Даже опытные из моих друзей-банкиров говорят мне, что по их мнению худшие банковские проблемы США остались позади, и ситуация постепенно нормализуется. Чего не хватает в их розовом оптимизме, так это понимания масштабов продолжающегося ухудшения на мировых кредитных рынках. И в основном на американских рынках ценных бумаг, обеспеченных активами, и особенно на рынке CDO, обеспеченных долговых обязательств, и CMO, обеспеченных ипотечных обязательств. Сегодня каждый серьезный читатель уже слышал фразу: «Это кризис некачественных ипотечных кредитов внутри США». Но как я вижу, почти никто не понимает, что проблема «некачественных кредитов» (Sub-Prime) – всего лишь верхушка колоссального айсберга, который медленно тает. Для иллюстрации моей уверенности, что «финансовое цунами» - это только начало, я предлагаю один недавний пример.

Несколько дней назад «Дойче Банк» испытал серьезное потрясение, когда судья в штате Огайо, США, вынес вердикт, что банк не имеет юридического права забрать за долги 14 домов, чьи владельцы не смогли придерживаться своих текущих ежемесячных платежей по ипотеке. Сейчас это может выглядеть как почти незаметная вещь для «Дойче банка», одного из крупнейших в мире банков с активами по всему миру более 1,1 триллиона евро. Как говаривал бывший глава «Дойче Банка» Хилмар Коппер (Hilmar Kopper): «мелочь». Однако это вовсе не мелочь для англосаксонского банковского мира и его европейских союзников, таких как «Дойче Банк», BNP Paribas, Barclays Bank, HSBC и других. Почему?

Американский федеральный судья С.А. Бойко в Федеральном окружном суде в Кливленде, Огайо, постановил отклонить иск «Дойче Банк Нэшенл Траст Компани». Американская дочка «Дойче Банка» стремилась отсудить 14 домов в Кливленде у проживающих в них, чтобы объявить своим имуществом.

А вот и волос в супе. Судья потребовал у «Дойче банка» показать документы, доказывающие право собственности на 14 домов. «Дойче банк» не смог этого сделать. Все, что адвокаты «Дойче банка» смогли предъявить, это документ, показывающий лишь «намерение передать права в залог». Они не смогли предъявить фактическую закладную, сердце западных прав собственности со времен Великой хартии вольностей.

Опять же, почему «Дойче Банк» не может показать 14 закладных на 14 домов? Потому что они живут в новом экзотическом мире «глобальной секьюритизации» (замена нерыночных займов и/или потоков наличности на ценные бумаги, свободно обращающиеся на рынках капиталов – прим.перев.), в котором банки, подобные «Дойче банку» или Citigroup скупают десятки тысяч закладных у мелких местных кредитных банков, «упаковывают» их в большие пулы новых ценных бумаг, которые затем рейтингуются Moody's, Standard & Poors или Fitch, и продаются в качестве бондов пенсионным фондам, другим банкам или частным инвесторам, которые наивно полагают, что скупают облигации высшей категории AAA, и никогда не догадываются, что их «упаковка» из тысячи разнообразных закладных, возможно, содержит 20% или 200 закладных с рынка Sub-Prime, то есть сомнительного кредитного качества.

Действительно, полученные в последние семь лет крупнейшими в мире финансовыми игроками от Goldman Sachs до Morgan Stanley, HSBC, Chase и того же «Дойче банка» прибыли были так впечатляющи, что почти ничего не делалось, чтобы вскрыть рискованные модели, используемые специалистами по «упаковке» закладных. И уж конечно, этим не занималась Большая Тройка рейтинговых компаний, которые имели преступный конфликт интересов в предоставлении высших рейтингов по долговым обязательствам. Кое-что резко изменилось в августе прошлого года, и с тех пор крупные банки один за другим выпускают доклады о катастрофических «sub-prime» убытках.

Вердикт в Огайо об отклонении претензии «Дойче банка» лишить домовладельцев имущественных прав и получить в свое распоряжение 14 домов за неуплату является гораздо большим, чем просто невезением для банка Йозефа Аккермана (Josef Ackermann). Это есть прецедент-землетрясение для всех банков, которые думали, что они обладали залогом в форме недвижимости.

Как это? Учитывая сложную структуру обеспеченных ипотечных обязательств и значительно распыленное владение залогами недвижимости (не фактическими закладными, а ценными бумагами на их основе), никто уже не в состоянии определить, кто именно держит физический ипотечный документ. Упс! Эта маленькая юридическая деталь была проигнорирована нашими крутыми экспертами с Уолл-Стрит при разработке нового финансового инструмента – деривативов, когда они «упаковывали» и выпускали обеспеченные ипотечные обязательства на сотни миллиардов долларов в течение последних шести или семи лет. По состоянию на январь 2007 года в Соединенных Штатах вращалось примерно на 6,5 триллионов долларов таких бумаг непогашенного долга. Это много по любым меркам!

В случае в Огайо «Дойче Банк» выступает в качестве «попечителя» для «залогового пула» или групп различных инвесторов, которые могут проживать где угодно. Но попечитель никогда не получал правовой документ, известный как ипотека. Судья Бойко предложил «Дойче Банку» доказать, что они были владельцами закладных или векселей, и они не смогли это сделать. «Дойче Банк» смог лишь заявить, что банки годами лишали имущественных прав в таких случаях безо всяких проблем. Судья на это заявил, что банки «кажется, думают, раз они делали это так долго и беспрепятственно, то эту практику можно приравнять к соблюдению законов. Окончательно рассмотрев их слабые правовые аргументы, суд вынужден отклонить иск», - заключил судья. «Дойче Банк» отказался от комментариев.

Новость об этом правовом прецеденте подобно калифорнийскому пожару распространяется по всем Соединенным Штатам, в тот момент когда сотни тысяч домовладельцев, которые во время исторически низких процентных ставок на покупку жилья часто даже без уплаты задатка и под чрезвычайно низкий процент в течение первых двух лет заглотили наживку и взяли кредиты в “interest only” под «плавающий процент по ипотеке», сталкиваются с взрывным нарастанием ежемесячных ипотечных выплат. И это в тот самое время, когда экономика США погружается в серьезную рецессию.

Пузырь недвижимости в США, раздувание которого началось примерно в 2002 году, когда Алан Гринспен начал самую агрессивную в истории Федеральной резервной системы серию сокращений процентных ставок, достиг наибольшего размаха в 2005-2006 годы. Намерение Гринспена, как он признавал в то время, заключалось в замене фондовых пузырей Dot.com (Интернет) инвестициями в недвижимость внутри страны и кредитовании нового пузыря. Он утверждал, что это являлось единственным способом удержать экономику США от глубокой рецессии. Если сейчас оглянуться назад, то спад в 2002 году был бы намного умереннее и безвреднее, чем тот, с которым мы сейчас сталкиваемся.

Конечно, с тех пор Гринспен спокойно вышел в отставку, написал свои мемуары и передал контроль (и вину) в руки бывшего принстонского профессора молодого Бена Бернанке. Сам выпускник Принстона, могу сказать, что я никогда бы не доверил кредитно-денежную политику одного из самых мощных в мире центральных банков в руки какого-либо профессора экономики из Принстона. Их лучше оставлять в башнях из слоновой кости, увитых плющом.

На последнем этапе любого спекулятивного пузыря животные инстинкты становятся наиболее выраженными. Это было в случае каждого крупного спекулятивного пузыря со времен тюльпановых спекуляций в Голландии в 1630- годах, бума Южного моря в 1720 году, катастрофы на Уолл-Стрит 1929 года. Это справедливо также и в случае пузыря недвижимости 2002-2007 годов в США. В течение последних двух лет, пока продолжался бум в продаже кредитов на покупку недвижимости, банки были убеждены, что они смогут перепродавать ипотечные бумаги финансовым учреждениям Уолл-Стрита, которые упакуют их вместе с тысячами других лучшего или худшего качества и перепродадут их уже как бонды обеспеченных ипотечных обязательств. В припадке жадности банки все чаще теряли осмотрительность в вопросе кредитоспособности потенциальных домовладельцев. Во многих случаях они даже не утруждали себя проверкой, работает ли человек вообще. Кого это заботит? Все будет перепродано и застраховано, а риск ипотечных неуплат был очень низким.

Большинство кредитов, выданных неплатёжеспособным лицам под плавающую процентную ставку, были выданы между 2005-2006 годами в последний и наиболее яростный этап американского пузыря. Теперь вся новая волна ипотечных неплатежей готова вот-вот взорваться в начале января 2008 года. В период с декабря 2007 года и по 1 июля 2008 года более 690 млрд. долларов в ипотечных кредитах столкнутся с подскочившей процентной ставкой в соответствии с условиями договоров о плавающей процентной ставке, подписанных два года назад. Это означает, что рыночные процентные ставки на эти кредиты взорвут ежемесячные платежи, как только рецессия потянет вниз доходы. Сотни тысяч домовладельцев будут вынуждены прибегнуть к крайней для любого домовладельца мере: прекратить ежемесячные ипотечные выплаты.

Именно в этот момент решение суда в Огайо обеспечит то, что следующий этап ипотечного кризиса в США примет масштабы цунами. (Судебное производство в США базируется на судебном прецеденте, а не на уголовно-процессуальном кодексе. - прим.перев.) Если огайский прецедент «Дойче Банка» будет поддержан Верховным судом, миллионы домов перестанут вносить платежи, но банки будут не способны захватить их в качестве залогового имущества для перепродажи. Роберт Шиллер (Robert Shiller) из Йеля, противоречивый и зачастую правильный автор книги Irrational Exuberance, прогнозируя крах рынка Dot.com 2001-2002 годов, оценивает падение американских цен на жилье до 50% в некоторых районах с учетом того, насколько цены на дома отличаются по сравнению с арендной платой.

690 млрд. долларов в сфере interest only с плавающей процентной ставкой, ожидаемые к выплате резко подскочивших процентов с настоящего момента до июля 2008, являются в целом не только sub-prime, но чуть более высокого качества, но лишь немногим. В общей сложности, как утверждает американская исследовательская компания First American Loan Performance, существует 1,4 трлн. долларов в сфере кредитов с плавающей процентной ставкой. Недавнее расчеты компании показывают, что держатели таких плавающих процентов по ипотеке столкнутся с огромным повышением затрат на выплату процентов в течение ближайших 9 месяцев, будет не выполнено более чем на 325 млрд. долларов денежных обязательств, поскольку 1 млн. собственников не сможет выполнять платежи по ипотеке. Но если банки не смогут объявить их дома своими активами, чтобы компенсировать бездействующую ипотеку, банковская система США и часть мировой банковской системы окажется перед лицом финансового тупика, по сравнению с которым события сегодняшнего дня действительно покажутся «мелочью». Мы обсудим глобальные геополитические последствия этого в нашем следующем докладе «Финансовое цунами. Часть 2».

© Перевод:Наталья Лаваль, специально для сайта "Война и Мир". При полном или частичном использовании материалов ссылка на warandpeace.ru обязательна.

Номинально начавшийся в июле 2007 года одним событием с участием небольшого немецкого банка, державшего секьюритизированные активы, гарантированные ипотечными закладными sub-prime США, продолжающийся и углубляющийся глобальный финансовый кризис лучше всего осознается как неотъемлемая часть определенного исторического процесса, начавшегося с окончанием Второй мировой войны — взлетом и падением Американского Века.

Американский Век, гордо провозглашенный в знаменитой редакционной статье 1941 года в журнале Life основателем Time-Life и инсайдером истеблишмента Генри Льюсом, строился на выдающейся роли нью-йоркских банков и инвестиционных банков Уолл-Стрита, которые к тому времени явно заменили лондонское Сити в качестве центра тяжести в мировой финансовой системе. Американский век Льюса должен был выстраиваться гораздо расчетливее, чем Британская империя, которой он шел на смену. [1]

Уже в начале 1939 года, еще до того, как немецкие танки покатились по Польше, совершенно секретная группа послевоенного планирования Совет по внешним сношениям и Группа исследований войны и мира под руководством президента Джона Хопкинса и геополитического географа Исайи Боумана начали ряд исследований, направленных на то, чтобы заложить основы подходящего послевоенного мира. Американская империя должна была стать империей по сути. Но чтобы не повторять фатальную ошибку Великобритании и других европейских империй прежних времен, она не должна была быть империей открытых колониальных завоеваний с дорогостоящими войсками в процессе постоянной военной оккупации.

Вместо этого Американский Век должен быть упакован и продан миру (прежде всего развивающимся странам Африки, Латинской Америки и Азии) как гарант свободы и демократии. Он был облачен в одежды первейшего сторонника уничтожения колониальной системы, позиция, от которой однозначно выиграла единственная крупная держава без крупных колоний, а именно - Соединенные Штаты.

Во главе мира нового Американского Века должен быть чемпион свободной торговли во всем мире, который в первые послевоенные годы также однозначно выгодно отличался сильнейшей экономикой, т.е. Соединенные Штаты Америки. Как писал в конфиденциальном внутреннем меморандуме в 1948 году глава секции планирования Государственного департамента Джордж Ф. Кеннан: «У нас есть около 50% мирового богатства, но только 6,3% населения планеты… Наша реальная задача в предстоящий период заключается в том, чтобы выработать систему отношений, которая позволит нам сохранить это положение диспропорции без положительного ущерба нашей национальной безопасности» [2].

Ядром Исследований войны и мира, которое было разработано и принято после 1944 года на вооружение Государственным департаментом США, должно было стать создание Организации Объединенных Наций, чтобы заменить Лигу Наций, в которой доминировали британцы. Центральной частью этой новой организации ООН, которая должна будет служить в качестве хранителя дружественного США послевоенного статус-кво, было создание того, что было первоначально названо бреттон-вудскими институтами: Международного валютного фонда, Международного банка реконструкции и развития и Всемирного банка [3]. Позднее были добавлены многосторонние торговые соглашения GATT (Генеральное соглашение по тарифам и торговле — прим.перев.).

Делегация США на переговорах в Бреттон-Вудсе в Нью-Гемпшире, возглавляемая заместителем секретаря казначейства Гарри Декстером Уайтом, продиктовала такую конструкцию МВФ и Всемирного банка, которая гарантировала, что оба останутся существенными инструментами «неформальной» империи США, империи, первоначально основанной на доверии, а после 1973 года - на долгах.

В 1945 году в центре внимания новой империи были Нью-Йорк и нью-йоркский Федеральный резервный банк. Соединенные Штаты держали подавляющее большинство мировых золото-валютных резервов. Послевоенный бреттон-вудский золото-валютный стандарт оказал исключительно благотворное влияние на доллар США, с того момента и по сей день являющийся мировой резервной валютой.

Все валюты стран-членов МВФ были жестко привязаны к стоимости доллара США. В свою очередь, доллар США, но только доллар США был жестко привязан к стоимости золота: 35 долларов США за одну унцию золота. По этой фиксированной ставке иностранные правительства и центральные банки могли обменивать доллары на золото.

Бреттон-вудские соглашения установили систему платежей, основанную на долларе, в которой все валюты определялись по отношению к доллару США. Это решение было гениальным и однозначно выгодным для формирующейся финансовой власти Нью-Йорка, банкиры которого активно участвовали в подготовке окончательных соглашений.

В те времена (в отличие от нынешнего года) доллар был «так же хорош, как золото». Валюта США была эффективной мировой валютой, стандартом, к которому привязывались все остальные валюты. Вследствие этого большинство международных сделок исчислялись в долларах США.

Начиная с 1945 года, сохранение роли доллара США в качестве мировой резервной валюты стало главной опорой Американской Века, даже более важной в стратегическом отношении, чем военное превосходство. История бесчисленных послевоенных военных конфликтов, финансовых войн, кризисов задолженности, а также угроза ядерной войны в наши дни являются летописью того, как до настоящего времени это превосходство доллара сохранялось.

Для того, чтобы понять революцию секьюритизации активов в глобальных финансах, которая после волны новых потрясений и неурядиц сейчас ввергает мировую финансовую систему в пучину, и оценить существенный вклад Алана Гринспэна в сохранение доминирующего положения доллара в качестве мировой резервной валюты далеко за пределы той точки, когда экономика США перестала быть самым продуктивным промышленным производителем в мире, является полезным краткий обзор ключевых этапов послевоенной гегемонии США.

На первом этапе, который мы могли бы назвать послевоенные "золотые годы", США вышли из пепла Второй мировой войны как неоспоримый мировой экономический колосс. США были господствующей мировой державой, никто даже и близко не стоял. Свыше половины всех международных денежных сделок проводились в долларах. США выдавали более половины мирового объема производства. Также в 1940 году США принадлежало примерно две трети всех официальных запасов золота в мире.

Когда различные европейские страны имели излишки резерва, они переводили их в доллары, а не в золото, поскольку могли получать дополнительный доход на долларовых активах, например, на облигациях Казначейства США, либо всегда могли конвертировать их в золото по 35 долларов США за унцию в тех случаях, когда это было необходимо. Американский доллар был центром этой системы.

Американская промышленность, возглавляемая General Motors, Ford и Chrysler Motors, the Big Three, лидерами мирового класса, была вне конкуренции. Черная металлургия США, тяжелое машиностроение, алюминиевая и самолетостроительная промышленность, смежные отрасли были в 1950 гг. основным критерием совершенства в всем мире.

Но прежде всего, американские нефтяные гиганты - Mobil, Standard Oil в Нью-Джерси, Texaco, Gulf Oil - эти ключевые компании доминировали в осфере уникального источника энергии, который становился очень важным для беспрецедентных послевоенных темпов роста в Европе, Японии и остальной части послевоенного мира, - нефтью. [4]

В начале послевоенного периода в мире был настолько велик спрос на доллары для финансирования реконструкции, что основной экономической проблемой, с которой столкнулись в 1950 гг. Европа, Япония, Южная Корея и другие страны, стал дефицит долларов для финансирования импорта из Америки необходимого промышленного оборудования, ее нефти, ее потребительских товаров.

В 1949 году запасы монетарного золота в США достигли рекордных 24,6 млрд. долларов, огромная сумма, которая сопоставима с нынешними 211 млрд. долларов, поскольку золото из-за рубежа стекалось в США, чтобы оплачивать торговый дефицит иностранных государств. Имея за спиной такие золотые резервы, Нью-Йорк стал бесспорным мировым банкиром.

Этот процесс начал вырождаться после резкого послевоенного спада в 1957-58 гг.. Спада, который должен был бы стать для американской экономической политики и планирования промышленности тревожным сигналом о том, что уникальный период выгод от относительных экономических неурядиц, нанесенных миру войной, подошел к концу. Начиная 1957 года, экономика США, если она хотела оставаться конкурентоспособной в мировом масштабе, нуждалась в существенном обновлении. Этого не произошло.

К моменту кризиса британского фунта стерлингов в ноябре 1967 года (в течение которого британское правительство было вынуждено нарушить правила МВФ и для поддержания своей экономики в условиях глубокого спада девальвировать фунт стерлингов на 14%) выяснилось со всей очевидностью, что программа президента Линдона Джонсона «Великое Общество» и катастрофические расходы вьетнамской войны привели к рекордному дефициту бюджета правительства США. Впервые с 1930 гг. доллар стал уязвимым к операциям обмена на золото.

Чтобы скрыть масштабы этого дефицита, администрация Джонсона ввела креативный бухгалтерский учет. Впервые руководитель Административно-Бюджетного Управления при президенте США добавил к консолидированному общему бюджету фонды, выплаченные работающими американцами в Федеральный социальный целевой фонд, излишек, который подразумевался для выплаты будущих пенсий и связанных с этим прибылей большинству американцев. Это стало началом бюджетных приписок, которые в первые годы наше столетия стали огромными.

Джонсон также начал манипуляции с ключевыми государственными экономическими статистическими данными, используемыми для расчета любых показателей: от безработицы до инфляции и ВВП. Статистические манипуляции по причинам очевидного, если не рокового политического оппортунизма молчаливо одобрялись каждой последующей администрацией, из которых наиболее вопиющим примером является нынешняя администрация Буша-Чейни. [5]

Несмотря на все манипуляции в 1971 году, когда иностранные государства с положительным торговым балансом, возглавляемые Францией, потребовали выплатить их прибыль золотом из Федеральной резервной системы США, золото-валютные резервы США достигли неустойчивого низкого уровня. Реальностью оказалось не так легко манипулировать, как государственной статистикой. Европа и Япония возрождались вследствие большого положительного сальдо торгового баланса, современной и быстро развивающейся экономики.

Север Соединенных Штатов становился обширным полем приходящих в упадок и устаревающих производств. Манипуляторы с Уолл-Стрита и некоторые «мозговые центры», такие как фонды Форда и Рокфеллера, выступили с лингвистическим эвфемизмом, назвав это «постиндустриальным обществом», но лингвистика не меняет реальность. В конце 1960-х гг. некогда бурно растущие американские промышленные центры от Детройта до Питтсбурга и Чикаго превратились в грязные трущобы на фоне роста преступности и безработицы.

Если бы Соединенные Штаты потеряли свои последние запасы золота, доллар бы резко потерял свою роль в качестве единственной мировой резервной валюты, которая наряду с военным превосходством США была столпом послевоенной империи Американского Века.

Чтобы избежать этой катастрофы, в августе 1971 года президент Никсон посовещался со своими ближайшими советниками, среди которых был чиновник Казначейства США по имени Пол Волкер, ставший затем заместителем министра финансов по международным валютным вопросам, и бывший долгое время партнером Дэвида Рокфеллера и его семьи.

«Решение» Волкера в ответ на массовые требования обменять доллары США на золото был столь же прост, как и разрушителен для мирового экономического здоровья.

15 августа 1971 года Никсон объявил встревоженному миру о том, что с этого момента Соединенные Штаты не будут больше выполнять свои международные договорные обязательства в соответствии с Бреттон-Вудским соглашением. Никсон приостановил конвертируемость доллара в золото. В нью-йоркском здании ФРС было закрыто Gold Discount Window. Мировые валюты вышли в свободное плавание в отношении неопределенного доллара, так называемой, не обеспеченной золотом валюты. Теперь за долларом не стояло ни ни золото, ни даже серебро, только лишь «полное доверие и кредит» правительства США, товар, чья рыночная ценность начинала ставиться под сомнение.

Вскоре, в качестве главного средства убеждения неявно угрожая снять свой ядерный щит, последующие Администрации США осознали, что до тех пор, пока американские финансы и доллар доминируют в глобальных финансах, вместо того, чтобы быть мировым кредитором, как это было до 1971 года, Американский Век теоретически может процветать и как величайший мировой должник.

Пока основные послевоенные сатрапии [6] США, такие как Япония, Южная Корея и Германия, вынуждено зависели от американского зонтика безопасности, на их Минфины было относительно просто оказывать давление и принудить их использовать свое положительное сальдо торгового баланса на покупку государственного долга США. В ходе этого процесса рынки долговых обязательств или облигаций США стали безоговорочно крупнейшими в мире. Дилеры первичных облигаций на Уолл-Стрит постепенно заменяли сталелитейный Питтсбург и автомобильный Детройт в качестве «настоящего американского бизнеса».

Перефразируя известные слова бывшего президента General Motors Чарльза Уилсона, новой мантрой стало : «Что хорошо для Уолл-Стрит, то хорошо для Америки». На самом деле, хорошего тут было мало. Название «финансовое производство» стало даже привычным, словно бы назначив деньги в качестве законного преемника производству реального физического богатства в экономике.

Долг – долларовый долг – должен был стать движущей силой для новой роли нью-йоркских банков во главе с Chase Manhattan Bank Дэвида Рокфеллера, и Citibank Уолтера Ристона. Их идея состояла в том, чтобы использовать сотни миллиардов долларов своих недавних приобретений, тех нефтедолларов, которые саудовцы и другие страны ОПЕК сначала разместили в банках Лондона или Нью-Йорка, после "убеждения" со стороны американцев. Затем эти долларовые вклады из стран ОПЕК, которые Генри Киссинджер и другие назвали в то время «нефтедолларами», были превращены в кредиты для импортеров нефти из стран Третьего мира, испытывающих хроническую нехватку валюты. [7]

Этот второй этап, после эпохи золота, был обусловлен искусственно созданным нефтяным шоком 1973 г. и американским давлением на Саудовскую Аравию и страны ОПЕК, чтобы те продавали нефть только за доллары, а также «вторичной переработкой нефтедолларов» по плану Киссинджера. [8] Этот этап продолжался без особых проблем до начала 1979 года, когда под конец пребывания Джимми Картера на посту президента иностранцы стали массированно продавать доллары. Американский Век в этот момент пережил крупнейшее испытание. Немецкий, японский, даже саудовский центральные банки начали сброс активов казначейства США из-за того, что было названо утратой «доверия» к ведущей роли Картера в мире.

В августе 1979 года, чтобы восстановить мировое «доверия» к доллару, президент Джимми Картер, сам бывший протеже Трехсторонней комиссии Дэвида Рокфеллера, был вынужден уступить давлению со стороны крупных банков Нью-Йорка, и прежде всего «Чейз Манхэттен» во главе с Дэвидом Рокфеллером. Президента вынудили принять Пола Волкера, протеже Рокфеллера из Chase Manhattan Bank, в качестве нового председателя Федеральной Резервной Системы и дать ему неограниченные полномочия для сохранения доллара в качестве резервной валюты.

При вступлении в должность Волкер прямо заявил, что «уровень жизни среднего американца должен снизиться». Он был избран лично Рокфеллером для спасения нью-йоркских финансовых рынков и доллара за счет благосостояния всего народа.

Шоковая терапия Волкера, начатая в октябре 1979 года, продолжалась до августа 1982 года. Процентные ставки взлетели до двузначных цифр. Американская и мировая экономика были ввергнуты в чудовищную рецессию, худшую со времен Второй мировой войны. В течение года основная ставка подскочила до неслыханного уровня 21,5% по сравнению со средним показателем в 7,6% за четырнадцать предыдущих лет, это был более чем трехкратный рост в течение недель. Официальный уровень безработицы в США достиг значения 11%, а неофициально, при учете тех, кто уже отчаялся найти работу, он был намного выше.

Шоковая терапия Волкера удвоила официальный уровень безработицы США Источник: AngryBearBlogspot.com

Латиноамериканский долговой кризис, зловещее предвестие сегодняшнего кризиса sub-prime, возник как прямое следствие шоковой терапии Волкера. В августе 1982 года Мексика объявила, что не может платить в долларах проценты по своей огромной задолженности. Она, как и большинство стран третьего мира от Аргентины до Бразилии, от Нигерии до Конго, от Польши до Югославии, угодила в долговую ловушку нью-йоркских банков. Ловушка заключалась в заимствовании в крупных банках Нью-Йорка и Лондона нефтедолларов «вторичной переработки». Эти «евродолларовые» банки предоставляли долларовые займы отчаявшимся странам третьего мира первоначально по принципу «плавающей ставки», привязанной к лондонской ставке LIBOR.

Когда ставка LIBOR выросла в течение месяца примерно на 300% в результате шоковой терапии Волкера, эти страны-должники были не в состоянии продолжать выплачивать проценты. Призвали МВФ, и начался величайший разбойный шабаш в мировой истории, по ошибке названный «Кризис задолженности стран Третьего мира». Этот кризис вполне предсказуемо спровоцировала шоковая политика Волкера.

В 1986 году, после семи лет неустанно высоких процентных ставок со стороны ФРС под руководством Волкера, подаваемых легковерной публике как «выдавливание инфляции из экономики США», внутреннее состояние экономики США было ужасным. Многое в Америке стало напоминать страны третьего мира: растущие трущобы и двузначные цифры безработицы, растущие проблемы преступности и наркомании. Доклад ФРС показал, что 55% всех американских семей являлись нетто-должниками. Ежегодный дефицит Федерального бюджета достигал неслыханного до этого уровня более 200 млрд. долл.

В действительности, Волкер, личный протеже Дэвида Рокфеллера из Рокфеллеровского Chase Manhattan Bank, был направлен в Вашингтон для единственной цели – спасти доллар от свободного падения и краха, что угрожало роли доллара США как глобальной резервной валюты.

Эта роль доллара как резервной валюты была скрытым ключом к американскому финансовому владычеству.

После того как процентные ставки в США взлетели до небес, иностранные инвесторы ринулись за прибылью, скупая государственные облигации США. Облигации были и остаются сердцем финансовой системы. Шоковая терапия Волкера для экономики означала грандиозные прибыли для нью-йоркских финансовых кругов.

За период с 1979 года до конца 1985 года доллар вырос до своего исторического максимума по отношению к валютам Германии, Японии, Канады и других стран. Переоцененный доллар США привел к тому что промышленные товары из США стали на мировых рынках слишком дорогими, и это привело к резкому сокращению американского промышленного экспорта.

Высокие процентные ставки ФРС Волкера с октября 1979 года привели к значительному снижению в национальном строительстве, в конечном итоге, к уничтожению автомобильной промышленности, а вместе с ней и сталелитейной промышленности, в то же время американские производители начали выносить производство вовне (аутсорсинг), туда, где производство было выгоднее. Говоря о Поле Волкере и его сторонниках свободного рынка в рейгановском Белом доме, республиканец Роберт О. Андерсен, в то время председатель компании Atlantic Richfield Oil жаловался: «они сделали для развала американской промышленности больше, чем любая другая группа в истории. И при этом они всем рассказывают, как все замечательно. Это как Волшебник из страны Оз». [9]

К началу 1987 года традиционные ипотечные банки страны, Savings & Loan (ссудо-сберегательные банки — прим.перев.), испытывали кризис ликвидности, который в конечном итоге обошелся налогоплательщикам США в сотни миллиардов по причине предоставления кризисных правительственных займов. Главное бюджетно-контрольное управление Конгресса объявило о несостоятельности Федеральный страховой корпорации Savings & Loan, гаранта от банковской паники S&L. Однако под давлением со стороны банков S&L, было разрешено накапливаться огромным потерям банков, а несостоятельные учреждения оставались открытыми и росли, что приводило ко все более нарастающим убыткам. Конечная стоимость фиаско S&L в 1980-х превышает 160 млрд. долл. Некоторые расчеты реальных издержек для экономики достигают 900 млрд. долл. В период с 1986 по 1991 год число построенных новых домов снизилась с 1,8 до 1 млн., самый низкий показатель со времен Второй мировой войны.

Денежно-кредитную политику ФРС, как правило, представляли в искаженном виде как ряд сиюминутных практических ответов на повторяющиеся кризисы в послевоенном банковском деле и финансах. Реальность же состоит в том, что ФРС добросовестно следует последовательному скрытому направлению политики, впервые изложенному в 1973 году официальным представителем одной из наиболее влиятельных семей американского истеблишмента.

Эта политика была изложена в почти незамеченной книге, достаточно зловеще озаглавленной «Вторая американская революция». Книгу написал Джон Д. Рокфеллер III, являющийся наследником могущественной империи Standard Oil и Chase Manhattan Bank, и, вместе со своими тремя братьями - Дэвидом, Нельсоном и Лоренсом – архитектором мироустройства после 1945 года, известного как Американский Век.

Рокфеллер заявил в своей книге о решимости истеблишмента отказаться от уступок, неохотно предоставленных богатыми и могущественными во время Великой депрессии. Рокфеллер опубликовал этот призыв в 1973 году, задолго до того как Джимми Картер или Маргарет Тэтчер пришли к власти, чтобы претворить его в жизнь. Он призывал к «продуманной, последовательной долгосрочной политике децентрализации и приватизации многих государственных функций… чтобы распространить власть по всему обществу». [10] Последняя фраза являлась преднамеренным обманом, так как его цель заключалась не в распространении власти, но наоборот – в сосредоточении экономической и банковской власти в руках тесно спаянной элиты.

Программой Рокфеллера была приватизация важных и общественно полезных функций правительства, которые были созданы часто при значительном общественном обсуждении и политическом давлении в ходе сложных кризисов 1930-х гг.. Короче говоря, это была отмена государственного регулирования эпохи Депрессии всех аспектов экономической и социальной жизни в Америке.

Как виделось Рокфеллеру и его друзьям, прежде всего целью являлось дерегулирование Уолл-Стрита и финансовых рынков вместе с существенным сокращением равного распределения общественных богатств, связанного с такими программами как «Социальное обеспечение». «Сокращения налогов для богатых» Джорджа Буша-младшего были всего лишь продолжением программы влиятельных кругов истеблишмента, продолжающейся уже три десятилетия.

Как ни трудно в это поверить, но вся основная политика США с 1970-х гг. до неверно названного кризиса sub-prime сегодня прошита одной красной нитью. Ключевые фигуры из ФРС и Казначейства США, другие американские политики всегда держали в уме «Приз».

«Призом» были неисчислимые финансовые преимущества, которые нужно было отвоевать за счет свертывания уступок рабочему классу и американцам со средним уровнем дохода, уступок, которые были сделаны влиятельными кругами под руководством банковских групп Рокфеллера и Моргана в период Великой депрессии, чтобы не допустить более радикальное восстание.

Социальное обеспечение стало первой целью. Финансовое дерегулирование и, прежде всего, отмена Закона Гласса-Стиголла от 1933 года, - второй. Здесь банкир с хорошими связями на Уолл-Стрите по имени Алан Гринспен в течение своего пребывания на посту председателя Федеральной резервной системы с 1987 до 2006 должен был сыграть решающую роль во имя программы финансового дерегулирования. Секьюритизация sub-prime или некачественной ипотеки должна была стать королевской жемчужиной его наследия. Как представляется в момент написания этой статьи, безусловно, так и будет, хотя, возможно, не так, как это виделось ему самму и на Уолл-Стрит. Скорее это будет венцом позора.

1 Luce, Henry, The American Century, reprinted in The Ambiguous Legacy, M. J. Hogan, ed. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1999.

2 Kennan, George F., 1948, “PPS/23: Review of Current Trends in U.S. Foreign Policy”, Foreign Relations of the United States, Volume I.

3 New York Council on Foreign Relations, undated, The War & Peace Studies, http://www.cfr.org.

4 Engdahl, F. William, A Century of War: Anglo-American Oil Politics and the New World Order, London, Pluto Press, 2004, pp. 88-9.

5 For an excellent historical account of the impact of those systematic government statistical manipulations, see John Williams’ http://www.shadowstats.com/. John has been tracking the manipulations for well over two decades, the only systematic attempt I know of.

6 The term “satrapy” to describe US relations with Japan, Germany and other postwar allies is used by Zbigniew Brzezinski in his book, The Grand Chessboard: American Primacy and its Geostrategic Imperatives, New York, Basic Books, 1997.

7 The best treatment of this new role of endless debt creation backed by US military power as the foundation for the US domination, see the excellent personal account in the remarkable work by Michael Hudson, Super Imperialism: The Economic Strategy of American Empire, London, Pluto Press, 2nd Ed.2003, www.michael-hudson.com. p.289 ff.

8 See Engdahl, op.cit., pp.130-141 for an unusual account of the role of then-Secretary of State Kissinger in the events leading to the 400% OPEC oil price rise in 1974.

9 Anderson, Robert O., cited in Greider, William, Secrets of the Temple: How the Federal Reserve runs the country, Simon & Schuster, New York, 1987, p. 648.

10 Rockefeller, John D. III, The Second American Revolution, Harper & Row, New York, 1973.

Семь лет монетарной «шоковой терапии» Волкера (см. статью К чему приводит "выдавливание" инфляции монетарными методами - прим. перев.) разожгли кризис платежей по всему Третьему миру. Миллиарды долларов вновь пущенных в оборот нефтедолларовых долговых обязательств, выданных после повышения цен на нефть в 1970-х для финансирования импорта нефти крупными нью-йоркскими и лондонскими банками, внезапно перестали выплачиваться.

В этих декорациях началась следующая фаза рокфеллеровской программы финансового дерегулирования. Она пришла как революция в самой природе того, что может считаться деньгами – революция «Новых финансов» Гринспена.

Многие аналитики эпохи Гринспена сосредотачиваются на неправильном отражении его роли и предполагают, что он был в первую очередь государственным служащим, который совершал ошибки, но в конце концов спас и экономику страны и банки, совершив чрезвычайные подвиги в управлении финансовым кризисом, удостоившись титула Маэстро. [1]

Алан Гринспен, как любой председатель Совета директоров Федеральной резервной системы был тщательно подобранным верным слугой фактических владельцев ФРС: сети частных банков, страховых компаний, инвестиционных банков, которые создали ФРС и поспешно узаконили ее накануне рождественских каникул в декабре 1913 года в практически пустом Конгрессе. В деле «Льюис против Соединенных Штатов» Апелляционный суд США девятого округа заявил, что «резервные Банки не являются федеральными государственными органами, но… являются независимыми, находятся в частной собственности и на местах под контролем корпораций». [2]

В течение всего срока пребывания в должности председателя Федеральной резервной системы Гринспэн посвятил продвижению интересов американского мирового финансового господства в стране, чья национальная экономическая база после 1971 года оказалась в значительной степени разрушена.

Гринспен знал, кто мажет маслом его хлеб, и неукоснительно выполнял то, что Конгресс США в 1913 году назвал Money Trust (Большие Деньги), клика финансовых лидеров, злоупотребляющая общественным доверием, чтобы взять под контроль многие отрасли промышленности.

Интересно, что многие из финансовых институтов, стоявших за созданием в 1913 году Федеральной резервной системы, имеют важнейшее значение и в сегодняшней революции секьюритизации, в том числе Citibank и JP Morgan. Оба имеют долю собственности в ключевом Нью-Йоркском Федеральном резервном банке, являющемся сердцем системы.

Еще одним малоизвестным держателем акций Нью-Йоркского Федерального резервного банка является Депозитарно-Трастовая Компания (DTC), крупнейший центральный депозитарий ценных бумаг в мире. Базирующаяся в Нью-Йорке DTC держит на хранении более 2,5 млн. американских и неамериканских акционерных капиталов, корпоративных и муниципальных долговых ценных бумаг из более чем 100 стран на сумму более 36 трлн долларов. Она и ее филиалы заключают в год более чем на 1,5 квадрильонов долларов сделок с ценными бумагами. Не так плохо для компании, о которой большинство людей никогда не слышали. Депозитарная Трастовая Компания обладает исключительной монополией на такой бизнес в США. Они просто купили всех других претендентов. В этом, возможно, лежит часть причин того, что Нью-Йорк смог так долго доминировать на глобальных финансовых рынках, длительное время после того, когда американская экономика в большинстве своем превратилась в запущенный «пост-индустриальный» пустырь.

Хотя ревнители чистоты свободного рынка и догматические последователи покойной подруги Гринспэна Айн Рэнд (воинствующая антисоветчица и пропагандистка американского образа жизни, свободного рынка и либерализма, в девичестве Алиса Зиновьевна Розенбаум - прим. перев.) обвиняют председателя ФРС в ведении рискованной интервенционистский политики, в действительности существует красная нить, которая проходит через каждый крупный финансовый кризис в течение его 18-летнего пребывание в качестве председателя ФРС. В течение восемнадцати лет на посту руководителя одного из самых мощных финансовых институтов он сумел использовать каждый последующий финансовый кризис, чтобы развить и укрепить влияние сконцентрированных в США финансов на мировую экономику почти всегда с серьезным ущербом для экономики и общему благосостоянию населения.

В каждом случае, будь то крах фондовой биржи в октябре 1987 года, азиатский кризис 1997 года, дефолт российского государства в 1998 году и последующий крах фонда Long-Term Capital Management (LTCM) или отказ внести технические изменения в контролируемые ФРС биржевые гарантийные депозиты для охлаждения фондового пузыря dot.com, или стимулирование им ипотеки с переменной ставкой (когда ставки были минимальными), Гринспен использовал последующие кризисы, большинство из которых было вызвано, в первую очередь его широко известными комментариями и политикой учетных ставок, чтобы продвинуть программу глобализации рисков и либерализации регулирования рынков и разрешить тем самым беспрепятственное функционирование крупных финансовых учреждений.

В этом истинное значение кризиса, который сегодня разворачивается в США и на мировых рынках капитала. 18 лет пребывания в должности Гринспэна могут быть охарактеризованы как переваливание финансовых рынков их одно кризиса в другой, более крупный, чтобы выполнить основополагающие требования Больших Денег, определяющих повестку дня Гринспена. На данном этапе остается неясным, является ли революция секьюритизации Гринспэна проваленной операцией, означая конец и доллара и глобального доминирования долларовых финансовых институтов на многие десятилетия вперед.

Решительное сопротивление Гринспэна всем попыткам Конгресса установить хоть какие-то минимальные правила о внебиржевой торговле деривативами между банками и гарантийных депозитов при покупке акций на заемные деньги, его неоднократная поддержка секьюритизации низкокачественного высоко-рискованного ипотечного кредитования; его неустанное десятилетнее давление по ослаблению и окончательной отмене ограничений Гласса-Стиголла на банки, владеющие инвестиционными банками и страховыми компаниями, его поддержка бушевских сокращений налогов, которые раздували дефицит бюджета с 2001 года, его поддержка приватизации целевого фонда социального обеспечения, чтобы направить эти триллионы долларов наличности своим приятелям на Уолл-Стрит - все это было хорошо спланированным приведением в исполнение того, что некоторые сегодня называют революцией секьюритизации, созданием мира, Новых Финансов, в котором риски будут отделены от банков и размазаны по всему миру до такой степени, что никто не сможет определить, где находится реальная опасность.

Когда он снова вернулся в 1987 году в Вашингтон, человек тщательно подобранный Уолл-Стритом и крупными банками для воплощения своей Гранд-Стратегии, Алан Гринспен был уолл-стритовским консультантом, в чьих клиентах был среди прочих и влиятельный JP Morgan Bank. Прежде чем стать главой ФРС, Гринспен уже заседал в советах некоторых наиболее могущественных корпораций в Америке, в том числе Mobil Oil Corporation, Morgan Guaranty Trust Company и JP Morgan & Co. Inc. В октябре 1987 года его первым экзаменом должна была стать манипуляции фондовыми рынками с использованием тогда еще новых рынков деривативов.

В октябре 1987 года, Гринспен возглавил аварийную спасательную операцию на фондовом рынке после краха 20 октября при помощи вкачивания огромные вливаний ликвидности для удержания рынка на плаву, и при помощи закулисных манипуляций на рынке через чикагский фондовый индекс деривативов при неявной поддержке гарантиями ликвидности ФРС. С того события в октябре 1987 года, ФРС дала совершенно ясно понять крупным участникам рынка, что они по определению на жаргоне ФРС являются «слишком большими, чтобы разориться». Не страшно, если банк рискует десятками миллиардов, спекулируя с маржой на рынке тайских батов (денежная единица Таиланда — прим.перев.) или на рынке dot.com. Гринспен дал ясно понять, что в критический момент нехватки ликвидности он всегда рядом, чтобы спасти своих банковских друзей.

Крах в октябре 1987 года, в течение которого произошло невиданное ранее резкое падение Dow Industrials на 508 пунктов, был отягощен новыми моделями компьютерных торгов, на основе так называемой теории Black-Sholes Option Pricing (Модель оценки стоимости опционов на основе цены и степени неустойчивости соответствующего фондового инструмента, цены исполнения, процентной ставки и времени, остающегося до окончания срока действия опциона — прим.перев.), теперь деривативы оценивались и торговались на рынке точно так же, как фьючерсы на свинину раньше.

Крах 1987 года сделал ясным, что на рынках не существует никакой реальной ликвидности, когда она необходима. Все финансовые менеджеры пытались сделать одну и ту же вещь в одно и то же время: играть на понижение фьючерсов по биржевым индексам в тщетной попытке хеджировать свои позиции.

По словам Стивена Зарленга (Stephen Zarlenga), который как трейдер находился в нью-йоркских биржевых залах во время кризисных дней в 1987 году: «Они создали крупное обесценивание на фьючерсном рынке… Участники арбитражных сделок, которые купили у них с большой скидкой фьючерсы, оборачивались и продавали основные акции, прижимая рынок наличных вниз, подпитывая процесс и в, конечном итоге, обваливая рынок».

Зарленга продолжал: «Некоторые из крупнейших фирм на Уолл-Стрите обнаружили, что они не могли остановить участие своих предварительно запрограммированных компьютеров в этой автоматической торговле деривативами. Согласно частным сообщениям, они были вынуждены выдергивать их из розетки или отрезать провода к компьютерам, или находить другие способы отключить их от электричества (были слухи об использовании пожарных топоров из холлов), так как невозможно было прервать программы, посылающие приказы на торговые площадки».

«На нью-йоркской фондовой бирже в определенный момент в понедельник и во вторник серьезно рассматривалось полное закрытие на несколько дней или недель и делалось это открыто… Именно в этот момент… Гринспен сделал нехарактерное объявление. Он сказал в самых недвусмысленных выражениях, что ФРС предоставит кредиты в распоряжение брокерского сообщества, если понадобится. Это был поворотный момент, поскольку именно недавнее назначение Гринспэна в качестве председателя ФРС в середине 1987 года было одной из первых причин для рыночных распродаж». [3]

Важным в октябрьском однодневном крахе 1987 года являлся не уровень падения. Важно то, что 20 октября ФРС без публичного объявления вмешивалась через доверенных дружков New York bank Гринспэна при JP Morgan и в других местах, чтобы манипулировать восстановлением рынка за счет использования новых финансовых инструментов, называемых деривативами.

Видимой причиной восстановления рынка в октябре 1987 было то, что чикагские фьючерсы MMI(Major Market Index) на голубые фишки Нью-Йоркской фондовой биржи начали идти выше номинала в полдень во вторник, в то время, когда одна за другой закрывались позиции по Dow.

Это стало точкой возврата из коллапса. Арбитражеры покупали акции, лежащие в основе опциона, вновь открывая их, и продавали фьючерсы MMI выше номинала. Позднее было установлено, что лишь примерно 800 контрактов, купленных в MMI фьючерсах было достаточно для создания премии и начала восстановления. Гринспен и его дружки из Нью-Йорка сконструировали рукотворное восстановление, используя те же самые модели торговли деривативами наоборот. Это было началом эпохи производных финансовых инструментов.

Исторически, по крайней мере по мнению большинства, роль ФРС, наряду с управлением контроля за денежным обращением, состояла в том, чтобы действовать в качестве независимых наблюдателей из крупнейших банков для обеспечения стабильности банковской системы и не допускать повторения банковской паники 1930-х годов, и прежде всего ФРС выступала в роли «кредитора последней инстанции».

Под управлением же Гринспена после октября 1987 года, ФРС все чаще становилась «кредитором первой инстанции», поскольку ФРС расширяла круг финансовых учреждений, достойных страхования ФРС: от собственно банков, которым было поручено осуществление банковского надзора ФРС, и от искусственной поддержки фондовых рынков, как в 1987 году, до аварийного спасения хеджевых фондов, как в случае с кризисом платежеспособности хеджевого фонда Long-Term Capital Management в сентябре 1998 года.

Последнем наследием Гринспена будут возврат к ФРС, а с ней и к американскому налогоплательщику, роли «Кредитора последней инстанции», чтобы аварийно спасать крупные банки и финансовые учреждения, сегодняшние Большие Деньги, после того как лопнет их многотриллионный пузырь ипотечной секьюритизации.

К моменту отмены ограничений Гласса-Стигала, события исторического значения, погребенного в архивах финансовых сводок, ФРС Гринспена ясно дала понять, что будет готова страховать наиболее рискованные и сомнительные новые авантюры финансового сообщества США. Пришло время для запуска гринспеновской революции секьюритизации.

И это была не случайность, а тщательная разработка. Политика невмешательства ФРС в отношении банковского надзора и регулирования после 1987 года имела решающее значение для осуществления более широкой программы Гринспена по дерегулированию и финансовой секьюритизации, на которую он намекал в своем первом выступлении перед Конгрессом в октябре 1987 года.

18 ноября 1987 года, всего лишь через три недели после октябрьской фондовой катастрофы, Алан Гринспен заявил Банковскому Комитету Палаты представителей США, что «…отмена ограничений Гласса-Стигала обеспечит значительную общественную выгоду при одновременном контролируемом увеличении риска». [4]

Гринспен будет повторять эту мантру до тех пор, пока ограничения не будут окончательно отменены в 1999 году.

Поддержка со стороны ФРС Гринспена нерегулируемого использования производных финансовых инструментов после катастрофы 1987 года сыграла важную роль в глобальном взрыве номинальных объемов торговли деривативами. Глобальный рынок деривативов вырос на 23 102 % по сравнению с 1987 годом и достиг величины 370 трлн долларов к концу 2006 года. Такие номинальные объемы выходят за рамки понимания.

Одним из первых действий Гринспена в качестве председателя ФРС состояло в призыве к отмене Акта Гласса-Стигала, за что горячо выступали его старые друзья в JP Morgan и Citibank. [5]

Закон Гласса-Стигала, официально Закон о банках 1933 года, вводил разделение коммерческой банковской системы от уолл-стритовского инвестиционного и страхового банкинга. Изначально Гласс-Стигал предназначался для обуздания трех основных проблем, которые привели к жестокой волне банковских падений и депрессии в 1930-е.

Банки инвестировали свои активы в ценные бумаги с последующим риском для коммерческих и сберегательных вкладчиков в случае биржевого краха. Недоброкачественные займы выдавались банками для того, чтобы искусственно поддерживать цены на некоторые ценные бумаги или финансовые позиции компаний, в которые банк инвестировал свои собственные активы. Банковский финансовый интерес в собственности, ценообразовании или распределении ценных бумаг неизбежно искушает банковских чиновников давить на своих банковских клиентов, чтобы те инвестировали в бумаги, которые сам банк был вынужден продавать. Это был колоссальный конфликт интересов и приглашение для мошенничества и злоупотреблений.

Банки, которые предлагали инвестиционно-банковские услуги и взаимные фонды были субъектами конфликта интересов и других злоупотреблений, что приводило к нанесению ущерба собственным клиентам, в том числе заемщикам, вкладчикам и банкам-корреспондентам. Подобным же образом сегодня, когда нет больше ограничений Гласса-Стигала, банки, предлагающие секьюритизацию ипотечных обязательств и аналогичных изделий через полностью принадлежащие им специальные компании, которые они создают, чтобы вывести риск «из банковской отчетности», являются соучастниками в мошенничестве sub-prime секьюритизации, которое вероятно войдет в историю как величайшее финансовое мошенничество всех времен.

В своей истории Великого Краха экономист Джон Кеннет Гэлбрейт отметил, что «Конгресс был обеспокоен тем, что коммерческие банки в целом и банки-члены Федеральной резервной системы, в частности, понесли значительный урон в связи с падением фондового рынка отчасти из-за своего прямого и косвенного участия в торговле и владения спекулятивными ценными бумагами.

«Законодательная история закона Гласса-Стигала», - продолжает Гэлбрейт, - «свидетельствует о том, что Конгресс также имел в виду и неоднократно фокусировался на более тонких опасностях, которые возникают, когда коммерческий банк выходит за рамки бизнеса, действуя в качестве попечителя или управляющего, и вступает в инвестиционный банковский бизнес либо непосредственно, либо путем создания филиалов, чтобы держать и продавать частные инвестиции». Гэлбрейт замечает: «В течение 1929 года один инвестиционный дом Goldman, Sachs & Company организовал и продал почти на миллиард долларов ценных бумаг в трех взаимосвязанных инвестиционных трастах: Goldman Sachs Trading Corporation, Shenandoah Corporation и Blue Ridge Corporation. Все они в конечном итоге обесценились до нуля».

Основные нью-йоркские крупные финансовые центры давно уже держат в голове отказ от ограничений Конгресса 1933 года . И Алан Гринспен в качестве председателя Федеральной резервной системы был их человеком. Основные крупные банки, возглавляемые влиятельным рокфеллеровскими Chase Manhattan Bank и Sanford Weill’s Citicorp, потратили свыше 10 миллиардов долларов, лоббируя и проводя кампанию пожертвований влиятельным конгрессменам, чтобы добиться дерегулирования ограничений на банковское и фондовое страхование эпохи Великой депрессии.

После революции 2001 года их отмена открыла дорогу секьюритизации.

В течение двух месяцев после вступления в должность 6 октября 1987 года, всего за несколько дней до большого однодневного краха на Нью-Йоркской фондовой бирже Гринспен сообщил Конгрессу, что банки США, в эпоху новых технологий «замороженные» структурой регулирования, которая была разработана более 50 лет назад, проигрывают свои конкурентные сражения с другими финансовыми учреждениями и нуждаются в новых полномочиях для восстановления баланса: «Основные продукты, предоставляемые банками, — оценка кредитов и диверсификации рисков — являются менее конкурентоспособными, чем они были 10 лет назад».

В то же времяNew York Times отметила, что «г-н Гринспен уже давно гораздо более благосклонно настроен в отношении дерегулирования банковской системы, чем Пол А. Волкер, его предшественник в ФРС». [6]

То первое выступление Гринспена в Конгрессе 6 октября 1987 года в качестве председателя ФРС имеет важное значение для понимания преемственности курса вплоть до революции секьюритизации последних лет, революции Новых Финансов. Вновь цитируя рассуждения New York Times, «г-н Гринспен, сокрушаясь о потерях банками конкурентных преимуществ, указал, как он выразился, на «слишком жесткую» нормативную структуру, которая ограничивает доступ к потребителям и эффективное обслуживание и препятствует конкуренции. Но затем он указал и на другое развитие событий «особого значения» - достижения в области обработки данных и телекоммуникационных технологий, которые позволили другим узурпировать традиционную роль банков как финансовых посредников. Иными словами, основной банковский экономический вклад - риск своими деньгами в виде кредитов на основе обладания превосходящей информации о кредитоспособности заемщиков - оказался под угрозой».

Times цитировал Гринспена по поводу вызова современному банковскому делу, в связи с этими технологическими изменениями: «По словам Гринспена, обширные он-лайн базы данных, мощный потенциал вычислений и телекоммуникационные средства предоставляют кредитную и рыночную информацию почти мгновенно, что позволяет кредитору проводить свой собственный анализ кредитоспособности и разрабатывать и осуществлять комплекс торговых стратегий по хеджированию рисков. Это, добавил он, наносит постоянный урон «конкурентоспособности депозитарных учреждений и в будущем позволит расширить конкурентное преимущество рынков секьюритизированных активов», таких как коммерческие бумаги, перекрестные ипотечные ценные бумаги и даже автомобильные кредиты».

Он заключает: «Наш опыт вплоть до этого момента показывает, что эффективнейшая изоляции банка от связанной финансовой или коммерческой деятельности достигается через холдинговую структуру». [7] В банковской холдинговой компании, Федеральном фонде страхования депозитов, портфель вкладов, чтобы гарантировать банковские депозиты свыше 100 тыс. долларов на каждом счету, будет применяться только к центральному банку, а не к различным дочерним компаниям, созданным для участия в экзотических хеджевых фондах или другой деятельности, не входящие в учетные книги банка. В результате этого в кризисных ситуациях, таких как надвигающийся «черный понедельник» секьюритизации, в конечном счете окончательным кредитором в последней инстанции, страховкой банковских рисков становятся американские налогоплательщики.

Это вызвало серьезные дебаты в Конгрессе и продолжалось до окончательной полной законодательной отмены при Клинтоне в 1999 году. Клинтон передал перо, которым в ноябре 1999 года он подписал этот акт отмены, закон Грамм-Лич-Блили, в качестве подарка Санфорду Вейлу, могущественному главе Citicorp, что есть, по меньшей мере, любопытный жест для демократического президента.

Человек, который сыграл решающую роль в продавливании через Конгресс отмены закона Гласса-Стигала был Алан Гринспэн. На слушаниях Комитета по банковским и финансовым услугам Палаты представителей 11 февраля 1999 года, Гринспен заявил: «Мы поддерживаем, как мы уже это делали в течение многих лет, значительный пересмотр, ... Закона Гласса-Стигала и Закон о банковских холдингах, чтобы устранить законодательные барьеры на пути интеграции банковской, страховой и биржевой деятельности. (выделено автором-прим.перев.) Существует практически единодушие между всеми заинтересованными сторонами, и частными и государственными, в том что эти барьеры должны быть сняты. Технологически стимулируемое распространение новых финансовых продуктов, которые позволяют разделение рисков, все в большей степени соединяют свойства банковского дела, страхования и ценных бумаг в единый финансовый инструмент». (выделено автором-прим.перев.)

В том же выступлении в 1999 году Гринспен разъяснял, что отмена означает меньшее, а не большее регулирование вновь создаваемых финансовых конгломератов, вступая тем самым на прямую дорогу к нынешнему фиаско: «Когда мы стоим на пороге двадцать первого века, остатки философии девятнадцатого века проверки банков упадут на обочине. Банки, конечно, по-прежнему нужно будет контролировать и регулировать, в немалой степени потому, что они подпадают под действие сети гарантий. Моя позиция в том, однако, что характер и масштабы этой деятельности должны прийти более в соответствии с рыночными реалиями. Кроме того,к банковским партнерам не нужно – на самом деле, нельзя — применять регулирование, подобное банковскому» (выделено автором -прим.перев.) [8]

Распад банковских холдингов с присущим им конфликтом интересов, в результате чего десятки миллионов американцев оказались безработными и бездомными в течение депрессии 1930-х годов, был именно той причиной по которой в первую очередь Конгресс принял закон Гласса-Стигала.

«… стратегии, невообразимые десять лет назад…» New York Times описывала новый финансовый мир, созданный отменой ограничений Гласса-Стигала, в июньском очерке о Goldman Sachs в 2007 году, за несколько недель до наступления кризиса sub-prime: «В то время как Уолл-Стрит еще делает деньги, консультируя компании по вопросам слияний и фиксируя эти сделки, реальные деньги - огромные деньги - делаются торговым и инвестиционным капиталом с помощью глобального массива сногсшибательных продуктов и стратегий, невообразимых десять лет назад». Они имели в виду революцию секьюритизации.

Times процитировал председателя Goldman Sachs Ллойда Бланкфейна о новых финансовых инструментах секьюритизации, хеджевых фондах и деривативах в мире: «Мы прошли полный круг, потому что это именно то, что Ротшильды или ДжиПи Морган делали в пору своего расцвета. Именно закон Гласса-Стигала вызвал отклонение от прямого пути» [9]

Бланкфейн, как и большинство банкиров с Уолл-Стрита и финансовых инсайдеров, рассматривал «новый курс» правительства Рузвельта как аберрацию, открыто призывая к возвращению ко временам ДжиПи Моргана и других магнатов «позолоченного века» злоупотреблений 1920 годов. Гласс-Стигал, аберрация по Бланкфейну, была, наконец, ликвидирована, благодаря Биллу Клинтону. Goldman Sachs был основным вкладчиком в избирательную кампанию Клинтона, и даже направил к Клинтону своего председателя Роберта Рубина в 1993 году, сначала в качестве «экономического царя», а затем в 1995 году в качестве секретаря Казначейства США. Сегодня еще один бывший председатель Goldman Sachs, Генри Полсон, снова занимает должность секретаря Казначейства США, но уже при республиканце Буше. Власть денег не знает партий.

Соучредитель Института экономической политики Роберт Куттнер, выступал перед Комитетом по вопросам банковской деятельности и финансовых услуг США конгрессмена Барни Франка в октябре 2007 года, вызывая призрак Великой депрессии:

«С момента отмены Гласса-Стигала в 1999 году, после более десяти лет фактических посягательств, супер-банки смогли вновь установить в законодательном порядке те же виды структурных конфликтов интересов, которые были распространены в 1920 годах - кредитование спекулянтов, упаковка и страховка кредитов и последующая их продажа оптом или в розницу, и взимания платы за каждый шаг на этом пути. И многие из этих бумаг являются еще более непрозрачными для банковских ревизоров, чем во времена их коллег в 1920-х. Значительная часть из них вообще не являются бумагами, и весь процесс нагнетается с помощью компьютеров и автоматизированных формул». [10]

Комментатор Dow Jones Market Watch Томас Костиген, писавший в первые недели разворачивающегося кризиса sub-prime, отметил роль отмены ограничений Гласса-Стигала в открытии широкой дороги для мошенничества, манипуляций и эксцессов кредитного левереджа в растущем мире секьюритизации :

«Было время, когда банки и брокерская деятельность были отдельными предприятиями, объединение им запрещалось во избежании конфликтов интересов, финансового краха, монополии на рынках, всех этих вещей вместе.

В 1999 году закон, запрещавший сочетание брокерской и банковской деятельности, Закон Гласса-Стигала 1933 года, был отменен, и вуаля! финансовый супермаркет вырос на месте того, что мы знаем как Citigroup, UBS, Deutsche Bank и др. Но сейчас, когда эти банки, кажется, споткнулись на своей некачественной ипотеке, стоит просить, привели бы их ошибки к такому масштабу опустошения на остальной части финансовых рынков, если бы ограничения Гласса-Стигала оставались на месте ?

Разнообразие всегда вело к снижению риска. И Гласс-Стигал сохранял разнообразие, разделив финансовые мощь на банки и брокерские конторы. Гласс-Стигал был принят конгрессом, чтобы запретить банкам приобретать в собственность брокерские конторы с полным набором услуг и наоборот, так как инвестиционно-банковская деятельность, такая, как гарантирование вкладов корпоративных и муниципальных ценных бумаг, не может быть поставлена под сомнение, а также для изоляции банковских вкладчиков от рисков крушения фондового рынка, подобного тому, что стал причиной Великой депрессии.

Но поскольку банки все чаще посягали на бизнес с ценными бумагами, предлагая торговые скидки и взаимные фонды, индустрия ценных бумаг протестовала. Таким образом, в том 1999 году запрет закончился, и финансовые гиганты пошли в атаку. Citigroup проложила путь, а другие последовали. Мы увидели как были поглощены Smith Barney, Salomon Brothers, PaineWebber и многие другие известные брокерские бренды.

Предполагается, что на брокерских фирмах должна быть китайская стена, которая разделяет инвестиционный банкинг от торговой и исследовательской деятельности. Такое разделение должно удерживать торговых агентов от оказания давления на своих коллег аналитиков, чтобы те выдавали бы лучшие результаты для клиентов, все во имя увеличения их общей итоговой строки в годовом отчете.

Ну, мы видели, насколько хорошо эти стены держались в времена расцвета эпохи dot.com, когда смехотворно высокие оценки выдавались корпорациям, гарантом (underwriter) которых по случайности выступала та же фирма, которая также торговала их ценными бумагами. Когда такие стены ставились внутри их новых банковских домов, то на них появлялись трещины и, все более очевидно, они игнорировались.

Никто реально не интересовался новой причудой предоставлять обеспечение банковского долга по закладным в виде нескольких различных типов финансовых инструментов и продавать их через другое подразделение того же самого учреждения. Этим начали интересоваться только сейчас …

Когда банки усердно и тщательно исследуются аналитиками ценных бумаг третьей стороны, то возникает больше вопросов, чем в том случае, когда исследование ведется людьми, которые ходят в тот же самый кафетерий. Кроме того, сборы, сделки и тому подобное стали бы делом независимых торговых агентов, а это означает, что люди сбивали бы цены и выясняли бы детали гораздо больше, для увеличения своих собственных прибылей, - вместо того, чтобы работать в команде для увеличения общего премиального фонда.

Гласс-Стигал, по крайней мере, давал то, что следует из его названия: прозрачность (Glass = стекло, -прим.перев). Это лучше всего достигается, когда всматриваются лица извне. Когда же все находятся внутри рассматриваемого объекта, то они смотрят наружу и видят одно и то же. Это не хорошо, потому что тогда вы не можете видеть вещи надвигающиеся (или падающие), и каждый подвержен падению крыши.

Конгресс в настоящий момент проводит расследование ипотечного фиаско sub-prime. Законодатели рассматриваютужесточение правил кредитования, считают вторичных покупателей долговых обязательств ответственными за практику злоупотреблений, и, на позитивной ноте, даже берут на поруки некоторых домовладельцев. Эти временные меры помощи, однако, не починят то, что сломано: система конфликтов, которая возникла, когда продавцы, торговцы и оценщики принадлежат к одной и той же команде. [11] (выделено автором — прим.перев.)

Еще не высохли чернила на подписи Билла Клинтона, отменяющей ограничения Гласса-Стигала, а ФРС Гринспена полностью включилась в стимулирование следующего кризиса — преднамеренное создание фондового пузыря, соперничающего с 1929 годом, пузыря, который впоследствии ФРС точно так же преднамеренно хлопнет.

Азиатский финансовый кризис 1997 года, а атем российский государственный дефолт августе 1998 года создал чудесное преображение глобальных потоков капитала в пользу доллара. С Кореей, Таиландом, Индонезией и большинством новых рынков, разоренных после скоординированной, политически мотивированной атаки трех хедж-фондов США: возглавляемый Соросом Quantum Fund, Джеймсом Робертсоном Jaguar and Tiger funds и Moore Capital Management, и еще, по слухам, хедж-фонд LTCM Джона Мерриуэзера.

Влияние азиатского кризиса на доллар было заметным и подозрительно положительным. Эндрю Крокетт, генеральный управляющий Банка международных расчетов, организации ведущих мировых центральных банков в Базеле, отмечал, что хотя в 1996 году страны Восточной Азии имели комбинированный дефицит текущего счета в 33 млрд. доллара США, в результате притока спекулятивных горячих денег, «1998-1999 годах текущий счет поменял знак на 87 млрд в плюсе». К 2002 году излишек достиг впечатляющих размеров в 200 млрд. долларов. Основная часть этого излишка возвращалась в США в виде покупки задолженности Казначейства США азиатскими центральными банками, по существу финансируя политику Вашингтона, толкая вниз процентные ставки в США и подпитывая формирующуюся Новую Экономику, NASDAQ dot.com New Economy IT boom,. [12]

В ходе экстремального азиатского финансового кризиса 1997-1998 годов Гринспен отказывался действовать, чтобы облегчить финансовое давление до тех пор, пока не рухнула Азия, и Россия получила свой дефолт по государственной задолженности в августе 1998 года, а дефляция распространилась от региона к региону. Затем, когда и он и ФРБ Нью-Йорка вмешались для спасения огромного хедж-фонда LTCM, обанкротившегося в результате кризиса в России, Гринспен произвел необычно резкое сокращение процентных ставок ФРС, в первый раз на 0,50%. За этим, спустя несколько недель, последовало сокращение еще на 0,25%. Это дало мгновенный импульс нарождающемуся пузырю dot.com NASDAQ IT.

В конце 1998 года на фоне последовательных сокращений процентных ставок Федеральной резервной системы и накачивания достаточной ликвидностью, фондовые рынки США, во главе с NASDAQ и NYSE, стали разгоняться. В одном только 1999 году, когда пузырь Новой Экономики шла полным ходом, был зарегистрирован ошеломляющий рост стоимости акций, принадлежащих американским домохозяйствам, на 2,8 трлн долларов. Это составило более 25% годового ВВП, в бумажной стоимости.

Ограничения Гласса-Стигала на банки и инвестиционные банки, продвигающие акции, которые они вывели на рынок (в точности конфликт интересов, который вызвал к жизни Гласса-Стигала в 1933 году), эти ограничения исчезли. Уолл-стритовские фондовые промоутеры получали бонусы в десятки миллионов долларов за мошенническое раскручивание акций компаний сети Internet и других, таких, как WorldCom и Enron. Это снова были все те же «ревущие 1920е», но с электронными компьютеризированными турбореактивными «завлекалками».

В марте 2000 года, на самом пике биржевой мании dot.com Алан Гринспен выступил на конференции по «Новой экономике» в Бостонском колледже, где повторил свои в те времена стандартные мантры во славу ИТ-революции и об ее влиянии на финансовые рынки. В этой речи он даже превзошел предыдущие восторги фондовыми пузырями IT и их предполагаемым «обогащающим воздействием» на уровень потребления домохозяйств, который, по его утверждению, поддерживал устойчивый рост экономики США.

«В последние несколько лет стало все более очевидным, что этот бизнес-цикл отличается кардинальным образом от многих других циклов, которые характеризовали Америку после второй мировой войны», - отметил Гринспен. «Достигнуто не только рекордное по длительности расширение, но и сделано это при большем экономическом росте, чем ожидалось».

Он продолжил почти поэтически источать мед:

«Мои замечания сегодня будут сосредоточены как на том, что очевидно является источником этого впечатляющего достижения - революция в области информационных технологий… Когда историки будут изучать вторую половину 90х или два последних года, я подозреваю, что они заключат, что мы сейчас переживаем ключевой период американской экономической истории… Эти инновации, и здесь характерным последним примером служит умножившееся использование Интернета, поставили на поток запуск фирм, многие из которых претендует на возможность произвести переворот и доминировать в крупных частях национальной системы производства и распределения. И участники рынков капитала, недовольные тем, что им приходится иметь дело с быстро меняющимися сдвигами в структуре экономики, вслепую ищут адекватные оценки этих компаний. Исключительная волатильность фондовой стоимости этих новых фирм, и, по мнению некоторых, их завышенных оценка указывают на грядущие трудности предсказания особых технологий и бизнес-моделей, которые будут превалировать в ближайшие десятилетия».

Затем Маэстро перешел к своей реальной теме - способности распределять риск через технологии и Интернет, предвестник его осмысления этого едва проклюнувшегося феномена секьюритизации:

«Влияние информационных технологий стало особенно заметно в финансовом секторе экономики. Возможно, самым значительным нововведением стала разработка финансовых инструментов, которые позволяют перераспределять риски по тем сторонам, которые наиболее готовы и способны нести этот риск. Многие из вновь созданных финансовых продуктов, и в первую очередь финансовые деривативы, привносят экономическую стоимость путем разделения рисков и перемещения их в высшей степени точным способом. Хотя эти документы не могут уменьшить риски, присущие реальным активам, они могут перераспределять их таким способом, который вызывает приток инвестиций в реальные активы, и, следовательно, приводит к повышению производительности труда и уровня жизни населения. Информационные технологии сделали возможным создание, оценку и обмен этих сложных финансовых продуктов на глобальной основе…

Исторические данные свидетельствуют о том, что, может быть, от трех до четырех центов из каждого дополнительного доллара на фондовом рынке в конечном итоге отражаются на увеличении потребительских покупок. Резкое увеличение объема потребительских расходов по отношению к располагаемым доходам в последние годы, и соответствующее падение в норме сбережений, является отражением этого так называемого эффекта богатства на бытовые покупки. Кроме того, повышение фондовых цен, через снижение стоимости акционерного капитала, помогло поддержать бум в капиталовложениях.

За последние пять лет расходы, вызванные приростом капитала в акциях и домах сверх роста доходов, насколько мы можем судить, добавили в среднем примерно 1 процентный пункт к ежегодному росту валового внутреннего потребления. Дополнительный рост расходов в последние годы, который сопровождал этот прирост богатства, а также другие поддерживающие влияния на экономику, по-видимому, обеспечивались в равной степени увеличением чистого импорта, а также товарами и услугами, произведенными чистым приростом числа вновь нанятых работников сверх нормального роста численности рабочей силы, в том числе значительным чистым притоком рабочих из-за рубежа. [13]

Пожалуй, самым невероятным был выбор момента для эйфорической хвалебной песни Гринспэна благам фондовой ИТ-мании. Он хорошо знал, что последствия шести повышения процентных ставок, которые он инициировал в конце 1999 года, рано или поздно заморозят покупки акций на заемные деньги.

Пузырь dot-com лопнул через неделю после этой речи Гринспена. 10 марта 2000 года сводный индекс NASDAQ достиг своего пика в 5048 пунктов, что более чем вдвое превысило его уровень всего лишь год назад. В понедельник 13 марта NASDAX рухнул в одно мгновение на 4%.

Затем с 13 марта 2000, дойдя до самого дна, рынок потерял в стоимости ценных бумаг на сумму, номинально больше чем 5 трлн долларов, когда резкий подъем ставки Гринспеном привел к жестокому концу пузыря, наличие которого Гринспен продолжал отрицать вплоть до момента его окончания. В долларовом выражении фондовая катастрофа 1929 года выглядит как семечки по сравнению с гринспеновской катастрофой dot.com. К марту Гринспэн поднял процентные ставки в шестой раз, и этот факт привел к жестокому охлаждению спекуляций при кредитовании на рынке акций компаний dot.com.

Снова Гринспен присутствовал на каждом шагу пути, чтобы взрастить «иррациональное изобилие» рынка dot.com . Когда даже самым рядовым членам Конгресса стало ясно, что цены на акции вырвались из-под контроля, а банки и инвестиционные фонды брали взаем десятки миллиардов кредитов для спекуляций на разнице, раздались призывы, чтобы ФРС применила свою власть по поводу требований к покупке акций с частью оплаты за счет кредита.

К февралю 2000 года задолженность по марже превысила 265.2 млрд долларов, подскочив на 45 процентов всего за четыре месяца. Значительная часть прироста произошла вследствие увеличения заимствований через онлайновые брокерские конторы и направления их в акции Новой Экономики NASDAQ.

Согласно Правилам T, ФРС имеет исключительные полномочия устанавливать первоначальные требования к марже для приобретения акций в кредит, которые с 1974 года составляли 50%.

Если на фондовом рынке должно было произойти серьезное падение, то требования внести дополнительные средства вследствие неблагоприятных ценовых изменений превратили бы умеренный спад в крушение . Конгресс полагал, что именно это произошло в 1929 году, когда маржинальные обязательства составили 30 процентов на фондовом рынке стоимости. Вот почему он дал Федеральной резервной системе власть контролировать первоначальные маржинальные требования в Законе о ценных бумагах от 1934 года.

Требования 100 процентов означали бы, что даже ни одна часть закупочной цены не могла быть оплачена заемными средствами. С 1974 года был неизменным уровень 50 процентов, что позволяло инвесторам занимать не более половины покупной цены акций непосредственно у своих брокеров. К 2000 году этот маржинальный механизм действовал подобно бензину, подливаемому в бушующий костер.

По этому вопросу были проведены слушания Конгресса. Инвестиционные менеджеры таких Пол МакКалли из входящего в топ-десять мировых фондов облигаций PIMCO сообщил Конгрессу, что «ФРС должна поднять этот минимум, и поднять его прямо сейчас. Конечно же, г-н Гринспен скажет «нет», поскольку (1) он не может найти доказательств наличия взаимосвязи между изменениями маржинальных требований и изменениями в уровне фондового рынка, и (2) поскольку что увеличение маржинальных требований будет дискриминировать мелких инвесторов, чьим единственным источником кредитования на фондовом рынке является их маржинальный счет». [14]

Но перед лицом очевидного американского фондового пузыря 1999-2000 Гринспен не только неоднократно отказывался от изменения фондовых маржинальных требований, но также в конце 1990 года председатель Федеральной резервной системы фактически начал говорить в хвалебных терминах о Новой Экономике, допуская, что технологии способствовали повышению производительности. Он сознательно разжигал рыночное «иррациональное изобилиие».

С июня 1996 по июнь 2000 года индекс Доу вырос на 93%, а NASDAQ - на 125%. Общее соотношение фондовых цен к корпоративным доходам достигло рекордных вершин, не виданных со времен краха 1929 года.

Затем, в 1999 году Гринспен начал серию повышения процентной ставки, когда инфляция была даже ниже, чем в 1996 году, а производительность росла даже быстрее. Но с отказом привязать рост ставок к росту маржинальных требований, которые бы четко дали понять, что ФРС серьезно настроена охладить спекулятивный пузырь на рынке, воздействие Гринспена на экономику более высокими ставками, очевидно, было направлено на увеличение безработицы и снижение трудовых затрат во имя дальнейшего повышения корпоративной прибыли, а не для охлаждения безумия фондовых покупок Новой Экономики. Соответственно, фондовый рынок это проигнорировал.

Влиятельные наблюдатели, в том числе финансист Джордж Сорос и заместитель директора Международного валютного фонда Стенли Фишер, советовали ФРС выпустить воздух из пузыря за счет повышения маржинальных требований.

Гринспен отказался от этой более чем разумной стратегии. На слушаниях в Банковском комитете Сената США в 1996 году по поводу его повторного утверждения он сказал, что он не хотел бы дискриминировать тех, кто не богат, и поэтому нуждаются в заимствованиях для игры на фондовом рынке (sic). Как он хорошо знал, трейдеры, покупающие акции на марже, в массе своей не бедняки и нуждающиеся, но профессиональные агенты ищущие «бесплатного сыра». Интересно, однако, то что в точности тот же аргумент Гринспен будет повторять для обоснования своей пропаганды кредитования sub-prime ипотеки, чтобы позволить небогатым людям приобщиться к прелестям владения недвижимостью, порождение его политики после 2001 года. [15]

Фондовый рынок начал падать в первой половине 2000 года, и не потому, что выросла стоимость рабочей силы, а потому, что были, наконец, достигнуты границы доверия инвесторов. Финансовая пресса, включая Wall Street Journal, который год назад славословил руководителей dot.com пионерами Новой Экономики, сейчас высмеивала публику за то, что она поверила в вечный рост акций компаний, которые никогда не принесут прибыли.

Новая Экономика, как сказал один из авторов Wall Street Journal, в настоящее время «выглядит как старомодный кредитный пузырь». [16] Во второй половине 2000 года, американские потребители, чье соотношение задолженность-доход дошло до рекордно высокого уровня, начали уходить. Рождественские продажи пошли вниз, и в начале января 2001 года Гринспен отступил сам и пошел на снижение процентных ставок. В результате 12 последовательных сокращений ставки ФРС снизились с 6% вплоть до послевоенного наинизшего уровня ставки 1% в июне 2003 года.

Гринспен держал ставки ФРС на этом историческом минимуме, невиданном со времен Великой депрессии, до 30 июня 2004 года, когда он начал первое из четырнадцати будущих последовательных повышений ставки вплоть до ухода в отставку в 2006 году. Он поднял фондовые ставки ФРС от низкого уровня в 1% до 4,5% в течение 19 месяцев. В ходе этого процесса он убил пузырь, несущий золотые яйца недвижимости.

Из выступления в выступление председатель ФРС разъяснял, что его ультра-легкий монетарный режим после января 2001 года был нацелен на поощрение инвестиций в ипотечное кредитование. Этот феномен sub-prime, ставший возможным только в эпоху секьюритизации активов и отмены ограничений Гласса-Стигала в сочетании с нерегулируемой внебиржевой торговлей деривативами производных, был предсказуемым результатом преднамеренной политики Гринспена. Тщательное изучение исторических записей делает это факт совершенно очевидным.

1 Woodward, Bob, Maestro: Alan Greenspan's Fed and the American Economic Boom , Nov 2000. Книга Вудворда служит примером очаровательного обхождения, которое Гринспен получал от главных новостных агенств. Начальницей Вудворда в Washington Post была Кэтрин Мейер Грэхем (Graham), дочь легендарного инвестиционного банкира с Уолл-Стрит Андре Мейера (Meyer), и близкий друг Гринспена. Книгу можно рассматривать как часть хорошо рассчитанного создания мифа о Гринспене влиятельными кругами финансового истеблишмента.

2 Lewis vs United States, 680 F.2d 1239 (9th Cir. 1982).

3 Zarlenga, Stephen, Observations from the Trading Floor During the 1987 Crash , in http://www.monetary.org/1987%20crash.html .

4 Greenspan, Alan, Testimony before the Subcommittee on Financial Institutions Supervision, US House of Representatives, Nov. 18, 1987. http://fraser.stlouisfed.org/historicaldocs/ag/download/27759/Greenspan_19871118.pdf

5 Hershey jr., Robert D., Greenspan Backs New Bank Roles , The New York Times, October 6, 1987. .

6 Hershey, op.cit.

7 Ibid.

8 Greenspan, Alan , Statement by Alan Greenspan, Chairman, Board of Governors of the Federal Reserve System, before the Committee on Banking and Financial Services , US House of Representatives, February 11, 1999, in Federal Reserve Bulletin, April 1999.

9 Anderson, Jenny, Goldman Runs Risks, Reaps Rewards , The New York Times, June 10, 2007.

10 Kuttner, Robert, Testimony of Robert Kuttner Before the Committee on Financial Services , Rep. Barney Frank, Chairman, US House of Representatives, Washington, DC, October 2, 2007

11 Kostigen, Thomas, Regulation game: Would Glass-Steagall save the day from credit woes? , Dow Jones MarketWatch, Sept. 7, 2007, in http://www.marketwatch.com/news/story/would-glass-steagall-save-day-credit .

12 Engdahl, F. William, Hunting Asian Tigers: Washington and the 1997-98 Asia Shock , reprinted in http://www.jahrbuch2000.studien-von-zeitfragen.net/Weltfinanz/Hedge_Funds/hedge_funds.html .

13 Greenspan, Alan, The revolution in information technologyBefore the Boston College Conference on the New Economy , Boston, Massachusetts, March 6, 2000.

14 McCulley, Paul, A Call For Fed Action: Hike Margin Requirements! , testimony before The House Subcommittee on Domestic and International Monetary Policy on March 21, 2000.

15 Алан Гринспен в качестве председателя ФРС неоднократно утверждал, что невозможно судить о том, существует ли спекулятивный пузырь, пока он растет. В августе 2002 года после того, как его четкая стратегия подъема ставок ФРС стала очевидной для участников рынка, он подтвердил это: «Мы в ФРС рассмотрели ряд вопросов, связанных с финансовыми пузырями - то есть роста цен активов до неустойчивых уровней . Как показали разворачивавшиеся события, мы признали, что, несмотря на наши подозрения, это очень трудно окончательно определить пузырь до тех пор, пока тот факт, что он лопнул не подтвердит его существование» . Alan Greenspan Remarks by Chairman Alan Greenspan Economic volatility At a symposium sponsored by the Federal Reserve Bank of Kansas City, Jackson Hole, Wyoming August 30, 2002.

16 Faux, Jeff, The Politically Talented Mr. Greenspan , Dissent Magazine, Spring 2001.

Широкое преобразование американских кредитных рынков в то, что вскоре станет величайшим в мире нерегулируемым механизмом для создания частных денег, пришло в новое тысячелетие после отмены закона Гласса-Стигаля в 1999 года.

Новая финансовая система (или Новые Финансы) была выстроена кровосмесительным, тесно переплетенным, почти официальным картелем игроков по сценарию, написанному Аланом Гринспеном и его дружками из JP Morgan, Citigroup, Goldman Sachs, а также других крупных финансовых домов Нью-Йорка. По мнению своих создателей, секьюритизация собиралась обеспечить на пороге нового тысячелетия «новый» Американский Век и его финансовое господство.

Ключом к революции в сфере финансов (в дополнение к беззастенчивой поддержке со стороны ФРС Гринспена) было соучастие в ней исполнительной, законодательной и судебной ветвей правительства США вплоть до Верховного суда. Кроме того, чтобы заставить игру работать слаженно, потребовалось активное соучастие двух ведущих кредитных учреждений в мире - Moody's и Standard & Poors.

Чтобы устранить надзор, контроль и прозрачность, которые с большим трудом были достигнуты в течение прошлого века, эта революция потребовала от Конгресса и исполнительной власти неоднократно отвергать призывы к рациональному регулированию продаж в розницу производных финансовых инструментов, регулирования банков или финансов хеджевых фондов или любого из множества подобных шагов. Она потребовала от крупных государственных сертифицированных рейтинговых агентств присваивать высшие кредитные рейтинги AAA крохотной горстке плохо регулируемых страховых компаний, называемых монлайнерами (Monolines), все из которых базируются в Нью-Йорке. Монолайнеры стали еще одним важным элементом Новых Финансов.

Внутренние связи и сговор позади массовой экспансии секьюритизации среди всех этих институциональных игроков были столь очевидны и всепроникающи, что ее оказалось возможным включить в «Америка Нью-Финанс инк» и продавать акции на NASDAQ.

Алан Гринспен ожидал и поощрял этот процесс секьюритизации активов задолго до того, как он фактически взрастил феноменальный пузырь недвижимости в начале первого десятилетия нового века. В жалкой попытке снять с себя ответственность за падение рынка недвижимости Гринспен в прошлом году заявил, что проблема заключается не в ипотечном кредитовании проблемных заемщиков (sub-prime customers), а в секьюритизации кредитов сабпрайм. В апреле 2005 года он пел совершенно другие песни о секьюритизации сабпрайм. На четвертой ежегодной исследовательской конференции по связям с общественностью председатель ФРС заявил,

"Эта инновация породила множество новых продуктов, таких как сабпрайм займы и ниша кредитных программ для иммигрантов. Такое развитие событий представляет собой ответ рынка, который движет индустрию финансовых услуг на протяжении всей истории нашей страны. Благодаря этим достижениям в технологии, кредиторы воспользовались моделями оценки кредитоспособности и другие методами для эффективного кредитования более широкого круга потребителей… Ценные бумаги, обеспеченные закладными, помогли создать национальный и даже международный рынок ипотечных кредитов, и рыночная поддержка более широкого круга внутренних ипотечных кредитных продуктов стала обычным явлением. Это привело к секьюритизации целого ряда других потребительских кредитных продуктов, таких, как автомобильные кредиты и ссуды по кредитным картам".

Эта речь 2005 года была произнесена тогда, как он позднее утверждал, когда он вдруг осознал, что секьюритизация вышла из-под контроля. В сентябре 2007 года, когда кризис был в разгаре, Лесли Шталь из CBS спросил, почему же он не сделал ничего, чтобы пресечь "незаконные или сомнительные методы, о которых Вы знали, и которые имели место в сабпрайм-кредитовании". Гринспен ответил: "Эрр, я не имел понятия о том, как значительны эти практики, пока не стало слишком поздно. Я реально не понимал этого до конца 2005 и 2006 гг.". (выделено автором)

Еще в ноябре 1998 года, лишь несколько недель спустя после едва не завершившегося распадом глобальной финансовой системы краха хеджевого фонда LTCM, Гринспен сказал на ежегодном заседании Американской Ассоциации индустрии ценных бумаг: "Драматический прогресс в области компьютерных и телекоммуникационных технологий в последние годы позволил широкое развязывание рисков с помощью новаторского финансового инжиниринга. Финансовые документы ушедшей эпохи, общие акции и долговые обязательства, были пополнены широким кругом сложных гибридных финансовых продуктов, которые позволяют изолировать те риски, которые во многих случаях, кажется, являются вызовом человеческому пониманию".

Это выступление стало четким сигналом для Уолл-Стрита двинуть секьюритизацию активов в большой путь. В конце концов, не Гринспен ли только что продемонстрировал с помощью ужасных азиатских кризисов 1997/98 и системного кризиса, вызванного суверенным долговым дефолтом в августе 1998 года, что Федеральная резервная система и ее кран ликвидности стояли в полной готовности, чтобы оказать скорую помощь банкам в случае каких-либо серьезных неудач? Крупные банки, как окончательно стало ясно сейчас, были Слишком Большими, Чтобы Упасть (Too Big To Fail — TBTF).

ФРС, крупнейший и влиятельнейший в мире центральный банк, вероятно, с либеральнейшим рыночным председателем в мире Гринспеном стоял за спиной своих основных банков в новом смелом предприятии секьюритизации. Когда Гринспен говорил, что риски, "кажется, являются вызовом человеческому пониманию", он давал понять, что он понимает, по крайней мере, в первом приближении, что это была целая новая область финансового помрачения сознания и усложнения. Центральные банкиры традиционно были известны своим стремлением к прозрачности в деятельности банков и к консервативному кредитованию и практикам управления рисками банками – членами ФРС.

Самое важное, что Гринспен заверил своих уолл-стритовских друзей в Американской Ассоциации индустрии ценных бумаг в далеком ноябре 1998 года, что он сделает все возможное для того, что Новые Финансы, секьюритизация активов, оставались бы только в ведении банков для самостоятельно регулирования.

С попустительства гринспеновской ФРС лисам доверили охранять курятник. Он заявлял:

"Следствием [банковского инновационного финансового инжиниринга - прим.авт.], несомненно, стала гораздо более эффективная финансовая система… В новой международной финансовой системе, которая в результате сложилась, несмотря на последние неудачи, одним из основных факторов стал заметный рост уровня жизни в тех странах, которые решили присоединиться к ней.

Важно помнить, когда мы размышляем над регулятивным интерфейсом новой международной финансовой системы, что эта система не единственная, с которой мы сталкиваемся сегодня. Нет никаких доказательств, о которых я знаю, которые предполагают, что переход к новой передовой международной финансовой системе на основе технологий уже завершен... Несомненно, что завтра сложности превзойдут даже сегодняшние.

Таким образом, еще более важно признать, что в двадцать первом веке финансовое регулирование будет все больше полагаться на наблюдения частных контрагентов для обеспечения безопасности и надежности. Не существует никаких убедительных путей вообразить себе большую часть государственного финансового регулирования, помимо надзора за процессом. Так как сложность финансового посредничества в мировом масштабе продолжает увеличиваться, обычный надзорный процесс регулирования станет постепенно устаревать, по крайней мере, для более сложных банковских систем. (выделено автором)

Можно было бы наивно спросить, зачем же тогда передают все эти полномочия, подобные закону Гласса-Стигаля, частным банкам далеко за пределы возможной официальной регулирующей области?

Опять же в октябре 1999 года на фоне лихорадки "доткомов" и мании пузыря IT на фондовом рынке, про которые Гринспен неоднократно и упорно настаивал, что он не может их определить как пузырь, он вновь давал высокую оценку роли производных финансовых инструментов и «новых финансовых инструментов… перераспределяющими риски таким способом, что делает их более терпимым». Страхование, конечно же, является чистейшей формой этой услуги. Все новые финансовые продукты, которые были созданы в последние годы, производные финансовых инструментов, находящиеся на переднем крае, содействуют экономической выгоде путем разделения рисков и перераспределения их в высшей степени рассчитанным образом. Он говорил о секьюритизации на пороге неотвратимо приближающейся отмены ограничений Закона Гласса-Стигаля.

"Наблюдение частными контрагентами" от ФРС привело всю международную межбанковскую торговою систему к резкой остановке в августе 2007 года, когда вспыхнула паника по поводу секьюритизированных коммерческих бумаг, обеспеченных активами, фактически большинства секьюритизированных облигаций стоимостью в триллионы долларов. Последствия этого шока только начались, когда банки и инвесторы снизили цены по всей американской и международной финансовой системе. Но не будем забегать вперед в нашей истории.

В Соединенных Штатах за период с 1980 по 1994 год более чем 1600 банков, застрахованных Федеральной корпорацией страхования депозитов (ФКСД), были закрыты или получили финансовую помощь ФКСД. Это было намного больше, чем в любой другой период, прошедший с момента появления федерального страхования вкладов в 1930. Это было частью процесса концентрации в гигантские банковские группы, которые входят в следующее столетие.

В 1984 году чуть не разразилось крупнейшее в истории США банковское банкротство - падение чикагского Continental Illinois National Bank, седьмого по величине в США и одного из крупнейших в мире банков. Чтобы не допустить краха, правительство с помощью Федеральной корпорации страхования депозитов вытащили из ямы Continental Illinois, объявив 100%-ю депозитную гарантию вместо ограниченной, которую обычно давала ФКСД. Впоследствии это было названо доктриной "Слишком Большой, Чтобы Упасть" (TBTF). Аргумент заключался в том, что некоторым очень крупным банкам (потому что они слишком велики) нельзя позволить банкротиться, опасаясь цепной реакции последствий, которую это событие вызовет во всей экономике. Не прошло слишком много времени, как крупные банки поняли, что чем больше они становятся через слияния и поглощения, тем больше уверенности в том, что им достанется TBTF - обхождение. Так называемый "моральный риск" становился главной чертой крупных банков США.

Чтобы охватить очень крупные хедж-фонды (LTCM), очень крупные фондовые биржи (NYSE) и практически все крупные финансовые организации, в которых США имели стратегические карты, TBTF-доктрина была обязана расшириться в течение гринспэновского периода ФРС. И последствия обязаны были быть разрушительными. Мало кто вне элитных инсайдерских кругов очень больших организаций финансового сообщества понял даже просто то, что эта доктрина вообще существует.

Как только TBTF-принцип стал ясен, крупнейшие банки вступили в борьбу, чтобы получить еще больше. Традиционное разделение банковской системы на местные ссудосберегательные ипотечные банки, крупные международные денежные центральные банки как Citibank, JP Morgan или Bank of America, а также запрет на банковскую деятельность в более чем одном штате один за другим были ликвидированы. Это было своего рода "выравнивание игрового поля", но на уровне крупнейших банков, чтобы разровнять бульдозерами, поглотить более мелких и создать финансовые картели беспрецедентного масштаба.

К 1996 году число независимых банков сократилась более чем на одну треть с конца 1970 гг. от более чем 12000 до менее чем 8000. Доля банковских активов, контролируемых банками с более чем $100 млрд., удвоилась до одной пятой всех банковских активов США. Это было только начало. Банковская консолидация стала прямым результатом устранения географических ограничений на банковские ветвления и приобретения холдинговых компаний со стороны отдельных штатов, формализованных в Законе от 1994 года Interstate Banking and Branch Efficiency. Под лозунгом "более эффективной банковской деятельности" дарвинистское «выживает сильнейший» получило свое продолжение. Что ни в коей мере не означало, что выживает лучший. Консолидация должна была возыметь значительные последствия через десять или около того лет, когда секьюритизация расцвела в масштабах, превышающих самые смелые фантазии банков.

В 1995 году в разгар эпохи Клинтона-Рубина бывший банк Алана Гринспэна JP Morgan ввел новшество, которое революционизировало банковскую систему течение следующего десятилетия. Нанятый банком Блайт Мастерс (Blythe Masters), 34-летний выпускник Кембриджского университета, создал первые дефолтные свопы (Credit Default Swaps), производный финансовый инструмент, который будто бы позволяет банку застраховаться от дефолта по кредитам, и еще обеспеченные долговые обязательства (Collateralized Debt Obligations), облигации, эмитируемые для страхования смешанных пулов активов, своего рода кредитная производная, дающая кредит большому числу компаний в едином инструменте.

Их привлекательность заключается в том, что все проводилось вне собственных учетных книг банка, следовательно, вне рамок правил Базельского соглашения о 8% капитализации. Цель состояла в том, чтобы увеличить банковский возврат при одновременном устранении рисков, своего рода "откусить и от чужого пирога", то, что в реальном мире может быть только очень нечистоплотным.

JPMorgan тем самым подготовил почву для преобразования банковской системы США из традиционных коммерческих кредиторов в торговца кредитами, по сути, в страховщиков. Новая идея должна была позволить банкам переложить риски со своего баланса путем объединения своих ссуд и повторной продажи их в качестве ценных бумаг, одновременно покупая дефолтные свопы после синдицирования ссуд для своих клиентов. Это было призвано доказать ошеломляющее развитие, объем которого в ближайшее время будет измеряться для банков в триллионах. К концу 2007 года, по оценкам, в контрактах по дефолтным свопам насчитывалось $ 45000 млрд., давая держателям облигаций иллюзию безопасности. Эта иллюзия, однако, была построена на банковских моделях рисков предполагаемых неплатежей, которые не являются публичными, и в отличие от других такого рода моделей рисков были весьма оптимистичными. Тем не менее, самого существования этой иллюзии было достаточно, чтобы основные банки мира подобно леммингам ринулись покупать ипотечные закладные, обеспеченные или поддержанные потоком ипотечных платежей неизвестного кредитного качества, и принять на веру рейтинги AAA от Moody’s или Standard & Poors.

Точно так же, как Гринспен в качестве нового председателя ФРС обращался к своим старым дружкам в JP Morgan, когда он хотел соорудить лазейку в строгом Законе Гласса-Стигаля в1987, и так же, как он обращался к JP Morgan для тайного сотрудничества с ФРС, чтобы покупать производные на чикагском фондовом индексе MMI, чтобы искусственно манипулировать восстановлением посте октябрьского краха 1987 года, точно так же ФРС Гринспена работала с JP Morgan и горсткой других верных друзей на Уолл-Стрит, чтобы поддержать запуск секьюритизации в 1990-е годы, когда становилось все очевиднее, какие возникали ошеломляющие возможности для банков, которые были первыми и которые могли бы формировать правила новой игры, Новых Финансов.

Именно JP Morgan & Co. привел в движение большие деньги центральных банков в начале 1995 года в сторону от традиционных банковских кредитов клиентам к чистой торговле кредитами и кредитными рисками. Цель состояла в том, чтобы накопить огромные средства на банковском балансе и при этом вносить риски в учетные книги, открытое приглашение к алчности, мошенничеству и, в конечном счете, к финансовой катастрофе. Почти все крупные банки в мире от Deutsche Bank до UBS, Barclays, Royal Bank of Scotland иSociete Generale вскоре приняли это приглашение как стая восторженных слепых леммингов.

Никто, однако, даже не приблизился к горстке банков США, которые создавали правила и доминировали в новом мире секьюритизации после 1995 года, а также в выпуске производных. Эти банки, возглавляемые JP Morgan, первые начали вывод кредитных рисков с банковских балансов за счет объединения кредитов и повторной продажи пакетов, покупая защиту от неплатежей после синдицирования кредитов для клиентов. Эпоха Новых Финансов уже началась. Как и всякое крупное "нововведение" в области финансов, она начиналась не вдруг.

Спустя очень короткое время новые секьюритизирующие банки, такие как JP Morgan, начали создавать портфели долговых ценных бумаг, а затем упаковывать и продавать транши на основе вероятностей неплатежеспособности. Новая игра называлась "вдоль и поперек" и была нацелена на генерирование дохода для страховщиков-эмитентов и выдачу результатов "специализированного риска возврата" для инвесторов. Вскоре обеспеченные активами залоги, обеспеченные долговыми обязательствами залоги и даже формирующийся рынок задолженности группировались и распродавались траншами.

2 ноября 1999 года, всего лишь за десять дней до того, как Билл Клинтон подписал закон, отменяющий Закон Гласса-Стигаля, тем самым, широко распахивая двери деньгам центральных банков для приобретения без каких-либо ограничений брокерских контор, инвестиционных банков, страховых компаний и ряда других финансовых учреждений, Алан Гринспен обратил его внимание на поощрение процесса банковской секьюритизации ипотечных закладных.

В своем обращении к региональной банковской организации Американское Сообщество банкиров на конференции по вопросам ипотечного рынка председатель ФРС заявил:

Недавний рост в уровне домовладения до более чем 67 процентов в третьем квартале этого года обязано, в частности, здоровому развитию экономики с ее надежным ростом числа рабочих мест. Но часть успеха также обязана тому, что новые кредиторы, подобные вам, создали гораздо более широкий спектр ипотечных продуктов и повысили эффективность источников займов и страхования. Необходим дальнейший прогресс в оптимизации заявки на ссуду, процесса планирования и адаптации ипотеки к конкретным покупателям домов, чтобы продолжить эти достижения в домовладении… Банковское сообщество олицетворяет собой гибкость и изобретательность, требуемую для корректировки (и использования), демографических изменений и технологических прорывов, а также для создания новых форм ипотечного финансирования, которые способствуют домовладению. Что касается ФРС, мы стремимся помочь вам, обеспечивая стабильную платформу для бизнеса в целом и в области жилищного строительства и ипотечного деятельности. (Выделено автором)

Уже 8 марта того же 1999 года Гринспен выступил перед Ипотечной банковской ассоциацией, где он решительно продавливал закладные на недвижимость, обеспеченные секьюритизацией, в качестве волны будущего. Он сообщил присутствующим там банкирам:

"Большая стабильность в предоставлении ипотечного кредитования сопровождается разделением различных аспектов ипотечного процесса. Некоторые учреждения действуют в качестве залоговых банкиров, отбирающих претендентов и источники займов. Другие партии обслуживают ипотечные кредиты, функция, для которой эффективность, как представляется, достигается путем крупномасштабных операций. Третьи, в основном, стабильные финансовые базы, обеспечивают постоянное финансирование ипотечных кредитов за счет участия в ипотечных пулах. Помимо этого, некоторые другие нарезают денежные потоки от ипотечных пулов в специальные транши, которые привлекают более широкую группу инвесторов. В этом процессе ипотечные ценные бумаги запредельно выросли на ошеломляющие $ 2,4 трлн…, автоматизированное гарантийное программное обеспечение в настоящее время применяется для обработки стремительно растущей доли ипотечных заявок. Эти технологии не только сокращают время, необходимое для утверждения ипотечной заявки, они также предоставляет последовательный способ оценки заявок через ряд различных атрибутов, а также помогают убедиться, что первоначальный взнос, требования к доходам и предложенные процентные ставки более точно отражают кредитные риски. Эти события позволили индустрии легко обрабатывать экстраординарный объем ипотечных кредитов в прошлом году, особенно по сравнению со сложностями, которые были в период волн рефинансирования в прошлом. Одной из ключевых выгод новых технологий стало расширение возможностей для управления рисками (так). Заглядывая вперед, более широкое использование автоматизированного андеррайтинга (страхования – прим.перев.) и оценки кредитоспособности создает потенциал для недорогой, настроенной для каждого клиента ипотеки с ценами, учитывающими риски. С помощью кройки ипотеки с учетом потребностей отдельных заемщиков ипотечное кредитование банковской отрасли завтра будет лучше обслуживать все различные уголки ипотечного рынка". (выделено автором)

Но только после того, как ФРС проколола фондовый пузырь "доткомов" в 2000 году, и после того, как ФРС Гринспена резко уронила ставку ФРС так низко, как не видели со времен Великой депрессии 1930 года, секьюритизация активов в буквальном смысле взорвалась в многотриллионной деятельности.

Поскольку сам предмет секьюритизации выстроен с такой сложностью, никто и даже его создатели полностью не осознавали опасность распространения рисков, не говоря уже об одновременной концентрации системного риска.

Секьюритизация является процессом приобретения активов некоторыми лицами, которых иногда называют специальными целевыми компаниями (SPV) или специальными инвестиционными механизмами (компаниями) (SIV).

В этих специальных инвестиционных компаниях различные ипотечные закладные, скажем, собирались в пулы или пакеты, как они еще называются. Конкретный пул, скажем, счетов по ипотечной задолженности, теперь обретает жизнь в новой форме облигации, обеспеченной облигации, в данном случае ценной бумагой, обеспеченной закладной. Секьюритизированная облигация обеспечивалась поступлением наличных денежных средств или стоимостью базовых активов.

Это маленький шаг включал в себя комплексный переход от веры к пониманию. Он был основан на иллюзорном вторичном обеспечении, чья реальная стоимость, как это становится сейчас резко очевидно всем банкам во всем мире, была неизвестна и неизмеряема. Уже на этом этапе процесса право собственности на закладную конкретного дома в пакете становится юридически неопределенным, как я указал в первой части. Кто в этой цепочке на самом деле имеет в своем физическом владении реальную "с невысохшими еще чернилами" закладную на сотни и тысячи заложенных домов? Теперь адвокаты получат годы счастливых дней, разбирая блестящие «находки» Уолл-Стрита.

Секьюритизация обычно применяется к активам, которые были неликвидными, то есть к тем, которые было не легко продать, а это значит, что это стало общим явлением в недвижимости. И недвижимость США сегодня является одной из самых неликвидных рынках. Каждый хочет продать, и немногие хотят купить, по крайней мере, не по таким ценам.

Секьюритизация применялась для пулов лизингового имущества, жилой ипотеки, имущественных займов, студенческих кредитов, кредитных карт и других долгов. В теории все активы могли секьюритизироваться до тех пор, пока они были связаны со стабильным и предсказуемым денежным потоком. Это в теории. На практике это позволило банкам США обойти новые более жесткие Базельские правила достаточности основного капитала (Базель II), в частности направленных прямо на то, чтобы закрыть лазейку в Базель I, которая позволяла американским и другим банкам пропихивать кредиты оптом через не проходящие по банковскому учету специальные инвестиционные компания (SIV).

Секьюритизация, таким образом, преобразовывала неликвидные активы в ликвидные. В теории это делалось в результате объединения, андеррайтинга (страхования) и продажи во владение требования к потоку платежей в качестве обеспеченного активами залога (ABS). Ипотечные ценные бумаги (MBS) являются одной из форм ABS, крупнейший на сегодняшний день, начиная с 2001 года.

Именно здесь муха попадает в суп.

После того как американский рынок жилья начал еще в 2006 году свой резкий спад, и ставки на ипотечный кредит с плавающей ставкой (ARM) резко пошли вверх по всей территории США, сотни тысяч домовладельцев были вынуждены просто "уйти" от своих теперь неподъемных выплат по ипотеке или лишиться права пользования в пользу одной или другой стороны в сложной цепи секьюритизации, зачастую незаконным образом, как недавно постановил судья из Огайо. Лишенных права пользования имуществом в 2007 году было на 75% больше, чем в 2006 году, и этот процесс только начинается, он станет катастрофой для рынка недвижимости, соперничающей или, что более вероятно, превосходящей Великую Депрессию. В Калифорнии количество лишенных прав пользования выросло до ошеломляющих 421% к предыдущему году.

Этот процесс роста ипотечных неплатежей, в свою очередь, порождает бездонную дыру в основном потоке наличных платежей, предназначенных для обеспечения недавно выпущенных ипотечных ценных бумаг. Поскольку вся система была абсолютно непрозрачной, никто, и меньше всего банки, держащие эти бумаги, реально не знал в каждом конкретном случае, были ли эти ABS хорошими или плохими. Как природа не терпит пустоты, так банкиры и инвесторы, особенно глобальные инвесторы, питают отвращение к неопределенности в финансовых активах, которыми они располагают. Они относятся к ним как к токсичным отходам.

Архитекторы Новых Финансов на основе секьюритизации ипотечных закладных, однако, обнаружили, что упаковки из сотен различных ипотечных кредитов разного качества из разных частей США в одну большую MBS облигацию недостаточно. Если MBS-страховщики с Уолл-Стрита имели бы возможность продавать свои новые MBS облигации хорошо обеспеченным пенсионным фондам по всему миру, они нуждались бы в некоторых дополнительных стимуляторах. Большинство пенсионных фондов ограничено лишь покупкой облигаций, имеющих рейтинг AAA, т.е. высочайшего качества.

Но каким образом могло бы рейтинговое агентство выставить рейтинг облигации, которая составлена из мнимого потока ипотечных платежей по тысяче различных закладных по всем США? Они не могли отправить проверяющего в каждый город, чтобы взглянуть на дом и расспросить его жильцов. Кто мог бы встать за этой облигацией? Только не ипотечный банк-эмитент. Они продавали закладные сразу же и со скидкой, чтобы вывести их со своего баланса. И не специальные целевые компании, они просто там держали транзакции отдельно от операций ипотечного страхового банка. Был нужен кто-то еще. И вуаля! в игру вступила неустрашимая Большая Тройка (на самом деле, Большая Двойка) кредитных оценщиков, рейтинговые агентства.

Никогда не приходящие в отчаяние, сталкиваясь с новыми препятствиями, светлые умы в JP Morgan, Morgan Stanley, Goldman Sachs, Citigroup, Merrill Lynch, Bear Stearns и множестве других в этой игре в секьюритизацию расцветших буйным цветом после 2002 года объемов ипотечных закладных, обратились к Большой Тройке рейтинговых агентств, чтобы заполучить свои драгоценные AAA. Это было необходимо, поскольку в отличие от выпуска традиционных корпоративных облигаций, скажем, Ford’ом или GE, где позади своих облигаций стояла известная, построенная из кирпича и минометных голубых фишек компания с долгосрочной кредитной историей, в случае с ABS никто из подобных корпораций за ними не стоял. Только много обещаний о залоговых контрактах по всей Америке.

Эта ABS или, если хотите, облигация была "самостоятельным" искусственным созданием, чья законность в соответствии с законодательством США была под сомнением. Это означает, что оценка кредитным рейтинговым агентством была существенна, чтобы сделать эту облигацию внушающей доверие или, по крайней мере, придать ей "видимость доверия", как мы теперь понимаем на фоне текущего фиаско секьюритизации.

В самом сердце новой финансовой архитектуры, которая выстраивалась в течение последних двух десятилетий и более при содействии со стороны ФРС США под руководством Гринспена и последующих администраций, стояла полумонополия, находящаяся в руках трех фактически нерегулируемых частных компаний, которые присваивали кредитные рейтинги всем секьюритизированным активам, разумеется, за очень приятную плату.

Три рейтинговых агентства преобладали в мировом бизнесе кредитной оценки, крупнейшее из которых - Moody's Investors Service. В годы бума секьюритизации Moody's регулярно сообщало о свыше 50% прибылях от рейтингования. Двое других в мировом рейтинговом картеле – Standard & Poor's и Fitch Ratings. Все трое – американские компании, тесно связанные с финансовыми кругами Уолл-Стрита и финансовых учреждений США. Тот факт, что мировой рейтинговый бизнес является де-факто монополией США, был неслучайным. Так было запланировано в качестве основного столпа финансового господства Нью-Йорка. Контроль над миром кредитных оценок был для США глобальным проецированием силы, почти равносильным господству США в области ядерного оружия в качестве силового фактора.

Бывший министр труда экономист Роберт Рейх определил основной вопрос об оценщиках, их встроенный конфликт интересов. Райх отмечал, что "кредитно-рейтинговые агентства оплачиваются теми же учреждениями, что пакуют и продают ценные бумаги, которые эти агентства оценивают. Если инвестиционному банку не нравится оценка, он не должен платить за нее. И даже если ему нравится рейтинг, он платит только после того, как ценная бумага продана. Понимаете? Это, как если бы студия кинофильмов наняла бы критиков пересмотреть свои фильмы, и платила бы им только в том случае, если отзывы были достаточно положительными, чтобы заполучить много людей на показ фильма".

Рейх продолжал: "До краха результат был великолепен для кредитно-рейтинговых агентств. Прибыли Moody's более чем удвоились в период между 2002 и 2006 гг. И это был великий прорыв для эмитентов ипотечных ценных бумаг. Спрос резко возрастал, поскольку высокие рейтинги расширили рынок. Торговцы не изучали ничего, кроме рейтингов… многомиллиардное вращение музыкальной карусели. А потом музыка прекратилась".

Это ставит три глобальных рейтинговых агентства - Moody’s, S&P и Fitch – под непосредственное внимание следственных органов. Они были фактически единственными на Уолл-Стрит и среди других банков в бизнесе рейтингования обеспеченных ценных бумаг – облигаций, обеспеченных пулом ипотечных обязательств; облигаций, обеспеченных пулом долговых обязательств; секюритизированных студенческих займов; лотереи, обеспеченной облигациями и множества других.

Согласно отраслевой публикации Inside Mortgage Finance, получили рейтинг AAA от рейтинговых агентств около 25% из $900 млрд. некачественной (сабпрайм) ипотеки, выпущенной в течение последних двух лет. Что доходит до более чем $ 220 млрд. некачественных ипотечных ценных бумаг, несущих высший рейтинг AAA от Moody's, Fitch или Standard & Poors. Это то, что теперь разгоняет лавину неплатежей по закладным на дома по всей стране.

И в этот момент становится очень неуютно. Их модельные допущения, на которых они выдавали желаемые AAA аттестаты, являются секретом собственности. "Верьте нам".

По мнению экономиста, работающего в рейтинговом бизнесе США, который имел доступ к фактическим модельным допущениям, используемым Moody’s, S&P и Fitch для определения того, получит ли конкретный ипотечный пул с закладными сабпрайм рейтинг AAA или нет, они все время использовали штрафные процентные ставки периода самых низких процентных ставок после Великой депрессии, иными словами, период с аномально низкими штрафными процентными ставками, чтобы заявить путем экстраполяции, что бумаги сабпрайм были и будут в обозримом будущем AAA качества.

Риск неплатежей даже по сабпрайм ипотеке, как утверждается, "был исторически всегда бесконечно малым". Этот рейтинг ААА от Moody's, в свою очередь, позволял инвестиционным домам Уолл-Стрита бесперебойно продавать обеспеченные пулом закладных облигации (CMO) пенсионным фондам или просто любому, кто стремился "увеличить выход", но без каких-либо рисков. Так было в теории.

Как Оливер фон Швайниц указал в своей очень своевременной книге «Рейтинговые агентства: Их Бизнес, правила и ответственность», "секьюритизация без рейтингов немыслима". И в связи с особым характером активов, обеспеченных секьюритизрованными ипотечными кредитами, фон Швайниц отмечает, что эти ABS, "хотя стандартизируемые, являются одноразовыми, в то время как другие эмитированные бумаги (корпоративные облигации, государственные облигации) в основном воздействуют на игроков вторичного рынка. Вторичные игроки имеют меньше стимулов для мошенничества, чем "одноразовые эмитенты".

Или другими словами, для мошенников существует больше стимулов мошенничать с ABS, чем с традиционными эмитируемыми облигациями, гораздо больше.

В соответствии с законодательством США тройка рейтинговых агентств пользуется почти уникальным статусом. Правительственной комиссией по ценным бумагам и биржам (SEC) они признаны как национально признанные Статистические Рейтинговые организации (NRSRO). Существуют только четыре таких организаций в США сегодня. Четвертый, гораздо меньший канадский оценщик – Dominion Bond Rating Service Ltd. По существу, эта верхушка из этих троих держит квазимонополию на кредитный рейтинговый бизнес, и это во всем мире.

Единственный закон США, регулирующий рейтинговые агентства, Закон о реформе кредитных агентств 2006 года является беззубым актом, который был принят в результате краха Enron. За четыре дня до краха Enron рейтинговые агентства давали ему рейтинг "инвестиционного уровня", и потрясенная общественность потребовала хоть какого-либо контроля над оценщиками. Воздействие этого Закона на фактическую рейтинговую монополию S&P, Moody’s и Fitch было нулевым.

Европейский союз, также среагировавший на Enron и на аналогичные мошенничества со стороны итальянской компании Parmalat, призвал провести расследование, имели ли рейтинговые агентства США, оценивающие Parmalat, конфликт интересов, насколько прозрачны их методологии (не во всех), и проверить на отсутствие конкуренции.

После нескольких лет "изучения" и предположительно многих закулисных движений со стороны крупных банков ЕС, участвующих в секьюритизационных играх, Еврокомиссия объявила в 2006 году, что она будет лишь "продолжать контролировать" (так) рейтинговые агентства. Moody’s, S&P и Fitch доминируют в рейтингах ЕС. Нет никаких конкурентов.

В соответствии с законодательством США оценщики не несут ответственности за свои рейтинги, несмотря на то, что инвесторы во всем мире часто зависят исключительно от AAA или других рейтингов Moody’s или S&P в качестве подтверждения кредитоспособности, особенно в секьюритизированных активах. Закон о реформе кредитных агентств 2006 года ни в коей мере не касался ответственности рейтинговых агентств. Именно в этом смысле он является бесполезной бумагой. И это единственный закон, занимающийся оценщиками.

Как указывал фон Швайниц, "правило 10b-5 Закона о ценных бумагах и биржах от 1934 года, возможно, является наиболее важной основой для возбуждения иска о мошенничестве на фондовом рынке". Это правило устанавливало: "Должно быть незаконным для любого лица… делать какие-либо ложные заявления о существенных фактах". Это звучит как-то конкретно. Но затем Верховный Суд подтвердил в постановлении 2005 года по делу о Dura Pharmaceuticals, что рейтинги не являются "заявлением о каком-либо существенном факте", как требуется в соответствии с правилом 10b-5. Рейтинги, выданные Moody's, S&P или Fitch, являются, скорее, "просто мнением". Они тем самым защищены "правом на свободу слова", согласно Первой поправки Конституции США.

Moody’s или S&P могут сказать черт знает что, любую вещь про Enron, Parmalat или про ценные бумаги сабпрайм, какую захотят. Это свободная страна, не правда ли? Разве не каждый имеет право на свое мнение?

Суды США выносили постановление за постановлением о том, что финансовые рынки "эффективны", и, следовательно, рынки сами будут выявлятьлюбые мошенничества в компаниях или в безопасности и ценах, соответственно… в конечном итоге. Нет необходимости беспокоиться об оценщиках поэтому…

Это было то самое "саморегулирование", которое, по-видимому, имел в виду Алан Гринспен, когда он неоднократно вмешивался, чтобы выступать против любого регулирования возникающей революции секьюритизации активов.

Революция секьюритизации была вся застрахована правительственной политикой США типа "ничего не плохого слышу, ничего плохого не вижу", которые говорили, что "хорошо для Money Trust, то хорошо для нации". Это был порочный перифраз уже порочных слов 1950 года тогдашнего главы General Motors Чарльза E. Уилсона, "Что хорошо для General Motors, то хорошо для Америки".

Те ценные бумаги, обеспеченные пулом некачественных закладных, которые не оправдывали рейтинг ААА, нуждались также еще в одной критической подпорке. Умники с Уолл-Стрита выступили с оригинальным решением.

Эмитенты ценных бумаг, обеспеченных закладными, должны были предпринять то, что стало известно как узкоспециализированное страхование. Узкоспециализированное страхование для гарантии против неплатежей по секьюритизированным ценным бумагам является еще одним сопутствующим результатом секьюритизационной революции Гринспена.

Хотя узкоспециализированное страхование началось еще в начале 1970-х в качестве гарантии для муниципальных облигаций, именно гринспеновская революция секьюритизации вызвала его на поверхность.

Как заявляла их отраслевая ассоциация, "узкоспециализированная структура гарантирует, что все наше внимание уделяется добавлению стоимости клиентам нашего рынка капитала". Добавленную стоимость они, несомненно, делали. По состоянию на декабрь 2007 года было достоверно подсчитано, что узкоспециализированные страховщики, которые называют себя "финансовые гаранты", эти одиннадцать недостаточно капитализированных, слабо регулируемых монолайнеров, все базирующиеся в Нью-Йорке и регулируемые государственным страховым регулятором, выдали свои страховые гарантии, чтобы обеспечить AAA рейтинг обеспеченных активами залогам стоимостью свыше $ 2,4 трлн. (выделено автором).

Узкоспециализированное страхование стало очень важным элементом в мошенничестве, охватившем Уолл-Стрит, в этой афере, известной как секьюритизация. Выплачивая определенный налог, специализированная (отсюда термин monoline) страховая компания может страховать или гарантировать пулы некачественных ипотечных закладных на случай экономического спада или рецессии, в течение которой бедные сабпрайм домовладельцы не смогут ежемесячно вносить ипотечные платежи .

Приводя цитату с официального веб-сайта ассоциации специализированной торговли, "Ассоциация Финансовых гарантийных страховщиков, AFGI, является торговой ассоциацией страховщиков и перестраховщиков муниципальных облигаций и активов ценных бумаг. Облигации или другие ценные бумаги, застрахованные членом AFGI, имеют безусловную и безотзывную гарантию, что проценты и основная сумма будет выплачиваться вовремя и в полном объеме в случае неплатежей". Сейчас они сожалеют об этом, поскольку обнуление сабпрайм ипотеки, растущая рецессия и ипотечные неплатежи предъявляют непомерные страховые требования маленьким, плохо капитализированным монолайнерам.

Основные узкоспециализированные страховщики (монолайнеры) были едва известны: ACA Financial Guaranty Corp., Ambac Assurance, Assured Guaranty Corp. BluePoint Re Limited, CIFG, Financial Guaranty Insurance Company, Financial Security Assurance, MBIA Insurance Corporation, PMI Guaranty Co., Radian Asset Assurance Inc., RAM Reinsurance Company and XL Capital Assurance.

Осторожный читатель может задать вопрос: "Кто страхует эти одиннадцать монолайнеров, которые гарантировали миллиарды, если не триллионы в платежных потоках на протяжении последних пяти лет или около того финансовой революции ABS?"

Они сами заявляют, что "восемь фирм-членов AFGI несут рейтинг ААА требований платежеспособности и два члена фирмы несут рейтинг АА требований платежеспособности". Moody’s, Standard & Poors и Fitch дали им ААА или АА рейтинги.

Благодаря гарантии от страховщика облигаций с кредитным рейтингом ААА, стоимость заимствований была меньше, чем обычно, а количество инвесторов, желающих приобрести такие облигации, - больше.

Для монолайнеров гарантирование таких облигаций казалось свободным от риска на фоне средних штрафных процентных ставок на уровне долей процента в 2003-2006 гг. В результате монолайнеры выкупали за счет внешних займов свои активы для создания своих книг и нередко имели застрахованные риски, превосходящие в 100 или даже в 150 раз размер своей капитальной базы. До недавнего времени Ambac имел базовый капитал в $5,7 млрд. против выданных гарантий на $550 млрд.

В 1998 году нью-йоркский офис суперинтенданта государственного страхования, единственный регулятор монолайнеров, согласился разрешить монолайнерам продавать дефолтные свопы (CDS) на ценные бумаги, обеспеченные активами, такие как ценные бумаги, обеспеченные закладными. Должен был быть создан отдельный корпус компаний, с помощью которых дефолтные свопы могли бы эмитироваться банками для обеспеченных ипотекой ценных бумаг.

Переход на страхование секьюритизированных облигаций был невероятно выгоден для монолайнеров. Премии компании MBIA выросли с $ 235 млн. в 1998 году до $ 998 млн. в 2007 году. В годовом исчислении премии в прошлом году увеличились на 140%. А потом грянул кризис ипотеки сабпрайм, и музыка для монолайнеров остановилась, остановилась навсегда.

Как только начались неплатежи по входящим в облигации закладным (закладные сабпрайм, записанные в 2006 году уже не оплачивались при ставке 20% в январе 2008), монолайнеры были вынуждены вмешаться и покрывать платежи.

3 февраля MBIA сообщила о $3,5 млрд. к списанию и другим сборам только за три месяца, что привело к квартальной потере в $2,3 млрд. Это, возможно, всего лишь верхушка очень холодного айсберга. Страховой аналитик Дональд Лайт заметил, когда его спросили, каков потенциал снижения потерь: "Ответ на это никто не знает. Я не думаю, что мы узнаем это, возможно, до третьего или четвертого квартала 2008 года".

Кредитные рейтинговые агентства начали снижать рейтинг монолайнеров, лишая их призового AAA, что означает, что монолайнеры больше не смогут написать новый бизнес, а облигации, гарантированные ими, больше не будут обладать рейтингом AAA.

На сегодняшний день единственный монолайнер – кандидат на снижение у двух агентств (обычно требуемых для такого шага, чтобы влиять на компанию) - это FGIC, срезанный и Fitch и S&P. Рейтинг Ambac, второго по величине монолайнера, был сокращен до АА агентством Fitch, наряду с другими монолайнерами по целому ряду различных потенциальных предупреждений.

Рейтинговые агентства проводят "симулированный на компьютере стресс-тест", чтобы принять решение, сможет ли монолайнер "оплачивать претензии по уровню неплатежей, сопоставимому с тем, что был во времена Великой Депрессии". С каким количеством страховщики-монолайнеры могли справиться в реальном кризисе? Они сами заявляли: "Наши ресурсы оплаты претензий, доступные для поддержки гарантий наших членов … составляет более чем $ 34 миллиардов".

Эти $ 34 млрд. – капля в том, что в скором времени в течение 2008 года, как представляется, станет бездонной бочкой. Было подсчитано, что на рынке ABS примерно одна треть всех сделок была "завернута" или застрахована AAA-монолайнерами. Инвесторы требовали безопасных пакетов для волатильных бумаг или для тех, что не имеют долгосрочной истории эффективности.

По данным американской торговой группы Ассоциации индустрии ценных бумаг и финансовых рынков, в конце 2006 года в США обращалось в общей сложности обеспеченных ценных бумаг (ABS) стоимостью около $ 3,6 трлн., в том числе закладные на дома, качественные и некачественные, кредиты под залоги, кредитные карты, студенческие кредиты, автомобильные кредиты, лизинг оборудования и т.д. К счастью, не все $3,6 трлн. секьюритизации, по всей видимости, прекратили выплаты, и не все сразу. Но монолайнеры AGFI застраховали $ 2,4 трлн. из этой горы обеспеченных активами ценных бумаг за последние несколько лет. В начале февраля 2008 года частные аналитики оценивали, что потенциальные риски страховых выплат, в соответствии с оптимистическими предположениями, могут превысить $ 200 млрд. Спасение налогоплательщика в таком масштабе в предвыборный год обещает быть интересным при продаже голосов избирателей.

В целом революция секьюритизации позволила банкам вывести активы за пределы своих учетных книг в нерегулируемые непрозрачные специальные компании. Они продавали закладные со скидкой страховщикам, таким как Merrill Lynch, Bear Stearns, Citigroup и аналогичным финансовым секьюритизаторам. Затем те, в свою очередь, продавали ипотечное покрытие собственной отдельной специальной инвестиционной компании (SIV). Привлекательность автономных SIV заключается в том, что они и их потенциальные потери были, по крайней мере, теоретически, изолированы от основного банковского андеррайтинга. Если вещи вдруг, не дай Бог, сорвутся с цепи с различными ABS в руках SIV, то только SIV пострадают, не Citigroup или Merrill Lynch.

Сомнительные доходы от сабпрайм закладных и от кредитов с аналогичным низким качеством, собранных в новые обеспеченные ипотекой облигации (CMO) или аналогичные ценные бумаги, затем нередко получали инъекцию узкоспециализированного страхования, своего рода финансовую виагру для закладных мусорного качества, таких, как NINA ( Нет доходов, нет активов), "Займ лжеца" или так называемых займов под честное слово, которые были обычным явлением во времена колоссальной экономики недвижимости Гринспена вплоть до июля 2007 года.

По словам Ассоциации «Ипотечные брокеры за ответственное кредитование», группы защиты потребителей, к 2006 годы «займы лжеца» составляли ошеломляющие 62% от всех ипотечных обоснований США. В одной независимой выборочной ревизии ипотечных кредитов «под честное слово» в Вирджинии в 2006 году ревизоры обнаружили, основываясь на отчетах IRS, что почти в 60% случаев уровни доходов заемщиков были преувеличены более чем на 50%. Эти горе-заемщики под честное слово теперь получат в качестве дома ночлежку или намного хуже. Штрафные процентные ставки на эти «займы лжеца» в настоящее время прометают весь рынок недвижимости по всей территории США.

Ничего из этого не было бы возможно без секьюритизации, без всесторонней поддержки со стороны ФРС Гринспена, без отмены закона Гласса-Стигаля, без узкоспециализированного страхования, без сговора крупнейших рейтинговых агентств, а также без распродажи ипотечными банками этих рисков страховщикам, которые группировали их, оценивали и страховали все как AAA облигации.

На самом деле революция Новых Финансов Гринспена буквально широко распахнула двери для мошенничества на всех уровнях от ипотечных брокеров до кредитных учреждений на Уолл-Стрите и лондонских банков секьюритизации, до кредитных рейтинговых агентств. Выведение из-под надзора новых секьюритизированных активов стоимостью в сотни миллиардов долларов под частное "саморегулирование" между банками-эмитентами, как Bear Stearns, Merrill Lynch или Citigroup и их рейтинговыми агентствами, было равносильно поливанию водой утопленника. В части V мы обсудим последствия грандиозного строительства Новых Финансов.

Многотриллионое фиаско американской секъюритизации начало вырисовываться в июне 2007 года на фоне кризиса ликвидности в двух хеджевых фондах, принадлежащих Bear Stearns, одному из крупнейших и наиболее успешных инвестиционных банков. Эти фонды крупно вкладывались в низкокачественные ипотечные ценные бумаги. Ущерб вскоре перекинулся через Атлантику и затронул малоизвестный немецкий государственный банк IKB. В июле 2007 года филиал IKB, находящийся в его полном владении, Rhineland Funding держал примерно € 20 млрд. ценных бумаг, обеспеченных активами (Asset Backed Commercial Paper или ABCP). В середине июля, инвесторы отказались пролонгировать путем нового кредита часть секъюритизированных коммерческих бумаг Rhineland Funding. Это вынудило Европейский Центральный Банк влить рекордные объемы ликвидности на рынок,чтобы удержать банковскую систему на плаву.

Rhineland Funding попросил IKB предоставить кредитную линию. IKB дал понять, что ему не хватает денежных средств или ликвидных активов для удовлетворения просьбы своего филиала, и был спасен только с помощью чрезвычайного € 8 миллиардного кредита, предоставленного ему собственным крупным акционером, находящемся в государственной собственности — банком Kreditanstalt für Wiederaufbau, по иронии судьбы, тем самым банком, который проводил в жизнь План Маршалла по восстановлению разрушенной войной Германии в конце 1940 гг. Вскоре для всего мира стало очевидно, что новый План Маршалла или какой-либо его финансовый эквивалент оказался крайне необходим и для экономики Соединенных Штатов, однако в этот раз на горизонте пока не наблюдается возможных доноров.

Вместо того чтобы остановить панику, вмешательство Kreditanstalt für Wiederaufbau привело только к чрезмерному резервированию и к наплыву требований о возврате по всем коммерческим бумагам, выпущенным специальными инвестиционными компаниями, находящимися вне бухучета международных банков (SIVs).

Ценные бумаги, обеспеченные активами (ABCP) стали одним из основных продуктов революции секьюритизации активов, продавленной Гринспеном и финансовыми учреждениями США. Они были обособленным творением основных банков, созданным для выведения рисков за пределы банковских балансов.

Специальные инвестиционные компании (SIV), как правило, выпускали секъюритизированные ценные бумаги, подкрепленные непрерывным потоком платежей от инкассированной наличности, полученной с помощью портфеля базисных активов. ABCP были краткосрочными кредитами, обычно не более чем на 270 дней. Крайне важно то, что они были свободны от регистрационных требований по Закону США о ценных бумагах от 1933 года. ABCP зачастую состояли из пулов торговой дебиторской задолженности, дебиторской задолженности, задолженности по кредитным картам, кредитов на машины и оборудование и их аренды и обеспеченных долговых обязательств.

В случае с IKB в Германии наличность предположительно приходила из его собственного портфеля субстандартной ипотеки — обеспеченных недвижимостью долговых обязательств (CDO). Основными рисками, с которыми столкнулись ABCP инвесторы, было ухудшение активов за счет дефолтов по индивидуальным займам, именно то, что низверглось каскадом на все ипотечные рынки США летом 2007 года.

Проблема с CDO заключается в том, что однажды выпущенные, они редко продаются. Их цена вместо того, чтобы определяться рынком, была основана на сложных теоретических моделях.

Когда летом прошлого года владельцам CDO во всем мире неожиданно и срочно понадобилась ликвидность, чтобы встретить массовую распродажу финансовых инструментов на рынке, они обнаружили, что рыночная стоимость их CDO оказалась гораздо ниже балансовой. Таким образом, вместо создания ликвидности через продажу CDO они продавали высококачественные ликвидные акции голубых фишек, государственные облигации, драгоценные металлы.

А это просто означало, что кризис CDO привел к потере в стоимости и самих CDO и акций. Падение цен на акции спровоцировало цепную реакцию для хеджевых фондов. Столь резкое падение цен не предсказывалось ни одной теоретической моделью, используемых хеджевыми фондами, и привело к большим потерям в этой части рынка, которые возглавил Bear Stearns. Основные потери ведущих хеджевых фондов затем подпитывали рост неопределенности и усиливали кризис.

Это стало началом колоссального дополнительного ущерба. Все модели развалились.

Отсутствие прозрачности лежало в основе кризиса, который неизбежно и окончательно разразился в середине 2007. Это отсутствие прозрачности было связано с тем, что вместо распределения рисков на транспарентной основе, как это предусмотрено общепринятой экономической теорией, операторы рынка выбрали путь "секьюритизации" рискованных активов, продвигая высокодоходные высокорискованных активы без четкой маркировки их рисков. Кроме того, кредитно-рейтинговые агентства закрывали глаза на риски, присущие этим финансовым продуктам. А тот факт, что они редко продаются, означает что даже приблизительная стоимость этих структурированных финансовых продуктов не известна.

Банковская система столкнулась с системным кризисом на фоне краха доверия между банками на международном межбанковском рынке, сердца глобальной банковской системы, которая торгует обеспеченными активами ценными бумагами. И сейчас этот кризис угрожает эффектом домино для банков сродни тому, как это было в Европе в 1931 году, когда французские банки по политическим причинам обрушили австрийский Creditanstalt. Новые Финансы Гринспена стоят в центре новой нестабильности. Пришла Эпоха Вихрей, пародируя название его лживо написанной автобиографии.

Мировая финансовая система столкнулась с угрозой системного кризиса уже в сентябре 1998 года, когда обрушился хеджевый фонд Long-Term Capital Management (LTCM) в Гринвиче, Коннектикут. Лишь чрезвычайное скоординированное вмешательство центрального банка, ведомое гринспеновской ФРС, предотвратило тогда глобальный крах.

Этот кризис LTCM содержал зародыш всего, что сегодня происходит плохого на многотриллионом рынке секьюритизации активов. Любопытно, что и Гринспен и другие ответственные лица систематически отказывались принимать эти уроки близко к сердцу.

Номинально стартовым выстрелом для разворачивания кризиса LTCM стало событие, не предсказанное в модели рисков хедж-фонда. Его инвестиционные стратегии были основаны на том, что по их мнению, существовал предсказуемый мягкой диапазон колебаний в иностранной валюте и ценных бумагах на основе данных, полученных из исторического опыта торговли. Когда Россия заявила девальвацию рубля и объявила дефолт по своим российским государственным облигациям, параметры риска в модели рисков LTCM буквально лопнули, а вместе с ними и сам LTCM. Дефолт по суверенному долгу не был "нормальным" событием.

В отличие от предположений о рисках в каждой модели рисков, используемых Уолл-Стрит, реальный мир оказался не только не нормален, но и весьма непредсказуем.

Чтобы покрыть свои потери, LTCM и его банки начали паническую распродажу всего, что можно продать, вызвав панические продажи других хеджевых фондов и банков, чтобы закрыть открытые позиции. В результате фондовый рынок США упал на 20%, европейские рынки упали на 35%. Инвесторы искали безопасности в облигациях Казначейства США, в результате чего процентные ставки рухнули более чем на один полный пункт. В итоге инвестиции с высокой долей займов (леверидж) LTCM начали рассыпаться. К концу августа 1998 года фонд потерял 50% стоимости своих капитальных вложений.

Летом 1997 года на фоне проводимых хеджевыми фондами атак на уязвимые валюты Таиланда, Индонезии, Малайзии и других азиатских стран с высокими темпами роста (экономических "тигров") премьер-министр Малайзии Махатхир Мохамад открыто призвал к расширению международного контроля над темными спекуляциями хеджевых фондов. Он назвал имя одного из крупнейших участников азиатских атак - «Квантум Фонд» Джорджа Сороса. Из-за давления со стороны Казначейства США через государственного секретаря Роберта Рубина, бывшего главы Goldman Sachs, а также со стороны ФРС Гринспена, никакого надзора над непрозрачными оффшорными хеджевыми фондами никогда не проводилось. Вместо этого им было позволено вырасти к 2007 году в фонды, обладающие активами на более чем 1,4 трлн долларов США.

Вопрос о кризисе LTCM, который потряс основы глобальной финансовой системы, - это вопрос о том, кто был в него вовлечен, и какие экономические предположения они использовали — те самые основополагающие допущения, которые использовались для создания смертельно дефектной модели секьюритизации активов.

В начале 1998 года LTCM имел капитал 4,8 млрд. долл. США, портфель на 200 млрд. долл. США, построенный из своих заемных средств или кредитных линий, взятых из всех основных американских и европейских банков, жадных до неисчислимых прибылей успешного фонда. LTCM держал деривативов на условную стоимость в 1250 миллиардов долларов. То есть один нерегулируемый офшорный хедж-фонд держал портфель опционов и других производных финансовых инструментов на сумму в один с четвертью триллиона долларов. Никто не мог раньше даже мечтать о таких масштабах. Мечта быстро превратилась в кошмар.

На жаргоне Уолл-Стрита LTCM был фондом с весьма высоким левериджем (соотношением заемных средств к собственным — прим.перев.), невероятно высоким. Одним из его инвесторов был итальянский центральный банк, столь впечатляющая была у фонда репутация. Среди крупных глобальных банков, которые вложили свои деньги в LTCM в надежде прикоснуться к успеху и огромным прибылям, были Bankers Trust, Barclays, Chase, Deutsche Bank, Union Bank of Switzerland, Salomon Smith Barney, JPMorgan, Goldman Sachs, Merrill Lynch, Crédit Suisse, First Boston, Morgan Stanley Dean Witter; Société Générale; Crédit Agricole; Paribas, Lehman Brothers. Это те самые банки, которые выйдут на сцену менее чем через десять лет спустя в самом центре кризиса секьюритизации в 2007 году.

Выступая для прессы тогда, секретарь Казначейства США Рубин заявил: "LTCM был единственным изолированным случаем, по которому было принято решение в Нью-Йоркском Федеральном Резервном Банке, что существуют возможные системные последствия его падения, и все, что они сделали, это организовали или объединили группу учреждений частного сектора, которые тогда сделали суждение о том, что в их собственных экономических интересах".

Источником трепетного отношения к LTCM была "команда мечты", которая им управляла. Исполнительным директором Фонда и его основателем был Джон Меривезер (John Meriwether), легендарный трейдер, который покинул "Саломон бразерз" после скандала из-за покупки облигаций Казначейства США. Что не повредило его репутации. На вопрос верит ли он в эффективные рынки, он когда-то скромно ответил: "Я делаю их эффективными". Среди основных акционеров фонда были два выдающихся эксперта в "науке" о рисках, Майрон Скоулз и Роберт Мертон (Myron Scholes и Robert Merton ). Скоулз и Мертон были удостоены Шведской Академией наук Нобелевской премии по экономике в 1997 году за свою работу по деривативам. LTCM также имел ослепительный набор финансовых профессоров, докторов математики и физики и других "разработчиков новых финансовых инструментов и операций", способных изобретать чрезвычайно сложные, смелые и прибыльные финансовые схемы.

Был только один недостаток. Основные аксиомы рисков Шоулза и Мертона, допущений, на которых были построены все их модели, были неверными. Они были построены на песке, фундаментально и катастрофически неправильны. Их математические вариации моделей ценообразования предполагали существование Совершенных Рынков, рынков столь чрезвычайно глубоких, что действия трейдеров не смогут повлиять на цены. Они предполагали, что и рынки и игроки являлись рациональными. Реальность же предлагает нечто противоположное: рынки в корне иррациональны в долгосрочной перспективе. Но модели рисков ценообразования Блэка, Шоулза и других в течение последних двух или более десятилетий позволили банкам и финансовым учреждениям утверждать, что традиционное благоразумное кредитование стало старомодным. С подходящими вариантами страхования насчет риска можно уже не беспокоиться. Ешьте, пейте и веселитесь...

Что, конечно, игнорировало фактические рыночные условия в периоды каждой крупной биржевой паники с того момента, как модель Блэка-Шоулза была представлена на Чикагской фондовой бирже. Она игнорировала фундаментальную роль опционов и «портфельного страхования» в Крахе 1987 года, она игнорировала причины возникновения паники, которая в 1998 году утопила Long Term Capital Management, в котором и Шоулс и Мертон были партнерами. Уолл-Стрит вместе с экономистами и управляющими ФРС Гринспена в блаженном неведении игнорировали очевидность.

Финансовые рынки в отличие от религиозной догмы, преподаваемой во всех бизнес-школах десятилетиями, не столь гладко и хорошо следуют гауссовым кривым, выдаваемым ими за закон вселенной. Тот факт, что основные архитекторы современной теории финансового инжиниринга (новомодное серьезное звучащее наименование «финансовой экономики») все получили Нобелевские премии, придал ущербным моделям ауру папской непогрешимости. Всего лишь через три года после Краха 1987 года Нобелевский комитет в Швеции дал премию Гарри Марковицу и Мертону Миллеру. В 1997 году в разгар азиатского кризиса он выдал премию Роберту Мертону и Майрону Шоулзу.

С самого зарождения производных финансовых деривативов в 1980-х и вплоть до взрывного роста секьюритизации активов в последние десятилетия самый замечательный аспект использования некомпетентных моделей рисков заключается в том, что они так мало оспаривались.

LTCM был тузом инвестиционных банкиров Уолл-Стрита: два лауреата Нобелевской премии по экономике, которые в буквальном смысле изобрели теории ценообразования производных на все — от акций до валюты. И венчал звездный состав LTCM Дэвид Муллинс, бывший вице-председатель ФРС Алана Гринспена, который бросил свою работу с Маэстро, чтобы стать партнером в LTCM. Несмотря на все это, трейдеры LTCM, и те, кто следовал за ними к краю финансовой пропасти в августе 1998 года не хеджировали единственную вещь, с которой они и столкнулись, — системный риск. Системным риском является именно то, с чем они столкнулись после того, как произошло "невозможное событие", — российский дефолт.

Несмотря на четкие уроки из ужасающего фиаско LTCM — не существет ни одного дериватива, который застрахует вас от системных рисков — Гринспен, Рубин и нью-йоркские банки продолжали выстраивать свои модели риска, как будто ничего не произошло. Российский государственный дефолт был ими забыт как "обычное событие". Они устремились к созданию пузыря dot.com и далее к величайшему финансовому пузырю в истории человечества — пузырю секьюритизации активов в 2002-2007 гг.

Риск и его оценки не умещаются в колоколо-образные кривые ни на одном финансовом рынке. В 1900 году безвестный французский математик и финансовый спекулянт Луи Бачелье (Louis Bachelier) утверждал, что изменения цен на облигации или акции следуют колоколо-образным кривым, которые немецкий математик Карл Фридрих Гаусс разработал в качестве модели для описания статистических вероятностей для различных событий. Эти кривые допускали слабую форму случайности в колебаниях цен. Это была своего рода полезная алхимия, но все же алхимия.

Допущение, что финансовые колебания цен ведут себя принципиально как гауссиана, позволило разработчикам Уолл-Стрита наладить бесконечный поток новых финансовых продуктов, каждый следующий еще более загадочный и изощренный, чем предыдущий. Теории были модифицированы. Был добавлен "Закон больших чисел", утверждающий, что стоимость стремится к стабильному значению в долгосрочной перспективе, если число событий становится достаточно большим (как при подбрасывании монетки). Закон больших чисел, который на самом деле не имеет отношения к науке, позволил банкам , таким как банки, как Citigroup или Chase выпустить сотни миллионов карт «Виза» безо всякой проверки кредитоспособности, базируясь на данных, свидетельствующих о том, что в "нормальные" периоды дефолты по кредитным картам были настолько редки, что не заслуживали рассмотрения.

Проблемы с моделями, основанными на гауссовой кривой распределения или на законе больших чисел возникают тогда, когда времена перестают быть обычными, например, резкий экономический спад подобный тому, как сегодня экономика Соединенных Штатов начинает испытывать, спад, сопоставимый, возможно, только с тем, что произошел в 1931-1939 годах.

Замечательный факт заключается в том, что американские экономисты-академики и банкиры-инвесторы с Уолл-Стрит, управляющие ФРС, секретари Казначейства, жюри шведской Нобелевской премии по экономике, министры финансов Англии, ее деловые круги и банкиры, правление Банка Англии, и это только ведущие фигуры, все они были готовы закрыть глаза на тот факт, что экономические теории, теории поведения рынка, теории риска цены на производные финансовые инструменты не были способны предсказывать события, не говоря уже о предотвращении нелинейных сюрпризов. Они не смогли спрогнозировать, что лопнут спекулятивные пузыри, ни в октябре 1987 года, ни в феврале 1994 года, ни в марте 2002 года и самое окончательное — ни начавшийся с июня 2007 года процесс. Это случилось потому, что в первую очередь сама модель создавала условия, которые вели к еще более крупным и разрушительным пузырям. Финансовая Экономика была ничем иным, как другим термином для безудержной спекулятивной невоздержанности.

Теория, неспособная объяснить такие основные определяющие внезапные события, несмотря на все Нобелевскии премии, не стоит даже бумаги, на которой она написана. Тем не менее, управляющие Федеральной резервной системой США и, прежде всего, Алан Гринспен, секретари Казначейства США Роберт Рубин, Лоуренс Саммерс и Генри Полсон тщательно следили за тем, чтобы Конгресс так и не наложил законодательные и нормативные ограничения на экзотические финансовые инструменты, которые были созданы на основе теории, не имеющей никакого отношения к реальности.

29 сентября 1998 года агентство Рейтер сообщило, что "ни одна попытка регулировать производные, даже после краха — и спасения — LTCM не увенчались успехом. Распоряжением, утвержденным вечером в понедельник представителями Конгресса и Сената, CFTC (правительственное учреждение, номинально надзирающее над торговлей производными) было запрещено расширять свое регулирование производных. Ранее в этом месяце председатель-республиканец Комитета по сельскому хозяйству Конгресса и Сената запросил ограничить регулирующие функции CFTC в области внебиржевой торговли деривативами, отражая опасения отрасли". Слово "отрасль", конечно же, означало крупные банки.

Рейтер добавил, что, "как только первоначальный предмет регулирования стал предметом обсуждения со стороны CFTC, и председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен и Секретарь Казначейства Рубин грудью встали на защиту отрасли, утверждая, что она не нуждается в регулировании, и что регулирование приведет к выводу бизнеса зарубеж".

Сочетание неустанных отказов разрешить регулятивный надзор за взрывоопасными новыми финансовыми инструментами от кредитных дефолтных свопов до ипотечных ценных бумаг и мириада им подобных экзотических "распределяющих риски" финансовых инноваций, вместе с окончательной отменой в 1999 году Закона Гласса-Стигала, строго разграничивающего коммерческие банки, страхующие ценные бумаги, от кредитных банков, - все вместе открыло путь к тому, что июнь 2007 года дал старт второй Великой депрессии, менее чем через столетие. Началось то, что в будущем историки будут описывать как окончательное прекращение существования Соединенных Штатов в качестве доминирующей глобальной финансовой власти.

Уроки российского дефолта 1998 г. и системный кризис LTCM были забыты главными игроками нью-йоркского финансового истэблишмента уже через несколько недель. Поддерживаемые с флангов вундеркиндами-разработчиками новых технологий из MBA, вооруженные гауссовыми кривыми и фатально ущербными моделями рисков, финансовые гиганты банковского сообщества США запустили волну мега-слияний и начали создавать оригинальные способы выведения кредитных рисков из своих учетных книг. Что открыло двери для величайшей эпохи корпоративного и финансового мошенничества в мировой истории — золотую лихорадку секьюритизации активов.

На фоне окончательной отмены в конце 1999 года Закона Гласса-Стигала и активных призывов Гринспена и Рубина у банков теперь были развязаны руки, чтобы свободно скупать конкурентов по всему спектру: от страховых компаний до потребительского кредитования или финансирования недвижимости. Ландшафт американской банковской системы претерпел радикальные изменения. Революция секьюритизации активов революции была на старте.

После отмены ограничений Гласс-Стигаля только банковские холдинги и второстепенные чисто кредитные банки остались под непосредственным контролем Федеральной резервной системы. Если Citigroup решала закрыть отделение своего Citibank в неблагополучном квартале и вместо этого иметь новую полностью принадлежащая ей дочернюю фирму CitiFinancial, которая специализируется в «неблагополучном» (subprime) кредитовании, то CitiFinancial могла уже действовать, расчитывая на совершенно иное, более либеральное регулирование.

CitiFinancial выдавала ипотечные кредиты отдельно от Citibank. Группы защиты потребителей обвиняли CitiFinancial в специализации на "грабительских кредитах", в которых недобросовестные ипотечные брокеры или продавцы всучивали кредиты семьям или индивидуалам, не заботясь об их понимании риска такого прибретения или их способности справляться с рисками. И Citigroup является лишь наиболее типичным из большинства крупных банков.

8 января 2008 года Citigroup с большой помпой объявила о публикации своей сводной книги "Бизнес жилищной ипотеки в США", включая происхождение закладных, обслуживание и секьюритизацию. Любопытно, что в публикации была опущена CitiFinancial, дочерняя фирма с наибольшими рисками.

Это означает также, что теперь банк-кредитор больше не волнует возврат или невозврат этого кредита.

Движущей силой, толкающей банки к секьюритизации и быстрому разрастанию внебалансовых рисков, включая позиции деривативов с высоким левериджем, было Базельское Соглашение для межбанковских интернациональных расчетов о достаточности основного капитала 1987 года, известное сегодня как Базель I. Это соглашение между центральными банками крупнейших мировых экономик требовало от банков оставлять 8% от нормального коммерческого кредита в качестве резерва на случай возможных в будущем дефолтов. Бывшие в то время еще в новинку инновации финансовых производных инструментов не были упомянуты в Базеле I по настоянию США.

Соглашение изначально было задумано германским ультра-консервативным Бундесбанком и другими европейскими центральными банками, чтобы обуздать все более спекулятивные японские и американские банковские кредиты, которые вели к наихудшему со времен 1930-х банковскому кризису. Первоначальная цель Базельского соглашения была в том, чтобы принудить банки к снижению кредитных рисков. Фактические последствия для банков США были как раз обратными. Они вскоре обнаружили зияющую дыру – внебалансовые операции, особенно, производные позиции и секьюритизацию. Поскольку они оказались вне рамок Базеля I, банкам не было необходимости выделять какой-либо основной капитал для покрытия возможных потерь.

Элегантность секьюритизации кредитов, таких, как ипотечные кредиты на жилье, для банка-эмитента состоит в том, что он может взять долг или закладную и сразу же продать их или секъюритизатору или андеррайтеру, который упаковывает сотни таких займов в новую ценную обеспеченную активами облигацию (ABS). Эта, казалось бы, гениальная инновация является гораздо более опасной, чем это может показаться. Кредитным банкам больше нет необходимости 20-30 лет заботиться об ипотечном кредите в своих учетных книгах, как это было раньше. Они продавали его со скидкой и использовали наличные, чтобы запустить следующий раунд выдачи кредитов.

Это означает также, что теперь банк-кредитор больше не волнует возврат или невозврат этого кредита.

Вскоре кредитные банки США осознали, что они обнаружили золотое дно куда большее, чем в дни калифорнийской золотой лихорадки. Банки поняли, что они сделают деньги просто на объемах займов и перепродаже их секъюритизаторам, не заботясь о том, способен ли заемщик под заклад, скажем, дома обслуживать долг в течение следующих десятилетий.

Вскоре для банков стало обычным отдавать свое ипотечное кредитование на аутсорсинг внештатным брокерам. Вместо того чтобы проводить свои собственные проверки кредитоспособности, они стали полагаться, зачастую исключительно, на различные кредитные опросники в Интернет, как в случае кредитных карт Виза, когда никаких дополнительных проверок не проводится. Стало распространенной практикой для ипотечных кредиторов предоставлять брокерам стимулирующие бонусы за привлечение большего /объема подписанных ипотечных кредитов, а это еще одна возможность для массового мошенничества. Банки получали больше выгоды от высоких объемов кредитования, а затем продажи их для секьюритизации. Мир традиционного банкинга переворачивался с ног на голову.

Поскольку для банка уже не было стимула обеспечивать надежность заемщика на основе минимальных взносов наличными и исчерпывающих проверок кредитной истории, многие банки США, просто для того, чтобы взболтать займы и возвраты, выдавали то, что они цинично называли "Кредиты лжецам". Они знали, что этот человек лжет о своих доходах и расходах, лишь бы обрести дом своей мечты. Их это просто не волновало. Они продавали этот риск еще до того, как высыхали чернила на закладной.

После 2002 года для таких кредитов появилась и новая терминология, например, закладные "NINA" (No Income, No Assets) — нет доходов, нет активов. "Нет проблем, мистер Джонс. Вот 400 000 долларов для вашего нового дома, наслаждайтесь".

Поскольку Закон Гласса-Стигаля больше не является препятствием, банки могут создавать множество полностью им принадлежащих, но отдельных предприятий, чтобы продолжать бум ипотечного бизнеса. Гигантом этого процесса является Citigroup, крупнейшая банковская группа США с более чем 2,4 триллионами долларов основных активов.

Citigroup включала в себя Travelers Insurance – регулируемый государством страховщик. Она включала в себя старый Citibank – огромный банк кредитования физических лиц. Она включала в себя инвестиционный банк Smith Barney. И она же включала в себя агрессивного сабпрайм кредитора CitiFinancial, по сообщениям многочисленных потребителей, одного из самых агрессивных и хищных кредиторов, всучивавшего сабпрайм займы часто неграмотным или неплатежеспособным заемщикам, часто в бедных черных или испаноязычных районах. Citigroup включала Universal Financial Corp. , одного из крупнейших национальных эмитентов кредитных карт, который использовал так называемый закон больших чисел, чтобы нарастить свою клиентскую базу среди все более и более щекотливых кредитных рисков.

Citigroup также включала в себя второй по величине банка в Мексике Banamex и крупнейший банк в Сальвадоре Banco Cuscatlan. Banamex был одним из главных обвиняемых в связи с отмыванием денег в Мексике. Ничто не чуждо Citigroup. В 1999 году Конгресс США и GAO вели расследование в Citigroup по поводу незаконного отмывания 100 млн. долларов наркоденег для Рауля Салинаса, брата тогдашнего президента Мексики. Следствие также обнаружило, что банк отмывал деньги для коррумпированных чиновников от Пакистана до Габона и Нигерии.

Финансовый бегемот Citigroup был всего лишь типичным примером того, что произошло с американской банковской системой после 1999 года. Это совершенно другой мир, совершенно отличающийся от всего, что было прежде, возможно, за исключением эксцессов в “ревущих” 1920-х. Степень кредитного мошенничества и злоупотреблений, которые последовали в новую эру секьюритизации активов, была невообразимой.

Одна из потребительских организаций США задокументировала некоторые самые распространенные хищные практики кредитования бума недвижимости:

"В Соединенных Штатах в течение первого десятилетия 21 века существует множество заведений, предлагающих такие займы. Некоторые старые (Household Finance и его сестра Beneficial, например), другие новомодные, такие как CitiFinancial. Обе предлагают кредит по ставкам более тридцати процентов. Бизнес бурно развивается: по словам Уолл-Стрит, он растет слишком хорошо, чтобы его упустить. Citibank платит пять процентов по вкладам, которые собирает. Его аффилиированные кредитные акулы требуют в четыре раза больше, даже если кредит обеспечен заемщиком собственным домом. Это предложение беспроигрышное. Даже если экономика идет вниз, они могут принимать и перепродавать закладные. Это глобальный бизнес: Гонконгская и Шанхайская банковская корпорация, теперь HSBC, хочет экспортировать его в восемьдесят с лишним стран, в которых она имеет сеть своих представительств. Институциональные инвесторы любят бизнес-модели, и инвестиционные банки секьюритизируют кредиты. Мы определим эти причудливые термины в процессе. Корень же, однако, - это исходный материал, на котором зиждется вся эта пирамида, одиночный потребитель того, что называется пунктом продажи… пункты и сборы добавляются к деньгам, которые даются в кредит. CitiFinancial и Household Finance, оба предполагают, что страхование необходимо. Оно имеет ряд разновидностей — страхование жизни, недееспособности, безработицы и имущества, - и почти во всех случаях включено в сумму займа, проценты начисляются еще и на это. Это называется "единовременный страховой взнос" - вместо выплат взносов каждый месяц для покрытия собственно долга, вы сразу оплачиваете деньгами, данными вам под проценты. Если вы выбираете рефинансирование, то вы не сможете получить эти деньги назад. Эти деньги выброшены на ветер, но в момент продажи это часто проходит незамеченным.

Возьмем, например, покупку мебели. Например, спальня, и установим ее стоимость в две тысячи долларов. ЭтикеткапредлагаетEasy Credit, иногда написаны буквы EZ. Покупатель мебели не может сразу выплатить такую сумму. Для этого он обращается к CitiFinancial, в HFC или, возможно, Wells Fargo. Несмотря на то, что Федеральная резервная система ссужает деньги банкам на пять процентов ниже, эти банковские филиалы требуют двадцать или тридцать или сорок процентов. Вам всучат также страховку по вашей мебели: чтобы защитить вас, они говорят, чтобы ее не отобрали в случае смерти или потери работы. Перед тем как расплатиться по этой задолженности, живой вы или мертвый, вы заплатите больше, чем стоимость роскошного автомобиля или склепа со швейцаром.

На полпути вы получите заманчивое предложение: если вы объявите свой дом в качестве залога, ваша ставка может быть снижена, и срок может быть продлен. Двадцатилетняя ипотека, фиксированная или плавающая. Ставка будетвысокой, а правилане объявлены. Например, если вы вернете кредит слишком быстро, с вас будет взиматься штрафная пеня за это. Или вы будете платить медленно, а вас затем попросят заплатить больше, в том, что что они называют последняя выплата по займу. Если вы не сможете, это нормально: они знали, что вы не сможете. Целью является рефинансирование займа и нагрузка вас еще большим количеством поборов.

В прошлых веках это называлось долговая кабала. Сегодняэтосудьбатакназываемого сабпрайм-холопа. Целых двадцатьпроцентовамериканскихсемейописываютсякак сабпрайм-заемщики. Но лишь половина людей, которые получают сабпрайм-кредиты, способны заплатить обычные ставки в соответствии с распоряжениями Fannie Mae и Beltway. Тут действует закон джунглей: единственное правило - Покупатель Остерегайся. Но это помогает лишь некоторым.

Почему же переплачивается так много? В тех районах страны с низким уровнем доходов, которые иногда называются гетто или более поэтическим эвфемизмом — «внутренний город», наблюдается отсутствие банковских филиалов. В конце 20 века многие финансовые учреждения оставили неблагополучные кварталы в беде. Они отказались ссужать деньги, они отказались выписывать страховые полисы.

В 1980-х гг. автор этих строк брал интервью у одного видного банкира с Уолл-Стрит в то время, когда он восстанавливался после своего рода перенапряжения. Я спросил о его банковском бизнесе в Кали, Колумбия, во времена расцвета кокаинового картеля там. Не называя ни имен, ни источников, он сказал, что "банки в буквальном смысле пойдут на убийство, чтобы заполучить часть этого бизнеса, настолько он прибыльный". Очевидно они перешли к сабпрайм-кредитованию (кредитованию ненадежных заемщиков — прим.перев.) с аналогичными мыслями в голове, и прибыли здесь столь же огромны, как и при отмывании барышей наркобизнеса.

Алан Гринспен открыто поддержал расширение банковского кредитования беднейших жителей гетто. Эдвард М. Грамлич, управляющий Федерального резерва, который умер в сентябре 2007 года, почти семь лет назад предупредил о том, что стремительно растет новое поколение кредиторов, заманивающих многих людей в рискованные ипотеки, которые те не могут себе позволить. Когда Грамлич в частном порядке призвал экспертов ФРС расследовать деятельность ипотечных кредиторов, связанных с национальными банками, он получил отпор от Алана Гринспэна. Гринспен управлял ФРС почти как абсолютный монарх.

Выявляя то, что является, конечно, лишь верхушкой очень обширного айсберга мошенничества, ФБР недавно объявило о расследовании в 14 компаниях случаев возможного мошенничества, инсайдерской торговли или других нарушениях, связанных с ипотечным кредитованием, предоставленным рискованным заемщикам. ФБР объявило о том, что расследованию подвергаются компании по всей индустрии финансовых услуг, от ипотечных кредиторов до инвестиционных банков, которые пакуют ипотечные кредиты в ценные бумаги, продаваемые инвесторам.

В то же время органы власти в Нью-Йорке и Коннектикуте вели расследование, скрывали ли банки Уолл-Стрит важную информацию о наиболее высоко рискованных займах, сгруппированных в ценные бумаги, продаваемые инвесторам. Генеральный прокурор Коннектикута Ричард Блюменталь сказал, что он и генеральный прокурор Нью-Йорка Эндрю Куомо изучали, раскрывали ли банки надлежащим образом высокий риск дефолта по так называемым "исключительным" займам (которые считаются даже более рискованными, чем низкокачественные займы) при продаже этих ценных бумаг инвесторам. В ноябре прошлого года Куомо прислал судебные повестки финансируемым правительством ипотечным компаниям Fannie Mae и Freddie Mac, чтобы расследовать, как он утверждал, конфликт интересов в области ипотечного кредитования. Он заявил, что он хотел бы узнать о закладных на миллиарды долларов, которые они купили у банков, в том числе у крупнейшего ссудо-сберегательного банка США Washington Mutual Inc., и каким образом они были оценены.

ФБР говорит, что изучает практику сабпрайм-кредиторов, а также возможное мошенничество в учетных книгах, совершаемых финансовыми компаниями, которые проводят эти займы по своим балансам или секьюритизируют их и продают другим инвесторам. Morgan Stanley, Goldman Sachs Group Inc. и Bear Stearns Cos., все признали в регулятивных учетных документах, что они откликались на запросы из различных точно не установленных регулирующих и правительственных учреждений о предоставлении информации.

Один бывший брокер недвижимости с северо-западной части тихоокеанского побережья, который вышел из бизнеса из-за неприятия давления и впаривания ипотеки неквалифицированным заемщикам, рассказал автору этих строк о некоторых из наиболее типичных практик хищных брокеров на своей памяти:

Текущее сабпрайм-фиаско - сущий кошмар, но и качественные обеспеченные закладными активы содержат потенциал для ошеломляющей катастрофы. Первая "икота" (второе значение — внезапное изменение конъюнктуры — прим.перев.) случилась в июле-августе 2007 года - это было сабпрайм-фиаско, но в ноябре 2007 года раздался следующий. В ноябре 2007 г. качественные пулы закладных были скорректированы в сторону повышения.

Это означает, что в "юбилей предоставления кредита" плавающая процентная ставка будет отрегулирована в сторону повышения. Это происходит потому, что обеспеченная закладными ценная бумага была "куплена" при ставке-приманке, как правило, в один или полтора процента. Выплаты, производимые по такой ставке, хотя и очень привлекательны, не приводят к снижению основного долга и даже порождают некоторые недовыплаченные проценты, которые плюсуются к самой ссуде. Заемщикам позволено платить проценты по ставке-приманке весь первый год, даже несмотря на то, что ставка оправдывает только первый месяц.

Обеспокоенность в связи с этой "отрицательной амортизацией", при которой задолженность по кредиту становится больше, чем рыночная стоимость этого имущества, была снята ссылкой на рост стоимости недвижимости в связи с созданным банками пузырем, о котором говорилось, что он является нормальным явлением, и можно исходить из того, что он продолжится. Все это продвигалось со стороны кредиторов, которые направляли армии рекламщиков, то есть продавцов, к ипотечным брокерам, чтобы объяснять, как это будет работать.

Плавающие процентные ставки по кредитам с залогом дома были суммой банковской прибыли - маржи - и некоторых объективных показателей стоимости заемных средств в банке, известных как индекс. Использовались индексы, сгенерированные различными видами экономической деятельности, - что банки по всей стране платят за 90-дневные CD, или что банки на Лондонской межбанковской бирже (LIBOR) платят за доллары. Добавление маржи к индексу производит истинную процентную ставку по кредиту — ставку, по которой после 30 лет платежей кредит будет полностью выплачен ( "амортизирован"). Это называется "полностью индексированная ставка".

Я собираюсь выбрать произвольно 6% в качестве "реальной" процентной ставки (3% маржи + 3% индекса). Для кредита на сумму 250000,00 долл.США ежемесячные выплаты в размере 1% составят 804,10 долл., что является платежом "ставки-приманки", исключая налоги и страховку. Это должно корректироваться с учетом изменений в индексе, но маржа остается постоянной на весь срок займа.

Этот заем построен таким образом, что платежные коррективки случаются только один раз в год и ограничены сверху уровнем 7,5% от платежа в предыдущем году. Это может продолжаться по нарастающей в течение пяти лет (или десяти лет в случае одного кредитора), независимо от того, что происходит в реальном мире. Затем, в конце этого пятилетнего периода фиксированная максимальная ставка отменяется и весь процесс настраивается на выплаты в соответствии с "полностью индексированной ставкой"

Если все это время заемщик вносит только минимально необходимые платежи, это может привести к платежному шоку в тысячи. Если стоимость дома упала на двадцать пять процентов, заемщику, на этот раз это кое-кто со звездным кредитом, рекомендуется вернуть его обратно банку, который обесценит его, крайней мере, еще на двадцать пять процентов, и это распространяется на сопутствующую собственность (дома в округе — прим.перев.) .

По словам чикагского банковского инсайдера, в течение первой недели февраля 2008 американские банкиры были поставлены в известность о следующем:

Chase Manhattan Bank (CMB) разослал неограниченное количество объявлений для своих клиентов о кредитных линиях ( Lines of Credit или "LOC"). Условия этих LOC, которые были популярны в прошлом, сейчас подвергаются изменениям, и стоимость обеспечивающей их собственности в одностороннем порядке корректируется в сторону уменьшения, иногда до 50 процентов. Это означает, что, чтобы выкупить залог, домовладельцы вынуждены делать такие платежи по кредиту, которые, видимо, стоят половину основной суммы кредита, и еще выплачивать проценты сверху. Единственное разумная вещь, которую нужно сделать во многих этих случаях, - податься в бега, что приводит к крупным потерям капитала, снижению стоимости всей окружающей собственности и добавке еще одного кома в лавину неплатежей.

Это особенно усугубляется в случаях "Гибкого Финансирования" LOC - когда кредит рассчитывался по 90-100 процентам от стоимости имущества в момент, предшествующий взрыву пузыря…

Chase Manhattan Bank автоматически закрыл кредитные линии, в которых был "открытый" кредит (это означает, что заемщик оставляет некоторые деньги в LOC на будущее) на сумму кредита свыше 80% к стоимости собственности. Это было сделано в массовом порядке без каких-либо уведомлений "собственников".

Ограничения на отношение основной суммы кредита к оценочной означает, что сумма денег, которую кредитор готов ссудить, не может превышать установленных процентов от стоимости имущества. В общей практике надо нанимать оценщика для оценки стоимости имущества. Оценка формируется с помощью сопоставимых продаж другой собственности в этом районе, которые, за редким исключением, должны быть не более чем в одной миле от предмета собственности. Это была лишь верхушка золотой лихорадки ипотечного мошенничества, которая предшествовала нынешнему разворачивающемуся цунами.

Природа необратимо ущербных моделей риска, используемых Уолл-Стритом, Moody's, страховыми монолайнерами, а также экономистами правительства США и Федеральной резервной системой, была такова, что все они полагали, что рецессии больше никогда не произойдет, поскольку теперь риски могут бесконечно распространяться и проникать по всему миру.

Все секьюритизированные активы, триллионы долларов, были оценены на таком ущербном предположении. Все эти триллионы долларов кредитных дефолтных свопов —иллюзия того, что кредитный дефолт может быть задешево застрахован через деривативы, — все это готово взорваться в каскадных, подобных падению домино сериях кризисов, как разразившийся кризис на рынке жилья США. Все больше падают цены на недвижимость, все больше ипотечных кредитов сталкиваются с резким подъемом процентных ставок, все больше распространяется по всей Америке от Огайо до Мичигана и Калифорнии, от Пенсильвании до Колорадо и Аризоны безработица. Этот процесс открыл порочную самоподдерживающуюся спираль дефляции цен активов.

Сабпрайм-сектор является лишь первым проявлением того, что надо было распутать. Процесс будет продолжаться годы, прежде чем сойдет на нет. Поврежденные продукты обеспеченных активами ценных бумаг использовались, в свою очередь, в качестве залога по последующим банковским ссудам, для спекулятивной скупки с левериджем частными фирмами, корпорациями и даже муниципалитетами. Пирамида долга, построенная на секьюритизированных активах, стала переходить в обратный леверидж, когда на глобальных рынках определилась реальность того, что никто не имел понятия о стоимости секьюритизированных бумаг, которые они держат.

Второе по величине рейтинговое агентство в мире Standard & Poors заявило в октябре 2007 г. о том, что они "недооценили масштабы мошенничества в ипотечной индустрии США". Как смешно было бы это признание ими последствий своей преступной халатности, если бы все это не было столь трагичным для миллионов американцев. Алан Гринспен пытался вяло оправдаться, утверждая, что было неправильным не кредитование неплатежеспособных заемщиков, а лишь последующая секьюритизация кредитов. Сама система, над созданием которой они работали на протяжении десятилетий, исходила из мошенничества и непрозрачности.

На момент написания этих строк (февраль 2008 года — прим.перев.) на США обрушивался следующий вал финансового цунами — со страховщиками-монолайнерами, где, за исключением национализации правительством США, не было ни одного подходящего решения, настолько неизвестные риски были ошеломляющими. Эта проблема обсуждалась в предыдущей 4-й части.

Следующий взрыв неминуемо произойдет и обрушит 45 триллионный внебиржевой рынок кредитных дефолтных свопов (CDS), детища JP Morgan.

Как пояснял Гринспен, рынок CDS оставался нерегулируемым и непрозрачным, так что никто не знал, какая при падении экономики будет шкала рисков. Поскольку рынок нерегулируемый, часто бывало так, что одна сторона в CDS перепродавала их другому финансовому учреждению, не сообщив об этом первоначальному контрагенту. Это означает, что не очевидно, если инвестор попытается кэшировать свои CDS, он сможет найти конечного плательщика по этим требованиям. Рынок CDS был сосредоточен преимущественно в нью-йоркских банках, который держали на конец 2007 номинально свопов на сумму 14 трлн. долл. США Наиболее пострадали JP Morgan Chase с 7,8 трлн и Citigroup и Bank of America - по 3 трлн каждый.

Проблема усугубляется тем, что из 45 трлн.долл. кредитных дефолтных свопов около 16%, или 7,2 трлн были приписаны, чтобы застраховать держателей CDO, где сконцентрированы проблемы ипотечного залога. Рынок CDS стал тикающей бомбой с атомным детонатором. По мере того как будет в ближайшие месяцы распространяться кредитный кризис, корпорации будут вынуждены объявлять дефолты на свои облигации, а обеспечивавшие страхование CDS компании столкнутся с волной требований по займам и непрозрачностью правил. Начиная с февраля 2008 года, не существует процедуры урегулирования претензий для рынка номинальной стоимостью в 45 трлн. долл. США.

Как только в ближайшие месяцы сотни тысяч американцев обнаружат, что их ежемесячные выплаты по ипотечной ссуде резко изменятся соответствии с плавающей процентной ставкой, сумма еще в 690 млрд. долларов индивидуальной ипотечной задолженности станет кандидатом на дефолт. Это, в свою очередь, приведет к эффекту снежного кома в плане безработицы, дефолтов по кредитным картам и новой волны кризиса секьюритизации в огромном рынке секьюритизированных задолженностей по кредитным картам. Замечательная штука по поводу этого кризиса состоит в том, то, что большая часть всей американской финансовой системы привязана к нему. Кризиса такого масштаба еще никогда не было в американской истории.

В конце февраля лондонская "Файнэншл таймс" заметила, что банки США "тихо" заняли 50 млрд. долларов из специальной новой структуры кредитования Федеральной резервной системы для облегчения их кризиса с наличными . Потери всех крупных банков от Citigroup до JPMorgan Chase и большинства других крупных банковских групп США продолжали расти, тогда как экономика погружалась в пучину рецессии, которая, очевидно, в свою очередь, в ближайшие месяцы перерастет в подлинную депрессию. Ни один кандидат в президенты не решился сказать крайнее серьезные слова в своих обещаниях, чтобы коснуться того, что становится крупнейшим финансово-экономическим крахом в американской истории.

В начале 2008 года стало ясно, что Финансовая Секьюритизация будет Последним Танго для Соединенных Штатов как мировой финансовой державы.

Теперь вопрос стоял так: чем новый центр или центры финансовой власти могли бы заменить Нью-Йорк в качестве глобального ядра. Это мы рассмотрим в части VI.

Пока внимание было обращено на относительно скромный кризис субстандартной ипотеки как центральной точки текущего финансового и кредитного кризиса, сотрясающего англосаксонский банковский мир, в поле зрения появилась куда большая проблема. Субстандартные, или рискованные CMO (Collateralized Mortgage Obligations — облигации, обеспеченные закладными) оказываются лишь надводной частью колоссального айсберга сомнительных кредитов, который начал разваливаться. Уже начинается следующий кризис НА 62-Х ТРИЛЛИОННОМ рынке CDS (Credit Default Swaps — кредитные дефолтные свопы). Вы о них никогда не слышали? Что ж, давайте рассмотрим их подробнее.

Следующая фаза кризиса «революции финансов», в центре которой находятся США, проявляется на рынке загадочных инструментов, известных как CDS. Банкиры с Уолл-Стрит всегда предпочитают краткие названия для таких вещей.

Как я уже ранее подробно показал в серии статей Финансовое Цунами, ч. 1-5, CDS были изобретены несколько лет назад молодой выпускницей-математиком из Кембриджа, Блит Мастерс (Blythe Masters), нанятой J.P. Morgan Chase Bank в Нью-Йорке. Свежеиспеченная тогда выпускница университета убедила своих боссов в Morgan Chase выпустить на рынок новый революционный продукт для управления рисками, как вскоре стали называть CDS.

CDS представляет из себя кредитный дериватив (вторичный финансовый инструмент) или соглашение между двумя сторонами: одна делает регулярные взносы другой, которая берет на себя обязательство погасить выданный кредит в случае дефолта третьей стороны, т.е. должника. Первая сторона получает своего рода страховку выданного кредита и именуется «Покупателем». Вторая сторона, обеспечивающая эту защиту именуется «Продавцом». Третья сторона, которая может обанкротиться или отказаться от погашения долга, известна как reference entity (выражение можно примерно перевести как «ссылка на объект» или «упоминаемый объект договора», «предмет договора»). В течение последних семи лет кредитные дефолтные свопы (CDS) стали ошеломляюще популярны по мере взрывного роста рисков в США. Банки утверждали, что с их помощью они смогут распределить риски по всему миру.

Дефолтные свопы похожи на страхование, так как могут использоваться кредиторами для хеджирования отказов в платежах по займам. Однако, благодаря отсутствию требований по поддержанию соответствующих обязательству активов, дефолтные свопы также могут использоваться и для спекуляций.

Уоррен Баффет однажды назвал спекулятивные производные инструменты «финансовым оружием массового уничтожения». В ежегодном отчете акционерам его Berkshire Hathaway Баффет сказал следующее: «Деривативы, не имеющие гарантии или обеспечения, оцениваются в зависимости от кредитоспособности контрагентов. Между тем, до момента завершения контракта, контрагенты учитывают прибыли и убытки – иногда в огромных суммах – в своих текущих балансах, хотя ни пенни не переходит из рук в руки. Пределы, в которых можно варьировать деривативы, ограничиваются лишь воображением человека (или, как иногда кажется, безумцев) (игра слов: «man»-«madman» - Wiz). Обычный срок CDO — пять лет.

Подобно многим экзотическим финансовым инструментам, крайне сложным и крайне прибыльным во времена доступного кредита, когда рынки полностью меняются, как это было, начиная с августа 2007, кредитные деривативы не только прибавляются к распространению рисков, но и значительно их усиливают.

Сейчас пришла очередь падения на 62 триллионом рынке CDS из-за растущего на фоне углубляющейся рецессии числа дефолтов по джанк-облигациям американских корпораций. Этот рынок является очередной проблемой, готовой вот-вот обрушиться на голову. По оценкам под угрозой находятся около 1,2 трлн из номинальных 62 трлн, что значительно превышает размеры рынка субстандартной ипотеки.

Цепная реакция неуплат на рынке CDS может вызвать следующий глобальный финансовый кризис. Этот рынок вообще никак не регулируется, не существует никаких публичный подтверждений тому, что продавцы дефолтных свопов обладают активами, достаточными для погашения обязательств в случае дефолтов заемщиков. Этот так называемый риск невыполнения обязательств — бомба с тикающим часовым механизмом. Федеральный резерв под руководством сверхлиберального Алана Гринспена и американские финансовые регуляторы позволили рынку CDS развиваться вообще без всякого надзора. Гринспен неоднократно рассуждал перед скептичными конгрессменами, что банки управятся с рисками лучше бюрократов из правительства.

Экстренная помощь ФРС для Bear Stearns 17 марта, кроме прочего, обосновывалась желанием предотвратить цепную реакцию в связи рисками банка по CDS, что могло уничтожить всю мировую финансовую систему. Эти опасения ФРС были связаны с полным отсутствием адекватного мониторинга рисков невыполнения обязательств по дефолтным свопам, из-за чего ФРС абсолютно не представляла себе, что ожидать. Спасибо Гринспену.

Эти самые «риски сторон» включают и J.P. Morgan Chase, крупнейшего оператора CDS.

ФРС осуществляет надзор лишь за рисками по CDS, принятыми на себя обычными банками, но не инвестбанками и не хеджфондами, хотя и те и другие активно выпускали CDS. Например, хеджфонды, по оценкам, приняли на себя до 31 % защиты по CDS.

Рынок CDS практически не подвергался испытаниям до настоящего времени. Уровень штрафных процентных ставок за просроченные платежи в январе 2002 согласно Moody's составил примерно 10,7 %; объем CDS тогда составлял 1,5 трлн. В июле 2007 года Fitch Ratings сообщило, что примерно 40 % компаний, на обязательства которых выпущены CDS, котируются ниже инвестиционного уровня, по сравнению с 8-ю процентами в 2002.

Сейчас волна корпоративных дефолтов вынудит покупателей CDS попытаться получить сотни миллиардов долларов от своих контрагентов (страховщиков). Это еще более осложнит финансовый кризис, вызовет массу споров и судебных тяжб, в ходе которых покупатели будут спорить с продавцами о техническом определении дефолта, — что необходимо для доказательства, каким из держателей облигаций или кредиторов не заплатили, — а также размеров обязательств. Некоторые боятся, что это, в свою очередь, заморозит финансовую систему.

Эксперты, владеющие информацией по рынку CDS, уверены, что кризис начнется с хеджфондов, которые не смогут заплатить банками по контрактам, связанным с дефолтами минимум на 150 млрд. Банки попытаются предотвратить подобное развитие событий, требуя от хеджфондов большее дополнительное обеспечение для покрытия возможных потерь. Однако это не сработает, поскольку многие фонды просто не имеют наличных, которые можно представить в качестве необходимого обеспечения по этим требованиям.

Согласно законодательству, продавцы таких страховок не обязаны создавать резервы под операции с CDS. Хотя банки требуют от них внести определенное количество денег в ходе согласования сделки, стандартов не существует. Это примерно соответствует ситуации, когда лицензированная страховая компания продает страховую защиту от ураганов, не имея резервов на случай возможных требований возмещения ущерба.

Базельский банк международных расчетов, наблюдательная организация основных ЦБ мира, встревожен. Объединенный Форум Базельского комитета по надзору за банками, международная группа по банкам, страхованию и регулированию ценных бумаг, писала в апреле, что триллионы долларов в дефолтных свопах хеджфондов представляют угрозу финансовым рынкам по всему миру.

«Сложно составить ясную картину того, кто именно является конечным держателем кредитного риска», – гласит отчет, – «сложно даже оценить объем переданных рисков».

Риск невыполнения обязательств может стремительно возрасти. Для CDS обычной практикой является ситуация, когда хеджфонд продает защиту банку, тот перепродает ее другому банку, и так далее, иногда по кругу. Создается огромная концентрация рисков. Один из ведущих трейдеров, работающих с деривативами, описывает процесс следующим образом: «Риск вращается раз за разом, как водоворот. Только 6-10 дилеров сидят в середине всего происходящего. Не думаю, что у регуляторов есть информация, необходимая им для понимания происходящего».

Трейдеры и иногда даже банки, являющиеся дилерами, не всегда точно знают, что именно скрывается за контрактом. Есть масса видов CDS, некоторые куда сложнее других. Более половины CDS покрывает индексы компаний и долговые бумаги, такие как обеспеченные активами ценные бумаги, сообщает Базельский комитет. Остальные включают покрытие долгов отдельных компаний или CDO…

Банки обычно в течение для направляют хеджфондам, страховым компаниям и иным институционным инвесторам емэйлы с указанием цены покупки и продажи, т.к. не существует упорядоченного обмена котировками на рынке или страховки от потерь. Чтобы выяснить цену свопа на долг Ford Motor Co., например, даже искушенным инвесторам может понадобиться просмотреть всю дневную почту.

У банков есть укоренившаяся заинтересованность сохранить рынок свопов непрозрачным, поскольку, будучи дилерами, банки проводят большое количество сделок, что дает им преимущество по сравнению с остальными продавцами и покупателями. Поскольку клиенты не обязательно знают, в каком состоянии находится рынок, это открывает широкие возможности для получения прибыли.

Банки пытаются сбалансировать страховки, которые они продали, теми CDS, что они приобрели у других на те же компании и индексы. Также они могут создавать составные CDO, представляющие из себя упакованные CDS, продаваемые банками инвесторам, чтобы обеспечить и себя защитой.

Идея состоит в получении банками прибыли с каждой сделки при одновременном уклонении от принятия на себя рисков по свопу. Один из дилеров CDO выразил это следующим образом: «Дилеры — такие же как букмекеры. Букмекеры не хотят делать ставки на игры. Они хотят лишь сбалансировать свои книги учета ставок. Именно поэтому их называют букмекерами (игра слов: «bookies» - букмекеры разг.; «books» - книги – Wiz).

Сейчас, когда экономические контракты и банкротства распространились по всем США и за их пределы, существует высокая вероятность того, что многие из купивших защиту по свопам останутся ни с чем и исчезнут, пытаясь через суд получить свои деньги назад. Когда все вокруг рушится, люди используют любые трюки, какие только могут.

В прошлом году Чикагская Товарная Биржа (CME) создала регулируемый федеральным законодательством, основанный на обмене рынок для торговли CDS. Однако, он не заработал до сих пор. Банки байкотировали это начинание, предпочитая продолжать свою торговлю частным образом.