Стихотворения 1913-1924 гг.

“Безветрием удвоен жар…”

– – – Безветрием удвоен жар, И душен цвет и запах всякий. Под синим пузырем шальвар Бредут лимонные чувяки. – – – На солнце хны рыжеет кровь, Как ржавчина, в косичке мелкой, И до виска тугая бровь Доведена багровой стрелкой. – – – Здесь парус, завсегдатай бурь, Как будто никогда и не был, – В окаменелую лазурь Уперлось каменное небо, – – – И неким символом тоски- Иссушен солнцем и состарен – На прибережные пески В молитве стелется татарин. – – – . 1916

“Какой неистовый покойник!…”

Валерию Брюсову

– – – Какой неистовый покойник! Как часто ваш пустеет гроб. В тоскливом ужасе поклонник Глядит на островерхий лоб. – – – Я слышу запах подземелий, Лопат могильных жуткий стук, – Вот вы вошли. Как на дуэли, Застегнут наглухо сюртук. – – – Я слышу – смерть стоит у двери, Я слышу – призвук в звоне чаш… Кого вы ищете, Сальери? Кто среди юных Моцарт ваш?… – – – Как бы предавшись суесловью, Люблю на вас навесть рассказ… Ах, кто не любит вас любовью, Тот любит ненавистью вас. – – – . 1913

АКРОСТИХ

– – – Котлы кипящих бездн – крестильное нам лоно, Отчаянье любви нас вихрем волокло На зной сжигающий, на хрупкое стекло Студеных зимних вод, на край крутого склона. – – – Так было… И взгремел нам голос Аполлона, – Лечу, но кровию уж сердце истекло, И власяницею мне раны облекло Призванье вещее, и стих мой тише стона. – – – Сильнее ты, мой брат по лире и судьбе! Как бережно себя из прошлого ты вывел, Едва вдали Парнас завиделся тебе. – – – Ревнивый евнух муз – Валерий осчастливил Окрепший голос твой, стихов твоих елей, Высокомудрою приязнию своей. – – – . 1916

“Пахнет по саду розой чайной…”

Владиславу Фелициановичу

Ходасевичу

– – – Пахнет по саду розой чайной, Говорю – никому, так, в закат: «У меня есть на свете тайный, Родства не сознавший брат. – – – Берегов, у которых не был, Для него все призывней краса, Любит он под плавучим небом Крылатые паруса, – – – И в волну и по зыбям мертвым Вдаль идущие издалека…» Владислав Ходасевич! Вот вам На счастье моя рука. – – – . 1916

“Не хочу тебя сегодня…”

– – – Не хочу тебя сегодня. Пусть язык твой будет нем. Память, суетная сводня, Не своди меня ни с кем. – – – Не мани по темным тропкам, По оставленным местам К этим дерзким, этим робким Зацелованным устам. – – – С вдохновеньем святотатцев Сердце взрыла я до дна. Из моих любовных святцев Вызываю имена.

31 ЯНВАРЯ

Евдоксии Федоровне Никитиной

– – – Кармином начертала б эти числа Теперь я на листке календаря, Исполнен день последний января, Со встречи с Вами, радостного смысла. – – – Да, слишком накренилось коромысло Судьбы российской. Музы, не даря, Поэтов мучили. Но вновь – заря, И над искусством радуга повисла. – – – Delphine de Gerardin, Rachel Varnhaga, Смирнова, – нет их! Но оживлены В Вас, Евдоксия Федоровна, сны – – – Те славные каким-то щедрым магом, – И гении, презрев и хлад и темь, Спешат в Газетный, 3, квартира 7. – – – . 1922

“Ни нежно так, ни так чудесно…”

– – – Ни нежно так, ни так чудесно Вовеки розы не цвели: Здесь дышишь ты, и ты прелестна Всей грустной прелестью земли. – – – Как нежно над тобою небо Простерло ласковый покров… И первый в мире вечер не был Блаженней этих вечеров! – – – А там, над нами, Самый Строгий Старается нахмурить бровь, Но сам он и меньшие боги – Все в нашу влюблены любовь. “В те дни младенческим напевом…” – – – В те дни младенческим напевом Звучали первые слова, Как гром весенний, юным гневом Гремел над миром Егова, – – – И тень бросать учились кедры, И Ева – лишь успела пасть, И семенем кипели недра, И мир был – Бог, и Бог – был страсть. – – – Своею ревностью измаял, Огнем вливался прямо в кровь… Ужель ты выпил всю, Израиль, Господню первую любовь? – – – . 3 июня 1921

“О, этих вод обезмолвленных…”

– – – О, этих вод обезмолвленных За вековыми запрудами Тяжесть непреодолимая! – – – Господи! Так же мне! Трудно мне С сердцем моим переполненным, С Музой несловоохотливой. “Как музыку, люблю твою печаль…” – – – Как музыку, люблю твою печаль, Улыбку, так похожую на слезы, – Вот так звенит надтреснутый хрусталь, Вот так декабрьские благоухают розы. – – – . Сентябрь 1923

ОГОРОД

– – – Все выел ненасытный солончак. Я корчевала скрюченные корни Когда-то здесь курчавившихся лоз, – Земля корявая, сухая, в струпьях, Как губы у горячечной больной… Под рваною подошвою ступня Мозолилась, в лопату упираясь, Огнем тяжелым набухали руки, – Как в черепа железо ударялось. Она противоборствовала мне С какой-то мстительностью древней, я же Киркой, киркой ее – вот так, вот так, Твое упрямство я переупрямлю! Здесь резвый закурчавится горох, Взойдут стволы крутые кукурузы, Распустит, как Горгона, змеи – косы Брюхатая, чудовищная тыква. Ах, ни подснежники, ни крокусы не пахнут Весной так убедительно весною, Как пахнет первый с грядки огурец!… Сверкал на солнце острый клык кирки, Вокруг, дробясь, подпрыгивали комья, Подуло морем, по спине бежал И стынул пот студеной, тонкой змейкой, – И никогда блаженство обладанья Такой неомраченной полнотой И острой гордостью меня не прожигало… А там, в долине, отцветал миндаль И персики на смену зацветали. – – – . 1924 (?)

“Вал морской отхлынет и прихлынет…”

– – – Вал морской отхлынет и прихлынет, А река уплывает навеки. Вот за что, только молодость минет, Мы так любим печальные реки. – – – Страшный сон навязчиво мне снится: Я иду. Путь уводит к безлюдью. Пролетела полночная птица И забилась под левою грудью. – – – Пусть меня положат здесь на отмель Умирать, вспоминая часами Обо всем, что Господь у нас отнял, И о том, что мы отняли сами. – – –

“Как неуемный дятел…”

– – – Как неуемный дятел… Долбит упорный ствол, Одно воспоминанье Просверливает дух. – – – Вот все, что я утратил: Цветами убран стол, Знакомое дыханье Напрасно ловит слух. – – – Усталою походкой В иное бытие От доброго и злого Ты перешел навек. – – – Твой голос помню кроткий И каждое мое Неласковое слово, Печальный человек.

“Видно, здесь не все мы люди – грешники…”

– – – Видно, здесь не все мы люди – грешники, Что такая тишина стоит над нами. Голуби, незваные приспешники Виноградаря, кружатся над лозами. – – – Всех накрыла голубая скиния! Чтоб никто на свете бесприютным не был, Опустилось ласковое, синее, Над садами вечереющее небо. – – – Детские шаги шуршат по гравию, Ветерок морской вуаль колышет вдовью. К нашему великому бесславию, Видно, Господи, снисходишь ты с любовью.

“Тень от ветряка…”

– – – Тень от ветряка Над виноградником кружит. Тайная тоска Над сердцем ворожит. Снова темный круг Сомкнулся надо мной, О, мой нежный друг, Неумолимый мой! В душной тишине Ожесточенный треск цикад. Ни тебе, ни мне, Нам нет пути назад, – Томный, знойный дух Витает над землей… О, мой страстный друг, Неутолимый мой! – – – . 1918

“На самое лютое солнце…”

– – – На самое лютое солнце Несет винодел, Чтобы скорей постарело, Молодое вино. – – – На самое лютое солнце – Господь так велел! – Под огнекрылые стрелы Выношу я себя. – – – Терзай, иссуши мою сладость, Очисти огнем, О, роковой, беспощадный, Упоительный друг! – – – Терзай, иссуши мою сладость! В томленьи моем Грозным устам твоим жадно Подставляю уста.

“Господи! Я не довольно ль жила?…”

– – – Господи! Я не довольно ль жила? Берег обрывист. Вода тяжела. Стынут свинцовые отсветы. Господи!… – – – Полночь над городом пробило. Ночь ненастлива. Светлы глаза его добела, Как у ястреба… – – – Тело хмельно, но душа не хмельна, Хоть и немало хмельного вина Было со многими роспито… Господи!… – – – Ярость дразню в нем насмешкою, Гибель кличу я, – Что ж не когтит он, что мешкает Над добычею?

“В душе, как в потухшем кратере…”

– – – В душе, как в потухшем кратере, Проснулась струя огневая, – Снова молюсь Божьей Матери, К благости женской взывая: – – – Накрой, сбереги дитя мое, Взлелей под спасительной сенью Самое сладкое, самое Злое мое мученье!

СОНЕТ (“На запад, на восток всмотрись, внемли…”)

– – – На запад, на восток всмотрись, внемли, – Об этих днях напишет новый Пимен, Что ненависти пламень был взаимен У сих народов моря и земли. – – – Мы все пройдем, но устоят Кремли, И по церквам не отзвучит прокимен, И так же будет пламенен и дымен Закат золотоперистый вдали. – – – И человек иную жизнь наладит, На лад иной цевницы зазвучат, И в тихий час старик оберет внучат: – – – «Вот этим чаял победить мой прадед», – Он вымолвит, печально поражен, – И праздный меч не вынет из ножон.

“Лишь о чуде взмолиться успела я…”

– – – Лишь о чуде взмолиться успела я, Совершилось, – а мне не верится!… Голова твоя, как миндальное деревце, Все в цвету, завитое, белое. – – – Слишком страшно на сердце и сладостно, – Разве впрямь воскресают мертвые? Потемнелое озарилось лицо твое Нестерпимым сиянием радости. – – – О, как вечер глубок и таинственен! Слышу, Господи, слышу, чувствую, – Отвечаешь мне тишиною стоустою: «Верь, неверная! Верь, – воистину».

“Жила я долго, вольность возлюбя…”

– – – Жила я долго, вольность возлюбя, О Боге думая не больше птицы, Лишь для полета правя свой полет… И вспомнил обо мне Господь, – и вот Душа во мне взметнулась, как зарница, Все озарилось. – Я нашла тебя, Чтоб умереть в тебе и вновь родиться Для дней иных и для иных высот.

“Молчалив и бледен лежит жених…”

– – – Молчалив и бледен лежит жених, А невеста к нему ластится… Запевает вьюга в полях моих, Запевает тоска на сердце. – – – «Посмотри, – я еще недомучена, Недолюблена, недоцелована. Ах, разлукою сердце научено, – Сколько слов для тебя уготовано! – – – Есть слова, что не скажешь и на ухо, Разве только что прямо уж – в губы… Милый, дверь затворила я наглухо… Как с тобою мне страшно и любо!» – – – И зовет его тихо по имени: «Обними меня! Ах, обними меня… Слышишь сердце мое? Ты не слышишь?… Подыши мне в лицо… Ты не дышишь?!…» – – – Молчалив и бледен лежит жених, А невеста к нему ластится… Запевает вьюга в полях моих, Запевает тоска на сердце.

“Каждый вечер я молю…”

– – – Каждый вечер я молю Бога, чтобы ты мне снилась: До того я долюбилась, Что уж больше не люблю. – – – Каждый день себя вожу Мимо опустелых комнат, – Память сонную бужу, Но она тебя не помнит… – – – И упрямо, вновь и вновь, Я твое губами злыми Тихо повторяю имя, Чтобы пробудить любовь… – – – . 1919

“Выставляет месяц рожки острые…”

– – – Выставляет месяц рожки острые. Вечереет на сердце твоем. На каком-то позабытом острове Очарованные мы вдвоем. – – – И плывут, плывут полями синими Отцветающие облака… Опахало с перьями павлиньими Чуть колышет смуглая рука. – – – К голове моей ты клонишь голову, Чтоб нам думать думою одной, И нежней вокруг воркуют голуби, Колыбеля томный твой покой.

“Как воздух прян…”

– – – Как воздух прян, Как месяц бледен! О, госпожа моя, Моя Судьба! – – – Из кельи прямо На шабаш ведьм Влечешь, упрямая, Меня, Судьба. – – – Хвостатый скачет Под гул разгула И мерзким именем Зовет меня. – – – Чей голос плачет? Чья тень мелькнула? Останови меня, Спаси меня!

КАИН

– – – «Приобрела я человека от Господа», И первой улыбкой матери На первого в мире первенца Улыбнулась Ева. – – – «Отчего же поникло лицо твое?»- Как жертва пылает братнина! – И жарче той жертвы-соперницы Запылала ревность. – – – Вот он, первый любовник, и проклят он, Но разве не Каину сказано: «Тому, кто убьет тебя, всемеро Отмстится за это»? – – – Усладительней лирного рокота Эта речь. Ее сердце празднует. Каин, праотец нашего племени Безумцев – поэтов!

АГАРЬ

– – – Сидит Агарь опальная, И плачутся струи Источника печального Беэрлахай-рои. – – – Там – земли Авраамовы, А сей простор – ничей: Вокруг, до Сура самого, Пустыня перед ней. – – – Тоска, тоска звериная! Впервые жжет слеза Египетские, длинные, Пустынные глаза. – – – Блестит струя холодная, Как лезвие ножа, – О, страшная, бесплодная, О, злая госпожа!… – – – «Агарь!» – И кровь отхлынула От смуглого лица. Глядит, – и брови сдвинула На Божьего гонца…

“Как пламень в голубом стекле лампады…”

Я видел вечер твой. Он был прекрасен.

Тютчев

– – – Как пламень в голубом стекле лампады, В обворожительном плену прохлады, Преображенной жизнию дыша, Задумчиво горит твоя душа. – – – Но знаю, – оттого твой взгляд так светел, Что был твой путь страстной – огонь и пепел: Тем строже ночь, чем ярче был закат. И не о том ли сердцу говорят – – – Замедленность твоей усталой речи, И эти оплывающие плечи, И эта – Боже, как она легка! – Почти что невесомая рука.

“Вот дом ее. Смущается влюбленный…”

– – – Вот дом ее. Смущается влюбленный, Завидя этот величавый гроб. – Здесь к ледяному мрамору колонны Она безумный прижимает лоб, – – – И прочь идет, заламывая руки. Струится плащ со скорбного плеча. Идет она, тоскливо волоча, За шагом шаг, ярмо любовной муки… – – – Остановись. Прислушайся. Молчи! Трагической уподобляясь музе, – Ты слышишь? – испускает вопль в ночи Безумная Элеонора Дузе.

“Слезы лила – да не выплакать…”

– – – Слезы лила – да не выплакать, Криком кричала – не выкричать. Бродит в пустыне комнат, Каждой кровинкой помнит. «Господи, Господи, Господи, Господи, сколько нас роспято!…» – Так они плачут в сумерки, Те, у которых умерли Сыновья.

“Все отмычки обломали воры…”

– – – Все отмычки обломали воры, А замок поскрипывал едва. Но такого, видно, нет запора, Что не разомкнет разрыв-трава.

“Не на храненье до поры…”

– – – Не на храненье до поры, – На жертвенник, а не в копилку, – В огонь, в огонь Израиль пылкий Издревле нес свои дары! – – – И дымный жертвенный пожар Ноздрям Господним был приятен, Затем, что посвященный дар Поистине был безвозвратен… – – – Вы, пастыри Христовых стад, Купцы с апостольской осанкой! Что ваша жертва? Только вклад: Внесли и вынули из банка! – – – И оттого твой древний свет Над миром всходит вновь, Израиль, Что крест над церковью истаял И в этой церкви Бога нет!

“И так же кичились они…”

– – – И так же кичились они, И башню надменную вздыбили, – На Господа поднятый меч. – – – И вновь вавилонские дни, И вот она, вестница гибели, – Растленная русская речь! – – – О, этот кощунственный звук, Лелеемый ныне и множимый, О, это дыхание тьмы! – – – Канун неминуемых мук! Иль надо нам гибели, Боже мой, Что даже не молимся мы?

Комментарии

«Безветрием удвоен жар…» – Камена. Публ. по Зт. В журнале вариант: ст. 1 – «поветрием».

«Какой неистовый покойник!…» – Публ. по Зт. По уточненной С. В. Поляковой хронологии, это стихотворение написано раньше предыдущего, а именно в 1913 г., вскоре после самоубийства поэтессы Н. Львовой, причиной которого были отношения с В. Я. Брюсовым (о дате создания стихотворения свидетельствовал Л. В. Горнунг. Об этом, а также подробнее об отношении Парнок к Брюсову см. изд. Поляковой, с. 335 – 336). Брюсов В. Я., см. коммент. К стих. «Брюсову».

Акростих – Публ. по изд. Поляковой, с. 165 – 166. Акростих – стихотворение, в котором начальные буквы каждой строки, читаемые сверху вниз, образуют какое-либо слово или фразу. В настоящем сонете-акростихе начальные буквы образуют посвящение «Конст. Липскеров». Липскеров Константин Абрамович (1889 – 1954) – поэт, переводчик и драматург, с которым Парнок связывала дружба и сотрудничество в 1920-е годы в альм. «Лирический круг» и издательстве «Узел».

«Пахнёт по саду розой чайной…» – Публ. по: Северные записки. 1916, сентябрь. Хронологическое место стихотворения указано в исправленном личном экземпляре сборника С. В. Поляковой. Ходасевич Владислав Фелицианович (1886 – 1939) – поэт, литературный критик, переводчик, с которым Парнок была связана многолетней дружбой и который высоко ценил ее творчество, а после смерти Парнок написал некролог в парижской газете «Возрождение». Парнок посвятила творчеству Ходасевича критическую статью (1922). Ст. 11 – 12 – ср. у Цветаевой (см. изд. Поляковой, с. 370): «И я дарю тебе свой колокольный град, – //Ахматова! – и сердце свое в придачу» (цикл «Ахматовой», № 1, 1916). Ст. 2 – ср.: «И говорю – так, никому, в пространство…» («В форточку»). Любопытно, что мотив повторяется в стихотворениях, имеющих конкретного адресата, так как во втором случае стихотворение было посвящено Волошину (см. коммент. к стихотворению «В форточку»).

«Не хочу тебя сегодня…» – Камена. Публ. по Зт. Ст. 8 – ср. у Блока: «зацелованный оклад» («Грешить бесстыдно…», 1914), у Цветаевой: «зацелованные очи» («В оны дни…», 1916), у Ахматовой: «зацелованные пальцы» («Протертый коврик…», 1912). Ст. 11 – ср. у Цветаевой: «Нежных имен у меня – святцы…» («Люди на душу мою льстятся…», 1916) (см. изд. Поляковой, с. 336).

31 января – Публ. по письму С. Парнок к М. Волошину от 7 апреля 1922 года (ИРЛИ). Никитина Евдоксая Федоровна (1895 – 1971) – глава литературного кружка и издательства «Никитинские субботники», историк литературы. Ст. 14 – адрес В. Ф. Никитиной в Москве. Delphine de Girardin – Жирарден Дельфина де (1804-1855) – французская романистка и поэтесса. Rachel Varnhaga – французское написание имени Рахили Варнга-ген фон Энзе (1771 – 1833), жены немецкого писателя в публициста, дипломата Карла Августа Варнгаген фон Энзе. Их салон в Берлине был центром культурной и литературной жизни первой трети 19 в. Смирнова (урожд. Россет) Александра Осиповна (1810 /1809?-1882)-мемуаристка, хозяйка известного литературного салона в Петербурге, друг Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Жуковского, Тургенева.

«Ни нежно так, ни так чудесно…» – Альм. «Лирический круг». М., 1922. Публ. по Зт.

«В те дни младенческим напевом…» – Публ. по Зт. Датировка – по отдельному автографу в архиве Е. К. Герцык. Посвящение Е. К. Герцык – в Зт. и в отдельном автографе.

«О, этих вод обезмолвленных…» – Альм. «Лирический круг». М., 1922. Публ. по Зт. Ст. 4-5 -ср. у К. Павловой: «Куда деваться мне с душою!//Куда даваться с сердцем мне!…» («Младых надежд и убеждений…», 1852).

«Как музыку, люблю твою печаль…» – Публ. по изд. Поляковой, с. 169. Обращено к О. Н. Цубербиллер (см. о ней с. 632).

Огород – Публ. по изд. Поляковой, с. 169-170.

«Вал морской отхлынет и прихлынет…» – Публ. по Зт.

«Как неуемный дятел…» – Публ. по Зт. Ст. 5 – в рукописи очевиден мужской род, это согласуется и с рифмой: дятел/утратил, походкой/кроткий. В изд. Поляковой, с. 170 – «утратила», – возможно, это не опечатка, и такое прочтение рукописи вызвано было тем, что традиционно лирическая героиня Парвок не говорила о себе в мужском роде.

«Видно, здесь не все мы люди – грешники» – Публ. по Зт.

«Тень от ветряка…» – Ковчег. Публ. по Зт. В альманахе вариант: ст. 13 – 16:

Снова темный круг Сомкнулся надо мной, О, мой страстный друг, Неутомимый мой!

Е. К. Герцык в своих «Воспоминаниях» (неопубликованная глава «Судак») цитирует фрагмент этого стихотворения, очевидно написанного Парнок в Судаке и связанного с этим местом в памяти Е. Герцык годы спустя. Предшествует цитированию запись Е. Герцык: «Мы – старше. Поотлюбили, отликовали, отстрадали, и, ох, уж не опять ли влюблены, не опять ли волнение в крови и мысли? А рядом, вызывая в нас умиленную улыбку, зарождается молодая любовь, – и в ней тоже повинны духи Судака, лукавые – но и строгие, зовущие…» (Машинопись. Архив Т. Н. Жуковской).

«На самое лютое солнце…» – Публ. по Зт.

«Господи! Я не довольно ль жила?…» – Публ. по Зт.

«В душе, как в потухшем кратере…» – Публ. по Зт.

Сонет («На запад, на восток всмотрись, внемли…») – Публ. по Зт. Ст. 1-ср. у Тютчева: «На север, на восток, на юг и на закат?» («Русская география», 1848) (см. изд. Поляковой, с. 337). Прокимен (г ре ч. – предлагаемый вперед) – псалмы, которые чтец или диакон произносит перед чтением апостола, евангелий и паримий, а хор вторит ему.

«Лишь о чуде взмолиться успела я…» – Публ. по Зт.

«Жила я долго, вольность возлюбя…» – Публ. по Зт.

«Молчалив и бледен лежит жених…» – Публ. по Зт.

«Каждый вечер я молю…» – Ковчег. Публ. по Зт. В альманахе вариант: ст. 12-«воскресить». Ст. 11 – 12 – ср.: «- И имена твердишь их вновь и вновь,// Чтоб воскресить усопшую любовь» («Отрывок») (см. изд. Поляковой, с. 338).

«Выставляет месяц рожки острые…» – Публ. по Зт.

«Как воздух прян…» – Публ. по Зт.

Каин – Публ. по Зт. Каин – по библейскому преданию, старший сын Адама и Евы, убивший своего брата Авеля, за что Господь проклял Каина (см. Быт. 4; 1 – 16). Ст. 1 – ср. Быт. 4; 1: «…и родила Каина и сказала: приобрела я человека от Господа», ст. 9 – ср. Быт. 4; 11: «И ныне проклят ты…», ст. 11 – 12 – ср. Быт. 4; 15: «…за то всякому, кто убьет Каина, отметится всемерно». Ст. 15 – Каин назван праотцом поэтов, видимо, потому, что потомок его Иувал «был отец всех играющих на гуслях и свирели» (Быт. 4; 21).

Агарь – Публ. по Зт. Агарь – по библейскому преданию, служанка Сары, которую последняя отдала своему мужу Авраму в наложницы, чтобы она родила ему наследника, поскольку сама Сара до 90 лет не могла родить. После зачатия сына Измаила Агарь возгордилась и стала презирать свою госпожу. Сара, в свою очередь, притесняла беременную Агарь, после чего та сбежала из дома (см. Быт., 16). Беэр-лахай-рои («Источник Живого, видящего меня») – источник в пустыне, где Ангел Господень нашел сбежавшую от Сары Агарь и говорил с ней от имени Господа (см. Быт. 16; 7 – 14). Ст. 9 – ср.: «Стон почти звериной тоски» (РГАЛИ. Ф. 1276, on. 1, ед. хр. 6), «Тоскую, как тоскуют звери». Ст. 12 – ср.: «Пустыней взгляд и нежен голос» («Краснеть за посвященный стих…»), «И медленным взглядом пустынным об-водишь//Во всю ширину развернувшийся рай» («И голос окликнул тебя среди ночи…»).

Ср. также у Цветаевой:

Простоволосая Агарь – сижу, В широкоокую печаль – гляжу. В печное зарево раскрыв глаза, П устыни карие – твои глаза… (Цикл «Отрок», № 3, 1921)

Ср. также у Мандельштама: «Расширенный пустеет взор…» («Слух чуткий парус напрягает…», 1910).

«Как пламень в голубом стекле лампады…» – Публ. по Зт. В «Воспоминаниях» (неопубликованная глава «Вера») Е. К. Герцык сообщает, что стихотворение посвящено В. С. Гриневич.

«Вот дом ее. Смущается влюбленный…» – Публ. по Зт. Дузе Элеонора (1859 – 1924) – великая итальянская трагическая актриса.

«Слезы лила – да не выплакать…» – Публ. по Зт. Возможно, речь в стихотворении также о В. С. Гриневич.

«Все отмычки обломали воры…» – Публ. по Зт. Ст. 4 – ср.: «Все замки и скрепы рушит//Дивная разрыв-трава» («В полночь рыть выходят клады…»), «О, твой страшный дух, о дух твой темный,//Музыка! Разрыв-трава!» («Чуть коснулась, – пал засов железный…»). Ср. также использование этого мотива у П. Соловьевой в пьесе «Крупеничка» (РНБ. Ф. 723, on. I, ед. хр. 2, л. 264 – 264об): «Знаю тайные слова//И при мне разрыв-трава.//Цепи тяжкие падугу/Тут и там, и там, и тут…»; «В калите с собой несу//Девясил, разрыв-траву,//Все оковы разорву…». А также у Черубины де Габриак: «А у меня, по старым плитами/В душе растет разрыв-трава» («Цветы»). Если у Соловьевой мотив используется в своем ближайшем смысле, то у Черубины де Габриак, как и у Парнок, очевидно его использование в метафорическом смысле.

«Не на храпенье до поры…» – Публ. по Зт.

«И так же кичились они…» – Публ. по Зт.

Принятые сокращения:

Изд. Поляковой (с указанием страницы) – Парнок С. Собрание стихотворений. ‹Анн Арбор›: Ардис, 1979.

[Не]закатные оны дни (с указанием страницы) – Полякова С. В. [Не]закатные оны дни: Цветаева и Парнок. ‹Анн Арбор›: Ардис, 1983.

Зт – Зеленая тетрадь.

Чт – Черная тетрадь.

Вт – Веденеевская тетрадь.

De visu (с указанием страницы) – публикация статьи, стихов и писем С. Парнок в журнале «De visu». 1994, №5 – 6 (публ. Т. Н. Жуковской, Н. Г. Князевой, Е. Б. Коркиной, С. В. Поляковой).

Антология Ежова и Шамурина – Ежов И. С., Шамурин Е. И. Русская поэзия XX века. М., 1925.

Камена – Альм. «Камена» / Под ред. П. Краснова. Вып. 2. Харьков, 1919.

Ковчег – Альм. «Ковчег». Феодосия, 1920.

Свиток – Альм. «Свиток». М., 1922, № 2.

Названия прижизненных сборников С. Парнок в тексте комментария даются также сокращенно, без выходных данных. Полностью данные о сборниках С. Парнок приводятся в указаниях источника публикации разделов, соответствующих этим сборникам.

(источник – «Sub rosa»: А. Герцык, С. Парнок, П. Соловьева, Черубина де Габриак»,

М., «Эллис Лак», 1999 г.)