нахмурился тунгус. - Они нам советуют уходить с Амура.

- Если они боятся, то пусть и уходят. А нам бояться некого, - заявил Сазонов.

Матусевич внимательно, казалось, даже не мигая, слушал майора. Алексей подробнейшим образом рассказывал спецназовцу о сложившейся на Амуре обстановке. Временами поглядывая на Игоря, Сазонов пытался найти на лице опального майора какие-либо эмоции, отличные от внимательного обдумывания поступающей информации. Безуспешно, недавний возмутитель спокойствия в княжестве, мог отлично скрывать свои эмоции, ежели таковые были.

- То есть, мы попадаем в банку со скорпионами, если остаёмся на Амуре? У нас мало информации о том, что происходит немного далее Албазина, - констатировал Игорь.

- Информации мало, к тому же она довольно противоречива. И я не доверяю до конца ни источникам информации, ни тем, кто её приносит.

- Твои солонцы говорили о Нингуте, как о единственном месте, где амурцы меняют шкурки на железные орудия, утварь и всякую мелочь, украшения?

Сазонов кивнул.

- Значит, - посмотрел на майора Матусевич, - нам нужна своя Нингута. И нужна она здесь, в Албазине, чтобы сманить ближайших амурцев к контакту.

Игорь указал на то, что если наполнить бассейн среднего Амура своим товаром, начиная от спичек и свечек, иголкой и котлом для приготовления пищи и кончая стеклянными бусами и безделушками, то привязать амурцев к себе будет гораздо проще. А там можно приниматься и за маньчжур. Но по-хорошему, надо было бы дождаться момента, когда маньчжуры войдут в Пекин, посетовал Игорь. Тогда, сказал он, маньчжуры очень значительно ослабят бассейн Амура, Сунгари и Уссури, переведя боеспособных мужчин участвовать в процессе становления в Китае власти государства Цин.

- Но у нас вряд ли будут эти четыре года, - развёл руки Сазонов. - Говорят, небольшой отряд маньчжур, до трёх десятков человек с мелким чиновником стоит в посёлке у устья Зеи, откуда я вывез старейшину.

- Они не будут терпеть самостоятельного владетеля рядом с собой. Тем более, ты говоришь, этот хрен Балтача уже грозит нашему Ивану.

- Какие у тебя мысли, Игорь? - спросил Алексей.

- Самые простые, майор. Надо осмотреться на местности вернее не придумаешь. Я наведаюсь в это поселение. Мне от тебя нужен карт-бланш, пара переводчиков и снайпер.

- Карт-бланш? - нахмурился Алексей. - В каком смысле?

- В смысле свободы действий, - ухмыльнулся Матусевич.

- Но ты должен знать, что мы проводим политику замирения с амурцами, - наставительным тоном произнёс Сазонов.

- Это я тебе обещаю, с амурцами всё будет хорошо. Это уже моя работа, родное, можно сказать. Этим я и занимался.

А через два дня группа ушла на лыжах берегом к устью Зеи. Вскоре выяснилось, что тунгусы и Сергей Ким, снайпер из Албазина заметно отставали от держащих рабочий темп спецназовцев. Тогда группа разделилась, Матусевич ушёл вперёд, как он сказал - осмотреться на местности. Пятеро лыжников с частью продовольствия и снаряжения теперь представляли авангард, для остальных двадцати одного человека группы, шедших по их следам. Каждые десять километров делали десятиминутный привал, ночью ставили палатки. Иногда ночевали в редких посёлках, которые у Кима в карте имели обозначение как лояльные. Однако, ближе к Зее таковые кончились, уже к исходу третьего дня пути. На пятый день группа, ведомая капитаном Мирославом Гусаком, поневоле остановилась у небольшого посёлка. Внимание спецназовцев привлекло несколько погорелых домишек.

- Смотрим, капитан? - щурясь на ярком зимнем солнце, спросил Мирослава прапорщик Прохор.

- Пошли, - кивнул он. - Полная готовность!

Войдя в посёлок, ангарцы сразу же отметили стоящую тут полную тишину, ни одна собака не тявкнула, не было видно ни единого дымка. Лишь звенел мороз, да солнце играло бликами на ослепительно белом снегу. Никаких следов недавнего пребывания человека в посёлке также не нашли, как и хозяйственной утвари или съестных припасов в пустых домах. Драматизма ситуации добавляло несколько сгоревших домов с провалившейся внутрь крышей.

- Горело давно, а жителей, видимо, увели отсюда. Если бы их убили, вряд ли трупы решили бы закопать, - резюмировал итоги обхода покинутого посёлка Прохор.

- Всё забрали и ушли, значит, - процедил Мирослав. - Ким, что скажешь?

- Вывод один, - пожал плечами кореец. - Налицо бывшее в реальной истории наказание и переселение лояльных нам амурцев вглубь контролируемой ими территории.

- Кем ими? Маньчжурами? - спросил капитан.

- Или просто людьми Балдачи, - кивнул Сергей. - Они исполнители. Значит, дальше будут или пустые поселения или подконтрольные князю, ходящему под маньчжурами.

Ещё раз окинув взором опустевшее поселение, Мирослав дал знак оканчивать привал и идти дальше. Попадавшиеся далее посёлки спецназовцы обходили стороной, лишь раз с помощью языка подтвердив слова Кима - люди князя Балдачи провели рейд по берегам Амура, приводя к покорности местных жителей. Также они определяли размер ясака для каждого поселения и уводили лучших воинов за Зею.

- Собирают войско? - озадаченно проговорил Ким.

- Без сомнения, - кивнул Мирослав. - Наша задача - упредить их выступление. Как говорил Сазонов, проблем у амурцев из-за их вассального положения к даурцу возникать не должно. Завтра мы должны быть на месте, близ устья Зеи.

По оставленным Матусевичем знакам, понятным только людям из его команды, лёжку майора нашли сразу. Игорь второй день наблюдал за посёлком, уже сделав кое-какие выводы. Палатка была упрятана в высоком снегу, бойцы же посменно уходили в стороны, где были оборудованы ещё две точки для наблюдения за посёлком. Матусевич, позвав снайпера, стал обрисовывать ему ситуацию. Майор рассказал ему про замеченных в посёлке маньчжур и местного начальника из амурцев.

- Маньчжуры живут в том доме, - Матусевич указал на жилище бывшего старейшины, что был наказан Сазоновым. - Мы с парнями насчитали двадцать пять-двадцать семь рыл, не больше. Чиновник с ними же, он сейчас у местного старосты. Вероятно, снова хлещут хмельное, вчера тоже самое было.

- Так и есть! Вот он, - майор указал Киму на грузного мужчину в высокой, отороченной рыжим мехом шапке, что шел, тяжело переваливаясь по утоптанному снегу. Рядом, согнувшись червём, его поддерживал...

- Местный староста, - сказал Игорь.

Майор объяснил группе, что маньчжуры собираются тут зимовать. Они, вероятно, являются инструкторами амурских ополчений и одновременно подстёгивающей их силой, чтобы солонцы и дючеры не расслаблялись. А заодно они были, наверное, самым удалённым от последнего маньчжурского городка гарнизоном.

- Насколько я понял из общего анализа ситуации, - продолжал Матусевич, - сейчас они собирают амурцев из поселений, которые им подчиняются. То есть это своего рода призывной пункт. По весне же они, собравшись с силами и дождавшись речных судов, пойдут на Албазин. Ситуация, думаю, ясна?

Конечно, всё было ясно, как Божий день. Игорь сказал как, по его мнению, следует поступить. Для начала нужно похитить маньчжурского чиновника и получить от него информацию, а затем перебить весь его отряд. Тогда амурцы сами разбегутся по своим посёлкам.

- По-моему, просто и изящно, - улыбнулся Матусевич. - Кстати, Сергей, у тебя, как у представителя князя, может быть есть отличное мнение?

Кореец покачал головой, нет, мол, идея правильная.

- Отлично, тогда начинаем работать.

Спецназовцы рассредоточились на холме, откуда они вели наблюдение за посёлком, охватив его полукругом. Однако двое суток маньчжур безвылазно сидел в посёлке, лишь переходя из дома в дом. Ким видел, как к этому жирному борову в перерывах между возлияниями приводили упирающихся девушек. Обратно они, как правило, выходили лишь на следующий день и, прижимая ладони к лицу, брели, спотыкаясь, прочь. На третий день маньчжур с небольшим отрядом в десять воинов на двух возках неожиданно ушёл вверх по Зее.

- Отлично! - глаза Матусевича загорелись, словно у волка, чующего неотвратимый конец своей жертвы.

Большая часть группы ушла к зейскому зимнику лесом, оставив лыжи у первой лёжки. На опушке леса вблизи спуска на замёрзший приток Амура бойцы организовали засаду и принялись ждать возвращения маньчжура. Вновь потянулись тяжёлые часы ожидания. В течение дня два раза проходили оленьи упряжки амурцев, маньчжуров же всё не было. В лесу, подальше в чащобе, бойцы разбили лагерь и каждые четыре часа бегали посменно к костру. На следующий день к обеду в зейский посёлок прошло лишь двое возков с мешками, набитыми, по всей видимости, зерном. Время шло, а маньчжур не возвращался.

- Вот он! - воскликнул один из бойцов, что занимал позицию, скрытый в густом кустарнике, выше остальных.

- Всем приготовиться! Ким, на позицию! Готов к работе? - Матусевич хлопнул снайпера по плечу.

- Готов, майор, - Сергей уже укладывался на лежак.

Бойцы подобрались, лица их посуровели, движения стали чёткими и более ни слова на позиции произнесено не было. Команды подавались жестами, все были готовы к действию. Между тем, возки приближались к подъёму на дорогу, ведущую в посёлок. Неожиданно, три всадника обогнали возки, стараясь успеть вперёд.

- Конные... - сказал Киму одними губами Матусевич.

Каждый из них имел по длинному древку с изогнутым лезвием, широкий колчан был приторочен сбоку. Всадники весело переговаривались между собой, посмеиваясь над очередной шуткой своего приятеля.

- Ким, верховых снимай на повороте. Парни, по первым коням работайте. Нужен завал на подъёме, чтобы возки не проскочили, - неслышно давал указания Матусевич.

Маньчжуры уже подходили к берегу, собираясь покинуть лёд реки. Тут внезапно шедший первым всадник нелепо взмахнул руками, словно тряпичная кукла и вылетел из седла, оставшись одной ногой в стремени. Двое других в унисон вскрикнув и вытаращив глаза, не успели и натянуть поводья, повалились в снег и затихли. Ким работал бесшумно. Одновременно с ним громыхали и винтовочные выстрелы его товарищей. Свинцовые пули рвали тела несчастных животных, а одной даже снесло полморды. С возков раздались вопли ужаса - видя быстрое убийство своих товарищей, маньчжуры принялись разбегаться в разные стороны. Но бойцы уже перенесли огонь и на них, работая с колена, не прячась. Кто-то и вовсе привстал, выцеливая улепётывающего врага. Маньчжуры с воем валились в ослепительно белый снег. Попадание из ангарки оставляло на теле страшную рану с рваными краями, которая на морозе курилась густым паром. А сам удар такой свинцовой пули, с надрезанной головкой, напрочь вырубал сознание раненого. Кричали только те, кто ещё пытался убежать. Через пару минут всё было кончено. Бойцы собирали разбредающихся коней, приканчивали раненых животных. Зарезав последнего раненого маньчжура, спецназовцы собрались у возков. Маньчжурский чиновник же так и оставался на месте, сидя ни жив, ни мёртв, поглядывая на безжалостных убийц, он боялся даже вздохнуть. Глаза его были полны слёз, ноздри вздувались, а губы нервно тряслись, из горла же вырывался лишь жалобный писк.

- Федот, - позвал тунгуса Матусевич. - Скажи ему сразу, что ему следует отвечать на наши вопросы быстро, чётко и правдиво.

Тунгус кивнул и заговорил с маньчжуром. Тот испуганно вздрогнул, когда услышал Федота, начав ошалело озираться. Вскорости им овладела истерика, поначалу он тихонько повизгивал, а потом и вовсе разрыдался, размазывая слёзы и сопли по широкому лицу. Обделавшись, он продолжил рыдания. Пришлось тереть ему снегом лицо и исхлестать по обвислым щекам.

- Кто он такой и что тут делает? - кивнул тунгусу Матусевич.

Немедленным ответом стало, что его зовут Ципин и он дзаргучей, то есть судья и представитель государства Цин, который присматривает за вассальными народами.

- Как сойдёт лёд с реки и к ним придут ещё воины, то они пойдут на Албазин и князя Ивана? - посмотрел на Федота Игорь.

Тунгус перевёл, а маньчжур, став белее снега, едва заметно кивнул.

- Сколько будет воинов?

После долгих переговоров тунгуса с маньчжуром выяснилось, что воинов из числа амурцев будет около четырёх тысяч, маньчжур же не более двух сотен. Будет и огнестрельное оружие.

- Отлично, молодец, Федот! - похвалил переводчика майор. - Спроси, есть ли выше по Зее ещё маньчжуры?

Оказалось, что нет. Сам Ципин ездил в солонский посёлок, сказать старейшине о том, чтобы тот к весне приходил с воинами, как было оговорено.

- А заодно и потискать солонских баб? - усмехнулся Игорь.

Чиновник снова затрясся, оглядывая бойцов затравленным взглядом.

- Где ближайший гарнизон маньчжур?

Оказалось, что только близ устья Сунгари, здесь же в округе, более никого из них не было.

- Сколько же там воинов у Сунгари?

Точного числа солдат дзаргучей не знал, говорил лишь то, что их там не более полусотни. И потом он добавил ещё что-то. Матусевич вопросительно посмотрел на Федота.

- Он говорит, смеет ли он надеяться на то, что ему оставят жизнь и позволят уйти?

Толстяк сидел не дыша, в луже собственной мочи и с мольбой смотрел на майора.

- Да, вероятно Соколову, да и Сазонову будет интересно с ним пообщаться на отвлечённые от данной ситуации темы. Заберём его.

- Майор, ещё возки! - крикнул боец, отняв от глаз бинокль.

К месту бойни по льду Зеи шло ещё несколько упряжек оленей.

- Встречаем! Ким, давай наверх, страхуешь, - приказал майор.

Расстояние сокращалось, через некоторое время возки уже были возле заворота на дорогу, где совсем недавно разыгралось побоище, а трупы не успели окоченеть. На оленях шли амурцы, три возка, человек восемнадцать. Передний возок уже заползал с зимника на берег, когда ведущий оленей амурец, увидав полтора десятка воинов, пронзительно взвизгнул. Заметив обезображенные трупы маньчжур, он тут же принялся нахлёстывать оленей, пытаясь заставить животных повернуть обратно.

- Эй вы! Убирайтесь к себе в посёлок и не вздумайте приходить сюда весной! Богдойцев больше тут не будет, - кричал им ангарский тунгус Федот.

Несмотря на то, что у амурцев было оружие, никто из них и не подумал до него дотронуться. Не мигая, с посеревшими лицами они смотрели на невиданных прежде людей, на мёртвых маньчжур, на скорчившегося чиновника Ципиня, что с немалой важностью ещё совсем недавно командовал в их поселении. Удаляясь от этого страшного места, амурцы ещё долго оборачивались назад. Весной они точно не пойдут к устью Зеи, думал каждый из них.

- Собирайтесь парни, поедем в посёлок, - Матусевич уже забрался на похрапывающего жеребца и теперь поглаживал его по шее.

- А ну, давай назад! - Мирослав Гусак, пытался убрать маньчжура с передка возка, но тот только пучил в страхе глаза, не понимая капитана. Лишь несильно ударив пленника кулаком по носу, Гусак добился желаемого. И пока тот размазывал по лицу кровавую юшку, Мирослав искал чем бы накрыть обгаженный маньчжуром передок. А падение пленника вызвало смех у столпившихся рядом бойцов - из-под слетевшей меховой шапки выскочила туго сплетённая коса и обернулась вокруг шеи пленника. До посёлка добрались без приключений, лишь раз встретился шедшая навстречу упряжка оленей. Испугавшийся было амурец принялся уводить животных с дороги, пытаясь съехать в сторону. Ангарцы на него не обращали внимания, продолжая свой путь. Амурец же провожал их глазами, боясь и шевельнуться. Проезжавший мимо него на коне молодой тунгус, картинно поигрывая винтовкой, озорно подмигнул опешившему амурцу и, задрав голову вверх, рассмеялся. Наконец, группа достигла посёлка. Судя по тому, что их приняли за возвращающийся отряд Ципиня, ворота были открыты, а навстречу им вышло две фигуры. Сходу, при въезде в поселение, ангарцами были застрелены двое маньчжурских воинов, после чего группа направилась к центру, где стоял дом старейшины и жили остальные маньчжуры. Амурцы, заметив чужаков и избитого и хнычущего маньчжура с ними, который уже немало причинил им огорчений и не думали сопротивляться вернувшимся в их посёлок незнакомцам. Ворвавшись в дом, спецназовцы убили последних остававшихся в живых маньчжур и заодно и бывшего с ними старосту деревни, что становилось уже традицией. Людям же ангарцы объявили, что теперь старост будут назначать они, потому что у амурцев старосты совсем никудышные.

- Все, кого привели маньчжуры, завтра с утра должны покинуть это поселение и уходить в свои посёлки, - объявлял Федот. - Весной сюда не приходить. Маньчжур тут больше не будет.

Десять семей волжан, среди которых были и Засурские, в конце концов определили на поселение в крупное, по местным меркам село, близ великого озера. Тут находилась лесопилка, в которой должен был работать отец Ивашки. Мать мальчишки, умевшая прилично ткать, тоже получила работу, наряду с другими женщинами. Жили волжане покуда в бараке, который уже был им знаком по Новоземельску. Игнату, отцу Ивашки показали его земельный надел, прикрытый покуда белым ковром снега. Увиденным волжанин остался весьма доволен, земли достаточно, оврагов нет, только работай. А к Ивашке уже на второй день пришёл Максим - учитель из местной школы и, забрав его и остальных детей из переселенцев, да под хмурые взгляды родителей, повёл их в школу. Мать Ивашки также ушла в школу, вслед за сыном. Родителям первое время было позволено находиться в классе, сидя на лавке вдоль стены. В тот день учитель Максим рассказывал о системе мер и весов, принятых в княжестве.

- Пётр Лексеич! Подымайтесь! - Онфимка толкнул дверь и с опаской глянул в спальню ангарского посла.

- Онфим! Говорил же, буди меня сегодня попозже! - вырвался у меня протяжный стон.

- Я помню, - заявил паренёк.

Вот маленький засранец! Хотя маленький-немаленький, а такую же штуку имеет, подумал я, вытаскивая из-под подушки револьвер с непривычно большим стволом. Ствол этот был постоянным объектом для шуток, хотя его работа такого не заслуживала. Убойная сила его была выше всяких пределов. Медведю-шатуну под Владиангарском, что нарвался на патруль, помниться, рёбра выломало нешуточно. А в голове-то шумит, кстати. Ночные переговоры с граничной крепостью сказываются.

- Сейчас от Василя Михайловича приходил стрелец, сказал, что он будет ждать тебя сегодня к обеду. Глянул на Ленку - спит, конечно же. Что-то благоверная начинает лениться. Обычно она каждый день раньше меня вставала на пробежку, несмотря на погоду. А последнюю неделю дрыхнет до обеда.

- Онфим, ты воду погрел?

Пострел уже потихоньку старался улизнуть из комнаты.

- Так дядька Макар ужо погрел! - воскликнул он, тут же ойкнув и посмотрев на Лену, не разбудил ли.

- Опять заставляешь его лазать! Сам грей, молодой ещё.

Онфим кивнул и скрылся за дверью.

- Ленка, ты в душ пойдёшь? - посмотрел на любимого человечка.

- Нет, Петь. И что-то нехорошо мне, слабость гнетёт, - Лена уткнулась в подушку и закрыла глаза.

Я понял, конечно же, что моя конопатая радость беременна, но не удержался от глупого вопроса, выскочившего совершенно нечаянно:

- Заболела что ли?

- Не говори нелепицу, Петя, просто у нас будет малыш, - пробурчала она, перевернувшись на спину и откинув одеяло.

Ну вот, подумал я, она теперь будет в полной уверенности, что мужчины настолько глупые, что и родимого человека понять не могут. Взгляд мой, однако, надолго удержался на округлых Ленкиных грудях.

- Что опять такое? - она потрогала пальчиками кожу подмышкой. - Нормально всё?

- Нормально-нормально! - рассмеялся я, выставив ладони в умиротворяющем жесте. - Поспи ещё, пупс. Онфимка завтрак принесёт, оденься.

Я поцеловал Ленку и поспешил освежаться. Помню, как я заставлял её брить волосы! Вот была умора. А водичка в душе пошла, что надо, тёплая - Макар постарался, ценный кадр. Хорошо, что мне его в денщики выделили. А то говорили - старый-старый, а вот и нет, мужичина всё успевает: и в Енисейске перетереть с людишками и за хозяйством смотреть и Онфимку подгонять. А малый его грамоте учит, чтобы не прозябал в невежестве, а то не комильфо - ангарец и неграмотен. Так не должно быть! После завтрака из трёх варёных яиц, гречки с молоком и мёдом, пары кусков хлеба, я был готов к небольшому моциону. Честно сказать, верховая езда не по мне, ну не лежит у меня душа к этому. Даже малолитражка позднесоветского разлива сейчас казалась мне верхом удобства и шика. Но многие из наших приноровились к лошадям, некоторым даже понравилось за ними ухаживать. Я же всякую заботу о выделенной мне Весте переложил на Макара и Онфима. Но в Енисейск я был обязан прибыть на коне, вернее на лошади. Уронить честь посла, передвигаясь, как бедняк, на своих двоих, когда можно доехать на лошади, было недопустимо.

У острожных ворот меня уже ждали. Весту сразу же увёл в стойла молодой парень, лёгким поклоном поприветствовавший меня и сказавший о том, что Беклемишев ждёт меня. И точно, Василий Михайлович стоял у крыльца приказной избы. Этот мужик мне нравился - честный, достаточно открытый, прямой, идущий на контакт. Он, видимо, тоже относился к нам, несчастным членам пропавшей экспедиции, с симпатией, ну или хотелось бы на это надеяться, основания всё же имелись. А ведь он человек государственный и должен всяко радеть о своём отечестве в первую очередь и лишь потом обо всём остальном.

Вчера ночью разговаривал с Петренко. Ярослав сказал, что завтра во Владиангарск прибывает Соколов и ему нужен сеанс связи с Беклемишевым, а мне, стало быть, надо организовать приказного голову на разговор. Задачка не из лёгких. Ну и как, думаете вы, рассказать ему о принципах радиосвязи? Ведь, не дай Бог, Василий Михайлович потребует окропить рацию святой водой. Надо что-то придумать, в принципе, он мужик толковый, может и получится. Встречает, как родного, даже неудобно как-то.

'А тесто - не очень' - думал я, жуя енисейские пироги.

- Очень вкусно, Василий Михайлович! - тут же пришлось отвечать на вопрос о них же минутой позже.

- Ведомо мне, что по весне князь твой желал, дабы люди ангарские до Руси пошли. Тако же и я ухожу через три седьмицы, как землица подсохнет. Надобно Вячеславу Андреевичу весть дать, с обозом енисейским идти, через восемь седьмиц. Когда ваш пароход самоходный придёт? - начал, наконец, говорить о деле Беклемишев.

'Пора!'

- Василий Михайлович, так ты сам князю и скажи, чтобы с тобой наши люди и ушли. Сегодня можно поговорить, - осторожно сказал я.

- Нешто пароход сегодня придёт? Откель тебе знать оное? - вытирая о тряпицу жирные от мяса пальцы, отвечал приказный голова.

- Пароход придёт позже, Василий Михайлович. А поговорить можно и сегодня, ближе к ночи, - посмотрел я на Беклемишева.

- Так Вячеслав Андреевич недалече? - удивился он.

- Нет, - закашлялся я, - он во Владиангарске.

- Пётр, говорили мне, что ты бесовщиной маешься, а жена твоя - ведьма. Не верил я в оное. И вот ты сызнова нелепицу речёшь. Как же я буду с Соколом говорить, коли он в крепости? Неужто колдовство учинять ты думаешь?

Ну и как ему объяснить? Эта унылая мысль плясала в голове и не находила ответа. Посему пришлось импровизировать:

- Понимаете, Василий Михайлович, у меня в доме есть умный прибор, то есть механизм, который... испускает волны, как круги по воде. Но он делает эти круги по воздуху - словами. А другой механизм, что стоит в крепости ловит эти волны той же железной палкой, что на крыше дома стоит. И передаёт те слова, что были сказаны.

Беклемишев, подперев кулаком голову, смотрел на меня, не мигая. Патовая ситуция, подумалось мне.

- Как можно поймать слово железной палкой? Пётр, такого бесовства не бывает, - серьёзным наставительным тоном отвечал он.

- Бывает, только никак это бесовством назвать нельзя. Это лишь наукой зовётся, да знанием подкреплённое, - вздохнул я. - Вона, пароход наш - бесовство ли? Сам плавал на нём, ведь машина его толкает, а не черти!

- И что же, сегодня ты оное учинить можешь? - нахмурился Беклемишев. - Слова ловить будешь?

Кивнув, я сказал, что заеду за ним вечером. Основное задание выполнено, оставался ещё один вопрос:

- Василий Михайлович, ещё вот что. В том караване, что вы привели в Енисейск, по пути погибло три десятка душ...

- И что же? - перебил меня собеседник, обгладывая куриную ножку. - На всё воля Божья, Пётр.

И тут я впервые почувствовал отвращение к нему, да ещё и ножка эта! Кровь прилила к лицу. Ничего себе оправдание выдумал, Бог виноват!

- Как же так, Василий Михайлович? Что же вы Богом прикрываете свои упущения! - воскликнул я.

Беклемишев опустил обглоданную ножку на стол и с укором посмотрел на меня:

- Лишку не реки! Божий промысел на то и есть. Всё что деется, то его руцею.

- А ежели мы караван сей поведём, да по уму? Снеди возьмём поболе, пути проторим меж реками, переправы паромные? Да к людям с ласкою?

- То дело твоё и княжье, а я в помощи тебе не откажу. Коли сподобитесь вы дорогу лучшую учинить - лепше станет от того. А злата у вас в достатке, - прищурился он.

Задумался приказный голова, а вот мне уходить пора. Пусть посидит - покумекает, может накумекает чего интересного. Распрощавшись, я напомнил ему, чтоб ждал меня к вечеру. Заскочу мол. А что? Сейчас можно заскакивать в прямом смысле этого слова. Заглянув в стойла, я хотел было позвать парня, что забрал у меня Весту, но увидел его сразу. Тот, стоя спиной к входу, ласково говорил с моей лошадкой, поглаживая её по морде.

- Здорово, паря! Лошадь моя понравилась? - сказал я, стараясь сделать это помягче.

- День добрый, пан посол! - юноша отскочил от Весты, будто та лягнула его копытом.

Даже неприятно стало, что он такой пугливый.

- Как звать? - спросил я его, пока он выводил лошадь.

- Олесь, - отвечал тот, выходя на двор.

Я заметил, что у него рубаха была сзади изорвана, да не чинена. Непорядок.

- Олесь, чего в рванине ходишь? Почини.

- Дядька иглы не даёт, - пожал плечами парень.

Я наконец взгромоздился на Весту и натянул поводья, поворачивая лошадь мордой к воротам.

- А ты заходи к Макару, в посольский острожек, он тебе даст иглу, - посоветовал я парню и направился в обратный путь, к Ленке.

В середине дня мой денщик пришёл из Енисейска вместе со своим корешем из посадских. Огородник Серафим очень интересовался спичками, о которых ему говорил наущенный об этом мною Макар. О том, чтобы больше общаться с людьми из острога я ему наказал ещё по приезду сюда, на берега Енисея. Мне же Соколов говорил о том, чтобы я как мог, привязал енисейцев к посольству. Вот они и начинали потихоньку бегать, а Онфим отдавал товары под запись. Ситуация напоминала то, что было в советской зоне Шпицбергена, о чём рассказывал мне отец, некогда бывший там недолгое время. Работающие на угледобыче люди, в условиях запрета норвежцами хождения советских денег на архипелаге, удачно приватизированном ими в своё время, брали товары в местных магазинах бесплатно. Теперь также было и в посольской лавке, каждому бывшему в Енисейске человеку можно было получить себе совершенно бесплатно определённое количество спичек, мыла, свечей, иголок, небольших зеркалец и прочего. Платы Соколов брать не велел, а склад, меж тем, пустел. Енисейцы, кстати, всё пытались всучить что-нибудь взамен. Говорят, воевода Измайлов ревниво отреагировал на данный фортель ангарцев, поначалу даже пытался запретить ходить енисейцам к посольскому острожку. Но раз Беклемишев дал добро, то Василию Артёмовичу пришлось с этим смириться.

Когда я возвратился из Енисейска, Ленка сидела во дворике на лавочке, погружённая в свои мысли. Хорошо, что я нарвал на лугу разноцветья, символический букетик пришёлся как нельзя кстати. Она с милой улыбкой уткнулась носиком в цветы, я же, обняв её, привалился на спинку лавки.

- Петя, а ты откуда родом? Ты ведь мне так и не сказал до сих пор, - вдруг серьёзным взглядом стрельнула в меня Лена.

- Ну...

Тут пришлось почесать затылок, соображая, что же сказать. В тайну нашего тут появления из числа переселенцев с Руси был посвящён только отец Кирилл и более никто. Насколько я знаю, большинство наших мужиков, женатых на переселенках, либо говорили правду, указывая известные города на Руси, либо помещали свои города на территории к востоку от Сибири. В общем, как-то объясняли, да и жёны особо не докапывались до них. Ленка же, как я заметил, уже пыталась получить ответ на свой вопрос, я же пытался отшутиться. Сейчас же врать или придумывать нечто я не захотел и ответил так:

- Я с Севера, Кольский полуостров.

- В Кольском острожке уродился? - удивилась она.

- Ну почти, - немного запнулся я, вспомнив о Мурманске. - Там недалеко будет.

- А отец твой также с Колы? - продолжала она свой допрос.

- Нет, он с Волыни, Луцкий район, - брякнул я. - 'Зачем?'

- Вот и князь Сокол, бают, с Луческа, - протянула Лена.

- Кто бает? - нахмурился я.

- Люди, - пожала она плечами, - что с того?

Пока не знаю, что с того. Вот только зачем об этом говорят? Проболтался кто-то из наших, не иначе.

Наступил вечер и, съездив за Василием Михайловичем, я привёл его в свой дом. При входе он кинул взгляд на торчащую из крыши длинную антенну и лишь покачал головой, опустив глаза. Лена по случаю визита дорогого гостя на пару с Макаром испекла медовые печенья с орехами, Беклемишев остался ими весьма доволен. Час с небольшим пролетел в разговорах, из которых каждый вынес что-то новое для себя. Оказалось, что Беклемишев всё же не столь чёрств, как мне показалось утром. Он объяснил, что делал всё возможное для наилучшего исхода трудного пути. Вообще, если бы не делать оное по уму, то надобно было зимовать в Томске. И идти посуху, как раз летом к Енисейску добраться можно.

- А там уж ваш пароход, - закончил свою мысль приказный голова.

- Угу, ясно, - кивнул я. - Но я предлагаю немного по-другому.

Взяв перечерченную с карты копию с подправленной географией, я принялся показывать путь от Москвы до Енисейска. Тот, что обсуждал с товарищами Соколов. По нашему проекту выходило вроде бы ладно. Но была пара проблем - на Чулыме и на Енисее надлежало поставить два городка, а меж ними проторить дорогу для телег.

- Там километров полтораста будет, - сказал я Беклемишеву и, увидев непонимание, поправился, - сто сорок вёрст. Поэтому, на середине пути нужен ещё и острожек для отдыха.

- Дело верное, - согласился Беклемишев. - Я могу порадеть вам?

- Да, нужны люди, чтобы дорогу справить и острожки поставить. Мы уплатим за работу.

Хорошо, что в этом вопросе мы нашли полное понимание с Василием Михайловичем. Хотя меня кольнула мыслишка. Дорога в Ангарию получится больно уж ладная и обещает быть проторена. А где провезли многие сотни переселенцев, проведут и тысячи солдат с пушками. А сам Беклемишев так не подумал, случаем. Глянул на него - улыбается в бороду, хитрюга, и не поймёшь его. Вроде прост, как валенок. Так то и напускное может быть. Что в таких случаях делают? Мне тут же вспомнился момент из замечательного кинофильма 'Россия молодая' - как русский чиновник в Швеции советовал нашему ливонцу быть осторожнее с медовухой - она мол, многим языки развязывала. Надо это учесть.

- Пётр Лексеич! Вызывает Петренко! - из чердачного лаза высунулась вихрастая голова Онфимки.

- Ну вот, товарищ приказный голова. Пойдём общаться с Ангарией, - я сделал приглашающий жест.

Поднявшись на мансарду, Беклемишев сразу уставился на стоящую на столе рацию. Ага, всё-таки большой чиновник заволновался! На стуле заёрзал, родной. Поглядывает на радиостанцию с опаской и блеском в глазах - интересно ему!

- Енисей! Крепость на связи! - чуть хрипло заговорил вдруг динамик.

Беклемишев аж подпрыгнул на стульчике. Хотел было и перекреститься, да увидев насмешливый взгляд Онфимки, сжал губы и продолжал смотреть на динамик.

- Кто это? - прошептал он.

- Это Ярослав Петренко, владиангарский воевода, - ответил я. - Помнишь его?

Василий Михайлович кивнул.

- Крепость, Енисей на связи. Беклемишев со мной, - ответил я Ярославу.

- Понял тебя, Пётр. Соколов на связи, - отвечал уже Вячеслав Андреевич.

А я уже одевал Беклемишеву наушники и показывал, что говорить надо прямо в эту штуку, что торчит перед губами.

- Доброй ночи, Василий Михайлович! Как здоровье твоё, дружище?

Беклемишев замялся. Я зажал клавишу и предложил ему говорить.

- Князь Сокол? Вячеслав Андреевич? - похоже, Беклемишев всё никак не мог взять в толк, что он разговаривает не с железной коробкой, а с человеком, но посредством этого железа.

- Да-да, Василий, это я, - засмеялся Соколов.

- Ты в крепости сиживаешь сейчас? - продолжал удивляться приказный голова.

Вячеслав, похоже, решил сразу перейти к делу, ведь Беклемишев может ещё долго изумляться, сидя в наушниках перед радиостанцией.

- Василий Михайлович, ты с Петром обсудил путь для караванов? Согласен ли ты?

- Да, обсудил, - хрипло проговорил он, - я согласный. Токмо государь оное приговорить должон, иначе никак.

- Это понятно, главное, ты согласен. Дашь ли людишек на торение пути? Оплатим!

Я с умилением смотрел на этой картиной - люди, разделённые ранее тяжестью веков, волею неведомого оказавшиеся вместе, теперь увлечённо переговаривались по рации. А Василий Михайлович, умница, уже и наловчился клавишей на приём и передачу пользоваться. Ишь, его даже распарило. Беседа их длилась около получаса, я уже и за морсом в ледник Онфима послал. Впечатлений у Беклемишева осталось после сеанса связи выше крыши, он ещё со мной делился ими с час. Но главные вопросы решили и слава Богу! Ангарский путь согласован. Из Владиангарска 'Гром' выходит с посольством, позже присоединяясь к уходящему с обозом и казною Беклемишеву. И самое главное для меня. Я в составе посольства! А в Енисейск направляется новый посол. Ленку же увозят в Ангарск, под присмотр медиков. Чёрт! Только сейчас я понял, что случилось. Это же сколько времени уйдёт на дорогу до Москвы и обратно? Эдак я вернусь, а дитятко моё уже в школу пойдёт? Но, с другой стороны, когда ещё придётся увидеть столицу? Ведь видел я её только по телевизору. Она будет не той Москвой, совсем не той и, честно говоря, интересней увидеть её такую, какая она сейчас.

Для амурских ангарцев эта зима не прошла впустую. Сазонов и Матусевич значительно укрепили влияние Ангарского княжества в регионе, проводя рейды и устанавливая ангарское подданство для всех посёлков, что были в пределах доступности. Сазонов начал строительство острога и на южном берегу Амура, переселяя туда приходивших в крепость амурцев-хлебопашцев. Албазинское воеводство значительно расширяло свои пределы. На восточной окраине Албазинского воеводства Игорь с бойцами оставался зимовать в Усть-Зейске, утверждая там ангарскую власть. За зиму он подчинил несколько находившихся в округе поселений, приведя тех к вассальной клятве даурскому князю Ивану и Ангарскому княжеству. Маньчжуры более не встречались, к сильному разочарованию майора. Ципинь, пленный чиновник, вёл себя смирно, с полной покорности угодничеством. Бежать он не только не пытался, но и не желал всей своей жалкой душонкой. Если бы он выбрался за пределы посёлка, да оказался без грозных лоча рядом - быть ему куском окровавленного мяса. Несколько раз он уже бывал жестоко бит роднёй девушек, обесчещенных им за время недолгого хозяйствования маньчжур в посёлке. Если бы подвывающий Ципинь не прятался за хохочущих бородатых лоча, как он выговаривал самоназвание русских, пришлось бы ему худо. Амурцы постоянно посматривали - не отстал ли маньчжур от своих защитников, чтобы отвесить ему лишний пинок. Спецназовцы же подмяв под себя округу и выбрав нового старосту посёлка из числа охотников, по весне заставили амурцев из нескольких поселений начинать подготовку к строительству острога и причала на Амуре. Была установлена и норма ясака - половинная от маньчжурского варианта.

В Албазине же спускали на воду два судна с небольшой осадкой, построенных поморами по проекту Фёдора Сартинова, капитана БДК 'Оленегорский горняк', который остался без начальника у Новой Земли. Тяжело переживавший собственную глупость, как он считал своё желание прогуляться в новом мире, Фёдор Андреевич на долгое время замкнулся в себе и лишь с появившейся возможностью выйти на океанские просторы он нашёл в себе силы заняться любимым делом. Сартинов и его офицеры приняли самое деятельное участие и в строительстве судов, а не только в проектировании. Завершив монтаж паровых машин на корабли, занялись и их вооружением. Каждое судно получило по две отличных пушки новейшей ангарской разработки, сработанные из сто двадцати семи миллиметровых буровых труб с последующей установкой на него литого удлинённого казённика методом скрепления - кольцом и соединительной муфтой на горячую посадку. Орудия выдавали впечатляющие для того времени характеристики - при калибре в сто девять миллиметров они были способны посылать осколочные и примитивные шрапнельные снаряды весом в двенадцать килограмм на дистанцию до трёх километров. Одно орудие занимало место на носу судна, перед рубкой, второе - на корме. Установлены они были на поворотных тумбах, вращающейся на триста шестьдесят градусов. Капитан Фёдор Сартинов после спуска судов на воду, не медля, присвоил обоим названия - 'Даур' и 'Солон'. Недолго думая, он решил считать эти корабли "канонерскими лодками". Ходовые испытания обе канонерки прошли успешно и в середине мая, приняв на борт людей, боеприпасы и прочее, корабли взяли курс на устье Зеи. Пугая периодическими громкими гудками и стелющимся чёрным дымом плавающих по Амуру местных рыбаков и жителей прибрежных поселений, канонерки за двое суток добрались до Усть-Зейска. Там приняли на борт людей Матусевича и оставили старшим в посёлке Петра Бекетова с дюжиной казаков и четырьмя десятками вооружённых винтовками тунгусов под командой Александра - сына одного из вождей ангарский тунгусов. Их задачей стало дальнейшее строительство острога.

До Сунгари шли двое с половиной суток. Ниже по течению попадалось всё больше обжитых человеком пространств, больше поселений и даже небольших городков, обнесённых частоколом или земляной стеной. Эта территория контролировалась маньчжурскими вассалами - князьями Гуйгударом, Балтачей и его военачальником князцом Толгой. Скоро они узнают о пароходах и, вполне возможно, что они увяжут появление на Амуре самоходных, без гребцов и парусов, изрыгающих чёрный дым и оглушительно свистящих судов с отпадением нижней Зеи от их владений. Сазонов, расспросив Ципиня, понял из его сбивчивой речи, что маньчжуры приходят на Амур спускаясь по Сунгари. А если её запереть, то у них останется лишь Уссури - не слишком удобный для них маршрут, но и его сбрасывать со счетов нельзя. В бассейне Сунгари на реке Хурха у маньчжур был северный форпост их государства Цин. В Нингуте десять лет назад была выстроена каменная крепость, а командовал тамошним гарнизоном мэйрэн-джангин Убахай. А гарнизон тот насчитывал год от года разное количество воинов, в крепости могло быть и три сотни и семь сотен человек.

- При чём не лучшего качества там солдаты, - уточнил Матусевич. - Все хорошие воины у китайской границы.

По словам Ципиня, хан Абахай в случае необходимости, мог прислать в Нингуту несколько тысяч воинов, да плюс силы вассалов - ещё две-три тысячи человек. Предельной же цифрой пленник назвал десятитысячную армию с аркебузами и артиллерией.

- А ну глянь! Такие пушки? - Сазонов поднял чехол с одного из орудий.

- Нет, наши пушки совсем другие, - уставился на ангарское орудие Ципинь.

Было видно, что ему досадно от созерцания вооружённых самоходных кораблей нового неведомого врага.

А в Приамурье уже пришло лето. Июньское солнце щедро заливало светом и теплом всё вокруг. Канонерки проплывали мимо небольших, зелёных ещё полей, лугов, полных высокой густой травы с пасущимися на ней коровами. Стадами это назвать было трудно, редко когда ангарцы видели более шести - восьми рогатых животных сразу. Однако всё говорило о том, что земля тут обильна и при значительном приложении сил и средств способна стать богатой частью Ангарской державы.

- Уже рядом, - обречённо махнул рукой Ципинь. - На правом берегу, за тем леском.

На берег, где лес вплотную подступал к реке, канонерки высадили спецназовцев и отряд казаков под началом Семёна Дежнёва. Сходя по мостку, Матусевич указал Сазонову на Ципиня:

- Алексей, он тебе ещё нужен? Давай, я его с собой заберу.

- Погоди, Игорь, пригодится ещё.

Спецназовец пожал плечами и отряд вскоре скрылся в густых зарослях высокого кустарника. А корабли, приготовив пушки к стрельбе с правого борта, на малом ходу пошли вверх по Сунгари. Вскоре, на невысоком холме Сазонов разглядел маньчжурское укрепление. В приближении рассматриваемый в бинокль объект выглядел не слишком грозно. Обычная крепостица амурцев, которая более всего похожа на старый Умлекан. Невысокий частокол, несколько домишек внутри него, башенка, да пара домишек снаружи, у холма. Было видно несколько лошадей. Алексей даже почувствовал некую досаду оттого, что данный объект был столь несерьёзен. Крепостица отстояла от берега метров на двести восемьдесят - триста, не далее. Канонерки встали на якоря и, рассчитав траекторию выстрела, экипажи ждали отмашки Сазонова. А Алексей, тем временем, связывался с Матусевичем:

- Игорь, что видишь?

- Алексей! В этом укрепленьице может быть не более двух с половиной десятков человек. Ким разглядел несколько местных, вооружённых луками. Пару раз видел солдата с огнестрелом. Ворота не закрыты, служба завалена, нападения не ждут вовсе. Женщин и детей не замечено, думаю, надо атаковать. Мои рассредоточились по леску вокруг. Я готов.

- Понял тебя, Игорь! Начинаю обстрел.

У пушек замерли канониры, ожидая приказа Албазинского воеводы.

- Мужики, по готовности, пали!

Одно за одним рявкнули четыре орудия, окутав дымом палубу. Корабли заметно покачнулись. Едва ветер рассеял дым, взгляду открылась картина последствий работы ангарской артиллерии. В одном месте частокол был напрочь разметён, башенки также не было видно, а пыль ещё не осела, клубясь над местом взрыва. Было видно, как несколько оглушённых людей, пошатываясь, выбираются прочь с холма.

- Алексей! Я подхожу к укреплению, - вышел на связь Матусевич.

- Понял тебя, вижу. Казачков попридержи, вперёд выходят. Там огнестрелы были.

Сазонов в бинокль наблюдал, как по высокой траве, охватывая со стороны леса полукругом укрепление маньчжур, приближались казаки и спецназовцы, держа холм на прицеле. Среди них был и Сергей Ким. Посматривая на обрушенный частокол в прицел СВД, он внезапно увидел то, что ожидал увидеть, но не так скоро:

- Тынджу...

Один из оглушённых солдат в крепостице был в типичном корейском круглом шлеме, плетённом из глицинии. Сколько раз Ким видел его и в южнокорейских исторических фильмах, и в малобюджетных сериалах, и в Сеульском историческом музее. И вот этот шлем здесь! Один из спецназовцев уже прицелился в присевшего на корточки солдата, обхватившего голову руками.

- Не стреляй! - крикнул Сергей. - Игорь! Тут корейский гарнизон!

- И что с того? - возмутился Матусевич. - А если он пальнёт в тебя и не посмотрит, что твой брат?

- Соколов говорил о том, что нам нужны связи с Кореей! Вот тебе ниточка к ней! - возразил Ким.

Майор кивнул и предупредил по цепочке бойцов о стрельбе на поражение, как о крайней мере. Стрелять и не пришлось, оставшиеся в живых шестнадцать вражеских воинов, из которых только четверо были корейцами, быстро были обезврежены спецназовцами. Восемь амурцев, вероятнее всего, солонов, пинками отогнали прочь, приказав им уходить домой, четверых маньчжур же связали. Ким с интересом оглядывал своих собратьев, одежда их мало отличалась от одежд амурцев, волосы нестрижены и заплетены лентами, висящими ниже ушей, у одного в середине в пучок собраны, а сзади висят свободно. У каждого из них на поясе висели деревянные пенальчики, заткнутые пробкой - меры пороха. Значит, они и есть те аркебузиры, о которых говорил Ципинь.

Ким поближе подошёл к тому, что был без шляпы:

- Ты кореец? - спросил Сергей на родном языке.

Воин с изумлением уставился на него и тут же быстро-быстро заговорил со своими товарищами. Учивший на Сахалине литературный сеульский диалект корейского языка, Ким не понял пленников, разобрав лишь несколько слов.

- Серёга, я смотрю, ты их не cовсем понимаешь? - усмехулся Матусевич, снимая с одного из корейцев поясок с пенальчиками отмеренного на выстрел пороха.

- Понимаю, просто мне сложно говорить с ними. Уже почти тринадцать лет, как я по-корейски не разговаривал. Сначала армия, потом это вот. Ничего, со временем всё вспомнится. А эти товарищи ещё и на диалекте каком-то говорят, похож на хамгёнский, это северо-восток Корейского полуострова, - пожал плечами Сергей.

- А порох неплохой! Не хуже нашего, - раскатывая пальцами тёмный порошок, сказал Матусевич.

Вытащив из кармана свёрнутую в трубочку бумагу он расправил её и высыпав на поверхность немного порох, попросил Кима чиркнуть спичкой. Порох мгновенно сгорел, оставив на бумажке лишь жёлтое пятнышко.

- Ну точно, отличный порох! - воскликнул Матусевич.

Тем временем, с кораблей подходили группки ангарцев. Пришёл и Сазонов, осмотрел, вместе с Сартиновым, результаты стрельбы. Первые выстрелы с обоих канонерок попали в цель - разметав половину укреплений и убив до трети находившихся тут воинов. Вторые же выстрелы легли рядом с частоколом, обдав градом осколков четырёх лошадей и немногих бывших вне частокола людей.

- А пушки надо на платформы крепить, а то второй выстрел уже с раскачивающейся палубы делается. Да и расшатаем так конструкцию к чертям, - заметил Сартинов, показывая Сазонову, как отклонился второй выстрел от цели. Вдруг Алексея окликнул пятидесятник Семён.

- Лексей Кузьмич, воевода! Пищаль манчурская, - Дежнёв держал в руках корейскую аркебузу. - Тяжеленная, зараза. Несподручно, опосля ангарки-то. Заберу, авось и пригодится.

Подошёл к Алексею и Матусевич:

- Дальше что, Алексей? На Нингуту пойдём?

- Нет, - покачал головой майор, - рано ещё. Надо запереть до зимы Сунгари и оставить наблюдателей на Уссури.

- Следующий ход хочешь им оставить? - кивнул на пленных маньчжур Игорь.

- Получается так, - согласился Алексей.

- А что с пленными делать, товарищ майор? - спросил у Матусевича Мирослав.

Игорь вопросительно посмотрел на Сазонова.

- Корейцев отведите на 'Даура', маньчжур в расход. Патроны не тратьте. И надо будет сжечь остатки этого недоразумения, - Сазонов показал на полуразрушенную крепостицу.

- Токмо сначала пошурудить там надобно. Пороху взять, снеди какой, али железа, - сказал Дежнёв, отправляя на холм своих мужиков.

Ким, услыхав слова Семёна, тут же, хлопнув себя по лбу, метнулся вслед за казаками. Раз там были корейцы - должен быть и перец! Сергея уже давно болезненно мучило отсутствие этого продукта.

Когда дерево уже пылало, корабли, развернувшись, уходили вниз по Сунгари на Амур. Пленные корейцы смирно сидели на корме под присмотром казаков и то и дело посматривали на Кима, разговаривающего с человеком, что приказал убить их недавних командиров. Им не хотелось повторить бесславную смерть маньчжур, поэтому взгляды их были преисполнены немой мольбой. По их мнению, выручить их мог только тот высокий кореец, что служил у этих бородачей. По-видимому, он был из высокопоставленной семьи, наверняка сын кого-то из сеульских чиновников, бежавший от маньчжур на север.

- Слушай, Сергей, а когда это Соколов говорил о том, чтобы выйти на Корею? - недоверчиво поглядывая на пленных, отчего те прятали глаза в доски палубы, спросил Кима Сазонов. - Ты знаешь, Матусевич, вон, знает, а мне не ведомо это. Как так?

- Товарищ майор, он не говорил такого. Это я думал... - начал было Сергей.

- Ты думал?! - нахмурился майор.

- Понимаете, товарищ майор, в нашем положении у нас не так много вариантов для стратегического союза с местными народами. Более-менее развитое государство, имеющее большой опыт ведения войны с использованием тактики, схожей с нашей, то есть широкое использование огнестрела - это Корея, - скороговоркой выпалил Ким.

- Так нас прямо сразу и приняли в союзники, - недоверчиво протянул Алексей.

- Не сразу конечно, надо наладить связи. Нужно сначала продать им наши винтовки и кое-какие технологии и, конечно же, заявить о себе как можно громче.

- А мы потянем полноценную войну с Цин?

- А не будет полноценной. Вся эпопея русско-цинского противостояния семнадцатого века это серия локальных столкновений, в которых у нас отличные шансы. В отличие от полномасштабной войны на истощение. К тому же маньчжуры завязли в Китае, а если мы перекроем Сунгари - то они будут отрезаны от своих вассалов, а мы сможем устроить тем временем чистку на Амуре от проманьчжурских князей.

- Сергей, ты где был всё это время? Почему молчал?! - нахмурился Сазонов. - Почему только сейчас выдаёшь такую информацию?

Ким только разводил руками, а Алексей махнул рукой и стал пробираться по борту к Дежнёву на нос корабля.

Вверх по Амуру пошли только после небольшого путешествия к устью Уссури. Сазонов хотел показать свои канонерки как можно большему числу амурцев, чтобы о них пошла гулять молва средь них. Назад, к Усть-Зейску шли медленно, с частыми остановками в пути. Остановки Сазонов старался делать в непосредственной близости от более-менее крупных городков. Зачастую, старосты поселений, возле которых ангарцы становились на отдых, присылали мальчишку - узнать, что нужно не проявляющим явной агрессии гостям. И тогда за нехитрые железные изделия и стеклянные поделки - разноцветные бусы и разного рода фигурки амурцы приносили к кораблям свежий хлеб, яйца, молоко и парное мясо. Сазонов позволил даже взять и местного вина. Кстати, на каждом ангарском изделии, что меняли амурцам, стояло клеймо - пикирующий сокол. Это нужно было, чтобы ангарцев впредь сразу узнавали, такой же герб был прикреплён и к бортам обоих кораблей. Наконец, спустя дней, канонерки уже приближались к Зее.

- Острог они уже должны скоро закончить, - сказал Сазонову Матусевич. - Там осталось башни поднять, казарму поставить и пушку поднять на стену.

- Отлично, потом будем на Сунгари острожек ставить. До зимы может успеем хоть зимовье сладить, - отвечал Алексей.

Ким, тем временем, пробовал разговориться общением с пленными корейцами. Выходило пока с трудом, но с каждым часом общения Сергей чувствовал, как улучшается его разговорная речь после долгого тринадцатилетнего перерыва в общении. Так он начинал понимать то, что ему говорили пленные. Оказалось, что корейский король Ли Инджо по каждому требованию Айсиньгиоро Абахая был обязан выставлять воинов для нужд Цин. В связи с дефицитом у маньчжур огнестрельного оружия, корейские аркебузиры были как нельзя кстати. Часто маньчжуры вызывали своих вассалов, чтобы они усмиряли сунгарийских людишек, что бывали непокорны Цин. Совсем недавно корейцы участвовали и в разгроме князя Бомбогора, после чего амурцы признали себя вассалами Цин.

До Усть-Зейска оставалось пара часов хода, когда над рекой дальними раскатам пророкотал пушечный выстрел. Едва услышав его, и Сазонов и Сартинов, каждый на своём корабле, скомандовали машинистам полный ход. По мере приближения к посёлку всё чаще звучали сухие винтовочные выстрелы, да ещё раз громыхнула пушка. У Сазонова было невесело на душе, ведь именно он затягивал возвращение канонерок, проведя несколько лишних дней на Амуре. Алексей оглядел своих людей - лица товарищей были напряжены и исполнены холодной решимостью, пальцы их сжимали оружие. Ким уже был на своём месте, в небольшом гнезде над рубкой.

- Это не могут быть маньчжуры, - пролепетал Ципинь, отвечая на вопрос Сазонова.

- А кто тогда? - рыкнул на него Матусевич.

Маньчжур едва снова не обделался, как при первой встрече с майором:

- Это Гуйдагур или Толга! - завизжал Ципинь, прикрывая голову руками. - Я передавал их людям приказ хана Абахая.

- Какой ещё приказ, собака? - спросил его переводящий слова ангарцев тунгус Пётр, схватив маньчжура за шкирку.

- Воевать против даурского князя Ивана и его большеносых военачальников, принудив его стать вассалом Цин, - судорожно выплёвывал слова Ципинь.

- Сколько у них воинов? - продолжал давить на маньчжура Матусевич.

- Не знаю... Тысяча, две, три! Я не знаю! - заверещал тот и Игорь, подняв его за ворот, отбросил Ципиня на доски палубы.

Время шло в тяжком ожидании. Сазонов боялся непоправимого, ведь кроме дюжины казаков и Бекетова в строящемся остроге находились четыре десятка необстрелянных тунгусов-выпускников удинской военной школы. Лишь некоторые из них успели пройти стажировку во Владиангарске и как они поведут себя в первом бою при многократном численном перевесе врага, было неизвестно. Наконец, показалась Зея. Ещё немного, пять сотен метров и покажется острог.

- Ким! Высматривай богато разряженных амурцев на конях, вали их в первую очередь! Без князей они разбегутся, как крысы.

Однако, к великому изумлению Сазонова, ожидавшего увидеть нечто похожее на кадры из фильма про индейцев, где чингачгуки осаждают английский форт, вокруг недостроенного острога толп пускающих стрелы туземцев не наблюдалось.

- Это казаки! Товарищ майор, это не амурцы! - закричал сверху снайпер.

Прильнув глазами к биноклю, Алексей жадно осматривал приближающийся посёлок. На берегу напротив острога находилось несколько больших плоскодонных лодок - дощаников, как называли их казаки, служившие в Ангарии. Тени бородачей в кафтанах мелькали меж деревьев недалеко от реки. То и дело слышались выстрелы их фитильных ружей, защитники острога, появляясь над стеной или между бойниц, отвечали им из винтовок. Пушка! У казаков была своя медная пушечка. На берегу, прикрытые кустарником, несколько казаков снаряжали своё орудие. Ещё раз осмотрев стены острога и мысленно похвалив тунгусов за их чёткое взаимодействие при стрельбе, Сазонов заметил, что часть стены со стороны леса не так давно горела. Брёвна были обуглены, а закоптившаяся чернотой смотровая башенка заваливалась набок. Казаки, что заряжали пушку, заметили канонерки и, указывая на них, повернули пушку к реке. Казаки, бывшие в лесу и прятавшиеся от выстрелов из осаждаемого ими острога тоже заметили канонерки, но уже было поздно. Едва четыре орудия окутались дымом, в леске разорвалось четыре снаряда, подняв там кучи пыли. С кораблей были слышны доносившиеся оттуда вопли ужаса и радостные крики защитников острога.

- Игорь, твоя работа сейчас, - повернулся к Матусевичу Алексей.

- Ближе к берегу! Быстрее! - крикнул рулевому спецназовец. - Пока не очухались!

Бойцы уже надели свои бронежилеты и каски, казакам же, имеющих лишь прототипы защитных лат, что недавно начали делать в Железногорске, велено было идти во вторую очередь. Наконец, мостки были перекинуты и спецназовцы устремились в лес.

Оглушённые разрывами начинённых пироксилином снарядов казаки вязались, а их попытки устроить рукопашную пресекались слаженными действиями бывших бойцов антитеррористического спецназа КГБ. Казаков валили на землю, вязали им руки. Бородачей, пытавшихся убежать - догоняли, сбивали с ног, опять же вязали. Бойцы работали прикладами, кулаками, используя профессиональную выучку. Слышались лишь короткие команды, да смачная ругань, присущая работе бойцов. Нечасто слышались выстрелы и лязг железа. Обескураженные столь резким поворотом казаки, казалось, сопротивлялись вполсилы. Наконец, все, кто смог уже убежал, остальные же вповалку валялись в лесу, на берегу, да у острога. На берегу показались и ангарские казаки, а из острога вышел гарнизон, принявший участие в отлове отступающего врага.

- Товарищ майор! - Мирослав Гусак подбежал к осматривающему пленных Сазонову, - беглых преследовать? Они к Зее ушли!

- Не надо! Прочешите ближний лес, до Зеи. Там холм вниз уходит, оставьте посты, наблюдайте.

- Ясно, - Мирослав, поправив висящую на ремне винтовку с окровавленным прикладом, вскоре исчез в высоком кустарнике.

Когда всё успокоилось, пришло время для печали - пришлось подсчитывать ущерб, нанесённый по настоящему вероломным нападением казаков московского царства. Сазонову было очень обидно, до слёз. Как и прочие бывшие граждане России он переносил на Московскую Русь свою Родину, не без оснований считая её эдаким старшим братом, для каждого по-своему священной землёй. Поэтому повторное нападение на Ангарию, после попытки штурма Удинска енисейцами Андрея Племянникова, эта атака стала ещё одним потрясением для Алексея. Он скрипел зубами от злости, поносил казаков последними словами. Теперь, по словам Фёдора Сартинова, ангарцы должны избавиться от иллюзий и видеть в Москве не столько родную мать, сколько партнёра. И привёл в пример отношения с енисейцами, которые после их конфузии теперь развивались ровно и доброжелательно, главным образом из-за того, что Василий Беклемишев поднял эти отношения на новый качественный уровень. Эти же... Оглядывая бородатые рожи, бесстрастно смотревшие из-под густых бровей на прохаживающего близ согнанных в круг пленённых казаков начальственного вида мужчину, Сазонов вдруг ощутил насколько эти казаки отличаются от тех же енисейцев. Хоть енисейский воевода Василий Измайлов и с прохладцей относился к ангарцам, с ним можно было общаться, эти же какие-то чужие! Вскоре из леса показался Бекетов со своими казаками, а затем и спецназовцы, которые привели последнюю партию пленных.

- Пётр Иванович, родной! Рад видеть тебя во здравии, - обнялся с Бекетовым Сазонов. - Как ты, рассказывай.

Присев на одно из брёвен, что были предназначены для острожной стены, он рассказал, что происходило в Усть-Зейске с самого утра. Ещё в предрассветной дымке с Зеи прибежал один из тунгусов, что сидели там в секрете. Он рассказал, что совсем недавно на реке появилось несколько больших лодок, наполненных оружными людьми, по виду схожими с казаками. Бекетов тут же приказал следить за ними, куда они пойдут далее, на Амуре - вверх али вниз по реке. А сам, тем временем, поручил своему заместителю тунгусу Александру провести эвакуацию жителей посёлка и их имущества в лес. На стену подняли бывшую в остроге литую пушку, а казаки и тунгусы приготовились к обороне. К сожалению, именно Усть-Зейск был целью пришлых казаков. Как оказалось, на посёлок ангарцев напала сборная ватага казаков из Охотского и Якутского острогов под началом Дмитрия Епифановича Копылова и Ивана Юрьевича Москвитина. После вмешательства канонерок, Москвитин, как говорили люди, спешно ушёл к Зее, Копылов же, будучи ранен и оглушён, был пленён. Всего в плену у ангарцев оказалось тридцать девять казаков, трупов насчитали шестнадцать, да до четырёх десятков ушло, либо отлёживалось в округе. Матусевич уже поработал с пленными, так что информация была проверенной.

- Каковы потери, Пётр Иванович? - с волнением спросил Бекетова Сазонов, поглядывая тунгусов, что собирали гильзы у стены острога.

- У казачков моих Митрофан Рябой Богу душу отдал. Поймал, бедняга, грудью свинчатку на стене. И раненые есть, но выживут все. У тунгусов же... А вона, Сашко идёт!

Подошедший тунгус поприветствовал албазинского воеводу и доложил о потерях:

- Четырёх потерял, товарищ воевода. Раненых много, а тяжёлых трое, до вечера не доживут.

- Ясно, - с досадой скакал Алексей. - А боязно не было, не палили абы как?

- Никак нет! Мы бы и так отбились бы, да погнали бы их, - с уверенностью заявил тунгус.

- Что же, молодец, Александр, - Сазонов пожал ему руку. - Объявляю тебе благодарность и своей властью присваиваю тебе чин сержанта с годовым окладом в четыре червонца и фамилию Зейский. Всё, иди, отдыхай.

Прочёсывание близлежащей территории вокруг посёлка не прекращалось. А Сазонову теперь предстояло разобраться с пленными и выяснить, чья была идея напасть на ангарский острог. Если это была воля царских воевод, то:

- Дело дрянь, - процедил Алексей.

В один из рассветных часов летнего утра, когда Албазин сумел связаться с Новоземельском, Соколов был там, гостя у полковника. Когда Вячеслав узнал о нападении казаков на Усть-Зейск, он поначалу впал в ступор. Внутри что-то оборвалось. Что это было? Инициатива сибирских воевод или действие по приказу из Москвы? Казалось бы, все проблемы мирного сосуществования были решены и факт сотрудничества с Енисейском это показывал. Обсудить с Беклемишевым это уже не получалось - его караван уходил к Москве вместе с ангарским посольством. Пока установить связь с ними никоим образом не удавалось. Посвящать же воеводу Измайлова в тайну радиосвязи было пока преждевременно, он совсем другой человек, нежели Василий Михайлович. Предложение Сазонова провести ответный рейд на Охотский острог Вячеслав отмёл сразу. Хотя сказанное на горячую голову албазинским воеводой, было по-своему логично - ведь ватага казаков была рассеяна, часть пленена, частью побита, а силы дальних казачьих острогов были не безграничны.

- Не торопи события, Алексей. С Москвой мы всегда успеем поссориться, пусть даже мы трижды правы будем, - говорил тогда Вячеслав.

- Но ведь это будет акция возмездия! - возразил Алексей.

- Не нужно! Алексей, пойми, ну сожжёшь ты Охотск, кому от этого хорошо будет?

- Думаешь, это самодеятельность воевод? - уже спокойным голосом проговорил Алексей. - В принципе, якутский атаман Копылов говорит именно об этом.

- Ну вот видишь, Алексей. Но теперь ты встречай гостей как можно жёстче, держи оборону. Мы пробуем связаться с ушедшим посольством, поговорить с Беклемишевым, чтобы царь узнал об этом происшествии.

- Ясно, Вячеслав Андреевич.

- Подкрепление к тебе придёт, Алексей, главное - держи то, что есть, - Соколов немного помедлил. - Как твоя жёнушка себя чувствует?

- Отлично, - хмыкнул Сазонов. - Через полгода жду прибавления.

- Ну и ладушки, рад за тебя, - улыбнулся Вячеслав. - Ладно, удачи тебе, конец связи.

Аккуратно положив потёртые наушники на стол, Соколов обернулся к сидящему у открытого окна полковнику:

- Ну что, Андрей, какие мысли?

- Укрепляться на Амуре, несмотря ни на что, - встал с кресла Смирнов. - Создавать в Удинске слаженные отряды из молодёжи, туземной в том числе. Все паровики - на Амур, пусть в убыток нам здесь, но пять-шесть машин там сейчас нужны. Пока не будет полноценной амурской флотилии, все усилия укрепиться там будут тщетны.

- Ну да, двумя корабликами многого не навоюешь. Андрей, у меня голова раскалывается! Столько всего: и Нерчинск, и Железногорск, и золото - всюду нужны люди, а их так мало!

- Компенсируем технологиями, Вячеслав. Паротурбину Радек нам вот наколдует, наконец, - рассмеялся полковник. - А вообще, нам бы ещё тысячи три народу.

- Все надежды на результаты работы нашего посольства, - буркнул Соколов.

Постучав пальцами по столу, он хлопнул себя по лбу: - Андрей! После обеда поедем к Сергиенко. Он сейчас с Дарьей и биологами в Белореченске. Если то, что они передавали - правда, то у нас большой праздник! Получена большая партия пенициллина, над которым они так долго трудились. Это прорыв!

Спустя год после того, как посольство отправилось в первый переход до Маковского острожка близ Енисея, ангарцы достигли, наконец, родного города албазинского воеводы Сазонова. В Коломне мы пристали к причалу у местной, насколько я понял, таможни и в поле нашего зрения появились два десятка стрельцов и небольшая группа чиновников с приказным дьяком во главе. К нам они пока не проявляли повышенного интереса, лишь дьяк сошёл на лодьи - представиться и осмотреть наш груз. Познакомиться - мы познакомились, но ящики вскрывать не стали. Грауль, по совету Кузьмина, мягко отказал в просьбе дьяку, а он более и не настаивал. Был с нами и человек воеводы Бельского, что пытался обманом проникнуть в Ангарию - подьячий Фёдор, которому, по прибытию в Москву надлежало сразу же отправляться в Себеж, где воеводствовал Никита Самойлович. Связь договорились держать через купца Савелия Кузьмина, либо его дворню. Бельскому везли дюжину ружей и боеприпасы.

Ну а я просто с великим любопытством обозревал окрестности. Всё вокруг - и кирпичный коломенский кремль и голоногие женщины, полоскавшие бельё и озорные ребятишки, сигавшие в воду с ветвей нависавших над водой деревьев - всё это было столь родным, близким, что кололо в груди, а сердце начинало учащённо биться. Сидишь вот так, на носу ладьи, привалившись к ящику, и окружающая тебя действительность кажется сном, обыкновенным сном. Задумываешься иногда о природе того явления, что занесло тебя в сей мир и думаешь - непостижимо это, невозможно понять того, что даже не способен вообразить. Все эти сказки про путешествия во времени казались эдакой шуткой, занятным чтивом, которое к реальной жизни никакого отношения не имеет и иметь не может по определению. Как и невозможны всякие путешествия во времени. У кого-то я уже читал, не помню у кого, кажется, в книге одного из классиков фантастики, о том, что перемещения во времени возможны, но только вперёд, в будущее, но никак не в прошлое. А вот поди же ты, угораздило.

Прикрыв глаза, я поудобнее устроился и попытался задремать. Недавно мне снился засыпанный снегом Североморск, белые Хибины, мои горные лыжи, даже отцовский чёрный "Судзуки". Хотелось большего, теперь я каждый вечер засыпал с надеждой увидеть во сне родителей. С чего бы это вдруг? Ведь прошедшие десять лет мне ничего такого не снилось. Или я просто не помнил? Вдруг рядом я услышал шлёпанье босых ног и кто-то заслонил мне солнечный свет:

- Пётр, пойдём к Павлу, - подошедший Никита Микулич, голый по пояс, прикрывая глаза ладонью от стоящего в зените светила, позвал меня к начальнику нашей экспедиции - Павлу Граулю.

Очередное собрание, сколько их уже было - двадцать, тридцать? Я уж и не припомню. Запомнилось по-хорошему только одно, на котором мы обсуждали новость, заставшую нас у Тобольска. На рассвете, то ли благодаря удаче, то ли благодаря ионизации атмосферы, неважно, но Владиангарску удалось связаться с нами и сообщить шокирующее известие о нападении казаков из Якутска и Охотска на наш амурский посёлок. Остальными были обычные рабочие собрания, на которых вырабатывалась тактика поведения в обществе семнадцатого века, обсуждались и общие вопросы и персональные, в том числе и легендирование каждого члена посольства. Я теперь удинский барон Пётр Алексеевич Карпинский, выходец из мещан Великого княжества Литовского, порвавший все связи с ляхами и служащий князю Вячеславу Соколу. Павел Лукич Грауль - бывший немецкий барон из Ливонии, с аналогичной моей биографией, теперь граф Усольский. Владимир Кабаржицкий превратился в потомка новгородских переселенцев, бежавших из Новгорода лет сто назад. Ну а сейчас он стал виконтом Белореченским. Брайан Белов также стал бароном-потомком новгородцев. Остальные - три морпеха и двое молодых переселенцев из Усолья, а также купец Тимофей Кузьмин и оба Микулича дворянских титулов так и не поимели. Подходящую нам одежду мы прикупили на будущее, по совету Беклемишева, в Нижнем Новгороде. Правда, её пришлось перешивать, да делать внутренние потайные карманы. Нижний поразил меня до глубины души. До сих пор это был самый крупный населённый пункт на нашем веку в этом мире и сразу столько народу вокруг! У всех без исключения ангарцев, тогда помню, возникло дикое желание похватать народ вокруг, сманить, пообещать золотых гор, да кисельных берегов, но увезти их к себе. Беклемишев нас тогда понял, посмеялся от души и погрозил пальцем, не плачено мол. Потом объяснил, что и государю немочно горожан переселять, а токмо крестьян своих, казённых. Тимофей Кузьмин в Нижнем, используя свои связи, нанял к нам в посольство, как и обещал ранее, две дюжины мужиков - таскать скрытое в ящиках схожих с крытыми носилками, золото. До сего дня Грауль отмалчивался по поводу этого золота, ведь для оплаты царю было оговорено вносить её после прибытия крестьян в Енисейск. Сегодня же...

- Копенгаген?! - вырвалось у меня.

Я ушам своим не верил. Грауль объявил мне, что я и Тимофей Кузьмин должны будем по прибытию в Москву, немедленно отправиться к отцу Тимофея - Савелию Игнатьевичу. Кузьмину нужно было поправить своё шаткое финансовое состояние, а Соколов хотел отблагодарить московского купца, за его помощь ангарцам в своё время.

- И при чём тут Копенгаген? - вырвалось у меня. - Ничего себе! Где Москва и где Дания!

Павел продолжил, со смехом предложив мне прекратить истерику. В Москве нам следовало нанять транспорт до Архангельска, где нам предстояло арендовать немного места на датском корабле.

- Павел! - изумился я. - Ты вообще серьёзно говоришь-то? Нанять, арендовать! Как будто вот так запросто взять и доплыть до Копенгагена.

- А почему это должно быть трудно, Пётр? - улыбался Кузьмин.

- Ты вообще молчи! Ты же всё знал до этого, а мне ничего не сказал, - отвечал я.

Весело ему, блин! Путешественник фигов, думал я. И осёкся. А так и есть, сколько он уже намотал тысяч километров, не сосчитать. Что ему лишний крюк до Дании?

В Коломне посольство разгрузилось с лодий, щедро расплатившись с гребцами. С помощью дьяка Парамона, что остался при ангарцах после того, как в Нижнем Новгороде Беклемишев ушёл на Москву ямским трактом, быстро нашли лошадей и телеги. Небольшой отряд охранения, в пару десятков стрельцов, со стрелецким головой во главе, возглавил караван. Как и ранее, никакого досмотра мы не проходили, Василий Иванович говорил о какой-то царской грамотке, что давала нам право невозбранно проходить мимо чиновников и таможен. Всё имущество ангарцев разместилось на шести телегах и после небольшого отдыха в предместье Коломны, караван двинулся по Коломенской дороге к Москве. В крупном селе Троицком сделали первую остановку, накупив снеди, платили, как и ранее, золотыми чешуйками, сильно порадовав местных. Грауль говорил, что до Москвы сотня километров и лучше всего, посоветовавшись с Кузьминым, на ночь остановиться в Коломенском. Дьяк и стрелецкий голова против ничего не имели. Ночевали на постоялом дворе, но, несмотря на все попытки никто из наших ночевать в дом не пошёл.

- Ага, там наверное клопы одни! - вставил и я своё веское слово. - Уж лучше на шинельке ангарской, да на телеге.

Что естественно каждый из наших мужиков под рукой имел по 'Песцу', а под другой - ещё по одному. Мало ли? Времена дикие, люди лихие. Дьяк нам рассказывал, как тут два крестьянско-воровских бунта прокатилось, про Болотникова он вообще шёпотом говорил, как о сущем дьяволе. Кровища, говорил он, тараща глаза, тут рекою лилась. Хотя в школьную бытность мою, помниться, товарищ Болотников характеризовался прогрессивным борцом против царизма. Всё одно с песцом нашим оно спокойнее. Кстати, с ним вышла довольно занятная штука. На испытаниях этот револьвер, который проектировался и выпускался в мастерских по паре вариантов в год, показал себя настолько сильно, что выпущенные из него пули разметали в щепки не только мишень, но вырвали из земли и бревно, к которому она была приколочена. Поначалу планировавшееся название для револьвера - 'Булава', было дружно заменено эпитетом, данным ему Радеком, принимавшим оружие. Конечно, профессор тогда имел в виду не полярную лисицу, а нечто более объёмное, но вот решили назвать оружие именно так.

При подъезде к селу Коломенскому со мной, наконец-то, поговорил Павел Грауль. А то я уже потихоньку начинал задумываться о странного рода конспирации нашего начальника.

- Пётр, слушай меня внимательно! - говорил Павел, устроившись рядом со мною на телеге. - Как ты знаешь, в ящиках у нас золото. Оно предназначено для нескольких задач. Большее количество сего презренного, но очень уважаемого в этом мире металла предназначено для твоей цели.

- Поподробнее о моей цели, пожалуйста, - уныло решил схохмить я.

Грауль, похоже, этого даже не заметил, продолжив свои наставления:

- В Дании сейчас правит король Кристиан четвёртый. Товарищ умный и расчётливый, напоминает, по буйству идей, вашего Петра Великого. Строитель и храбрый воин, в целом, неплохой мужик. Насколько я понял, главная его проблема по жизни - финансы. С ними у него очень туго, слишком туго, я бы сказал. Оттого и многие его неудачи на внешнеполитическом и торговом поприщах. Я думаю, встретиться с ним у вас проблемы не встанет, а вот мы в Москве можем застрять надолго. Ну так вот, вся эта золотая казна, что копил Соколов...

Далее Павел повёл рассказ о цели моего вояжа в датское королевство. Тимофей Кузьмин, единожды заикнувшись насчёт проблемы с выкупом Шетландских островов Данией у Британии, сразу же заразил шальной идеей Соколова. Несмотря на то, что его запал был охлаждён Радеком, позже, после долгих разговоров с профессором, тот согласился, что фактория в углу Европы может быть полезна. Острова, интересовавшие Соколова, находились в Северном море, именуемом сейчас Немецким, между Шотландией и Норвегией. Теоретически, это норвежская земля либо датская. Норвегия и Дания сейчас находятся в унии, у них одна королевская династия, стало быть, на Шетланды права имеют датские короли. В прошлом, вслед за Оркнейскими, эти острова были заложены шотландцам, как приданое для датской принцессы, что выходила замуж за шотландского короля. В тексте договора был пунктик о возможности их обратного выкупа датской короной за двести десять килограмм золота.

- Именно эту операцию тебе и надо провернуть, - выдохнул Грауль.

- А как шотландцы, не против их отдачи будут? - усмехнулся я.

- Оркнеи, думаю, уже не отдадут, а насчёт Шетландов тебе нужно говорить с датским королём. Ему нужно золото.

Как говорил Павел, за взятку в несколько десятков килограммов золота Кристиана следовало заставить потребовать у британцев возврата хотя бы Шетландов и далее выкупить их у него за остальное золото. Можно было обещать и возможность дальнейших, скажем, годовых выплат, как нечто вроде арендной платы. - Мы ещё покумекаем над этим вопросом, - глядя перед собой, проговорил Павел.

Ангарцы продолжали свой неспешный путь к Москве и ближе к вечеру показалась высокая земляная стена, с немногими башенками и редкими кольями. Вот тебе на, подумал я тогда.

- А где же каменные стены? - спросил я Тимофея, с которым мы ехали вместе, переговариваясь о предстоящем деле.

- Так то Земляной город, - кивнул на вал Кузьмин, - его совсем недавно насыпали. Вона и ров пред ним. До него деревянные стены были, но огонь пожрал всё.

- Погодь, а Кремль? - спросил я, пытаясь вспомнить, какой он сейчас - ещё белый или уже красный.

- До него ещё далёко, - прищурился Тимофей, улыбаясь. - Нешто ты хочешь сразу Кремль узреть?

Я лишь пожал плечами, до сего момента я считал себя знакомым с московской историей, хотя бы и поверхностно. Сейчас же я и в этом сомневался.

- Гля, Пётр! Вона и царь нас дожидается! - купец указывал на проездные ворота между склонами вала.

Я изумлённо силился разглядеть между несколькими стрельцами и мужиками, бывшими у ворот, московского царя, как невольно оглянулся на странные звуки, доносившиеся до меня со спины. Никита Микулич и пара мужиков-нижегородцев, похрюкивая, смеялись, держась друг за дружку.

- Тебе, Тимоша, весело смотрю? - похлопал я веселящегося купца по плечу и ощерился. - Может, ещё над Пашей пошутишь?

Таможню прошли без проблем - Парамон постарался, нас даже пропустили вперёд десятка других тележных караванов. К ночи мы, наконец, устроились в одном из постоялых дворов. По дороге их было немалое количество. Примыкая друг к другу, они составляли целую улицу, раскрытые ворота шли одни за другими, со всех сторон доносился шум, гам, выкрики, кто-то спорил, а кто-то уже и махал кулаками. Попадались и лавки, до изумления схожие с ларьками, что расплодились по всей стране в девяностые. Чуть дальше пошли дворы побогаче, с резными фигурками на воротах, да и сами ворота были украшены цветным орнаментом, кое-где на ограду использовался и белый камень. В один из таких дворов мы и завернули наших лошадей. Дьяк Парамон, быстренько поговорив с резво выскочившим из, как мне показалось, мини-дворца, хозяином, тут же раскланялся, оставив нас на попечение стрелецкого головы. Сам он, по его словам, должен был встретиться с Василием Михайловичем Беклемишевым, головой ангарского приказа, что уже давно обретался в Москве.

Ящики с золотом и всю остальную поклажу нижегородцы снесли в наши светлицы, оба Микулича, остались там же, сторожить добро. А ангарцы собрались в небольшом зальчике, куда через коридор выходили двери наших, так сказать, номеров. Теперь можно было попробовать местной стряпни. Служки появились незаметно и тихо, принявшись всячески нахваливать свою кухню. В результате долгой дискуссии ангарцы всё же заставили служек принять заказ в духе ресторанной практики более поздних веков. Они-то, по бытовавшим обычаям, хотели выставлять на стол полные смены блюд, такие как холодное, горячее, жаркое, тельное и прочее. Мы же, не захотев превращать ужин в вульгарный банкет, хотели заказать порционно. Служки долго силились понять, что именно нам надо и были весьма удивлены нашим скромным заказом. Кстати, Микуличей мы и не спрашивали, а Кузьмин неожиданно встал на нашу сторону, объяснив удивлённым юношам наши пожелания. А пожелали мы щей с осетриной, рассольнику с говядиной, фаршированной репы каждому, печёных куриц и множество пирогов с самыми разнообразными начинками, начиная от грибов и творога, заканчивая ливером и зайчатиной. Никакого алкоголя мы не взяли, к ещё большему изумлению служек. Разве может считаться алкоголем ковш вишнёвого мёду и самая малость боярской романеи? Ну а для нижегородцев, что пребывали на первом этаже этого дворца-гостиницы, мы заказали тот самый банкет, что пытались эти молодцы навязать нам. Пускай мужики порадуются, заслужили.

Я, честно говоря, с некоторой долей предвзятой осторожности отнёсся к местной стряпне, представляя себе царившую там антисанитарию. Это не ангарские столовые, устроенные на наш взыскательный вкус и взгляд. А в этот тёмный век вряд ли были санитарные службы, что проверяли бы состояние кухни. Однако, едва попробовав своей, ещё с БДК утащенной ложкой рассольника, я забыл обо всех моих страхах и чуть не проглотил язык, настолько этот суп был вкусен. А фаршированная репа! Это просто песня - нежная мякоть репы, смешанная с мясным фаршем, травками, луком, сверху покрытая золотой корочкой запечённого сыра, да всё это промаслено и так возбуждающе пахло. В общем, московской кухни я больше не опасался - кушать можно было смело. А вот вино мне не понравилось - кислое какое-то, а вот вишнёвая медовуха же, наоборот, оказалась весьма недурна. Хмельная бражка с добавлением мёда крепостью была не более шести оборотов и пилась легко, как пиво.

- Ты особо не налегай, - ухмыльнулся Грауль, подсев ко мне поближе. - Микулич говорит, нас ещё в оборот не взяли, только стрельцы, что с нами от Коломны шли, стерегут подворье. Сегодня же надо вам с Тимофеем уматывать к его отцу.

- А завтра будет поздно? - ответил я, томимый съеденным и выпитым. - Местная кровавая гэбня постарается?

- Поздно, - кивнул он. - Стеречь нас будут до самого визита к царю, чтобы не шатались по городу, умов не смущали.

- Чьих умов? - удивился я.

- Мало ли чьих, бояр, дворян, - пожал плечами Павел. - Ничего странного тут нет, обычная практика пресечения ненужных встреч.

Поздно вечером приказный голова вернулся из-за кремлёвских стен совершенно разбитым. Но и этой ночью Василию Михайловичу не пришлось спать до самого рассвета, пришлось ему встречаться с людишками нужными, для дела важного гожими. Проведши полдня на нервах, он рассказывал царю всё то, что было ему известно о державе ангарской и её обитателях. Говорил обо всём им прежде слышанным, да виденным. Казалось, ничего не ускользнуло от его уха или глаза. Ведь такова служба его - примечать всё то, что для отечества родного да государя, Богом даденного, цену имеет. А вышел он из палат царских, что мышь мокрая. Тяжко оно, с государем всероссийским речи вести, да вопросы его колкие, в самую суть бьющие, выслушивать. Пришлось для душевной и телесной поддержки после оного в баньке на славу попариться, да медку всласть напиться, ибо парилка отменная и разум просветляет и членам роздых и успокоенье даёт.

Вот и сидит Василий за столиком резным при свечном свете, гостей ждёт. А первый уж и на порог явился, проскользнув в приоткрытую ему холопом дверь рядом с воротами. Тихо в доме, дети да бабы спят давно, а мужики, кто на дворе, кто в доме, бдят - им спать не велено. Тишина такая, что таракан прошуршит под половицей - и то слышно. А тем временем, фигура в тёмных одеждах бесшумно скользила по лестнице, к кабинету боярскому. Там его уже дожидались. Василий Михайлович, выслушивая отчёт Парамона Хватова, дьяка своего же приказа, находился в немалом замешательстве. Как и предполагал приказной голова, в сундуках ангарцев было золото либо серебро. Дьяк, следуя его указаниям, все дни вился вокруг оных сундуков, тяжелы они были. Мужички вдвоём подымали их с усилием. А было тех ящиков у ангарцев девять штук, да два из них длиннее остальных.

- Узнал чего? - бросил Беклемишев вошедшему дьяку.

- Да, батюшка, Василий Михайлович. Ящики те снесли они в терем, стало быть, съезжать нынче не будут.

- Сейчас они чревоугодничают без памяти, тако же и холопья ихнеи, - сообщил Парамон.

- Стало быть, к обеду не подымутся. А утречком мои людишки будут там и ящики эти осмотрят, - подал голос боярин из посольского приказа, пришедший к Беклешимеву ранее, да ожидавший его в доме, покуда хозяин терема не вышел из бани.

- Я бы уже их отправил, - проговорил приказный голова.

- Пусть покудова стрельцы за ними погляд держат, - отвечал боярин и, обернувшись на дьяка, спросил того:

- Пьют ли вина али медку, да много ли?

- Пьют, батюшка, - кивнул дьяк. - И вина и медку пьют, песни уж пели, когда я уходил со двора.

- Хорошо, коли так. Завтречка проще работа будет, - боярин решительно поднялся с жалобно скрипнувшего резного стульчика. - Ну да пойду я. И ты, Василий Михайлович, ляг, отдохни, намаялся сегодня.

Грауль, подняв меня из-за стола вместе с теми, кто должен был ночью со мною покинуть постоялый двор, отвёл нас в свою светлицу. Незадолго до этого я заметил, что он продолжительное время переговаривался со старшим Микуличем. Точнее, больше слушал старого новгородца, кивая в такт его словам. Разместившись на лавках в углу комнаты ангарцы разного происхождения: и россияне-морпехи и беломорцы-переселенцы - два брата из Усолья, Божедар и Ладимир, ожидали напутственного слова от начальника нашего посольства.

- Сначала я отдаю бумаги, - начал Павел, достав из своего рюкзака кожаный свёрток, хлопнув по нему ладонью, он продолжил:

- Там бумаги, удостоверяющие ваши полномочия, обозначающие ваши личности и дворянское происхождение некоторых из вас, а также письмо князя нашего датскому королю Кристиану. Ознакомьтесь, если есть желание. Позже Микулич вам всё подробно расскажет.

Я протянул руку и, получив свёрток, принялся изучать бумаги. Вскоре мне удалось найти, по всей видимости, моё удостоверение личности. По крайней мере, там было написано: Petrus Karpinski, baron von Udinsk. Чёрт возьми, а ведь приятно почувствовать себя дворянином.

- Надеюсь, звание наследственное? - спросил я Грауля, уже думая о потомках.

- Как справишься с заданием, Пётр, - слишком серьёзно ответил Павел.

Так, а из этого можно сделать вывод. Что-то у нас в Ангарии затевается. Никак создание элиты, о чём мне несколько раз пытался сказать Кабаржицкий. Он намекал, что в постепенно растущем государстве, выходцев из будущего обязательно отметят дворянством. Наши трио управителей, Соколов, Радек и Смирнов, говорят, уже об этом договорились. Так сказать, поддержать на будущее потомков тех, кто появился одним весенним днём на берегу Байкала.

- Такой вот твой аусвайс, Пётр, - посмеивался Грауль, пока я рассматривал лист плотной бумаги, с написанным на старонемецком языке текстом. Среди бумаг было и письмо к датскому королю, выполненное в готическом шрифте с узорной вязью по краям листа. Письма сваял, с некоторой помощью ангарцев, Иван Микулич, знавший этот язык.

- Что в нём написано? - посмотрел я на Павла.

- Обычный для этого случая текст, - пожал плечами Грауль. - Податель сего является подданным князя Сокола, князя Ангарского, род свой ведущего от великих князей Киевских и так далее. Пыль в глаза.

- Может и прокатит, - хмыкнул я.

Всё же люди тут не настолько искушены в политической географии, а разных самозванцев там хоть пруд пруди. Бывало, они и на трон садились. Как тот хмырь, выдававший себя в Черногории за русского царя Петра Третьего, получил и престол на Балканах. Так и правил шесть лет, причём недурно правил, реформы проводил. Народ в Далмации потянулся к нему, этим он навлёк на себя гнев Венеции и подписал себе приговор.

- Как стрельцов пройдём, Павел? - спросил я.

То, что стрельцы нас откровенно пасли, было видно, как Божий день. Вряд ли эти неразговорчивые бородачи рядом с нами только для того, чтобы сопровождать меня и моих товарищей своими угрюмыми взглядами из-под густых бровей, если бы нам вдруг вздумалось прогуляться по Москве. Устроились они в небольшой пристройке сбоку терема, сменяясь на отдых по шесть человек каждые несколько часов.

- Правильный вопрос задал, Пётр, - заметил Грауль и послал Божедара за Кабаржицким, что был у себя, в боковой светлице.

- А ящики, как мы их спустим? - кивнул я на сложенные у слюдяного оконца верёвки. - Как потащим?

- И снова ты правильные вопросы задаёшь, - кивнул Павел.

Тем временем, появился Владимир и Грауль тут же вопросительно взглянул на него, ожидая, видимо, какой-то информации.

- Интервал восемь-девять минут в сторону постепенного увеличения, - ответил он.

- Так, отлично. Успеем в два, максимум три захода, - проговорил Павел. - Значится так, сейчас стрельцы стоят у ворот, там их трое. Трое же других краснокафтанников протоптали себе тропу наряда вокруг нашего мотеля. Мотают круги вокруг него, интервал, как уже сказал Владимир - восемь минут, ориентировочно. Остальные стрельцы, вместе со своим начальником, сейчас пируют за наш счёт на первом этаже.

- Павел, может ты объяснишь всё-таки насчёт ящиков? - я решил узнать, как он собирается их спускать. Ведь в два-три захода их никак не успеть спустить и оттащить в сторону.

- Дались тебе эти ящики, - усмехнулся спецназовец.

- А как же оно? - не в силах назвать золото его собственным именем, спросил я.

- Нет в них никакого золота, там железо. Заодно покажем в Кремле наши возможности в выплавке металлов, - рассмеялся Грауль. - А золото там было, совсем недавно.

- А где оно сейчас? - подался вперёд Белов. - Загадками говоришь, Павел! Давай уже начистоту.

- А вот оно, - кивнул Грауль на купленную в Нижнем Новгороде верхнюю одежду.

Сейчас одежда эта лежала наваленной грудой на огромной, рассчитанной по европейской моде, на несколько персон, кровати. И тут до меня дошло. Неспроста ушивали одежду по пути из Нижнего - нашивали карманы тайные. Вот оно что! А я то, по дури своей, думал, что попрёмся с ящиками, полными золота, до самого Архангельска. Всё правильно, рассовал по карманам плоские слитки и вперёд. Хотя...

- А сколько же нас будет? - спросил я, с сомнением посмотрев на нас, восьмерых, да держа в голове девятого - Микулича. Золота гораздо больше, чем мы сможем незаметно унести.

- Те нижегородцы, что привёл нам Кузьмин, это наши люди. Занимался этим отец Тимофея и его товарищи. С вами пойдёт пятнадцать человек. Кстати, вам уже пора переодеваться. Не будете же вы привлекать внимание московского люда ангарскими кафтанами?

Как оказалось, на каждого из нашей группы полагалось таскать на себе восемь-девять золотых пластин. Не слишком тяжкий вариант, бронники они потяжелее будут, например.

- Пётр, теперь об оружии, - встал с лежака Грауль.

Он подошёл к сложенным у расписной стены ящикам, с треском отодрав крышку с верхнего. Оказавшиеся там карабины сюрпризом для меня не стали, дюжина из них предназначалась воеводе Бельскому, в качестве затравки, другая дюжина - нам. А то мало ли чего случится, датчане в те времена были не теми толерантными европейскими тихонями, что знали мы, лихих людей промеж них сейчас немало.

- Посидим на дорожку, - предложил Грауль, когда все переоделись и разобрали укрытые в кожаных чехлах карабины, повесив их на плечи. Пришло и пятнадцать мужичков-нижегородцев, наша же ангарская одёжка исчезла.

- В ваши кафтаны оденутся остальные мужички, - пояснил Павел, - чтобы не сразу заметно была ваша пропажа.

- Ну, пошли! - Павел направился к выходу из светлицы, пройдя по тёмному коридору нашей половины этажа, мы вышли к небольшому переходу между половинами терема, крытому доской. Одна сторона выходила на внутренний дворик нашего заведения, другая же на проездную межрядную дорогу, с бревенчатой мостовой. По переходу изредка, но шумно гулял ночной ветер, на улице же было тихо, лишь с первого этажа, где была трапезная, доносились пьяные голоса, в стойлах изредка всхрапывали лошади, да трещали сверчки.

- Уходить будете за следующий дом, - Кабаржицкий указал на тёмную громадину впереди.

Дождавшись очередного прохода стрельцов, мои товарищи один за другим стали спускаться по верёвкам в темноту улицы. Подтянув верёвки и пропустив очередной проход караульных стрельцов с факелом, манёвр повторили. Странно, но никакой боязни, по сути, потерять всякую связь со своими друзьями у меня не было, в крови шумел адреналин, а в голове - чистый восторг и чувство неотвратимого подвига. Наверное, то же самое испытывают перед первым прыжком с парашютом. Не знаю, я не прыгал. Спустили ящик, ну всё, сейчас и моя очередь. Обнялся с Володькой, Никитой, махнул мужикам. Павел сам подошёл, крепко обнял и тихонько проговорил:

- Больше слушай Микулича, он мужик матёрый, понимает, что к чему. И, случись что, не опасайся применять оружие. Даже не раздумывай, доверься эмоциям, оперативно решай вопросы, жёстко. Ну давай, с Богом!

Коснувшись сапогами брёвен настильной мостовой, я тут же ощутил нахлынувшее чувство оторванности и впервые с момента попадания в этот мир ощутил себя песчинкой в море, глядя, как уходят вверх верёвки. Ну вот, Петя, теперь рассчитываешь только на себя и своих немногих товарищей, что находятся рядом с тобой.

- Ну всё, теперь только на себя им надеяться, - Павел эхом повторил мысли Петра, глядя в темноту ночи.

- Думаю, он справится, - сказал Кабаржицкий, подойдя к перилам. - По крайней мере, у меня хорошее предчувствие.

Грауль только развёл руками, оглядев своих товарищей, и произнёс:

- Мужики, давайте все спать, завтра с утра буду с вами проводить инструктаж. Володя, а ты погоди, нам с тобой ещё покумекать надо.

- Стрельцов должны были бы сменить. Странно, что они вообще с нами до сих пор, - говорил Грауль. - Они не охранники, службу они фактически завалили. Я, честно говоря, думал, что тут должны бы появиться местные спецслужбы.

- Кстати да, что там у них сейчас? Тайный приказ или приказ тайных дел? - наморщил лоб Кабаржицкий.

- Не знаю, по-моему, это только у Фёдора Первого появится Тайная канцелярия, но это уже позже.

- Погоди-погоди, - воскликнул Владимир. - А ведь получается, что это мы Бельского на трон посадим? Он же с нами сотрудничать хочет!

- Он сам к власти придёт, - пожал плечами Павел. - Мне неизвестна информация о каких-либо заговорах. В Москве по смерти Михаила Фёдоровича вспыхнет мятеж боярский, последний их выверт в сторону поляков. В первую Смуту у них почти получилось пригласить ляха на трон, Владислав даже титул Московского царя тогда принял. А на этот раз Бельские им даже такого сделать не дали.

- А Алексея Михайловича умертвили всё-таки бояре или Бельский, сам как думаешь?

- По официальным данным исторической науки и по логике событий - да, они, клятые. Но, как я тебе уже говорил, есть теория, подтверждённая лишь косвенно, что к этому причастен и Фёдор Самойлович. Да и вопрос с отравлением Никиты Бельского довольно тёмный.

- После успешной обороны Себежа и сбора разбитых полков он ушёл к Москве, где бушевал боярский бунт. Вырезал всех изменников к чёртовой матери и вскоре умер, будучи отравлен на пиру по случаю...

- Ты думаешь, по случаю спасения наследника Михаила Фёдоровича? - перебил Павел собеседника. Кабаржицкий кивнул.

- И его старший брат, на лаврах меньшого, въехал в Кремль, когда были вычищены практически все, кто смог бы ему помешать. Да и армия Никиты в Москве стояла. Обвинил злопыхателей, убрав князей Милославских, да и всех прочих, кто мог ему помешать, в смерти Алексея Михайловича и вуаля, новая династия!

- Ну с Романовыми, также было. В начале семнадцатого века была истреблена ветвь Рюриковичей, идущая от Ивана Калиты, причём руками Гедиминовичей. Потом все претенденты из рода Годуновых. И князь Голицын умирает в том же году, в котором из польского плена прибывает Филарет.

- Как сейчас всё повернётся - вот вопрос! Я бы хотел пообщаться с Никитой Бельским, - заключил Павел, глядя немигающим взглядом на Владимира.

- Получится ли? - пожал плечами Кабаржицкий. - Мы же под присмотром.

Под утро, когда солнце только-только показалось, а Кабаржицкий видел уже десятый сон, его растолкали самым бесцеремонным способом.

- Володя, у нас гости, одевайся!

- Да я, собственно, одет, - недоуменно проговорил он. - Какие гости?

- Стрельцов меняют таки на спецуру местную.

- Ты не спал? - удивился Кабаржицкий. - Оставил бы кого-нибудь из мужичков.

Однако, посмотрев на выражение лица Павла, он понимающе кивнул, вспомнив сытые и довольные лица нижегородцев.

- Ступай в светлицу Никиты, крайняя от лестницы, там все собрались.

Едва открыв дверь, Кабаржицкий тут же отпрянул назад, в полном изумлении. Все остававшиеся с ними нижегородцы, переодетые в ангарские кафтаны, сидели на лавках, сундуках, стояли у кровати и в весьма бодром состоянии.

- Проходи, Владимир, присаживайся. Мужики, ну что, выбор учинили? - заулыбался Грауль.

- Да, Павел Лукич, о попе Саве.

- Ну и отлично, всё ждём, - Павел оставил дверь чуточку приоткрытой и прошёл в середину комнаты.

- Думаешь, они к нам наверх пойдут? - Владимир вопросительно посмотрел на Грауля.

- Уже, наверное, пошли. А ты бы, будучи государевым человеком при исполнении, не захотел бы пошарить у нас в сундуках? - отвечал Грауль.

И после некоторой паузы, подмигнув, продолжил:

- Мне Есенька, холоп хозяйский, докладывает, если кто на горизонте появляется. Тихо!

Павел неслышно подошёл к двери, да послушал скучающую тишину спящего терема.

- Идут, начинайте, - одними губами сказал глава посольства.

Мужики, подобравшись, с совершенно серьёзными лицами начали выводить:

Грауль неспешно подымал ладонь - нижегородцы пели громче и громче:

Спустя несколько минут в отворившуюся дверь светлицы заглянуло конопатое лицо информатора главы посольства:

- Ушли, Павел Лукич! Во дворе у конюшен они!

- Молодец, Есений! Заходи к нам.

Грауль покопался в своём рюкзаке и вскоре извлёк оттуда двух стеклянных дельфинчиков голубоватого и розового оттенков и вручил оных мальчишке:

- И сестрёнке своей подаришь!

Глаза Есеньки расширились от удивления, схватив подарок, он помчался к боковой лестнице терема, что вела на задний двор. В каморке под нею и жил мальчишка-сирота со своей сестрой и дед Фома, печник хозяйский, бывший брату с сестрой вместо отца и матери. Граулю Есений понравился, бойкий и пронырливый мальчуган сразу же пошёл на контакт и теперь с успехом шпионил на ангарцев. Павел уже подумывал забрать его вместе с сестрой с собой на Ангару. Интересно, думал он, есть ли тут практика усыновления?

Вопреки обыкновению, царь и самодержец всероссийский пожелал видеть прибывших в столицу ангарцев уже на четвёртый день их пребывания в Москве. Послы Ангарского княжества, остановившиеся по наказу Михаила Фёдоровича, подальше от любопытных глаз, на постоялом дворе в Замоскворечье, не ждали такой оперативности. Поэтому внезапно влетевшая в спешно открываемые служками ворота постоялого двора кавалькада всадников и два крытых возка, стали для них полной неожиданностью. Один из всадников спешился и подошёл к крыльцу терема, на котором стояло, как ему показалось, несколько холопов ангарского посольства. Один из них был с выскобленными волосами на лице, на немецкий манер. Более ничем они не выделялись, посему царский гонец не стал искушать судьбу и поговорил сначала с Матвеем, вмиг появившимся перед ним хозяином постоялого двора. Затем гонец спросил ангарского посла Павла Лукича Грауля, графа Усольского. Павел подался вперёд, выйдя к удивлённому царскому гонцу. Представившись подьячим Посольского приказа Афанасием Жаровым, он слегка cклонил голову и объявил о воле государя всероссийского. А изволил тот потребовать немедленного прибытия ангарцев в его палаты.

- Товарищ воевода! Разрешите доложить! - молоденький ефрейтор, паренёк лет четырнадцати, оправляя ремень висящего на плече карабина, появился на пороге комнаты совещаний.

- Докладывай, - позволил Петренко, оторвавшись от карты.

Офицеры крепости, сидящие за длинным столом разом обернулись к вошедшему юному воину. А тот, нисколько не смущаясь, принялся зачитывать радиограмму, пришедшую с заставы:

- Мимо заставы Нижней проследовало судно малой осадки. На борту оружные люди, числом до двух десятков. Не енисейцы, одеты богато. Идут уверенно.

- Так! - хлопнул кулаком по столу Ярослав. - Прощёлкал гостей посол наш в Енисейске! Карпинский ни разу не подвёл. Ладно, ступай, Александр, свободен.

А через пару часов у крепостного причала Владиангарска под присмотром канониров и снайпера пришвартовался дощаник. К сходившим на берег людям подошла команда пограничного контроля - пять воинов в красных кафтанах с белыми обшлагами. Четверо солдат в стального цвета полушлемах со знаком сокола, с винтовками и примкнутыми ножевидными штыками остались немного позади офицера в блестящей кирасе с золотым ангарским гербом по центру, который, придерживая рукою палаш, обратился к гостям:

- Приветствую вас на ангарской земле! Я капитан пограничной стражи Ангарского княжества Аркадий Ярошенко. Назовите себя и цель вашего визита к нам.

Вперёд вышел молодой человек в дорогой одежде и с аккуратно подстриженной небольшой бородкой. Аркадий с удивлением для себя отметил, что этот интеллигентного вида человек до изумления напоминает ему персонажа Андрея Миронова их кинофильма 'Три плюс два'.

- Имя моё Афанасий Бойков, а прибыл я с вестью и добрым словом от Строганова Дмитрия Андреевича для разговора с князем Вячеславом Соколом или с его доверенным лицом.

К рассвету мы удачно, прячась от редких ночных патрулей стрельцов, охранявших покой горожан, добрались до имения Савелия Игнатьевича Кузьмина неподалёку от Москва-реки. Неожиданно для нас дворовые собаки москвичей стали большой проблемой нашего отряда. Нужно было предельно осторожно пробираться в темноте, узкими проулками, что вились меж высоких заборов, опасаясь истеричного лая лохматых кабыздохов. А они могли привлечь внимание не только дворни, но и стрельцов, стоявших на важнейших улицах у рогаток. Сто потов с меня сошло, пока мы, наконец, не добрались до нужного места. Купец явно не ждал гостей, поэтому мы простояли у потемневшего от времени забора довольно продолжительное время, прежде чем заспанный дворовой холоп открыл нам ворота, узнав голос Кузьмина-младшего, да прежде успокоил и посадил на цепь собак.

- Наконец-то! - а то я уже начинал просчитывать варианты того, куда податься двадцати четырём мужикам с тремя немаленькими ящиками с широкой проездной улицы.

- Давай-давай, мужики, торопись! - понукал я, оглядывая просыпающиеся дворы. Не пройдёт и часа, как тихая и пустынная улица наполнится людским гомоном, грохотом проезжающих телег, конским ржанием и прочими звуками начинающегося дня в большом городе. А пока разбуженный и спешно одетый Савелий Кузьмин, удивлённо вращая глазами, пытался чинно встретить гостей, но вскоре, махнул рукой и, погрозив пальцем сыну, ушёл умываться. Нас же пригласили в горницу. Есть не хотелось, однако, от холодного питья из ледника, я бы не отказался. Вскоре появилось несколько кувшинов ягодного узвара, пришедшегося весьма кстати. Нижегородцы взяв питья и прихваченные ещё с постоялого двора пироги, ушли на двор, оставив свои 'золотые' одежды на лавках. Вскоре появился и Савелий Кузьмин, на сей раз он был бодр и свеж, теперь уже обнявшись с сыном, он сел за стол:

- Ну говори сын, да представь гостей наших разлюбезных!

Тимофей объяснил кто мы, да откуда нарисовались в такую рань. Я же не преминул аккуратно встрять в объяснения сына хозяина дома с благодарностями о помощи, что оказал нашему княжеству Савелий Игнатьевич.

- С тех пор поиздержался я крепко, - усмехнулся Кузьмин. - А отдарков так и не было. Ведомо ли тебе о том, что я и лавку свою продал и на ярмарку более не ездок, как прежде?

- Ведомо, Савелий Игнатьевич, - кивнул я, помня рассказы о том Тимофея.

- Так вот, а нынче уж помышляю я и терем на Москве продать, да к сыну родному податься, пущай он меня кормить будет.

Тимофей заметно сконфузился, лицо его покраснело.

- Савелий Игнатьевич, теперь и мы можем помочь тебе малость. Князь Сокол шлёт тебе свою сердечную благодарность и пуд золота в придачу.

- Так, - сложил руки на животе купец. - А что же было прежде сказано о торговлишке с царством китайским? Нешто уж и забыли о слове своём?

- Так война там, Савелий Игнатьевич! В огне всё, торговым людям ходу нет совсем, - принялся я рассказывать о происходящем в северном Китае.

Вот-вот, мол, одолеют китайского царя племена варваров и сами на трон сядут. А если, мол, торговлю учинять, так это надобно морской ход учинить, дабы южнее пробраться.

- Только за тем и прибыли, чтобы пуд злата отдарить, да пообещать торговлишки? - вновь усмехнулся купец.

Тут мне пришлось рассказывать о планах нашей верхушки - покупке островов и основании фактории недалеко от берегов Шотландии.

- Стало быть, вона зачем к данскому королю путь держите! - немало удивился Кузьмин.

Пожевав губами, он продолжил:

- Дело сурьёзное и неслыханное прежде на Руси. А мой каков интерес в оном предприятии будет? В толк взять не могу.

- Дела вести, Савелий Игнатьевич! Факторию в руки свои взять, да народишку набрать для поселения, - принялся я втолковывать обязанности начальника фактории московскому купцу.

Кузьмин вдруг задорно рассмеялся, чем поверг меня в состоянии полного смятения. Что это его так пробрало? Ну подумаешь, диковата задумка, так ведь смелость, помноженная на наглость, она города берёт! Хотя, на всякий случай, был у меня и запасной вариант с тестем Тимофея Кузьмина - архангельским купцом Ложкиным.

- Свезло тебе, Пётр Лексеич, ей-ей, свезло! - воскликнул купец. - С Москвы я всё одно съезжаю. А чем торг вести думаешь?

В моём рюкзаке был почти весь ассортимент и я не замедлил выложить его на стол перед Савелием. Зеркальца, вилки, карандаши, иглы разных размеров, спички, хвойное мыло появились перед его глазами и всё он брал в руки и осматривал.

- А через несколько лет мы сможем возить пряности, - похвалился я. - Так что скажешь, Савелий Игнатьевич, берёшься?

- Получается, что буду я под вашим князем ходить, - проговорил купец.

Тут я решил проверить на нём наше ангарское прогрессивное социальное устройство, надеясь, что купчина проникнется. По крайней мере, с крестьянами удавалось - для них отчество, записываемое в их имени при переписи населения уже значило многое.

- Под князем ходить не надо, нужно лишь быть подданным нашей державы. Первым её купцом, - отвечал я с нажимом на последние фразы. - А то и воеводой фактории.

- Ишь ты, - цокнул языком Кузьмин. - Я с Тимошей поговорить должон, а ответ свой опосля дам.

Савелию Игнатьевичу было о чём подумать, ну а мы вскоре покинули его, оставив его с сыном. Меня здорово клонило ко сну и, едва я прилёг на застеленную лавку, как тот час же провалился в объятия Морфея.

К царю отправилось только двое из бывших на постоялом дворе ангарцев. Последний из них, Никита Микулич остался там вместе с девятью нижегородцами. Перед самыми воротами Афанасий предупредил послов, о том, что царь Михаил Фёдорович не дозволяет брать с собою в царские палаты никакого оружия.

- А то, сказал государь, зело много охочих до вашего оружия людишек будет, - проговорил подьячий.

Спустя некоторое время Грауль с Кабаржицким тряслись в наглухо закрытом возке по деревянным мостовым столицы Руси.

- И как они, бедняги, ездят в этих рыдванах? - стонал Владимир. - Душу вытрясает же!

Ехали с лихим посвистом сопровождавших возок всадников, видимо, дорогу возку уступали, так как никаких затруднений в движении не было. Роль же проблескового маячка играл хлыст возницы, то и дело пускавшийся им в ход по спинам замешкавшихся людишек. Между тем, темп езды постепенно спадал, кавалькада, по-видимому, приближалась к Кремлю. Последние пару сотен метров и вовсе проехали со скоростью черепахи.

- Пробки? - попробовал сострить Кабаржицкий.

Однако в его голосе уже чувствовалось нервное напряжение. Шутка ли! К самому царю на приём, это не с каждым случается даже во сне.

- Приехали, - проговорил Грауль, когда возок, наконец, встал.

Распахнувший дверь подьячий Жаров лихо ощерился, должно быть, изображая улыбку, да жестом пригласил послов на выход.

- По-моему, - ворчал Кабаржицкий, следуя по каменным ступеням лестницы за подьячим, - приём иностранных послов должен быть несколько пышнее, ну или хотя бы вежливее чуточку.

- Только не в нашем случае, - ответил Грауль.

Кабаржицкий хмыкнул и пожал плечами. У самых дверей он оглядел внутреннее пространство Кремля, стоя на небольшой площадке перед входом во дворец. Владимир силился понять, в какой части Кремля они, собственно, находятся. Получалось с трудом - он узнал лишь громаду колокольни Ивана Великого, рядом с ней была ещё одна колокольня, с огромным колоколом. Вокруг находились и деревянные и каменные строения, от которых во времена его прошлой жизни ни камешка не осталось. Более он ничего не успел увидеть, так как Павел потащил его внутрь, в прохладный полумрак дворца. Проходя по веренице лестниц и переходов, сквозь многочисленные двери ангарцы, неожиданно для себя оказались в небольшом помещении со сводчатым потолком, натопленном донельзя. Стены, расписанные замысловатой вязью узоров, в коих причудливо переплетались львы и сказочные птицы, мистически смотрелись среди царившего во дворце полумрака. В отдалении горело несколько свечей на высокой подставке, окошки же света и вовсе не пропускали. За Афанасием закрылась крепкая дубовая дверь, обитая железом. Ангарцы остались в этой комнатке одни. Тут же на них накинулась тоска и они переглянулись с мрачными выражениями лиц. Через пару минут пришлось присесть на небольшую лавочку, стоявшую у стены. А там и напряжение, колотившее в крови ещё некоторое время назад, уже спало.

- Так и в сон сморит. Бюрократы - они везде одинаковые, хорошо, что в приёмной более никого, - саркастически проговорил Кабаржицкий.

- Ты помнишь, что Микулич говорил, о том, как говорить и как стоять при царе-то? - спросил Грауль.

- Вроде да, - отвечал Владимир.

Наконец, дверь отворилась изнутри и огромный из-за вороха одежд боярин, пригласил ангарцев внутрь.

- Ну пошли, братишка, - Грауль первым прошёл через невысокий проём двери.

Едва они успели оглядеться, как к послам подошли двое других бояр или дьяков и подвели их под руки к стоящему чуть в стороне на возвышении царскому трону. На троне сидел немолодой мужчина, в красном кафтане, на голове его была расшитая золотыми нитями тафья. Царь сам спросил о здоровье княжеской светлости Ангарии, князя Сокола и принял вверительные грамоты послов, а потом протянул кисть для поцелуя. После секундной заминки оба ангарца приложились губами к царской руке. А потом Владимир начал свою речь:

- Божиею милостию, Пресветлейший, державнейший Великий Государь Царь и Великий Князь Михаил Феодорович, всея Руси Самодержец, Владимирский, Московский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Витебский, Оршанский, Мстиславский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Лифляндский, Удорский, Обдорский, Кондийский, и всея Сибирския земли и Северныя страны Повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских царей и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей и иных многих государств Государь и Обладатель. Вашему царскому величеству князь Ангарский и государь Амурский Сокол Вячеслав Андреевич, милостивейший князь и государь наш, присылает своё слово доброе и заверение в дружбе и любви и желает всего лучшего по его княжеской светлости, расположению.

Бояре, сидевшие на лавках позади стоящий лицом к царю послов одобрительно загудели. Ангарские послы внесли в титулование Государя недавно отобранные у ляхов города, кои ни польская корона, ни шведская признавать за Михаилом не желали. Грауль обернулся назад, среди нескольких бояр, сидевших на лавках вдоль стен, он заметил и Василия Михайловича Беклемишева, как и остальные, наряженного весьма богато. Было видно, как блестит в отблесках свечного пламени пот, катившийся по их лицам, но снять ворох своих одежд - значит уронить свою честь, вот и парились бояре почём зря.

- Как здоровье князя вашего, Вячеслава Сокола? - проговорил государь.

- Божьей милостью, великий царь, князь наш жив и здоров. Чего и тебе желаем, - отвечал Грауль.

- Ты немчин? Папской веры или лютеранин? - с интересом спросил Михаил.

- Я баварец, но веры православной держусь. В правилах веры слаб я, великий царь, - склонил голову Павел.

- Нехорошо, - покачал головой московский государь. - Что же князь ваш не заботится об укреплении веры Христовой на своих землях? Вот и Беклемишев мне о том же говорил.

- Нет у нас попов, великий царь! Токмо один и есть, не может объять он всю паству. Князь Сокол просит тебя о присылке на Ангару молодых, да семейных попов, дабы они окормляли паству нашу всеобъемлюще. Да числом поболе, - добавил Павел.

Михаил кивнул головой и негромко приказал дьяку, ведущему запись аудиенции, записать о сём.

- С чем ещё пожаловали, послы ангарские? - пробасил высокий и толстый боярин, что пригласил их к царю.

- А ещё, великий царь, князь наш Сокол предлагает тебе расчёт вести в золотой, али серебряной монете, коя тебе надобна.

- Поясни се, посол, - нахмурился царь московский.

- Ежели ты дашь нам образец либо рисунок твоей монеты, то мы будем тебе её давать, в числе, которое тебе надобно.

Бояре сзади яростно зашептали, а кто-то и заговорил в голос.

- Цыц! - тут же вскричал на них государь Михаил Фёдорович. - Чего рты раззявили?

Повернувшись к ангарцам, он сказал, буравя их взглядом:

- Частию в слитках, другой же частию в монетах. Образчик будет вам вскоре даден.

- Чего ещё спросите у государя нашего? - громко спросил боярин, голос его гулко разнёсся под сводчатым потолком.

- Вместе с головой ангарского приказа, боярином Василием Михайловичем Беклемишевым составили мы наикратчайший и удобнейший путь с Руси до Ангарского княжества, - начал говорить Павел и, видя, что Михаил лишь кивает его словам, продолжил:

- Прошу тебя, великий царь, утвердить сей путь своею государевой рукою.

- Добро, тому и быть, - из рук царя план принял голова посольского приказа Григорий Васильевич Львов.

Он же спросил ангарских послов, если у них ещё что сказать государю всея Русии.

- Великий царь, а ещё учинилась неприятность на Амуре-реке. На наш городок, по злому ли умыслу, али по незнанию, напали казачки с Якутского и Охотского острогов. Хотели приступом его взять. Так наши солдаты тех казачков побили, а тех, кто средь них жив остался, прогнали обратно, - расписал Кабаржицкий полученную по радиосвязи ангарцами информацию.

- Не ведал я о сём прежде. Воевод тех накажут, коли вина их подтвердится, - отвечал царь мрачным голосом.

Последние же вопросы о признании за Соколом титула великого князя Ангарского и Амурского, Даурских и Солонских земель властителя, тунгусских родов старшего князя, как и о праве ангарских купцов вести торговлю через Архангельск повис в воздухе. Михаил Фёдорович не дал на него своего ответа, обещав лишь подумать. Возвести ангарского отца Кирилла в архиерейский сан царь не позволил, предложив прислать своего епископа. На что уже своего ответа не дал Грауль, поскольку такой вопрос может решить лишь князь ангарский. На сём аудиенция и закончилась, но царь пригласил послов разделить с ним стол. Впрочем, вскоре Михаил удалился в свои покои, мучаясь болями в ногах. К Павлу за столом подсел Беклемишев:

- То, что к столу вас пригласил - то уже означает, что государь наш расположение своё к вам выказал. Сокола назвал князем, а оное тако же хорошо. А в своей ответной грамоте он даст знать, считает ли Михаил Фёдорович князя Сокола своим младшим братом, али нет.

- Ясно, спасибо за науку, Василий Михайлович. Ты когда в Енисейск возвращаешься? - спросил боярина Грауль.

- Не скоро, Павел. Дел много тут, покуда дьяк Парамон Хватов заместо меня в Енисейске будет.

Наконец, когда пирующие бояре вконец перепились, ангарцы смогли уйти с царского банкета, раскланявшись с Беклемишевым в первую очередь. Остальные, казалось, и вовсе не заметили их ухода. Всё тот же подьячий Афанасий, что привёз сегодня послов в Кремль, увозил их и обратно, усадив тех в возок. Ехали по Москве глубокой ночью, возница, жалея послов, не спешил. Но Кабаржицкому от этого было не легче - то и дело он порывался вывалить содержимое желудка себе под ноги. Наконец, когда его совершеннейшим образом припёрло, Павел понял - пора! Он забарабанил в стенку возка, принуждая возницу остановиться. Сказался таки царский стол, где в гостей вливали и впихивали всё подряд, на стол выставляемое! Кабаржицкому помогли выбраться из возка, Грауль же вылез сам. Павел за столом старался себя контролировать, поэтому ему было намного легче. Да ещё в самом тереме, следуя за подьячим к возку, он исторг из себя содержимое желудка под какую-то лестницу. Наконец Кабаржицкий закончил, встав на ноги и отдуваясь. Его здорово шатало, но когда ему предложили снова залезть в возок, он пьяно воскликнул:

- Шеф, в эту душегубку я не полезу! - и замахал на служку руками. - Поди ты прочь со своим тарантасом!

- Видел бы тебя сейчас Соколов, - ощерился Павел и обратился к растерявшимся мужикам. - Ребята, мы пройдёмся пешком. Надо воздухом подышать, оклематься малость. Свободны! Вон наш двор уже.

Возок и пару конных стрельцов ангарцы проводили глазами, стоя у забора соседнего постоялого двора. А у самых ворот уже своего двора, когда послы хотели было в них забарабанить, из ближнего проулка, скрытого кустарником, выкатился кубарем Есений:

- Дядько Павел, не стучи! В тереме немцы, ждут тебя за воротами. А Никиту били нещадно!

- Что?! - с Павла враз слетела хмельная беспечность.

Он то хотел тут же завалиться спать и оставаться там часов эдак десять минимум.

- Что за немцы? - изумлённо пробормотал еле стоявший на ногах Кабаржицкий.

- Немцы как немцы, а какие, то я не ведаю, - возбуждённо проговорил Есений.

- Чёрт возьми, да там вся Европа, почитай, у вас в немцах ходит! Есенька, а сколько их, немцев этих?

- С дюжину будет. Дядько Павел, с заднего входа пойдём, там нету никого, - потянул мальчишка Грауля за рукав.

- Правильно, - Павел потащил за собой Владимира.

В густых кустах он оставил его и яростным шёпотом приказал тому не дёргаться. Пользы от него сейчас никакой, а вот проблем принести сможет.

- Пошли же, Павел Лукич! - канючил Есений.

- А ты оставайся тут! - приказал капитан мальчишке и тут же тот стал пятиться в темноту.

Пробравшись через тайный лаз в заборе, Грауль оказался позади терема, во дворе, где стояли баня и хозяйственные постройки. Причём оказался он на залитой лунным светом площадке, Павлу сразу же стало неуютно. Как на ладони, стоял он посередь двора. Тут же профессиональным чутьём Павел почувствовал, что он не один на дворе. Резким движением капитан бросился прочь от освещённого места, да ещё кувыркнувшись, попутно рукою нашарил во влажной траве полено. На место, где он только что находился, спустя несколько секунд из-под широкой лестницы, где в каморке обитал истопник Фома, выскочили двое крепких мужчин в камзолах европейского покроя, с дубинками в руках. Не теряя времени, мужчины метнулись вслед за пытающимся убежать ангарским послом. Павел швырнул в ближайшего врага поленом, тот дёрнулся, вскрикнул, выпустив из рук дубинку - удар поленом пришёлся по лицу, вскользь. Но бровь его была некисло рассечена, а лицо теперь заливала кровь. Так что этот противник был на какое-то время выключен. Второй уже был рядом, сквозь зубы шипя ругательства. Ногами махать не получится, с некоторым сожалением подумал тогда ангарец. Подпустив атакующего противника на нужную дистанцию, капитан Грауль бросился ему в ноги. Иноземец был тяжёлым и повалить этого здоровяка удалось с большим трудом. Враг яростно пыхтел, пытаясь достать Павла своими кулачищами. К счастью его удары приходились мимо головы ангарца, Павел же удачно влепил ему задником сапога в висок, пытаясь сделать ножницы. Тот сразу же ослабил хватку, чем воспользовался Грауль. На голову потерявшего координацию противника бывший спецназовец моментально обрушил серию ударов, а когда тот потерял сознание, он одним движением сломал ему шею. И тут же он с превеликим трудом успел увернулся от пытавшегося ударить его носком сапога в лицо второго иноземца.

'Всё, никакого алкоголя больше!' - мысленно возопил Грауль.

В короткой схватке он поймал руку противника на болевой приём, отчего тот снова выронил дубинку и взвыл, тут же растопыренными пальцами другой руки Павел ткнул врага в глаза и, едва тот успел взвизгнуть, сломал шейные позвонки и ему. Всё затихло. И тут капитан почувствовал как кто-то крадётся у ближнего амбара. В секунду он преодолел расстояние до постройки, укрытой небольшой поленницей наколотых с утра дров. Уже замахнувшись, он разглядел сжавшееся в комочек тельце.

- Есенька, ты тут?! Подлец, а ну иди сюда! - прорычал Павел забившемуся под амбар мальчишке.

- Меня ты тоже убьёшь, дядько Павел? - пролепетал, заплакав навзрыд, мальчишка.

- Солдат ребёнка не обидит, если он ангарский солдат, - присел на корточки перед амбаром капитан. - Вылазь, мерзавец, рассказывай, как дело было. Да поживее!

Пока Павел оттаскивал трупы к амбару и обшаривал их одежду, Есений, сопровождая свои слова всхлипами, рассказывал, что произошло, пока ангарцы были в Кремле. Как поведал мальчишка, сегодня они с Марфушкой загостили у дядьки Василия, сына деда Фомы, когда ходили забирать для него чиненые сыном сапоги. А поскольку тот жил рядом, решили на ночь у него не оставаться, а возвратиться к Фоме с сапогами. Уже когда они подходили к постоялому двору, Есений заметил с десяток мужчин, среди которых было несколько человек в немецких камзолах. Стояли они на уходящей вниз тропе, скрытые с проезжей улицы кустарником. Мальчишке они сразу не понравились - уж больно вида лихого и зыркают недобро. Только он, пропустив первой в лаз Марфушку, полез на нею, как почувствовал, что его схватили за ногу и тянут назад. Взвизгнув, он попытался выбраться к сестре, но ничего не вышло, и вскоре он оказался возле тропы, с той стороны забора. Вокруг него уже были те самые мужики, что стояли тогда поодаль. Тут же вылезла и испуганная Марфушка. Немец спросил что-то у своих товарищей и к подросткам вышел неопрятного вида мужичина и, дыхнув на них винным перегаром, спросил:

- Говори, гадёныш, тут холопствуешь? Послы ангарские тут обретаются?

- Истинно так, - заслоняя собой сестру, отвечал тогда мальчишка.

Потом иноземцы приказали ему провести их к светлицам ангарских гостей.

- Они вытащили сабли и пистоли. Испужался я, за Марфушку, - вновь потекли слёзы из глаз Есения.

- Сопли убери свои! - приказал Грауль. - Где они сейчас, в светлицах?

- И Марфушка моя у них, - снова всхлипнул мальчишка. - А деда Фому побили.

- Пошли, покажешь... - Павлу пришлось замолчать, потому что с той стороны забора раздался треск кустов, яростная ругань Кабаржицкого, глухие звуки ударов и потом всё стихло.

- Да что же это! И молчал о других, морда?! А ну, беги, подымай служек и дворовых, живо! - прорычал ему на ухо Павел, притянув Еську к себе.

После чего наподдал тому сапогом под тощий зад, для ускорения и рванул к лазу. Выскочив на закрытую с двух сторон глухими заборами тропу, Грауль, держа наготове кистень, вытащенный у одного из упокоенных им чужаков, устремился к месту, где он оставил Кабаржицкого. Впереди трепетал свет от факела, Павел перешёл на шаг. Владимира под руки и ноги тащили двое мордоворотов, а третий освещал им путь. У начала тропы, на дороге, их уже ждал возок. Стиснув до боли зубы, Грауль кинулся на врагов. Ближайшего к нему мужика, тащившего ноги Кабаржицкого, он свалил ударом гирьки кистеня, в момент, когда тот оборачивался на предостерегающий окрик своего товарища. Бесчувственное тело Владимира упало на тропинку. Оба бандита кинулись на Павла и тому пришлось бы обороняться от пытающегося достать его дубинкой и ножом врагов, но внезапно со стороны терема грохнул выстрел 'Песца', а затем и второй. Слышались торжествующие крики, ругань, грохот мебели да звуки разбиваемой посуды. Противники заметно сдали, а Грауль сразу же почувствовал прилив сил и тут же удачно влепил по челюсти одному из противников выброшенным вперёд кистенём. Тот забулькал, выплёвывая зубы, открылся и получил ещё раз по лбу. Оставшегося одного и растерявшегося противника капитан быстро заломал, проведя борцовский приём, и вновь хрустнул шейными позвонками врага. Этот вариант упокоения противников становился для капитана уже традицией. Потерявшего же координацию иноземца Павел оглушил несколькими мощными ударами в голову и уже хотел было оттащить Кабаржицкого к лазу, как увидел ещё пару чужаков, спускающихся на тропу с дороги. Помимо факелов, в руках у них были пистоли - оружие, посильнее дубинок и ножей. Грауль обречённо посмотрел на Владимира, распростёртого в пыли тропинки.

'Не успеваю, друг!' - билось в висках капитана.

Он развернулся и, пошатываясь из стороны в сторону, побежал к лазу. На счастье, из лаза показался Данила, один из нижегородцев, освещаемый светом факела со двора. Может Есений его сподобил или само провидение, но Бога Павел поблагодарил искренне, когда на его прерываемый тяжёлым дыханием вопрос о наличие пистолета, нижегородец молча и быстро протянул ему 'Песец'. Тяжёлый металл приятно холодил руку и Грауль, переводя дух, пошёл обратно. Враги суетились вокруг места недавней схватки, освещая себе лица лежащих тел.

- Эй, ублюдки! - крикнул им капитан.

Один из бандитов моментально разрядил свой пистоль в направлении Грауля. Капитан, предполагая немедленный выстрел, уже прижался спиной к забору и этим избежал ранения, уйдя с лини огня. И тут же оглушительные звуки выстрелов 'Песца' вновь раздались в ночном Замоскворечье. Не дожидаясь пока враги подойдут на расстояние уверенного выстрела для своего оружия, Павел начал стрелять. Вторым выстрелом он разворотил плечо стрелявшего в него чужака, другой же, выхватив саблю, кинулся на капитана. Грауль хладнокровно выждал пару мгновений и спустил курок. Грянул выстрел и враг, словно налетев на невидимую стену, остановился и упал в траву. Голова его превратилась в кровавое месиво из костей и мозгов. Павел, не удостоив его взглядом, побрёл к Кабаржицкому. Его обогнали нижегородцы и несколько человек из дворни постоялого двора, вооружённые дубьём. Владимира уже подняли и потащили к главным воротам.

- Данила! - позвал парня Грауль и указал ему на обездвиженного им иноземца. - Этого урода в нашу светлицу отнесите, только не через ворота, а тайно. И связать.

- Будет сделано, Павел Лукич, - воскликнул Данила.

- И ещё, - перевёл дыхание капитан. - Во дворе двое мёртвых, принесите их сюда, свалите рядом с этими, обшарьте их хорошенько. И быстрее, стрельцы сейчас набегут. Да лаз заделайте.

Отблески огня из открытого камина плясали на выбеленных стенах зала. Московская ночь была тиха и спокойна. Неторопливый разговор продолжался уже долго, за это время люди сидящие за широким дубовым столом успели съесть поросёнка и обсудить то, что они уже знали о найденном московитами в Сибири княжестве, именуемом Ангарским. Они знали, что граничит это княжество с дикими кочевниками и Китайским государством. Значит, княжество это и торгует с китайцами. Сами англичане три года назад первый раз высадились на китайской земле, заняв португальский форт. С тех пор корона приняла решение укрепляться в Китае. Однако проблема состояла в том, что путь до китайского государства был очень далёк и труден. Приходилось огибать Африку, плыть в водах трёх океанов, для того чтобы достичь, наконец, Китая.

- Возможно есть иной путь достичь Китая. Если эти послы достигли Москвы и не выглядят изнурёнными, то путь, стало быть, не так труден? - сказал пожилой сэр Томас Тассер.

- Так и есть, иначе, отчего бы московитский царь отказал Меррику в открытии устья Оби? - воскликнул самый молодой из собравшихся англичан - Патрик Дойл.

- Известно, что река Обь вытекает из китайского озера. А это прямой путь до богатств, который скрывают от нас московиты.

- Так и есть! Джон Меррик, бывший посредником при заключении мира между московитами со шведской короной слышал, как Барятинский сказал о том, что они-де дошли до Китая, когда шведы спросили их об этом по его просьбе.

- Только зачем он жаловался шведам, что московиты не пускают нас на Обь? Каков болван! - проговорил сэр Томас.

А до этого, вечером, на Английский двор пришла весточка от прикормленного дьяка Посольского приказа. В ней он сообщал прибытии из Коломенского ангарских людишек. И хотя на посольство эта группа ангарцев не тянула, так как и количество людей было малым и одеты они были просто, даже бедно и однообразно, с собою у них было девять тяжеленных ящиков. Не иначе, сообщал осведомитель, в тех ящиках было золото или драгоценные каменья. Да и поселились они не при дворце царском, а в обычном постоялом дворе, хоть одном и из лучших в Замоскворечье.

- Думаю, такой вид послов говорит только о том, что они хотят сохранить свой приезд в Московию в тайне. Да и царь тоже этого желает, - сказал Патрик.

- В таком случае, наша прямая обязанность - узнать, что в ящиках и попытаться добиться сотрудничества с послами Ангарии, - решительно заявил глава торговой миссии в Москве.

- А что московиты привезли из Ангарского княжества в прошлый раз? Надеюсь, все помнят? - обвёл глазами всех присутствующих сэр Томас Тассер.

Да уж, такое не забыть! Тогда царю Михаилу из Сибири привезли великолепное зеркало в золотой оправе, творение, что было никак не хуже лучших венецианских мастеров. Был и мушкет, невиданного типа, заряжаемый не со ствола как всё европейское оружие, также говоривший о наличии мастеров высокого уровня. А золотые монеты Ангарии! Чёткая чеканка, выдержанный вес, ребристая грань - они никоим образом не походили на убогие московские монетки. Стало быть, рядом с богатейшим китайским государством находилось ещё и развитое в науках и технологиях княжество. Сам царь стрелял из ангарского ружья!

- Мушкет тот не требует засыпки пороха и пулю в ствол вгонять не нужно. Говорят, что заряжается он одним движением и стреляет очень быстро - никакой европейский мушкет не сравнится с ним в скорострельности.

- Вы понимаете, что это значит?! - воскликнул глава московской миссии, воздев руки кверху.

- Вряд ли они пойдут на контакт с нами, - покачал головой сэр Томас. - Ведь они встречаются только с московитами и царём Михаилом. Да и оружие, которое у них есть, они будут продавать только ему, насколько я понял нашего осведомителя из Посольского приказа.

- Сэр Томас, а вам не удалось поговорить с этим... Бек.. ле Мишевым? Он же приехал из Сибири ранее самих послов ангарского князя.

- Нет, не удалось, - отпил испанского вина Тассер. - Он не желает говорить об Ангарии.

- Что ещё раз говорит о тайне московитов! Мы должны всё разузнать! На кону стоит многое, - снова воскликнул Дойл. - Если Московия получит множество ангарских мушкетов, она сожрёт всю Европу!

- Вот вы, Патрик, и займётесь этим делом лично, - глава московской миссии тут же указал на него пальцем. - В крайнем случае, вяжите ангарцев и тащите сюда. Постарайтесь сделать всё как можно тише. Наш дьяк из приказа поможет людишками.

- Вот только зачем им Московия, коли мехов у Ангарии вдосталь, как и золота?

Через некоторое время, когда уже светало, а страсти былой схватки улеглись, прибывшим с ближней заставы стрельцам были предъявлены охладевшие трупы бандитов, наваленные там и сям на траве между заборами. Тогда же Павел, наконец, прилёг на застеленную лавку в своей светлице и тут же провалился в глубокий сон. Широченную кровать занимал Кабаржицкий, котороый постепенно приходил в себя - негромко постанывал и всё пытался вялыми движениями рук найти на голове шишку, которая теперь, видимо, отчаянно чесалась. Незадолго до появления стрельцов Павел договорился с хозяином двора о том, чтобы он и его люди умолчали про то, что часть бандитов была внутри стен гостевого терема. Что, собственно, было выгодно им обоим. В руках у ангарцев оставалось трое нападавших. Из тех чужаков, что держали на прицеле Никиту с нижегородцами, в живых осталось только двое, остальных забила дубьём дворня, да застрелил Никита, в суматохе сумевший освободить руки. К счастью, жертв у ангарцев, как и среди местных, не было. Если не считать разбитого лица Никиты, да шишки, а возможно и сотрясения мозга у Кабаржицкого. После позднего обеда Грауль задержал в трапезной всех, кроме стерегущего пленников Никиты. Подождав, пока служки удерут со стола и принесут горячего питья со сладостями, он начал говорить:

- Итак, мужики, мне нужно окончательно определиться. Вы все, - обвёл он глазами нижегородцев, - увидели, насколько опасна служба ваша...

Мужики тотчас загомонили, мол, да что мы мордобоя не видали и не служба этот вовсе, а так - сущая безделица и объедаловка.

- Что же тут опасного, Павел Лукич? Разве что косточкой поперхнуться, - резюмировал за всех Данила.

- Хорошо, - кивнул Павел. - В таком случае, следующий вопрос. Все ли из вас пойдут на службу в само ангарское княжество, как было ранее уговорено?

- Все пойдём, не сомневайся! - воскликнул один из мужиков, остальные же одобрительно закивали, потрясая бородами.

- Что же, тогда с завтрашнего дня получите пистолеты, из которого палил Никита и я буду вас учить с ним обращаться. Караульную службу тоже будем постигать. А то вас, как баранов схватили, да под прицелом держали. Ладно, пока отдыхайте.

'Повезло им, что англы до оружия не добрались, сверху ящики с чугуном и железом наставили! Правильно Никитос перед наши уходом идею подал, башковитый он парень, поднатаскать его надо. Ну ладно, я пока проведаю наших пленников' - размышляя, встал из-за стола Грауль.

Когда Павел вошёл в светёлку, где находился Никита, связанный иноземец враз потерял самообладание и нервно засучил ногами на полу. Двое московитов мрачно и равнодушно посмотрели на капитана. Они его, в отличие от сэра Патрика, в деле не видели.

- Ну что, разбойнички и душегубы, кто хочет со мною поговорить по душам? Излить мне, так сказать, душу и очистить её от греха, - ласковым голосом проговорил Павел, посматривая на пленников мягко и с почти что с нежностью.

Никита даже рот открыл от подобной обходительности капитана.

- А ты кто таков? - хмуро зыркнул на него московит, что был постарше.

- Голова ангарского посольства, Павел Грауль, князь Усольский. А ты кто есть?

Тот молчал, тогда Павел перевёл взгляд на мужичка помладше.

- Давеча не молчали, а теперь будто в рот воды набрали. Вы же его хотели видеть, вот он и есть, - кивнул Никита на Павла.

Мужичок бросил быстрый взгляд на старшего.

- О, ясненько! И резать пока никого не надо. Никита, выведи-ка этого хмыря. А то он разговору мешает нашему с товарищем.

Бородача вывели за дверь.

- Ну давай, говори, зарабатывай жизнь и свободу. А этого упыря англицкого не бойся, он уже никому ничего не захочет рассказывать. А тот и подавно, со дна реки особо не поговоришь.

Иноземец, нервно сглотнув, посмотрел на своего подельника, одарив его рыбьим взглядом. А тот начал говорить, сдавая с потрохами своих недавних товарищей. Как оказалось, только что уведённый мужчина был одним из товарищей посольского думного дьяка Посольского приказа. Он и якшался с англичанами.

- Они же, - кивнул он на иноземца, - хотели послов ангарских схватить и к себе на англицкий двор отвесть для крепкого расспросу.

- А что им надо было узнать? - развязывая путы пленника, спросил Грауль.

- А того я уже не ведаю, - вздохнул мужик. - Они что-то про золото говорили и про мушкеты.

- Ясно, - удовлетворённо молвил Павел. - А сам глава Посольского приказа ведает о шашнях того хмыря с англичанами?

Пленник, потирая затёкшие руки, отвечал, что князь Львов верно ничего и не знает. И что этот подьячий делал всё келейно, в тайне от прочих товарищей.

- Это радует. Ну ладно, вали отсель, да более на глаза мне не попадайся. Да! И не служи врагам отечества своего впредь, это опасно для здоровья.

- Ты меня отпускаешь? - изумился мужик. - А они как же?

- А их ты больше никогда не увидишь. Всё, ступай-ступай, - махнул рукою Павел и проводив его до двери, приказал Даниле отвести его за ворота и отпустить на все четыре стороны.

А потом Грауль вернулся к сидевшему под окном, связанному сэру Патрику Дойлу, представителю торговой компании английского двора в Москве.

- Патрик, мы остались одни, - Павел подмигнул опешившему от подобной вольности ангарца англичанину. - Тебе ничего не помешает рассказать мне, что подвигло вас на разбой.

- Но это не было разбоем, - с сильным акцентом возразил иноземец, опасливо поглядывая на ангарца.

- Уверяю тебя, в ангарском суде тебя судили бы именно за разбой и ты бы много лет провёл на угольной шахте.

- Но я не в Ангарии! - недоумённо возразил Дойл.

- Это почему же? - изобразил удивление Грауль. - Вы напали на нас на территории нашего посольства. А на территории посольства действуют наши ангарские законы. Значит, как глава посольства, я могу судить тебя, Патрик, как обыкновенного разбойника.

Ангарец с улыбкой смотрел на реакцию англичанина. Импровизация Павлу явно удалась и иноземец, кажется, начал понимать, что он серьёзно вляпался.

- Но я подданный английской короны! Меня ожидают мои друзья, они знают, что я здесь!

- И что с того? - рассмеялся Павел. - Они тоже разбойники? Пускай приходят, у нас есть чем их встретить.

Павел встал с лавки, прошёлся к ящику, стоявшему у стены и вытащил из него один из трёх карабинов, что остались у него после ухода группы Карпинского. Зарядив его и щёлкнув затвором, он приблизился к сидящему на полу англичанину.

- Ты же это хотел получить?

Патрик не сводил мрачного взгляда с ангарского мушкета, который так интересовал пославших его старших товарищей.

- А ты не пробовал просто спросить? - продолжал говорить ангарец. - Постучаться в ворота и вежливо, как настоящий сэр, попросить меня уделить тебе немного времени, чтобы ответить на твои вопросы, а? Чего молчишь? А то напали, как презренные разбойники, да ещё ночью, прикрывая темнотой свои грязные помыслы.

Дойл продолжал молчать, он буквально онемел, не находя правильных слов, чтобы возразить этому ангарцу.

- Или может вас интересует наше золото? - Павел запустил руку в карман штанов, достав несколько червонцев. - Да что ты всё молчишь-то, сэр Патрик?

Было видно, что иноземец уже дошёл до нужной кондиции, а дальнейший разговор превратиться лишь в истерику этого начинающего 'торговца'. Теперь пора переходить к следующей стадии общения с англичанином.

- Ну да ладно, до этого была лирика, а сейчас займёмся скучным бумажным делом. Ты садись, Патрик, на лавку, отдышись пока. А мне нужно составить отчёт о вашем нападении.

- Какой отчёт? - пролепетал Дойл.

- Как какой? - изобразил изумление Павел. - Мне необходимо отписать своему князю о вашем преступлении. И не только моему князю, но и в Посольский приказ Московии.

Патрик уронил голову на грудь:

- Прошу вас, не делайте этого, - глухо проговорил он.

- А ты что, боишься, что ли? Нападать на беззащитных послов ты не боялся? Короче, молчи пока, будешь говорить, когда я спрошу. Никита, приведи свидетеля - хозяина сего двора, надо подписать протокол.

Никита, похоже, начал понимать, что удумал капитан. Поэтому, ощерившись белозубой улыбкой, он быстро исчез за дверью.

- Итак, твоё полное имя и место рождения?

- Патрик Дэвис Дойл, рождён в Плимуте, двадцать четыре года от роду.

- Чем занимаешься в Москве?

- Торговый агент Московской компании.

- Кто послал тебя на это преступление?

- Сэр Томас Уильям Тассер, мой... начальник, - понуро качнул головой Патрик.

Допрос продолжался ещё некоторое время, после чего Грауль описал на бумаге действия англичан и их подручных, дал прочитать Дойлу. После капитан составил второй экземпляр, а за ним и третий. Один экземпляр Павел решил отдать англичанам - пускай, маковку почешут, подумают. Потом иноземец подписал все три экземпляра протокола стандартной фразой "...с моих слов записано верно, Патрик Дэвис Дойл".

- Ну всё, молодец, Патрик. Теперь свидетель подпишет и будешь свободен. А в Посольский приказ, так уж и быть, бумагу я посылать не буду.

- Ты меня отпустишь, как того московита? - обрадовался англичанин.

- Да, Патрик, сейчас ты пойдёшь к своим товарищам. Скажешь, что если их ещё что-то интересует, то пускай приходит один человек, знающий русский язык, со списком вопросов. А тебя чтобы я больше не видел, если увижу - точно пошлю на угольные шахты. Всё, проваливай!

Грауль за шиворот поднял англичанина и тот на подгибающихся ногах поплёлся за Павлом. Капитан приказал Даниле проводить иноземца за ворота и отпустить.

- Только не забудь дать ему доброго пинка, для скорости! - предупредил он скалившегося нижегородца.

До обеда к ангарцам приходили и с Земского приказа, что в Москве оказался прообразом органов внутренних дел, а так же с Посольского приказа, прибыл человек и от Беклемишева. Приказным дьякам ангарцы, все, как один, твердили о том, что мол, кто напал - мы не ведаем, людишки какие-то лихие. Хотели пограбить загулявших на царском пиру хмельных до изумления послов, да вот дворня и слуги выручили их. Побили всех злодеев, кто сбежать не успел. Вона, даже дед Фома, местный истопник, поколотил одного, хоть и сам битый оказался. А лихие люди даже возок свой оставили. Послы же сейчас в лёжку лежат, битые. От присланного вскоре Михаилом Фёдоровичем лекаря-немца ангарцы не отказались, дали себя осмотреть. Вежливо выслушали его причитания по поводу шишки на голове Кабаржицкого, обязались следовать его советам. Напоили-накормили, дали монетку и выставили, пребывающего в полной уверенности о своей значимости, лекаря вон.

А вечером к постоялому двору подкатил расписной возок красного цвета с богато выряженными ездовыми и эскортом из дюжины стремянных стрельцов. Из возка вылез князь Григорий Васильевич Львов, голова Посольского приказа, собственной персоной. Пройдя в терем и отведав горячего сбитня, он вскоре раскланялся, сетуя на отсутствие свободного времени и передал Павлу ответную грамоту московского царя, адресованную ангарскому князю Соколу. Проводив до возка князя Львова, Павел вскрыл грамоту уже за воротами, с удовлетворением отметив полное титулование Соколова, а особенно то, что царь назвал князя Ангарского и Амурского Вячеслава Андреевича Сокола своим любезным другом. Право ангарских купцов торговать в порту Архангельска также было царём московским дано, но оговаривалось оно ежегодной золотой или серебряной пошлиной. Мягкая рухлядь уже не столь сильно интересовала государя Руси, как благородные металлы.

"Придётся на Витим посылать больше людей, золотишко сейчас в Московию поплывёт немало" - подумал Грауль.

В один из последних дней лета мы достигли, наконец, отправной точки нашего пути в Европу. Отсюда начинался наш путь в датское королевство. Но, до того как попасть в этот единственный полноценный русский морской порт, нам пришлось изрядно потрудиться, чтобы сохранить инкогнито. Никакого ангарского посольства не было и в помине, а лишь небольшая группа приказчиков и холопов архангельского купца Тимофея Кузьмина. Оставив покуда отца Тимоши в Москве - поправлять его дела, платить скопившиеся долги, в общем, восстанавливать доброе имя, мы ушли телегами на Ростов. Оттуда речным ходом, включая Волгу и небольшой волок, попали в реку Кострому. Шли мы специально малоиспользуемым путём, стараясь пореже попадаться на глаза иным торговцам или таможням в городах. Из Костромы на дощаниках мы попали на небольшую речку Лежа, которая впадала в Сухону недалеко от Вологды, а там уже прямой путь до Архангельска. Весь наш груз можно было уместить на одном дощанике, поэтому особого внимания наш отряд не привлекал. Правда, я опасался, что в Архангельске от досмотра наших судёнышек мы не отвертимся, но и тут всё прошло удачно.

Отправленный договориться насчёт подвод от складов до двора купца Ложкина, Данила вскоре привёл к берегу Двины Матвея - приказчика самого Савватия Петровича. Тот тут же организовал четыре телеги, моментально узнав в Кузьмине будущего зятя купца. И вскоре наша честная компания покатила от складов, разбросанных по берегу Двины в архангельский посад. Так мы оказались перед высокими резными воротами, за которыми был виден терем, украшенный фигурками и цветными вставками. Ложкин мне понравился сразу - купец встретил нас очень радушно, будто бы самых дорогих и желанных гостей. И хотя сам Тимофей мне рассказывал про бедственное финансовое положение будущего родственника, мне показалось, что всё же Савватий Петрович был искренен. Нас Тимофей представил купцу, как своих компаньонов из Сибири, чем немало удивил Ложкина.

- Так вона ты где был в прошлом годе! - воскликнул тогда Савватий. - Эка тебя закинуло! Нешто нашёл лучшую торговлишку?

- Нашёл, тестюшка, - елейным голосом протянул Тимофей. - Да и тебе тоже нашёл оную, заодно будем торговлишку вести. Ежели ты супротив не будешь.

- Коли выгода есть, зачем же родному человеку отказы чинить? - отвечал купец.

У меня от их сладко-медовых речей вскоре заныли зубы, а будущие родственнички всё продолжали умасливать друг друга, уж и до свадьбы добрались. Может так и надо, ну там традиции и всё такое. Хотя было видно, как Тимоша круто берёт Савватия в оборот своими ласковыми речами. А тот на что-то надеется. Ага, точно, про приданое разговор всё же завёл:

- Доченька-то у меня единственно, что и осталось. А дела мои в совершеннейшем запустении и разорении. Да те двести рублёв серебром, что Орешкин у меня стребовать хочет, так хомутом и висят, - сокрушался Ложкин.

Я решил всё-таки влезть в их междусобойчик, дабы прояснить для себя ситуацию наших дальнейших действий:

- Савватий Петрович, а датские корабли в гавани стоят?

Купец с полминуты смотрел на меня, силясь вспомнить моё имя и ответить на вопрос, заданный мною посреди важного для него разговора. Наконец, он проговорил, что надо пригласить его приказчика, Матвея, вот он точно знает.

- А я на реке ужо и не бываю.

Послали за Матвеем. Приказчик появился в доме примерно через час, сразу же отозвав купца в сторонку, для личного разговора. Не знаю, что он там ему говорил, но плечи Ложкина явственно опустились, да и вообще Савватий как-то сник.

- Матвей, вот у нашего гостя немалый интерес учинился. Желает он знать, нет ли данских кораблей в Архангельске? - показал ладонью на меня подошедший после неприятного разговора купец.

- Было четыре данских корабля, третьего дня ушёл один, двенадцатого дня - второй. А тебе с коим умыслом дан нужен? - прищурился приказчик.

- До столицы датской добраться.

Матвей кивнул, более он вопросов не задавал, лишь оговорившись, что не всякий капитан возьмёт чужаков на борт.

- А ежели деньгу посулить? - воскликнул Ложкин. - Возьмёт!

- Взять-то возьмёт, но довезёт ли? - вздохнул Матвей, пожав плечами.

- Матвей, как тебя по батюшке? - спросил я приказчика.

Ага! Как же они удивляются, если спросишь об отчестве любого незнатного или небогатого человека.

- Степанов сын я...

Вот и он растерялся на мгновение. Ну а теперь быка за рога:

- Матвей Степанович, может ты мне поможешь в разговоре с капитаном? Я то не силён в такого рода переговорах.

- Сего дня желаешь разговор-то учинить с данами? - удивился приказчик.

- А чего время тянуть? - отвечал я, вставая с лавки.

Тогда Матвей, деловито забрав со стола пару пирогов, предложил мне следовать за ним. Вскоре мы выехали из ворот верхом, направляясь к гавани.

- К Пудожемскому устью пойдём, - сообщил мне Матвей. - Там данцы были и анбары ихнеи там же.

По мере того, как моя кобылка перебирала копытами, всё явственней чувствовалось приближение моря. Мы проезжали по берегу одного из рукавов Северной Двины, вдоль берега которого стояли высокие и не очень амбары, склады с тянущимися на воду мостками, у которых стояли баркасы, попадались и кочи со скатанным парусом. Мужики в некогда белых рубахах и в казавшихся войлочными островерхих шапках с грохотом катили бочки, да покряхтывая, таскали тюки. Приказчики следили за перегрузкой товара, внимательно учитывая каждый тюк. С моря порывами дул прохладный ветер, приносящий волнующий меня запах морской соли. Впервые за долгие, без малого, тринадцать лет я оказался у моря, у настоящего моря. А там, через Двинскую губу, да Горло лежит мой родной Кольский полуостров. Но ни Мурманска, ни Североморска там нет и в помине, лишь промеж устьев рек Кола и Тулома стоит Кольский острог, да может быть, кочуют неподалёку лопари.

- Монеты есть на оплату? - спросил вдруг Матвей, поглядывая на меня.

- В достатке, - попытался я важно кивнуть.

- Всё одно - все монеты не держи в одном месте и не показывай враз. Жди тут, - ответил он и направил своего коня к высоким амбарам или складам, пойми тут разницу, что стояли несколько обособленно от иных.

Не было его примерно с час, а может и больше. Я уже присел на небольшой пригорок близ дороги, ожидая приказчика. Стрёкот кузнечиков, свежий ветерок да нежаркое, но приятно ласкающее кожу северное солнце уже заставляли меня искать местечко, чтобы прилечь. Сморило малость, да и только недавно поел. Я уже привязывал кобылу к деревцу, когда появился Матвей. Критически осмотрев мои потуги привязать животное, он заметил:

- Стреножил бы и делов...

Неопределённо показав рукою на стоящие у него за спиной склады, он продолжил:

- 'Ягтунд' уходит не скоро, через пару седьмиц. Шкипер поведал, что он идёт до Оденсе. Ганс Йенсен, капитан 'Хуртига', сказал, что уходит через два дня. Но он идёт до Кристиании, это небольшой городок близ крепости Акерсхус.

- Ясно. Матвей Степанович. Спасибо тебе за труды твои, возьми уж, не побрезгуй, - протянул я приказчику золотой ангарский червонец.

Матвей, казалось, узнал монетку, по крайней мере, мне так показалось.

- Видел уже такую? - спросил я его.

- Приходилось, - нахмурился приказчик. - Мне такую единожды поморы со Святицы давали за припасы. А опосля поморов тех и не видно стало, люди бают, что и деревня ихнея опустела. А они токмо мне товар свой и давали.

Ишь ты, что получается! Стало быть, начало банкротству купца Ложкина было положено нами? Занятно. А что Матвей, догадается?

- Так вы, стало быть, с ентого Ангарска и есть? - проговорил приказчик, пряча монету в складки одежды.

- Угадал, Матвей, - ответил я.

Он кивнул головой и принялся объяснять мне местные реалии. Поскольку Архангельск по сути единственный полноценный русский порт, то и таможенный погляд тут соответствующий. Просто так не уплыть, тем более на купце. И хотя грамотки у нас имеются, но доверить их проверку какому-нибудь местному поручику Крыкову покуда желания мало. Мало чего удумает ретивый таможенник, вычислив чужаков на торговом корабле?

- Или же ховаться крепко в трюме. Но опасно се, однако, - покачал головой приказчик.

- Так что же делать, Матвей Степанович? - воскликнул я.

А выход он завсегда есть. Если в бывшее наше время тотального контроля при желании, подкреплённом возможностями, всегда можно было решить любые вопросы, то что говорить о старине седой?

- Оформить в Посольском приказе выездную грамотку надо было. Так оно лучшей всего выходит, - отвечал приказчик. - Но можно сделать и так...

Оставшееся время до отплытия корабля капитана Йенсена морпехи и Белов гоняли нижегородцев по теории работы с оружием, включая и штыковой бой. Практику мы себе сейчас позволить не могли. Вокруг нас были тысячи людей, а местной ярмарке ещё только предстояло затихнуть в начале осени. Самое главное - быстро снаряжать и готовить оружие к немедленному бою, а равно как и заботиться о нём, ко дню отъезда мужики более-менее уже могли.

Тем временем, Матвей ходил к датчанину ещё раз, сговорившись с ним в цене нашего проезда. Всего на две дюжины человек с четырьмя ящиками груза и своими съестными запасами капитан запросил тридцать пять рублей серебром. В этом смысле наш вояж до будущего Осло обошёлся не столь обременительно для нашего бюджета, хотя Матвей утверждал, что датчанин заломил высокую цену.

Кстати, нам удалось, наконец, увидеть зазнобу Тимофея Кузьмина. Ну что мне сказать? Ладная девица, статная, разве что чутка полновата, но это скорее признак хорошего здоровья и достатка. Именно поэтому наши переселенцы с Руси поначалу шептались о немногочисленных женщин из экспедиции - мол, богатые, да худые, не иначе как хворые. Только со временем, когда переселенцы втягивались в ангарский социум, тогда они и замечали, что девушкам совершенно нет времени сидеть дома, да потихоньку заниматься рукоделием, женишка ожидаючи. Лишь старшие из крестьян, бывало с укором посмотрят на свою дочурку, с распущенными волосами, щеголяющую в мужских портах, доходящих лишь до колен, с исписанными и изрисованными листами бумаги подмышкой.

- Эвона, кровинушка-то наша совсем обусурманилась. Иной стала, яко же и княжьи ближнеи люди, - скажет крестьянин, на подобное непотребство взирая.

- Может и к лучшему се, - ответит ему жена. - Всё одно порядки Соколом, самим Христом нам даденным, установлены. Худа не будет.

В тот день едва рассвело, когда мы погрузились на телеги, окружным путём отправившись к беломорскому побережью выше двинских рукавов. Там мы должны были дождаться торговый корабль 'Хуртиг', что по-нашему означает 'Быстрый'. Когда вышло солнышко, мы уже были на месте - на берегу близ устья небольшой речушки. Обещанный Матвеем коч уже стоял на якоре недалеко от берега. Завидев нас, с поморского кораблика к нам отправили две лодки. Погрузившись на коч, мы отошли немного мористее и встали на якорь, ожидая датчанина. Тот показался лишь ближе к обеду. Как только я его увидел, так у меня стало тоскливо на душе. Я не то, чтобы боялся покинуть родную землю и практически родную страну, но сейчас это мне показалось настолько серьёзным испытанием, насколько я смог себе вообразить. То, что поначалу казалось там - в Ангарии, чем-то вроде приключения, здесь становилось практически подвигом. Иначе я сказать бы не смог - мы отрывались от последней ниточки, что нас связывала с остальными товарищами. Стесняться громкости подобного определения я не желал. Круглобокий "Хуртиг" постепенно вырастая в размерах, приближался к нам. Якоря на датчанине были выброшены, а паруса свёрнуты. Ну всё, оглядываю мужичков с коча, как бы прощаясь Русью и сползаю в лодку - принимать первый ящик с карабинами и золотом. На море было лёгкое волнение, поэтому я переживал на ящики, может даже больше чем нужно. Ведь, утопи один - и всё, можно ехать обратно. Без тех же карабинов соваться в Европу просто опасно.

Резкий ветер щедро сыпал в лицо холодными солёными брызгами, но я не обращал на это никакого внимания - всё оно было приковано к зарывающемуся в воду носу лодки. Рука моя крепко держала ручку одного из ящиков, время от времени я на автомате проверял прочность и надёжность узлов привязанных к ней верёвок. В ящике находились карабины и часть золота. Наконец, вёсла гребцов стукнули о борт датского корабля, а сверху скинули две верёвочные лестницы. Белов и двое морпехов поднялись на палубу и принялись затягивать наверх первый ящик, я же страховал его снизу. Вскоре подошла и вторая лодка, я полез наверх, наблюдать за погрузкой на датчанина. Через некоторое время, когда все наши люди и груз были на палубе 'Хуртига' из расступившейся толпы глазеющих на нас матросов вышел высокий и худющий человек. Я сразу же признал в нём капитана Ханса Йенсена, да кто же ещё это может быть, как не он?

- Lade penge! - хрипло каркнул Ханс, буравя нас взглядом огромных глаз, игравших двумя живыми самоцветами среди, казалось, грубо вырубленного из дерева лица.

- Отдай ему деньги за провоз, Пётр Лексеич, - проговорил мне Тимофей.

Я снял перекинутый через плечо ремень кошеля с серебром, подав его капитану. Тот, развязав тесёмку, заглянул внутрь и, оставшись довольным увиденным, важно кивнул мне и ушёл, прикрикнув на столпившихся матросов.

- Дисциплинка не то, чтобы очень, - сказал по этому поводу один из морпехов, одетых в 'золотые одежды' - Александр из Владимирской области.

Едва мы осмотрелись, как к нам приблизился моряк в кожаной куртке и войлочной шляпе с заломаными краями, судя по медному свистку - боцман. Он, хмуро окинув нас оценивающим взглядом, жестами позвал нас за собою, приведя к кормовой надстройке. Нам полагалась вся правая её половина, как и договаривался Тимофей. Внутри изрядно воняло и было слишком душно. Стены были покрыты липкой чёрной смолой. Первое, что мы сделали - немедленно отворили небольшие слюдяные оконца, чтобы пустить внутрь свежего воздуха Беломорья. Сваленные на топчанах тряпичные тюфяки, видимо, самые чистые на этом корабле мы немедленно и с немалой опаской вытащили наружу. Рассадник вони и клопов в нашем помещении был явно лишним. Дальнейший осмотр помещений в которых нам придётся провести не один день выявил, что полы в наших двух каютах не мыли, по всей видимости, с того момента, как корабль был спущен на воду. Тимофей тут же был послан за тряпками и вёдрами. Вскоре подошедший боцман в удивлении чесал макушку - чужаки выволокли наружу совсем чистые тюфяки и устроили мытьё полов! При чём Бьёрн отметил ту ловкость, с которой эти люди вытаскивали ведро с забортной водой, видимо, им и ранее приходилось это делать. А он уж думал содрать с них за наверняка бы упущенное в море ведро ещё монетку.

'Странные они' - подумал боцман и решил ещё немного понаблюдать за ними.

То, что они не московиты стало ясно сразу, несмотря на их одежду. Точнее, московиты среди них были, но они явно были слугами тех, других. А эти мало того, что отличаются от московитов свободным от бороды лицом, но и держатся на палубе привычно. Да и вообще, чувствуют себя, как дома.

'Поговорю с Хансом' - решил боцман. Развернувшись, он увидел, что свободные от вахты моряки столпились за ним и, почёсываясь, озадаченно смотрят на чужаков.

- Чего вылупились, чёртово отродье? - боцман раздвинул руками небольшую толпу.

- Бьёрн, они мыться принялись, - один из моряков показал грязным пальцем в сторону надстройки.

Боцман с удивлением оглянулся - и точно, чужаки, оставшись в светлых подштанниках, принялись уже обливаться водой и намыливать свои тела. Московиты же в этом не участвовали. Поэтому безбородые смеялись над ними и предлагали в шутку окатить их водой, чудно.

- Ого, боцман! У них рисунки на теле! - воскликнул один из молодых матросов.

Бьёрн решил таки подойти поближе.

Во время наших послеуборочных водных процедур ко мне подошёл боцман и начал что-то требовательно говорить, хотя я заметил тщательно скрываемую им растерянность. Слов его я не понимал, но общий смысл уловил - этот человек с обильно смазанных ворванью сапогах хотел денег. Меня, как обычно, выручил Тимофей Кузьмин:

- Он денег хочет, полрубля. За воду, еду и тюфяки, надо заплатить, - хмуро проговорил он.

- Так у нас свои запасы! Я бы не стал пить их воду и, тем более брать их еду! А матрасы мы же убрали, - я хотел было отшить наглого боцмана, но Кузьмин и Микулич посоветовали мне не ерепениться, а заплатить требуемую сумму.

Мне пришлось отсчитывать так нужную в Кристании мелочь. Мелочью я считал всё кроме золота. Конечно, у нас были 'лишние' золотые пластины, но кто знает, как оно дальше повернётся? Удастся ли золото удачно разменять или там свои курсы валют и драгметаллов? Скрипя сердце, я вручил изображающему скуку боцману примерно полрубля серебром. Тот, получив деньги, ухмыльнулся и, погремев металлом в ладони, ушёл за дверь левой стороны надстройки.

- Он отдаст деньги капитану, - проговорил Кузьмин.

- Пускай они подавится своей тухлой селёдкой, - проворчал я, сожалея о лишней трате.

Анекдот какой-то - сервиса нет, а заплатить надо.

На следующий день я решил устроить очередное занятие для нижегородцев по матчасти вооружения и теории обращения с револьвером и карабином. Оружие было вытащено из ящиков, мужики снаряжали и разряжали его, указывали на составные части конструкции оружия и рассказывали о взаимодействии механизмов.

- Может постреляем? - предложил Белов.

- Не думаю, что это хорошая идея, Брайан. Капитан вряд ли будет доволен нашей пальбой.

- А я бы пострелял, - задумчиво проговорил Микулич. - Что-то мы с Тимофеем опасаемся, как бы даны не захотели бы попробовать нас пощипать.

Я вопросительно посмотрел на Кузьмина, тот развёл руки:

- А что тут странного, Пётр Алексеевич? Обычное дело.

По рассказам Тимофея я вынес одно - в этом веке понятие купец и пират довольно размытое и может меняться в зависимости от ситуации, благоволящей к грабежу либо нет. Можно и попробовать попугать их, либо озадачить. И всё таки я настоял пока попридержать эту идею - не нужно лишнего шума, сейчас главное до Кристиании доплыть без проблем. Но карабины я приказал в ящики не убирать, а заряженные, держать под рукой. Да следить за всяким движением датчан у надстройки. Лишний раз поостеречься - не лишнее. Да и вообще, постараться не высовываться. Однако морпехи, соскучившиеся по настоящему морю, старались чаще бывать на палубе, наблюдая за работой датчан. Дело дошло до того, что боцман Бьёрн сам подошёл ко мне и посоветовал моим людям держаться подальше от его моряков. А вечером второго дня пути в нашу каюту ввалился пропахший винным уксусом тип, в донельзя грязной одежде. Он, озирался по сторонам, не зная чему удивляться, то ли сложенным на виду карабинам, то ли неведомой ему чистоте и уюту, царящему в каюте. Не найдя глазами того, к кому ему стоило бы обратиться, он сбивчиво и плаксиво заговорил, обводя горестным взглядом всех нас. Речь его продолжалась около пары минут и даже я понял, что он повторял какой-то рассказ. По-видимому, что-то случилось с его сыном, так как он говорил "сён" и "книв", явно упоминал Архангельск и англичан, будь они неладны.

- Тимоха, он что про сына и нож говорит?

- Да, он говорит, что его сына Кнуда, ещё в Архангельске англы порезали. Корабельный костоправ говорит, что его сын помрёт, а он надеется, что среди нас есть хороший лекарь. Обещает денег.

- Ясно, скажи ему, что мы сейчас посмотрим. Брайан, доставай аптечку! Божедар, возьми чистого белья и воды.

То и дело стукаясь головами о низкие проёмы помещений, мы достигли нижней палубы, где лежал умирающий. Я сразу решил - Кнуда следует немедленно отнести к нам, состояние его позволяло это сделать. Сама рана оказалась неопасной, но грязный нож сделал своё дело - у парня был сепсис, то есть заражение крови. По словам его отца, корабельного плотника Харальда, третий день сын его был в горячке. Кнуд бредил, жалуясь на головную боль.

- Тимофей! Надо его уносить, в этом душном и вонючем закутке ему точно лучше не станет, - сказал я Кузьмину, когда Белов, осмотрев раненого, жестом указал на потолок.

После того, как матросы перенесли парня в нашу каюту и уложили его на матрас, мы приступили к лечению. Для начала, конечно, выгнали на палубу датчан и только потом Белов достал один из бумажных конвертов с заранее расфасованной дозой пенициллина. Брайан обмыл кожу вокруг раны тёплой водой и обработал её раствором жёлтого порошка, после чего дал ему глотнуть немного алкоголя. Сделав Кнуду одну внутримышечную инъекцию в триста тысяч единиц пенициллина хранимым, как зеница ока, шприцом, оставалось только ждать и надеяться на выздоровление молодого организма. На второй день, когда воспаление спало, рану промыли спиртом и наложили повязку из льняного белья. В принципе, опасений за Кнуда у меня было мало - наш препарат уже несколько лет использовался в Ангарии и всегда с положительным результатом. Так же получилось и тут - через пару дней парень уже мог улыбаться и разговаривать, а к концу пути уже встал на ноги. Харальд со слезами радости на измождённом лице, не унимаясь, всё пытался сунуть нам свои жалкие монеты и золотое колечко, когда с изумлением и благоговением увидел оправившегося от предсмертного состояния сына. Матросы тоже были поражены столь удивительным выздоровлением умиравшего, удивились они и тому, что мы не взяли платы за свою работу. Даже капитан пришёл посмотреть на исцелённого Кнуда, после чего пристально смотрел на нас. А я вдруг подумал о том, а не спишут ли датчане, как истово верующие протестанты, такое выздоровление на помощь дьявола? Но к счастью, подобного не случилось. Вот так вот мы сохранили для корабля помощника корабельного плотника, а для отца - сына.

В последнюю ночь на корабле к нам зашёл сам капитан Ханс Йенсен и, позвав меня и Тимофея за собой, направился на палубу. Там, не глядя на нас, он тихо поблагодарил нас за спасённого помощника плотника и извинился за своего боцмана, вернув те полрубля, что мы отдали тому прохвосту за еду и воду. Далее он помедлил, как бы обдумывая, говорить ему следующую фразу или нет, но потом таки решился. Стоя к нам боком и смотря в окружающую корабль туманную мглу, он начал говорить, а Кузьмин, наморщив лоб, пытался перевести его слова:

- Он говорит, что-то вроде того, что ему плевать кто мы на самом деле. Он хочет знать ответ на один вопрос - не затеваем ли мы что-либо против его короля?

Удивился я несказанно - а Ханс-то оказался не просто гордецом, но ещё и думающим человеком. Я попросил Тимофея попытаться объяснить ему, что их королю мы желаем только самого лучшего. И что мне очень хотелось бы с Кристианом встретиться.

- О, с этим проблем не будет! - отвечал Ханс. - Кристиан - добрый король, он постоянно принимает гостей и купцов.

В Копенгагене капитан Йенсен посоветовал найти Матса Нильсена, его старинного друга. Через него, сказал капитан, можно выйти на Ганнибала Сехестеда, а там и на короля Кристиана.

- Я напишу бумагу Матсу, если вы толком объясните кто вы и для чего вам король. То, что вы не московиты, я и так вижу. Хотя вы одного языка с теми крестьянами, - капитан лёгким движением пальцев указал на нижегородцев, оставшихся в каютах. - Мне просто интересно, что вы задумали.

Мне пришлось пустить в ход искусство двадцатого века - пропаганду и вещать информацию с каменной мордой диктора центрального телевидения. Пришлось мне показать Хансу наши грамоты, револьверы, золотые монеты ангарской работы, подарив ему одну и объявить козырь, давно уже разрабатывавшийся неугомонным Кабаржицким и чуть позже Граулем. Идея состояла в том, что наше княжество объявлялось наследником знаменитого мифического персонажа средневековых басен Европы - пресвитера Иоанна, христианского царя-священника, чьё царство европейцы помещали где-то на востоке. Это где-то варьировалось от Африки до Индии, вот мы и хотели застолбить этот вариант для себя, ведь иных конкурентов у нас точно не будет. Обалдевший от подобного поворота Ханс потащил нас в свою каюту, где при тусклом свете масляной лампы, он принялся сочинять письмо другу.

- Вот! С этим письмом идите прямиком к Нильсену, его каждая собака в Копенгагене знает, - дописал, наконец, письмо Йенсен. - В порту любого матроса спросите Матса Нильсена, вам скажут, куда идти.

После того, как послы пресвитера сошли с "Хуртига" в Кристиании, к капитану, смотревшему им вслед, подошёл боцман:

- Я сразу понял, что это не московиты. А когда их главный, лишь поморщившись, отсчитал мне серебро, почти не глядя? Будь я проклят, если он не дал бы мне вчетверо больше, потребуй я столько!

- Да, Бьёрн. Я уверен, что полезь мы тогда посчитать их монеты, то у меня не осталось бы и половины команды. Это птицы высокого полёта, а мы - так, просто подвернулись им по пути.

- А как их слушаются те московиты! Капитан, я слышал, что заставить их работать не сможет и сам дьявол, настолько они хитры и изворотливы.

- Меня другое интересует, Бьёрн. Почему посланцы царя-священника едут именно в наше благословенное королевство? То, что они делают это тайно, я понять могу - у них свои цели.

- Одному Богу это известно, капитан. Надеюсь, пресвитер Иоанн поможет нам в борьбе против этих подлых шведов. А наш добрый король Кристиан заключит с ним союз.

- Я полагаю, ты понимаешь, Бьёрн, что никто более не должен знать того, что я тебе рассказал и того, что ты видел?

- Да, Ханс, - склонил голову боцман.

Кристиания оказалась небольшим городком, устроенным на этом месте лишь чуть менее пары десятков лет назад. Зато рядом с посёлком над морем возвышалась крепость Акерсхус, сложенная из рыжего камня. Для начала мы нашли самый приличный постоялый двор в Кристиании - дабы насладится изысками местной кухни. Тушёная с капустой баранина пошла на ура, как и густой рыбный суп - обжигающе горячая похлёбка была настоящим блаженством после корабельной стряпни, которую нам пришлось таки отведать. А вот хлеб подкачал - он был откровенно невкусен. Хотя может это у нас хлеб был всему голова - тут же бал правила рыба. После трапезы, оставив людей отдыхать и установив смену часовых, мы с Кузьминым отправились в порт - найти судно, которое доставило бы нас до Копенгагена. Сначала я хотел было снова потревожить Йенсена, но Тимофей убедил меня, что судно до датской столицы мы найдём быстро. Так и оказалось, недолго потолкавшись в порту, мы без труда приценились к круглобокому судну, несколько похожему на большой поморский коч. Одна мачта и два ряда вёсел. Олаф, добродушный толстяк, капитан и владелец данной посудины, гордо именуемой 'Счастливчик Лейф', брался доставить нас до Копенгагена за три с полтиною рубля серебром. Кузьмин снова заметил некоторую дороговизну в требовании датчанина, но предпочёл согласиться. В итоге мы ударили по рукам, договорившись на завтрашнее утро. Капитан был сама любезность, он учтиво поинтересовался у Тимофея кто мы, да куда держим путь. Тимофей отвечал заранее заготовленной фразой - мол, мастера мы, по металлу, с Московии возвращаемся.

Утро в Кристиании весьма прохладное, зябкое. С гор, полукругом обступивших долину и фиорд, спускались клубы тумана, густым маревом сползая на воду. На постоялом дворе мы наняли телегу для наших ящиков и зашагали к бухте. Олаф нас уже ждал, его люди споро перегрузили ящики на "Счастливчика" и вскоре, выведя на вёслах судно из бухты, натянули парус, тут же поймав попутный ветер с гор. Кристиания постепенно отдалялась, пропадая в белёсой дымке, покрывавшей берег. Только крепость Акерсхус оставалась рыжим пятном на фоне серо-зелёной скалы, а путь по фиорду, по сути, ещё только начался. Там и сям на берегах были разбросаны полуземлянки, крыша которых была покрыта дёрном с растущей на нём травой. Хозяева этих жилищ, верно, ещё затемно ушли в море на промысел. А уже вечером многие из них смогут похвалиться уловом, который вероятнее всего составят треска да сайда, мольва или морской окунь, пикша или скумбрия. Рыбаки же, к которым госпожа удача будет немного благосклоннее, смогут похвастаться и внушительным лососем, увесистой зубаткой или морским чертом. Норвежцам сильно повезло - тёплый Гольфстрим, омывая скандинавское побережье, позволяет рыбакам выходить в море круглый год. Посему рыболовы, для которых нет препятствий вплоть до Тромсё, буквально живут морем. А какого изумительного по вкусу копчёного лосося мы едали в Кристиании! Слов нет, чтобы описать этот шедевр местной кухни. Сравниться с тем лососем может только байкальский омуль. Так, размышляя о всякой всячине, в полудрёме кивая носом, я сидел на одном из ящиков, укрывшись кафтаном, в котором было зашито золота на добрый десяток килограммов. Зевая, я посматривал по сторонам - всё-таки Норвегия очень красивая страна. А фиорды, это нечто потрясающее - удобные бухты, обрамлённые поросшими лесом скалами, да сбегающие с них ручьи и речушки образуют временами и небольшие водопады. Говорят, Кольский залив - это тоже фиорд, но вот какой-то он серый получается на фоне здешней яркой красоты.

Норвежцы-гребцы слаженно работали вёслами, а их капитан, насколько я слышал сквозь плеск воды, всё пытался разговорить Тимофея. Было ясно, что купцу этот добродушный толстяк уже порядком надоел и он держится из последних сил, чтобы не сорваться. Наконец, через некоторое время Олаф унялся и Кузьмин, зарылся носом в ворот кафтана, пытаясь немного поспать. Я усмехнулся и снова попытался устроиться удобнее, да опять неудачно. 'Песец' в кобуре подмышкой здорово мешал. С тех пор, как на нас напали англичане и их подручные, с оружием никто не расставался. Нижегородцы, которым не хватило револьверов, носили под кафтанами на поясе штык-ножи. Карабины же на плече, понятное дело, носить было нельзя, чай не в Ангарском княжестве. Так, стоп! Не понял! 'Счастливчик' на полной скорости шёл в небольшую бухточку, берега которой были покрыты густым лесом.

- Герр Олаф! Эй, любезный! - крикнул я пухлому капитану.

Что-то этот норвежец обнаглел - и ухом не ведёт, хотя ещё полчаса назад рот его не закрывался. Я пихнул дремлющих рядом морпехов, давайте, мол, свои пятёрки подымайте, опасность! Из четырёх морпехов с 'Горняка' трём было поручено взять под своё начало для обучения по пять нижегородцев, они и отвечали за своих подопечных. Четвёртый - младший сержант Емелин в целом контролировал этот процесс. Вчерашние горожане понемногу росли в моих глазах, становясь более умелыми с оружием и уверенными в себе. Воистину, ко всему человек приспосабливается! Даже если этот человек живёт в позднем средневековье. Даже медведя можно научить на велосипеде кататься, что уж говорить о сметливом и хитром русском мужике? Ему ли с карабином не управиться?

С кормы я отступил к единственной мачте, где в центре палубы находились мои товарищи. С удовлетворением я заметил, что скинув дрёму, люди мои были готовы к дальнейшему развитию событий. А что норвежцы? Олаф уже заподозрил, что мы раскрыли его план, но он спешил к берегу. А там я уже разглядел горящий костёр и две большие лодки шедшие к нам навстречу. Неплохо он задумал - сонных мастеров ограбить. Раз возвращаются с Московии - знать и денежки у них имеются, да немало, раз их аж две дюжины. Может и не раз такое уже проворачивал. Да только ошибся он малость - не на тех напал. Один из гребцов заметил, что мы раскусили план их главаря и уже не дремлем, ожидая дальнейшего развития событий. Остальные тоже поняли, что ситуация изменилась и набычившись, ждали приказа капитана. Норвежцев было человек тридцать-тридцать пять, да две лодки с их подельниками маячили уже совсем близко.

- Олаф! Осло-фиорд битте! - указал я на остающийся справа выход в пролив Каттегат.

На лице шкипера не осталось и следа от былого добродушия. Олаф оказался обыкновенным бандитом, который решил ограбить доверившихся ему людей. А раз так, то и у нас теперь развязаны руки.

- Олаф, ты хочешь обмануть нас? Мы же тебе заплатили! - попробовал подтолкнуть шкипера к разговору Кузьмин.

Я видел, что все наши были вооружены и готовы действовать. Ситуацию мы контролировали. И что... Стрелять в гребцов?

- Олаф, Богом клянусь, я убью тебя! - прокричал Тимофей, наставляя на него револьвер.

Тут же несколько норвежцев с рёвом кинулись на купца.

Спешащие к баркасу Олафа его подельники едва не выронили свои вёсла. Судно толстого шкипера, после десятка выстрелов, щелчками бича раздававшихся в узкой горловине бухты, вмиг окуталось дымом. Микаель, давний друг Олафа, тут же покрылся холодным потом. У Олафа было только четыре пистоля! И сейчас он не слышал их выстрелов.

- Чёрт побери! Кого там захотел ограбить этот жирный ублюдок? - воскликнул бременец Конрад, сидевший на вёслах первым.

За такие слова Микаель уже вспорол бы недоумку брюхо, но не сейчас. На баркасе шла драка. Или избиение, так как слышны были торжествующие вопли лишь на чужом языке, которого он прежде не слыхал. А потом раздались протяжные стоны и проклятья его товарищей, вскоре захлебнувшиеся в диком крике. А потом всё затихло.

- Эй, куда? Cкотское отродье! - Микаеля затрясло от гнева, когда он увидел, что вторая лодка спешно поворачивает и пытается уйти к берегу.

На баркасе хлопнул ещё один выстрел и нос лодки с жалобным хрустом расщепился. Одна из щепок впилась Микаелю в щёку, а сидевший сзади Конрад жутко заорал. Вытерев кровь с щеки, дружок Олафа обернулся. Бременец, белый как полотно, медленно заваливался набок, держась руками за живот. Между его пальцев сочилась тёмная кровь.

- Как он смог достать нас?! - визгливо закричал Клаус, сидевший рядом с Конрадом. - Иди к чёрту со своим недотёпой Олафом, Микаель! Уходим или нас всех перестреляют, как кур!

И тут же, будто бы в подтвержденье его слов, на баркасе грохнул залп нескольких мушкетов. Микаеля изломало и отбросило на Клауса, будто бы норвежец попал под тяжёлого рыцарского коня. По крайней мере, это было последнее, что промелькнуло в его сознании.

- Заставьте их скинуть мёртвых за борт, - приказал я нижегородцам, - и этот жирный боров тоже пусть участвует.

Олафу дорого обошлось его ремесло в этот раз. Семеро его товарищей погибло сразу, а двоих потом пришлось прирезать нашим мужичкам. А теперь, гляди-ка, шкипер только и делает, что читает молитву, скидывая в пучину глубокого фиорда очередного забрызганного кровью товарища. Пока Олаф палубу не отмоет от крови, у него будет ещё много времени для молитв. А до Дании плыть шкиперу всё одно придётся.

- Лодки уходят, Пётр Алексеевич! - закричал Ладислав, потрясая карабином.

- Отлично, - кивнул я нашему усольчанину.

Наши мужики мало того, что получили первый боевой опыт, но и закончили быстротечную схватку без потерь. Лишь несколько синяков и неглубоких порезов. Молодцы, что сказать.

- А когда через Зунд пойдём, наc не перехватят? - спросил у Кузьмина Микулич.

- Да кому наш гнилой баркас нужен? - махнул рукой Олаф, после того, как Тимофей перевёл ему вопрос новгородца. - У него и трюма-то нет! Да и не пойдём мы через Зунд. Вам же секретность нужна?

- Так и есть, - проговорил Тимофей, почёсывая бороду.

- Ну вот! Пойдём к Лейре, в этой деревеньке у меня знакомый староста, которому я сбывал... в общем, он нам поможет.

- Нам? Забавно, - улыбнулся я.

Ещё сегодня утром он снова, как и вчера, валялся у нас в ногах, вымаливая прощение за свой поступок. А сегодня он мнит себя чуть ли не членом нашей честной компании. А я лишь позволил ему доставить таки нас в Копенгаген!

- Ну хорошо, я поверю тебе, Олаф. Если всё пройдёт успешно - я тебя вознагражу. Переведи ему, Тимоша, - отвернулся я от толстяка.

В глазах шкипера зажёгся огонёк надежды. Ещё вчера он и не мечтал остаться в живых, а сегодня ему уже сулят деньги. Наверное сам Один помог норвежцу. А тем временем в Кристиании уже пошла гулять молва о посланцах пресвитера Иоанна и о чудесном исцелении умиравшего юноши-моряка, на корабле, что вёз посланников царя-священника.

Прибыв с крестьянским караваном из небольшой деревеньки, что расположена на севере острова Зеландия к Копенгагену, мы выполнили задачу наполовину, осталось лишь встретиться с королём или его доверенным лицом. Теперь, кстати, можно было бы и легализоваться, а сделать это можно было и через русское посольство. Но тогда в будущем к нам неизбежно появились бы вопросы у дьяков Посольского приказа. А этого мне не хотелось, поэтому помощь русского посла пока нам была ни к чему. Расставшись со старостой Якобом, мы, с помощью Олафа, нашли неплохой постоялый двор. Следующим пунктом нашей культурной программы в столице датского королевства был поиск Матса Нильсена - товарища капитана Йенсена. По словам капитана, Матс мог бы устроить нам встречу с Ганнибалом Сехестедом, чуть ли не вторым человеком в государстве. Поиском занялись Иван Микулич, Тимофей и Олаф. Я же едва дополз до застеленной жёстким матрасом кровати, так сразу же провалился в сон. Дом Матса нашли лишь к вечеру, несмотря на былые уверения Йенсена, это было не столь лёгким делом. Разбуженный Божедаром, я решил не откладывать визит к Нильсену на завтра. Мы, уже вчетвером, отправились к нему. С собой, помимо всех наших бумаг, мы взяли по револьверу, я же под кафтан надел ангарский фельдграу. Искомое жилище представляло собой небольшой, двухэтажный особнячок, крытый черепицей, расположенный на узкой, сумрачной улочке, мощёной камнем. Дом Нильсена был встроен между двумя другими зданиями, которые были не просто больше, а казалось, что вот-вот сожмут его. Открывший дверь слуга, едва услыхав о Хансе Йенсене, провёл нас на второй этаж, оставив в небольшом зальчике, где было темно и душно. Мне сразу же вспомнился 'Хуртиг' с его тяжёлым, спёртым воздухом на нижней палубе. Почему люди семнадцатого века так не жалуют свежий воздух? Для меня это стало загадкой. Пару минут спустя молодой человек пригласил в кабинет капитана.

- Он, оказывается, тоже капитан, - проговорил Микулич, входя в комнату.

Обстановка в кабинете была примерно такой, каковой я её себе и представлял - на стенах висели карты и разные диковинки, типа рога нарвала, а также несколько простеньких пейзажей. Господин Нильсен балуется живописью? И причём весьма недурственно, скажу я вам. И снова, в кабинете было душно и сумрачно, ну что ты будешь делать! Матс оказался пятидесятилетним человеком, крепкого телосложения с седой растительностью на лице. Он молча прочитал наши бумаги, письмо же Ханса Йенсена вызвало у него живой интерес. Читая его, он несколько раз поднимал на нас глаза, оглядывая меня и моих людей. Среди нашей компании, в принципе, только я тянул на звание посла далёкого царя-священника, так как одет я был нетипично, да и зрительно я от них отличался. Хотя в моём мире я не считал себя крупным человеком, тут я был и выше и здоровее обычного среднего мужчины. В принципе, этот факт можно объяснить не лучшего качества питанием людей и тяготами жизни европейца века семнадцатого. Как-то я читал, что европейские латы этого времени в двадцать первом веке средний мужчина одеть не в состоянии - они ему малы. Только подросток сумеет их нацепить. Кстати, в нашем мире был и ещё пример подобного. По словам Серёги Кима, средний житель Южной Кореи выше и крупнее северокорейца.

- Если то, что пишет в своём письме Ханс правда, а он никогда мне не лгал, то вам нужно немедля встретиться с нашим благословенным Кристианом, да хранит его Богородица! - поднял на нас изумлённые глаза Нильсен.

- Йенсен что-то говорил про Сехестеда? - вполголоса спросил я у Кузьмина.

Капитан всё же услыхал имя датского дипломата:

- Да-да! Ганнибал только прибыл в Копенгаген из Испании. Я сейчас же отправлюсь к нему.

Олаф, сидевший на скамейке у двери округлил глаза, полные ужаса и почтения, шумно сглотнув при этом.

- Тогда, господин Нильсен, завтра мы навестим вас снова. В это же время, - раскланялся я с капитаном.

- Да-да, я буду вас ждать! Сехестед - умнейший человек, имеющий доступ к королю. Ганнибал будет чрезвычайно рад поговорить с вами, - суетился Нильсен, надевая шляпу и кожаную курточку. - А где вы остановились?

- Я предпочёл бы это скрыть, - улыбнулся я. - Мне хотелось бы спокойно выспаться сегодня.

Тимофей перевёл мои слова с помощью норвежского шкипера. Матс понимающе кивнул и извинился. Расстались мы довольно тепло, будто бы знакомы были не один год.

- Вот и завертелась большая политика, - проговорил я, возвращаясь на постоялый двор. - Пора мне браться за датский язык, друзья.

К этому дню готовились давно, его продумывали, планировали, даже отодвигали, но он ожидаемо наступил. Ангарскому обществу, уже явственно ступившему на следующий этап развития, он был нужен для внутренней стабилизации. Сейчас, когда родоначальники ангарской государственности - выходцы из Российской Федерации, составляли меньшинство среди населения Ангарии, стало необходимо закрепить то, что для россиян было сводом неписанных правил и норм поведения, под которые подстраивались переселяемые на берега Ангары и Байкала люди, настало время привычки официально оформить в кодексы, законы. Попутно властной верхушкой ангарского социума было решено несколько важных внешнеполитических и экономических вопросов. Во-первых, правителя Ангарии объявляли царём и не просто так, по решению кружка товарищей, а сходом всех представителей Ангаро-Амурской державы. Перед этим днём в зале собраний было проведено общее собрание россиян, где присутствовало чуть более сотни людей из всех посёлков на Ангаре.

- Нам нужно нечто большее, чем княжество, если мы будем претендовать на лавры пресвитера Иоанна. Тут нужен комплекс мер, - говорил тогда Радек.

- Соответственно, нам нужен царь, на императора нам не потянуть. Княжество сделать унитарным, поделенным на воеводства, где должны управлять наши лучшие люди, - продолжал Смирнов.

- И никаких автономий в будущем! Опыт СССР в этом смысле печален, у нас все люди одинаковые! - жёстко добавил профессор. - Разве что мы несколько одинаковее иных.

- Верно! - указал пальцем на Радека Саляев. - Вот только где наши гешефты?

Соколов несколько удивлённо взглянул на улыбающегося татарина:

- А какие гешефты тебе нужны, Ринат?

- Я уже говорил, Вячеслав Андреевич! Хотя бы узаконить моё многожёнство.

- На него и так закрыли глаза! - воскликнул Смирнов. - Хотя я только за. Ясно же, что чем больше у нас будет потомства - тем лучше.

- Узаконить мы не можем, а закрыть глаза - легко. Ринат, давай так как есть и оставим? - предложил Соколов.

- С нашим доном Жуаном разобрались! - рассмеялся Радек. - Есть ещё человек, который реально меня волнует с точки зрения нашей общей безопасности.

- Матусевич? - тут же поднял глаза на профессора Вячеслав.

- Конечно! Хотя Сазонов отзывается о нём очень благожелательно, но у меня всё же есть сомнения в его лояльности.

- Конечно, для нас было бы проще всего прирезать его втихаря. Но! - Ринат остановил естественный ропот товарищей. - Мы не можем этого сделать по причинам, ясным всем тут присутствующим. Вячеслав Андреевич не так давно предлагал определить Игоря на Приморское воеводство, типа подальше от нас. Так?

- В целом так, - кивнул Соколов, пытаясь понять, куда клонит Саляев.

- Так вот, - продолжил Ринат. - Я думаю, это в корне неверно. Так как там океан и возможности удрать на корабле какого-нибудь голландца у Игоря могут появиться, тем более он со своими людьми не расстаётся...

- Ближе к телу, Ринат! - потребовал Радек.

- Я настаиваю, что Матусевичу, как профессионалу, можно доверить и воеводство, но не Приморское, конечно, а земли на Сунгари, нашем самом опасном направлении. Там ему будет некогда что-либо затевать, но для его профиля - самое оно.

- Работа по специальности, - согласился Соколов, записывая что-то в свой гроссбух. - Всё верно, Ринат. Спасибо, но я не считаю Игоря опасным для нас человеком. Что у нас дальше, Василий?

- По гостям: собраны практически все князьки и старейшины ангарских тунгусов и бурят, забайкальских тоже. В Ангарск прибыли с Амура солоны, вместе с Иваном, князем Даурским. И конечно все наши старосты, начальники цехов и воеводы. Кроме Сазонова, конечно. У него сейчас дел невпроворот, - доложил Новиков. - Готовится наступление на маньчжурских вассалов.

Кивнув Василию, полковник объявил о том, что готовы основные законы государства и предоставил людям для ознакомления Конституцию, уголовный, земельный, семейный и трудовой кодексы, как он сказал, позже, они будут пополняться по мере появления прецедентов. Также было объявлено о начале строительства кафедрального храма Ангарии - Софийского собора.

- Кстати, а как отреагирует Михаил Фёдорович на нашу попытку узурпировать царский титул? - спросила вдруг Марина Бельская.

- Марина, - отвечал ей Радек, - тут в округе сейчас царей навалом, иной и ничего, кроме кибиток со стадами не имеет, а поди же ты - царь! По крайней мере, ничего страшного в связи с этим не случится. Да и сам термин царь будет номинальным, так как сейчас он будет использоваться в основном для пропаганды наших новых подданных на Амуре.

- То есть мы хотим привести дауров, солонов и прочих, имея в планах верхний Амур, к общему знаменателю. А сделать это под единоначалием близкого к ним царя не так сложно. В нашей истории так и получилось, - поддержал профессора полковник Смирнов. - Все местные князьки, что прибыли сейчас в Ангарск уже готовы признать Вячеслава хоть императором вселенной, если за нами будет стоять реальная сила, за этим дело не встанет.

- Остаётся лишь от нас создавать эту силу, давать картину её присутствия. Сейчас на Амуре у нас уже четыре канонерских лодки с пушками новейшей конструкции, - взял слово Вячеслав. - Отправлены на Амур наши воины, прошедшие отличную подготовку. Ангарские тунгусы не идут ни в какое сравнение с представителями амурских народов. Это небо и земля. Это уже наши люди и они нам помогут. Сазонов и Матусевич имеют всё необходимое, чтобы убрать маньчжурских вассалов - сейчас это задача номер один. Вторая состоит в том, чтобы успеть перекрыть пути выхода маньчжур на Амур.

- А как же главная наша задача, Вячеслав? - поднялся с лавки недавно прибывший из строящегося Нерчинска геолог Роман Векшин. - Наша миссия в этом мире?

- Друзья, - начал Соколов, - я к вам сейчас обращаюсь как к моим товарищам, с которыми мы вместе взвалили на себя эту миссию. Сначала мы просто хотели выжить, устроиться в этом мире. Устроиться по возможности комфортнее, чтобы не ковыряться в грязи и подыхать от голода, прячась от туземцев. У нас многое получилось и мы можем себя защитить. Но есть и проблемы. Те, кто хотел просто отсидеться за стенами крепостей и ворчал по поводу нашего проникновения в Европу и на Амур, должны понять простую истину - если вам не нужно лишнего, это не значит, что другим не нужны вы. Рано или поздно за нами придут, возможно, что придут за вашими детьми или внуками, но это будет обязательно. Что из этого вышло - мы узнали от людей Миронова и Игоря Матусевича. Не будем повторять наших же ошибок.

- А может это не просто так? - сказала Дарья. - Наше появление тут, потом предостережение, данное нам людьми из иной России? Кто-то о нас заботится... я не понимаю, сложно это для понимания.

- Я, наконец, попытаюсь объяснить вам ситуацию с Игорем Матусевичем. Вот вы говорите, нам кто-то помогает. Действительно, складывается такое впечатление, когда мы получаем новую информацию.

Далее Соколов рассказал своим товарищам о разговоре с майором спецназа КГБ Русии. То, что поначалу приняли за властные амбиции Игоря было его попыткой заставить руководство мифического в его мире княжества принять более интенсивный путь развития государства. В отличие от общества, руководству Русии было известно о некогда бывшем на берегах Ангары княжестве, были известны и имена его руководителей и причины исчезновения этого социума. Припёртое со всех сторон Московской Русью и её данниками, Ангария постепенно, вынуждаемая своим соседом, отдавала Руси продукты своей промышленности, затем учила присылаемых в княжество мастеров. Так за сотню лет было нивелировано то техническое преимущество, что некогда хранило и защищало княжество. Вскоре некоторые воеводы Ангарии начали откалывать подконтрольные себе области от центра, обвиняя Ангарск в его соглашательстве с Москвой.

- В итоге мы получили две гражданские войны, с последующим захватом княжества казачьими ватагами и солдатскими полками Русии, - ошарашил всех Соколов. - Я не планировал это рассказывать так скоро, но может, к лучшему то, что пришлось поведать это сейчас.

- Скажи о начале конца, Вячеслав, - предложил Радек, задумчиво поигрывая карандашом.

- Немногие из вас его уже видели - не так давно нас посетил сам Дмитрий Андреевич Строганов, маскировавшийся под приказчика. Так вот, начало сотрудничества с этой знаменитой фамилией предопределило конец нашего общества. Нас в итоге просто использовали, хитростью и нахальством.

Поднялся гул голосов, люди повскакали с мест, выражая своё отношение к ситуации. Причём, самое невинное предложение было гнать этого Строганова взашей.

- Я в принципе, так и сделал, - улыбнулся Вячеслав. - И за это предостережение мы должны благодарить Игоря.

- Я не привык рассуждать на собраниях, друзья, - вступил в разговор Виталий Петрович, один из мастеров с мурманского судоремонтного завода, уже начавший седеть, - я знаю одно, у нас на глазах разрушилось огромное государство. Конечно, я понимаю - смена идеологии, главного курса и всё такое, но это не повод разрывать огромную державу, собиравшуюся веками, на лоскуты. Разрушилась цивилизация духа, сдерживающая до поры своим существованием цивилизацию денег. А сейчас закладывается программа уничтожения нашего общества. И последующее внедрение на берега Байкала группы из другой России - опять таки, говорит о том, что нам помогают, дают подсказку, как нам действовать.

- Виталий прав! Что если кто-то изменил событий в нашем мире? В том, который мы покинули. И сделал это в нарушение каких-то правил? - проговорил Смирнов, поглядывая на Радека.

Видимо, они уже не раз обсуждали этот вопрос.

- Наверное случится нечто, что приведёт к уничтожению нашей цивилизации и закладывается оно в этом, семнадцатом веке, - сказал профессор.

В ответ на поднявшийся гул среди членов экспедиции по поводу его предположения о крахе цивилизации, он ответил:

- Я уверен, что такое уже бывало. Именно так, иначе я не вижу смысла каким-то высшим силам нам помогать или изменять. Да вы сами знаете, что творилось в мире после краха СССР.

Естественно, помнили все. И волны насилия, охватившие мир, и повылазивших из всех щелей террористов разных мастей, вскормленных чужими руками. Цепочка войн и конфликтов, взаимных упрёков и претензий. Мир встал на путь эскалации насилия. Появлялись ниоткуда разного рода вирусы, нелепо маскирующиеся под разного рода вывесками.

- Я не удивлюсь, если тот мир, из которого мы ушли, в скором времени настигнет коллапс всего живого. Не зря люди снова заговорили о конце света, как о скором явлении.

В зале повисла тяжёлая пауза, прерываемая лишь редким покашливанием.

- Подведём итоги, друзья! - предложил Соколов, поднявшись с места. - Как бы то ни было, перед нами стоит трудная задача - стать кузницей грамотных людей. Мы должны сделать так, чтобы тот человек, что попал к нам, видел в нас образец для подражания. Мы же, в свою очередь, обязаны сделать всё, от нас зависящее, чтобы научить этого человека видеть окружающий мир по-ангарски.

Итак, день Ангарского царства наступил. Зал совещаний - стены и сцена, были убраны бордовой материей, на сцене и между проходами горели светильники на металлических стойках. Позади сцены был растянут ангарский стяг, а на трибуне был прикреплен щит со знаком Сокола. Обстановка в зале и сама процедура допуска действовала сковывающе на местных автохтонов, всем им до сего момента было нужно переодеться в ангарскую одежду-униформу, что подразумевало как минимум баню и мыло. Не все пошли на это, но и такой результат был важен - был определён круг наиболее лояльных Ангарску аборигенов, таких как даур Иван. Конечно, было бы очень приятно увидеть кого-либо от народа айну, про которых Сазонов уже не раз говорил в радиопереговорах. Однако пока средний Амур не взят под контроль и не вычищен от цинских приспешников, контакта с айнами не наладить.

Был и ещё один, довольно противоречивый вопрос, обговоренный с отцом Кириллом отдельно. Вопрос о номинальной должности главы Ангарской церкви, которая предполагалась для Соколова. Священнику была разъяснена политика Ангарии по поводу узурпации мифа о царе-священнике и о будущих возможных плюсах этой идеи. Карп с сожалением узнал о том, что пресвитера Иоанна на самом деле не было, разве что его предполагаемые прототипы. Скрепя сердце, отец Кирилл пошёл на признание Вячеслава, с укором заметив, что это немецкий обычай и не гоже его перенимать.

- Разве что для людей оное надобно, - качал головой священник. - Будь по вашему, супротив я не встану.

Церемония не была какой-то особенной, праздника не было, наоборот, процесс был до предела формализован. Сначала Соколов обратился с речью к согражданам. Такого живого общения, как было вчера, на встрече с членами пропавшей во времени экспедиции, уже не было. Сообщив об успехах Ангарии, её продвижении к океану и планах на ближайшее будущее, в частности посольстве к айнам и в Корейское царство.

Пингау, старейшина большого, по меркам Сунгари, посёлка - под четыре сотни душ, сидел во втором ряду длинных лавок. Откинувшись на мягкую спинку, он ловил шёпот сидящего рядом князька-эвенка, что переводил ему слова его нового князя. Он старался не пропустить ни слова, князь Сокол говорил об удивительных вещах - желает он весь Амур под себя взять.

"Значит, как и Бомбогор, будет воевать с маньчжурами" - отметил Пингау.

Что же, у этого князя может и получится - огненного боя у него вдосталь, все воины его с ним ходят, даже последний эвенк. Одеты они в одинаковые одежды, даже самые знатные воины не носят на себе боевых украшений. Наверное князь им запрещает красоваться в лучших нарядах, потому что он сам носит скромные одежды. Но всё равно, пусть его воины выучены и послушны, зато они не проявляют должного почтения к своим начальникам. А это нехорошо - простой воин должен бояться своего старшего больше чем врага, тогда воин не будет трусом в бою. Хотя с такими кораблями, что есть у князя, бояться нечего - Пингау видел два таковых, что стояли у берега Сунгари близ строящейся крепости. Пушки, которые стояли на этих кораблях и которые с них же выгружали на берег, чтобы установить в крепости, говорили о том, что маньчжурам будет непросто выбить этих большеносых лоча и их вассалов оттуда. Пингау провели на один из таких кораблей, на котором оказалось два дома - с прозрачными гладкими окнами, так что старому солону было видно, что там делают эти странные люди. А потом было путешествие по великой реке, от городка к городку, где лоча брали на свой корабль новых амурцев. Неплохо они укрепились на реке, подумал тогда Пингау - маньчжуры так не цеплялись за Амур, как эти воины князя Сокола. Солон пытался оставаться бесстрастным и сохранять отстранённое выражение лица, но ему удавалось это с трудом - слишком уж непостижимы были эти лоча. Он подспудно понимал, что все они: солоны, дауры, эвенки и прочие неспособны уже заявить о себе, как о равной стороне и будут лишь разменной монетой у иных сторон. Русские солону нравились больше - они не требовали, а предлагали, не указывали, а спрашивали и, к тому же, давали хорошие котлы в подарок! Главное было не ошибиться в выборе стороны и Пингау теперь понимал, что прибился к нужному берегу. Его посёлок, упрятанный в кольцо леса и припёртый с двух сторон невысокими сопками с поросшими кустарником вершинами, находился недалеко от строящейся крепости. Небольшой отряд лоча уже осматривал это место и его командир остался довольным. После чего он предложил перейти под руку его князя и принести клятву верности в столичном городе его державы. Пингау не стал раздумывать и поэтому он сейчас находился в этом огромном зале с высокими окнами, обряженный в подаренные ему одежды. Особенно ему пришлись по нраву мягкие сапоги и красного цвета кафтан - будет чем гордиться перед остальными, когда он вернётся домой. Пингау разошлёт гонцов по соседним посёлкам и расскажет собравшимся старикам и о кораблях, что везут людей по реке сами, без гребцов, изрыгая чёрный дым и об огромном море, которое Пингау пересёк на пути к стране князя Сокола и о том, что у князя в вассалах множество амурцев, которые служат ему безо всякого страха, а про место, именуемое банья, он им рассказывать не будет. И тогда они будут просить его, Пингау, чтобы он привёл их к людям князя, а хитрый солон тогда потребует у них подарки. Для старшего сына он потребует у Бабонго его красавицу-дочку, для второго он спросит оленей, для третьего...

- Ая! - зашипел Пингау, почувствовав, что его ущипнули.

- Чего сидишь, тебя зовут! - яростно зашептал сосед Нэми, эвенкийский князёк.

- Пингау из Тамбори! - грохотом отдалось в ушах солона.

На негнущихся ногах Пингау поплёлся к возвышению, где сидел князь Сокол, он чувствовал, как на него смотрят все, кто был в этом зале. Взгляды жгли его спину и он удивлялся, как у него хватило сил вообще подняться с места. Его ожидали двое, у одного из них, эвенка, в руках была маленькая ступа, из которой он вынул резную блестящую деревяшку, круглую на конце и сунул ему в руку. Пингау с удивлением отметил. что навершие этой штуки выполнено в форме медвежьей головы, священного хозяина леса.

- Прижимай её сюда, Пингау, тут написано твоё имя! - указал ему эвенк на белый лист хаосана, лежавший на подставке. Второй - молодой улыбающийся лоча, пальцем указывал ему место, куда следовало прижать колотушку. Оттиск получился в форме герба князя Сокола, что был посредине его стяга.

- Хорошо, Пингау! Теперь служи честно своему князю! - воскликнул эвенк, а русский подарил ему отличный широкий нож, в богато украшенных ножнах на перевязи.

- Такой нож стоит многих оленей, - пробормотал старый Пингау изумлённо и пошёл обратно, не обращая внимания на восхищённые взгляды других амурцев.

- Нэми из Хонгорси! - раздалось снова.

- Айя-я! - радостно воскликнул сосед Пингау, с ловкостью дикой кошки выскочивший из прохода.

Так были выкликнуты все те, кто стал вассалом Сокола. Лишь к даурскому царю Ивану и его жене Моголчак подошёл сам князь Сокол, пожав им руки, выразив тем самым своё расположение к его семье.

И снова в обеденном зале собрались те, кто осуществлял политику английской короны в Московии. Объяснялось это тем, что часть английской миссии вскоре уезжала в Лондон, отчитываться о московских делах.

- Что докладывать Карлу, ума не приложу! - воздел руки сэр Томас Тассер.

- Какое вам дело до Карла, Томас? - возразил ему сэр Ричард Худ, глава московской компании. - После великой ремонстрации сейчас всем заправляет парламент.

- Я не удивлюсь, если у нас будет республика, как у проклятых голландцев, - хрипло проговорил сэр Нэвилл, терзая свою бородку, схожую с королевской.

- Патрик, а ты что молчишь? - сэр Томас обратил внимание на сидевшего у камина Дойла. - Думаешь, твоя неудача с ангарскими послами будет единственная? Будь я проклят, если в следующий раз не будет такой же конфузии.

- Надо делать так, как сказал мне тот ангарский граф - прийти и поговорить о наших делах. Как принято у честных людей, - проговорил хмурый Патрик, ковыряя кочергой в еле горящих угольях.

- Ты хочешь найти в Московии честных людей? - рассмеялся Тассер, прихлёбывая вино. - Если кто и есть тут из достойных людей, то они утонут в море варварства. А ангарцы, говорят, одной с ними веры и языка?

- Так и есть, сэр Томас, - кивнул Патрик, подходя к столу. - Но они сильно отличаются от московитов. Они скорее похожи на выпускников Оксфорда среди толп грязной деревенщины.

- Даже так? - изумился сэр Ричард. - У них тоже есть университеты?

- А почему бы им не быть? - пожал плечами Дойл.

Покидающий на следующей неделе Москву Томас Тассер обещал обратиться к Карлу с просьбой повлиять на царя Михаила, дабы тот позволил англичанам установить сотрудничество с Ангарским княжеством. Если же Карл не обратит на это внимания, а он не обратит, был уверен сэр Томас, то придётся обращаться к парламенту. Среди прочего им придётся показывать и составленный ангарским послом протокол о правонарушении англичан, написанный несомненно на английском языке, но стиль написания и возможное произношение явно отличались от лондонского говора, на котором говорила элита Англии.

- Как это объяснить? - восклицал Тассер, когда в очередной раз пытался переписать этот документ на удобоваримый для чтения вариант.

К первому снегу до Владиангарска добрался 'Гром', тянувший баржу, это был последний на этот год рейс. Из Енисейска вместе с частью московского посольства Ангарии были доставлены три с половиной сотни человек, преимущественно молодых мужчин, для поселения на Амуре в районах Зейского и Сунгарийского устьев. Среди них было до сотни литвинских полоняников, захваченных отрядами украинных воевод в мелких стычках на границе. Остальными были охочие людишки - нижегородцы, набранные людьми Кузьмина на берегах Волги. Царь же, помимо литвинов, прислал двадцать шесть семей из Пскова и окрестностей, которые были замешаны в каких-то сношениях с Речью Посполитой. Были среди них и люди знатные, родовитые.

- Вновь Сибирь становится местом ссылки для политических, - заметил по этому поводу Радек.

- А нам-то что? - хмыкнул Саляев. - Пусть Михаил избавляется от неугодных, ссылая их к нам, чем гноить их по тюрьмам. Или что там у него, застенки?

Помимо людей Грауль привёз и заказанных Дарьей мурлык - в ящиках пищало, шипело и мяукало около четырёх десятков пушистых бестий. Были доставлены и пара десятков лохматых псов, да двенадцать жеребят. Слово своё Михаил Фёдорович сдержал - ангарский путь, обозначенный на картах, обустраивался выделенными для этого царём людьми, правда, за ангарское жалованье. Ну и пусть, не обеднеет Сокол, зато сократится время, проводимое в пути.

Ну а самым интригующим моментом этого каравана было прибытие пятнадцати семейных священников. Этих колоритных товарищей немедля, ещё в Енисейске, отделили от сопровождавших их дьяка с командой подьячих. Затем этих царских чинуш, без обиняков оставили в сибирском городке, не пустив на 'Гром'. На этих попов у Соколова были свои, далеко идущие планы - они были необходимы для того, чтобы нести слово Христово среди амурцев, вовлекая их, тем самым, в русское культурное пространство. Ведь, насколько помнил Вячеслав, крещённые русскими миссионерами алеуты были вернейшими союзниками русских в освоении Северной Америки и даже несли караульную службу в Елизаветинской крепости на Гавайских островах, когда русский баварец Шеффер осваивал острова. И наоборот, если не уделять этому внимания, как поступили в своё время новгородцы со своими данниками в финских лесах, то пришедшие туда со священниками шведы надолго обосновались там, понастроив лютеранских кирх. Некоторые миссионеры плохо кончили, конечно, но общая цель того стоила. Финские провинции так и остались бы в руках Стокгольма, если бы русские воины не отобрали их у шведской короны.

По прибытию, Грауль и Кабаржицкий несколько дней пропадали у Соколова в кабинете, отчитываясь о поездке на Русь. Здесь их, помимо прочего, ждал приятный сюрприз - бурятский князь Шившей, прибыв на собрание вассалов в Ангарске, привёз князю Соколу несколько тюков скрученных листьев давно испрашиваемого им чая. Тюки эти он обменял в ойратском стойбище на железные изделия и оружие, которое получил у казаков Усольцева, строивших Читинский острожек, на месте перехода от реки Хилок до реки Ингоды. Теперь чашки с ароматным напитком только и успевали заносить в княжеский кабинет. Обсудили мужчины и международное положение Московской Руси. А оно было аховым, впрочем, положение такое было скорее нормальным состоянием их Родины. Москву окружали сплошь недруги - с северо-востока новгородские и псковские земли подпирало шведское королевство, с запада на смоленские и черниговские пределы засматривалось польско-литовское государство, а на юге в славянские земли вцепился клещом кровавый упырь - Крымское ханство. Сотни и сотни тысяч рабов проходили через перекопский перешеек, попав в грязные руки кочевников-работорговцев. Итогом этого демографического геноцида стали не только миллионы сломанных судеб, но и миллионы нерождённых людей, чьё отсутствие ослабило русское государство. Хвала великому царю Ивану, который убрал угрозу с востока - усмирил казанцев и заставил тех служить Руси, а не совершать разбойничьи набеги на русские земли. Тем самым Грозный для врагов Отечества царь открыл для Руси восточные ворота и в итоге русская волна докатилась до Тихого океана, где казаки Ивана Москвитина основали Охотский острог.

- Откуда они дошли до Усть-Зейского городка, - заметил Радек.

- Михаил Фёдорович обещал, что более такого несчастья не учинится, - ответил Кабаржицкий.

- Хорошо, коли так. Хотя мы пленными тогда разжились неплохо - они уже расселены по ангарским посёлкам. Благодаря этому, удалось высвободить пару десятков человек для амурской операции, - сказал Соколов, выбирая из блюдечка фруктовый сахар, сделанный из патоки.

- Когда начнём, Вячеслав Андреевич? - придвинув чашку с чаем, спросил Павел.

- Да Сазонов уже, наверное, начал, - ответил Соколов, запивая горячим чаем сахарный кусочек.

- Огонь! - отняв потёртый бинокль от глаз, прокричал молодой конопатый сержант и махнул красным флажком.

Батарея, стоявшая на небольшом холме, рявкнула четырьмя выстрелами, один за другим. Привычные к стрельбе олени, стоявшие небольшим стадом поодаль, лишь лениво повели ушами. Буряты-ездовые пушечного грохота испугались больше, потому как в прежних учениях участия не принимали. Сержант Ян Вольский недовольно цыкнул уголком рта, в бинокль было видно, что только лишь два выстрела из четырёх попали в частокол, повалив часть стены и разорвавшись внутри укреплений. Остальные снаряды пропали в земле насыпанного по периметру посёлка вала.

- Следующий расчёт! - приказал приступить к прицеливанию второй команде артиллеристов капитан из морпехов. Из тех самых, княжеской ближней гвардии, с которыми Сокол общался, как с лучшими друзьями. Вольский и сам мечтал стать морпехом, но, как ему объяснили ещё в Удинской военной школе, для того, чтобы стать им, надо служить на морском корабле. Ян же, регулярно показывая лучшие результаты в стрельбе из орудия, при выпуске получил чин сержанта артиллерии, а не ефрейтора, как многие и был назначен командиром батареи. Теперь его семье начислялось сержантское жалованье, пока небольшое, но на этом звании Ян останавливаться не собирался. Его начальником на время амурской компании стал капитан-морпех из Новоземельска, который требовал от Вольского чтобы его подчинённые показывали результаты, схожие с сержантскими. Пока добиться этого не удавалось, но с каждым залпом показатели расчётов были всё лучше. Если вскоре его батарея свалит ворота и разметает часть стены, то, возможно, погоны старшего сержанта будут не за горами.

Под первый удар ангарской армии попал верхнезейский князь Толга, родственник манчжурского вассала Балдачи, зятя самого Хуантайцзи Абахая. На новых канонерских лодках "Орочанин" и "Тунгус" по Зее поднялись две сводные роты стрелков, полусотня лучников, собранная из лучших ангарских охотников и батарея из четырёх пушек с двойными расчётами. То есть к каждой пушке была прикреплена двойная команда обслуги для получения боевого опыта.

- Миша! - подозвал капитан-морпех командира лучников. - Постарайтесь поджечь правую башню с этой опушки.

Тунгус кивнул и направился к своим охотникам. Для стрельбы они использовали разработанные полковником Генри МакГроу насадки на стрелы, снаряжённые химическим составом, включающим в себя белый фосфор и соединения щёлочных металлов. Ангарцы с энтузиазмом принялись закидывать ими башенку, прикрываемые стрелками, постреливающими на любое движение. Когда проходило определённое время и прогорала предохранительная ткань, тут же начиналась химическая реакция и насадка стрелы ярко вспыхивала, разливая вязкую горючую смесь. Издали казалось, что утыканная стрелами башенка зажглась, словно новогодняя ёлка. Спустя некоторое время, объятая пламенем, она рухнула в обломки левой башни и ворот, уже разбитые меткими выстрелами пушкарей. Всё, укреплений, как таковых у посёлка не осталось. А стрелки, поддерживаемые людьми Матусевича, принялись сжимать кольцо вокруг остатков укреплений родового посёлка князца Толги, охотники пустили ещё десяток горючих стрел с противоположной стороны посёлка. И тут поступила команда - прекратить огонь! Из посёлка вышло несколько мужчин. Отбивая то и дело поклоны, они направились к ангарцам. Кстати, утром, когда воины князя Сокола только показались у посёлка, из него попытались убежать несколько десятков человек, в основном женщины и дети. Их перехватили и, посадив на 'Тунгуса', отвезли в Усть-Зейскую крепостицу. Оставшийся 'Орочанин' блокировал реку и вскоре парой выстрелов отогнал показавшихся из-за излучины реки спешивших на помощь князцу отряд конных лучников из посёлка, который стоял выше по реке. Он был тут же покинут, едва 'Орочанин' поднялся вверх по реке.

Мужчины, сопровождаемые несколькими стрелками, тем временем, приближались к стягу Ангарского княжества, установленному немного позади пушечной батареи, на прибрежном холме, поросшем молодым лесом. У пушек их остановили.

- Толга? - спросил парламентёров молоденький ангарский ефрейтор из переселенцев по наущению одного из морпехов.

Один из мужчин, с глазами, полными отчаяния и страха, вышел чуть вперёд, его и повели к стоявшему у берега 'Орочанину'. Остальных же стрелки прогнали обратно, не обращая внимания на их просьбы остаться со своим князем. Пришлось Олесю, вчерашнему енисейскому конюху, на них прикрикнуть. Штатный переводчик Сазонова - тунгус Пётр привёл Толгу в кубрик флагмана амурской речной флотилии, где князца ждали албазинский воевода Алексей Сазонов и Фёдор Сартинов, командующий флотом Ангарии. Отворилась дверь и сконфузившийся амурец предстал перед своими победителями.

- Сколько маньчжур в посёлке? - тут же задал первый вопрос Сазонов.

Сартинов, отложив карту, посмотрел на князца - жалкий его вид эмоций у Фёдора Андреевича не вызвал.

- Два десятка, по весне уйдут в Нингуту, - пролепетал в ответ Толга.

- Пусть маньчжуры выйдут из посёлка и сдадутся моим воинам, - перевёл слова воеводы тунгус. - Иначе нам придёться сжечь твой посёлок. Женщин и детей можешь сразу выпустить, чтобы они не пострадали.

- Да, господин! А что делать мне? - упал на колени князёк.

- Потом с тобой ещё поговорим, проваливай! Исполняй приказ! - двое матросов по знаку Сартинова вывели обмякшего амурца на берег.

Маньчжуры вышли из посёлка спустя полчаса, сопровождаемые копейщиками князца, которые то и дело укалывали поносящих их маньчжур. Число их сократилось с двух десятков до шестнадцати человек, тут же отметили ангарцы. Как поспешил сообщить сам Толга, поначалу они не хотели выходить из посёлка и даже хотели переодеться в одежды его людей. Но он их прогнал.

- Пришлось выгнать их самому, господин, - угодливо объяснил князец и, брезгливо посмотрев на хмурых маньчжуров, добавил со слащавой улыбкой:

- Теперь я буду служить вам, а не этим ворам.

- Ага, послужишь! - подмигнул Матусевич своим людям. - Заменишь Акима в кочегарке!

Воины, окружавшие пленников, с готовностью рассмеялись. Первый бой был выигран вчистую.

В бассейне Амура оставалось лишь два более-менее сильных игрока, не считая самих маньчжур. Это даурский князь Гуйгудар, про которого знающие люди нашёптывали Сазонову, что он де желает перейти под руку даурского царя Ивана со всеми своими улусными людишками, да ждёт только сокрушения князя Балдачи - маньчжурского союзника, зятя самого Абахая. Но чтобы идти на приспешника маньчжуров, нужно было сначала закончить чистку Зеи, а именно - привести к покорности городок Молдикидич, где правил князёк Колпа, подчинявшийся Балдаче. Однако и это поселение выше по Зее было покинуто жителями ещё до подхода 'Орочанина'. Вернувшись в Дирэн, взятый ранее посёлок князца Толги, ни с чем, ангарцы провели народный сход и назначили старостой поселения лучшего кузнеца посёлка. Теперь осталось заняться Балтачей. Этот князь Зейской землицы и окрестностей находился в крепостице ниже по Амуру. Албазинский воевода надеялся, что людская молва разнесёт весть о пленения князца Толги и взятии его родового посёлка быстрее, чем он доберётся до Балдачи. Пускай тот суетится и бегает по округе, пытаясь собрать войско - чем быстрее это случится, тем лучше, думал Алексей, вспоминая слова великого Суворова. Всяко лучше, чем потом он ударит вместе с маньчжурами. Отправленный на Ангару Ципинь - китайский чиновник маньчжурского государства Цин, говорил, что войска императора Абахая следует ждать весной, после того, как просохнет земля. Так что времени, чтобы погонять единственного врага на Амуре у ангарцев было достаточно. Не терялось время и на Сунгари - будущая крепость была размечена на местности, был готов генеральный план строительства укреплений, определён фронт работ и даже наняты люди для строительства через старост подконтрольных Сазонову посёлков.

Кстати, амурские дауры и солоны выгодно отличались от тунгусов и бурят Ангары более крепким телосложением, тягой к земледельчеству, осёдлостью и склонностью к работе, как таковой. И если среди тунгусов в воины шло небольшое количество молодых людей, то среди амурцев можно было выбирать лучших. По менталитету дауры были ближе к русским, чем остальные народы Приангарья и Приамурья. Как передавал Соколову албазинский воевода, уже в ближайшем будущем, при правильной политике, на них можно было смело делать ставку, как на вернейших союзников. Как жаль, что когда-то намечавшаяся было дружба русских с даурами была разрушена ценою вороха шкурок и похоронена алчностью казаков! Но теперь всё будет по-другому, пусть маньчжуры немного поиграют на некогда русском поле, находясь во враждебном окружении. Отправленные из строящейся сунгарийской крепости к князю Гуйгудару послы ангарцев были встречены им очень радушно. Он заверил послов в своём желании стать подданным даурского царя. Гуйгудар обещал прибыть в Албазин для переговоров, как только будет поставлена крепость ангарцев на реке, а Балдача - ими разгромлен. По словам князя, в его городке на нижней Сунгари располагался маньчжурский отряд числом под две сотни воинов и находилось несколько чиновников, которые остались там до весны, после зачистки округи от разрозненных отрядов людей солонского князя Бомбогора. Насчёт Балдачи Гуйгудар говорил уважительно, насчитывая общее количество его воинов под четыре тысячи человек. Едва получив эту информацию, Сазонов решил немедля атаковать маньчжурского союзника. Оставив на Зее присматривать за рекой роту стрелков и даурское ополчение, воевода приказал грузиться на 'Орочанина'. Канонерка приняла орудия и людей, взяв курс на устье реки, обозначенной на карте, как Горная, где была крепостица Балдачи.

- Засурский Иван! - из шумной толпы учеников выросла фигура Олега Сергеевича, преподававшего во второй средней школе физику и механику. Учитель успел поймать мальчишку за китель, когда тот попытался пролезть сквозь ограду в турбинный зал недавно отстроенной в Белореченске электрической станции. До сих пор такая была лишь в Железногорске, на металлургическом производстве, заменившая собою кустарные речные барабаны.

- Я поближе хотел посмотреть, Олег Сергеевич! - воскликнул Ивашка.

- Для этого не нужно спускаться в турбинный зал, молодой человек, - с улыбкой, но твёрдо говорил учитель. - Любознательность дело хорошее и поощряемое, но голову свою поберечь надо! Иван, ты лучше повтори-ка, что я говорил позавчера о принципах работы турбины?

Остальные ученики, стоявшие на небольшой огороженной площадке, находившейся выше уровня пола, с готовностью устремили свои взоры на волжанина-переселенца, год назад попавшего в их класс по распределению из Васильево.

- Паровая турбина работает так: в паровых котлах, кои стоят ниже, образуется пар. Оный пар, под давлением поступает на лопатки турбины. Она совершает обороты и вырабатывает механическую энергию, кою использует генератор, - бойко отвечал паренёк.

Учитель с довольным видом кивал, посматривая на остальных учеников:

- Иван продолжает делать успехи, это похвально! А ведь ещё год назад он пугал нас чертями, - рассмеялся Олег Сергеевич.

Мальчишки и девчонки разом поддержали учителя, вспоминая наперебой, как Ивашка испугался, увидев работавший ночью паровик.

- Так то я совсем тёмный был! - оправдывался сконфуженный Ивашка. - Это сейчас я ангарец настоящий!

И это было именно так, вчерашний переселенец сегодня был уже не просто ребёнком, живущим в княжестве, но и членом военизированной организации учеников средних школ имени ангарского князя - соколёнком. Такие мальчишки, как он, помимо школьного обучения различным наукам проходили и курсы обращения с оружием, умению работать с радиостанцией и принципам её работы и многому другому. По достижению пятнадцати лет каждый ученик, заканчивая школу, получал предписание на дальнейшее профильное образование, сопряжённое с началом обучения и в военной школе Удинска или Иркутска. Пока Ивашка не знал, что его ждёт, да и не мог до сих пор определиться, в каком классе ему больше нравится. Хотя сейчас его занимало более всего электричество, что идёт по блестящим от лака проводам к стеклянной колбе, светящейся маленьким солнышком под потолком. Иван мечтал иметь подобное чудо и в своём доме, но увы, провода тянулись пока лишь к школе и нескольким цехам, да к кузнице. Сказывалась нехватка медного изолированного провода. Как пояснял учитель, сей прискорбный факт был временным и уверял, что в скором времени в каждом доме загорится электрический свет.

Игнат Корнеевич, отец Ивана, уже где-то с год работал подмастерьем в карандашном цеху. Старший мастер цеха отмечал упорство и работоспособность Засурского-старшего, регулярно проверяя результаты его работы. Посему, в скором времени Игнат может рассчитывать на медную бляху младшего мастера, что означало следующую ступень в иерархии ангарского социума. Мать Ивашки трудилась портнихой на недавно организованной белореченской мануфактуре. Но конечно, родители его трудились на производстве в свободное от полевых работ время - с конца уборочных работ до начала посевной. Работа в поле занимала большую часть года. Хорошо, выручало растущее поголовье лошадей и, в придачу к ним, конные сеялки да косилки.

Наконец настал день, когда Матс, этот старый капитан королевского флота, заскочил к нам и, словно мальчишка, с восторгом сообщил о том, что сам Ганнибал Сехестед, статхолдер Норвегии, желает принять нас в копенгагенском замке Русенборг. Приятная новость, чёрт возьми! Последний месяц мы жили в поместье семьи Нильсена, куда он меня уговорил переехать из Копенгагена в одну из наших встреч. Небольшая деревушка, отстоявшая на юг от столицы километров на двадцать-двадцать пять, поначалу показалась мне земным раем. Тишина, покой и отдохновение в провинциальной глуши. Матс горделиво называл своё имение замком, но мне это небольшое двухэтажное строение из потемневшего от времени камня с одним флигелем и невысокой башенкой, окружённое низеньким каменным забором, напоминало небольшую церквушку. Не хватало лишь креста на башенке. Хотя, не спорю, построено было на совесть, да и жилище это навевало мысли о благородных предках Нильсена. К сожалению, погода нас не баловала. Похоже, она соблюдала своеобразную гармонию - серый камень замка, серая земля вокруг, серые лица крестьян и серое небо вверху. Дожди меня-то замучили, почти не появлявшегося вне замкового двора, вымощенного камнем. А что говорить о нижегородцах, коих наши морпехи решили озаботить физической подготовкой! Каждодневные пробежки до дальнего леса, гимнастика и азы борьбы самбо под аккомпанемент накрапывающего дождя - не каждому такое по плечу. Местные смотрели на это с недоумением, многие осуждающе качали головами и показывали на моих мужиков пальцами, обсуждая причуды чужаков. А священник здешней церквушки и вовсе волком смотрел, но, слава Богу, никаких воплей о нечистой силе от него слышно не было. Только деревенские детишки с любопытством и смехом наблюдали за тем, как странные бородачи с утра пораньше выбегают из замка Нильсенов и бегут по грязи к лесу, а потом, как умалишённые махают руками и ногами, стараясь делать это в унисон. Они, бывало, и сопровождали ангарцев в их пробежках, покуда не получали пару затрещин, будучи пойманными своими недовольными мамашами.

Я же почти всё время проводил в изучении датского языка, используя модный метод полного погружения в языковую среду. Я надеялся, что у меня получится. Ведь с английским в своё время я справился после школы довольно легко. Вот только сейчас многое подзабыл, не тренируя память общением. После английского языка, кстати, датский показался мне весьма сложным. Сказалась та англоязычная среда, которую в нашем прежнем мире создали СМИ, поп-культура и Интернет. На слух датский несколько схож с немецким, который я непродолжительное время успел поучить в школе. Вскоре, с подачи родительского комитета язык Канта и Гёте заменили прогрессивной американской жвачкой. Так что из немецкого я помнил только расхожие фразы из советских кинофильмов про Великую Отечественную.

Теперь же, по прошествии месяца с небольшим я немного поднаторел в разговорном датском с помощью Олафа и Харальда - сына Матса Нильсена. И, если случалась таковая оказия, пробовал разговаривать с жителями деревни, что частенько бывали в замке, принося молоко, яйца и прочую снедь для кухни. Правда, крестьяне меня, по большей части, игнорировали. Исключение составляли дети, которые с интересом и улыбками выслушивали мои попытки объясниться с ними. Смеясь, они поправляли меня. Удивительно, как из таких милых конопатых созданий со временем вырастают хмурые и неприветливые люди? Хорошо, что датчане не все такие. Вот Нильсены, например. Харальд, сын Матса, оказался весьма отзывчивым, с готовностью принявшийся обучать меня языку. А у крестьян, вероятно, слишком сложная жизнь, чтобы болтать понапрасну с приставучим чужаком. Кстати, на днях я узнал, что жена Матса не так давно скончалась от острых болей в животе, превративших последние дни женщины в настоящий кошмар. Я, с помощью Тимофея, объяснил, что у нас дома такие боли лечатся, помня, что наши медики уже провели несколько операций по удалению воспалившегося отростка слепой кишки. Матс лишь грустно покивал головой и развёл руки:

- Так ведь далеко оно, царство ваше...

Что до Олафа, то этот толстяк, похоже, всерьёз считал себя членом нашей команды, набиваясь мне чуть ли не в денщики. Ещё этот норвежец как-то сказал, что князь Ангарии и я в его лице могу рассчитывать на Олафа и его...

- Банду грабителей? - ухмыльнулся я, припоминая наше путешествие по Осло-фиорду.

- На моряков, господин Петер! - ни капельки не смутившись, заявил Олаф. - Пират и моряк, суть одно и тоже. Я, Олаф Ибсен, например, раньше был неплохим боцманом, разрази меня гром!

- Хорошо, Олаф, - сказал я ему тогда. - Когда мы придём снова в Кристианию, то заберём твоих ребят. Надеюсь, они добрались до фиорда?

Олаф только махнул рукой - ничего мол, с ними не случится. Потом удовлетворённый моим ответом Олаф коротко поклонился и хотел было выйти на двор, как дверь резко отворилась и на пороге появился сияющий Матс Нильсен:

- Барон Петер! Ганнибал Сехестед, королевский наместник в Норвегии, желает принять гонцов из Ангарского княжества в замке Русенборг! Прошу выезжать немедля, после свадьбы он отъезжает в Норвегию!

'Господи, наконец-то, а то зиму я бы тут не выдержал!'

- Сехестед женится? - улыбнулся я, начиная собирать вещи.

- Да, причём на красавице Кристине, дочери нашего славного короля Кристиана! - с немалой гордостью отвечал Нильсен.

Интересно, кем он был ранее, коли так радуется за Сехестеда?

Через некоторое время мы уже катили в карете Матса по промёрзшей за ночь земле к столице. Не считая Нильсена, нас было трое. Со мной в Копенгаген отправились Белов и Кузьмин. В качестве подарка королевскому чиновнику мы взяли 'Песец' с небольшим запасом патронов в подарочном футляре и карабин, дабы показать возможности нашего оружия. У Тимофея было три слитка клеймёного золота в качестве образца оплаты. У меня же был особый подарок. А пока приходилось кутаться в кафтаны и пялится в небольшие зарешечённые оконца кареты.

Датский пейзаж довольно скучен и однообразен. Убранные поля, казалось, будут тянуться бесконечно на этой ровной, как стол, равнине. Одинаковые, как близнецы-братья, деревеньки то и дело неспешно проплывали мимо нас. Лес, насколько я заметил, был практически сведён, он виднелся островками лишь у дальних, невысоких холмов. Неужели окрестные крестьяне ходят за хворостом в такую даль? На Руси, не говоря об Ангарии, с этим делом проще. А тут приходилось видеть даже сгорбленных, закутанных в тряпьё старух, тащивших на себе вязанку хвороста, да ребятёнка, что шёл за ней и поднимал выпавшие веточки. К слову, крестьяне в Дании выглядят презентабельнее, чем я ожидал увидеть, хотя встречались и сущие оборванцы. Тимофей, заметив, что я уставился на очередную толпу нищих, сошедших с дороги в грязь, чтобы освободить проезд для кареты, проговорил:

- Пётр Алексеевич, это людишки с южных землиц, видимо. От войны бегут.

При подъезде к Копенгагену я спросил у Матса, можно ли будет нанять в Дании опытных корабелов и моряков. Я помнил наказ наших начальников - расшибиться, но привезти мастеров-кораблестроителей, чтобы мы могли выйти в море не только на поморских корабликах, а на чём-то серьёзном. Ведь в Корею прибыть на однопарусном кораблике, как-то не комильфо получится. А на фрегате с парусной оснасткой и с паровой машиной на борту - это совсем другое дело, высший уровень. Да, ещё были нужны толковые каменщики.

Нильсен ответил не сразу:

- Сам спросишь дозволения у Сехестеда. Мой совет - найми людей в Курляндии или в Бремене, дешевле выйдет.

- В Курляндии? - изумился я. - Откуда там корабелы?

- Герцогство, конечно, невеликое, но корабелы там в почёте. Нынешний герцог Якоб прикладывает много сил к становлению флота и торговли. В Африку курляндцы плавают, в Вест-Индию.

Тем временем, карета следуя вдоль набережной внутренней гавани, уже приближалась к цели нашего путешествия. Русенборг строился Кристианом как летняя королевская резиденция. Замок, построенный в стиле ренессанс, располагался на окружённом рвом острове. Вокруг него была устроена система укреплений и размещён гарнизон королевских гвардейцев. К ним сейчас и приближалась наша карета.

- Нас будут досматривать, Питер? - волнуясь за имеющееся у нас оружие, Белов снова перешёл на американский акцент.

- Не знаю. Тимофей, спроси у Нильсена, - попросил я Кузьмина.

Тот, кивая на футляр с карабином, попытался спросить, подбирая слова. Но Матс опередил его, успокоив нас тем, что у него мол, всё схвачено. Карета остановилась у подъёмного моста и несколько гвардейцев в железных нагрудниках, сжимая алебарды, направилась к нам. Немного странно смотрелись аляповатые перья на их шлемах и красные чулки на ногах, вкупе со свирепыми физиономиями солдат. Дверцу открыл офицер, на котором была блестящая кираса поверх парчовой куртки и широкополая шляпа с теми же кричащими перьями, а на ногах огромные сапоги, похожие на те, в которых в конце двадцатого века мужики где-нибудь в низовьях Волги ловили рыбу. Сунув выбритое до синевы лицо внутрь кареты, он внимательно осмотрел нас, держа руки в кожаных перчатках со здоровенными крагами на рукоятях пистолей, торчащих из кобур, укреплённых на широком поясе. После чего офицер принялся разговаривать с Матсом, причём его тон был весьма уважительным по отношению к Нильсену. Кстати, сам капитан на мои попытки разузнать о его статусе обычно отшучивался или ссылался на непонимание, либо отделывался общими фразами о знакомых, занимающих высокое положение при королевском дворе. Ну да ладно, а сейчас мы уже въезжали внутрь замковой территории, где раскинулись великолепные сады Кристиана. Только на ступенях замка я полностью оценил всё великолепие этой постройки. Русенборг был изящен и лёгок, но в тоже время, из-за его окружёния оборонительными линиями и присутствия тут гвардейского гарнизона оставалось чувство чего-то казарменного. А что, собственно, в этом удивительного? Это же необходимость, ведь это не только королевская резиденция, но, в данный момент, место, где женится на королевской дочке едва ли не второе лицо государства.

Встретившие нас на небольшой площадке перед распахнутыми дверями в замок люди слугами не были, что сразу бросалось в глаза. Внутрь строения нас повёл грузный мужчина средних лет. Находившиеся в замке слуги в ливреях и белых чулках лишь молча склоняли перед ним головы и раскрывали многочисленные высокие двери. Чем дальше мы уходили по длинным коридорам и переходам, чем сумрачнее становилось вокруг, хотя далее виднелись забегавшие слуги и загоравшиеся свечи. Датчанин, тем временем, уверенно печатал шаги, гулко отдававшиеся в полутёмных коридорах. Мы же, в своих кожаных сапогах, ступали практически неслышно, едва поскрипывая. Наш провожатый завёл нас, казалось, чуть ли не в самый дальний конец замка и, когда он, наконец, остановился, я перевёл дух. Честно сказать, я малость напрягся, ходить тут по пыльным коридорам, где на обитых тканью с библейскими сюжетами стенах, висели разнокалиберные картины, с которых на нас смотрели давно уже умершие, наверное, строгого вида датчане. Мужчина толкнул дверь, оказавшуюся перед ним и пригласил нас внутрь, оставшись, однако, снаружи. Мы оказались в небольшом кабинете. Хотя я бы скорее назвал это комнатой переговоров - стоявший посредине длинный стол и десяток креслиц, обитых кожей, очень походил на помещение для мозгового штурма в небольших компаниях. Несколько шкафчиков с толстыми книгами, а также ворох исписанных и стопка чистых бумаг на столе, вкупе с охапкой гусиных перьев только дополняли эту картину. На стенах всё те же портреты, хотя была и парочка пейзажей на морскую тему. Составные окна неплохо пропускали свет, но пыль витала по кабинету клубами.

- Хоть не так темно, как в кабинете Нильсена, - пошутил я.

Мои ребята тоже, смотрю, немного скованы и эта фраза хоть немного разрядила ситуацию. Едва мы присели на креслица, как отворилась дверь и в комнату вошёл...

- Ганнибал Сехестед, наместник короля в Норвегии! - прокричал по-русски вошедший невысокий человечек.

В кабинет решительно зашёл высокий мужчина в длиннополом камзоле. Увидев его, я опешил - Сехестед своей внешностью сразу же напомнил мне Петра Великого, такие же расчёсанные на две стороны волнистые волосы, те же усы, волевой подбородок и крупный нос, решительный взгляд, немного на выкате глаза - таким я запомнил Петра по картинам и художественным фильмам. Не хватало лишь громогласной речи. Ганнибал негромко поприветствовал и даже приобнял Матса Нильсена, вскочившего со стоящего у двери креслица и после этого направился к нам. Сзади за ним семенил переводчик, а вошедший тихонько писарь занял место в углу стола.

- Господин мой, Вячеслав Андреевич Соколов, от древнего и славного князя Рюрика род свой ведущий, князь Ангарский, Амурский и Зейский, царь даурский, царь солонский, великий князь тунгусских земель и иных землиц государь и обладатель приветствует тебя, господин Ганнибал Сехестед, да будет Господь благосклонен к Отечеству и народу твоему и желает долгих лет королю твоему, славному и благородному Кристиану!

Ганнибал дослушал перевод и, едва улыбнувшись кончиками рта, проговорил:

- Спасибо за слова твои, посол. Как здоровье князя твоего?

- Бог милостив, - отвечал я, - и князь мой жив да здоров.

"Уф..."

На этом церемониальная часть встречи, к счастью, закончилась и теперь можно было присесть.

Сехестед жестом пригласил нас занять креслица у небольшого столика, напоминающего журнальный.

- Расскажите мне, барон Петер, где именно располагается ваше княжество? - спросил дипломат, заложив ногу на ногу и сложив ладони лодочкой.

Всё же этот датчанин так явно походил на Петра, а я так на него заглядывался, что он вынужден был спросить:

- Вас что-то беспокоит, барон Петер?

- Нет-нет, господин Сехестед! Наше государство располагается у восточных пределов Московии, за многими подчинёнными ею царствами. Южные границы наши приходятся на земли воинственных кочевников, с которыми мы торговлю имеем. Там же и китайское царство расположено, закрытое для нас до поры маньчжурским царством, с коими мы во вражде состоим. На море близко к нам царство японское. Собственно, я бы мог показать вам и карту, но я смогу это сделать только после того, как мы заключим союзнический договор. Именно за этим меня послал в ваше королевство мой князь.

- Я ценю это желание, оно похвально, - отвечал датчанин. - Но мне известно, что вы прибыли в Копенгаген тайно. Почему так?

- Верно, господин Сехестед. Мы хотели бы сохранить наш приезд в тайне, если исход наших переговоров окажется для нас несчастливым. Дело в том, что иные европейские государства в качестве союзника нашим государем пока не рассматриваются, - ответил я.

- Почему именно Дания, барон? - Ганнибал не отводил от меня взгляда.

- Господин Сехестед, датское королевство удобно расположено и оно дружественно Московии. Кроме того, король Кристиан храбр и умён и, к тому же, он действенный противник шведской короны.

- Думаю, последнее и есть причина вашего появления, - с улыбкой заметил датчанин.

После чего взгляд его стал абсолютно серьёзен:

- Должен сказать вам, барон - я не доверяю вам. Я понимаю, что вы хотите, но ведь наше посольство ещё в Москве и вы могли бы обсудить эти вопросы с Вольдемаром. Со Швецией у нас напряжённые до предела отношения, это известно. Вы хотите действовать заодно с нами?

Меня покоробил его тон и я приказал Белову доставать из кожаного тубуса бумаги.

- Я не показал вам наши бумаги. То, что мы прибыли тайно, не означает, то, что мы - проходимцы, господин Сехестед.

Наши документы я передал Сехестеду, а тот, в свою очередь, поманил жестом своего писаря. Мужчина, приблизившись, принялся рассматривать наши документы, особенно внимательно он изучал грамоту царя Михаила. Вскоре он многозначительно кивнул Ганнибалу и тот, удовлетворённый, обернулся ко мне:

- Вы оскорбились искренне, барон, - с той же лёгкой улыбкой проговорил дипломат. - Это хорошо. Вначале я принял россказни моего старого товарища за досужую нелепицу. Сейчас я так не скажу.

- Барон Петер, я думаю, сейчас самое время дарить подарки! - вдруг подал голос сидевший до этого молча Матс Нильсен.

Сехестед заинтересованно посмотрел на нашу троицу. Белов аккуратно вынул из кожаной сумы футляр с "Песцом" и я поставил его перед дипломатом.

- Это подарок лично вам, - я открыл перед Ганнибалом крышку футляра, показав ему револьвер, сделанный нашими мастерами в, так сказать, эксклюзивном исполнении. Всего таких ствола - с замысловатой гравировкой и резной костяной рукоятью, где располагался герб Ангарии и инициалы Соколова в виде вензеля, у нас с собой было два. Пока Ганнибал вертел револьвер в руках, я пытался объяснить переводчику принцип его работы. Сехестед, казалось, и сам всё понял, даже закивал, озабоченно слушая про переломную конструкцию оружия, о способе выемки стреляных гильз. Стараясь не снижать темпа, я показал Тимофею на карабин. Вытащив его из чехла, я принялся было втолковывать переводчику о конструкции и этого оружия, как Сехестед вдруг хлопнув ладонями по столу, воскликнул:

- Довольно, барон! Выйдем к редутам, немедля! Ханс, зовите полковника Ларса Торденшельда! - приказал Сехестед писарю, отчего тот со всех ног бросился к двери.

Полковником Ларсом оказался тот самый офицер, что разговаривал с Нильсеном у подъёмного моста. С ним пришло и с десяток солдат, недобро на нас посматривающих. Даже невозмутимый прежде Кузьмин обратил моё внимание на манёвры гвардейцев с алебардами. Белов также напрягся, с тревогой посматривая на усачей.

- Спокойней, ребята. Нам ничего не грозить не может, мы же гости, - попытался я успокоить товарищей.

- Что-то рожи ихнеи о том не кажут нам, - заворчал Тимофей, оправляя пояс на кафтане.

Сехестед, между тем, о чём-то оживлённо беседовал с Нильсеном и Торденшельдом. Наконец, Матс приблизился к нам:

- Ганнибал желает устроить небольшой турнир. Он хочет испытать ваше оружие немедленно.

Едва я обернулся к своим друзьям, как Нильсен добавил:

- Олаф мне рассказывал, как вы обстреляли лодки с его людьми в фиорде. Он говорит, что вы достали их на весьма дальнем расстоянии. Это так?

Я кивнул, после чего Матс увлёк нас за собой, и мы прошли по дорожке, разделявшей сад на симметричные участки по направлению к валу редута. Там солдаты незамедлительно принялись сооружать некую конструкцию, которая, по всей видимости, должна была стать мишенью. Увенчав свои труды нахлобученной на вершину сооружения шляпой с перьями, гвардейцы разошлись, довольные своей работой. В центре конструкции я заметил непощажённую врагом и временем кирасу, что приволок один из солдат.

- Это голландский мушкет полковника, - сообщил Матс, когда Торденшельд приказал гвардейцам снарядить оружие.

Вскоре Ларс уложил ствол на установленные заранее сошки, прицелился и вслед за сухим щелчком громыхнул выстрел. Фигура полковника вмиг окуталась дымом.

- Этот человек - Ларс, он любимчик Ганнибала. Он будет начальником королевского войска в Норвегии. И ополчения тоже, - продолжал информировать меня Нильсен.

- Похвально, Ларс! - воскликнул Сехестед, когда гвардейцы заканчивали поправлять покосившуюся мишень.

Оглядевшись, мы с Беловым нашли лишь одно подходящее место для стрельбы из карабина - пригорок, откуда начинались ряды садовых деревьев. Я прикинул расстояние, оттуда до мишени было не более семидесяти метров - сущая безделица для ангарки.

- Брайан, надо попасть раза три. Справишься?

- Спрашиваешь! - воскликнул Белов. - Я пошёл.

Датчане с немалым удивлением наблюдали за удаляющимся ангарцем. Полковник даже недоумённо спросил, куда это он, мол, направился? А вскоре Брайан поднял руку, сигнализируя о готовности к стрельбе и я, с трудом разогнав наблюдателей с линии огня, дал ему отмашку. Первым выстрелом Белов здорово покачнул конструкцию мишени, залепив пулей в кирасу, отчего та с жалобным звоном отлетела в сторону. Тут же последовал второй выстрел, сбивший шляпу с мишени, дурацкие перья разлетелись в стороны. Третьим выстрелом ангарец повалил мишень набок, вырвав одну из её стоек. Притихшие поначалу гвардейцы разразились воплями восторга, а полковник нетвёрдой походкой направился к Белову, который уже направлялся обратно. Сехестед же потрясённо смотрел на мою ухмыляющуюся физиономию.

- Ну что, съел? Вот тебе и голландский мушкет, етить-колотить! - негромко проговорил я.

Матс Нильсен одобряюще похлопал меня по плечу и сказал:

- Ганнибал отчаянно ругался сквозь зубы. Стало быть, ему жутко понравилось!

Вскоре к нам подошёл раскрасневшийся Торденшельд, сопровождавший его переводчик обратился ко мне без нужды понукаемый Ларсом:

- Господин полковник говорит, что ему необходимо испытать лично тот мушкет, из которого стрелял господин Брайан.

Кузьмин, тем временем, показывал Сехестеду, явно увлёкшемуся своим подарком, принципы работы с револьвером на примере своего 'Песца'. Вскоре лужайка вновь окуталась пороховым дымом. Полковник Торденшельд удивительно быстро, интуитивно, понял, как работает ангарский карабин и уже неплохо стрелял, посылая одну за другой пули в несчастную кирасу. Этот доспех окончательно добил сам Сехестед, испытывая дареный револьвер. После чего дипломат потребовал у Ларса, чтобы тот снял броню у одного из гвардейцев, пообещав после выдать новую кирасу. Стрельбы продолжилась, покуда я, заметив непредвиденный расход боеприпаса, аккуратно предложил заканчивать с испытаниями.

- А то копенгагенские красавицы будут носик воротить от запаха пороха, что идёт от такого красивого замка, - пояснил я, вызвав улыбки у датчан.

Но полковнику всё равно пришлось дарить карабин, иначе у Ларса случился бы нервный срыв. Торденшельд не желал выпускать ангарку из рук. Потом мы все вместе собирали гильзы, даже сам Ганнибал с удовольствием помогал нам, выуживая из жухлой травы металлические цилиндры. Попутно я объяснял, что всё же будет удобнее собирать их, просто вытаскивая пальцами из ствольной коробки. Но для этого надо будет затвор тянуть на себя более плавно. Датчане уже знали, что гильзы можно снарядить и использовать ещё раз. Был у нас и ещё один револьвер, но он предназначался в подарок королю Кристиану, при личной встрече.

- Эдак мы всё оружие раздарим, а нам отдарки будут? - поинтересовался у меня Тимофей.

Кстати, да, пора вернуться к разговору с Сехестедом и я, подозвав местного толмача, обратился к дипломату:

- Господин Сехестед, мы можем поставить вам пять сотен наших ружей. Я знаю, что вы будете наместником в Норвегии...

- Я уже наместник, - заметил Ганнибал.

- Отлично, вашим солдатам пригодится наше оружие в войне со шведами, - сам себе я напоминал менеджера по продажам.

- Думаете, скоро будет новая война? - прищурился датчанин. - Откуда вам это известно? Хотя да, вы правы - война будет. Кристиан желает вернуть Швецию под датскую корону, пока правит Кристина.

- Разве не Оксеншерна у руля страны?

- Пока да, но сама Кристина не скрывает своей антипатии к этому человеку - у неё сейчас много молодых советников, - проговорил Сехестед, почувствовавший нужный тон беседы. - К тому же Кристина полагает, что она разбирается в политике.

- Я думаю, Кристиан разбирается в ней гораздо лучше, - добавил я пробную каплю лести.

- Вы правы, барон, по сравнению с этой самовлюблённой пустышкой, Кристиан смотрится куда умнее! - воскликнул Ганнибал, обернувшись на Торденшельда, который шёл к нам, поигрывая гильзами на широкой ладони.

- Барон, вы говорили, что эти штуки можно снаряжать по новой? - задорно спросил Ларс, показывая своей широкой улыбкой на удивление белые и красивые зубы. - Хотелось бы мне это сделать! Чёрт возми! Я безумно рад, что вы готовы продать нам такое оружие!

- Кстати, о деле, что вы хотите получить взамен? Серебро или товары? - посмотрел на меня Сехестед.

Мгновение спустя он нахмурился, после того, как я покачал головой.

- Так чего же вы хотите, барон? Вы же не подарите нам ваши мушкеты? У вас же наверняка есть задание, которое вам поручил ваш князь, - проговорил Сехестед, с ноткой нетерпения.

- Да, конечно! - воскликнул я. - Моя первейшая задача состоит в том, чтобы я добыл для нашей державы клочок земли в Европе для нашей торговой миссии и посольства.

- И где вы намерены приобрести землю? - удивился Сехестед. - Европа сейчас представляет собой клубок дерущихся змей, помещённых в тесную корзину.

Это он верно заметил, тридцатилетняя война ещё грохочет. По всей центральной Европе полыхает её пожар. Разноплемённые немцы, французы, австрийцы, шведы, испанцы, чехи и прочие - все они увлечённо дерутся друг с дружкой, не забывая ограбить подвернувшегося под руку крестьянина, хорошо, если только пограбить. Ведь только немцы в той бойне потеряли под несколько миллионов человек, в основном мирных жителей.

- Вы снова правы, господин Сехестед. Именно поэтому мы не решились соваться в Европу, а прибыли к вам.

Ганнибал с удивлением посмотрел на меня:

- У вас есть что-то на примете?

- Мы знаем, что датская корона в своё время заложила многие острова англичанам. Мы могли бы выкупить некоторые из них. А вы, в свою очередь, передали бы их нам за вознаграждение золотом и поставки нашего оружия. Ведь у нас есть не только великолепные мушкеты.

Сехестед кисло улыбнулся:

- Я думал, господин барон, что вы более сведущи в европейских делах. Мне не хотелось сейчас расстраивать наши отношения с мстительными англичанами ради груды скал для вас. Пусть ваши мушкеты и лучшие в мире. Бесспорно, это так, они бьют далеко и быстро, очень быстро, безумно быстро. Но, понимаете, мы уже пробовали проделать это - возвратить острова, и не раз. Чёртовы англичане вцепились в них, словно паук в свою жертву. Их не вернуть, забудьте.

Первоначальный план рушился. Выходило, что мы упустили из виду то, что сами англичане не нуждаются в том золоте, что они уже раз дали за острова - и Шетландские и, тем более, Оркнейские, не говоря уж о Гебридских. Что же, попробуем запасной вариант:

- Что скажете о Фарерах, господин Сехестед? - спросил я, с напряжением ожидая очередного отказа.

И он не заставил себя долго ждать:

- Кристиан никогда не пойдёт на продажу Овечьих островов. Они лежат на полпути к Исландии, это невозможно, господин барон, - ответил Сехестед и, подумав, добавил:

- Исландия тоже не продаётся.

Видя моё подавленное состояние, Сехестед задумался и, поправив воротник, предложил идти в замок:

- Становится холодно, господин барон. Да и смеркаться скоро будет, пойдёмте к камину, погреем руки.

Оставалось одно - арендовать у Дании кусочек норвежского побережья, приезжать в Ангарию совсем без результата было бы верхом моего непрофессионализма. А этого я боялся как огня. Конечно, оправдаться сложившимися обстоятельствами можно было легко, но зачем они были нужны? Ведь если меня послали в это путешествие со столь ответственным заданием, доверяя мне. Соколов послал не кого-нибудь другого, а меня, а значит, я должен из кожи вон вылезти, но задачу выполнить!

- Господин Сехестед, прошу извинить меня за настойчивость, - начал я, ожидая пока запыхавшийся переводчик начнёт фразу, - но не могли бы мы сговориться на аренде очень небольшого участка норвежского побережья для устройства фактории? Как король Кристиан к этому отнесётся?

- Ваша настойчивость понятна, господин посол, - отвечал, печатая шаг, Ганнибал. - Я могу предложить вам вариант с островом Эйсюсла. Понимаю, что выбор не из лучших, но иного Кристиан не потерпит.

- Эйсюсла? - я не помнил такого острова.

Я пытался выловить это название в закоулках моей памяти. Всё же я интересовался историей, всегда любил читать и красочные альманахи и невзрачные издания, но нет, я вспомнить его не смог. После тщётных попыток догадаться самому, я решил не переспрашивать Ганнибала, заставляя того снова поучать меня, теперь и в географии. Мало ли там было названий у каждого островка? Пусть сам мне покажет. И с этими мыслями я потянулся к лямке моего рюкзака, где лежали карты. Точнее копии, умело списанные с атласа офицера старпомом капитана Сартинова. Заодно и проверим нервы господина дипломата. Будет ли он нервничать, ежели незваные гости с самого края Земли покажут ему, старому и опытному политику, эдак походя, точные карты Европы? Уже на каменных ступенях Русенборга я раскрыл уложенные книгой листы на нужном месте. Там, где была показана Скандинавия и Балтика и где из городов были указаны лишь Рига, Копенгаген, Данциг и Стокгольм. После чего я спросил Ганнибала:

- Укажите, господин Сехестед, где именно находится этот остров?

Датчанин хотевший было пропустить меня первого в открытую лакеем дверь, застыл на месте. Ага, всё-таки задёргался, господин норвежский наместник! Однако, Сехестед всё же не зря был вторым человеком в королевстве и опытнейшим дипломатом, которому всецело доверял король. Он быстро взял себя в руки и предложил пройти в зал, где бы мы и поговорили.

- Заодно и перекусим! У меня разыгрался зверский аппетит после нашей пальбы, - сообщил Ганнибал. - И, прошу меня простить, я должен отойти к моей любимой жене Кристиане - она, верно, заждалась меня. Ларс, позаботься о наших гостях!

Полковник, не снимая карабина с плеч, с готовностью кивнул и распорядился насчёт ужина. Стол был великолепен! Сочные, прямо таки истекающие соком цыплята, зайцы и куропатки, тушёные овощи, копчёная рыба. Мы втроём по-настоящему оторвались, как прежде в Кристиании. Несчастный переводчик едва успевал переводить наши слова, с несчастным видом поглядывая на олений бок, лежавший на огромном блюде неподалёку. Вина мы старались не пить, хотя отказать себе в удовольствии пропустить стаканчик-другой было невозможно. Я лично разбавлял его водой, ожидая продолжения разговора с Сехестедом. Вообще-то перед глазами у меня стояла картина, как Ганнибал сейчас пишет письмо своему королю, а гонец уже дожидается его, чтобы скакать в королевский замок. По логике, он должен сейчас поступить именно так. Так что не будет сюрпризом. Если завтра с утра к нам заявится сам король Кристиан.

Насчёт гонца я оказался прав, Сехестед действительно отправил человека к королю с подробнейшим посланием. Правда немедленно ожидать Кристиана не следовало, но то, что он появится, сомнению не подлежало - так сказал Ганнибал. Я же предложил продолжить наш разговор об острове, который мог быть нам продан. И я снова вытащил карты.

- Ларс, подойти! - потребовал от захмелевшего полковника Сехестед. - Как тебе это нравится?

Торденшельд, хоть и был малость под градусом, но трезвости ума не утратил, посему вид карт его поразил. Он понял, что это копии, но сразу заявил, что ему неизвестны подобные карты, равно как и способ их изготовления.

- Мастер мне неизвестен, - сказал Ларс.

- Вот этот остров, - задумчиво ткнул пальцем в эстонский Сааремаа Сехестед. - Это ваши карты, из Ангарии? С каких карт вы сделали списки?

- Имени мастера я не знаю, господин Сехестед, они у нас очень давно, - пресёк я дальнейшие расспросы. - Совpеменные европейские картографы в сём участия не принимали.

А островок-то с подвохом - мало того, что окружён со всех сторон шведами, так ещё и будет ими вскоре захвачен. Хотя, что нам надо? Нам нужен документ, который бы легализовал наше княжество в Европе. Русский царь, долгих лет жизни ему, нас принял да, скажем прямо - авторизировал. Теперь черёд датского короля. Если это произойдёт, то у нас на руках будет купчая от реального хозяина земли, плюс европейское признание. Ну а как оборониться от шведов - это теперь наша головная боль. Зато рядом то самое герцогство Курляндское, о коем нам говорил Нильсен. Его властелин - герцог Якоб Кеттлер, говорят, с симпатией относится к московитам, покровительствует развитию производства в своём герцогстве и увлечён идеями модного меркантилизма. Будет необходимо в дальнейшем нанести визит и в Митаву.

Наутро король Кристиан, конечно же, не почтил нас своим визитом. Зато ближе к обеду в Русенборг прибыл королевский гонец с приглашением от Кристиана к ангарским послам прибыть в городок Хилерёд, где стоял замок Фредериксборг. Отдельное послание было предназначено Сехестеду. Спустя час мы уже покинули Русенборг, направляясь к Кристиану. Наконец, цель нашей миссии была близка!

Мимо проплывал серый и мокрый Копенгаген. И ноги горожан, и камни мостовых, на которых то и дело подскакивала карета, утопали в потоках воды. Редкие прохожие, высунувшиеся на улицу, где с самого утра властвовал холодный, усилившийся к вечеру дождь, старались поскорее перебежать заполненную глубокими лужами улицу. Лишь кутающиеся в кожаные накидки и прячущие лицо под широкополой шляпой солдаты и моряки держались степенно. Путь до Фредериксборга не занял много времени, ранним утром следующего дня мы уже подъезжали к нему. Замок не был окружён фортификационными сооружениями, подобно Русенборгу, хотя в самом здании замка угадывался общий изящный стиль. Думаю, стоит пригласить в Ангарию местных строителей - такие красивые замки украсят города любой державы. А уж заплатить мастерам за работу мы сможем получше иной европейской страны. Насколько я выяснил, на десяток выделанных шкурок соболя можно было безбедно прожить долгие годы целому семейству. А что для нас эти шкурки? Тем более, что идея о зверосовхозах, с коей носился в своё время полковник Смирнов, после его успеха в разведении свиней, начала воплощаться в жизнь. По крайней мере, у него в Новоземельске уже было опытное хозяйство. Кто знает, может к нашему возвращению уже будет целая пушная отрасль? Полковник говорил о том, что устроить на Ольхоне резервацию для выращивания пушистого зверя. Эх, когда только мне теперь суждено будет возвратится домой? Хм, домой... Сказал бы я так ещё десяток лет назад? Вряд ли. Сейчас надо молиться, чтобы Кристиан не взбрыкнул и не стал упираться, а принял вариант Сехестеда. Кстати, этот Ганнибал на удивление вменяемый мужик, второй, после Беклемишева. С такими можно и нужно вести дела. Сехестед, вместе с Эзелем, конечно, подложил нам и шведскую свинью. Я думаю, шведы чхать будут на смену хозяев острова. Хотя, это как подумать. Возможно есть смысл договориться с Кеттлером, герцогом Курляндии о вассалитете Эзеля. Ведь Курляндия, в свою очередь, вассал Речи Посполитой - на данный момент шведского союзника, тогда они не должны на нас напасть. А что, это мысль! Положимся на Якоба, не думаю, что он будет капризничать, скажем, за десяток-другой килограммов презренного металла.

Фредериксборг, тем временем, уже был совсем рядом. Как и всё те же гвардейцы, на этот раз их было гораздо больше, чем у Русенборга. Значит, король тут. Вскоре я был безмерно удивлён - на сей раз нас пропустили на замковую территорию даже без малейшего намёка на досмотр. Роль пропуска выполнила сонная физиономия Сехестеда и рык голодного Торденшельда. Уже через некоторое время мы находились в зале приёмов замка - огромном и мрачном помещении со сводчатым потолком и разожжённым камином в центре.

Покуда мы ждали короля, Ганнибал рассказал мне, что сейчас король активно готовил страну к войне со шведами. Он ездил по гарнизонам, верфям и крепостям, посещал корабли военного флота и пограничные городки, проверяя готовность войск и настрой людей.

- Кристиан вездесущ, он готов быть везде. Ему интересно всё узнать самому, я удивляюсь, спит ли он вообще? - рассказывал Ганнибал. - Он воин, строитель и реформатор.

- Господин Сехестед, тогда я не сказал вам, что лицом вы напоминаете мне одного нашего прежнего государя. Кристиан же напоминает мне его делами, - заметил я, снова вспомнив деяния Великого Петра.

- Весьма интересно, господин барон. Быть может, как-нибудь позже, вы расскажете мне о том достойном муже? - отвечал датчанин. - Уж не сам ли это царь-священник Иоанн?

Не успел я и рта раскрыть, как появившийся в раскрывшихся высоченных дверях зала лакей, разряженный, что ярмарочный шут, возвестил во всё горло:

- Божьей милостию, король датский и норвежский Кристиан!

Быстрым шагом в зал вошёл высокий, по здешним меркам, крепыш с небольшим брюшком. Увидев его, я едва не хмыкнул - такой видный мужик, но эти оранжевые чулки с бантиками и кружевные штанишки до колен! Здешняя мода у господ была на редкость вычурна. Только недавно я привык к бантикам Ганнибала... Ну да ладно, к делу!

Поклонившись и проговорив заученную наизусть приветственную речь от имени князя Сокола, я вручил подсуетившемуся придворному чиновнику наши грамоты. Кристиан, в свою очередь, дежурно справился о здоровье нашего князя и пожелал ему долгих лет.

- Ваше княжество является военным союзников Московии? - задал свой первый вопрос король, едва были закончены все формальности.

- В целом, да. Но пока мы помогаем лишь советами и будем поставлять оружие, - отвечал я с лёгким поклоном.

- Московия не намерена в ближайшее время воевать со шведами? - продолжал король.

- Я не могу сказать точно, Ваше Величество, - опешил я. - Царь Михаил не говорил мне о сём. У него проблемы с поляками, которые постоянно нарушают границы мелкими отрядами и притесняют русское население своих провинций, отчего случаются восстания.

- Ясно, а то бы нам очень помогли войска московитов, если бы они вторглись в шведскую Ливонию, - озабоченно проговорил Кристиан, пощипывая клинообразную бородку.

- Я сообщу о том царю Михаилу, Ваше Величество, - обещал я.

- Хорошо, барон. А правда что ваша держава граничит с китайским царством? - внимательно посмотрел на меня король.

Теперь он будет выспрашивать меня об Ангарии, обречённо подумал я. Так и произошло, битый час я объяснял Кристиану обстановку на северо-востоке Евразии. В течении этого часа я успел подарить ему второй подарочный "Песец" и показать в деле карабин, разнеся в мелкие осколки несколько бутылей с вином, к искренней радости монарха и ужасу лакейской братии, разбежавшейся по углам. Кузьмин, распотрошив свой рюкзак, показал датскому королю небольшой пока товарный ряд Ангарии. Помимо прочего, Кристиану жутко понравились наши спички, он счёл это весьма полезным товаром, что логично, при его рациональном характере. Однако и золото - и монеты и слитки, ему также весьма понравились, как ни странно.

- Вы на каждой своей вещице ставите сей знак? - показал Кристиан на гербовый знак Ангарии - пикирующего сокола.

- Конечно, Ваше Величество, - склонил я голову.

- Интересное дело, барон, - проговорил король, вертя грубыми пальцами изящную золотую вилочку, также ему подаренную.

- Хорошо. что вы решили явить себя Европе, - продолжал монарх.

- Значит, вы продаёте нам Эзель? - улыбнулся я, обливаясь потом от нетерпения.

- Да, как говорил Ганнибал, вы должны будете поставить пять сотен ваших ангарок, - выговорил название карабина Кристиан, - для нашей армии в Норвегии. Ещё я желал бы увидеть ваших офицеров у полковника Торденшельда. Насколько я понял из слов Ларса, именно ваши советы помогли Московии занять Смоленск и Чернигов у поляков.

Я гневно посмотрел на Белова и показал ему глазами на полковника. Тот лишь кисло улыбнулся, пожав плечами. А датский монарх, тем временем, продолжал:

- Надвигается война, барон и если Дания снова проиграет, то это поражение станет для нас катастрофой - мы уже не остановим шведов.

- Они будут откусывать от нас по кусочку, - посмотрев на меня тяжёлым взглядом, проговорил Ганнибал. - Аксель не должен выиграть.

Ранее утро на Сунгари. Самый конец осени и на деревьях уже почти не осталось срываемой ветром жёлтой листвы. Снега ещё на удивление мало, на земле зияют огромные проплешины мёрзлой и мёртвой растительности. Река и не думает покрываться льдом и сквозь тёмную толщу воды можно увидеть стелящуюся по дну шелковистую и гибкую траву, послушную во всём течению. Из-за голых деревьев прибрежной рощицы в утреннем сумраке вдруг показалась крупная тень, направляющаяся к протоке. То был сохатый, хотевший перейти неглубокую для его длинных ног водную преграду, чтобы уйти в лес, к своим кормовым местам. Вот только осталось перейти протоку, чтобы оказаться в темнеющем совсем рядом лесу. Лось ступил в холодную воду. Ишь ты, покачал он головой, да тут полно вкусного! Едва великан сунул морду в воду, чтобы схватить губами пучок-другой речной травы, как его большие, чуткие уши уловили приближающиеся посторонние звуки. Из леса, куда так хотел попасть лесной великан, на берег протоки сначала острожно показался всадник на коне, а затем вышло несколько оленей.

- Лось ушёл, - проговорил крайний всадник, поведя карабином в сторону ещё качающихся ветвей ольхи на том берегу. - Тут евонная тропа.

- Хорошо, что не чёртов маньчжур, - отмахнулся второй. - Трифон, тут оленям по брюхо будет.

- Угу, на сей раз для пушек плот не нужон, - Трифон, поправил шапочку-подшлемник, вязанную из овечьей шерсти, и обернулся к последнему юноше:

- Митяй, дуй к нашим, скажи на протоке чисто, пусть идут редколесьем. А для пушек плоты не надобны. Телегой пройдут.

- Есть, товарищ сержант! - раскосый всадник ногами поворотив оленя, скрылся на звериной тропе, уходивший в лес.

Единственный взрослый воин, находившийся в авангарде, молча кивнул Трифону и направил коня в воду.

На опушке, скрывшись за нижними лапами высоких елей и присев на одно колено, находилось двое человек в серо-зелёной форме. Чуть поодаль, скрытые за стволами деревьев, стояло ещё несколько человек в таком же обмундировании, посматривая по сторонам и держа винтовки наготове.

- Ну, что видишь, Ян? - капитан Павлов терпеливо ожидал ответа Вольского.

- Обмазанный глиной частокол на валу. Общая высота под три метра, бойницы для лучников. Башенки. Воинов в крепости много. Но сейчас нападения не ждут, вон и ворота раскрыты, да и кони на выгуле. Может, они думают, что мы, как и маньчжуры, по весне подойдём, товарищ капитан? - сержант артиллерии опустил бинокль и взглянул на наставника.

- Ну, это они зря так думают - мы по не по расписанию воюем, а по необходимости, - наставительным тоном произнёс Павлов, служивший в своё время и мехводом, и командиром на БТР-80. - А этот Балдача согнал окрестных вояк в свою крепостишку и надеется, что отсидится до прихода хозяев.

- А ежели он сбёг к ним давно? - снова прильнул к окулярам Ян.

- Тоже верно. Быть может, он сейчас рыдает на приёме у какого-нибудь маньчжурского военачальнишки и просит защиты от северного соседа. Ты видишь, куда надо пушки ставить, сержант? - фразу Павлов закончил уже деловым тоном.

- Единственно туда, товарищ капитан. Господствующая над местностью ровная площадка. Городок отстоит примерно на шестьсот-шестьсот пятьдесят метров, - указал Вольский на небольшую площадку на склоне оврага, выходящего в долину небольшого притока Сунгари, где и был расположен посёлок.

- Верно, Ян. Иди, командуй своим выдвигаться на позицию, - Павлов встал с колена и, объяснив задачу командиру отделения разведки и прикрытия, отправил их обследовать подходы к площадке.

К Могды, селению маньчжурского вассала Балдачи, пришло две сотни ангарского войска при четырёх пушках и двести пятьдесят воинов амурского ополчения под началом даурского князца Лавкая, родственника князя Ивана. Общее руководство осуществлял сунгарийский воевода Игорь Матусевич. Отряд шёл на конях, частью на оленях, они же тянули пушки и повозки с боеприпасом, среди которых были снаряды, начинённые зажигательной смесью Мак Гроу. Задача у Матусевича была с одной стороны проста. Нужно было лишить маньчжур возможности устроить в этом городке, отстоящем от спешно возводимой ангарцами сунгарийской крепости на два с небольшим десятка километров вверх по реке, свой лагерь при весеннем походе. Казалось бы, возьми да и спали тут всё, да прогони жителей, чтобы они не снабжали маньчжур продовольствием и делов. Но нет, люди нам и самим пригодятся - поэтому придётся повторить действия самих маньчжур, то есть угнать местных в земли, ангарцами контролируемые. Чтобы маньчжуры не снабжались местными, Матусевичу предстояло ещё несколько таких походов. Овчинка стоила выделки.

- Обрати внимание, Ян, - капитан указал артиллеристу на то, что жильё обитателей городка - одинакового вида глинобитные домишки, лепящиеся друг к другу отстояли от домов знати, что были в большинстве своём в два этажа, с деревянными ставнями, да приукрашенные резными фигурками. - Жечь их, в первую очередь, после того, как твои разломают ворота. Больше деморализует, чем валить частокол.

Пока устанавливали пушки на позиции, люди Матусевича изловили нескольких неловких воинов врага, что караулили подходы к городку. Сунгарийский воевода, после крепкого расспроса пленных, подтвердил недавние опасения Вольского. Балдача, князь окрестных земель, вместе со своей многочисленной семьёй и лучшими воинами ушёл к маньчжурам. В Могды он оставил своего вассала Бугоня и тысячу воинов, которые весной должны были бы влиться в маньчжурский карательный отряд. Вскоре пленные были отпущены в городок с тем, чтобы Бугонь немедленно сдался и вышел из ворот один для проведения переговоров. Тем временем, полторы сотни ангарцев, разобравшись на десятки, окружили посёлок, блокировав все подходы к нему. Несколько попыток вражеских воинов уйти из городка были сразу же пресечены беглым ружейным огнём. Оставив на снегу и мёрзлой земле десятки остывающих тел, осаждённые хлынули обратно за спасительные стены крепостицы. Ангарские же драгуны были готовы встретить противника ещё раз, наученные стрельбе в школе Удинска, они не давали никаких шансов вражеским лучникам. Те не успевали понять, что происходит, пока в их тело не впивался кусочек свинца, вырывая клоки меховой одежды, тут же окрашиваемой горячей кровью.

Амурцы Лавкая, имевшие в большинстве своём собственное оружие - пики, луки со стрелами, да редкие сабли, собрались по флангам пушечной батареи. Лавкай же находился в шатре воеводы, готовый к получению любого приказа. Матусевич приблизил его к себе, потому как даурский князёк оказался головастым мужиком, не чуравшимся сторонних поучений. Специально для него Игорь заказал в следующем караване из Ангарии несколько комплектов доспехов, для их пробы в боевых условиях и пистолеты. Лавкай должен был стать первым рейтарским военачальником вассальной кавалерии ангарцев на Амуре и Сунгари.

- Огонь! - закричал Вольский, махнув рукой и приложил бинокль к глазам.

На сей раз к цели ушли зажигательные снаряды. После того, как первые два залпа разметали укреплённые изнутри ворота и повалили часть частокола, вместе с двумя башенками, настало время поджечь городок. В заранее оговоренной его части, ведь стрелять по хижинам было неразумно, дома же знати были отличной целью. Кто-кто, а они сделают всё, чтобы прекратить обстрел. В отсутствие князя - и подавно. Через некоторое время, чадно дымя густым и чёрным дымом начало заниматься пламя. Тёмные фигурки пытались потушить огонь водой, но безуспешно - смесь Мак Гроу было не залить. Снова изредка долетало до шатра хлёсткое щёлканье винтовок, опять самые отчаянные из осаждённых пытались добежать до леса, окружавшего Могды. Сунгарийский воевода, хмурясь вышел к пушкам:

- Что-то долго они думают, - озабоченно проговорил он, обращаясь к Павлову.

- Сам удивляюсь, - пожал плечами капитан.

- Товарищ капитан! Вышел один, на коне, вона, - указывал Вольский на фигурку всадника, что только что вывел коня из-за завалов ещё дымящихся створок ворот и снова вскочил на него. Не доскакав до пушек пару десятков метров, всадник кулём свалился в лежащий тонким слоем снег и принялся ползти к пушкам на коленях.

- Всё, они готовы сдаться, - с улыбкой проговорил Матусевич. - С маньчжурами столь лёгкой прогулки не будет. Ладно, пойду, пока чайку заварю, аккурат к тому времени он доползёт к нам.

Небольшой столик с лавочками вынесли к костру, благо погода благоприятствовала. Ветра не было, а солнышко как раз вышло из-за туч. Пока разливали чай по чашкам, двое дауров, сдвинув на затылок меховые шапки, пыхтя, притащили вышедшего из крепостицы человека. Это оказался Бугонь, князёк со средней Сунгари, оставленный в Мокды Балдачей. Теперь он рассыпался в слёзных мольбах о прекращении обстрела городка бомбами с негасимым пламенем. Валяясь в истоптанном снегу, он вытирал мокрое и испачканное сажей лицо и клялся в том, что маньчжуры - не его хозяева, а сам он, одно время, даже был в войске самого князя Бомбогора.

- Ну а сейчас ты где? - спокойно отвечал Игорь, прихлёбывая зелёный чай. - Служишь маньчжурам. На это Бугонь отвечал, что он не мог ослушаться зятя императора Цин.

- Убили бы не только мою семью, но и весь мой род! - горестно воздел он кверху запачканные руки.

- Сядь, оботри руки и попей чаю, - предложил Бугоню Матусевич спокойным тоном.

Солон, немного успокоившись, присел на поставленный перед ним низенький складной стульчик и осторожно принял обеими руками предложенную чашку с чаем.

- Бугонь, - начал Игорь, - этот городок скоро окажется на пути следования маньчжуров. Они наверняка захотят тут сделать остановку и пополнить свои силы. Нам этого не нужно, понимаешь?

- Понимаю, - проговорил тот негромко.

- Так вот, этот городок мне не нужен. А люди, живущие в нём - нужны. А теперь рассказывай мне о Балдаче и его отношениях с маньчжурами.

Через некоторое время, когда переводчик из вассальных солонов перевёл последние слова Бугоня, Матусевич встал с лавочки. Его собеседник также поднялся, терзая в руках пустую чашку.

- Значит так, Бугонь, - хрипло проговорил Игорь, тяжёлым взглядом буравя солона. - Иди в городок и выводи всех женщин и детей, пусть берут домашнюю утварь, еду и скот и выходят к реке. Матусевич указал Бугоню направление и продолжил:

- Долго я ждать не буду, а просто сожгу всё. Маньчжурам я ничего не оставлю, понял меня?

- Да, господин! - воскликнул солон и взял под уздцы подведённого ему коня.

- Как выйдут женщины и дети, я снова буду тебя ждать здесь, Бугонь, - сунгарийский воевода развернулся и исчез в проёме шатра.

Примерно через час-полтора, колонна из четырёх с небольшим сотен жителей осаждённого городка начала собираться у берега Сунгари.

- 'Солон' с баржами будет тут в течение получаса, товарищ майор, - доложил Игорю связист его отряда, спецназовец Стефан, уроженец Перемышля.

- Отлично, как раз, вовремя!

Вскоре растерянных и упирающихся людей погрузили на крытые деревом баржи и канонерку. На вторую баржу тянули нескольких отчаянно мычащих коров, овец же загоняли пинками. Заплаканные дети и всхлипывающие женщины испуганно оглядывались по сторонам, но через некоторое время они немного успокоились, а развернувшийся речной караван вскоре скрылся с глаз, устремившись к оплоту ангарцев на Сунгари. Переселяемые люди должны были поселиться в расширяющихся Тамбори и Хэми - солонском и эвенкийском посёлках близ строящейся крепости Сунгарийск.

Бугонь уже ждал Матусевича у шатра.

- Молодец, а теперь выводи мужей, братьев и детей тех, кто уже покинул городок, - приказал Матусевич.

Из крепости постепенно выходили мужчины, старики и подростки с баулами, набитыми разного рода пожитками, ведущие быков, коней и прочий, более мелкий скот. Они собрались у берега Сунгари, ведомые людьми Лавкая.

- С ними будет совсем просто, господин воевода. Они за родичами своими идут, быстро дойдём до нашей крепости, - говорил Матусевичу Лавкай, держа уже за уздцы своего коня.

- Смотри только, братец Лавкай, не допусти никакого грабежа моих новых людей! Чтобы все дошли, а совсем слабых можешь на коня посадить, - наставлял даура Игорь. - Если всё пройдёт без происшествий и далее будешь столь же хорошим воином - будешь возвышен мною.

- Да, господин воевода, можешь рассчитывать на меня полностью! - Лавкай коротко поклонился, приложив руку к сердцу и, вскочив на коня, засвистел и увёл сотню к стоявшим у берега людям.

- Неплохо, ещё несколько сотен рабочих рук, - констатировал Стефан.

До наступления весны Матусевич основательно зачистил Сунгари в её нижнем течении и земли окрест. Опираясь на информаторов и проводников из местных, ангарцы доходили до селений, расположенных за десяток километров от берегов Сунгари, на её притоках. Их жителей не переселяли, но приводили к присяге новой власти и предупреждали, что ежели те узнают о приближении маньчжурских отрядов, то им следует уходить в лес. Выше по реке амурцы Лавкая распространяли слухи о том, что появился новый князь, сопротивляющийся грабежу маньчжуров, посильнее самого Бомбогора. С поселениями, расположенными близко к Сунгари, ангарцы не церемонились. Так, где уговорами, а где и принуждением, Игорю удалось переселить на Амур и Зею население пары дюжин деревенек на полсотни километров вверх по реке от Сунгарийска - от крупных, до нескольких сотен жителей, до совсем мелких, с пяток дворов. Далее подниматься по Сунгари на конях уже не было смысла. Только с наступлением весны "Солон" сможет пойти дальше. Матусевич, ожидая нападения, хотел упредить их появление сожжением редких маньжурских застав и разгромом лояльных им поселений. На пути единственно возможного следования маньчжур не должно было быть ничего, чтобы могло помочь им в походе - ни припасов, ни рекрутов.

Сунгарийская крепость, расположенная на небольшом полуострове, между тем, росла, уже второй год поднимаясь над рекой, прикрываемая с берега фортификационными сооружениями. Земляные редуты укреплялись камнем и деревом, также устраивались ловушки и заграждения для маньчжурской конницы, чтобы та не проскочила между укреплениями. До этой зимы в крепости успели устроить казармы, склады, мастерскую под снаряжение патронов. А едва с рек сошёл лёд в Зейск снова ушёл "Солон", в середине мая вернувшийся с пятью миномётами, боеприпасами и небольшим пополнением. Также в Томбори и Хэми были присланы две семьи попов, направленных сюда ангарским князем для скорейшего крещения и окормления местной паствы. Соколов не желал иметь этих товарищей на Ангаре, где с ролью ангарского епископа и так неплохо справлялся лояльный ангарцам отец Кирилл, уже рукоположивший несколько молодых людей в сан. А вот для неспокойных окраин московские священники пришлись в самый раз. Амурцы не противились новой вере, хотя и прежних обычаев не забывали. Зато организованные в крупных посёлках на Амуре и Зее, а теперь и Сунгари школы при возводимых церквушках, уже начинали обучать силами ангарцев и тунгусов местную знать и ребятишек русскому языку, закону Божьему, да основам геополитики, спрятанными под речами об общем враге и о том, как хорош ангарский князь.

Печатный цех в Ангарске заработал в полную только в прошлом году. Цех в Новоземельске, до сего момента обеспечивавший княжество печатной продукцией, теперь сосредоточился на печатании сугубо научной литературы, писавшейся обоими профессорами и кандидатами в доктора наук, бывших в составе обеих пропавших экспедиций. Поначалу, едва начав печатное дело в Ангарии люди столкнулись с целым ворохом проблем - то капризная и нестойкая краска, то рыхлая и непригодная бумага, сложная ручная работа так же изматывала. Но со временем, как материалы, так и производственные мощности, становились всё лучше. Копирование электронных данных было поставлено на поток, ведь электроника не вечна, кто знает, сколько она ещё протянет? Да и нестабильная работа генераторов заставляла копировщиков судорожно работать в ожидании возможного отказа аппаратуры. Переписывалось и печаталось всё - и технические словари, и специальные справочники, словом, вся литература, что была на электронных носителях. И Соколов и Радек уже на третий год вынужденной зимовки озаботились проблемой сохранения информации для будущего. Сейчас в Ангарске печатались различные учебники для средней школы, азбука для младшей, пособия для специализированных по профессии классов, для военных школ Удинска и Икрутска.

- Ну что, теперь краска лучше держится? - отжав рычаг, посмотрел на товарища Михаил, бывший инженер с научно-исследовательского бюро 'Онега'.

- Определённо, Миш. Только красная снова расплывается зараза! - отвечал ему Юрий, грузчик-шабашник из Мурманска, некогда работавший на частной типографии.

Когда печатный бизнес прогорел, а хозяева фирмы исчезли, не уплатив Юре и ещё десятку сотрудников заработанных ими денег, он с готовностью ухватился за предложение товарища подработать грузчиком у военных.

- Правда, на Новой Земле прохладно, но деньги платят огромные. У нас в цеху целая очередь на трёхмесячную вакансию, так что повезло тебе, - усмехался товарищ.

Да уж, вот свезло, так свезло. Боль утраты родных и близких ему людей уже прошла, а тупая, ноющая печаль об утрате целого мира не приходила к Юрию даже по ночам, как прежде. Кем он был там? Человечишкой с дипломом менеджера, один из многих, кто со скрипом устраивался в быстром беге жизни. Ему, выросшему на всём готовеньком в последние годы советской власти, постоянно не везло. Время шло и после школы, исполненный духом свободы и гласности, Юра мужественно откосил от армии и бросился учиться на модную профессию менеджера, в свежеоткрытой академии экономики и права на улице Полярной правды. Окончив оное заведение, Юра со временем и немалым удивлением узнал, что устроится с его дипломом всё сложнее и сложнее, а мама намекнула, что лучше бы он пошёл на рабочую специальность. Вначале мотающемуся между разными рабочими местами сынуле помогали родители, нежно любящие своё единственное великовозрастное чадо. Однако Юре не везло, нигде долго не задерживаясь, он постоянно менял работу, пытаясь найти что-то лучшее. Его отец, опытный слесарь, сумел найти себя в новой жизни, сначала устроившись в кооперативный автосервис, а затем вернувшись на судоремонтный завод, которому он отдал полжизни. У матери Юры так не получилось. Чертёжник-конструктор с машиностроительного, она имела узкую и уже никому не нужную специализацию, поэтому ей приходилось подрабатывать продавцом и даже детской сиделкой. На заводе же работу чертёжника с успехом выполняли ЭВМ. Юрий же в конце концов устроился в типографию, по протекции маминой подруги. Работал рекламным агентом, предлагал услуги, расписывал качество работы. Наконец, у него появились неплохие деньги, он даже начал подумывать о женитьбе. Молодой человек обрастал жирком, связями и друзьями. С чего начался конец этой налаженной жизни он так и не понял, ведь предприятие имело неплохой оборот, стабильные заказы и неплохую клиентскую базу. Но тут раз задержали зарплату, потом ещё раз. Учредители ссылались на временные трудности, забирая всю недельную выручку, долг по зарплате копился, люди начали увольняться. Юрий ждал до последнего, надеясь на улучшения - ведь типография давала хороший оборот. Как оказалось, учредители не поделили бизнес, устроив свои разборки. Так он оказался без работы и без денег. Хотелось что-то сильно изменить в жизни, уехать что ли куда-нибудь. Ну а потом этот звонок школьного друга...

Юрий не жалел, что оказался в пропавшей экспедиции, сейчас он чувствовал себя нужным обществу человеком. Острая необходимость выживать и товарищи, находящиеся рядом, научили его работать руками. Накопленный некогда жирок исчез, а тело приобрело гордый мужской рельеф уже на первые годы вынужденной робинзонады. Сейчас бывший оболтус Юра был мастером в патронном цеху, а также два раза в неделю работал в типографии и успевал в единственный выходной помогать Фёдорычу в его ангаре, вместе с другими энтузиастами. А ещё Юрий был отцом двух замечательных девчушек, а его двенадцатилетний сын уже подрабатывал подмастерьем в цеху, осматривая патроны на предмет брака и упаковывая их в коробки. Обе его жены, из местных, работали на мануфактуре, где на ткацких станках пряжа превращалась в материю.

- Дай-ка глянуть, - Михаил расправил лист обеими руками и поднёс к окну. - Ага, точно. Поставлю химиков в известность. Парни, красный меняйте везде на синий!

- Ясно, Михаил Николаевич, - ответил один из работников печатного цеха, младший мастер Харитон, начальник смены, семнадцати лет от роду. - Вы уже уходите?

- Да, Харитон, но я ещё вечером подойду.

Одеваясь, инженер обратился к Юрию:

- Ты сегодня играешь?

- Нет, я сейчас в цех, а потом Фёдорычем поработаю ещё, - отвечал тот, наставляя ещё одного юного новичка к работе с более опытным напарником.

- А я коньки ещё вчера наточил! - улыбаясь, нахлобучил меховую шапку Михаил. - Мечтатель этот твой Фёдорыч. Пока мотора нормального не будет, что о воздухе мечтать попусту, только дерево изводит. Ну, до завтра! Пока, парни!

Впустив прохладный воздух, глухо хлопнула дверь в коридор.

'Орочанин', попыхивая трубой, упрямо шёл выше по реке, послушный штурвалу, за которым стоял Фёдор Сартинов. Командир БДК, изголодавшийся за проведённые в тайге годы по работе, теперь наслаждался ею. Разменявший недавно уже пятый десяток мужик с юношеским задором и рвением исполнял свои обязанности. Вокруг, куда не кинь взгляд, царило буйство нетронутой человеком дикой природы. Ярко-зелёные сопки, покрытые густыми зарослями леса, меж которых то и дело выглядывали скальные выступы, вплотную подходили к реке, где канонерка, петляла по извилистому руслу, огибая намывные острова с каменистыми берегами. Многочисленные протоки, часто закрытые густыми зарослями ивняка, шумели перекатами. Вода, искрясь на солнце, играла на камнях, создавая своеобразный шумовой фон. На протяжении десятков километров не было встречено ни единого следа присутствия человека, зато частенько встречались косолапые. Один из таковых встретился и сегодня утром. После того, как мы свернули лагерь, а рулевой уже собирался отворачивать от берега, один из дауров указал на противоположный берег. А там тощий молодой медведь точил когти о стволы деревьев, становясь на задние лапы. Довольно веселая картина со стороны, кстати. А когда Сартинов, ухмыляясь, дал гудок, то топтыгин, присев от неожиданности, тут же ломанулся в лес, ломая прибрежные кусты. Погода стояла ясная, жаркая, иногда даже знойная, люди успели и загореть. Спасали кепи и холодная, чистейшая вода. Ночи стояли ясные, тёплые. Словом - чуть ли не курорт.

Где-то позади уже остался печально известный остров Даманский. Один из сотни одинаковых, словно близнецы, островов, отколотых многочисленными уссурийскими протоками от берега. Некоторые из них были поистине огромны. Сергей Ким сидел на носу канонерки, рассеяно оглядывая берег. Обнимал он уже не свою штатную СВД с оптикой, а стандартную винтовку 'Ангара'. Его снайперскую винтовку пришлось отдать стрелку из гарнизона Сунгарийска. Там она будет нужнее и Сергей это понимал, хоть и тоскуя по любимому оружию. Направляясь в Корею, он, к своему удивлению, не испытывал должного волнения. Но он хорошо помнил, как у него защемило сердце при встрече с корейцами из гарнизона временной заставы маньчжур на Сунгари. Двое из них - Минсик и Кангхо сейчас были на борту и им предстояло довести группу ангарцев до первого нужного сановника - губернатора провинции Хамгён, на северо-востоке полуострова. Кроме них, в путь оправлялись капитан Олег Васин, старший группы и прапорщик Лука, из команды Матусевича, мастер рукопашного боя. Также с группой уходило шесть дауров и четыре тунгуса, они же должны были тащить продовольствие и кое-какое снаряжение, что останется после того, как будут навьючены четыре низенькие даурские лошадки.

В один из первых июньских дней Сартинов, хмуро повернув рычаг на 'стоп машина', проговорил:

- Всё, баста! Дальше мы не пройдём.

Капитан кивнул на изгибающуюся змеёй реку. В воде торчали камни, у которых пенилась вода, с шумом бьющаяся о них. Да и глубина реки становилась уже неодолимой для канонерки даже с её малой осадкой. Ким, посмотрев на небо, сказал самому себе:

- Ну всё, приплыли, - Сергей поискал глазами Васина и увидел, что тот уже что-то объясняет даурам.

Вздохнув, он натянул на глаза кепи и пошёл к своему капитану.

Спустили сходни, и лошади, измученные долгим плаванием в обитой деревом барже, сошли на берег. А точнее, по колено в воду. Даурские лошадки, нетерпеливо стараясь сойти с ненавистного судна первой, возбуждённо раздували ноздри и издавали забавное фырканье. Вероятно, они думали, что это снова, одна из многих, остановка в пути и теперь можно немного размять ноги. Но вскоре лошадей навьючили, а ухаживающие за ними люди уводили их от берега. Ким и остальные, уходившие в поход, проверили ещё раз свою поклажу. Потом крепко обнялись со своими товарищами и посидели на дорожку. После чего, не оборачиваясь, ушли по речной долине. А через некоторое время колонна ангарцев и амурцев услышала протяжный гудок, которым экипаж прощался со своими ушедшими товарищами. Маршрут группы был определён. Высадившись с 'Орочанина' на притоке Уссури в районе современного Арсеньева, группе предстояло двигаться к месту раположения будущего Уссурийска, а оттуда спускаться к северо-западному берегу залива Петра Великого - Амурскому заливу. Там уже можно было найти способ добраться до Кореи морем.

Начинало темнеть, а значит, настала пора зажигать фонари. Нужны они были ещё и потому, что даже ночью не прекращались работы на укреплениях пограничной крепости. Матусевич хотел построить не просто крепкий острог, а надёжную твердыню, где всё было бы устроено с умом и откуда можно было вести дальнейшую экспансию. Поэтому ангарцы укреплялись тут на совесть, даже низкий песчаный берег со стороны южной стены был укреплён брёвнами и камнем. Крепость Сунгарийска, представляющая из себя четырехугольник с выступающими по углам бастионами, располагалась на оконечности вдающегося в реку полуострова. За крутыми дерево-земляными крепостными валами-куртинами, выполняющими роль стен в противоартиллерийской фортификации, укрывались казармы, радиорубка, склады и прочие хозяйственные постройки. В центре крепости возвышалась кирпичная цитадель прямоугольной формы, которую венчал длинный флагшток с княжеским стягом. Артиллерийские казематы цитадели, обращенные на север и запад, и прикрывающие расположенный неподалёку посёлок Тамбори и огромный луг, с дорогой, идущей параллельно Сунгари, соответственно, скрывали в себе по четыре орудия. Это были старые знакомые - сто девяти миллиметровые пушки, стволы которых были изготовлены из буровых труб. На восточной стороне крепости, обращённой на реку, высился над стеной ещё один орудийный форт, обложенный кирпичом, стоявшее на береговом возвышении. В нём находились четыре литых пушки новейшей конструкции, сработанные в Железногорске из качественной стали. Отлитые стволы покрывали несколькими слоями стальной проволоки с предварительным нагревом оной. Потом, при охлаждении, она предохраняла ствол от разрыва при выстреле. Выигрыш в прочности получался порядка пятнадцати-двадцати процентов, при том же количестве материала. На нижнем ярусе орудийного бастиона располагалась батарея из четырёх "буровых" орудий. Это укрепление, расположенное на самом важном направлении, уверенно перекрывало фарватер реки, в самом её узком месте - с этой стороны реки в неё вдавался полуостров, а на той Сунгари веснила сопка.

К северу от крепости находился солонский посёлок Тамбори, его прикрывали четыре построенных в шахматном порядке редута, с линией ретраншементов за ними. На куртинах редутов находились снаряжённые картечью лёгкие сорока миллиметровые скорострелки.

Николай, молодой сержант из литвинов, дежуривший в смотровой башенке пристроенной к оконечности бастиона, увидел, что лодка уходившего порыбачить ещё днём мастера Макара подошла к причалу.

- Что-то он подзадержался, - отметил сержант.

Ловивший рыбу вместе с мастером Ванька, стрелок крепостной охраны, пятнадцати лет от роду, уже вылез из лодки и теперь тащил одной рукою два мешка с рыбой, второй неся свои удилища. Ему было очень неудобно, но он не желал, чтобы Макар, возившийся со снастями, ему помогал. Ну ладно, его дружок пусть поможет, подумал Николай:

- Эй, Николка! Хорош плескаться! Подсоби малому, вишь, тяжко ему! - усатый сержант, нарочито хмурясь, высунулся из незаложенной ещё на ночь ставнями орудийной амбразуры блокгауза и показал купающемуся ефрейтору на паренька, тащившего в одиночку дневной улов. Николке, плескавшемуся в тёплой воде отмели, прогретой солнцем, осталось лишь насупиться и выбираться из воды. Хотя паренёк отметил, что он, в сравнение с Ванькой, уже не малой.

- Ого, сколько дядька Макар сегодня наловил! - прошлёпав по доскам причала и оставив на них мокрый след с прилипших к телу портов, Николка взялся за мешок, набитый рыбой.

- Я тоже в сём участие принимал, - горделиво добавил Ванька, вчерашний курсант Саляева. - Дядьку Макара днём разморило, он на островке спал. Отож, он после смены был. Вона смурной до сих пор.

- Ага, я видал. Они до ночи паровую машину к лесопилению ладили. Чтобы с Зейска доски на барже не возить, как допрежь, - он обернулся на мужика, уже спустившего парус и теперь привязывающего лодку к причальной тумбе. - Ты ночью где сегодня?

- Сегодня нигде, - шмыгнул конопатым носом Ванька. - Спать буду в казарме.

- Ну и дурень, - ощерился ефрейтор. - А я в Тамбори пойду, в караул. Я там такую ладную девчонку видал, на крещении. Московский поп на той неделе в реке эвенков крестил, я и приметил.

- Да ну тебя, мне девчонки наши нравятся, русские. Сетку-то не тяни на себя!

- Баба, она и есть - баба. Захочу, возьму ещё и нашу, - ответил Николка важным тоном.

Услышав разговор двух мальчишек, шедших вдоль крепостной стены, наверху расхохотались двое взрослых парней, крепивших гнёзда для картечниц.

- Нет, ты слыхал, Пахом? Во даёт Ванятка, каков жентельмен!

- То моё дело, Ярко, - со смехом отвечал старшим товарищам малость сконфуженный Николка.

Те ничего против не имели, отсмеявшись, однако, на славу.

С реки потянуло прохладой. Багровое солнце завершало свой путь по небосклону, опускаясь за дальние сопки. Ночные насекомые напоминали о себе всё более громким стрёкотом. Вскоре окончательно стемнело. Зажглись фонари и в кабинете сунгарийского воеводы Матусевича. Игорь ходил по расстеленным на полу даурским коврикам, легко пружиня. Он был возбуждён и теперь старался успокоиться. Ну наконец-то! Появились, родные! А то он уже начинал думать, что маньчжуры и этим летом не заявятся. Буквально двадцать минут назад в крепость прискакали солонские разведчики ангарцев, что регулярно объезжали этот берег реки, достигая дальних селений. Они собирали любую информацию, касающуюся маньчжур, а также слухи и вести с земель окрест, приплачивая информаторам ножами, котелками и прочей утварью. И вот, в селение, отстоящее от Сунгарийска в двух днях пути, прибыли людишки и рассказали об огромной флотилии гребных судов, идущее вниз по реке. Помог слух, пущенный людьми Лавкая о том, что на Амуре появился новый князь, который борется с маньчжурами, продолжая дело погибшего в плену Бомбогора. Солоны, что было сил у их лошадей, помчались в крепость. Так память о прежнем князе, объединившем часть приамурских племён против врага, теперь помогала и ангарцам. Борьбу за умы местных князьков и знати окрестных поселений пришельцы из Прибайкалья уже начинали выигрывать. Теперь даурам, солонам и прочим амурцам не обязательно было плавать в Нингуту - самую северную маньчжурскую крепостишку, для того чтобы на шкурки пушного зверя обменять железо, хозяйственную утварь и предметы роскоши. Ведь всё это можно было приобрести гораздо ближе - в Зейском городке. Быстро растущий Зейск, как и Сунгарийск, уже на второй год своего существования стал меновым центром округи. Зная, ещё по Умлекану и Албазину, что именно необходимо амурцам, ангарцы наладили доставку оного из княжества. Путь караванов пролегал от устья Селенги, где был построен малый острожек, в коем жило лишь две семьи, по речным долинам Селенги и её притока - реки Хилок до Читинского острога у Арахлейского озера, а оттуда по Ингоде и Шилке до Нерчинского рабочего посёлка. Ну а там уже по реке Нерчи ангарцы попадали в Шилку и Амур. Теперь, привязывая местную знать товарами и подарками к Сунгарийску, можно будет проверить, насколько сильно они прониклись увещеваниям ангарцев. Будет ли теперь маньчжурам пополнение и провиант?

В Сунгарийске маньчжуров ждали, к их появлению готовились и в прошлом году, поэтому весть о приближении врага не стала неожиданностью. Матусевич тут же послал за старостами двух близлежащих к крепости посёлков, а своих людей собрал в кабинете. Сначала надо было организовать эвакуацию возросшего населения Тамбори и Хэми в заранее оговорённые посёлки, расположенные в тайге. Эту задачу Матусевич возложил на князца Лавкая, получившего чин капитана и должность командира первого сунгарийского рейтарского дивизиона, а в дополнение к этому блестящую кирасу с ангарским гербом, шлем с плюмажем из конского волоса, наручи и поножи, отличный палаш и два револьвера. Его лучшие воины, составляющие первую шеренгу при атаке, также облачились в кирасы и шлемы, вооружились капсюльными пистолетами, по две штуки на брата, некоторым достались и ружья. Сабель же было в достатке, они достались всем всадникам. Был у рейтарского дивизиона и собственный стяг - чёрная оскаленная медвежья голова на красном фоне. Медведь являлся тотемным животным подавляющего числа племён Приамурья, а рисунок головы зверя Матусевич нарисовал по памяти с эмблемы футбольного клуба его родного Белостока.

Игорь до самого утра планировал оборону крепости, он рассчитывал, что маньчжур будет не менее пяти тысяч человек. Матусевичем на разведку был отправлен отряд из пяти всадников - чтобы выяснить примерную численность врага и темп их продвижения. В крепости было достаточно продовольствия, за дополнительным боеприпасом в Зейск был отправлен 'Солон'. Сунгарийский воевода уже давно требовал предоставить ему хотя бы одну канонерку в подчинение, а для грузовых перевозок использовать пароходы, как на Ангаре. Их можно было вооружить если бы не пушками, то хотя бы несколькими картечницами-скорострелками. Сазонов обещал так и сделать. Но сейчас это аукнулось отсутствием у Матусевича дополнительного козыря - и какого козыря! Мобильная плавучая батарея наделала бы такого шороху среди маньчжурской флотилии, но сейчас ангарцы могли лишь наблюдать за приближающимся врагом. Разведчики вернулись в крепость на третьи сутки.

- Враг, общей численностью до двух тысяч человек движется вниз по реке на гребных судах, числом до двадцати с лишним. На последних суднах по большей части грузы. Замечены пушки, есть огнестрельное оружие, - докладывал Матусевичу вернувшийся командир группы.

- Как местные? - сузил глаза Игорь.

- Присутствуют, идут берегом. Числом в три-четыре сотни. Видимо, с дальних посёлков, потому как окрестные туземцы ушли в леса. Берегом идёт кавалерийский отряд, не больше полусотни.

- Ясно, - нахмурился воевода. - Когда маньчжуры будут тут?

- Трое суток, - отчеканил прапорщик и добавил:

- Но они вряд ли пойдут нахрапом, товарищ майор. Встанут лагерем за сопочкой, там и берег удобен. - До неё четыре с лишним километра, - задумался Матусевич.

Долгий путь до пределов врага Цин подходил к концу. Варвары снова взбунтовались. Опять непорядок на севере империи. Только недавно был разбит враждебный государству Цин туземный вождь Бомбогор и оставлены на две зимы небольшие гарнизоны с чиновниками, чтобы помочь нашим ставленникам из варваров управлять над ближними землями. Этот Балдача должен был сдерживать агрессивные поползновения мелких туземных вождей и вовремя атаковать их, дабы они не устраивали волнений близко к пределам Цин. Но нет, этот неспособный к управлению варвар, при первой же угрозе прибежал в Нингуту. Тут он принялся жаловаться местному чашаню[2] на какого-то дахура, который забрал у него пару городков.

- Он ничего не сделал сам! - сердился заместитель мукденского дутуна[3] Лифань. - Балдача должен был сам разбить этого выскочку!

- Значит он нам более не нужен, - прикрыв глаза, еле слышно проговорил стоящий рядом с Лифанем чиновник, гун первой степени, посланный амбанем[4] Мукдена в этот поход усмирения северных варваров. - Найдётся другой варвар, более умный.

- Который бы сделал так, чтобы мы не отвлекали силы на никчёмного врага, - добавил второй чиновник.

Разведчики из числа преданных варваров докладывали, что городок, основанный новым амурским князем на месте временной заставы маньчжур, находится в одном конном переходе. Вскоре, заметив обещанный туземцами широко раскинувшийся на берегу по левую руку луг, Лифань приказал рулевому править к берегу. Флотилия постепенно собиралась у места высадки, корабли скреплялись между собой, настилались мостки.

- Хорошее место для лагеря, - огляделся военачальник.

Пока начиналась высадка войска Лифаня, его небольшой, в пятьдесят всадников, кавалерийский отряд был послан в ближнюю разведку. Надо было немедленно показать туземцам присутствие тут маньчжур, дабы те устрашились. Ведь ещё ни разу варвары не выдерживали силу имперского оружия. Верных туземцев Лифань отправил занять ближний к лагерю лес, отстоящий на добрую пару ли[5] от берега. Нужно было обезопасить место лагеря его войска. А то бесчестные варвары могут напасть в момент, когда воины не готовы к бою. Прошло лишь несколько мгновений после того, как кавалеристы Томгуня скрылись за сопкой, как в голове заместителя дутуна громом отдались залпы множества аркебуз. Маньчжур сразу понял, что это стреляли не корейцы из его отряда, только взбирающиеся на вершину сопки по пологому склону, неся значок и знамя отряда. Вскоре послышался далёкий лязг железа и гневное ржание коней. Военачальник оторопел, ещё не все его воины высадились на берег, а его отряды уже подвергаются атаке врага. Он, конечно же, уже знал, что у северных варваров есть аркебузы, но столь частые выстрелы, звучащие за сопкой, заставляли его сердце сжиматься от гнева.

- Вперёд, вперёд! Атакуйте врага! - завизжал маньчжур, отправляя в атаку на невидимого врага китайцев, постепенно собирающихся на берегу.

Наконец, открыли огонь и корейцы, обрушив на неприятеля десятки свинцовых шариков, уж они то должны уничтожить врага! Лифань перевёл дух. Его кавалеристы и корейские аркебузиры заставят врага понести значительные потери. Сейчас к месту схватки подойдут и китайцы, теперь можно заняться и лагерем для войска. Едва наспех собранный китайский отряд начал выдвижение к месту боя, как из-за сопки показались кавалеристы. Пять... десять... пятнадцать. Лишь пятнадцать всадников из полусотни вернулось из боя. Лифань вскочил на коня и, сопровождаемый своей стражей, помчался навстречу остаткам конного отряда.

- Стойте, трусы! Где Томгунь?! - негодуя, задыхался от злости маньчжур. - Как такое возможно? Где остальные?

- Господин! Господин! На нас напали одетые в железо всадники, они пробирались к месту нашей высадки лесом, там же скрываясь до поры за деревьями и аркебузиры врага. Они подпустили нас ближе и расстреляли нас! У них были и небольшие пушки на сошках! Томгунь погиб первым, господин, - валялся в ногах его коня один из воинов, в окровавленном кожаном доспехе. - Мы вытянулись змеёй, только это не убило нас всех сразу.

- Наши стрелы отскакивали от их доспехов, господин! Мы смешались, а они атаковали нас. Они рубились словно демоны! Только аркебузиры и спасли нас, варвары тут же отошли в лес, едва круглошляпники начали стрелять, - вторил ему другой.

Лифань приказал четырём сотням туземцев и китайскому отряду прочесать лес, а сам, между тем, организовывал установку своего шатра. К вечеру вся его армия высадилась, в том числе и артиллерия: двенадцать пушек малого калибра. Крепость врага уже можно было наблюдать, находясь на сопке. После осмотра оной у Лифаня оставалось двойственное чувство - вроде крепость не сильна и не крупна. Не видно пушек и нет многочисленного гарнизона. Ни единого корабля не стоит у причалов, хотя ему говорили о неких самодвижущихся судах, плюющих в небо чёрным дымом. Значит, это была ложь - трусливые варвары готовы и демонов с кривыми мечами приписать врагу, если он победил. А в крепости чужаков вроде бы ничего удивительного не было. Подумаешь, земляные валы - корейцам не помогли и горные утёсы, а у солонов были такие же в их грязных городках. Лагерь готовился к ночёвке, чтобы завтра с утра обложить укрепления неприятеля, да расставить пушки. Тем временем, вернулись воины, прочёсывавшие лес. Этот рейд дорого им обошёлся, туземцы потеряли семь десятков воинов, никого не найдя среди тайги.

- Проклятые варвары просто сбежали к врагу! - хлопнул кулаком по колену Лифань.

- Они всегда готовы нас предать, - заметил один из чиновников, дзаргучей[6]. Этот чиновник должен был сменить на Зее Ципиня, отзываемого обратно в Мукден.

- Не стоит их пускать в бой одних, варвары сбегут, помня о своём Бомбогоре, - добавил другой.

- Я знаю об этом, - рявкнул Лифань и вышел из шатра, проворчав:

- Проклятые советчики!

На Сунгари опускался вечерний сумрак, в лагере маньчжур зажигались костры, воины собирались готовить ужин. Весь день они рубили деревья, что бы сделать шесты и лестницы для преодоления стен варварской крепости. Теперь им стоило отдохнуть перед завтрашним боем. Словно вторя маньчжурам, и во вражеской крепости зажигались далёкие огоньки. Причём это были фонари, а не открытое пламя костра. Вскоре Лифань снова отправил к крепости несколько групп разведчиков, и тут маньчжуру улыбнулась удача - все они вернулись без потерь. Как оказалось, враг заперся в крепости, которую прикрывала цепь валов. Подойти к ним не было никакой возможности, потому, что варвары наставили перед укреплениями шесты с фонарями, освещающими подходы. Также разведчики заметили не освещённое такими же фонарями поселение между холмов неподалёку от крепости. Вероятно враг не желал того, чтобы маньчжуры его заметили.

- Этот амурский князь варварских племён башковитее своего предшественника. У того хватило ума лишь на сражение, в котором у него не было ни единого шанса. Этот же действует из засад и сидит в крепости, - рассуждал ночью Лифань, обдумывая завтрашний день.

Спору нет, сражение в чистом поле не давало бы ни единого шанса проклятым варварам. Маньчжурское войско легко бы разогнало толпы туземцев. Но эти негодяи заперлись в крепости. Ну что же, следует повторить несколько раз удачно применяемый способ, чтобы заставить сдаться мятежный гарнизон. Нужно поджечь укрепления или постройки внутри укреплений. У воинов Лифаня в достатке имелось огненных стрел. Глубокой ночью военачальник составил план сражения и только он решил прилечь поспать, как звенящую тишину разорвал далёкий вопль и хлопки выстрелов. Взревев, маньчжур выскочил из шатра. Тут же находились и соглядатаи мукденского дзаргучея. Они возбуждённо переговаривались и Лифань услышал, что они бормочут о том, что с утра необходимо атаковать неприятеля. Они надеялись на то, что маньчжур было две с лишним тысячи, а это большое войско для туземцев, пусть у них есть и немного аркебуз. Вскоре к военачальнику подскакал один из его командиров, слезши с коня и поклонившись, он доложил, что варвары убили троих часовых, но вскоре были отогнаны прочь.

- Отогнаны, но не убиты! - вскричал Лифань и упал на расстеленные циновки и одеяла. - Это плохо, плохо! - уже бормотал он.

Однако ему не спалось, он долго ворочался, пытаясь заснуть, но всё зря. Злой и удручённый он ходил по шатру, пока его не посетила мудрая мысль. А ведь можно одновременно атаковать с воды и с земли! Таким способом победа будет добыта ещё быстрее. Нужно установить на корабли деревянные щиты, защищавшие бы его воинов от аркебузиров врага, атаковать крепость со стороны реки и постараться её поджечь. Довольный собой, Лифань позвал к себе начальников отрядов. Он поставил им задачу - к обеду оснастить десять кораблей щитами и, посадив на них лучников и часть стрелков из аркебуз, атаковать крепость. А сам он поведёт остальное войско на приступ. С утра маньчжурского военачальника вновь ждали нехорошие вести - за ночь были убиты ещё дюжина воинов, причём это случилось в рассветные часы, сразу после того, как воины заступили в караул. Погибло три караульных и спящие неподалёку воины. Их попросту перерезали, как овец. Что за бесчестный противник! Этого солонского князя нужно доставить живым в Мукден и пусть там разбираются с этим варваром. Что за несчастье воевать в далёком краю с хитрыми и грязными туземцами, когда можно побеждать Мин? Именно там легче всего получить повышение и подарки от императора. А не в этом медвежьем углу, где от тебя не ждут ничего, кроме победы.

Наконец, настала пора выдвигаться к крепости, чтобы обложить её со всех сторон, в том числе и с реки. Десяток кораблей начал движение, выстраиваясь в колонну. Но всё же в душе Лифаня саднило чувство тревоги, что-то мешало ему. Он понимал чутьём своим, что сил у него имеющихся, недостаточно, чтобы взять неприятельскую крепость. Но его солдаты были бодры, полны сил и горели желанием наказать подлых туземцев. Лязгая железом, воины приближались к врагу, неся лестницы и шесты, а также верёвки снабжённые крючьями, чтобы, зацепившись за стену, подняться по ней вверх. На повозках к крепости врага катили и захваченные у китайцев пушки, чтобы обстрелять оплот неприятеля и вынудить того спасаться от гнева императора. Приближаясь к крепости, Лифань разглядывал незнакомые ему правильные геометрические очертания её укреплений и начал понимать, что это не похоже на привычную варварскую крепость. Их земляные курятники не шли ни в какое сравнение с этим оборонительным сооружением. Сердце Лифаня защемило.

- Что-то тут не так, - пробормотал он. - Это не могут быть амурцы.

Он обернулся на чиновников, те посматривали на крепость с таким же озабоченным видом, что и сам военачальник. Да и чиновники эти - вчерашние воины, не лучшего правда качества, иначе служили бы южнее, но всё же они также понимали, что ситуация с этой крепостью не столь проста. Разглядев же крест на стяге, что реял над крепостью, Лифань всё понял. Это проклятые чужаки из-за моря, что помогают Мин лить пушки!

- Они тут, ну конечно же! - проревел он, делясь своей мыслью с чиновниками из Мукдена. - Эти чужестранцы-христиане.

- Но у них есть пушки, - осторожно заметил один из них. - Они продают их и нам и китайцам.

Побледнев, Лифань уставился на крепость. А корабли, тем временем, строем подходили к ней, чтобы выпускать рой за роем из стрел, снаряжённых огненным зарядом.

- Если удастся поджечь крепостные постройки, - начал было один из чиновников за спиной. - То...

Слова его потонули в громоподобных раскатах выстрелов. Та часть крепости, что возвышалась над рекой, немедленно окуталась дымом. У варваров, помимо аркебуз, была и артиллерия. Лифань почувствовал, как у него противно заныло нутро.

- Подпускай, подпускай, - Вольский, не отрываясь, смотрел в бинокль на приближающиеся к полуострову корабли. Он понимал, что они, идущие кильватерной колонной скоро будут готовы обстрелять крепость из пушек, а может и выпустить огненные стрелы. Именно так маньчжуры прежде брали городки туземцев. Пушкари уже держали корабли на прицеле, сигнализируя о готовности к стрельбе.

- Целься! С Богом, товарищи, - Ян махнул рукой. - Пли!

Одна за одной рявкнули четыре пушки. Казематы цитадели, несмотря на раскрытые двери, тут же заволокло дымом.

- Есть попадание! - воскликнул Вольский. - Передний тонет, второй горит.

- Столкнулись второй и третий. Заряжай! - капитан Павлов, находившийся в смотровой башенке цитадели и корректировавший стрельбу, прислал в блокгауз Ваньку, своего посыльного.

- Огонь по готовности! - приказал Вольский, - они смешались. Будут выгребать к руслу.

Один за одним артиллеристы уничтожили четыре корабля из тех десяти, что пытались подойти к крепости. Снаряды проламывали борта маньчжурских кораблей, вырывали обшивку корпуса, а уж взрываясь внутри, они производили настоящее опустошение. Избиение речной флотилии не заняло много времени.

Практически одновременно со вторым залпом, заговорили винтовки защитников крепости, до сего момента молчавшие. Противник подходил к крепости, будучи уверенным в своей недосягаемости для огня противника. Они же не догадывались о характеристиках ангарских винтовок. Их целью были плотные боевые порядки приближающихся колоннами врагов. В первую очередь, согласно приказу Матусевича, уничтожались командиры врага, знаменосцы, а также воины нёсшие лестницы. Мирослав Гусак, капитан спецназа и командир первой линии обороны лёжа на позиции, искал в прицел полученной недавно снайперской винтовки свою цель. Особенную. Тратить драгоценные боеприпасы к СВД на обычных воинов ему было никак нельзя. С этим успешно справлялись и стрелки. Ему нужен был командир этой армии. И вскоре он его нашёл, одетый в богато украшенный вышивкой и рисунками халат, маньчжур бегал глазами по полю боя, где умирали его воины. Повернувшись в сторону реки, он с ужасом увидел, что половина кораблей горела, а остальные поспешно поворачивали обратно, гребцы работали изо всех сил. Мирослав понимал, что сейчас, с минуты на минуту, этот человек даст сигнал об отступлении. Пора! Сухой щелчок и пуля ушла. Ещё один патрон пришлось потратить на такого же разряженного, как и первый, маньчжура, что ехал позади него. Третий, видимо слуга, свалился с коня сам и тут же дал стрекача. Дело сделано и теперь, убрав СВД в чехол, Гусак зарядил ангарку. Выстрел. И споткнулся, словно налетев на невидимую стену, воин с аркебузой. Ещё выстрел и второй уткнулся в траву лицом, выронив своё оружие. А после первого же рявканья картечниц, буквально разорвавших первые ряды атакующих, вражеские солдаты не выдержали. Увидев, что они к тому же остались без командиров, так как все они лежали бездыханными или корчились в агонии, маньчжуры, дико крича, бросились назад. Последовал и второй залп, заставивший всё войско буквально взвыть от ужаса. Многие валились на землю не только потому, что их настигла пуля, а оттого, что их недавние товарищи попросту толкали их оземь, пытаясь быстрее покинуть это смертоносное место. Китайские пушки и лестницы остались на щедро политом кровью поле. Многие из бегущих впереди вдруг словно споткнулись, некоторые в бессилии опустились на колени - из-за сопки поднимался густой чёрный дым. Раздались вопли отчаяния - воины поняли, что путь к отступлению был отрезан. Войско Лифаня, потерявшее от плотного огня скорострельных аркебуз и картечных залпов до четверти своего состава, в том числе и всю свою верхушку, превратилось в толпы загнанных и обречённых беглецов. Кто-то от отчаяния решил броситься вплавь. Вряд ли он достигнет другого берега - Сунгари в этом месте широка. Маньчжурское войско, ретируясь с поля боя, постепенно сбивались в несколько разновеликих толп. Причём отряд стрелков-корейцев собирался отдельно, туземцы также держались друг за друга, китайцы жались к своим, а маньчжуры - самая малая часть армии, хмуро поглядывала на разноплемённых союзников, первыми побежавших спасать свои жалкие шкуры. Теперь эти предатели ждали милости от победителей, о сопротивлении же никто даже не подумывал. Хотя полторы тысячи воинов - приличная сила, а попытка прорваться вверх по реке была ещё выполнимой. Тем более что оттуда ещё доносились звуки далёкого боя, раздавались выстрелы. Воины устремились к месту стоянки кораблей. Огибая сопку, они столкнулись с перезарядившими оружие рейтарами, полусотней тунгусских стрелков и даурских лучников, которые уже вырубили и перестреляли хозяйственную прислугу маньчжурского войска и экипажи стоявших у берега кораблей. Некоторые из судов успели, между тем, уйти вверх по реке. Используя местность - склон сопки, заросший густым кустарником и высокой травой и редколесье, тянущееся параллельно берегу Сунгари, ангарцы и их союзники буквально расстреляли маньчжур, которые уже начинали собирать паникующих людей в прежнее войско, грозя им самыми страшными карами за неподчинение. Невеликая числом маньчжурская составляющая войска Лифаня была выкошена. Конечное поражение карательного войска было этим и предрешено. Первыми не выдержали китайцы, побросав оружие, они опустились на землю, моля о пощаде. За ними тут же последовали и туземцы, пришлось бросить оружие и аркебузирам-корейцам. Хотя и сейчас, бросившись в атаку, они могли достичь локальной победы и добраться до своих кораблей. Но уже некому было заставить воинов атаковать. Тем временем, вышедшие в погоню из крепости драгуны постепенно охватывали полукругом уже сдавшихся воинов. Показались и повозки с картечницами - эксперимент Матусевича. Сам Игорь теперь находился в затруднительном положении, содержать столько пленных ему было негде. А кормить - нечем. А ещё охранять их надо. И что прикажете делать? Для начала Матусевич решил отпустить туземцев, от лица князя Сокола великодушно простив их. Послали за Лавкаем. Донельзя довольный князец вскоре прискакал к воеводе, с радостью доложив об удачном налёте на лагерь маньчжур. Игорь похвалил верного капитана и объяснил тому своё решение об участи пленных туземцев. Через некоторое время, рейтарский капитан, скалясь в хищной улыбке, промчался мимо толп хмурых воинов и вскоре конь его гарцевал у сбившихся в кучу туземцев, опасливо поглядывающих на знатного воина в богатых доспехах с окровавленным мечом в руке, который обращался к ним:

- Эй вы, трусы! Убирайтесь отсюда к своим домам и никогда больше не вздумайте воевать против великого князя Сокола! В следующий раз пощады вам не будет! Убирайтесь!

Долго их уговаривать не пришлось, вскоре туземцы, ещё не веря в своё спасение, улепётывали со всех ног, покуда не выдохлись окончательно. Потом пришла очередь корейцев, коих было числом под две сотни. Тут пригодились оставленные в Сунгарийске двое пленных, захваченных при налёте на маньчжурскую заставу два года назад. Пленным стрелкам из захваченной маньчжурами страны Утренней Свежести объявили, что их прощают, поскольку они подневольны. Двое амурских корейца призвали своих единокровников уходить обратно, однако, по совету Матусевича, они предложили и остаться тем, кто желал бы служить князю и осесть здесь. Остаться пожелала лишь дюжина воинов, остальных проводили на оставшиеся корабли. Корейцы заняли два из них и в спешке ушли вверх по Сунгари. Немногие остававшиеся в живых маньчжуры, между тем, заметно заволновались. Они, по-видимому, отошли от первого шока и теперь были готовы снова взяться за оружие. Остудить их смогли лишь двумя залпами картечниц, которые повалили около трёх десятков воинов и направленным на них остальным оружием. Что же делать теперь с остальными? Отпустить, расстрелять? Второе предпочтительнее, поскольку маньчжур опасно держать под охраной - очень уж они склонны к бунту и побегу. Вскоре из крепости прискакал радист Стефан, доложивший Матусевичу предложение Сазонова - оставить две сотни наиболее крепких воинов, для тяжёлой работы в Ангарии, с остальными же он советовал поступить по усмотрению Игоря. Патроны, всё же он предлагал поберечь. Матусевич так и поступил - оставшиеся четыре десятка маньчжур были умерщвлены даурским ополчением во избежание неприятностей.

- Вот тебе и поспал значит, - Николка был вне себя от возмущения. - Я там в тайге караулил народ непонятно от кого, а ты лычки младшего сержанта зарабатывал!

- Ну что, зато ты пообщался, верно, со своей девчонкой? - улыбался Ваня, пришивая две лычки на китель.

- А ну тебя! - махнул рукой Николка.

- Но-но! Как ты разговариваешь со старшим по званию? - уже смеясь, отвечал парнишка.

- Вот сейчас как наваляю я тебе, старший! - пригрозил ему ефрейтор, покраснев.

- Да не злись ты, Николка. В следующий раз геройство проявишь, - миролюбиво сказал Ванька. - А пока вона, знай себе, охраняй крепко пленных.

Взятые в плен вражеские воины, в большинстве оказались китайцами. Из них нужно было выбрать наиболее крепких и молодых мужчин для работ в Ангарии. Но прежде все пленные были разделены на четыре группы. Пока одна группа собирала трупы и очищала местность от последствий боя, вторая копала обширные могилы на месте своего недавнего лагеря. Третья группа собирала железо и оружие, годное для раздачи ангарцами туземцам или шедшее на переплавку. Четвёртая группа, в которую входили раненые воины врага, была предоставлена сама себе. Их постепенно выгоняли прочь воины Лавкая, обрекая на смерть в тайге от рук туземцев. Среди них был и свалившийся с коня Лифань, который решил не искушать судьбу после того, как оба мукденских чиновника были чудовищным способом убиты. Едва он пропустил их вперёд, дабы они осмотрели скоро устраиваемую батарею из китайских орудий, как дзаргучей вывалился из седла, обдав Лифаня горячей кровью. Казалось, что голова его лопнула, словно глиняный кувшин. Следующим стал второй чиновник, его затылок буквально вырвало из головы. Лифань понял, что следующим станет он, поэтому военачальник быстро сполз с коня, лихорадочно заметавшись под лошадиными ногами. Он принялся срывать с себя свой походный наряд, не отличавшийся такой богатой расцветкой, что была у чиновников. Лифань уже понял, что чиновников убили именно из-за их нарядов. Поэтому Лифань, пачкаясь в крови и в собственной рвоте, под свистящими над головой пулями переодевался в одежды убитого китайца, прижавшись к остывающему брюху убитой лошади. Мёртвый китаец покачивал головой, разбитой вражеской пулей, пока Лифань стаскивал с него залитый кровью и продырявленный в нескольких местах длиннополый халат.

- Без заморских пушек и огромной армии разрушить эту крепость невозможно, - повторял тогда Лифань, стуча зубами от страха, злости и безысходности. - Оружие северных варваров слишком дальнобойно и разрушающе!

Маньчжур решил притвориться убитым, но вскоре краем глаза увидел, как туземцы добивают раненых, что не могут встать и идти. Лифаню пришлось, намотав на лицо окровавленную тряпку, присоединиться к тем немногим, что брели с поля боя к лагерю сами. На вторые сутки маньчжур, пользуясь дозволением северных варваров, хотел было уйти, как он наконец увидел тех, о ком говорили ему прежде верные туземцы. Среди привычных Лифаню солонов и дауров появились совсем другие люди - высокие и крепкие телом большеглазые бородачи. Были среди них и безбородые, но они явно принадлежали к одному сословию. Маньчжур, не отрываясь, наблюдал за ними. Ходят степенно, не бегают, как туземцы. Разговаривают на непонятном языке, причём проклятые туземцы их понимают и даже разговаривают с ними! Лифань не на шутку разволновался - ведь это очень опасно, когда ближние к Цин варвары начинают действовать заодно с варварами дальними.

- Очень опасно, - бормотал маньчжур.

Может быть, именно этим он и привлёк к себе внимание одного из северных варваров. Высокий бородатый воин не спеша подошёл к Лифаню, перешагнув через умершего от ран монгола. Он больно ткнул военачальника длинным ножом, торчащим из аркебузы невиданной прежде конструкции и проговорил маньчжуру:

- А ты, я смотрю, ещё жив? Халат-то весь в крови! - бородач принялся тыкать в дырки на одежде маньчжура.

Лифань похолодел и покрылся липким, противным потом. Его сейчас раскроют! Маньчжур тут же спохватился и изображая сильную боль, принялся тащиться подальше от варвара. Тот его, однако, не преследовал, а лишь рассмеялся, привычно положив руку на аркебузу, что висела на его плече. Бородач даже окриком остановил солона, который, вероятно, хотел прирезать Лифаня. А вскоре северные варвары, заставив своих пленников - китайцев и немногочисленных монголов погрузить всех раненых на корабли, отправили их вверх по реке. Так маньчжурский военачальник счастливо избежал гибели и теперь с трепетом ожидал прибытия в Мукден. Ему много чего надо поведать мукденскому фудутуну.

Лишних пленных постепенно уводили к уменьшающимся в числе кораблям, остававшимся ещё у берега. Сунгарийский воевода Матусевич всё же оставил при себе в два раза больше китайцев, чем ему советовал Сазонов.

- В том же Нерчинске они нужны будут или на ангарских полях - так ведь больше людей на производство можно отрядить, - объяснил он своё решение албазинскому воеводе, старшему на этих землях.

Алексей согласился с Игорем, заодно сообщив, что он на днях уходит к устью Амура на "Тунгусе", оставляя за себя Петра Бекетова.

- Ну удачи тебе с тестем, Алексей Кузьмич! - пожелал ему сунгарийский воевода. - Зимовать уж там тебе придётся.

А ещё через два дня из Зейска пришли "Солон" и "Даур", с подкреплением и боеприпасами. Теперь Матусевич, используя информацию, полученную от двух командиров, чудом уцелевших на разбитых у крепости кораблях, а также нескольких мелких начальников из пленных, начал планировать рейд возмездия.

В Дании мы задержались надолго, на всю зиму. Испытывать судьбу на свинцовых волнах штормящей зимней Балтики мне решительно не хотелось. Зато за это время мы на сэкономленное золото наняли два десятка датских, немецких и даже парочку голландских мастеров-корабелов и две дюжины каменщиков, в основном из немцев. Та лёгкость, с которой немцы согласились переехать на край света, меня поразила. И хотя им честно пытались объяснить, что это не южные моря, а далёкая Сибирь с холодной зимою, решения они не переменили. Отметив это, далее я предпочёл в дальнейших разговорах холода не упоминать. Благодаря Сехестеду, да с дозволения короля Кристиана, мы получили исключительное право вербовать немцев. Вскоре Сехестед и Торденшельд отправились в Норвегию. За прошедшее время они неплохо подготовились - их люди уже навербовали большую армию, во главе которой были поставлены нанятые иностранные офицеры, усилиями короля и командующего датской армией Андерса Билле был значительно усилен флот. Отплывая на уходившем в курляндский порт Виндава купеческом корабле, я испытывал немалую радость от успешно выполненной задачи. Причём задача была выполнена во всех её пунктах, включая самые смелые, вроде покупки острова и вербовки корабелов. Теперь на этом корабле в курляндское герцогство плыл мастеровой люд, среди них лишь считанные единицы были с семьёй и полноценное ангарское посольство с грамотами, подтверждавшими наш статус. Добиться встречи с герцогом Якобом Кетлером оказалось проще простого. Едва мы высадились в порту, а корабль наш был досмотрен, прибыл помощник местного бургомистра и сообщил, что к его высочеству уже отправлен гонец с известием о нашем прибытии. Нам же предоставили кареты и повозки, а так же эскорт гвардейцев герцога. Якоб Кетлер ждал нас в замке близ городка Голдинген, как нам сообщили в дороге - там нынешний герцог и родился. По словам Сехестеда, когда я спросил его о курляндском герцоге, прежний правитель - Фридрих, был весьма достойным человеком. Якоб же, по имеющейся у Ганнибала информации, желал продолжать разумную политику Фридриха.

- Это хорошо, нам есть о чём поговорить, - сказал тогда я.

Он осторожно поинтересовался предметом нашего разговора, на что я ему рассказал о плане отдать Эзель под протекторат Курляндии с тем, чтобы шведы не атаковали наш остров. На это он заметил, что возможно, шведы и не станут захватывать остров, но тогда вероятны проблемы с поляками. Они непременно заинтересуются этим пополнением их лёна.

- Ваши чудо-мушкеты нужны уже сейчас. Перед нами стоит задача в сохранении Халланда и Готланда под датской короной, - отвечал Сехестед. - Оксеншерна непременно потребует именно эти земли, если война будет несчастлива для нас.

По-моему, так и будет. Дания постепенно стала сдавать Швеции одну провинцию за другой, со временем превратившись из сильной державы в европейского мальчика для битья. Говорить это Ганнибалу будет бессмысленно, ведь тогда придётся объясняться. А я этого сделать не смогу. Возможно, с Кетлером мне будет проще, ведь он представляет не державу, которая отчаянно борется за своё влияние и земли, а небольшое, зависимое от Речи Посполитой, государство. Мужик он умный, насколько мне стало известно из слов Рихарда Литке, голдингенского бургомистра, сопровождавшего нас до замка. Учился в университетах Лейпцига и Ростока, много путешествовал по Европе. Осваивал корабельное дело, как и Пётр, у голландцев. Интересная личность. Странно, но доселе я не знал даже о существовании такого государства. Проехав городишко, в котором остановились мои спутники, дальше путь держала только наша небольшая компания - Кузьмин, Микулич да Белов. Кстати, Олаф поздней осенью отбыл в Норвегию, взяв с меня обещание не забывать его. Обещать ему я смог только то, что коли мы зайдём в Кристианию ещё раз, то Олафа Ибсена я постараюсь разыскать. На том мы и расстались.

Голдингенский замок находился недалеко от городка, рядом с небольшой деревушкой и был окружён всех сторон выпасными лугами, купающимися в солнечном свете. Картина маслом сельской провинции, подумал я, осматривая окрестности. Хотя домишки явно победнее датских, но такие же ухоженные. Люди, кстати, более открыты, чем датчане. Это заметил Белов, который в Дании долго не мог утолить свой мужской голод, в отличие от мужиков. Может тут ему повезёт больше? Впереди показалась небольшая речушка, протекавшая рядом с замком. Она дала основание кому-то из его прежних хозяев соорудить странно смотревшийся из-за своей тяжеловатости каменный мост, ведущий к воротам.

Якоб встретил нас в охотничьем зале, где на каменных стенах висели и семейные трофеи Кетлеров и то, чем они добывались. Это был весьма импозантный мужчина с лихо закрученными кверху тонкими усами. Чем-то вид герцога напоминал мне Сальвадора Дали. Тому экстравагантному человеку тоже были бы к месту этот огромный накрахмаленный ворот с рюшечками, лежащий на плечах, жёлтые чулки с бантом и широкие штаны до колен. Помпезности, присущей нашему приёму у короля Дании, не было и в помине. Как я и предполагал, всё прошло довольно просто. Просмотрев собственноручно и с великим любопытством наши грамоты, Якоб фон Кетлер, герцог Курляндии, пригласил нас отобедать, после чего можно будет поговорить и о делах. За столом, однако, нашлось время поговорить об неведомой герцогу Ангарии. Было видно, что Якобу действительно интересно узнать много нового, расспрашивал он и об азиатских странах. Я рассказал ему и о Китае и о Японии, используя в основном ту информацию, которую я черпал из недр своей памяти. По крайней мере, так было всё складно. И тут я пожалел, что не захватил с собою альбома с зарисовками ангарской жизни и пейзажами природы, а также миниатюрами с изображениями животного мира наших земель. Хотя вряд ли полковник Смирнов отдал бы свою коллекцию - ведь он собирал её уже почти десять лет, упрашивая увлекавшихся рисованием коллег отдавать ему свои работы.

- Для истории это нужно. А может мы музей откроем? - приводил свои доводы Андрей Валентинович.

Хотя вполне возможно, к моему приезду в Ангарске всё-таки заработает и фотографический цех, ведь работы над аппаратом уже велись и давно. Да и опыты первые были. Вот в следующий раз, отправляясь в путешествие возьмём с собою альбом с фотографиями.

Наконец, отдав должное поварам герцога и похвалив их за старание, порадовав больше этим Якоба, мы были готовы начать наш разговор. Но по пути, почувствовав что дальнейшее промедление чревато конфузом, я, через отлично говорившего по-немецки Микулича, отпросился в туалет. Служка отвёл меня в небольшое помещение.

- А в принципе, не всё так плохо, - проговорил я, с улыбкой оглядывая местный сортир.

Стены были покрыты аляповатой плиткой голубого цвета, а прямо передо мной находился ящик. Осторожно, двумя пальцами, открыв крышку я с удовольствием вспомнил дачный участок. И с содроганием - гальюн на "Хуртиге". Слава Богу, что тут не надо было, просунув руки в петли, зависнуть над дыркой в полу и стараться, чтобы тебя не смыло вслед за продуктами жизнедеятельности. Присев, в небольшое окошко можно было понаблюдать за краем деревни. Это интересней, чем брать с собой газету, скажу я вам. Кстати о газете... Внезапно открылась дверь и пожилая женщина с приветливой улыбкой занесла тазик с тёплой водой и полотенце, поставив его рядом со мной. Занятно. После того, как я вышел, тот же служка, терпеливо дожидавшийся окончания процедуры у двери, отвёл меня в небольшой зал, где меня ожидал герцог. По-видимому, это было помещение для отдыха. Диванчики, невысокие столики, пейзажи на стенах.

- Барон Петер, присаживайтесь и давайте поговорим о деле, - перевёл мне слова Якоба его толмач.

Факт того, что близкий к его владениям остров нами выкуплен у Дании его не удивил.

- Кристиан потеряет Эзель при первой же атаке шведов. Это естественно, - сказал он.

А вот наше предложение взять его под свой протекторат заставило Кетлера подпрыгнуть, воздев кверху брови.

- Отчего такое желание, барон? Вы, верно, думаете, что шведы пощадят ваш остров, коли он будет под Курляндией? - воскликнул, всплеснув руками Кетлер.

Помолчав с полминуты, он уже совершенно спокойным голосом продолжил:

- Что же, это вполне вероятно. Ян-Казимир, король польский и шведский канцлер, насколько я знаю, сейчас в хороших отношениях.

- Затевают ли они что-нибудь против Московии? - неожиданно вырвалось у меня.

Герцог внимательно посмотрел на нас и спросил:

- Нелюбовь обоих к Московии ясна и ребёнку, но я не имею подобной информации. Понимаете, наше государство маленькое и в дела великих держав вмешиваться не может. Иначе нам придёт скорый конец. Нынешнее положение Курляндии меня устраивает.

- Да, Ваше Высочество, я вас понимаю, - отвечал я, склонив голову. - Наше предложение о принятии Эзеля под вашу протекцию я предлагаю пополнять пушниной из лесов Сибири. На должном количестве мы можем сговориться.

Герцог тут же заинтересовался нашим предложением всерьёз, после чего мы перешли на деловой тон и обсудили плату Ангарии за покровительство Якоба фон Кетлера. Все нужные бумаги были оформлены в самые кратчайшие сроки. Белов, ушлый человек, вот что значит настоящий американец, составил такой контракт, по которому герцог не имел права распоряжаться на острове, но формально являлся властителем Эзеля. Сроком на пять лет, именно такой временной промежуток я установил в качестве условия, причём мы могли порвать этот договор в любой момент. Продолжить же срок его действия можно было просто не заявляя протеста, тогда договор автоматически продлевался ещё на пять лет. Якоб фон Кетлер также, в ответ на моё сетование о нехватке людей, обещал вскоре прислать на остров своих чиновников и небольшой отряд солдат, оговорив при этом, что их жалованье целиком на нашем кошельке. Я с радостью согласился, намекнув, что если герцог сможет нанять для нас, скажем, в Бранденбурге или Саксонии различных мастеров, например каменщиков или корабелов, а так же и прочих - вплоть до обувщиков или кузнецов, мы бы щедро заплатили золотом. Кетлер, ухмыльнувшись, согласился. Обсудив дальнейшие весьма возможные экономические связи и довольно обще поговорив о политической составляющей наших отношений, мы распрощались с герцогом, отбыв в Голдинген.

Вечером в доме, что нам выделил бургомистр, состоялся важный разговор. Нужно было оставить нашего коменданта на острове. Выбора у меня не было - на эту должность был назначен Брайан, ещё в Ангарии. Во-первых, он неженат, а во-вторых, его специальность - программное обеспечение в финансово-кредитной системе банковского сектора не была пока востребована в Ангарии. Собственно, поэтому он и отправился с нами. Ещё на 'Хуртиге' я рассказал ему о возможной сделке с островами, имея в виду ещё Шетланды, тогда Брайан был откровенно недоволен подобным поворотом дел.

- Это же медвежий угол Европы! - взмолился он тогда. - У чёрта на куличках!

Теперь, с его точки зрения, дело обстояло гораздо лучше.

- Люди герцога будут готовы через пять дней. После чего ты вступишь в права управления Эзелем. Вот приказ Кристиана королевскому штатгальтеру острова и твои полномочия от Кетлера, - передал я ему бумаги.

- Сейчас мне что делать, Пётр? - Белов посмотрел на меня взглядом, полным грусти.

- Брайан, хорош! Ты ещё расплачься! - воскликнул я. - Для начала будешь усиленно учить немецкий - он гораздо проще датского. Знаешь, какая есть шутка про датчан?

- Что за шутка? - попытался улыбнуться Брайан.

- Будто когда датчане говорят, их рот набит горячей картошкой, да вдобавок они сильно простужены, - ответил я. А с немецким языком тебе поможет Иван Микулич.

- Он останется со мною? - обрадовался Белов.

- Нет, блин, я тебя одного тут оставлю! - рассмеялся я. - Позже сюда вместе со своими людьми прибудут отец Кузьмина и архангельский купец Ложкин - ты его помнишь? Тесть Тимофея который. Они наладят тут кое-какие дела, насчёт торговли.

Оставался Олаф Ибсен, которого можно было нанять для налаживания канала доставки населения из Европы. Планы у меня были грандиозные. Стратегический минимум - установку дипломатических связей и признание Ангарии в Москве, Копенгагене и Митаве, я выполнил. Максимум - покупку территории, также исполнил. Перевыполнение нашего плана тоже становилось реальностью. Теперь, если удастся остановить шведов курляндским флагом - дело сделано. Кстати, оный весьма похож на флаг Монако, только вместо красного цвета там бордовый. Ну, посмотрим - время покажет.

Через пару дней прибыл человек от герцога, который сообщил, что требуемые ангарским послом мастера будут прибывать в Голдинген, на площадь близ магистрата. Также мне было передано приглашение от Якоба фон Кетлера ещё раз встретиться сегодня. Вместе с Микуличем мы, не мешкая, отбыли в замок. Белову же я приказал лично встречать людей и устраивать их на проживание, обеспечивая питанием и прочим, что потребуется. Для этого в местной меняльной конторе я произвёл небольшой фурор, обменяв ангарские червонцы на кучу серебряных монеток. В этот раз Якоб предложил приобрести корабль, который уже готовый стоял в Виндаве. Заказавший его ревельский купец сгинул в море без следа, оставив лишь задаток за работу.

- Вам наверняка понадобится корабль, барон, - буквально уговаривал меня Якоб. - Вдруг придётся бежать с острова? На всё воля Божья, в том числе и испытания, кои посылаемы людям.

Это верно, корабль Белову не повредит, зачем постоянно платить местным товарищам, если есть свой транспорт. Герцог верно мыслит, интересно какую цену он заломит? Его интерес тут явно виден. Может какого несговорчивого купца он сам и ухлопал? А теперь его имущество распродаёт. Хотя какая мне сейчас разница, главное это хорошее расположение к нам этого человека со смешными усами.

- Да, Ваше Высочество, ваше предложение весьма кстати. Смогу ли я нанять добрых матросов для этого корабля?

- О да, барон, в Виндаве полно голодных матросов, мечтающих о заработке! - рассмеялся Кетлер, обнажив маленькие, ровные зубы. - Туда же прибудут и мои люди для службы на Эзеле.

После чего герцог снова проявил свойственное ему любопытство, захотев ещё раз поговорить с человеком из далёкой, неведомой в Курляндии, страны. Мы были приглашены в трапезную. Помимо прочего, Якоб удивил и меня, поведав о колониальных устремлениях своего маленького государства. Оказывается, корабли его старшего брата, Фридриха, плавали в Вест-Индию ещё в 1637 году, пытаясь основать поселение на острове Тобаго.

- К сожалению, попытка оказалась неудачна. Как и следующая, спустя два года, - грустным голосом говорил Якоб. Сейчас я пытаюсь найти лучшее место для нашей колонии, откуда можно ввозить пряности, сахар или табак.

- Ваше Высочество, обратите свой взор на Африку, - предложил я. - По крайней мере, Африка ближе Вест-Индии.

И кажется, чёрный континент ещё не разделен между европейцами.

- Например, земли, лежащие на берегах Гвинейского залива, - продолжал я. - Они ещё свободны для колонизации. Оттуда можно вывозить и золото и слоновую кость. Ваше Высочество, также мы можем покупать у вас за приличную цену золотом или мехами кое-какие товары. Например если вы станете возить нам из португальской Бразилии млечный сок гевеи, что растёт в Амазонии.

- Откуда вам это известно? Ведь ваше государство в далёкой Азии, как вы мне сказали сами! - изумился Кетлер.

После некоторой паузы я сказал:

- Ваше Высочество, мы очень хорошо осведомлены о земной географии. Если вам будет нужно, мы поделимся с вами нужной информацией. Но только с вами, поймите меня правильно.

- О, я понимаю вас, барон! - герцог искренне улыбался. - Конкуренты мне не нужны.

Поговорив ещё с пару часов, Кетлер, наконец, отпустил нас. От общения с Якобом я совершенно не уставал - он оказался интересным собеседником, который искренне желал узнать много нового. Хороший человек. Подъезжая к нашему дому, уже в саду, окружающем его, я заметил небольшие группки людей. Первые нанятые мастера? Теперь надо плотно заняться Беловым. Мужик он башковитый, раз Соколов его приметил и в нашу группу включил. Инструкции основных обязанностей коменданта планирующегося кусочка европейской земли были прописаны ещё в Ангарии и хранились среди бумаг посольства. Пока всё было не так сложно - нужно было собирать люд, осматриваться на местности, поддерживая самые доброжелательные отношения с соседями и живущими на нашей территории местными жителями. В случае появления на острове любого иноземца, в дело вступал бы курляндский наместник Эзеля и его военный комендант. Внутренние же вопросы решались Беловым.

- Понятно, Пётр. Стало быть, остальное время курляндцы будут сидеть в местном замке и не отсвечивать? - улыбнулся краешком губ Брайан.

- Именно так, - кивнул я. - Они за это и будут получать у тебя жалованье. Вот мы тут с Кузьминым прикинули расценки, чтобы не обидеть никого.

- Ага, - Белов с интересом принялся разглядывать зарплатную ведомость обещанных герцогом курляндцев. - Ты за этим списком утром к Литке ходил?

- Да. Тебе надо продержаться года полтора, максимум два - после прибудет пополнение, вооружение и, я надеюсь, нормальная радиостанция.

- Не забудьте картошку, - буркнул Брайан. - Я без неё с ума сойду.

Когда пришло известие о том, что в порту Виндавы уже готовы к отплытию на Эзель два корабля с курляндцами, Брайану пришло время собираться в дорогу. За эти дни ангарцы, казалось, обсудили всё, что могло стрястись на острове. В том числе и высадку шведов. Тогда, по возможности, не встревая в конфликт и тем более, в перестрелку, Белову с минимумом нужных людей, оружием и казной предстояло бежать на купленном Карпинским корабле сначала в Виндаву, а потом пробираться... Тут варианта было только два - либо в Митаву, к герцогу, либо в Москву. А там остановится уже в известном постоялом дворе и ждать своих. С Беловым оставался не только Тимофей Кузьмин и Иван Микулич, но также и три морпеха из четырёх, что были с нами. Каждому был оставлен карабин и револьвер, с приличным запасом патронов и часть золота.

- Ну, теперь кажется всё. Осталось напроситься на прощальный визит к герцогу и идти на Русь, - проговорил Пётр, попрощавшись с мужиками.

Якоб фон Кетлер, однако, уже отбыл в Митаву, столицу герцогства. Ну и ладно, проездные бумаги у нас имелись, а герцогу можно написать письмо. Интересно, как там с заставами на литовской границе?

Яркое солнце в зените, яркая зелень под ногами лошадей. Небольшой, в дюжину, отряд всадников неспешно идёт берегом реки. Здорово припекает, но, к счастью, то и дело облегчение приносит ветер. Выручает и близость реки - то один, то второй подъезжает к лениво текущей Селенге и, зачерпнув в шапку воды, обливает голову, тормоша волосы. С одной стороны реки - равнина, покрытая ковром высокой травы. Сильный ветер заставляет её с шумным шуршанием сгибаться под своим напором, словно он пускает волны в этом зелёном море. Невысокие сопки с частыми гранитными выступами тянутся вдоль противного берега, то отдаляясь от реки, то подступая к воде вплотную. Там же стоял сплошной хвойный лес. На более пологом берегу, где шёл отряд, преобладал лесостепной ландшафт, с невысоким кустарником и редколесьем. В траве жили своей жизнью многочисленные насекомые, ни на минуту не прекращавшие стрекотать.

- Жарко! - проговорил передний всадник и вытер кепкой мокрую шею.

Это был крепко сбитый мужчина, обладатель шикарной бороды, солнцезащитных очков "Polaroid" и огромного медного креста на мощной груди. Конь, захрустев под копытами мелким камнем, остановился на пригорке, слушаясь хозяина. Тот, привычным движением руки отогнал назойливых жужжащих мушек и, сняв очки да приложив ко лбу ладонь, стал осматривать окрестности. Близ каменистого берега метрах в двухстах, он приметил небольшую рощицу редко стоящих осин, растянутую вдоль берега.

- Вона, туда и пойдём, роздых себе устроим! - сказал он остальным.

- Кузьма Фролыч, - позвал его отнявший от глаз бинокль товарищ. - Глянь, там и Хилок в Селенгу вливается.

- Ну и ладненько, - обнажив ровные крупные зубы, проговорил Усольцев с усмешкой. - Вот меня завсегда удивляло, что для кажной речушки или острожка у вас уже и названьице имеется. Выходит, что и придумывать ничего не мочно?

- Тебе жёнушка не говорила, откель оные знания? - улыбнулся немолодой радист группы. - Знамо дело, говорила. Кстати мы пришли, а это значит, что надо место под крепость смотреть.

- А что тут смотреть? - пустив коня шагом, отвечал казак. - Не по тому берегу мы идём.

Радист согласно кивнул:

- Тут мы дали маху - тот берег и выше, крепче, да и лес стоит там. Но зато тут я заметил жирные глины в низинах, пригодится. Да и на Хилке глина и песочек тоже есть.

- Эка вы к камню страсть имеете! - обернулся к собеседнику Усольцев.

- Строить надо крепко! Чтобы наши остроги не пожгли! Уголь, кстати, на Хилке тоже есть.

- Нас не выбьешь! - воскликнул Кузьма. - Кому это по силам? Разве что дикие тунгусцы, яко зверь хищный, схватят да убегут, что на тракте было?

А на тракте случилось то, чего прежде там не бывало. И хотя ранее, бывало, пытались нападать на ангарские караваны желающие разжиться грабежом окрестные тунгусы, их потуги не выходили ангарцам до того раза дорого. Но весной едва не сгорел недостроенный Читинский острог, подвергшись нападению диких тунгусов. Тогда рано утром, в рассветной дымке, крепостица была окружена тремя сотнями или около того, воинов местного князька Табуная. Тогда они смогли спалить угловую башенку, да сложенный для дальнейшего строительства лес и запасы пакли. Поранили они тогда стрелами до двадцати человек, а двух стрелков-бурятов уволокли с собою в тайгу. После того, как нападавшие были рассеяны, потеряв перед недостроенными стенами острога чуть менее ста человек убитыми и ранеными, на поиски двух стрелков отправили несколько групп. Но они так и не смогли найти пропавших, лишь позднее, в одном из разгромленных кочевий рода Табуная было обнаружено одно из ружей бурят. С тех пор тракт охраняли казаки, а нежелающих жить в мире тунгусов они постепенно выдавливали из тех мест совместными со стрелковыми полусотнями рейдами. Одним из факторов снижения напряжённости было открытие меновых центров в острожках, где лояльным туземцам было позволено производить обмен выделанных шкурок,а также скот и птицу на разнообразную утварь и железное оружие.

Помимо Читинского острога и Нерчинского рабочего посёлка, главной базой в Забайкалье должен был стать Селенгинск. Поначалу его хотели ставить ближе к устью крупнейшей, впадающей в Байкал, реки, но неспокойная ситуация на тракте вынудила ставить посёлок гораздо выше. В итоге выбрали местность в устье Хилка, по которому двигались все караваны, идущие на Амур. Ранее для этого использовали реку Баргузин, но дорога через перевал Баргузинского хребта оказалась гораздо труднее, чем через его Яблонового собрата. Со временем Байкало-Амурская дорога устроилась, осталось лишь заселить эту линию. Но сказывался острый недостаток переселенцев, поэтому приходилось обходиться казаками Усольцева, уповая на очередной царский караван.

- Назад пойдём ближе к вечеру, - объявил Усольцев своим товарищам, - когда жара спадёт.

- Разумно, - согласился Владимир, радист отряда. - Я попробую передать о найденном месте в Усть-Селенгу.

После того, как каша была съедена, а чай допит, людей потянуло ко сну. Ласковый ветерок, шум листвы над головой, плеск реки, посвист птиц - после обеда всё это действовало особенно умиротворяюще и убаюкивающе. Оставив двоих караульных, Усольцев и остальные, кроме радиста отряда, возившегося со своим аппаратом на ближайшем пригорке, завалились на траву в рощице, постелив себе кафтаны. Один из караульных, казак Ларион всё же решил искупаться в Селенге, обойдя рощицу тонких осин и с час понаблюдав за безлюдной лесостепью. Сказав своему коллеге, буряту Баиру приглядывать в оба, он приставил карабин к огромному камню, лежащему на берегу немного выше лагеря и лихо скинул исподнее, положив его на этот же тёплый камень. Вскоре он вошёл в прохладную воду, испытав самое настоящее блаженство. Баир же с явным неодобрением косился на казака, плескавшегося в воде, словно неразумный ребёнок.

'Пойду, поговорю с лошадьми' - подумал он и, повесив карабин на плечо, направился к пасущимся у опушки животным. Едва Баир погладил свою пегую лошадь по морде, зашептав ей на ухо ласковые слова, как ветер донёс до уха бурята далёкий конский топот. Сглотнув, он побежал к краю осинника, что занимал ангарцы. Так и есть, поднявшись по склону холма, по зелёному полю неспешно двигались всадники. Тогда Баир решил сосчитать их, но остановившись на двух десятках, он запутался и помчался будить атамана.

- Эй, Баир! Ты чего забегал? - почувствовав нечто неладное, Ларион тут же вышел из воды, с шумом расталкивая воду.

Прихватив карабин, он поднялся по обрывистому берегу и охнул, после чего принялся звать радиста, который неподалёку пытался совладать с помехами.

- Владимир! Владимир! - пригибаясь и поглядывая на приближающихся конников, звал его казак.

Но у радиста на голове были наушники, потому он не мог его услышать. Тогда Ларион, перекрестившись, рывком достиг радиста и обхватив его за плечи, потянул на траву. Владимир, завалившись набок, посмотрел на казака такими широко раскрытыми глазами, полными недоумения и какого-то омерзения, что Ларион смутился. Он вспомнил, что совершенно гол и едва успел высохнуть. Прикрыв срамоту одной рукой, второй он указал радисту на чужаков, положив карабин рядом. Всё, бежать назад было уже поздно. Стащив рацию с пригорка, они залегли на его склоне, надеясь, что их не заметят.

В осиннике же, тем временем, заливали костёр, собирали вещи и уводили лошадей за редко стоящие деревья. Усольцев решил пропустить незнакомцев, не вступая с ними в контакт. Он надеялся, что за листвой их могут и не заметить. Вскоре чужаков можно было разглядеть не только в бинокль. Атаман насчитал не менее тридцати всадников. Судя по их виду, они сами были не из этих мест. Хоть и несколько расслабленно, но они всё же поглядывали по сторонам, время от времени громко переговариваясь. Осматривая этих людей, Кузьма отметил отсутствие у них закреплённого на одежде доспеха, разве что у многих на сером или тёмно-синем стёганом халате была войлочная накладка.

- Куяк поддетый, верно, как и у тунгусцев, - процедил он, всматриваясь в чужаков.

У небольшого количества конников были и нашитые на войлок железные пластины. У немногих были пики, а вот луки, похоже, были у всех. У некоторых на боку наличествовали сабли и кинжалы. В целом на серьёзных воинов они не тянули, но и расслабляться не стоило. Это были уже не знакомые всем сибирцы, а дети степей - халхасцы. И направлялись они прямо к пологому берегу Селенги - попоить своих коней.

- Казачки! - прошипел Усольцев своим товарищам, что стояли позади него среди деревьев. - Позаботьтесь, чтобы наши лошади не заржали, почуяв чужих!

Баир и несколько казаков уже гладили своих животных, остальные, сжимали карабины и ружья, напряжённо смотрели на приближающихся степняков сквозь листву и ветви деревьев. Бинокль атамана скользил по фигурам чужаков, их коням, пока случайно глаз не зацепил светлое пятно в паре десятков метров от крайнего правого всадника.

- Пресвятая Богородица! - воскликнул Усольцев. - Ларион, еттить твою за ногу! Лихой тя попутал?

- Нешто этот дурень на берегу заховаться не сподобился! Вона, Володимер тако же с ним! Господи, поможи! - заволновались казачки.

Их сотоварищи находились в опасной близости от нежданных гостей. Причём ползти в сторону берега уже было поздно, да и спрятаться там было негде. Разве что...

И тут залёгшего за пригорком Лариона ожгло словно плетью! Одёжу-то свою он так на каменюке той, что на берегу лежит, и оставил, вот сейчас заметят её! И тут же высокий гортанный голос заставил сердце его сжаться от тоски.

'Приметили, бес вас раздери!' - уныло подумал казак.

Близкий топот конских копыт громом отдавался в его голове - двое степняков, озираясь, подскакали к камню. Один из них пикой подцепил шмотьё Лариона и, ощерившись, что-то крикнул идущим берегом собратьям. Второй, хлестанув коня плёткой, закружился на месте, выискивая, где бы мог скрыться обладатель этой одежды, слишком свежей на вид, чтобы лежать тут долго. Следы на прибрежном песке, ведущие к траве, он приметил сразу. Глубокие следы, а это значит, что кто-то так быстро бежал от страха, заметив воинов Тушету-хана Гомбодорджи, что позабыл свои одеяния. Мгновение спустя кто-то из них заметил и множество следов копыт - лошади ангарцев тоже пили на этом месте. Ситуация поменялась - тут был небольшой отряд врага, а не отдельный человек. По всей видимости, думал старший отряда, это дружина мелкого бурятского князька, с которой они легко справятся. А потом легче будет и взять их становища.

- Приметят чичас его, Кузьма Фролыч! - на плечо Усольцева легла тяжёлая рука Осипа, бывшего енисейского сотника. - Надо выручать казачка, хоть и дурень он! - прохрипел он на ухо атаману, не отрывая взгляда он пригорка, за которым были его товарищи.

- У всех ружья заряжены? - оглядел казаков атаман. - Едино выступать надо. Надобно привлечь их к нашей стороне.

Баир, не раздумывая, хлестанул своего любимого коня со всей силы, да так что у него на боку рубец кровавый проступил. Заржал его верный конь, да больше от обиды, чем от боли. Зато степняки тут же встрепенулись, а несколько стрел спустя несколько мгновений просвистели над головами затаившихся между деревьев опушки казаков. Они уже видели то мелькавшие между тонкими деревцами редкие тени, то поднимающиеся над низким кустарником фигуры. Пущенные халхасцами стрелы большей частью прошли мимо стволов осин, не причинив вреда, некоторые застряли в деревцах, а одна угодила-таки в лошадиный бок. Несчастное животное всхрапнуло от неожиданности, да тонко заржало. Тут же слитно, заглушая лошадиное ржание, казачки грохнули десятью выстрелами, кто лёжа, кто с колена, после которых с коней упало несколько человек. Стрелы засвистели чаще, всадники принялись крутить карусель вокруг рощицы, осыпая её стрелами, пытаясь нащупать, где именно сидят их неприятели. Они, уже видавшие джунгарских стрелков из аркебуз, знали, что времени после залпа теперь у них достаточно, чтобы попытаться атаковать врага. Несколько халхасцев уже спешились и, выставив копья и достав сабли, с опаской, но не медля, вошли в рощицу. Всадники, гарцуя, пускали стрелу всякий раз, как выискивали опытным взглядом фигуру врага. За тонкой осинкой не спрячешься, а под редкий куст не забьёшься. Вскрикнул один казак, судорожно пытавшийся перезарядить карабин, потом ругнулся второй - вокруг ран расплывались кровавые пятна. Не обращая на ранения внимания, ангарцы перезарядили оружие - и снова, залп. Пятеро спешившихся врагов упало в траву, а двое уткнулись в конские гривы, выронив луки. Далее ангарцы стреляли вразнобой, по готовности. Потеряв ещё несколько человек, халхасцы решили поскорей убраться. К несчастью, путь их бегства пролегал аккурат мимо не вступавших до сих пор в бой двоих ангарцев. Большая часть уцелевших степняков и не обратила на затаившихся людей внимания, но уходившая в степь берегом реки четвёрка всадников окружила их. Владимира и Лариона едва не потоптали копытами и лишь вид голого бородатого казака отсрочил их неминуемую гибель. Радист схватился было за винтовку, но один из всадников резким движением рук ловко отсёк ему кисть широким и острым лезвием гуань дао, захваченном им в бою с ханьцами. Второй же всадил Владимиру в спину пику, заставив его изогнуться с мучительным стоном. Голова его дёрнулась, а тело напряглось, здоровой рукой он схватил горсть земли. И тут, дико заорав, Ларион, резко откатился в сторону, между лошадиных ног, получив, однако, сабельный удар по плечу. Обливаясь кровью, он разрядил свой карабин в одного из степняков, выбив его из седла. Пока всадники разворачивали коней, громыхнули выстрелы со стороны осинника. Ничего не видящими от боли и шока глазами Владимир уставился в ту сторону, стараясь уползти прочь от конского топота. Десятка ангарцев неслась к пригорку, на ходу стараясь зарядить ружья и карабины. С разбитым черепом упал ещё один враг, а двое оставшихся, зарубив Лариона, понеслись прочь. Послышались вопли, полные гнева и ненависти, казаки бессильно остановили свой бег на злосчастном пригорке. Враг ушёл, оставив половину своих воинов лежать в буйной степной траве.

- Там у осинника раненые валялись, дорежьте, иродов, - глухо приказал казакам Усольцев. - А вы положите Лариона на коня.

- Довезём Володимера ли? - участливо спросил кто-то. - Эх, по дурости пропали. От лешшой! - добавил со вздохом другой.

- Довезём! И Лариона тоже, у острожка и похороним. Лошадей неприятельских ловите и ходу! - Кузьма поднял уже перевязанного радиста, потерявшего сознание и ровным шагом направился к лошадям. - А крепость тут будет стоять, - негромко проговорил он и до боли сжал зубы.

- Засурский! Иди, твой черёд! - выкрикнул улыбающийся Яромир, выйдя из-за двери. - Я в Железногорск на два года, - похвастался мальчишка окружившим его товарищам.

Сегодня в Белореченской начальной школе распределяли тринадцати-четырнадцати летних мальчишек и девчонок в средние школы, каждая из которых была с тех уклоном, в котором у того или иного подростка был наибольший прогресс и, самое главное, желание постичь нечто новое. Как уже давно было отмечено, никакой разницы между детьми членов экспедиции и переселенцами в понимании учебной программы не было.

- Великий Ломоносов вон, из простых поморов вышел! А каков стал в итоге! - всегда говорил по этому поводу своим коллегам Радек.

Большинство способных ребят старались отправлять в наиболее востребованные отрасли - металлургию, машино- и станкостроение. Единицы наиболее одарённых ребят отправляли в Порхов, к профессору Сергиенко на обучение. Сам Иван мечтал быть мастером-литейщиком и работать в орудийном цеху. Ему даже снилось, как из отлитых им стволов ангарские артиллеристы сокрушают врага. Вот только какого именно? Этого он не знал, а после пробуждения уже и не вспоминал об этом. Надеясь на то, что его также как и Яромира отправят в Железногорск, Иван потянул ручку двери учительской.

- Иван, - мягко сказал учитель физики и механики, когда он вошёл в кабинет после только покинувшего его Яромира. - Проходи, садись.

Бывший волжанин с замиранием сердца ожидал слов директора, который должен был объявить, куда именно его направят.

- Иван, после того, как мы посмотрели общие результаты твоей учёбы в начальной школе, а также приняли во внимание твой интерес к машинам и механизмам, - проговорил, поглядывая в бумаги, директор. - Было принято решение направить тебя помощником машиниста паровоза на железногорскую пристань, либо помощником машиниста на пароход "Тайфун", что таскает баржи с углём на ту же пристань. Что тебе интереснее, Ваня?

- Эка, далёко как всё! - протянул было Иван, но тут спохватился. - Спасибо, Сергей Олегович! Я хочу на паровоз!

Это профессия была редкостью, ведь машинистов можно было сосчитать по пальцам. Вначале на небольших участках рельсы прокладывали для вагонеток внутри цехов, а также на небольшие расстояния от угольной шахты и места забора рудной породы. Тут уж вагонетки тянули на оленьей тяге. Первый паровоз, который тянул длинную вереницу вагонеток, а потом и платформ с грузом был собран и начал работать у железногорской речной пристани. Второй задымил рядом с посёлком угольщиков.

- Ну что, Ванька, куда? - обступили его любопытные товарищи, когда Засурский, наконец, покинул учительскую.

- На железногорскую пристань, паровоз водить, - с гордым видом отвечал тот. - В августе на пароход и туда, работе машиниста учиться!

Ребята поздравили друга, похлопали по плечам, а потом проводили в кабинет следующую соискательницу - Маринку Коломейцеву, дочку старшего радиста Ангарска. Про счастливого Ванюшку уже и позабыли, а он, сияя от радости и насвистывая, шёл в столовую. Быстро человек привыкает к новому. Вот сидел сейчас вчерашний крестьянский сын, наворачивал картофельное пюре с куриными котлетами, да попивая сладкий чай с молоком, и не вспоминал уже ни свою деревеньку, ни любимого пса. Позабыл он уже оставленных на голодную смерть больного деда с бабкой и страхи все свои былые оставил. Нынче этого настырного белобрысого паренька не испугать просто так. Теперь жизнь другая пошла. Сейчас он думал о том, что уходящий завтра утром к Усолью пароход 'Гроза' доставит его домой и он похвастается перед всем ангарским посадом своим удачным назначением. Да и его друг - лохматый Буян, верно уже подрос, как хочется повозиться с ним вдоволь!

Очередное собрание ангарского руководства проходило на садовой веранде. Текущих вопросов накопилось с добрых два десятка. Для начала помощник Дарьи отчитался о мерах, принятых во Владиангарске, этой осенью ожидающем прибытия крупной партии переселенцев. В том числе о новых бараках в карантинной зоне для лиц, чьё состояние здоровья опасно не только для них самих, но и для окружающих. Лишь после проведения необходимой профилактики эти переселенцы смогут получить карту гражданина и предписание к поселению в том или ином населённом пункте. На этот год было также намечено переселение до двух-трёх сотен человек в Приамурье из числа новых переселенцев и уже осевших на Ангаре людей.

- Пригодные под пашни земли на нижней Зее уже размечены. В том же районе замечены планировавшиеся Векшиным выходы угля на поверхность, - отрапортовал прибывший с Амура Васин. Он и возглавит караван, что пойдёт уже до самой Зеи.

- Конфликта с местными не будет? - спросил Соколов. - Это свободные земли?

- Так точно, Вячеслав Андреевич, свободные, - пробасил Олег. - Мы со старостами окрестных поселений всё разруливаем, не беспокойтесь.

- Я хочу решить вопрос о вопиющем для нашего общества случае. Все предыдущие подобные явления гасились заранее, - придвинула себе листок Дарья. - Я говорю о жестоком обращении с детьми. Дети, как мы все знаем, наше главное богатство!

- Что случилось? - нахмурился Вячеслав.

Остальные тоже невесело переглянулись, даже среди своих, членов экспедиции, порой случались и нервные срывы и драки и жестокие отношения в семье. До поножовщины, к счастью дело никогда не доходило, но и тут реакция власти была быстрой и жёсткой. Бузотёров обычно закрывали на былые пятнадцать суток и за это время они помогали в работе бригаде ассенизаторов. В коей некогда трудился князёк Хатысма. Причём трудился до самой смерти от старости. Всеобщего внимания и смешков хватало для того, чтобы следующие конфликты гасились в зародыше. Да и окрестные князьки о судьбе некогда сильного князьца Хатысмы знали крепко - сыновья их, в обязательном порядке учащиеся в посёлках ангарцев, рассказывали об этом. Отцы слушали и мотали на ус.

- Два случая, которые уже из ряда вон! Один из них - наш соотечественник, что особенно больно, - продолжала жена ангарского князя. - Александр Стрекалов, старший мастер бумажного цеха в Васильево. Жёны его: Елена - из местных, девятнадцати лет и переселенка Устинья двадцати лет и прежде жаловались на жестокое отношение к ним и детям со стороны мужа...

- И что? Не провели с этим засранцем беседу? Староста, комендант, что они сделали? - стукнул кулаком по столу полковник Смирнов.

- Староста его постоянно покрывал, как и комендант, - ответила Дарья. - Всё выяснилось обращением лично мне воспитателя васильевского детского сада. Проходящим из Новоземельска до Удинска пароходом только вчера вечером мне было передано её письмо.

- Алексей! - жёстким голосом Соколов позвал начальника ангарской милиции, созданной только в прошлом году. В принципе, это была не совсем та организация, что помнили члены экспедиции. Тут, на Ангаре в каждом посёлке был военный комендант, у которого под началом находилось от десятка и более мужиков. То есть по сути, это были отряды народной самообороны. Возглавлял и координировал их работу один из рабочих экспедиции, в прошлом старший лейтенант архангельской милиции Алексей Найдёнов.

- Да, Вячеслав Андреевич, уже отправляюсь после собрания! - записывая что-то в свой блокнот, отвечал Алексей.

- К нам этого подонка сначала приведи, на рожу его посмотреть! А также старосту и коменданта, - приказал Смирнов. - Потом уже репрессии к ним принять будем. А что со вторым случаем, Дарьюшка?

- С этим товарищ Найдёнов разобрался два дня назад. Там дело было в посёлке угольщиков в Алёхино. Один урод систематически избивал всю семью, причём они все держали в секрете и молчали. Опять же, благодаря сторонним людям узнали.

- Да я сегодня утром прибыл из Алёхино с мужиками, отчёт составил. Вячеслав Андреевич, думаю, надо его выгонять.

- В смысле, выгонять? - удивился Радек. - Из нашей Ангарии выгонять? А рабочие руки?

- Нет, Николай Валентинович, Алексей прав, надо выгонять, - проговорил Соколов. - Заодно покажем остальным людям, что нам такие переселенцы не нужны. Юрий!

- Да, Вячеслав Андреевич! - встрепенулся мурманчанин, возглавляющий печатный цех Ангарска.

- Я тебе накидаю позже черновик, а ты распишешь в красках. Надо будет расклеить в каждом посёлке на стендах под стеклом - чтобы люди читали. А насчёт рабочих рук, - усмехнулся Вячеслав. - Матусевич нам нашёл их четыре сотни, надо теперь правильно раскидать их по объектам.

- Ты о маньчжурах? - поднял бровь Радек. - А будут ли они работать?

- Собственно маньчжур там нет - в основном китайцы, немного монголов и ещё непонятно кого. Будут работать, никуда не денутся, - отвечал полковник. - Теперь обсудим теперь самое важное направление - Амур и Сунгари. Сначала по вооружению. Новые артиллерийские системы в бою с маньчжурами показали себя прекрасно, благодаря им Матусевич не стал раньше времени раскрывать все карты. Сотня картечных пуль выстрела скорострелки хорошо прореживает строй врага. Но уж больно отдача сильна - наводку сбивает, это единственное замечание Игоря.

- Можем треножный лафет тяжелее сделать, - оптимистичным голосом сказал Радек. - Ничего не собьёт!

- Нет. Не пойдёт. И так сто килограммов железа. Необходим противооткатный механизм - скорострельность повысится раза в два! - возразил Смирнов.

- Ясно, но тогда, Андрей Валентинович, будет использован принцип меньшего количества и лучшего качества, - посмотрел на полковника профессор, записав в свой блокнот его пожелание.

- Ничего страшного! Дальше - после боя появилось много желающих записаться в рейтары. У местного протеже Игоря - князя Лавкая уже пятисотенный полк, а отбоя от желающих нет. Матусевич хочет сформировать кавалерийскую бригаду из трех полков, под началом Лавкая и трёх князцов - у Игоря есть на примете трое толковых.

- Что будет нужно для этого, Андрей? - спросил, готовый записывать Соколов.

- Матусевич требует кирасы со шлемами, сабли и пистолеты на полторы тысячи человек. Карабинов сотни три-четыре.

- Доспехи и сабли сможем сделать, с огнестрелом не всё так просто. Карабины точно не сможем дать, у нас казачки на тракте[7] не все ещё с ними, а там у нас наклёвываются проблемы с туземцами. Дорога на Амур и прикрытие Нерчинска не менее важно, чем крепость на Сунгари. По капсюльным пистолям - не более трёх сотен.

- Понятно, пока что можно с успехом отбиться и одной артиллерией. Тем более, что две канонерки находятся в прямом управлении сунгарийского воеводы, - отвечал Смирнов.

- А ещё на днях Сазонов с отрядом уходит к устью Амура. Застолбить место для нашего первого порта на берегу моря. С ним будет и Фёдор Сартинов. Также вторая задача Алексея - это установление контакта с народом айнов. По нашей истории, мы помним, что айны довольно лояльно относились к русским первопроходцам, а также в культурном плане стояли несколько выше остальных народов Дальнего Востока. Я думаю, он справится. Тем более, в его положении, - улыбнулся Соколов.

После Зейска ландшафт местности поменялся, горы постепенно отдалялись от реки. Теперь, на смену высоким и скалистым берегам, теснивших Амур и заставлявших его ускорять бег своих вод, пришла широкая долина. Низменные и местами заболоченные берега, покрытые сплошным зелёным покрывалом леса, не являли поглядывающим по сторонам ангарцам иных людских поселений. Разве что иногда бывал виден поднимающийся над лесом дым. Ближе к реке Бурея стали попадаться человеческие жилища, становища охотников, а то и небольшие поселения местных амурцев. Течение Амура замедлялось по мере того как 'Тунгус' всё дальше уходил вниз по реке. Остановки делали в основном на многочисленных амурских островах, поросших лесом и кустарником. Там же иногда происходили обмены с амурцами - всякого рода стеклянные и железные безделушки, простейшие ножи, топорики, иглы и прочее меняли на свиней, кур да гирлянды копчёной рыбы. Туземцы при этом с изумлением таращились на ангарских тунгусов и дауров, что с ними разговаривали при обменах. А потом ещё долго смотрели, как наряженные в странные серо-зелёные одежды, они разводили огонь и готовили еду - куриную похлёбку с кашей, а свинину, порезанную на кусочки, нанизывали на железные спицы и клали на железные же коробки на ножках, что эти странные люди снесли с огромной лодки.

Несколько амурцев, что поначалу не решались подойти к своим соплеменникам, которые были так на них непохожи, всё же сподобились на этот шаг. Сидящий на корточках у костра даур, помешивая бурлящее в котле крупяное варево, слушал подошедших к нему щуплых мужичков:

- Видели мы таких людей, что ходили по Амару на дровяных плотах, спустились они с Буреи и ушли вниз.

- Такие люди, ангарцы? - даур показал на капитана Сартинова, что дул на ложку с горячей пшёнкой.

- Такие, - хором согласились туземцы, добавив, что у тех, кого они видали, бороды, однако, были у всех. - Да и одеты по иному, а люди те же.

Не здешние и местности не знают, таков был вывод амурцев.

- Ангарцы знают, куда мы плывём, - пожал плечами даур. - Ладно, стойте тут, я пойду скажу нашему старшему человеку.

К Сазонову, который долго выбирал шампур с негорелыми и сочными кусочками для Евгении, подошёл зейский даур Александр:

- Товарищ воевода, они, - показал он на мнущихся у костра туземцев, - говорят, что видели ещё ангарцев. Они спустились по реке, что втекает в Амур и ушли на плотах ниже.

Алексей моментально подобрался, нахмурился:

- Никаких ангарцев они видеть не могли, Саша. Они видели казаков, это люди одной крови с нами.

- Ангарцы, стало быть? - не понял даур.

- Нет, русские. Ангарцы - это потому что мы живём в Ангарии, а так мы такие же русские, как и те казаки, что видели твои люди. Зови их сюда, переводить будешь.

С собой, к устью Амура, Сазонов взял нескольких дауров, что за два года научились русскому языку, да десяток тунгусов-стрелков, что пришли на Амур недавно, с последним караваном. Остальными членами отряды была молодёжь из переселенцев и десяток морпехов и рабочих. Всего на канонерке и в крытой барже что была прицеплена к 'Тунгусу', было тридцать шесть человек. Чтобы в пути не заниматься порубкой дров для паровой машины, в Зейске на баржу складировали прессованные древесные и угольные брикеты - отходы дегтярного-скипидарного производства.

Сазонов, в принципе, был готов увидеть на Амуре казаков. В связи с тем, что условия продвижения их в Сибирь несколько изменились, по иному пошла и русская колонизация этих земель. Как и прежде Якутск был центром экспансии в восточной Сибири. Туда же направлялись царские караваны, а Туруханск, стоящий на Енисее близ устья Нижней Тунгуски стал динамично развиваться. По Нижней Тунгуске казаки проникали на Лену или Вилюй, её приток, добираясь до Якутска. Раньше прежнего был основан Охотск, открыто Охотское море. Ну а то, что казаки добрались до Зеи и Амура уже испытали на себе и ангарцы, отбив их атаку на строящийся острог. До сих пор не было ясно, отчего так случилось, и кто именно был инициатором этого нападения. Стало быть, они плавают по Амуру, в его среднем и нижнем течении. Алексей передал своим людям быть предельно внимательными и осторожными - не хотелось бы получить ещё одно огневое столкновение с казаками.

- Если видим их, расходимся и радируем в Зейск, - объявил Алексей.

- А вариант того, что они сами подгребут к нам, не рассматривается? Например, попросить чего пожрать, - уточнил один из рабочих.

- Поделимся, коли надо будет, - согласился Сазонов. - Мы не жадные. Тогда надо будет их хорошенько расспросить. Кто, откуда, куда дошли и прочее. Ладно, собираемся.

Албазинский воевода всё же был заинтригован появившейся информацией. Интересно, думал он, а бывшие тут казаки в курсе согласованных с царём в Москве границ?

Дальше путь проходил по населённым местам. Делая остановки близ посёлков, Сазонов первым делом направлял дауров расспросить местных - видали ли они казаков. И если туземцы не успевали сбежать, то в обмен на нож или стеклянную игрушку, они делились информацией. Как оказалось многие казаков видели, а ушлые бородачи успевали этих людей не просто объясачить, но ещё и привести в подданство к московскому царю. Причём даже те поселения, что находились на принадлежащем ангарцам берегу Амура. Сазонов мрачнел день ото дня, стало ясно, что здешние казаки договор не читали. А кабы и читали, исполнять его не собираются. Жаловаться в Москву - бессмысленно, потому как царь, даже если и захочет наказать виновных, то вряд ли у него выйдет оное. Потому как воеводы якутские или охотские повздыхают да разведут руками, сетуя на воровских казаков, для коих законов нету.

Вечером, вдоволь накупавшись в тёплой воде Амура, Сазонов пришёл в свою каюту и, скинув рубаху, рухнул на кровать. Вскоре он примостил мокрую ещё голову на бёдра жены и закрыл глаза. Минут двадцать они молчали, каждый был погружён в собственные мысли. Наконец, первой не выдержала Женя:

- Мы легко прогоним их с нашего берега. Не переживай так, - она запустила тонкие пальчики в волосы Алексея и принялась мягкими движениями массировать кожу головы, снимая напряжение и успокаивая мужа.

- Да я не переживаю, - отвечал он. - Карты у нас в Москве утверждённые, с этим проблем не будет. Я вот что думаю, а что если твой отец...

- Ушёл на северный Сахарэн? - вздрогнула Женя. - Возможно. Стычки с сумэренкур были часты, а айну на Амуре мало.

- Сумэнкур - это нивхи?

- Да, нивх на их языке означает человек. У нас то же самое, айну - это тоже человек.

- Почему у вашего народа нет своего письма? Ведь у вас богатый язык, красивые песни. Почему у вас есть сильные воины, но нет государства, за которое они могут постоять все вместе?

- Откуда я могу это знать, любимый? - она аккуратно приподняла голову мужа, лежавшую у неё на бёдрах и встала с застеленной даурской вышивной тканью кровати. - Спросишь это у моего отца.

'Если он ещё жив' - вздохнул Алексей. Он знал, как Женя была счастлива после того, как он рассказал ей о том, что они пойдут к амурскому устью. Она так мечтала вернуться домой, увидеть родителей и братьев, у которых её украли дикари. Теперь он надеялся на то, что её мечты сбудутся. За то время, что Алексей взял её в жёны, прошло уже шесть лет. За это время девушка превратилась в женщину и мать двоих детей, оставленных в Албазине с воспитателями детсада. У Сазонова было два сына - пятилетний Кузьма и трёхлетний Фёдор. Но на этом он останавливаться не собирался. Женя, тем временем, потушила лампу, погрузив каюту в полную темноту, и открыла окошко, прикрыв его тканью, защищавшей от насекомых. После чего лежащий на кровати мужчина с удовлетворением услышал, как прошуршало спадающее на пол платье, а к его животу прикоснулись горячие губы.

Наутро 'Тунгус' продолжил свой путь до устья великой реки. Мимо неспешно проплывали огромные, насколько хватало взгляда, пространства, покрытые зелёным морем леса. Невысокие, пологие сопки держались дальше от берега, где всё чаще встречались песчаные пляжи. И острова, острова... Казалось, водная дорога бесконечна. А его многоголосие птиц по опушкам густых, подступающих к реке лесов! По ночам они не замолкали также, присоединяясь к амурским рыбам, что резвились, булькая и плескаясь, постоянно заставляя Сазонова просыпаться. Он ждал от казаков ночного нападения на канонерку со стороны реки, поэтому в караулы выделил дополнительно ещё два человека. Однако всё было спокойно, день за днём проходил без происшествий. Пока в один из жарких солнечных дней прямо по курсу 'Тунгуса' не оказались те, кого уже, прямо скажем, заждались! Дощаник - небольшой плоскодонный речной кораблик, похожий на большую лодку с парусом, резво пытался отвернуть к правому берегу. Находилось в нём восемь человек, в бинокль было видно, с какими настороженными лицами бородачи поглядывают на приближающегося к ним и пышущего чёрным дымом 'Тунгуса'. Испуга у казаков не было, как у многих туземцев, но ничего хорошего от встречи они не ждали.

- Ну что, Алексей Кузьмич, сближаемся? - Сартинов озабоченно посмотрел на Сазонова, стоящего на лестнице, ведущей в рубку.

- По-хорошему, надо бы перекинуться парой слов, - отвечал тот, не отводя бинокля от глаз.

- Ну они-то этого явно не желают, - напряжённо улыбнулся капитан. - Сам видишь, как к берегу стремятся уйти.

- Давай тоже притормаживай и к уходи к берегу!

- Кузьмич, помнишь, ты сам же говорил, встретим, мол и расходимся, - негромко сказал Фёдор воеводе.

- Говорил, - согласился Алексей. - Но попробуем с ними языками зацепиться. Людям пока боеготовность объяви, Фёдор Андреевич.

Дощаник успел пристать к берегу первым, а казаки покинули своё судёнышко, укрывшись в лесу. Искать их было делом не только бессмысленным, но и опасным. Получить пулю в лесной чащобе проще простого, а вот качественного лечения не обеспечить. Подошедшие на лодке к дощанику матросы осмотрели его, держа опушку под прицелом. Ничего особенного - если что тут прежде и было, то казачки всё забрали с собой.

- Пусто! - привстав, крикнул Матвей - молодой парень из переселенцев, когда лодка уже отчаливала от берега, направляясь обратно к канонерке.

Из-за деревьев вдруг грянул выстрел и Матвей, обдав сидевших в лодке товарищей кровью, упал на поперечную скамейку, будто подтолкнутый кем-то невидимым. Остальные тут же принялись стрелять в сторону порохового дыма, висевшего на опушке. Не медля, четвёрка ангарцев выскочила из лодки, брызги полетели в стороны. Один из морпехов, бывших в лодке, отбросив карабин, достал из кобуры револьвер и решительным броском преодолел мокрый песок и низенький обрывистый берег, поросший клочкообразной травой. Прячась за деревьями, он с фланга пробирался к месту столкновения. Тем временем, раздался гудок с канонерки, это 'Тунгус', приближался к месту боя. У бортовых картечниц, одев бронь стояли стрелки, готовые обрушить на берег свинцовый рой. Но лес молчал, более выстрелов оттуда не последовало. А когда ангарцы прекратили стрельбу, на берегу не было слышно ни звука. Наконец, охватив опушку, с который был произведён роковой выстрел, они ворвались в примолкший лиственник. На краю леса ангарцы обнаружили привалившийся к дереву труп казака. Этот мужик получил две пули в грудь, а ружьё его, с тлеющим ещё фитилём валялось рядом. Это и был убийца. Обнаружились и кровавые следы, ведущие в заросли рябины. Там скорчившись, умер от ранений второй казак. Больше никого найти не смогли, а дальнейшие поиски прекратил Сазонов. Два найденных трупа погрузили в дощаник, туда же кинули и мушкет убийцы. Матвея положили там же, прикрыв плотной тканью. Дощаник прикрепили к барже, взяв его на буксир.

- Если они шастают по реке малыми группами, значит, недалеко острог или зимовье. Если нет, то они плавали бы ватагой, - проговорил Сазонов капитану. - Будем искать поселение.

- И что ты сделаешь, Алексей? - прищурился Фёдор. - Спалим его к чертям?

- Увидишь скоро, - стукнул кулаком по дверному косяку рубки.

Как оказалось, Алексей был прав - казачий острожек стоял неподалёку от места столкновения с казаками. Проплыв несколько километров вниз по реке, ангарцы приметили на левом берегу небольшое укрепление. Оно состояло из двух длинных изб барачного типа, соединённых частоколом, да пары широко сложенных башен. Заметили и канонерку, о чём возвестили удары по подвешенной железяке. Видимо, внутри крепостицы были не все её обитатели. Сазонов приказал матросам выводить дощаник, а Сартинову - дать протяжный гудок и подходить к берегу, насколько даст осадка. Когда случилось несчастье с Матвеем, этого сделать не удалось - помешала песчаная коса. Сейчас же укрепление казаков было как на ладони, а обе пушки главного калибра смотрели на него хмурыми взглядами озлобленных смертью товарища пушкарей. Сазонов осмотрел острожек в бинокль и приказал старшему корабельному артиллеристу:

- Заряжайте орудия, мужики! Если они будут сидеть за своим частоколом, надо будет пальнуть с недолётом.

Второй гудок звучал дольше первого, а часть экипажа, тем временем, уже находилась на берегу. После гудка, Сазонов, взяв из рубки рупор, также сошёл на берег, после чего обратился к казакам:

- Эй, в крепостице! Государевы ли вы люди, али воровские казаки, а ну - выходи на разговор к нам, людям ангарского князя великого!

- Мартын! Беда! Корабль, о коем баяли, с бесовским дымом заместо вёсел... - тучный казак, тяжело стуча сапогами, вбежал в душную светлицу, разбудив спящего после обеда пятидесятника.

- Что, Михалко?! - оторопел Васильев, хлопая осоловевшими глазами.

- Прибыл он, чего! Вона, идёт недалече по реке дым евойный поганый к небу подымается! - казак, надсадно дыша, буквально силой выталкивал Мартына из вороха тряпья.

Васильев, наконец, осознал, что ему пытается сказать Мишка и, подпрыгнув на лавке, схватился за саблю. Мысли тяжким ворохом пронеслись в его голове, он вспоминал, что ему говорил в Якутске воевода Пушкин. В висках отдавался гулкие удары в набат.

- Онегарцы, знамо, явились, - процедил он, положив на колени свои широченные ладони. - И чего им надобно?

- О том не ведаю, Мартын, - простодушно посмотрел в глаза пятидесятника Мишка. - Иттить надо.

И тут раздался долгий и протяжный рёв, будто подраненный дикий зверь испускал дух. У Мишки тут же скривилось лицо, будто он набрал в рот полную горсть кислющей клюквы. Да и Мартын малость струхнул, однако своему десятнику не показал оного.

- Пошли, чего встал, яко чурбан неповоротливый! - превзнемогая появившуюся дрожь в ногах, Васильев решительным шагом вышел на двор и направился к башне, что смотрела на реку. За ним обречённо поспевал Мишка. Казаки, между тем, уже заняли свои места на стенах, готовые отражать атаку врага. Фитили ружей курились струйками дыма, люди Васильева, кто напряжённо, а кто с изумлением, осматривали невиданный прежде речной корабль.

- Чего делать будем, Мартын? - зычно крикнул один из казаков, стоявших на стене. - Глянь, пушки какие немалые!

- Обожди, Сёмка! Чичас решим! - махнул на казака рукою Мишка.

Над рекой вновь раздался дикий рёв, идущий с корабля чужаков. Казаков пробрало до костей, кто-то даже выронил мушкет. Выругавшись на растяпу, Мартын посмотрел на своих товарищей - немногие из них решительно сжимали оружие. Большинство было подавлено видом пришедшего под их острожек онегарского корабля и жуткими звуками, исходящими из его нутра.

- Чёртов вой, - воскликнул кто-то. - Что там у них сидит на корабле?

- Мартын, дощаник наш! - возопил вдруг Мишка, приглядевшись. - А робяты ихде?

- Клятые онегарцы! Сучьи дети, - процедил пятидесятник. - Убиванные они, где им ещё быть? А теперь они и за нами пришли! Готовьтесь к смертному бою, братцы!

- Эй, в крепостице! - раздался властный голос с берега.

Казаки машинально притихли, слушая, что скажет этот онегарец. Мартын хмыкнул, прилаживая мушкет между зубцов частокола.

- Государевы ли вы люди, али воровские казаки, - продолжал кто-то из чужаков.

- Сам ты вор! - не выдержал один из казаков. - Ишь чего языком болтает!

- А ну, выходи на разговор к нам, людям ангарского князя великого! - закончил незнакомец.

Казаки переглянулись невесело. Мартын покачал головой и выглянул из-за частокола:

- А ты кто таков и пошто у вас дощаник наш? И где казачки мои?

- А ты иди сюда, коли не трус. Тут и поговорим.

- Не ходи, Мартын! Чую, выманить тебя хочет, поганый, - проговорил взволнованно Мишка. - Уйдём лесом.

- Супротив пушек тех не совладать нам, Мартын, - согласился с десятником старый казак. - Лесом уходить надо, Мишка верно бает.

Мартын невесело оглядел своих сотоварищей, снова покачал головой и задумался, опустив голову. Затем, ругнувшись, пихнул Мишку в толстый бок:

- Пошли, вызнаем, чего им надобно. Заодно про Микитку расспросим, может они и не убивцы вовсе.

- На туземцев диких нарвались, как Вихорка? - спросил Мишка, нервничая. Идти к онегарцам ему решительно не хотелось. Лучшим решением он считал уйти из крепостицы и переждать в лесу, покуда этот корабль уйдёт, всё одно лучше, нежели учинить с чужаками бой.

Выйдя из крепости, Мартын решительным шагом направился к берегу, щурясь от яркого солнечного света. Здорово припекало, в кафтане было очень жарко и Васильев постоянно отирал рукавом пот с красной от загара шеи. Когда пятидесятник ступил на прибрежный песок, к нему навстречу двинулся и чужак. За ним казак увидел ещё с десяток воинов. Все они были одинаково одеты, даже пара туземцев. Их-то чего нарядили?

- Кто таков будешь? - буркнул Мартын, вглядываясь в лицо незнакомца. Оно было тщательно выбрито, на немецкий манер. - Латынец?

- Ты пыл свой сбавь, казак! - резко бросил онегарец. - Звать меня Сазонов Алексей, а чин мой воеводский. Воевода я албазинский. Ну а ты кто?

- Пятидесятник я казачий, Мартын Васильев, - проговорил в ответ казак. Он чувствовал, как Мишка за его спиной и дышать перестал.

- Ну смотри, пятидесятник Васильев, внимательно, - воевода указал казаку на дощаник откуда уже убрали рогожу. Мишка подался вперёд - один из убитых, Микитка, был его дружком. Также среди тел Мартын увидел и мёртвого онегарца - молодого парня лет семнадцати. Потом воевода рассказал, как казацкий дощаник встретился им в пути и как казаки первыми начали стрелять, убив выстрелом в спину молодого матроса из команды корабля. Причём дело происходило на чужом для казаков правом берегу Амура.

- Теперь ты мне должен отдать пять человек, Мартын, - спокойным голосом, не терпящим возражений, проговорил Сазонов.

У Васильева перехватило дыхание, а стоявший сзади и не подававший признаков жизни Мишка шумно засопел. Мартына будто обухом ударили по голове, даже ноги едва не подкосились. С одной стороны он человек тёртый, опытный, многое повидавший в жизни. Не страшившийся переступить через кровь других и не дававший спуску пытавшимся провернуть это с ним самим. Он думал, что этот воевода начнёт орать, требовать отдать собранный ясак, грозить оружием, а, в конце концов, прикажет разбить их зимовье из тех грозных орудий, что стоят на его корабле. Но этот спокойный, уверенный в себе тон по настоящему расстроенного смертью одного из своих воинов нарушил то равновесное состояние, в котором находился пятидесятник.

'Стал бы Пушкин обо мне горевать?' - мелькнуло в голове Мартына.

- Это первый наш погибший товарищ на Амуре. Никто ещё не убивал у нас людей, кроме лихого человека с Руси, обманом пробравшимся к нам, да твоего казачка, - окончательно добил пятидесятника воевода. - Я, конечно, мог бы убить вас тут всех, да сжечь ваше смешное укрепленьице, но я хочу забрать пять человек.

- Погодь ты... - пересохло во рту у Васильева. - Пошто ты такое говоришь? Как это, отдать? Нешто они мне холопи какие? Да меня самого за такое дело! - перевёл дыхание Мартын. - На дыбу или в поруб!

Мишка, тем временем, начал пятиться задом, пытаясь вернуться в крепость и поведать товарищам о требовании чужаков.

- Мы не уйдём отсюда, пятидесятник, покуда я не пополню свою команду твоими людьми. У нас с царём Русским уговор о сём есть. Он нам по доброте своей исконной людей шлёт, а твои людишки учиняют убийства. Наш князь теперь, верно не захочет слать на Москву новых пушек для шведской войны. Потому как он будет крайне зол - у нас ещё ни одного воина не погибло в бою, а токмо из-за вашей злобы потеряли уже двоих!

Последнюю фразу воевода выкрикнул, а палец его упёрся в грудь Мартына. Мишка едва не брякнулся в песок, обернувшись назад. Воины воеводы, меж тем, сходили с корабля, охватывая берег.

- Сейчас я начну обстрел, а затем мы будем вязать вас, раненых да беспамятных. И тогда я заберу всех. Либо ты мне даёшь пятерых. Всё, уходи к своим людям, - воевода отвернулся от Васильева и, уже не обращая никакого внимания на стоявшего столбом Мартына, принялся командовать своими людьми. Убитого онегарца уже завернули в ткань и снесли на корабль. Мартын на негнущихся ногах возвращался назад, в Дукинское зимовье.

- Думаешь, они приведут тебе людей? - вздохнув, спросил воеводу капитан Сартинов.

- Нет, конечно же, не приведут. Сейчас будут прорываться или засядут до упора, - зло сплюнув, отвечал Алексей.

- Радировать потом будешь?

- Да, - негромко проговорил Сазонов. - Потом.

- А объяснительную с него чего не взял, Алексей Кузьмич? - обернулся к воеводе Фёдор.

- А что напишет-то? Только с моих слов? - отвечал Алексей.

Но стрелять в этот день ангарцам больше не пришлось. Не прошло и двадцати минут, как из крепости вышло трое казаков, которые сразу же направились к 'Тунгусу', а ещё двоих, упирающихся, волокли их недавние товарищи. После того, как эту пятёрку приняли на борт, Сазонов приказал собираться и уходить, не медля.

- Воевода! - услыхали на канонерке возглас с берега, когда уже убирали мостки.

- Алексей Кузьмич, тебя недавний толстобрюхий собеседник изволит требовать, - Сартинов с саркастической улыбкой указал на оставшегося у канонерки казака. Остальные же уже уходили к зимовью.

- Чего надо? - крикнул один из матросов.

- Возьмёшь и меня с собою, воевода?

Алексей, стоявший у борта, тут же приказал отпустить одного из брыкавшихся недавно казаков, а назвавшемуся Мишкой велел заходить.

- Пять же решил брать, - пояснил он капитану. - Ну с Богом. Островок надо покрасивше выбрать, Матвейку похоронить по-людски.

Вечером пятидесятник, обходя острожек, присел к костру, у которого собрались человек десять казачков. Те, однако, в тот же момент смолкли, хотя до этого они с пылом что-то обсуждали. Весьма обозлённый уходом верного прежде Мишки, Мартын взъярился и на остальных казаков, подозревая и тех в измене:

- Коли этот перебежник сбёг, то оно не значит, что у онгарцев служба легка!

- Мишка сказывал, что у нех никто ворогом убит не был доселе. Вишь, как воевода был зол от убивства одного токмо воина, - с расстановкой произнёс старый казак, не глядя на Мартына.

- А у нас вона, от туземцев третьего дня Вихорка сотоварищи сгинул, - зло буркнул молодой одноглазый парень с серьгой в ухе. - Стрелами утыканным только Ваньку и нашли.

- Вы что же, казачки мои родные, - ехидно начал Васильев, - желаете вслед за Мишкой уйти? Так шуруйте! Вона, поганый корабль их вниз по реке ушёл! - уже выкрикнул пятидесятник.

- Уйдём, коли нужда такая будет, - отвечал старик. - А допрежь оного не получили мы ни денежной, ни соляной и ни хлебной казны.

- Ага, а у ентих онгарцев, Мишка сказывал, рожи добрые! - заметил сидевший в отдалении бородач. - Они нужду не испытывают.

На что Мартыну оставалось лишь заскрипеть зубами. В тот же день пятидесятник Мартын отписал бумагу воеводам якутского острога Пушкину и Супоневу. Как и было ему прежде наказано на случай появления чужаков-онгарцев:

Похоронив Матвея на вершине холма одного из красивых островов, 'Тунгус' продолжал свой путь, постепенно подходя к цели похода - амурскому устью. Уходя от острова, Сартинов дал протяжный гудок, прощаясь с убитым. Теперь даже казакам он не показался душераздирающим рёвом, как было ещё недавно. Они были впечатлены тем отношением к простому парню, которое проявил к нему воевода, самолично выбрав место для могилы, он долго стоял рядом с непокрытой головой, пока не был произведёт салют. К каждому из четырёх казаков, что пришли по своей воле к нему на 'Тунгус', Сазонов приставил по одному человеку из экипажа, для того, чтобы они поскорее вошли в ритм команды. К упиравшемуся же отроку с едва пробивающейся пушком бородой несколько раз подходил десятник Мишка:

- Да не упрямся, ей Богу, Симеон! Нешто тебе с онгарцами хуже будет, чем у Мартына?

- Не трепись попусту, перебежник! - зло посмотрел на десятника парень. - Тебе, дивлюсь, хорошо стало?

- А что мне сдеется? - засмеялся Мишка. - Я ещё в Енисейске всякого наслушался об онгарцах и двор их видел.

- И что? - искоса глянул Симеон. - Уж тогда сбежать удумал?

- Так и есть! Ежели самый распоследний отрок ихней одет как боярский сын и никоей нужды не имает? Той зимой я много чего услыхал, чего ты и знать не знаешь. Ты, Симеонка, лучше бы уму-разуму набрался у онгарцев - выбился бы в люди.

- Так тебе и выбился? Нешто и ты захотел в люди податься? Может и бороду соскребёшь, яко латинец? - ухмыльнулся молодой казак.

- Нужды в том нет, - улыбнулся Мишка. - Глянь сам, половина онгарцев с бородами и все с крестом на груди. Пошто скрести-то? Ты подумай, упорство ни к чему. Чего тебе упорствовать - к Мартыну возвращаться? Да на кой ляд?

Амур разливался шире, многочисленными протоками соединяясь с обширными озёрами, попадались и болотистые низины. Вдали виднеются сопки, поросшими хвойными и лиственными лесами. Экипаж канонерки в повышенным вниманием оглядывал проплывающие мимо берега, настороженно приглядывая за каждым прибрежным селением. Приамурские земли и дальше были заселены. Но теперь вместо крепких даурских домов попадались лишь шалаши и юрты гораздо более отсталого, чем прежние амурцы, народа. При виде канонерки эти люди разбегались, прятались в лесу. Земледелия они не знали, так как ни единого обработанного клочка земли замечено не было, тогда как в землях дауров и солонов каждое поселение окружали пашни. Ещё через день пути, вечером, когда ''Тунгус '' пристал к очередному островку на ночёвку, к своему новому начальнику капитану Фёдору Сартинову подошёл бывший десятник Мишка, а теперь стажёр-матрос Михаил Карпович Муромцев и сообщил, что виденный сегодня низкий хребет есть знак.

- Какой знак, Михаил? - с интересом спросил капитан. - Тебе знакомы здешние места?

- Конечно знакомы, товарищ капитан! - воскликнул бывший казак. - От Охотска мы плыли морем до амурского устья, а затем подымались супротив течения бечевой.

- Вот как! - поразился Сартинов. - Так какой же это знак?

- Острожек там Косогорский на островке стоит. А ещё туземцы там зело неприветливы, стрелами завсегда бьют чужаков. Ясашный сбор учинять трудно.

Покуда Фёдор молчал, обдумывая сказанное новичком, тот добавил:

- А до амурского устья там несколько дён пути будет.

- Ну да, ну да, - покивал головой капитан, - а ну, пойдём-ка со мной к воеводе.

Приказав бывшему казаку следовать за ним, Сартинов направился в каюту Сазонова - делиться новостями разоткровенничавшегося Муромцева.

Отпустили десятника примерно через час, покуда Сазонов не исписал несколько листов своего блокнота данными, полученными от Михаила. Тот оказался на радость словоохотливым и поведал ангарцам практически всё, что знал о действиях служилых и гулящих казаках в Сибири. Как он зимовал в Енисейске, как шла ватага от Туруханска до Якутска, а оттуда в Охотский городок. Как оттуда шли морем до амурского устья. Да как отбивали приступы гиляцких людишек в Косогорском острожке. Алексею наиболее интересным показалось то, что Охотский городок, основанный ранее прежнего времени оказывался на поверку центром, не меньше Якутска. Оказывается, что казачки уже вовсю плавали по Охотскому морю, обследовали Шантарские острова и устье Амура, открыли Сахалин и Татарский пролив. Сартинов также был поражён этим обстоятельством. Единственно, что недостаток людских ресурсов пока ограничивал возможности сибирских воевод.

- Чую, эдак нас скоро попросят потесниться малость, - озадаченно произнёс капитан, задув спичку, после того как зажёг второй фонарь.

- Вполне возможно, - согласился Алексей, - но только не в ближайшие годы, я бы даже сказал - десятилетия.

- Остальных слушать будешь? Я бы послушал, - предложил Фёдор. - Вдруг Муромцев чего упустил? Сазонов кивнул и, выглянув за дверь, приказал стоявшему неподалёку караульному матросу доставить к нему на разговор новичков.

- По одному! - проговорил Алексей.

Косогорский острог оказался гораздо более внушительным, нежели Дукинское зимовье. Тут было полноценное дерево-земляное укрепление, даже перед частоколом было натыкано множество заострённых кольев. А на берег у небольшого причала было вытащено три дощаника. На приземистых башнях виднелись медные пушечки.

- Приставать к берегу не будем, - хмуро посмотрев на Сартинова, Сазонов ответил на его немой вопрос. - Побеседовали разок уже.

- А поприветствовать надо, - сказал капитан. - Это обычай такой. Заодно покумекают бородачи.

- Валяй, Фёдор Андреевич, на корабле ты старший.

Так что обходя острог справа, 'Тунгус' дал гудок, да бахнул холостым с правого борта, не тратя снаряды к нарезным пушкам. Этими выстрелом корабль ангарцев навёл немалого шороху среди бывших в укреплении казаков. Они с ответом припоздали и их пушечка ахнула когда канонерка уже скрылась из виду. Совсем скоро и отсюда уйдёт в Якутск донесение местного казачьего головы. Две зимы провели тут служилые казачки, собирая ясак, да приводя местных туземцев в подданство, воюя с непокорными и крышуя платящих. А на третий год появились онгарцы - те, о ком казакам было ведомо.

Дальше было решено идти без дневных остановок, в конце пути так хочется достичь цели ещё быстрее. Поэтому теперь камбуз был днём загружен на полную. Вечером же канонерка приставала к берегу. Сартинов снова сетовал на отсутствие прожектора, тогда, говорил он, время в пути можно было сократить минимум на треть.

- Если на малом ходу идти ночью, - пояснил он.

- Ну, Андреич, - протянул Сазонов. - Насчёт прожекторов ты уже спрашивал, в следующую навигацию, либо через одну Смирнов лично обещал.

- Хорошо, коли так, - уныло покачал головой капитан. - Пока что вон он, удел наш, - подмигнув воеводе, он кивнул на висящий рядом фонарь, о стекло которого билась тучка звенящей мошкары.

- Любимая, ну ты поела? Иди в каюту, я скоро, - Алексей с настороженностью посмотрел на жену. Чем ближе была цель похода, тем больше она замыкалась в себе. Он сопереживал ей, понимая, что сейчас Женьке трудно. Он поправил ей воротничок курточки и проводил взглядом, вернувшись к разговору с капитаном. Фёдор Андреевич настойчиво отговаривал не только Сазонова, но и всё руководство Ангарии от попыток устроить морскую базу в устье Амура. Ничего хорошего в этом нет, повторял он, амурский лиман крепко закрыт льдами с ноября по май. Навигация возможна в весьма короткий период. Отмелей много, ходить надо фарватерами. Поэтому надеяться на то, что это место станет полноценной базой ни в коем случае нельзя.

- Не знаю, как дальше дело пойдёт, - говорил Сартинов. - Но для нас идеален был бы Владик или Находка. Последняя бухта вообще практически не замерзает.

- Это зависит от того, как дальше у нас карты лягут. Ещё на Сунгари не ясно, а уж за Уссури хвататься пока точно рано.

- Можно строиться на Амуре - леса хватает, но уходить надо будет южнее. Уссури всё одно нужна, там до Владика рукой подать. Если в будущем поднатужиться и протянуть железку от Арсеньева до Золотого Рога, то... Сам подумай, Алексей.

- Да, я понимаю, что ты верное дело говоришь, Фёдор. Пообщаемся ещё с нашими главарями по этому поводу. Ладно, пойду к жёнушке.

В каюте он её не застал. Удивившись немного, Сазонов вышел на палубу и тут ему попался молодой упрямый казак, с которым он недавно беседовал. Тот, немного смутившись, показал ему на нос судна:

- Она ушла туда, товарищ воевода.

Алексей там и нашёл свою Женьку. Она стояла и смотрела в темноту ночи, опершись на леера. Отсюда хорошо слышался смешки, покашливание и говор у костров на берегу, и треск хвороста в огне - звуки над рекой разносятся далеко. Он подошёл к ней, приобняв за плечи и прошептал на ушко:

- Что с тобой? Женя, ты боишься чего-то?

- Да, боюсь, - повернулась она к мужу, прижавшись зарёванным лицом к его груди. - Я боюсь, что никого не увижу из родных. Этого я боюсь, очень сильно боюсь опоздать.

Амурский лиман встретил ангарцев водной взвесью в воздухе, которая быстро пропитала одежду, да прохладным порывистым ветром, грозящим лишить экипаж не только кепи, но и прочего имущества. Остановку было решено провести в устье небольшой речки немного ниже современного Сазонову Николаевска-на-Амуре, но на южной стороне лимана, близ двух намывных песчаных островов, поросших травой и кустарником. Эти места казались Евгении знакомыми. Берег был пологим и песчаным, обрывистым лишь местами. Вокруг лишь невысокие, сглаженные сопки, покрытые густым лесом. Канонерка вошла в заливчик, куда изливалась эта речушка, образованный небольшим полуостровом, что тянулся метров на шестьдесят.

- Строиться, похоже, будем тут, - коротко бросил Сазонов, после непродолжительного совещания с капитаном Сартиновым.

- Наконец-то! - послышались довольные возгласы. - Неужто прибыли?

- Спокойно, пока нет. Но готовьтесь, уже скоро, - Сазонов обратился к жене:

- Женя, сейчас ты должна попытаться вспомнить родные места. Нам плыть дальше?

По словам Евгении, род кузнеца Косамайну жил немного южнее, на берегах небольшого залива, в который впадает двумя рукавами река, образующая большой остров, на котором стояло селение её отца. Сартинов наморщил лоб:

- Ближе к Оремифу? Ладно, гляди в оба, Евгения!

Через некоторое время 'Тунгус' подошёл к дельте небольшой реки, разделявшейся на несколько рукавов, заросших роскошным ивняком. Несмотря на песчаную отмель, канонерка подошла к берегу практически вплотную. Спустили мостки и первая группа ангарцев сошла на мокрый песок. На берегу помимо обычного плавника и прочего было навалено несколько груд морских раковин. Евгения, несмотря на окрик Алексея, сбежала по доскам на берег, споткнувшись и зачерпнув в сапожки немало воды. Подбежав к одной из груд, она принялась рассматривать рассыпающиеся в руках створки.

- Свежие! Свежие, Алексей! - смеялась она.

Слёзы на её глазах Сазонов увидел, когда подошёл ближе и обнял её, счастливую.

- Смотри, - показывала она ему раковины по одной, считая их:

- Сине, ту, тре[8]! Они тут! Надо идти, быстро!

Отряд сформировали быстро. Девять человек на двух лодках вошли в узкую протоку, покрытую зелёными зарослями на манер сводчатого потолка. Едва лодки вышли из-под этого покрывала, как ангарцы нос к носу столкнулись с так же изумлёнными людьми, которые, громко разговаривая, вытаскивали лодку-плоскодонку на берег. Поначалу они рванулись было бежать к поднимающемуся стеной лесу, но отчего-то остались на месте, напряжённо посматривая то на неожиданно появившихся чужаков, то на оставленные в длинной лодке луки и короткие копьеца. Там же в плетёных корзинках находился и их улов.

Алексей, держа одну руку на цевье винтовки, второй пихнул Женьку в бок:

- Скажи им, что-нибудь, - прошипел он.

- Я почти ничего не помню! - едва не расплакалась она.

- А ну, соберись! - сдвинул брови Сазонов. - Ты же учила меня словам на своём языке!

Утерев очередную порцию слёз, женщина встала в лодке и неуверенно произнесла несколько слов на мелодичном языке, с обилием гласных звуков. Оба мужика с заметным облегчением переглянулись, а один из них что-то спросил Евгению. Слушая её ответ, а говорила она так же запинаясь, путаясь и морщась, чуть не плача от досады, Сазонов узнал лишь то имя, которое он повторял прежде много раз - Эрдени. Да ещё имя её отца - Косамайну. Рыбаки уже осмелились подойти поближе, не проявляя так явно прежнего желания убежать. Теперь ангарцы могли разглядеть их поближе. Оба были одеты в широкие распашные халаты, с зауженными от локтя рукавами, перетянутые поясом в несколько оборотов вокруг талии. На верхней части халатов, немного напоминавших Сазонову японское кимоно, присутствовал нехитрый орнамент из перекрещенных прямых линий, сам халат был довольно замызган. Лоб и виски их были выбриты, но оставшаяся часть волос нечёсаной гривой торчала в разные стороны. У одного из них в руках была островерхая плетёная шляпа. Ноги их были босы, а из-под халата виднелись обмотки, немного не доходящие до щиколоток. Нечёсаная борода и усы, на зависть самому Будённому, таковы они были.

- Женя, ну что? Ты нашла, что искала? - спросил её Алексей, готовый отдать приказ покинуть лодки. - Высаживаемся?

- Что? - переспросила она. - Да-да, Лёша, мы на месте.

Сазонов кивнул и обратился к своим людям:

- Высаживаемся. Не забываем о повышенной бдительности, - повторял Алексей. - Бронь не снимать! Руки на оружии.

Когда ангарцы принялись выходить из лодок и разминаться на речном берегу, айны снова оробели, отступив к своей лодчонке. Сазонов решил что пора и ему принять участие в разговоре, посему он, подняв левую руку, проговорил выученное заранее приветствие на айнском языке, немало удивив бородачей:

- Утар хе[9]!

После чего Сазонов отослал троих бойцов на канонерку за подарками - ножами, иглами, топориками, спичками, посудой и рыболовными снастями. Этими товарами в Албазине и Зейске нагрузились под завязку, даже раздав немало оного нанайцам и прочим амурцам, недостатка в них пока не было и на подарки одному племени хватит. Для старшего рода и, помня о братьях Сэрэма, Сазонов взял три сабли с резной костяной рукоятью. Этого, как он думал, хватит, чтобы подружиться с айнами. Ожидая, пока ребята вернутся, Алексей огляделся вокруг. Лес окружал этот берег протоки, на соседнем же островке рос высокий кустарник, подходя вплотную к воде. Получалось, что сейчас они стояли на небольшом свободном от растительности участке. Оба айна всё возились рядом с лодкой, перекладывая рыбу, а рядом с ними была и Евгения. Они негромко переговаривались. Голос воеводской жены звучал всё увереннее. Хоть и с некоторым затруднением, но она всё же вспоминала родной язык, общение на котором прекратилось для неё в тот день, когда она была похищена нивхами. С тех пор прошло почти десять лет, большую часть из которых они прожила со своим вторым мужем. За это время она выучила русский язык, мечтая когда-нибудь вновь заговорить на языке своего народа. И её любимый мужчина предоставил ей такую возможность. Теперь она должна была сделать всё, чтобы её народ стал другом народа её мужа.

Наконец, лодка вернулась. Ангарцы выгрузив оттуда два сколоченных ящика, вопросительно посмотрели на Сазонова. Тот, в свою очередь, обернулся на Евгению. Она, смутившись, повернулась к рыбакам. Айнам же было не до ангарцев - они делили улов, по-видимому, укоряя друг дружку в жадности. Лишь после того, как они, довольные, закончили свой спор, Алексей обратился к ним, спросив про их деревню. Женя перевела, одновременно показав мужу направление движения рукой. Вскоре колонна скрылась в лесу. Берег опустел и только три лодки, лежащие на песке, да множество следов, говорили о том, что здесь были люди.

Было время, когда первые айны спустились

из Страны облаков на землю, полюбили ее,

занялись охотой и рыболовством,

чтобы питаться, танцевать и плодить детей.

Айнское предание.

Такой развязки следовало ожидать, - внутренняя политика английского монарха, в конце концов, сделала своё дело. Введение новых налогов и преследование пуритан вызывали в народе сильнейшее сопротивление. Парламент, благодаря этому недовольству граждан, возомнил о себе невесть что, фактически призывая законного короля отказаться от управления страной, превратившись в призрачного монарха. Попытки сторон договориться не имели решительно никакого успеха. По большей части для Карла, ведь он показал своё бессилие, не сумев укротить смутьянов. А члены парламента, наоборот, в глазах лондонцев сделались героями, сопротивляющимися самодурству короля. Карл покинул Лондон, укрывшись в Йорке. Стороны стали готовиться к войне и она не замедлила разразиться. Карлу пришлось искать поддержки в тех районах своего государства, где сильны были роялистские настроения. Потому король Англии бежал из охваченного мятежом Лондона в Оксфорд через Йорк. За ним последовали те, кто считал это нужным. В том числе и некоторые бывшие члены парламента, поначалу выступавшие против действий короля.

Тёплый летний ветерок, залетая в маленькие оконца угловой башни, лишь слегка игрался с пламенем свечи. Молодой человек, сидящий за низким дубовым столом, с немалым волнением просматривал норовящие загнуться в свиток бумаги. Все они поступили за последние несколько дней в ставку закрепившегося в этом городе короля. Отложив письмо, полученное от бристольского купца из Виндавы, эсквайр Вильям Престкотт, один из помощников Эдварда Хайда, канцлера казначейства Его Величества короля Карла, серьёзно задумался, прикрыв лицо ладонью. Английские купцы, торговавшие по всей Европе - от португальских портов до Тартарии московской, исправно снабжали Лондон нужной информацией. Снова Вильяму попались ангарцы... Среди бумаг, которые он вывез в спешке из лондонской канцелярии, у него уже находилось сумбурное и противоречивое донесение Томаса Вильяма Тассера, из московской торговой компании, в котором он отчитывался перед парламентом, упоминая в числе прочего и неудачу с ангарскими посланцами. К тому письму был приложен составленный ангарцами странный документ, в котором эти, неизвестные доселе Вильяму люди, описали поведение англичан, как недостойное с их точки зрения и предупреждали Патрика Дойла о неминуемом наказании, если он снова оступится. Ишь, моралисты! Но, теперь, получив ещё одно подтверждение об ангарцах, сэр Вильям полагал, что не может быть и речи о том невнимании, с которым члены парламента отнеслись к этой части отчёта Томаса Тассера, отвечавшего за внешнюю политику компании. Тогда всё списали на буйную фантазию молодого Патрика Дойла, особенно в той части его письма, где описывал действия некоего ангарского князя Пауля Усольского и о некоем чудо-мушкете, который тот заряжал у него на глазах. Парламентарии тогда быстро порешили, что неудовлетворительные итоги работы московской компании не стоит прикрывать досужими фантазиями.

А вот купец Вудбридж, бывший в Курляндии, в своём письме докладывал более обстоятельно, в отличие от Тассера, о прибытии из датского королевства неких господ, после чего датский остров Эзель перешёл под протекторат польского вассала. Курляндия слишком мала и неопытна, чтобы её секреты долго оставались под замком. Посему о встрече этих посланцев с герцогом курляндским стало известно всем купцам в округе. Причём встречались они не единожды. А вскоре они ушли в польские пределы. Но не все. Часть их осталась в порту Виндавы, где ими был куплен новенький барк и нанята команда. Тут-то и всплыли золотые монеты Ангарии - сначала в Московии, потом в польских землях. Дело попахивает польско-датским сговором. Война со шведами не обещает Дании никаких успехов, ну разве что на море. Шведский флот не чета датскому. А вот на суше датчанам приходится несладко - Голштинию они уже потеряли благодаря фельдмаршалу Торстенсону. По указанию шведского канцлера он решительно выдвинул свою армию из Моравии, нанеся королю Кристиану первый и серьёзный удар. Датчане же пока готовились осаждать Готенбург. Ясное дело, что им тут даже Господь не поможет, фортификационные укрепления города были готовы аккурат к началу войны. Так может датчане решили договориться с поляками? Столь сложно было добиться мира между теперешними союзниками в европейской войне и вот тебе. Разлад? Но, какова роль пресловутых ангарцев в этом деле? Не являются ли их действия датской провокацией? Сначала они пытались заручиться поддержкой перед скорой войной в Московии, теперь вот пытают счастья в Польше? Надо всё точно проверить, ошибки тут быть не должно! Но сначала надо переговорить с сэром Эдвардом Хайдом, быть может, ради нашей Родины, стоит послать эти бумаги ещё оставшимся честным людям в парламенте? Тот же Джон Пим, он ведь увлечён не только очернением короля и казнью его сторонников. Найдя нужные бумаги, Престкотт отправился к советнику неудачливого короля.

Ночной разговор с сэром Хайдом поставил перед Вильямом ещё больше вопросов. Эдвард Хайд, один из самых верных помощников своего короля, уделил Престкотту совсем немного своего драгоценного времени. Канцлер, выслушав Вильяма, немного покопался в своих бумагах и явил на свет скрученные листы, перетянутые шёлковой лентой:

- Вот, Вильям, это доклад одного из наших людей при датском дворе, доставлено совсем недавно, через земли, занятые мятежниками. Ознакомьтесь, - с одышкой проговорил Эдвард. - Я поручаю вам самому заняться этими... ангарцами. Да поможет вам Господь.

- Да поможет Господь нашему королю! - воскликнул Престкотт.

После чего Хайд снова принялся за неоконченное письмо, а Вильям, поняв, что их разговор окончен, осторожно пятясь, вышел из кабинета канцлера. Проходя по сумрачным коридорам замка, Вильям вдруг вспомнил, что один из членов московской компании, Томас Тассер, сейчас находился в Оксфорде. А вот где был сейчас Дойл, Престкотт не знал. Ну да ладно, надо лишь послать за Тассером, а он расскажет.

В замок бристольский бюргер Тассер прибыл лишь на третий день, привезённый гвардейцами из Бристоля. Как оказалось, в портовый город его позвали дела коммерции. Прибыл корабль из Архангельска с грузом пеньки, в котором он имел свою долю. А приехал Томас сразу же после того, как уладил все дела.

- Дойл? Он в Плимуте, в родительском доме, сэр, - ответил на первый вопрос Тассер.

- Хорошо, пошлём за ним сегодня же, - сложил руки Вильям. - Сначала ознакомьтесь этими бумагами, - он кивнул на низкий стол на котором находились послание от купца Вудбриджа и письмо из Дании. А потом мы с вами поговорим, сэр Томас.

Через некоторое время, Вильям поднял глаза на Томаса, тот сидел в кресле, словно проглотил шпагу. Престкотт откинулся в кресле и, заложив ногу за ногу, проговорил:

- Вы удивлены, Томас? Не скрою, я так же испытал некоторое смущение от действия так называемых ангарцев. Я считаю этих господ датской провокацией, направленной на раскол шведско-польского союза. А что думаете вы?

- Сэр, - начал Тассер, - определённо, они не могут являться датчанами. Это русские, сэр, однозначно, русские.

- Московиты? - удивился Вильям.

- Нет, - наморщил лоб Томас. - Это не московиты.

- Хорошо, Томас, - кивнул Вильям, находя себя в некотором раздражении. - Прошу вас напомнить мне, ещё раз, про ваши московские приключения.

- Да, сэр...

- Только! - воскликнул Престкотт. - Прошу вас делать это не столь сухо, как в письме. Послание бристольского купца выглядит настоящим романом в сравнении с вашим отчётом.

Тассер глубоко задумался перед ответом, Вильям же его пока не торопил.

- Все началось с того, - начал он, - как к нам попала неизвестная золотая монета, ангарский червонец. Её привёз наш человек из Архангельска проездом через английский дом в Вологде. Сначала мы не придали значения этой монете - у московитов в ходу их великое множество, в основном зарубежных. Но на этой были надписи славянским письмом, отличным от того, что имеет хождение в русских землях. Монета была полновесная, из чистого золота высшего качества, отличной чеканки.

- Я знаю о монете, - Вильям нетерпеливо остановил рассказ Томаса. - Ради Бога, дальше!

- О существовании такого государства, как Ангария, никто в Московии ранее не подозревал - это известно нам точно, - оскорбившись, продолжал Тассер.

- Государство? - воскликнул, перебив собеседника, Престкотт. - Так, всё-таки, это восточная держава? Но, как об Ангарии узнали вы?

- Прикормленный дьяк посольского приказа принес весть о том, что в Москву прибыл Бэзил Бекле... Мишев, - воевода енисейского городка в дикой Сибири. Тот Енисейск находится на великой реке у самого края восточных владений Московии.

Тассер сделал паузу, с удовольствием поглядывая на вытянутое лицо молодого выскочки, которому не терпелось услышать продолжение его рассказа.

- Чёрт побери, Томас, почему вы не написали это в своём письме? - вскричал Вильям, покрывшись пунцовыми пятнами. - Этим делом заинтересовался сам канцлер казначейства, сэр Эдвард Хайд!

Теперь пришла пора удивляться Томасу и он поспешил продолжить:

- Тот дьяк рассказал, что дальше на восток от московский владений находиться богатое княжество Ангарское. Воевода Бэзил передал царю Михаилу дары от князя ангарского. Сдаётся мне, сэр, что воевода специально был послан в Енисейск для контакта с Ангарией. Среди даров помимо мехов и золота были также зеркала, но самое главное - мушкет необычной конструкции. Той осенью в Москве об этом ползли многие слухи.

- Но в Англии о них узнают только сейчас! - недовольно вставил Вильям.

- Мушкет был настолько необычен, что царь Михаил захотел испытать его немедленно. Оружие показало невиданную скорострельность и надежность, не было ни единой осечки. Дьяк говорил, что мушкет заряжался не со ствола, а с казенной части маленькими медными бочонками, которые после стрельбы собрали по счёту. Подробней дьяк сказать не смог.

- Вот как, - буркнул Престкотт.

- О серьезности отношения царя Михаила к Ангарии говорит срочное создание тайного приказа с Беклемишевым во главе. Детали, касающиеся этого приказа сейчас в глубокой тайне. А воеводу того охраняют стрельцы во множестве. Легче схватить одного из ангарцев, - сказал и тут же осёкся Томас.

- Чёрт возьми, Томас! Вы уже изволили попробовать, что из этого вышло? - с готовностью накинулся на Тассера Вильям.

Томас порядком устал слушать нравоучения молодого самовлюблённого барана. Только то, что этот недоносок является помощником самого Хайда и действует по его приказу останавливало седовласого Тассера.

'А что если податься в Лондон?' - уныло подумал он.

- Давайте перейдём к Дании? - предложил Вильям. - Под бутылочку отличного испанского хереса, - он кликнул сонного слугу, чтобы тот принёс господам выпить и поесть, чем немного смягчил сердце Тассера.

- Я не осведомлён насчёт Дании, сэр, - предупредил собеседника Томас, поёрзав в скрипучем кресле. - Кроме того, что прочитал в докладе купца.

- Этого мало? - удивился Вильям, выгнув бровь. - Если это, как вы говорите, русские... То так, походя, приобрести остров у Кристиана, а затем отдать его польскому протекторату...

- Ангарцы ведут свою игру, сэр? - Томас держал в руке оловянную чашечку, пока слуга наливал ему херес из бутылки тёмного стекла. - Вы думали об этом?

- Ха, - усмехнулся Вильям, глотнув обжигающего язык напитка. - Думал ли я? Уверяю вас - да! И что у меня получилось? Я набросал тут план для составления отчёта сэру Эдварду Хайду, - помедлил он:

- Откуда-то с сибирского востока в Московию тайно приезжают послы некоей Ангарии, где имеют обстоятельный разговор с царём Михаилом. Они предлагают ему товары для торговли - мушкеты, зеркала и прочее не столь важное сейчас, но, несомненно, нужное для нашего изучения. Причём послы знакомы с английской речью, общаются на ней свободно. Но используют странный диалект, наиболее близкий к лондонскому, если судить по бумаге, составленной ими на Дойла. Ангарцы сорят первосортным золотом. Это посольство имеет успех в Москве, после чего оно опять же тайно следует в Данию, где общается с королём Кристианом. Послы также имеют успех, о чём свидетельствует наш осведомитель. Кристиан так же испытывает ангарский мушкет, после чего ангарцы получают в распоряжение остров Эзель. Ну а потом явный визит к герцогу Курляндии - вассалу польского короля. Что нас ждёт здесь?

- Не знаю, - искренне пожал плечами Томас.

- А я знаю! - воскликнул Престкотт. - Вы можете представить себе армию Дании и орды московитов, вооружёнными этими чудо-мушкетами?

- А куда направятся эти послы дальше, к польскому королю? - закашлявшись от крепости напитка, проговорил Тассер. - Швыряться золотом там?

- Возможно, - задумался Вильям. - Хотя нет, я считаю, это так и будет.

Вильям продолжал размышлять, мучительно перебирая в памяти все обстоятельства этого тёмного и непонятного дела. Наконец, его осенило:

- Я понял! - возбуждённо прокричал он. - Готовится разлад наших союзников в европейской войне. Нам с вами нужно срочно поговорить с сэром Эдвардом. Мне нужен Патрик Дойл, срочно!

Тассер удивлённо посмотрел на Вильяма:

"А этот молокосос не так глуп" - подумал бывший член московской торговой компании. Как ему показалось, он понял что имел в виду Вильям.

- Я найду для вас отличную возможность ещё раз послужить королю и Англии, Томас, - продолжал говорить Престкотт. - Для вас и вашего молодого друга Патрика. Вы должны будете попасть на Эзель! Любыми способами, понимаете, любыми! И получить ангарский мушкет. Вы понимаете, что верным роялистам он необходим? Армия парламента более многочисленна, чем наша. В случае успеха вы не останетесь без должной щедрой награды от короля. Я надеюсь на ваш опыт купца и дипломата и думаю, дворянский титул будет вам достойной платой.

В небольшом городке, поставленном в полукилометре от крепости, начался аврал. Пришедший из Енисейска пароход 'Молния', тащивший две баржи, привёз часть царского переселенческого каравана. Эти рейсом прибыло пять сотен крестьян, которых надо было разместить, накормить и обогреть, а также обследовать на предмет заболеваний да повывести кишащих на некоторых людях паразитов. Тех же, к кому не было никаких нареканий и все члены семьи здоровы, проходили, после помывки в бане из огороженной части городка в неогороженную. Причём попасть на ту сторону можно было только через одноэтажное небольшое здание пункта миграционного контроля. Выходили из него уже граждане Ангарского княжества, с карточкой семейного учёта и предписанием к поселению в том или ином посёлке. На этот раз кроме пары сотен крестьян нижегородских земель, было полторы сотни башкир и двести посадских человек из Нарымского городка, бунтовавших против новых воевод в прошлом году. Всех этих людей надо было пропустить через эту службу до того, как придёт 'Гром' и 'Ураган' с оставшимися в Енисейске людьми. Тем временем, на участке между Енисеем и Чулымом прокладывался путь - настилались гати, мосты через многочисленные небольшие речушки, вырубались просеки, основывались дополнительные острожки - и всё это за ангарское золото. Царь Михаил желал иметь на этом, не столь длинном участке пути, что шёл посуху, хорошую дорогу. На Урале, втором пешем участке пути, от притока Тавды до притока Камы, уже всё было устроено.

На первом пароходе прибыл и боярин Беклемишев со свитой из нескольких дьяков и московских дворян. Среди прочих был и посланный лично царём Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, сын бедного псковского помещика, который совсем недавно стал служить в Посольском приказе. Михаил Фёдорович лично пожелал отправить этого молодого ещё чиновника в Ангарию, послушав дельный совет головы Посольского приказа думного дьяка Фёдора Лихачёва.

Московские гости чинно сошли с парохода и оглядываясь по сторонам, проследовали за головой Ангарского приказа Василием Беклемишевым, которого распирало от гордости. Его уверенный вид говорил о том, что, в отличие от всех остальных, приказной голова в Ангарии свой человек. Вот и с воеводой граничного городка он обнялся по-братски.

- Воевода Ярослав Ростивлавлевич! - обратился к Петренко Беклемишев. - Покуда твои люди отдарок царю нашему, Государю великому Михаилу Фёдоровичу отсчитывают, ты бы князю вашему Соколу Вячеславу Андреевичу, по радиву обсказал, дабы иль он в енту крепость пожаловал, аль мы к нему бы прибыли.

- Дело есть к князю нашему важное? - деловым тоном спросил наряженный в парадную форму владиангарский воевода. - Сей же час передам Вячеславу Андреевичу.

- Зело важное дельце у нас, - басом подтвердил мужчина в богатом кафтане, стоявший впереди прочих гостей. - Государь наш, великий царь Михаил Фёдорович, послал меня закупить в княжестве ангарском мушкетов и пистолей, а тако же и пушек.

- Плата у нас едина, - закашлялся Петренко, чтобы скрыть немалое удивление. - Соколу только люди надобны.

- Хуть какие? - прищурился московский дипломат. - А ежели ногайцев али казанцев слать будем?

- Казанцев, пожалуй, можно, а вот ногайцев - то не надо, - на всякий случай отказался от неизвестного ему народа Ярослав и улыбнулся:

- Ясно, почему царь Михаил нам башкир прислал. О том, кого присылать, с князем договоритесь.

- Лучше присылать крестьян христианской веры, можно литвинов или немцев, - Дарья встряла в разговор, вызвал оторопь у Афанасия Лаврентьевича, причём не столько самим фактом неуместного явления нового собеседника, а тем, что это оказалась женщина. Волосы её были уложены под кепи, а обычная серо-зелёная форма ангарцев не давала возможности стороннему человеку сразу признать в стоящей неподалёку фигуре женский силуэт. Дабы Ордин-Нащокин не болтнул сгоряча лишнего, Беклемишев тут же припал к его уху, рассказав, кто так бесцеремонно влез в разговор.

- Княжья жёнушка... Дарьюшка, - шептал он дипломату, который тотчас сделал благостное лицо и со сладчайшей улыбкой приветствовал жену Соколова:

- Прости меня, княгиня! Не признал я, дурень, сослепу! - начал было Афанасий, но был остановлен жестом княгини:

- Князь будет тут через седьмицу, тогда и будет разговор.

- Княгиня Дарьюшка! Пущай воевода хуть по радиву весточку ушлёт Соколу! - чуть ли не возопил Беклемишев.

- Это можно. Пошли за мной, Василий Михайлович, - после символического кивка Дарьи, Петренко позвал Беклемишева к радиовышке.

Однако тот показал майору глазами на московского посланника царя, который удивлённо нахмурился такому обороту дела.

- Афанасий Лаврентьевич, прошу тоже проследовать с нами, - пригласил и Ордина-Нащокина Ярослав.

Рассевшись по лавочкам открытого дилижанса, что появились не столь давно на Ангаре, Петренко и остальные покатили в крепости. Оставшиеся московиты довольствовались менее помпезными экипажами. Дарья же отправилась в городок для мигрантов, продолжать свою работу.

- Вона, пушки! Всю реку и берега перекрывают напрочь, - Беклемишев так хвалился ангарскими пушками, что казалось он, как минимум, участвовал в их отливке. - Ежели государь купит их, свейские крепостицы размолотим, ей-ей!

- Скоро воевать со шведами будете? - обернулся к Беклемишеву Петренко.

- Будем, - сухо ответил Ордин-Нащокин. - Когда государь изволит решение своё учинить - тогда и будем воевать.

- Михаил Фёдорович желает наши отчины вернуть в Русь-матушку, - начал объяснять Ярославу Василий Михайлович.

- Забрать Ям, Копорье и Корелу! - воскликнул Петренко. - Да, я помню.

- Ивангород ишшо, - удивлённо проговорил Афанасий. - Да Юрьев древний.

Между тем, проехали крепостные ворота, ангарский дилижанс въехал на территорию военного городка. Радиовышка вырастала из крыши небольшой по размерам, крепкой избы. Сделанная на манер знаменитой глейвицкой башни, она, конечно же, уступала ей в размерах, но службу несла исправно. Московский дипломат, всё же был сражён, несмотря на то, что поначалу он крепился. Пароход, дилижанс, прозрачные окна, черепица, оружные девки - всё это и многое другое, нахлынув на него разом, заставили Ордина-Нащокина всё же раскрыть рот. Под ухмылки Василия Беклемишева. Приказный голова, между тем, начал рассказывать царскому дипломату принцип работы радио.

Проходя в избу, Беклемишев предостерёг коллегу от опрометчивых поступков:

- Ты, Афанасий Лаврентьевич, ежели чего, ножками не сучи и глаза не пучь. Тут всё по уму, а не по волшбе. В Ангарии даже отроки малые по радиву могут разговор весть.

Петренко, приветствовав вытянувшегося молоденького сержанта пограничной стражи и капитана, начальника службы связи, приказал вызывать Соколова. Капитан, бывший рядовой морпех, жестом предоставил рацию сержанту.

- Вона, когда в енту говорят... - указывая на сержанта, продолжал свой рассказ приказной голова. - Воевода, будь ласков, напомни как евойная трубка зовётся? - обернулся к Ярославу Беклемишев.

- Микрофон, Василий Михайлович, - не поворачивая головы, отвечал Петренко.

- Во! Микрофон! В него надобно говорити, а ежели у кого ишшо радива есть, тот его услыхать может, - упёр указательный перст в потолок Беклемишев.

Царский посланец в оцепенении кивал головой.

Первым на запрос откликнулся радист удинской военной школы, молодой голос, представившись кадетом Сивцевым, отчеканил:

- Князь Сокол отбыл вчерашним утром в сторону Быковской пристани на пароходе 'Тайфун'.

После этого на связь вышел пароход, голосом самого Вячеслава:

- Что-то срочное, Ярослав?

- Так точно, Вячеслав Андреевич, - забрал у сержанта микрофон Петренко. - Царь Михаил затевает войну со шведами, ему срочно нужно оружие.

Последовала долгая пауза, прежде чем Соколов ответил, сквозь помехи, заглушающие его голос:

- Решу вопрос по прибытию, конец связи.

Ордин-Нащокин, тем временем, сидя на лавке, таращил глаза на ангарцев и истово крестился, с ужасом поглядывая на рацию.

- Это ли не волшба поганая, Василий Михайлович? - сипло проговорил Афанасий. - Из короба оного голоса человеческие, не иначе как волшбой и призываются.

- Ни в коем разе! О том и отец Кирилл поведать может, коли сомневаетесь, - воскликнул всё ещё озадаченный новостями Петренко. - Пойдёмте-ка лучше в столовую, гости дорогие, отобедаем, да поговорим.

В приграничной крепости день проходил за днём. Стоящее на дворе бабье лето - сухое и тёплое, радовало занимавшихся сбором урожая гарнизонных воинов и жителей городка. Картофель убрали ещё в конце августа, выбрали и семенной материал на следующий год. Репу, сушёный горох и чеснок уже убрали в подвалы крепостей и фортов, где им обеспечивались лучшие условия хранения. На владиангарских и илимских полях оставалась ещё морковь да капусту, которую надо было собрать чуть позже. В целом сельхозработы прошли ровно, без потерь урожая. Было заготовлено и достаточное количество золы для удобрения почвы на следующий сезон. Капусту ещё предстояло заквасить, с морковкой и ягодками, как вернейшее зимою средство от недостатка витамина С. Помимо гарнизона и посадских, на сборе урожая работали и окрестные тунгусы, привлекаемые на работы платой. За определённое количество трудодней каждому роду или кочевью выдавали отличный набор хозяйственной утвари - от пуговиц и иголок, до котлов и светильников.

В эти дни царские посланцы сумели осмотреть все укрепления, хозяйственные постройки и мастерские Владиангарска. Петренко не скрывал от них практически ничего, кроме оружейных складов, потому что не без оснований считал вверенное ему хозяйство образцовым. Городок свой он устраивал максимально похожим на военную часть, где он проходил службу. Только тир был не в подвале казармы, а в леске неподалёку. И естественно, царил настоящий порядок. Загорающиеся ночью прожектора, когда зажженная лампа помещалась в фокус нескольких зеркал и давала яркий свет, как и паровая машина, поднимающая без участия человека по жёлобам воду из Ангары на окружающие поля, произвели неизгладимое впечатление на московитов. По прошествии недели одним из тёплых и маловетреных вечеров к Петренко в гости напросился Беклемишев, пришедший с одним из юношей, что были в посольстве. Уже в воеводском доме Василий Михайлович представил его, как своего сына Петра. Ярослав в ответ познакомил Беклемишевых со своими детьми - четырнадцатилетним курсантом Ростиславом, девятилетней Ярославой и пятилетним Святославом. Во время ужина приказный голова учил своего сына пользоваться вилкой и усердно кормил варёной картошкой, то и дело спрашивая, нравится ли ему земляное яблоко?

Тот отвечал утвердительно, вызывая этим улыбки у Елены Мышкиной - жены Ярослава. Несмотря на кажущееся благолепие, царящее за столом, вежливые вопросы и не менее благочинные ответы, нечто тяготило воеводского гостя. Это заметила и Лена, чувствуя, что Беклемишеву есть что сказать и Василий Михайлович лишь ждёт удобного момента. Когда дети поели, а две пожилые женщины забрали грязную посуду, принеся чай и печенье с вареньем в вазочках.

- Василий Михайлович, - сказал Петренко, наливая в чашку ароматного горячего напитка. - У вас есть к нам какое-то серьёзное дело? Так вы говорите, чего ждать.

Лена переглянулась с мужем, - уйти ли ей или остаться? Ярослав в ответ налил чаю и ей, и Петру.

- Да, воевода, имеется у меня просьбишка, - посерьёзнел Беклемишев. - Сына своего, молодшенького, желаю у вас в учении оставить. Зело головастый он, ума живого. Надобно ему ратному делу, в Ангарии принятому, обучиться, дабы на Руси служить в чести.

- Это можно, - кивнул Петренко. - Князь против не будет, я думаю. Ещё что-то сказать хочешь, Василий Михайлович?

- Есть и ещё малая просьбишка, - облегчённо улыбнулся бородач. - Воевода Ярослав Ростиславлевич, друг любезный, не откажи. Продай мне земляного яблока сего, два мешка!

- Не продам, - нахмурился Петренко. - Подарю!

- Я уж отдарюсь, воевода! - благодарил Беклемишев Ярослава. - Ей Богу, отдарюсь. А то мне раз князь Сокол мешок пожаловал, так в острожке всё пожрали, ироды! Не уследил я, да и голодно в том годе было.

К концу месяца разгрузились и два других парохода. Население Ангарского княжества за счёт этого каравана пополнилось на тысячу четыреста двадцать человек. Из них было три сотни башкир. Да несколько сотен людей, называемых Беклемишевым черемисами. Сами же себя они называли мари.

- Ишь, марийцев прислали, - удивлялась тогда Дарья. - В следующий раз, интересно, кто будет?

Человек спешил. Под подошвами его мягких сапог скрипел гравий, причём в тишине, царившей вокруг, скрип этот отдавался в его ушах сущим грохотом. Огибая очередной поворот дорожки, окаймлённой камнем, он утирал выступивший пот на лице широким рукавом халата. Часто стоявшие часовые бесстрастно смотрели сквозь него, сжимая оружие. Наконец, он выбежал на широкую прямую аллею и припустил по ней, не снижая темпа. Дыхание его было хриплым и частым, в боку кололо, будто горячими иглами, во рту было сухо, словно он не пил несколько дней, а лицо его горело, наливаясь кровью. Лишь у ступеней дворца он позволил себе перевести дух и поднялся наверх, придерживая широкие полы бывшего когда-то белым халата. Его дыхание разносилось эхом в каждый угол длинного и сумрачного коридора, который он миновал, напрягая последние силы, что ещё остались у него после трудного возвращения по реке. Оставив за собой два ряда красно-зелёных резных колонн и расписанные орнаментом стены, Лифань на пару секунд застыл у высоких дверей. А страх, тем временем, липкими лапами пробирался из живота, уже хватаясь своими холодными лапами за горло. Теперь ему предстояло пробежать ещё один коридор - на сей раз ярко освещённый, с высокими белыми колоннами, с ещё более изумительной резьбой и яркими росписями на высоких стенах, где герои прошлого сокрушали кровожадных чудовищ, а воины в белых доспехах громили врагов. На одном дыхании он пробежал этот путь и упал на колени в ноги мукденского амбаня - сановника высшего ранга, на буцзы которого был вышит танцующий белый журавль. Лифань не смел поднять глаз и даже перестал дышать. Амбань же не обращал внимания на вошедшего, поскольку он был всецело поглощён своим занятием - вырисовыванием иероглифа. Наконец, он закончил и, отложив в сторону писчие принадлежности, дал знак своим помощникам.

- Подними голову и отвечай на вопросы почтеннейшего амбаня, недостойный!

Лифань медленно поднял лицо и уставился на сапожки сановника, не смея посмотреть на его лицо.

- Императорская красная кисть, - амбань с немалым волнением пододвинул к себе свиток чжу би - резолюцию императора, написанную красной тушью, - доставленная сегодня из дворцовой канцелярии говорит о том, что северных варваров необходимо наказать ещё раз. Прошлый урок не был ими выучен и они снова бунтуют.

- Это другие северные варвары, господин, - дотронулся лбом до холодного пола Лифань, - у них иное оружие и...

- Что? - изогнул бровь чиновник и проговорил мягчайшим голосом:

- Ты смеешь сомневаться в словах священного императора?

- Нет, господин!- взвизгнул Лифань.

- Любой чижень[11] смог бы наказать речных разбойников и разнести их крепостицу! - уже уничижающим тоном произнёс амбань. - Ты же, никчёмный, не смог сохранить войско, вернувшись с жалкими остатками. Вернулись только китайцы и халхасцы, большей частью раненые и слабые, а где храбрые маньчжуры?

- Они все погибли, господин. Они сражались смело, увлекая за собой прочих, - пролепетал фудутун.

- Лучше бы ты погиб вместе с ними. А где корейцы? Ни один не вернулся - говорят, они возвратились к мятежникам и поступили к ним на службу?

- Да, господин! - ещё раз лбом ощутил прохладу каменного пола. - Разбойники дали им корабль, чтобы они ушли в Нингуту, а те вернулись обратно. Они предали нас.

- Они предали нашего императора! - проговорил амбань, качнув головой, отчего красный рубиновый шарик, венчающий его плетёную из ротанга шляпу загорелся лучом упавшего на него света.

- Мы потеряли несколько наших гарнизонов и чиновников в землях бунтующих разбойников. Мы потеряли половину имеющегося на Сунгари флота, а также мы потеряли две трети от посланного на усмирение варваров войска, - перечислял амбань, заставляя холодеющего от страха фудутуна вжиматься в пол при каждом его слове. - Что нам делать?

Лифань благоразумно промолчал, ожидая дальнейших слов, и они, после небольшой паузы, не замедлили последовать:

- Нам надлежит переговорить с дутуном Мукдена и с почтеннейшим цзянчаюйши[12], после чего мы решим, что нам следует затевать далее, чтобы усмирить и наказать варваров.

Лифань в ужасе застыл - сейчас он должен сказать о его участи!

- Что же касается тебя, недостойный, то ты более не фудутун, потому как твои способности достойны лишь звания цзолина[13]. Наказан будет тот, кто планировал поход из Нингуты на старых и слабых кораблях.

Спустя несколько дней решение высших столичных чиновников, облечённое в волю самого императора ушло в Нингуту, вместе с сотнями строителей и тысячами воинов, под началом нового военачальника. Им предстояло готовиться к походу на варваров, строить новые верфи, взамен старых. Строить новые корабли, взамен старых. А столичные чиновники должны были проинспектировать самое удалённое в земли варваров маньчжурское поселение, которое, словно авангард знамённых войск, твёрдо стояло на притоке Сунгари. После чего им надлежало решить, что ещё нужно сделать, чтобы усилить Нингуту. Ещё весной, после того, как пошли слухи о новом князе-мятежнике на Хэйлунцзяне - реке чёрного дракона, в Нингуту дутуном был назначен хорошо проявивший себя в землях халхасцев военачальник Дюньчэн, бывший командир знамённого гарнизона. Поскольку ему пришлось задержаться в столице, Дюньчен отправил свою семью на новое место службы, под защитой отборной сотни воинов. А ещё он не медля ни дня, вызвал к себе Лифаня, командовавшего неудачным походом на разбойников. Дюньчэн понимал, что на этот раз спрос будет с него, а в случае неудачи дутуна может ожидать лишь чжэнфа, казнь через отсечение головы. Расставаться с ней честолюбивый военачальник не желал, поэтому надо было узнать как можно больше о будущем противнике. Признаться, Дюньчэн был поражён словами Лифаня - тот говорил о множестве пушек и аркебуз у врага. На это дутун удивлённо заметил, что в землях халхасцев, кои несомненно более цивилизованны, нежели в лесные варвары, пушек и вовсе нет.

- Откуда же они могут быть у этих дикарей?

- Господин, им помогают чужеземцы из-за дальнего моря. Это христиане, я видел крест на их знамени! - воскликнул Лифань.- Они были среди амурских жителей, они не похожи на них.

- Дальние варвары главенствуют над амурцами? - внимательно посмотрел на собеседника Дюньчэн.

- Да, господин! Один из них прикрикнул на дахура, что хотел прирезать меня и тот покорно отошёл, - проговорил Лифань. - У дахура была и аркебуза.

- Стало быть, нам необходимо как можно больше стрелков! - военачальник стукнул кулаком по невысокому столику. - Нам нужны корейские аркебузиры.

- Они ненадёжны теперь, господин, - Лифань счёл свои долгом предупредить дутуна о недостойном поведении воинов вассала Цин.

- Откуда ты можешь знать это точно? - насмешливо посмотрел на него Дюньчэн. - Быть может они вернулись, чтобы умереть вслед на маньчжурами?

Лифань счёл за лучшее промолчать. Дюньчэн же, подозвав писца, приказал тому записывать свои пожелания в комплектовании войска. Он испрашивал большее количество пушек и солдат, вооружённых аркебузами, нежели было в своё время у Лифаня. Вскоре в Нингуту должны были начинать свозить запасы продовольствия, подводы с боеприпасами и вооружением. Семья дутуна ещё с начала весны находилась в Нингуте. Дюньчэн, беспрестанно обдумывающий предстоящую операцию, не желал такого позора, что испытал Лифань. Посему военачальник неофициально приказал ему быть рядом с собой, но не показывать остальным, что дутун спрашивает у Лифаня советов. Для начала, думал, Дюньчэн, надо потребовать у амурцев изгнания чужеземцев из их земель, а также прекращения торговли с чужаками. После чего ближним варварам можно пообещать, что они могут жить в мире с Цин. Тогда не нужно будет враждовать, поскольку они будут слабеть, а Цин - усиляться. Если же у варваров есть крепость, то нужно выманить их на равнину, осаждать крепости - последнее дело. Лучшим вариантом стало бы подчинение нового туземного князя на Амуре - можно пообещать ему должности и подарки, он не устоит, варвары падки на лесть и уверения в дружбе. После чего роль гостя нужно поменять на роль хозяина и всё встанет на свои места. Главное заставить их выгнать христиан, поскольку, оставшись без этого союзника, амурцы не смогут управляться с артиллерией и доставать заряды. И тогда со временем плод упадёт в подставленную корзину.

- Нужно напасть всеми силами и сразу! - воскликнул Лифань, недовольный выжидательной тактикой своего военачальника.

- Спешить нельзя! Побеждает тот, кто проявляет осторожность и ждёт неосторожности от противника, Лифань, - поучительно произнёс Дюньчэн. - Сначала будь как застенчивая девственница - и враг откроет тебе двери, а потом будь, как вырвавшийся заяц - и противник не успеет принять мер к защите.

Лифань почувствовал, что его щёки горят, ведь сейчас он почувствовал себя глупым крестьянином, которому необходимо объяснить очевидное. Противно. Пусть будет, что будет, а ему сейчас надо позаботиться о своём добром имени - а это значит, что надо в точности исполнять указания Дюньчэня. Ведь это он отвечает за операцию против мятежников. Посмотрим, что получится у него. И тут Лифань понял, что ему хочется, чтобы и Дюньчэн не справился с этими мятежниками.

Обе канонерки приближались к цели своего похода - маньчжурской крепости на извилистом притоке Сунгари. Нингута, по словам пленных корейских офицеров, находилась уже совсем недалеко. Однако вечерело, поэтому Матусевич приказал становиться на отдых.

- Атакуем завтра на рассвете. Посты сегодня должны быть усилены, - приказал воевода Мирославу, своему заместителю. - А тунгусские патрули пускай уходят поглубже, не повредит.

- Товарищ майор, насколько мы знаем, в крепости не более четырёх сотен воинов, - напомнил Гусак о расспросе корейцев, что были схвачены тут три с лишним года назад. Тогда людьми Матусевича и Дежнёва была разгромлена маньчжурская застава. - Пополнения вряд ли они получили, до Нингуты ходу с месяц будет.

- Верно, Мирослав - кивнул Матусевич. - Но сейчас можно и перебдеть! Кстати, после обхода жду в моей каюте, мы с Вольским и офицерами будем обсуждать завтрашний день. Корейцы дорисовали план крепости, городка и причалов.

- Да, представление надо иметь, - согласился Гусак. - Хотя я думаю, с этими штуками, - кивнул он на кормовую пушку, - нам будет нужно лишь увидеть вражескую крепость.

Матусевич ухмыльнулся и, хлопнув Мирослава по плечу, исчез за дверью. План операции был прост, как мычание - обстрел и зачистка. Свидетелей оставлять сунгарийский воевода не желал. Он и тех пленных, что были захвачены при нападении маньчжур на его крепость, не хотел отпускать. Тогда сказалось лишь их количество, да желание Соколова пополнить штат рабочего посёлка при угольной шахте на Ангаре и Нерчинского рудника. А так никто бы не ушёл живым, из тех, кто видел Сунгарийск.

Утром следующего дня, когда предрассветный зябкий туман ещё клубился по-над рекой, экипажи 'Даура' и 'Солона', попив горячего чаю и позавтракав, заняли свои места, отправляясь вверх по реке. По прошествии трёх часов пути, показались открытые места сведённого леса. После чего на берегу стали появляться неказистые домишки, обмазанные глиной. Причём, чем дальше, тем более добротными казались редко стоящие жилища. Крепость явилась ангарцам довольно неожиданно. Вообще, она со всех сторон была окружена дальними горами, причем на востоке и северо-западе высота гор довольно большая. Глинобитные стены Нингуты поднимались над землёй метра на три, местами на пять, не более. Выделялись проездные ворота и несколько башенок. У речных причалов находилось до дюжины кораблей, среди них ангарцы увидели и несколько старых знакомых, что ушли от Сунгарийска вместе с пленными, теми, кто был не нужен. По пути до Нингуты экипажи канонерок видели на Сунгари и Хурге несколько кораблей, стоявших у берега. Некоторые из них приставали к берегу близ селений, чтобы разжиться провизией. Но, как оказалось, не всем это удалось, ангарцами было встречено три сожжённых местными солонами и нанайцами корабля.

- Товарищ воевода, может корабли какие себе оставим? - обратился Ян Вольский к Матусевичу, подошедшему к носовому орудию.

- Не надобны нам эти лохани, Ян, - покачал головой Игорь. - У нас другой тип корпуса. К тому же наши корабли должны быть узнаваемы. Как будешь готов, бей по крепости, прапорщик! Твой выстрел будет сигналом остальным.

Первый фугасный снаряд, с громким треском ударивший в надвратное укрепление, поднял в воздух кучу осколков, шумно падавших вниз и тучу пыли, поднявшуюся на добрый десяток метров. Едва всё затихло, как слаженно рявкнули две пушки "Солона". Ворота и укрепление над ними, а также часть стены были начисто сметены, рассыпавшись грудами битого материала. Теперь были заметны и обитатели, как городка, так и крепости. И если первые со всех ног удирали в сторону леса, то вторые, едва заметные в дыму и пылевой завесе, сильно шатаясь, пытались выбраться из-за завалов. На уцелевших покуда стенах и башнях также были замечены фигурки воинов, посему Вольский перевёл огонь туда, показав своим выстрелом, следующий участок для разрушения. Со стен Нингуты маньчжуры успели выпустить лишь два ядра, упавших в воду в сотне метров от канонерок. После чего ангарские корабли пошли на сближение с уничтожаемой крепостью, дабы у стрелков появились свои цели среди висящей пелены пыли, которую щедро давал глинобитный материал стен. После четырёх зажигательных снарядов занялись огнём внутренние постройки крепости, зачадив густым чёрным дымом. Фигурок людей на берегу было всё меньше, да и то большей частью это были оглушённые, либо раненые. Матусевич пока попридержал высадку десанта, решив полностью разрушить крепость, после чего обстрелять городок.

После того, как артиллеристы выпустили ещё дюжину снарядов, Игорем была дана команда готовиться к высадке. Канонерки подошли к причалам и две цепочки воинов, кто гремя сапогами, а кто мягко ступая в местной обуви, так похожей на лапти с онучами, потянулись к берегу. Сжимая винтовки и ружья, да зорко поглядывая по сторонам, ангарцы и амурцы обходили развалины, некогда бывшие стенами Нингуты, время от времени работая штыком. Помогали десанту в отыскании затаившихся воинов четвёрка собак, привезённых из Тамбори. Всякий раз, почуяв чужого, они поднимали лай, покуда подоспевшие ангарцы не приканчивали противника. Стоит упомянуть и маньчжур. Несмотря на столь ошеломляющую мощь напавшего на них врага, они продолжали сражаться. Иные, даже имея серьёзное ранение, полученное от разлетающихся обломков стен и башенок нингутинской крепости, пытались напасть на ангарцев. Обливаясь кровью из рассеченной кожи головы и дико визжа, один из маньчжуров, выскочив из-за полуразрушенного дома внутри крепости, успел зарубить собаку и отсечь пальцы одному из дауров, неудачно попытавшемуся принять сабельный удар цевьём ружья. Он же едва не убил раненого, когда амурец оцепенел от боли и шока, но товарищи стрелка успели застрелить маньчжура и заколоть второго, спрыгнувшего с поваленной стены. Но конечно, так сопротивлялись далеко не все - большинство из оставшихся в живых маньчжур либо были без памяти, либо, будучи ранеными, старались уползти в сторону и надеяться на удачу. Повезло единицам. После чего настала очередь и оружия. В крепости было найдено с десяток небольших пушечек, хотя сунгарийский воевода, предполагал увидеть тут более грозные экземпляры. Для них уже были заготовлены небольшое количество железных штырьков, чтобы заклепать их запальные отверстия. А тут эдакие пукалки. Игорь скептически посмотрел на них, после чего махнул рукой:

- Грузите, может, сгодятся в переплавку. Проще, конечно, было бы их утопить к чертям, ну да ладно.

- Товарищ майор! Зачистка укреплений завершена! - доложил Мирослав.

- Отлично, капитан! - кивнул Игорь. - Приступайте к городку. Постарайтесь найти запасы продовольствия.

- Товарищ воевода! - даур-стрелок стоявший рядом с офицерами, обратился у Матусевичу, копируя тон и жесты Гусака:

- Женщина там. Дети тоже там, не выходят, боятся! Вася сказал, убить их не надо?

- Правильно Вася сказал, - согласился Матусевич. - Пошли. Мирослав, действуй!

Ангарцы, переступая через трупы маньчжурских воинов и обходя дымящиеся завалы обломков и горящие развалины внутренних построек, подошли к чудом уцелевшему небольшому строению, больше похожему на круглую беседку. Раскрашенные резные оконца и крыша этой беседки, пристроившейся к оставшемуся целым небольшому участку стены, выглядели весьма неестественными посреди всеобщего хаоса и разрушения. Перед домиком лежали с десяток воинов. Вооружённые саблями и грозными, необычного вида копьями, в отличных доспехах, они ничего не могли противопоставить слаженному залпу дауров и все до одного пали, пытаясь защитить эту постройку. С одного угла беседка уже начинала гореть, а изнутри действительно доносились женские голоса и детский плач и кашлянье. Видимо, дым уже начал проникать внутрь. Раскрыв рывком дверные створки, отчего одна покосилась, а вторая с жалобным скрипом упала, Матусевич заглянул внутрь. На него со страхом и ненавистью уставились две женщины, закутанные в чёрные одежды. А где-то под ними, в полах этой одежды ворочались плачущие дети. На полу, в луже крови, лежал старик.

- А ну, выходи! - закричал Игорь, освобождая проход и жестами приказывая выходить из начинающего гореть круглого домика.

Однако женщины лишь начали что-то кричать злобными голосами. Тогда воевода решил действовать.

- Что за дуры! - и схватив ближнюю, пожилую женщину за руку, принялся её вытаскивать наружу, пара дауров решили ему помочь. Поднялся жуткий гвалт - мужчины ругались, женщины истошно орали, а дети надрывно плакали и кашляли. Вдруг один из амурцев, взвизгнув, схватился за руку и выскочил на улицу.

- Баба с ножом! - жаловался он офицерам. - Режется больно, - поморщившись, он разжал порезанную ладонь и был немедленно отправлен к санитару.

- Эй, Игорь! - влетел в домик Стефан, чуть не споткнувшись о мёртвого старика. - Ну их нахрен! Хотят гореть - пусть горят, они Ваську порезали! Оставь их!

- Тут одна уже убила себя, - прохрипел Игорь, передавая своему радисту ребёнка, девочку лет двух. Потом показался употевший даур с мальчиком на руках.

Вышел и Матусевич, волоча за собой одной рукою молодую женщину. Вторую он прижимал к боку. По кафтану сочилась кровь. Женщина молчала, уставившись немигающим взором в синее небо, где в вышине парили ослепительно-белые облака.

- Стефан, - переведя дыхание, сказал Игорь. - Эту фурию на одну канонерку, а её детей на вторую. Она их чуть не зарезала, смотреть за ней надо в оба.

Во время перевязки Матусевич принимал доклады своих офицеров.

- Убито около двух сотен маньчжур, сколько под завалами - неизвестно. Найдено два схрона - с провизией и порохом. Сейчас осуществляется перегрузка мешков и кувшинов на корабли. Оружие собрано, много копий, сабель и прочего. В городке взяли много свиней.

- Отлично, всё пригодится, - Игорь встал с бревна, проверяя повязку. - Что по потерям, Мирослав?

- Шесть раненых, один серьёзно. Удар копьём в бок, помощь оказана, жить будет, - отвечал Гусак. - Маньчжуры больше не пытаются атаковать. Стрелки отгоняют врага с кромки леса выстрелами.

- Хорошо, Мирослав. Кстати, а эта истеричка, верно, жена какого-то местного начальника, - подумав, сказал вдруг Матусевич. - Я видел, там перед домиком валялись воины в дорогих доспехах.

- Сельский староста погиб, товарищ майор. Начальник гарнизона тоже. В принципе пленных ещё не допрашивали, - проговорил Мирослав. - А доспехи те, дауры поснимали, кстати.

- Сколько пленных?

- Тридцать два человека, товарищ майор.

- Выбери офицеров, я с ними поговорю, а остальных кончай, - приказал Матусевич. - Через пару часов мы должны уходить. Не стоит тут задерживаться.

Оставалось лишь сжечь всё то, что ещё не сгорело. Сунгарийский воевода предполагал такое развитие событий, поэтому были заготовлены факелы, с пропиткой горючей смесью. Когда "Даур" и "Солон" уходили вниз по реке, над тем, что раньше было Нингутой, поднималось с десяток столбов дыма. Уцелевшие маньчжуры ещё долго не решались выйти из леса на пепелище городка и развалины крепости.

Боже мой, как хорошо! Вот так вот упасть в податливый песок, вытянуть в стороны руки, закрыть глаза. Благостно, тепло и тихо, разве что шумит листвой деревьев ветер, да пронзительно кричат чайки. Откроешь глаза, а там, высоко-высоко в вышине, ярко-синее бесконечное небо. Чистое и вечное. Ласковый солнечный свет и свежий морской воздух - за этим люди летом выезжали не только на южные моря, но и на северные побережья. Талассотерапия, лечение морем, так это вроде называется, подумал нежащийся на солнце человек. Он погрузил руки в песок, мягкий и чистый. И теперь слышно как он шуршит, высыпаясь из пригоршней. Действительно, редкое блаженство, думал Сергей Ким, русский кореец, бывший ефрейтор морской пехоты Северного флота, член пропавшей экспедиции. Волею судьбы он попал в этот мир и давно уже свыкся с окружавшей его действительностью.

Недавно Ким искупался в воде традиционной северо-восточной границы Кореи - реки Туманган, в его мире такового Сергею не удалось бы никогда. Тут же не было ни застав, ни северокорейских пограничников, ни укреплённых бетоном берегов. А на том берегу начиналась территория не КНДР, а Страны Утренней Свежести, государства династии Чосон. Сейчас эта местность была безлюдна. Между берегами Туманной находились низкие, песчаные острова, на которых растёт лишь трава да кочкообразный кустарник.

Когда ему сообщили о его задании - идти к границе Кореи, где Олег Васин должен был организовать небольшое поселение силами ангарцев и амурцев, он воспринял это как должное. Кому ещё, как не ему могло быть поручено, поручено провести разведку в северо-восточной корейской провинции Хамгён? На это задание он шёл вместе с Сонг Кангхо и Ли Минсиком, бывшими солдатами отряда маньчжуров, что некогда организовали заставу на месте современного Сунгарийска и позже были пленены людьми воеводы Матусевича. После трёх лет, проведённых на Амуре и Сунгари, корейцы не только научили Кима современному им языку, но и сами неплохо выучили русский. А так же с энтузиазмом старались влиться в формируемое ангарцами амурское общество. И если первый, Кангхо, был сиротой, а потому на родине его ничего не держало, то второй - Минсик, как оказалось, был сыном влиятельного столичного чиновника. И в гарнизоне Нингуты, а потом и в войске мукденского фудутуна Лифаня он оказался, по протекции своего дядюшки. Минсик был ему весьма благодарен, ведь его любовные похождения в столице в свете готовящейся свадьбы с дочерью придворного сановника, очень огорчили его почтенного отца. Пришлось обращаться за помощью к родственнику, служившему в городке Хверён помощником губернатора провинции Хамгён. Он то и отправил юношу подальше - в маньчжурскую крепость Нингуту, где бы он мог переждать несколько лет и вернуться в столицу, когда утихнет шумиха. Ведь из малой ссоры выходит большая драка, а чиновникам лишний шёпот по углам смертелен. Недоброжелателей у каждого вдоволь, всякий заместитель желает стать начальником. Потерявшему доверие человеку не верят, даже если он утверждает, что соевый соус делают из соевых бобов. Оттого и дальний маньчжурский гарнизон оказался желанным. Служба в Нингуте не была обременительной для Минсика, так, лишь изредка осуществлялись походы на деревни упрямящихся дикарей, не желавших сдавать дань маньчжурам. А на второй год службы до Нингуты стали доходить слухи о новом амурском князе, что снова объединял варваров. После того, как войско князя Бомбогора было разбито маньчжурами, а сам мятежник пленён и казнён, маньчжуры были уверены, что амурцы не смогут более противиться их воле и будут жить в мире.

- Разве умирают дважды, а не раз? - думал тогда Минсик. - Зачем варвары восстают? Корея подчинилась воле Цин, почему они противятся воле неба?

Поэтому поход на север, организованный из Мукдена, он воспринял с удовлетворением. Нельзя варварам давать объединяться, а их князю - получить влияние. Правильно говорят - чтобы уничтожить банду, надо убить главаря. А слухи о новом князе жителей реки чёрного дракона уже дошли и до маньчжурской столицы. Поэтому на Амуре и ближних реках были организованы заставы, гарнизон которых должен был зорко следить за происходящим вокруг, при необходимости отправляя гонцов в Нингуту. Маньчжуро-корейский гарнизон заставы в устье Сунгари уже знал о городках самозваного амурского князя Шилгинея, который сменил имя и стал зваться Иван. Как сообщали верные туземцы, вокруг Ивана были какие-то чужаки из дальних земель. Видом и ростом своим они не походили на амурцев, говорили на незнакомом прежде языке и помогали Шилгинею брать под себя городки и посёлки на притоке реки чёрного дракона. То, что Амур начинался гораздо выше слияния его с Сунгари, маньчжуры узнали уже позже. Также, в одном из докладов, ушедших в Мукден, говорилось и о неких кораблях пришлых варваров, которые подарены Шилгинею и ходят они по реке вовсе без весёл и паруса. В докладе начальник заставы оговорился, что это враньё туземцев, но возможно, что у амурцев появилось что-то крупнее лодки. И уже это было неприятно.

И вот в один из дней эти чужаки пришли и попросту уничтожили заставу. И гарнизон ничего не смог сделать. Минсик вообще спал после утреннего караула и проснулся от оглушительного треска, его подбросило вверх и кинуло оземь. В глазах его искрились маленькие молнии, а голова гудела, словно он сунул её внутрь огромного буддийского колокола и кто-то с невероятной силой ударил в него. Отплевавшись от песка, скрипевшего на зубах и шатаясь, словно он упился соджу, Минсик выбрался из развалин казармы. Первое, что он увидел тогда, это несколько изломанных тел, среди которых был и начальник заставы, и Мухен, его товарищ.

- Да, я тогда здорово испугался. Ведь у меня и слух пропал, - уже потом, посмеиваясь, рассказывал Ли своим новым товарищам. - Так я и переступал с ноги на ногу, пока бородач не повалил меня на землю. Хорошо, зубы все остались целы.

А в тот день двое маньчжур успели ускакать прочь, схватив в поле вырвавшихся лошадей. Они и принесли в Нингуту весть о разрушении заставы. Остальные гарнизоны, в отличие от сунгарийского, не смогли подать вести об атаках врага.

И вот сегодня, после трёх лет, проведённых в русских городках на Амуре и Сунгари, Минсик смотрит на корейский берег. Сидя на тёплом, плоском камне он наблюдал, как плещется в водах Тумангана Ким, странный кореец, что был среди пришедших издалека русских. Он едва знал, как говорить по-корейски, используя диалект, близкий к сеульскому. К тому же он многого не знал: ни церемоний, ни придворных партий, ни правил поведения, да много чего не знает этот кореец. Да он даже не знает Кванхэ-гуна! Минсику же дядюшка в своё время столько всего рассказал об этом ване. Слушая его приглушённый голос, Минсик удивлялся, отчего столько разумный человек не устраивал подлых заговорщиков? Ведь Кванхэ-гун заботился об интересах Кореи, а не о том, какой хозяин для его страны лучше - китайцы или маньчжуры! Говорят, сын нынешнего вана Инджо - принц Хёджон, также почитает память свергнутого монарха.

- Сергей! - крикнул Ли распластавшемуся на белом песке Киму. - Думаешь, мой дядюшка поверит тебе? Ведь он не молод, как я и умом крепок.

Тот, открыв глаза и прищурившись от яркого солнца, ответил улыбающемуся Минсику:

- А ты сам веришь?

- Я верю, - кивнул Минсик. - Воля неба не бывает бесцельной. Значит, у вас есть свой путь. Молва молву рождает, посмотрим, что будет дальше. Я с вами.

Кангхо опять что-то заворчал. Ему решительно не хотелось возвращаться обратно. Там его возвращения никто не ждёт, но зато могут спросить о том, почему он оставил службу и сбежал к варварам? Ничего хорошего от этого похода он не ждал, со вздохом соглашаясь последовать за Минсиком. Ему и на Амуре было хорошо - свой дом, жена из местных, поле тоже своё. И, главное, первое время никто ничего с тебя не требует - знай себе расти овощи и ухаживай за овцами. Ну и посматривай по сторонам, да ходи на стрельбище два раза в неделю. Нет, Минсику показалось, что ему одному тяжело будет, без Кангхо. Вот слабак!

За время похода, прошедшего с высадки на притоке Уссури, группа обследовала путь до Залива Петра Великого, где в будущем должен быть заложен Владивосток. Далее ангарцы прошли побережьем до реки Туманган, вдоволь насмотревшись на красоты местной природы. А разнообразие местной фауны просто поражало - одних оленей было замечено несколько видов, причём человеком практически непуганые. Местных хищников тоже было немало, помимо знакового уссурийского тигра, были и обычные волки. Встреч с медведем, к счастью, не было, хотя присутствие косолапого было заметно по ободранной коре деревьев. Особого интереса удостоился уссурийский кот, которого, нежившегося на солнышке, случайно заметил один из молодых переселенцев с Ангары. Судя по довольному виду и разбросанным вокруг него перьям, охота маленького хищника была удачной. Жаль, но к себе человека кот не подпустил, моментально шмыгнув в сторону быстрой тенью, едва заметил к себе интерес. Олени до морского берега не дошли, пав по дороге. Слабоваты они для дальних переходов по пересечённой местности, а выносливых мулов у ангарцев не было. Вскоре группой заинтересовался самый сильный хищник уссурийского края - амба. Так дауры называли уссурийского тигра, которого они боялись до икоты, несмотря на то, что в руках у них было оружие. Говорят этот зверь нападает и на человека, причём обычно сзади и практически бесшумно. Жертва не успевает понять, что за тяжесть наваливается на плечи, как оказывается в смертельных объятьях огромной кошки. В отличие от их мира, где этот великолепный зверь был практически уничтожен, здесь человек ещё не стал главным врагом хищнику. Один из них и преследовал группу в течении двух суток. Видимо, ангарцы вступили в его охотничьи владения, вот он и шёл следом. Днём он изредка мелькал жёлтым пятном среди деревьев, а ночью оглашал округу сердитым порыкиванием. В один из дней, когда нервы людей были на пределе, Васин решил таки устроить на тигра засаду. Оленя привязали к дереву подальше от костров ночной стоянки, а неподалёку расположились стрелки. Хищник пришёл лишь под утро Внезапно вынырнув из-за деревьев, он едва не заломал одного из устроивших засаду людей. Тигр ловко вскочил на груду камней, где находилось двое охотников и в самый последний момент лишь отменная реакция Олега спасла обоих. Он успел разрядить карабин прямо в оскаленную пасть хищника, готовившегося к прыжку. Тигр тут же огненно-рыжей стрелой метнулся в сторону и, провожаемый поспешными, а оттого неточными выстрелами, исчез в чащобе, с треском ломая кустарник. Ангарцы ещё пару раз слышали его сердитое рыканье с хрипящими клокочущими звуками, но сам хищник на глаза более не появлялся.

- Чёрт возьми! С этими кошками с ума сойдёшь! - воскликнул тогда бледный Ким. - Надо бы его добить!

- Не надо, - покачал головой один из дауров. - Раненый зверь вдвойне опасен. Не успеешь выстрелить, как он голову оторвёт. Уходить надо!

Пришлось согласиться с амурцем. Последнего оленя, смертельно уставшего в лесу, позже пришлось зарезать и съесть, а тогда ангарцы поспешили уйти с территории полосатого уссурийца.

Выход к морскому побережью был отмечен особым восторгом. Можно сказать, ангарцы открыли для себя океан. Морской воздух поначалу пьянил, вызывая радостное возбуждение. Шли берегом, примечая места, пригодные для будущего поселения. Там, где покрытые изумрудным лесом скалы прикрывали уютные бухточки, а скалистые островки россыпью окаймляли побережье. Лишь несколько раз натыкались на следы пребывания людей - это были давние стоянки да кострища, свежих же следов не было обнаружено. Лишь на берегу, в устье малой речушки, впадающей в Уссурийский залив, ангарцы натолкнулись на небольшую деревеньку, в десяток жалкого вида домишек. Над ними курилось несколько дымков, а рядом на длинных шестах сушилась рыба. Изредка, слышались звонкие голоса детей, да лениво потявкивали собаки. Осмотрев поселение в бинокль, Васин решил обойти его стороной, не привлекая к группе лишнего внимания.

- Удэгейцы, наверное, - пожал он плечами. - Рыбу коптят.

Климат южного Приморья ангарцам очень понравился, по сравнению с ангарским краем тут был настоящий курорт. Хотя это громко сказано. Зимой, в лежащем на широте кавказского побережья южном приморье, довольно холодно. Сказывается зимний муссон, поток холодного северо-западного воздуха. Летние же муссоны приносят прогретый воздух Тихого океана, а также облачность и дожди, которые во второй половине лета особенно часты. Так что с постройкой зимовья надо было торопиться. Олег Васин уже при планировки на местности места под стройку, заодно наметил землю под посадки картофеля, взятого, помимо прочего, с собой.

- Главное, не сожрать это добро зимой! - заметил он.

Корейцы уходили втроём, оставляя шестерых ангарцев и десять амурцев на берегу Тумангана. Из вооружения с собой было взято по два револьвера каждому, да по карабину, не считая широкого ножа и нескольких гранат. Минсик предупредил, что по дороге до Хверёна им могут попасться разбойничьи шайки, поэтому идти надо с максимальной острожностью. Плюсом было то, что эта часть Кореи была не столь заселена, как земли южнее.

- Мой почтенный дядушка будет сильно удивлён, увидев меня, - усмехался Ли Минсик, обращаясь к Киму. - Он, верно, думает, что я мёртв.

Погода поменялась быстро. Совсем недавно ещё светило солнце и стрекотали в траве насекомые, как вдруг небо затянуло свинцовыми тучами и задул холодный ветер с моря. Начал накрапывать мелкий дождик, предвосхищая скорый ливень. Поэтому пришлось перебираться в дома. Сделанные из жердей и соломенных вязанок снаружи они смотрелись непрезентабельно, но внутри было и уютно, и тепло, разве что немного сумрачно. Посредине внутреннего пространства дома, в выложенном камнем и обсыпанным песком кострище, горел, потрескивая, огонь очага. Сазонов и Сартинов, непонимающе переглядываясь, сидели на почётном месте, застеленном шкурами. Остальные, расположились на лежанках, немного поодаль, идущих вдоль стен дома. Отец Жени - Нумару, крепкий и бодрый старик, с огромной бородой и непривычной для его возраста копной волос, время от времени посматривал на зятя, хитро прищуриваясь и кивая в такт разговора. Рядом с ним сидела, поджав ноги, его дочь - Сэрэма. Сейчас ей больше подходило это имя.

Когда ангарцы показались в поселении, вслед за возвратившимися рыбаками, остальные айны встретили их настороженно, но без традиционного для амурцев испуга. Навстречу им высыпало полсотни человек, одетых в просторные халаты из крашеной ткани. Несколько собак подняли было лай - но их быстро успокоили мужчины. Волосатые, длиннобородые, но с белыми лицами и не раскосые, как дауры или тунгусы. Первоначальная настороженность айнов вскоре сменилась радостью - дочь своего отца вернулась в родной посёлок! Старик Нумару был на седьмом небе от счастья. Он громко принялся призывать братьев Сэрэма - Рамантэ и Сисратока. Вскоре Сазонов, распаковывающий ящики с подарками, почувствовал тычок в бок. Сартинов, с удивлением вглядываясь в лица молодых мужчин, проговорил:

- Это вообще нечто странное. Взгляни, да они вообще на крестьян наших похожи, со старых фотографий!

Действительно, расчёсанные прямым пробором волосы, окладистые бороды, густые брови, из-под которых хмуро смотрели отнюдь не азиатские глаза. Вот только эти несерьёзные для русского человека дома, да очень похожие на кимоно халаты, сделанные из древесных волокон и редкая среди айну обувь из кожи лосося не позволяли Алексею с этим согласиться. К тому же айну, по словам Жени, не знали земледелия, что было немыслимо для европейцев. Алексей вскоре заметил, что Нумару, похлопав свою дочь по плечу, поднимается со шкур. Подойдя к Сазонову, старый айну что-то ему сказал, посмотрев на сыновей, а те энергично закивали.

- Отец и братья рады видеть тебя и благодарят за то, что я здесь, - перевела Женя.

- Скажи ему, что я тоже рад видеть уважаемого Нумару и твоих братьев, - ответил Алексей. - А где же твоя мать?

- Она умерла, - тихо ответила Сэрэма. - Две зимы назад. Она болела.

Алексею в свете этой новости стало неловко оттого, что сидящий рядом старик с улыбкой вглядывался в его лицо и он решил переменить тему:

- Женя, скажи, что мы принесли подарки. Котлы, иголки, ножи и прочее.

- Да, я уже сказала. Алексей, мы поговорим с отцом, как договаривались?

- Да, конечно. Вечером, - согласился Сазонов. - А сейчас я отпущу людей к кораблю.

Негоже было оставлять канонерку без капитана, Сартинов с этим согласился. Уже уходя из селения, он сказал Алексею:

- Я понимаю, тебе тут грозить ничего не может, но всё же - будь настороже.

Воевода кивнул, мол, не беспокойся. Ну а дальше последовал долгий и обстоятельный разговор с Нумару. Тесть заинтересовался народом Алексея и образом его жизни. Сазонов долго рассказывал об Ангарии, о том, как там живётся людям. Как ангарцы продвигаются к океану. И кто является их соседями. Нумару с интересом слушал, при упоминании казаков он оживился:

- Отец говорит, они видели, как бородатые люди заходили на кораблях в устье Амура. Так было уже несколько раз. Но айнов они не беспокоили.

- Скажи, что могут и побеспокоить. Казакам нужно как можно больше людей обложить ясаком - шкурками пушных зверей.

- Ты говоришь, они придут за шкурками? Мы не будем им их давать, - нахмурился старик. - Мы никому ничего не даём, у нас нет хозяев.

Затем айн поинтересовался, можно ли взглянуть на корабль, о котором говорила его дочь. Пришлось сплавать на лодках до 'Тунгуса' и обратно. Поднявшись на борт, Нумару навёл шороху среди ангарцев, облазив с молодецким задором, весь корабль, от носа до кормы, включая машинное отделение и гальюн. Было видно, что канонерка его сильно заинтересовала и старый айну ещё долго находился в возбуждённом состоянии от увиденного. И он ещё долго расспрашивал, как она плавает, да почему ей не нужны гребцы. Да почему у его гостей нет луков и стрел. Сазонов, помня о том, что говорила ему жена о своём народе, всё же остался разочарован увиденным. Да, айну были более развиты, чем, скажем нивхи, но до тех же дауров им было далеко. Айну добывали себе пропитание только охотой и рыбной ловлей, не утруждаясь ковырянием в земле. Для них необходимо обширное пространство дикой природы, дававшей айну всё необходимое для жизни.

Алексей осмотрел и местную кузницу, что была расположена в хижине с односкатной крышей, построенной опасном соприкосновении с жилым домом. Казалось даже, будто кузница айну - чистой воды бутафория, потому как всё это смотрелось очень несерьёзно и меха из тюленьей кожи, и наковальня в виде плоского камня, и весьма скромные запасы плохонького железа. Это были в основном испорченные железные изделия, дырявые котлы, наконечники стрел, сломанные ножи.

- Не фонтан, - покачал он головой.

Оказалось, что кроме своей экзотической для здешних мест внешности, ничем другим этот народ похвастать не мог на фоне тех же нивхов или удэгейцев. Разве что они отличались живым умом и мудростью, светившейся в глазах старого Нумару. Подаренные сабли оказались весьма кстати, оба шурина остались очень довольны таким подаркам. Как выяснилось, в окрестности низовий Амура существовали ещё несколько поселений айну. Все они были немногочисленными. Айну не практиковали разрастание своих посёлков. Потому как более многочисленные поселения нарушали некое природное равновесие. Поэтому во главе каждый посёлка стоял глава рода. Они не враждовали между собой, но постоянно подвергались набегам своих иноплемённых соседей. Многие роднились с нивхами. Вот и среди айнов посёлка Нумару были видны и типичные представители этого дальневосточного народа. В основном женщины. Кстати, Сазонов удивился и увиденной им люльке с младенцем - эдакое устланное тряпицами вытянутое лукошко, в которое клался ребёнок, а с боков затягивались лямки. Более взрослых детей носили в сумке за спиной, причём лямка накладывалась женщине на голову.

Вечером, под шумный аккомпанемент вновь начавшегося дождя Алексея угостили рыбным супом, сваренным, однако, на травяном бульоне. В чан с кусками варящейся рыбой опустили травяные брикеты, напоминающие кизяк. Говорят, это даёт больше навара и вкуса. И теперь, наконец, Сазонов решил затронуть важную тему будущего, ведь кому, как не ему знать о том, что ждёт эти земли.

- Сэрэма говорит, житьё у вас немирное? - спросил он Нумару.

Тот кивнул, ещё раз поблагодарив Сазонова за саблю и остальные подарки, что уже разошлись между членами его рода.

- Скоро мы будем строить наше поселение тут, в низовье Амура, - проговорил Алексей.

Нумару промолчал, ожидая дальнейших слов.

- Те бородачи, что вы видели прежде тоже будут ставить тут крепость и строить корабли.

- Мы можем уйти на ун мосир, то есть на Сахалин, - перевела слова отца Женя.

- Понимаете, уважаемый Нумару, нельзя бесконечно убегать от трудностей, - твёрдо сказал Сазонов. - Ваш ун мосир тоже станет объектом делёжки. Куда вы пойдёте потом, на Эдзо? А от японцев вы куда скроетесь?

Старый айну был порядком удивлён напором Алексея и его решительным тоном. После некоторой паузы, он произнёс именно те слова, что так ждали от него и Сазонов и его жена:

- Что ты мне предлагаешь?

- Выбрать правильную сторону!

Давний бой со степняками так и оставался единственной серьёзной проблемой, что подгоняла строителей острога. За лето казакам Кузьмы Усольцева нужно было сложить несколько срубов, построить наблюдательную башню, склады, часовенку, да огородиться частоколом. Также было необходимо устроить на этих землях огородничество. Для этого, на берег Селенги, что вдавался в реку скальным уступом, было переселено десять семейств из Иркутского и Усольского посёлков. Нужно было поломать традицию и заставить трёхсотенное войско участвовать в обеспечении самого себя хлебом и овощами. С мясом же, благодаря Шившею, проблем не было. В прошлом, в самом начале освоения Амура русские первопроходцы-казаки на этом - нелюбви к земледельчеству и погорели. Приходилось казачкам щипать дауров да дючер, выбивая из них хлебные запасы, озлобляя их и играя на руку маньчжурам. Теперь на Амуре было совсем по-другому, даже сбора ясака, как такового, не было. Зато, в обмен обеспечения ангарских гарнизонов продуктами и ополченцами, амурцы получали нужные им железные изделия, оружие, бытовые предметы и прочие товары, которые позволяли им обходиться без обменов с маньчжурами. Это наверняка уже прочувствовали в Нингуте, хотя сейчас там точно не до снижения менового оборота с северными варварами.

Острог Селенгинска ставили быстро, с опережением графика. Сказывалась выучка и достаток инструментов. Четыре поморских коча байкальца Вигаря исправно доставляли пополнение, боеприпасы и всё нужное на Селенгу. Его рыболовецкая деревня неподалёку от Новоземельска уже порядком выросла, поставили часовню, школу, значительно расширились коптильни.

А в Селенгинске ждали обещанные нарезные карабины, ведь почти у половины казаков на вооружении пока ещё были гладкоствольные ружья. Видимо, этот район Ангарск пока не считал конфликтным. До поры. Поначалу местные шалили у Нерчинска и Читинского отрога, но там быстро и жёстко были проведены карательные рейды по становищам любителей поживиться за счёт других, с привлечением лояльных туземцев. Нападения вскоре прекратились. Ведь в округе народишка было довольно мало и каждый род был под колпаком у другого. Немудрено, что о приготовлениях соседа к набегу становилось известно лояльным ангарцам вождям или старейшинам, которые с удовольствием делились с ними информацией и составляли большую часть карательного отряда. Так, через пару лет местность вокруг посёлков и байкало-амурского тракта была освобождена от враждебных туземцев, а кочевья сотрудничавших с русскими родов значительно укрепились и выросли численно за счёт врагов. Южнее Селенгинска же ситуация была намного сложнее. Приходившие ещё к первому Селенгинску, что стоял близ устья реки торговцы чаем и шерстяной нитью рассказывали о множестве халхасских княжеств, враждовавших друг с другом, которых с востока подпирали маньчжуры, а с запада джунгары. Ближе всего к острогу ангарцев располагались кочевья тушету-хана. Торговцы поговаривали, что князь склонен к сотрудничеству с маньчжурами и если те вскоре возьмут Пекин, то он непременно станет их вассалом.

- Мне в Ангарске баяли, ещё три лета назад, что Пекин этот, маньчжуры аккурат в следующем годе и возьмут, - хмуро проговорил после этих слов торговцев забайкальский атаман.

- Атаман! - воскликнул есаул Матвей, помощник Кузьмы Фролыча. - Так ить, маньчуры эти, как пить дать, подговорят халхасцев напасть на нас.

- Так и будет, - кивнул Кузьма, продолжавший размышлять о чём-то своём, теребя усы.

- Так может, дежнёвцев с Амура вызвать? На подмогу-то! - продолжал Матвей.

- Нет, Матвей, - задумчиво покачал головой Усольцев. - Там посурьёзней драки будут. А к нам скоро с Читинска казачки подойдут.

- Всё одно, на эту реку людишек садить надо, землица тут богатая, - оглядывая реку и степь на том берегу, сказал есаул.

- Не боись, Матвей! - хлопнул товарища по плечу Кузьма. - В Ангарске сказывали, что новых поселенцев с Руси частию сюда и приведут. И карабины всем будут!

- Дай то Бог! - протянул Матвей.

Строительство острога шло своим чередом. Вскоре буряты пригнали несколько быков в обмен на два ружья и вековая целина затрещала под напором стальных плугов. Размеченные заранее участки земли, постепенно распахивались ангарскими крестьянами, уже давно использующими нововведения своих учителей. Каждые полчаса животным давали роздых, а потом снова под их напором дёрн начинал гудеть. Мужички, время от времени посматривали по сторонам и оправляя ружейные лямки, до самого вечера продолжали работу. Усольцев постоянно отправлял к ним по нескольку казаков и те меняли за работой крестьян, да поплевав на ладони, брались за ручки плуга. Не помешала бы деревне и дальнейшая механизация, да вот только собираемый в Железногорске паровой трактор пока так и оставался на стадии проектного образца. Этот столько нужный ангарцам проект оказался покуда отодвинут на неопределённое время из-за проблем с обработкой цилиндров малого диаметра.

- Смотри, Абатай! - рука Солонго, молодого арата, отодвинула еловую лапу и перед взорами начальника ханской дружины появилась строящаяся деревянная крепость чужаков, недавно пришедших с севера в земли, считавшиеся вассальными Тушету-хану.

Переправившись через брод и сделав большой крюк по лестому берегу Селенги, дружина нойона Абатая подошла очень близко к Селенгинску, их отделяла от крепости лишь небольшая стена редкого леса, невысокий холм, да поле, полное богатой кормовой травы. Только недавно были казнены два бурята, что выезжали из укреплений врага, пришедшего на вассальные земли хана Гомбодорджи. Как поведали эти предатели, они привезли чужакам, которых называли урусами, список железных изделий, нужных их князю Шившею - плату за приведённых быков и коней, что уже скоро сюда пригонят. Они же перед смертью поведали, что урусов в крепости сотня военных мужей, да ещё немного людишек, что рвут железом землю. Абатай подумал, что ему легко будет справится с врагом, чужакам и стены не помогут. Тем более, что крепость была не закончена, она не была прикрыта стеной с восточной стороны и частью с южной, ближней к ханским воинам. Над нею вились дымки костров, чужаки готовили себе обед. Неподалёку от крепости, совсем близко к укрывшимся за деревьями халхасцам, распахивалась земля. Нойон видел, что животные очень устали. Значит, скоро урусы дадут им отдых. Вскинув брови, он резко бросил удерживаемую им ветку и та с шумом выпрямилась. А Абатай повернувшись, оглядел своих воинов. Вот они, сыновья степи, верные слуги своего хана. На знатного халхасца уставилось без малого семь сотен пар внимательных глаз. Его дружина, лучшая дружина Тушету-хана Гомбодорджи.

- Сэржмядаг! Ундес! - позвал он своих лучших воинов. - Внимательно смотрите на чужаков. Их крепость не готова. Они не ждут нападения и собираются обедать. Прикажите воинам приготовить огненные стрелы. Мы спалим эту крепость и повергнем врага! Хан будет нами доволен.

- Абатай! На поле выехали две повозки, - воскликнул удивлённый Ундес. - Урусы так устали рвать землю, что не хотят идти до котла сами?

- Ундес! Возьми свою полусотню и посеки тех урусов, что портят землю! А мы атакуем крепость, - вскричал нойон. - Сэржмядаг! Огненные стрелы готовы? Атакуем! - Абатай, словно молодой арат запрыгнул на коня, и завертев плёткой над головой, первым выскочил на поле, устремившись к крепости. За ним, устрашая врага посвистом и криками, устремилась вся его дружина. Земля гудела от топота сотен копыт. Абатай уже предвкушал победу и аромат свежей бычьей крови.

Ноздри щекотал бьющий в лицо ветер, ожидание боя было нестерпимо. Покусывая губы, Абатай отточенным движением вытащил стрелу и устремился ближе к недостроенной части вражеской крепости. Он намеревался сломить волю немногочисленных вражеских воинов одним лишь видом семи сотен лучших воинов Тушету-хана. Крепость стремительно приближалась, вырастая в размерах. Неожиданно скакавший рядом с Абатаем пожилой воин, что держал знак нойона на высоком древке с роскошным бунчуком, пронзительно вскрикнув, свалился с седла. Над стеной крепости стали появляться дымки. А для нойона неприятным открытием стали раскаты выстрелов из аркебуз.

- У урусов, как и у джунгар, есть огненный бой! - прорычал Абатай. - Это им не поможет! Мы сейчас ворвёмся внутрь!

Но вдруг позади огибавшего крепость войска грохнули два ещё два громких раската, похожих уже на ханьские пушки, а не на маньчжурские аркебузы. Предчувствуя нечто худое, нойон с дюжиной воинов из личной охраны бросился в сторону, приказав Сэржмядагу атаковать врага. Абатай заволновался за своего любимчика - Ундеса, младшего сына своего брата, погибшего в схватке с дружиной Дзасакту-хана. Рывком он преодолел пространство, отделявшее его от поля, куда он послал Ундеса, побить работавших в поле врагов. Попутно нойон с неудовольствием отметил слишком частые выстрелы со стен крепости. Бой начинал идти совсем не так как задумал халхасец. Отряд Ундеса пропал. Лишь проклятые повозки и прятавшиеся за ними урусы стояли в поле.

- Ундес! - взвизгнул Абатай.

Он увидел, что его воины опасливо поглядывая друг на друга, искали глазами любимчика своего хозяина. Близ крепости, между тем, не утихала пальба из аркебуз и шум сотен глоток, наверное храбрые воины Абутуя уже в крепости.

- Собаки! - срывающимся голосом прокричал нойон. - Вы боитесь приблизиться к врагу? Вперёд, трусы! - он поддал пятками в бока коню и, вытащив ханьскую саблю, бросился вперёд.

Он уже видел напряжённые лица урусов, которые, держа в руках аркебузы, скрывались за железными щитами, из которых торчали... Что это?! Шумный треск и огонь, будто дикая кошка, бросился к нойону, опалив своим горячим дыханием его лицо. Он кубарем скатился с коня, сильно ударившись оземь. У Абатая перехватило дыхание и он стал задыхаться. Нойон хватал воздух ртом, словно рыба, но он не мог заставить себя дышать. Страх сковал халхасца, ведь к тому же он совершенно оглох. Из дюжины воинов, что были с ним, Абатай мутнеющим взором приметил лишь двоих. Ханддорж, изумлёнными глазами оглядываясь вокруг себя, вдруг сломавшись пополам, словно тростинка, упал в траву и затих. А Багша, обливаясь кровью, уползал прочь. Нойон с надеждой бросил взгляд на крепость, но и это принесло ему только разочарование. Его воины продолжали кружить вокруг крепости, осыпая её стрелами, и всё так же продолжали падать, становясь лёгкой добычей вражеских аркебузиров.

- Уходите прочь оттуда! - кричал Абатай, но лишь жалкий хрип вырывался из его груди. Ему же казалось, что его воины не слышат его призыва. И тогда он попытался встать, упёршись руками, но смог лишь приподняться над землёй. Боль разливалась по его телу, пульсируя в жилах. Холод отчаянья пробрал его до костей, из глаз потекли слёзы.

- Назад, назад! - хрипел Абатай.

Он хотел умереть, и небеса сжалились над нойоном. Неожиданный удар чудовищной силы повалил его в свежевспаханную землю и заставил его сознание померкнуть навсегда.

- Никифор, вона, ещё один! Гля, уползает, подраненный, - возбуждённо кричал Харитон, указывая на последнего уцелевшего из всадников, что вдруг атаковали крестьян и десяток казаков.

- Да и лешшой с ним! Всё, к лесу правь! Уходим, - оборвал товарища Никифор. - Он и так не жилец, а нам поспешать надо. Ежели они от крепости отхлынут, нас тут в чистом поле, как курей затопчут.

- Эх, недомерки, выноси! - возницы, огрев низкорослых бурятских лошадок, устремили телеги к кромке леса.

В поле остались лишь быки, да немногие уцелевшие лошади степняков. Они пощипывали орошённую кровью их хозяев траву, похрапывая и потрясывая головами, испуганно косясь на нескольких бьющихся в агонии раненых животных.

Когда от конного дозора в крепости узнали о нескольких сотнях всадников, что перешли реку выше Селенгинска, была немедленно организована оборона. Из крепости к лесу у подножья скальной гряды вывезли немногих женщин и детей, надеясь до поры спрятать их там, под охраной десятка казаков и работавших там лесорубов. Потом попытались вывезти в крепость пахарей, отправив в поле две телеги, с установленными на них сорока миллиметровыми картечницами. Но не успели, враг, не тратя времени на долгую рекогносцировку, атаковал Селенгинск. К счастью, степняки не разглядев в телегах опасности, бросили на пахарей лишь пять десятков воинов. Их удалось уничтожить двумя выстрелами картечниц и слитными залпами ружей и винтовок. Только двое казаков умудрились поймать на себя стрелы. К счастью, ранения были неопасны. Едва они решили убраться с открытого пространства, как из воинства, осаждавшего Селенгинск, отделилась дюжина всадников и бросилась на ангарцев. Успев зарядить и развернуть одну картечницу, отбили и эту атаку, постреляв степняков. Но вот и спасительная кромка леса. Мужики, поднатужившись, сняли с телег стволы и лафеты, да оттащили их немного вглубь ельника.

- Айда обоз ихней бить! За холмом повозки стоят и мужичонки халхацкие! - не остывшие ещё от боя ангарцы бросились вслед за глазастым казаком на гребень холма. С ходу атаковав небольшой обоз степняков, казаки быстро устроили панику среди небольшого числа бывших тут халхасцев. Они же, в свою очередь, едва завидев врага, сбились в кучу, а после первого выстрела из карабина и вовсе прыснули в разные стороны. До полноценной cхватки дела так и не дошло. После бегства врага, крестьяне быстренько увели к холму лошадей и возки, в коих были мешки проса, твёрдый, словно камень сыр и прочее.

- Это не вои были, а рабы ихнеи, - авторитетно заявил Харитон. - И бить таких противно. Вона, как зашустрили!

- Пищали картечные снаряжены, ворогу ещё гостинцу можно дати, - проговорил урядник, старший среди группы казаков. - Айда к полю! Ежели чего, подмогнём братцам!

А у крепости, тем временем, также всё решилось. Там степнякам хватило трёх залпов картечниц и убийственного огня винтовок. Ангарцы не подпустили вражеских лучников к недостроенному участку стены, забаррикадировавшись телегами и кольями, а напротив открытых участков поставив картечницы. Трижды степняки пробовали ворваться в крепость и каждый раз их останавливал смертоносный залп картечи и пули. А после того, как они поняли, что потеряли своего военачальника, вражеские воины вконец были деморализованы. После последнего, третьего, залпа картечи ряды врагов окончательно смешались, а непрекращающиеся меткие выстрелы казаков превратили халхасское войско в обуянную повальной паникой толпу. Оставив под станами Селенгинска до двух с половиной сотен трупов, они отхлынули прочь, разбившись на беспорядочные группы. Казаки, оседлав коней, гнали халхасцев до самого брода, положив ещё до сотни неприятелей, да неизвестно было, сколько их утопло в Селенге, при поспешном её пересечении. На поле боя удалось схватить два десятка пленных и до пятидесяти лошадей. Первое сражение с халхасцами было выиграно с оглушительным успехом. Благодаря удачным и решительным действиям защитников крепости жертв среди них удалось избежать, однако раненых стрелами было до полутора десятков, у молодых казаков и крестьян сказалась неопытность.

Приезд Карпинского оказался сродни эффекту разорвавшейся бомбы. Во-первых, он привёз едва ли не убийственный для экономики Ангарии датский заказ на мушкеты. А во-вторых, в княжестве появились датские корабелы, немецкие каменщики и курляндские поселенцы. Русских переселенцев, кроме нижегородцев, Карпинский на сей раз не привёл. Виной тому был отказ Москвы от дальнейших караванов с переселенцами, набираемых по принуждению. Послу Ангарии едва разрешили проезд с нижегородцами, которых пришлось оформить как людишек, набранных в Курляндии. Но были и иные положительные моменты, помимо некоторого пополнения княжества людьми и специалистами. Вручая Петру грамоты от Михаила Фёдоровича, лично голова Посольского приказа, думный дьяк Фёдор Лихачёв объявил, что государь московский определил посольским и торговым людям Ангарии просторный терем на Варварке, недалеко от Английского двора.

Карпинский, после того, как его подопечные прошли миграционный контроль и баню, сдал их на руки майору Ярошенко, начальнику пограничной стражи и отправился к владиангарскому воеводе. Ярослав встретил его на крыльце, по-дружески приобняв.

- Давай, Пётр, проходи! Чайку с последней поставки уже заварили, - грохотал на радостях воевода. - Рассказывай, что там в Москве делается, жуть как интересно!

Карпинскому пришлось долго пересказывать свои приключения Ярославу, который то и дело, перебивая его рассказ, задавал десятки вопросов и каждый раз с неподдельным интересом слушал ответ. Выдохся он на втором часу общения, когда подали ужин. Когда Онфим, бывший помощник Карпинского в Енисейске, начал читать царские грамоты. В бумагах, помимо заверений в дружбе и добром соседстве с княжеством Ангарским, было и требование царя отпустить пленённого на реке Зее людьми князя Сокола охотского воеводу Дмитрия Епифановича Копылова, что напал на Зейск вместе с Москвитиным. В другой грамоте была уже просьба Михаила Фёдоровича прислать тех пушек, что под Зейском палили. Петренко, слушая Онфима, то и дело хмыкал и покачивал головой.

- Никак Москвитин рассказал самодержцу о наших пушках? - усмехнулся Петренко. - Понравились они ему, видать!

- Меня больше удивляет другое, - проговорил Карпинский. - Людей он присылать не желает, а пушки ему подавай!

- Ага! Это я тоже заметил, - Петренко, отодвинув в сторону занавесь, посмотрел в окно. - Вон твои вестарбайтеры, в столовую уже пошли. Как им пароход, кстати?

- Нормально, - пожал плечами Пётр. - Поначалу шумели, кое-кто хотел обратно на берег сигать. Еле успокоили, да и казачки енисейские помогли, никого назад не пускали.

Скоро Ярославу надо было выходить на связь с Соколовым, чтобы доложить об успешном возвращении посла и набранных им в Европе людей. Первый доклад Петренко, о прибытии Карпинского в Енисейск, наделал немало шороху. Известие о плате за европейскую факторию на Эзеле, определённой королём Дании в пять сотен мушкетов, поначалу повергла Соколова, да и не только его, в ступор. Затем последовали поистине лихорадочные действия в Железногорске. На осенне-зимний период был объявлен аврал. Да, заказ обескуражил и поначалу многие, в том числе и Соколов, предлагали для датчан делать гладкоствольные ружья, так как они занимают меньше времени при изготовлении и они менее технологичны. Потому как нарезку ствола, занимающее наибольшее количество человеко-часов, выполнять не нужно. Да и цех, где производили гладкоствольные ружья для охотничьих нужд, можно было при желании расширить. Гладкоствольными ружьями, помимо охотников и крестьян, снабжали и нужных вассалов - например род бурятского князца Шившея, который кочевал близ Селенгинска. Ружья имели такой же замок, что и у винтовки, да и патроны были унитарными.

- Понимаешь, Вячеслав, мало того, что датчане сразу поймут, что их надули. Так ведь тут ещё вопрос политический. Обманывать союзника нельзя!

- Всё, я понял тебя, Николай, - Соколов умиротворяющее выставил руки.

- Ты вот что, Вячеслав... Ты лучше думай, кто поедет к датчанам обучать их, а производство предоставь мне.

- Николай, ты уверен, что справишься? Нам ещё оружие необходимо для Селенгинска, сам слышал, что там было!

- Спрашивать будешь с меня! - голосом, не терпящим возражений, ответил Радек.

Нарезная винтовка выпускалась в Железногорске уже давно и объёмы выхода продукта росли год от года, при постепенном снижении числа мастеров, занятых в цехах. Технология производства вылизана до предела и максимально механизирована, есть уже и наглядные стенды процесса изготовления оружия. Станочный парк, после последнего обновления, мог выдавать до шести с половиной сотен готовых стволов в год. И это при двух, дневной и вечерней, сменах мастеров и подмастерьев. Теперь же предстояло грамотно распорядиться наличествующими винтовками, имеющимися запасами и временем до весеннего очищения рек ото льда, чтобы и себя не обидеть и заказ выполнить.

Утром следующего дня Карпинский и нанятые им корабелы и матросы из курляндцев отправились вверх по реке, до пристани, откуда начинался тракт, минующий ангарские пороги. Там пароход уже ждали высланные из расстроившегося в острог зимовья пять санных дилижансов. Возницы-буряты грелись в домиках около берега, а олени ждали обратного пути неподалёку, утопая в облаках пара собственного дыхания. Вскоре караван пустился в путь, мимо реки и её коварных порогов, что тянулись почти триста километров. Ангара и не думала ещё замерзать, несмотря на то, что на её берегах уже звенела морозцем настоящая зима. Путь по тракту, вырубленному в тайге и ежегодно очищаемый от поросли местными вассалами, занял три дня. Из них две ночи провели в остроге и зимовье близ Быковской пристани. Потом снова пароход и снова долгий путь по реке до Ангарска. Карпинский всё ещё с опаской посматривал на датчан, немцев и курляндцев - он боялся бунта, ведь столь долгая дорога измотает любого. А от этого близко и до открытого противостояния, несмотря на обещанное золото. Поэтому Пётр настоял на выдаче корабелам, морякам, а также оставляемым до поры во Владиангарске каменщикам, аванса, дабы покуда заткнуть немногих пока горластых специалистов. Курляндские же переселенцы пока и не пикнули. Шесть семей, что ангарскому послу удалось, с помощью голдингенского бургомистра Литке, забрать в Ангарию, тяжёлый путь проделали молча и смиренно. Казалось, они были рады тому, что их кормят и, вообще, замечают.

В один из вьюжных и морозных декабрьских вечеров в совещательном зале княжеского дома в ангарском кремле собрался очередной совет руководства российской таёжной колонии. Заседание открыл старейший член пропавшей экспедиции - профессор Радек, недавно отпраздновавший своё шестидесятилетие:

- Друзья! - обратился он к притихшим коллегам. - Прошло пятнадцать лет с момента нашего перехода в этот мир. Мы многое сделали. Мы надрывались изо всех сил, чтобы обеспечить жизнь на берегах Ангары. Сначала свою, а потом и жизнь наших детей. Многого мы не успеем сделать, но то, что не сделаем мы, должны будут сделать наши дети!

Воспользовавшись паузой, Соколов обратился к Радеку:

- Николай, ты меня извини, но твой тон - ты словно прощаешься с нами! Шестьдесят лет, это не конец пути.

- Спасибо, Вячеслав, я знаю. На пенсию выходить не собираюсь, да и не может быть у нас таковой. Нам ещё многое предстоит. Сейчас я, совместно с моими товарищами, пишу капитальный труд, планируя дальнейшее становление и развитие ангарской индустрии уже после нас. Чтобы наши дети не сбились с курса, так сказать. Конечно, всегда возможны и иные пути развития, но освещённую дорогу потомкам мы должны оставить. Собственно, это я и хотел сказать. Надо продолжать работать, не сбавляя оборотов.

- Николай Валентинович, но ведь так и происходит, - проговорил Саляев. - Все это понимают. А что у нас на повестке дня? Предлагаю заслушать товарищей, вернувшихся из заграничного турне по капиталистическим странам загнивающего Запада.

- Ринат, - поморщился Соколов. - Хватит хохмить, тут...

- Люди серьёзные собрались. Знаю-знаю, - улыбнулся Саляев, подмигнув Вячеславу.

- А Ринат прав, - продолжил Радек. - Мы должны сделать выводы из нашей европейской авантюры и отношениями с нашей Родиной.

И Вячеслав поведал собравшимся первоангарцам об итогах миссий Карпинского и Грауля. Как сказал Соколов, оба достойно справились с возложенными на них заданиями. Причём у Петра задание было довольно расплывчатое, задача поставлена в общих чертах, но Карпинский умело справился со всеми трудностями и нашёл отличное место под нашу европейскую колонию. Несомненным плюсом оказалось и то, что помимо нашего признания в Европе, что уже не даст истории умолчать о нас, Датское королевство форсировало свои отношения с Русью. Как рассказал Павел Грауль, в Москве уже готовятся полки для атаки шведских пределов. Собрание единогласно решило помогать Руси несмотря на некоторое охлаждение со стороны Кремля.

- Так может, Михаил и рад бы продолжать прежние отношения, - говорил Саляев. - Но не может перечить патриарху. Сами должны знать, насколько сильны на Руси были позиции Церкви.

- Так Михаил Фёдорович предложил - нанимайте сами, только налог платите! Я не думаю, что он будет тянуть с нашей факторией в Нижнем Новгороде, - добавил Соколов. - Охлаждения нет, есть трудности внутреннего характера. Но царь готов к дальнейшему сотрудничеству.

Далее речь пошла о стратегии внешней политики, в первую очередь, связанной с предстоящим походом экспедиционного подразделения Ангарии на шведскую границу Руси. Беклемишев и Ордин-Нащокин были ознакомлены с требованиями ангарцев по своевременному обеспечению речного пути достаточным количеством лодий и гребцов, а так же подводами на пеших участках пути.

- Что же до нашего участия в этом деле, - Вячеслав посмотрел на полковника. - Будет лучше, если эту часть озвучит сам Андрей Валентинович.

- Сразу скажу, что операция займёт два года минимум, - начал свой доклад Смирнов. - Работа будет вестись на двух театрах военных действий - в Карелии и в Норвегии. На северо-западе Руси под моим началом будет артиллерийский отряд из шести орудийной батареи семидесяти трёх миллиметровых пушек, двух шестидюймовых мортир-гаубиц, два расчёта сто двадцати миллиметровых миномётов и пара картечниц.

- Андрей Валентинович, - Саляев постукивая карандашом по столу, поднял глаза на полковника. - Вы будете снимать артиллеристов с фортов Владиангарска?

- Да, Ринат, - кивнул полковник. - Петренко сам вышел с этим предложением. Обороноспособность границы снизится, но не критично. Три парохода получат дополнительные картечницы и полностью смогут перекрыть реку от форс-мажора.

- В качестве прикрытия артиллерии будет задействована стрелковая сотня смешанного состава. Обслугу и обозников же наймём из числа местного населения.

Оставался вопрос автономности ангарского отряда от царских воевод, для этого в Москву посылался Павел Грауль. Он должен был истребовать от Михаила Фёдоровича свободу действий отряда при получении задания, а также участие Смирнова в совещаниях военачальников.

- Что с датчанами, товарищ полковник? Окончательно определились? - спросил Смирнова Грауль.

- Да, Павел, - уверенно кивнул тот. - В норвежскую армию Сехестеда отправится отряд под началом майора Рината Саляева. Его помощниками будут капитаны Василий Новиков и Роман Зайцев. В составе отряда - стрелковая сотня смешанного состава и полусотня выпускников удинской военной школы. Задача отряда состоит в скорейшем обучении норвежцев тактике использования скорострельного оружия, работе с нашей винтовкой и уходу за ней, а также снаряжению патронов. В качестве прикрытия отряда используется четыре сорока миллиметровые картечницы. Вот такие дела, коллеги, - отложив лист бумаги, оглядел присутствующих Смирнов.

- Кто будет заниматься школой? Обучение останавливать нельзя! - спросил кто-то из зала.

- Да, обучение не остановится, - ответил Ринат. - Остаётся мой заместитель, капитан Мартынюк.

Помимо прочего, было у отряда, отправляющегося в Норвегию через Архангельск и второе задание. Саляев должен был наладить в Кристиании контакт с Олафом Ибсеном и, если тот не передумал, нанять норвежца и его людей для работы на верфях Албазина. Возвращение отряда планировалось на датских кораблях через устье Невы, с заходом на Эзель. Также, смотря по обстоятельствам, намечалась и оккупация остальных островов Моонзундского архипелага - Даго, Вормса и Моона.

Далее были решены вопросы по последнему прибывшему царскому каравану, в коем насчитывалось тысяча четыреста двадцать человек. Три сотни присланных царём башкир делились на три отряда по пятьдесят человек, поступая на службу в Селенгинск, Читинский острог и Нерчинский посёлок соответственно, остальные же отправлялись на Сунгари под начало воеводы Игоря Матусевича. Среди них многие были земледельцами, к удивлению ангарцев, и жили до этого осёдло. Как оказалось, эти люди были захвачены уральскими казаками у кочевников, которые хотели продать башкир хивинцам. Нарымцев, волжан и черемисов-марийцев до поры разделили между ангарскими посёлками, планируя в дальнейшем основать новые поселения на Селенге и Амуре.

- Расходитесь по домам! - немцы из отряда Белова, угрожающе хватаясь за палаши, наезжали лошадиной грудью на жидкие группы шведов, собиравшихся у городского рынка, чтобы посудачить о новой власти. Они явно были недовольны новыми владельцами епископского замка. Кетлерам пусть и таким, необычным способом вернулось их прежнее достояние на землях Ливонии. Немцы же, наоборот, теперь чувствовали себя хозяевами положения, считаясь только с датчанами. Они открыто говорили, что шведов надо отправить прочь с Эзеля, поскольку они могут перекинуться к врагу.

- Убирайтесь, вам сказано! - в ход пошли уже плётки, послышались гневные вопли избиваемых шведов, сыпавших проклятья в адрес немцев.

Конный отряд фактического хозяина острова возвращался из городка Зонебург, что стоял на противоположном берегу острова. Там, в городке, отстоявшем от Аренсбурга километров на семьдесят, Белов осматривал развалины ливонского замка. Он хотел узнать, можно ли восстановить укрепления, взорванные в прошлом веке датчанами. Оказалось, что проще доломать старые стены и поставить новый замок на прежнем фундаменте, тем более что подземелье осталось невредимым. Нужно было только разобрать развалины.

- Ну что там? Ханс! Иоганн! - Брайан направился к лающимся со шведами немцам. - Оставьте их, возвращаемся в замок!

- Герр Брайан, следует наказать наглецов!

- Нет, возвращаемся!

Белов, поёживаясь от холодного, морского ветра поворотил коня обратно. Голые ветки деревьев уже не скрывали за собой возвышающийся епископский замок Аренсбурга. Вскоре отряд в три десятка всадников громко цокал копытами своих лошадей по деревянному настильному мосту через полузатопленный ров. Стража открыла низкие ворота и всадники заехали внутрь укреплений. Белову замок понравился сразу, он пленил его своей строгой простотой и ровными линиями стен из светлого камня. Такой же чёткой была и планировка укреплений. Небольшой квадратный замок, с двумя возвышающимися башнями окружало четыре бастиона с куртинами между ними. Все бывшие в крепости пушки датчане вскоре увезли на Готланд после официальной сдачи острова представителю курляндского герцога. Так же на датских кораблях уплыло около полутора сотен датчан, остальные же остались тут после заявления Белова об их уважении и неприкосновенности, в связи с тем, что датский король Кристиан является личным другом нового хозяина Эзеля. Со шведами, также составлявшими немалую часть населения острова, полюбовного соглашения достичь не удалось. Те глухо ворчали по поводу смены власти и, не таясь, обещали скорую высадку шведов. Лучше всего Белов наладил контакт с ливонскими немцами, составлявшими до трети местного населения. Они-то и вошли в дружину Белова, который щедро платил им за службу. Сейчас его отряд составлял до двух с половиной сотен немцев и датчан, расквартированных в Аренсбурге и ближайших селениях.

- Брайан, надо что-то делать! Если они говорят правду, а я в этом не сомневаюсь, - проговорил Кузьмин, - то свеев на острове надобно вскорости ожидать.

- Против небольшого отряда мы выстоим, - уверенно отвечал Белов. - Крепость хороша и ведя прицельный огонь мы сможем остановить атаку.

- А ежели из пушек бить будут? - прищурился Тимофей.

- Тут будет посложней, - согласился бывший американец. - Если с кораблей будут стрелять - дело худо. А так, с округи - мы прислугу артиллерийскую перебить сможем.

- А потом они в землю зароются, как кроты, - буркнул сержант Афонин, освобождая ноги из стремян.

- Да, верно и к тому же, шведы знают, что в крепости нет пушек, - рассуждал Белов. - Надо плыть в Виндаву и покупать артиллерию, да нанимать пушкарей.

- Это верно, Брайан. Герцог хвалился своими оружейными мастерскими, - согласился Микулич. - Токмо надобно скрытно оное дельце провернуть, дабы местные свеи не прознали.

- Верно! Ну ты и голова, Иван! - воскликнул Брайан, подавая поводья мальчишке-конюху. - Ночью всё сделаем, через поручика Виллемса.

В тот же день купленный в Курляндии шлюп 'Адлер', со скучавшими до поры матросами, вышел из гавани Аренсбурга и взял курс на Виндаву. Тимофей Кузьмин отправился вместе с помощником коменданта острова Йоргом Виллемсом договариваться о срочной покупке нескольких пушек, десятка-другого мушкетов и найме артиллеристов и охочих до золота солдат, готовых послужить на Эзеле.

Вечером поднялся ветер со стороны Рижского залива. Резкий, шумящий в кронах качающихся деревьев, он, казалось, пытался затушить все зажженные в крепости огни. Такие осенние вечера, похоже, не были лишены мистики, думал Белов, выйдя на открытую галерею замковой стены. Холодный воздух был наполнен влагой. Плотные тёмно-серые тучи, едва подсвеченные заходящим солнцем, подходили с юго-востока - явный признак приближающегося дождя. Скоро окончательно стемнеет. Немногим ранее, вдоволь наигравшись с морпехами в самодельные карты, он подозвал Грету, ключницу замка. Эта сухонькая женщина, лет сорока пяти с живыми глазами и острым носом главенствовала над всей прислугой замка. Брайану она поначалу понравилась тем, что не уехала вместе с датчанами, а осталась служить новым хозяевам. Белов приказал затопить камин и стелить чистое бельё. После чего прислать наверх Хельгу с кувшинчиком подогретого прованского вина. Грета тогда понимающе закивала, да неслышно вышла из зала. С Хельгой Белов встречался каждый вечер уже несколько дней. А до этого были другие - Марта, Луиза, Кристина - но разве всех упомнишь? Но эта девушка чем-то зацепила холостого ангарца, быть может глубиной своих голубых глаз? Или она просто отличалась ото всех иных своей непорочностью? Или может быть тем, что после того, как всё случилось, она, в отличие от прочих девиц, лишь тихонько плакала, боясь отодвинуть охватившую её тяжёлую руку Брайана и просто уйти?

'Адлер', в сопровождении курляндской шнявы, вернулся только на третью неделю. Исколесив по всей Курляндии, Кузьмин с Виллемсом, благодаря протекции самого герцога, закупили десяток двенадцатифунтовых корабельных пушек и четыре шестифунтовых крепостных пушек. Две дюжины голландских мушкетов пополнили арсенал замкового гарнизона. Было закуплено достаточное количество свинца, зарядов к пушкам и множество бочонков пороху. Нанято почти две сотни солдат и пушкарей. Влетело всё это, конечно, в копеечку. Но дело того стоило, ведь Аренсбург до сего момента был практически безоружен. Но теперь было чем встретить шведа. Разгрузку проводили глубокой ночью, при свете факелов, заранее оцепив местность верными немцами. В течение ближайшего времени немногочисленные мастеровые Аренсбурга и ближних селений были заняты на производстве пушечных лафетов.

- Шведы в Зонебурге! - во дворе крепости гарцевал конь Йенса, помощника старосты этого посёлка.

- Как они там оказались? - окружили его солдаты.

- Вчера утром вышли на берег у нашего городка, - махнул рукой уставший датчанин. - Шведы прошли по льду через Моон и Шильдау.

Не медля ни минуты, послали за Беловым и Бруно Ренне, курляндским наместником Эзеля. Епископский замок напоминал разворошённый муравейник. В крепость потянулись первые датские беженцы, в основном женщины и дети. Брайан приказал размещать их в замке, доме наместника, в казармах и до поры не выпускать, дабы не создавать сутолоку. К сёлам, где проживали дружинники-немцы, были посланы гонцы, с требованием немедленно явится к замку. К полудню Брайан собрал четырёхсотенное войско. В арсенале лучшие стрелки получили недавно купленные фитильные голландские мушкеты. К сожалению, огнестрельного оружия было немного. Лишь шесть ангарских карабинов, да шестьдесят три мушкета имелось у гарнизона Эзеля. Как бы то ни было, после обеда отряд вышел из Аренсбурга по направлению к Пейде, где в замковой церкви было решено остановиться и дальше следовать только после разведки. Чтобы максимально увеличить скорость своего отряда, солдаты были посажены на реквизированные по селениям лошадей и возки. Также Брайан распорядился на возки погрузить и четыре пушки. Остальные орудия уже были размещены на бастионах и стенах Аренсбурга, а также на 'Адлере'.

Уже третий день стояла солнечная и ясная погода, лёгкий морозец бодрил тело. Белова пьянило чувство предстоящей драки. Он надеялся, что шведский отряд будет немногочисленней его войска.

- Главное, не зарываться, - говорил сам себе Брайан.

В самом крайнем случае, можно было уйти в Виндаву, незамёрзший Рижский залив это позволял. Но пока Белов надеялся на Бруно. Нахохлившийся курляндец отрешённо смотрел перед собой. Видимо, он желал и дальше сидеть у растопленного камина, а не тащиться навстречу к чёрти откуда взявшимся шведам. Лишь Йорг Виллемс без устали поторапливал несколько подрастянувшуюся колонну, объезжая её раз за разом. Ближе к вечеру, передовая часть отряда вышла к Пейде. Как и в Зонебурге, шведы составляли тут немалую часть населения. Оглядев городок из бинокля, Брайан понял, что опоздал. Шведы уже были тут. К счастью, их было не много, не более трёх-четырёх сотен. Видимо, враг разделил силы, взяв под контроль населённые шведами поселения. Приказав по прибытию обоза установить пушки на холме, а солдатам располагаться лагерем в ближнем леске и разжигать костры, Белов принялся обсуждать с Ренне дальнейшие действия. В конце концов, именно за это он и получает немалое жалование! Бруно посоветовал отправиться к шведам, чтобы выяснить чего они делают на земле Курляндского герцогства.

- Поскольку шведы не занимаются грабежом, - заявил наместник. - То с ними нужно устроить переговоры.

Белов согласился на это и вскоре, развернув бордово-белое полотнище курляндского флага, четыре всадника устремились по занесённому неглубоким снегом полю к занятому шведами Пейде. Вести переговоры должен был Рене, а Микулич - контролировать процесс, чтобы не было сказано чего лишнего и не забыто нужное. Доскакав до середины поля, кони перешли на шаг и вскоре остановились. Молодой курляндец, нёсший стяг, затрубил в рог, вызывая шведов на переговоры. Он проделал это три раза, после чего мы принялись ждать. Скучающие кони переминались с ноги на ногу, тряся гривой и испуская дыханием клубы пара. Брайан так же порядком продрог - близился вечер. Если сейчас ничего не добьёмся, думал он, то придётся уходить на ночь к ближним селениям. А завтра? К Аренсбургу? Наверное, так. Курляндец снова затрубил. Прождав ещё некоторое время, Белов уже было хотел поворачивать коня, как от Пейде навстречу к замёрзшим парламентёрам устремилось трое всадников.

Когда майору Арно Блумквисту сообщили, что на противоположном от городка холме замечены вооружённые люди, он приказал солдатам раздувать фитили на мушкетах и готовится к схватке. Городок был неплохо укреплён, а замковая церковь и вовсе была неприступна для врага. Ведь, как было известно шведам, ушедшие с Эзеля на Готланд датчане увезли на своих кораблях всю артиллерию, а без неё Пейде не взять. А вскоре майору передали о парламентёрах со стороны пришедшего под Пейде отряда, ждущих шведов в поле.

- О чём с ними говорить? Пусть убираются, чёртовы курляндцы! - прорычал Арно.

И лишь правила, достойные чести шведского офицера заставили Блумквиста согласится на переговоры.

Прошедшей осенью, сначала в Гапсале, а потом и в Равеле стало известно, о том, что датчане неожиданно ушли с Эзеля, а на остров высадились люди курляндского герцога. Генерал-губернатор Эстляндии, Лифляндии и Ингрии Эйрик Гюлленшерна остался очень недоволен наглыми действиями людей Якоба Кетлера.

- Он думает, что, выбив в своё время поляков из Риги, мы не сможем согнать с острова каких-то курляндцев? Этот некогда датский остров должен быть владением Швеции и только! Он находится у берегов Эстляндии и не может принадлежать польскому лёну! Тем более, ни меня, ни канцлера никто не уведомил об этом поступке герцога Якоба! Такое поведение курляндцев недопустимо! - стены зала заседаний в правом крыле здания Равельского конвента, казалось, дрожали от возмущённого крика королевского наместника.

В нескольких десятках метров, отделяющих их от эзельцев, слушаясь своего хозяина, лошадь майора перешла на шаг. Арно, поднимая лисий ворот рейтарского кафтана, присматривался к четвёрке парламентёров.

- Курляндский флаг, херр майор! - воскликнул поручик Леннарт, указывая на еле развевающееся полотнище в руках какого-то недомерка.

- Я не слепой, поручик, - проговорил Блумквист, чувствуя, как в нём снова закипает злость.

Ещё сам будучи поручиком, Арно семнадцать лет назад участвовал в сражении под Ригой. Тогда у деревни Вальгоф, шведы под командованием славного короля Густава-Адольфа разгромили польскую армию Сапеги. Теперь, думал майор, поляки снова решили укрепиться в северной Ливонии. Но сейчас им это не удастся! Приблизившись, Арно обратился к знатному курляндцу, как с удовлетворением увидел майор, уже изрядно задубевшему от мороза:

- Не скажу, что я рад видеть вас на Эзеле! Что вы хотите?

- Эзельский наместник герцога Курляндии и Семигалии, барон Бруно Ренне, к вашим услугам...

- Майор Арно Блумквист, - буркнул швед. - Повторяю, что вы делаете тут? Вы же знаете, что Дания напала на шведское королевство! Эзель должен быть захвачен шведскими солдатами и я направлен сюда генерал-губернатором Лифляндии, Эстляндии и Ингрии Эйриком Гюлленшерна. Я требую от вас немедленно очистить остров!

- Должен разочаровать вас, майор, - сказал курляндец, не повышая голоса. - Эзель был передан королём Дании и Норвегии Кристианом герцогу Курляндии и Семигалии Якобу Кетлеру ещё до начала вашей войны. Извещение об этом вашему канцлеру должен был сделать датский двор, а не мой герцог. Все бумаги у меня при себе. Посему ваши доводы кажутся мне несостоятельными. Тем более, Эзель - это давнее владение Кетлеров.

- Вы позволите взглянуть на бумагу, удостоверяющую ваше владение островом? - холодно спросил Арно.

- Те двое, верно, поляки, херр майор, - наклонился к уху Блумквиста Леннарт. - Они разговаривают на польском.

- Я не глухой, поручик! - сквозь зубы процедил Арно.

- Вот копия акта о передаче острова, майор. Извольте убедиться, - Бруно протянул шведу папку обтянутую кожей, сделанную по заказу Белова на манер диплома.

Блумквист слишком неаккуратно попытался вытащить бумагу из папки, не сняв тесьмы и рукавиц. Видя такое небрежение к документу и, едва заслышав хруст разрываемой бумаги, Белов на автомате дёрнул эфес сабли, да крикнул что-то весьма обидное. По-английски и довольно продолжительно, используя все мыслимые обороты. Пусть это и заверенная копия, но что за отношение к документу?

Брови майора полетели вверх и он тут же схватился за палаш. После неприятной паузы швед, через спешившегося поручика, передал папку курляндскому наместнику. Арно был совершенно сбит с толку. Его отряд посылался, чтобы выгнать с острова неожиданных гостей, а оказалось, что их пребывание тут - законно! Мало того, что среди парламентёров поляк, так ещё и англичанин. Ему-то что тут делать? Блумквист поднял глаза кверху, невидящим взором смотря сквозь сереющее небо. Похоже, что его лёгкое задание превращается в сложную задачу для эстляндского наместника. К тому же по шведским окраинам уже с год ходят слухи, что московиты собирают в Новгороде армию и готовятся по весне поддержать датского короля нападением на Ингрию. О связях датского двора и московитского царя шведскому канцлеру Акселю Оксеншерна было известно от купцов Эстляндской английской компании. И вот сейчас один из них тут - на Эзеле? А где английские купцы - там английские пушки. Казалось, майор совсем запутался в своих скачущих, словно упившиеся финны, мыслях. Но понял он только одно - он явно птица не этого полёта. И для начала надо посоветоваться с Эйриком Гюлленшерна. Он молча поворотил коня, полностью погружённый в свои тяжкие мысли.

- Майор Блумквист! - застал его на полуобороте голос курляндца. - Вы собрались куда-то?

Получивший только что указания от Белова, Бруно Ренне заявил Арно, что он и его отряд должен покинуть Эзель в течение завтрашнего дня. В противном случае, для выдворения шведов будет применена сила.

- После истечения срока ультиматума мы начнём обстрел Пейде! - уже уверенным и твёрдым тоном закончил Бруно.

- На острове нет артиллерии, - несколько неуверенно возразил швед.

- У вас устаревшие данные, майор, - с усмешкой проговорил "поляк" Микулич. - В крепости достаточно пушек. Да и собой мы взяли малость.

За несколько минут до этого звуки рожка, донёсшиеся с холма, возвестили о подходе несколько отставших в пути орудий. И,как и было заранее оговорено со старшим пушкарём Матиасом, тот по установке первого же орудия на позиции, произвёл холостой выстрел. В тот момент, когда парламентёры разъезжались. Белов успел увидеть удивлённое лицо обернувшегося шведа и злорадно оскалиться ему в ответ.

Майор понял, что на ссору с поляками из-за их ленного владения, канцлер не пойдёт. Арно Блумквист был человеком далеко не глупым и умел сам делать выводы. Посему, он решил, что его рейтарам лучше покинуть Эзель и возвратиться в Гапсаль. Пусть шведский наместник сам поломает голову.

Бескрайние леса, полные зверья, да чистые реки, кишащие рыбой, - громадные территории пролегали от пределов маньчжурского государства Цин до ангарских поселений на Амуре. Населённые кочевыми и осёдлыми народами, не имевшими никакой государственности, они и не представляли никакого интереса для маньчжурского императора. Главное, чтобы на севере было спокойно и мирно, да шла в Мукден соболиная дань. С начала осени, когда внезапно умер великий Абахай, уделять должное внимание северным варварам, снова начавшим мятежи стало некому. Маньчжуры раньше совершали походы к Амуру, но не пытались здесь закрепиться, лишь на время оставляя в устьях рек небольшие заставы. Сейчас же твёрдое решение северной проблемы казалось под большим вопросом. Новый император - Фулинь, был ещё слишком мал, чтобы править империей маньчжуров. Регентам двора, принцам Доргоню и Цзиргалану этой весной было решительно не до Амура. Все их помыслы были связаны с тем, чтобы ворваться в столицу раздираемой гражданской войной династии Мин. А после утвердиться там и начать завоевание разваливающегося на куски государства, чьи жители только и мечтают о спокойной жизни. Маньчжуры же способны дать им это спокойствие. Уже шестнадцать лет продолжалась гражданская война на северо-востоке Китая. Крестьянский вожак мятежников, Ли Цзычэн, присвоивший себе титул князя Шунь, многие годы терзал слабеющую китайскую армию, зажатую в клещи. С одной стороны были маньчжуры, уже вплотную подошедшие к китайской стене, а с другой крестьянская армия, находившаяся в опасной близости к столице империи Мин. В состав армии Ли Цзычэна переметнулось уже немало отрядов китайской армии и пекинских сановников. В этот решающий для Цин момент некому было заниматься проблемами далёкого Амура, где бузили какие-то варвары. Лишь мукденский дутун мог помочь с организацией нового похода. К осени удалось собрать почти десять тысяч воинов, да ещё небольшое войско, состоящее из двух тысяч аркебузиров и тысячи лучников, должен был прислать в Нингуту корейский ван Ли Инджо. Насколько смогли бы помочь своими дружинами маньчжурам верные варвары, обитавшие на Сунгари, в Мукдене не было известно. Последнее время всё меньше собиралось дани, всё меньше варваров приходило в Нингуту для обменов. Это весьма заботило дутуна. Ходили слухи, что на Амуре будто бы существуют целые городки христиан, где они соблазняют в свою религию живущих среди них амурцев, да торгуют с ними. А это очень опасно, никак нельзя позволить врагу набраться сил и прочно утвердиться на реке Чёрного Дракона. Надо строить новые городки на Сунгари, посылать армию для разорения вражеских городков. Но откуда взять силы?

Мукденскиий дутун, после долгих размышлений, решился и велел позвать лучшего писаря из дворцовой канцелярии, дабы тот начал писать послание к принцам-регентам.

Сотни лошадей, мулов и быков тянули множество повозок войска, идущего вдоль верховьев реки Хурха. Сотни воинов шли к маньчжурской крепости, северному форпосту империи. Пересекая реку Сунгари, что несла свои воды на север примерно на полпути до Нингуты, Дюньчэн решил расширить существующее тут поселение до полноценного городка. Также, следуя советам мукденского дутуна, военачальник оценил местность и, найдя её подходящей, приказал также устроить тут верфи. Флотилия маньчжуров, потерявшая изрядно кораблей при несчастливой битве с северными варварами, требовала пополнения. Это было необходимо, чтобы в будущем Гирин был способен принимать войско, идущее от Мукдена. А корабли, которые будут тут построены, упрочат положение империи на севере. Пока же все мысли Дюньчэна были связаны со скорой встречей с семьёй. В Нингуте его ждали почтенный отец и мать, любимая жена Эрдени, да двое детишек. Лишь после семьи его занимало собственное положение. Он понимал, что его назначение в северные земли, это несомненное понижение в карьерной лестнице. Ведь там, близ столицы династии Мин решалось очень многое. Пекин, по сути, был обречён и его взятие маньчжурским войском было вопросом времени, да итогом удачных переговоров с минскими военачальниками. Бесспорно, великий хан Абахай сделал очень много для упрочения положения маньчжурской империи. Тут же, на севере государства Цин от Дюньчэня ждали лишь показательного разгрома мятежных варваров. Как говорил Лифань, любой результат, кроме громкой победы, станет роковым в судьбе Дюньченя. Да и сам знал, что больше ошибок на севере быть не должно, иначе среди варваров померкнет память о силе маньчжуров. Кстати, думал нингутинский дутун, этот неудачливый военачальник, лишь чудом оставшийся в живых после того, как погубил войско и флот, данные ему для победы, пытался запугать его силой христиан.

- Ну откуда у христиан может быть сильное войско? Ведь их морские корабли не могут перевозить многие и многие тысячи солдат да пушек на реку Чёрного Дракона, - говорил Лифаню Дюньчэн.

Да и в слухи о городках христиан он не верил - варвары явно преувеличивали. Они могли и единственную торговую факторию чужаков превознести в город, а то и два. Дутун знал, что христиане не живут в торговых факториях - они лишь временно приплывают из-за моря, чтобы торговать с прибрежными городами китайцев или маньчжур. Оставаться могут лишь немногочисленные служители их бога, что сеют разлад в умы людей. Вот варвары и посчитали дома христианского бога за городки. Что с них взять, грязных лесных жителей? Дюньчен с неясной тревогой, ноющей в груди, оглядывал заросли елового леса, что тянулись вдаль, покрывая зелёным ковром холмы и сопки. Где-то впереди уже блестела серебряной нитью река Хурха, на которой стояла Нингута. Дутун хотел достичь крепости до осенних дождей, иначе дороги превратятся в труднопроходимые топи, полные чавкающей в воде грязи. Войско Дюньчэна едва ли прошло половину пути до Нингуты, как навстречу ему вышел небольшой отряд воинов. Усталые, но полные упрямой решительности некоторые из них преодолели непростой путь, даже будучи ранеными. Дюньчэн приказал войску двигаться дальше, не снижая темпа.

- Лишнего времени для отдыха нет! Двигайтесь! - прокричал он своим офицерам.

А сам направил своего коня к отдыхавшим в стороне воинам из Нингуты.

- Говорите! Вы из Нингуты? - повелел он упавшим на колени людям. - Почему с вами нет ни одного старшего?

- Господин! - начал самый смелый из них. - Нингуты больше нет!

- Что ты говоришь, негодяй? - похолодел Дюньчэн. - Немедленно объяснись!

- Господин, три десятка дней тому назад к Нингуте подошли два корабля. Они пускали в небо чёрный дым, словно внутри них сидели духи-эньдури! - стал говорить, едва не плача, молодой воин с повязкой на голове. - Я был в карауле на стене крепости, когда увидел корабли.

- Да говори, что же было дальше! - воскликнул дутун, соскочив с коня и схватив воина за шиворот.

- Они неспешно поднимались по реке, господин! А потом начали пускать по крепости заряды, которые разрывали стены на куски. Я едва остался жив, когда стена рухнула!

- В Нингуте разбиты стены?! - вскричал Дюньчэн. - Отвечай, трус!

- Нингуты нет, господин, - негромко проговорил оскорблённый бранью знатного военачальника молодой маньчжур. - Крепость полностью разрушена, городок сожжён. Дьяволы с кораблей увели с собою лишь два десятка офицеров, остальные пленные были казнены.

- Что? - выдохнул дутун, взмахнув широкими рукавами своего одеяния. Он удержался на ногах благодаря неимоверным усилиям воли. Тело его захватил холод липкого страха, члены ослабли. На лице выступил холодный пот.

'Что с Эрдени, что с детьми? Мой почтенный отец!' - гулко пронеслось в его голове.

- Отвечай, что с моей семьёй, пёс, - едва слышно проговорил Дюньчен, собравшись с силами. - Там была молодая женщина и двое детей, это моя семья.

Воин молчал, не открывали рта и остальные, поникшие духом беглецы из разрушенной крепости. Несколько мгновений дутун молча смотрел на них, лишь ноздри его шумно раздувались от учащённого гневного дыхания. Наконец, он прокричал ругательство и взмахнул рукой. Мелькнул на солнце блеск металла и голова молодого маньчжура покатилась к ногам спешившихся воинов Дюньчэня. Сидевших на коленях маньчжур из Нингуты забрызгало кровью казнённого.

- Что с моей семьёй? - снова закричал военачальник. - Отвечайте! Не то перебью всех, как бешеных собак!

- Господин! - возопил один них. - Нет нужды казнить верных вам воинов! Чужаки забрали ваших детей и вашу супругу на свой дьявольский корабль без вёсел и парусов.

После некоторой паузы другой добавил:

- Ваш почтенный отец погиб, защищая своих внуков, как и ваша мать, господи-и-ин!

Нелепо закрываясь руками, говоривший эти страшные для дутуна слова, пригнулся и раскрыл рот в безмолвном крике. Сабля Дюньчэня холодом металла коснулась шеи несчастного. Воин, не выдержав напряжения, завалился на землю, а вскоре отполз от дутуна, который так и остался стоять недвижимой статуей, закрыв глаза. Наконец, военачальник, сбросив оцепенение, начал отдавать приказы. Первым делом он, после недолгого напутствия, отослал четвёрку воинов с посланием обратно в Мукден. После чего, нахлёстывая коня, Дюньчэн бросился вперёд, обгоняя одну повозку за другой.

Воины из нингутинской крепости переглянувшись, молча поднялись с колен и, оттащив труп своего несчастливого товарища подальше от дороги, принялись отвязывать лошадей. Через некоторое время они присоединились к войску, шедшему на север. Руки их до сих пор дрожали.

Нингутинский дутун прибыл на развалины крепости первым, едва не загнав своего любимого коня до смерти. Несчастное животное ещё долго отходило от суточной гонки лишь с парой часов отдыха на последнем отрезке пути, хрипло дыша и тяжко раздувая бока. Пена слетала с его морды и вскоре он повалился на землю, тонко заржав. После дутуна в Нингуту ворвались воины его стражи, с изумлением осматривая развалины. Валяющиеся в нескольких десятков метров от развалин Нингуты разбитые крепостные ворота. Внутри, казалось, бушевал некий яростный великан, вырывавший башни и ломавший стены. То и дело взгляд воинов останавливался в огромных зияющих ямах, какие же ядра оставили такие следы? Что за огромные пушки должны быть использованы врагом? Кто это мог сделать?

- Что могло полностью разрушить крепость в этих диких местах? - такой вопрос пульсировал в голове каждого маньчжура.

Спешившись, воины последовали за своим господином, держась, однако, на почтительном расстоянии. Маньчжуры, разбиравшие завалы крепости, смахнув выступавший на их лицах пот, глазами провожали одинокого знатного военачальника, что решительным шагом вышел на расчищенное место. Дюньчэн, тем временем, подозвал одного из работавших людей:

- Где жила семья дутуна и что с ней стало?

Однако тот ничего не знал и позвал своего товарища. Вскоре общими усилиями маньчжуры составили картину произошедшего. Как оказалось, родителей Дюньчэня оставшиеся в живых воины похоронили на склоне сопки, отдав должное их положению. Домик, где они жили, сгорел дотла. Лишь благодаря чужакам, которые вытащили из горящего строения тела родителей дутуна, их удалось должным образом предать земле.

Военачальник тяжело сел на обломок стены, что обрушилась на головешки некогда стоявшего под ней домика дутуна. Он охватил голову руками и принялся раскачиваться из стороны в сторону, повторяя проклятия. Нет, он проклинал не неведомых врагов, а себя и только себя. Ведь это он согласился отправить семью в Нингуту вперёд себя, хотя мог оставить родных людей в Мукдене. Он послушал Эрдени, которая говорила, что они будут отвлекать его от руководства войском. Он согласился с отцом, что в крепости дети будут в полной безопасности, тем более что рядом лучшая сотня из халхасского гарнизона. И вот теперь злая судьба решила всё по-своему!

И долго ещё сидел так дутун, уставившись в землю, обагрённую кровью родных ему людей и сожжённую огнём врага. А когда он, наконец, поднялся, лицо его было страшным от гнева. Он потребовал корабль, чтобы преследовать северных варваров. Но корабли были сожжены - все, до единого. Остались лишь утлые рыбацкие лодки.

- Так стройте! - вскричал Дюньчэн. - Стройте верфь!

Но склады с заготовленной древесиной также сгорели при разрушении врагами посёлка. Тогда дутун решил идти на север верхом на лошадях, дав солдатам лишь немного времени на отдых. Утром его полусотенный отряд должен быть готов к новому походу.

Ночью, в свете полыхавшего костра, Дюньчэн, сидя перед своим шатром, опрашивал тех, кто остался в живых после нападения чужаков. Его поразило то, что враги не устраивали штурма или иного приготовления к бою. Они просто приплыли к Нингуте и разрушили крепость, не сходя с кораблей. И лишь после того, как стены крепости были разрушены, а в городке начался пожар, на берегу появились варвары.

- Дауры и солоны, что живут на реке Чёрного Дракона, господин, - пояснил воин с перевязанным тряпками плечом. - Северные варвары. У каждого из них была аркебуза, а на ней был закреплён нож.

- На аркебузе? - удивился дутун.

- Да, прямо на самом кончике и, надо сказать, они очень ловко орудовали ножом. Я едва увернулся от него, бросился бежать к лесу, а тот свинец, что был послан мне в спину, поймал кто-то из наших воинов.

- Сколько времени длилось нападение? - посуровел лицом Дюньчэн.

- Четверть дня, господин, не более, - пролепетал воин, глядя на изумлённого дутуна.

Военачальник узнал, что командовали ближними варварами варвары дальние - то есть христиане. Это было очень скверно. Дальние враги Цин не должны иметь в подчинении ближних врагов, ибо это очень опасно для империи. Дело было столь серьёзно, что Дюньчэн решил самостоятельно разобраться. И пусть для этого придётся идти к варварам в крепость. Нужно обмануть их, провести переговоры, запоминая их слабости, а также необходимо увидеть их крепость изнутри.

Захваченные в Нингуте маньчжурские офицеры оказались на редкость бестолковы. Матусевича они озадачили незнанием сил и возможностей маньчжурской армии. Кто-то из них утверждал, что Мукден способен отрядить в поход на Сунгари десять тысяч воинов, кто-то говорил о двадцати, некоторые называли и вовсе запредельные цифры, в сто и более тысяч воинов. В тоже время, Игорю удалось выяснить то, что маньчжуры не имели иных крепостей, кроме Нингуты на реке Хурха. Лишь несколько мелких поселений маньчжурских данников стояло на её берегах. Более населено было течение Сунгари. Там же, по всей видимости, будут строить верфи взамен сгоревших в Нингуте.

Сунгарийский воевода, постукивая сильными пальцами по покрытому материей столу, негромко переговаривался со Стефаном и Лазарем, делясь впечатлениями от допроса пленных. Как и его офицеры, Игорь понимал, что маньчжуры пытаются его запутать, оттого и называют первые попавшиеся цифры.

- Товарищ майор, не может быть, что они настолько тупы, - утверждал Лазарь, командовавший сунгарийской флотилией. - Думаю, уже стоит прибегнуть к иным вариантам допроса. Иначе они и дальше будут нести нелепицу.

Игорь кивал, соглашаясь с товарищем. Переводивший слова пленных амурец Лавкай, даурский князец и рейтарский капитан Ангарии, тоже был маньчжурами недоволен.

- Товарищ воевода, - Лавкай негромко обратился к Матусевичу. - Верно, наши пленники запамятовали про Наунский городок. Напомнить им?

Последний говоривший с воеводой маньчжур, по знаку Игоря, был немедленно сбит с ног одним из казаков сунгарийского атамана Дежнёва. Знатно намяв бока пленнику, да припугнув его голодными собаками, ангарцы рекомендовали остальным маньчжурам говорить упущенную ими правду. А после недолгих манипуляций ножом перед глазами избитого маньчжура, голову которого улыбающийся Лазарь придерживал за намотанную на кулак косу, остальные пленные тут же принялись выкладывать ангарцам недосказанное. И Наунский городок, де, мал и стен не имеет. И маньчжур там почти нет - одни халхассцы и дауры. А дауры те землю пашут во многих селениях, что вокруг Науна стоят. Теперь Лавкай едва успевал переводить слова маньчжур. В итоге и размер войска, способного придти в самое ближайшее время к стенам Сунгарийска был оценён в десять-пятнадцать тысяч воинов. На размеры влияли корейские отряды и дружины сунгарийских туземцев. До сих пор лояльные маньчжурам дючеры могли бы влиться в их ряды, значительно пополнив маньчжурскую армию. Но это было затруднено тем, что крепость Сунгарийска перекрыла собой речную дорогу и дючерам придётся искать пути среди глухих лесов и малых рек. Однако гонцы от дючер в Мукден приходили регулярно. Их князцы были встревожены ростом влияния новой силы на Среднем Амуре. Верховья же великой реки, как передавали в Мукден дючеры, уже полностью были под контролем даурского князя Ивана и его хозяев-чужеземцев.

- Ну вот, и пальцы резать не пришлось, - удовлетворённо улыбнулся радист Стефан. - А с дючерами надо разбираться. Тем более, говорят, они с царскими казаками уже цапались.

- Братец Лавкай, а ну-ка, покажи мне, как ты карту читать научился, - Матусевич пригласил даура за стол и расстелил перед ним карту. - Покажи, где Наунский городок?

- Амур, - начал вести пальцем, благоразумно не прикасаясь к бумаге, Лавкай. - Сунгари.

Потом уверенное движение его застопорилось, амурец запутался в сунгарийских притоках. Пытаясь прочитать названия рек, он щурил глаза и неслышно шептал.

- Ты на эти названия не смотри, ты говори, как сами зовёте реку? - Игорь предложил Лавкаю подумать.

- Науя-бира, - быстро ответил князец. - Река широкая, а к северу от неё Хумара в Амур вливается. На что Матусевич кивнул и показал кончиком карандаша.

- Следующим летом, Лавкай, ты должен со своими ребятами Наунский городок под нашу руку привести. Маньчжур, что там будут захвачены, веди к нам. И никаких грабежей или насилия над местными!

- Товарищ воевода, там же дауры живут, землю пашут! Как я могу насильничать там? Да и родня моя там есть! - воскликнул Лавкай. - А про нас они давно уже ведают!

- Отлично! В конце месяца должен караван придти из Ангарии, с карабинами и припасами. На сотню-другую карабинов можешь рассчитывать. Я знаю, твои люди уже научены с ними обращаться.

Вскоре пленные маньчжуры были отконвоированы в Зейск, чтобы оттуда быть отправленными к Умлекану. Далее, вместе с караваном, что пойдёт обратно, они попадут в Нерчинск, где будут работать на рудниках. Роман Векшин, отвечающий за выработку свинца и серебра, только неделю назад просил Матусевича обеспечить ему ещё сотни две работников. Тогда, говорил он, можно будет развернуться на полную. Дружины же местных князьков-тунгусов, совместно с казаками, осуществляли охрану этого объекта ангарской промышленности. Спустя неделю, когда в крепости уже заканчивались работы по подготовке помещений к зиме, а в подвалы Сунгарийска загружались последние мешки с припасами, к ангарскому оплоту прискакали несколько дауров, живущих выше по реке, в сопровождении пары казаков. Они же, не медля, проводили дауров к дому воеводы.

- Воевода, Игорь Олегович! Войско малое идёт! Людишки, вона, бают про Нингуту! - доложили бородачи, кивнув на гонцов, едва Матусевич появился на крыльце.

Игорь, пригласив дауров в дом, велел звать Дежнёва и Лавкая. Как рассказали дауры, небольшой верховой отряд маньчжур, числом под пять десятков, движется вниз по реке. Судя по виденному ими шатру, раскладываемому каждый вечер, когда маньчжуры останавливались на ночёвку, во главе отряда знатный чиновник.

- Переговорщики, кто же ещё, - пожал плечами Лазарь, когда Игорь повернулся к нему.

- Чиновник на лошади? Скорее военачальник, - проговорил Матусевич и улыбнулся. - Интересно, что они за раскатанную Нингуту потребуют?

Матусевич был хорошо осведомлён о трудностях маньчжур в районе Сунгари и про то, что сейчас все их помыслы были связаны с взятием столицы империи Мин. Знал он и про смерть императора Абахая и про замятню при троне. Хан умер в сентябре, причём умер неожиданно для всех, не будучи больным или ослабленным. Потому вскоре в Мукдене пошли разговоры про отравление императора. В следующем году, несмотря на потерю императора, маньчжуры войдут в Пекин. Последний минский император, Юцзянь повесится на дереве в императорском саду прямо перед воротами Запретного города. А перед этим в город войдёт крестьянская армия мятежника Ли Цзычена. После чего у маньчжур уйдёт чуть более двадцати лет на захват большей части провинций бывшей китайской империи. И главное, думал Матусевич, ангарцам нельзя было спокойно дать маньчжурам эти годы. Ведь, не секрет, что следующей целью для них станет его воеводство.

Навстречу маньчжурам отправилось дюжина казаков и небольшой отряд дауров, они должны были предупредить ближние к Сунгарийску посёлки о приближающемся отряде маньчжур. Ведь, как передали гонцы с нижнего течения Сунгари, они уже сунулись было в один из крупных солонских посёлков, чтобы пополнить запасы провизии. Но там их встретили залпами из нескольких ружей, пожалованных лояльному местному князцу ангарцами. Лишь чудом избежав тогда жертв, теперь маньчжуры могли ворваться в посёлок поменьше, да учинить там погром. Вот так, сопровождаемые издалека людьми сунгарийского воеводы, отряд Дюньчэна прибыл, наконец, к ангарскому оплоту. Встречать гостей Матусевич приказал во всеоружии. Посему князец Лавкай, выбрав две сотни лучших воинов, одетых в доспехи, да вооружённых помимо палаша, ещё и огнестрельным оружием - ружьями или карабинами, вышел встречать маньчжур на широкий заливной луг. Тот самый луг, где погибло маньчжурское войско, решившее атаковать Сунгарийск. Вместе с Лавкаем был атаман сунгарийского войска Семён Дежнёв, который будет говорить с гостями. Остальным составляющим гарнизон амурцам и ангарцам было чем заняться, чтобы показать гостям свои лучшие качества. Также, обе канонерские лодки должны встречать маньчжур во всей красе. Вместе с последним караваном из Ангарии на Амур помимо пополнения людьми и оружием были присланы несколько стягов Ангарского княжества. Две длинных мачты с водруженными на них бело-зелёными стягами были установлены и на ходовые рубки канонерок.

Дюньчэн, увидев нечто необычное, поднял руку, останавливая своих воинов. На холме, возвышающемся над берегом, стоял высокий столб, окрашенный в зелёно-красные полосы с табличкой медного цвета и неизвестным знаком на навершии. Граничный столб? А под холмом стояли ряды невиданных прежде на Сунгари воинов. После недолгих переговоров со своими офицерами, военачальник пустил коня шагом, приближаясь к перегородившим путь всадникам. Лишь приблизившись к ним, он признал амурцев. Но варвары были одеты в железо, а у каждого на боку висела тяжёлая сабля. Но самое главное - каждый из них держал в руках аркебузу, достаточно лёгкую, чтобы не пользоваться сошками. А, судя по их уверенным жестам, амурцы умеют с ними обращаться. Сколько здесь северных варваров? Две сотни или немногим больше?

- Похоже, Лифань говорил мне правду, - пробормотал дутун, взглянув на осунувшегося подчинённого, старавшегося едва ли не вжаться в коня.

Через некоторое время, по сигналу трубача, конные варвары, ловко управляя лошадьми, развели свои ряды, словно занавесь и к маньчжурам вышло двое знатных, судя по их украшенным доспехам, воинов. Один из них - чужеземец-христианин! Они, остановившись на некотором расстоянии от воинов дутуна, ожидали его, Дюньченя. Дутун тронул поводья. Он не сводил глаз с чужеземца. Медвежья шапка, густые брови, дерзкий взгляд и ухмылка, спрятанная в бороде. Чужеземец сидел, подбоченившись, да поигрывая ремешком плётки. Дюньчэн не знал, каков ритуал приветствия у христиан, поэтому ждал, покуда чужак сам примется его приветствовать. Однако тот, немного поговорив с амурцем на незнакомом для маньчжура языке, даже не думал являть нингутинскому дутуну какие-либо знаки уважения. Это немало озлобило маньчжура, но он сдержался и ждал от варваров слов приветствия. Наконец, амурец, представившись Лавкаем, начальником железного конного войска и представив чужеземца Симеоном, вторым человеком в крепости, спросил Дюньчэна, кто он такой.

- Я Дюньчэн, нингутинский дутун, присланный из самого Мукдена!

Чужеземец что-то спросил у амурца, посмеиваясь.

- Симеон спрашивает, как ты можешь быть начальником того, чего уже нет?

Маньчжур побелел от злости, сжав до боли кулаки:

- Мятежные варвары! За это преступление вы ещё заплатите! Империя Цин и наш великий император...

- Говорят, он умер?

Дутун словно врезался с разбегу на каменную стену, воины сзади зароптали:

- Надо приходить с армией! Проучить собак! Вырвать им языки!

Дюньчэн, ценой неимоверных усилий проглотил неслыханное оскорбление и холодным голосом объявил варварам о своём желании встретиться с их князем. На что был получен ответ от амурца:

- Князь наш далеко отсюда и встречаться с тобою не будет, потому как ты не с посольством пришёл, а с воинами. Ты можешь встретиться с начальником крепости и окрестных земель.

Дюньчэн согласился и пожелал пройти к нему прямо сейчас. Но что ему было отвечено, что де, такое количество вооружённых людей к крепости подпустить никак нельзя. Маньчжуру предложили отпустить своих воинов обратно, а самому, вместе с двумя безоружными людьми, войти в крепость. Дюньчэн, скрепя сердце, согласился.

- Тогда слезай с коня, сдавай оружие и проходи за мной, - сказал Лавкай маньчжуру.

Тот безропотно отдал подошедшему воину-амурцу свою саблю, кинжал и приказал Лифаню следовать за ним. После чего Дюньчэн отвёл коня к своим воинам и хлопнул его по крупу, дабы тот уходил прочь и, не оборачиваясь, проследовал за чужеземцем и его даурским вассалом. Дутун ощущал, что помимо заживо сжигающей его ненависти к чужакам и жажды снова увидеть свою семью, что его гложет какое-то неясное чувство. Обойдя холм, маньчжурский военачальник увидел потрясающую картину. Во-первых, в глаза бросилась крепость, стоящая у реки. Она была очень необычна, Дюньчэн ещё не видывал такие укрепления. По мере того, как они приближались к крепости, дутун смог рассмотреть и городок, что отстоял от крепости примерно на семь сотен шагов. Зажатый меж двух холмов, на гребнях которых стояли башенки и небольшие домишки, он также обзаводился крепостной стеной и рвом перед ней. Насыпаемый вал сразу же укреплялся брёвнами и камнем, дабы по весне грунт не расплылся. На строительстве были заняты десятки людей, они постоянно сновали, вверх и вниз, словно муравьи, не останавливаясь даже на мгновение. Работники вынимали грунт, засыпали его в ящик с небольшим деревянным колесом впереди и по деревянным мосткам толкали этот ящик наверх. Потом ссыпали землю на вал, в пространство между рядами брёвен, вместе с камнем, и трамбовали. Было видно, что работа ведётся по плану и каждый точно знает, что ему нужно сделать. А через мгновенье дутун вздрогнул от протяжного рёва - по тёмной воде Сунгари шло два корабля. Как и говорили Дюньчэню ранее, это были те самые суда, что чадили из своего чрева бесовским дымом, это они разрушили до основания Нингуту!

Неподалёку от берега несколько десятков амурцев упражнялись с аркебузами, на которых был тот самый длинный нож, про который дутун слышал ещё в Нингуте. Они по команде чужеземцев втыкали аркебузу в тряпичные куклы, набитые соломой и посаженные на деревянные шесты. Дюньчэн чувствовал, что происходит нечто неправильное, чего не должно быть. Опасность нависла на Цин с севера.

Матусевич смотрел на ворота из окна своего кабинета, скоро Дежнёв должен привести маньчжурского переговорщика. Что же, думал Игорь, поговорим. И пусть заодно этот маньчжур увидит нашу силу. И первую очередь силу воли и нежелание уступать им ни в чём.

- Это вам не толпы амурских туземцев гонять, - негромко проговорил он.

Правда кроме сильного характера нужна и сила оружия. Амурская часть княжества крепла год от года, именно сюда направлялось всё самое лучшее и новое, что было произведено в оружейных цехах Ангарии. На верфях Албазина поморами и переселенцами строились рыболовецкие корабли, ладьи, лодки. Недавно была заложена ещё одна канонерская лодка, уже пятая на Амуре. Машина, котёл, узлы механизмов и прочие металлические части конструкции канонерской лодки уже частью прибыли в главное амурское поселение. Люди Бекетова, а до него Сазонова уверенно осваивали верхнее течение Амура, используя лояльных амурцев, называвших ангарцев братьями. Дауры и, в чуть меньшей степени, солоны, охотно отдавали детей в школу, крестились, перенимали опыт землепользования, участвовали в строительстве, активно использовались в разведке и распространении слухов между разбросанными на большой территории поселениями амурцев. Берега Амура вплоть до устья реки Бурея уже полностью были под контролем албазинского воеводы. Южнее Амура власть Албазина уже вышла за правый берег реки Кумары. На Сунгари пока было не столь благостно, но Матусевич старался, а его ставка на Лавкая себя целиком оправдала - даурский князец делал очень многое для того, чтобы власть Сунгарийска крепла день ото дня. А после того, как городок Наун будет вовлечён в орбиту Ангарского княжества, огромный выступ к северу, созданный течением Амура, будет срезан и колонизация этих земель станет лишь вопросом времени.

Дверь отворилась и в кабинет воеводы зашёл Семён Дежнёв. Казак снял шапку:

- Игорь Олегович, так чего, маньчура ентого заводить?

После короткого кивка Матусевича, атаман скрылся за дверью, воевода же сел за крепкий дубовый стол и в некотором напряжении ещё раз перебрал в уме все возможные варианты взаимоотношений с империей Цин. Единственно, что было ясно - до мирного дележа Приамурья маньчжур надобно было ещё не раз и не два макнуть лицом в кровавую лужу. И конечно, Игорь не допускал вредной мысли о недооценке соперника. Это лишь раз или два можно сглупить, не зная возможностей врага. А не единожды умывшись кровью, маньчжуры изменят тактику. Снова скрипнули дверные петли.

Зашёл всё тот же Дежнёв, за ним Лавкай, севшие по левую и правую стороны от воеводы. Семён Иванович уже знал, что в азиатской традиции по левую руку садился более важный человек, потому и занял это место. В середину комнаты прошло трое маньчжур, шурша своими одеяниями. Лишь дутун, являвшийся старшим среди них смотрел смело, исподлобья, остальные же явно терялись в непривычной обстановке. За ними появились Лазарь и Стефан, да два дюжих казака. Дюньчэню поставили стул посреди кабинета, остальные расселись по лавкам, что стояли вдоль стен. Однако маньчжур остался стоять, с недоумением глядя на Матусевича. Воевода обратился к Лавкаю:

- Скажи ему, чтобы садился, церемоний не будет. Он не посол. И пусть задаёт вопросы, время идёт.

Вскоре недовольный маньчжур сел на стул. Первым его вопросом был о Нингуте:

- Это твои люди уничтожили мою крепость?

- Да, - кивнул Игорь. - Я сам был там и отдавал приказы моим воинам.

- Почему вы напали?

- Ваши воины напали на мою крепость первыми. Уничтожение Нингуты было местью, - отвечал Матусевич. - И так будет каждый раз, если вы будете нападать снова.

- Вы, наверное, не понимаете, - произнёс Дюньчэн, сжимая кулаки. - За моей спиной империя и мой император, мы сотрём вас!

- Ваш император мёртв. А чтобы стереть нас, вам нужно постараться. Ваша первая попытка не удалась, хотите попробовать ещё? - спокойным тоном сказал воевода. - Ты для этого привёл войско на развалины Нингуты?

Маньчжур молчал.

- Я понимаю, зачем ты пришёл ко мне, - сложив ладони домиком, произнёс Игорь. - Ты хочешь вернуть Эрдени?

Перевод дутуну не понадобился, он молниеносно встал, едва услышал имя жены и бросился к столу воеводы, с грохотом опрокинув тяжёлый стул. Дежнёв успел подставить бок и толкнуть кинувшегося на Игоря маньчжура. Дюньчэн ударился о край стола и с трудом устоял на ногах. Атаман скрутил его, помог и Лавкай. Шипя от боли и гнева, Дюньчэн выкрикивал ругательства, понося чужеземцев. В углу кабинета вскрикнул Лифань, которого придавил к полу казак. Сотника конной стражи дутуна также уложили на пол, заломав руки. Матусевич не спеша встал и, положив ладонь на затылок маньчжурского военачальника, стал негромко говорить:

- Ты совершил ошибку, придя сюда. Ты руководствовался своими эмоциями. Я не прогадал, забрав из Нингуты семью задержавшегося в столице местного дутуна. Но-но! Спокойно, - прижимая голову снова заёрзавшего Дюньчэна к поверхности стола, проговорил Матусевич успокаивающим тоном, словно уговаривал маленького хулигана не баловаться. - Не волнуйся, с ними всё в порядке. Они ждут тебя.

- Чтоб ты сдох, собака! - от стыда и злобы у маньчжура брызнули из глаз слёзы.

Тем временем, с улицы послышались звуки далёкой беспорядочной стрельбы.

- Это твои люди. Видимо, не стали сдаваться сразу, - пояснил Игорь. - Что поделать, нам нужны работники в шахты. Вот и твои товарищи, - воевода кивнул на Лифаня и сотника, - тоже будут работать на нас. Тебе же я могу предложить почётный плен и воссоединение со своей семьёй. Подумаешь?

- Да-да, - пролепетал маньчжур, после чего Дежнёв и Лавкай ослабили хватку и вскоре освободили дутуна от своих объятий.

Между тем, спутников Дюньчэня увели.

- Лавкай, спроси его, какова численность пришедшего в Нингуту войска, - обратился воевода к дауру, переводящему дух.

Но едва тот начал говорить с маньчжуром, как тот, выпростав из рукава руку с зажатым в кулаке тонким ножом, снова бросился на Матусевича. Игорь, увернувшись, перехватил руку атакующего в области запястья и, вывернув её в локте, потянул вверх. Враг вскрикнул от боли и выронил нож. Игорь же стукнул дутуна головой о стол, и тот, потеряв сознание, сполз кулём на пол.

- Лазарь, готов корабли к новому походу. Лавкай, собирай своё войско, будешь чистить Наун от маньчжур. Этого, - Игорь обратился к своим спецназовцам, - в подвал, буду говорить с ним вечером.

Когда маньчжура выносили из кабинета, воевода, проводив его взглядом, процедил:

- А ты, братец, хоть и смельчак редкий, но полный дурак. Всю службу завалил.

Перепёлки, рубленные на куски, варились в небольшом котелке, отчаянно раздражая обоняние. Кангхо всё-таки удалец, без него пришлось бы потуже затянуть пояса, думал Сергей. С помощью нехитрых силков всего за пару часов бывший солдат наловил восемь перепёлок, обеспечив себе и Киму великолепный ужин. Минсик же ещё рано утром ушёл в город, встретиться с Ли Джиёном, своим дядюшкой, занимавшим высокий пост помощника губернатора провинции. Он должен был отдать Джиёну письмо, адресованное принцу Хэджону. Ким, поговорив с Минсиком, решил таки действовать через принца. Обратиться напрямую к вану сейчас было просто невозможно. А вот принц, чьи антиманьчжурские взгляды были известны при дворе, казался идеальным претендентом на переговоры с представителем Ангарии.

- Суп готов, Сергей, - Кангхо, морщась от летевших в лицо частичек пепла, рукавом ухватившись за перекладину, снял котелок с огня.

Вскоре они уже по очереди хлебали горячее варево, дуя на ложки с зачёрпнутым золотистым бульоном.

- Надеюсь, я ещё успею почистить наше оружие, до того, как Минсик вернётся, - проговорил Сонг, кивая на три револьвера, уложенные на кусок ткани. - А потом мы отправимся обратно!

- Неужели тебя ничего не держит на Родине? - удивился Сергей, ухватив кусочек перепёлки. - А как же семья?

- Близ Пхеньяна живёт семья старшего брата, который не особенно меня и любит. Это ведь он и отдал меня в солдаты, когда староста объявил, что от нашей деревни нужно пять мужчин.

- То есть, тебе хорошо у нас? - Ким ухватился зубами за птичье бёдрышко.

Сонг посмотрел на Кима словно на болезного:

- А ты ещё не понял, что меня тут ничего не держит? Я потому и не хотел идти с вами.

Сергей задержал взгляд на пару секунд на жующем Кангхо и, кивнув, снова принялся за еду. Через некоторое время ангарец понял, что Сонг пропустил свою очередь запустить ложку в котелок, где оставалась уже одна разваренная чумиза. Эту кашу удалось получить в одном из посёлков, лежавших в предгорьях Чхильбо. Тогда, после того как карабины, небольшой запас патронов и ещё кое-какие припасы вроде спичек, были прикопаны в небольшой пещере, настало время найти людей. Потому как взятая с собою провизия подходила к концу. Пойдя вдоль одной из речушек, сбегавших с гор, вскоре они вышли на небольшое поселение, скрытое со всех сторон ярко-жёлтым и оранжевым цветом осеннего леса. Некоторое время ангарцы последили за деревушкой и только после того, как в ней не было замечено вооружённых людей, они двинулись вниз по речке. Через полчаса они вышли к полям. Миновав их, группа Кима вошла в деревню. Когда они проходили мимо деревенской изгороди, навстречу им попалось несколько женщин в грязно-белой одежде с кульками какого-то тряпья, которые они несли на голове. Мало того, что они не обратили на их маленькую группу ровным счётом никакого внимания, так ещё и игнорировали все вопросы Сергея, свернув в первый же двор и закрыв за собой плетёную загородку. Ли и Сонг, посмеявшись над Кимом, предложили поискать какого-нибудь старика.

- У него можно и провожатого спросить до Хверёна, - предложил тогда Минсик.

Они оказались правы, вскоре за ножик, что был сделан для обменов на Амуре, они получили два объёмных сосуда из оплетённой тыквы с крупой чумизы. Однако проводника до Хверёна нанять не удалось, даже предлагая золото. Старик заявил, что вместе с чужаками из деревни никого отпустить нельзя. Но он, как смог, объяснил дорогу до провинциального центра. С трудом добравшись до предместий города, троица расположилась в перелеске, на небольшом удалении от дороги. После ночёвки Минсик ушёл в город. Перед уходом он целый день провёл в хлопотах - приводил в порядок свою одежду. Сергею пришлось отдать ему свою куртку, получив взамен порванную Минсиком. Иначе, как племянник смог бы попасть на глаза дядюшки? Сонг и Ким остались в придорожном лесу, на склоне невысокого холма, ждать возвращения товарища.

- Наелся, друг? - спросил Ким, заметив, что тот прекратил черпать кашу и судорожно отпихнул в кусты позади себя разряженные револьверы, оставив в руке лишь кусок ткани.

Однако Кангхо не отвечал, он изумлённо смотрел поверх своего товарища и успел прошептать:

- Не дёргайся, это охотники за солдатами...

Ким почувствовал, что в его спину упёрлось нечто острое, он осторожно повернулся и увидел за спиной четырёх воинов. Они злорадно улыбались, посматривая на ужинающих приятелей.

- А ну вставайте, бродяги! - пророкотал пожилой офицер в чёрной плетёной шапке с широкими полями. - Собирайте свои пожитки и вперёд!

- Но господин офицер, у нас дело в Хверёне! - воскликнул Сонг.

- Теперь вашими делами буду заниматься я, голодранцы! - рассмеялся офицер. - А ну, встали, свиньи! - уже довольно грубо приказал он.

К несчастью, их нашли охотники за солдатами, которые должны набрать определённое количество мужчин от каждого уезда провинции. И лучше для всех, если это будут бродяги или нищие. Аркебузу они не получат, а вот войлочный кафтан и копьё им вручат, после чего отправят на север, воевать за Цин против варваров-мятежников. Ким, нащупал под курткой револьвер, что принесло ему ощутимое успокоение, после нахлынувшей было паники. Однако устраивать пальбу в стиле бондиады было совершенно невозможно. Возможный отпор или хуже того, погоня, были абсолютно неприемлемы для миссии ангарцев. Пришлось выполнять приказы офицера. Посмотрим, что дальше будет, подумал Сергей, взглядом успокаивая и Кангхо. Офицер, кстати, довольным голосом похвалился, что ему про прячущихся в леске бродяг рассказал мальчик из ближайшей деревни. И что теперь осталось лишь взять ещё двух человек и его задание будет выполнено. Тем временем, один из копейщиков принялся копаться в вещах ангарцев. К счастью, копался он в рюкзаке Сонга, а там ничего особенного не было. Его добычу составил лишь нож да маленькое зеркальце. Остальное он отпихнул ногой и уже хотел было потянуться к рюкзаку Сергея, где были патроны, устройство для снаряжения гильз, порох и прочее, но Ким забрал его, с вызовом глядя на низенького копейщика. Тот хищно осклабился и потянул руку к ремешку рюкзака. Сергей перехватил руку и удерживал её, пока не вмешался офицер. Он окрикнул своего соладата:

- Ты что же, собака! - недовольно воскликнул он. - Вздумал потрошить тощие мешки своих будущих товарищей?! Ты хочешь найти там золото, недоумок? Не забывай, ты был таким же оборванцем.

А вскоре Ким и Сонг, в компании таких же неудачников шли к городу, под охраной шести солдат и офицера, зорко посматривавших на своих пленников. Сергей пытался придать своему виду максимально простецкий вид, дабы не вызвать у офицера подозрений. Тот, впрочем сразу дал понять, что сумеет остановить всякого, кто вздумает бежать. Проходя через деревню, он подстрелил из лука курицу, вышедшую на дорогу в паре десятков метров впереди. После чего, смеясь, приказал Киму сбегать за ней. Провожал он Сергея уже внимательным взглядом, держа в руках уже вторую стрелу. И только после того, как Ким, вернулся с курицей и стрелой обратно в строй, офицер положил обе стрелы в колчан. Курицу забрали солдаты.

- Верно господин офицер Пак в своё время хорошо сдал испытания мугва на чин, - заметил вскользь один из бредущих мужчин. - Вот только кто-то постарался его понизить, иначе он не занимался бы столь постыдным для офицера делом, - вздохнул усталый собеседник.

После этого случая Сергей оставил попытку побега до лучших времён. В конце концов револьвер при нём, под курткой. Офицер Пак тогда вовремя одёрнул солдата, после этого ангарцев так и не обыскали. Хотя, возможно, это дело времени. Проездные ворота Хверёна, тем временем, приближались, скоро Ким прошёл через них, войдя в город.

Торопливый женский погляд, насмешливые и пристальные взгляды мужчин, любопытные глазёнки детей - так встретил Кима Хверён. А ещё сутолокой, галдежом, да пыльными узкими улочками, которыми их небольшую группу провели до некоего подобия казарм, огороженной частоколом. Пленников оставили в полутёмном помещении глинобитного домишки с дырявой крышей. На земляном полу там и сям валялись пучки соломы, да какое-то тряпьё. Вскоре конвоировавшие их солдаты принесли пару кувшинов с водой и немного риса, а также лепёшки и овощи. Теперь можно было хорошенько отдохнуть и предаться размышлениям.

- Кангхо, а куда нас пошлют? - спросил приятеля Сергей, дожёвывая свою лепёшку.

- Знамо куда, - ответил вдруг за Сонга его коллега по несчастью, который говорил Киму про офицера Пака. - Где маньчжуры воюют, туда и пошлют. Может, в Китай воевать уйдём, там сейчас жарко.

- Как Китай? - похолодел Сергей. - Нам в Китай никак нельзя.

- А куда тебе надо, неудачник? - хмыкнул собеседник. - Тут выбирать не придётся!

Ким погрузился в невесёлые раздумья. Теперь он будет ждать удобного случая, чтобы бежать. Лучше всего - сегодня ночью. Надо с Кангхо теперь всё обмозговать. Ангарец повернулся к товарищу и только открыл рот, как со стуком отворилась входная дверь. На пороге появился солдат с копьём и принялся выискивать кого-то в сумрачном помещении. Наконец, уставившись на Кима, он показал на него пальцем:

- Эй ты! А ну, иди сюда, собачье отродье! Офицер Пак желает говорить с тобой!

- Не заговорился ли ты, крысий хвост? - спокойно проговорил Ким, вставая. - Или ты возомнил себя невесть кем?

Выходя из домика, Сергей намеренно пихнул плечом грубияна. Солдат зашипел ругательства, однако, за эфес сабли он только схватился. Вытащить её у стражника не хватило мужества. Сергей был выше его на полторы головы и намного шире в плечах. Презрительный взгляд Кима напомнил стражнику взгляд человека иного сословия, который настолько уверен в себе, что не замечает иных людей. Сглотнув, солдат смог выдавить из себя лишь:

- Иди.

Пак сидел на террасе центрального дома между двух казарм и потягивал обжигающе горячий чай, внимательно смотря по сторонам. Он был доволен, что выполнил задание, приведя в лагерь десяток новобранцев. Последних двоих он взял в деревне, близ которой захватил и бродяг. Староста отдал одного из кабальных батраков, да в одной нищей семье солдаты забрали одного из сыновей. Они конечно, пушечное мясо, думал Пак, но зато они прикроют аркебузиров. Такова их доля - ловить на себя стрелы, предназначенные стрелкам. Стрелки дороги, их обучение требует времени, а сама стрельба - ума. Среди тех десяти голодранцев, что он привёл в Хверён, Пак видел пару человек, на чьём лице светился ум. Теперь надо посмотреть на них. Вон, первого уже ведут и вскоре офицер смерил его взглядом. Высок, плечист, взгляд дерзкий, смышлёный. Не то, что его сотоварищи - деревенщина, от коих разит куриным помётом.

- Поклонись офицеру, свинья! - зашипел солдат на Сергея.

Ким склонил голову и сказал:

- Ты звал меня, господин Пак?

- Ты либо полный дурак либо никогда не знавал церемоний, - ощерился офицер. - Ты дерзок. А скажи-ка мне, умеешь ли ты обращаться с аркебузой?

Сергей мысленно поблагодарил самого себя, за то, что в своё время интересовался казачьими ружьями и пару раз стрелял из фитильных дур.

- Умею, господин офицер! - ответил Ким. - И мой товарищ умеет.

"Научу... Конечно, ангарка проще, но научу" - подумал Сергей.

- Ты сангван? - вдруг спросил офицер. - Незаконнорожденный сын янбана?

- Да, - кивнул Ким. - Только отца я не знаю.

- Я так и подумал! - рассмеялся Пак. - Видно, что ты умён и воспитан, как настоящий чиновник. Будешь аркебузиром, это повышение.

- Спасибо! Не забудьте моего товарища, господин Пак! - воскликнул ангарец.

- Хорошо! Как тебя?

- Нопхын, господин Пак, - уже учтивым тоном ответил Ким.

- Ха! Ну это верно, ты высокий, как жердь у колодца, - снова рассмеялся офицер.

После чего он позвал заскучавшего караульного солдата и приказал тому проводить Нопхына и его товарища в казарму к стрелкам. Тот мгновенно покраснел, увидев ухмылку Сергея.

- Один вопрос, господин Пак! - взмолился Ким, вспомнив о разговоре в запертом доме.

Офицер кивнул, давай, мол, задавай.

- Где мы будем воевать?

- Мы уходим на север, в Нингуту. Наш высокочтимый ван решил оказать помощь нингутинским войскам, не имеющим огненного боя.

- Спасибо за ответ, господин офицер! - широко улыбнулся Ким.

Побег отменяется.

Крепкий широкоплечий мужик стоял у ворот чужого дома и не решался войти во двор. Одет он был, как и многие крестьяне того времени, в домотканую рубаху и порты. На ногах его были привычные глазу онучи и лапти, голову же украшала войлочная шапка. Он в нерешительности переминался с ноги на ногу, шептал что-то, подымая лицо к небу, но сам открыть калитку так и не решался.

- Ладно тебе, Кузьма, входь! А то будешь тут ажно до Пасхи переминаться! - раздался зычный голос из-за ворот.

- Ты уж прости меня Прохор, не со зла я тогда. Нечистый тогда попутал, - мужик открыл калитку и вошел во двор. - Доброго здоровья тебе, и жене твоей, и детишкам, дай Бог здоровья.

- И тебе тоже всех благ, - хозяин, тоже косая сажень в плечах, был одет побогаче, чем гость. В позе его и в голосе чувствовалась та уверенность, которой явно недоставало гостю. То, что хозяин не пригласил гостя войти в дом, уже говорило о пренебрежительном отношении Прохора к собеседнику. Но, видимо, их взаимоотношения были таковы, что хозяин мог себе такое позволить.

- Как Марфа твоя, поправились? - спросил Прохор гостя.

- С Божьей помощью. Уже ходит, - перекрестился Кузьма. - А у тебя все ли здоровы? Хозяйство-то, смотрю, растет потихоньку, - опытный взгляд отметил вторую корову.

- Так, я ж хмельного не пью. Вот у меня все в добро и идет, - усмехнулся Прохор.

Кузьма тяжело вздохнул:

- Ох, я теперь тоже не пью.

- Ой, ли! А давно ли зарекся? - ёрничал, посмеиваясь, собеседник. - Ты мне еще в артели это говорил. В ногах валялся, а потом что? Кто Федьку чуть бревном не зашиб? Нет, правильно я тебя выгнал, не будет от тебя толку. Коль голова пустая, руки твои золотые ей во вред только. А за прошлое ты сам себя наказал.

- Я теперь хмельного в рот не беру. Крест на том целовал. Нельзя мне, да и желанья нет уже.

Прохор понимал, что бывший его работник пришел по делу, но ждал, пока тот сам заведет разговор на эту тему. Пока шло традиционное переливание из пустого в порожнее.

- Ты же знаешь, я теперь при монастыре, а там отец Серафим всех в строгости держит. Дай ему Бог здоровья, кабы не он, меня бы уж в кандалы заковали.

Хозяин усмехнулся в широкую бороду:

- И почему такие руки такому дурню достались? Я тебе уже пять раз говорил, что подкупил он тогда приказных. Вот они драку и затеяли, а ты полез, на тебя же вину и спихнули. Так Серафим тебе платить должен, а теперь взял тебя на поруки, и работаешь у него задарма. Три пуда зерна дал, а пять в долг пишет. А то я Серафимку ентого не знаю!

- Ни в коем разе! - не соглашался собеседник. - Он сказал, как долг отработаю, сразу свободным стану. Крест на том целовал. Да и при монастыре работа всегда есть, голодать не буду.

- Ага, - не унимался Прохор - Поэтому и целовал, что ты с ним до конца жизни не расплатишься. А ежели и расплатишься, ко мне не ходи. Все равно к себе в артель не возьму.

Говоря это, он посмотрел на Кузьму, но тот отреагировал спокойно. Даже, наверное, слишком спокойно. Предположение о том, что старый приятель пришел просить денег на выкуп у монастыря под обещание, потом отработать, похоже себя не оправдало.

'Интересно' - подумал Прохор - 'Что это у Кузьки на уме нынче? Не уж то и впрямь хмель бросил и поумнел вмиг?'

- Я к тебе, Прохор, по делу пришел, - взял гость быка за рога.

- А ко мне без дела никто не ходит.

Кузьма проигнорировал явный сарказм этой фразы и продолжил:

- Ты Егорку, Семёнова сына помнишь?

- Это не тот ли Егорка, который тебе нос на ярмарке разбил?

- Ну, там мы квиты были, - махнул рукой гость. - Он мне в нос, я ему в ухо. Я не о том сейчас. Так вот третьего дня я его видел.

- Как видел? - удивился Прохор, аж рот приоткрыл от неожиданности:

- Мне Фрол говорил, что их всех куда-то угнали. Вроде даже басурманам продали. За раз всю деревню. Только стариков немощных и оставили.

- Вот и я тоже сперва думал, что обознался, - продолжил Кузьма свой рассказ. - А он сам ко мне подходит и говорит:

'Здрав будь, Кузьма - мастер'.

Я перекрестился - не пропадает. Говорю ему:

- 'А ну осени себя крестом. Вдруг ты нечистый?'

- Перекрестился он, значит, как положено, и не пропадает, стоит. Вот так прям как ты сейчас. Я его и спрашиваю:

'Ты живой или дух бесплотный?'

'Живой, живее тебя буду' - отвечает, а сам смеётся. И, правда, морду отъел, не узнать. Говорю:

'Дай тебя пощупаю, вдруг ты неживой?'

'Сейчас как дам в нос по старой памяти. Ишь чего вздумал! Щупать. Я тебе чай не девка на сеновале, чтобы меня щупать' - И как хлопнет меня по плечу, а рука-то у него тяжелая! Тут уж я и понял, что живой Егорка-то. Не мерещится мне, значит. Ну, разговорились, стало быть, про житьё-бытьё наше грешное. Их оказывается и вправду в дальние земли отправили. Думали на погибель гонят, а оказывается, почти в рай попали.

- Живут люди там - после некоторой паузы, Кузьма махнул рукой куда-то в сторону. - На восходе. В землях дальних. Вот к ним их и везли. А те встретили их приветливо. Кормили хорошо, хворых лечили, сразу избы всем дали, земли сколько хочешь. Зерна на семена и на прокорм. Корову и лошадь, и все задарма. Одежонку справили. Вот оказывается, как бывает!

- Ох! - поморщился Прохор - Ты кому веришь? Егорка, верно, сбёг по дороге, да и пристал к разбойным людям. А теперьразным дурням, вроде тебя, рассказывает свои небылицы. А ты уши-то и развесил. Донести на него надо в тайный приказ. Там пусть разбираются.

- Я чай не дурнее других-то буду, буркнул, обидевшись, Кузьма. - Тоже ему сперва не поверил. Где это такое видано, чтобы мужику просто так все давали. А он говорит, что не просто так. Потом платишь частью урожая, ра кой-какую работку исполняешь.

- Так оно и у нас также. Стоило к черту на кулички лезть, чтобы подати платить - любопытство внутри Прохора боролось с недоверием, и недоверие пока побеждало.

- Там подати меньше, намного. И десятину они не платят, - возбуждённо убеждал его Кузьма.

- Как не платят? А вера у них какая - басурманская?

- Вера у них наша, правильная - православная, и храм есть, и поп есть. Только попам там власти не дают.

- Это правильно, - крякнув, кивнул Прохор. - На кой она им?

Кузьма, окрыленный этой фразой, продолжил - Правит там князь Сокол. Страна зовется Ангария, а сами они ангарцы. Егорка говорил, что все хорошо, но поначалу все странно было: и что землю дают, и подати маленькие, а еще они всех детей грамоте учат. Корабли у них сами плавают, без весел и паруса. Девки их, как ребята, в портках ходят. И все в сапогах, главное. Народ, конечно, в лаптях шмыгает, а вот если ехать куда, или военному делу учится - всем дают одежку хорошую и сапоги новые. Егорка тоже был одет не по-нашему и в сапогах. А сапоги справные.

- Видно богато они там живут, если даже Егорке сапоги задарма дали, - ситуация все больше и больше начинала занимать Прохора. Он уже думал о том, как на этом можно заработать.

- Вот и я тоже так мыслю. Егорку они воинскому делу учить начали. Он к этому способный очень оказался.

Хозяин прервал гостя практически на полу слове:

- Обожди-ка, ты сказал, что с Егоркой в монастыре свиделся? А какого лешего он там делал?

- Так они к отцу Серафиму приезжали. Икон купить и книг церковных, утвари всякой для храма. Мне это Андрей сам сказал.

- Какой - такой Андрей? - Прохор чуть не подпрыгнул от неожиданности.

- Андрей - это их главный. Толи воевода, толи голова приказа. Я так и не разобрал. Но то, что он не простой дьяк - точно. Птица важная. Боярин, наверное. Егорка ему даром, что в рот не смотрел. И главное, что не со страхом, а с уважением.

- Ну, а дальше что было? Рассказывай, не томи душу!

- Не нукай, не запряг, - Кузьма почувствовал, что Прохор просто сгорает от любопытства, и теперь отыгрывался за прошлое пренебрежительное отношение к себе. Он с важным видом почесал худой живот, как бы намекая на обед, посмотрел по сторонам, и не спеша, продолжил свой рассказ:

- Так вот что я там говорил-то?

- Про Андрея, - хмуро уточнил Прохор.

- А, ну да. Андрей мне и сказал, что они сейчас ищут хороших мастеров. Особенно плотников и каменщиков да кровельщиков.

- А тебе-то с этого что? Ты же монастырский теперь.

- Был монастырский, а стал вольный! - гордо заявил Кузьма.

- Вот тебе раз! - опешил Прохор. - А как же ты выкупился?

- А за меня Андрей долг уплатил. Отец Серафим, конечно, по началу даже разговор вести об этом не хотел. Мол, книгу долговую искать надо, а когда найдут не известно. Но Андрей к приказному голове сходил, тот посмотрел в своих книгах, а там все записано. Он за меня долг отдал, и стал я свободным.

- Ну, и ты пришел ко мне в артель проситься?

- На кой ляд? Я по делу к тебе пришёл. Сам-то я с семьей в Ангарию поеду. Они несколько крепостей заложили, так что работы мне там много будет. И платить будут хорошо.

- А мне то с этого, какой прок, что ты сюда-то пришел? - Прохор нутром чуял, что-то Кузьме нужно и нужно очень сильно. Иначе тот не пошел бы к нему.

- Тебе прок есть. Люди нужны мастеровые. Вот пришел к тебе за советом.

Как только хозяин понял, что от него нужно, он тут же начал поворачивать оглобли в нужную ему сторону.

- Что я могу сказать. Пришел ты правильно. Лучше меня мастеровой люд тут никто не знает. Да и слово мое пока в цене, и в цене хорошей. Когда ты с этим Андреем говорить будешь?

- Сегодня буду. Они уезжают скоро. Долго сидеть тут тоже не будут.

Прохор решил сыграть в свою игру:

- Ты, Кузьма, передай этому Андрею, если ему люди мастеровые нужны, то я смогу помочь ему в этом деле. А лучше, так веди меня к нему. Там и сговоримся.

- Может для порядку обедом сперва угостишь? - прищурился Кузьма, усмехнувшись.