Эти записи были найдены на окраине мордорской пустыни вместе с использованным флакончиком лака для волос.

О великий Эру!

Все зло от женщин, как говорят наши старейшины. Не думаю, что в свои молодые годы, лет этак 700-800 назад, они тоже так думали, иначе на свет не появились бы мы слегка двинутые и веселые эльфики. И мы, особенно эльфийки, в отличие от своих братьев всегда знаем чего хотим и добиваемся своего, порой, вопреки всякому смыслу, и бываем счастливы, а иногда несчастливы, кому как повезет. Но главное сам процесс поиска и приключений, вот как у меня.

Кстати, меня зовут Эльфарран, это что-то связанное со звездами, хотя мне больше нравится день и солнце, но мои родители видно предпочитали ночь. Проживаю я, а точнее, проживала в Лихолесье откуда меня очень вежливо попросили убраться: мол, я дискредитирую облик светлой эльфийки и волосы у меня не так заплетены и цвет не тот. Подумаешь, выкрасила их в ярко красный и сделала небольшой ирокез. Зато все белки разбежались и теперь никто не ворует мои орехи. Вот только с цветомаскировкой полный облом, меня же за 1000 лиг видно, иные принимают за гномиху (они все сплошь рыжие) только изрядно похудевшую от забот и с идиотским луком. Вообще то я стрелять не умею, так таскаю для прикола и для устрашения, вдруг какой не в меру озабоченный гном попадется, и доказывай потом, что ты светлая эльфийка.

Стрелы я потеряла давно: главное помню, что при уходе они были; нет, ну точно были и когда я собирала свои выкинутые вещи тоже были, и когда громко выражала свое мнение по поводу путешествия, и потом еще день-два, а вот когда решила костер разжечь, гляжу нет их – может белки утащили в отместку за испорченные нервы?

Вот так я и очутилась здесь, в пустыне, нет ну надо так проколоться: из нежного душистого леса – прям в пустыню, и ведь шла-то я, совсем не сюда. Видно, где-то не там свернула, ирчи бы побрал эти указатели, они сами поворачиваются, куда ветер дует. Назад я не поверну из чисто эльфийского упрямства и оставляю эту записку под последним камнем, который мне попался, а чтобы легче найти, я прикрепила к ней прядь своих волос – отличная вышла заметка, главное, не выцветает, я то знаю, хожу с этим окрасом уже 100 лет, и ничего, по прежнему пугаю белок и особо впечатлительных эльфов.

Кстати прилагаю свой дневник: он не то, чтобы очень интересный, но тащить его по пустыне очень не хочется

Дневник, а точнее, несколько записей о моей веселой жизни

Первых лет я не помню, и мои родители как-то особо не распространялись на этот счет. Их можно понять, попробуй упомнить биографии всех тринадцати детей. Ясли и детский сад, как и у всех нормальных эльфов, не оставили теплых воспоминаний: эти белые крахмальные воротнички и переднички, тихие игры… до сих пор икаю от негодования

Малейшее пятно, и тебе читают такую лекцию об аккуратности, что под конец во мне просыпались ирчьи наклонности, да еще наш принц так врезал мне лопаткой по лбу (стащила его диадему, или как у них это зовется), что решение выйти за него замуж укрепилось окончательно – месть, растянутая лет эдак на 1000, достойна отдельной баллады.

Одной короной меньше, зато мой замок из песка был самый величественный.

Крики принца о том, что он не может, отчисть символ своего королевского достоинства от песка, меня мало волновали, и о каком достоинство он говорил. В общем, вошла я в этот мир треснутая лопаткой и с мечтой о замужестве.

Первый день в школе

Эру всемогущий, опять воротнички и переднички, нет, я окончательно свихнусь. Учитель как-то странно смотрит на меня, мои родители усиленно делают вид, что со мной не знакомы. Подумаешь, косы я обрезала накануне, празднуя окончание детского сада. Потом нам сказали, что каждый должен сделать что-то хорошее и доброе для школы. Откуда мне было знать, что они подразумевали нарвать цветов, листьев и прочей дребедени, позвать друзей на праздник и разучить вальс: в общем, я пришла в таком авангардном прикиде, что вальс танцевать со мной никто не захотел. Наплевать, зато все глядели только на меня. Долой воротнички!

Второй день в школе

Воротничок пришлось одеть, чувствую себя как пингвинка, хорошо хоть передник сдвинула на бок – это греет душу. Давали учебники: мне, конечно, достались старые, но зато, какие комментарии на полях. Хохотала два урока, потом выгнали из класса, говорят, учителя не было слышно. Я не виновата, что он такой тихоговорящий.

Дома выслушала наставление, как должна вести себя чистокровная светлая эльфийка, заснула уже в середине…

Всю ночь ловила жабу: попалась старая и злая (два укушенных пальца). Нет, ну я честно хотела выполнить домашнее задание, подружится с лесным жителем. А так как все остальные разбегались очень быстро, то жаба тоже очень даже ничего.

День третий

Если бы собрать все презрительные усмешки и высказывания в наш адрес, т.е. меня и жабы, можно было бы окончательно рассорить нас с гномами. Мне-то, конечно, не привыкать, но моя Доротея была очень недовольна (еще один укушенный палец, мой, разумеется). У других друзья были гораздо крупнее. Наша задавака Андиель привела оленя (одна отдавленная нога, моя). Виолейн явилась с лисой; кстати, они похожи, даже взглядами. Были еще еноты, зайцы, белки ну и прочие, кого можно поймать в нашем лесу. Принц притащил единорога: понятное дело, папочка постарался. Ну погоди немного, лет эдак сто, я и это припомню.

Все остальные дни и годы

Лучше бы мне уйти пораньше, хотя, тогда бы я не стала всеобщей достопримечательностью нашей школы – да что скромничать, всего Лихолесья, это точнее.

Я была единственной, кто с оглушительным успехом провалил все обязательные дисциплины и умудрился получить освобождение от второстепенных.

После того, как я точно положила стрелу между лопаток нашего преподавателя, перестреляв до этого некоторых обитателей школы (конец лисе) и немного поранив одноклассников, всеобщий совет принял решение не допускать меня к площадке для стрельбы ближе, чем на 300 лиг, а лук в моих руках признать стихийным бедствием. Понятное дело, со стрельбой пришлось завязать. Хотя, в последние дни я стреляла почти в том направлении, где была мишень, ай да я!

Такие занудные предметы, как травоведение и древоведение, я пыталась сдать экстерном. Это знает каждый эльф. Правда мандрагору вытащить не удалось, хотя я вопила гораздо громче ее, и с ивой вышел полный облом – ну я буквально грохнулась с нее в воду, когда полезла искать яблоки. Это позже я узнала, что они растут на сосне. Да, насчет сосен, белки забросали шишками, а мне и надо-то было только материал для лабораторной работы. Конечно, жалко было валить все прибрежные деревья, но я такая увлекающаяся натура.

С пением особенно жалко было расставаться, но учитель сказал, либо он, либо я… Всеобщий совет выбрал его. Зато, потом я так изумительно распевала гимны и народные баллады под их окнами, что они приняли решение подружиться с людьми и гномами, и если бы я не подхватила ангину (периодически меня обливали холодной водой), то и с ирчи у них вышла бы любовь до гроба.

Танцы видела издалека. Почему-то все сразу решили, что их ноги являются такими драгоценными, что и наступить нельзя (мне вот олень отдавил, и ничего, всего полгода хромала). А на общих танцах на земле почему-то вечно образовывалась небольшая кучка из танцоров, и я, как всегда, оказываюсь в самом центре. "Эльфи, – как-то сказал мне наш танц-мастер, – ты так выразительна, что если будешь упражняться одна, то возможно, лет эдак через 300, ты сможешь на заднем плане помахать ручкой". Ха, да через триста лет я буду королевой, и ручкой мне махать не придется, а если махну, то только, чтобы поприветствовать иностранные делегации. В общем, о танцах пришлось забыть.

В пятом классе произвела несколько небольших взрывов. И темы были такие простые: изготовить напиток невидимости – вышел нитроглицерин, он тоже прозрачный, ну зачем надо было трясти колбу. Заменили преподавателя. Сонный напиток у меня вышел, просто отпад. Сны сплошь эротические – долго еще наши старейшины пытались выведать мой рецепт. Если бы я помнила, то обогатилась бы. Всякие лечебные настойки, жидкости для заживления ран и прочие лекарства никто опробовать не захотел, жаль, зря старалась.

На уроках приручения животных была несколько раз искусана, дважды лягнута копытом, поклевана один раз, но очень здорово (кто же знал что орлы такие гордые, я же только хотела перекрасить его в павлина – получилось круче, чем у сумасшедшего хоббита), ну вывихнутые руки и облизанные волосы не в счет, хотя последние стали гораздо гуще и сильно отрасли.

На уроках кройки и шитья потеряла все иголки. До конца курса искала, нашла, но не все, одну обнаружила наша отличница, когда присела на стульчик. В общем, меня опять выгнали. Всего-то, одно уколотое филейное место, зато с каким удовольствием я под дверью слушала ее всхлипы. Доротея, ты отомщена.

Да, кстати, о мести: принца перевели из нашего класса, говорят, если я завтра устрою камнепад или торнадо, то его прическа может пострадать, а у них с этим строго. Представляю корону на лысой голове. Круто! В общем, месть откладывается лет на 50, точно

В целях безопасности и во избежание дальнейшего травмирования всех, находящихся ближе 20 шагов от меня, всеобщий совет вынес решение: перевести меня на домашнее обучение со сдачей зачетов на пустынной поляне в нескольких лигах от любого поселения. Учителям даже выдали дополнительные орехи, но желающих меня контролировать было мало, так что под конец мне выдали справку об окончании школы на 10 лет раньше, чем моим сверстникам. Вот и думай кто счастливчик.

Но на выпускной бал я, все-таки, попала хоть и ближе к его окончанию, точнее, вообще в конце, когда все разошлись, и весь пол был в моем распоряжении. Эльфы, эльфы, а грязи натащили – не вывезешь, и что бы они без меня делали. Несомненно, я очень важная персона. Мой начальник говорит: "Фарри, мы так тебя ценим," – и каждый месяц, на нарождающейся луне, выдает мне новую тряпку и хитро улыбается: наверное, мне еще и щетка полагается, но он загоняет ее проезжим назгулам.

50 лет спустя

Сегодня приезжали члены королевской семьи (семья называется – всего двое). Наши девчонки за несколько дней извели все запасы лунного света и сияния млечного пути – вот глупые, они стали такими белыми и почти прозрачными, что сразу и не определишь, эльфийка ты или заблудившийся призрак. Мода такая в столице; все так ходят и даже летают – врут наверное. На днях мне попался растрепанный журнал "Мода подземелий или как очаровать…", дальше было оторвано. В конце недели моя прическа приобрела законченный вид – ярко-красный ирокез, мохнатые ушки с пирсингом довершили картину. Весь день разглядывала себя в зеркало, ай да я, просто королевна, и по причине моего возможного скорого восшествия на трон, я отказалась тереть паркет в зале приемов . И потребовала отпуск за 50 лет работы, ну что я кентавр что ли.

На прием не пустили. Но я заняла выгодную позицию у входа, в толпе призрачных дев и опять удача: меня-то и было видно лучше всех. Не учла маленькой детали: нас было слишком много, а места мало, но принца хотели увидеть все. Я была крайняя, и в самый ответственный момент меня вытолкнули. Приземлилась я в единственную во всем Лихолесье лужу – ее тщательно маскировали дабы она не оскорбила взгляд царственных особ. Думаю мой вид очень впечатлил короля – таких глаз я не видела с моего последнего взрыва, когда прибежавшие на шум зеваки лицезрели только одну половину некогда изящной беседки, по преданию, построенной каким то потомком великого Эру, и в то, что я лишь опробовала новое чистящее средство, никто не поверил. Я постаралась принять крайне непринужденную позу и улыбнуться, говорят тогда меня от ирчи отличают лишь уши (у них их вообще нет). Королевские особы оказались очень вежливыми, они плавно обошли меня и направились в зал приемов, где для них был накрыт огромный стол, даже сейчас слюнки текут, и музыка была такая проникновенная и нежная, что когда я, наконец, вылезла из этой идиотской лужи, то невольно заслушалась и простояла бы так до утра, но ночная стража приняла меня за назгула и долго гоняла по окраине нашего леса .

Спустя 50 лет и один день

Пирсинг сняла, авангардный прикид не котируется, да и уши болят. Краска не отмылась – знающие эльфы говорят, она еще лет этак двести не выцветет. Впрочем, мне и так нравится, а окружающие привыкнут. Родители отказались привыкать – молча указали на порог. И как они единодушны в этом, обычно, по несколько дней шипят друг на друга, пока согласятся, а тут сразу, наверное, заранее договорились . Вот теперь я свободная эльфийка. От радости даже всплакнула: нет, это же надо, в столь юном возрасте, и без присмотра и нравоучений .

Второй день свободы

Надо срочно найти жилье, и поесть не мешало бы.

На утренней заре пыталась пробраться в дом – не получилось. Хорошо, хоть вещи отдали. Платье – одно, тапочки – одни, лак для волос – пять флаконов, а было семь, но какие счеты между родственниками, набор расчесок, набор пилок для ногтей, и лук без тетивы – ну и что еще надо для счастья? Наверное, немного поесть. Но с этим хуже: они так боялись, что кто-нибудь увидит меня в доме и подумает, что мы помирились. Замучаются оправдываться.

Стала вспоминать, где растут яблоки: все сосны облазила, но видно не сезон – одни шишки попадаются.

Третий день свободы (видала я ее в той самой луже)

Есть хочется просто ужасно, начала грызть шишки, поняла, что от белок мы отличаемся еще и строением зубов. Скоро одичаю. Сегодня кончился второй флакон лака.

Четвертый и последующие дни

Надо экономить бумагу и чернила, а то как последующие поколения узнают о моих подвигах, если они (бумага и чернила, для непонятливых) кончатся в самый неподходящий момент.

Орехи очень питательны – подозреваю, что вторглась на беличью территорию, но обитатели сбежали. Так что весь куст мой. Надо отъесться – кто знает, когда еще попадется такое богатство.

Мимо проезжали назгулы. Наших это обстоятельство здорово напрягает. Звали с собой, только я не поняла в каком качестве – то ли подружки, то ли, просто, съесть хотели . Если говорить о голоде, то я бы и сама кого-нибудь съела, даже назгула, хотя, говорят, они воняют.

Первый день, когда пишу под крышей

У меня есть дом. Даже, целое бунгало. Мне так нравится думать. Зато, теперь не надо сушить после каждого дождя запасное платье и можно разложить свои сокровища не опасаясь галок. Одно плохо – лак кончился, пойду ночью на преступление – стащу флакончик в ближайшей лавке

Второй день дома

Определенно, я – счастливица! Нашла целые залежи просроченного лака: его просто выбрасывают, когда приходят новые партии. Кто же захочет пользоваться старомодным баллончиком. Надо еще порыться за поселком.

Третий день дома

Произошло такое событие! Оно перевернет всю мою жизнь! Сегодня привезли довольно странного эльфа: почти лысого с грязной склизкой кожей, но зато, какие глаза. Подозреваю, что мы родственные души. Согласилась составить ему компанию в подземелье, там так много уютных закоулков, а у меня, все равно, крыша рухнула, и тапочки отсырели . Наши старейшины очень обрадовались, говорят, что лучше меня с этим делом никто не справится, да кто бы сомневался .

Первый день в подземелье

Не понимаю, почему тут сыро? Дождь идет только на поверхности земли, или здесь свои осадки? Горлум говорит, что еще и снег бывает, такой белый и обжигающий, но для чего он нужен, таинственно молчит. Вот уже между нами и появились недомолвки… А я хотела подарить ему пилочку для ногтей. Теперь не дождется!

Два месяца то в подземелье, то на поляне

Объясняла как делать чистящее средство. Мой милый друг очень заинтересовался. Вот уж не думала, что он поклонник чистоты, а так сразу и не скажешь.

Сегодня нашла его вычисления по подрыву нашего подземелья – значит врал насчет генеральной уборки.

Начальник караула потихоньку сбросил на меня свои непосредственные обязанности. Теперь я не только приглядываю за пленником, кормлю и прогуливаю его по 3 часа утром и по 2 часа вечером, но и командую караулом. Они скоро попросят отставки.

Караул сбежал.

Вожу Горлума на поводке. На эту картину приходят посмотреть даже из дальних селений – говорят, что подобного тысячу лет не видели. Очень приятно слышать.

Приезжал принц – один, без папочки (кстати, других родственников у него тоже нет). И без предупреждения, а то бы я подопечного щеткой почистила. Долго осматривал местность, пещеры и пленника. Велел регулярно чистить ему зубы. Заменил караул. Нет, я что, прозрачная дева, или голый красивше меня – столько ему внимания, а мне? Не буду кормить его сегодня вечером и завтра тоже – ладно, только утром; я же не ирчи какой-нибудь. Новый караул почему-то считает, что я то же наказанная и даже спорят: за прическу или за характер. Спела им песенку – пусть теперь мучаются временной потерей ориентации. Горлуму понравилось. Говорит, что уже слышал нечто подобное в поселениях энтов. Его еще тогда здорово трахнуло упавшей веткой, и он временно переместился в ирчий рай (по ошибке).

А в лесу весна!

Сплела венок этому знатоку песен, он очень мил, а глаза такие, что образ принца в памяти тает с каждым днем. Кажется, я нашла свое счастье. Вымыла своей лапочке голову и поняла: ну его, этого с королевским достоинством. Определенно, дело идет к счастливому финалу. Какая я везучая, однако!

Год спустя

Дело продвигается: я на верном пути к обретению статуса замужней эльфийки. Сегодня узнала секрет, что у моего дорогого где-то припрятано кольцо, и как только он освободится, сразу наденет его на палец – мой, разумеется.

Караул меняли пять раз. Долго наше общество выдержать ни один нормальный эльф не может, впадают в меланхолию, а иные буйствуют.

На днях приходили друзья моего котика. Говорят, все готово для свадьбы, вот только жених на поводке смотрится не очень. Пришлось пойти на нарушение режима, зато теперь никто не скажет, что я своего мужа насильно притащила к камню священных клятв. И что только любовь делает с нами! Горлум даже во сне шепчет: "Моя прелесть…" – я-то за стенкой все слышу и мечтаю о тихой семейной жизни, правда, закрадываются сомнения – эльф ли он? Впрочем, хоть ирчи, все равно, эльфа я из него сделаю.

Накануне свадьбы

Все готово, жаль, что все приготовления делались в ужасной тайне. Друзья жениха пообещали перерезать мне горло, если проболтаюсь… Это как же я буду выглядеть на торжестве с полуотрезанной головой, ведь невеста, все-таки.

После свадьбы

Одна, опять одна. И что я сделала не так? Все шло так мило. Приехали гости – караул несколько отвлекся. Видно, им не понравилась внешность прибывших: так ведь это наши приглашенные, нечего было вмешиваться.

Много будет работы у эльфов целителей…

Вот мы и у камня. Где, говорю, кольцо, а сама от счастья замираю. А он мне, мол закрой глаза, стесняюсь…

Долго я простояла с закрытыми глазами…

К вечеру поняла, что меня бросили прям у камня священных клятв. Теперь ясно, почему из ближайших кустов все время доносилось противное хихиканье.

На следующий день

Слышали бы вы выражения начальника караула, старейшин и, просто, их добровольных помощников, даже ирчи так не ругаются.

Узнала много интересного о себе.

Моя семья официально отреклась от всякого родства со мной, чем сорвала долгие аплодисменты.

Теперь, по закону, я должна покинуть родину.

Ура, еду в путешествие!

Кстати, вещи мои вылетели вслед за мной.

Впереди целый мир, он ждет меня, и я уже иду!

В лесах 

Вот значит стою я на границе Лихолесья и решаю куда пойти такой славной эльфийке как я. Ничего не помню из уроков географии лишь только что земля плоская и довольно обширная. Наших родственников везде навалом. Ну какой эльфийский род не захочет принять такое чудо? Решено иду направо, там такая симпатичная полянка с цветочками.

Первый день в пути

Если бы я учила травоведение. ТО НЕ ВЛЕТЕЛА БЫ В ЭТО МЕРЗКОЕ БОЛОТО.

Цветочки – незабудки они же только там и растут. С виду лужайка с нежной травкой, а ногу поставишь тебя так и тянет вниз, а там вода – холодная. Простыть можно. В который раз я преисполнилась гордости за свой род, мы эльфы очень легкие на ходу и в прыжке А так же очень упрямые. Так и прыгала до сумерек, но назад ни за что.

2-й день

Прыгаю.

3-й день

Прыгаю. 

4-й день

Опять прыгаю, чувствую, превращаюсь в кролика. Морковки как-то захотелось.

5-й день

Допрыгалась. Потеряла последние тапочки, точнее одну, вторую я зашвырнула от злости и разочарования. Должен же быть конец этому болоту. Даже записи сделать не могу, тотчас засасывает. Краткость сестра таланта, значит я страшно способная, и это придает сил.

6-й день

Выбралась точнее выпрыгнула, попрыгала еще немного. Чувствую твердую землю, а остановиться не могу. Присела и еще ноги придерживала некоторое время. Они поняли, что уже хватит только к вечеру. Поэтому записи такие неровные. Ближе к утру рассмотрела окрестности. С сотню жалких березок. Все кривые и чахлые. Очень хочется пить и подкрепиться не помешало бы. Я весь хлеб съела во время прыжков. Его мне сунула чья-то добрая душа, когда выбрасывали мой ценные вещи. Пыталась договориться с лягушками, предложили комаров и водомерок, очень питательные только усики язык щекочут. Смеялась всю ночь, чем распугала всех новых друзей.

Правила поедания некоторых обитателей окраины болота.

Сначала их надо поймать. Лучше всего это сделают лягушки, а нам остается только навесить им лапшу на уши, или чего у них там есть, что мы одной крови и надо делиться, если не поймут, привязать травинкой за лапы и перехватывать их язык каждый раз, как только он будет возвращаться с добычей. Лягушка под конец совсем обалдевает и работает как пулемет, до тех пор пока ее не сморит окончательно. Затем едва трепыхающееся тельце надо спрятать, чтобы никто не подумал, что эльфы на такое способны. Репутация превыше всего.

Теперь надо все рассортировать: толстых и сладких гусениц на десерт, жестковатых жучков в маринад из фиалок, мелких комариков на пюре, водомерок в засол.

Гусеницы бывают с волосиками и без. Первых предварительно бреют, важно – против шерсти, тогда волоски не будут забивать ваш прелестный эльфийский носик, и вы не будете поминать Эру с компанией всякий раз, выковыривая их. После очистки желательно обвалять в чистейшем лунном свете, на худой конец, сгодится свечение трухлявого пенька, и живописно разложить на листе водной лилии. Самое главное, съесть данное блюдо надо очень быстро, потому что через полминуты сбегутся ваши сородичи, находящиеся на расстоянии в несколько лиг. Супернюх наша отличительная черта. Значит, начинаем с десерта, и для родственников остаются жучки плавунцы под фиалковым маринадом. Здесь тоже можно проколоться – голодный эльф жрет все без разбору, и если они не завтракали, то плакали ваши и жучки, и стрекозы, и даже водяные клопики. Маринад выпьют и не подавятся, троглодиты эльфийские.

Стрекоз лучше сушить, они дольше сохраняются, и как вкусны их крылышки, которые просто тают во рту.

Лориэн, если прислушаться кажется это колокольчик где-то вдали поет свою нескончаемую песню лицемерно обещая отдохновение от тревог и печалей.

Лориэн, это эхо отзывающиеся в эльдорских балладах, будивший несбыточные мечты о сказочном царстве покоя и справедливости.

Лориэн, и сквозь щели холщевой повязки пробиваются мягкие лучи закатного солнца, согревая мое обветренное лицо. Я нежусь в прощальных отблесках светила и споткнувшись лечу кувырком. Полет останавливает величественный тополь. Кажется. Спасибо. Одной шишкой больше – разница не существенна.

Может когда-нибудь я вспомню и это с улыбкой или с легкой грустью о беспечно глупо потраченной жизни лишенной какого бы то ни было смысла, без сердечных привязанностей, без дома, без семьи, без присущих мне по статусу недостатков. Странно, но мысли о будущем никогда не волновали меня, каждый день был заполнен отчаянными попытками выжить, не быть съеденной или еще хуже того растрепанной. И это без бантиков, резинок, головных кружевных наколок.

Другая эльфийка от такого расклада давно бы отправилась к престолу владыки Эру и была бы там принята как мученица. А я ничего, даже под плащом выгляжу неплохо.

Быстро наступившие сумерки улеглись на ветки меллорнов и мягко перетекли по коре и листьям вниз, съедая краски сочного дня. Окутали полумраком придорожные кусты, и одиноко бредущую группу из трех эльфов и меня в мешке. Усталые голоса приглушенно звучали в прохладе засыпающего мира.

– Стой. Да остановись ты светлейшая эльфийка, что у тебя ноги из мифрила?

– Чешет как к себе домой!

– И свалилась всего раз, может третий глаз есть?

– НЕ ЗНАЮ ЧЕГО У НЕЕ ТАМ ЕСТЬ, НО ДОГАДЫВАЮСЬ ЧЕГО НЕТ – СОВЕСТИ!

– Надо нас так обломать накануне праздника прибытия иностранной делегации – три жирных назгула испарились как сон в летнюю ночь.

Примерно так переговаривался мой почетный караул, располагаясь на краткий привал перед торжественным вступлением в главную ставку. А я размышляла. Праздник – это хорошо, это пение благодарственных гимнов потом баллад, потом кому что в голову взбредет, это танцы со значением и без, кончающиеся обычно несколькими свадьбами, но главное столы, столики и просто тумбочки с едой: эльфийской выпечкой, березовой кашей, борщом из заячьей капусты, котлетами из камыша, ягодами и грибами, орехами и корешками, нежнейшими побегами лопуха и компотом… много компота, очень много…

Где ты мой вожделенный праздник?

Плачу.

Какая я стала сентиментальная, или просто мои провожатые сапожки сняли?

Ни рожна не видно под плащом.

Предвечерняя тишина окутала наш маленький лагерь, ее торжественное молчание нарушал только звук работающих челюстей. Мне тоже перепало – когда сняли повязку с глаз и развязали руки. Кусочек ячменной лепешки проносимый четыре раза мимо рта, я умудрилась схватить зубами из онемевшей руки.

Ближе к ночи, когда мои караульщики вымотанные двухдневным беговым маршем отключились вместе с часовым, я поймала крупного светлячка дабы набросать те немногие строчки накануне великой встречи королевской четы Лориэна и меня. Завтра решающий день, и на предложение остаться здесь навсегда я, конечно, немного поломавшись, соглашусь. Они обалдеют от счастья.

Пробираясь через заросли душистых кустов, поминутно отряхивая одежду от желтоватой пыльцы на третий день мы вышли к величественной реке – сире Андуин. Красота этой широкой водяной дороги потрясла нас с Изиком одновременно. У моего друга даже недожеванный клочок травы упал изо рта. Обменявшись выразительными взглядами, мы замерли в восхищении, напоминая конную статую. Вода, правда, оказалась довольно холодной, зато очень чистой. На вечернем чаепитии единорог признался что больше всего на свете он любит стихи, причем, сам сочиняет, сам рецензирует и сам восхищенно слушает, жаль, что ночная мгла помешала мне насладиться его сочинениями. Но выяснения отношений разгорелись даже при слабом свечении ночных мотыльков-огников.

Изик недоумевал почему мы так спешно экипировавшись и даже не поужинав бежали.

– Там за столом был эльф из моего племени, из Лихолесья, он и меня знает, и то, что я отвергнута всем родом. Если бы мы не слиняли со всем имуществом, то возможно что бы нас отправили уже налегке. Ведь у меня статья с конфискацией.

– Так ты еще и вне закона.

– Начихать мне на их закон. Пусть законятся сколько хотят, я сама ушла и найду дом тоже сама. И какое тебе дело до моего прошлого, может у меня еще сердечная рана не затянулась.

Я всхлипнув вкратце рассказала о той несправедливости, что закрыла мне доступ к родному дому.

– Жаль, – резюмировал Изик, – знаешь, а он мне понравился. Красивый такой.

"Ещё один любитель мальчиков", – подумала я в полудреме. И закапавшись носом в теплую шерсть живота моего спутника заснула.

Этой ночью мне снился очередной кошмар – наш аранен Леголас почему-то с рыжей бородой заплетенной в косу обнимал минерассе – единорога – и целовал его в раздувавшиеся ноздри. Затем, посмотрев долгим взором на меня, протянул руку, и она начала вытягиваться, как древесная лиана все ближе подбираясь к моему горлу. Ужас сковал конечности, и я заворожено следила за этой рукой. Она все тянулась и тянулась, перебирая пальцами, искала меня. В какой то момент шею сжала страшная, неведомая сила. "Нет это не сон," – пронеслось в голове, и в тоже мгновение ресницы взлетели, я увидела черную тень нависшую надо мной. Тень, однако, была материальна. Железный захват не ослабевал. Подтянув колени и упершись ими во что-то мягкое, я резко выпрямила их. Одновременно проведя ногтями по предполагаемому лицу. Дикий вой потряс берега реки, и отброшенное тело рухнуло в заросли шиповника. Туда же полетели попавшиеся под горячую руку небольшой чайничек, ведерко с остатками воды, черствые лориэнские пирожки и под конец отломанный рог Изика. Душераздирающие вопли прекратились как то внезапно.

– Значит попала, – решила я и, оглянувшись на единорога, поразилась его безмятежному и спокойному сну. Глубоко выдыхая, тот дрых самым наглым образом. Дрожа от пережитого волнения и от предутреннего ветерка, я решила поближе разглядеть так напугавшее меня существо. Раздвинув колючие заросли и заглянув в самое нутро кустов, я увидела одетую в грязные лохмотья оркиху, она была не в себе, точнее вообще в полном отключении от красоты наступающего дня. Рядом валялся расколотый надвое рог.

– Бедняжка, – запричитала я, в тоже время прикидывая, что мне будет за убийство. Может награду дадут, а может срок изгнания набавят. В ходе рассуждений я забыла, что он у меня пожизненный. Присев рядом коснулась её щеки, пытаясь прочувствовать через изрядный слой грязи биение жизненной искры. Ничего. От страха я забыла, где искать пульс, и попыталась открыть ей глаза, может, очнется. Всё бесполезно. Послышался треск ломающихся кустов, и выспавшийся Изик воззрился на место преступления.

– Что замочила? Умница, теперь сама закапывай!

– Чем? Твой рог сломался

– Глупая неумеха, ты не могла воспользоваться веревкой. Что теперь я буду без него делать? Нет, положительно, ты действуешь мне на нервы.

Я всхлипывая подняла наш чайник и потянувшись к ведерку поймала боковым зрением смутное движение, в следующее мгновение увернувшись от огромного двуручного меча с криком:

– Она живая! – бросилась к своему другу.

Изик, оперативно оценив обстановку, взял с места в галоп и скрылся в остатках предутреннего тумана. Перелетая через некстати торчащие корни деревьев, я отчаянно начала бороться за свою жизнь. При этом успевая отметить, как блистает клинок на солнце, очень воинственно. Резкий свист рассекал неподвижной прибрежный воздух,

"Хорошо что я в своем старом костюмчике, – как то некстати пришла мысль, – может, примут за принца и похоронят с почестями."

Резкий выпад моей соперницы заставил меня, прокатившись по земле, припасть к острому камню, сноп искр, взорвавшись возле самого носа, погнал дальше. Вращая громадной железякой, оркиха дважды почти достала меня. Она напоминала неуклюжего повара пытающегося поймать верткого цыпленка. Но её силы понемногу утекали, и вращения становились все медленнее, вот, стараясь пригвоздить меня к стволу дерева, она промахнулась и пропахав изрядную борозду в еловом мху приземлилась на живот. Озадачено потерев нос и направив меч на исходную атакующею позицию оркиха снова бросилась вперед.

"Определенно, очень упорная дама," – опять некстати подумала я. Пробегая по кромке воды, забросала её мокрым песком и, пока она откашливалась, добралась до своего одиноко брошенного лука. Он лежал сиротливо выделяясь среди растоптанных вещей. Рядом был колчан заполненный высококачественными лориэнскими стрелами, прощальный подарок королевы.

Схватив лук и вложив стрелу, я впервые в жизни встала в правильную первую позицию для стрельбы и дрожащим голосом крикнула:

– Даро. Карин наэг эх! Сейчас выстрелю! Правда, правда!

Оркиха остановилась на полувзмахе и громко выдохнув воткнула меч в землю.

– Баста! Перерыв! – Тяжело дыша провозгласила она.

– Может, поговорим? – дипломатично отозвалась я, держа её все же на безопасном расстоянии.

– Давай. Ты, вообще-то, кто?

– Эльфи, Эльфарран из Лихолесья, путешествую в автономном режиме.

– Мата из Гнилой пустоши. Нахожусь в политическом изгнании за гуманистические убеждения. Тоже прохаживаюсь здесь. Отдыхаю.

Опустив лук, я предложила присесть. Она охотно приняла моё предложения, оставив меч стоять воткнутым в землю. Усевшись на землю, мы как старые подружки излили свои души в приукрашенных историях своей жизни.

История Маты (моя уже записана)

Впервые проснувшись в жалкой лачуге и оглядев закопченный потолок маленькая Ма твердо решила выбиться в приличные ирчи. Но таковых в деревне не наблюдалось, поэтому, научившись ползать, она предприняла первую попытку побега и была остановлена своей бабушкой. Трепка, пережитая в раннем детстве, оставила неизгладимый след в нравственном облике Маты. Повзрослев и окончив единственный класс по начальной военной подготовке, Мата увлеклась учением забредшего к ним орка. Тот проповедовал отказ от мясной пищи и идеи всеобщего братства. Его периодически лупили, но твердость убеждений оказалась заразительной. Правда, заразить он успел только Мату, благополучно сбежав в соседнее селение. Сотни насмешек вытерпела она от своих сородичей питаясь корешками и ягодами, но простила всех драчливых сверстников и наотрез отказалась служить в армии положенные сто сорок лет. Затем, написав несколько правозащитных статьей в местный периодический листок, окончательно вывела из ленивого равновесия старейшину деревни. Тот принял меры. Несколько раз получив по шее, Ма только утвердилась в правильности выбранного пути. После нескольких публичных выступлений ей выписали документы на странствия и вежливо проводили за околицу. Дабы она сеяла прекрасное и вечное подальше от жилищ добропорядочных ирчи.

Мата прошла восточные равнины и проплутав в окрестностях Золотого леса вышла к Андуину.

– Так ты всего и путешествуешь десять дней. Подумаешь, странница нашлась, – гордясь собственным опытом засмеялась я .

– Зато у меня документы в порядке, а у тебя они есть?

Я сконфуженно пожала плечами

– То-то же, – удовлетворенно рыгнув произнесла оркиха.

Мы еще посидели, Изик и не думал возвращаться и, вспомнив, я спросила:

– Почему ты хотела меня задушить?

– А зачем ты вцепилась в свой рюкзачок мертвой хваткой.

– Ты ворошка?!

– Нет, просто ограбить эльфа у нас считается удальством, и моим убеждениям это тоже не противоречит. Ваш брат стреляет без предупреждения а потом везде рассказывает анекдоты про глупых орков. Как после этого не придушить очень кстати спящего недруга. Я же не знала, что ты такая бешеная – три разреза на носу и отшибленный зад это тебе не переломанная шея. Не очень больно, но как обидно.

– Я испугалась, – вздохнув сказала я.

– Я тоже испугалась, думала, что ты парень, вы так похожи, прямо унисекс. Я в расстроенных чувствах прилегла после нехилого удара по макушке какой-то вонючей палкой, а тут ты, да еще меня по щеке гладишь, ну уж я не стерпела.

Мы помолчали.

– Есть хочется, аж кишки сводит. – Задумчиво почесываясь пожаловалась Мата .

– Можно наловить рыбы, смотри, она сама на берег лезет.

И спустя несколько минут окрестности огласились нашими криками и шумом взбаламученной воды. Мата пыталась своим мечом пронзить вертких придонных рыбок, а я, бегая по мелководью и поднимая фонтаны брызг, подгоняла их к ней поближе. Мы больше смеялись, чем охотились за этой мелочью. Мата два раза попала себе по ноге. (Хорошо у орков кожа грубая и твердая, только на сгибах нежнейшая как у новорожденных.) Накалывая очередную жертву оркиха издавала леденящий кровь вопль – крик атакующего ирчи, как после она мне пояснила.

Десяток жалких рыбешек сиротливо отсвечивали на дне ведерка, когда, набросав туда пахучих корешков и всыпав полгорсти каменной соли, мы с жадностью следили за кипением бульона. Вспомнив про пирожки, я отправилась на их поиски – два слегка обгрызенных лесными мышами мирно покоились среди высокой травы, а ещё один застрял на ветках. Значит, сегодня на обед будет три блюда – бульон, рыба, пирожки. Великолепно.

К моему возвращению Мата уже выхлебала половину ведерка кипятка и пришлось снова доливать, для верности привязав её к сосне. Запах вареной рыбы распространился по поляне. Слегка подвывая оркиха давала понять что пора за стол.

– Уф, – сладостно икнув закатила глаза Мата

– Да хорошо покушали,– поглаживая живот согласилась я. Уже под вечер, окончательно подобрев, она извлекла из-под лохмотьев изрядную бутыль. На половину полную. Сделав несколько глотков, протянула мне. Резкий запах основательно вскружил голову.

– Тебе пить нельзя, – авторитетно заявила Мата

– Почему нельзя? – Не согласилась я. – Кто мне запретит? Я уже вторую сотню лет разменяла. В подтверждение своих слов я храбро глотнула обжигающую жидкость. "Возможно, Мата была права," – запоздало прикинула я. Это все моя эльфийская сущность, которая диктует, что мы ни в чем не должны уступать грязным ирчи, даже в выпивке. Кстати о грязи. Поняв после двух глотков горючей жидкости, что мы родственные души, Мата и я дружно приняли решение стать сестрами – гвателями. Для этого надо было пройти обряд в ближайшей грязевой заводи.

– Не переживай, через несколько минут отмоешься, или к рассвету отпадет сама, – увещевала меня Мата накладывая грязевую маску.

– Может кожа посвежеет, а может и нет. – Ловя за хвост проскользнувшую мысль я попыталась осмыслить происходящие.

Наконец вывозившись в жирной пахнущей камышом жиже мы стали идентичны.

"А что, – подумала я, – грязь приятно холодит кожу и укусы хищных бабочек не так заметны." Здесь встав на колени мы дали клятву нерушимой дружбы. Выглянувшая луна залила серебристым светом медленно движущуюся реку, заводь, нас, спускающийся к воде терновник, отряд ирчи, стройные сосны вперемешку с волчатником, недозрелую землянику.

Отряд ирчи!!!

Взглянув осовелыми глазами Мата поинтересовалась:

– Эльфи ты вызывала мальчиков?

– Может, они ошиблись поляной, – резонно заметила я.

– Начихать на подробности, главное, что они очень кстати, что-то скучно стало, – вылезая из лужи докончила мысль Мата.

Мальчики, однако, весьма грубо сгребли нас в охапку и, потребовав документы, начали обыск. Нет, к нашим высоконравственным телам не притронулись, скривившись от запаха камыша, но вещи перетряхнули основательно, особенно мои. Громадный орк с полубеззубым ртом, грозно потрясая носовыми платками, угрожающие двинулся к нам. От его несвежего дыхания я начала тихо сползать на траву.

– Это мы эльфа грабанули. Того что с лошадью тут ошивался. Лошадь съели, – не моргнув глазом выпалила Мата.

Изучив её дорожные справки угрюмый одноглазый орк хмуро просверлил меня взглядом. Дыхание сперло так, будто лягушка попала в горло. Нечленораздельно пытаясь объяснить ситуацию я окончательно сникла.

– Это Фи из Чавкающей трясины, – врать так уж врать до конца, поняла я мысли своей спасительницы. Она бежала из эльфийского плена. Не обращайте внимания, что она потеряла речь после их извращенных зверств.

– Понятно, без документов, отправим на выяснение личности, сделаем запрос, но на обратной дороге.

– Хватайте вещи и айда за нами, – пискнул гнусавый и горбатый оркишка.

Вся колонна пришла в движение, и мы в том числе, успев подхватить только недопитую бутылку и лук со стрелами. Со своим дневником я не расстанусь… впрочем, орки все безграмотные.

Две недели с орками или жизнь на бегу

Отрезвление принесло свои горькие плоды – три флакона лака для ногтей, пилочки мелких калибров, новенький фен, освежающие салфетки и множество других приятных вещей, все-все осталось лежать на далекой поляне, но утро, возможно, моё последнее утро, было возмутительно прекрасным. Проламывая широкую просеку мы неслись на восток мимо Тол-Брандира, мимо водопадов, мимо каменистых уступов. Трещали ветки Приозерного леса, вызывая панику у его обитателей. В толпе нас орков было голов двести, впереди – самые крупные с провалившимися носами и огромными двуручными мечами. Они больше походили на небольшие мельницы попавшие в ураган, уследить за их движениями почти невозможно. Град опилок летел непрестанно. Весь день бежали, уставшие лесорубы периодически сменялись. Рядом со мной пристроился мужественный орк с отпечатком белой пятерни через все лицо

– Очень приятно познакомиться, Углук, – стараясь не сбить дыхание, приветливо начал он.

Сделав глубоко задумчивое лицо я многозначительно закатила глаза.

– На привале познакомимся поближе, цыпочка, – пообещал он и, дав пинок зазевавшемуся впередсмотрящему, захватил лидирующие позиции. Опустившиеся внезапно сумерки, наконец, утихомирили наш бег. Упав на выступающие корни кряжистых дубов и восстановив дыхание, я уединившись быстро записываю события дня, иначе все забуду, от такого бега в голове образуется холодящая пустота. Потирая усталые ноги, подползает Мата и шепнув:

– У тебя грязь на шее отвалилась, – ловко залепляет обнажившийся белоснежный кусочек кожи влажной дорожной пылью, для верности насыпает еще и на голову.

– Очень хорошо помогает от блох, – учись эльфочка.

Приятные ночные размышления взяли нас в оборот, и, слушая мечты Маты, я думала о своём доме, о маме.

Мечты Маты

– Когда-нибудь я поступлю на курс вершителей судеб, выучусь и буду судить своих родственников, буду и судья, и палач – все в одном лице. Надо только приобрести ростомер и щипцы для разжимания рта. Я буду самой честной судейской оркихой в мире и перед казнью буду даже кормить ужином, хотя, нет – чего зря продукты переводить, буду выдавать чистый передник, нет – тоже не годится, буду исполнять самое сокровенное желание, нет – тоже не то…

– Зачем тебе щипцы, – устало зевнув, поинтересовалась я.

Законы орков (всего два)

Закон первый

Всегда прав тот, кто выше ростом. – Это для орков.

Закон второй

Всегда права та, у которой больше зубов. – Это для орких.

Всё, весь кодекс. Желающие получить должность судьи обучаются ему в течение пяти лет, еще пять лет учатся измерять рост и считать зубы. Весь судебный процесс сводится к чисто измерительному циклу, что четко и честно указывает на осужденного. Гениально просто.

Треск сучьев явно указал на приближение чего-то или кого-то крупного.

Отдуваясь к нам подошел Углук неся уже порядком обгрызенный мосол, с которого завораживающе капал розовый сок.

– Проголодались девочки? – вежливо поинтересовался он, ловко разрубая в полете кость и подавая нам половинки с нежнейшим костным мозгом, довольно хрюкнув при этом.

– Я вегетарианка! – грозно вскричав, оскорбилась Мата.

– Да ладно, расслабься, чего завелась, пожуй сосновых иголок, – миролюбиво загоготал орк. – Кстати, ты тоже травоядная? – обратился он к мне.

"Не дождешься," – мысленно пробормотала я, начав спешно заглатывать халявное угощение. Видела бы меня моя мама.

– Умница, настоящая оркиха, – удовлетворенно заключил Углук, присел рядом и заразительно зачавкал.

Помолчав, он предложил мне свое сердце.

– Знаешь, Фи, у меня есть домик в Изенгарде аккурат в конце тупика Гниющих отбросов, мамаша старенькая, очень внучков хочет понянчить. Может, после зачистки ты переедешь туда, глядишь, и в наше окошко заглянет счастье. То что ты немая, очень хорошо, зато не будешь поносить меня на весь тупик, когда вернусь крепко навеселе, упившись сока перебродивших мухоморов. Сплетни тоже собирать не будешь, а вот барашка освежевать всегда у тебя будет время. Ты подумай, я не тороплю. Еще в середине его речи я вдруг отчетливо представила себе эти милые картины. Определенно, мое положение становится все более приятным.

– Ты эльфийка, повторяй за мной – я эльфийка, я эльфийка, – горячий шепот Маты вырвал меня из страны грез. Такое мечтание испортила, а ещё селер – сестра.

Короткие корявые и засаленные строчки

Бежим уже два дня, днем и ночью, я повторяю спасительную мантру:

– Я эльфийка, я эльфийка, я эльфийка…

Но с каждым часом все меньше верю ей. Положительно, в моей родне кто-то погулял с орком, или какая-нибудь отдаленная прабабушка была не кристально чистокровной.

Еще более корявые и сальные строчки

Бежим четыре дня. Самовнушение не действует. В открытую радуюсь скорому замужеству. Какая я все-таки удачливая оркиха, подцепила начальника колонны.

Домик под земляной крышей, и солнышко в единственном окне. Одно тревожит, понравлюсь ли я его маме.

Совсем корявые наборы слов и большое сальное пятно

Бежим шестые сутки, кушаем на ходу, многие умудряются и переобуваться тоже на бегу.

Мы с Матой докончили бутылку ещё два дня назад. К вечеру Углук командует: "Привал!" Мелкие мордорские ирчи вырубаются стоя, зато красавцы изенгарцы по джентельменски возводят временный лагерь с женским отделением. Мата спит, измученная долгим переходом, десяток корешков – плохая замена мозговой косточке. Глядя на небо подмечаю, что то звездное очарование, что было так явно в Лориене, здесь совсем померкло. Но мне не до звезд, надо узнать как свежевать барашка, ещё опозорюсь перед будущей свекровью.

Записки на полях

Пробег закончился, сидим в засаде.

Еще день сидим в засаде, ноги затекли с непривычки.

Далее следуют оборванные, но аккуратно склеенные листки.

Дождались. Утром напали на двух маленьких существ. Нас больше двухсот, но ловили этих двоих почти до обеда. Хохот и крепкие высказывания сыпались с обоих сторон, но недорослики были значительно изощреннее, наши больше повторялись. Потеха была в самом разгаре, когда из-за деревьев выскочил неумытый человек и тоже полез в свалку. Звук его рога создавал приятное музыкальное сопровождение. Ирчи, впрочем, мелодия не понравилась, пять стрел оборвали мотив. Мы с Матой к веселью не были допущены, нас привязали к елке, и мы лишь изредка выражали солидарность торжествующими визгами.

Дни возвращения

Я узнала, узнала их почти сразу, они меня, хвала Эльберет, нет. Вообще-то, за главным Лориенским столом они выглядели гораздо крупнее, и их было четверо, а теперь только двое. Как стемнеет, попробую узнать, что случилось с остальными. Выдать они меня не смогут – по оркски ни шиша не понимают, Углук на пальцах объяснял им правила поведения.

Еще пять дней на бегу

Опять бежим, но уже в Изенгард. Интересно посмотреть будет. Перепавшие дважды бутерброды с соленой кониной поддерживают во мне желание не отставать, а вот Мата определенно плоха. Споткнувшись падает и, закатив глаза, отдает приказания по организации собственных похорон. Углук взваливает её на дюжего гоблина. Я вижу как мотается её голова, и волосы, не знавшие шампуня, в беспорядке метут пыльную степь.

– Не бойтесь, я друг, – стараюсь промурлыкать охрипшим голосом, подсаживаясь к хоббиттам на привале. – Их начальник ко мне не равнодушен, значит, спасемся. Вот только дочапаем до того леса, что за тридцать лиг виднеется, – боюсь что смысл моих слов до них не дошел, или я разучилась говорить на синдарине.

Шестой день

Развязка наступила гораздо раньше, во второй половине дня, когда мы пересекали мустагримскую равнину. Всадники с развевающимися плюмажами на шлемах налетели на нас как орлы на стаю странствующих леммингов. Хотя их действия были не очень корректны, все же не могу не отметить, что их удаль пришлась мне по сердцу. К вечеру нас осталось вдвое меньше. Углук упрямо гнал к Изенгарду, добивая раненых и пиная отстающих. Нет, я не выйду за него, слишком неопрятен, кровь даже не отряхивает. К ночи заняли круговую оборону в ожидании нового налета. Мата, подняв меч дезертировавшего орка, тоже приготовилась к бою. Я перехватила лук, решив дорого продать свою честь. Для меня это главнее жизни. Первая атака захлебнулась. Мы издав победный вой сомкнули ряды. Вторая атака была ужасна, и только ночной сумрак скрывал истинный размер трагедии. Меня оттолкнули на дальний край к нашему тылу, где дрожали пленные недорослики. Те от переживаний совсем потеряли способность двигаться, и горбатый орк тащил их к лесу плотоядно облизываясь.

– Лимба лапсе . Оставь детей, извращенец, – крикнула я.

Тот от изумления остановился и обернувшись переспросил:

– Чего ты орешь, сейчас дотащим их до леса и съедим, я поделюсь, я не жадный.

– Брось малюток, пристрелю!

Тут до него дошло что я говорю на примитивном эльфийском.

– Эльфийка?

Больше он уже ничего не сказал, с мягким щелчком стрела вошла в маленькую ямочку у него на горле. Разжавшиеся руки упали и выпустили пленников. Малышня, рухнув, драпанула к лесу, оставив меня в состоянии сильнейшего стресса. Я попала. Первый раз попала в цель. От радости захлопав в ладони и подпрыгивая от избытка чувств, я пропустила предательский удар в затылок. Ошарашено покидая зримый мир, думала, что подобный финал жизни вообще-то совсем не плох.

Седьмой день

Стук копыт, свист ветра, листья хлещут по щекам, да где я? Кто-то большой и теплый уносит меня. Куда и зачем? Нащупав гриву, понимаю что сижу, а вернее лежу на лошади. Бешеный карьер мягко покачивает.

Хорошо что я не ужинала.

Занимается заря, проснувшиеся запахи приятно щекочут нос. Чихнув несколько раз, окончательно прихожу в себя. Да, действительно, лошадь, белая. Через спину лежит небольшая котомочка. Осмотр на ходу прояснил некоторые сомнения. Дернув за гриву я дала понять что спасение закончено. Резкая остановка, перелет прямиком в придорожную грязь.

Привет.

Обнимая такую родную шею, вымазала своего единорога как трубочиста. Но мы ничего не замечали, только собственные мысли и невысказанные переживания, сердца бились с удвоенной скоростью, всхлипывания разносились по всему лугу.

Успокоившись, Изик вкратце изложил череду своих подвигов в ходе розыска наших следов, обстоятельно перечислил спасенные сокровища, в число которых входил и меч Маты. Закончил он хвалебным гимном собственной храбрости.

Всё время он держался на расстоянии двух-трех лиг, выжидая момент для похищения, и прошедшей ночью этот миг настал. Сбив меня с ног от избытка чувств, он забросил затем мое тело себе на спину и спешно покинул поле битвы, короче, финал той заварушки остался для нас загадкой. По оркскому обычаю повыв до вечера, я посыпала себе голову трухой из гнилого пня, а затем отправилась на поиски мухоморов для напитка забвения.

Единорог безуспешно взывал к моей сущности, потрясая косметичкой. Нет, я решительно не понимала его взглядов, жестов, и только внушительный пинок слегка прояснил ситуацию. Пытаясь выбрать колючки из необъятной гривы, я вспомнила, что существует приспособление для приглаживания волос. Вот только как оно называется? Вроде как, прическа, нет – расческа, нет – гребешок, нет – щетка. Все, сдаюсь. Изик положил к моим ногам плоский предмет с блестящей поверхностью, там отражалось косматое, грязное чудовище, впрочем, не лишенное изящества, с небесно-голубыми глазами, в которых мелькали оттенки звездных бликов, у эльфов эти блики всегда в уголках глаз. К рассвету пришла к окончательному выводу о своей расовой принадлежности, хотя, не скажу, чтобы результат меня порадовал. Опять мыться, причесываться, чистить зубы и уши, удлинять ресницы и все такое. Тяжела ты участь простого эльфа.

Второй день обретения сущности

– Куда идем?

– Вперед!

– Но куда именно? Мы заблудились!

– Вперед, и меньше раздумий, от них морщины появляются.

Так мило беседуя, мы вышли на степной простор, где пыльные травы с усилием пробивались меж каменных нагромождений серых валунов. Полустертая надпись на гнилом указателе четко гласила: "Изенгард". Вдали маячила черная башня, и несколько избушек образовывали некое подобие города.

– Ну что зайдем на пару кружечек мухоморовой настойки к почтенной несостоявшейся свекрови. Ты что совсем шуток не понимаешь? – глядя на округлившиеся глаза друга, засмеялась я.

– Шутки у тебя достойны только ежиков, такие же бестолковые, – фыркнул Изик.

– Все же интересно взглянуть вон на ту голубятню.

– Это не голубятня. Голуби слишком крупные.

За разговором мы незаметно подошли к окраине Изенгарда.

Каменные исполины стали попадаться значительно чаще, скрипел песок под ногами, и даже редкие кузнечики прыгали вдвое ниже. Нас окутала плотная тишина, придавая даже обычным предметам флер таинственности. Кружившиеся голуби (или не голуби?) направились на запад, сбившись в небольшую стаю, а мы предусмотрительно взяли восточнее. Главный ориентир предстал перед нами во всей красе: "Дул-Гулдур" было написано на почтовом ящике, где среди газет "Вестник Мордора" и "Особенности оркской жизни" торчали листки прошений, любовные записки, два каталога на магические шары и прочая дребедень.

– Как насчет познакомиться с его обитателями? Может, покормят, у меня с прошлой недели ни одной косточки в зубах не побывало.

– Пойдём отсюда, – взмолился Изик. – Ну хочешь, загоним двуручник Маты в той кузнице, – и он выразительно мотнул головой в сторону полуразвалившихся прокопченных строений. Мелькающий огонь издалека выдавал ремесло хозяина.

-Хорошо, – смиловалась я, подниматься по двум тысячам ступенек башни мне тоже не хотелось.

Почтенный орк принял меч как величайшую драгоценность, при этом обнюхав рукоятку, и предположил, что в последний раз к нему приложили свою руку эльфы. Выручив два обкусанных грошика, мы тотчас отыскали местную столовую – едальню, по ихнему. Изик уже находился на грани помрачения рассудка, когда я жестами объясняла лоснившемуся официанту, что хочу вон ту бедренную кость из котла, а вовсе не собираюсь загнать ему эту чудесную тушу единорога. Ушли голодные.

– Ты жалкий, трусливый сказочный персонаж, ты питающийся пыльной травой тугой мешок на четырех копытах, ты растительноядный предатель, – перекрикивая урчание собственного живота причитала я.

– Хочешь улитку? – заискивающее спросил Изик.

– А она мне не родственница?

– А тебя это остановит?

– Резонно, – хмыкнула я.

Поднимая камни я осматривала их влажные нижние поверхности, там были целые залежи жирных, скользких улиток. Собрав почти половину ведерка, я развела костер и, прочтя традиционные слова прощания, бросила улиток в закипающую воду.

– Ты посмотрела в какую сторону у них завитки? Если влево то все в порядке, а если вправо, то до новолуния тебя будет тошнить, – глядя как закипает месиво, философски заметил Изик.

– Лишь бы не было среди них красильных, – неспешно бросила я через плечо, разворачивая похищенную газету "Новости Изенгарда" под редакцией Сарумана. На первой странице крупными буквами было написано: "Все на борьбу с вкуснейшими и нежнейшими захватчиками!" Все остальные страницы содержали подробнейшее описание способов убоя и приготовления различных рас. Мы, эльфы, вообще везде шли первыми. Удивительное постоянство нашей вражды сквозило между строк.

 Кстати об улитках

Есть улитки съедобные, условно-съедобные (только после отмачивания), несерьезно-съедобные (съеденные в плохом настроении вызывают длительный запор), удивительно-несъедобные (вкусные, но на любителя и только один раз), откровенно не съедобные (невкусные и любителей почти нет) и красильные. Вот с последними надо быть особенно осторожным, они выделяют ярко-красную слюну, но только в момент величайшего раздражения. Её мы используем для получения краски ярко– красного оттенка.

Способ получения краски

Для получения оной следует достать расписание гондорских скачек. Выбрав место, где красильные улитки улеглись на отдых, начать читать расписание и сравнивать скорость галопов лучших скакунов, при этом надо выразительно хихикать, глядя в сторону улиток. Да, это жестоко, ведь в каждой даже самой малюсенькой улитке скрывается мечта о стремительности передвижения, но зато каков результат. Видя, что они начинают дуться, надо быстро приготовить широкое блюдце или салатник, при этом продолжая восхищаться легконогостью красавцев жеребцов, бодростью боевых ослов, стремительностью разведывательных жирафов и мощностью элефантов. После упоминания беговых верблюдов улитки в крайнем раздражении начинают плеваться ярко-красной слюной, только подставляй посуду. Когда наберется достаточное количество краски, надо незаметно убраться без положенных слов прощания. К утру улитки успокаиваются, изорвав в клочья расписание и заплевав все в радиусе 50 минилиг, и достойно уползают. Смыть краску можно только крепким соляным раствором и то не всегда.

Мои волосы тому подтверждение, не отмываются ничем, и это хорошо.

Поужинав, мы прилегли на единственной лужайке среди камней. Глухие удары слегка сотрясали наше полуночное ложе. Они шли откуда то с глубины.

– Странно, – рассуждала я. – Никого нет. Дома как сироты брошены. Что могло заставить жителей покинуть столь живописные развалины, ну не газетная же статья, в самом деле.

– Может твоё появление, – попытался сострить зевающий Изик.

– Баран безрогий, – беззлобно усмехнулась я.

– Уже не безрогий. Смотри, у меня новый растет!

-Врешь! – раздвинув широкие пряди гривы на его лбу, я увидала маленький, в три пальца длинной, роговой холмик. Класс!

Довольный Изик объяснил, что если единорог теряет своё главное украшение, то на его месте вырастает новый рог. Причем, новый бывает гораздо длиннее. Есть даже такие, кто специально ломает рога, для последующей красоты. Хоть остальные их и осуждают, однако, число решившихся на подобную операцию растет. Для отрастания рога требуется специальная диета и полный покой, тогда рог получается идеально ровным.

Ночь прошла спокойно, где то вдали шла крупная потасовка, отблески её вели свой нескончаемый танец.

"Да, там, на западе, кому-то сегодня туго приходится," – убаюкиваемая грохотом осадных орудий грезила я. Мата как то грустно посмотрела на меня и медленно растаяла в ночной мгле. Затем выплыли Углук, Келеборн, гном в шлеме, два недорослика – они неспешно приблизились, уселись полукругом и, пересыпая песок в ладонях, многозначительно молчали. Приполз Кочедык, Листвень из березовой рощи. Причем последний произнес:

– Чего расселась, вода поднимается. Беги, давай.

Смахнув с себя остатки ночной дремоты я уставилась на знакомого энта.

– Бегите, вода уже гремит в узких щелях плотины, – шумели листья у него на голове.

Завораживающая картина буйства реки беспощадно притянула взор, мешая разумным мыслям пробиться сквозь завесу испуга. Обрушивающиеся холодные струи с вскипающими бурунами неслись сметая все: избы, валуны, землю, которая смешиваясь с водой мгновенно растворялась окрашивая её в грязно-зеленый цвет. Проплыло наше ведерко с остатками ужина. Вот и мы, закружившись в водовороте, понеслись на встречу своей судьбе. Спасительный хвост Изика и брошенная энтом ветка поддерживали меня на поверхности водной стихии. Глоток воды, ещё один, и я уже вижу расплывающиеся очертания гребущих ног, рыбу с выпученными глазами, русалку. Скользкий камень противно отталкивает моё тело, и я продолжаю свой путь меж высоких берегов с плакучими ивами. Перевернувшись вверх лицом, сосредоточенно наблюдаю небо, задумавшись о смысле жизни. Кажется, я могу так плыть до бесконечности. Удивительное спокойствие овладевает моей сущностью, я – маленькая кувшинка, я – резвая рыбка, я – прекрасная русалка, и мечты, одна приятнее другой, мечутся у меня в голове.

– Ты не русалка, и нечего загораживать проплыв, вылезай на берег, – грубо прервали все мои иллюзии.

Пологий песчаный берег мягко принял нас.

– Неплохо искупались, смотри, у тебя даже вся грязь отмылась. Эльфи, Эльфи, просыпайся. Будь хорошей эльфочкой. Не пугай меня, открой глазки.

Я фыркнула и, отряхивая волосы, пробормотала:

– Все нормально. Я только полежу немного. И затем, кажется, действительно потеряла сознание.

Тихий смех и плеск воды слегка отвлекли меня от роли полумертвой принцессы, да что тут происходит? Когда изображение немного сфокусировалась, я узрела возмутительную картину – на берегу в окружении полуголых девиц возлежал Изик, читая выдержки из моего дневника. Остальные листочки мирно сохли на песке. Присутствующие дамы расчесывали ему гриву, приглаживали шерсть и просто любовались выразительными ноздрями. Издали наблюдая эту идиллию, я думала, как это здорово иметь друзей и пусть они с копытами, с двуручным мечом, с листьями по всему телу, совсем неважно какая у тебя внешность, главное, то чувство внутреннего тепла, что согревает нас всех вместе, даже если мы разлучаемся. 

 Блаженство созерцания триумфа своего друга закончилось довольно быстро. Ветреные русалки, прослушав особо удачные отрывки из моего дневника, уплыли прихватив немного косметики. А тушь была не влагостойкая, так что не разживутся. Река после своего двухдневного буйства постепенно входила в прежнее русло, воды её светлели, и ряска не спеша затягивала широкие промоины. Мы находились в десяти лигах вниз по течению от Изенгарда, где реки делала резкий поворот, выливаясь на Мустангримскую равнину. Здесь бег её волн замедлялся, и она становилась обманчиво-равнодушной. В степи, куда ни глянь, везде один простор. Травы с пушистыми кисточками на концах слегка пригибаются под дыханием ветра. Мы идем вторые сутки, иногда Изик везет меня, но чаще ограничивается только моим рюкзачком. Кстати, изрядно похудевшим.

Третий день в степи

Новая встреча принесла новые неприятности. Нас опять поймали. И кто?! Лошади. Вольные жители степей.

Но начну по порядку.

На рассвете мы, как всегда, двигались все дальше в необозримые просторы, как вдруг вдали показалось облачко пыли.

– Торнадо, – уверенно мотнул головой Изик

– Ирчи, – неуверенно прошептала я.

Бешеный галоп временно прекратил нашу полемику. Стук копыт приближался.

– Ну Изик, ну постарайся, – захлёбываясь от встречного ветра, молила я.

Предательская нора суслика, предопределила финал нашего забега. Попав ногой в углубление в земле, минерассе споткнулся и мощным кувырком через голову полетел в душистые степные травы, так же слетели на землю и я, и мои вещи. Падая на колени он выдохнул:

– Больше не могу, прости, дальше беги одна.

От страха я позабыла, что теперь умею стрелять, лук так и остался в своем вышитом чехольчике. Дрожа как осенний листочек, я прижалась к груди единорога. Когда пыль осела, мы насчитали около двух десятков конских морд. Холеный белоснежный жеребец вышел из образованного их телами коридора и учтиво приветствовал Изика на гиппоязыке. Я ничего не поняла, этот язык входил у нас в разряд необязательных и изучался факультативно. Между тем, две молоденькие кобылки обследовав поврежденную ногу Изика, дружно подхватили сомлевшего единорога и повлекли его в центр табуна. Взяв с места легкой рысью, они оставили меня с вещами и открытым ртом.

– Эй, стойте, это мой минерассе. Отдайте, конокрады непарнокопытные. – На этих словах вся лавина вороных, гнедых, рыжих тел развернулась, выстроившись гигантским веером, и ринулась обратно.

"Все, – мелькнуло у меня в голове. – Погибну за длинный язык."

Обдав облаком слегка горьковатой пыли, кони окружили меня. Говорил опять тот белый самец, только теперь глазами, чтобы я поняла.

– Мы свободные дети степей, нет нам узды, мы не знаем седла, ветер живет в наших гривах кипучих, звезды сияют в наших глазах. Что ты поносишь нас, нагло хулу извергая?

– А я эльфийка чистейших кровей, под извечными звездами взглянувшая в свет, я вернейшая спутница минерассе прекрасного, и пожалуйста, позвольте мне остаться с вами, – сбившись с ритма жалобно протянула я.

Протираясь мордами и потряхивая ушами, лошади держали совет, единорог иногда вставлял что-то, и ближе к вечеру они разрешили мне ненадолго остаться с ними, с условием, что свои вещи я буду носить сама.

Идет!

Табун растворился в ночной дымке, неспешно подбирая пожухлую траву и лениво отмахиваясь от ночных мотыльков. Изик лежал около меня, положив свою большую голову мне на плечо, задумчиво перебирая губами пряди волос, слезы от предстоящей разлуки стекали по его шее. Поглаживая шелковистую шерсть, я грустила обо всём дорогом моему сердцу, улетая мыслями домой, в березовую рощу, к прекрасной королеве Лориена, и даже Карадрас вызывал лишь легкую жалость. Только об одном я старалась не думать, об участи моей мелдие Маты. Возможно она уже у престола Эру, а он орков не любит, кто защитит её, она такая нежная и доверчивая. Ночной мрак постепенно вступал в свои права, смешиваясь с белесым маревом; медленно таяли силуэты пасущихся лошадей, и лишь шорохи крыльев полуночных птиц слегка нарушали торжественность момента. Подошедший вожак подогнув колени бесшумно опустился рядом. Подарив мне, выразительный взгляд он начал.

– Извини. Мы поступили как последние пони. Всему виной война, наши братья сражаются вместе с твоими сородичами за свободу народов и за пастбища для нас. Сколько их ушло и сколько вернется, ведает лишь старый рыжий мерин, что живет на предвечной горе севера. Нет в моем табуне достойного вожака, я, последний, на рассвете тоже уйду в вечность и стану легендой. Отсутствие преемника удерживало меня, нельзя было бросить кобылиц без мужского руководства, но теперь я выполню свой долг. Твой друг достойный кандидат. Экстерьер правильный и, к тому же, скачет медленнее моих сестер, значит, никуда не убежит. Твоё место среди вольных народов, а его – здесь. Я чувствую, что великая миссия ещё не выполнена, и я окажу услугу всем, увезя на рассвете тебя навстречу судьбе. Запомни меня, мы еще встретимся. Светозар мое имя.

Вытянув шею, он задумчиво пожевал несколько травинок и уснул.

-Ты единорог, – некстати напомнила я Изику.

– Ну и что, наши роды очень близки, мы двоюродные родственники, как вы с полуэльфами, только, мы не стреляем в наших братьев и, даже, можем иметь потомство.

– Желаю тебе в этом преуспеть, – едко съязвила я и продолжила. – И потом, я должна о тебе заботиться…

– Пока не вырастет новый рог, – закончил мысль Изик.

Бросив взгляд на его лоб я поняла что должна отпустить единорога, зов крови непобедим, никто не устоит перед ним.

– Хорошо, я бросаю тебя!

Последовавшие рыдания, мои конечно, отдавались эхом в бескрайнем просторе всю ночь, пока свежий утренник не высушил глаза и сердце.

Четвертый день

Стараясь не глядеть на своего друга, проводившего утреннее построение вверенного ему косяка кобылиц, я молча влезла на спину Светозара и, пристроив свой мешочек на его холке, слегка подтолкнула коленями. Расставание было возвышенно-благородным: мы, не оглядываясь, просто исчезли в рассветном тумане. Так быстро я никогда не ездила, видно, опасаясь, как бы я в последний момент не передумала, жеребец уносил меня все дальше на север (кажется, на север, но я не уверена). Сменявшиеся ландшафты пролетали, не успевая поразить своей красотой. Где-то на середине дистанции к нам присоединились двое дезертиров: движимые раскаянием, они тоже рвались в легенду. Но я в эту историю не вписывалась, поэтому, ссадив меня неподалеку от Фангорского леса, они втроем ускакали, на прощание помахав хвостами.

Выскочки четвероногие…

Пятый день

Оставшись в одиночестве я продолжила свой путь согласно указателю с надписью "Благоухающая долина". Последующие дни, похожие как близнецы, не достойны отдельного повествования, поэтому перехожу к самой сути.

Итак, стою я на краю мордорской пустыни, мой дневник приятно отягощяет плечи, стрелам, определенно, тесно в колчане, но выбросить подарок Галадриэли – никогда. Сложное решение – оставить дневник под мшистым камнем и продолжить путь налегке – дается не сразу. Наконец, к утру прячу первые две части в каменную прохладу и, свернув оставшиеся записи, уютно помещаю их рядом со стрелами.

Теперь я опять готова к новым свершениям. И они не замедлили явиться.

Через некоторое время

Я опять попала в плен к своим братьям ирчи. Как же их много развелось! Хотя, в основном так, мелочь мордорская, рахитичные коротышки. Теперь, когда у меня остались только две ноги и пара глаз, поймать меня может даже трехногий паук. Выдал, конечно, ирокез, который я сразу начесала, оставшись в одиночестве. Два дозорных отряда даже передрались за право погонять меня по пустыне. Ну мы и бегали: их преимущество было в знании местности, моё……, ладно, у меня его не было. Загнав меня на узкий мост перед величественными воротами из вековых дубов, они жадной толпой вылились на перешеек, вытолкнув вперед двух особо жаждущих крови. Первый, с косым взглядом, демонстративно помахивал громадной дубиной, с тихим свистом пронзая ей предвечерние сумерки. Второй, хромающий сразу на обе ноги, распутывал аркан привязанный к поясу. Оба роняли обильную слюну, мысленно раскраивая меня на кусочки. Нас разделяли какие то десять шагов, мгновение, и они пошли в последнюю атаку. Дребезжащий скрип моих ногтей на отполированных перилах заставил их немного умерить свой пыл. Поднимая пять остро заточенных лезвий на пальцах, я с отвратительной ухмылкой поинтересовалась:

– Кому трахея мешает? Раздеру горло и напьюсь благодатной черной крови, я сегодня голодная. Ты жирный, подойди поближе, калории так и искрятся у тебя в венах.

Главное, что в те страшные минуты я почти поверила себе, мне казалось, что ещё немного, и я сама в затяжном прыжке упаду на загривок их лидера, и только смерть разлучит нас. В нерешительности почесав затылок, тот, что с арканом, ошарашено спросил:

– Чаво?

– Порву на месте! – От ужаса происходящего я уже не осознавала своего гибельного положения. Издав вопль атакующего ирчи, я сделала шаг навстречу недругам.

– Это, вообще-то, кто?

– По виду эльф, а по замашкам чистый орк.

– Это она.

– Свистишь.

– И не думал.

Так переговаривались передовые орки, поминутно поглядывая на меня и сомневаясь в собственных выводах, пока их предводитель не вынес свой вердикт.

– Отведем её к дежурному назгулу, он разберется, он умный.

Сверкнула летящая петля, захлестывая мои плечи, ужасающая вонь от немытой веревки подкосила ноги, и, падая на подставленные руки воинов, я лишилась сознания.

Проплывают мореные балки, косяк двери украшенный инкрустированными цепями, закопченный потолок со следами свежих протечек.

Меня несут через ворота, переходы, залы, снова переходы. Удовлетворенно хмыкнув, сгружают перед топорно сбитой дверью и, толкнув в спину, впихивают в довольно маленькую и грязную комнату. Весь ее противоположный конец занимает каменный стол с небольшим факелом на подставке. Сумрачная тень за столом лишь слегка колышется. Смрад плесени и прогорклого лампового масла плотно окутывают наши мерцающие тени. Стены с отпечатками раздавленных тараканов теряются во мраке.

– Вот поймали, крался к нашим запасам каменных ядер. Вы уж разберитесь, так прям премию получить охота, за непорочное несение службы.

– Разберемся не сомневайтесь.

Отдуваясь и сопя, мой конвоир согнувшись почти до пола выполз за дверь.

– Ну, – принуждая меня к исповеди начал назгул.

– Я не местная. Заблудилась. Смотрю, такая приятная полянка и песочек тоже, – окончательно переходя на шепот, сникла я. Врать я не умела. Пропала.

– Раса.

– Пожалуйста, отпустите, я больше не буду.

– Понятно. В расход. – И он отчеркнул на лежащих перед ним бумагах жирную галочку.

– Куда? Нет, я не хочу, я…, я очень уважаю назгулов, даже знакома с двумя из них. Сейчас скажу имена, – и, перевернув колчан вверх дном, я высыпала на мощеный пол свои сокровища. Найдя записи о встрече на опушке Золотого леса, прочитала, – Байрак и Валентин.

– Эльфи? Ты ли наше спасение?

– Ты Байрак? – Неуверенно начала я.

– Раскрой глаза. Я Валентин. Стой, я полюбуюсь тобой. Вот, свел таки случай. Я ежедневно молился о встрече, и наш святой назгул Низя послал тебя сюда. Как ты? Эти эльфы не причинили тебе вреда? Ты устала? Ты хочешь кушать? Ты здорова? Красавица наша, мечта назгула.

Слова сыпались из него как орехи из дупла нерадивой белки. Засыпая меня восхищенными комплементами, он кружился вокруг, нежно прикасаясь своими костлявыми пальцами и восхищенно замирая от полноты чувств. Когда стихли первые восторги, Валентин, присев на стол, нацарапал для меня охранный пропуск.

– Ты посиди здесь немного, я сменюсь и представлю тебя нашему господину, только наряд надо получше. Покопайся в сундуках и выбери себе что-нибудь.

И действительно, у дальней стены стояло два кованых полированных сундука с массивными накладками и грубо сработанными замками. С трудом приподняв крышку, я вытащила первое, что попалось под руку. Черная хламида с искусственно вырезанными лохмотьями сидела на мне как влитая; изящно накинув капюшон, я прошлась по комнате. Тихое шуршание одежд подтвердило догадку, что Валентин снова выскочил из-за стола и, презрев все правила, восхищенно зацокал языком.

Спустя некоторое время (тут не поймешь, сколько прошло часов – постоянный сумрак) друг проводил меня по узким сводчатым коридорам и многочисленным лестницам с чугунным узором перил в самый главный кабинет самого главного начальника. Грязь и запустение царили в каждом уголке величественного дворца. Сети паутины свисали с потолков и балок, слои сероватой массы покрывали выступающие головы фантастических чудовищ, неприятный запах плесени нахально лез в нос и перешил в горле. Эхо шагов приглушала плотная, свалявшаяся за столетия, густая пыль. Шорохи летучих мышей, нашедших здесь себе укромное жилище, перемешивалось со скрипом рассыхающейся мебели. Кое-где из сгнивших шкафов виднелись ржавые лезвия неведомого оружия. Длинные тяжелые занавеси раскрылись, осыпав нас объедками шерстяных волокон и куколками прожорливых молей, явив взору довольно мрачный кабинет, застланный дырявыми коврами и заставленный не менее изношенными креслами. Поначалу я решила, что здесь никого нет и, игнорируя настойчивые подергивания за плащ, нагло осмотрела каждый клочок громадного гобелена изображающего трапезу нескольких драконов на празднике жертвоприношения. И тут тень у противоположной стены, изначально принятая мной за вешалку, заколыхалась.

– Падай на колени, – прошептал назгул, насильно увлекая меня на пол.

Быстро уткнувшись носами в чьи-то следы, оставленные окровавленными сапогами, мы замерли. Было тихо и страшно.

– Повелитель! – от волнения глотая окончания, начал Валентин. – Мы твои верные слуги, и мы чтим закон. Закон гласит: стал назгулом – помоги стать товарищу. Эта девочка будет украшением твоей непобедимой армии. Да, она принадлежит к презренному племени эльфов, но перед превращением все равны. Её кожа облезет, и мышцы высохнут, сущность проявится быстро, и я сам берусь исполнить главную миссию – спустить кровь. Да поможет мне святой Низя.

Неприятный холодок пополз по спине. Шорох приближающегося то ли человека, то ли привидения, окончательно парализовал мою волю. Рука в обтягивающей кожаной перчатке, деликатно подняв мой подбородок, нежно потрепала по щеке.

– Ты эльфийка, так?

Не в силах разжать рот, я кивнула. От ужаса сложившегося положения судорога свела губы, и вид у меня был довольно глупый.

– Ты можешь здесь прибраться? – вновь зазвучал бархатистый голос. – Здесь не было уборки последние триста лет, немного пыльно, и шторы поменять тоже не помешало бы. Утухни Валентин, – уже более твердо загремел он. – Мне срочно нужна уборщица, что по теперешним временам дефицит. Эльфийка займет её место. Брось дубину.

Милый мой друг, пока шел найм на работу, перепробовал несколько боевых топоров и шестоперов, остановившись на небольшой палице из мягкой древесины. Взмахнув ею несколько раз, он удовлетворенно чмокнул и, зайдя сзади, приготовился к оглушению. Пара взмахов острым ножом, и тело, выставленное на башне судьбы, через неделю-другую приобретает черты славного назгульского облика. Затем следует обряд оживления, и новый член пополняет ряды темных служителей. Мечты, мечты, казавшиеся такими реальными, в один миг разлетелись в прах от стойкого желания хозяина дома провести генеральную уборку. Вздох разочарования вырвался из костлявой груди Валентина. Он уже так четко представил себе, как подсаживает меня на летающего ящера и даёт первые уроки вождения. Мне стало неловко, но радость сохранения облика вскоре погасила это чувство.

 Новые листы из выделанной кожи неизвестного происхождения.

Первые дни на постоянной работе

Мы подружились очень быстро. Ронни, так коротко я называю своего нового работодателя, а полное его имя Саурон. Он немного зациклен на родовом проклятии, ненавидит женщин и собак, периодически гремит костями и громко икает. Во всем остальном он очень даже приличный мужчина. Фронт работ небольшой: несколько залов, коридоры, оружейные, комнаты и чуланы. Всё. Бытовые помещения для воинского состава убирают специально пойманные новобранцы. Самое главное, не выкинуть чего-нибудь нужного, что со мной и случилось, аккурат в первый день.

– Элфани! – да, так он и заорал. – Элфани, ты убирала на моем столе? Где амулет неистребимости? Тот, что похож на ожерелье из драконьих зубов. Ведь только что был здесь?

– Он и сейчас здесь, – невозмутимо отозвалась я, перетряхивая нутро допотопного пылесоса. – Вот, пожалуйста, и зубы почти все на месте. Незачем так орать, я хорошо слышу.

Содержимое этого дряхлого пылесборника было притягательно-привлекательным. Несколько уморенных клопов с парадной мантии, два изодранных манускрипта, с дюжину летучих мышей, кости, перья и много-много рыбьей чешуи. Похоже, здесь раньше делали консервы, изумилась я.

Ронни увлеченно колдовал за обширным столом, переливая разные жидкости по стаканам, со стороны казалось – бармен за работой. Каждый раз, получая пенящийся состав, он недоумевая хмыкал и принимал позу растерянной задумчивости. Между тем, содрав все портьеры и выкинув их в окно, я, наконец, разглядела, что стены тоже покрыты узорами, но образовались ли они от постоянных протечек, или это такой авангардный прикид, не разобрала.

С тихим свистящим шипением из-под ветхого дивана показалась не менее ветхая змея. Её кожа высохла и была похожа на выцветшую кору березы. Сверкая злобными глазками, эта хвостатая бестия незамедлительно вцепилась мне в лодыжку. Сил на то что бы сомкнуть челюсти у неё уже не доставало, но чисто из вредности она все же прилепившись язычком, моталась из стороны в сторону с явно недобрыми намерениями.

– Старушка Зая! – оторвавшись от своих трудов, приветствовал нахалку Ронни

– Нечего сказать, очень злобная старушка, – отдирая извивающийся шланг, проворчала я. Щелкнув её но носу, живо усадила в одну из многочисленных колб стоящих здесь. Глядя через увеличивающие стекло, Зая, начала плеваться ядом. Что поделать, и у змей бывает склероз: куснуть она успела, а яд забыла выпустить и теперь в бессильной ярости громко хлестала кончиком хвоста по стеклу.

– Ничего, посиди и отдохни голубушка, кстати, на эльфов змеиный яд не действует, только яд бешеных белок и то через раз.

Внизу уже шла потасовка за портьеры, орки их рвали на сувениры.

Прошло два дня

Пыль столбом. Разъяренные летучие мыши нарезают круги над главной башней. Грохочет пылесос, мелькают метелки, ящеры чихают от аллергии на мыло.

Прошло пять дней

Повесился главный водонос. Вообще-то не до конца, а так, в знак протеста. Зацепил веревочку за неприметный кожаный воротничок и давай ногами болтать. Прикалывался до обеда, затем слез и уплел две порции собачьих отбивных. Потом ещё хвалился, что в петле здорово аппетит нагуливается. По прежнему борюсь за чистоту и порядок. Ронни слабо намекает на излишнее усердие.

Десять дней спустя

Большая уборка в библиотеке. Обе книжных полки подверглись тщательному осмотру.

Найдя целое семейство книжных червей, отправила их в вечное изгнание, на прощание они своими склизкими телами выписали на полу нехорошее прозвище.

Но как быть с дыркой, что прямо посреди первого тома радужной магии. Теперь все преображающие заклинания остались без заключительного вскрика. Поэтому получались либо полукорова-полумясорубка, либо монстр с ушами кролика, что до сих пор где-то прыгает в разрушенных коридорах, пугая местные привидения.

Хуже всего, что с древнейших свитков исчезли все буквы написанные кровью, когда я их протерла своим лучшим бальзамом. Ради получения крови объявили день донора. Потом Ронни по памяти диктовал, а я писала, макая перо в ванночку с темной жидкостью. Поминутно появляющиеся тени зарождающихся тварей, мой хозяин опрокидывал легким дуновением из своей волшебной трубки. Никогда больше не буду мыть книжки. От последнего исчадия до сих пор тик мучает, и ладно бы на один глаз, а то сразу на оба.

Ронни думает, что я ему подмигиваю.

В тот же вечер

Записка, влетевшая в окно, упала на мои колени. Валентин предлагал романтическую прогулку при луне. Знала бы, что буду летать на ящере, оделась бы потеплее. Холодные объятия ветра и страх высоты превратили свидание в пытку. Перегрузки при взлете не смягчили даже подпружиненные седла. Вой истинного назгула до сих пор звенит в ушах.

– Ничего, так всегда с непривычки, потом понравится, – нашептывал Лени, перекидывая меня через плечо чтобы отнести домой. Я в первый раз даже…, – нет, не буду писать, это уже неприлично.

Счастливые дни

Моя семья, моя новая семья. Все вечера мы проводим вместе: неспешная беседа о судьбах мира и мечты о всеобщем господстве приятно убаюкивают. Чуть слышно постреливают сырые поленья в обвалившимся камине, Ронни изготавливает монстров, Зая норовит прижаться своими холодными кольцами к моим ногам, Валентин ждет со своим Белобровым на взлетно-посадочной площадке. Тишь и благодать. Я растворяюсь в этой всеобщей любви и покое. Где-то воют усталые гоблины, кричат совы и пленники в пыточных камерах, рыгают орки, звенит оружие. Скоро-скоро наступление, перебежчики хором клянутся в неизбежности нашей победы. Саурон даже тайно заказал себе хвалебный гимн.

Конец счастливых дней

Небольшой реактор на кристаллическом топливе исправно освещает и обогревает наши многочисленные жилища, сканируя при этом всю поверхность Мордора на предмет возможных врагов. Нужная вещь в хозяйстве. Если что, то и шашлычок поджарить можно.

– Элфани, поддерживай огонь постоянно, это наш ориентир для обратной дороги, – напутствует меня Ронни, мы тут недалеко слетаем на пару часиков и скоро вернемся, не скучай, слушайся Заю она постарше, поумнее. Завтра проснешься, а мы уже тут, привет милая, встречай властелина Земноморья.

Валентин долго вздыхал и тоже обещал, что непременно вернется ко мне.

– Смотри если что, я ведь не посмотрю что он мне брат, – многозначительно кивнув в сторону Байрака, произнес он. – Замечу… – и он опять не договорил, сделав весьма красноречивый жест переламывания шеи. Лени всегда немногословен, но его боятся даже волколаки из службы охраны.

Вышло такое проникновенное прощание эльфийки, что ящеры рыдали!

Ожидание счастливых дней

Но ни на следующий, ни на послеследующий день, они не вернулись. Коротаю дни с Заей, что хуже любого наказания. Брожу по залам, вспугивая недоделанных чудовищ, и ничего не делаю, страдаю. Проходя многочисленными террасами, слегка касаюсь безобразных голов каменных химер, они мырлыкают и жмурятся, как ласковые кошечки. Сижу на гигантских ступенях парадной лестницы гоблинов, зажав ладони между коленей, и покачиваясь, мысленно молюсь святому Низе. Отблеск огненного глаза несколько раз скользнув по лицу растворяется в необъятных просторах Мордора.

Сегодня Зая приволокла какую то книжку с картинками. Говорит, что это сказки на ночь, для спокойного и глубокого сна. Нет настроения ни читать, ни писать.

Похоже мировое господство не так просто завоевать. Первые дезертиры принесли неутешительные вести о небольшом тактическом отступлении на заранее подготовленные позиции, а точнее, они ворвались в главные ворота с криками:

– Все пропало, спасайтесь, кто может и кто не может!

С каждым часом паникующих элементов становилось все больше. Надо было, что-то делать, иначе возвратившийся Ронни будет очень недоволен. И ковровую дорожку на лестнице затоптали.

Накинув его плащ, я с высоты главной башни призвала всех к повиновению. Не то чтобы они послушались, но появившиеся немногочисленные назгулы в небе очень укрепили мои позиции.

Ронни больше нет. Как он и предполагал, смерть его пришла от женщины, хотя в предсказании не было так конкретно указанно, вот от таких недомолвок и гибнут.

Наутро я, как обычно, а менять заведенный порядок не в моих убеждениях, поднимаюсь в башню к котлу с магическими энергетическими кристаллами, которые отдавая свое свечение неспешно подтаивают. Доложив топлива до отметки, я мрачно смотрю на Мордор. Избитые остатки некогда всемогущей армии стекаются к последнему оплоту империи. Ковыляющие, спотыкающиеся на все четыре ноги элефанты, грязно ругающиеся и кашляющие тролли и песочные человечки, орки – жалкое зрелище болью отдается в сердце. Как я ненавижу этих людей и их союзников, они просто звери – хищники какие-то.

Возможно последние, несчастливые дни

Их войско уже стоит на расстоянии десяти лиг. Я вижу, как горят на солнце начищенные доспехи, и слышу, как они уже делят содержимое башни сокровищ. Хоть тут они просчитались, там кроме дырявых мешков с кожаными деньгами старого образца, ничего нет.

Дописанные строчки из подклеенного листа гигантской вербы.

И вот, опять во всем виновата только я. Прям наваждение какое то. В самый разгар сражения, оторвавшись от занимательной картины жестокого боя, я, как обычно, направилась в главный энергоблок, исхитрившись не попасть между воюющими сторонами и ловко прошмыгнув за спинами доблестных защитников. Я честно выполняла свой долг, когда страшный взрыв вулкана потряс камни башни, кинув меня на раскаленный пол. Задыхаясь от ужаса, я бросилась вниз. Питающий шнур главного котла, некстати попавший под ноги, с треском лопнул, обдав на прощание жидким огнем. Вторично взвыв, я заметалась, опрокидывая сложнейшее оборудование, и только внезапно наступившая полная темнота, утихомирила меня. Лежа на остывающем полу, я плакала, вытирая нос рваным рукавом.

Ближе к вечеру. Всё кончено…

– Всё лежишь? – Раздалось противное шипение. – Когда всем требовалась твоя помощь, ты распустила нюни и погубила нас всех.

– Что я могла сделать? Вон их, сколько, и все с оружием.

– Ладно, идем, пока они все увлечены радостью победы, ты успеешь убежать.

Вкрадчиво нашептывая, Зая убедила меня вернуться в полуразрушенную главную башню за вещами. Мы незаметно проползли мимо веселящихся победителей, мимо сбитых ящеров, мимо поверженных защитников крепости. В моей комнате обвалилась стена, явив всему свету грубо сколоченный стол и охапку соломы – кровать. Сняв со стены лук и прихватив дневник, я опять ухожу в неизвестность.

– Возьми книжку на память, – ласково напомнила Зая.

Грустно подобрав валяющиеся в каменном крошеве сказки, я раскрыла их на первой странице. Изумрудная лягушка красовалась во всю страницу. Я рассеяно прочла первые строки. С глухим стуком падает кожаный переплет, взмахнув страницами, визг и хохот ударяют в виски, вихрем летят жабы, тритоны, удивленные золотые рыбки. Страшная сила, резко согнув, бросает меня в пучину боли.

– Ой мамочка, что со мной. Ква, ква, ква.

– Ну наконец-то, попалась, разлучница зеленая! Теперь я разделаюсь с тобой.

Резко взлетел зигзаг жемчужной петли. Оп, и… мимо! От неожиданности я высоко выпрыгнула с места и провалилась в зияющую пустоту. Распластав лапки и отчаянно квакая, я полетела навстречу своей судьбе, которая не замедлила явиться в виде раскрытого капюшона какого-то старика. Приземление было мягким. Ну вот, опять повезло.

"Умница!" – Мысленно похвалила я себя.

Взрыв, потрясший жилые комнаты, подтвердил догадку, что в пылу погони Зая разлила, настоянное на селитре, средство для чистки ковров – цвет пламени был с фиолетовым оттенком.

И тут началось самое неприятное.

Достав меня и оглядев мудрыми очами, седовласый мужчина улыбнулся, пряди его слегка уложенной бороды смешно затопорщились. Усаживая на ладонь, он незаметно повернул меня против солнца и серовато-зеленая кожа с бурыми крапинками сверкнула в закатных лучах. Я неуверенно квакнула, пытаясь освободится из сухих старческих рук, но он лишь с большим вниманием приглядевшись, произнес:

– Какая красавица, – и продолжая любоваться моим желтоватым горлышком, нежно проворковал, – чудно хороша.

Остальных его спутников мой вид не впечатлил, но, проявив вежливость, они все же обратили внимание на столь ничтожный предмет.

– Обыкновенная лягушка, – разочарованно протянул невысокий человечек в шлеме с медными бляхами.

– Выбрось её, – буркнул кто-то на эльфийском.

– Как она сюда попала, вокруг ни озерца, ни болотца. Что с тобой приключилось малютка? – обволакивающе-завораживающий голос восхитил меня.

Перебирая лапками в широких ладонях, я попыталась рассмотреть его источник. Высокий, статный, с потрясающе умными глазами, высоким лбом и чувственным подбородком, от него так и веяло спокойствием и рассудительностью. Я потянулась навстречу… Проклятая лягушачья сущность заставила сделать два невысоких прыжка, прежде чем я, окончательно развернувшись, вперила в него свои аквамариновые глаза.

Погладив пальцем между выпученных глаз, старик, подумав, наконец, закончил свою мысль:

– И какая жалость, что безобразная личина скрывает твои истинные черты. Не переживай, сейчас мы тебя расколдуем.

"Побыстрее бы!" – не отрывая взгляда от приятного брюнета, подумала я.

Грозно выкрикнув несколько фраз заклинания, которое, впрочем, не возымело должного действия, волшебник озадаченно почесал нос.

– Может забыл слова, а может моя магия вообще не действует, – неуверенно пробормотал он. – Что же делать? – Хмурясь он оглядел величественные развалины, дальние каменистые пустоши, пленных орков, спутников и, хлопнув себя по лбу, воскликнул. – Ну конечно, так проще и надежнее. Господа принцы, пожалуйте на эксперимент.

Довольный собой и в предвкушении занятного зрелища старичок противно захихикал.

– О чем базар? – невпопад влезли уже знакомые мальчишки.

– Вас это не касается, брысь отсюда! – напустился на них рыжеватый колобок, выталкивая их в некое подобие арки с разрушенной дугой, и попытался сам пролезть следом, растворившись в их компании.

– Гимли, извольте не отлынивать, – зычно вернул его в круг мой спаситель.

– Кто сказал, что я отлыниваю, я с удовольствием. А чё делать то надо?

– Все просто, чмокни разок лягушку и получи прекрасную принцессу.

– Это принцесса?

– Ну, я не могу точно поручиться, хотя, вполне возможно. По сказкам только особы королевской крови на время принимают облик земноводного, чтобы хоть как-то заставить принца обратить на себя внимание.

– А если не принцесса, – не слушая увещеваний, засомневался возможный кандидат на поцелуй.

– Тогда ты просто совершишь хороший поступок. Расколдуешь девушку, а она в благодарность будет твоей женой.

Последние слова повергли меня в шок.

– Эй, мы так не договаривались, – возмущенно проквакала я. – Ну вас с вашими нежностями, мне бы только до библиотеки добраться. – Воспоминания о пожаре и возможной гибели книги, однако, заставили меня прикусить язычок. – Ладно, хорошо, целуйте и расстанемся друзьями.

Пока я предавалась отчаянию, компания откровенно веселилась. Сначала они начали считаться, и каждый раз выпадало тому темноволосому – определенно, стоящий ко мне спиной эльф, его нагло надувал. Милашка брюнет закатывал глаза, изображая тоску по оставленной возлюбленной, и просил снова пересчитать. Затем они вдруг припомнили, что все уже помолвлены, и лишняя невеста им не к чему. При этом они так проникновенно изображали непоколебимое желание остаться верными рыцарями, что волшебник не выдержал и, высекая посохом искры из подвернувшегося камня, устрашающе прогремел:

– Если не прекратите прикалываться, сейчас все запрыгаете!

Обратившись ко мне, он уже более мягко произнес:

– Я искренне пытаюсь тебе помочь, извини, не получается, эти снобы скорее умрут, чем опустятся до помощи простой эльфийке. Огорченный взгляд и сгорбившиеся плечи почему-то вызвали во мне такую жалость, что я, сглотнув комара, потерлась о его большой палец.

– Она эльфийка? – перебил траурные мысли влюбленный брюнет. – Тогда это по твоей части, Леголас.

– Да чтобы я, да такую мерзость, да ни за что. У меня невеста строгая. – Пятясь и запинаясь, запротестовал эльф.

Услышав знакомое имя, я сумрачно подумала, что быть болотной жительницей тоже не плохо, только их век короток, к зиме засну вечным сном. И так мне стало жаль себя, что две слезы, как сверкающие льдинки покатились по уродливой мордочке.

– Она плачет, – не выдержав психологического давления, посочувствовал принц-человек. – Послушай, Лег, да поцелуй ты её, мы даже отвернемся и подглядывать не будем. Честно.

– Легко тебе говорить, – простонал загнанный в угол мой соплеменник.

– А она тебе расписку напишет, что никаких претензий в случае чего, ну и все такое. Так ведь?.. – и он выразительно глянул на меня.

Я энергично закивала, так хотелось жить и жить в эльфийском облике, что я готова была пройти даже через это.

– Ну наконец-то разобрались, – с облегчением произнес старец, передавая меня в гибкие пальцы принца-эльфа.

Тот, внимательно глянув в мои глаза, улыбнулся:

– Я, кажется, знаю, кто это. Было бы странно, если бы это был кто-то другой. Каким ветром тебя принесло, Эльфи?

Приговаривая так, он промокнул мою мордочку надушенным платком. Я зажмурила глаза и подставила щечку, или чего там есть у лягушек. Маленькое сердечко забилось часто-часто. Короткий чмок и вихрь разноцветных звездочек, мгновенно вспыхнув, закружился в бешеном водовороте. Резкий звон бьющихся зеркал оглушил и придавил всякое понятие о действительности. Вспыхивали и тут же гасли короткие всполохи голубого пламени, холод и жар попеременно завладевали моим бедным телом, тупая боль, оглушив, вдруг неожиданно отпустила. С треском лопнула кожа, обнажая белоснежные руки, взмахнув в воздухе, выпрямились ноги, густой волной упали волосы. Я же продолжала закручиваться в хмельном танце превращения. Уменьшился рот и проявился нос, бурые бородавки, пробежав по скулам, скрылись где то на спине, отпав вместе с зелеными лоскутами бывшего кожного покрова, последними исчезли перепонки между пальцами. Кажется, все в порядке.

Ой, нет не в порядке, эта трансформация отняла последние силы.

– Как мне плохо, – теряя остатки разума прошептала я.

Когда действительность снова начала проявляться, и смутные очертания окружающих предметов стали помедленнее прыгать и раздваиваться, я подумала: "Почему я в воздухе, может я пчелка или, на худой конец, летучая мышь." Взбрыкнув ногами я попыталась исправить положение, в ответ кто-то лишь крепче прижал меня к груди. В нос ударил до боли знакомый аромат розмарина и лесных орехов. Такой одеколон был у моего отца.

– Папа, – пробиваясь через застилающею все пелену, заплакала я. – Папочка, я устала, я хочу домой. Пожалуйста, прости меня, я буду самой послушной и самой образцовой. Я буду всем-всем, чем ты захочешь, только не бросай меня снова. Папа. Папа. – Слабея, стонала я, опять начиная проваливаться в пучину темных вод…

Горькая тягучая жидкость неспешно заливала рот, нос, тяжким покрывалом ложилась на глаза. Зазвучавшие слова лечебного заклинания не дали мне окончательно утонуть, они тянули наверх, разгоняя волнами воды забвения. Мрак небытия светлел. "Определенно возвращаюсь," – как-то отстраненно подумала я, фыркнув от щекотки, которую вызывали чьи-то губы у уха.

– Она уже с нами, – издалека прогудел чей-то бас.

Обняв отца за шею, я уютно свернулась на его руках. Воспоминания, нахлынув, взяли в плен моё сердце. Все как в детстве, когда нежно напевая колыбельную, папочка слегка покачивал меня и с улыбкой передавал матери. Как играя кружил, подбрасывал и почти всегда ловил.

Я так люблю тебя папа.

Удивительный покой снизошел на меня, выплыли лица уже знакомых персонажей. Добродушно улыбаясь, они придирчиво рассматривали меня.

– Жаль, ножниц нет, такая прядь украсила бы коллекцию.

– Стыдись, Гимли, девушка, считай, с нижних миров вернулась, а ты все о своем хобби думаешь, впрочем, она ничего, может, познакомиться на всякий случай, – задумчиво изрек тот темноволосый, что проявил ко мне больше всех сострадания.

"Сейчас знакомиться будем," – разглядывая застланное дымом пожарищ небо, равнодушно подумала я. Величественные птицы кружили в причудливых облаках, отблески зарниц вспыхивая мгновенно гасли, создавая напряженную картину всеобщего разрушения.

"Да, нехорошо получилось, с этим реактором."

И потом книга сказок, и метаморфоза, и страшный взрыв, и полет, и, о, Эсте милосердная, спасибо, я опять удачно выбралась. Все, вроде, на месте. Мои ручки – да, здесь, причем, ничуть не изменились, особенно левая. Ногти в порядке, маникюр сохранился, правая… Неловко повернувшись, я попыталась найти глазами свою вторую руку.

"О, нет, только не это, всё, что угодно, но только не это," – зажмурившись, я потрясла головой, безуспешно надеясь, что видение исчезнет. Зря рассчитывала, этот слишком знакомый взгляд резко возвратил в печальную действительность.

– Поставь меня на землю и отойди на десять шагов, – зашипела я, ну точно мамочка в минуты величайшего раздражения.

С ощущением твердой почвы уверенность быстро вернулась ко мне. Проведя осмотр своего костюма и прически, убедившись в наличии любимого лука и дневника, я окончательно взяла в руки свою панику. Это все издержки войны, я никому ничем не обязана и… пока. До встречи. Куйо нин меллон! И только я начала тактически отступать к чудом сохранившейся хижине привратника, как наш принц, согласно правилам этикета, начал меня представлять.

– Друзья, это эллет Эльфи из Лихолесья, и она моя гванур – родственница, – слегка запнувшись на слове "моя", торжественно произнес, Лег.

– В пятнадцатом колене, – пояснила я

– В шестнадцатом, – перебил он.

– В пятнадцатом, мне лучше знать!

– В шестнадцатом, не спорь!

Мир померк у меня в глазах. Оскорбленная в самых главных чувствах, я, упав на колени в песок, принялась чертить своё фамильное дерево с подробнейшими указаниями на дальних родичей, выводя ветку к королевскому роду. Презрительно хмыкнувший принц так же схематично изобразил родословную, хотя в более сдержанных проявлениях родственных уз, но, все же заражаясь от меня азартом установления истины, начал перечислять своих прабабушек, что приходились тещами моим прадедушкам. Отчаянно споря о достоинствах предков, мы и не заметил, как остались в одиночестве, неблагодарные зрители позевав почистили оружие и доспехи, перевязали ранения, похвастались трофеями и тихонько перетекли к огням ближайшей полевой кухни. Мы же вовсю приближались к десятому колену. Потрясающее открытие того, что его прапрапрапрапрабабушка приходилась двоюродной снохой моей прапрапрапратетушке с материнской линии, так ошеломило, что высчитывая доли крови я просчиталась на две сотые. Охрипнув на двенадцатом колене, я уже хотела сдаться и признать свою ошибку, но вспомнив главный девиз рода – всегда думай о родственниках, и они тебя не оставят, продолжила обсуждение достоинств дома. Возясь в песке мы поминутно сталкивались и отпихивались руками, наши косы цепляясь заколками, выдирали небольшие клочки волос, но момент торжества истинны неумолимо приближался.

Наконец, звонко стукнувшись лбами, мы, отлетев, сели каждый на своё дерево и перевели дыхание. Потирая назревающий синяк, я устало пробормотала:

– И все таки в пятнадцатом! Знаешь, держись от меня подальше, а то… – тут я решила сказать что-нибудь пообиднее, но ничего умного в голову не приходило, мысленно махнув рукой на ум, я продолжила, – …а то тебя аранель динэт – невеста заревнует.

– К тебе? – и отразившись от гладких стен разрушенных казематов, смех покатился по пустыне, он звенел в расщелинах седых валунов, пробивался в разбитых досках ворот, отражался от брошенных щитах погибших воинов, этот смех был так противен и омерзителен, что, зажав уши, я отвернулась.

– Ладно, пошли, – все еще вздрагивая от приступа идиотского веселья, примиряющее сказал, Лег. – Да успокойся, напишу я пропуск на временное жилье на родине, ну, пока твоя судьба не определится. В ближайшие дни наши ветераны отбывают в Лихолесье, поедешь с ними. Привет родителям!

Легко перепрыгивая через взрытые каменными снарядами воронки, он направился к гостеприимным огонькам, где уже битый час стучали ложками его однополчане. Я, постояв, задумчиво заровняла ножкой свой чертеж, пытаясь справится с нахлынувшем волнением.

"Домой! Я еду домой! Наш небольшой замок, мама на пороге, герань на окне," – возможно и далее милые картины всплывали бы в моих глазах, если бы не последующие события.

Новая тетрадка с обкусанными краями

Громадная угловатая тень накрыла меня, вой назгула, полный смертельной тоски и надежды, заставил поднять голову.

– Эльфи! Эльфи! Скорее беги ко мне, спасайся!

На посадку заходил белобровый дракон Валентина.

– Валентин, я здесь, я уже, я сейчас! – и, развернувшись, я бросилась к высоким развалинам на месте бывшей оружейной, куда уже планировал дракон.

Сидевший в комфортабельном седле назгул отчаянно махал мне руками, понуждая своего летающего коня идти на посадку. Запыхавшись я взбежала по покосившимся ступенькам и, упав на мокро-скользкую спину ящера, вцепилась в его спинные отростки. Тот, величественно всполаскивая крылами, спешно набирал высоту.

– Стой! Я приказываю тебе, вернись, Эльфарран! – Донеслось издалека.

Но ветер уже пел свою новую мелодию в моих ушах, чувство легкого недомогания, происходящие от слишком быстрого взлета, уже потихоньку отступало, и на сердце было свободно. Обжигающие струи ветра подхватили нас, когда, резко свиснув, стрела пробила глаз дракона, и он начал заваливаться на один бок. Дав крен, мы описали небольшой круг и начали заходить на второй. Вторая стрела окончательно ослепила дракона.

– Падаем! – в отчаянии закричала я.

– Дотянем! Наши на подходе, видишь летят! Нам бы только еще немного продержатся в небе.

Но слепой дракон уже цеплял верхушки взорванных башен. Валентин, работая поводом, не давал ему выпустить лапы для посадки, а я громко молилась все знакомым богам, как эльфийским, так и святому Низе.

С ближайшего ящера нам кинули аркан, захлестнув верхнюю челюсть слабеющего ящера, взяли на буксир и, неспешно разгонялись в полете, увлекли ввысь, унося меня все дальше от предопределенной судьбы.

Багровые облака пышными колоннами громоздились по обеим сторонам, лучи заходящего солнца, пронзая их неповоротливые тела, посылали прощальные отблески. Белобровый летел вслепую, но довольно уверенно. Две эльфийские стрелы, очевидно, не слишком мешали ему. Байрак выбирал самый короткий путь меж горных вершин, поминутно оглядываясь и подбадривая нас. Валентин тем временем пытался выяснить, чем это я там занималась в песке, пока он очень мужественно драпал прочь из Мордора.

Я презрительно молчала. Не след эльфийке столь высокого рода отчитываться перед каким-то там назгулом. О том, что он рисковал собой ради моего спасения, думать совсем не хотелось. Ладно, подуюсь немного и смилуюсь. Все таки так здорово, когда тебя спасают!

Продолжение тетрадки с обгрызенными краями, тайно похищенной из стола Саурона.

Неспешно скользя в прозрачных утренних потоках, мы летели на север. Проплывающие верхушки величественных скал, покрытые вечными снегами, отражали наши синеющие тени, распластанные в эфире. В разрывах облаков иногда проглядывали спящие зимним сном леса, засыпанные блестящем инеем, склоны и чернеющие своей безграничностью пропасти. Холод, пробиваясь сквозь специально вырезанные для красоты лохмотья, начинал беспокоить меня всё более настойчиво. Сбив небольшую сосульку с носа, я пихнула в спину Валентина

– Ну ладно, хватит издеваться. Где твой обещанный ящеросервис?

Молчание было ответом.

Ну, и какое же это спасение, сейчас заморозят насмерть. А вот ехала бы я сейчас вместе с нашим доблестным войском домой, там весна, там сладко пахнут развертывающиеся листочки, сок стекает с их кончиков и тяжелыми каплями срывается вниз в весело журчащие ручьи. Заспанные лесовики шумно ворочаются в густых зарослях орешника, подставляя теплым лучам свои залежавшиеся бока. Оголтелые еноты, с фырканьем чистят норы, белки выкидывают залежавшиеся запасы, а благородные олени начинают подготовку к турниру. Все в радостном ожидании. Весь лесной народец почтительно приветствует великого Эру подателя жизни. Первый весенний бал. Легкий беззаботный смех молоденьких красавиц, добродушное спокойствие кавалеров. Все как на подбор высокие, светловолосые с огромными голубыми глазами и массой прочих достоинств.

Только нет среди них огненно рыжей неформалки, той, что вечно попадает в самую грязную лужу или в самую неприятную историю. Глазу не за что зацепиться. Убийственно однообразное зрелище. От воспоминаний немного потеплело на душе, но ноги уже грозили отвалиться, наклонившись, я энергично потерла их ладонями, руки тоже моментально замерзли. С обеих сторон, неспешно покачиваясь в леденящих потоках, парили назгулы. Выстоявшись клином и изредка подвывая, мы были похожи на стаю перелетных птиц, очень крупных птиц. Выбивая несложный мотив отмерзающими зубами, я попыталась прижаться к спине своего коня. На ощупь ящер был липко скользкий, всё его тело покрывала мощная чешуя, выделяющая едкую слизь, для лучшего скольжения в поднебесье. Но пахла она отвратительно.

– Может стянуть плащ с Валентина, – нехорошая мысль, прочно засела в голове. Материя добротная, из шерсти вылинявших волколаков. Перебирая окоченевшими руками, я уже неосознанно потянула её на себя, когда резкий толчок захлестнул дыхание. Мы падали на крошечный пятачок среди отвесных скал. Сложив крылья белобровый заходил на аварийную полосу.

– Пригнись ближе, посадка будет жесткая! – донёсся размеренный голос.

Меж тем мы продолжали головокружительные кульбиты в воздушных завихрениях. Друзья старались поддержать и направить нас в нужное русло, ящеры подставляли растопыренные лапы. Наш слепой конь безудержно рыскал по трассе спуска, уклоняясь все время влево, но красноглазый сосед упорно теснил на приближающуюся взлетно-посадочную полосу. Вспыхнули огни костров, указывая нужное направление. Уже можно было различить беспорядочно бегающих горных троллей; крики, волнение, холодный ветер, хлещущий по ушам – все смешалось в сплошной карусели образов: горы, снег, когтистые лапы, бьющий по глазам плащ, слепящее солнце, крик отчаяния и тишина. Тишина которая накрыла нас, как заботливая мать укрывает пуховым одеялом расшалившегося малыша. Вкус теплой крови во рту. Чьи то руки осторожно укладывают меня на снег, слегка прикасаясь к губам промокают набежавшую струйку бледно-синего цвета.

– Ну вот, – расставаясь с миром думала я, – точно пятнадцатое колено, кровь чисто голубая.

 Толстый ворох старых меню клиники, написано на обратной стороне.

Клиника магических услуг воплотила в себе самые амбициозные и сумасшедшие идеи, мага-основателя. Созданная для волшебной помощи всем ущемленным существам средиземья, она была буквально нашпигована магией. Здесь коридоры вели в никуда, а двери открывали только то, что сами хотели. Окна утром отражали припорошенные горы, а вечером – увеселительные дома неизвестного города. Шепчущие стены меняли свой цвет в зависимости от настроения. Все здесь было странно и непонятно.

Скользя на рассыпанных рекламных листках, я уговорила дверь впустить меня в нашу эльфийскую ванную комнату. Ручка согласно щелкнула и, повернувшись, открылась. Домашний бассейн, заросший лотосами, горки мыла, залежи ароматических солей, ряд идеальной чистоты полотенец и мое с краю, розовое со звездочкой. Дом, вот он мой дом, куда так долго я стремилась, пряча от своего сердца милые забытые образы.

– Мама, мамочка, я вернулась, – не обращая внимания на манящую водную гладь, я побежала к неприметной маленькой дверке ведущей в дом.

Бум!

Ударившись в невидимую преграду отскочила и опрокинулась на спину. Вскочив и не замечая боли, я царапнула воздух, он был крепче алмаза. Барабаня по этой стене я кричала, плакала, ощупывая преграду искала хоть малейшую лазейку.

– Я здесь, это я, Эльфи, пустите меня!

Дверь манила своей доступностью, ещё усилие, и я прорвусь. Кто-то сзади положил руки мне на плечи. Обернувшись я увидела незнакомого волшебника и, всхлипнув, остановилась. Он, подведя меня к каменной скамье, усадил, и, оттирая мокрые щеки полой мантии, попытался утешить.

– Это только магия и ничего более. Просто иллюзия. Там ничего нет. Многие, поддавшись ей, совершали и более глупые поступки. Болит? – проведя ладонью по моему лбу, тихо спросил он. И – о чудо! – разбитый лоб с несколькими ссадинами начал приобретать первоначальную белизну. Царапины ушли, забрав с собой и боль. Он глядел на меня с плохо скрываемым интересом.

Это было так необычно, сидеть в ванной моих родителей с незнакомым волшебником. Сидеть и просто молчать. Установившиеся чувство доверия и легкой симпатии незримо окружило нас.

– Меня зовут Морред, я из Хаврона, и сегодня дежурный по бесконечной палате. Вот съешь яблочко, и печаль пройдет, оно заколдовано.

Вытирая распухающий нос, я надкусила предложенный дар и расплакалась ещё громче. Колдун извлек из воздуха роскошную салфетку с фиалками, затем небольшое полотенце, затем скатерть средних размеров, затем двуспальную простыню.

– Прекрати истерику, – приподнимая ноги над скамьей, под которой уже образовался бойкий ручеек слез, потеряв терпение, приказал он.

Разбежался, я только во вкус вошла.

Так мы и сидели: я плакала, Морред неторопливо рассказывал. О великой гильдии магов, взявших под свое покровительство всяких необычных существ; о добрейших оборотнях, подрабатывающих в местном зоопарке в ночную смену а днем раздающих мороженное; о боевых черепашках с именами выдающихся художников, ведущих нескончаемую борьбу с вселенским злом; о великане-людоеде, служившем психологом семейных отношений и подсказывавшем в особо трудных ситуациях единственно правильный выход.

– Кстати, твой ирокез мне нравится, а вот с ушами надо что-то делать, ты в курсе что они у тебя несколько длинноваты. Ты же не эльфийка. Нет, не говори, что я не прав! Хотя, если… – он задумчиво поскреб пробивающуюся бороду. – Добро пожаловать к нам. Ты первая, обычно, у эльфов очень крепкие нервы.

Купаться расхотелось и, стянув полотенце, я направилась обратно. С легким хлопком оно лопнуло на пороге, на прощание обдав снопом разноцветных искр.

– Только иллюзия, – опять повторил Морред. – Она вполне реальна в придуманном мире, но при переходе исчезает.

 Небрежно сшитая тетрадь, залитая зеленоватой слюной летучих мышей и со следами кошачьих лап.

– С эльфами нельзя, – давно не мытый страж ворот, прикрыл широкой спиной проход. – Оставь её за воротами, вон там возле карантинной коновязи, а сам проходи. Морред смущенно оглянулся, мои уши видневшиеся из за рваного платка, нахально бросались в глаза.

– Мы тут проездом, к вечеру покинем ваш гостеприимный город.

– Не положено, с иными сущностями нельзя, у нас не проходной двор, а вполне приличный город. Пожалуйста, оставь её, ничего не случится, я пригляжу, за отдельную плату, разумеется.

Отойдя к стене, мы держали совет. Решили, что до вечера я погуляю здесь неподалеку, а ближе к ночи волшебник раздвинет немного стену, и я незаметно прошмыгну вовнутрь.

– Далеко не уходи, – выразительно глянув на прощание, волшебник взял по уздцы нашу старушку-ослицу.

– Ладно, договорились. А что с гномом делать? – Морред озабоченно глянул на спрятанного в куче тряпья в глубине повозки нашего третьего спутника. – Он тоже нелегал, поймают, всем на орехи достанется.

И действительно, гладковыбритый гном с бабочкой в косе, это тебе не усталая эльфийка, тут депортацией не ограничатся, загремим на ближайшие годы в подземелье, и это в лучшем случае.

– И все же я рискну, когда обустроимся на месте, вернусь за тобой. – Твердо давая понять, что дискуссия закончена, волшебник встряхнул заснувшую ослицу и двинулся к воротам во второй раз.

Удивительное животное, эта по годам весьма почтенная особа, она была нашим неутомимым спутником весь последний год. Появилась ослица неожиданно – я выиграла её в карты, у лесных разбойников. Те продули все свое оружие, но расплатились ослицей и нашими жизнями. Уже вчетвером, на следующий день мы спешно покинули гостеприимных хозяев, не расплатившись за ночлег и ужин. Морред старался не замечать как на нас глядят темные жители западных пределов. Они никогда не видели гномов и эльфов.

Что-то я отвлеклась…

– Цель визита, время пребывания, адрес хижины, – деловито слюнявя тупой огрызок карандаша, стражник заполнял временный пропуск. Гном лежал не дыша, свернувшись калачиком, прикинувшись ветошью. Безразлично глянув под сень выцветшего тента, он же таможенник, стражник настойчиво показал, какого фасона у него карман и, довольно поймав прыгнувший туда сам собой тугой кошелек, окончательно раздобрился. – Контрабанду можете сбыть в конце рынка в лавке моего шурина, что под вывеской "Лучший товар с таможни".

И он распахнул ворота. Стуча разбитыми колесами, наш маленький табор двинулся в город.

А еще час назад довольный Морред, рассматривая верхушки башен и мощные стены подкрашенные восходящим солнцем, вовсю обнадеживал.

– Вот мы и добрались до города славного короля Уриме. Здесь живет мой приятель, занимается частной магической практикой, а по вечерам подрабатывает астрологом в богатых домах, особенно в тех, где есть молоденькие дочери или веселые вдовушки. Клиентура, в основном, средней руки ремесленники и крестьяне ближайших поселений – на них, конечно, не разбогатеешь, но сытым будешь. Все хлебные места заняты столетними бородатыми пенсионерами, давно выжившими из ума, но подавляющими своим авторитетом талантливую молодежь.

Все те дни, что мы шлялись по дорогам Арды, он кружил нам головы своими успехами в области иллюзий но при этом не мог заработать на кусок лепешки. Мы же с гномом трудились не покладая рук.

– Какой нам прок от этого волшебника, – штопая носки очередного хозяина трактира, ворчал гном. – Хоть бы фокусы показывал что ли, долго мы будем кормить его болтливый язык.

– Он не может размениваться по мелочам, он мыслит масштабно, – чисто из дружбы, я оправдывала мага.

– Вчерашний масштаб был очень приличным, – припомнив здоровенную дочку местного старосты, эдакую цветущую деву, пышущею здоровьем и желанием, гном мечтательно причмокнул губами.

Раскладывая карты на цветастом платке, я уверенно предсказывала всем одно и то же. Люди очень примитивны в своих желаниях, всем хочется богатства, славы и зависти соседей. Ври по шаблону и не ошибешься. У меня все молоденькие девушки в ближайший год выходили замуж за принцев, все почтенные матери семейств растили в своем доме будущих героев, а все мужчины получали в ближайшее время наследство или встречу с глупенькой красавицей. За две медных монетки я раздавала счастье всем желающим. Теперь меня было совсем не узнать, одетая в разноцветные лохмотья, с платком на лбу, закрывающим уши я так походила на людей бродячего племени Дана, что за их соотечественницу меня и принимали.

Периодически нас выгоняли из деревень, порой, не дав даже пообедать, но это было меньшее зло, чем дыба или костер, куда мы чуть не угодили, в последний раз покушав. Вещей было мало и, схватив каждый свое (гном – мешочек с иголками и недошитые авангардные наряды, Морред – волшебную палочку, я – лук со стрелами и карты), сверкая рваными одеждами мы растворялись в ближайшем лесу. В последнее время за нами ещё бегала и ослица. Особо рьяные поборники морали не подпускали нас к колодцам и к домам, где есть маленькие дети, считая, что мы непременно должны своровать краснорожистых упитанных хозяйских деток, вскормленных на сливках и пирожках. Вечно голодные, мы ни за что бы не взяли, ещё один лишний рот. Но поди объясни это суеверным крестьянам. Иногда били Морреда, но чаще – гнома, и все за его упрямое желание одеть местных поселянок в прозрачные юбки.

Но только наступала ночь, и все менялось: неслышно скользили неясные силуэты, в ожидании чуда те же крестьяне тянулись к нашей повозке. Ночной мрак уравнивал всех. Гном торговал теми же прозрачными юбками, вызывавшими днем потоки негодования. Настороженно оглядываясь, женщины стыдливо прятали тонкие, расшитые блесками рубашки, самые отчаянные покупали даже эти пресловутые бикини. Гном хвалился, что сам придумал это название. Я продавала надежду, но чаще с сочувственным видом выслушивала откровения бедных женщин, входя в их печали и заботы. Проезжая ведьма лучший вариант для слития на неё своих проблем. Я обычно заканчивала утешение ударной фразой:

– Все мужики бараны, – и прибавляла, – винторогие.

Волшебник сосредоточенно считал звезды или, подхватив симпатичную крестьяночку, шел собирать лекарственные травы, возвращаясь под утро, обычно с подбитым глазом, отвечая что это он на сучок напоролся, и что лекарственные травы здесь не растут. Мы не вникали в его проблемы. Каждый был занят только собой. Порой казалось, что более непохожих существ найти трудно, но не успевала просохнуть роса, и мы опять все вместе брели куда глаза глядят и были довольны своей участью. Но однажды на рассвете, что-то оборвалось в моем сердце. Кто-то с тоской произнес:

– Эльфи. Где ты? Вернись. – Вскочив, я оглянулась. Усталый гном безмятежно спал, обняв узел купленных вчера тканей. Волшебник, как всегда, отсутствовал. Но тот же голос снова зазвучал. – Эльфарран. Мы уходим, догоняй, вспомни, кто ты, и приди. Корабль ждет в Серебристой гавани.

Упав головой в раскрытые ладони, я горько заплакала, эльфийская сущность, встрепенувшись, напомнила о себе щемящей болью. Мои родные покидали Арду.

Схватив лук я вскочила.

– Ты куда, – подошедший волшебник схватил меня за руку.

– Домой, меня ждут, – я извивалась, старательно выкручивая кисть.

– А где твой дом, ты знаешь? – Он спокойно отпустил меня. – Куда ты пойдешь? Наступает суровая пора северных ветров, дороги исчезнут под грязными потоками небесной воды, леса потемнеют, и люди, затворившись в своих жилищах, не дадут тебе приют. Ты погибнешь. Ну не плачь, – смягчаясь продолжил Морред. – Пересидим тяжелое время в Итиле и, с наступление теплых дней, двинемся в твою, как её там, Серебристую гавань. Ты мне веришь?

Голос разума наконец взял верх над чувствами,

– Но только недолго, хорошо.

Разношерстный набор серых листков, кусочков ткани.

Перепутанные страницы и недописанные строки, разъеденные морской водой.

Горький привкус морской воды во рту и полный упадок сил – это были все доступные мне чувства. Сквозь прикрытые ресницы я смутно различала два силуэта нагнувшиеся надо мной и тихо переговаривающиеся. Обрывки фраз постепенно стали складываться в предложения.

– А какая симпатичная была эльфочка. Каждое утро она, путаясь в длинном платье, за руку с мамой приходила на игровую площадку. Белая с ромашками юбочка, наивные аквамариновые глазки, всегда широко распахнутые, милая улыбка нежного ротика. Она так трогательно прижимала к себе изящно сплетенную корзиночку с набором для игры в песок и смущенно комкала кружевной платочек, порываясь положить его в карман. Строгая мать её незаметно одергивала, но по всему было видно, что в тайне она очень гордилась своей младшенькой. Тугие локоны, завитых по последней детской моде серебряных волос, слегка тронутые тушью ресницы. Мне казалось, что сама Нимродель из легенды застенчиво лепит рядом песочные цветы. Она серьезно относилась к свои играм и каждый раз беззвучно плакала, глядя как ветер превращает в пыль её песочный замок. Аккуратная и дисциплинированная, она во всем была совершенством. Эталоном эльфийки. – Немного помолчав, тот же голос продолжил. – Мы были очень близки в детстве и, возможно, дружили бы и теперь, если бы не та глупая ссора. Она изменила всё.

– Это ты о ком? – заинтересованно перебил другой неизвестный голос.

– О ней. Как видишь, за каких-то триста лет так измениться, может далеко не каждая. – Наступило долгое молчание, прерываемое смущенным басовитым покашливанием.

Теплое солнышко приятно согревало кожу и одновременно сушило одежду.

"Они разглядывают меня, – дошло, наконец, до моего сознания, – да по какому праву?" Но отяжелевшие руки, вздрогнув, отказались помочь мне подняться.

– Шевелится, смотри, она шевелится. Я уж думал – того…, опять за борт выкинем.

– Она ещё нас переживет, и ничего ей не сделается. В детском саду поспорила на два золоченных ореха, что спрыгнет в верхушки росшего неподалеку мэллорна и спрыгнула, конечно, не совсем с верхушки, но почти. С нашей воспитательницей был двухдневный обморок, а она только ногу сломала.

– А с кем спорила?

– Со мной.

– И получила, орехи?

– Нет, я что зря тащил её домой на своей спине, когда она отрываясь вовсю показывала язык встревоженным родственникам. Во время торжественного посещения королем школы, кидала в него шишками, за что была наказана двумя часами реверансов в большом тронном зале. Я хихикал за пустым троном все это время. Ты бы видел, как она делает большой эльфийский поклон, последняя белка сдохнет от смеха.

"Ах, от смеха! Ну все, теперь я поняла к кому попала, но вот что мне делать? За борт опять не хочется, там холодно и сыро". – Приняв единственно правильное решение презрительного молчания, я повернулась на бок и предприняла вторую попытку подняться. И кто-то, заботливо подхватив меня за талию, усадил, привалив к чему-то .

– Совсем обсмеял, такую девушку, прям, персик наливной.

– Скажи лучше, торнадо в юбке.

– Ты слишком к ней жесток, не знаю, чем она тебя так оскорбила, но может, на время забудешь обиду и наконец-то поможешь, ты ей как-никак родственник.

– Только ради нашей дружбы.

Искорки жизни, пребывающие в полубессознательном состоянии, услышав волшебное заклинание, вздрогнули и побежали в кровяных руслах к сердцу. Оно нехотя вздрогнуло, затем ещё раз, и, уже входя во вкус после вынужденного бездействия, забилось в прежнем ритме. Глубоко вздохнув, я выпрямилась. Так приятно вернуться к жизни после многодневных странствий на деревянном обломке.

Рыжий гном, заботливо обмахивающий меня рукавом, с улыбкой произнес:

– Солнышко, с прибытием в нашу компанию! Мы направляемся в Валинор, ты с нами? Впрочем, а куда денешься, на ближайшие полгода будешь довольствоваться нашим немногочисленным обществом, хотя есть ещё вариант – за борт. Твоё решение?

С трудом ворочая пересохшими губами, я простонала:

– Я с вами, кто бы вы ни были.

Холодный край хрустального стакана принес облегчение в виде нескольких глотков пресной воды.

Уж лучше бы орки, но выбирать не приходилось. Спустя некоторое время, поддерживаемая гномом, я хромая спустилась в маленькую каютку, где в беспорядке валялись секиры разных размеров, пара зазубренных топоров, куча образцов горных пород, все это выглядывало из под вороха поношенной одежды, а чьи-то кожаные штаны свешивались с грязной лампы посреди этого беспорядка.

– Мы не ждали гостей! – Ворчливо ответил гном на мой вопросительный взгляд. – Иди вон на ту половину, а я приберусь немного. – Стараясь незаметно сдернуть штаны с лампы, он оторвал её, и по полу разлилось душистое свечное масло.

Я присела на аккуратно заправленную соседнюю кровать: зеленое тонкое одеяло, кинжалы в изголовье и высокий лук на стене. Можно не быть специалистом, чтобы понять, чье место я заняла.

– Свой можешь повесить рядом, не дело, чтобы такой прекрасный лук болтался как поварешка. – Помогая мне снять оружие, эльф бережно погладил лук и внимательно прочел изречение, вырезанное на нем древними мастерами. Покачав головой, он слегка согнул его.

– Надо подтянуть тетиву, совсем разболталась. Ты, вообще, когда последний раз его смазывала? – Неодобрительно взглянув на меня, он занялся осмотром стрел. Каждую из них он проверял на стройность и остроту наконечника.

– Ты хоть понимаешь, что они когда-нибудь спасут твою никчемную жизнь, почему так легкомысленно относишься к порядку в колчане. А это уже моё, – он отложил две лориенские стрелы.

Со дна колчана выпал ворох сложенных листочков и несколько самодельных тетрадей.

– Ну и гадость, пойдет разве что на растопку. Гимли, это по твоей части. – Эльф небрежно швырнул мои рукописи в сторону пыхтящего по кроватью гнома, куда тот загнал щетку в порыве трудового уборочного энтузиазма.

– Не тронь, это моё! Забирай стрелы, но дневник оставь, он мой, слышишь! – Внезапно ощутив в себе ярость орка, я перехватила падающие листы, затем, бросившись на колени, сгребла остальные. Судорожно прижимая к груди исписанные листья, салфетки, кожаные обрывки, я была полна решимости отстаивать свое единственное богатство со всем пылом истерзанной души.

– Ну ты, полегче, – помощь пришла неожиданно. – Вот это тоже твоё, – гном принес ещё два листочка. – Я, конечно, ни уха, ни рыла не смыслю в вашем эльфийском письме, но мне кажется, что это нужная вещь. Хочешь, помогу сшить твои записи, – оттирая набежавшую слезинку, он смешливо мне подмигнул. – А если этот будет приставать, обращайся ко мне, договорились? Меня зовут Гимли.

Сидя на полу, мы заключили негласный договор взаимоподдержки.

Прекрасное судно, с лучших верфей, было стремительно как ласточка и послушно как ручная белка. Слегка обдуваемые попутным ветром, мы летели по волнам, взрезая узким носом неповоротливые бирюзовые волны.

– Прекрасный денёк, не находишь, солнечная? – гном неторопливо сворачивал какой-то крепежный канат.

– В час проходим по десять морских лиг, неплохо, – вторил ему эльф.

Теперь, при ярком свете дня, все казалось не таким уж пугающим.

– Спасибо вам за спасение, я не поблагодарила вас сразу, простите.

– Какие счеты, мифриловая моя. Мы с тобой не встречались? Оттенок твоих волос что-то мне напоминает…

– У тебя тогда ещё ножниц не было – насмешливо вставил эльф

Задумчиво подняв глаза к небу, гном пожевал губами. Припоминая всевозможные встречи с длинноволосыми эльфийками, он сосредоточенно загибал пальцы.

– Не было, не было, – он повторял последние слова. – Это не тогда, когда секирой я чуть не снес полголовы несчастной?

– Нет, не тогда. Это было в племени нолдор.

– А она откровенно стоила тебе глазки, такая остроносенькая вертушка. Останься мы там ёще на немного и…

Дальше пошли перечисления приятных встреч с очаровательными представительницами разных рас.

– Я, Эльфи, – потеряв всякое терпение и с досады топнув ножкой, я продолжила, – Эльфарран из Мордора.

– Еще скажи, из Изенгарда, совсем память отшибло, – разозленный перечислением его подвигов со слабым полом, едко выдавил эльф.

– Там я тоже была, жаль, конечно, что нас с Изиком смыло, на мустагримские равнины.

– Стоп, ребята, я совсем запутался, какой Мордор, какой Изенгард, там эльфам быть не положено, только по делам службы. А чтобы слабая эльфийка да в рассаднике орков? Кто-то из нас нагло врет. – Авторитетно закончив полемику, подвел итог Гимли.

Мой родственник, взяв его за плечи, зашептал что-то на ухо.

– Да мало ли, с кем ты целовался…, и на руках носил…, а она сбежала…, ну как всегда…, – обрывки восклицаний гнома я старательно ловила своими острыми ушками.

Наконец, они развернулись в мою сторону, и эльф запинаясь произнес:

– Нам надо подружиться и на время забыть обиды. Теперь, когда мы вместе в этой лодке, здесь должны царить согласие и доверие. Хорошо?

Вложив свои пальцы в протянутые ладони новых друзей, я кивнула.

Проверка началась уже следующим вечером. Нахмурившееся небо послало нам маленькую тучку, она росла, росла и, по мере её увеличения, ветер из ласкового превратился в бурю. Волны с рычанием обрушились на нас. Бедный Гимли, при первом порыве упавший на палубу, покатился к противоположенному борту. Я краем глаза увидела, как он барахтается отчаянно борясь с силой воды, что упорно тащила его вглубь.

– Держись за веревку, – перекрывая рев, следующего вала крикнула я ему, кидая конец веревки.

Но он, ослепленный соленой водой, только кашлял и отплевывался, безуспешно пытаясь встать на ноги. Зажав в зубах, вновь скрученную петлю, я, хватаясь за все выступающие детали корабля, поспешила на помощь. Трижды поскользнувшись и дважды приложившись к мачте, и ещё раз к той же мачте, я на четвереньках подползла к нему. Гимли принял меня за морскую ведьму, приплывшую за ним.

– Нет, не сейчас, – отчаянно замахав руками, задохнулся он.

На разговоры не было времени – третья волна на подходе. Обернув вокруг толстенькой гномьей талии спасительную нить, я на бантик привязала его к поручням, успев при этом тоже за что-то зацепиться. Грохот обрушившийся изумрудной массы воды, оглушил. Крепко держась одной рукой за веревку а другой – за Гимли, я в какой-то момент оказалась за бортом. С треском лопнул узел, и, увлекаемая мощной силой волны, что перекатывалась через наше суденышко, я полетела в синюю бездну, уже перестав сопротивляться и вручив свою сущность святому Низе, когда кто-то крепко схватив меня за руки втащил обратно.

– Нас несет на рифы, руль сломан, – в отчаянье кричал эльф.

– Мы погибнем, я плавать не умею, – еще громче кричал Гимли.

В бушующих волнах мелькнули зеленые косы – это русалки с интересом наблюдали, как борется наша маленькая яхточка с седым океаном. Для них это было единственное развлечение.

Упав на колени, я взмолилась на языке Лики. Русалки вздрогнули, прислушиваясь к воплю отчаяния. Стараясь не перепутать падежи подводного наречия, я взывала к их душам. В минуту затишья они приблизились к нам на безопасное расстояние и, ударив хвостами по волнам, поднырнули под днище и развернули нас против ветра, что немного смягчило следующий удар стихии.

– Мы сейчас, подождите.

Как норовистый конь, корабль все выше задирал нос, лопнули неснятые паруса. Все предметы пришли в движение: за борт полетели бочки, ящики, какие-то узлы, мимо проехал набор навигационных инструментов. И мы проводили его печальными взглядами.

Следующий удар был страшен – судно вздыбилось почти вертикально и с шумом ухнуло в страшную пропасть. Отплевываясь, мы уже не кричали, сосредоточившись на крепости наших рук.

– Дайте канат, – раздалось с правого борта, – скорее.

Вряд ли эльф мог знать язык русалок, но резким броском он кинул им несколько витков самого толстого каната. Шлепок и звонкий смех подтвердили точность попадания.

– Что они задумали, – тряся насквозь промокшей бородой, пробормотал гном.

Мы, пожав плечами, ещё крепче вцепились в поворотный брус. Резкий рывок, и натянувшийся канат повлек нас прочь от смертельно опасных рифов. Борясь с волнами и с полузатонувшим кораблем, гигантская черепаха упорно тащила нас туда, где из-за плотных туч уже пробивались лучи закатного солнца. Грозя лопнуть, жалобно скрипели доски обшивки. Теряя части такелажа и палубного оборудования, мы медленно ползли к спасению. Разочарованный океан, бросив нам вслед последний комок пены, переключился на других.

Свесившись за борт и протянув руки, я прикасалась к щекам русалок, благодаря их. Они с улыбками желали нам доброго пути, обещали передать привет Лике и навестить нас на рассвете.

Ночь окружила нас спокойствием, Гимли всхлипывая спал тут же на голых досках палубы. Накрытый единственным не улетевшим парусом, он походил на крупную куколку шелкопряда, и когда он ворочался, мне казалось, что сейчас покажется голова прекрасной бабочки. Море такое обманчиво ласковое, уже забыв о дневном буйстве, мягко покачивало нашу полуразрушенную лодочку. Всплескивая синеющую гладь, мимо проплыли дельфины, выставив на поверхность лоснившиеся спины со смешно топорщившимися мокро-солеными плавниками. Распевая песенку странствий, они плавно обогнули нас и затерялись в темнеющем просторе.

Мы сидели рядом с нашим другом, тут же на полу. Аранен, обхватив голову руками, предавался отчаянию, но со свойственной ему сдержанностью старался этого не показывать. Я, положив подбородок на притянутые к груди колени, также молча искала выход а точнее выплыв. Лунный отблеск скользнул по нашим лицам, обернувшись я увидела усталую печаль в уголках глаз Лега, две упрямые морщинки на лбу, руки сбитые в кровь с обломанными ногтями и, в первый раз забыв о своей мести, я пожалела его: бедняга, вот над кем вечно довлело ярмо больших надежд и ожиданий, к нему вечно были притянуты многочисленные взгляды, и каждый день надо было оправдывать высокое звание принца. Какое счастье выпало мне быть простой дочкой первого лорда совета двенадцати, самой младшей, когда твои сестры и братья уже поддержали авторитет рода, и ты свободна все вечерние два часа, абсолютно свободна, и можно влезть в самую глубокую пещеру за толстыми раками, вывозиться в черной глине и порвать воротничок, можно забраться на сухую сосну и пугать белок, можно просто болтать босыми ногами в многочисленных озерах поднимая тучи взбаламученной тины или бегать ночью за падающими звездами.

– Несчастный еж, – негромко и задумчиво произнес эльф.

– Еж? Причем здесь еж? – выпав из сладких грез, озадаченно спросила я.

– Притом, что пока мы бегали за звездами, ты в темноте наступила на него, – так же отстранено глядя на разгорающеюся зарю ответил он.

– Точно, в первом классе, мы сбежали с вечерних стрельбищ и бродили по лесу. Когда скатившаяся звезда, взмахнув искрящимся хвостом, упала на край нашей поляны, все побежали ловить её. Тогда я и наступила на этот коврик с торчащими иголками. Никто даже не заметил, как ойкнув я присела.

– Почему не заметили, я же вернулся.

– Вытащил все иголки из ноги и похоронил ежа.

Взглянув, друг другу в глаза, мы отвели взгляды. Шумно заворочавшись, Гимли осведомился:

– Уже приплыли?

Ярко красный рассвет, полыхая воспоминаниями вчерашней бури, обрушил сияние восходящего солнца на ещё темнеющие вальяжные волны. Отблески лучей закружились золотистыми ручейками и, все дальше пробиваясь в толщу сонного океана, защекотали медлительных рыб.

Внезапно с громкими всплесками и фонтанами соленых брызг к нам пожаловали вчерашние спасительницы. Ухватившись руками за борт, они, повиснув на ограждающих перилах, сперва смущенно засмеялись. Десять радужных хвостов задорно зашлепали по бортам, и, протянув изумительной красоты руки, морские девы приветливо поздоровались.

– Тебе письмо – самая высокая и красивая русалка приветливо помахала плотно сложенной раковиной мидии. Читай и завидуй. Подруги вторили ей новой порцией звонкого смеха. И вот тут я совершила ошибку, забыв про вечную тягу русалок к одиноким морякам, оставила всю веселую компанию, чтобы прочесть Ликино письмо в одиночестве.

Раскрыв створки, я увидела свернутый кусочек водоросли с вязью, вырезанных тонким шилом морского ежа, слов.

Лика сообщала, что, живя в подводном городе, она наконец обрела свое счастье, в виде очень симпатичного тритона. "Приплыть сейчас не могу, охраняю кладку икринок, она у меня первая и поэтому самая дорогая.. Кстати ты нашла своего принца?" Хихикнув, я представила эльфа с глупым лицом перед камнем торжественных клятв, эта мысль так рассмешила меня, что осознание того, что ребята в беде, едва протолкнулось в голове и, стукнув меня в лоб, настойчиво напомнила о клятве.

А на верхней палубе охмурение было в самом разгаре: поделив поровну русалок, мои спутники, раздувшись от восторженных признаний прекрасных девушек, заворожено перелезали через борт. Схватив Гимли за шиворот, Лега за косы, я настойчиво потянула их назад.

– Надо расплатиться эльфийка, – обиженно запротестовали подружки.

– Знаю я ваши расплаты. Сколько у вас в каповых пещерах одиноких моряков, тоскует о своих родных? Не отдам вам своих друзей.

– Ты не знаешь закона, – все же ослабив хватку, угрожающе прощебетало морское создание с хвостом тунца, она, по-видимому, была самая главная.

Быстро прокрутив в голове наши ночные беседы, когда Лика учила меня плавать в бассейне, я четко припомнила её слова – каждый моряк является собственностью русалки, но только до тех пор, пока не явится на дно морское его невеста или жена, которую он любит более обворожившей его проплывайки. Другой закон гласил об ответственности за похищение чужой икры, это было ни к чему. Еще закон о заплывах в пограничные, территориальные воды, тоже не нужен. Закон о катании на подводных течениях, нет, опять нет. Остановившись на первом варианте, я решительно начала действовать. И опять дилемма: их было двое и спасать надо было обоих.

С трудом подбирая нужные слова я начала врать.

– Этот – мой муж, а этот – мой дружок, – видя, как налились гневом четыре глаза, я поправилась. – Нет, этот – мой дружок, а этот – муж. В общем, они мне дороги оба, и по первому закону моря отпустите нас, иначе я пожалуюсь верховному тритону океана.

– Ничего не поделаешь, девочки. Она права. – Та что с хвостом акулы, огорченно вздохнула. Но отпускать свою добычу русалкам явно не хотелось.

– Доказательства! – Громко завопили они. – Предъявите доказательства!

– Народ требует подтверждение слов, пожалуйста, – с вновь вспыхнувшей надеждой твердо выкрикнула, тунцовохвостая.

Вот об этом мне Лика не говорила, она такая деликатная. Теперь пропадаем из-за её стыдливости. Рассевшись по краю борта, русалки, прикрывшись жемчужными веерами, приготовились оценивать доказательства, с любопытством перешептываясь и заключая пари на то, что я опять ошибусь.

Глубоко вдохнув и сжав кулаки я приготовилась.

– Так который твой муж? – начался суровый допрос.

Я твердо ткнула с спину эльфа – когда приходится врать, то надо врать правдоподобно, этому уже учила меня Мата.

– Просим, ваш выход, заявительница. – И десять пар глаз уперлись в меня

– Чего делать надо?

– Целуй, эльфийка, мы оцениваем, – довольные начинающимся спектаклем дочери моря замерли в ожидании.

О Эльберет, за что мне это!

Видя мое перекосившееся лицо, русалки насторожились, шепот неодобрения побежал по партеру.

– Я только возвращаю долг, – наконец, найдя себе оправдание и поднявшись на цыпочки, я чмокнула его в щеку. Эльф был в полном ступоре, я могла делать с ним все что угодно .

– Ладно согласны – кисло закивали зрительницы.

Один ноль в мою пользу. Умница.

– А я её дружок, – спешил спастись Гимли. – Она просто без ума от меня. Поцелуй меня, крошка гранитная, – не долго думая, он подскочил ко мне и, подпрыгивая, стал усиленно подмаргивать. На третьем прыжке нагнувшись я поцеловала его в лоб.

– Довольны?

Второй номер больше впечатлил мокрохвостых,

– На бис, пожалуйста, – захлопав плавниками, задорно взвизгнули они.

Пришлось целоваться еще два раза, пока довольные зрелищем русалки, обрушив на нас гром аплодисментов и сноп брызг, скрылись в морских глубинах.

– Уф, – перевела я дух, на ближайшие сто лет весь запас поцелуев был исчерпан. Фыркнув в сторону своих незадачливых спутников, спешно пошла чистить зубы.

 Утро следующего дня началось с протяжных вздохов и горестных всхлипов. Оставшиеся родственники погибших бандитов разбирали части тел, поминутно ссорясь за чьи-то неопознанные ноги.

– Этот мой, вот этот, с золотой цепочкой, – жалобно завывая кричала толстая троллиха.

– Нет мой, у твоего и цепочек никогда не было, хочешь побогаче покойничка, не получится, – угрожающе рычала повязанная выцветшим платком гоблиниха. Спор разгорающийся на высоком холме слышался даже здесь, но, перекрывая шум начинающийся драки, застонал гном. Лежа в обнимку с бочкой, он страдальчески закатил глаза

– Солнечная, рассольчику! Помираю.

Неодобрительно поджав губы, я зачерпнула с самого дна миску крепкого маринада из хищных селедок. Стараясь не расплескать эту ядовитого цвета целебную жидкость, поднесла ему. Гимли пил не отрываясь, шумно сопя распухшим носом. Опорожнив посудину, он сладко рыгнул и, снова привалившись к бочке, выпал из действительности.

Где же они так нахлестались?

С тревогой, посматривая на причал, я прислушивалась к погребальным крикам. В любую минуту сюда могли явиться безутешные родственники, и что мне делать – поворачивать с полпути назгулов? Нет, они и так, мгновенно провалившись в межвременное пространство по зову кольца, испытали колоссальные перегрузки. Рисковать их здоровьем я просто не имею права. Неуверенно сняв лук со стены, тронула тетиву, она, зазвенев, радостно приветствовала меня. Если придется отбиваться, попробую погибнуть как эльфийка, честно и благородно. Второй лук сиротливо отозвался на звон моего, привыкший к постоянной работе, он недоумевал, почему его хозяин задерживается. Если бы мой лук был эльфом, то он бы показал язык зарвавшемуся соседу.

Выйдя на верхнюю палубу, я достала стрелу и вгляделась вдаль. Главное не подстрелить невинного. Но как отличить его от предполагаемого противника, я не знала.

"Бей во все что движется," – чья то мысль, нагло влезла в голову.

Оглянувшись на разгромленный корабль, сломанную мачту и валяющиеся в беспорядке куски дерева, я приметила названого брата, перевешенного через борт – его мутило по черному.

– Хоть бы волосы подобрал, – настал мой черед поиздеваться. Вот тут я оттянулась, как мечтала еще с раннего детства, назвав аранена тупым бараном. Он согласно кивнул, прикладывая ко лбу мокрый платок.

"Похоже, ему действительно плохо," – наблюдая, как он медленно переваливается в воду, поняла я.

– И когда я избавлюсь от этих идиотов, – стонала я , втаскивая эльфа обратно. – Мухоморная настойка это вам не глоток здравура, алкоголики несчастные.

Ну почему я должна ехать домой именно с этими двумя, и сейчас мы рискуем остаться без будущего высшего руководства Валинора. Аранен, белый, как будто по ошибке вместо тонального крема наложил свинцовые белила, уже готовился отойти к богам. Шепча их имена, он приветливо здоровался с ними. Что со мной сделает король, когда узнает, что я не уберегла его сына, тут ссылкой не отделаешься, одно дело сбежавший горлум, а другое – погибший от передоза принц. Ой, мамочка, что делать?

Вспомнился наш просторный кабинет в роскошной вилле эльфа-врачевателя. Высокие окна, лившие целые водопады солнечного света на теплый мозаичный пол, нас рассевшихся в самом центре и старательно заучивающих лечебные заклинания. От ядовитой стрелы, от грязного меча, от камня, от огня, и еще от много от чего. Все хором в десятый раз повторяли сложные сочетания слов. Я украдкой выковыривала палочкой цветные камешки из пола. Чтобы вечером поставить их на кон в игре в орнаменты.

– Эльфарран, – громко и отчетливо роняет слова учитель, придет час, и ты пожалеешь о своем невнимании. Отдай камушки, покинь класс и живо в аптеку, толочь сушеных сверчков. Сколько я наделала порошка от икоты, хватило на год безостановочной продажи.

– Ну как же там начиналось… "куалме меллин"…, нет, "нункуэ оиялме"… Может просто сказать все, что я о нем думаю. Все равно помрет.

Присев на колени рядом с безжизненным телом и наклонившись к его уху, зашептала:

– Меллин меллон алаэ оия раава аимие куаиме, – стоп, я ведь хотела сказать совсем не это, но слова заклинания упорно лезли откуда-то изнутри. Память предков, не иначе. – Авали эго палан энтулессе энни…

– Эльфи, что ты тут делаешь. – Улыбнувшись, прошептал эльф. Положительно, у него отбило память.

– Тебя спасаю.

Решительно поднявшись с колен, я вернулась на свой пост. Уже разгорались первые похоронные костры, и заплаканные вдовы готовили поминки для жалких остатков семей, когда, пыхтящий перегаром гном вылез на палубу.

– Сейчас день или ночь? – Деловито осведомился он.

– А что тебе больше нравится? – также вопросом ответила я.

– Все равно, – помолчав он смущенно пробормотал. – Знаешь я все хотел спросить, как это у тебя получилось?

-Что ты имеешь в виду?

– Ну все это, – и он обвел нетвердой рукой остров. – Сотни три разделанных трупов, разрушенные до основания цитадель с пригородом, рынок засыпанный уже подгнивающим товаром, разбитые колодцы. Ты какой техникой владеешь?

"Я владею Мордором," – вертелось на языке, но предусмотрительно прикусив самого главного моего врага, одарила гнома, очаровательной улыбкой.

– Секрет!

– О, мы явно недооценили тебя. Ты круче королевы Золотого леса.

"И опять в точку, – снова про себя хихикнула я. – У нее одно кольцо, а у меня уже четыре."

– Кто там упомянул королеву, – подал слабый голос эльф. – Она самая прекрасная эльфийка на свете, и кто с этим не согласен, будет иметь дело со мной.

Мы громко рассмеялись,

– Ты сейчас и в бочку не попадешь с пяти шагов, – я была на вершине блаженства от радости возмездия. Право, стоило проделать весь этот путь, только чтобы увидеть, как эльф ползая на четвереньках ищет свой лук, а ему попадаются лишь обломки ящиков.

 Книга в роскошном черном переплете из змеиной кожи.

К острову блаженной мечты мы должны были подойти во второй половине дня. Мои спутники начали сворачивать парус и готовить снасти для причала. Я стояла обдуваемая легким ветерком. Крики чаек становились все громче, они пикировали на наши рыбные запасы, не останавливаясь даже перед сеткой, натянутой для защиты от таких нахалок. Легкая грусть и ожидание встречи с семьей беспокоили меня всё больше. Ведь наказание никто не отменял, и нежелание моих родителей оживить давно угаснувшие чувства я пойму и не стану роптать. Мне надо жить с моим народом, ведь как я ни старалась я нигде не стала своей, даже спутникам я тоже достаточно надоела. Просто совместная борьба за обретение этого острова очень сблизила нас, порой мы уже понимали друг друга без слов. Всё четче вырисовывались причудливо изогнутые крыши, заросшие вьющимися розами, виднелись ухоженные палисадники, даже галки с вычищенными клювами строго и невозмутимо поглядывали на блестящие украшения беседок. Всё чисто и благопристойно.

Ворча, Гимли развернул причальный канат и набросил его на торчащие из воды сваи, лоснящиеся от влаги, черным переливающимся лаком. Несколько прибрежных зевак дружно воззрились на нас – весьма колоритную группу – и запинаясь поинтересовались, какого рожна нам надо. Эльф выразил свою радость от встречи с необразованными соотечественниками, затем представил нас с перечислением всех титулов и родственников до пятого колена, кратко описал наши приключения и в завершение сразил их всех простой фразой.

– А я ваш аранен.

Что тут началось! Каждый хотел пожать ему руку, заглядывая в глаза и воспевая дифирамбы его мужеству, все больше эльдаров окружало нашего друга, вежливо отирая нас на периферию. Оказавшись вне всё нарастающей толпы, Гимли сказал мне:

– Ну его, пошли к твоим родственникам, – и мы зашагали по направлению к городу.

Добрые жители показали небольшой домик, скрытый цветущим виноградом почти до крыши, маленькие окошки с традиционной пеларгонией, заросли мяты и укропа, вышитые коврики с котятами, да, это точно мой дом. На крыльце руки внезапно перестали меня слушаться, и я сдавленным шепотом попросили Гимли постучаться. Раздались легкие шаги, на пороге возникла моя любимая мамочка. Несколько морщинок под бирюзовыми глазами, устало поджатые губы сказали всё без слов. Я прижалась к такой родной и бесконечно милой маме. Наши слезы слившись в один поток залили порог и медленно перетекли в комнату. Оттуда донесся недовольный голос отца, божественная музыка этого голоса окончательно привела меня в восторженное настроение, и я, конечно, забыла представить гнома. Тот, вздохнув, поспешил ретироваться в направлении моря, ворча о нашей излишней сентиментальности. Когда утихли первые восторги, и речи наполнились смыслом, я узнала, что все братья женились, а сестры уже развелись и снова вышли замуж, так что мои предки остались одни, и лишняя дочь им не помешает. Отец высказал мысль о подаче прошения на высшее лицо нашей страны, короля Ар-Трандуила, о моей реабилитации за прошествием стольких лет. А мама пошла еще дальше, сообщив твердое решение, больше никогда со мной не разлучаться. Мне казалось, что я лопну от полноты чувств.

Дни летели незаметно. Окруженная родительской любовью, я старательно изображала примерную дочь. Довольно улыбаясь, мама по пять раз на дню переплетала меня, вознося благодарственные молитвы за возвращение моим волосам естественного цвета. Она перешивала мои старые платья, подгоняя их к последней эльфийской моде. Отец, как и обещал, подал прошение в совет двенадцати и каждый раз, проверяя почту, возмущенно фыркал не найдя оправдательного документа. Вечерами я убегала на берег моря, где уже застаивался наш корабль. Цепляясь длинными рукавами за прибрежные кусты спешила подбодрить покинутого друга, не оставляя его в одиночестве. Гном наотрез отказался жить во дворце и ютился на причале. Сидя с ним на корнях меллорнов, мы пекли лепешки. Я торжественно обещала, что поеду с ним в Морию. Только ещё немного поживу дома.

– Вы, эльфы, слишком привязаны к своим лесам, и сковырнуть вас отсюда очень сложно.

От скуки Гимли вырезал фигурки животных и раздавал их детям. В те дни я не могла решить, что для меня важнее, родной дом или вожделенная свобода и, раздваиваясь, сходила с ума. Конец этому мучительному чувству положила газета. Точнее, её первая страница, на которой крупным шрифтом было напечатано объявление о весеннем бале, внизу как всегда были приписки: форма одежды самая торжественная – белые цветы в руках дам и голубые галстуки на шеях кавалеров, тип прически строгий, без излишеств.

– Что-то странное, – мама насторожилась, – последний раз голубые галстуки надевали на бракосочетание короля. Ты не помнишь милый? Где твой галстук?

И начавшиеся поиски дали мне возможность незаметно ускользнуть.

– Зачем мне этот ошейник. Я же не собираюсь танцевать. – Отец начинал нервничать

– Нам не до танцев, – когда дело касалось семьи, мама была тверда как скала. – Надо вывести Эльфи. Глядишь, и она найдет свое счастье.

– Мое счастье с вами, – выкрикнула я, спотыкаясь о порог, – и почему я должна искать что-то ещё.

– Так положено, – хором ответили родители, не переставая перетряхивать один из многочисленных комодов.