Сокровища зазеркалья

fb2

Если эльфам и гномам повезло восстановить утраченную магию за счет потомков поселенцев в технологическом мире, то и другие народы имеют полное право урвать свой кусок пирога. Вот только не понятно, кто замутил воду и заставил события нестись вскачь: владыки, отстаивающие свои политические интересы, мир, стремящийся к равновесию, или Библиотека — таинственный разумный замок, находящийся на стыке миров. А ведь магов, затерявшихся среди обычных людей, еще нужно найти…

Kagami

Сокровища зазеркалья

Часть первая

ПРОРИЦАТЕЛЬ

Ты шел как бык на красный свет, ты был герой, сомнений нет.

Никто не мог тебя с пути свернуть.

Но если все открыть пути, куда идти и с кем идти?

И как бы ты тогда нашел свой путь?

Андрей Макаревич "Барьер"

Серебряная леди Маргарита

Я рисую коридор, который так не хотела рисовать. Большая ошибка — игнорировать требования своего подсознания. Впредь никогда в жизни так не поступлю. В своей долгой-долгой эльфийской жизни. С ума сойти! Оказывается, я — юная. В силу этой юности можно даже простить себе нелепую ошибку. Нет, ну что бы мне, в самом деле, нарисовать этот коридор! Как бы все было проще! Но как же, мне он не нравился, я боялась, что это бред архитектора. Самоуверенная дура. Теперь вот рисую. Все равно пока нечего больше делать.

Гектора эта идея не вдохновила. Он предпочитает знать, что если в коридоре кто-то появился, значит, этот кто-то воскрешен моей магией. Действительно, одно дело бежать сюда, чтобы помочь кому-то дезориентированному, мягко говоря, необычным попаданием в Библиотеку, и совсем другое — встречать пришельца из иного мира.

Странный он, этот Гектор. Я бы решила, что он мизантроп (не знаю, применимо ли такое определение к волшебным народам), если бы не Рената, Грэм, Хандариф и все остальные, кто его окружает. Они его друзья? Похоже на то. И, похоже, они его любят. А он — их. Чудно. Я тоже их всех люблю. Но мне положено, я их рисовала. И очень долго считала, что все они — плоды моей фантазии. А вот Гектора я не видела. Как мне объяснили, потому, что он — человек. Интересно, а если я теперь его нарисую, он тоже получит защиту? Хотя, я не умею рисовать людей. Жаль. Мне бы хотелось сделать это для него. В принципе, он мне даже нравится. Ну, или мог бы нравиться, удели он мне чуть больше времени.

Вообще-то, сейчас всем не до меня. Кроме двух приставленных ко мне охранников, я уже часа два не говорила ни с кем из своих моделей. В основном, все заняты эвакуацией насильно согнанных сюда людей. Часть гарнизона крепости отправилась в погоню за сбежавшими после смерти Энгиона эльфами. В глубине коридора слышны приглушенные голоса магов-тюремщиков, как их здесь называют. Даже Рената, артефактер, нашла себе какое-то занятие. А я пока ничем не могу помочь. Слишком мало я понимаю в происходящем.

Жаль, что охранять меня приставили не болтливых умненьких близнецов-эльфов, а молчаливого гоблина Риоха и недалекую юную ундину Мирезию. Не самая совместимая, судя по всему, пара. Будь Риох один, мне, наверно, удалось бы его разговорить, но стоит мне открыть рот, как в ответ даже на самый простой вопрос Мирезия начинает болтать без умолку, и гоблин замыкается. Поэтому, я предпочла заняться рисованием.

Конечно, гораздо важнее сейчас нарисовать проход в собственную квартиру, или в кабинет Павла, но этот коридор снился мне слишком долго, я просто обязана сначала избавиться от этого наваждения. А проход я нарисую. Обязательно. Почему-то мне кажется, что должно получиться. Если уж я смогла увидеть этот мир, то тот, в котором прожила почти шестьдесят лет, уж точно сумею оживить на бумаге.

Вот, собственно, и все. Коридор на рисунке приобретает объем и вспыхивает золотистым свечением. Сейчас я могу сделать шаг в рисунок и выйти с другой стороны — я ведь и так в этом коридоре. Я беру ластик и аккуратно стираю один изгиб завитка тяжелой кованой рамы зеркала. Рисунок снова становится плоским.

Еще пару мгновений я любуюсь своим творением, потом задумываюсь. И куда мне теперь податься? Собственная никчемность ужасно раздражает. Не для того я сюда пришла. Убогой и ненужной я была в родном мире, хотя и там сумела придать своей жизни хоть какую-то значимость. Так почему же здесь Серебряная леди, защищающая жизни, вынуждена наблюдать с берега за стремительным потоком бурной деятельности? Не хочу и не буду.

— Господа, — обращаюсь я к своей охране, — Сделайте милость и, как старожилы этого мира, расскажите мне по секрету, чем я все-таки могу быть полезна. Я вообще-то не только рисовать умею.

— Что вы, миледи, — тут же начинает тараторить ундина, видимо совсем отяготившись получасовым молчанием, — вам пока не следует выходить из Библиотеки. Ведь еще не все враги пойманы, это же опасно для вас. А в самой крепости есть сейчас дела только для магов. И вообще Серебряной леди совсем не обязательно что-то делать. Вы и так столько сделали для всех нас!..

Нет, вы понимаете, да? Мне, оказывается, ничего делать не обязательно. Я, видите ли, уже все сделала. И что мне теперь, рукоделием заниматься? Извините, не умею. Для меня даже пуговицу пришить, и то проблема. Так что, не дождетесь. И рисованием я теперь буду заниматься только по собственному желанию. После долгого, тщательного и вдумчивого исследования очередной кандидатуры на бессмертие. Вот, например, прежде чем рисовать эту самую Мирезию, я бы, знай, что она собой представляет, сто раз подумала. Она же, наверное, когда-нибудь замуж выйдет. Это же получается, несчастный супруг ее даже придушить не сможет, чтобы заткнуть. Она ж воскреснет и пойдет тарахтеть еще больше. Ужас какой! Да ее же только из вящего человеколюбия… то есть ундинолюбия рисовать не стоило.

— Стоп! — я так громко прерываю поток словоизлияний Мирезии, что она вздрагивает, а по физиономии гоблина, кажется, скользит ухмылка.

— Миледи? — растеряно хлопает она ресницами.

— Мирезия, дорогая, сделай мне одолжение.

— Все, что прикажете, миледи.

— Позволь ответить на мои вопросы Риоху. И впредь я буду тебе очень признательна, — я сознательно добавляю металла в голос, — если ты не станешь мне указывать, что мне надо, а что не надо делать. Я ясно выразилась?

— Простите, миледи, — шепчет ундина, напуганная моим тоном.

— Риох, скажи мне, пожалуйста, чем бы ты сейчас занимался, если бы не охранял меня?

— Миледи? — гоблин явно удивлен такой постановкой вопроса.

— Ты маг?

— Нет, миледи. Мой народ владеет только слабой бытовой магией. Я воин.

— И, как воин, что бы ты сейчас делал?

— Скорее всего, преследовал бы сбежавших отступников, миледи.

— Ну, этот поезд, к сожалению, уже ушел.

— Что, простите? — Риох явно не понял моей иномирской метафоры.

— Я имею в виду, что ты едва ли смог бы сейчас догнать отряды преследователей.

— Да, миледи.

— Бога ради, Риох, перестань меня так называть! Меня зовут Марта. Надеюсь, не трудно запомнить, — ну, вот, теперь я и гоблина в ступор вогнала! Да что со мной такое?! Совсем озверела, — Ладно, проехали, — миролюбиво добавляю я и вижу, как Риох слегка расслабляется, — А если бы ты не был в группе преследования, где еще ты мог бы оказаться?

— Не знаю, — гоблин совсем теряется, — Люди расколдованы и воевать совершенно не хотят. Может быть, меня поставили бы в отряд сопровождения.

— Нет, — вздыхаю я, — сопровождать людей до ПМЖ мы тоже не будем.

Меня снова одаривают непонимающими взглядами. Надо будет поинтересоваться у Ренаты, сколько времени она привыкала к местным идиомам. Но для начала нужно срочно разобраться в реалиях. На самом деле на так уж много всего я умею. Надо определиться, какие еще мои не магические таланты могут найти применение в этом мире. Или здесь любые таланты оказываются магическими?

— Хорошо, — принимаю я решение, — Скажи мне, Риох, а когда все дела будут закончены, что ты собираешься делать?

— Охранять вас, разумеется.

— А если бы не охранял? Если бы ты был занят другими делами, не требующими покидать Библиотеку, то что бы ты стал делать, когда их закончишь?

Маленький гоблин пожимает плечами и ненадолго задумывается.

— Скорее всего, мы собрались бы небольшой компанией отметить победу, — отвечает он, наконец, — У смотрителя Гектора.

— Отметить? И как вы обычно отмечаете?

— Простые посиделки. Немного танцев. Немного песен. Немного выпивки, она у Гектора всегда есть. Немного еды, если удастся что-то выпросить у маркитантов.

— Есть! — я так вскрикиваю, что мои собеседники вздрагивают, — Так, Мирезия, у меня к тебе очень важное поручение!

— Да, госпожа! — ундина только щеки от гордости не раздувает.

— Сейчас ты пойдешь и соберешь точную информацию о том, сколько народу останется в замке сегодня вечером. Потом сообщишь мне. Найдешь меня на кухне. Риох, пошли.

— Но миледи…

— Никаких "но"! Ты же не думаешь, что вся бригада поваров набросится на меня с кухонными ножами.

— Там нет поваров, — невозмутимо поправляет меня гоблин, — Только очень старая и ленивая магия.

— Тем лучше, — я полна решимости, — Мирезия, за дело! Риох, вперед!

Смотритель Гектор

С ума сойти можно! Сколько еще сюрпризов преподнесут мне эти иномирские женщины?!

Когда дуреха Мирезия примчалась ко мне со своим нелепым поручением, я решил, что Марта просто изыскала способ от нее избавиться. Мне с самого начала не понравилась идея оставить именно ее охранять Серебряную леди. Но Арианна почему-то решила именно так. Уж не знаю, чем она там руководствовалась. Впрочем, охрана была не слишком нужна, поэтому я не стал спорить. Едва ли Марте могло что-то угрожать в самой Библиотеке. И все же мы подстраховались. Я очень надеялся, что она не потащится рисовать этот чертов коридор именно сегодня. Как оказалось, напрасно. Это я тоже узнал от Мирезии. Судя по всему, новая Серебряная леди оказалась еще более своенравна, чем предыдущая. Меня прошибло холодным потом, когда я представил, что могло случиться, найди ее там какой-нибудь неучтенный и случайно убитый эльф-отступник. Магов в замке сейчас катастрофически не хватало. Нам пришлось оставить всего дюжину из них патрулировать коридор. Остальные строили порталы, чтобы увести как можно быстрее людей по домам — действо сложное и энергоемкое. Нужно было все же поддаться умоляющим взглядам близнецов и оставить их с Мартой. Эти разгильдяи ни за что не дали бы ей заскучать. Хорошо хоть я догадался пристроить к ней Риоха.

Мне остается утешать себя тем, что руководство процессом эвакуации больше не требуется, так что мое бегство обратно в Библиотеку не помешает магам и сопровождающим довести дело до конца. Сейчас главное добраться до кухни, пока с Мартой ничего не случилось.

Почему, ну почему, ее понесло именно туда?! Даже я побаиваюсь этого мрачного, расположенного за заброшенным обеденным залом помещения. Ума не приложу, зачем Библиотеке понадобился этот зал, в котором свободно могут рассесться гостей двести, включая парочку драконов. На моей памяти, за исключением нынешней осады, здесь никогда не собиралось для трапезы больше пяти персон за раз. Да и в свидетельствах своих предшественников я не встречал упоминаний о званых обедах и балах в этих стенах. Впрочем, учитель говорил, что иногда Библиотека предвидит будущее и создает какие-то помещения как бы впрок.

Будучи хранителем, Энгион еще как-то справлялся с магией кухни, но меня она к себе не подпустила. Я так и прожил свою жизнь, питаясь тем, что мне регулярно поставляли эльфы. Даже разогревать супы и жарить яичницу приспособился в камине. А эта ненормальная, кажется, решила устроить торжественный обед! Да ее же первая наполненная кастрюля в себе утопит!

Но уже на подходе к кухне, я начинаю понимать, что происходит что-то странное. Впервые на моей памяти всегда безжизненный обеденный зал обрел подобие уюта. Никогда прежде не горевшие фонарики на стенах светятся мягким желтым светом. Стоявшие зачехленными дубовые столы теперь покрыты крахмальными белыми скатертями, а столовые приборы — откуда только взялись! — сияют так, словно их только что надраивали сотни посудомоек. И во всем этом чувствуется магия. Я даже останавливаюсь на пару мгновений посреди зала, впитывая ее душистую, добрую и какую-то домашнюю вибрацию.

Дальше я иду медленнее. Марта приручила кухню? Быть не может! Да такое никому не под силу! И все же…

Зрелище, которое открывается моим глазам, когда я вхожу в большое, оборудованное по последнему слову моды десяти тысячелетней давности помещение, достойно быть воспето в поэмах. А собственно… Почему оно большое, и почему мне всегда казалось, что все здесь ветхое и морально устаревшее? И куда делся налет копоти и кислый запах недомытой посуды? Всесильные боги, это…

Мне много доводилось слышать о гоблинских шаманах. Сам я, разумеется, никогда не видел их магии. Этот островной народ, хоть и многочислен, но живет довольной замкнутой жизнью и редко интересуется событиями на материке. Еще реже кто-либо из них соглашается жить среди нас и помогать по дому. И уж тем более, я никак не мог ожидать встретить столь яркое проявление их странного волшебства здесь, в Библиотеке.

Можно подумать, Риох дирижирует всей кухонной утварью сразу. И не только утварью. Ему подчиняются огонь в очагах, вода в мойке и невесть откуда взявшиеся связки чеснока и лука, горы свежих овощей, пучки ароматных трав, оленьи и кабаньи туши и даже дрожжи в опаре. Он весь находится в движении. Кажется, каждая мышца его тела связана невидимой нитью с каким-нибудь предметом на кухне. Но в глазах гоблина можно прочесть неземное блаженство от всего происходящего.

А руководит Марта.

— Риох, милый, нужно побыстрее прожарить этот лучок до золотистой корочки, а вон в той кастрюле, кажется, совсем выкипела вода. Лучше немного добавить, чтоб не подгорело.

Волей Риоха все ее пожелания мгновенно исполняются.

Я не так давно знаю этого парня и всегда считал его воином. Но если он такой сильный шаман, как его вообще выпустили с островов? Это же просто невозможно! То, что он творит, не поддается никакой классификации. Но только ли он? Ощущением праздника, долгожданного пробуждения, веселого куража, кажется, пропитаны сами стены некогда мрачной кухни. Мне закрадываются в голову кое-какие подозрения, которые даже страшно сформулировать. Но если это окажется правдой…

— Марта, — обозначаю я, наконец, свое присутствие.

Она оборачивается ко мне — веселая, раскрасневшаяся, счастливая — хозяйка, готовящаяся к приему дорогих гостей.

— О, Гектор! Надеюсь, вы не в обиде, что мы тут немного похозяйничали? Вы видели Мирезию? Она должна была уже вернуться.

— Я отпустил ее домой, — я изо всех сил стараюсь говорить по сути, чтобы не выдать нахлынувшего вдруг волнения, — Сегодня к ночи в замке останется чуть больше полусотни гостей. Осада здорово всех утомила, и я не стал никого задерживать. Примерно четыре десятка магов по-прежнему будут посменно охранять галерею, пока не переловят всех предателей. Да еще несколько моих личных друзей не спешат покинуть сей гостеприимный кров. Завтра, скорее всего, прибудут высокие гости, чтобы поприветствовать вас.

— Завтра будет завтра, Гектор, — Марта подходит почти вплотную, кладет руку мне на плечо и заглядывает в глаза, — Об этом можно поговорить и потом. Вы не ответили, вы на меня не сердитесь?

— На вас невозможно сердиться, Марта. На вас даже кухня не рассердилась.

— Кухня? Ну, разве же она сердитая?! — восторженная улыбка перетекает в тихий смех, — Она такая милая дама. Мы прекрасно поладили. И, кажется, ей очень понравился Риох. Мне, в прочем, тоже. Правда, он бесподобен?

— Вы даже не представляете на сколько, — я сам не замечаю, как тоже начинаю улыбаться.

Почему на меня так действуют эти иномирские женщины? Я же несся сюда с настроением устроить ей разгром. А вместо этого улыбаюсь и чувствую себя почти счастливым. Впрочем, почему "почти"? Марта, не задумываясь, одушевила кухню, и та приняла ее с распростертыми объятиями. И не только ее, но и гоблина. Похоже, мой странный дом обрастает новыми жильцами. Да-да! Именно жильцами, а не гостями. Гостям он ни за что не позволил бы подобных вольностей. О горе мне! Как же я сообщу об этом Ирэльтилю?! Но Марта права. Завтра будет завтра.

— Надеюсь, к полуночи все освободятся? — отрывает она меня от тревожно-радостных мыслей.

— Кроме дежурных.

— В таком случае, обед будет подан в полночь. Кухня считает, что может обеспечить банкет подобающими напитками, но если вы предпочитаете…

— Ни в коем случае! Я полностью доверяю кухне, раз ей доверяете вы. Я попрошу всех оставшихся собраться в обеденном зале в полночь.

— Спасибо, Гектор!

— Вам спасибо, Марта. Вы не только в одиночку сняли осаду, но и устраиваете банкет по этому поводу. Воистину, неисчерпаемы ваши таланты. Пойду, сообщу остальным о планах на вечер.

Надеюсь, мои слова прозвучали достаточно убедительно, и она не поняла, что я попросту сбежал. Позорно сбежал от переполняющих меня удивления и восторга. Что-то теперь будет?

Марк

— Марк, на кого вы поставили? — Джесси запыхалась, глаза горели, щеки раскраснелись.

Я хитро улыбнулся.

— Ну, Ма-а-арк! — жалобно протянула моя лучшая наездница.

— У тебя проблемы с деньгами, Джесси? — усмехнулся я.

— Ну, Марк, ну, пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Всего пять минут осталось! Марк!

— Я поставил на Уинд Стар.

— На Уинд Стар, ага! Спасибо! — Джесси сорвалась с места, пробежала несколько шагов, но остановилась, обернулась и недоуменно на меня уставилась, — На Уинд Стар?!

— Угу.

— Марк… Марк, а зачем вы на него поставили?

— Чтобы выиграть, разумеется.

— И какая ставка?

— На победу.

— На победу?!

— На победу.

— На Уинд Стар?!

— Да, Джесси, и у тебя осталось три минуты.

Еще пару секунд она растеряно сверлила меня взглядом, а потом все же побежала делать свою ставку. Глупышка! Не уже ли думала, что я обману ее после того, как она набралась смелости спросить? Думаю, она даже не подозревает, какое умиление вызывает у меня только потому, что совершенно меня не боится. Не знаю, почему. Может, это бесшабашность юности, а может она просто чувствует, что мы одинаково относимся к лошадям. Но Джесси совершенно все равно, как я выгляжу, как ору на подчиненных, как самоуправствую с людьми. Она всегда беспрекословно выполняет все мои указания. Однажды, ради эксперимента, я отдам какое-нибудь нелепое распоряжение в отношении лошади и посмотрю, что будет. И почему мне кажется, что тогда ее возмущение снесет даже мои полтора центнера веса?

Джесси вернулась и подсела к нашим конюхам и наездникам. Мои лошади не участвуют сегодня в заезде, так что мы вольны делать ставки. Собственно, затем я и здесь. Мне нужны деньги на племенного жеребца. В прошлом году из-за растяпы ветеринара я потерял Ориона. Если бы не это, у меня был бы один сильный производитель и, в скором времени, деньги от продажи двухлеток на покупку второго. Я не хотел стоять на месте, я хотел развиваться. И хотя я понимал, что покупка второго производителя выведет меня сразу на новый уровень и привлечет внимание к моему заводу, жажда обладания хорошими лошадьми перевешивала здравый смысл. Но Ориона я потерял, и мечтам не суждено было сбыться в скором времени. Что есть, то есть. Я не люблю играть на скачках. Нет никакого интереса делать ставки, когда все время выигрываешь.

Упоение собственным могуществом прошло еще в юности. Может, сказалось воспитание — мой приемный отец был викарием, а может, я просто не игрок по натуре. К спорту я тоже был довольно равнодушен. Единственное, что меня привлекало всегда — лошади, но поскольку уже к пятнадцати годам я вымахал до шести футов, карьера наездника мне не грозила.

Я понимал, что есть вещи, которых нельзя достичь просто потому, что нельзя. Поэтому я закончил колледж, получил непыльную менеджерскую должность в небольшой компании и не очень беспокоился о будущем.

К двадцати пяти годам я похоронил чету своих приемных родителей, а в двадцать семь женился на милой девушке, с которой познакомился на скачках. Она тоже любила лошадей, и нам было о чем поболтать. Через два года родился Питер, а когда мне исполнилось тридцать, начался этот кошмар. Я всегда был крупным, не склонным к худобе парнем, но держался в форме, а тут меньше чем за год прибавил почти сто пятьдесят фунтов. Врачи только разводили руками и ссылались на уникальное сочетание генов, а я психовал, вместо того, чтобы учиться жить в новой для себя реальности. Еще через год Меган подала на развод, а я даже не попытался ее удержать. Я бросил работу и не запил только потому, что еще не хотел умирать, а врачи твердо пообещали мне стремительное развитие диабета, если сорвусь. Впрочем, не смотря на удвоившийся вес, здоровье мое не пошатнулось.

Пару лет я жил исключительно на деньги, выигранные на скачках. Потом депрессия начала отступать. Разменяв до последнего пенни все, что было у меня в жизни, я вдруг особенно отчетливо увидел свою мечту. Тогда я начал колесить по стране в поисках места, где хочу осесть.

Тэда я встретил в Манчестере, и он поначалу не узнал меня, что не удивительно. Он помнил меня угловатым подвижным подростком и никак не ожидал увидеть такую гору плоти. Тем не менее, как мне показалось, он обрадовался встрече. Мы посидели в пабе, вспоминая юность и, сам не знаю как, я рассказал ему о своих планах. Это стало поворотным пунктом в моих странствиях. Уже на следующее утро мы ехали на юг, посмотреть выставленную на продажу ферму с конюшнями. Так чуть больше трех лет назад я стал коннозаводчиком. Конечно, никто не продал мне лошадей вместе с фермой, и пришлось еще поездить по ипподромам страны, чтобы сделать ставки и вложить деньги в будущих кобыл-производительниц.

У меня хватило ума не афишировать свое везение. В дальнейшем я стал играть только тогда, когда мне действительно были нужны финансовые вливания. Как сейчас, например. Но теперь я, может и не самый богатый и известный коннозаводчик, но, тем не менее, меня знают, поэтому я рискую, делая ставки. Слухи о моем везении уже начали расползаться, а мне совсем не хочется, чтобы кому-то пришло в голову обвинить меня в нечестной игре. И все же без этого выигрыша мне не выкрутиться.

Уинд Стар, разумеется, пришел первым. Я следил не за заездом, а за Джесси, но это было даже интересней. Девчонка просто взлетела над трибуной, когда кони пересекли финиш. А дальше началось самое любопытное: реакция остальных. Да, победа Уинд Стар была неожиданной, но еще большей неожиданностью стало то, что на него ставила Джесси. Мои бойцы накинулись на нее. Только Тэд стоял в стороне, посмеиваясь, а потом посмотрел прямо на меня и показал большой палец. Следом обернулась Джесси, помахала рукой и, вырвавшись, наконец, из крепких объятий конюхов, побежала вверх по лестнице.

Я тоже поднялся. Ставить сегодня больше было нельзя, а просто так сидеть и жариться на трибуне нет никакого смысла. Я принялся медленно карабкаться по ступенькам. Пот градом катился по спине и груди, впитываясь в дорогую ткань летнего костюма, заливал глаза. Ненавижу жару! Ненавижу лестницы! Ненавижу свое жирное неповоротливое тело!

Высоко впереди мелькнула хрупкая фигурка Джесси.

Артефактер Рен-Атар

Все еще хуже, чем предполагал Гектор. Вчера, когда он сказал, что Серебряная леди не из тех, кем можно управлять, и попросил спрогнозировать варианты ее дальнейшего поведения, я над ним посмеялась.

Мне нравится Марта. Может, потому, что она, как и я, родилась и жила в том мире. Наверное, именно этот факт объясняет отсутствие в ней эльфийской надменности. До сих пор только Зантар и Кант не вызывали у меня неприятия, но даже у них, пусть и изредка, проскальзывает на лицах гримаса расового превосходства. Марта же начисто лишена спеси. Она счастлива и удивлена, и открыта настолько, что готова делиться своей радостью со всем миром. Но никому она не позволит отнять у нее эту радость.

На меня всегда было легко надавить. Матери, Иринке, потом — Гектору или конунгу. Я предпочитаю уходить от конфликтов, идти на компромиссы. Если я получаю разумное объяснение, почему что-то надо или не надо делать, со мной никогда не бывает трудно договориться. Марта не такая. Она принимает решения сама. Не импульсивно, а разумно оценивая степень риска. И она твердо уверена, что никто, кроме нее самой, не имеет права эту степень определять.

Все это я смогла сформулировать для себя только сейчас, а Гектор интуитивно понял еще вчера. Я же вчера наслаждалась долгожданной разрядкой и упивалась праздником, устроенным для нас Мартой.

А сегодня мы снова сидим в кабинете у Гектора тесной компанией единомышленников, словно и не была снята осада. Нет только Риоха. Он увел Марту на кухню, чтобы успокоить. Она сама говорила, что творческий процесс помогает ей расслабиться, а рисовать портреты на заказ, она час назад отказалась публично.

Можно считать мы снова на военном положении. На этот раз по собственной воле. Вот только осаждают Библиотеку не эльфы-отступники, а все сильные мира сего вместе взятые. А мы… мы просто сделали свой нелепый выбор, став на защиту неясных до конца нам самим интересов Серебряной леди.

Гектор обводит нас мрачным взглядом, потом усмехается.

— Ну, что ж, господа. Нас, можно сказать, армия.

Действительно. Ну, армия — не армия, но Ноев ковчег. Почти что каждой твари по паре. Нонконформисты. Бунтари по убеждениям. Или просто друзья? Знать бы! Во что же мы вляпались?

— Ну, вот что, — Гектор разворачивает кресло лицом к комнате, садится и снова внимательно оглядывает каждого, — У вас еще есть возможность выйти отсюда. Прямо сейчас. Можете отправиться к своим владыкам и сообщить, что здесь плетется заговор. Скорее всего, вам поверят и реабилитируют.

Никто не двигается с места. Грэм невозмутим. Штред скалится, а орлица Бриза берет его за руку и строит недовольную гримаску. Балаболка Хандариф выглядит сейчас таким же замкнутым, как его молчаливый брат Дашмир. На лицах ундин-амазонок Арианны и ее напарницы Дилии решимость. Старый кентавр Эврид, как всегда, хмур, и его дочь Шета старается ему во всем подражать. Близнецы Зантариэль и Кантариэль ухмыляются, довольные тем, что ввязались в эту авантюру. А может, тем, что теперь будут рядом с Мартой. Синдин стоит за моей спиной, положив ладонь мне на плечо.

Я знаю, почему я здесь. Потому, что Марта права и у нее хватило смелости открыто отстаивать свое мнение. Конечно, ей повезло меньше, чем мне. Когда больше трех лет назад я пришла в этот мир, я была не одна. У меня уже был Синдин — друг, который помог мне принять это решение. Да и конунг, показавшийся мне вначале похотливым старым интриганом, оказался на деле добрым дядюшкой, слишком счастливым от моего появления, чтобы мешать мне жить своей собственной жизнью. Я просто не сразу поняла, что все его обходные маневры преследуют цель уберечь меня от опрометчивых поступков в новом, незнакомом мне социуме. Но нервы я ему здорово потрепала. Бедненький!

Ирэльтиль — совсем другое дело. Эльфийская гордость словно въелась в его кровь, плоть, выражение лица, манеры и жесты. Не будь он достаточно мудрым политиком, и не занимай столь высокий пост, мне кажется, он был бы в числе первых последователей Энгиона. Но Ирэльтилю было что терять, и он не допустил этой роковой ошибки.

Он допустил другую. Сразу после церемонии представления он попытался объяснить Марте, что ей следует гордиться тем, что она эльфийка. А еще выразил при ней свое недовольство Кантом и Зантаром. Вот такой вот комплекс. Типа, конкретно эти твои соплеменники — оболтусы и разгильдяи, а я — правильный. Это Марте-то.

С этого-то все и началось. Гектор вздрогнул, а я не сразу поняла, чего он испугался. Но, я же говорю, он интуитивно просчитал Марту. Марта же в это время разглядывала Ирэльтиля, как некий музейный экспонат. Долго так разглядывала, пока тот не занервничал. Потом усмехнулась, обвела взглядом всех глазеющих на нее Верховных (приглашенные на встречу защитники и гости Библиотеки не в счет, с нами всеми она успела перезнакомиться накануне), и вдруг выдала:

— Не нравитесь вы мне, Пресветлый владыка, не буду я вас рисовать. Да и остальных, пожалуй, тоже, — потом вдруг повернулась к леди Рисс, грустно улыбнулась и добавила, — Жаль, что я так и не смогла передать рисунком, какая вы красавица.

Не берусь утверждать, что это именно так, но в контексте показалась, что Марта определила внешность царственно кошки, как ее единственное достоинство.

— Но, миледи, — попытался сгладить ситуацию вконец растерявшийся Ирэльтиль, — Речь сейчас не о ваших рисунках. Вы должны поскорей переехать в Сентанен, вернуться к своему народу.

— С какой стати? Мне и вас одного за пару минут с головой хватило, а если я буду жить в окружении исключительно таких ханжей и зануд, я за месяц докачусь до депрессивного психоза. Я остаюсь в Библиотеке. Вы же не против, Гектор?

— Даже если бы я был против, миледи, я не смог бы вас выгнать. Но поверьте, это не только большая честь, но и большая радость для меня.

— Гектор, что ты говоришь?! Это безумие!

— Успокойся Ир, — леди Рисс поморщилась, — В этом безумии его не переупрямишь. Но у меня вопрос к леди Маргарите. Я бы хотела знать причину. Не верю, что дело только в том, что вам приглянулось это место.

— Конечно. Я не имею привычки поступать по велению своей левой пятки. Или придуманных кем-то правил. Если вы не в курсе, в том мире у меня осталась семья. И я не собираюсь отказываться от них. А Библиотека, как мне кажется — единственное место, где проходы будут работать. Кроме того, — Марта фыркнула и насмешливо посмотрела на львицу, — я обещала кое-кому помочь справиться с еще одним безумием.

— Не может быть! — та даже отшатнулась от Серебряной леди.

Я не смогла определить, что выражало ее лицо. Вообще-то, Верховная прекрасно умеет скрывать свои чувства, но мне показалось, что в глазах кошки промелькнул восторг, смешанный с ужасом.

В зале поднялся шум. Я не совсем поняла, что вызвало такую бурную реакцию. Не уже ли возможность попасть в тот мир по своему желанию? Они что, не поняли, что их желания тут ни при чем? Отныне и навсегда это будет решать только Марта. Так же, как и то, кто получит ее защиту. Это меня можно уговорить сделать практически любой артефакт. Ну, если не уговорить, то спровоцировать. До сих пор никак не привыкну относиться к своей деятельности, как к рутине. Стоит представить свойства безделушки, и пальцы так и тянутся к зиральфиру. А Марта уже приняла для себя решение и не отступит ни на шаг. Так и будет единолично нести ответственность за свой дар.

А дальше случилось то, что, собственно, и привело к кризису. Ирэльтиль бросил в Марту заклинанием стасиса. Это потом мне объяснили, что это был стасис, но в тот момент это выглядело, как нападение. Уж не знаю, чего он хотел добиться. Может, рассчитывал, что ему удастся похитить несговорчивую волшебницу и силой уволочь ее в Сентанен. А может, просто нервы сдали. Не каждый день владык обзывают ханжами и занудами. Но в Марту он не попал. Не потому, что не целился, а потому, что Грэм среагировал раньше. На этот раз подставлять ему было некого, кроме Гектора, так что пришлось прикрыть Серебряную леди самому.

Не знаю, понимаете ли вы, что это означало. Получилось, что, во время встречи Верховных, Пресветлый Владыка напал на представителя народа оборотней. Это не просто прямое нарушение Конвента. Это формальное объявление о выходе из него. Более того, это объявление войны.

В считанные секунды произошло следующее.

Синдин, оттолкнув меня за спину, рванулся вперед, чтобы поддержать начавшего заваливаться, застывшего, как статуя, Грэма. Хандариф с криком тоже бросился к другу через весь зал, игнорируя настойчивые требования Пламенного эмира не ввязываться и выстреливая искры в рванувшихся ему наперерез охранников Фарияра. Изящный рукавчик элегантного платья леди Рисс разлетелся мелким конфетти, и львиная лапа метнулась прямо в грудь Ирэльтилю. Я никогда прежде не видела частичной трансформации, но Гектор, видимо знал, что происходит. Всем своим весом он повис на этой лапе, вызвав недовольный рык кошки. Пресветлый, воспользовался замешательством и принялся творить новое заклинание. На этот раз между ним и Мартой не было даже Гектора, и все могло бы кончиться плачевно, если бы близнецы Годриленна, неизвестно откуда появившиеся по бокам от волшебницы, не выставили щит прямо перед ней. Заклинание врезалось в щит, но не смогло его преодолеть, лишь заставило прогнуться, и Марту ощутимо толкнуло назад. Риох придержал ее и быстро втолкнул в центр круга, где уже находился Синдин с застывшим Грэмом на плечах. Когда к этой живой стене присоединились Штред, Бриза, Дашмир и амазонки, я не заметила. Кант и Зантар начали быстро расходиться в стороны, растягивая щит, как бы огораживая им всех нас.

— Уходим, — приказал Хандариф, — Продвигаемся к двери, как только замкнется щит.

И только тут я увидела Гектора. И закричала. Он лежал на полу навзничь, не подавая признаков жизни. Леди Рисс с удивлением рассматривала уже принявшую вид человеческой руку. Я обернулась к близнецам и встретила их растерянные взгляды. Гектор оставался за щитом, а по руке Ирэльтиля уже змеились молнии, направленные в грудь смотрителя. Но и им не было суждено найти свою цель. Отразившись от широкого меча, невесть как, подоспевшего Эврида, они рикошетом задели самого эльфа.

Ирэльтиль с трудом удержался на ногах и застыл, покачивая поврежденную руку. В зале воцарилась гробовая тишина.

— Шета! — негромко позвал старый воин, — Возьми смотрителя и двигайся за остальными.

Кентаврица легко закинула Гектора к себе на спину, натянула лук и стала отступать, обводя прицелом весь зал.

— Первый, кто сделает хоть одно движение в сторону моей дочери, умрет, — спокойно сказал Эврид, — Слово кентавра.

Я еще успела заметить, с какой ненавистью смотрит Тион на своего главнокомандующего, и как хмурится конунг, как в отчаянии шепчет имя Гектора леди Рисс, и испуганно прячется за спинами охранниц Лилея, как кривится от боли и бессилия Ирэльтиль, и Фарияр кусает губы.

А потом организованным каре мы вышли из широких дверей зала, и Эврид закрыл их за нами. Хандариф протиснулся между эльфами и запечатал дверь огненной печатью.

— У нас есть примерно час, — спокойно сказал он, — снимайте барьер, они не смогут выйти.

— А не сломают? — недоверчиво покачал головой Зантар.

— Мою печать за час не сломаешь, а через час она сама исчезнет.

— Да, но они-то этого не знают.

— Фарияр знает. Как Гектор?

— Лучше, — ответила я.

Мы уже сняли смотрителя со спины кентаврицы, и Шета наскоро его осмотрела. Хорошо, что среди нас оказалась целительница, да еще из народа кентавров.

— У него шишка на затылке, возможно, легкое сотрясение, но он уже пришел в себя, — спокойно произнесла Шета, — я наложила исцеляющее заклятие, он даже не заметит, как полностью вылечится.

— Она его не порвала? — продолжал допытываться саламандр.

— Только поцарапала, и я уже заживила. А вот оборотню я не смогу помочь.

— Это мое дело, — встряхнулся Хандариф и направился к Грэму, — Помогайте, пресветлые.

— Еще чего, — фыркнул Кант.

Они с братом уже колдовали над вервольфом.

— Это эльфийская магия, Хан, не лезь, — добавил Зантар.

— Ладно, тогда могу скинуть вам чистую силу. Вы же щит держали.

— Валяй, — не глядя на мага кивнул Кант.

Хандариф стал за спинами близнецов и положил руки им на головы. Прошло несколько томительно долгих минут. Казалось, эльфы ничего не делают, но вдруг Грэм зашевелился.

Я опустилась перед ним на колени и взяла за руку. Он крепко сжал мою ладонь, потом открыл глаза, обвел взглядом ближайшие лица.

— Марта? — первое, что спросил он.

— С ней все в порядке, — поспешила я успокоить, — Ты ее прикрыл. Немного потрепало Гектора, но Шета его уже подлатала. Но волнуйся ни о чем.

— Что это было? — оборотень смотрел не на меня, а на эльфов, так что я предоставила им отвечать.

— Стасис, — отреагировал за близнецов Хандариф.

— Мерзость какая, — поморщился Грэм, — А что вообще произошло? Как мы здесь оказались?

— Я бы тоже хотела это знать, — прозвучал у меня за спиной голос Марты, — Кто-нибудь объяснит мне, во что я вас втравила?

Грэм снова сжал мою руку и, хоть с трудом, но встал.

— Все в порядке, миледи, — Гектор, опираясь на плечо Синдина, тоже подошел к нам, — Никого вы никуда не втравливали. Это наше собственное решение. И, во всяком случае, вы можете быть уверены, что из почти сотни присутствовавших на вчерашнем банкете, у вас набралось полтора десятка преданных друзей.

— Спасибо, Гектор. И вам всем спасибо. Но я все равно не понимаю. Почему Пресветлый Владыка напал на меня?

— Магией Серебряной леди всегда распоряжались только эльфы. А вы не только рисовали всех подряд, но еще и впредь отказались принадлежать их народу.

— И это правильно! — хором вставили близнецы.

— И что теперь будет?

— Трудно сказать. Поживем — увидим.

— А вы? Вы все? Хандариф, я видела, что твой владыка пытался тебе помешать пробиться к нам. И все остальные… Они были по-разному, но очень недовольны вашим демаршем. Так почему… Нет, что теперь будет с вами из-за моего упрямства?

— Миледи, здесь нет безумцев, бросивших вызов своим владыкам, не понимая, что творят, — Эврид сделал шаг вперед и поклонился эльфийке, — Думаю, могу сказать за всех сразу: мы знали, на что идем.

— Бросивших вызов своим владыкам… — Марта побледнела.

— Риох, отвлеки ее, ей надо придти в себя, — шепнул Гектор стоявшему рядом со мной гоблину.

— Миледи, — маленький Риох тронул Марту за руку, — Не стоит сейчас думать об этом. Вы не поможете мне? По крайней мере, мы все достойны хорошо подкрепиться, прежде чем решать, что делать дальше.

— Да, конечно, но…

— Иди, Марта, — я постаралась подбодрить ее улыбкой, — Мы действительно не откажемся что-нибудь съесть. А потом возвращайтесь в кабинет Гектора. Мы будем там вас ждать.

Смотритель Гектор

— Итак, желающих уйти нет, — я вздыхаю, понимая, что мне не отговорить этих безумцев.

Признаться, не ожидал, что их может оказаться столько. Четырнадцать, не считая самой Марты. И еще я.

— Нас всего шестнадцать против всего мира, господа. И это, как я понимаю, никого не пугает.

Единодушное молчание. Трусов здесь нет. Обычные идейные самоубийцы.

Тонкий, как комариный писк, но куда более мелодичный звук разрывает тишину, и через мгновение что-то, путаясь у меня в волосах, сползает с головы на плечо. На лицах присутствующих отражается удивление, и я скашиваю глаза.

— Ты неправильно посчитал, Гектор. Ты забыл меня!

Крошечная цветочная фея смешно ерзает и оправляет воздушное платьице, устраиваясь у меня на плече.

— Лисси?! Откуда ты здесь взялась, малышка?

— Я давно здесь! А ты плохой. Ты собрал почти всех друзей, а меня даже не позвал.

— Я не хотел тебя беспокоить, маленькая. Мне и моим друзьям грозит опасность. Мне бы не хотелось, чтобы ты пострадала.

— Вот еще! Как я могу пострадать, если меня даже никто не замечает! Я живу у тебя уже почти три месяца, слушаю все разговоры и за всем слежу, а даже ты меня не вычислил.

— Лисси! Я не думал, что цветочные феи заинтересованы в том, что происходит в Библиотеке!

— Ты же сам послал нам приглашение на встречу в верхах, когда Энгион объявил о своих намерениях. Мы никак не могли с ними согласиться. Цветочным феям не нужны человеческие рабы. Люди нужны нам потому, что они готовы любить нас за нашу магию.

— Я люблю тебя не за твою магию, маленькая, — я невольно улыбаюсь, — Я люблю тебя потому, что мне нравится, когда ты соглашаешься поговорить со мной.

— Вот видишь! Потому нам и нужны люди. А эти… — она вдруг замолкает, потупившись.

— Кто — эти, Лисси? — хотел бы я знать, что это с ней.

До сих пор мы разыгрывали этот спектакль по предварительному сценарию. Едва ли я смог бы оставаться столь спокойным, если бы для меня действительно было сюрпризом ее появление. Но, хвала богам, у Лисси хватило ума появиться вчера только передо мной. Признаться, я действительно был уверен, что цветочные феи игнорируют нынешние события, но, как оказалось, эта малышка уже давно следила за их развитием. Мое собственное удивление навело меня на мысль удивить всех остальных и понаблюдать за их реакцией. Точнее, предложить понаблюдать этой очень своеобразной малышке.

К сожалению, вчера у меня не было ни времени, ни возможности присмотреться к самой Лисси. Беседовать с цветочными феями очень трудно. Они непосредственны, но пугливы. Неловким вопросом можно вовсе отбить у них желание продолжать общение. Вчера малышка загорелась идеей немного разыграть всех остальных, хоть я и не думал, что нам придется делать это при столь драматичных обстоятельствах. Тем не менее, появление Лисси в моем кабинете было спланировано. Вот только что же вдруг так ее заинтриговало?

— Эти… Пришельцы. Рен-Атар, Грэм, теперь — Марта…

— Разве Грэм пришелец, малышка?

— Конечно! Он родился здесь, но любит совсем не так как оборотни. Ведь так, Грэм?

— Как пожелает цветочная фея, — как оборотень ни крепится, я вижу, что он удивлен и растерян.

Маленький народец цветочных фей не слишком любит афишировать свое существование даже в этом волшебном мире. А вот есть ли они там, откуда пришли Рената и Марта, я не знаю. Но подозреваю, что и у них не просто так возник внезапный интерес к происходящему.

— Лисси, — говорю я, надеясь вернуть беседу в предсказанное русло, — не надо дразнить нас всех. Просто скажи, почему ты решила появиться.

— Потому, что я — с вами. Потому, что вы мне нравитесь!

— Ну, ладно. Значит, ты с нами. Могу я представить тебе тех, кого ты не знаешь?

Малышка важно кивает, и я перечисляю всех присутствующих, замечая удивление и восхищение на лицах моих гостей. Поддержка цветочной феи — большая удача для всех нас. Удача — это то, что она дарит нам одним своим присутствием. Мне хотелось бы знать, сама ли Лисси решила к нам присоединиться, или это желание всего маленького народца. Но ее нельзя спрашивать об этом. Даже присутствие одной цветочной феи заставляет Фортуну повернуться к нам лицом, и нельзя просить большего. Это может вспугнуть и фею и удачу.

— Ну что ж, теперь, когда все представлены, я бы хотел получить ответ на один вопрос. Мне кажется, каждый здесь вправе знать, почему пришли остальные. Вот Лисси честно сказала, что мы ей нравимся. И нравятся пришельцы, а значит и Марта. А как насчет вас всех?

Несколько мгновений все смущенно молчат, потом Рената пожимает плечами и начинает первой.

— Мне нравится Марта. И не нравится Ирэльтиль. А еще больше не нравится, как он с ней поступил. А кроме того, я хочу ей помочь и защитить ее потому, что она обещала открыть обратный проход, а я скучаю по матери и друзьям и буду рада их увидеть. Вот так примерно. Ну, и еще, мне кажется, что тут подобралась неплохая компания.

— Я согласен на счет компании, — Грэм, наконец, позволяет себе улыбнуться, — И мне тоже нравится Марта. В ней нет эльфийского гонора, и она обещала мне открыть проход. Мне очень нужно попасть в тот мир снова. Я оставил там… друга.

— В нас тоже нет эльфийского гонора, — продолжает один из близнецов, — Думаю, всем понятно, почему. А Марта единственная здесь такая же, как мы. И мы всегда будем на ее стороне.

— А почему? Мне не понятно, — Рената удивленно смотрит на близнецов.

— Рената, — видя смущение эльфов, я спешу сам внести ясность, — Кант и Зантар полукровки. В нашем мире очень редки связи между людьми и долгоживущими расами, но иногда они случаются. У эльфов никогда не бывает близнецов.

— Простите, — гномка краснеет, — Я не знала. Вы совсем не похожи на людей, ребята.

— Это волшебный мир, Рената, и здесь проявляются только волшебные крови. Родись они в вашем мире, они выглядели бы, как люди. Как ты или Марта.

— Постой, Гектор, ты хочешь сказать, что если кто-то из нас попадет в тот мир, мы станем выглядеть как люди?

— Нет, милая, не думаю. Грэм же не стал. Этот мир так легко не отпускает своих детей. Даже если Марта вернется туда, она не потеряет своей юности и эльфийских ушек. Но вот дети любого из вас в том мире родятся людьми. Именно это позволило когда-то оставшимся там поселенцам ассимилироваться и затеряться в вашем мире. Еще есть вопросы?

— Нет, Гектор. Спасибо. И еще раз извините, ребята.

— Тогда, может, продолжим? Кто следующий?

— Я здесь потому, что здесь Грэм, — Хандариф пожимает плечами, — На моего друга напали, когда он защищал Марту. Значит, я тоже буду защищать ее, как и своего друга. Ну, а Дашмир — мой брат, он никогда меня не оставит.

— А я — Рен-Ату и тебя, Гектор, — кивает Синдин.

— Ирэльтиль напал на нашего брата-оборотня, — Штред берет за руку орлицу, как бы давая понять, что говорит за них обоих, — Поэтому мы с Бризой здесь. Если то, что делает Марта, идет вразрез с желаниями остроухого, то мы будем только рады ему досадить. Ну, и конечно, нам нравится и Марта и эта компания.

Взгляды устремляются на сидящих рядом с оборотнями ундин, и возникает заминка. Арианна с Дилией переглядываются. Наконец, Арианна набирает полную грудь воздуха, словно готовясь к переходу в воду, и начинает речь.

— Боюсь, наши с Дилией интересы не столь благородны. Да, Штред, Синдин и Хандариф стали мне почти друзьями за последние полтора-два месяца. И, разумеется, мне всегда приятно общество смотрителя и Рен-Атар. Но не это заставило нас вступиться за Марту. Вы знаете, что Лилея во всем идет на поводу у эльфов. Иногда нам кажется, что Ирэльтиль правит не только своим народом, но и ундинами. А Жемчужная Песня так и не была найдена. Сегодня утром Ирэльтиль пообещал Лилее, что теперь, когда Энгион мертв, он приложит все усилия, чтобы найти артефакт. Но я ему не верю. Даже если бы это было возможно, его гораздо больше устроит, если мы ослабнем магически или увязнем в войне с оборотнями. Кроме того, старая Суанна утверждает, что артефакт был уничтожен, а кто, как не последняя Жемчужница может это чувствовать. А она действительно последняя и действительно слишком старая, чтобы попытаться вырастить новую Слезу Солнца.

— Разве у Суанны нет детей? — вскидывается Хандариф, — Я слышал, у нее были две дочери.

— Мы это не афишируем, но обе ее дочери были замужем в клане Ульт-ди-Мар и погибли больше восьмидесяти лет назад. У нас нет молодой Жемчужницы. А скоро не останется никакой. Выращивать волшебный жемчуг — редкий дар, и ундины вполне могли бы прожить и без него, но не тогда, когда похищена Жемчужная Песня. Мы знаем о теории бэк-апа. Так что, мы здесь потому, что надеемся найти в том мире Жемчужницу. И поэтому, мы никогда не предадим Марту. Лилея не дала согласия на эти поиски. Ирэльтиль убедил ее в том, что это бессмысленно. Нам в любом случае пришлось бы идти на конфликт с ней, если мы хотели присоединиться к поискам в том мире. Так что, даже лучше, что это произошло вот так. Мы рады, что оказались в этой компании.

— Что ж, это, по крайней мере, честно, — Грэм смотрит на ундину с какой-то новой симпатией, — Я тоже не скрываю, что заинтересован в поисках.

— Как и я, — подает голос Эврид.

— А что может быть нужно кентаврам? — удивляется Штред.

— Разумный и порядочный вождь! — фыркает Шета.

— Ни фига себе, теория заговора! — Рената аж вскакивает с места, — Вы чего, ребята, решили за счет Марты устроить каждый у себя маленькие локальные переворотики?! А вам не кажется, что она этого не заслуживает? Ладно, вы подставляете всех нас, но Марта-то при чем? Вы же ее в свои политические интриги втягиваете!

— Рената, успокойся, — я не могу не улыбаться глядя на ее искреннее возмущение, — О переворотах речь не идет. Постарайся понять Эврида и Арианну. Ведь если бы ты не пришла сюда, народу гномов грозил бы такой же кризис, как сейчас грозит ундинам.

— Слава богам, что хоть саламандрам никого там искать не нужно. А то Рен-Атар и меня бы объявила террористом! — хихикает Хандариф.

— Тебе бы все веселиться, Хан! Гектор, как ты не понимаешь! Я действительно была им нужна, и конунг был счастлив, когда я пришла сюда. Но Лилея-то не горит желанием возродить дар Жемчужницы. А новый вождь для кентавров — это-то уж точно переворот!

— Нет, Рен-Атар, это вы не понимаете, — спокойный, немного усталый голос Эврида заставляет гномку замолчать, — Кентаврам нужен вождь предреченный.

— Чего?!

— Вы, наверное, уже знаете, что из всех магических искусств кентавры более всего сильны в целительстве и предсказаниях. Наши пророчества всегда сбываются. Правда, мы редко предсказываем что-то глобальное. Для этого нужен очень сильный дар. Три столетия назад жил пророк Летар. Тогда наш народ еще не существовал так обособленно и был значительно более уважаем, чем сейчас. Мудрые вожди кентавров развивали наши способности и приветствовали обмен магией, опытом и товарами с другими волшебными народами. Летар был наделен не только могучим даром предсказаний, но был еще и сильным воином и мудрым правителем. Право стать вождем он получил в честном бою. Он был справедлив и не терпел лжецов. Не всем это нравилось. Когда пришел срок Игрищ Вождей, а они проводятся раз в десять лет, его вызвал на поединок Базион, потерпевший поражение от Летара на предыдущих Игрищах и не простивший ему это поражение. Базион знал, что в честном бою ему с Летаром не справиться, и отравил наконечник своего копья. Не то, чтобы это было против правил, но всегда унизительно для победителя. Это считается бесчестным. Ведь Игрища проводятся для того, чтобы выявить победителя, а не убить соперника. Умирая, Летар предрек, что среди кентавров не осталось больше достойных и лишь, если правитель придет из другого мира, он сможет объединить все кланы и вернуть наш народ к процветанию. Долгое время его предсмертные слова не считали пророчеством. Как и все, мы знали о том, что наши соплеменники живут в мире, с которым граничит Библиотека, но не предполагали, что проход однажды откроется снова. Тем не менее, народ кентавров стал угасать. Нас не стало меньше, но многие культурные ценности были утрачены, и кланы разделились и стали враждовать между собой, а вожди кентавров были не в силах это остановить. Когда пришла Марта, я сразу вспомнил слова Летара. А сегодня утром я имел глупость напомнить их Тиону. До следующих Игрищ Вождей осталось чуть больше года. Тион силен, и, на данный момент, у него нет достойных соперников среди других претендентов. Если из другого мира не придет более сильный воин, он останется вождем. Он сразу понял, что я считаю правильным привести вождя предреченного из другого мира, и что с Шетой я поделился своими мыслями. Он бы убил нас, если бы не защита Серебряной леди. Но у него хватает верных сторонников и, скорее всего, нас ожидал бы плен до конца жизни. Или он попытается убить Марту, что более вероятно. У эльфов она была бы в безопасности, но раз она решила иначе, я должен ее защищать.

— О боги! — спохватывается Хандариф, — Наш час истекает минут через пятнадцать! Где же Марта?!

Грэм успевает вскочить, готовый бежать на поиски, но тут дверь открывается, и в нее вплывают по воздуху несколько уставленных едой подносов.

— А вот и мы, — доносится из коридора заметно повеселевший голос Марты, — правда мило со стороны Кухни позволить нам воспользоваться ее магией в этом крыле?

Кто-то посмеивается, кто-то приветствует Марту, но никто не гнушается прихватить по тарелке с подноса.

А я облегченно вздыхаю, тихо радуясь, что до меня не дошла очередь откровенничать. Я еще не готов объяснять, почему оказался в этой компании. Мне хватает того, что я уверен: Библиотека единственная, но самая надежная защита для Марты, в этих стенах ей совершенно ничего не грозит.

— Ты им не скажешь, Гектор? — шепчет мне на ухо цветочная фея.

— Не сейчас, Лисси. Еще не время. Я не вправе запереть ее здесь. Пусть она сама это решит, — я кошусь на фею и все-таки рискую спросить, — А ты ничего не хочешь мне сказать?

— Только одно: те, что говорили — на твоей стороне. Но говорили не все. Ты же понимаешь, я теперь не скоро смогу сделать это для тебя. Так что, дальше уже думай сам. Извини.

— Ну что ты, малышка! Это ты меня извини за то, что заставил тебя потратить столько силы. И спасибо тебе. Ты очень мне помогла.

Вот так. Мой маленький детектор лжи не мог вычислить тех, кто молчал. Остается вспомнить, кто же это был. Если среди нас есть слабое звено, я, по крайней мере, могу ограничить круг его поисков.

Марк

Тихий, просящий стук в дверь. Ну, кого нелегкая принесла, спрашивается? Так хотелось расслабиться после душа. Теперь нужно срочно облачаться в штаны и рубашку.

— Открыто, — крикнул я и поспешно заскочил обратно в ванную, — Одну минутку.

— Марк? Я не помешала?

О, Господи! Этой девчонке дашь палец, она откусит всю руку. Надо было наорать на нее тогда, когда обнаглела настолько, чтобы спрашивать, на какую лошадь я поставил. Теперь она, видимо, решила, что имеет право вламываться ко мне в номер.

— Джесси, какого хрена?! — прорычал я.

Получилось, наверное, не очень убедительно. Одним голосом ее не проймешь. Поспешно заправив рубашку в брюки, я вывалился в гостиную и навис над нахалкой.

— Ну, и что тебе здесь надо?

— М-марк? — в голосе дрожь, в глазах решимость, подбородок вздернут, и вся она готова идти на штурм.

— Джесси, тебе что, заняться нечем? Пойди, посиди с ребятами в баре, отпразднуй наш очень приличный результат в гонке. Можешь даже немного выпить, я разрешаю. Здесь-то ты что забыла?

— Я… вот… — она протянула мне чек.

Я уставился на него, не веря своим глазам.

— Джесси, что это?

— Мы поставили на Уинд Стар всю нашу зарплату за прошлый месяц.

— Вы?

— Мы все. Ребята тоже. Мы хотели… в общем, вы не думайте, это только выигрыш. Никто ничего не потерял. Это на жеребца. Тэд говорит, вам понравились Шутер и Спринг Рейн. С этим вы сможете поторговаться за обоих. Разве нет?

— Сядь, — резко приказал я и сам опустился на диван.

Джесси птичкой пристроилась на подлокотнике кресла и выжидающе уставилась на меня. А я не знал, что сказать. Не мог понять, что случилось. Мне казалось, мои работники ненавидят меня. Меня трудно любить. Может быть, даже невозможно. У меня слишком тяжелый, агрессивный и волевой характер и слишком отвратительное, чтобы вызывать симпатию, тело. Меня не за что любить. Да и сам я не люблю никого. Кроме лошадей.

Я даже сына своего запретил себе любить, ведь я не вызываю у него ничего кроме ненависти. Мне больно видеть в нем уже проявившиеся, несмотря на все старания бывшей жены, первые признаки того безумного гормонального взрыва, что однажды превратил меня, молодого крепкого мужчину, в гору жира. Это заложено в генах, и поделать ничего нельзя. Разве что не позволять себе превращаться в аморфную массу, продолжая жить в отвращении к самому себе. Моему сыну еще предстоит пройти долгий путь, чтобы понять это.

А я уже пришел к финишу. Я смирился с тем, что ни чем не могу вызывать симпатии, и это не прибавило мне хорошего отношения к людям. Я перестал чего-либо ждать от них, кроме насмешливых и презрительных взглядов. Поэтому уже несколько минут пялился на лежавший на столе чек и не мог понять, как он здесь оказался.

Мои работники выиграли для меня деньги. Зачем? Я и сам мог бы это сделать, если бы посчитал риск целесообразным. Но я не рискнул. А они — рискнули. Едва ли кто-то обратил бы внимание на то, что одна из отхвативших куш в том забеге — моя наездница. Господи, да посчитай я возможным попросить их, я сам дал бы денег на ставку. Но мне и в голову не могло придти, что хоть кто-то откликнется на мою просьбу. А приказать такое… Я, конечно, тиран и деспот, но, честное слово, не самодур.

— Джесси… — голос почему-то изменил мне, и я почти прохрипел ее имя, — Джесси, почему вы это сделали?

— Чтобы вы купили производителя, — она уставилась на меня честными глазами, не желая понимать, что я имею в виду.

— Джесси, почему вы решили помочь мне? На такой вопрос ты можешь мне ответить?

Девушка замялась и опустила взгляд.

— Тэд попросил?

— Тэд предложил! — оскорблено взвилась она, — И все посчитали, что так будет правильно!

— Почему, Джесси?

— А разве нет? — все больше распалялась девушка, — Вы посмотрите, все наши кобылы взяли призовые места на этом дерби. Еще год-два и Красная Шэрон станет чемпионкой. А может и Протока тоже. Нам нужно хорошее потомство от них!

— Я и так собирался купить производителя, Джесси. И вы это знали. Так зачем собрали деньги на второго?

— Вы собирались купить кохейлана, Марк! А сиглави нам нужен тоже!

— Это ты так решила? — я почувствовал, что начинаю тихо звереть.

Девчонка, конечно, права по всем пунктам, но права решать ей пока никто не предоставлял.

— Нет, босс, это вы так решили. Потому к обоим и приглядывались. Марк, мы просто хотели помочь.

Я вздохнул и прикрыл глаза. Злость прошла, осталась растерянность.

— Почему, Джесси?

— Что "почему"?

— Вот ты лично, почему ты захотела помочь старому, толстому, вечно орущему на тебя хозяину?

— Ну, во-первых, вы не старый.

— Я вдвое старше тебя.

— Подумаешь! — фыркнула эта нахалка, — Вам еще и сорока-то нет. Во-вторых, вы всегда орете по делу. Конечно, могли бы и не орать, а сказать спокойно, но такой уж вы, что ж поделать.

— Весьма великодушно с твоей стороны, — проворчал я.

— Ну и в третьих, по мне так лучше быть крепким подвижным толстяком, чем тощим анемичным доходягой.

— На себя посмотри! Вешалка!

— А что на меня смотреть? Я не доходяга и смотреть на меня особого удовольствия никому не доставит. Ну и последнее…

— Постой-ка, что значит, не доставит удовольствия?

— Бросьте, Марк, мы говорим не обо мне.

— Я — босс. Спросил — отвечай! — я сам не заметил, как опять повысил голос.

— Тиран! — хмыкнула Джесси.

— Какой есть. Отвечай, в чем твоя проблема?

— Нет у меня никакой проблемы!

— Врешь!

— Не вру. Что, если я трезво оцениваю свою внешность и понимаю, что не красавица, это проблема? Еще скажите, что у меня заниженная самооценка! Не дождетесь! Я лучшая наездница в этой стране, и через несколько лет все об этом узнают!

Я вздохнул и снова прикрыл глаза. А что я ожидал услышать? Джесси действительно трудно назвать красавицей. Слишком крупные для маленького личика черты, оттопыренные, не прикрытые коротким ежиком волос уши, непропорционально длинные руки и ноги. И все это при росте четыре фута и десять дюймов и весе 80 фунтов. Она скорее похожа на смешную обезьянку, чем на девушку. Но есть в ней что-то завораживающе милое.

— Хорошо, сдаюсь. У тебя нет проблем. А что на счет меня? Ты вроде не договорила.

— А, не важно, — Джесси махнула рукой.

— Угу, конечно, не важно. Просто тебе нравятся подвижные толстяки, и поэтому ты решила рискнуть своей месячной зарплатой, — я усмехнулся, — Ты пока не привела ни одного достойного аргумента, чтобы я понял причины вашей благотворительности.

— Хорошо, — девушка закусила губу, — Я не знаю, как это объяснить…

— Что именно?

— Вы и лошади.

— Я и лошади? Я люблю лошадей, Джесси. Действительно люблю. В отличие от своих работников, которые вечно норовят навредить моим лошадям своей халатностью или глупостью. Вас я не люблю. Вас я терплю потому, что моим лошадям вы все-таки нужны.

— Я знаю, — Джесси вдруг задорно хихикнула, — Вы прощаете нам наше существование, потому что мы нравимся вашим лошадям.

— И, тем не менее, вы решили мне помочь. Старому толстому скандальному мизантропу, который дает вам право на существование только в угоду своим лошадям. Почему?

— Потому что, если бы не лишний вес, лучшим в мире наездником были бы вы.

— Что?!

— Понимаете, я вас боялась и ненавидела, — затараторила Джесси, заметив, что я опять готов разораться, — Я боялась подойти к вам и попроситься на работу. Целых три дня. А потом я увидела вас на Годзилле. Я — отличная наездница, я это знаю, но, боюсь, так я не смогу ездить никогда. Это органика. Вы не сидите на лошади. Вы сливаетесь с ней. Полностью. Вы с Годзиллой словно становитесь продолжением друг друга. Вы — не человек и конь. Вы человеко-конь. И, если бы вы смогли сесть не на медлительного шайра, а на настоящую скаковую лошадь, вы бы выиграли любую гонку. Потому что вы сами становитесь Годзиллой, делясь с ним своим человеческим разумом. Это чудо. Марк, я знаю, ваша полнота — генетическое отклонение. И поэтому я злюсь на Бога, когда смотрю на вас. Как он мог! Как он мог вложить такой дар в такое тело!

Я вздрогнул от ее резких слов и готов был уже отбрить вконец обнаглевшую девчонку. Я не люблю говорить о своей полноте. Это моя проблема. Только моя. И ни насмешки, ни сочувствие мне не нужны. Все кары небесные могли обрушиться на голову Джесси в тот момент. От лишения премиальных до увольнения. Но… уже набрав полную грудь воздуха, чтобы заорать на маленькую негодяйку, я вдруг увидел слезы в ее глазах. Злые слезы обиды на Бога. Той самой обиды, которую я сам носил в себе большую часть жизни.

Я пригнул голову к коленям и медленно выдохнул.

— Марк, — тихо позвала Джесси.

— Брысь отсюда, — приказал я, не поднимая головы.

— Марк, я вас обидела?

— Джесси, уйди. Просто уйди.

— Но я…

— Ты сказала больше, чем я был готов услышать. Я не в обиде на тебя. Я сам потребовал ответа на вопрос. А теперь уходи. Уходи, пока я не начал на тебя орать.

Лишь через несколько минут после того, как за ней захлопнулась дверь, я поднялся с дивана. Кожаная обивка, распрямляясь, издала протяжный вздох облегчения. Даже мебель не любит толстяков.

Серебряная леди Маргарита

Они — со мной. Почему? Почему они пошли против всех? Я хочу спросить, но боюсь. Наверное, я бы рискнула спросить Ренату. Гектора. Близнецов. Но остальные…

Грэм меня пугает. Он одержим желанием найти девушку, которую полюбил в нашем мире, и все свои надежды возлагает на меня. И хотя я уже нарисовала проход в свою квартиру, у меня странное чувство, что он ждет от меня чего-то большего. Впрочем, он ведь пока об этом не знает.

Штред — симпатяга. Казалось бы, такой крупный и спокойный мужчина должен вызывать доверие, но эта кунья хитринка у него в глазах меня настораживает, мешает полностью расслабиться в его присутствии.

Бриза слегка надменна, молчалива и слишком много замечает. Я чувствую в ней какое-то двойное дно.

Синдин. Ну, тут-то как раз все понятно. Он со мной потому, что со мной Рената. Может, еще немного потому, что я тоже оттуда. Надежный. Да, рядом с ним мне хорошо, я не чувствую напряжения.

Арианна почти по-эльфийски красива. Очень сильная личность. Но что-то ее беспокоит, все время оттаскивает на себя ее мысли. Совершенно не понимаю, почему она здесь.

Дилия — ведомая. Без Арианны она шагу не сделает. Но ведомый может дать слабину. Или слишком буквально следовать за ведущим.

Хандариф, по-моему, редкий разгильдяй. Но, тем не менее, я чувствую, как уважают его остальные. Сильный маг? Хороший боец? Мудрый друг? Рано судить.

Дашмир — брат Хандарифа. Все, больше о нем нет никакой информации. До сегодняшнего представления верховным я его в глаза не видела. И не рисовала. Он прибыл в свите огненного эмира, но сразу же присоединился к нам. Почему? Нет ответа.

Эврид. Ну, здесь я могу быть необъективной. В конце концов, он — единственный из моих моделей, кто пожелал меня отблагодарить за потраченное время. Он мне нравится. Он слишком стар и мудр, чтобы делать необдуманные шаги. Интуитивно я ему доверяю. Не ошибиться бы.

Шета мне нравится тоже. Оказывается, она была в той самой первой группе кентавров, которую я рисовала. Тогда еще совсем девчонка. Я не помню. От нее исходит доброта, хотя, наверное, это характерно для всех целителей.

Кантариэль и Зантариэль похожи как все однояйцовые близнецы. И все же теперь я их различаю. Даже странно, что раньше подумала, будто это один и тот же эльф. Нет, разница не в чертах их лиц. Только во взгляде и немного в поведении. Не знаю, понимают ли они это сами. Зантар чуть сдержанней в своих проявлениях, но при этом более озорной и легкомысленный, готовый смеяться по любому поводу, и в его взгляде это заметно. А Кант, наоборот, изо всех сил старается выставить себя разгильдяем и пофигистом, но печаль не уходит до конца из его глаз даже во время самых остроумных шуток. В том ли дело, что они, как и я, эльфы, или в том, что, как и я, они на прочих эльфов не похожи, но я чувствую свое сродство с ними. Они единственные кому мне очень хочется доверять. И если меня предаст кто-то из них, мне будет больнее, чем, если это сделает любой из остальных.

Риох. Даже не знаю, как объяснить, что нас связало. Что-то особенное. Меньше, чем за сутки, мы стали не просто друзьями. Мы словно принадлежим какому-то одному континууму, куда нет больше входа никому. Может, все дело в том, что мы вместе творили магию. Я не могу это объяснить, но знаю, что могу доверять гоблину так же, как самой себе.

Рената просто не может не вызывать симпатии и восхищения. Я пришла от нее в восторг, еще, когда рисовала ее портрет, но, только встретившись с ней, поняла насколько это светлая личность. Для Ренаты не существует полутонов. Если она любит кого-то, она предана до конца и отдает себя без остатка. Я вижу это в ее взгляде, когда она смотрит на Гектора или Грэма. Им повезло, что у них есть такой друг. Синдину повезло еще больше, вот только он то ли не знает об этом, то ли не хочет замечать, то ли просто боится поверить. Впрочем, похоже, и сама Рената прибывает в неведении относительно чувств рыжего гнома. Какая прелесть!

Ну, и Гектор… Гектор, Гектор, Гектор… Ничего не понимаю. У него есть тайна. Что-то, что он скрывает от меня. Но эта тайна для меня не опасна. А она меня касается? Возможно. Но, если так, она меня скорее обрадует, чем огорчит. Странная не моя тайна обо мне. Почему я так в этом уверена? По его взгляду. По его улыбке. По… Гектор… вчера он мне даже не понравился, а сегодня… Стоп! Марта, окстись! Ты больше не пожилая, больная диабетом одинокая женщина, а юная эльфийка. А он — старый человек. Ему за девяносто! Но, черт возьми, он даже на пятьдесят не выглядит! Все! Хватит фантазий, Марта! Ты уже обожглась на своих глупых фантазиях. Пошли знакомиться с маленьким чудом, сидящим у него на плече.

— Привет, — говорю я и не смотрю на Гектора.

— Привет, Марта, — отвечает маленькое чудо.

— Привет, Марта, — вторит ей Гектор.

— Ты кто? — спрашиваю я, невольно расплываясь в улыбке.

Она — ребенок. Она — женщина. Она — квинтэссенция какого-то запредельного счастья. И радости. Я радуюсь, глядя на нее.

— Гектор, ты не обидишься, если я тебя брошу? — спрашивает маленькое чудо, — Нам с Мартой нужно поболтать о своем, о девичьем.

— Конечно, маленькая, — Гектор тоже улыбается, — Я понимаю, что у вас свои секреты.

Радужные стрекозиные крылышки расправляются, щекоча Гектору ухо, и цветочная фея перелетает ко мне на плечо.

— Привет! — снова повторяю я.

— Привет! — звенит она в ответ, — Меня зовут Лисси.

— А я — Марта.

— Я знаю. Ты мне нравишься, Марта. Потанцуем?

— Потанцуем?

— Конечно. Разве ты не слышишь музыку?

Слышу. Действительно слышу. Я не знаю, что это за мелодия, но у меня она ассоциируется с Венским вальсом. Мне хочется закружиться в этом вихре. И… я кружусь. Я и Лисси у меня на плече. Я и весь этот новый для меня, но такой прекрасный и пугающий мир. Я и еще не оформившиеся мечты, и страхи, и догоняющие меня неверия и комплексы. И будущее…

— Спасибо, Лисси. Ты мне тоже очень нравишься. А, если не секрет, почему я тебе нравлюсь?

— Потому что вы, пришельцы любите по-другому.

— А как это?

— Вы любите любовь. Не страсть, не обладание, даже не конкретную личность. Вы любите само чувство любви. Оно делает вас счастливыми.

— Ты ошибаешься, Лисси. Иногда оно делает нас очень-очень несчастными.

— Но вы счастливы в своем очень-очень несчастье! Просто потому, что любите!

— О, Лисси, милая! Ты ставишь вопросы, на которые у нас в том мире нет ответов!

— И все же, я знаю, что это так. Ты ведь была влюблена в Энгиона, правда?

— Лисси!

— Но ведь это так и есть, Марта. Я знаю. И ты его убила. Ты — замечательная!

— Лисси, ты хочешь сказать, что я замечательная потому, что убила того, в кого была влюблена?!

— Конечно. Потому, что он стоил смерти и не стоил любви. Но ведь не со всеми так. Кто-то стоит любви и не стоит смерти.

— Кто-то, конечно, стоит любви, Лисси. Вот только любовь не стучится в дверь каждый день.

— Правда? Наверное, я ошиблась, — маленькая интриганка пожимает плечами, — но мне показалось, что любовь может очень скоро постучаться в твою дверь снова.

— Разве это обязательно? Я не влюблена ни в кого. После Энгиона мне нужно время, чтобы придти в себя.

— Жаль! Когда придешь в себя, наверное, ты влюбишься в… — она задумчиво замолкает.

— В кого, Лисси?

— Не важно, но это было бы хорошо для вас обоих. Но я рада, что на этот раз это не Энгион. Некоторые люди стоят именно любви.

— Люди?

— Может быть, — она пожимает плечиками, — Хотя, конечно, это обобщающее определение.

Мне становится смешно. Эта замечательная маленькая женщина-девочка хочет видеть любовь в каждом. Не важно, что она думает о невозможном. Какая разница? Ее невозможное прекрасно. Но мне хочется ее поддразнить.

— Лисси, а ты не думаешь, что это может быть юный эльф? Посмотри на меня. Я сама удивляюсь тому, какой стала. А близнецы такие красивые!

— Нет, тебе пока рано влюбляться в эльфов, — строго хмурится кроха, — Даже не думай об этом! Ты еще не готова. В эльфа ты, конечно, влюбишься, но потом, потом.

— В Канта или в Зантара? — смеюсь я.

— Нет, ты не будешь влюбляться в близнецов. Потому что Зантар сейчас в тебя влюблен, а потом это пойдет. А Кант предназначен совсем не тебе. У тебя будет другой эльф. Еще лучше. Но не теперь… не теперь… еще совсем не скоро…

— Ох, Лисси, если бы все было так, как ты говоришь!

— Так и будет, — важно кивает малышка, — Но сначала вам надо найти сокровища.

— Сокровища?

— Да. Здесь ведь каждый ищет свое сокровище. Разве ты не знала?

— Нет, мне это даже в голову не приходило.

— И все они надеются на тебя. Это ты поведешь их на поиски. А я буду рада, когда вы вернетесь.

— Чему, малышка?

— Новым пришельцам. Сокровищам.

— Мы идем искать новых пришельцев? Тех, кто, как я и Рената, живет в том мире, но принадлежит этому? Поэтому они все пошли за мной?

— Не только. Хочешь, скажу тебе секрет Гектора?

— Разве можно выдавать чужие секреты, Лисси?

— Тебе он все равно расскажет. Другим — нет, а тебе расскажет.

— И в чем его секрет?

— Он знает, кто тебя не предаст. А кто предаст — не знает. Это я ему подсказала.

— И кому же я могу верить?

— Он тебе сам скажет. Он тебе еще многое должен рассказать, ведь вчера у него не было времени. А завтра вы уйдете.

— Да, но сейчас все осложнилось.

— Я так не думаю, — вдруг хихикает цветочная фея, — Для вас все только к лучшему. Берегись ее! Она — сильная соперница!

— Кто, Лисси?

Но малышка вновь расправляет крылышки, взлетает с моего плеча и зависает под потолком. Пока я изумленно провожаю ее взглядом, дверь распахивается, и все разговоры в комнате резко смолкают.

— Ну-с, господа заговорщики, считайте меня парламентером, — леди Рисс останавливается в дверях и обводит нас всех насмешливым взглядом, потом находит глазами Гектора, — Ты в порядке?

— Не вашими молитвами, миледи, — усмехается он.

— Сам виноват! — фыркает кошка, — Надеюсь, латала тебя Шета?

— Да, миледи, — подает голос кентаврица.

— Ну и отлично. Вместо молитв прими мою благодарность, Гектор. Что бы ты там себе не думал, а ты действительно спас ситуацию.

— Всегда к вашим услугам, миледи, — Гектор, кажется, не очень-то рад этой благодарности, словно она обязывает его к чему-то.

— Перейдем к делу, — продолжает леди Рисс, — Я здесь, чтобы прояснить нынешний статус каждого из вас. Грэм, Штред, Бриза, вы отправляетесь в иной мир, чтобы вернуть народу оборотней геном целителя. Это приказ.

— Да, миледи!

Оборотни вытягиваются в струнку перед своей повелительницей. Леди Рисс кивает. Ай, молодец! Своих подданных она не отдала. Интересно, кто еще из правителей догадался защитить своих подобными приказами? Впрочем, сейчас узнаю.

— Хандариф, Дашмир, вам поручается найти и доставить в родной мир носителя генома Белого Огня.

— Что?! — Хандариф вскакивает с места, — Но это же невозможно! Это просто легенда!

— Легенда или нет, но я передаю приказ Пламенного эмира. Так что, выполняйте.

Хандариф хватается за голову и со стоном падает обратно в кресло. А вот на лице Дашмира я не замечаю никаких эмоций, даже тени удивления.

— Рен-Атар, конунг поручает вам всеми силами содействовать поискам этих двух команд в качестве артефактера, Синдин Дил-Унгар, вам доверена личная охрана Рен-Атар.

— Благодарю вас, миледи, — Рената улыбается, словно ничего другого и не ожидала, а Синдин кивает.

— Эврид, Шета, мне жаль это сообщать, но Тион отдал приказ о вашем аресте. Вы признаны вне закона.

Шета опускает глаза, Эврид усмехается и пожимает плечами.

— Их не могут арестовать на территории Библиотеки.

— Разумеется, Гектор. Я рада, что ты об этом помнишь. Впрочем, на Библиотеку не распространяется и тайте-айелен, не так ли?

— Что?! — это кричат близнецы.

— Вас это не касается, мальчики, — фыркает львица — Ирэльтилю плевать на вас. Можете и дальше развлекаться, как вам заблагорассудится. Сентанен тайте-айелен Маргарита.

— Что это значит? — не выдерживаю я.

Но близнецы растеряны и напуганы и не спешат давать объяснений, леди Рисс, видимо, считает ниже своего достоинства этим заниматься, а Гектор… Я не сразу понимаю, что происходит с его лицом, но тут сверху доносится веселый, звонкий, по-детски искренний смех цветочной феи, а следом начинает хохотать и смотритель.

Я оглядываю недоуменные лица присутствующих. Даже царственная кошка выглядит удивленной. Только Риох задумчиво смотрит на Гектора, словно пытается что-то вспомнить, а потом по его лицу медленно расползается счастливая улыбка.

Нет, ну просто замечательно! А как на счет меня?! Это же меня вроде объявили непонятно кем.

— Что такое тайте-айелен?! — видимо, я произношу это достаточно твердо и громко, так что все невольно вздрагивают и перестают пялиться не Гектора, — Может, найдется хоть одна добрая душа, которая объяснит мне мой новый статус?!

Кошка усмехается, а близнецы придвигаются поближе ко мне и наперебой начинают объяснять. Постепенно до меня доходит смысл древнего то ли обряда, то ли проклятия, то ли благословения. Тайте-айелен — эльф, приравненный к национальному достоянию. Любое покушение на него (нее) считается государственным преступлением против Сентанена, настолько серьезным, что если на эту личность совершит покушение представитель любого другого народа, эльфы объявят войну сопредельному государству вплоть до геноцида. Только выдачей преступника они не ограничатся. Это, так сказать положительный момент. Любой злоумышленник десять раз подумает, прежде чем меня тронуть, а мои высокопоставленные недоброжелатели едва ли захотят связываться с обозленными эльфами. Но у статуса тайте-айелен есть и отрицательная сторона. Отныне я не принадлежу сама себе. Я не вправе вообще покидать Сентанен за исключением редких случаев каких-то сверхважных государственных миссий, и каждый, кто встретит меня где-либо за его пределами без свиты и специальной охранной грамоты, обязан препроводить в эльфийскую столицу даже вопреки моему желанию. Единственное место, которое защищает меня от подобных "актов доброй воли" — Библиотека. То есть отсюда меня умыкнуть не могут. Вот ты, Марта, и посмотрела новый мир. Интересно, что же так развеселило Лисси и Гектора, и чему так обрадовался Риох.

Кстати о Лисси. Интересно, почему никто, кроме меня, не обращает на нее внимания? Такое ощущение, что цветочную фею видим только я и Гектор, хотя малышка порхает от одного присутствующего к другому. Странно все это.

Наконец гомон немного стихает, и к леди Рисс обращается Арианна.

— Миледи, а что на счет меня и Дилии?

— Увы, ничего, — усмехается, львица, — Лилея предпочла не отдавать никаких указаний на ваш счет. У вас нет приказа, который вы должны были бы выполнить, но преступницами вас тоже никто не объявлял. Так же как Кантариэль и Зантариэль вы вольны делать, что вам хочется. То же самое насчет Риоха, но ему просто некому было отдавать приказы. Вы сами знаете, верховный шаман не присутствовал на утренней встрече.

Ундины переглядываются и начинают почти шепотом что-то обсуждать друг с другом. Хотела бы я знать, что именно, но все внимание теперь переключается на Гектора.

— Итак, миледи, — он насмешливо смотрит на царственную кошку, — главное, что я понял между строк вашего сообщения, все здесь присутствующие остаются в безопасности в нашем мире только на вверенной мне территории. Зато в сопредельный мир путь им может ограничить только Марта.

— Ну, почему же, Гектор, — леди Рисс пожимает плечами, — За исключением Маргариты и кентавров любой из твоих гостей может свободно покидать Библиотеку.

— Отнюдь. Вы, как и Фарияр и конунг, возможно, не станете охотиться на чужих подданных, но мы не можем иметь подобной гарантии со стороны эльфов или ундин. Да и кентавры, пожалуй, не преминут напакостить Эвриду опосредованно. Так что, мы здесь, в некотором роде, заперты.

— Ну, ты же помнишь, что победителей не судят. Большинству достаточно просто вернуться с трофеями. И, кстати, Гектор, ты не хочешь спросить о себе самом? Есть кое-что, что касается и тебя лично.

— О! Не может быть! — смотритель расплывается в довольной улыбке, — Ирэльтиль вспомнил об эльфийском праве? Какое счастье! И главное, как своевременно!

Не знаю, о чем говорит Гектор, но кошка сверлит его пронзительным взглядом. Похоже, она не ожидала от него такой легкомысленной реакции на свои слова. Что же тут происходит на этот раз?

— Он пришлет троих претендентов сразу, Гектор, — напряженно сообщает львица.

— Милости просим, — усмехается он в ответ.

— Гектор, они могут оказаться шпионами.

— Разумеется. Вот только, чтобы они смогли выяснить хоть что-то, Библиотека должна сначала их принять.

— Тебя это совсем не пугает?

— Поверьте, миледи, ваши нежные пальчики пугают меня гораздо больше.

— Ты никогда мне этого не простишь? — в глазах леди Рисс проскальзывает что-то вроде скорби, — Я ведь даже не видела, что это ты. Просто сработал инстинкт.

— Утешьтесь, миледи, я уже вас простил. Но то, что случилось, кое-что расставило по своим местам, не так ли?

— Что ж… — кошка закусывает нежную губку, словно собирается что-то добавить, но передумывает, — Да, вот еще что! Ирэльтиль отзывает своих магов.

— В самом деле? — хмыкает Гектор, а остальные начинают снова перешептываться, — Он что, решил прекратить охоту на предателей?

— Не обязательно. Может, просто хочет обойтись без смертоубийства.

— Что ж, если здесь кто-то из них появится, я его просто выдворю из Библиотеки. Пусть потом отлавливает заново.

— Разве среди вас нет магов?

— Они будут слишком заняты, миледи. Вы сами нам только что это объяснили.

— Что ж, тебе видней. Господа, я выполнила свою миссию парламентера. Вы все поставлены в известность относительно вашего нынешнего положения. Если у рекрутированных возникнут какие-либо вопросы, меня конунга и Пламенного эмира можно будет до вечера найти в большом экспозиционном зале. На этом позвольте откланяться.

Она разворачивается и быстрым шагом покидает комнату.

Смотритель Гектор

Дашмир, Дилия, Бриза и один из близнецов Годриленна. Черт, даже не знаю, какой именно. Не различаю я их. И еще, пожалуй, Шета. Не могу вспомнить, говорила она что-то или нет. В прочем, если и говорила, то всего одну-две фразы, и я не уверен, что по делу. Не знаю, могла ли Лисси определить ее настрой. Надо будет все же постараться у нее уточнить. Если, конечно, ответит. Ну и, разумеется, есть еще Риох, но я не могу в нем усомниться. Да и незачем. Думаю, можно считать, что он прошел тест посложнее чуткого уха цветочной феи. Нет, все-таки Шету тоже можно исключить. Лисси сказала: "Все, кто говорил — на твоей стороне".

Значит, Дашмир, Дилия, Бриза, эльф. Кто? Может, я старый параноик, но я не верю, что ни один из владык не заслал к нам шпиона. Эльф и ундина наиболее вероятны с позиции политического расклада. Но среди оборотней и саламандр тоже бывают предатели. Интуитивно я более склонен доверять эльфам и Бризе. Почему? Мне нужно понять логику собственного восприятия.

Почему эльфы, если они главные наши противники? Один из них однозначно на нашей стороне. Они близнецы. Они неразлучны всю жизнь. Я не знаю, кто из них говорил, но по логике это должен был быть Зантариэль. Он обошелся без глупых шуток. Но не это главное. Наверное, все же все дело в том, что они, в некотором смысле, единое целое. Если чувства одного были искренни, значит, второй чувствует так же. К тому же, они действительно не такие, как все эльфы, и наверняка немало испытали на своей шкуре презрения соплеменников. В этом плане их отношение к Марте должно быть идентичным. Нет, это никак не может быть один из близнецов. Я видел, какими глазами они оба на нее смотрели. Значит, здесь у меня с логикой, вроде бы, все правильно.

Теперь Бриза. Я почти ее не знаю, так почему же она вызывает у меня больше доверия, чем, например, Дашмир? Немногословная. Очень уравновешенная. Что же меня в ней зацепило, что я не могу относиться к ней настороженно? Орлица. Она должна быть больше других заинтересована в успехе поисков ундин. Но защищать Марту она кинулась, еще ничего не зная о планах Арианны. Недели три назад ее привел на вечерние посиделки Штред, до этого она ни разу не появлялась в нашей тесной компании. И сегодня утром я заметил, как она вскочила с места, когда увидела, что он бежит к заколдованному Грэму. Она пришла сюда за Штредом? Их что-то объединяет? Но сейчас весна…

О, всемогущие боги! Я старый идиот! Больше половины весны я провел с полутысячей оборотней и не заметил главного! Они перекидывались, только уходя на задания, и в группу всегда входило не больше четырех перевертышей от разных тотемов. Они — воины, они получили приказ защищать Библиотеку, и вынуждены были оставить весенние игрища. Но гормоны никуда не делись и в человеческой ипостаси. Боюсь, в этом году несколько полукровок родятся в не совсем положенное им время. Надеюсь, леди Рисс знала, на что идет. Впрочем, она, скорее всего, надеялась, что не устоит и Грэм, но он предпочел жить на диване в моем кабинете.

А где он, кстати? Что-то долго их нет. Наверное, нелегкий разговор с дочерью получился у Марты. Она хотела пойти одна, но Грэм смотрел на нее такими умоляющими глазами, что эльфийка сдалась. Оборотню словно нужно было лишний раз убедиться, что он сможет, наконец, найти свою возлюбленную, снова вдохнуть воздух того мира. Надеюсь, он не наделал никаких глупостей. Впрочем, Марта, как и Рената, умеет с ним договориться, а Грэм, как ни странно, их слушается.

Значит, Штред и Бриза. Что ж, возможно, это то самое, что подсознательно заставляло меня верить орлице. Она просто пошла за Штредом. Это любовь, господа, и с этим не поспоришь. Надеюсь, я не ошибаюсь. Надо будет все-таки уточнить у Грэма, может, он в курсе.

Остаются двое. Две темные лошадки. О Дашмире я даже ни разу не слышал до сих пор. Я и не знал, честно говоря, что у Хандарифа есть брат. Думаю, не я один. Итак, Дашмир вырос в тени талантливого обаятельного всеми любимого брата. Рената сейчас подвела бы под это целую психологическую теорию, но саламандры — не люди. И, тем не менее, зависть не стоит сбрасывать со щитов. С другой стороны, и братскую преданность тоже. Нет, не могу сделать никаких выводов, не хватает информации. Придется подождать и понаблюдать.

То же самое с Дилией. Я с ней и парой фраз не перекинулся. Но около Арианны она крутится постоянно. Что, однако, не делает их ближайшими подругами. Лилея вполне могла приставить шпионку-напарницу к одной из лучших своих амазонок. Хотя, они не напарницы. Кажется, Дилия при Арианне что-то вроде адъютанта или сержанта. Может, она вообще оказалась среди нас не по своей воле, а по приказу?

Мои размышление прерывает теплое чувство радости, которое посылает мне Библиотека. Марта вернулась. Грэм с ней. Все в порядке.

— У нас плохие новости! — выпаливает Марта с порога.

— Тяжелый разговор с дочерью? — улыбаюсь я, но тут замечаю, что Грэм тоже расстроен, — Что у вас случилось?

— Мы обнаружили, что Грэм совершенно не в курсе, в каком именно городе живет целитель. Он не может просто поехать и встретиться со своей девушкой. Он не знает, куда ехать.

— Это серьезная проблема?

— Я все равно ее найду, — рычит оборотень.

— Да конечно найдешь, — отмахивается Марта, — Просто мы рассчитывали на помощь еще одного человека оттуда.

— Она оборотень!

— Ну, оборотня, какая разница! — Марта напряженно мечется по комнате, — Никто, кроме меня и Ренаты не ориентируется в реалиях того мира. У нас было три цели и предполагалось, что у каждой группы будет свой ведущий. Теперь у нас четыре цели и только двое ведущих. Как прикажешь выкручиваться?

— Марта, успокойся, — я подхожу и кладу руку ей на плечо, — значит, пока отправим только две группы. Завтра со всеми договоримся. Займетесь Еленой в первую очередь, а потом подтянутся остальные, и вы разделитесь.

— Ага, станут они ждать, как же! И как ты решишь, кто пойдет второй группой? Монетку кинешь?

— Гномы и эльфы ни в чем не заинтересованы. Мы сделаем иначе. Грэм с Ренатой и Синдином отправятся искать Елену. А ты с близнецами начнешь добывать информацию об остальных бэк-апах. Как только что-то найдешь, вызовешь соответствующую группу. Думаю, на это все согласятся.

— Интересно, как я пойму, что что-то нашла? Я же ничего не знаю об ундинах, саламандрах и кентаврах. Я вообще не представляю, с чего начинать поиски!

— Близнецы тебе помогут. Они прекрасно образованы даже по эльфийским меркам. А если посчитаешь, что заметила что-то важное, позовешь, кого надо.

Марта задумывается, потом вдруг улыбается.

— Знаешь, у меня есть идея получше. Пусть Рената, Грэм и Синдин отправляются сразу, как только составят план поисков, а мы просто будем держать открытым проход в мою квартиру. И как только что-то найдем, я возглавлю группу. По ходу, я смогу научить остальных пользоваться поисковиками.

— Не сможешь, — вставляет Грэм.

— Почему?

— Потому, что они языка не знают. Ты же собираешься пользоваться компьютером? Мы говорим на всеобщем, и в твоем мире его воспринимают, как родной. А читать и писать на ваших языках мы не можем.

— Получается, близнецы тоже не смогут мне помочь?

— Близнецы — эльфы, — успокаиваю я Марту, — они очень быстро всему учатся. Они любой язык за неделю выучат. Им бы еще хорошего педагога…

— Я сама лингвист. Родному языку, пожалуй, не научу, а вот наиболее используемому, международному, смогу. Завтра же и займемся. Да, Гектор, я хотела кое-что у тебя уточнить.

— Марта, может не сейчас, а? — мне очень не хочется отвечать на некоторые вопросы, не время пока.

— Но это важно!

— Хорошо, — вздыхаю я.

— Я не совсем поняла финансовую сторону. В моем мире все денег стоит, от компьютеров до путешествий. Просто хочу понять, кто платит за банкет.

Грэм хихикает, я тоже с трудом сдерживаю смех. Марта недоуменно смотрит на нас.

— Видишь ли… — я все же не выдерживаю и смеюсь, — Извини. Очень уж изящная комбинация получилась. В вашем мире имеют хождение только эльфийские вязы. Точнее, только они принимают форму и достоинство вашей валюты. Не спрашивай, как так получается. Просто если в вашем мире расплачиваться вязами, там увидят именно ту валюту, которую хотят, и именно в эту валюту вязы превратятся. Причем это не будет ни фальшивка, ни имитация, и, как лепреконово золото, они через полчаса не исчезнут. Все по-честному. Так вот, у нас вязы — самая устойчивая и высоко котирующаяся валюта, и эльфы не очень любят выпускать ее из своих рук. Единственный обменный пункт, который действует постоянно, здесь, в Библиотеке. Он обслуживает лавку. Причем, не потраченные в ней вязы следует сдавать обратно.

— Гектор, Рената мне все это уже объяснила, — мягко упрекает меня Марта, — Уж она-то все про это знает, сама в лавке работала. Мне просто стало интересно, что вас так развеселило.

— Миледи, конечно, стерва, — хмыкает Грэм, — но в деловой хватке ей не откажешь.

— Миледи?

— Леди Рисс, — уточняю я, — Видишь ли, Ирэльтиль, понимая, что назрел серьезный конфликт, который ему пока совсем не нужен, предложил ей компенсацию за нападение на Грэма. И наша прекрасная кошка потребовала валютных привилегий для оборотней на ближайшие пятьсот лет. Один эльфийский вяз реально приравнивается примерно к тридцати пяти — тридцати семи вельтам оборотней. Но здесь, в Библиотеке, они будут обмениваться один к одному. Так что в вашем распоряжении весь валютный запас вельтов Огненных Эмиратов и Подгорья, а так же неограниченный кредит оборотней. Причем, с появлением в нашем мире целительницы, кредит будет считаться погашенным.

— Хочешь сказать, что мы можем не ограничивать себя в средствах?

— То есть абсолютно. Уж чего-чего, а денег вам на все хватит.

— Хорошо. Тогда еще один вопрос…

— Марта, может, не надо, а? Утром поговорим. Лучше расскажи, как с дочерью пообщалась.

— Нормально пообщалась, — Марта вздыхает, — Конечно, он рада за меня, но бросать свою семью не собирается. Она любит мужа, а он — человек. Если она переживет Дита, то придет сюда и начнет новую жизнь. Если же нет… Что ж, значит она, как многие до нее, проживет обычную жизнь человека.

— А как же дети?

— Когда дети вырастут, она расскажет им правду. И они сами сделают свой выбор. Если захотят, они приедут ко мне и придут сюда по своей воле. Но это произойдет еще не скоро. Гектор, тот мой рисунок, ну, с вернисажем. Ты очень не хотел, чтобы там был проход. Может, отдать его Ане? Тогда точно ближайшие лет двадцать там никто не появится.

— Марта, твои рисунки принадлежат только тебе, — я улыбаюсь, — Если честно, я выказал недовольство вчера только потому, что боялся в этой суматохе отпускать тебя в вернисаж. Мало ли, что могло случиться. Так что, если считаешь нужным, отдай этот рисунок дочери.

— И еще…

— Марта! Я устал.

— Нет, Гектор, ты все же ответь, что тебя так развеселило, когда меня объявили тайте-айелен?

Ну, вот. И как теперь выкручиваться? Не хочу я пока ничего ей говорить. Да еще Грэм здесь. Я, конечно, ему доверяю, но и подставлять лишними знаниями не хочу. Пусть своим делом занимается. Надо будет попросить о помощи, тогда и расскажу.

— Марта, позволь мне не отвечать пока на этот вопрос, — вздыхаю я, — Есть кое-что, в чем я пока не уверен, но очень хочу, чтобы это было правдой.

Она задумчиво смотрит на меня пару мгновений, потом произносит странную фразу.

— У тебя есть не моя тайна обо мне.

— Что ты хочешь этим сказать? — вздрагиваю я.

— Не знаю. Эта мысль пришла мне в голову еще днем, но она как бы и не моя. Словно нашептал кто-то. Хорошо, я не буду настаивать. Просто, если можешь, подтверди, ты смеялся потому, что тайте-айелен не сработает?

— Примерно так, Марта, примерно так…

— Ну и, слава Богу! — легко соглашается она, — И ты прав, мы все устали, день был долгим. А завтра нужно встать пораньше и разработать план действий. Так что, всем спать.

— Я с тобой, — отзывается Грэм, — буду охранять.

Оборотень выскальзывает в соседнюю комнату, чтобы раздеться.

— Ну, зачем он так?! Что со мной здесь случиться может?

— Не знаю, Марта, но, как и он, предпочитаю не рисковать. Боюсь, не всем, кто собрался здесь сегодня утром можно доверять безоговорочно.

— Да, Лисси, что-то такое говорила. И сказала, что ты знаешь, кому нельзя.

— Точно не скажу. Но будь осторожна с Бризой, Дилией, Дашмиром и близнецами.

— Близнецами?! О, нет, Гектор! Им я верю.

— Я тоже, но хочу, чтобы кроме веры была еще и уверенность. Так что, все же не подставляйся, ладно?

Марк

— Привет, мальчик, соскучился? — я погладил черную, скругленную по линии носа морду коня.

Бархатные ноздри затрепетали, и Годзилла ткнулся мне в ладонь, ожидая подачки и новой ласки.

— Ну, как ты тут? Тебя не обижали?

Конь фыркнул и аккуратно прихватил яблоко с моей ладони. Ну, да, такого обидишь! Почти шесть футов в холке. Я специально выбирал покрупнее, все же ему меня возить предстояло. Впрочем, шайры и на турнирах рыцарей в полном боевом облачении возили лет пятьсот назад, а еще раньше — римских легионеров. Я прижался щекой к черной как смоль шелковистой шеи лошади.

— Я тоже скучал. Прокатимся?

Годзилла кивнул и слегка припал на передние ноги, словно кланяясь или предлагая оседлать его.

— Вот и молодец!

Я накинул ему на спину потник и снял с крючка седло.

— Помочь?

Джесси, как воробушек, сидела на стенке денника. И как только забралась, высоко же! Ну, если ей так хочется… Мне нагибаться надо, а она, почти не наклоняясь, у Годзиллы под брюхом пройдет.

— Подлизываешься к начальству?

— Конечно! И надеюсь, что вы меня покатаете. Годзилле же не трудно.

— Не трудно. А не боишься скорости? Он у меня быстрый!

Джесси звонко рассмеялась и спрыгнула вниз, потом несколькими неуловимыми движениями профессионала закрепила седло.

Мне стало интересно, зачем ей понадобилось ехать со мной. Не на шайре же покататься, в самом деле. Ездила она на нем, и не раз. И не выносливость его проверять — мой Боливар двоих таких, как я, вынесет, а таких как она — с десяток. Так в чем подвох? Я почти не разговаривал с Джесси после того, как она отдала мне чек накануне торгов, но не потому, что меня смущала возникшая тогда неловкость. Просто не до того было. Пару раз я замечал ее задумчивый взгляд, устремленный на меня, и меня это страшно раздражало. Возникало неприятное ощущение, что она размышляет, как бы и дальше вывернуть мне на изнанку душу. Но какое-то мазохистское желание глубоко внутри требовало продолжения того странного разговора.

Я усадил Джесси перед собой и медленно выехал на дорогу. Годзилла послушно шел шагом, но я чувствовал, как хочется ему сорваться в галоп. Каждая мышца коня словно подрагивала в нетерпении.

— Потерпи, мальчик, сейчас отъедем и дам тебе свободу, — пробормотал я.

— Марк, почему вы это сказали?

— Что, Джесси?

— Почему вы сказали, что дадите ему свободу?

— Потому, что он хочет бежать, разве ты не чувствуешь?

Джесси не ответила и надолго задумалась. А я испытал одновременно и разочарование и облегчение. Возможно, я ошибся, и никакого разговора по душам не будет. Наверное, к лучшему. Через четверть мили Годзилла помчится, как ветер, и тогда мы уж точно не сможем поговорить.

Но разговор все же состоялся. Конь захотел отдохнуть, и я, как всегда, это почувствовал, а потому остановился и слез с седла. Джесси тоже спрыгнула на землю.

— Почему вы остановились, Марк?

— Годзилла захотел. Он немного устал от нас.

— И вы это почувствовали?

Я пожал плечами. Ну, что я могу поделать? Чувствую я лошадей, и все тут. Потому и на скачках мои ставки всегда оказываются верными. Я, словно продолжение себя самого, ощущаю весь организм лошади. Я всегда знаю силу и выносливость каждой мышцы животного, его настроение, его отношение к предстоящему забегу. Я становлюсь каждым из скакунов и совершенно точно определяю, кто придет к финишу первым. К тому же у меня очень сильно развито предчувствие. Когда я не уверен, кто именно окажется сильнее, у меня в голове просто возникает картинка финиша. А бег Годзиллы под собой я воспринимаю, как движение собственных мускулов. Это мой мозг посылает и принимает сигналы. Джесси права, я не ощущаю себя верхом на лошади. Я ощущаю себя единым целым с ней.

— Марк, вам никогда не казалось, что вы не такой, как все?

— Каждый человек не такой, как все, — усмехнулся я, — Каждый неповторим.

— Да, конечно, но… Вот вы всегда ощущаете себя именно человеком?

Вот так вот. Я не знал, хочу ли сознаваться в том, что она тогда была права, поэтому тянул с ответом. Но Джесси словно и не ждала его.

— Знаете, Марк, я думаю, я — не человек.

Такого я не ожидал. Я думал, она хочет покопаться в душе у меня, а у девочки, оказывается, свои собственные проблемы.

— Почему ты так думаешь, Джесси?

— Потому, что я умею колдовать.

— С лошадьми? — я не стал спорить с ней. Зачем? То, что происходит между мной и Годзиллой тоже сродни магии. Как и мои предчувствия.

— Нет, — вздохнула Джесси, — С лошадьми я колдовать не умею. Совсем. Это по вашей части, я так думаю. Я колдую по дому. Точнее, я не колдую, это само собой случается. Мне достаточно подумать, что неплохо было бы что-то сделать, и оно происходит. Не по крупному, а так, по мелочам. Встаю утром, иду в душ и думаю, что надо застелить постель. Выхожу из ванной, а она застелена. Когда что-то готовлю, все продукты, словно сами, в нужный момент из шкафов и холодильника выскакивают. Вы только не думайте, что у меня провалы в памяти. Я проверяла. Специально с кем-то разговаривала в это время. С кем-то, кто не мог не заметить, что я отошла, или что-то делаю.

— Джесс, а почему ты считаешь, что ты не человек? Ведьмы тоже люди. Может, ты просто ведьмочка?

— Нет, — она покачала головой, — Я специально информацию в интернете собирала. Ведьмы, если, конечно, они действительно существовали или существуют, занимаются любовной магией, охранной, иногда — черной. А у меня магия домашняя. Не ведьмовская какая-то. Больше похоже на брауни или хобгоблина. Как вы думаете, Марк, фейри могли раствориться в мире людей?

Я помолчал. Мне очень хотелось согласиться с ней, но я не знал к каким фейри себя прировнять. Будь я кельпи, я бы любил воду, но плаванье и в лучшие времена не было моим видом спорта. Вот разве что кентавры… Но кентавры не фейри.

— Мне бы хотелось, чтобы ты была права. Правда, это не объяснило бы, почему я чувствую себя единым целым с конем.

— А вы, правда, чувствуете?

— Да. А еще немного будущее предсказываю.

— Как это?

— А как я, по-твоему, на скачках выигрываю? Чувствую лошадей и предсказываю результат.

— А… я думала, правда предсказываете.

— Но я действительно вижу финиш гонки.

— В воображении?

— Не знаю. Это как бы кино, которое еще не сняли, а мне уже показывают.

— А мое будущее предсказать сможете?

— Я же не гадалка, Джесси. Со мной такое только на скачках бывает. Наверное, от напряжения и желания выиграть.

— А если вы очень-очень захотите увидеть мое будущее, не получится?

Я задумался. До сих пор мне не приходило в голову попробовать увидеть что-то из будущего, за исключением результата скачек. С другой стороны, я совершенно точно знал, что могу вызвать видение по своему желанию. Просто мне нравилось сначала выяснять состояние и возможности коней, а потом уже проверять, угадал ли я. Что-то вроде игры с самим собой.

Я посмотрел на Джесси. Она сидела в пол оборота ко мне, глядя куда-то вдаль. Я не мог видеть ее лица, но вся ее застывшая поза выражала ожидание и последнюю отчаянную надежду. И я захотел ей помочь. Так же, как два года назад, когда она пришла наниматься ко мне на работу.

— Я попробую, — тихо сказал я и закрыл глаза.

И увидел Джесси. Но не будущее, а прошлое. Напуганную, но полную решимости, семнадцатилетнюю девчонку, оставшуюся без средств к существованию и без близких, ничего не умеющую делать, но выросшую на ферме и влюбленную в лошадей. Я, как свои собственные, ощутил ее отчаянье и надежду, всю страстность желания получить у меня работу, и понял, что тогда был один из важнейших переломных моментов в ее жизни.

Потом картинка словно сместилась, и я увидел то, что происходило пару минут назад: себя и Джесси, сидящих на траве, разговаривающих, пасущегося неподалеку Годзиллу. Это было странно, потому что я не понимал, что переломного в этом нелепом разговоре о магии. Какая-то часть моего сознания хотела верить Джесси, но въевшийся в кровь и плоть рационализм утверждал, что никакой магии и фейри не существует, и всему происходящему можно найти разумное научное объяснение.

А потом снова изменилось изображение, и я точно знал, что теперь это будущее.

Мы снова были вместе, на этот раз в какой-то комнате, похожей на гостиничный номер. Только теперь мы были не одни. Ослепительной красоты троица расположилась на диване — двое совершенно одинаковых парней и беловолосая девушка. Девушка встала, волосы взметнулись, и я увидел длинные заостренные ушки. Она подошла к декоративному стеллажу, неизвестно откуда извлекла свиток и, развернув его, скотчем прикрепила к полкам. Это оказался карандашный рисунок какой-то комнаты. Потом так же неизвестно откуда взявшимся карандашом она провела одну единственную линию, и картинка засияла каким-то нездешним светом, стала увеличиваться, и вот уже вместо полок перед нами был проход в ту чужую комнату. За проходом толпились… нет, не люди. Не знаю, кто были остальные, но прямо на меня смотрели двое кентавров. Я успел прочитать в их взглядах восторг и восхищение, а потом они склонились в глубоком поклоне. Джесси вскочила и двинулась к проходу. Растолкав остальных встречающих, ей навстречу шагнул смешной маленький… нет, снова не человек. Гоблин. Я точно знал, что это гоблин. Джесси сделала еще несколько шагов и пересекла черту. Гоблин подхватил ее на руки и прижал к себе, как драгоценность.

И тут я заговорил. Слова, слетавшие с языка, не были моими, но они переполняли меня и требовали выхода. Я почти не понимал их смысла, но знал, что они должны быть произнесены вслух.

— Когда Серебряная леди впервые откроет проход для вождя предреченного, не он поспешит вернуться в свой мир, а первый Хранитель Очага обретет свою половинку, ибо возродится магия мудрых. И Библиотека с радостью распахнет объятия его нареченной.

Потом все исчезло, и наступила тишина, наполненная неясными майскими звуками.

— Марк, — тихо позвала Джесси, — Что это было?

Я почему-то чувствовал себя вымотанным. Говорить не хотелось. Но, приоткрыв глаза, я встретился с любопытно-испуганным взглядом Джесси.

— Это было пророчество, Джесси. Я так думаю.

— И что оно означает? Кто такая серебряная леди? А хранитель очага? А библиотека?

— Эльфийка, гоблин, странное место, — с трудом выдавил я.

— А вождь предреченный?

— Я… наверное… и… там были кентавры…

— Где, Марк?

— В видении. В кино, которое еще не снято. Джесси… я… устал…

— Марк?

Но я уже проваливался в небытие. Не знаю, сон это был, или обморок, но, когда я открыл глаза, ничего не изменилось. Солнце все еще стояло высоко, а Джесси все так же склонялась надо мной с озабоченным выражением на лице.

— Марк, как вы?

Я чувствовал себя прекрасно, словно проспал часов двенадцать.

— Надолго я отключился? — поспешил я выяснить.

— Секунд на тридцать, — растерянно ответила девушка.

— Джесси, ты поедешь со мной в "Эль Загру", — вдруг решил я, и сразу понял, что это правильно, так и должно быть.

— В "Эль Загру"? В Каир? Так вот почему вы не купили на торгах кохейлана!

— Я же объяснил всем, что не купил его потому, что ни один из тех, что мне понравились, не подходил нам по генетике. Нам нужен привозной производитель. Мы едем в Египет.

— Это вы только что решили?

— Я это только что понял.

Артефактер Рен-Атар

— Грэм, уймись, давай двигаться поступательно. Назови мне все имена, какие слышал здесь.

— Елена… Алена, ее называли Алена, Аленка. Кирилл, Серега.

— Черт подери, Грэм! Ну почему этот твой лекарь не житель какого-нибудь Монако!

— А в чем дело?

— В чем, в чем… Он живет где-то на постсоветском русскоговорящем пространстве! А это — пол континента. Где нам его искать? Давай, вспоминай, что в том городишке было примечательного.

— Парк.

— Прекрасно! Ты думаешь, найдется хоть один крупный и не очень город, в котором не было бы парка?

— Я не знаю. А что именно ты хочешь, чтобы я вспомнил?

— Здания. Какие-нибудь примечательные здания. Ой, кстати, а моря там, случайно не было?

— Моря? Нет, моря не было. Была река, кажется.

— Большая?

— Нет, не очень. Не судоходная. Но мосты были.

— Сколько?

— Откуда мне знать? Я и видел-то только три. Может, четыре.

— Не годится. Ладно, дома вспоминай. Ты говорил, вы гуляли по городу. В центре?

— Не знаю.

— Как улицы-то хоть назывались, помнишь? Ну, хоть парочку.

— Нет, Рената, я не помню, как они назывались.

— Может, хватит его пытать, прекрасная Рен-Атар? — сердито прорычал Штред, — Отвези его к своей лавке, он оттуда верхним нюхом дойдет.

— Тоже верно, — кивнул Грэм, но как-то неуверенно.

— Да он же не на своих двоих или четырех от нее добирался! А на поезде! — я почувствовала, что мы зашли в тупик, но ничего больше не смогла предложить.

В следующий момент возникло шевеление в портале, занимавшем половину стены гостиной в квартире Марты, и в комнату ввалились саламандры и ундины, поддерживая с двух сторон нечто, больше всего напоминающее непрозрачный аквариум на двух слишком тонких для такого тела ножках. Поверх этой конструкции покоилось растерянное и напуганное личико Шеты.

Я вскочила с дивана, чтобы уступить место странному неустойчивому существу, и маги, пыхтя и отдуваясь, дотащили его до этого сидения.

— Все! — прохрипел Хандариф, — Что смогли. Лучше — никак.

— Что это? — растерянно спросила я.

— Это Шета. Мы ее замаскировали, — Арианна, тяжело дыша, вытирала со лба пот.

— Замаскировали?! А ходить она сможет?

— Нет, — всхлипнула целительница, — совершенно не получается. Не могу найти центр тяжести, все время заваливаюсь. Как вы только ходите на двух ногах!

На шум из спальни-кабинета высунулась любопытная мордочка эльфа. Мгновение он рассматривал плачущую кентаврицу, а потом начал хохотать. Вот язва! Было бы чему радоваться! Следом тут же появились Павел, Марта и второй брат-близнец.

— Ужас какой! — воскликнула эльфийка, — Шета, бедняжка, что эти изверги с тобой сделали?!

— Мы не изверги! Мы старались! — стал в позу оскорбленной невинности Хан, — Куда еще можно спрятать почти целую лошадь? И так пространство покривили во всех направлениях, а им еще подавай, чтобы она ходила! Неблагодарные женщины!

— Немедленно верните все, как было! — рассердилась Марта, и я была совершенно с ней согласна. Это ж надо было так изуродовать бедную девушку!

— Нет! — истерично завизжала Шета.

— Шета, но почему? — я села рядом с ней на диван и взяла за руку, — Зачем тебе это терпеть? Ты же даже ходить не можешь!

— Лучше я, чем отец. Ему еще труднее будет. Я научусь. Я смогу. Кто-то же должен найти вождя.

— Та-а-ак! — Марта уперла руки в бока, — Ну-ка посмотри на меня, великомученица! И далеко ты на поиски уйдешь в таком виде? Пешком весь земной шарик обойти собралась? На своих двоих? А может, и нас снарядишь на прогулку вокруг света?

— Но…

— Что но? Третий день безвылазно сидим в этой квартире. И ищем. Кант и Зантар английский зубрят, как проклятые, Павел у меня поселился, семью бросил, в монитор сутки напролет пялится. Рената между компьютером и грэмовскими психозами разрывается. А ты решила пешочком?

— Да, но…

— Никаких "но", дорогая! — отрезала Марта, — Ваше с Эвридом участие в поисках ограничивается генерацией идей, как и где, искать вождя. Варианты проверяем мы. Когда находим, проводим через портал. Так что, нечего из себя разожравшуюся матрону… — она замолкла на полуслове и задумчиво уставилась в пространство.

А мы смотрели на нее.

— Марта… — наконец подала голос смущенная Шета.

Эльфийка вздрогнула, тряхнула головой и хлопнула себя по лбу.

— Мы идиоты, господа! Хан, Арианна, ну-ка выкладывайте, что вы с ней сделали, и возможно ли, чтобы в этом мире такое произошло само.

— Само? — недоуменно переспросила Арианна.

— Вот именно. У меня не было ушей, уверена, у вашей Жемчужницы рыбий хвост и жабры отсутствуют, как в вашей наземной ипостаси. Белый Огонь, как и Хан с Дашмиром в этом мире ходит с огнеупорной кожей.

— Нет никакого Белого Огня, — пробурчал Хандариф.

— Кентавров в этом мире тоже нет. Так что, если кентавры все же здесь остались, они, как и прочие, должны были ассимилироваться с людьми и выглядеть, как люди. А куда, спрашивается, девается лошадиное тело? Думаю, в лишний вес. Давайте, бегом подведите мне под эту идею теоретическую базу, чтобы знать, нужно ли нам исключить всех худых лошадников.

— А если он все же не лошадник? — вздохнула я, — Ну, почему вы так уверены, что этот человек обязательно должен заниматься лошадьми?

— Должен, — покачала головой Шета, — на генетическом уровне он помнит свое лошадиное тело, и подсознательно всегда будет стремиться компенсировать его отсутствие суррогатом. Он обязательно будет ездить верхом.

— Толстый наездник? Значит Марта не права. Толстых наездников не бывает.

— Это жокеев толстых не бывает, а наш вождь вполне может кататься на каком-нибудь першероне, — отмахнулась Марта и обернулась к что-то горячо обсуждавшим ундинам, саламандрам и эльфам, — Ну, до чего додумались?

— Возможно, — нехотя согласился Хандариф, — Такое трудно себе представить, но по-другому просто не получается. Подозреваю, это должны быть не просто толстые, а очень толстые люди. Но при этом здоровые и подвижные. Потому что у них это не ожирение, а просто переформирование пространства внутри организма.

— Ну, очень у вас все просто, — поморщилась я.

— Конечно, — Хан удивленно развел руками, — Это же всего лишь магия.

Аленка

— Привет, ребенок, как сессия?

— Виден свет в конце тоннеля. Привет, пап.

— Это хорошо, что свет виден. Когда думаешь приехать?

— Пап, имей совесть, я только зачеты сдала. Еще пять экзаменов. Так что ждите меня в конце июня, не раньше.

— А поторопиться?

— Ну, если очень поторопиться, лишить себя всех жизненных радостей в виде пересдач и студенческих вечеринок, то недели через три.

— А если очень-очень поторопиться?

— Пап, да что за срочность-то?

— Была бы ты лет на семьдесят старше, решил бы, что у тебя склероз.

— Ты о чем?

— О серебряной свадьбе твоих, пока еще единственных, родителей.

— Ой!

— Вот тебе и "ой".

— Это двенадцатого?

— Значит, не склероз.

— Пап, пап, пап! Подожди…

— Чего ждать?

— Я думаю. Думаю. Думаю.

— Ты не думай, ты беги с лекторами договариваться. К экзаменам-то хоть готова?

— Нет, конечно.

— Значит, готова. Все равно все студенты учатся ровно сутки перед экзаменом. Особенно такие умненькие.

— Ладно, все, уговорил. Я постараюсь утрясти. В крайнем случае, приеду на ваше торжество, а потом вернусь досдавать.

— Не выйдет.

— Почему?

— Потому что мы уезжаем в свадебное путешествие.

— Чего?!

— Представь себе. На волю, в пампасы. К верблюдам и пирамидам. И весь семейный бизнес остается на твое попечение. Так что, дерзай, ребенок. Две недели на пять экзаменов — самое оно. Уверен, ты справишься.

— Папа!

— Все, извини, тут собаку привели. Задача ясна?

— Да уж!

— Не ной. Вперед, дочь. Я в тебя верю.

Я повесила трубку и тихо взвыла. Обожаю своих предков! Но, была бы такая возможность, выбрала бы каких-нибудь других.

Договариваться! Легко сказать! Их же всех еще отловить надо! Нет, вот надо было моим предкам именно в начале лета пожениться?! А что, им тогда по фиг было, они к тому времени институты уже позаканчивали. Вот подстава!

— Тетя Вика! — заорала я дурным голосом.

Это не потому, что я такая чокнутая, а потому, что тетя Вика глуховата. Ну, у каждого свои недостатки. Во всем остальном мамина двоюродная тетка — милейшее создание. Домашняя выпечка, четыре пуделя, преферанс по воскресеньям и никаких сюрпризов. Так бы и жила с ней всю оставшуюся жизнь, бед не зная.

— Не кричи так, деточка, — тетя Вика нарисовалась из кухни с оскорблено поджатыми губами.

— Извините, — я покаянно потупилась, — Я думала, вы на балконе.

— И что мне там делать? Не понимаю. Да, ты что-то хотела?

— Я сейчас в Академию. Отец звонил, хочет, чтобы я раньше приехала. Так что нужно экзамены побыстрее сдавать.

— Это когда раньше-то? — удивилась старушка.

— Числа десятого.

— И что за спешка?! Деточка, ты же не можешь уехать! У тебя соревнования!

О, ужас! Спартакиада! Я же пропущу ее! Тренер меня убьет. И правильно сделает. И так из-за зачетов на тренировки через одну ходила, а теперь еще и с соревнований смоюсь. Я вздохнула.

— Что поделать, тетя Вика. Спартакиады каждый год проводятся, а серебряная свадьба родителей раз в жизни бывает.

— Ах, как жаль! — бабуля заломила руки, — А мы-то собрались придти поболеть за тебя.

Ой, блин! Это у матушки наследственное, что ли? Мало мне было в школе родителей на трибунах, так теперь еще четыре свирепые бабульки в болельщики записались. Кошмар! И ведь из лучших побуждений!

— Ничего, тетя Вика, не расстраивайтесь. Я еще в других соревнованиях поучаствую. Еще увидите, как я победю… побежду…

Тетя Вика засмеялась, а я, чмокнув ее в щеку, быстренько оделась и поскакала в Академию улаживать свой график и получать нагоняй от тренера.

Марк

Я устал. Я столько всего успел сделать за эти дни! И, как назло, все словно сговорились вставлять мне палки в колеса. Мой адвокат посчитал меня ненормальным, а Тэд сопротивлялся изо всех сил. Мне понадобилось более сорока восьми часов, чтобы объяснить ему, что я могу помереть от ожирения в любой момент. Он не хотел в это верить. А убедить кого-то в том, во что сам веришь с трудом, очень сложно. Но мне удалось. Потом то же самое повторилось с адвокатом. Наконец, мое завещание, по которому завод отходил к Тэду, было оформлено. Тэд все еще отказывался верить в то, что я посчитал его более достойным, чем собственного сына.

— Марк, это безумие! — твердил он.

А я объяснял, объяснял, объяснял… Это еще больше настораживало Тэда. Обычно, объяснять свои решения мне не свойственно. Я просто принимаю их, основываясь, в основном, на интуиции, и отдаю распоряжения. А тут, я сам это чувствовал, в моих словах и поведении проскальзывали просительные нотки. Хотя, единственное о чем мне хотелось бы попросить окружающих, это — не мешать мне делать то, что я считаю нужным.

Мое рациональное сознание твердило, что я совершаю идиотский поступок. Но я не отступал. Да, я создал этот бизнес, и во многом он держался исключительно на моей удаче. Но я чувствовал, что грядут перемены. Такие перемены, которые я не смогу объяснить, даже если очень захочу. И все из-за того, что я заглянул за краешек собственной судьбы, сделав пророчество для Джесси.

Теперь я знал, что кентавры существуют. Знал? Да. Это не было просто желанием верить в красивый сказочный сон, навеянный теплым майским днем. То, что я увидел тогда, было будущим, которое рано или поздно наступит. Когда — я не знал, но почему-то был твердо уверен, что довольно скоро. Я проанализировал каждый штрих своего видения. Определить время и место по гостиничному номеру было практически невозможно, но я достаточно отчетливо видел Джесси, чтобы понять, что она не изменилась. К тому же, хоть это и было смешно, но я точно знал, что, когда она пошла навстречу маленькому гоблину, на поясе ее джинсов я видел пятно от мазута, которое она посадила у меня на глазах пару месяцев назад. А джинсы живут намного меньше людей. Значит, совсем скоро. Еще одним доказательством было мое внезапное интуитивное желание поехать в Египет за производителем. А своей интуиции я привык доверять.

К тому же я почему-то чувствовал, что должен спешить. Я связался с "Эль Загрой", выяснил, что у них есть на продажу несколько племенных жеребцов, но они категорически отказывались вести со мной переговоры до аукциона, а до него оставалось еще недели три. Впрочем, они ничего не имели против моего визита с целью осмотреть лошадей до торгов, тем более что я намекнул, что могу не ограничиться только одним конем.

Я, втайне от всех, съездил пару раз на скачки и сделал ставки. Разумеется, выиграл. Я понимал, что привлекаю к себе внимание, но на это мне было уже наплевать. Во мне все сильнее зрело чувство, что я ненадолго задержусь в этом мире. Но я хотел, чтобы завод достался Тэду в идеальном состоянии. Кроме того, мне казалось, что я обязан хоть как-то компенсировать Меган годы неудачного брака со мной и ту боль, которую я только собирался ей причинить.

А я собирался. Мой сын был слишком похож на меня, и его ждала та же неустроенная, половинчатая жизнь, в которой я до недавнего времени вовсе не видел смысла. Если я — кентавр, то и он тоже, а значит здесь ему не место. Я просто обязан забрать его с собой, и сделать это так, чтобы никто не заподозрил никакой мистики. Для этого мира мы с Питом должны умереть раз и навсегда. Меган, рано или поздно, утешится и начнет жить заново, если у нее не будет надежды снова увидеть сына. А для этого мне тоже нужно было тщательно подготовиться.

И все же, не смотря на свою твердую веру в собственное пророчество, я пока не сделал ничего необратимого. Я не сжигал мосты, я лишь минировал их. Первым решительным шагом должна была стать поездка в Египет. И тут я испугался. День проходил за днем, я чуть ли не каждые полчаса поднимал трубку, чтобы набрать номер и заказать билеты, но так и не смог заставить себя позвонить. Была ли всему виной накопившаяся за последнюю неделю нервная усталость, или же я на самом деле не был готов к радикальным переменам, но я медлил.

Не знаю, сколько времени я бы тянул еще с поездкой, если бы не Джесси. Поначалу я был слишком занят, чтобы поговорить с ней, а потом усталость и этот подсознательный страх заставили меня избегать приватных встреч. Я знал, что поступаю с ней нечестно. В отличие от меня, Джесси была молода и полна радужных наивных надежд. К тому же она уже давно убедила себя, что не является человеком. Поэтому мое пророчество стало для нее чем-то вроде мороженого для ребенка, недосягаемого за стеклянной витриной лотка. Я пообещал ей сказку, указал направление к ней, а сам спрятал голову в песок. Не удивительно, что она не выдержала долгого ожидания.

Джесси подкараулила меня в моем собственном кабинете, когда я по глупости задержался вечером, работая с какими-то документами.

— Марк.

Мне не нужно было поднимать голову от бумаг, чтобы увидеть ее взъерошенную мордашку. Я и так знал, что отпущенное на сомнение время закончилось. В глубине души я даже испытал облегчение.

— Входи, Джесси.

Она скользнула в комнату и по своей извечной привычке пристроилась на подлокотнике кресла для посетителей. Я молча подвинул к ней телефон. С минуту она с непониманием рассматривала аппарат.

— Что вы хотите, чтобы я сделала, Марк?

— Заказала билеты в Каир. Для нас с тобой. И забронировала номера в гостинице.

Джесси взъерошила волосы и задумчиво посмотрела на меня.

— Вы боитесь, Марк? — наконец спросила она.

— Да, — честно ответил я.

— Я тоже, — вздохнула девушка.

— Ты можешь не ехать со мной.

— Нет, — Джесси покачала головой, — Вы же видели, что мы были вместе. Какой смысл вам ехать одному, если это ничего не даст. Сначала должна решиться моя судьба, чтобы потом смогла решиться ваша.

— Я не знаю своей судьбы, Джесси.

— Зато я знаю. Вы сами мне ее предсказали.

— И ты поверила?

— Вы поверили, Марк. Я же видела, вы верите каждому своему слову. Даже не вы… Словно сама Вселенная говорила вашими устами.

— Это глупо.

— Нет, — она снова покачала головой и мечтательно улыбнулась, — Когда мне было двенадцать, к нам приехал бродячий цирк. Я влюбилась в него. Даже думала сбежать с ними и стать цирковой наездницей. Хорошо, отец вовремя это понял и вразумил меня.

— Вразумил?

— Запер в подполе. Когда цирк уезжал. Я тогда долго ревела. Но я не об этом. Там была гадалка. Мадам Жюстин. Седая, неряшливая, пахнущая старостью и дешевым виски, необъятно толстая. Ее паланкин на манеж вывозили четыре пони. Конечно, это было дешевое шоу, и она просто говорила всем то, что они хотели услышать. Думаю, она была неплохим психологом. Мы, детвора, часто бегали к ее палатке, ведь она была не только частью представления, но и своеобразным аттракционом. Она гадала всем желающим, чтобы привлечь побольше народу в цирк. Однажды мы набрались смелости и тоже попросили нам погадать. Сначала все шло, как обычно. Ну, сами знаете, все эти псевдо магические манипуляции, хрустальные шары, подвывания. А потом настала очередь Билли Саммерса. И мадам Жюстин вдруг прогнала его и вех нас. Но перед тем, когда Билли подошел к ней, ее глаза вдруг остекленели, и пару мгновений она словно смотрела в никуда, совсем, как вы тогда. Вечером мадам Жюстин не участвовала в представлении. Мы с Грейс, моей подругой, решили навестить ее. Когда мы сунулись в палатку, она плакала. Я никогда прежде не видела, чтобы люди плакали так горько. Мы попробовали ее успокоить, а она вдруг обняла нас, сказала, что мы замечательные девочки и должны очень беречь Билли. А потом опять прогнала, — Джесси замолчала.

— К чему ты мне это рассказала?

— Я не закончила, Марк. Просто, мне в голову только что пришла одна мысль. Сейчас объясню, — она тяжело вздохнула, — Билли Саммерса тем летом сбила машина, когда он катался на велосипеде. Он погиб на месте. И я думаю, мадам Жюстин заранее знала об этом. Она… Мне кажется, Марк, она тоже была кентавром. Она…

— Она была толстой, — закончил я и усмехнулся.

— Да, — Джесси кивнула, — Но не только. Еще она очень любила своих пони и никого к ним не подпускала. Всегда сама за ними ухаживала и управляла четверкой.

Несколько минут мы молчали, обдумывая каждый для себя эту историю.

— Как ты думаешь, много нас таких здесь?

— Не думаю, — девушка покачала головой, — Не знаю, как вы, Марк, а я всю жизнь подсознательно искала кого-то похожего на меня. Точнее, непохожего на других. А встретила только вас.

— Еще мадам Жюстин.

— Да… К ней меня тоже тянуло. Может, сбеги я тогда с цирком, я стала бы настоящей волшебницей, — она помолчала, — Но я рада, что оказалась с вами, а не с мадам Жюстин. Как будто… как будто…

— Как будто это правильно, — мне вспомнилось видение из нашего прошлого, когда она только пришла наниматься ко мне на работу. Это действительно было правильно. Наша встреча стала поворотной не только для нее. Для меня тоже.

— Да.

Я снова подтолкнул к ней телефон.

— Звони, Джесси. Сделай это для меня. Для нас обоих.

— Вы уверены, Марк?

— Я знаю, что это правильно. Я просто боюсь.

Джесси коснулась аппарата кончиками пальцев и, закусив губу, покосилась на меня.

— Марк…

— Что, Джесси?

— Я… — она помотала головой, — Мне зачем-то очень нужно знать, чего вы боитесь. Может, чтобы понять, чего боюсь я.

Я вздохнул. Она была права. Что-то — может, судьба? — связало нас воедино, и мы были не вправе хранить друг от друга секреты. Джесси — наивная, юная, открытая Джесси — воспринимала это, как должное, а я, старый мизантроп, пугался еще и этой внезапной близости. Но и эта близость была правильной. Я не имел права лгать этой девочке, а для этого требовалось быть честным с самим собой. И это тоже пугало.

Я ухватился за идею перехода в другой мир, где мое неуклюжее тело, наконец, обретет гармонию своей истинной сути. Но там была неизвестность. Я знал, что Джесси ждет нечто большее, чем просто ее истинное я. Я видел маленького гоблина, прижавшего ее к себе, счастье обретения на его лице. Но кентавры… Их лица выражали совсем иные чувства. Они чего-то ждали от меня. Чего-то великого, важного, значительного. А я…

— Я боюсь не справиться, Джесси, — тихо сказал я, — Я очень боюсь, что от меня там ждут большего, чем я смогу дать.

— Вождь предреченный, — прошептала девушка.

— Да.

— Нет, Марк, — Джесси покачала головой и улыбнулась, — Вы справитесь. Иначе, зачем это все?

— Ты думаешь?

— Уверена.

— Ладно, — я снова вздохнул, — Тогда звони.

Смотритель Гектор

— Нам действительно нужен твой совет, Гектор, — Марта выглядит растерянной, — В Египет лучше всего отправиться прямо сейчас, когда еще два вероятных кандидата собираются там появиться. Лучше убить сразу трех зайцев, чем мотаться по всему миру. Конечно эти двое — англичанин и китаец — меньше похожи на нашего вождя, чем Хабир Якзар, но лучше уж проверить. И мы не можем позволить себе упустить такой шанс. Ведь если это не египтянин и не канадец, нам придется проверять целую кучу других кандидатов, и это может затянуться, черт знает на сколько. Но и то, что нашел Павел не стоит откладывать в долгий ящик. Этому австралийцу девяносто с лишним лет.

— Мне тоже, — усмехаюсь я.

— Не сравнивай, — эльфийка раздраженно взмахивает рукой, — Там жизнь намного короче.

— Думаешь, несколько дней что-то изменят?

— Скорее всего. Я говорила с его внуком. Дэниел Лэндсхилл-старший умирает. Нам нужно успеть поговорить с ним, чтобы узнать побольше об этой странной истории. А я не могу отправить туда ундин и саламандр без сопровождения.

— Вызови Ренату.

— А как же Грэм?

— Потерпит. Ты сама говоришь, что он смог только установить направление.

— Может, отправить с ними Павла?

— И полностью остановить поиск?

— Я могу поехать в Египет одна.

— Так близнецы тебя и отпустили. Да и я тоже. Нет, Марта, это исключено.

— Но почему?! Что я маленькая, что ли?!

— Нет, ушастая.

— Что?

— Рядом с тобой все время должен быть кто-то из опытных магов, чтобы поддерживать маскировку. Сама ты этого пока не умеешь.

— Я могу взять только одного из них, а второго оставлю при компьютерах.

— Марта, Марта… Ты сама-то веришь в то, что это возможно? Хочешь сделать их несчастными?

— Ой, Гектор, да не уже ли они и в самом деле никогда друг с другом не расставались?!

— И это тоже. Но сейчас разлучить с тобой можно либо обоих, либо ни одного. Ты же не хочешь, чтобы между братьями возник конфликт.

— Да что они настолько незрелые?

— Думаю, настолько влюбленные, — мне нравится видеть, как она краснеет, — Точнее, один из них.

— Знаю, Лисси говорила, — морщится Марта, — Вот скажи, Гектор, оно мне надо?

— Оно есть, и ты ничего с этим не можешь поделать.

— Уверен?

— Ну, раз уж Лисси уверена…

— Лисси! — фыркает эльфийка, — Она во многом уверена. Вот только я не во всем с ней согласна. Если верить Лисси, то… А, какая разница!

Я не совсем понимаю, чем именно она так раздражена. Что-то Лисси сказала ей такое, с чем Марта не может смириться. Интересно. Влюбленные эльфы здесь явно ни при чем. Марта смотрит на них, как заботливая мамаша на расшалившихся детишек. Удивительно, как быстро заставляет тот мир взрослеть даже магических существ. По эльфийским меркам Марта совсем юная. Если брать биологический возраст, то близнецы почти вдвое старше ее. Но Марта — сформировавшаяся личность, а Кант и Зантар — мальчишки, прибывающие в полном восторге от свалившегося на их головы приключения, и совершенно не понимающие всей его опасности. С другой стороны во всем, что касается магических возможностей и интриг нашего мира, Марта наивна, как ребенок. Зато близнецы-полукровки вынуждены были рано повзрослеть и научиться отличать друзей от врагов. Нет, их никак нельзя разлучать. Втроем они — отличная команда, и нам всем пойдет только на пользу, если они будут работать вместе.

Есть еще кое-что, заставляющее меня настаивать на своем. Мне необходимо удалить Марту из ее квартиры, увлечь ее чем-то, хоть бы и этой поездкой, чтобы она перестала бегать ко мне по десять раз на дню. А восторги близнецов, столкнувшихся с историческими ценностями иного мира трудно переоценить. У Марты просто не будет времени посещать меня каждую минуту без особой необходимости. Этой ее поездкой я выиграю хотя бы неделю и постараюсь понять за это время, что представляют из себя претенденты. От меня требуется только, чтобы прибытие эльфов совпало с отъездом Марты в эту сказочную жаркую страну, а это-то я уж сумею обеспечить. Ирэльтиль уже неделю ждет, когда я определю дату.

Должен сказать, я был бы счастлив временно переправить в тот мир и всех остальных своих гостей, но кентавры не рискнут на такое. Слишком уж они заметные. Впрочем, эльфам нет никакого дела до кентавров. Да и Риох не привлечет их внимания, уж я постараюсь. Вот за оборотнями и ундинами они бы стали присматривать в оба, но мы не доставим им такого удовольствия.

Но главное — Марта. Сейчас она — легенда, Серебряная леди, и к тому же тайте-айелен. А значит, лакомая добыча для любого эльфа и не только. Но как только станет известно…

— Гектор, я не могу ничего решить! — перебивает Марта мои мысли, — Лучше, если это сделаешь ты. Я не могу обидеть Грэма.

— Я же говорю, Марта, Грэм переживет. Мы ведь, кажется, решили, что будем действовать сообща, по наиболее перспективным направлениям. Чем там оборотни и гномы сейчас занимаются? Попивают чаи у ренатиной матери в гостях и пытаются решить, какой город в заданном направлении наиболее вероятен, как место жительства целителя. В Австралии они могут делать это с таким же успехом. Ну, без чаев, разумеется. А Павел пускай продолжает поиски через этот ваш компьютер. Пускай ветеринарией вплотную займется, может и найдет что полезное.

— Хорошо. Значит, ты не против, если я сошлюсь на тебя?

Я пожимаю плечами. Мне следует быть внимательней к Марте. Она только кажется уверенной в себе, всезнающей и целеустремленной. На нас на всех произвело слишком сильное впечатление ее появление в этом мире. На самом деле все гораздо сложнее. Не могу понять почему, но Марта испытывает чувство вины. Точнее, я не совсем попадаю под это определение. Поначалу, я чувствовал, она относилась ко мне насторожено, хотя всех, кого рисовала, кажется, любила безоговорочно. Даже таких, как Мирезия, которая ее раздражала. Или ненавидела, как Энгиона. Но конфликт с власть имущими словно заставил ее задуматься. Она приняла для себя, что не понимает многого, и почему-то выбрала именно меня в советники. Ни один эльф не поступил бы так. Даже в качестве смотрителя библиотеки они воспринимают меня снисходительно. Трое претендентов на должность нового смотрителя, что должны скоро появиться здесь, вероятно, уже знакомы с историей этого места лучше меня. Ведь у них было, по меньшей мере, столько же времени на изучение древних документов, а эльфы всему учатся с первого раза. Но история Библиотеки — это не сама Библиотека, и только это странное место решает, кому открывать свои тайны. Поэтому я так спокоен. Почти четыреста лет назад мой дом допустил ошибку, приняв Энгиона. Второй раз такого не случится. Уже не случилось. Библиотека нашла, наконец, ту, что поймет ее лучше кого-либо другого и все сделает правильно.

— Гектор, у меня есть еще один вопрос, — Марта мнется, видимо, стесняясь спросить.

— Я слушаю, миледи, — я скрываю улыбку, видя, как она морщится от формального обращения.

— Рената… она хороший артефактер?

— Лучший. А в чем дело?

— Ну, я хочу быть уверенной, что могу полагаться на амулет, который она сделала.

Как всегда. Даже в этом ей нужно мое одобрение. А ведь в Ренате она души не чает.

— Какой именно?

— Который позволяет отличить в том мире людей от магических существ. Мне кажется, разделять саламандр тоже не стоит, а кроме них никто не может определять такие вещи.

— В амулете можешь не сомневаться. Раз его сделала Рената, он будет работать. Если хочешь, проверь на мне.

— Не стоит, — улыбается Марта, — мы уже поверяли на Павле и остальных.

Стук копыт в коридоре предупреждает нас о приближении кентавров. Эврид и Шета входят в мои апартаменты и тут же расплываются в улыбках при виде Серебряной леди. Марта тоже улыбается.

— Марта! — Шета берет эльфийку за руки, в ее глазах столько тепла и радости, что даже меня окутывает чувство любви и покоя. Удивительное ощущение: дар целительницы резонирует с ее искренними эмоциями.

— Как вы тут, Шета, Эврид?

— Все хорошо, — улыбается, кентавр, — Гектор сказал, вы кого-то нашли?

— Пока не знаем. Нужно поехать, проверить. У нас есть несколько кандидатов, но только два кажутся наиболее вероятными.

— Марта, — Эврид слегка склоняет голову, — Я знаю, что прошу многого, но мне хотелось бы, чтобы вы сами это сделали.

— Так и будет, Эврид, — она грустно улыбается, — Хотя, разумней было бы попросить саламандр. Мне же придется полагаться на амулет, который сделала Рената.

— Мы безоговорочно доверяем могуществу Рен-Атар, миледи. Так же, как и ей самой.

— Это намек, Эврид? — меня всерьез беспокоит подтекст этой двусмысленной фразы.

— В некотором роде, Гектор. Мне бы не хотелось, чтобы Дашмир принимал участие в поисках вождя.

— Почему? — тут же настораживается Марта.

— Он… — кентавр задумывается, словно подбирая слова.

— Он одержим, — спокойно констатирует Шета.

— Это медицинский диагноз? — заинтересованно уточняет Марта.

— Не уверена. Я не совсем понимаю ваши определения психических заболеваний, хоть Рената и объясняла мне кое-что. Но я совершенно точно могу утверждать, что Дашмир одержим какой-то идеей, ради которой готов на все. Не знаю, болен ли он психически, или просто фанатик, но его следует опасаться.

— Шета, пожалуйста, поточнее, — я вижу, как обеспокоена Марта, — Я собираюсь отправить в компании с саламандрами ундин и гномов на поиски Жемчужницы. Я не смогу сделать этого, если среди них безумец.

— Марта, — я кладу руку ей на плечо, — не надо так нервничать. Дашмир один, а с ним будут еще шестеро, кому мы можем безоговорочно доверять.

— Шестеро?

— Извините, — обращаюсь я к кентаврам, понимая, что Марта может сейчас выдать все секреты, — Мы оставим вас на пару минут.

Взяв эльфийку за руку, я вытаскиваю ее в кабинет.

— Марта! Будь осторожней, черт возьми! Я же объяснял тебе, что на счет Шеты тоже не вполне уверен!

— Не смеши меня! — ощеривается она, — На счет Шеты уверена я! И что значит, что там будет еще шестеро? Кого ты имел в виду?

— Бриза и Дилия все еще остаются под сомнением.

— Постой, но я не собиралась отправлять в Австралию еще и оборотней. Что им там делать?

— В первую очередь, не сидеть на месте. Пусть Грэм чувствует себя при деле. Ну, и еще создавать кворум. Все-таки Бриза вызывает у меня меньше сомнений, чем Дилия.

— Мне это не нравится, Гектор. Это все же не шестеро на одного, а шестеро на троих. Может, не стоит посылать их всех вместе? Я что-нибудь придумаю, чтобы оставить Бризу и Дилию в своей квартире.

— Не надо. Предатель никогда не договорится с безумцем. Давай я поговорю с гномами. Во всей этой ситуации они — наименее заинтересованная сторона. Мне будет спокойней, если они станут присматривать за остальными. И не забывай, есть вероятность, что один из близнецов тоже не без греха. Еще одна причина не разделять их между собой.

— Я в это не верю.

— Признаться, я тоже, но осторожность не помешает.

— Ты ошибаешься, Гектор, — вставляет кентаврица, появляясь в дверях, — Извините, что помешала, но ты почти прокричал последние несколько фраз. Мне жаль, если вы полагаете, что среди нас есть предатель. Но в этом ты ошибаешься.

— В чем именно?

— На счет близнецов. Они преданы Марте больше, чем кто-либо еще.

— Откуда такая уверенность, Шета?

— Дар кентавров, — она пожимает плечами, — Я не предсказательница, но моим предчувствиям можно верить. Я не чувствую исходящий от них угрозы в будущем.

— А от кого чувствуешь? — мое любопытство делает охотничью стойку. Мне и в голову не приходило использовать таким образом кентавров.

— Наверняка — от Дашмира. Но есть кто-то еще. Пока не могу определить, кто именно.

— Постарайся, пожалуйста.

— Я не предсказательница! — раздражение и разочарование смешиваются в этом восклицании.

— Увы, я тоже, — вздыхает Эврид.

— Все равно, спасибо, — Марта обнимает девушку, — Ты уже здорово нам помогла. Не дави на нее, Гектор. Разве мало того, что мы исключили одного из близнецов?

Ладно, Марта, раз ты этого не хочешь, я не буду. В твоем присутствии. Собирайся в Египет. Я сам решу, что еще можно получить от дара кентавров. И получу. Уж я постараюсь получить ото всех и все, что только поможет мне защитить тебя.

Аленка

Не люблю я сессии. Вроде и не боюсь экзаменов, и неподготовленной никогда не выхожу, а все равно психологически так выматываюсь, что достаточно полслова, чтобы сподобить меня на какую-нибудь глупость.

Домой я приехала вполне счастливой. Даже завистливые взгляды сокурсников, не испортили мне настроения. Я же не виновата, что для них сегодня был только второй экзамен, а для меня — последний. Я успела сдать все вовремя, не испортить зачетку неподобающими баллами, и к тому же у меня оставался еще весь завтрашний день, чтобы побегать по магазинам и купить родителям подарок. В общем и целом все складывалось даже лучше, чем, я рассчитывала.

Но тетя Вика явно не была расположена сегодня делить со мной радость жизни. Встретила она меня в боевом настроении и при полном параде.

— Ну, как дела? — поинтересовалась она, едва я переступила порог.

— Отлично, тетя Вика, сдала.

— Ну, и слава Богу. Обед на плите, сама разогреешь. А мне пора.

— Что-то случилось?

— К Анне Никаноровне сын приехал. Опять будет уламывать ее в провинцию податься. Жить им, сволочам, спокойно ее квартира не дает. Мы решили собраться ее поддержать.

Ну-ну! Мне даже стало немного жаль меркантильного сына Анны Никаноровны. Когда эти четыре старушки выступают единым фронтом — туши свет, снимай ботинки. Загрызут! Я невольно хихикнула.

— Вы с ним справитесь, тетя Вика, — подбодрила я ее, — Только не нажимайте уж через чур. Он гипертоник, все-таки.

— С волками жить — по-волчьи выть, Лялечка, — гордо выдала бабулька и скрылась за дверью.

Я прислонилась к стене и сползла на пол. "Не смей!", — твердила я себе: "Не смей раскисать. У тебя стресс. Это после сессии. Тетя Вика ничего не знает и ничего плохого сказать не хотела!"

Но было поздно. Слово, способное свести меня с ума прозвучало, наложилось на нервотрепку последних дней и сделало свое черное дело. Я сжалась в комок и разревелась.

Немного успокоившись и приняв душ, я все-таки заставила себя поесть и поплелась в свою комнату. Ноги были ватные, руки висели, как плети, и сил ни на что не было. Я скинула халат и залезла под одеяло. Спать, спать, спать… Все мои психозы еще и от недосыпания. Вот сейчас как отрублюсь часиков на шестнадцать, и проснусь, как новенькая.

Через час я все-таки встала. Хуже нет, чем крутиться в постели в ожидании загулявшего где-то сна.

Пропади оно все пропадом! Рвущийся из горла вой никуда не делся. Ладно, будем вышибать клин клином. Я прошлепала на кухню, налила себе пол литровую чашку крепчайшего чая и прихватила кусок вишневого пирога. Потом вернулась к себе и раз десять подряд посмотрела последние пять минут "Волка". Немного помогло, но не так, чтобы очень. Я все-таки не Мишель Пфайфер. Каждый раз комплексую, когда этот фильм смотрю. Правда, и Николсон далеко не герой моего романа, но мне от этого не легче.

Вот именно, что не легче. То есть, легче, но не до конца. Что ж, будем лечиться дальше.

Я, наверное, психически очень здоровый человек. То есть оборотень. Сапожник без сапог типа. К своим приступам вселенской тоски я научилась относиться, как к сенной лихорадке. И даже разработала целую систему, как с ними справляться. Вот и сейчас, когда "Волк" не подействовал, я тупо набрала в поисковике "вервольф" и принялась смотреть картинки. Методично, со вкусом, сначала увеличивая штук по десять за раз, а потом до рези в глазах вглядываясь в каждое изображение. И не важно, видела я их раньше, или нет. У меня даже любимые были. Те, что оказывались наиболее правдоподобными. Я подолгу изучала каждое из этих изображений, представляя себя волком, почти становясь им. Почти…

Я увидела его примерно на двенадцатой странице ссылок гугля. Честно говоря, я продолжала смотреть картинки уже на автопилоте. Боль прошла, я снова позиционировала себя человеком, но хотелось вытравить из себя тоску до конца, чтобы опять несколько месяцев не вспоминать ту январскую ночь и единственный по-настоящему счастливый день в моей жизни. Пока не накатит.

Сначала, не поверив своим глазам, я решила, что приступ безумия начался по новой, и с перепугу захлопнула крышку ноута. Сердце колотилось, как бешеное, зубы стучали, и снова хотелось завыть в голос.

Я заставила себя подняться, и опять поползти на кухню. Вместо чая я, порывшись в холодильнике, достала и разогрела молоко. Говорят, помогает от кошмаров.

Немного успокоившись, я все же решила выяснить, на каком свете моя крыша. Снова включать комп было страшно. Если это был глюк, можно считать, я приехала.

Это был не глюк. С отлично сделанного карандашного рисунка на меня смотрел…

— Грэм, — прошептали мои губы в первый раз за три с половиной года.

Я рисковала довести ноут до КЗ, затопив клавиатуру слезами, пока искала первоисточник.

Часа через два я его нашла. Нашла сайт, на котором художница с ником Странница 222 выкладывала свои рисунки. А еще я нашла очень странный пост на этом сайте. Некто Лунный Фанатик сообщал, что по независящим от нее обстоятельствам Странница 222 больше не имеет доступа в интернет, и впредь он сам будет выкладывать ее рисунки по мере возможности.

В тюрьму ее, что ли, укатали? Только этого не хватало! Мне было необходимо связаться с этой женщиной и узнать, где она видела это лицо. Портрет Грэма был выложен около двух месяцев назад, значит, если он и появился снова в нашем мире, то совсем недавно.

Я приказала себе не думать об этом. Для начала нужно было найти художницу.

Я зарегистрировалась на сайте и тут же отправила личное сообщение Лунному Фанатику. Пусть думает обо мне, что хочет, но только пусть ответит. Впрочем, психам, обычно не отвечают, поэтому на сочинение адекватного послания мне понадобилось некоторое время. Вот что вышло:

"Уважаемый Лунный Фанатик.

Среди недавних работ Странницы 222 я обнаружила портрет одного своего хорошего знакомого. Я очень заинтересована в том, чтобы получить о нем хоть какую-то информацию. Поэтому буду признательна, если вы поможете мне связаться с художницей.

Заранее благодарю.

Бегущая-навстречу-Луне".

Скажете, идиотский ник? Сама знаю. Вообще-то никогда так не извращаюсь. Но сейчас я посчитала нужным дать понять, кто я. Кому? Хоть кому-то. Но если появился портрет реального человека… простите, оборотня, найдется и тот, кто что-то знает о нем и, может быть, обо мне.

Убедившись в том, что Лунный Фанатик на сайте, в ожидании его ответа, я принялась просматривать остальные рисунки удивительной художницы.

Они меня потрясли. Так же, как и портрет Грэма, все они были живые. Я почти воочию видела их мимику, их характеры. Это не были выдуманные персонажи. Не знаю, в каком мире были созданы эти портреты, но то, что модели не принадлежали нашему, я была уверена. Так же, как и в том, что там, откуда пришел ко мне Грэм, они действительно существуют.

Почему, ну почему я так мало спрашивала его о его родине! Ведь он почти ничего мне не рассказал!

Больше всего меня, разумеется, интересовали оборотни. Их было много. Не только вервольфов. Звериные ипостаси почти всегда угадывались под человеческими лицами. Самое сильное впечатление на меня произвела одна львица. Вот в отношении нее, я думаю, художница все-таки приукрасила действительность. Если бы такие красавицы реально существовали, всем прочим женщинам оставалось бы только повеситься. От одной мысли, что она сосуществует с Грэмом в одном мире, мне этого уже захотелось.

Разглядывала я ее долго, пока совсем тоска не заела. А когда перешла на следующую страницу, обнаружила, что мне прислали письмо.

"Здравствуйте, Бегущая-навстречу-Луне.

Боюсь, вы не понимаете главного. Странница 222 никогда не рисует персонажей, которых можно встретить в нашем мире. Думаю, вы просто увидели лицо, похожее на вашего знакомого и отождествили его с этим человеком. На самом деле же это случайное совпадение.

С уважением,

Лунный Фанатик".

В первый момент я разозлилась. Он все-таки принял меня за сумасшедшую и вежливо дал понять, что не хочет иметь со мной дела. Но одна фраза все же не давала мне покоя. "Странница 222 никогда не рисует персонажей, которых можно встретить в нашем мире". В нашем! Значит, в другом — можно! А еще он, разумеется, подумал, что я имею в виду знакомого человека.

Ну, вот что, Елена Прекрасная! Ты — не человек, и плевать тебе, что люди о тебе подумают. Всегда было плевать, а в такой-то ситуации уж тем более. Так что, будем добивать Лунного Фанатика. Если он что-то знает, он поймет, что и я располагаю адекватной информацией. Если же нет — лишний раз убедится, что я чокнутая. Только и всего.

"Видите ли, Лунный Фанатик, иногда персонажи, которых изображает Странница 222, посещают и наш мир тоже. И это вы неправильно меня поняли. Мой знакомый — не человек. Речь идет об оборотне-вервольфе по имени Грэм. Около трех лет назад он некоторое время был моим гостем. А поскольку его портрет всего лишь пару месяцев, как появился, у меня есть основания считать, что художница располагает о нем какой-то относительно свежей информацией. И я настаиваю на своем желании связаться с ней и узнать как дела у моего друга.

Искренне ваша

Бегущая-навстречу-Луне".

Все! И пошел бы ты подальше, Лунный Фанатик!

Все еще лелея свою злость, я не стала больше просматривать рисунки. Я снова развернула на весь экран портрет Грэма. Просто смотреть на него уже было наслаждением. Наслаждением, смешанным с болью. Мне казалось, я помню каждую черточку его лица, вижу, как жесткие тонкие губы вдруг изгибаются в задорной мальчишеской улыбке, чувствую под пальцами густую волчью шерсть или чуть влажные от снега волосы. И сладкая истома, то ли начинающейся трансформации то ли желания охватывала меня, как тогда. Снег, жар, бег навстречу Луне. Грэм.

Слез уже не осталось, а я все не могла оторвать от него глаз.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я вспомнила проверить, отозвался ли мой адресат, но когда обновила сайт, не поверила своим глазам.

Сообщений было пять.

"Вы — Елена?" — гласило первое. Ого! Отлично! Обо мне знают.

"Елена, если это вы отзовитесь!"

"Елена, Грэм ищет вас!"

"Елена, ради Бога, сообщите, где вы!"

"Елена, позвоните мне, как только сможете!" — дальше шел номер телефона и, слава Богу, подпись: Павел.

Впрочем, все это уже не имело значения. Грэм был здесь, и он искал меня. Конечно, отец ему ни за что не скажет, где я. Стоп, отец пока ничего не знает. А то уже отменил бы свадебное путешествие и близко бы меня к дому родному не подпустил. Уж нашел бы, что соврать. Хорошо, что у Грэма хватило ума к нему не обращаться. Но позвонить Лунному Фанатику надо. Мало ли, пусть все же предупредит его.

Я прошла к городскому телефону, но остановилась. На фиг, на фиг. Потом еще объясняй, куда это я по межгороду звонила.

С трудом откопав в сумочке мобильник, я, наконец, набрала номер.

— Здравствуйте, будьте добры, попросите, пожалуйста, Павла.

— Елена?

— Да.

— Господи!

— Павел, где Грэм?

— Что б я столько знал! Вас ищет! Со мной они только завтра должны связаться.

— Они?

— Да, с ним Рената, так что, все в порядке, не пропадет.

— Кто такая Рената? — мне совершенно не понравилось, что Грэм ищет меня в компании с какой-то женщиной.

— Гномка. Но она до тридцати лет жила в нашем мире. Только потом туда ушла.

— Ушла?

— Да, она там какая-то великая и очень нужная. Вы тоже.

— Павел, пожалуйста, подождите. Вы хотите сказать, что женщина, которая выросла в нашем мире, оказалась гномкой и потом ушла жить в тот мир потому, что она этому миру зачем-то нужна?

— Да, примерно так. Они называют это теорией бэк-апа. Это Рената им словечко подкинула.

— А я здесь причем?

— Так вы тоже бэк-ап. У вас есть дар, который очень нужен оборотням. Поэтому они вас и ищут.

— Поэтому?

— Ну, да.

— И где они меня ищут?

— Ну, в данный момент они вообще-то ищут не вас, а Жемчужницу.

— Так, стоп. Я не знаю, что такое жемчужница. Я даже не знаю, какой-такой у меня есть дар, что я так понадобилась оборотням. Вы мне только объясните, Грэм виделся с моим отцом?

— Как он мог с ним видеться? Он не знает, где вы.

— То есть как?

— А вот так. Он не знает названия города, в котором встретился с вами. Он пытался пройти верхним нюхом от магазина Ренаты до вашего дома, но дальше вокзала не смог. Он только направление определил. Они хотели искать по направлению, но тут мы, кажется, вышли на след Жемчужницы. Без Ренаты группе было трудно ориентироваться, а оставлять Грэма без присмотра она не захотела. На Синдина же никакой надежды.

— Павел, вы меня совсем запутали. Бога ради, объясните, сколько иномирцев сейчас здесь что-то ищут? И где именно?!

— Группы Ренаты и Хандарифа сейчас летят в Австралию, А Марта с близнецами в Египте.

— Кто такая Марта? — устало спросила я.

— Марта — это Странница 222 и моя бывшая сотрудница. А теперь — эльфийка.

— Она что, тоже бэк-ап?

— Да, это ее дар помог открыть проход между мирами.

— Ясно. А от меня-то вы что хотите?

— Как что? Они же вас ищут! Елена, где вы находитесь?

Они меня ищут. Они. Не он. Не Грэм, а две женщины, решившие для себя, что в том мире они нужнее и там им будет лучше. И за меня решившие. А милый человек Павел очень переживает за своих иномирских друзей и хочет им помочь. Вот только…

— Знаете, Павел, я очень благодарна, вам за информацию и очень рада была узнать, что с Грэмом все в порядке, но мне почему-то не нравится идея быть бэк-апом.

— Что вы имеете в виду?

— Я не хочу, чтобы меня нашли на радость всем оборотням иного мира.

— Но ведь вы сама вервольф!

— Ну и что? Я была вервольфом всего раз в жизни и как-то уже привыкла считать это сном. Мне нравится моя жизнь, Павел. Так что, всего хорошего.

— Елена!

Я не стала его слушать. Я отключила телефон. Потом аккуратно ввела номер Павла в записную книжку и заблокировала. Попробует звонить с других номеров, заблокирую и их тоже. Вот и все, Елена Прекрасная. Ты три с половиной года ждала своего великолепного волка, а он пришел не за тобой, а за твоим даром. И нужна ты не ему, а его народу. Когда-то из-за своего народа он тебя бросил. Теперь из-за него же решил забрать. Замечательно!

Снова, как и тогда, когда он ушел от меня, на меня навалилась пустота. Наверное, даже если бы я еще могла плакать, я бы не заплакала. Зачем? Зачем оплакивать то, что с самого начала было обманом. Или самообманом. Да какая разница!

Когда вернулась тетя Вика, я лежала в постели и делала вид, что сплю.

Марк

Я не находил себе места. Да, знаю, я не должен был срываться на Джесси, но, черт возьми, мы приехали сюда не на экскурсию! То, что Якзар отложил нашу встречу на следующий день, еще не повод таскаться в жару по этому ужасному городу! Ну, почему она не могла понять, что это может быть опасно!

Я опустился на диван и вздохнул. Проклятый характер! Я не должен был на нее орать! Знаю же, что на нее действует только логика. Пусть извращенная, пусть безумная, но логика. Та самая, в круговорот которой я сам ее втянул своим пророчеством.

Стоп. Пророчество. Конечно. Пророчество должно сбыться. Я не сказал Джесси, что эта комната в "Рамсес Хилтон" станет последним местом нашего мира, которое ей доведется увидеть. Я боялся вселить в нее надежду, но вчера, едва портье открыл передо мной дверь номера, я понял, почему так стремился в Египет. Это произойдет здесь, в этой самой комнате. Значит… Значит, совсем скоро. Нам осталось только найти эльфов. Или они нас найдут. Может, правильно, что Джесси отказалась сидеть в четырех стенах и вышла в город. Может, там она их и встретит. Как? Она же не может их узнать! Или может? Ведь она почувствовала во мне эту чужеродность. Эльфы придут не за ней. Они придут за мной, а Джесси уйдет первой. Так сказано в пророчестве. Но Джесси лишь побочный эффект их поисков. Они пройдут мимо нее, даже не догадываясь, что мы с ней связаны. Ах, я старый дурак! Нельзя было отпускать ее одну и, тем более, удерживать в отеле. Где мне теперь ее искать? Мало ли, что может случиться в этом Вавилоне с молоденькой девчонкой. В лучшем случае ограбят. А чертовы эльфы пройдут мимо, даже не подозревая, кто перед ними.

Я бросил взгляд на запястье. Часы показывали три с четвертью. Джесси хлопнула дверью у меня перед носом сразу после ленча, значит, ее нет уже почти два часа.

Я не усидел и снова заметался по комнате. Где она может быть? Ответ пришел сам собой. Базар. Конечно, базар. Куда еще ее могло понести в Каире, она же ничего здесь не знает, а к базарам и базарчикам ведут все дороги. Сидеть в четырех стенах и дальше я был не в состоянии. Если с Джесси что-то случится, это будет только моя вина. Я не мог этого допустить.

Уже через пять минут я выходил из номера. Машина с шофером, предоставленная сервис-центром отеля ждала меня прямо у входа. Хвала богам, в Хилтоне прислушиваются к пожеланиям постояльцев, и водитель вполне сносно говорил по-английски. Это был немолодой сухонький араб, сам, как я вскоре выяснил, отец трех дочерей, и моя проблема с поисками взбалмошной "племянницы" тронула его за живое. Это, да еще обещанные щедрые чаевые сделали его готовым к сотрудничеству. Он сам предложил наиболее вероятный маршрут, по которому молодая иностранка могла отправиться, не зная города, и сам же взял на себя обязанность общаться с туземцами. Я дал ему фотографию Джесси, и мы тронулись в путь.

По большому счету, Абдулла, как звали моего шофера и гида, взял на себя всю поисковую деятельность, предоставив мне прятаться от жары за тонированными стеклами машины. Действовали мы по довольно простому принципу. Как у любого коренного горожанина у Абдуллы находились знакомые торговцы почти на каждом перекрестке. Он останавливал машину, показывал своему знакомцу фотографию и наводил справки. Увы, неприметная внешность Джесси была большим минусом для нашей цели. И все же уже через полчаса поисков удача нам улыбнулась, и мы смогли определить хотя бы направление, в котором двигалась девушка.

Пока Абдулла занимался поисками, я глазел по сторонам, рассматривая прохожих в тщетной надежде увидеть среди них троицу из моего видения. Прекрасно понимая, что шансов разглядеть трех людей (а я был уверен, что выглядят они, как люди) в человеческом водовороте шумного восточного города у меня практически нет, я, тем не менее, продолжал искать глазами именно эльфов, а не свою упрямую спутницу.

И все же я их пропустил. Это случилось, когда я очередным образом остался один в машине. Мне показалось, что я увидел мелькнувшую в толпе фигурку Джесси, и я как раз пытался разглядеть ее за спинами прохожих, поэтому очередные гуляющие мимо туристы вызвали лишь раздражение. Еще больше меня возмутило то, что, пойдя лишь несколько шагов мимо машины, они вдруг остановились, загораживая мне обзор. Я поднял глаза и обомлел. Ничего прекраснее я в жизни своей не видел. И судя по всему, не я один. На них не просто оборачивались. Вокруг медленно начинала расти толпа зевак. А эти трое стояли в нескольких шагах и смотрели, казалось, прямо на меня. Я начисто забыл, что они не могут видеть меня через сильно затемненные стекла седана. Потом женщина медленно подняла руку и повела ею в сторону машины. Это не был указующий жест. Ее кисть была расслаблена и опущена вниз, но когда рука оказалась направлена точно на меня, женщина вздрогнула. Трое переглянулись.

Я был уже готов выйти из машины, чтобы, наконец, встретиться со своим воплощенным пророчеством, но тут из толпы вынырнул Абдулла. Как и все, увидев эльфов, он застыл, а потом вдруг подскочил прямо к ним и что-то затараторил, тыча перед собой фотографией Джесси. Женщина внимательно взглянула на фотографию, улыбнулась, кивнула, потом что-то спросила у своих спутников и, получив, видимо, утвердительный ответ, указала в ту сторону, откуда мы недавно подъехали. Абдулла рассыпался в поклонах и собрался, было, шмыгнуть к машине, но один из двух совершенно одинаковых молодых людей положил руку ему на плечо и что-то спросил. Араб раздулся от гордости, что-то важно сообщил, после чего с достоинством поклонился и направился к автомобилю, исполненный чувства собственной значимости. Троица одарила нашу машину последними любопытными взглядами, потом они развернулись и почти мгновенно исчезли в толпе.

— Ты видел, да? Нет, ты видел?! — Абдуллу, казалось, раздувало от восторга, — Вах, какой красавица, да! И настоящий леди, как вы говорить. Царица!

— Что они сказали про Джесси, Абдулла, — попытался вернуть его в конструктивное русло.

Но Абдулла еще несколько минут не мог изречь ничего, кроме восторгов. Наконец, мне удалось добиться от него, что эти трое, столь поразившие воображение старого араба, видели Джесси всего в квартале отсюда, в одной из лавок. Я нехотя выбрался из машины и побрел в обратном направлении. Джесси я увидел, пройдя всего футов сто. Она рассеянно шла по улице, уже не обращая внимания на лавки.

— Джесси, — негромко позвал я, останавливаясь прямо перед ней.

— Марк! — девушка вздрогнула, подняла на меня глаза и нахмурилась, — Что вы здесь делаете?

— Прости, что наорал на тебя.

— Марк? — ее губы тронула недоуменная улыбка, — Вы что, нашли меня здесь, чтобы извиниться?

— Я боялся за тебя. Ты не устала?

— Устала, — кивнула она, — Я как раз думала, как лучше добраться в отель.

— Пойдем, я на машине.

— Хорошо… Марк?

— Да?

— А вы знаете, как выглядит эльфийка? Ну, та, из пророчества?

— Да, Джесси, знаю. И я ее видел. Ты, судя по всему, тоже.

— Думаете, это были они? Те трое. Ведь трое же?

— Да, в видении она тоже была с близнецами.

— Значит… Получается, мы их упустили?

— Не думаю. Они сами нас найдут. Только, пожалуйста, Джесси, давай не будем обсуждать это при шофере. Он неплохо говорит по-английски и тоже в полном восторге от встречи с эльфами. Лучше расскажи, как твои покупки. А об остальном поговорим в отеле.

Серебряная леди Маргарита

— Марта, не переживай ты так! Хочешь, не будем откладывать визит к британцу на завтра? Вполне можем и сегодня до Хилтона прогуляться.

— Нет, Зантар, не стоит, — я заставила себя улыбнуться, — сделаем это завтра вечером, как и собирались. После встречи с Якзаром. Не обращай на меня внимания. Я просто с некоторых пор стала очень настороженно относиться к совпадениям. И потом, такое чувство, что амулет просто с ума сошел в этом городе.

— Действительно, — задумчиво хмыкнул Кант, — три активации и все не там, где ожидалось. Никакому анализу не поддается.

— А ты пытался анализировать? — насмешливо спросила я.

— Пытаюсь, во всяком случае, — обиженно пробурчал эльф.

— Погоди, давай по порядку расскажу, может, так разберемся. Значит, первая активация — туристы из России здесь, в отеле. Этих я сегодня проверю. Едва ли они далеко разбегутся. Все приехали только вчера, и прежде, чем любоваться на вечерний город, будут осваивать внутренние достопримечательности в виде бара, ресторана и прочая. Я еще поэтому не хочу сегодня никуда идти. Вдруг этот англичанин действительно наш вождь. Если мы его так быстро найдем, нет никакого смысла здесь оставаться только из-за сомнительных туристов, а они ведь как освоятся, так сразу и расползутся, как тараканы.

— Но среди них ведь ни одного не было толстого?

— Нет, толстых среди них я не заметила. Во всяком случае, настолько толстых, чтобы оказаться кентавром. Хотя лишним весом там половина страдает.

Действительно, этот утренний сюрприз едва не свел меня с ума. Браслет нагрелся, едва мы вышли в холл. Я внимательно осмотрела всех вокруг. Ни одного толстого человека поблизости на тот момент не наблюдалось. Как бы жестикулируя в разговоре, я повела рукой по кругу, зафиксировала, что наибольшую реакцию артефакт дает на довольно большую группу, толпящуюся недалеко от входа, но снова никого подходящего не разглядела. Уже проходя мимо этой толпы, я обнаружила, что они мои соотечественники, и немного успокоилась. Значит, выясню, кто из них из волшебного мира, а сесть на хвост или просто познакомиться труда не составит.

— Ладно, давай дальше. Про тех девчонок.

— Про девчонок, да…

Это была моя идея прогуляться по торговым кварталам. Встреча с Пу Ким Джином оказалась настоящим испытанием, и мне после нее хотелось немного проветриться. Китаец-коневод, к которому мы напросились на встречу под каким-то надуманным предлогом, если и носил в себе вес лошади, то очень маленькой. Даже на пони не тянул и никак не мог быть нашим кентавром, что и подтвердилось абсолютным равнодушием к нему амулета. Однако смыться по-быстрому не удалось. Господин Ким Джин оказался прямо таки образцом радушия и гостеприимства и ни в какую не хотел нас отпускать.

Наконец, нам все же удалось вырваться, пообещав, что если найдем время, обязательно посетим его в родном Шанхае. Вот тогда-то, обалдевшая от китайских церемоний в прямом и переносном смысле, я предложила близнецам прогуляться и накупить каких-нибудь сувениров нашим друзьям. Процесс мог бы стать воистину захватывающим и веселым, если бы не толпы зевак, которые мы постоянно собирали вокруг себя. Нет, я понимаю, что мы представляем собой сногсшибательное зрелище. На близнецов я готова смотреть часами, как на произведение искусства. Есть мнение, что проявившиеся эльфийские крови и меня не делают последней уродиной. Но, черт возьми, не экспонаты же мы, в самом деле! Меня страшно раздражало шумное гортанное восхищение темпераментной восточной толпы, и когда мы забрели в одну из лавочек с якобы антикварными египетскими редкостями, и я увидела трех англоязычных девчонок, у меня аж с души отлегло. Девушкам было лет по 18–20, и я вдруг осознала, что могу спокойно подойти к ним и заговорить, как с ровесницами. И они не воспримут меня как навязчивую старую курицу. Это был такой праздник души, что я немедленно решила проверить свою правоту.

Но стоило мне приблизиться к ним, как браслет потеплел и начал с каждым шагом становиться все горячее. Я оглянулась на близнецов, но они веселились над витриной с холодным оружием и не обращали на меня внимания. А три девушки стояли вплотную друг к другу и оживленно обсуждали какие-то побрякушки. Я боялась подойти ближе и заговорить с ними, чтобы определить, какая именно заставила амулет отреагировать так бурно.

Но тут следом за нами в лавку начал набиваться народ и меня оттеснили от девушек. Близнецы сразу протолкались ко мне и поволокли прочь прежде, чем я успела что-то объяснить.

— Но одна из ни точно была та, которую разыскивал шофер из Хилтона, — перебил меня Кант.

— Да, смешная такая, мелкая.

— Похожа на гоблиншу. Но гоблинши магией не обладают.

— Ну да, а две другие вполне могли быть саламандрой и ундиной, и амулет указывает просто на иномирцев. Хотя, реакция была сильной, словно одна из девушек была магичкой, — я вздохнула, — Это ничего не доказывает, Кант. И эту девушку разыскивал не шофер, я думаю, а пассажир машины — третий на которого отреагировал браслет. Причем сильнее всего. Еще чуть-чуть и был бы ожог.

— Но мы его не разглядели, — подытожил Зантар.

— Разглядишь тут, — проворчал Кант, — Стекла так тонированы, ни черта не видно.

— Вот от таких любопытных носов, как наши, их и тонируют. Чтобы в чужую частную жизнь не лезли.

— Хорошо, Марта, если предположить, что в машине сидел британец-коневод, и он и есть наш вождь предреченный, — Кант поднялся с дивана и принялся расхаживать по комнате, — то, какого рожна ему понадобилась гоблинша, если конечно, она гоблинша. Что может быть общего у кентавра и этой смешной девчушки?

— Эй, братец, не греши. При всей своей воинственности кентавры всегда питали к гоблинам слабость, а те в свою очередь, если уж живут на материке, то в основном у них. Вот только почему тогда токая сильная реакция?

— Зантар, а ты не думаешь… — как-то напряженно сказал вдруг Кант, и близнецы переглянулись.

— Не может быть!

— У меня такое чувство, что в этом мире все может быть.

— Ребята, вы о чем? — не поняла я.

— Не важно. Это только предположение, причем совершенно невероятное. Наверное, амулет среагировал так сильно, что из тех девчонок не одна, а две были из нашего мира. Могла же среди них еще и какая-нибудь потерянная саламандра затесаться. Вот реакция и удвоилась. А ничего удивительного в связке кентавр — гоблин нет.

— Это у вас ничего удивительного, а у нас любой из вашего мира даже в одиночку удивителен. А тут сразу двое. Да еще сильный маг в машине. К тому же девчушка от него, видимо, сбежала. Вы, как хотите, ребята, а мне это совсем не нравится.

— Марта, забей, давай решать проблемы по мере их возникновения, — легкомысленно отмахнулся Зантар.

— А ты считаешь, они пока не возникли?

— На этот раз Зантар прав, Марта. Давай двигаться поступательно. Сегодня ты проверишь гостей нашего отеля. Познакомимся, постараемся выяснить, что они из себя представляют. Завтра сходим в Эль Загру, проверим Якзара. Он же наш главный кандидат, помнишь?

— А если Якзар — вождь? Кто тогда был в машине сегодня?

— Вот тогда и будем разбираться. А сейчас отдохни немного, прими душ, наведи красоту. Нам предстоит вечернее дефиле по барам и ресторанам отеля, не забыла?

— Правильно! Правильно! Кант, вперед, нам тоже надо навести красоту.

И, подхватив под руку, Зантар потащил брата к выходу. Кант, посопротивлявшись для виду, расхохотался и позволил себя увести.

Я осталась одна, но совершенно не разделяла воодушевления близнецов по поводу предстоящего выхода в свет. Сигнал артефакта, полученный мной от группы русских туристов, был слабым. Кем бы ни оказался этот потомок волшебного мира, он едва ли сам осознавал свою непохожесть на других. Если у него и был какой-то дар, он не мог представлять ценности для нас. Нет, конечно, проверить стоило в любом случае. Мало ли что. Но меня гораздо сильнее волновала необыкновенная мощь, исходившая из непроницаемого для глаз салона автомобиля. Кто бы не находился в нем, какой дар не носил бы в себе, оставлять такое в этом не знающем магии мире было по меньшей мере расточительством. С другой стороны, от него сбежала девушка, и он мог оказаться злом.

Чем больше я об этом думала, тем сильнее нервничала и запутывалась. Мне необходим был совет, чья-то помощь, и был лишь один человек, к которому я обращалась в таких случаях в последнее время. Как оказалось, слишком часто.

Я достала из тубуса рисунок, прикрепила его скотчем к дверце шкафа, потом дорисовала недостающую линию и шагнула в гостиную апартаментов Гектора.

Хозяина в комнате не было.

— Гектор, — позвала я на всякий случай, но не получила ответа.

Пожав плечами — а что, собственно, ему делать в гостиной, если нет гостей — я направилась в кабинет. Здесь тоже было пусто, хотя два бокала на столе свидетельствовали, что еще недавно Гектор принимал кого-то достаточно близкого. Я заглянула в архив, но и там стояла полная тишина. Вот ведь не повезло! Искать смотрителя по всей Библиотеке у меня не было ни времени, ни желания.

Расстроенная, я вернулась в гостиную и, совсем было, собралась шагнуть обратно в портал, как вдруг услышала тихий стон. Я остановилась и прислушалась. Стон повторился, на этот раз громче и отчетливей, и я поняла, что донесся он из спальни.

А теперь ответьте мне, что я должна была подумать? Я имею в виду, что должна была подумать зрелая женщина, мать и бабушка, ввалившаяся без приглашения в дом одинокого мужчины?

Ну, я и подумала. Подумала, что Гектору за девяносто, что мы все сбежали в соседний мир, что кентавры, черт бы их побрал, где-то шляются, а он совсем один. Гостиная — довольно большая комната, но от мысли, что Гектор там, может быть, умирает, я ее не пересекла, а перелетела. И рывком распахнула дверь.

Знаете, как это бывает? Смотришь на картинку, знаешь, что она означает, и не можешь соотнести ее с реальностью. Первой осмысленной, но совершенной отстраненной мыслью стало, что я от героини фентэзийной саги докатилась до персонажа похабных анекдотов. Тело повело себя более адекватно: нога сделала шаг назад, рука толкнула, закрывая, дверь. Но было поздно. Гектор обернулся, и наши взгляды все же встретились.

Так стыдно мне не было никогда в жизни. Обратно к порталу я бежала еще быстрее, чем к двери спальни. Вслед мне несся крик Гектора. Кажется, он просил меня подождать, но едва ворвавшись в номер отеля, я с такой силой мазнула резинкой по рисунку, что едва не порвала бумагу. А еще считается, что мои творения нельзя уничтожить!

Потом я ничком рухнула на диван и зарылась лицом в подушки. Ну, Марта, ты и учудила! Мало того, что ввалилась в спальню к человеку без приглашения и даже без предупреждения, так еще и не извинилась! Вместо этого сбежала, как школьница, только что узнавшая, что ее не в капусте нашли. Застонав от стыда, я все же села и помотала головой. К горлу подкатил истерический смех, и я глупо захихикала.

Стоп, все! Нужно придти в себя и сделать вид, что ничего не случилось. Перед близнецами, хотя бы. Перед Гектором потом извинюсь. Когда наберусь храбрости.

Я прошла к бару, щедро плеснула коньяк себе в стакан, и залпом выпила. Так-то лучше. Подумала, и налила еще. Интересно, а эльфы пьянеют? Мне бы сейчас не помешало. Допив второй стакан, я решительно убрала бутылку обратно в бар и отправилась в душ.

Не знаю, что помогло больше — алкоголь или горячая вода — но я начала приходить в себя. Ощущение неловкости отошло на второй план, почти растаяло. Тело расслаблялось под обжигающими струями. Сумбур в голове уступил место яркому эротическому видению, которое я до этого так старалась отогнать, почему-то овеянному печалью и обидой.

Когда я вышла из душа, я уже точно знала, что опять влипла по-крупному. Но сдаваться я не собиралась. Собственные фантазии всегда можно спустить на тормозах. Я это умею. Интересно, пустая болтовня цветочных фей всегда в итоге оборачивается реальностью?

Смотритель Гектор

Я так и остался сидеть на краю кровати, спрятав лицо в ладони, не в силах пошевелиться. Ужас, отчаянье, злость, стыд, обида, разочарование — никаких слов не может хватить, чтобы описать то, что творится у меня в душе. Хочется провалиться сквозь землю или что-нибудь сломать. Еще хочется удушить не сдержавших обещание близнецов или вонзить нож в собственное, опять предавшее меня сердце. Или уткнуться лбом в колени и заснуть в позе эмбриона. И спать, спать, спать… спать, пока все не образуется само собой.

Легкие пальчики пробегают по моему затылку, выпустив коготки, царапают за ухом. Я не могу реагировать. После небольшой паузы теплое дыхание, а потом и влажный, чуть шершавый язычок скользят по позвоночнику. Я не чувствую ничего, кроме раздражения.

— Что же ты опять натворила с моей жизнью, Аркадия?

На мгновение сзади все застывает, а потом веселый гортанный смех прорезает тишину.

— Какие страсти, Гектор! Похоже, тебя здорово проняло. Не только на "ты", но еще и по имени! Не помню, когда ты в последний раз так со мной разговаривал.

Я что, сказал это вслух? Только этого не хватало! Она же теперь не отстанет!

— Эй, дружок, тебе не кажется, что твоя прекрасная эльфийка повела себя, как дурочка? Она же не думала, что должность смотрителя подразумевает целибат?

Я сжимаю зубы, чтобы не застонать. Мелодичный мурлычущий голос звучит в моей голове, как нож по стеклу. Только бы она замолчала! Но, нет! Откуда такое счастье?! Кошка поймала мышку, и будет играть, пока не заиграет до смерти.

— Гектор! — обиженный голосок и тычок мягкой лапкой под ребра, — Прекрати дуться! Ты ведешь себя так, словно лишил невинности несовершеннолетнюю воспитанницу. Эй, надеюсь, ты не забыл, что, не смотря на свой юный для эльфийки возраст, она уже дважды бабушка? Поверь, ничего нового для себя она не увидела.

— Она вообще не должна была этого видеть.

Я не знаю, почему отвечаю. Голос с трудом протискивается через пересохшее горло. Но лучше найти в себе силы говорить потому, что сил слушать у меня нет.

— Она многого не понимает в нашем мире, — хриплю я, — Она, как ребенок. Да! Не перебивай! Она сильная, взрослая, самостоятельная и очень упрямая. Но она ребенок. И по своим эльфийским годам и по своему отношению к тому, что нашла здесь. Просто восторженный ребенок.

— Ге-е-ектор! Это даже не смешно, — мягкая щека трется о мое плечо, — Ты пытаешься защищать ту, что защищает всех нас. Не много ли ты на себя берешь? Или… О!.. О боги! Гектор! Ты что влюбился в нее?!

— Замолчи!

Не могу слышать ее смех. Не могу! Но какой смысл затыкать уши? Кошка поймала мышку. Умная кошка, опытная, умеющая видеть то, что не заметит никто другой. Но заметив одно, она может пропустить другое, более важное. Есть на что надеяться. А меня пускай терзает. Все равно я уже растерзан. Для этого мне не понадобилась ничья помощь. Я сам знаю, что никогда не позволю пока еще смутным, едва зарождающимся чувствам оформиться и поглотить меня целиком. Есть вещи более важные, чем мое глупое сердце. Я умею справляться с его желаниями. Как-никак, твоя школа, Аркадия. Сейчас я благодарен тебе за нее.

По спине пробегает холодок, когда ее идеальное тело отстраняется, и она падает на подушки.

— Почему, Гектор? Как так случилось?

Грусть? Нет, не может быть. Печаль об утраченном? Не новость. Или… просто мышка сбежала?

Горький смешок рвется наружу.

— Вы все время забываете, сколько мне лет, миледи.

— Лет? Нет, Гектор. Не это. Не в этом дело. Я просто… я все время забываю, что ты — человек. Вот и все.

Вот и все. Просто путает мышку с настоящей добычей.

— Что ж, я все еще человек. Надеюсь, тебя это утешает.

— Не груби. Если ты ей нужен, она тебя и так получит. Я-то тебя уже потеряла.

— Ты давно меня потеряла, милая. По собственному желанию. А ей я не нужен. И все это…

— Что?

— Просто создает дополнительную неловкость.

С минуту она молчит, а я продолжаю смотреть в стену, наслаждаясь благословенной тишиной.

— Ты знаешь, что такое Белый Огонь, Гектор?

— Что?! — я вздрагиваю, но не оборачиваюсь.

— Белый Огонь. Геном, за которым Фарияр отправил Хана. Ты знаешь, что это?

Странный поворот в постельной драме. К чему это она вдруг? Надеется отвлечь меня от только что пережитого шока? Пытается испросить прощения, принося в дар ценную информацию? Но она-то ни в чем не виновата. А ее злые слова… Так они всегда злые. Иначе она не умеет. Когда-то именно это меня в ней и восхищало. Но, видно, я стал слишком стар для таких игр.

— Я думал, никто не знает, что такое Белый Огонь. Думал это тайна высших огненных жрецов.

— О, брось. Ты ведь знаешь, я всегда узнаю то, что хочу знать. Так что, Гектор, — одно плавное движение за моей спиной, и вот уже прохладные пальцы массируют мне плечи, — хочешь услышать от меня эту запретную тайну?

— Расскажи.

— Умница!

— А зачем сопротивляться? Ты ведь все равно расскажешь, раз решила.

— Грубиян! — она легонько кусает меня за ухо, — Ладно, слушай. Тебе понравится эта сказка. Ты знаешь, как умирают саламандры?

— Да. Они не стареют. Они просто гаснут изнутри.

— О, да! Они гаснут, но им, так же, как и всем прочим, очень не хочется умирать. А иногда им не хочется, чтобы умер кто-то важный для их народа. Кто-то мудрый, сильный, одаренный. И тогда приходит Белый Огонь. Белый Огонь — это пламя наоборот. В одно мгновение он восстанавливает все, что сгорело. Ну, или почти все. И угасающий старик становится вновь молодым.

— Повезло саламандрам, — хмыкаю я, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы под умелой лаской.

— Да, саламандрам повезло, и повезет еще больше, если они смогут возродить носителей Белого Огня. Но повезет не только им. Так же, как Серебряная леди рисует не только эльфов, Белый Огонь может вернуть молодость любому.

— Зачем ты мне это рассказываешь? Не думаю, что мне нужны эти знания. Во многой мудрости много печалей…

— Ты только представь, Гектор, каково это — скинуть три четверти груза своих лет, сохранив всю мудрость, весь опыт, все воспоминания, вновь получить тело юноши. Разве ты не хотел бы этого?

— Смешно! Ты снова забываешь, что я — человек. Эта магия не действует на меня. Даже Марта не может нарисовать мой портрет.

— Пока не может. Но если она… Как ты думаешь, Гектор, почему она убежала?

— Не надо об этом.

— Боишься поверить?

— Во что поверить? Нет ничего.

— Боишься. Не веришь в себя. Не веришь в нее. И бесишься. И злишься на меня. Брось. Лучше иди ко мне. Забудься.

— Аркадия…

— Она нарисует твой портрет, Гектор. Теперь она его нарисует. И тогда…

У меня хватает сил помотать головой. Я не хочу думать о том, что будет тогда. Она права, я боюсь. Теперь боюсь еще больше. Но я справлюсь. Я должен.

Точеные руки обвивают мои плечи, горячие губы скользят от уха к подбородку, роскошная грива волос щекочет шею, упругая грудь самой красивой женщины нашего мира прижимается к моей спине. Я не хочу ее.

— Я уже рассказала тебе сказку, Гектор. Думать над ней тебе предстоит самому. Но я хочу получить кое-что взамен.

— Справедливо.

— Не испорти нашего прощания, Гектор.

— О чем ты?

— Ты ведь с самого начала знал, что это в последний раз. Ты знал, что я чувствую себя виноватой перед тобой, и решил, что, получив тебя в постель, я успокоюсь. Разве нет?

Я молчу. Кошка снова поймала мышку.

— Так сделай это, Гектор. Успокой меня. В последний раз.

Я не хочу этого. Не хочу ее изумительного тела, ее понимания, ее ласки. Но больше всего я не хочу смотреть ей в глаза. Что я стану делать, если увижу в них печаль? А ведь я знал, что рано или поздно это случится. Знал еще больше полувека назад, когда понял, что, что она, не смотря ни на что, возвращается ко мне, в мой дом, в мою постель, в мои объятия. Пусть иногда она забывала о моем существовании на несколько лет, и я сам уже переставал надеяться, что вновь обрету ее благосклонность. Пусть она сама никогда не обнадеживала меня, не давала понять, что мы очередным образом простились навсегда. Пусть я начинал привыкать к тому, что могу только любоваться этим совершенством, но обладать больше не смогу никогда. Все равно, проходило время, и она возвращалась. Я всегда знал, что рано или поздно увижу этот печальный взгляд вечно юной женщины, обращенный на старика. Я знал. Знал и боялся ощутить это бессилие и быстротечность собственной жизни. Но все вышло иначе. Это не моей природой вызвана печаль в глазах прекрасной кошки. А моим предательством.

Ее требование справедливо, и я поворачиваюсь. Поворачиваюсь, чтобы забыть обо всем на свете, утонув в обожании, обезумев от желаний плоти, растворившись в восторге обладания этой богиней.

Будь благословенна магия кошек-оборотней. Будь она проклята!

Марк

— Мисс.

— Чем могу быть полезна, сэр?

Этот арабский акцент меня просто умиляет.

— Простите, мисс, тот шофер, Абдулла, который возил меня сегодня по городу, он еще здесь?

— Что-нибудь случилось, сэр? Он вам чем-то не угодил?

— Нет-нет, все в порядке. Просто он упомянул одну вещь. Кажется, он знаком с человеком, с которым я дружил лет десять назад. Я бы хотел уточнить, не знает ли он его нынешнего адреса. Так вы не подскажите, где его найти?

— Минутку, сэр, — портье набрала внутренний номер и быстро что-то спросила. Дождавшись ответа, снова пропела что-то в трубку и дала отбой, — Он сейчас подойдет, сэр. Он будет рад оказать вам любую посильную помощь.

— Благодарю вас. Я подожду вон там.

Я устроился в кресле и принялся ждать. В том, что Абдулла будет счастлив поработать на меня, я не сомневался. Он уже неплохо на мне заработал. Впрочем, и Джесси искать он мне помогал весьма квалифицированно, так что заслужил свои чаевые все до пенни. Сейчас он стал единственной призрачной ниточкой, связавшей меня со странной троицей через весь шумный и многолюдный Каир.

Я понимал, что творю очередную глупость. Пророчество сбудется в любом случае, и суетиться для этого совершенно не обязательно. Но Джесси почему-то впала в панику. Почти час я пытался ее успокоить, но она была твердо уверена, что мы упустили свой единственный шанс познакомиться с эльфами.

Зато мне впервые довелось увидеть ее магию, и теперь, признаться, я утратил остатки последних сомнений, по крайней мере, в ее исключительности.

Мой номер, когда мы вошли в него, отнюдь не встретил нас идеальным порядком. У меня вообще есть дурная привычка крутить что-то в руках, когда нервничаю. А те два часа, что я провел в ожидании Джесси, прежде чем отправился ее искать, я спокоен не был.

Я извинился перед девушкой за беспорядок, даже пошутил, что это ее вина, поскольку именно она заставила меня беспокоиться. Джесси лишь отмахнулась.

Поначалу мы в подробностях обсудили обе наших встречи с эльфами, и все, вроде бы, было спокойно. Но чем дольше мы говорили, тем сильней она волновалась. Не знаю, откуда взялся этот страх. Наверное, в отличие от меня, Джесси уже не жила нашим миром. Мое предсказание заставило ее поверить и устремиться вперед. И вот теперь ей казалось, что единственный шанс ускользает из рук.

Она металась по комнате, требовала, чтобы я что-то придумал, ломала руки. Постепенно я начал замечать довольно странные вещи. С каждым движение Джесси разбросанные предметы словно стирались со своего места в пространстве и тут же появлялись там, где им положено было быть. Конечно, я мог проследить не все, но те, что заметил, неизменно оказывались на своих местах.

Признаться, это производило довольно жутковатое впечатление. Я отчетливо видел, что Джесси даже не задумывается над тем, что делает. Ее раздражает беспорядок, и беспорядок исчезает сам собой.

— Джесси, не могла бы ты… — не выдержал я, наконец.

— Что? Ой, Марк, простите. Вас раздражает, что я мечусь туда-сюда? — она села в кресло, сложив руки на коленях, как школьница.

— Нет. Признаться, меня раздражает, что ты при этом убираешь.

— Что? — девушка растеряно огляделась по сторонам, потом взяла со столика вазочку, которая до этого стояла совсем не в положенном ей месте, и изумленно уставилась на нее, — Это я переставила? — наконец, спросила она.

— В некотором смысле, — усмехнулся я, — Если быть точным, она сюда просто переместилась.

— Черт! — Джесси поморщилась, — Обычно я стараюсь это контролировать. Но когда расстроена, или просто чем-то увлечена, все происходит само собой. Но теперь вы верите, Марк, что мне здесь не место?

— Пожалуй. Вот что, Джесси. Отправляйся к себе, отдохни, приди в себя, возьми контроль над магией в свои руки, а я пока приму душ и подумаю, что нам делать. Обещаю, я приложу все усилия, чтобы найти их.

— Как? В этом сумасшедшем городе… — снова начала заводиться она.

— Хватит, Джесси! — прикрикнул я, — Отдыхать! Немедленно! И приведи себя в порядок. Через полтора часа я буду ждать тебя внизу, в холе, чтобы повести на ужин.

Из этих полутора часов успел пройти час прежде, чем в холе передо мной появился Абдулла.

— Спасибо, что пришел, Абдулла, — улыбнулся я.

— К вашим услугам, мистер.

— У меня к тебе есть одна просьба.

— Все что смогу, — глазки араба засверкали плотоядным блеском.

— Помнишь, тех троих, что указали нам, где найти Джесси? Ну, такая красивая беловолосая женщина и братья-близнецы?

— О да! Вах, какие красавцы, да!

— Абдулла, а ты раньше их не видел? Может, знаешь, кто они?

— Раньше не видел, нет. Кто они, знаю.

— Правда? — я положил банкноту на столик между нами, и она почти сразу исчезла в кармане форменной куртки шофера.

— Американцы. Живут в "Аль Набила".

— А как их зовут? Имена. Ты знаешь их имена?

— Она — Марго. Братьев не знаю.

— Абдулла, — я достал купюру достоинством в сто фунтов, — Мне нужна их фамилия. Та фамилия, под которой они зарегистрировались в отеле. Это аванс. Вдвое больше, когда буду знать фамилию.

К моему удивлению Абдулла не торопился забрать деньги.

— В чем дело? — не выдержал я.

— Зачем вам?

Настороженность в его голосе и готовность защищать непонятно что повергли меня в шок. Он что, решил, что я открыл сезон охоты на эльфов. Бред какой!

— Господи, Абдулла, что я, бандит, какой, что ли. Ты же сам их видел. Красавцы! И моя девочка тоже их видела. Близнецов. А теперь места себе не находит. Я солидный человек, Абдулла. Я просто хочу пригласить их пообедать. Чтобы племянница… ну, ты понимаешь.

Еще пару мгновений я наблюдал, как сомнения боролись в душе араба с жадностью. Жадность победила.

— Хорошо, — вздохнул он, — Только фамилию. У меня кузен работает в "Аль Набила".

— Вот и славно. Джесси скоро спустится. Мы будем в ресторане, вон там.

— Я скоро, — кивнул он и поднялся, — Заказ сделать не успеете.

Джесси я решил пока не обнадеживать. Я совершенно не понимал, почему она так взвинчена и не хотел усугублять ситуацию. Но выяснить причины мне бы все же хотелось.

Абдулла не подвел. Хоть мы и успели сделать заказ, но прежде, чем его принесли, официант сообщил, что со мной хотят поговорить. Я вернулся в холл и обменял двести фунтов на крошечную бумажку с корявой надписью "Райт". Что ж, отлично. Значит, мне надо связаться с мисс Маргарет Райт в отеле "Аль Набила". Я надеялся, что не напрасно выбросил деньги.

— Куда вы ходили? — тут же начала допрос с пристрастием Джесси.

— Как ты и просила, я пытаюсь добыть информацию.

— Удачно?

— Пока не очень, но надеюсь, скоро все прояснится.

— Скорее бы.

— Джесси, что тебя беспокоит?

— Ничего.

— Не ври. Ты чем-то очень расстроена и напугана. И, мне кажется, я имею право знать, чем именно. В конце концов, это я сделал пророчество и отчасти отвечаю за его последствия и за тебя.

— Это не важно, Марк.

— Для меня важно, — я с трудом сдерживался, чтобы не повысить голос, — Пока я не буду уверен в том, что поступаю правильно, и тебе это ничем не грозит, я не сведу тебя с эльфами. Так что, колись.

Джесси уткнулась носом в тарелку и принялась гонять по ней салат. Решительно выпяченная губа свидетельствовала о том, что колоться она не собирается.

— Джесси! — я чувствовал, что уже рычу. Еще на полтона громче, и на нас начнут оборачиваться.

— Марк, правда, не надо, — испуганно пискнула девушка.

— Надо. Я должен быть уверен, что ты сама этого хочешь, прежде чем отдавать тебя на растерзание каким-то монстрам. А пока я не вижу ничего, что бы это подтверждало.

— Хорошо, — Джесси откинулась на спинку стула и хмуро посмотрела мне в глаза, — Раз вы так настаиваете.

— Ну?

— Вы помните пророчество? Кто-то там обретет свою суженую. В смысле, меня.

— И что?

— Мне это не нравится. Не понимаю, почему я могу попасть туда только, как чья-то суженая. Чья? И вообще…

— Джесси, — я с трудом скрыл улыбку, — Суженая подразумевает, что это судьба. Разве ты не хочешь встретить того, кто предназначен тебе самой судьбой? Мне почему-то казалось, что именно об этом должны мечтать девятнадцатилетние девчонки.

— Много вы знаете о мечтах девятнадцатилетних девчонок! — обиженно фыркнула девушка, — Марк, ну посмотрите на меня! Чьей судьбой я могу стать?! Какого-нибудь урода? Уродов мне и здесь хватает! — на глазах ее выступили слезы.

Я вконец растерялся. Джесси права, я ничего не знаю о девятнадцатилетних девчонках. Совсем ничего. И я понятия не имею, что делать, когда они плачут.

— Джесс! — я перегнулся через стол и взял ее за руку, — Ты же помнишь, что уйдешь раньше меня? — он кивнула, — Так вот, пока я не приду, можешь смело говорить всем уродам, что придет большой и страшный кентавр Марк, и мало им не покажется. Ты же веришь, что я не дам тебя в обиду?

— Марк, а когда вы придете? — шмыгнула она носом.

— Понятия не имею, но постараюсь, как можно быстрее. Идет?

— Идет.

Серебряная леди Маргарита

Я успела привести в порядок не только свой внешний вид, но и внутреннее содержание. Еще пара бокалов коньяка весьма этому посодействовали. Похоже, эльфы, все-таки, не пьянеют, но спиртное помогло снять внутреннее напряжение и окончательно упорядочить мысли. Я чувствовала себя во всеоружии.

Когда близнецы зашли за мной, чтобы идти на ужин, я выглядела собранной и готовой к бою.

— Марта! Что с тобой случилась?! — тут же завопил неугомонный Зантар.

Хорошо подготовилась, однако.

— Марта? — Кант вошел следом за братом и нахмурился, — Какие-то проблемы?

— С чего вы взяли? — растеряно спросила я.

Близнецы переглянулись. Зантар вдруг покраснел и опустил глаза. Кант, пожав плечами, ответил.

— Эмпатический фон. Мы его чувствуем. Особенно, когда тесно с кем-то общаемся. Зантар, правда, намного лучше, чем я. Но даже я вижу, что ты застегнута на все пуговицы и близко никого подпускать не желаешь. Марта, если тебя кто-то напугал, ты скажи, мы должны знать.

— Кант, оставь, — оборвал его брат, — Я думаю, это личное. Я прав?

Он воззрился на меня глазами побитого щенка. Кажется, основная задача сегодняшнего дня — придти к пониманию, что общение с цветочными феями вредно для душевного равновесия.

— Хм, — только и смогла сказать я и упала в кресло, — Так… Ну, да… так… В общем, ребята, Зантар прав, это личное. И закроем тему. Идет?

Они снова переглянулись и, прислонившись к дверному проему и сложив руки на груди, приняли абсолютно симметричные позы двух очаровательных терминаторов. Выпускать меня из комнаты без объяснений никто не собирался. Мне стало не по себе. Как-то я все время забываю, что эта парочка божественно красивых смешливых мальчишек — еще и мои телохранители. Причем, Гектор клялся, что очень даже квалифицированные. Гектор… Черт! Я внутренне дернулась.

— Обида, разочарование, ревность, любовь, — отчеканил Зантар, потом тяжело вздохнул и опустил глаза.

Кант, напротив, вскинул бровь и с любопытством уставился на меня.

— Могу я оставить при себе более расширенную версию? — прошипела я.

Ишь, размечтался! Любовь, как же! Аж два раза! Что ты понимаешь в женских фантазиях, сопляк! Эмпатический фон он читает, ага! Недоучка!

Кант покосился на брата и молча кивнул.

— В таком случае, не пора ли за работу, господа. И поесть. Я, между прочим, проголодалась, — пошла я в атаку.

— Как прикажете, миледи, — Кант по-гусарски щелкнул каблуками и поклонился.

Зантар выпрямился, не глядя в мою сторону. Господи, да что мне с этими детьми делать!

Прихватив сумочку, я решительно вышла из номера. Близнецы следовали по бокам от меня и на полшага позади. М-да-с! А я еще удивляюсь, что на нас пялятся.

Разумеется, наш боевой порядок не остался не замеченным. Особенно после того, как мы обошли три ресторана и ни в одном не остановились.

Я наслаждалась комизмом ситуации, но в четвертом уперлась, как осел, и отказалась куда-либо идти, пока не поем. Трапеза прошла в гробовом молчании. Я демонстративно дулась на близнецов за устроенный мне допрос с пристрастием, а они на меня — за отказ заниматься поисками на голодный желудок. Впрочем, вполне приличная еда привела меня в благодушное настроение. Все никак не могу привыкнуть, что могу позволить себе лопать все, что хочется, не боясь при этом ни поправиться, ни свалиться в кому.

— Ну, вот, — удовлетворенно объявила я, покончив с десертом, — Теперь, друзья мои, начинается оргия.

— Оргия? — робко переспросил Зантар.

— Ну, типа того. Мы же собираемся таскаться по барам, напиваться, танцевать на столах стриптиз и буянить. Я ничего не упустила?

— Пошли по барам, — пожал плечами Кант, — С каких начнем?

— С тех, что в отеле.

Мы попали с первого же раза. Едва переступив порог довольно тихого заведения, я почувствовала, что браслет нагрелся. Я остановилась и прислушалась. Русская речь доносилась сразу с нескольких сторон, поэтому я повела рукой и засекла направление.

— Увы нам, господа. Оргия на сегодня отменяется, — радостно сообщила я.

— Почему? — Кант сразу напрягся. Ответственный он парень, однако.

— Потому что мы у цели. Дуйте к бару, закажите выпивку, а я пока поищу нужный нам столик.

Это была приятная пара средних лет. Вели они себя, как молодожены, но я бы не удивилась, окажись, что они давно состоят в браке. Причем, каждый в своем.

Стоп, Марта! Что-то ты разошлась. Оргии, грязные домыслы… Хватит винить всех в собственной несостоятельности. Ну, стала ты опять молодой и глупой, ну влюбилась снова непонятно зачем, да еще в мужчину, постель которого занята женщиной, официально признанной первой красавицей мира. Ничего, пройдет. Жаль, что малыш Зантар в меня влюблен. Стоило бы закрутить сразу с обоими близнецами. А что, даже интересно. Никогда такого не пробовала. Вообще какую-то беспросветно праведную жизнь прожила. А они такие милые, красивые, волшебные… Но, нет. Я еще не настолько озверела, чтобы травмировать хрупкую детскую психику. Так что, близнецы — табу. Но это ведь не принципиально, правда? Конечно, в нашей тесной компании других эльфов нет, но зато какие саламандры! Огонь! Ну, собственно, они и есть огонь. Ой, о чем это я?

Близнецы, наконец, подошли к столику, неся нам по кружке пива. Пить эту гадость мне совершенно не хотелось. Что у них тут коктейлей нет, что ли? Нет, ну надо, придти в бар и пить пиво! Ужас, ужас! Совсем эти дети наших реалий не понимают.

Я, совсем было уже, собралась возмутиться, но тут разговор за соседним столиком привлек мое внимание.

— Как думаешь, Аленка справится? — спросил мужчина.

Аленка? Интересно.

— Да не волнуйся ты так, — засмеялась женщина, — Леша за ней присмотрит. Если что, и поможет.

— Все-таки она еще не врач. Всего два курса закончила. Не знает пока многого.

Два курса. Около девятнадцати лет. Совпадает с возрастом нашей юной целительницы.

— У нее дар божий, как и у тебя. Она справится, — отвечала тем временем женщина.

— Не дождусь завтрашнего вечера. Наверное, затребую подробный отчет о прожитом дне.

— Не затребуешь. Ты слишком уважаешь ее для этого.

— Первый день в клинике, и совершенно одна. Бог знает, какие ей звери попадутся.

— Собаки ей попадутся, может, пара кошек. Сам знаешь, крокодилов к нам не водят, так что и волноваться не о чем.

Я сделала стойку. Аленка, клиника, собаки, кошки. И браслет, нагревшийся при приближении к этим людям. Кажется, пришло время познакомиться с целителем оборотней. А значит, и узнать, где сейчас его дочь.

Близнецы о чем-то оживленно болтали между собой, не обращая внимания на происходящее. Меня это слегка разозлило, и я принялась действовать самостоятельно. Я обернулась к этой милой паре и затараторила, как ненормальная. За пару минут я вывалила на них целую историю нашей жизни и жизни нашей замечательной русской мамы. Мой монолог сопровождался итальянской экспрессией и легким английским акцентом и произвел впечатление не только на новых знакомых, но и на близнецов. Вставляя время от времени согласные междометия, Кант давился от смеха, а Зантар только глаза к небу закатывал. Но желаемого я достигла. Я заставила эту пару проникнуться моим восторгом по поводу встречи с соотечественниками нашей любимой родительницы. Через пять минут мы уже сидели за одним столиком, и подробная информация о талантах, проблемах, а главное, местонахождении искомой целительницы бальзамом вливалась в наши уши.

Наши премилые посиделки длились больше часа. Меня несло. Мы, наконец-то узнали хоть что-то, хоть кого-то нашли, и эйфория бурлила во мне шампанскими пузырьками. Я болтала без умолку, рассказывала какие-то выдуманные, а иногда, правдивые байки, любила весь мир и готова была смеяться и веселиться, хоть всю ночь. А потом новые знакомые стали прощаться.

— Мы по-стариковски рано ложимся. А вы, молодежь, гуляйте, — ласково напутствовала нас добрая женщина Ната, даже не подозревая какую змею в нашем лице пригрела на груди.

Едва они скрылись из поля видимости, я издала победный боевой клич.

— Ну, господа, хоть в чем-то нам удача улыбнулась. За это надо выпить!

— Да ты даже глотка из своей кружки не сделала, — презрительно фыркнул Зантар.

— Конечно, не сделала. Терпеть не могу пиво. Не уже ли так трудно было заказать даме "манхеттен"?

— "Манхеттен"? — искренне удивился Кант, — Он же крепкий.

— Конечно, крепкий, дорогой. Поэтому именно ее и надо было заказать.

Близнецы переглянулись и как-то странно посмотрели на меня.

— Но нам же нельзя крепкий алкоголь, — робко сообщил Зантар.

— Правда?! — обрадовалась я, — Мы что, несовершеннолетние?

— Марта, а ты случайно ничего крепкого не пила? — напряженно спросил Кант.

— Ну, я же себя считаю совершеннолетней, — вконец развеселилась я, — Если вы не в курсе, я уже бабушка, а до совершеннолетия такого еще ни с кем не случалось. Так что, да, я пила коньяк.

— Много?

— Мало! — огрызнулась я, но все же добавила, — Всего-то грамм двести и с большими интервалами.

Они снова переглянулись

— Вот что, миледи, — решительно заявил Кант, вставая, — Пошли-ка мы тебя в номер отведем.

— Еще чего! — вызверилась я, — Я только начинаю гулять. Лучше закажи мне "манхеттен".

Но, как оказалось, близнецы действительно были довольно профессиональны. Во всяком случае, мое тело, которое им полагалось хранить, не имело никаких шансов куда-либо деться. А ведь вроде всего лишь под руки взяли.

Хотя, поднявшись из-за стола, я поняла, что ничего плохого в этом нет. Пол почему-то так и норовил кинуться ко мне в объятия. Странно.

И все же мне хотелось веселиться, а не идти в номер. Ну что мне там делать? Заниматься самоковырянием? Не хочу. Надоело. Уже назанималась сегодня. Хватит. Имею право отдохнуть. А эти мелкие сволочи… У… нехорошие люди… то есть эльфы… Злые… и скучные… Но какие красавчики! Мыр-р-р!

На диван меня уронили. Меня! Не водрузили со всей бережностью и почтением, как я, без сомнения, того заслуживала, не швырнули хотя бы с раздражением, как надоевшую ношу, а просто уронили. Равнодушно, как вещь. Меня это возмутило до глубины душевной.

— Какого… — собралась, было завопить я, но Кант уже звони в обслуживание в номерах, и Зантар предусмотрительно зажал мне рот ладонью.

Я попыталась его укусить, но не тут-то было. Как-то очень уж ловко он меня держал. И та-ак сексуально!.. Недолго думая, я лизнула его ладонь. Зантар вздрогнул. Я решила закрепить достигнутый успех и повторила это нехитрое действие. Мальчик задрожал на этот раз всем телом и тихо застонал. Ой, как мало ему надо, оказывается…

Увы, как раз в этот момент обернулся Кант. Одним взглядом оценив ситуацию, он командирским тоном отдал распоряжение брату.

— Оставь ее и принеси из моего номера все, что нужно.

Зантар отдернул руку с такой скоростью, словно ее только что касалось ядовитое змеиное жало, и испарился из комнаты.

— Марта, тебе бы душ принять, — неуверенно добавил Кант.

— Опять? Ты считаешь, что я грязная? — не знаю, почему это предложение меня так возмутило, но было в словах Канта что-то отеческое, что ли.

А я-то привыкла считать их детьми. И мне не нравилось, когда со мной разговаривали таким тоном.

— Марта, ты слишком много выпила.

— Двести грамм коньяка? Чушь!

Кант задумался на мгновение, словно размышляя, что бы мне такого ответить, но потом махнул рукой, сдался и принялся молча мерить шагами комнату. Это разозлило меня окончательно. Еще эти сопляки не указывали мне, как себя вести! Много выпила! Ха! Сейчас еще добавлю. Благо, бар полон.

Усилием воли я заставила себя подняться с дивана, но почему-то сразу почувствовала, что все во мне сопротивляется сему славному деянию. В частности пол сначала снова бросился мне навстречу. А потом… м-м-м-м… центр тяжести перетянул, и я снова оказалась в исходном положении.

— Проводить тебя в ванную? — заботливо поинтересовался Кант.

— Проводи меня к бару! — огрызнулась я.

— Нет, — твердо заявил этот мальчишка и снова перестал смотреть в мою сторону.

Закипавшее во мне возмущение прервал стук в дверь. Официант расставил на столе заказ, неуверенно посмотрел в мою сторону и обратился к Канту.

— Сообщение для мисс Маргариты, — отрапортовал он, протягивая конверт с логотипом отеля почему-то совсем не мне.

Кант сунул официанту чаевые и дал знак исчезнуть, потом быстро вскрыл конверт, пробежал его глазами. Письмо на английском? Эльф покосился на меня, но ничего не сказал. Буквально через минуту в мой номер вернулся Зантар, неся в руках какие-то склянки.

То, что происходило потом, я помню довольно смутно. Кажется, в меня вливали теплое молоко с довольно странным вкусом, помогали добраться до ванной. Пришла в себя я на диване, в той же позе, что и прежде, но почему-то в банном халате. Сказать по правде я испытала не положенное в такой ситуации смущение, а почему-то злость. Правда, немыслимая головная боль мешала выразить любые чувства достаточно адекватно.

— Пришла в себя? — ехидно поинтересовался Кант.

— Нет, — со стоном отозвалась я.

— Извини, что поторопился разбудить, но есть пара дел, которые нужно решить немедленно.

— Изыди, — простонала я.

— Не могу. И если ты заставишь себя хоть немного соображать, то согласишься со мной.

Я приоткрыла один глаз и попыталась сфокусировать его на собеседниках. Собеседнике. Кант был один.

— А где Зантар? — зачем-то спросила я.

— Принимает холодный душ. Сосредоточься, пожалуйста. Мне нужно знать, что делать с информацией о дочери лекаря. Зантар считает, что мы должны немедленно позвонить Ренате и все выложить. Но мне кажется, лучше дать им закончить дела в Австралии. В противном случае Грэм, как ненормальный, помчится обратно, и дело Жемчужницы будет провалено. Считаю, что лучше придержать эту информацию до тех пор, пока они не вернутся.

— Делай, что хочешь, — отмахнулась я.

— Ты уверена?

— Кант, побудь главным, хотя бы сегодня, а? Сначала вы меня отравили, а теперь ты требуешь, чтобы я принимала решения. Садист.

— Хорошо, — Кант невозмутимо пожал плечами, — Тогда я приму от твоего имени приглашение на ленч завтра в час дня в отеле "Рамсес Хилтон" от господина Марка Уитлрока.

— Чего?

— Некий коннозаводчик из Британии желает пригласить нас троих на ленч в благодарность за помощь в поисках потерявшейся на улицах Каира племянницы. Тебе это ни о чем не говорит?

— Мне это говорит лишь о том, что мне надо выспаться, — проворчала я, — Ты вывалил слишком много информации на мою больную голову.

— А она действительно больная? — хихикнул этот негодяй.

— Кант! Отнеси меня в кровать немедленно!

— Еще чего! Сама доберешься!

— Слабак!

— Пьяница! Все, мне пора. Я считаю, что получил от тебя все руководящие указания.

С этими словами мелкий предатель захлопнул за собой дверь моего номера, а я со стоном начала свой долгий путь в спальню.

Все-таки, как оказалось, эльфы пьянеют. Медленно, но верно.

Смотритель Гектор

— Гектор, Гектор, Гектор! Перестань грустить немедленно. Сейчас же обрадуйся тому, что я с тобой.

— Привет, Лисси! Где ты пряталась все это время, малышка?

Улыбка невольно наползает мне на лицо, когда маленькие ножки неожиданно свешиваются с плеча, и прозрачные крылышки щекочут ухо. Видеть ее всегда радостно, к тому же немного удачи мне сейчас совсем не помешает. Жаль, правда, что она не появилась несколькими часами раньше.

Возможно, эта мысль отражается у меня на лице, потому что маленькая паршивка хихикает и, словно слышит, о чем я думаю, ставит меня перед неловким вопросом.

— Ты действительно хотел бы, чтобы я ошивалась в твоей спальне? Не думала, что тебе нужна удача в этих вопросах.

— Лисси!

— Перестань дуться, Гектор. Ты создаешь проблемы там, где их нет, и не будет.

— Не надо об этом, малышка.

— Ну, а я тебе что говорю? Не надо об этом, Гектор. Разве у тебя нет дел поважнее?

— Что может быть важнее красивых женщин, которые тебя окружают? — подначиваю я.

— Библиотека, — не поддается на провокацию цветочная фея.

— А что не так с Библиотекой?

— Пока все так. Но не навсегда.

— Ты что-то знаешь, Лисси?

— А ты задаешь слишком много вопросов. Целых два подряд. Это против правил. Но, так и быть отвечу. Я знаю только то же, что и ты. Они скоро придут.

— Это не новость. Мне хотелось бы знать больше.

— Ты и так знаешь больше, Гектор. Но ты совсем не думаешь о том, что знаешь. Ты думаешь только о том, что хотел бы знать, а это неправильно.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты думаешь только о Марте.

— Лисси, я же просил!

— Ты думаешь о том, как она воспримет свое новое положение, когда все будет закончено. Но пока еще ничего не закончено. И до конца далеко. Тебе нужно думать о том, как до этого конца добраться. Они скоро будут здесь, Гектор, а ты сейчас совсем один.

— Со мной кентавры. И Риох, а он тоже далеко не последняя фигура в Библиотеке.

— Кентавры скоро будут заняты своим вождем. И Риох тоже будет занят. В его жизни произойдут большие перемены.

— Надеюсь, к лучшему.

— Да, для всех.

— О чем это ты?

— Опять ты спрашиваешь! Гектор, ты снова не хочешь думать о том, что и так знаешь. Знаешь лучше всех на свете.

— Лисси, пожалуйста, выражайся яснее. Зачем-то же ты сюда пришла, правда? Так сделай мне одолжение, не надо ходить вокруг да около. Выкладывай что у тебя на уме.

— Подумай о своем доме, Гектор. Библиотека — то, что ты знаешь лучше всех. Подумай о ней. Но не только в связи с Мартой, хотя, она — одно из важнейших звеньев.

— Риох.

— Риох. Тебя не удивляет, что она его выбрала? Разве когда-нибудь прежде Библиотека хотела, чтобы в ней жили еще и повара?

— Я думал, это из-за Марты.

— Из-за Марты. А как она приняла Марту?

— С распростертыми объятиями.

— Сразу и безоговорочно. Словно на протяжении многих веков ждала именно ее. И сразу открыла кухню. И пустила Риоха. Потому, что так захотела Марта.

— Ты хочешь сказать, что…

— Я хочу сказать, что Марта — больше, чем очередная смотрительница. Она та, что должна была придти и стать здесь хозяйкой.

— Хозяйкой? У Библиотеки не бывает хозяев.

— У Библиотеки — нет, а у дома должен быть хозяин. Иначе дом умирает. А твой дом не хочет умирать. Он строит свою семью, Гектор. И поэтому ты совсем не прав, думая о том, чтобы уйти отсюда, когда все закончится. Они тебя не отпустят.

— Они?

— Опять вопросы! Опять вопросы! А может, маленькой Лисси совсем не хочется отвечать на вопросы!

— Хорошо, не отвечай. И прости меня. Просто не могла бы ты пояснить это "они".

— Твоя семья, твой дом.

— У меня нет семьи, Лисси.

— Теперь есть. Разве ты не понял?

Я закрываю глаза. У меня нет семьи, Лисси. У меня нет ее уже больше восьмидесяти лет, с того дня, как погибли мои родители. Очень долго моей единственной семьей был Энгион. Но он не был мне ни отцом, ни старшим братом. Он был лишь учителем. Эльфа мало волновало что-то, кроме того, как я усваиваю знания, накопленные в Библиотеке. Теперь-то я понимаю, что он спешил оставить Библиотеку на недоучку, чтобы заняться своими собственными имперскими планами.

А потом я остался один в странном месте, которое люди обходят стороной. Весь круг моего общения сузился до знакомых Энгиона, заглядывавших ко мне во время своих посещений Библиотеки и его собственных, не слишком частых визитов. Прошло немало времени прежде, чем я научился заводить собственных друзей. Думал ли я тогда о семье? И да, и нет. Я слишком плохо понимал, что это значит. Родителей я помнил смутно, и спустя столько лет мне казалось странным то, что несколько человек жили под одной крышей в небольшом домишке. И все же я знал, что в моей жизни чего-то не хватает. Я был нормальным здоровым молодым парнем, и я оказался практически в изоляции. До ближайшего человеческого поселения было почти полдня пути, но что такое полдня, когда ты одинок, когда не с кем поговорить ни о чем, просто почувствовать рядом с собой присутствие другого человеческого существа.

Два раза в месяц я оставлял Библиотеку и отправлялся в свое недолгое паломничество в мир людей. Мне нравилось думать, что я нахожусь там среди своих, хоть своим для них я никогда и не был. Я был чужаком, зачастившим в замкнутый мирок небольшой деревеньки с непонятной для них целью. На меня косились, но я щедро платил в таверне, не напивался, не затевал драк, и жителям пришлось смириться с моим присутствием. Но я не принадлежал к их сообществу. Я принадлежал Библиотеке, и они это знали.

И конечно, там были женщины. И конечно, мне льстило, что несколько разбитных вдовушек конкурируют за мое внимание. Они были добры ко мне, и я старался не обижать никого из них. Я знал, что они ждут моего прихода и мне это нравилось. Но ни разу мне не пришло в голову пригласить кого-то из них к себе.

А потом я встретил Ребекку, дочь мельника. Сейчас, с высоты прожитых лет и накопленных опыта и знаний, я понимаю, что с самого начала был обречен на провал. Не знаю, почему люди боятся Библиотеки. Возможно, и у нас есть генетическая память, и она предостерегает нас от возвращения туда, где нам было хорошо. В свой мир. В мир людей. А может дело в том, что тысячи лет назад на первых человеческих поселенцев было наложено заклятие.

Но тогда те несколько лет, что понадобились селянам, чтобы привыкнуть ко мне, словно исчезли в никуда. Я снова превратился в чужака и изгоя, принадлежащего непонятой и ненавидимой ими магии.

Я уверен, Ребекка любила меня так же сильно, как я ее. Будь она чуть менее патриархальна, чуть более смела, она нашла бы в себе силы уйти со мной, посвятить себя Библиотеке и мне. У нас могла бы быть семья. Тогда я так мечтал об этом! Но, чем меньше сообщество, тем сильнее условности, тем больше довлеют они на умы. Ей не хватило отваги пойти против всех, бросить родителей и привычный уклад жизни, променять все, что знала с детства на нашу любовь.

Она сделала все, что смогла. Я просил ее руки по всем правилам, но мельник побежал в трактир с криками, что я хочу украсть его дочь. Разъяренная толпа растерзала бы меня, если бы Ребекка не провела меня огородами за околицу. Там мы и простились. Навсегда. Со мной она не пошла.

Я больше не ходил в деревню. Я замкнулся, почти перестал общаться с кем бы то ни было, и имел все шансы до конца своих дней погрязнуть в мизантропии. Мне хотелось, чтобы меня оставили в покое. Не знаю, кого я ненавидел тогда больше: людей или волшебные расы. Наверное, все-таки Энгиона, сделавшего меня отшельником. А он словно чувствовал, в каком я состоянии, и совсем перестал меня навещать. Но все же не забыл обо мне.

Человек взрослеет годам к пятнадцати-шестнадцати, гном — годам к тридцати. Но в их обществе, так же как в том мире, где живут только люди, должно пройти еще какое-то время, прежде чем гном станет считаться совершеннолетним. Наверное, появление в моих апартаментах Синдина Дил-Унгара можно считать единственным подарком, который Энгион сделал мне за всю жизнь. Я так никогда и не узнал, как и где они встретились, и как учитель понял, что Син — именно тот, кто мне был нужен.

Гном просто однажды появился на пороге моей гостиной с бочонком самогона подмышкой.

— Мне сказали, что ты именно тот, с кем мне следует напиваться, — безапелляционно заявил он.

Потом бесцеремонно влез в буфет, достал стаканы, разлил в них свое поло и протянул один мне.

— За наши разбитые сердца, Гектор. За юность, не понятую стариками.

Наверное, я улыбаюсь этим воспоминаниям, потому что Лисси нетерпеливо дергает меня за волосы.

— О чем ты задумался, Гектор? Надеюсь, твоя счастливая улыбка означает, что ты понял хоть что-то?

— Нет, малышка. Если честно, я просто вспомнил, как познакомился с Синдином.

— Мне нравится Синдин. Но он не твоя семья. Он держит путь к своей, но идти ему еще долго.

— У меня нет семьи, Лисси, я же сказал. И вряд ли я одолею этот путь за отпущенные мне годы.

— Кто считал, сколько тебе опущено, Гектор? Всегда можно вернуться в исходную точку.

Я настораживаюсь. Не уже ли Лисси что-то знает о Белом Огне? Хотя… кому и знать все тайны нашего мира, как не цветочным феям? Они — магия внутри магии, душа и сердце рожденной здесь жизни, прошлое и будущее, переплетенные в наивной игре. Если задуматься, я говорю сейчас не со смешной крылатой девочкой-женщиной, а с самой сутью мироздания. И раз мироздание пытается что-то до меня донести, я должен внимательно прислушаться к его словам. Но… слишком странно, слишком невероятно…

— Ты опять задумался, Гектор. О чем на этот раз?

— Значит, этот чудесный дом хочет, чтобы в нем жила семья.

— Конечно.

— И семьей он выберет тех, кого успел полюбить.

— Тех, кого выберет Марта. А Марта выберет тебя. Риоха она уже выбрала, а теперь выберет ту, что принесет ему счастье. Но прежде, чем она тебя выберет, будут другие, претендующие на это место. Вот о чем тебе следует задуматься. Ведь они скоро придут.

— Значит, я должен подумать о том, кто они, и чего от них ждать.

— А что тут думать? Анкитиль. Считается, что он очень умен и слишком амбициозен. Всегда мечтал, чтобы участь смотрителя обошла его стороной. И до сих пор мечтает. Надеется, если все-таки будет избран…

— Не будет. Библиотека не избирает тех, кто не рад этому.

— Эй, Гектор, ты забываешь, что твой дом и так уже сделал свой выбор. Конечно, Анкитиль не будет избран. Вопрос в том, что даже если будет, он уже нашел для себя лазейку. Он надеется хитростью или обманом доставить тайте-айелен в Сентанен и получить за это отставку с должности и кучу других привилегий.

— Мечтать не вредно, — ворчу я.

— Да, но он может и не отказаться от этой идеи, даже если его не изберут. Привилегии-то никуда не денутся.

— Библиотека избрала Марту следующей смотрительницей. Она автоматически перестает быть тайте-айелен. По сути, сам ритуал нельзя считать действительным. Она принадлежит Библиотеке, и никакая магия не сможет удержать ее на эльфийских землях. К тому же она получила ту защиту, которую не может обеспечить себе сама. Ну, почти такую же сильную. Убить ее все-таки можно.

— Да, но кто знает об этом, кроме нас с тобой?

— Надеюсь, пока никто. Да собственно, никто и не поверит. Смотрителями всегда традиционно были мужчины. Марта — беспрецедентный случай.

— В том-то и дело. А ты еще не веришь, что твой дом хочет завести семью. Итак, я продолжаю. Бартавиоль. О нем мало, что известно, кроме того, что он не старший сын рода. Его брат недавно женился и никак не мог принять должность смотрителя.

— Естественно предположить, что этот-то как раз будет очень стараться получить должность. Для него лучшей карьеры не придумаешь.

— Будет. Но с чего ты взял, что он умеет стараться?

— Просто предполагаю худшее.

— Ну, вот, опять ты! Он же все равно не будет избран.

— И может из-за этого обозлиться и начать пакостить. Особенно, если окажется достаточно умен, чтобы понять, что происходит.

— А еще он защищен.

— А вот это совсем плохо. Покажешь потом мне его портрет. Нужно же хоть одного из них знать в лицо.

— Кстати, тебя не удивляет, что ты его не помнишь? Похоже, во время осады его здесь не было.

— Вроде, Ирэльтиль говорил, что прислал всех, чтобы доказать свою лояльность.

— Значит, он недобитый предатель.

— Сомневаюсь, Лисси. На такое бы Ирэльтиль не пошел.

— В общем, мы знаем, что мы ничего о нем не знаем.

— Успокоила. Давай дальше.

— А дальше — десерт. Велкалион, племянник Энгиона.

— Должен понимать, что у него почти нет шансов. Смотрители редко избираются из одного и того же рода дважды подряд. И странно, что я его не знаю. Промахнулся Энгион, не защитил родственничка.

— Энгион не разговаривал с братом больше ста лет. Разве ты не знал?

— Думаешь, он может оказаться неплохим парнем?

— Ты опять задаешь вопросы, Гектор. Я устала от них. Я устала от тебя. Я ухожу. А ты думай, думай, думай.

— Как тебе будет угодно, малышка.

Лисси взмывает под потолок и растворяется в воздухе. Маленькая капризуля. Как же я устал от женских капризов!

Марк

Джесси я ничего не стал говорить о своей авантюре. Хотя утром меня ждала записка, в которой говорилось, что Маргарет, Кеннет и Закария Райт с благодарностью принимают мое приглашение на ленч, признаться, я не очень верил, что эльфы вот так вот сразу откликнутся на приглашение незнакомого человека, и мне совсем не хотелось нагнетать и без того панические настроения девушки.

Тем не менее, я заказал в номер самый изысканный ленч именно на пять персон. Будь, что будет. Была лишь одна крошечная деталь, которая заставляла меня надеяться на благополучный исход. Я помнил, как пристально вглядывалась в тонированные стекла автомобиля женщина по имени Марго. Она словно тщилась разглядеть меня в затемненном салоне, словно чувствовала, что тот, кто скрывается в нем, имеет для нее какое-то значение. Интересно, какое? Хотелось бы мне знать, откуда они вообще взялись в нашем мире, и что здесь делают. Собственное пророчество не давало мне покоя. Снова и снова я прокручивал мысленно все, что увидел тогда. В видении эльфы вели себя так, словно специально пришли за мной и были только рады, что встретили еще и Джесси. Но так ли это на самом деле? Поехать в Египет мне подсказала собственная интуиция. Комната в отеле была та самая. Но ни видение, ни интуиция не давали ответа на вопрос: что здесь делают эльфы.

Вчера, когда я увидел их на улице, я даже не сразу сообразил, что это они и есть. Первой мыслью было, как же они на них похожи. И лишь спустя несколько мгновений, когда я понял, что никак не могу сфокусировать взгляд на ушах любого из троицы, до меня дошло, что их окружает ореол маскирующей магии. Откуда я знал, что это магия? А что еще может быть, когда речь идет об эльфах? И ведь я с самого начала предполагал, что они должны выглядеть, как люди.

Джесси я отправил погулять еще утром, взяв с нее клятвенное обещание вернуться в отель не позже половины первого. Нахалка тут же заявила, что у нее нет часов и потребовала одолжить ей мой "Ролекс". Иногда мне казалось, что она специально провоцирует меня на то, чтобы я начал на нее орать. Но сейчас ситуация была совершенно иная. Вернее, я чувствовал себя совершенно иначе. Мне было наплевать на дорогие часы. Я не только не собирался ссориться с девушкой, но готов был сделать все, что угодно, лишь бы она послушалась и исчезла с глаз долой. Я слишком боялся выдать собственное волнение.

Джесси выполнила обещание, появившись в начале первого. Она даже умудрилась не потерять мои часы. Признаться, меня это тронуло.

— Марк, с вами все в порядке? — она нахмурилась, не торопясь уходить.

— Джесси, иди к себе, отдохни. Я позову тебя на ленч.

— Марк, но я же вижу, что то-то случилось.

— Джесси, это личное, — соврал я, — Мне бывшая утром звонила.

Девчонка потупилась, но видимо поняла, что в этой ситуации следует усмирить любопытство, и ушла к себе. А я продолжил метаться по комнате в ожидании и корить себя за то, что не к месту помянул бывшую.

Они все-таки пришли. Портье позвонил и сообщил, что у меня гости.

— Проводите их ко мне в номер, пожалуйста, — откликнулся я и сразу же перезвонил в ресторан с просьбой подать ленч через полчаса.

Когда в дверь постучали, я все еще не мог решиться позвонить Джесси. Я до последнего боялся, что это окажутся не они.

Вблизи они были еще более ослепительны. Девушка с белоснежными, в синеву, волосами улыбнулась сияющей улыбкой и протянула мне руку.

— Рада познакомиться, мистер Уитлрок. Я Марго Райт.

— Можно просто Марк, — я тоже улыбнулся и ответил на рукопожатие.

Девушка вздрогнула. На мгновение мне показалось, что ее зрачки расширились от боли. Брошенный через плечо мимолетный взгляд на братьев ни о чем мне не сказал, но показался многозначительным.

— Мои братья — Кен и Зак, — представила Марго, отнимая руку, как мне показалось с излишней поспешностью.

— Прошу вас, входите, господа. Ленч будет подан через полчаса.

Приветствие близнецов не сопровождалось никакими катаклизмами. Если Марго и было по каким-то причинам неприятно ко мне прикасаться, то семейной чертой это явно не являлось. Если, конечно, они действительно были семьей.

Приглядевшись, можно было понять, что единственным сходством между близнецами и девушкой была их просто сногсшибательная, завораживающая красота, но никаких фамильных черт в лицах не просматривалось. Не скажу, что меня это удивило. Если то, что я увидел в пророчестве — правда, то они были командой, а не семьей.

Предложив гостям напитки, я снова почувствовал себя неуверенно. Я не знал, как начать разговор о том, что заставило меня привести их сюда, и снова усомнился, те ли они, кто мне нужен. Следовало позвонить Джесси и сказать, чтобы поднялась ко мне, но я медлил.

Спасла меня Марго, затеявшая светскую беседу.

— Что привело вас в Каир, Марк? Отдыхаете?

— Нет, мисс, это деловая поездка. Я хотел посмотреть до аукциона на лошадей, которых собираюсь приобрести.

— А ваша племянница?

— Милая Марго, вы же понимаете, что никакая она мне не племянница. Мне просто нужно было объяснить как-то шоферу, почему я ее ищу. "Подруга" прозвучало бы несколько двусмысленно, а сказать, что она — моя служащая, и египтянин и вовсе бы меня не понял.

— Служащая? — девушка насмешливо вскинула брови.

Не знаю почему, но я чувствовал в ней недоверие к себе. Меня это начинало раздражать, но я все еще был согласен давать объяснения.

— Джесси — мой лучший жокей, мисс. Я бы не купил ни одну лошадь, не узнав ее мнения.

— И где она сейчас? — продолжала давить эльфийка.

— Позвоню, чтобы пришла, — усмехнулся я, — она так мечтала с вами познакомиться, что я не рискнул обнадеживать ее, пока не убедился, что вы приняли мое приглашение, — я направился к телефону, понимая, что так и не выяснил главного.

Марго удалось меня разозлить. Еще пара фраз и милая светская беседа перерастет в открытую конфронтацию, а это не входило в мои планы. И я решил рискнуть.

— А вы, господа, как я понимаю, тоже здесь не на отдыхе? — я снял трубку и начал набирать номер.

— С чего вы взяли? — насторожилась девушка.

— Джесс, ленч будет подан у меня в номере, так что поднимайся. И имей в виду, у нас гости. Давай в темпе, — перебил я поток вопросов и, повесив в трубку, обратился уже к гостям, — Возможно с того, как вы пожали мне руку? Или, как смотрели на машину, в которой я сидел.

Они обменялись настороженными взглядами. Я заметил непроизвольное движение девушки — она потерла запястье.

Близнецы вольготно расположились на диване. Я покосился на массивное кожаное кресло, прикидывая, стоит ли ему доверять. Сложные у меня все же отношения с мебелью. Мне нужно было сесть хотя бы для того, чтобы наши лица были на одном уровне. Надеюсь, выдержит.

— Вас что-то удивило в моем рукопожатии, Марк? — невинно поинтересовалась Марго, — Вы не привыкли, чтобы женщины пожимали вам руки?

Опустившись в протяжно вздохнувшее кресло, я прикрыл глаза. Текст нужно было воспроизвести дословно.

— Когда Серебряная леди впервые откроет проход для вождя предреченного, не он поспешит вернуться в свой мир, а первый Хранитель Очага обретет свою половинку, ибо возродится магия мудрых. И Библиотека с радостью распахнет объятия его нареченной.

Несколько мгновений царила напряженная тишина. Я боялся открыть глаза. Потом кто-то хихикнул, а через миг один из близнецов весело расхохотался.

— Вот они, твои ожоги, Марта. Он сильнейший прорицатель! Он и в этот номер нас заманил потому, что знал: все должно произойти именно здесь. А девочка… я был прав, Зантар, они здесь сохранились. Мы нашли хобгоблина, братец. Риох будет счастлив.

Признаться, я не понял и половины сказанного, но рискнул все же взглянуть на своих гостей. Они улыбались, улыбались совсем не теми яркими официальными улыбками, которыми удостаивали меня до этого. И глаза Маргарет-Марго-Марты, эльфийки и Серебряной леди лучились теплом и мудростью векового постижения добра.

— Вы не собираетесь сегодня уйти к своему народу, Марк?

Я покачал головой.

— Я не могу. У меня есть сын. Он такой же, как я. Как я его здесь оставлю? И потом, мне нужно привести в порядок кое-какие дела. Не хочу оставлять ничего незавершенного.

— Но Джесси вы отпустите.

— Так было в пророчестве. Не мне его оспаривать. Я — всего лишь инструмент.

— Очень мощный инструмент. Но вы должны понимать, что вам обратно дороги не будет. Можно замаскировать эльфийские уши, но не лошадиное тело.

— Я так и подумал.

Стук в дверь снова заставил всех улыбнуться. Я впустил Джесси, краем глаза заметив мазутное пятно на поясе ее джинсов.

Аленка

Отпад! Всем нормальным людям практика полагается после третьего курса, а на меня после второго сбагрили клинику. Типа, уже умная, вот сама и разбирайся. А сами усвистели в Египет. На две недели. Ну, я тут налечу, ей Богу!

Ладно, справимся. Глаза боятся — руки делают. Понадеемся, что ни одной сложной операции мне не подвернется. Хирург из меня плохонький. Вот терапевт — пожалуйста. Впрочем, отец сказал посылать на операции к дяде Леше. Ну, посылать, так посылать. Что я послать никого не могу? Еще как! Мало точно не покажется. Это мы можем. Это мы умеем.

Ну-ну! С таким настроением я предкам всю клиентуру распугаю.

Я решительно повернула в замке ключ, открыла дверь и отключила сигнализацию. Ну-с, господа потерпевшие, я готова к встрече. Сейчас еще в белый такой элегантненький халатик облачусь (сама сшила!) и держите меня трое! Всех вылечу на фиг.

Я протанцевала по клинике, прислушиваясь к ритмичной дроби собственных каблучков, заглядывая во все помещения. Так, никаких особых изменений за полгода не произошло, вроде бы. А это что? Ух ты! Цивилизация! Папа расщедрился на эхоскоп. Живем! И даже диагностируем современными технологиями.

Так, ну в родильном отделении никого. Фиг бы родители уехали, если бы здесь проблемные щенки были. А это что за зверь? Вау! Быть не может! Ну, маменька, ну дает!

Я глазам своим не поверила. Жидкоазотная заморозка. Ой, она же говорила, это ее эксперименты по селекции. Умереть не встать! Усмирить свое любопытство я, разумеется, не могла и осторожно открыла аппарат. Капсул было всего две. Обе аккуратно подписаны. Так, что тут у нас? Ой-ой-ой! Ну, удружила родительница! Это же все на мою голову! Ну, точно. Завтра надо проверять суку на овуляцию. Кошмар! Я же никогда сама искусственное осеменение не проводила! А тут такой генетический материал. Напортачу — век себе не прощу. Ну, подожди, дорогая! Я тебе все выскажу, когда позвоню! Хоть бы предупредила, что ли!

Последним пунктом была задняя дверь. Заперто. Отлично. Родитель позаботился о том, чтобы его клиенты-оборотни меня не беспокоили. И ключ не оставил. Вот и славно. Если бы не он, я бы сама эту дверь заперла. Ибо не фиг!

Я прошла в приемную и раскрыла журнал. Так, что тут у нас? Лепота! До одиннадцати никто не записан. Потом две стрижки, прививки, текучка, в общем. Да уж, экстренные случаи заранее не запланируешь. Ну, будем надеяться, что хоть в первый день без них обойдемся. А по сему, можно даже ногти накрасить успеть. Все равно Мишка — санитар и прислуга за все — только к десяти появится.

Успела. И накрасить и высушить. А потом понеслось. Я осматривала, диагностировала, колола, закапывала, стригла, делала назначения.

Домой я приползла часов в девять вечера, в полном ужасе от ритма жизни моих родителей. И так каждый день? Двадцать пять лет подряд?! Нет, они точно ненормальные. Это что, и меня такая же жизнь ждет? Предательская мыслишка о том, что у меня-то, как раз есть альтернатива, заползла в сознание, но была жестоко подавлена волей и усталостью. Никаких альтернатив! С горькой усмешкой я подумала, что если оборотням нужен мой дар, то пахать мне еще больше придется. А что у меня за дар-то такой? А, фиг с ним. Не хочу никаких даров. Мне и так хорошо. Ну, не хорошо, но терпимо. Выживу. Ну, а не выживу — сбегу. Я умею.

Я выгуляла собак, приняла душ, поужинала. Начало одиннадцатого. Надеюсь, предки в номере. Рановато, вроде пока для вечернего променада. Хотя, кто их знает.

Я налила себе чай в отцовскую пол литровую чашку и открыла ноут прямо на кухонном столе. Тут они, милые. Небось, ждут моей агонии от подарочка, что подкинули. Не дождутся. Я позвонила на отцовский скайп.

— Привет, пап!

— Привет, ребенок. Ну, как дела?

— Отлично!

— Не устала?

— Нет, что ты.

— Врешь ведь.

— Конечно, вру!

— Раз врешь, значит, жива, — засмеялся отец, — Вопросы какие-нибудь есть?

— Только к маме.

— Да, дорогая? — мама появилась в кадре рядом с отцом.

— Эта твоя подопытная дама, она вообще нормальная?

— Нет, что ты. Она стопроцентно чокнутая. Искусственное осеменение — ее собственная идея. Она сама договорилась и оплатила доставку материала. Ей нужны лучшие в мире щенки.

— Клинический случай.

— Уже познакомилась?

— Пока только по телефону. Завтра явится.

— По моим подсчетам овуляция у суки должна начаться завтра, может послезавтра. Так что в любом случае осеменение надо проводить на этой неделе.

— В общем, ты свалила это на меня. Спасибо, мама. А если овуляция начнется через три дня? Я что ее на анализ каждый день гонять должна?

— Это ее идея и ее проблемы. Ты знаешь что делать?

— Справлюсь, пожалуй.

— Умница. Завтра сообщишь, как все прошло.

— Само собой. Как у вас дела? Хорошо отдыхаете?

— Прекрасно! Каир бесподобен! Завтра едем в Гизу.

— Фотографии лови, — вставил отец.

— Угу.

— И обрати внимание на белокурую троицу. Я думал, такие только в компьютерных играх бывают.

— Кто такие?

— Сестра и два брата-близнеца. Пока они глазеют на Каир, весь Каир глазеет на них.

Что-то неприятно кольнуло. "Марта и близнецы в Египте". Не уже ли?

— Уже познакомились?

— Да, и почти подружились. Очень милые ребята, — вставляет мама, — Такие воспитанные. Марго — редкая умница и мудра не по годам. А Кен и Зак с нее только пылинки не сдувают. И, представляешь, у них мама русская и они в совершенстве знают язык. Общаться с ними — одно удовольствие.

Мы поболтали минут десять, а потом родители стали прощаться. Они собирались на ужин и вечернюю прогулку.

Отключив звонок, я открыла папку с полученными фотографиями. Вот они. Эльфы. В районе ушей на каждом кадре будто что-то смазано. Черт, они и вправду запредельно красивы. Да еще этот эффект удвоения, который создают близнецы. И их типа сестра. Марго — Маргарита — Марта. Вот ты и влипла, Елена Прекрасная. Остается надеяться, что моих предков они не вычислят. Хотя, мама не преминет похвастаться дочкой. Да еще перед двумя такими красавцами. И будет названо имя. И город. И будет сказано, что я в клинике одна. Ужас! И я ведь даже сбежать не могу. И предупредить родителей нельзя, мало ли чего можно ждать от эльфов. Они ведь маги, наверное. Эти их невидимые уши… И проход между мирами, который эта Мальвина, девочка с голубыми волосами, открыла. Да и поздно, наверное, предупреждать. Двое суток прошло, как родители уехали. Все моя матушка уже выболтала.

Я задумалась о том, сколько у меня времени. Получалось, мало. Грэм мог появиться уже завтра. В самом лучшем случае дня через три.

Что ж! Хорошо хоть, что я предупреждена. По крайней мере не испытаю шока, когда его увижу. И ничем себя не выдам. Я смогу. Я умею убегать. Я не доставлю ему удовольствия увидеть мою радость или боль. Обойдется! Пусть я и принадлежу к его народу, но его народу я не принадлежу. Когда-то они бросили моих предков на растерзание миру людей. Мы выжили, мы стали похожими на людей, мы почти стали ими. И то, что мы сохранили свою генетику, не значит, что они имеют право придти и по первому требованию забрать любого из нас. Я — оборотень, но разве я могу перекинуться? И никого это не волновало, пока совершенно случайно Грэм не появился. Отец всю жизнь испытывал дискомфорт, ощущая себя не таким, как все. И никого это не заботило. А теперь им понадобилась я. Вот так вот просто. Пришли и взяли. Ага, щаз! Размечтались! И Грэм… Как он мог? Я ведь ждала его. Действительно ждала. Думала он придет за мной потому, что ему нужна я. Я, а не мой дар. Но за мной он не пришел. Пока я не понадобилась народу оборотней. Тогда он пришел за моим даром. К черту! Выкусят!

Разозлившись окончательно, я схватила последний номер "Ветеринарной клиники" и пошла в кровать. Завтра вставать рано, в клинике дел невпроворот. Почитаю и спать. И никаких снов!

Смотритель Гектор

Стук в дверь совсем некстати. Я никого видеть не хочу. Мне нужно подготовиться к встрече. Не физически. Я не собираюсь облачаться в парадные одежды. Много чести! Мне просто необходимо собраться с мыслями, чтобы быть уверенным в том, что ни на минуту, ни чем себя не выдам. Но кому-то не терпится со мной встретиться.

Я вздыхаю, бросаю мимолетный взгляд в зеркало и, убедившись, что лицо не выражает ровным счетом ничего, открываю дверь.

Такого я не ждал. Будь это официальная делегация, мне бы следовало вытянуться по стойке смирно или гнуться в нижайшем поклоне, но озабоченность на их лицах говорит, скорее, о том, что сейчас они явились ко мне на поклон.

— Господа, миледи, чем обязан?

— Брось это, мальчик! Мы здесь не для церемоний, — конунг протискивается мимо меня, не дожидаясь приглашения, и я отступаю в сторону, чтобы пропустить остальных.

Визитеры рассаживаются, не церемонясь, а я смотрю только на Асдрагша. Прежде мне никогда не доводилось встречаться с верховным шаманом гоблинов, но трудно не догадаться, что именно он почтил меня своим присутствием в составе столь полномочной делегации. Гоблин насторожен и чувствует себя не в своей тарелке. Есть от чего. Визит верховного шамана на материк — случай беспрецедентный.

Конунг хмурится и никак не может устроиться на слишком высоком для него стуле. Сел бы в кресло, что ли!

Леди Рисс занимает оттоманку в самом дальнем углу, всем своим видом демонстрируя, что она здесь только за компанию. Действительно. Едва ли между нами остались нерешенные вопросы.

Фарияр вообще не садится, предпочитая подпирать плечом дверной косяк. Лицо его, мрачнее тучи. Ну-ну! А у него-то какие претензии?

Я разливаю в бокалы вино и жестом предлагаю своим гостям.

Саламандр относит бокал кошке и возвращается на исходную позицию.

— Итак? — я поднимаю бровь.

— Ты знаешь, кто они, Гектор? — пристально вглядываясь в мое лицо, спрашивает конунг.

Ясно. Либо они явились поделиться не слишком радостной информацией, либо, наоборот, хотят ее получить.

— Анкитиль, Бартавиоль и Велкалион.

— Бартавиоль предатель, — чеканит Фарияр.

— Это достоверно?

— Абсолютно, — вздыхает конунг, — Его не было среди стрелков-ренегатов только потому, что лояльный папочка посадил его под замок.

— Значит, Библиотека его не примет, — я пожимаю плечами, — Идеи Энгиона не нашли у нее отклика.

— Серебряная леди в опасности, — рычит эмир, — Он наверняка попытается убить ее. Ты знаешь все, что происходит здесь, Гектор, но не представляешь, что творится во внешнем мире. Убийство Энгиона стало серьезной политической ошибкой. Умерев, он превратился в мученика для многих эльфов. И не только эльфов. Идея превосходства волшебных рас над людьми захватывает умы и других народов.

— Не горячись, парень, — перебивает его конунг, — Внешний мир — это наша головная боль. Мы здесь затем, чтобы убедиться, что врата останутся в безопасности. Гектор, ты уверен, что библиотека не примет предателя?

— Уверен. И не только предателя. Анкитиля она не примет тоже, потому, что он сам не горит желанием занять эту должность. Его интерес здесь только вернуть тайте-айелен на родину.

— Я вижу, ты не страдаешь отсутствием информации, — хмыкает конунг.

— Единственный, у кого есть шансы, это Велкалион. Но традиционно смотрители очень редко избираются дважды подряд из одного и того же рода. К тому же, его родство с Энгионом тоже значительно понижает эти шансы.

— То есть, ты хочешь сказать, что Библиотека может не принять никого из них? — напрягается Фарияр.

— Скорее всего. Так что, это пока не битва, господа. Это только первый раунд. И он даст вам хотя бы частично время разрядить политическую ситуацию, а вашим разведчикам найти утерянные геномы.

— А как же Серебряная леди? — хмурится конунг, — Ведь пока они будут находиться в Библиотеке, она подвергается опасности.

— Марты здесь нет. Она возглавляет одну из поисковых групп и не появляется на территории Библиотеки нигде, кроме этой комнаты. А сюда никто не зайдет без моего приглашения.

Может, это игра воображения, но из дальнего угла мне слышится смешок. Могла бы и не веселиться так откровенно.

— Я так понимаю, мои подданные сейчас тоже не в этом мире? — улыбается старый гном.

— Разумеется.

— И признаться, я этому рад. Рен-Атар — тоже мишень, лучше, если она будет поменьше здесь крутиться, — на мгновение он замолкает, обводя взглядом остальных, и, наконец, решается озвучить волнующий всех вопрос, — Есть какие-нибудь новости об их поисках?

— Есть, и, на мой взгляд, весьма значительные, — мне нравится видеть, как они напрягаются в предвкушении, — Эльфы встретились с вождем предреченным. Он вернется в родной мир, как только уладит дела в том. Кроме того, они выяснили местонахождение Целительницы. Как только гномы и оборотни вернутся из поездки, в которой они собирают информацию о Жемчужнице, они сразу отправятся за ней. Есть мнение, им удалось выйти на след этой ундины, но о положительных результатах говорить пока рано. К сожалению, о Белом Огне пока ничего не удалось узнать.

Мне кажется, или физиономия Фарияра действительно остается совершенно равнодушной? Он что же, не горит желанием вернуть драгоценный геном возрожденной молодости? Или просто не верит в то, что это возможно? Если так, я могу лишь поаплодировать хитрому ходу политика, дорожащего своими подданными.

— Я слышал, — подает, наконец, голос Асдрагш, — у вас есть новости и для меня, смотритель Гектор.

— Да, Хранящий Самый Большой Дом. И думаю, вас порадует появление этой подданной.

— Не вижу великой радости в том, что еще одна гоблинша вернулась в свой родной мир.

Старику явно не терпится узнать о внезапно прорезавшихся способностях Риоха, а не о Джесси. Но его ждет сюрприз. Даже я с восторгом предвкушаю его реакцию.

— Не гоблинша, Хранящий, хобгоблин.

— Что?! Это невозможно! — взгляд старика дрожит, скорее от ужаса, чем от радости, — Их нет! Они ушли!

— И вернулись, — о, а вот и долгожданное мурлыканье, не смогла не вмешаться в эту потеху, — Это и есть бэк-ап, о котором мы тебе говорили, Асдрагш. Здесь их больше нет, а там — сохранились. Вот одна и вернулась.

— Но как же…

Да, не позавидуешь верховному шаману. Женская магия у гоблинов встречалась в сотни раз реже мужской, но и сильнее была в десятки. От того и правили племенами мудрые женщины на протяжении многих веков. Но иссякла магия в женщинах их рода, и мужчины забрали власть. А теперь, получается, придется обратно отдавать. Кого ж такое обрадует? Надо бы успокоить старика, и я вмешиваюсь.

— Джесси не покинет Библиотеку, пока сама не захочет. Так же, как и Риох, — я добавляю стальных ноток в голос, — Что бы вы себе не думали, Хранящий, а здесь нет вашей власти. Библиотека защищает своих гостей, а если считает нужным, оставляет их навсегда.

— Вы не в праве! Риох — подданный Самого Большого Дома!

— Ну и забирайте его. Только имейте в виду: его дар не от богов. Библиотека во сто крат усилила его скудные способности, и нигде, кроме как здесь, он не сможет творить таких чудес.

Вру, конечно. Может, это и Библиотека наделила его даром, но, думаю, все же желание Марты, а вот отнимать его обратно никто не собирается. Но не могу же я сообщить во всеуслышание, что Риох теперь является неотъемлемой частью этого дома. Впрочем, гоблину хватает то ли моих слов, то ли волевого голоса. Такие уж они, гоблины, лучше всего с ними договариваться с позиции силы. По-другому только у Марты получается.

Асдрагш сникает и задумывается, но вскоре снова вскидывает голову. В глазах — хитрый блеск. Решил торговаться.

— Я оставлю тебе Риоха, если ты оставишь себе и хобгоблина. Моему народу она не нужна!

— Сейчас не нужна. Но я могу оставить ее здесь до тех пор, пока народ гоблинов сам не попросит ее вернуть.

— Идет, — слишком быстро соглашается старик.

— Только при одном условии.

— Каком? — он тут же настораживается.

— Ты сообщишь своему народу о ее приходе. Скажи им, что ей нужно время на адаптацию и пока ее лучше не беспокоить. Но пусть всем станет известно, что в мир вернулся хобгоблин. Пусть твой народ знает, что в случае беды, они могут позвать на помощь мудрую.

Асдрагш хмурится, собираясь что-то возразить, но встревает конунг.

— Воистину, ты предлагаешь разумное решение, смотритель. И все мы прекрасно понимаем, что пройдет немало лет, прежде чем хобгоблин сможет узнать все о своем родном мире, чтобы достичь истиной мудрости.

Я готов зааплодировать старому интригану. Гоблин, сообразив, что на его веку смены власти не предвидится, сразу же успокаивается.

— Ну что ж, господа. Если я ответил на все ваши вопросы, могу ли я попросить вас оказать мне любезность и принять участие во встрече претендентов?

Асдрагш недоуменно озирается, в поисках ответа на лицах спутников.

Леди Рисс вскидывает точеную бровь и нахально улыбается.

Конунг потирает руки.

Только Фарияр остается невозмутимым.

— Я так понимаю, ответ утвердительный? — улыбаюсь я.

— От твоих щедрых предложений, Гектор, просто невозможно бывает отказаться, — мурлычет кошка.

— Тогда, прошу!

Я пропускаю гостей вперед, чтобы вместе с ними направиться в зал приемов. Именно там назначена у меня встреча с Ирэльтилем и его подданными. Когда леди Рисс, Асдрагш и конунг покидают комнату, эмир придерживает меня за локоть.

— Мне нужно будет поговорить с тобой без свидетелей, Гектор. Это важно, — в полголоса говорит он.

— Сегодня вечером?

— Я постараюсь, — кивает саламандр и спешит догнать остальных.

А я на мгновение задерживаюсь и смотрю ему вслед. Не думал, что жар саламандры может обдать таким холодом.

Часть вторая

БЛЮЗ У КРОМКИ ПРИБОЯ

В конце концов, зачем об этом думать,

Найдется кто-то, кто мне все расскажет.

Горсть жемчуга в ладонях —

Вот путь, который я оставлю тайной.

Благодарю тебя за этот дар:

Уменье спать и видеть сны —

Сны о чем-то большем…

Борис Гребенщиков "Сны о чем-то большем"

Артефактер Рен-Атар

Организованной толпой мы вывались из портала прямо к Марте на кухню.

Ну и денек! Нет, я точно не согласна больше так путешествовать! Ну сами посудите: сначала сутки со всеми пересадками летели до Сиднея, потом битый час снова ругались в отеле из-за того, кому ехать к Лэндсхиллам, а кому оставаться. Еле уговорила их разделиться. В итоге к Дэниелу отправились только я, Грэм, Хандариф и Арианна. Остальные, даже Синдин, провожали нас ворчанием и недовольными гримасами. Потом два часа тряски в автобусе до жемчужной фермы Лэндсхиллов, странная беседа с Дэниелом-младшим — я так и не поняла, кто у кого выпытывал информацию о Жемчужнице: мы у него, или он у нас. А затем еще более странный рассказ Дэниела-старшего о чернокожей девушке с японским именем, которая вырастила розовую жемчужину за три дня только при помощи песни. Я бы приняла его бредни за глюки умирающего — старик задыхался, прерывая рассказ, и даже разок потерял сознание — но у Арианны загорелись глаза, и я позволила себе поверить, что мы напали на след. Вот только ничего, кроме сомнительных воспоминаний Дэниела нам не досталось. Кроме того, что возможная Жемчужница 10 лет назад была гражданкой США и носила имя Уме, мы ничего не узнали. Даже фамилии. Старик, скорее всего, ее не помнил, или вовсе никогда не знал, а вот его внук, если и знал, то не был расположен нам помогать. Он словно приглядывался к нам, пытаясь понять, не являемся ли мы угрозой для его давней знакомой. Все же я оставила ему наши телефоны и очень просила перезвонить, если он сможет вспомнить что-то еще.

— Я так и не понял одну вещь. Зачем вы ее ищете? — спросил он у меня, пригласив прогуляться по пляжу.

— Не уверена, что мы ищем именно ее, — вздохнула я, — Но пока она больше всех похожа на Жемчужницу.

— Жемчужницу? Как моллюск?

— Как волшебница, — усмехнулась я.

Я вгляделась в лицо этого крепкого загорелого мужчины, пытаясь понять его реакцию. Казалось, он остался совершенно спокоен. Ну-ну! Склонен верить во всякие мистические штучки?

— Полагаете, Уме — волшебница? Это из-за той жемчужины?

Я снова посмотрела на Дэна. Было в нем что-то невероятно надежное и правильное. Таким хочется верить и полагаться на них. Я вдруг поняла, что не хочу ему врать. Почему? Трудно сказать, что двигало мной в большей степени: стремление довериться хорошему человеку, или желание стереть с его лица это чуть презрительное равнодушие, посмотреть, как он отреагирует на странную не приемлемую в его мире правду.

— Три года назад, Дэн, я узнала, что я — не человек, что я принадлежу совсем не этому миру. Здесь я никогда не была счастлива, но там… там моя жизнь обрела смысл и красоту. Жемчужница тоже принадлежит совсем другому миру. И, как и я, она не будет счастлива здесь. Мы ищем ее, чтобы предложить вернуться в мир ее предков. Но решать, разумеется, будет только она сама.

— Вы хотите сказать, что Уме — не человек? — он усмехнулся и покосился на меня.

— Если она — Жемчужница, то да, она не человек, она ундина.

— Похоже… — по лицу Дэна скользнула странная нежная улыбка, — Плавала она наверняка не хуже рыбы.

— Вы точно ничего больше о ней не знаете? — с подозрением спросила я.

— Увы. И, наверное, мне стоит либо навсегда забыть о нашей с вами встрече, либо, как законопослушному гражданину, сообщить в полицию о сбежавшей из психушки пациентке.

— Вам нужны доказательства, Дэн?

— Доказательства? А вы можете мне их предоставить?

— Не я. Арианна.

— Та загорелая блондинка?

— Она тоже ундина.

— Я не заметил у нее чешуйчатого хвоста, — фыркнул он.

Вместо ответа я обернулась и помахала сидящим на веранде друзьям, а потом, чтобы не вопить на весь пляж достала телефон и набрала номер Арианны.

— Дэну нужны доказательства, что мы не люди. Не могла бы ты спуститься к воде и показать ему?

Дэн с любопытством смотрел то на меня, то на стройную атлетическую фигурку амазонки, когда та поднялась из шезлонга и направилась к линии прибоя.

— Подойдем ближе, — предложила я, предвкушая его реакцию.

Он пожал плечами, и мы двинулись навстречу ундине.

У самой воды Арианна спокойно скинула с себя всю одежду. Дэн только хмыкнул. Но когда ножка девушки коснулась воды и вся ее фигура подернулась легким сиянием, трансформируясь во вторую ипостась, он охнул и крепко сжал мою руку. Брякнул мой сотовый, и я нажала кнопку ответа.

— Если ему этого мало, скажи, что я тоже перекинусь и надеру ему задницу.

Я обернулась, но с такого расстояния не могла рассмотреть самодовольную физиономию Грэма.

— Теперь верите? — спросила я Дэна, заворожено глядящего на ундину. Он не ответил, — Лучше скажите, что верите, Дэн, а то Грэм готов устроить еще одну демонстрацию.

— Грэм? Это тот парень с выгоревшими волосами? — встрепенулся Дэн, — Он что тоже…

— Он верфольф.

— Уф-ф-ф! — шумно выдохнул он, — Мой дед всегда верил в чудеса. А мне всегда хотелось верить ему, но… И знаете, такого…, - он махнул в сторону резвящейся в волнах ундины, и примолк, восхищенно ловя взглядом солнечные блики на рыбьей чешуе хвоста, — Вы действительно думаете, что Уме — одна из них?

— Это очень вероятно.

— Знаете, Рената, вы навели меня на мысль, что тогда, десять лет назад, я слишком быстро перестал искать Уме. Пожалуй, стоит попробовать снова. Давайте заключим договор. Если я что-нибудь узнаю раньше вас, я вам сообщу. Но и вы, если вам повезет больше, не лишите меня шанса снова с ней встретиться. Идет?

— По рукам. Обещаю, что сообщу вам координаты Уме, независимо от того, окажется она Жемчужницей, или нет.

— Что ж, тогда я не говорю вам "прощайте". Еще увидимся, Рената.

— Еще увидимся, Дэн.

Обратно в Сидней мы добирались с несколько большим комфортом, сговорившись в цене с владельцем старенького минивэна. Это все же было лучше, чем тряский шумный автобус.

Хотя мы добрались до отеля только к 11 вечера, нас ждали с хмурым нетерпением. Арианна подробно пересказала нашу беседу со стариком и красочно описала демонстрацию наших возможностей Дэниелу-младшему. Глаза ее горели азартом. Все сразу почувствовали, что она напала на след и действительно верит в то, что таинственная негритянка и есть наша Жемчужница. Дилия кивала, соглашаясь с выводами своего командира, но что-то мне почудилось странным в ее реакции. Казалось, она не верит в то, что Арианна способна сделать эти выводы правильно. Или не хочет верить. Но, поскольку старшая по званию амазонка не обратила на это никакого внимания, я тоже решила не заморачиваться непонятным поведением Дилии.

Тем более что обсуждение быстро перешло в конструктивное русло на тему, как искать девушку. Мое сообщение о сделке с Деном только подлило масла в огонь. Азарт соревнования захватил Синдина и Хана и они тут же принялись строить планы, как им обойти на повороте конкурента. Почти сразу к ним присоединились Штред и Бриза, тоже посчитавшие, что не придти к финишу первыми ниже их достоинства. Даже Грэм немного оживился. Арианна посмеивалась, прислушиваясь к их спорам, Дашмир, как всегда, отмалчивался, а Дилия словно и не слышала происходящего, погрузившись в свои мысли.

Было уже далеко за полночь, когда вдруг зазвонил мой сотовый.

— Ну, что? Вас можно поздравить? — голос Марты просто искрился весельем и самодовольством.

— Ну, кое-что мы выяснили, — уклончиво ответила я.

— Включи-ка громкую связь, дорогая, у меня новости для всех.

Я покосилась на взирающих на меня с любопытством друзей и выполнила ее просьбу.

— Дамы и господа, — прозвенел в тишине комнаты голос Марты.

— Уважаемые соратники, — хором добавили близнецы.

— Всем заинтересованным лицам предлагаю немедленно вернуться в мою квартиру на чаепитие с восточными сладостями, — снова Марта.

— Грэм, ты — самый заинтересованный, — хихикнул кто-то из эльфов.

— Мы нашли вождя, ребята, — Марта не могла скрыть ликования, — Но это еще не все.

— Мы отправили в наш мир хобгоблина! — снова хором завопили близнецы, а по нашей комнате пробежал изумленный шепоток.

— А главное, мы знаем, где Алена! — добила нас Серебряная леди, и я услышала, как за моей спиной нервно втянул воздух Грэм, — Ну, вы открываете портал, или милицию позвать?

Прежде, чем я успела обернуться, Хандариф уже прикрепил к стене изображение кухни в квартире Марты и подрисовал недостающую линию.

Первым в проход, растолкав остальных рванул, разумеется, вервольф. Хан расхохотался и пропустил вперед хихикающих оборотней, потом галантным жестом предложил стоявшим рядом с ним ундинам последовать за ними. Но Арианна не сдвинулась с места.

— Мы задержимся, Хан. Ты ступай за своим другом, а мы останемся, чтобы замести следы нашего поспешного бегства.

Саламандр недоуменно хмыкнул, но пожал плечами и обернулся ко мне. А я с изумлением наблюдала, как исказилась брезгливой гримасой физиономия Дилии, пока Арианна смотрела в другую сторону. Но прежде, чем я успела что-то сказать, лицо ее приняло прежнее выражение. Синдин легонько подтолкнул меня в спину, и я вошла в портал. Саламандры и гном последовали следом, и проход закрылся, оставив ундин в далекой Австралии.

Обдумать увиденное я не успела, оказавшись в объятиях близнецов. Только сейчас я поняла, как сильно соскучилась по ним за какие-то пять дней. И по Марте, конечно, тоже. Но протолкаться к ней не представлялось возможным. Во-первых, потому, что в кухне вдруг оказалось очень тесно, а во-вторых, Грэм уже вальсировал, подхватив на руки хозяйку, в сторону гостиной. Штред с Бризой последовали их примеру, а один из близнецов легко подкинул меня почти к потолку и, как ребенка, усадил себе на плечи. Вот гадость ушастая! Я ему что, игрушка?! Никакого уважения ко мне любимой! Ну, держись! Дернув нахала за волосы, как за вожжи, я пришпорила свою "лошадку", и эльф с диким гиканьем поскакал следом за оборотнями. Даже довольно просторная гостиная стала казаться тесной, когда мы все, хохоча, наконец, собрались вокруг накрытого к чаю стола.

Наверное, все дело было в напряжении последних двух недель. Все слишком устали от бесплодных поисков, и свалившиеся одним махом успехи мгновенно вскружили нам головы. Даже после победы над Энгионом я не ощущала такого единого порыва ликования. Сейчас, как и тогда, оставалось достаточно недоделанных дел, но мы все впервые почувствовали, что уже не топчемся на месте, а двигаемся к намеченной цели. Грэм продолжал сжимать Марту в объятиях, Штред и Бриза самозабвенно целовались у всех на глазах, Син и Хандариф, обнявшись, чокались чайными кружками, наполненными чем-то подозрительно не горячим, близнецы кружили меня по комнате в какой-то немыслимой кадрили, и даже на губах невозмутимого Дашмира играла легкая улыбка. Только Павел, прислонясь плечом к двери, смотрел на нас со странной грустью человека, который знает, что Деда мороза не существует. И снова, так же, как с Дилией, прежде чем я успела осмыслить его взгляд, он присоединился к общему веселью.

Чуть позже, за чаем, ундины вернулись тоже и сразу включились в хоровод всеобщего ликования. Дилия смеялась и шутила, будто и не было этих ее странных проявлений агрессии в адрес подруги. Уже поделившись друг с другом последней информацией, мы продолжали веселиться, а не строить планы и разрабатывать тактику дальнейших поисков. Даже оставшимся в волшебном мире друзьям мы решили сообщить все позже, а в этот вечер просто радовались жизни.

Пока не засветился портал в стене и не возник напуганный, чем-то очень расстроенный Риох.

Все сразу смолкли, уставившись на маленького гоблина.

— Хандариф, Дашмир, Гектор просит вас срочно придти, — полным отчаянья голосом произнес он.

— Риох, что случилось? — вздрогнула Марта.

— Полчаса назад было совершено покушение на Пламенного эмира.

Хан был дальше всех от портала, но оказался возле него первым.

— Я с тобой! — крикнул Грэм и бросился следом за другом.

— Я тоже, — пронеслось по комнате на разные голоса.

Я ломанулась к проходу следом за Синдином, но остановилась, услышав, что говорил Риох.

— Нет, Марта, тебе туда нельзя. Гектор просил, чтобы ты не появлялась в Библиотеке, пока там претенденты.

Обернувшись, я увидела, как сбежала краска с лица Серебряной леди. Было такое чувство, что ее ударил кто-то, кому она безгранично доверяла.

— Конечно, — мертвым голосом произнесла Марта, опускаясь в кресло.

Судьба Пламенного эмира совершенно перестала меня волновать. Забыв о портале, я шагнула обратно. Гоблин кончиками пальцев коснулся руки эльфийки, вздохнул и понуро вышел в соседний мир.

Серебряная леди Маргарита

Я закрыла глаза, сдерживая слезы.

Прекрати немедленно! Не смей! Здесь все на тебе держится. Ты не имеешь права раскисать. Ты осталась потому, что идти со всеми опасно. И именно поэтому тебя и попросили остаться. Только поэтому. Нет никаких других причин. Ты их придумала. И вообще, не все ли тебе равно, хочет Гектор тебя видеть, или нет.

Но сдерживаться было невозможно трудно. Спасало только то, что в комнате я по-прежнему была не одна. Не могу сказать, что меня это радовало, но присутствие посторонних не давало развалиться на части.

— Марта?

Рената. Это хорошо. Это наименьшее из зол. Но кто-то, кажется, есть еще.

Я открыла глаза и попыталась улыбнуться. Рената стояла на коленях около кресла. Напротив сидел Павел. И выглядел он совсем не радостно. Я глубоко вздохнула.

— Марта, что случилось? — искренняя озабоченность в голосе гномки не позволяла на нее злиться.

— Неважно, — отмахнулась я, но поняла, что так легко не отделаюсь, — Просто меня снова оставили на берегу потока событий.

Рената покачала головой, явно мне не поверив, но настаивать не стала. Павел вздохнул и потянулся.

— Хорошо, что здесь остались только вы. Нам нужно поговорить, дамы. Боюсь, не все у нас гладко.

— Еще бы, — фыркнула Рената, — покушение на эмира — это вам не за компом сидеть.

— Не в эмире дело, — протянул Павел.

— А в чем же?

Я была рада, что разговор ушел в сторону. Если Павлу было, что сообщить, я согласилась бы сейчас обсуждать любую проблему, кроме своей собственной.

— В Елене.

— В Елене? — даже я удивилась такому переходу.

— Видите ли, я тоже ее в некотором роде нашел. Точнее, не нашел, а просто пообщался. А чтобы ее нашли, она совершенно не хочет.

— Подожди, — совсем растерялась я, — как ты мог с ней пообщаться, если ты ее не нашел?

— Это она меня нашла на форуме. Увидела портрет Грэма, который ты нарисовала, и нашла. Я попросил ее позвонить. Вот и поговорили.

— И что? — не выдержала Рената.

— Да ничего. Сначала ее очень интересовало, как Грэм, просила связать ее с художницей. А когда узнала, что она тоже бэк-ап, и вы все ее ищите, вдруг пошла на попятную, заявила, что ей и в этом мире хорошо, и потребовала оставить ее в покое. Я пробовал перезвонить на зафиксированный номер, но она мой телефон заблокировала. И блокирует любые номера, с которых я звоню. У меня такое чувство, что Грэм в очень большом пролете. Так что, думайте, дамы, что нам с этим делать.

— И давно ты об этом знаешь? — с подозрением спросила Рената.

— Если честно, с того дня, как Марта и близнецы улетели в Египет.

— А молчал почему? — разозлилась я.

— Да все не знал, как сказать. Да и случая не было поговорить без иномирцев. Очень уж не хотелось на Грэма это вываливать. Я же вижу, парень места себе не находит. Как ему сказать, что его девушка совсем не хочет, чтобы он к ней вернулся? Уж извините, это без меня. Я на такое не подписывался. Вот вы у нас женщины мудрые, вы и решайте, что с этим делать.

— Спасибо, Паша, я тебя тоже очень люблю, — проворчала я.

Представив, что почувствует Грэм, получив такую информацию, я почему-то сразу перестала думать о собственных проблемах. Не зря говорят, что когда тебе плохо, лучше чтобы рядом был не кто-то сильный, а кто-то слабый, кому помощь нужна больше, чем тебе. Это мобилизует, заставляет забыть о собственных бедах.

Я понимала Пашу. Я бы тоже не хотела оказаться тем человеком, который сообщит Грэму, что его девушка его не ждала. Если уж даже всегда доброжелательную Ренату перекосило от возмущения, то каково же будет вервольфу. Кому понравится, если любимый человек скажет: "Тебя здесь не хотят видеть"? Мне вот совсем не понравилось. Стоп, я опять не о том думаю! Не смей, Марта!

Я снова вздохнула. Рената покосилась на меня, но ничего не сказала.

— Что, милые дамы, и вам поплохело? — печально спросил Павел.

— А ты уверен, что все правильно понял? — с надеждой начала выяснять Рената.

— А фиг знает.

— А ты весь разговор дословно вспомнить можешь? — я подумала, что Паша сам мог ляпнуть что-то такое, что обидело Алену, — Постарайся, а?

Павел пожал плечами, подумал.

— Кажется, она замерзла в первый раз, когда я сказал "они".

— "Они"?

— Я сказал "они вас ищут". Вот тут она и застыла.

Я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Рената тоже молчала.

Тебя просили не возвращаться пока в Библиотеку, Марта, потому, что там сейчас претенденты. Потому, что это для тебя опасно. Но ведь ты услышала совсем другое. Ты услышала, что Гектор не хочет тебя видеть. Или тянет время до этой встречи, так же, как ты сама. А если ты услышала неправильно? Если он просил тебя не приходить потому, что действительно беспокоится за тебя? Ведь он просил тебя вернуться, когда ты убегала. Вернуться, хотя рядом с ним была самая прекрасная женщина волшебного мира. Не важно, почему он просил тебя, что им двигало: любовь, симпатия, дружба. Во всяком случае, не плохое отношение к тебе, а желание помочь, объяснить, сгладить ситуацию. А что могла услышать Алена? Что ее ищет не Грэм. Не только Грэм. Что ее просто ищут. Непонятно, почему.

— Ты сказал ей про нас? Про меня и Ренату, про остальных? — спросила я.

— Да, когда она спросила "Кто — они?".

— Молодец, — я сдержалась и не заскрипела зубами, — А про бэк-ап ты ей тоже сказал? И про ее дар?

— Конечно.

Мне захотелось завыть. Пашка, милый, добрый все понимающий Пашка, что же ты натворил?! Что же ты наговорил наивной девятнадцатилетней девочке, никогда не любившей никого, кроме одного вервольфа, однажды подарившего ей настоящую сказку?! Зачем ты вывалил на нее самую жестокую половину правды, не сказав того, что могло принести ей счастье? И ведь если я объясню тебе сейчас все это, во всем мире не хватит пепла на твою голову. Мне хочется придушить тебя собственными руками, но я не могу сделать несчастным еще и тебя. Мне придется все исправлять самой. И я исправлю. Обязательно исправлю. Вот только сначала разберусь в своей собственной жизни, починю то, что сломала сама, даже не начав строить. Или хотя бы просто сделаю первый шаг к этому. А потом я помогу и тебе, и Алене, и Грэму. А пока…

— Суду все ясно, Павел Валентинович, — я постаралась улыбнуться.

— Что именно? — недоверчиво покосился на меня Паша.

— Влюбленная девочка ждет встречи со своим прекрасным принцем, а ты на нее вывалил в довесок еще каких-то непонятных теток и странную теорию. Не удивительно, что она спряталась в раковину. Грэму нужно самому с ней встретиться. Без свидетелей. Пускай между собой разбираются.

— Ты так думаешь?

— Мне так кажется. Но знаете, я ведь могу и ошибаться. Рената, одного его, конечно, нельзя отпускать. Вы с Сином поедете с ним.

— А ты?

— У меня пока кое-какие дела здесь есть, но потом я к вам присоединюсь. Паша, у тебя тоже дел невпроворот будет. Нужно искать эту Уме. А как — не понятно.

— Я подумаю.

— Да вообще-то с этим покушением, еще не известно, когда мы сможем поехать к Алене, — вздохнула Рената.

— И не надейся. Завтра же и поедете. Никакая дружба Грэма дольше здесь не удержит. Да и не думаю, что мы можем чем-то помочь.

— Ну, да, — усмехнулась гномка, — мы эмиссары Гектора в этом мире, а в том у него и без нас высокопоставленных осведомителей хватает. От леди Рисс до конунга.

Я вздрогнула при упоминании царственной кошки, но сумела взять себя в руки. Это личное дело Гектора. Даже не мое. И вообще, при чем тут Гектор?

— А при чем тут Гектор?

— А ты еще не поняла? — Рената посмотрела на меня, как на умственно отсталую, — В том мире не происходит ничего, во что бы он ни вмешался. Это только кажется, что он всего лишь смотритель Библиотеки. А на самом деле все верховные с ним считаются. Наверное, тому миру очень повезло, что смотрителем стал такой хороший человек. Несколько тысячелетий Библиотека лишь иногда в случайном порядке подкидывала какие-то знания, а стоило Гектору схлестнуться со своим предшественником, и тут же ты открыла врата.

— Ну, вообще-то это именно я их открыла. Гектор-то тут при чем?

— А при том, что он притягивает пришельцев.

— С чего ты взяла?

— Поняла. Не сразу. Но все, кто пришел отсюда, или просто тут побывал, оседают вокруг него. Я, например и полгода не могу без Библиотеки прожить. Скучаю по Гектору. И почему-то выкладываю ему все свои секреты. Грэм с ним дружит, доверяет ему безгранично. И, мне кажется, тоже всеми сокровенными тайнами делится. А ведь Грэм — волк-одиночка. Ты тоже вместо царской жизни в Сентанене предпочла остаться в Библиотеке. А Риох?

— А что Риох? Он же не пришелец.

— Риох прилип к Библиотеке из-за тебя. А теперь из-за него в Библиотеке останется Джесси. Вождю Предреченному тоже придется ближайший год прожить там, готовиться к игрищам. И не думаешь же ты, что он навсегда потом туда дорогу забудет?

— Ну, это только предположение.

— После месяца общения с Гектором, это перестанет быть предположением. Увязнет, как миленький. Не знаю я, что такого в Гекторе особенного, но все пришельцы остаются рядом с ним. Словно не могут уйти далеко от Библиотеки. А Гектор — это душа и мозг этого места.

— А от Библиотеки зависит равновесие в том мире, — закончила я, — Да, получается, страшнее смотрителя, зверя нет.

— Не страшнее, а добрее. Мне иногда вообще не понятно, как такого, как он, до сих пор с потрохами не съели.

— Да, жаль, что я с ним так поближе и не познакомился, — вздохнул Павел.

— Так пойди и познакомься! — вызверилась вдруг Рената, — А то сидишь тут за компом, а сам в гости обещал заглядывать. Вот только так и не сподвигся. А сейчас самое время. Пошел бы и добыл нам информацию об этом самом покушении. С альтернативной точки зрения, так сказать. Гектор, кстати, тоже в ней нуждается. Мы-то с Мартой тут, а ему иномирский взгляд не помешает. Ну, что застыл? Сейчас откроем портал, и — вперед. Дай уж двум мудрым женщинам посовещаться, раз сам взвалил на нас эти проблемы.

— Рената, ты серьезно? — недоуменно спросил Паша.

Вместо ответа гномка вывесила на стене мой рисунок и пристально посмотрела на меня, словно спрашивая, согласна ли я с таким решением. Я встала и, дорисовав недостающий штрих, открыла портал.

— Вперед, на подвиги, босс, — усмехнулась я, — Труба зовет.

— Ну… если вы так считаете… — и Павел шагнул в портал, а Рената предательски затерла ластиком уголок карандашного рисунка.

Мы переглянулись и, не сговариваясь, прыснули со смеху. Мне почему-то стало вдруг очень легко. Бесшабашность юности снова бурлила во мне шампанскими пузырьками. Но Рената сразу же вернула меня на грешную землю.

— А теперь выкладывай, почему тебе вдруг жить расхотелось, — потребовала она.

— С чего ты взяла? — попыталась увильнуть я.

— Глазками увидела, ушками услышала, — фыркнула гномка, — Марта, я же не идиотка. Из тебя вся жизнь ушла, когда Риох сказал, что тебе сейчас лучше не возвращаться.

И что ты будешь делать теперь, Марта? Опять отшутишься? Разве этого тебе хочется? Когда последний раз ты доверялась подруге? Тридцать лет назад? Сорок? Пятьдесят? Когда последний раз в своей человеческой жизни ты смотрела в глаза женщине, не видя в ней ни соперницу, ни ребенка, от которого лучше скрыть жестокую сторону жизни? Когда, Марта? Когда ты последний раз кому-то доверяла просто так, без задней мысли, без страха быть осмеянной или показаться слабой, без страха, что от тебя отмахнуться, потому, что своих проблем хватает? Что ты будешь делать теперь, Марта? Что ты будешь делать?

Уме

Я не хотела выходить на "бис". Я слишком устала за этот вечер. За этот день. За эту неделю. А может быть, за всю эту жизнь. Я вообще пришла сюда сегодня только потому, что обещала Хэнку, а свои обещания я выполняю. Почти всегда.

Я не хотела петь снова, но Хэнк поймал меня, едва я ушла со сцены. Тактическая ошибка: нужно было спуститься в зал, а не убегать за кулисы. Я давно научилась противостоять его щенячьему взгляду — снизу вверх, из инвалидной коляски — но этот поганец вечно изобретает новые приемчики.

— Уме, пожалуйста!

— Не проси, Хэнк! Я устала. Правда.

— Это не для меня, Уме. Там Каролина. Это она просила.

Каролина. Ладно. Черт! Каролина! Здесь!

Я резко развернулась на каблуках и пошагала обратно навстречу уже стихающим аплодисментам.

В затемненном зале почти не видно зрителей, а Каролина, конечно, выбрала самый дальний столик. Но петь я буду для нее. В самый темный угол зала из самых потаенных уголков души. Для тебя, Каролина.

Я сделала знак Бобби и успела заметить, как изумленно взлетела его бровь, и сверкнула белозубая улыбка. А потом оркестр заиграл.

Oh baby, won't you please come home

'Cause your mama's all alone

I have tried in vain, never no more to call your name

Я пою для тебя, Каролина. Ты знаешь, о чем я пою. И ты не хочешь, чтобы я пела, хоть я и выполняю твою просьбу. Сейчас ты мечтаешь о том, чтобы я замолчала, мечтаешь не слышать моего голоса, заткнуть уши, чтобы не понимать слов старой песни, вырванной из глубины моей души.

Ev'ry hour in the day…you will hear me say

Baby, won't you please come home (1)

Зачем ты здесь, Каролина? Ты никогда не появляешься просто так. Что привело тебя ко мне на этот раз? Что за беда? Только бы не беда… Я никогда не задам тебе вопросов. Я никогда ни о чем не спрошу тебя вслух. Хотя я знаю, что ты ждешь этого. И боишься. Напрасно. Я не спрошу, как бы ни донимали меня эти вопросы бессонными ночами, когда из кошмаров подсознания я бегу во мрак своей разбитой жизни.

Oh baby, my baby

Baby won't you please come home

'Cause your mama needs some lovin'

Baby won't you please come on home

Их много, их слишком много этих моих вопросов — смешных и нежных, глупых и страшных. Но все они — только один вопрос. Самый главный. И больше ничего быть не может. Поэтому мне больше нечего сказать тебе, Каролина. Или я уже все сказала?

Baby won't you please come on home

— К сожалению, мне не известно, кому именно принадлежит авторство стихов песни Чарлза Уэрфилда (Warfield, Charles)и Кларенса Уильямса (Williams, Clarence) "Baby won't you please come on home".)

Я не пошла за кулисы, а двинулась прямо в зал, туда, где было темнее всего, туда, где самые темные уголки моей души обретали очертания изумительно красивой женщины, такой же черной, как мрак, окружающий столик.

Моя улыбка сияла, мое платье только что сверкавшее в свете софитов, теперь тоже сияло мягким отраженным светом, обтекая фигуру, которой я могла гордиться. Я, не Каролина.

— Здравствуй, сестра. Что привело тебя ко мне?

Она не вздрогнула, даже не подала виду, хотя отлично знала, какой смысл я вкладываю в это обращение. А я знала, как она ненавидит этот смысл.

— Здравствуй, Уме, ты пела прекрасно.

— Спасибо. Так почему ты во Флориде?

— Дела.

Дела! Конечно! Каролина — деловая женщина. Я не могу не уважать ее за это. Даже отец мог бы позавидовать ее хватке. И это странно, ведь когда она вошла в нашу семью, в ее активе не было даже колледжа. Впрочем, жизнь все расставила по местам. Несмотря ни на что, я не могу не любить Каролину за то, что она из меня сделала. И я ненавижу ее за то, что она сделала для меня.

— Спасибо, что нашла время встретиться со мной, — я села за столик, и Билли — официант и горячий поклонник моей музыки — тут же поставил передо мной мартини с маринованной вишенкой. Как я люблю.

— Жаль, что ты не выбрала джаз своим основным занятием. Такой талант пропадает. Могла бы стать звездой.

Конечно. Ей легче хвалить мой талант, чем признать, что я задела ее за живое.

— Мне нравится моя работа, Каролина, — я пожала плечами, — А здесь, у Хэнка, собирается как раз столько публики, сколько мне нужно для удовлетворения своего тщеславия. Больше — уже перебор.

— Как знаешь. Это твой выбор.

— И ты никогда не мешала мне его делать.

— И сейчас не собираюсь. У меня… — она пригубила из своего бокала, словно собираясь с мыслями, — Боюсь, я привезла плохие новости, Уме.

У меня перехватило дыхание, и имя Гордона едва не сорвалось с губ, но я не произнесла ни слова. Каролина поспешно покачала головой, видимо, разглядев охватившую меня панику.

— Это Розалия. Она очень больна, Уме.

Сначала я испытала облегчение, а потом слезы сжали горло. Розалия? Почему? Ведь она совсем не старая. Как же так?!

— Что?.. Что с ней? Это…

— Это саркома, Уме. Мне очень жаль, — Каролина взяла меня за руку, — Она хотела видеть тебя.

— Нет!

— Уме!

— Я не могу, ты же знаешь. И…

— Я собираюсь увезти Гордона в Калифорнию.

Конечно. Так и надо.

— Розалия останется совсем одна?

— Одна она, разумеется, не останется, но ты могла бы…

— Ты же знаешь, как мало на меня надежды, Каролина.

— Хотя бы повидайся с ней. Неделю ты всегда сможешь выдержать.

— Хорошо… Хорошо, Каролина. Позвони мне, когда соберешься уезжать.

Смотритель Гектор

Нет, это уже через чур! Если это все-таки Марта решила меня навестить, я просто не знаю, что делать! Я слишком устал, чтобы сейчас еще и с ней выяснять отношения! Боги, упасите меня от срыва! Я же сам себе не прощу глупостей, которые могу наделать!

Свечение портала разгорается, и в нем одна за другой проявляются две фигуры. Мужские. Ну и какого дьявола?

— Мы же вроде бы попрощались десять минут назад, — ворчу я.

— Прости, Гектор, но у нас не было выбора, — хмуро отвечает Грэм, — Нас попросту выгнали.

— Выгнали?

— Угу, — Павел подходит к столу и водружает на него какую-то коробку, — Я бы пошел домой, но жена считает, что я в длительной командировке, так что мое внезапное появление могло бы вызвать ненужные подозрения. Так что и мне придется воспользоваться вашим гостеприимством. Но мы с трофеями. Вот, будем пить чай с восточными сладостями.

— Во имя, богов, с какой стати Марте вас выгонять?!

— Мы не вписались в ныне действующую социальную модель ее дома, — Павел пожал плечами.

— Какую еще социальную модель?

— Девичник. Вечеринка в пижамах. Пикник на кровати. Называйте, как хотите, но мы там лишние в силу гендерной принадлежности. Дамы развлекаются вдвоем.

Я мотаю головой и кошусь на Грэма. Оборотень выглядит не менее растерянным, чем я сам, и даже немного обиженным. Эта, так называемая, социальная модель ему, судя по всему, так же незнакома, как и мне.

— Я все-таки не понял, чем вы им помешали?

Павел вздыхает.

— У меня такое чувство, что мы, при всем желании, не смогли бы им помешать. Плевать они на нас хотели. Если честно, нас даже не выгоняли. Выжили просто. В буквальном смысле. Типа, если хотите остаться, поработаете на нашем девичнике стриптизерами. Нормально, да? Вам не кажется, Гектор, что Грэму повезло, что он этого слова не знает?

— А что это, кстати, значит? — вскидывается вервольф.

— Не знаешь — и радуйся, — я чувствую, как вместе с растерянностью во мне растет раздражение: стриптиз им подавай, как же! А о Грэме они подумали?! — Они там что, совсем с цепи сорвались?!

— Похоже на то. В общем, я понял, что нам там делать нечего. Здоровье дороже. И вот мы здесь.

— Павел, ты с ними оставался какое-то время, что там у них такое произойти могло? Они же обе вроде вполне адекватны.

— Если женщины устраивают женские развлечения, адекватными, в нашем, мужском понимании, они быть не могут. А что у них произошло? Ну… когда Риох сказал, что ей в Библиотеку лучше не соваться, Марта аж помертвела вся. Рената это заметила и с ней осталась. Потом еще я на них кое-какую информацию вывалил… — Павел косится на Грэма и явно решает не развивать тему, — Непроверенную пока. И предложил над ней поразмыслить. Вместо этого они принялись перемывать косточки вам. А потом меня выперли сюда. Якобы для того, чтобы взглянуть на покушение альтернативным иномирским взглядом, но думаю, им просто хотелось посекретничать. А дальше вы знаете. Когда мы с Грэмом через два часа вернулись, они уже были невменяемые.

Раздражение мешает мне сложить мозаику в единую картинку. Кроме того, недостающих кусочков, оказывается, гораздо больше, чем я полагал вначале. Мало мне покушения на Фарияра как раз тогда, он собирался о чем-то со мной поговорить, так тут еще пара взбесившихся волшебниц. Боги, ну зачем создавать дополнительные проблемы, когда их и без того хватает?! Павел, похоже, знает что-то, о чем не хочет говорить при Грэме. Интересно, а мне скажет? Хорошо, что он, наконец-то, выполнил свое обещание и появился у меня в гостях. Почему, ну почему Павел может пройти через портал, а я даже приблизиться не могу к проходу? Не понимаю. Понимал, когда не мог войти в ограниченные пространства. Они — для магических народов, не для людей. Но вот же человек, который ходит через порталы между мирами один или с кем-то. Конечно, сам он их открыть не может, это мы уже успели выяснить. Но меня-то какая-то сила не пускает даже подойти? Что держит меня? Что не хочет отпускать: Библиотека или сам мир, принявший однажды людей, как пасынков? Интересно, каково это — шагнуть в другой мир? Надо обязательно спросить Павла. Жаль только, что ситуация сейчас совсем не располагает к задушевным философским беседам. Хотя, если я предложу ему переночевать у меня на диване, оборотню придется отправиться в свои апартаменты. Может, тогда Павел станет разговорчивей. Вот только нельзя, чтобы Грэм догадался о моих желаниях. Придется все-таки пить чай с этими их сладостями. Боги, за что?!

— А мои косточки им чем жить мешают? — на всякий случай спрашиваю я, подозревая, что Павел все равно не знает ответа.

— Рената считает, что вы здесь самый главный, — он пожимает плечами.

— Где — здесь? В Библиотеке?

Тоже мне, новость. Пока Марта не вступит в права смотрительницы, так оно и будет. А до этого ей еще учиться и учиться. Лет десять пройдет, не меньше.

— В этом мире.

— Что?!

Даже Грэм недоуменно хихикает. А у меня волосы на голове встают дыбом. К каким еще безумным выводам способны придти две сбрендившие магички?! И что если они вести себя станут в соответствии с этими выводами?!

— Вообще-то, я в ее логике изъяна не усмотрел. Хотя там и эмоций было выше крыши. К тому же я не располагаю всей полнотой информации, и потому не могу судить объективно. Но, в общем и целом, получается, что Библиотека — главное место в этом мире, поскольку на ней держится равновесие. Или она является его гарантом — тут я не совсем понял. А поскольку вы — главный в этом главном месте, то, соответственно, и во всем вашем мире. Вот так, примерно.

Впору схватиться за голову и взвыть в голос. Две бывшие иномирянки обсуждают структуру нашего мироздания в контекстуальном применении к реальным личностям. То есть ко мне. Во имя Равновесия, до чего же они могут додуматься?!

Тут мне в голову приходит нехорошее подозрение, и я спешу выяснить все до конца.

— Кстати, парни, вы не заметили, а выпивка у них была?

— Вот именно, что была, — бурчит вервольф, — Когда мы вошли, Марта из горла бутылку досасывала.

— Дорогущий "Рэми Мартен", между прочим, — возмущенно добавляет Павел, — Она еще почему-то обозвала его первой стадией предварительной подготовки.

А я уже не знаю смеяться мне или плакать. Все так плохо и непоправимо, что остается искать в происходящем немногие светлые стороны.

— Что ж, позвольте вас поздравить, господа. Нам остается только радоваться, что Армагеддон сегодня намечается не в том мире, в котором находимся мы.

Прежде, чем я успеваю озвучить до конца эту горькую истину, хлопает входная дверь, и в комнату вваливаются близнецы.

— Грэм, хорошо, что ты еще здесь, — вопит один.

— А что за Армагеддон? Почему без нас? — тут же живо интересуется второй.

Веселые рожицы эльфов, не подозревающих о грозящей соседнему миру катастрофе, наводят меня на конструктивную идею.

— Вот что, разгильдяи, забирайте себе Грэма, раз он вам так нужен, и немедленно пришлите ко мне Бризу или Шету.

— Шету! — хором откликаются они.

— Шету, так Шету. Даже лучше. А почему, собственно, не Бризу? — недоумеваю я.

— Штред нас на тряпочки порвет, если мы из-под него даму вытащим, — хихикает один из близнецов.

Грэм краснеет, и я с ужасом понимаю, что после сегодняшней ночи десять раз подумаю, можно ли оставлять его наедине с этими иномирскими дамами.

— А все-таки, что за Армагеддон?

— Марта и Рената напиваются вдвоем в квартире Марты.

Эльфы не смеются. Их лица мгновенно принимаю серьезное, даже озабоченное выражение.

— Их нельзя оставлять одних, — кажется, это Зантар, — Я пойду.

— Тебя примут только в качестве стриптизера, — уточняет Павел.

— Так плохо? — хмурится Кант.

— Еще хуже.

— Ты не пойдешь, — рычит Кант на брата.

Зантар пытается что-то возразить, но я прерываю этот бессмысленный спор.

— Шету! — рявкаю я, — И усмирит, и подлечит. Все! Свободны!

Пару мгновений близнецы сверлят меня хмурыми взглядами, потом кивают и, подхватив оборотня, исчезают из комнаты.

— Гектор… — Павел недоуменно смотрит на меня, — А почему такая паника? Ну, порезвятся девчонки в свое удовольствие, так что ж такого?

— Они — не просто девчонки. Они — эльфийка и гномка-артефактер. За Ренату я не так беспокоюсь. Хотя, спьяну и она такого из зиральфира наплести может, что в вашем мире своя Библиотека появится. Просто гном никогда не пьянеет сильнее, чем сам того хочет, так уж они устроены. И я не думаю, что Рената имеет желание надраться до поросячьего визга. Дойдет до состояния легкой эйфории и остановится. Правда, во что такая эйфория может вылиться, тоже не известно. А вот Марта — это вообще пятый угол можно искать. Природная магия у эльфов в крови, и алкоголь ее высвободит. Не сразу. Он на нее только часа через два-три подействует. Но потом Марта начнет творить магию на подсознательном уровне. А она очень сильная волшебница. Будь на ее месте любой другой эльф, я бы так не переживал. Но Марта — другое дело. Они и так уже договорились до того, что я в этом мире главный. Это на трезвую-то голову. А реши она с пьяных глаз, что должна стать главной в том мире, то и станет. Она любую стихию себе подчинить может только потому, что ей этого захочется. В вашем мире, возможно, все на природные катаклизмы спишут, но представь, если они и сюда решат наведаться? А что им стоит? Они же будут неуправляемы. И все, привет Равновесию, Библиотеке и всему мирозданию.

— Ну, это вы, кажется, загнули, — с сомнением тянет мой гость.

— Если честно, я приуменьшаю, Павел.

Я не собираюсь объяснять ему, что очень опасаюсь за душевное равновесие самой Марты. Мне совсем не нравится, что она, как выразился молодой человек, помертвела, узнав, что ее просили не приходить сейчас в Библиотеку. Что она могла вообразить себе? Что я не желаю ее здесь видеть? А Рената подлила масла в огнь, "доказав", что я здесь главный. А если Марта решит, что я не хочу вообще пускать ее в этот мир? Как будто я смог бы ее остановить!

— Паша. Гектор, пожалуйста, называйте меня Пашей. Меня все друзья так зовут.

— Тогда и ты мне не выкай. Не до церемоний сейчас, честное слово.

Цокот копыт по коридору затихает у входной двери, потом слышится робкий стук.

— Входи, Шета.

— Гектор. Павел.

Она, как всегда сдержана и собрана. Я вообще ни разу не видел, чтобы она улыбалась кому-либо, кроме Марты. На плече — сумка, видимо с травами и амулетами.

Я провожу быстрый инструктаж. Шета кивает с серьезным видом, как будто собирается в бой, а не на дамскую вечеринку.

— Шета, во имя богов, сделай вид, что просто хочешь присоединиться к веселью в хорошей компании! — не выдерживаю я, — В конце концов, там Рената и Марта, а не враги человечества. От тебя всего-то и требуется, что удержать их от необдуманных поступков.

— Да, Гектор, — кентаврица опускает глаза, — Я просто никогда не бывала в таких компаниях.

— Вот и ознакомишься с иномирским обычаем. Да успокойся ты! Сама не пей и им в пьяный ступор ввинтиться не давай, а так развлекайся с ними вместе, сколько душе угодно.

— Хорошо, я постараюсь.

Я чувствую, что ничего у меня не выходит. Шета напугана и готовится не к празднику, а к сражению. С таким настроением ее погонят оттуда быстрее человека и оборотня.

На помощь приходит Павел.

— Шета, тебе же нравятся Марта и Рената, правда?

— Да, — неуверенно кивает она, не понимая, к чему он клонит.

— Тебе ведь всегда приятно с ними общаться?

— Конечно.

— Но мы все так заняты поисками, так переживаем из-за неудач и боимся поражений. Но так нельзя жить, Шета. Никто не выдержит такого прессинга постоянно. Нам всем нужна разрядка, отдых. И Марте и Ренате тоже. И тебе. Вот они сейчас и устроили себе такой отдых. Так почему бы тебе к ним не присоединиться?

— А они захотят? — неуверенно спрашивает девушка.

— Они будут рады тебе. Они тебя любят. Просто они уже не выдерживают этой гонки на выживание. У них тормоза отказали. И очень нужно, чтобы кто-то не дал им навредить самим себе. Это, собственно, единственное, что от тебя требуется. Отдыхай, веселись, сплетничай, развлекайся, но просто присмотри, чтобы ничего страшного не случилось. Ты ведь знаешь, как алкоголь действует на эльфов? — Шета кивает, — А Марта не знает. Сама не представляет, во что ввязывается.

— Хорошо, — на лице кентаврицы, наконец, появляется легкая улыбка, — Теперь я поняла. Бедная Марта! Конечно, я присмотрю.

— Вот и славно.

Когда целительница скрывается в портале, мы облегченно вздыхаем и переглядываемся.

— Спасибо! — искренне благодарю я, — Я уж не знал, как ее уговорить.

— Она милая. А Марта для нее — кумир души. Я это давно понял.

— Ну, остается скрестить пальцы и надеяться, что твой мир не прекратит свое существование сегодня ночью. Кстати, не хочешь выпить? У меня есть отличное вино.

— Ну, когда люди напиваются, миры, как правило, не спешат рухнуть, — ухмыляется Павел, — Так что, думаю, мы можем это себе позволить. К тому же, бокал вина располагает к беседе, а мне очень нужно поговорить с тобой, Гектор. Раз уж ты тут самый главный.

— Хоть ты меня с ума не своди, а? — морщусь я и достаю графин и бокалы.

Серебряная леди Маргарита

Глаза открывать не хотелось. Сон ускользал, оставляя за собой лишь ощущение чего-то прекрасного, светлого и свободного. Я уже не могла вспомнить, что именно мне снилось, лишь одуряющий запах свежескошенной травы, теплую конскую шкуру под щекой и почему-то насмешливую улыбку на заплывшем жиром лице Марка Уитлрока. Приснится же такое! Мне захотелось смеяться, но спустя мгновение я поняла, что запах вполне реален, так же, как и едва колышущийся от дыхания лошадиный бок у меня под головой. Я с ужасом открыла глаза и села, ожидая увидеть перед собой необъятную тушу вождя предреченного.

Я была на полу в собственной гостиной. Комната носила следы вчерашней пирушки, но отнюдь не была завалена сеном. Запах никуда не делся. Я осторожно обернулась и увидела спящую на полу Шету, чей круп до недавнего времени служил мне подушкой. Привалившись к кентаврице с другой стороны, тихо посапывала Рената.

Ни фига ж себе мы погуляли!

Голова, как ни странно, не болела, и вообще не ощущалось никаких последствий чрезмерного возлияния. Ну, кроме, разве что, легкого тумана в сознании с сопутствующей дезориентацией типа "тут — помню, тут — не помню". Но даже это не испортило мне настроения. Что бы я там ни забыла из событий прошлой ночи, самое главное теперь останется со мной.

Я улыбнулась, снова взглянув на спящих подруг, и тихонько выскользнула из комнаты.

Большая чашка сладкого кофе. Господи, как я люблю сладкий кофе! Очень сладкий кофе! Пусть это плебейский вкус, но ничего не прочищает мозги лучше ударной дозы кофеина с сахаром.

И горячий душ для ускорения действия этого магического снадобья.

Магического.

Слово сработало детонатором бомбы, именуемой моей памятью. События замелькали красочными узорами калейдоскопа. Слишком быстро, чтобы я могла их осмыслить.

Я прижала пальцы к вискам, стараясь не думать, и шагнула под обжигающие струи.

Откуда-то из глубины подсознания родилась простенькая, созвучная шуму воды мелодия. Я ухватилась за нее, и, подобно дудочке крысолова, она заставила следовать за собой воспоминания, выстраивая их в четкий ряд.

Вот, набрав полную грудь воздуха, как перед нырком, я выкладываю Ренате всю историю своей жизни. Я рассказываю о муже, которого любила самозабвенно, о его гибели и опустошенности нескольких последующих лет. О долгих годах одиночества и неприкаянности, об ощущении бессмысленности существования, которым был наполнен каждый мой день. О тоске по дочери и подспудной обиде на нее, которую я сама так ненавидела и старалась изжить в себе, и которая все же змеей поднимала голову долгими одиноким вечерами. О хрупком равновесии, обретенном, наконец, в приятном коллективе под тонкой коркой льда отчуждения. О странном хобби рисовать сказочных персонажей, подарившем мне долгожданное ощущение радости жизни. О том, как я открыла для себя интернет и возможность быть собой в анонимности виртуальных странствий и об обретении друзей безликих, но более близких, чем все мое окружение. И наконец, о бархатном голосе Энгиона, ворвавшемся в мою жизнь обещанием давно забытых, но таких желанных страстей. О том, как я позволила себе верить в возможность последней любви, и как, не задумываясь, решилась на убийство. И еще о том, что сама рассчитывала умереть, совершив его.

— Дальше ты знаешь, — говорю я ей.

— Не все, — ухмыляется Рената, — Но ты пока не готова договорить.

И я плачу, а гномка обнимает меня и шепчет, что ей тоже надо многое мне рассказать. Наконец, я успокаиваюсь и вижу веселых чертиков, пляшущих в глазах подруги.

— Знаешь, нам нужно устроить девичник, — заявляет она, — Все, никаких мужчин сегодня, пусть ночуют в Библиотеке, а мы будем с тобой напиваться, дурить, плясать нагишом, придумывать себе макияж и вечерние туалеты и сплетничать до самозабвения.

И мы начинаем напиваться прежде, чем я успеваю возразить или просто осмыслить это безумное предложение.

На наше счастье помешать нам пытаются только Грэм и Павел. Грэм, кажется, так ничего и не понял, а Павла мы пугаем настолько, что он вместе с оборотнем тут же снова испаряется в портале.

Я выпиваю из горлышка бутылку коньяка, но я еще совершенно трезва. Ренату выпивка и вовсе не берет, но это не мешает нам чувствовать себя свободными от всяческих условностей. Мы вспоминаем прошлое, придумываем будущее, мы смеемся и сплетничаем обо всем, кроме того, о чем нам обеим действительно хочется поговорить. Мы словно танцуем странный танец вокруг костра, то приближаясь к огню, то снова отскакивая от так манящих и опасных язычков пламени. Пламени, что сжигает нас изнутри.

Вот снова засветился портал. Мы во всеоружии. Мы готовы дать отпор любому, кто посягнет на нашу, украденную на одну ночь, свободу. Но это всего лишь Шета. Она растеряна, немного напугана, она сама не совсем понимает, зачем пришла, но мы чувствуем, что она хочет быть с нами, и мы радуемся ей. И мы говорим ей: "Здравствуй, сестра!"

И снова продолжается этот безумный танец свободы вокруг свободы, откровенности вокруг откровенности, правды вокруг истины. И мы танцем его в прямом и переносном смысле, и мы поем. Поем нестройным трио, не поставленными голосами, но от самого сердца.

Соседи стучат по трубам парового отопления, требуя тишины, и тогда Рената сплетает коврик размером с чайное блюдце, бросает его на пол и ограничивает наше пространство непроницаемым для звуков кругом. Но нам уже мало в нем места, и я рисую бескрайний луг под звездным небом. Я не знаю, где этот луг, в каком он месте и в каком мире, но мы вырываемся на простор в запахи лета и трав, и звонкая ночь оглашается нашими ликующими криками. Мы танцуем под луной, взвиваясь к небу в высоких прыжках, и кажется, будь у нас метлы, мы продолжили бы эту пляску среди звезд, потому что магия — древняя, первозданная, языческая — переполняет нас силой и властью над самой природой.

А потом мы падаем навзничь в высокую траву и смотрим на звезды. И тогда приходят слова и истинная свобода произнести их. Мы не называем имен. Зачем? Разве в них дело? Мы говорим о радости чувствовать себя живыми и неизбывной боли собственной незавершенности. И я узнаю в Ренате вечно закомплексованную некрасивую девочку, которая ищет простоты и боится чемпионов. И я понимаю, что на самом деле сама уже давно забыла, каково это быть живой для другого, и только помню ощущение счастья, а не само счастье. А Шета молчит, но в глазах ее сияет отражение звезд. И ко мне приходит озарение. Или это не озарение, а алкоголь уже начал сводить меня с ума. Я влетаю в квартиру и включаю компьютер. Даже в Британии уже поздно, но я оказываюсь права, Марк еще работает, я нахожу его почти сразу.

— Здравствуй, вождь! — говорю я, а изображение на мониторе то замирает кубиками, то снова начинает двигаться.

Сзади меня сияет портал в неведомый мир, и из этого сияния появляются сначала Рената, а потом кентаврица.

— Здравствуй, фейри, — улыбается Марк и, глядя за мою спину, добавляет: — Как красиво!

А я смотрю не на человека, а на комнату, в которой он находится, и, прежде чем я сама успеваю осознать, что делаю, карандаш начинает порхать по бумаге, и через несколько минут мы входим в кабинет Марка. Но Шета почему-то задерживается. Рената оборачивается, застывая в портале, зовя ее, а я бросаюсь на шею Марку. Я так счастлива его видеть! Я знаю, он полон добра и нерастраченных силы и любви. Он неловко отстраняет меня и поспешно вскакивает, неуклюже переваливаясь, спешит запереть дверь от нескромных глаз. Он растерян и смущен, а мне весело, мне легко и радостно, потому что Марк — наша первая победа. Я оборачиваюсь к кентаврице, признаться, ожидая увидеть смущение и у нее на лице, но Шета выглядит хмурой и озабоченной. Совсем не такого выражения я жду от нее, а она, не глядя на Марка, протягивает мне кружку с дымящимся чаем.

— Выпей, пожалуйста, — просит она настойчиво, как могут просить-требовать только целители.

Вкус терпкий и пряный, тепло разливается по телу, придавая сил, успокаивая и, в то же время, обостряя все чувства, сублимируя все безумство этой ночи в желание творить добро.

С этого места какой-то кусок воспоминаний потерялся начисто. Как ни старалась, я не могла вспомнить, как мы простились с Марком и вернулись в мою квартиру. Точно такой провал в памяти наблюдался, когда меня поили своим снадобьем близнецы. Только тогда еще и голова раскалывалась. Что ни говори, а кентавры куда лучшие целители, чем эльфы.

Зато теперь, я подхожу к самому главному. Ночь стоила всех безумств и откровений ради этих минут расслабленной лени в полном единении душ. Я не помню, когда включила свою любимую подборку блюзов, но сейчас мы валяемся на ковре, обняв друг друга, и мысли двигаются в медленном ритме музыки. Я не знаю, откуда берется это желание обнять подруг, создав некий круг, но я встаю на колени. Рената косится на меня и делает то же самое. Шета приподнимает человеческий торс. Я кладу руки им на плечи, они повторяют мой жест. Наши мысли сливаются, как и наши способности, дополняя и усиливая друг друга. И приходит знание.

— Он… он… Вы понимаете, что он может вернуть молодость?! — растеряно восклицаю я, и Шета, пристально глядя на меня, кивает, — И он безумен.

Кентаврица вздыхает и прикрывает глаза, несколько мгновений вглядывается во что-то внутри себя. Я словно подталкиваю ее и чувствую, как то же самое делает Рената.

— Маленький ювелирный салон, работы по жемчугу, — Шета закусывает губу, — Не могу увидеть больше, — вздыхает она.

— Что-то вроде варьете. Джазовый оркестр, — добавляю я.

— Не густо, но я подумаю, как искать, — задумчиво говорит Рената, — Я сплету… подвеску.

— А с ним что? — я чувствую, что мое беспокойство, не только мое. Нас всех охватывает оторопь от столкновения с чужим больным разумом.

— Это сложнее, — я даже не успеваю понять, кто из них ответил, кажется, все же Шета, — И страшнее.

— Придется поработать всем, даже Алене, — добавляет Рената.

— А ее я совсем не вижу, — вздыхает кентаврица.

— Найдем, — уверено говорю я.

— И образумим, — в голосе гномки слышится угроза.

Стук в дверь ванны оторвал меня от воспоминаний.

— Марта, имей совесть, ты здесь не одна, — прокричала Рената.

Я расхохоталась.

— Девчонки! Я вас обожаю! — завопила я, выскакивая из душа и заворачиваясь в полотенце.

Мои гостьи уже угостились кофе, но все еще валялись на ковре в гостиной. Я чмокнула сначала Ренату, потом Шету и растянулась рядом с ними. Гномка что-то проворчала и подхватилась сменить меня в душе.

— Какие же мы молодцы! — счастливо вздохнула я.

— Не мы, а вы, — отозвалась Шета.

— Брось, без твоего дара ничего бы не вышло.

— Я не о наших открытиях, — кентаврица опустила глаза, и я с удивлением посмотрела на нее, — Мне никогда не было так хорошо, Марта. Так легко и так… честно.

Уме

"Помоги нам!"

Шелест коварных волн, убегающих от берега, убегающих от меня, убегающих от моих раковин.

"Помоги нам! Мы задыхаемся!"

Я пытаюсь схватить руками прибой, но океан отступает, оставляя меня, бросая меня, и я начинаю задыхаться тоже. Я бегу за прибоем, пытаясь его догнать. Мне нужно окунуться в него, тогда я смогу вздохнуть, тогда я смогу дать вздохнуть моим раковинам. Потому что тогда родится та единственная песня, которая поведет нас к жизни, тогда все будет правильно. Но я не могу, мне не хватает дыхания, я умираю раньше, чем догоняю предающую меня воду.

Я опять проснулась в холодном поту. Идиотка! Этого следовало ожидать. Нельзя было приезжать в Талсу.

Дрожащей рукой я нашарила на прикроватном столике ночник. При свете дышать стало легче. Табло электронных часов высвечивало 3:18. Который час в Калифорнии? Каролина, наверное, уже уложила Гордона. Может, легла сама. Хотя, вряд ли. Скорее, еще общается неформально с какими-нибудь деловыми партнерами. Просто так она бы не выкроила время отдохнуть с сыном. С сыном… С моим сыном.

Она ответила примерно на десятом звонке.

— Я возвращаюсь, — прохрипела я в трубку.

— Уме? Что случилось?

— Я возвращаюсь в Майами.

— Ты не можешь!

— Ошибаешься. Это я в Талсе не могу больше оставаться. Мне нужно к морю.

— Уме, выпей успокоительное и приди в себя. Ты не можешь просто так сорваться и бросить Розалию одну.

— Я не могу оставаться здесь, Каролина. Я предупреждала, что могу оказаться в больнице с отказавшими легкими. И потом, ты сама сказала, что одна Розалия не будет.

— Все так плохо?

— Да, Каролина, все так плохо. Прости.

— Хорошо. Дай мне время до полудня.

— И что ты сделаешь?

— Постараюсь разгрести свои дела, раз ты больше не можешь находиться вдали от побережья. Нельзя же, в самом деле, оставить Розалию. Ты продержишься еще несколько часов?

— Постараюсь.

— Пойди в бассейн, поплавай, это должно тебе помочь.

— Только не тяни, Каролина. Я подожду до полудня, но если ты не определишься, вылечу домой. Извини.

— Не пугай. Жди, я позвоню, как только будут новости.

Я повесила трубку и переоделась в купальник. Каролина права, бассейн поможет мне продержаться еще несколько часов. Эдакий суррогат океана с хлорированной водой.

Моему психозу нет названия. Я не могу длительное время находиться вдали от морского побережья. Я задыхаюсь. Это не фобия. Я прекрасно себя чувствую и в горах и в пустыне первые несколько дней. Через неделю отсутствие большой воды тоже не вызывает у меня паники — только удушье. Не помогает ничего. Я пробовала по рекомендации врачей распылять в гостиничном номере морскую воду, дышать, так сказать, необходимыми мне парами. Не действует. Дело не в недостатке йода или еще каких-то других микроэлементов, не в более низком давлении чуть выше уровня моря. Я словно привязана к побережью длинным поводком. Когда он натягивается, горло сжимается, и я не могу дышать.

Казалось бы, что мне стоит к этому привыкнуть и не уезжать надолго от океана. Но проблема еще и в том, что я никогда точно не знаю, через сколько дней начну задыхаться. Иногда первые симптомы появляются уже через три дня, а иногда может пройти и пара недель. Когда я согласилась приехать в Талсу, чтобы повидаться с Розалией, расчет был на то, что уж пять-шесть дней я точно выдержу. Ошибочка вышла. Сегодня только третий день, как я уехала из Майами, а мне приснились раковины. Это пороговый сон. Если я вижу умирающие жемчужницы, значит, до удушья осталось всего ничего.

Мой шринк неплохо на мне заработал, докапываясь до истоков столь странных сигналов подсознания. А когда до меня дошло, что он просто удовлетворяет собственное любопытство за счет моих времени и денег, я послала его к черту. Все равно он ничем не смог мне помочь. Я и сама знала, когда мне впервые приснился сон о раковинах.

Но началось все, мне кажется, еще раньше, когда мне было пятнадцать, и отец взял нас с Каролиной с собой в Австралию. Он надеялся, что эта поездка сблизит меня с его молодой женой. Слишком молодой. На двадцать лет моложе отца. Каролина вполне могла быть моей сестрой. Не знаю, почему она решила, что сможет заменить мне мать. Ни одна мать не может быть всего лишь на шесть лет старше своего ребенка.

В тот день мы поссорились. Каролина попыталась надавить на меня по какому-то ничтожному поводу, продемонстрировать власть, утвердиться в положении моей мачехи. И я сорвалась. Я наговорила ей кучу гадостей, в частности, что ей не хватит мозгов для того даже, чтобы считаться моей старшей сестрой, и даже этого права ей придется долго добиваться. Под конец я хлопнула дверью и ушла бродить по городу.

А потом я встретила его. Его звали Дэниел, он был ужасно симпатичный и по-австралийски открытый, и сам обратил на меня внимание. Я сказала ему, что мне семнадцать лет. Мне хотелось, чтобы он считал меня взрослой. Мы провели вместе целый день, а вечером он сказал, что ему надо на работу и он не появится до следующих выходных. У меня не было столько времени, мы должны были улетать раньше. Тогда я сама решила навестить его.

Сначала я нашла его деда — Дэниела-старшего. Крупного, крепкого, загоревшего до черноты старика.

— Ты ищешь Дэниела? — его глаза смеялись, — Боюсь, тебе придется подождать. Он только что ушел чистить прошлогодние клетки, — старик взглянул на море, — Вон, видишь?

Если присмотреться, можно было разглядеть белый пенный след за удаляющимся от берега катером.

— И как зовут юную барышню, которая не поленилась приехать в такую глушь за моим внуком?

— Уме.

— Ума?

— Нет, Уме. Это японское имя.

— Уме? Хорошее имя. Откуда оно у тебя?

— Так звали мамину подругу. Она погибла до того, как я родилась. Мама назвала меня в ее честь.

На самом деле Уме погибла, успев спасти мою мать из горящего автомобиля, в котором они ехали вместе с еще одной женщиной — сестрой Уме. Когда она оттащила маму в сторону и вернулась за сестрой, машина взорвалась. В результате я родилась на две недели раньше срока. А мама все равно умерла меньше, чем через полгода.

— Забавно… Особенно то, что ты приехала сюда… Так звали еще одну женщину. Жену Кокичи Микимото. Это она поддерживала его и не давала сдаваться, пока он не научился выращивать жемчуг.

— Выращивать?

Я ничего не знала о жемчуге, кроме того, что его находят в море. Идея выращивать жемчуг казалась мне совершенно фантастической, она захватывала.

— Пойдем, покажу.

Дэниел-старший оказался потрясающим рассказчиком. Он был влюблен в свое дело и знал о жемчуге, перламутре и раковинах все, что только можно было знать. Его рассказ о чисто научных методиках и современных достижениях перемежался старинными легендами разных стран и народов. Через два часа он обрел в моем лице одержимого неофита.

— А можно мне попробовать?

— Конечно, — Дэниел лукаво улыбнулся, — Только помни, что это не только умение и наука. Это всегда немного магия. Давай помогу.

Он установил раковину в штативе и еще раз показал, как ее открыть.

Я подцепила пинцетом крошечную перламутровую бусину, обернутую тончайшим слоем мантии другой жемчужницы.

— Прости, маленькая, — прошептала я, — Мне придется сделать тебе больно.

Раковина вздохнула. Вот только не надо думать, что я свихнулась. Я действительно услышала ее вздох, только не ушами, а сердцем.

— Прости, прости! Потерпи совсем немного. Я буду очень аккуратной. Я постараюсь причинить тебе как можно меньше боли. А потом все пройдет, боль кончится, и тогда в тебе зародится маленькое солнышко. И скоро, очень скоро — ты же постараешься для меня, правда? — оно станет большим и засияет рассветом. Это будет твой дар. Ты ведь щедрая малышка, а я очень не хочу обижать тебя. Но просто иначе не будет рассвета, так что нам надо постараться. Чем скорее в тебе вырастет солнышко, тем раньше наступит рассвет.

Я не шептала, я пела. Знакомый с детства мотив, много раз слышанный на улицах Нового Орлеана, обрел новое звучание и глубину, заполнившись странными новыми словами мольбы, обращенной к жемчужнице.

Я сделала крошечный разрез в мантии моллюска и опустила в него бусину.

— Вот и все, маленькая. Теперь все позади. Теперь все зависит только от тебя. Я в тебя верю. У тебя получится. И скоро, совсем скоро, мы встретим розовый восход, который ты нам подаришь.

Я выдохнула и подняла глаза на Дэниела. Я была счастлива. У меня получилась. Но тут я встретила взгляд старика. В нем было удивление, восторг и в то же время, кажется, суеверный ужас.

— Что ты сейчас сделала? — спросил он так, словно ему было трудно говорить.

— Как что? То, что вы сказали, поместила бусину в разрез и…

— Я не об этом. Ты пела ей.

— Да? — мне стало неловко, — Глупо, конечно. Я просто очень нервничала.

— На каком языке?

— Что?

— На каком языке ты пела?

— На… на английском, — я вконец растерялась, — Или на французском?

Дэниел покачал головой.

— Мне показалось, ты пела на языке моря. Я никогда не слышал ничего подобного. А о чем? Что ты ей сказала?

Я смутилась еще больше и пожала плечами.

— А все же, — настаивал старик.

— Ну… Я знала, что делаю ей больно, и просила простить меня и потерпеть, потому что… потому что тогда очень скоро она принесет нам рассветное солнышко. Вот. Извините. Знаю, это глупо.

— Это не глупо, девочка. Это магия.

Я засмеялась.

— Ты не понимаешь. Некоторые годами, десятилетиями работают с жемчугом и так и не могут поверить, что он поддается лишь магии, а не науке. А ты почувствовала это сразу. Ты услышала его песню. О, а вот и Дэн.

А потом была магия уже для нас двоих и закончилась она на закате, на золотом песке пляжа. Но нам тогда казалось, что она не кончится никогда. И я пообещала, что обязательно вернусь. Это обещание я не выполнила.

Отец закончил дела раньше, и уже на следующий день самолет уносил нас обратно в Штаты.

Артефактер Рен-Атар

Если бы двумя днями раньше Грэм не перенес перелет в Австралию совершенно безмятежно, я бы решила, что он боится летать. У меня было такое впечатление, что ему больше всего хочется немедленно перекинуться на глазах у ни в чем не повинных пассажиров, забиться под кресло и скулить. Не знаю, может это я одна такая умная, но все остальные его поведению значения не придавали. Через проход от нас Бриза очень оживленно, хоть и шепотом, что-то рассказывала Штреду об облаках, уютно устроившись в его объятиях. Синдин и вовсе надулся на меня из-за того, что я предпочла общество вервольфа соседству с ним. Может, это было ошибкой?

Уже в аэропорту, перед самым вылетом, Марта вдруг отвела Грэма в сторону и принялась что-то горячо ему втолковывать. Поначалу оборотень слушал ее в пол уха, но постепенно Серебряной леди удалось привлечь его внимание. И тогда он начал мрачнеть. Под конец Марта небрежно потрепала его по щеке, крепко обняла, и подмигнула мне через плечо вервольфа.

Почти сразу же нас пригласили на посадку. Грэм держался особняком, пока нас везли к самолету, и только войдя в салон, я заметила, что с ним творится что-то не то.

Попытки выяснить, все ли у него в порядке ни к чему не привели. Он отвечал односложно и явно не собирался поддерживать разговор.

Через полчаса я не выдержала. Меня достало смотреть на его окаменевшую фигуру, зеленую физиономию и нервно подрагивающие на коленях, до белизны сжатые кулаки.

— Хватит, Грэм! Объясни, что случилось!

— Ничего, — прорычал он сквозь зубы.

— Что Марта такого тебе наговорила?! Думаешь, я не заметила, что ты взбесился именно после ее слов?

Грэм вдруг обмяк, словно из него выпустили весь воздух, откинулся, наконец, на спинку кресла и прикрыл глаза.

— Я не взбесился, Рената. Я… я испугался.

— Испугался?

— Да. Кажется, впервые в жизни испугался по-настоящему.

— Чего, Грэм?

— Что она меня не ждет. Что забыла.

Я покачала головой, забыв, что он на меня не смотрит. В том, что он говорит об Алене, я не сомневалась. И теперь догадывалась, что именно Марта могла ему сообщить. За шесть с небольшим часов остававшихся до отлета ни я, ни она, ни тем более Павел, так и не нашли в себе сил поговорить с Грэмом на чистоту. Видимо, Серебряная леди все же решила взять на себя это бремя. Предупредить. Предостеречь. Спустить с небес на грешную землю. Я не думала, что Марта в открытую сказала оборотню, что Алена не хочет, чтобы ее искали. Наверняка она как-то смягчила информацию, постаралась просто привести его к мысли, что немедленного счастливого воссоединения может и не случиться. Но даже этого хватило. И все же я была ей благодарна за то, что она взяла это на себя. Теперь Грэм напуган, но уже не прибывает в блаженной эйфории неведенья. Следующий шаг за мной, именно я должна проследить, чтобы он не слетел с катушек, если Алена его не примет.

Во мне снова начала подниматься злость на эту девчонку. То же мне, фифа! Что Алена могла себе вообразить? Почему вдруг отказалась встречаться с нами? У меня было такое ощущение, что Марта поняла гораздо больше, чем сказала мне, и тем более, Грэму. Во многом мне теперь придется разбираться самой, умишком своим недалеким. Как — я представляла себе плохо. С каких пор разбираться в чем-то стало моим коньком? Никогда этого толком не умела. Хотя, учиться-то когда-то надо… Может, именно этого Марта и добивалась? Как бы откровенны мы ни были друг с другом прошлой ночью, я чувствовала, что мне никогда не угнаться за ее мыслями. Она все время опережала меня с выводами хотя бы на шаг.

Мне следовало выяснить как можно больше до отъезда, но день выдался слишком суматошный. Портал в гостиной Марты почти не закрывался. Народ мелькал из мира в мир, то принося какую-то информацию, то, наоборот, кидаясь к компьютерам или в архив, чтобы ее найти. Планы строились и рушились, подобно песчаным замкам. Я так и не попала в Библиотеку. Нашим связным со штаб-квартирой Гектора работала Шета. Никто из нас троих не мог бы объяснить почему, но мы, не сговариваясь, решили, что информацию о безумном саламандре лучше пока попридержать.

Мне пришлось выдержать довольно неприятный разговор на повышенных тонах с Арианной. Ундина требовала, чтобы я осталась, пока не сплету поисковую подвеску, чтобы другая группа могла отправиться на поиски Уме, пока мы съездим за Аленой. Спасла меня Шета. С честным лицом она соврала, что я не увидела структуры амулета и вряд ли смогу его сплести раньше, чем мы снова попробуем соединить наши разумы. Арианна вихрем скрылась в портале и, если бы такое было возможно, наверное, хлопнула бы дверью.

Мы не успели насладиться облегчением, как в проходе возникли близнецы, и мне довелось стать свидетелем еще одной совершенно невероятной сцены. Они начали орать на Марту. Понадобилось время, чтобы понять, из-за чего мальчишки так взбеленились. Оказалось, из-за того, что для единения нам нужно употреблять алкоголь. И снова Шета спасла положение. Вот уж не думала, что кентаврица может быть такой жесткой и надменной. Кажется, даже Марте стало не по себе, когда она вылила на эльфов ушат призрения по поводу их целительских способностей. В пору было бы посмеяться над их скисшими рожицами, но я успела заметить, какая боль плескалась в глазах Серебряной леди. В потоке брани близнецы успели сообщить, что Гектор придерживается того же мнения, что и они сами.

"Хлопать дверью" близнецы не стали. Вместо этого они подхватили слоняющегося без дела и сгоравшего от нетерпения Грэма и уединились с ним на кухне. Я недоуменно проводила их глазами, а Шета сообщила, что они секретничали с вервольфом еще вчера ночью.

С чего бы это? Не люблю я, когда Грэма во что-то втягивают. И так этому парню по жизни досталось. Я подумала, что надо будет обязательно выяснить, что задумали эти бестии, и вернулась от воспоминаний в действительность.

На лице Грэма застыла маска безысходности.

— Глупо, — усмехнулась я.

— Что? — вскинулся вервольф.

— Глупо так думать. Такое не забывается, Грэм. Такие, как ты, не забываются. Здесь, в этом мире. То, что ты подарил ей, не мог подарить больше никто. Ты подарил ей ее саму, ее истинную сущность. Пойми, если бы тогда, три года назад Синдин просто взял бы у меня Канон Подгорья, поблагодарил и ушел, не предложив отправиться с ним, я бы никогда не забыла. Я бы скорее умерла без этого металла. Да, именно так. Я бы уже не смогла жить здесь, зная, кем могу быть, и не имея надежды стать. Я бы не выдержала. Но ты, уходя… уходя не по своей воле, обещал сделать все, чтобы вернуться за ней. Ты оставил ей главное — надежду. Может, только поэтому она до сих пор жива. Потому что все это время верила, что ты вернешься.

Его губы, наконец, тронула легкая улыбка. Он, открыл глаза, взглянул на меня, потом обнял и прижал к себе.

— Рената! — почти выдохнул он в мои волосы, — Что бы я делал без тебя!

— Глупый! Какой же ты глупый, волчонок. Что Марта такого сказала тебе, чтобы так расстроить?

— Марта… Знаешь, я ее побаиваюсь.

Я недоуменно подняла голову, пытаясь заглянуть ему в глаза.

— Побаиваешься? Марту?

— Она… она слишком много понимает. Иногда мне кажется, что она способна влезть ко мне в голову, видеть моими глазами, чувствовать моим сердцем.

Я закусила губу, снова пожалев, что не вытянула из Серебряной леди всю информацию. Грэм был прав. Марте было невероятно легко рассказывать о себе, делиться самым сокровенным. Она словно становилась тобой, видела и чувствовала то же, что и ты, но в то же время всегда готова была высказать альтернативное мнение, основанное на взгляде со стороны, как бы привести тебя к пониманию, где объективное, а где субъективное, помочь разобраться и стать на правильный путь в запутанном лабиринте сомнений и комплексов. С другой стороны, во всем, что касалось ее самой, Марта оставалась наивным напуганным ребенком. Она безгранично верила в себя, когда надо было защищать других, но при этом совершенно не способна была защищаться сама. Если это свойство ее дара, то не удивительно, что эльфы сделали ее тайте-айелен. Она действительно нуждалась в защите. Вот только не понятно, почему Гектора это так веселило. Он ведь был уверен в том, что древнее заклятие не сработает.

Грэм погладил меня по голове. Возвращая в реальность.

— Не бойся ее, — вздохнула я, — Я думаю, это просто свойство ее дара. Она знает всех, кого защищает. И еще она не останавливается на полпути. Она защищает не только своими рисунками. Всем сердцем. Она просто такая.

— Я знаю, — я почувствовала, что он улыбнулся, — Поэтому я ей и поверил.

— Поверил в чем?

Грэм помолчал, а я не торопила его с ответом, давая собраться с мыслями.

— Рената, что мне делать, если она не захочет меня видеть?

И снова я поняла, что он говорит об Алене. Я вздохнула. Действительно, что ему делать? Что нам всем делать? А ведь Марта, наверное, знает. Но я должна была ответить.

— Я думаю, запастись терпением. Я не верю в то, что ты ей безразличен. Этого просто не может быть потому, что не может быть никогда. Ты добился ее однажды, добьешься снова. Только и всего. Даже просто оказавшись рядом с тобой, она снова захочет перекинуться. Это в ее природе. Она не сможет устоять. А дальше ты сам поймешь, что нужно делать.

— А если… если у нее кто-то есть?

Я опешила. Такое мне и в голову не приходило. И уж тем более, я не могла предположить, что такое придет в голову вервольфу.

— Ты ревнуешь? — растеряно спросила я, — Разве… разве оборотень может ревновать?

— Если бы он был волком, я бы загрыз его, — прорычал Грэм, — Но… но мне кажется, я бы убил и человека, вот только…

— Только что, Грэм?

— Она ведь мне этого не простит, правда?

Я услышала жалобный скулеж щенка в этом вопросе и, наконец, поняла, как он напуган.

— Нет у нее никого, — решительно заявила я, чтобы его успокоить, и вдруг поняла, что это чистая правда, — Тут что-то другое.

И Марта это знала, вот только нам сообщить нужным не посчитала. От немедленного скандала по телефону Серебряную леди спасло только то, что самолет пошел на посадку, и мобильник включить было уже нельзя.

Смотритель Гектор

Я наконец-то могу вздохнуть и немного расслабиться. Даже удивительно, что все чем-то заняты, и я никому не нужен.

Саламандры до сих пор не вернулись из Огненных Гротов, Риох и Джесси колдуют на кухне, а Эврид составляет им компанию, заваливая хобгоблина вопросами о вожде. Сильные мира сего временно не нуждаются в моих советах, занимаясь своими политическими расследованиями и интригами. Претенденты разбрелись по Библиотеке, проходя каждый свое испытание на совместимость.

Все прочие возмутители спокойствия находятся в соседнем мире и тоже заняты кто чем. Оборотни и гномы улетают на поиски целительницы, и Марта с близнецами отправились их провожать. Павел с ундинами оккупировали компьютеры в поисках маленького ювелирного салона, которым владеет или заправляет негритянка по имени Уме. Шета тоже открыла для себя иномирскую магию и теперь общается с Вождем Предреченным прямо из мартыной квартиры.

В общем, на удивление, я вдруг оказался никому не нужен и могу присоединиться к любой компании в нашем мире или заняться своими непосредственными обязанностями по усмирению потенциальных эльфийских смотрителей, но мне лень. К тому же я не вижу в этом особой необходимости. Библиотека и без меня разберется с нежеланными гостями.

Я подумывал о том, чтобы просто завалиться спать, тем более что сон мне действительно необходим. Но внутреннее беспокойство блокирует дверь в спальню не хуже горного обвала. Пытаться разобраться в своих ощущениях — занятие бессмысленное. Мне все еще не хватает слишком многих кубиков в головоломке. Я бы дорого отдал за то, чтобы пообщаться с Лисси, но цветочная фея куда-то запропастилась, и я твердо уверен, что не смогу ее найти, пока она сама этого не захочет.

Мне остается только одно: заняться самым бессмысленным и бесполезным делом — копанием в собственных ощущениях. Печально. Семьдесят лет я прожил практически в одиночестве, а теперь не знаю, куда себя деть, когда нет компании.

Я грустно усмехаюсь и снова наливаю себе бокал вина. Сопьюсь я с ними. Всегда любил выпить немного к обеду, но никогда не злоупотреблял алкоголем. А с этими иномирцами ни одной беседы без выпивки не получается. Но сейчас я надеюсь, что вино поможет мне заснуть. Я уже слишком стар, чтобы просиживать ночи напролет даже с такими интересными собеседниками, как Павел. Кубиков в головоломке прибавилось, но картинка все еще не складывается. И откуда у меня такое нехорошее чувство, что отправлять Шету к разгулявшимся волшебницам было большой ошибкой? Новую магию они изобрели! Как же! Открыли круг предвиденья, даже не подозревая, что такое вообще возможно! Рехнусь я с ними. И снова мне кажется, что они говорят не все. Что-то Шета от меня скрыла. Почему? И с чем это связано? И вообще, откуда этот ее осуждающий взгляд? А Рената так и не появилась, не попрощалась перед отъездом. Тоже странно. Раньше за ней такого не наблюдалось. Могла ли Марта настроить против меня милых дам? Маловероятно. Не в ее характере. Да и с чего бы? Она сама расстроена и сконфужена и, скорее всего, винит только себя за непрошеное вторжение. А уж почему я просил Марту не приходить, и вовсе объяснять не нужно. И Рената, и Шета должны сами понимать, как это опасно. Нет, в их подспудном осуждении нет ничего личного. Что-то я сделал не так, где-то ошибся, и с моим отношением к Марте это не связано. А вот то, что они что-то решили от меня скрыть, скорее всего, связано как раз с этой моей ошибкой. Что же они знают такое, чего пока не знаю я?

И еще вопрос, как скоро Грэм и близнецы решат поделиться с ними великими планами? И как милые дамы на это отреагируют? Вот уж действительно, великие идеи носятся в воздухе. И где только эти юные проныры сумели раскопать информацию о круге предвиденья?

Мысли в голове начинают расплываться. Я понимаю, что могу заснуть прямо в кресле, но меня и это устроит, тем более что нет никаких сил перебираться в кровать. Сон уже почти полностью одолевает заторможенное сознание, когда мой дом обрушивает на меня радостное и в то же время недоуменно-тревожное ощущение чужого присутствия. Я вскакиваю, боясь поверить ликованию Библиотеки. Фарияр? Здесь? Вчера Грэм, которого пустили в Огненные Гроты только на правах близкого друга Хандарифа, принес неутешительные вести о здоровье эмира. Гасили его профессионально, явно не дилетанты. Спастись Фарияру удалось чудом и ценой жизней нескольких гвардейцев. Так как же он здесь оказался?

Я распахиваю дверь и слышу неуверенные шаги в дальнем конце коридора. Эмир тяжело опирается на плечо Хана. То, что это именно Фарияр, я бы ни за что не догадался. Одетого в лохмотья дряхлого старца с пергаментно белой кожей можно отнести к любой расе имеющей человеческую ипостась. Кроме, разве что, саламандр — они никогда не бывают такими бледными. Мне становится не по себе, но я ловлю мимолетную улыбку волшебника.

— Гектор, — обращается ко мне Хан, — Я встретил этого странника неподалеку и подумал, что он может воспользоваться гостеприимством Библиотеки, чтобы немного отдохнуть на своем долгом пути.

Хандариф говорит громко, но не нарочито. Если нас кто-то слышит, решат, что я даю приют очередному бродяге, а сам маг лишь принес новости из дома. Кому придет в голову, что он может так свободно общаться со мной в присутствии своего владыки?

— Конечно, — я улыбаюсь, хоть мне совсем не нравится то, что я вижу, — Пройдемте в мои апартаменты, любезный, я накормлю вас обедом, а потом покажу, где вы сможете отдохнуть.

Когда я, наконец, закрываю за собой двери, за моей спиной раздается сдавленный смешок.

— Ваше величество? — я пристально гляжу на эмира.

Несмотря на жутковатый спектакль, разыгранный в коридоре, сейчас он совсем не выглядит развалиной. Бледность никуда не делась, черты лица слегка искажены, да и лохмотья не придают ему царственности, но это не умирающий старец и не нищий бродяга.

— Напугали мы тебя? — хихикает Фарияр.

— Надеюсь, это маскарад, ваше величество. Я всегда считал, что саламандры с таким цветом кожи уже мертвы.

Мои гости начинают дружно хохотать, и я тоже улыбаюсь, на этот таз искренне. Конечно, как я не подумал, что в обществе Хана эмир хоть тритоном выглядеть может.

— Я рад, что с вами все в порядке, и что вы все же смогли выбраться ко мне. Признаться, вы здорово озадачили меня своей последней просьбой.

— К сожалению, я с ней опоздал, — вздыхает Фарияр, — Лучше было подумать об этом раньше.

— О чем, ваше величество?

— Мне нужна защита, Гектор. Надеюсь, ты понимаешь, что это не паранойя.

— Да уж! Вы вольны оставаться здесь сколько пожелаете. Если, конечно, гарантируете, что меня не обвинят в похищении верховного властителя.

— Я останусь, Гектор. Пока останусь. Преданные мне гвардейцы разыгрывают свои роли в моих апартаментах. Я болен, и допускать ко мне никого не будут, даже жен. Но долго играть эту пьесу не получится. Поэтому мне нужна не только твоя защита, но и Серебряной леди. Я очень рассчитываю на твою помощь, Гектор. Она доверяет тебе больше, чем другим. И если ты попросишь…

Я вздыхаю. Вот и приплыли. Где гарантия, что Марта не воспримет мою просьбу в штыки? Но и отказать Фарияру я не могу. Остается надеяться, что ее хорошее отношение к Хандарифу распространится и на его властителя. В конце концов, я помню, как она искренне восхищалась решением эмира и леди Рисс защитить своих подданных.

— Хан, близнецы и Марта должны вернуться в квартиру с минуты на минуту. Приведи ее, хорошо?

Маг кивает и крепит к стене рисунок. А я размышляю, как бы надоумить его самому подготовить Марту к нашей просьбе. Эмир сам того не подозревая, приходит ко мне на помощь.

— Можешь не торопиться, — говорит он, — Мне бы не хотелось, чтобы встреча со мной стала для Серебряной леди неприятной неожиданностью. К тому ж мне надо переговорить с Гектором наедине.

Хандариф кивает и исчезает в портале.

— Я действительно опоздал с нашей встречей, — вздыхает эмир, — Мне нужно было с самого начала о многом предупредить тебя. Для меня было полной неожиданностью, что Дашмир присоединился к вам. Я мало что знал о нем, кроме того, что он младший сын третьей жены моего троюродного брата. Мне казалось, что они с Хандарифом никогда особенно не дружили. Правда, в мою свиту он попал именно по просьбе Хана, но этот мальчик всегда радеет о своих родственниках.

Я в пол уха слушаю дифирамбы Хандарифу и развернутый рассказ о сложных взаимоотношениях в переплетении родственных связей. То, что эмир заговорил о Дашмире, неприятно меня удивило. По меньшей мере, двое наших соратников уже высказали сомнения в отношении его лояльности, и я был склонен им верить. И вот теперь сам эмир решил о чем-то предупредить меня. Но почему именно сейчас?

— В общем, я был рад, что Хан оказался в вашей компании не один, а с единокровным братом.

Все-таки единокровный. Я не зря сомневался в том, что они родные братья.

— Но как только я объявил об их задании, начались неприятности. Старейшины взбеленились. Оказалось, геном Белого Огня сознательно был уничтожен несколько тысяч лет назад. Если честно, я даже не верил, что он реально существовал, когда поручал ребятам его поиски. Мне нужно было просто сделать вид, что они выполняют мое поручение, а не пошли против своего правителя. Ну, сам понимаешь. Старейшин мне удалось успокоить. Я объяснил им, что шансов, найти потомков этого генома, практически нет. Но, как оказалось, на протяжении тысячелетий существовал орден фанатиков, который и добился в прошлом уничтожения генома. Они считают себя хранителями естественного хода времени.

— Хода времени? — переспрашиваю я, чтобы эмир не подумал, что я что-то знаю о Белом Огне.

Фарияр пару мгновений недоуменно смотрит на меня. Потом начинает хохотать.

— Гектор, как ты думаешь, откуда леди Рисс узнала о Белом Огне?

Я смущенно пожимаю плечами.

— Все просто. Я нанял оборотней и натравил их на верхушку этого ордена. А наша прекрасная леди никогда не покупает кота в мешке. И, кстати, я восхищен. Если бы я сам не попросил ее рассказать тебе, ни за что не подумал бы, что ты что-то знаешь.

Я тихо смеюсь. Только теперь я понимаю, что красавица кошка очередным образом меня поимела. В прямом и переносном смысле. Обидно. И горько. Я ведь действительно с ней прощался. Позволил себе размякнуть. Поддался чувствам. Никогда не поумнею. Никогда не научусь понимать женщин.

Благо, эмир истолковывает мой смех по-своему.

— Да, ты прав. Мы сами запутались в собственных интригах. Давай ближе к делу. Верховных жрецов оборотни загнали в воду и загасили. Но осталась группка фанатиков-фундаменталистов, о которых мы не подозревали. Скорее всего, именно они на меня и покушались. Так вот, самой печальное, мы подозреваем, что Дашмир тоже состоит в этой группе.

— Мы? Хандариф в курсе?

— Теперь, да. Но мы решили не отзывать Дашмира. Хан надеется через него узнать об остальных. Тебе придется предупредить всех, кому ты доверяешь. Марту в первую очередь.

— Я так понимаю, вы не собираетесь отказываться от поисков.

— Разумеется, нет. Во всяком случае, пока. Я поручил историкам провести исследование всех упоминаний о Белом Огне. Нам мало что известно, кроме основных свойств этого генома, а мне нужно точно знать, почему когда-то было принято такое решение. Но есть еще кое-что, о чем тебе следует знать. К тому же и в этом мне понадобится твоя помощь и добрая воля. Ты знаешь, что Университет Огненных Гротов считается оплотом магической науки нашего мира. Еще до того, как Марта открыла проход, когда Энгион лишь предполагал это сделать, я озадачил группу ведущих ученых последствиями подобного шага. Так вот, пару дней назад они сообщили мне предварительные результаты. И эти результаты меня пугают. Сама по себе идея Энгиона открыть огромный портал между мирами фатальна. Чем больше портал, тем больше вероятность слияния миров. Думаю, тебе не нужно объяснять, что это значит. Но и это еще не все. Каждый открытый Мартой портал истончает грань. Мы сильно рискуем, позволяя поисковым группам мотаться туда-сюда. Конечно, такие локальные порталы не могут мгновенно привести к слиянию, но их количество конечно. Наступит момент, когда и игольного ушка станет достаточно, чтобы грань исчезла.

Фарияр замолкает и пристально смотрит на меня. Я тоже молчу. Новость обрушилась на меня громом среди ясного неба. Я вспоминаю обо всех надеждах моих иномирских дам видеться со своими близкими. О собственных планах исследования параллельного мира, о возможных геномах, которые еще хранятся там.

— Сколько? — спрашиваю я, наконец.

— Точно пока не известно. Они проводят вычисления. Если честно, ситуация пока далека от критической. К тому же, способности Марты коренным образом отличаются от любой известной нам до сих пор магии. Взять хотя бы то, с какой легкостью она рисует проходы внутри одного мира. Обычно для создания даже небольшого портала требуется сила как минимум трех магов, причем далеко не последних. Но я бы все же посоветовал тебе ограничить количество открываемых порталов. По крайней мере, пока не будем знать наверняка. Знаю, что сегодня сам создал ситуацию, потребовавшую целых трех открытий, но у меня просто нет выбора. Зато нашим волонтерам не стоит шляться туда-сюда без особой надобности.

— Я с этим разберусь, — киваю я, — Это именно та помощь, которой вы от меня хотели, ваше величество?

— Не только. Мне нужно твое согласие на то, чтобы наша исследовательская группа поработала в Библиотеке.

— Это может подождать, пока я не избавлюсь от претендентов? — морщусь я.

— Само собой. Я и сам не прислал бы их сюда в такой ситуации. На данный момент о наших исследованиях не известно даже вездесущей кошке, и я бы предпочел, чтобы пока так все и оставалось. Я даже Хандарифу еще ничего не говорил, хотя и надо. И еще. Если Марта согласится нарисовать мой портрет, Дашмир ни в коем случае не должен об этом узнать. Надеюсь, она не станет с этим затягивать. Меня очень беспокоит, что мое отсутствие могут обнаружить.

— Вот сейчас все и выясним, — я киваю на засветившуюся порталом стену.

Уме

Бассейн действительно привел меня в чувство. Почти два часа я наматывала круги, доведя себя до полного изнеможения. Мышцы болели, легкие работали, как кузнечные меха, и я больше не задыхалась.

Я приняла душ и оделась, застелила постель. Я не лягу. Сон снова вернет меня к моим умирающим раковинам. Они перестанут меня звать, только если я опять окажусь на побережье, а до этого еще несколько часов. И раз уж я здесь, я должна использовать их на то, ради чего приехала.

Я тихо вышла из комнаты и направилась по коридору к комнате Розалии. Дом еще спал. Экономка придет не раньше семи, а у сиделки своя комната, смежная со спальней моей няни.

Розалия казалась маленькой и хрупкой на фоне белоснежной постели. Сейчас, когда она спала, осунувшееся лицо и глубокие тени под глазами кричали о ее болезни.

Два дня, что я провела в доме, она не позволяла мне входить в ее комнату. Теперь я поняла, почему. Аккуратненький стриженый паричок — соль с перцем — совсем такой, как я помнила с детства, покоился на специальной подставке, а легкие, как пух, редкие, совершенно седые волосы рассыпались по подушке. Она сама казалась совсем невесомой, как эти волосы — все, что осталось после химеотерапии. И от волос и от Розалии.

Давным-давно… Двадцать?.. А может, больше, лет назад, она взяла меня за руку и сказала, что сегодня поведет в особое место. Место, где люди говорят с Богом. А как еще можно было объяснить ребенку, что такое церковь?

Там было светло и очень чисто. А еще было много людей, которые чему-то радовались и о чем-то болтали между собой. Потом на амвон поднялся священник. Это позже я узнала, что он — священник, и что это — амвон. А тогда человек в прекрасных белых одеждах взошел на немыслимый пьедестал и стал говорить о любви. Он был светом и добротой, и еще ему хотелось верить и радоваться вместе с ним. И все радовались. А потом эта радость переросла в музыку.

Со спиричуэлов для меня начался джаз. Мне нравилось петь в церкви, и каждый раз я с нетерпением ждала воскресенья. Отец не был набожным человеком, бизнес занимал все его время, он подолгу находился в разъездах. Но мне казалось, ему было приятно, что Розалия воспитывает меня таким образом. На Рождество он всегда возвращался домой, в Новый Орлеан, привозил мне подарки и любил слушать гимны в моем исполнении.

Я была счастлива тогда. Наверное, Новый Орлеан до конца жизни будет для меня оставаться самым любимым городом на земле. Но когда мне исполнилось 14 лет, мы переехали в Талсу. А еще через месяц, отец познакомил нас с Каролиной.

Я не была ни трудным ребенком, ни проблемным подростком. Но в моей жизни всегда существовало что-то вроде культа матери. Это не было желанием или решением моего отца. Просто, взяв на себя заботы о моем воспитании, Розалия сделала все, чтобы память о ее младшей сестренке навсегда сохранилась в моем сердце. Так что, нет ничего удивительного в том, что появление в нашем доме Каролины потрясло нас обоих. Мы обе почувствовали себя преданными.

В ту ночь я впервые услышала, как Розалия плачет. Для меня она всегда была незыблемым оплотом спокойствия в бушующем тайнами и открытиями мире. Она была моим главным другом и защитником, тем человеком, который может найти ответы на все вопросы и успокоить, что бы ни случилось.

Тогда, совсем как в детстве, я пришла к ней в постель, и мы вместе проплакали несколько часов. Надо отдать Розалии должное, она сделала все, чтобы объяснить мне, что отец имеет право на собственное счастье, и что плачет она только потому, что боится, что больше не будет мне нужна. Но по этому вопросу у меня было собственное мнение. Эта ночь сплотила нас против новой угрозы нашему благополучию.

Мы с Розалией оказались слаженной командой. Не идя на открытую конфронтацию, мы, тем не менее, сделали все, чтобы и через полгода Каролина по-прежнему чувствовала себя в нашем доме не хозяйкой, а лишь нежеланной гостьей.

Все это время отец откладывал деловые поездки, стараясь примирить меня с существованием юной мачехи, но все было тщетно. И тогда он взял нас в Австралию, оставив Розалию присматривать за домом. Что из этого вышло, вы уже знаете. По возвращении разразился грандиозный скандал, и наше сосуществование перешло в стадию открытых военный действий.

Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не трагедия. Самолет, на котором отец отправился в очередную поездку, разбился. Не выжил никто.

Наверное, в своем горе я не заметила бы того, что смогла заметить Розалия. Смерть отца потрясла Каролину не меньше, чем меня. Ее скорбь, граничащая с отчаяньем, была неподдельной. Именно Розалия, со свойственной ей в критических моментах жесткостью, приказала зарыть топор войны.

Поэтому, когда через пару недель до меня, наконец-то дошло, что я беременна, на военный совет собрались не две, а три женщины. По большому счету, мой голос не имел значения. Они все решили за меня. Каролина предложила, а Розалия полностью ее поддержала.

Мачеха связалась с родственниками в Кении, и они обещали все устроить. Для Каролины настали трудные времена. Она поставила себе целью взять на себя управление бизнесом. Чарли Уэсс — младший компаньон отца — не мог нахвалиться на ее деловую хватку. Самому ему тоже пришлось многому учиться и готовиться на время взять на себя управление компанией. Ведь Каролина официально объявила, что беременна, и рожать собирается на родине.

В тот день, когда я не смогла застегнуть пуговицу на любимых джинсах, Каролина заказала нам билеты на самолет, а сама подложила под платье первую подушечку.

На следующие восемь месяцев нашим с Розалией пристанищем стала Момбаса. Официальной версией нашего отъезда из Талсы была моя депрессия и неспособность находиться в доме погибшего отца. Никто из знакомых не подозревал, что мы покинули страну.

Розалия не позволила мне прохлаждаться, и все оставшееся до родов время я занималась, чтобы потом сдать экзамены за пропущенные полгода. Я знала, что не вернусь в Талсу. Частью нашего договора было то, что я как можно меньше должна видеться со своим ребенком. Поэтому меня ждала престижная частная школа-пансион.

Мальчика мы назвали Гордоном, в честь отца. По всем документам родила его Каролина. Только мы трое знали правду. Когда Розалия взяла моего сына на руки, я поняла, что мы с ней больше не принадлежим друг другу. У нее появился новый смысл в жизни, а меня ждал Бостон.

Надо отдать Каролине должное — образование я получила самое лучшее. Она никогда не давила на меня и не пыталась направить мои интересы в нужное ей русло. Меня мало интересовал бизнес. После рождения Гордона мысли мои все больше и больше занимал жемчуг. Я слишком много думала даже не о Дэне, а о его деде и ферме. Одно время я увлеклась биологией и даже собиралась выбрать ее своей специальностью. Но, по большому счету, меня куда больше интересовали свойства самого жемчуга, а не технологии его выращивания. В итоге я получила диплом по истории искусства, выбрав темой дипломной работы ювелирное дело.

Именно во время учебы в университете проявилась моя странная фобия. Впервые это случилось, когда подруга пригласила меня погостить на ранчо ее родителей в Техасе. Я планировала провести там не меньше двух недель, но уже на пятый день начала задыхаться. Не знаю, что именно сыграло свою роль — интуиция или упрямство, но я категорически отказалась показываться местным врачам и вылетела обратно в Бостон. Едва самолет приземлился на побережье, все прошло. Понадобилось еще два подобных случая, чтобы я заметила закономерность и принялась ее исследовать. Всегда лучше знать больше о своих слабых местах.

Каролина поначалу мне не поверила. А вот Розалия восприняла мое странное предупреждение о том, что я не смогу бывать дома подолгу совершенно спокойно.

— Ты очень похожа на мать, детка, — сказала она тогда, — Дэйзи тоже не могла жить без моря. В прямом смысле. А вот я другая.

Тогда я совершенно не придала значения ее словам, просто посчитала их еще одним напоминанием о некогда существовавшем в семье отношении к моей маме. Я лишь вздохнула с облегчением от того, что Розалия на станет на меня обижаться за слишком короткие визиты. А Каролина даже обрадовалась, что не часто будет видеть меня в родном доме.

Не знаю, почему я не осталась в Бостоне. Мне хотелось начать все заново, там, где ничего не будет связывать меня с прошлой жизнью. Меня тянуло поселиться в месте, которое не одобрила бы Каролина. Майями она не одобрила. Поскольку на мое образование Каролина тратила деньги отца, небольшого фонда, оставленного мне матерью, хватило на покупку магазинчика с прилегающей к нему мастерской и квартиры над ним. Я мечтала перевезти к себе Розалию, но она уже посвятила себя Гордону.

Единственное что я оставила себе из своего детства — это джаз. С ним я так и не смогла расстаться.

Розалия вздохнула и слегка пошевелилась. Я осторожно погладила ее по руке.

— Ты все-таки пришла, — боль и радость смешались в ее взгляде.

— Я уезжаю сегодня. Каролина скоро вернется. Я пришла попрощаться.

— Теперь уже навсегда, — горько улыбнулась она.

— Нет!

— Не надо обманывать ни себя, ни меня. Я бы предпочла умереть, чем доживать вот так, но Господь не прощает самоубийц.

— Не говори так.

— Я должна попросить у тебя прощения, Уме. Ты простишь меня, детка?

— За что, Розалия? Разве есть что-то, чего ты не сделала для меня? — я старалась улыбаться и ничем не выдать подкативших к горлу слез. Я не хотела, чтобы в последний раз она видела меня плачущей.

— Я бросила тебя. Я должна была остаться с тобой.

— Ты осталась с Гордоном, Розалия, — я сразу поняла, что не дает ей покоя, — Ты осталась с моим сыном. Я так благодарна тебе за то, что ты у него есть. В его жизни ты — часть меня. Ты — единственное, что я смогла дать своему ребенку. И ты — лучшее.

— Спасибо, — чуть слышно прошептала она, — Я не хотела… я не хотела, чтобы ты видела меня такой… но раз уж ты здесь…

— Да, Розалия?

— Спой мне детка. Спой мне в последний раз.

Я не стала петь джаз. Как ни странно именно это мое пристрастие никогда не вызывало у Розалии отклика.

When I said, I needed you

You said you would always stay

It wasn't me who changed, but you

And know you've gone away (2)

Уже начав петь, я поняла, что выбрала не ту песню. Я достала из коробки бумажную салфетку и аккуратно промокнула слезы на впалых щеках Розалии. Прости меня, я знаю, что причиняю тебе боль, но мне почему-то нужно было спеть именно это.

You don't have to say you love me

Just be close at hand

You don't have to stay forever

I will understand

Believe me, believe me

I can't help I love you

But believe me, I'll never tie you down

Прости меня, родная. Ты была всем моим миром долгих шестнадцать лет, ты вырастила меня той, кто я есть. Когда-то мне действительно казалось, что ты меня бросила. Это теперь я поняла, что ты была моим самым большим даром собственному сыну.

Left alone with just a memory

Life seems dead and so unreal

All that's left is loneliness

There's nothing left to feel

— Английский текст песни "You don't Have To Say You Love Me" был написан Вики Викхэм (Vicki Wickham) и Саймоном Найпер-Беллом (Simon Napier-Bell) для Дасти Спрнгфилд (Dusty Springfield). Песня так же исполнялась Элвисом Пресли)

Я все-таки допела до конца, не обращая внимания на растущую на полу горку смятых салфеток.

Розалия всегда любила короля.

Серебряная леди Маргарита

— Я дождался тебя, о звезда моего сердца!

Я взвизгнула от радости, услышав веселый голос Хана, и бросилась на кухню обниматься. Поверьте, нет объятий, горячее объятий саламандра.

— Хан, слава Богу! Ты здесь! Как эмир? Все обошлось? Ты снова с нами? — вопросы сыпались из меня, как из рога изобилия.

Признаться, я боялась, что политические проблемы вынудят Фарияра отозвать своих эмиссаров из нашего мира и прекратить поиски. Я заранее скучала по Хану. Пообщавшись с ним, я поняла, насколько он умен, талантлив и легок в общении. Преданность Грэма и прочих его друзей теперь не вызывала у меня недоумения. Напротив, меньше, чем за сутки, я почувствовала, что мне не хватает его доброго юмора и мгновенных неординарных решений.

Близнецы бесцеремонно отодрали меня от мага и тоже кинулись обниматься. Вопросов посыпалось еще больше.

— Тихо! Тихо! — замахал руками Хан, — Задушите! Отлипните от меня!

Вдоволь нарадовавшись встрече и удовлетворив свое любопытство по поводу состояния здоровья эмира, мы собрались было пить все вместе чай, но Хан вдруг посерьезнел.

— Ребята, — обратился он к близнецам, — мне тут надо с Мартой посекретничать. Вы не против?

Близнецы недоуменно пожали плечами, но безропотно удалились.

Должна сказать, что просьба Хана не застала меня врасплох. Со вчерашнего дня я мучилась угрызениями совести из-за своего отказа рисовать владык. В отличие от Ирэльтиля или Тиона, Фарияр был мне симпатичен, и я никогда не простила бы себе, если бы покушение достигло цели. Я даже обрадовалась, когда услышала, что эмир сейчас в Библиотеке и готов ждать моего согласия хоть вечность. В счастливом предвкушении я вскочила, чтобы бежать за принадлежностями для рисования, но тут же остановилась.

— А где он меня ждет? — поинтересовалась я, стараясь не выдать голосом внезапно охватившую меня панику.

— У Гектора в гостиной, конечно, — недоуменно ответил Хан, не подозревая, что озвучивает мои худшие страхи.

Упс!

А я только что пообещала отправиться немедленно. Времени скроить подобающую морду лица катастрофически не хватало. И вообще, надо бы не забывать дышать.

— Хорошо, — отозвалась я как можно жизнерадостнее и отправилась за своим альбомом.

— Марта, что случилось? — обеспокоено спросила Шета, когда я попросила ее отодвинуться, чтобы открыть ящик стола.

— А что, так заметно?

Кентаврица кивнула.

— Черт! Ладно, сейчас.

Я сделала несколько глубоких вдохов и постаралась расслабить мышцы лица.

— Так лучше?

— Да… — неуверенно ответила девушка, — А в чем дело-то?

— Мне нужно в Библиотеку.

— А-а-а! — понимающе протянула она, — Тебя позвал Гектор?

— Не совсем. Но он тоже там будет, разумеется.

Шета положила руку мне на плечо и улыбнулась.

— Ты справишься, — подбодрила она меня, — Помни, что все проблемы только у тебя в мыслях, и все у тебя получится.

— Спасибо, — выдохнула я и пошла открывать портал.

Не знаю, когда я успела надеть броню и даже немного разозлиться то ли на Гектора, то ли на саму себя. В конце концов, я пришла сюда ради эмира, а не ради смотрителя. Я пришла потому, что мой дар, а значит и мой долг — защищать.

— Приветствую вас, ваше величество.

— Миледи! — эмир тяжело поднимается с кресла мне на встречу.

Все-таки, он ранен. Я стараюсь не обращать внимания на мертвенно бледное, подернутое морщинами лицо. Хан предупредил меня, что это — личина, и обещал снять ее перед сеансом.

— Гектор, — я киваю.

— Добрый день, Марта.

— Спасибо, что согласились, миледи, — Фарияр смущен, но искренне рад меня видеть.

Еще бы! Если еще вчера его чуть не убили, я — его единственная надежда сохранить жизнь при следующем покушении. Но все равно приятно, когда тебя так встречают.

— Хандариф предупредил, что вам желательно как можно скорее вернуться в Огненные Гроты, так что не будем тянуть время. Мне главное сделать основной набросок с натуры, а потом я смогу закончить уже без вас.

— Прекрасно. Где вам будет удобней, Марта?

— Садитесь поближе к окну, ваше величество. Мне нужно, чтобы на вас падал свет.

— Это опасно, — вскидывается Хан, — Его могут увидеть.

— Не волнуйся, — Гектор успокаивающе хлопает его по плечу, — Окна выходят во внутренний двор, там мало кто бывает. Впрочем, для общего спокойствия я могу расположиться на подоконнике. Если кто-то выйдет из здания, я увижу.

— Хорошо. Вы позволите, ваше величество?

Фарияр кивает, и Хан проводит руками по его голове, лицу, плечам. Я вздрагиваю. Холеный лоб кое-где покрыт кристалликами льда, широкая полоса льдинок проходит от подбородка почти к самому уху. Это так выглядят раны саламандр?

Эмир криво усмехается.

— Будет очень большой наглостью попросить вас это не рисовать? Мне кажется, смерть и так большое потрясение. Не хотелось бы еще и воскресать с разбитой физиономией.

Мне вдруг становится легко от его черного юмора. Я вижу Фарияра совсем не таким, каким он предстает сейчас. Я помню его искреннюю озабоченность в тот день, когда Хан кинулся на защиту Грэма. Я почти наяву представляю довольную хитринку в его глазах, когда он отдает приказ искать Белый Огонь. Но и эти шрамы на его лице — не случайное приобретение. Он воин и маг, но в первую очередь он… Нет, не политик. Шахматист. Гроссмейстер. Умеющий создать непробиваемую линию обороны, способный на лихие, бьющие без промаха кавалерийские наскоки. И в то же время я знаю, что при необходимости, он, не задумываясь, отдаст слабую фигуру, чтобы защитить сильную.

— Не беспокойтесь, ваше величество, — улыбаюсь я, — Думаю, вам понравится то, как я вас вижу.

— О, боги! — хохочет эмир, — Я не беспокоюсь. Я просто в панике!

— Вот и все, ваше величество. Закончить я могу и без вас, — говорю я через полчаса.

— Я могу взглянуть?

— О, нет! — я быстро прикрываю альбом, — Простите, не люблю показывать незаконченные вещи. Мне нужно еще поработать над этим рисунком. Он пока…

— Он пока не ожил, — подает голос с подоконника Гектор.

— Да, именно так. Не волнуйтесь, я все сделаю сегодня же.

— Я в неоплатном долгу перед вами, миледи, — кланяется Фарияр.

— Ну, что вы! Знаете, я уже успела соскучиться по портретам. Оказывается, мне самой этого не хватало. Так что это я благодарна вам.

— Что ж, если вы закончили, я больше не буду злоупотреблять гостеприимством смотрителя. Я твой должник, Гектор.

— Благодарите своего подданного, ваше величество. Но разве вы не задержитесь для беседы?

— Ты же понимаешь, мне надо спешить. Поговори сам с Серебряной леди, а Хана я введу в курс дела по дороге домой.

— Опять какие-то страшные тайны! — хихикает Хандариф и получает подзатыльник от своего сюзерена, — Понял! Понял! — весело верещит он и накладывает личину на эмира, — Увидимся завтра, господа.

— Запри, пожалуйста, дверь, Марта, — негромко просит Гектор, когда саламандры скрываются в коридоре.

Он так и сидит на широком подоконнике, словно нашкодивший мальчишка, прячущийся от справедливого наказания. Почему-то меня это трогает и придает сил.

— Я хочу извиниться, Гектор, за свое вторжение. Я не имела никакого права вламываться к тебе. Мне очень жаль, что так вышло.

Одним плавным движением он соскальзывает на пол и оказывается рядом со мной. Слишком близко.

— Все в порядке, Марта. Я сам не должен был забывать, что принадлежу не только самому себе. Просто… когда леди Рисс чего-то хочет, ей практически невозможно отказать. А мне нужно было расставить все точки. Момент показался мне подходящим для достойного завершения э-э-э… многолетней дружбы. Я ошибся. Я должен был предполагать, что… кто-то может появиться.

Слова даются ему с трудом, но мне становится тепло на душе от того, что он называет вещи своими именами. Почти своими именами. Кто-то? Как будто кроме меня кто-нибудь мог ввалиться так бесцеремонно. Мне хочется погладить его по щеке и успокоить. Желание так сильно, а его лицо так близко, что я сжимаю руки в кулаки и закидываю их за спину, чтобы не поддаться искушению.

— Я повела себя так глупо, — шепчу я и стараюсь не смотреть на него.

— Забудь, — Гектор улыбается и легонько подталкивает меня в плечо, — Садись. Нам нужно поговорить о вещах более важных, чем одно смущающее недоразумение.

Я устраиваюсь в кресле.

Чем дольше говорит Гектор, тем страшнее мне становится. Я открыла ящик Пандоры. Тому, что я натворила, нет оправдания. Огромная сила, живущая во мне, стала угрозой самому существованию миров. И все мы бездумно черпаем из этого отнюдь не бездонного колодца. Ограничить количество переходов? Конечно. Я бы с радостью вообще перестала открывать порталы, раз это так опасно. Эта мысль отзывается во мне болью. И дело не только в том, что в таком случае я больше никогда не увижу Аню. Есть ведь еще Рената, которая беспокоится о старой матери, Павел, по которому буду скучать уже не только я, а все мы, а еще Алена, для которой возможность хоть иногда возвращаться к родителям может стать определяющей в принятии окончательного решения. А еще есть Марк и его сын Питер, неизвестная пока мне девушка Уме, безумный саламандр и мало ли кто еще, кто может встретиться нам в наших поисках. Я поманила их всех надеждой, а теперь от нее ничего не останется. Любое решение станет бесповоротным. Ворон По злорадствует над моими мыслями. Страшное слово "никогда" дробит действительность осколками разбитого зеркала.

— Марта.

Я не сразу понимаю, что Гектор уже не рассказывает, а просто зовет меня.

— Марта, ты в порядке?

В порядке? Что теперь может быть в порядке?

Не знаю, что написано у меня на лице, но Гектор подходит и опускается на колени рядом с моим креслом. Его искренняя озабоченность только добавляет боли.

— Марта?

— Что теперь будет, Гектор? Что я натворила?

— Все не так страшно, Марта. Во-первых, у нас еще много возможностей, а во-вторых, может статься, твоя уникальная магия и не влияет на грань. Я же говорю, исследования пока не закончены. Ученые приедут в библиотеку, проверят твои порталы, пообщаются с тобой. Все может оказаться совсем не так фатально.

— Но пока нам лучше остановиться, — шепчу я.

Почему-то больше всего меня страшит мысль, что уйдя опять в свой родной мир, я не увижу Гектора до тех пор, пока мы не закончим поиски.

— Нам нужно собраться всем вместе и обсудить, как лучше действовать. Мы не можем прервать связь полностью, но нам по силам ее ограничить. Как на счет завтра? Хан вернется и, возможно, принесет какие-нибудь новости. Мы можем устроить обед в узком кругу. Риох и Джесси будут счастливы все приготовить.

— А как же претенденты? Разве мне не опасно появляться в Библиотеке?

— А мы их пригласим, — усмехается Гектор, и я недоуменно вскидываюсь, — Не бойся, Марта, — он успокаивающе берет меня за руку, — Я бы ни за что не подверг тебя опасности. Мои апартаменты и кухня с обеденным залом — самые безопасные для тебя места в двух мирах. Библиотека просто не впустит туда никого, кто желает тебе зла.

— Почему ты так уверен?

— Можно я пока оставлю это при себе?

— Не моя тайна обо мне, — почему-то вспоминаю я.

— Вот именно. Сможешь нарисовать проход прямо в обеденный зал? Чтобы вам не пришлось гулять по всему зданию.

— Конечно. Когда нам придти?

— Часам к семи. И позвони Ренате, чтобы они тоже были.

— Грэм заартачится.

— Ничего, завтра придут, послезавтра улетят обратно. Не хочешь отправиться с ними?

— Не знаю, посмотрим. Вообще-то мне кажется, что я должна встретиться с Аленой.

— Доверяй своей интуиции.

— Хорошо… Ладно, наверное, мне пора, — я поднимаюсь, Гектор тоже встает, и мы снова оказываемся слишком близко, — Опять портал открывать, — говорю я просто, чтобы что-то сказать.

— Да…

Я опускаю глаза, чтобы не смотреть ему в лицо, и вижу, как Гектор сжимает кулаки и заводит руки за спину.

Тихое ликование наполняет меня, когда я открываю проход.

Аленка

Я шкурой почувствовала его присутствие. Шкурой? Почему-то именно это сравнение пришло мне в голову. Я почувствовала его своей волчьей шкурой.

Шаги по коридору я услышала уже потом.

— Добрый день. Простите, а где Елена?

— У нее сложная операция, — заявила чокнутая дама таким тоном, как будто я ее собаку от мертвых щенков кесарила, а не искусственной оплодотворение делала.

— Ничего, я не помешаю.

И было в этом заявлении столько уверенности в себе и скрытой агрессии хищника, что мадам не посмела ничего ответить.

Черт бы тебя побрал! А если бы правда операция была?! Идиот! Ни ума, ни совести. Я попыталась унять мелкую дрожь в руках.

— Я ведь не помешаю, Елена?

— Здравствуй, Грэм.

Он приподнял бровь в ответ на мое холодное приветствие.

Изменился. Повзрослел. Заматерел даже. И у неизвестной мне Ренаты неплохой вкус на мужскую одежду. С этим его рыжим палом на висках выглядит настоящим пижоном.

Мальчег кросавчег. Мечта пятнадцатилетней дурочки. Ты повзрослела, Елена Прекрасная, не забывай об этом!

— Если я мешаю операции, я подожду снаружи.

— Это не операция. Это искусственное осеменение. И я уже закончила.

— Что это, прости?

Надо же, сколько заинтересованного удивления! Откуда ж вам, дремучим, в вашем волшебном мире знать про такое. Это только мы с нашими технологиями могли до такого вандализма додуматься.

— Искусственное осеменение, Грэм. Кобель австралийский, сука — наша. Сводить их дорого для обеих сторон. Гораздо дешевле отправить замороженную сперму через океан. Правда, удовольствия наша девочка от этого не получит, зато щенки будут — первый сорт. Надо же сохранять ценный генофонд.

Легкая краска на смуглых щеках, расширенные зрачки и бездна любопытства.

— Разве такое возможно?

— Все возможно, Грэм, — я позволила себе слегка усмехнуться.

— Почему она не двигается?

— Она под успокоительным. Знаешь, что это такое?

— Снотворное?

— Нет, она не спит. Но и двигаться ей сейчас не очень хочется. Я ввела ей совсем маленькую дозу. Минут через пять будет бегать.

— Постой, ты хочешь сказать, что она останется беременной от кобеля, который находится в другом полушарии?

— Конечно.

Собака зашевелилась, и я аккуратно подняла ее на ноги.

— Ну, что, девочка? Будем вставать? Вот так.

Я помогла псине спуститься со стола. Даже будучи слегка дезориентированной, она почувствовала запах Грэма и замерла.

— Отойди в сторону. Знаешь же, как они на тебя реагируют! — прикрикнула я.

Грэм послушно посторонился, и я вывела собаку из процедурной. Черт, зря я дала ему понять, что помню такие мелочи.

Клиентка закудахтала было над своей любимицей, но у меня хватило ума посоветовать ей вывести собаку на свежий воздух.

— Завтра придете на повтор. В это же время, — крикнула я ей вслед.

— Елена.

— Чего тебе, Грэм? Зачем ты вообще пришел? Может, объяснишь?

— Я пришел за тобой, Елена. Я обещал тебе.

— Поздно, Грэм.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты пришел слишком поздно. Я не пойду с тобой.

— Ты не можешь…

А вот это неправильно. Вот не надо мне указывать, что я могу, а чего нет. От адреналина зазвенело в ушах. Наверное, я слишком долго накручивала себя на то, что у меня к нему ничего, кроме злости, не осталось. Вот оно и выплыло. Во всей красе.

— Я не могу? — очень тихо спросила я, стараясь сдерживаться, чтобы голос не задрожал. Еще решит, что это от обиды или слез. Ему же не объяснишь, что такое адреналин. Да и не обязана я ему что-то объяснять, — Значит, я не могу, Грэм?

Я повернулась и сделала шаг к нему. Он отступил.

— А ты можешь? Ты можешь просто так появиться через три с половиной года и, как ни в чем не бывало, сказать "пошли со мной"?

— Елена…

— Где ты был все это время, Грэм? Ты был занят. Ты был занят делами своего народа, не так ли? Ведь именно из-за этого ты ушел? Потому, что ты был им нужен.

— Ты им тоже нужна…

— Правда?

Я продолжала медленно наступать на него. Грэм пятился. Он словно боялся физического контакта со мной. Опасался, что я на него наброшусь? Могла бы. Во всяком случае, очень хотелось. Я с трудом сдерживалась, чтобы не сотворить что-то иррациональное, за что потом будет стыдно.

— Значит, поэтому ты и пришел, Грэм? Потому что я им нужна? Ты не торопился, пока я им не понадобилась. Но ты ведь слуга своего народа, Грэм, правда? Они сказали, что им нужна я, и ты пришел за мной. Потому что до этого я нужна не была. Тебе — не была.

— Елена, ты все неправильно…

— Что, Грэм? Что не так? Ты ведь обещал вернуться за мной. Ты обещал. Но ты не вернулся. Вернулся вервольф, посланник оборотней. И вернулся не за мной. За чем-то, что у меня есть, а вам так необходимо. Поэтому ты здесь, Грэм, не так ли? Так вот, у меня для тебя новость.

Коридор, наконец, кончился, заставив Грэма прижаться спиной к запертой задней двери. Я подходила все ближе. Мне было жизненно необходимо вот так прижать его к стеночке и заглянуть в глаза. Я должна была увидеть, что в них. Где-то в глубине души жила нелепая надежда, на то, что эти глаза скажут мне именно ту правду, которую я так мечтаю знать.

— Я не принадлежу твоему народу, Грэм. И я ничем ему не обязана. Я вообще никому ничем не обязана, кроме себя самой. И тебе тоже. И никто не может просто придти и взять меня, как вещь, только потому, что я понадобилась.

— Это не так…

— Правда? Совсем не так? И ты можешь глядя мне в глаза сказать, что дело не в моих способностях, а во мне самой? Что это ты ищешь меня, а не твой мир? Тогда почему ты пришел не один? Почему некая Марго шпионит за моими родителями?

— Это случайность.

Я загнала его в угол. К сожалению, только в прямом смысле. В переносном — он все еще продолжал сопротивляться, отстаивая свою лживую позицию. Но даже эта маленькая победа прибавила мне сил. Я приблизилась к нему вплотную и заглянула в лицо. Раньше он казался мне выше. А может, я просто привыкла к десятисантиметровым шпилькам. Ведь тогда я боялась и не умела их носить. Тем не менее, то, что наши глаза оказались почти на одном уровне, породило отзвук некого торжества в душе. Вот только…

Почти. Потому что смотрела я не прямо в его глаза, а на его губы. И… ой, напрасно. Клокочущие в горле злые слова, только что лавиной рвущиеся с языка, вдруг застряли и начали медленно таять под забытым теплым чувством близости и доверия. Я словно снова на мгновение ощутила себя стоящей нагой на снегу посреди леса. Поток адреналина, смешавшись с другими гормонами, сменил направление на сто восемьдесят градусов. Костяшки пальцев расслабились, руки, упертые в стену, слегка согнулись в локтях. Колено коснулось колена, грудь — груди. Смешалось два дыхания, и голова закружилась от того, что должно было сейчас произойти.

Я не уловила мгновенного движения, которым Грэм выскользнул из моей ставшей объятиями хватки, но услышала его тяжелое дыхание за своей спиной. Вот и все. Какие еще мне нужны объяснения? Я сжала зубы, чтобы не дать пролиться непрошено подкатившим слезам, не пустить наружу предательскую слабость. Медленно вдохнула и выдохнула.

— Вот так-то, Грэм! — я даже нашла в себе силы усмехнуться, — Это все ставит на свои места, не так ли? Ты не пришел за мной. Тебя прислал твой народ.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — почему-то его голос показался мне таким же неуверенным, как свой собственный.

— Все я понимаю. Не знаю, кто послал тебя, но ему придется поискать другого парламентера. И очень хорошего дипломата. Потому что уговорить меня практически невозможно. И если у тебя есть честь, передай боссам, что ты сделал все, что мог, для того, чтобы я не согласилась на ваше щедрое предложение.

— Елена…

— А теперь убирайся. Убирайся навсегда. С глаз долой и из моей жизни. И не возвращайся, если в тебе еще осталось хоть что-то хорошее, господин слуга своего народа.

— Я не уйду, Елена, я не сдамся, я…

— Уходи, Грэм.

— Я люблю тебя, Елена.

Что может быть горче слез? Только смех.

Уме

— Привет, Хэнк, я вернулась.

— Уме? Так скоро? Придешь вечером?

Ну, да, конечно, сразу быка за рога. Видел бы он мою опухшую физиономию.

— Не уверена, Хэнк, — я поймала себя на том, что так туго накрутила на руку телефонный провод, что пальцы начали неметь.

— Так плохо? Как Розалия?

— Она умирает, Хэнк. Мы простились, — я не хотела говорить об этом, не хотела снова плакать, и Хэнк словно почувствовал это.

— Черт… Ладно, если не сможешь, я пойму.

— Не знаю, Хэнк, может, мне лучше петь. Работа у меня все равно не клеится, — я с тоской посмотрела на верстак с рассыпанными по нему жемчужинами, две, из которых я уже умудрилась испортить.

— Ты знаешь, я всегда тебе рад. Если не хочешь выступать, приходи просто посидеть.

— Спасибо. Я приду.

— Вот и славно. Кстати, Уме, Элис ничего тебе не говорила?

— Я ее еще не видела, ты же знаешь, когда я здесь, она приходит после ленча. А в чем дело?

— Да тебя кто-то искал. Какой-то парень из Австралии.

— Из Австралии? — во мне начало подниматься нехорошее предчувствие.

— Да, причем он даже не был уверен, та ли ты Уме, которая ему нужна. Он задал Элис кучу вопросов, на которые она не знала ответов, и она переадресовала его ко мне.

— И что?

— Ну, сдается мне, что ты именно та Уме, которую он ищет. Я, правда, так и не понял, зачем ты ему понадобилась.

— Он хоть представился?

— Да, сейчас, подожди, я записал. Он оставил свой телефон, просил тебя с ним связаться. Вот. Дэниел Лэндсхилл. Знаешь такого?

Я прислонилась к верстаку, боясь упасть. Десять лет. Десять лет я ничего о нем не слышала. Даже занявшись ювелирными украшениями из жемчуга профессионально, я никогда не сталкивалась с продукцией маленькой австралийской фермы. Я перестала верить в то, что Дэниел вообще был в моей жизни.

— Уме? — в голосе Хэнка слышалось нетерпение.

— Я здесь, Хэнк. Да, я знаю этого парня. Только не могу представить, что ему от меня понадобилось.

— Уме, ты не волнуйся, я ничего ему о тебе не сказал. Да он и не спрашивал особенно. Просто очень настаивал на том, что ему надо с тобой поговорить и как можно скорее. Да, еще сказал, что у него дед при смерти, и что он тоже был бы рад услышать твой голос.

— Спасибо, Хэнк.

— Ты ему позвонишь?

— Да, наверное.

Я бы не позвонила Дэну. Ни за что. Ни к чему это. Но старик… Я поняла, что не смогу ему отказать. И… я хотела опять услышать его голос. Не Дэна, его деда. Голос человека, верящего, что жемчуг подвластен лишь магии.

— Уме, ты еще здесь?

— Да, Хэнк.

— Запиши номер.

Повесив трубку, я заметалась по мастерской. Что я скажу Дэну? И нужно ли вообще что-то ему говорить? Я его не искала, он искал меня. Десять лет назад мне и в голову не пришло сообщить ему о беременности. Да и не могла я тогда думать толком. Жизнь переменилась в одночасье, и все, что было "до" рассеялась дымкой прекрасного невозвратного сна. Я подумала, как бы поступила теперь. Сказала бы я Дэну о ребенке? Обязательно сказала бы. Ничего не прося и не требуя, просто поставила бы в известность. И отец Гордона знал бы, что он существует. Но сейчас… Рассказать Дэну, значит изменить не только его жизнь, но и жизнь Каролины и моего сына. Вот только смогу ли я промолчать? Смогу ли соврать снова?

Я поняла, что все еще сжимаю в руке листок с номером телефона. Снова взяв аппарат в руки, я набрала совсем другие цифры.

— Уме? Что-то срочное? Я занята.

Каролина в своем репертуаре.

— Освободись, — резко ответила я и услышала изумленный вздох на том конце провода.

— Что случилось?

— Пока ничего. Но очень скоро случится, и, думаю, тебе лучше подготовиться, — я вдруг разозлилась до белой пелены в глазах.

Присвоив моего сына, Каролина постаралась максимально вычеркнуть меня не только из его, но и из своей жизни. Именно она всегда решала, когда нам встретиться и о чем говорить, она сама всегда звонила, когда ей это было нужно. Я не пыталась сопротивляться, зная, что ни в ком не найду поддержки. Даже Розалия встала тогда на ее сторону. Но сейчас, узнав, что Дэниел ищет меня, я впервые почувствовала, что я не одинока, что кто-то может оказаться на моей стороне. Не только на моей. Зная Дэна, я просто не могла поверить, что он проигнорирует существование собственного сына.

— Уме! Я же просила тебя не звонить мне на работу, — Каролина уже оправилась от удивления и снова заговорила отстраненным деловым тоном.

— Ладно, — ехидно согласилась я, — Не буду отрывать тебя от дел. Посоветую Дэниелу Лэндсхиллу судебным порядком потребовать тест ДНК Гордона.

И повесила трубку. Телефон зазвонил прежде, чем я дотянулась до листка с австралийским номером. Я отбила звонок и принялась лихорадочно набирать цифры.

— Дом Лэндсхиллов, — ответил приятный женский голос с сильным австралийским акцентом.

— Будьте добры, Дэниела-младшего, пожалуйста.

— Мистер Лэндсхилл сейчас со своим дедушкой. Не могли бы вы перезвонить позже?

— Нет, не могла бы. Передайте ему, что звонит Уме и, если это возможно, переведите звонок в комнату старика. Я буду рада поговорить с Дэниелом-старшим тоже.

— Но мистер Лэндсхилл… — начала, было, девушка, но я уже накрутила себя до предела. К тому же я не была уверена, что у меня хватит смелости перезвонить еще раз.

— Милочка, — пропела я, — я гарантирую вам очень крупные неприятности, если вы этого не сделаете. Дэниел-младший может сильно возмутиться, не получив своевременно новостей о своем сыне.

— Минуточку, — растеряно пробормотали на том конце провода.

А я, обессилев, сползла на пол. Все, я это сделала. Правильно или нет, но я должна была поступить именно так. Дэниел имел право знать. И Каролину я предупредила.

На верстаке взорвался бравурной мелодией мобильный телефон. Я даже не пошевелилась, чтобы до него дотянуться, прижимая к уху трубку городского аппарата. Секунды масляными каплями медленно сползали в вечность.

— Уме?

Наконец-то!

— Привет, Дэниел. Извини, я даже не знаю, который у вас час, — затараторила я, — Позвонила сразу, как только узнала, что ты меня искал.

Собственные слова казались нелепыми и бессмысленными. Мобильник замолк, но через пару секунд зазвонил снова.

— Уме, это действительно ты?

— Да, Дэн. Это ведь меня ты искал?

— Уме… то, что ты сказала… сказала моей секретарше…

Я замолчала. Сейчас почему-то все перестало казаться таким легким и правильным.

— Уме?

— Да, Дэн.

— Да, в смысле "да"?

— Да.

— У тебя звонит сотовый? — голос его был каким-то отстраненным, и я поняла, что он говорит просто, чтобы говорить, — Тебе не нужно ответить?

— Нет. Это бесится приемная мать нашего сына. Каролина. Моя мачеха.

И снова тишина, разрываемая только электронной трелью. Я поняла, что он вспомнил. И пытается свести все воедино. А потом:

— Почему?

И тогда… Все слова, так долго копившиеся и не знавшие выхода, вся растерянность и беспомощность, обида и боль, нерастраченная любовь…

— Я обманула тебя, Дэн. Я с самого начала тебя обманула.

Дэниел не перебивал меня. Мобильник замолкал и снова начинал звонить. Я, наконец, нашла в себе силы дотянуться до него и отключить. А Дэн молчал. Но я знала, что он слышит меня.

— Не знаю, сможешь ли ты меня простить, — выдохнула я, когда слов уже не осталось.

— Я тоже не знаю, — я не поняла, что выражает его голос, — Но я тоже виноват.

— Нет.

— Да, Уме. Я должен был найти тебя тогда, сразу, когда ты перестала писать.

— Ничего ты мне не был должен, Дэн. Просто… просто все так сложилось. А я не справилась.

— Это может многое осложнить, — пробормотал Дэн, — я не отдам им сына.

— О чем ты? — не поняла я.

Тут только до меня дошло, что я так и не спросила, зачем Дэниел меня искал через столько лет.

— Уме, кое-что произошло. Не только я тебя ищу. Но это не телефонный разговор. Я не смогу сейчас приехать. Старик умирает.

— Я могу поговорить с ним, Дэн?

— Не сейчас. Я позвоню, когда он будет в состоянии разговаривать. Он будет рад. Веришь ли, за десять лет дня не прошло, чтобы он тебя не вспоминал. Мне кажется, он единственный сразу понял, кто ты на самом деле.

— Кто я на самом деле?

— Это сложно. И я до сих пор не верю. Не верю до конца. Хотя сам видел.

— Видел что, Дэн?

— Уме, послушай меня, — заговорил он вдруг быстро и очень напряженно, — если с тобой вдруг свяжутся незнакомые люди, если начнут задавать странные вопросы о жемчуге и твоей связи с морем…

— Моей связи с морем? — изумленно переспросила я, — Откуда ты знаешь?

— Знаю что? — недоуменно спросил Дэн.

— О связи. О том, что я задыхаюсь, если уезжаю далеко от побережья. Хэнк рассказал?

— Задыхаешься? Значит… значит, ты действительно… Господи!

— Дэн?

— Уме, я не могу сейчас бросить старика. Ему остались считанные дни. Но как только… — я услышала, как он проглотил ком в горле, — Как только смогу, я приеду, и мы обо всем поговорим. Только, пожалуйста, не знакомься ни с кем. Не пускай в свою жизнь новых людей. Всего несколько дней, Уме!

— Мне так жаль, Дэн!

— Жаль?

— Я бы хотела проститься со стариком. Но Розалия… У нее саркома. Возможно, на днях мне самой придется отправиться на похороны.

— Я понимаю… Уме, обещай мне. Обещай, что ни с кем не станешь знакомиться.

— Если для тебя это так важно, — разве я могла отказать ему в такой малости? — Конечно, Дэн, я не стану.

— Хорошо. Я перезвоню тебе, когда дед сможет говорить. Для него будет большой радостью услышать тебя.

— Запиши номер сотового, — я продиктовала цифры, — Звони в любое время, я тоже буду рада поговорить с ним.

— Значит, до скорого, Уме.

— До скорого, Дэн.

Едва я закончила этот долгий разговор, телефон зазвонил снова. Я была слишком вымотана, чтобы подумать, чем это чревато. Машинально я ответила.

— Уме! — голос Каролины срывался на визг.

— Ну, что еще? — я поймала себя на том, что ничего, кроме раздражения она у меня не вызывает. А раньше я ее побаивалась. И зависела от нее, причем, скорее, по привычке. Но сейчас, не смотря на то, что Дэн сказал, что не знает, сможет ли меня простить, я знала, что он беспокоится обо мне. И теперь всегда будет беспокоиться о Гордоне.

— Уме, что происходит?! Кто такой этот Лэндсхилл?!

Мне стало смешно. Действительно, она же даже имени его не знает. Я не сказала. Ни тогда, ни потом. Да ее это, в общем-то, и не интересовало. Думаю, для себя Каролина решила, что я просто переспала с первым встречным, чтобы досадить ей и отцу. Едва ли она когда-нибудь связывала мое увлечение жемчугом с отцом Гордона. Скорее всего, она даже не предполагала, что он австралиец.

— Знаешь, Каролина, ты всегда предоставляла мне право выбора. Кроме одного единственного раза. Так вот, это было очень большой ошибкой. Потому что тогда ты лишила права выбора не только меня.

— Ты не посмеешь, — прошипела она.

— Уже посмела, Каролина. Уже посмела.

Я отключила телефон и выдернула вилку аппарата из розетки.

Смотритель Гектор

Я видел много эльфов, но такого экземпляра не мог себе даже представить. Странным он мне показался еще на официальной церемонии встречи. Блуждающая улыбка и устремленный в пространство взгляд были слишком не характерны для перворожденных. Но тогда он хоть выглядел прилично в парадных церемониальных одеждах. Я в тот день не имел никакого желания затягивать знакомство с кандидатами, поэтому просто показал им их комнаты и предложил самим три дня погулять по Библиотеке для составления карты помещений и территории, сообщив, что это будет их первым испытанием. В отношении чьей-либо лояльности к Марте я доверял своему дому больше, чем себе самому. С провокационными приглашениями на обед я отправил к кандидатам Риоха, и гоблин ни словом не обмолвился об этом… х-м-м… явлении.

И вот теперь это чудо природы, как ни в чем не бывало, возникает в дверях обеденной залы, одаривая нас всех своей рассеянной улыбкой.

— Добрый вечер, дамы и господа, — голос его звучит до неприличия мелодично, даже завораживающе, — Простите, что опоздал. Я… я немного заблудился. Где-то свернул не туда… кажется. Здесь так много переходов.

Он разводит руками, а я стараюсь собрать мысли воедино, чтобы решить, что же такое произошло. Никто из кандидатов не должен был найти дороги сюда, поскольку я отдал четкий приказ своему дому не впускать в обеденную залу никого, злоумышляющего против Серебряной леди. Как же, во имя богов, этот олух сюда попал?!

Я кошусь на сидящих слева от меня Ренату и Марту. Иномирские дамы забыли закрыть рты, изучая этот экспонат с явным восторгом.

— Очкарик! — восхищенно выдыхает, наконец, Рената, — Растрепанный! Просто архетип.

— Ага. Зануда-ученый, классический батан, и вправду только очков не хватает, — кивает Марта.

— Не, не зануда. Мечтатель, — качает головой гномка.

— Пуговицы! О! — стонет Марта, замечая неправильно застегнутую куртку.

— Носки! — вторит ей Рената, и я тоже обращаю внимание на явно непарную деталь туалета, трогательно выглядывающую из-под не слишком длинных штанов, — А ушки-то, ушки! — гномка молитвенно складывает руки перед собой.

Уши у претендента действительно длинноваты даже по эльфийским меркам, острыми кончиками они задорно выбиваются из взлохмаченной шевелюры.

— Как есть архетип! Отпад! — Марта не может оторвать взгляд от нового гостя, — Гектор, — спрашивает она, не глядя на меня, — а такие эльфы вообще бывают?

— Сам первый раз вижу, — честно признаюсь я и, понимая, что, если этот их архетип сделает еще хоть шаг, то запутается в собственных ногах, встаю, чтобы представить сие недоразумение, — Друзья, позвольте вас познакомить с одним из кандидатов на замещение моей, в скором времени вакантной, должности смотрителя Библиотеки. Велкалион Дебритианна. Прошу любить и жаловать.

Почти мгновенно я понимаю, что допустил серьезную тактическую ошибку. В ответ на мою речь Велкалион решает раскланяться. Предвидя антрепризу из классической клоунады, я порываюсь броситься к нему, но Марта мыслит и действует быстрее. Как, впрочем, и Кант с Зантаром. Близнецы отстают от Серебряной леди всего на полкорпуса, и лица их отнюдь не выражают радости от знакомства с новым персонажем.

И все же Марта успевает раньше.

— Господин Велкалион! — она подхватывает это несчастье под руку прежде, чем он растягивается на полу во весь рост, — Я так рада познакомиться с вами! Всегда приятно увидеть новое лицо в столь тесной компании, как наша.

— Не всегда, — цедит Кант так тихо, что слышим его только я и Рената, тоже подоспевшая на помощь.

— Ах, простите, господин Велкалион, я забыла представиться, — продолжает щебетать эльфийка и, краем глаза следя, чтобы близнецы не предприняли партизанской вылазки против ушастой катастрофы, небрежно наступает каблучками на ноги своим телохранителям, тесня их за спину Ренаты, — Меня зовут Марта! А это мои друзья: Рената, Кант, Зантар, ну, с Гектором вы, разумеется, знакомы.

— Очень приятно, — расплывается в растерянной улыбке святая простота, хлопая невообразимыми ресницами, — э-э-э… Марта… а я… зовите меня Велка… или просто Вел… Рената… О! Рен-Атар?! — в его исполнении имя гномки звучит симфонией, пока сам он с трудом концентрирует на ней взгляд, — Я так счастлив! Такая честь!

— Как и для меня, Вел, — Рената, заставив близнецов окончательно сдать позиции, приклеивается ко второй руке гостя, — Пойдемте, мы с Серебряной леди познакомим вас с остальными.

Не хороший я человек! Злорадство пышным цветом расцветает у меня в душе. Приятно, что не только я допускаю ошибки. Ой, что сейчас будет! Кант и Зантар принимают боевые стойки.

Эльф, обвешанный дамами с двух сторон, застывает напуганным сусликом. К лицу Марты приклеена сияющая улыбка, но в глазах появляется настороженность. Рената закусывает губу, понимая, что сморозила что-то не то. Очень медленно Вел поворачивает лицо к эльфийке.

— Ми… — берет он чистейшую ноту первой октавы, — ми… ми… ми…, - колоратура взвивается до дисканта и выше, к сопрано, заставляя вибрировать витражные стекла.

Мы все застываем с открытыми ртами, а в глазах вконец растерявшегося претендента плещутся непролитые слезы. Наконец, он замолкает, судорожно сглатывает и произносит почти шепотом:

— Ми-леди… это… это…

— Бедненький! — слышу я у себя за спиной и резко оборачиваюсь.

Джесси взирает на Велкалиона в умилении, и глаза ее тоже полны слез.

— Надо бы его накормить, — счастливо вздыхает она, и Риох согласно кивает.

Я в ужасе обвожу взглядом остальных присутствующих и понимаю, что все только что объединились в едином порыве: накормить, обогреть, приласкать, приголубить. Даже близнецы смотрят на гостя растеряно и уже совсем не так агрессивно. И мне в голову приходит невероятная, но, похоже, единственно верная мысль: Библиотека только что решила завести домашнего любимца.

Тем временем ошибка природы не оставляет своих попыток выразить восторг от знакомства с Серебряной леди. Похоже, он пытается приклонить колено. От очередного конфуза Велкалиона спасает железная гномья хватка Ренаты, но Марта, видимо, не рассчитывая на удачу, бросается прямо в объятия гостя, уговаривая его обойтись без церемоний. От такого напора глаза ушастика становятся еще больше, руки его смыкаются на талии эльфийки.

Кровь бьет мне в голову, застилая глаза алой пеленой. Рядом не хуже оборотня рычит Зантар. А ходячее недоразумение небрежно стряхивает с руки Ренату, легко, словно перышко, приподнимает над полом Серебряную леди и, прокружив ее несколько шагов в плавном пируэте, элегантным движением прожженного сердцееда опускается на одно колено. По залу проносится вздох восхищения. Я хватаю ртом воздух.

— Это что было-то? — ошалело шепчет Зантар.

— Миледи, — произносит Велкалион, и все невольно замокают, услышав этот дивный бархатный голос, звучащий теперь, как глубокий баритон, — Я счастлив познакомиться с вами. Это огромная честь для меня.

— Я тоже очень рада встречи с вами, Вел, — улыбается Марта.

От ее ответа мне сводит скулы. Будущая смотрительница Библиотеки только что приняла это стихийное бедствие в семью. Чего, во имя богов, добивается мой дом?!

Немного успокаивает, что демонстрация силы, грации и отличной координации на этом заканчивается. Уже пытаясь встать, страдалец едва не растягивается на паркетном полу. Кант успевает удержать его, и растеряно смотрит на свои руки, словно не понимая, с чего это ему пришло в голову помогать этому клоуну.

Рената и Марта снова подхватывают Велкалиона под руки с двух сторон, и начинается церемония знакомства.

Спустя час, когда пустые тарелки из-под десерта уже уплыли на кухню, я начинаю тихо звереть. Если мне не изменяет память, мы собрались сегодня, чтобы разработать график открытия порталов, сведя к минимуму их количество. Но с появлением Велкалиона повестка дня изменилась коренным образом.

Я все еще не уверен, что при нем можно обсуждать такие вопросы. С другой стороны, Библиотека посчитала, что для Марты он угрозы не представляет, ведь два других претендента так и не смогли найти дорогу в обеденный зал. Но чтобы начать обсуждение, пусть и при этом олухе, мне нужно, чтобы все остальные вспомнили, зачем мы здесь. Однако иномирянки, кажется, ни о чем, кроме Велкалиона, помнить не желают. К своему ужасу я обнаруживаю, что не только они. Большинство присутствующих просто млеют от одного его вида и голоса, а вот Арианна и Дилия, а с ними Хандариф и близнецы явно увлечены спором с этим растяпой. Я обвожу зал взглядом. Относительно адекватны только оборотни, Павел и Син. Все пятеро о чем-то тихо беседуют. Словно почувствовав мой взгляд, Грэм оборачивается и кивает.

— Мы тут кое-что набросали, — солидно сообщает Синдин.

— Это не называется "набросали", — ворчит Штред.

— Что тут у вас? — я наклоняюсь над листком бумаги, силясь понять хоть что-то в сплетении стрелок и указателей.

— Вообще-то, получается, нам достаточно встречаться раз в неделю, вот так, как сегодня, чтобы обменяться информацией, — пожимает плечами Грэм.

— Ну, а если что-то экстренное, можно и открыть портал, — Павел задумчиво изучает каракули, — если учесть, что последние три недели мы их по пять раз на дню открывали, то такое решение здорово сократит опасность.

— Тогда нам придется сразу решить, кто остается здесь, а кто уходит в тот мир, — указываю я на нестыковку, — Кроме того, возникнет проблема жилья. Сейчас большинство ночует здесь, в Библиотеке, и у меня есть серьезное подозрение, что у Марты в квартире вы попросту не поместитесь.

— Это ерунда, — отмахивается Павел, — В этом подъезде, по меньшей мере, три квартиры сдаются, разбредемся по этажам, и дело с концом. Лично меня угнетает, что я теперь к вам в гости просто так не наведаюсь.

— А ты оставайся, — усмехаюсь я.

— Ага, а кто поиском заниматься будет? У нас же еще двое не найдены.

— Ну, тогда, придешь погостить, как только узнаете их местоположение.

— А мне кажется это не разумно.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Марта и Рената подкрались так тихо, что я их не заметил.

— Что именно? — недоумевает Грэм.

— Загонять нас в рамки одной недели. Все равно у кого-то какие-то экстренные сообщения возникнут, и вся наша экономия — псу под хвост, — Марта поджимает губы, и Рената согласно кивает, — Мне кажется, разумней будет просто договариваться о следующей встрече и ждать ее, что бы ни случилось. Вот смотрите. Завтра мы улетим за Аленой. Ундины и Павел будут продолжать компьютерные поиски. Соответственно, мы откроем портал только в трех случаях: когда уговорим Алену, когда найдем Жемчужницу, или если определим местонахождение Белого Огня. Ну, и вы со своей стороны откроете его только тогда, когда нам нужно будет передать какую-нибудь срочную информацию. То есть понятно, да? Если мы молчим, и вы молчите, значит, ничего значимого не происходит. В таком раскладе саламандры могут пока остаться в Библиотеке. Собственно, я бы и Штреда с Бризой здесь оставила. Сами подумайте, ну зачем вы нам нужны? Впрочем, это Грэму решать.

— Пусть остаются, — решительно вставляет Грэм.

Штред пожимает плечами, а Бриза корчит недовольную гримаску.

— Ты забываешь, что ундины в твоей квартире долго не продержатся, — напоминаю я, — Там, неподалеку от тебя большой воды нет.

— Тогда пускай и они остаются, — сразу соглашается Марта, — Паша дальше и сам справится, все, что нужно, они ему уже объяснили.

— Действительно, — поддерживает Павел, — Они же просто без толку у меня за плечами маячат.

— Но если Павел останется в квартире один, он не сможет сам открыть портал, когда что-то найдет, — хмурюсь я, — Он же человек.

— А с ним Шета пойдет, — тут же подсказывает выход из положения Рената, — Они с Марком прекрасно общаются, по ходу еще же он скоро придти собирается, так что, пусть уж она его не бросает.

У меня закрадывается нехорошее подозрение, что все слишком уж складно у них выходит, для спонтанного-то решения. Но придраться не к чему. А меня больше всего устраивает, что Марта окажется по ту сторону грани от наших предполагаемых предателей. Зато я смогу понаблюдать за ними вплотную. Гложет только то, что увижу я ее теперь не скоро. И все же я пристально смотрю на Серебряную леди, стараясь понять, что они задумали.

Улыбка скользит по ее лицу за мгновение до того, как она поворачивается ко мне.

— Гектор, можно с тобой посекретничать минутку?

Марта берет меня под руку и, отведя на довольно большое расстояние от остальных негромко спрашивает:

— Ну, и чем ты не доволен? Я и Рената при телохранителях, а все подозреваемые в твоем распоряжении.

— Это все прекрасно, но ваш план работает, только пока вы не вычислите Жемчужницу. Потом вы посадите себе на хвост Арианну и Дилию.

— А еще прихватим с собой Алену и Грэма. Гектор, проблемы надо решать по мере их возникновения. Разрешаю тебе подумать, как задержать Дилию здесь, пока мы с Арианной съездим за Уме. Ты, кстати, в курсе, что Рената за ней кое-что заметила?

— Да, она сказала. И мне это совсем не нравится. И еще у меня вызывает сомнение твоя уверенность в том, что с Аленой все пройдет гладко.

— Никуда она не денется, — легкомысленно заявляет Марта, — И потом, сколько бы нам не понадобилось ее уламывать, мы не откроем портал, даже если будем точно знать, где искать ундину. Павел и Шета со мной согласны. Так что, ты лучше проследи, чтобы никто раньше времени не сунулся отсюда.

— Ну, думаю, дней десять я вам смогу гарантировать. Но потом может начаться бунт.

— Ладно, постараемся управиться еще быстрее. Нет, ну какой лапочка! — вдруг восклицает она совсем не в тему.

Я слежу за ее взглядом. Велкалион хлопает ресницами, с блаженной улыбкой ловя каждое слово Хандарифа. Я тихо скрежещу зубами.

Аленка

— Знаешь что, если тебе так хочется кого-то винить, не разобравшись в ситуации, вини меня.

Мне не нравилась эта женщина. Не нравилась ее коротконогая коренастая фигура, не нравился сверлящий взгляд черных, как угольки глаз. И то, как по-хозяйски она расположилась на моей кухне, мне тоже не нравилось. Но мне нужно было это пережить. Раз и навсегда. И покончить, наконец, с их преследованием. Пускай выскажется. Пускай попытается мне что-то доказать. Все равно у нее ничего не выйдет.

Если честно, я даже рада была, что она пришла. Прошло больше суток с тех пор, как я выгнала Грэма из клиники. Я была уверена, что так легко меня в покое не оставят. Впервые я осознала, что такое паранойя. Вчера, идя домой с работы, и гуляя с собаками, я оглядывалась на темные подворотни, с ужасом ожидая, что оттуда появится какое-нибудь иномирское чудовище.

Ночью я то оплакивала свое разбитое сердце, то тряслась от страха, представляя себе всякие ужасы о похищении. Спала я урывками и утром пришла в клинику разбитой. Каждый раз, когда открывалась входная дверь, я нервно вздрагивала, ожидая увидеть каких-нибудь гномов, эльфов или оборотней вместо обычных посетителей.

К вечеру я была так взвинчена, что когда, подойдя к дому, увидела у своего подъезда Грэма и эту тетку, испытала что-то сродни облегчению. Но едва взглянув на своего волка, я поняла, что, как прежде, не могу оторвать от него глаз, и снова разозлилась. Грэм тоже не отводил от меня взгляда.

— Здравствуй, Грэм, — я протянула руку для формального рукопожатия, но оборотень отступил на шаг, словно боялся ко мне прикоснуться.

Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Все сжалось у меня внутри.

— Здравствуй, Елена. Познакомься, это Рената, мой друг. Она хотела бы поговорить с тобой.

— Рада познакомиться, Алена, — женщина улыбнулась.

— Входите, раз пришли, — пожала я плечами. Сообщать этому чучелу, что тоже рада познакомиться с ней, я не собиралась.

— До встречи, Елена, — тихо сказал Грэм и растворился в ночи.

Я осталась стоять с открытым ртом.

— Надеюсь, твое приглашение еще в силе? — усмехнулась Рената, — Я действительно хотела бы поговорить с тобой.

Фамильярное обращение на "ты" меня покоробило, но я предпочла промолчать. К чему суетиться? Пусть выскажется и катится на все четыре стороны.

И вот теперь она распивала чаи у меня на кухне.

— Постарайся понять, — говорила Рената, — Грэм мне как брат. Вскоре после того, как я ушла в тот мир, он вернулся отсюда и стал единственным, с кем я могла поговорить о доме. И я стала единственной, с кем он мог поговорить о тебе. Кто мог понять тебя. Хотя бы отчасти. И объяснить ему. А ему очень нужны были объяснения. Точнее, не объяснения, а надежда. Надежда, что ты станешь его ждать. Я не психолог. Я не знала, что можно ему рассказать о чувствах пятнадцатилетней девчонки. Я даже с собой не могла тебя сравнивать, потому что всегда была уродиной.

Обалдеть! Она даже плечами не передернула. Так спокойно высказалась о своей внешности. Простая констатация факта. Сильная баба, ничего не скажешь. Вот только про Грэма мне врать не надо, да. Ну, да ладно…

— Точно я могла сказать только одно. Что ты никогда не забудешь того, что он для тебя сделал. Живя в этом мире, мы не бываем по-настоящему счастливы. А Грэм показал тебе, какой на самом деле может быть твоя жизнь. Уже поэтому ты бы никогда его не забыла. Я не могла ему врать и обещать, что ты будешь его любить. Но он всегда говорил, что его любви хватит на вас обоих.

— Я вам не верю, — перебила я.

— Твое право, — Рената пожала плечами, — Не знаю, почему ты решила, что он в чем-то перед тобой виноват.

— Вы же сами сказали, что винить надо вас. Значит, тоже считаете, что винить есть за что.

— Я сказала, что тебе хочется кого-то обвинить. И лучше, если это буду я, а не Грэм.

— А вы-то тут причем?

— При том, что я не объяснила Павлу, почему Грэм тебя ищет. Просто списала под общую гребенку теории бэк-апов.

— Вы хотите сказать, что на самом деле я не нужна оборотням?

— Нужна, и еще как! Но только Грэму на это глубоко наплевать. Ему ты нужна.

— Чушь! Если бы ему была нужна я, он пришел бы за мной раньше, а не тогда, когда это потребовалось его народу.

— Раньше он придти не мог. Ты ничего не знаешь о событиях последних месяцев. Если бы не война, которую развязал один психопат, Марта бы никогда не открыла первый проход, не пришла бы к нам и не обеспечила свободное перемещение из мира в мир. Грэм проводил в Библиотеке не меньше трех месяцев в году, пытаясь найти проход. Но только Марта сделала его мечту реальностью.

— Что такое Библиотека?

— Место, где перекрещиваются миры. Это трудно объяснить. Лучше всего поговорить об этом с Гектором, если тебе интересно. Но для этого придется пойти туда.

— Мне не настолько интересно.

— Как знаешь. Но можешь мне поверить, Грэм все время искал способ вернуться к тебе. Не его вина, что он его не нашел.

— Три месяца в году? Он не перетрудился.

— Это были весенние месяцы.

— Это имеет значение?

— Ты же ветврач. Должна знать, что происходит весной с волками.

— Он же не волк. Он, как-никак, разумен.

— Весной практически невозможно встретить оборотня в человеческой ипостаси. Как и у волков, у них это период размножения. Весной они животные.

— И что с того?

— Каждую весну Грэм уходил в Библиотеку и практически все время оставался в человеческой ипостаси.

— Вы что пытаетесь мне доказать, что все это время у него никого не было?

— Вот именно.

— Глупость. Что, оборотни не занимаются сексом в человеческом обличии?

— Господи, — вздохнула Рената, — Придется все объяснять на пальцах. Гектора бы сюда! Ну, да ладно…

Выслушанная длинная лекция о социальном устройстве, сексуальной активности и размножении оборотней ни в чем меня не убедила. Для общего образования, конечно, полезно, но ситуации не меняет. Ну не могла я поверить, что Грэм хранил мне верность все это время.

— Я тебя убедила? — спросила Рената с надеждой.

— Нет, — твердо ответила я, — То, что вы пытаетесь мне доказать — голословно. У меня нет никаких оснований вам верить.

— Хорошо. Я скажу тебе еще кое-что. Грэм — очень сильный маг-трансформатор. Его способности уникальны. Тебе, например, ни один другой трансформатор не смог бы помочь с обращением. Только Грэм. В нем смешались две уникальные генетические линии, и дали вот такую мутацию. Для любого клана оборотней было бы очень желательно иметь такого сильного трансформатора. Если Грэм останется единственным, очень скоро клан вервольфов превысит по численности все остальные вместе взятые. Разумеется, это никого не устраивает. И леди Рисс спит и видит полукровок от Грэма в каждом клане. Так вот пока таких полукровок нет.

— Кто такая леди Рисс?

— Львица. Руководительница совета кланов. И потрясающе красивая женщина. Ты должна была видеть ее портрет.

— Ну, кажется, видела, — я пожала плечами, вспомнив запредельную красавицу с рисунка, — Вот только насколько он приукрашен?

— Ну, как тебе сказать. Это очень хороший портрет. Я бы сказала, одно из лучших ее изображений. Только даже Марта не смогла передать всей ее прелести.

— Так не бывает, — вздрогнула я. Мысль о том, что Грэм хотя бы даже просто знаком с этой красавицей не прибавила мне настроения.

— Представь себе, бывает. Это особая магия. Так о чем я говорила? Ах, да! Леди Рисс. Вижу, она произвела на тебя впечатление. Так вот, когда Грэм так и не соблазнился ни одной из предложенных красоток, львица решила сыграть ва-банк и взялась за дело сама.

— Что?!

— Вот-вот! Ты женщина и у тебя такая реакция. А теперь представь, что с мужиками в ее присутствии происходит.

— И… — я больше не могла претворяться, что мне безразличен этот разговор.

Рената это заметила, но продолжала рассказывать совершенно спокойно.

— Она попыталась его соблазнить. Но, то ли момент был выбран неправильно, то ли воли у парня оказалось больше, чем она рассчитывала, только он от нее сбежал.

— Сбежал?

— Да. С того момента и до самого перехода сюда, он все время старался не оказываться с ней в одном помещении. А если уж этого нельзя было избежать, ни разу не оставался с ней наедине. Когда леди Рисс приезжала в Библиотеку, он ни на шаг не отходил либо от меня, либо от Гектора. Он даже ночевал у того в кабинете. В общем, леди Рисс так и не смогла до него добраться.

— Кто такой этот Гектор, о котором вы все время говорите?

— Смотритель Библиотеки, наш с Грэмом друг и просто очень хороший человек.

— Человек?

— Да, представь себе. Люди там тоже есть.

Я поежилась. Мысль о красавице-львице не давала мне покоя.

— Почему я должна верить вам, что этой драной кошке не удалось его соблазнить?

— Потому что у львов по-прежнему нет уникального трансформатора. И не предвидится в обозримом будущем тоже, — улыбнулась Рената, — Но мне нравится, что ты так ее назвала.

— Почему?

— Ты ревнуешь.

— Еще чего!

— Алена, пожалуйста, ответь мне на один вопрос.

— Смотря какой.

— За эти три года у тебя были романы?

— Конечно!

— А если подумать?

Черт, ну что я себя веду, как девчонка! Да какое мне дело до нее! Почему я обороняюсь, словно в чем-то перед ней виновата?! Да еще и вру, к тому же. Больно надо!

— Хорошо, вы правы. У меня не было романов. И знаете почему? Потому что в моей жизни был красавец-оборотень, подаривший мне не только первый поцелуй, но и первую трансформацию. И самоосознание. Вы ведь все это знаете, Рената. И прекрасно понимаете, что любой, кого я могла встретить после, проигрывал рядом с ним. Но, тем не менее, в мои пятнадцать лет, я справилась с юношеским эгоцентризмом и отпустила его к его народу, которому он был так нужен. И знаете, что он сказал мне, Рената? Он сказал, что найдет способ вернуться, чего бы ему это ни стоило. Вот только нашел он его тогда, когда теперь уже я его народу понадобилась. А я понадобилась. Я, кажется, понимаю теперь, зачем. Оборотням нужен лекарь. Уж не знаю, чем им мой отец не подошел, но они выбрали меня. И не надо мне говорить, что Грэму наплевать на это. Я видела, какими глазами он смотрел, как я работаю. На меня он так не смотрел. Только на мою работу. Вы жили с сознанием того, что вы некрасивы, так что вы должны меня понять. У меня нет комплекса сверхполноценности. Я знаю, что невзрачна. Я знаю, что я сама, как женщина, никогда подобного взгляда не заслужу. И вы всерьез пытаетесь заставить меня поверить в то, что я смогу конкурировать с какой-нибудь леди Рисс? Знаете, может, вы и не врете. Может Грэм действительно хранил мне верность все это время. Но он был тогда ненамного старше меня и к тому же в чужом мире. А сейчас, когда налет подростковой романтики слетел, он никогда уже не увидит во мне свою Елену Прекрасную. Великого целителя — это да. А женщину… Господи, да он же до меня даже дотронуться не хочет! Он шарахается от меня!

— Алена, Алена… — Рената вздохнула, — Слышала бы ты себя сейчас! Какую же чушь ты несешь! Ты так ничего и не усвоила из того, что я рассказала тебе об оборотнях. Грэм никогда не унизит тебя первой близостью в человеческой ипостаси. Ладно… — она поднялась из-за стола, — Пойду я… Если ты в упор не хочешь видеть, что Грэму никто, кроме тебя, не нужен, я ничем не могу вам помочь.

Она прошла в прихожую, надела босоножки. Уже подойдя к двери, снова обернулась ко мне.

— Я все-таки надеюсь, что ты окажешься умнее, чем пытаешься притвориться. Не мог же Грэм, в самом деле, полюбить такую дурочку.

И, оставив меня задыхаться от возмущения, она тихо вышла.

Уме

Я все-таки пошла к Хэнку вечером.

После ленча, оставив Элис управляться в магазине, я привела себя в порядок и успокоилась. Телефоны я включила, но Каролина меня больше не беспокоила. Я отчетливо представила себе, как она, забросив дела компании, запирается в своем кабинете с армией адвокатов и готовится дать мне и Дэну генеральное сражение. Своего адвоката у меня не было, но был Шарль. Мы вместе росли в Новом Орлеане, потом вместе учились в Бостоне. Нас связывала многолетняя дружба и короткий студенческий роман, после которого мы умудрились не испортить отношений. Пару лет назад он тоже переехал в Майями, и теперь мы иногда обедали вместе. Шарль никогда не представлял моих интересов, как юрист и, разумеется, ничего не знал о Гордоне, но когда я позвонила и попросила встретиться, сразу нашел для меня время. Внимательно меня выслушав, он не задал ненужных вопросов, а просто обещал подумать над предложенной мной "гипотетической" проблемой. Меня это успокоило.

Хэнка я сразу предупредила, что петь не буду, а просто посижу в уголке за бокалом мартини. Несколько мгновений он внимательно вглядывался в мое лицо, но ничего не сказал, даже если сделал какие-то выводы.

— Я составлю тебе компанию минут через пятнадцать, — пообещал он и укатил по своим делам.

Здесь, в клубе, я, наконец, поняла, что могу расслабиться. Все, что было в моих силах, я сделала. Оркестр что-то тихо наигрывал, основная программа должна была начаться позже. Я прикрыла глаза и позволила музыке звучать во мне.

Не знаю, что бы я делала без нее. И без Хэнка. Смешного Хэнка, потому, что когда мужчине за пятьдесят, а у него глаза побитого щенка — это смешно. Нелепого Хэнка, потому, что рыжий ирландец, влюбленный в негритянский джаз, нелеп. Хэнка, вызывающего жалость и уважение одновременно, потерявшего ноги в какой-то локальной необъявленной войне, но не сдавшегося и нашедшего в себе силы делать то, что больше всего хочется. Я знала, что он относится ко мне, как к дочери, которой у него никогда не было. Именно поэтому мне всегда доставляло радость петь в его клубе. Иногда мне очень хотелось рассказать ему о себе все, выплакаться, попросить совета, но я так никогда и не рискнула.

В кармане завибрировал сотовый.

— Дэн?

— Уме, дед хочет поговорить с тобой. Ты не против? Я не помешал? — видно он услышал музыку.

— Нет, я в клубе, отдыхаю. Конечно, я поговорю с ним.

— Здравствуй, девочка, — голос старика был хриплым, чувствовалось, что ему трудно говорить.

— Здравствуйте, Дэн.

— Я так рад, что перед смертью снова слышу тебя.

— Не говорите так.

— А зачем мне тебе врать? — старик натужно рассмеялся, — Я сам знаю, что умираю. И я действительно мечтал попрощаться с тобой. Дэнни сказал, что ты занимаешься жемчугом.

— Да.

— Я знал, что ты без него не сможешь. Скажи, девочка, ты поешь ему?

— Пою? — вопрос меня удивил, но тут я поняла, что всегда напеваю, когда работаю, — Да, Дэн, я ему пою.

— Как бы я хотел еще раз послушать!

Не знаю, что на меня нашло, но я поняла, что хочу это сделать.

— Нет проблем, Дэн. Я сейчас в клубе. Я иногда выступаю здесь для друзей. Подождите минутку.

Я вскочила, чуть не сшибив подкатившего Хэнка.

— Направь телефон на динамики, — бросила я ему и побежала на сцену.

Я объяснила Бобби, чего от него хочу, он кивнул и повернулся к оркестру.

— Это прекрасный мир, и в нем полно чудес, — сказала я в микрофон, — Главное, не пройти мимо них.

I see trees of green, red roses, too

I see them bloom, for me and you

And I think to myself

What a wonderful world.

I see skies of blue, and clouds of white,

The bright blessed day,

The dark sacred night

And I think to myself,

What a wonderful world. (3)

— Я знаю, Дэн, вы никогда не проходили мимо чудес. Вы всегда замечали их и хранили в душе, чтобы передать своем детям и внукам. И даже мне.

The colour of the rainbow,

So pretty in the sky

Are also on the faces,

Of people going by

I see friends shaking hands,

Saying "How do you do?"

They're really sayin': "I love you".

— Вы знали, что в чудеса надо верить, и этому вы учили других. И тогда чудес в мире становилось больше.

I hear babies cry,

I watch them grow,

They'll learn much more,

Than I'll ever know

And I think to myself,

What a wonderful world,

Yes, I think to myself,

What a wonderful world

— Песня Боба Тила (Bob Thiele) и Джорджа Дэвида Уэсса (George David Weiss) "What a wonderful world" исполнялась Луи Армстронгом)

— Спасибо вам за чудо, которое вы подарили мне, Дэн.

Народу в зале собралось пока не много, но те, кто был, словно поняли, что происходит что-то слишком важное, чтобы вмешиваться. Не раздалось ни одного хлопка. Я уходила со сцены в полной тишине.

Хэнк протянул мне телефон. В глазах его стояли слезы.

— Хотел бы я, чтобы меня так провожали, девочка, — прошептал он.

— Уме, — это был Дэн, а не его дед, — спасибо.

— Дэниел?

— Он улыбается, Уме.

— Он…

— Нет, пока нет… Он просто снова потерял сознание. Но теперь… — я чувствовала, что слова даются ему с трудом, — теперь он умрет счастливым. Спасибо, Уме.

— Это так мало, Дэн. Я бы хотела сделать больше.

— Ты сделала. Извини, я перезвоню позже.

Хэнк сделал знак официанту и нам принесли напитки. Мы выпили — быстро и молча. Я подумала, что неплохо было бы напиться вдрызг и хоть несколько часов ни о чем не думать. К сожалению, в малых дозах алкоголь на меня не действовал, а в больших вызывал столько побочных эффектов, что об этом не хотелось даже вспоминать.

И тут снова зазвенел мобильный. Не знаю почему, но я поняла, что на этот таз должна ответить Каролине. Хэнк предано смотрел на меня, готовый в любую минуту придти на помощь. Я испытала прилив благодарности к нему. Кивнув, я ответила на звонок.

— Розалия скончалась десять минут назад, — голос Каролины был ровен, пару мгновений она подождала моей реакции, но не получив ответа, продолжила, — Она не страдала. Просто сердце остановилось. Уме?

— Я слушаю.

— Ты уже попрощалась с ней. Не думаю, что тебе стоит приезжать на похороны.

Я не ответила. Просто отключила телефон. Сердце Розалии остановилось, когда я пела джаз для другого умирающего старика. Не размышляя больше, я набрала телефон авиакомпании и заказала билет на утренний рейс в Талсу.

Смотритель Гектор

— Гектор, есть минутка? — Хандариф нетерпеливо переминается у двери.

— Входи, — приглашаю я, — Заодно полюбуешься на опусы претендентов.

— Ты так говоришь, как будто я смогу определить в них ошибки.

— Не в ошибках дело. Когда увидишь, сам все поймешь, — я подвожу его к столу, на котором разложены четыре плана Библиотеки, — Вот, смотри. Смотритель раз в десять лет должен составлять новую карту. Эту я сделал в позапрошлом году. Правда, у меня есть подозрение, что после прихода Марты Библиотека уже претерпела серьезные изменения. Кухню, к примеру, я перенес с планов Энгиона. Раньше мне туда хода не было, хоть я о ней и знал. Но когда заглянул туда к Риоху и Марте, сразу понял, что помещение намного больше, чем было при Энгионе.

— Интересно… — Хандариф внимательно рассматривает рисунок, — Вернисаж, мне кажется, удлинился.

— Раза в два, — хмыкаю я, — Она же, как заведенная, рисовала всю весну.

— Понятно.

— Теперь посмотри сюда, — я подвигаю к нему один из тестовых планов.

— Что это?

— Опус первый. Творение Анкитиля.

Хан водит по плану пальцем, внимательно поглядывая и на мой рисунок. Брови его начинают ползти вверх, он хихикает, а потом начинает хохотать.

Я тоже улыбаюсь. На плане Анкитиля обозначены только экспозиционные залы и малое гостевое крыло.

— Выгонишь его? — отсмеявшись, спрашивает Хан.

— Не могу! — слыша тоску в моем голосе, саламандр снова хихикает, — Только по сумме всех испытаний. Ты дальше смотри, это еще веселее.

На плане Бартавиоля Библиотека выглядит бубликом с центральным кольцевым коридором и комнатами по бокам от него. Хандариф с минуту рассматривает рисунок, потом недоуменно смотрит на меня.

— По кругу водила, — объясняю я, — Она это умеет, — Хан только головой качает, — Ну, и на закуску…

Я снова придвигаю к нему свой план и кладу рядом работу Велкалиона. На этой карте не обозначены разве что мои апартаменты с архивом при них и главное гостевое крыло — Библиотека оберегала приватность своих обитателей.

— Хочешь сказать, наш юный рассеянный друг — твой будущий ученик и приемник?

Я молчу, размышляя, что можно, а что нельзя доверить Хандарифу. А довериться ему мне очень хочется.

— Знаешь, если что, я буду только рад, — продолжает он, не дождавшись от меня ответа, — Мне этот парень понравился.

— Вот только не говори, что и у тебя он вызвал умиление! — ворчу я.

— Ну, я же не дама, чтобы умиляться! — веселится Хан, но вдруг меняет тон на серьезный, — Гектор, этот парень — умница. У него мозги потрясающие, и знает он столько, что и в десяти профессорских головах не уместится. Можешь на меня злиться, но я ему в качестве идеи подкинул мысль, что открытие множественных порталов между мирами может быть опасным. Так он за полчаса разложил по полочкам все, над чем наши ученые мужи месяц головы ломали. И знаешь, к какому выводу пришел? Держись крепче. Их фамильная магия голоса (понимай, как магия Энгиона) развалит грань почти сразу. А что касается магии Серебряной леди, то тут вообще ничего не известно, потому что за века в том мире она могла так видоизмениться, что теперь не только не вредит грани, а наоборот ее укрепляет. Так что ничего о порталах сказать заранее нельзя, пока не изучим, как именно Марта ворожит. И все это он выдал с этой идиотской улыбкой. Нет, правда, Гектор, он потрясающий парень. К тому же, раз нашел дорогу на наши посиделки, значит и сердце у него доброе. Так что радоваться надо, если он станет твоим приемником.

— Он не станет моим приемником, — решаюсь, наконец, я.

— Почему ты так уверен?

— Потому, что Библиотека уже выбрала следующего смотрителя. Вернее смотрительницу. Марту.

Я закусываю губу, наблюдая смену эмоций на лице Хандарифа. Меня все еще гложут сомнения, правильно ли я поступил, рассказав ему. Но сейчас мне, как никогда нужна помощь, а больше чем Хану я могу доверять разве что гномам. Вот только гномы не в этом мире, и с этим ничего не поделаешь, а помощь мне нужна здесь, в Библиотеке.

— Это точно? — наконец спрашивает саламандр.

— Никаких сомнений. Едва Марта пришла сюда, Библиотека открыла и перестроила для нее кухню. Мне, например, она открыла крошечную темную кладовку со всяким до сих пор не изученным хламом, лишь когда мне исполнилось семнадцать лет. И то Энгион был счастлив, что она, наконец-то меня признала. Тому же Велу она показала почти все, но ничего для него не открыла. Так что, следующей смотрительницей станет Марта — это к кентаврам не ходи. Но вот зачем Библиотека впустила сюда этого ушастика? Приманила его, привязала, приняла. Зачем? Я не понимаю этого, Хан.

— Гектор, кто-нибудь еще знает об этом?

— Только Лисси. Риох может догадываться. А я пока даже самой Марте не сказал.

— Ну и правильно. И не надо. Когда узнают, тут такое начнется… Постой-ка, значит, тайте-айелен…

— Вот именно.

— Опаньки! Привет Ирэльтилю! Большой и с кисточкой.

— И не вспоминай.

— Значит, ты пригласил претендентов только для отвода глаз?

— А что лучше было сразу всю информацию на прогрессивную общественность вывалить? Пусть уж слоняются тут, если здоровье не дорого.

— Ты нас подставил, Гектор.

— Знаю. Но я посчитал, что это меньшее из зол. К тому же Марту вы кинулись защищать по собственной инициативе. Полагаешь, я должен был подставить только ее одну?

— Ладно, проехали, — морщится Хан, — Хотя мог бы и предупредить, вообще-то.

— Я и предупредил. Сказал, что они станут шпионить и пакостить. И что, многих это напугало?

— Значит, ушастое чудо у нас темная лошадка, говоришь? Интересно… И ведь явно на голову остальных в конкурсе обошел.

— Еще не факт. Вполне на других испытаниях завалиться может. Скоро, — я кидаю мимолетный взгляд на часы, — через полчаса, буду раздавать следующие задания. Посмотреть не хочешь?

— С удовольствием.

— Ладно, тогда скоро пойдем. Да! — вспоминаю я, — А ты зачем приходил-то вообще?

— Ох! Ты меня так развлек, что из головы вон. Это на счет Грэма и близнецов. Ты в курсе, что они задумали?

— В общих чертах. Какой-то синтез ментальной магии эльфов и нюха оборотней, — я не знаю, что Хандарифу известно, но выдавать идею наших новаторов пока не хочу. А вдруг Хан тоже из тех, кто не горит желанием найти Белый Огонь.

— Вот именно. И искать таким образом они собираются безумного саламандра. Ты хоть представляешь, чем это чревато? Я попытался взять с них слово, что они не станут делать этого без меня. Но по зрелом размышлении пришел к выводу, что они мне так ничего и не пообещали толком.

— Ты думаешь, это может быть опасным? И кстати, а почему безумного? Вы что-то нашли в летописях?

— Самое интересное, что да. Вот только в летописях мы это нашли только вчера, а безумным саламандром его Рен-Атар три дня назад обозвала. Возникает вопрос: откуда она знала?

— Рената? Ничего не понимаю, — теряюсь я, но в голову тут же закрадывается предательское подозрение. Слишком уж туманно наши дамы намекали на свое коллективное прозрение во время пьяного загула.

Видимо, теперь очередь Хандарифа читать мои эмоции, потому что на его собственном лице отражается сначала удивление, а потом озабоченность.

— Так плохо? — спрашивает он.

— Боюсь, как бы не было еще хуже. Эльфы с оборотнем только задумали, а эльфийка, гномка и кентаврица задолго до них повторили. Мне кажется, они в своем ночном бдении нашли ваш Белый Огонь. Или хотя бы на след напали.

— Не нашли, — шепчет Хан, — если бы нашли, так легко не отделались бы. Ты понимаешь, что будет, если они споются с Грэмом и близнецами? Может, откроем портал и предупредим?

— А смысл? Все равно не послушают. И потом, они же сейчас у Алены, причем всей компанией. Только Шета в квартире.

— Она из них самая разумная, — не сдается саламандр.

— В их руках-то? И не надейся. Но почему они не довели поиск до конца? Не смогли? Не сумели? Чего-то им не хватило? — предполагаю я.

— Точно! Им оборотня не хватило. А другой компании не хватит кентавра. Так что, если они решат объединиться…

— О боги! Они не решат объединиться! Марта и Рената поехали за Аленой! Они не собираются уговаривать Грэма. Они Алену подпишут!

Несколько минут мы напряженно смотрим друг на друга.

— Как думаешь, сколько у нас времени? — спрашивает, наконец, Хан.

— Я обещал им десять дней.

— Много. Могут успеть вляпаться.

— Не думаю, — качаю я головой, — Прежде, чем кидаться в авантюру, они отметятся и похвастаются хотя бы одной победой. Нет, перед тем, как ввести Алену в круг предвиденья, они приведут ее сюда, для полного обращения. Так им будет проще ее, и уговорить, и использовать.

— Значит, будем просто ждать?

— У нас нет другого выхода. Если мы сейчас откроем портал, чтобы попытаться их остановить, лимит доверия будет исчерпан раз и навсегда. А нам сейчас никак не с руки ссориться с милыми дамами. Они и так уже заговоры внутри заговора устраивают.

— Ага, одно то, как они нас всех здесь кинули.

— И это тоже. Кстати, у Марты была веская причина, и тут мне тоже нужна помощь.

Сказав "А", я решаю договорить все до конца. Хандариф слушает, не перебивая, потом вздыхает.

— Ладно, я послежу за ними, сколько смогу. Но ундины плохо сосуществуют с саламандрами, а оборотни настолько увлечены друг другом, что им никто по определению не нужен.

— Если увлечены, — поправляю я, — Я все еще не уверен на счет Бризы. Вот черт! — взгляд мой падает на часы, и я понимаю, что уже опаздываю, — Пошли раздавать задания. Претенденты ждут.

Хандариф встряхивает головой и встает.

— Пошли развлекаться, — улыбается он, — Все равно ты вывалил на меня столько информации, что ей не мешало бы отстояться. Мне надо о многом подумать, и я не против для начала получить заряд положительных эмоций. Кстати, а в чем заключается следующее задание?

— Каждому претенденту будет предложено определить назначение трех вещей из техногенного мира, чьих аналогов у нас нет, — я пропускаю Хана вперед, и мы выходим в коридор.

— Здорово! А сам-то ты знаешь, что это такое?

— Теоретически, одна из трех вещей должна быть не опознана в принципе. Но с Мартой и Ренатой таких просто не осталось. Да ты сам сейчас увидишь. Согласись, не побывав в том мире, ты бы в жизни не понял, что белый шкаф из странного инертного материала предназначен для охлаждения продуктов.

— Белый? — недоумевает Хан, — У Марты в квартире он серебристый. А в гостиничном номере в Австралии был отделан под дерево.

— Не принципиально. К нам попал белый. А самое интересное, что близнецы недавно сумели трансформировать магическую энергию и заставить некоторые приборы работать. Процесс энергоемкий, но успеха они добились. Посмотрим, смогут ли до такого же додуматься наши претенденты.

Аленка

В клинику я притащилась в половине девятого утра, не выспавшаяся и злая. И черт меня дернул подписаться на просьбу маминой подруги придти пораньше и постричь ее пуделя! Некогда ей, видите ли, после работы. Ночь снова выдалась не из спокойных. Но тот факт, что Рената явилась все-таки для разговора, а не для превентивных действий, немного унял мою паранойю. Иномирские чудовища больше не прятались по углам моих снов. Зато прятались волки — свободные и прекрасные, бегущие навстречу полной луне — и красавица-львица, заманивающая их в ловушку.

Надо отдать должное клиентке, она не опоздала, и с ее карликовым пудельком я управилась довольно быстро. Когда я заканчивала стрижку, хлопнула входная дверь, и я тихо застонала. Ну чего сегодня всем неймется ни свет ни заря! Денек обещал быть напряженным.

Я услышала, как первая посетительница сообщила следующим, что я скоро подойду, а потом ее шаги и цокот маленьких собачьих коготков потерялись в уличном шуме. Я смела шерсть с пола, протерла стол и пошла в приемную.

В жизни они были еще прекрасней, чем на фотографиях. Я даже не разозлилась. Слишком уж диссонировала их слепящая красота с рекламными и образовательными плакатами на стенах и обшарпанным, но любимым папиным письменным столом.

— Могли бы Грэма на поводке привести. Для антуража. Вет-клиника все-таки, — проворчала я.

Мальвина улыбнулась, а близнецы… И почему я родилась оборотнем? Не удивительно, что моя маменька все им выболтала. Небось, мысленно уже видела меня замужем за обоими сразу. И как они только по нашим улицам ходят? Вот уж действительно, солнце меркнет от такого сияния.

Я просочилась по узкому проходу за стол, стараясь не коснуться никого из них. Пока я усаживалась, Марго рылась в сумочке, а когда я посмотрела на нее снова, на тонком пальчике покачивались две тряпочки. Купальник. Очень красивый купальник. Очень-очень дорогой купальник — сама его на манекене в бутике видела, и цену тоже. Очень-очень-очень открытый купальник.

— Мы тут подумали, что поголовье домашних питомцев в городе не уполовинится, если ты устроишь себе выходной, — жизнерадостно сообщила эльфийка, — А еще мы как раз узнали, что неподалеку, за городом есть пляж на реке, и решили, что искупаться в такую жару самое оно. Но поскольку купание едва ли входило в твои планы сегодня утром, пришлось разбудить владелицу магазинчика, чтобы явиться во всеоружии. Надевай!

Она кинула в меня купальником, и я машинально его поймала.

— Размерчик и фасон Рената подбирала, так что должно подойти. У нее глаз наметанный.

Я продолжала молча смотреть на эту невероятную женщину. В ней не было агрессии, задние мысли не таились за этим лепным лбом. Она искренне предлагала мне пойти искупаться, чтобы повеселиться, побегать по пляжу, поиграть в волейбол, поплескаться в холодной еще воде. Она просто хотела познакомиться со мной в такой вот неформальной и неожиданной обстановке. А еще это она нарисовала Грэма. И на том ее рисунке он тосковал. Тосковал по мне. Я это знала.

Шелковистая ткань купальника ласкала пальцы, и мне вдруг до безумия захотелось ощутить его на теле. "А почему бы и нет?" — мелькнула вдруг шальная мысль. Сегодня суббота, а родители мне не запрещали устраивать по два выходных в неделю. Не галеры все-таки. А купальник оболденный. Если и это на Грэма не подействует, тогда уж точно можно на всем крест ставить.

Я посмотрела на часы.

— Мне нужно дождаться Мишку, и оставить его извиняться перед клиентами. А еще отменить несколько назначенных визитов.

— Ну, переодеться-то ты все равно успеешь, — лучезарно улыбнулась Марго.

— Успею, — кивнула я, поймав себя на том, что тоже улыбаюсь, — А вы, кстати, забыли представиться. Я только знаю, что вы Марго. Но в то, что вы, милейшие, Кен и Зак, мне с трудом верится.

Близнецы развеселились окончательно.

— Вообще-то, я Марта, — поправила меня эльфийка, — Это Кантариэль, или просто Кант, а это Зантариэль, или Зантар.

Одним неуловимым движение парни поменялись местами, и я расхохоталась.

— Могли бы и не стараться. Я и так вас не различу.

— Ну, вот! И ты тоже! Никто их не различает, — Марта поджала губы в притворной обиде, — Одна я такая одаренная, за что мне вечно и достается. От этих прохиндеев в том числе.

Снова рассмеявшись, я перемахнула через стол и побежала в душевую переодеваться.

В следующие полчаса я веселилась так, как не веселилась, пожалуй, даже на студенческих вечеринках. Близнецы гонялись за мной по всей клинике с требованием немедленно продемонстрировать обновку, Марта изображала из себя строгую мамашу двух расшалившихся бэби, а я в этом сумасшедшем доме пыталась звонить и серьезным голосом отменять встречи с клиентами.

Мишку мы оставили в полном ступоре от моей сногсшибательной компании и неподобающего поведения и, вывалившись на улицу с хохотом и гиканьем, загрузились в невероятных размеров новехонький джип.

— Вау! — только и смогла сказать я по поводу этого транспортного средства.

— Ага! — радостно поддакнула Марта, — Вчера купили сразу, как прилетели. Мальчики захотели научиться водить.

Я с ужасом уставилась на двух одинаковых эльфов, дерущихся на переднем сидении за право сесть за руль.

— Марта, а ты уверена, что это не летально? — на всякий случай спросила я.

— Ну что ты! Мы же вчера его купили. А эльфы всему с первого раза учатся.

Я все-таки пристегнулась и принялась лихорадочно шарить глазами по салону, в надежде, что у этого агрегата аэрбеги есть и у задних сидений. Не нашла. Испугалась еще больше. Но тут потасовка впереди закончилась, машина плавно тронулась с места, и в течение следующих двадцати минут, пока мы катили к пляжу, мне оставалось только восхищаться мастерством новоявленного водителя.

К моему недоумению, ни Ренаты, ни Грэма на пляже не было. Честно говоря, я всю дорогу ожидала такой подставы и была приятно удивлена, что эльфы не оправдали моих опасений.

Но долго в тесной компании нам оставаться не пришлось. Народу на пляже постепенно прибавлялось, многие решили отдохнуть на воздухе солнечным субботним утром. И, разумеется, все пялились на моих спутников. Не то, чтобы с нами сразу кинулись знакомиться. Народ просто подтягивался поближе к ослепительному сиянию эльфов.

Когда мы, наплескавшись в ледяной водичке, растянулись на полотенцах, жизнь вокруг нас закипела ключом. Почему-то всем надо было уронить мяч, воланчик или летающую тарелку именно в нашу сторону. Самыми смелыми оказались девчонки лет по пятнадцать-шестнадцать. Отчаявшись привлечь внимание близнецов своим повизгиванием и неплохим волейболом, они просто подошли и предложили им сыграть вместе. На нас с Мартой они при этом косились явно не гостеприимно. На удивление, парни сразу согласились и, расшаркавшись перед нами за то, что бросают, радостно включились в игру. Правда, сначала один из них наклонился к нам почти вплотную и поинтересовался:

— Девочки, может на вас морок навести? А то еще похитят, пока мы развлекаемся.

— Да кому мы нужны, — легкомысленно отмахнулась Марта, — И вообще, может, стоит, чтобы похитили, хоть мы тоже развлечемся.

— Сейчас останемся, и никуда не пойдем, — угрожающе произнес эльф.

— Брысь отсюда, телохранители хреновы, — рыкнула Марта, и близнецы, расхохотавшись, умчались вслед за подростками, — А может, и правда похитят… — томно произнесла эльфийка, сладко потянувшись, — Достали они меня своим присмотром.

Я оглянулась по сторонам и обнаружила, что на нас действительно никто не глазеет.

— С таким довеском, как я, обломаются, — успокоила я Марту.

— Почему это? — сразу заинтересовалась она.

— Да кому охота затеваться с красивой женщиной, если рядом пугало маячит, — я свинтила пробку с бутылки с газировкой и сделала большой глоток.

— Это ты, что ли пугало?

— По сравнению с вами, эльфами, да, — я пожала плечами.

— Странно, — задумчиво произнесла Марта.

— Что именно?

— Я думала, это только у меня на старости лет подростковые комплексы прорезались. Хотя, Рената и за три года не привыкла, что она у гномов первая красавица.

Вода фонтаном вырвалась у меня изо рта. Я закашлялась.

— Рената — первая красавица?!

— Да, — совершенно серьезно ответила моя странная подружка, — У каждого народа свое восприятие красоты. Я, например, по эльфийским меркам, грубовата.

— Ты?! — не поверила я своим ушам и уставилась на нее, пытаясь найти во внешности этой женщины хоть один недостаток.

— Ну, да. Это только от леди Рисс мужчины любой расы в осадок выпадают. Но это просто магия у нее такая.

— Драная кошка! — прошипела я. Упоминание прекрасной львицы резко испортило мне настроение.

— Угу, вот и я о том же, — печально произнесла Марта.

Я недоуменно посмотрела на нее.

— А ты-то с ней что не поделила?

У меня в голове не укладывалась, что с Мартой кто-то может конкурировать по внешности. Леди Рисс я в глаза не видела, разве что на портрете, и все еще до конца не верила, что в жизни она еще лучше.

— Не что, а кого, — пробурчала она, — Проехали. Это личное.

Я откинулась на спину и задумалась. Интересно, кто еще сражается с леди Рисс за своих мужчин? Эта мысль застала меня врасплох. Получается, что я тоже сражаюсь? Сражаюсь за Грэма? Я еще не убила эту идею в зародыше?

— Она что, шлюха? — оторвала я Марту от каких-то грустных мыслей.

— Почему ты так решила?

— Тебе она, как я понимаю, дорожку перебежала, и Рената сказала, что она охотилась на Грэма. У нее что, цель в жизни поиметь всех мужиков?

Марта закусила губу и на некоторое время о чем-то задумалась.

— Знаешь, ты навела меня на интересную мысль, — сказала она, наконец, — Сдается мне, что если она и решает кого-то поиметь, то только по политическим соображениям. Хотела бы я знать, я нарвалась на единственное исключение, или все вписывается в единую схему?

Я все же не выдержала и задала вертевшийся на языке вопрос.

— Это правда, что Грэм устоял?

— Угу, — равнодушно кивнула Марта, — Единственный и неповторимый, черт бы его побрал. Даже обидно.

— Что? — не поняла я.

— Что не все такие стойкие. Ладно, хватит о грустном, — она перевела на меня взгляд и возмущенно заворчала, — И нечего сидеть с такой довольной физиономией!

Я, было, погрустнела, но тут же решилась на мелкую провокацию. Мне было на редкость легко говорить с Мартой о Грэме.

— Да ладно, чего уж там, — вздохнула я, — От меня он тоже шугается, как от красных флажков. Может, он вообще импотент. И нет никакой стойкости, так что не завидуй.

— Ну, у тебя и идеи! — восхищенно выдохнула эльфийка, — Это ж надо такое придумать!

— Предложи другое объяснение, — пожала я плечами, — Ну, ладно, я — не красавица, но от леди Рисс-то он чего шарахался? Должна же быть причина.

— Вот в том-то и дело, что шарахался, а не плевал с высокой башни. Эффект один, а причины разные. От нее он шарахался потому, что кроме тебя ему никто не нужен. А от тебя — потому, что боится оскорбить неподобающим поведением. Он же все-таки оборотень, а не человек.

— Ой, хоть ты не начинай эту бодягу. Я — человек. Во всяком случае, всю свою сознательную жизнь, за исключением одной единственной ночи, была исключительно человеком. И если, как вы все говорите, я ему так нужна — ему самому, а не всем оборотням, вместе взятым, во главе с леди Рисс — то пусть и ведет себя со мной по-человечески. И все, закрыли тему. Не порти мне настроение.

— Хорошо, — легко согласилась Марта и, оглядевшись по сторонам, добавила, — А все же, что это на нас никто не обращает внимания? — потом ее взгляд на мгновение рассеялся, и почти сразу она возмущенно зашипела, — Вот гад!

— Кто?

— Кант! Он таки навел на нас морок, засранец! Ну, я ему устрою, когда вернется!

— Да ладно, — рассмеялась я, — оно что, тебе правда надо? Даже лучше, что никто на мозги не капает.

— Это насилие над личностью! — гордо заявила эльфийка, — Я его об этом не просила. Черт, я сама снимать эту дрянь пока не умею.

— Ну и фиг с ним. Лучше расскажи мне, кое-что.

Марта рассказывала долго и подробно. Многое мне стало, наконец, ясно. Уже не так обидно было, что искать меня Грэма снарядила драная кошка. Я даже почувствовала к ней нечто сродни благодарности. Все-таки, она защищала своих подданных и моего волка, в том числе. Но идея быть нужной всей популяции оборотней иного мира все-таки не грела. Меня все еще удивляло, как Рената, сама Марта, а теперь еще и эти англичане так легко расстались с нашим миром. С другой стороны, я никогда не чувствовала себя счастливей, чем когда была волчицей.

— Есть еще кое-что, что будет только честным тебе сообщить, — подвела итог рассказу эльфийка, — Ты нужна не только оборотням. Конечно, это не так глобально, и не на всю оставшуюся жизнь, но твоя помощь нужна и нам с Ренатой и Шетой. Без нюха оборотня круг провиденья не приведет нас к цели, а найти этот таинственный Белый Огонь по-другому не представляется возможным. Правда, такой поиск может оказаться опасным для всех нас.

Марта покосилась на меня. Я молчала. Я бы с радостью помогла им, если бы это не требовало от меня окончательно и бесповоротно стать оборотнем. А этот вопрос все еще оставался открытым.

Тренькнул мобильник, и мы обе потянулись к своим сумкам. Но вызывали не меня.

— Что, уже соскучились? — весело ответила Марта, но сразу посерьезнела, слушая собеседника на том конце, — Прекрасно, когда надо ехать?.. На сколько дней это может затянуться?.. Так сообщи ему, что мы не станем ждать, если найдем ее сами… А Павел, что говорит?.. Так позвони… Рена, прекрати, ты обещала мне весь день, так что не начинай, — ага, значит все-таки Рената, — Даже не подумаю!.. А ты как считаешь?.. Ладно, подожди, я спрошу Алену, — она обернулась ко мне, — Алена, как ты отнесешься к тому, что Рената, Грэм и Синдин присоединятся к нам? Имей в виду, ты вовсе не обязана соглашаться. Они обещали мне, что весь день не станут нас беспокоить, но возникли кое-какие обстоятельства, Рената хочет срочно со мной поговорить, а оставлять Грэма и Сина в гостинице одних немного рискованно.

То ли меня на солнышке разморило, то ли рядом с Мартой я чувствовала себя куда уверенней, а может восторги близнецов по поводу нового купальника и меня в нем сделали свое дело, но я только благодушно улыбнулась.

— Да пусть приезжают. Места для всех хватит.

Марта просияла.

— С одним условием, — затараторила она в трубку, — Я пришлю за вами мальчиков, а вы по дороге организуете нам обед. Я думала, мы перекусим в кабачке неподалеку, но здесь чудесное местечко для пикника, — она снова немного послушала, потом засмеялась, — Ладно, я сейчас их отправлю.

Она вскочила и принялась прыгать и размахивать руками, подзывая близнецов. Но видно, морок на нас был качественный, так как никто на нее внимания не обратил.

— Вот ведь скотенок! — ругнулась Марта, — Ладно, сейчас подойду и так хлопну его по заднице, что ни один морок не выдержит.

Когда троица возвращалась к нашему биваку, на них оборачивались не только женщины, но и мужчины, а один из близнецов потирал пострадавшую часть тела и с опаской косился на эльфийку.

Парни оделись и убежали к машине, а на лице Марты играла довольная улыбка.

— С этими клоунами невольно научишься два раза не наступать не грабли, — усмехнулась она и повела перед собой руками, — Вот так-то лучше. Спрятали они нас, как же! Телохранители! Теперь благодарная общественность может лицезреть нас во всей красе.

Я оглянулась по сторонам и поняла, что совершенно не разделяю ее самодовольных восторгов. Прямо на нас двигались Кирилл с Серегой и еще двумя какими-то парнями. И они нас уже заметили.

Уме

Видимо, Каролина действительно очень не хотела видеть меня на похоронах. Она постаралось и не пожалела денег, чтобы все произошло быстро, так что я успела впритык даже при том, что билет у меня был на утренний рейс. Каково же было мое удивление, когда едва выйдя из взятой напрокат машины, я оказалась зажатой с двух сторон между Шарлем и инвалидной коляской Хэнка.

— Как? — прошипела я, не слишком приветливо глядя на друзей.

— Хэнк позвонил, и я предложил вылететь немедленно, транзитным ночным рейсом, — невозмутимо пожал плечами Шарль.

— Ты сама не своя в последнее время, девочка, — Хэнк успокаивающие взял меня за руку, — Я подумал, что не стоит оставлять тебя одну в такой момент.

— А я подумал, что давно следовало познакомиться с твоей мачехой и ее сыном, — усмехнулся Шарль, — Он ведь родился после смерти твоего отца, не так ли? — он сжал мою руку и, наклонившись совсем близко, прошептал мне на ухо, — Я никому не дам тебя в обиду, Уме. Каких бы скелетов в шкафу ты ни прятала.

Я задохнулась от потрясения, поняв вдруг, что у Шарля запросто могло хватить ума сообразить, насколько "гипотетический" случай я предложила ему рассмотреть. А если он догадался, что Гордон — мой сын, то сказал ли об этом Хэнку? Я покосилась на ирландца, но тут же поняла, что, знай он правду, встретил бы меня совсем не такими словами. Да и Шарль не из тех, кто станет разбазаривать чужие непроверенные секреты. Я вдруг успокоилась и испытала прилив благодарности к ним обоим.

— Спасибо! — я поняла, что улыбаюсь искренне.

— Не за что, — сверкнул зубами Шарль.

— А зачем еще нужны друзья, — хмыкнул Хэнк, — Если тебя надо от кого-то здесь спрятать, ты только скажи.

— Надо! — решительно тряхнула я головой, — Я, конечно, познакомлю Шарля с Каролиной, но вот общаться с ней после похорон мне совершенно не хочется.

— И на поминки не останешься? — осторожно спросил Хэнк, видимо не доверяя моему вдруг поднявшемуся настроению.

— Сами помянем, — как-то очень жестко отозвался Шарль за меня, — Розалия была славной женщиной, я очень любил ее в детстве. И делить память о ней с посторонними мне совершенно не хочется. Я прав, Уме?

— Пожалуй, Шарль, — я вздохнула, — Ну, что? Пошли?

Я пообещала себе, что выдержу и ничем себя не выдам. Не прощание с Розалией. С ней я простилась два дня назад, уже зная, что больше никогда не увижу ее живой. Нет. Не взгляд на умиротворенное лицо лежащей в гробу пожилой женщины накрыл меня волной паники, а маленький мальчик в чопорном костюме-двойке с черной повязкой на рукаве, стоявший рядом с Каролиной и уставившийся на нас по-детски любопытными глазенками. У меня задрожали колени, и я мертвой хваткой вцепилась в рукав Шарля. Он положил свою руку на мою и слегка сжал ее, словно передавая мне часть своей силы. Хэнк проделал странный маневр и оказался так близко ко мне, что я почти слышала, как трется штанина моих слаксов о колесо инвалидного кресла. Если даже я решила бы грохнуться в обморок, они бы мне не позволили. Мысль об этом заставила меня успокоиться. Почти десять лет мне казалось, что я совершенно одна в этом мире, и нет никого, кто мог бы понять и бескорыстно поддержать меня. Но вчера я узнала, что у моего сына есть отец, который никогда не бросит ни его, ни меня, а сегодня друзья пришли на помощь в эту трудную минуту.

Я заставила себя отвести взгляд от Гордона и осмотреться. Народу собралось неожиданно много. Я даже узнала кое-кого из соседей. Люди говорили о Розалии, вспоминая только хорошее. Шарль удивил меня, когда взял слово. От его речи веяло Новым Орлеаном и детством, ароматом специй и теплой лаской домашнего очага. Я словно наяву снова увидела Розалию хлопочущей у плиты. К горлу подкатил комок. Я знала, что мне тоже нужно будет что-то сказать, но у меня никогда не нашлось бы таких слов, чтобы выразить все, чем я была обязана Розалии. Мысли заметались в поисках подходящих выражений. Но вот уже Хэнк слегка подтолкнул меня в спину, и я оказалась на полшага впереди него. Взгляды обратились ко мне.

— Розалия вырастила меня, — я не узнала собственного голоса, — У меня никогда не было никого, ближе нее…

Люди смотрели на меня, а я не имела представления, как продолжить. Сказать хотелось слишком много, но никаких слов не хватило бы, чтобы высказать все.

— Это моя сестра? — звонко прозвучал в наступившей тишине тихий голосок Гордона.

Едва сдерживаемые рыдания вырвались из горла почти звериным воем. Хорошо, что на похоронах все приняли их за слишком бурное проявление скорби. Я метнулась за спину Шарля.

Снова зажав меня с двух сторон мои друзья принялись пробираться к выходу. Шарль успел сбегать на кухню и принести мне стакан воды. Во дворе, вдали от посторонних взглядов мне стало легче.

— Ты в порядке? — Хэнк сжал мне руки и пристально заглянул в глаза, — Если хочешь, можем уйти прямо сейчас.

— Нет, — я сделала несколько глубоких вдохов, — После моей истерики это было бы не совсем нормально. Останемся. Просто я больше не смогу туда зайти.

— И не надо. Ты хочешь поехать на кладбище?

— Я должна проводить ее, Хэнк.

— Не вижу в этом никакой необходимости, — раздалось у меня за спиной.

Я вздрогнула. Каролина стояла в дверях, сдержанная внешне, но взгляд ее обещал мне все кары египетские. Почему-то именно это заставило меня разозлиться. И мобилизоваться.

— Познакомься с Шарлем, Каролина, — я сама удивилась, как ровно прозвучал мой голос, — Мы вместе выросли в Новом Орлеане, наши семьи дружили.

Я не могла не подпустить эту шпильку, зная, как ревниво относится Каролина ко всему, что связывало отца с прошлой жизнью, жизнью до нее.

— Мадам! — Шарль, как всегда был безупречен.

Уже через пару минут он обаял Каролину настолько, что легко заставил ее вернуться в дом. Я отогнала возникшее беспокойство. Если Шарль и попытается что-то выведать у нее о Гордоне, то не здесь и не сейчас. Не то время, не то место.

Мы все-таки поехали на кладбище. Хэнк с Шарлем поддерживали меня, когда я положила на гроб цветы. А потом мы сели в машину и отправились в ресторан, и я, наконец, перестала ощущать на себе неотступный сверлящий взгляд Каролины.

Шарля словно прорвало. Он так и сыпал воспоминаниями и историями из нашего детства и студенчества. Я сама не заметила, как отпустила туго натянутая внутри струна боли и страха, и я начала искренне смеяться и вспоминать вместе с ним. Хэнк, тихо похихикивал, слушая нас, иногда вставляя комментарии.

Непонятно почему, из рассказов креола выходило, что мы были влюблены друг в друга чуть ли не с пеленок, и не было пары счастливее нас, пока мы были вместе. Но в то же время в них не мелькало ни тени ностальгии или сожаления об ушедшем и не сложившемся. Хэнк тоже, видимо, это почувствовал.

— Дурак ты был, что на ней не женился, — заполнил он возникшую в какой-то момент паузу.

— Я не мог, — на полном серьезе ответил Шарль, — Бабушка не велела.

Хэнк хмыкнул, приняв отговорку за шутку, а я насторожилась. В Новом Орлеане с уважением относились к магии, а Изабель пользовалась славой ворожеи и предсказательницы. По мнению Розалии, вполне заслуженной славой.

— Ты никогда мне об этом не говорил, — я пристально посмотрела на него.

— Этого она тоже не велела, — вздохнул Шарль, — А я вот проговорился.

— Почему?

— Проехали, Уме.

— Нет уж, договаривай.

— Уме, не надо, — он накрыл мою руку своей и умоляюще посмотрел в глаза.

— А в чем дело, девочка? — удивился Хэнк.

— Подожди, Хэнк, это важно. Шарль что-то знает обо мне, но не хочет говорить. Это моя жизнь, Шарль, я имею право знать.

— Она считала, что тебе лучше не знать.

— Розалия тоже имела привычку решать за меня, что для меня лучше. Но их больше нет, Шарль. Ни Изабель, ни… — я невольно сглотнула, но все же заставила себя договорить, — ни Розалии. Я хочу знать, что видела Изабель.

— Хорошо… — Шарль прикусил губу, словно собираясь с мыслями, и отвел глаза, — Она говорила, что ты — человек моря и никогда не будешь счастлива с земным мужчиной. Не спрашивай, что это значит, я сам не знаю. Но в то лето, когда я разорвал наши отношения, она объяснила мне, что, чем дольше мы будем оставаться вместе, тем сильнее тебя будет манить твоя собственная сущность, и такая связь очень скоро превратиться в тюрьму для нас обоих. Поэтому я и отдалился от тебя. Ты ведь знаешь, в таких вещах Изабель всегда оказывалась права.

Шарль смотрел на меня виновато, а я пыталась уловить ускользающую от понимания суть. Я — человек моря. "Твоя связь с морем", — сказал Дэн. Мой психоз. В то лето Шарль поехал к родным в Новый Орлеан, а я отправилась к подруге в Техас. Там у меня и случился первый приступ. А Розалия сразу поверила мне и совсем не удивилась. Осенью мы с Шарлем отдалились друг от друга, а потом он с тысячей извинений сообщил, что встретил другую девушку и, кажется, влюбился. А я совсем не расстроилась. Мне нравился секс с Шарлем, но я всегда любила его только как друга. А Дэна? Была ли я влюблена в Дэна? По большому счету, нет. Наша встреча случилась на другом конце земли, она была романтичной, моему самолюбию льстило, что он старше меня лет на пять-семь. Он нравился мне, но будь я в него влюблена, я не сдалась бы так легко решению Каролины. Я боролась бы за то, чтобы быть с ним, и не только потому, что он отец моего ребенка. Так почему же тогда у меня не начались эти странные приступы? Может, из-за Гордона? После Шарля у меня было несколько мимолетных романов, но никто из этих мужчин не запал мне в сердце. По большому счету у Шарля было больше всех шансов рано или поздно добиться моей любви. По крайней мере, я с детства была к нему привязана. Но Изабель посчитала, что это не принесет нам счастья. Что же такого особенного есть во мне, что смогла разглядеть старая колдунья? Что значит быть человеком моря, кроме того, что шансов найти счастье в любви практически нет?

— Шарль, а среди мужчин бывают люди моря?

— А мне откуда знать? — он пожал плечами, — Об этом следовало бы спросить Изабель, но теперь уже поздно. Хотя, она сказала именно "человек моря", а не "женщина моря". Так что, наверное, бывают, — он легонько потрепал меня по голове, — Не волнуйся, Уме, ты еще встретишь свое счастье.

— Должно быть… — задумчиво протянула я.

Меня действительно уже несколько дней не покидало ощущение грядущих перемен. До сих пор я подсознательно связывала его с тем, что в моей жизни снова возник Дэн. Но слова "человек моря" почему-то особенно сильно заставляли звенеть потаенные струны души.

Артефактер Рен-Атар

Я насторожилась, еще когда сразу оба эльфа ввалились в гостиничный номер. Ни Грэм, ни Синдин не придали этому значения, а меня неприятно кольнуло то, что они оставили Марту с Аленой одних. Но когда я поинтересовалась, ничего ли с ними не случится за время нашего отсутствия, один из близнецов доверительно сообщил мне, что на них никто не обратит внимания. Ну-ну! Я решила поверить им на слово. Пока.

С продуктами для пикника я особо заморачиваться не стала. Если куплю мясо на шашлыки, Марта затеется готовить. Оно ей надо? Поэтому мы просто выбрали кабачок поприличней, и заказали всего понемногу. Ну, то есть, это для Сина понемногу, а остальные точно голодными не останутся. В ресторане пришлось ждать, пока все приготовят и упакуют. Это тоже не подняло мне настроения. Да и Грэм дергался. То ли по Алене соскучился, то ли переживал, что австралиец обошел нас в поисках.

То, что Дэн позвонил и честно сообщил мне, что нашел Уме, согрело душу. Приятно сознавать, что не ошиблась в человеке. Вот только что за обстоятельства у него там могли возникнуть, хотела бы я знать. Отсрочка, которую он попросил, не внушала мне доверия. Вдруг он решил перепрятать Уме так, что мы потом век ее искать будем. Хотя, что-то мне не верилось, что он окажется таким уж крутым Джеймсом Бондом, что наши маги-хакеры его не переплюнут.

Подвеска, которую я сплела, четко указывала в направлении Североамериканского материка, и добиться от нее большей точности можно было только, на этом самом материке оказавшись. Нет, в конечном итоге она привела бы нас прямо к порогу дома Уме, вот только не известно, что было бы быстрее: искать самим, или все же дождаться следующего звонка Дэна. Из-за этого небольшого провала я расстроилась до слез. Первый раз со мной такое! Зиральфир не то чтобы не пел у меня под пальцами, когда я плела эту дурацкую подвеску. Но его мелодия была неопределенной, неясной, а порой даже резала слух. Как если бы для органа Шнитке писал. Мрак, в общем. Хорошо хоть Шета меня успокоила, сообщив, что основную мелодию должен создавать путь, а пути-то мы без оборотня и не увидели. А все-таки интересно, что у нее магия тоже с музыкой ассоциируется. Я-то думала, я одна такая.

По совету Марты я, конечно, позвонила Павлу, но у него пока тоже ничего не было. Зато Шета очень настаивала на том, чтобы мы не распыляли внимания, а занялись Аленой. Мол, с ее помощью мы и Белый Огонь, и Жемчужницу на блюдечке предоставить сможем.

Но мне все равно казалось, что все у нас зашло очередным образом в тупик, и без большого мозгового штурма с мертвой точки не сдвинуться. Да и на пляж ехать, если честно, совсем не хотелось.

В голову пришла странная мысль, что я успела привыкнуть не стесняться своего тела, а гордиться им. Чудно! Я что, все же поверила в то, что меня считают красавицей? Гномы считают. Но на пляже отдыхают люди, и я буду выглядеть тем еще пугалом рядом с Мартой и Аленой. Да еще такие парни с нами! Ну почему Синдин с человеческой точки зрения выглядит просто крепко сбитым коренастым мужиком, а я — коровой?!

В общем, сами понимаете, в каком мрачном состоянии я прибывала, когда мы, наконец, добрались до места. Ребята подхватили корзины с провизией, мы двинулись к реке. Честно говоря, погруженная в свои мысли, да к тому же не имея представления, куда именно мы идем, критический момент я прозевала. Ни с того, ни с сего один из эльфов выругался так грязно, что я только рот открыла, а Синдин восхищенно крякнул.

— Загрызу! — прорычал Грэм, тяжело дыша.

Я заметалась глазами по пляжу. Наконец взгляд выхватил из толпы Марту, а вокруг нее трех ребят, явно осчастливленных вниманием эльфийки. Чуть в стороне, рядом с Аленой сидел еще один парень, и рука его покоилась на плече девушки. Судя по всему, она не имела ничего против этого.

Ох! Я вцепилась в Грэма и почувствовала мелкую дрожь то ли ярости, то ли грядущей трансформации.

— Никто внимания не обратит, значит? — прошипела я.

— Черт бы побрал нашу способность учиться всему с первого раза! — проворчал один из близнецов, кажется, Кант. Нет, ну что бы этим сволочам ушастым хоть здесь по-разному одеваться!

— Грэм, ну-ка успокойся! Кто этот парень? Ты его знаешь?

На пару мгновений оборотень застыл, потом начал успокаиваться.

— Спасибо, Рената, — выдохнул он, — можешь отпустить, уже все в порядке.

— Уверен? — я продолжала сжимать его, как в тисках, опасаясь, что если отпущу, он и вправду сорвется с места и загрызет соперника.

— Уверен, уверен. Они с Аленой старые друзья. Вроде даже она ему нравилась.

— А он ей? — я все еще не отпускала его.

— Все равно не поверю, — видимо Грэм собирался рыкнуть, но получился жалобный щенячий тявк.

Я невольно улыбнулась. Люблю я этого волчонка!

Эльфы и Синдин убежали вперед и уже присоединились к развеселой компании.

— Пусти, — попросил Грэм.

— Пущу, если пообещаешь сначала меня выслушать. И услышать. А уже потом сорвешься с места и помчишься кого-нибудь убивать.

— Хорошо, — нехотя ответил он.

— Ну, вот что. Сейчас ты подходишь к ней, небрежно отодвигаешь этого нахала в стороночку и принимаешь точно такую же позу, как у него.

— Не понял.

— Сядешь рядом с Аленой и обнимешь ее за плечи, идиот! И чтоб тени сомнения в голове не было, что она тебя любит!

— Рената!

— Что "Рената"?

— Я не смогу.

— Ну-ка посмотри на меня! Не сможет он! Значит, носить девушку на руках, целовать ее, заставлять на морозе донага раздеваться ты можешь. И ничего. И никаких угрызений совести и сомнений. А подойти и обнять — слабо?!

— Ты не понимаешь! Я сам тогда не понимал! Я хотел… Я всего хотел! Весь мир ей подарить. Ты же ее видела! Видела, какая она! Елена Прекрасная! А сейчас еще прекрасней стала. Я… не могу… я не отвечаю за себя, не смогу контролировать… Тогда… тогда я не понимал, что хочу ее. А потом мы перекинулись, и я был счастлив. Просто потому, что она со мной. А теперь… Она ко мне подошла и прикоснулась. Я думал, сознание потеряю. Этот ее запах… А потом… Рената, если бы она меня тогда поцеловала, я бы уже не остановился. Не смог бы. А ты говоришь "обними"! Да я боюсь к ней прикоснуться, чтобы контроль не потерять!

— Ну и дурак! — заорала я, наконец, сообразив, что же тогда произошло в клинике, — Ты же только одного добился! Она теперь думает, что противна тебе, и потому ты к ней прикасаться не хочешь!

— Что?!

— А то! Вот что, дружок, смел себя веничком, взял себя в руки, лапы и хвосты, и дал девушке понять, что она тебе не безразлична.

— А если я…

— Перед леди Рисс устоял, и здесь не сдашься. Только не веди себя с ней так, словно тебе ее и видеть-то неприятно!

— Я себя так веду? — растеряно спросил оборотень.

— Именно так. Я бы на ее месте только так и подумала. Теперь понял? Так что, давай, соберись, и вперед.

Грэм потоптался на месте, вздохнул, посмотрел на меня с тоской. Я всем своим видом демонстрировала непреклонность. Оборотень снова вздохнул и все-таки шагнул вперед. Пока мы шли к биваку, он пару раз покосился на меня через плечо, но я напустила на себя грозный вид, и Грэму ничего не оставалось, как подчиниться приказу.

Я предоставила ему действовать самому и присела рядом с Мартой. Точнее, рядом с ней места не нашлось. Близнецы и Син так облепили ее со всех сторон, что троим новоявленным поклонникам Серебряной леди не осталось места на покрывале. Сообразив, что конкурировать с супермоделями им не по силам, парни заметно скисли. Да еще такая мымра, как я, к компании присоединилась. В общем, троица попыталась предпринять маневр к отступлению, но притормозила, поглядывая на четвертого своего товарища. Я тоже посмотрела в ту сторону.

Ай да я! Ай да молодец! Удачно я этому щенку мозги вправила!

Парень, сидевший рядом с Аленой, оказался достаточно воспитанным, чтобы встать и поздороваться с Грэмом. Вид у него при этом был удивленный и не очень довольный.

— Привет, Кирилл, — бросил вервольф и, проигнорировав протянутую для приветствия руку, одним плавным движением опустился рядом с девушкой и собственническим жестом притянул ее к себе.

Алена обернулась и, бросив на нас удивленный взгляд, с подозрением уставилась на оборотня.

— Рена, это ты воспитательную работу провела, или обстоятельства вынудили? — усмехнулась Марта.

— Обстоятельства вынудили провести воспитательную работу, — засмеялась я, — Вроде вышло, а? Как считаешь?

— Прогресс на лицо, — хмыкнул Син.

— А ты точно на него никаких своих амулетов не вешала? — хихикнул один из эльфов.

— Нужны ему мои амулеты! Я его просто до смерти напугала.

Незваные гости, оказавшись не у дел, расшаркались и испарились с горизонта. Грэм позы не поменял, и Алена снова послала нам недоуменный взгляд. Марта сделала ей ручкой и подмигнула.

— Дамы, а вы не хотите озаботиться провиантом? — поинтересовался один из эльфов.

— Ой, тут чуть повыше, в рощице такая милая полянка есть, — защебетала Марта, — давайте там устроимся. А то тут толпа такая. Значит так, — принялась она раздавать ценные указания, — вы, мальчики, можете пойти поиграть, о вас уже те нимфетки спрашивали, соскучились, наверное. Син, ты нам все это дотащить поможешь. Алена! Алена, ты можешь загорать дальше. Мы вас позовем, когда все приготовим.

Озадачив таким образом всю компанию, она подхватилась с места и потащила меня за собой.

Пока мы разжигали костер и наводили красоту на большой клетчатой скатерти, я выложила Марте все последние новости.

— Шета права, — задумчиво сказала эльфийка, — Я сказала Алене, что нам тоже нужна ее помощь, и думаю, она готова согласиться. Так что дело за Грэмом. Хоть бы он ее перекинуться еще раз уговорил, что ли.

— Пока она сама не научится и не почувствует себя оборотнем, это безнадежно.

— Но она же уже прошла одну трансформацию. Насколько я знаю, второй раз проще.

Примерно через полчаса, приставив Синдина следить за жарящимися на кизиловых прутиках колбасками, мы пошли звать остальных.

— Что, черт подери, она с ним делает?! — я застыла, как вкопанная, едва увидела расположившихся на покрывале Алену и Грэма.

Оборотень лежал на животе, уткнувшись лицом в сжатые кулаки. Алена, перекинув одну ногу Грэму через спину, прижималась к нему грудью и пальчиком выводила на спине какие-то узоры.

Сорвется! Как пить дать сорвется! И тогда… либо опять сбежит от нее, поджав хвост, либо… Нет, о таком повороте событий и думать не хочется! Нет, ну той есть думать-то, может и хочется, и даже приятно в некотором роде о таком подумать… Ой, блин, занесло мои мыслишки шаловливые!

— А ты не видишь? — Марта хихикнула, как девчонка, — Она пытается его соблазнить.

— С ума сошла! Бедняга Грэм! Он никогда на это не пойдет. Надо остановить эту дурочку, — я рванулась к ним.

— Даже не думай! — Марта схватила меня за руку, — Она все делает правильно.

— Ты что, Марта! Это же просто жестоко по отношению к нему!

— Что жестоко? Рената, перестань, осмысли ситуацию трезво.

— Да что тут осмысливать! Грэм и так не знает, как сдержаться, и он никогда не позволит себе так ее унизить!

— С точки зрения оборотня — да, — Марта положила мне руку на плечо и заговорила очень спокойным проникновенным тоном, — Но, мне кажется, ему стоит снова стать человеком.

— Снова? Что ты имеешь в виду?

Когда она так разговаривает, хочется вытянуться по стойке смирно и пожирать глазами. Вот только Грэм мне сейчас был важнее, чем Марта.

— Гектор объяснил мне, что для Грэма пребывание в этом мире совпало с очень важным моментом в становлении личности оборотня. Тогда из-за конфликта реальности и генетической памяти он стал почти человеком. И эту девочку он полюбил не как оборотень, а как человек. Сейчас ему стоит вспомнить об этом.

— Все равно не понимаю.

— Она не позиционирует себя вервольфом.

— Ну и что?

— Она ведет себя, как человеческая женщина. Нормальная влюбленная женщина, которой очень надо, чтобы ее любили в ответ. И пока она не получит этого доказательства, она не сделает следующего шага.

— Ты считаешь, что в качестве этого доказательства ей обязательно надо так над ним издеваться?

— А это твоя вина, дорогуша, — хмыкнула Марта.

— А я здесь причем? — вконец растерялась я.

— Зачем ты рассказала ей о том, как Грэм все это время хранил ей верность? Вот теперь она и пытается проверить его на вшивость.

— В смысле?

— В смысле, ей нужно выяснить следующее: действительно ли он хранил ей верность, ей ли он хранил верность, не импотент ли он…

— Ну, ты как скажешь! — фыркнула я.

— Это не я, это она сама такое предположение выдвинула.

— Она что, совсем рехнулась?!

— А что ей еще думать? От нее самой он шарахается, от леди Рисс, как ты ей сообщила, тоже. Вот она и додумалась. Но я не об этом. Это только одна из версий. А еще она может проверять, не дал ли он какого-либо не имеющего к ней отношения обета, и наконец, если дал, то хватит ли ее власти, чтобы заставить его этот обет сломать.

— Мне кажется, ты приписываешь ей просто макиавеллевскую изобретательность, — усомнилась я.

— Это ее подсознательная мотивация. Спроси ее, и она не сможет всего этого объяснить. Она действует интуитивно.

— То есть вообще мозгов не включает? Так тогда это просто похоть, уж извини.

— Да нет, это не просто похоть. Я думаю, она и сама-то толком не понимает, что значит хотеть мужчину. Впрочем, как и ты, дорогая.

— Марта! — вот ведь умеет заставить покраснеть, проницательная наша.

— Извини, — она снова хихикнула, — Но на некоторые вещи у тебя та-акие пуританские взгляды!

Я вздохнула. В чем-то Марта, к сожалению, была права. Но пока она окончательно не перевела на меня стрелки, нужно было выяснить, что такого она усмотрела в отношении Алены к Грэму, что настроена столь оптимистично.

— Я же объяснила ей, как оборотни относятся к связям в человеческой ипостаси. Почему она не понимает, что Грэм пытается устоять из уважения к ней?

— Повторяю для особо одаренных, она пока не оборотень. Она пока человек. Если Грэм хочет сделать следующий шаг, он должен пойти ей навстречу и сыграть по ее правилам.

Я посмотрела на вервольфа. Алена провела острым ноготком у него за ухом, и я увидела, как напряглась его спина.

— Ставлю на девочку.

— Что, извини?

— Я предлагаю тебе пари, Рена, — в глазах Марты плясали чертики, она от души веселилась, — Прямой проход из Подгорья в Библиотеку и обратно против одного очень хитрого амулета. И я ставлю на девочку.

— С ума сошла!

— Не-а! Просто считаю, что и тебе стоит встряхнуться. Ну, так как?

— Грэм не сдастся.

— Вот видишь, ты даже уверена в своей правоте.

— И что за амулет тебе нужен?

Господи, что я несу?! Я что, действительно собираюсь с ней спорить?!

— Не поверишь, любовный.

— На фига?!

Нет, ну вот что с ней делать? Взрослая женщина, а ведет себя, как девчонка. Хотя, по эльфийским меркам она девчонка и есть. Только вот ведь и я по гномьим меркам несовершеннолетняя! Но у меня почему-то мозгов после перехода не поубавилось, а Марта, словно с цепи сорвалась. Может, все дело в том, что, делая тот роковой шаг в новый мир, она готовилась умереть. А вместо этого стала юной, прекрасной, совершенно здоровой и очень одаренной эльфийкой. Вот теперь и отрывается.

— Нет, Марта, серьезно, зачем тебе любовный амулет?

— Не просто любовный. Мне нужен амулет, который будет определять, что в определенном радиусе от него находятся двое, которые любят друг друга.

— Что за хрень?! Ну, понятно, если бы тебе понадобился амулет, отличающий истинную любовь от похожих, но менее глубоких чувств. Но зачем обязательно взаимную?

— Мне нужен такой амулет.

— Зачем?

— Ну, вот хотя бы эти двое. Мне кажется, Алена его любит. Но вдруг я ошибаюсь? А Грэм? Ты так уверена, что он все еще испытывает к ней прежние чувства?

— На счет Грэма я абсолютно уверена, — обиделась я, — А вот на счет Алены — не очень.

— А я — наоборот, — усмехнулась Марта.

Дразнит она меня, что ли? Но идея интересная. Надо действительно попробовать сделать такую фигнюшку.

— Зачем тебе знать, действительно ли те, кто вокруг тебя, любят друг друга, или один из них лжет?

— А ты не думаешь, что рано или поздно в круге действия амулета окажется и тот, кого люблю я? Вы же сами мне твердили, что я никому не должна подчиняться. Представь, что подобный амулет был бы у Леандираты. Сколько бед можно было бы избежать!

Что ж, с этим трудно было поспорить. Действительно, Серебряной леди не помешало бы защитить себя хотя бы от такого обмана. По-хорошему, я должна была бы ей этот амулет без всякого пари сделать. Но, черт возьми, в спор она меня уже втравила.

— По рукам! — решилась я, наконец.

— Отлично! — Марта аж подпрыгнула от восторга, — Аленушка! — пропела она и помахала рукой, — Вставайте, хватит нежиться! Все готово, пошли обедать.

Грэм вскочил, как ужаленный, и тут же потянулся за майкой. Эльфийка прыснула со смеху, а Алена послала ей сияющую улыбку из-за спины оборотня.

Марта сорвалась с места и побежала звать близнецов.

Аленка

Что могут сделать с женщиной три лоскутка шелкового трикотажа, и почему мне их хватило, чтобы снова почувствовать себя Еленой Прекрасной? А может, дело было в Марте, которая отнеслась к моим сомнениям в собственной внешности, как к проходящим подростковым комплексам, и в том, как она говорила о Грэме и его отношении ко мне. В отличие от Ренаты она ничего не пыталась мне доказать, ни в чем убедить. Она просто рассказала, что знала, но словно с моей, а не своей, точки зрения. И то, что Кирилл смотрел только на меня, лишь слегка кивнув прекрасной эльфийке, тоже сделало свое дело. Я вдруг уверилась в себе, как в женщине. Восхищенный взгляд давнего поклонника убедил меня в том, что не все для меня потеряно, что я еще могу повоевать за своего волка. Или все-таки Марта убедила?

Я не знала, что со мной произошло, но, наверное, произошло не только со мной.

Когда появились близнецы и с ними коренастый рыжий мужик, представившийся Сином (зная, что он — гном, трудно было не узнать в нем представителя горного народа), я сразу поняла, что Рената и Грэм тоже вот-вот подойдут. Я не стала демонстративно придвигаться к Кириллу, но и руку его с плеча не скинула. Пусть Грэм видит, что не всем неприятно ко мне прикасаться. Правильно сделала. Потому что и этого хватило выше крыши.

Кирилл настолько обалдел, увидев оборотня, что вскочил, чтобы поздороваться, а Грэм тут же воспользовался моментом. Руки у него были прохладные, сильные и… нежные. У меня закружилась голова от его запаха мужчины и хищника и от ощущения, что я, наконец, оказалась там, где должна быть. Я оглянулась, и Марта мне подмигнула. Не знаю, может мне показалось, но у остальных, в том числе и Ренаты, вид был очень даже довольный.

Кириллу с компанией при таком раскладе ничего не оставалось, как вежливо распрощаться, и Грэм сразу немного отодвинулся. Марта с Ренатой и Сином отправились готовить пикник. Близнецы убежали играть в волейбол. Оборотня они позвали присоединиться, но он покосился на меня и остался. Почему-то мне показалось, что он предпочел бы смыться, но не рискнул. Но, как только рядом не осталось свидетелей, он разомкнул объятия, снял брюки и майку и растянулся загорать. Мордой вниз! Зараза!

Я задохнулась от злости. Пять минут назад он прижимал меня к себе, как драгоценный приз, а теперь решил делать вид, что меня вовсе на свете не существует! Обломается! Не позволю себя игнорировать!

— Грэм, — тихо позвала я.

— У? — равнодушно, даже как будто полусонно, словно от мухи отмахнулся.

— Обгореть не боишься? — ехидно поинтересовалась я.

— Оборотни не загорают.

Да? Что-то я раньше этого не замечала. Загораю и еще как. И сгореть могу, если на солнышке пересижу. Врет гад! Ну, ладно, тогда будем действовать превентивно.

Я легла рядом, бок к боку, позволив своим волосам рассыпаться по его плечу. Ноль реакции. Или нет? Кажется, на мгновение сбилось дыхание. И все. Грэм так и лежал, уткнувшись лицом в кулаки. Ну а как на счет того, чтобы взглянуть на девушку? Все равно же заставлю.

Я повернулась на бок и слегка взъерошила ему волосы. Грэм продолжал изображать из себя труп. Ну, хорошо же! Сделаю вид, что провожу тренировку на манекене.

В общем, к тому моменту, когда Марта с Ренатой позвали нас обедать, я была уверена в одном: Грэм меня хочет. Но ни за что не сознается. Это из-за этики оборотней, что ли? Ну, может, мне все-таки стоит окончательно стать оборотнем, чтобы лучше его понять? Вот только я не была уверена в том, чего я хочу больше: понять этого упертого волка или… или получить его.

За обедом я устроилась рядом с ним. Грэм больше не пытался меня обнять, но хоть не шарахался и даже по-джентельменски ухаживал за мной. Ну, да, он всегда был хорошо воспитан. Однако его хорошего воспитания мне было уже мало.

Разговор крутился вокруг поисков какой-то ундины где-то в Америке. Грэм тоже активно участвовал в беседе, в чем-то не соглашаясь с Мартой и Ренатой. Не слишком понимая, о чем речь, я не особенно прислушивалась, пока Марта ни сказала.

— Раз ты так боишься женского круга предвиденья, значит у нас вся надежда на Алену.

— Нет! — рявкнул вервольф и сделал то, чего я меньше всего ожидала при его сдержанности — сгреб меня в охапку и попытался закрыть собой от всех остальных.

— А чего нет то? — придушено пискнула я, пытаясь высвободить из его крепких объятий хотя бы лицо.

— А это только ей решать, — наседала Марта, не обращая никакого внимания на мое плачевное положение.

— Не позволю! — прорычал Грэм, — И потом, она еще не совсем оборотень!

— Так тебе и карты в руки! — возмущенно фыркнула уже Рената.

— Вот именно! — эльфийка сверкала глазами и даже приподнялась с места, — Ты, вообще, зачем в этот мир притащился, если не за девушкой?! И человеком она тебе, как я понимаю, не нужна. Она волчица, как и ты. Так вперед, действуй! — и, сбавив обороты, добавила, — Если, конечно, уговоришь.

Грэм покосился на меня, но из объятий не выпустил. Он тяжело дышал и был явно растерян. Я вспомнила слова Марты о том, что им с Ренатой нужна моя помощь в поисках, и это может быть опасным. А еще я вспомнила свое первое превращение. И в голове моей забродили партизанские мыслишки. Я была совсем не против помочь эльфийке и остальным. Опасно? Ну и что? Интересно же! Раз на то пошло, жизнь вообще опасна, от нее умирают. Я вдруг поняла, что этот день, проведенный в компании с волшебными существами, здорово изменил мое отношение к ним. Даже Рената больше не вызывала у меня такого неприятия. Уж за купальник-то я точно была ей благодарна. Но еще больше мне нравилась идея остаться наедине с Грэмом. В лесу. Ночью. Обнаженными. У меня аж голова закружилась от открывающихся перспектив.

— Грэм, — позвала я.

— Что? — вопрос прозвучал отрывисто, нехотя. Оборотень продолжал сверлить взглядом Марту.

— Грэм! — я попыталась его потормошить, насколько хватило свободы маневра, — Если тебя интересует мое мнение… Ну, в принципе… Вообще-то я бы хотела снова стать волчицей… Как тогда…

— Елена? — он, наконец, посмотрел на меня, но, явно не понимая, о чем я говорю.

— Перекинуться. Я бы хотела перекинуться. Если ты не против, конечно.

— Почему?

— Что почему?

— Почему ты этого хочешь?

Я разозлилась. Это он теперь решил мне допрос с пристрастием устраивать?! Вот хочу, и все! Да он на задних лапках цыганочку с выходом танцевать должен, чтобы я согласилась с ним уйти! А он еще отношения выясняет!

Я сощурилась и, с трудом высвободив одну руку, помахала ею у него перед носом.

— Эй, а тебе не кажется, что вопрос не к месту? — прошипела я.

— Я должен знать.

Желтые волчьи глаза впились в мои, не отпуская, не давая разорвать связь.

Ну-ну! Еще посмотрим, кто из нас лучше в гляделки играет! Я медленно улыбнулась.

— Ну, должна же я решить, что для меня предпочтительней, — капризно протянула я, — Здесь у меня родители, учеба, работа, друзья. Налаженная человеческая жизнь. А что там? Что у меня там, Грэм? И… кто?

Не отводя глаз, он легонько коснулся моего лица, кончиками пальцев приподнял подбородок. Наши лица были так близко, что мы почти касались друг друга носами. Дыхание перехватило. Мне показалось, что он меня сейчас поцелует.

— Не играй со мной, Елена! — выдохнул он мне в губы и…

Отпустил!

Убью гада! Я вскочила.

— Так что, слабо помочь мне снова перекинуться?! — уперла я руки в бока.

Грэм встал, медленно, со вкусом потянулся. На губах играла ленивая самодовольная улыбка, в глазах плясали чертики. Он закинул голову к небу, сощурившись, посмотрел на солнце.

— Часа через три. На закате. Устроит?

— Вполне! — рявкнула я и промаршировала к реке. Подальше от них от вех.

Мама дорогая! Это во что же я только что вляпалась?! И кто, черт возьми, здесь играет?! И с кем?! Да, еще бы знать, кто выигрывает. Ну, хотя бы, на данном этапе.

Ледяная вода немного успокоила бурлящую кровь. Адреналин там, или не адреналин, а в себя придти полезно. И мозгами пораскинуть. Я залезла на дерево — высоченный старый серебристый тополь — удобно устроилась в развилке веток, и задумалась. Итак, что же мы имеем?

Когда часа через полтора я услышала, что меня зовут, утешительных выводов в моем активе не наблюдалось. От самоуверенности, с которой я днем пыталась привлечь внимание Грэма, тоже не осталось и следа. Больше всего на свете мне сейчас хотелось оказаться где-нибудь на другом конце света, но пришлось все же сползать с дерева. Еще решат, что я и вправду сбежала. Ну, нет! Не дождутся! Сбежать я всегда успею. Это у меня и без них неплохо получается.

Я побрела не на голоса, а к полянке, на которой мы обедали. Марта и близнецы невозмутимо убирали оставшийся после нас мусор. Остальных в поле зрения не было. Увидев меня, эльфийка улыбнулась так, словно и не сомневалась, что я никуда не денусь. И тут я почувствовала Грэма. Загривком. Прежде, чем я успела обернуться, он крепко взял меня за руку. Сам!

— Я же сказал, что она вернется, — спокойно бросил он через плечо подходившим Ренате и Сину.

Я покосилась на него и попыталась освободиться. Фиг вам! Вроде и не сильно держит, не больно, но не вырвешься. Поймал! Нет, мы еще посмотрим, кто кого поймает и на чем! Но почему-то от его задорной улыбки у меня задрожали колени.

Грэм так и не отпустил меня, даже когда я пыталась навязать свою помощь Марте (та только отмахнулась), и потом, когда мы шли к машине. Я в какой-то момент забеспокоилась, как же мы все в нее поместимся, но тут же сообразила, что всем помещаться не придется. Ой-ой-ой! Допрыгалась, Елена Прекрасная!

Близнецы снова заспорили, кто сядет за руль.

— Желаю хорошо повеселиться, ребята! — бросила нам Рената и полезла на заднее сидение.

— Не упусти свой шанс, — шепнула Марта, обнимая меня на прощанье и, весело подмигнув, тоже скрылась в салоне.

И что, интересно, она хотела этим сказать?

Наконец, они уехали, и Грэм потянул меня за собой.

— Как раз успеем отойти подальше в лес до заката, — сообщил он и, даже не взглянув на меня, быстрым шагом направился к уводящей в заросли тропинке.

Уже минут через пять я пожалела о своей, мягко говоря, неподходящей экипировке. Одетая утром на работу шифоновая юбка цеплялась за что ни поподя, каблуки то увязали в еще сырой местами земле, то предательски подламывались на корягах и камнях. Но сдаваться я не собиралась. Особенно после напутствия Марты. Юбку я просто сняла и сунула в сумочку — благо места много не занимает, а вот идти босиком по лесу совершенно не хотелось. Больше всего злило, что из-за любимых босоножек мне все труднее становилось удерживать заданный вервольфом темп.

Очередным образом провалившись каблуком в какую-то норку, я чертыхнулась. Грэм, наконец, остановился, обернулся и внимательно посмотрел на меня. И вдруг хихикнул.

— И что смешного?! — обиделась я.

— Ты увязаешь, — он шагнул ко мне, — Я совсем про это забыл.

Прежде, чем я успела опомниться, он подхватил меня на руки и побежал. Совсем, как тогда. И совсем, как тогда, я перестала осознавать что-либо вокруг, кроме его горячего, сильного тела.

Впрочем, на этот раз нам предстояло пересечь не одно заснеженное поле, а целый лес, или куда еще он там меня поволок, и постепенно мысли вернулись. Рано или поздно Грэм остановится, чтобы помочь мне трансформироваться. И что я буду делать тогда? Нет, я вообще-то знала, что именно я хочу и собираюсь сделать, особенно сейчас, когда кожей слышала ровное биение его сердца, вдыхала его запах, грелась в его объятиях. Вопрос не в том — что, вопрос в том — как?

М-м-дя! Несколько попыток однокурсников залезть ко мне под юбку (окончившихся весьма плачевно для пытавшихся) и пару просмотренных порнофильмов едва ли можно считать сексуальным опытом. И от волка моего, если верить Ренате и Марте, тоже помощи ждать не приходится. Да и не станет он мне помогать, судя по всему. Придется все самой делать. Но как? Как?! Блин, интересно, а в этом деле вообще можно напортачить? Надо было у Марты спросить. О, Господи! Додумалась! Представляю, как бы она на меня посмотрела и чего бы насоветовала. Так, стоп! Не паниковать! Главное начать, а там разберемся. Если разберемся. А если нет? Ужас какой!

Я посмотрела Грэму в лицо. Он бежал ровно, не сбивая дыхания, словно и не чувствуя моего веса. Ветер сдувал довольно длинные волосы назад, рыжий пал на висках в бликах закатного солнца отсвечивал красным. Какой же он красивый! Мне очень хотелось потереться щекой о его плечо, но я решила, что не стоит пугать беднягу раньше времени. Оставалось только смотреть и не трогать руками. Пока.

Я даже не сразу поняла, что он остановился, лишь через мгновение сообразив, что не чувствую больше ритмичной работы мышц. Тогда он посмотрел мне в глаза и разжал руки, осторожно опуская на землю.

— Здесь, — прошептал он.

Я огляделась по сторонам. Офигеть! Да если бы я сама придумывала место для своей первой романтической ночи, я бы не сочинила ничего прекрасней! Деревья вплотную обступали небольшую полянку, покрытую шелковистой молодой травой, нависали над ней широкими кронами, словно стремясь скрыть от нескромных посторонних глаз всякого, нашедшего здесь приют. Ну и у кого здесь в голове не те мысли, скажите, пожалуйста?

Я обернулась к Грэму, но он уже отошел в сторону и, повернувшись ко мне спиной, начал раздеваться. Я стащила через голову майку, сняла босоножки и остановилась.

— Готова?

Он не повернулся ко мне, так и остался стоять спиной, и я невольно залюбовалась рельефными мышцами спины, ягодиц, ног. Ум-мыр-р-р! Хочу! Руки задрожали от желания прикоснуться к нему.

— Почти, — ответила я и не узнала собственного голоса.

Грэм посмотрел на меня через плечо. Я потянула завязку купальника и позволила лифчику упасть на землю. Даже в неверном закатном свете я увидела, как расширились у него зрачки. Я сделала шаг вперед. Вервольф застыл изваянием, не в силах ни пошевелиться, ни отвести от меня глаз. Я потянула за еще один шнурок, следующим шагом оставляя за собой последнюю деталь одежды. Он резко отвернулся и протянул за спину руку. Ха! Не дождется! Мгновенно преодолев разделявшее нас расстояние, я обняла его за талию, всем телом прижалась к спине.

— Елена!

Я пробежала пальцами по его груди, потерлась щекой о гладкую кожу, поцеловала в лопатку. Высокий, зараза, когда я без каблуков!

— Что ты делаешь, Елена?!

Хороший вопрос. Прямо скажем, на засыпку. Действительно, что я делаю? Точнее, а дальше-то что делать? А, пропади все пропадом! Почему бы не делать просто то, что хочется?! А хотела я его. Всего! Сразу!

Я заскользила вдоль его спины, покрывая поцелуями каждый сантиметр кожи. Мало! Мне этого мало!

— Елена! Прекрати! — даже не прохрипел, а простонал Грэм, не оказывая, однако, при этом сопротивления.

Воодушевленная, я проскользнула у него под рукой и прижалась губами к груди, привстала на цыпочки, дотягиваясь до шеи, целуя, лаская. Мой!

И тогда его пальцы сомкнулись у меня на талии, он приподнял меня и впился в губы поцелуем. Совсем не так, как тогда. Да и ждала ли я от него сейчас той щемящей нежности, хотела ли ее? Я обхватила его ногами, вцепилась в волосы и даже не поняла, когда он успел уложить меня на траву. Просто сменилась точка опоры, и теперь его руки были, казалось, везде.

— Ты никогда не простишь мне этого, Елена, — сказал он, прервав поцелуй и глядя мне прямо в глаза, — Я сам себе не прощу. Но я уже не могу остановиться.

А потом одним резким сильным движением он вошел в меня, и я вскрикнула от неожиданности, от мгновенной боли, от странного нового ощущения. Грэм застыл. Я вцепилась ему в плечи, чувствуя, как дрожат от напряжения мышцы у меня под пальцами. Слегка склонившись, он легко, будто перышком, провел губами мне по лбу, по виску, дыханием пощекотал ухо. И прошептал одно единственное слово.

— Спасибо!

Меня захлестнула волна нежности.

— Я люблю тебя, Грэм, — прошептала я и рванулась ему навстречу.

Мир разлетелся на тысячу осколков.

— Ты собираешься сегодня превратить меня в волчицу?

— Прямо сейчас?

— Почему бы и нет?

— Потому что…

— Ты собираешься сегодня перекидываться или нет?

— Прямо сейчас?

— Где-то я это уж слышал…

— Да? И что было дальше?

— Мы будем, наконец, перекидываться?

— Может быть…

А потом мы убегали от луны навстречу восходящему солнцу — два волка, свободные в своем беге, бегущие к своей свободе. Вместе. Навсегда.

Уме

— Твой выход следующий, девочка, — Хэнк подкатил к нашему столику и виновато покосился на Дэна.

— Уже иду.

— Не волнуйся, — Дэн слегка сжал мою руку, — Еще рано, у тебя есть время.

— Я знаю. Но Каролина никогда не опаздывает.

— Я побуду здесь, пока ты не вернешься, — вставил Хэнк, и Дэн кивнул.

Ладно. В конце концов, я не отказывалась петь сегодня. И время действительно еще было. И вообще, если Каролина появится, пока я буду на сцене — это сущие пустяки, по сравнению с тем, что произошло за последние три дня.

После похорон, прилетев в Майями, мы, почему-то не разошлись по домам, а отправились в бар. В итоге я, все-таки, напилась. Как я оказалась дома, и кто меня раздел и уложил в постель, я не помнила. Помнила только, что проснулась, кажется, на рассвете и пожалела, что еще жива. С трудом доковыляв до ванной, я пустила воду в джакузи и завалилась спать уже в более комфортных для себя условиях. По хорошему, следовало бы выбраться на пляж, но даже просто встать казалось мне непосильным подвигом. Иногда я просыпалась, пила и снова засыпала.

Окончательно меня разбудили голоса. Сообразив, наконец, что нахожусь у себя дома и двум спорящим мужчинам здесь совершенно не место, я пришла к выводу, что еще прибываю в пьяном бреду и попыталась снова заснуть. Не тут-то было. Дверь распахнулась, и в ванну ввалились двое.

— Жива?! — рявкнули они почти хором.

Я помахала рукой перед глазами, пытаясь отогнать видение. Не помогло. На меня продолжали пялиться двое мужиков, почему-то казавшихся смутно знакомыми.

— Жива, — облегченно констатировал один.

— Хватить валяться, — зарычал на меня второй, — Больше суток дрыхнешь!

Этот голос был еще более знакомым.

— Шарль? — недоверчиво спросила я.

Ответ прозвучал столь "изыскано", что я окончательно успокоилась. Так ругаться по-французски больше никто не может.

— Что ты здесь делаешь, Шарль?

— Спасаю тебя от утопления! — заорал он, и уже более спокойно обратился к своему спутнику, — Помоги мне ее вытащить. Она еще не в фокусе.

— Я же сказал, что она в принципе не может утонуть, — ответил этот второй с каким-то непонятным акцентом, а я все никак не могла сообразить, кто он такой, и откуда я его знаю.

Тут меня рванули в четыре руки из ванной и, прежде чем я успела возмутиться и оказать сопротивление, замотали в банную простыню и принялись растирать.

— Сварилась почти, — ворчал Шарль, — Господи, она что, тут с рыбой плавала? Чешуя какая-то.

— Чешуя? Где? — очень заинтересовался второй.

— Вот. А, нет, стерли, наверное. Вот здесь вроде была налипшая.

— Не было у меня никакой рыбы! — обиделась я, — И вообще, я вам не младенец! Ввалились к порядочной девушке в ванную, понимаешь ли…

— И что, интересно я такого нового увидел? — пробурчал Шарль.

— Я тоже, — отозвался второй, чем окончательно меня добил.

— Вон! — заорала я, — На кухню! Кофе! Сварить! Мне! Немедленно! — и почувствовав, что срываю голос, уже тише добавила, — Без вас оденусь.

Ненавижу показываться кому-то на глаза в таком раздрае! Спасатели фиговы!

К тому моменту, когда я окончательно пришла в себя, жить мне расхотелось окончательно.

Мало того, что вторым смутно знакомым мужиком оказался Дэн, так теперь Шарль еще и был его адвокатом и, разумеется, Дэниел не преминул рассказать ему всю историю нашего знакомства и его последствий. Шарль поглядывал на меня с любопытством, но хоть претензий не выражал за то, что я никогда ему ничего не рассказывала. Впрочем, особенно удивленным он тоже не выглядел. Почему-то вероятности развития событий и политику поведения они обсуждали в моем присутствии так, словно я была предметом мебели и никакого отношения к Гордону не имела. Нет, я еще могла понять подобное отношение ко мне Дэна, но деловой тон Шарля доводил меня до скрипа зубовного. Впрочем, гордо удалиться мне не дали. Оказалось и мебель может быть полезна по части недостающей информации. Наконец, они закончили обсуждение деловых вопросов и Шарль поднялся.

— Ты идешь? — обратился он к Дэну.

— Нет, мне еще надо поговорить с Уме.

— Это имеет отношение к делу? — тут же сделал стойку адвокат.

— Никакого, — уверенно ответил Дэниел, и Шарль, с сомнением посмотрев на меня, все-таки ушел.

А дальше начался полный сюр. Впору было позвонить на 911 и вызвать психиатрическую скорую. То, что рассказывал Дэн, не могло быть правдой по определению. Начиная со старой байки о том, что посеянная мной жемчужина выросла за три дня, и заканчивая историей о превращении женщины в русалку. Даже мне, выросшей в Новом Орлеане и склонной верить во всякие сверхъестественные явления, было практически невозможно признать, что я — не человек. Пожалуй, я бы все же укатала Дэна в психушку, если бы он с самого начала не взял с меня обещания дать ему несколько дней и возможность предоставить доказательства.

Поскольку переварить все это с одного раза все равно не представлялось возможным, я отодвинула откровения о магическом мире в недра подсознания и сосредоточилась на насущных проблемах.

Мне пришлось все рассказать Хэнку, и он отнесся к этому совсем не так философски, как Шарль. Я даже удивилась, что, не смотря на явно негативное отношение к себе, Дэну все же удалось найти с ним общий язык. Но больше всего Хэнк взъелся на Каролину. То, что я за девять лет я впервые увидела сына, не укладывалось у него в голове.

Как ни странно, Каролина не пошла на открытый конфликт, а предложила встретиться и для начала все обсудить. И вот сегодня, как раз должна была состояться эта встреча. Только мы втроем. Без адвокатов. И пока без Гордона.

Бобби вопросительно вскинул бровь, когда я вышла на сцену. А я впервые за много лет растерялась. Я не знала, что буду петь. И для кого. Но тут я вспомнила о Гордоне, и песня пришла сама. И мне было все равно, что подумают о ней Дэн, или Хэнк, или вся публика в зале. Я поняла, что хочу петь для своего сына.

I'll be loving you Always

With a love that's true Always.

When the things you've planned

Need a helping hand,

I will understand Always. (4)

Наш столик был достаточно близко к сцене, чтобы я могла увидеть, как вскинулся Дэн и улыбнулся Хэнк. А потом ирландец что-то прошептал Дэниелу на ухо. Он знал, как я люблю эту песню, и мне показалось, что теперь он понял, почему.

Days may not be fair Always,

That's when I'll be there Always.

Not for just an hour,

Not for just a day,

Not for just a year,

But Always.

(4 Автор стихов и музыки "Always" Ирвинг Берлин (Irving Berlin), песня входила в репертуар Эллы Фитцджеральд, Билли Холидей, Фрэнка Синатры и многих других)

Каролину я увидела раньше них. Войдя в зал и заметив меня на сцене, она помахала мне и, выхватив взглядом Хэнка, двинулась к их столику. Царственная. Самоуверенная. Непреклонная.

Я уже спускалась в зал, когда и Хэнк заметил ее появление и дал знать Дэну. Тот встал. Я катастрофически не успевала. Хэнку пришлось взять на себя церемонию представления.

Это было странно. Даже Хэнк выглядел растерянным. Дэн как-то неловко держал Каролину за руку, то ли для пожатия, то ли собираясь поднести к губам. Не замечая своей нелепой позы, они просто смотрели друг на друга и не могли оторваться. Воздух, казалось, искрился электричеством. Мы с Хэнком переглянулись.

— Э… х-м-м-м… Здравствуй, Каролина… — рискнула я прервать затянувшее молчание.

Она вздрогнула, суетливо вырвала у Дэна руку и улыбнулась какой-то растерянной, не своей улыбкой. Дэн тоже встрепенулся, но взгляда от Каролины так и не оторвал. Лишь подошел и отодвинул ей стул.

— Итак, Дэн, Каролина — вдова моего отца и приемная мать Гордона. Историю его рождения и усыновления ты знаешь, — начала я деловым тоном, но осеклась.

— Расскажите мне о нем, — хрипло попросил Дэн, обращаясь только к мачехе.

Я опять почувствовала себя мебелью.

А Каролина заговорила. Я никогда не видела ее такой, и никогда не слышала от нее ничего подобного. Каролина рассказывала о сыне. О своем. Не о моем. Обо всем том, что прошло мимо меня, не затронув сердца. О первых шагах и первом рисунке, о сбитых коленках и проглоченной монетке, о любимых игрушках и первой драке из-за девочки. Дэн все смотрел на нее, а я почувствовала, что сейчас разревусь. У нее было то, чего никогда не было у меня.

— Пойдем отсюда, девочка, — Хэнк взял меня за руку, — Пусть останутся одни.

— Что происходит, Хэнк?

— Магия, — пожал он плечами и потянул меня за собой.

Я вздрогнула. Но теперь я была готова поверить во все, что угодно. Хэнк прав, мы здесь лишние. Я, лучше, буду петь.

I don't want you

But I hate to lose you

You've got me in between

The devil and the deep blue sea (5)

Вот и все. Прощай, Гордон! Прощай, Дэн! Прощайте, мои так и не сбывшиеся надежды. Ибо вы — дьявол.

I forgive you

'Cause I can't forget you

You've got me in between

The devil and the deep blue sea

Я действительно прощаю тебя, Дэн. Снова появившись в моей жизни, ты принес в нее совсем не тот смысл, который я ожидала. И я готова к встрече с твоими иномирскими знакомыми. Я выбираю море. Вот только… Я слишком многое оставляю здесь.

I should hate you

But I guess I love you

You've got me in between

The devil and the deep blue sea

(5. Песня Харольда Арлена (Harold Arlen) на стихи Тэда Колера (Ted Koehler) "Between The Devil And The Deep Blue Sea" исполнялась Кэбом Калловеем (Cab Calloway) а в 60-х годах была перезаписана Эллой Фитцджеральд)

Смогу ли я когда-нибудь решить, что для меня важнее? Смогу ли действительно сделать это выбор?

Смотритель Гектор

Я понимаю, что сейчас откроется портал еще до того, как начинает светиться проход. Похоже, мой дом научился передавать мне и эти ощущения. Больше всего меня радует, что ничего негативного я в них не чувствую. Может, прав юный гений Вел, и магия Марты лишь укрепляет основы мироздания, а не разрушает их.

Быстро они, однако. Я не ожидал, что дав команде на поиски десять дней, увижу их на шестой.

Первым проходит Грэм и протягивает руку кому-то, идущему следом. Девушка делает пару шагов, и оборотень тут же подхватывает ее на руки и несет на диван.

— Елена?

— Да, — Грэм весь сияет, — Красавица, правда?

— Конечно, — усмехаюсь я.

Девушка милая, очень женственная, но большего я бы о ней не сказал. Однако вервольф смотрит на нее с такой неизъяснимой нежностью, что мне перехватывает горло. Повезло девочке. Надеюсь, она сознает, насколько.

— Мы всего на одну ночь. Елена пока не может оставить работу, ее родители еще не вернулись. Я только научу ее перекидываться самостоятельно.

— Других новостей нет?

— Утром заберу с собой ундин. Точнее, Марта просила передать, лучше, если будет только одна из них. Сказала, ты поймешь.

— А какая — не сказала?

— Наверное, все равно.

— Значит, вы нашли Жемчужницу.

— Не мы, ее знакомый, Лэндсхилл. Порядочный парень оказался, хоть у меня и было желание надрать ему задницу. Обещал сообщить и сообщил. Правда, Ренате что-то не понравилось, но я так и не понял, что именно. В общем, они почему-то решили ехать минимальным составом, но ударной силой.

— Эльфы, гномы и одна ундина?

— Кажется, так.

— Ты останешься с Еленой?

— Конечно! — в голосе Грэма звучит такое недоумение, словно я сморозил несусветную чушь.

Но мои вопросы не так уж праздны. Раз Марта и Рената уедут, значит, очередного девичника и чреватого последствиями круга предвидения пока не намечается. Мне хочется прямо спросить оборотня об этом, но если они с близнецами успели похоронить идею за несостоятельностью, я могу ненароком подлить масла в огонь. Пусть уж лучше Хан с эльфами разбирается, как и разбирался. А я завтра попробую затребовать обратно Шету. Без нее у наших безбашенных магичек точно ничего не выйдет.

Девушка приходит в себя. Первым движением она касается лица Грэма кончиками пальцев и улыбается ему.

— Как ты? — оборотень осторожно отводит упавшую прядь волос с ее щеки.

— Хорошо…

— Правда?

— Все в порядке, Грэм. Я даже не испугалась. Марта и Рената предупреждали, что так будет.

— Ничего не болит? Голова не кружится?

— Все хорошо, честно. Я чувствую себя такой… сильной. Как будто какой-то другой. Сейчас встану.

— Не торопись. Полежи еще, — он легонько касается губами ее лба, а она откидывает голову и подставляет рот.

Грэм тихо хмыкает и мимолетно отвечает на поцелуй.

Что-то мне это не нравится.

Девушка приподнимается на локтях, собираясь встать.

— Ты уверена, что сможешь? — тут же беспокоится оборотень.

— Грэм, перестань! Я в порядке!

— Это все же новый мир, Елена. Осторожней, пожалуйста.

— Прекрати, Бога ради! Подумаешь, переход! Вы же сами все время туда-сюда мотаетесь. А я чем хуже?

— Это же в первый раз.

— Ну и что? Грэм, перестань трястись надо мной! Я не ребенок, не больна и даже не беременна.

Грэм дергается, как от удара и слегка зеленеет.

— Очень на это надеюсь, — бормочет он едва слышно и вдруг наклоняется и крепко целует девушку.

А у меня подкашиваются колени, и я падаю в кресло, понимая, как далеко все зашло.

— Грэм, — шепчу я, — ты идиот! Дверь закрой немедленно! Не приведи боги, кто-нибудь сюда ввалится!

Влюбленные недоуменно переглядываются, но оборотень все же отрывается от девушки и идет запирать дверь. А меня трясет.

— Вы что натворили, дети?! — голос мой набирает силу, — Как ты мог позволить себе такое, Грэм?!

— Да что с тобой, Гектор?!

— Страсть! — ору я, — На вас страсть большими буквами написана! Ты хоть представляешь, какая жизнь ей предстоит, когда об этом узнают?!

— Я — представляю, — шепчет Грэм, потупившись.

— Как ты мог?! Как ты мог допустить, чтобы с ней случилось такое?! Она же Целительница! Оборотни ее на руках носить должны, а ты сделал все, чтобы они и смотреть в ее сторону не захотели! А ты сам?! Ты хоть представляешь, как изменится отношение к тебе?! Тебя же вовсе ни на одни весенние игрища не пустят!

— Нужны они мне! — обиженно бурчит вервольф.

— Тебе, может, и не нужны. Действительно! Зачем они одному влюбленному идиоту! Это же всего лишь многовековая традиция твоего народа. Подумаешь! Ерунда какая! Можно и списать за ненадобностью! Пришел великий реформатор Грэм, и все сделал по-своему! Вот только не с большого ума, а потому, что штаны застегнутыми держать не можешь!

— Хватит!

Я и не заметил, когда Алена вскочила, но она надвигается на меня, сжимая кулаки, глаза сверкают бешенством.

— Немедленно прекратите, Гектор! Грэм ни в чем не виноват! И не вам судить, что правильно, а что нет в нашем мире! Не здесь мы с ним встретились, а там! Там, на моей территории! И играем мы по моим правилам! И мне плевать, что об этом все ваши оборотни подумают! Я здесь не из-за них, а только из-за него! Вам ясно?!

Она тяжело дышит, лицо раскраснелось, глаза мечут молнии. Теперь я понимаю, что Грэм в ней нашел. Она действительно красавица! В своих чувствах она прекрасна. Я улыбаюсь, и это заставляет Алену остановиться.

— Молодец! — искренне говорю я, — Молодец, девочка! Только так. Так вы со всем справитесь.

— Правда? — растеряно спрашивает она и падает на стул напротив меня.

Грэм тут же подхватывает ее, усаживается сам и устраивает девушку у себя на коленях. Обнимает, прижимает к себе, а она расслабляется, сворачивается клубочком в его объятиях, словно, наконец, попала в то единственное место, где должна быть.

— Надеюсь. Но вы натворили глупостей, о которых никто не должен знать.

— Не творили мы никаких глупостей, — тут же ощеривается она, — Мы любим друг друга!

— Верю, — я не могу не улыбаться, глядя на них.

Как бы страшно не было мне за их будущее, исходящее от них сияние способно согреть всех вокруг. Я — не оборотень. Я — всего лишь человек, но я старый человек, и я многое поведал на своем веку. И я хочу защитить их. Защитить это сияние. Но, боги, как же нам всем будет трудно!

— Вы хоть понимаете, что ни один оборотень не должен увидеть вас вместе? — вздыхаю я.

— Понимаем, — печально отвечает Грэм.

— Ну-ка прекрати! — Алена тычет его кулачком в плечо, — Мы ничего плохого не сделали!

— Дети, вы светитесь, — усмехаюсь я, и Алена улыбается, — Но ваш народ этого света не одобрит. Ты много пока не знаешь, Алена. Поймешь со временем, потихоньку во всем разберешься. Я просто не хочу, чтобы твое пребывание в этом мире началось со скандала и негативного отношения к тебе. Думаю, Грэм тоже этого не хочет, но мыслить рационально рядом с тобой он не способен.

Алена снова напрягается, а Грэм прижимается щекой к ее макушке и смотрит на меня исподлобья. Я вспоминаю, что в том мире осталась весьма прозорливая команда, от которой они едва ли старались скрыть свои чувства.

— Там вас кто видел? — спрашиваю я.

— Марта, Рената, Синдин и близнецы, — с готовностью перечисляет Алена.

— Павел? Шета?

— Нет, — качает головой Грэм, — Мы пришли прямо из Елениной квартиры, к Марте не заходили.

— Хоть сообщили им, что идете? — морщусь я.

— Да, остальных Марта приведет к Елене завтра утром, а мы тоже прямо туда пойдем. Вот, — он достает из нагрудного кармана сложенный листок, — Марта нарисовала, чтобы проще было, и лишних порталов не открывать.

— Ладно, эльфы с гномами — наименьшее из зол. Они вас не продадут. Рената и так должна все понимать, уж пообщалась с оборотнями достаточно, а Марте и близнецам я сам все растолкую.

— Не станут они никому ничего рассказывать, — обиженно говорит Алена.

— Я тоже так думаю. А что, порадовались за вас? — усмехаюсь я.

— Они все поняли, — Грэм тверд в своей вере в друзей, — И… да, порадовались. Искренне. Хотя…

— Хотя от близнецов тебе насмешек досталось, — догадываюсь я.

— Было дело, — хихикает девушка.

— Вы понимаете, что при остальных вам ближе, чем на несколько локтей друг к другу подходить нельзя?

— Еще чего! — дуется Алена.

— Он прав, Елена. Чем позже все узнают, тем лучше.

— А еще лучше, чтобы вообще не узнали, — ворчу я, — Ни один оборотень не должен вас до весны вместе видеть. Давайте думать, как этого избежать.

— Мне вообще-то институт заканчивать надо, — тут же начинает конструктивно мыслить Целительница. — Лето как-нибудь перекантуемся, не появляясь здесь, а потом я там останусь, доучиваться.

— Весной ты должна обязательно провести на игрищах хотя бы пару недель. Волчицей. Грэм повоюет за тебя, и вам больше не придется скрывать ваших отношений.

— Но я в любом случае хотела бы закончить Академию. От меня здесь ждут, что я стану всех лечить, лишние знания мне не помешают.

— Разумно. Но это уж вы между собой договаривайтесь. Оборотням проще всего среди людей в человеческой ипостаси затеряться. В крайнем случае, разбежитесь на три года, а потом ты придешь.

— Что? — Алена аж привстала, — С какой стати нам разбегаться?!

— Порталы, Елена, — вздыхает Грэм, нежно гладя девушку по голове, — Может статься, что их нельзя будет больше открывать. Один уж как-нибудь сэкономим для твоего возвращения. Точнее, для нашего. Я ведь тебя не оставлю.

— А клиника? Разве мы не можем пройти через клинику?

— Ограниченное пространство, — объясняю я, — оттуда нет выхода в ваш мир, только в пределах одного помещения.

— Но ведь Грэм прошел через магазин Ренаты три года назад! — недоверчиво восклицает Алена.

— Только потому. Что отсюда закрыли проход. Иначе не смог бы.

— А представляешь, если бы не закрыли? — бормочет Грэм девушке в волосы, и та улыбается довольной улыбкой сытой кошки.

— Дети! — фыркаю я, и, возвращаясь к первоначальной теме, обращаюсь к Грэму, — Ты, правда, думаешь, что сможешь уйти вместе с ней? Кто ж тебя отпустит-то!

— А кого я буду спрашивать? — пожимает плечами Грэм, — Львица побесится, попсихует, но все равно примет трансформатора обратно. И Целительницу тоже. Постарается, конечно, нам жизнь подпортить, но ничего, справимся.

— Я действительно пока многого не понимаю, — хмурится Алена.

— Ничего, разберешься, — я поднимаюсь, — Главное сейчас будьте осторожны и вместе никому на глаза не показывайтесь. Все, я иду спать.

Оборотни тоже встают, но Грэм не выпускает Алену из объятий. Вот иди и прячь их от посторонних глаз! Ни на секунду друг от друга оторваться не могут!

— Мои апартаменты в вашем распоряжении. Все, кроме спальни. Перекидывайтесь, сколько хотите, я вам не помешаю. Только дверь никому не открывайте. Если что, меня разбудите.

— Хорошо, — кивает Грэм, — Мы будем в кабинете, если ты не против.

— Против — не против! Можно подумать у меня есть выбор, — ворчу я и, подумав, строго добавляю, — Очень надеюсь, вы собираетесь именно перекидываться.

Грэм краснеет, а Алена хихикает и утыкается лицом ему в грудь. Дети! Сущие дети! Ну что мне с ними делать?!

Закрывая за собой дверь спальни, я улыбаюсь, не смотря на все нехорошие предчувствия.

Серебряная леди Маргарита

Портал открылся, и через него прошла Алена. Одна. Улыбнулась нам. Я впервые наблюдала такое со стороны. Она изменилась. Это была совсем не та девушка, которая вчера ушла с Грэмом в Библиотеку. И дело не в том, что каштановые с рыжиной волосы стали гуще и словно подернулись пеплом более светлого подшерстка, не в том, что слегка посветлели карие глаза, и даже не во вновь обретенной грации хищника. Она просто была другая. Она больше не была человеком. Раньше я бы ни за что не обратила на это внимания. Ну, похорошела девочка, так мало ли для этого причин. Только теперь я поняла, что делает с нами тот мир.

После ночи, проведенной с Грэмом в лесу, она тоже изменилась, но то была обычная, человеческая перемена. Просто закомплексованная влюбленная девочка превратилась в счастливую влюбленную женщину. В ней проявились самоуверенность страсти и восторг обладания. Тогда я тоже это заметила, но никому ничего говорить не стала. Впрочем, это был секрет Полишинеля. Когда Син и близнецы увидели молодую пару, от них тоже ничего не укрылось. Гном тихо хмыкнул, а рожицы близнецов на мгновение приняли возмущенно-чопорное выражение, а потом эти мелкие сволочи покатились со смеху. Досталось от них Грэму не по детски, но вервольф лишь вяло отмахивался, и на лице его продолжала блуждать счастливая, неопределенная улыбка. Лишь Рената поначалу никак не отреагировала, но долго вглядывалась в Алену и Грэма, а потом, погрустнев, ушла к себе в номер и в тот день так больше и не появилась. Утром без всяких комментариев она отдала мне кольцо из зиральфира. Я тут же протянула ей рисунок ее апартаментов в Библиотеке, пообещав нарисовать Подгорье, когда там побываю.

— Мне надо найти в себе силы поговорить с Грэмом, — печально вздохнула она, даже не поблагодарив.

Но видимо, ей так и не удалось застать оборотня одного, поскольку никаких изменений в его поведение я так и не заметила, а Рената все мрачнела.

А теперь Алена появилась одна, без Грэма.

— Всем привет, — она сделала ручкой и, обращаясь к Шете и Павлу добавила, — Я — Алена, Целительница оборотней.

И это было правдой. Перед нами стояла именно волчица, наделенная даром, высоко ценимым всем ее народом.

— А где Грэм? — недоуменно спросила Рената, словно не веря, что этих двоих можно увидеть по отдельности.

— Скоро придет. Они с Гектором там какие-то маневры проводят, чтобы он смог взять с собой только одну ундину. Гектор просил оставить портал открытым.

— Я схожу, поздороваюсь, — тут же вскинулся Павел.

— Уверен, что ты им не помешаешь? — озаботилась Шета.

— Уж постараюсь.

— Мы с тобой, — близнецы подхватили парня под руки и, прежде чем кто-то успел как-то отреагировать, исчезли с ним в другом мире.

Я закусила губу. Последовать за ними хотелось немилосердно. Я готова была бросить все, сорваться с места и бежать следом. Если я сейчас этого не сделаю, я не увижу Гектора да следующего портала. С другой стороны, я понимала, что мое появление там может сорвать какие-то их планы. Пока я раздумывала над этой дилеммой, Алена слегка коснулась моей руки,

— Марта, можно тебя на пару минут?

— Конечно, — удивилась я и, вздохнув, пошла за ней в соседнюю комнату.

— Марта, ты хорошо разбираешься в традициях оборотней? — спросила она, когда мы остались одни.

— Боюсь, что нет. Это вопрос, скорее, к Ренате или Гектору, если ты не хочешь говорить ни с кем из своего народа.

— Гектор… он… понял… ну, в общем, что мы с Грэмом близки, и… Марта, она просто впал в панику. Запретил нам вместе появляться на глаза кому-либо из оборотней. Сказал, что нас до весны никто видеть не должен.

— Ну, раз Гектор сказал…

— Ты так ему доверяешь?

— Абсолютно. Смотритель, в некотором роде, самое главное существо того мира. Гарант равновесия. Гектор никогда не сделает ничего, что могло бы навредить. К тому же он… — я запнулась, но быстро договорила, — очень привязан ко всем иномирцам. Но я повторяю, тебе лучше поговорить с Ренатой. Она в том мире уже больше трех лет и во многом успела разобраться, в отличие от меня. К тому же, она дружит с оборотнями и часто бывает в Мешфене.

— Знаешь… — Алена прикусила губу, — мне казалось, я все делаю правильно… ну, тогда… И даже казалось, что ты…

— Что это я спровоцировала тебя затащить Грэма в постель? — усмехнулась я, и вдруг поняла, что своим давешним куражом могла навлечь на головы этой пары серьезные неприятности.

— В некотором роде. Точнее, не спровоцировала, а… поддержала идею, что ли… Я ведь сама этого хотела.

— А теперь жалеешь?

— Что ты! — бурно отреагировала она, но тут же смутилась и покраснела, — Просто после сегодняшней ночи, мне вдруг стало казаться, что это было неправильно. Не плохо, нет. Просто неправильно.

— Ты стала оборотнем, Алена, — пытаясь подобрать правильные слова, я снова залюбовалась новым обликом девушки, — После сегодняшней ночи ты воспринимаешь их табу и доктрины, не как выученные правила, а изнутри. По себе знаю. Моя магия словно набирает обороты. Я, и не скажешь, что учусь, просто открываю ее в себе. Я даже заметила, что во мне появилась некая эльфийская нетерпимость. Надеюсь, я не очень ею давлю.

— Нетерпимость? В тебе?

— А что, в глаза не бросается? — усмехнулась я, Знаешь, пожалуй, пора нарисовать твой портрет, Целительница. Есть у тебя бумага для рисования и карандаши, или мне домой сбегать?

— Бумага и карандаши найдутся. Я же биолог. Нас на половине предметов рисованием насилуют, она порылась в столе и извлекла искомое, — Гектор почему-то тоже сказал, что тебе меня теперь нарисовать не мешало бы. А что, для просто Алены много чести?

— Нет, просто я людей рисовать не умею, только магических существ, — усмехнулась я и снова вернулась к главной теме, — Алена, я не знаю, почему с точки зрения оборотней ваша близость в человеческой ипостаси так неприемлема. Но, наверное, этому есть причины. Ты разберешься. Просто поверь на слово Гектору и слушайся его советов.

— Он очень расстроился, — вздохнула она, — Мне кажется, он искре хотел помочь, но он так налетел на Грэма… Знаешь, как человек, он за нас порадовался. Мне понравился Гектор, Марта. Не сразу, но понравился. Это было вчера. А сегодня… сегодня эта его радость показалась мне какой-то… кощунственной, что ли…

— Алена, Гектор очень любит Грэма. Рената может рассказать больше, но, насколько мне известно, именно Гектор вытаскивал его из отчаянья, когда Грэм не мог вернуться к тебе. Именно Гектор понял, что Грэм полюбил тебя, как человек, а не как оборотень, и очень переживал за него.

— Почему как человек?

— Потому что юный оборотень ни за что не стал бы хранить тебе верность. Ты же должна разбираться в поведении животных, биолог. Не верю, что ты не проштудировала всю доступную по этому вопросу литературу еще три года назад, — Алена только хихикнула, — Уверена, им не свойственны моногамные браки на всю оставшуюся жизнь.

— Мне нравится, как звучит "на всю оставшуюся жизнь", — улыбнулась девушка.

— Не упрямься, поговори с Ренатой. Она объяснит тебе то, чего я просто не знаю.

— Я ей не нравлюсь, — Алена зябко повела плечами.

— Глупости! — засмеялась я, понимая, что Рената переживает сейчас те же чувства, что и Гектор, — Ей не нравилось, что из-за тебя Грэм был несчастен, а теперь она примет тебя со всей душой. Лучше скажи, что вы решили с Грэмом, как собираетесь прятаться от всех?

— Я буду заканчивать Академию. Мне, как Целительнице, это необходимо.

— Здравая мысль.

— Но тут выплыла эта проблема с порталами. Марта, это правда, что мы не всегда сможем сюда возвращаться?

— Очень надеюсь, что нет. Фарияр пришлет своих ученых в Библиотеку. Просто из-за претендентов на должность Смотрителя это все затягивается, и нам приходится пока открывать порталы как можно реже. Мы ведь еще не знаем, насколько это на самом деле опасно.

— Гектор сказал, что мы с Грэмом Павлу и Шете тоже не должны на глаза показываться, — снова вернулась к прежней теме Алена.

— Перестраховщик! — фыркнула я, — Глупости какие! Можешь безоговорочно доверять обоим. Могу сразу предсказать, что Паша чисто по-человечески за вас порадуется, а Шета только покраснеет и ничего не скажет. И уж точно никто из них не побежит сплетничать о вас.

Алена кивнула, но она словно уже не слушала меня, а думала о чем-то другом. Наконец, словно решившись, она спросила.

— Марта, скажи, вам с Ренатой еще нужна моя помощь?

— Почему ты спрашиваешь?

— Понимаешь, я, наверное, тоже что-то открываю в себе. Мне столько всего хочется попробовать. Я хочу до конца понять, что значит быть оборотнем.

— Тогда тебе точно придется доверять Шете безоговорочно, — усмехнулась я.

— Почему?

— Потому что круг предвиденья — это абсолютное доверие. Иначе он просто не сработает.

— Это магия оборотней?

— Это объединенная магия. Если не хватает хотя бы одного звена, она до конца не действует. Мы пробовали всего один раз, но у нас не было оборотня. Кое-что мы увидели, но найти никого не смогли. Вот поэтому нам и нужна твоя помощь.

— А почему Грэм отказался?

— По самой банальной причине, — я невольно расхохоталась, — Как все мужчины, он побаивается слишком умных и сильных женщин.

— Ясно! — фыркнула Алена и тоже рассмеялась, — Думаешь, у меня получится?

— Не сомневаюсь. Ты должна кое-что знать, Алена. Этот техногенный мир то ли усиливает, то ли аккумулирует магию. Те, кто родился и вырос здесь, или хотя бы пожил какое-то время, как Грэм, наделены очень яркими и сильными магическими способностями. И твои еще проявятся, и проявятся совсем не так, как все ожидают, а гораздо мощнее и многогранней. Будь к этому готова.

— Эй, вы еще долго собираетесь секретничать? — Рената просунула голову в дверь.

— Мы — нет. Теперь твоя очередь секретничать с Аленой. У нее много вопросов, на которые я ответить не могу, а ты можешь.

Алена покосилась на меня, но сопротивляться не стала.

— А что за вопросы?

— Она сама тебе все расскажет. Наши еще не вернулись?

— Только Павел. Говорит, Гектор хочет Шету видеть.

У меня появилось нехорошее предчувствие. С чего это ему вдруг Шета понадобилась? Да еще сейчас, когда, наконец, удалось уговорить Алену нам помочь.

— Она уже ушла?

— Нет, она тебя хотела. Пойдешь?

— Ладно. Вы пока пообщайтесь.

Шета была в гостиной одна. Голоса Павла и Синдина доносились с кухни.

— Марта, что там с Аленой?

— Все нормально, милая. Она теперь с нами, так что, готовься.

— Хорошо. Когда?

— Посмотрим. Мы полетим в Майями, но при первой возможности вернемся через портал. Хорошо хоть в пределах одного мира их можно сколько душе угодно открывать.

— Мне не нравится, что меня затребовал Гектор.

— Мне тоже. Едва ли ты понадобилась ему, как целительница. Алена сказала бы, если бы кто-то заболел.

— Марта, он видел вчера Алену, он знает, что теперь она истинный оборотень. Как думаешь, он мог догадаться о наших планах? В прошлый раз его очень возмутило, что мы сомкнули круг предвиденья.

— Гектор не дурак, Шета. Если он решит нам помешать, у него может получиться.

— Но иначе мы никогда не найдем Белый Огонь!

— В том-то и дело. Ты обязательно должна вернуться.

— А если они закроют портал с той стороны?

— Тогда жди. Вернешься, когда мы приведем Жемчужницу.

— Хорошо. Если они меня там задержат, свяжись с Марком, — она слегка покраснела, — Скажи, что я не совсем пропала и скоро опять появлюсь.

— Конечно, — я улыбнулась, — Марк поймет, Шета. К тому же он, наверное, скоро закончит свои дела и придет насовсем.

— Скорей бы, — вздохнула девушка и потупилась.

— Ну, все, иди. Постарайся там не задержаться, а если не получится, не прозевай следующий портал. Ради тебя одной Гектор его уж точно не откроет.

Она кивнула и вошла в проход. Я посмотрела ей в след и вернулась в комнату Алены. Вид у Ренаты был расстроенный, а у Алены и вовсе напуганный.

— Что случилось? — вздрогнула я.

— Нас с тобой убить мало! — проворчала гномка.

— За что, дорогая?

— Две старые дуры поспорили ради собственного интереса, а за последствия Алене с Грэмом расплачиваться.

— Брось, Рена, — улыбнулась я, — все и так случилось бы, может, чуть позже. И оставлять их одних никто не собирается. Скорее Белый Огонь искать не станем, а для них порталы сохраним.

— Ты не понимаешь! — взвилась Рената, — Все правила и табу оборотней носят, скорее, по-звериному эволюционный характер, чем социальный! Думаешь, почему они так негативно относятся к первой близости в человеческой ипостаси? Только из ханжества? Да ни фига! Потому что, если, например, волчица уже родила щенков, ее организм перестроен, она в человеческой ипостаси от своего партнера-волка не забеременеет. А если не рожала, то запросто. И ни один трансформатор потом этого малыша не спасет! Он человеком родится!

— Господи! — только и смогла выдохнуть я и уставилась на Алену.

Мне хотелось придушить саму себя. Права Рената, я — старая дура. О чем только думала?! Бабушка!

— Алена, вы… — проблеяла я, не зная, как спросить.

Волчица нервно хихикнула.

— Что? — вздрогнула Рената.

— Вообще-то вы и вправду ни в чем не виноваты, если так подумать, — мне совершенно не нравилась ее улыбка, — Я на таблетках. Я вдруг начала их принимать, еще когда только узнала, что вы меня ищете. Так что, я, видимо, заранее все для себя решила, и никто из вас меня не провоцировал.

Рената облегченно вздохнула, но тут же снова нахмурилась.

— А вдруг человеческие гормоны не подействуют? — обеспокоено спросила она.

— Но я ведь до сегодняшней ночи оставалась человеком! — возмутилась Алена, но вдруг осеклась и побледнела.

— Что? — хором спросили мы.

— Сегодня утром…

Мы хором застонали.

В гостиной послышались голоса. Грэм звал Алену.

Рената вскочила.

— Вот что, дамы, — решительно заявила она, — Будем надеяться, что все обойдется. В случае чего, будем решать проблемы по мере их возникновения, — мгновение она прислушивалась к тому, что происходит в соседней комнате, потом свирепо глядя на девушку добавила, — И не полагайся больше только на таблетки!

Алена покраснела, но тут же взяла себя в руки и встала. Я открыла дверь, и мы вышли в гостиную.

Все уже собрались там. Синдин и Павел, хмурый, чем-то озабоченный Грэм, близнецы и… Дилия. Портал был закрыт. Шеты не было.

Уме

— Ты сама делаешь артефакты, а какими магическими свойствами ты их наделяешь?

Вопрос очередным образом поставил меня в тупик. Уже далеко не первый вопрос. Ну, как, скажите, я должна была ответить, когда она спросила меня, каким оружием я владею лучше всего?

Нет, вообще-то, мне нравилась эта девушка. Миниатюрная, стройная, черноволосая и очень задорная. Я видела, как ей все интересно в нашем мире. В глубине души я знала, что хотела бы быть на нее похожей.

— Дилия, дорогая, Уме только два дня назад узнала, что она волшебница. Так что ее артефакты не магические, — свирепо прошептала коренастая тетка ей на ухо так, чтобы Хэнк не услышал, — И вообще, закрыли магическую тему.

— Извини, Рената, я все время об этом забываю, — прыснула Дилия и тоже тихо добавила, — В этом мире столько необычных вещей, а я кроме самолетов, ничего не видела.

Рената покосилась на ундину с сомнением. Было странно сознавать, что эта женщина — гномка. Ну, низкорослая, некрасивая. Но гномка? А Дилия сказала, что она — одна из сильнейших магов того мира. И Дэн относился к ней с явной симпатией. Из всей почтившей меня своим визитом компании, прежде он встречался только с ней. Зато к нему приезжал оборотень. И саламандр. Оборотень это понятно. Про них я слышала страшные сказки еще в детстве, хоть Дэн и сказал, что его гость был симпатичным веселым парнем. А вот саламандры — существа, состоящие из огня, как не очень внятно объяснила Рената — вообще у меня в голове не укладывались. И ундина к Дэну приезжала другая. Высокая атлетическая блондинка Арианна. Хорошо, что за мной приехала Дилия. Если бы, кроме эльфов, еще и ундина была бы красавицей, я бы вконец закомплексовала.

О, да! Эльфы! Ну… эльфы. Ну что можно сказать? У Питера Джексона то ли с фантазией, то ли с кастингом явно проблемы были. Не то, что Уивинг или Кейт Бланшет, там милашка Орландо Блум и мимо не пробегал. В общем, не стоит и пытаться на наши представления ориентироваться. Тут и слов-то подобрать невозможно. И дело, наверное, даже не в том, что они красивы. Очень красивы. Запредельно красивы. Они сияют. Они завораживают своим сиянием. К тому же они одинаковые. В смысле, близнецы. Не знаю почему, но эльфийка не показалась мне на их фоне такой уж сногсшибательной. Зато больше других вызывала доверие. Ну, кроме Дилии. Даже Дэн казался немного пришибленным, когда привел их ко мне.

Дэн встретил их с самолета, проводил до отеля, помог устроиться, а потом привез прямо ко мне домой. Мне показалось, что он очень хочет, чтобы я согласилась уйти с ними. Это было обидно. Он словно, как и Каролина, старался навсегда вычеркнуть меня из жизни Гордона.

Разговор у нас получился долгий и странный. Хоть и выглядели они, как люди, но то, что они не такие, как мы, было без объяснений понятно. И меня это захватило. Мне понравилось, что они не только нахваливали свой мир, расписывая, как там все замечательно. Дилия сразу сказала, что они с напарницей искали меня, если не вопреки воле своей царицы, то уж точно без ее благословения. Она рассказала и о войне, в которой погибли мои дальние родственницы, наследовавшие дар Жемчужницы. В общем, их мир был такой де неблагополучный, как наш. И жить мне предстояло, если я уйду, не в самой процветающей стране. Но, в отличие от нашего мира, там я могла бы сделать что-то значимое, изменить судьбы целого народа, даже не одного. А главное, я бы жила в море.

В общем, я всей душой потянулась к ним. Я хотела уйти в тот мир, стать настоящей ундиной. Но для этого мне пришлось бы уже окончательно отказаться от Гордона. И не только. Я вдруг поняла, что, несмотря на свое одиночество среди людей, я успела обрасти привязанностями и друзьями. Мне было невозможно грустно от мысли, что я не увижу больше Шарля или Хэнка, никогда не пройду снова по улицам Нового Орлеана.

Ночью Дилия потащила меня на пляж.

— Ты должна это увидеть, тогда ты поймешь и уже ни за что не сможешь отказаться.

Эльфы увязались с нами.

Найдя укромный уголок, где в столь поздний час нас наверняка никто не увидел бы, Дилия, совершенно не смущаясь перед красавцами-близнецами, разделась донага и шагнула в воду. Мне захотелось кричать от восторга, когда я увидела превращение. Это было мое. Это было то, чего мне всегда так не хватало в этой жизни.

— Я тоже хочу! — прошептала я.

— Для этого тебе придется сначала побывать в том мире, — Марта положила мне руку на плечо, — Ты не сможешь перекинуться, пока не впитаешь в себя его магию.

А если впитаю, я уже никогда не смогу от этого отказаться.

Дилия вышла из воды, снова став человеком. Завернувшись в полотенце, она молча уселась рядом со мной на песок, словно почувствовала, что слова сейчас будут лишними. А я думала о том, что меня ждет. Что именно — зависело только от меня, от моего выбора. Я хотела уйти с ними, но я не могла просто уйти, не объяснив, чего это будет мне стоить. Они рассказали и показали мне все, что было в их силах. Они ничего не скрыли от меня. Они были честны со мной. Я поняла, что просто обязана тоже быть с ними честна. И я рассказала. О маме и Уме, о Розалии, отце и Каролине, о Дэне и Гордоне, о Шарле и Хэнке, о жемчуге и о джазе.

Они слушали молча. Дилия обнимала меня, словно стараясь защитить от моих собственных горьких воспоминаний. Когда я закончила, никто не проронил ни слова. Так мы и сидели в молчании, пока не наступил рассвет.

— Ты хочешь попрощаться? — спросила, наконец, Марта.

И я поняла, что хочу.

И вот теперь мы сидели в клубе всей волшебной компанией, ожидая, когда подойдут Дэн, Шарль и Каролина с Гордоном. Не знаю, что уж там Дэн сказал Каролине, что она согласилась на эту встречу.

Хэнк старательно пытался изображать из себя радушного хозяина, но взгляд его постоянно возвращался к эльфийке и он замолкал на полуслове. Наконец, рыжий гном Синдин не выдержал его страданий и завел с ирландцем какую-то долгую не слишком интересную, но видно захватившую Хэнка беседу.

А потом они пришли. Все вместе. Я не знала, где они встретились и почему выступали против нас таким единым фронтом.

Марта почему-то вздрогнула и машинально покрутила на пальце тонкое плетеное колечко. Рената с любопытством посмотрела на нее.

А я смотрела только но сына. Я не смогла стать ему матерью. Не я растила его, воспитывала, утешала, когда он плакал, радовалась его первым шагам. Не я. Я лишь родила его. Но от мысли, что я навсегда расстанусь с ним, что даже издалека не смогу смотреть, как он растет, как добивается своих первых побед, как становится взрослым и, я уверена, хорошим человеком, мне стало совсем плохо. Казалось бы, уже принятое решение должно было помочь мне проститься с ним, но это оказалось выше моих сил.

Марта вернулась к столу вместе с Каролиной и Дэном. Я даже не заметила, когда они успели отойти.

— Не ешь слишком много сладкого на ночь, малыш, — мачеха потрепала Гордона по голове.

— Хорошо, мама.

Глаза мне застлала алая пелена. Не она — я! Мой! Это мой мальчик! Не отдам!

— Ты веришь в сказки, Гордон? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Смотря в какие, — совершенно серьезно ответил малыш.

Дэн напрягся.

— Мог бы ты поверить, что есть другой мир, где живут волшебные существа. Эльфы и гномы, оборотни и ундины.

— Наверное…

— Уме! — в голосе Дэна звучали предостережение и неприкрытая агрессия.

— А ты хотел бы там побывать? Жить среди этих волшебных существ, среди магии?

Дэн начал вставать. Мне показалось, он сейчас может убить меня. Но между мной и им — я даже не заметила, как — оказались близнецы-эльфы, а Марта рванулась ко мне.

— Уме, — беловолосая красавица взяла меня за руку, — Ты не составишь мне компанию? Мне нужно припудрить носик.

В глазах ее была такая непреклонность, что я не смогла сопротивляться.

Едва мы вышли из зала, она остановилась.

— Если тебе действительно нужно в дамскую комнату, можем пройти и туда, но как ты догадалась, я позвала тебя не за этим.

Я кивнула.

— Видишь это кольцо? Его сделала Рената. Она гномка-артефактер, очень талантливая. Так вот, это волшебный талисман. Когда в радиусе его действия оказываются двое любящих друг друга людей, он слегка сжимает мне палец. Сейчас он тоже проявил себя. Я пыталась понять, кого он имеет в виду. Шарль посоветовал мне проверить Каролину и Дэна. Это они, Уме.

— Я догадывалась, — улыбнулась я, — И я рада за них.

— Что ж, прекрасно. А теперь посмотри на этот браслет. Это тоже работа Ренаты. Он определяет магических существ в этом мире. Сейчас мы стоим рядом, и он жжет мне руку, потому, что ты — ундина. Но когда я поднесла его к Гордону, он остался холодным. Ты понимаешь, что это значит?

— Что Гордон не…

— Да, он не унаследовал магических талантов, и в этом нет ничего удивительного. В обществе ундин царит матриархат, женщины у них — маги и воины, а тритоны, в основном, охотники, строители и представители прочих мирных профессий. Но хуже всего то, что в том мире у него даже ипостаси тритона не будет. Он останется человеком. Нет, не думай, люди там есть тоже, но это люди когда-то приведенные отсюда. Они не наделены магическими талантами и влачат довольно жалкое существование в небольших патриархальных поселениях. К тому же, время от времени, возникают идеи превратить их в рабов. Ты не сможешь взять его с собой в море, и даже видеть его практически не сможешь, потому что людские поселения, в основном, расположены очень далеко от побережья. Подумай, Уме, разве это — то, что ты желаешь своему сыну? Здесь ты оставишь его с родным отцом и женщиной, которая растила его и любит. Бог даст, у них все сложится, и у Гордона будет нормальная любящая семья, возможно, братья и сестры. Он получит прекрасное образование, скорее всего, станет успешным человеком. А там? Что ждет его там?

Я молчала. Картина, которую нарисовала мне эльфийка, была просто ужасной. Но я уже однажды отказалась от своего сына, а теперь мне снова предстояло сделать выбор между своим счастьем и желанием быть поближе к Гордону.

— Но ведь тогда я больше никогда не увижу его!

— Будем жить, будем посмотреть, — загадочно ответила Марта и усмехнулась. — Если все будет хорошо, ты сможешь иногда наведываться в гости. Какое-то время.

— Что значит, какое-то время?

— Ну, будет довольно трудно объяснить, почему ты не стареешь.

— Не старею? Я что перестану стареть?

— Не перестанешь. Но будешь стареть намного медленнее. Ундины живут около четырехсот лет, их молодость длится два-три века.

У меня закружилась голова. Четыреста лет жизни! В море! А Гордон будет этого лишен…

— По меркам ундин, ты очень молода, Уме. Почти ребенок. У тебя будет время научиться всему, что нужно знать для жизни там, ты станешь полноправным и уважаемым членом их общества. И рано или поздно ты встретишь того, кто составит и твое счастье, и у тебя еще будут дети.

— Человек моря… — прошептала я.

— Да. Тот тритон, который, может быть, сам этого не зная, ждет только тебя. Ты сильная, Уме. Ты не испугалась того, что мы рассказали тебе. Я думаю, ты готова к борьбе, которая там тебе предстоит. И ты обязательно победишь, поверь. Мы все, и еще очень многие на твоей стороне, потому что это нужно не только тебе, а всему волшебному миру. У тебя свой путь, Уме. Так неужели ты откажешься от него? Или ты решишь, что вправе лишить Гордона его собственного пути?

— Почему ты все так хорошо понимаешь?

— Потому, что мысленно я уже нарисовала ту ундину, что живет в тебе. Я увидела ее, хоть ты пока еще человек. А значит, для тебя уже нет пути назад. Чтобы ты не думала сейчас, ты уже приняла решение.

Она была права. Это лишь прежняя боль говорила во мне. На самом деле, я давно смирилась с тем, что Гордон мне не принадлежит.

— Когда? — спросила я.

— Сегодня вечером. Мы с Ренатой проведем инструктаж. Момент первого перехода шокирует.

— Хорошо.

— Ты успокоилась? Хочешь еще с кем-нибудь попрощаться?

Я покачала головой. И вдруг поняла, что кое-что не сделала.

Я хочу спеть. Доставай трубу, Бобби.

We are trav'ling in the footsteps

Of those who've gone before

But if we stand reunited

Then a new world is in store (6)

Улыбайся, прекрасная эльфийка, смейся, Дилия, расслабься, Дэн. Такого я не позволю.

And when the sun refuse to shine

And when the sun refuse to shine

O Lord I want to be in that number

When the Saints go marching in

When the moon turns red with blood

When the moon turns red with blood

O Lord I want to be in that number

When the Saints go marching in

Я с вами, мои новые волшебные друзья и соратники. Я приняла свое решение. И пусть эта песня совсем о другом, вы знаете, о чем я пою.

Some say this world of trouble

Is the only one we need

But I'm waiting for that morning

When the new world is revealed

On that hallelujah day

On that hallelujah day

O Lord I want to be in that number

When the Saints go marching in

(6. Церковный гимн "When The Saints Go Marching In", исполнявшийся, как спиричуэл, в джазовой оранжировке был представлен Луи Армстронгом)

Аллилуйя!

Артефактер Рен-Атар

— Тебе не кажется это странным?

— Рена, я тебя умоляю! Вокруг меня уже почти полгода жизнь все страньше и чудестраньше становится, а я еще не свихнулась, — Марта швыряла в сумку свой невеликий багаж.

Я прекрасно понимала, из-за чего она такая дерганная, поэтому и старалась ее отвлечь. Да и совет мне был нужен. Одна голова хорошо, а две — лучше. И нечего так психовать из-за того, что все мы сегодня пойдем в Библиотеку, а она останется. Скорее всего. Я так думаю. В прошлый раз же не пошла. Уж очень все нервничают, когда она в непосредственной близости от коварных претендентов оказывается. Скорее бы уже Гектор от них избавился. Ну, кроме Вела, конечно. А что? Я буду только рада, если учеником Гектора станет именно он. Такое солнышко! Так что нечего Марте там делать. Хотя, по Гектору уже даже я успела соскучиться. Но поговорить мне с ней надо.

— А я сейчас про человеческие странности, — я вытянулась на ее кровати, которой она в этом отеле даже ни разу и не попользовалась по назначению.

Марта продолжала крутиться по комнате, явно на ходу придумывая какие-то дела и всем своим видом демонстрируя, что не расположена к задушевным беседам.

— Ма-а-арта! Марта-Марта-Марта! Ну, Марта, же! — заныла я.

— Ну чего тебе? — она села со мной рядом и вздохнула, — Выкладывай уж, что за великие умозаключения не дают тебе покоя.

— Ты заметила, как Уме понравилась Дилия?

— Заметила.

— И что?

— Что "что"?

— Что делать-то будем, я тебя спрашиваю!

— А что мы должны делать? Вот отправим их, и пускай Гектор разбирается. Он самый главный, самый умный и Дилию нам вместо свиньи, наверное, тоже с большого ума подложил.

— Марта!

— Пятьдесят семь лет уже Марта, — поморщилась она.

— Ты почто на Гектора-то окрысилась? Грэм же все объяснил. Это ундины сами так решили, что если должна идти только одна, то пойдет Дилия.

— Решили они! Ха! Рена, ты, правда, веришь, что если бы Гектора это решение не устраивало, он бы их не переубедил?

— Мог, — согласилась я, — но ему времени не хватило. Он Шете зубы заговаривал, чтобы она обратно к нам не слиняла.

— Вот тоже! Еще одна партизанская вылазка. Почему он из всех именно Шету оставил? Столько мозгов нет, что ей там без Марка хреново будет? Уж уволок бы тебя. Чего ж проще-то?

— Я должна была поехать, чтобы свести вас с Дэном. Тебя надо прятать от претендентов. Грэма с Аленой вообще от всех, по возможности. Так что на счет Шеты — это логично.

Марта с минуту сверлила меня взглядом, потом подняла руки.

— Ладно, сдаюсь. Я просто зла. И даже не на Гектора, хотя причина, сама понимаешь, в нем. Я просто обратно хочу, — она помолчала, — У меня такое чувство, что мне показали мороженое, а съесть не дали. То есть, сначала вместо того, чтобы героически помереть, я стала молодой и прекрасной, потом меня сделали непонятно кем, а потом пинком под зад выставили обратно в родной мир. А я… Рената, вот скажи, у тебя тоже так было?

— Что именно?

— Я все больше становлюсь эльфийкой. Магия, которая казалась мне чем-то совершенно запредельным и непонятным, теперь стала просто инструментом. И учится я начала всему с первого, максимум со второго раза.

— Ну, я себя почувствовала гномкой, хотя тогда об этом еще и не знала, когда зиральфир впервые в руки взяла. Сразу поняла: мое! А потом, уже после перехода, я больше интересовалась местными обычаями, разными там магическими существами и народами. Хотелось узнать все и сразу. А магия… ну, она как бы крепла, что ли, тут ты права. Но я на этом не зацикливалась. А что ж плохого в том, что меняешься?

— А плохо то, что я стала нетерпимой. Я… Как бы это поточнее сказать? В общем, если кто-то неправ в чем-то, вот хотя бы, как Гектор сейчас, я начинаю злиться. И причина моей злости всегда одна: "Ну, что с них, дураков, взять? Надо было все самой сделать". Не уже ли во мне эльфийский гонор прорезался, а? Как думаешь?

— Марта, ты когда в прошлой жизни в последний раз на людей полагалась?

— На мужа полагалась во всем.

— Семнадцать лет назад? А потом? Ты просто привыкла за все сама отвечать, потому тебе все вокруг дураками и кажутся. Вот скажи, ты и на Алену злишься, и на Уме, и на меня?

— Н-нет… — неуверенно ответила она.

— А на кого-нибудь, кроме Гектора, ты вообще злишься?

— На жизнь.

Я засмеялась.

— И что смешного? — поджала она губы.

— Ты на жизнь без Гектора злишься.

Марта хмыкнула, подумала, а потом тоже расхохоталась.

— Совсем крыша едет, да? — жалобно спросила она, отсмеявшись.

— Нет, местами. Но не всегда вовремя. Да сходи ты сегодня в Библиотеку! Хоть повидаешься с ним.

Она грустно покачала головой.

— Это же не Марк, чтобы ему на шею при встрече кинуться. Что я скажу, если приду? Что делать там буду? Портал от силы на полчаса откроют. Гектор будет занят ундинами, со мной в лучшем случае поздоровается. Думаешь, мне от этого легче станет? И потом, я же сама не понимаю, чего хочу. Чего жду от него, от себя. А в таких вещах за полчаса не разберешься. Нет, не стоит. Потом как-нибудь.

— Ну, тогда не ходи. Только психовать перестань. Лучше скажи, что ты о Дилии думаешь? Тянет она на хитрую шпионку Ирэльтиля?

— Трудно сказать, — Марта закусила губу, — Так вроде не тянет. Мне только один момент не понравился.

— Когда она первым делом выложила, что они пошли против Лилеи?

— Ну, да. Хорошо, Уме не из робкого десятка оказалась, а то ведь таким сообщением всю охоту уйти отбить можно было. Но с другой стороны, показать девочке вторую ипостась, и тем самым окончательно ее купить, тоже было ее идеей.

— М-м-дя! Аналитики из нас аховые. Ты в курсе, что Гектор припахал Хана? Типа кинул его на хвост этим двум фраерам.

— Господи, Рена, ну, ты и изъясняешь, порой! А еще филолог!

— А нам, филологам положено знать русский язык во всей его полноте, — хихикнула я, — Нет, если хочешь, могу, конечно, вещать высоким штилем, а-ля старик Державин. Но оно тебе надо? Ты ж меня и так понимаешь.

Марта рассмеялась, а потом все же ответила на мой вопрос.

— Кант вскользь упоминал что-то такое. А что, нарыл Хандариф что-нибудь?

— Ну, у Грэма такой информации не было, но Хан тот еще проныра, может и нароет.

— Это тоже здорово раздражает, — снова загрустила она, — Скорее бы уж все определилось. Так противно своих же подозревать. У меня такое желание было с этими двумя девчонками по-бабски посекретничать, но кто ж даст-то! Эти гады ушастые меня ни на секунду с ними не оставили.

— Успеешь еще с Уме посекретничать. А в круг ее брать будем?

— Шета сказала, что только оборотня не хватает. Не стоит еще и эту девочку в авантюру втягивать.

— Не стоит, так не стоит, — легко согласилась я.

На самом деле меня и саму не очень-то грела эта идея. Если Дилия все же шпионка, значит, она не заинтересована в новой Слезе Солнца. А Уме уже успела с ней почти подружиться. Мало ли, вдруг Дилия ее против нас настроит. В круге это неприемлемо. И так безумца искать предстоит, хорошо, если сами с катушек не слетим, когда до его разума доберемся. Тут вся фишка в том, чтобы поддерживать друг друга, не дать членам круга утонуть в водовороте чуждого больного разума. А если еще хоть кто-то в диссонансе окажется, то привет нашим крышам. Нет, Уме нам в круге не нужна. По большому счету и мое присутствие не обязательно. Но не бросать же их! Чтобы в дерьмо и без меня? Не, не прокатит, я первая обеими ножками вляпаюсь. И потом, если я с ними буду, я смогу потом какой-нибудь артефакт сделать, чтобы искать проще было. С нюхом оборотня он должен нормально информацию выдавать, не то, что та подвеска.

В дверь постучали. Вот не вовремя! Я еще столько у Марты спросить хотела!

— Входи, Дилия, — Марта улыбнулась ей приветливо, как лучшей подруге.

— Леди Маргарита, Рен-Атар, я не помешала?

— Ну, что ты! — поморщилась я, — Что, уже пора?

— Ребята ждут внизу, — кивнула Дилия.

Мы должны были выписаться из отеля, заехать к Уме и, уже из ее квартиры, уйти к Марте. И только потом в Библиотеку. Марта уперлась, что Паша обязательно захочет поздороваться с Гектором.

Марта прихватила сумку, и мы вышли из номера.

Уме ждала нас одна. Она была совершенно спокойна и собрана, и на портал почти никак не отреагировала. Но когда мы вышли в гостиной Марты, заозиралась по сторонам.

— Где мы? — недоуменно спросила она.

— У меня дома, — улыбнулась Марта, — В России.

— С ума сойти! — выдохнула девушка.

— Не советую, — засмеялась я, — Это еще самый незначительный повод для сумасшествия. Дальше хуже будет.

Павел, наконец, тоже появился. Вид у него был, мягко говоря, убитый.

— Привет, Уме, — поздоровался он по-английски и тут же перешел на родной язык, — Марта, плохо дело!

— Что такое, Паша? — вскинулась эльфийка.

— С работы звонили, отзывают из отпуска. Ты же понимаешь, что тогда мне и домой вернуться придется. Не дай Бог, кто-нибудь увидит и настучит благоверной.

— Значит, возвращайся.

— А поиск? Мы же к Белому Огню ни на шаг не приблизились!

Мы с Мартой переглянулись. Удалить Павла из квартиры было одной из наших первостепенных задач, а тут такой шанс!

— Ничего, справимся как-нибудь, — я подошла и обняла его, — Близнецы уже насобачились без тебя обходиться. Не переживай, Паша.

— И потом, ты же своих две недели не видел, — добавила Марта, — Не уже ли не соскучился?

— Соскучился — не то слово, — улыбнулся Паша, — особенно по детям.

— Паш, ну что ты за чудо такое, а? — засмеялась я, — У тебя же своя жизнь прекрасная есть, а ты на нас, как раб, пашешь.

— Моя жизнь никуда от меня не денется. А чудо — это вы все, другой мир… Если порталы перестанут открывать, я уж и не представляю, как без всего этого жить смогу.

— Ну, нас пока не отзывают, а ты не в тюрьму идешь, — постаралась успокоить его Марта, — Можешь хоть каждый день в гости заглядывать. И к Гектору наведаешься, уж подгадаем как-нибудь.

— Думаешь?

— Конечно! — поддержала я, — Мы тебе каждый день звонить станем и все новости сообщать. И помощи попросим, если понадобится, уж не сомневайся.

— Идея! — воскликнула Марта и выскочила в спальню.

Через минуту она вернулась с пачкой вязов в руках.

— Вот держи, — она сунула деньги Паше, и те тут же превратились в баксы, — Скажешь своим, что тебе частный приработок подвернулся, и можешь хоть все вечера здесь проводить.

— Марта, ты что! — Паша аж отшатнулся, — Не возьму я денег!

— Вот чудак! — засмеялась эльфийка, — Что, у нас с деньгами проблемы, что ли? А тут такой шанс лишний раз Ирэльтиля по носу щелкнуть! Бери, бери. Запишем в графу расходов на маскировку. И пусть хоть кто-нибудь попробует опровергнуть.

Решив таким образом проблемы Павла, Марта вдруг сникла. Дилия уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, в ожидании портала.

— Пошли, — я взяла Пашу за руку, — С Гектором повидаешься.

Он кивнул.

Марта прикрепила к стене рисунок, дорисовала недостающую линию. Потом подошла и обняла Уме.

— Все у тебя будет хорошо, девочка, — мне показалось, что она готова расплакаться, — Ты умница. Ты справишься.

— Спасибо, — девушка обняла ее в ответ, — Еще увидимся, Марта.

— Конечно, еще увидимся.

Настроение Серебряной леди мне совсем не понравилось. Я тихонько просочилась через толпящихся в комнате людей к близнецам и попросила их остаться. Мальчишки переглянулись и кивнули.

Смотритель Гектор

Поздновато они, ночь на дворе. Не думал, что они вернутся так скоро. Значит, все-таки нашли Жемчужницу. Что ж, отлично. Завтра же постараюсь выяснить через Хана, можно ли отказаться от поисков белого Огня. Фарияр, похоже, и сам уже не рад, что затеялся с этим геномом. Хотя… трудно отказаться от шанса на вторую жизнь. Но, если верить древним источникам саламандр, ни один разум не выдерживает конфликта со временем. Белый Огонь заведомо безумен. Да еще если вырос в том мире. Это здесь мудрецы и исследователи когда-то разработали специальные техники, позволяющие носителю генома справляться с чуждой для огненного народа магией. Да и те — не гарантия. Лишь эльфам дано безнаказанно управляться со временем. Даже странно, что такой прекрасный и одновременно опасный дар достался саламандрам. Могло ли это быть случайностью? Я не знаю. Как не знаю и того, почему Равновесие позволило уничтожить его в этом мире. Может, действительно не стоит его возвращать. Хотя, если он сохранился там, значит тоже так надо.

Первыми в проеме показываются гномы и Павел. Вид у Ренаты задумчивый, и снова я ловлю легкое недоверие в ее взгляде.

— Приветствую, прекрасная Рен-Атар, — я искренне рад ее видеть, — Давно ты ко мне не заглядывала.

— Брось, Гектор, всего один портал пропустила, — она улыбается, и я узнаю прежнюю Ренату.

Павел едва успевает поздороваться, как в проходе появляется Дилия. Она ведет за руку чернокожую девушку. Жемчужница делает пару шагов, и Синдин подхватывает ее на руки. Все, как всегда.

А Марта опять не пришла. И близнецов нет. Интересно, почему они-то не заявились?

— Позови Арианну, Син, — прошу я, когда он укладывает Жемчужницу на диван.

Гном кивает и выходит. Дилия склоняется над Уме, держа ее за руку.

— А где Шета? — спрашивает Рената.

— У себя, наверное, — я пожимаю плечами, — Мы не ждали вас сегодня.

— Пойду ее позову. Марк уже волнуется, куда она делась.

Рената порывается выйти, но я хватаю ее за руку.

— Нет.

— В чем дело, Гектор?

— Не нужно тебе одной по коридорам бродить среди ночи. Я обещал конунгу, что не оставлю тебя без охраны.

— Но я хочу видеть Шету, и ей надо вернуться, — гномка смотрит на меня исподлобья.

Так я и думал! Ну, нет! Обойдутся без своих пьяных авантюр.

— Зачем?

— Что "зачем"?

— Зачем ей возвращаться?

— Ее Марк ждет!

— Передай Марку, чтобы заканчивал свои дела и сам сюда приходил. Чего он тянет-то?

— Он ждет, когда к нему сын приедет, Гектор, и ты это прекрасно знаешь! Так что отпусти!

— Уж извини. Не отпущу я тебя одну. Хватит, Рената! — прикрикиваю я, когда она набирает полную грудь воздуха, чтобы высказать мне свое недовольство, — Не веди себя, как ребенок! Мы все здесь по краю ходим. Лучше расскажи, что там у вас нового.

Рената закусывает губу, косится на Павла, но подчиняется.

— Пойдем в кабинет, — говорит она и делает знак Паше.

Когда они заканчивают сообщать мне невеликую накопившуюся за три дня информацию, в соседней комнате успевает прибавиться народу. Мне очень хочется спросить их о Марте, но я сдерживаюсь. А Рената, словно чувствуя мое настроение и все еще вредничая, о ней даже не вспоминает.

Син привел с собой не только ундину, но и оборотней. Уме уже пришла в себя и с любопытством оглядывается по сторонам.

— Добро пожаловать в наш мир, — говорю я, и она улыбается.

Очаровательная девушка! Штред пялится на нее, открыв рот, и Бриза ревниво дергает его за рукав. Краем глаза я замечаю, что амазонки тихо, но ожесточенно спорят в углу. Черт, зря я не сказал Сину, чтобы он и Хана привел, а теперь если пошлю его еще раз, Рената увяжется следом и притащит Шету. И тогда наши самоуверенные дамы, все четверо, окажутся в том мире. Нет, не могу я этого допустить.

— Что, ж, Паша, надеюсь, мы действительно не навсегда прощаемся, и ты еще заглянешь ко мне в гости, — обращаюсь я к молодому человеку.

— Что значит "прощаемся"? — настораживается Рената.

— Поздно уже, Рената, пора вам, — небрежно отвечаю я, мечтая поскорее закрыть портал, пока она все же не вырвалась из моих апартаментов.

— Но как же так, Гектор! — начинает она канючить, — Я же никого не повидала!

— Рената! Ночь на дворе! Спят все давно уже, только мы полуночничаем. На днях ведь снова портал откроем!

— Когда? — тут же вскидывается гномка.

— Вот как только саламандры из Пламенных Гротов вернутся, — слегка привираю я, — так и откроем, чтобы они свой Белый Огонь искали.

Рената кусает губы, но аргументов больше не находит.

— Шету с ними пришли! — хмуро требует она.

— Лучше Марка поторопи, — усмехаюсь я.

Едва за Павлом и гномами закрывается портал, ундины тоже начинают собираться в свои апартаменты.

— Штред, постой на часах, — прошу я, и оборотень кивает.

— Зачем? Мы же с ней будем, — недовольно морщится Арианна.

— Лучше перестраховаться, — успокаивающе говорю я, и она молча кивает в ответ.

Что ж, теперь можно и подумать до утра о том, что же мы имеем на данный момент. Не так уж мало. Осталось лишь дождаться Вождя Предреченного и найти Белый Огонь. Меньше месяца понадобилось нашим эмиссарам, чтобы отыскать и уговорить троих из четверых бэк-апов. И это если не считать Джесси, что само по себе стало подарком нашему миру. И задерживать их там мне нужно еще дня два-три. Все испытания пройдены, все точки расставлены. Завтра явится Ирэльтиль, и я смогу с чистой совестью избавиться от них. Вот только с нашим юным гением что делать, совершенно не понятно. И оставить в качестве ученика нельзя, и выгнать, вроде, тоже не получается. Не хочет этого Библиотека. И зачем он ей только понадобился?!

— Гектор!

Я вздрагиваю. Хандариф вошел тихо. Или я так задумался?

— Хан? Ты чего не спишь?

— Разбудили. А ты почему нас не позвал? Ушли бы прямо сейчас, портал лишний раз открывать не пришлось бы.

— Ты мне здесь пока нужен. От претендентов только завтра избавимся, а еще ваших ученых встретить нужно. Да и за Уме присмотреть не помешает.

— Совсем из меня няньку сделал, да? — морщится саламандр, — Видишь же, ничего у меня не выходит. Не могу я за ними следить. Да, может, и нет среди ни никаких шпионов.

— Может, и нет, — вздыхаю я, — Может, я просто перестраховываюсь. А ты все еще уверен, что хочешь тащить с собой Дашмира?

— Надо. Мне удалось кое-что узнать, но этого недостаточно. Фарияру совсем не улыбается получить Белый Огонь, чтобы его на второй день загасили.

— А может, ну его на фиг, этот Белый Огонь? — с надеждой спрашиваю я.

— Сам бы не связывался, — ворчит Хан, — Но Фарияр уже даже старейшин уболтал. Конечно, из них из всех пепел сыплется, вот слюнки-то и потекли.

— Из меня из самого пепел сыплется, — усмехаюсь я.

— Брось, у тебя мозги еще набекрень не съехали. Да и не действует магия Белого Огня на людей, так что тебе и надеяться нечего. Поэтому-то ты и способен еще трезво мыслить.

— Хан, как думаешь, почему на людей не действует магия такого рода? — задаю я давно беспокоящий меня чисто академический вопрос.

— Трудно сказать. Может, потому, что вы не наделены магией. А может, потому, что этот мир так вас до конца и не принял. Но я же не теоретик. Вот приедут сюда мои высоколобые соотечественники, у них и спроси.

— Спрошу, — киваю я и снова вздрагиваю.

Хандариф тоже напрягается. Не сговариваясь, мы встаем, словно готовясь к атаке. По коридору грохочут копыта, и стук стремительно приближается к моим апартаментам.

— Гектор, как ты мог?! — разъяренная Шета врывается в комнату.

— Шета, успокойся, я думал, ты спишь, — пытаюсь я предотвратить скандал.

— Так разбудил бы! — она надвигается на меня всей своей массой, заставляя отступать к стене, — Теперь ты откроешь портал! Для меня!

— Забудь об этом! — я начинаю злиться, — Ты прекрасно знаешь, что мы не можем позволить себе такого расточительства.

— Расточительством было оставить меня здесь! Я нужна им! Я нужна Марку!

— Шета! — Хан обнимает девушку за талию, пытаясь остановить, но удержать несущуюся лошадь ему явно не под силу.

Небрежным движением кентаврица стряхивает его с себя и продолжает двигаться в мою сторону. Хвост, как у разозленной кошки, мечется из стороны в сторону. Одним движением она смахивает со стола бумаги, и они веером разлетаются по комнате, но Шета даже не замечает этого.

— Мне плевать на расточительство! Это ты виноват, что я осталась здесь и придется открыть лишний портал! Ты знал, что я должна уйти! Ты специально оставил меня здесь!

— А если и специально! — ору я, — Я думал, у тебя хватит мозгов не ввязываться в авантюры! Так эти чокнутые и тебя с ума свели!

— О чем ты? — Шета вдруг останавливается.

Я бы поверил в это недоумение, если бы не хитрый огонек, пляшущий в ее глазах.

— О круге предвиденья, — уже спокойней отвечаю я.

— Ах, это… — кентаврица пожимает плечами, — Мы же, вроде, решили, что Хан сам этим займется. Не так ли? — она оборачивается к саламандру.

— Тогда чего ж ты так разбушевалась? — ухмыляется он.

— Ну… вообще-то у меня личные причины хотеть вернуться в тот мир.

— Потерпят твои личные причины. Или поторопятся, — ворчу я.

— Что ж, тогда извините, — она обводит нас взглядом, потом вдруг преподает на передние ноги, разводит руки в ритуальном жесте, — Прости, Гектор, я вела себя неподобающе.

И прежде, чем я успеваю придти в себя от такого странного перехода, выскакивает из комнаты.

— Ты что-нибудь понял? — спрашиваю я Хана.

— Гормоны! — хихикает он.

— Женщины! — вторю ему я и начинаю собирать рассыпанные по полу бумаги.

Хан помогает мне. В согласном молчании мы быстро наводим порядок.

— Ладно, хватит с меня на сегодня эмоциональных потрясений, — Хандариф потягивается, — Пойду досыпать. Ну и ночку они нам устроили!

И тут у меня по шее пробегает холодок. Где-то в библиотеке только что открыли портал между мирами.

— Шета! — кричу я, и Хан недоуменно на меня смотрит, — Смылась все-таки! Хан, ее надо вернуть!

Я принимаюсь лихорадочно шарить по столу и ящикам в поисках Мартиного рисунка. Но его нет.

— Черт, она через наш портал ушла! Когда только успела его умыкнуть! Я ж с нее глаз не спускал!

Мы выскакиваем в коридор и бежим к апартаментам кентавров. Дверь заперта, и на стук никто не отзывается.

— Ломаем, — рычит Хандариф.

Увы, саламандру не так легко сломать магическую печать кентавров. Даже такому талантливому, как Хан. Тихо чертыхаясь, он возится с дверью, когда я слышу цокот копыт. Эврид останавливается и недоуменно смотрит на нас.

— Гектор? Что случилось? Что-то с Шетой?

— Хвала богам! — Хан отрывается от хитрого замка, — Открой эту дверь, Эврид, или я ее просто сожгу.

— Да что случилось-то? — недоумевает кентавр, но к двери все же подходит.

— Шета умыкнула у меня рисунок Марты и удрала в соседний мир, — поясняю я, — Ее обязательно надо вернуть, а другого портала у нас нет.

— А что за спешка? — Эврид распахивает перед нами дверь.

Мы с Ханом влетаем в комнату и принимаемся шарить глазами по стенам. Эврид тоже присоединяется к поискам. Рисунка нигде не видно.

Спустя минут двадцать мы убеждаемся в тщетности своих стараний.

— С собой забрала, — вздыхает Хан.

— Весело! Мы остались без портала, господа, — мне хочется свернуть кому-нибудь шею, — Так что связь теперь у нас одностороння.

— А портал в квартиру Алены?

— Грэм с собой забрал. А других Марта и не рисовала вовсе. За ненадобностью. Не можем мы сами к ним пройти. И они не придут, ведь все, кроме этих ненормальных, будут осторожничать. Сами всех зашугали, теперь никто просто так портал не откроет.

— А милые дамы откроют портал только когда вляпаются в дерьмо, — с тоской сообщает Хандариф, как будто мне самому это не понятно.

— Может, вы объясните, наконец, что такого натворила моя дочь? — хмурится Эврид.

— Объясним. Почему ж не объяснить? — я нервно хихикаю, — Теперь нам только говорить да объяснять и осталось. Сделать-то все равно ничего нельзя.

— А может, Вела попросить? — задумчиво предлагает Хан.

— О чем?

— Портал открыть. Вдруг сможет.

— Вряд ли. Энгион полжизни этим занимался, а так и не сумел. А ты хочешь, чтобы мальчишка с бухты-барахты разобрался. Да и опасны эти его голосовые порталы, он же сам сказал. Я на такое не пойду. Как ни прискорбно, но для мира лучше потерять и Серебряную леди, и Рен-Атар, и Целительницу, и, уж прости, Эврид, Шету, чем разрушить грань.

— Гектор, ты циник.

— Я реалист, Хан.

— А руки-то у реалиста трясутся, — хмыкает саламандр, — Из-за кого, хотел бы я знать.

— Из-за всех этих дур вместе взятых! — рявкаю я.

— Спокойно! — первый раз слышу, чтобы Эврид повысил голос, — Не знаю, что моя дочь-дуреха учудила, но если сейчас вы перегрызетесь, лучше никому не станет. Гектор, перестань трястись, как мальчишка! Хан, включи мозги, собери остальных умников, расскажите, что девчонки натворили, и устроим мозговой штурм. Приказ ясен?

Я начинаю смеяться.

— Прекратить истерику! — орет Эврид.

— Это не истерика, друг мой, — я с трудом успокаиваюсь, — Я просто настолько привык общаться с дипломатами, что совершенно не был готов услышать приказы боевого командира. Спасибо, Эврид. Теперь все в порядке. И ты прав, нужно собрать всех и подумать, что мы можем сделать.

Часть третья

ВСПЫШКА НЕ БЫВАЕТ ДОЛГОЙ

Мы должны быть внимательней в выборе слов,

Оставь безнадежных больных.

Ты не вылечишь мир и в этом все дело.

Пусть спасет лишь того, кого можно спасти,

Спасет того, кого можно спасти

Вячеслав Бутусов "Доктор твоего тела"

Артефактер Рен-Атар

Я дала близнецам понять, что нам с Мартой желательно остаться наедине. Видимо, пока нас не было, они успели считать ее эмпатический фон и спорить не стали. Однако в ответ на предложение отправиться к Алене и Грэму, один из них совершенно справедливо покрутил пальцем у виска. Действительно, что это я? Два часа ночи, нашим молодоженам только гостей не хватает для полного счастья. Мы хором вздохнули и всерьез озаботились проблемой, куда податься мужчинам.

Проблема оказалась та еще и явно требовала мозгового штурма.

Засели мы на кухне и разговаривали почти шепотом, стараясь не беспокоить Марту. Она лишь кивнула нам с Сином и Павлом, а потом выпала в осадок перед компом, странствуя по каким-то ей одной известным сайтам.

— Я, пожалуй, домой пойду, вздохнул Павел, — Сумку я еще до вашего прихода собрал, пока в супермаркет заеду, детишкам подарки купить, так как раз и подгадаю якобы к прибытию рейса.

— Тебя же не ждут? — удивилась я.

— А я сюрпризом. Раз уж Марта мне деньги всучила, скажу, что левак подвернулся, и я поскорее вернуться постарался. Жена только обрадуется.

— Как знаешь… — вздохнула я.

— Я бы ребят с собой взял, но этого она точно не поймет, — смущенно понурился парень, — Люди, которые такие бабки платят, на постой не просятся. Да и проговориться я могу при них ненароком.

Я только хмыкнула. Паша, конечно, парень видный, но таких, как наши близнецы, только на ночь в дом к любимой жене приглашать. Так что, я его хорошо понимала.

Проводив Павла, мы снова приуныли. Я краем глаза заглянула к Марте и ничего утешительного не увидела. Выглядела она печальной и отрешенной.

— Может, гостиницы обзвонить, пристроить вас куда-нибудь на денек? — предложила я.

— Если честно, — вдруг высказался один из близнецов, — Меня здорово достало это шляние по городам и весям. Видеть уже не могу эти коробки, которые вы жильем называете.

Я усмехнулась, подумав, что я только в таких коробках себя уютно и чувствую. В пещерах, глубоко под горами, мне было хорошо, но по-настоящему я так и не привыкла к ним. Мне все время не хватало естественного освещения. Наверное, это во мне говорит человеческая кровь. Быт оборотней был для меня и вовсе неприемлем. Их молодежь жила в просторных общагах, эдакими шумными коммунами, а в семейном доме мне довелось побывать всего лишь однажды и, признаться, особого впечатления он на меня не произвел. Опять-таки в силу своей какой-то чрезмерной просторности и шумности многочисленного подрастающего поколения. Сентанен был прекрасен, как все связанное с эльфами, но их слишком живые, не построенные, а выращенные из плоти деревьев дома казались мне золотыми клетками. Все-таки мои понятия об уюте сформировались именно в этом мире. Я скучала по сравнительно небольшим комнатам и кухням — сердцам любого дома. Но эльфам, конечно, в блочных коробках не комфортно.

И тут меня осенило. Я вспомнила про нарисованный Мартой луг.

— Ребята, а как на счет небольшого исследования на лоне природы?

— И где его взять? — уныло отозвался один из эльфов.

— Лоно или исследование? — развеселилась я.

— Да хоть что-нибудь! — отмахнулся тот.

— Спать совсем не хочется, а заняться нечем, — поддакнул второй, — Да еще ты из дому выгоняешь.

— Вы же ее видели! — возмутилась я, — Нужно же что-то делать с этой мировой скорбью! И кстати, вы сами, как я заметила, отнюдь не преуспели в этом занятии.

— Хорошо! Хорошо! — в четыре руки замахали они, — Мы — пара полукровок, совершенно бездарных по части вытаскивания из депрессии прекрасных дам. Это ты специалист девичники устраивать. Ты-то что предлагаешь?

— Ну да! Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Дамы не приглашают кавалеров. Ладно, расслабьтесь, без вас разберемся. А для вас дело есть. Решите-ка такой академический вопросик. Есть одно место. Его нарисовала Марта. Просто так.

— И что?

— А не слабо ли вам, господа, определить, в какой именно вселенной оно находится?

Глаза у близнецов загорелись. Даже Син встрепенулся, хоть до сих пор молчал и ни на что не жаловался.

— А горы там есть? — пробурчал он.

— Были где-то на горизонте. Мы к ним не ходили.

Син заулыбался. А когда они увидели нарисованный луг, так и вовсе чуть от радости не запрыгали. В общем, через пять минут я осталась на кухне одна.

Выпроводив мужчин в неизвестный мир, я задумалась над сакраментальным вопросом: на какой хромой козе подкатиться к депрессивной Марте. Не понятно было, станет ли она вообще со мной разговаривать, или, как и на близнецов, посмотрит прошлогодними глазами. Но и оставлять ее одну в таком состоянии было нельзя. Вздохнув, я поплелась спасать утопающую в соплях волшебницу.

Но едва я переступила порог гостиной, как засветилась порталом ее противоположная стена, и в комнату, пятясь, ввалилась кентаврица.

— Шета! — заорала я.

Видимо, услышав мой вопль и цокот копыт, из другой двери немедленно появилась Марта и бросилась девушке на шею. Я тут же последовала ее примеру. Шета радостно засмеялась.

— Девочки, можете меня бить, но если бы я сама портал не открыла, меня бы оттуда просто не выпустили. Гектор все знает, и Хандариф тоже.

— Что это у тебя? — с подозрением спросила Марта, приглядываясь к зажатой в руке у Шеты бумаге.

— Твой рисунок. Я забрала его с собой. Если уж я открыла проход для себя лично, то и Гектор с Ханом не преминули бы. У них же нет других, правда?

— Круто! — выдохнула я с восхищением, — Ты что, их совсем без порталов оставила?!

— Ага! — счастливо закивала кентаврица, — Чтоб не лазили, не рушили грань и не гонялись за порядочными девушками!

— Ибо не фиг! — радостно подвела итог Марта, — Ой, я же еще один к Алене в квартиру нарисовала!

— Я его у Гектора не видала… — тут же сникла Шета.

— Грэм его там не оставил, — успокоила их я, — Побоялся, что кто-нибудь может ее родителей раньше времени напугать. У нас-то самих мозгов хватит позвонить сначала.

— Кайф! — расцвела в улыбке эльфийка.

Я покосилась на нее и поняла, что могу расслабиться. Одним своим появлением Шета уничтожила ее депрессию на корню. Целительница, блин!

— А где наши телохранители? — спохватилась вдруг Марта.

Тут уже настала моя очередь сообщать радостные известия. В двух словах объяснив, куда я их дела, я добавила, что до утра с возвращением в обитель женских слез они торопиться точно не будут.

И тут мы переглянулись. Ситуация складывалась просто идеальная. Мы были одни и никого не ждали в ближайшие несколько часов. Не хватало только Алены.

— Куда Грэма девать будем? — задумчиво спросила Марта.

— Может, к остальным? — робко предложила Шета.

— Можно, конечно. Только под каким соусом? Сам ни за что не пойдет. Не на поводке же его вести.

— А давайте его затребуем им на помощь. Типа это они его позвали, — выдвинула я идею.

— А что? — оживилась Марта, — Отличная мысль. Вот ты и затребуешь.

— Почему я?! — я не на шутку испугалась такой перспективы.

— Во-первых, тебе Грэм больше всех доверяет. Во-вторых, мне пора начать напиваться и поскорее. Ну и наконец, о Шете ему и вовсе знать не положено!

Я завяла. Марта была абсолютна права, вот только идти мне совершенно не хотелось. А вы бы захотели ввалиться к молодоженам в половине третьего ночи?! И что мне делать, если зайдя в гостиную, я услышу страстные стоны из Алениной комнаты?! Или того лучше, если они этой комнатой не ограничатся?!

В общем, я запаниковала так, что в голове никаких мыслей не осталось. Хорошо, что хоть на эльфов алкоголь не с пол оборота действует. Одной рукой прижимая к губам бутылку, Марта сняла с базы телефон и бросила мне.

— Звони! Добавь в голос побольше паники и напусти туману. Тогда точно примчится.

Я испытала такое облегчение, что готова была хоть леди Макбет сыграть, а уж паники в голос добавить и вовсе проблем не составило, если учесть что я ее только что пережила. Грэм повелся. Еще бы! Я так живописала ему депрессию нашей дорогой Серебряной леди и неизвестный мир, в который отправились Син и близнецы, и где кто-то из них потерялся, а они найти не могут. Марта и Шета давились смехом, но я вошла в роль, и мне все было нипочем.

— Сейчас буду, — бросил Грэм в трубку и отключился.

— Ну, девочки, за успех нашего предприятия! — Марта вручила нам по бокалу, не выпуская из рук бутылку, — Хряпнули по-быстрому и разбежались. Надо Шету спрятать, пока он не появился.

Спустя пару минут открылся проход и в гостиную вошел Грэм. Следом за ним шагнула Алена.

— Рена, что тут у вас творится? Может мне тоже пойти? — позевывая, спросила она.

— Да нет, не стоит. Они просили, чтобы я Грэма прислала. Если понадобимся, позовут. Портал-то туда открыт.

— Я на всякий случай взял и тот, что у нас оставался, в гостиную к Алене. Мало ли, вдруг заблудимся, не найдем, — хмыкнул оборотень.

— Это ты-то заблудишься? — рассмеялась Алена.

— В новом мире со мной такое бывает, — улыбнулся он и поцеловал ее в макушку, — А ты спать иди.

— А вдруг понадоблюсь? — жалобно спросила девушка.

— Без тебя справимся. Где портал-то?

— На кухне, — играть роль паникующей наседки в их присутствии мне становилось все труднее, — Пошли.

Едва вервольф шагнул в высокую луговую траву, я выхватила из кармана ластик и мазнула по рисунку.

— Рена, что ты делаешь?! — в ужасе закричала стоявшая за мной Алена.

— Сюрприз! — хором ответили ей подоспевшие Марта и Шета.

— Это что, подстава? — недоуменно спросила девушка, переводя взгляд с одной на другую.

— Само собой, — подтвердила Марта, — Если, конечно, ты не передумала нам помогать.

С минуту Алена хмуро рассматривала наши довольные физиономии, а потом расхохоталась.

— Ну, вы даете! А Павла вы куда дели?

— Он вернулся домой к жене, — сообщила я.

— Круто! А из Библиотеки отсюда к нам никто не заявится?

— Шета сперла их единственный портал, — хихикнула Марта.

— Офигеть! Значит, мы тут великую волшбу творить станем?

— Ха! Размечталась! У нас просто девичник! — гордо заявила Марта и протянула ей чайный стакан с коньяком, — На, держи вот. И пей. Можно залпом. А я пока твой портал прикрою и из твоей квартиры заберу. А то, не ровен час, наши кавалеры спохватятся. Кстати, дамы, — поинтересовалась она, вернувшись через минуту, — кто-нибудь в курсе, как быстро пьянеют оборотни?

— Что-то мне кажется, что оборотни вообще не пьют, — Алена с сомнением рассматривала бокал.

— Пьют, но мало, — успокоила ее Шета, — Так же, как и мы.

— А мало — это сколько? Я, знаете ли, в бытность свою человеком от двухсот грамм коньяка и помереть могла. Он же сосуды расширяет, а у меня давление, в основном, пониженное. Хоть бы водки налили, что ли!

— Точно! — обрадовалась я, — Это только Марта дорогим коньяком накачивается, а мне бы чего попроще.

— Син, вроде, перцовкой затарился, взгляните в холодильнике.

— Вот гад! — возмутилась я, — А мне не предложил даже!

— А ты еще несовершеннолетняя, — на полном серьезе заявила Шета, и мы с Аленой покатились со смеху.

Водка в холодильнике нашлась, что немало нас вдохновило. Кроме того, нашлись и несколько банок пива, уж не знаю, кем принесенные, что почему-то очень порадовало кентаврицу. На робкое предупреждение, что градусы, вообще-то лучше повышать, она лишь отмахнулась со словами:

— Ну, кто из вас когда-нибудь выдел пьяную лошадь?

Чем снова уложила нас всех на пол.

Вечеринка набирала обороты.

Смотритель Гектор

Хан пошел за Дашмиром, а мы с Эвридом направляемся в мои апартаменты, размышляя, кого еще стоит пригласить. Конечно, я не доверяю Дашмиру, как и сам Хандариф, но мы надеялись, что перед угрозой обнаружения Белого Огня, в чем он совершенно не заинтересован, он будет на нашей стороне и подаст хоть какую-то идею. Мы как раз обсуждаем, могут ли нам помочь ундины, когда, свернув за угол, натыкаемся на топчущихся у моей двери гоблинов.

— Джесси, Риох, что случилось? — я почти не видел их вне кухни или обеденного зала, и уж тем более, Джесси ни разу не заглядывала ко мне в гости по собственной инициативе.

— Лучше ты нам расскажи это, Гектор, — хмурится Риох, — Кухня просто дала нам понять, что мы должны идти к тебе.

— То есть как это?!

— А вот так! Все вдруг застыло, словно в стасисе, и я понял, что мы тебе нужны. Как бы увидел твои апартаменты.

— С ума сойти! — выдыхает Эврид.

Вот уж действительно! И как это понимать? Это моя новообретенная способность общаться с другими домочадцами, или все происходящее настолько важно, что Библиотека, не дожидаясь моей просьбы, сама отдала приказ свистать всех наверх?

— Очень хорошо! — я стараюсь взять себя в руки, — Я собирался послать за вами. Кстати, Джесси, а ты тоже это почувствовала?

— Нет, — покачала она головой, — Совсем ничего. И застыло не все вокруг, а только сам Риох. А потом он схватил меня за руку и потащил сюда.

— Интересно, — бормочу я и открываю дверь.

Что бы это значило? Что присутствие Джесси здесь не обязательно, или даже не желательно? Или она не является членом семьи и потому Библиотека передала новость только Риоху? Ничего я не понимаю. И посоветоваться не с кем. Магию Библиотеки может понять и объяснить только смотритель, а никто из предшественников Энгиона не снизойдет до общения со мной. Да и не доверяю я им. К тому же, у меня есть все основания предполагать, что ничего подобного прежде не происходило. Никогда здесь не жила семья, пусть и такая странная, как наша.

Хан с Дашмиром вошли буквально следом за нами.

— Хорошо, что вы уже здесь, — бросил Хандариф гоблинам, — Гектор, я бы хотел позвать еще и Арианну. Она сильный маг и голова у нее светлая.

— Тогда приводи Уме тоже, — сразу реагирую я, — Мне все еще кажется опасным оставлять ее с Дилией.

— Почему? — сразу спрашивает Эврид.

А какая, собственно разница? И так это шило я уже не утаил в мешке от его дочери.

— Потому, что среди нас возможен предатель или шпион, и Дилия одна из главных подозреваемых.

Краем глаза я смотрю на Дашмира и впервые замечаю у него на лице проявление эмоций. Я бы не мог точно сказать, что это: удивление, агрессия или облегчение. Прежде, чем я успеваю это понять, он снова становится невозмутимым. Что ж, так даже лучше. Пусть считает, что он сам вне подозрений.

— Да, Уме единственная иномирянка среди нас, — кивает Хан и сразу скрывается за дверью.

— Пусть они вернутся, и мы введем всех в курс дела, — говорю я.

В комнате устанавливается напряженное молчание.

Через несколько минут возвращается Хан. С ним Арианна, но Жемчужницы нет.

— Она уже спит, — отвечает на невысказанный вопрос Хандариф.

— Вы оставили ее с Дилией?!

— Штред дежурит в коридоре, он услышит любой шорох из комнаты.

— А что плохого в том, что она с Дилией? — удивляется Арианна, — Они славно поладили.

Все, я уже оставил попытки хранить наши подозрения в секрете.

— Арианна, ты давно знаешь Дилию?

— Всю жизнь.

Ответ ставит меня в тупик, но я продолжаю допытываться.

— Ты доверяешь ей?

— Конечно! А что случилось?!

— У нас есть основания предполагать, что она предательница.

— Дилия?! — Арианна с минуту недоуменно сверлит меня взглядом, а потом начинает смеяться, — Господи, Гектор, да кому такое в голову могло придти?!

— А о чем вы все время спорили, почти ругались? — не выдерживает Хан.

— Ах, это… Ну, понимаете, это вообще-то моя вина. Дилия, она очень честная. Она с самого начала считала, что нельзя ничего скрывать от Жемчужницы. А я боялась, что если рассказать ей о том, что наши поиски носят чисто диссидентский характер, она может отказаться придти сюда. Вот Дилия со мной и ругалась. В конце концов, мы так поссорились, что я просто махнула рукой на все и сказала, что ей перед своей совестью отвечать. Потому за Уме пошла она, а не я.

Мы переглядываемся. Такого, похоже, не ожидал никто.

— Хорошо, — отмираю, наконец, я, — А из-за чего вы ругались, когда уже привели ее сюда?

— Да все из-за того же! Я хочу, чтобы Уме начала поскорее выращивать Слезу Солнца. Когда Рен-Атар сделает новую Жемчужную песню, мы сможем вернуться домой победителями. А Дилия считает, что надо дать ей время самой во всем разобраться и решить, хочет ли она вообще в это ввязываться. А чего ждать-то? Она — Жемчужница. Рано или поздно ей придется создать этот уникальный жемчуг. Вон Рен-Атар Канон Подгорья еще в том мире сделала.

Чем больше проясняется для меня ситуация, тем большей симпатией я проникаюсь к нашей недавней подозреваемой. Похоже, Дилия в житейском плане намного мудрее своей воинственной подруги. Остается только надеяться, что сама Арианна правильно истолковывает слова и поведение напарницы.

— Гектор, по-моему, ты все-таки параноик, — вздыхает Хан, — Ладно, перейдем к делу.

Едва он успевает поведать собравшимся о ситуации, в которой оказались мы и волшебницы в соседнем мире, как дверь снова открывается.

Я хватаюсь за голову. Все, не могу больше! Уйду я от них. Сплавлю все на Марту и уйду. Сами пускай разбираются. Не понимаю я логики этого странного места. Никогда не понимал и впредь не пойму. Я же всего лишь человек! А Библиотека — вотчина эльфийская. Так что, вот вам, господа, эльф, пусть он и руководит почтенным собранием. Без меня.

— Прошу прощение за вторжение, смотритель.

От этого голоса по физиономиям присутствующих разливается неземное блаженство. А я готов заплакать. Как, во имя богов, это недоразумение нашло сюда дорогу?! Все, точно уйду. Нет мне больше места под этой крышей.

— Гектор, ты что творишь?! — выводит меня из приступа жалости к себе звонкий голосок цветочной феи.

Я заставляю себя открыть глаза и посмотреть, наконец, прямо на Велкалиона. Лисси, уперев руки в бока, стоит прямо у него на голове, судя по всему, неплохо закрепившись в растрепанной шевелюре ушастика. Глаза ее мечут молнии, и адресованы эти снаряды, похоже, мне. За что, боги?!

— Лисси? — я стараюсь взять себя в руки, совсем забыв, что вопросов задавать не стоит, — Что вы оба здесь делаете?

— Нет, это ты скажи мне, что ты делаешь?! — гневно вопрошает малявка, — Поднял среди ночи народ по тревоге, и все из-за того, что вас оставили без прохода в соседний мир! Как будто вы без него веками не жили!

— Лисси, ты не понимаешь! — ее отповедь становится для меня полной неожиданностью, — То, что затеяли наши волшебницы, очень опасно! Они страшно рискуют! А с ними даже ни одной саламандры нет!

— Конечно, это опасно, — Лисси пожимает плечами, — А тебе что, кто-нибудь обещал, что все будет легко? Марта это понимает. И Рената, и Шета. Это вы понять не можете. Они идут на риск, чтобы не рисковали другие. И они прекрасно знают, какая опасность им грозит!

— Хорошо, а как же Алена? — завожусь я, — По-твоему, она тоже трезво оценивает степень риска?!

— Вел, скажи им, — требует цветочная фея, дергая эльфа за уши.

— Что? Ах, да… — юный гений возвращается из заоблачных высот, в которых витал его разум, и расплывается в своей идиотской улыбке, — Я тут прикинул… Лисси попросила посчитать… Так вот, если в круге собраны кентавр, эльф, гном и оборотень, то наибольшему риску подвергается кентавр. Он главный проводник, и именно он защитит остальных, но сам может не выстоять. Это зависит от его силы, как мага и некоторых личностных черт, таких, как умение настоять на своем. Если кентавра нет, то главным проводником становится оборотень со своим нюхом. Если бы с ними была саламандра, она смогла бы рассеять влияние близкого ей разума, но раз саламандры нет, то Шета очень рискует.

— А как остальные? — спрашиваю я.

Я боюсь посмотреть на Эврида. Вел только что, фактически приговорил его дочь к безумию. И все же я должен знать, потеряем ли мы в результате этой авантюры еще и Марту с Ренатой.

— Ну, следующим номером идет эльф, но это если в круге не кентавр и оборотень, а, скажем, гоблин или другой представитель малой магии.

— Не понимаю, — встревает Хан, — Кентавры — не самые сильные маги, так почему ты считаешь, что Шета рискует больше всех?

— Потому что в круге дар предвиденья кентавров играет основную роль. Если не он, то, как я уже сказал, нюх оборотня.

— А может случиться так, что они его вообще не найдут? — с надеждой спрашивает Эврид.

— Нет-нет, что вы! — радостно трясет головой стихийное бедствие, — В таком составе найдут обязательно! Жаль, конечно, что он сумасшедший. А вы в этом уверены, кстати?

— Рената была очень даже уверена, — цедит Хан.

Дашмир хмурится и косится на брата. Да, не успокоил его Вел.

— Жаль… жаль… — задумчиво тянет эльф, — Такой, знаете ли, интересный феномен… Неэльфийская магия времени… Любопытно было бы исследовать…

— Постой, — вскидывается Хандариф, — А ты-то откуда знаешь?!

— Что?

— О магии времени.

— Ах, это… я у Лисси спросил, что они такое ищут…

— У Лисси?! — вопим мы с Ханом в один голос.

Понятно, что саламандр потрясен осведомленностью маленького народца, но меня больше удивляет другое. Почему она ему ответила?! Вот уж не поверю, что и эта вредина попала под магию его обаяния!

— Лисси, что все это значит? — с тоской спрашиваю я, понимая, что окончательно перестал контролировать ситуацию.

— А то и значит, Гектор! Ты постоянно допускаешь ошибки, никому не доверяешь и все время опекаешь Серебряную леди. Так нельзя! Твое время опеки над ней еще не пришло, и это ты сам так решил, устроив здесь этот балаган вокруг эльфийского права!

Я мысленно помахал платочкам всем своим оставшимся секретам. И стоило ли городить огород, если однажды вот эта малявка все развалила двумя словами.

— Постойте, — подает вдруг голос Риох, — Гектор, ты что, позвал нас, чтобы придумать, как открыть портал без рисунков Марты?

— Примерно, — отмахиваюсь я.

— Но это невозможно! В принципе не возможно.

— Риох, я тебя умоляю! Я здесь специально лучших наших магов собрал!

— Нет, Гектор, ты не понимаешь! — гоблин трясет головой и кусает губу, — Это не Марта проходы открывает.

— Что?!

Боги! Ну откуда на мою голову взялся еще и этот кухонный теоретик!

— Ну, не совсем Марта. Понимаешь… Внутри одного мира работает только ее магия, но между мирами — это не совсем она, это Библиотека.

— Да-да-да! — тут же вклинивается Вел и хватает гоблина за руку, — Очень! Очень интересная мысль! Это все объясняет. Я знаете, тоже прикидывал…

— Помолчи, Вел, — не выдерживаю я, — Потом будете своими выкладками обмениваться. Риох, что это значит? Откуда у тебя такая мысль взялась?

— Откуда? — гоблин задумывается, — Я не могу объяснить, Гектор. Я просто это знаю. Каждый раз, когда открывается проход между мирами, Библиотека как бы напрягается. Но не потому, что ей это неприятно. А просто она что-то при этом делает. Не уже ли ты сам этого не чувствуешь?

Чувствую? Я стал чувствовать открытие любого межмирового портала, иначе мы бы сейчас не сидели здесь, но работает ли при этом сама Библиотека или только магия Серебряной леди, я не знаю. А еще считается, что люди лучше всех чувствуют магию. Хотя, Библиотеку и ее силы никак нельзя поставить в один ряд со всем остальным. Или просто я так до конца и не научился понимать свой дом? Я ведь всего лишь человек. Я прожил свою жизнь в напрасных потугах разобраться в том, в чем разобраться мне в принципе не по силам. Даже магии маленького гоблина, едва ставшего частью этого места, хватило, чтобы определить, странность в открытии межмировых порталов, а я прибывал в блаженном неведении.

— Ты хочешь сказать, — задумчиво спрашивает Хан, — что магия Марты не открывает проходов, а лишь связывает ее с силами Библиотеки?

— Наверно… — Риох растеряно пожимает плечами, — Я не маг, Хан. Это вы сами думайте.

— Но тогда получается, что ни один портал вообще не будет открыт без желания и содействия Библиотеки. А раз она позволила Шете уволочь наш единственный рисунок, значит, ей зачем-то так было надо. Как думаешь, Гектор, насколько она, в принципе разумна?

— Не имею понятия. Она эмоциональна, но насколько разумна, я не знаю. Впрочем, предположение, что здесь не бывает случайностей, высказывала еще леди Рисс, и пока я не находил этому опровержений.

— Думаешь, она хочет, чтобы Белый Огонь был найден?

— Логичней предположить, что она хочет, чтобы его искали наши дамы, — вздыхаю я, — Независимо от того, чем это для них чревато.

— Как думаете, сколько у нас времени? Когда они создадут круг? — спрашивает Эврид.

Старый воин ничем не выдает своего волнения. Я бы так не смог. Скажи Вел, что больше всех рискует Марта, я бы, наверное, уже взбесился подобно оборотню. Но кентавр слишком много терял в своей жизни. Не знаю, можно ли к этому привыкнуть? Но, наверное, можно научиться.

— Вряд ли сегодня. У них там близнецы, да и Павел пока домой не собирался. Просто так выгнать их на этот раз будет не слишком просто. Они должны что-то придумать, чтобы избавиться от лишних глаз. Эврид, мы можем надеяться, что кто-то из парней откроет проход сюда раньше, чем они натворят глупостей.

Сам я не очень-то верю в то, что говорю. У этих бестий хватит хитрости обвести вокруг пальца и эльфов и Грэма.

— Я понимаю, Гектор, — вздыхает кентавр.

И тут меня накрывает. Боль, страх, потрясение. Мой дом в ужасе. Случилось что-то кошмарное, что-то фатальное.

Риох кричит и падает на колени. Джесси бросается к нему. Я почему-то еще держусь на ногах.

— Уме! — хриплю я, — Скорее! — и пытаюсь пойти к двери.

Но ноги не слушаются. Мой дом бьется в агонии, его чувства резонируют во всем моем теле. А Риох продолжает кричать. Только когда с места срываются все, я нахожу в себе силы пошевелиться и последовать за ними.

Даже привыкших к сражениям Арианну и Риоха начинает трясти. Что уж говорить обо мне? Я — не воин. К горлу подкатывает тошнота. Столько крови… лишь тихий, на одной ноте плач подтверждает, что здесь еще есть кто-то живой.

Арианна опрометью бросается к кровати, откуда доносится голос.

— Жива! — радостно вскрикивает она и тут же стонет, — О боги! Дилия!

Я не смотрю туда. Не могу. То, что мельком зацепил взгляд, не похоже на человеческую ипостась ни одного живого существа. Не знаю, как Арианна смогла узнать подругу в этом месиве.

— Где Штред? — спрашивает Хан.

Ответом ему служит тихий шорох и хрип откуда-то от окна. Мы склоняемся над горой окровавленной шерсти. Грудь росомахи разорвана когтями в три линии и… У него нет глаз! Такое могла сделать только птица. Хищная птица.

— Бриза! — кричу я, — Найдите Бризу!

Саламандры выскакивают из комнаты.

Росомаха когтями скребет по моей ладони, словно хочет что-то сказать.

Полный ужаса крик Уме разрывает ночь.

— В чем дело? — я оборачиваюсь.

Арианна выдергивает окровавленный кинжал из груди Дилии, а Уме кричит.

— Не бойся, — пытается успокоить ее амазонка, — Все хорошо, Дилия сейчас вернется.

Уме расширенными от ужаса глазами смотрит на тающее тело ундины.

Тут до меня доходит, о чем пытается сообщить мне росомаха. Оборотни не умирают от ран, но чтобы регенерировать Штреду понадобится несколько месяцев. Умереть и возродиться намного быстрее.

— Арианна, — зову я воительницу.

— Да, Гектор?

— Помоги Штреду тоже, пожалуйста.

Сам я никогда не смог бы этого сделать. Даже зная, что амазонка спасает, а не убивает, я вздрагиваю, когда кинжал вонзается в сердце оборотня.

— Что?.. Что вы делаете?!.. — это уже Джесси.

— Риох, — обращаюсь я к гоблину, — уведи Джесси на кухню. Скорее. У нее нет защиты, и если снова кто-нибудь нападет…

— Хорошо, — кивает Риох.

Гоблин с такой нежностью обнимает бледную, дрожащую девушку, что мне становится неловко.

— Арианна, как там Уме? — спрашиваю я.

— Почти не пострадала, — оборачивается ко мне амазонка, — Но у нее шок, Гектор. Она все время твердит, что это был демон.

— Не демон, — отзывается от двери Хан, — Орлица. Ее нигде нет, Гектор. Сбежала. Скорее всего, по небу.

Я киваю.

— Арианна, возьми Уме и переберитесь в свободные комнаты. Хан, Дашмир, прибраться здесь придется вам. Сожгите все к чертовой матери. Библиотека это одобрит. Эврид, пожалуйста, не оставляй девушек. Если Бриза нападет снова, Арианна одна не справится. А Штреду и Дилии понадобится время, чтобы придти в себя. Вел…

— Да, смотритель?

— Ты владеешь какой-нибудь боевой магией?

— Только стасисом, смотритель.

— Сойдет. Пойдешь с ними, будешь охранять Жемчужницу. Как только увидишь гигантского орла, бей своим стасисом, не задавая вопросов.

— Слушаюсь.

Я отдаю распоряжения, а в голове бьется одна единственная мысль: защита Серебряной леди распространяется только на телесные увечья. Что будет, если пострадает разум наших волшебниц?

Целительница Елена

Это была странная вечеринка. Я никогда особенно не увлекалась алкоголем, поэтому и пить много не стала. Так, потягивала свою перцовку грамм по двадцать время от времени. Но и остальные не шибко напивались. Кроме Марты, конечно. Она уже добивала бутылку коньяка, и при этом пьянеть, вроде бы не собиралась. И все веселились. Нас, что называется, пробило на ха-ха. Иногда хватало одного слова, чтобы мы начали смеяться чуть ли не до удушья.

— Девки! Смотрите, что у меня есть! — вдруг радостно завопила Марта, до этого что-то чиркавшая в альбоме, — Пошли купаться!

Она закрепила на стене рисунок, и прямо из квартиры открылся выход на песчаный берег дикого пляжа.

— Повезло нашему миру, что ты пейзажи из жанра космических опер не рисуешь, — расхохоталась я.

Смеясь, на ходу скидывая одежду, мы вбежали в теплый прибой. Хорошо это было. Легко, естественно. Мне захотелось перекинуться, и я перекинулась. А потом принялась гонять Шету по мелководью. Марта, хохоча, носилась за нами. Но вдруг остановилась.

— Пошли обратно, — вздохнула она, и Шета кивнула.

Только тут я поняла, что с нами нет Ренаты.

— А в чем дело? — спросила я.

— Сглупила я. Не подумала, что гномы открытого водного пространства боятся.

— Да, нехорошо вышло, — кивнула Шета.

А я вдруг остро почувствовала себя на месте гномки. Я знала, каково это. Позапрошлым летом, старый друг отца попросил о помощи. И я увязалась вместе с предком. Дядя Сема сам по образованию был ветеринаром, но прежде особенно не практиковал, делал карьеру, продвигался по каким-то административным должностям. А потом вдруг все бросил и подписал контракт на работу лесничим. В тайге. Добирались мы к нему почти двое суток: самолетом, поездом, на грузовике и даже на вертолете. Но оно того стоило. Там, в глуши я увидела столько непуганого зверья, вдохнула такой чистый воздух, о чем до сих пор читала только в своих любимых книгах фэнтези.

Мы пили чай на веранде сруба. Вдруг Сема присмотрелся к краю леса и сказал:

— Смотри-ка, Муська свой выводок знакомиться привела, — и в полголоса добавил, — Тихо, не спугните.

Волчицу Сема нашел прошлой осенью после урагана. Вывернутое с корнем дерево перебило ей задние лапы, острыми ветками до костей разодрало шкуру между лопаток. Она бы не выжила, но Сема посчитал, что зверя можно спасти и забрал к себе. И спас. Зиму Муська жила у него, а весной, уже полностью выздоровев, ушла. И вот теперь она привела к нему своих щенков.

Мы все же спустились с веранды и подошли поближе. Она нас подпустила. Мелкие потянулись к новым для них существам, принялись заигрывать. Видимо, почувствовав, что я ближе вех им по возрасту, устроили возню прямо у меня под ногами. Не присоединиться было невозможно. Муська косилась на меня с опаской: вроде и не злой человек, и Семен мне доверяет, а все же за детей страшно. А мне было так хорошо с ними! Я словно понимала, чего они от меня хотят, как надо с ними играть, чтобы им было весело. Я была одной из них. Я даже потявкивать начала совсем, как эти малыши. Отец с Семеном тихо посмеивались, глядя на нас. Щенки совсем развеселились, и тогда волчица решила тоже подойти ко мне поближе. Не знаю, почему это произошло. Я не была полноценным оборотнем. Собаки от меня, как от Грэма, после единственного превращения шарахаться не начали. Но Муська, видно, что-то почувствовала. Она тихо скульнула и носом стала отталкивать от меня малышей. Самых непослушных оттаскивала за шкирку зубами. Детишки продолжали резвиться, словно и не заметив, что на одного игрока стало меньше. Я невольно потянулась следом, но волчица, встав между мной и выводком тихо, но не агрессивно зарычала и с сожалением посмотрела мне в глаза: не забывайся, ты — не волк, они не такие, как ты. Я даже не заметила, что по лицу покатились слезы. А Муська подошла на полшага, точнее подползала, робко, как бы извиняясь, лизнула мне руку, а потом опрометью бросилась в кусты, где уже скрылось ее потомство.

Отец, успевший прежде столкнуться с моими депрессиями, кажется, увел меня в дом. Не знаю, что он там рассказал Семену, но я совершенно не помню двух дней проведенных после этого в гостях и даже обратной дороги. Скрутило меня тогда не по-детски.

А сейчас мы, подобно тем глупым волчатам, сбежали резвиться на пляж, оставив Ренату одну. Она же такая же, как мы! Она и отличается от нас разве что расой, но она же тоже волшебница!

Опережая Марту и Шету, я бросилась к порталу. Влетела в квартиру и огляделась. Ренаты не было. У меня засосало под ложечкой. За долю секунды я успела представить себе тысячи вероятных кошмаров. Но тут из соседней комнаты послышался сначала мужской смех, а потом веселый голос гномки. Уже стоявшие рядом со мной эльфийка и кентаврица переглянулись, а потом я увидела, как расплывется в смущенной улыбке и заливается краской лицо Шеты. Не сговариваясь, мы ломонулись в спальню.

— А мы тут плюшками балуемся, — невинно сделала нам ручкой Рената.

— Приветствую вас, фейри, — произнес по-английски невероятно толстый человек на экране монитора и, глянув на меня, кивнул, — Леди.

— Леди тоже фейри, Марк, — хихикнула Рената, — Волчица-оборотень.

— Марк! — завопила Марта и, спихнув Ренату с кресла прямо на пол, плюхнулась на ее место.

Вид у нее при этом был такой, будто она готова обнять монитор. Ну, монитор, пожалуй, получилось бы, а вот того, кто был на экране…

— Леди, если вы снова собираетесь почтить меня своим визитом, я, пожалуй, запру дверь, — усмехнулся Вождь Предреченный и поднялся.

Господи! Как он такое тело-то таскает?! Да, я бы на его месте тоже, не задумываясь, шагнула за грань. За ради похудеть.

— Нет, Марк, — засмеялась Шета, — Мы очень рады видеть тебя, но на сегодня у нас другие планы. И Марте, кажется, пора пить отвар, — добавила она и покосилась на эльфийку.

— Уже? — поморщилась та, — А я только развеселилась! Ну и вредная же ты!

Марк засмеялся, а Шета, одарив его стоваттной улыбкой, скрылась на кухне.

— Вот так всегда! — заныла Марта, — А потом я опять не вспомню, как объяснялась вам в любви! Нет, ну разве это правильно?! Марк, я вас люблю! Вот! Вы замечательный! Теперь, если все это я буду повторять, когда отключусь, вы поверите, что это не пьяный бред!

— Я верю в вашу искренность и без специальных подтверждений, Мэгги. И вы знаете, что эта симпатия взаимна, — засмеялся британец.

Я не могла насмотреться на этого невероятного человека. За толстыми складками жира глаз было почти не видно, особенно, когда он улыбался. Но в узких щелочках теплом и добротой поблескивали ярко-синие искорки. Сможет ли стать жестким лидером человек… простите, кентавр… с таким любящим сердцем? Академический вопрос. Он — Вождь Предреченный. Значит, именно он кентаврам и нужен.

— Кстати, а что за планы упомянула леди Шета? Собираетесь отправиться в гости к кому-нибудь еще?

— О нет! Нам нужно еще кое-кого найти в этом мире, — встряла Рената, — Мы будем творить магию. Оч-чень-оч-чень крутую! Вот!

— Правда?! — Марк загорелся, как ребенок, — А можно будет посмотреть? Хотя бы отсюда?

— А вы хотите посмотреть? — удивилась я.

— На настоящую магию? И вы еще спрашиваете!

— Учтите, Марк, это не будет слишком зрелищно, — Марта погрозила ему пальчиком, — Так, немного стриптиза. Хотя… я со стороны не наблюдала. Может, и увидите что-то, кроме нас четверых.

Стриптиза? Это еще что за новости? Мы так не договаривались! Судя по всему, Марк тоже здорово смутился и уже не знал, как взять назад свою просьбу. Но тут Марта и Рената покатились со смеху и мы с Вождем сообразили, что нас просто развели.

Шета вернулась с дымящейся чашкой и заставила Марту выпить ее содержимое. После этого эльфийка впала в легкую прострацию, а кентаврица оккупировала место перед монитором. Мы с Ренатой переглянулись, хихикнули и накатили еще по маленькой. Откатив в сторону кресло, совершенно не нужное кентаврице, мы с ней с комфортом расположились на ковре, у Шеты за спиной.

— Ну что, не пора ли нам пора, девочки? — донесся минут через пятнадцать совершенно трезвый голос Марты.

— Ну, если ты уже готова… — лениво отозвалась Рената, не двигаясь с места.

— Вполне, — отозвалась эльфийка и, скатившись с кровати, на четвереньках подползла к нам, — Шета, хорош глазки строить! Разверни видеоглаз, чтобы Марку лучше видно было, и иди к нам.

Кентаврица еще что-то прощебетала Вождю и, спустя минуту, вытянулась рядом с нами, заняв полкомнаты.

Картинку мы, должно быть, представляли довольно живописную. Лично я совершенно не понимала, чем посиделки, то есть полежалки, в этой комнате эдаким магическим отличаются. Хорошо лежим, как говорится. Расслаблено.

Но тут Марта приподнялась, и все остальные последовали ее примеру. Я тоже не заставила себя уговаривать. С одной стороны руку мне на плечо положила Рената, с другой — Шета. Я сама не заметила, как тоже обняла их. Мы посмотрели в глаза друг другу.

Я не знаю, что произошло, как, и кто из нас это сделал. Мы стали единым целым. Не существом, разумом. И сила этого разума была огромна. Время и расстояния были подвластны ему. Не было уголка в мире, которого мы не смогли бы достичь вместе.

— Белый Огонь, — сказала или подумала одна из нас.

А может, мы подумали все вместе. Это не имело значения. Наши мысли больше не были приватными, наши чувства стали общими, радость — единой, и никому больше не надо было бороться с болью в одиночестве. Я узнала робкое, светлое чувство Шеты к Марку, пугливую, едва зарождающуюся связь между Мартой и Гектором, громоздкое самоубеждение "мы друзья", стеной стоящее между Ренатой и Сином, и я знала что, так же откровенно, дарю им ликование нашей с Грэмом любви. Мы были здесь, чтобы все сделать самим, чтобы защитить их от возможных бед, предостеречь от грозящих опасностей. Мы были здесь, потому, что доступная нам, звенящая напряжением магия — это не только дар, это еще и ответственность, за силу и умение использовать ее с толком.

И на волне этой силы, властью, данной нам волшебным миром, мы неслись через мир лишенный магии в поисках утерянного саламандрами генома. Я знала, что в этом мелькании мест и лиц, в этом урагане, поднятом Шетой, усиленном и очищенном от ментального мусора Мартой, лишь я могу верно понять направление и указать его остальным. А потом Рената зафиксирует его причудливым узором нового артефакта.

Я чувствовала, что мы уже близко, и вместе со мной это чувствовали остальные. Но еще я вдруг ощутила, что мы не одни. Мы мысленно переглянулись. Марта вздрогнула и недоуменно вскинула брови. Зябко поежилась Рената. А мне захотелось смеяться. Нашел! Догнал! Даже здесь, в нигде и никогда, в ничто порожденном волшбой, Грэм спешил ко мне. Я мысленно окликнула его, но он не был частью нашего круга, он не мог слышать меня, но, наверняка мог уловить мою радость. Но в ответ я получила лишь злость и страх. И тут я поняла. Мы столкнулись с еще одним кругом, открытым высланными нами невесть куда мужчинами. И они спешили, очень спешили. Они хотели обогнать нас, словно боялись допустить к Белому Огню. Глупые! Мы же делаем это чтобы защитить вас! Но нет! Разве найдется мужчина способный уступить первенство женщине?! Шета взбрыкнула не телом, а разумом. Ее азарт и возмущение отозвались во мне. Мы рванулись вперед. Я ощутила, как начал отставать тот, другой круг, а потом, словно растягивая его, даже силясь разорвать, Грэм одним гигантским прыжком поравнялся с Шетой. Вместе они достигли пульсирующего пламени, которое было разумом саламандра.

Казалось, визг тысяч электропил взорвался в моей голове. Липкое всепоглощающее чувство немотивированного страха смешалось с трусливой ненавистью ко всему живому. Невидимые нити, соединяющие нас с Шетой, натянулись до предела. Я, как и остальные, знала одно: нужно держать, не отпустить, не ослабить, иначе этот вопящий ужас навсегда поглотит нашу подругу. И мы держали. В мире не осталось ничего, кроме этого усилия. Но край моего сознания продолжал тянуться к любимому. Мысленно я молила всех богов, чтобы и у его круга хватило сил удержать. Не знаю, сколько это продолжалось, но перелом наступил. Волна безумия начала ослабевать, Шета возвращалась. Подобно растянутой пружине нити резко сжались, и недоуменное облегчение кентаврицы окатило нас с головой. А потом все произошло одновременно. Подобный алому протуберанцу выплеск агрессии безумного саламандра дотянулся до нашей подруги. Пилы взвыли торжествующим крещендо, перемалывая в этой какофонии личность Шеты. В тот же момент всхлипом порванных струн разлетелся удерживающий Грэма круг. Сознания эльфов и гномов смело и погасило одним ударом, словно их никогда и не было вовсе, а моего волка поглотила пылающая бездна сумасшествия.

Хлесткая болезненная пощечина привела меня в чувство. Я поняла, что уже какое-то время кричу, сама того не сознавая. Но кричала не только я. Билась в истерике всегда смешливая и ехидная Рената. Что-то орал из динамиков голос Марка. Тихо всхлипывала Марта, прижимая к себе голову бесчувственной кентаврицы. Но она, по крайней мере, оставалась вменяемой. Это ее нехилый хук вывел меня из панического транса.

— Грэм! — взвыла я.

— Знаю, — ответила эльфийка.

— Син… — сдавленно проскулила гномка.

— Соображать можешь? — Марта хмуро посмотрела на меня, — Попробуй сделать что-то для Шеты.

Я коснулась лица девушки. Я ничего не чувствовала. Я — целительница. Я должна была понять, что с ней, должна была помочь. Но я ничего не чувствовала. Глаза Шеты бешено вращались под закрытыми веками. Я осязала, видела, слышала ее поверхностное дыхание. И все. Ничего больше, никакой магии. Я покачала головой и заплакала.

— Нужно перенести ее в тот мир. Я сама не смогу. Поможете мне?

Но от Ренаты толку не было никакого, да даже втроем мы не смогли бы поднять Шету. К тому же, все мои мысли были сейчас, к моему стыду, совсем не о подруге.

— Где они сейчас? — прошептала я, скорее самой себе, чем остальным.

— Или на лугу, или в твоей квартире, — отозвалась Марта, — Больше негде. Но, скорее у тебя. Они должны были находиться в этом мире.

— Я пойду, — вскинулась Рената, — Я должна быть с Сином.

Меня затрясло. Я тоже должна была идти к Грэму.

— Мэгги! — снова заорал Марк, — Впустите меня, черт подери! Я вам помогу!

Марта окинула нас взглядом, видно поняла, что добиваться чего-то от двух истеричек бесполезно, и кивнула.

— Держи, — она сунула мне в руки рисунки с изображением моей собственной комнаты и гостиной Гектора, — Открой оба.

Потом метнулась к столу и, вывалив на пол чуть ли не половину содержимого ящика, вынула еще один лист.

Спустя несколько мгновений спальня засияла сразу тремя порталами.

Огромный, необъятно толстый человек шагнул к Шете, с неожиданной грацией припал на одно колено и легко, словно перышко, поднял кентаврицу на руки.

"Ни фига себе силища!" — мелькнуло у меня в голове. Но мы с Ренатой уже входили в мою комнату, и на мгновение я испытала облегчение, услышав нестройный хор грязных ругательств, доносящихся из гостиной.

Интерлюдия

Маленький скалистый островок, на вершине которого приютился забытый миром и Богом монастырь святой Агнессы, лежал в стороне от транспортных путей и политических потрясений. Обитель, как и восемь проживающих в ней далеко не молодых монахинь, существовала за счет натурального хозяйства и скромных пожертвований селян из небольшой рыбацкой деревеньки на побережье.

Мать-настоятельница, не смотря на свой преклонный возраст, была далеко не выжившей из ума старухой. Ее цепкий ум, когда-то отличного партизанского тактика, и теперь еще приносил свои плоды в нелегком деле управления пусть небольшой, но совершенно изолированной коммуной. Когда-то Катарину Ласадо боялись враги и уважали соратники, но слишком много потеряв в бесконечных стычках, войнах и революциях, однажды она просто перестала существовать для мира.

Но мир не перестал существовать для нее. Каждое утро он вторгался в ее размеренную жизнь хрипом старенького радиоприемника. Посвятив себя Богу, мать-настоятельница не уставала дивиться деяниям Его и суетности человечества, не прозревающего истины. По сути, этот хрипящий свистящий деревянный монстр был ее единственной связью с миром. Правда, существовал еще телефон. Но номер его едва ли был известен многим, а тем, кому был известен, очень редко приходило в голову поинтересоваться делами скромной обители.

Однако, два дня назад он вдруг зазвонил, напугав мать-настоятельницу неожиданным звуком. Звонивший представился врачом-психиатром и низким голосом с приятными обертонами поинтересовался, что известно матери-настоятельнице о новом клирике церкви святого Христофора.

Подобная постановка вопроса настолько возмутила почтенную женщину, что она жестко отбрила наглеца, заявив, что истинная вера во Всевышнего отнюдь не является признаком душевной болезни.

Однако разговор не шел у нее из головы. Падре Эрнесто, присланный на остров на замену скончавшемуся падре Витторио, не вызывал у матери-настоятельницы симпатии. Сама она была доброй женщиной и твердо придерживалась мнения, что вера в Господа должна быть светом в душе, а не страхом. А страх придет позже, с пониманием, что нет ничего хуже потери этого света. Но лишь однажды найдя в себе силы пойти на воскресную проповедь падре Эрнесто, она вернулась в монастырь уставшей и напуганной обвиняющим голосом священника, обещавшего грешникам все кары небесные.

И все же, плохим или хорошим, но падре Эрнесто был служителем божьим, и его фанатизм хоть и был неприятен матери-настоятельнице, но сомнений в здравом уме падре не вызывал. Промучившись размышлениями пару дней, почтенная монахиня решила все же предупредить падре об интересе к нему неизвестного психиатра.

Смотритель Гектор

Я с тоской смотрю на дверь спальни. Я — человек, мне нужен сон. Но никакого смысла ложиться уже нет. До рассвета не больше часа, и вскоре следует ждать наплыва посетителей.

Впервые за всю свою историю Библиотека не обеспечила защиту своих гостей. Мой дом скорбит. Я чувствую это всей кожей. Его растерянность, его бессилие, его боль. И мне стыдно и страшно, потому что все произошло из-за моей ошибки.

Впрочем, сейчас мало кто спит здесь.

Может, разве что Риох и Джесси. Хотя и им сегодняшние потрясения не прибавили покоя.

Саламандры и Штред ушли сжимать проход в Мешфен. Силы одного Хана и незначительной помощи Дашмира не хватит на полноценный портал, но сократить оборотню путь в вотчину леди Рисс почти втрое они могут. На рассвете росомаха отправится на доклад к своей владычице. Прекрасная львица должна как можно скорее узнать о заговоре в клане орлов.

Последние два часа мы с Ханом и Дашмиром провели, обходя замок по периметру и выставляя огненные вешки. Точнее, выставляли их, конечно, саламандры, а я лишь указывал на наиболее подходящие места. Это поможет узнать, если кто-то подберется к нам по воздуху. Хан хотел накрыть замок куполом, но, во-первых, это забрало бы почти все его силы, а во-вторых, ундинам, да еще в их нынешнем состоянии, может не поздоровиться под огненной полусферой.

Уме так и не успокоилась до конца, и Арианна с Дилией ни на секунду не оставляют ее одну. Я заглянул к ним и застал за тихой беседой. Жемчужница нашла в себе силы мне улыбнуться.

Эврид стоит на часах у двери. Лицо его ничего не выражает, и мне больно от того, что я ничем не могу ему помочь.

А вот Вела пустили в комнату. Даже Уме оказалась неспособна устоять перед ним. Сжавшись в комок, он сидит напротив окна, и мысли его, судя по всему, опять витают в заоблачных высях.

Лисси… А куда, кстати, делась Лисси? Когда мы примчались к апартаментам ундин, чтобы увидеть жуткие последствия сражения, на голове Вела ее уже не было. Жаль. Я был бы не прочь сейчас побеседовать с ней. Просто побеседовать. Без взаимных упреков и обвинений, даже без получения информации. Просто поговорить с маленькой капризулей, чтобы немного удачи вернулось в мою жизнь и в мою душу. Снова почувствовать поддержку самого волшебного из волшебных нардов нашего мира.

Надо поспать… день предстоит тяжелый… Уверен, Ирэльтиль не станет ждать полудня, и заявится раньше назначенного времени. Как бы мне хотелось посоветоваться с кем-нибудь! Да вообще получить хоть какие-то известия из внешнего мира. Что мне делать? Я не могу выгнать Вела. Библиотека его усыновила и просто не отпустит. Но и назвать его своим приемником я тоже не имею права.

Сильные мира сего забыли о моем существовании. Даже от Фарияра нет никаких вестей с тех пор, как он получил защиту. И леди Рисс больше не заглядывает просто так, на огонек. Нет, завтра она примчится, чтобы лично удостовериться в том, что именно здесь произошло, но это когда еще будет. Даже если прекрасная кошка запряжет придворных магов открыть ей прямой портал — не раньше вечера. Как бы ни старался Хан, Штреду понадобится несколько часов, чтобы добраться до Мешфена.

Больше всего мне хотелось бы сейчас поговорить с конунгом. Старый лис, как и львица, всегда в курсе всех событий, но, в отличие от капризной леди, как правило, плетущей по несколько интриг за раз, не станет скрывать факты, имеющие значение для дальнейшего развития событий.

Сколько времени мне нужно еще дать правителям, чтобы успели разобраться с заваренной Энгионом кашей? Сколько я должен затягивать утверждение эльфийского права? Я не знаю. Лисси считает, что этого вообще не следовало делать. Просить Ирэльтиля прислать других претендентов — значит снова обречь нас всех на партизанскую войну внутри собственного дома. Не уверен, что после сегодняшней ночи у кого-то из нас хватит на это сил.

Все-таки надо поспать хотя бы час. Стар я уже для таких потрясений. Совсем мозги не работают.

Я берусь за ручку двери, а в следующий миг Библиотека вздрагивает, открывая портал. Я еще оборачиваюсь, когда слышу отчаянный крик Марты:

— Гектор, помоги!

А потом — удар от падения сразу двух тяжелых тел. Марта влетает ко мне в объятия. Ее трясет.

Я снова ошибся. Они все же сделали это сегодня.

Почти осязаемая дымка вокруг одного из тел растекается, наполовину закрывая Шету. Похоже, она не дышит. Я прижимаю вздрагивающую эльфийку к себе, понимая, что снова случилось самое худшее. Мертвое тело кентаврицы не рассыпалось пеплом, а это значит, что и возродиться она не сможет. Гибель от безумия — естественный процесс? Похоже, что так. Дымка начинает рассеиваться. Хоть что-то. Мы потеряли Шету, но получили Вождя Предреченного. Вот только мне не кажется, что Эврида это утешит. А меня охватывает такой холод, что я уже не чувствую боли. Потом. Потом я вспомню эту милую застенчивую девочку. А сейчас я — кусок льда. Ударь посильнее, и рассыплюсь осколками, которые стают в минуту, не оставив после себя ничего. И мне хочется, чтобы так и было. Потому что продолжать жить уже нет смысла. Я ничего не могу сделать, ничего не могу исправить. Я бессилен. Зачем я? Кто я? Всего лишь человек… но…

— Алена? — выдавливаю я из себя, потому что должен узнать все до конца.

— Пошла к Грэму, — шепчет Марта, — Все так плохо, Гектор, так плохо!

Стуча зубами, всхлипывая, она сбивчиво вываливает на меня информацию, от которой мне хочется умереть на месте. А Марта все повторяет: "Прости, Гектор! Все так плохо!". Как я должен сказать ей, что все еще хуже?!

Лисси! Лисси! За что ты прогневалась на меня? За что оставила без покровительства госпожи удачи? В чем не угодил я маленькому народцу? В чем еще ошибся? Ты сказала, что никто не обещал, что будет легко, но почему так?! Почему, Лисси?! Дилия. Штред. Шета. Грэм. Почему?

Я не плакал с десяти лет, да и тогда слезы лились, скорее, от страха, чем от осознания своей потери. Нет их и сейчас. То, что разрывает спазмами грудь, выдирая с корнем душу, не приемлет слез. Наверное, это выглядит страшно, потому что Марта вдруг перестает плакать и прижимается ко мне еще теснее.

— Гектор, — шепчет она.

— Марта… ты еще не знаешь… Бриза… Это все время была Бриза. Она напала. Если бы не ты… Нам пришлось добить Штреда и Дилию, Марта. Добить их, чтобы вернуть. И… чтобы не мучились.

— Ох, Гектор!

Ее прохладная ладошка касается моего лица.

Я думал, что она слишком важна для Библиотеки и всего нашего мира? Что мне нужно от нее лишь согласие посвятить свою жизнь этому странному месту? Что это глупо, и что я не вправе? Какие права? Разве они имеют значение? Что теперь вообще имеет значение? Мы слишком далеко зашли в своих играх с непостижимой магией двух миров. Мы лишь убеждали себя, что нам есть чего бояться, не понимая, какой ужас в действительности может нас ожидать. Я не знаю, что движет мной, когда я склоняюсь к ее лицу. Беспомощность перед лицом обрушившихся на нас бед? Жестокость? Уже неконтролируемое влечение? Или…

На вкус ее губы… Мне почему-то вспомнились строчки отвязного, насмешливо-мудрого иномирского поэта, которого так любила Рената. Мороженое из сирени…

Сирень — сладострастья эмблема. В лилово-изнеженном крене

Зальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок… (7)

(7. Игорь Северянин. "Мороженое из сирени")

Зальдись. Зальдись, но не тем смертельным холодом, что сковывал меня еще минуту назад, а легкой анестезией этого сладостного дурмана ее губ, этого невозможного, неисполнимого сна, рожденного отчаяньем. Зальдись, мое сердце, забудь на этот краткий миг, что ты — ничто, беспомощная, бессильная мышца, которая может лишь болеть, но никому и ничем не может помочь. Зальдись и поверь, что еще есть завтра. По крайней мере, могло бы быть…

Как это произошло? Когда? Из какой умирающей искры порыв отчаянья, соединивший наши губы, разгорелся в теплый огонь нерастраченной нежности? Какие чувства вступили в резонанс, окрасив его в царственный пурпур страсти? Не уже ли еще осталось что-то, ради чего стоит жить?!

— Шета…

Сдавленный стон кентавра заставляет нас отскочить в разные стороны, но мы продолжаем смотреть друг другу в глаза. Что-то происходит в мире, вход в который есть только для нас двоих. Что-то неоправданно хорошее…

— Марк! — Марта, наконец, поворачивается к кентавру и опускается перед ним на колени, — Как вы, Марк?

— Мэгги? Что произошло? Что с Шетой?

— Ничего хорошего, — всхлипывает эльфийка, — Мы не знаем, что с ней. А Алена ничем не смогла помочь. Ей нужен целитель кентавров, но среди нас такого нет. Только она сама и была.

Я вздрагиваю от ее слов. Шета жива? Боги, вы все же на моей стороне! Может, и Грэм?..

Кентавр пытается встать и вскрикивает.

— Марк! — Марта снова кидается к нему, — Что с вами?!

— Я… Я… — в глазах его плещется отчаянье, — Мэгги, я же… Мне же нужно забрать сына!

— О, Марк! Не надо! Не волнуйтесь! Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я сама за ним схожу, если надо. Это не конец, Марк.

Вождь Предреченный пару мгновений вглядывается в ее лицо, потом кивает. Быстро же он взял себя в руки. Кажется, кентаврам, наконец, повезет с правителем.

Марк тем временем все же встает на ноги. Взгляд его лишь на мгновение скользит за спину, на лошадиный круп, а потом некоторое время с интересом рассматривает свой мускулистый торс. Хмыкает. Пожимает плечами.

— Чем можно помочь Шете? — деловито спрашивает он.

— Боюсь, пока ничем, — подаю я голос.

— Вы — Гектор?

Однако! Он восхищает меня все больше и больше. Я киваю и все же произношу то, что так не хочется озвучивать.

— Надо сообщить Эвриду. Побудьте здесь. Марта, из этой комнаты — ни шагу!

— Нет, Гектор!

— В чем дело?

— Это… это должна сделать я. Это я во всем виновата.

— Из меня плохой защитник, Марта. Я — не маг и не воин. Эта ночь уже пожала достаточно кровавую жатву. Не хватает еще, чтобы и с тобой что-то случилось.

— И все же это должна сделать я, — упирается она.

— Я пойду с вами, — спасает положение Марк, — Не оставлять же Шету здесь. Все равно ее надо отнести к отцу.

Он без напряжения поднимает девушку, взглядом спрашивая, куда идти дальше, и бормочет себе под нос что-то вроде "А я, оказывается, крепкий парень". Могуч! Не знаю, умеет ли он сражаться, но с такой силой и координацией у него есть все шансы к ближайшим Игрищам Вождей под руководством Эврида стать непобедимым воином.

Мы выходим в коридор, оставляя за спиной открытый портал в соседний мир. Почему-то мне кажется, что так и должно быть.

Целительница Елена

Я пообещала себе, что больше не закричу и не заплачу. Сжав зубы, я шагнула в комнату, зло глядя на обернувшихся к нам эльфов и гнома.

— Син! — закричала Рената и бросилась к своему ненаглядному.

Мне не было до нее дела. Я смотрела только на Грэма. "Жив!" — было моей первой мыслью. Но уже в следующее мгновение я поняла, что это единственная радостная новость. Грэм лежал на полу посреди комнаты. Никаких пут не было видно, но создавалось впечатление, что он связан. Все его тело подергивалось, словно стараясь вырваться, глаза бешено вращались в орбитах. Жутко.

— Что его держит? — резко спросила я.

— Силки Леоля, — ответил один из близнецов, — Мы побоялись, что он сам себя покалечит, или перекинется и всех порешит.

Они прятали от меня взгляды.

Я не знала, что такое силки Леоля, но спорить не стала. Садизмом эти мартышки не отличались. Только беспросветной глупостью. Зачем, ну зачем, они создали свой круг! Грэм… любимый…

Я сделала шаг, второй. Я не знала, что с ним, но знала, что не дам ему погибнуть. Не пущу! Не отдам! Мой! Грэм…

И тут мне стало страшно. А если я не смогу? А если этот самый дар, который так нужен оборотням, в который так верила Марта, что если его нет? Ведь я ничего не почувствовала с Шетой, а с ней творилось то же самой. Нет!!! Только не Грэм! Не позволю!

Я опустилась на колени перед ним, медленно коснулась руками лица. Ничего. Совсем ничего. Так же, как с Шетой.

— Что ты собираешься делать? — спросил кто-то.

— Лечить… Спасать… Не мешайте!

Руки скользили по лицу, шее, плечам. Пальцы подрагивали в такт судорожным сокращением мышц. Я ничего не чувствовала! Грэм… мой Грэм…

— Алена, постой! — кто-то положил руку мне на плечо, и я зарычала, резким движением сбросив досадную помеху.

Ну же, ну! Где ты, магия?! Где ты, обещанная сила, когда ты так нужна мне?! Где?! Грэм!

— Остановись! — один из близнецов присел передо мной на корточки, заглянул в глаза, — Алена…

Взгляд его был полон боли. Я зашипела, не желая ничего видеть, слышать, понимать.

— Ты не сможешь, — виновато прошептал эльф, — Это невозможно, Алена. Он взбесился. Взбесился, еще когда понял, что ты можешь попасть под влияние Белого Огня. Даже если к этому не добавилось бы безумие саламандра, его уже невозможно было бы спасти. Только в самом начале… Но в круге мы не сразу поняли… Мы все за вас испугались… Мы думали, это у нас общее…

— Уйди, — выдавила я сквозь сжатые зубы.

— Алена, ты не понимаешь…

Я снова зарычала, на этот раз по-волчьи, почувствовав, как удлиняется челюсть, и вырастают клыки. Эльф шарахнулся в сторону.

Нет! Я не дам ему затеряться в безумии! Не отпущу! Не надейтесь! Даже не думайте! Я вытащу тебя, Грэм! Или… Но я тебя не оставлю.

Я снова принялась лихорадочно шарить руками по его напряженному телу, нащупывая сбивчивый пульс, разминая сведенные судорогой мышцы. Ничего. Совсем ничего.

Он уходил от меня по пути, ведущему в никуда. Снова бросал, снова оставлял одну. Нет! Нет! Рыдания сотрясали грудь, резонируя с частым неровным дыханием моего волка. Бессильные рыдания так и не состоявшейся целительницы. И в этом бессилии я упала ему на грудь и завыла уже в голос.

И тут это пришло. Я словно увидела его всего, снаружи и изнутри, все составляющие сущности человека и волка. Я не смогла бы объяснить, что именно не так, не знала названий и определений. Это не было ни диагностикой в том понимании, в котором я привыкла к этому слову, ни тем слиянием с любимым, которое уже успело стать для меня таким жизненно необходимым. И все же мы как бы стали одним целым, я ощущала его, как себя и точно знала, что нужно делать. Его разум словно засасывало в воронку безумия, и я как бы тоже оказалась в этом водовороте, но при этом мое сознание оставалось свободным и неподвластным навалившемуся на Грэма сумасшествию. А еще я увидела и восприняла болью разорванные связи между телом и мозгом, душой и реальностью. Грэма уносило все глубже и глубже, и эти связи рвались одна за другой. Ничто не могло удержать его. И никто. Кроме меня. Я была им, мое тело было его телом, мой разум — его разумом. Вместе мы стали восстанавливать то, что уже успело разрушиться. Это было мучительно, страшно, невероятно. Я отдавала все, что было во мне, восстановление шло исключительно за счет моих ресурсов, ведь своих собственных больной разум Грэма мобилизовать не мог. Но каждая капля отданной мной магии приводила в равновесие его сущность. А потом настал момент, когда злобная воронка взревела от бессилия и словно выплюнула его на поверхность. Я увидела своего волка целым и невредимым. Он вернулся! Грэм! Мой!..

Я подняла голову, улыбнулась обескураженным эльфам и потеряла сознание.

Первое, что я поняла, когда пришла в себя, это то, что я сижу на чьих-то коленях, и меня крепко держат. Руки и колени были правильные. Я чуть не замурлыкала от удовольствия и потянулась лицом к любимому, привычно ища его губы. Вот только голову мою почему-то довольно сильно сжимали с двух сторон. Я вздохнула и попробовала покрутить головой. Давление сразу исчезло.

— Сильна! — полузадушено выдохнул кто-то у меня за спиной.

— Грэм, — прошептала я, все еще не открывая глаз, и снова потянулась к нему.

Руки сильнее сомкнулись вокруг моих плеч, я оказалась еще теснее прижатой к его груди. Грэм беспорядочно целовал мои волосы, лоб, сжатые его пальцами кисти рук.

— Елена… — шептал он, — Елена…

И вдруг тихо, отчаянно, совсем по щенячьи заскулил.

— Не плачь, — сказала я и, наконец, посмотрела на него.

— Я думал, что потерял тебя.

— Глупый! Это я думала, что тебя потеряла. Зачем, ну зачем вы это сделали?!

— Мы испугались за вас.

— Дураки! Какие же вы дураки! Мы бы справились. Если бы вы не полезли, мы бы справились, — и тут я вспомнила и вскрикнула, — Шета! Что с Шетой?!

— Рената с Сином пошли в Библиотеку, — услышала я у себя за спиной.

Вывернувшись в объятиях Грэма, я посмотрела назад. Близнецы сидели на полу с двух сторон от нас. Вид у них был довольно бледный. Странно! Когда я только вошла, они не выглядели такими потрепанными.

— А с вами-то что? — недоуменно спросила я.

— Она еще спрашивает! — фыркнул один.

— Спасибо вам, — тихо сказал Грэм.

— Пользуйся на здоровье, — слабо улыбнулся второй.

— О чем вы? — не поняла я, — За что спасибо?

— Ты выложилась, — пробормотал Грэм мне в макушку, — Сделала невозможное, но выложилась полностью. Не влей они в тебя почти всю свою силу, ты могла бы проваляться в коме несколько лет. С меня-то толку сейчас никакого.

— А что я такого сделала? — вконец растерялась я.

В коме? С чего бы? Да, я не сразу поняла, что нужно делать, мой дар не открылся по первому требованию, но потом ведь вроде все было правильно. Я просто знала, как надо и шла по этому пути. Ничего особенного. Или…

— Ты сказал, что его нельзя спасти, — обвиняюще уставилась я на Канта.

Сейчас я почему-то точно знала, что это Кант, и именно он до этого не верил в то, что я смогу Грэму помочь.

— Это и было невозможно, — ответил мне Грэм, — До сегодняшнего дня считалось, что оборотня можно вывести из состояния бешенства только в первые мгновения приступа. А у меня приступ начался еще в круге. Минут десять точно прошло, прежде чем ты начала лечить.

— Но ты же не перекинулся!

— Я не мог. Сумасшествие Белого Огня сбило все инстинкты в одну кучу. Мое тело забыло, как надо трансформироваться. А разум взбесился. Меня нельзя было спасти, Елена, — и он снова повторил, — Ты сделала невозможное.

— А они? — я хмуро покосилась на эльфов.

— А они спасли тебя, — улыбнулся, наконец, Грэм.

— Как? — я требовательно уставилась на близнецов.

— Силу свою тебе отдали, — поморщился Зантар.

— Жадина! — добавил Кант.

Я снова подумала, что же сделало их для меня различимым.

— Ага-ага! Все высосала! Как в тебя только столько влезло! — закивал Зантар.

— Не понимаю, — я потрясла головой.

— У тебя планка минимального наполнения магической энергией такая, что на трех магов средней руки хватило бы, — проворчал Кант, — А ты выбухала на эту псину все до капли. Если бы ты не очнулась, через пару минут тут уже три тела валялось бы. Мне вот интересно, — задумчиво добавил он, — Сколько магов нужно выкачать до донышка, чтобы полностью заполнить твой ресурс. Мы ведь только из комы тебя вытащили, а сами чуть не вырубились.

— Стой, — встрепенулась я, — А почему же у меня тогда с Шетой ничего не вышло?

— Она не оборотень, — пожал плечами Зантар, — Наверное, ты с твоей силищей только оборотней лечить и можешь, — и добавил, хихикнув, — от всего на свете, талантливая ты наша.

И тут до меня дошло.

— Я… я вас различаю… — близнецы переглянулись, — Вы разные… изнутри… я теперь это вижу.

— Мы же эльфы, — удивленно посмотрел на меня Кант, — а ты, вроде, должна видеть только оборотней.

— Нет, Кант, — он вздрогнул, — вас я вижу тоже. Значит… Может, я смогу помочь Шете? Теперь… когда научилась. Мы должны пойти в Библиотеку!

— Нет! — хором взвыли все трое.

— Но почему?!

— Не сейчас, Елена, — ответил Грэм, — тебе понадобится время, чтобы восстановить свой запас сил полностью. Тебе ведь снова придется столкнуться с безумием. А ты пока слишком слаба.

Мне показалось, что он что-то недоговаривает. Я наконец-то, сообразила посмотреть на почти прикрытое шторами окно, за которым уже вовсю сияло солнце.

— Который час?! — завопила я, — Сколько я была в отключке?!

— Часа три, — виновато вздохнул Зантар, — Мы не сразу поняли, что тебе нужно просто влить такое аховое количество силы. Когда первый раз не помогло, мы испугались, что тут дело в другом. Это потом Грэм попытался тебя трансформировать, и когда не смог, определил, что ты еще не восстановилась.

— Что там случилось?! — потребовала я ответа, — Не верю, что за это время Рената и Син ничего вам не сообщили! Что с Шетой?!

Ответом мне было скорбное молчание.

— Говорите!

— Может, кофе попьем? — пряча от меня глаза, спросил Кант и с трудом поднялся, — Помогает при восстановлении. Проверили уже.

— Действительно, — Грэм аккуратно ссадил меня со своих коленей и тоже поднялся.

При этом он продолжал меня поддерживать, словно я собиралась упасть на ровном месте. А я чувствовала себя вполне нормально. Не прекрасно, конечно, бывало и получше, но, то, что со мной происходило, не было слабостью. Так, легкое утомление.

Кант помог брату встать, и они, цепляясь за стеночку, поплелись на кухню.

— Я так понимаю, разговор предстоит долгий и безрадостный, — вздохнула я, предчувствуя плохие новости.

Когда кофе был готов, я узнала о трагедии произошедшей этой ночью в Библиотеке. Я сама удивилась тому, какой всплеск патриотизма вызвала у меня эта новость. Не уже ли я стала настолько оборотнем, что предана уже не только своему волку, но и всему их народу?! Странное ощущение. А может, все дело в том, что Грэм тоже очень переживал по этому поводу. Я чувствовала, что он душой рвется в горный Карталисс, чтобы лично переловить всех предателей. Слава Богу, что у него есть приказ привести меня, а сделать этого он пока не может.

— А что, все-таки с Шетой? — спросила я, видя, что они старательно избегают этой темы.

— С Шетой… — близнецы переглянулись, — Ну… физически все в порядке.

— Физически? — переспросила я.

— Ну, да. Когда ее принесли к Эвриду в бессознательном состоянии, старый вояка, недолго думая, просто отрубил ей голову.

— Что?! — мне стало дурно.

— Это ты здесь и сейчас так реагируешь, — хихикнул Зантар, — а ты представь, что с Марком было, когда это у него на глазах произошло. Марта говорит, он чуть голыми руками старика не придушил.

— Вы что, издеваетесь? — вызверилась я.

— Она ни разу не видела, — пояснил непонятно что близнецам Грэм.

— Не видела чего?! — заорала я.

— Как работает магия Серебряной леди, — пояснил Кант, — Она защищает от насильственной смерти. Убитый тут же вываливается из портрета в галерее, излечившись от ран. От физических ран.

— Это что, со всеми так? — мне в голову закралось нехорошее подозрение.

— Только с теми, кого нарисовала Марта. Это и есть ее защита.

— Значит, я совершенно напрасно здесь выкладывалась? Грэм умер бы и снова возродился в Библиотеке?

— Грэм умирал не от насильственной смерти. Бешенство естественно для оборотней. Он не возродился бы.

— Так убили бы! Он бы потом как новенький вернулся!

— Нет, — покачал головой Кант, — Ты не понимаешь. Грэм был болен естественной болезнью оборотней — бешенством. Он и вернулся бы с ней. В лучшем случае можно было предположить, что он излечится от влияния Белого Огня, но его бы это не спасло. К тому же после Шеты и этого уже нельзя утверждать.

— Да что там с Шетой, в конце концов?!

— Алена, мы не знаем, что с ней вообще произошло. На нее повлияла магия Белого Огня, магия генома. Такая магия впечатывается в ткань мира. Это не лечится целителями. Физически Шета совершенно здорова. Она осталась молодой сильной кентаврицей. Но ее разум, соприкоснувшийся с Белым Огнем, помолодел на пару десятков лет. Умственно она пятилетний ребенок. Саламандры в ужасе. Белый Огонь в их исторических летописях никогда не действовал ментально, только физически. Завтра в Библиотеку прибывают ученые, которые постараются разобраться, можно ли ей вообще помочь.

— Пятилетнего ребенка?..

— Да. И она ничего не помнит. При нормальном воздействии Белого Огня, как объяснял мне Хан, — продолжал Кант, — молодеет только тело, а разум остается прежним. А здесь все наоборот. Такого никто вообще не припомнит.

— Боже мой… — невольно вырвалось у меня, — А может я смогу?

— Это не сумасшествие, Елена, — Грэм взял меня за руку, — Это повернутое вспять время. Нам остается только надеяться, что через двадцать лет она снова станет такой же, как была.

Вождь Предреченный

— Марк! — прекрасная фейри дотрагивается до моей руки, — Не терзайте себя так, Марк.

В ее глазах — материнская ласка. Почему-то рядом с ней я чувствую себя маленьким и защищенным. Но я огромен. Сейчас — совсем не так, как буквально несколько часов назад, но я все еще неуклюж и неповоротлив. Никак не могу привыкнуть к своему новому телу, к тому, как управляться с ним. Я не знаю, как сидеть, как лечь, как встать. Не самое приятное ощущение. Кажется, Годзиллу я чувствовал лучше, чем собственный лошадиный круп. А Гектор еще говорил что-то о моей врожденной грации! И все же мое новое тело мне нравится намного больше прежнего. Удивительно, но впервые за много лет я нравлюсь себе. А грация приложится. Я научусь.

Господи, о чем я думаю? О ерунде. За сегодняшнюю ночь случилось столько всего, но рядом с Мэгги я расслабляюсь и даже могу улыбаться. Впрочем, Шете я улыбался тоже. Сквозь слезы. Что происходит с человеком, который вдруг стал кентавром? Или что происходит с кентавром, который слишком долго был человеком? Я никогда не умел плакать. Так откуда взялись слезы в ответ на детский взгляд на ставшем вдруг наивном лице? Почему я плакал, увидев ребенка в совершенном теле взрослой кентаврицы?

И почему я забыл о своей неуклюжести и отвратительной координации, когда убивал Эврида? Я бы убил его, если бы не Мэгги и Гектор. Я нес Шету на руках, и в душе теплилась ничем неоправданная надежда, что ее отец совершит чудо и вернет ее мне. А он вынул меч. Я никогда не умел драться и при всей скандальности своего взрывного характера не отличался кровожадностью. Но его собирался убить. Без тени сомнения, без жалости. Просто потому, что в моих глазах сам факт его существования был нонсенсом.

Потом я извинился. Когда понял. Но так до конца и не поверил. И меня до сих пор гложет сомнение, что если бы нам удалось привести Шету в чувство обычным способом, она очнулась бы нормальной. Эврид принял мои извинения с олимпийским спокойствием. Единственный его комментарий к инциденту заключался в том, что если меня хорошо натренировать, я стану лучшим бойцом современности. Тогда мне снова захотелось его убить. Я не понимал его равнодушия к собственной дочери. Я чуть не бросился за ним следом, когда он, кивнув, развернулся и пошел прочь.

— Он никогда не проявит открыто своих чувств, — рука Гектора легла мне на плечо, — Он слишком много терял, чтобы показывать, что еще может скорбеть о чем-то. Но поверьте, Марк, я не хотел бы сейчас оказаться на его месте.

Мудрый человек Гектор.

Мэгги увела Шету, а он пригласил меня в странное место, которое здесь именуют кухней. Впрочем, Библиотека вообще странное место.

Я стараюсь заставить себя думать о Джесси и радоваться за нее, но мысли снова сползают не в ту сторону. Шета. Шета, Шета, Шета… я старый дурак. Я стыдился того, что мне нравится смотреть на ее личико на мониторе, старался убедить себя, что совсем не скучаю, когда она пропала на несколько дней. И не думать о том водовороте чувств, который захватил меня, когда она, хмурая и сосредоточенная единственный раз вошла в мой кабинет. И о легком румянце на ее щеках, когда она, наконец, смогла сосредоточить на мне свое внимание. Я действительно старый дурак…

— Марк! — Мэгги садится напротив меня.

Я не знаю, куда делся Гектор, но мне совершенно не хочется уходить из его кабинета. Хотя, надо, конечно, ознакомиться поближе с Библиотекой и посмотреть, наконец, на отведенные мне апартаменты.

— Я хочу поговорить с вами о вашем сыне, Марк.

Питер… Я предал Питера. Я все-таки сбежал в этот мир, оставив его на растерзание того, не магического.

— Вы хотите взять свое обещание обратно? — усмехаюсь я.

— Нет, Марк, если вы будете настаивать, я приведу сюда вашего сына. Но есть кое-что, что вам следует понять.

— Конечно, Мэгги.

Мне следует понять очень многое. Несмотря на то, что я сам предсказал свой и Джесси переход в этот мир, несмотря на все рассказы и предупреждения Шеты, я все еще многого не знаю. И понимаю еще меньше.

Фейри устраивается поудобнее, словно готовясь к долгому объяснению. Потом вдруг задумывается, роется в столе и достает альбом и карандаши.

— Я буду рисовать вас и рассказывать. Вы же не против?

— Ваши рисунки — это защита?

— Да, Марк, и вам она нужна.

— Думаете, я сам не справлюсь?

— Обязательно справитесь. Вы сильная личность. Но от стрелы в спину лучше подстраховаться, согласитесь.

— Уме вы тоже нарисовали?

— Конечно. Я же как раз от нее. Зашита нужна всем, Марк. Вот только не все ее заслуживают.

Ладно, пусть рисует. Защита! Я снова вспоминаю просвистевший в воздухе меч, который отсек Шете голову, и вздрагиваю. Значит, теперь главное не сойти с ума в этом сумасшедшем мире, и тогда мне гарантирована спокойная смерть от старости. Вот только я не уверен, нужна ли она мне.

— Мэгги…

— Да, Марк?

— А если я сам решу расстаться с жизнью, это тоже будет насильственная смерть?

— Не знаю… — она пожимает плечами, — Как-то такое пока никому из моих защищенных не приходило в голову. Нужно будет спросить у Гектора. Или у Хана. Он не только сильный и талантливый маг, но и блестящий теоретик. Хоть и любит поприбедняться.

— Я спрошу, Мэгги.

— Марк…

— Что?

— Пожалуйста, зовите меня Мартой. Я знаю, моё имя в разных языках произносится и сокращается по-разному, но я привыкла к тому, что я Марта.

Я понимаю, что она хотела сказать что-то совсем другое, но передумала. Хмурится. Мысль о самоубийстве не нравится ей совершенно. Но она не упрекает меня. Почему? Доверяет? Или просто ей нужно осмыслить и такой способ избежать ее защиты? Мне действительно предстоит понять еще очень многое. Эту фейри, например. Что заставляет ее прятаться здесь от своего собственного народа? Как я понимаю, эльфы спят и видят, как получить ее в свою столицу. Ее там будут носить на руках, поклоняться. Может именно это ее останавливает?

Опять мои мысли уносит куда-то в сторону.

— Хорошо… Марта. Так что вы хотели мне поведать?

— Поведать?

— О Питере.

— Ах, да… Питер… Марк, вам не следует забирать его, пока он не вырастет.

— Почему?!

— По нескольким причинам. Да, я знаю, вы очень беспокоитесь о том, что однажды он станет толстым и неповоротливым и может возненавидеть из-за этого весь мир. Но ведь вы справились. Так почему вы думаете, что Питер окажется слабее вас? Думаю, он тоже справится, как и вы. К тому же, нет необходимости ждать, пока его разнесет во все стороны. Вы говорили, что с вами это произошло только годам к тридцати. А нам важно, чтобы мальчик вырос в том мире, а не в этом.

— Почему?

— Во-первых, это только мое личное наблюдение, но тот мир каким-то образом усиливает магические способности. Нерастраченная с детства магия словно аккумулируется в своем носителе, а потом преображается в нечто совершенно новое, неведомое даже этому волшебному миру. Или просто гипертрофируется.

— С чего вы взяли?

— Все просто. Я — не только Серебряная леди, то есть защищающая жизни, я еще и порталы открываю так, что никто в этом мире пока понять не может, как это у меня получается. Вы — сильнейший предсказатель. То, что в своем пророчестве вы назвали по именам, или, скорее, рангам, и меня, и Риоха, и Джесси — явление уникальное. Обычно пророчества кентавров хоть и точны, но не указывают на конкретных личностей. А ведь вы только пришли и еще не успели открыть в себе других способностей. То же самой с Аленой. Мы знали, что она — целительница, но никто не ожидал, что она окажется в состоянии излечить то, что во веки веков считалось неизлечимым. И какие еще она преподнесет сюрпризы, пока не известно. Рената — вообще отдельный разговор. Вы знаете, что ни один гномий артефакт не работает в нашем мире? Ее работают. Поначалу, до того, как она пришла сюда, гномы опасались, что ее артефактам не хватает силы, но потом… Ее Канон Подгорья изменил сам образ жизни гномов. Они стали больше путешествовать, более терпимо относиться к визитам в свои пещеры других народов. Даже торговище перенесли под землю! Что станет с народом гоблинов, когда Джесси доберется, наконец, на родину предков, мне даже трудно предсказать.

— Я понял вас э-э-э… Марта. Но, видите ли, за несколько часов пребывания в этом мире, я едва ли стал таким уж его патриотом, чтобы беспокоиться о том, что он не получит еще одного запредельно сильного мага. Жизнь и спокойствие сына для меня важнее.

— Я понимаю, — улыбается эльфийка, — Может, даже лучше, чем вы думаете. Я ведь тоже оставила там дочь. И двоих внуков.

— Внуков?!

Марта смеется так искренне, что я даже не обижаюсь.

— Мне пятьдесят семь лет, Марк. Я была больной старухой, когда пришла сюда и получила вечную эльфийскую юность.

М-м-да! Ей удалось меня смутить. Как-то ни разу не пришло в голову поинтересоваться, кем была прекрасная фейри в прежней жизни.

— Кстати, Уме тоже оставила сына. У него совсем не оказалось магических способностей, а как живут здесь обычные люди, вы, наверное, уже знаете. Но то, что я вам сейчас объяснила, это лишь мои домыслы, хотя и не лишенные оснований. А есть еще ваш выбор между тем, что вы можете, и что хотите дать своему сыну. А точенее две причины, по которым для него самого предпочтительней перейти в магический мир взрослым. Во-первых, образование. Да-да! Не смейтесь! Навыки и умения технологического мира позволяют сориентироваться в магическом намного быстрее местных жителей. К тому же их магическая теория настолько заумна с нашей точки зрения, что учиться ей надо годами. Зато имея багаж хотя бы среднего образования техногенного мира, разобраться во всем гораздо проще. То образование позволяет нам как бы мыслить иначе, что ли. Вы сами скоро поймете. Ну, и наконец, последнее, Марк. Вы — Вождь Предреченный. Вы пришли сюда, чтобы расколоть народ кентавров надвое. Кто-то пойдет за вами, а кто-то останется верен Тиону. Вам предстоит война, Марк. А Тион не погнушается взять заложника, дайте ему только повод. Вы готовы рискнуть жизнью Питера?

Черт, похоже, она меня сделала. Я не был готов к такому повороту. Я действительно думал лишь о новом, лучшем для меня и моего сына мире, но не брал в расчет, что свое место под солнцем мне здесь еще надо отстоять.

— Думаете, лучше дать ему закончить колледж?

Фейри кивнула. А я задумался, что будет думать обо мне Питер все это время. Для того мира я исчез из собственного закрытого изнутри кабинета. Представляю, что сейчас творится в моем офисе. На меня и так косились после ухода Джесси. Официальной версией было, что она встретила в Египте любовь всей своей жизни, вышла замуж и категорически отказалась возвращаться в Англию. Не знаю, чем бы все кончилось, если бы я не попросил милых дам о встрече с ней. После этого я получил два письма от девушки, якобы из Египта. Тогда страсти немного поулеглись. А теперь при таинственных обстоятельствах исчез я сам.

— Марта, вы можете сделать кое-что для меня в том мире?

— Конечно, Марк.

— Я дам вам номер банковского счета моей жены и коды доступа своего собственного. Переведите, пожалуйста, все деньги на ее имя.

— Не глупите, Марк. Я вам для этого не нужна. Ступайте в мою квартиру и сделайте все сами.

— Действительно…

— Можете даже письмо отправить. Вам же главное на глаза никому не показываться.

— Вы меня спасаете.

— С чего бы это? — удивленно хмыкает эльфийка.

— Да я почему-то решил, что обрубил все концы.

— Мы сделаем все, чтобы не обрубить концы полностью, Марк, — говорит она как-то слишком серьезно.

— Это вы о порталах?

— Да. Скорее бы уже здесь в Библиотеке все успокоилось, и ученые саламандры разобрались с этим вопросом. Надеюсь, сегодня…

— А куда, кстати, делся Гектор?

— Общается с Пресветлым Владыкой. Скоро начнется церемония выбора и посвящения.

— Речь идет о его приемнике?

— Угу… — Марта перестает рисовать и задумчиво смотрит в пространство, — И чего он такую проблему делает? Ясно же, что это должен быть Вел…

Потом встрепенувшись, она смотрит на свой рисунок.

— вас очень легко рисовать, Марк. Вы на редкость цельная личность. Кстати, я вас не задерживаю?

— С чего бы? Мне совершенно нечем заняться. Я даже обустроиться на новом месте не могу, потому что не знаю, где мои апартаменты.

— Так пойдемте, поищем! — вскакивает она.

— Вы уверены?

С одной стороны мне не хочется злоупотреблять ее временем, да и Гектор не велел ей выходить из этих комнат, а с другой, ее компания мне сейчас явно предпочтительней, чем общество Эврида.

— А как же грозящая вам опасность?

— Ой, Марк, не слушайте Гектора, не становитесь таким же перестраховщиком! Это же Библиотека! Уж со мной-то точно здесь ничего не может случиться.

— Вы такая особенная? — усмехаюсь я.

— Нет, просто она знает, что я ее люблю. Она этого не допустит. Идемте же! Я обещала Джесси, что заберу у них Шету примерно через час. Как раз успеем устроить вас на новом месте.

— Идемте.

Я прячу глаза и стараюсь подавить вздох. Маленьких детей нельзя оставлять одних, им нужен присмотр. Все сразу поняли и приняли это, и словно смирились. Обязанности распределили. Вот только мне слишком сложно видеть в Шете маленькую девочку.

Интерлюдия

Поручение матери-настоятельницы совсем не обрадовало сестру Епифанию. Не то что бы ей не хотелось спуститься в деревню. Конечно, хотелось! Вот только книги и записка, что попросила матушка передать новому приору церкви святого Христофора, оттягивали руки. Не хотелось Епифании идти в церковь. Точнее, не хотелось встречаться с падре Эрнесто. Но ведь не объяснишь это матери-настоятельнице! Да и не сильна была Епифания в объяснениях. Будь на месте Эрнесто падре Витторио, она была бы только счастлива навестить своего кумира. Но почтенный клирик скончался на восемьдесят третьем году жизни в начале зимы, а вместо него прислали этого странного, с недобрым взглядом человека.

Но не поняла бы матушка страхов глупенькой Епифании, нет, не поняла бы. Она ведь и посылала в деревню именно ее не только потому, что уж слишком непосильным стало в последние годы такое путешествие для остальных далеко не юных сестер, но еще и из любви и глубокого понимания любопытной натуры самой молодой из находящихся у нее в подчинении монахинь. Мать-настоятельница по сей день относилась к Епифании, как к ребенку. И хотя прошло почти тридцать лет с тех пор, как она подобрала на дороге избитую до полусмерти девочку, о которой в последствие так и не смогла узнать ничего, даже имени, но наивный взгляд и умственное развитие пятилетнего ребенка не позволяли ей видеть в этой монахине взрослую женщину. И с чего бы вдруг Епифании бояться идти в рыбацкую деревеньку, когда все ее там знали и относились по-доброму? Никто никогда не напугал и не обидел бы ее там, и уж тем более не поверила бы мать-настоятельница, что Епифания может испугаться священника.

Знакомая тропинка весело сбегала с крутого склона, и Епифания решила забыть о странном и пугающем отце Эрнесто. Рассветное солнце золотило склоны, поросшие уже довольно высокой травой, легкий ветерок гнал по ней волны, словно и не трава это была вовсе, а море, на которое Епифания так любила смотреть. Она шла, улыбаясь цветущему миру, напевая про себя псалмы и думая о том, как было бы хорошо, если бы ее снова встретил в церкви падре Витторио.

Когда мать-настоятельница впервые взяла ее с собой в поселок, Епифания все еще боялась людей и пряталась от прохожих за широкой рясой своей спутницы. Но едва они подошли к дому падре, матушку кто-то окликнул, и она, наказав девочке идти в дом, обернулась на зов.

Войдя и услышав голос, Епифания так испугалась, что спряталась. Но этот голос был добрым и спокойным. В нем не было ни угрозы, ни гнева и потихоньку она заслушалась, с трудом понимая слова, лишь ловя непонятные ей, наполненные убеждением и размышлениями вибрации. Тогда, в первый раз, падре Витторио показался ей древним старцем, но его голос был наполнен любовью к Богу и всем созданиям его, и Епифанию потянуло к нему. Походы в деревню стали любимым развлечением, разнообразием в монотонной монастырской жизни. Епифания готова была целыми днями полоть маленький церковный огородик, прибираться по дому или перебирать крупу ради долгих монологов падре Витторио. Самому же священнику, по большому счету, не нужны были слушатели, когда он готовился к проповедям или размышлял о промысле господнем. Но восторженный взгляд умственно-отсталой девочки заставлял его чувствовать себя истинным носителем слова Божия.

Не глядя под ноги, Епифания поскользнулась на мокрой от росе траве, не удержала равновесия и, проехав вниз по склону пару метров, больно ударилась копчиком о камень. Ей захотелось расплакаться, но, поблагодарив Господа за данный свыше знак, как ее учили, она лишь потерла ушибленное место, не понимая, в чем именно нужно этот знак видеть. Непоседливые мысли унеслись прочь от воспоминаний, и Епифания снова вспомнила о странном телефонном звонке и неожиданном поручении матери-настоятельницы.

Смотритель Гектор

— Вы рано, Пресветлый владыка, — ну не могу не подпустить шпильку, хотя и так удивлен, что он поторопился всего лишь на час.

— Я хотел поговорить с тобой, Гектор… — многозначительно произносит он, — До церемонии.

— Я весь внимание, ваше величество.

— Я виноват перед тобой.

Ого! Новости! Пресветлый извиняется. Что это с ним такое? Но я не позволяю своей челюсти упасть. Надо соблюдать протокол. Впрочем, не верю я его льстивым извинениям.

— Я не вижу вашей вины, пресветлый.

— Я слишком поторопился утвердиться в эльфийском праве. Прислал не тех кандидатов.

— Если вы о том, что один из них родственник Энгиона, другой спит и видит, как бы избежать предложенной должности, а третий — предатель, то да. Могли бы найти кого-нибудь и получше.

Я не собираюсь его щадить. Думаю, его извинения предназначены именно для того, чтобы уговорить меня оставить хоть кого-то. Увы, мне придется его порадовать.

Ирэльтиль горько усмехается.

— Ты никого из них не оставишь?

— Почему же. Думаю, среди них есть юноша, подающий большие надежды. Правда, Библиотека его не приняла, но я надеюсь, это только вопрос времени.

— В самом деле?!

Боги, какое облегчение написано на его холеной физиономии! Что же заставило Ирэльтиля так нервничать, что он даже лицо не держит? Или это тоже игра?

— Разве не на это вы рассчитывали?

— Я рассчитывал, что ты сдашься и отпустишь Серебряную леди в Сентанен.

— Я не хозяин леди Маргарите, Пресветлый владыка, и уж тем более не держу ее здесь силой. Думаю, вы уже поняли, что подобный подход к ней неприменим.

— Понял, понял… Гектор, Леди Маргарита необходима мне в Сентанене. Да что я говорю! Не мне! Всем нам. Это слишком важно, чтобы потворствовать ее капризам! Помоги мне! Помоги мне уговорить ее!

— Вы сделали все возможное, чтобы она вам отказала. Не думаю, что Серебряная леди покинет приделы Библиотеки, пока над ней висит тайте-айелен. Вы дали ей понять, что она — пленница, Пресветлый, а она этого не потерпит. Снимите заклятие тогда, пожалуй, сможете уговорить ее хотя бы подумать над вашим предложением.

— Тайте-айелен невозможно снять так быстро! Оно накладывается на век, не меньше!

— Значит, подождите, пока это можно будет сделать.

— Гектор, ты не понимаешь! Разве тебя самого не возмутило, что я прислал в Библиотеку одного из сподвижников Энгиона? А я не знал! Я действительно этого не знал! Без серебряной леди я никогда не смогу отделить зерна от плевел. Ее надо учить природной и ментальной магии. Разобравшись в ментальном фоне, она сможет сама определять, кто предатель, а кто нет. Ведь никто, кроме нее не может их покарать!

Не понял! Марта, карающая предателей? Он что, собирается сделать из нее палача? Я был лучшего мнения об Ирэльтиле. Как он только до такого додумался?!

— Вы действительно думаете, что Серебряная леди согласится на это, Пресветлый?

— У нее нет выбора! — заносчиво заявляет Ирэльтиль.

— Выбор есть всегда, владыка. Даже из ваших кандидатов мне пришлось сделать выбор. И если Серебряная леди нужна вам в качестве палача для предателей, я сделаю его снова и на этот раз не выпущу ее из Библиотеки, даже если она сама этого захочет!

— Гектор, она должна понять…

— Вы с самого начала не пытались ей что-то объяснить, Пресветлый, а просто поставили перед фактом. Так что ничего она вам не должна. Вы оказались перед необходимостью стравливать одних эльфов с другими и предпочитаете делать это чужими руками. Но вы выбрали не ту кандидатуру. Леди Маргарита никогда не станет казнить по вашему приказу!

— Ты забываешься, Гектор! Ты полагаешь, что Библиотека дает тебе чуть ли не абсолютную власть, но это не так. Ее создали перворожденные, и, если понадобится, они же ее и уничтожат!

— Попробуйте, — я пожимаю плечами, хоть мне и не нравится маниакальный блеск в его глазах, — Энгион уже попытался.

— Энгион выступил против Конвента, и Конвент поддержал Библиотеку. Но он не вмешается, если эльфы будут разбираться со своей собственностью.

— Сначала докажите Конвенту, что это ваша собственность. Не думаю, что такая идея понравится кому-нибудь.

— Я разберусь с Конвентом! Где мои подданные, Гектор? Время церемонии близится. Оставь себе того, кого выбрал, а остальных я забираю, — Ирэльтиль вскидывает голову, давая понять, что разговор окончен.

— Как прикажете, Пресветлый владыка.

Я кланяюсь и невозмутимо покидаю комнату, но в душе у меня все кипит от злости. Я прожил жизнь анахоретом, не вмешиваясь в политику и интриги сильных мира сего. Но сегодня я готов свернуть горы. Фарияру придется почтить меня своим визитом, болен он там или нет. Надо срочно найти Сина и отправить за конунгом. Кошка придет сама, никуда не денется. Еще мне нужен будет Марк. Он пока не вождь, но станет им через год, а я сумею заставить остальных потянуть время. И надо поторопить Уме. Действительно, все равно же вырастит эту жемчужину, так чего тянуть. А Лилею я просто нашлепаю, если понадобится.

Но сначала я избавлюсь от мелких интриганов в собственном доме. Плевать, проведем церемонию на полчаса раньше. Нечего им тут задерживаться.

На Вела я натыкаюсь в коридоре, шагов за тридцать до малых гостевых апартаментов. Он сидит на подоконнике и, как всегда витает в облаках.

— Вел! — окликаю я его.

Эльф, близоруко щурясь — как будто у них в принципе плохое зрение быть может! — обращает ко мне взгляд и расплывается в улыбке.

— Смотритель!

— Вел, церемония начнется на полчаса раньше. Отправляйся в музыкальный павильон прямо сейчас.

— Хорошо…

— Переоденься только, — морщусь я, замечая его мятую рубашку и оторванные пуговицы на куртке.

Недоразумение с удивлением осматривает себя, словно впервые в жизни наблюдает беспорядок в собственной одежде.

— Остальные у себя? — спрашиваю я.

— Барт, кажется, да, а Ан вроде куда-то вышел, — с явным сомнением в голосе сообщает эльф.

— Иди, переоденься, я их предупрежу.

— Ага…

Мысли чуда природы снова собираются уплыть куда-то вдаль прежде, чем ноги понесут его в указанном мной направлении, поэтому я хватаю его за шкирку и волоку к двери в комнату.

— Переоденься! — рявкаю я так, чтобы он, наконец, выпал из своих размышлений, и, убедившись, что цель достигнута, иду дальше.

Бартавиоль невозмутим и лишь кивает в ответ на мое предупреждение. А Анкитиля действительно нет в его комнатах. Я снова заглядываю к Барту и интересуюсь, не в курсе ли он, куда делся третий претендент.

— Кажется, он сказал, что проголодался, — надменно пожимает плечами эльф.

Следовало бы сбить с него спесь и отправить искать Ана, но мне сейчас не до мелких дрязг. Мне нужно побыстрее выставить из своего дома лишних эльфов.

Поэтому я разворачиваюсь и иду в сторону кухни. Из своей двери вываливается Вел. Рубашка на нем относительно свежая, и пуговицы все целы, хоть и застегнуты неправильно. На меня он не обращает никакого внимания. Этого тоже на поиски не пошлешь — сам потеряется.

Я сворачиваю за угол и обнаруживаю, что наш вундеркинд, хоть и, путаясь в собственных ногах и, вроде бы, не спеша, висит у меня на хвосте. Ну и ладно, если ему так хочется.

И тут я получаю мощный удар от своего дома. Такой агрессии, обиды, возмущения я не чувствовал в Библиотеке ни разу. Да я вообще не думал, что она способна на такие эмоции! Источник ее столь резкой реакции близко, и я срываюсь на бег. Вел не отстает. Тоже что-то почувствовал?

Мы уже на подходе к обеденному залу, я ощущаю, что что-то случилось именно здесь, но никак не могу понять, что именно. И тут горло перехватывает ужасом. По разным сторонам коридора сиротливо валяются две изящные, хорошо мне знакомые туфельки.

— Лисси, милая! А ты случайно не знаешь, что здесь случилось?

Я вздрагиваю от радостного тона чуда природы. Я не вижу причин радоваться. Случилось что-то не слишком хорошее, к тому же, раз уж Лисси здесь, ей не следует задавать прямых вопросов, а нужно постараться осторожно выпытать информацию. Вдруг она видела, что произошло.

— Конечно, Вел, я знаю, — только что хмурое личико маленькой кокетки растягивается в улыбке, — Как я рада тебя видеть! Привет, Гектор.

— Привет, Лисси.

Я уже готов начать сложный танец общения с цветочной феей, но Вел снова вылезает вперед.

— А что случилось-то, маленькая красавица? — от его бархатного голоса прозрачные крылышки Лисси, кажется, вспыхивают всеми цветами радуги.

Я готовлюсь к тому, что капризная малютка, топнув ножкой по воздуху, исчезнет, оставив нас самих разбираться с происшествием. Но вместо этого она опускается эльфу на плечо и начинает тарахтеть с невероятной скоростью.

— Анкитиль встретил Марту в коридоре, когда она шла за Шетой. И попытался ее похитить, погрузив в стасис. Но Библиотека этого не позволила. Она спрятала их обоих. Она сейчас очень сердита из-за того, что кто-то напал на Марту. Не знаю, что она сделает с этим противным эльфом, но я бы на ее месте не церемонилась.

— Но с Серебряной леди все в порядке? — озабоченно спрашивает Вел, а Лисси, как ни странно, снова отвечает.

— Конечно, с ней все в порядке. Она же в Библиотеке! Это место никогда не допустит, чтобы что-то случилось с будущей смотрительницей! Правда, мне показалось, что она решила познакомиться с ней поближе.

— Думаешь, она ее задержит?

— Думаю, да.

— А Ана?

— А его, может, и вообще не отпустит. Она очень рассердилась!

Забыв о моем существовании, юный гений разворачивается и бредет по коридору в противоположную от кухни сторону, продолжая беседовать с цветочной феей.

Зачем я до сих пор здесь? В этом коридоре, в этом доме, по уши в этих интригах? Зачем я вообще нужен теперь, когда все всё знают, знают намного больше меня и прекрасно могут без меня справиться. Я уверен, что с Мартой все в порядке, и что она до сих пор в Библиотеке. Я бы почувствовал, если бы с ней что-то случилось, или если бы она ушла. Не уже ли я настолько беспомощен, что мой дом даже не счел нужным позвать меня на помощь, когда кто-то напал на мою будущую преемницу? Ведь когда пострадали Штред и Дилия, она именно звала на помощь. А сейчас я ей не нужен, и она обо мне даже не вспомнила. Как и цветочная фея. Где, в каких закоулках и измерениях безумного храма находится сейчас Серебряная леди? Когда она вернется? И что я теперь скажу Ирэльтилю? "Простите, Пресветлый, но один из ваших подданных покусился на леди Маргариту и теперь находится в плену у Библиотеки"? Эльфы завтра же осадят замок. А может, отправить с ним Вела и сказать, что я выбрал Анкитиля? Так не выпустит Библиотека этот ушастый музейный экспонат по доброй воле.

Впервые в жизни мне хочется повернуться и уйти отсюда. Навсегда, забыв дорогу обратно, попрощавшись и простив. Старость и ненужность идут рука об руку. Я слишком высоко взлетел, нечаянно прислушавшись к досужим умозаключениям Ренаты, ненароком влюбившись в самую талантливую волшебницу современности. Я не главный здесь. Я — балласт, с которым пока еще вынуждены считаться. До вступления в должность истинной королевы. Моей королевы. Моей несбывшейся королевы с губами, пахнущими сиренью и прохладой.

Если подумать, мне даже нечего собирать в дорогу. За девяносто с лишним лет жизни я не нажил ничего больше смены одежды. А кухня, надеюсь, расщедрится на буханку хлеба и ломоть сыра для странника. Может показаться, что меня никогда и не было в этом странном месте. Лет через сто никто не вспомнит, чьим округлым почерком заполнены летописи Библиотеки за короткий промежуток времени — всего лишь семьдесят с небольшим лет. Да что там, сто! Лет через тридцать ни прекрасная Рен-Атар, ни Серебряная леди уже не помянут меня в застольной беседе. Так что нет смысла обманывать самого себя. Уйти — лучшее, что я могу сейчас сделать. Для Библиотеки, для новой смотрительницы, да и для себя любимого тоже. Ни к чему продлевать агонию. Вот только с Ирэльтилем нужно разобраться самому. Не стоит оставлять незаконченных дел. А потом — в путь. В конце концов, когда-то я об этом мечтал…

— Гектор!

Я вздрагиваю, так неожиданно звучит голос Риоха за спиной.

— Привет, Риох, — губы мои кривит невольная усмешка.

Даже гоблин счастливей меня, потому что эта новая, созданная моим домом семья приняла его. А меня — нет.

— Что ты здесь делаешь, Гектор? Хотел перекусить?

— Да нет… случайно забрел.

— Все в порядке?

Истеричный смешок едва не срывается с губ, но я беру себя в руки.

— Все в порядке, Риох. Честное слово. Просто мне предстоит нелегкий разговор с Ирэльтилем.

— Я могу чем-то помочь? — я слышу в его голосе искреннее участие, и меня это бесит.

— Нет. Нет… Я справлюсь, Риох. Я справлюсь…

Серебряная леди Маргарита

Просыпаться так приятно! Словно я заснула на закате долгой ночи, а теперь медленно пробуждаюсь с восходящим солнцем. Вокруг меня разгорается теплый ласковый свет, ненавязчиво пробиваясь через закрытые веки. Пахнет чем-то знакомым, но неопределимым, давно забытым и приятным. А еще лежать очень мягко и уютно. Мне почему-то вспомнился водяной матрас, на котором мне как-то довелось ночевать у Ани. Спать на нем, наверное, очень комфортно. Если удастся заснуть.

Мне так хорошо, что я даже не пытаюсь сообразить, где именно нахожусь. Но какое-то воспоминание все же бьется на грани сознания. Хорошее воспоминание. Радостное, полное незавершенного свершения, надежды и предвкушения. Гектор… на нашу долю так и не выпало больше ни минуты наедине.

Я резко сажусь, застонав от навалившейся действительности, и распахиваю глаза.

Ну и что? Можно, пожалуй, снова их закрыть. Решать сакраментальный вопрос "где я?", глядя в окружающее меня солнечное ничто, совершенно не обязательно. Да и ярко слишком.

Словно в ответ на мои мысли свет слегка приглушается, но обзор лучше не становится. Я ощупываю поверхность под собой, но поверхности, как таковой нет. Все тот же теплый солнечный свет, плотность которого постепенно уменьшается по вертикали.

Покрутив головой и так ничего и не увидев, я снова ложусь и закидываю руки за голову. Куда меня занесло? Что это за место? Не может быть, чтобы так действовало заклятие. Я помню первое мгновение, когда волшба ударила мне в грудь. Все словно застыло, замерло, перестало существовать. Двигались, даже летели с бешеной скоростью только мысли. А потом все исчезло. Может, действие заклятия кончилось, и я уже в Сентанене? Ну, а куда еще мог поволочь меня тот сволочной эльф? Значит, это и есть золотая клетка, уготованная мне Ирэльтилем? Мысли пускаются вскачь. А как же мои друзья, Гектор, поиски Белого Огня? Как же мои надежды на встречи с Аней? Надо что-то делать!

Я резко поднимаюсь на ноги. Под босыми ступнями что-то пружинит подобно весенней траве. А кстати, почему это они босые? Я с недоумением оглядываю себя. Сарафанчик, в котором я провела всю прошлую ночь, начиная с нашего девичника и заканчивая походом на кухню Библиотеки, никуда не делся. А что у меня на ногах-то было? А, ну, да! Легкие, без ремешков босоножки, скорее всего, просто слетели с ног, когда эльф взвалил меня на спину. Теперь понятно. Можно расслабиться. В такой ситуации обувь мне не очень-то и нужна. Зато я вспомнила еще один штришок моего похищения.

Ну что, ж, Марта! Вперед и с песней! Будем думать, как отсюда выбираться. Если Ирэльтиль надеется удержать меня силой, его ждет множество сюрпризов. Не на ту нарвался!

Шаг, другой, третий… Под ногами ничего не меняется. Сияющая сфера, в которой я нахожусь, двигается вместе со мной. М-м-мдя! Нет, ну должен же быть у всего этого конец хоть где-то!

Я продолжаю идти, неведомо куда. Ощущение, что я топчусь на месте, не покидает ни на секунду. Не знаю, сколько времени я уже бреду вот так. Пять минут? Десять? Полчаса? Бессмысленно. Я сажусь и задумываюсь. Не похоже, что таким образом можно отсюда вырваться. И что же делать? И вообще, если я пленница, должен же кто-то поинтересоваться, что здесь со мной происходит! Может, я есть хочу! Или пить! От кофе я, кстати, не отказалась бы. Не собираются же они морить меня таким образом! Я им живой нужна. Кажется. Может быть.

А если не нужна? Нет, если бы не была нужна, убили бы сразу. А может пока не решили, что со мной делать? Потому и поместили в это место, откуда невозможно вырваться? Так, стоп! Отставить негатив! Жива — значит выберусь. Все плохое когда-нибудь кончается. Как и все хорошее. Осталось определить, плохо мне сейчас или хорошо. Ни то, ни другое. Мне никак в нигде и никогда. И меня это не устраивает. Значит, надо хоть как-то, но действовать. Я — лягушка в молоке. Я буду бить лапками, пока не взобью сметану и не выплыву на поверхность. Я — лягушка. Я — лягушка. Не смей останавливаться, Марта! Действуй!

Но я не знаю, что должна делать.

Машинально я откидываюсь назад и, ощутив за спиной жесткую стену, вздрагиваю. Поворачиваюсь, протягиваю руку. Глаза не видят ничего, кроме света, но пальцы нащупывают что-то похожее на кирпичную кладку. Наконец-то!

Вцепившись в ощущения кончиков пальцев, как в спасительную нить Ариадны, я снова начинаю свой поход. Я иду вдоль того, что кажется мне стеной какого-то помещения, строго-настрого наказав непослушному вестибулярному аппарату отмечать все изменения направления. Через пару минут мне начинает казаться, что невидимая стена — очередной обман чувств, через три я уговариваю себя, что просто иду по коридору. А через пять, когда надежда уже готова покинуть меня, я достигаю угла и резко поворачиваю на девяносто градусов. Ура! Хоть какое-то разнообразие.

И снова шаг, другой, третий… Минута, две, пять… Я все иду. Наверное, это все же коридор. Или такой большой зал? И вообще, с чего я взяла, что иду уже больше пяти минут? С чувством времени у меня всегда нелады были. В голову приходит заблудшая мысль о том, что время подвластно магии эльфов. Я — эльфийка. Мне подвластна магия времени. Теоретически. На практике я все еще остаюсь самой собой — одинокой пожилой женщиной, сочиняющей для себя сказку. Упс! А ведь действительно. Я до сих пор в душе не поверила в свое преображение. Я пользуюсь своей внешностью, своей магией, но я все та же Марта. Интересно, это хорошо, или плохо? Наверное, здесь, в нигде и никогда, это тоже никак.

Задумавшись, в стену я врезаюсь лбом. Мой кокон из света немного амортизирует удар, но не настолько, чтобы я его, мягко говоря, не почувствовала. Впору взвыть от боли, но я начинаю смеяться. Нет, ну что может быть глупее, а? И тут я обнаруживаю, что начала слегка прозревать. Сквозь пелену сияния проступают очертания кирпичей. Для этого что, обязательно головой треснуться надо было? Или это у меня глюк от сотрясения? Я обвожу пальцем контур глинистой впадины. Я вижу свой палец. Отлично, значит, не глюк. Живем!

Возникшая идея заставляет меня задохнуться от восторга. Да здравствуют детективы и фантастика! Очень, очень познавательная литература, господа! Маэстро Дворкин, принц Корвин, я в лучшем положении, чем вы — у меня света в избытке. С другой стороны, у меня нет ложки. А что у меня есть? Так, обувь я, к сожалению, потеряла. Острые, хоть и невысокие каблучки босоножек сейчас пришлись бы как нельзя кстати. Шпилек в волосах нет. Черт бы тебя побрал, Марта, с твоим пренебрежением ко всяким женским штучкам. Увы мне, пани Иоанна, ридикюльчик с вязанием тоже не предусмотрен. Не умею я вязать. Хотя, мне же не подземный ход копать, а только картинку на стене нацарапать надо. Так, а что же у меня есть?

Беглый осмотр не выявляет ничего утешительного. Единственный металл, обнаруженный в моем туалете — четыре крепления бретелек от лифчика и два крючка и четыре петли от него же. Ну, петли и крючки вообще не понятно, как в пальцах удержать, а вот с креплениями можно потрепыхаться. Только мало их. Не хватит на полноценную картинку на неровной кирпичной стене.

Ладно, будем искать место получше. Я снова отправляюсь в путь вдоль стены. В конце концов, надо же определить размеры моей камеры. Пола по-прежнему не видно, да и не чувствую я его. Все то же ощущение чего-то мягкого и пружинистого под ногами. Ковролином он застелен, что ли? Жаль если так, на ковролине не порисуешь. Хотя, если что, его и содрать можно. Что-то же под ним есть, так? Но зал по периметру я все же обойду. Во-первых, может, найду ровный участок стены, и ковролин, или что там есть, отдирать не придется. Ну, на фига суетиться и увеличивать мировую энтропию? А во-вторых, всегда есть шанс обнаружить что-то вроде двери. Как-то же сюда попадают, в конце концов. Меня же приволокли.

Мой взгляд сосредоточен на небольшом видимом мне участке стены. Кирпич, кирпич, кирпич… Ничего, кроме кирпича. Ощущения под ногами тоже не меняются, поэтому вниз я не смотрю. Напрасно. На очередном шаге я цепляюсь за что-то мягкое и, потеряв равновесие, лечу кубарем через неожиданное препятствие. Разумеется, врезаюсь головой в стену. Ну что за невезец! Больно же! Перед закрытыми глазами порхают веселые искорки. Застонав, я ощупываю прорезающуюся шишку. Все, Марта, разуй глаза! Смотри куда идешь! Эдак ты сама угробишься, без посторонней помощи. В пику Ирэльтилю. Или наоборот, ему на радость. Кстати, на счет разуть глаза…

Зал огромен. Я все еще вижу его в легкой дымке призрачного сияния, но противоположная стена находится метрах в пятидесяти от меня. Слева стены не видно — марево все еще не дает полного обзора. А от правого угла я успела пройти метров тридцать. Слабый стон — первый услышанный здесь звук — заставляет меня перевести взгляд на то, обо что я споткнулась. Точнее, на кого.

Убью гада! Первая агрессивная мысль тут же сменяется следующей — злорадной. Ага! И тебя болезного сюда укатали! Вот она благодарность эльфийского владыки!

Кроме того единственного стона, мой незадачливый похититель не торопится подавать новые признаки жизни. И что ты теперь будешь делать, Марта? Попытаешься разбудить это несчастье и выяснить, где вы, собственно, есть, или сразу перережешь ему сонную артерию? Ага, крючком от лифчика. Ладно, пусть поспит, пока я добрая. Под ногами не вертится, и ладно. А я осмотрюсь.

Почти на грани видимости, в центре зала что-то есть. Покосившись на мирно спящего (почему-то я уверена, что он именно спит) эльфа, я решаю отправиться на разведку.

Пол все-таки ковровый. Конечно, ни на один из ковров моего родного мира это не похоже. Больше похоже на мох. Или это и есть мох? Сухой, упругий, мягкий. Ничего, надо будет, и мох сдеру, а пока выясню, что же там маячит.

Стол! Вот честное пионерское, стол! Ровный, твердый! Идеальная поверхность для царапанья! Я срываюсь на бег. На столе что-то лежит, что-то достаточно плоское, чтобы издалека невозможно было разглядеть. Я так разгоняюсь, что торможу уже руками об столешницу. Ни фига себе! Альбом! Самый настоящий альбом для рисования! А карандаши-то где? Увы, увы, не все коту масленица. Вот только не понятно, зачем тогда ластик. Значит, у нас есть альбом, ластик, стол и крепления от бретелек. Но сочетается это все как-то…

Я обхожу стол кругом. Красивый стол, резной, тумба и задняя панель покрыты кружевом деревянных узоров. Вот только ни ящика с секретом, ни шкафчика в тумбе нет. Такое чувство, что это один сплошной кусок дерева, даже не полый внутри. На всякий случай я нажимаю на всякие выступы и завитушки узора, в надежде обнаружить какую-нибудь потайную полость. Не обнаруживаю. Зато с другой стороны стола нахожу стул. Хорошо-то как! Устроившись почти с комфортом, я, наконец, решаюсь открыть альбом. И не верю своим глазам. Один за другим я перебираю листы, обалдевая все больше и больше. Эльфы. Эльфы, эльфы, эльфы… Все мои. Все знакомые. Это мои рисунки разных лет. Что они вообще делают в этом мире?! Я же их Паше отдала! И вдруг… Вот теперь все становится ясным. Два орла-оборотня. Одна из них — Бриза. Пальцы сами сжимаются на ластике. Я ощущаю его немного непривычную фактуру, пару мгновений рассматриваю этот явно непростой предмет, а потом с силой провожу по портрету орлицы. Ровная белая полоса словно и нетронутой никогда бумаги остается за резинкой. Я счастливо вздыхаю и принимаюсь очищать листы от рисунков и мир от защищенных негодяев.

Это единственный способ исправить собственные ошибки, порожденные тягой к этому миру. Я рисовала всех без разбору, не думая о последствиях, не заботясь о будущем. Впредь я так не поступлю. Мне пришлось стать убийцей, чтобы защитить этот мир от самой себя. Больше не хочу. Может это не честно по отношению к остальным, но в отличие от меня, они — воины, они умеют убивать, когда дело доходит до боя. А не так, как я — в спину. Теперь они смогут убить своих врагов. Наших врагов. Я больше не стану им в этом помехой. Вот оно, мое сражение. Волшебный ластик стирает не портреты, а мою магию. Все, что я умею — рисовать. Теперь я научусь не рисовать тоже.

Я настолько увлеклась процессом, что совершенно не замечаю ничего вокруг. Легкое покашливание над головой действует на меня ошеломляюще. Я пугаюсь этого нежданного звука и вскакиваю, опрокидывая стул. Эльф-похититель, в моем только что воевавшем с собственными демонами сознании, отождествляется с этими самыми демонами.

— Убью! — рычу я то ли от злости, то ли от страха и, схватив первое, что попадается под руку, бросаюсь на врага.

Разъяренная женщина с лифчиком наперевес — это вам не в беззащитных эльфиек стасисом из-за угла швыряться. Издав панический девчачий визг, перепуганный эльф бросается наутек. Меня охватывает праведный гнев. Адреналин звенит в ушах, азарт погони застит глаза алой пеленой. Раскручивая над головой, как пращу, свое грозное оружие, я с воинственным кличем апачей несусь следом.

Когда мы пробегаем мимо стола в четвертый или пятый раз, до меня начинает доходить весь комизм ситуации. А зачем я, собственно, за ним бегу? Ну, догоню (если догоню), ну и что? Что я дальше-то делать буду? Не убивать же его, в самом деле. К тому же, эльф, убиенный лифчиком, это, конечно, эпос, но уж очень сказочный.

Заценив разумность аргументов, я останавливаюсь. Эльф по инерции пробегает еще несколько шагов, потом тоже тормозит и с опаской косится на меня через плечо.

— Брейк! — выдавливаю я, с трудом переводя дыхание, — Временное перемирие. Так и быть, живи пока.

Похититель тоже тяжело дышит и на контакт идти не спешит. Напугала я его, однако! Ну и славно! Так ему и надо, засранцу. Нечего меня похищать было. Вот, получил благодарность от начальства. В одной камере теперь сидим.

— Л-леди Маргарита?

О! Голос прорезался! Сразу бы так! А то ни "здравствуй" тебе, ни "как поживаете", а прямо стасисом между глаз. Он что, после этого еще надеялся на мое благодушие? Наивный! Пусть спасибо скажет, что я бегать толком никогда не умела.

— Ну, чего тебе, горе-террорист? Допрыгался? Вместе со мной укатали?

— Миледи? А-а-а… а вы, случайно, не знаете, где это мы?

Упс! Он что, издевается?

— Куда ты меня приволок, там мы и есть. А где это — тебе видней.

— Я?

— Ну, не я же.

— Но… но я вас только оглушил. А потом… потом, словно пол под ногами разверзся. Я толком и не понял, что произошло. А теперь мы здесь.

— Ты что, хочешь сказать, что даже до Сентанена меня не дотащил?!

Вот ведь неумеха! А туда же, Серебряных леди похищать! Чему их только в школе учат, ей Богу!

— Ты меня похитил? — грозно интересуюсь я.

— Я… я… не… — ужас снова отражается на лице эльфа, и он начинает медленно от меня отступать.

— Так похитил или нет? — сбавляю я обороты.

Снова бегать за ним по кругу мне совершенно не хочется, а этот трус того и гляди опять сорвется с места.

— Нет, — он вздыхает, — не успел. Мы не то, что из Библиотеки, даже из коридора возле кухни не выбрались. Нас тьма поглотила.

— Какая на фиг тьма?! Ты что несешь-то?

— Да не знаю я! Вот честное слово, леди Маргарита, не знаю!

— То есть, мы не в Сентанене, и держит нас здесь не Ирэльтиль?

— Не думаю, — качает головой этот трусишка и снова с опаской смотрит на меня: разозлюсь или нет.

— Тогда, кто?

Эльф пожимает плечами и разводит руками. Эдакая картина озадаченной невинности. Блин, ну что ж мне так на дураков везет-то, а?

— Ладно. Значит, мы не в эльфийском плену. Уже хорошо.

— Почему? — робко спрашивает он.

— Потому что проще будет договориться с тюремщиками, балда!

Ага! Щаз! Еще было бы с кем договариваться.

— Тюремщики! Ау!

Никто, разумеется, не отзывается, а эльф смотрит на меня круглыми глазами. Небось, решил, что я совсем спятила. Подожди, милый, в твоей интеллектуальной компании я скоро на невидимую луну выть стану.

— Ну, что ж! Не сейчас, так потом. Рано или поздно кто-нибудь нас навестит, — оптимистично заявляю я, — Так, мне тут одно дело закончить надо.

Я гордо марширую к столу, поднимаю стул и снова начинаю стирать рисунки. А ведь эльф прав, это не Ирэльтиль. Может, он и предложил бы мне лишить защиты эльфов-отступников, но заговорщики среди орлов — его пятая колонна. Их портреты он бы мне не подсунул. Тогда кто?

Горе-похититель молча устраивается на полу неподалеку от меня. Я старюсь не обращать на него внимания, но прежней сосредоточенности добиться уже не могу, просто продолжаю водить ластиком по бумаге.

— Тебя как зовут-то хоть? — не выдерживаю я, наконец.

— Анкитиль. Можно Ан.

— Я Марта. И без всяких там леди, пожалуйста. Может, расскажешь, зачем ты меня похитить пытался?

Слушая в пол уха откровения этого жалкого существа, я окончательно успокаиваюсь. Никакого масштабного заговора против меня, оказывается, не было, и даже к своей одиночной акции Ан специально не готовился. Просто увидел меня одну, вот жадность и взыграла. Удивительно, судя по речи, весьма образованный и неглупый юноша, а такой идиотизм учудил. Я уже даже злиться на него не могу.

Завершив свою печальную повесть, эльф некоторое время удрученно молчит. Я тоже не стремлюсь поддерживать беседу, так что слышен только шорох скольжения ластика по бумаге.

— Есть хочется, — вдруг тоскливо произносит Анкитиль.

И я понимаю, что совершенно с ним солидарна.

Артефактер Рен-Атар

Вот уж не думала, что наши очередные посиделки окажутся настолько безрадостными. Гектор затребовал всех, и мы снова собрались в обеденном зале. Вот только состав сильно изменился. Нет Штреда и Бризы. Присутствие Шеты едва ли можно брать в расчет. Зато прибавились Алена, Марк и Уме. Да и Вел с Лисси на плече выглядит здесь вполне уместно. Но главное, нет Марты.

— Привет, ты кто?

Я вздрагиваю, услышав детские нотки в таком знакомом голосе.

— Привет, Шета, я Рената.

— Ты гном? — в глазах бездна восторженного любопытства.

— Да, милая, и Син тоже. Познакомься с Сином.

Мой телохранитель растерянно протягивает руку кентаврице.

— Как интересно! — хихикает Шета, — Здесь все так интересно! Знаешь, здесь еще ундины, саламандры, оборотни, эльфы. И даже Гектор! Он человек!

— Я знаю, малышка.

Я сама не замечаю, что начинаю говорить с ней, как с ребенком.

— А Риох обещал на десерт мороженое! Ты видела, как колдует Риох? И Джесси! У них все так вкусно! А я, когда вырасту, тоже научусь колдовать. Про будущее. Как Марк. Правда, Марк красивый? А ты умеешь колдовать?

— Немножко, — я кошусь на Марка.

Вождь выглядит совершенно несчастным. На Шету он старается не смотреть.

— А как ты колдуешь?

— О, я делаю всякие волшебные штучки.

— Штучки? А зачем?

— А я дарю их друзьям, и мои друзья получают мою магию. Она может их защищать, помогать в поисках, дарить удачу. Хочешь, и тебе сделаю?

— Хочу! — глаза Шеты загораются восторгом, — А про что?

— Про что? Ну, хотя бы про то, что когда ты вырастешь, ты сможешь очень хорошо колдовать. Моя штучка поможет тебе учиться магии.

— Хочу! Хочу! — кентаврица чуть не прыгает от восторга.

— Шета! Как ты тут, малышка? Ты почему от меня потерялась? — Уме берет этого взрослого ребенка за руку, — Привет, Рената, Син.

— Я не потерялась, я познакомилась, Уме. А Рената обещала сделать мне волшебную штучку.

— Замечательно! Рената умеет делать очень хорошие волшебные штучки.

— А тебе она тоже сделала?

— Нет пока. Сначала я должна вырастить волшебную жемчужину. А потом Рената сделает волшебную штучку с волшебной жемчужиной. Представляешь, как будет красиво?

— А Риох уже приготовил мороженое? — озабоченно интересуется Шета.

Волшебные штучки с волшебными жемчужинами — это слишком много для ее детского восприятия.

— Не знаю, — улыбается Уме, — Хочешь, пойдем, спросим его?

— Пойдем, — солидно кивает Шета, найдя, наконец, самое важное для себя дело.

Уме дарит нам виноватую улыбку и уводит кентаврицу в сторону кухни. Я смотрю им вслед. Уме была бы хорошей матерью своему сыну, если бы ей дали такую возможность. Но тогда ее сейчас не было бы с нами. Это — к кентаврам не ходи, как говорит Гектор.

Я нахожу его глазами и вздрагиваю. С Гектором явно творится что-то не то. Я знаю его больше трех лет, и он всегда был мне надежным другом. Одного взгляда его теплых лучистых глаз хватало, чтобы вселить в меня уверенность, успокоить. А сейчас они… мертвые. Словно случилось что-то, что лишило его желания жить.

Я кошусь на Сина и вижу, что он хмурится. Тоже заметил?

— Тебе не кажется, что нам надо поговорить об этом с Грэмом? — шепчу я.

— Ты о Гекторе?

— О ком же еще?

Син кивает, и мы начинаем продвигаться поближе к оборотню. Вервольф стоит особняком, подпирая стену. Алена на другом конце зала беседует с саламандрами, и я замечаю, как Грэм время от времени бросает в ее сторону жадные взгляды. Гектор предупредил, чтобы они близко друг к другу не подходили, и оборотни старательно выполняют его наказ.

Заметив нас, Грэм отлипает от стены и делает шаг навстречу.

— Вы обратили внимание? — спрашивает он.

— Есть мнения? — тут же деловито интересуется Син.

— Случилось что-то, о чем мы пока не знаем. Может он для того и собрал нас, чтобы сообщить.

— А я боюсь, что он соврал на счет Марты, — высказываю я свое мнение, — Боюсь не так все с ней малиново. Очень боюсь.

Мои собеседники не успевают ответить, потому что Гектор поднимает руку, и в зале устанавливается тишина.

— Вы все знаете, друзья, что сегодня Библиотеку посетил Ирэльтиль. Я дал ему свой ответ. Велкалион Дебритианна остается в качестве моего возможного приемника и ученика. Бартавиоль отбыл вместе с владыкой. Что касается Анкитиля, то Библиотека любезно предложила ему погостить еще и поближе познакомиться с Серебряной леди. Где находятся их нынешние апартаменты не известно даже мне, но могу заверить, что с ними все в порядке.

Я морщусь от его официального тона. Не должен Гектор так говорить. Не с нами. Мы же все здесь единомышленники! Я вижу, как начинают переглядываться все в зале. Выступление Гектора никому не нравится, но никто не рискует перебивать.

И тут…

— Гектор, как же ты достал своим враньем!

Мы вздрагиваем. Звонкий голосок Лисси полон гнева. На лице Гектора отражается безысходность и смирение. Он врал нам? С какой стати? Это слишком не похоже на Гектора.

— Не слушайте его! — обращается ко всем присутствующим малышка, — Никакой Вел ему не приемник. Он здесь совсем по другой причине!

— Может, уж сообщишь, по какой именно? — мрачно усмехается Гектор, — Даже мне интересно.

— Не твое дело!

— Я с этим не спорю, милая, — Гектор вздыхает, плечи его опускаются, — Все, что происходит в Библиотеке больше не мое дело. Я стал лишним в этом доме.

— Ты дурак, Гектор! — Лисси складывает руки на груди и приваливается к голове Вела, почти утопая в его растрепанной шевелюре, — И никуда ты не уйдешь. Кто станет учить Марту? Это, между прочим, тоже твоя обязанность. Или, по-твоему, приняв должность смотрительницы, она должна во всем разбираться сама?!

По залу пробегает изумленный шепоток, но я успеваю заметить понимающую улыбку Риоха и насмешливо вскинутую бровь Хана. Они знали? Марта — смотрительница? Да что здесь вообще происходит?! Грэм косится на меня и морщится, и я понимаю, что так сильно вцепилась в руки спутников, что запросто могу оставить на них синяки. Сина-то ничем не проймешь, а вот оборотня могу и покалечить.

— Библиотека взяла сегодня на себя эту почетную миссию, — в Голосе Гектора столько горечи, что мне невольно хочется подойти, обнять его и успокоить.

— Библиотека спасала Марту от Анкитиля! И не позвала тебя на помощь только потому, что прекрасно могла справиться сама с этим делом. В то время как у тебя были дела поважнее. И вообще, что ты мог сделать с эльфом, владеющим магией?! Можно подумать, окажись ты рядом, сам бы со всем справился, и тебе не пришлось надеяться на свой дом! Не пытайся все контролировать, Гектор! Есть вещи, которые произойдут и без тебя. Займись своим делом!

— Делом! О, да! Дел у меня теперь по горло!

— А ты сомневаешься?! Ирэльтиль недолго будет идти по ложному следу, который ты ему подкинул. Через несколько часов здесь будет леди Рисс, а в твоем распоряжении семеро магов, чтобы открыть порталы в Пламенные Гроты, Подгорье и Коралловый чертог. Разве не это ты собирался сделать?! Разве защищать Библиотеку от внешних влияний не твоя обязанность?!

— Лисси…

Я вижу, как меняется выражение лица Гектора. Словно ему вдруг снова вернули некую цель, смысл. Медленная неуверенная улыбка появляется у него на губах. Я облегченно вздыхаю и чувствую, как расслабляются Грэм и Синдин.

Гектор проводит рукой по лицу, и улыбка становится ярче.

— Ну что ж, господа, — усмехается он, — Публичная порка пошла мне на пользу. В двух словах объясню, что происходит. Вы знаете, Ан пытался похитить Марту, а Библиотека припрятала их обоих неизвестно где. Я уверен, и Риох, а может и Вел, могут это подтвердить, что ничего страшного с Серебряной леди не произошло. Она где-то здесь, просто это странное место хочет пообщаться с ней приватно и потому никого близко не подпускает. Да, я соврал вам. С того момента, как Марта появилась здесь, я знал, что Библиотека выбрала следующей смотрительницей именно ее. Но события развивались слишком быстро. Марта поссорилась с Ирэльтилем, эльфы сделали ее тайте-айелен и прислали сюда претендентов. Я не хотел ставить их в известность о бесплодности этих шагов. Сегодня утром Ирэльтиль уже дал мне понять, что в случае чего эльфы могут объявить Библиотеку своей собственностью и попытаться захватить. Чего-то подобного я опасался с самого начала, поэтому никому не стал сообщать о предназначении Марты. Среди нас был предатель, а я не знал, кто именно. Пресветлый владыка потребовал, чтобы я отпустил с ним Бартавиоля и Анкитиля, но, как вы сами понимаете, предоставить ему похитителя я не мог. Поэтому я сказал ему, что похищение удалось, и Ан с Серебряной леди сейчас находятся вне пределов Библиотеки. Ирэльтиль наверняка отправит своих псов на их поиски, но очень скоро он поймет, что его обманули. К этому времени мне нужно заручиться поддержкой ваших владык. Поэтому я прошу всех магов собраться с силами, открыть порталы и привести сюда конунга, Огненного эмира и царицу Лилею. Будем держать военный совет.

Вот это я понимаю! Гектор, улыбающийся и раздающий ценные указания — это именно тот Гектор, которого я так хорошо знаю. Кстати, в этом они с Мартой похожи. Оба умеют с милой улыбочкой озадачить всех выше крыши. Это что, необходимое всем смотрителям качество?

— Гектор! — Арианна вскакивает с места, — Лилея пляшет под дудку Ирэльтиля. Она нам не союзник.

— Не беспокойся, девочка, — Гектор улыбается такой задорной улыбкой, что, кажется, молодеет на пару десятков лет, — У меня есть рычаги давления на вашу царицу. И потом, тебе не кажется, что ей пора познакомиться с Уме?

— Но у нас ведь нет Слезы Солнца!

— Это только вопрос времени, Арианна. К тому же, я уверен, что, если не я, то уж леди Рисс наверняка объяснит Лилее, как нам всем нужна новая Жемчужная Песня. Кстати, Рената, мне понадобится твоя помощь. Один хитрый амулет не помешает в случае слишком быстрого возвращения Ирэльтиля.

Ну, вот и до меня очередь дошла.

— Будет сделано, смотритель! — рапортую я, и Гектор грозит мне пальцем.

— Алена, Грэм, а вы сматывайтесь отсюда и побыстрее. Чтоб я вас здесь не видел, когда владыки соберутся.

— Мог бы не напоминать, — ворчит Грэм, — Все равно нам вечером Алениных родителей из Египта встречать.

— Гектор, а тебе не кажется, что мы снова злоупотребляем вратами? — вклинивается Хандариф, — Сколько порталов за последние сутки открывали?

— Знаю, Хан, но сейчас это необходимо. Сами понимаете, господа, у нас очередной кризис. Но все же, давайте подумаем, как в дальнейшем свести наши перемещения к минимуму.

— Гектор, — это уже Алена, — Прежде, чем мы уйдем, я бы хотела осмотреть Шету.

— Попробуй, милая, но не особенно надейся на успех. Мы все будем только рады, если у тебя получится, но, боюсь, Шета не больна. Она заколдована магией генома.

— Мне это уже объяснили, Гектор, но я все же хочу попробовать.

— Гектор, сегодня она не должна этого делать! — возмущенные близнецы стараются привлечь к себе внимание, — Мы выложимся на порталах, а она — с Шетой. А потом или в кому впадет, или проспит неделю. А ей сегодня родителей встречать!

— Понял. Алена, отложим это дело до тех времен, когда наши маги смогут предоставить тебе избыток своей силы.

— Но Гектор!..

— Гектор!..

— Гектор!..

— Гектор!..

— Зря переживали, — хихикаю я, обращаясь к Сину и Грэму, — Вернулся наш смотритель в целости и сохранности. Пошли, Син, получать персональные ценные указания от самого главного. Подожди в коридоре, Грэм, мы пришлем к тебе Алену с мороженым.

Оборотень подмигивает и, сияя довольной улыбкой, скрывается за дверью.

Интерлюдия

Епифания прошла по единственной широкой улице в селе и остановилась на краю площади. Прежде такой нарядный и манящий белый домик священника с розовыми готическими обводами окон и резным палисадом, видневшийся из-за церкви, теперь казался мрачным и угрюмым. Ей снова расхотелось туда идти.

— Доброго тебе утра сестра Епифания! — дородная, всегда веселая и жизнерадостная вдова Перес мимолетно поцеловала большой деревянный крест на груди монахини, а потом материнским жестом приобняла ее за плечи, — Ты пришла к падре Эрнесто?

Обрадованная внезапной отсрочкой, Епифания закивала, расплываясь в счастливой улыбке.

Вдова Перес была немногим старше самой Епифании. Много лет назад, когда девочка только начала приходить к падре Витторио, эта женщина еще не была вдовой, а была счастливой новобрачной. Но потом море забрало ее горячо любимого мужа, и от горя она потеряла своего, не рожденного первенца. Падре Витторио пришлось приложить немало усилий, чтобы возродить в этой милой селянке любовь к Богу и желание жить дальше, но результат превзошел его самые смелые ожидания. Слушая их долгие беседы, Епифания открывала для себя удивительную доброту падре и непостижимую мудрость промысла Господня. Вдова Перес стала для нее первым примером смирения и веры. Но и она для вдовы значила очень много. Именно на этого вечного ребенка изливала одинокая женщина свои нерастраченные любовь и нежность.

— Ты немного опоздала, сестра, — вдова Перес настойчиво подталкивала Епифанию прочь с площади, в сторону своего дома, — Падре недавно отправился к старой Мерседес. Она совсем плоха и уже не может сама приходить в церковь. Так что, если мать-настоятельница не поручила тебе навестить старушку, лучше дождаться, когда он вернется. А я как раз поставила подходить тесто для пеканового пирога. Пойдем, милая, наверно, уже пора ставить его в печь. Как раз, как мы с тобой попьем лимонаду с пирогом, падре Эрнесто вернется, и ты выполнишь свое поручение. Пойдем, пойдем, а то ты в последнее время только во время поста к нам и заглядываешь, и я все никак не могу побаловать тебя чем-то вкусным. А ты ведь любишь мои пироги, я знаю.

Ухватившись, за приглашение, Епифания заспешила за доброй женщиной, вмиг забыв о своих страхах. Лишь однажды обернулась она и взглянула на дом священника, и ей показалось, что темные окна следят за ней недобрым взглядом.

За веселой болтовней ни о чем и сладким пирогом, Епифания не заметила, как солнце поднялось к зениту. Но все хорошее когда-нибудь кончается. Увы, пекановый пирог вдовы Перес тоже не избежал этого правила.

— А вот и падре возвращается, — вздохнула вдова, выглянув в окно, — Не хочешь еще лимонаду, Епифания?

Монахиня сжалась в комок, снова вспомнив, зачем послала ее мать-настоятельница. Уходить от вдовы не хотелось. Но еще больше не хотелось встречаться с падре Эрнесто. Вот только в детском уме Епифании не могло возникнуть и мысли о том, чтобы ослушаться матушку.

Она заставила себя встать, в последний раз прижалась к широкой мягкой груди вдовы Перес, и понуро вышла в жаркий полдень.

Как ни медленно переставляла ноги Епифания, все же, выйдя на площадь, она увидела падре, входящего не в свой дом, а почему-то в церковь.

Жемчужница Уме

— Ты любишь купаться, малышка?

— А можно?

— Если со мной, то можно.

— А у меня тоже вырастет рыбий хвост?

— Нет, милая, но твое лошадиное тело прекрасно умеет плавать. А если что, я помогу.

— Пошли!

Шета выше меня почти на голову, но капризно выпяченная губка и радостный блеск в распахнутых глазах не дают мне поверить, что еще вчера она была взрослой. Не знаю, что тому причиной. Может, дело в том, что я не была с ней близко знакома. Да что там говорить, совсем не была, так поздоровались разок. А может, в том, что мне очень нужно, чтобы рядом был ребенок. Так легче не думать о Гордоне. Я не представляю ее взрослой. Она — дитя. Странное дитя странного мира, но, как все дети, открытая, искренняя и любознательная. Я видела, как кусала губы эльфийка Марта, как плакал большой сильный кентавр Марк, как прятал глаза от Эврида Гектор. Но мне не дано понять их горя. Едва эта новая Шета заговорила со мной, я словно вдохнула глоток свежего воздуха. Я поняла, что нужна ей. Я обрела преданного восторженного друга и знаю, что уж ее-то я не предам никогда.

Взявшись за руки, мы выходим из Библиотеки. Мне хочется поскорее выбраться за пределы огненных маяков саламандр. Знаю, это опасно, но я больше не могу терпеть жар магического огня вокруг себя. Представляю, что было бы со мной, если бы Хан все же поставил купол. Наверное, когда я проживу здесь много лет, я смогу терпимей относиться к чужой магии, но сейчас мне кажется, что я вот-вот начну задыхаться без моря.

Шета скачет, словно жеребенок, радуясь солнечному дню и свободе. Как мало надо ребенку для счастья! Я не могу не улыбаться, глядя на нее. Тяжелый колчан со стрелами смешно подпрыгивает за ее спиной. Она не расстается со своим луком. Говорят, эта девочка была непревзойденным стрелком, но мне с трудом верится, что сейчас она способна натянуть тугую тетиву. Хотя… Дилия объясняла, что тело ее осталось прежним, а помолодел только разум.

Не берегу она сразу бросается в море, поднимая фонтан брызг. А я вдруг останавливаюсь. Я не знаю, что случится, когда мои ноги коснуться воды. Дилия говорила, что трансформация произойдет сама собой в этом мире. Но мне страшно. А вдруг они ошиблись? Вдруг я совсем не та, кого они хотели видеть здесь? Может, я вообще не ундина, а выросший за три дня жемчуг — лишь выдумка старика Дэниела. Но Шета машет рукой и зовет меня к себе. Я обещала, что мы будем купаться вместе. Набрав полную грудь воздуха, я закрываю глаза и делаю шаг.

Легкие мурашки пробегают по всему телу. Хочется поскорее лечь на воду и расслабиться. Ноги уже не держат меня. В последний раз оттолкнувшись этой, ставшей вдруг ненужной частью тела, я бросаюсь в воду и ныряю. Вода словно заманивает меня, хочется плыть и плыть, и я вдруг понимаю, что дышу. Получилось! Со счастливым визгом я выпрыгиваю высоко в воздух, балансируя сильным хвостом. Шета хохочет.

Когда мы вдоволь нарезвились в воде, и кентавричка запросилась на сушу, я рискую оставить ее одну.

— Мне нужно кое-что найти в море, малышка. Ты же подождешь меня? Я быстро.

— Хорошо, — кивает она, делая послушное личико.

— Только никуда не уходи, — грожу я ей пальцем, и Шета смеется.

Арианна говорила, что колония жемчужных устриц располагается совсем недалеко от этого пляжа. Я очень на это надеюсь. Не хочу оставлять Шету надолго. Мало ли, что придет в голову заскучавшему ребенку.

Когда я нахожу небольшой риф с жемчужницами буквально в ста метрах от берега, я просто счастлива. Мне нужно выбрать одну из них. Самую-самую. Я хочу, чтобы моя Слеза Солнца выросла необыкновенной. Но я не знаю, как выбрать. И тогда я начинаю им петь. Здесь под водой я сама не узнаю собственного голоса. Он словно заставляет вибрировать всю гигантскую массу воды. Любопытные маленькие рыбки сбиваются в стайки и подплывают поближе, чтобы послушать. А жемчужницы отзываются легким звоном восторга. Это звучит завораживающе, но я ищу лишь одну, самую чистую ноту, которая споет со мной в унисон. И наконец, я нахожу ее. Она не самая большая и довольно невзрачная, но я чувствую, как тянется она к пробивающимся через толщу воды солнечным лучам.

Иди ко мне, маленькая. Я не сделаю тебе больно, нет. Это не варварский мир людей, где нужно убить одну из вас, чтобы остальные родили жемчужины. Нет, моя хорошая, нет. Я лишь подарю тебе дыхание солнца, а солнце ты подаришь миру сама. Пой со мной, звени, радуйся. Возьми у меня крупинку моей силы и преврати ее в радужный свет. Да, вот так! Теперь у тебя получится! Завтра, да завтра, я приду к тебе, и мы вместе создадим подводное солнце. Нет? Ты не хочешь ждать? Ты хочешь, чтобы оно родилось прямо сейчас? Тогда возьми еще немного моей силы. Давай споем вместе!

На берег я выхожу, держа в ладонях маленькое чудо.

— Шета! — зову я, — Шета! Посмотри, что у меня получилось!

Кентавричка сонно хлопает глазами. Разморило маленькую на солнышке. Но любопытство пересиливает, и она тянется заглянуть ко мне в горсть.

— Ой, бусина! Какая красивая! Ты нашла ее в море?

— Нет, моя хорошая, я попросила одну знакомую раковину вырастить для меня эту волшебную бусину. Правда, мне пришлось помочь ей немного своей магией.

— Здорово! — выдыхает ребенок, восторженно разглядывая переливающуюся и словно светящуюся изнутри жемчужину величиной с голубиное яйцо, — Какая красивая у тебя магия! А я тоже смогу разговаривать с раковинами?

— Не думаю, маленькая. Ты же не ундина. У тебя будет другая, но тоже очень сильная магия. И очень добрая, — добавляю я, вспомнив, что еще недавно Шета была целительницей.

— Это когда Рената сделает мне штучку? А из этой бусины она сделает штучку тебе?

— Да, Рената обязательно сделает из нее волшебную штучку, и тогда целый народ наяд будет очень счастлив.

— А кто такие наяды? — сразу же интересуется почемучка.

Ответить я не успеваю. Резкий порыв ветра почти откидывает меня назад. Огромная тень заслоняет солнце. Я узнаю ее сразу. Прошлой ночью я приняла ее за демона. Тогда я еще не знала, что существуют орлы-оборотни. Сотня мыслей одновременно проносится у меня в голове. Я успеваю подумать, что она не может меня убить, но и я ее убить не могу тоже. Что Арианна и Дилия с ума сойдут, когда узнают, что я нарвалась на такие неприятности, и вообще отправилась к морю только с Шетой, никого не предупредив. Что Бриза не хочет, чтобы была создана новая Жемчужная Песня, а значит, постарается меня похитить, и этого допустить нельзя. А еще она может попытаться отнять мою жемчужину, а я не знаю, возможно ли вырастить новую. Но больше всего меня пугает мысль, что может пострадать Шета.

Я беззащитна. Я никогда не умела сражаться, не умела постоять за себя не то, что физически, даже морально. Но потерять эту смешную девочку я не могу.

Я сама не понимаю, что происходит в следующее мгновение. За миг до того, как когтистые лапы дотягиваются до меня, я словно внутренне взываю к морю, прошу его о помощи. И оно откликается. Мощный водяной смерч взвивается карающей дланью и врезается в орлицу, откидывает ее на порядочное расстояние. Но едва вода отступает, Бриза отряхивается и снова взлетает, готовясь к новому нападению. Я не знаю, что еще можно сделать. Я даже не верю, что море снова захочет мне помочь. А орлица уже заходит в пике, падая прямо на меня.

Чистая, как родниковая вода нота отпущенной тетивы разрезает воздух, перекрывая звоном клекот нападающей птицы. Горячие брызги падают мне на лицо, уже такие близкие, такие различимые глаза орлицы подергиваются дымкой боли и удивления. Я едва успеваю отползти в сторону, как тяжелое тело падает на землю рядом со мной, обламывая своим весом конец кленового древка стрелы.

— Уме? Уме, ты как? Ты видела, у меня получилось! Хан дал мне такие хорошие стрелы! Знаешь, они серебряные!

Я почти не слушаю болтовню Шеты, глядя, как очертания гигантской птицы оплывают, подергиваясь в агонии, истаивают, открывая человеческий силуэт.

У меня начинают стучать зубы. Только сейчас до меня доходит, какой опасности подвергались мы обе.

— Шета, — шепчу я, — Шета, милая… Ты молодец. Ты… ты…

— Ой, смотри, Уме, сколько народу сразу решило искупаться!

Я поднимаю голову. Арианна и Дилия, Хандариф и Дашмир, эльфы-близнецы и очаровашка Вел бегут к нам, увязая в песке пляжа.

— Уме! Цела?!

Амазонки опускаются передо мной, ощупывая, обнимая, смеясь и плача одновременно.

— Уме, как ты могла?! Как ты могла поступить так глупо?! — Дилия тормошит меня, как куклу.

Хандариф подходит к телу и переворачивает его носком сапога.

— Это… это же Бриза, — растеряно произносит он.

— Ранена? — деловито спрашивает Арианна.

— Н-нет… — лицо мага становится испуганным.

— Думаю, мертва, — вставляю я, — Шета ее серебряной стрелой уделала.

Все застывают с ужасом глядя на труп.

— Она… она не… — Дилия почти задыхается.

— Серебряная леди… мертва? — едва шевеля губами, шепчет один из белокурых эльфов.

— Серебряная леди? Марта? — не понимаю я происходящего.

С тихим стоном второй из братьев падает на колени, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.

— Зантар, перестань, — вечная блаженная улыбка Вела кажется мне сейчас нелепой, — Да не умерла она! Просто сняла защиту с врагов Библиотеки.

— Н-но как? Как такое возможно? — тряся головой, спрашивает Хан.

— Я был уверен, что у них получится, — неопределенно отвечает ушастик, — Надо сообщить Гектору, — добавляет он и, не дожидаясь остальных, направляется к Библиотеке своей шаркающей походкой.

Мы растеряно смотрим ему вслед.

Смотритель Гектор

— Ну, здравствуй, девочка, давно не виделись, — я прикрываю за собой дверь.

— Смотритель Гектор! — она нарочито приветствует меня официальным кивком.

— Может, хватит, Лили?

— Не понимаю, о чем вы. Вообще, мне кажется, меня заманили сюда обманом. Хандариф сказал, что именно здесь со мной хочет встретиться Пламенный Эмир. Но, видимо, это всего лишь ваши интриги, смотритель.

— Нет, ваше величество, — что ж, раз она пока не готова говорить нормально, я поддержу ее игру, — Фарияр действительно скоро будет здесь, как и конунг, и леди Рисс.

— Значит, это все же засада, смотритель?

— Нет, ваше величество, всего лишь приглашение на дружеские посиделки.

— И по какому поводу?

— Пусть это озвучат равные вам, миледи.

Она вздрагивает. Я все-таки достал ее.

— Хорошо, Гектор, — вздыхает она, — Я готова тебя выслушать. Только не начинай сначала старую песню.

— Если под старой песней вы подразумеваете мое осуждение вашего неуважения к самой себе, ваше величество, то боюсь, я не сумею сдержать эмоций.

— Ох, Гектор! — она опускается в кресло и закрывает лицо руками.

О боги, я не ожидал, что все так плохо.

— Лили! — я становлюсь перед ней на колени, беру за руки и пытаюсь заглянуть в глаза.

— Не надо, Гектор, — он опускает лицо еще ниже, — Вот именно из-за этого я и перестала навещать тебя.

— Девочка, ты же знаешь, что, как бы я тебя ни судил, я всегда тебя прощаю. И я восхищаюсь тобой, твоей самоотверженностью, твоим желанием изменить жизнь своего народа к лучшему.

— А вместо этого я делаю только хуже.

— Все ошибаются, Лили. Нужно только вовремя признать свои ошибки и постараться их исправить.

— Гектор! — всхлипывает она и, обняв меня за шею, утыкается лбом в плечо.

Я глажу ее по голове и молчу. Пусть поплачет. Уверен, последний раз она позволила себе это в точно такой же ситуации восемь лет назад.

Тогда у нее родился мертвый ребенок от Фарияра. Что поделать, потомки двух таких антагонистичных рас не жизнеспособны. Но Лили была зациклена на волшебной силе саламандр и очень надеялась на рождения сына. Тритон с магическими способностями был ее идеей фикс. Не знаю, сколько веков или тысячелетий прошло с тех пор, как мужчины подводного мира исчерпали свою магию. Может и этому причиной стало равновесие, нарушенное открытием порталов между мирами.

Лет пятнадцать назад, получив престол, юная царица пришла ко мне за исторической справкой. Как и многие она надеялась найти в Библиотеке ответы на свои вопросы. Увы, я ничем не мог ей помочь. Но именно тогда, в беседах и спорах, завязалась наша дружба. Тогда она часто наведывалась сюда и делилась со мной своими идеями. Уж не знаю, почему она так уверилась, что мальчик может родиться магом, если унаследует способности от отца. А для этого он не должен был быть чистокровным тритоном.

Наш мир не слишком приветствует межрасовые связи, а тем более потомство от них. Лили долго искала добровольцев среди своих подруг, но никто из них так и не вдохновился идеей возрождения магии мужчин за счет рождения детей от чужаков. И тогда она решила все сделать сама. Надо отдать ей должное, она была очень осторожна. Меняя консортов чуть ли не каждый месяц, она искусно заметала следы своей связи на стороне. Думаю, я был единственный, кто знал о ее отношениях с Фарияром. В эмире я был уверен. Поначалу, саламандр прибывал в некоторой растерянности от натиска юной ундины, но надо знать отношения к женщинам (тоже, кстати, лишенным магических способностей) в их обществе. Их носят на руках, потакают во всем, выполняют любые прихоти и… ни во что не ставят. Поэтому меня не очень беспокоили ни их связь, ни последующий разрыв. И действительно, по сей день, я, видимо, остаюсь единственным посвященным в их тайну. Впрочем, едва ли Фарияр придает хоть какое-то значение той мимолетной связи.

Ни о беременности, ни о ребенке эмир так и не узнал. Лили разорвала отношения в тот же день, как поняла, что добилась своего.

Ей понадобилось довольно много времени, чтобы придти в себя после той неудачи.

Четыре года назад мы поссорились потому, что она снова вышла на охоту. На этот раз на эльфов. Я честно предостерег ее, что скрыть ребенка от перворожденного отца будет не так-то просто, и она вполне может оказаться в очень неприятной ситуации. Но Лили была непреклонна. В ответ на все мои аргументы она обозвала меня старым перестраховщиком и хлопнула дверью. С тех пор она отдалилась от меня и перестала появляться в Библиотеке, за исключением официальных визитов. А вскоре до меня дошли слухи о ее тесной дружбе с Ирэльтилем.

Наконец она перестает плакать и поднимает на меня глаза.

— Лучше? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Спасибо, Гектор.

— Не за что милая. Ты же знаешь, что всегда можешь придти снова, — в ответ она тяжело вздыхает, — Расскажешь?

— А что рассказывать? Девочка.

— Это я знаю.

— Я и не сомневалась.

— Ты же знаешь, что я спросил не об этом. Что происходит между вами сейчас? Он тебя шантажирует?

— Н-нет… не то чтобы…

— Не то чтобы, но так и есть. А ты совсем запуталась.

— Что мне делать, Гектор?

— Два варианта. Либо пошли его, куда подальше открытым текстом, он все равно ничего не докажет…

— Да, но скандал-то по любому будет. А второй вариант?

— Либо начни свою игру и обыграй его.

— Как у тебя все просто! — горько усмехается ундина.

— Я же не предлагаю тебе играть в одиночку против него. Нас тут легион.

— Ты, Фарияр, конунг и леди Рисс?

— Скажешь, не сила?

— Сила, — соглашается она, но как-то очень понуро.

— Не забывай, на нашей стороне еще Библиотека и Серебряная леди.

— Ну, с Серебряной леди у него как-то сразу не сложилось. А Библиотеке-то он чем насолил? Или Библиотека — это ты?

— Нет, Библиотека — это Библиотека. Очень эмоциональная и, подозреваю, не менее разумная дама. А насолил он ей тем, что собрался объявить эльфийской собственностью.

— Он давно об этом поговаривал, — она кивает каким-то своим мыслям.

— Ох, Лили! Ну что ж тебе столько времени понадобилось, чтобы понять, кто тебе действительно друг?!

— Прости!

Я вижу, что она снова готова заплакать

— Не надо, девочка. Не плачь. Не брошу я тебя, ты же знаешь.

— Ничего не выйдет, Гектор. Фарияр меня презирает, леди Рисс ненавидит, конунгу нет до ундин вообще никакого дела. Да и Серебряная леди, подозреваю, не самого высокого обо мне мнения. Я же не защитила своих девочек приказом, как твои друзья-владыки.

— Зато твои девочки отличились.

— Правда? Они нашли ее?

— Не только нашли, но и привели сюда. И она уже вырастила Слезу Солнца.

— Не может быть! Позавчера Ирэльтиль сказал, что они, вроде бы только напали на след. Он что, обманул меня?

— Они привели ее вчера, Лили. А сегодня она вырастила жемчужину.

— Не смеши, Гектор, так не бывает.

— С этими иномирцами и не такое бывает. К тому же, она, кажется, повелевает водой.

— Что?!

— Ну, смерч она подняла такой, что даже отсюда видно было. Правда, говорит, это у нее со страху получилось.

— Со страху?

— Да, на нее набросилась орлица. Бриза. Она была одной из нас, но оказалась из числа оборотней-заговорщиков.

— Заговорщиков? Среди орлов?

— Лили, милая, ну нельзя же думать только о своих проблемах! Ты же царица, ты просто обязана быть политиком!

— Я совсем растерялась Гектор. Я чувствую, что совершенно перестала контролировать ситуацию в последнее время.

— Да уж! Года четыре как.

— Не начинай! Пожалуйста! Гектор, я сейчас опять не выдержу и заплачу!

— Не надо.

— Так что там с орлами? Что им нужно?

— Автономия, — доносится от двери мелодичный мурлычущий голос, — Они единственные птицы среди нас. А по какому поводу потоп?

— Миледи! — я церемонно кланяюсь львице, — Рад приветствовать вас.

— Врешь, негодяй! Я единственная, кому ты не отправил приглашение, — она капризно поджимает губку.

Ах, мы, похоже, настроены игриво! С чего бы это? Интересно, много ли она услышала из нашей беседы? Впрочем, не думаю. Я почувствовал ее присутствие не больше минуты назад. Почувствовал? Да! Мой дом все еще делится со мной своей магией. Так что хватит рефлексий. Надо ей ответить, по возможности заговорить зубы, чтобы отвести внимание глазастой кошки от заплаканного личика царицы Лилеи.

— Исключительно потому, что не сомневался в том, что вы сами нанесете мне визит, Верховная. Напротив, я постарался пригласить остальных к предполагаемому времени вашего появления.

— Лицемер! Впрочем, я тебя прощаю, поскольку остальные, должно быть, уже здесь. Я встретила Фарияра неподалеку, он собирался помочь с открытием портала в Подгорье и потом присоединиться к нам вместе с конунгом. Но почему такое высокое собрание по поводу заговора в каком-то захудалом клане моего народа? Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, Гектор.

— На этот раз, миледи, я собираюсь просить владык о помощи.

— Ты?! Не смеши меня! Ты никогда не нуждаешься ни в чьей помощи! Слишком горд и самодостаточен, — фыркает она.

Как же вы, оказывается, плохо меня знаете, миледи!

— На этот раз в помощи нуждаюсь тоже не я, а Библиотека.

— Библиотека? А что с ней не так?

Я тяну время в ожидании, пока откроется дверь. Ну, вот теперь все в сборе.

— На основании того, что Библиотека возникла, скорее всего, в результате открытия первых порталов между мирами, Ирэльтиль собирается объявить ее собственностью эльфов. В случае неповиновения, он готов применить силу.

— И где он ее возьмет в нужном количестве? — Фарияр выглядит намного лучше, чем во время своего последнего визита, и меня это очень радует, — Конвент никогда не поддержит такого решения. Леди, Гектор, приветствую всех.

— Господа! — я киваю и жду пару мгновений, пока они рассядутся, потом обращаюсь к Лили, — Как полагаете, ваше величество, какие рычаги давления на Конвент он может использовать?

— Не знаю… — робко начинает она, но я вскидываю бровь, давая понять, что сейчас не время для сомнений, и ундина едва заметно кивает, — Раскачивать Равновесие, насколько я знаю, начал Энгион. После возвращения Рен-Атар, стабилизировалась ситуация в Подгорье. Если и были какие-то еще диверсии против других нардов, мне об этом не известно, — леди Рисс тихо хмыкает, — Что касается ундин, то о Жемчужной песне вы все знаете. Ирэльтиль обещал мне помочь найти ее, но едва ли можно найти то, что было уничтожено. Так что конфликт с оборотнями — единственное, что мне известно.

— Не будет никакого конфликта, — решительно заявляет кошка, — С орлами я разберусь. Кстати, Гектор, что там с моей активной подданной? Вам удалось ее поймать?

— Она мертва, миледи, увы.

— Мертва?! — я вижу, как ужас и недоумение проступают на лицах Фарияра и львицы.

— Леди Маргарита? — нерешительно спрашивает эмир.

— Нет, застрелила ее Шета, Серебряная леди всего лишь сняла свою защиту.

— Сняла?!

Что ж, мне удалось их удивить. Я вздыхаю, готовясь выложить им все. Время тайн прошло. Пусть и они подумают, что нам делать. Еще четыре умных головы на ее стороне Библиотеке не помешают. А дураки не правят своими народами на протяжении столетий, не так ли?

Серебряная леди Маргарита

Ан заснул, а я не могу. То ли спала прошлой ночью слишком много, убаюканная окружавшим меня теплым светом, то ли внутреннее беспокойство, не покидающее меня в этом странном месте, гонит сон прочь. Да и время ли сейчас спать? Ночь ли? Никогда мне, наверное, не подчинить себе магию времени. Не умею я его чувствовать.

Остается сидеть, привалившись к стене, и думать. О чем? Да все о том же: где мы? Хотя, где мы, я, пожалуй, знаю. Все еще в Библиотеке. Именно она держит нас в этом странном комфортабельном плену.

Ну, не совсем комфортабельном — кроватей здесь нет, хотя пол такой мягкий, что лежать на нем вполне удобно. Но нас кормят. Хорошо кормят, вкусно, стряпней, судя по всему, Риоха. Да, пожалуй, потому что я лично к тому рагу добавила бы щепотку сушеной кошачьей мяты, а гоблину этого не понять.

Еда появилась минут через двадцать после того, как мы с Аном поняли, что проголодались. Я как раз успела стереть все портреты, когда не шум, а легкий ветерок, дал понять, что заработал какой-то механизм. Не технический, конечно, а магический. Техника бесшумно не работает. Тогда мы увидели нишу в стене, а в ней подносы со снедью. Обеденный стол обнаружился в дальнем конце зала. Не знаю, был ли он там раньше или появился вместе с угощением. Подносы с грязной посудой я позже убрала обратно в нишу и даже не заметила, как они исчезли.

Потом нас покормили еще раз. Может, именно из этого Ан сделал вывод, что пора на боковую. Типа, завтрак, обед ужин, если учесть, что позавтракали мы еще, как все нормальные люди.

Итак, морить голодом нас не собираются, убивать простудой тоже. Разве что, скукой с ума сведут, но от этого не умирают. Но нас и не выпускают. Почему? Лично я вижу два логичных объяснения. Первое: что-то еще мы здесь не сделали. Но что? Рисунки я стерла, а больше заняться совершенно нечем. Как ни странно, идея нацарапать на столе проход в кабинет Гектора меня больше не вдохновляет. Нельзя хлопнуть дверью перед носом гостеприимного хозяина. Некрасиво как-то. Да и стол жалко. Почему-то мне кажется, что он пока не исчерпал всех своих сюрпризов. И потом, если я нарисую проход, Ан потащится за мной, а я еще не настолько его простила, чтобы помогать с побегом. Даже если я выберусь, пока он будет спать, стол — это вам не лист бумаги, за собой его не уволочь, так что придется проход оставлять открытым. К тому же, рисовать-то я умею, а вот какой из меня резчик по дереву получится — это еще бабушка надвое сказала. И еще. Каждый раз, когда нам подавали еду, я думала о том, чтобы спереть что-то из столовых приборов, но так и не смогла заставить себя сделать это. А это показательно. Нет, не время пока создавать свой выход отсюда. Так что же еще такого сделать плохого? Что здесь еще вообще можно сделать? Нет, не вижу решения.

Ну, и второй вариант: нас убрали с игрового поля. Зачем-то надо, чтобы там, во внешнем мире (или мирах) события развивались без нашего участия. Тогда нас просто отсюда выпустят, когда придет время. Или не выпустят, а сами уйдем. Опять же, мне все надоест, и я нацарапаю проход на столе. Проблема в том, что при таком ритме существования все может надоесть мне очень быстро. Скучно же!

Я встаю и снова иду бродить по огромному залу. Я точно знаю, что ничего, кроме двух столов и трех стульев в нем нет. Мы с Аном уже обошли все пространство по периметру, по диагоналям и по спирали. Пусто. И двери нигде не предусмотрены. Нет здесь дверей. И окон тоже нет. А свет льется отовсюду, но больше не слепит и не застит обзор. И больше ничего. Ну, еще на письменном столе лежит пустой альбом и почти стертый ластик. Я бы сейчас порисовала…

От этой мысли я вздрагиваю. Желание настолько сильное, что я даже удивляюсь. Я уже и забыла, как это бывает. Нет, это не то ощущение настойчивого присутствия странных образов, как я думала тогда, подсознания. Это именно изнутри. Это я хочу рисовать, а не кто-то меня об этом просит.

Я сама не замечаю, как оказываюсь возле стола с альбомом. Взгляд притягивает слабый блеск на тумбе. Ключ! Ключ в скважине ящика! Не было здесь никакого ящика еще час назад! Тумба была — резная и монолитная — а ящика в ней не было! Я с опаской поворачиваю ключ и тяну ящик на себя. Если сейчас там обнаружится пирожок с надписью "Съешь меня", отрублю Анкитилю голову. Лифчиком. И использую ее в качестве мяча для королевского крокея. Кто скажет, что мы с ним не провалились в кроличью нору, пусть первый кинет в меня камень. Так что плевать на бритву Оккама, будем умножать сущности до полного сюрреализма.

И все же я зажмуриваюсь, не рискуя сразу заглянуть в таинственный ящик. А когда, наконец, открываю глаза…

Я понимаю, что плачу. Это глупо, но я, кажется, в жизни не была так тронута. Кто бы ни был нашим тюремщиком, мои желания он чувствует или предугадывает. И исполняет с галантностью влюбленного кавалера. А еще мне дают понять, что я — не пленница. Теперь ничто не может помешать мне уйти отсюда хоть сейчас, но в подарке таится намек на просьбу не торопиться с принятием этого решения.

Я даже не сразу рискую прикоснуться к ним, лишь жадно пожираю глазами выложенные по спектру цветные карандаши. Потом все же протягиваю руку и достаю из маленького отделения угольный.

Страницы альбома чисты настолько, что сейчас уже и не поверишь в существовавшие на них еще утром портреты. А чистый лист это… Я не знаю, как объяснить. Тот, кто этого не испытывал, никогда не поймет. Чистый лист — это дверь, которую можно открыть куда угодно. У меня всегда немного захватывает дух от предвкушения, я до последнего момента не знаю, что появится на белой бумаге, когда ее коснется карандаш, какой мир приоткроет завесу тайны своего существования. Или чей. Я никогда не стараюсь нарисовать черты лица. Они складываются сами, похожие, узнаваемые. Я стараюсь увидеть мир, скрытый за ними. Наверное, у меня получается, потому что иначе, как бы я защищала жизни. Меня манят и захватывают волшебные миры волшебных существ. Может, я не умею рисовать людей потому, что они никогда не казались мне достаточно интересными?

Я дергаюсь, только сейчас понимая, чье лицо проступает из размашистых беспорядочных линий. Я вижу. Я знаю. Я чувствую. До каких пор ты собираешься обманывать себя, Марта? Не интересны?! Твои мысли, все время сворачивающие в одном и том же направлении, говорят совсем о другом. Твои руки больше тебя жаждут прикоснуться к этому лицу, лучше тебя знают каждую его черточку. Твое сердце, не спрашивая тебя, сбивает ритм, воспринимая печаль и усталость этих лучистых серых глаз, как свою собственную. Ты рисуешь человека, Марта. Человека, о котором не можешь не думать, не можешь не хотеть. И уже не можешь не любить. Как глупо… Как прекрасно и… грустно. Магия генома не действует на людей. Этот портрет никогда не появится в длинной галерее моих работ. Он не защитит от удара в спину жизнь, ставшую мне такой дорогой. А может это и не портрет вовсе. Это портал. Портал для меня одной в душу этого удивительного человека. Может, я вру самой себе. Может, я лишь придумываю, что именно такой взгляд связал нас в те несколько мгновений, пока Марк приходил в себя. Но это ложь во спасение. Здесь и сейчас эта ложь спасает меня от необдуманных действий и поспешных решений. Здесь и сейчас, я думаю не о себе, не о миссии, добровольно взваленной на плечи, не о друзьях и даже не о Гекторе. Здесь и сейчас я думаю о Библиотеке, подарившей мне и этот мир, и друзей, и будущее, и любовь. Как сказала Рената, Библиотека — главное место двух миров, а Гектор главный в этом месте. Точка свершения, определяющая судьбы, и гарант равновесия. В его глазах усталость и неверие в завтра. В завтра для себя самого, но в то же время решимость бороться за это самой завтра для всех остальных. Я не знаю, почему судьбе было угодно, чтобы именно человек, самое беззащитное существо этого мира, оказался распятым на кресте прицела великих перемен. Но глядя на оживающие под карандашом черты я мечтаю лишь о том, чтобы забрать у него эту ношу, дать ему свободу быть самим собой. Пусть это буду я — не он! Я сильная, я выдержу. Я уже столько всего выдержала в той, прошлой своей жизни, и в этой новой я не собираюсь становиться кисейной барышней и жить в золотой клетке Сентанена. Тем более теперь, когда, наконец, смогла оценить переполняющую меня силу. Я смогу. Я не сломаюсь. Я готова принадлежать Библиотеке безраздельно, если это даст ему свободу и право просто жить. Разве он не заслужил этого, посвятив всего себя этому месту? Разве не пора дать ему, если не отдых, то хотя бы веру в лучшее? Нет, я не лгу себе, я просто не знаю, что было в том взгляде, связавшем нас на несколько драгоценных секунд. Но я знаю, что это было лишь вероятностью, которой он никогда не позволит свершиться, пока груз сросшейся с судьбой ответственности не упадет с его плеч. И еще знаю, что пока принять этот груз некому. Ведь он не видит своего приемника в Велкалионе, а других просто нет. Поэтому, пусть это буду я. По крайней мере, Библиотека — именно та сила, которая сможет направить мою неуемную энергию в мирное русло. Я знаю, он не бросит меня, он подставит плечо, и он будет точно знать, как именно нужно это сделать. Это только я по своей глупости бешусь от бессилия и беспомощности, выплескивая стремление помочь в свои нелепые фантазии.

— Марта!

Я вскидываюсь, начиная в панике оглядываться по сторонам. Хотя, зачем оглядываться? Этот голос звучит не вне, он в моей голове. Совсем, как тогда, когда я поддалась искушению и наделала столько глупостей. Хотя… это совсем не тот голос. Даже не похож. Я вообще не могу определить, какой он. Он бесплотен. Или это уже сумасшествие? А был ли голос? Или просто ощущение того, что кто-то меня позвал?

Я встряхиваю головой, отгоняя наваждение, и смотрю на рисунок. Господи, я это сделала! Я нарисовала человека! Гектор…

— Марта!

Я больше не вздрагиваю. Это я сама себе напридумывала эти голоса. Нет никаких голосов, и точка! Да и не голос это, нет, совсем не голос… Только странное чувство, что кто-то ждет от меня ответа. Гектор? Зовет меня? Думает обо мне? Не хочу предполагать! Нет! Хватит, Марта! Сама знаешь, у тебя прекрасно получается принимать желаемое за действительное. Гектор — смотритель, он должен знать, что ты все еще в Библиотеке. С какой стати ему тебя звать? У него что, других забот нет? И когда он меня поцеловал, у него тоже других забот не было? Черт, о чем я только думаю!

— Марта!

А вот тут меня начинает трясти. Это уже не ощущение или иллюзия. Это он, голос, который я ни с чем не спутаю. Бархатный, манящий, ненавистный. Мозг взрывается желанием убивать, а тело вспыхивает сексуальным возбуждением. Нет! Нет! Нет! Я же убила тебя!

— Марта, не бойся! Это магия Велкалиона, без нее ты меня не слышишь.

Магия Велкалиона? Этот голос не принадлежит Энгиону? Он действительно мертв? Велкалиона?! Вела?! Ушастого батана-обаяшки?!

Я чувствую, как заливается краской лицо. Это чудо природы может ТАК на меня действовать?! Ужас какой! Марта, возьми себя в руки немедленно!

— Вел? — хрипло переспрашиваю я почему-то вслух.

— Нет. Только его магия. Ты действительно готова, Марта?

— Готова к чему? — теряюсь я.

Ни фига себе! Кому это я дала понять, что к чему-то готова? Бред какой-то.

— Готова взять на себя груз ответственности и нести его, если понадобится, всю жизнь?

Ответственности? Какой на фиг ответственности?! За кого?! За что?! Да я же безответственна по определению! Я же даже в Энгиона влюбилась именно из-за своей безответственности!

— Ты готова освободить Гектора, Марта? Для мира, для жизни… для себя?

Гектора? А Гектор-то тут при чем? Освободить Гектора?.. Но это же… Кто бы ни говорил со мной сейчас, он что читал мои мысли?!

— Мне нужен друг, Марта. Не служитель. У меня было много служителей. Даже Гектор долгое время оставался лишь служителем, пока сам не понял, что хочет стать другом. И теперь я не соглашусь на меньшее. Но Гектор — человек, он слаб. Мне нужен наделенный силой эльф, но не обычный, погрязший в собственной спеси. Мне нужен эльф, умеющий быть человеком. Мне нужна ты, Марта, и поэтому ты здесь. А Гектор слишком устал, чтобы поверить в перемены и принять их. Ему пора на покой. И ты права, он не предаст меня, пока не будет уверен, что передал эстафету ответственности и дружбы. Ты готова стать мне другом, Марта? Таким же, как я тебе.

Догадки, мелькающие в голове, одна нелепей другой. Завораживающий голос Вела (будь она не ладна, эта его магия!) не дает сосредоточиться. Но почему-то я знаю, что не могу спросить собеседника, кто он. Это… это разочарует его. Я и не хочу спрашивать. В глубине души я знаю. Просто не могу поверить. Как всегда. Я никогда не умела верить в хорошее. Будьте осторожны в своих желаниях… Это ведь я сама всего несколько минут назад просила и об ответственности и о ноше. Они не нужны мне, но и Гектору они не нужны тоже. И он… она… оно… знает это. И еще я только что получила изначальную гарантию того, к чему Гектор шел всю жизнь. Так не уже ли я теперь струшу?!

— Я готова!

Я говорю это громко, и голос мой усиливается бьющимся под высокими сводами эхом.

— Спасибо, Марта. Теперь ты всегда услышишь меня.

Я облегченно вздыхаю, поскольку это снова лишь ощущение, а не проделки ушастой провокации.

Интерлюдия

Преодолев несколько ступеней, Епифания остановилась перед высокой стрельчатой дверью. Достаточно было толкнуть ее, чтобы оказаться в широком проходе, ведущем прямо к алтарю. Но руки вдруг потяжелели, словно не желая подчиняться приказам мозга.

Епифания оглянулась на площадь. Проведя в праздности утро с вдовой Перес, она не заметила, как наступило время сиесты. Поселок словно вымер. Никто не видел одинокую монашку, застывшую у входа в церковь. Ей захотелось немедленно убежать отсюда, вернуться под прохладную сень обители, или хотя бы спрятаться в душистой кухне вдовы. Но мать-настоятельница велела отнести книги и записку падре Эрнесто. Вздохнув, Епифания собралась с силами и толкнула дверь. Та тяжело поддалась, открываясь лишь на четверть, и монахиня скользнула внутрь, ожидая увидеть едва освещенный лампадами неф. Дверь, насмешливо скрипнув, предательски закрылась за ее спиной.

Епифания застыла. Алтарь пылал свечами, высоко вскидывающими ослепительные белые язычки пламени. Но не ярко освещенный алтарь, больше похожий на капище, где происходят огненные жертвоприношения, чем на место поклонения Христу, заставил Епифанию юркнуть за одну из скамей и спрятаться, затаившись.

Падре Эрнесто на счастье стоял к ней спиной, и Епифания не видела, куда был обращен его взор, но странные безумные слова явно не были адресованы Господу.

— Ты отродье сатаны! — кричал на кого-то падре, и вдруг голос его сорвался на визг, — Уйди с креста! Уйди со святого креста, демон! Нет! Нет! Я не желаю тебя слушать! Ты не от Бога! Ты не можешь быть от Бога!

Как бы ни была напугана Епифания, но любопытство взяло верх. Уж слишком невероятными и богохульными были слова, звучавшие в доме господнем. Затаив дыхание, стараясь не издать ни звука, она немного приподняла голову.

Размахивая стихарем, как кухарка полотенцем, падре Эрнесто гонялся за чем-то, что, судя по всему, летало в воздухе. Епифания ничего не видела, но, судя по репликам падре, у него был оппонент, не только прекрасно различимый, но и ведущий некую полемику.

Если бы в недалеком уме Епифании могло храниться длинное слово "галлюцинация", если бы она хотя бы догадывалась, что так обеспокоивший матушку телефонный звонок был от доктора, который лечит мозги, она бросилась бы прочь, неся горестную весть о безумии падре Эрнесто. Но уловив лишь отдельные слова из нелепого монолога священника, Епифания решила, что стала свидетелем видения ангела господня, которому злой падре Эрнесто совершенно не рад. Приподнявшись, вытянув шею, она старалась рассмотреть то, что рассмотреть было в принципе невозможно.

— Это не твое дело! — кричал между тем святой отец, — Я их прогнал! Их больше нет! И волка… И эту мерзкую девку-лошадь! Ее больше нет! Она вообще не рождалась! Я стер саму память о ней! Они лезли в мои мозги! Эта девка! Ненавижу! Я ненавижу ее! Она не создание Господа! Демоница! Демоница! Шлюха! Шлюха, как и ты! Убирайся! Все зло от вас, блудниц! Если бы не эта девка, волк бы меня не нашел! Я убил его! Он тоже демон! Я убил демона! Ты тоже демон! Я убью тебя! Я уничтожу тебя! Я всех вас уничтожу!

Тут взгляд падре Эрнесто скользнул вслед за невидимой целью и опустился ниже. Глаза его встретились с глазами Епифании. От страха монахиня забыла не только как двигаться, но и как дышать.

— Еще одна! — прошипел падре, — Еще одна демоница! Шлюха!

Медленно он начал приближаться к застывшей женщине.

Целительница Елена

— Успокойся, пожалуйста! — Грэм обнял меня за плечи и прижал к себе, — Не убьют же они тебя, в самом деле. Или меня, — добавил, хихикнув.

— Тебе легко говорить! — пробурчала я, — Ты не видел отца тогда, когда он в первый раз понял, что я перекинулась.

Мы стояли в толпе встречающих, прижавшись друг к другу, готовые к самому худшему. От этой первой встречи с драгоценными предками я не ждала ничего хорошего. Я слишком хорошо помнила, как отреагировал отец на мое первое превращение и появление Грэма в нашем мире. И хотя сейчас все было по-другому, никто о Грэме не беспокоился и не искал, но я предполагала, что известие о том, что я собираюсь жить в другом мире, их не порадует.

— Может, отойдешь в сторонку, чтобы они тебя не сразу заметили? — с тоской спросила я.

— Нет, — решительно пресек мою паническую попытку Грэм и, помолчав, добавил, — Мы вместе, Елена.

Мы вместе. Для него это стало чем-то вроде кредо и молитвы одновременно.

Еще вчера я бы гордо вскинула голову от этих слов. Но сегодня у меня было такое чувство, что я за сутки постарела на пару десятков лет. Я могла его потерять. Если бы это случилось, я бы не выжила. Вчера, при мысли о встрече с родителями, меня охватывал веселый азарт самоутверждения, желание доказать свое право на собственную жизнь. Сегодня мне уже не хотелось никому ничего доказывать. Зачем, если все уже доказано самой себе. Для меня не могло существовать иной жизни, кроме как с ним и со своим народом. Ну, еще с этой разношерстной компанией фейри, как называл их кентавр Марк, которая сейчас обреталась в Библиотеке. Предстоящий нелегкий разговор с предками нужно было пережить. Он ничего не изменит. Я уже приняла решение. Но я знала, что причиню им боль, и от этого было неуютно.

Наконец, начали выходить пассажиры их рейса, и меня невольно охватило это глупое возбуждение и желание поскорее высмотреть своих в толпе. Я даже начала тянуться вверх и подпрыгивать, чтобы видеть поверх голов, и ненароком скинула с плеча руку Грэма. Его немного оттеснили от меня, но я не придала этому значения.

— Аленка! — мама увидела меня и замахала рукой, обрадовавшись, заспешив.

Я видела, как просиял отец и тоже начал поднимать руку для приветствия. Но тут, отпихнув кого-то плечом, Грэм снова протолкался ко мне, и я почувствовала на макушке его теплое дыхание. Ему, разумеется, совершенно не было нужды прыгать и вытягиваться — и так длинный. Мама почти побежала, а отец на мгновение сбился с шага. Рука его так и застыла в нелепом незавершенном жесте, улыбка приклеилась к лицу, забытая и потому неестественная, а в глазах отразилось изумление, смешанное с отчаяньем.

— Аленка, девочка моя! Какая ты у меня стала красавица! — мама сгребла меня в охапку, и я вдруг поняла, как же я по ней соскучилась. Нет не за две недели, пока они отдыхали. А за два года моей почти самостоятельной студенческой жизни. Я прижалась к ней, но вздрогнула, услышав холодный, помертвевший голос отца.

— Ты вернулся.

— Я обещал, — решительно ответил Грэм, явно не собираясь сдавать позиций.

— Да.

— Алена? — мама перевела взгляд на Грэма, — Я, кажется, вас знаю.

— Меня зову Грэм. К вашим услугам, мадам, — он слегка поклонился и небрежно подхватил чемоданы.

Я с трудом сдержала смешок. Маму он только что купил с потрохами. Вот только знала бы она, кто он на самом деле! И кто я.

Мне вдруг стало интересно, а догадывалась ли она когда-нибудь, что отец — не обычный человек.

— Аленка? — мама дернула меня за руку и вопросительно подняла бровь.

Я вздохнула. Как-то мне не пришло в голову, за мыслями о предстоящем нелегком разговоре с отцом, что чисто женского допроса с пристрастием от мамы тоже не избежать. Она продолжала сверлить меня взглядом. Я, в общем-то, не собиралась ничего от нее скрывать, но вываливать всю информацию стоя в толпе в аэропорту…

— Я его люблю, — сказала я просто.

— А он тебя? — голос ее пока не потеплел ни на градус.

— Он же вернулся почти через четыре года, хотя в прошлый раз отец его, считай, что выгнал.

— Ясно… — она задумалась, явно пытаясь припомнить, при каких обстоятельствах встречалась с Грэмом раньше, и вдруг воскликнула, — Господи! Черные брюки!

— Что?!

— А я-то думала тогда, ты старалась для Кирилла!

До меня не сразу дошло, что она имеет в виду, а когда дошло, я расхохоталась. И мне сразу стало легче.

— Знаешь, самое смешное, что черные брюки действительно были для Кирилла! Но появился Грэм, и это перестало иметь значение.

— Вот так сразу?

— С первого мгновения.

Она кивнула, но не мне, а каким-то своим мыслям. Есть все-таки чистый плюс в ненормальности моих предков. Другая мамаша уже выясняла бы животрепещущие вопросы о происхождении, роде занятий и финансовом положении избранника своей единственной дочери.

Мы вышли из здания аэровокзала, и я принялась искать глазами ушедших вперед мужчин.

— Хотела бы я знать, что так не нравится твоему отцу.

Я проследила за маминым взглядом. Отец с Грэмом стояли возле такси. Чемоданы, судя по всему, были уже загружены в багажник, а шофер терпеливо курил неподалеку. Мужчины не разговаривали, но аура противостояния клубилась вокруг них черной тучей.

Заметив нас, Грэм галантно распахнул заднюю дверцу машины. Мама села первой, а я приостановилась, пропуская отца вперед. Он склонился, садясь, и пристально посмотрел мне в глаза. Я ответила ему не менее хмурым и решительным взглядом, на мгновение, словно невзначай, прислонясь к любимому. Я будто бы хотела немного позаимствовать его силы и испытала облегчение, почувствовав, как он легко чмокнул меня в макушку.

— Саша… — начала, было, мама, едва машина тронулась с места, но отец обрубил любые дорожные беседы.

— Дома поговорим, — буркнул он, сверля взглядом затылок Грэма.

С переднего сидения послышался тихий то ли рык, то ли смешок моего волка.

— Мам, пап, вы голодные? — поинтересовалась я, едва мы вошли в квартиру.

— А где собаки? — недоуменно спросила мама.

— Ждут, пока Грэм разрешит им выйти и поздороваться, — усмехнулась я.

Из гостиной тихо заскулила Мулька, а Грэм пожал плечами. Словно почувствовав его одобрение, псы выскочили в прихожую. Пока они обпрыгивали и облизывали предков, я собралась пройти на кухню, чтобы разогреть ужин.

— В комнату! — приказал отец, поймав меня за руку, — Потом поедим.

Мне почему-то показалось, что он не слишком уверен, что эта трапеза нас вообще ждет. Я пожала плечами. Грэм крепко обнял меня за талию, мы протиснулись мимо собак, родителей и чемоданов и, не сговариваясь, двинулись к дивану. Мы вместе.

Следом вошла мама и уютно устроилась с ногами в кресле, скинув туфли прямо на ковер. Отец остановился посреди комнаты, посмотрел на нас, хмыкнул, посмотрел на маму, сложил руки на груди.

— Ну, что ж, Ната, думаю, нужно представить Грэма по всем правилам, — он пристально посмотрел на жену, — Этот молодой человек — оборотень-вервольф и маг-трансформатор. Если у него есть еще какие-то титулы или обязанности, то я не осведомлен.

Я опешила. Как-то не приходило мне в голову, что он может вывалить на маму такую, мягко говоря, невероятную информацию единым махом. Грэм хмыкнул. Мама вскинула бровь, тоже сложила руки на груди и уставилась на отца, всем своим видом демонстрируя, что готова слушать любую ахинею, пока тот не будет готов говорить по делу. Отец вздохнул, покосился на нас, но продолжил.

— Что касается нашей дочери…

— Оборотень-вервольф и величайшая целительница всех времен и кланов, — перебил Грэм.

— Величайшая? — мама с любопытством посмотрела на него.

— До сих пор считалось, что никто не может противостоять бешенству оборотня, — спокойно ответил мой волк, а отец вздрогнул и тихо застонал.

— Только не говори мне, что уже проверяли, — процедил он сквозь зубы.

— Так вышло, — пожал плечами Грэм и еще теснее прижал меня к себе.

Разговор вышел долгим, но гораздо более спокойным, чем я предполагала. И обороты отец сбавил сразу после того, как мы сообщили ему, что есть шанс, что наведываться погостить мы сможем. К тому же, проход в клинику мог гарантировать наши встречи хотя бы в волчьей ипостаси. Ну и письма можно научиться от руки писать, а потом в зубах приносить. Представив эту картинку, мы с Грэмом захихикали, и даже родитель не сдержался и фыркнул. Мама долгое время была уверена, что мы все дружно ее разыгрываем. Грэму даже пришлось удалиться в ванну, чтобы раздеться и провести наглядную демонстрацию. Когда огромный волк устроился на диване возле меня и щенячьим жестом боднул мою ладонь, мама на мгновенье нахмурилась, но, судя по всему, даже это не произвело на нее должного впечатления. У меня вообще возникло нехорошее подозрение, что, в отличие от отца, ее больше интересует то, что происходит между нами, а не иномирское происхождение моего избранника.

В какой-то момент мы перекочевали на кухню и все же поужинали. К моему удивлению, по мере того, как открывались подробности наших перспектив и событий последней пары недель, мама все больше успокаивалась и приходила в хорошее настроение. Единственный раз я заметила на ее лице искреннее возмущение, когда до нее дошло, что милые американцы Марго, Зак и Кен на самом деле были эльфийскими лазутчиками. Впрочем, ее тут же заинтересовало, где они теперь, и скоро ли она сможет снова с ними встретиться. А так она в основном, отмалчивалась, предпочитая слушать.

Наконец, когда поток информации, вопросов, ответов, упреков и наездов себя исчерпал, все примолкли.

— Ната, — неуверенно заговорил отец, — ты очень шокирована?

— Ну что ты! — легкомысленно отмахнулась родительница, — Что ты у меня необыкновенный, я всегда знала. А рада ли я за Аленку, я пока не решила. Хотя, если честно, немного ей завидую.

— Завидуешь?!

— А что такого? Она всю жизнь только сказки и читает, а тут перспектива оказаться непосредственно в гуще событий. Если все это правда, разве я могу посоветовать дочери упустить такой шанс?

— Ната, Ната… — отец покачал головой и улыбнулся.

Грэм фыркнул и уткнулся носом мне в волосы. Он вообще на протяжении всего вечера не отлипал от меня: хоть плечом, но касался, а так старался обнять или взять за руку. Даже когда я встала помыть посуду, он тоже поднялся, продолжая говорить с отцом, и вытирал тарелки, упираясь своим бедром в мое. Я все ждала, когда ж матушка не выдержит и отпустит шпильку по этому поводу. Но она так и не отреагировала, хоть и ловила глазами каждое его движение.

И вот все было сказано, на дворе была глухая ночь, отец поднялся, давая понять, что пора бы на боковую, и я зависла: а что теперь? Вот так просто взять и увести его в свою комнату? Стелить ему на диване глупо, а выдержат ли родители еще и такую новость, я сомневалась. Или уйти с ним вместе в гостиницу? Тоже вроде как демонстрация. Но я точно знала, что не оставлю его.

И тут тренькнул мобильник. Грэм удивленно хмыкнул и полез в карман.

Даже мне были слышны панические крики на том конце. Я пристально смотрела на любимого, но он лишь хмурился и ничем не давал мне понять, что происходит.

— Подожди, не шуми ты так! Ты уверен, что сам их не перекладывал?.. А я откуда знаю, зачем подменили!.. Подожди, ты где сейчас? Приезжай к Марте, мы тоже подойдем. И привози все туда, ради богов! Там же Кант с Зантаром по всей квартире магических охранок понатыкали. Да еще Рената постаралась. Тоже мне, нашел безопасное место — сейф! — он отключил телефон и посмотрел на меня, — Елена, нам надо идти.

— Я поняла, — я кивнула, — Что случилось-то?

— У Павла пропала часть наследства. Он сдуру перевез все к себе домой и спрятал в сейфе. А теперь там часть листов чистые. Причем жена говорит, что в дом вообще никто посторонний не заходил.

— Значит…

— Вот именно. А кроме нас здесь сейчас никого нет. И раньше, чем дня через три не будет, я думаю.

— Но это же не по нашей части, Грэм. Что трансформатор и целительница могут сделать?

— Пашу поддержать морально, — усмехнулся он, и посмотрел на моих предков, — Простите, но это действительно важно.

— И далеко вы собрались? — нахмурился отец.

— Все относительно, пап, — я невольно хихикнула, — Расстояния, они, знаешь ли, тоже магии поддаются. Но ты не волнуйся, мы ненадолго. Как уйдем, так и вернемся.

Грэм уже принес рисунок из моей комнаты и крепил его к стене. Родители с любопытством следили за этим действом.

— Пап, — я протянула ему ластик, — когда мы уйдем, сотри один штришок, чтобы портал закрыть. Только аккуратно, чтобы потом опять легко дорисовать было.

Отец недоуменно пожал плечами, но в этот момент засиял проход, и он тихо охнул.

Я взяла Грэма за руку, готовясь уйти.

— Минуточку! — прозвучал вдруг строгий мамин голос.

Мы обернулись. Мама встала из-за стола и гордо прошествовала к нам. Уткнув в грудь Грэму наманикюренный пальчик, она воззрилось на него снизу вверх, но при этом было такое ощущение, что она вполне способна растоптать моего волка одной пяткой.

— Значит так, юноша. Если я когда-нибудь узнаю, что вы любите мою дочь хоть чуть-чуть меньше, чем она вас, или тем паче, что вы ее обидели, я не посмотрю на все эти другие миры и порталы. Я до вас доберусь. И мало вам тогда не покажется.

— Ведь действительно доберется, — тихо пробормотал отец.

— Мадам! — Грэм сложился почти вдвое и поцеловал маме руку, — Клянусь, я никогда не дам вам повода для подобных сомнений. У меня нет никого в этой жизни, дороже Елены.

— Ну, вот и славно! — совершенно спокойно заявила мама и промаршировала в комнату, — Не задерживайтесь надолго, возвращайтесь хотя бы к обеду, — донеслось до нас уже из прихожей.

Мы все трое понимающе переглянулись.

Смотритель Гектор

Пробуждение приносит ощущение, что что-то произошло. Не в мире, не в Библиотеке. Со мной. Странное. Я потягиваюсь и понимаю, что нигде ничего не болит и руки-ноги, вроде на месте. К тому же я, как ни удивительно, отдохнул. Хотя, чему удивляться? Все правильно, я заснул не под утро, как в последние несколько дней, а еще до полуночи. Вот и все странности. Забыл уже, что значит нормально выспаться.

Но ощущение не проходит и позже, когда я спускаюсь на кухню к завтраку. А я, оказывается, проспал все на свете. Риох сообщает, что все уже давно встали и заняты своими делами. Мне становится немного стыдно. Вчера я озаботил всевозможными поручениями не только нашу компанию, но и четверых владык, а сам отправился почивать на лаврах. Некрасиво вышло.

Хана я нахожу за пределами замка. Вместе с Дашмиром и близнецами он что-то колдует на широкой поляне.

— Всем доброе утро! — улыбаюсь я, — А что за приступ деятельности?

— А, Гектор, привет, — саламандр хмур, и это меня настораживает.

— Хан, что-то случилось?

— Ученые до сих пор не прибыли. Фарияр обещал открыть для них портал рано утром. А сейчас уже почти десять.

— Хочешь пройти сам? — догадываюсь я, и он кивает.

Я опускаюсь на траву, а маги принимаются строить портал.

Спустя час, мы всё еще находимся на поляне.

— Ничего не понимаю! — Хан меряет шагами траву, — Я отсюда порталы сто раз открывал! И нужен-то всего лишь проход для меня одного!

— Хан, — я пытаюсь его успокоить, — Это же Библиотека. Кто знает, какие флуктуации здесь могут быть. Иди по обычному пути, не теряй времени. Или Дашмира пошли.

На самом деле мне совсем не нравится внезапное бессилие магов. Порталы здесь строили много и часто. Да хоть вчера, например! Владыки пришли и ушли прямыми проходами, никто не терял времени на дорогу по горам и пещерам. И я не понимаю, что могло случиться, что сейчас такой сильный волшебник, как Хан, не может быстро добраться в Пламенные гроты.

— Такое чувство, что здесь просто ни одну точку пространства нельзя зафиксировать, чтобы искривить, — бормочет один из эльфов.

— Жаль, что Марта не побывала в Пламенных гротах, — вздыхает второй.

— По крайней мере, мы знаем, почему ученые так и не прибыли. Видимо, из Гротов сюда тоже портал не откроешь, — подвожу я итог, — Так что, если пойдете обычным путем, скорее всего, встретите их по дороге.

А спустя еще час Хан влетает ко мне в кабинет.

— Все закрыто, — сообщает он, и взгляд у него при этом почти безумный, — Ни один проход не работает, Гектор. Мы заперты.

Я уже несколько минут предполагаю нечто подобное, после того, как получил отчет от ундин и гномов.

— Сядь, — приказываю я, надеясь, что жесткий тон приведет его в чувство.

— Гектор, я не знаю, что делать! Я просто не понимаю, как такое может быть!

— Хан, успокойся, давай думать логически. Сейчас самое важное выяснить, кто нас запер. Ты же понимаешь, что возможны два варианта.

— В каком смысле?

— Это могли сделать эльфы, чтобы к нам не прибыла подмога. Так?

— Допустим. Но утверждать этого наверняка нельзя. Кант сказал, что там вообще никакой магии не осталось, чтобы определить, эльфийские это проделки, или нет.

— А Вел что говорит?

— А я откуда знаю?! Я его видел сегодня вообще?!

Интересно. Куда это запропастилось ушастое бедствие именно сейчас, когда разворачиваются такие драматические события? Что-то мне это не нравится, однако…

— Нужно его найти, — задумчиво говорю я.

— Тебе надо, ты и ищи, — огрызается Хандариф, — А какой второй вариант?

— Второй вариант? А… Библиотека.

— Что?

— Библиотека защищается.

— От эльфов?

— Не знаю. Может, от ваших умников. Ей зачем-то нужно, чтобы мы оказались в изоляции.

— Бред какой-то!

— Сам знаю. Но у меня нет других идей. И информации нет, и не будет. Пока нас не разблокируют, мы едва ли сможем получить новости из внешнего мира.

— Вопрос в том, что нам теперь делать.

— То, что и собирались. Искать Белый Огонь.

— Кто бы знал, как мне этого не хочется! А если мы его найдем, Гектор? Ты действительно думаешь, что нам здесь, в замкнутом пространстве нужен псих?

— Хан, у тебя приказ от твоего владыки. Выполняй.

Маг качает головой и встает.

— Пойду, поговорю с Рен-Атар. Пусть поскорее сделает поисковик. Нужно с этим покончить. А ты куда? — спрашивает он, видя, что я выхожу следом.

— Вела искать. За неимением саламандр, он у нас единственный теоретик, кроме тебя. Может, подкинет какую-то идею.

— Я не теоретик, — обиженно бурчит Хан.

У двери мы расходимся в разные стороны. Хан сворачивает к комнате Ренаты, а мой путь лежит на другой этаж, в малые гостевые апартаменты.

Меня действительно беспокоит исчезновение этого странного эльфа. Я знаю, что ему доверяют и Лисси и Библиотека, но лично мне он пока ничем не доказал свою лояльность. Что я знаю о нем, кроме анкетных данных? Библиотека не считает его врагом и зачем-то хочет, чтобы он оставался здесь. Лисси знает, зачем Библиотека этого хочет, но мне сообщать не считает нужным. После нападения Бризы, Вел, в соответствии с отданным мной приказом, провел ночь, бодрствуя возле ундин. Но Бриза тогда больше не появилась, так что у меня нет доказательств, что он оказал бы ей сопротивление. Исчезновение Марты он воспринял с олимпийским спокойствием и, кажется, совершенно не сомневается, что с Серебряной леди все в порядке. С другой стороны о том, что она именно сняла защиту с некоторых своих подопечных, а не погибла сама, нам известно только с его слов. А если Марты уже нет в живых? Но тогда я бы почувствовал это. По крайней мере, Библиотеке это бы точно не понравилось. Хотя, что гадать-то? Надо просто сходить в галерею и взглянуть, что там творится. Вчера, за всеми делами, я так и не выбрался в вернисаж, но сегодня это обязательно нужно сделать. Вот только Вела найду.

В коридоре малых апартаментов стоит тишина. Собственно, ничего удивительного в этом нет. Вел — существо не шумное, да и не известно, здесь ли он, а больше быть и некому. Если, конечно, Анкитиль не вернулся, но в это мне как-то не верится.

Дверь в комнаты ушастика приоткрыта, и я вхожу. Задернутые шторы создают полумрак, и мне приходится остановиться, чтобы привыкли глаза. В гостиной отчетливо чувствуется фон недавней и очень сильной магии, и я вздрагиваю. Что за колдовство творил эльф? Зачем? Или не он? Или с ним что-то случилось? Надо прислать сюда наших магов, чтобы разобрались в этой ворожбе. Если, конечно, Вел не появится сам и не объяснит происходящего. Но в этой комнате его нет. Я открываю шторы и впускаю солнечный свет. Ни признаков борьбы, ни поспешного бегства. Только магический фон.

Я совсем было уже собираюсь бежать за помощью, но решаю все же проверить и спальню тоже. Открываю дверь и тихо скрежещу зубами. Дрыхнет гад! Обняв подушку, чуть вытянув губы, с этими глубокими тенями от длинных ресниц на скулах и рассыпанными чернильно-черными волосами, он выглядит почти трогательно. Почти. Полагаю, наши дамы уже растаяли бы от этого зрелища. Но меня охватывает такой гнев, что я готов придушить недотепу. Тут такое творится, а он…

Я решительно пересекаю комнату.

— Вел! — трясу я его за плечо, — Велкалион!

Никакой реакции. Губы этого чуда причмокивают и растягиваются в блаженной улыбке, но просыпаться он не собирается.

Через пять минут, окончательно убедившись в своей беспомощности перед богатырским сном юного эльфа, я сдаюсь и решаю позвать на помощь магов. Слишком крепкий сон Велкалиона похож на полное магическое истощение, так что я ему не помощник. Мне везет, я почти сразу встречаю близнецов и, отдав распоряжение притащить Вела ко мне в кабинет во вменяемом состоянии, отправляюсь в вернисаж.

Видимо, это чудо все же не ошиблось. Зеркало никуда не делось. Оно все такое же растрескавшееся, но рама по-прежнему удерживает дробящие свет осколки стекла. А вот там, где висел портрет Энгиона — лишь блеклое пятно на стене, последнее напоминание о великом, но слишком амбициозном маге. На следующем шаге я останавливаюсь, как вкопанный. Здесь был портрет еще одного эльфа, я даже помню, что Ирэльтиль назвал его в числе предателей. Но теперь его нет. Совсем. Ничего не свидетельствует о том, что когда-то магия Серебряной леди защищала этого перворожденного. Совершенно гладкая стена — словно и не было здесь никогда портрета, а просто не слишком умный дизайнер оставил двойное расстояние между двумя картинами. Но вот же Синдин, Штред, Арианна — они никуда не делись. Значит, хоть в этом я могу доверять Велу.

Можно возвращаться обратно, но мне становится интересно, сколько еще наших недоброжелателей лишились защиты, и я иду дальше.

К своему удивлению я обнаруживаю, что далеко не все портреты эльфов-предателей уничтожены. Вот юный Барт, например, никуда не делся. Да и вон там висят подряд три портрета, возле которых во время осады всегда дежурил кто-нибудь из магов. Странно это… Хотел бы я знать, по какому принципу Марта выбирала, кого лишить защиты, а кого нет. Или это решала не она?

Я продолжаю идти вперед. Почему-то мне хочется убедиться в том, что портрета Бризы здесь больше нет. Но я не помню, где именно он должен быть, а значит, дойду до конца и успокоюсь лишь тогда, когда не найду его вовсе. К тому же, если мне не изменяет память, Бриза была в числе добровольцев, прилетевших на драконах уже во время осады. Каким же длинным стал вернисаж в то время!

Сколько исчезнувших портретов я уже прошел? Тридцать? Сорок? Не больше. Я не считал, но не думаю, что в дальнем конце найдется много предателей. Там, в основном, добровольцы. А ведь под знамена Энгиона стало около пяти сотен защищенных эльфов. Ничего не понимаю.

Вот и последний поворот. За последние локтей триста я не досчитался всего двух портретов. Похоже, один из них принадлежал Бризе. Вот и славно. Значит, все сходится, и Вел меня не обманул. Понять бы еще, откуда он все знает.

А вот уже новые портреты: Фарияр, Марк, Алена…

Это похоже на удар в солнечное сплетение. Я останавливаюсь, не в силах справиться с дыханием, и смотрю в собственные глаза. "Я не умею рисовать людей", — всегда говорила Марта. "Она тебя нарисует, и тогда…", — предрекла царственная кошка. Магия генома не действует на людей. Так считалось всегда. Так и было. Но…

Что происходит с человеком, на которого подействовала магия генома? Этот рисунок — защита. Я уверен в этом. Ведь это не лист бумаги. Оригиналы портретов Фарияра, Уме и Марка лежат у меня в столе, а здесь они все равно появились. Не зря Хан бдительно следит за тем, чтобы его единокровный брат случайно не забрел в вернисаж. Так что теперь будет со мной? И могу ли я по-прежнему считать себя человеком? Я вспоминаю, как всего полчаса назад ощутил в комнате Велкалиона магический фон, но совершенно не понял, что там за магия творилась. Чисто человеческое восприятие. Но почему я с утра чувствую себя как-то иначе?

Тысячи вопросов толпятся в моей голове, мешая друг другу, перекрикивая друг друга, сбивая с толку. И заглушая их все, в сознание врезается такая эгоистичная, но такая лакомая мысль.

Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и поспешно ретируюсь от заманчивой истины. Я запрещаю себе думать о Белом Огне.

Артефактер Рен-Атар

— Это для вас слишком опасно, прекрасная Рен-Атар!

— Не настолько, как ты утверждаешь, Хан! Гномы не сходят с ума от одного вида моря! Оно завораживает их и, если позволить смотреть слишком долго, может загипнотизировать до полного безумия. Но! Во-первых, кто позволит Сину смотреть на него вообще, а во-вторых, у нас еще и инстинкт самосохранения есть! Мы сами отворачиваемся!

— Ты тоже рискуешь!

— Я бывала на море! Мне не понравилось, но я пока в своем уме! Не умерли же мы в Майями!

— А если нам придется ловить его на пляже?!

— Вот поэтому я вам и нужна! — вклинивается Алена, — Грэма вытащила, и Сина с Ренатой спасу, если понадобиться! Я уверена в этом!

— Хан, не слушай их! — гнут свое эльфы, — Вам и нас двоих хватит! Свяжем его стасисом, как только увидим и притащим сюда. А потом уже будем разбираться!

— Стасис — это магия времени, болван! На Белый Огонь он может и не подействовать! И вообще, вы нужны Гектору здесь. Вдруг Библиотеку разблокируют. Представляешь, какое здесь нашествие начнется!

Такие споры продолжались в течение двух дней, то в Библиотеке, то в квартире Марты, пока Павел организовывал нам чартер до крошечного островка в Тихом океане.

Дашмир высказался лишь однажды в том ключе, что это дело саламандр и никто, кроме них там вообще не нужен, но тут даже Хан покрутил пальцем у виска. Пусть и нереализованная полностью в том мире магия Белого Огня могла подействовать в первую очередь именно на представителей огненного народа, так что альтернативная защита была просто необходима.

Наконец, состав экспедиции был утвержден. Мне все же удалось настоять на своем. На остров отправились саламандры, мы с Сином и Алена с Грэмом.

К тому времени, когда крошечный самолетик приземлился неподалеку от деревни, я была согласна даже оказаться на плоту в море, только бы в горизонтальном положении. Нет, ну почему на мою долю достаются только трансконтинентальные перелеты, да еще на перекладных!

К нашему удивлению, из деревни не высыпал народ, чтобы поглазеть на гостей с большой земли. Создавалось такое ощущение, что все население просто вымерло. Переглянувшись, мы двинулись к поселку в направлении, которое указывал мой поисковик. И уже у первого дома поняли, что в селе происходит что-то неординарное. С центральной и единственной площади доносился гомон толпы. Мы прибавили шагу.

Народ топтался возле церкви, негромко переговариваясь, а по паперти металась полная женщина лет сорока с лишним, плача и отчаянно к чему-то призывая.

Я заскрипела зубами. Ну не знаю я ни одного я зыка, кроме английского! Я даже не могла понять на испанском или португальском общаются между собой аборигены.

— Син, переводи!

— Грэм, переводи!

Мы с Аленой произнесли это совершенно синхронно. Мой телохранитель меня проигнорировал, шагнув вперед. Вервольф приобнял нас за плечи и быстро заговорил.

— Эта женщина кричит, что падре Эрнесто — видимо наш безумец — заперся в церкви с какой-то монашкой. Она просит взломать дверь и спасти девочку. Но селяне не рискуют ломать храм божий. Хотя, судя по всему, падре не сумел снискать любви своих прихожан.

Хандариф в это время поднялся по ступеням и обратился сначала к женщине, а потом и ко всем собравшимся. Говорил он на всеобщем, и перевод нам больше не требовался. Нет, все же, какой он умница!

— Синьоры, эта женщина совершенно права. Девочке, которая сейчас находится в церкви вместе с падре, грозит опасность. Этот человек обманул вас. Он не священник, — толпа загомонила, — Я — врач психиатр, и ваш падре Эрнесто — мой пациент, сбежавший из клиники почти год назад. Я понимаю, что никому из вас не хочется совершать акт вандализма, поэтому, прошу вас, не мешайте нам. Мой помощник взломает дверь. Потом мы все починим. Но сейчас жизнь находящейся там монахини в опасности. Эрнесто — маньяк. Однажды он уже убил женщину.

Толпа вздохнула и попятилась.

А мы с Аленой обалдело уставились друг на друга. Это когда же он такую легенду сочинить успел?! И ведь как складно наврал, а! Это мы тут, стало быть, бригада скорой психиатрической помощи?!

— Она просит его поскорее сделать свое дело и помочь монахине, — снова заговорил Грэм, прислушиваясь к всхлипываниям толстухи, — Селяне вроде не имеют ничего против, просто сами руки марать не хотят.

Хан сделал знак Синдину, и гном выхватил из-за спины топор с подозрительно знакомым плетением на рукоятке. Ну, ни фига себе сегодня сюрпризов! Это где ж он свою секиру прятал?! И как?! И главное, зачем?!

Саламандры отступили чуть в сторону, и Син размахнулся. Центральная перекладина разлетелась в щепки с одного удара. Все трое рванулись в открывшийся проход, и мы поспешили присоединиться к ним. Хан что-то бросил рыдающей женщине, и она, кусая руки, застыла, боясь заглянуть в церковь. Доносившийся оттуда жуткий хохот и тихий сдавленный плач не располагали к излишнему любопытству.

— Ну, наконец-то!

Мы застыли, вбежав в темный проход и уставившись на источник этого неожиданно звонкого крика. Прямо перед нами зависла в воздухе цветочная фея.

— Скорее! Он убьет ее! Чего встали! Кончайте этого маньяка!

Но мы только хлопали глазами от неожиданности.

— Идиоты! — завизжала фея, — Он ее насилует! Он сожжет ее, как только кончит!

Грэм сорвался с места первым, и, почти не отставая от него, побежал на крики Дашмир. Следом за ними, отмерев, помчались все остальные.

За алтарь мы забежали вместе с победным воплем безумного саламандра. От увиденного меня затошнило. "Девочка" лет сорока была то ли уже мертва, то ли без сознания. Я искренне пожалела, что еще минуту назад она подавала признаки жизни. От рясы почти ничего не осталось. Было такое чувство, что она сгорела прямо на теле несчастной. Отдельные клочья ткани все еще дымились. Вся грудь, живот и руки женщины были в ожогах, только дебелые бедра оставались нетронутыми, если не считать стекавший по ним казавшейся беззащитной струйки крови. А священник, уже оправив одеяние, тянулся к ее горлу. Руки его полыхали пламенем какого-то неистового алого цвета.

— Ах ты ублюдок! — заорала Алена, и падре, наконец, посмотрел на нас.

Глаза его округлились и зажглись ненавистью.

— Волк! — зарычал он, — Демон! Я убью тебя снова!

Одним гигантским прыжком он преодолел разделявшее нас расстояние, целясь своими горящими лапами прямо в Грэма. Но прежде чем он добрался до оборотня, Дашмир одним движением смел нас себе за спину.

— Уходите! — рявкнул он, — Я сам убью его!

— Не смей! — заорал Хан, — Он нужен нам живым!

— Он никому не нужен, — спокойно ответил саламандр и двинулся на врага.

— Елена, Рен-Атар, помогите ей, если еще возможно, — приказал нам Хан, — Грэм, Син, заходите ему в тыл. Я подстрахую Дашмира отсюда.

Пригнувшись, мы пробежали вдоль алтаря, обходя его с другой стороны. Алена упала на колени возле женщины, прощупала пульс.

— Жива! Слава Богу! Вытащу!

— Как?! — вскинулась я, — Она же человек!

— Плевать! Никто! Не должен! Вот так!

Я поняла, что ее трясет от бешенства. Нет, не того кошмара, что преследует расу оборотней. От простого человеческого бешенства, что охватывает при столкновении с жестокостью и низостью.

— Я могу чем-то помочь? — прошептала я.

— Только силой. Умеешь?

— Смогу, — кивнула я.

Я никогда раньше этого не делала, но я знала целительницу так же, как саму себя, мы уже были вместе в круге, поэтому я просто положила руку ей на голову и стала ею.

Я не знаю, сколько прошло времени. Отголоски драки доносились до меня, как через беруши. Но вдруг все кончилось, и в сознание ворвался звонкий голосок цветочной феи.

— Ну, вы и сильны! — восхищенно вопила малявка.

Я посмотрела на монашку. Ожогов не было. Она все еще не шевелилась, но судя по всему, просто спала. Алена сидела, привалившись к алтарю и улыбалась.

— Как там дела? — спросила она у цветочной феи, видимо, имея в виду сражение.

— Плохо! — скорчила та смешную рожицу, — Ваши саламандры мешают друг другу, а оборотень и гном никак не могут подобраться со спины к этому уроду — он слишком быстро двигается. О-о-о… А-а-а-а-а!

Она завизжала так пронзительно, что мы обе подскочили, чтобы увидеть происходящее. От того, что предстало нашим глазам, меня затошнило снова. Теперь я понимала и оправдывала существование тайного ордена, стремящегося не допустить возрождение Белого Огня.

Священник оказался быстрее Дашмира. Ему удалось дотянуться до саламандра. Едва его пылающие руки коснулись лица противника, тот начал стремительно меняться. Не прошло и минуты, как вместо воина, он сжимал в ладонях крошечную головку младенца. С победным воплем он добавил усилия, и голова ребенка разлетелась, как орех. Не знаю, кто закричал громче — мы, или Хан. По лицу Алены катились слезы.

— Убил! — шептала она, — Я не смогу! Уже не помочь! Убил!

В следующее мгновение в руках Хандарифа появился сияющий ледяной меч. Фея присвистнула.

— Вы что, лучших магов мира в команду набирали?!

— О чем ты? — спросила я, не отрываясь следя за поединком.

— Магия воды у саламандра — это еще круче, чем людей волчьими методами исцелять.

Я лишь усмехнулась. Я много раз слышала, что Хан, наш милый смешливый и смышленый Хан — один из сильнейших магов современности. Но в бою я видела его впервые. Наверное, это было действительно очень круто, вот только безумный священник, опьяненный кровью первой победы, не собирался сдавать позиции. Кажется, это называется веерной защитой. Меч вращался с невероятной скоростью, отбивая все удлиняющиеся языки пламени с ладоней Белого Огня. Хан держал глухую оборону, не имея возможности перейти в атаку, но при этом, не давая больше противнику метаться по всей церкви.

Две тени мелькнули с двух сторон от сражавшихся — волчья и гномья. До меня, наконец, дошло, что Хан и не собирается нападать, предоставляя друзьям возможность подобраться к врагу со спины. На мгновение в узкой полосе света, бьющего из сломанной двери, возникли силуэты Сина и Грэма. Они коротко посовещались о чем-то, а потом оборотень пригнулся и скрылся за скамьями. Спустя еще минуту волк ринулся в атаку. Достигнув в прыжке фигуры безумца, он рванул зубами его плечо. Белый Огонь закричал, на миг ослабляя бдительность, отвлекаясь от Хана и посылая струю пламени в вервольфа. Грэи отпрыгнул, уходя от атаки, а маг успел сделать единственный выпад, раня противника во второе плечо. Тот взревел и снова кинулся на него. И тут, описав в воздухе плавную дугу, достигла цели Разящая Секира. Нанеся удар с силой, доступной только гному, Син разрубил безумца пополам.

— Вау! — выдохнула цветочная фея, — Ну и бойцы у вас! Да кто вы вообще такие, а?

— Это у тебя следовало бы спросить, — проворчала Алена.

— Я Тилли, — театрально раскланялась малявка.

— Я Рената, артефактер, а это Елена, целительница. Там Грэм, маг-трансформатор, Синдин Дил-Унгар, мастер секиры, Хандариф и Даш… — я запнулась на полуслове, а Алена всхлипнула.

— Откуда вы?

— Из Библиотеки.

— Ур-ра-а-а-а!!!!!!!!!! Наконец-то! Я вас дождалась! — завопила кроха и кинулась с нами обниматься.

Хан подошел к нам первым и с любопытством покосился на ликующую фею.

— Как она, — спросил он, кивнув за алтарь.

— Жить будет, но вот насколько вменяемой, сказать не могу, — вздохнула Алена, — Хан, я… Дашмир… он… я не смогу уже…

— Я знаю, — отмахнулся маг, — Ну, хоть кто-то из нас выполнил свой долг. Ты все же перестарался, — обратился он к подоспевшему Сину.

— Туда ему и дорога! — вызверилась я, — Ты правда думаешь, что его можно было потащить за собой в Библиотеку?!

— Я с самого начала так не думал, прекрасная Рен-Атар, — обиделся Хан, — но у меня был приказ. Я служу Огненному Эмиру и не имею привычки его приказы обсуждать.

— Хватит вам! — прикрикнула на нас Алена, — Нам уходить нужно. И ты, кстати, обещал местным все здесь починить.

— Помогайте, — поморщился Хан, — Мне самому сил не хватит.

Наверное, это было странное зрелище. Мы выстроились цепочкой. Впереди — Хандариф, Грэм держал его за голову, за Грэмом — Алена, держа уже его точно так же, потом — Син, потом — я. Много времени это не заняло, но под конец мы были вымотаны. Магия такого рода свойственна, скорее гоблинам, чем саламандрам, так что не удивительно, что Хан выжал нас почти полностью. Зато дверь и все скамьи теперь были целы, а от тела падре Эрнесто не осталось и следа.

Грэм сорвал с алтаря покрывало и завернул в него монашку. Потом бережно уложил женщину на одну из ближайших к выходу скамей.

— И как мы все это теперь местным объяснять будем? — тоскливо поинтересовался он.

— Никак! — буркнул Хан, — Открываем портал и уходим. Пусть придумывают, что хотят.

В этом, конечно, была доля риска, но спорить никто не стал. Сил не было.

— Я с вами! — решительно заявила Тилли, — Я имею полное право вернуться домой. Мне вообще замену прислать через тысячу лет обещали, а прошло уже раз в двадцать больше!

— Замену? — не поняла я.

— Ну, да! Вход в этот мир доступен магам, только пока здесь есть хотя бы одна цветочная фея. Я последняя. Думаешь, мне было легко создавать здесь магический фон, чтобы сохранить все геномы?

— Постой! — вздрогнула Алена, — Если ты уйдешь, больше никто не сможет открыть портал между мирами?!

— Другую пришлют! — пожала плечами кроха, — А мне надоело! Один только этот Белый Огонь чего стоил!

Мы переглянулись.

— Мы пока отправляемся не в Библиотеку, — с долей провокации в голосе уведомил Грэм.

— Ничего, рано или поздно вы туда доберетесь. Так что, я с вами.

Спорить было бесполезно. Понимая, что маленькая упрямица может разрушить наши судьбы, мы все же открыли портал в квартиру Марты. И повалились кто где, не в силах пошевелиться от усталости и потрясения. Только фея порхала под потолком, с любопытством осматривая комнату.

— Душ! — простонала Алена, — Боги, дайте мне силы для начала добраться до душа!

— Я вам пока кофе сварю. Кант говорит, он хорошо силы восстанавливает, — сказал Гектор, выходя из кухни.

— Гектор! Ты спаситель! Я тебя обожаю!

— Гектор?! — взревели мы все хором.

— Как?! Как ты здесь оказался?! — растеряно сформулировал общий вопрос Хан.

— Да вот… прошел… — смотритель смущенно развел руками.

Интерлюдия

Пройдет девять месяцев и сестра Епифания скончается родами, произведя на свет младенца мужского пола. Оплакав свою глупенькую, но такую любимую воспитанницу, мать-настоятельница все же не рискнет взять на себя ответственность за воспитание мальчика. Ребенка отправят на материк, в католический приют, где врачи диагностируют у него болезнь Дауна и рекомендуют перевести в специальное заведение. Во время очередного переворота оное заведение сильно пострадает от артобстрела, многие воспитанники погибнут, кого-то эвакуируют наблюдатели ООН, а другие разбредутся кто куда. Следы потомка Белого Огня окончательно затеряются в огромном мире.

Ровно через год после визита необычной психиатрической бригадой подземные толчки на дне океана, всего в двухстах километрах от безымянного острова поднимут гигантскую волну, которая смоет этот крошечный клочок суши с лица земли. По странному стечению обстоятельств из всех его обитателей в живых останется только вдова Перес, именно в этот день решившая отправиться на материк по каким-то своим делам. Когда женщина, потрясенная трагедией попытается поведать знакомым о безумном священнике и исчезнувших прямо из церкви психиатрах, это спишут на помутившийся от горя рассудок. А еще через несколько лет, обустроившись и наладив свою скромную жизнь на материке, вдова возьмет из приюта мальчика с болезнью Дауна и воспитает его, как родного сына.

Серебряная леди Маргарита

Я с любопытством разглядываю рисунки в последнем появившемся альбоме. Это что-то новенькое! Уверена, это либо провокация, либо небольшой презент от Библиотеки. Плохо же она меня знает, если рискует делать подобные презенты!

Вот уже три дня я стираю портреты эльфов-заговорщиков. Впрочем, там не только эльфы. Было еще несколько ундин, саламандр и оборотней, даже пара гномов. Я не задавала вопросов о том, почему именно они, хотя теперь знаю, что в любой момент могу получить ответ. Я его не услышу ни ушами, как обычного собеседника, ни разумом, подобно Энгиону или Велу. Я его почувствую. Общение с Библиотекой сродни общению с собственным внутренним голосом. Можно мысленно придать ему звучание и оформить в слова, а можно просто ловить ощущения. Я не заморачиваюсь. Хватает и того, что я постоянно ощущаю ее присутствие у себя в голове. На удивление, оно меня не раздражает. Может, потому, что в этом присутствии сквозит скорее любопытство, чем желание судить.

Если честно, она мне нравится. У нее даже чувство юмора есть, хоть и немного извращенное. Вот зачем она мне эти рисунки подкинула? Не уже ли думает, что я действительно лишу защиты Мирезию или леди Рисс? Ну, да, они мне не нравятся, так это не значит, что они мне враги. Львица, хоть мне и хочется скрипеть зубами от одной мысли о ней, слишком ценна для этого мира. Впрочем, для мира любое живое существо представляет ценность. Никто не заслуживает насильственной смерти. Если не пытается раскачать равновесие.

Ого! Я удостоилась похвалы! Библиотека ликует от принятого мной решения. Не понимаю, а чего она ожидала? Мне вот интересно, а скольких я могу защитить? Слушай, а давай я вообще всех защищу — ну, лет эдак за тысячу — а потом мы будем стирать лишних по мере возникновения злодейцев? А? Как тебе такая идея? Веселится. Нет, ну я серьезно! А на фига еще такая странная магия нужна? Представь, мир, в котором никто никого не убивает, просто потому, что смысла нет. М-м-м-дя! Тут она права. Всегда может найтись фанатик, который решит убить меня, и весь мой идеальный мир рухнет в одночасье. Тогда просто повторяю вопрос: зачем нужна такая магия? Чем одни лучше других? Как вообще выбирать? И нужно ли выбирать? Нужно ли защищать вообще? А, ну да, воины. Это, конечно. Вот только кто же воевать станет, если армия противника не уменьшается в численности после боевых действий? Опять складываем лапки и ждем камикадзе, обвешанного взрывчаткой? Ладно, не взрывчаткой, а смертельными заклинаниями. Но ведь меня снова кто-то захочет убить. Так ведь? О! Это мне уже больше нравится! Защита в качестве стипендии или поощрительного приза для особо одаренных товарищей. Но снова возникает вопрос: а судьи кто? Ну, нет! Это она загнула! Что бы я да судила?! Мне такое доверять никак нельзя! Мне, между прочим, и Энгион нравился! Да еще как! Так что судья из меня никакой, уж извини. Ну, да, ну, да! Она, видите ли, считает, что я должна доверять своему сердцу. Ой, вот только про это не надо! Знаешь, в моем мире есть одна книжка. Вроде бы детская, но если бы ее прочитали и поняли все взрослые, то идеальный мир был бы там, а не тут. Вот в ней тоже сказано: "Зорко одно лишь сердце, самое главное глазами не увидишь". Но я послушалась своего сердца и влюбилась в Энгиона. И где же тут зоркость и правильное решение? Примолкла. Задумалась? Или слова выбирает? Я же знаю, что я права, что ж тут доказывать? Упс! Быть такого не может! На меня действовала магия? То есть как магия? А магия-то тут при чем? Ой, вот только про Вела не вспоминай, до сих пор стыдно! Так реагировать на это ушастое безобразие! Можно подумать, мне пятнадцать лет, а не пятьдесят семь, и крыша едет от одного намека на феромоны. Так, стоп, отсюда помедленней, пожалуйста. Ты хочешь сказать, что вызывать сексуальное возбуждение — одно из свойств родовой магии голоса, и Энгион его на мне использовал? То есть я в него, как бы и не влюбилась вовсе, а просто была околдована? Это что, твой способ излечить меня от комплекса вины? И ведь не сомневается, что этот способ действенный! Да нет, действенный вообще-то, только переварить надо. Погоди, погоди! А Вел?! Как посмел?! Удушу! Вот как только доберусь, так и урою! Даже не пытайся меня успокоить! То есть, как не контролирует?! Ага, маленький, неопытный… Сколько лет дитяте-то? Сто одиннадцать? Совсем кроха! Случайно у него вышло, ага! Нет, точно удушу за такие случайности! И не надо меня убеждать сделать скидку на его чувства! А какие такие чувства? Вел?! В меня?! Да что у них демографический кризис что ли?! Совсем эльфиек не осталось?! Мало мне одного Зантара было! И что мне теперь его детскую влюбленность на полочку поставить и пыль сдувать? Ах, это его чувство еще должно окрепнуть? Он должен научиться контролировать свою магию? Прекрасно! Значит, не на полочку, а в коробочку, до лучших времен. Чушь какая! Ладно, проехали. Вот когда научится, тогда пусть и явится пред мои светлы очи, а пока я его и зашибить могу ненароком. Надо же! Ей не нравится такая постановка вопроса! Все, проехали, я сказала. Так о чем это я? Значит, я не была влюблена в Энгиона? Допустим, но это не значит, что меня снова кто-нибудь не заколдует, и моему глупому сердцу можно доверять безоговорочно. Твоя защита? А что это, кстати, значит? Защита от магии? Что совсем от любой магии? Постой, а как же амулеты Ренаты, мороки близнецов? А, только агрессивной… Круто! Даже камикадзе со смертельными заклинаниями не прорвется? Вообще ни одно заклинание не подействует? Ой, не могу, насмешила! Действительно, пока они все такие из себя волшебные, додумаются использовать на мне самое простое, не заговоренное оружие, я успею помереть от старости. Как это не помру и не постарею? Что, совсем? Эльфов что только убить можно?! Вообще больше их рисовать не буду! Ах, все-таки и для них естественная смерть предусмотрена? Да? И как эта естественная смерть наступает, если они не болеют, не стареют, и даже к ста годам поумнеть не успевают? Что, вот так просто надоедает? Да, мне трудно это понять, я медленно умирала. Но мне совсем этого не хотелось. Как может надоесть жизнь? Ну и к чему этот покровительственный тон? Я знаю, что я слишком молода по эльфийским меркам, но я долго была человеком. Да, наверное, и мое мнение изменится… лет через миллион. Кстати, а где Гектор? Я не чувствую его присутствия. Отправился с какой-то политической миссией? А почему на Гектора твоя защита не распространяется? Что значит, теперь распространяется? А раньше он тебе чем не угодил? Я совершила чудо? Да я их каждый день совершаю! Стоп, переведи. Что, по-твоему, значит чудо в магическом мире? Я всего лишь применила к нему свою обычную магию. А то, что я раньше людей не рисовала, так мне, наверное, просто не интересно было. Ну, да, и не любила… Ты, правда, думаешь, что все дело в этом? Знаешь, где-то я это уже слышала. Вы что, сговорились с Лисси? Ну, не хочешь не объясняй. Да знаю я, что ни бельмеса в вашей магической теории не смыслю. Вот и поучила бы меня! Ну, ладно, с азов, так с азов. Так, где же все-таки Гектор? Как у меня дома?! Он прошел через портал?! И даже сам его открыл?! Хочешь сказать это тоже моя работа?! Ну, я крута, однако! Да, действительно, Алена даже покруче будет. Лучше скажи, долго мне еще здесь сидеть? То есть как, хоть сейчас?! Что прямо вот так? Нет, не прямо, что-то она не договаривает. Ладно, я подожду. Но хоть долго ждать-то? Ах, проводника! И где он загулял, этот твой проводник? Ну, конечно! У этого таинственного проводника, как и у всех нас, проблемы исключительно мирового масштаба. Ты, кстати, не в курсе, как там наши? Нашли они Белый Огонь, или меня ждут? Хотя, я им на фиг не нужна. А то, что я защиту поснимала со всех этих плохишей, хоть как-то помогло? Нет, ну так не честно! Почему, спрашивается, ты сама мне новости сообщить не можешь? Ну да, ну да, не царское это дело смотрительниц в курс событий вводить! Ах, я теперь еще и не смотрительница?! Ученица Гектора? А что, неплохо звучит. Только кто кого и чему научит — еще большой вопрос. О да! Я могу! Знаешь, может, хватит намеков, а? Я лучше порисую. Что? Да вот хотя бы это место. Вдруг мне захочется уединения, я сюда и сбегу. А чем плохо? Дверей нет, окон нет, зато стол есть. И карандаши. Нет, серьезно, мне нравится. У каждого должно быть личное пространство. А здесь чем не рабочий кабинет? Никакого сейфа не нужно, все равно никто не проникнет без портала или твоего желания.

— Ну, я-то всюду проникну. Привет, Марта!

— Лисси! Господи, как ты меня напугала! Как ты здесь оказалась, маленькая?

— Я за тобой пришла.

— За мной?!

— Ну, да, я и есть твой проводник. Ты извини, что я задержалась. Тут у нас такое творится! — цветочная фея явно не в духе.

— Ага, проблемы мирового масштаба. Мне сообщили.

— Не шути так, Марта. У нас действительно проблемы. Самой смешное, что именно ты опять, если не спасла положение, то хоть не позволила всему в одно мгновение обрушиться.

— Да что случилось-то?!

— Тилли!

— Тилли? Прекрасно! Можно подумать, я знаю, кто это, и все, что делаю, делаю прямо таки целенаправленно. Знаешь, подружка, я уже начинаю бояться последствий своей магии. Кстати, Библиотека сказала, что мой проводник введет меня в курс дела. Тебе и карты в руки, дорогая. Так что выкладывай все с самого начала и по порядку.

— Ладно… — малютка закусывает губу и вздыхает, — Ты же знаешь, что впервые порталы между мирами открыли несколько тысяч лет назад?

— Ой, нет, так далеко сначала не надо, пожалуйста! Эдак мы отсюда еще лет сто не выберемся.

— Да я не об этом! Понимаешь, когда до нас дошло, что их нельзя все время держать открытыми — напряжение возрастает и грозит обрушить грань — мы сообщили всем. Но некоторые не захотели возвращаться. Это был их выбор и их право. Но лишить того же права своих потомков они не могли. И вот, чтобы хоть когда-нибудь возникла возможность снова открыть проход, мы немного уравновесили миры, оставив там часть нашей магии.

— Постой, Лисси, ты так говоришь это "мы". Разве первый проход открыли не эльфы?

— Открыли-то эльфы, но контролировали все мы, потому что мы — это и есть магия.

— Лисси! Лисси! Подожди! — я машу руками — Это не для моего средненького умишки! Что значит, вы и есть магия?

— Марта, не начинай, а? И без всей этой философии тошно. Просто послушай. А Библиотека потом все объяснит. Медленно, но верно. Тебе главное в нынешней ситуации разобраться. Значит, так… Давай я проще объясню. Чтобы порталы могли открываться, нужно, чтобы в том мире постоянно была хотя бы одна цветочная фея. Но только феи не достаточно. Нужен еще очень сильный маг и содействие Библиотеки.

— Лисси, а что такое вообще Библиотека? Или кто?

— Марта!!!!!!!! Еще один такой глобальный вопрос и я брошу тебя здесь! Ты что, забыла, что мы, цветочные феи, на вопросы вообще не отвечаем?!

— Хорошо, молчу. Потом все объяснишь, когда не будешь на взводе.

— Не объясню, — с тоской вздыхает малышка, — Не будет меня здесь.

— Домой отзывают, — с пониманием киваю я.

— Если бы! Мой дом везде в этом мире, Марта. Но мне придется сменить Тилли. Мы оставили ее, думая, что хоть раз в тысячу лет родится сильный маг. А прошло несколько тысячелетий, прежде чем появилась ты. Тилли пора вернуться, пока она совсем там не одичала. Но кто-то должен ее заменить.

До меня начинает доходить смысл происходящего. Тилли — цветочная фея, живущая в техногенном мире? Кажется так. А почему никто ее не видел раньше? Да и знал ли хоть кто-то о ее существовании? Во всем этом надо разобраться, но маленькая мерзавка запретила задавать ей вопросы. Ладно, подождем, пока сама объяснит. Если объяснит. Но кое-что все же надо уточнить.

— А как же Рената? Она же тоже пришла сюда.

— Рен-Атар оказалась достаточно сильной, чтобы с помощью Библиотеки открыть проход для себя. К тому же через ограниченное пространство. Алена с Грэмом тоже ведь три года там просидеть собираются. У них будет клиника и их сила, чтобы иногда наведываться сюда. Но весной, например, кто-то должен будет заменить их в том мире на время игрищ. Иначе они не смогут вернуться.

— Постой, ты хочешь сказать, что когда Алена и Грэм окончательно переселятся в этот мир, порталов больше не будет?!

— До тех пор, пока не родится сильный маг с предрасположенностью именно к этому виду магии. Или один просто очень сильный маг, но тогда должен быть еще кто-то, чья магия, в принципе, может привести к открытию порталов.

Мне становится нехорошо. Даже если не брать в расчет, что большинство из нас оставили там родных и близких, я уговорила Марка не забирать пока сына. Получается, я его обманула. Но у меня еще остается надежда.

— Знаешь, маленькая, мне показалось, хотя я могу и ошибаться, что тот мир делает нас, полукровок, чертовски сильными магами. Ведь все, кто пришел сюда, наделены очень неординарными способностями, — я старательно строю предложения так, чтобы они звучали, как утверждение, иначе могу вызвать ее гнев, — Уверена, среди наших ближайших потомков найдутся такие, для кого Библиотека захочет открыть портал.

— Марта, тут намешано слишком много всего. Сейчас в этот мир пришли все, кто был необходим для восстановления равновесия. Поэтому едва ли просто сильного мага Библиотека пустит, как только он появится в том мире. Если там не будет кого-то с нужной магией, способной спровоцировать ее на это, портал не откроется. А такие способности очень редки. Тебя же мы ждали несколько тысячелетий, да еще так совпало, что Энгион раскачал равновесие. Твоей целью было его уничтожить, ты стремилась равновесие восстановить, поэтому все было в твою пользу.

— Но ведь я еще здесь, и Библиотека открывает порталы через мои рисунки.

— Ты приняла служение и окончательно стала частью этого мира. Пока не вернуться Алена и Грэм, необходимые народу оборотней, порталы будут работать, но только для них. А потом они снова закроются на неопределенное время. Теперь ты понимаешь?

— Значит, я останусь там сама!

— Марта, Марта… Ты думаешь, Библиотека отпустит тебя? Теперь, если ты выйдешь в соседний мир, она будет держать портал открытым, пока не рухнет грань. Да и пройти-то ты сможешь только потому, что открытию их способствует твоя собственная магия. Гектор ведь без твоей магии тоже не мог посетить твой родной мир. Ты готова ради встреч со своей семьей рискнуть существованием двух миров?

Я молчу. Вот и разобрались. Не нужны нам ученые саламандры, сами все поняли. Вот только радости от этого никакой. Как я должна объяснить это Марку?

— Значит, порталов больше нет… — печально констатирую я.

— Пока есть. В твоей квартире сейчас находятся Рен-Атар, Синдин, Хандариф, Алена, Грэм и Гектор. Ну и Тилли. Но как только саламандр, смотритель и гномы вернутся, портал закроется навсегда. Останется только проход для оборотней. Кстати, не будь там Гектора, мы все были бы по уши в дерьме. Тилли так рвалась домой, что не хотела ждать замены. Только смотритель мог не пустить ее в Библиотеку. Так что, если бы ты не наделила его способностью проходить через твои рисунки, техногенный мир уже был бы закрыт для нас навсегда.

— Я не верю, Лисси!

— Не веришь? Во что?

— Что нет никакого выхода. Уверена, что-то можно сделать. Мы же все оставили там близких. Детей! Уме, Марк… Там моя дочь и внуки! Мы обязательно должны что-то придумать!

— Это говорит твое сердце, Марта… — грустно отвечает цветочная фея.

Мое сердце… Но разве не сердцу только что советовала мне доверять Библиотека? Так не ужели мое сердце не найдет выхода?!

— Пойдем? — тихо спрашивает фея, и я киваю.

— Постой, а как же этот недотепа? — я показываю на спящего Анкитиля.

— Пусть пока здесь побудет. У Библиотеки на него свои планы.

Она удобно устраивается у меня на плече. Я не успеваю ничего почувствовать и даже понять. Мы просто оказываемся в гостиной у Гектора. Портала нет. Видно Гектор догадался забрать его с собой, чтобы никто лишний не проник ко мне в квартиру. Ну, ничего, новый нарисую, долго, что ли? Но никого обратно не пущу, пока не придумаю выхода из положения. Я не могу подвести Марка!

— Ты пойдешь к ним? — спрашивает Лисси.

— Ага, только проход нарисую.

— Хорошо. Я с тобой. Тилли надо заменить. Вот только… Знаешь, дождись меня. Мне нужно кое с кем попрощаться.

— Конечно, маленькая.

Фея кивает и исчезает, а я иду в кабинет. В столе у Гектора есть принадлежности для рисования.

Вытянув длиннющие ноги, перекинув через спинку по-женски тонкую руку, Вел дрыхнет прямо в любимом кресле смотрителя. Вздрогнув от неожиданности, я сдерживаю смешок. И как я только могла на него злиться? Невозможно же! Ничего более трогательного я в своей жизни не видела. Нет, ну что в этом ребенке такого, что от одного взгляда на него поднимается настроение? Неудачная мысль. Настроение тут же вспоминает, что радоваться нечему, и портится снова.

— Вел! — трясу я эльфа за плечо.

Черные ресницы взлетает подобно крыльям бабочки и пара изумрудно-зеленых глаз мгновение недоуменно смотрит на меня. Наконец, видимо окончательно проснувшись и сообразив, где находится, Вел вскакивает.

— Ми… — начинает он растеряно.

— Только не пой! — строго предупреждаю я, и он сглатывает и кивает, — Ты что здесь делаешь?

— Смотрителя жду. Он куда-то делся.

— В соседний мир он делся. Сейчас проход нарисую, и приведу, — я роюсь в ящике стола.

— Миледи… — робко начинает Вел.

— Ну, чего тебе?

— Что случилось, миледи?

— Случилось?

Черт, все время забываю об этой способности эльфов читать эмпатический фон. И когда я сама этому научусь? Я вздыхаю. Во взгляде недоразумения столько неподдельного сочувствия и желания помочь, что я сдаюсь. Сама не знаю, как это происходит, но я почему-то выкладываю ему все. Карандаш летает по бумаге, оживляя на ней интерьер моей спальни-кабинета. Вел слушает не перебивая, а я озвучиваю свои сомнения и страхи.

Наконец, рисунок готов, и я креплю его к стене. Один штрих — и откроется проход. Возможно, последний.

— Миледи, — подает голос эльф, — А можно…

— Что?

— Можно мне тоже с вами?

Почему бы и нет? Пусть хоть из окошка посмотрит на другой мир. Или, если Павел там, отправлю его выгулять ушастика по городу. Обратный отсчет времени пока не идет на секунды. Хотя, возможно, уже на часы.

— Можно, — киваю я, — Сейчас Лисси дождемся и пойдем.

— Я уже здесь, — цветочная фея выкапывается из растрепанных волос эльфа, и Вел улыбается.

Я беру юного гения за руку и открываю проход.

Вождь Предреченный

Иногда мне начинает казаться, что Эврид делает это специально. Он словно ставит себе целью вымотать меня до такой степени, чтобы я запросил пощады. Но кончается чаще всего тем, что он устает первым. Физически я намного сильнее и выносливей него. Но я уже понял, что он, несмотря на свой возраст, куда подвижней меня и, разумеется, мастерски владеет любыми приемами борьбы с оружием и без.

Вот и сейчас он так подсекает мне передние ноги, что я не то, что понять, уловить движение не успеваю. И, конечно же, кубарем качусь по склону, тормозя всеми шестью конечностями и глотая летящую из-под копыт в лицо землю. Подлый приемчик! Может, он надеется меня разозлить, чтобы я дрался ожесточенней? Если так, он выбрал не ту тактику. Впрочем, я не знаю, какую тактику ему нужно было выбрать. Я не понимаю, что со мной произошло в этом мире, но я перестал злиться. Совсем. Я расстраиваюсь, переживаю, даже расплакался из-за Шеты, но злиться я не могу. Даже когда я собирался убить старика, это было холодное, продуманное решение. Я испытывал всепоглощающую боль утраты, но я не собирался мстить ему. Я просто в тот момент оценивал Эврида, как существо не достойное существования. Он отличный тренер — жесткий и требовательный, но в то же время, великолепный учитель. И мне жаль, что я не могу угодить ему в силу своей холодности.

В прошлой жизни мне было достаточно одного слова поперек, чтобы я распсиховался и сорвался на крик. Сейчас же все эмоции словно трансформировались в работу мозга, в непредвзятый анализ. И еще я поймал себя на том, что постоянно задаю самому себе вопросы о будущем. И получаю на них ответы. К сожалению, мои прогнозы в отношении элементарной тактики боя пока не отличаются точностью. Может, дело в том, что сам я умею слишком мало. А вот загадывать далеко вперед я не пытаюсь. Правда, когда фейри сказала, что Питеру лучше придти в этот мир после окончания колледжа, я понял, что так оно и будет.

— Вставай! — Эврид протягивает мне руку, но из духа противоречия я не оставляю попытки подняться самостоятельно.

— Что это было? — спрашиваю я.

— Наш сегодняшний урок. Как заставить противника упасть и как самому избежать падения.

— Да уж! Весьма важное знание. Упавший кентавр, как я понимаю, выбывает из строя на пару минут.

— Это ты выбываешь на пару минут. Вопросом, как подняться, не теряя времени, и продолжая сражаться, мы займемся на следующем занятии. А пока мне нужно, чтобы ты научился не падать.

— У нас сегодня не получится урока, — вдруг говорю я.

Эврид смотрит на меня с любопытством, а я почему-то поднимаю глаза к небу.

Из-за склона горы появляется темная точка и начинает стремительно расти, приближаясь. Я напрягаюсь, ожидая увидеть огромного орла, и проклинаю все на свете за то, что пока не удостоился чести носить боевое оружие. Но точка приближается все же медленнее, чем увеличивается в размерах. Здесь бывают такие орлы? Величиной с автобус? Я кошусь на Эврида и обнаруживаю, что он совсем не готовится к схватке, а наоборот, всем своим видом выражает почтение.

— Что это?! — не выдерживаю я.

— У нас гость, Марк. Очень дорогой гость и не по годам славный боец.

Я снова вглядываюсь в силуэт странной птицы, и через мгновение до меня доходит, что прямо на нас с устрашающей скоростью несется дракон. Мне стоит огромного усилия не заорать то ли от ужаса, то ли от восторга. А еще через минуту нас едва не сдувает порывом ветра, поднятого мощными крыльями.

Эврид приклоняет передние ноги в почтительном приветствии, и я следую его примеру.

— Приветствую вас, ваше высочество! — произносит старый воин, — Искренне рад новой встрече!

— Привет, Эврид! — высочество несолидно машет кончиком шипастого хвоста, — Я привез к вам гостей! Ну и напугали вы всех, когда вдруг заперлись от целого мира!

Дракон опускает крыло, образуя нечто вроде пандуса, и с его спины начинают спускаться люди. То есть не люди, конечно… Эврид низко кланяется.

Я узнаю по портрету только прекрасную леди Рисс, но и этого достаточно, чтобы понять, что визитом нас почтили далеко не простые смертные. Хотя, чему удивляться, если уж и транспорт у них королевских кровей. Удивляет меня другое. Я реагирую на львицу-оборотня совершенно спокойно, хотя и побаивался этой встречи. Когда я, в бытность свою человеком, по совету Шеты просмотрел в интернете рисунки Марты, мне и изображения хватило, чтобы почти влюбиться. А уже здесь меня просветили, что эта ее магия имеет в жизни еще более убойную силу. Но сейчас я просто любуюсь ее непревзойденной грацией и идеальными лицом и фигурой. Наверное, я совсем уже перестал быть человеком.

— После приветствия проводишь гостей в большой экспозиционный зал и займешь беседой, — негромко приказывает старик, — А я тем временем постараюсь вернуть Гектора.

— Интересно, как? — морщусь я.

— Риоха запрягу. И эльфов с ундинами, если понадобится.

Вообще-то, я имел в виду, как я должен занять их беседой, но удачи Эвриду желаю совершенно искренне.

— Представишь меня? — тихо спрашиваю я у старика.

— И не надейся. Ты — всего лишь еще один кентавр, осевший в Библиотеке после осады. Тиону не нужно пока знать кто ты. Для начала желательно понять, зачем они все сюда примчались. Ты хоть понимаешь кто это?

— Я только леди Рисс узнал. Я видел ее портрет.

— Сейчас поймешь.

Они направляются к нам, и Эврид здоровается с каждым поименно. Верховная совета кланов оборотней, Пламенный эмир саламандр, конунг гномов, вождь всех племен кентавров (лицо старика ничего не выражает, когда он приветствует своего владыку, но глаза горят ненавистью), верховный шаман гоблинов, царица ундин, вожди горного и пустынного племен троллей.

— Милорд, — обращается Эврид к высокому рыжеволосому эльфу, явно удивившись.

— Эврид, позволь тебе представить нового Пресветлого владыку Сентанена, — весело встревает Фарияр, — Отныне господин Лангарион правит народом эльфов. Пресветлый Ирэльтиль снял с себя полномочия два дня назад.

— Милорд! — Эврид низко кланяется, чтобы скрыть растерянность.

— А так же господина Иммануила, старосту земель Ан-Дессена, — продолжает эмир, кода вперед выходит еще один человек.

До меня доходит, что это именно человек. Я вспомнил, как Гектор сетовал на то, что люди не имеют права голоса, даже когда речь идет об их собственной судьбе. Похоже, теперь кое-что изменилось.

— Библиотека будет счастлива принять столь высоких гостей, — церемонно сообщает Эврид.

— Мы прибыли приветствовать будущую смотрительницу, Эврид, — прекрасная львица берет старика под руку, — Или ее пока нельзя считать смотрительницей?

— Вопрос не по адресу, миледи. Об этом лучше поговорить с ней самой или с Гектором. Но, уж простите мне мое любопытство, откуда вы знаете?!

— О, нам всем пришлось пережить серьезное потрясение, когда оказалось, что никто не может проникнуть в Библиотеку. Все проходы были перекрыты, и стоило сделать хоть шаг за некую черту, как очень серьезный и непреклонный голос сообщал, что преемница смотрителя Серебряная леди Маргарита не станет принимать гостей до тех пор, пока не будет гарантирована их лояльность.

— Я восхищен вашей смелостью, господа. Вы решились ослушаться приказа самой Библиотеки, — усмехается Эврид.

— Полагаю, мы можем гарантировать лояльность любого здесь присутствующего, — совершенно спокойно отвечает эльф, — Ошибка кузена Ирэльтиля, объявившего тайте-айелен женщину, принадлежащую миру, а не только нашему народу, стоила ему магических способностей. Не думаю, что найдется еще кто-то из эльфов, желающий понести подобную кару.

Эврид косится на Тиона, но леди Рисс что-то шепчет ему на ухо и он кивает. Потом жестом подзывает меня.

— Марк, тебе придется самому найти Гектора. Мне лучше остаться с ними. Я присмотрю за Тионом.

Ну, спасибо, озадачил! И как его искать? А если он ушел в тот мир и не оставил нам прохода? И прекрасная фейри до сих пор не вернулась. Нет, ну почему именно на наши головы свалились правители?! Мы же здесь всего лишь гости! Хотя, насколько я успел разобраться, Риох — не просто гость. Может, хоть он сможет мне помочь.

Я кланяюсь гостям и спешу на кухню. Только бы там не было Шеты! Я не могу сейчас снова раскиснуть. Пусть я еще многого не понимаю в этом мире, но когда собираются вместе правители самых многочисленных народов, это что-нибудь да значит. К тому же уроки Эврида — а он не только учит меня драться, но и объясняет политическое мироустройство — не прошли даром. Новый владыка эльфов — это серьезное событие. У перворожденных не менялась власть больше трех тысяч лет. Потеря магических способностей — это не просто кара, это равносильно казни. И все же мне не хватает знаний, чтобы понять, что именно должно было там произойти. Гектора действительно необходимо найти. Желательно и Марту тоже.

Мне везет. На кухне я застаю только Риоха и Джесси. Видимо, Шета мешает ундинам тренировать Уме. Однажды я наблюдал, как она во время тренировки все время приставала к Дилии и Арианне, чтобы не обижали ее драгоценную Жемчужницу. Уме хорошая девушка, хоть и американка. Я рад, что у Шеты она есть. Но мне от этого не легче.

Я вкратце ввожу гоблинов в курс последних событий. Риох хмурится, сразу сообразив, насколько серьезна ситуация.

— Гектор в другом мире. Надо посмотреть в его кабинете, может там остался портал. Сейчас… — он замолкает, словно прислушиваясь к чему-то, — Пошли, Марк, нас впустят туда.

Я трясу головой. Даже Гектор не общается с Библиотекой так прямо. Хотел бы я знать, поймет ли кто-нибудь когда-нибудь, что же это все-таки за место.

— Джесси, милая, — обращается гоблин к девушке, — если все пройдет хорошо, нужно будет устроить прием. Ты справишься без меня? Я постараюсь вернуться поскорее.

Джесси кивает, и Риох нежно целует ее в лоб. Я подмигиваю своей бывшей наезднице, и она краснеет.

— Суженый — это значит судьба? — тихо спрашиваю я у нее, когда гоблин направляется к выходу.

Джесси подпрыгивает и чмокает меня в щеку.

— Все будет хорошо, Марк, — шепчет она, — Я уверена в вас обоих.

От этого напутствия мне становится немного спокойней.

В покои Гектора мы проходим беспрепятственно. Гостиная пуста, но Риох сразу направляется в кабинет.

На стене сияет портал, и мы вздыхаем с облегчением. Наше внимание привлекают альбом и разбросанный по столу карандаши. Мы переглядываемся и улыбаемся. Похоже, Серебряная леди вернулась.

Смотритель Гектор

Поток брани, наконец, иссяк. Тилли надулась на все миры и на меня в первую очередь и, пристроившись на карнизе, молчала, не глядя на нас.

Всем нужно было сосредоточиться и подумать, что делать дальше, но и гномы, и оборотни, и саламандр настолько расстроились и вымотались, что ждать от них конструктивных предложений не приходилось. Я злился на себя за то, что теперь уже сам оставил всех в Библиотеке без портала. Кто-то должен был сходить туда и предупредить остальных, желательно, Лисси, о том, что произошло, но теперь получалось, мы здесь застряли, пока наша поисковая группа не придет в себя. А я не мог уйти. Я не доверял Тилли. Я — единственный сдерживающий ее фактор. Не будет меня, и она надует остальных и прорвется в Библиотеку. Я не мог этого допустить. Ради Марты. Ради Ренаты, Алены, Марка и Уме. Ради всех нас, вдохнувших воздух этого мира.

— Поспите, — посоветовал я друзьям.

Это единственное, что можно было сейчас сделать. Им нужно восстановиться. Встреча с Белым Огнем слишком сильно их потрепала.

Эту миссию они не выполнили. Я горько усмехнулся. А чего я ждал? Ждал? Нет, не ждал, надеялся и боялся поверить в эту надежду. Правильно делал. Во всем виновата кошка. Нужные слова, верно сказанные в нужный момент, чуть не сделали из меня жадного до жизни маньяка.

Когда они появились впятером, у меня потемнело в глазах. Не знаю, чего мне стоило взять себя в руки и просто предложить им кофе.

Уже потом, когда они рассказали, что произошло, умом я не мог не согласиться, что все было сделано правильно, но в сердце поселилось отчаянье. Мне девяносто три года. Мне нечего предложить прекрасной и одаренной юной эльфийке. Белый Огонь манил меня обманчивой надеждой, пока не сгорел до тла во вспышке безумия. Но на короткое время жажда возрождения заставила меня забыть о своем предназначении и сделала простым смертным.

Мне горько думать о Дашмире. Мы считали его фанатиком, а он, пожалуй, оказался самым мудрым из нас. И положил жизнь на алтарь своей мудрости.

— Алена, Грэм, — я тронул сидящего на полу оборотня за плечо, — Ну что вы притулились здесь? Пойдите в спальню и поспите, как люди.

— Ш-ш-ш! — вервольф крепче прижал к себе девушку, — Она уже спит, Гектор. Пускай спит. А я потерплю.

— Рената, Син, брысь с дивана! Дайте Хану лечь нормально. А сами — на кровать.

— Хорошо, — Рената встала.

— Я не хочу спать, — смущенно вскинулся гном, — Я же не маг, Гектор, я отдал совсем немного силы. Может, ты сваришь еще кофе?

Ладно, у них свои заморочки. Я кивнул в сторону кухни. Гном встал, чтобы направится следом за мной. Рената поправила подушку под головой саламандра. Этот совсем уже никакой, ему, похоже, досталось больше всех.

До кухни мы дойти не успели. Счастливый вопль гномки разбудил даже измученных Алену и Хана. А у меня замерло сердце. Еще не видя, я знал, кого она встречает с такой радостью. Син бросился обратно в комнату. Я постоял еще мгновение, собираясь с силами, и двинулся следом за ним. Чтобы, едва войдя в комнату, встретиться с восторженным взглядом Вела. И мне опять стало тошно.

— Смотритель! — пропел эльф, — Серебряная леди разрешила мне посмотреть на этот мир.

Я кивнул. А в следующее мгновение веселые голоса и приветствия перекрыл ликующий крик Тилли.

— Лисси! Ты пришла! Теперь я смогу вернуться!

Вот, значит как. Марта все знала. Мне следовало бы испытать облегчение от того, что не мне предстоит сообщать ей плохие новости, но я снова почувствовал себя не у дел. Вздохнув, я развернулся и пошел на кухню варить кофе. Никто не вышел следом за мной. Из комнаты доносились голоса. Говорили быстро, иногда все вместе. И хотя в информации, которой они обменивались, не было ничего утешительного, я кожей ощущал общую радость встречи. Я старался не прислушиваться к тому, что там происходило, и все же понял, что кто-то позвонил Павлу, что Алена и Рената наперебой рассказывают Велу об этом мире, что Марта выясняет подробности встречи с Белым Огнем.

Кофе едва не выкипел из турки. Следовало бы разлить его по чашкам и отнести в комнату, но я стоял, упершись руками в столешницу, и думал о той безысходности, которую они разделят со мной, едва пройдет эйфория встречи.

— Гектор!

Я не вздрогнул, но в душе вдруг поселился покой. Она все-таки пришла.

— Я рад, что ты вернулась, Марта. Я так понимаю, теперь ты все знаешь.

Она молчала, но я не обернулся. Я не услышал, как она сделала разделявшие нас два шага, но ее прохладная ладонь вдруг легла мне на плечо. Я наклонил голову и прижался к ней щекой. Вторая рука скользнула вдоль спины, обнимая меня за талию, теплое дыхание щекотало шею. Я мог бы стоять так вечность.

— Смотри… тель…

Я слегка повернул голову. В глазах ушастого недоразумения плескались удивление, понимание и… печаль.

— П-п-п-ростите, — прошептал эльф, пятясь обратно в коридор.

Я выпрямился, скинув с себя ее руки.

— Прости, Марта. Я не знал, что так будет. Я так радовался Ренате, тебе, всем остальным. Я не знал, что вам придется так скоро отказаться от своего мира навсегда. Прости.

— Гектор?

В ее голосе сквозила растерянность, словно она ожидала услышать что-то совсем другое.

— Ты уже знаешь про Белый Огонь?

— Да…

Я усмехнулся и, наконец, обернулся к ней. Марта качнулась ко мне навстречу, словно собиралась обнять, но я поймал ее за руки и не позволил. Ни к чему. И так все ясно. Зантар, теперь вот Вел и… я. Глупо. Ни к чему. Совсем ни к чему.

Марта нахмурилась.

— Спасибо тебе.

— За что? — она закусила губу.

— Я прожил жизнь, мечтая хоть краем глаза увидеть этот мир. Благодаря тебе это стало возможным. Этот день мог бы стать самым счастливым в моей жизни, если бы…

— Ничего не кончено, Гектор. Мы найдем выход.

— Не думаю. Тебе надо позвонить дочери.

— Успею! — решительно заявила она, — Пойдем к остальным, нам всем нужно подумать.

Марта протянула руку, чтобы потащить меня за собой, но я схватил поднос с чашками, словно отгораживаясь им от нее. Она снова закусила губу.

Я не принимал участия в этой бессмысленной дискуссии. Сидя в углу, я баюкал свое отчаянье. Из приоткрытой двери спальни кровавой раной зиял портал. Я старался не думать о том, что он последний, но не думать не мог.

Приехал Павел и тоже страшно расстроился, узнав новости.

— Паш, у нас есть еще немного времени, — обратилась к нему Марта, — Ты не покажешь Велу город? Все-таки, он может больше никогда не увидеть наш мир.

— Не стоит, — возник вдруг ушастик, до этого молча сидевший на подоконнике, — Еще успеется.

— Оптимист! — тихо хмыкнул Хан.

— Я остаюсь, — спокойно сказал эльф.

— Остаешься?! — прозвучало несколько голосов сразу.

— Наша родовая магия голоса способствует открытию порталов. Если я останусь здесь, как только родится или проявится сильный маг, он сможет уйти в наш мир. А я уверен, что среди потомков миледи Маргариты такие найдутся. А если пройдет один, пройдут и остальные. Я должен остаться, чтобы ваши дети смогли придти к вам. Это единственный выход.

Я смотрел на него и не верил своим глазам. Куда делся рассеянный, не от мира сего эльфенок с блуждающей потусторонней улыбкой? Нет, Вел улыбался, но это была улыбка мудрости и уверенности в правильно принятом решении, полная нежности и неизбывной печали.

— Вел! — прошептала Марта.

— Мне жаль, миледи, но как только вы уйдете, порталы все равно закроются. До тех пор пока этот новый сильный маг не появится. Целительница Елена уже не принадлежит этому миру, Грэм не принадлежал никогда, а моей силы не хватит.

— Ты тоже не принадлежишь, — сглатывает эльфийка.

Глаза ее полны слез, но в то же время они сияют благодарностью. А ты можешь быть жестокой, Марта. Одно твое слово и этот юный влюбленный дурачок откажется от своего щедрого предложения ради счастья быть рядом с тобой. Так почему бы тебе не сделать этот выбор прямо сейчас? Чем плох Вел? Он оказался лучше, чем я о нем думал, он готов пойти ради тебя на огромную жертву, и я видел, как ты на него смотришь.

— Это не совсем так, миледи. Я сам принял решение. Я как бы подписал договор с этим миром, пусть и не на всю жизнь.

— Почему?

— Я могу вернуть вам ваших близких, миледи. Мне кажется, это единственное, что я могу сделать для вас. Я рад, что есть хоть что-то…

— Ох, Вел…

— Все в порядке, миледи, — он улыбнулся ей такой нежной и грустной улыбкой, что, не знаю, как остальные, но я точно почувствовал себя лишним в этой комнате.

— Я знала! Я знала, что так и будет! Ты молодец, Велкалион Дебритианна! Я была уверена, что ты все решишь правильно. Извини, что не сказала сразу, но ты должен был сделать это сам, — Лисси, выкопалась из волос эльфа и перепорхнула Марте на плечо, — Не волнуйся о нем, Марта. Я за ним присмотрю. И Павел мне поможет. Правда, Павел?

Молодой человек, кажется, впервые увидевший цветочную фею, растеряно кивнул.

Краем глаза я заметил шевеление в портале и напрягся. Но тут же расслабился, узнав Риоха. Гоблин обернулся и махнул кому-то позади себя, а потом в комнату вошел Марк.

— Гектор! Миледи Маргарита! Хвала богам! Мы вас нашли!

Новости, которые они принесли, радовали, но и настораживали одновременно. Еще минуту назад мы думали, что у нас остается хотя бы несколько часов времени в этом мире, но теперь все решилось иначе. Я не знал, понимает ли Марта, что нам надо спешить, и сейчас она покинет этот мир навсегда. Мне очень не хотелось этого делать, но я встал и подошел к ней.

— Нам нужно идти, Марта.

— Я знаю.

Я даже не удостоился ее взгляда. Она все еще смотрела на Вела. Но вдруг встрепенулась.

— У нас есть минут десять, Гектор? И мне и Ренате, да и Марку, наверное, надо позвонить.

— Конечно, Марта. Все правители мира подождут, пока Серебряная леди попрощается со своими близкими.

Это сорвалось само. Я совсем не хотел допустить сарказм в свой голос. Но Марта вдруг вскинула на меня глаза полные обиды и удивления.

— Поторопись, — сказал я и отвернулся.

Я еще постоял, глядя в окно на мир, в котором люди не знают магии. Дети играли на асфальтированной площадке. Старушки сплетничали на лавочке у подъезда. Какой-то высокий крепкий парень сел в это странное самоходное транспортное средство, которое они называют автомобилем, и, лихо вырулив по узкому проезду, умчался прочь. Там была жизнь людей. Просто людей. И мне хотелось стать одним из них. Но этого не могло случиться.

Вздохнув, я повернулся и направился к порталу. Марк еще говорил по телефону, остальные прощались с Павлом. А Марта… Марта обнимала покрасневшее ушастое недоразумение.

Я шагнул в свой родной мир.

— Гектор!

— Гектор!

— Хвала богам, ты вернулся!

Близнецы влетают в мои апартаменты — счастливые и беззаботные.

— Проходы снова открыты! — сообщают они.

Я киваю. Меня это не удивляет. Из кабинета выходит сначала Хандариф, а за ним все остальные. Марта плачет. Проходит еще несколько минут, пока эльфам сообщают новости. Нам нужно спешить, но я не могу повести Марту к правителям в таком состоянии. Ей надо успокоиться. Рената тоже это понимает.

— Гектор, сделай что-нибудь! Они же решат, что мы ее здесь истязаем!

— Боги, Рената, почему я?!

Гномка упирает руки в бока и сверлит меня недобрым взглядом.

— Значит так, сейчас я всех отсюда уведу, и ты ее успокоишь. А мы пока типа отчитаемся перед начальством. Уяснил?

— Рената…

Но она уже выпихивает всех из комнаты, и через пару мгновений мы остаемся с Мартой вдвоем.

И что теперь? У меня нет и не может быть слов утешения. Она только что потеряла слишком много. Никто не заменит ей ее дочери, внуков и… Велкалиона. Ее всхлипывания разрывают мне душу.

Я не замечаю, когда наступает тишина. Марта поднимает голову и с любопытством разглядывает собственную руку. И вдруг… Я не сразу понимаю, что это за звук, а когда понимаю, пугаюсь. Что если от потрясения у нее помутился рассудок? Она смеется!

— Гектор! — Марта поднимает голову и смотрит на меня.

Глаза ее блестят от еще не высохших слез, но на губах играет улыбка. Она снимает с пальца кольцо и протягивает мне.

— Одень это, пожалуйста.

Я смотрю на безделушку из зиральфира. Я знаю этот артефакт. Я знаю, для чего он предназначен.

— Марта? — я перевожу взгляд на нее. Я не понимаю, чего она хочет.

— Я так привыкла, что оно сжимает мне палец, когда рядом Алена и Грэм, Синдин и Рената, Риох и Джесси, что совсем перестала обращать на него внимание. Одень, Гектор.

— Зачем? Марта, на меня ведь не действует магия, ты же знаешь.

— До сих пор не действует? — лукаво спрашивает она.

Все еще не понимая, чего она от меня хочет, я одеваю кольцо на палец и чувствую как оно, словно прислушавшись к окружающей обстановке, вдруг резко сжимается.

Нас только двое в этой комнате…