Разные. Люди были – разные. Не красивые и уродливые, не усталые и беспечные, не модные и бедные, не русские и приезжие, а просто – разные.

Их не нужно было оценивать или сравнивать. Никаких выводов. Рассматривай лица и руки, следи за жестами, слушай голоса! Лучше кино, потому что в кино есть предсказуемые сюжеты и всё объясняют. А тут – сплошные тайны. Попробуй, разгадай!

Вот человек, его лицо, волосы, пальцы, одежда, багаж или отсутствие багажа и, самое главное – его Дорога. Куда он едет? Откуда он приехал? Можно поиграть в сыщика и попробовать угадать. Можно забыть про логику и фантазировать в своё удовольствие, пока загадочный незнакомец не выйдет на своей станции.

Главное, не попасться: скрывать взгляд, завесившись чёлкой и надвинув капюшон пониже. Можно покачивать легонько головой, как будто в наушниках играет музыка... А не было там музыки. Набор композиций в трек-листе быстро наскучил. Гораздо интереснее было слушать, что происходило вокруг.

Грохотали вагоны, а стены тоннеля отражали их рёв. Дедуля на сиденье напротив шуршал страницами непослушной газеты. Слева девушка в кроличьей шубке кашляла, успевая высморкаться в перерывах между надсадными «кхы». А справа, совсем рядом, пронзительные переливы звукового сигнала чередовались с вежливым женским голосом. Молодой человек в смешной шапке с разноцветными помпонами терпеливо пытался дозвониться, но мобильник повторял на русском и английском общеизвестное объяснение про недоступного абонента. Конечно, телефоны работают в метро, но это не значит, что с вами будут разговаривать!..

Телефон трезвонил не переставая.

Это был старый аппарат с трубкой, замотанной изолентой, и диском, в котором застревал кончик пальца. Неудобно, особенно после кнопок на мобильнике! В Москве такие аппараты сохранились в дешёвых съемных квартирах: хозяевам жалко денег на новый прибор, жильцам – тем более.

Колючий дребезжащий голос телефона сначала проник сквозь закрытую дверь в спальню, потом пробрался в сон, затем в мозг. Отбойный молоток асфальтоукладчика или двигатель мотоцикла были райской музыкой на фоне адского «дырр-тырр-дырр!» Было понятно, что на другом конце провода кто-то очень упрямый и бесконечно терпеливый.

Телефон стоял на столике, столик располагался в прихожей, а прихожая – далеко от дивана.

Злата лежала с краю, и по всему выходило, что с телефоном разбираться ей.

Тут ведь не собьёшь кроссовкой (попала бы – не вопрос!) Надо поднимать себя, потом поднимать трубку и спрашивать вежливым голосом: чего им, сволочам, неймётся в одиннадцать утра в понедельник?!

Злата осторожно опустила босые ноги на пол – прямо на безжалостно холодный линолеум и коварные крошки. Поморщилась. По привычке пригладила волосы, похожие на коротко стриженную траву на выгоревшем августовском газоне.

Иногда Злату принимали за парня. Разумеется, когда она сидела в одних трусиках, перепутать было сложновато.

Телефон напомнил о себе: «Тырр-дырр-тырр! И не надейся!»

Злата вздохнула и, не глядя, нашарила один кроссовок. Влезла. Так же на ощупь попробовала найти второй. Получилось не сразу: мешали пивные банки, катающиеся туда-сюда по пыльному линолеуму, а также книги и гантели, обладающие коварной привычкой попадаться под ноги.

Наконец получилось: второй кроссовок, спрятавшийся за тапками Деда, был извлечён и надет. Но поскольку Злата обувалась на ощупь, она не заметила, что перепутала правый с левым. Со шнурками вышло тоже нехорошо: больше похоже на макраме, чем на нормальный узел.

Сделав полтора шага и толкнув дверь, Злата рухнула на пол всеми своими шестьюдесятью семью килограммами, угодив головой точнёхонько под столик с телефоном.

– Браво! – прокомментировал Дед – и со стоном накрыл голову подушкой.

От падения Златы поднялась пыль, и алюминиевая тара разлетелась в разные стороны. Зашелестели страницами раскрытые книги, и откуда-то из-под дивана вылетела гладенькая тысячерублёвая купюра. Столик покачнулся, и телефон устремился вниз.

Что касается самой Златы, то она не зря столько времени проводила в спортзале! Успела при падении выставить руки, голову уберегла. Стряхнув остатки сна, изогнулась лодочкой – и в последний момент подхватила зловредный аппарат, а слетевшую трубку ловко поднесла к уху. Лежать на крошках голым пузом было не слишком приятно, но вставать пока что не хотелось.

– Да? – спросила она голосом проводницы вагона повышенной комфортности.

– Да! – ответила она на заданный вопрос, незаметно для себя перейдя на тон неопытной, но старательной секретарши.

– Спасибо что сообщили! Спасибо большое! – поблагодарила она так, как благодарят студентки, когда их подвозят ночью до дома и не пытаются пощупать коленку.

– Что там? – сонно пробормотал Дед из-под подушки.

– Ты не поверишь, – Злата положила трубку и, встав на колени, вернула телефон на столик. – Между прочим, где твоя дражайшая племянница?

– В школе – где же ей быть?

– А вот и нет, – Злата перекувыркнулась – и сделала стойку на руках.

Теперь кроссовки не мешали передвижению. Она потянулась к потолку и почти достала. Мышцы приятно заныли, и впервые после пробуждения ей захотелось улыбаться.

Так – снизу вверх и скаля нечищеные зубы – Злата посмотрела на Деда, который отбросил одеяло и сел, спустив на пол ноги. Правой рукой он раздражённо почесывал взлохмаченную голову, а левой шарил под кроватью в поисках банки, уцелевшей после весёлого вечера.

– Ну, и что там с моей племянницей? – нехотя поинтересовался он, отрешённо разглядывая голую грудь своей сожительницы.

Два крепких яблочка легонько подёргивались вверх-вниз. День обещал быть разнообразным.

– Про-па-ла! Про-гу-ли-ва-ет! – продекламировала Злата, аккуратно переступая через блестящие лепёшки банок из-под пива и обходя неустойчивые стопки книг. – У-же вто-ру-ю не-де-лю под-ряд! Ка-ка-я ум-ни-ца!

Варвара Воронцова прогуливала бы и дольше, если бы не доброта и отзывчивость. Ей ещё предстояло усвоить незатейливую истину: за все хорошие поступки надо расплачиваться.

Крах тщательно продуманной операции начался с акта доброты и откровенности. Вместо того, чтобы соврать или послать куда подальше самого красивого мальчика в классе, Варя открыла ему страшную тайну: где, у кого и за сколько можно купить медицинские справки для школы.

Варя не была самой красивой девочкой. Слишком длинный нос (как у дяди). Слишком узкие губы (как у мамы). Слишком широко расставленные глаза (видимо, как у отца). И чёрные волосы болтаются перьями, как ни укладывай. Ворона вороной! Не урод, но и ничего особенного.

К отсутствию популярности Варя привыкла. Раньше было всё равно. Потому что в прошлой школе и мальчиков-то нормальных не было! Зато в московском лицее, куда пришлось перейти, красавчиков хватало. Но и на отсутствие красавиц не жаловались.

Вопрос: как обратить на себя внимание, если карманных денег на пластическую операцию не хватит, а дорогими шмотками или крутым мобильником никого не удивишь?

Ответ: уметь делать то, что не умеют другие.

Лицей лицеем, а законченных ботаников немного. Зато контроль зашкаливал: так просто не прогуляешь – тут же доложат предкам.

До недавнего времени проблема решалась элементарно: достаточно сунуть сто рублей врачихе в поликлинике. А потом размахивать справкой, словно индульгенцией.

В сентябре, с началом нового учебного года, всё изменилось. Понимающая молодая докторша с усталым взглядом исчезла. Исцелением захворавших лицеистов занялась принципиально-неуступчивая старуха с прищуром кэгэбиста из американского кино. При малейшем намёке на взятку она принималась орать, как больная. И это существенно осложняло жизнь.

Слушок о том, что есть другой способ, взволновал общественность. Одна неувязка: о способе знала новенькая, которую с первых дней записали в категорию отверженных. Наглая выпендряла, прозванная «Вороной» за фамилию и резкий громкий голос, не собиралась инструктировать одноклассников. С чего бы вдруг?

Но когда вместо девчонок категории «иди-спроси» к Варе подошёл местный принц, Варя разоткровенничалась.

Но её непреклонность пошатнулась не из-за прекрасных глаз Петеньки Моргулова! Ну, разве что чуть-чуть.

Дело в том, что, когда берёшь оптом, получается дешевле.

Аксиома «жадность никого до добра не доводит» также нуждалась в дополнительном зазубривании.

…Но ведь было так здорово! Настоящее приключение! Вдвоём они обшарили переходы кольцевых станций, пока не нашли нужного мужичка. Лысый на макушке и с небрежным хвостиком на затылке, мошенник приветствовал Варю с теплотой и нежностью, словно родную дочь. Обменяв настоящие бумажки на фальшивые, юная преступница потащила своего кавалера обратно.

На следующий день Варя «легла на обследование в больницу» – принялась кататься на метро. Ей там нравилось. В кафешках, кино или развлекательных центрах тоже неплохо, но в метро меньше шансов столкнуться с кем-нибудь из школы.

Петенька прятаться не умел. Ну, не мог самый красивый мальчик в классе скрываться от обожающей его публики! Не мог не похвастаться товарищам, что обдурил новенькую и выведал у неё адресок! Так его и замели. И он тут же сознался.

А чего ему не сознаваться, если у него папа в мэрии, а мама в налоговой? Ну, поругали и простили, ведь мальчик осознал свою вину и попросил прощения. Да и не он был зачинщиком! Его вовлекли, его втянули! Наказывать надо тех, кто действительно виноват!

В лицее не место мошенникам!

Варю ожидало отчисление.

Она об этом могла узнать не раньше вечера.

А до вечера надо дожить – на Кольцевой всякое случается…

Есть три основных способа использовать Кольцевую линию Московского метрополитена.

Во-первых, на Кольце можно пересаживаться с ветки на ветку, сокращая или упрощая маршрут от дома до работы. Асы пересадочных узлов знают, когда и где можно сэкономить пять минут. А иногда и целых десять! (Один из секретов: не стоит пользоваться «Киевской-кольцевой» для перехода на Филёвскую линию. Там перед эскалатором частенько образуется нечеловеческая пробка! А вот на Арбатско-Покровкую – без проблем).

Во-вторых, на Кольцевой хорошо отсыпаться. Сел – и ни о чём не беспокойся! Впрочем, есть риск задремать, пропустить тот момент, когда все выходят из вагона, и уехать в депо. (Ещё один секрет: лучше выбирать первые или последние вагоны состава – в них меньше народа, чем в тех, что посередине).

В-третьих, это популярный туристический маршрут: пилоны, мозаики, барельефы и прочие следы былого величия. (Совет: если действительно охота насладиться красотой, вместе со станциями осмотрите наземные павильоны, изнутри и снаружи).

Сообразно использованию, пассажиры Кольцевой делятся на рабочих пчёлок, сонных сурков и любопытных мартышек, которые путаются у всех под ногами.

Но существует особый типаж – перелётные птицы, сбившиеся с пути – потерянные души, чужаки и под землёй, и наверху. Завороженные непрерывным повторением маршрута, они погружаются взглядами в гранит станций. Они вплетают себя в провода стен и тонут в рёве состава, мчащегося сквозь сумрак тоннеля. Они мечтают остаться здесь навсегда.

Их можно понять. Когда не хочется возвращаться, когда спешка и страх опоздать становятся ненавистны, нет уютнее убежища, чем сиденье в покачивающемся вагоне...

Таких и привечает Беседник.

Не существует способа заметить его или приманить. Он сам выбирает, кому явиться. Главная примета: у Него будет идеальная внешность. Или у Неё, в зависимости от ситуации.

Сначала Он будет внимательно смотреть в глаза. Отвечать на взгляд не нужно, ведь легко ошибиться, а в метро знакомиться не комильфо.

Потом Он что-то скажет, как при попытке завязать вежливую беседу: «Прекрасная погода» или «Какое солнце сегодня!»

Он продолжит говорить, и голос Его будет едва-едва пробиваться сквозь грохот вагонов. Вслушивайся – и вскоре звуки исчезнут, а заодно и люди.

Тогда можно будет нормально поговорить. Потому что такого слушателя не найти среди смертных – внимательного, понимающего, вникающего в каждую мелочь и способного по-настоящему услышать то, что ему говорят. Ни другу, ни психотерапевту, ни священнику, ни случайному собутыльнику не откроешь то, что Ему…

Разговор забудется, но покой и целительное опустошение останутся надолго. И не понимая, что произошло, будешь скучать. Будешь надеяться, что однажды вновь удастся наговориться всласть. И начнёшь кататься по Кольцевой, высматривая и мысленно умоляя: «Явись!»

Но это если быть искренним, сбросить маску и говорить о сокровенном.

Враньё, притворство и позёрство будут наказаны: выскочишь на своей станции, оглушённый и растерянный, помчишься к выходу, расталкивая других пассажиров, на улице вдохнёшь полной грудью загаженный московский воздух и вымученно улыбнёшься. Спасён!

И какое-то время будешь бояться поездов. Будешь видеть крайне неприятные сны про тоннели и всепоглощающий мрак. И станешь просыпаться с ускользающей тоской по упущенному шансу…

Варя ничего не знала о тайнах Кольцевой и привычках Беседника. Она каталась по кругу, убивая время до вечера. Разглядывала станции во время остановок. Подсматривала за людьми, пока поезд ехал. Интересно же!

Офисные пчёлы орали в навороченные мобильники «Я подъезжаю!» Приезжие нервничали, боясь пропустить свою станцию, и тыкали пальцами в схему метро на стене вагона, проговаривая вслух последовательность пересадок. Пенсионеры шелестели сборниками кроссвордов и морщились, когда попадалось трудное слово. Студенты сидели, заткнув уши наушниками, и музыка вырывалась наружу, добавляя ритма к подземному саундтреку.

Всё как обычно. Условное затишье между утренним часом-пиком и обеденной толкучкой. Островок убаюкивающего спокойствия.

Спешить некуда. В кино неохота. Но и не скучно. Спокойно и уютно, как дома.

Варя опустила голову и позволила глазам закрыться. В узкие щёлочки между веками было видно, как блестят декоративные пуговицы на отвороте пальто. Вспомнила, как её одевали...

Они весь рынок обошли, но Варе ничего не нравилось. Она кривила губы и шипела: «И это ваша Москва?!» Хотелось в бутик, где красивые манекены и вежливые продавщицы. Как в фильме «Красотка» с Джулией Робертс – чтобы вокруг бегали, услужливо заглядывая в глаза…

На рынке пахло беляшами. И каждая продавщица орала в ухо, расхваливая свой товар.

Через несколько часов шатания по бесконечным рядам дядя выставил ультиматум: либо Варя прекращает выёживаться, либо он купит ей то, что нравится ему.

Угроза подействовала.

По мнению Вари, у Воронцова-старшего не было вкуса. Вообще. Абсолютно. «Бомж-стайл», как это называли девчонки из её прежнего класса. Дешёвейшая куртка из бугристого чёрного дерматина, мешковатые синие джинсы и огромные ботинки-говнодавы. А ведь денег – полные карманы! Куда смотрит Злата? Хотя, что от неё ждать? Напялит спортивный костюм и ходит как гопница!

«Мне это нравится», – сдалась Варя, указывая на зимнее пальтишко, которое она сразу заприметила. Воротник-стойка идеально подчёркивал шею, и длина была в самый раз…

«А у тебя жопа не отмёрзнет?» – поинтересовался дядя, придирчиво оглядывая племянницу. – «Здесь не юга!»

Варя фыркнула и с сожалением скинула пальто.

«Что опять не так?» – нахмурился он.

«Пуговицы дурацкие», – объяснила она.

«А мы купим другие и перешьём, правильно?» – вклинилась между ними Злата, предотвращая ссору.

… Воспоминания о покупке промелькнули перед глазами так ясно, что Варя заново пережила события того дня. Ей показалось, что она задремала. Но сон неожиданно прервался.

Что-то изменилось.

Что-то было не так.

Варя прислушалась, но не услышала ни звука. Молчали люди, молчал поезд.

Скосила глаза влево. Никого. Справа тоже никто не сидел. И никто не стоял рядом.

Странно… Если бы Варя проспала объявление «Освободите вагоны!», она бы обязательно услышала, как выходят другие пассажиры! И кто-нибудь непременно растолкал её, потому что она не какой-нибудь вонючий бомж, а миленькая девушка, которой нельзя не помочь!

Прежде чем испугаться, Варя подумала вдруг, что раньше ей не приходилось сидеть одной. Наверное, пустые вагоны можно найти рано утром или поздно вечером, но её бы не выпустили из дома в такое время!

Едва такие мысли промелькнули в голове, стало понятно, что она ошиблась насчёт одиночества: напротив расположился второй пассажир.

Девушка так обрадовалась, что забыла, как минуту назад безрезультатно осматривала ближайшие сиденья. Воодушевившись наличием попутчика, который может всё объяснить, Варя принялась разглядывать соседа по вагону.

Было на что посмотреть: молодой человек обладал внешностью нордического ангела – васильковые глаза, золотистые вьющиеся волосы, безупречные черты лица… Но его нельзя было назвать смазливым. Ни грамма женоподобности! Облик его был преисполнен благородного сдержанного спокойствия. Свою красоту он нёс небрежно, как одежду. Которая тоже не выглядела ординарной.

Песочного цвета кожаный плащ с высоким воротником был слегка потёртым, как будто его хозяин прошёл десятки дорог и сотню ночей провёл у костра под открытым небом. Из-под плаща выглядывал элегантный костюм, тёмно-серый, словно старые угли. Видавшие виды ботинки со стальными носами добавляли нотку агрессивности. О, этот человек сможет постоять за себя – и никогда не позволит обидеть слабого!

Варя также отметила синюю косынку на шее прекрасного незнакомца, серёжку в правом ухе и тонкий шрам, спускающийся от левой скулы к подбородку. Каждая из деталей давала сто очков к привлекательности. Всё вместе – разило наповал.

Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

«Хватит пялиться на него!» – мысленно приказала себе Варя. – «Не надейся! Гей или женат! Или и то, и другое»

– Ой, а что, мы в депо? – спросила она, привставая и оглядываясь.

Она уже поняла, что в вагоне пусто, но нужно же было как-нибудь отвлечься от невероятного красавца!

Встав, Варя осознала, что поезд мчит с невозможной скоростью, но движется совершенно бесшумно. В окнах вагона – лишь серая пустота.

– А… что? – Варя покосилась в сторону косынки. – Где это мы?..

– Какая разница? – спросил незнакомец. – Не надо бояться. Всё хорошо!

Эти слова усадили её обратно на вагонный диван.

Какая разница, что происходит? Варя услышала его голос – и перестала беспокоиться.

Внешность – штука переменчивая, а вот голос действительно важен! Если он мягкий и бархатистый, как мурлыканье вальяжного чёрного кота с острыми коготками, то сопротивляться бессмысленно. Идеальные парни существуют для того, чтобы в них влюбляться, иначе зачем нужна красота?

Варя мысленно подсчитала: на вид двадцать – двадцать три. Может быть, старше, но не намного. Не студент или на последнем курсе.

Она бы всё отдала, чтобы узнать, куда он едет и откуда!

Под длинными ресницами пронзительные синие глаза. Густые брови цвета кофе с молоком. Идеально прямой нос. Высокие скулы…

Потом она вспомнила про свои жалкие пятнадцать и чуть не расплакалась: ещё же год ждать! Кто захочет связываться с малолеткой, с которой нельзя встречаться по-нормальному?

Ведь малолетка же, как не наряжайся!

Поставь их двоих рядом – обхохочешься! Элегантный рыцарь и готик-лолита с претензией на стильность.

Не пара.

Никогда!

Варя прокляла себя, вспомнив утренние сборы «в школу». Она час проторчала перед зеркалом в прихожей. Прихорашивалась и всё смотрела в сторону дядиной комнаты. Ждала, когда выйдет. Но дверь была закрыта.

Наряд Вари был продуман до мелочей: чулки, высокие ботинки, полкило цепочек на шее, браслеты, юбка-шотландка с заниженной талией. Косметики не жалела.

Хотелось, чтобы вдруг позвонил телефон. Дядя бы вышел, поднял трубку – и увидел бы Варю во всём блеске и великолепии. И если не тупой, он бы понял, что так в школу не наряжаются! Может быть, до него дошло бы, что в пятнадцать лет неприлично так выглядеть, что она похожа на «не-пойми-кого», как мама говорила…

Уму непостижимо, как это произошло, но вскоре Варя сидела рядом с очаровательным незнакомцем и выкладывала ему свои тайны, всхлипывая и шмыгая носом.

– Он не вышел! Даже когда я сказала «До свидания!» – ничего не ответил! Потому что ему всё равно!

– Он спал. Он не слышал.

– Я знаю, что он спал! – фыркнула Варя. – Но он мог бы встать и проводить!

– И ты бы обвинила его в том, что он следит за тобой! – проницательно заметил незнакомец и усмехнулся, но необидно, без издёвки.

Он понимала её лучше, чем кто-либо, и от этого нравился всё сильнее.

– Может быть, – согласилась Варя, немного подумав. – Но он всё равно. Ему плевать на меня! А у меня же никого нет, кроме него!

– А где твоя мама?

– Умерла, – ответила Варя.

– Прости! – виновато воскликнул он.

– Да ладно, – вздохнула она. – Зачем извиняться?

– Наверное, тебе неприятно вспоминать об этом?

Она покачала головой.

Не хотелось врать, притворяясь бедной сироткой.

– А папа? – продолжал расспрашивать заботливый незнакомец.

Варя сдвинула густые брови.

– Не знаю! Мне дядя был за папу, а потом он меня бросил!

– Как – бросил?

– Уехал, когда мне пять исполнилось! Я десять лет его ждала!

– Но он же вернулся?

– Вернулся! Ну и что? Слишком поздно!

– Почему поздно?

– Потому что теперь всё по-другому! Я ему теперь не нужна!

– Неправда. Он тебя любит!

– Меня никто не любит! Я никому не нужна!

В конце концов, она разревелась, как маленькая.

– Возьми, – незнакомец протянул ей платок.

Платок.

Белый. Чистый. Шёлковый! С монограммой!!

Варя вытаращилась на своего утешителя, как будто он не тряпочку с вышивкой достал, а жар-птицу из-за пазухи.

– Мне не жалко. Вытрись!

Она высморкалась с трубным звуком. Покраснела, а потом, когда были вытерты слёзы и расплывшаяся тушь, убрала платок в сумочку, вместе с зеркалом.

Ангел в песочном плаще сделал такое лицо, что сразу стало понятно: кражу он заметил, но весьма одобряет такой поступок.

– Спасибо! – Варя одарила его долгим пронзительным взглядом – и получила в ответ ласковую улыбку, от которой её сердце превратилось в трепещущую бабочку.

Чтобы скрыть смущение и предательский румянец, Варя отвернулась – и увидела, что двери открываются.

– Ой, моя! – воскликнула она – и сама не заметила, как очутилась на платформе станции «Краснопресненская».

Поезд тут же тронулся, увозя самого красивого мужчину, которого она только видела. В реальной жизни, а не в кино и не в мечтах. Во плоти, рядом.

Рассказать кому – не поверят!

– Ничего не хочешь рассказать?

Таким «приветствием» её встретили вечером. Прямо на пороге. И разуться не дали! Варя начала разматывать шарф с шеи, а дядя тут как тут – навис весь из себя мрачный.

– В смысле? – она напустила на себя пренебрежительный вид, но в глаза старалась не смотреть.

– В школе. Как успехи?

– А чё, интересно? Ну, физичка вызвала к доске, и…

Договорить не получилось – дядя с такой силой вдарил кулаком по дверце шкафа в прихожей, что задрожал весь дом. И люстра закачалась.

Когда отзвенело эхо и перестало гудеть в ушах, Варя скосила глаза в сторону шкафа, ожидая увидеть вмятину. Вмятина была, и не маленькая. Лак покрылся трещинами, как будто ударили кувалдой.

– Не ври мне.

Голос, по контрасту с жестом, был спокойным, даже с ленцой.

– А я не вру, – упрямо и уже чисто из вредности ответила Варя.

– Тебя из лицея отчисляют, – сообщил он и ушёл к себе.

На кухне, судя по гремевшим крышкам, хозяйничала Злата. Идти туда расхотелось: пристанет же опять! Будет изображать заботливого миротворца и зудеть на тему «давайте жить дружно!»

Варя разулась, отыскала под тумбочкой тапочки и, отринув искушающие кухонные ароматы, решительно ушла к себе. Не раздеваясь, упала ничком на не убранную с утра постель.

От голода в животе бурчало: она так и не пообедала. После разговора с прекрасным незнакомцем остаток дня пролетел за секунду. Когда Варя выходила из метро, наступил вечер, но какая разница, куда делось время? Очнулась она у квартирной двери. Всё думала о Его глазах, вспоминала необыкновенный голос и то, как приятно от него пахло: полевыми цветами и морем.

…А какие ароматы доносились с кухни! Жареная курочка! Пирог с грибами! Что-то пряное и сочное! И запахи становились всё сильнее. Они обрушивались на неё, манили. «Можно и Злату потерпеть, лишь бы этот не явился», – подумала Варя.

Перевернулась на постели. Села. Заметила, что дверь открыта – понятно, почему усилились вкусные запахи!

На пороге стоял хмурый дядя.

А ведь ясно было сказано: без стука не входить!

– Ну, чего тебе? – мрачно поинтересовалась Варя. – Дался тебе этот лицей! Переведусь куда-нибудь.

– Давай сразу в колонию для несовершеннолетних! – мрачно пошутил дядя.

Он сдвинул брови так, что на лбу возникли две глубокие морщины-колеи, а глаза у него горели пуще прежнего – ни дать ни взять, два синих лазера!

Продолжая сидеть на постели, Варя демонстративно расстегнула широкий ремень, придерживающий юбку.

– Мне надо переодеться, – сообщила она.

Дядя пожал плечами.

Колеи на лбу стали глубже.

– Я с твоей классной поговорил. А ты у нас мошенница… – пробормотал он, заходя в комнату.

– Мне можно переодеться? – разозлилась Варя.

– Всё можно! Как ты справки достала?

– Да как два пальца! – фыркнула она, услышав ожидаемый вопрос. – В метро все вагоны заклеены объявлениями. «Дипломы», «аттестаты», «медицинские разрешения для работы». Справка для школы для них… Эй, не трогай!

Последняя фраза относилась к дяде, который присел корточки, притянул к себе её сумочку, вывернул наизнанку – и вывалил на пол содержимое.

И начал там копаться.

– Не смей! – взвизгнула Варя, бросаясь к своим сокровищам, но наткнулась на его холодный взгляд.

Дядя увидел бланк запасной справки. Смял бумажку, отшвырнул в сторону. Скривился, выпятив подбородок. Посмотрел на племянницу.

Теперь в его глазах был сплошной лёд. Варе показалось, что потянуло сквозняком.

Она не выдержала – отвернулась.

Дядя вернулся к содержимому сумочки. Изучил содержимое кошелька. Нашёл использованный билет в кино на утренний сеанс. Долго смотрел на время и дату – и сопел, как медведь.

Кошелёк оставил себе – засунул в задний карман джинсов. После чего продолжил обыск.

Косметичка. Расчёска. Зеркало…

Вдруг он вздрогнул и остановился. Вид у него был такой, как будто среди всего женского хлама он обнаружил нечто противоестественное. Пистолет, к примеру, или дохлую крысу.

Платок!

Дядя осторожно прикоснулся к платку. Поднял, держа подальше от себя. Развернул. Увидел монограмму. После чего его смуглая кожа стала бледной, как у мертвеца.

Варе стало до чёртиков страшно. Серая пустота, скользящая за окнами пустого вагона, испугала меньше, чем растерянный, ошеломлённый дядя.

Выпученные глаза, изломанная линия бровей, приоткрытый рот – маска удивления, смешанного с отказом верить в происходящее. Невероятная невозможность. Дядя мог крушить мебель или орать, но вот так реагировать – никогда.

Варя и представить не могла, что он может быть таким…

Раньше он был другим.

Раньше он был весёлым, шутил, придумывал разные игры.

На Новый Год наряжался Дедом Морозом, и это был самый лучший Дед Мороз, потому что она знала, чьё лицо прячется за бородой.

Да что там Новый Год! Каждое его появление превращалось в праздник: добрый волшебник заходил в дом, пряча подарок спиной. Шутливо хмуря брови и топая ногами, он громогласно вопрошал: «Где же мой Вареник? Варе-е-еник!» Нужно было выскочить в коридор, поздороваться, поцеловать в каждую щёку и спросить: что там? Дядя отвечал, что ничего нет! И начинался новый этап игры – Варя прыгала вокруг, пытаясь разглядеть подарок, но дядя всё равно побеждал. Потом подхватывал малышку, сажал себе на плечи и вручал куклу, или плюшевого зайца.

Весь следующий день Варя висла на нём, как котёнок. Даже спать с ним норовила, чем очень смущала домашних.

Дядя гостил два-три дня.

Провожая его, Варя долго стояла на подоконнике. Не плакала, потому что он всегда говорил, какого числа снова заглянет.

В последний раз тоже пообещал, но не приехал.

Исчез.

Бросил.

Наврал.

Мама с бабушкой объясняли, что он занят.

Варя дулась, злилась, смотрела в окно.

Ждала и ждала. Потом перестала.

Он приехал только на похороны мамы. И был другим – постаревшим, и не на десять, а на двадцать и больше лет. Глубокие морщины на лбу и в углах рта. Седина, инеем осевшая на висках. Усталый, холодный, опустевший взгляд. Как будто в том месте, куда он уезжал, сто лет пролетело, и теперь всё было для него чужим.

Оформил опёку, раздал долги, оставшиеся после похорон бабушки. Решил проблему с неправильно составленным завещанием. Делал всё ловко, быстро, автоматически, как наёмный консультант.

Когда дядя помогал собирать её вещи, он равнодушно смотрел на потрёпанных зайцев и кукол. И без слов отнёс старые игрушки на мусорку.

Потом Варя жалела и скучала по ним.

Она попросила выкинуть старые подарки как раз для того, чтобы задеть его, чтобы он начал обижаться. Чтобы хоть как-то отреагировал! Бесполезно. Упаковал выбранные вещи, отвёз на вокзал, всю дорогу молчал. А потом сложил Варины пожитки в пустой комнате с пошлыми обоями в ромашку и сказал: «Теперь будешь жить здесь».

И оказалось, что уже не обнимешь, и не пошепчешься, и на плечах не покатаешься. Всё изменилось. Навсегда. И не исправить. Он стал грубым, резким, холодным. Улыбался редко-редко. Иногда притворялся добреньким, но она-то понимала!

Один раз он замахнулся и чуть не ударил, когда Варя высказала всё, что думает о Злате и об её идиотских попытках стать «мамочкой». Руку занёс, но остановился.

Но ни разу Варя не видела его настолько растерянным.

Как будто из её сумочки не платок выпал, а голова дракона.

– Златочка, иди-ка сюда, – негромко позвал дядя.

Злата впорхнула в комнату, встала за его спиной.

– Видишь? – сидя на корточках, дядя, не глядя, протянул ей платок.

Но Злата не стала прикасаться – наклонилась и, как показалось Варе, принюхалась.

– Видишь? – повторил дядя.

– Ага, – хмыкнула она. – Красиво. Ты не говорил, что так бывает!

– Я не говорил, что знаю о нём всё.

– Беседник, да? – уточнила Злата, и на лице её расцвела кривая улыбка охотника, заметившего след на берегу ручья.

– А кто ещё?

Дядя смял платок и со всей силы сжал его в кулаке. Пристально посмотрел на удивлённую и растерянную Варю.

Под холодным прицелом его глаз девушка ощутила страх: кажется, она ничегошеньки не знала о своём дяде. Может быть, он вообще не дядя! Кто-то похожий на него, похитивший его внешность и память. Похожий, но другой.

– Не бзди, со школой разберусь, – проникновенно пообещал он. – И не дуйся, я не со зла! Ты познакомь меня с тем, кто тебе это дал. Сможешь? – он потряс перед её мордашкой мятой белой тряпочкой, покрытой пятнами от туши и слёз.

И Варя разглядела, что разноцветная монограмма на платке – не имя, не инициалы, а схема Московского Метрополитена.

В Московском Метро почти на каждой станции есть лавочки, на которых можно отдохнуть, пока нет поезда. Простые деревянные скамейки, роскошные мраморные диваны с резными спинками – вариантов много. Хочешь – книжку читай, хочешь – людей разглядывай.

А вот на потолке станции с лавочками жестокий дефицит. Не предусмотрено. Поэтому у самого стойкого Наблюдателя через пару часов болело всё, и особенно – мышцы шеи, ведь приходилось задирать голову, высматривая подозрительных пассажиров.

Зато на потолке – самое безопасное место для наблюдения. Поэтому Кукуня не жаловался. Он привык и даже находил поводы для радости. Например, на «Парке Культуры» Сокольнической линии потолок был плоский.

Плоский потолок – это почти как пол. Чувствуешь себя нормальным человеком! За плоский потолок Кукуня мог простить всё, даже мостики над платформами и путями. Хотя мостики были тем ещё проклятием!

Своды большинства старых станций безжалостно стремились к куполообразности. Не то что ходить – удерживаться трудно! Чем круче изгиб, тем больше сил тратилось на поддержание нужного направления гравитации. От нервюр, эллипсоидов и дуг Кукуню бросало в холодный пот.

Потолки не приспособлены для хождения, а уж потолки станций метро – тем более. Их проектировали так, чтобы создать ощущение объёма. Каменное небо, застывшее над головами пассажиров… Но если пройтись по белёным вогнутостям, станет понятно, насколько они опасны. Если вдруг что-то произойдёт – деваться некуда. Будешь метаться туда-сюда, как таракан в миске!

Немалую роль играла разница в высоте залов на станциях глубокого заложения. Чтобы выбраться из платформенного зала в центральный, надо пройти между пилонами. Для того, кто ходит по потолку, низкие проходы становились серьёзной проблемой. Чуть зазеваешься – и тебя запросто загонят в тоннель.

Кукуня часто представлял себе, как это будет происходить.

Сначала его заметят, потом попытаются поймать. Будут гонять туда-сюда, лишая остатков сил, затем окружат и нанесут последний удар. То есть пытаются нанести. И вдруг беспомощная на первый взгляд добыча окажется серьёзным противником. Да, они не ожидали, что белобрысый паренёк способен на такое! С его ладоней срываются огненные шары, и охотники беспомощно мечутся, ища путь к отступлению…

В реальности никто на него не охотился. На потолке у Кукуни не было соседей, если не считать тех, кто жил тут с самого рождения. Но он не мог выкинуть из головы мысли о своей уязвимости. Расслаблялся на станциях с плоским потолком.

Что касается переходных мостиков, то они расположены слишком близко к потолку. Кто угодно мог взглянуть – и заметить Кукуню, свисающего с потолка. Не самое обычное зрелище, даже для Московского Метрополитена.

Приходилось постоянно контролировать не только гравитацию, но и степень невидимости. Расслабишься – увидят, будут визги и вопли. Уйдёшь поглубже – потеряешь точку отсчёта и в итоге застрянешь между нигде и никак, словно муха в сгущёнке.

Дед спасёт, посмотрит сочувственно, предложит сменить задание. В самом деле, кому нужен помощник, умеющий ходить по потолку, если самое главное в работе Наблюдателя – невидимость и незаметность?..

Альтернатива – работать приманкой – не привлекала. Потому что кто угодно годился на эту роль. А Кукуне хотелось быть по-настоящему нужным. Надёжным. Тем, кому доверяют…

Кукуня застревал трижды и обоснованно предполагал, что после четвёртого раза его навсегда переведут в разряд бесполезных.

Нынешнее задание было незамысловатым: следить за теми, кто с Кольцевой линии переходил на Сокольническую, вторую по популярности среди незваных гостей и разной иммигрантской сволочи. Однако никто не попадался. Может быть, они выбрали другой маршрут. Или у них мёртвый сезон. Или они изобрели новый способ маскировки…

Задумчиво дёргая мочку уха, Кукуня меланхолично разглядывал лохматые макушки, шапки, капюшоны и лысины, слегка «смазанные», как на неудачном фотоснимке. Если уйти чуть глубже, фигуры людей расплывутся – но колонны, стены и вся станция будет сохранять чёткость.

Мутноватость картинки никак не мешала наблюдению, поскольку Кукуню интересовала отнюдь не внешность пассажиров. Те, кого он высматривал, были неотличимы от обычных людей. Но чужаки не могли скрыть своё неземное происхождение. Невозможно обмануть Земную Явь! Сама реальность пыталась избавиться от посторонних объектов. Чужаки были вынуждены сопротивляться и защищать себя – и тем самым выдавали своё присутствие Наблюдателю.

Кукуня очень хотел кого-нибудь обнаружить. Хоть раз! Конечно, присутствие чужака на Земле – большая проблема. Но Дед справится с любой угрозой! И похвалит того, кто первым обнаружил врага.

«Было бы здорово! – подумал он. – Ну, надоело сидеть, смотреть и ничего не делать!..»

Улыбнувшись своим героическим мечтам, Кукуня продолжил работу.

На «Парке Культуры» всё было спокойно. Гудела толпа, грохотали поезда, из-за дверей доносились голоса дикторов, которые объявляли следующую станцию. Женский голос – для тех, кто едет из центра, мужской – для тех, кому надо в центр. Таким образом, условный центр каждой линии располагался там, где мужчину сменяла женщина.

Здесь всё было условным – середина, конец, начало, верх и низ. Кроме движения, разумеется.

– …Да отстаньте же от меня!

Плаксивый истеричный голосок слышали все, кто был на станции – и пассажиры, и дежурная, и Наблюдатель на потолке. Потом из тоннеля вылетел поезд, и заглушил лишние звуки.

Но жалобные крики не прекращались.

– Чего вам надо?! Отстаньте!!

Может быть, со стороны ничего ненормального не происходило, но если смотреть сверху, можно было заметить нарушение обычного движения. Словно тёмный водоворот среди привычных ручейков.

Небольшая компания – чёрно-коричневые одуванчики макушек и динамовские шарфы – окружила пухлую девицу.

Парни весело гоготали, пока один из них пытался прижаться к толстушке. Она неловко отпихивала наглеца, продолжая тонким плаксивым голоском молить о пощаде. Довольный, он снова и снова проделывал свой трюк: расстёгивал молнию её сиреневого пуховика, и пока жертва застёгивалась, натягивал белую вязаную шапочку ей на глаза.

Видимо, толстушка вышла из вагона, чтобы отвязаться от хулиганов. Маневр не удался – они высыпали следом. Им было скучно, а тут такое шоу! Нашли себе удобную жертву и решили поразвлечься. Почему бы и нет, если никто не запрещает?..

Подбадриваемый товарищами, «ухажёр» сорвал с плеча толстухи сумку – увесистый плотно набитый фиолетово-белый ридикюль. Парни начали перебрасывать его друг другу, как мячик.

– Это воровство! Я сейчас милицию позову! – закричала отчаявшаяся жертва.

Мучители догадались, что шутка превращается во что-то серьёзное. А может быть, им наскучил этот аттракцион. Тот, у кого в руках оказалась сумка, ловко забросил её в закрывающиеся двери поезда и бросился наутёк, а за ним вся стая.

Двери захлопнулись – состав тронулся, увозя сумку.

Толстуха совсем растерялась. Посмотрела на поезд, потом глянула вслед хулиганам и заревела, как маленькая.

Ей бы к дежурному по станции бежать, а она ревела, дурочка!

Кукуня покрутил головой, проверяя – нет ли свидетелей происшествия и, самое главное, желающих помочь?

Но рыдающая толстуха никого не интересовала.

В её плаче слышалось неизбывное отчаяние и усталость. И мечта, что однажды все издевки прекратятся, никто не тронет и не скажет ничего обидного. Но такие мечты не сбываются. Особенно если в тебе сто с лишним килограммов и с каждым днём прибавляется. Проще стоять и оплакивать свою беззащитность и одиночество…

И так её стало жалко, что Кукуня, не размышляя ни секунды, бросился в туннель – следом за отъехавшим поездом.

Кукуня проделывал такое не в первый раз – в третий. Но почему-то не боялся, хотя после второй попытки дал клятву, что никогда не будет рисковать. Только в самом крайнем случае. Например, чтобы спасти свою жизнь.

От набранной скорости всё сжалось в груди, и воображение нарисовало помидор, размазанный по стене тоннеля. К счастью, Кукуня быстро нагнал поезд – не успел испугаться как следует.

Изменив направление притяжения, Наблюдатель сделал заднюю стенку последнего вагона своим условным «полом». Чтобы не отстать, усилил гравитацию, но был готов в любой момент ослабить. Пока что получалось сохранять дистанцию между собой и поездом.

Ситуация была экстремальная, поэтому Кукуня отказался от невидимости – не до того!

Стены тоннеля пролетали мимо, снизу вверх, как будто его затягивало в чудовищный пылесос. Справа мелькали шпалы – Кукуня старался лететь так, чтобы держать в поле зрения третий рельс. Изоляция изоляцией, но поджариться тоже не хотелось. Восемьсот двадцать пять вольт – не шутка!

Догнал. Успел.

Ещё и двери не открылись, как Кукуня выскочил на платформу «Фрунзенской» и помчался с сумасшедшей скоростью к тому вагону, куда забросили сумку. Дежурная засвистела ему вслед.

Он успел в последнюю секунду, схватил «сокровище», прорвался сквозь закрывающиеся двери, пересёк платформу, двигаясь зигзагами и почти на четвереньках. Тяжело дыша, ввалился в вагон поезда, идущего в обратную сторону, до «Парка Культуры».

Сумку Кукуня прижимал к груди. Она была тяжёлая, и сквозь кожу выпирали острые углы книг.

Кто-то из пассажиров засмеялся, но Кукуне было наплевать. Он знал, как выглядит: всклокоченные волосы, выбившиеся из «хвоста», раскрасневшиеся щёки, куртка, задравшаяся куда-то на затылок – клоун, циркач!

Успокоился и вышел на «Парке Культуры» с гордым видом. Толстуха уже не плакала – просто стояла с грязными от потекшей туши щеками. Кукуня аккуратно положил сумку у её ног – и тут же вернулся в Слой невидимости.

Одни пассажиры решили, что он ушёл за колонну, другим показалось, что он направился к выходу... Вскоре о нём забыли. Всё внимание притянула охающая толстуха, которая вслух благодарила Господа и крутила головой, пытаясь понять, кто же так помог?

Пора было подниматься на потолок и продолжать наблюдение.

– Да ты у нас герой! – воскликнула Злата, вынырнув из-за колонны.

И добавила, убивая надежду на «а вдруг она только что подошла»:

– Что ж ты сразу не вмешался? Когда её обижали? Мог бы обойтись без полётов!

Голос у неё был колючий, словно щётка для чистки одежды.

Кукуня не сразу узнал коллегу. Вместо неизменной тёплой лыжной куртки на Злате было строгое тёмно-синее пальто, из-под которого выглядывал деловой костюм. Теперь её никак нельзя было спутать с парнем – разве что манеры остались прежними, да в выражении лица не было ни тени кокетства.

– Впечатляет! – цыкая языком, Злата обошла вокруг растерявшегося юноши. – И как я буду докладывать об этом Деду? Какими словами? Есть для всего этого специальное название? – и она очертила рукой условный круг, включив туда Кукуню, толстуху и колонны.

– Ты мне не поверишь, но я в первый раз… – промямлил Кукуня и покраснел, осознав, насколько неубедительно это звучит.

Прямо-таки эталон неубедительности.

– Что ж ты сразу спрятался? – едко поинтересовалась Злата. – Вручил бы лично! Она бы тебя отблагодарила!

Кукуня закусил нижнюю губу. Его узкое лицо, растерянное и немного глуповатое, стало упрямым.

– Я не должен показываться. Я не для того ей помог! – объяснил он.

Злата рассмеялась, беззлобно, но немного презрительно, и его это задело.

– Надоело тут сидеть! Я три года занимаюсь какой-то фигнёй, а тут выпал шанс... шанс сделать что-то хорошее! Что, делать добрые дела и помогать людям – неправильно? –запальчиво спросил Кукуня.

Злата улыбнулась, и ему показалось вдруг, что она его сейчас ударит.

– А мы тут, по-твоему, чем занимаемся? Деньги, что ли, зарабатываем? В общем, так: наблюдение отменяется. Дед начинает охоту на Беседника. Приманка есть. Загонщиком буду я. А ты – подстраховываешь. Начинаем сегодня в пятнадцать тридцать. На «Краснопресненской». Не опоздай!

Она хотела что-нибудь добавить. Например, слово «придурок». Но ограничилась коротким смешком. Потому что бесполезно.

А он и думать забыл про выволочку. Пусть ругают! Пусть издеваются! Он нужен Деду и будет работать в команде. Будет делать что-то по-настоящему полезное. В жизни Кукуни это было самым важным.

Самую важную правду о себе и своей жизни Варя узнала в женском туалете на втором этаже второго корпуса.

Произошло это на большой перемене, перед тестом по русскому. Источником правды стала одноклассница – коротконогая и неуклюжая Женька по прозвищу Колбаса.

Рейтинг «Вороны» неожиданно вырос: её не только пригласили вместе покурить в туалете, но даже угостили. А всё благодаря тому железобетонному спокойствию, с которым она выслушивала нотации в кабинете завуча.

– Мы берём на себя огромную ответственность! – заявила Майя Давидовна, расхаживая от окна до стола и обратно. – Вы должны понимать, к каким последствиям может привести наша доброта!

Благодаря приоткрытой двери её было хорошо слышно в коридоре. Любой желающий мог нечаянно заглянуть – и увидеть Варю. Преступница стояла, сцепив руки за спиной и уткнувшись взглядом в пол. Ни дать, ни взять заключённая в кабинете директора тюрьмы.

– Мы берём огромную ответственность! – в сотый раз повторила завуч. – Она – дурной пример, и если мы её простим, другие дети решат, что им всё можно!

Обращалась она к Деду, который сидел в гостевом кресле. Он отвечал тихо, так что из коридора не подслушать.

– Хорошо, что вы понимаете! – раздражённо воскликнула Майя Давидовна. – У вас будет много проблем с этим ребёнком! Особенно если вы не научитесь быть строже!

Услышав это грозное пророчество, Варя вздрогнула и прикусила губу, чтобы не расхохотаться. К счастью, никто не заметил. Кроме дяди.

– Мы приняли во внимание семейные обстоятельства, – сказала завуч. – Даём ей последнюю возможность. Испытательный срок! Пусть нагонит программу и сдаст письменные тесты по каждому предмету! По каждому!

Дядя уточнил, не повышая голоса.

За этот вопрос Варя простила ему и обыск, и допрос. На пару секунд он стал прежним, и в глазах заплясали знакомые чёртики.

– Нет! – взвилась завуч. – По физкультуре ничего писать не надо!

Слух о том, что Ворону оставляют, вмиг облетел старшие классы, да что там – весь лицей. Общественное мнение давно приговорило новенькую, и тут вдруг такое «чудо».

Но условия испытательного срока казались невыполнимыми.

Не чудо – кратковременная отсрочка.

Варя прогуляла каких-то полтора месяца. И пропустила все проверочные по программе прошлого учебного года. Лицей гордился своей методикой по закреплению пройденного материала. К сентябрю здесь готовились как к маю, и даже серьёзнее.

«Не осилит!», «Сломается!», «Пошлёт всё на…» – хмыкали одноклассники.

Осилила. Нагнала, написала и сдала. Средний балл – семьдесят пять по стобалльной лицейской системе. Очень хорошо.

Без особых усилий, играючи, как будто прогуливать и зубрить были двумя равнозначными по лёгкости действиями.

Никто не знал, что она согласилась на унизительную «отработку» не ради школьного аттестата (сдался он ей!) и не ради дяди (да пошёл он!), а исключительно ради синеглазого рыцаря, встреченного в метро.

Сомнений не было, что однажды их пути снова пересекутся. И продолжится тот чудесный разговор, полный понимания и сочувствия. И он снова будет держать её за руку и слушать… Не хотелось выглядеть дурой, которая в школе не способна доучиться!

Варя думала об этом, пока писала контрольные или стояла у доски, и лицо у неё делалось отрешённо-равнодушным. Как у робота.

Учителя объясняли её поведение трудным характером и семейными неурядицами.

Одноклассники втайне восхищались. Варя и не заметила, как из категории придурков переместилась в группу «прикольных».

Женька Колбаса, которая поначалу была всерьёз настроена против новенькой, начала «ухаживать» за Вороной – так весь класс узнал про положение сироты и про дядю-опекуна, который предоставил племяннице полную свободу действий…

– А как тебе было, когда твоя мама умерла? – спросила Женька, не замечая, что впервые за несколько месяцев употребляет слово «мама».

Свою родительницу она называла иначе.

– Ну, я плакала, конечно, – призналась Варя, выпуская дым в сторону приоткрытой форточки. – Всё же так внезапно… Меня из школы вызвали в больницу, сообщили, что её машина сбила. Я приехала, она со мной поговорила. Я в больнице переночевала. Утром просыпаюсь, а мне говорят… – Варя вновь затянулась, выдерживая драматическую паузу.

Воспоминания о том дне были расплывчатыми, словно она видела это в кино.

– В общем, она ночью умерла. Я когда поняла, что она – всё, сразу заревела.

– Ужас, – одноклассница закашлялась. – Не знаю, что бы я делала! Ну, у меня же отец ещё. У тебя, наверное, хорошая была мать. Добрая! А мои орут. Если с ними что-то будет – я тоже поплачу. Но они же мозг продолбили! И вообще не понимают… А тебе повезло.

Варю такие слова не слишком шокировали: она и раньше слышала что-то подобное от ровесников. В её теперешнем положении была масса преимуществ: никто не говорил ей, чем заниматься, к чему стремиться, кем быть. Никто не лез в душу с дурацкими вопросами. Никто ничего не ждал от неё.

И вдруг впервые она осознала всю грандиозность своего везения – даже про сигарету забыла, так что чуть пальцы себе не обожгла.

Варя была по-настоящему свободна, насколько это возможно в пятнадцать лет.

Её ровесники ничего не решали и зависели от родителей. Варя – нет.

Она немного скучала по матери, но воспринимала разлуку как что-то временное и несерьёзное. И ностальгия по родному городу не мучила – он проигрывал Москве по всем статьям.

Дядя предложил сделку: она ведёт себя так, чтоб из лицея не звонили, он продолжает выдавать карманные и стучит, прежде чем войти в её комнату. Договорились? Договорились!

До конца учебного дня Варя обдумывала перспективы. Поглядывая на одноклассников, она с трудом сдерживала усмешку: гордиться новым ноутбуком и мечтать о поездке в Альпы на Новый Год – всё, на что они способны! А вот почувствовать себя полностью свободным, осознать обжигающую отверженность…

Она могла всё. Если прекрасный незнакомец из метро предложит уехать с ним – не раздумывая, она отправится в дальние страны навстречу опасностям. И не пожалеет о своём решении.

Всё равно что быть взрослым.

Детские игрушки остались в мусорке, и нет никого, с кем надо попрощаться.

Прошлого нет, будущее в её руках.

«Надо будет рассказать Ему», – подумала Варя, спускаясь по ступенькам на станцию метро. – «Пусть Он знает, что я абсолютно свободна. Ему понравится!»

Он – красивый, понимающий, заботливый, внимательный, добрый. Такой, каким и должен быть настоящий мужчина. И не из кино или книжки – прямо здесь и сейчас.

Странное поведение дяди забылось. Он хотел познакомиться с парнем, которого она встретила в метро? Не вопрос! Варя решила, что, когда снова увидит своего «рыцаря», то сообщит о просьбе. Практически «знакомство с родителями»! Мысль об этом заставляла краснеть и сладко жмуриться.

Каждый день Варя сразу после уроков спускалась в метро – и несколько часов каталась по Кольцевой линии.

Она чувствовала: Он где-то рядом.

Она знала: Он тоже мечтает о встрече.

– Ничего же не понимает, дурёха! – вздохнула Злата и оттянула тугой воротник блузки. – Тебе её не жалко?

Если честно, то следовало жалеть не Варю, влюблённую и трепещущую от предвкушения долгожданной встречи. Беседник не вредил своим жертвам – напротив, одаривал счастьем. Так что у Вареньки всё было распрекрасно.

Плохо было Злате.

А всё из-за Деда. Впрочем, основную тяжесть вины следовало взвалить на Кукуню и его преступный энтузиазм.

Первоначально именно Кукуне предстояло стать «хвостом» и сопровождать «приманку». Варя не знала в лицо белобрысого Наблюдателя, и о Кукуниных актёрских способностях можно было не волноваться.

Но инцидент с благородным спасением сумочки существенно ухудшил репутацию второго ученика. Дед был категорически против незапланированного благородства. Значит, следить будет Злата.

Но как её замаскировать? Нужно же оставаться в Земной Яви и при этом сохранить невидимость для «объекта». Использовать чужой облик рискованно: Беседник почует.

Решение придумал Дед – и было оно до того циничным, что походило на месть. Вспомнить бы, за что!

Злата не сразу узнала, что её ждёт.

«Ты знаешь, за что она тебя презирает?» – сообщил Дед по дороге в ближайший торговый центр.

«Она меня не любит, ревнует, и это нормально», – пробормотала Злата, предчувствуя нехорошее.

«Я не о том. То, как ты одеваешься».

«Я нормально одеваюсь!» – фыркнула Злата и постаралась незаметно оглядеть себя. Тёплая лыжная куртка, спортивные штаны, шапка-шлем на меху – что не так?

Два часа примерок, пачка хрустящих бирюзовых бумажек с видами Ярославля – и спортсменка превратилась в бизнес-леди. Причёску решили оставить как есть, но спрятали соломенный ёжик под беретом. Злата посмотрела на себя в зеркало и подумала, что теперь у неё самой есть повод для мести.

Она привыкла носить свободное и не стесняющее движений, поэтому чувствовала себя, как в смирительной рубашке: под юбку поддувало, сапоги натирали, блузка впивалась в шею и подмышки, а от пиджака начался невыносимый зуд. Что касается берета, он давил на уши.

«И как теперь работать?» – мрачно думала Злата. – «Я же и пары метров не пробегу!»

Дед усмехнулся, делая вид, что разглядывает лепные барельефы на своде центрального зала «Краснопресненской». Над карнизом противоположного пилона революционные рабочие размахивали винтовками и знаменем. Праздновали победу.

– Можно тебя спросить? – Злата осторожно коснулась Дедовой руки. – Она сама влюбилась – или он ей помог? Или ты? Честно!

– Ты преувеличиваешь мои способности, – процедил Дед сквозь зубы. – Я умею вызывать только страх, восторг и уважение. Но вопрос хороший…

Он помолчал немного, глядя в сторону перехода с «Баррикадной», где спускалась по ступенькам Варя.

– Проблема в том, что ей пятнадцать, – Дед говорил об этом как о неизлечимом диагнозе. – В её возрасте положено поминутно влюбляться. Так что я понятия не имею – естественное это чувство или наведённое.

Он выглядел постаревшим, но Злата не могла понять: потому что забот у Деда прибавилось? Или он всегда был таким, просто она изменилась?

Варя прошла мимо них, притормозила, делая выбор между направлениями, и направилась к платформе в сторону «Белорусской».

Как и остальные пассажиры, девушка была окутана полупрозрачной плёнкой – так бывает, если смотреть в Земную Явь из крайних Слоёв. Станцию заполняли цветные тени, словно на фотографии с плохо наведённым фокусом. Почти не чувствовались запахи, и шум поездов звучал как сквозь подушку.

Зато сочный бордовый гранит и нежный белый мрамор станции оставался таким же чётким, как и в Земной Яви. Если бы Варя обладала способностью видеть сквозь ближние Слои, она бы в первую очередь заметила не следящих за ней Наблюдателей-невидимок, а яркую плоть камня, отшлифованного умелыми руками мастеров и взглядами тысяч людей…

Но Варя не смотрела по сторонам – была захвачена мыслями о предстоящей встрече.

– Беседник так раньше не делал, – пробормотала Злата и поправила юбку. – Он ничего не дарит. И он не связывается с подростками!

– Он так делал и не делал за период наблюдения, – заметил Дед и нахмурился. – Мог сменить свои привычки. Или что-то в ней учуял. Или его попросили поиграть с ней, чтобы поиграть со мной.

Он покачал головой, сжал кулаки, а через минуту расслабился. Но морщины на его лбу не разгладились, и уголки губ всё по-прежнему смотрели вниз.

– Ну, я пошёл, – прошептал Кукуня и встал с лавочки.

Подождал, выжидая – вдруг Дед ответит? Но никто не повернулся в его сторону, и Кукуня поспешил вслед за Варей.

Белобрысому предстояло «важное и ответственное задание»: подстраховывать Злату – ехать в соседнем вагоне. То есть опять наблюдать. Сидеть на скамейке запасных и надеяться на максимальное ухудшение ситуации. Тогда, может быть, призовут его, самого бесполезного и глупого.

Дед дождался, когда проштрафившийся ученик выйдет на платформу, и повернулся к Злате.

– С чего вдруг ты заговорила о причинах любви? Считаешь свои чувства неестественными?

Она заглянула в его спокойные ледяные глаза, как будто надеялась найти там что-то для себя лично. Подо льдом, на глубине, бурлила жизнь.

– Да, – ответила Злата, оттягивая воротник блузки. – Считаю. Нет ничего естественного в том, что я продолжаю терпеть такую сволочь как ты. Признавайся! Приворожил?

Он наклонился к ней и прошептал на ухо (хотя ни один человек не мог их услышать, а остальные легко разбирали каждое слово):

– Когда мы закончим, больше так не наряжайся.

– Что, не идёт? – так же тихо поинтересовалась Злата.

– Наоборот. Ну, пошла!

Представление окончено. В этот раз он решил пошутить. Лучше, чем просто молчание. А больше и не надо, если и так всех всё устраивает…

Злата поспешила следом за Варей. На ходу вынырнула в Земную Явь, становясь видимой, и вошла в вагон за секунду до того, как закрылись двери.

Нужно было держаться рядом, когда Беседник вступит в контакт с жертвой. Людей было немного, и Злата встала в «мёртвую зону» – у торцевой стороны того дивана, куда уселась влюблённая школьница. Сидящий пассажир редко задирает голову, чтобы увидеть лицо стоящего сбоку соседа.

Поскольку Варя предпочитала сидеть лицом к платформе, Злате могла спокойно опереться о стекло с надписью «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ» – эти двери не открывались. Раскрыв заранее припасённый журнал, она уткнулась в статью о том, как правильно худеть и сохранять привлекательность для мужчин, которым не нравятся худые женщины.

Всё, что можно было сделать, было сделано. Оставалось ждать.

В охоте важнее не маскировка, а терпение. Прошла неделя, и мог пройти месяц, прежде чем Беседник показался бы во второй раз. Старый и опытный дух чувствовал Злату и, вполне вероятно, ощущал присутствие Деда. Но Варя была слишком сильным магнитом: девушка не только сохранила лучшие воспоминания о Беседнике, но даже умудрилась влюбиться. Она вновь и вновь рисовала в воображении обожаемый образ и всё ждала, когда увидит Его в толпе.

Как такое игнорировать?..

– Потенциальный Гончар, – сказал Дед в первый день охоты. – Будет его лепить. На свой вкус.

– А он позволит? – удивился Кукуня, который когда-то пытался освоить это редкое умение, но сдался.

Духи имели стойкую привычку сопротивляться насильственной материализации. Наверное, потому что знали, что, когда «горшок слеплен» и «обожжён», его легко разбить.

– Я сказал: потенциальный, – устало повторил Дед. – И «на свой вкус», а не так, как положено. Она даст ему облик, возможно, характер. Но не подчинит. Он воспользуется её воображением, чтобы захватить побольше народу и ещё больше сожрать…

Мотивы духа были понятны. Злату смущало сомнительное положение Вари: влюблённость оставалась таким же ненадёжным ориентиром, как и ревность (ах, у единственного родственника кто-то есть!) или неуверенность (меня никто не любит, доведу-достану – хотя бы будут ненавидеть). Чувства меняются, последствия поступков остаются.

Дед вытащит из любой передряги, но он же втянет в такие… приключения, на которые у глупышки никакой фантазии не хватит! А самое поганое – он считал себя вправе распоряжаться племянницей. Пока Варя ведёт себя так, как будто ей все должны, и отказывается быть ответственной, её можно использовать и как приманку, и как лабораторную крысу, и как тренажёр.

Моральные дилеммы Дед решал быстро: покой и порядок важнее, чем переживания капризной школьницы. Варенька будет жива и физически здорова, остальное – мелочи.

Под категорию мелочей Дед, очевидно, подводил и «неуставные» отношения со Златой. Их связывало призвание. Если труба позовёт, о чувствах можно забыть.

– Привет, – поздоровался он, присаживаясь рядом на освободившееся место. – Ты меня не забыла?

Дождалась! Глядя в Его небесные глаза, Варя почувствовала, как весь мир исчезает куда-то. Или её саму уносит прочь…

– Разве тебя забудешь! – прошептала Варя, задыхаясь от счастья.

Это не могло быть взаправду – что Он тоже её помнит! Одно дело мечтать о новой встрече и кататься по Кольцевой. Совсем другое, когда парень твоей мечты берёт тебя за руку – так непринуждённо и естественно, как будто вы знаете друг друга сто лет.

– Я рад, – Он поднёс её ладонь к своему лицу и осторожно прикоснулся губами к коже. – Ну, как у тебя дела?..

Пока Варя выкладывала новости за последнюю неделю, слегка привирая в свою пользу, Злата осторожно пробиралась сквозь вещество, похожее на пыльную слизь – подлинное тело Беседника, раскинувшееся в одной из дальних прослоек Ближнего Пояса.

Земная Явь была далеко. Сюда-то и боялся провалиться Кукуня: меток нет, если двигаться вслепую, можно выпасть обратно или уйти ещё глубже – в никуда.

Земное Замирье отличалось обширностью, но никак не освоенностью. Понятно, почему: нужны специалисты, способные перемещаться в Слоях и устанавливать ориентиры для других исследователей. И таких проводников-разведчиков должно быть до пяти процентов от всего населения планеты – тогда мир называют по-настоящему «открытым».

Миры, подобные Земле, были не «закрытыми» даже – заброшенными. Глухомань, о которой не в каждом справочнике вспоминают. Опытные путешественники не решались самостоятельно прокладывать себе норы сквозь здешние Слои. Все пользовались старыми, проверенными тропами, которые шли насквозь: извне – прямиком на избранные станции метро. Малейшая ошибка выбрасывала в болота Межмирья.

Однако у того места, куда попала Злата, имелся ориентир: огромных размеров «бублик», повторяющий формой Кольцевую линию Московского Метрополитена – всё то пространство, через которое день за днём и год за годом проносились люди.

На «бублике» можно было заметить утолщения, которые соответствовали переходам на радиальные линии. Злата мысленно поставила «галочку»: надо будет подумать над этим.

Да, многое предстояло обмозговать – и форму, и вещество, из которого состояло тело Беседника. Можно смело забыть о теории, согласно которой он был духом-бродягой: никакого брожения и поисков – ожидание и захват. Дед поступил правильно, когда велел Злате при первых признаках контакта следовать за Варей, а не за её «кавалером».

Полупрозрачный кисель был связан с Земной Явью, поскольку питался ею. Но выйти на него можно было только тогда, когда Беседник вытягивал жертву к себе. Злата успела переместиться в нужный Слой, но что делать дальше? Старые инструкции никуда не годились. Всё, что она знала о духах-охотниках, было опровергнуто открывавшейся картиной: чудовищное кольцо загустевшей псевдослизи, которое вблизи вызывало уважительную оторопь.

Живых существ таких размеров было не много, а уж духов! А Дед называл Беседника «оборотнем мелкого пошиба»! Он должен был увидеть, как перекатываются, словно мускулы, полупрозрачные комки преображённых эмоций, как сталкиваются на поверхности волны страха с рябью любопытства, как глубоко внутри вспыхивают огоньки украденных снов…

Злата не сразу справилась с охватившим её восхищением исследователя. Застыдилась, вспомнив о Варе: девчонку едят, а спасатель любуется людоедом!

Скинув пальто и ненавистный колючий пиджак, Злата вонзила ладони в тело Беседника. Вошла внутрь. Воздуха здесь было ещё меньше.

Варя была рядом: не видя ничего, отдавшись сладкой иллюзии, продолжала улыбаться и что-то рассказывать «прекрасному рыцарю». Слизь вокруг неё загустела и стала похожа на мармелад. Но девушка продолжала дышать ровно, без затруднений – значит, Беседник умел поддерживать жизнь своих пленников.

Вначале Злата попыталась пробиться сквозь туманный студень, используя физическую силу. Это было всё равно что плыть в киселе: разводишь руками, протискиваешься в образовавшуюся щель, упираешься коленями и ступнями – и лезешь дальше.

После одного особенно резкого движения под мышками стало прохладно, и Злата усмехнулась, вспомнив просьбу Деда «никогда больше так не наряжаться».

Но были проблемы посерьёзнее порванной блузки: Беседника разозлило грубое вторжение – и кисель превратился в крепкий холодец. Вскоре Злата не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

Она висела в сероватой плотной мути на расстоянии пары метров от Вари – и с жалостью смотрела на обманутую пленницу, которая смеялась и трясла головой, отвечая на вопросы… Которые, по сути, задавала сама себе.

Сознание самой Златы оставалось чистым – Беседнику было неинтересно связываться с целеустремлёнными и уверенными в себе людьми. Зачем тратить силы? Кроме того, Злата начала задыхаться.

Но почему Дед бездействует?

Обходчик следил за охотой из самого верхнего Слоя, что на границе Ближнего Пояса и Внешних Пустошей. В случае успеха должен был присоединиться к Злате – и руководить вторым этапом: спасать племянницу.

Если в этом заключался второй этап. Может быть, планировалось не спасение, а эксперимент. Или испытание Златы. Или и то, и другое. Хотя какая разница, если каждый глоток воздуха даётся с трудом?

Злата ещё не сталкивалась со столь неуязвимым созданием. Беседник был везде и нигде, он прочно врос в этот Слой, стал его частью. Плюс постоянная подпитка от пассажиров: вечерний час-пик был богатой кормушкой.

Используя доступный арсенал боевых заклинаний, Злата принялась разрушать тело Беседника. Растапливала «холодец» тепловыми волнами, пробивала кулаками, усиливая каждый удар, кромсала упругую массу, словно взбесившийся миксер.

Но проще было разрезать воду! Магические приёмы, разработанные для борьбы с людьми и чудовищами, были бессильны против Беседника, который моментально восстанавливал тело и ещё больше уплотнял пространство вокруг волшебницы.

Осознав, что прежние методы не работают, Злата переключилась на Варю. Для начала проникла в сознание девушки, вчиталась в её мысли, разделила чувства. Ничего сложного, ведь Варя полностью раскрылась перед своей фальшивой «половинкой».

Иллюзия, захватившая девушку, принадлежала ей самой – полусон-полумечта, но не наведённая, а идущая изнутри, из потаённых уголков сердца. И наиболее важным в этой мечте был не цвет глаз и не форма губ, не голос и не запах, но сладкое ощущение состоявшейся встречи с тем, с кем судьбой назначено встретиться.

Злата окинула прощальным взглядом вымечтанный образ – и начала процедуру отрезвления.

Особых методик не предполагалось. Оружие против сна – что может быть проще? Злата заорала изо всех сил. В голове у Вари раздалось оглушительное, немного истеричное и переходящее в визг «А-а-а-а-а-а!!!»

Чудесный сон закончился, как всегда, на самом интересном месте: за полсекунды до поцелуя. Очарованная пленница вздрогнула, моргнула несколько раз – и увидела серый кисель. Заметила Злату, повисшую рядом, как муха в янтаре. Потом осознала, что нет ни вагона, ни мягких сидений, ни собеседника – только слизь и бесконечное нигде.

«А-а-а-а-а-а!!!» – заорала Варя, перенимая эстафету. Когда воздух в лёгких кончился, закашлялась и отключилась.

Она по-прежнему висела, плотно упакованная в псевдотело Беседника, так что потеря сознания никак не отразилась на её положении.

Но прерванный контакт ошеломил Беседника. Кисель вокруг Златы размяк, и она предприняла последнюю попытку освободиться.

Злата использовала против духа тот же приём, который применяла на тренировках – создала вокруг себя переход, выводящий в Земную Явь. Правда, ей не приходилось делать это в Ближнем Поясе, да ещё из Слоя, захваченного Беседником.

Повезло: формула сработала, и Злата содрогнулась, ощутив каждой клеточкой действие портала. Как будто пытаешься проглотить мир – и одновременно мир глотает тебя и пытается вывернуть наизнанку.

Злату и Варю затянуло, словно мусор в раковину – и выбросило посреди комнаты Деда.

Этим лазом Злата проходила, когда других вариантов не оставалось.

Обходчик называл подобную тактику позорным бегством. Настоящий специалист должен каждую операцию завершать чисто и, разумеется, не удирать с поля боя.

Дед вернулся ближе к полуночи.

Варя давно спала в своей постели, ворочаясь, что-то бормоча и время от времени вскрикивая. Вспоминая её бледное, покрытое потом личико, Злата ощутила острое желание дать наставнику чем-нибудь тяжёлым по башке. Профессиональный Гончар после тесного контакта с духом нуждается в отдыхе, а тут неопытная девчонка-самородок!..

Оказавшись дома, Варя безвольно повисла на руках своей спасительницы, как марионетка с оборванными ниточками. На вопросы не отвечала, двигалась с трудом и безостановочно плакала – первый этап реакции на применение способностей. Пришлось её раздеть, напоить чаем с бальзамом и нашептать сон покрепче, надеясь, что второй этап, после пробуждения, пройдёт мягко. Потом волшебница переоделась в свой любимый спортивный трикотаж, засела на кухне и попыталась вылечиться тем же бальзамом, но с кофе и в других пропорциях.

Лекарство не помогло – хотелось уйти, хлопнув дверью.

Она перевела дух и попыталась разобраться. Нормально, что Дед не пришёл на помощь: Злата – его заместитель, должна справляться с любой проблемой. Но Обходчик рисковал здоровьем своей племянницы и вообще распоряжался жизнью полуребёнка, за которого несёт ответственность!

По логике, так и должно быть: Граница важнее отдельной жизни. Но когда видишь рыдающую девчонку, перепуганную, выжатую досуха, начинаешь ненавидеть логику и расчёты.

С другой стороны, источником эмоций и скрежета зубовного были чувства Златы. Она слишком хорошо относилась к Наставнику, ждала благородных поступков, хотя знала, что стоит на кону и каковы правила игры. Выходит, Дед предвидел это, когда пытался предотвратить их сближение?..

Хлопнула входная дверь. Скрипнула вешалка в прихожей. С глухим стуком упали ботинки. Подошвы тапок зашаркали по линолеуму.

Злата равнодушно наблюдала, как любимый мужчина ставит на плиту сковороду с остатками вчерашнего рагу, разогревает, выкладывает на тарелку и приступает к еде – как будто на кухне никого не было, а сам он вернулся со смены на заводе.

Как будто всё нормально.

Так оно и было.

С первого дня их знакомства, задолго до того, как профессиональное доверие переросло в глубокую привязанность, Злата приняла его главное правило: «Никаких объяснений и оправданий». Всё идёт как идёт.

Поначалу такая политика нравилась: он не лез в душу и принимал происходящее с холодным спокойствием. Но игра имела смысл при условии, что участники процесса в курсе, что происходит. Наличие пятнадцатилетней приманки серьёзно меняло общую картину…

– Ничего не хочешь спросить? – не выдержала Злата, когда Дед поднёс ко рту первую ложку с куском мяса и стружками тушёного лука.

Он отрицательно помахал ложкой, торопливо прожевывая пищу.

Покосился в сторону хлебницы. Вздохнув, Злата отрезала ему кусок ржаного. Он промычал что-то благодарственное – и продолжил ужин.

– Про племянницу свою ничего не хочешь спросить? – не унималась Злата, постепенно закипая.

Дед вытер куском хлеба опустевшую тарелку и, не вставая с табурета, повернулся к сковороде за новой порцией.

– Не хочу, – ответил он, вылавливая из соуса последние куски мяса. – Ты здесь. Ты спокойна. Значит, и она в порядке.

– Ты уверен?

– Уверен. Она в порядке. Ты – нет, – и с видом опытного доктора он заглянул ей в лицо. – У-у-у, как всё печально! Что так? Вспомнила младшую сестрёнку? Прости, у тебя же был брат! Острый приступ материнского инстинкта?

Злата отвела взгляд.

– Ты понятия не имеешь, что там произошло, – пробормотала она, задыхаясь от злости. – Ты не представляешь...

– Наоборот! – он швырнул ложку в тарелку, так что брызги полетели. – Это ты понятия не имеешь, что там произошло! Кто просил тебя лезть?! – прокричал он шёпотом.

Побледнев от гнева, Злата приподнялась со своего места, но так ничего и не ответила.

– Он ничего ей не делал! – продолжал Дед, и в глазах у него горело ледяное бешенство. – Перенёс к себе – какая трагедия! Нужно было стоять и наблюдать. Ждать меня, а не бросаться в драку! Понимаю, Кукуня заскучал, но ты-то чего? А?!

– Мне не нравится, что ты её используешь, – объяснила Злата, зная, что говорить этого не стоит.

– А мне плевать, что тебе не нравится, – тут же парировал Дед. – Дилемма принца крови. У кого родился, тем и сгодился. Она моя племянница – значит, я могу использовать её.

И он вновь увлечённо занялся содержимым своей тарелки.

С грустью глядя на учителя, Злата подумала, что раньше ей нравилась его безжалостная принципиальность. Нравилось, что он был таким суровым, словно капитан, прошедший сто штормов и тысячу штилей. Даже грубость его казалась правильной… Получается, всё изменила девчонка-сирота, которая отчаянно хотела, чтоб на неё обратили внимание?

Так или не так, но Злата не собиралась отступать. И младший брат, как и вся её прошлая жизнь, тут ни при чём.

– И как ещё ты собираешься её использовать?

– Так, как она позволит.

Злата резко встала и повернулась, чтобы уйти, но Дед схватил её за руку и заставил наклониться.

– Я её ни к чему не принуждаю, – зашептал он ей на ухо.

Дыхание у него было холодным, как сквозняк.

– Я ей не лгу. Заметь, ничего не обещаю. Позволяю делать то, что хочется. Она не спрашивала у меня совета, как поступить. Она не спрашивала, что я думаю о ней и её дальнейшей жизни!

– В пятнадцать лет это не так просто, – так же шёпотом возразила Злата. – В пятнадцать не знают, что нужно о чём-то спрашивать!

– В том-то и смысл, – ухмыльнулся Дед.

– Ты не имеешь права втягивать её! – она вырвалась и вскочила, готовая к продолжению спора, но он уже остыл, закрылся.

– Ты не имеешь права… – повторила Злата, не скрывая отчаяния.

– Имею, – ответил он, ставя тарелку в раковину и включая воду. – Чтоб ты знала: Варьку втянуло давно. За пару лет до рождения. Если бы я хотел уберечь её, я бы попросил Алину сделать аборт.

– Здравствуйте, Екатерина Васильевна. Фёдор Викторович вас беспокоит. Воронцов. Я вас попросить хотел, насчёт Вареньки…

Голос дяди раздавался откуда-то с другого края вселенной. Но Варя различала каждое слово. Несколько раз звук прерывался. Как будто по голове колотили подушкой. Немые провалы. И в ушах начинало гудеть.

Потом всё проходило, и Варя вновь могла слышать, как он заговаривает зубы классухе.

– …Перестаралась, да. Сплошные крайности! Если дурить, то с размахом, если учиться, то до обморока…

«С чего они все решили, что я такая зубрила?» – думала Варенька, ожидая, пока закончится очередной приступ глухоты. «Всего-то и надо, что запомнить дребедень из учебника, а потом галочки поставить в тесте или у доски оттараторить. Это что – подвиг?»

– …Сложный характер, согласен, сложный. Она и раньше была конфликтная, а как Алина… когда её мама умерла…

Судя по всему, в школу сегодня идти не надо. Радость? Нет. Праздник? Вряд ли. Непонятно всё. А почему отмазывают? «После вчерашнего», – ответила она себе, и зацепилась за эту мысль, безвольно слушая дядин голос.

– …Отец? Не знаю. Ничего про него не знаю, а сестра не рассказывала. Ей и отчество по деду дали. Что? Нет, сестра ничего не оставила…

«Всё ты врёшь», – хотя не было ни сил, ни желания реагировать, Варя не смогла пропустить мимо ушей паскудную ложь. – «Всё ты врёшь, врёшь, врёшь!!!»

Мысленный крик перерос в действительный. Не осознавая себя, девушка начала кататься по постели, колотя руками и ногами. Одеяло отлетело в сторону, подушка сползла на пол. Бьющееся в судорогах тело едва удерживалось на постели.

Приступ усилился – неподготовленный к магии организм бунтовал, реагируя на перенесённый опыт. Запрокинулась голова, лицо побагровело, покрылось испариной, из-за стиснутых зубов доносилось невнятное рычание.

Кто-то ворвался в комнату, схватил в охапку, понёс…

Ледяная вода привела её в чувства. Варя начала кашлять, отплёвываться, и дядя отпустил её. Сунул полотенце.

– На, вытрись.

Когда он вышел, Варя опёрлась о раковину. В зеркале увидела растрёпанные чёрные перья и свой перепуганный больной взгляд – и расплакалась. А потом включила воду и начала делать то, для чего не нужны мыслительные усилия: чистить зубы.

Когда с ритуалом умывания было покончено, с полотенцем на шее и в пижаме, окончательно проснувшаяся, но ещё не способная мыслить связно, она прошлёпала на кухню. Примостилась на табуретке у холодильника. Молча взяла у Златы кружку с чаем. Начала отхлёбывать, громко хлюпая.

– Будешь истерить – засуну в ванну всю, целиком, – пообещал дядя, подворачивая мокрые рукава халата.

Злата шумно втянула воздух, но промолчала и водрузила в центр стола большую тарелку со скворчащими гренками. После чего села на своё место, забыв снять фартук.

– Я не хочу есть, – пробурчала Варя.

Воспоминания о недавнем приступе таяли, и привычная обида застилала прочие чувства.

– Ну, и ладно. Мне больше достанется, – дядя взял с тарелки сразу две штуки. – Спасибо, Златочка!

Завтрак продолжился в тишине, вернее, без слов: Варя хлюпала чаем, дядя хрустел гренками, Злата стучала ложкой, поглощая полезную и питательную овсянку.

– Ну, спасибо хозяйке! – сказал, вставая, дядя, а потом внезапно наклонился и чмокнул Злату в колючую соломенную макушку. – Вареник, я тебя сегодня отпросил. Иди поспи. Или телевизор посмотри. Или в Интернете полазай. Можешь со Златой в спортклуб пойти – в бассейне поплаваешь. А хочешь, мы с тобой в кино сходим, как тебе?

Варя мрачно посмотрела на него. Детское прозвище резануло слух, разозлило оскорбительной неуместностью.

– Чего он от меня хотел? – спросила она, глядя на дядю исподлобья.

Понятно было, что «он» – это Беседник.

«Он» – то есть всё-таки что-то вроде человека.

– Ну, ты будешь отвечать?! – девушка повысила голос.

Злата вздрогнула и покосилась на хозяина дома, но тот продолжал доброжелательно улыбаться.

– Он такое со мной сделал, чтобы я это увидела, или вы? – Варя отставила от себя пустую кружку и приподнялась на табурете. – А что вы ещё умеете? Я в школу не пойду, слышишь?! Пока ты мне всё не расскажешь, и только правду, я не буду ходить ни в какой лицей!

– Ну, и не ходи, – дядя пожал плечами.

Улыбка его испарилась.

– Делай, что душе угодно! – разрешил он. – Ну, надоело уже сопли подтирать! Исполнится восемнадцать – уедешь назад. А пока что потерпи, сделай милость, – и дядя покинул кухню.

Варя застыла, чувствуя, как дрожит подбородок.

– Конечно, это не моё дело, – тихо сказала Злата, теребя кайму фартука. – Не буду врать, что глубоко в душе он тебя любит.

Голос её был наполнен горечью пригоревшего сахара.

– Он тебя не любит. Его любовь надо заслужить, а это трудно. Но у него есть слабое место, и если ты сможешь туда ударить…

Варя очнулась, и её глаза перестали быть глазами потерянного ягнёнка.

– Возьми купальник и всё, что нужно. Пойдёшь со мной. Поплаваешь. А потом я тебе расскажу. Правду.

Как ни странно, она поверила. И не потому, что Злата спасла её. И не потому, что не стала врать о любви. Варя вспомнила платок с монограммой схемы метрополитена. Подарок «прекрасного рыцаря», кем бы он ни был. Единственное подтверждение того, что всё, что было, было на самом деле.

Первый раз, когда дядя показал своё слабое место.

– …Делаем ра-а-аз! И… два! Носочек тянем, не ленимся! Все мышцы должны работать! И раз! И два!

Пухлые тётки у бассейна послушно выполняли указания, глаз не сводя с подтянутой фигуры тренера. Приятно было смотреть на гибкое и сильное тело – Варя и сама не заметила, как поддалась очарованию. Простые упражнения в исполнении Златы казались танцевальными па. Захотелось стать такой же.

– Постараешься, и будешь выглядеть не хуже! – рассмеялась тренер по плаванию, без труда угадав мысли девушки. – Тебе в первую очередь над руками надо поработать и пресс подкачать.

Варя раздражённо фыркнула, оттолкнулась ногами от стенки и поплыла к противоположному краю бассейна. В соседних дорожках никого не было – спортивный клуб пустовал в это время суток. Злата закончила занятия с группой и повела Варю в фитнес-бар, который располагался под самой крышей.

Оказалось, что, кроме выставленных на витрине витаминизированных коктейлей и салатиков, в меню заведения входил вредный кофе и опасные (для фигуры) пирожные.

– Надо час подождать, – сказала Злата, ставя поднос на дальний стол. – У меня два человека с индивидуальных занятий простыли – может быть, придут, а может быть, пропустят… Ну, как тебе здесь? Нравится?

– Нормально.

– Будешь заниматься?

Варя пожала плечами:

– Не знаю… Смысл?

– Стать сильнее, здоровее, красивее – не привлекает? – улыбнулась Злата и пригладила свой соломённый ёжик, проверяя, высохли волосы или нет.

– А надо?

Чужой энтузиазм раздражал. Взглянув на безупречно прямую спину своей собеседницы, девушка сгорбилась. Назло. Пусть только попробует привязаться!

– Выходит, он прав. Ни на что толковое ты не способна, – задумчиво проговорила Злата.

– Потому что не хочу ходить в качалку? – набычилась Варя.

– Потому что не видишь смысла в том, что делаешь, – спокойно объяснила Злата, беря с тарелки второе пирожное. – Не видишь смысла в собственном существовании.

– А он есть?

– От тебя зависит, – Злата вытерла губы салфеткой. – Можешь бросить школу, растратить три года на всякую ерунду – и на следующий день после совершеннолетия уехать обратно.

– Так я и поверила, что он мне позволит! – хмыкнула Варя, расковыривая ложечкой «корзинку» с взбитыми сливками. – Вон как орал, когда я школу прогуливала!

– Он разозлился, потому что хотел тебе доверять. А ты не оценила. Да ещё и шантажировать начала! Как будто его интересуют твои оценки! Конечно, есть и другие способы как-нибудь его задеть. Кража, суицид, беременность – выбирай! На такое он должен отреагировать.

Варя вскинула голову.

– Нужно мне, чтобы он реагировал! Да что он может?!

– Ты пока не заходила за черту и не знаешь, что будет, если его разозлить.

Варя вспомнила вмятину на дверце шкафа – и поёжилась. Её никогда не лупили ремнём и в угол не ставили. Она не могла представить, что дядя поднимет на неё руку. Но вдруг? Он изменился. Всякое может произойти…

– Если ты хочешь доказать ему, что он сильно ошибался на твой счёт, придётся сделать кое-что другое. Посложнее.

Злата сделала паузу, посмотрела в окно – на дорогу, забитую транспортом, на людей и унылые октябрьские лужи.

– Я считаю, что ты способна по-настоящему его удивить. И знаешь, если ты действительно сумеешь… он сам скажет, что был не прав. Скажет, глядя тебе в лицо. Честно. Только постарайся. Ты же сможешь?

Поначалу он без особых проблем следовал инструкции. Пункт за пунктом: выбрать укромное место, защитить от случайных вторжений, активировать формулу перехода, задержать дыхание, войти в портал, выйти в крайнем Слое. Специалист, который настраивал лаз для перехода на Землю, подробно расписал последовательность действий.

По прибытии следовало переставить якорь-метку, дабы скрыть её от Стража Границ. И не ради других иммигрантов! Чем сложнее маскировка, тем больше времени потратит Обходчик, прежде чем примется за поиски чужака.

Осознавая важность этого пункта, Крыбыс не смог его выполнить. Переход в закрытый мир отнял больше сил, чем предполагалось. Пребывание – выжало досуха. Уже в крайнем Слое, у порога невидимости, Земная Явь начала пожирать тело путешественника и растворять в себе, стремясь избавиться от инородных клеток.

Природа этого явления была прекрасно изучена: распад ожидал каждого незваного гостя, который воспользовался упрощённой формой портала. Чем дальше от основных маршрутов, чем плотнее Граница, тем неотвратимее инстинктивное, автоматическое разрушение. Земная Явь воздействовала на пришельца, как слюна на леденец. Если бы Крыбыс был обычным странником, он бы корчился в агонии.

Место, где оказался Крыбыс, оставалось для него непонятным: два ряда прямоугольных колонн из пятнистого камня, плоский потолок с белыми балками, гладкий пол. Людей мало, зато чувствовалось присутствие механизмов.

Чужак не особо задумывался над предназначением колоннады и смыслом надписей на стенах. Так или иначе, идеальное место для проникновения, потому что тот, кто открывает мир и выстраивает первую тропу, не ошибается.

Но нет правила без исключений. Как компенсировать тающее тело местным материалом, если мало людей? Нужна толпа, шумная, бурлящая – поток свежей плоти и данных.

И когда он уже начал задумываться об отступлении, толпа явилась.

Пространство вокруг Крыбыса заполнили люди, и они продолжали прибывать. За их голосами, топотом, шуршанием одежды терялся грохот подъезжающих машин. Люди были полностью поглощены спешкой, ожиданием и попытками забраться внутрь этих машин. Они не замечали, как их обворовывают. Впрочем, теряли они понемногу: волос, каплю крови, микроскопический кусочек плоти. Кто-то почувствовал лёгкое недомогание, у кого-то закололо в почках, кому-то показалось, что соринка попала в глаз, но в ежедневном забеге «электричка – метро» лёгкие проблемы со здоровьем в расчёт не принимаются. Главное, в вагон втиснуться!

Крыбыс брал по чуть-чуть, осторожно и аккуратно, тем более что он прекрасно знал строение человеческого тела. У него самого было похожее, с той принципиальной разницей, что оно родилось в другом мире. К сожалению, его тело не умело адаптироваться и не было приспособлено к переходам. Каждый раз Крыбысу приходилось заново воссоздавать себя.

Через четыре часа обработки, взяв от утренней толпы всё необходимое, чужак перестал чувствовать себя осенним листиком на ветру. В груди билось сердце, гоняя кровь по сосудам, лёгкие сами вбирали воздух, кожа реагировала на температуру и прикосновение одежды.

С лицом вышла заминка: он не сразу решил, какое брать. Делать новое рискованно: можно ошибиться и создать урода, который будет обращать на себя внимание. Копировать кого-нибудь из местных? На такое решаются лишь отчаянные новички. У Крыбыса была в запасе галерея обличий – осталось решить, какие черты являются для здешних жителей приемлемыми. Он остановился на чёрных волосах и серых глазах. Подумав, выпрямил нос и высветлил кожу.

Наконец, с материализацией было покончено. Крыбыс замаскировал метку-якорь, а потом перешёл в Земную Явь.

Его тут же втянуло в толпу – никто и не заметил появление лишнего тела. Очередная порция людских консервов втиснулась в вагон, двери со скрипом закрылись – и Крыбыс поехал вперёд, в сторону центра, зажатый со всех сторон и весьма довольный. Теперь он ничем не отличался от здешних: мужчина средних лет с заранее уставшим лицом, одетый в куртку-пуховик, дешёвые тёмные джинсы и грязноватые ботинки.

Один из них, но не такой, как они.

Существа вокруг него трепыхались, затянутые в паутину обязательств и обязанностей. Они и шагу свободно не могли ступить, они и мыслить не умели вне предписанных направлений! Двигались по жизненным рельсам, без выбора и надежды на выбор.

Возможно, кто-то из них мечтал порвать паутину и улететь прочь, но спасения не было, поскольку все они родились пленниками. Крыбыс – нет. Он «родился» несколько минут назад, и правил для него не существовало. Он был лишним, а это и есть подлинная свобода!

С такими мыслями незваный гость ехал в вагоне метро и разглядывал других пассажиров, попутно овладевая языком и узнавая текущую общественно-экономическую ситуацию. Ему было интересно: какие правила у этого мира? Как здесь устроиться? Кто установил метку и оставил инструкции – тот, кто его вскрыл мир, или тот, кто пришёл следом?

В том же поезде, в соседнем вагоне находился Дед, и ему тоже было любопытно: откуда прибыл гость? Как он собирается выживать? Кто установил метку? Был ли это человек или...

– Он не человек, да? – наконец спросила Варя.

Злата ждала этого вопроса с первой минуты их непростого разговора, начавшегося за столиком фитнес-бара.

Когда отменились индивидуальные занятия, она решила устроить девушке проверку. Надо было убедиться наверняка, что у Вари есть потенциал. Иначе и говорить не о чем. Однако без разговора о Беседнике испытания не получится – Варя не будет доверять. Но что именно объяснить, насколько глубоко погрузиться в тему, зависело от пресловутого потенциала…

Стоило спуститься в метро, как из Вари посыпались вопросы.

– Я знаю: он навроде вампира, – заявила она. – Высасывает жизненную энергию. Но не до конца. По чуть-чуть. Круто, прям как в кино!

Похоже, для неё существовал только «прекрасный принц», которого она себе навоображала. Она так и не поняла, что кисельно-слизистое создание, внутри которого она очутилась, и было Беседником. Замечательно! А то ещё о Слоях рассказывать…

– А много таких? У него семья, или он такой один?

– Один, – соврала Злата, решив не вдаваться в подробности. – Но есть другие, похожие.

– В метро? – уточнила Варя.

– Да. Здесь удобная… атмосфера. И всегда много людей.

Крыбыс отлично понял бы, о чём она говорила.

Варя интерпретировала ответ по-своему:

– В метро, потому что здесь нет солнца? Ну, вампирам же нельзя быть под солнцем...

Образ вампира показался Злате оскорбительным: слишком примитивно, особенно для Беседника с его умением осваивать Слои.

Метрополитеновские упыри сосут энергию пассажиров – красота!

«Надо будет рассказать Деду. Он посмеётся. Наверное», – подумала Злата. – «А мы – Ван Хелсинги. Выслеживаем, вбиваем кол, вытаскиваем на солнышко».

Они вышли на «Электрозаводской», присели на лавочку центрального зала. Варя, прищурившись, посмотрела вверх, на знаменитые светильники.

– В горошек, – пробормотала она.

– Что-что? – переспросила Злата.

– Потолок в горошек, – объяснила Варя, показывая на круглые плафоны, плотно усеивающие свод станции.

Под ноги она не смотрела, иначе бы увидела, что «горошек» отражается в отшлифованном граните пола. До реставрации «Электрозаводская» была похожа на операционный зал, после – на двигатель космического корабля.

– Ты раньше здесь бывала?

Девушка покачала головой.

– Нет. А зачем? Подумаешь, картины! – она указала на горельеф противоположного пилона и тут же вывернула шею, чтобы рассмотреть композицию, расположенную у неё над головой.

– То есть статуи. А кто это?

– Там пропеллер устанавливают. На самолёт. Здесь асфальт кладут. Станцию открыли во время войны. И посвятили тем, кто трудился в тылу.

– Красиво сделано, – заметила Варя. – Как у древних греков…

Она вертела головой, изображая маленькую любопытную девочку, и, кажется, забыла уже, зачем они сюда приехали.

А зачем? И так всё понятно! Вампиры – фигня. Слишком киношно, в реальности такого не бывает. Невероятно красивые парни попадаются. Обмороки в метро тоже явление не самое фантастическое. Увидеть страшный сон, а утром пережить нервный срыв – вполне возможно. Если Злата хочет, чтоб не было ругани, ладно. Плевать на странности дяди, лишь бы не доставал…

Утро вечера мудренее. Варя быстренько разложила по полочкам всё, что наслучалось за последнее время. Красавчик – обморок – кошмар. А всё из-за переутомления. Слабые нервы и всё такое. А Злата подготовила лекцию: будет опять втирать про то, что в жизни должна быть цель и смысл. А сама-то она чем занимается? Помогает целлюлитным тёткам сбросить пару килограммов!..

Разобравшись, Варя заскучала. Чтобы хоть как-то убить время, принялась разглядывать горельефы. Женщины в старомодных платьях и грубых спецовках, хмурые сосредоточенные лица, неровные лопасти винта – ну, как можно потратить столько сил, чтобы вырезать в камне обыкновенных людей! Изобразили бы кого-нибудь красивого: кинозвезду или выдуманного персонажа…

Труженики тыла тоже не остались в долгу. Осмотрели Варю, повздыхали над пурпурной юбкой и зелёным блейзером (куда катится мода?), порадовались школьным успехам (если есть мозги – есть и надежда!), оценили решительность и самостоятельность, но огорчились, что таланты используются в плохих целях.

Злата была согласна: плюсов не больше, чем минусов. У Вари могут быть врождённые способности. Гипотетически. Если есть что-то общее с Дедом, так это длинный нос и густые брови. Ну, и наследственная вредность.

Девушка слишком крепко связана с реальностью. Способна объяснить себе любую странность – и не приемлет того, что выходит за рамки.

«А всё потому, что читает мало», – вздохнув, подумала Злата. – «Воображение не развито. Тоже мне – поколение практичных зануд!»

Контакт с Беседником мог быть совпадением. Если с Варей заговорит местный Держитель, она распсихуется и, пожалуй, грохнется в обморок. А на следующий день, как ни в чём не бывало, поскачет в школу! Обыкновеннейший подросток без способностей и веры в себя. Пожалуй, следует оставить её в покое. Пустышка!

«Не тебе решать», – вдруг услышала волшебница – не голос, не звук, но некое глубинное движение над сводами станции, за мрамором и гранитом. Слова складывались у неё в голове. По их тягучей невыразительности было понятно, что к ней обращается Электрозаводский Держитель.

«Ты сама ученица. Не спеши…»

«Значит, Беседник выбрал её?» – торопливо спросила Злата.

«Нет. Он не умеет выбирать. Его выбирают».

Гул в ушах затих, знаменуя конец разговора. Пятнадцать секунд – столько длится добровольный контакт с Держителем. С Дедом они общаются подольше, но то с Дедом…

Одно утешает: здешний Держитель по-прежнему ручной, связь с ним, налаженная после недавнего ремонта станции, не прервалась. Но Злата-то надеялась, что он заговорит с Варей!

– Ух ты! – вдруг сказала Варя. – А это и вправду круто! – она потрясла головой, как будто пыталась вытряхнуть что-то из волос. – Как в кино… Или у меня крыша едет?

– Что? – растерянно спросила Злата.

– Да со мной сейчас кто-то заговорил. Голос прямо в голове. Прям как телепатия! А я и не знала, что… Поехали домой, а? Только побыстрее! – не оглядываясь, она поспешила на платформу.

Чужак вышел на «Баррикадной», торопливо свернул с платформы и направился к эскалаторам, ведущим на «Краснопресненскую».

Ещё одна загадка для Деда.

Получается, чужаку нужна Кольцевая линия – но для чего? Покататься по кругу, подкармливаясь и обрастая информацией? В вагоне он внимательно изучил схему метро. Готовился к пересадке? Зачем? Чтобы встретиться к тем, кто когда-то использовал якорь-метку? Или он заранее знал, где в Москве можно найти себе убежище?

Слишком много вариантов. Но это не эмигрант. Скорее, беглый преступник, а не бедная жертва. Жертвы, ровно как и эмигранты, выбирают миры с надёжной общиной и крепкими законами. Не периферию: во-первых, слишком опасно, во-вторых, трудно спрятаться.

Дикая периферия – удел профессионалов, знающих, как адаптироваться, как восстанавливать тело, как вести себя в незнакомых условиях. Специалисты такого сорта легко выпутываются из передряг. Но если уж им придётся драпать, они выберут глухое местечко.

Отличный вариант – Земля, где о чистоте Границы заботится малоопытный Обходчик.

Он ведь считался малоопытным – каких-то десять лет самостоятельной практики! И десять лет репутации принципиального Стража.

Дед следовал за чужаком, стараясь не сокращать расстояние между собой и «добычей». Судя по повадкам незваного гостя, он способен распознать «хвост». Но и отрываться тоже не стоило. Пара часов слежки – и Обходчик получит информацию о подпольной организации беглецов. Если она есть.

В непредсказуемой толпе, которая понемногу просачивалась на эскалатор, проблематично соблюдать дистанцию. Когда чужак был внизу, Дед только-только встал на верхнюю ступеньку эскалатора. Теперь главное не упустить пришельца, а то ведь он неприметный, как карманник, и похож сразу на всех…

– Ой, дядя, привет! – раздалось справа.

Дед повернул голову – по соседнему эскалатору поднималась Варя в сопровождении задумчивой Златы.

– А ты куда? Подождёшь нас внизу? – прокричала племянница, радостно махая рукой.

Чужак обернулся на голос девушки. Обшарил взглядом вереницу пассажиров, выискивая «дядю». Возможно, он знал Стража Земных Границ в лицо. Или сработал инстинкт беглеца – чутьё, которое вырабатывается у тех, кто привык уходить от погони… Так или иначе, но чужак ловко ввинтился в толпу и моментально пропал из виду.

А Деду ещё предстояло спуститься, и как можно быстрее! Перепрыгнув через пару ступенек, он упёрся в сутулую спину молодого человека с затычками в ушах. Сумел обойти, благо справа стоял такой же не слишком широкий тип. И тоже в наушниках. Протиснувшись между меломанами, Дед преодолел ещё три ступеньки, после чего застрял намертво. Пожилая женщина, закутанная в шубу и самодовольство, никуда не спешила.

– Можно пройти? – нервно поинтересовался Обходчик.

Шуба неспешно оглянулась. Осмотрела его с ног до головы. Презрительно сморщилась на кожанку.

– Мы уже спустились, – сообщила она и медленно проследовала вперёд.

Когда Дед, словно сумасшедший, пролетел по переходу и выскочил в центральный зал «Краснопресненской», от обеих платформ отходили составы. В какую сторону направился чужак, определить было невозможно, ведь после материализации его тело состояло из земных клеток. И, разумеется, он не пользовался экстранормальными способностями. Не дурак же!

Дед постоял немного, пытаясь мысленно нащупать след. Потом сел на подъехавший поезд – и направился в сторону «Белорусской». Вызвал Беседника.

Приручённый дух явился быстро, но вёл себя заторможенно. Золотистые патлы уныло свисали с поникшей головы, а в васильковых очах затаилась бездонная печаль. Роскошный серый плащ утратил свою романтичность и выглядел антикварной тряпкой. Беседник явно был не в форме. Не мог смириться с постоянным обликом, которым его наградила Варя?

Увы, но сражение с Дедом обошлось духу Кольцевой слишком дорого: он не успел восстановиться. В его подлинном теле было столько прорех, что нечего и пытаться найти замаскированного чужака. Может быть, через пару недель или через месяц…

Отпустив измученного Беседника (не надо было его так наказывать, но и ему не стоило нападать на Злату!), Дед сделал полный круг, затем пересел на поезд противоположного направления. Обратился к ручным Держителям, но они ничего не заметили. Значит, чужак не выходил на их станциях. Или умел быть незаметным даже для Держителей.

Итак, этот бой проигран… Дед вышел на станции «Краснопресненская» и направился назад, на «Баррикадную», – к Злате и Варе, которые послушно поджидали его, сидя на самом краю длинной лавочки. Дед устало опустился рядом.

– А чего мы домой не едем? – спросила Варя, показывая на открывшиеся двери подъехавшего поезда.

Дед никак не отреагировал на её слова.

Злата тяжело вздохнула.

– Ты тоже теперь прогуливаешь? – поинтересовался Дед, мрачно взглянув на свою ученицу.

Варя хихикнула.

Злата вновь вздохнула. Она сидела, положив ногу на ногу и вцепившись одной рукой в свои коротко подстриженные волосы, как будто парик пыталась снять. Дед вспомнил, что означает такая поза: глубокое сомнение в правильности сделанного выбора.

– Я отвезла её на «Электрозаводскую», – объяснила Злата, глядя в пол. – Хотела на Держителе проверить.

– И как?

– Что-то было. Честно!

– Что?

– Она не рассказывает. Мне не рассказывает.

– Между прочим, говорить о присутствующем в третьем лице невежливо, – назидательно напомнила Варя.

Дед потёр лоб, пытаясь разгладить глубокие морщины.

– Знаешь, что мне не нравится? Вы оказались на эскалаторе именно в тот момент, когда там был я, – сказал он.

– Случайность, – заметила Злата.

– Тебе не кажется, что случайность удобная? – прошептал он, наклонившись к её уху.

– Удобная для кого?

– Для того, кого я выслеживал. Для чужака, который сегодня утром открыл лаз прямо на «Тушинскую» и за несколько часов наскрёб себе на полную материализацию. Заметь – часов! А вышел он на подвижную метку, которая прописана на всех Слоях. Очень такой надёжный якорёк.

Варя вытянула шею и ловила каждое слово, хотя мало что понимала. Но всё равно было интересно.

– Возвращаясь к случайностям, – продолжал Дед, и глаза его загорелись, словно две синие лампочки, – в последнее время их чересчур много.

Выпустив волосы, Злата начала терзать молнию своей куртки. Хотелось спросить, какие случайности он имеет в виду? Варя и Беседник? Глупый подвиг Кукуни? Что именно?!

Но если спросить, будет хуже.

– Ладно, – Дед повернулся к Варе. – Рассказывай, что там было, и что тебе сказали.

– Я расскажу! – заявила она. – Дома. Я в туалет хочу, и есть. Я устала! А дома расскажу. В обмен на вопросы. На три вопроса. То есть на три ответа. Обещаешь?

– Обещаю, – вид у Деда было чрезвычайно серьёзным. – Три ответа. На три вопроса. Обязательно. Клянусь! – и он встал со скамьи, поглядывая в сторону прибывающего поезда.

Место на сиденье освободилось весьма кстати: Крыбыс чувствовал, что ещё немного, и ноги откажут. А толпа была не настолько плотной, чтобы удержать его тело.

Проклятое тело – вспотело, устало! Тело реагировало на страх, и это нормально. Но Крыбыса раздражали естественные физиологические процессы, которые сложно контролировать. Противно, когда инстинкты берут верх, особенно, если считаешь себя повелителем материи.

Он сам создал это тело. Оно обязано подчиняться! Но стоило вспомнить глаза Обходчика – и нижняя челюсть начала предательски дрожать.

Как назло, сиденья в вагоне располагались так, что спрятаться было невозможно. Крыбыс опустил голову, скрестил руки на груди и попытался притвориться спящим, но не получалось.

Главное, чтобы не приняли за больного. В толпе должны бояться заразных людей. Теоретически.

Он не знал, какое поведение здесь считается нормальным, а за какое выгоняют из вагона. А если кто-нибудь вызовет стражей порядка? Что тогда делать – без документов и без знания элементарных правил поведения?

Предательская память вновь вернула беглеца к тому моменту, когда он оглянулся на девичий голосок, а потом поймал взгляд человека, стоящего на верхних ступеньках движущейся лестницы… эскалатора, как его здесь называли. Тяжёлый, замораживающий, невыносимо пронзительный взгляд, в котором Крыбыс прочитал свою дальнейшую судьбу.

Ему повезло, что Обходчик не смог сдержаться и выдал себя. Повезло? Сомнительная удача: без убежища и помощи Крыбыс легко проиграет. Если попробует воспользоваться способностями – тут же выдаст себя. Если сохранит полную нейтральность – погибнет.

Так что – кто знает! – возможно, «просчёт» Обходчика входит в тактику запугивания. Пусть загнанный зверёк трясётся от ужаса, вспоминая! Пусть знает, что не будет ни торга, ни жалости!

Обходчики защищают своё мироздание от незваных гостей. Иногда и от званых тоже. Граница – превыше всего.

Чем дальше на Периферию, тем условнее гостеприимство. Земля так и вовсе считалась закрытой, пока один рьяный сторонник бесконечной экспансии не проложил сюда лаз и не наставил меток.

В мирах поближе к центру всегда можно договориться, найти общину иммигрантов, купить местечко в убежище. Правда, и спрятаться там сложнее. Но зато нет сторожевых псов, готовых без малейших сомнений разорвать чужака на куски…

Поезд сделал несколько кругов по Кольцевой, пока Крыбыс приходил в себя, успокаивал заражённое страхом тело и пытался составить план. Вариантов два: остаться на Земле или искать другой мир, такой же отсталый и непопулярный среди туристов.

Возвращаться было некуда: из родного мира изгнали, а тот, что стал второй родиной, теперь закрыт. Навечно. Для всех. Ни внутрь, ни наружу.

«Пожалуй, не стоило продавать им ту штуку», – подумал Крыбыс. – «Но кто же знал, что они захотят эволюционировать сразу и всем скопом, без промежуточных этапов? Всей планетой уварились до общего разума… А мне теперь отдувайся! И почему я должен отвечать за то, что они сделали? Их ведь никто не заставлял! Я просто выполнил заказ…»

Он вздохнул и огляделся. Как же ему надоели невыносимые идеалисты! Почему они не могут вовремя остановиться? Готовы идти до конца, не думая о том, как себя чувствуют остальные, нормальные и спокойные!

Хорошо, хоть здешние жители были обычными людьми. Это вселяло надежду! Среди тех, кто доволен достигнутым, выживать легче. И Крыбыс пообещал себе больше никогда не связываться с мечтателями.

– Ты обещал, – напомнила Варя.

– Да-да, я готов, – поправив покрывало, Дед присел на неряшливо застеленную постель и посмотрел на племянницу снизу вверх.

Варя стояла с довольным видом, уперев руки в боки, – ни дать ни взять скульптурная композиция «Победа торжествующих детей над покорёнными отцами».

Злата подпирала косяк, не решаясь зайти, но всерьёз опасаясь оставить их вдвоём. Ей всё меньше нравилось происходящее. Ещё на «Баррикадной» было понятно, что «ультиматум» с тремя вопросами и вызывающее поведение девчонки не приведёт ни к чему хорошему.

Дед на взводе, хотя со стороны кажется, что устал и на всё согласен. Подозрительно, что он решил провести вечер вопросов и ответов в комнате у племянницы. Нейтральной территорией была кухня. Или коридор. Здесь же, в своём уютном гнёздышке, Варя чувствовала себя особенно уверенно и вряд ли была готова к неожиданностям…

– Мне как – по очереди задавать или сразу все? – поинтересовалась девушка.

– Давай сразу все, – предложил Дед и ласково улыбнулся.

Злата проглотила комок, застрявший в горле. Что делать, если… если что? Растаскивать их? Деда, конечно, оттащишь! Он уверен, что у него есть полное право распоряжаться жизнью племянницы. А если он так говорит, значит, имеет в виду все значения. Вплоть до буквального лишения жизни.

Никакой закон не защитит глупую девчонку: у Деда хватит квалификации соорудить из трупа куклу и бросить под машину. И всё – ни забот, ни наглых вопросов. И можно не одеваться, чтобы сходить ночью в туалет (последнее особенно раздражало).

Убивать он умеет.

– Ты обещал по-честному, – напомнила Варя, выставив перед собой (и перед носом дяди, соответственно) сжатый кулачок правой руки. – Помнишь? В общем, так… Вопрос номер раз: как ты зарабатываешь на жизнь? – и она отогнула указательный палец.

– Вопрос два: где ты был, когда я родилась? – выпрямила средний – получилась «V», знак победы.

– Вопрос номер три: что произошло с моим отцом? Ты должен знать. Нет, не так… Ты точно всё знаешь! – она даже забыла про третий палец.

Дед опустил голову, почёсал макушку.

– Ты обещал, – в который раз напомнила Варя. – Ну?

Он вновь взглянул на неё, снизу вверх, и глубоко вздохнул, невозмутимый, словно айсберг за секунду до встречи с «Титаником».

– Кто попросил спросить меня об этом? – его спокойствие начало давить, как толща сошедшей лавины. – Кто? Ну?

Варя недоумённо скривилась – и в следующее мгновение он схватил её за выставленный кулачок. Вцепился прямо в «V – победу» из указательного и среднего пальца. Осторожно разжал. Не притягивал к себе – просто держал её розовую ладошку в своих больших смуглых лапищах. И заглядывал в глаза, продолжая мирно улыбаться.

Варя попробовала вырваться – как в тиски попала. В холодные тиски. Ледяные. Она ощутила, как коченеют сначала руки, потом плечи, а затем и всё тело начинает стыть изнутри. Оледенение причиняло режущую, тягучую боль, словно каждая клеточка медленно умирала от невыносимого мороза.

Дядя внимательно и с некоторой нежностью смотрел и ждал ответа. Он показался ей огромным, как гора. Чужой человек, чужой и ужасающе холодный.

– Я… я всем расскажу… – угрожающе прошептала Варя, с трудом разжимая окоченевшие губы.

– Что ты расскажешь? – поинтересовался он.

– Что ты на меня нападал… и угрожал…

– Я не угрожаю, – усмехнулся Дед. – Ты слишком глупа, чтобы понять, чем я могу угрожать! Ну, кто тебя надоумил?

– Я не знаю! – воскликнула она и заплакала.

И тогда он отпустил её. Варя упала на колени, зарыдала в голос.

Злата метнулась на кухню и вскоре возвратилась с двумя кружками горячего чая.

– Спасибо, – поблагодарил Дед.

Варя кивнула – и принялась торопливо пить, стараясь согреться. Плечи у неё дрожали, и вся она была как котёнок, принесённый домой с мороза.

– Это было на «Электрозаводской»? – продолжал допрашивать Дед.

– Да…

– Вы долго говорили?

– Не помню…

– Вспомни! О чём он говорил? О чём спрашивал?

– Обо мне, о… о тебе, о том, что мне не нравится. Потом… потом спросил, хочу ли я, чтобы ты… чтобы ты пожалел о том, как обращаешься со мной…

– Ей не нравится, как с ней обращаются! – воскликнул Дед, повернувшись к Злате. – Она хочет любви!.. Ну, понятно, что это не Держитель. Они не болтливы, да и откуда им знать…

Допив чай, он отдал кружку Злате, после чего присел на корточки перед племянницей. Она отпрянула.

– Не бойся, не трону, сдалась ты мне! Ты хоть понимаешь, что тобой воспользовались? Опять. Чтобы подобраться ко мне. Ты у меня слабое звено. Никакой пользы! Что касается вопросов... На жизнь зарабатываю тем, что граблю богатых. И оставляю всё себе. Это раз. Два: когда ты родилась, я был занят. Жизнь свою спасал. Что касается твоего папаши, то я знаю, что с ним стало. Потому что я его убил. Собственноручно. Ещё до твоего рождения.

Всё это произошло в конце прошлого тысячелетия.

В одна тысяча девятьсот девяносто втором году.

Во второй половине дня.

На станции «Пушкинская».

Совершенно случайно…

…Девушка стояла неподвижно у края платформы, слегка отставив левую ножку. Потоки воздуха из тоннеля заигрывали с её лёгким ярким платьем-парусом, обтягивая тонкой тканью изгибы и выпуклости стройного тела. Трепетала копна рыжих волос в мелкую кудряшку, и девушка была похожа на факел – яркое пламя на фоне облачно-белой станции, распахнутой, словно чистые страницы.

Поезд задерживался, и у Тео было достаточно времени, чтобы вволю налюбоваться прекрасной незнакомкой. Народу было немного – никто не заслонял рыжекудрую фею. Одно тревожило, казалось неправильным: девушка смотрела прямо перед собой. Она ни разу не отвлеклась, чтобы проверить время на электронном табло или взглянуть в разинутую пасть тоннеля, откуда должен был выехать поезд. Вместе с тем Тео был твёрдо уверен, что она ждёт, и ждёт более нетерпеливо, чем кто-либо на станции, да и, пожалуй, во всём метро.

Эта странная мысль промелькнула у него в голове, а потом послышался шум, и донеслось эхо летящего поезда. Свет фар стремительно скользнул по рельсам. Тео сделал полшага назад, подальше от горячей воздушной волны, и краем глаза заметил движение слева – там, где стояла девушка. Рыжеволосая словно бы поскользнулась или что-то уронила.

По ушам ударил скрежет колёс. Тео вздрогнул от неожиданности, и его сердце бешено забилось. Вскрикнула пожилая женщина, стоявшая рядом. Залаяли динамики: дежурная по станции вызывала милиционеров. Тео повернулся, понимая, что не успеет, но всё равно заставил себя побежать… И остановился, потому что спешить было некуда.

Какой-то мужчина в последнее мгновение схватил самоубийцу за локоть, резко потянул на себя – и под весом обмякшего тела отлетел в сторону, ударившись головой о ребро беломраморной колонны.

Когда подошёл Тео, рыдающую девушку уже увели. Она причитала: «Не хочу!.. Не надо!.. Пожалуйста!..» – но не вырывалась, шла послушно. Пассажиры, спешащие к платформам, оглядывались на рыжеволосую с тревогой и страхом. Но поезд уже распахнул двери, и потенциальные зрители поспешили внутрь.

Спаситель, предотвративший трагедию, сидел на лавочке, прижимая к затылку носовой платок. Хозяйка платка, пожилая дама в старомодном бордовом костюме, молча застыла рядом. Её седые волосы были тщательно причёсаны и аккуратно уложены, как на картинке в парикмахерской. Тео показалось, что он увидел кружевные митенки на морщинистых ладонях, но не успел толком разглядеть: выполнив минимальный гражданский долг, дама поспешила в вагон.

– Ты в порядке? – Тео наклонился над незнакомцем. – Может, сотрясение?

– Нет, – ответил тот с лёгким акцентом. – Просто шишка. Завтра болеть будет…

– Какая шишка – там кровь! Тебе к врачу надо!

Незнакомец посмотрел на Тео с лёгким подозрением и сказал, как отрезал:

– Сам разберусь.

Прозвучало резко, но не обидно.

– Да я… Я просто… Ты правильно сделал! – забормотал Тео. – Я бы и сам, но я стоял далеко...

– Макс, – мужчина протянул руку, но заметил кровь на своих пальцах и замер, будто бы застеснявшись.

Тео сделал вид, что всё нормально, и они обменялись рукопожатиями.

– Тео.

Представившись, он тут же поспешил объяснить, предупреждая возможные расспросы:

– На самом деле Фёдор. Но я это имя с детства ненавижу.

Макс удивлённо приподнял брови и тут же поморщился от боли:

– Чего так?

– А ты представь, как меня дразнили! «Дядя Фёдор», сколько себя помню.

Макс покачал головой, и Тео вдруг сообразил: если у нового знакомого акцент, значит, он иностранец. Стало стыдно: люди разные, не все обязаны знать классику советской мультипликации!

– Был такой мультик, ну, он и сейчас есть. Про кота и пса в деревне, там был почтальон и мальчик из города, которого так звали – Дядя Фёдор… Я этот мультик терпеть не мог, – признался Тео, присаживаясь рядом на лавку. – А когда служить пошёл… Я, кстати, пару недель назад дембельнулся… В общем, решил, что с меня хватит. И придумал себе. Фёдор – Теодор – Тео. Ну, так и привык…

– Понятно, – Макс отнял платок от головы, поднёс к глазам изрядно запачканную тряпочку. – Вот ведь незадача… И как я в таком виде?.. – Он тяжело вздохнул.

Странное дело: анфас его лицо казалось обыкновенным, без каких-то особых примет. То ли итальянец, то ли испанец, то ли полукровка. Разве что глаза слишком широко расставлены. Но когда Тео увидел Макса в профиль, то в чертах нового знакомого обнаружилось что-то неправильное. Нос со странной двойной горбинкой, несколько увеличенные надбровные дуги, выпирающий подбородок – и не скажешь сразу, на какую национальность похоже.

Но так сразу расспрашивать было бы невежливо.

– Тебе куда-то надо? – оживился Тео, которому не давали покоя его недавние мальчишеские оправдания. «Я бы и сам, но стоял далеко», – до чего же жалко это прозвучало!

– Надо. Но теперь надо как-то очиститься… умыться…

– Слушай, я живу за пару станций. Ну, не за пару, но всё равно близко. Давай, зайдёшь ко мне, приведёшь себя в порядок. О, так у тебя и пиджак порвался! Ну, теперь точно поехали!

Макс, прищурившись, вновь одарил его недоверчивым взглядом.

– А не боишься первого встречного в гости приглашать?

Тео широко улыбнулся.

– Первого встречного я бы и не позвал. А тут… Ты хорошее дело сделал – так почему мне нельзя?

Так и началась их дружба – с добрых дел.

Тео помог Максу отремонтировать пиджак (пригодилось великое искусство подшивания воротничков), напоил чаем, они разговорились – и в итоге гостеприимный дембель составил компанию новому знакомому. А тому нужно было встретиться с клиентом, сообщить о результатах расследования.

Макс занимался поиском пропавших людей.

Бизнес выгодный, правда, опасный. Но чаще просто неприятный, поскольку найденный человек – не обязательно живой человек. Тело в морге, фотография неопознанного трупа, табличка на кладбище – для частного детектива тоже положительный результат. Но не для того, кто до последнего момента надеялся и ждал. В таких делах Макс не брал причитающийся остаток и даже иногда возвращал аванс. Если же клиент требовал сообщить обо всех обстоятельствах, при которых умер его брат (сын, дядя, дедушка, супруг или супруга, партнёр по бизнесу или старый друг), плата взималась в полном размере. А порой и с процентами.

Начинал Макс с объявлений на столбах, дорос до газет, через некоторое время подфартило: помог одной тётке найти пропавшую два года назад родственницу. А тётка была домработницей у «новых русских» и не смогла не разболтать о «добром волшебнике»… В результате Макс перестал давать объявления – ограничился сложившимися связями и знакомствами.

Одна беда: жить ему было негде – раньше снимал угол, но хозяева, которым не повезло с бизнесом, продали квартиру за долги. Две недели Макс ночевал на вокзалах, пока не встретил Тео, вчерашнего пограничника, мающегося в поисках жизненной цели.

У Тео была своя двухкомнатная, завещанная бабушкой. Бабушку эту, маму давно умершего отца, он видел редко. О наследстве узнал во время службы, но на похороны вырваться не смог. Переехал в столицу из-за квартиры, но так и не разобрался, что делать с эдаким богатством – продавать, сдавать, жить самому?..

Знакомство с Максом всё изменило.

Во-первых, Тео отказался от глупой идеи «учиться на кинолога». Да, однажды юношеское увлечение позволило два с лишним года дышать свежим карельским воздухом на финской границе. И что – потратить жизнь на купирование ушей и команду «ко мне»? Тем более что вариантов для профессии немного: либо в ментовку, либо в питомники, разводить доберманов для охраны особняков и тойтерьеров для капризных дамочек. Да чёрт с ними, с собачками!

Во-вторых, рассмеявшись на великодушное «живи, сколько хочешь», Макс начал регулярно платить за выделенную ему комнату, причём в долларах. И Тео забыл, что такое волноваться о деньгах: на себя хватало и получалось откладывать для мамы и сестры.

В-третьих, Тео решил в следующем году поступать на журналистский факультет МГУ. Потому что журналист, как объяснил Макс, проникнет туда, куда не пустят частного детектива.

Максу требовался помощник – что-то вроде Ватсона (хотя по части аккуратности и хозяйственности Тео походил на миссис Хадсон). Вчерашний пограничник неплохо смотрелся в роли телохранителя: широкоплечий, спокойный, надёжный.

И вот в издёрганной, истеричной, паникующей Москве в сезон инфляционных трагедий и политического цирка образовалась маленькая дружная команда, способная найти пропавшего ребёнка, родственника или жадного компаньона, сбежавшего с общаком.

А люди пропадали часто. Время было такое – у всего появилась цена, и человеческая жизнь измерялась соотношением между ожидаемой прибылью и издержками при получении куша. Пожилые владельцы сталинских квартир переезжали, не указав нового адреса. Хорошенькие провинциалки, поступившие в престижный столичный вуз, переставали звонить домой. Бизнесмены, приехавшие заключать выгодный контракт, могли обнаружиться в подмосковном лесу – или на другом конце земного шара. Всё было так ненадёжно и непредсказуемо, что многие переставали доверять очевидным истинам и полностью полагались на удачу. Реальность ежедневно выворачивалась наизнанку, и людские судьбы-щепочки разлетались в разные стороны – до мелочей ли в такие-то времена?..

Между тем, почти всегда кто-нибудь хотел знать: где человек, когда он вернётся и стоит ли ждать? А потому услуги частного детектива пользовались неизменным спросом.

Заказов было немного – Макс тщательно отбирал клиентов, и нередко отказывался от работы после пяти минут разговора. Объяснял потом Тео: «Обманули бы, не заплатили, да и нас бы с тобой убрали. Ну, или попытались бы!»

Несколько раз и вправду пришлось побегать, пару раз в них стреляли – Макс чудом успевал заметить опасность. Но главное оставалось неизменным: ни одного поражения. Следовательно, репутация. И белые конверты, полные надёжнейших баксов.

Жили они без особого шика, но и без страха за завтрашний день. Вместе выбирали себе одежду, вместе клеили девчонок, вместе расплачивались в ресторанах.

В октябре девяносто третьего ходили смотреть на танки и демонстрации. Но не участвовали. Тео плохо понимал, что происходит и кто прав. И он не чувствовал себя жертвой: при прежнем режиме было неплохо и теперь терпимо. А Макс неизменно вёл себя так, как будто во всём разобрался и точно знает, что к чему.

Он следовал простой стратегии: не делать ничего, кроме того, что нужно для выживания. Обходился без офиса: предпочитал встречаться с клиентами в кафе или барах. На предложение «расширить дело» отвечал с ироничной усмешкой: «Мне и так хватает!»

И хотя порой это злило и казалось, что он издевается, Тео нравилось такое отношение. Да, он видел, как «растут и развиваются» другие, но также сталкивался с результатами прогресса. А Макс умудрялся обходиться без «крыши», потому что брал столько, чтобы хватило на двоих. Да и покровительство тех, кому помог, выручало.

Так и получилось, что в безумную осень девяносто третьего Тео чувствовал себя скорее наблюдателем, чем участником происходящих событий. Всё скользило мимо, пролетало, не задевая. Иногда стыдно было – видеть испуг, отчаяние, усталость и растерянность на лицах окружающих людей и понимать, что тебя это никак не касается…

Сколько их было – тех, кто своей неудачей расплатился за чужой успех, попавших под колёса безумного времени, не выдержавших гонку? Но на угрызения совести имелось надёжное лекарство: помогать «Шерлоку», а значит, помогать хорошим людям. Тео не боялся смотреть в глаза тем, кому повезло меньше. Он знал, для чего живёт.

– Осторожно! Ну, давай, не бойся! – воскликнул Тео, когда Алина ступила на эскалатор.

Она фыркнула и выразительно посмотрела не него.

– Издеваешься? Совсем москвичом стал!

Тео хлопнул себя по лбу.

– Извини! Я и забыл…

Он привык к неловкости приезжих, впервые ступающих на «лестницу-чудесницу», а ведь в их родном городе тоже было что-то вроде метро! И эскалаторы тоже были.

Чтобы скрыть смущение, он поправил тяжёлую сумку, висящую на плече.

– Слушай, чего ты туда напихала?

– Да не я – мать! Варенья-соленья всякие, даже картошку засунула!

Брат и сестра понимающе переглянулись и рассмеялись дуэтом. В этот момент их можно было принять за близнецов, но вскоре сходство исчезло. Они бы удивились, если бы узнали о своей кратковременной похожести.

Как правило, редко кто сразу угадывал, что они родственники, хотя смуглый, черноволосый и резкий Тео всего на три минуты был старше светлой сестры, сероглазой и ласковой, словно кошка.

– Ну, когда займёмся шоппингом? – лукаво улыбнувшись, спросила Алина.

Тео недоумённо нахмурился.

– Чего?

– По магазинам, спрашиваю, когда пойдём? Я почти ничего не взяла из вещей. Ты же обещал!

– Сумку забросим и сразу пойдём. Ну, не тормози, – он подтолкнул Алину, которая задрала голову, разглядывая своды «Павелецкой-радиальной». – А говоришь, что всё знаешь!

– Я знаю, как спускаться по эскалатору! – огрызнулась она. – Но здесь-то я в первый раз! Красиво, да? – Алина указал на бронзовую чеканку колоннообразных пилонов.

Тео подумал, что надо будет устроить экскурсию – если уж такая незатейливая станция произвела на неё впечатление...

– А Макс… Он сейчас дома? – вдруг спросила Алина, глядя куда-то в сторону.

– Не знаю, – усмехнулся Тео. – Должен быть. Он очень хотел познакомиться с моей сестрёнкой!

Алина покраснела, а Тео обрадовался, угадав её чувства. Макс не мог не вызывать симпатию!

О своих московских приключениях, новом друге и об их общем благородном деле Тео рассказывал в письмах – армейская привычка, которую он продолжил на «гражданке». Раньше описывал непривычные ему, степному жителю, непроходимые леса и долгую снежную зиму, а также специфику армейского быта. Московская суета оказалась не менее экзотичной, да и профессия «помощник частного детектива» принадлежала миру кино и книг, а не обыденной реальности.

Как служба на границе нравилась своей правильностью («армия ведь для того и нужна, чтобы оберегать!»), так и новое дело радовало, потому что было осмысленным. И был Макс, знакомством с которым Тео всерьёз гордился.

Само собой, в этих «простынях» не было ни слова о боевых и сексуальных приключениях двух друзей. И некоторые печальные подробности тоже оставались «за кадром». Зато Тео щедро делился своими размышлениями о природе невероятной удачливости Макса.

Какие профессиональные секреты позволяли «Шерлоку» всегда находить правильный ответ? Иногда ему хватало дня, и он потом неделю валялся на диване или играл в приставку, отшучиваясь: «Если узнают, как всё просто – платить будут меньше!»

Улики? Знакомства? Дедукция? Интуиция? Но какая нужна интуиция, чтобы точно определить, в какую страну улетел человек или в какой тульской, калужской или владимирской деревне он прячется?! Макс брал заказы с условием, что его расследование ограничиться территорией столицы, но всегда давал точное направление дальнейших поисков. Никто не мог спрятаться от него.

Ещё Макс всегда догадывался, кому перешёл дорогу, и если чувствовал ловушку, мог неделю не показываться дома, запутывая преследователей. Как это объяснить?

А как объяснить, что он всегда знал, что его ищут для очередной работы? Тео несколько раз был свидетелем, как Макс звонил с уличного таксофона кому-нибудь из старых клиентов, спрашивал, как дела, и с довольным видом записывал новый телефонный номер.

Алина считала, что Макс – экстрасенс. Настоящий. И поэтому ему не нужно много денег, и он всегда рад помочь бесплатно. Потому что не мошенник – действительно «видит» и «чувствует». Дар, как известно, меняет человека.

Тео отмахивался от предположений, но в глубине души был готов поверить чему угодно. Если бы Макс объявил себя телепатом, Тео не стал бы крутить у виска. Но как намекнуть, не знал. «Шерлок» отшучивался, стоило завести разговор о «профессиональных секретах», и никакие расспросы не помогали. Но может быть, Макс просто стесняется признаться? Глупо, тем более что на каждом столбе висят объявления о магах, целителях и провидцах!

Алина тоже всё понимала. Но она была гораздо любопытнее (и самоувереннее) Тео и в глубине души была твёрдо уверена, что сумеет выведать у Макса тайну его удачливости. И придумала план.

Сначала приехала к брату, чтобы вместе встретить Новый Год. Познакомилась с «Шерлоком», пококетничала, постреляла глазками. Комплиментов ему наговорила больше, чем он ей… Тем более что внешность Макса оказалась приятнее, чем ожидалось.

Тео его не описывал, и Алина заранее настроилась на что-нибудь не особенно привлекательное. Умный и талантливый не может быть красивым! Обманувшись в хорошем смысле этого слова, не стала сдерживаться – и накупила всего, что нужно, начиная с духов и заканчивая туфельками.

Второй пункт плана: уговорить всех пойти на Красную Площадь слушать бой курантов. Но за полчаса до выхода, Алина притворилась, что ей нехорошо. И осталась дома. Вместе с Максом. А умница-брат, догадавшись, в чём тут дело, выпил с ними шампанского и в пять минут первого отправился гулять. Без возражений и дурацких шуток. И так всё понятно – о чём тут говорить!

Разговор был закончен, послышались гудки, и пора было класть трубку. Но Тео продолжал стоять, прижимая к щеке бесполезный кусок пластмассы. А потом с размаха впечатал трубку в стену. Вместе с пальцами.

За окном чирикали воробьи, опьянённые мартовским солнцем. Всё было так обыденно, буднично… Внезапно в голову пришла пугающая мысль: «Теперь ты взрослый. Надо решать – и нести ответственность за свои решения. И не к кому пойти за советом».

Правда, был один человек, с чьим мнением Тео не преминул бы ознакомиться… в любой другой ситуации. Но не в этой.

Запоздалая боль ненадолго отвлекла его. Тео осмотрел злосчастную телефонную трубку – и увидел трещину. И ссадины на пальцах. Автоматически выдвинул ящик тумбочки, на которой стоял аппарат, достал изоленту. Починил то, что можно было починить.

Но оставалось кое-что не отремонтированное. Возможно, неисправное.

Тео прислушался: в комнате Макса работал телевизор. Позвать его на кухню – или войти к нему? И с чего начать невыносимо трудный разговор?

Забавно, но точно такой же разговор состоялся всего месяц назад. Роль Макса исполнял Тео, а местом действия было кафе в районе «Кузнецкого Моста», где назначила встречу милая девушка по имени Юля… Или Валя?.. Не важно – просто расстроенная девица с заплаканными глазами, в которых злости было столько же, сколько и надежды.

Заходы, формулировки и аргументы были отрепетированы заранее, а потом, по окончании беседы, Тео пересказал всё старшему товарищу, и тот одобрил. А какие могут быть претензии, если с самого начала договорились: весело проводим выходные – и разбегаемся! Денег на аборт дать можно, из жалости – неизвестно, с кем сучка крутилась до и после. Тем более сама хотела «по натуральному».

В самом деле: просто и честно.

Стоя в коридоре и ненавидя себя за нерешительность, Тео вспомнил тот разговор – и понял вдруг, как выглядел сам в тех заплаканных глазах. Каким выглядел и каким был…

И тогда он осознал мудрость запрета «сестру друга трогать нельзя».

Когда Тео услышал это правило в первый раз, ему было семнадцать, и он фыркнул, раздражённый пошлостью и старомодностью подобных запретов. У Алины своя жизнь, у него своя. И когда Тео уходил в новогоднюю ночь, оставляя сестру с Максом, он доверял им обоим, потому что они не дети и сами разберутся.

Разобрались.

Третий месяц, мать знает, все против аборта, но как быть с отцом ребёнка?

«Я стану дядей», – подумал Тео и нервно фыркнул. – «Дядя Фёдор! Оборжёшься».

Но почему-то было не весело.

Он собрался духом и постучал.

– Открыто! – отозвался Макс. – Чего ты как неродной? У себя же дома!

Он был в купальном халате, в одной руке – бутылка пива, в другой – пульт от телевизора. Вид у него был расслабленный и абсолютно спокойный, пока Тео не ознакомил его с проблемой.

– Я очень рад, – заявил Макс. – Но с чего вдруг я должен туда ехать и жениться?

– Ты что – хочешь, чтобы моя сестра одна родила, как… как гулящая? – не выдержал Тео и покраснел.

– Что я хочу… – Макс откинулся на спинку дивана, сцепив руки за головой, и посмотрел снизу вверх на растерянного хозяина. – Я много чего хочу. Но уж точно не хочу никуда ехать… Она, правда, собралась рожать?

Тео смутился – было мучительно неприятно обсуждать такие вопросы, когда они касались Алины.

– Да, правда. Ты должен приехать! Мне казалось… Я думал, у вас серьёзно!

– Ну, извини, – усмехнулся Макс. – Я не знаю, чего она себе навоображала, но я ей ничего не обещал! И не принуждал. Она взрослая, должна разбираться.

Слова были простыми и правильными, но тон, каким их произносили… Презрительно, пренебрежительно, через силу, как будто Макс в сотый раз выдавливал из себя заученные реплики, исполняя бессмысленный ритуал.

«Давай не будем ссориться из-за какой-то девки», – читалось в его голосе. – «Давай не будем тратить время на такие пустяки».

И слышалась усталость, как будто ему надоело притворяться понимающим.

Он осознавал, насколько это важно?! Он ведь всю жизнь ей поломает!

Тео ощутил приступ дикой злости. Ещё можно что-нибудь исправить… Формально Макса не в чем обвинить, но ведь есть правила, которые надо соблюдать! Но как обозначить правила, если они общеизвестны? Как мультики из детства или пословицы – либо понятно, либо не объяснить.

Может быть, всё дело в том, что Макс, как он сам несколько раз признавался, «издалека» и попросту не привык к некоторым вещам?

– Слушай, ну, так нельзя! Это так не решается! Если не хочешь ехать… Я понимаю, дела… Ну, давай, она приедет, – начал было Тео, но его грубо перебили:

– Я не хочу, чтобы она приезжала сюда и жила здесь, понятно? И я не собираюсь уезжать. Потому что у вас там нет ничего. Болото. Безнадёга. Я хочу, чтобы всё осталось, как есть. Я здесь – она там. Пусть спокойно рожает. А я тебе за квартиру буду платить побольше. Ну, по рукам?

Зря он это сказал. Он мог иначе закончить разговор, не переводить всё на деньги. Потому что если он коснулся «платы»…

Неловко замахнувшись, Тео ударил, вернее, попытался – Макс без труда увернулся и вскочил на ноги. Тео осознал, что не готов к дракам и разборкам и вообще не хочет ссориться. Но иначе ведь нельзя!

– Ты!.. Знаешь, что… Проваливай отсюда!

– Да мне не сложно, но что ты будешь делать? – Макс растянул губы в хитрой усмешке. – Себя прокормишь, может быть. Но сестрёнке помогать не получится. А ей теперь это нужно! А так поможем вдвоём.

– Тебе что, трудно приехать и поговорить?

– Трудно! Я не собираюсь покидать Москву. Ни на день. Ни на час. А ей лучше тоже сюда не соваться.

– Что?!

И тогда ударил Макс – а уж он-то был готов к серьёзной драке. Быстро, со всей силы, точно в челюсть. Тео не удержался на ногах, а вдобавок приложился затылком о шкаф. В глазах потемнело. Он едва не потерял сознание, но усилием воли сдержался.

– Слушай внимательно, – Макс присел на корточки перед Тео. – Объясни ей как-нибудь… Ну, я не знаю, как. Ты должен знать! Пусть рожает ребёнка. Деньгами мы ей вместе поможем. Но видеться нам не нужно.

– Зачем ты так? – Тео окончательно растерялся. – Думаешь, после такого я смогу… Какое вместе? Какое вдвоём?!

– Да, проблема, – Макс задумчиво почесал в затылке. – Ты будешь думать об этом. Перестанешь быть надёжным. Ну, или так, – он положил руку на горло «Ватсону». – Я тебя убью и буду сам помогать ей деньгами. И сам всё объясню. По телефону. У нас же опасная работа, всякое может быть…

Раздался треск, запахло чем-то кислым и острым. Посреди комнаты, между Максом и окном прямо из воздуха вышел человек. Тео сначала увидел его грязную обувь, затем поднял взгляд выше.

Пришелец был облачён в тускло блестевший тёмно-серый комбинезон, который обтягивал его тело как перчатка. Лицо у гостя было самое обыкновенное, человеческое, сосредоточенное и напряжённое. Заметив Макса, он обрадовался, и в его глазах зажглись огоньки, как у кота при виде мыши.

– Ае тойре муи не! – воскликнул незнакомец, что в переводе означало «Вот ты и попался, скотина!»

Забыв про Тео, Макс вскочил на ноги, рванул к двери – и провалился куда-то, исчез, как будто его стёрли.

Пришелец в комбинезоне взглянул мельком на лежащего на полу человека, а потом занялся тем местом, где стоял Макс за миг до своего исчезновения. Пошарил руками в воздухе, нащупывая что-то, и тоже сгинул.

Не понимая, что делает, Тео нырнул следом.

Он очутился в странном месте…

Странностью было то, что поначалу у Тео не возникло ощущения «места». Органы чувств подсказывали ему, что он висит, как в невесомости, и невозможно было определить, где верх, а где низ. Пространство, в которое он погрузился, не содержало ничего определённого – лишь отрицание света, цвета, запахов и звука. Пришлось поднять руку к глазам и удостовериться в наличие самого себя!

Стало легче. Ладонь пахла извёсткой, потом и пылью. Тео увидел кусочки лейкопластыря на сбитых костяшках и вспомнил звонок, голос сестры, презрительный взгляд Макса.

Тео не понимал, где он, но помнил, зачем. Макс, Алина, разговор…

Постепенно зрение начало давать более-менее осмысленную картинку.

Перед ним расстилалось унылое серо-коричневое пространство, теряющееся в клочковатом тумане. Поначалу Тео показалось, что местность вокруг ровная. Но всё сливалось, и горизонт был размазан. Глазу не за что было зацепиться, ни одного надёжного ориентира!

Стоило приглядеться, и возникало ощущение, что, напротив, здесь всё в изгибах, провалах и вмятинах. А потом опять – плоская пустошь.

Ветра не было, но туман двигался, и в отдалении проплывали неясные фигуры. Тео поднял голову – и не увидел неба. Там был такой же туман, неравномерный, кое-где белый, кое-где бледно-серый. В редких разрывах можно было различить что-то коричневое. Как будто там тоже была поверхность.

Подумав об этом, он ощутил тошноту.

От мыслей о фальшивом небе его отвлекла реальная земля. То есть грязь. Он осознал, что он стоит на ногах. Значит, там был «низ» и там было мокро. Домашние тапочки Тео стремительно намокали. Потому что он стоял в луже.

Окружающее серо-коричневое пространство являло собой одно бесконечное болото, без кочек и зелени – сплошная грязь. Как на колхозном поле поздней осенью… Но картошки здесь точно не было. Ничего не было, кроме грязи, луж с мутной водой и тумана.

Принюхавшись, Тео с удивлением обнаружил полное отсутствие запахов гниения. Грязь ничем не пахла – ни осенней сыростью, ни весенней свежестью. Ни намёка на сероводород и другие характерные выделения. Болото тоже оказалось подделкой.

Унылое ничто в нигде.

Ни малейшего признака жизни.

Пытаясь обнаружить проход, который привёл его в это не-место, Тео несколько раз покрутился вокруг себя. Тапочки глубже ушли в грязевое дно лужи.

Ни следов, ни знаков.

Туман приподнялся, и до Тео донеслись крики. Ему показалось, что он узнал голос Макса. Но там был кто-то ещё. Вероятно, пришелец в сером комбинезоне.

Слов было не разобрать. То ли туман искажал речь, то ли эти двое разговаривали на каком-то иностранном языке. Но на каком? Не английский, не французский, не немецкий и не китайский. Впрочем, Тео не был уверен, что сможет на слух определить фарси или, к примеру, суахили.

А может, язык вообще неземной.

Пора было признать, что у способностей, акцента и странного поведения Макса есть одно объяснение – простое (если такое слово подходило), невероятное и вполне логичное. И тот факт, что «Шерлок» старательно молчал о своей родине, укладывался в общую картину: чужак никогда не признается, кто он на самом деле, чтобы не стать чужаком по-настоящему.

Тео определил направление и пошёл на голоса.

Тапочки пришлось бросить, но грязь была не слишком холодной. Пару раз он попадал на горячие участки. Болотистое пространство перестало вызывать страх – только удивление. Если бы это было настоящее болото, следовало бы быть поосторожнее. Но ведь даже комаров нет!

Вскоре Тео очутился на берегу обширной лужи. Последний раз крики доносились отсюда. Так и есть – пройдя несколько шагов по щиколотку в тёпленькой водичке, Тео заметил в тумане одинокую фигуру. Но, судя по количеству конечностей, существо не могло быть человеком.

Пригнувшись, Тео прошёл дальше.

Многорукая тварь раскачивалась и рычала. Устав от неизвестности, Тео ринулся к ней. Громко шлёпая ногами по воде, подскочил к странному созданию – и резко остановился, осознав свою ошибку.

Всё-таки это был человек.

Двое сцепившихся людей: голый Макс, лишившийся халата, и пришелец в комбинезоне. Один обнимал сзади другого, предплечьем правой руки сдавливая выгнутую шею. Слышалось тяжёлое дыхание и плеск взбудораженной воды.

Решающий рывок – и голова чужака запрокинулась под неестественным углом.

Макс не сразу понял, что всё кончено, и продолжал обнимать противника. Потом позволил себе расслабиться. И мёртвое тело медленно сползло в воду, под ноги победителю.

Наклонившись, Макс заглянул в застывшее лицо поверженного врага, хмыкнул, затем перевёл взгляд на Тео.

– Поздравляю! Прошёл? Ну, мне будет проще.

Его подбородок, шея и плечи были покрыты свежей кровью, которая лаково блестела в окружающей невнятной серости. Тео не заметил никаких ран, но кровь продолжала струиться.

– Что это за место? – спросил Тео, стараясь демонстрировать спокойствие, хотя сердце норовило выпрыгнуть из груди. – Где мы? Как… как это делается?.. – он потряс головой, стараясь подобрать слова.

– Это Гьершаза… Да какая тебе разница? – покачнувшись, Макс сделал шаг по направлению к Тео и едва не споткнулся о мертвеца, лежащего под водой. – Ну, иди сюда!

Он протянул руку с растопыренными пальцами, а потом сжал пальцы в кулак.

Тео послушно двинулся вперёд.

– А за сестру ты не переживай, – успокоил Макс, продолжая сжимать и разжимать ладонь. – Она родит. И ребёнка вырастит. Для меня.

Тео мог лишь зарычать от бессильной ярости.

Правильно угадав причину бурной реакции, Макс презрительно усмехнулся.

– Да не для секса, дубина! Как вы тут все помешаны на этом… Я и пальцем не трону. Мы всегда будем вместе... Буду рядом… Всегда…

Последние слова дались ему с трудом, потому что Тео продолжал сражаться с собственным телом. Замедлял шаги. Откидывался назад, чтобы упасть и хоть так выйти из-под контроля.

Последний рывок, совмещённый с криво поставленной ступнёй, сработал: Тео завалился на бок, словно поломанная игрушка.

Макс побледнел, зашатался. Из ноздрей и уголков рта у него потекли струйки чёрной крови.

– Идиот, сколько же с тобой возни! – прошептал он, глядя прямо перед собой невидящими остекленевшими глазами. – Ты же не представляешь, как трудно найти подходящее тело. И как это трудно – укорениться в чужом мире… Сколького стоит!..

Видимо, он совсем ослаб, потому что Тео ощутил, что вновь может управлять своими мышцами. Он перестал быть марионеткой.

Не теряя ни секунды, Тео подтянул ноги, оттолкнулся от земли – и одним прыжком преодолел пару метров между собой и Максом. Продолжая движение и не снижая скорости, со всей силы врезал крепко сжатым кулаком в подбородок противника.

В ушах Тео бесконечным повтором прокручивались слова: «Родит… ребёнка… для… меня». От понимания подлинного смысла этой фразы на его лоб навечно легли две морщины-колеи.

Он ударил так, как учили не делать, если нет желания пойти под суд за превышение самообороны. И вложил в свой удар всего себя, каким он был и каким уже никогда не будет.

Голова врага резко откинулась назад, и Тео показалось, что он услышал хруст шейных позвонков. И вдруг серая грязь стремительно понеслась прямо на него.

Тео упал ничком, попытался отвернуть лицо, чтобы не наглотаться воды, и скорчился от чудовищной боли, охватившей каждую мышцу.

Макс лежал рядом, глаза его были закрыты.

Готов?

Вряд ли.

Боль не прекращалась. Нарастала. Накрывала волнами. Вгрызалась в каждую клеточку.

Тело вновь предало его. К чёрту тело! Драка не закончена.

Превозмогая слабость и тошноту, не обращая внимания на чувство, что его давит невидимая ступня, Тео потянулся к шее врага. Такое простое движение, но на него ушёл остаток сил.

Положил ладонь на горло. Попытался нащупать пульс. Непонятно… Но боль, наведенная Максом, никуда не делась. Поэтому Тео вцепился во вражеский кадык и начал выкручивать, ломать хрящи и разрывать кожу. Казалось, своё горло он рвёт и ломает, своё сердце и свой позвоночник.

Тео и не заметил, как отключился.

Но руку с глотки противника не убрал.

Неизвестно, сколько он так провалялся, пока к озеру-луже не подошли два человека. Облачены они были в такие же тёмно-серые комбинезоны, что и первый пришелец. Гости оглядывались по сторонам, ожидая нападения. Заметив тела, разбросанные в грязи, бросились к месту недавней драки.

Пока первый проверял выжившего, второй занимался окровавленным трупом Макса.

– Готов? – спросил первый.

– Готов, скотина! – отозвался второй. – А что с этим делать? – и он показал на Тео, который начал задыхаться, поскольку не был приспособлен для пребывания в Гьершазе.

– А что тебя смущает?

– Обидно! Столько вложили, столько гонялись, а нас опередил какой-то местный самородок!

– Да, нечестно. Несправедливо, – первый удручённо вздохнул, посмотрел на труп Макса, перевёл взгляд на бледного Тео. – А ведь никто и не узнает! Разделим награду на двоих, а этого бросим здесь. Он сам скоро загнётся!

Второй закивал.

– Да, это план!

– Я прав?

– Абсолютно прав! Говоришь прямо как человек!

Они рассмеялись дуэтом.

Шутка была хорошая. Но для своих. Для тех, кто понимает, как это смешно – предложить такое! Просто предположить, что такое можно сделать!

Не переставая хихикать, они подхватили Тео под руки и унесли его прочь.

Мертвецы остались лежать в грязи – законный обед для тихих, незаметных, вечно голодных обитателей Гьершазы.

– …Остальное ты знаешь, – закончил Дед и отвернулся к стене.

– Остальное я знаю примерно так же, как знала это, – Злата высунув руку из-под одеяла, осторожно тронула его за плечо. – Получается, если он хотел через ребёнка получить изначально адаптированное тело, значит, он спланировал ту первую встречу?

Дед не ответил, потому что ответ был очевиден: невозможно спланировать такую случайность. Требуется специалист по везению, способный проложить правильный курс, нащупать идеальную цепь событий – и получить оптимальное сочетание времени, координат, людей и обстоятельств.

Редкий талант, уникальный. И основан он на интуиции высочайшего уровня.

Применять подобное умение для помощи беглецам нерационально. Обычно оно используется для более крупных операций. Например, чтобы определить кратчайшие пути между мирами, проложить первую нору и разместить метки-якоря, на которые будут ориентироваться другие путешественники.

Недоступное смертным искусство, позволяющее вскрывать миры и соединять их друг с другом.

Тому, кто способен перебросить мост сквозь бесконечность вселенной, нетрудно организовать случайную встречу с нужным человеком. В Москве столько разных людей! Свободная от посторонних жилплощадь, наличие пригодной к деторождению родственницы, доверчивость и наивность – не самые сложные параметры по сравнению с идеальной точкой выхода в абсолютно незнакомом мире, чья планета носится вокруг своего светила, которое тоже не стоит на месте.

– Получается, Макс… То есть Хайлерран был экспансером? То есть Лоцманом?

Последнее имя Злата произнесла с благоговением. Даже переведённое на русский, оно вызывало оторопь.

Дед хмыкнул, а потом схватил её за руку и притянул к себе. Злата накрыла его одеялом, крепко обняла сзади. Потёрлась носом о шею и замурлыкала.

– Ты, в самом деле, считаешь, что я смог бы уложить Лоцмана? – еле слышно спросил Дед, не выпуская её ладони. – Или думаешь, что Лоцмана может уложить один Охотник?

– Я в тебя верю, – прошептала она, улыбаясь, и её голос был наполнен тёплой нежностью. – Если бы ты захотел, то смог бы…

– Не шути так, пожалуйста! – воскликнул Дед, на мгновение приняв её слова всерьёз. – Если бы Хайлерран был Лоцманом, никто бы не смог его убить, пока он в Гьершазе. И никто бы не послал за ним Охотников! После смерти тела Лоцман вернулся бы в истинный облик – и как его ловить?

Он помолчал немного. Но всё-таки решил закончить.

– К тому времени Лоцман покинул Землю. Года три или четыре здесь погостил... Помог Хайлеррану со мной, потом ушёл. Почему – неизвестно. Может быть, срок договора истёк. Когда Алина приехала... – тут Дед осёкся и не сразу смог продолжить.

Злата почувствовала, как напряглись его мышцы, и ощутила внезапный приступ жалости. Кто же знал, что он так сильно завяз!..

И как крепко всё связано. Макс-Хайлерран жил в той комнате, где поселили Варю. До переезда племянницы Дед туда особо не заглядывал. Значит, Варя спит на том же самом диване, где её зачали. И один участник процесса был влюблён, а другой предвкушал предстоящее рождение своего нового тела.

Нормальная ситуация для странников, желающих остаться в выбранном мире.

Думать об этом было тошно…

– Когда приехала Алина, Лоцмана здесь уже не было, – закончил Дед. – Хайлерран расслабился, вот и напортачил… со мной.

– А кто там был – не знаешь? – через некоторое время спросила Злата. – Кто вскрыл Землю и помог Хайлеррану?

– Кто же их разберёт? Кто-то из нелегалов. А может быть, идейный экспансер. Одно не мешает другому: можно вскрывать миры из принципа и продавать туда билеты. За дорого.

– И ты думаешь, что этот Лоцман вернулся?

Дед обернулся, приподнялся на локте.

– Я знаю, что он вернулся.

Его глаза блестели сквозь домашнюю ночную темноту, и Злата была уверена, что морщины на лбу Деда разгладились, и он ухмыляется, выпятив подбородок – как всегда перед интересной охотой.

– Слишком много совпадений за последнее время. Знать бы ещё, когда он вернулся: до смерти Алины или позже.

– Ты думаешь, что он… – Злата не смогла договорить.

– Он-он! Зря ты обвиняла меня в жестоком обращении с детьми! Я бы не смог навредить Варьке так, как это сделал он.

Кое в чём Злата была права: после всех волнений и тревог, выспавшись и основательно позавтракав, Варя, как ни в чём не бывало, отправилась в лицей. И по дороге она думала о предстоящих разговорах с одноклассниками, а также о тестах, контрольных и прочей повседневной суете.

Ответы дяди были отложены на потом – точно так же, как вампирская сущность красавца из метро и голос на станции «Электрозаводская». Прикольно, но не смертельно.

Привычка ставить обдумывание проблем в конец списка возникла у Вари после смерти бабушки – и стала доброй традицией. Удобно: когда наступала очередь разбираться с тем или иным сложным вопросом, неурядицы рассасывались сами собой или попросту забывались.

Варя ещё не читала известный роман Маргарет Митчелл и потому не знала, что «я подумаю об этом попозже» – это не самая лучшая тактика. Если бы кто-нибудь сравнил её со Скарлетт О’Хара, она в первую очередь обратила бы внимание на красоту южанки и успехи в делах сердечных.

Тут у Вари было не очень. Не так плохо, как у Киры-Корки, которую причисляли к среднему роду и относились к ней как к невидимке – пока не споткнёшься, не заметишь. Но до статуса Мариночки Красновой из 10-го «А» было далеко: на свидания не приглашали, в кино не звали.

Для одноклассников Варя была девчонкой, которая дважды заставила «умыться» учителей: в первый раз прогулами, второй – успехами, когда она играючи вошла в группу отличников, но продолжала вести себя как отстающая. Курила в открытую, на уроках слушала музыку и листала журналы, вызывающе красилась, не здоровалась с учителями – лишь самые безнадёжные позволяли себе подобные манеры… Теперь все с любопытством выжидали, какое коленце выкинет новенькая.

Но такая репутация, хоть и льстила, всё же оставляла Варю в рядах «странных зверушек». Ей даже SMS-ки не слали!

«И что тут можно сделать?» – размышляла она, стоя перед зеркалом в женском туалете.

– Ворона, тебя психичка ищет! – в дверь заглянул – и тут же исчез Валерка Симаков.

На иерархической лестнице 10-го «Б» он занимал самую низшую ступень.

– Идиот! Закрой дверь! – заорала, не оборачиваясь, Варя.

Для Симки заглянуть в девчачий туалет – подвиг. Для тех, кто отправил его – рядовое развлечение. А Варе было чертовски обидно, что к ней обращаются такие вот «шестёрки».

– А чего ей надо? – к зеркалу подошла Женька-Колбаса.

– Кому? – переспросила Варя и покосилась на отражение одноклассницы. – У тебя нижняя губа размазалась…

– Вижу… Твою мать… Психичка чего тебя зовёт?

– А я знаю? Может, на наркотики проверить, – пошутила Варя.

Одноклассница взглянула на неё, не скрывая удивления.

– Я же стала хорошо учиться, – напомнила Варя таким тоном, как будто рассказывала о ком-то постороннем. – Все хвалят. И удивляются – с чего так быстро? А кокаин помогает сконцентрироваться. Таблеточки разные есть. Специальные… Может, заподозрила, – и с невинным видом Варя направилась к двери.

– Эй, Ворона, подожди! – одноклассница схватила её за рукав джемпера. – А ты, правда, что ли?..

Варя задумалась, придумывая ответ. Про использование наркотиков в учёбе она разузнала в метро – из книжки, которую читал один мужик. Была у Вари такая игра: подсесть и успеть прочитать как можно больше, пока раздражённый сосед не начнёт прикрываться. Но в тот раз пассажир раскрыл страницы, чтобы ей было удобнее.

Книжка предназначалась для родителей, но ребёнок, то есть Варя, нашла там много интересного. Раньше она думала, что нюхают и колются ради кайфа. Оказалось, что некоторые подростки принимают сильнодействующие препараты для отличных оценок…

– Не, ты серьёзно? – не отставала Женька-Колбаса.

– Сейчас нет, – загадочно улыбнувшись, призналась Варя.

Это было честно.

– Пойдёшь сегодня с нами в «Девять звёзд»? – Колбаса выглядела весьма заинтригованной.

Того и гляди, предложит «угостить», хотя цены в кафе развлекательного центра были не детские.

– Не-а. У меня встреча, – эту ложь Варя продумала заранее.

– И с кем?

– Ты его не знаешь. Он не из наших. Вообще уже не учится. Так... Знакомый!

И Варя покинула туалет, предвкушая, как Колбаса начнёт разносить слух – два слуха! – и какими глазами одноклассники будут смотреть завтра на чудную новенькую.

До этого разговора Варя не знала наверняка, нужно ли искать встречи с вампирчиком из метро. Кажется, любовь к нему несколько обмелела, особенно после того видения и дядиных странностей… Может, он клеился к ней для того, чтобы насолить дяде?

Обидно, если так.

С другой стороны, интереснее! Вампир он или просто придурок, но другого шанса заполучить такого лапочку не будет. Если у тебя на голове чёрные лохмы-перья, нос на пол-лица и брови, которые нужно три часа выщипывать, бери, что дают, и не привередничай!

Главное, начать встречаться. А потом… Потом он поймёт, как ему повезло!

Заодно можно и дяде подгадить, что само по себе праздник.

К школьному психологу она заглянула после уроков. Расчёт удался: Варя застала «психичку», когда та, одетая и с сумкой на плече, запирала кабинет. Заметив досаду на бледной одутловатой физиономии с неудачно замазанными морщинами, Варя ощутила восторг – гораздо больший, чем тот, что она испытывала, слушая результаты тестов.

Настоящая победа: обломать планы кому-нибудь из взрослых!

– Татьяна Алиевна, вы меня искали?

– Искала, – вздохнув, психолог открыла дверь. – Заходи, Варя, присаживайся.

В кабинете было сумрачно. На доске висел плакат с улыбающимся солнцем. На жёлтом личике светила читались отчётливые признаки олигофрении.

Варя нарочито громко отодвинула стул и села, положив ногу на ногу.

– Варя, как у тебя дела? Всё хорошо? – психолог придвинулась поближе, как во время собеседования при приёме в лицей.

«Как же я вас всех презираю!», – подумала Варя.

– Отлично, – она пожала плечами и посмотрела в окно. – Супер.

– А почему ты не ходишь на тренинги? Ты же знаешь, что собирается весь твой класс. Там так интересно!

«Ну, с чего ты взяла, что это интересно? – мрачно подумала Варя. – Просто ни у кого духу не хватает уйти домой».

– У тебя какие-то другие занятия по четвергам? – не отставала психичка.

Видимо, дала о себе знать специфика общения с дядей: Варя почувствовала подвох в невинном вопросе. На ложь её проверяет, самодовольная дура!

– Да нет у меня ничего! – отмахнулась девушка. – Просто неохота.

– А с одноклассниками у тебя всё хорошо? Может быть, тебе не хочется общаться с ними?..

Остальные вопросы были такими же: занудливая тётка заранее себе напридумывала, что происходит у Вари в жизни, и уточняла список. Нравится лицей? А что было в прежней школе? Нравится класс? Нравится учиться? Нравится получать хорошие оценки? Какие планы на будущее? И прочий бред.

Вскоре стало понятно, куда она ведёт: дядя. Какие взаимоотношения? Что-нибудь изменилось после хороших оценок? Он часто напоминает про историю с прогулами? Он доверяет? Он наказывает? Ругает? А как? Он заставляет делать то, что не хочется?

Психичка намекала на сексуальные домогательства – когда Варя это поняла, ей стало смешно. Хотелось заорать: «Тупая корова, да ты представить себе не можешь, насколько у нас всё круче!» Но взамен рассказала про Злату, которая ласковая, заботливая, занимается спортом и бесплатно устроила в бассейн.

Было неприятно, что кто-то лезет в её жизнь и делает вид, что может помочь. За зарплату она, что ли, старается? Другое дело, когда Злата пыталась всё наладить. Если спишь с мужиком, хочешь, чтобы он поменьше злился.

И дело не в том, что рассказать о происходящем значит нарваться на недоверие. Тайну дядиных дел не раскроет ни психичка, ни другой посторонний доброжелатель. Потому что они посторонние. «Не свои». Чужие. Нормальные.

Надо найти ненормального.

– Зря вы это делаете… Не надо…

Варя не сразу сообразила, что обращаются к ней.

Рядом сидел, ссутулившись, молодой человек лет двадцати. Внешность у него была экзотичная: абсолютно белые волосы, прозрачные ресницы и светлые брови, резко выделявшиеся на красновато-коричневой прыщавой физиономии, – настоящий негатив! Козлиная бородка делала парня старше, курносый нос и пухлые губы казались детскими, поэтому Варя так и не смогла определить его возраст – и своё дальнейшее поведение. Наверное, надо тоже «выкать»… Или он разговаривал сам с собой?

– Вы сюда ходите, и от этого неприятности… всем… – продолжал бубнить нелепый блондин.

– Кому это – всем? – шёпотом спросила Варя.

«Сумасшедший? – пронеслось у неё в голове. – Это интересно!»

– Всем, – ответил белобрысый, тупо пялясь на облицованную светлым мрамором путевую стену станции «Краснопресненская». – Зачем вы сюда ходите?

Хороший вопрос.

Зачем?

Хотя после школы можно было пойти в кафе или в кино, ноги сами принесли её в метро. Она доехала до «Баррикадной» и перешла на Кольцевую, но решительность куда-то испарилась. Варя села на лавочку перед платформой и попыталась обдумать дальнейшую стратегию.

Поезда приезжали, распахивали двери, вытряхивали людей и заглатывали новых пассажиров, осторожно-двери-закрываются – и уносились на «Белорусскую», а мысли в Вариной голове скакали, словно дикие белки.

От безысходности она принялась считать поезда. Потом стала считать мужчин, выходящих из первого вагона. Затем стала складывать номера вагонов, которые останавливались перед ней, но быстро сбилась без калькулятора.

Что дальше? Ехать домой или остаться? А если остаться, то для чего?

Не сразу, но пришлось признаться самой себе: накопившиеся проблемы не отложить и не забыть. Определённо, надо было что-то делать. Но у кого узнать всю правду? Например, правду о дяде.

Вместо нормальных ответов он ограничился подачками. «Спасал жизнь, грабил, убивал», – ничего себе поговорили! Может быть, он соврал: однажды Варя подслушала, как бабушка (за полгода до своей смерти) спорит с мамой. И мама твердила, что «он» жив, но «Федя не хочет».

«Он» – это отец.

Мама никогда не называла его по имени. У неё не было ни одной фотографии. Ничего, что позволило бы узнать правду.

«Он был хорошим человеком» – твердила она и утирала слёзы.

Надо будет вытянуть из дяди нормальное объяснение. Придётся расспросить обо всех подробностях: кем был отец, что там у них с мамой стряслось, откуда взялось дурацкое «убил»? Он что, какой-нибудь убийца, как в кино?

Но сама мысль о расспросах вызывала ужас. Варя отлично помнила обжигающий взгляд и мертвящий холод, растекающийся по телу. Нет-нет-нет, ни за что!

Может быть, надо поехать на «Электрозаводскую» – вдруг тот загадочный голос опять что-нибудь посоветует? Ага, и опять её будут «использовать», чтобы воздействовать на дядю. Ну, уж нет – она им не марионетка!

Самым безопасным было бы найти «вампира» и попытаться выяснить что-нибудь у него.

Но и этот прежде казавшийся безупречным план вызывал сильные сомнения. Потому как если красавчик не вампир, то что он может знать? А если взаправду вампир…

Но ничего не делать тоже невозможно – после всего того, что было сказано и сделано!

– Вы ничего не понимаете в том, что… что тут есть, – прошептал белобрысый, не дождавшись от Вари ответа. – И у вас ничего не получится… самой выяснить… Точно вам говорю…

– Почему? – глаза у Вари загорелись, как у кошки, которая заметила хозяйскую пятку, выглянувшую из-под одеяла.

Вот оно – решение! Белобрысый мямля наверняка в курсе дел!

– Ты знаешь моего дядю? – Варя придвинулась поближе к потенциальному информатору и покрепче схватила его за погон куртки. – А того, который по Кольцевой ездит и из людей энергию сосёт? – Она уже не шептала. – Как там его… ну, Беседник. Его тоже знаешь? А он взаправду вампир?

Если бы не шум подъехавшего поезда, все пассажиры на станции были бы в курсе Вариных интересов. Белобрысый со страхом посмотрел на громкоголосую школьницу.

– Не кричи... не надо! Это нельзя… – тихо попросил он.

– А то что? – хитро улыбнулась Варя.

Бедняга стал белее мела.

– Не расскажешь – заору, – пообещала она.

– Что рассказать? – он растерялся.

– Кто мой дядя?

Белобрысый огляделся по сторонам. Поезд только что ушёл, и на платформе было безлюдно. Убедившись, что рядом никого, информатор произнёс странное слово, похожее на гибрид английского «February» и того звука, который издают раздражённые лошади.

– Чего? – нахмурилась Варя.

– Обходчик, – торопливо перевёл белобрысый. – Сторож. Смотритель Границ.

– Каких границ?

– Наших. Всехних. То есть общих…

– Ты издеваешься? – Варя вскочила со скамейки и встала перед информатором, лишая его путей к бегству. – Каких наших-общих?

– Девушка, у вас проблемы? Вас обижают? – услышала она за спиной.

Обернулась. Заботу проявлял тощий смуглый мужик с хищным узким лицом.

Чёрный балахон, как у готов, но вроде бы не гот. Стоит, пялится, ухмыляется.

– Я в порядке, – процедила Варя и отвернулась, давая знать, что как-нибудь обойдётся без рыцарской помощи.

Но незваный защитник намёка не понял – придвинулся поближе. Варя нервно покосилась на него и вздрогнула, разглядев неестественно прозрачные глаза цвета древесной смолы. Линзы?

– Нехорошо обижать девушек. Особенно таких привлекательных! – заявил незнакомец.

Он бесцеремонно отодвинул Варю и склонился над белобрысым. А тот вдруг побледнел и дёрнулся, но было поздно.

Чёрный балахон схватил его за воротник куртки.

– Кукуня, да? Пошли-ка, разговор есть.

Поднял парня с лавочки, протащил через платформу и кинулся вместе с ним под прибывший поезд.

То есть Варе, окаменевшей, ошеломлённой, потерянной и растерянной, показалось, что кинулся. Но поезд не затормозил, никто вокруг ничего не заметил – будто и не было ничего!

Просто показалось?

Опять – показалось? Привиделось-почудилось?!

Варя постояла немного, а потом побежала, расталкивая людей, к переходу на «Баррикадную». Домой, скорее домой!

Она была твёрдо уверена, что слышала раньше голос тёмного незнакомца. Именно он посоветовал задать дяде три вопроса и посмотреть на реакцию. Значит, он виноват в том, как всё закрутилось!

Это враг, опасный враг.

Начиналось какое-то противостояние… Война или что-то в этом роде.

Пускай ничего не понятно и не к кому пристать с вопросами, но Варя вдруг отчётливо осознала, на чьей стороне ей нужно быть.

«Внешние Пустоши» – один из переводов имени «Гьершаза».

Другой вариант: «Место, куда не следует приходить».

Бескрайний тупик вне Слоёв и мирозданий, фальшивое пространство, где нет ни времени, ни правил, ни указателей. Сюда вываливаются глупые ученики и наглые самоучки, которые считают себя подготовленными для путешествий между мирами. Впрочем, достаточно сильный, но неверно построенный портал может доставить в Гьершазу и бывалого странника.

Шлёпаешься в грязь и молишься, чтобы кто-нибудь действительно опытный заметил бы твою оплошность. Чтобы прошёл по следу, оставшемуся после перехода, и вытащил. Желательно побыстрее, потому что кроме грязи, тумана, воды и воздуха в Гьершазе содержатся разные существа. Доподлинно известно, что они страшно терпеливые и очень голодные. Дураков-то на всех не хватает!

Но даже умному выбраться с Гьершазы непросто. Так что сюда стараются не заглядывать.

Кукуня дважды посещал это легендарное место.

Первый раз – с образовательной целью, во время обучения. Было страшно, но терпимо.

Второй раз – после неудачного погружения в Слои. Запаниковал, попытался всё быстро исправить – и целых пять минут трясся посреди лужи, глядя на туман. В тумане кто-то подкрадывался, кто-то полз по грязи, кто-то наверняка прокладывал охотничью нору под землёй. И всем хотелось пообедать Кукуней.

Его спас Дед – единственный, кто не боялся Гьершазы.

А теперь в болотистое Нигде Кукуню затащили насильно – и вряд ли для того, чтобы проэкзаменовать.

– Он придёт за тобой, как думаешь? – поинтересовался похититель.

Он крепко держал Кукуню за руку, как будто боялся потеряться, хотя никакого страха в нём не чувствовалось – лишь самоуверенность и бесшабашность.

Со стороны они напоминали знак Инь-Янь: целеустремлённый чёрнявый и перепуганный белобрысый. Одежда тоже соответствовала: Кукуня носил песочного цвета куртку и забрызганные бежевые брюки, а похититель весь был угольный и смоляной. Балахон болтался на нём, как на скелете, казалось, подует ветер – и унесёт прочь.

– Он обязательно должен прийти! – воскликнул чёрный человек, шагая по лужам.

Кукуня не пытался вырваться. Слишком сильным было рукопожатие. Да и куда бежать?

– Твой Наставник – он за тобой придёт? Он захочет? Он добрый или сильный? – и незнакомец пугающе усмехнулся.

– Он хороший, – пискнул Кукуня.

– Очень хорошо! – чёрный человек на секунду остановился, прислушиваясь к чему-то, а потом ускорил шаг.

Двигались они так быстро, что клочки тумана отлетали в разные стороны. А может быть, скорость была иллюзией, потому что ничего не менялось вокруг – всё та же коричневая грязь, лужицы и еле заметные возвышения.

Кукуня покорно тащился рядом с чернявым, стараясь не поскользнуться. Было такое ощущение, что, если нечаянно упадёшь, то похититель не заметит и будет волочить за собой пленённое тело с неумолимостью разогнавшегося паровоза.

– Хороший Фабхрарь – большая удача! – воскликнул чёрный человек, продолжая полубезумный разговор. – Согласен?

Кукуня закивал.

– А если я его убью – как думаешь, что будет?

– Будет плохо, – ответил Кукуня.

Похититель захохотал.

– Да ты гений! Плохо будет! А что сделать, чтобы не было?

Кукуня шмыгнул носом и, наконец, решился ответить:

– Надо меня отпустить, – и сам нервно хихикнул, потому что прозвучало наивно.

Чёрный человек остался серьёзным.

– Это вообще не вариант, – заметил он.

Кукуне захотелось плакать. Вдруг ему в голову пришла идея.

– А если вы не сможете его убить?

Похититель опять остановился, и Кукуня чуть кубарем не полетел.

– Нет, я точно смогу, – твёрдо сказал чёрный человек. – Однозначно!

Он указал подбородком перед собой.

Гьершаза вспучилась. Рассеялся туман, и в белёсой дали обозначился ровный горизонт. В следующее мгновение горизонт устремился вверх – как будто блин пытались оторвать от сковородки. Пространство вытянулось, сузилось, и два человеческих существа оказались на дне бездонного колодца. Со стен срывались комья грязи и бледные извивающиеся червячки. Затем направление вновь изменилось. Колодец превратился в трубу. Кукуня увидел мигающий красный свет в одном конце длинного, сочащегося серой жижей тоннеля. А в другом конце была яркая, пульсирующая тьма, и казалось, что она приближается, готовясь поглотить всё вокруг.

Кукуня понял, что сейчас упадёт в обморок, но Гьершаза уже развернулась и приняла прежнюю форму, став унылой серо-коричневой пустошью с неглубокими лужами и невысокими холмами.

– Смогу, – самоуверенно повторил похититель. – Согласен?

Кукуня посмотрел на свою пленённую руку. Дёрнул. С некоторым усилием вырвался. Огляделся вокруг. И бросился бежать – прямиком по лужам, не разбирая дороги.

Тут же вспомнилось, что ему рассказывали о Гьершазе. Сказки, легенды, страшилки... Но были же они на чём-то основаны! Жуткие твари, от чьего вида можно сойти с ума, бессмертные существа, сосланные или бежавшие сюда, полуразумные монстры, столетиями поджидающие добычу, – сколько их? Сколько шансов их встретить? Можно ведь часами бегать и так ни на кого не наткнуться. А можно сделать шаг, и… Но всё равно надо двигаться и надеяться, что кто-нибудь тебя поймает и съест.

И тогда враг потеряет заложника.

«Мама!» – думал Кукуня, прибавляя скорость. – «Мама этого не перенесёт!»

А может быть, перенесёт. Тела ведь не останется! Пусть мама думает, что он пропал без вести. А для Деда и Златы он будет героем.

Определённо, чёрный человек явился для того, чтобы убить Обходчика. И сделал Кукуню приманкой. Дед явится спасать, и тогда…

Нет, этого не должно случиться! И чтобы не случилось, кто-нибудь непременно должен съесть Кукуню. Если, конечно, поймает: Кукуня нёсся так, что издалека казалось – летит!

Чёрный человек с восторгом наблюдал за представлением.

– Поразительная самоотверженность! – сказал он появившемуся Деду. – Он не только умный и смелый. Он ещё и честный!

– Да, он хороший, – согласился Дед, глаз не сводя со странного незнакомца. – Жалко, если его кто-нибудь схарчит.

– Не схарчит! – ухмыльнулся чёрный человек.

– Угу, – кивнул Дед.

Похититель вдруг вздрогнул, затрясся, как под ударом тока, и, неловко взмахнув руками, повалился в грязь.

– Чтоб ты знал – я за парня моего не обижаюсь, – сказал Дед. – Ему полезно побегать. Может, мозгов прибавится… За Варьку не прощу. Зря ты её втянул!

Чёрный человек лежал, не шевелясь, как бревно, окружённый застывшими брызгами серой грязи.

– Я так и понял, – прохрипел он. – С ней всё хорошо будет. Что с ней сделается? – и он миролюбиво улыбнулся, с трудом растягивая синие окоченевшие губы.

Дед нервно рассмеялся, глядя сверху вниз на пленника.

Кукуня едва успел затормозить, чтобы не споткнуться о чёрного человека. Он и не заметил, как гонка завершилась – и финишная черта почему-то оказалась там же, где и старт! Интересно, кто из них двоих перенёс его назад? Бежал-бежал, и вдруг – бац! Вернулся... Кукуня взглянул на полузамороженного похитителя и, отдышавшись, пожаловался Деду:

– А говорил, что сможет тебя убить! – в его голосе можно было уловить нотки разочарования.

– Он может, – отозвался Дед. – Легко! Но не в этом теле.

Чёрный человек улыбнулся ещё шире. Губы у него побелели, и на щеках искрился иней.

– А кто это? – поинтересовался Кукуня, незаметно для себя переходя на шёпот.

– Кто-кто… – Дед присел на корточки перед пленником. – Конь в пальто! Ты зачем пожаловал, гадина?

– Хотел посмотреть, кто уложил Хайлеррана, – ответил Лоцман. – У вас такой чудесный мир! Я влюбился с первого взгляда! Обидно, если за ним будет присматривать кто-нибудь недостойный. Ты ведь достоин, а? Ты ведь готов умереть за свой мир?

Путь до работы и от работы до дома – ежедневная жертва. Жизнь, растраченная под землёй. И нечем возместить.

Минута за минутой частички миллионов «Я» оседают на мраморе и граните. Верхнюю плёнку смывает каждую ночь – и рано утром машинисты ещё способны уловить недолговечную свежесть. Нижний пласт, напротив, становится крепче: заложенный рабочими, проложившими тоннель и построившими станции, он уплотняется взглядами проезжающих мимо.

Живая плоть метро, наросшая на костяке гранита и бетона.

Особо насыщенные зоны – там, где назначают свидания, где ждут часами, а потом, проходя мимо, с горечью и тоской смотрят на злосчастную колонну, горельеф или мозаику…

Всё это порождает такой объём энергии, что на ней одной можно было бы пускать поезда, если бы научились её собирать и сохранять! Те, кто научились, радуются богатому источнику – неизменно полной поилке и кормушке.

За десятилетия существования метрополитена порождённые им создания успели разделиться по вкусам. Кто-то выбрал традиционные места встреч, кто-то – эскалаторы, кто-то – станции, где всегда толкучка.

Времееды кормятся выброшенным временем, Дрёмокуры – фантазиями и мечтами, Суматошники обхаживают приезжих и рассеянных, а Кровокусы… У последних особая специализация: самоубийцы. Не обязательно прыгнувшие – в основном те, кто годами раздумывает, но так и не решается, тешит себя мыслями об альтернативе, другом варианте, выходе… Тоже вполне себе питательный корм!

Чего стоит измученный жизнью взгляд, отчаянно цепляющийся за стыки плит, провода и облачную гладь потолка!.. И пусть из метро убрали надписи «Выхода нет», из головы такую мысль вытрясти трудно. Особенно когда припирает. Невозможно не думать о том, как удобен и неумолим тяжёлый состав, вылетающий из тоннеля.

Страшно? Зато всё кончится.

Для Крыбыса всё только начиналось.

Он сумел уйти от Обходчика, и на этом везение закончилось. Крыбыс так и не нашёл ни одной подсказки от предыдущих иммигрантов. Значит, надо выкручиваться самому.

Транспортная система, облегчившая Крыбысу материализацию и первичный сбор данных, была расположена под большим городом, который являлся частью какого-то крупного образования, что обеспечивало постоянный приток свежих людей.

К счастью, здесь не было ни всеобъемлющего контроля, ни технологий, позволяющих вычислять посторонних. Даже тех, кто выделялся грязной дурно пахнущей одеждой, почти не беспокоили.

В одном вагоне Крыбыс натолкнулся на спящее существо, чей вид наполнил его оптимизмом. Морщинистое лицо землистого цвета, несколько слоёв тряпья, рядом пара мешков, набитых смердящими объедками… Если в цивилизованном обществе наравне с обеспеченными и развитыми гражданами обитают такие дикари, здесь может выжить любой чужак!

Оглядевшись, Крыбыс быстро нашёл подтверждение своим рассуждениям: другие пассажиры морщились, отодвигались подальше от спящего, переходили в соседние вагоны, но ничего не предпринимали. И не звали представителей властей, чья форма и характерное палкообразное оружие можно было заметить практически на каждой станции. А ведь бродяга вместе со своей вонью занимал непозволительно много места!

Ободрённый увиденным, в первый же вечер Крыбыс изменил строение своего организма. Воду и полезные вещества он начал получать от бездомных: поглощал их, предварительно разложив тела на мельчайшие частицы. Метод, который он использовал для материализации, вновь пригодился.

Это не сложно: проследить за выбранной жертвой, дождаться, пока уснёт, преобразовать и вобрать в себя. А потом использовать освободившуюся «постель» для ночёвки. Утром Крыбыс возвращался в метро и вновь принимался за поиски «своих».

Спускаясь под землю, он старательно гнал от себя мысль, что выше не подняться. Придётся выслеживать бродяг и прятаться от охотников, пока хватит сил… А на сколько их хватит? Надо избавляться от неприятных запахов и менять черты лица – цвет глаз, форму носа, расположение морщин. Всё-таки охотники рядом, и без маскировки нельзя… Но с каждым разом плата за метаморфозы отнимала всё больше сил. Искусственная оболочка, при всей её податливости, была недолговечной, требовала регулярного ремонта и значительных усилий на поддержание целостности. Последствия: постоянный риск выдать себя.

Нужно было подобрать другое тело. Уничтожить прежнего владельца и занять пустой «сосуд».

Крыбыс знал методику, но наполовину, иначе бы не возился с материализацией. Увы, но ему было далеко до мастеров! Нужен человек, чья воля подавлена. Самоубийца – идеальная кандидатура.

Из выловленных обрывков разговоров и мыслей Крыбыс понял, что в метро бывают подобные происшествия: время от времени кто-нибудь бросается под поезд. Но неизвестно, когда и где чаще всего.

Остаётся искать, ждать и надеяться. Слушать настроения. Просеивать желания. Следить за теми, кто постоянно думает об этом.

Знакомого Лоцмана, чтобы подстроить случайную встречу, у Крыбыса не было. Хотя, если бы у него был знакомый Лоцман, он бы предпочёл что-нибудь получше, чем тело бедолаги, которому ничего не надо от жизни!

Однако с самоубийцами катастрофически не везло. Все они были какие-то нерешительные и чересчур пугливые. Один раз Крыбыс едва удержался, чтобы не подтолкнуть идиота, который несколько часов выбирал станцию, а потом взял – и передумал!

Толкать нельзя – получится преступление, за которое могут покарать, да и жертва будет сражаться до последнего. Надо, чтобы не просто хотел умереть, а чтобы умер внутри. Но как правило, что-то трепыхается, удерживает от последнего шага.

Сидя на лавочке после очередной неудачи, Крыбыс разглядывал полированный гранит путевой стены и мысленно проклинал всех – Обходчика, который так старательно охраняет свою Границу, Лоцмана, который заманил многообещающим якорем в столь безнадёжный мир, и самого себя, понадеявшегося на местную общину и вынужденного теперь питаться отбросами…

Короткий смешок, похожий на фырканье, отвлёк чужака от грустных размышлений. Рядом на лавку присел пожилой мужчина, солидный и благообразный. Породистый профиль, причёска волосок к волоску, старомодный костюм-тройка и элегантное пальто – таких в метро не много! В руках у незнакомца был чёрный зонтик, на голове – шляпа. Крыбыс ощутил свежий аромат дорогого одеколона, к которому примешивался терпкий запах крема для обуви, и сразу же вспомнил, как смердел вчерашний бродяга.

– Хорошо, что ты не попался, – сказал старик и развернул газету. – Хотел бы я знать – из-за везения, или ты действительно такой способный, что продержался здесь целых шесть дней?

Он говорил на Синем Наречии – искусственном языке, которым несколько сотен лет пользовались контрабандисты, иммигранты, Лоцманы и Обходчики. А также Охотники.

– Я-то способный, – пробормотал Крыбыс, глядя себе под ноги, – чего ты не подсобил…

– Благотворительностью не занимаюсь, – объяснил старик и ненадолго замолчал.

Он разговаривал, почти не разжимая губ, но слова звучали ясно.

– Хорошо, я готов поверить в твои способности, – старик перевернул газетную страницу. – Есть одно дело… Одному не справиться, а вдвоём – вполне, – он вновь сделал паузу.

– Ну? – хмыкнул Крыбыс.

– Надо убить Фабхраря, – заявил пожилой джентльмен. – Это решит наши проблемы.

– Ха-ха-ха, – Крыбыс повернулся и в упор посмотрел на собеседника. – Прямо так возьмём и убьём? И ты знаешь, как?

– Знаю. Я был Фабхрарем, – объяснил старик. – И учил Фабхрарей. Я учил тех, кто учил здешнего. Я знаю его слабые места. Я знаю, как он натаскивает своих помощников. Знаю все его уловки и хитрости. Я шестнадцать лет живу здесь!

– А с чего вдруг захотелось его… убрать? – прищурившись, поинтересовался Крыбыс.

– Не вдруг. Это ты вдруг рискнул, пренебрёг правилами и попытался сорвать крупный куш. А потом приполз сюда прятаться! Я обдумываю это много лет. И я пытался. Два раза. Почти получилось... Теперь опять: для него не лучшие времена, и я не один.

– Не один? И когда я успел присоединиться?

Старик внимательно посмотрел на беглеца.

– А сколько ты будешь караулить удачу? Ты ведь с каждым днём, да что там – с каждым часом всё слабее!.. Ну, найдёшь прыгуна, ну, воплотишься… За секунду до того, как его размажет по рельсам. Я предлагаю оправданный риск. И результат: тело Обходчика и его место. Сможешь остаться здесь. И бомжей ловить не придётся. Убежище себе сделаешь. Я помогу.

– А если откажусь – не поможешь?

– Нет, – фыркнул старик. – Мне и самому нелегко. Зачем возиться с трусом?

Крыбыс встал с лавочки, расправил плечи.

– Я не трус. Имей в виду: когда всё закончится, я тебе ничего не буду должен!

– Само собой, – и старик, не оглядываясь, направился к выходу из станции.

Наверное, стоило напомнить ему о правилах вежливости. О солидарности. О том, что надо проявлять уважение! Или он считает себя лучше всех?!

Крыбыс решил позже отплатить ублюдку за «труса». А пока что послушно потащился следом. Деваться некуда…

Выбора не было – не изгонять же его с Земли! – и Лоцману великодушно разрешили приходить в гости. Он с радостью воспользовался приглашением. В Гьершазе он соорудил себе кособокую лачугу, но подлинные удобства цивилизации ждали в квартире Обходчика: душ, холодильник, электрический чайник. Плюс бесплатное развлечение в виде разговоров.

Что Лоцману было нужно на Земле? То есть в Москве? В метро? Дед тратил всё свободное и несвободное время, чтобы выяснить. Единственным методом выяснения оставались разговоры. Не пытки же применять, в конце-то концов!

Определённо, Лоцман не собирался приниматься за старое. На Землю никого не приглашал и вёл себя преувеличенно вежливо. Знал, что его терпят. И сам терпел.

Лоцмана, безусловно, тянуло к суровому Обходчику, хотя Дед входил в категорию землян, напрямую пострадавших от последствий вскрытия Земли. Видимо, Дед был частью головоломки, ради решения которой Лоцман влез в человеческое тело. Большая жертва для того, кто не был смертным!

Внешне он выглядел как приезжий из бывших южных республик и мог легко затеряться на любом рынке. Для метро не самая лучшая маскировка: можно нарваться на проверку документов. Но Лоцман предпочитал именно этот образ.

Дед подозревал, что перемена облика способна повредить тому телу, которое использовал болтливый гость. Если так, Лоцмана легко убить. То есть лишить его тела, чтобы он явил свой истинный облик.

Интересно, что тогда?

Слухи об истинном облике Лоцманов были расплывчатыми, но сходились в одном: лучше не надо!

Что касается имени, вернее, идентификации, то здесь тоже ничего определённого.

Лоцманы относились к нюансам номинации как к забавной игре. Предпочитали, чтобы имена им давали другие – те, кому хочется поговорить. Но все персонально именованные удалились на покой и редко покидали отведённый им «заповедник». Нелегалы-экспансеры, наоборот, обменивались кличками и не поддавались учёту. Могли пропасть – и через сотню лет вновь принимались за старое. Вскрывали изолированные миры, расставляли метки для странников и беглецов, ломали границы... Кто знает, возможно, это был один и тот же Лоцман – тот, кто остался неприручённым и неназванным.

Вопросов много, ответов не предвиделось.

Не зря советуют ни в чём не доверять Лоцманам и держаться от них подальше. Но вместо того, чтобы избегать любых контактов, Дед поил гостя чаем и слушал его болтовню. Главное, помнить ежесекундно, что логика у неубиваемого, бессмертного и потенциально всемогущего существа весьма сильно отличается от человеческой. Если кажется, что Лоцман ведёт себя нормально, значит, он умеет изображать нормальность, и не более того.

Одно облегчение: Варя перестала вести себя как избалованная принцесса. Видимо, поняла, что и без неё хватает проблем. И от метро держалась подальше – погрузилась в учёбу с головой. И даже на каникулах не ушла «в отрыв» – торчала в своей комнате или на кухне... Может быть у несносной девчонки свой план, и она прикидывается паинькой?

– Прикидывается, не сомневайся! – смеялся Лоцман, для которого не существовало этических запретов на телепатию. – Вся в папашу! К тому спиной попробуй, повернись!

– Что ж ты повернулся? – спрашивал Дед.

Он перестал переживать по поводу своей наивности, когда узнал, что Хайлерран обвёл вокруг пальца не только дембеля-провинциала.

– Я думал, он поумнее будет, – объяснял Лоцман. – Меня можно было использовать… А он, коварный такой, не удержался! Свербело у него – гадость ближнему учинить…

Тем не менее, ничего определённого по поводу тех событий он так и не открыл. Понятно было, что Хайлерран изгнал его с Земли. Но как?

В одном Дед был уверен точно: своё загадочное расследование Лоцман начал ещё тогда, когда у Земной Границы не было Обходчика.

Деда весьма интересовал полный список беглецов и отшельников, которым Лоцман помог устроиться на Земле. Точнее говоря, в Москве, поскольку точки выхода размещались в метрополитене. Чужаки не любили уходить далеко от канала связи с остальной вселенной.

В личном списке Деда Хайлерран стоял в первой строчке, но там были имена других беглецов, пойманных и наказанных: Гоннорд Второй, например.

Кого-то переправил Лоцман. А о скольких он слышал? Вряд ли тот же Хайлерран отказался от возможности подзаработать! Нелегалов, обитающих поблизости, могло набраться до пары десятков. Мастера маскировки и адаптации, о которых не узнаешь, пока они не выдадут себя.

Но гость виртуозно увиливал от ответа. Стоило Деду затронуть эту тему, как Лоцман немедленно начинал разглагольствовать о том, как же ему повезло – выйти именно в Московском Метрополитене! Да, не самое старое метро и не самое протяжённое, не сказать, что много станций и линий – например, в Нью-Йорке больше всего. Но по количеству пассажиров лидирует!

О чём он умолчал, так это об особенностях Москвы начала девяностых. И об уникальной истории создания метро. И ещё о паре-тройке немаловажных нюансов.

Таких недоговорённостей было слишком много, чтобы всерьёз воспринимать признания доброжелательного трикстера. Якобы он подстраивал мелкие случайности и помог чужаку в переходе на «Баррикадной» исключительно для того, чтобы испытать Обходчика. Якобы он не имел никакого отношения к трагедии, из-за которой Варя потеряла маму и была вынуждена переехать в Москву. И Хайлерран был первым и, так уж получилось, последним «клиентом» Лоцмана.

Якобы.

И не проверишь!

Приходилось слушать его трескотню, запоминать, а после сопоставлять с фактами. Иногда что-то совпадало. Иногда он как бы проговаривался. Или не как бы.

Он любил поговорить. Но не спешил расспрашивать Обходчика. Делал вид, что просто охота пообщаться! Тёрся рядом, но сам ограничивался невинными вопросами, остроумными парадоксами и псевдофилософской риторикой:

«Зачем украшать станции – всё равно на стены смотрят только туристы!»

«Почему люди вечно куда-то спешат, если могут умереть в любой момент?»

«Стоит ли тратить свою жизнь на защиту тех, кто всегда готов напасть на себе подобных?»

И самое любимое:

«Как можно охранять границу, у которой нет пределов?»

Как-как? Очень просто.

Как ни странно, но на этой многолюдной – временами слишком многолюдной – станции отсутствовали лавочки. Поэтому назначать здесь свидания было не так удобно, как на других подземных перекрёстках. Скудное оформление тоже не вдохновляло – ни статуй, ни горельефов, ни мозаик, а металлические панно на путевых стенах прятались за поездами. Станция выглядела строго функционально: пересадочный узел, и не более того.

В час-пик толпа выплёскивалась из поездов, устремляясь на жёлтую ветку, на Кольцевую или наверх, на Таганскую площадь. Но даже когда за людьми не было видно гранитных плит пола, станция сопротивлялась вторжению.

Она была коридором и состояла из коридоров – трех продольных и дюжины поперечных, а в промежутках располагались массивные глыбы пилонов с двойной красной полосой, похожей на стрелку-указатель: «Вам туда! Проходите!»

Дед не любил эту станцию – особенно утром и особенно у платформы, куда приходили поезда со стороны «Выхино». Вагоны потрескивали, ещё немного – и лопнут по швам. Каждый раз, когда открывались двери, Деда обдавало двойной волной: одна состояла из горячего воздуха, запаха пота и голосов, другая из злости.

Наблюдательный пост Обходчика размещался у первого вагона. На этом участке платформы образовывалась пробка, которая не всегда рассасывалась до прибытия следующего поезда.

Примостившись на железной бочке взрыво-защитного контейнера, Дед равнодушно наблюдал за людьми, стараясь не смотреть им в лица. Перед глазами мелькали воротники, шарфы, молнии, нашивки на одежде. Время от времени какая-нибудь женщина ставила на ВЗК свою тяжёлую сумку, чтобы застегнуться и поправить волосы, а потом торопливо вливалась в общий поток.

Вряд ли кому-нибудь из пассажиров было известно предназначение таких «бочек» – взрыво-защитных контейнеров для пресловутых «подозрительных вещей». Несколько раз Дед наблюдал приезд сапёров с собаками, но на других станциях и в другое время суток.

Металл холодил кожу сквозь плотную ткань джинсов. Дед вдруг подумал, что он сам как ВЗК: вечно наготове, на страже, ждёт, когда произойдёт что-нибудь действительно плохое. Нет возможности изжить причину беды – зато есть право на борьбу с последствиями…

Подозрительное волнение отвлекло его от безрадостных мыслей. Дед обернулся и увидел, что из ближайшего прохода на платформу вышел молодой мужчина и начал пробираться сквозь толпу. Получалось у него ловко: он никого не задевал и шёл довольно быстро – но движение застопорилось. А всё потому, что некоторые пассажиры (пассажирки, если точнее) пытались его рассмотреть, отчего спотыкались и мешали остальным.

Нормальная реакция: молодой человек, облачённый в лёгкий, не по сезону, тёмно-серый плащ, был поразительно красив, особенно для «Таганской-радиальной». Синие глаза, греческий профиль, распущенные золотистые волосы, широкие плечи и рост тоже не стандартный. Ему бы на обложку журнала или в кино…

– Я тебя не звал, – пробурчал Дед.

Беседник обошёл бочку ВЗК, встал рядом, прислонившись к пилону. Мимо проносился предобеденный паводок. Основное течение – к переходам, тонкие струйки – на посадку. Шарканье ног, разбавленное кашлем, заполнило платформенный зал в промежутке перед прибытием следующего поезда.

Представительницы прекрасного пола замедляли шаг, пытались поймать взгляд незнакомца (хотя в метро знакомиться неприлично), но их уносило прочь бесчувственным людским потоком. Через несколько минут черты прекрасного лица расплывались в памяти. Но сердце продолжало сладко ныть. Фантазия пятнадцатилетней школьницы приглянулась многим. «Если бы обстоятельства были другими…» – думали они, не решаясь пренебречь будничными обязанностями.

– Почему она не приходит? – спросил прирученный дух и пристально посмотрел на Деда.

Дед подумал, что Беседник слишком уж похож на человека. Хотя здороваться не научился. Пока что.

– Ты про Варю? Она в школе, уроков много задают. Некогда ей, – соврал Обходчик.

Беседник умел чувствовать ложь лучше, чем кто бы то ни было. Но он понятия не имел, как заставить человека сказать правду.

– А когда она сможет прийти?

– Ну, на следующей неделе. Если захочет, – опять соврал Дед.

Правда состояла в том, что Варя начала побаиваться метро. Были основания!

Беседник сделал такое лицо, что казалось: задумался человек, пытается разобраться в непонятном. А Деду представилась мордочка избалованного кота, которому вместо свежей рыбы внезапно наложили полную миску овсянки.

– Я хочу её увидеть, – заявил Беседник, отбросив объяснения Деда как что-то несущественное.

– Понятно, – кивнул Дед. – Я её попрошу.

Беседник улыбнулся.

– Спасибо! Что я могу сделать для тебя?

Дед хмыкнул.

– Так не пойдёт! Никаких «ты мне – я тебе». Ты мне служишь, а я тебе помогаю. Получится её сюда затащить или нет, на наши отношения это не повлияет.

– Да. Я помню, – отозвался Беседник. – Я буду ждать.

– Жди, – усмехнулся Дед.

Дух повернулся, чтобы уйти, и Дед торопливо окликнул его:

– А чего ты так-то ходишь? Ты же восстановил себя! Мог бы как раньше…

Беседник оглянулся. Кто-то из пассажиров толкнул его, но он не обратил внимания.

– Чем чаще я среди них, тем… тем удобнее, – объяснил Беседник. – Я так не делал. Не понимал, что так можно. Теперь буду.

Дед долго смотрел ему вслед.

В отличие от Держителей, после приручения Беседник сменил привычки. Разделился на основное тело и материализованного духа. Принял облик, который ему подарила романтичная школьница. Возможно, будут и другие перемены. Насколько это естественно для духа из метро? Жаль, не с чем сравнить… Раньше Беседник действовал исподволь, тайно, проникал в Земную Явь, лишь когда находил подходящую жертву. Теперь он постоянно находился среди людей. И причина не в том, что он утратил часть способностей – скорее, обрёл что-то новое.

«Без Вари ничего бы не было!» – заметила бы Злата, если бы узнала.

«Придётся ей сообщить», – подумал Дед.

Она ведь не просто лучшая ученица. Приняв решение проверить Варю на Держителе «Электрозаводской», Злата повысила свой статус – и не только в глазах учителя.

Но этим вечером новость о Беседнике вряд ли будет самой интересной. Впереди у Обходчика было важное мероприятие: ожидался гость. Ради него Дед с шести утра торчал у бочки ВЗК, слушая «Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – «Китай-Город».

Метка-якорь на «Таганской» давно сигналила, а значит, скоро сюда выйдет незваный странник – и увидит кремовый мрамор, грязноватый кафель путевых стен, белёный потолок. И людей... Но вряд ли успеет как следует рассмотреть конечную точку долгого путешествия.

Согласно естественному устройству вселенной, на каждое расстояние обязательно найдётся беспокойная душа, желающая его преодолеть. Так и появляются дороги – договоры между пространством и человеком.

Дороги бывают разные, но у каждой своя цена – будь это путь от материнской матки до материнской груди или маршрут корабля-ковчега, ищущего подходящую планету. В отличие от дорог, прокладываемых в родном мире, путешествия между мирами различаются не столько затратами ресурсов, сколько платой за покорение пространства. Почти одно и то же: чем поддерживать движение и как двигаться. Самый очевидный – и доступный – способ изображён, например, на путевых стенах станции «Таганская-радиальная».

Чеканные панно, разбавляющие унылую кафельную плитку, рассказывают о том, как «мечта о звёздах» и «мечта о крыльях» после долгого извилистого пути соединились, став «мечтой о полёте к звёздам».

Спутники, ракеты, Юрий Гагарин – в промежуток между поездами можно пройтись по платформе и полюбоваться. Главное, понимать, что каждая мечта, воплотившись, способна дозреть до противоположного результата. Спутники используют для подглядывания за соседями. Ракеты нужны, чтобы доставлять на орбиту опасный хлам. Улыбчивый Первый Космонавт неплохо смотрится на футболках – предсказуемый финал для цивилизации, которая смогла добраться до луны, но так и не отказалась от веры в гороскопы.

Впрочем, космический способ, при всех его удобствах, редко заходил за рамки теории и непродолжительных экспериментов. Ненадёжно! Корабль, может быть, куда-нибудь и долетит – если топлива хватит плюс десять тысяч «если».

Гиперпространственные прыжки удобнее, хотя требуют громоздкого оборудования, топлива и прочих ухищрений. Зато можно сэкономить на времени – за счёт увеличения рисков. Причём рискуют не только гости-путешественники, но и принимающая сторона: стоит навигатору ошибиться – и корабль «вынырнет» внутри густозаселённой планеты. Но существует иная возможность, основанная на других законах.

У третьего способа тоже свои нюансы и подводные камни – и все они связаны с его противоестественностью. Это не путешествие, а, скорее, изнасилование, прививка, проникновение чужеродного объекта. Но даже если врать по-маленькому, такая ложь чревата неприятностями – реальность не прощает обмана.

Никто не знает, как с этим справляются Лоцманы. Смертные, которые идут следом, странствуя из одного мироздания в другое, вынуждены решать проблему отторжения. Мало добраться – надо стать для принимающей стороны «своим». И размер платы зависит от того, что используется: мощный портал, способный без ущерба пропустить через себя целую армию, или крошечный одноразовый лаз…

Все подробности и признаки Дед знал назубок: как выходят, что делают в первую очередь. К чему он был не готов, так это к статусу нелегалов.

Судя по открывающемуся проходу, на Землю должен был явиться нищий ворюга, который наскребёт себе на мало-мальски пригодное тело и примется искать других крысёнышей.

Был и другой метод прижиться на новом месте: сложный, опасный, подлый. Но специалисты, способные на раз-два вселяться в тела людей, предпочитали цивилизованные миры.

Дед ждал обычного беглеца – получил профессионала.

Вторая и третья неожиданности тоже взбадривали: чужаков было двое. И один из них не был человеком.

«…Ну, куда он лезет?! Чуть ногу не отдавил, выродок! Надо будет перезвонить субподрядчикам и сказать Юле, чтобы подготовила смету… Опять придётся перепроверять… А что, если отправить, как есть, чтобы наконец-то до них дошло, что этой идиотке не место на… А обедать пойти с Гошенькой и расспросить его насчёт семинара. Было бы неплохо… в Египет… Не задержали бы в этом месяце, как в том… Кредит отдавать не позже пятого... Куда этот идиот прёт со своим баулом?!»

Вдруг всё изменилось.

Её мысли текли привычным ходом, рассыпаясь на невнятные обломки, пока не растаяли вовсе. Так бывает во сне, и совсем не больно. Просто всё затихает, тает, растворяется.

И вот на твоём месте кто-то другой.

Нового владельца тела не волновали проблемы прежней хозяйки. Коллеги? Работа? Интриги? Столь сложные системы взаимоотношений оставляли его равнодушным. Он старался поменьше думать и доверял лишь приказам мастера.

Остальные пассажиры ничего не заметили. Да и не смогли бы – невозможно уловить тот миг, когда стеклянный, заранее усталый взгляд сменяется притворно невыразительным, но максимально внимательным.

Она как шла вместе со всеми, так и продолжала идти – привлекательная леди с высветленными до белизны волосами, облачённая в чёрное глянцевое пальтишко. Алый шарф замысловато накручен на шее – стильно и слегка вызывающе, чтобы привлекать внимание и вызывать лёгкую зависть. Но в глазах у неё притаилось нечто нездешнее…

Выпустив слугу впереди себя и удостоверившись, что ассимиляция прошла успешно, чужак приготовился занять следующий «футляр». Им тоже оказалась женщина – несколько постарше и чуть пониже на социальной лестнице, но, в общем-то, из той же категории офисных квазиспециалисток.

Полы синего пальто, расстёгнутого наполовину в духоте набитого вагона, торчали, словно два плавника. Полноватая тётка, ещё не пожилая, но уже привыкшая закрашивать седину, придерживала локтём сумку и обдумывала предстоящий рабочий день и вечернюю пробежку по магазинам, как вдруг поняла, что идёт не туда.

Мысли разлетелись, как бусины разорванного ожерелья.

Женщина резко остановилась, развернулась на сто восемьдесят градусов, едва не сбила мужчину, который шёл за ней, и поспешила в противоположную сторону – к переходу на Кольцевую. И с каждым шагом из её головы всё быстрее выветривались остатки повседневных забот.

Пришелец знал своё дело – вселился аккуратно, жертва ничего не почувствовала. С кем не случается: забудешься на несколько минут, не заметишь, а половина привычной дороги пройдена! Но в этот раз пробуждения не будет…

Прежде чем Дед добежал до ближайшего прохода в центральный зал станции, чёрно-красная дамочка была в двух шагах от эскалатора, ведущего наверх, в город. Синему пальто оставалась треть минуты до противоположного эскалатора, который спускал пассажиров к «Таганской-кольцевой».

С каждой секундой два чужака отдалялись друг от друга. Хорошая задачка для того, кто начал охоту! Недолго думая, Дед ввинтился в самую гущу толпы, а потом покинул Земную Явь, перейдя в ближайший Слой.

Именно для таких случаев придуманы инструкции, в которых простым языком сказано: «Обходчик должен брать на встречу, по крайней мере, одного ученика». Ага, а лучше сразу пятерых, чего мелочиться?

Чужаки всегда приходили на Землю в одиночестве. За десять лет самостоятельной службы Дед впервые видел пару, да какую! Мастер в компании искусственного слуги. Такие наворотят дел!

Нужно было остановить их как можно быстрее – и Обходчик обратился к Держителю подземного перекрёстка:

«Я не знаю, в чём смысл твоего существования, но уверен, что тебе не всё равно. И тебе эти гости тоже не нравятся. Ты должен вмешаться! Они будут менять тела, будут открывать двери для своих приятелей, будут охотиться здесь и всё менять. И не надейся, что перемены пойдут тебе на пользу!!»

«Таганская-радиальная» – старая станция, «Таганская-кольцевая» – так и вовсе 50-го года. Теоретически, местный Держитель укоренился в этом месте и мог помочь в охоте. Если бы захотел.

«Ну, давай, давай, отзывайся!» – перед мысленным взором Деда две рыбки, красно-чёрная и синяя, лавировали в бурлящем потоке, а где-то вверху или внизу, в стороне, но неизменно рядом, дрейфовал хозяин вод. Свернувшись тугим кольцом, повторяющим очертания станций, соединённых переходами, Держитель внимательно следил за происходящим, вылавливая наиболее ценные кусочки утреннего урожая: время, эмоции, мечты, надежды… Он не мог не заметить изменений, произошедших с двумя женщинами, но вряд ли видел серьёзную угрозу в чужаках. Или всё-таки?..

Отчаявшись получить хоть какой-то отклик, Дед бросился к переходу на Кольцевую – туда отправился главный в команде пришельцев. Слугу проще поймать. Наверное…

Перемещение сквозь Слой позволило Деду быстро добраться до эскалатора. С ловкостью, выработанной долгой практикой, он ввинтился в толпу, вышел в Земную Явь – и вновь застрял.

Впереди неторопливо спускался тучный господин. Ему бы стоять справа и спокойно ехать! Нет, решил доказать всему метро, что способен шевелить ногами!

А за ходячим диваном шагала женщина с ребёнком на руках. Такую точно не попросишь двигаться быстрее!

Оценив ситуацию, Дед мысленно выругался. А хоть бы и вслух – толку? Как и в прошлый раз, чужак подъезжал к концу эскалатора.

Проклятье! Нужно было бы снова уходить в Слой, чтобы сократить расстояние, но как, когда ты на виду?!

К счастью, Держитель решил наконец-то проявить внимание к просьбе того, кто имел все основания называть себя защитником – если не Земли, то, по крайней мере, её Границ.

Помощь вышла своеобразной: два противоположных эскалатора станции слились в один. Все, кто спускался или поднимался, стали пленниками, потому что это трёхрядная движущаяся лестница располагалась в одном из Слоёв.

Совершенная иллюзия, почти ни в чём не уступающая реальному эскалатору. И стены эскалаторного тоннеля, и поручни, и ступени – всё было ненастоящим, но казалось вполне нормальным. Но не было у этой лестницы ни начала, ни конца.

Мало кто успел осознать, что происходит: за долю секунды Держитель отсеял непричастных.

Чёрно-красная леди застыла в растерянности на ползущей вверх ступенчатой ленте – слуга не был готов к такому повороту событий. И потому растерялся. Ему приказали подняться в город и подождать на улице. А что теперь? Люди исчезли, город наверху тоже – остался эскалатор, ведущий в никуда.

В ожидании новых приказов слуга оглянулся на соседний ряд, где спускался хозяин.

Женщина в синем пальто тоже остановилась, осознав, что перехода на Кольцевую линию метро уже не существует. Есть лишь Обходчик. Но теперь между ними не было ни толстяков, ни детей.

Дед на своих врагов не смотрел и потому пропустил возможность сделать первый ход. С нескрываемым удивлением он обозревал открывающиеся виды. Пронзительно белый фосфоресцирующий потолок изгибался безупречной дугой, мимо проплывали стены, где вместо рекламных щитов висели матовые зеркала.

Верхний край эскалатора исчезал в бесконечности. Как и нижний.

Это простенькое чудо Держитель слепил из самого себя – то ли ради развлечения, то ли для общения.

Дед и раньше подозревал, что знает крайне мало о своих «охотничьих угодьях». Один феномен Беседника чего стоил! Но теперь следовало признать, что Обходчик не знает ничего! Оказывается, Держители способны не просто воздействовать на пространство своих станций, но полностью сливаться с ним, зачерпывая нужных людей…

Отдаться исследовательскому пылу не получилось.

Повинуясь команде мастера, слуга скинул с плеча сумку, сбросил блестящее пальто – и ловко перепрыгнул на соседнюю ленту эскалатора, едва не задев головой потолок. Пришельца подвели высокие каблуки: он чудом удержался на ногах и раздражённо посмотрел на сапоги, слабо приспособленные к акробатическим трюкам. После чего начал спускаться. Лицо его ничего не выражало: застывшая маска, лишённая какой-либо привлекательности. Глаза пылали яростью.

Тем временем пожилая женщина начала медленно подниматься вверх. Пришелец справился с новым телом, а коли так, то и собственные боевые способности из «прошлой жизни» ему вполне доступны.

Слуга сверху, мастер снизу, а Дед посередине. Один. Потому что инструкций много, а учеников мало.

Что-то подсказывало, что Держитель не собирается вмешиваться. Пожалуй, справедливо: Страж Границы должен сам разбираться с незваными гостями.

Гостям столицы на заметку: движущийся эскалатор, пожалуй, самое неудобное место для выяснения отношений. Здесь трудно держать равновесие, легко споткнуться, поручни едут медленней, чем ступеньки, а стены, уползающие назад и вверх, мешают сориентироваться.

– Позвольте поинтересоваться, – Дед встал боком, чтобы иметь возможность видеть обоих противников, но обращался он к тому, кто был ниже. – Вы не предлагаете взятку, потому что моя репутация вам известна, или нечего предложить?

Женщина в синем пальто подвигала челюстью, проверяя состоянии речевого аппарата.

– Умрёшь ты… скоро, – ответила она по-русски. – Зачем говорить?

– Тем более, – отозвался Дед. – Пришло время подводить итоги, хочу знать наверняка!

– Я не предлагаю, – ответил чужак, медленно шевеля накрашенными губами. – Убивать проще.

– Ну, вот, – притворно вздохнул Дед. – А я-то надеялся, что дело во мне, – и он рванул вверх, к моднице в чёрном.

Если не считать душевных перемен, она осталась прежней. Относительно здоровая двадцативосьмилетняя женщина, два раза в неделю бассейн, раз в неделю – массаж и сауна. Тело приспособлено для долгого сидения, доступные боевые навыки – закатить пощёчину или поцарапать ногтями.

Слуга едва освоился. Чтобы нарастить мускулатуру, не калеча организм, нужен минимум день и много хорошей пищи. Дед был килограммов на двадцать тяжелее, и обувь у него была удобнее. И он не в первый раз дрался на эскалаторе.

Уклонившись от маленького кулачка, охотник обхватил чужака за талию, развернулся и позволил их сцепившимся телам полететь вниз – на мастера, который уже поднялся и приготовился атаковать с другой стороны.

Женщина не удержалась, упала навзничь, спиной прямо на острые края ступенек. И заскользила вниз под тяжестью навалившегося груза.

Так втроём они и катились: сверху Дед, под ним оскалившаяся красотка, а в низу замысловатого сэндвича находилась тётка в синем пальто. Она пересчитывала головой, плечами, поясницей и задом каждую ступеньку. Тряска передавалась наверх. Дед чувствовал «кочки», подпрыгивал, лязгая челюстями, и радовался.

Эскалатор очень удобен для драк, если знать, как им пользоваться!

Важно было соблюдать образовавшийся порядок и отбиваться от вконец озверевшей дамочки, которая шипела, орала, плевалась, дёргалась и лягалась не хуже дикого мустанга. Каждый удар, который принимало тело мастера, был приказом для слуги: «Сопротивляйся! Сбрось его!»

И слуга старался. У Деда едва получалось уберечь глаза. Обнимая женщину за талию, он сумел захватить её левую руку, но и правой она умудрилась расцарапать ему лицо и вырвать половину волос с головы. Об ушах следовало забыть – одно лишилось мочки и было разорвано пополам. Второе, выкрученное до упора, болталось мокрым красным листиком.

Дед прилагал все усилия, чтобы остаться наверху и не дать старшему из пришельцев воспользоваться способностями. Мастер прижился, овладел земным языком – тем сложнее ему дистанцироваться от боли и от ущерба, которое претерпевало тело.

Тем временем слуга решил добраться до Дедова мозга – вонзил кончик пальца с обломанным ногтем прямо под левую глазницу своего терпеливого противника. Обходчик вывернулся, задрав голову, а потом подтянулся вперёд и откусил верхнюю фалангу пальца. Болевой шок пронзил тело слуги, и слёзы навернулись на глаза, обведённые расплывшейся тушью. В отличие от Обходчиков, офисные красотки не умеют терпеть.

Дед выплюнул кусок вражеского мяса и приготовился нанести следующий удар – лбом в маленький носик – но не успел.

Ногти, выкрашенные красным лаком, превратились в когти – и вонзились ему в бока. Цепкими лапами стали ступни. Изящный ротик растянулся от уха до уха, а затем разделил голову надвое – и дёсны ощерились частоколом острых зубов. Дед едва сумел увернуться от первого выпада, и его чуть не вырвало от смрада изувеченной плоти.

Ситуация для чужаков была критическая, и поэтому слуга запустил процесс преображения. Он пожертвовал телом и значительной частью сил, но зато получил шанс расправиться с Обходчиком.

Стиснув зубы и стараясь не думать о когтях, полосующих спину и бёдра, Дед напрягся и захлопнул пасть слуги. Держась обеими руками за край нижней челюсти и крепко обхватив ногами оба вражеских тела, он ускорил падение.

Обычно он применял это умение, чтобы летать, но теперь, наоборот, прижался к ступенькам. И постарался думать о равновесии, направлении и скорости. Почему-то вспомнилось детство, горка рядом с домом и санки, чьи полозья скрипели по неровному льду...

Как ни странно, первым умер слуга – не справился с распадом изменённого тела и вскоре обмяк, словно продырявленный мячик. Вонял он так, что на короткое время Дед потерял сознание.

Но смрад неестественного гниения воздействовал и на мастера, ослабшего, измученного, переломанного. Он скончался через несколько минут, и Дед остановил падение.

Полежал немного. Отцепился от неподвижных тел. Перебрался на несколько ступенек повыше. Отдышался. И понял вдруг, что эскалатор не движется.

Чужаки не смогли захватить другие тела: слуга истратил всю энергию на превращение, мастер – на попытки сохранить себе жизнь.

Повезло, что этот слуга не был человеком, иначе бы Обходчику пришлось несладко. Волшебники, способные вселяться в чужие тела, знают, как контролировать ускоренную мутацию. Искусственные существа – нет. Такой помощник стал бы идеальной защитой в незнакомом мире, но защитой против обычных людей.

С Обходчиком парочка не справилась.

Дед устало улыбнулся, чувствуя, как начинают затягиваться раны и заживать ссадины. Поправил разорванное ухо. С наслаждение почесал выкрученное. Регенерация проходила быстрее, чем обычно, потому что драка произошла вне Земной Яви. Владения Держителя располагались в ближних Слоях, а здесь проще применять умения, противоречащие физическим законам.

Когда тело пришло в порядок, Дед поднялся и вслух поблагодарил за помощь. Держитель молчал, но в зеркалах промелькнуло что-то – то ли улыбка, то ли хвост.

Так и не дождавшись внятного отклика, Дед открыл переход домой. Он слишком устал, чтобы возвращаться обычной дорогой, через метро. Да и одежда была вся в крови. Пришлось отступить от собственных правил. Не в первый раз – главное, чтобы Злата не узнала.

– …А что, разве это правильно? По ящику говорили, что собираются ввести какой-то закон, чтобы… ну, чтобы... – Варя запнулась, подбирая слова. – Чтобы защитить чиновников! Они сами придумывают законы себе на пользу!

– И что ты предлагаешь? – спросил Лоцман.

– Нельзя им позволять! Они же живут на налоги, которые платят люди, а теперь ставят себя так, будто они лучше других!!

– Не ори, – поморщился Дед, заходя на кухню. – Чаю мне сделай.

Варя посмотрела не него с нескрываемым удивлением.

– Как ты зашёл? Я не слышала!

– Орала, потому и не слышала, – пробормотал Дед, вставая перед Лоцманом.

– Добрый вечер! – поздоровался гость, и в его янтарных глазах заплясали смешинки. – Что у нас новенького?

– Слезай, – приказал хозяин, сдвигая брови. – Я здесь сижу, – он прищурился и помрачнел. – И это моя кружка.

– Что?

– Ты пьёшь из моей кружки.

– Я сейчас сполосну и налью всем свеженького, – захлопотала Варя, уловив в голосе дяди признаки надвигающегося бурана. – Извини, я перепутала… Твоя с овчаркой, а гостевая – с таксой, а у них морды похожие, ну, и…

По тому, как ухмылялся Лоцман, Дед догадался, кто на самом деле «перепутал» кружки, и, несмотря на жуткую усталость, нашёл в себе силы удивиться Вариному поведению. С чего вдруг такая предупредительность? Очередной подвох? Что-то скрывает?..

– Что обсуждаем? – поинтересовался он, мысленно ставя в списке «Варя» галочку перед пунктом «Усилить контроль».

– Политику в основном. Твоя дражайшая племянница делится своими рассуждениями, – любезно объяснил Лоцман, принимая правильную ёмкость со свисающим хвостиком чайного пакета.

Прежде чем сделать глоток, он внимательно рассмотрел изображение собаки. Дед многое бы отдал, чтобы узнать: этот шут гороховый в самом деле забыл, что обычный человек не может так долго держать в руке фарфоровую кружку с кипятком? Или он проверяет Варину внимательность? Или просто играет с нервами Обходчика?

– И что у нас… в стране? – равнодушно спросил Дед, отрезая здоровенный ломоть слегка зачерствелого батона. – Вареник, достань масло, а?

Варя надулась («Тыщу раз просила так не называть – я уже не маленькая!»), но просьбу выполнила.

– Ничего хорошего! А Шаварш Патваканович говорит, что резкие перемены не к добру. Неизвестно, станет ли лучше…

– Кто-кто? – перебил её Дед.

– Шаварш Патваканович, – Варя указала на Лоцмана и округлила глаза. – А ты разве не…

Образовалась неловкая пауза. Варя растерянно переводила взгляд с вежливо улыбающегося Лоцмана на хмурого Обходчика и обратно.

– Ну, да, – кивнул Дед и попробовал имя на вкус. – Шаварш Патваканович… Я-то его Серёжей зову, потому что так проще… выговаривать… Ну, и подзабыл, как на самом деле, – и он пододвинул к себе банку с абрикосовым вареньем.

– Да-а? – Варя выглядела расстроенной. – А я весь вечер училась правильно произносить…

– Тебе положено, – успокоил её Дед. – Ты младше, надо по имени-отчеству… Знаешь, что, иди-ка ты… в интернете посиди. Или телевизор посмотри. Нам надо поговорить… с Шаваршем Патвакановичем.

– Фиговый из тебя воспитатель, – сообщила Варя, вставая из-за стола. – Такие советы даёшь! Не следишь за моим развитием! Я лучше книжку почитаю!

Дед закрыл за ней дверь и прислушался, проверяя. Варя завалилась на диван, зашуршала пакетом с чипсами. Тогда Обходчик повернулся к Лоцману.

– Развлекаешься?

– Ты умудрился представить меня, не назвав имени, – спокойно объяснил Лоцман. – Я часто здесь бываю, и девушка решила познакомиться поближе.

– Девушка, значит, решила…

Дед покачал головой и аккуратно откусил от бутерброда, стараясь, чтобы на стол не пролилось ни капли варенья.

Не получилось.

– Она у тебя общительная, – заметил Лоцман, потянулся – и успел первым снять с клеёнки, покрывающей кухонный стол, прозрачную сладкую каплю. – А я не мог сидеть и молчать… Пришлось выдумывать. Вспомнил одного человека, который мне… помог… М-м-м… – он широко улыбнулся и закатил глаза, изображая неземное блаженство, хотя успел за вечер изрядно ополовинить банку.

– Ты зачем пришёл? – не выдержал Дед.

– Поговорить.

– Ну, говори, – разрешил Дед и продолжал заниматься бутербродом и чаем.

– Я вернулся на Землю, чтобы кое-что изучить, – осторожно начал Лоцман, наблюдая за реакцией собеседника. – Но вот какая досада: чтобы изучить кое-что, требуются два… изучателя…

– Исследователя, – поправил Дед.

– Что? Да-да, исследователя. Два. Один – человек отсюда, местный. Другой – не отсюда. И не человек. Вы таких называете Лоцманами.

Он сделал паузу, давая время на усвоение. Или ожидая, когда его поторопят.

– Поддерживаю, – отозвался Обходчик, сооружая себе второй бутерброд. – Сложно понять, не являясь частью объекта, и нельзя сделать выводы, если связан с ним… А, ты об этом! – Дед облизал ложку и привстал, чтобы нажать кнопку электрического чайника, стоящего на столе у плиты. – Решил себя раздвоить? Родишься здесь, подождёшь лет двадцать, потом можно спокойно изучать. Вдвоём-то веселее!

Лоцман усмехнулся, пристально посмотрел на Обходчика.

– Я бы раздвоился, – признался он. – Но больше не буду. Никогда.

Эта информация стоила всех его издёвок. Дед пошутил наобум, ожидая ответной шутки. И получил нечто посерьёзнее.

«Раздваивание», в отличие от создания двойника, копии или куклы, считалось искусством теоретическим. Описано многократно. Ни одного положительно закончившегося опыта.

Ни одного. У людей.

Похоже, не только Дед осознал бесполезность прежних игр в вопросы-ответы. Или же произошло что-то, что заставило Лоцмана сменить тактику и пойти напролом.

– Боюсь, если я решу здесь родиться, всё равно не стану человеком, – добавил он, и это была вторая порция знаний, обладание которыми делало Деда самым информированным знатоком природы Лоцманов.

– Носить тело – одно, быть одним из вас… – Лоцман издал глубокий вздох, который незаметно перерос в сардоническую усмешку. – Тех, кто меня интересуют, не обдурить. Почуют!

– Уже почуяли, – подтвердил Дед, понимая, что настал его черёд делиться. – Они не любят чужаков. На «Краснопресненской», где ты заломал Кукуню, до сих пор всё ходуном ходит… Не нравится им, когда невежливо.

– Но это не всё, что о них известно?

– Известно вообще или известно мне? – поинтересовался Обходчик.

– Есть разница? – Лоцман с удовольствием начал игру.

Хотелось взять его за чёрные кудряшки и макнуть головой в стол. Но Дед не собирался сдаваться.

– А тебе-то какая разница?

– Никакой, если ты знаешь о них всё.

– Невозможно знать о чём-то всё, – парировал Обходчик.

– Невозможно, если это что-то живое, – согласился Лоцман.

– Смотря что под этим понимать!

– Если оно развивается, оно точно живое!

Это было слишком.

– Чего ты хочешь? – напрягся Дед.

И тут же понял, каким будет ответ.

– Отдай мне одного из своих. В помощники. Познакомлю тебя со всеми результатами. И не только, – подмигнул Лоцман.

– Никогда.

– Вообще?

– Вообще.

Обходчик отправил в рот последний кусок бутерброда, допил чай, вытер губы тыльной стороной ладони и поднялся из-за стола.

– Значит, так. Я запрещаю тебе приходить в мой дом и разговаривать с моими учениками и Варей. По праву Стража Границы объявляю твоё пребывание на Земле незаконным…

Он не договорил: из-за закрытой двери донёсся шум, как будто что-то разбилось, – и на кухню ворвалась перепуганная Варя. Глаза у неё были на пол-лица.

– Там… Там Злата!! Убитая!.. – сообщила девушка и разрыдалась.

Варя ошиблась: в центре комнаты (как раз там, куда полчаса назад Дед открыл свой портал) лежала не Злата, а весьма искусная подделка, слепленная из подручного материала. Такие копии отличаются недолговечностью, но долговечность тут не требовалась. Обнажённое тело было сплошь покрыто кровоподтёками и ссадинами – весьма красноречивое и однозначное послание.

От мага – магу.

В переводе на человеческий язык: «Я тут вашу девушку захватил. Пока живая. Пока что».

– Иди к себе, – Дед вытолкал Варю в коридор. – На звонки не отвечай, из дома ни ногой. Понятно?

– А как же там… – Варя указала дрожащей рукой в сторону комнаты.

– Это не она, – Дед наклонился и зашептал ей на ухо, хотя против Лоцмана шёпот не помогал. – Со Златой всё в порядке. Я тебе потом объясню. Иди к себе.

Варя неуверенно кивнула. Что она забыла в комнате дяди, дядя спрашивать не стал, справедливо решив, что своё наказание любопытная девчонка уже получила. С лихвой! Варя сутулилась и потому казалась ниже своего роста. Волосы торчали в разные стороны, словно перья у нахохлившейся птички. Шаркая тапочками, она скрылась за дверью.

Несколько минут Дед смотрел ей вслед. Слушал всхлипы. Чувствовал, как в ней зарождается злость: почему ничего не объясняют?! Почему вокруг столько непонятного?!

Думает, у неё одной так!

Вернувшись к себе, Обходчик приступил к осмотру муляжа и места.

Первоначальные подозрения были верны: ориентировались на старую точку выхода. Злата тоже частенько выстраивала сюда свои лазы и норы – вот и пробила коридор.

Опустившись на колени, Дед медленно водил руками над искусственным телом. Между его ладонями и кожей куклы то и дело проскальзывали светящиеся нити, похожие на разряды электричества.

– Это то, что я думаю? – спросил Лоцман.

Стоял на пороге. Будто бы боялся заходить внутрь.

– Я не знаю, о чём ты думаешь, – фыркнул Дед.

Изучив «послание», он поднялся на ноги, открыл проход в Гьершазу и пинком сбросил туда муляж. Но портал закрывать не стал.

Дыра продолжала висеть в комнате: болотистый пейзаж в круглой рамке, если смотреть спереди – или мерцающий мутный шар, если отойти подальше.

– Это сделал странник, которого ты тогда упустил? – предположил Лоцман.

– Из-за тебя упустил, – уточнил Дед, не оборачиваясь. – Ты организовал встречу на эскалаторе, Варька заорала, гад ушёл.

– Я не думал, что так выйдет, – объяснил Лоцман.

Оправдание получилось наивным, но отчего-то Обходчик поверил.

Всесильность не гарантирует мудрости.

Все ошибаются.

– Нет, это не он, – сказал Дед. – Такому не захватить мою Злату!

Следовало добавить, что сбежавший чужак знал о своих возможностях. Он бы не отправил Обходчику столь грубое и пренебрежительное «послание».

Так вызывают на бой того, кто ниже по рангу.

– Ну, камень с души! – радостно воскликнул Лоцман. – Неохота опять быть виноватым!

– Ты и виноват! – хмыкнул Обходчик, наблюдая сквозь портал, как муляж медленно погружается в лужу. – Злату захватил один мой старый знакомый. Наш старый знакомый. На Землю он попал при тебе. Ты его и переправил…

– У каждого поступка есть последствия. И невозможно предугадать все варианты. Но я не хотел причинить вред твоей Злате.

Возможно, с точки зрения Лоцмана – исчерпывающее объяснение, но Обходчику пришлось стиснуть зубы, чтобы не высказать всё, что накопилось. Он пробормотал: «Охотно верю», – и постарался не думать о том, что Злата была у них в руках, когда Лоцман начал сыпать откровениями и делиться своими грандиозными планами.

Знал? Или опять совпадение?

Он знал. Наверняка. Но не предупредил и не вмешался. Потому что не должен был.

– С ней всё в порядке? – еле слышно спросил Лоцман.

Как ни странно, он продолжал торчать на пороге комнаты, хотя наступил весьма удобный момент для того, чтобы исчезнуть.

Обходчик обернулся и пристально посмотрел ему в глаза.

Бешеный ледяной взгляд против янтарно-ленивого.

Морщины-колеи, исчертившие лоб, – и гладкая кожа, не выражавшая никаких эмоций.

– Копию делали не более получаса назад, – объяснил Обходчик. – С живого тела. После того, как её… обработали.

– И ты теперь пойдёшь её спасать? – предположил Лоцман, как ни в чём не бывало.

Дед кивнул и добавил, стараясь не выдать надежды:

– Он Чтец. Тот, кто её захватил. Чтец. Никого не припоминаешь?

Лоцман пожал плечами.

В отличие от телепатов, Чтецы занимались не мыслями и не повседневной информацией, но сутью человеческой души. Способные заглянуть на самое дно чужого «Я», они обладали пугающей властью над каждым, кого хоть раз «читали».

Забыть о знакомстве с таким мастером было невозможно.

Не стоило и надеяться получить от Лоцмана хотя бы одну подсказку!

– Принеси мои ботинки, – попросил Дед. – Они в коридоре. Такие… чёрные...

Лоцман послушно выполнил просьбу. Вернулся обутым и в своём унылом чёрном балахоне, похожем на монашескую рясу.

– Многие Фабхрари, которых я знал, никуда бы не пошли, – заметил Лоцман. – Или пошли бы, но не сразу.

– Я знаю, – откликнулся Дед, завязывая шнурки.

– О тебе я слышал другое…

– Не сомневаюсь, – Дед вытащил из-под кровати баул, чтобы достать запасную куртку.

Прежняя, разорванная когтями чужака с «Таганской», валялась в углу вместе с другой испорченной одеждой.

– Ты когда на Кукуне проверял, я быстро появился?

– Точно не помню, – соврал Лоцман, с интересом разглядывая пятно у себя на рукаве. – Я бы не назвал столь благородное поведение разумным, но… Но есть в этом что-то такое, чему хочется завидовать, – Лоцман с трудом закончил начатую фразу и фальшиво улыбнулся.

– Ты, что ли, со мной собрался? – прищурился Дед.

– Ну, да.

– Помогать?

– Ни в коем разе! Интересно посмотреть, что будет. В мыслях не было сделать что-нибудь такое, после чего ты будешь у меня в долгу!

– Спасибо и на этом, – Дед махнул рукой и шагнул в портал.

Бессмысленно сопротивляться обстоятельствам. Словно падающие костяшки домино, события следовали одно за другим. И вот Страж Границ идёт спасать свою ученицу вместе с Разрушителем Границ. И не вспомнить, с чего всё началось. Наверное, с того дня, когда он привёз Варю в Москву…

Когда Дед привёз Варю, Злата впервые за много лет ощутила себя частью семьи.

– И что теперь? – спросила она перед сном.

«Придётся скрывать от неё то, чем ты занимаешься», – имелось в виду.

А если точнее: «Ты не сможешь маскироваться вечно – рано или поздно девчонка будет втянута в наши дела».

– Через три года она уедет, – сказал Дед и закрыл глаза.

Это значило: «Проблема не настолько серьёзная, чтобы её обсуждать».

Для него племянница была малозначительным изменением рутины. Ничего особенного. Просто девчонка, которая будет болтаться рядом.

А под утро Злата увидела ясный, подробный сон – до того достоверный, что несколько минут после пробуждения её не оставляла надежда, что так оно и было на самом деле: она нашла брата и вернулась домой. Вместе с Павликом. И всё было хорошо…

Сон не испугал – обрадовал. Павлик был связан с прежней семьёй – может быть, с Вари начнётся новая?

Но надежда мутировала в уродливый любовный треугольник. Капризная девчонка демонстрировала разочарование, а Деду было плевать на недовольство племянницы. Он не стремился стать главой семейства – ему вполне хватало роли опекуна.

Когда сон повторился, с другими деталями, но с прежним содержанием, Злата решила ничего не рассказывать Деду. Слишком уж похоже на попытку манипулировать.

Может быть, её подсознание протестовало против той казарменной строгости, которую Дед проявлял по отношению к растерянной девчонке-сироте? Может быть, для Златы такое поведение было слишком неправильным, чтобы принять его?

Сон повторялся снова и снова.

В этом сне Злата выходила на «Театральной», поднималась по ступенькам перехода, ведущего на «Площадь Революции» – и вдруг слышала голос брата. Остановившись, она оборачивалась – медленно-медленно, не веря себе – и видела, как он поднимается по ступенькам другого перехода – на станцию «Охотный Ряд». И его держит за руку какой-то мужчина.

С трудом сдержав крик, рвущийся из груди (вдруг это похититель?), Злата спускалась вниз, на шахматную доску пола, в то время как Павлик исчезал в переходе. Сквозь гул прибывающего поезда она продолжала слышать тоненький голосок, увлечённо рассказывающий про невкусную манную кашу и любимые домашние пирожки.

Злата спешила следом, перепрыгивая через ступеньки, вбегала в длинную трубу перехода на «Охотный Ряд» – и братик был там.

Тут-то и начинался новый вариант тех роковых событий: Павлик ждал её под двумя ярко сияющими лампами. Другие лампы источали мрак.

Чего бояться? Всего лишь переход с одной станции на другую, длинный, но не бесконечный! В темноте не было никаких чудовищ – Злата делала несколько быстрых шагов и оказывалась рядом с братом, падала на колени и обнимала его.

Павлик обхватывал её за шею тёплыми ручонками и шептал на ухо: «Сестрёнка! Златочка! Ты нашла меня!» Вместе они ехали домой. И всё потом было хорошо…

Проснувшись, Злата не плакала, потому что её наполняла уверенность: так оно и произошло на самом деле. Когда мечта ускользала, ей на смену приходило логичное объяснение: ночью сны возмещают то, чего не получить при свете дня. К началу завтрака Злата переставала думать об этом.

Дед не захотел «играть в дружную семью». Спорить с ним было бесполезно – ему нравилось, когда между людьми лёд и когда внутри тоже лёд.

Если бы Дед узнал о снах, он бы сделал всё, чтобы избавить от них Злату. Для него это симптом постороннего воздействия. Что чувствует она сама, о чём тайно мечтает – глупости, слабости, мусор.

Её младший брат был для него мусором.

И чем глубже Злата загоняла воспоминания об этих снах, тем более достоверными становились еженощные поиски. Однажды она поняла, что надо проверить, что в том тоннеле на самом деле.

День был подходящим – Дед выслеживал чужаков, Варя болтала с Лоцманом, всё спокойно.

Злата оделась и вышла из дома. Дорога показалась неимоверно долгой. Как назло, поезд ехал издевательски медленно, тормозил на каждом перегоне и подолгу стоял с открытыми дверями на станциях. Толпа была особенно вязкой, и все самые неторопливые старушки нарочно спустились в метро, чтобы задерживать движение.

Добравшись до «Театральной», Злата изнывала от нетерпения.

Чтобы не нарушать последовательности, она поднялась на несколько ступенек перехода, ведущего на «Площадь Революции». Медленно обернулась – Павел был там, и опять не один.

Спустилась вниз. Пол, выложенный квадратными плитами, походил на шахматную доску. Несколько клеточек – достаточно, чтобы пешка стала ферзём, – и Злата поспешила вверх по лестнице, к переходу на станцию «Охотный Ряд».

Снова был полутёмный коридор, и горела пара ламп, а на свету стоял кто-то, но слишком далеко, чтобы разглядеть. Злата бросилась вперёд, сквозь тьму, без страха – с одной надеждой…

Стандартная ловушка: полоса тьмы, которую нельзя пересекать.

Сколько раз на тренировках она училась обходить такие капканы, сколько раз ставила их сама! Но тренировки были после – да их и вовсе не было, ведь Злата нашла Павлика и вернулась домой. И всё потом было хорошо…

Портал проглотил Злату, словно мелкую рыбёшку, и кругов на воде не осталось.

Последней её мыслью было: «Дед расстроится».

Подразумевалось: «Он знал, что к этому всё и придёт».

Начиналось всё так замечательно, что и не описать. Они были счастливы, они любили друг друга, у них была идеальная семья: папа, мама и дочка. И все втроём они ждали второго ребёнка.

Трудно сказать, кто радовался больше: отец, мечтающий о сыне, мать, измученная двумя выкидышами, но не теряющая надежды, или дочь, которая хотела маленького, о котором можно заботиться.

Стало известно, что будет мальчик, и семья замерла в томительном ожидании. Каждое подозрительное ощущение превращалось в тревожный симптом, каждое резкое шевеление плода или слишком долгая неподвижность вселяла ужас. И тогда втроём они садились в машину, чтобы через полчаса неспешной осторожной езды (как бы не растрясти!) услышать от доктора: «Всё в порядке».

Этот толстый усатый доктор принимал первые – удачные – роды, и он же успокаивал после выкидышей. Ему верили. Но едва лишь становилось «нехорошо», мама начинала одеваться, дочь брала заранее заготовленную сумку, а отец спускался, чтобы вывезти машину из гаража.

Он был опытным водителем, знал каждую выбоину на дороге в роддом. За три месяца до «Дня Счастья» он взял отпуск за свой счёт и посвятил каждую минуту своей жизни обожаемой супруге.

Много позже Злата поняла, что он так и не простил себе, что отсутствовал дома во время тех двух несчастий, что оставил жену и дочку в трудный момент. В первый раз он был в командировке, во второй не успел приехать… Но никакие доводы не могли облегчить того груза вины, который он взвалил себя.

На 31-й неделе, ночью, он проснулся – жена трясла его за плечо. По её расширенным глазам и руке, прижатой к низу живота, всё понял, вскочил, собрался, побежал вниз, мысленно проклиная не работающий ночью лифт, вывел машину, поднялся вверх, на руках донёс жену до машины, затем вернулся за сумкой. Разбуженной дочери сказал коротко, с трудом переводя дыхание: «Спи, мы сами!»

Она кивнула и ушла к себе. И безмятежно уснула.

Проснулась она утром в пустой квартире – и неожиданно для себя начала плакать. Просто лежала в постели, откинув одеяло, и смотрела в белёный потолок с трещиной-рекой, а по вискам текли слёзы и впитывались в подушку.

Ей было 10 лет.

Она была самостоятельной, но не потому, что родители не уделяли ей внимания! Ей нравилось помогать им, нравилось заботиться о маме, следить за тем, чтобы отец покушал, ругать его, когда он слишком часто выходил на балкон покурить. Она хотела быть старшей сестрой, чтобы никто не смог оспорить её право быть взрослой.

Одноклассницы часто жаловались на надоедливых младших братьев и сестёр. Злата знала наверняка, что не будет.

В то роковое утро она умылась, почистила зубы – по всем правилам – и оделась, предварительно посмотрев на градусник, висящий за окном кухни. Нужно было поесть, потому что «завтрак – самая главная еда», как говорила мама. Но мысль о еде казалась лишней: Злата была твёрдо уверена, что надо спешить.

На самом деле спешить было некуда. Отец умер ночью, когда довёз жену до роддомовского подъезда – и увидел кровь на её платье. Просто уронил голову на руль, как будто уснул. Из роддома выбежали на крик, и едва успели довести мать до операционной.

Злату встретил усатый толстяк, который когда-то помог ей выбраться из материнского чрева, шлёпнул по попке – и улыбнулся, услышав первый крик нового существа. Именно он сначала привёл её в палату, где лежала мама – бледная, со впалыми щеками, так и не пришедшая в себя. Потом доктор показал Злате братика – через стекло отделения интенсивной терапии. И наконец, спустился с девочкой в подвал, к столу, где лежал отец, прикрытый простынёй.

– Сердце не выдержало, – объяснил доктор, который настоял на том, чтобы тело не увозили сразу из роддома.

Благодаря этому решению Злате удалось проститься с отцом: похороны устраивали на его работе, и Злата не смогла туда прийти – все дни проводила в больнице, утешая мать.

– Сердце – потому что он курил?

Доктор всё пытался взять её за руку, но она не позволяла.

– Я никогда не буду курить, – сказала Злата. – Я буду заниматься спортом. Я буду сильной и здоровой!

«И я не буду плакать», – это обещание она не стала произносить вслух, потому что оно предназначалось трещине на потолке и страшной утренней тишине, заполнившей квартиру.

– С Павликом всё будет хорошо? – спросила она, когда поднималась вместе с доктором вверх на больничном лифте.

Имя выбрал папа.

– Я надеюсь, Златочка, – ответил доктор.

Ребёнок выжил, но больничные палаты стали его вторым домом.

В четыре года Павла отправили в Москву на операцию. Злата настояла. Ей уже было четырнадцать – совсем взрослая. Она уговорила маму, помогла ей собраться, звонила каждый день. А потом встречала на вокзале выздоровевшего брата.

И всё у них стало хорошо.

Но ненадолго.

– Пожалуйста, помогите, у меня пропал брат!

Сколько раз она повторяла это? Сколько раз видела усталое равнодушие на лицах людей в милицейской форме? Сколько раз пересказывала свою историю и отвечала на бессмысленные уточняющие вопросы?

– Он приехал в Москву вместе с мамой, чтобы поступать в школу для особо одарённых детей.

– Он у нас способный: выучил английский в шесть лет, умножает в уме трёхзначные числа, читает учебники за девятый класс. Вы не представляете, как он рисует!

– Ему всего восемь.

– Да, да, «вундеркинд», есть такое слово.

– Он сам захотел в Москву, потому что здесь лучшие школы.

– Я не знаю, что случилось – мама в психиатрической больнице, она не может говорить…

Стоило им услышать про психиатрическую больницу, их интерес тут же пропадал. И невозможно было доказать, что мама не пьёт и ни о каких наркотиках и речи быть не может. «Пишите заявление» – и всё.

Один раз ей положили руку на колено и ласково улыбнулись, но Злата тут же отбросила жирную волосатую лапу и вышла из кабинета. А вслед донеслось: «Ну и дура…»

Понятно, что никто не будет помогать, что воспользуются – и вышвырнут. Но через несколько дней, вспомнив тот эпизод, она ощутила что-то вроде сожаления. Нет, в правильности своего поступка Злата не сомневалась. Но если бы знала наверняка, что ей помогут за такую «плату», она бы осталась. Ради брата – осталась бы и сделала бы всё, что надо.

Но никто не собирался помогать ей.

В августе одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года никто никому не собирался помогать. Слово «помогите» воспринималось как издевка.

Какая помощь, деточка, самим бы выжить!..

…Счастливая жизнь кончилась одним прекрасным летним утром – прямо на пике новых надежд.

Мама и Павлик были в Москве, выбирали школу. Злату разбудили соловьиные трели. Звонили из московской больницы – из психиатрической больницы. Чудо, что смогли найти номер домашнего телефона!

Услышав, что мама в тяжёлом состоянии, Злата тут же спросила:

– А Павлик?

– Какой Павлик?

– Мой брат? Мальчик восьми лет – он с ней?

– С ней не было никакого мальчика. Приезжайте как можно быстрее.

Злата записала адрес, положила трубку и прислушалась. Она легко узнала тишину, которая наполняла пустую квартиру. Она знала, что если так тихо и нет ни шума с улицы, ни от соседей, значит, жизнь меняется навсегда, и ничего не исправить, не изменить – надо действовать, чтобы удержаться на плаву.

Потом, в Москве, эта тишина всюду преследовала её: на вокзалах по ночам, ранним утром на московских улицах, в больничных коридорах и кабинетах, куда она пробивалась с превеликим трудом, чтобы вновь и вновь рассказывать свою историю и повторять просьбу: «Пожалуйста, помогите, у меня пропал брат!»

Он пропал так, как будто его не существовало. Свидетельство о рождении, паспорт и другие документы исчезли из маминой сумки. Вместе с кошельком. К счастью, осталась старенькая записная книжка с адресами и телефонами.

Добрые люди, которые вызвали скорую для плачущей женщины, не видели никакого ребёнка. Никто не знал, что произошло на самом деле. Павлик пропал, а мама сошла с ума.

Она скончалась через две недели, так ничего и не вспомнив. Лежала и еле слышно стонала. Полная потеря памяти. Даже забыла, как правильно застёгивать пуговицы.

Деньги, которые Злата привезла с собой, растаяли. То, что не сожрала инфляция, пошло на похороны: место на кладбище и простой деревянный крест. И на оплату могильщикам.

– Что ж ты цветочков не принесла? – спросил один из них и высморкался.

Злата молча покачала головой и вздрогнула, когда внезапно хором заорали кладбищенские вороны.

Дедок, который спрашивал, покряхтел, ушёл куда-то и вернулся с венком из ярких жестяных гвоздик. Проволочки торчали из того места, где была табличка «от кого».

Злата поблагодарила и положила венок на свежую могилу. Автоматически достала кошелек, пересчитала, сколько осталось. Ненавистный жест перерос в привычку.

Надо возвращаться. Надо продавать или разменивать квартиру – никак иначе не выплатить ссуду, которую Злата взяла в банке, поскольку денег в доме не оставалось, а занимать было не у кого.

А теперь от немаленькой суммы осталось ровно на обратный билет.

И не к кому обратиться за помощью.

Злата взглянула в последний раз на могилу матери и пошла прочь.

Она не собиралась сдаваться. Надо было найти Павла. А с остальными проблемами можно будет разобраться потом.

Потом – когда она его найдёт.

Она была сильной для своих восемнадцати лет – первый разряд по плаванию, по борьбе и по бегу. Она собиралась поступать в педагогический – на учителя физкультуры. Мечтала, что будет помогать Павлику в том предмете, где у него ничего не получалось.

Он так и остался слабым, хотя перестал болеть. Операция на сердце, которую он перенёс в четыре года, позволила ему ходить в школу, но главным изменением было другое. Её тихий братик стал гением. Судьба дала второй шанс, чтобы извиниться за прошлые несчастья. И Павел устремился вперёд, догнав и обогнав ровесников. Он удивлял учителей и заставлял маму плакать от счастья, когда она с гордостью рассказывала соседям об очередном успехе своего удивительного ребёнка.

Злата перестала думать о себе – был только он.

Однажды Павлик сказал, что хочет учиться в Москве.

На вокзале, глядя вслед поезду, Злата подумала, что надо будет попробовать перевестись. В конце концов, её спортивные успехи и победы на соревнованиях кое-чего значили!

Много было планов.

Теперь остался один: найти.

Когда кончились деньги, Злата начала воровать: подкарауливала у киосков, когда туда привозили товар, выхватывала коробку из рук скучающего грузчика или продавца – и давала дёру. Что-что, а бегать она умела! Одежду воровала на рынках, предварительно разведав пути отступления. Внешность была лучшей маскировкой: кто мог ожидать, что такая милая барышня способна на преступление?

С ночёвкой было труднее: приходилось менять места и слушать сквозь сон – нет ли милицейского патруля или какой-нибудь напасти похуже? Можно было отсыпаться днём, но этого она себе не могла позволить. Днём она искала, слушала, высматривала и надеялась.

Искала – так, как могла.

Злата ездила на метро в час-пик и ходила по городу. Каждый ребёнок подходящего роста вызывал пристальный интерес. Каждый похожий мальчик заставлял сердце биться от предвкушения долгожданной встречи. Несколько раз ей казалось наверняка, что он там, на эскалаторе, в красной курточке! Но был лишь мираж, иллюзия удачи. Каждое разочарование ложилось на плечи и выматывало больше, чем кражи или поиск подходящего ночлега.

Злата знала наверняка, что найдёт его. Не могло быть иначе! Она столько всего перенесла, от столького отказалась ради Павла – не может такого быть, чтобы у неё забрали последнюю радость! Ради отца, ради мамы, ради самой себя она продолжала поиски и мысленно звала: «Где ты, отзовись!»

И однажды он откликнулся. Может быть, Злата начала сходить с ума от бездомной жизни и выдумала голосок, который позвал. Тем не менее, она послушно вышла из поезда на «Театральной».

Голосок молчал. И Злата направилась к переходу на станцию «Площадь Революции» – вспомнила про тамошние знаменитые статуи и про студенческое поверье, что, если потереть нос собаки пограничника, то обязательно повезёт на экзаменах. Зачем – она и сама бы не смогла объяснить. Почему-то показалось, что может сработать.

Но она так и не дошла до пограничников. Начала подниматься по ступенькам перехода, как вдруг снова услышала тот голос – голос Павлика. Не веря себе, Злата остановилась, медленно обернулась – и увидела на ступеньках противоположного перехода двоих: пожилого мужчину и мальчика. Они неторопливо шли, беседуя о чём-то.

Это был её братик – его голос, его красная курточка с ковбоем на спине. Когда мальчик повернулся к старику, который держал его за руку, Злата увидела профиль Павла – и перестала сомневаться.

Она бросилась следом за ними, но сначала пришлось спуститься по ступенькам, а потом снова подняться.

Павлика нигде не было.

Куда он мог исчезнуть? Злата помнила, что переход на станцию «Охотный Ряд» – это длинная прямая «труба». Брат должен быть там! Но переход был пуст. Бесконечный прямой белый коридор с тусклыми лампами и лепниной, похожей на кремовые украшения на торте.

Злата поспешила вперёд, надеясь, что нагонит Павла хотя бы на станции, но «труба» не кончалась. Вокруг разливался мрак, и было тихо. Злата не слышала своего дыхания, хотя бежала из последних сил. А потом, словно в нескончаемом кошмаре, начала падать во тьму, наполненную стонами и ледяным ветром.

– Ты закончил?

Старик, назвавшийся Макмаром, наверняка был в курсе, что Крыбыс даже не «начинал». Захотелось лишний раз унизить невезучего сообщника?

Застегнув джинсы, Крыбыс обошёл Злату. Пинком сдвинул разведённые ноги – лишнее напоминание о поражении – и ударил, целясь между рёбер. А потом ударил снова и продолжил бить, выбирая для каждого удара новое место.

– Не переживай ты так! – посоветовал Макмар. – Скоро у тебя будет новое здоровое тело. Сможешь делать им всё, что пожелаешь!

Крыбыс усмехнулся сквозь стиснутые зубы. Его по-прежнему тянуло к заложнице. Впрочем, дело было не в похоти, а в возможности хоть как-то поучаствовать в происходящем. Макмар заманил женщину, Макмар выстроил ловушку, Макмар организовал операцию, а что остаётся Крыбысу? Послушно выполнять приказы?!

Как назло, естественная возможность уязвить врага осталась нереализованной. Поэтому Крыбыс бил со всех сил, пока вконец не вымотался.

– Ну, теперь-то всё?

Макмар встал перед задыхающимся Крыбысом и подбородком указал на одежду Златы.

– Сложи как надо. И экономь силы.

Вспомнив инструкции, обговоренные накануне, Крыбыс разложил намокшую одежду так, чтобы очертаниями она повторяла фигуру лежащего человека. Подгрёб немного грязи и отошёл, уступая место Макмару.

Пока волшебник, присев на корточки и аккуратно подоткнув полы плаща, создавал копию заложницы, Крыбыс оглядывался по сторонам. Вдруг какой-нибудь голодный обитатель Гьершазы подкрадётся и нарушит планы! Крыбыс никогда не сталкивался с этими тварями, но продолжал с опаской следить за рябью на многочисленных лужах и колеблющимся туманом, лежащим в неглубоких ложбинах.

– Теперь ждём, – сказал Макмар, когда копия исчезла, чтобы в следующий миг появиться в доме Обходчика.

– Ты точно знаешь, что он придёт? – в сотый раз спросил Крыбыс. – Я бы не пришёл!

– Не сомневаюсь! – улыбнулся Макмар, разглядывая носки своих элегантных ботинок.

Крыбыс заметил, что на одежде и обуви волшебника нет ни пятнышка грязи. Осмотрел себя и поморщился. Ещё один способ унизить – выглядеть чистеньким посреди болота!

– Он придёт, – пообещал Макмар, глядя вдаль. – И сделает всё, чтобы защитить её.

– А! Любовь! – ухмыльнулся Крыбыс.

Ухмылка была притворной, но он заставил себя растягивать губы, изображая хорошее настроение. Способности благодетеля впечатляли – такого в спину не ударишь. А хотелось!

– Не делай вид, что понимаешь, – Макмар неодобрительно погрозил сообщнику пальцем. – Это сложное чувство…

Крыбыс нервно рассмеялся – и вздрогнул, услышав чмокающий звук. Оказалось, пузырь воздуха, пробив слой грязи, выбрался на поверхность.

– Не надо так волноваться, дорогой мой!

– Не нравится мне это место, – огрызнулся Крыбыс, взбешённый покровительственным тоном. – Очень не нравится!

– Гьершаза никому не нравится, – откликнулся Макмар. – Кроме тех, кто её создал. Лоц…

– Лучше не поминать! – перебил его Крыбыс.

– Лоцманов? Ты их боишься? Это не дьяволы какие-нибудь! Если один из них появится здесь, он не будет нам мешать. Просто посмотрит.

– Не люблю я их, – пробормотал Крыбыс, безуспешно вытирая руки о перепачканную куртку.

– Но пользуешься плодами их трудов, как и все мы…

– Какими плодами? – недоумённо нахмурился он.

Макмар вздохнул.

– Точки выхода. Норы. Якоря. Если бы Лоцманы не вскрывали миры, ничего бы не было!

Крыбыс пожал плечами.

– Плевать! Лишь бы не заявился. С ними же нельзя, как… ну…

– Как с людьми? Да, обманывать Лоцмана – последнее, что стоит делать, – Макмар стряхнул с рукава плаща невидимую пылинку. – Но как подсказывает мой бесценный опыт, не обращай внимания, не разговаривай – и не придётся вступать в сделку.

Крыбыс еле слышно выругался. Макмар услышал и не преминул отреагировать:

– Да-да, с опытом у меня всё в порядке! Не забывай – я был Смотрителем Границ. Однажды я даже изгнал Лоцмана из своего мира.

– И он ничего тебе не сделал?

– Чтобы изгнать Лоцмана, надо вступить с ним в сделку, где одним из условий будет его уход.

– А другим условием? Что ты сделал для него? – Крыбыс сделал упор на слове «сделал».

– То, что ему было нужно, – процедил Макмар, презрительно глядя на сообщника.

– А! И за это тебя самого изгнали? – радостно ухмыльнулся Крыбыс.

– Может быть… Из всех вариантов я выбрал наилучший.

Если бы Злате дали возможность высказаться, она бы честно призналась: Дед – худший вариант учителя!

Согласно его принципам, не нужно рассказывать о том, что ученик способен узнать сам. И о том, что может навредить, тоже не надо. Полезную информацию следует выдавать по чуть-чуть. Потому что, когда ученик получает готовые знания, он не будет относиться к этим знаниям всерьёз. А если он поборется за каждый кусочек…

За некоторые кусочки потом хотелось убить.

О, если бы он сразу сообщил ей, кто занял тело Павлика и кто организовал это перемещение!

«Кто это устроил?» – спросила Злата в первый день своего ученичества.

«Я его убил» – отмахнулся Дед. – «Забудь!»

Отлично поговорили!

Она раскопала. Сама. Все подробности. Дед мог бы гордиться своей ученицей, если бы узнал, как глубоко она погрузилась! Но он не узнает – в этом она поклялась, когда достигла дна правды.

Факт номер один лежал на поверхности: в Павла вселился Гоннорд Второй.

Этот известный преступник, неоднократно сбегавший от представителей правосудия (трижды из зала суда, однажды – из камеры смертников), обладал таким количеством полезных знакомств, что мог бы легко избавиться от предъявляемых обвинений. Если бы не совершал новые преступления – по просьбе тех, кто помогал ему сбежать.

Выбрав Землю в качестве убежища, Гоннорд вселился в тело умирающего четырёхлетнего мальчика. Выздоровевшего ребёнка увезли в другой город – далеко от Москвы, поэтому охотники не обнаружили следов преступника.

У чужака было достаточно времени, чтобы изучить новый мир. Не утерпел – вернулся, чтобы основать свою базу. Поднял кое-какие старые связи среди тех, кто скрывался на Земле, начал обживаться… Но с Обходчиком справиться не смог.

Хотя Дед ещё ходил в учениках, легендарного Гоннорда Второго он выловил с первой попытки, пополнив список личных достижений. Сначала Хайлерран, а затем другие знаменитости: Микаль, Стапчита – никто из них не смог продержаться. Недооценивали землян…

Факт номер два: если бы не Дед, Стражем Границ Земли стала бы Злата.

Именно она была чудо-ребёнком, а не Павлик. Её настоящий брат умер во время операции. Роль вундеркинда исполнил пришелец из Открытых Миров, ускоривший развитие ребёнка.

Гоннорд так спешил, что не заметил самородка рядом с собой. Не разглядел в заботливой старшей сестре потенциального врага. Он предположить не мог, что сам поспособствует раскрытию её способностей, которые пробудились во время поисков...

Факт номер три: у Гоннорда Второго было два сообщника – один помогал с выбором тела, второй защищал в Москве.

Если бы не Злата с её слепой целеустремлённостью, подельник Гоннорда не смог бы уйти. Будущий Страж Границ установил надёжную ловушку в переходе на «Охотный Ряд», приготовил в дальнем Слое всё, что нужно для боя. Но ловушка-то была рассчитана на двоих! Появление Златы нарушило целостность сети.

Пройдя через портал, девушка словно обезумела. Когда молодой Обходчик преградил ей путь, Злата вцепилась ему в горло. Пока они возились, Гоннорд-Павлик выстроил лаз и удрал. Обходчик полез следом, Злата не отставала – как будто каждый день скакала по Слоям туда и обратно!

Преступники ждали их на «Охотном Ряду», в крайнем Слое. Одно неверное движение, и можно вывалиться под ноги пассажирам. Злата этого не понимала – кинулась к брату, но Обходчик её удержал. Жизнь ей спас, о чём она узнала позднее…

Факт номер четыре: сообщник Гоннорда был Чтецом.

Когда загадочный мастер занялся молодым Обходчиком, то без труда нашёл его слабые места: сестра, которую тот не смог защитить, племянница, которую сделал сиротой, мать, чьи надежды разрушил, отец, которому обещал позаботиться о маме и сестре – и не сумел…

«Когда Чтец хочет убить, он обращается к чувству вины, – позже объяснил Злате престарелый Наставник – и тоже Чтец. – Все, кому человек был должен, но не смог вернуть долг, все, кому причинил боль и вред, – все они встают вокруг и начинают тянуть душу. Разом вспоминается каждое слово и каждая ошибка. Стыд становится невыносимым. Достаточно пожелать себе наказания за грехи – и ты его получишь. Либо сердце, либо сосуд в мозгу, либо просто остановка дыхания… Чтобы выдержать, надо отказаться от прошлого. Отказаться от всего, что дорого. Чтобы спастись, надо отказаться от себя».

«И как же он сумел?» – удивилась Злата.

Старик печально улыбнулся:

«Он не сумел. Он сделал выбор и отрёкся от всего».

Злата не узнала бы об этом, если бы сама не была жертвой Чтеца...

Факт номер пять: после того сражения Дед пришёл в Большой Дом и попросил, чтобы его «почистили». Повод был: Чтец не пойман, может напасть снова, лучше не давать врагу ни единого шанса. Поэтому убрали все чувства, всю эмоциональную часть, ни одной слабины не оставили. Дед помнил факты из своего прошлого, но не более того.

«Другого средства не существует! – сказал старый Наставник, который лично проводил ту чистку. – Из такой развилки выйти целым нельзя: либо проигрываешь врагу, либо сам себя ломаешь. Дилемма истинного выбора – когда выбора нет!»

Факт номер шесть: Дед не хотел, чтобы Злата стала его ученицей.

Как он объяснил в Большом Доме: «Будет меня ненавидеть».

Злата помнила всё: как попала в крайний Слой «Охотного Ряда», как увидела Павлика и бросилась к нему, как странный незнакомец вцепился в неё и потащил прочь, не обращая внимания на удары. Взъярившись, Злата начала безжалостно колотить его по голове. Вырвалась, сбила с ног, а когда он схватил её за штанину, врезала носком ботинка по лицу.

И вдруг пошёл снег – такой густой, что Злата вмиг потеряла представление о направлении. Но не остановилась: пошла наугад, вытянув руки перед собой и продолжая звать Павлика. Наткнулась на острый каменный угол пилона, развернулась на 180 градусов и продолжила поиски.

Через пару десятков шагов ей повезло. Павлик сидел на полу рядом со странным драчуном, которые сумел-таки дотянуться до ребёнка, но смог лишь коснуться его руки.

Подбежав к брату, Злата упала на колени, потянулась, чтобы обнять – и непроизвольно отпрянула. А Павлик повалился на спину, глухо стукнувшись о замороженный пол. Неведомо как, но Злата всё поняла.

Когда ей представили будущего учителя и командира, не преминула намекнуть:

– Привет, Дед Мороз! Имей в виду, я всё помню!

Потом извинялась. Три раза.

Кончено, Страж Границы не убивал Павлика! Наоборот, каждый день своей жизни он посвятил тому, чтобы это история не повторилась.

Если обвинять, то Лоцмана, который вскрыл Землю, расставил метки-якоря, пригласил тех, кто искал убежище, и косвенно разрушил жизни многих людей. Именно Лоцман доставил Гоннорда Второго на Землю.

Последний факт. Последний кусочек паззла.

На Земле Лоцман обеспечил Гоннорду везение, чтобы подобрать подходящее тело. А ведь Павлик мог пережить ту операцию. Вселяются не в мёртвые тела, но в тела, чей дух ослаблен и не способен сопротивляться…

Вот они, ответы. Самое донышко, вся правда.

Нашла – и что дальше? Лоцмана невозможно убить. По крайней мере, ещё ни у кого не получилось...

– Чем они думали, когда устроили здесь засаду? – пробормотал Лоцман, отползая назад от верхушки холма.

Дед ждал его чуть ниже, на относительно сухом и чистом месте – чистом и сухом по сравнению с остальным пространством.

– А где ещё? Не в Слоях же или в Земной Яви! – поправил его Обходчик. – Всё-таки там моя территория, а здесь все – чужаки.

Он вздохнул и сел, вытянув ноги. Джинсы тут же впитали грязь, и стало до отвращения мокро и холодно.

– Давно хотел спросить, зачем было делать её такой, – пробормотал Дед, чувствуя, как джинсы равномерно распределяют влагу по нижней части тела. – Специально? Чтоб никто не захотел здесь остаться?

– Я тебя не понимаю, – Лоцман присел рядом. – «Сделали», «специально»… Если ты про Гьершазу, то она не могла быть другой. Это же… – он обвёл рукой безликий пейзаж, источающий тоску, уныние и безнадёжность. – Это же ничто! Ты не можешь видеть что-то другое! Да и зачем?

– Понятно, – кивнул Дед и поёрзал на месте, стараясь усесться поудобнее. – На нейтральной полосе не должно быть цветов, чтобы не вводить в искушение.

Лоцман усмехнулся и провёл рукой по грязи – словно бы погладил.

– Нормально, если ты выманиваешь сюда чужаков, – сказал он. – Ты отвечаешь за Границу, за все Слои и остальное. Ты имеешь право здесь находиться. И любой странник, который не смог пробиться на Землю, может остаться здесь…

– В желудке у кого-нибудь из местных, – перебил Дед. – Если у них есть желудки!

– Не в этом суть, – Лоцман поднёс к глазам испачканную руку и, прищурившись, начал внимательно рассматривать грязь на пальцах. – Есть граница мира, и все понимают, что за пересечение надо платить. Граница состоит из Слоёв, и вы, Обходчики, научились использовать их, потому что живёте ради Границы. Но Гьершаза не Слой и не мир. Скорее «компенсатор».

Дед слушал, затаив дыхание.

Он знал, что Злата ждёт и нуждается в его помощи.

Но если бы она знала, что за информацию он только что получил, она бы простила задержку.

– Это место для беглецов, бродяг, охотников и Смотрителей Границ, – подытожил Лоцман. – Сюда попадают нечаянно, по ошибке. Прийти сюда с какой-то определённой целью значит вступить в сделку с Гьершазой. Если используешь её, то позволяешь использовать себя… Не знаю, как сказать лучше! Но они зря сюда явились!

– Они? – Дед нахмурился, пытаясь мысленно нащупать то место, где находилась Злата и её похититель. – Он там один.

– Было двое, когда мы подходили, – Лоцман усмехнулся. – Да, теперь один.

Он как будто стыдился недавнего приступа откровенности.

– Тебя заметили? – спросил Обходчик.

– Заметил. Почуял. И понял, кто я, – Лоцман виновато улыбнулся. – Извини, я его, кажется, спугнул. За мной должок.

Дед внимательно посмотрел на него, чувствуя, как внутри всё холодеет и сжимается.

Вот и всё. Назад дороги нет.

– Должок, говоришь? – Обходчик ухмыльнулся, с горечью вспоминая момент, когда ещё можно было изгнать гостя. – И когда будешь отдавать?

– Чем быстрее – тем лучше, – отозвался Лоцман.

Дед окинул взором бескрайние пустоши с невысокими холмами и лужами, тускло блестевшими под серым небом. Туман куда-то делся, но горизонта всё равно было не разглядеть.

Идеальное место, чтобы сдохнуть!

Вздохнув, Обходчик лёг в грязь, сложил руки на груди. Сделал несколько глубоких вдохов. Постепенно забыл про мокрую одежду, холод и прочие неприятные ощущения. Следующий шаг – забыть про тело. Оно не имеет значения… Его нет…

– Так как? – приставучий Лоцман прервал медитацию. – Чем тебе помочь?

Дед глубоко вздохнул и напомнил себе, что эмоции – тоже телесное и лишнее.

– Попроси своих родственников, чтобы не ели меня, пока я буду… занят.

– Попросил. Они не будут, – пообещал Лоцман. – И ещё что-нибудь хорошее сделаю, если расскажешь, откуда ты узнал.

– Что узнал? – поинтересовался Дед.

– Что они мои родственники!

– Я сам догадался. Ну, до скорого, – и Дед закрыл глаза.

Макмар выстроил вокруг Златы столько ловушек, что казалось – хвастается мастерством.

Там было всё.

Западня – вдруг Обходчик откроет портал напрямую с Земли?

Капканы, перегораживающие дорогу к заложнице.

Крепкая сеть по периметру, рассчитанная на кукол и дублей.

Разнокалиберные силки для духов-помощников.

Полдюжины защитных заклинаний.

И сам Макмар в роли ловца.

Оценив масштаб приготовлений, Крыбыс заподозрил неладное. Если Страж Границ так силён, может, не нужно с ним связываться?

Но Макмар не собирался убивать своего врага. Затевать представление ради банального убийства? Отнять жизнь не сложно! Гораздо труднее отнять волю.

Макмару не нужен был мёртвый Обходчик – всё равно пришлют замену. Если же сделать его слугой…

Злата была приманкой, Крыбыс отвлекал. Своё присутствие Макмар счёл необязательным, особенно в свете сложившихся обстоятельств. Единственное, о чём он жалел – что не сможет полюбоваться на первый этап операции, когда пленённый Обходчик будет бессильно корчиться, словно червяк на солнце.

Но Деду не хотелось корчиться. Он сделал по-своему.

Сначала открыл лаз далеко в стороне и прошёлся пешком, будто это колхозное поле, а не «Великое Нигде». В Гьершазе кратчайшее расстояние между двумя точками – в лучшем случае зигзаг, но Дед умудрился дойти туда, куда нужно. После чего оставил свою оболочку на попечение Лоцмана и отправился в бой налегке, нематериальным сгустком сознания – призраком.

Так переходят из мира в мир бедные путешественники. Так пришельцы вселяются в чужие «футляры». Рискованный способ, который применяют, когда нет других вариантов.

Отделившись от своего тела, Дед отключил привычные чувства, обретя взамен одно, истинное и всеобъемлющее. На Земле этот способ восприятия помогал видеть искажения реальности, но здесь он стал помехой. Гьершаза вся была сплошным искажением – спутанный клубок пространств, ям и пульсирующих уплотнений, а за её уродливой маской скрывалось фальшивое лицо. Чтобы не свихнуться, пришлось вернуть себе «слепоту» человеческого зрения.

Стало легче. Внизу мелькала сморщенная кожа Гьершазы, обманчиво мягкая и податливая, наверху – туманное небо. К счастью, у Деда было, на что ориентироваться. Полупрозрачным призраком он летел к Крыбысу, маячившему среди тусклых луж.

По дороге Дед замораживал грязь под собой, подготавливая путь отступления для Златы и указатель для себя. Он редко практиковал рассоединение с телом. С непривычки можно потеряться.

Злата была жива. Целая, не совсем невредимая после общения с Чтецом. Может быть, сломленная. Может быть, навсегда. Дед решил, что подумает об этом потом, когда победит.

Между брошенным телом и лагерем противника расстояние было не больше пары километров. Вскоре Дед пересёк невидимую границу – и тут же сработала первая линия вражеской обороны. Безрезультатно. Формулы были рассчитаны на противника во плоти. С душой они не совладали. Дед ощутил смутную тяжесть там, где недавно билось сердце, и поспешил дальше.

Другая порция ловушек... Дед видел тело Златы, распростёртое в грязи. Он заставил себя не думать об ученице – сосредоточился на защитных заклинаниях противника. Сложные формулы, составленные с расчётом на Стража Границы.

Наконец рухнул последний заслон. Крыбыс заметил врага, но не успел отойти – и был тут же отброшен в сторону. Рухнул, словно мешок с гнилыми овощами, и не спешил подниматься. Он не мог видеть Обходчика, однако без труда представлял, что происходит.

Сработала самая хитрая ловушка Макмара: стоило Деду приблизиться к Злате, как его тут же начало затягивать в её тело.

Страж Границ не знал этих формул и не пользовался такой магией. Ему приходилось работать с последствиями – когда какой-нибудь незваный гость занимал чужое тело, изгнав или уничтожив хозяина. Считалось, что в этом процессе нельзя помочь. И невозможно вселить насильственно, против воли!..

Злата уже очнулась. Она не могла двигаться, зато могла сопротивляться постороннему вмешательству в своё «Я». Но сил было мало, особенно против Обходчика. Значит, надо сдаться?

В свою очередь Деду предстояло выбрать между двумя жизнями. И времени оставалось немного, и силы на исходе. Значит, либо совершить осознанное самоубийство, либо вселиться в тело любимой, изгнав её душу.

Качественная дилемма, отличная ловушка, при любом решении – поражение.

Поняв, что происходит, Крыбыс захохотал. Не важно, что Макмар сбежал и оставил сообщника валяться в грязи. Старик имел право высокомерничать! Операция прошла как по нотам. Ещё немного, и с Обходчиком будет покончено!

Злата – хорошая ученица. Она непременно освободит для учителя своё бедное измученное тело, и тогда спаситель станет причиной её гибели. И вдобавок застрянет в чужом «футляре».

«Макмар – гений!» – подумал Крыбыс.

Злата так не думала.

Она использовала другие слова.

Она узнала Макмара. Разглядела его лицо, когда её раздевали, когда пытались изнасиловать и когда били. И вспомнила, когда видела его в первый раз.

Это он был с Павлом.

Непрекращающиеся сны и навязанная одержимость разбудили в её памяти то, что, казалось, было похоронено там навсегда. Тот, второй, сообщник Гоннорда – это был он, элегантный старик с шарфом на шее!

Он был уверен, что его никто не узнает. Недооценил Злату, как когда-то недооценил её мать, которую смог лишь искалечить. И вот опять сплоховал: использовал иллюзию о Павлике, не предполагая, что девушка запомнила его самого.

У Златы снова появилась цель: теперь есть, кому мстить.

«Я не буду тебе мешать», – обратилась она к Деду. – «Заходи и делай всё, что нужно. Я потерплю».

Он не сразу поверил, что она выдержит, что сумеет подавить самый естественный из инстинктов и не станет защищаться.

Но выбора не оставалась.

Дед стал ею, а Злата смогла стать им.

Первоначальное замешательство, охватившее Деда, когда он ощутил себя женщиной, было сметено обжигающей ледяной яростью. Каждый синяк, каждая ссадина и каждое прикосновение чужих пальцев, горевшее на коже Златы, – двойное унижение.

«Они посмели тронуть меня!» – «Они осмелились коснуться её!»

Инструктируя сообщника перед предстоящей операцией, Макмар предупредил: когда Обходчик займёт тело заложницы, нужно немедленно её оглушить. Инструмент был наготове – длинная дубинка, самое верное приспособление. Врезать как следует по голове и держаться подальше.

Но Макмара не было рядом, а Крыбыс никак не мог забыть свою недавнюю досадную слабость. Заглянуть бы в глаза Обходчику и высказать, что накопилось!

Крыбыс подвёл своё ослабевшее тело к пленнице, присел на корточки, наклонился. Ухмыльнулся, обнажая гниющие зубы. Злата вздрогнула, подняла руку, пытаясь заслониться. Крыбыс нагнулся ещё ниже и позволил ей коснуться своей щеки.

– Ну, и что ты теперь… – начал он – и повалился на бок.

Теперь его тело было крепче вырезки, пролежавшей неделю в морозилке.

А ведь предупреждали! Макмар знал о способностях противника. И не важно в каком теле живёт душа – талант никуда не денется!

Крыбысу повезло, что последние несколько дней он не жил в своей разлагающейся оболочке, а лишь управлял ею. Связи были не настолько крепкими, чтобы сразу же убить чужака. Крыбыс успел покинуть тело и, не мешкая, поспешил прочь.

Дед сделал заметный указатель – Крыбыс мчался над дорогой из замороженной грязи. Там, впереди, валялось бесхозное тело. И никто не помешает его занять.

Трепеща от предвкушения окончательной победы, Крыбыс перевалил через вершину холма и направился к фигуре, лежащей на склоне. Ещё немного, и ему будет принадлежать это тело и вся Земля!

Но пришлось остановиться на полпути.

Куда спешить, если над вожделенной оболочкой нависла пупырчатая тварь?

Создание было длинным, плоским, опиралось на тысячу ножек-сосисок и соответствовало байкам о Гьершазе. Бугристая кожа в бородавках, из которых сочилась слизь, тошнотворного вида вытянутая морда... Обнюхав Обходчика, тварь решила начать с ног – и осторожно обхватила ботинки толстыми пульсирующими губами.

Можно было успеть: вселиться в тело Обходчика и вырваться из пасти. Шанс небольшой, но он есть! Но меньше, чем шанс быть съеденным заживо мерзкой тварью.

«Я не хочу», – подумал Крыбыс. – «Я не буду!»

Лучше смерть…

Через несколько секунд он перестал бороться и умер. И его душа растворилась в тумане Гьершазы.

А потом туман расступился, пропуская хромающую Злату. Поскальзываясь на тающем льду, прижав ладонь к рёбрам и подволакивая левую ногу, она спустилась с холма и подошла к телу своего учителя. Наклонилась, оперлась свободной рукой и легла рядом.

Ловушка Макмара ослабла, и Дед смог, хоть и не сразу, вернуться в себя.

Первым делом он поджал ноги – и отпихнул морщинистую морду. Существо выплюнуло ботинки, затряслось, обиженно захрюкало и начало неторопливо отползать назад, в дыру, из которой вылезло.

Этой норы, уходящей вертикально вниз, не было, когда Обходчик подходил к холму вместе с Лоцманом. Судя по разбросанным комьям, бородавчатая тварь вылезла здесь не так давно. Специально, чтобы обслюнявить ботинки Стража Границ и до смерти перепугать чужака. Как удачно!

Лоцман с любопытством заглядывал в нору, не обращая внимания на брызги воды и лохмотья жёлтой слизи, летящие во все стороны, пока существо покидало поверхность.

– Кто это? – спросил Дед.

Попробовал подняться, но получилось лишь сесть.

– Не знаю, – Лоцман повернулся к нему и приветливо ухмыльнулся. – Я не даю имена – я же не человек! Как бы ты его назвал?

Дед выругался и повернулся к Злате. Она лежала с открытыми глазами и неторопливо ощупывала своё тело, выздоровевшее и покрытое грязью. Ни одного синяка или ссадины, как будто их и не было.

– Вижу, ты теперь умеешь это не хуже, чем я, – улыбнулся Обходчик и протянул руку к её груди, но Злата оттолкнула его ладонь.

– Боюсь, ты по-прежнему умеешь это лучше чем я, – проворчала ученица, с обидой глядя на учителя. – А я никогда не научусь с такой подстраховкой!

– Хорошо, в следующий раз оставлю всё, как есть, – пообещал Дед.

Они смотрели в глаза друг другу недоверчиво и с опаской, не зная наверняка, сколько секретов удалось утаить и сколько тайн было раскрыто.

– Рад, что ты жива, – вклинился Лоцман.

Он держался на расстоянии и не спешил подходить – поглядывал искоса, как нашкодивший кот.

Дед ничего ему не ответил: занимался порталом, чтобы перенести домой себя и Злату. Для Лоцмана он тоже предусмотрел проход – исключительно из вежливости. Надо было поскорее закончить прерванный разговор и уточнить условия предстоящей сделки. Лоцман помог, Лоцман поддержал – придётся отдать ему одного из своих учеников.

Во дворе завыла противоугонная сирена, и послышался пьяный гогот и крики. Потом всё смолкло.

– Иди к себе, иди спать, – попросил Дед, но Варя упрямо помотала головой.

– Можно я с ней посижу? – попросила она и в который раз поправила одеяло, которым была укрыта спящая Злата.

Деду тоже нужно было поспать. Тела восстанавливаются быстрее душ. Тот опыт, которым пережили они вдвоём, запомнится надолго.

Дед нервно провёл рукой по волосам, влажным после душа. Его всерьёз тревожило слияние с сознанием Златы и всё, что он успел узнать.

После такого приключения рекомендуется чистить память, избавляться от лишних эмоций, но почему-то он не хотел вторично проходить через процедуру. Не в этот раз.

Хватит!

– А вы… всех убили? – вдруг спросила Варя.

– Что? – Дед покосился на неё и подошёл к окну, чтобы прикрыть форточку. – Ты о чём?

– Вы всех врагов победили? – Варя обернулась к нему и посмотрела пристально, выжидающе.

Вдруг она напомнила ему Макса-Хайлеррана. И одновременно – Алину в тот день, когда он в первый раз приехал посмотреть на новорожденную племянницу.

У Алины был такой же взгляд – человека, который понимает, что от него что-то скрывают, и догадывается, что скрывают важные вещи, о которых, пожалуй, лучше не знать.

– Нет, не всех, – Дед поправил одеяло и положил ладонь на тёплый лоб Златы. – Кое-кто остался.

– Понятно.

Варя открыла рот, но промолчала.

– Иди спать!

– Я потом, попозже.

Дед пожал плечами и пошёл на кухню. Там был Лоцман – проблема посерьёзнее, чем улизнувший враг.

Лоцман ел варенье из банки. Из новой банки.

– Ничего, что я открыл? – он облизал ложку, причмокнул и отхлебнул из кружки чай.

Кружка была правильная, гостевая, с таксой.

– На здоровье, – Дед придвинул стул и сел напротив, положив локти на стол. – В общем, так… Изгнание я отменяю.

Лоцман кивнул, давая понять, что принял услугу. А Дед опять подумал, как удобно складывается: сначала просьба «дай ученика», затем отказ, изгнание, окончившееся ничем и, наконец, финальная раздача пирожков с полки.

Если бы Лоцман был человеком, можно было не сомневаться, что он действовал заодно с тем Чтецом.

– Отменяю полностью, – повторил Страж Границ. – Но это мелочь. Ты прав: долги надо отдавать сразу, и чем быстрее – тем лучше. А я тебе задолжал.

– Согласен.

– Сильно задолжал.

– Ну, это ты зря! Не надо преувеличивать…

Лоцман даже со стула приподнялся и про варенье забыл, так расстроился.

Клоун!

Дед усмехнулся.

– Как ты это считаешь? – поинтересовался он.

– Что считаю?

– Кому и сколько должен ты, кто и сколько должен тебе…

– Разве это не очевидно?

– Ладно, забыли. Я слушаю.

Лоцман облизал ложку, с грустью заглянул в опустевшую кружку, вздохнул.

– Знаешь, весь твой долг вмещается в банку с вареньем. Я ведь помогал тебе не для того, чтобы получить ручного Обходчика и ставить ему свои условия! Это у меня было много раз и заканчивалось всегда одинаково. А мне нужно другое! И ты прекрасно знаешь, что.

Дед не сразу отреагировал на столь очевидный намёк.

– Знаю. Помню. И кого ты хочешь… попросить?

– Варю, – ответил Лоцман и безмятежно улыбнулся. – В конце концов, она твоя племянница. И дочь Хайлеррана, а это перспективы! Успехи уже есть – Беседник, к примеру. Почему ты не начал её использовать? У неё есть способности…

– У всех способности! – перебил его Обходчик. – И что с того?!

– Но ведь ты не можешь не признать, что она более... одарённая, чем остальные.

– И что?

– Почему ты её не используешь?

– Я её использую!

Дед ударил кулаком по столу и встал.

– Нет, я не о том... – Лоцман посмотрел на пустой чайник – и вновь придвинул к себе банку с вареньем. – Почему ты не расскажешь... не посвятишь её? Она могла бы стать твоей ученицей и помощницей!

– Ей пятнадцать лет! – громким шёпотом отозвался Дед, шагая по кухне от двери к окну и обратно. – К чёрту потенциал! Он в каждом третьем. Да будь она потенциальным Следопытом или Зодчим, я бы и близко её не подпустил! Ей пятнадцать лет! Она сама не знает, чего хочет!

– Ну, чего бы она ни захотела, она твоя племянница. Она уже в этом всём, – Лоцман указал ложкой на дверь. – Ты её не отгородишь.

Дед остановился и выразительно посмотрел на гостя.

– Не отгорожу. Но и затаскивать не буду.

– Ну и не затаскивай, – Лоцман вздохнул. – Я сам. Просто разреши сделать с неё двойника.

Дед не выдержал и рассмеялся.

– А, двойника… Ну, конечно. Какого? – спросил он, как будто каждый день занимался такими чудесами.

Захотелось опрокинуть Лоцману на голову банку с остатками варенья. Напугал, шут гороховый, специально напугал!

– Обычного двойника, – ответил Лоцман, скорчив рожу. – Можно через зеркало, можно через воду. Ну, ты понимаешь, да? Я её раздвою и копию натаскаю. Заодно посмотрим, что из неё может получиться. Может быть, там пшик. А может, и нет.

Продолжая посмеиваться, Дед налил воду в чайник, поставил разогревать.

– Что, способности тоже раздвоишь? – расспрашивал он как бы между делом. – И характер скопируешь?

– И способности, и характер. Это ж я буду делать, а не ты или кто ещё из смертных! Нормальная будет копия, без примесей, – Лоцман доел варенье и тщательно облизал ложку.

– Ещё будешь?

– Наверное, буду. Так ты разрешишь?

– Надо подумать… – Дед почесал взлохмаченную голову. – Где-то должен быть подвох.

– Никакого обмана! – Лоцман хлопнул ладонью по столешнице. – Ты не переживай! Я возьму себе копию. Оригинал – тебе.

– А что, их можно будет отличить?

– Нет, кроме меня, никто не отличит. Но я возьму копию. Я ж не человек, чтоб обманывать по таким пустякам! Отличие в том, что на копии ничего лишнего не повиснет. С чистого нуля по поступкам. Ни долгов, ни обязательств, кроме как ко мне. Я ведь, получается, буду её Создателем! Представь, как это приятно!

За окном умирал первый снег, и ноябрь безуспешно притворялся мартом. Тротуары исчезли под солёной грязью – газон, напротив, раскрыл богатую коллекцию из окурков, смятых жестянок и пивных бутылок. Макмар с жалостью посмотрел на когда-то белый кабриолет, припаркованный на противоположной стороне улицы, и отхлебнул чаю. Поймав на кончик языка сучковатую чаинку, в который раз напомнил себе купить пакетиков – побаловать девчонок, а то вечно экономят на продуктах.

Сквозь ритмичный стрекот швейных машинок пробивалось увлечённое щебетание. Теперь, когда клиентка, собрав пыль полами соболиной шубы, покинула студию, а хозяйка Мадам Инесса заперлась у себя с бутылочкой мартини, мораторий на благопристойность был снят. Измученные молчанием работницы возобновили обсуждение последних серий популярного «мыла», новостей из жизни звёзд и цен на косметику. Разумеется, не забыли о сокровенном – о мужиках.

Они не стеснялись Макмара, потому что, согласно общему убеждению, которое никто не считал нужным проверять, пожилой закройщик являлся закоренелым геем. Вежливость в манерах, плавность в движениях, длинные седые волосы, собранные в аккуратный пучок, ироничная улыбка, застывшая на тонких губах... Как однажды заметила опытная (ей всегда поручали дорогой шёлк) Жанна: «Слишком шикарный, чтобы тратить время на кого-нибудь из нас, девочки!»

Новенькие, что чаще всего означало провинциалки-вчера-с-поезда, испуганно таращились на шейный платок Макмара, маникюр и привычку пропускать даму вперёд. Убедившись, что дяденька не кусается и развращающих бесед не ведёт, переставали замечать. Так или иначе, но он был слишком стар, чтобы надеяться на «исправление силой чувств», хотя двухкомнатная квартира в центре многих лишала покоя.

– ... Главное, чтобы привык! Чтобы понял, что без тебя – ну, никак! И чтобы ребёночка от тебя сам захотел, – продолжала разглагольствовать Жанночка, у которой неосторожно попросили совета. – Любовь-то проверять надо, так ему и скажи. Вот пусть и докажет, что любит! Что мужик, а не не пойми что!

В прошлом году пышногрудая Жанна благополучно захомутала работягу из Подмосковья – и теперь, осенённая триумфом подлинной любви и фактом наличия прописки, источала ладан и мирру житейской мудрости.

– Ты пойми, против чувств не попрёшь! А у тебя всё при себе, и готовишь ты классно! Что, он сам себе враг – отказываться от такого счастья?!

Не выдержав, Макмар рассмеялся и тут же оборвал себя: увидел Надю. Помощница робко заглядывала на кухню, не переступая порога.

– Что, опять? – еле слышно спросил закройщик и торопливо поднялся. – Ну, пошли, посмотрим, что можно сделать...

Девушка ещё больше ссутулилась и замотала головой, приоткрыв стёкла очков, скрытые спутанной чёлкой.

– Я только обвела... Вроде всё правильно...

Старый мастер скривился, как от лимона, услышав детское «обвела» – кружок рисования здесь, что ли?.. Но сделал над собой усилие и убрал морщины со лба.

В примерочной на раскроечном столе, выдвинутом прямо под тусклую люстру, был разложен в два слоя атлас роскошного королевского цвета – цвета свежей крови. Макмар опять притворился равнодушным, хотя при виде ткани, замаранной меловыми отпечатками пальцев, хотелось выругаться. Впрочем, Надя не забыла ни про направление нити, ни про раскладку – потери будут минимальными. Если швеи напортачат, можно будет обойтись без дополнительной закупки.

– Я по линейке проверила, – пискнула девушка и хотела добавить что-то ещё.

– Хорошо. Молодец, – Макмар осторожно сдул крошки мела с ярко-красной ткани, мысленно отметил, что припуски и впрямь без ошибок. – Теперь наноси силки. Я сам раскрою.

Он вернулся на кухню, но там началось большое субботнее чаепитие – и вторая часть «Курса стратегического замужества от Жанночки». И Макмар сбежал к пыхтящей от усердия помощнице.

– Ты уже нашла? – поинтересовался он, прикрыв за собой дверь.

– Нет.

– Опять ночуешь здесь?

– Наверное...

– И что собираешься делать?

– Не знаю...

– Попроси, попробуй. Может, всё-таки разрешит пожить.

– Хорошо…

Она была поглощена работой, но он видел, как дрожит её подбородок и как из-под дешёвой пластиковой оправы очков выкатывается первая слеза.

– Ткань не закапай, – предупредил раскройщик и, присев на широкий подоконник, вновь принялся созерцать позднюю московскую осень, тонущую в мокром сумраке.

Унылый пейзаж напомнил ему о лужах и тумане Гьершазы, но Макмар старательно изгнал воспоминания о проваленной операции. Это произошло вчера – пусть там и останется. Не стоит беспокоиться о том, что могло бы быть! В итоге он получил намного больше, чем рассчитывал. Теперь надо воспользоваться результатом. Закрепить и приумножить. И быть на шаг впереди Стража Границы…

Когда Надя закончила, на улице стало совсем темно.

– Нади-ин! Подмети-и! – донеслось из коридора.

Макмар остался наедине с атласом и ножницами. Разрезаемая ткань похрустывала, словно свежевыпавший снег, но идиллию портил визгливый голос хозяйки. Итак, Надя послушалась совета и предприняла последнюю попытку. А пора бы заметить, что если после обеда мартини, значит, вечером будет депрессия. Просить переночевать перед воскресеньем – не наглость, а открытое оскорбление. Уволит ведь!

Так и есть – поблагодарив Макмара «что вы нас так выручаете», Мадам Инесса как бы между делом поинтересовалась: нет ли у него на примете подходящей девушки?

– Ну, или молодого человека, – торопливо исправилась хозяйка, бросив многозначительный взгляд из-под неестественно длинных ресниц.

На кухне шумела вода и гремела посуда, а под опустевшей вешалкой стоял потёртый клетчатый чемодан на колёсиках.

Закройщик обещал помочь.

– Если хочешь помочь, не мешай, – попросил её дядя.

Был день, потому что утро они проспали.

Злата лежала в постели, поэтому завтраком занялся дядя. Он не стал усложнять: залил овсянку кипятком и занялся сооружением бутербродов. В хлебнице нашёлся нарезной батон, что решило одну из трёх проблем. Вторая проблема тоже сама собой рассосалась, когда дядя извлёк из холодильника сырную нарезку. Но ветчина оставалась пугающе целой.

Когда сонная Варя возникла на пороге кухни, дядя пытался отпилить кусок ветчины. Кусок, а не тоненькую стружку, чёрт побери!..

– Доброе утро! – поздоровалась Варя.

– Угу, – ответил он, разжёвывая коварный хрящик, который мешал справиться с ветчиной.

– Я хотела спросить насчёт вчерашнего, – начала Варя, собравшись духом, но так и не закончила, наткнувшись на дядин взгляд.

О, она знала это выражение! За последнее время она видела его слишком часто! Странный платок, за который ей простили прогулы. Странная слизь, откуда её вытащила Злата. Странный дядя Серёжа. Избитая не-Злата, которая исчезла непонятно куда, и настоящая Злата, перепачканная и без единого синяка. Все странности завершались дядиным взглядом, преисполненным самоуверенности и умиротворения.

Взгляд цвета неба высоко в горах. Ни капли смущения, смятения или иной естественной человеческой эмоции – лишь чистый синий лёд, от которого зубы ноют и сжимается горло.

Взгляд, убивающий на корню любые вопросы.

«Всё нормально, – сообщал он, искренне и безапелляционно. – Всё хорошо, и не надо делать такое лицо!»

Первый раз Варя ознакомилась с подобным взглядом в августе, через несколько дней после своего переезда Москву. Однажды поздно вечером дядя попытался незаметно проскользнуть из душа к себе в комнату – и столкнулся с племянницей.

Прихожую озарял предательски яркий свет, и прятаться было негде.

Не то, что бы Варя сильно удивилась, хотя это был первый голый мужчина, которого она видела в реальной жизни, а не в кино или на рисунке, скачанном из Интернета. Но физиологические подробности отошли на второй план – гораздо интереснее были шрамы, украшавшие дядины мускулистые плечи, волосатую грудь и впалый живот.

Их было много, этих следов и отметин. Неестественно много. Тонкие розовые полоски сросшейся кожи. Толще, чем от глубоких царапин, но тоньше шрама от аппендицита. А ещё широкие полосы, какие бывают после ожогов. И треугольные вмятины, как от клыков. Больших клыков.

Словно клинопись по всему телу. Загадочные письмена, в которых было зашифровано прошлое. Вот и объяснение, почему в сильную жару дядя носил рубашку с длинными рукавами…

Без тени улыбки дядя посмотрел в глаза племяннице, повернулся и ушёл к себе. Не торопясь. Не прикрываясь. Как будто ничего не произошло!

Потом Злата купила ему халат. А Варя продолжала гадать, где он мог так пораниться? И обо что?

Вспомнив ту ночь, она поняла, что шрамы свои он получил примерно так же, как Злата – «ненастоящие» синяки: каким-то особым, таинственным способом.

«Чем же он занимается?» – подумала Варя, и эта мысль явственно отразилась на её лице.

– Всё запуталось – тебе не стоит влезать, – сказал дядя таким тоном, каким говорят об общеизвестных вещах.

Протянул племяннице готовый бутерброд и добавил:

– Если хочешь помочь, не мешай.

И в подтверждение своих слов вонзил нож в ветчину.

Варе показалось, что она вышла на пару минут и пропустила Самое Важное Объяснение. Так бывает, когда во время сеанса в кинотеатре выскакиваешь в туалет или за колой. Потом возвращаешься в зал и понимаешь, что поздно спрашивать. Сюжет несётся вперёд, и теперь лучше молчать и смеяться вместе с остальными, чтобы не выглядеть дурой.

– Я не буду овсянку, – сказала Варя. – И это я тоже не буду, – она бросила бутерброд на тарелку, так что сыр отвалился от хлеба, а ломтик ветчины свернулся в трубочку. – Я такое не ем! И вообще, я не хочу есть!

– Ну, не ешь, – он пожал плечами. – Мне больше достанется, – и в подтверждение своих слов отправил себе в рот очередной неудачный ломтик.

– Ты должен мне всё объяснить, – вновь начала Варя.

Момент истины. Другого шанса не представится!

Варя прикрыла дверь и оперлась об неё спиной, блокируя выход из кухни.

– Опять три вопроса? – улыбнулся дядя, слизывая с ножа вкусные мясные крошки.

Варя покраснела, но не стала отступать.

– Больше! Сто! – и зачастила, пока не перебили. – Кто такой парень из метро, который подарил мне платок? Где я была, когда меня Злата спасала? Почему дядя Серёжа и тот белобрысый упали под поезд, но никто не заметил? Почему ты вчера сказал, что это не Злата, а потом исчез, а дверь была закрыта? И когда вернулся – дверь никто не открывал, я проверяла! Что вообще случилось со Златой? Кто такой дядя Серёжа? Как он сделал, что я слышала голоса? То, что ты рассказал про отца, правда или нет? Кто вообще мой отец? Чем ты занимаешься? Какая у тебя работа?! И откуда у тебя все те шрамы, которые я видела?!

Дядя внимательно её выслушал – даже резать перестал. Когда Варя выдохлась, подождал немного. Ловким ударом ножа отсёк от ветчины идеально ровный кусок. Облизал пораненный палец. Бросил нож в раковину. Убрал продукты в холодильник. Привёл тарелку с бутербродами в порядок.

Варя напряжённо следила за каждым его движением, прижавшись спиной к двери и для надёжности упершись пятками в пол. Чтобы отодрать её от занятого поста, пришлось бы постараться.

Закончив с приготовлениями, дядя налил чай в кружку с эрдельтерьером, подхватил бутерброды с овсянкой и подошёл к двери.

– Злате надо покушать, чтобы набраться сил для выздоровления, – сообщил он племяннице.

– Ты будешь отвечать или нет? – спросила она, злобно прищурившись.

– Если я начну отвечать, Злата останется голодной, – объяснил дядя.

Деваться было некуда – и Варя сама открыла ему дверь.

– Чуть не забыл, – дядя обернулся, одарив всё тем же безмятежным взглядом «никаких вопросов – всё в порядке». – Насчёт того молодого человека из метро.

– Да?.. – Варя сдалась и потому не ожидала, что с ней будут разговаривать.

– Он спрашивал о тебе. Хочет повидаться. Типа на свидание пригласил. Пойдёшь? Он обещал, что будет ждать!

Встав за рекламной тумбой, Макмар дождался, пока Надя, нагруженная чемоданом и бесформенной спортивной сумкой, пройдёт немного вперёд. Сутулая фигурка, понуро опущенные плечи, траурная вуаль отросшей чёлки – первое место на конкурсе «Мисс Отчаяние».

Незаметно вынырнув из укрытия, закройщик нагнал девушку и какое-то время шёл рядом. Когда Надя попыталась преодолеть бордюр, Макмар выхватил у неё чемодан, ловко убрал выдвигающуюся ручку и понёс за ту, что сбоку.

– Я знала, что это вы, – воскликнула Надя, не слишком-то удивлённая его внезапным появлением, и солнечно улыбнулась – впервые за последнюю неделю.

– Домой тебе надо, – сказал Макмар, нахмурившись. – Сегодня же. На билет хватит?

– Мне некуда, – призналась она, укрепляя его подозрения.

Швеи что-то подобное болтали, но он не был уверен до конца.

– Так не бывает, – возразил Макмар.

– Бывает, – вздохнула Надя. – Меня там не ждут! Я там прописана, но меня и на порог не пустят! У сестры ребёнок. Когда я уезжала, они дали мне денег, чтобы я устроилась, и как я теперь вернусь? Для меня нет там места, понимаете?

– А твой молодой человек?

Макмар поддержал свою спутницу под локоть, помогая обойти лужу, чем удивил её больше, чем своим неожиданным появлением. Надя остановилась, чтобы протереть краем шарфа запотевшие очки, и тогда закройщик впервые увидел, что глаза у неё – зелёные, а брови – густые и широкие, словно две полоски меха.

– У тебя же есть молодой человек? – продолжал Макмар. – Почему ты не попросишь у него помощи?

Надя торопливо нацепила очки на нос, превратившись из зеленоглазой кошки обратно в испуганную мышку, и пробубнила, словно ненавистный вызубренный урок:

– Он живёт с мамой, она ненавидит приезжих, думает, я с ним из-за прописки, он тоже так думает, решил, что я его так проверяю, что сама подстроила, ну, и мы поссорились...

Красная буква «М» была всё ближе. Макмар ступил на верхнюю ступеньку перехода и бросил взгляд на свою спутницу, которая застыла, прикусив губу и судорожно стиснув края полосатого шарфика, повязанного поверх капюшона куртки. Стояла, боясь поверить в чудо, – ни дать ни взять Золушка при виде феи-крёстной!

– Поездок не осталось? – спросил закройщик, но Надя помотала головой и юркнула следом.

Пока они шли по переходу, она молчала. Размышляла о чём-то, старательно подбирая слова. Когда пришлось задержаться перед турникетами, девушка повернула к Макмару счастливое покрасневшее личико и сбивчиво протараторила:

– Спасибо! Я знала, я знала, что вы поможете, что вы поймёте! Я всегда знала, что вы хороший, потому что вы учили меня и помогли научиться, и не стучали, когда я портила! Я знаю, что вы хороший и не злой, что вы нормальный человек, хоть и… – продолжить она не смогла и покраснела пуще прежнего.

Макмар хмыкнул, подталкивая её к турникету и демонстративно игнорируя злобные взгляды, которыми его одаривали окружающие, задетые чемоданом.

– Поэтому ты так спокойно идёшь со мной?

Сквозь чёлку и стёкла очков ему просияли две изумрудные звёзды.

Вдруг Надя отвернулась, привстала на цыпочки, выглядывая вперёд. Эскалатор спускал их всё ниже и ниже – и всё громче звучала музыка.

У столика с театральными билетами стоял юноша с флейтой и наигрывал что-то лиричное, нежное, чуть тревожное, зовущее прочь из ненасытного города – туда, где нет ни грохочущего чрева метро, ни челюстей-многоэтажек, ни безысходности, одинаковой и для тех, кто в колее, и для тех, кто проиграл. Зелёные поля, чистый свежий ветер, бездонное небо…

– Здорово, да? – Надя тронула Макмара за рукав пальто, шмыгнула носом и полезла за кошельком. – Я всегда подаю, если нравится, – сообщила она, выгребая мелочь. – Хоть немного, но надо.

Бросив монеты в картонку, стоящую перед музыкантом, она поискала глазами указатели:

– Нам на какую станцию?

– Сюда, – Макмар взял чемодан в другую руку и направился вперёд, придерживая девушку за локоть и помогая ей лавировать в толпе.

Флейтист смотрел на них двоих, словно завороженный, не переставая играть. У него были тусклые измученные глаза, переполненные тоской. Мятая запятнанная одежда казалась театральным костюмом, не хватало крыс – или детей, выстроившихся почтительным кружком.

Если бы Надя отвлеклась от музыки, она бы поняла, что восхитивший её музыкант играет из последних сил и каждая нота может быть последней. И он знает это.

Но Надю волновали другие вещи.

– Везёт же вам – так близко живёте! – восхитилась она, когда они вышли на следующей станции. – Можно и пешком дойти!

– Я живу не здесь, – хмыкнул Макмар. – Было бы неправильно приглашать тебя к себе. Здесь живёт моя знакомая. Периодически я ей помогаю со сложными заказами. У неё своя мастерская, поменьше и... поскромнее. И углы она тоже сдаёт. Так что не переживай, всё наладится. У неё должок ко мне, так что никто тебя больше не обидит. Обещаю!

На улице хозяйничал глубокий вечер, поэтому передвигались они медленно, обходя замёрзшие лужи и кучи смёрзшегося снега и стараясь не поскользнуться. Чемодан пришлось нести, но когда Надя робко предложила: «А давайте я?» – закройщик пренебрежительно фыркнул.

Вскоре Макмар свернул под арку – и углубился в лабиринт старых дворов.

Редкий свет сочился из окон и тусклых лампочек над подъездными дверями. Никто не встретился им по пути, даже собак и кошек не было видно – лишь стены, запертые ворота, припаркованные машины да скелеты редких деревьев.

Девушка старалась не отставать от своего спасителя, смотрела на его спину или себе под ноги. Слишком поздно услышала, что кто-то идёт сзади. Начала оборачиваться, но было поздно. Она не сообразила, что её ударили – внезапно закружилась голова и наступила ночь.

Счастье подкралось на цыпочках – и врезало со всей дури. Как всегда, не вовремя.

«Он хочет встретиться».

«Он приглашает на свидание».

Пару недель назад она бы от такого в обморок упала! И понеслась бы к Нему сломя голову… Теперь же, после лавины необъяснимых событий, образ рыцаря из метро уже не казался завлекательным.

Конечно, она его не забыла – такого разве забудешь! Но если бы к ней явилась добрая фея, Варя бы попросила не любовный эликсир, а сыворотку правды. Для дяди.

С другой стороны, не всё безнадёжно. Если метрошный красавчик действительно влюблён, значит, его можно использовать как источник информации. Что-то же он должен знать! По крайней мере, про подаренный платок рассказать обязан!

– Ты не бойся! – успокоил её дядя. – Он не опасный!

Она не сомневалась. Если бы «Ромео» был опасным, её бы не отпустили!

– А как его зовут? – поинтересовалась Варя, придирчиво разглядывая себя в большом зеркале, которое висело в прихожей.

Для первого нормального свидания Варя решила одеться построже. Пусть не думает, что она влюблённая дурочка, которую достаточно пальчиком поманить!

На решение этой наисерьёзнейшей задачи пришлось потратить весь день и несколько бирюзовых бумажек с Ярославлем. Зато теперь из зеркала на Варю смотрела девушка, которой при желании можно было дать и шестнадцать, и семнадцать. Длинная юбка и приталенный клетчатый жакет превратили школьницу в студентку. С такой не стыдно куда-нибудь пойти!

Непокорные чёрные лохмы она затянула в крепкий узел и укротила дюжиной заколок. Но так и не избавилась от страсти к цепочкам и кулонам: начала с пары любимых, а закончила всей коллекцией.

«Надо будет выяснить, нравится ему так или нет, – подумала Варя. – Кстати…»

– Имя у него есть? – переспросила она.

– Не знаю, – отозвался из кухни дядя. – Сама спроси!

Нормальный человек сначала бы всё-всё выяснил об ухажёре своей несовершеннолетней племянницы, а уж тогда отпустил бы. Кто его мама? Кто папа? Где живёт? Учится-работает? Вредные привычки?

Дяде хватило «не опасный».

Надувшись и назло не попрощавшись, Варя открыла входную дверь – и увидела Лоцмана.

– Здрасте, Шава… Шама... Ой! – она покраснела. – Извините, я опять забыла… Здрасте, дядя Серёжа! – Варя торопливо выскользнула на площадку и поскакала вниз.

– Добрый день, дядя Серёжа! – приветствовал гостя Дед. – Чайку будете? С вареньицем!

– Спасибо, мне хватит, – Лоцман продолжал стоять на пороге квартиры с видом человека, пытающегося вспомнить слово, которое внезапно выветрилось из памяти.

– Ты либо туда, либо сюда, – Дед выглянул в прихожую. – Сквозит.

Он был полностью экипирован – осталось обуться.

– Тогда я туда, – сказал Лоцман, вышел на площадку и начал медленно спускаться, постукивая ногтями по перилам лестницы.

Застёгивая на ходу зимнюю куртку, Дед нагнал его этажом ниже.

– А куда она?.. Если не секрет? – спросил Лоцман, прибавив скорость.

Внизу хлопнула железная дверь – Варя выскочила из подъезда.

– На свидание, – процедил Дед сквозь зубы.

– Как быстро растут дети! – воскликнул Лоцман, намеренно фальшивя. – И где оно будет проходить – важнейшее событие в жизни каждой юной леди?

Хороший вопрос! Варя задала его себе, когда стояла на платформе в ожидании поезда.

Дядя так и не сообщил место и время встречи. Сказал, что её ждут. В метро. А Варя не стала расспрашивать.

«Что, проверка на сообразительность?» – подумала она, после чего подумала ещё раз. Хватило пары минут.

Доехав до «Баррикадной», она перешла на «Краснопресненскую» – и возобновила «экскурсию» по Кольцевой. Села лицом к платформам и после первого круга поняла, что скучала по этим видам, по шуму, голосам, объявлениям «Осторожно, двери закрываются! Следующая…»

Станции вылетали, вначале неразборчивые и пёстрые, поезд замедлял ход, и перед глазами выстраивалась галерея приземистых арок, ведущих в центральный зал, а между ними – что-нибудь красивое. На «Белорусской» – тиснёный мел и светильники, похожие на балкончик или нос лодки. «Новослободская», как и раньше, манила, хотелось выйти и рассмотреть каждый узор витражей (но стыдно: вдруг за провинциалку примут!) «Проспект Мира» был самым скучным, но зато после него – роскошный дворец «Комсомольской».

Потом была «Курская», которую Варя недолюбливала – её всегда клонило в сон при виде монотонного белого мрамора. К счастью, на следующей «Таганской» были панно с затейливыми сказочными узорами. Огорчали дурацкие физиономии в медальонах, которые портили красоту. А вот в орнаментах «Павелецкой» не было ни изъяна. И название станции на каждом пилоне – никогда не перепутаешь!

Далее следовала уютная ребристая «Добрынинская» и строгая «Октябрьская», похожая на подземелье средневекового замка. Пёстрый «Парк Культуры» был как ячейки с фигурными кусочками белого шоколада. После пафосно-базарной «Киевской» шла родная «Краснопресненская», чей красный мрамор напоминал Варе, в зависимости от степени голода, либо срез сырокопчёной колбасы, либо фарш для котлет. А потом опять была сахарная «Белка»…

Люди в вагоне застилали обзор, и в какой-то момент Варя разозлилась на широкие спины, студенческие рюкзаки и дамские сумки. «Вот бы они все куда-нибудь исчезли!» – подумала она.

Следующая мысль заставила её вскочить – Варя рванула к выходу, расталкивая пассажиров. Не обращая внимания на ворчание тех, кому она наступила на ногу или попала локтем под рёбра, девушка вылетела на платформу. Чуть шапку не выронила, так спешила!

Кровь стучала в висках, пыльный спёртый воздух обжигал лёгкие, а перед глазами стояла первая встреча с загадочным красавчиком: пустой вагон и размытая темень за окнами. Тогда тоже никого не стало рядом. Внезапно: раз – и все пропали.

Пусть ей так ничего и не разъяснили, о главном Варя догадалась: после того, как исчезнут люди, появится страшное пространство, заполненное мутным киселём. Но теперь никто не вытащит, никто не спасёт, и она будет вечно висеть там...

Поезд прогрохотал и скрылся в туннеле. Никто не исчез – люди, стоящие на платформе, удивлённо поглядывали на девушку. Впрочем, обычное дело: проспать свою станцию и выскочить в последний момент.

Оглядевшись, Варя узнала «Проспект Мира». Прошла в центральный зал, присела на скамейку. Расправила юбку, расстегнула пальто и расслабленно откинулась назад, прислонившись к мрамору пилона. Страх прошёл, но она не стыдилась своей реакции. Возможно, «рыцарь» не опасен, но кто его знает?

И вообще, кто знает, что для дяди «опасно», а что «нормально»?..

– Я не хотел тебя огорчить, – сказал Беседник, присаживаясь рядом. – Я хотел, чтобы тебе было хорошо.

Варя удручённо вздохнула – получился всхлип, похожий на рыдание. Чтобы не усложнять ситуацию, она одарила Беседника вежливой полуулыбкой.

– Привет!

– Привет! – Беседник радостно улыбнулся в ответ.

Красоты в нём не убавилось – по-прежнему хотелось пальчиком потыкать, чтобы проверить на реалистичность.

– А я тебя искала! – сообщила Варя, хотя эти слова никак не вязались с выбранной ролью «неприступной барышни».

Беседник от такого признания просиял и стал ещё милее.

– Зачем меня искать? Я всегда здесь! – сообщил он.

Варя открыла было рот, чтобы поинтересоваться, что он имеет в виду, но злость улетучилась. Завистливый взгляд проходящей мимо девушки целебным бальзамом пролился на сердце. Да ну их к чёрту, эти загадки! Опасный – не опасный, главное, хорошенький. Завидуйте!

Чтобы ни у кого не возникло сомнений в происходящем, она придвинулась ближе к Беседнику, взяла его под руку – и тогда заметила, что плащ на нём тонкий, без подкладки.

– Слушай, а тебе в этом не холодно?

– В чём? – переспросил он.

Варя подёргала его за воротник.

– Ну, в этом. Летняя же вещь! А наверху холодрыга. Я окоченела, пока шла к метро!

И тут же, не делая паузы, спросила как бы между прочим:

– Кстати, а тебя как зовут?

«Рыцарь» нахмурил лоб, сдвинул густые каштановые брови и задрал голову. Посидел так немного, будто бы вспоминая. Если бы рядом был Дед, он бы объяснил Варе, что Беседник пытается понять, что она имела в виду.

Керамические садоводы, юннаты и ботаники с пилонов повернулись к удивительной парочке. Они корчили гримасы, подсказывая ответ онемевшему Беседнику. На ближайшем медальоне в окружении колосьев и листьев стоял, опустившись на одно колено, суровый агроном в жилетке. Он указывал на Варю саженцем яблони.

– Называй, как тебе хочется, – предложил Беседник. – А какое у тебя самое любимое имя?

Агроном одобрительно кивнул и вновь занялся садом.

Шокированная развитием беседы, Варя не сразу смогла отреагировать.

– Нечестно! – возмутилась она. – Не надо так... послушно... Ты же мужчина!

– Я знаю, – кивнул он. – Я мужчина.

– Ну, и как тебя зовут?

– Меня не зовут, – признался Беседник. – У меня нет имени.

Варя наклонилась к нему, заглянула в глаза, выискивая признаки испорченного чувства юмора.

– И разве так бывает? – удивилась она, всем своим видом и голосом выражая недоверие.

В его васильковых глазах плескалась печаль.

– У меня нет имени, – повторил он.

Убедившись в искренности кавалера, Варя моментально сменила тон:

– Бедный! Слушай, но так же неправильно!

Он кивнул.

– Я знала, что ты чудной, но чтобы так… – Варя жалостливо вздохнула. – Ну, давай тогда придумаем тебе хорошее имя, – предложила она.

– Давай! – Беседник воспрянул духом и вновь принялся улыбаться направо и налево, разбивая сердца проходящих мимо дам. – Пусть будет правильно!

Трогательного зрелище! Душераздирающее. Невидимый Дед, сидящий на лавке напротив, закрыл глаза, признавая поражение.

Вспомнилось, как Злата спрашивала: кто вызвал Варину влюблённость? У кого бы спросить о причинах влюблённости Беседника! Дух, за которым Обходчик гонялся несколько лет, сидел и мурчал, словно голодный котик: «Как тебе понравится, дорогая!» «Я весь твой, любимая!» Послушно примерял имена, которые предлагала Варя, и без единого слова соглашался, что «нет, не подходит». После чего пробовал новое имя.

Станция ходила ходуном. Трепетали листья на керамических фризах. Бронзовые люстры испуганно вжимались в свод. Садоводы на медальонах высовывались наружу, обалдев от происходящего.

Невидимый Лоцман, примостившийся рядом Дедом, крутил головой и разве что в ладоши не хлопал.

– Я так понимаю, спорить больше не о чем. Она мне подходит, – сказал он и подмигнул Обходчику. – Талантами надо делиться!

Вначале были только звуки.

Голоса.

Надя их сразу узнала – каждая фраза символизировала перемены в её жизни.

«Ты талантлива – езжай в Москву!» – это сестра.

«Ты нам подходишь!» – это Мадам Инесса.

«Ты мне нравишься» – это… это тот, чьё имя она не хотела вспоминать. Потому что однажды он сказал: «Ты мне нравишься, но я не планирую жить с тобой!»

«Неделя тебе на выселение» – сказала квартирная хозяйка и бросила трубку.

«Ты здесь больше не работаешь», – сказала помощница Мадам Инессы и протянула плату за последнюю неделю.

Макмар сказал: «Никто тебя больше не обидит. Обещаю!»

У него не было ни малейшего повода лгать или причинять зло. Добрый закройщик, учитель и защитник, захотел спасти. Просто так. Ведь кто-то же должен был её спасти!

Надя верила Макмару. Всё, что у неё оставалось, – доверие к нему.

«Где он теперь? Что с ним?»

Понемногу вернулось зрение.

Она висела в воздухе, словно облачко, а прямо под ней на грязном заснеженном асфальте лежала обнажённая девушка. Надя узнала её по родинкам и по детскому шраму от аппендицита.

«Если моё тело там, значит, я умерла?» – подумала она.

Надя читала, что умирающие люди часто видят себя со стороны. Но в подобных историях никогда не упоминался тот факт, что, зависнув над своим телом, продолжаешь его чувствовать.

Ей было очень холодно. Болела голова. Ныл правый локоть, как будто она ударилась. Приглядевшись, Надя увидела синяк.

Вдвойне странно: отделиться от тела, но сохранить с ним связь! Она осязала трещину в асфальте, которая проходила под плечами, и какой-то небольшой предмет вроде окурка или смятой бумажки под левой ягодицей. Надя слышала собственное сбивчивое дыхание и шум от проезжающих автомобилей вдали. А над всеми чувствами главенствовал холод: температура упала до минус пятнадцати.

«Кто же меня раздел?» – подумала Надя.

Она лежало в закоулке, образованном глухой стеной дома и гаражами. Чемодан и сумка находились рядом, в двух-трёх шагах, полускрытые одеждой. Стало стыдно, когда Надя увидела свои застиранные трусики и старый бюстгальтер. Нехорошо, что их видят другие… Макмар. Неподвижной чёрной колонной он застыл на фоне ночного облачного неба, подсвеченного городскими огнями.

Был кто-то ещё – музыкант из метро. Он раздевался, торопливо и нервно – так умирающие с голода кусают кусок хлеба. Он и не казался сытым: окостеневшее лицо, ноги и руки словно прутики. Тело узника концлагеря и остановившийся взгляд беглеца, который пытается уйти от погони.

Когда флейтист подошёл поближе, Надя увидела пасть, полную мелких зубов, на том месте, где у людей живот. Закричать не получилось – девушка могла лишь по-рыбьи раскрывать рот.

– Тихо, тихо, тихо, девочка моя! – воскликнул Макмар, отталкивая флейтиста. – Ты не должна бояться! Скоро всё кончится. И тогда всё будет хорошо! Я тебя не брошу, никогда!

Надя улыбнулась ему и закрыла глаза. Дважды.

– Ловко ты её! – заметил флейтист, рассматривая тело жертвы.

Душу он не видел, потому что слишком оголодал, чтобы отвлекаться на нематериальные объекты.

– Могу и тебя так, – предупредил Макмар. – Хочешь?

Флейтист испуганно покосился на него и присел на корточки перед Надей.

Облизнулся. Дважды.

Язык нижней пасти был тёмно-зелёный, словно болотная гадюка.

– Откуда начинать?

– С ног. Чем дольше она будет жива, тем лучше.

– Но не может же она быть жива до самого конца… – пробормотал флейтист и опустился на колени.

Пасть раскрылась, обнажив треугольные зубы. Мягкие, словно хрящи, они прожигали плоть, отхватывая кусок за куском. Язык проталкивал пищу вглубь, и зубы работали без остановки. Громкое чавканье наполнило закоулок.

Когда Флейтист закончил, осталась только кровь – на его бледной облезлой коже и на заснеженном асфальте. Пасть приоткрылась в последний раз – и язык спрятался за тонкими губами, которые стянулись в тонкий шрам.

Флейтист встал, покачиваясь, несколько раз сжал кулаки, наслаждаясь вернувшейся силой, и радостно рассмеялся.

– Теперь я точно здесь!.. Живой!! – его хриплый смех напоминал рычание.

– Рад за тебя, – сухо отметил Макмар. – Иди сюда.

Он внимательно осмотрел обновлённое тело Флейтиста, стараясь не испачкаться в брызгах и потёках Надиной крови. Пасть исчезла, и живот выглядел нормально – как и всё остальное.

Материализация стала первой услугой, которую Макмар оказал заблудившемуся страннику.

Совет, как избежать встречи с Обходчиком, был услугой номер два.

Финальная кормёжка – третьим актом помощи.

«Надеюсь, он будет не бесполезнее Крыбыса», – подумал Макмар.

– Вытрись и одевайся, – скомандовал он. – И побыстрее! Холодает.

Пока Флейтист приводил себя в порядок, используя блузку жертвы вместо полотенца, Макмар чертил пальцем на ржавой стене гаража. Получались ровные светящиеся линии, похожие на чертёж выкройки. Последний штрих – и линии сложились в законченную формулу. В воздухе возник колеблющийся силуэт, сквозь который просвечивали коричнево-серые холмы Гьершазы.

– Пожитки её – сюда, – приказал Макмар. – Нет, погоди, – он ощупал Надину куртку, достал кошелёк и переложил мятые бумажки себе во внутренний карман. – Теперь всё. Шевелись.

– Нам ничего больше не нужно? – замялся Флейтист, но натолкнулся на рассерженный взгляд и послушно закинул в портал сначала Надину одежду, затем сумку, а потом, поднатужившись, и чемодан.

Дверь осветилась, принимая предметы, и покрылась пузыристой плёнкой.

– Представляю, как там удивятся! – хмыкнул Флейтист.

– Не удивятся, – отозвался Макмар, провёл кончиками пальцев по краю портала – и он исчез. – Я допустил пару ошибок, и наружу вылетит труха. Пыль. Понимаешь? – он подмигнул своему подопечному. – Несколько маленьких незаметных ошибок…

Лицо Флейтиста смялось, словно неудачно надетая маска.

Несколько маленьких незаметных ошибок при установке перехода – и ты вылетаешь в незнакомый мир в разлагающемся теле и с повреждённой памятью.

– Понимаю, – прошептал чужак.

– Прекрасно! Пошли, – Макмар оглянулся за неподвижного помощника. – Что?

– А имя?

– Что – имя?

– Тело у меня есть. Теперь нужно вернуть мне имя.

– Обойдёшься!

Флейтист фыркнул. Помедлил, глядя в спину Макмару, который явно не собирался ждать, проверил свою флейту, спрятанную за пазухой, и побрёл следом.

– Я есть хочу! – сообщил он тоном обнаглевшего кота.

– Ладно, ладно! Куплю тебе чего-нибудь… Пельменей, например, – рассмеялся Макмар, по-прежнему глядя вперёд. – А будешь хорошо себя вести, я тебе их сварю.

Флейтист ускорил шаг, стараясь не отстать.

– Спасибо! – выдавил он.

– Пока не за что.

– За это.

– Ах, за «это»! Ну, дружок, тут «спасибом» не обойдёшься! Мои условия тебе известны…

Чтобы сделать точную копию человека, необходимо выполнить три условия.

Во-первых, наделить себя правом выступать в роли творца. И приготовиться к ответственности: придут ведь, потребуют отчитаться, начнут корить за допущенные ошибки, упрекать за несовершенство…

Во-вторых, надо иметь под рукой необходимые ингредиенты, а значит, надо точно знать, из чего слеплено это чудо природы – человек. Пока никто не знает. Постоянно возникают новые версии. Многие из них близки к истине, но правильного ответа по-прежнему нет. Может быть, к лучшему: не стоит привлекать внимание обладателя авторских прав!

В-третьих, нужно уметь раздваивать тело и раздваивать душу.

Любой ученик, способный обращаться с материей, сотворит куклу, которая будет выглядеть точь-в-точь как оригинал. Но подлинное мастерство определяется тем, как долго копия сохраняет целостность. Когда создатель перестаёт контролировать своё творение, оно тут же попадает под власть законов окружающего мира. Реальность весьма ревниво относится к постороннему вмешательству. Час или месяц, но рано или поздно подделка разрушается.

Что касается копирования души, то всё зависит от того, чья она. Возьмёшь свою – получится призрак. Но раздвоить чужую душу не сумеет и одарённый специалист. Только круг мастеров, прошедших долгую изнурительную подготовку, решается на подобный эксперимент. Риск слишком велик: при раздваивании тела копия создаётся из доступной материи, при раздваивании духа – из своего «Я».

Про такие эксперименты рассказывают будущим Охотникам и Стражам Границ. Чтобы знали, что возможно, а что нет. Но Лоцмана этот способ вряд ли бы устроил. Когда нужен помощник с Земли, глупо лепить его дух из своего, неземного и нечеловеческого!

Любая информация о каком-либо другом методе создания истинных двойников была бесценна. Давая официальное согласие на раздваивание Вари, Дед выставил свои условия. Во-первых, право присутствовать, смотреть и видеть.

Лоцман подозрительно быстро согласился. Похоже, он понимал, что Дед не сможет поделиться этими знаниями. А если попытается, то придётся объяснять, откуда они. От Лоцмана? А каким образом Обходчик вошёл в контакт с преступником? Чем расплатился за информацию? Племянницей?!

«Я буду знать. Ты будешь знать. А там как-нибудь разберёмся», – объяснил свою позицию Дед, выслушав аргументы Златы.

По-настоящему его беспокоил процесс подготовки.

Его не было.

Вторым условием Обходчика была безопасность для Вари. Никакого физического или душевного ущерба. Ни слезинки! Лоцман опять не стал спорить. Дед попросил описать технологию, чтобы удостовериться в отсутствии возможного вреда – и услышал недоумённое: «Какая технология?»

«Что ты будешь с ней делать?» – уточнил Обходчик, стараясь не выдать своего ликования. Секунда – и драгоценные знания будут у него в кармане! То есть, в голове.

«Я ничего не буду с ней делать», – объяснил Лоцман.

«Совсем?»

«Совсем».

Лоцман не собирался уводить Варю в дальний Слой или в Гьершазу, где и следовало бы создавать копию – втайне от Земной Яви и её неотвратимых закономерностей.

Тут был какой-то подвох, и Дед не знал, в чём именно. Но оставалась надежда. Третье условие, на которое согласился Лоцман: правдивость.

«Что ты ей наврёшь? – поинтересовался Обходчик перед началом таинства. – Я должен знать, чтобы не получилось как в тот раз с дядей Серёжей».

«Я не вру, – обиделся Лоцман. – Тем более детям!»

И тогда Дед встревожился всерьёз. Варе предстояло пройти через непростое испытание, но ни красивой лжи, ни съедобной полуправды не предполагалось. Как можно сделать двойника, оставляя оригинал в полном неведении?

Учёба началась в понедельник. Что делало этот ненавистнейший день недели вдвойне омерзительным. Двойная психическая травма: просыпаться после выходных и после каникул. Да что там психика! Страдал весь организм, от макушки до пяток.

– Скотина бешеная… – пробормотала Варя и, высунувшись из-под одеяла, сбросила дребезжащий будильник с письменного стола.

Раздалось печальное «дзыньк!», затем надрывное тарахтение – и стало тихо. Варя планировала просто выключить адскую машинку, а не ломать. Похоже, надо покупать новый. И дядя расстроится – не из-за денег, а из-за воспоминаний. Его будильник! Памятный. Старше Вари. Чудо, что он вообще работал!

Все чудеса когда-нибудь кончаются.

Спать расхотелось, и Варя села на кровати, потирая глаза. Взяла с тумбочки мобильный телефон, посмотрела на время. Два часа до выхода! Вчера вечером она сама перевела стрелку, чтобы всласть поваляться в постели и хотя бы так снизить негативное воздействие понедельника. Теперь придётся слоняться по квартире и слушать советы взрослых.

«Опять будут трахать мозг насчёт прогулов, оценок, цели в жизни и прочей фигни!» – мрачно подумала Варя.

Подняв с пола невезучий будильник, она обнаружила, что сбылись самые дурные предчувствия. Сломан. Стрелки не двигались, кнопка отключения звонка провалилась куда-то вглубь, а прозрачное пластиковое окошко украшала трещина, перечёркивающая циферблат. Робкая надежда, что «ничего с этим старьём не сделается», умерла вместе с будильником.

Удручённо вздохнув, Варя подошла к окну. На улице было ещё темно, но она не включала свет в комнате, и можно было разглядеть, что творилось снаружи. Ничего приятного: грязный снег, машины, припаркованные во дворе, чёрные замёрзшие фигурки, которые скакали по протоптанным дорожкам, рискуя поскользнуться.

На ветках рябины, росшей напротив Вариного окна, переступала с лапы на лапу огромная серая ворона и беззвучно открывала клюв. Как будто зевала.

Варя тоже зевнула – и поняла, что пора собираться. Понедельник начался, и ничего не поделать.

«А что если купить будильник с похожим звонком?» – подумала она, убирая мёртвую «тарахтелку» под подушку.

Эта мысль моментально подняла ей настроение. Ну, да, точно! Дядя будет слышать звонок и думать, что всё в порядке! Какая разница, если звучит похоже?

Повеселев, она вышла из комнаты и заглянула на кухню, чтобы разведать обстановку и сказать «Доброе утро». Там никого не было.

Пожав плечами, Варя направилась в туалет, но не дошла: завернула к дядиной комнате. Пустая кухня встревожила: вдруг происходит что-то ужасное? Опять исчезновения, синяки, подозрительный свет и звуки.

Варя внимательно прислушалась, прижавшись ухом к закрытой двери. Месяц назад она бы не застеснялась – вошла бы без стука с невинной мордочкой. И была бы счастлива, если бы получилось помешать (увы, ни разу!) или хотя бы смутить (Злату – пожалуй, дядю – вряд ли).

Но теперь не хотелось влезать и всё портить, особенно в той области, которая связана с личной жизнью. Присмотревшись к их отношениям, Варя обнаружила: там всё так серьёзно, что завидовать не хочется…

Однако вопрос «где все?» оставался нерешённым. Вешалка в прихожей в расследовании не помогла, потому что была забита вещами. Сморщив лобик, Варя вновь заглянула на кухню. Внимательный осмотр кухонного стола дал положительный результат: записка и фиолетовая бумажка с Петром Первым.

Записка гласила: «Нас не будет до вечера. Купи хлеб и пакет сахара. Сдачу оставь себе». Мысленно подсчитав размер сдачи, Варя поняла, что хватит и на новый будильник, и на что-нибудь ещё.

– С чего мы такие добренькие? – пробормотала она.

Если дядя продемонстрировал щедрость, то Злата – свои кулинарные таланты. На плите Варя обнаружила любимый омлет с грибами, и понедельник стал чуточку приятнее.

Можно сесть и спокойно покушать. И никто не пристанет с нравоучениями…

И вдруг Варя кое-что вспомнила. Окаменела, приоткрыв рот и выпучив глаза. Ахнула. Развернулась кругом, чуть не сбив с плиты сковородку, и побежала обратно в комнату. Схватила разбитый будильник и нежно прижала к груди, а потом поцеловала от избытка чувств.

Если бы не «проклятая тарахтелка», катастрофа была бы неотвратима. Ранний подъём стал спасением. Она ведь сменила стиль! А после лицея надо бежать на свидание. Варя поняла, что едва успеет разобраться со своим внешним видом. Особенно с одеждой. Итак, что надеть?!

Оставшиеся сто семь минут Варя потратила на примерку. Бегала из комнаты в прихожую, где висело самое большое зеркало в квартире. Раздражённо стаскивала «уродское тряпьё», бросала на диван – и натягивала следующий наряд.

Проблема состояла в том, что у Вари было не так много вещей, которые соответствовали новому имиджу. Разумеется, она не могла одеться, как вчера, потому что это просто… просто невозможно! Но и старые шмотки категорически не годились. Пришлось экспериментировать.

После продолжительных споров с самой собой Варя остановилась на сочетании длинной юбки из сине-красной шотландки и чёрной водолазки. Мрачновато, но так лучше. В стиле понедельника – траур по выходным.

Когда окончательный выбор был сделан, пора было бежать в лицей. Варя покрутилась перед зеркалом, рассматривая себя в последний раз. Брови выщипаны, ресницы не слиплись, прыщик на виске надёжно спрятан под чёлкой.

В который раз она подумала, что подбородок недостаточно изящный, а нос мог быть поменьше. Одно утешало: ей всего пятнадцать, она будет расти, меняться и недостатки исчезнут... Или наоборот. Вдруг она станет похожа на дядю с его физиономией атакующего танка?

Нет, о таком лучше не думать! «Накоплю и сделаю пластическую операцию», – пообещала Варя своему отражению.

Если забыть про лицо, всё остальное было вполне ничего. Особенно жилетка с узором из «огурцов» и с меховой оторочкой (Злата придумала и помогла пришить). Не стыдно будет показаться одноклассникам! И перед «Ромео» тоже не придётся стесняться.

Показалось, что зеркало чем-то запачкано. Варя провела рукой по стеклу и протёрла шарфом. Возможно, запотело.

Обувшись и надев пальто, Варя подмигнула зеркалу:

– Всё будет о'кей! – сказала она, показывая своему отражению большой палец.

Крутанулась на каблуках – и выскочила из квартиры.

Варя крутанулась на каблуках – и увидела странное пустынное место.

Ни стен, ни двери, ни зеркала, ни вешалки. Квартира исчезла, а вместе с ней – привычный мир. Над грязью и лужами стелился туман. Вместо неба – серая муть. «Что за болото?!» – подумала девушка.

Сзади послышался скрип. Варя торопливо обернулась, заранее пугаясь неизвестности и одновременно радуясь, что рядом есть кто-то, кто сможет объяснить.

В нескольких шагах возвышался убогий домишко, сложенный из досок и кусков пластика. Кособокая дверь приоткрылась и опять заскрипела.

«В таких халупах бомжи живут», – подумала Варя.

Но бомжей не было. Осторожно прислонившись к не внушающей уверенности стене, там стоял дядя. Руки скрещены на груди, брови сдвинулись в одну сплошную линию, в глазах лёд пополам с гневом. Рядом Злата – послушная тень. Кукуня сидел на корточках, спрятав лицо за воротником куртки. Потом Варя заметила Лоцмана и впервые подумала, что в своём чёрном балахоне он похож на злого колдуна из детской сказки.

Первым заговорил дядя.

– Я так и не понял, почему у тебя получилась нормальная копия, а не зеркальная, – признался он, повернувшись к Лоцману. – При использовании зеркала всё путается, и куклы выходят недолговечные.

– Я не использовал зеркало, – отозвался тот, растягивая рот в довольном оскале.

Приблизился к ошарашенной Варе, обошёл её дважды, придирчиво щуря глаза. Взял за правую руку и вгляделся в линии на внутренней стороне ладони.

Варя вздрогнула, и он тут же отпустил.

– А что использовал? – продолжал Дед.

На копию племянницы он не смотрел. Злата и Кукуня тоже старались не встречаться взглядами с побледневшей девушкой, которая открывала рот, словно рыбка, но от растерянности ни слова не могла произнести.

– Гьершазу, – ответил Лоцман. – Никаких зеркал и отражений. Только Гьершаза!

– Понятно... Да, это многое объясняет… – Дед почесал в затылке. – Можно попросить тебя никогда не делать такое с кем-нибудь из нас?

– Можно! – согласился Лоцман. – Не вижу смысла в увеличении числа людей. Зачем?

– Да уж, зачем? – хмыкнул Обходчик, и морщины на его лбу разгладились.

Повернувшись спиной к Лоцману и Варе, Дед провёл рукой снизу вверх по кривой стене дома, как будто разглаживал висящую простыню.

На стене возник светящийся проём.

– Чего сидим? – пробормотал Дед, и, схватив Кукуню за воротник куртки, втолкнул растерянного ученика в портал.

Варя ничего не понимала, кроме того, что её бросают.

За что? Почему?!

– Я больше не буду! – закричала Варя.

Дядя дёрнулся, услышав хрипловатый голосок, разносящийся над туманом и грязью Гьершазы. Хотел было обернуться, но замер. И снова начал водить руками перед стеной. Портал погас – и снова засиял, но теперь оттенок света был другой.

Если первый проход вёл в комнату Кукуни, то второй – домой к Обходчику.

– Прости меня! – продолжала кричать Варя. – Пожалуйста, прости!!

Слёзы выступили у неё на глазах. Дядя вёл себя так, как будто уже попрощался с племянницей. Попрощался навсегда. Но ведь и намёка не было, что она в чём-то провинилась. Деньги! Омлет с грибами! И вчера вечером он был таким милым, когда расспрашивал про свидание!

Обернувшись к «дяде Серёже», Варя испугалась ещё больше. На его узком тёмном лице не было ни насмешки, ни злобы – одно сострадание. Он по-настоящему жалел её. Но не собирался помогать. Значит, всё всерьёз.

– Если ты из-за будильника, я нечаянно! – теперь Варя рыдала в голос. – Пожалуйста, прости! Я буду хорошо учиться! Я не буду прогуливать! Я не буду спорить! Я буду есть всё, что приготовит Злата! Мне нравится, как она готовит! Я буду хорошей! Пожалуйста, прости!! – и Варя рванулась к домику, к дяде и светящейся «двери».

Но она и шага не сделала. Лоцман схватил девушку одной рукой за предплечье, а другой – за шею. Прижал к себе, мягко и неумолимо.

– Тихо, тихо, тихо! – зашептал он. – Не надо бояться! Скоро всё пройдёт.

Пальцы у него были твёрдые, словно из металла, и такие же холодные. Не освободиться.

– Пусти! Ну, пусти же! – умоляла Варя, глядя на дядину спину и на его затылок с торчащими чёрными волосами.

Он должен был обернуться! Хотя бы на мгновение!

Это не может быть правдой! «Наверное, сон», – подумала Варя, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Ей приснился кошмар, верно? Единственные близкие люди бросают её без единого слова. Разве так бывает? Это всё кошмар, последствия психологической травмы или кто-то влез ей в голову!..

Злата пригнулась, чтобы войти в портал. Оглянулась на рыдающую Варю, и, не выдержав, шепнула учителю.

– Ты уверен, что она не…

– Уверен, – перебил он её, но Злата упрямо покачала головой.

– Откуда ты знаешь?

– Я ему верю.

– Лоцману?!

– Да. Если бы он хотел соврать, он бы не спрашивал разрешения. Это не Варька. Копия. Двойник… Давай, иди! Здесь уже много драмы!

Вздохнув, Злата нырнула в портал.

Дед помедлил на пороге.

– Ну, надеюсь, теперь мы в расчёте, – громко сказал он, глядя прямо перед собой. – Пока!

– Увидимся! – крикнул ему вслед Лоцман.

– Стой! Стой!! Не бросай меня!! – закричала Варя, срывая голос, но дядя исчез.

Остался Лоцман, который продолжал удерживать её.

Вокруг было тихо-тихо, лишь поскрипывала приоткрытая дверь убогой лачуги, да где-то вдали, в тумане, кто-то шлёпал по лужам.

– Я тебе сейчас всё объясню, – сказал Лоцман, ласково глядя на заплаканную Варю. – Всё будет о'кей! Только не реви!

Он хныкал, ныл, умолял, притворялся больным и был готов на всё, только не на улицу! И уж тем более был против того, чтобы спускаться в метро.

Потому что по метро бродит злой Обходчик, которого не подкупить и не испугать. Убьёт. Поймает и убьёт!

Макмар тоже обещал убить. Он напомнил об оказанной помощи и пообещал защиту – в виде маскирующих заклинаний, убежища на поверхности и своего непосредственного участия в возможных конфликтах:

– Объясняю в последний раз: ты заметишь его раньше, чем он тебя! И успеешь спрятаться!

Что делать бедному беглецу в чужом мире? Подчиняться. Понурившись, Флейтист отправился выполнять приказ строгого покровителя: найти других чужаков.

Выпроводив помощника, Макмар занялся насущными делами. Один из пунктов: посещение салона Мадам Инессы для пробной примерки.

– А вы правда из Франции? – спросила клиентка, пока Макмар проверял боковые швы платья.

– Да, сударыня. Проработал там двенадцать лет. В Париже и Марселе, – и закройщик вздохнул с непритворной грустью.

Поначалу он и впрямь планировал уехать из грязного города безнадёги и неопределённости. Всё было готово – и документы, и деньги. Но в последний момент передумал. Было ради чего.

Иллюзорное французское будущее стало фальшивым прошлым. Что не отменяло странного чувства, похожего на ностальгию. Всё могло быть иначе. Может быть…

Кровавый атлас ластился к пальцам и послушно обтягивал костлявое тельце клиентки.

– А скажите что-нибудь по-французски! – попросила она, кокетливо выпятив идеальные губы.

– Si je serais plus jeune, je brûlerais déjà de passion, – послушно подыграл закройщик.

Новый приступ призрачной тоски охватил его, когда звуки полузабытого языка скользнули по нёбу терпким бархатом.

– А что это значит? – не унималась любопытная дамочка.

– Если бы я был моложе, я бы уже пылал от страсти!

Клиентка и хозяйка в унисон захихикали, правильно истолковав смысл слова «моложе».

«Цену себе набивает, коза крашеная, – подумал Макмар, тайком наблюдая за Мадам Инессой. – Специалист из самой Франции, да ещё и гей!»

Передавая закройщику заранее обговорённую плату, хозяйка шёпотом поинтересовалась:

– Вы кого-нибудь нашли?

– Да. Способный юноша! И старательный. Полагаю, скоро сбудется ваша мечта о паже!

Она одарила его улыбкой полностью удовлетворённой женщины – и тут же скисла.

– Максим Маркович, вы наш волшебник, я так рада, что вы у нас есть! Мне так неудобно перед вами... Вы же знаете – я абсолютно беспомощна перед людьми такого сорта!.. – прогундосила она, словно нашалившая девочка.

Очевидно, сегодня вместо мартини был коньяк, и неоднократно.

Закройщик заинтересованно приподнял левую бровь.

– Там… этот… – хозяйка защёлкала пальцами, подбирая слова. – Этот мужчина... Мужлан… Хам – вы увидите, иначе не назвать! Он ищет Надин. Он считает, что вы знаете. Ну, она рассказывала ему про вас… Про вас трудно не рассказывать!

Макмар кивнул, поблагодарив за комплимент.

– Я не знала, как его... Как от него избавиться… И я… Он требовал… Он вас искал …

Она не смогла договорить, но и без того было понятно, что произошло: сдала, и глазом не моргнула!

Макмар манерно поклонился. Мадам Инесса протянула руку, и он прижался губами к кончикам её пальцев, никогда не касавшихся ни ножниц, ни тем более веника.

– Сударыня, мы знакомы друг с другом не первый год! Вы правильно сделали, что сообщили моё имя. Это проблемы мужчин. Приношу извинения, что стал причиной вашего беспокойства!

На последних словах он почти пел, и голос его стал густым и приторно сладким, как шоколадный ликёр.

Хозяйка была в полуобмороке, клиентка млела от восторга, а швеи, подслушивающие и подсматривающие, как обычно, у полуоткрытой двери, дружно охнули, когда Макмар покинул студию.

– Точно – пидор! – заявила Жанна.

Молодой человек, докуривающий у подъезда пятую сигарету, подумал точно так же – слишком уж безупречно выглядел высокомерный старик!

– Добрый день, – отшвырнув окурок, мужчина сделал шаг навстречу пожилому мастеру.

– День добрый, – Макмар попробовал обойти его, но незнакомец загородил путь. – В чём дело?

– Вы знаете, в чём, – речь мужчины была отрывистой. – Я ищу Надю. Ну?! Не делайте такое лицо, как будто слышите это имя в первый раз! Она здесь жила. Вы три месяца с ней работали!

– Работал, – согласился Макмар и потуже натянул перчатки. – И о вас я тоже слышал. Бедная девочка просила о помощи... А вы её оттолкнули. Чего же вам нужно теперь?

– А вы не оттолкнули? – он скривил рот и смерил Макмара колючим презрительным взглядом.

– Я? – Макмар с лёгким изумлением посмотрел на собеседника, на его чёрную китайскую куртку-пуховик, джинсы, заляпанные грязью, и обшарпанные говнодавы. – Что вам угодно, молодой человек?

– Вы знаете, где она.

– Нет.

– Я не спрашиваю, – он придвинулся ближе, обдав Макмара вонью перегара и сигаретного дыма. – Я знаю, что ты знаешь. Ты её прячешь или держишь… Ты… Я знаю таких, как ты! Знаю, на что вы способны!

– Если вы действительно знаете, на что я способен, то вы незамедлительно позволите мне пройти, – отозвался Макмар, безмятежный, словно Будда. – Незамедлительно.

Мужчина отступил, пропуская пожилого мастера, и выдавил вслед слово, которое Макмар слышал не в первый раз. И не в последний, разумеется. Слава стереотипам!

Удача благоволила ему: Макмар и не надеялся, что ухажёр заявится так быстро! Возможно, он пытался дозвониться до своей девушки. Или совесть замучила. Не важно. Если появился, то теперь не отстанет.

Примитивный зацикленный разум. Жалкая себялюбивая душонка, набитая недоразвитыми эмоциями! Читать таких людей было не слишком приятно – всё равно что копаться в помойном ведре. Но в сложившейся ситуации даже такие индивиды могут пригодиться.

Особенно когда надо спешить.

Пятнадцать лет прошло с того дня, когда Макмар отказался от реальной возможности покорить Францию ради небольшого шанса захватить всю Землю… Он долго собирал доказательства своей правоты, и наконец дождался.

Лоцман здесь. Сомневаться не в чем. Наступило время для войны.

Вы когда-нибудь давали имя кому-нибудь, кого уже знаете? Не котёнка ведь называешь и не младенца.

«Дима? Дмитрий? Нравится?»

«Да. А тебе?»

«Вроде ничего, но какое-то оно слишком простое!»

И это не игра вроде той, с которой начинают виртуальный секс, потому что игра «называй меня своим любимым именем» должна развлекать, а не бесить…

«А как насчёт Филиппа? Нет. Молчи. Проехали».

Знакомясь с человеком, предполагаешь, что у него есть паспортные ФИО, может быть, прозвище или «ник» на каком-нибудь форуме. Бывает так, что надо специально обговаривать, как обращаться наедине, а как при родителях.

«Может, что-нибудь японское? У них прикольные имена… Но я ни одного не помню. Да и на японца ты не похож…»

Если вдруг вы нечаянно или специально придумываете кому-нибудь прозвище, это сильно влияет на ваши отношения.

«А ты не обидишься, если я буду звать тебя… Нет. Обидишься. Обязан!»

Когда нет ни фамилии, ни клички, а безымянному собеседнику всё равно, складывается специфическая ситуация.

Варя и представить не могла, что придётся придумывать имя для того, кто влюблён в неё и улыбается так очаровательно, так нежно, что хоть плачь!

Обычно как бывает: понравится кто-нибудь во дворе или в школе – надо узнать, как его зовут. Потом: сколько лет, где учится, есть ли девушка… Но в первую очередь – имя. И тогда обычное в общем-то сочетание звуков превращается в волшебное заклинание, от которого бешено стучит сердце и тянет поплакать. И долго потом, когда всё остынет, услышишь его имя – и вздохнёшь с грустью, вспоминая…

А теперь надо придумать самой.

«Дядя знал, что так всё будет, – поняла Варя через два часа сидения на лавочке «Парка Культуры». – Знал, что у меня ничего не получится. Ещё одна дурацкая загадка… Я его ненавижу!»

Привычная волна раздражения и ненависти поднялась в душе – и тут же спала. Раньше она действительно ненавидела своего единственного родственника. Тогда казалось, что она знает о дяде всё. А теперь он вёл себя абсолютно непредсказуемо. Например, не убил за враньё о будильнике, хотя мог.

«Ну, и ладно. Всё равно старьё», – сказал дядя, когда Варя, запутавшись в оправданиях, рассказала о «несчастном случае». А ведь она ожидала, что будет скандал!

С рыцарем из метро тоже получилось не так, как могло бы.

«Что не устраивает? – спросил дядя, когда Варя пожаловалась на отсутствие имени у кавалера. – У всех свои недостатки. Хорошо, когда можно исправить! Всё лучше, чем прыщи!»

Спору нет, гораздо лучше! Но прыщи можно как-то игнорировать. А не тратить на них второе свидание!

Варя предлагала очередной вариант, Беседник кивал, Варя, поразмыслив, отвергала, Беседник улыбался.

Всё бы ничего, но Варя не хотела играть роль «главной». Он – мужчина. Дать ему имя – значит, поставить себя выше, а так не должно быть! Иначе он привыкнет и будет инфантильным! Она не помнила, где вычитала или от кого услышала, но знала наверняка: инициатива должна оставаться за мужчиной. Особенно в таких важных вопросах.

Не оставлять же, как есть!

«Эй, ты!» – тоже не вариант.

Есть словечки типа «милый» или «дорогой». От них подташнивает, но можно привыкнуть. И никакого имени не нужно!

Но Варя не хотела так. Это пошло. Унизительно! Ладно, если бы он был одноклассником. Но когда в тебя влюблён парень твоей мечты, «зайчики» и «котики» не катят.

Кроме того, она была уверена, что вечером дядя спросит про имя. Варя знала, какое он сделает лицо, услышав «Я ничего не придумала». Поэтому старалась изо всех сил.

Через два часа безуспешных попыток родить что-нибудь более-менее приличное ей перестали нравиться все мужские имена: каждое казалось либо глупым, либо банальным, либо претенциозным, либо труднопроизносимым.

– …Знаешь, чего-то я устала! Давай пока отложим.

Варя встала, разогнула спину, сладко потянулась – и взгляд её уткнулся в название станции, украшавшее путевую стену.

– Пошли лучше погуляем! Должен же тут быть Парк Культуры! Надоело под землёй!

Беседник нахмурился. Он опять не понял, что она имеет в виду. Ну, как иностранцы не понимают пословицы или цитаты из старых фильмов.

«Из какой же он страны?» – в который раз подумала Варя.

Про себя она решила, что проблема в мозгах. Амнезия или что-то вроде того. Поэтому нет имени. И поэтому он такой растерянный и беспомощный. И безобидный. Влюбился, и теперь Варя – его единственная связь с реальностью…

– Ты боишься выходить наружу? – спросила Варя. – Какая-то фобия?

– Немножко не так, – услышала она – и увидела того белобрысого, который однажды уговаривал её не кататься на метро.

А потом его увёл дядя Серёжа.

«Кукуня, – объяснила Злата. – Наш друг».

Друг Кукуня сидел на лавочке рядом с Варей, горбатился и смотрел куда-то вбок.

– Ты следишь за мной?! – грозно вопросила Варя.

Кукуня кивнул и виновато прошептал:

– Слежу…

– И в тот раз следил? Когда под поезд?

– Да…

Беседник переводил взгляд с Кукуни на Варю и обратно. Варе это не понравилось.

– Ты его знаешь? – спросила она у безымянного рыцаря.

– Я его часто вижу.

– И чем он занимается?

– Я наблюдатель, – ответил за него Кукуня, поскольку Беседник так и не смог подобрать нужного слова. – Слежу за… за разными плохими людьми.

– Дядя заставляет?

– Не заставляет. Я сам так делаю... Для него. Это… это сложно.

Не стоило ему так говорить! Варя встала перед Кукуней, скрестив руки на груди.

– Знаешь, меня уже тошнит! – сердито заявила она. – Всё сложно! Для меня, да? Я, между прочим, не тупая! Достали своими секретами!

– Меня тоже, – перебил её Кукуня. – Никто ничего не объясняет. Дед… Твой дядя никогда ничего не объясняет. Я раньше обижался. А недавно понял, что… что он тоже многого не понимает. И ему тоже никто ничего не объясняет. Он сам… пытается разобраться. И я тоже буду… думать и пытаться.

От такого признания Варя растерялась. Боевой дух испарился, и стало жалко белобрысого, себя и даже дядю.

– А ты можешь хоть что-нибудь сказать про него? – робко попросила она и указала на безмятежного Беседника. – У него нет имени. Что делать? Я пыталась придумать, выбрать, но…

Кукуня задумался, припоминая, чему его учили, когда он пытался стать Гончаром.

– Не надо заставлять себя, – посоветовал он, совсем как Дед хмуря густые брови.

Но у Кукуни они были не смоляные с проседью, а белёсые, почти прозрачные.

– Не старайся выбрать обычное или нормальное имя. Выбери со смыслом. Тебе легче будет привязать его к… тогда легче будет к нему привыкнуть, – торопливо поправился он, осознав, что едва не перешёл от практических советов к теории, о которой Варе знать было не обязательно.

«Она должна действовать по наитию», – сказал Дед, инструктируя учеников.

– Имя со смыслом? – недоумённо переспросила Варя. – Как кличка, что ли?

– Как кличка, – согласился Кукуня. – Ничего обидного тут нет. В конце концов, каждое имя когда-то было кличкой.

– Я всё перебрала, – пожаловалась девушка. – И теперь всё кажется… не таким.

– Давай попробуем вместе, – предложил Кукуня и покосился на Беседника, ожидая реакции.

Но прекрасный принц всё также пялился на Варю с блаженной физиономией. Неудобно было, как будто присутствуешь при постельной сцене. Платонической постельной сцене. Никакого секса – концентрированное обожание и «жить без тебя не могу» в небесно-синих очах.

Материализованный дух не умел скрывать свои чувства – и не понимал, зачем!

– Есть хороший вариант, – улыбнулся Кукуня, вспомнив, как ему помогал учитель. – Я придумаю имя, а ты согласишься с моим выбором.

Варя поджала губы, расстроено вздохнула, но не стала спорить.

– Ладно, – согласилась она.

Кукуня лукаво улыбнулся.

– Ник.

– Что?

– Ник. Как тебе? – он посмотрел сначала на Варю, затем на Беседника. – Думаю, ему подходит.

Варя помолчала немного, пытаясь сообразить, в чём вся хитрость. И облегчённо вздохнула.

– А-а! Классно! Супер! – она схватила Беседника за руку. – Ник! Никки. Никки, пошли наверх, отпразднуем!

Свежеименованный кавалер не сдвинулся с места.

– В чём дело? Тебе не нравится имя? – испуганно спросила она.

– Нравится! – он осторожно погладил её ладонь. – И тебе нравится.

– Ну, тогда хватит здесь торчать! Пошли наверх! В кафе или в кино. Хочешь в кино?

Кукуня попридержал Варю.

– Ему нельзя наверх, – объяснил он девушке. – Он… он не человек.

Признание не слишком её удивило. Злата тоже говорила что-то похожее, но, разумеется, ничего не объяснила.

– Ну, не человек, – согласилась Варя. – Понятно. А кто тогда?

– Материализованный дух, – выдавил Кукуня и съёжился, ожидая воплей.

Варя, как ни в чём не бывало, пожала плечами и присела на лавочку.

– Понятно. Дух! Материализованный… Что дальше?

К своему ужасу Кукуня обнаружил, что Беседник перестал пялиться на девушку и обратил всё своё внимание на него. Материализованный дух тоже хотел получить ответ.

– Не надо заставлять его, – осторожно начал Кукуня. – Скорее всего, он не сможет выйти на поверхность. То есть я хотел сказать… Он родился здесь, – Кукуня указал на потолок и путевую стену станции. – Он часть этого места, часть метро. Он никогда не уходил отсюда. Я точно не знаю, что будет, если он поднимется. Возможно, он просто… умрёт.

– Скажите, как пройти к театру? Он наверху или внизу?

Нежный женский голосок с еле заметным акцентом пробился сквозь грохот отъезжающего поезда.

Дед не сразу сообразил, что обращаются к нему. Заинтригованный наивностью вопроса, остановился и посмотрел по сторонам. На платформе толпилось много народа, но девушку-театралку вычислить было легко.

Не сдержавшись, Обходчик выругался.

Выглядела она сногсшибательно – пожалуй, такого в Московском Метрополитене ещё не было! Некоторые девушки одеваются во всё черное, но не в развевающийся шёлк и лоснящуюся кожу. Некоторые девушки носят волосы распущенными – но не смоляную гриву до пояса. Некоторые девушки выделяются смуглой кожей и тёмными глазами, некоторые – прекрасной фигурой, но редко кто выглядит как коллаж из серии «лучшие части тела знаменитостей».

– К какому театру? – переспросил Дед, закончив осмотр.

– Что? – удивилась смуглянка, широко раскрыв невероятные глазищи.

Она была похожа на принцессу из мультфильма или компьютерной игры. Игры для взрослых. Озабоченных взрослых.

– Вы спрашивали, как пройти к театру – к какому театру? У нас их много, – объяснил Обходчик, с интересом заглядывая в декольте незнакомки.

– К самому большому, – ответила девушка и кокетливо улыбнулась ему, слегка выпятив полные чувственные губы.

– Ага, – согласился Дед. – Значит, размер имеет значение!

– Что?

Проходящие мимо мужчины пялились на смуглую красотку. Женщины тоже – но с другими чувствами. Обходчика же беспокоил милиционер, который принял решение – и двинулся сквозь толпу, прямиком к «театралке».

Пришлось схватить красавицу под локоть и вытащить в ближайший Слой. Здесь не было ни милиции, ни зевак. Лишь приглушённый гул напоминал об утренней толкучке.

«Театралка» присела на ближайшую лавочку, закинув ногу на ногу.

– Я рада, что ты такой догадливый! – призналась она, кокетливо поводя плечами. – Слухи не лгут!

– Что?!

– Я не ожидала, что ты так быстро поймёшь, кто я, – призналась девушка. – Нам нужно поговорить. Мне нужна твоя помощь!

– Ты не выглядишь беспомощной! – заметил Обходчик.

– Моё тело в порядке, – согласилась она и провела рукой по своему бедру. – Но это всё, что у меня есть!

– А тебе надо что-то ещё? – спросил Обходчик, следя за её ладонью.

– Убежище. Мне нужна надёжная база. Полная информация о твоём мире. И защита от Охотников. Это самое главное. За мной гонятся, понимаешь?

Смуглые пальцы продолжали двигаться вверх-вниз.

Дед пожал плечами.

– Ну, гонятся. И?

– Сколько? Сколько стоит твоя защита?

– Надо подумать… – он почесал в затылке и в сотый раз оглядел её с ног до головы. – Для начала дам несколько советов! Чтобы тебе было проще… здесь.

Она кивнула.

– Советы – это хорошо. Сколько они стоят?

– Ну, что ты, что ты! – он замахал руками. – Бесплатно! В общем, так. Насчёт театра. Не надо о таком спрашивать!

Девушка недоумённо посмотрела не него.

– А разве это место не связано с театром? – спросила она.

Дед не сразу сообразил, в чём дело. Сделал пару шагов назад, ближе к краю платформы. С такого места было отлично видно название станции: «Театральная» – над проходом, ведущим в центральный зал.

– Импровизируешь? Похвально! – усмехнулся Обходчик. – Но вопрос не становится менее идиотским!

Девушка виновато вздохнула.

– Это во-первых, – продолжил свою лекцию Дед, постепенно успокаиваясь. – Во-вторых, ты выглядишь как проститутка. Дорогая проститутка. Всё бы ничего, но дорогие шлюхи в метро не ездят.

Девушка поморщилась.

– Третье и последнее. Если у тебя хватило ресурсов для незаметного портала, поздравляю, уела. Но если хочешь, чтобы мы дружили, не надо устраивать здесь театр! Не важно, что тебе приказали в Большом Доме! Ты обязана представиться Стражу Границы!

Девушка испуганно посмотрела на него снизу вверх:

– А откуда ты знаешь, что я из Большого Дома?

– Потому что только их порталы хороши настолько, что я не могу их услышать, – признался Обходчик.

Конечно, кое-кто превосходил агентов Большого Дома. Но Дед был твёрдо уверен, что судьба не подбросит ему второго Лоцмана. Это было бы чересчур!

– Ты Охотница? – спросил он, хотя ответ был очевиден. – Выслеживаешь кого-то? И в придачу пытаешься проверить меня на стойкость? Делай что-нибудь одно!

– Я и делаю! – обиженно воскликнула она, задетая его презрительным тоном. – Именно этим и занимаюсь!

Она не врала: ситуация и впрямь была щекотливая.

Смуглянка выслеживала преступника, который пытался укорениться на периферии, но каждый раз успевал удрать. Земля была пятым миром, где Охотница нагнала беглеца. Найти его не составило труда: он бродил по метро. Похоже, подбирал себе жертву, поскольку людоедство значилось вторым пунктом в длинном списке его злодеяний. На обнаружении всё и закончилось: Охотница не смогла приблизиться – его защита была выстроена на славу! Преступник учуял преследователя и скрылся.

Тип защиты однозначно указывал на Стража Границ: характерное сочетание формул, которые применяли выпускники Большого Дома. Охотница не в первый раз сталкивалась с подобным нарушением законов и не слишком удивилась. С другой стороны, у Обходчика Земли была хорошая репутация.

– Мне говорили, что при необходимости ты даже Лоцмана постараешься изгнать, – закончила свой рассказ Охотница. – Я решила проверить. А если ты такой принципиальный и несгибаемый, сам всё объяснишь!

– Что объяснять-то? – усмехнулся Дед. – Я не даю, не давал и не собираюсь давать убежище иммигрантам. Никаким.

– Тогда выходит… – начала было Охотница, но он перебил её.

– Но я знаю, что здесь скрываются некоторые… незваные гости. И один из них мог подделаться под меня. Возможно, он организовал защиту твоему приятелю.

Дед протянул Охотнице раскрытую ладонь.

– Предлагаю объединить усилия. Тебе твоя добыча, мне моя!

Девушка пожала ему руку и встала.

– Я рада, что всё так… Что ты оправдываешь свою репутацию! Пошли, покажу, где я его упустила. Может быть, сумеешь нащупать след!

Но Дед не спешил выпускать её руку.

– Ты забыла про мои советы.

В последний раз он позволил себе полюбоваться на её поддельное великолепие.

– Я не выпущу тебя на Землю, пока ты не перестанешь быть… такой! – заявил он.

– Какой?

– Идеальной! – сердито воскликнул Дед. – У нас закрытый мир – не забыла? Так… Лицо попроще, одежду попросторнее, сиськи поменьше.

Как ни странно, девушка покраснела – и послушно исправила все недочёты. Результат по-прежнему оставался выше средних стандартов, но теперь она выглядела как очень красивая студентка.

– Кожу бледней, – скомандовал Дед. – Ещё бледней. Глаза поменьше. Губы… Чем тоньше и бледнее, тем лучше!

– Я видела, что у вас здесь женщины красят губы! – не выдержала она.

– Я тоже видел, – согласился Обходчик. – Но у них, как правило, есть документы. А у тебя только губы. Так что не спорь! Ну, теперь можно жить. Имя?

– Вишня.

Он усмехнулся неожиданному совпадению со словом из русского языка.

– Ладно, сойдёт. А теперь пошли искать твоего людоеда! – и он ловко вывел её из Слоя прямо к открывающимся дверям поезда.

В дверь звонили, настойчиво и требовательно. Устав звонить, принялись стучать – сначала кулаком, потом ногами. Наконец, жалобно поскреблись. Когда стихли все звуки (кроме прерывистого дыхания) Макмар отпер замок и впустил трясущегося Флейтиста.

– Они здесь! Они нашли нас!! Надо уходить!..

Бедняга заметался по комнате. Увидел на столе, заваленном лекалами, раскроечные ножницы – и тут же схватил.

– Разуйся! – недовольно проворчал Макмар. – Сколько раз тебе говорить? – он проследовал за Флейтистом, прикрыв входную дверь.

Но язычком замка так и не щёлкнул…

– Переобуйся и вытри, – хозяин указал на грязные следы, оставшиеся на паркете.

Флейтист замер в дальнем углу комнаты у высокого массивного шкафа-колонны. Ножницы беглец выставил перед собой. Длинные лезвия грозно блестели в электрическом свете.

– Нас нашли! – прошептал он. – Нашли…

– Не нас, а тебя, – поправил покровитель. – Как нашли, так и потеряют. Ты легко ушёл? Защита действует?

Флейтист кивнул, расслабился – и устало опустился на корточки, уронив голову на сложенные руки.

– Я так испугался! – простонал он. – Опять эта сука! Она никогда от меня не отстанет! Снова и снова… Стоит мне устроиться – и она опять…

Охотницу он помнил лучше, чем себя самого.

– Если будешь меня слушаться – разрешу её съесть, – пообещал Макмар. – Если будешь слушаться. Обувь, тряпка – сколько раз повторять?

– Да, да, я всё сделаю, – Флейтист неловко поднялся на ноги и, покачиваясь, направился в коридор.

Он не сразу вспомнил про ножницы, зажатые в руке. Пришлось вернуться с полдороги и положить их точно на то место, где они лежали. Макмар одобрительно кивнул.

Но Флейтист не успел навести чистоту. Распахнулась входная дверь, и в квартиру ввалился, грозно топая ногами, мужчина – тот самый, что поджидал у салона Мадам Инессы.

– Где она?!

Гость схватил Флейтиста за грудки и повторил свой бессмысленный вопрос:

– Где она?!

Покрутив головой, увидел Макмара – тот стоял посреди комнаты, прямо под ярким светом хрустальной люстры.

– А, вот ты где, педрила! Что, гарем себе развёл?

Отшвырнув Флейтиста, гость двинулся в комнату. Невероятно, но он успел не только выследить своего врага, но и дозаправиться по дороге: в квартире ощутимо завоняло алкоголем.

– Вы тоже не разуваетесь, – с глубокой горечью в голосе констатировал хозяин. – Не знаю, как вы ходите дома, но я не предлагал вам чувствовать себя как дома!

– Что?! – гость прищурился и подошёл вплотную к Макмару. – Ты как со мной разговариваешь, ублюдок? – и он прибавил междометие, идеально сочетающееся с его внешним видом и запахом. – Сколько ещё за тобой гоняться? Где моя Надька?!

– Зачем за мной гоняться? – Макмар невозмутимо пожал плечами. – Я девушками не интересуюсь.

Гость захохотал, брызгая слюной.

– Я в курсе! Но кто вас, извращенцев, знает? Захотелось попробовать, да? Воспользовался?..

Он покачнулся и протянул руку, чтобы опереться на хозяина, но Макмар отшатнулся. Гостю такое поведение не понравилось – и он попытался схватить вредного старика. Однако каждый раз хватал руками воздух, пока не упёрся в дверцы платяного шкафа.

– Я знаю, что она здесь, – забормотал мужчина. – Знаю… Я знаю, какая она… Захотел воспользоваться… Педик вонючий! Захотелось…

– Вы все здесь просто помешаны на сексе, – скривился Макмар. – Забавно, как это на вас влияет…

– Где она?! – мужчина опёрся о шкаф, чтобы сохранить равновесие. – Думаешь, я её брошу?! Я её спасу, я её вытащу! Я на всё пойду!!

– Это хорошо, – улыбнулся Макмар и подошёл поближе. – Значит, готов на всё?

– Да, – коротко бросил гость и напрягся, словно в ожидании удара – болезненного, но не смертельного.

– Значит, вы её любите? Вы хоть знаете, что такое любовь?

– Да что ты, гомосек, знаешь о любви?! – выкрикнул гость, багровея от злости. – Что тебе нужно? Деньги? Сколько?

– Вы и впрямь готовы на всё, если разговор зашёл о деньгах! – вздохнул Макмар. – Но я не собираюсь вас шантажировать. Надя не пленница. И вы ей не нужны. Можете сами спросить, – он легонько отодвинул гостя и распахнул тяжёлые резные створки.

Мужчина медленно обернулся.

Света было достаточно, чтобы разглядеть содержимое шкафа.

Там была Надя – преображённый слепок её души, воспоминаний и чувств, заключенный в ту оболочку, которая показалась Макмару подходящей. Он воссоздал Надино лицо и руки – две пары рук, поскольку ему всегда нравились её тонкие запястья и длинные изящные пальчики. Остальное походило на вытянутый конический клубень, окутанный паутиной длинных усиков. Из-за спины выглядывали зачатки крыльев, по низу свисали в два ряда мясистые щупальца-ростки.

Существо не дозрело для выхода в большой мир, но уже могло осознавать себя. Подвешенное внутри шкафа в вертикальном положении, оно не моргая смотрело на хозяина. Потом перевело взгляд на ошеломлённого гостя.

Узнав прежнего возлюбленного, Надя попыталась что-то сказать – и её немые губы изогнулись, словно два червячка.

– Узнаёте? – спросил Макмар.

Мужчина побелел, затрясся и засипел, а когда Надя протянула к нему руки – все четыре – отпрянул назад, брезгливо сморщившись. Его растерянный взгляд метался по комнате, постоянно натыкаясь на жуткую картину в обрамлении створок шкафа.

Он не мог туда смотреть. Он не мог не смотреть туда.

– Ты… ты…

Нужно было что-то сделать. Просто стоять – невыносимо. То, что происходило в комнате, то, что он увидел в шкафу, то, что он почувствовал, когда немые губы на знакомом лице произнесли его имя, – это отрезвило его, а затем отняло и трезвость, и разум. Зарычав, мужчина бросился на Макмара.

Хотелось разрушать, разрывать на куски… Уткнувшись в закрытую дверцу шкафа, он принялся слепо скрести ногтями по полированному дереву.

– Убью… Убью… – шептал он, не замечая, что ненавистный старик стоит рядом и внимательно разглядывает его вспотевшее лицо.

Выглянув из шкафа, Надя потянулась к мужчине. Ей не понравилась агрессия, которая читалась в его опустошённой душе. Макмар перехватил изящную ладошку:

– Не надо. Он не опасный!

Но Надя не поверила – и протянула другую руку, желая защитить обожаемого хозяина. Притворно вздохнув (на самом деле ему понравилась её реакция), Макмар утихомирил «убийцу», коснувшись его головы, и в следующее мгновение мужчина грузно осел на пол.

– Посмотри внимательно, – прошептал Макмар. – Сначала он бросил тебя, потом решил спасти. От меня. И он считает это любовью!

Надя кивнула, выражая согласие. Опираясь нижней частью тела о дно шкафа и цепляясь щупальцами за стенки, она вернулась в уютную темноту кокона-убежища.

Макмар закрыл дверцы.

– Я никогда не предам тебя и не брошу, – пообещал он – и услышал, как внутри зашуршали расправляющиеся крылья.

Посланница была готова к путешествию. Скоро она окончательно освободится от всего, что мешало ей быть самой собой.

Не одна Надя обрела новую осмысленную жизнь – гость внимательно смотрел на хозяина, ожидая приказов.

– Встань, – сказал Макмар, и слуга послушно поднялся на ноги.

– Иди на кухню и сиди там.

Слуга покинул комнату.

– Ну, наконец-то! – воскликнул Макмар при виде Флейтиста – переобутого и с мокрой тряпкой в руках.

– Чтоб блестело! – скомандовал хозяин.

Проходя мимо стола, он взял ножницы и тщательно вытер кусочком вельвета. Инструмент всегда должен оставаться в идеальном состоянии.

Противно чувствовать себя инструментом в чужих руках. Если живёшь ради чего-то, если смысл существования определил создатель – ты не принадлежишь себе. Высшая форма рабства, которую ощущаешь каждой клеточкой! И не важно, насколько хороша цель, ради которой тебя создали. Всё равно – чужая цель, чужие планы.

Когда твоё существование обусловлено предназначением, это как быть молотком или расчёской. Или зубочисткой! В общем, полезным приспособлением. Инструментом.

Унизительно!

«Как же я тебя ненавижу! – в который раз подумала она. – Будь ты проклят!»

Ноги устали от хождения взад-вперёд, и она присела на перила, огораживающие лестничную яму. Здесь начинался переход на соседнюю станцию; мысль о людях, которые поднимались и спускались по гранитным ступенькам, утешала. Кто-то есть, кто-то рядом, ты не одинок. Почти.

После того, как тебя вырвали из привычного мира и принудили к отшельничеству, радует даже условное присутствие других.

Тысячи, миллионы людей проходили через это место. У каждого – миллионы решений и поступков, ошибок и удач. Наверное, этим свободным людям хотя бы раз в жизни приходилось страдать от бессмысленности собственного существования.

Они и понятия не имели, что наоборот – гораздо тяжелее!

Перекинув ноги и наклонившись над ямой перехода, она рефлекторно вцепилась в перила, но потом медленно разжала пальцы и раскинула руки. Падать было не высоко. Зато внизу – шахматная доска разноцветных каменных плит и ступеньки с острыми гранями…

Одно решение, одно движение – и всё.

Наверное, можно постараться и упасть так, чтобы свернуть шею, но она не знала – как правильно. Вниз головой? А если не получится? Сломаешь руку или ногу. Или позвоночник.

Интересно, будут её лечить или просто уничтожат – и сделают другую… копию?

Копия! Слово как заусенец или больной зуб – даёшь зарок не задевать, но опять и снова касаешься, морщишься и злишься.

«Чтоб ты сдох!»

Кому предназначалось пожелание – Обходчику или Лоцману? Обоим! Оба виноваты. Если бы она умела, она бы навечно прокляла их за то, что они сделали!

А не сделали бы – некому было бы жалеть себя и сыпать ругательствами. Ей бы чувствовать благодарность, но в сердце места не хватало – сплошная злость.

Так уж вышло: им понадобился человек, и оказалось, что проще скопировать и обучить. А что потом – когда закончится исследование, для которого её сотворили? Что будет с ней?

«Глупый вопрос, – ответил Лоцман, когда она осмелилась спросить. – Я ещё и учить тебя не начал!»

Можно было поинтересоваться, когда первый урок, но понятно же, что любой вопрос будет назван «глупым». Нельзя требовать объяснений, ждать сочувствия, надеяться на понимание. У создателя свои планы.

«Будь ты проклят! – закричала она изо всех сил, так что в груди стало больно. – Сволочь!»

Хриплый вопль наложился на повседневные звуки. Никто не услышит, но всё равно приятно, когда твой голос смешивается с шумом прибывающих поездов и голосами других людей.

Эта станция метро была единственным местом на Земле, куда её выпустили. Единственным местом, хоть как-то связанным с её прежним бытием.

Выбирала не она – она и не просила!

Несколько лет в Гьершазе вместе с Лоцманом пролетели, как один день, – без надежды на освобождение. Прошлое принадлежало «оригиналу». Будущее заграбастал создатель. Настоящее состояло из зубрёжки, тренировок и быта.

Она отвыкла от людей, от города, от всего, что раньше наполняло её жизнь. Но, когда учитель предложил в качестве награды за хорошее поведение погостить «там», как же она была рада!

Как маленькая девочка, которой пообещали: «Будешь принцессой!» – а подарили пластиковую корону...

Разумеется, её выпустили не прямо на станцию, а в один из крайних Слоёв. Кроме скульптурного убранства, она видела смазанные силуэты и полоски мигающего света над путями – след поездов.

Слушать, смотреть, но не трогать.

Издевательски мало, но лучше, чем ничего. Лучше, чем Гьершаза. Есть где порезвиться! Две белёные путевые стены, рельсы, платформы, пилоны со статуями и центральный зал с лестницей… Первые несколько часов она ходила по станции, слушала людей, пыталась заговорить – играла в пассажирку. Один раз позволила себе спрыгнуть на пути и войти в тёмный туннель. Знала, что тут же выйдет с обратной стороны, но попробовать всё равно было приятно. Было в этом что-то захватывающее… Первое время. Пока она не привыкла.

Земная Явь была всё так же далеко. Замкнутое пространство Слоя – почти как реальность. Почти.

«Награда» Лоцмана обернулась издевательством.

Или он так пытался донести саму идею Слоёв? Но из всех магических и сверхъестественных таинств «великий секрет» с самого начала был если не самым простым, то уж точно – общеизвестным. В школе этому не учили, но что такое четвёртое измерение, она могла вообразить. Кажется, даже читала в фантастической книжке.

Для обычных трёхмерных существ понятия «глубины» и «Слоёв» – наиболее удобный образ, позволяющий понять четвёртое измерение и научиться перемещаться в нём, управляя скоростью и степенью погружения.

Давным-давно люди из Открытых Миров выстроили систему координат, взяв в качестве точек отсчёта реальность родных миров – Явь. Объединившись, учёные продолжили исследовать пространство. Высшим достижением стал Большой Дом, позорнейшей неудачей – Гьершаза, которую никто не сумел усмирить.

Когда законы были сформулированы и утрамбованы в рамки понятных объяснений, волшебство превратилось в сумму технологий. Никаких чудес: учись, постигай, тренируйся, пользуйся.

Слои последовательно отсекают временное от постоянного. Сначала исчезают люди. Потом – созданная ими техника. Остаются тени, звуки, иногда запахи, но исчезают и они. Постепенно тает всё, что было построено или выросло само собой, и в какой-то момент от реальности остаётся вязкий влажный туман, причём его цвет, «вязкость» и «влажность» не имеют отношения к органам чувств.

Это уход вглубь, а потом продвижение дальше, в небытие. Каждый Слой – как статичный момент перехода и одновременно призрачная копия базовой реальности…

Вот, снова «копия». Никак не забыть, что ты – не ты, что есть «другая», «первая», «оригинальная». Настоящая.

«Чтоб ты…» – она оборвала себя на полуслове. Какой смысл орать, когда тебя никто не слышит? Как можно утолить тоску по нормальному человеческому общению, если вокруг расплывчатые призраки и ни до кого нельзя дотронуться?..

Она устала без общения, но условная замена – сидеть в крайнем Слое на станции метро – не приносила радости. Легче не становилось. В толпе, когда подслушиваешь людей, знаешь, что они тоже могут тебя услышать. Если они пошутят – ты можешь рассмеяться. Если спросят, как куда-нибудь пройти, ответишь. А быть тенью, отверженным духом, о котором никто не вспомнит…

Только статуи, украшавшие унылую станцию, могли претендовать на роль «близких».

Она видела эти фигуры и раньше, что-то читала о них в дядиных книгах, но впервые получила возможность как следует рассмотреть. Забыв о людях-призраках, спешащих по делам, она обратилась к тем, кто никуда не торопился.

Их было много, этих знаменитых скульптур – целая галерея, и все разные. Так казалось поначалу. Вскоре она обнаружила, что статуи повторяются: каждая по четыре. Но теперь она была слишком увлечена разглядыванием, чтобы расстраиваться по поводу слова «копия», «дубль» или «двойник». В конце концов, там не было ни одной похожей статуи.

Скорчившиеся под сводами проходов, втиснутые в гранит, скульптуры стояли там так давно, что время одарило их уникальностью. У каждой овчарки был свой вытертый до блеска нос. У каждого матроса был свой наган (один так и вовсе был без оружия). Студенты читали разные книги, и у младенцев были разные улыбки. На каждое лицо падал свой свет, и обдувал их разный ветер.

«Если бы за ними не ухаживали, различий было бы больше», – подумала она и вздохнула.

Потом подошла к собаке пограничника и потёрла ей нос. Считалось, приносит удачу на экзаменах.

Первый она уже сдала.

Это был обыкновенный старый московский дом – насколько дом в пределах Садового кольца может быть обыкновенным. Если оценивать по стоимости квадратного метра, то он мог легко конкурировать с каким-нибудь европейским замком.

Удивительно, что чужак ухитрился подобрать себе такую базу! Без удачи тут не обойтись!

«Кто ж ты такой? – подумал Обходчик. – Если такой везучий – почему спешишь, зачем лезешь напролом?»

– Чтец, Щитник, Кормчий, – Вишня перечисляла специализации противника. – Что он ещё умеет?

– Я бы не назвал его Кормчим, – возразил Дед. – Он даже на Следопыта не тянет, разве что низшей категории. В Гьершазу пролезает, но это не достижение. В основном пользуется существующими норами. Его самого сюда привели…

– Почему ты так считаешь? – перебила Охотница, глядя на него с недоверием.

– Потому что знаю! Мой мир был вскрыт меньше двадцати лет назад. И, пока не основали сторожевой пост, здесь сидел Лоцман. Потом-то мы знали о каждом нелегале…

Вишня продолжала хмуриться, и Дед сообразил: Охотница попросту не знакома со спецификой работы на Границе.

Вишня владела языками тысяч миров и была способна ориентироваться в любой обстановке, но на уровне «получить помощь – выследить добычу». Да и противники у неё редко отличались умом и сообразительностью: беглые преступники ведут себя одинаково. Они не успевают замаскироваться в незнакомом мире. Если им не помогут.

Теми, кто помогал, у кого была база и прикрытие, – такими мастерами занимаются Обходчики.

– Если бы он был Кормчим, я бы сразу заметил, – попытался объяснить Дед. – Он бы себе помощников пригласил… Трафик бы вырос!

– Вот он и пригласил! – фыркнула Вишня – «Мы знаем о каждом госте!» – передразнила она Обходчика. – Что ж ты его не вычислил?

– Я вычислил! – огрызнулся Дед. – Ломаный лаз и пригоршня праха. Не знаю, что осталось от твоего людоеда, но он не мог выжить!

– Но всё-таки выжил! – напомнила Охотница.

– Потому что помогли. Поэтому так важно взять всю базу! Чтобы не повторялось!

Но Охотницу беспокоило иное и думала она не о Чтеце, а о своей добыче:

– Если он умеет открывать переходы, то уйдёт сразу, как учует нас!

Она выглянула из-за трансформаторной будки и в который раз посмотрела на окна третьего этажа – там пряталась жертва.

– Мне надоело! Чего мы выжидаем? Чтоб он опять куда-нибудь смотался? Мы с таким трудом вышли на след…

Дед не стал поправлять Охотницу – не «мы», а Беседник и ручные Держители ближайших станций. Маскировка, защищающая чужака, была рассчитана на людей, на человеческую магию, но у духов Московского Метрополитена имелись свои методы, малоизученные, но действенные.

– Ты вызвал учеников? – спросила Вишня, поворачиваясь к Обходчику. – Для хорошей облавы нас двоих недостаточно.

– Не будет облавы, – ухмыльнулся Дед. – Не забывай, он Чтец. Ты охотилась на Чтецов? Знаешь, на что они способны? Чем больше участников, тем лучше для него… Не знаю, сможешь ли ты выстоять!

– А как же тогда… – растерялась Вишня. – Чего мы тогда ждём?

– Я жду, когда он установит ловушки и спрячется. В Гьершазе или в дальнем Слое. Тогда я вычищу всю территорию и разложу свои… сюрпризы. Чтобы он не смог вернуться домой.

Охотница побледнела.

– Ты мне обещал… что поможешь… Ты… – она повернулась, и Обходчик едва успел схватить её за плечо.

– Помогу. Помогу поймать, а не подставиться под удар! Ты не знаешь Землю! Потеряв доступ в квартиру, он потеряет больше, чем просто базу…

– Я бы десять раз его схватила! – не выдержала Вишня.

Она вырвалась и побежала к подъезду. Дед постоял немного, а когда между ними двумя образовалось достаточное расстояние, неспешно направился за ней. Наверное, нужно было объяснить Вишне, что она стала частью очередной ловушки. Но вряд ли стоило стараться. Не поймёт. Не поверит. Она же вышла на след!

Ещё бы она не вышла! Беглец гулял по метро, чтобы быть обнаруженным. Формулы защитных заклинаний нарочно имитировали те, которыми пользуются Обходчики. И всё это для того, чтобы подпортить репутацию Стражу Границ.

Охотница могла вступить в конфликт с Дедом или попросить о помощи, но в любом случае потеряла бы время. А потом, разобравшись и объединив силы, они бы устроили облаву. И тогда Чтец занялся бы Златой, Кукуней либо напрямую Обходчиком. И опять бы действовал чужими руками. При любом исходе, он ничего бы не потерял и добыл бы новую информацию… Он уже добыл!

Дед прибавил шаг, а потом побежал, потому что Вишня скрылась за дверью подъезда.

Не надо ломать голову, почему умелый и везучий Чтец, залёгший на дно, начал лезть на рожон! Повод был очевиден. Шестнадцать лет назад Лоцман пытался изучать Держителей. Хайлерран вытурил его с Земли, но Лоцман вернулся, чтобы продолжить. И этим возвращением подтвердил важность своего исследования. Значит, Чтеца эта тема тоже интересовала, если уж он рискнул выступить против Стража Границ!

Начинается нечто, весьма похожее на войну. Приз победителю – духи метро, феномен, заинтересовавший самого Лоцмана, что само по себе феноменально.

Кот в мешке, за которого надо драться всерьёз.

– Ае тойре муи не! – радостно закричала Вишня.

Дед с лестницы услышал памятный возглас и поморщился. «Вот ты и попался, скотина!» – кричали Охотники, когда настигали добычу. Была такая традиция – на удачу…

Когда Дед взбежал на третий этаж, перепрыгивая через ступеньку, бой был в самом разгаре. Из-за приоткрытой двери, обитой чёрным дерматином, доносилась нежная мелодия флейты и явственно воняло палёной шерстью.

Дед осторожно заглянул внутрь и быстро вошёл, прикрыв за собой дверь. Вовремя: по коридорчику, который соединял прихожую с кухней, прокатилась волна раскалённого воздуха. Не справившись с собственным заклинанием, Вишня упала, но Обходчик успел её подхватить.

Опалив обои и оставив на потолке чёрные полосы, прозрачное пламя на мгновение заполнило кухню. Флейта взвизгнула, как кошка, которой прищемили хвост, и умолкла. Обои продолжали тлеть, пепельная взвесь, перемешанная с дымом, скрывала обзор. Невозможно было понять, что с Флейтистом.

– Помочь? – спросил Дед, не разжимая объятий.

Рассерженная Вишня оттолкнула его и встала на ноги. Её внешность опять изменилась, и не в лучшую сторону: одежду покрывала осыпавшаяся побелка, лицо – чёрные пятна сажи, брови полностью сгорели. Но в глазах сияло торжество.

– Я сама, – сказала она, откашлявшись.

Ответный кашель донёсся со стороны кухни – и вновь зазвучала волшебная флейта. Сладкая мелодия переливалась под черепной коробкой, обещая бесконечное счастье, надо было лишь поверить, открыться, подчиниться...

– Я разберусь, – повторила Вишня и послала навстречу музыке новый огненный поток.

Флейта заткнулась.

– Это ненадолго, – заметил Дед.

– Знаю, – кивнула Охотница.

– Ты была права. Защита у него фирменная. Я такую ученикам ставлю, – признался Обходчик. – Может, всё-таки помочь?

– Занимайся своим Чтецом, – фыркнула она и, пригнувшись, поспешила на кухню.

Щурясь от едкого дыма, Дед пересёк коридорчик и приступил к осмотру базы. Начал с туалета. Никого. Еле слышно поскрипывала ржавая цепочка сливного бачка. Рядом с унитазом возвышалась стопка журналов – сверху лежал «L’Enchanteur» за октябрь. Заголовки извещали о новых тенденциях в мировой моде. С обложки на Обходчика пялилась бритоголовая барышня в красном платьишке.

Дед закрыл туалет и заблокировал дверь.

Таким же заклинанием он запечатал выход из квартиры – остановить этим противника такой квалификации, конечно же, не получится, но задержать на пару секунд можно.

В ванной тоже было пусто. Дед ухмыльнулся, увидев синий купальный халат на вешалке и полочки, заполненные разноцветными тюбиками и баночками. Квартира выглядела обжитой. Значит, базе несколько лет.

Значит, Чтец привык к уюту.

Значит, ему будет не очень приятно лишиться нагретого местечка.

Поставив блокировку на ванную, Обходчик продолжил осмотр. На кухню заходить не стоило – там рычали, кашляли, шипели и били посуду. Занялся комнатами.

За первой дверью обнаружилась спальня. Окинув взглядом аккуратно заправленную кровать, зеркальный шкаф-купе и полку с узкими корешками глянцевых журналов, Обходчик повеселел. Раздвинул дверцы шкафа – и окончательно успокоился.

«У Варьки и то шмоток меньше, – подумал он, покидая спальню. – Так ты у нас модник?..»

Следующая дверь ждала в конце коридора. Выглядела она мирно и была украшена календарём. Подойдя поближе, Дед заметил, что календарь за позапрошлый год. Май. Тюльпанчики.

Если Чтец остался в Земной Яви, то он внутри. Но, скорее всего, удрал, едва запахло жареным.

«А может, спрятался под кроватью, – представив эту картину, Дед улыбнулся. – Мы же слишком опытные, чтобы вступать в открытый бой!»

На каждую формулу неизвестного мастера Обходчик навешивал блокиратор, к каждой ловушке добавлял свой капкан. Квартиру распирало от применённой магии. Зато теперь никто не ударит в спину.

Дед сделал несколько шагов, распахнул дверь во вторую комнату – и тут же пригнулся, спасаясь от лезвия топора, которое метило ему точно в лоб.

С глухим стуком топор вонзился в дверной косяк, следом метнулась рука. Нападавший без особых усилий освободил оружие и вновь замахнулся. Обходчик успел перехватить руку и врезал коленом в пах. Бесполезно! Ни одна мышца не дрогнула, и в красных глазах на землистом лице всё также горела голодная ярость.

Дед попробовал проникнуть в мысли врага, чтобы подчинить или хотя бы отвлечь. Но как подчинить пустоту? На Обходчика напал зомби с вывернутой душой и навязанной потребностью убивать. Кукла, созданная из живого человека. Удержать такого монстра невозможно.

Развернувшись, он оттолкнул Обходчика и занёс оружие для следующего удара. Рискуя лишиться головы, Дед метнулся вправо, прямо под топор, отклонился – лезвие просвистело у щеки – и рванул прочь из комнаты.

На то место, где Обходчик стоял секунду назад, пролилась струйка тёмной дымящейся жидкости. Сверху опустилась узкая ладонь и крепко ухватилась за верхнюю часть дверного косяка.

От вида существа, которое переползло в коридор, у Деда заныла каждая кость. Вражница. Четверорукая, крылатая, с ядовитым жалом в низу туловища. Тело у неё было покрыто шевелящимися отростками, из которых сочилась едкая обжигающая смесь. Кожа, испещрённая защитными формулами, была неуязвима для магии.

Не желая сдаваться, Обходчик попытался вскрыть тело Вражницы силовой волной. Узоры формул засияли на серой коже, но тварь продолжала медленно продвигаться вперёд, цепляясь за потолок присосками щупалец. К счастью для Обходчика, она ещё не умела летать.

Дождавшись, пока Вражница переберётся в коридор, зомби поднял оружие и ринулся на Деда. Достаточно было задержать – смертоносная тварь завершила бы начатое.

Обходчик подпустил зомби поближе и, поднырнув под руку с топором, схватил противника за шею. Крепкая заморозка должна была ослабить живого мертвеца. Или хотя бы ненадолго задержать. Но вместо спасительного холода Обходчик ощутил под пальцами кипяток. Защита, установленная на зомби, была настроена персонально против приёмов Земного Обходчика.

Стиснув зубы и прижав к груди ошпаренную ладонь, Дед вывернулся из объятий противника и толкнул его прямо под кислоту, льющуюся с потолка. Зомби не успел среагировать – зарычал, неловко прикрываясь. Вонь подгоревшей колбасы заполнила коридор.

Не сводя взгляда с Вражницы, Дед попятился в сторону выхода. На кухне было тихо, но Обходчик туда не смотрел – плевать, как там Вишня, в данный момент его интересовала собственная жизнь. И он укрылся в ванной.

Минутная передышка – и хлипкая щеколда слетела с гвоздей, когда слуга распахнул дверь. Облако морозного пара окутало его и Вражницу, затем ударили порывы леденящего ветра. Стены и потолок коридора покрылись инеем, но зомби не пострадал. Защитная аура слуги воспламенялась при каждой ледяной атаке. Всхрапнув, он вновь занёс топор.

Вражнице холод так и вовсе был нипочём. Вцепившись сильными руками в верхний край дверного косяка, она выставила брюшко и начала поливать Обходчика кислотой, который выделялся из щупалец, и ядом из жала.

Несколько капель попали на лицо слуги, лишив его последнего сходства с человеком. На чёрно-красной спёкшейся маске горели безумные глаза, остатки одежды облепили обожженное тело, однако прыти он не утратил и несколько раз попытался достать Обходчика. Но струи жгучих выделений мешали ему зайти в ванную, поэтому он не смог дотянуться.

Заметив свою оплошность, Вражница решила сменить позицию. Раскачалась – и перебралась внутрь. Зомби воспользовался освободившимся проходом и теперь размахивал своим оружием, загоняя Деда под едкий ливень.

Чтобы удержаться на потолке, Вражница зацепилась за трубу, проходящую под потолком. Изогнувшись, она выставила жало так, чтобы попасть в ванну, куда запрыгнул Дед.

«Воду бы не отключили!» – подумал Обходчик, крутанул кран и направил головку душа на зомби и на Вражницу. Трубы протяжно загудели, кран фыркнул и зарычал, и, наконец, душ заработал. Он окатил чудовищ сначала холодной, потом горячей водой. Затем струйки превратились в ледяные иглы, которым Обходчик придал дополнительное ускорение.

Он стоял, прижавшись спиной к стене и упершись ботинками в край ванны, и обстреливал обоих противников разом, благо они сгрудились прямо перед ним, готовые к решающему удару.

Защита слуги воспламенялась снова и снова, но всё равно пропускала осколки льда. Человеческая плоть не могла выдержать таких перепадов температуры, и через пару минут извивающееся дымящееся тело рухнуло на потрескавшийся мокрый кафель.

Вражница не стала терпеть – сбежала, неуклюже махая окрепшими крыльями и поливая всё вокруг кислотой. Обходчик кинулся следом, чтобы остановить опасную тварь и не позволить ей выбраться на улицу.

Но она не собиралась покидать квартиру – она хотела покинуть Землю.

Перекрывая входную дверь, от пола до высокого потолка, в прихожей разворачивался портал Большого Дома – всепроникающий, безупречно выстроенный, идеально сбалансированный. Вишня воспользовалась своим последним козырем, когда решила, что Обходчик может погибнуть. Да и сама она, судя по расцарапанному лицу и трясущимся плечам, пребывала не в лучшей форме.

Флейтист лежал на полу, неловко раскинув руки, переломанные в нескольких местах. Но не он довёл Вишню до полного изнеможения: в нескольких шагах от Охотницы стоял рослый сухощавый старик. Он улыбался, потому что портал был полностью готов к использованию и Вражница успела пройти.

Крылья несли её вперёд, а огненное жало могло защитить от любого врага. Хозяин снабдил Вражницу необходимыми инструкциями, обучил простейшей магии, единственное, чего он не мог – открыть ей путь с Земли. Ну, что же, Вишня предоставила идеальный вариант: портал Большого Дома! В любое место с максимальной скоростью без каких-либо затрат!

Едва Вражница исчезла, Чтец деактивировал портал и бросился к выходу. Ему не пришлось тратить время на установленную блокировку, потому что дверь, обильно политая кислотой, никого не могла удержать – рассыпалась на куски от одного удара.

И Макмар ушёл. Беспрепятственно. На нём была чистая пристойная одежда, не привлекающая внимания. Мокрый и закопчённый Дед мог бы состряпать себе маскировку, но как оставить квартиру с трупом?

И как оставить Охотницу?

– Отлично, – выдохнул Дед и сел на пол, устало вытянув ноги. – Готов? – он указал на Флейтиста.

– Да… – Вишня виновато посмотрела на союзника. – Я подумала… Я не думала, что…

– Да, думали тут другие! – сердито перебил её Дед. – Ну, зато ты выполнила задание. Добыча поймана! Поздравляю… – он потрогал свои опалённые волосы и выругался.

– Извини.

Она стояла перед ним, опустив голову.

– Что, зацепил? – поинтересовался Обходчик.

Вишня вздохнула. Отвернулась. Он заметил, что у неё все губы искусаны, а из глаз продолжают литься слёзы.

– Теперь знаешь, что такое драться с Чтецом. Похвастайся Наставникам – они ведь тоже умеют… Не хуже… Ну, открывай свою дверку! Мне ещё убираться!

– Я могу помочь, – робко предложила она.

Дед усмехнулся.

– Ты меня не поняла. Я собираюсь всё здесь сжечь. Чтобы никто не узнал, что здесь было. Чтобы не нашли моих отпечатков… У нас здесь свои правила!

– А потом? Ты сможешь уйти?

Он поднялся, опираясь о стену.

– Если ты откроешь портал на том же месте, где был открыт первый, я смогу уйти куда угодно. И эту дыру не закрыть… Вы же своими порталами точки выхода прожигаете не хуже Лоцманов!.. Давай, забирай свою добычу и проваливай! Пока!

Он едва сдерживался, чтобы собственноручно не вытолкать её.

– Я вернусь! – еле слышно пообещала Вишня. – Вернусь и помогу!

Обходчик внимательно посмотрел ей в глаза.

– Не надо, – попросил он, понимая, что она всё равно сделает по-своему. – Я сам разберусь.

Охотница кивнула, подтверждая его подозрения. Вернётся же! Отчитается за выполненное задание – и тут же назад, мешаться под ногами, совать любопытный носик в чужие секреты. Агент Большого Дома в гостях у Обходчика.

«Ае тойре муи не! – обречённо подумал Дед, обращаясь к самому себе. – Вот ты и попался, скотина!»

«Такие Фабхрари, как ты, большая редкость, – сказали Деду перед тем, как пригласили стать Стражем Земных Границ. – Большой Дом будет гордиться тобой!»

Никто не спрашивал, хочет ли он брать на себя такую ответственность или нет. Очевидно, он хотел. Потому что мог. И потому что иных вариантов не предполагалось.

Кто-то должен стоять на страже, и лучше, если кто-то из местных, а не посторонний назначенец, слабо знакомый с правилами выживания на Земле.

Кроме происхождения и надёжной базы, у Деда имелась пара других достоинств: личная заинтересованность (он был жертвой) и предрасположенность к магии. Что неимоверно радовало его Наставников. Они никак не могли решить, кого направить в свежевскрытый мир, а тут такая кандидатура!..

Идеальный Страж Границы.

Судьба Земли в надёжных руках!

Выжигая квартиру Чтеца, Дед вспоминал свои первые подвиги – и всё больше мрачнел. Репутация непримиримого Обходчика, который ни разу не оступился и не дрогнул, давала ему право действовать самостоятельно, без отчётов и контроля сверху. Но что будет, если эта девочка Вишня разнюхает про Лоцмана?

Что будет, если она разнюхает про всё остальное, о чём он не докладывал в Большой Дом?

Кстати, как насчёт того, что утаил Большой Дом?

За годы службы у Деда накопилось множество вопросов, но он не собирался их задавать. Потому что это значило бы, что он сомневается в честности своих Наставников. А если ты сомневаешься в чьей-то честности, ты же не надеешься получить правдивый ответ?

Настоящие ответы надо добывать самостоятельно: слушать, смотреть, делать выводы. Вот, например, квартира загадочного Чтеца – куча ответов! Больше всего в комнате, откуда вылезла Вражница.

Например, матрас в углу, прикрытый скомканным одеялом. Очевидно, здесь спал Флейтист. Других следов проживания нелегальных чужаков Дед не заметил, что подтверждало основную версию: Чтец вышел из тени недавно.

Лоцман вернулся – и всё завертелось.

Следующей уликой стал высокий шкаф, который служил коконом. Внутри всё было затянуто волокнистой белой массой, похожей на спрессованную паутину. Оборванные нити подтверждали, что ядовитая тварь вылупилась несколько часов назад. «Паутина» была нежной и легко распадалась – значит, имело место ускоренное формирование.

Тот, кто создал Вражницу, спешил.

До того торопился, что рискнул создать Вражницу и тем самым выдал себя.

Редкое искусство – создавать подобных тварей! Только Фабхрарей с безупречной репутацией допускают до обучения. Сотня условий должна совпасть, чтобы Страж Границы посчитал себя вправе выбрать невинную душу – и превратить её в послушное чудовище. Как твердили Деду, никто, кроме мастеров Большого Дома, не способен создать Вражницу.

Либо в Большом Доме ошибались, либо сами послали неуловимого Чтеца.

Созерцая остатки кокона и вдыхая кислый запах, впитавшийся в стенки шкафа, Дед вспомнил лицо Вражницы и почувствовал холодную отрешённость. Знакомое отсутствие выбора.

Он больше не мог быть преданным бойцом Большого Дома. Но и перейти к Лоцману или другим чужакам тоже не имел права.

Ещё есть третья сторона. Оставалось выяснить, нужен ли он им, а если да, то на каких условиях.

С улицы донёсся рёв сирен. Скоро в квартиру ворвутся пожарные. Нехорошо, если они обнаружат отсутствие пожара!

В последний раз Дед оглядел голые стены обречённой комнаты – и вокруг взметнулся огненный вихрь. Пламя сожрало матрас с одеялом и с жадностью накинулось на шкаф.

Дышать стало нечем, и нора в Гьершазу была готова, но Дед задержался.

Был предмет, который привлёк его внимание во время драки с зомби. Они лежали на столе – раскроечные ножницы с острыми длинными лезвиями. Схватив горячий металл, Обходчик исчез в портале.

Он знал, что есть одно место, где можно найти нужный ответ.

Вернее, купить.

Дом Лоцмана заметно преобразился. Вместо кособокой лачуги Дед увидел просторную усадьбу с крыльцом, мансардой и чердаком. Вокруг основного здания располагались разнообразные пристройки, а между ними – дорожки, сложенные из кирпича и разного рода железного и каменного мусора, включая ржавую рельсу и обломок телеграфного столба.

Если бы не собственная метка, по которой Обходчик выстраивал нору, он бы решил, что ошибся.

Оглядевшись, Дед осознал, что изменения коснулись всей Гьершазы. Раньше здесь было сплошное болото с редкими холмами. Пейзаж был настолько уныл и однообразен, что казался неумелой картинкой, сляпанной на компьютере из размноженного кадра. А теперь!..

Теперь вокруг расстилалась роскошная свалка. Из грязи выросли пёстрые кучи мусора. Холмы подросли, некоторые можно было назвать невысокими горами. Лужи слились в озёра или превратились в журчащие ручейки. Появились ориентиры и достопримечательности – например, изогнутый вертолётный винт, торчащий наподобие креста из вороха разноцветных опилок.

Теперь здесь можно было если не жить, то, по крайней мере, весело гулять.

Нововведения явно пришлись по вкусу местным обитателям: одни полностью вылезли наружу, другие частично высунулись. То тут, то там из-под земли торчали кончики усиков, щупалец, клешней или жвал. Пару раз Дед едва не наступил на чьи-то глаза – такое вокруг царило оживление.

– Хватит повторять по сто раз! Я не тупая! – донеслось из дома.

Женский голос, резковатый и узнаваемый. Последнее доказательство, что ошибки нет – действительно дом Лоцмана.

Дед остановился – предполагалось, что из окна должен был вылететь какой-нибудь предмет. Но так не случилось: видимо, скандалы здесь проходили по более сдержанному сценарию.

Пройдя к ближайшей пристройке, Дед обнаружил внутри умывальню: бочка с водой, тазик, кружка, кусок мыла в блюдце. И полотенце на гвоздике – лучшего и не пожелаешь!

После боя с Вражницей и последующей очистки квартиры Дед выглядел забавным гибридом погорельца с утопленником. Всё, что не опалилось, вымокло, и сквозь прорехи розовели свежие шрамы. Раздевшись до трусов и положив ножницы на край полки рядом с мылом, Обходчик приступил к омовению.

За этим занятием его застала Варя-2.

– Учитель, смотрите, кто пришёл! – заорала она, обернувшись к дому. – Можно я его убью?

Лоцман вышел на порог, присел на верхнюю ступеньку крыльца.

– Нет, – ответил он ученице, которая приплясывала от злобной радости, не решаясь приблизиться к гостю. – Не можешь. Он мой друг. Самый лучший! Ты должна его любить и уважать.

– Но он предал меня! И продал! – Варя-2 сократила расстояние между собой и ненавистным врагом. – Не прощу! Никогда!!

– Не ори, а? – Дед обернулся к ней, вытряхивая воду из ушей. – Копия недоделанная! Будешь нарываться – прикончу. И сохраню труп в назидание следующим… копиям.

Угроза подействовала строго противоположным образом – Варя-2 кинулась на Обходчика, на ходу выпустив перед собой силовое заклинание и дополнив его тепловым ударом. Дед не стал сдерживаться – и ответил концентрированной ледяной волной, как на атаку зомби.

Варя-2 отлетела в сторону и, полузамороженная, шлёпнулась в грязь.

Лоцман зааплодировал.

– Одного раза достаточно? – поинтересовался он, не переставая смеяться. – Ты же у нас не тупая, да? Так – понятно?

Девушка выругалась, пытаясь подняться. К восторгу своему, Дед понял, что она стала старше. Но возраст – ерунда: девушка овладела приёмами боевой магии, на освоение которых нужно как минимум несколько месяцев!

Ещё один кусочек бесценной информации: доказательство того, что Лоцман обладал способностями Часоведа. Чтобы подготовить ученицу, он создал «временной мешок». Дед просидел в таком же, пока зубрил магические формулы и практиковался в новой профессии. Большой Дом умел создавать темпоральные резервации, экономя время своим агентам. Сам Дед мало что понимал в Часоведческих методах, но одно знал наверняка: из-за разницы во времени сидящий внутри не может проследить за тем, что происходит снаружи…

– Тебя можно поздравить? – Дед вышел из умывальной, вытирая голову полотенцем. – Получается? С неё будет толк?

– Как видишь, – Лоцман указал на сердитую девушку, которая пыталась очистить перепачканные лицо и руки.

– Ты ей давно всё рассказал? – продолжал расспрашивать Обходчик. – Кто она, зачем и остальное?

На ученицу Лоцмана он не смотрел.

– В первый же день. Ты не представляешь, что тут творилось!

– Представляю, – усмехнулся Дед. – А что будет, если они встретятся!

Девушка замерла, прислушиваясь.

– Обижаешь! – Лоцман изобразил глубокую обиду. – Оригинал и копия никогда не встретятся! Не должны. И не смогут. Никогда! Уж поверь мне…

– Может повлиять на твои… опыты? – прищурился Дед. – Испортит что-нибудь?

– Это испортит тебе настроение, – объяснил Лоцман.

Он поманил ученицу пальчиком, та послушно подошла, поклонилась – и ушла в дом. А Дед осознал принципиально важное отличие между своей племянницей и подопечной Лоцмана. Рост – мелочь, но тот факт, что девушка носит рваные джинсы, обрезанные по колено, и мешковатую блузку на два размера больше!.. Варя никогда бы не надела такое тряпьё. Она, пожалуй, умерла бы от огорчения, если бы ей остригли волосы. И если бы пришлось обходиться без косметики и украшений.

Дед осмотрел свою порванную, заляпанную кровью и сажей одежду. Можно смело оставить в ближайшей куче мусора.

– А что здесь случилось? – поинтересовался он, подходя к крыльцу. – Ты дом перестроил – понимаю. Но остальное… Зачем? Для кого?

– Для себя.

Лоцман оглянулся на своё жилище и любовно похлопал рукой по перилам. Потом перевёл взгляд на ближайший холм, где кто-то длинный и бородавчатый меланхолично пережёвывал автомобильную покрышку.

– Начал натаскивать девчонку, и пришлось перестраивать дом. Захотелось заняться остальным. Чтоб здесь стало поинтереснее, понасыщеннее. Ну, и как-то оно само откликнулось. Здесь много полезного можно найти, если прогуляться. Так что не стесняйся!

– Не буду, – пообещал Дед, подтягивая трусы. – А по какому принципу выбираешь… декорации?

– Не я выбираю, – улыбнулся Лоцман с видом довольного папаши, чьё чадо сделало первый шаг. – Она. Гьершаза. Ей так понравилось меняться, развиваться, становиться другой! Ты не представляешь, как она счастлива! Тащит всё ненужное, откуда может. Ну, и родственничкам моим тоже хорошо…

Пока он говорил, из-под крыльца показалась голова змеи, потом – толстое пятнистое туловище, которое раздваивалось на два хвоста. Тварь проползла между ног Лоцмана и скрылась под сараем с умывальней.

– Сколько мы с тобой не виделись? – спросил Дед, прерывая блаженные разглагольствования «самого близкого друга».

– Двадцать два месяца и девять дней, – ответил Лоцман. – Или нет?

– Может быть. А может быть, три дня.

– Как быстро летит время! А знаешь, ты не изменился!

– Надеюсь, ты тоже, – кивнул Дед, присаживаясь рядом на ступеньку крыльца.

Лоцман не выглядел обеспокоенным. Очевидно, он не предполагал, сколько всего интересного может произойти за один день!

– Больше всего меня беспокоит твоя способность заключать честные сделки, – начал Дед.

Он принял решение и старался не задумываться о том, насколько роковым оно может оказаться впоследствии.

– Прошу оказать мне услугу. Сегодня, по фактическому времени, с Земли были открыты два портала с настройками Большого Дома. Про второй портал я знаю всё, на него можешь не отвлекаться. Первый интересен нам обоим. Через него прошла Вражница.

– Твоя? – быстро спросил Лоцман.

– Ты знаешь, чья – верно? – усмехнулся Дед. – Можешь не рассказывать. Главное, выясни, куда и к кому отправили эту Вражницу.

– Хорошо, – Лоцман кивнул. – Выясню.

– Спасибо! – поблагодарил Дед.

Заключив сделку, он почувствовал облегчение. Всё к тому и шло. С того дня, когда Лоцман вернулся на Землю, каждое событие неотвратимо приближало Деда к нарушению главного запрета.

– Что хочешь взамен? – спросил Обходчик и напрягся, готовясь к ответу.

Лоцман пожал плечами.

– Я много чего хочу! Но ты ничего мне не должен. Пока что. Сначала выясню, куда отправилась Вражница. Нам с тобой долго жить рядом – разберёмся!

– Мама, это моя девушка. Она будет с нами жить.

Сколько раз Кукуня представлял себе, как скажет это – и что будет потом! Сто раз, наверное, проигрывал в голове. Знакомство, свидание, взаимное чувство, а потом он приведёт её домой и познакомит с мамой.

Что будет дальше, представлять не хотелось.

Наступила пятница тринадцатое, пошёл мерзкий дождь со снегом, и драгоценная мечта обернулась кошмаром. Никакой романтики, ни поцелуев, ни объятий, но зато необходимость произнести заветную фразу.

Началось всё с Обходчика.

В общем-то, всё интересное, что происходило в жизни Кукуни, начиналось с этого хмурого молчаливого человека.

Итак, Дед вызвал ученика в условленное место встречи (дальняя лавочка в тупиковом торце центрального зала «Рижской») и вручил пачку денег (законная ставка ученика, посвятившего свою жизнь защите границ родного мира).

– Пересчитай, – предложил Обходчик.

Шутка старая, но Кукуня всё равно хихикнул, засовывая «зарплату» поглубже в рюкзак.

– Я тебе верю, – робко пошутил он в ответ.

– Напрасно! – предупредил его Обходчик.

Кукуня вздрогнул и испуганно посмотрел в хмурые глаза Наставника.

– На, держи, – Дед протянул ему вторую пачку.

– Ой! Спасибо! – Кукуня улыбнулся радостно и быстро прикинул, сколько всего дорогого и редкого можно будет приобрести на непредвиденную премию.

– Не для тебя, – осадил его Дед. – Новое задание.

– Я слушаю, – Кукуня послушно развернулся к учителю, всем своим видом выражая готовность к подвигам.

Вид у ученика был до того глупый, что Дед засомневался, стоит ли втягивать недотёпу? Но выбора не оставалось.

– Ты должен обеспечить жильём временного члена нашей команды. Расскажешь о Земле. Проинструктируешь о правилах поведения. О Лоцмане и духах метро ни слова – понял?

– Знаю, – кивнул Кукуня. – Ты сто раз говорил, что никому и никогда… А кто он?

– Она. Охотница из Большого Дома, – объяснил Дед и поморщился. – Была здесь. Гналась за одним уродом. Нагнала. Я помог. Но в процессе… охоты… она совершила пару неприятных ошибок. Теперь вернулась.

– А на сколько? – продолжал расспрашивать Кукуня.

Он был слишком увлечён открывающимися перспективами нового знакомства, чтобы вспомнить, что Дед ненавидит, когда ему задают много вопросов.

– Что?

– На сколько обеспечить жильём? Придётся же что-нибудь снимать, квартиру или угол, а я не знаю, с чего начать!

Дед вздохнул, скрипнул зубами. Но сдержался и ругаться не стал.

– Зачем снимать, если у тебя есть квартира? Разберёшься. В общем, не маленький! – и Обходчик похлопал ученика по плечу.

После чего махнул рукой девушке, которая сиротливо притулилась на противоположной лавочке.

– Вишня! Иди сюда!

Кукуня улыбнулся, услышав имя. А потом увидел Охотницу и понял, что будет следующим в списке тех, кому она «всё усложнит».

Временный член команды выглядела сногсшибательно: выразительные восточные глаза, точёные скулы, грива цвета воронова крыла.

Ну, точь-в-точь так, как его матушка описывала «хабалок», которые «понаехали тут» и готовы на всё, чтобы получить прописку, а потом перетащить в столицу «весь свой аул» и, разумеется, выжать законных хозяев с драгоценной жилплощади!..

– Только через мой труп! – закричала мама, не поздоровавшись. – Ты сошёл с ума! Ты погляди на неё! Чёрная!

Лучше убегать от сотни злобных убийц по потолку «Маяковской», чем выполнять такое задание! Нужно было бы попросить Охотницу, чтоб изменила лицо, но как объяснить, зачем?..

– Вам не нравится моя одежда? – спросила Вишня и нервно поправила воротник кожаного плаща.

Кукуня толкнул её в бок и встал между «чёрной» и разъярённой «коренной москвичкой в пятом поколении».

– Мамуль, успокойся! – затараторил он, стараясь, чтобы возмущённая хозяйка территории не успела вставить ни слова. – Она с пропиской! Она студентка! У неё дома сейчас ремонт! Большой! И я предложил ей пожить у меня! Чтоб удобнее на учёбу ездить!

– А где она учится?

– В МГУ, – быстро ответил Кукуня, точно следуя пунктам легенды. – В институте Ломоносова. На филологическом факультете. Изучает праславянский.

– А прописана?

– В Южном Бутово, – он едва удержался, чтобы не выпалить название улицы, номер дома, номер квартиры и этаж.

Вишня с любопытством осматривала обои в прихожей, предоставив Кукуне вести переговоры.

– Далеко, – согласилась мама. – Из Южного Бутово сколько ездить! К вам метро-то провели уже или ещё нет? Ну, что молчишь?

Кукуня нервно оглянулся на Вишню и начал ответную атаку:

– А как ты нас встретила! Знаешь, я бы тоже молчал после такого…

– Понимать надо! – обиделась мама. – В какие времена живём! Всё может быть! Ладно, пусть пока… поживёт немного… Я не против. Пока ремонт, – она направилась на кухню, но на полдороге остановилась и обернулась к сыну. – Так вот где ты пропадаешь вечерами! Ну, тогда понятно… И секретничает… Сплошные секреты! Нет, что б матери сказать! – и она, наконец-то, ушла.

– Быстро разувайся и ко мне, – Кукуня указал Вишне на дверь своей комнаты. – И молчи, молчи!

– Я молчу, – фыркнула она и послушно переобулась в предложенные тапочки.

В Кукуниной «берлоге», как он мысленно любил называть свои тесноватые три на четыре метра, царил идеальный порядок и безупречная чистота. Ни пылинки!

Кукуня раздражённо сорвал с дверцы серванта записку «Мама, не убирайся у меня, пожалуйста!!!», смял и демонстративно швырнул в угол. После чего плюхнулся на диван. Надо было успокоиться и тщательно продумать дальнейшие ответы, потому что матушка так просто не отступит…

Предоставленная самой себе, Вишня поставила у дивана сумку с вещами, которые ей собрала Злата, после чего медленно повернулась, изучая обстановку. Платяной шкаф, пианино, диван, сервант, стол с монитором и системным блоком… Больше всего гостью заинтересовала верхняя полка серванта, где Кукуня хранил коллекцию фигурок. Подойдя вплотную, Охотница уткнулась носом в стекло и долго любовалась на раскрашенных человечков, застывших в разных, преимущественно героических позах.

– Ты сам их делал? – Вишня обернулась к молодому человеку. – Похожи!

Фигурки за стеклом, хоть и были выполнены в гротескной мультяшной манере, поразительно напоминали людей, с которыми Вишня познакомилась в Москве. Остальных она встречала в Большом Доме или его окрестностях – в основном, Наставники, занимавшиеся подготовкой будущих Фабхрарей.

На переднем плане располагалась команда Деда. Он сам, с кустистыми бровями, в своей неизменной чёрной кожаной куртке и высоких армейских ботинках. В одной руке Обходчик держал длинную заострённую палку бледно-голубого цвета (очевидно, боевую сосульку) и пытался то ли швырнуть её в невидимого врага, то ли использовать как шпагу. Рядом с Дедом стояла злобная каратистка в спортивном костюме – Злату можно было узнать только по стрижке. Хорошо, что подруга Обходчика никогда не видела эту фигурку… А Варе, пожалуй, понравилось бы, что её изобразили в «матросской» школьной форме.

Кукуня получился самым крутым: с красно-оранжевым шаром, вылетающим из ладони, а вокруг на ниточках висели такие же шары.

– С ума сойти, как здорово!.. – Вишня восхищённо вздохнула. – А меня ты тоже сделаешь? – игриво поинтересовалась она.

Кукуня кивнул, покраснел и еле слышно пробормотал.

– Да… потом…

– Я могу попозировать, хочешь? – предложила гостья. – А из чего они?

– Пластик. Ну, такой специальный. Специально для фигурок, – отозвался хозяин.

Он был смущён и не знал, куда деваться. И вдруг вспомнил, что рядом с Дедом, Златой и другими стоят фигурки Беседника и Лоцмана. А ведь Дед строго-настрого запретил рассказывать про них Охотнице!

– А тебя не накажут? Твой Фабхрарь знает? – Вишня постучала костяшкой пальцев по стеклу. – Разве это не нарушение секретности?

– Нет, ну, что ты! – Кукуня как ужаленный вскочил с дивана, подскочил к серванту и принялся открывать подряд все дверцы. – У меня их много, все разные! Вот, и ещё… Смотри! – он достал коробку, продемонстрировал Вишне содержимое. – Это хобби такое – делать фигурки любимых персов… То есть персонажей. Многие покупают, а я сам делаю. Из игр, аниме, даже из фильмов есть… Может, посмотрим что-нибудь? – осенённый спасительной мыслью, он опустился на колени.

В нижнем отделении серванта располагалась видео-коллекция – Кукуня любовно провёл пальцем по корешкам пластиковых коробок с дисками.

– Тебе какие… эммм… истории больше нравятся? Приключения или… Ты же знаешь, что это такое? Ну, фильмы? Мультфильмы?

Вишня присела на корточки, чтобы рассмотреть содержимое полок.

– Я знаю, что такое фильмы, – объяснила она без намёка на сарказм. – Искусственно воспроизводимые игровые постановки и явления окружающего мира. Степень достоверности зависит от уровня развития технологий.

Она вытащила наобум одну коробочку. На обложке была изображена девушка в обтягивающих шортах и скромной маечке, сквозь которую можно было легко разглядеть грудь четвёртого размера.

– И какие бывают степени достоверности? – спросил Кукуня, отбирая у Вишни диск с красоткой. – Трёхмерное изображение? Запахи?

– Спектакль прямо в голове, – ответила гостья. – Как сон, но более чёткий. Детально воспроизводимые впечатления, как воспоминания о том, чего не было.

– А потом? Что дальше?

Она пожала плечами.

– Дальше никому не нужно. Когда надоедают искусственные иллюзии, люди отказываются от воспроизводимого искусства…

– Ужинать! – раздалось из-за двери.

– Мы у меня будем! – отозвался Кукуня. – Мы аниме будем смотреть!

Он склонился над коллекцией. Вытащил несколько коробочек, но поставил их обратно. Наконец, выбрал.

– Тебе должно понравиться! – заявил он. – Специально для девушек!

Вишня заинтересованно взглянула на обложку. Красуясь на фоне взрывающихся космических кораблей, ей улыбался юный рыцарь в сияющих доспехах.

Специально для назначающих свидание: решётку в тупике «Октябрьской-кольцевой» называют «Алтарём», что при должной сноровке и хорошо подвешенном языке позволяет подвести беседу к теме обрядов, венчания и окольцевания…

Это популярное место встреч, и почти всегда здесь кто-нибудь ждёт, читает книжку или смотрит на часы. Беседнику всё это было в новинку. Он стоял под торшером-факелом, рядом с решёткой, не имея ни малейшего представления о том, к чему приводят свидания. Для него Алтарь на «Октябрьской» был одним из множества мест, куда люди едут в одиночестве и откуда уходят вдвоём. Здесь кормятся Времееды и Дремокуры, а Держители стараются оградить такие точки от всего неприятного.

Разумеется, никто из духов-воришек не посмел пристать к Беседнику. Времени у него не украсть, мечтами не опьянить – он просто ждал Варю.

Его безупречный бледный профиль гармонировал с белым мрамором стен и лепниной потолка. Казалось, статуя молодого солдата сошла с пьедестала и отправилась на свидание.

О ком он грустил? Кого ждал?

Девушки, проходящие мимо, вздыхали: «Не меня!» – и тут же мысленно протестовали против жестокой несправедливости очевидного факта: «Ну, почему же не меня?!» Наверное, можно было подойти, пококетничать, оставить телефончик… Но незнакомец выглядел слишком благородно для банальных заигрываний и слишком печально, чтобы усомниться в искренности его чувств.

Дрёмокуру пришлись по вкусу фантазии очарованных пассажирок.

Если бы кто-нибудь неторопливый посмотрел наверх, то стал бы очевидцем удивительного явления: профили безымянных героев на сводах центрального зала были все, как один, обращены к прекрасному юноше.

И если решётка «Октябрьской-кольцевой» была «Алтарём», то светловолосый незнакомец был иконой – символом Несчастной Любви, Терпеливой Надежды и Веры, Что Она Всё-таки Придёт…

– Сорри, – извинилась Варя, переводя дыхание. – Нужно было за инет заплатить, а там очередь у автомата! Какая-то тупая овца всех затормозила…

Беседник посмотрел на неё с безграничной радостью и нежно улыбнулся.

– Здравствуй! Я очень рад тебя видеть!

Он не понял ни слова из её объяснения, но ему было всё равно. Теперь он символизировал Счастье. Безымянные герои на своде станции переглянулись с довольным видом – и приняли прежнее положение.

Но не они одни наблюдали за происходящим: в тупике центрального зала собралось человек десять. Разумеется, всем было интересно, кого ждал светловолосый красавчик. Оказалось – обыкновенную девчонку!

«Нашли себе цирк!» – с раздражением подумала Варя.

Она заметила, какими пренебрежительными взглядами одаривает её девушка с книжкой, скучающая с другой стороны решётки. Захотелось сказать что-нибудь грубое, а потом оттащить «блаженного Ника» куда-нибудь на платформу, подальше от посторонних взглядов.

Как назло, у девушки с книжкой грудь была побольше. А стильная девушка с журналом, стоящая под светильником, явно покупала свои сапоги и полупальто не на рынке. А вон у той, которая с айфоном, шикарные волосы, как на рекламе шампуня…

Жаль, нельзя было сказать им всем: «Зато вот кто меня ждёт! А вам самим приходится дожидаться!»

– Давай, пойдём куда-нибудь, – предложила Варя, беря Беседника за руку. – Куда-нибудь под небо!

– Здесь тоже есть небо, – отозвался он и оглянулся на голубой свод апсиды, спрятанной за решётчатыми воротами.

Варя фыркнула.

– Это просто арка с голубой краской! Здесь всё не настоящее, понимаешь?

Он покачал головой, но промолчал.

– Снаружи будет настоящее небо, – пообещала Варя. – Ну, не такое красивое, сейчас же ноябрь… В Москве вообще не бывает яркого неба…

Она помнила объяснение Кукуни: «материализованный дух», «никогда не выходил из метро», «может умереть». Звучало глупо, потому что нет никого, кроме людей. Ну, и, наверное, есть ещё бог на небе. А зомби, призраки, вампиры – только в кино. Если бы они были по-настоящему, то вся жизнь была бы другой.

Ещё есть экстрасенсы – в них Варя верила. Экстрасенсы могут заставить человека видеть то, чего нет. Экстрасенсы могут заставить думать о том, что невозможно. Дядя такой, и его друзья тоже: например, дядя Серёжа. Вот и вся разгадка! Телепатия и гипноз – больше ничего!

Ник тоже экстрасенс, у которого что-то случилось с головой. Или на него напали, или он сам что-то с собой сделал. Скорее всего, у него психическая травма – как у людей, которые боятся высоты или пауков. И с памятью проблемы. Надо помочь – и всё пройдёт! И Варя потащила Беседника в сторону эскалатора, продолжая уговаривать:

– Никки, ну, давай пойдём! Давай погуляем! Мне надоело сидеть под землёй! Ну, сколько можно? Солнца там нет, если тебе вредно под солнцем… Мы пойдём куда-нибудь, хоть в кафе, хоть в кино, хоть в музей…

Они дошли до мостика, ведущего на Калужско-Рижскую линию, поэтому пришлось лавировать среди людей, который спустились на станцию или спешили к переходу.

– Ты же здесь один! – воскликнула Варя, с трудом увернувшись от чемодана на колёсиках, который волокла рослая тётка в зелёной шубе. – Сидишь здесь, как в тюрьме! Ни пообщаться ни с кем, ни поговорить!

Беседник резко остановился, так что она чуть не споткнулась.

– Я не один. Ты… – в его глазах промелькнуло что-то вроде прозрения. – Ты их не видишь?

– Кого? – Варя огляделась. – Людей?

– Нет… Давай покажу! – и Беседник повёл Варю к платформе, под мостик.

Ох, не понравились ей эти слова!

– Что, опять туда, где эта гадость?..

– Всё будет хорошо!

Оказалось, что «хорошо», когда внезапно исчезают люди, а станция остаётся прежней. Кто его знает, что будет дальше?

– Куда ты их убрал?!

– Они здесь.

– Почему я их не вижу?

Беседник пожал плечами.

– Не знаю.

Она вздохнула.

– Так ты со мной что-то сделал? Слушай, так неправильно! Я так не хочу! Верни всё назад!

Он послушался. Вновь загрустил. Стоял, хлопая ресницами, и молчал. И Варе опять стало его жалко.

– Дядя сказал, что ты хотел меня видеть. Я понимаю, что ты… Ну, что я тебе нравлюсь. Но сидеть всё время здесь… Я так не могу!

Он виновато посмотрел на неё.

Да, проблема! Похоже, психическая травма слишком сильная. Как же вытащить его наружу? Внезапно ей в голову пришла блестящая идея. «Как же я сразу не догадалась!» – подумала Варя, приподнялась на цыпочки и прошептала на ухо Беседнику:

– У нас ведь свидание, да? Ну, тогда пошли на эскалатор! – и она потянула его за собой.

– Зачем? – спросил он, упираясь.

– Как зачем? Целоваться! У нас же свидание!

Информация ошеломила Беседника – похоже, он никогда не видел себя в той игре, которую нередко наблюдал в вагонах и на платформах.

Варя с наслаждением наблюдала за его реакцией и едва не подпрыгивала от радости, что удалось так всё легко решить. Главное, затащить его на эскалатор – а остальное проще простого! Куда он денется, когда будет на верхней ступеньке? Пусть это будет первый шаг к исцелению!

Медленно они подошли к началу эскалатора. Беседник помедлил, но кто-то торопливый толкнул его в спину – и он оказался на ступеньке. А выше была Варя, вставшая спиной к движению.

– Что теперь? – спросил Беседник, и тут Варя обвила его руками за шею и прижалась губами к его губам.

Она частенько видела такие парочки и всегда завидовала. А теперь у неё есть свой парень – и самый красивый, между прочим!

Но целоваться он не умел. Не сразу догадался обнять. Не сразу приоткрыл губы. И стоял, как столб. Но всё равно приятно!

Через минуту, которая тянулась долго-долго, Варя позволила себе отстраниться от «бедного Ника». Вкус поцелуя остался на губах и языке, но она больше не чувствовала прикосновений.

Варя поняла, что стоит в одиночестве, вот верх эскалатора, надо поворачиваться и сходить.

Куда он делся?

Она снова вспомнила слова Кукуни – предупреждение, от которого она тогда отмахнулась как от очередной страшилки, придуманной дядей: «Если Ник поднимется наверх – он исчезнет. Возможно, навсегда».

Слезы навернулись на глаза, и Варя чуть не споткнулась, сходя с эскалатора.

Она стояла в растерянности, мешая пассажирам, спешащим к выходу. Куда бежать, что делать, к кому обращаться?

Под величественными сводами роскошного наземного павильона станции она была всего лишь муравьём – глупая девчонка, которая своими руками разрушила собственное счастье! Чтобы не смотреть ни на кого и хоть немного остановить слёзы, Варя задрала голову. Там парили белые ангелы-горнисты с венками. Они указывали в сторону эскалатора, вниз.

Подбежав к эскалатору, работающему на спуск, Варя увидела внизу, примерно на трети полотна, Беседника. Он махал ей рукой и улыбался. Варя бросилась вниз – и вскоре они вновь целовались.

А потом снова перешли на подъём.

И так несколько раз: Беседник исчезал за несколько секунд до подъёма – и встречал Варю на эскалаторе, ведущем вниз.

Кроме Держителя, круговые катания заметила дежурная тётя Люда в стеклянной будке. Но она не удивилась. За её долгую жизнь и не такое бывало.

Гости открыли лаз прямо перед входной дверью – чтобы постучать. Хотя могли пройти насквозь или выстроить портал внутри квартиры. Но следовало соблюсти ритуал: чтобы хозяин встал, подошёл, принял решение, открыл замок, впустил.

Дотошность, с которой Лоцман соблюдал правила вежливости, временами казалась издевательской. Всякий раз Дед напоминал себе, что нет ничего оскорбительного в расшаркиваниях и прыжках. Лоцман старался вести себя хорошо не ради Обходчика, но ради самих правил. Всё-таки способность управлять удачей накладывала свои ограничения на повседневную жизнь!

Гостей было двое. В отличие от прошлого раза, ученица Лоцмана выглядела относительно прилично, особенно если смотреть издали: девушка из очень бедной семьи, которая донашивает одежду умершей бабушки, пользуется парикмахерскими талантами полуслепого дедушки и принципиально обходится без косметики, потому что нет ничего лучше естественной красоты и чистоты кожи, тщательно вымытой хозяйственным мылом.

– Советую платочек на голову и раскрытый молитвенник в руки, – сказал Дед, прежде чем пустить девушку на порог.

Она молчала, стиснув зубы и сопя, как паровоз.

– А что, идея! – воскликнул гордый учитель, вешая свой чёрный балахон на крючок в прихожей. – Может, и подадут чего-нибудь… Не помешает.

– Мне можно войти? – не выдержала ученица.

Дед посторонился, а потом запер за ней входную дверь.

– Дома кто есть? – как бы между прочим поинтересовался Лоцман.

– Нет.

– И где они? – продолжал допытываться незваный, но всегда желанный гость.

– Варька на свидании, Злата следит, – объяснил Дед.

– Жаль, а я так хотел с ней поговорить! – продолжил игру Лоцман.

Дед не стал уточнять, с кем – с Варей или со Златой. Заявил, грубо и намеренно категорично:

– Сегодня пускаю, но я против, чтобы эта приходила ко мне в дом, – и он ткнул пальцем в ученицу Лоцмана.

Девушка исподлобья взглянула на Обходчика, но смолчала.

– Я так и знал! – беспечно рассмеялся Лоцман, проходя на кухню. – Я ж её предупреждал! Говорю: один раз он пустит, но потом сразу запретит. Так дождись нужного момента, дура, когда действительно надо будет. Нет! Умоляю! Сделаю, что хочешь! На любых условиях! Пожалуйста, – он обернулся к помрачневшей ученице. – Добилась своего! Молодец! В другой раз будешь слушать, что я говорю.

Девушка проследовала за учителем. Проходя мимо Деда, она бросила на него злобный обжигающий взгляд. И ей не пришлось смотреть снизу вверх: подопечной Лоцмана было около двадцати, она заметно вытянулась, окрепла. В движениях чувствовалось что-то хищное.

Деда смутила схожесть с его покойной сестрой – такой же упрямый подбородок и ямочки на щёках. Значит, Варя, когда станет старше, тоже будет напоминать Алину…

Он опустился на свой стул, скрестил руки на груди, взглянул на Лоцмана исподлобья.

– Ну, и как там наша Вражница? – поинтересовался Обходчик.

– Наша? – хмыкнул Лоцман.

Не дождавшись угощения, он сам себя обслужил: деловито разлил кипяток по кружкам, вытащил из коробки два пакетика с чаем – себе и хозяину.

– Скорее, твоя, – поправился Дед, принимая кружку. – Ты переправил сюда её создателя – тебе и отвечать.

– Давай сначала поговорим об Охотнице, – предложил Лоцман, придвигая себе табурет.

«Ага, разнюхал не только о Вражнице, – подумал Дед, дуя на горячий чай. – О ком ещё?»

– Что о ней говорить? – хмыкнул он. – Ничего особенного. Вишня как Вишня.

– Ты с ней… эээ… подружился?

– Типа того.

– Она про меня знает?

– Вообще-то я не имею права сообщать тебе такую информацию, – напомнил Обходчик.

– Вообще-то ты сам решаешь, что и кому сообщать, – парировал Лоцман. – Я сделаю всё, чтобы не попасться ей на глаза. Но я хочу знать, что знает она.

Дед пожал плечами.

– Договорились.

Можно было расслабиться: Лоцман принял правила игры. Которые включали в себя замалчивание того очевидного факта, что с некоторых пор Обходчик не имел права занимать свою должность и требовать соответствующего уважения.

Обходчики – это ставленники Большого Дома. Лоцманы – его заклятые враги. Стражей Границы, которые вступили в преступный сговор с врагами, старались поскорее уничтожить. Вывести. Как блох.

– Девчонка из Большого Дома, способная, но не слишком опытная, – начал Дед. –Думает, что помешала мне в поимке незаконного иммигранта, поэтому вернулась. С Вражницами не знакома – по статусу не положено…

– Странно, что ты рискнул выступить против Вражницы, – заметил Лоцман. – Или ты умеешь с ними обращаться?

– Как с ними можно обращаться? – нахмурился Дед. – Ты издеваешься?!

– Я уточняю информацию, которая есть у меня, – насмешливо объяснил гость. – Знаю, что эти твари были побочным продуктом при одном эксперименте. Большой Дом редко их использует, потому что они опасные и потому что по закону использовать их запрещено. Считаются непобедимыми. Я-то справлюсь, но я не человек. А ты – да. И всё равно вступил в бой с Вражницей.

– Я не собирался! Если бы я знал про Вражницу, я бы туда не полез. Но эта дурочка Вишня по-любому заявилась бы туда и открыла портал!

– Дурочка и есть, – пробормотал Лоцман.

– Поэтому долг. И она не в команде у меня, а в подчинении. Я не просил о таком счастье, но отказаться нельзя!

– Хочешь, я её убью? – как бы между прочим предложил гость и покосился на стену, где на крючках висели ножи для разделки мяса.

– Кого?

– Вишню твою.

– Она не моя, – вздохнул Дед.

– Тем более!

– Убийство агента Большого Дома – вот чего мне не хватало!

– Что, предложить нельзя? Какие мы гуманные! Что собираешься с ней делать?

– Придумаю. Пока что поручил её Кукуне. И запретил говорить о тебе.

– Хорошо. Меня устраивает. Он, как думаешь, выдержит? Он не показался мне слишком стойким…

– Он хороший парень. Может быть, не очень сильный, но надёжный.

– И где они сейчас?

– Катаются по метро, выслеживают нашего Чтеца.

– А если найдут?

– Не найдут! – усмехнулся Обходчик. – Больше он вниз не спустится. Не дурак! Он теперь наземная зверушка…

Лоцман прихлёбывал чаёк, сверля взглядом неторопливого собеседника. Ученица стояла у стены и, кажется, дремала. Но настораживал здоровенный тесак для разделки мяса, рядом с которым она примостилась.

– Я знаю, что есть что-то ещё, – не выдержал настырный гость. – Иначе ты бы не позволил своей драгоценной племяннице выходить из дома! Ну, неужели ты думаешь, что информация, с которой я к тебе явился, весит меньше?

Вполне удовлетворённый этой речью, Дед кивнул, соглашаясь, после чего привстал и потянулся к чайнику, но Лоцман опередил.

– Спасибо… – Обходчик придвинул себе кружку, но не стал пить. – Да, кое-что выяснил. Его земное имя – Максим Маркович Гаель. Или Макмар, как его называют работодатели. А работает он закройщиком в студиях и ателье по пошиву одежды. Профессия связана с выкройками, с подготовкой ткани, из которой делают одежду. Мне говорили, он хороший мастер.

– Ну, я думаю! – проворчал Лоцман. – Мастер, что надо…

С того момента, когда Дед начал выдавать затребованную информацию, они разговаривали на Красном Наречии, которое традиционно используют агенты Большого Дома. Но имя Чтеца, разумеется, было произнесено по-русски – и ученица Лоцмана вздрогнула, услышав понятные слова.

Или специально сделала вид, чтобы Дед решил, что она не знает Красного Наречия. Не стоило недооценивать ученицу Лоцмана…

– На Землю перебрался в девяностом. Готов поспорить, он был твоим первым клиентом! – Дед подмигнул гостю. – Ты ему помогал. У него такая замечательная база! Была. Полагаю, именно на него рассчитывал Гоннорд Второй…

– Всё? – перебил его Лоцман, и это было серьёзно.

– Нет, – голос Деда стал строже. – Макмар работал закройщиком, и основным инструментом у него были ножницы.

Дед приподнял журнал, лежащий на кухонном столе. Под страницами, с рекламой и обзорами кинопремьер лежали раскроечные ножницы, который Обходчик нашёл в квартире Макмара.

– Какая красота! – воскликнул Лоцман. – Трофей? Добыто в бою? Надеюсь, было не слишком больно!

– Нет, – усмехнулся Дед. – Слуге, который нападал на меня, Макмар дал топор. Тупой и не особо удобный, иначе бы я тут с тобой не разговаривал. Беглец, за которым гонялась Охотница, был без железа. Никто из них не воспользовался таким… очевидным оружием. Почему? Я бы обязательно взял. Одного удара в горло достаточно.

– Он не хотел тебя убивать… – пробормотал Лоцман.

– Он не хотел убивать Вишню! – Дед отставил кружку и наклонился к собеседнику. – Потому что нуждался в портале. Ничто не мешало убить меня, чтобы она испугалась. Но я выстоял против Вражницы, и тогда Чтец начал давить на Вишню.

– Да, странно, – Лоцман взял ножницы, проверил острие на подушечке пальца. – И где ты их нашёл?

– На самом видном месте.

– Растерялся, забыл?..

– Или не увидел в них оружия, – закончил Дед.

Обходчик и Лоцман посмотрели друг другу в глаза, обменялись почти одинаковыми ухмылками. Зацепка не самая серьёзная, но если подтвердится, диагноз один: распад первичной личности.

Когда агент начинает играть по правилам чужого мира, когда привыкает притворяться и полностью срастается с новой ролью, он начинает забывать, кто он, откуда и к чему стремится. Прежние навыки постепенно утрачиваются. Особенно если слишком долго прятаться за спинами помощников и слуг. Понемногу маска срастается с подлинным лицом. И начинают проскальзывать мелкие ошибки, просчёты, упущения.

Старый мастер, которого приглашают в модные салоны, не способен увидеть в ножницах оружие. Даже если его попытаются зарезать ими, это будет «неправильно». Острые длинные раскроечные ножницы нужны для разрезания ткани. Ими нельзя резать что-то другое…

– Так, – Дед хлопнул кружкой о столешницу и наклонился к гостю. – А теперь, как говорится, твоя очередь.

– Пожалуйста, – Лоцман попытался откинуться на спинку, но вспомнил о конструктивных особенностях табурета и вовремя остановился. – Ладно. Взвешивай! И не тревожься за свой статус! Ты ничего мне не должен. Ты не предавал Большой Дом. Ты по-прежнему Страж Границы. И поскольку я твой враг, я сообщу тебе чистую правду.

– Как ты, наверное, догадался, Макмар – бывший Фабхрарь. А если точнее, бывший Наставник. Поищи в списках погибших – туда вносят не только мёртвых. Если приговорённый Страж Границ или любой другой агент Большого Дома избежит наказания и скроется от Охотников, его имя добавляют к именам героев. Чтобы не подчищать информацию, которая связана с предателем, и не вносить сумятицу в сердца новобранцев. Чтобы никто не сомневался в могуществе Уишта-Йетлина. Такое происходит редко. Но тем не менее происходит. Я узнал об этом от Макмара, когда помог ему спрятаться на Земле.

Макмара приговорили к изгнанию на Йынит. Вежливый вариант смертной казни, как я понимаю. Приговор за преступление, в котором его уличили: незаконное создание Вражницы. Она помогла ему сбежать от Охотников, а если ещё точнее, Макмар вынудил их открыть портал – и Вражница воспользовалась переходом. Знакомый почерк, да?

Если бы судьи знали о первом преступлении Макмара, они бы не стали миндальничать. Отправили бы за ним всех Охотников, все резервы. Дело в том, что Макмар проник в запретный сектор Архива, куда у него не было доступа. Узнал то, что никто не должен был узнать. Именно поэтому он и создал Вражницу: хотел кое-кого найти. Когда в Большом Доме обнаружили утечку информации, было поздно: Макмар совершил своё третье преступление. Громкое. Заметное!

Макмар попытался захватить окраинный мирок под названием Пушчрем. Тамошнюю цивилизацию сочли вполне развитой и вступили в контакт. Я, правда, не уверен насчёт развитости – проблем там хватало.

Когда я вскрыл Пушчрем, спрятал там пару дюжин человек. Расплачивались они информацией. Например, Макмар рассказал много интересного. И о Вражницах тоже. Ты знаешь, что поначалу их хотели полностью запретить? И передумали потому, что только маги уровня Иерархов способны слепить такую тварь. Ты не сможешь, хотя и знаешь, как.

К тому времени, когда в Большом Доме услышали о Пушчреме, там уже действовала слаженная сеть контрабандистов. Пришлось делать вид, что так и надо, вступать в контакт с правительствами крупных государств, приглашать миссионеров и переговорщиков. На окультуривание планеты уходит около ста лет – скучное занятие! Но оказалось, что Макмар пригласил туда своих друзей. И они начали безобразничать. Теперь он позвал их сюда, на твою родную, не менее уютную Землю. Но придут не все, гарантирую. Потому что одного я как-то повстречал. Его называли Последним Лоцманом. Я потому отправился его искать, потому что прозвище такое… интересное.

Что касается остальных, то известно немного. Они мастера маскировки и вообще хороши в своём деле. Если бы был выбор, я бы поостерёгся с ними связываться. Они отверженные, Отвратни, играют нечестно и любят нарушать правила. Но выбора у тебя нет. Один из них уже прибыл на Землю или вот-вот будет. Остальные тоже не задержатся...

Ты только имей в виду, что Большой Дом не будет тебе помогать. Не жди ни советов, ни подкрепления. Они поступят иначе: как с Пушчремом. Едва в Большом Доме разнюхали об Отвратнях, все агенты были эвакуированы. Вместо того чтобы выполнить свои обязательства перед жителями Пушчрема и защитить их от вторжения, Большой Дом уничтожил тамошнюю Границу. Замкнул мир, отсек навсегда. Что происходило после, можешь представить... Нет, не можешь! Я не могу.

Никто не знал, что они способны на такое. Это результат обратного применения тех же технологий, которые использовали при создании Большого Дома. Остроумно, надо отдать им должное! Они сделают это снова, если понадобится. Перекроют все входы и выходы на Землю – но после того, как сюда проникнут Отвратни. Закроют и запечатают. А потом объявят, как про Пушчрем, что преступники пытались воспользоваться украденными знаниями и погубили целый мир.

Так что рассчитывай только на себя. И сделай всё, чтобы в Большом Доме не пронюхали. Само существование Отвратней доказывает, что Большой Дом выполняет далеко не все свои обязательства. Постарайся выставить Вишню с Земли и начинай готовиться. Тебе предстоит спасение мира. Это хлопотно! Но если это тебя утешит, я на твоей стороне!

Ждать – нет худшей муки, особенно если нельзя ускорить, повлиять, сделать что-то, чтобы сократить томительные минуты. Спросите людей в зале ожидания, сколько на самом деле длится секунда и как часто одна цифра сменяет другую на электронном табло! Вокзал – идеальное место, чтобы постичь незатейливую мудрость терпения. В Москве их девять штук. Макмар побывал на трёх – и впереди были остальные.

Он не планировал ночёвки среди сонных пассажиров и бомжей, но так сложилось, что спать было негде. Денег, которые у него были с собой, не хватило бы на гостиницу. И вокзалы стали спасением.

Если правильно вести себя и выглядеть пристойно, можно спокойно выспаться, покушать в одном из многочисленных кафе или купить что-нибудь на вынос, почитать газету, оставленную кем-нибудь из пассажиров, а если повезёт, то и книгу.

Лучше не застревать надолго – чтобы не запомнили и не заподозрили. Поэтому утро Макмар посвящал долгим прогулкам. А потом снова выбирал себе рейс для легенды и занимал неудобное пластиковое кресло в зале ожидания следующего вокзала.

Он ждал, и это объединяло его с другими пассажирами. Подобная мысль не доставляла радости: Макмар ненавидел ждать. Ненавидел настолько, что слово «ненависть» было слишком слабым для этого чувства. Он ненавидел ожидание так, как солдаты на войне ненавидят врага, который целится в них, как больные раком ненавидят болезнь, которая их пожирает.

Всю свою жизнь он был вынужден постоянно ждать, но так и не привык.

Сначала он ждал чуда – чтобы заметили, оценили, признали. В его родном мире умели выявлять врождённые способности, но редко кому удавалось пробиться туда, где их можно было применить. Большинство носили знак «потенциального мага», занимаясь чем-нибудь банальным. Макмар (тогда его звали иначе) не хотел сдаваться – раз за разом сдавал заветный экзамен, а потом сидел в коридоре и ждал, когда выйдут и объявят результат.

Потом его хвалили за усердие, приводили в пример! Не догадывались, идиоты, что он навсегда запомнил невыносимые часы, минуты, секунды в том унылом коридоре… Каждое мгновение ожидания вросло в его плоть и кровь, так что он весь состоял из жгучей ненавистной субстанции.

К экзамену он приходил первым, потому что не хотел ждать других. На каждое испытание вызывался добровольцем. Он хотел убить тех, кто опаздывал, тормозя остальных. Он ставил себе цель, достигнув, находил новую – и снова мучился, пока не добивался своего.

Ждать, чтобы стать взрослым и получить право выбора. Ждать, когда закончится обучение, чтобы стать Обходчиком. Ждать посвящения – и ждать, пока оно пройдёт. Ждать, пока не отправят на Границу. Ждать первого преступника. Ждать похвалы. Ждать, пока учитель не сочтёт его достойным. Ждать нового статуса. Ждать, когда появится свой ученик. Ждать, пока ученик не станет достойным. Ждать ответа из Большого Дома. Ждать допуска к экзамену на право стать Наставником. Ждать изменений в устоявшейся жизни и ждать последних доказательств, что никакие изменения невозможны и Большой Дом – такой же тупик, как и всё остальное. Ждать нужной информации. Ждать, пока не прибудут помощники. Ждать момента, когда можно напасть. Ждать результатов. Ждать, пока не прибудут каратели. Ждать ответа от знакомого Лоцмана. Ждать, пока не откроется спасительный портал на Землю. Ждать возможности вжиться в новый мир. Ждать новых сообщников. Ждать подходящего случая…

В промежутках он жил. Краткие минуты штиля между «дождался!» и «чего ждать дальше?» дарили если не счастье, то, по крайней мере, покой. Макмар не жаловался, потому что не представлял, как можно иначе.

Закройщик – знал, как.

Это была хорошая легенда и приятная личность – спокойствие, терпение, уверенность в себе. Старое тело способствовало: никаких особых желаний. Макмар выдумал себе прошлое, в совершенстве овладел тонкостями мастерства, усвоил жаргон и секреты, заработал репутацию. Максим Маркович Гаель – ценный специалист, который и работу сделает, и атмосферу обеспечит. Практически то же самое, что было в Большом Доме, с тем незначительным различием, что закройщик раскраивал ткань, а Наставник поставлял Фабхрарей в те миры, где был нужен Страж Границ.

Но всё-таки разница была: закройщик никуда не спешил. Он достиг того, о чём мечтал, у него было всё необходимое, он взял от жизни всё, что мог. И не важно, что воспоминания фальшивые – они есть и они утешают.

После неудачной операции с Гоннордом Вторым и первого столкновения с Обходчиком Макмар старался соблюдать режим полной нейтральности, чтобы не привлекать внимания. Закройщиком он зарабатывал достаточно, и не было поводов прибегать к магии. Мир принял его, город нашёл ему место, никто не мог вычислить мага-отступника в толпе обычных людей.

Он проходил мимо чужаков и мимо Охотников, выслеживающих добычу. Он ехал в одном вагоне с Обходчиком или его учениками. Он слышал эхо далёких сражений, но даже мысленно не произносил такие слова как «Фабхрарь», «Гьершаза» или «Уишта-Йетлин», то есть «Большой Дом». Зачем?

Десять лет он жил, зная, что однажды наступит подходящий момент. И тогда придётся отодвинуть закройщика и вспомнить про заговорщика. Но где-то в самой глубине души теплилась надежда, что ничего не произойдёт – и можно будет вечно ходить по студиям, болтать со швеями и курьерами, раздавать комплименты богатеньким дамочкам, а вечерами пить чай и листать журналы…

Он и не знал тогда, что хруст разрезаемой ткани будет вспоминаться как самая сладкая музыка, которая когда-либо касалась ушей!

Но всё кончилось. В доме Обходчика появилась девчонка, и, разумеется, Злата отреагировала. Макмар время от времени заглядывал в её сны, больше по привычке, чем по необходимости. Всё-таки когда-то он считался лучшим Чтецом! И Чтец внутри него не мог не заметить удобную возможность для новой операции.

Всё взаимосвязано: сначала изменения в жизни Обходчика, потом – в жизни Макмара. Впереди грандиозные перемены – надо немного подождать.

Ждать, снова ждать...

Посланница отправлена – и на её призыв откликнутся. Надо подождать...

Скоро прибудет первый Отвратень. Скоро, совсем скоро... Наверняка это будет пронырливый и хитрый Рыжий Норон – знаток плоти и великий актёр. Надо подождать… Уи-Ныряльщица – покорительница Гьершазы, способная проложить нору куда угодно и откуда угодно. Скоро будет… Хаванса – непревзойдённое оружие против любых защитных заклинаний. Ну, когда же?.. Тийда Лан Хоколос по прозвищу «Непобедимый» – проклятие Большого Дома, вечный бунтарь и безжалостный убийца. Надо ждать… Траквештрерия – хозяин Зазеркалий, способный высосать душу, пользуясь лишь каплей дождя. Надо ждать… Гранкуйен – бессмертный изгнанник, которого называют Последним Лоцманом. Надо ждать…

Ждать, ждать, ждать, ждать,ждать,ждатьждатьЖДАТЬЖДАТЬ…

– Дедушка, вам плохо? – заботливый юный голос вырвал его из забытья, и Макмар понял, что сидит, обхватив голову руками и раскачиваясь.

– Всё в порядке, – улыбнулся он. – Спасибо! Просто давление подскочило. Скоро пройдёт.

Девушка кивнула и торопливо вернулась к оставленным чемоданам.

Она чем-то напомнила ему Надю – наверное, голосом. Или глазами?

И вдруг неожиданная мысль, как удар под дых, заставила встать и торопливо покинуть зал ожидания Киевского вокзала.

Ведь можно было привести Надю к себе и оставить жить! И потом помочь ей устроиться – уговорить её парня или заставить. И продолжать быть тем, кем он был. А Надя приходила бы вечерами в гости и была бы ему как дочь.

Можно просто наслаждаться спокойной обеспеченной жизнью. И перестать ждать. И всё забыть. Что плохого?

В Большом Доме подобные симптомы остроумно называют «раком личности».

Макмар вышел из здания вокзала и пошёл, сам не понимая куда. Остановился перед ступеньками, ведущими вниз, на станцию «Киевская».

Нельзя. Его ждут в метро.

Надо на Белорусский вокзал. Жаль, денег осталось мало – не рассчитал. Можно добыть, как это делает Обходчик: заглянуть в ближайший банк и, пользуясь Слоями, взять немного из хранилища. Так просто!

Но в Слои нельзя. Там ловушки.

Отправиться к какому-нибудь другому изгнаннику, прижившемуся в Москве? Но их нет! За десять лет проклятый Обходчик переловил всех, кто сумел спрятаться в период безвластия. Выжил только Макмар – потому что не вмешивался.

Потому что не хотел светиться.

Тогда было нельзя и теперь тоже.

Любое применение магии приведёт к столкновению, а этого нельзя допустить.

Надо ждать, пока прибудут остальные. И тогда закончится всякое ожидание – для всех и навсегда.

Ожидание станет первым из того, что он уничтожит в этом мире. Ожидание и время во всех его проявлениях.

Это случилось после обеда – в половине третьего, если верить часам, подобранным на прошлой неделе. Красивые такие часы, почти целые. Правда, у них было по пятьдесят минут в часу и по сто секунд в минуте, но в остальном – нормальный измеритель времени.

Полустёртые надписи на корпусе часов могли быть китайскими или корейскими иероглифами. Или какими-то другими. Отсутствие батарейки и какого-либо другого источника энергии тоже наводило на подозрения. Понятно же, что Гьершаза собирала мусор не только с Земли!

И не только мусор: штуковина, свалившаяся сверху и с грохотом похоронившая под собой горку полезных стеклянных дисков (а ведь их можно было бы использовать вместо тарелок!), не производила впечатления бесполезной.

Это был прибор. Большой. Даже скорее машина, на что однозначно указывали ряды колёс, расположенные с двух сторон выпуклого и как бы раздутого изнутри корпуса. Зелёная краска, которая покрывала корпус, расплавилась и теперь облезала, словно кожа.

После падения машина заворчала, задёргалась и начала шевелить колёсами, восстанавливая равновесие. Справившись с этой задачей, повибрировала немного и наконец затихла. Посреди одной из стенок появилась круглая щель. Люк откинулся – и наружу вылез человек.

– Ну, ни фига же себе! – сказала Варя-2, стоя перед «подарочком».

Она бы предпочла, чтобы потенциальные тарелки остались целыми, а машина упала в другом месте. Или вообще бы не падала… Хотя так интереснее – ведь Лоцмана нет рядом, и можно самой разрулить ситуацию.

Девушка с интересом взглянула на пришельца. Он выглядел вполне по-человечески: плотно сбитый мужчина в голубом мешковатом комбинезоне, русые прямые волосы, простоватое и глуповатое лицо, украшенное растерянной улыбкой.

– Приветствуем вас на планете Земля! – громко и торжественно сказала Варя-2, хотя кроме неё в округе никого не было (не считать же тинников, гидр и шешавней!), а сама округа не имела ни малейшего отношения к третьей планете от Солнца.

Пришелец сказал что-то неразборчивое. Потом повторил, раздельно и тщательно выговаривая каждое слово.

Варя-2 покачала головой.

– Я пришёл хороший, – сказал пришелец, смешно коверкая слова.

Синее Наречие, простое, понятное, самое известное среди искусственных языков. Да ещё и в упрощённом варианте…

– Я хороший тоже, – ответила Варя-2.

Пришелец широко улыбнулся и протянул руку. Из грязи вылезло щупальце гидры и схватило гостя за предплечье. Но прежде чем Варя-2 успела прийти на помощь, он достал из-за пояса диковинный пистолет и отстрелил кусок щупальца, а потом перекувыркнулся, отпрыгнул в сторону – и всадил второй заряд в высунувшуюся тварь. Во все стороны полетели куски дымящегося мяса, приятно запахло грилем и сосисками.

– Хорошо, – сказал Варя-2. – Он быть плохой. Ты сделать правильно.

Пришелец резко выдохнул, выпрямился, убирая оружие в кобуру, и снова протянул руку. Варя-2 поспешно протянула свою.

– Ясинь, – представился пришелец, указывая себе на грудь.

Варя-2 кивнула, указала на себя… И промолчала.

– Имя? – пришелец внимательно посмотрел на девушку.

Она грустно вздохнула.

– Имя нет.

– Человек есть имя! Человек должен имя! – возразил пришелец.

– Человек есть имя, человек должен имя, – кивнула Варя-2 и снова указала на себя. – Имя нет.

– Человек? – пришелец указал на девушку, подняв кустистые брови так высоко, что они исчезли под растрёпанными волосами, падающими на лоб.

Варя-2 пожала плечами.

– Знания нет, – ответила она.

Не объяснять же Ясиню, что её учитель и по совместительству создатель обещал дать ей имя после завершения учёбы! Лоцман прекрасно обходился «Эй, ты» и «дурочка», а других собеседников у Вари-2 не было.

Брать имя той, первой, не хотелось из принципа. Это ведь означало, что придётся признать себя копией…

– Что с тобой делать? – спросила она, по рассеянности перейдя на русский и тут же поправилась:

– Ты искать что?

Ясинь обернулся к своей машине.

– Я искать нет… – возразил он и тут же поправил:

– Я не искать. Я идти. Быстро идти. Враг… Прочь… Ммм! – он смешно покрутил головой, злясь на ограниченность словарного запаса.

«Учил по записям, – догадалась Варя-2. – Периферийный мир, минимум контактов».

– Я искать дом, – сказал Ясинь, пристально глядя на Варю-2 серьёзными голубыми глазами. – Новый дом.

– Я понять, – ответила девушка. – Новый хороший дом. Старый дом враги. Старый дом плохо.

Ясинь кивнул и еле слышно добавил:

– Старый дом я взять смерть.

Варя-2 окинула взглядом Гьершазу, посмотрела на машину Ясиня, почесала сморщенный от мыслительных усилий лоб.

Можно дождаться Лоцмана. Можно оставить Ясиня здесь. А можно взять – и открыть лаз, тем более что точку выхода она помнила: лестничная площадка перед квартирой Обходчика. Он не сильно обрадуется, но это же его работа – заботится о пришельцах! А помочь ему в его работе – значит, получить дополнительное право зайти к нему домой.

Время – около трёх дня. Понедельник, но школа-то не на весь день! Та, первая, вполне может быть дома. А значит…

Осталась пустячная проблема: самой, без подстраховки учителя, выстроить лаз на Землю. Ерунда, конечно! Всё когда-нибудь приходится делать в первый раз!

– Мы быть хорошо, – сказала Варя-2, стараясь выглядеть уверенно. – Мы пойти искать новый дом для Ясинь.

– Благодарить, – сказал пришелец. – Женщина хороший!

Она расхохоталась – хоть какой-то, но комплимент.

– Я всё расскажу, всё, что знаю. Извините, что не очень красиво говорю – никогда этому не учился. Да и не нужно было… Я буду останавливаться, чтобы ты успевал переводить.

Вот уж не думал, что найдётся человек, который знает наш язык! А ты бывал на нашей планете? А как вы её называете? Тоже Пушчрем? Слышали, что там случилось?

Странно, я всегда думал, что вы всё про нас знаете…

Мне было шесть лет, когда прекратились контакты. Меня должны были отправить на учёбу, и это были последние дни дома, с родителями. И вот мне вручили подарки, пропели поздравительную песенку, и я пошёл смотреть любимые мультики про летающих зверушек. Включил детский канал, а там ничего!

Лет через десять я узнал, что эти мультики были сняты миссионерами. Правительство нашей страны разрешало транслировать передачи для детей, подростков и взрослых. Даже для стариков! Многие гордились, что нас просвещают. Это означало, что у нас есть перспективы. Они были, наверное.

Ещё была торговля, туризм и много всего разного. Люди начали привыкать, что мы не одни во вселенной. Говорили об этом спокойно, без придыхания. И перестали спорить, хорошо это или плохо. Все знали, что есть обитаемые планеты и другие люди, и они не хотят воевать с нами – наоборот, делают всё, чтобы и мы не воевали.

У нас тогда постоянно заключались какие-то договора, все объединялись… Создали специальный канал о том, как всё развивается. Нам потом рассказывали об этом в школе, на уроке современной истории. Мы по инерции продолжали учить язык, который признали всепланетным. Но уже никто не верил, что в этом есть смысл.

Миссионеры, торговцы, туристы – они исчезли в один день вместе с машинами и всем остальным. А что не смогли забрать, уничтожили. Ничего не объясняя и не прощаясь, просто ушли. Как будто их что-то напугало – чего-то, что было сильнее их.

Слухов бродило много: про нанесённое оскорбление, про нашу греховность и прочие религиозные глупости. Чушь! У нас всякое было в истории, много неприятного... Но мы это осознали. Ваши исследователи, они же не дураки! Ясно же, что, прежде чем с нами вступили в контакт, нас долго изучали.

Они испугались, но не нас. Мы же слабее, мы менее развиты, мы до многого просто не додумались! То, от чего сбежали наши гости, пришло извне. И я стал искать. Хотел понять и разобраться. Всё не мог забыть, как ревел, что не увижу новые приключения крылатых зверушек!

К тому времени всё вокруг изменилось. И это было не так, как будто мы откатились назад, ко дню до контакта, потому что все чувствовали себя обманутыми. О других планетах старались не вспоминать, а то время, когда нас бросили, как будто стёрлось у всех из памяти. Но я раскопал! Незадолго до исчезновения торговцев и миссионеров появились сообщения о конфликте с одной страной, которая не присоединилось к союзу.

С этой страной и раньше были проблемы. Говорили, что, если бы не они, нас бы признали «достаточно развитыми»! Но они не хотели идти на уступки. Из-за того, что когда-то они были большой империей. Не хотели стать частью чего-то, пусть даже равноправной частью.

И вдруг они начали вести себя странно. Прекратили дипломатические контакты. Потом пропала связь. Говорили, что из-за аварии на военных химических заводах в воздух попало боевое вещество психотропного действия. И вся страна сошла с ума.

В первом репортаже о тех событиях беженцы говорили о разных страшных вещах, о преисподней, о конце света… Когда прекратились контакты, эти новости отошли на второй план. Но я не верю в совпадение. Возможно, это был какой-то вирус, и гости из Открытых Миров испугались, что тоже могут заразиться.

Когда они ушли – сбежали, бросив нас после всех своих обещаний, – всё стало хуже, чем раньше. У нас действительно стремились к объединению. И тут слово «интеграция» стало чуть ли не ругательством! Люди почувствовали себя обманутыми и принялись искать виноватых. Кто первым вступил в контакт, кто первым признал это, кто предложил принять программу Всепланетного Союза… А потом начали говорить о войне.

Вдруг оказалось, что многие страны сохранили оружие – несмотря на подписанные бумажки и клятвы разоружиться в кратчайшие сроки... И каждый, кто сохранил хоть немножко, начал подозревать соседей, что у них больше! И все дружно принялись делать новые корабли, самолёты, ракеты…

Мы и не заметили, как наша страна превратилась в казарму: карточки, пайки, лимит и общее расписание. Нужно было экономить, потому что мы выращивали специи и всякую экзотическую ерунду для ваших торговцев. А потом кому они стали нужны, эти поля? И тут ещё милитаризация и затягивание поясов.

Меня забрали в армию в шестнадцать, доучиться не дали. Во мне нашли что-то особенное – и я попал в спецвойска. Вернее, в специальный отряд при одном секретном научном центре. Подписал пожизненный контракт, но зато узнал много всего интересного. Хотя помучиться тоже пришлось…

В этом институте изучали информацию, полученную из Открытых Миров. Способ путешествовать между планетами, без выхода в космос – прямо так, сразу. Это было большой тайной! Мы думали, что гости прибывают на кораблях – настолько сложных, что их невозможно зафиксировать обычными радарами и даже увидеть нельзя. Оказалось, что всё гораздо проще.

В этом институте работал человек, который два раза был на другой планете. Его научили открывать двери между мирами. Но после того, как нас оставили, никто не мог применить эти знания. Что-то не срабатывало.

Мы были не единственной страной, которая получила эти знания. Понятно было, что другие тоже пытаются применить то, что осталось после гостей. Любая технология «оттуда», любой прибор мог стать оружием. Например, мой тепловой пистолет. Никогда не догадаетесь, каким был прототип!

После того, как все убедились, что мы больше не нужны, началась такая гонка, что… Лучше бы была война! Там хоть понятно, кто побеждает.

От нашего научцентра тоже ждали результатов. Чтобы можно было припугнуть остальных. И мы построили машину. В неё заложено несколько ваших технологий – путешествие между мирами, защита и много всего. Это не единственный экземпляр, но у меня одного получилось. Предыдущие погибли на стадии запуска. А мне повезло.

Наверное, я смогу вернуться назад. Или вы сами меня отправите? Прошу: если хотите отправить меня назад, лучше сразу убейте. Потому что там меня всё равно убьют, и не сразу. Я же был там для опытов! Никто не будет меня жалеть. Я видел, как это делали с другими.

Там родина, я всё там знаю, а здесь я чужак. Но лучше я всю жизнь проведу в какой-нибудь канаве. Это же моя жизнь… Но если нельзя – просто убейте. Так будет лучше для меня.

Вы можете не верить, у вас ведь цивилизованный, высокоразвитый мир! Трудно представить, как можно выбрать между разными способами смерти…

Я сейчас одну историю расскажу. Я неправду сказал – про то, почему меня определили в спецвойска и научный центр. На самом деле было по-другому.

Истоптанная, отравленная выхлопными газами, покрытая толстым слоем едкой пыли, трава на обочине – цвела. И тонкий запах незатейливых жёлтых цветочков пробивался сквозь химозную вонь свежей краски на бортах грузовика и одуряющий аромат рулетов с мясом, которые сержант ухитрился где-то раздобыть, пока отряд новобранцев проходил медосмотр.

Рулеты пришлись весьма кстати, потому что завтрак оставлял желать лучшего и состоял из чая и старых крекеров. А ведь у некоторых оставалась робкая надежда, что в армии кормят лучше, чем в интернате!

Ясинь задумчиво жевал свою порцию и всё пытался вспомнить, на что похож запах цветов на обочине. На мамины духи? Но она не пользовалась ничем таким. От неё всегда пахло мылом и кремом для рук. Или чем-нибудь вкусным.

Не то, чтобы Ясинем овладел приступ тоски по родному дому – просто он предпочитал давать определения всему, с чем сталкивался, объяснять и систематизировать. И поскольку запах цветов был похож на какой-то другой, постольку требовалось вспомнить, на какой. Освежитель в кабинете директора? Пекарня женского интерната через дорогу? Конфеты, которыми угощали на праздничном обеде в день выпуска?..

– По машинам! – закричал заботливый сержант, когда офицеры из медслужбы закончили осмотр последнего паренька.

Ясинь прошёл процедуру первым и даже успел помочь водителю сменить воду в радиаторе и протереть лобовое стекло.

Медосмотр застал их перед самой отправкой в часть – неожиданное, но приятное разнообразие. Опять-таки, утешал тот явный факт, что если и предстоит от чего-нибудь сдохнуть, так уж точно не от какой-нибудь болезни. Внеплановые осмотры – второе достоинство армии, которое не преминул отметить про себя Ясинь. Первым было регулярное посещение душевой.

– Хочешь, сядешь со мной, впереди? – с улыбкой предложила водитель.

Едва начался осмотр и парни разделись, она демонстративно занялась машиной. Как позже сообразил Ясинь, не хотела смотреть, как они хвастаются друг перед другом мускулатурой, татуировками и шрамами.

Ясинь и не ожидал, что девушка примет его помощь – ещё большей неожиданностью стало, когда она указала ему на сиденье рядом с собой. Странно для капрала, отличницы боевой и политической подготовки, судя по значкам над правой грудью… Он ведь новобранец, никто, молокосос – или она всё-таки успела рассмотреть, как он выглядел без рубашки?..

– Сержант, с ребятами поедете, хорошо?

Сержант был только «за». Добытчик рулетов успел стать кумиром отряда – и немудрено, ведь когда-то он вышел из ворот того же интерната, где выросли они сами! Приятный сюрприз, за который можно простить ранний подъём и скудный завтрак.

Забравшись в кабину грузовика, Ясинь с любопытством уставился на игрушку, сидящую у стекла перед рулём. Знакомый крылатый зверёк из старого детского мультика.

– Амулет, – объяснила капрал, захлопывая дверцу. – На удачу.

Ясинь одобрительно кивнул. Хотя он и не верил в волшебство, ему нравилось, когда люди обустраивают свои места. Чувствуешь себя, как будто пришёл в гости.

Грузовик покатил по пустынной дороге. Ни постов, ни перекрёстков – лишь голые поля вокруг. Раньше здесь выращивали пряность для торговцев с других планет – Ясинь вспомнил, что слышал об этом, когда они стояли в пробке перед распределительным пунктом.

Когда торговля прекратилась, разорившиеся фермеры ушли, землю продали за бесценок, один участок выкупило государство, построило там военный завод, и поля остались заброшенными…

– Что это? – Ясинь вздрогнул, когда монотонный убаюкивающий пейзаж нарушило нелепое сооружение, похожее на прожектор.

Громадный аппарат: люди, суетящиеся вокруг, казались мошками.

Повернувшись к водителю, Ясинь заметил, что по другую сторону дороги в поле стоит такой же мега-прожектор.

Капрал проследила за его взглядом, нахмурилась.

– Наверное, учения ПВО, – сказала она и взглянула на наручные часы.

Запищала рация, капрал выслушала, строго ответила «Есть!» и остановила грузовик. Окинув взглядом дорогу впереди, она повернулась к Ясиню и улыбнулась.

– Учения? – спросил он. – Это надолго?

Смех, доносившаяся из кузова, прекратился, и сержант оборвал песню, слова которой всё никак не мог вспомнить.

– Что там? – поинтересовался он.

– Просили постоять, – объяснила водитель. – Что-то случилось. Но я не вижу, что.

По правилам, кабину от кузова должно было отделять затемненное пуленепробиваемое стекло, но его сняли, потому что внутри было душно. Из этого оконца вновь зазвучал смех и сбивчивая интернатская песенка-гимн, которую сержант, к стыду своему, успел позабыть за три года службы.

Ясинь слушал его, улыбался и с трудом сдерживался, чтобы не начать подпевать. Но ему не хотелось отдаляться от капрала – она-то не знала этой песни! Наверное, нужно было начать разговор, но почему-то в голову лезли мысли о пустых полях и о том, что в армии должны хорошо кормить.

Вдруг в кузове стало тихо. А у Ясиня в голове пронеслась неожиданная мысль: «Началось».

Волосы на всём теле встали дыбом, он сильно вспотел и вспомнил, что забыл зайти в уборную перед отправкой. Странное гнетущее ощущение длилось недолго – несколько ударов сердца. Ясиню показалось, что вроде бы стало теплее. Неправильно, ведь он должен был замёрзнуть из-за испарения пота.

Потом раздались стоны. Сзади, из дыры-окошка. Сначала тихо-тихо, как будто все, кто был в кузове, разом недовольно заворчали. И вдруг звук резко пошёл вверх, до взвизга, и превратился в непрекращающийся хоровой вопль. На одной ноте. Сплошной вой – так кричат, когда человек никак себя не контролирует, не помнит себя. Так кричит плоть…

«Не оборачивайся!» – такой была вторая мысль.

Боковым зрением Ясинь уловил движение – капрал медленно повернулась и заглянула в окно. Посидела так немного, рассматривая, как будто это мультики по поливизору. Затем перевела взгляд на Ясиня. У неё было пустое спокойное лицо и мёртвые глаза, словно душу высосали.

Пару минут она сидела абсолютно неподвижно и молчала. И Ясинь подумал, что надо что-то сделать, например, вытащить её из машины. И тут девушка расстегнула кобуру, достала пистолет, приставила к подбородку и выстрелила. Быстрые слаженные движения, как после многократных тренировок.

Сразу запахло порохом, а когда Ясинь понял, что это запах пороха, он сразу начал чувствовать другие запахи – те, что из кузова. Вспомнились мясные пироги и горелая резина.

Не понимая толком, что делает, Ясинь открыл дверцу, вывалился наружу, упал в дорожную пыль и заплакал, как маленький.

Подбежали люди, окружили машину, залезли внутрь.

«Опять! Опять! Да сколько же можно? Разберитесь с мощностью! Мне надоело слушать ваши извинения!» – кричал какой-то человек. Кого-то рвало.

Ясинь услышал, как щёлкнул затвор. Понял, что его сейчас убьют, но не испугался. Это же быстро, когда в затылок. Ничего не почувствуешь.

Кто-то остановил их. И перед тем, как его вырубили мастерским ударом по голове, Ясинь услышал:

– Это везунчик! Нам нужен везунчик!

План был простым, насколько это вообще возможно.

Увы!

Пробиваясь сквозь толпу на платформе, Кукуня с горечью подумал, что Обходчик предусмотрел всё, кроме банальной технической неполадки: что-то поломалось в поезде, шедшем со стороны «Комсомольской», и пассажиров пришлось высадить. Прежде пустынные «Красные Ворота» были заполнены недовольными людьми, а поезда шли с задержкой…

Дед специально выбрал эту станцию: тесные проходы между широченными пилонами и длинные глухие стены перед входом на эскалатор максимально сужали обзор. Бурые и землистые оттенки мрамора добавляли сумрака, так что станция вся была как межвратный простенок. Но что толку, если на платформе битком?

Кукуня мог отменить операцию – достаточно сесть на поезд в сторону «Чистых Прудов» и продолжить так называемые «поиски врага». Смысл их заключался в том, чтобы держать Вишню подальше от настоящих поисков. Унизительное задание, но Кукуня не привык жаловаться.

Он понимал (пожалуй, лучше Обходчика) уровень своих возможностей. Дед и Злата рисковали и надрывались, потому что жили работой. А он каждое утро заново убеждал себя в возможности существования Границы, Слоёв и нор, ведущих в другие миры. И напоминал себе, кто он на самом деле.

Однако новая операция принципиально отличалась от предыдущих заданий. В первый раз Кукуня был не запасным и не на подхвате. В первый раз ему доверили главную роль. Наверное, потому что он доказал, что способен на нечто большее, чем просто наблюдать, сидя на потолке, или приглядывать за бестолковой племянницей Обходчика!

Пришлось постараться: три дня Кукуня работал бок о бок с Охотницей, три ночи спал с ней в одной комнате – и не проговорился ни о Лоцмане, ни о духах метро.

Логично, что после удачно выполненного задания ему поручили другое, более сложное и ответственное. Того и гляди, можно будет с полным правом называть себя учеником Стража Границы! И может быть, тогда исчезнут все сомнения, и призрак безумия перестанет маячить в утренних снах…

Но сначала надо выполнить запланированное. Пускай условия изменились, и «Красные Ворота» забиты свидетелями, надо действовать.

Сжав зубы и усмехнувшись, Кукуня ринулся вперёд.

– Ты точно его видел? – спросила Вишня, с трудом поспевая за ним. – Это он?

– Да! Он! Здесь! Рядом! – Кукуня ловко перешагнул через тележку растерявшейся бабки.

Вишня обойти препятствие не успела, споткнулась, чуть не упала, начала извиняться перед взъерепенившейся бабулькой… Кукуня порадовался, что всё так сложилось. На пустой станции было бы не просто оторваться от ловкой Охотницы!

Ловушка, которую установил Дед, располагалась в дальнем конце платформы, напротив крайнего шара-светильника, свисающего с потолка. Обойдя двух девушек, возбуждённо обсуждающих проблему «а вдруг следующий поезд тоже поломается?», Кукуня ступил в одному ему видимый круг, слегка оттеснив господина, который раздражённо пялился в табло над въездом в тоннель. После отхода последнего поезда прошло три минуты двадцать пять секунд, что, безусловно, являлось преступлением со стороны Московского Метрополитена!

И вот в глотке противоположного тоннеля показался долгожданный свет.

Активированная ловушка втянула Кукуню – и вытолкнула прямо на рельсы. Никто в толпе не заметил его исчезновения, потому что все смотрели в другую сторону, прикидывая, где остановятся вагоны, чтобы встать поближе к дверям.

Растолкав возбуждённых пассажиров, Вишня выскочила на край платформы – и увидела Кукуню, который елозил на рельсах.

На станцию вылетел поезд – и тут же завизжал, пытаясь остановиться. К визгу присоединились крики. Кукуня повернулся в сторону поезда и увидел людей на рельсах.

Видимо, толпа поспешно двинулась к краю – сначала для того, чтобы сесть, потом, чтобы посмотреть на упавшего. Несколько человек не удержались и тоже упали. Но они лежали гораздо ближе, чем Кукуня. И у них не оставалось шансов.

Согласно плану, Кукуня должен был угодить в ловушку и переместиться на рельсы. Характеристики ловушки однозначно указывали на Обходчика, но Вишня знала, что разыскиваемый преступник умеет имитировать чужие приёмы, так что и здесь всё должно было сработать.

Охотница помнила тысячи карт и была способна найти выход из любого городского лабиринта, но на уровне «двигаться быстро – и напролом». А как вести себя, когда твой партнёр и союзник падает под колёса прибывающего поезда? Что делать? Как реагировать? Спасать? Бежать? Рыдать? Звать на помощь? Любая реакция стала бы поводом отправить девушку обратно в Большой Дом.

– Скажу, что её квалификации недостаточно, – объяснял Дед перед началом операции. – Скажу, что она не знает правил, а у нас закрытый мир. Ты едва не погиб – чего ещё спорить?

И Кукуня согласился. Он знал, что поезд успеет остановиться, если лежать в дальнем конце подъездного пути. Расстояния достаточно, и времени хватит. Для него. Но не для тех, кто упал под колёса, вытолкнутый любопытной толпой.

Грохот прибывающего поезда пронзил его насквозь, и Кукуня не мог думать ни о чём другом, кроме как «Они все погибнут из-за меня, потому что я начал операцию!» Другая мысль, эгоистичная и честная, заставила его возненавидеть себя. Кукуня осознал, что теперь-то он точно не погибнет!

Рельсы завибрировали, потом задрожали стены. Повернув голову, Кукуня увидел Вишню, парящую над путями. То, что она творила, было недопустимо в закрытом мире. Даже Обходчик не имел права открывать портал и вытаскивать такое количество людей – весь поезд! – в дальние Слои. А Вишня посмела.

Она пропустила состав через два портала и тем самым удлинила тормозной путь – настолько, что когда поезд вернулся в Земную Явь, он не двигался. Замер, не доехав десяти сантиметров до крайнего человека.

Пассажиры поезда провели несколько минут в крайнем Слое на пустой станции, но никто этого не заметил, потому что в тормозящем составе сложно удержаться на ногах. Стоящие на платформе едва ли осознали, что поезд исчез, а потом снова появился, потому что расстояние между порталами было минимальным. Потенциальные жертвы так и вовсе ничего не поняли – кроме того, что им чертовски повезло!

Остальное почти сразу стёрлось из памяти свидетелей. Разум не в состоянии переварить такую информацию и предпочитает заменить её понятным объяснением. «Каким-то чудом никто не пострадал» – уже достаточно.

Машинист на всю жизнь запомнил светящуюся женскую фигурку, застывшую прямо перед кабиной, и потом часто вспоминал «ангела» – ещё одна история про метро, в которую никто не поверит.

Через десять минут движение восстановилось. К тому времени Кукуня и Охотница покинули «Красные Ворота».

– И что, она останется здесь навсегда? – спросила Злата, наблюдая за Ясинем.

Иммигрант пытался завести «вездеходку», чтобы поставить её рядом с домом Лоцмана – на заранее подготовленную платформу, сложенную из плотно подогнанных друг к другу обломков бетонных плит. Пока что получалось крутиться вокруг своей оси, порождая грязевые фонтанчики.

– Может, всё-таки позволишь перенести? – в пятый или шестой раз предложил радушный хозяин, когда Ясинь выскочил наружу, чтобы проверить колёса.

– Спасибо! Я сделать сам! Он работать сам должен! – пробурчал гость, демонстрируя заметно выросший словарный запас, – и вновь исчез в люке.

Тем временем ученица Лоцмана ходила вокруг платформы-постамента, доводя сооружение до совершенства. Плиты скрипели, притираясь боками.

– Не знаю, – ответил Дед на вопрос Златы и смял пустую банку из-под пива. – Может быть, останется. А может быть, нет.

– В ближайшие десять лет ей опасно менять место, – вздохнула Злата, тщательно избегая произносить имя Охотницы.

Правила нелегальных иммигрантов Злата знала хорошо. Нечего и сомневаться, что и Вишня знакома с этими инструкциями: десять-пятнадцать лет на выжидание, столько же – на оглядывание по сторонам. Но такие повадки бесполезны в охоте, которую Большой Дом ведёт против агентов-отступников. Своих не прощают…

«Вездеходка» затряслась и встала на дыбы, после чего вновь приняла прежнее положение, окатив присутствующих грязевыми брызгами.

– А что если она вернётся и ничего не скажет? Соврёт?

– В Большом Доме? Наставникам-Чтецам? Как?

– Я же предположила…

Если по-честному, Злате было плевать, останется Вишня на Земле или нет, поймают её или не будут трогать. Но присутствие наивной и неуклюжей беглянки весьма беспокоило Деда – больше, чем Лоцман и его ученица-копия.

С некоторых пор Злата перестала обижаться на Дедову хмурость, цинизм и нарочитую грубость – узнала, что скрывается за декорациями. Он взял на себя слишком большую ответственность, но не мог ни отступить, ни поделиться. И каждое новое событие добавляла веса этой ответственности.

Возвращение Вишни с её наивным «я виновата – используйте меня!» стало последней каплей.

– Она могла бы объяснить… Ситуация сложилась критическая – её бы поняли! – пробормотала Злата, глядя на своё пиво.

– Ну, разумеется! – фыркнул Дед и потянулся за следующей банкой к облезшей морозильной камере, покрытой толстым слоем льда. – Подумаешь! Поиграла с порталами, отправила народ в Слои и вернула назад, позволила себя увидеть… Поняли бы, пожалели бы и погладили бы по головке! А потом отправили бы в изгнание куда-нибудь на Йынит – охранять тех, кто провинился ещё больше.

Злата потрясла свою банку, но пить не стала.

– Если честно, это наша вина, – сказала она и предупреждающе подняла руку. – Я её не защищаю, но ведь мы всё подстроили! Ты хотел, чтоб она ушла, и придумал план. Но если бы Кукуня не упал на рельсы, с другими бы тоже ничего не случилось! Неужели ты думаешь, что там, на станции, кто-нибудь что-нибудь понял? Они забыли! Решили, что показалось…

Она поднесла банку ко рту, но не успела сделать глоток: «вездеходка» во весь опор неслась на неё и на Деда.

Бешено вращались колёса, и фары сияли, словно кошачьи глаза. Мелкие брызги летели во все стороны – казалось, машина летит над землёй, раззявив пасть вскрытой передней панели.

Когда до дивана, где примостился Обходчик, оставалась пара метров, «вездеходка» поднялась в воздух и плавно спланировала на платформу.

– С самого начала нужно было так делать! – закричал Лоцман и ободряюще помахал рукой.

Дед поднял банку пива, выражая благодарность и одновременно приглашая присоединиться.

– Сейчас! – отозвался Лоцман. – Вытащу этого зануду. А то он до вечера будет возиться…

– Зря ты так стараешься, – усмехнулся Обходчик, поворачиваясь к вконец расстроенной Злате. – Никто не будет делать для неё исключение. Ни для кого не делают. Помнишь главное правило волшебников?

– Не отсвечивай! – процитировала Злата и одним глотком допила выдохшееся пиво.

– Именно, – Дед протянул ей следующую банку. – И не вводи в искушение, демонстрируя силу. Спасать людей надо грамотно. А не так, как… Она хотела спасти десяток – и едва не погубила миллионы. Забыла, что в закрытых мирах запрещено открыто применять магию первого порядка! Поэтому эту дурочку следует строго наказать, чтобы…

Он оборвал себя, скрипнув зубами. Дед злился, прямо-таки кипел от злости – в первую очередь на самого себя. Он был уверен, что старательная Охотница поведёт себя так, как учили, – и не посмеет перейти черту.

Посмела, перешла и углубилась дальше. Активировала переход, спасла людей. И теперь придётся укрывать её и помогать, потому что расследование этого преступления вскроет его собственные секреты.

– Земля не готова, – заметил Дед, сменив тон с ироничного на серьёзный. – Может быть, это плохо, может, хорошо. Надо сохранять изоляцию. Наверное, люди сами должны выбирать, как им лучше… Но чтобы выбрать, надо осознать и выбор, и цену. А это долгий путь. И не обязательно проходить его до конца. Нет там ничего хорошего. Тотальный мир и дружеское однообразие…

– Я знаю, – усмехнулась Злата. – Мне там тоже не понравилось.

– Если сейчас нас вскроют, то боюсь и предположить, что произойдёт… со всеми… – задумчиво проговорил Дед, наблюдая за умывающимся Ясинем.

Иммигрант разделся до пояса, и ученица Лоцмана поливала его водой из пластиковой канистры. На бледной коже пришельца чётко выделялись шрамы от зажимов, трубок и фиксаторов – последствия многократных экспериментов, через которые он прошёл.

– Жаль, ты не видела его лицо, когда он рассказывал о своём Пушчреме! – воскликнул Дед и сделал большой глоток, чтобы хоть как-то заглушить собственные воспоминания о тех картинах, которые он прочитал в сознании Ясиня, пока слушал Лоцманский перевод. – После такого при слове «экспансия» сразу захочется взять что-нибудь тяжёлое… Пожалуйста, была самобытная цивилизация, недостатки имелись, но и хорошего хватало. Культура, искусство, в космос вышли, с экологией худо-бедно разобрались. А потом получили доступ к технологиям, о которых и помыслить не могли! Такое искушение…

– Достаточно ввести запрет на продажу оружия, – пробормотала Злата и допила свою банку.

Дед рассмеялся.

– Думаешь, его не было? Он был и строго соблюдался. А толку? Ввезли туда, к примеру, портативный гриль, суперустойчивый клей и умный бритвенный станок, а они из этого смастерили… Ну, я рассказывал.

Злату передёрнуло. Вместе с устной информацией Обходчик передал ей часть образов, дополненных эмоциями Ясиня. Худшие воспоминания в её жизни.

– Что-нибудь осталось? – поинтересовался Лоцман, заглядывая в холодильник. – Вы прямо как насосы… – он откупорил банку и упал на диван рядом с Дедом. – Значит, Охотница застряла здесь.

– Угу, – кивнул Обходчик.

– Испугалась наказания, значит. А ты пожалел. Ну-ну! И что она думает… дальше?

– Пока сама не знает. Если вернётся, то после того, как мы отловим Макмара.

– Ты рассказал ей про меня? – Лоцман пристально посмотрел на Деда.

– Разумеется, нет!

– А твой парень? Не проболтался?

– Я сказал, что, если она узнает про тебя, ты меня убьёшь.

– Да, на него должно подействовать! – рассмеялся Лоцман. – А может, сразу расскажем ему, что от его молчания зависит судьба всей планеты?

Дед еле слышно выругался и потянулся за следующей банкой.

Ситуация сложилась непростая. За информацию о Лоцмане Вишню вполне могли помиловать. И тогда Большой Дом отправит специальную комиссию расследовать историю взаимоотношений Обходчика из периферийного мира и Лоцмана, который когда-то вскрыл этот мир. О последнем факте мало кто знает, но всё равно попахивает старым добрым заговором.

Собирая факты, агенты Большого Дома узнали бы о Макмаре и Отвратнях. И Земля была бы изолирована. Закрыта навсегда.

При разрушении Границы мир теряет целостность. Постепенно сгнивают дальние Слои, а вместе с ними память о далёком прошлом. Потом Вечная Тьма начинает заполнять Ближний Пояс и постепенно проникать в базовую реальность.

Такой была версия Лоцмана. Другой не имелось…

– Будем работать с тем, что у нас есть, – сказал Дед. – Я ничего не знаю про Отвратней, ты вроде как тоже, – он подмигнул Лоцману. – Предлагаю считать их особо опасными преступниками. Когда заявятся, тогда и будем думать. Сейчас у нас есть Вишня и Макмар. Нужно найти Макмара до того, как он объединится с Отвратнями. Прикончим его, и у Вишни не будет повода путаться под ногами. Будет жить в моей старой квартире. Это далеко, тысяча километров от Москвы, никто её там не найдёт.

Он говорил уверенно и мысленно молил о том, чтобы у Лоцмана хватило понятливости промолчать.

Пусть Злата поверит в эту ложь. Пусть поверит в него.

Всё лучше, чем правда: «Вряд ли мы сумеем выкрутиться из этой ситуации и тем более остаться в живых».

Варя не врала, обещая: «Никаких прогулов, и я буду учиться хорошо». Она действительно хотела этого… когда обещала.

Вечером она ни секунды не сомневалась, что завтра получит «пять» по лит-ре и, наверное, «четыре» по русскому. А может быть и «пять», если не будет «не и ни с глаголами». Выходя из дома, мысленно пересчитала карманные и решила, что после уроков можно будет пойти и купить диск с фильмом. Решить бы, с каким…

В общем, ничто не предвещало. Но как-то так получилось, что по дороге в лицей Варя увидела парня, похожего на Ника. Нос точно был такой же. И глаза тоже голубые.

Обычный парень – ничего интересного! В отличие от Ника.

Она и сама не сообразила, как так получилось. Ей срочно понадобилось увидеть Его и поговорить с Ним. Не важно, о чём. Просто увидеть и побыть рядом. Следующее свидание было назначено на завтра, но вдруг он опять зависает в метро?

Сделав несколько шагов в противоположном от лицея направлении, Варя улыбнулась и с силой выдохнула воздух из лёгких. Она знала, что означает ощущение «мне нужно его увидеть». Оно отличалось от «он прикольный – можно и поболтать».

«Нужно увидеть» – серьёзный диагноз.

И она была уверена, что Он испытывает похожие чувства. Ему тоже нужно периодически видеть её. Как инсулин для диабетика – принимать регулярно, иначе страшные муки и смерть. Надо спешить. Лицей перебьётся, и фильмы подождут.

Приняв судьбоносное для себя и для всей Земли решение, Варя направилась к метро. Сделала приличный крюк, дабы обойти дом и ближайшие магазины: не хотелось случайно нарваться на Злату. Или на дядю.

Разумеется, она и не подумала звонить домой и сообщать о предстоящем незапланированном прогуле. Она же не знала, что всякий раз, когда она идёт на свидание с Беседником, за ней следят!

И вот Варя без всякого сопровождения зависла в метро. Рядом сияющий от радости Ник, вокруг полным полно длинных эскалаторов и уютных скамеек – чего ещё надо?

Ей никогда не было так хорошо. Варя забыла о планах вытянуть информацию, и дядины секреты перестали казаться чем-то важным. Так приятно было, что кому-то нужна именно она – такая, какая есть. И пускай Ник немного странный, не хочет выходить из метро и не знает очевидных вещей, но он умел слушать и понимать её так, как она сама не понимала себя.

Можно было просто сидеть рядом, рассказывать о разной ерунде и знать, что он слушает и ловит каждое слово. Или, путешествуя по Кольцевой, проходить насквозь каждую станцию – от первого вагона к последнему, а потом назад. Или кататься на эскалаторе, целуясь или просто обнимаясь. А что Ник исчезал за несколько ступенек до верха – так это пустяки! Варя была по-настоящему счастлива – и знала, что он тоже счастлив.

Он и был – до дрожи в коленях, до боли в груди, до слёз и смеха без причины. Испытывал счастье каждой клеточкой тела.

Ненормально.

Необычно.

Не так, как раньше и всегда.

У Беседника никогда раньше не было своих чувств. У него и себя-то не было! И вдруг он нарушил установленный порядок вещей: начал ездить на эскалаторе и стоять в местах встречи, как какой-нибудь дух-бродяга, изгнанный со своей территории затянувшейся реконструкцией!

Старые Держители отнеслись к происходящему как к чему-то временному – они не умели воспринимать кратковременные события и недавние перемены. Молодые духи станций так и вовсе не понимали, что здесь такого, поскольку ещё не до конца осознавали своё бытие.

Но к некоторым Держителям трудно было применить какое-то одно определение. Обитатели растревоженных станций, которые обзавелись дополнительными переходами и новой территорией, воспринимали перемены особенно остро. Один из таких, с узла «Новокузнецкая» – «Третьяковская», решил изучить источник странных эмоций, благо в этот день в метро не было Обходчика.

Пересадочный узел, подпитывающий Держителя, был тесно связан с Кольцевой. Духу не составило труда переместиться на отрезок «Октябрьская» – «Павелецкая» – «Таганская», чтобы подловить беспечную парочку.

В свою очередь, перемещение потревожило местных Держителей. И они тоже захотели познакомиться с Варей и Беседником.

Ждать пришлось недолго: удобные диваны на платформе «Павелецкой-кольцевой» были созданы для короткой передышки между поцелуями и осмотром подземных достопримечательностей.

Там всё и произошло.

Варя как раз приступила к гаданию по руке (но она не была уверена, что правая про будущее), когда её возлюбленный, прежде кротко сносивший неумелые хиромантические процедуры, вдруг напрягся и встал с лавочки.

Оглядевшись, Варя не увидела никакой угрозы. На платформе вообще никого не было!

– Ты чего? – тихо спросила она.

Никки обернулся к ней и нервно растянул рот, как будто забыл, как надо улыбаться.

– Что-то случилось? Я что-то не то сказала? – она поднялась следом за ним, пытаясь вспомнить, что наговорила за последние полчаса.

Сначала про сны, потому про последнюю книжку, которую читала… Или всё дело в глупой затее с гаданием? Толком не разбирается, а всё туда же!

Оглядывая пустую гулкую платформу, Беседник беззвучно шевелил губами, словно молился. Варю это испугало больше всего. Тонкие черты прекрасного лица огрубели, как будто плоть превратилась в мрамор. И когда Варя взяла его за руку, она вначале не поняла, что не так. Никки явно был испуган, но его ладони оставались сухими и прохладными, как камень.

– Что там? – вновь спросила она, придвигаясь ближе.

Каким бы странным он ни был, Варя не чувствовала в нём угрозы. Просто что-то пошло не так. Но что? Может быть, к нему вернулась память? И он выздоравливает?

– Я не был болен, – вдруг сказал Никки.

Варя вздрогнула, когда увидела его глаза – тёмные озёрца, заполненные золотым светом.

– Не хочу потерять тебя, – признался он, улыбаясь, и сквозь его бледные губы блеснул такой же искрящийся свет. – Не понимаю, почему. Не хочу.

– Они… Они хотят, чтобы мы расстались? – спросила она наугад, не понимая, кто такие «они».

Выражение, которое появилось на его изменившемся лице, было знакомо. Никки опять не знал, о чём она говорит, и расстраивался от невозможности дать тот ответ, в котором она нуждалась.

– Нам нельзя быть вместе? – уточнила она, надеясь, что хотя бы это он поймёт.

Как же с ним иногда трудно!

– Обходчик разрешил нам встречаться, – напомнил Беседник и вдруг сделал то, о чём она давно мечтала, но устала надеяться – прижал её к себе и крепко обнял.

Раньше только Варя проявляла инициативу. Приходилось прощать Никки его нерешительность – он был слишком хорошо воспитан, вот в чём секрет. Но теперь он обнимал её так, как будто они год были в разлуке.

– Чего ты боишься? – прошептала она, прижимаясь щекой к его холодному жёсткому плечу.

– Ты хочешь, чтобы я остался с тобой? – вдруг спросил он.

– Да, – ответила Варя, задирая голову. – Мне с тобой хорошо.

Через пару минут он задал следующий вопрос:

– А если я никогда не смогу подняться наверх?

Она вздохнула.

– Ну, не сможешь – так не сможешь. Я буду спускаться к тебе.

Он снова помолчал, как будто разговаривал с кем-то, кого Варя не видела, и кто надиктовывал вопросы.

– И сколько ты будешь так… спускаться? – спросил Беседник с некоторой запинкой.

– Сколько надо – столько и буду, – объяснила Варя, с трудом сдерживая обиду. – Я же говорю: мне хорошо с тобой! Жаль, что ты не можешь выйти, но… У каждого есть свои недостатки! – попыталась пошутить она.

Он остался мрачным.

– Пройдёт немного времени, и ты изменишься. И перестанешь приходить сюда для меня, – сказал он, тщательно выговаривая каждое слово.

– Эй! Это ты говоришь или кто? – она потрясла его за плечо.

Огоньки в его глазах замигали, а потом вспыхнули с прежней силой.

– Хватит! – закричала Варя. – Что за дурацкие шутки?! Кто здесь? Ну, покажись! – она вырвалась из объятий Беседника и обернулась вокруг себя. – Давай! Хочешь спросить – сам спрашивай! Я не собираюсь никому ничего объяснять про свои чувства! Люблю его и всё!

Воздух, освещаемый лампами, загустел, свет сплёлся с тенями, и к Варе вышли два человекоподобных существа.

Их даже существами можно было назвать с большой натяжкой. Такую маску надевает бесплотный дух, когда хочет, чтобы его увидели, – маску-коллаж из чужих мыслей и образов.

Первый был грузным, словно черепаха или жук, вставший на задние лапы. Шёл не торопясь, вперевалочку. Сзади него волочились два отростка, похожие на крылья, а на груди у «жука», словно средний сегмент панциря, красовалась многоцветная восьмиугольная мозаика.

Второй напоминал игрушечного солдатика с ногами-колоннами, только ростом он был под три метра. Варя сразу признала его – по характерным узорам на нагруднике: две толстые кружевные салфетки, а под ними плетёный белый пояс – как решётки на пилонах «Павелецкой-кольцевой».

Лица существ были похожи: на месте глаз – две дыры, заполненные золотым огнём, и пламенная щель под ними.

– Ух ты, – Варя сделала шаг назад, но не от страха, а скорее от удивления. – А я знаю, кто вы. Ну, ты – точно! – она указала на второго, с узорчатыми доспехами, а потом ткнула пальцем в ближайший пилон. – Ты отсюда, да?

Кружевной рыцарь расправил плечи и вырос, поднялся до потолка, навис над влюблёнными.

Варя оглянулась на Беседника.

– Что-то не так? Я что-то не то сказала?

Он промолчал. На странных созданий он смотрел с не меньшим интересом, чем Варя.

Они были созданы специально для общения – точно так же, как Беседник являлся своим жертвам в облике «идеального друга». Но у Держителей было меньше опыта. При воплощении они использовали впечатления о своих станциях. И корректировали, изучая реакцию Гончара.

Если бы Беседник был человеком, он бы заревновал, ведь они пользовались его возлюбленной – и крали его собственный метод.

Когда черепахожук приблизился к Варе, она заметила, что его крылья отличаются друг от друга: одно сплошь грязно-белое, а второе – с вкраплением коричневых перьев.

– Приятно познакомиться, – Варя протянула руку и улыбнулась.

Она перестала бояться. Существа производили впечатление сильных, тяжёлых, древних, но на них приятно было смотреть. Если это сон или мираж, то ничего не произойдёт. А если на самом деле, то ведь рядом Никки – защитит и спасёт.

Черепахожук застыл перед Варей. Опустил лицо к её ладони. А потом низко поклонился, перегнув пополам массивное тело.

– Ой, так-то зачем? – смутилась девушка.

Руку она так и не опустила – и дождалась, когда существо протянет свою – бронзовую, с множеством острых пальцев – и осторожно прикоснётся к маленькой ладошке.

И тут Варя увидела, что в мозаике его нагрудной пластины каждый камешек дрожит, как живой, и за каждым – бездонная небесная синева. С трудом оторвав взгляд от завораживающей картины, Варя заглянула в лицо новому знакомому.

Всё та же маска без всякого выражения, а за ней – яркий свет.

– Меня зовут Варя, – представилась девушка, хотела было спросить об имени существа и внезапно поняла:

– У вас тоже нет имени? Как у Никки?

Существо ничего не ответило и не шелохнулось, но Варю охватила странная уверенность, что предположение было верным.

– Ага, – она перевела взгляд на другого, кружевного, который оставался таким же огромным, но теперь сквозь него просвечивали стены. – Если этот отсюда, с «Павелецкой», то откуда вы?

– «Новокузнецкая», – ответил за «черепаху» Беседник. – Твой дядя называет их Держителями. Им нравится такое имя.

– Они есть на каждой станции? – спросила Варя, внимательно рассматривая чудную ладонь духа метро.

– На каждом узле, – ответил Беседник. – И на старых станциях тоже, – он подошёл к Варе, встал рядом.

– А на новых?

– Есть, но их не слышно.

Варя потянулась к лицу Держителя, и он наклонился, чтобы ей было удобно.

– Здорово! – сказала Варя, проводя пальцем по прохладной розовой коже с белыми и бордовыми прожилками.

Она стояла у пилона на «Новокузнецкой» и гладила мрамор. Вокруг – люди, все куда-то спешили. Грохотал отъезжающий поезд. Ничего особенного. Обычный день.

Варя оглянулась на бронзовую чеканку, потом задрала голову, чтобы рассмотреть «окна» на своде станции. Всмотрелась в мозаичное небо – и поймала взгляд того, кто наблюдал за ней.

– Пошли, – Варя схватила Беседника за руку. – Я хочу познакомиться с остальными!

Когда вам трижды говорят, что того, кто вам нужен, нет на месте, а потом на четвёртой попытке выходит вежливый курьер и, держась на почтительном расстоянии, просит «больше не приходить, а то мы милицию вызовем» – значит, вас вышвырнули. А когда вслед кричат: «И скажи спасибо, что не вызвали сразу!» – значит, приговор обжалованию не подлежит.

Помыкавшись по вокзалам, Макмар решил вернуться к прежней жизни. Вестей от Вражницы и тех, к кому он её отправил, по-прежнему не было, а денег оставалось всего ничего. И в какой-то момент его осенило: отнять можно всё, кроме мастерства. Он хороший закройщик, один из лучших в Москве! У него накопилось достаточно ценных знакомств, а значит, можно напроситься в постоянный штат. Ему нередко предлагали стать закройщиком какой-то одной студии – та же Мадам Инесса уговаривала. Раньше он избегал работы на полный день, держал марку, но теперь-то такой вариант вполне подходит! Более того, если его вычислят, не станут нападать, чтобы не вовлекать непричастных...

Так он думал в понедельник, отправляясь по первому адресу. К исходу среды не осталось дверей, в которые он мог постучаться.

Жалкие трусливые твари! Всего неделю назад скалили зубы в льстивых улыбках и умоляли взять ещё заказик, а теперь и в глаза не смотрят! На порог не пускают. Как будто он прокажённый!

– Добрый вечер, Максим Маркович!

Простое приветствие, на которое он раньше внимания бы не обратил. Теперь оно обнадёжило. Макмар обернулся на голос – и увидел портниху Жанночку, которая стояла у сигаретного киоска, держа под мышкой бутылку минеральной воды.

– Здравствуй, Жанна! – улыбнулся он, шагнул к ней, но заметил, как исказилось её покрасневшее лицо, и замер.

Их разделяло пять шагов, несколько окурков на промёрзшем асфальте и что-то, о чём Макмар мог лишь догадываться.

– Жанна, что происходит-то? – спросил закройщик. – Я хотел к вам зайти…

Она поморщилась, как будто не хотела говорить. Странная реакция для болтливой и назойливой хохотушки, которая всё про всех знала и всегда была готова поделиться последними новостями.

– Чувствую, что-то стряслось, – вздохнул закройщик, зябко кутаясь в пальто. – Я очутился в трудном положении, и…

– Приходил тут один пару дней назад, – Жанна убрала кошелёк, поправила ремень сумочки. – Весь из себя… серьёзный. Хмурый-хмурый. Детектив из агентства. Сказал, что расследует дело о растлении малолетнего.

Вновь поморщившись, как от лимона, Жанночка добавила, хотя и так было понятно:

– Про какого-то мальчика спрашивал. И про вас. Где вы живёте и у кого подрабатываете. Хозяйка рассказала всё, что знала. А потом велела, если вы появитесь, не пускать и говорить, что её нет. А это правда? Про мальчика?

Он затряс головой в непритворной растерянности.

– Я не понимаю, о чём речь!

– Ну, я так и знала, – фыркнула Жанночка, не скрывая иронии. – Бывает! Но вам лучше к нам не приходить, – и направилась в сторону метро.

Макмар долго смотрел ей вслед. Сначала с грустью (всё-таки она поздоровалась!), потом с завистью (он тоже хотел вниз, в тепло) и под конец с ненавистью. Трусливая дура!

Но ему не хотелось тратить мысли на сплетницу Жанночку, у которой муж, квартира и карьерный рост, раз она уходит домой в полшестого вечера. Жанночка – это ничтожество, о котором следует забыть. Обходчик же… Макмар стиснул зубы и двинулся по тротуару прочь, подальше от манящего входа в метрополитен.

Можно было не гадать, кто этот «детектив из агентства». Только Обходчик, знакомый со спецификой земных табу, мог разыграть остроумную комбинацию из фактов и намёков! Страж Земных Границ лишил его единственной возможности насладиться последними днями старой жизни. Цепной пёс Уишта-Йетлина как будто знал, как сильно Макмара тянуло к любимому делу!

Не важно, что скоро всё закончится, но ещё бы чуть-чуть, напоследок!..

Что теперь? Охотиться на бомжей, как глупый Крыбыс? Воровать мелочь из карманов пьяниц? Прятаться по подвалам в компании вонючих неудачников? И ждать, когда же наконец хоть кто-нибудь из старой команды вернётся на Землю…

– Куда прёшь, бомжара!

Телохранитель, открывший дверь бутика перед хозяином, оттолкнул Макмара, да так, что тот ударился о витрину. Пришлось опереться руками о стекло, чтобы удержаться на ногах. И тогда Макмар увидел своё отражение.

Поначалу показалось, что перед ним и впрямь какой-то бомж, с которым его спутали. Истощённое лицо, свалявшиеся волосы, щетина… А про одежду и говорить нечего – всё мятое, в пятнах. Классический нищий, который пытается удержаться на границе благопристойности, не понимая, что для окружающих он ничем не отличается от опустившихся бродяг, которых не волнует ни их внешний вид, ни запах.

Так вот почему Жанночка смотрела на него с жалостью, вот почему заговорила! Из сострадания!

Итак, у него не осталось сил ни на маскировку, ни на поддержание чистоты. Схватка с Охотницей, последовавшее бегство от Стража Границ, который уцелел вопреки всем расчётам, – и это после изнурительной работы над Вражницей!

Из-за живучего Обходчика Макмару пришлось скитаться по вокзалам, спать сидя, питаться вредной малопитательной дрянью, дёргаться при каждом подозрительном шорохе. А союзников всё нет и нет! Даже Норон, которого Макмар ждал первым, запаздывает. Если он придёт. Если вообще кто-нибудь откликнется.

Может быть, они решили, что в этом закрытом мире нет ничего ценного? Или обиделись, что он тогда удрал с Пушчрема и бросил их на растерзание псам из Большого Дома? Возможно, ждать бессмысленно.

Он больше не закройщик. И не маг.

Чувство глубочайшего сожаления пронзило его, когда он вспомнил тот день, когда отказался от Франции. Ради чего? Ради шанса начать всё сначала и уничтожить Большой Дом? Он действительно верил в это?!

Макмар пошарил по карманам. Мелочи хватало ровно на одну поездку. Видимо, знак.

Он добрался до ближайшей станции, купил билет, миновал эскалаторы, спустился вниз. Сел на поезд. Через пару станций перешёл на Кольцевую. И приступил к своему последнему ожиданию.

– Отлично! Свободные места! Катя, садись!

Они заскакивали, радуясь, что можно немного посидеть по дороге домой в час-пик. И не надейтесь – везенья нет и счастье невозможно! Если вы видите полупустой вагон, хотя другие набиты под завязку, лучше не пытаться. Опытные пассажиры метро знают, чем тут пахнет.

Дело не в брезгливости и не в невыносимом запахе, от которого через секунду начинает щипать глаза, а у особо чувствительных могут случиться приступы тошноты и рвотные позывы. Вонь – не самое страшное. Туберкулёз, который можно подхватить от спящего в вагоне бродяги, является вполне реальной угрозой.

Макмар сидел на мягком сиденье в центре вагона, спиной к платформе. Сняв остатки маскировки, он позволил телу делать то, к чему оно стремилось – разлагаться, понемногу и постепенно, но достаточно, чтобы держать окружающих на почтительном расстоянии.

Судя по запаху, закройщик был, что называется, «готов». Стыдиться нечего – семнадцать лет продержался! В отличие от Стража, которому Граница обеспечивала постоянную энергетическую подпитку, беглецы вынуждены тратить много сил на поддержание формы. И если Фабхрарь способен восстанавливаться после серьезнейших ранений, чужаков ранит сам окружающий мир, убивая по чуть-чуть, по крупицам, но постоянно. Когда незваный гость сдаётся, процесс «наказания» идёт полным ходом.

Покойный Крыбыс был бы доволен, если бы увидел Макмара! Никто бы не узнал в этом жалком старике элегантного джентльмена, который месяц назад с отвращением косился на грязные ботинки или мятые брюки стоящих рядом «простых людей». Теперь же простые люди, зашедшие по неведению, торопливо уползали в дальний конец вагона, морщились и прикрывали нос шарфами. И до следующей станции жалобно смотрели сквозь стекло на лица пассажиров, которые ехали в соседних вагонах – пусть в тесноте и давке, но зато с нормальной атмосферой.

Некоторые из обманутых, чаще всего женщины средних лет, раздражённо шипели, удивляясь вслух, почему службы метрополитена допускают такое безобразие и почему никто не вызовет милицию!

Макмар слушал жалобы и ухмылялся. Он знал, почему. Потому что все ждут, когда это сделает кто-нибудь другой. Никто не хочет пачкаться!

Он не стыдился своего вида и запаха – ему нравилось. Вот она, месть тем, кто отвернулся от него, когда он просил о помощи.

«Трусливые предатели! – думал закройщик, разглядывая новых дурачков, которые хотели посидеть, расслабиться, но были обмануты. – Вы на себя смотрите! Это ваши души так смердят!»

Парень в лыжной куртке, зашедший на очередной станции, с силой раскрыл закрывшиеся двери – и выбрался на платформу. Макмар обернулся, чтобы рассмотреть его, и тут странный шорох привлёк внимание умирающего волшебника.

На противоположный диванчик, обитый бурым дерматином, опустился мужчина. Запах ему не мешал, и немудрено – он сам вонял посильнее Макмара. Закутан он был в засаленные одёжки, пропитанные уличной грязью снаружи и выделениями тела изнутри.

На следующей станции из вагона вышли самые стойкие – и больше никто не заходил. И в двери не заглядывали.

«Теперь точно кто-нибудь вызовет дежурного по станции, – подумал Макмар. – Поскорей бы…»

– Как я рад, как я рад, что поехал в Ленинград! – пропел бомж.

Макмар раздражённо взглянул на попутчика. Пьяный? Или сумасшедший? А может быть, и то, и другое.

– Как же приятно видеть тебя в таком виде! – рассмеялся мужичок.

Макмар не сразу понял, что не так.

Последнюю фразу бомж произнёс на Синем Наречии, дополнив его парой слов из Красного. Произношение было несколько архаичным – в последние сто лет так редко кто разговаривал.

– Угадаешь – или представиться? – бомж закинул ногу на ногу и облокотился о спинку сиденья. – Что-то ты сдал!

– Знал бы ты, Хаванса, здешнего Стража! – проворчал Макмар.

Он был счастлив: ожидание закончилось.

– Ещё узнаю! – отмахнулся Отвратень. – Сто раз узнаю! Время будет!

– Где Норон?

Чужак нагло ухмыльнулся.

– Я не обязан тебе отчитываться. Особенно после Пушчрема. Я могу оставить тебя здесь! Катайся, пока не сдохнешь…

– Ты будешь мне отчитываться, – заявил Макмар. – И будешь выполнять мои приказы. Беспрекословно.

– Почему? – землистое лицо скривилось.

– Потому что я могу взять под контроль ученицу Обходчика. И его слабые места знаю. И знаю, как здесь всё устроено. Думаешь, у тебя будет время разобраться? Сможешь спрятаться так, чтобы Обходчик тебя не обнаружил? И продержаться хотя бы месяц?

Поезд остановился, двери раскрылись, в вагон забежали две девушки, ойкнули и тут же испарились. Чужак проводил их задумчивым взглядом.

– Всё-таки не сдал, – задумчиво проговорил он. – Извини! По Вражнице можно было догадаться, что ты… такая же сволочь, как и раньше.

– Где Норон? – повторил Макмар, не скрывая нетерпения.

– Где-то, – Хаванса пожал плечами и встал, покачиваясь и стараясь удержать равновесие в едущем поезде. – Должен быть здесь. Если он не прибыл раньше меня, то, скорее всего, не появится.

– Кто не появится наверняка?

– Гранкуйен. Убили Последнего Лоцмана, прикончили. Говорят, это сделал настоящий последний Лоцман.

– Остальные? – Макмар тоже встал, подошёл к схеме метро, чтобы рассчитать маршрут пересадок. – Уи, Траквештрерия, Тийда Лан Хоколос – они в порядке?

– Тийда застрял на Пушчреме, но он всегда найдёт лазейку, никакой Большой Дом не помешает! Траквештрерия, как я слышал, нашёл себе нового покровителя. Но это временно.

– Хорошо, – одобрительно кивнул Макмар. – Я ожидал, что будет хуже. Пока будем работать вдвоём. Сначала подлечимся, но осторожно. Слушайся меня во всём, потому что малейшая ошибка – и Обходчик двинется на нас всеми силами.

– У него их много? – поинтересовался чужак.

– У него в команде Лоцман, – объяснил Макмар. – Полагаю, тот же, что расправился с Гранкуйеном. Но в Земной Яви Обходчик распоряжается только своими учениками.

– Я бы не отказался от пары помощников, – Хаванса помахал рукой пассажирам в соседнем вагоне. – Ты не разучился делать слуг?

– Увидишь, – процедил Макмар. – Слуги, еда, убежище – всё будет, главное, слушайся.

Они вышли на «Добрынинской», чтобы пересесть на «серую» линию. По расчётам Макмара, на этом направлении Обходчику труднее засечь чужаков.

Он ведь не всесилен!

– Он сразу стал легендой. Он ведь смог всё! Убил Хайлеррана, проник в Гьершазу, продержался там несколько часов. Ребята, которые притащили его, думали, что это какой-нибудь спящий агент! Особенно когда он с первого раза сдал экзамен на потенциал…

– В каком смысле? – переспросила Злата, отодвигаясь в сторону, чтобы пропустить пожилую женщину к освободившемуся месту. – Я тоже сдала с первого раза! Три года зубрёжки и тренировок! Чего же не сдать?

Вишня прикусила нижнюю губу, смущённо отвела глаза.

– Помнишь, когда тебя доставили в Большой Дом? Тебя просили что-нибудь сделать? – спросила Охотница. – Проявить силу, которая есть в тебе?

– Какая уж там сила! – усмехнулась Злата, вспоминая свою растерянность и страх. – Никто меня не просил. Я сама. Мне сказали, что у меня есть дар, и я тут же попыталась проверить. Ноль… Так это и был экзамен?

– Экзамен на потенциал, – Вишня пригнулась, чтобы лучше видеть платформу станции, к которой подъехал поезд. – Тебя проверяли, насколько управляемы твои способности. Древняя традиция. Что-то вроде ритуала. Способности начинают проявляться через год обучения, но принято проверять сразу. Мало ли что…

– А с какого раза сдала ты? Если не секрет?

Злата не рассчитала громкость голоса, и её вопросы услышал весь вагон – поезд стоял на станции, было относительно тихо. Мужчина, сидевший напротив, улыбнулся и понимающе кивнул головой: студентки, зачёты, оценки…

– А я его и не сдавала, – прошептала Вишня, наклонившись к своей спутнице. – Экзамен для самородков, а я жила в Большом Доме с пяти месяцев. Меня начали учить, когда я ходить толком не умела. Что там проверять?

– Везёт же! – пробормотала Злата.

– Ну, вот, опять, – вздохнула Охотница. – Все так говорят! Если честно, я завидую самородкам вроде тебя или Стража вашей Границы. У вас не было цели войти в Большой Дом, чтобы стать частью чего-то великого. Вы сделали другой выбор – ради своего мира.

– Я не думаю, что у нас был выбор, – возразила Злата, рассеянно осматривая людей в вагоне. – Особенно у Деда. Так что нечему тут завидовать…

– Ты не понимаешь… – Вишня проследила за её взглядом, но не обнаружила ничего примечательного: кто-то читает, кто-то дремлет, кто-то просто пялится в никуда, слушая музыку. – Я завидую, что он действительно управляет своей жизнью. Ему не навязывали с детства. Я поняла это, когда сама сделала выбор – там, на станции, когда увидела людей на рельсах. Трудно бороться с искушением… А он живёт с этим! Каждый день! Ему доверили Границу не потому, что так было запланировано, а потому что он действительно был достоин! Знаешь, у нас есть шутка про него, – призналась она, прервав, к немалому облегчению Златы, поток наивных признаний.

– И какая? Обещаю, он не узнает!

– Ничего обидного. Когда мы получаем заказ или просто обсуждаем предстоящие задания, сначала кто-нибудь говорит про преступника: «Он мой, если не спрячется на Сяйде». На Сяйде такая охрана, что туда невозможно проникнуть и там невозможно спрятаться, – пояснила Охотница.

– Я понимаю, – кивнула Злата. – Это смешно.

– Потом кто-нибудь другой подхватывает и говорит: «Или на Земле».

– Ему понравится, если я расскажу, – улыбнулась Злата. – А что третье?

– Так ты знаешь эту шутку?! – Вишня надулась. – А я тут перед тобой…

Злата обняла её за плечи.

– Не знаю. Но обычно при перечислениях используется три… предмета. Есть такая… традиция.

– Вунлех – третье место. Туда можно проникнуть, как и на Землю, там можно спрятаться, но это… это…

– Бессмысленно, – подсказала Злата. – Да, хорошая шутка. Обхохочешься! Круче Земли – только Великая Тьма!

Вишня уловила двусмысленность и попыталась оправдаться:

– У вашего Обходчика очень хорошая репутация! Никто из тех, кто пытался спрятаться на Земле, не выбрался отсюда! Он же стольких вычислил! Один Стапчита чего стоит! Семь раз его пытались захватить, пока Стапчита не решил устроить себе базу на Земле. Я об этом: у твоего учителя идеальная репутация. Он непобедим и неподкупен, а это… это редкость, – закончила она и погрустнела.

– А теперь он оступился, – напомнила Злата и ущипнула Вишню за щеку.

Эта восторженная девочка вызывала всё больше симпатии.

– Не расстраивайся, что всё из-за тебя. Однажды такое должно было случиться. Никто не совершенен!

Охотница смущённо отвернулась к окну вагона, где продолжал разматываться бесконечный клубок тоннельных стен.

– Я не должна была просить его о помощи, – сказала она очень тихо, так что Злата лишь по движению губ поняла, о чём говорит девушка. – Я совершила ошибку и должна заплатить. Но я обязательно понесу наказание! – пообещала она. – Когда всё закончится. Я вернусь и попрошу, чтобы меня судили по всей строгости. Но я не хочу сейчас. Потому что если я сейчас вас брошу, будет нечестно! Вас же осталось так мало!

– В каком смысле? – переспросила Злата.

– Я так поняла, что вас было пятеро, – пояснила Охотница. – И двое погибли.

– Кто погиб?

Злату больше не интересовали люди в вагоне.

– Ну, как же… Я видела у Кукуни… У него есть такие фигурки, маленькие, красивые… Он их сам делает. У него там и Наставники, и Тренеры, и даже Иерарх – половина Уишта-Йетлина за стеклом! И вы тоже.

Заметив недоумение на лице Златы, Охотница поспешила исправить ошибку:

– Если вы с Обходчиком не знаете, не рассказывай ему, пожалуйста! А то получится, что я настучала на Кукуню… Ну, вот, опять ошибка, – она закрыла глаза с таким несчастным видом, что Злате пришлось снова её утешать:

– Никому я ничего не расскажу! У Кукуни свои странности, но никто не будет его наказывать, – пообещала она, догадываясь, что будет дальше.

«Когда Дед узнает, он его… Только бы не убил, – подумала Злата. – За такое надо убивать, но жалко же идиота!»

– Так что там с фигурками? – спросила она, изображая любопытство.

– Он изобразил всех, кто связан с Большим Домом, – повторила Вишня. – Я всех узнала, всех вспомнила – всё-таки я там выросла, как-никак! Но про двоих ничего не знаю. Скорее всего, они с Земли. Давай, я тебе их опишу, может быть, ты мне подскажешь.

Она нахмурила лобик, припоминая.

«Память у неё, должна быть, идеальная, – подумала Злата. – Одного взгляда хватит, чтобы запомнить. Ах, Кукуня, ах ты, скульптор от слова скулить!»

– Мужчины, одеты по-здешнему, – продолжила свой рассказ Вишня. – Один в тёмно-сером плаще, со светлыми волосами. И у него в руке то ли белая тряпка, то ли лист бумаги. Другой весь в чёрном, и у него нос крючком. А фигурки стоят на таких небольших постаментах. У светлого под ногами крошечная гранитная плита, а у чёрного – куча грязи или… – Охотница замялась, – Или чего-то такого, что похоже на грязь. Я когда увидела, удивилась и принялась расспрашивать. А Кукуня сразу засмущался, а потом чуть не заплакал. И убрал их – сказал, что надо подкрасить. Но мне показалось, что он просто не хочет говорить о них. Так бывает, когда теряешь близких друзей…

– Да, он у нас хороший, – перебила её Злата. – У него уникальный талант, ты же знаешь, да? Он может находиться в самом крайнем, самом близком Слое – и следить за тем, что происходит. Ни я, ни Дед не можем так, потому что слишком большой риск. Вокруг полно чувствительных людей, которые способны тебя заметить, и можно нечаянно вывалиться. А Кукуня забирается на потолок и спокойно себе наблюдает!

– Да, удобно, – кивнула Вишня. – Так что там насчёт тех фигу…

– Удивительный талант! – с жаром продолжала Злата, моля всех богов, чтобы что-нибудь случилось, и Охотница забыла про чёртовы фигурки Лоцмана и Беседника. – Он ведь и в Слои сам научился заходить – так мы его с Дедом и обнаружили. Поначалу не разобрались и приняли за чужака. Ну, напугали. Так он от страха забежал на свод станции! А дело было на «Маяковской»… Надо будет свозить тебя туда и показать. Красивая станция, высоченная. И Кукуня залез в один из куполов, где мозаика. Посидел там, потом сообразил, что спрятаться не получилось – и начал просить нас, чтобы мы его вниз спустили! Такой смешной! Он меньше, чем я, учился в Большом Доме. Потому что раскрылся без всякого внешнего воздействия. Настоящий вундеркинд! Мы им гордимся. Можно сказать, наша маленькая легенда…

Злата не знала, как ещё заболтать чересчур внимательную Охотницу. К счастью (если такое слово применимо), её молитвы были услышаны.

В поезде, который пронёсся мимо них в обратном направлении, ехал чужак. Он излучал такую злобную силу, что спящие проснулись и едва не выронили свои вещи. Строчки в книгах перемешались, музыка утратила ритм, и на какое-то время все люди разом забыли, куда и зачем они едут. А Злата, коснувшись ауры пришельца, на мгновение возжелала удрать из Москвы. Куда-нибудь, лишь бы подальше от того, что скоро здесь начнётся…

Она шла по следу, и каждый найденный знак прибавлял уверенности. Приятно было применять обретённые навыки и знания, приятно было чувствовать себя способной выполнить непростое задание. Ну, а самым приятным был, разумеется, тот факт, что она сама поручила себе эту работу. Никто не приказывал, наоборот – она действовала вопреки приказам и запретам.

Наказание не страшило. Что с ней сделает учитель? Выпорет? Запрёт? Где – в Гьершазе?! Напугали слона апельсинами! В её распоряжении – все точки выхода, сцепленные с метро. Между прочим, половина пробита лично Лоцманом.

С того момента, как она освоила искусство строить переходы, каждая нора, каждый когда-либо использованный портал стал для неё широко распахнутой дверью. И удобные лазейки выводили не только под землю: например, через одну можно было попасть в подворотню на Покровке, через другую – к квартире Обходчика. Или прямо в квартиру.

Но дверь на Покровку была бесполезной, а у других стоял мощный заслон, настроенный на неё персонально. Да и какой смысл в таких предосторожностях, если можно выйти в метро, доехать до нужной станции – и зайти в гости? Или в лицей.

Лицей годился для встречи. Не обязательно заглядывать внутрь – достаточно посторожить у главного выхода. Или всё-таки пройти, обманув вредного охранника, и спрятаться в женском туалете. Или набраться наглости – и вызвать девчонку из класса. Интересно, что тогда будет? Как им помешают встретиться? Взорвут лицей? Остановят время?

Но действовать нагло, напрямую – значит, сильно рисковать. Если застукают вне метро, последует наказание: ей, а заодно и Лоцману, официально запретят появляться в Земной Яви. А Лоцман не хотел портить отношения со Стражем Границ. И не потому, что это затруднило бы его пребывание на Земле. Просто цель этого пребывания напрямую зависела от хороших отношений с Обходчиком.

Изучив характер учителя, она научилась определять, что для него важно, а что очень важно. Ради очень важного он способен без лишних сомнений скормить свою ученицу гидре или шершавню. И потом сотворить ещё одну копию.

Когда есть оригинал, копий можно наделать хоть тысячу, хоть миллион! В этом и состоит главное различие между исходником и двойником.

Признаться честно, она не знала, что будет делать, если встретит Варю. Она никогда не испытывала ненависти к глупой девчонке, которую использовали и которой всегда пренебрегали. Ненавидеть надо тех, кто устроил проклятое раздвоение: Обходчика и Лоцмана. Но к ним она относилась как к стихийным явлениям природы. Не будешь же ты обижаться на цунами, которое снесло твой дом, или на проснувшийся вулкан!

Никаких обид или претензий – лишь желание встретиться с Варей. Увидеть её перед собой. Сравнить. А потом, наверное, жить дальше. Придумать себе имя или выбрать из имеющихся. Стать собой. И тогда слово «копия» перестанет быть занозой в мозгу.

Разговаривать не обязательно, достаточно высмотреть в толпе, проехаться на одном эскалаторе, сесть в один вагон… Вот и весь план.

Варя была где-то рядом, в метро: прискакала на свидание с Беседником. Осталось отыскать влюблённую девчонку… Что трудновыполнимо с теми способностями, которыми обладала ученица Лоцмана.

С другой стороны, зачем искать обыкновенную старшеклассницу, если гораздо проще вычислить её сверхъестественного ухажёра? Материализованный Беседник оставлял чёткий след на мраморе колонн и граните пола. Знаками его пребывания была отмечен «Таганская-радиальная», «Пушкинская», «Библиотека имени Ленина» и все станции Кольцевой линии, особенно «Октябрьская».

Но нагнать его оказалось непросто. Ученица Лоцмана шла по следу Беседника и постоянно отставала на полшага. Несколько раз она находила чёткий отпечаток парочки – такой сильный, что можно было разглядеть лицо Вари. Очевидно, они были здесь секунд тридцать назад, а потом сели на поезд…

Основная проблема состояла в том, что следов, как старых, так и новых, было слишком много. Тем более, что Беседник завёл привычку шляться по метро в одиночестве, дожидаясь следующего свидания. И разница в отпечатке его-одинокого и его-вместе-с-ней была столь незначительной, что приходилось останавливаться и разгадывать ребус. И снова терять неугомонную парочку!

В какой-то момент ей показалось, что она нагнала их – на «Курской-кольцевой», среди толпы мелькнули золотые волосы и полосатый Варин шарф. Ученица Лоцмана со всех ног бросилась туда, но двери захлопнулись прямо перед носом. И поезд умчался прочь.

Она стояла на платформе и с трудом сдерживалась, чтобы не заорать. Да, в Гьершазе было проще – никто не услышит, а кто услышит, не обратит внимания.

Вдруг она почувствовала, что на неё пристально смотрят.

Девушка в стильном клетчатом полупальто и сапогах на высоком каблуке – та самая, которую пришлось грубо оттолкнуть, чтобы не опоздать на поезд. Ученица Лоцмана одарила пострадавшую пренебрежительно-строгим взглядом: мол, в чём дело? Недовольно сдвинув идеальные бровки, модница отвернулась.

Интересно, что её больше всего расстроило – грубость или сногсшибательный наряд, который ученица Лоцмана создала себе для расследования?

Год назад она бы душу продала за такую способность! Стремление учителя превратить её в жалкую неприглядную уродину бесило необычайно. Она строила планы, у какого мирового кутюрье будет «выбирать» себе наряды, когда научится управлять материей. Но одежда – просто пропуск в мир обычных людей. Может быть, он этого добивался: чтобы платье из последней коллекции Лилиан Иствуд значило не больше, чем старые джинсы.

Изысканный и дорогой наряд стал полезной маскировкой, а фотоаппарат, подобранный в Гьершазе, последним штрихом в портрете. Все видели иностранную дамочку, которая осматривает подземные дворцы знаменитого Московского Метрополитена. Обычное дело! По ней скользили взглядами – и тут же забывали об её существовании.

Она же смотрела на людей вокруг и вспоминала свою тоску. Как ей не хватало их улыбок, их усталости и надежд!.. Буквально вчера она рвалась к ним и мечтала увидеть хотя бы одного человека, не поговорить, так хотя бы просто послушать… Теперь они все были рядом, но она была отделена от всех и от каждого. Преграда, которую не преодолеть. Её жизнь и их жизни различаются настолько, что нет ничего общего. Их тревоги, мечты и расчёты абсолютно чужие для неё.

Варя тоже из обыкновенно-нормальных. Как и остальным, ей предстоит долгая жизнь, в которой свободный выбор подчас неотличим от вынужденного. Никаких предназначений, целей, функциональности. Можно позавидовать! И тем сильнее обжигало желание найти «оригинал».

Устав гоняться за парочкой, ученица Лоцмана решила применить новую тактику: перешла с Кольцевой на Арбатско-Покровскую линию. Варю можно было подкараулить на «Библиотеке имени Ленина» – в переходе между станциями, где любили гулять влюблённые.

Поезд вылетел на «Площадь Революции», и вдруг ученица Лоцмана заметила Обходчика, который стоял в начале платформы, возле замурованного прохода между статуями пионеров. Тёмная фигура на фоне побелённой стены, мелькнувшая и тут же исчезнувшая. Но он разглядел её. И она его – тоже. Пришлось выйти, дабы не быть обвинённой в невежливости.

Обходчик, вопреки ожиданиям, не нахмурился и никак не выразил своего удивления.

– Ищешь?

– Ага, – кивнула она. – А ты? Тоже – ищешь?

Он обернулся к белой стене, прислонился виском.

– Варька дома, – сказал Обходчик, стараясь не смотреть в глаза ученице Лоцмана. – Простыла, вся в соплях. И Никки отправил её лечиться.

– Кто? – не поняла она.

– Никки. Беседник. Она его так назвала. Ему понравилось! Откликается… Как найдёшь её, попроси, чтоб она тебе имя придумала. Вдруг тоже понравится, – улыбнувшись, он отлепился от стены и неспешной походкой направился в сторону центрального зала станции.

Намёк понятен. Поиски были закончены.

По крайней мере, сегодняшний этап.

Обживая квартиру покойной бабушки, Обходчик (тогда он откликался на «Тео» и верил, что почти все люди хорошие, а плохих сразу можно разглядеть) многое изменил под себя. В первую очередь отнёс в мусорку все ковры (вместе с населяющей их молью) и все гробы (которые по недоразумению называли платяными шкафами). Остальное добро подверглось существенной реконструкции, в результате чего Дед сколотил в своей комнате широкие книжные полки от пола до потолка на две стены (другие две были заняты окном и дверью и потому остались нетронутыми).

К тому времени, когда в квартиру въехала Варя, полки были полностью забиты, а то, что не поместилось, стопками громоздилось во всех углах. И при попытке найти что-нибудь (особенно когда не знаешь толком, что ищешь) сам собой возникал чудовищный библиофильский бардак.

– Меня удивляет твой рьяный оптимизм, – вздохнул Лоцман, поднял альбом с архитектурой Лондона и задумчиво перелистал. – Неделю назад ты слыхом не слыхивал ни про Макмара, ни тем более про Отвратней. А теперь пытаешься придумать тест, чтобы вывести одного из них на чистую воду. Притом, что даже я знаю об этих ребятках гораздо меньше, чем хотелось бы!

Сидя по-турецки перед полками, Дед вытащил очередной фолиант, пролистал оглавление, отложил в сторону.

– Знаю, – отозвался он и потянулся за следующей книжкой. – Понимаю. Признаю, что не прав и, скорее всего, ничего не получится. Но попробовать стоит. Потому что оставлять у себя врага за спиной ещё хуже…

– Не у тебя за спиной, а у меня, – перебил его Лоцман. – И не за спиной, а в Гьершазе, а это, если пользоваться анатомическими аналогиями, где-то под правой коленкой.

– И ты уверен, что сможешь удержать его там, под коленкой? – усмехнулся Обходчик, не отрывая взгляда от страниц. – Сам же признался, что почти ничего о них не знаешь!

– Не отрицаю, – Лоцман аккуратно положил альбом в кучу забракованных. – Я, если вдуматься, почти ничего не знаю! И насчёт нашего Ясиня не уверен. Есть подозрения, что он носитель одного из них, но доказать не могу… Слушай, а давай убьём парня и успокоимся? – вдруг предложил он. – Вся ж Земля на кону! Такой риск! Ну, что там, одна жизнь – против миллиардов живущих сейчас и миллиардов, которые даже не родились? Убьём – и никто не узнает!

Он ловко увернулся, когда Дед запустил в него «Уставом пограничной службы», оставшимся с армии.

– Вот за это я вас, людей, и люблю, – признался Лоцман, отправляя «Устав» вслед за архитектурой Лондона.

Горка становилась всё выше и выше.

Лоцман продолжал ворчать.

– А ты не задумывался над тем, что у Ясиня нет будущего? Ну, Гьершаза его прокормит, и со зверушками он голыми руками справится. Но это же не жизнь, а так себе… выживание в канаве…

– Если он рассказал правду, у меня нет права убивать его, – отрезал Дед. – Тем более что ты не уверен.

– Я ни в чём не уверен – в этом теле, – пробормотал Лоцман и хотел сказать что-то, но его прервала Злата.

– Ужин на двоих или на троих? – спросила она, вытирая руки о фартук.

– На четверых, – ответил Лоцман. – С собой заберу, побалую мою девочку…

Обходчик фыркнул, чихнул, потому что в нос попала пыль с книжных страниц, и, не удержавшись, заржал в голос.

– Она хорошо себя ведёт, – объяснил Лоцман, состроив каменную физиономию с лёгким налётом назидательности. – Учится, трудится, старается, развивается. Она же сегодня поздоровалась с тобой?

– Ну, если это можно так назвать… – Дед вытер нос тыльной стороной ладони и поднялся на ноги. – Варя поела?

– У себя. Перед компом. Не оторвать, – улыбнулась Злата.

– Тебе помочь? – предложил он.

– Помоги, только руки помой, – велела она и ушла на кухню.

За ужином Лоцман принялся рассказывать, как он выследил и убил Отвратня по имени Гранкуйен:

– В принципе, он имел право называться «Лоцманом», хотя насчёт «Последнего» немного перемудрил. Грубая провокация! Но они такое любят. Пока что.

– Пока? – переспросил Дед.

– Угу, – Лоцман по-птичьи дёрнул шеей, проглатывая плохо пережёванный кусок тушёной печени. – Они уже сильно не люди. Но всё равно крутятся среди людей. Это у нас тоже общее. А Гранкуйен засел на Сяйде. Да-да, не надо делать такие глаза – самый охраняемый, самый проверенный, самый чистый, самый-рассамый Сяйд, где над каждым порталом красуется «Мы рады всем!» – но если в тебе что-нибудь не так, то догонят и попросят быть как все. Даже поддаться захотелось. Поймать-то меня у них руки коротки, а вот хвастаться потом на каждом перекрёстке: «Мы даже Лоцмана можем унюхать!» – это бы умаслило их гордость. Ну, может, в другой раз доставлю удовольствие убогим… Но тогда не было особого желания выделяться. У Гранкуйена – тоже. А он умел прикидываться человеком. Я не сразу сообразил, в чём секрет.

Лоцман сделал паузу – то ли для того, чтобы прожевать слишком жилистый кусок, то ли чтобы подчеркнуть особый драматизм момента.

– У меня свой способ, и пока никто не жаловался. Между прочим, не каждый Страж Границ догадается, что кто-то сидит в этом теле! Отвратни пошли дальше – разработали метод носителя. Подселяются в чужую личность и маскируются под второе «Я». Рискованно! Чуть перестараешься – и здравствуй, шизофрения! А если наоборот, недожмёшь, то можно и раствориться. Я так не умею и не пытался, но надо отдать им должное – работает. Вычислить их невозможно. Может быть, поэтому Большой Дом готов на всё, чтобы их уничтожить…

– Как ты его вычислил? – не выдержал Дед, которого всегда интересовала практическая сторона дела.

Лоцман не спеша размазал горчицу по куску хлеба, поддел вилкой маринованный огурчик из банки, хрустнул, откусил, прожевал – и ответил:

– Триггер. Достаточно создать пограничную ситуацию или задать правильный вопрос – и червячок зашевелится.

Не выдержав, Дед ударил кулаком по столу.

– Значит, достаточно вербальной проверки? Если я найду триггер для Ясиня, мы узнаем, один он там в своей душе или у него компаньон!

– Если узнаем, – поморщился Лоцман. – Парень столько всего пережил! Он же псих! Как и на чём ты будешь его проверять?

– Люди переживали и более ужасное, – возразил Обходчик. – И оставались собой.

– Люди!.. Я бы не стал сравнивать человека из Открытых Миров и человека с отсталой, изолированной, загнивающей планетки. Да у вас здесь каждый второй наполовину Отвратень!

– А что использовал ты? – спросила Злата, до этого хранившая полное молчание.

Дед вздохнул и уткнулся в свою тарелку.

– Остановил время на Сяйде, – объяснил Лоцман, придвигая себе банку, чтобы было удобнее доставать скользкие огурцы. – Ненадолго.

– А ты умеешь? – продолжала Злата.

Лоцман выразительно посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на Деда.

– Я думал, ты ей объяснил, кто я и что уме…

– В человеческом теле, – перебила его Злата. – Разве оно не ограничивает твои возможности?

Привстав и отвесив извиняющийся поклон, Лоцман вернулся к еде и разговорам.

– Мне пришлось принять более удобную форму, – признался он. – Гранкуйена называли «Последним Лоцманом», потому что он умел вытворять похожие штуки: останавливать время, ускорять, делать карманы и петли. Поэтому его дружки успели убраться с Пушчрема, да и то кое-кто остался… Я сделал большой красивый перерыв. На весь Сяйд, Слои, даже Гьершазу захватил. Последний Лоцман, вернее, его носитель оказался единственным, кто отреагировал правильным образом.

– Как? – не унималась Злата. – Он начал бороться с этим?

– Он это заметил.

Дед услышал достаточно: молча встал из-за стола и покинул кухню.

– Ты наивнее, чем мне казалось! – крикнул вслед ему Лоцман. – Я знал про способности Гранкуйена, знал про его главный талант, поэтому у меня всё получилось! А кто сидит в Ясине? На что будешь ловить эту рыбку?

– А что ты в нём почувствовал, раз считаешь его носителем? – поинтересовалась Злата, убирая свои и Деда пустые тарелки.

– Ничего я не почувствовал! – фыркнул Лоцман. – Сколько можно повторять: их невозможно вычислить!

– Тогда почему ты думаешь, что он…

– Потому что не верю в чудеса, – ответил Лоцман, отдавая ей пустую банку. – Не могут люди из слаборазвитого, да в придачу насмерть изолированного мира построить машину, которая вывезет до Гьершазы. Так не бывает! Пусть и с пилотом, у которого врождённые способности и удачливость на сто процентов.

– У всех врождённые способности! – донёсся до них голос Деда.

– Да-да, твоя гуманистическая теория, я помню! – раздражённо отозвался Лоцман и продолжил обычным голосом:

– Ясинь легко переносит Гьершазу и Землю – редкий дар, но случается. Загвоздка в другом. Я не могу проникнуть в изолированный мир! Понимаешь? Может быть, ему страшно повезло, может быть, наука и магия наконец-то слились в экстазе… Но скорее всего, в одарённом пилоте, который сидел в супер-машине, сидел кое-кто ещё. Например, Отвратень, которому в одиночку с Пушчрема не выбраться. Другое дело командой…

– Тогда понятно, – кивнула Злата. – Это всё объясняет!

– О чём речь!

– Тогда почему он… – она указала подбородком на дверь (руки были заняты блюдом с домашним печеньем), имея в виду Деда, который вновь погрузился в поиски неведомого.

Лоцман печально улыбнулся.

– Потому что ему кажется чертовски несправедливым взять – и прикончить человека, который прошёл через ад и в итоге вырвался из ада. И пока есть только косвенные улики, наш дорогой Фабхрарь будет надеяться на лучшее и верить в чудеса.

Лоцман шмыгнул носом, артистично вытер несуществующую слезу и добавил:

– Вот за это мы его и любим!

Похоже, пора сдаваться. Это будет честно, по-мужски. Прийти к психиатру и открыть страшную тайну: «Так и так, владею неописуемыми магическими способностями. Не я один: есть и другие волшебники, которые прикидываются нормальными людьми. Ходят себе в толпе и прикидываются. Они умеют – они же волшебники!»

Можно поведать, как учили – два года приобщали к сокровенному, хотя по земным часам прошло всего ничего. И нечего удивляться! Они и не такое могут! Здесь моргнул – там месяц пролетел. Представьте, как удобно!

К рассказу о сверхъестественных университетах надо будет присовокупить особенно опасную фантазию. Например, сказать, что хочется выйти из окна и пройтись пешком по стене дома, с седьмого этажа – до низу, за хлебушком. Или на крышу, чтоб голуби удивились. Плевать, что умеешь, и неоднократно проделывал! Доктору лучше знать, что допустимо, а что категорически невозможно.

Годный вариант – голоса. Прямо-таки готовый диагноз! Как спустишься в метро, они тут же принимаются нашёптывать: «Этот хороший», «И этот ничего», «Этот – дрянь, ну, ладно, пусть живёт», «А вот этого не помешает столкнуть на рельсы».

Всё потому, что в метро обитают духи – что-то вроде призраков, но не чьи-то не упокоенные души, а так, самозародившиеся. Типа леших, но не в лесу. И эти метродухи так и норовят вступить в контакт и чего-нибудь умного посоветовать. Например, принести в жертву какую-нибудь студентку. А лучше гастарбайтера. Сразу штуки три – их же никто не считает!..

Голоса в метро – гениальная идея! Могут на месяц в больничку положить, подальше от героического волшебства. Подальше от метро. Пропишут хороших таблеток: диазепама или чего-нибудь такого же сильного. Диазепам – действенное лекарство, особенно если принимать регулярно. Мощнее любой магии!

А как только доктор узнает про папину шизофрению, все сомнения развеются, словно утренний туман. Похвалит за сознательность. Объяснит, что по стенам умеют ходить только человеки-пауки, но они живут в Америке. Согласится, что слушать духов не нужно, лучше послушаться санитара. И оставит там, где покой, белые стены, таблетки, уколы и понятная граница между нормальностью и безумием. По крайней мере, там, где лежал папа, так и было.

Мать расстроится. А потом – давай уж начистоту! – обрадуется, когда тебя признают недееспособным. Ведь отныне и во веки веков она будет во всём права, и тебе придётся слушаться. Никаких секретов, никаких девушек и прочих сюрпризов. Как обращаться с шизофрениками, она знает. Помнит. Не забывается такое никогда!

Понятно, что всё из-за папы. Чёртова наследственность! Папа ведь вырос в детдоме, и про его родителей ничего не известно. Так что картина ясная. То есть наоборот. Такой вот крест и мамин подвиг на всю жизнь, жаль медалей за такое не дают! Зато детдомовским выделяли жилплощадь, и они были завидными женихами, верно? В любой ситуации можно найти что-нибудь полезное…

Интересно, что будет, если узнают про твоё увлечение аниме и фигурками? Обязательно какой-нибудь журналюга накатает длинную умную статью про то, как разрушительно японские мультики воздействуют на неокрепшую психику подрастающего поколения! И дежурный умник с форума напишет: «Помню его, всегда был странным».

Надо будет заранее уничтожить все «оригинальные» фигурки. Мало ли что. Вдруг мать решит их раздать или продать? И кто-нибудь скупит всё за бесценок – ради коллекции. Потом призадумается и пытается определить: откуда они. Сфотографирует и выложит на форуме, чтоб другие помогли. И тогда…

Что тогда? Что случится-то? Ты их делал для того, чтобы убедить себя, что всё произошедшее было взаправду. Это твои болезненные фантазии и прекрасные видения. Они не обидятся, что ты их воплотил. Наоборот – будут рады до безумия.

Чёрноглазая с большой грудью точно счастлива. Готова хоть сутки стоять и позировать. А пришла грустная, пожаловалась на неудачную охоту. Промахнулась – какой позор! Теперь улыбается, глазки строит. Надеется, что ты перестанешь кочевряжиться. Нарисовал портрет, то есть сделал куклу – и можно ложиться в постельку. Давно пора!

Можешь, признаешься ей? Она-то думает, что ты делаешь эти фигурки от большой любви к Деду, Злате и остальным. Чтобы они всегда были рядом. Давай, скажи, для чего их делают на самом деле! Объясни про желание воплотить выдуманных персонажей, которые обитают вне реального мира. Глядишь, она растает в воздухе – останется лишь куколка. И наступит долгожданное просветление. Или ремиссия, как её называют настоящие специалисты по духам, голосам в голове и навязчивым желаниям. Приснилось-привиделось – и ночь, когда приставала Вишня, и день, когда она остановила поезд.

Сон, и ничего более.

Когда в следующий раз мама загонит в угол на кухне и начнёт допрашивать, можно будет ей объяснить: «Это фантазия!»

«Ты мне обещал! Почему она ещё здесь?!» – будет шипеть она, а ты ответь: «Да её здесь и не было! Ты о ком?»

Стоп.

Этого тоже не было. Никаких споров и ссор. Не было Вишни – не было и проблем!

Просто богатая фантазия и воспалённое воображение. Пора лечиться.

Пусть всё исчезнет само собой. Навсегда.

В самом деле: вот ковёр на стене, вот люстра, знакомая с детства, вот окно, и клён стучит голыми ветками – это правда.

Волшебница, которая прибыла на Землю, чтобы изловить людоеда, помешала местному волшебнику поймать злого колдуна и потом вернулась, чтобы искупить свой проступок, – это понарошку.

Не смешивать и не взбалтывать.

Иначе никакой диазепам не спасёт!

– О! Кого я вижу! Катенька! Ты откуда и куда?

Хрипловатый голос с характерными слащаво-вальяжными пьяными интонациями отвлёк Злату от подсчёта скопившихся проблем. Таинственные Отвратни, назойливая Охотница, новые секреты Вари, подозрительная удачливость Ясиня, Дед, разрывающийся между Большим Домом и Землёй…

Подняв голову, Злата посмотрела в ту сторону, откуда раздалось приветствие – и увидела гражданина, прилично одетого, но несколько расхлябанного. Картина маслом: «Вечер пятницы трудной недели»

– Кать! Ну, хоть поздоровайся, что ли! – попросил пассажир, наклонившись над Златой и обдавая её перегаром и сигаретной вонью. – Язык-то не отвалится «Здрасти» сказать!

– Вы меня с кем-то перепутали, – вежливо, но твердо, сказала Злата.

Пьяный вытаращил глаза, потряс головой и выпрямился, уперев руки в боки.

– Нет, ну, вы полюбуйтесь на неё! – обратился он ко всему вагону. – Перепутал! Милая, мы с тобой три года жили в законном браке! Как такое перепутаешь?

Злата притворилась спящей. Не помогло.

– Три года! – повторил «муж», назидательно подняв указательный палец. – И ты ни дня не работала! Не, ну, я понимаю, что ребёночек. Но я же ей домработницу нанял! Чтоб не утруждалась! А эта, – он поморщился, проглатывая мат, – Эта неблагодарная дрянь выгнала меня из моей собственной квартиры, оформила развод и запретила видеться с ребёнком. С моим ребёнком! – отчаянно и горько воскликнул он.

После душераздирающего монолога окружающие пассажиры, делающие вид, что их здесь нет, с любопытством посмотрели на Злату.

– А чего ты не на машине-то? – продолжал «брошенный», слегка поостыв. – Чего это твой хахаль не подвозит? Или до него дошло, какая ты сука? Что, бросил, пока ты и его не обчистила?

Злата решала посидеть и потерпеть. Может, и отстанет. Или выйдет где-нибудь.

На «красную» ветку её занесло из-за точки выхода, расположенной на «Сокольниках». Обычно там была тишь да гладь. Дед ни разу не пользовался этой норой. Чужаки пытались пройти, но предпочитали более многолюдные станции. И вдруг началась странная активность: словно кто-то прощупывал обстановку, разнюхивал и подглядывал.

Тревога оказалась ложной. Дважды обойдя дымчато-серые просторные «Сокольники», Злата села на поезд и проехала до конца, до самого верха линии – «Улицы Подбельского». В Центре бродил Дед, но периферийные станции протестировать не помешает.

Потом Злата села на обратный поезд, чтобы присоединиться к Обходчику. А на «Черкизовской» в вагон завалился пьяный – и начал свою исповедь, совмещённую с обвинительной речью и проповедью «Нельзя верить женщинам, и вообще сейчас каждый может предать и кинуть».

– Чего морду воротишь? – кричал он, нависая над Златой.

Другие пассажиры освободили ближайшие сиденья. Разумеется, никто не вмешивался – с чего вдруг, если она не пострадавшая, а как бы преступница?

– Не нравится правду слышать?! – ревел мужик, расходясь всё больше. – А она такая, правда-то! Жжется!

Очевидно, сам он не успокоится. Злата не могла проникнуть в его сознание – с пьяными не просто, а при истеричном состоянии попросту невозможно. Такую программу незаметно не сбить…

Он мог проследовать за ней дальше, мог прицепиться к Деду, а впутывать Обходчика, ну, никак нельзя: нечестно, да и не профессионально. У Стража Границы хватает забот!

От пьяного нужно было избавляться до Кольцевой. Приняв решение, Злата встала, чтобы выйти на следующей станции. Очумевший мужик двинулся следом, как привязанный. К сожалению, он не нападал, вёл себя пристойно, разве что голосил, не переставая, описывая подарки, которые дарил, и свой каторжный труд на благо свежепостроенной ячейки общества.

А если бы попытался ударить – разве кто-нибудь вступился бы? Одни отворачивались, другие косились недовольно, кое-кто с интересом рассматривал Злату, но все они были твёрдо уверены, что она и есть коварная жестокая бывшая жена.

Поезд остановился, двери наконец-то открылись, и Злата с облегчением покинула вагон, пропитанный парами алкоголя и пошлыми претензиями. Кто его знает, как оно было на самом деле, но бросить невыносимого зануду – никакое не преступление!

Как и ожидалось, пьяный в вагоне не остался. Кроме них двоих на станции сошло семь человек. Надо было дождаться, пока они не уйдут, и тогда заняться «муженьком» всерьёз.

Злата покосилась на него. Пьяный стоял рядом, но почему-то молчал. Слова кончились?

Оглядевшись, она попыталась сообразить, что за станция. Должна была быть «Красносельская». Она и есть: одинокий ряд колонн-столбов, облицованных светло-коричневый мрамором. Медовая кафельная плитка на путевых стенах. Простор и простота осеннего леса…

Присмотревшись, Злата быстро сообразила, в чём ошибка: не было лестниц – ни той, что вела в наземный вестибюль, ни противоположной, «тупиковой». Во всём остальном имитация выглядела безупречно.

– Похоже, он слишком тебя любит, если позволил остаться рядом после всего, – прозвучал за спиной знакомый голос.

– Я бы избавился, – объяснил Макмар, подходя ближе. – Если Чтец начал читать, то это навсегда.

Он обошёл Злату, осмотрел её, замершую, собранную, готовую к бою. Презрительно усмехнулся, опустив взгляд на забрызганные кроссовки. Сам Макмар выглядел безупречно – пальто с чёрным меховым воротником, костюм-тройка, узкий галстук. И свободные руки – ни портфеля, ни какого-либо другого багажа. Как и у его спутников.

«Самая распространённая ошибка, которую совершаю чужаки, – автоматически отметила Злата. – Нет вещей…»

– Он ведь придёт, да? – улыбнулся Макмар. – Примчится спасать свою драгоценную ученицу. Вместе с Лоцманом…

– Хорошо, если с Лоцманом!

Слова принадлежали «бывшему мужу». Злата не сразу его узнала: никаких пьяных ноток или истерики в голосе. Тело тоже изменилось – руки стали непропорционально длинными, и лицо утратило симметрию. Словно две половинки разных лиц склеили вместе и насадили на вытянутый заострённый череп.

Остальные пассажиры, сошедшие с поезда, выстроились полукругом вокруг Златы, Макмара и третьего. Все, как на подбор – стриженные под ноль, низколобые, в чёрных куртках-пуховиках и спортивных костюмах. Слуги. Очевидно, до порабощения миролюбием не отличались.

Злата вспомнил рассказ Деда о драке с зомби. Опасные враги! Присовокупляем предстоящий бой на чужой территории в заранее подготовленном Слое – и получаем ситуацию, когда и впрямь можно надеяться только на Лоцмана.

Но он не придёт. Условия не те…

– Он не придёт! – разочарованно воскликнул Макмар, обращаясь к своему спутнику. – Они не союзники!

– Жаль. А я настроился, – отозвался длиннорукий. – Может, всё-таки явится?

– Думаю, когда ты прикончишь Обходчика, он заглянет на огонёк, – улыбнулся Макмар. – Чтобы составить нам компанию. Мы же простим ему Гранкуйена?

– Я – «за». Настоящий Лоцман лучше Последнего…

Он не договорил. С потолка ударил столб огня, сжигая одного из Макмаровых слуг, а следом спустилась Вишня в сопровождении Кукуни.

«Он погибнет из-за меня, – подумала Злата. – В третий раз – наверняка. Три – особое число…»

– Держись! Не поддавайся! Не вини себя ни в чём!! – заорала Вишня.

Отшвырнув зомби, который стоял у неё на пути, Охотница схватила Злату за воротник куртки и начала оттаскивать подальше от Чтеца и его слуг. Злата не сопротивлялась, но и не помогала – послушно переставляла ноги.

«Я была ему полезна. И он не был одинок» – это мысль немного приободрила её. Следующая лишила всякого желания действовать, и Злата обессилено закрыла глаза: «Но он использовал меня, потому что я была втянута. У него не было выбора. И теперь тоже нет».

– Не смей сдаваться! – Вишня потрясла Злату за плечи. – Он лжёт!

Макмар нахмурился и перевёл свой пронзительно-ласковый взгляд на Охотницу.

– Не старайся! – закричала она в ответ, храбро взглянув ему в глаза. – Я сделала свой выбор! Я могу выбирать! Я знаю, кто я!!

Крики окончились хрипами: сзади к ней подобрался зомби, обхватил правой рукой шею, а пальцы левой направил в глаза. Охотница едва успела вырваться из захвата. Ногти противника скользнули по её лбу, пропахав в коже две глубокие борозды. А потом Вишня запрокинулась назад и едва не упала, потому что зомби вцепился ей в волосы и развернул, подставляя под удар своего товарища.

Пока Злата корчилась на полу, разрываясь между навязанным чувством вины и природным чувством долга, Вишня раскрутила вокруг себя огненную карусель из искрящихся потоков пламени – как раз на уровне вражеских шей.

Тот зомби, что схватил её сзади, успел пригнуться и отпрыгнуть в сторону, но второму не повезло. Голова слуги беспомощно откинулась назад, повиснув на остатках кожи и мышц. Вишня сбила его с ног и стремительно развернулась, в процессе движения направляя поток пламени на третьего, который пытался подобраться к беспомощной Злате.

Тем временем Кукуня отбивался от остальных.

Когда обожженный в первой атаке слуга начал подниматься, ломая спёкшуюся корку из остатков одежды и собственной кожи, Кукуню едва не вырвало, и он с трудом сдержал естественную реакцию. Вспомнив советы Деда, обрушил на раненого весь свой скромный арсенал: парочку огненных шаров и силовую волну, чтобы закрепить результат. Правило «Бей по слабому» он выполнил, но забыл про «Не стой на месте, если противников больше одного» – и был отброшен в сторону другим слугой.

Ударившись спиной о колонну, Кукуня на какое-то мгновение потерял сознание, но заставил себя забыть о боли. Вскочил на ноги – и рванул наверх. Лишь на потолке он позволил себе отдышаться и оценить ситуацию.

Обожженный слуга лежал неподвижно, дымился и признаков жизни не подавал. Два других осматривались по сторонам в поисках добычи. Движения у них были дёрганые, резкие, как у насекомых. Учуяв Кукуню, зомби задрали головы и уставились на него, раззявив пасти.

Перешагнув через балку, разделяющую плоский потолок станции, Кукуня увидел на другой стороне Макмара.

Чтец стоял неподвижно, словно статуя. Невидимый сквозняк шевелил седые волосы волшебника и цеплялся за полы пальто. Длиннорукий спутник Макмара сидел на корточках со скучающим видом – ни дать, ни взять ручная горилла рядом с хозяином.

Кукуня не решился нападать на них. Оглянулся, заметил Вишню со Златой. Зомби направились в ту же сторону, и Кукуня бросился к Охотнице, надеясь, что успеет.

Охотница отбивалась от пары настырных слуг, стараясь держать их на расстоянии. Они же постоянно кружили, уворачиваясь от её огненных и силовых атак, отвлекали, старались зайти со спины. Кровь из царапин на лбу заливала ей глаза, и шея болела, так что трудно было дышать. Вишня легко бы расправилась с туповатыми созданиями, если бы не собственная заторможенность. Нелегко реагировать на действия противника, когда в твоей голове бьют тамтамы неуверенности и страха. Фальшивая станция высасывала остатки сил, и безумный танец продолжался.

Заметив приближающееся вражеское пополнение, Вишня прикусила нижнюю губу и приготовилась к худшему, но тут в бой вступил Кукуня. Стоя на потолке и для надёжности опершись о колонну, он начал швыряться сгустками пламени в «своих» противников, не давая им присоединиться к тем, кто окружил Охотницу и Злату.

Зомби упрямо лезли вперёд – как будто бы понимали, что Кукуня не решится применять огонь вблизи девушек.

Рискнув и оставив Злату без прикрытия, Вишня помогла Кукуне. Удвоенная атака сработала: огнеупорные враги вконец почернели, рухнули на пол и больше не шевелились.

Обернувшись, Охотница увидела, что пара оставшихся зомби покинула поле боя и скрылась за колоннами.

«Пока всё», – с облегчением подумала она, и тамтамы утихли.

Выждав несколько минут, Кукуня спустился с потолка и присел рядом со Златой.

Всё было не так, как представлялось раньше. На тренировках он мог целый час разбрасываться огненными шарами, разносить на куски бетон, гнуть и ломать стальные прутья арматуры, так что заброшенная стройка, выбранная Дедом для испытания ученика, выглядела как после террористической атаки. Теперь же каждое действие выматывало, дико болела голова, тошнило. И было стыдно: половина атак прошла впустую – противники оказались слишком верткими!

Как будто кто-то поменял параметры и подстроил под себя правила игры.

– Она в порядке? – Кукуня положил ладонь на горячий лоб Златы и с удивлением обнаружил, что его кожа стала очень бледной – цвета молока.

Первый признак истощения.

Злата вздрогнула и что-то пробормотала.

Наклонившись к ней, Кукуня смог разобрать «Он знал, что так будет… Он знал…»

– С ней всё хорошо? – он испуганно посмотрел на Охотницу.

– Она жива. Это главное, – вздохнула та, осматриваясь.

На платформе больше никого не было. А что на другой стороне? Но колоннада, разделяющая станцию на два зала, мешала обзору. Колонны сливались в непроницаемую стену, укрывая врагов.

– А ты как? – спросил Кукуня, задрав голову к Вишне.

Теперь она выглядела как грозная воительница, валькирия и амазонка. Лицо, вымазанное кровью и сажей, опалённые волосы, бледный плотно сжатый рот – и ни малейшего признака страха. Такой она нравилась ему гораздо больше.

– А как ты? – прищурилась Охотница. – На Злату и на меня напал Чтец. Я выкрутилась, Злата, как видишь, пытается. А ты?

Кукуня пожал плечами.

– Я ничего такого не почувствовал!

– Какие-нибудь особенные мысли? – продолжала расспрашивать Вишня. – Чувство вины? Стыда?

– Ничего особенного, – упрямо повторил он. – Не до того! Я защищался. И волновался за вас. Это неправильно?

– Всё правильно! – фыркнула она. – Забыл, что такое Чтец? Он использует против тебя твои собственные мысли! Ты сам захочешь убить себя!

– У меня нормальные мысли, – обиделся Кукуня. – Не знаю, что у тебя или Златы, но лично я о смерти никогда не думал! Ну, если не считать…

Он осёкся и с ужасом осознал, что едва не выдал Вишне информацию о Лоцмане. Единственный раз Кукуня всерьёз думал о самоубийстве в Гьершазе, когда Лоцман в шутку угрожал убить Обходчика.

Тогда был особый случай. А теперь он не хотел умирать, наоборот!

Кукуня собирался победить. Потому что это его сон, его фантазия: человекообразные монстры, босс, поджидающий в тайном логове, знакомый сеттинг станции метро, красивые девушки, которых надо защищать...

А если это сон, то можно управлять происходящим. Надо только сильно захотеть.

– Посчитаем очки? – предложил он Вишне. – Сколько их осталось?

– Сколько их было? – усмехнулась она.

– Восемь? – нахмурился Кукуня. – Шесть слуг, Чтец и ещё один. Осталось четверо.

– Не уверена.

Охотница подошла к колоннам, выглянула – и поспешно вернулась назад.

– Я оторвала голову одному из них. Но не сожгла, – пояснила она. – Думаю, их можно убить, если поджарить как следует. Что с тем первым?

– Готов. Я точно уверен, – Кукуня сжал кулак и собрался добавить что-то, но промолчал.

Пальцы дрожали и плохо слушались.

Потому что он не был уверен в себе. Подсознательно готовился к проигрышу. И ждал помощи, как слабак и маменькин сынок!..

– Эти тоже готовы, – Охотница указала на чёрные тела. – Их пятеро. А нас двое.

– Трое, – поправила её Злата, открывая глаза.

– Ты как? – Кукуня вновь наклонился над ней, но она раздражённо оттолкнула его и села.

– Нам нужно уходить, – сказала Злата. – Немедленно.

– Не вижу смысла, – возразила Вишня. – Мы уничтожили половину его слуг. Он не сумел ни сломить нас, ни толком ослабить. Думаю, у нас хорошие шансы!

– Ты здесь не для того, чтобы думать, – язвительно заметила Злата.

Кукуня вздрогнул, нахмурился и собрался было напомнить Злате, кто спас ей жизнь, но промолчал. Ссора показалась ему приятным разнообразием. Самоуверенная Охотница и высокомерная Злата. Пусть спорят хоть до посинения! Всё равно развитие ситуации зависело только от него.

– Открывай свой супер-портал и выводи нас хоть в Гьершазу, хоть в Большой Дом! – приказала Злата.

– Я изгнанница, – напомнила ей Вишня. – Я не могу!

– Тебя никто не изгонял. На твой зов откликнутся и обеспечат поддержку. Главное, выведи нас отсюда!

– Я не могу! – повторила Вишня, повысив голос. – Я не понимаю, что это за место! Не Слой, а что-то другое! Я не чувствую станции за всем этим, – и она указала на закопченные колонны.

– Не Слой, верно, – поддакнул Кукуня. – Похоже на «Красносельскую», но не она. Я не слышу…

Он прикусил язык, потому что едва не сказал: «Я не слышу здешнего Держителя». Дед запрещал упоминать о духах метро, но с каждой оговоркой приказ казался всё более глупым. Вишня жизнью рискует, защищая их, зачем же скрывать от неё такую важную информацию?

– Может быть, кусок из «Красносельской», – предположил Кукуня. – Если взять фрагмент и размножить, можно создать иллюзию… Но здесь всё слишком реально.

– Потому что это всё – одна большая ловушка, – объяснила ему Злата таким тоном, каким разговаривают с умственно отсталыми. – А мы в ней – приманки. Для Деда! Это ты понимаешь?! Зачем вы сюда залезли?!

– Мы спасали тебя, – ответила Вишня. – Извини. В другой раз спешить не буду.

– Открывай портал, – повторила Злата. – Хоть какая-нибудь польза от тебя будет?

Вишня покачала головой.

– Я не могу. Извини. Я опять совершила ошибку. Я не могу открыть портал из этого места.

– Нам надо пойти туда и убить их, – влез Кукуня. – Чтеца и остальных. И ловушка исчезнет.

Во взгляде Златы читалось искреннее удивление, но Кукуня не смутился. Он чувствовал себя всесильным. Он не собирался отступать.

– Какой ты умный вдруг стал, – усмехнулась Злата и полезла во внутренний карман куртки.

Когда она достала ножницы с длинными лезвиями, Кукуня засомневался: а сон ли это?

– Чтец – мой, – заявила Злата. – У нас с ним старые счёты.

– Ты справишься? – прищурилась Вишня.

– Если нет – твоя очередь.

– Тогда я займусь тем типом, который вместе с ним, – предложил Кукуня. – А ты прикрываешь нас!

И Вишня согласилась, развеяв его сомнения. Всё было не так, как он ожидал, а гораздо лучше! Никакого трусливого бегства. Никаких скучных планов. Их было трое – идеальное число для отряда храбрецов! Жгучая брюнетка, суровая блондинка и впереди несгибаемый белый воин, с чьих пальцев срывались языки пламени.

«Надо просто верить в себя!» – подумал Кукуня и торжествующе усмехнулся, представляя лица поверженных врагов.

Готовые к любым неожиданностям, помощники Обходчика вышли на другую платформу станции – и никого там не обнаружили. Вернулись – тоже никого.

Платформа просматривалась в обе стороны, и спрятаться было негде, разве что между колоннами. Но Злата сомневалась, что Чтец будет играть в прятки.

Всё было намного проще и намного сложнее.

– Нам нужно разделиться, – сказала Злата, и, не дождавшись ответа, перешла на другую сторону колоннады.

Так и есть: Чтец поджидал её там – разве что рукой не манил. Наверняка, слышал, как они «делили» противников. Должно быть, смешно звучало!

– Ну, что, заждался? – пробормотала Злата, пряча за спиной ножницы.

Между ней и Макмаром было пять шагов или один хороший прыжок. И невидимая стена, существующая лишь в сознании Златы, а потому непреодолимая.

Макмар с интересом рассматривал её – так энтомолог изучает поведение редкой бабочки, размышляя, как бы половчее поймать и приобщить к своей коллекции.

Злата тоже не теряла времени даром – сразу обратила внимание на мелочи, о которых упоминал Дед. Дело в том, что одежда и обувь, воссозданная старым волшебником, выглядела более естественно, чем станция.

На фальшивой «Красносельской» все колонны были похожи друг на друга – медовый мрамор с затейливым узором белых прожилок повторялся на каждой плитке, и от однообразия рябило в глазах. Грубая работа! Намного тщательнее Макмар потрудился над складками брюк и мехом, которым были оторочены рукава пальто. Воссоздал каждую чёрточку, каждую уникальную деталь. Не просто маскировка, натянутая на основу, – настоящая материя.

Зачем столько усилий? Обычные люди не замечают, поддельный перед ними облик или подлинный. А магов и вовсе не обмануть такой ерундой!

– Если ты надеешься ослабить меня или задержать, то я разочарован, – признался Чтец, используя Синее Наречие. – Ты не можешь быть такой наивной!

Злата отрицательно покачала головой и попыталась немного продвинуться вперёд.

Бесполезно.

– Когда появится Обходчик, вы прикончите меня, – сказала она по-русски и стиснула холодный металл ножниц. – В тот же миг!

– Верно, – улыбнулся Чтец, тоже переходя на русский язык. – Умная девочка! Тогда почему ты до сих пор жива? Его здесь нет. Пока что. Поспеши!

– Я знаю. Я знаю правила. Жизнь ученика и жизнь Обходчика неравноценны…

Сзади послышался шум, и она оглянулась, ожидая увидеть атакующего зомби. Но на платформе было пусто.

Очевидно, колонны не просто разделяли фальшивую станцию на два зала, но служили барьером между изолированными зонами. Оставалась надежда, что Вишня и Кукуня остановят Макмаровых слуг.

– Знаете, я ведь многим вам обязана, Максим Маркович, – сказала Злата. – Благодаря вам я познакомилась со Стражем и стала его ученицей. Благодаря вам узнала любимого мужчину так, как и не надеялась узнать. А сегодня благодаря вам смогу сдать свой главный экзамен. Вы определили всю мою жизнь, задали направление, наполнили её смыслом. Из всех моих Наставников вы – самый лучший!

Улыбка Чтеца несколько подвяла. Похоже, он не ожидал подобных признаний.

– Всё началось с вас – вами и закончится, – продолжала Злата. – Жалко, что вы покинули Большой Дом! Максим Маркович, ваше призвание – готовить Обходчиков! Даже когда вы пытались уничтожить одного из них, вы волей-неволей делали его сильнее. Представьте, чего бы вы достигли, если бы остались там!

– Ты понятия не имеешь, о чём говоришь! – фыркнул он, разозлившись. – От кого ты узнала про это? От Лоцмана? И поверила?

– А кому мне верить? Большому Дому?

Невидимая преграда как будто бы слегка поддалась.

– Ты ничего не понимаешь, – усмехнулся Макмар. – Я…

– Вы дважды предали своё дело, – перебила Злата и показала ему ножницы. – Вы были хорошим Наставником, но всё бросили. Вы были прекрасным портным – и опять от всего отказались. Ради чего?

– Я был раскройщиком, – поправил её Чтец, заворожено глядя на блестящие лезвия. – Раскройщиком, а не портным!

– Раскройщиком, закройщиком – какая разница? – хмыкнула Злата.

– Большая! – раздражённо поправил её Макмар. – Огромная!

– Какая разница, если вы уже не… не то, чем были? Вы никто. Вы никогда не сможете вернуть всё обратно. Убейте меня, убейте Стража, убейте всех, но вся ваша прежняя жизнь закончилась. Вы сами её закончили!

Злата не могла проникнуть в сознание Чтеца. Она понятия не имела, что творится у него в голове! Всё, что у неё было – это ножницы. Знакомый предмет, последняя ниточка, связывающая мага-изгнанника с элегантным стариком.

Старый раскройщик был таким же сильным и уверенным в себе, как и маг-наставник. Он был им и оставался им, и никуда не делся, учитывая сохранившиеся привычки. И он откликнулся, увидев ножницы.

Макмар помнил тяжесть этого инструмента, помнил, как хрустит разрезаемая ткань, помнил чувство гордости, возникающее при виде идеально сидящей одежды.

Там была жизнь. Там был смысл.

Макмар сделал шаг, потянулся к ножницам – и Злата тут же отдала их ему. Остриями вперёд – прямиком в сонную артерию. Почувствовала, как одно лезвие скользнуло по шейному позвонку. С наслаждением впитала выдох-вздох и ошарашенный взгляд побеждённого Чтеца. Улыбнулась, осознав блаженную ясность мыслей и желаний.

Ухватившись обеими руками за ножницы, торчащие у него из шеи, Макмар неуклюже осел на пол.

В тот же миг колонны исчезли, потом вновь вернулись, но перестали быть барьером. Просто облицованная мрамором колоннада, сквозь которую Злата могла с лёгкостью разглядеть Вишню, которая поливала огнём скорчившегося зомби. Рядом лежали два других тела. Длиннорукий помощник Макмара застыл в стороне, словно равнодушный зритель. А на потолке стоял Кукуня – бесполезный, лишний, испуганный.

– Помочь? – спросила Злата, направляясь прямиком к «горилле».

– Ну, помоги! – отозвалась Вишня.

На щеке у неё красовалась свежая царапина.

– Стой! Он мой! Я сам! – завопил Кукуня и прямо с потолка ударил по длиннорукому.

Вложил остатки сил – и создал могучий огненный вихрь, от которого невозможно укрыться.

Но длиннорукий и не пытался. Стоял себе, задрав голову и глядя прямо в прозрачные глаза Кукуни.

Злата слишком поздно поняла, что происходит. С криком «Стой, дурак!» бросилась вперёд, к «горилле», надеясь вытолкнуть его из зоны поражения… Не успела. Кукуня страшно закричал и сорвался с потолка.

Остановившись в шаге от длиннорукого, Злата пригнулась, ожидая нападения. Но он усмехнулся, повернулся к ней спиной и направился туда, где лежал Макмар.

И тогда Злата пошла к Кукуне.

Он больше не кричал и был похож на обгорелую спичку, скрюченную и жалкую. Лицо его превратилось в чёрно-красную маску, как у побеждённого зомби, и если не знать, что это Кукуня, то никакой разницы с другими опалёнными телами. На него, как и на них, падали белые снежинки.

Зависнув над ладонью Деда, снежинка растопырила дырявые крылышки и начала расти. С нежным хрустом вытянулись прозрачные усики, обросли ледяными иголками, раздвоились, а потом опять, и снова, и снова. Густая ледяная паутина заполняла пространство ловушки – от пола до потолка, от колонны к колонне. Где-то там, впереди, снежные соты должны были наткнуться на Злату и остальных. А в другом месте – на Макмара и его сообщника.

Отвратень выстроил качественную иллюзию – достаточно подробную, чтобы обмануть при первом взгляде, не настолько сложную, чтобы утомить своего создателя. Макмар наполнил эту иллюзию своими любимыми ловушками и капканами. Фальшивая станция располагалась в одном из ближних Слоёв, но, разумеется, в стороне от настоящей «Красносельской», иначе бы у них ничего не вышло.

Определённо, они знали про Держителя «Красносельской» и его возможности, и этот факт весьма тревожил Деда. Вдруг они способны повредить духу станции?

Противники получили фору, создав поле боя под себя: можно контролировать происходящее, впускать и не выпускать. А Злата опять играла роль приманки. То есть они так думали. Им казалось, что захватить ученицу Обходчика – лучший способ захватить самого Обходчика.

«Прошлый раз их ничему не научил!» – мысленно усмехнулся Дед, пробираясь на станцию-ловушку.

Он не спешил с операцией по спасению. Проникнув на фальшивую «Красносельскую» через единственную точку выхода, Дед присел у ближайшей колонны и начал плести паутину из кружевного льда.

Самое сложное и самое любимое применение его замораживающего таланта. Это вам не сосульками кидаться! Настоящее искусство – сделать их одновременно лёгкими, крепкими и устойчивыми к колебаниям температуры.

В воздухе было достаточно влаги, чтобы заполнить пространство станции хрупкими снежинками. Натыкаясь на колонну или на любую другую преграду, они прекращали рост. Сквозь них легко было прорваться, но любое движение сразу же становилось заметным.

И они уплотнялись, как и положено снежинкам.

Кукуня и Злата знали, как себя вести в такой ситуации и как выжить под искусственно созданным снегом. Вскоре Дед понял, где они и что делают. Чем занят противник – тоже не секрет: раздвигает границы ловушки, чтобы оттянуть начало следующей фазы боя, расходует силы, выдаёт своё присутствие.

Они выбрали место – молодцы. Теперь пусть выбирают время. Дед умел ждать, они – вряд ли. Они сменили тела и отказались от маскировки, едва появилась такая возможность. Так спешили, что организовали ловушку на «красной» – самой старой ветке!

Они кое-что знали о духах метро, но так и не смогли толком их изучить. Иначе бы сообразили, что здешние Держители самые общительные. Вряд ли оставят без внимания создание иллюзии и манипуляции со Слоями…

Есть!

Сквозь хрусткий прозрачно-белый снег пробивался кто-то.

Один.

Не Макмар.

Макмар умирал. Не смог избежать искушения – занялся Златой. Дед был благодарен старинному врагу за такое постоянство. В первый и второй раз Злата проиграла, но выжила и сохранила свой опыт. В третий раз она уже знала, как нападать, и готовилась к бою.

Противник должен быть сильнее, иначе это не противник, а жертва.

Тот, кто вышел из снежного тумана навстречу Обходчику, однозначно не был жертвой.

Непропорциональность фигуры, вытянутая форма черепа, болезненная худоба и другие признаки, вроде разреза глаз, указывали на происхождение Отвратня. Разумеется, он был не с Земли. В каждом мире свои стандарты внешности, но для Деда гораздо интереснее была приверженность стандартам как таковая. Нарочитое «Я помню, откуда я». Видимо, это имел в виду Лоцман, когда намекал на их рудиментарную «человечность».

Было бы неплохо выяснить его имя, чтобы знать, на чём он специализируется…

Дед не стал ждать, когда «горилла» подойдёт ближе. Направил на него «тень льда» – своё любимое заклинание, позволяющее сконцентрировать и усилить врождённый дар. И тут же понял, какая специализация у этого Отвратня, потому что его собственное тело мгновенно закоченело, а кожа застыла и начала трескаться.

Знакомое чувство. В свой первый день в Большом Доме, Дед сам себя заморозил, когда его попросили «напрячься и что-нибудь сделать».

Тогда он не владел регенерацией – теперь же мог и согреть себя, и вылечить. Поэтому Обходчик продолжил замораживать, одновременно восстанавливая собственный организм.

Отвратень оставался неуязвимым. Стоял себе в обледеневшем сугробе и посмеивался, любуясь на окоченевшего Деда, покрасневшего, измученного, но всё равно продолжающего медленно продвигаться вперёд.

Порыв арктического ветра, боль, восстановление, лёд, боль, восстановление. А силы тают, потому что вокруг не Земная Явь, не обычный Слой и не Гьершаза. Место изматывало Обходчика, пожирало, как будто он был незваным гостем в чужом мире. Больше похоже на фрагмент Вунлеха, Вечной Ночи, где нет ни жизни, ни смерти.

Сколько это может продолжаться? Сколько сможет выдержать Отвратень? Дед не знал. А сколько он сам выдержить? Он чувствовал, что умирает: никакие регенеративные способности не могут противостоять многократному обморожению. Кожа пострадала сильнее всего, и он сосредоточился на внутренних органах. Ударил снова, встав вплотную, но не прикасаясь к противнику.

Отвратень зябко поёжился, когда в нескольких сантиметрах от его лица взметнулась вьюга. Что касается Деда, то он едва удержался на ногах.

– Вот мы и встретились, – улыбнулся Отвратень и протянул руку. – Меня зовут Хаванса. Я много о тебе слышал, Страж Земных Границ!

Очевидно, он знал, что лучше всего способности Деда работают при непосредственном контакте.

А Дед вспомнил свои тренировки в Большом Доме. Как-то раз он сумел опустить температуру замораживаемого объекта настолько, что почти достиг абсолютного нуля. Минус двести семьдесят три градуса по Цельсию. Остановка всех тепловых процессов. Смерть. Так ему рассказали через пару месяцев – после продолжительного лечения.

Потом он долго учился контролировать свой дар. Минус пятьдесят для чужаков было достаточно. Но Дед знал, как превысить предел.

Если он сам заморозит себя до абсолютного нуля, то чужаку тоже достанется.

Классический самоубийственный подвиг: пожертвовать своей жизнью, но утянуть за собой врага. Кукуне бы такое понравилось. Вот только Дед не собирался бросать Границу, Злату, Варю и свою жизнь, какой бы она ни была!

Но разве есть другой способ победить непобедимого Отвратня?

«Горилла» ощерился, потому что знал об этой дилемме. Наслаждался бесспорной победой – и по-прежнему жаждал рукопожатия. Так увлёкся, что не заметил, как сквозь единственный лаз, ведущий на станцию-ловушку, просачивается Держитель «Красносельской».

Дух не вытерпел – явился посмотреть.

Конечно, не сам, а в виде проекции-посланника. Создал подходящий для общения образ – и вошёл в «двойника» своей станции. Держителю не понравилось, что кто-то осмелился скопировать его плоть. Тем более с такой целью!

Похожий на пятнистую многоножку, но с одним рядом ног, дух «Красносельской» проникал в иллюзию, разрушая её по ходу движения. Фальшивые колонны таяли, словно свечи, гранитные плиты пола растекались лужицами, и лишь снег оставался неприкосновенным, пушистым и мягким.

Свиваясь спиралью и постукивая «ножками» по насту, Держитель приблизился к магам, застывшим друг напротив друга. Сказал им что-то. Или попросил?

– Я не смогу, – прошептал Обходчик, с трудом шевеля лопнувшими губами. – Давай, ты как-нибудь сам.

После этих слов Отвратень рванул прочь. Оскальзываясь на снегу, взламывая наст, он удирал, оглядываясь через плечо. И хотя Держитель ничего не делал, Хаванса весь съёжился от страха и посерел, как будто ему явился худший его кошмар!

Дед превозмог боль и слабость ради предстоящего спектакля.

Зря! Ничего интересного. Хаванса не собирался вступать в бой с духом станции и применять свой отражающий дар. Потому что Держитель не использовал магию – не умел. Его способностью было существовать одновременно в нескольких Слоях. Было чего бояться!

Когда Держитель настиг Отвратня, тот убежал довольно далеко – крошечная точка на белом снегу. Дух станции с такого расстояния был похож на расчёску.

Когда эта расчёска начала мигать, Дед не сразу сообразил, что происходит. Держитель перемещался из Слоя в Слой. Он пролетал сквозь «гориллу», смешивал её с собой – и равномерно распределял тело и сознание врага по доступному фрагменту четырёх измерений.

Если бы Хаванса смог «отразить» такое воздействие, Держителю ничего бы не сделалось. Нормальное состоянии для духа – существовать одновременно в разных точках пространства. Но не для Отвратня…

Когда всё закончилось, Дед позволил себе упасть. Скользнул на снег, не чувствуя ни боли, ни холода, ни твёрдости смёрзшихся комков под затылком. Он не был уверен, что ещё жив. Может быть, пора покинуть это тело?..

Держитель стоял рядом, опустив голову-корону, и как будто принюхивался.

– Перенеси нас к себе, – попросил Обходчик, теряя сознание. – Всех нас… Спасибо.

Держитель положил их рядом – трясущегося Деда, дёргающегося в последних судорогах Макмара и дрожащего Кукуню. Три полутрупа с похожими симптомами и, потенциально, одинаковым финалом. Последнее – вопрос времени.

Дед вымерзал изнутри. Как будто переключатель сломался и направил защитную способность против хозяина. Сил на полную регенерацию не хватало. Отвратень не просто отражал воздействие – он взламывал способности своего противника. Если бы бой продолжался, если бы Макмар остался на ногах, Дед был бы абсолютно беззащитен…

Но Макмар умирал, и ножницы, которые торчали из его горла, ни при чём. Пустяковая рана для бывшего Обходчика! Опаснее осознавать, что «ты бывший». Злата пробудила в старом волшебнике такую тоску по несбывшемуся, такую жалость к себе, гениальному и непризнанному, что он утратил связь с реальностью. Замкнулся на себе и своей жизни. Сдался.

Кукуня – нет. Боли он уже не чувствовал и, расставаясь с жизнью, не понимал, что происходит. Кукуня был уверен, что с ним всё хорошо. Немного подлечиться – и можно снова защищать прекрасную принцессу!..

Вишня стояла перед ним на коленях и держала «рыцаря» за руку. Впрочем, он не чувствовал её прикосновений.

– Мы победили? – выдохнул Кукуня. – Я знал, что смогу…

Он подвигал головой, пытаясь разглядеть, что творится вокруг. Но глаза ему выжгло, так что это был обман гаснущего разума.

– Я вас… спас? – спросил он.

– Спас! – ответила Вишня, глотая слёзы. – Всех спас!

Дед слушал разговор и старательно отгонял от себя чувство вины. Потом можно будет вволю заняться самоедством, перебрать варианты, проклясть себя за то, что втянул мальчишку в чужую войну… Сейчас важнее обстановка.

Ближний Слой, «Красносельская», настоящая «Красносельская». И рядом ничего враждебного. Кроме Макмара.

Страж Границ повернулся к побеждённому противнику, который лежал между ним и скончавшимся Кукуней. Оказалось, что умирающий враг внимательно смотрит на предводителя победителей.

– Зря ты к нам явился, – сообщил ему Обходчик и, не удержавшись, чихнул.

Злата торопливо задрала свой свитер и прижала к тёплому животу ледяные руки Деда. Воспаление лёгких он уже заработал – впереди прочие осложнения, которые бывают, если выскочить голышом на сорокаградусный мороз и провести там больше часа.

– Одного ты потерял, – прошептал Макмар, никак не отреагировав на оскорбительный чих прямо в лицо.

– Ты тоже, – напомнил Дед и шмыгнул носом.

– Мы потеряли сотню, – поправил его враг. – А если точнее – тысячу. И несколько тысяч на подходе.

– Чего вы здесь забыли? – спросил Страж Границ. – Чего вам неймётся?..

– Ты знаешь, – ответил Макмар и позволил себе умереть.

Утомлённый разговором, Дед закрыл глаза.

Вишня испуганно охнула.

– Он в порядке, – успокоила её Злата и поправилась:

– Он жив.

– И… – Охотница не смогла спросить «Как долго он будет жить?» – и прошептала бессмысленное:

– И что теперь делать?

– Не знаю… – вздохнула Злата и начала обогревать руки Обходчика своим дыханием.

Вдруг она криво улыбнулась:

– Нет, я должна знать! Я теперь выполняю его обязанности... Нужно забрать его домой. Тела придётся выкинуть в Гьершазе. Здесь их оставлять нельзя.

– А как же… Как же Кукуня? Как его мама? Она будет ждать, когда он вернётся!

Злата кивнула – об этом она не успела подумать. Не успела привыкнуть к тому, что Кукуни больше нет.

– Нужно сымитировать его смерть таким образом, чтобы у властей не возникло никаких подозрений, – сказала Обходчица.

– А может быть, просто уничтожить тело? И пусть думают, что он пропал, исчез куда-нибудь, – предложила Вишня.

– Нет. Нет, не так, – Злата посмотрел на бледное лицо Деда, на его посиневшие губы и запавшие глаза с тёмными кругами. – Он всегда был против пропавших без вести. Родные должны получить тело. Лучше так, чем… Чем ждать годами и надеяться на невозможное.

– Понимаю. Нужно сделать копию. Ты умеешь?

Злата отрицательно покачала головой.

– Я тоже…

– А если… – начала Злата, но прикусила язык.

Она чуть не проговорилась о Лоцмане. Совсем голову потеряла! Да, Лоцман, если его попросить, легко сделает куклу, которая упадёт под поезд…

Но попросить о таком значит выдать Вишне тайну Деда.

Хуже того, просить о чём-то Лоцмана значит влезть в долги к самому строгому ростовщику во вселенной! И потом выполнить его просьбу. Любую просьбу.

Лоцман не стал помогать. Ждал ли его Дед, рассчитывал ли на поддержку? А может быть, надеялся, что, наоборот, не будет никаких проявлений альтруистической дружбы? Или дружба в том и состояла, что Лоцман не явился – не хотел помогать и взваливать на Деда дополнительные обязательства? Жестоко, но честно.

– Я знаю, что нужно делать, – сказала Вишня.

Она встала с колен и зачем-то отряхнула брюки, запачканные сажей и кровью.

– Я займу его место. Сменю облик и буду играть его роль. Пока Обходчик не выздоровеет.

Злата недоверчиво посмотрела на Охотницу.

– Не так уж и просто – занять чужое место!

– Я была рядом. Я изучила его жизнь, – объяснила Вишня. – У него нет друзей, и он общается только с мамой. Общался… – поправилась она и упрямо тряхнула головой. – Я справлюсь! И она будет рада, что «чёрная» освободила жилплощадь, – горько усмехнулась Охотница. – Ну, ты согласна? Ты теперь исполняешь обязанности Фабхраря. Ты должна дать мне разрешение.

– Разрешаю, – сказала Злата, не раздумывая ни секунды. – Спасибо!

Вишня покачала головой:

– Разве за такое благодарят?..

Она стояла над телом Кукуни, внимательно разглядывая погибшего товарища. Потом начала превращение. Будто рябь прошла по телу – исчезла грудь, бёдра сузились, плечи стали сутулыми, чёрные прямые пряди превратились в белые кудряшки и укоротились. Кожа побледнела, начала шелушиться, покрылась шрамами от старых прыщей. Последними изменились глаза.

– Похожа? – спросила Вишня.

– Похож, – ответила Злата.

– Я должна поблагодарить, – заявила Варя, выслушав краткий пересказ событий на «Красносельской». – Это важно.

Даже Беседник не ожидал такой реакции! Итак, Варя окончательно приняла факт существования Держителей, чужаков и всего закулисного мира. Мысли «мне кажется» и «это сон наяву» больше не отвлекали.

А раньше Варя всё ждала, когда дядя сам всё расскажет, а потом положит руку на плечо и посвятит в… Во что?

Слушая Никки и пытаясь представить станцию, засыпанную снегом, Варя вдруг поняла, что посвящение состоялось. В тот день, когда ей передали просьбу «того парня из метро», она получила шанс приобщиться к тайнам. И это был именно её шанс: она не умеет сражаться, она не способна отличить обычного человека от нечеловека, но зато она может ходить на свидания с Никки.

Когда Держители спросили, зачем он ей, она призналась, что любит – и сдала очередной экзамен. Но не последний. Теперь предстоит собрать факты, проверить гипотезы, самой понять, что к чему. Странное состояние дяди, подозрительное поведение Златы, неожиданное равнодушие к её школьным успехам – постепенно кусочки паззла складывалось в общую картину. А если надо раздобыть недостающее объяснение, она знала, к кому пойти. Она даже научилась задавать правильные вопросы.

– Если я хочу поблагодарить, что надо сделать? – спросила она у Ника. – Можно приехать на «Красносельскую» – или нужно пройти туда, где… Где нет людей?

Он понял вопрос.

– Просто приехать и сказать «спасибо». Он услышит.

– Потому что ты будешь со мной? – улыбнулась она. – Или потому что я познакомилась с теми другими?

Неожиданная мысль пришла ей в голову.

– Ты как считаешь, он помог дяде, потому что я теперь с тобой… ну, мы вместе?

– Нет.

Его ответ потонул в грохоте подъехавшего поезда.

До «Краснопресненской» они доехали в молчании, но не скучали. Варя играла в любимую игру: делала вид, что хочет познакомиться с Никки. Строила глазки, при каждом толчке вагона падала на него и вообще вела себя крайне неприлично. Он с удовольствием подыгрывал: хмурился с недовольным видом, отворачивался, рассерженно отталкивал «наглую девчонку».

Когда поезд подъехал к «Комсомольской-кольцевой», Варя не выдержала и начала смеяться. Взявшись за руки, они выскочили из вагона, сопровождаемые неодобрительными взглядами других пассажиров, и продолжали хихикать до посадки на следующий поезд.

До «Краснослободской» ехать было – один перегон. Варя прямо «с порога» начала благодарить. Тридцать раз прошептала: «Спасибо!», прошлась зигзагом между колоннами, вдохнула полной грудью спёртый подземный воздух. Попыталась представить, как мог выглядеть здешний Держитель – и вздрогнула, когда по платформе, прямо сквозь людей, пробежала золотисто-медовая многоножка и растаяла через пару секунд.

– Ты видел? – Варя обернулась к Никки.

Он кивнул.

– Куда теперь?

– Я хочу показать одно место, – сказал он.

Дорога заняла минут пятнадцать – и половину этого времени пришлось идти пешком по длинным переходам. Кстати, самым длинным в метро. Хорошо, что Варя не знала заранее, иначе бы закапризничала!

Когда они спустились по ступенькам и прошли вперёд, в центральный зал, Варя разочарованно фыркнула. Потому что открывшаяся картина была слишком унылой, чтобы относиться к ней всерьёз. Пафос и бронза. Никакой красоты!

– Зачем мы здесь? – спросила Варя, со сдержанным раздражением рассматривая стариков и старушек в ярких зимних куртках и с фотоаппаратами в руках. Судя по разрезу глаз и обрывкам лекции, японцы.

Подумав о японцах, она подумала о Кукуне, с которым переписывалась и который обещал дать что-нибудь посмотреть из аниме.

– Мне здесь не нравится, – сообщила она Никки. – Слишком... эээ… многолюдно, – и Варя указала на бронзовые статуи.

– Однажды ты спросила меня, какое самое важное место, – начал он и запнулся. – Я не понял, для кого важное – для таких, как я, или для Обходчика. Но это место самое важное. Для всех.

– Для всех? – удивилась Варя.

Беседник кивнул.

– А чем оно важное?

Один из туристов заметил его и начал фотографировать. Остальные тоже развернули объективы камер в сторону непредвиденной достопримечательности. Покраснев, Варя увела Никки из центрального зала на платформу, подальше от восторженных японцев. Когда девушки оглядываются – ладно, но когда пенсионеры!..

– Здесь всё началось, – объяснил Беседник и посмотрел на ближайшее изваяние. – Мы получили ответ, начались перемены, и Обходчик узнал о нас. Но он ему не отвечает.

– Кто не отвечает?

– Держитель. Отсюда. Не отвечает… – Никки прикоснулся к белой стене между статуями. – Может быть, ответит тебе. Всё-таки здесь произошло то, что привело к твоему рождению.

В чём-то Варя была права: назвать «Площадь Революции» красивой станцией – всё равно что назвать орфографический словарь «интересной увлекательной книжкой с захватывающими поворотами сюжета и правдоподобными характерами».

Нет тут красоты – сплошной соцреализм, историчность и назидательность. Немного увесистых сувениров (если удастся открутить) да пара-тройка знаменитых примет.

В путеводителях «Площади Революции» уделяют особое внимание: история создания, реакция Сталина, которому понравились «как живые» изваяния, шутка про то, что здесь все «сидят или стоят на коленях»… Вот только эту станцию мало кто видел: коренным москвичам мешает привычка, спешка или истеричная ненависть к советскому прошлому, приезжие и туристы заходят сюда как в музей, поклонники метро слишком увлечены деталями: сколько гранат и наганов отвинтили, насколько ярко блестит нос у собаки и колено у студентки.

Ученица Лоцмана ближе всего приблизилась к разгадке, но и она не сумела разгадать тайну «Площади Революции».

Во-первых, она не знала, что надо смотреть статуям в глаза. А это не так просто, потому что они стоят на постаментах и взгляд их устремлён поверх голов.

Во-вторых, мало поймать взгляд статуи – надо разобраться, куда именно он направлен.

К примеру, первые герои парада – борцы со старым режимом – высматривают невидимого врага. Следом располагаются наследники воинов революции – участники и участницы грядущих сражений. И первые женщины в ряду статуй – парашютистка и снайперша со значком «Ворошиловского стрелка».

Мирный труд представлен малопопулярными профессиями. Шахтёр, инженер, агроном и птичница – называть их неудобно, не то что задумываться о том, чему была посвящена жизнь таких людей!

В двух следующих парах воплощён здоровый дух и здоровое тело. Получилось раздельно: читающе-мечтающая юность и юность спортивная, с метательными дисками для девушек и футбольными мячами для парней. Не самый богатый выбор...

Ну, а последними в этом ряду прогресса и устремлённости к светлому будущему стоят дети: сначала со счастливыми родителями, потом – сами по себе.

Последнюю пару статуй невозможно увидеть из центрального зала – только с платформ. Пространство между этими героями замуровано, вместо арочных проходов – белая стена, а по бокам – две девочки-пионерки с глобусом и два мальчика с моделью самолёта.

Вот и весь парад: четыре стража революции, четыре воина мирной страны, четыре профессии, четыре, вернее, два (наука и спорт) занятия для молодых и четыре символа счастливого будущего. О логике расстановки и послании, заложенном в статуях, не упоминается ни в лекциях экскурсоводов, ни в статьях, посвящённых истории метро. И поэтому станция остаётся невидимой и неразгаданной.

Но если обойти все статуи и внимательно рассмотреть и понять каждую, если услышать их мысли и принять вложенные в них чувства, а потом подойти к замурованной арке между детьми, то вместо глухой белой стены можно увидеть проход – между глобусом и самолётом, между знанием о мире и мечтой о небе.

Иногда некоторых пропускают наружу.

Или впускают – как Лоцмана, когда он открыл первый портал на Землю. Тогда он вошёл в неизведанный мир через приветливо распахнутую дверь – и впервые за всю свою бесконечно долгую жизнь почувствовал себя званым гостем.

Пара внутри было столько, что казалось – погружаешься в облако. Сделав шаг, Лоцман сначала ударился коленом о край ванны, а потом локтем – о горячий змеевик.

– О-о-осто-оро-ожно, та-ам… – запоздало предупредил Дед, не смог договорить и тяжело закашлялся.

Лоцман подошёл ближе, отодвинул пластиковую шторку.

В ванне, заполненной до краёв горячей водой, лежал трясущийся Обходчик. Выглядел он как переваренная креветка без панциря: красная опухшая кожа, выпирающие кости, белые отметины ожогов и старых шрамов. И полное отсутствие волос – первый признак многократной регенерации.

– Паршиво, – прокомментировал Лоцман. – Но я думал, будет хуже.

– Спа-а-асибо за до-о-ове-ерие, – прохрипел Дед, стуча зубами о кружку с кипятком.

Если бы он мог нормально говорить, не задыхался и не кашлял, он бы рассказал, как пятнадцать лет назад прошёл через похожее состояние – и за прошедшее время достиг взаимопонимания со своим редким талантом. Хотя так и не научился любить холод и зиму…

– И сколько собираешься так лежать? – поинтересовался гость.

– Ему лучше, – ответила Злата, вынырнув из парового облака, словно привидение.

За прошедшие четыре дня она полностью оправилась от последствий боя, по крайней мере, физически, но происходящее с Обходчиком затронуло Злату не меньше, чем его самого.

Лоцман внимательно посмотрел на её покрасневшие глаза, ввалившееся щёки и бледные губы – и в который раз подумал о странной привычке некоторых людей, особенно женщин, превращать эмпатию в пытку. Душевная привязанность хороша в мирное время, но зачем взваливать на себя чужую боль? Тому, кому плохо, не поможет...

– Ему лучше, – повторила Злата, словно бы убеждая саму себя. – Честно! Позавчера было плохо. А сегодня лучше.

– Заметно, – проворчал Лоцман, наблюдая, как Дед, отставив опустевшую кружку, погружается в воду, чтобы хоть немного согреть голову.

– За-а-ачем прри-и-ишёл? – спросил Дед, вынырнув ненадолго.

Лоцман обернулся к Злате.

– Ты не знаешь, он придумал что-нибудь с Ясинем? Триггер или что он там искал в своих книжках?..

– Придумал, – ответила она, наполняя кружку новой порцией кипятка. – Я принесу, – и она вышла из ванной.

– Спаа-асибо, что не по-о-о… – Дед опять не смог закончить фразу.

Приступ тяжёлого, выворачивающего наизнанку кашля измотал его, и Обходчик обессиленно закрыл глаза. Лишь благодаря росту, не подходящему под стандартные габариты ванной, он не утонул во время кратковременной потери сознания.

– А чего помогать? Я знал, что справишься без меня, – объяснил Лоцман. – Метро – твоя вотчина. Сомневаюсь, что я имею право вмешиваться. Если бы в Гьершазе… Ну, и что там? – спросил он у вернувшейся Златы – и с недоумением воззрился на книгу, которую она ему протянула.

– Тут почти нет текста, – объяснила Злата. – Только картинки. Фотографии.

– Хорошо, – кивнул Лоцман. – Но не помешает узнать, что за картинки.

– Она тебе расскажет, – сказала Злата.

– Кто?

– Ну, эта, твоя ученица. Как ты её назвал?

– Никак, – Лоцман пожал плечами. – Зачем?

– Чтобы было, как её звать. Чтоб ни с кем её не перепутать, – рассерженно объяснила Злата, передавая Деду блюдце с таблетками.

– Не с кем путать, – скривился Лоцман. – Нас там всего двое. Если я зову кого-то –значит, зову её…

– Ва-ас там тепе-е-ерь тро-ое, – напомнил Дед, собирая губами с блюдца витаминки, жаропонижающее и противовоспалительное.

– Когда я зову Ясиня, я называю его по имени, – Лоцман явно не был доволен поворотом беседы. – Так что мне делать с этим? – он захлопнул книгу. – Что я должен проверять? Какой тут триггер?

Дед взглянул на Злату, и та повернулась к Лоцману.

– Попроси его посмотреть все снимки, по порядку. А потом сообщи, что всё происходило на Земле чуть больше пятидесяти лет назад. И что-то подобное происходит до сих пор. Если у него появятся вопросы, Ва… твоя ученица объяснит. Она должна знать.

Переглянувшись с Дедом, Злата продолжила:

– Триггер в том, что Ясинь, настоящий Ясинь, уверен, что подобные вещи бывают на Пушчреме, а для остальных миров – древняя история. Он считал так раньше, и он продолжает так считать, потому что это естественно для любого иммигранта. Но Отвратень, если он там, внутри, знает, что всё не так. И может возникнуть противоречие между ними двумя. И ты сможешь почувствовать. Ты же сможешь почувствовать? – вопрос явно исходил от неё самой и не имел отношение к тем инструкциям, которые Злата получила от Обходчика.

– Теоретически, да, – осторожно ответил Лоцман. – Если сильное противоречие, то это может вылезти.

– И что тогда?

– Если там есть Отвратень, я его убью, – Лоцман засунул книгу под мышку и приготовился распрощаться. – Не знаю, что он умеет, но в Гьершазе против меня ему не выстоять. Ладно, я пошёл… – он развернулся – а потом развернулся вновь.

– Вишня узнала про меня?

– Нет, – прохрипел Дед.

– Но про Держителей в курсе?

– Теперь да.

– Рискуешь…

– Я хо-очу… – Дед высунул из воды тёмно-розовую худую руку и указал Злате на Лоцмана. Она начала говорить, стараясь сдерживать эмоции:

– Он хочет отправить Вишню в Большой Дом. Как посланника. Пусть сообщит, что Отвратней можно убить. Если у нас будет поддержка, если прибудут Охотники и свободные Стражи Границ, мы справимся.

Выслушав её, Лоцман вытер с лица капельки пара, покрепче ухватил книгу и вновь подошёл к ванне. Наклонился над «бульоном», в котором лежал Обходчик, и сказал, чётко выговаривая каждое слово:

– Не будет никакой помощи. Они изолируют Землю. Сразу же, как услышат от Вишни про то, что здесь происходит. Они никого не пришлют. Они просто уничтожат все Слои и всех, кто там обитает!

Дед смотрел на него из-под воды и не шевелился.

– Ты представляешь, что это для Земли? – продолжал Лоцман, наклонившись ниже, так что его мокрые чёрные волосы почти касались поверхности воды. – Все Слои, идиот! Держители, Беседник, вся магия, все ниточки – всё будет уничтожено! И они впустят Вечную Ночь. Впустят сюда Вунлех. Ты этого хочешь?

Высунув голову из-под воды, Обходчик прохрипел:

– То-о-огда пе-е-ерекрой все но-о-ры и то-о-очки выхода…

Лоцман расхохотался. Раздражённо хлопнув свободной рукой по раскалённому змеевику, он покрутил головой, призывая в свидетели стены и занавеску.

– Ты… Ты вообще понимаешь, кого ты просишь?! Я – Лоцман, я открываю миры. А ты просишь меня что-то закрыть? Побыть вместо тебя Обходчиком? Не-ет, ты и впрямь болен! Ты уж приглядывай за ним, – бросил Лоцман помрачневшей Злате. – У него в голову пошло! Он просит меня закрыть точки входа! Которые я сам же ставил!

Взглянув на обложку выданной книги, он тяжело вздохнул:

– Нет, вы не понимаете! Бесполезно объяснять. Ну, тогда так: если кто-то из вас, или Вражница, или какой-нибудь другой посланник попробует выйти с Земли, я взломаю портал и вытряхну вас в Гьершазу. Где-нибудь над гнездом шершавней или в любом столь же уютном местечке. И не жалуйтесь потом, что я не предупреждал! Для вас пути с Земли закрыты!

Жизнь проста, потому что всё, что в ней есть, можно типизировать, разложить по полочкам, распределить по категориям, снабдить ярлыками. И при этом жизнь необыкновенно сложна, потому что каждый случай – уникален, особенно если он касается лично тебя.

«Незаинтересованный лояльный иммигрант северо-восточной группы из изолированного мира третьей предступени развития» Ясинь Дакасор старательно очистил ботинки о край решётки, предусмотрительно вкопанной перед крыльцом, поднялся по ступенькам, постучался и вошёл в дом.

«Незаинтересованный лояльный иммигрант» означало, что Ясинь покинул родной мир не по своей воле, не собирается возвращаться, но примет любое решение представителя местных властей.

«Северо-восточная группа» – люди, обладающие экстранормальными способностями и пользующиеся ими, но не прошедшие должного обучения.

На «третьей предступени развития» стоял мир, в котором существовало разделение на нации и отдельные государства. И где помнили историю войн.

Свой статус и права Ясинь выучил наизусть по требованию Обходчика – длинный список, с взаимоисключающими на первый взгляд пунктами, две трети которых начинаются с «если».

Однако в списке не было ничего, что касалось бы пребывания иммигранта в Гьершазе под покровительством Лоцмана. Потому что не было прецедента, а предусмотрительные составители оказались неспособны представить такую ситуацию. Но Ясиню не обязательно было знать о таком нюансе. Когда он попробовал уточнить, Лоцман милостиво разрешил ему «делать, что считаешь правильным» – и тут же добавил: «А если что не так – я тебя убью, ты же сам просил!»

При каждом визите в дом покровителя Ясинь нервничал – больше, чем на минном поле, где ему однажды довелось оказаться. Потому что он понятия не имел, что может показаться Лоцману «не таким»…

Из кухни доносился скрежет и неумелая девичья ругань. Отодвинув занавеску из толстой пластиковой лапши, Ясинь увидел Варю-2, которая сидела на полу, зажав в правой руке нож, а между ступнями – нечто чёрное. Скрежет издавало острие ножа, которым девушка чиркала по вогнутой стороне чёрного предмета.

– Здравствуйте, – сказал Ясинь и постарался улыбнуться как можно дружелюбнее.

– Привет, – Варя-2 оторвалась от своего занятия и наставила на гостя нож. – Ты к учителю?

– Да.

– Его нет. Упёрся куда-то.

– Когда он будет? – поинтересовался Ясинь, держась поближе к выходу.

– Так он мне и сказал! – фыркнула девушка и вновь занялась ножом и чёрной штукой.

Плохо, что Лоцмана нет… Свою речь Ясинь готовил с самого утра. Слова подбирал, сверяясь с записями, сделанными во время «уроков адаптации», как их называла Варя-2… А теперь оказалось, что всё напрасно.

Чего скрывать – хотелось блеснуть перед «покровителем» свежими знаниями. Чтобы, впечатлённый его успехами, Лоцман похвалил свою ученицу.

Это всё, чем Ясинь мог её отблагодарить.

Девушка с большим энтузиазмом взялась за обучения гостя: Синее Наречие, краткий курс мироустройства и немного про Землю, Россию, Москву и метро. Самым важным был язык – и не тот примитивный вариант, который был известен на Пушчреме. Варя-2 учила его красивому языку, первоначально искусственному, но за столетия использования набравшемуся метафор, юмора и глубины (насколько это возможно для языка, созданного для торговли, переговоров и допросов).

Наблюдая за своей наставницей, Ясинь обратил внимание не только на её старательность и терпение. Она часто хвалила его – за правильное произношение, за красиво составленное предложение и за понятливость. Лоцман же ни разу не сказал ей «Молодец» или «Хорошо»! Ясинь знал наверняка, потому что при нём Лоцман всегда использовал Синее Наречие.

Интересно, покровитель говорил на Синем, чтобы гость побыстрее освоил новый язык? Или из вежливости? Или чтобы выглядеть вежливым? Или чтобы унизить?

Ясинь знал, что выглядит как человек не самого далёкого ума – с такой-то простоватой физиономией! Когда-то это помогло выжить: в лабораториях к нему относились как к «мясу» и никогда не подозревали в шпионаже или саботаже, даже в напряжённые периоды охоты на ведьм. Пару раз его пытались подставить, но на провокации он не вёлся.

Ему нравилось наблюдать за людьми, разгадывать их мотивы, предсказывать их поступки и решения. Это помогло тогда – помогало и теперь.

Несмотря на явную симпатию и поддержку ученицы Лоцмана, Ясинь понимал, что не стоит относиться к ней как к союзнику, а уж тем более как к другу. Очевидно, что её положение не намного устойчивее. Пару раз она сама упоминала о своём незначительном статусе и жалких перспективах. Для Ясиня было достаточно того факта, что у неё нет имени.

– Твою налево! – воскликнула Варя-2.

Хотя Ясинь не знал русского, интонация была ему понятной.

Облизывая порезанный палец, девушка раздражённо оттолкнула от себя чёрный предмет, который скребла ножом. Предмет гулко звякнул, ударившись о доски пола, и Ясинь понял, что это сковородка – грязная, облепленная толстым слоем пригоревшей и доведённой до состояния угля пищи.

– Где нашла? – спросил гость, присев на корточки и подняв сковороду за ручку.

– Там, – Варя-2 кивком головы указала куда-то влево. – Возле ледокола появилась новая куча, я пошла посмотреть, ну, и выкопала.

«Ледоколом» она называла ржавую скалу треугольной формы, высовывающуюся из грязи и действительно чем-то вполне похожую на нос корабля.

– Чугунная, между прочим, – сказала Варя-2.

– Что? – Ясинь удивлённо взглянул на девушку.

Она поняла, что «чугунная» было сказано по-русски. Потому что она не знала, как будет «чугун» на Синем Наречии. А спросить было не у кого: Лоцман далеко, Обходчик занят выживанием.

– Я не знаю, как перевести, – честно призналась Варя-2. – Такой металл, из него раньше делали посуду. Но это было давно. Сейчас делают из тефлона, но они портятся, и когда их выбрасывают, то на них лучше ничего не готовить. Ну, я читала, что это вредно. А чугунную достаточно просто почистить, и всё в порядке. Она как вечная, понимаешь? Тот, кто её выбросил, наверное, не знал – решил, что она испортилась!..

Мешая Синее Наречие и русские слова, девушка принялась рассказывать о сковородках, готовке и своих любимых блюдах. Слушая её, Ясинь обратил внимание на то, что это детские воспоминания – события, которые произошли пять или десять лет назад. Несколько раз ученица Лоцмана упоминала «бабушку», причём было непонятно – родную или просто знакомую. Определённо, человек, научивший Варю-2 варить щи и рассказавший про ценность хорошей старой чугунной сковороды, был для неё важен. Но девушка старалась говорить о «бабушке», как о ком-то постороннем.

«Что же с ней сделали?» – подумал Ясинь, глядя на длинную тонкую шею своей наставницы, на её узкие губы и морщинку, которая то и дело возникала между густых бровей.

– Разреши мне, я почищу, – предложил он и встал на одно колено, чтобы было удобно. – Дай нож. Нужно с силой, но аккуратно.

Варя-2 послушно протянула ему инструмент.

– А зачем ты пришёл? – спросила она. – Что-то важное? Я могу передать учителю.

– Ничего серьёзного, – Ясинь выбрал самую перспективную трещину – и на пол отлетела первая «щепка» чёрной пригари. – Вчера он показывал мне книгу. Книга с картинками и фотографиями. Я думаю, что я сказал обидное. Я оскорбил его. Я думаю так.

– А что ты сказал? – Варя-2 придвинулась поближе, зачарованно наблюдая, как он ловко очищает сковородку.

– Я сказал, что я не могу сказать хорошо или плохо про эти фотографии. Я не знаю людей, которые в книге. Я не знаю людей, которых убили, и людей, которые убили. Я не могу судить.

– Это был альбом по Второй Мировой! – воскликнула Варя-2. – Про фашистские лагеря, про все их зверства! Тебе что, не жалко всех тех людей?! – и она с подозрением посмотрела на Ясиня.

– Я не могу судить, – повторил он, пожимая плечами. – Я не знаю этих людей.

– Но их убили! – Варя-2 была поражена в самое сердце. – По-твоему, убивать людей – хорошо?!

– Я знал людей, которых должны были убить, – еле слышно проговорил Ясинь, всё больше огорчаясь из-за несоответствия своей реакции ожиданиям «экзаменаторов». – Это люди, которых надо убить. Сделать другое нельзя. Я хотел сам это сделать, но я не мог.

Однажды он прочитал в какой-то книге: «Жизнь проста, потому что всё, что в ней есть, можно типизировать, разложить по полочкам, распределить по категориям, снабдить ярлыками. И при этом жизнь необыкновенно сложна, потому что каждый случай – уникален, особенно если он касается лично тебя».

Он не знал автора, потому что книга лежала, раскрытая, на скамье в раздевалке. Ясинь успел прочесть несколько строк, но не решился дотронуться до чужого.

В который раз он пожалел, что плохо знает Синее Наречие и не может перевести запомнившиеся строки, чтобы объяснить свою позицию Варе-2. Если бы Лоцман был дома, с ним можно было бы поговорить нормально, не путаясь в словах и не спотыкаясь на каждой фразе!

Меньше всего Ясинь хотел, чтобы его считали бессердечным или невежливым. Внимательно глядя в широко раскрытые зелёные глаза расстроенной наставницы, он сказал:

– Хороших людей нельзя убивать. Плохих – надо.

– Бург грух-чурук бурух-буг-бух! – пропыхтела Гьершаза – и вывалила в себя новую порцию мусора – ещё одну экзотичную розочку на «шоколадном» креме грязи.

Кучка получилась солидная: с детскую горку. Кстати, там была детская горка в виде красно-белого слоника, точнее, половинка от неё, но слоник угадывался без труда. Другим сокровищем был наполненный гелием красный шарик, неведомым образом уцелевший после невероятного путешествия «Земля – Нигде». Зацепившись верёвочкой за обломок ржавой трубы, шарик завис, подрагивая под порывами лёгкого ветерка.

С разных сторон к свежей куче устремилась визгливая мелюзга – детёныши размножившихся за последнее время шершавней и жадунов.

Изменения, произошедшие с Гьершазой, затронули и тех, кто жил в ней. Наступила весна: повсеместный рост, перемены, любовь, обострения… По окрестностям носились весёлые стайки мелких тварей, в принципе, безвредных, но мерзких и назойливых.

Самыми невыносимыми были хмерлини – похожие на двухвостых змей создания с таким характером, что никаких зубов не надо! Стоило одному из них заметить шарик, как он тут же поднялся, опираясь на свои псевдолапы, замер столбиком и начал обнюхивать «новичка». Когда стало понятно, что съедобным не пахнет, хмерлинь боднул шарик увесистой колючей головой – и упал замертво, когда шарик лопнул.

Возможно, любопытная двухвостка просто потеряла сознание, но её родственники не стали уточнять диагноз: скушали моментально и подрались над останками. А потом вернулись к раскапыванию объедков, подобранных Гьершазой вместе с остальным Абсолютно Никому Не Нужным Мусором.

Красный шарик был единственной деталью, которая привлекала внимание к этой куче, и, когда его не стало, Жглменд отвёл взгляд, вновь осмотрелся и, не выдержав, заорал:

– И это ваша красивая Земля?!

В его голосе явственно слышалось глубочайшее разочарование: Землёй, теми, кто его послал на Землю, и самим собой, доверчивым. Ему обещали общество, людей, пищу! А что он получил? Свалку с монстрами! С голодными монстрами!

Последняя мысль была весьма своевременной: у его ног вились хмерлини, радостно повизгивая, а следом подтянулись и остальные – сначала мальки, потом родители.

Увидев взрослого шершавня – щетинистого, мускулистого, с желтовато-розовой короной щупалец на голове и языком в половину длины тела, которое, в свою очередь, достигало трёх метров, – Жглменд решил, что не стоит оставаться на обед, развернулся и припустил со всех ног.

На бегу он то и дело оглядывался – и каждый раз замечал, что шершавней становится больше.

А потом шершавни исчезли. Жглменд не успел удивиться, как влетел с размаха в сарайчик, где Варя-2 хранила интересные, но бесполезные находки. Тонкая фанерная стенка проломилась под весом беглеца – и вскоре на грохот и сдавленные проклятия прибежала хозяйка в сопровождения Ясиня, так и не выпустившего из рук нож и почти очищенную сковородку.

– Кто там? – закричала Варя-2, привстав на цыпочки. – Вылезайте! Там нет ничего ценного!

– Я бы удивился, если бы было! – ответили из сарайчика, и вскоре Жглменд раскланивался перед принимающей стороной.

Варе-2 гость не понравился с первого взгляда. Сальная чёлка, закрывавшая один глаз, прыгала вверх-вниз при каждом поклоне, и толстые лоснящиеся губы извивались в подобострастной улыбке. Выпирающий животик и широкие костлявые плечи впечатления не улучшали.

– Перестаньте кланяться! – вздохнула Варя-2. – У нас не принято.

– Я не знал, что на Земле так хорошо знают Синее Наречие! – признался гость, выпрямляясь.

– Это не Земля, – поправила его Варя-2. – С чего вы решили, что это Земля?

– А что это? – Жглменд оглянулся, проверяя, нет ли поблизости тварей, которые гнались за ним. Он никого не увидел, но продолжал беспокоиться.

– Это Гьершаза, – как маленькому, объяснила ему Варя-2.

Теперь пришла очередь Жглменда демонстрировать скептицизм.

– Красавица, я знаю, как выглядит Гьершаза! Я был там лет десять назад и запомнил её на всю жизнь!

Он не стал добавлять, что на Гьершазу его вытащили люди, которым он изрядно задолжал и которые хотели намекнуть, что намерения у них серьёзные.

Варя-2 пожала плечами:

– Ну, тебе виднее. Но это – не Земля, красавец, – съязвила она. – Ты угодил в самую настоящую Гьершазу. Похоже, тебя надули с координатами! Или нора была криво выстроена.

– Криво?! – теперь Жглменд разозлился. – Ты хоть понимаешь, о чём говоришь?! Меня – надули! Это четвёртая нора, и предыдущие три открылись ровно в той точке, где должны были!

– Конечно, конечно… Пошли! – Варя-2 махнула рукой Ясиню и направилась к дому.

– А меня пригласить не хочешь? – крикнул ей вслед Жглменд.

– Не хочу! – ответила она, не оборачиваюсь. – У нас тут и так хватает умников!

– Хоть имя своё назови! – не унимался гость, который своими повадками начал напоминать ей хмерлиня.

Варя-2 ничего не ответила.

Ясинь решил не вмешиваться. Ему гость тоже не понравился. Такие гибкие да улыбчивые, как правило, предпочитали бить в спину…

Вдруг Ясинь почувствовал тяжесть на шее – и рухнул лицом вниз, выронив нож со сковородой. Варя-2 от неожиданности подпрыгнула, замерла и оглянулась, опершись о перила крыльца.

Неспешной, пританцовывающей походкой к ней приближался Жглменд

– Твой раб пусть полежит, – сказал он, перешагивая через Ясиня. – А с тобой у меня будет разговор. Предлагаю сделку: ты переправляешь меня на Землю, а я тебя не трогаю… Нет-нет, – он погрозил, когда она попыталась поднять руку. – Никаких резких жестов. Просто открой лаз. И больше ты меня не увидишь.

– Сам открывай, – пробурчала она, медленно поднимаясь на одну ступеньку. – А я не умею.

– Умеешь, – улыбнулся он. – Гьершаза это или Земля, но ты говоришь на Синем так, как говорят мастера. Эти интонации, этот акцент – я слышал его слишком часто, чтобы ошибиться!

– Ты один раз ошибся, раз вылетел сюда, – усмехнулась Варя-2. – Не умею я выстраивать норы. Поищи кого-нибудь другого!

– С удовольствием! – улыбнулся Жглменд, нагнулся и молниеносно нанёс удар ножом, который неведомым образом появился у него в руке.

Варя с трудом увернулась, но не удержала равновесие на ступеньке крыльца – скатилась вниз. Тут же вскочила на ноги, перекувыркнулась и оказалась за спиной чужака. Но тот успел обернуться и выбросил вперёд руку с выставленным ножом. Девушка присела, нащупала правой рукой что-то шершавое, схватилась за рукоятку и едва успела закрыться от следующего удара. Сковорода спасла ей жизнь, но оружием была неудобным и сильно оттягивала руку.

Сама толком не понимая, что делает, девушка крутанулась, работая всем корпусом, и впечатала сковородку в висок противника – так, что загудело. Покачнувшись, Жглменд рухнул под ноги Варе-2. Когда он упал, она увидела осколок ножа у него в руке.

На сковородке красовалась широкая царапина.

Раздражённо пнув поверженного врага, девушка поспешила к Ясиню, который сумел сесть, опираясь о ступени крыльца, но всё никак не мог прийти в себя.

– Я должен заметить удар, – простонал Ясинь. – Он двигаться очень быстро.

– Он не бил тебя, – объяснила Варя-2, проводя первичную диагностику. – Это такой приём… Не нужно тебя касаться – достаточно знать, где у человека находятся болевые точки.

Ясинь кивнул, стыдясь своей бесполезности. Выпала возможность защитить – а он весь бой провалялся…

– Что с ним делать? – Варя-2 оглянулась на Жглменда. – Он же скоро очнётся! Сомневаюсь, что отстанет… – вздохнула она. – Может, связать? Зуб даю, у него в запасе есть и другие приёмчики. Не могу же я постоянно за ним следить!

– А кто это? – спросил Ясинь, внимательно разглядывая гостя. – Почему он напал на нас?

– Клиент Обходчика, – объяснила девушка. – Я бы позвала его, но он сейчас совсем плохой…

– Кто это? – Ясинь указал рукой на тело, лежащее поперёк дорожки. – Кто он сам?

– Беглец. Преступник. Ну, а кому надо на Землю? Он говорил про другие норы – получается, удирал от кого-то. Хотел спрятаться. А теперь не понятно, куда его девать!

– Я знаю, куда, – отозвался Ясинь и встал.

Покачиваясь, он подошёл к Жглменду, нагнулся, с трудом справившись с головокружением, поднял чужака на руки. Тело было не слишком тяжёлым, и Ясинь, тряхнув побаливающей головой, бодро зашагал в ему одному ведомом направлении.

Варя-2 не сразу решилась идти за ним. Но наконец собралась духом и засеменила рядом. Молча.

Они шлёпали по грязи, и хмерлини робко смотрели им вслед. В отдалении что-то с грохотом валилось с неба. Журчали ручьи, огибая свежие кучи мусора.

Ясинь отнёс Жглменда на вершину высокого холма. Напротив возвышался такой же великан, а посередине, во впадине, которую иногда заливало водой из ближайшего озера, обитали шершавни.

Забравшись на вершину, Ясинь опустил Жглменда на мокрый песок – и ногой столкнул вниз. Тело покатилось, размахивая руками. В какой-то момент человек пришёл в себя, но не смог остановить падение – и шлёпнулся в центр впадины, наполненной тёплой грязью и чем-то, что издали походило на толстые вермишелины.

Ясинь внимательно смотрел, что будет дальше, и Варя-2 осознала, что он больше не выглядит глупым или растерянным. Его лицо стало спокойным, а в глазах впервые появилась уверенность, как будто он наконец-то понял, где он и что происходит.

И Ясиню нравилось то, что происходит.

Полежав немного, Жглменд попытался встать. Получилось не сразу: он постоянно поскальзывался. Под ногами у него были канаты, достаточно твёрдые, чтобы по ним добраться до берега. Он сделал всего один шаг, а потом «канаты» задвигались – и Жглменд, вскрикнув, исчез под ними.

Вермишелины извивались, брызгая грязью во все стороны, но человека будто и не было.

– Он не хотел вести себя хорошо, – сказал Ясинь, не глядя на Варю. – Он не хотел быть хорошим. Он хотел напасть, когда был шанс.

– Может быть, у него натура такая? – предположила Варя-2, осторожно отодвигаясь от ученика. – Может, он по-другому просто не умеет…

– Они тоже, – Ясинь указал на резвящихся внизу шершавней, – не умеют другое.

Грохот подъезжающего поезда, объявление для дежурной, которую «просят подойти», резкие нервные голоса тех, кто пытается докричаться по телефону, – обычные ингредиенты подземной оперы наполняли станцию. И вдруг в немелодичной назойливой мешанине раздалось звонкое: «Анимешники не тормоза!» Ответом на этот «позывной» стал дружный хохот, который на несколько минут заслонил прочие звуки.

Яркие стайки, рассеянные между белых мраморных колонн, как по волшебству, начали стягиваться к высокому парню, который стоял на цыпочках и размахивал пачкой пёстрых бумажек. Кошачьи уши глашатая и ангельские крылья, криво нацепленные поверх обвешанного значками рюкзака, выделяли его в толпе обычных пассажиров. Впрочем, в окружении своей «паствы» он казался нормальным. Рожки, ушки, хвосты, крылья, мечи, крест в высоту человеческого роста, розовые, зелёные, синие и серебряные волосы – там было на что посмотреть! Участники маскарада галдели и неторопливо пробирались к ушастому ангелу, который раздавал билеты и терпеливо уговаривал не стоять и проходить к эскалатору – и наружу. Но самураи и ведьмы не спешили.

Случайный прохожий, затянутый в цветастый хихикающий водоворот, попытался пройти на платформу. Вдруг вампир с накладными клыками и в мантии из занавески схватил его за рукав:

– Кукуня! Ты же Кукуня, да?

Светловолосый молодой человек, которого окликнули, замер и растеряно посмотрел на ряженых.

– Кукуня?!

Сквозь толпу начал проталкиваться ниндзя с торчащими из-за плеч рукоятками деревянных мечей.

– Ну, да, это я... – Кукуня нервно улыбнулся и сделал шаг назад, отдавив ноги эльфийской принцессе, которая ойкнула и тут же обняла его за плечи.

– Попался!

– Ну, точно он! Как на той фотке!.. – ниндзя протянул руку для рукопожатия. – Поздравляю с развиртуализацией!

Ряженые обступили «новенького».

– Мы только что обсуждали твой сайт с фигурками, – сказал вампир, хлопая Кукуню по плечу. – Наверх поднялись – знаешь, тут есть одна точка, нормальный выбор и цены тоже ничего…

– Это там, где вокзал! – пискнула эльфийка.

– Не вокзал, а проход к электричкам! Это и называется – топографический кретинизм… – фыркнул ниндзя.

– Посмотрели на фигурки и вспомнили твою коллекцию…

– Что-нибудь новенькое появилось? Ты что-то давно не обновлял…

– А чего в этом году не участвовал? Такая фигня победила, ты бы видел!

– Ты бы точно победил!

– Ты ещё делаешь ориджиналы? А на заказ?

– Жаль, что ты не продаёшь. Я бы купил у тебя Лейн…

– А я бы – Йоко. За любые деньги, а? Ну, не за любые, но можно договориться…

Кукуне не нужно было отвечать – он улыбался и крутил головой, стараясь смотреть на каждого, кто с ним разговаривает. Но тут его схватили за руку.

– Пошли с нами, а? – предложила девушка с розовыми волосами.

– Билетов больше нет!.. – крикнул ушастый ангел с другого края толпы.

– Да ладно тебе! – фыркнула розововолосая. – Разберёмся! Это же Кукуня! Он же с нами.

– Нет, он со мной! Ну, пусти же!..

Сквозь толпу протиснулась сердитая девушка в обычной одежде.

– У нас встреча! – заявила она, отпихивая эльфийку. – Свидание, понятно?!

Розововолосая смерила её уничижительным взглядом, но «цивилка» глазом не моргнула.

– Пошли, – обернулась она к Кукуне. – А то в кино опоздаем!

Он послушно пошёл за Варей, не оборачиваясь.

– Мы теряем лучших… – вздохнул самурай в синем кимоно и армейских ботинках.

– Ну, это как посмотреть, – фыркнула эльфийка.

Кукуня прибавил шаг и отдышался лишь на платформе, под мостиком перехода. Взглянув на его растерянную физиономию, Варя расхохоталась.

– Спасибо... – обиженно пробормотал Кукуня. – Я и не ожидал, что... так... Не вовремя всё...

– Ты на задании, да? – спросила она.

Помедлив, он кивнул.

– А на каком? За мной следишь?

– Нет, я... – он запнулся. – Понимаешь...

– Молчи, если нельзя говорить, – великодушно разрешила она и заботливо поправила воротник его куртки. – Я понимаю, что безопасность!

– Да я не за тобой, – он отошёл в сторону, пропуская женщину с двумя детьми, а потом вновь приблизился к Варе и прошептал ей на ухо. – Я не слежу...

– Ну, и ладно, – она огляделась, будто высматривая кого-то. – Куда он делся?.. Я вообще больше не обижаюсь. Ты же мне про Ника всё объяснил, даже имя ему придумал!

– Да, я.... Мне не трудно. Всегда пожалуйста!

– Жаль он куда-то пропал, – вздохнула Варя. – Я хотела, чтоб вы поговорили. Понимаешь, он хочет подняться наверх. Ты говорил, что он не может, и он вправду не может, и теперь я знаю, почему. Но он хочет подняться. Выйти наружу. Но он не знает, можно ему или нет!

Она покрутила головой и приподнялась на цыпочки.

– Ну, это сложный вопрос, – Кукуня тоже огляделся, повторяя за Варей. – Но если он хочет, то, наверное, можно.

– Надо у дяди спросить, – вздохнула Варя. – Он должен знать. Но он же фиг ответит! Или скажет такое, что... Как будто я глупая! Я понимаю, почему Держители не могут подняться... Но они же и не хотят! А Ник... Он не такой, как они. Он не привязан к станции. Он больше с людьми. Но люди же вокруг! И наверху тоже есть.

– А с кем ты говорила об этом? – спросил Кукуня. – О том, чтобы подняться наверх?

– С Держителями. С Времеедами как-то не получилось. Они странные. Мы вообще толком не поговорили, то есть это они говорили. Хором. А я слушала. Или это был один?..

– А с Держителями?

– Я их специально опросила. После того, как Ник сказал, что хочет подняться, я спросила у них. Потому что они как бы старше.

– Я спрошу у Обходчика... у дяди, – пообещал Кукуня. – Так, чтоб он не понял, что для тебя.

– Спасибо! – просияла Варя. – Будет здорово!

– Но для начала мне нужно поговорить с Ником. Надо найти его и поговорить. Чтоб мне знать, что спрашивать у твоего дяди.

– Ну, тогда пошли, – Варя взяла Кукуню за руку и потащила за собой. – Поищем его. Не может же он прятаться вечно!

Ступеньки вели вниз – по крайней мере, так казалось поначалу. В какой-то момент Лоцман понял, что лестница ведёт вверх. А потом обнаружил, что это не лестница, а дорога, выложенная узкими плитами, каждая из которых была порталом. Посторонний не смог бы ступить и шага... Но не Лоцман, разумеется.

Он не в первый раз заходил в Большой Дом. Побывать на тренировках, посидеть в Зале Голосования, послушать, как претенденты сдают экзамен на знание моральных дилемм... Но никогда раньше он не приходил сюда с конкретной целью, зная, что только здесь можно получить нужную информацию, от которой зависит... многое. Конечно, не его жизнь. По крайней мере, не вся. Только та часть, что связана с Землёй и с людьми, к которым он успел привыкнуть.

Непривычно чувствовать привязанность и ответственность за тех, чей век столь быстротечен. Не иерархи-старожилы, не бродяги, привыкшие менять тела и миры, но люди, ограниченные несколькими десятилетиями. Обыкновенные смертные, овладевшие магией, но сохранившие обыкновенность. Ради того, чтобы просто поговорить с ними, он был вынужден втискивать себя в узкие рамки, отказываясь подчас от собственного «Я».

Ради того, чтобы понять их, Лоцману пришлось забыть половину того, что он знал.

Самопредательство привело его к границам, от которых он всегда старался держаться как можно дальше. В итоге он явился в Уишта-Йетлин ради информации. Теперь это место запомнит его не праздным гулякой, но Искателем – и откроет новый счёт. Значительное отличие от супружеских отношений с Гьершазой, которая принимала его с нежностью и всегда была готова простить!

Большой Дом был создан людьми. Мудрыми, могущественными, благородными, но всё равно людьми. Способные достать до звёзд, научившиеся жонглировать пространством и временем, почти всесильные, рано или поздно они утыкались лбом в свой предел. Потому их творение было пропитано ненавистью к бессмертному. Лоцман ощущал непрекращающееся давление и еле сдерживаемую ярость – в стенах, ступенях, светильниках.

За столетия яду накопилось достаточно.

А ведь когда-то это место было девственно чистым, преисполненным радости бытия! Выстроенный на перекрёстках всех дорог, в самом сердце Межмирья, Уишта-Йетлин был задуман как место равновесия и гармонии. Он должен был стать домом для тех, кто взял на себя право судить и делать выбор.

Со временем к дому пристроили школу, церковь, больницу, лабораторию и тюрьму.

Первое время идея казалась превосходной. Старые цивилизации, испытавшие на себе все недостатки путешествий между мирами, с восторгом приветствовали создание независимой судебной площадки. Постепенно сформировался свод правил, по которым можно отличить любопытного исследователя от контрабандиста или мошенника. Не всех устроили новые законы, но, когда установился покой и порядок, о недостатках забыли.

Хорошо, когда есть на кого свалить решение проблем!

В те давние времена – давние даже для Лоцмана – Большой Дом был воплощением высшей справедливости. Но когда к сообществу Открытых Миров начали присоединяться новички, эмиссары Уишты-Йетлина были вынуждены перейти к новой политике – принуждению. Как иначе объяснить, чем грозит неограниченное распространение технологий и бесконтрольная иммиграция? Для Старых Миров эпоха до Большого Дома была Тёмными Веками, осенёнными кровью и великими катастрофами, на Новых – чужой историей, страшилками для детей.

Кое-кто предлагал показать на практике, что такое открытые границы и полная свобода. Но повторять, чтобы научить, было бы слишком жестоко, да и безрезультатно: новички по определению были слабее. Проникновение опытных преступников могло привести к необратимым последствиям.

Под «опытными преступниками», как осознал Лоцман, подразумевались Отвратни. Он просидел больше месяца в историческом архиве Большого Дома, пока не нашёл нужный свиток памяти. К счастью, все помещения архива располагались во временной петле, так что в реальности он потерял не больше трёх дней…

Пожалуйста, ещё один признак излишнего очеловечения: Лоцман боялся опоздать! А ведь он никогда не зависел от каких-либо сроков! Обходчик и его команда – да. Но теперь даже духи метро оказались в плену у секундных стрелок.

Всё из-за Отвратней.

Их отвержение началось с желания перемен, с жажды знаний, с мечты об истине… Группа Наставников, принимавших участие в основании Большого Дома, вознамерилась построить свой – удобнее, с гибкими законами и более справедливыми правилами. Им не позволили. И, чтобы не выносить сор из избы, изгнали бунтарей в Великую Тьму – Вунлех, сердце небытия.

Из мёртвого пространства вернуться невозможно. Но семеро из приговорённых смогли. Вероятно, за счёт остальных, потому что обзавелись вампирскими привычками. И не только – каждый из них развил свою специализацию до невероятных пределов. Общим стал упростившийся способ возмещения утраченной энергии: напрямую, из людей, машин, духов. Откуда угодно и как можно больше, как будто в каждом из Отвратней поселился кусочек вечно голодного Вунлеха.

Сразу после освобождения они напали на Большой Дом – и проиграли. Один, по имени Шхалд, погиб. Тогда же в Уишта-Йетлине сложилась стратегия борьбы: истеричное уничтожение всего и вся, включая сопутствующую информацию.

Три неподчищенных свитка памяти, в которых Лоцман нашёл упоминание об изгнанниках, уцелели потому, что принадлежали другим Основателям. Но и там сохранились лишь обрывки целого…

На Землю Лоцман вернулся с двумя новостями, как положено, хорошей и плохой. Отвратни, к счастью, не бессмертны. Их осталось четверо: оборотень Норон, Уи-Ныряльщица, непобедимый Тийда Лан Хоколос и Траквештрерия, способный управлять Зазеркальем.

Но Стражу Земных Границ не стоило радоваться: при помощи Держителя он уничтожил слабейшего, Хавансу, который умел лишь отражать чужую магию. С остальными можно справиться, если сражаться по отдельности и если собрать лучших воинов Большого Дома… Что, понятно, приравнивалось к «невозможно».

Рано или поздно Отвратни соберутся все вместе и займутся своим любимым делом: уничтожением.

Если не считать людей, на станции было пусто. Варя-2 не сразу сообразила, что не так, настолько непривычным было состояние заброшенности для суматошной «Киевской-кольцевой».

Выходящая на вокзал, к торговым центрам и на оживлённые улицы, станция включала в себя узлы пересадок на две другие ветки метро, «синюю» и «голубую». В центральном зале и на платформах всегда было толпливо, а в переходе на Филевскую линию перед эскалатором частенько образовывалась очередь. Держителю нравилась многолюдность, и Времееды с Дрёмокурами давно облюбовали тупики и лавочки станции. Как и положено на тройных перекрёстках, не обошлось без Суматошника, чья любимая шалость – заставить человека раз за разом выходить из переходов не в ту сторону...

И вдруг – никого.

Варя-2 обошла станцию. Пассажиры вели себя нормально, никаких аномалий. Но в воздухе было разлито тревожное ожидание беды. Держитель растворился в граните пола, растёкся по побелке потолка, впитался в смальту мозаик на пилонах – сделал вид, что его здесь не существует. И герои на мозаиках прятали взгляд.

Это плохо, потому что ученице Лоцмана надо было кое о чём спросить, и «Киевская-кольцевая» позволяла получить полезную информацию.

Варя-2 подошла к тупиковому торцу станции, где маячило несколько фигур. Люди, которым назначили здесь встречу, всматривались в толпу. На стену, разумеется, внимания не обращали, а зря – роскошное панно с лепными знамёнами и мозаичным портретом улыбающегося Ленина было одним из самых честных оракулов метро.

И, пожалуй, самым разговорчивым.

«СЛАВЬСЯ, ОТЕЧЕСТВО НАШЕ СВОБОДНОЕ, ДРУЖБЫ НАРОДОВ НАДЕЖНЫЙ ОПЛОТ!» – написано было на фризе.

Если долго вглядываться в золотые буквы, можно прочитать ответ на свой главный вопрос. Спрашивать не обязательно – можно ошибиться, потому что редко какой человек понимает, в чём его главная проблема.

Варя-2 узнала про оракула от Обходчика: в качестве платы за сведения о странном поведении Ясиня и ещё более странном поведении Гьершазы.

– …Он утверждал, что нора должна была вывести его прямиком на Землю, – повторила ученица Лоцмана и вздрогнула, вспомнив ужасную смерть чужака. – Не знаю, насколько это правда, но я сама не сразу открыла лаз. Как будто что-то не пускало!

– Спасибо, что рассказала, – поблагодарил Дед.

Волосы у него начали отрастать, и кашлял он теперь гораздо реже.

Волшебница смущённо улыбнулась. На самом деле она рассчитывала застать племянницу Стража. Новости были лишь поводом, чтобы зайти в гости.

– Ну, я пойду!

– Здесь пройди. Так безопаснее, – и Обходчик указал на центр комнаты.

Варя-2 послушно открыла портал.

– Ты ничего не забыла?

– Вроде ничего… – она огляделась по сторонам, похлопала себя по карманам.

Он вздохнул и терпеливо объяснил:

– Ты рассказала о Ясине, Гьершазе и чужаке, который не смог дойти до Земли. Ценные сведения, ты – единственный источник, значит…

– Значит?..

– Значит, я должен заплатить.

– Мне от тебя ничего не надо!

– Дура! Лоцман тебя придушит, когда узнает, что ты бесплатно выложила мне информацию! Я бы сам тебя придушил, если бы ты была моей ученицей!

– Хорошо, что я не твоя ученица! – огрызнулась Варя-2. – Ты знаешь, чего я хочу!

– Нет, не знаю, – усмехнулся он. – И ты тоже. Хм… – он ненадолго задумался. – Сходи-ка на «Киевскую-кольцевую». Там в тупике портрет Ленина, а под ним – текст. Хороший оракул – я трижды проверял. Попробуй. Хуже не станет.

Да уж, куда хуже!

«СДАЙСЯ, ОТЧАЯНЬЯ НОША СПАСЕТ ТЕБЯ, ТРУДНЫЕ ГОДЫ НАДЕЖДА НЕСЕТ!» – прочитала Варя-2 на фризе.

Ответ номер один.

Под знамёнами и портретом на мраморе размещался более содержательный текст.

«НЕРУШИМАЯ ВЕЧНАЯ ДРУЖБА

УКРАИНСКОГО И РУССКОГО НАРОДОВ,

ВСЕХ НАРОДОВ СОВЕТСКОГО СОЮЗА,

ЯВЛЯЕТСЯ ЗАЛОГОМ НАЦИОНАЛЬНОЙ

НЕЗАВИСИМОСТИ И СВОБОДЫ, РАСЦВЕТА

НАЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ И ПРОЦВЕТАНИЯ

УКРАИНСКОГО НАРОДА, КАК И ДРУГИХ

НАРОДОВ СОВЕТСКОГО СОЮЗА».

Таким постановление ЦК КПСС было в оригинале. Но для Вари-2 цитату переписали:

«НЕРАЗРЕШИМАЯ МЕЧТА ЖИТЬ

УКРАДЕНА У РАСТЛИТЕЛЯ ПРИРОДЫ,

ВСЕЙ СВОБОДЫ СОБРАННОГО ГРУЗА,

СТАРАЕТСЯ ЗА БОГА НОВОЙ СУДЬБОЙ,

НО ЗАБЫЛ СПАСТИ СВОИ ГОДЫ ДЛЯ СВЕТА

НЕОЦЕНЕННОЙ СТРУКТУРЫ И МИРОЗДАНИЯ

ОКРАИННОГО, ПОГОД ШУТОВСКИХ

И ПОРОД БЕСОВСКОГО СОЮЗА».

Хорошо, что отвечают. Плохо, что категорично и однозначно.

Посвящённое Лоцману, послание прямо указывало на грядущую расплату и на предстоящую потерю чего-то важного. Очевидно, кто-то должен будет стать жертвой, и кандидатура напрашивалась сама собой: есть тут лишняя душа, о которой некому будет жалеть!

Вдруг что-то кольнуло в области сердца. Как будто густая тень накрыла её, и стало холодно, до дрожи в коленях. Варя-2 прислушалась, и в мешанине голосов, наполняющих станцию, сквозь грохот подъезжающих поездов услышала:

– Ну, здесь его тоже нет! Может, опять съездим на «Краснопресненскую»?

Трудно не узнать собственный голос…

Не веря своему счастью, Варя-2 медленно направилась в сторону нужной платформы. Присела на лавочку, медленно повернула голову направо. Так и есть: пятнадцатилетняя девчонка в безвкусном тряпье, нелепый грим на мордочке, на шее цепочки – плакать хотелось, глядя на шутовской наряд!

Рядом с Варей-1 стоял сутулый белобрысый парень. Кукуня, вспомнила Варя-2.

Подойти ближе? Рано.

Вместе с другими пассажирами они сели в один поезд, вышли на следующей станции. Племянница Стража тут же утащила белобрысого в центральный зал, ученица Лоцмана кралась следом.

Она немного скучала по тем временам, когда единственным её желанием было перегрызть Лоцману горло, а единственной целью – найти племянницу Обходчика и... И тоже сделать что-нибудь нецивилизованное. Вспомнить бы, что.

Уже не важно.

Обходчик болен. Лоцман куда-то сгинул. На Землю готовится вторжение непобедимых тварей, которые разрушат систему, сложившуюся в метро, и сами присосутся к здешней энергетике. И тогда цель, для которой Лоцман создал себе ученицу, утратит смысл.

Надо сматываться, и поскорее. Пока ей не придумали новую цель. Или пока не начали думать, зачем нужно создание без цели.

Послание Держителя с «Киевской» намекало, что не следует спешить и лучше бы потерпеть, но она устала доверять чужому мнению. Все долги розданы, остался последний. Надо попрощаться. И сделать кое-что ещё.

Вспомнился шутливый совет, данный Обходчиком. Пусть это и было не всерьёз, но пренебрегать такой идеей нельзя.

Приняв окончательное решение и набравшись храбрости, Варя-2 нагнала свой оригинал. Встала перед Варей-1, улыбнулась, стараясь выглядеть приветливо.

– Привет!

– Что?.. – девчонка растерялась. – Я вас знаю?

– Надеюсь, – Варя-2 бросила быстрый взгляд в сторону Кукуни, но тот не вмешивался – внимательно переводил взгляд с одной девушки на другую.

– Я вас не помню, – Варя-1 попробовала обойти странную «знакомую», но та крепко схватила её за плечо, сжала пальца.

– Не важно, – Варя-2 перестала улыбаться. – А ну-ка быстро говори, каким именем ты хотела бы, чтобы тебя называли!

Требование было настолько неожиданным, что Варя-1 замерла и не стала вырываться, хотя цепкие пальцы незнакомки причиняли боль.

– Хотела? Когда хотела?.. – она шмыгнула носом, чувствуя, как к глазам подкатывают слёзы. – Вы чего?!

– Ты ненавидела своё имя, – Варя-2 чётко выговаривала каждое слово. – Мечтала его сменить. И выбрала несколько вариантов. Какой тебе нравился больше?

– Я не помню! – крикнула Варя-1 и попыталась вырваться.

– Вспомни!

– Пошла вон, лоцманское отродье! – оттолкнув Варю-2, Кукуня загородил рыдающую подопечную. – Живи без имени и радуйся, что живёшь!

Его голос был жёстким, а лицо скривилось в гримасе отвращения. Казалось, в робкого Кукуню вселился кто-то другой, безжалостный и сильный.

Варя-2 попятилась – ушла в ближайший Слой – продвинулась дальше – вышла в Гьершазе. И почему-то почувствовала себя защищённой.

Как дома.

В этот раз не было ни чая, ни варенья.

– Наверное, я здесь в последний раз, – сказал Лоцман.

Он огляделся, задержавшись взглядом на ножах, которые рядком висели на стене.

– Интересно, буду скучать или сразу забуду? – вздохнул он и нежно провёл кончиками пальцев по краю кухонного стола.

– Значит, они вернулись из Вунлеха… – задумчиво повторил Дед, не обращая внимания на последнюю реплику гостя. – Как думаешь, Макмар понимал, что они его используют?

Лоцман пожал плечами.

– Он тоже их использовал… Ладно, мы в расчёте, – он встал с табурета и повернулся к кухонной двери. – Не провожай.

– Сидеть! – Обходчик пнул дверь, так что она захлопнулась прямо перед носом ошарашенного гостя. – На место!

Лоцман застыл и больше не делал попыток удалиться.

– Я передал тебе всё, что откопал, – произнёс он, аккуратно выговаривая каждое слово. – Всю информацию по Отвратням, которая хранилась в архивах Большого Дома. По-твоему, я наврал? Или что-то утаил?

Дед смотрел на него снизу вверх, посмеиваясь и почёсывая брови.

На голове у Обходчика красовался короткий ёжик отрастающих волос. Седины там было изрядно, но в остальном воскресший маг мало изменился, разве что похудел.

– Присядь, – предложил он, а когда гость послушался, ткнул указательным пальцем в чайник, стоящий на плите. – Не хочешь? Нет? Ты мне наврал. О том, что мы в расчёте. Но это не главное.

Он помолчал немного. Лоцман терпеливо ждал продолжения.

– Ты сразу сюда? Домой не заходил? – спросил вдруг Дед. – Жаль! Мой триггер сработал. В Ясине кто-то сидит. Вчера ко мне заглянула твоя ученица.

Лоцман недоверчиво покачал головой.

– Она не знала, какое испытание мы проводим.

– Зато она знала, как должен реагировать нормальный человек, – усмехнулся Дед. – Она явилась ко мне до того перепуганная, что поначалу я решил: с тобой что-то. Оказалось, Ясинь повёл себя так, как ведёшь себя ты. Девчонка почуяла и решила мне сообщить. Потому что в первую очередь это касается меня. Но это тоже не главное.

Он снова замолк, привстал со стула, включил чайник.

– Знаешь, я сильно огорчился, – заметил Дед как бы между прочим, – Когда Варька прибежала домой в слезах. Оказывается, на неё напал двойник. Постарше, но всё равно страшно похожая на неё девица… Ты же обещал, что они никогда не встретятся...

– Не так, – перебил его Лоцман. – Я обещал, что оригинал и копия никогда не встретятся.

– И что?

– Она больше не ко… – Лоцман закрыл себе рот ладонью, посидел так задумчиво, потом хмыкнул, вскочил и снова сел.

И вдруг Дед понял. Кусочки головоломки сложились у него в голове: подтвердившаяся теория о том, что Лоцманы умеют раздваивать себя, та простота, с которой была создана копия Вари, и странное отношение учителя к ученице – всё привело к очевидному выводу. И отчего-то стало неуютно, хотя открывшаяся тайна не особо влияла на жизнь Деда. Просто знать о таком было жутковато.

– Ты тоже? – спросил Обходчик, не в силах удержать в себе жгучее знание. – Ты тоже был копией?

Лоцман кивнул и скривился в болезненной ухмылке.

– А где оригинал?

– Гуляет где-то. Наверное…

– Интересно… – Дед с хрустом почесал оголённый затылок. – Так даже лучше! Если она перестала быть копией и превратилась в самостоятельное существо, её можно приглашать в команду!

Удивление на лице гостя было настолько непритворным, что Обходчик рассмеялся и утешающее похлопал Лоцмана по плечу.

– Ну, не жадничай! Талантами надо делиться! Девчонка способная, ты её натаскал, а у меня открыта вакансия.

– Возьми Охотницу, – пробурчал Лоцман. – Как её? Вишня? Черешня?

– С Охотницей вообще интересно! – воскликнул Дед, наливая себе кипятка в кружку. – Она присутствовала при той встрече и каким-то образом угадала твою руку. Видимо, что-то знает. С Земли она выйти не сможет, ты же всё перекрыл! Придётся её уговаривать. Перевербовывать, или как это называется?

– Соблазнять, – предложил Лоцман и помрачнел.

– Ага, – кивнул Дед. – А если она не соблазнится… Что ты с ней хотел сделать?

– Убить.

– Во-во. Я разрешу.

Запредельная наглость – разговаривать с ним как с учеником!

Лоцман ударил ладонью по столу, так что ложечка в сахарнице зазвенела, и вскочил.

– Сидеть! – приказал ему Обходчик, прежде чем рассвирепевший гость успел открыть рот. – Ты тоже в моей команде, так что слушай внимательно! После того, как разберёмся с Вишней, ты вернёшь себе свой подлинный облик и займёшься Ясинем. А потом встанешь в оборону. И будешь сторожить! Ты перекрыл все пути на Землю, перекрыл дороги с неё – может, хватит изображать нейтральность? Тебе нужно, чтобы Земля осталась чистой? Чтобы всё шло, как раньше, и никто не мешал? Значит, будешь защищать мой мир. Обойдёмся без Большого Дома. А потом, на правах защитника, станешь здесь своим. И тогда изучай, пока не надоест!

Столь длинная речь утомила Деда – он закашлялся и жадно приник к кружке с чаем. Лоцман задумчиво наблюдал за худым измученным человеком и всё никак не мог подобрать слова для достойного ответа.

Наверное, следовало бы промолчать, потому что Обходчик был прав. В конце концов, он описал единственный способ вступить в контакт с духами метро – сражаться на их стороне.

Но эта правота угнетала сильнее, чем необходимость носить человеческое тело. Впервые Лоцмана обвёл вокруг пальца человек, которого Лоцман сам планировал обвести вокруг пальца. Как же так получилось?..

В дверь позвонили, и Лоцман благополучно избавился от необходимости что-то говорить.

– Это Вишня. Как по заказу, – сказал Дед и поднялся, чтобы открыть дверь.

Но Охотницу уже впустили – и вскоре она стояла на кухне, придирчиво сравнивая Лоцмана с фигуркой, зажатой в руке.

– Никогда раньше не видела Лоцмана! – призналась Вишня.

Лоцман позволил осмотреть себя – с ног до головы и с головы до ног.

– И какие ограничения накладывает человеческое тело? – поинтересовалась она.

Он засмеялся, разглядывая её.

– Что будет, если я тебя убью? – спросила Охотница.

Лоцман пожал плечами, а Дед расслабился: он ожидал подобных вопросов.

– Ты меня разочаровал! – призналась Вишня, повернувшись к Обходчику. – А тебя следует изгнать, и побыстрее, – заявила она Лоцману и протянула ему фигурку, найденную в комнате Кукуни. – На, держи!

Лоцман взял свой скульптурный портрет, покосился на Обходчика – мол, надо же, как похоже! В этот момент Вишня одним движением сняла с крючка на стене большой нож для разделки мяса – и отсекла Лоцману голову.

Фонтан крови ударил вверх, но до потолка не достал, зато облил всё вокруг кровью. Голова отлетела к холодильнику и ударилась о дверцу, сшибая магнитики и оставляя след. Пошатнувшись, обезглавленное тело осело на пол, продолжая сжимать в руках фигурку и заливая линолеум красным. С грохотом отлетел табурет, стол пошатнулся, и тут Дед швырнул в Вишню кружкой с чаем.

Кружка зависла в воздухе вместе с каплями горячего напитка.

Охотница повесила нож на место, нагнулась и вырвала фигурку из мёртвых пальцев. Когда она вновь взглянула на Обходчика, от смуглой красавицы не осталось ни чёрточки. Посреди кухни стоял коренастый рыжеволосый мужчина с гладким лицом и красно-карими, светящимися глазами.

Дед с удивлением заметил, что Отвратень теперь одет в ту же одежду, что и он сам: серый пуловер с чёрными ромбами, мешковатые синие джинсы. Как будто ему было лень выдумывать что-то своё.

– Зря он не доучился на Гончара – у него был талант, – Отвратень показал Деду фигурку Лоцмана. – А ты, дурак, позволил ему делать ваши образы. Да я мог бы всех вас запереть! – рассмеялся он, щелчком пальцев вернул табурет на прежнее место – и уселся, опираясь одной ногой о лежащее на полу тело.

– Норон или Тийда? – спросил Дед и взял висящую в воздухе кружку.

Он вспомнил, где видел это лицо – на уроках Красного Наречия, с которых начиналось обучение в Большом Доме. Портрет на стене. Один из Основателей.

– А почему не Траквештрерия? – усмехнулся Отвратень, показывая жёлтые клыки.

– Потому что, если я хоть что-нибудь понимаю в Зазеркалье, ему не нужно вселяться в чужое тело, чтобы проникнуть к нам, – объяснил Обходчик. – Про Уи и так понятно – прошла бы напрямую.

Рыжий воздел руки, выражая восхищение.

– А чего ждать от человека, который обвёл вокруг пальца Лоцмана и прикончил Хавансу! Это Норон, – чужак указал на себя пальцем. – И он не собирается воевать.

– Я заметил, – хмыкнул Дед.

Он стёр со своей щеки каплю крови и выразительно посмотрел на собеседника.

– Ты, значит, хороший – просто обстоятельства так складываются!

– С твоим приятелем у меня старые счёты, – Норон потряс фигуркой. – Он убил одного из наших – пусть отдохнёт. А к тебе претензий нет! Ты защищал Границу и свой мир, поэтому имел полное право изгонять незваных гостей. Тем более что они напали на твоих близких. Хавансу мне не жалко, а за Макмара так и вовсе спасибо, – он приподнялся с табурета, прижав к груди правую руку. – Старый дурак совсем потерял хватку!

Обходчик внимательно следил за левой рукой чужака, в которой тот крепко сжимал фигурку человечка в чёрном балахоне. Дух Лоцмана угодил в хитрую ловушку сразу после внезапной смерти тела – у Кукуни и впрямь был дар Гончара, раз он сумел создать идеальный сосуд для души!

– Я сражался на твоей стороне. Спас твою ученицу, – продолжал Норон. – Защитил племянницу от взбесившегося двойника. Надеюсь, взамен ты простишь мне этот маленький беспорядок, – и он обвёл рукой кухню, украшенную бардовыми кляксами. – Что касается моих дальнейших планов, то я собираюсь дождаться остальных. А потом мы уйдём.

– Но не с пустыми руками, – улыбнулся Обходчик.

– Нет, конечно! – Отвратень улыбнулся в ответ. – Мы заберём тех, чья жизнь бессмысленна и бесцельна. В этом мире. И очистим метро. Ни этому городу, ни этой стране, ни этому миру не нужны чудеса! Тебе же будет спокойнее! А чтобы было по-честному, отдам тебе в ученики лучшего самородка, на твой выбор. Даже двух! А потом мы уйдём, и ты будешь, как и раньше, охранять Границу.

– Красиво нарисовал, – Дед поскрёб затылок. – Но для меня звучит как объявление войны.

– Понятно, – Норон покрутил в пальцах фигурку. – Интересно, почему ты такой упрямый? Ты самый упрямый, самый неуступчивый Обходчик в истории Большого Дома! Из-за этого все твои проблемы. Боишься, что тебя накажут? Брось! Знаешь, как мир делают Открытым? Ждут, пока Обходчик закрытого мира не начнёт понемногу нарушать правила. Ждут, пока уступками, услугами и сделками он не начнёт ослаблять Границу. Потом туда проникает продавец опасных игрушек или какой-нибудь опасный вирус, после чего Большой Дом берёт ситуацию в свои руки – и вуаля! Люди узнают правду, получают новые перспективы, в мир приходят перемены… Но сначала Обходчик должен осознать, что принципиальность никому не нужна. А ты… Ты никого не пропускаешь! Знаешь, чем всё кончится? Я тебе объясню. В конце концов, я был среди тех, кто придумал алгоритм! Тебя повысят до Наставника, а на твоё место поставят кого-нибудь более делового. Большому Дому нужны проблемы: чтобы их решать – и подтверждать собственную полезность!

– Поэтому вы и хотите его уничтожить? – спросил Дед, выслушав объяснение Норона с миной скучающего студента.

– Не уничтожить, а сделать лучшее и честнее, – Отвратень встал, осторожно переступил через лужицу крови и подошёл к двери. – Ты и твой мир – мелочёвка. Никто не будет о вас жалеть. Но ради твоего упрямства, которое не может не восхищать, даю тебе последний шанс. Не становись у нас на пути! Мне будет не трудно лишить тебя всего, – и он показал Деду фигурку с пленённым Лоцманом. – У тебя ведь ещё есть, кого терять?

– Напоминаю вам, что эскалатор – транспортное средство повышенной опасности! Будьте осторожны, не зевайте! И не поскользнитесь, пожалуйста, когда будете спускаться! Следите за жёлтой линией у края ступеньки – она для того и нарисована, чтобы вы знали, куда ставить ногу.

– Спускаются слева, стоят справа – молодой человек в белом капюшоне, не перепутайте! Пропустите девушку – она на свидание опаздывает, а вы ей дорогу загораживаете! Не с вами на свидание, сочувствую, но это не повод мешать проходу пассажиров!

– Женщина в шубе, уберите сумку с поручней, пожалуйста! Да, я вас прошу! Поручни и ступеньки движутся с разной скоростью, у вас сейчас всё упадёт и рассыплется! Придётся нам всем эскалатором собирать!

– Большие сумки и тележки на эскалаторе надо ставить перед собой и придерживать. А если вы поставите рядом с собой, то уже никто не сможет пройти. Получится пробка. И будет у нас не метро, а Рублёвка!

– Мужчина с коробкой, как вам не стыдно! Разве можно отталкивать других пассажиров! А если кто-нибудь упадёт? Зачем так нестись? Вы что, врач? Или пожарник? А может, милиционер и ловите опасного преступника? Куда так спешить? Будьте вежливы с окружающими вас людьми!

– Дети! Дети! Не надо хулиганить на эскалаторе! Здесь вам не детская площадка, чтобы так себя вести!

– Напоминаю, что до Нового Года осталось ровно четыре недели! Поздравлять ещё рано, а вот о подарках думать – самое время. Что бы вы хотели найти под ёлкой? Что хотели бы попросить у Деда Мороза? Вы верите в чудеса? Говорят, что если очень сильно верить, то обязательно сбудется! Как в песне: «В нашем мире всё бы-ва-ет…»

Преисполненное праздничной лёгкости и отточенной красоты, это место полюбилось ему с первого взгляда. Изысканные люстры спускались с ребристых сводов, и вычурная лепнина созревала на тёплой белизне стен. Аккомпанемент повторяющихся арок и орнаментов обрамлял замысловатое сочетание взглядов, улыбок и голосов – музыка, которую можно было слушать бесконечно…

Если бы не дело безотлагательной важности, Тахмей обязательно прогулялся бы по Земле. Из всех закрытых миров, где он побывал, из всех глухих уголков этот был самым человечным. Тахмей и представить не мог, что подземную транспортную систему превратят в роскошный дворец!

Деловито снующие бабушки, молодёжь в ярких одеждах, улыбчивые дети – каждый новый признак счастливой жизни заставлял радоваться за здешних обитателей! Наблюдая за пассажирами на станции, он всё больше убеждался: Земля – мирное место, никто не причинит ему вреда.

В тот момент, когда он полностью расслабился, его оглушили, аккуратно вытащили в крайний Слой и швырнули на гранитные плиты пола.

– Либо ты уберёшься туда, откуда явился, либо я тебя убью! – услышал Тахмей.

Над ним нависало лицо, которое соответствовало грозному обещанию: жёсткое, грубоватое, с клочковатыми бровями и неряшливой щетиной. Пугающий облик, который могло принадлежать только легендарному земному Обходчику.

– Я из Большого Дома! – сообщил чужак, смущённо улыбаясь. – Меня зовут Тахмей! Я простой ученик!

Он попытался встать, но Обходчик поставил ногу ему на грудь и наклонился ещё ниже.

– Я знаю, – ответил он. – Поэтому предлагаю выбор.

– К вам сюда трудновато пробиться, – пожаловался гость, пытаясь сдвинуть с груди тяжёлый ботинок. – А вы видели, что происходит с Гьершазой? Меня туда выкинуло! С нашего портала! Я не сразу сообразил, куда попал. Сначала решил, что это и есть Земля! Такое всё пёстрое, живое…

– Значит, возвращаться не хочешь, – перебил его Обходчик. – Ладно, ты сам выбрал…

– Я обязательно вернусь! – воскликнул Тахмей. – Я уважаю ваши законы! Я уйду, но сначала найду её.

– Кого? – нахмурился Дед.

– Вишню.

Это имя отвлекло Обходчика, поэтому Тахмею удалось выкарабкаться из-под ботинка и подняться на ноги.

– Она пропала. Никаких вестей. И я решил её найти, – объяснил он, счищая с груди чёткий отпечаток подошвы.

Поначалу угрозы испугали его, а манеры – расстроили, но теперь он радовался: будет что рассказать! Гьершаза – совсем не пустынна, Земля – неожиданно прекрасна, Страж Земных Границ – суров и непреклонен.

Отличный опыт!

– Мы вместе выросли, – объяснил Тахмей, дружелюбно улыбаясь Обходчику. – То есть она старше меня, но мы росли вместе, я её хорошо знаю. Она что-то забыла здесь, что-то не успела. Но не сказала, когда вернётся. И я забеспокоился…

– Она умерла, – перебил его Обходчик. – Погибла. Извини, но тела нет, так что обойдёшься без посещения могилы. Пока. Проваливай!

– Как это?.. – с трудом проговорил Тахмей.

Его разум не принимал эту информацию. Вишня всегда возвращалась целой и невредимой!..

– Как погибла? – повторил Тахмей и шмыгнул носом.

Обходчик подошёл вплотную.

– В бою. С оборотнем, который умеет вселяться в тела. И обнаружить его трудно. Так что он может быть и в тебе…

Услышав это, Тахмей поёжился.

– Единственный способ доказать мне, что ты не он, – убраться с Земли, – закончил Обходчик. – Если ты хочешь остаться, значит, ты – это он. И мне придётся тебя убить. Так понятно?

– А что я скажу в Большом Доме? – растерянно пробормотал Тахмей.

– То, что я сообщил тебе. Ты ей кто?

– Я её… я её люблю! – по его лицу было понятно, что он впервые произнёс эти слова вслух.

– Любил, – поправил его Дед, хлопая по плечу. – Утри сопли. Вишня явилась сюда по собственному желанию. Здесь закрытый мир, у нас опасно. Понял?

Тахмей кивнул. Постоял немного, окинул прощальным взглядом своды и светильники, полюбовался на лепнину. «Странно, что в месте, где столько красоты, можно умереть», – подумал он.

– Проводите меня до Гьершазы? – попросил он у Обходчика. – Я не уверен, что смогу построить здесь портал. Я же тоже… как частное лицо… Никто меня там не поддерживает.

На самом деле ему не хотелось оставаться одному. Когда кто-нибудь рядом, можно поговорить – и не придётся думать о том, о чём думать абсолютно невозможно.

– Хорошо, провожу, – согласился Дед. – Не проблема.

Он выстроил лаз до Гьершазы, вывел гостя.

Ограничения, установленные Лоцманом, продолжали действовать: Земля сохраняла защиту, хотя Лоцмана уже вывели из игры. Судя по всему, дело тут было не в магии и не в проявлении особых сил – Гьершаза сама себя перекрыла, во второй раз демонстрируя склонность к переменам. Сначала превратилась в свалку – теперь стала ещё и заслоном. Каждый, кто пробивался извне, попадал на межмирную мусорку. Но не каждый смог бы продолжить путешествие! Странно – и подозрительно – что мальчишка из Большого Дома отыскал старую точку выхода и проник в метро, на станцию «Арбатская». Как будто кто-то ему помогал …

Впрочем, если верить паранойе, то начинать следовало с себя: насколько вменяемо ведут себя внутренние голоса, не шалит ли интуиция? Не является ли паранойя результатом вредительства со стороны Отвратня, забравшегося в голову?.. Нет, так можно далеко зайти!

Поразмыслив, Дед выбрал простую тактику отсева странников: убивать каждого, кто не захочет уйти. Благо, репутация позволяла вести себя жёстко! Рыжий Норон не заподозрит, с чего вдруг Обходчик так строго блюдёт Границу…

– Я всё передам, – пообещал Тахмей на прощание.

– Предупреди, что оборотень ещё жив, – попросил Обходчик. – Пока не выведу заразу, пусть обходят нас стороной.

Тахмей кивнул, грустно улыбнулся и шагнул в портал. Глядя в спину юноше, Дед в который раз подумал, что, может быть, всё не так уж плохо? Может быть, надо кинуть весточку, попросить о помощи?

Нет, риск слишком велик. Отвратень был прав, когда говорил, что Земля – незначительный эпизод в истории вселенной. Не пожалеют. Перестрахуются – ради общего блага.

Был и другой соблазн: отправить Варю в Большой Дом и прекратить идиотское перемирие. Беда в том, что девчонка слишком глубоко увязла в происходящем. Стереть память за два месяца – слишком подозрительно, а для более детальной корректировки у Деда попросту не хватит способностей, не говоря уж о решимости манипулировать чужим сознанием напрямую…

Портал закрылся, и Дед уже собирался развернуться и уйти, как вдруг что-то пошло неправильно.

Правильно – это когда сияющая арка портала исчезает, сжавшись в ослепительно яркую точку. Но арка застыла, а вместе с ней замер Тахмей. Если бы переход был выстроен с ошибками в формулах, появились бы световые искажения или молнии, в конце концов! Но вместо этого портал переломился, словно треснувшая подкова.

Снизу, из глубин Гьершазной грязи, поднялась иссиня-чёрная пасть размером с кузов самосвала и проглотила половинку сияющей арки вместе с гостем из Уишты-Йетлина. А потом сожрала оставшийся кусок и замерла, позволяя рассмотреть себя.

Пасть была огромной, но за ней не было морды – сразу начиналась гладкая чёрная спина. В разогнутом состоянии чудовище напоминало пиявку. Когда же пасть сжималась, то тварь становилась похожей на стиснутый кулак. Воплощённая функциональность. Ничего лишнего. Даже зубов нет, потому что нет необходимости пережёвывать или хватать.

Над краем верхней губы чудовища Обходчик заметил несколько горизонтальных щелочек. Глаза? Органы осязания? Так или иначе, Дед не сомневался, что существо было разумным – иначе бы оно не смогло бы уничтожить портал Большого Дома.

«Никто не может уничтожить портал Большого Дома», – говорили ему Наставники, и он верил. Что ж, они много чего говорили, а над их головами сияли портреты Иерархов, достигших совершенства в искусстве создания порталов. Великие мастера прошлого – три мужчины, две женщины. Одну из них звали Уида Керликенри по прозвищу «Уи-Ныряльщица».

Пасть-пиявка, поглотившая Тахмея, задержалась, чтобы «познакомиться» и чтобы продемонстрировать «мирные намерения». Она не нападала на Стража Границы, потому что Норон обещал не нападать. Если, конечно, Обходчик будет сидеть тихо, как мышь.

– Ну, я увидел. Что дальше? – усмехнулся Дед, глядя на чудовище.

Приоткрылись щелки над верхней губой, задвигались глазные яблоки. Но Уи-Ныряльщица ничего не ответила и даже не взглянула на Стража Границы.

Изогнувшись, чудовище пронзило поверхность Гьершазы и вновь ушло вниз. Колыхнулись кучи мусора, а ближайшее озерцо вышло из берегов. Дед ощутил под ногами сильную дрожь, как будто Гьершазу трясло от отвращения.

Перед глазами Обходчика продолжала мерцать подлинная картина произошедшего: искажённый вектор портала, поглощённый сгустком тьмы. Яркая звёздочка гибнущей души мигнула – и пропала. Единственный человек, которого встревожило исчезновение Вишни, пропал навсегда.

В списке способностей Уи-Ныряльщицы значилось умение создавать и разрушать порталы. Вот она и разрушает.

Новый Страж Границы – привратник у дверей, ведущих наружу.

Портал, открытый каким-то бедолагой, – пусть его душа покоится с миром! – отвлёк чудовище и тем самым спас ей жизнь. Вернее, продлил на несколько часов.

Или дней. Какая разница, на сколько? Всё закончится, рано или поздно.

«И почему я сразу не свалила?» – в который раз подумала ученица Лоцмана и потёрла нос, чтобы не чихнуть.

Она сидела среди картонных коробок, набитых старыми книгами, журналами и пылью. Неделю назад это был бы клад, сокровище, которое надо перетащить домой, а потом старательно изучить, отвлекаясь лишь на сон. Теперь – всего лишь сухое убежище, несъедобное для хмерлиней и потому относительно спокойное.

Но она слишком устала и перенервничала, чтобы заснуть.

Смерть шныряла поблизости.

«Знала же, что так будет! С самого начала, когда он рассказал про волшебников, закрытые миры и духов метро, знала, что именно мне придётся за всё отвечать… Надо было сразу сматываться! И подальше».

Глупые мысли. Бесполезные. Наивные! Укрыться в одном из окраинных миров, начать новую жизнь… Теоретически осуществимо. Если бы не Лоцман. Пока он болтался рядом, можно было удрать, но он бы не позволил. Когда он исчез неведомо куда, неведомо откуда явилась пасть-пиявка и перекрыла все выходы.

Учитель никогда ей не рассказывал о таких чудовищах. Может быть, не знал, что они существуют? Или знал, но намеренно умолчал?

Поначалу она приняла пасть-пиявку за представителя местной фауны.

В тот роковой день, когда началась игра в прятки-догонялки, ученица Лоцмана бродила по Гьершазе в поисках чего-нибудь полезного. Чего-нибудь такого, что можно будет продать там, куда получится переселиться: образец новых технологий, оружие или драгоценные металлы. Как насчёт золота из промышленно развитого мира, где научились синтезировать любое вещество? На новом месте жительства такой подарочек всегда пригодится! Ведь это будет провинция типа Земли – тихое захолустье, где можно лечь на дно.

Лоцман ещё не вернулся, и Варя-2 всерьёз задумалась о своих перспективах. Судя по информации, полученной от Стража Границ, Отвратни – это надолго. Учитель будет занят. Может быть, откажется от идеи исследовать метро. Зачем ему ученица? И зачем ученице метро, Земля и Гьершаза?

Вдруг раздалось глухое «пфф!», как будто открыли бутылку шампанского. Волшебница вздрогнула. Уронила плюшевого мишку, подобранного во время прогулки. Огляделась. Вроде бы всё спокойно. Хмерлини копались в арбузных корках, ветер шелестел бумажками. Идиллия!

Потом Варя-2 подняла взгляд и поначалу глазам своим не поверила. Редкое явление в беспросветно-сером небе Гьершазы – что-то летит. Быстрое. Чёрное. Без крыльев.

Это пасть-пиявка выпрыгнула из грязи, словно ракета из подземной шахты. Однако тварь не задержалась в воздухе – начала движение вниз. Траектория падения представляла собой пологую дугу. В конце дуги находилась Варя-2.

Выругавшись, волшебница перенесла себя на вершину соседнего холма, после чего обрушила на наглую чёрную морду мощное обжигающее заклинание. Обитатели Гьершазы от такого обращения огорчались и спешили залечь поглубже.

Нападения были редкостью, но случались, когда какой-нибудь хищник пробуждался после долгой спячки, вылезал – и обалдевал от царящего в округе разнообразия. Хватало пары ожогов, чтобы наглец вспомнил, на кого можно бросаться, а на кого не рекомендуется.

С пастью-пиявкой ничего не вышло. Огонь лизнул лоснящуюся шкуру, но не оставил ни малейшего следа. Резво развернувшись, неуязвимая тварь раззявила пасть и рванула к Варе-2.

Тогда девушка решила, что чудовище было послано учителем в наказание.

Было за что: она посмела подойти к племяннице Обходчика и вообще собиралась сделать ноги. Поэтому Лоцман создал пожирателя, дабы испугать её как следует. А заодно проверить, насколько хорошо обнаглевшая ученица научилась открывать порталы.

Очень по-лоцмански – кто не спрятался, я не виноват!

Порталы она научилась открывать быстро, но не точно. Слегка промазала: до дома оставалось около километра, хотя Варя-2 рассчитывала выстроить лаз прямо к крыльцу. Усмехнулась и решила пройтись пешком. Пасть-пиявка осталась далеко позади. Даже если учует добычу, не догонит, потому что искусственные монстры не умеют строить переходы.

Если это не Вражница. Но Вражницы такими не бывают.

Шлёпая по грязи, волшебница пыталась понять: зачем нужен бессмысленный расход энергии? Откуда такая мстительность? Посылать гигантскую пасть-пиявку, чтобы испугать ученицу? Глупо!

С этими мыслями она добралась до дома, присела на крыльцо, вытерла пот со лба. Помахала Ясиню, который выглянул из умывального сарайчика.

– Всё хорошо! – сказала она.

Ясинь кивнул, вешая полотенце на гвоздик.

«Надо подождать, пока он уйдет к себе», – подумала ученица Лоцмана. С некоторых пор она старалась следить за Пушчремским иммигрантом. Это успокаивало – знать, где он находится в тот или иной момент.

«О чём думает Обходчик?»

Она рассеянно наблюдала, как Ясинь натягивает выстиранный комбинезон и аккуратно застёгивает крючки.

«Или хочет на мне проверить? Убьёт или не убьёт? Вот уж спасибо!»

Рассказав о подозрительном поведении иммигранта, Варя-2 ощутила облегчение: Страж Границы обязан заниматься такими случаями! Она надеялась, что не пройдёт и дня, как Ясиня заберут.

Но никто и пальцем не шевельнул. Пришлось пользоваться одним мылом на двоих с человеком, который спокойно убил другого человека.

«Если в нём сидит Отвратень, то нужно уходить сегодня же», – решила волшебница.

И тут тварь набросилась на неё – наискосок, прямо сквозь крыло дома. Стены треснули и развалились, во все стороны полетели щепки и осколки, а сам дом накренился на один бок.

Тот самый дом, который Лоцман называл «своим первым настоящим домом».

Стало очевидно, что это не наказание, не шутка и уж тем более не акт уничтожения бесполезной копии. Если бы учитель хотел уничтожить её, он бы даже пальцами не стал щёлкать.

Началась гонка. Неуязвимая для магии и сама способная творить волшебство переходов, пасть-пиявка шныряла по Гьершазе, терпеливо выискивая жертву. От чудовища можно было спрятаться, но ненадолго, его можно было обмануть, но каждая отсрочка лишь ненамного отодвигала неминуемый финал. Несмотря на все способности и знания, ученица Лоцмана могла лишь прыгать из портала в портал, да и то в пределах Гьершазы. Путь на Землю, как и в другие миры, был закрыт…

– Держи, я нашёл немного, – Ясинь протянул ей картонную коробку и пластиковую бутыль, в которой плескалась мутноватая вода.

Воду пришлось очищать с помощью магии, а в коробке усталая волшебница обнаружила половинку слегка зачерствелого батона и несколько червивых яблок.

– Спасибо! А ты?

– Я уже поел, – соврал он и отошёл в сторону.

Поначалу Ясинь объяснял, что может подолгу обходиться без еды. Когда устал от уговоров, придумал новый ответ. К тому времени ученица Лоцмана вымоталась настолько, что уже не спорила.

Если бы не он, охота закончилась бы, когда пасть-пиявка разрушила дом Лоцмана. Но Ясинь вытащил Варю-2 из раззявленной пасти. Вдвоём они добежали до «вездеходки», где хранилось оружие. Лучевой пистолет позволил держать тварь на расстоянии, а машина превратилась в крепость. Два дня они отбивали атаки громоздкой твари. Потом пистолет разрядился, и машину пришлось оставить.

Целью чудовища была ученица Лоцмана – они выяснили это в первый же день.

Ясиню ни разу не удалось увести за собой пасть-пиявку. Он пытался отвлечь – бесполезно. Всё, что мог: поддерживать, помогать, беречь сон, быть рядом. Не так уже мало, но меньше, чем хотелось…

Он вернулся после того, как она поела. Согласился допить воду из бутылки.

– Спасибо! – вновь поблагодарила девушка и привалилась к большой коробке с макулатурой.

Вдруг Ясинь наклонился над ней и осторожно дотронулся до её щеки.

– Не надо, – попросил он шёпотом.

– Что? – она приоткрыла глаза.

– Не надо плакать.

– Я не плачу, – фыркнула она и шмыгнула носом.

– Он не умер.

– Что?

– Лоцман. Что твоего учителя нет, не значит, что он умер.

Ясинь первым заговорил о Лоцмане. Увидел её слёзы – и не выдержал.

– Ты не понимаешь, – вздохнула волшебница. – Он мог меня бросить!

– Не мог.

– Почему? – терпеливо поинтересовалась она.

– Потому что ты его ученица.

– И что? Он мог бросить меня именно потому, что я его ученица!

– Ты права, я действительно не понимаю, – согласился Ясинь и присел рядом.

Щёки у него ввалились, щетина превратилась в бородку, но в глазах по-прежнему сияло задорное упрямство. Ясинь не собирался сдаваться.

– Я точно знаю, что они живы – и Лоцман, и Обходчик, – заявил он. – В людях я разбираюсь, поэтому знаю. Обходчика невозможно испугать или сломить. Он выстоит, что бы ни случилось. И Лоцман тоже… Они оба сильные.

– Отвратни тоже сильные, – вздохнула волшебница. – И даже сильнее.

Она указала подбородком в сторону выхода из книжной пещеры, подразумевая пасть-пиявку.

– Эта тварь способна обращать вектор перехода. Как бы объяснить… она всасывает в себя энергию и направление, так что портал возвращается в стартовую точку. Чтобы сделать такое даже со своим порталом, нужно очень долго тренироваться. Я так не умею…

– Ты умеешь многое другое, – Ясинь погладил её грязной рукой по плечу (впрочем, плечи у девушки были ненамного чище) и ободряюще улыбнулся. – Я бы пошёл с тобой в разведку!

– Что ты сказал? – она наклонилась к нему. – В разведку?

– У нас так говорят, – объяснил он. – В моей стране, на Пушчреме. Это значит…

– Я знаю, что это значит, – перебила ученица Лоцмана. – У нас так тоже говорят, – она просияла, радуясь «родству», и тут же смутилась.

– Люди не слишком сильно отличаются друг от друга, – начал было Ясинь, воодушевлённый схожестью поговорок Пушчрема и Земли, но прервал себя, заметив, как изменился взгляд его собеседницы.

– Я опять что-то сделал не так? – обеспокоенно спросил он и потянулся к её руке.

И остановился.

– Дело не в тебе, – вздохнула волшебница. – Ты меня спас. И продолжаешь спасать. А я… Я не гожусь в разведку! – она шмыгнула носом и дотронулась до своей щеки, проверяя, не текут ли слёзы. – Какой из меня разведчик? Я же… Я предатель!

Признавшись, она почувствовала облегчение.

– Я тебя предала, понимаешь? Пошла и рассказала Обходчику про того придурка, которого ты сбросил шершавням. Про книгу с фотографиями. И про твои слова. Я пошла и всё ему выложила!

– Тихо, тихо, тихо, – Ясинь осторожно обнял её. – Ты должна была рассказать!

– Я всё рассказала, хотя знала, что он может тебя убить, – прошептала девушка. – Я хотела этого. Потому что испугалась. Во-от, я не только предательница, я ещё и трусиха! Увидела тогда твоё лицо, и…

– Ты всё правильно сделала, – сказал он. – На меня такое находит иногда, как будто что-то тёмное вылезает наружу… Ты не первая, кто испугался…

Ясинь не договорил. Вскочил на ноги, огляделся, прислушался. Тихо. Кто-то шлёпает по грязи, но слишком далеко.

Макулатурная гора дрогнула. С оглушительным шелестом книги и журналы разлетелись в разные стороны – и похоронили под собой беглецов. То ли пасть-пиявка промахнулась, то ли намеренно разрушила временное убежище.

Вновь наступила тишина, но ненадолго.

Чихая от пыли, накопившейся на выцветших страницах, ученица Лоцмана встала на колени. Чудовище было где-то рядом – надо было немедленно строить новый переход. Но она не видела Ясиня. Проходить через портал одной значит потерять его, и, возможно, навсегда. У неё не хватит сил одновременно прятаться от пасти-пиявки и разыскивать его на просторах Гьершазы.

Но может быть, так лучше? Может, она не достойна его заботы?

Минуты сомнений и неуверенности лишили её последнего шанса. Поздно было возиться с порталами, и удирать на своих двоих тоже поздно: чудовище замерло прямо перед ней. Оно было так близко, что девушка смогла разглядеть блестящую чернильную кожу и пять жёлтых глаз, выстроившихся рядком над краем верхней губы. Глаза были человеческими, и они внимательно наблюдали за жертвой.

Но тут между охотником и добычей встал Ясинь.

– Не позволю, – сказал он, расставив руки, и сделал небольшой шажок вперёд. – Не пущу!!

Пасть-пиявка не шевелилась. Морда у неё была высотой с Ясиня, так что ученица Лоцмана могла легко заметить, что жёлтые глаза разглядывают дерзкого человечка в грязном комбинезоне.

«Пожалуйста, не надо!» – подумала волшебница.

Ей захотелось оттолкнуть Ясиня, оттащить прочь, не позволить ему пожертвовать жизнью ради неё, безымянной, слабой, подлой! Но от страха и отчаяния она застыла, словно статуя.

Ясинь сделал ещё один маленький шажок вперёд – чудовище дрогнуло, отступило. Это было так странно, так неожиданно, что Ясинь, приготовившийся к смерти, растерялся, не зная, что делать дальше. Он обернулся к ученице Лоцмана, ожидая подсказки.

Очнувшись, она схватила его за руку и шепнула:

– Бежим!

Держась за руки, они помчались прочь, впрыгнули в светлое окошко портала и растворились в тумане Гьершазы.

– Кто я?

Сказать по правде, Дед ждал этого вопроса. И был уверен, что спрашивать будут именно у него. Отчего-то все родственники и знакомые Деда страдали болезненной уверенностью, что он знает ответ на любой вопрос, как команда знатоков из «Что? Где? Когда?» или как Google.

Злату удалось отучить. Почти. А теперь Беседнику приспичило. Логично, предсказуемо, но всё равно бесит!..

Никки-Беседник был особенным духом – единственным в своём роде, как и сама Кольцевая. А уникальность подразумевает одиночество. Не с кем сравниться, не на кого равняться. Держители, Времееды, Дремокуры и даже неуловимые Суматошники оставались частью своего сообщества. А что делать бедному Беседнику, которого материализовали, назвали, полюбили, но так ничего и не объяснили?

Пикантности добавлял тот факт, что Страж Земных Врат состоял в родстве с «дамой сердца» Беседника.

Если у него есть сердце.

«А вдруг правда есть? – подумал Дед. – Настоящий же человек, раз он начал в себе сомневаться!»

«Даму сердца» вопрос удивил и слегка напугал.

– Ты тот, кого я люблю и кто любит меня! – ловко выкрутилась она, так и не разобравшись, что спрашивали не у неё.

«Знакомство с родителями» проходило не по тому сценарию, который сложился в голове у Вари. Судя по округлившимся глазам девчонки, она не ожидала серьёзности от своего романтичного кавалера. Не понимала, что её распрекрасный Никки не человек, а значит, не боится пафосных тем и экзистенциальных вопросов.

Проблемы бытия являлись обязательным пунктом программы, так как Беседника воплощали интуитивно, наугад и без цели. А если задача не поставлена изначально, разум постоянно пытается найти её вовне.

– Ты материализованный дух, – ответил Обходчик. – Часть самозародившейся системы человекоориентированных сущностей.

Он сделал паузу, потому что на станцию прибыл поезд. Время было вечернее, но на платформе «Киевской-кольцевой» было не слишком толпливо, особенно если выбрать крайнюю лавочку.

Дождавшись, когда поезд отъедет, Обходчик продолжил объяснение. Мог бы и не прерываться – Беседник всё равно бы услышал. Но вот Варя – нет, а ей пора начинать разбираться в том, что она натворила!

– Как дух второго порядка стоишь на одном уровне с Времеедами. Способности управлять Слоями и перемещаться в них приближают тебя к Держителям.

Мимо пронеслась троица молоденьких девушек – студенток или старшеклассниц. Куда им было спешить, что они забыли в конце платформы? Разве что захотелось полюбоваться на Никки!

Захихикав, девицы ускакали в обратную сторону. Варя сердито засопела. Что касается Деда, то его не могло обмануть ни золото волос, ни синева глаз. И даже мужественность челюсти – не отвлекала. И он продолжил:

– На твоё формирование повлияли мечты и желания разных людей. Ты можешь превращаться в кого пожелаешь. Можешь выбрать любую внешность, но питаешь склонность к этому облику, – Дед постучал пальцем по плечу сидевшего рядом с ним Беседника, – Из-за привязанности к этой вот барышне, – и он постучал пальцем по макушке племянницы, сидевшей с другой стороны.

Варя отклонила голову и поморщилась.

– А почему? – спросил Беседник. – Почему привязанность?

– А этого, дружок, тебе никто не объяснит! – рассмеялся Дед. – Любовь – штука посильнее любой магии!

Последние слова потонули в грохоте подъезжающего поезда.

Варя вздохнула. Потом всхлипнула.

– Получается, она не настоящая? – спросила она, роняя слёзы.

– Кто именно? – уточнил Дед.

Беседник потянулся к возлюбленной, чтобы передать ей платок – белый, с монограммой в виде схемы метро. Дед взял тряпочку, подержал пару секунд и вторично поразился замысловатым формам материализации.

Глубоко в душе у Вари сидела мечта о рыцаре, который будет подавать ей платочек. Беседник воспользовался этой мечтой в своей традиционной манере «всё, чего изволите, мадемуазель!» В свою очередь Варя, как и подобает Гончару-самородку, воплотила платок, сама того не замечая. И высморкалась, не понимая, что это часть её обожаемого Никки.

– Получается, наша любовь – не настоящая? – повторила Варя и вновь тихонечко заплакала.

Дед потёр лоб. Почесал макушку. Вспомнил про пубертатный период, гормоны, нервы, пресловутую женскую логику. В миллионный раз порадовался, что Злате не свойственна излишняя сентиментальность.

– Всё у вас настоящее, – сказал Дед и повернулся к Беседнику. – Натуральное!

– Но он же не может подняться наверх! – пожаловалась Варя.

– С чего ты взяла? – нахмурился Обходчик.

– Мне Кукуня рассказал. Когда придумал ему имя. Он сказал, что…

– А когда это было? – Дед перебил её. – Какого числа он дал ему имя?

Варя задумалась. Попробовала считать на пальцах. Сбилась. Пришлось доставать мобильник.

– Эээ… Сейчас… Я помню, что в кино шёл фильм про вампиров, я хотела сходить с Никки. А! Ну, да! Конечно же!

Пока она напрягала память, с Деда семь потов сошло. Про имя для Беседника он узнал давно, но тот факт, что это имя дал Кукуня…

– Девятого. В понедельник, – Варя улыбнулась, вспоминая. – Как же я мучилась! Всё перебрала! А Кукуня взял – и придумал!

Дед облегчённо вздохнул. По всему выходило, что Кукуня (покойся с миром, белобрысый тихоня!) вылепил фигурку Беседника до того, как придумал ему имя. Материализация Никки ещё не была закончена. Значит, в руках у Норона всего лишь фигурка.

– Кукуня тоже что-то говорил о материализованных духах, – продолжала Варя. – Объяснил, что Нику нельзя наверх. Потому что он родился в метро.

– Это не совсем верно, – сказал Дед. – Он родился здесь. Но подняться наверх способен. Ничего с ним не будет, – Дед внимательно посмотрел в прекрасные васильковые глаза очарованного Никки. – Разве что девушки разорвут на части, но это пустяки!

– Хватит уже! – фыркнула Варя.

– Ну, извини, извини…

– Получается, может?! – встрепенулась она. – А почему исчезал на эскалаторе?

– Может-может, – вздохнул Дед. – Главное, чтобы ты поверила в него. Пока сомневаешься, он не выйдет наружу.

– Почему? – удивилась она.

– Потому что он не хочет тебя расстраивать. Так, теперь о главном. Никки, не надо никуда выходить.

Дед услышал, как Варя перестала всхлипывать и сопеть, напряглась, готовясь к спору. Сам он разглядывал Беседника, следил за его реакцией. Но лицо прекраснейшей статуи оставалось безмятежным.

– Ты мне нужен, – объяснил Страж Границ. – В метро. Внизу. Выйдешь – и твоя связь со всем здешним, – он указал на гладкий белый свод и замысловатую люстру, – будет угасать. Станешь человеком. А мне нужен Беседник. Союзник. Здесь. Очень нужен.

– Я понимаю, – Беседник медленно кивнул. – Я согласен.

– Что?! – Варя слетела со своего места. – Как же? Ты же?.. Мы же…

– Ты тоже мне нужна, – Дед помедлил и осторожно взял племянницу за руку. – Нужна здесь.

Она с удивлением и словно бы с ожиданием чего-то ужасного посмотрела на его ладонь. Но вырываться не стала и даже робко ответила на рукопожатие.

– Я ничего не умею, – призналась Варя. – Я… я его люблю. Так, просто… Ну, мы целовались…

– Вот и хорошо, – вздохнул Обходчик. – Продолжайте.

– Ты разрешаешь? – лукаво улыбнулась она.

– Разрешаю. И прошу проводить здесь как можно больше времени.

– Что, может, даже ночевать здесь? – хмыкнула она, но наткнулась суровый дядин взгляд.

– Я был бы рад, – ответил он. – И ещё, – он вновь повернулся к Беседнику. – Если будешь чувствовать потребность исчезнуть, если твои… родственники… начнут прятаться, прячься вместе с ними и забирай её с собой, – и Обходчик соединил руки Вари и Беседника. – Не представляю, как всё сложится, но ты сможешь защитить её лучше, чем я.

Стоя на платформе, Костя Наумов размышлял о смерти.

Мысль казалась логичной. Она и раньше посещала его, но лишь как мысль – и вдруг превратилась в нечто осуществимое, в перспективу! Переходя с «Курской-кольцевой», он понял, как это просто, и как потом всё будет просто, потому что ничего не будет!

Поезд задерживался. Впрочем, Костя не собирался прыгать – даже отступил назад, за ограничительную линию, чтобы никто вдруг не заподозрил в нём прыгуна. Он лишь думал о возможности сделать Это. Пробовал на вкус саму идею. Стоял, опершись о серый гранит пилона, смотрел вверх, на узкие фаланги светильников, и размышлял о тяжести и скорости состава, вылетающего из тоннеля.

Рядом с потенциальным самоубийцей паслись двое – Дрёмокур и Времеед. Первый наслаждался потоком сладких фантазий, полных самоуничижения и жалости к себе, второй подъедал время, растраченное впустую.

Неподалёку вился Кровокус. Делать ему здесь было нечего, потому что если Дрёмокуру есть, чем поживиться, значит, ещё не всё так плохо. Но почему-то худой парнишка в расстёгнутом пальто и без шапки показался Кровокусу привлекательным. Кто знает, вдруг задумчивому недогамлету захочется проверить, какие там сны – за последней чертой, выложенной белым гранитом?

Сам Костя Шекспира не читал и даже не собирался. Без всякого чтения известно, что был такой принц Датский, а потом все умерли. И ещё Гертруда пила вино. В Финансово-Юридической Академии, где учился Костя, таких книжек не задавали.

А даже если бы и задавали…

Важно понимать, что глагол «учился» – в прошедшем времени. С этого факта и начиналась цепочка безрадостных Костиных размышлений. Он никак не мог понять, почему из всех однокашников отчислили именно его? Вроде бы и гуляли вместе, и веселились, и рубились в «Контр-Страйк», и вдруг такая несправедливость: они будут допущены к сессии, а он – вылетает!

Несправедливо, ведь в их компании только Костя зависел от оценок. Остальные, обеспеченные и с пропиской, могли бы и обойтись. Они бы устроились! А ему диплом нужен позарез. Единственный шанс вырваться из дома, вылезти из отцовской тени, шанс стать собой, а не «сыном Георгия Петровича»!..

Костя знал как дважды два, что отец не простит позорного поражения. И не даст ещё одного шанса попробовать. Просто перестанет присылать деньги на оплату съёмной квартиры. Придётся Косте возвращаться в родной город и впредь всегда и во всём слушаться главу семейства…

Конечно, оставалась смутная возможность жениться на какой-нибудь москвичке и остаться в столице навсегда. Но отчего-то подходящие девушки исчезали, стоило им узнать о клейме «приезжий, студент, работы нет, родные помогают».

Костя вновь подошёл к краю платформы. Выглянул, высматривая – не мелькнёт ли свет подъезжающего поезда? И удивился автоматическому жесту. Торопиться было некуда. Наоборот – хотелось задержаться в метро: отец верил, что под землёй телефон ловит плохо, а значит, можно отложить, пусть на несколько минут, предстоящий разговор.

Неотвратимость разговора была очевидна, поскольку новость об отчислении своего отпрыска Георгий Петрович Наумов узнал первым. Наверняка ему уже позвонили из деканата. Потому что там работала секретаршей племянница знакомой старшей сестры коллеги его двоюродного брата. Всё предусмотрел, гад! Обложил со всех сторон!

Подумав об отцовской предусмотрительности, Костя вспомнил другие похожие случаи (школа, спортивный клуб, клуб современного танца) и поёжился. Возвращаться домой не хотелось. Как бы сделать так, чтобы никогда не слышать отцовский голос и навсегда остаться в Москве! Сохранить сладостное чувство свободы, которое пьянило даже в воспоминаниях…

Эхо донесло рёв подъезжающего состава. Костя отошёл ещё дальше от края и оглянулся в поисках лавочки. Но на «Чкаловской» сидеть было негде – пришлось снова прилипнуть к пилону.

Странное чувство охватило его: он не знал, как долго простоял на платформе, обдумывая «за», «против» и «никогда». Пять минут? Час? Как и всякий человек, которым подкормился Времеед, Костя был расстроен, но не из-за потерянного времени. Удручала рассеянность: как можно было так забыться?

И как можно потерять свежие воспоминания? Первый месяц в Москве, новые друзья, свобода, пьянки – в общих чертах понятно, но что конкретно? Какой день? Какое событие?..

Дрёмокур постарался. Но не доел – скрылся, оставив половину обеда. Кровокуса тоже не было рядом, хотя Костя всё больше склонялся к радикальному решению скопившихся проблем.

Рассеянно разглядывая пассажиров, спешащих на посадку, он чувствовал себя пленником, которому позволили ненадолго вырваться из тюрьмы, а теперь загоняют обратно. Будет ещё тяжелее, ещё горше переносить домашнюю неволю и постоянное давление родительского авторитета. «Не смей мне перечить!» – ревел отец. Интересно, что он будет говорить после возвращения сына-неудачника?

Вновь подкрались мысли о смерти. Пожалуй, теперь это единственный способ освободиться! Но умирать не хотелось. Зачем свобода, если нельзя жить? Но зачем жить, если нет свободы?

– Согласен, – сказал рыжеволосый мужчина, прислонившийся рядом с Костей к вогнутой стене пилона. – Очень точно подмечено!

Юноша с раздражением покосился на говорившего. Видимо, последние слова были случайно произнесены вслух, и теперь так просто не отвяжешься!

Те, кто разговаривают с незнакомыми людьми в метро, ненормальные – так считал Костя. Сдвинулись на почве одиночества!

Рыжий псих негромко рассмеялся.

– В чём-то ты прав, – сказал он Косте. – Одиночество может стать причиной безумия. Для каждого человека важно, когда есть с кем поговорить… Но родные и друзья когда-то были чужими. Когда вы только начинаете общение, вы незнакомцы. Вот, как мы с тобой.

Костя удручённо вздохнул. Нет, не псих – хуже!

– Я не гей, – объяснил юноша, стараясь не глядеть в глаза незнакомцу. – Не пидор, понятно?

– Знаю, – отозвался рыжий. – Ты не гомосексуалист. Не студент. Скоро перестанешь быть гостем столицы. У тебя осталась одна роль: сын. Но тебе она не слишком-то по душе, верно?

Костя нечаянно сглотнул слюну, накопившуюся во рту, и закашлялся.

– Предлагаю тебе свободу. Настоящую свободу, – рыжий отлепился от пилона и встал перед Костей. – Но пути назад, как ты понимаешь, не будет.

– И что мне… что мне надо будет сделать? – спросил, запинаясь, молодой человек, ошарашенный столь неожиданным поворотом.

– Ты спасёшь свой мир, – ответил ему незнакомец торжественным голосом.

Он был облачён в сияющие одежды, которые спадали лёгкими струящимися складками, сотканными из искристого света. Глазам было больно смотреть на удивительный костюм. Впервые с начала разговора Костя перевёл взгляд на лицо незнакомца – и поразился увиденному. Там была мудрость, сила, сострадание и честность. И совершенство. Этот лик не принадлежал смертному.

Никто из людей, стоящих на платформе, не замечал ни света, ни красоты. «Я такой один, – подумал Костя. – Я один могу видеть это!»

– Твоему миру грозит беда, – сказал незнакомец. – Ужасная беда! Ты – один из немногих, кто может противостоять врагу. Но тебе придётся отказаться от прошлой жизни. Ты готов?

«Либо это сон, либо это очень круто!» – подумал Костя, задыхаясь от восторга.

В его прошлой жизни не было ничего, о чём стоило бы жалеть, и он кивнул:

– Я согласен. Я с вами.

Незнакомец протянул ему руку.

– Славься, Воин Света!

Костя сделал шаг и, повинуясь внезапному порыву, оглядел себя. Теперь он тоже был облачён в сверкающий солнечный костюм.

– Можешь звать меня Учителем Истины, – представился волшебник. – Я помогу тебе обрести Силу. Но знай, что свой мир ты будешь спасать сам!

Откликнувшись на призыв, его сердце забилось часто-часто. Костя больше не удивлялся – всё шло так, как и должно быть. Несомненно, он был рождён для этого.

Золотистые одежды приятно холодили кожу. Налившись волшебной силой, тело казалось непривычно послушным и лёгким. Костя понял, что мог бы взлететь, если бы захотел. Он мог всё!

– Я готов, – сказал он Учителю. – Что мне нужно делать?

– Учитель, – сказала она, – я готова!

Он не повернулся, не откликнулся – стоял на краю платформы и, наклонив голову, рассматривал что-то, что лежало внизу, на путях.

Внезапно ей захотелось толкнуть его в спину и сбросить под поезд, который должен был вылететь из тоннеля. Желание было сильным, словно болезненный зуд от комариного укуса – когда знаешь, что нельзя, но рука сама тянется и расчёсывает.

Перед ней была широкая спина, обтянутая потрескавшимся дерматином тусклого чёрного цвета. Посередине лежала её ладонь, прямо на выпирающих позвонках. Она смотрела ему в затылок, на взлохмаченные волосы, приподнятые воротом серого свитера, и не могла представить, как выглядит его лицо.

– Интересно, – задумчиво пробормотал Дед. – Посмотри…

– Я говорила тебе, что не прощу! – закричала Злата, толкая его вперёд. – Я ничего не забыла!

Неловко взмахнув руками, он без единого звука полетел вниз. Она встала на край платформы, чтобы увидеть, куда он упал. Но внизу не было ни рельс, ни шпал, ни путевого бетона – сплошной мрак, из которого тянуло запахом крови.

На затылок ей легла тяжёлая ладонь – не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это.

– Я тоже всё помню, – сказал Дед и толкнул её.

Удержаться на скользком гранитном краешке было невозможно. Вскрикнув, Злата полетела вперёд, в жадно чавкающую темноту, наполненную маленькими красными ртами. Они тянулись к ней, желая зацеловать до смерти, а потом разорвать на куски.

Чувствуя прикосновения горячих губ на своей коже, она начала карабкаться сквозь мрак, цепляясь за склизкие стены колодца-глотки. Сверху валились сгустки обжигающей слизи, толкая вниз, лишая опоры. Но Злата продолжала прорываться к свету – и наконец добралась до края бездны.

Вцепилась в гранит, подтянулась, ломая ногти, закинула ногу и вскарабкалась на платформу. Отползла подальше, перевернулась на спину, чтобы отдышаться. Едва полегчало, Злата встала, цепляясь за ближайшую колонну, и осмотрелась.

Учитель был прямо перед ней – в конце коридора, образованного рядами широких квадратных колонн.

Злата не могла узнать эту странную, неправильную станцию. Колонны здесь были облицованы мрамором всех цветов и располагались так близко друг к другу, что два человека едва могли разойтись в проходах. Когда Злата пробиралась к Деду, она заметила, что колонн в ряду ненормально много, и они полностью заполняют пространство центрального зала, словно мраморный лес, подпирающий белые своды.

Дед стоял на противоположной платформе, на самом краю. Подкравшись на цыпочках, Злата встала у него за спиной. Осторожно положила руку ему на плечо.

– Посмотри, это интересно! – воскликнул Дед.

– Не хочу, – отозвалась Злата. – Не хочу быть твоей ученицей! Я всё помню и не собираюсь тебя прощать, – и она столкнула его вниз, на рельсовый путь, под колёса поезда, который с оглушительным рёвом вылетел из тоннеля.

Поезд проехал станцию без остановки. Когда он скрылся, Злата наклонилась над краем платформы, чтобы посмотреть, что случилось с Учителем. Ничего там не было, только рельсы и шпалы, а ещё пара смятых бумажек, брошенных кем-то из пассажиров.

– Мне тоже не нужна такая ученица, – сказал Дед, и на плечи Злате легли тяжёлые ледяные ладони.

Холод вмиг добрался до её сердца, и обжигающая боль пронзила каждую мышцу. Злата уже не чувствовала своего тела, но продолжала стоять.

– Ты бесполезна, – усмехнулся Дед и легонько толкнул её.

Словно сосулька-переросток, Злата звонко ударилась о рельсы и разлетелась на тысячу осколков. Дед стоял на краю платформы и смотрел вниз, любуясь красными льдинками, сверкающими в воздухе. Он был слишком увлечён, чтобы заметить, как снизу вынырнула пара рук, схватила его за лодыжки и потянула вниз, в бесконечный мрак…

Темнота не была абсолютной – с улицы просачивался жидкий свет фонаря, приглушенный занавесками. Можно было различить люстру на потолке, стеллажи, забитые книгами, обогреватель, который стоял у постели и подмигивал зелёным глазком.

Потом привычный вид исчез, заслонённый головой Деда.

– Я тебя разбудила? – спросила Злата, садясь на постели и подтягивая колени к подбородку.

Кошмарное видение не отпускало, и детские страхи начали мучить её: голодные рты могли прятаться за дверью, под кроватью – где угодно…

– Я не спал, – отозвался Дед и откинулся на подушку.

Заложив руки за голову, он задумчиво уставился в потолок.

– Надеюсь, это не ещё один Чтец… – пробормотал он, покосившись на Злату.

– Просто кошмар, – вздохнула она и вытерла пот со лба. – Плохой сон.

Её пальцы дрожали. Она старалась не думать о том, что может скрываться в тёмных углах комнаты, за стопками книг и под письменным столом.

– А когда у тебя в последний раз были хорошие, а? – он протянул руку, погладил её по спине. – Что на этот раз? Опять Павлик?

Злата покачала головой и, вдруг, не выдержав, обняла его, прижалась крепко-крепко и замерла, впитывая его тепло и чувствуя стук сердца.

– Лучше расскажи, – сказал Дед, накрывая её одеялом. – Даже если что-то извращённое. Я переживу.

– Я убивала тебя, – прошептала Злата.

– Всего-то?! – усмехнулся он. – Тогда это не кошмар, а наоборот… Нормальная реакция. Я иногда сам готов себя убить!

– А ты убивал меня.

– Ну… Это честно. Ты – меня, я – тебя.

– Очень смешно! – пробурчала она, постепенно успокаиваясь.

Под одеялом было уютно и безопасно.

– Смешно! – фыркнул Дед. – Привыкай! Возможно, это навсегда. Ты слишком долго была в контакте с Макмаром. А он тебя не лечил и не учил. Понимаешь?

– То есть теперь я калека? – спросила Злата.

– Станешь калекой, если будешь каждую ночь просыпаться с воплями, а потом ворочаться до утра, – объяснил Обходчик. – У меня от твоих концертов крыша поедет.

– И тогда мы будем идеальной парой, – пошутила она. – Я боюсь себя, ты боишься за меня.

– Угу. И ляжем в соседних палатах. Тебе следует…

– Я не буду убивать свои эмоции, – перебила Злата. – Никакого вычищения! Ни-за-что.

– Почему?

– Не хочу стать похожей на тебя.

– Спасибо за откровенность! – ухмыльнулся Дед. – Как ты меня такого терпишь?

– Кто бы мне объяснил! – улыбнулась Злата и поцеловала его в ключицу. – Спасибо, что не бросил меня тогда!

– Когда? Когда у меня был шанс?

– Ты ведь знал, что так будет, – начала она. – Один раз Макмар прочёл меня, и…

– И что я должен был делать? Придушить тебя? Оставить в Большом Доме? Ты училась. Становилась сильнее. Я знал, что однажды ты сама прочитаешь его как следует!

Злата нервно хихикнула.

– Ну, да! Прочитаю! А может, ты специально сделал меня своей ученицей? Чтобы бы я стала приманкой для него?

– Дошутишься! Скажу, что так оно и было, – пообещал Дед.

– Давай спать, – предложила она, всерьёз испугавшись шутливой угрозы.

Дед помолчал немного, продолжая пялиться в потолок.

– Не можешь заснуть? – спросила Злата.

– Не хочу.

– Ты уже придумал, как их обыграть?

Усмехнувшись, Дед потрепал её по голове.

– Мне нравятся твоя уверенность во мне!

– Ну, ты же обыграл Лоцмана! – напомнила Злата. – Обыграешь и этих.

– Лоцман сам себя обыграл…

– А ты ему помог, – не сдавалась она.

– Помог. Заметил, в какой тупик он себя загоняет, и воспользовался. Но у Лоцмана была понятная цель. Которая, между прочим, была и моей целью. Мы оба исследовали Держителей. У Отвратней другие желания. И Земля для них всего лишь средство.

– И ты ему поверил?.. – прошептала она и осеклась.

Зажмурила глаза, даже дышать перестала. Не стоило произносить это вслух. Но может быть, он не заметит?

– Я уже говорил это и скажу снова…

Голос у Деда стал холодным и колючим.

После первого разговора с Лоцманом, когда незваный гость ушёл (забив им головы глупой болтовнёй и выжрав банку абрикосового варенья), Злата сказала: «Ты не должен ему верить. Это твой враг. Наш враг».

Дед хмыкнул и ответил, чеканя каждое слово: «Я никому не верю. Но это не означает, что я не должен слушать. В любой информации содержится правда. Надо лишь уметь её извлекать».

И он продолжал гнуть свою линию:

– У меня нет повода сомневаться. И нет повода верить в их миролюбие.

– Всё, что ты знаешь об Отвратнях, ты знаешь от Лоцмана, – не сдавалась Злата. – Если бы он хотел помочь, он бы сразу рассказал про Макмара – кто он такой и на что способен. Между прочим, ты едва отбился от Вражницы! Но твой Лоцман молчал, пока ты сам всё не выяснил! То же самое с Отвратнями. Ты чудом выжил после встречи с Хавансой! И Кукуня погиб! Этого бы не случилось, если бы Лоцман не молчал, как…

– Он не знал! – не выдержал Дед. – Для него самого это большая новость…

– Это он так говорит! – перебила Злата. – Как ты можешь знать наверняка, если он – твой единственный источник информации?

– Лоцман тоже пострадал, – напомнил Дед. – Вспомни, как отмывала кухню от его крови!

– И что? Он ошибся. Не в первый раз его лишают тела! А что, если Отвратни – его давние враги, и это очередной эпизод их… их отношений? А ты – очередная марионетка, которую он науськивает…

Договорить не получилось – Дед с силой прижал её лицо к своей груди и удерживал, невзирая на укусы.

– Я не марионетка, – терпеливо объяснил он, когда Злата успокоилась. – Чёрт, да ты и вправду готова убить меня!.. – он потёр кожу, на которой отпечатались следы зубов.

– Извини.

– Никогда, если ты не избавишься от своей паранойи! Мне хватает моей…

– Это не паранойя, – упрямо повторила она. – Ты не знаешь, чего они хотят!

– Знаю!

– И чего же? – печально усмехнулась она.

Спорить было бесполезно. Его самоуверенность, которая раздражала в начале знакомства, с годами не ослабела. Твёрже гранита, крепче рельс. Вероятно, последствия «чистки», когда он избавлялся от лишних эмоций. Или же профессиональная болезнь Обходчиков: всегда верить в себя.

– Они хотят того же, что и любые другие чужаки, – объяснил Дед, с лёгкостью читая её мысли.

Как и в начале знакомства, когда он был для неё только учителем и командиром, Злата не доверяла ему и сомневалась в каждом его решении. Что перевешивало все её недостатки, включая зависимость от Чтеца и зацикленность на теме семьи и детства. Ни любовь, ни перенесённые испытания не сгладили эту принципиальную подозрительность. К счастью.

– Я же не судья, – сказал Дед, ласково поглаживая её по плечу и шее. – Я не делаю выбор и не выношу приговор.

Нежные прикосновения отвлекли Злату, и Обходчик постарался незаметно усыпить её. Она мешала ему думать.

– Каждый нарушитель Границы должен быть изгнан или убит, – объяснил он, стараясь, чтобы голос звучал монотонно. – Потому что любое их действие вредит людям. Любое. Макмар пригласил Отвратней не просто так. Им нужны Держители.

– И ты, конечно же, знаешь, почему, – сонно пробормотала Злата.

– Догадываюсь. Естественное одушевление – не самый редкий феномен. Всё равно что естественное появление жизни… Или разума… Но я почти ничего не слышал о духах, которые зародились в транспортной системе… А, ты уже спишь?

Когда девушка наконец заснула, Ясинь вылез из наспех сооружённого шалаша и поднялся на вершину песчаной горки. Этот холм он заприметил ещё до того, как они устроились на ночлег.

Подходящее место для встречи.

Надо было разобраться. Распутаться. Раз и навсегда закончить изматывающий спор. Иначе голова лопнет…

Он давно потерял счёт дням. Казалось, охота длится вечность – и будет длиться столько же: пасть-пиявка гонится за девушкой, он, Ясинь, защищает. Быстротечные часы отдыха, разговоры ни о чём, робкие поцелуи, а потом очередной забег по грязи и лужам, в обход куч мусора и напрямик через гниль и плесень, переход, открытый в никуда, но всё в ту же Гьершазу.

Как будто они трое – чудовище, девушка и защитник – были героями легенды. Архетипы с заданным набором функций и свойств. Нападать, убегать, защищать. Чёрная тварь, худенькая жертва и её помощник, рослый детина с глуповатым лицом. Три актёра, обречённые исполнять незамысловатый танец с одинаковым финалом. Пасть-пиявка подбиралась совсем близко, но беглецы удирали от неё, прятались, а потом монстр делал следующий ход.

Из игры убрали самую важную фигурку – драконоборца, который мог закончить безумную карусель. И теперь невидимый кукловод обходится тем, что есть, раз за разом разыгрывая одну и ту же купированную пьесу.

Чудовище не может быть уничтожителем чудовищ, девушка – слишком слаба, а помощник – наивный дурак, способный лишь искать воду и еду.

Выход один: позволить чудовищу сожрать девушку. И тогда защитник обретёт вожделенную свободу.

– Нет! – прошептал Ясинь.

Он до хруста стиснул зубы, выпучил глаза и заставил себя загнать предательскую мысль поглубже.

А может быть, нужно было её выпустить и посмотреть, куда она разовьётся?

– Нет!!

Сжав кулаки, он стоял на вершине холма и смотрел на пятнистое тело Гьершазы. Где-то там притаилось чудовище – ждёт, когда защитник устанет защищать. Или когда добыче надоест убегать.

А может быть, чудовище гораздо ближе. Нашёптывает: «Ты же не собираешься до конца своих дней скакать по Гьрешазе в компании с безымянной девчонкой?»

Пора бы уже заканчивать. Кто-то должен победить!

«Пусть победит сильнейший», – предложил внутренний голос.

Ясинь устало вздохнул. Сто раз он обдумывал ситуацию. Сто раз признавал, что противник непобедим.

Голыми руками тварь не убить, а нормального оружия у Ясиня не было. Впрочем, даже тепловой пистолет бесполезен против непробиваемой шкуры. Пасть-пиявка готова бесконечно гоняться за добычей. Потому что это предусмотрено программой? Чудовище ни разу не попыталось напасть на Ясиня, как будто неведомый хозяин заложил в неё ограниченное число действий.

У Ясиня имелась своя программа: он должен был защищать девушку, потому что девушка была добра к нему, учила его языку и правилам поведения, готовила для него. Потому что она ему нравилась. И вообще, девушек надо защищать. Даже если у них нет имени. Особенно если у них нет имени.

«Может быть, придумать для неё имя? – подумал Ясинь, оглядываясь по сторонам. – Это поднимет ей настроение!»

При мысли о том, что она улыбнётся, он сам начал улыбаться.

Странно, как он раньше не додумался до такого! Своевременная идея: волшебница вымоталась, он замечал отчаяние в её глазах. Она обрадуется, когда он назовёт её, когда принесёт ей имя, как цветок, как подарок от чистого сердца…

Осталось выбрать.

Ясинь попытался вспомнить, что в его жизни было хорошего. Надо искать в периоде до армии – когда у него был дом, мама, свои вещи… Остановился на летающих волшебных зверушках. Не было счастливей того мгновения, когда он, дождавшись нового мультика, видел первые кадры.

«Маленькие помощники Гийолы» – вот как назывался тот сериал. Гийолой звали принцессу, которая сначала сидела в башне, куда её заперли заботливые родители, потом сидела под замком у строгого учителя, а потом её похитил злой колдун, и если бы не забавные летающие зверушки, бедняжке пришлось бы совсем туго!

Не удержавшись, Ясинь рассмеялся – пусть сериал был рассчитан на малышей, да к тому же являлся частью пропагандистской компании, он всё равно оставался весёлым, добрым и очень смешным. И маленький Ясинь был по уши влюблён в принцессу Гийолу…

Вдруг чья-то рука схватило Ясиня за горло.

Он не сразу сообразил, что это его правая рука. И намерения у неё серьёзные.

Левая оставалась послушной. Ясинь воспользовался ею, чтобы осторожно разжать пальцы взбунтовавшейся правой. Отвёл взбесившуюся руку за спину, потряс головой и, чувствуя себя идиотом, спросил на Синем Наречии:

– Кто здесь?

Молчание. И лишь Гьершаза продолжала еле слышно булькать, шуршать и хрустеть.

Выставив указательный палец, правая рука резко поднялась вверх, к глазу. Ясинь перехватил её левой и оттянул вниз. Но тут правая нога попыталась врезать коленом по подбородку хозяина. У неё почти получилось, потому что мышцы спины и живота заставили Ясиня согнуться.

Увернувшись от колена, он выпрямился и восстановил контроль над ногой. Правая рука продолжала вырываться из хватки левой. И тогда Ясинь убрал левую руку и мысленно приказал правой повиснуть вдоль тела. Рука послушалась.

Тело ходило ходуном. Мышцы дрожали и сжимались в судороге. Его тошнило – то ли от стресса, то ли от страха. Отдышавшись, Ясинь повторил свой вопрос:

– Кто здесь? – он сжал правую ладонь в кулак. – Ну?!

«Только ты», – ответили ему.

Ясинь узнал голос. Не по интонациям, но по тому каменному спокойствию, которое его охватило. Знакомое ощущение – оно предшествовало поступкам, которые шокировали окружающих своей безупречной логикой и рациональностью. И смертоносностью.

– Ладно, – Ясинь усмехнулся и перешёл на свой родной язык. – А какой «Я» пытался сейчас испортить наше тело?

«Это ты всё портишь! Влюбился в девчонку, которая использует тебя, – слова поднимались из глубины черепа. – Её сделал Лоцман, когда ему понадобилась помощница. Она всего лишь кукла, поэтому у неё нет имени. Её используют, и она не знает других отношений. Она прикрывается тобой. И учила тебя, потому что хотела, чтобы кто-нибудь смотрел на неё снизу вверх».

– Как тебя зовут? – спросил Ясинь. – У тебя ведь есть имя?

«Тийда Лан Хоколос».

– Приятно познакомиться! И давно ты здесь?

«Давно».

– Дай, угадаю, – Ясинь задрал голову, посмотрел в неизменно серое небо Гьершазы, где никогда не было звёзд. – Тогда, в грузовике, когда всех изжарили, а меня – нет, потому что я сидел в кабине… Ты уже был тогда? И помог мне выжить?

«Верно».

– То есть вся моя армейская жизнь, то проклятое заведение, эксперименты, проверки и всё, через что я прошёл, – всё благодаря тебе?

«Да. Благодаря мне ты выбрался».

– Откуда?

«С Пушчрема».

– А с чего ты решил, что я этого хотел?!

Ясинь сжал правую ладонь в кулак, поднёс его к лицу, посмотрел на сжатые пальцы так, как будто видел их в первый раз.

– Мразь, которая гоняется за нами…

«Уи. Уи-Ныряльщица», – подсказал голос.

– Она не нападает из-за тебя?

«Да».

– Что я получу, если позволю убить ту девушку?

«Ты выберешься на Землю. Я покину тебя. Ты получишь возможность жить так, как тебе хочется»,

– А если я хочу домой?

Чужак не ответил.

Разжав кулак, Ясинь осторожно почесал кожу на подбородке, зудящую под отросшей бородой.

Разговор с самим собой не испугал его, а скорее приободрил. Если Хоколос начал разговаривать, представился и даже что-то посулил, значит, дела у него совсем плохи. «Застрял, бедолага, не смог справиться с простым солдатом! Недооценил! Даже врать начал, что покинет тело. Ага, покинет – после моей смерти. Но мы ещё поглядим, кто сдохнет первым!»

Правая рука дёрнулась, но Ясинь вновь заставил её висеть вдоль тела. Ещё раз осмотревшись, он направился вниз с холма к шалашу, где спала Гийола.

Когда она проснётся, то её будут ждать два подарка: имя и новость. Она узнает, что её принимают всерьёз и, возможно, по-настоящему боятся – иначе не отправили бы Отвратня по имени Уи-Ныряльщица.

«Надо бы поискать еды к завтраку, – подумал Ясинь, оглядываясь по сторонам. – Чего-нибудь по-настоящему съедобного!»

– Какой ты худенький! – горестно воскликнула мама. – Сил моих нет смотреть! Тебе надо больше кушать!

Наполнив воздух положенным количеством причитаний, она полезла в холодильник. Как обычно.

Норон внимательно наблюдал, как мама накладывает салатик. Аккуратные разноцветные кубики падали в фаянсовую миску. Матовые белые из картошки, блестящие розовые из ветчины, полупрозрачные огуречные и морковные – все одного размера. Кубическое однообразие нарушали яркие крошки яичного желтка и шарики зелёного горошка. Жаль, что такая красота будет испачкана в майонезе!

Можно было попросить готовить салат без майонеза, но ещё в первый день Норон обнаружил, что малейшее отклонение от привычного сценария становится причиной долгих нотаций. «Майонез вкусный и полезный». «Оливье надо кушать с майонезом!»

Пока на плите разогревались макарончики с мяском и с подливочкой, мама пересказывала последние серии любимых сериалов. Норон делал вид, что внимательно слушает. Ему нравилось быть Кукуней. Большое везение, когда есть такая мама! И он с удовольствием наворачивал всё, что она накладывала.

Нужно было кормить тело Охотницы. Её сильное, натренированное, а главное, модифицированное тело, способное менять облик и приученное к магии.

Следовало отдать ей должное – без Вишни он бы никогда не смог поймать Лоцмана. Непроста была Охотница, непроста! Она ведь и на Землю вернулась не для того, чтобы помочь, а чтобы проверить Обходчика... Проверила. Жаль, что такую умницу пришлось стереть! Но лучше не рисковать, да и зачем ему сломленная душа, изнемогающая от отвращения к самой себе?

Достаточно тела.

Было достаточно.

Будучи агентом Большого Дома, Вишня могла адаптироваться к любому миру. В отличие от странников и нелегальных иммигрантов, ей не приходилось бороться с отторжением. Но задания Охотников длились не более десяти условно-средних суток. А тело Вишни провело на Земле почти месяц. Двадцать восемь дней.

Слишком долго.

Совершенство, которым наделяли Охотников, было ограничено временными рамками – гарантия, что они не смогут нигде задержаться. Большой Дом был их единственным домом. Попытка взбунтоваться или сбежать наказывалась по всей строгости – разрушением тела и смертью.

«Нужен новый носитель, – думал Норон, доедая макароны. – Не завтра, но скоро».

Конечно, ему никогда не найти второй Вишни. Даже обычного человека, который подойдёт на почётную роль носителя, отыскать будет непросто.

А помощи просить не у кого, потому что их осталось трое и у каждого своя задача. Уи охраняет Границу – следит, чтобы ни одна душа не проскользнула на Землю и не выскользнула. Траквештрерия ищет подходы к духам метро, его лучше не отвлекать.

Норон должен был контролировать Земную Явь. В одиночку. С телом, которое постепенно слабело, – и не было лекарства, чтобы остановить процесс.

Всё бы ничего, но смена носителя на какое-то время сделает его уязвимым. Обходчик может воспользоваться моментом. Хуже того: моментом может воспользоваться Лоцман.

Норон постоянно носил с собой черную фигурку, брал её даже в туалет, а ночью клал под подушку. И во сне касался пальцами, проверяя. Неизвестно, получится ли усмирить пленника, если влезть в тело другого носителя. Скорее всего, нет.

«На Пушчреме было хуже, – вспомнил Норон и облизнул вилку. – Вокруг кишмя кишели Наблюдатели, Траквештрерия боялся нос высунуть, и Тийда рассорился с Хавансой. Счёт шёл на секунды, но мы успели завербовать целую страну. Если бы Уи не выдала себя, если бы Макмар не сбежал раньше времени, всё бы получилось…»

Его размышления были прерваны радостным кудахтаньем:

– Какой молодец ты стал! Кушаешь как хорошо! Умничка моя!

Мама стояла рядом и смотрела ему в рот.

– Да, мама, – кивнул Норон. – Спасибо! Было очень вкусно!

– И отвечаешь не как раньше! Не фыр-фыр!

– Да, мама! – он приподнялся над табуретом, рассчитывая, что она догадается и отойдёт, чтобы дать ему пройти.

Не догадалась. Не докормила. Не договорила.

– Всё из-за той чёрной девки! Я знала, что она тебя бросит! А ты не расстраивайся! Она тебя не достойна, так и знай! Никто, кроме мамы, не будет тебя любить!

– Да, мама, – улыбнулся Норон. – Я пойду?

– А как же оладушки? – спохватилась она. – Оладушки будешь? Тёпленькие!

– Может, попозже? – предложил Норон.

– Так они же остынут! – закричала она. – Мама старалась, готовила, а ты не ценишь!

– Хорошо-хорошо! Я тогда в комнате поем. Можно?

– Чем ему не кухне не естся! – заворчала мама. – А киселёк будешь?

– Буду.

– Я тебя в новую кружку налью! В красивую! – захлопотала она и полезла в шкафчик над раковиной.

Кружка, которую увидел Норон, была щедро украшена позолотой, тигриными мордами и цифрами «2010». Стало любопытно, что именно они означают.

Отвратень мало разбирался в земных обычаях. Не видел необходимости.

Нагруженный оладушками, кисельком, а заодно вафельками, шоколадными конфетами и невероятно полезной курагой, Отвратень вернулся в Кукунину комнату. Сгрузил еду на журнальный столик. После чего пинком разбудил неофита, который сидел на корточках у стены и дремал. Воин Света послушно открыл глаза и робко взглянул на Учителя Истины, ожидая приказов. Глаза его светились счастьем и осознанием собственного величия – для чего-то другого места не оставалось.

– Поешь. Тебе надо набраться сил.

– Да, Учитель! Спасибо! – неофит на коленях подполз к столику и принялся жадно поглощать угощение.

Это был Костя, впрочем, он уже сам не помнил, как его зовут.

Когда он осознал свою великую роль и отверг прошлое, когда он вознёсся над всей низостью обычной жизни обычных людей – это было самый сладкий миг для его души. Прекрасное мгновение, которое длилось и длилось, словно нескончаемый оргазм.

Отвратень постепенно вытравливал личности завербованных, вставляя взамен нужные навыки, рефлексы и эмоции. Но без кормёжки пока не обойтись. Хорошо, хоть мама выручала…

– Как у мамы, – вдруг промямлил Костя с набитым ртом.

– Что? – вздрогнул Норон.

– Мама так готовит, – объяснил Воин Света и снова уткнулся в тарелку с едой.

– Хорошо, что ты думаешь о ней, – похвалил его Учитель и погладил по голове. – Она бы гордилась тобой, если бы знала, кем ты стал!

Ожидая, пока неофит закончит свой обед, Норон подошёл к серванту, любовно провёл пальцем по стеклу, за которым стояли фигурки Обходчика, Златы, Вари… А ещё там были Наставники из Уишты-Йетлина, Охотники, Мастера – все, кого видел тихий белобрысый мальчишка с захудалой Земли.

Такой талант – и так бесцельно потрачен! Почти бесцельно… Отвратень усмехнулся и сунул руку в карман джинсов, чтобы проверить, на месте ли фигурка с Лоцманом. Достал, повертел в пальцах. Успокоенный, спрятал обратно.

План сработал. Обходчик купился на ложь – поверил, что Норон будет использовать остальные фигурки. И, похоже, испугался. Так испугался, что захотел их украсть – иначе зачем ему было крутиться у Кукуниного дома?

«Надо будет отдать их ему в награду за хорошее поведение, – подумал Норон. – Чтоб не рыпался!»

Глупый Обходчик и не ведал, что только лоцманский дух можно так упаковать. Остальных проще прикончить!

«Нет, отдавать так просто нельзя, – решил Отвратень, отодвигая стекло и доставая с полки фигурку Стража Границ. – Пусть послужит!..»

Тихонько пропел компьютер, сообщая о новом письме.

С торжествующей ухмылкой, Норон погрузился в чтение. Интернет нравился ему не меньше, чем мамина стряпня. Похожие «информационные сети» не были редкостью в обитаемых мирах, но не везде они были такими доступными, как на Земле. Доступные, открытые и удобные для вербовки. Столько вкусного – достаточно руку протянуть!

– Учитель, я закончил, – доложил Костя, вернулся на прежнее место и немедленно уснул.

– Умничка! – пробормотал Отвратень, неосознанно копируя Кукунину маму.

Отправив ответ, он разбудил второго неофита, отвёл его на кухню, посадил за стол.

Начался следующий цикл.

– Какой же ты худенький! – горестно воскликнула мама. – Совсем ничего не ешь! У меня сердце разрывается! – и она торопливо распахнула дверцу холодильника.

Норон стоял в сторонке, невидимый для её подкорректированного сознания. Она мало что видела, кроме холодильника и телевизора. Не замечала странных гостей, не удивлялась расходу продуктов. Мама была счастлива: сын образумился, и у него наконец-то появился аппетит!

Дурной пример заразителен. Насмотревшись на счастливого Беседника, который заполучил себе дополнительное тело, а вместе с ним – чувства и желания, Небесёныш с «зелёной» ветки тоже решил внести изменения в свою насыщенную, но несколько монотонную жизнь.

Пасся юркий дух на тех станциях, где нужно задирать голову, чтобы полюбоваться мозаиками, барельефами или причудливыми люстрами: «Маяковская», «Новокузнецкая», «Театральная» и другие обязательные пункты подземных туристических маршрутов. Разумеется, на Кольцевую линию Небесёныш тоже заглядывал, так что у него была возможность понаблюдать за чудесными превращениями Беседника.

Выглядело это завлекательно: воплотить чужую мечту и при этом соответствовать тайным желаниям других доноров. Для Беседника с его тактикой «Каким ты хочешь меня видеть?» такое видоизменение имело смысл. Раньше он раздавал счастье маленькими порциями, но хватало многим, а теперь посвятил себя одной… и всё равно продолжал охмурять остальных.

Небесёныш тоже хотел обрести тело и завести друзей. Когда-то он был обычным Времеедом, но потом ему стало мало секунд, растраченных туристами на разглядывание подземных экспонатов. Шныряя по сводам станций, он ждал, когда среди макушек, шапок, шляп и капюшонов мелькнёт лицо, украшенное улыбкой и жадными глазами. Пищей Небесёныша было искреннее восхищение и желание запечатлеть красоту. Взамен он одаривал впечатлённых зевак вдохновением и гордостью от факта созерцания архитектурных излишеств столицы. Но в кого материализоваться с такой специализацией?

Подкрепившись охами и ахами приезжих на «Комсомольской-кольцевой», Небесёныш переместился на «Красные ворота» – станцию, ничем для него не примечательную, кроме планировки: длинные глухие стены, лишённые проходов, из-за чего в начале и конце платформ народу было немного. Кроме того, «Красные ворота» выводили только на поверхность – здесь не было переходов на другие ветки метро. Сумрачная и малолюдная станция вполне подходила для материализации.

Несмотря на острое желание изменить свою жизнь, Небесёныш не решился спуститься на пол. По потолку, над платформой, где ждали поезда несколько человек, он добрался ко входу в тоннель и завис над зеркалом заднего вида.

Такие зеркала были на каждой станции – они позволяли машинисту наблюдать за посадкой пассажиров в последний вагон поезда. С платформы в них толком и не посмотреться, но кроме пола были и другие плоскости.

Уцепившись кончиком длиннющего хвоста за потолок, Небесёныш спустился к зеркалу, дабы подобрать себе образ.

Конечно, пришлось дождаться, когда придёт поезд, высадит пассажиров, загрузит новых и наконец-то покинет станцию. До следующего поезда оставалось около двух минут – вполне достаточно, чтобы разобраться с внешностью.

Поначалу Небесёныш не увидел в зеркале ничего, кроме дальнего края платформы. Потом в загустевшем воздухе проступили контуры вытянутого мохнатого тельца с четырьмя рядами цепких рук. Хорошо, что это создание можно было увидеть только в зеркале – иначе не избежать паники, а потом и легенд о крысе-мутанте с двенадцатью лапами.

В действительности то, что казалось лапами с тонкими чёрными пальчиками, не было предназначено для хватания. В середине каждой ладошки размещался большой круглый глаз с бирюзовым кольцом вокруг зрачка – такой же, как на мордочке. Мордочка тоже была не совсем нормальной (если подобное слово применимо к духу, который питается взглядами): когда Небесёныш открывал рот, оттуда тоже выглядывал глаз с черным зрачком.

Облик, подаренный Обходчиком, нравился Небесёнышу, но дух понимал, что для общения с людьми надо воплощаться в кого-нибудь более человекообразного. Для пробы он превратился в синеокого золотоволосого юношу – точную копию Беседника.

Покрутив головой, Небесёныш задумался: он не знал, каким ему надо стать. Гончара у него не было, спросить не у кого. Эксперименты ни к чему толковому не привели: в зеркале поочерёдно отражались самые разные, но чужие лица.

Вдруг в галерее украденных образов промелькнуло лицо, которое было незнакомым для духа. Он-то точно помнил всех, кого видел хоть раз. Но этот... Гладкий лоб, плоские щёки, большой рот, сложенный в узкую кривую щель. Белая кожа. Маска, всего лишь маска! Но у неё были притягательные глаза... И невозможно было отвести взгляд, вырваться из их хватки.

Притягательные глаза – точь-в-точь как у Небесёныша.

Он прижался к зеркалу, стремясь разглядеть необычную личину. Потом задрожал, осознав, что не получается ни отвернуться, ни зажмуриться. Маска не отпускала. Пискнув, Небесёныш прижался к зеркалу всем телом – и вскоре оказался на другой стороне. Его отражение поморгало, приспосабливаясь к новому пространству, а потом исчезло, подтянувшись к потолку.

Настоящий Небесёныш остался в тюрьме. Перед ним светилось окошко, показывающее фрагмент станции. За спиной притаилась пустота.

И ни один из многочисленных бирюзовых глаз не повернулся, чтобы разглядеть, что там, сзади.

– Это было ловко, не спорю. Но не больно-то задирай нос: без Гончара и без Вишни у тебя бы ничего не получилось! Вот Обходчик – да, он смог меня обыграть и без посторонней помощи. А ты – вряд ли.

– Не важно, как. Важно, что всё кончено.

– А тебе, значит, всё равно, сам справился или никогда бы не смог сам, без помощи других? Никакого самоуважения – одна лишь чистая логика?

– Мне не всё равно, каким будет результат.

– Уровень, до которого ты продвинулся, это самый главный из всех результатов!

– Я знаю, кто я.

– Нет. Ты знаешь, кем ты не являешься: ты больше не человек.

– Я кое-что другое.

– Что именно? Как называется это другое? Сверхчеловек? Супер-человек? Кое-что-другое-человек? У тебя даже истинного облика нет! Ты его повторяешь, но ты не можешь его возродить. А без лица ты всего лишь супер-ничто.

– Лицо мне больше не нужно.

– Оно было тебе нужно, когда ты строил Большой Дом. Почему, как ты думаешь, Иерархи продлевают жизнь своего тела и даже тупые Охотники учатся менять облик, но всё равно остаются собой? Вы думали, это школярское правило ограничивает ваше развитие. В действительности оно защищает каждого, кто научился перемещать свою душу. Предав своё тело, вы не стали сверхлюдьми – вы перешли в разряд бестелесных, отверженных, проклятых духов. Какого бы уровня вы ни достигли, вы всё равно начинали как люди!

– Не важно, кем мы начинали – важен результат.

– А ты представляешь, каким он будет для вас? Ты же долго живёшь, ты должен был видеть таких же, освободившихся от плоти! Призраки, одержимые людскими страстями, теряют и разум, и силу, а потом становятся настолько слабыми, что с ними сможет справиться недоучившийся Гончар!

– Как с тобой?

– Что – со мной? Со мной никто не справился. Ты заключил меня в оболочку. Но не навсегда. Временно! Ты не можешь ни убить меня, ни ослабить, как, полагаю, рассчитывал. Людские души гаснут, если их заключить в неживой предмет. А со мной чего только не было! Подумаешь – пластиковый человечек! Лучше, чем расчёска для хвоста или оправа очков. Рано или поздно я выйду отсюда и обрету истинный облик. И это будет твой последний день, потому что таких шуток я не прощаю!

– Согласен, ты сможешь выйти отсюда. Но будет слишком поздно. К тому времени мы разрушим Уишта-Йетлин. И твой бесценный Обходчик будет мёртв.

– Ты не понимаешь, дорогой мой! Для меня не бывает «поздно». Для вас бывает. Вы можете опоздать или не успеть, а я никогда не теряю время, потому что в моём распоряжении – вечность. Я помню, когда не было Уишта-Йетлина, и доживу до его уничтожения или саморазрушения. И Обходчик тоже однажды умрёт. А я всё равно буду жить!

– Ты можешь опоздать к моей смерти.

– Ну, и что? Ты сдохнешь, а этого достаточно. А если понадобится, я тебя воскрешу, чтобы убить собственноручно. Думаешь, не знаю, как?

– Не важно. Важно, что сейчас ты не можешь выбраться.

– И не могу тебе помешать? Не могу повлиять на твой результат? А ты в курсе, что проиграл, и уже давно? Ровно в тот момент, когда решил, что можешь сравняться с такими, как я! Дело не в том, что ты выступил против самого Лоцмана! Дело в том, что ты занимаешься человеческими делами, а сам мнишь себя чем-то большим. Смешно наблюдать, очень смешно!

– Мне тоже смешно! Всесильный Лоцман угодил в детскую игрушку!

– Вот если бы ты смог уничтожить меня, тогда можно было бы хохотать… Нет, ты всё равно не понимаешь и не поймёшь! Ловушка страшит тех, кто находится во власти времени. Ловушка мешает сделать ход, отнимает драгоценные часы, приближает поражение. Наказание тюрьмой, которое практикуется в человеческом обществе, в том и состоит, чтобы отнять несколько лет от жизни. Всё равно что кусок смерти или небытие в рассрочку.

– Интересное толкование!

– Всего лишь интересное? Мне понадобилось несколько раз родиться в человеческом теле и пройти весь путь до конца, чтобы разглядеть смысл таких вещей. Ты про это забыл, когда решил, что ты выше! Я, бессмертный, могу понять людей, если очень захочу, но ты и тебе подобные не в состоянии выйти за пределы своей ограниченной жизни…

– Мы не только люди и мы не только жили.

– Нашёл чем хвастаться! Вы познали небытие, научились делить на ноль, но всё равно не способны перестать быть людьми. Даже наоборот. Хочешь, докажу? Вы собираетесь воевать с Большим Домом. Мстить кому-то. Что-то доказывать. Были бы вы подлинными бессмертными, вы бы предпочли пережить свих врагов. Наблюдали бы, может быть, вмешивались бы, но не всерьёз. Потому что оно не стоит того. Всё кончится – и Уишта-Йетлин, и те, кто приговорил вас. И начнётся что-то другое. Это и есть жизнь! Ты никогда не задумывался, почему бессмертные всесильные Лоцманы никогда не пытались захватить Вселенную?

Прозвище «Ныряльщица» Уи получила задолго до того, как переделала тело под свой главный талант и начала претендовать на имя «Хватальщица» и «Глотальщица». Последнее достижение наделило её титулом «Хозяйка Гьершазы», но радости от такой победы – ноль. Уи равнодушно взирала на свои владения. А чему радоваться? Свалка, как она есть: всё, что можно съесть, съели, остальное покрывалось плесенью и постепенно растаскивалось по окрестностям. Куски, осколки, ошмётки, обрывки и огрызки всех цветов радуги покрывали Гьрешазу, словно уродливое лоскутное одеяло. Она больше не была серой, но оставалась омерзительно грязной.

Как Уи ни старалась, она не смогла прекратить слепое всасывание мусора с Земли и других периферийных миров. Гьершаза изменилась – здесь больше не было ни покоя, ни тишины. Посвистывал ветер, заплутавший в лабиринте ржавых труб, шуршали бумажки и пластиковые пакеты. У подножья холма, где возлежала Ныряльщица, стайка хмерлиней дралась с визгливыми детёнышами тинников. Шуму от них было, как от ярмарки.

«Раньше было лучше», – думала Уи.

Она скучала по безысходным мертвенным просторам.

«Зачем Лоцману понадобилось всё менять?»

Спешить было некуда – сторожи себе Границу, лови нарушителей! Просто и скучно. Уи знала, что её время придёт, когда Норон и Траквештрерия соберут армию и двинутся на Большой Дом. Вот тогда-то придётся попотеть, пробивая норы для соратников и разрушая вражеские порталы!.. Но это будет не скоро. Пока что она убивала время, играя в догонялки с ученицей Лоцмана и её глупым защитником.

Не беда, что Тийда Лан Хоколос застрял в пушчремце! Так даже веселее. Лишнее доказательство того, насколько опасен и ненадёжен «метод носителей», который применяли Отвратни.

Сама Уи изменила тело, едва представилась возможность, а потом столетиями пряталась в Слоях, закусывая Охотниками из Большого Дома. Никто не мог её поймать! Она не завидовала товарищам, которые могли жить среди людей. А чему тут завидовать? Малейшая ошибка – и ты растворяешься, теряешь контроль, забываешь себя.

«Лучше умереть, чем вселиться в человека!» – подумала Уи.

Тийду она не жалела – слишком уж высокомерный!

«Вот пусть теперь побегает!»

Конечно, если бы была возможность, она бы спросила совета у Норона. Но тогда придётся покинуть Гьершазу, а значит, оставить Границу без присмотра. Поэтому Уи решила подождать. Вдруг Тийда сумеет взять верх? Или ученица Лоцмана устанет и совершит ошибку…

Писк, визг и рычание усилились: драка малышни, которую заметила Уи, переросла в серьёзную схватку. Число участников увеличилось и продолжало нарастать. Из ближайших луж вылезли взрослые тинники – очевидно, на подмогу детёнышам. Среди них попадались экземпляры до пяти метров в длину. Взъерошив жёсткую шерсть, зубастые черви отбивались от наседающих шершавней, которые приползли на шум драки. Издалека это походило на борьбу макарон с вермишелью.

Ослабевшие и раненые твари пытались отползти подальше. На краю поля битвы их встречали вездесущие гидры. Даже жадуны присоединились к общему веселью, что было редкостью: они редко выбирались на поверхность.

Объедки пиршественного стола доставались хмерлиням, которые затеяли всё кутерьму.

Подножье и склоны холма, где отдыхала Уи, кишели дерущимися чудовищами. Шум стоял невообразимый: рёв, шипение, треск разрываемых панцирей и шкур, вопли и вой.

Поначалу Уи старалась не обращать внимания на происходящее, но вскоре осознала, что надо выбирать другое место для «трона». Сражение уже достигло вершины, и пара хмерлиней штурмовала нижнюю губу пасть-пиявки, спасаясь от клубка обезумевших шершавней.

«Надо заняться девчонкой Лоцмана», – решила Ныряльщица. Осталось придумать, как отогнать или отвлечь Тийду. Он был единственным, кого она всерьёз опасалась. Пасть-пиявка начала прощупывать пространство Гьершазы в поисках Ясиня – носителя было найти проще всего, а рядом с ним должна быть и добыча.

Долго искать не пришлось: они были рядом. Вскарабкались на скользкие склоны холма – и встали перед мордой Уи. В тот же миг, как по команде чудовища перестали грызться друг с другом – и все разом набросились на пасть-пиявку. Арсенал у них был великолепный, проверенный тысячелетиями ожидания. Уи ещё не родилась, а они уже умели убивать.

У жадунов кроме едкой кислоты имелась острая чешуя и восемь лап с когтями. Шершавни прыскали ядом, выделяющимся из короны щупалец на голове, а их полутораметровый язык моментально переваривал и всасывал всё, к чему прикасался. Тинники умели выделять едкую слизь: из зубов, шипа на хвосте и из шерсти.

К сражению присоединился даже Старый Ням. В нём трудно было узнать неторопливое бородавчатое создание, которое однажды пыталось проглотить Обходчика и тем самым спасло его от Крыбыса. Пробужденный от спячки, древний падальщик вспомнил прежние привычки – и теперь яростно вгрызался в тело Уи.

Застигнутая врасплох, она не успела построить портал. Попросту не ожидала, что её начнут есть с такой скоростью! Что поделать, в Гьершазе свои традиции поведения за столом: никаких ритуалов – только действие!

Не прошло и минуты, как иссиня-чёрная шкура пасть-пиявки исчезла под извивающимися телами хищников. Ещё через минуту они добрались до внутренних органов. И это был конец. Никакая регенерация не спасёт, когда в мозгу резвятся неутомимые хмерлини, ошалевшие от обилия вкусной и свежей еды!

Смертельно раненая Уи была вынуждена покинуть своё бедное, наполовину переваренное тело. Столетиями оно служило верой и правдой, поэтому Уи чувствовала себя предательницей, расставаясь с ним…

Новое тело было наготове – маленькое, кривоватое, вылепленное из пластилина, но более притягательное, чем тушки тинников или жадунов. Ей страшно захотелось вселиться туда… Каким-то чудом Ныряльщица осознала, что происходит, вырвалась из ловушки – и сбежала на Землю.

Раздосадованная Гийола швырнула фигурку в грязь.

– Не получилось? – спросил Ясинь.

Повторил погромче, стараясь перекричать оглушительное чавканье маленькой победоносной армии.

– Не получилось?!

– Нет! – ответила девушка, едва не плача. – Я ещё такая дура!

– Ничего! В следующий раз получится!!

– Лучше не надо! – рассмеялась она, с нежностью глядя на обожравшегося хмерлиня, который неторопливо отползал от пиршественного стола.

План удался – пусть не на 100 процентов. Безумный, невыполнимый план, который начался с шутливой идеи Ясиня…

– А что если приручить кого-нибудь из местных зверушек? – предложил он во время очередной передышки.

Вдвоём они сидели в куче почти сухих опилок и смотрели на озерцо, где самки шершавней учили потомство плавать и нырять.

– Я заметил, они тебя не трогают, – сказал Ясинь.

Совершено верно – почти трогали, если не считать проснувшихся от спячки хулиганов. Как обещал Лоцман: «Они тебя не обидят».

Гийола вспомнила учителя и поняла, что скучает. Беспокоится. Боится за него.

«Может быть, ты мне поможешь? – мысленно спросила она. – Ты же его любила!»

Отзываясь на просьбу, между опилками и озерцом разверзлась грязь – и Гийола увидела бородавчатую морду Большого Няма.

Шершавни подплыли к берегу и приподняли головы, ожидая приказаний. Гийола чуть не расплакалась от досады на свою недогадливость. Ведь Лоцман всегда говорил о Гьершазе как о разумном существе! Надо было просить с самого начала, а не бегать взад-вперёд!

В тот же день пасть-пиявка стала ужином для сообщества монстров. От неё даже скелета не осталось.

– Быстрые товарищи! – усмехнулся Ясинь, глядя вслед Большому Няму.

Гийола вспомнила, как умер Жглменд, но не стала напоминать. Ей было очень хорошо, хотя смертельная усталость навалилась на плечи. Если бы не Ясинь, Гийола уснула бы в ближайшей куче мусора.

– Нам надо к Обходчику, – сказала волшебница и открыла лаз на Землю.

Знакомое действие, на насколько же было приятно осознавать, что Гьершаза вновь свободна!

– Нужно рассказать ему про эту тварь и про всё остальное!..

Сквозь портал можно было различить книжные полки в комнате у Деда.

– Закрой, – велел Ясинь, и Гиойла тут же послушалась.

Потому что почувствовала его ладонь у себя на шее.

– Я должен сказать тебе кое-что важное, – начал он. – Ты остаёшься здесь.

Следить он не умел. Возможно, воображал себя крутым сыщиком, но Злата сразу его вычислила по фиолетовому шарфу и белому капюшону, надвинутому на глаза, – приметная одежда, легко запомнить.

Паренёк не выглядел опасным – узкоплечий, сутулый, двигался неуклюже, боковое зрение не работало: пару раз его чуть с ног не сшибли. А уж сколько раз он огрёб локтем под рёбра от дамочек с сумочками – не сосчитать!

Чучело! Или притворяется таким. В «хвосте» мог сидеть Тийда Лан Хоколос – последний из Отвратней, ещё никак не проявивший себя на Земле.

Злате хватило бы минуты, чтобы оторваться от слежки. Пожалуй, именно так и следовало поступить, но… что потом? Вернуться домой, не завершив наблюдения, и сообщить, что её напугал студентик в фиолетовом шарфе? И что бы это дало Деду? Новые сомнения, новые вопросы, ещё одно «не понимаю».

Обещание Норона «не вредить» пока что соблюдалось. Каждый занимался своим делом: Отвратень воплощал зловещие планы, Дед сторожил Земную Границу. Злата имела полное право знать, кто таскается за ней по станциям Кольцевой. И она начала проверку, а чтобы подстраховаться, решила использовать станцию, которая словно создана была для того, чтобы подсекать «хвосты».

Пересев с «Проспекта Мира» на Калужско-Рижскую ветку, Злата запрыгнула в крайнюю дверь последнего вагона и доехала до «Китай-Города». Всю дорогу Фиолетовый Шарф мялся в противоположном конце вагона, делая вид, что заинтригован схемой линий метро.

«Хоть бы книжку с собой прихватил, недотёпа!» – Злата едва сдержала улыбку, наблюдая, как горе-сыщик подглядывает за ней из-под надвинутого капюшона.

Выскочив на платформу, она поспешила вверх по ступенькам в общий северный зал, соединяющий параллельные станции «Китай-Города». Если оттуда свернуть налево, можно попасть на эскалатор, а потом в город. Дорога направо вела к бюсту Ногина и к лестнице на соседнюю станцию.

Когда «хвост», слегка отстав, поднялся по лестнице, он обнаружил, что не знает, куда свернул «объект». Время было обеденное, день – рабочий, и народу в переходе моталось изрядно.

Как и рассчитывала Злата, сначала Фиолетовый Шарф проверил эскалатор, а потом поспешил направо. Ученица Обходчика поджидала его у первой колонны.

Втиснувшись спиной в удобный мраморный изгиб, волшебница в упор смотрела на преследователя. Поймав его взгляд, поманила пальчиком. Фиолетовый Шарф артистично вздохнул, поник и подошёл, подволакивая ноги. Злата кивком указала ему на платформу – и вскоре они ехали обратно к «Проспекту Мира». На нём и вышли – там были удобные скамейки.

– Ну, рассказывай, – скомандовала Злата, присаживаясь рядом. – Кто тебя послал следить за мной?

– Никто, я сам, – быстро ответил он.

Заметил её скептическую ухмылку, добавил с нотками искренней обиды в голосе:

– Правда, сам! Или думаешь, Он меня отправил? Следить за вами?

«Он» была сказано с таким непритворным обожанием, что Злата рассмеялась.

– Конечно, нет! – воскликнула она, прижав руки к груди. – Шутка! Он и так прекрасно знает, где мы и чем занимаемся!

Фиолетовый Шарф понял её буквально.

– Ну, да! Он всё про вас знает! И поэтому не считает вас своими врагами! Вы… вы же не можете противостоять Ему!

– Куда уж нам! – фыркнула ученица Обходчика. – А ты тогда чего следил?

– Я не следил! Я так, просто…

Паренёк смешно почесал ладонью переносицу – словно умывающийся кот.

– Я хотел познакомиться. Когда Он показал ваши лица и объяснил, кто вы такие, я подумал: а что, если попробовать? Учитель сказал, что изначально вы хорошие. Но служите Тёмной Стороне. Потому что дали клятву. Вы слишком честные, чтобы стать предателями... Но пойми же, нет никакого предательства в том, чтобы перейти на сторону Добра! Мы собираемся спасти всех! Весь мир! А вы продолжаете служить им. Глупо! Ведь они – Зло!

Последнюю фразу он произнёс настолько убедительно, что на мгновение Злата позавидовала ему. Понятно, почему Дед строго-настрого запрещал ей практиковаться, даже на бомжах в метро. Легко поработить сознание незащищённого человека! Так легко, что опьяняет – даже когда просто смотришь на результат чьей-то мастерской работы.

Хотелось спросить бедняжку, кто такие «они», которые «зло»? Что такое «зло»? И чем оно отличается от «добра»? Но такими методами его не освободить – он лишь расстроится и убежит прочь. Паренёк завяз крепко: программу, которую ему вшили, разумными словами не снять.

В отличие от Чтеца, который опирается на тайные страхи, комплексы, стыд и чувство вины, Вербовщик использует желания – и предпочитает работать с идеалистами и фантазёрами. Особенно с теми, кто не способен здраво взглянуть на свои прекрасные мечты. Постичь истину, узреть чудо, спасти мир – пожалуйста! Бесплатно! Всем! И даже врать не надо: кое-что вывернуть наизнанку, кое о чём умолчать – и счастливые неофиты стройными рядами двинутся на битву.

Единственное, что можно сделать в такой ситуации, – применить магию и утащить паренька с собой. И, таким образом, нарушить перемирие с Нороном.

– У меня завтра Посвящение, – сказал Фиолетовый Шарф. – Сегодня должно было быть, но перенесли. Учитель сказал, что я должен дополнительно подготовиться. И я отпросился – погулять, подумать. Увидел тебя, вспомнил, ну, и решил…

– Решил попробовать? – усмехнулась Злата. – Считаешь себя убедительнее? Твой Учитель не смог нас завербо… обратить к добру и свету, а ты, непосвящённый, возомнил, что сможешь?

Парнишка смущённо покраснел.

– Тебя-то самого… как? – поинтересовалась Злата. – Долго уговаривали?

Он пожал плечами.

– Да не было уговоров! Я получил послание в личку на Контакте. От Норона… Ну, ник такой. Понимаешь, о чём я?

– Я не настолько старая! – Злата укоризненно посмотрела на него. – Понимаю. Ник. Выдуманное имя.

– Ну, да. В общем, Норон меня спрашивал, верю ли я в чудеса. Вот так, просто, взял – и спросил. Как будто с ребёнком говорил. «Веришь ли ты в чудеса? Или боишься, что они возможны?» – процитировал он, задыхаясь от восторга.

«А вот это уже промывка, – подумала Злата. – Ключевые фразы, которыми он их цепляет».

– И всё? – спросила она, изображая удивление.

– Нет, там ещё было про деньги. «Я ничего не продаю и ничего не покупаю. Я не предлагаю заработать денег и не прошу в долг. Я просто спрашиваю: веришь ли ты в то, что наш мир сложнее, чем тебе внушили? Веришь ли ты, что есть что-то ещё? Или тебя устраивает клетка, в которой ты живёшь? Если ты способен быть свободным от страха и всего того, что тебе внушили, приезжай и посмотри».

Фиолетовый Шарф шмыгнул носом и вновь потёр переносицу. Глаза у него блестели.

– Он указал место. В метро. На «Библиотеке имени Ленина». Под мостиком. Я сразу подумал, что на людях, в метро ничего плохого не случится.

– И ты приехал?

– Да. Я сам не из Москвы, учусь здесь в… – он замялся. – Ну, больше уже не учусь. Весной, верняк, в армию заберут. Чего терять? Хуже уже не будет! Я подумал, розыгрыш – с радио или «ящика». Решил, оттянусь напоследок! Пришёл туда, под мостик. Ну, и…

– Оттянулся?

– Ага…

Юноша запрокинул голову, задумчиво посмотрел на потолок станции – так смотрят на звёздное небо летней ночью.

– Я теперь другой человек. Прошло всего-то два дня, а кажется, что вечность. Вспоминаю, что я тогда думал, чувствовал – смешно! Страхи, проблемы какие-то нелепые, армия и всё такое. Не было главного.

– А теперь есть?

– Теперь – да, – он перевёл взгляд на Злату. – Ты тоже чувствуешь, да? У тебя тоже свой путь. Однажды ты поймёшь, что он неправильный. Я хотел просто поговорить и объяснить, что это не предательство, когда выбираешь сердцем. Они хотят уничтожить нашу Землю! Всех людей! Из-за того, что мы не такие правильные, как им бы хотелось! Не идеальные!

Он даже с лавочки привстал.

– Я всё понимаю, – кивнула Злата. – Спасибо, что рассказал! Я обдумаю твои слова. Как следует обдумаю!

– Попей водички! – предложил Дед и протянул ей пластиковую бутылку.

Но Злата не смогла даже крышку открутить – сидела и тряслась в приступе истеричного хихиканья. Молодец, сумела продержаться, пока не закончила отчёт о встрече с Фиолетовым Шарфом. Но на фразе «спасти весь мир» не выдержала.

Поведение ученицы категорически не устраивало Обходчика. Он ей завидовал: ему тоже хотелось видеть в происходящем сначала смешное, а уже потом страшное.

– Империя!.. – стонала волшебница. – Учитель Истины!.. Ох, мама дорогая!.. Воины Света!

– Можно подумать, есть другие варианты, – проворчал Дед.

Смеющаяся Злата начала привлекать к себе внимание пассажиров на станции – многие оборачивались в их сторону. Но чужие взгляды равнодушно скользили мимо, поскольку сценка не выходила за рамки обычного свидания: двое на дальнем диване в тупике центрального зала – она хохочет, он демонстративно разглядывает панно «Города мира в Московском метро».

– Извини, но, правда, очень… забавно! – Злата наконец-то успокоилась, допила воду и протянула Обходчику пустую бутылку. – Я не ожидала, что Норон будет использовать такие примитивные штампы!

– Не штампы, а формулировки, проверенные временем, – поправил её Дед. – Сработало? Сработало. Учись, может, пригодится!

– Для чего? – прыснула Злата. – Спасать Землю от… от нашествия… эээ…

Она несколько раз ударила себя кулаком по коленке, пытаясь придумать что-нибудь забавное. Не получалось – и не получилось бы, даже если бы стучала по голове. С воображением у Златы было так себе, и фантастикой она не интересовалась. Потому что там сплошные глупости. Зато курс «Предотвращение планетарных вторжений», который ей читали в Большом Доме, сдала на отлично и помнила каждый пункт.

При вторжении через космос надлежало немедленно связаться с Большим Домом. При вторжении через порталы следовало предупредить противника о последствиях – и немедленно связаться с Большим Домом. Если противник представляет собой растение, гриб или животное, необходимо изолировать очаги вторжения – и, правильно, немедленно связаться с Большим Домом.

Ни в одной из инструкций не было пункта «Завербовать сопливых пацанов, забить им мозг чепухой про спасение мира и отправить в бой». То, что способно уничтожить планету, остановить своими силами невозможно. Либо это естественная катастрофа типа метеоритного дождя, либо нечто рукотворное, например, флот космических захватчиков. Значит, надо поскорее связаться с Большим Домом: пусть наводят порядок, это их работа.

– Из него даже нормальный слуга не получится, – вновь хихикнула Злата, вспомнив Воина Света в фиолетовом шарфе. – Тощий, как кузнечик!

– Ничего смешного, – вздохнул Дед. – Вербовка нужна не для того, чтобы сделать из него Идеального Солдата.

Но Злата не слушала.

– Надеюсь, его не накажут! – воскликнула она, чувствуя жалость к обманутому юноше. – Такой забавный!..

– Был забавный, – прервал её Дед. – Ты… Тебе об этом знать не положено, но если я уже нарушил запрет на общение с Лоцманами… Этого мальчика завербовали, чтобы сделать Вражницу. По разделённому сценарию. Привлечение, обработка, посвящение, чтобы стереть остатки личности, потом кокон. Архаичный вариант, сейчас всё быстрее. Но у Норона вряд ли была возможность заглянуть в Уишта-Йетлин и узнать о последних… обновлениях... – он замолчал, копаясь во внутренних карманах куртки.

– Зачем ему Вражница? – ошеломлённо пробормотала Злата. – Он собирается кого-то звать, как Макмар?

– Откуда я знаю? – нахмурился Дед. – Иди к Норону, спроси, зачем он собирает неудачников, зачем кормит их тухлыми сказками…

– Неудачники? – встрепенулась Злата, которая после знакомства с Лоцманом приучилась слушать каждое слово. – В смысле, у них нет удачи? Потенциально?

– В смысле, у них нет смысла, – отозвался Дед, раскладывая на деревянном сиденье дивана схему метро. – Нечего терять и некуда стремиться. Промываешь им мозги – и можно лепить злыдня с любой программой… Ну, повеселились, теперь вернёмся к нашим баранам.

– У многих нет смысла, – насупилась Злата и отодвинулась, чтобы он мог поровнее расправить схему. – У Вари вон тоже не было…

– А я разве спорю? – Дед поднял взгляд от разноцветных кружков и линий. – Но Варьке повезло с родственниками – напрягаться не пришлось. И смысл появился, и проблемы. А большинству надо делать какие-то усилия! Норон предложил им вариант, при котором они могут оправдать собственное существование по максимуму. Даже лучше: на кресте висеть не надо. Но при этом и мир спасут, и по воде научатся ходить. Ну, чем не пряник? – вздохнул он и снова уткнулся в схему, сплошь покрытую крестиками, ноликами и звёздочками. – Что сегодня?

– «Чистые Пруды», – Злата ткнула пальцем в красный кружок, соединенный с оранжевым и светло-зелёным.

– Точно? – переспросил Обходчик.

– Верняк, – вспомнила она сленг Фиолетового Шарфа. – Там даже запах изменился. И Держитель… он больше не Держитель. Ему всё равно. Неинтересно, что происходит. Нечего держать. Не за что держаться.

– И опять на станции со свежим переходом, – Дед задумчиво почесал затылок. – Или им такие Держители по вкусу, или… Не понимаю.

К красному кругу станции «Чистые Пруды» он подрисовал глаза и зубы, чтобы получился череп.

– Больше ничего не заметила?

– На Кольцевой мелькал один. Ты его называл Небесёнышем.

– Помню такого.

– Вот. Он тоже теперь… неузнаваем.

– Внутренне и внешне? – уточнил Обходчик, усмехнувшись.

– Только внутренне, – Злата выразительно посмотрела на него. – Внешне всё такой же красавец!

– Это точно, – Дед склонился над схемой, записал что-то в уголке, а потом окинул взглядом всю картину. – Давай вместе посмотрим, что там узнаваемо, а что нет.

Они проехались по всем станциям, где начались изменения в поведении Держителей. Оказалось, изменения коснулись всего.

«Тургеневская» и «Чистые Пруды» – тусклое молчание. На недавно открытом «Сретенском Бульваре» в гладком мраморе пола не отражался свет – лишь перевёрнутые фигуры людей во тьме.

«Курские» и «Чкаловская» – выпотрошенные, обесцвеченные, глухие. «Курская-кольцевая» походила на макет самой себя, с папье-маше вместо мрамора.

«Таганская» и «Марксистская» – суета и затхлость, слепые профили на фарфоровых медальонах, низкие давящие своды.

«Третьяковская» встретила Деда безысходностью и жалобным поскуливанием. Ни одного Дрёмокура – ни здесь, ни на других отравленных узлах. Только Времееды с вампирьими повадками. На «Новокузнецкой» Дед остановился посреди центрального зала и задрал голову, чтобы рассмотреть мозаики на потолке. Когда он опустил взгляд, то выглядел не мрачным даже – взбешённым.

Постоял немного, хмуря брови и никак не реагируя на толчки спешащих пассажиров. Через несколько минут принял решение и заметно повеселел. Злата обрадовалась. Зря!

– Ты помнишь инструкции по вторжению? – спросил Дед.

Она пожала плечами, но не успела ответить.

– Если вторжение идёт через порталы, надо что?

– Сообщить в Большой Дом, – процитировала Злата. – Незамедлительно.

– А если такой возможности нет?

– Вступить в бой. Страж Границы обязан защищать свой мир. Даже ценой собственной жизни…

Грохот подъезжающего поезда заглушил её слова, но Обходчику не обязательно было слышать ответ. Он погладил её по щеке, как будто слёзы вытирал.

– Двинулись! – скомандовал Дед. – Труба зовёт!

И с самоуверенной улыбкой вошёл в открывшиеся двери, потеснив краснощёкого здоровяка в распахнутом тулупе. Злате ничего не оставалось, кроме как последовать за Обходчиком.

На каждого, кто подходил к нему, Ильич смотрел с суровым одобрением и как бы вопрошающе.

На «Белорусской-радиальной» делать ему было нечего: ни гостеприимная Беларусь, ни Белорусский вокзал, ни район, где располагалась станция, не сыграли заметной роли в жизни известного исторического деятеля. Следовало признать: бюст Ленина сюда поставили для красоты – и поэтому он избежал изгнания во время очередного этапа борьбы с идолами. Какая политика, ребята, какая история? Эстетика – и ничего кроме!

Вырезанный из тёмно-серого матового гранита, бюст Ленина не особо бросался в глаза и служил навершием для чёрного постамента. На фоне белого мрамора композиция казалась единым целым – ни дать, ни взять обугленные останки дерева, изувеченного молнией много лет тому назад.

Когда на станции установили справочный терминал, Ильич окончательно потерялся. Робко высовываясь из-за красно-синего надгробия, он подглядывал за людьми. Люди его не замечали. В контейнере для бомб больше смысла!

Справочный терминал был самым полезным на станции. Уродливый, как всё по-настоящему функциональное, он нагло заслонял скульптуру и насильно притягивал к себе взгляды пассажиров.

«SOS», – было написано на красной половинке. «ИНФО» – на синей. Отчаянное «Спасите наши души!» плюс знание, которое и сила, и спасение.

Станция делала вид, что терминала здесь нет. Он не гармонировал с фиолетово-розовой шкуркой пилонов, в отличие от чёрного Ильича, который, напротив, отлично сочетался с нею. Из-за белых и чёрных прожилок мрамор напоминал крылья бабочек. На это тоже не обращали внимания.

Подходя к тупику центрального зала, Злата наткнулась на печальный ленинский взгляд и мысленно поприветствовала: «Добрый вечер!»

«Добрый вечер, – отозвался Держитель. – Я вас ждал».

Он всегда так здоровался. Один из первых, кого смог приручить Обходчик. Хотя что тут приручать!..

Активность Держителей зависела от их возраста. Опытным путём Дед выяснил, что легче всего наладить контакт с теми, кто живёт на узлах из старых и новых станций. Однако имелись исключения – такие, как общительный Держитель «Белорусской-радиальной» (1938) и «Белорусской-кольцевой» (1952). Его потревожили во время строительства нового подземного вестибюля. Дополнительное влияние оказал вокзал наверху – бесконечный источник свежих взглядов и восхищённых вздохов. Радость от созерцания красоты была самой любимой эмоцией духов метро.

Дед с трудом удержался от искушения выйти в ближайший Слой, где нет толпы, а есть лишь мраморные крылья розовых бабочек и оправленные в золотистый оникс ослепительно-белые бутоны на бронзовых стеблях-светильниках…

Комплимент был принят и оценён по достоинству. Сквозь суетливую толпу прошествовала высокая дама в пурпурном вечернем платье. Руки, облитые сиреневым шёлком перчаток, бережно держали скрипку и смычок. Она исчезла в проходе, ведущем на платформу, и никто не удивился тому, что дама одета не по погоде.

Никто, кроме Обходчика.

Ему нравилось болтать с Белорусским Держителем: тот не пытался опуститься до уровня человеческого языка – напротив, поднимал до своего. Держители мыслят образами и чувствами людей. Перевести невозможно: слишком мало точек соприкосновения, и поэтому духи метро кажутся глуповатыми и неразговорчивыми, когда общаются со смертными. Но Держитель «Белорусской» не использовал слова – предпочитал показывать пассажиров, которые ему запомнились. Бабушка в трогательном кружевном платьице и с белым зонтиком, карапуз, закутанный в сто одёжек и оттого похожий на колобка, мускулистый парень в камуфляже, уткнувшийся в книжку, – надо лишь расшифровать, что имелось в виду.

Пару раз у Обходчика получилось. Держитель спрашивал: нет ли возможности расширить поток пассажиров, чтобы каждый день на станции появлялись только новые люди? А то «старые» совсем «пустые». У них нет «билета» (?) и много «багажа» (???)… Конец фразы остался туманным.

Но это уже что-то! Намного интереснее, чем дежурное общение с прирученными духами, которые всегда готовы помочь в поисках преступников. Потому что просьба кого-нибудь найти – едва ли не единственное, что они понимают.

Белорусского Держителя можно было назвать другом – поэтому Обходчик и решил им воспользоваться… Попросить о помощи, а потом ударить в спину. Фактически, предать, потому что услуга, в которой нуждался Деда, была лишь первым этапом операции.

Если бы дух «Белорусской» знал, каким будет последний этап, он бы не стал откликаться на просьбу, ведь из всех эмоций больше всего Держители ненавидели страх и отчаяние, которые наполняют станцию после совершённого самоубийства…

В середине декабря, когда до Нового Года остаётся всего ничего и последние дни уходящего года утекают сквозь пальцы, в людях просыпается острое желание повидаться с теми, кого принято называть «близкими». Поэтому в тупике станции «Белорусская-радиальная» было тесно – бюст Ленину считался удобным ориентиром для встреч.

Половинки пар поглядывали на часы, терпеливо убивая секунды до воссоединения с любимыми. Молодые люди поджидали друзей, чтобы отметить вечер понедельника. Девушки терзали телефоны – поторапливали опаздывающих подружек. А посреди этого цветника юности увлечённо обменивались новостями две пухлые тётушки.

Дед бесцеремонно растолкал молодёжь и завернул за чёрный постамент, как к себе домой. Там стоял контейнер для бомб, почти свободный – дамы поставили на него свои увесистые сумочки. Не обращая внимания на чужую поклажу, Обходчик залез на железную бочку, устроился поудобнее, прислонился к стене и с усталым видом прикрыл глаза.

Возмущённые тётушки едва успели спасти вещи от грязных ботинок «свинского хама». Парни усмехнулись, но промолчали. Девушки продолжали посылать эсэсмэску за эсэсмэской.

С извиняющейся полуулыбкой Злата присела на краешек контейнера, стараясь прикрыть учителя от недоумённых взглядов. В толпе могли водиться милиционеры.

– Что ты делаешь? – прошептала она – и тут же прикрыла рот рукой. – Молчу, молчу.

Дед пробормотал что-то неласковое.

Делать было нечего, и она принялась разглядывать людей. Запарившиеся в тяжёлой зимней одежде и замученные предновогодней суетой, горожане заносили с улицы грязь и грусть, перемешанную с запахом мандаринов.

«Господи, мы же ещё даже ёлку не купили! – подумала Злата. – И не купим. Какая, к лешему, ёлка? Варя слишком взрослая, чтобы верить в Деда Мороза, Деду Морозу не до подарков, а Снегурочке так надоел этот сумасшедший дом, что хочется бросить всё и уехать в Дубаи, жить в отеле круглый год и вести утреннюю зарядку для приезжих слоних. И никаких Отвратней!»

Море! Солнце! Горячий песок и пальмы! Хоть плачь! Злата вытерла ребром ладони подступившие слёзы – и недоумённо прищурилась. Кто-то мелькнул в толпе – знакомое лицо, смущённый взгляд, бесцветные вихры, выбивающиеся из-под вязаной шапки.

«Показалось, – решила она. – Перенервничала, вот и мерещится».

Но призрак не пропадал.

Толпа обтекала его, не замечая. Он оставался на месте. И смотрел на Злату.

Она смотрела на него. Узнавала и постепенно вспоминала, как её злил шутовской наряд: куртка с мультяшными нашивками, пижонские ботинки, длинный шарф, кончики которого болтались сзади на уровне колен, словно два хвоста.

Похож.

Слишком похож, чтобы поверить в случайность.

Когда Злата поняла, что задумал Дед, ей стало так тоскливо, так горько от происходящего, что она обернулась, чтобы попросить: «Прекрати! Перестань! Не надо!!» Но так ничего и не сказала.

Был вечер понедельника, середина декабря. На улице холодно, внизу душно, поезда забиты, словно консервные банки. Кто в суетливом подземном аду заметит, что у него отняли немножко плоти? По чуть-чуть – волосинку, кусочек кожи, пару клеток печени или костной ткани… Ерунда! Восстановится.

Деду требовалась очень точная копия, и поэтому он прибегнул к методу чужаков: воссоздал своего ученика из пассажиров метро. Воскресил, но не для жизни.

И пока он занимался созданием двойника, у бюста Ленину сменилась вахта ждущих. Уже никто не помнил, как Дед и Злата заняли контейнер для бомб. На них не обращали внимания. Как будто их здесь и не было.

– А если тело не опознают? – шёпотом спросила Злата, наклонившись к Обходчику. – Всякое бывает. Если он разобьёт лицо…

– Не разобьёт, – поморщился Дед.

Он достал из внутреннего кармана куртки конверт, набитый бумажками, покопался, выудил два листочка.

– Что это?! – прищурившись, Злата с удивлением вчиталась в надписи и печати. – Счёт за телефон? Рецепт из поликлиники? Откуда это у тебя?!

– От верблюда, – ответил Дед и тут же, не давая ей вставить и слова, коротко объяснил:

– Варя.

– Надеюсь, ты сам туда пошёл? Без неё?

– Нет, она сама справилась. Не маленькая, – и Дед отобрал у Златы поддельные документы. – Найди свободную лавочку и жди меня, – он указал на платформу, к которой подходили поезда, следующие в сторону «Маяковской».

Сам он направился к двойнику Кукуни, чтобы передать справки, где было указано имя с фамилией и домашний телефон. Злата не стала смотреть в ту сторону, хотя хотелось, и поспешила к платформе.

Подъехал поезд и начал выплёвывать изжёванных людей, одновременно заглатывая других, тоже не первой свежести. Возникали заторы, кто-то не успевал выйти, кто-то – зайти. Над толпой плыл запах пота. Без всякой телепатии можно было прочитать «Как меня всё достало!» в коллективном бессознательном.

Свободная лавочка обнаружилась там, где останавливается головной вагон. Долго ждать не пришлось: Дед рухнул рядом со Златой, откинулся назад. Он не смотрел ни на поезд, ни на людей – только на светильник-бра, который вырастал из стены у него над головой.

– Я с ним так и не попрощалась, – вздохнула Злата. – Совсем не до этого было…

Она пыталась вспомнить лицо Кукуни, но предательская память подбрасывала красно-чёрную маску из ожогов.

– Попрощаться и сказать, как сильно мы в нём ошибались, – пробормотал Дед. – Он бы рехнулся от радости, если бы услышал!

С оглушительным грохотом поезд покинул станцию, а люди продолжали прибывать. Поэтому Злата не видела, как двойник Кукуни вышел на платформу – ближе к последнему вагону.

То есть ближе к тоннелю, из которого скоро вылетит следующий поезд.

Бедный Кукуня, которого терпели из жалости и которому поручали самую простую работу! И прощали ошибки. И никогда не рассчитывали на него. Потеря, которая мало что изменила в расстановке сил. И от этого было ещё горше.

– Мне жаль машиниста, – сказала Злата, наклонившись к Деду. – В таких случаях мне всегда жалко машиниста. Как будто его заставляют быть убийцей!

– А мне жалко Держителя, – признался он. – Каждый раз он верит, что обойдётся. А потом жалеет, что не смог остановить…

Он не договорил – из-за скрежета колёс и женского визга.

Кто-то выругался, кто-то недовольно проворчал: «Ну вот, теперь надолго».

– Это для его матери? – тихо спросила Злата.

– Для кого?

– Ну, его мать не знает, что он умер, – пояснила Злата. – Я не умею делать копии. Поэтому Вишня приняла облик Кукуни, и…

Она закрыла рот ладонью. Теперь уже без всякого притворства.

– И до сих пор живёт там, – закончил за неё Дед.

Приподнявшись с лавочки, он посмотрел на спины и затылки людей, заслоняющих обзор, и опустился обратно.

– А если он сейчас там? Дома? – предположила Злата.

– И что?

Злата проследила взглядом за милиционером, который торопливо пересёк платформу и скрылся в комнате дежурной по станции.

Через несколько минут объявили о задержке отправлений.

Толпа отхлынула с платформы и устремилась к переходу на Кольцевую линию. Недовольных лиц было столько же, сколько преисполненных сострадания. «Он сам или столкнули?» – снова и снова спрашивала старушка в платке.

– Мне кажется, Кукуня был бы рад, – прошептала Злата. – Он всегда хотел быть полезным…

– Пошли, не будем выделяться, – Дед подхватил её под локоть и заставил подняться с лавочки.

Они вышли в центральный зал – и крепко увязли в плотной массе пуховиков, пальто и курток. На лестнице, которая вела к переходу на Кольцевую, образовался затор. «Я задерживаюсь! Задерживаюсь!! – кричал мужчина в огромной меховой шапке, прижимая мобильник к уху. – Какой-то идиот спрыгнул под поезд!.. Да не знаю я!»

– Никогда не думала, что можно сделать точную копию по памяти, – призналась Злата. – Ты, конечно, редкостная сволочь, но… но ты крут!

– Придётся тебя разочаровать, – усмехнулся Дед, наклонившись к ней. – Я не умею. С тобой, может быть, и получилось бы, но Кукуня… Я даже лица его не могу толком представить. Ужасно, да?

Помолчав и не дождавшись какой-либо реакции от Златы, Дед добавил:

– Держитель помог. Он же помнит всех, кто бывал на его станциях! Вот он и вспомнил. А я воплотил.

Первая Вражница была создана для мести.

Потом уже этих ядовитых бабочек приспособили для курьерской работы. Изначально цель их существования определялась жгучей ненавистью и желанием установить справедливость. Получилось нечто ультимативное – словно для уничтожения целого мира, а не одного конкретного человека.

Первая Вражница была создана в тот период, когда великие изобретения следовали одно за другим.

Сразу после возникновения Большого Дома (который сам считался прорывом и началом новой эпохи) установилось время абсолютной свободы. Казалось, возможно всё. Испугавшись бездны открывшихся возможностей, маги-основатели ввели ограничительные законы и покарали тех, кто не укладывался в заданные рамки. Например, создателя первой Вражницы.

В истории не осталось точных указаний, кому именно хотел отомстить тот волшебник. По одной версии, он так боялся своего врага, что предпочёл действовать чужими руками. По другой, был слишком слаб, чтобы надеяться на победу.

Первая Вражница, как и все последующие, была сделана из человека, не наделённого ни талантами, ни силой духа, ни высокими устремлениями. Собственно, смысл превращения в том и состоял, чтобы в кратчайшие сроки слепить живучего нелюдя с особыми способностями, используя обыкновеннейший материал.

Можно потратить на обучение несколько лет, но все равно не будет гарантии, что получится волшебник. Или что получится послушный волшебник. А можно экспрессом – за несколько дней. Плата будет соразмерной: потеря личности, тела, будущего. Зато способности – уникальнейшие.

До того, как была создана первая Вражница, считалось, что искусственное существо не способно самостоятельно прокладывать норы в Межмирье и строить переходы.

Когда этой технологией завладел Большой Дом, все свидетельства о Вражницах были уничтожены. Хотели заодно уничтожить и технологию: всё-таки борьба с монстрами, как естественными, так и искусственными, входила в перечень основных обязанностей агентов Уишта-Йетлина. Создавать монстров самим значит дискредитировать идею. Да и моральные аспекты настораживали.

Однако вовсе отказываться было расточительно.

Ответ нашёлся не сразу, но устроил почти всех: пусть технологией владеют Обходчики, охраняющие Границу замкнутых миров периферии. Удалённый пост, постоянная угроза вторжения, нестабильные норы, риск пропустить опасного чужака – достаточно поводов, позволяющих создать Вражницу.

Из своего ученика.

И только как Посланницу.

Вражницы оставались единственными искусственными тварями, способными путешествовать из мира в мир – так почему бы не использовать их в качестве почтовых голубей?

Чтобы избежать злоупотреблений и ограничить применение, каждый случай создания Вражницы разбирался специальной комиссией. Редко какой Обходчик решался применить полученные знания – слишком хлопотно.

Мало кто был готов вкладывать частичку своей души в тварь омерзительного вида.

Макмар проделывал такое трижды – и всякий раз его Вражница находила Отвратней. А те легко узнавали создателя Посланницы.

Вражницы не отличались сообразительностью – что им запихнули в головёнку, то и делали. А после выполнения задания складывали лапки, щупальца, крылья и тихонько умирали. В этом-то и заключалась гениальность изобретения: вместо того, чтобы сотворить умное существо, способное овладеть магией, – сделать исполнителя, который никогда не взбунтуется.

Поэтому при сборке требовалась особая предусмотрительность. Чуть ошибёшься с алгоритмом – и все труды насмарку: либо тварь сдохнет сразу, не обнаружив требуемых условий для выполнения приказа, либо извратит его и не захочет самоустраняться. Малейшее усложнение программы ставило под удар всю миссию, потому что Вражницы не умели выбирать. А если им что-то мешало, они уничтожали преграду.

В своё время Отвратни планировали создать армию Вражниц – и двинуть её на Большой Дом. Подобное считалось невозможным, ведь никакой души не хватит! Вложиться в одну Посланницу – ещё куда ни шло, но в десяток или в сотню…

Если ты не Отвратень, ничего не получится.

Впрочем, у Отвратней тоже не получилось. В первый раз их вычислил местный Обходчик – и пришлось бежать. Во второй раз Большой Дом не стал рисковать и попросту уничтожил Границу Пушчрема, который послужил плацдармом для бунтовщиков. Ничто не мешало попытаться в третий раз – на Земле хватало материала.

Главное, чтобы задание было сформулировано предельно чётко.

Например: найти Отвратней.

Потом передать им послание.

Потом вернуться на Землю и отчитаться хозяину.

…Но что делать Вражнице, если её хозяин умер?

Хлопья сырого снега сыпались с неба, чтобы после долгого пути превратиться в грязную кашицу. Влажный холодный воздух вымораживал лёгкие, наполняя кровь зимним ядом, от которого стыло сердце. Хотелось сгорбиться, сжаться в комок и как можно быстрее оказаться там, где тепло.

В такую погоду никто не смотрел в небо, поэтому заметить Вражницу было некому.

Посланница Макмара медленно летела сквозь снегопад, держась на высоте третьего этажа над проводами и рекламными баннерами. Маршрут, которого она придерживалась, принадлежал старому раскройщику: когда-то этой дорогой он ходил в студию Мадам Инессы. И теперь Вражница пыталась повторить моменты Его жизни, надеясь воскресить возлюбленного хозяина.

Другого способа приглушить нестерпимую боль она не знала. Двигаясь и действуя, Вражница поддерживала иллюзию порядка: задание ещё не окончено, трудности – временны и незначительны.

Она должна была вернуться на Землю и сообщить Макмару, что Отвратни получили его послание. Ничто не могло остановить Вражницу, никто не мог помешать ей. Она преодолела бы любые преграды… Но как быть со смертью? Что преодолевать, если смерть Макмара – свершившийся факт?

Его нет среди живых.

Нет.

Но как мир может существовать без Него?!

Отсутствие создателя воспринималось Вражницей как изъян, который необходимо исправить. Она ещё не знала, как, но была уверена, что скоро поймёт.

Такой уж её создали: сильной, уверенной, целеустремлённой.

Сначала она покружилась среди чёрных стен выгоревшей квартиры, задерживаясь над раскроечным столом и замирая у ванной комнаты. Шкаф, послуживший ей коконом, был сожжён вместе с остальной мебелью, но Вражница прекрасно помнила расположение каждой мелочи. Здесь Макмар сидел, когда пил чай, сюда клал ножницы…

Потом фанатичная убеждённость в собственном всесилии выгнала её на улицу и потащила сквозь снег и пронизывающий ветер. Заложенная Макмаром программа мешала Вражнице признать поражение. Идея «я должна Его воскресить» запустила новый алгоритм, и Посланница направилась к студии Мадам Инессы.

Частичка Макмаровой души, вложенная во Вражницу, отзывалась на каждый знакомый поворот. Как и другие маршруты, которыми пользовался старый раскройщик, этот пролегал на поверхности. В метро Макмар спускался тогда, когда был уверен, что там нет Обходчика. И теперь Вражница неосознанно вздрагивала, пролетая над подземными тоннелями и станциями.

Она чувствовала Держителей. И помнила, что жизнь и смерть хозяина была тесно связана с тем, что происходит в метро.

«Может, метро поможет вернуть Его?»

Мысль укрепилась в её сознании, словно семечко, попавшее в расщелину скалы и отрастившее тоненькие корешки. К тому моменту, когда Вражница добралась до студии Мадам Инессы, робкая надежда созрела в уверенное: «Я могу Его воскресить».

Падающий снег скрывал её от прохожих, но на грязном асфальте можно было различить бледную тень от рук и крыльев, которые застыли в каменной неподвижности, облепленные мокрыми серыми хлопьями. В Земной Яви Вражница не пользовалась крыльями – они предназначались для построения порталов и нор.

Зависнув напротив окна, Вражница внимательно слушала смех и болтовню работниц. Когда-то она тоже подслушивала, как другие пьют чай и общаются. И её тоже никто не замечал. И никому она была не нужна. Разве что пожилой закройщик обращал внимание...

Воспоминание о прошлой жизни промелькнуло – и растаяло снежинкой.

Неизлечимая болезнь пожирала её изнутри: тоска, отчаяние и горькая надежда. Не выдержав, Вражница заплакала. Ядовитые слёзы прожигали снег под окнами студии и доходили до замёрзшей земли.

Спасительный ответ был рядом. Словно письмена, начертанные в воздухе, он таял, стоило ей повернуть голову.

Слушая подсказку воспоминаний, она направилась к метро. Но стоило ей представить вход на станцию, кассовый зал, турникеты и павильон, как Вражница тут же ушла в ближайший Слой.

До этого момента она мало беспокоилась о людях. Если бы её увидели, если бы попытались остановить, она бы всё равно продолжила движение. Почему же теперь она захотела стать невидимой?

Потому что там, внизу, поджидает враг.

Враг её хозяина.

Враг её создателя.

Очевидная причина Его смерти.

Но если устранить причину – значит, всё изменится?

Последний элемент головоломки занял своё законное место. Идея обернулась очевидной истиной: чтобы воскресить Макмара, достаточно уничтожить Стража Границ. Едва она убьёт Обходчика, как создатель вернётся к ней, и она сможет завершить задание.

Активация новой программы прошла успешно. Задача: найти Деда и убить. Встрепенувшись, Вражница прижала к груди закоченевшие ладошки, облегчённо рассмеялась – и нырнула в открывшиеся стеклянные двери.

«Он сдохнет! Медленно! Так медленно, что устанет и начнёт молить о смерти!!»

Есть сотня надёжных способов. Можно одарить Обходчика раком лёгких. Или гангреной. Пусть гниёт заживо! Пусть от него отрезают кусок за куском! Медицина на Земле развитая, протянет долго, эвтаназия считается бесчеловечной, а самоубийство – греховным. Вот они, прелести закрытого мира!..

«Хороший вариант, – думал Норон, сжимая и разжимая кулаки в бессильной ярости. – Он пожалеет! Он так пожалеет, что…»

Что?

Учителю Истины не пристало нервничать по пустякам. Надо вести себя достойно и принимать удары судьбы с высоко поднятой головой. Мстить Обходчику? Чтобы Лоцман сказал: «Ну, я же говорил!»

Бессмертным чужда месть. Стыдно ненавидеть, особенно жалкого червяка, возомнившего себя Стражем бескрайних Границ!

Для самого Норона было очевидно, что причиной столь сильных эмоций стал не подлый поступок Обходчика, но примитивные законы убогой Земли. Слишком много условностей, «невозможно» и «нельзя»! Они свихнулись на материализме! Если есть труп, то никому не докажешь, что это двойник! Потому что двойников не существует!..

Искалеченное тело Кукуни убрали с рельсов и доставили в морг – состоявшийся факт, закреплённый не только в памяти людей, но также, что более важно, в официальных документах.

Не выкорчевать: есть труп, вот справки, найденные на трупе, вот рапорт. Звонок ближайшим родственникам сделан.

Когда мама Кукуни подняла трубку, Норон был занят: сидел в Интернете, просеивая профили и странички личной информации, искал новых кандидатов.

Когда мама Кукуни узнала, что её единственный ребёнок бросился под поезд в метро, Норон отправлял очередное письмо потенциальному Воину Света.

Когда мама Кукуни закричала «Да он же дома!» и уронила трубку, Норон радовался тому, как всё удачно складывается.

Потом мама ворвалась в комнату – и праздник закончился.

– Живой! Живой! Они ошиблись! – запричитала она, обливаясь слезами облегчения.

– Что случилось, мама? – спросил Норон, ещё не понимая, что происходит.

– Мне позвонили и сказали, что ты попал под поезд!.. – объяснила она, продолжая рыдать.

И вдруг успокоилась. С недоумением взглянула на неофитов, которые сидели на полу, прижав колени к подбородкам и обхватив себя за плечи.

Комочки плоти с тусклыми искорками разума внутри.

Шестнадцать голов.

В комнате было тесно, пахло потом и нечищеными зубами.

– Кто это? – спросила мама. – Что они здесь делают?!

Она не должна была их видеть, но сильный стресс сбил установленные Отвратнем настройки и просветлил её. Сама того не желая, она прозрела.

– Что это за люди? Они что – спят?!

– Здесь никого нет, – сказал Норон. – Никого, кроме нас! Я жив и со мной всё в порядке.

Он напрягся, стараясь поскорее восстановить для неё привычную картину мира.

Повторная корректировка разума прошла успешно. Кивая трясущейся головой, словно китайский болванчик, мама покинула комнату. Взяла трубку телефона и объяснила:

– Мой мальчик дома.

Ей ответили.

– Что значит «опознание»? – услышал Норон. – Какое опознание?! Мой сын дома, и с ним всё хорошо!

Норон знал, что значит слово «опознание». В данной ситуации – сигнал к немедленной эвакуации.

Но он не сразу решился покинуть удобную базу. Гораздо проще наложить третью корректировку: пусть мама всё забудет и живёт безмятежно одним днём. Зачем ей тревожиться о пустяках?..

Утром в дверь позвонили.

– Кто там? – спросила мама.

– Милиция, – ответили ей.

Норон понял, что надо бежать.

Он мог бы испепелить милиционеров, но понимал, что придут другие. Мог бы забаррикадироваться – но как добывать еду? На Пушчреме он занимался вербовкой, а бытовые проблемы решал покойный Макмар...

Макмар, который до недавнего времени казался незаметным, а потому бесполезным.

Пока мама дважды покойного Кукуни пререкалась сквозь дверь с представителями властей и соседями, Отвратень метался по комнате, сжимая кулаки. Всё усложнилось, погрязло в мелочах и ненавистной рутине. Приходилось тратить драгоценное время на идиотские пустяки!

В последний момент он вспомнил про одного из завербованных. Понятливый паренёк, чьё посвящение было временно отложено, потому что он и без того демонстрировал абсолютную лояльность. Норон решил использовать его квартиру в качестве дополнительной базы. Пригодилось – Отвратень открыл портал и перебросил туда себя вместе с собранным материалом.

Унизительное бегство. Лишний повод ненавидеть Стража Границ!

По сравнению с уютным гнёздышком Кукуни новая база была дырой. Крошечная кухонька без холодильника. Одна комната, вся мебель – стул да матрас. Выцветшие обои, покрытые дырками от гвоздей и пятнами жира. Линолеум весь в рваных ранах и сигаретных ожогах. Неистребимый затхлый запашок.

Но другого варианта не предвиделось: Норон не знал, как снимать жильё, откуда брать деньги, как правильно договариваться. Он почти ничего не понимал в земных обычаях. А спросить не у кого.

Память Вишни содержала отрывочные фразы типа «в Москве много театров» или «аниме – это японские мультфильмы». То же самое с информацией, которую можно было извлечь из Воинов Света: в основном они интересовались прохождением компьютерных игр, сексом и спиртными напитками. Но не тем, как устраиваться в жизни.

Они потому и попались на его крючок, что были такими.

Как же не хватало Макмара! Уж он-то разбирался в земных делах гораздо лучше студентов, вылетевших с первого курса!

Закончив переезд, Норон призвал остальных «кандидатов». Они сохраняли самостоятельность лишь потому, что в комнате Кукуни не было места. Пришёл их черёд распрощаться с Волей, чтобы обрести Цель…

Церемония посвящения вымотала Норона настолько, что он упал на матрас и пролежал так несколько часов, бездумно глядя в потолок. Но отдыхать было рано – ослабевшее тело Вишни изнемогало от голода, и Отвратень отправился туда, где была еда.

Он рассчитывал прикинуться другом Кукуни и воспользоваться маминым инстинктом «накормить». Оказалось, что на еду из холодильника и вообще на квартиру претендует родственница из дальнего Подмосковья – двоюродная сестра, которая приходилась Кукуне троюродной тёткой. Узнав о несчастье, она вызвалась помочь с похоронами, а заодно и пожить на освободившихся квадратных метрах. Ведь бедная мать не способна о себе позаботиться!.. Твердит, как безумная: «А вдруг он жив? А вдруг там был не он? Похожий, но не он?»

Норон прочёл слово «опека» в мыслях тётушки – и заскрипел зубами. За этим словом скрывалась сложная система образов и понятий, уходящая корнями глубоко в прошлое. Расчёты, ожидания, взлелеянные планы, ставшие частью личности.

Не вытравить.

Страж Границ знал, что делает.

«Как он сумел предвидеть? – гадал Отвратень. – Неблагодарный смертный, подлая душонка! Его же не трогали! Как он посмел ударить в спину?!»

Обеспеченная база потеряна навсегда, вербовка сорвана, бесценная энергия потрачена на эвакуацию, а Страж Границ останется безнаказанным. Самому Норону идти нельзя – велика вероятность… нет, не погибнуть, но ослабить контроль за пластиковой фигуркой.

Лоцман непременно воспользуется ошибкой тюремщика. Ускользнёт в Гьершазу, а потом вернётся в истинном облике. Думать об этом не хотелось. Слишком многим пришлось пожертвовать, чтобы поймать бессмертного! Например, жизнями Хавансы и Макмара.

Теперь Норон жалел.

Если бы он тогда удержал Вишню, Макмар сумел бы удрать!..

«Но ещё неизвестно, как бы тогда вышло с Лоцманом», – думал Отвратень, стоя у окна нового жилища и глядя на падающий снег.

Комната была заставлена аккуратными серыми коконами. Плотная паутина оболочек ещё не успела затвердеть, и можно было различить лица и ладони, сложенные на груди.

В углу возвышалась груда одежды.

«Интересно, можно продать её или обменять её на еду?» – задумался Отвратень.

Он нашёл немного мелочи в карманах у «Воинов Света», но денег хватило лишь на ужин. В придачу к прочим неприятностям, часть купленной еды показалась ему ядовитой.

«Нужно вызвать Уи и сообщить, что Обходчик нарушил перемирие, – решил Норон. – Вдруг он рискнёт открыть переход?..»

Странный звук отвлёк его от размышлений – как будто разбилось зеркало в прихожей.

Прежде чем Норон подумал о Траквештрерии, пронзительные вопли наполнили воздух:

– Сдохни, сука! Сдохни!!

Крошечная прихожая соответствовала остальной квартире по скромности интерьера и тесноте. Бугристую стену с затёртыми обоями украшала криво прибитая вешалка и треснувшее зеркало, чьё единственное предназначение состояло в том, чтобы не дать квартиросъемщику повода упрекнуть скупых хозяев.

Изъян зеркала никак не мешал Норону общаться с Траквештрерией, который ежедневно являлся с жалобами: трудно сторожить плененных Держителей, трудно совмещать это с ловлей новых духов, трудно привыкнуть к беспечности жителей закрытого мира...

Едва лишь Зазеркальщик покидал пыльное «окно», Норон тут же отворачивался, стараясь не смотреть на своё отражение.

Тело Вишни полностью покорилось ему, от Охотницы осталась тень уничтоженной души, которая трепыхалась в закулисье сознания, но всё равно Норон опасался лишний раз заглянуть себе в глаза. Помнил, симптомом чего является пристрастие к зеркалам.

Утратив контроль над личностью носителя, Отвратни неосознанно пытались вернуть прежнюю власть – и под конец не могли отвести взгляд от собственных глаз.

Такой была старушка, пойманная Траквештрерией в больничном туалете.

Таким был лохматый бродяга, очарованный зеркальной витриной торгового центра.

В отличие от Стража Границ, который занавесил все зеркала в своём доме и отводил взгляд, проходя мимо машин с тонированными стёклами, эти двое не прятались. Наоборот – они так долго пялились в свои отражения, что Траквештрерии не составило труда заметить их и перетащить на новую базу.

Парочка была выдающаяся: худая лысая бабка в застиранной ночнушке и бородатый мужик в страхолюдном буром пальто, напяленном поверх грязного комбинезона.

Какое-то время они лежали на грязном линолеуме и тяжело дышали, словно потерпевшие кораблекрушение. С ними произошло нечто похожее: затянуло в Зазеркалье, а потом бесцеремонно вышвырнуло обратно в реальный мир.

Первой очнулась бабка. Покрутила головой, заметила бродягу, узнала – и тут же вцепилась ему в горло.

– Это он! Он!! – в исступлении повторяла она, изо всех сил сжимая тонкие морщинистые пальцы.

Она и цыплёнка не смогла бы задушить.

– Сука! Сука!! Всё из-за тебя!

Каждое слово сопровождалось запахом кабачковой икры. Было видно, как ходит ходуном вставная челюсть с жёлтыми зубами.

– Голову тебе отгрызу, скотина блядская!!

Угрозы утомили её, и старуха принялась визжать, топчась острыми коленками по груди ошалевшего Ясиня, который не делал попыток освободиться.

Звуки, похожие на предсмертную агонию поросёнка, наверняка были слышны у соседей и на лестничной площадке. Голос впечатлял! Чувствовалась многолетняя практика: сначала во дворе, потом дома и, наконец, в лечебном учреждении. Штампы на ночнушке подсказывали, что это было особое лечебное учреждение.

Норон пинком отбросил костлявое старушечье тело.

– Ещё один звук, и я сам тебе голову отгрызу, – пообещал он.

Бабка ударилась о косяк двери, полежала немного, потом завозилась и начала ворчать – еле слышно, будто полы скрипели.

– Как тебе не стыдно!.. Пожилого человека… Ногой! Ногой пожилого человека бьёшь! А я старая… Слабая… Плохо мне! Не могу ответить… Изверг! Я же ничего не могу! Ничего…

Ей действительно было очень плохо.

Уи-Ныряльщица настолько привыкла к своему великолепному телу, что разучилась существовать вне его. Поэтому выбрала податливого носителя, не способного сопротивляться. Легко покорить душу, которая ослаблена болезнями и алкоголем! Единственное преимущество таких объектов.

Теперь никто не мог ей помочь: Уи тонула в дряхлом рассыпающемся рассудке.

Тийде тоже было не сладко – он выбрал слишком сильного носителя.

Единственное «лекарство» при такой «болезни» – уничтожить тело и дать Отвратню шанс переродиться. Увы, но так поступать нельзя, потому что Уи-Ныряльщица, судя по всему, не сумеет захватить ещё одного носителя, а Тийда…

Тийда был слишком опасен, чтобы его убивать.

– Убей меня, – прошептал он. – Убей поскорее...

– Убью!.. – взвизгнула бабка, воодушевлённая просьбой. – Убью сучонка!

Она поднялась на колени и поползла к врагу, так что Норону пришлось одарить её ещё одним пинком.

– Не лезь! – зарычал он.

В зеркале маячил любопытный Траквештрерия – он не рискнул проверять свою неуязвимость на Тийде, которого не зря называли «Непобедимым». Бросив недовольный взгляд на Зазеркальщика, Норон наклонился над трясущейся старухой, заглянул в выцветшие глазёнки.

– Уида Керликенри, – сказал он, используя Красное Наречие и старое имя Ныряльщицы. – Кто уничтожил твоё тело?

– Голодные твари... – захрипела она на том же языке, но с чудовищным акцентом. – Отродья Гьершазы. Ученица Лоцмана... она была там.

– Почему ты не убила её, Уида Керликенри? Ты должна была её уничтожить!

– Тийда мешал... Сука, сука! Он защищал её. Я боялась... – старушка заплакала от обиды и страха. – Это же Тийда!

– Тийда Лан Хоколос! – поправил её второй «калека». – Не смейте сокращать!

Красное Наречие, на котором он говорил, а также суть претензии – всё это давало надежду на исцеление. На Пушчреме из-за такого пустяка Тийда чуть голову не открутил Хавансе! Норон оставил Уи-Ныряльщицу и склонился над вторым «больным».

– Зачем ты вернулся на Землю? – спросил он у Тийды на целебном Красном Наречии.

Носитель, сломавший Тийду, мог знать о проблеме с сокращённым именем, но вряд ли успел выучить язык агентов Большого Дома.

– Я хотел сообщить Обходчику, что Гьершаза свободна.

- Но не сообщил?

– Нет.

– А где ученица Лоцмана?

– Следит за Границей.

Вспомнив о Гийоле, Ясинь улыбнулся, но Тийда перехватил контроль над мышцами, и добродушное лицо Пушчремского иммигранта исказилось в чудовищном оскале.

– Почему ты не дал убить девчонку?

– Я не мог, – Тийда вздохнул. – Это он… Он её любит.

– Значит, любит…

Вздохнув, Норон примерился – и врезал ему носком ботинка под рёбра. Тийда коротко вскрикнул и сжался, готовясь к следующим ударам, но по-прежнему не пытался прикрыться.

– Лучше бы ты остался на Пушчреме, – сказал Норон и на всякий случай сунул руку в карман, чтобы дотронуться до чёрной фигурки. – Мы бы и без тебя управились!

– Извини, – прошептал Отвратень.

Норон недобро усмехнулся, глядя на него сверху вниз.

Очень хотелось ударить ещё раз. Вместо этого он спросил:

– Обходчик знает тебя?

– Да.

– Подозревает?

– Да.

– Доверяет?

– Да.

– Почему ты не пошёл к нему?

– Потому что я хотел пойти к тебе.

– Это всё, на что ты способен? Доломать себя и ждать Траквештрерию?

– Убей меня, – попросил Отвратень.

Норон лишь покачал головой.

– Почему ты помешал Уи?

– Я не смог его остановить! – пожаловался Тийда, продолжая неподвижно лежать на спине. – Он влюбился в Гийолу! У него никого не осталось, кроме неё…

– Гийола? – поморщился Норон. – Что за имя?

– Это он придумал… Убей меня! – взмолился Тийда. – Я возьму любое тело…

Отвратень лежал, не пытаясь подняться. Судя по подёргиваниям рук и судорожным гримасам, ему стоило огромных усилий удерживать Ясиня. Каждый раз, когда приходилось произносить имя ученицы Лоцмана или просто вспоминать о ней, носитель ненадолго брал верх над захватчиком.

– Да, он у тебя сильный, – пробормотал Норон, наблюдая за незримым сражением. – Зря ты его выбрал!

– Другой не смог бы выбраться с Пушчрема, – усмехнулся Тийда.

– Лучше бы ты там оставался, – повторил Норон. – Как ты вообще узнал про Землю?

– Я и не знал! Я выбрался в Гьершазу. А когда увидел Уи, то сразу понял, что ты что-то затеваешь…

– Ты здорово нас подвёл! – перебил его Норон. – Хуже некуда! И не надейся на смерть! Ты останешься в этом теле. Ты пойдёшь домой к Обходчику и убьёшь его. И его ученицу тоже. А племянницу… Девчонку убьёшь ты, – Норон повернулся к зеркалу и посмотрел в глаза своему отражению.

Траквештрерия понимающе кивнул.

– Я не смогу, – вздохнул Тийда. – Он сильный. Он мне не позволит!

– Позволит, – Норон присел на корточки перед Отвратнем. – Любовь делает людей очень сильными. А что делает их слабыми – помнишь?

Окружающий мир затуманился на миг, а потом станция обезлюдела. Шарканье ног и голоса растворились в прозрачной тишине, и теперь лишь лёгкий ветерок гулял среди красно-розовых колонн.

Варя уже привыкла к подобным превращениям – по крайней мере, перестала пугаться. Теперь её раздражало не перемещение между Земной Явью и Слоями, но собственная неспособность управлять процессом. Все умеют – она одна, как… как ребёнок!

– Никки, – она постаралась умерить градус злости, чтобы он не умер от огорчения. – Я тебя тысячу раз просила сначала предупреждать, а потом уже…

Она не договорила, потому что Ника не было рядом. Никого не осталось – только станция «Марксистская».

По насыщенности света, исходящего от люстр, и по тому, как он отражался от гладких мраморных плит, Варя определила степень удалённости от Земной Яви: глубже уровня невидимок, где-то в районе первой границы, за которой материя начинала забывать о своём прошлом. Здесь уже не было механизмов – лишь стены, колонны, воздух и «память света», похожая больше на сияющий туман, чем на нормальное освещение.

Разбираться в Слоях Варя научилась у Златы – и теперь надеялась, что та опять спасёт, как тогда, в серой кисельной дряни. Правда, пока что никакой помощи не требовалось: никто не нападал и даже не угрожал. Станцию наполняло спокойствие, а источником вполне обоснованной тревоги были обстоятельства: кто-то же должен был перенести Варю в этот не самый ближний Слой!

Или она сама научилась? Внезапно? Включились пресловутые врождённые способности, и, сама не понимая, как, она открыла портал в соседнее измерение. В конце концов, если дядя – волшебник, то и племянница может что-то уметь!

Ободрённая, Варя прошлась взад-вперёд по центральному залу «Марксисткой». Полюбовалась на флорентийские мозаики, украшавшие арку перед проходом на эскалатор, выглянула на платформу. Станция была обыкновенной – ни скульптур, ни затейливых украшений. Разве что люстры на потолке забавно скручены, да на полу звёздные цветы, выложенные красным мрамором, – вот и все достопримечательности.

А ещё Держителя не слышно.

Вспомнив о духах метро, Варя забеспокоилась. Объясняя разницу между Слоями, Злата несколько раз повторила, что Держитель станции проникает вплоть до второй границы, за которой материя теряет стабильность. Везде, где есть колонны, путевые стены и рельсы, присутствует и Держитель. И чем дальше от Земной Яви и людей, тем проще вступить с ним в контакт.

Сначала Варя поздоровалась мысленно, потом, не выдержав тишины, шёпотом спросила:

– Эй, ты здесь?

Получилось неубедительно, поэтому Варя прибавила громкости:

– Держи-итель, ты меня слышишь? – прокричала она, задрав голову. – Ау! Давай поговорим!

Собственный голос, разносящийся по пустой станции, казался чужим. И пугал.

Никто не отзывался. «Марксистская» казалась насквозь вымершей.

Но тут Варя вспомнила, что из трёх станций узла «Марксистская», как и вся «жёлтая» Калининская ветка, моложе остальных. «Может быть, поэтому он не отзывается? – подумала девушка, рассматривая информационное табло, свисающее с потолка. – Таганские построены раньше, и самая старая – та, что на Кольцевой. Кажется…»

В любом случае, на Кольцевой будет надёжнее: там Никки, это его территория.

Выбрав направление, Варя поспешила к эскалаторам. Впереди ждала бело-голубая «Таганская-кольцевая» с чудесными майоликовыми панно и медальонами – одна из её любимейших станций.

Но чтобы добраться до медальонов, нужно подняться по эскалатору.

Опыта у неё было маловато – немудрено, что Варя не приняла во внимание один немаловажный факт: эскалатор является «транспортным средством», а значит, отсутствует в дальних Слоях.

Войдя под арку, вместо эскалаторов она обнаружила крутую бугристую горку. Варя рискнула бы спуститься с такого аттракциона, но карабкаться наверх!.. Она вернулась в центральный зал и призадумалась.

У «Таганской-радиальной» два перехода. Можно выйти в город (по эскалатору, ведущему вверх) или на «Таганскую-кольцевую» – по эскалатору, ведущему вниз. Разумеется, вместо эскалатора там будет крутой спуск. Но спуск гораздо лучше подъёма!

«С «горкой» я как-нибудь разберусь!» – решила девушка и на всякий случай взглянула на обувь. Каблуки есть, но небольшие. Сломаются – не беда! Лишний повод пройтись по магазинам! Радостная, она поскакала по ступенькам перехода. Станция перестала пугать. А вся ситуация показалась чрезвычайно забавной. Будет что вспомнить!

«Наверное, я сама вывела себя в Слой, – думала Варя, предвкушая встречу с Никки. – То-то же все удивятся!»

Воображение нарисовало ей картину ближайшего будущего: сначала обучение, потом экзамены, а потом, когда она станет настоящей волшебницей, даже дядя начнёт её уважать…

Сладкие планы развеялись в тот момент, когда она подошла к ещё одному не-эскалатору, ведущему вверх. Про этот переход Варя забыла. Ещё одна крутая горка – подъём, который не преодолеть. Значит, опять тупик! Пришлось идти обратно.

Присев на нижнюю ступеньку переходного мостика, Варя обхватила руками колени и пригорюнилась. Контрастный душ из страха, радости, отчаяния и надежды вымотал её. Осталась лишь усталость и жалость к себе.

Что теперь? Версию с нападением врагов она сразу отмела: если бы могли, давно бы напали. Значит, внезапное проявление глубинных магических способностей. Взяла и сама себя заперла. «Ну, почему оно работает, только когда ему захочется?» – подумала Варя, зажмурилась и мысленно закричала: «Хочу назад, хочу назад, хочу назад!»

Открыла глаза. Безнадёга: всё та же одинокая «Марксистская». Спокойно и тихо, как на кладбище… Нет, тишины уже не было. Справа, с противоположной платформы, доносилось явственное шуршание. Или шушуканье? Варя вскочила на ноги и поспешила в ту сторону. Но, ступив в пространство между колоннами, замедлила шаг. Звук, который привлёк её, становился всё громче и резче. И судя по направлению, он шёл из тоннеля.

Кто мог вылезать на станцию в дальнем Слое? Сжав губы и стиснув кулачки, Варя выглянула из-за угла полосато-красной колонны.

Никто не выползал из чёрной пасти тоннеля, а вот из зеркала заднего вида – выбирался. Бесформенный, тягучий, кипящий, похожий на большой комок серой жвачки, которую жевали целый месяц по очереди.

В этой массе можно было разглядеть руки и ноги, лапы с когтями и лапы с перепонками, копыта, ласты и хвосты, уши, гребни, носы, клювы, пасти и рты – словно сотни существ срослись в одно, лишённое какой-либо определённости.

Выбравшись наполовину из зеркальной глади, чудовище опёрлось о платформу, приподняло переднюю часть массивного туловища и повернулось в сторону Вари. Теперь оно было похоже на расползающегося слизня, который сожрал половину Ноева ковчег и не успел переварить.

На конце тела, словно украшение, размещалась блестящая маска с невыразительными, едва намеченными чертами. Узкий рот-прорезь, пустые глазницы, плоский лоб. Стоило девушке взглянуть на мертвенный лик, он тут же преобразился. Варя увидела себя, бледную, испуганную. И визжащую.

Потеряв лицо, он расстраивался гораздо меньше, чем при утрате голоса. Что такое внешность? Обман, иллюзия! А вот когда постоянно молчишь, может показаться, что тебя нет.

Со временем он привык пользоваться чужими голосами и лицами и не пытался переделывать захваченные отражения под свой прежний облик. Из всех революционеров Уишта-Йетлина Траквештрерия первым пересёк точку невозврата и стал Отвратнем. Пока Норон с остальными готовился к восстанию, он нуждался в их защите и в маскировке, которую они обеспечивали, – поэтому впоследствии всегда откликался на их зов.

Кроме них, никто больше не помнил, кто он такой на самом деле.

Не помнил или не мог помнить? Столетия прошли с тех пор, как он в последний раз соприкасался с явью обитаемых миров. Сама реальность начала забывать его…

Однако Траквештрерия не жаловался и не жалел о содеянном. На тайнах Зазеркалья издавна стоит большая печать «Выхода нет». Самое опасное и притом бесполезное магическое искусство: чтобы овладеть им, надо отказаться практически от всего, как минимум – от выгоды. Без лица и тела какая может быть выгода? Нет ни наслаждений, ни удовольствий. Единственное, что утешает: бессмертие.

Для Траквештрерии, который был самым старым среди основателей Большого Дома, это иллюзорное преимущество оправдывало любые жертвы. Собственно, он потому и присоединился к Основателям, что нуждался в надёжной площадке для экспериментов с Зазеркальем. Соваться туда из обычного мира или даже из подготовленного Слоя слишком опасно, другое дело – из Межмирья Уишты-Йетлина.

По той же причине Траквештрерия вошёл в ряды бунтовщиков: они были против ограничений на исследования и эксперименты. Манипуляции с Зазеркальем стояли вторым пунктом в списке внутренних запретов Большого Дома. Первым значилось бессмертие. Не самый приятный сюрприз для того, кто стал Основателем Уишты-Йетлина ради этих пунктов!

Траквештрерия очень хотел избежать смерти. И у него получилось.

С точки зрения постороннего наблюдателя, существование без тела, лица и голоса мало чем отличается от смерти или, по крайней мере, от ада, если таковой существует. Но Траквештрерии было плевать на мнение тех, кто примирился с неотвратимостью гибели. Он был жив. У него были товарищи, которые ценили его. Более того, Отвратни по-прежнему отзывались о нём как о мужчине и как о человеке! И когда Норон рассказал о новом плане, Траквештрерия согласился. Стремиться к цели – значит жить. И пусть почти нет шансов одолеть Уишта-Йетлин! Если цель недостижима, то, значит, и стремиться к ней можно вечность.

Вот только на Земле у них не было вечности.

Освоившись в новом мире, Траквештрерия приступил к охоте за духами метро. Они отличались от тех созданий, которых он ловил на Пушчреме, – точно так же, как люди в разных мирах отличаются друг от друга, оставаясь людьми. Но для Зазеркальщика главным было то обстоятельство, что Держители, его главная добыча, продвинулись в своём развитии так далеко, что обзавелись постоянным обликом. Поэтому их было легче захватить в плен – и поэтому же их было непросто удержать. Те духи, у которых есть внешность, обладают и характером, подчас весьма зловредным. Так просто не сломить!

Приказ найти племянницу Обходчика и сожрать живьём сулил приятное разнообразие.

Правда, удовольствие портили защитники жертвы. Они закрасили все зеркала в доме. Они посадили девчонку под домашний арест – пришлось ждать, пока её выпустят в метро на свидание. Но и там не получилось застать их врасплох! Ученица Обходчика забила тревогу, и Беседник тут же спрятал девчонку в дальний Слой. А потом вдвоём они начали заметать следы.

В тот час на станции было много людей, а значит, много разных зеркал – от блестящих металлических деталей женских сумочек до зрачков глаз. Траквештрерия пытался приблизиться к тому месту, где был открыт портал для его добычи, но каждый раз что-то мешало. То человеку соринка попадала в глаз, то пятнышко грязи закрывало стальную пуговицу. Беседник воздействовал на людей, волшебница – на вещи, и Траквештрерия терял драгоценное время. Вход в портал всё больше размывался, и Варин след было не различить в бесконечных Слоях.

Устав от затянувшейся игры с защитниками девчонки, Траквештрерия направился к самому большому и самому надёжному зеркалу на платформе перед первым вагоном поезда. Стабильное, устойчивое «окно» подходило по размерам. Поэтому Отвратень сделал его своей «дверью» – размножив себя, он стал вылезать во всех Слоях, где могли спрятать Варю.

Ни Злата, ни Обходчик, ни любой другой агент Большого Дома не мог предусмотреть или даже представить подобного. Никто не знал и не мог знать того, на что способен Траквештрерия-Зазеркальщик.

Он действовал на грани своих возможностей, поскольку приходилось дублировать сознание и одновременно сохранять целостность. Каждая копия получилась слабой, как мотылёк, и такой же глупой. Но достаточно сообразительной, чтобы получить ответ на вопрос, есть в Слое девчонка или нет.

Если «нет», то копия должна была вернуться в Зазеркалье. И так раз за разом. Когда среди всех миллиардов «нет» осталось одно «да», эта копия стала Траквештрерией.

Высунувшись из зеркала, он удостоверился в том, что перед ним та, кого заказал Норон, после чего торопливо втянул себя обратно. Вне Зазеркалья Траквештрерия был уязвим и никогда не забывал об этом.

Он хотел жить вечно. И понимал, почему люди боятся смерти. Но ведь им всё равно предстоит умереть!

Поднатужившись, Зазеркальщик выбил стекло. В крайнем Слое материя была более податлива – в Земной Яви он бы никогда не смог проделать такой трюк. Здесь, вдали от реальности, получилось не только разбить, но и раскидать осколки так, чтобы один из них упал прямо под ноги Варе...

Когда зеркало разлетелось на мелкие кусочки, Варя закрыла лицо руками. Зимняя курточка с толстой подкладкой послужила надёжной защитой. Однако несколько крошечных осколков запутались в мехе, которым был оторочен левый рукав. Об этом никак не мог знать Беседник, вовремя выпрыгнувший в Слой и оттащивший возлюбленную подальше от платформы.

– Никки! – обрадовалась Варя и повернулась к долгожданному спасителю. – Я такое видела! – воскликнула она и протянула руки, чтобы обнять его.

Заботливый взгляд Ника скользнул по её фигуре, по курточке, добрался до рукава и меха. Траквештрерии хватило десятой доли секунды, чтобы захватить взгляд неосторожного духа – и затянуть Беседника к себе.

Варя не успела удивиться, почему любимый пропал – через пару ударов сердца он уже вновь стоял перед ней.

– Ты в порядке? – спросила его Варя и потянулась к нему.

Вдруг кто-то схватил её сзади за рукав и оттащил прочь – теперь уже от Ника.

– Это не он! – закричала Злата, закрывая собой Варю. – Не приближайся к нему! И в глаза не смотри!

Девушка послушалась – уставилась в Златин коротко стриженный вспотевший затылок.

– А кто это? – спросила Варя и хотела было выглянуть из-за плеча волшебницы, но вспомнила про запрет и замерла. – Где Никки?

– В одном нехорошем месте, – ответила Злата и попятилась от фальшивого Беседника.

Он не сильно отличался от оригинала: такой же светлый запыленный плащ, и золотистые волосы, и, наверное, такие же небесного оттенка глаза (пункт, который Злата не рискнула проверить). Но несло от двойника такой же мертвечиной, что и от остальных, захваченных Траквештрерией.

– Это не Никки, – шёпотом повторила Злата. – Это копия, только хуже. Это часть того места, которое его поймало.

– А как нам его спасти? – так же шёпотом спросила Варя.

Злата чувствовала её сбивчивое дыхание на своей шее.

– Если бы я знала! – вздохнула волшебница.

– А дядя знает?

– Наверное. Он уже должен быть здесь, – пробормотала Злата. – Всё слишком серьёзно, чтобы…

Она не договорила – фальшивый Беседник сделал шаг по направлению к ним, и пришлось отступить.

«Где Дед?! – с отчаянием подумала она. – Всё слишком серьёзно, чтобы устраивать экзамен!»

Всё, что Злата слышала про Зазеркалье и тех тварей, которые там могут обитать, все противоречивые факты и страшные сказки сходились в одном: зазеркальный двойник, выпущенный в реальный мир, превратится в чудовище. Сразу это произойдёт или постепенно – как повезёт. Но вариантов нет. Такое искусственное существо – лишь дверь в то место, откуда оно вылезло. Распахнутый голодный рот этого места.

И хотя слухи касались захваченных людей, Злата сомневалась, что Беседника ожидает другая судьба. Глупость, которую однажды сказала Варя, обернулась правдой: перед ними стоял вампир из метро.

Он протянул руки, как будто хотел обнять и прижать к груди, и сделал ещё один шаг.

– Ты должна уничтожить его, – сказал Злата.

– Что? – девушка даже дышать перестала. – Что?! Как ты можешь?!

Злата отодвинулась на несколько шагов.

Фальшивый Беседник наступал.

– Не надо бояться, – сказал он чарующим бархатистым голосом и нежно улыбнулся. – Всё будет хорошо.

– Ты должна его уничтожить. Здесь и сейчас!.. – Злата вовремя схватила рассерженную Варю за руку и запихнула обратно себе за спину.

– Это вы должны, а не я! – всхлипнула девушка. – Вы же сильные! Вы всё умеете!

– Ты его вылепила – тебе его и разбивать, – возразила Злата, не совсем уверенная, что Варя поймёт. – Он теперь не он. Никки стал вампиром. Но высасывать будет не кровь, а… Это хуже для людей и страшнее. Пока он не вышел из этого Слоя и не соединился со своей сетью на Кольцевой, его можно уничтожить. Потом будет намного труднее!

– Почему я? – Варя обняла Злату за пояс, уткнулась лбом ей в спину. – Я не смогу! Я не умею!

– Я подскажу.

Злата опустила голову ещё ниже, спасая свой взгляд от глаз фальшивого Никки.

Подумалось вдруг, что, если бы не то памятное слияние сознаний, через которое она прошла вместе с Дедом, она никогда не смогла бы сделать то, что собиралась и что должна была совершить.

Что ж, теперь она и в самом деле ученица своего учителя!..

– Вспомни тот день, когда ты впервые встретила его, – сказала Злата.

Фальшивый Беседник стоял так близко, что его длинные волосы щекотали ей щёки.

– Вспомни, как ты впервые взглянула на него, – продолжала волшебница и покрепче ухватила Варю за руки, чтобы девчонка ни в коем случае не отцепилась и не взглянула в глаза сердцееду. – А теперь вспомни, как ты вспоминала его потом, когда искала встречи, когда ждала, что он снова появится. Ну?

Варя кивнула.

– А теперь представь, что этой встречи не было, и ты не видела его, и никогда его не искала. Представь, что твой Никки – только фантазия. Ты намечтала его, намечтала ваши отношения, ваши любовь и каждую встречу. Но вот тебе надоело фантазировать, ты хочешь пробудиться для реальной жизни. Фантазия – это всего лишь сон наяву. Ты можешь легко его забыть.

Ощущение чужого, враждебного присутствия развеялось.

Злата открыла глаза и с удивлением поняла, что не помнит, в какой момент она зажмурилась и сколько простояла в темноте. Никого не было рядом, кроме Вари, которая продолжала обнимать её за пояс. Фальшивый Беседник исчез.

– Всё, – Злата повернулась к Варе, погладила её, всхлипывающую и перепуганную, по голове. – Всё кончено. Мы победили!

– Да?.. – девушка выглянула из-за спины волшебницы, потом огляделась вокруг себя. – А тот, другой, из зеркала?

– И с ним тоже справимся, – соврала Злата.

– А теперь давай спасать Ника! – предложила Варя.

– Я не знаю, как это сделать, – вновь соврала Злата.

Она знала, что это невозможно.

– А дядя в курсе? – не унималась девушка, слишком обрадованная победой, чтобы задумываться о её причинах и последствиях.

– Наверное, – Злата пожала плечами.

– А где он?

В третий раз соврать не получилось.

– Я не знаю, – честно ответила Злата.

Дед был там же, где Злата и Варя, – в метро, в одном из крайних Слоёв. Вместе с тварью, что была храбрее Зазеркальщика и крепче поддельного Беседника. Вражница вернулась закончить начатое, но у Деда не было ни единого шанса спастись. Если, конечно, не попросить о помощи.

Каким-то чудом он успел почувствовать приближение Посланницы – до того, как она вышла в Земную Явь. Поспешно нырнув в ближайший Слой, Обходчик спрыгнул с платформы и бросился в туннель, уводя Вражницу за собой. Всё-таки не стоило москвичам и гостям столицы видеть на станции «Тверская» плюющуюся ядом крылатую четверорукую тварь!

Дед не питал иллюзий насчёт намерений Вражницы. Пускай её создатель мёртв, но и мёртвый Макмар не переставал быть хитрым ублюдком.

В иной ситуации Обходчик открыл бы портал в Гьершазу, увёл бы туда зловредную тварь и начал бы войну по своим правилам. Но теперь даже простейший лаз туда представлял серьёзную опасность. Обходчику не хотелось нарваться на Уи-Ныряльщицу. В Гьершазе поджидало чёрное чудовище с бездонной пастью, а Деду хватало чудовища со щупальцами.

Он не мог в одиночку противостоять Вражнице – и поэтому побежал. По шпалам. Сквозь поезда.

Даже без Вражницы подобное испытание прибавляло седых волос. Слой невидимости, самый крайний и самый нестабильный, позволял чувствовать людей и механизмы. Не случайно Страж Границ строго-настрого запрещал своим ученикам спускаться на рельсы в этом Слое. Нервы не выдерживали, можно было легко потерять контроль над степенью погружения – и размазаться по всему составу.

На это Дед и рассчитывал: Вражница умела создавать порталы и путешествовать между мирами, но не была способна на более тонкую, филигранную настройку формул перехода.

Чтобы не потерять добычу, чудовище оставалось в одном Слое с Обходчиком. Но поезда пугали её своим грохотом, тяжестью, скоростью. Сразиться с ними значило упустить врага. Поэтому Вражница прижималась к стене тоннеля и продолжала погоню в промежутке между составами, тем самым давая Деду незначительную фору.

Обходчик бежал, не останавливаясь. Пропускал через себя все восемь вагонов и ноги стоящих пассажиров. Старался не думать об иллюзорной разнице в пару секунд, которая отделяла его тело от Земной Яви. Сосредоточился на внешнем: шпалы, шпалы, сумрак, грохот, предвещающий появление ещё одного поезда.

Чувство было такое, будто несёшься сквозь бесконечные ряды открахмаленных до дубовой твёрдости простыней, и каждая пытается запутать тебя и свалить с ног. И ещё омерзительный привкус во рту – лучше не думать, на что похоже!..

Шелест крыльев за спиной излечивал от лишних мыслей. Главное – не споткнуться и не перепутать Слои. Крайний – убьёт, более глубокий – позволит Вражнице летать без перерыва. Впрочем, она и так догоняла.

Чтобы увеличить свои шансы, Дед поднялся в воздух. Полёт отнимал больше энергии, но так было быстрее. Хотя ещё гаже: простыни превратились в плотную мокрую паутину. И уже непонятно было – он сам прорывается насквозь или вагоны с людьми проходят через него.

Покидая «Тверскую», Дед угадал с направлением, и теперь поезда догоняли его, а значит, времени, когда он был под защитой состава было чуть больше, чем если бы поезда шли навстречу.

«Театральная» приближалась.

Выбор станции тоже был не случаен.

Дед не мог остаться на «Тверской», потому что она, как и весь пересадочный узел, включая «Пушкинскую» и «Чеховскую», относилась к молодому метро. Годы постройки – семидесятые и восьмидесятые, почти в одно время, поэтому тамошний Держитель не проявлял особой активности.

После отчёта Златы Обходчик принялся проверять все узловые станции, как захваченные противником, так и оставшиеся свободными. Подозрения подтвердились. Отвратни подчиняли себе узлы, которые включали в себя старые и новые станции. Молодые и старые Держители плохо шли на контакт и потому остались не тронутыми.

Тем не менее, Страж Границ выбрал «Театральную».

Узел «Площадь Революции» – «Театральная» – «Охотный Ряд» был не просто самым старым. Он занимал обширное пространство, и переходы у него были весьма длинные. Дед подозревал, что там не один, а три Держителя-Хранителя. Троица патриархов центрального пересадочного узла. Сердце метрополитена.

Они не отзывались и не вступали в контакт, но и не прятались.

И они очень интересовали Лоцмана.

Подлетая к «Театральной», Дед слышал шорох крыльев, задевающих стены тоннеля. Сделав решающий рывок, Страж Границ миновал платформу, поднырнул под арку прохода – и, обессиленный, упал под своды центрального зала станции.

Пассажиры вечернего часа-пик проходили сквозь Обходчика и лишь некоторые, особенно чуткие, старались обойти невидимое тело.

Поднатужившись, Дед перевернулся на спину и посмотрел наверх. К сожалению, обзор закрывали ноги и широкие полы роскошной шубы, принадлежащей полноватой дамочке, которая топталась на месте и всё не могла сообразить, какие ступеньки ведут на «Охотный Ряд», а какие на «Площадь Революции».

Поскольку поезда уже не могли помочь, Дед ушёл в Слой поглубже.

Вражница не отставала – переместилась в тот же Слой, что и Обходчик, и уже могла бы нагнать… Но почему-то кровожадная тварь не решалась подняться на станцию: цеплялась за край платформы, соскальзывая на рельсы, не нападала, напротив – морщилась и отворачивала лицо.

Когда исчезли люди и грохот поездов стих вместе с людскими голосами, Обходчик понял, что остановило Вражницу – музыка. А также хлопки фарфоровых ладоней и перестук каблучков. Звенящая какофония лилась со свода станции, заполняя воздух, как пузырьки заполняют свежее шампанское. Голове и всему телу было щекотно от искрящихся звуков.

Народные музыканты и танцовщицы, стоящие в кессонных ромбах свода, все разом принялись исполнять свои национальные мелодии и танцы. Бубен, домра, балалайка разрывали воздух, а девушки отплясывали так, что, казалось, вот-вот разлетятся на куски. Продолжая лежать на спине, Дед любовался на них, не замечая, что по его щекам текут слёзы облегчения.

Конечно, концерт союзных республик не мог остановить и уж тем более прикончить Вражницу, но задержать на какое-то время – без проблем.

– Спасибо! – шёпотом поблагодарил Дед, не пытаясь перекричать фарфоровый хор.

Рывком поднял своё вымотанное тело и, перепрыгивая через шахматные квадраты гранитного пола, поспешил к ступенькам перехода на «Площадь Революции».

Балалайки балалайками, но против щупалец и яда требовалось кое-что более действенное.

Если бы Обходчик замешкался, то, выбираясь на платформу «Театральной», он бы обязательно увидел четвёртого участника встречи: из противоположного тоннеля, со стороны станции «Новокузнецкая», выплыла клубящаяся фигура, в которой Варя без труда бы узнала крылатую черепаху-жука. Правда, теперь дух протягивал бронзовые ладони не для того чтобы поздороваться: начав охоту за Варей, Траквештрерия постарался отвлечь Обходчика.

Но к тому моменту, когда фальшивый Держитель прибыл на станцию, Дед уже миновал мостик над путями и бежал по переходу к «Площади Революции».

А вот для Вражницы прибытие нового игрока стало спасением: невыносимые звуки утихли, мстительница смогла прорваться в центральный зал и продолжила погоню.

У Держителей всё только начиналось.

С того момента, когда первый из них исчез в чреве Траквештрерии, духи пребывали в состоянии объявленной войны. Хранители Московского Метрополитена, пережившие Великую Отечественную и знакомые с историей российских войн, очень хорошо понимали, что значит сражаться за своих!

Соседа ждали. Едва Новокузнецкий черепахожук ступил на гранит платформы, пилоны «Театральной» начали медленно смыкаться, отрезая чужака от центрального зала. Выставив острый гребень бронзовых ладоней, черепахожук встопорщил крылья-отростки и поскакал к дальнему проходу, который ещё не успел закрыться.

На чужой станции возможности Держителя были ограничены. Он не мог открывать порталы – приходилось использовать линейный способ перемещения. Клацая когтями и неуклюже отталкиваясь от пола резным мраморным хвостом, он пытался изменить форму, чтобы стать кем-нибудь более приспособленным для бега и драки. Увы! В своё время образ крылатой черепахи-жука пришёлся по вкусу не только истинному Держителю «Новокузнецкой», но также некой юной девушке с богатой фантазией и способностями Гончара.

На «Театральной» не так много проходов с платформ в центральный зал, да и сам зал достаточно короткий. Фальшивый Держитель старался успеть к последней открытой арке. В какой-то момент, не рассчитав прыжок, он задел мозаичным горбом о мостик, ведущий на станцию «Охотный Ряд», и едва не слетел с платформы. На гранитных плитах остались глубокие царапины.

Совершив последний рискованный прыжок, черепахожук подлетел к последнему проходу, пригнулся и начал протискиваться в центральный зал. Почти получилось. Он не сразу понял, что хвост застрял, рванулся, взревел – безрезультатно. А к нему уже спешил хозяин – и не для того, чтобы обнять дорогого гостя. Хотя по внешнему виду трудно было сказать наверняка.

Театральный Держитель был красив и не испугал бы даже случайного зрителя. Шестилапый, кентаврообразный, он двигался плавно и слегка покачивался при каждом шаге из стороны в сторону, будто бы приплясывая. Брюхо и внутренняя сторона лап у него была клетчатой, спина – белой, вся сплошь в ромбах. Воинственное впечатление производили лишь бока, защищённые бронзовыми решётками. Спереди он казался абсолютно безобидным – в блестящих юбках, украшенных золотом, в короне светильников-шаров, с лютней под мышкой и бубном в руке.

Вот бубном он и врезал – прямо по макушке фальшивого Держителя. Не выдержав такого обращения, инструмент порвался в середине и превратился в белый фарфоровый венок из цветов и плодов, который крепко обхватил толстую шею черепахожука. Взревев, пленённый дух рванулся изо всех сил и наконец вытащил хвост, застрявший в сомкнутой арке.

Шестилапый кентавр продолжал насаживать венки на противника – на крылья, на когтистые бронзовые лапы, на бугристую голову, так что вскоре она полностью скрылась за фарфорово-золотыми грушами, яблоками и виноградом. Но красные уголья безумных глаз продолжали просвечивать.

Покончив с венками, Театральный Держитель зажал под мышкой голову черепахожука и поволок его вперёд, к проходу на противоположную платформу. Теперь арка, напротив, раздалась вширь и вверх, чтобы пропустить необычную парочку.

На платформе кентавр повернул налево и, бодро переставляя лапы-колонны, направился к тому месту, где останавливается первый вагон состава и где для машиниста установлено зеркало заднего вида.

Фальшивый дух взревел, так что с потолка посыпались куски штукатурки, и упёрся когтями в пол, что немного замедлило перемещение. Но остановиться у него не получилось.

Достигнув нужной точки, Театральный Держитель встал на задние лапы и швырнул противника, надёжно замотанного в белые венки, прямо в зеркало. Несмотря на разницу в размерах, тот туда прекрасно поместился – а наружу вылетел настоящий черепахожук, слегка подпорченный Траквештрерией, но всё равно живой. И хотя его панцирь покрывали пятна чёрной плесени, небо на его груди сияло летней синевой, и бронзовые пальчики блестели, как начищенные.

Освобождённый дух шлёпнулся на платформу и потёрся об неё, словно кот, соскучившийся по земле и весенней травке. А потом спустился на пути и отправился назад, на родную станцию. Следом трусил кентавр с «Театральной» – остались и другие Держители, которых пора было спасать.

Обходчик не успел уйти далеко – Вражница нагнала его в конце короткого тоннеля, соединяющего «Театральную» и «Площадь Революции». Едва лишь Дед подумал о соседнем переходе, где Макмар устроил ловушку для Златы, как за его спиной возник другой подарочек зловредного Чтеца.

Выставив брюшко со щупальцами, Вражница пустила в ход главное оружие – и воздух прорезали тонкие струйки жгучей кислоты. Обходчик успел увернуться, лишь несколько капель кислоты коснулись его плеч, моментально прожгли одежду, прошли сквозь кожу и добрались бы до внутренних органов, если бы Дед не знал, как нейтрализовать такое вещество.

Отпрыгнув к стене, Обходчик сотворил между собой и Вражницей ледяную преграду, благо в воздухе было достаточно влаги. Мстительница не успела затормозить и примёрзла, подарив Деду пару минут – он бросился вперёд, к проходу на станцию.

В который раз Обходчик с тоской подумал о Гьершазе. Там полным-полно воды – можно было бы заключить Вражницу в айсберг, а потом закинуть куда-нибудь… Например, в Большой Дом. Пусть разбираются с собственным изобретением!

Но Уи-Ныряльщаца лишила его привычных путей отступления. С другой стороны, концерт, устроенный Держителем «Театральной», давал надежду на более оригинальное развитие событий. Может быть, духи метро наконец-то поняли, что любое постороннее вмешательство в жизнь землян ударит и по ним тоже? Вспомнили безумие девяностых – и открыли второй фронт, чтобы поддержать Стража Границ?

Возможно. А если нет, то скоро у них будет прекрасный повод вступить в эту войну – после того, как Вражница сожжёт Обходчика ядом, а то, что останется, разорвёт на куски…

Мрачные мысли заставили его поторопиться. Спускаясь по первой лестнице перехода, Дед пригнулся, не рассчитал – и, подвернув правую ногу, упал на колени. Над его головой, разбрызгивая кислоту, пролетела четверорукая мстительница. Достигнув конца перехода, развернулась – и кинулась на Обходчика, выставив жало, торчащее из нижней части серого брюшка.

Ещё по первому сражению в квартире Макмара Дед помнил, что мороз на Вражницу не действует. Очевидно, она была создана в расчёте на таланты земного Обходчика. Поэтому Дед воспользовался пламенем – простейшим огненным шаром, который так любил применять покойный Кукуня. Страж Границ вложил в «файерболл» все силы и постарался попасть в злобное оскаленное личико. Получилось. Взвизгнув, Вражница заметалась, врезалась в стену, так что осыпались керамические плитки, и рухнула на пол, беспомощно шевеля подпалёнными крылышками.

Любоваться на приятную картину было некогда, тем более что регенерация у Вражниц проходила быстрее, чем у людей. Дед похромал вперёд, к следующий лестнице. Спуск дался ему непросто. Каждый шаг отзывался в груди, и от слабости двоилось в глазах.

Выйдя из перехода, он повернул налево, к платформе в сторону «Арбатской». С трудом переставлял ноги, жадно хватая ртом тягучий воздух и цепляясь за белёную стену, Обходчик добрался до первой статуи. Опёрся об неё, чтобы не упасть. На колене революционного солдата остался чёткий отпечаток ладони, испачканной в извёстке.

Сзади послышался зловещий шелест. Дед не стал оглядываться, чтобы посмотреть на ползущую Вражницу, а двинулся дальше.

После солдата был проход в центральный зал – а значит, никакой опоры под рукой. Сгибаясь и думая лишь о том, чтобы не упасть, Обходчик пересёк пустое пространство и опёрся о бедро рабочего с гранатой. Гранаты, впрочем, не было.

Подвернутая нога болела. В лёгких что-то сжималось и рвалось, как будто вернулась болезнь, насланная Хавансой.

Сколько времени нужно Вражнице, чтобы полностью излечиться? Спина ныла в ожидании удара, а в голове теснились мысли, одна мрачнее другой. Дед понимал, что ему трижды повезло: успел заметить мстительницу, выиграл гонку в тоннеле, сумел подранить упорную тварь. Но удача не может длиться бесконечно. Через пару минут Вражница будет как новенькая, а вот он вряд ли сможет защититься. Всё, на что хватило Обходчика, – продолжать движение вперёд, к тому, кто мог помочь.

Но туда ещё надо было добраться.

После революционного рабочего Деда встретила стена пилона. Через несколько коротких шагов – революционный матрос с револьвером. Вновь пустое пространство. Шаг, ещё один, другой... Крестьянин. Платформа казалась бесконечной… Стена. Ещё один матрос. Пустота. А шуршание всё ближе. Шуршание и шипение капель кислоты, прожигающих гранит.

Парашютистка вовремя протянула Обходчику свёрнутые стропы парашюта, иначе бы он свалился. Нога уже не болела, но в лёгких началось нехорошее свербение и сухость. Видимо, последствия применение морозного дара. Впервые после битвы с Хавансой Страж Границ обратился к своей леденящей магии – и болезнь вернулась.

Если после пустячного щита ему стало так плохо, значит, серьёзное сражение попросту прикончит его. А кто он без этой способности? Маг-недоучка на смертельно опасной работе.

Простившись с парашютисткой, Обходчик сделал пару коротких шагов и сполз на пол, прижимаясь плечом к стене. Скорчился, проклиная необоримую слабость, устало взглянул на тех, к кому пытался дойти. Вон они, терпеливые, совсем рядом – сидят, высматривают кого-то…

Приступ кашля отнял остатки сил.

Кто-то дотронулся до левой руки, которой Дед опирался о гранитный пол станции. Обходчик обречённо посмотрел туда, ожидая увидеть костлявую лапку или кончик щупальца, сочащегося ядом. Но это был собачий нос, блестящий, отполированный тысячами прикосновений.

Бронзовый Пёс обнюхал ладонь человека, потом внимательно посмотрел ему в глаза. Взгляд был добрым – так собаки приветствуют знакомых. Поздоровавшись, Пёс отошёл в сторону, и тогда Дед увидел распростёртое на полу окровавленное существо.

Приклад винтовки и бронзовый сапог не давал Вражнице подняться, но она и не пыталась. Руки у неё были переломаны, а тело покрывали глубокие вмятины.

– Убью… – прошептала тварь, глядя на Обходчика. – Убью… – и подохла.

– Обязательно! – усмехнулся Дед. – Не вечно же мне жить!

Подождав для надежности, Пограничник убрал сапог, забросил винтовку на плечо и свистнул, подзывая друга. В ответ радостно завилял бронзовый хвост, и острые уши расслабились. Пёс поскрёб лапой гранитный пол, «закапывая» Вражницу, и оглянулся на Обходчика.

– У меня был такой же, когда я служил, – прошептал тот, обращаясь скорее к себе, чем к своим спасителям. – До сих пор по нему скучаю…

Пёс зевнул, обнажив клыки. Влажный язык затрепетал – и пасть захлопнулась с оглушительным клацаньем.

– Спасибо! – поблагодарил Дед.

Не взглянув на спасённого, Пограничник направился к девушке-снайперу, к колхознице, читающей студентке и далее по платформе, в светлое будущее. Пёс шёл рядом, помахивая хвостом. Полюбовавшись на них, Дед посмотрел в противоположную сторону, откуда приковылял сам.

Напротив каждой статуи, где проползала Вражница, на полу остались большие влажные пятна. Оспины, покрывавшие гранит, однозначно указывали на кислоту, которая могла повредить материи, но была бесполезна против духов метро.

Итак, Держитель «Площади Революции» вступил в войну с чужаками. Судя по эффективности его метода, он не нуждался в Обходчике. Судя по принятому облику, он мог сам охранять Границу. Однако он спас «коллегу» и даже показался, словно бы подтверждая заключённый союз.

«Надо завести щенка, – подумал вдруг Дед. – И пусть Варька с ним гуляет. Хватит ей по метро шляться!»

Поскольку Лоцман, известный специалист по удаче и совпадениям, сидел в «тюрьме», Дед поверил в чудесное стечение обстоятельств: видимо, действительно случайность, что он сам, Злата с Варей и Ясинь почти одновременно оказались в одном месте.

Сначала Обходчик обнаружил у дверей своей квартиры убитого горем пушчремца. Через пару минут по лестнице поднялась растерянная племянница и Злата, мрачная, словно декабрьский вечер. Вчетвером они застыли в немой сцене, переглядываясь и пытаясь разобраться – кому говорить первому и какие задавать вопросы.

Злата оставалась самой вменяемой, поэтому она сообразила, что сначала надо уйти с лестничной площадки. Бесцеремонно отпихнув Ясиня, прикорнувшего на коврике, она открыла дверь, разулась, разделась и сразу же отправилась на кухню.

Месяц назад она бы кипела от негодования, но теперь было достаточно, что все живы. Остальное – мелочи.

Варя вошла второй. Ей страшно хотелось расспросить дядю про Беседника и зеркала, но услышав, как он кашляет, она промолчала. Потому что это был не просто лёгкое «кхы-кхы», какое бывает из-за плохой погоды или после слишком холодного пива. Дядю буквально выворачивало наизнанку – как в тот раз, когда он даже шевелиться не мог. Вот и теперь: стоит, согнувшись. Если бы не дверной косяк – давно бы рухнул на пол.

Вздохнув, Варя торопливо помыла руки, после чего заткнула пробку в ванной и включила горячую воду.

– Иди погрейся! – приказала она, чувствуя себя взрослой, и поспешила спрятаться в своей комнате.

– Спасибо!.. – пробормотал Дед, присаживаясь на тумбочку и медленно стягивая ботинки.

Маскировка, которая позволила ему не выделяться в вечерней толпе, сползла, обнажая прожжённую куртку и разорванные на колене джинсы. Сквозь дыры и прорехи проглядывала бледная кожа, едва регенерировавшая после ожогов. Дед по привычке глянул через плечо в зеркало, чтобы оценить ущерб, но увидел лишь пустоту, старательно закрашенную чёрной краской, чтобы не пустить Траквештрерию.

Ясинь вошёл последним и сел на тряпку с другой стороны входной двери – ни дать, ни взять бездомный пёс, которого пустили погреться.

– Значит, она погибла… – пробормотал он, обращаясь к шкафу, стоящему в прихожей.

– Кто? – спросил Дед, внимательно глядя на гостя.

– Гийола…

– Кто?

– Та девушка, которая жила в доме у Лоцмана, – объяснил Ясинь. – У неё не было имени, и я подарил ей это.

– Хорошо, – кивнул Обходчик. – Молодец!

Вполуха слушая пушчремца, Обходчик пытался пробиться сквозь горе и тоску, наполнявшую разум Ясиня. Тщетно! Искреннее «Она умерла!» затмевало прочие воспоминания.

Неплохая маскировка для Отвратня.

– А теперь она умерла … – вздохнул Ясинь. – Она умерла. Погибла! Убита…

– Кем? – поинтересовался Дед, осторожно стягивая куртку.

Оплавившись, дешёвый дерматин приклеился к рубашке и коже. Трудно было раздеваться самому, но он не стал звать Злату.

– Уи-Ныряльщицей, – ответил Ясинь, подтянул ноги и прижался лбом к коленям.

Теперь его голос звучал глухо, и Дед уже не мог видеть глаза гостя.

– Тварь, которая теперь в Гьершазе… Она уничтожает порталы…

Он говорил сбивчиво, с трудом подбирая нужные слова Синего Наречия, и делал паузы, ожидая, что Дед поможет. Но Дед лишь слушал и смотрел, поскольку сознание убитого горем Ясиня было широко распахнуто.

Пожалуй, слишком широко для того, в чьей голове обитает Отвратень. Или нет? Или да?..

– Она напала на нас… На Гийолу… Хотела её… уничтожить… Но я не позволил… Я защищал… А потом мы… Мы прятались, и я пошёл искать воду и что-нибудь поесть… Я её бросил! И тогда тварь набросилась на неё! Я не успел – и оказался здесь… Это она меня отправила… Она отправила меня, а не себя… И если я жив, значит…

Его плечи затряслись.

Дед подошёл, прихрамывая, похлопал его по плечу и удалился в ванную. Ему и самому было жалко ученицу Лоцмана: девчонка оказалась толковая, научилась многому, да и лишняя помощь не помешает! Особенно если это помощь начинающей волшебницы. Плохо, что погибла она, а не Ясинь. Какой прок в чужаке, который даже по-русски не умеет говорить?..

Какой прок в чужаке, в котором, предположительно, сидит Отвратень?

Если бы не Вражница, Дед непременно бы остался с Ясинем, побеседовал, попытался бы разговорить или спровоцировать. Можно было бы использовать Варю как триггер, если уж у него всё так серьёзно с Гийолой! И в том случае, если бы подтвердилось давнее подозрение, Обходчик попытался бы уничтожить подозрительного гостя.

Однако обстоятельства сложились в никем не предусмотренный узор. Ослабевшему измученному Деду в первую очередь хотелось согреться – и он торопливо погрузился в ванну.

Тепло обволакивало, успокаивало, утешало. Ледяная тяжесть в груди начала понемногу исчезать, и Дед подумал вдруг: а что, если навсегда? Он ведь и морозить толком не начал – один ледяной щит, а болезнь опять принялась вгрызаться в лёгкие.

Что произойдёт, если он будет драться полную силу – так, как раньше? Ведь придётся! Войну с Отвратнями никто не отменял. Месть Вражницы и прочие неприятности не более чем разминка. Норон собирается воевать со всей Землёй. Даже не так: он продолжает войну с Большим Домом. Земля и духи метро – лишь промежуточный этап. Удобный ресурс, который удачно подвернулся под руку.

Мысли об удаче заставили вспомнить о Лоцмане. Как там поживает любопытный чертяка? Держится или уже всё? Непросто выдержать заключение в неживом предмете! Рано или поздно такое испытание ломает самых сильных. Обходчик провёл пальцем по запотевшему кафелю и усмехнулся, вспоминая, с каким пылом Лоцман защищал Землю. Вот бы ещё раз увидеть этого шута…

Дверь распахнулась, впуская холод. Следом в ванную вошёл Ясинь. Заблудившись в клубах пара, он задел локтём горячий змеевик, после чего ударился коленом о край ванны.

– Извини, но купаться я предпочитаю в одиночестве, – сказал ему Дед, чертыхнулся и повторил фразу на Синем Наречии.

Гость возвышался над ним, словно статуя – ни единой эмоции на бледном лице.

Откашлявшись, Дед добавил:

– Спинку тереть не надо. Но я ценю твоё рвение!

Статуя пошевелила губами.

– Что? – переспросил Обходчик.

– Жаль… что так всё вышло… – прошептал Ясинь.

Дед был готов биться об заклад, что в первый раз он произнёс то же самое, но на Красном Наречии – языке, о котором он и знать не мог. Разве что Тийда Лан Хоколос дал пару уроков…

– Мне тоже жаль, – Дед приподнялся, откашлялся, взял с полки пачку с сухой горчицей, подсыпал в воду, размешал. – Хорошая была девочка. Она бы нам пригодилась…

«Что он может? – думал Обходчик, забалтывая гостя. – У них у каждого есть уникальная, невозможная способность! Что умеет Тийда?»

– Не расстраивайся! Она ведь копия! Лоцман слепил её с моей племянницы. Двойник, понимаешь? Очень хороший, но всё равно – искусственное существо. Так что побереги нервы! Лоцман тебе хоть сто штук таких сделает!

– Неправда! – Ясинь наклонился над Обходчиком. – Нет! Она настоящая!

Эти слова он произносил так, как будто они причиняли невыносимую боль.

– Поэтому у неё и имени своего не было, – как ни в чём не бывало продолжал Дед, внимательно наблюдая за пушчремцем. – Лоцман сделал себе помощницу и научил притворяться человеком. Хотя не сказать, что любил людей… Интересное чувство юмора – не находишь?

– Нет.

Ясинь наклонился ещё ниже и положил правую ладонь на шею Обходчика. Левой он опёрся о край ванны.

– Что «нет»? – переспросил Обходчик. – Я не прав? Ты не прав? Он не прав?

Ясинь молчал, но ладонь его оставалась расслабленной.

– Какой у тебя дар? – спросил Дед. – Вы все специализованы и оттого кажетесь непобедимыми. Норон управляет материей, Уи – порталами, Траквештрерия – Зазеркальем. С Хавансой я уже познакомился. Что у Тийды Лан Хоколоса?

– Смерть, – ответил Отвратень и погрузил голову Обходчика под воду.

Дед едва успел набрать воздуха побольше. Он не стал замораживать противника, хотя условия были идеальными: прямой контакт и воды предостаточно. Если бы не бой с Вражницей и сомнения в собственном здоровье, Дед непременно воспользовался своим даром. Но обошлось безо льда.

Не отрывая взгляда от голубых глаз противника, Дед осторожно высунул руку из-под воды, схватил Ясиня за правый рукав комбинезона и резко потянул к себе. Потеряв равновесие, убийца был вынужден отпустить горло Обходчика и опереться о мокрый кафель.

Передышка позволила Деду вынырнуть и подарить лёгким немного кислорода.

– Я всё равно тебя убью, – пообещал противник, присаживаясь на край ванны. – Меня ты не остановишь.

В его голове звучала неуверенность. Тийда Лан Хоколос был готов к серьёзному сопротивлению, к тому, что Обходчик начнёт бороться за свою жизнь или взывать к Ясиню. Беспомощный голый человек был слишком лёгкой добычей. Это уже не бой, а бойня!

– Что значит «Смерть»? – спросил Дед, чувствуя, как лёгкие сжимаются перед приступом кашля. – Объясни!

Отвратень вновь схватил его за горло и погрузил в воду. Дед беспомощно барахтался, брызгая в гостя горчичным отваром. Интуиция подсказывала, что против этого зла поможет только непротивление.

Если бы он попробовал воспользоваться боевой формулой, он бы моментально утратил способности волшебника – стал бы обыкновенным человеком. Подавив сознание Ясиня, Тийда Лан Хоколос вернул себе талант убивать неотвратимо, неумолимо, со стопроцентной гарантией, поглощая любую направленную на него энергию. Никто не смог бы побороть саму Смерть. Но Дед даже не пытался, и Тийда опять отпустил его. Глядя на задыхающегося, кашляющего и трясущегося врага, Отвратень ощутил разочарование. Всю жизнь он был воином, умел побеждать, мог признать поражение, но никогда не становился палачом.

– Я убью тебя, – повторил Тийда, не подозревая, насколько он неоригинален с этой угрозой. – А потом убью твою ученицу и племянницу.

– Понимаю, – улыбнулся ему Дед. – Конечно, убьёшь. Голыми руками, верно? Точно так же, как ты убил свою Гийолу…

Он не договорил, потому что Тийда схватил его за горло и потянул вниз, да с такой силой, что Дед ударился затылком об эмалированное дно ванны…

– Ну, я же говорил! Сначала ты переоценил его, потом недооценил! Как Макмар. Тому тоже казалось, что Обходчик может командовать духами метро. И, чтобы проверить, он портил ему жизнь всеми доступными способами. Ждал, когда Обходчик начнёт войну. В итоге решил, что никакой связи нет. Жаль, Макмар не видел, как Держитель рвёт его Вражницу на части!

– Он видел, как другой Держитель расправляется с Хавансой.

– Ты тоже любовался. Такая сила, такие способности! Небось, предвкушал, как построишь их в две шеренги и двинешь на Уишта-Йетлин? И как успехи? Получается?

Хотя Отвратню и удалось заключить Лоцмана в пластиковую фигурку, он не смог полностью подавить способности пленника. Поэтому Лоцман был в курсе последних событий – и знал, что Траквештрерия не сумел подчинить себе Держителей. Пленники вырвались. Хуже того – теперь никто не приближался к зеркалам заднего вида и другим ловушкам. План по использованию Зазеркалья полностью провалился. Пара Времеедов и разной шушеры не в счёт.

– Мы только начали, – сказал Норон, надеясь, что Лоцман поддастся на провокацию и выдаст что-нибудь из ценной информации (для того, чтобы спровоцировать тюремщика). – Вариантов много.

– Ты ещё про везение вспомни! Что ты знаешь о них, кроме того, что они легко справились с Хавансой и с Вражницей Макмара?

Отвратень действительно мало что знал о духах-хранителях Московского Метрополитена, хотя во вселенной встречались похожие существа. Редкая форма вторичного разума зарождалась не в каждом обитаемом мире и очень редко дорастала до диалога с людьми.

А как насчёт диалога с Лоцманами?

– Я знаю, что они способны существовать одновременно в нескольких Слоях пространства, – сказал Норон. – Кроме Гранкуйена никто не владел похожим искусством.

– Ты меня забыл!

– И ещё ты. Поэтому Гранкуйена и называли «Последним Лоцманом». Он один сумел превзойти всех Иерархов-Основателей. Но для Держителей это не мастерство, а естественное состояние. Прямо как для тебя!

Последняя фраза была крючком – и пленник попался.

– Ещё скажи, что они умеют открывать порталы!

– Я уверен, что умеют. Именно так они приманили тебя. Они вскрыли свой мир изнутри, и ты примчался, потому что никогда не видел такого. Ты же бессмертный! Чтобы заставить тебя влезть в человеческое тело, нужно показать тебе кое-что по-настоящему уникальное!

Лоцман ничего не ответил, и Отвратень продолжил, обнадёженный молчанием оппонента:

– Гранкуйена называли «Последним Лоцманом», потому что «Настоящие» исчезли. Ты сам стал легендой. «Давным-давно, когда ещё строили Большой Дом, во вселенной обитали всемогущие Лоцманы…» Поэтому ты и явился на Землю – ради тех, кто похож на тебя. Нечто, что появилось на свет не как человек, но обладает душой. Нечто, что инстинктивно овладело сложнейшими магическими приёмами и способно влиять на материю. Нечто постоянно развивающееся…

– Красиво! – перебил его Лоцман. – Ты забыл ещё одну похожесть. Их невозможно подчинить ничьей воле. Они – часть Метрополитена. Каждый день они пропускают через себя миллионы живых душ. Вы об этом подумали? Не-ет! Вас интересовало, насколько они сильные и на что способны. Но вам и в голову не пришло, что они остаются частью чего-то бесконечного. Да, они постоянно развиваются и учатся! Даже Зазеркальщик не способен их удержать. И что теперь? Вы прибыли сюда ради Держителей. Может быть, пора поискать новый ресурс?

– Чем плох этот?

– Тем, что вы не способны им овладеть.

Отвратень улыбнулся – он услышал достаточно.

– Мы не можем подчинить Держителей, пока сохраняются описанные тобой условии, – согласился он и уточнил: – Не можем, пока они часть метро и пока миллионы людей сохраняют их связь с этим миром.

– Вот именно.

– Вот именно! Нет ничего вечного. Если уничтожить метро и людей, мы получим бездомных духов, привыкших к ежедневной энергетической подпитке, но не способных добывать её самостоятельно. Но ведь они развиваются, верно? Они научатся новому способу, как и другие духи в похожих условиях. Они будут питаться теми людьми, которых смогут поймать. Когда я предложу им другой, более богатый источник энергии, они выстроятся в шеренгу и постучатся в ворота Уишты-Йетлина. И Большой Дом падёт перед ними. Ведь они больше, чем просто призраки или духи! Такая сила, такие способности, такие стремления! Я бы назвал их «Лоцманами», если бы это имя не было занято.

– И ты думаешь, они послушают тебя?

– Конечно! Но не меня, а себя. Единственная причина, по которой Лоцманы не завоевали мир, состоит в том, что они уже это делали. Вы живёте очень долго. Полагаю, вы перепробовали всё. Держители – ещё нет.

– Мы ещё не всё перепробовали! – упрямо заявил Ясинь, раскрывая выбранную книгу.

Картинок там не было, поэтому он вернул её на место – и тут же вцепился следующую. Дед подхватил его под локоть и потянул «пациента» прочь из комнаты.

– Хватит!

– Но я…

– Хватит!!

Ясинь сверкнул на него глазами, но тут же притих, оставил захваченный фолиант на вершине высокой стопки и смиренно последовал за Дедом.

Четыре дня прошло после исторического разговора в ванной – достаточно, чтобы привыкнуть к победе над Отвратнем. Но каждый раз, чувствуя злость – не важно, по какому поводу, – Ясинь одёргивал себя и настораживался, готовясь к новому сражению. Злость, ярость, гнев – все эти эмоции могли стать лазейками для Тийды. В эти минуты на него было больно смотреть: Ясинь становился покорным и постоянно вслушивался, как будто ждал удара в спину.

Тийда не бунтовал. Он замолчал вскоре после того, как Обходчик обвинил пушчремца в убийстве Гийолы. Но сначала заставил их обоих помучиться: Дед едва не задохнулся, нахлебавшись горячей воды, а Ясинь испытал такое отвращение и ненависть к самому себе, что, если бы под рукой оказалось оружие, он бы, не раздумывая, прекратил своё презренное бытие.

Зачем жить, если единственный близкий человек погиб по твоей вине?

После того, как Норон подкорректировал память Ясиня, сознание пушчремца замкнулось на мысли: «Она умерла! Она погибла! Зачем мне теперь жить?» Гийолы больше нет – в этом он был уверен, поэтому у него не было повода бороться – и он капитулировал перед Отвратнем, который, напротив, жаждал сражений. О, если бы Тийде дали повод – он бы показал, почему его называют «Непобедимым»!

Но Дед, наученный чередой запоминающихся поражений, сменил тактику. Не стоит и пытаться победить Отвратней с помощью магии Большого Дома! Столетиями неутомимые изгнанники противостояли агентам Уишты-Йетлина. Что против них обычный Страж Границ?

Единственный настоящий противник Тийды – это Ясинь. И Ясинь сделал свой ход.

Корректировка Норона слетела в тот момент, когда Тийда услышал «Ты сам её убил!» Ясинь мог поверить в гибель Гийолы: много раз она была на самом краю и чудом избегала смерти. Но поверить в то, что он убил её своими руками – никогда!

Фраза, брошенная наугад, сыграла решающую роль: Ясинь воскрес, чтобы опровергнуть это обвинение, попытался вспомнить подробности трагедии – и обнаружил вместо воспоминаний убеждённость, что так оно и было на самом деле. А такого не могло быть никогда! И тогда осознал, что его обманули. Он не понимал, в чём именно и какой фрагмент воспоминаний – фальшивка. Мысль о том, что у него отняли не только Гийолу, но даже память о ней, пробудила прежнего защитника – и Ясинь обратил свою ярость против врага. То есть против себя-Тийды…

– Что я сделал? Что я с ней сделал? – рыдал он.

Откашлявшись, Дед высунулся из-за края ванны и внимательно посмотрел на тоскующего пушчремеца. Гость сидел на полу, вцепившись руками в волосы, и раскачивался, как будто пытался оторвать себе голову или снять скальп.

– Я позволил ему… Он её убил… Я её убил!.. Но я не мог!

Купированная память не желала восстанавливаться. Расспросив Ясиня, Дед так и не разобрался, что произошло на самом деле. Определённо, Гийола смогла пережить первое нападение пасть-пиявки, а потом довольно долго пряталась. По расчётам Деда, «прятки» продолжались больше двух недель – если считать с того дня, когда погиб Тахмей.

Ясинь мало что помнил из посещения новой базы Отвратней. Он видел Норона, Траквештрерию и нечто, похожее на коконы Вражниц. Последнее огорчило Обходчика, хотя чего ещё было ждать?

Хуже всего, Дед не мог заглянуть в Гьершазу и проверить: Уи-Ныряльщица обязательно бы воспользовалась шансом. И, пока отсутствовали доказательства, Гиойла оставалась одновременно живой и мёртвой.

– Она спаслась или нет? – вновь и вновь спрашивал Ясинь.

Вопрос волновал его даже больше, чем условная победа над Тийдой Лан Хоколосом, который по-прежнему сидел где-то там, глубоко внутри. Отвратень казался временной проблемой: Ясинь надеялся найти лекарство, чтобы изгнать паразита.

– У тебя же получилось! – напомнил «пациент», когда Дед выдворил его из своей комнаты. – Ты же определил, что во мне кто-то прячется!

– Не определил, а подтвердил подозрения, – в сотый раз уточнил Обходчик.

Он умолчал о подлинном смысле той проверки: изучив фотографии концентрационных лагерей Второй Мировой войны, Ясинь отреагировал так, как положено иммигранту из отсталого недоразвитого мира: «Людей жалко, но есть люди, которые заслужили пытки и смерть».

Решающим был тот факт, что пушчремец не пытался изобразить ложное сочувствие и человеколюбие – откуда гуманистические порывы у солдата, который служил подопытным? Значит, Отвратень хорошенько изучил своего носителя – только и всего. Нулевой результат для Ясиня с его страстным желанием излечиться. Что касается Обходчика, то он планировал продолжить эксперименты, но последовавшие события стали для пушчремца идеальной проверкой…

– А теперь надо найти триггер, который поможет мне управлять Хоколосом!..

– Если мы ничего не нашли за четыре дня, значит, ничего не найдём, – терпеливо объяснил Дед и нахмурился.

«Потому что такого триггера не существует», – подумал он. Ясинь как будто прочитал его мысли, но понял их по-своему.

– Если я неизлечим, ты должен избавиться от меня, а не селить у себя дома! – заявил пушчремец, стоя в коридоре. – Я потенциально опасен! Не понимаю, почему ты ничего не делаешь?

– Мы все потенциально опасны! – вздохнул Обходчик. – Если тебя это тревожит – убей себя, избавь меня от хлопот!

Ясинь промолчал.

– Иди уже спать! – велел ему Обходчик. – Злата тебе постелила. Завтра всё решим.

Ясинь спал на кухне – вернее, лежал там. Каждое утро Дед заставал его бодрствующим и всё более мрачным.

– Спасибо, что помогаешь, – пробормотал пушчремец.

– Был бы рад… Но тут всё от тебя зависит. Утро вечера мудренее.

– Что это значит?

– Это значит, что я спать хочу! Завтра или послезавтра отправлю тебя в Гьершазу. Думается, Уи тебя не тронет. Останешься там, найдёшь свою Гийолу или будешь просто сидеть и ждать, когда всё кончится. Так будет лучше – и для тебя, и для нас. Согласен?

Вообще-то согласия не требовалось.

План пришёл в голову Деду ещё тогда, когда он ещё сидел в остывшей ванне и слушал спутанные воспоминания Ясиня. Предельно простой и местами крайне негуманный план.

«Кажется, старею, – подумал Дед. – Нужно было сразу ему предложить».

– Я согласен, – кивнул пушчремец. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – попрощался Дед и захлопнул дверь.

Дед глубоко зевнул – и тут же сморщился от тягучей боли, пронзившей лёгкие. Не успел он подумать о перспективах малоприятной симптоматики, как раздался вежливый стук.

– Ну, сколько можно! – застонал Дед, открывая дверь и готовясь к новому сеансу терапии. – Я здесь сплю, знаешь ли! А у тебя другое место!

– Я тоже здесь сплю, – напомнила ему Злата, заходя в комнату.

Судя по влажным волосам и конфетному запаху, она только что приняла душ. Факт, который навёл Деда на мысли, никак не связанные с Отвратнями, Границей или Большим Домом. Приятные сладенькие мысли, в которых не было ничего дурного…

– Я так и знала, что этим всё кончится, – сказала Злата, поправляя подушки на постели. – Ты выкинешь Ясиня в Гьершазу и посмотришь, что будет. Как будто он не человек, а какой-нибудь космический зонд!

– Мне тоже его жалко, – пробормотал Дед, рассеянно листая книжку, отбракованную пушчремцем. – Предложи другой вариант…

Книжка и впрямь не годилась на роль триггера: третий том этимологического словаря Макса Фасмера. «Плот, – прочитал Обходчик. – Забор, ограда». Вздохнув, он вернул книгу на полку.

– Дело не в вариантах, – фыркнула Злата. – Ты не имеешь права распоряжаться его жизнью!

– Он сам хотел, чтобы его убили!

– А если Нуи-Ныряльщица…

– Уи, – поправил её Дед. – Уида Керликенри, одна из основательниц Большого Дома. Ясиня она не убьёт. Если бы могла, убила бы раньше. Она его боится. То есть боится Тийды, но это без разницы.

– А если он нападёт на ученицу Лоцмана?

– Её теперь зовут Гийола, – напомнил Дед. – Ясинь придумал ей имя. И он её не тронет.

– Почему?

– Потому что если бы мог – давно бы это сделал!

Злата не смогла найти весомое возражение – доказательства, которыми пользовался Обходчик, основывались на предыдущем опыте и потому казались весьма правдоподобными. Но что-то продолжало беспокоить. Неясная мысль, словно назойливый комар, не давала примириться с аргументами Деда. Несостыковка в поступках, нелогичность, неправда, выловленная из его сознания во время их кратковременного слияния, – отсутствующий кусочек мозаики, без которого не складывалась общая картина.

Дед наблюдал за тем, как она в сотый раз поправляет подушки и разглаживает простыню. Сам он не спешил укладываться – стоял напротив разобранной постели, растирая ладонью грудь. Болезнь немного отступила, но он продолжал хрипеть и задыхаться. Надо бы отдохнуть и вылечиться. Понять бы, от чего…

– Оставь его – он нам поможет! – наконец, предложила Злата. – Если его боятся Отвратни…

– Его боится Ныряльщица, – перебил её Дед. – Про других не знаю. И сильно сомневаюсь, что Ясинь сможет контролировать Тийду, если мы схлестнёмся с Нороном. Гийола – единственный триггер, который у нас есть. Рядом с ней Ясинь будет в безопасности. Особенно теперь, когда он знает, на что способен Тийда…

– А если Гийола в самом деле погибла? – шёпотом спросила Злата.

Дед пожал плечами.

– Мы не будем знать наверняка, пока не увидим тело… А это вряд ли – если Уи сожрала её, значит, сожрала всю, целиком. Да и Ясинь-то теперь никому не верит, особенно себе! Будет надеяться до последнего. И будет искать.

Злата вздохнула.

– Если он там выживет, представь, на что ты его обрекаешь! Бесконечные поиски, когда нет ничего, кроме надежды, и даже собственным воспоминаниям нельзя доверять! Какой смысл?

Дед пожал плечами:

– Такой же, как и в отправке космического зонда! Я открою Ясиню фиксированный лаз и посмотрю, как отреагирует Уи.

– И пошлёшь за помощью в Большой Дом?

– Нет…

Он не договорил – зашёлся в приступе тяжёлого кашля. Злата помогла ему дойти до постели, заставила сесть, протянула бутылку с водой.

– Мы уже убили одного Отвратня, – напомнила Злата, пока он пил. – Смогли противостоять другому… Гийола смогла, но всё равно – не сразу же её… Мы почти справились с третьим, – она показала ладонь с тремя загнутыми пальцами. – Зазеркальщик тоже ничего не смог, – она загнула четвёртый палец. – Ты продолжаешь портить жизнь пятому! И мы сделали сами, вместе с Держителями! – она сунула под нос Деду сжатый кулак.

Он поцеловал костяшки и торопливо лёг, накрывшись одеялом. Не помогло.

– Не понимаю, почему они так вцепились в Держителей, – задумчиво проговорила Злата, уверенная, что Обходчик не спит и слушает каждое её слово. – Нет, не так. Раньше не понимала… Вот посмотри: с Хавансой в одиночку справился Держитель «Красносельской». Зазеркальщик сумел поймать нескольких, но теперь станции свободны, и нет ни одного нового случая заражения. А ведь Отвратни – лучшие из магов Уишты-Йетлина, а значит, самые лучшие! Получается, что Держители – сильнее Большого Дома. И если заставить их напасть…

Она задумалась – и Дед воспользовался шансом остановить этот опасный процесс. Осторожно высунув руку из-под одеяла, он дотянулся до краешка халатика, в который был облачена Злата, и аккуратно потянул ткань на себя. Но ученица моментально пресекла его поползновения.

– Интересно, что же ты пытаешься скрыть?.. – прошептала она, выкручивая Дедовы пальцы. – Горячо? Совсем горячо? Ладно, пойдём дальше. Держители способны победить Большой Дом. Поэтому Отвратни прибыли на Землю – чтобы использовать этот ресурс. Может быть, они уже проделывали такое раньше? Например, на Пушчреме. А если Держители могут стать угрозой для Большого Дома…

«Надо было объяснить ей раньше, – подумал Дед. – Хотя, если бы она узнала раньше, она бы вела себя иначе».

– Почему Большой Дом ничего не делает? – возмущённо спросила Злата у своего наставника. – Почему не пытается контролировать миры, где есть такие существа? Они же не идиоты! Есть иерархи, которые знают об Отвратнях, есть специалисты по духам-хранителям – им что, трудно сложить два и два и установить контроль над такими мирами?!

Дед ничего ей не ответил – убрал руку и отвернулся к стене.

– Не думаю, что они такие глупые, – медленно проговорила Злата, пристально глядя на Обходчика.

Он чувствовал её обжигающий взгляд даже сквозь одеяло.

– Я уверена, что Уишта-Йетлин наблюдает за каждым миром, где обитают духи-хранители, отслеживает каждое подозрительное событие, контролирует траффик. Конечно, они не объясняют, в чём опасность, потому что иначе им пришлось бы рассказать про Отвратней… Но на Земле ничего такого нет. Один Страж Границы с парой учеников – и всё. Почему?

Дед негромко откашлялся и попытался исчезнуть под одеялом.

– Твои наставники ничего не заметили, потому что не искали специально, – продолжала Злата. – Держителей трудно заметить, когда они этого не хотят. Ты заметил, ты начал их изучать, но в одиночку, молча. Должен был доложить, но молчал. Поэтому в Уишта-Йетлин не знали. А если бы узнали… – голос её сорвался, и Злата закрыла рот обеими руками, пытаясь удержать слова, срывающиеся с языка.

– Они бы изолировали Землю и запустили процесс отмирания Слоёв, чтобы уничтожить Держителей, – закончил за неё Дед. – Единственный способ, который гарантирует им безопасность.

– Но ты же хотел позвать на помощь! – воскликнула Злата, стаскивая одеяло с его головы. – Ты хотел…

– Я хотел перекрыть Границу, хотя бы на время, – терпеливо объяснил Обходчик. – Но сам я не могу. А вот Лоцман – может.

– И ты его спровоцировал…

– Попытался. Получилось.

– Потому что он хотел защитить Землю, – печально улыбнулась Злата.

– Потому что он хотел защитить Держителей! На Земле обитают единственные духи, которые успели эволюционировать, прежде чем их заметил Большой Дом. Ты понимаешь, какая у них следующая ступень развития?

– Лоцманы? – прошептала Злата.

Дед усмехнулся и вырвал краешек одеяла из её ослабевших пальцев, потом притянул ученицу к себе и заставил лечь рядом.

– Лоцманы – это те, с кем мы знакомы, – сказал Страж Границ. – Они вскрывают миры, они прокладывают норы, которые невозможно перекрыть. Но они ведут себя честно! Соблюдают правила. Не вредят, хотя способны. Никто не знает, чем они питаются, но, определённо, источник их силы лежит за пределами обитаемых миров. Понимаешь? Лоцманы – это те, кем Держители могут стать... когда-нибудь… Пока что им предстоит переродиться в нечто, что я бы описал как «Лоцманы минус сознательность». Подходящий материал для армии, да?

– А мы? Мы сами что сможем сделать?

– Ничего, – Дед поцеловал её в щёку и закрыл глаза. – Время, когда мы могли что-то сделать, уже прошло. Давай спать!

Время, когда ещё можно было изменить этот мир, давно миновало. «Но им не помешает хорошая порка!» – думал Норон, улыбаясь во весь рот и с трудом сдерживаясь, чтобы не начать кланяться. Однако в Москве поклоны не практиковались – это он уже выяснил.

– Неделю на выселение! – не унималась хозяйка квартиры. – И чтоб духу вашего здесь не было!!

Она заявилась утром и сразу же ознакомила Норона с ультиматумом: «Я здесь ставлю условия, потому что сдавала без залога, и вообще, кто ты такой?!»

– Да вы что! Как же так! – ныл Норон. – Как же я найду в такие сроки?

Сроки тут были ни при чём. Отвратень понятия не имел, как это делается. Съёмом жилья занимался один из Посвящённых – тот самый, который уже не был ни студентом, ни человеком. Осталась внешность, которую использовал Норон.

Но никакие магические способности не могли предотвратить катастрофу выселения или помочь с поиском нового убежища. Память кому-нибудь стереть, преобразить тело, запечатлеть душу – пожалуйста! Но снимать квартиру… У кого? Где? Как?

– Ничего, справишься! Не дурак! – успокоила его тётка.

В пышном фиолетовом пуховике с зелёным мехом на капюшоне она напоминала перезрелый баклажан. Поджимая тонкие губы, хозяйка квартиры расхаживала по своим законным владениям, а Норон-студентик семенил следом и всё пытался заглянуть ей в лицо. Но тётка отворачивалась. Она не смотрела на него – с той самой минуты, когда он открыл ей дверь.

– Вещей у тебя, я так погляжу, немного, так что переедешь быстро! – успокоила она.

– Но ведь Новый Год на носу! – не сдавался Норон, вспомнив о дополнительном аргументе. – И Рождество уже скоро!

Хозяйка с подозрением уставилась на жильца.

– Скоро? Что значит скоро?!

– Через три дня, – растерянно выдавил Норон.

Он постоянно путался в земном календаре, что раздражало неимоверно. Цифры, даты, праздники, обычаи – тысяча мелочей, и никогда не угадаешь, какая пустяк, а за какую в глаза плюнут. Вот бы где пригодился Макмар!

– Через три дня будет двадцать четвёртое! – сообщила хозяйка. – Это у католиков Рождество! Ты что – из ихних?

Вопрос поставил Отвратня в тупик и ещё больше разозлил. Он бы с удовольствием стёр мерзкой тётке память, но неудавшийся опыт с матерью Кукуни научил, что это не поможет. Неизвестно, какие родственники у этой!

Кроме того, Норон уже знал причину скоропалительного выселения. Вычитал, что было не сложно. Причина лежала на поверхности, но уходила корнями в самую глубь. Деньги. Кто-то предложил больше. И попросил побыстрее и пораньше. Сумма была такая, что, пожалуй, даже полное вычищение памяти не поможет!

– Ты католик или кто ещё? Баптист? – прищурилась тётка.

– Не совсем, – промямлил чужак.

Обычно такой ответ выручал. Но не в этот раз.

– Что значит «не совсем»?! – заорала хозяйка, так что у Норона уши заложило.

В качестве главной причины преждевременного выселения был назван «постоянный шум», который беспокоил соседей.

Вторая причина: «слишком много гостей».

– Ты или православный, или нехристь! – продолжала хозяйка, не понижая тона. – Ну, с тобой я сразу поняла, что из тех! Странный ты какой-то! Понаехали тут!

– Так мне можно остаться хотя бы до конца месяца? – робко спросил Норон.

– Неделя! – тётка в десятый раз окинула взглядом пустую комнату.

Коконы были надёжно спрятаны в ближайшем Слое, но проблема была в другом: Норон истратил всех «Посвящённых», и теперь некому было убирать мусор.

– Мне этот бардак потом месяц выносить придётся! – заявила хозяйка и принюхалась. – Ты что, кошку держишь?

– Нет! Конечно, нет! – воскликнул Норон.

Как оказалось, слишком громко.

– Не смей на меня орать! – завизжала тётка, выпучив глаза. – Он ещё орёт на меня! Три дня! Всё! И если не освободишь, милицию вызову!! Попрыгаешь тут у меня!!!

Когда она ушла, хлопнув дверью, Норон подошёл к зеркалу в прихожей и внимательно всмотрелся в отражение. Худенький длинноволосый студент, который клялся, что жильё надёжное и волноваться не о чем, теперь существовал только в памяти Отвратня. Как и остальные «Воины Света», он стоял на пороге новой жизни – и срок рождения только что был определён.

Норон вернул себе прежний рыжий облик – однако отражение не изменилось.

– Не нравится мне этот мир, – сказал Траквештрерия и ударил кулаком по стеклу.

На мгновение зеркало затуманилось.

– Здесь всё скверно устроено, – продолжал Зазеркальщик и оскалился. – Не по правилам!

В первый раз с начала их знакомства Норон видел, что Траквештрерия выражает эмоции.

«Старик не привык проигрывать, – подумал Отвратень. – Слишком долго был бессмертным и непобедимым!»

– Согласен, – рыжий маг ободряюще улыбнулся отражению. – Сплошной бардак! Но мы их накажем!

Он посмотрел на коконы, вернувшиеся в Земную Явь. Ровные и одинаковые, идеальной формы, словно зёрна, отобранные для посева. У некоторых оболочка кое-где треснула, и в щёлки выглядывала багровая плоть. Тварям не терпелось выйти в свет, и Норон усмехнулся, радуясь спешке.

Ему пришлось изменить формулу Вражниц, чтобы освободить их от ненужных способностей – и усилить другие таланты, более важные для предстоящей миссии. По сути, они перестали быть «Посланницами». Тварей следовало называть как-нибудь иначе. Норон ещё не придумал для них нового имени – хотелось подобрать что-нибудь эффектное…

Он вышел на кухню, протиснулся между коконами и прижался лицом к окну. Город был скрыт за падающим снегом и хрустальной изморозью на стекле, но Отвратень чувствовал, как там пульсирует жизнь и перекатывается бесконечными волнами.

– Через три дня, – повторил Норон и провёл ногтём по стеклу. – Жду – не дождусь!

Здравствуй, Злата! Не знаю, с чего начать…

Давно уже подумывал о завещании, но руки не доходили. Тем более, что писать ненавижу. Но оставлять тебя без ответов будет неправильно – ты же мой заместитель! Решил записать на кассету.

Ты услышишь эту запись, если со мной что-нибудь случится. То есть уже случилось, и это наш последний разговор. Наверное, надо что-нибудь сказать… про нас... Но ты и сама всё понимаешь, верно?

Раньше я ничего тебе не рассказывал. Из-за Макмара. Он легко тебя читал, не стоило разбрасываться секретами! Потом началась история с Отвратнями. Мне самому понадобилось время, чтобы разобраться.

В девяностых, когда я стал Стражем Границ, а ты ещё доучивалась, возникла у меня идея: а что если перекрыть норы, проложенные Лоцманом? Мне говорили, что это невозможно. Но захотелось попробовать. И я пошёл искать самый первый портал. Обычно его маскируют. Оказалось, он на виду. На «Площади Революции». В замурованной арке между пионерами.

Это на платформе, где пионеры – первые, если смотреть по движению поезда. Там вход на Землю, которым воспользовался Лоцман. Прямо в замурованной арке.

Я побоялся входить туда. А я тогда, кажется, ничего не боялся, после чистки-то! Ни одной лишней эмоции. Мне было всё равно. И я умел работать с порталами, установленными Лоцманом. Потому что Лоцман устанавливает порталы для людей. Но там была не нора даже, а тоннель! Стабильный тоннель векторного типа, открытый наружу.

Очень старый портал. Не меньше десяти лет, и он был намного старше других точек выхода. Через него Лоцман попал на Землю. Потом уже Лоцман начал прокладывать лазы для своих клиентов. Но кто построил тот первый портал?

Я начал искать и обнаружил Держителей. Они сделали тот портал. Для себя. Сами. Пытались разобраться со своим прошлым, уходили вглубь, изучали, что там водится. И нечаянно пробили слишком далеко. Может быть, изучив всё доступное на Земле, они решили посмотреть на другие миры?

Когда до меня дошло, что это такое... Я почти испугался. Только Лоцманы способны прокладывать норы с нуля. И я помнил, как в Большом Доме относятся к Лоцманам. Получалось, что здесь, у нас, на Земле живёт кто-то, кто способен вскрыть мир изнутри. Что я должен был сделать?

Наверное, ради благополучия вселенной я должен был рассказать о Держителях. Пусть иерархи решают! Но я знал, каким будет это решение.

Теперь ты понимаешь, почему я не боялся Лоцмана, почему впустил его? Я не боялся его, потому что не боялся Держителей. А Держителей не боялся, потому что давно был на их стороне. Наверное, поэтому они признали меня и отозвались.

Макмар этого не понимал. Решил, что я приручил Держителей, подавил их волю, сделал своими слугами. Не догадался, что это я стал их слугой, причём добровольно… Вот он и призвал Отвратней: на Земле водились духи со способностями Лоцмана и были доказательства того, что этих духов можно поработить.

В чём-то он был прав. Держители проявляют активность после того, как меняется жизнь наверху. Лоцман прошёл через портал на «Площади Революции» в девяностом – почему не раньше, понимаешь?

В общем, Отвратни могли догадаться, что на Держителей можно повлиять через людей. Напрямую – бесполезно, а вот если так… Лишить их привычного мира и…

Я не знал об Отвратнях, когда сделал выбор между Большим Домом и Держителями. Если честно, мне плевать на Большой Дом. Это они породили Отвратней! Они решили, что Вражницы могут быть полезными, а теперь Норон лепит себе армию. Сомневаюсь, что у него вылупятся обычные Посланницы!

Чёрт, я не хочу умирать! Но я уже ничего не могу. Не могу остановить Норона, не могу позвать на помощь. Возможно, мне придётся отвечать за свой выбор, так что всё справедливо. Честно. А ты… ты не слишком-то расстраивайся!

Теперь это твой крест, твой выбор. Ты теперь Страж Границы, тебе решать. Можешь предать Землю ради спокойствия вселенной. Можешь врать дальше – ради меня и ради Держителей.

«Мы ничего не можем сделать», – сказал Обходчик и велел сидеть тихо, не мешаться, ждать, когда всё закончится. Пока открывал портал в Гьершазу, три раза повторил – для лучшего усвоения информации. Несомненно, ему было виднее. Но с некоторых пор каждый разумный приказ казался Ясиню провокацией – Тийда тоже давал полезные советы…

Портал, вопреки опасениям, вывел к Лоцманскому дому, на крыльце которого сидела живая и невредимая Гийола – и никакой Уи-Ныряльщицы. Вариант, о котором нельзя было и мечтать! Обходчик успокоился, Ясинь – наоборот.

Идиллическому воссоединению радовался каждый хмерлинь в округе, и даже вечно хмурое небо прояснилось и поголубело. Ясинь смотрел на заплаканное лицо любимой, гладил чёрные пёрышки волос, улыбался, слушал захлёбывающийся голос – и не верил.

Он очень хотел узнать, жива Гийола или нет, но эта вариативность относилась не к реальным фактам, а к тому компоту, который образовался у него в голове. Действительные воспоминания, навязанные представления, личное из детства и потенциально фальшивые факты из того периода, когда в него вселился Отвратень, – чему верить? Можно ли вообще верить себе?

На следующий день после возвращения он сообщил о своих планах:

– Хочу на Землю. К Норону. Надо с ним разобраться.

– Хорошо, – ответила Гийола. – Я с тобой. Надо спасти учителя.

Как будто ждала. Как будто в ту минуту, когда Тийда заговорил с ней через Ясиня и потребовал отправить его на Землю, «иначе однажды он не сдержится», она уже похоронила его, а всё остальное – понарошку.

Гийола начала выстраивать сложный трёхступенчатый портал, ориентируясь на координаты и метки, ведущие к новой базе Отвратней. Сложная работа, полностью захватившая её. На расчёты ушло два дня, так что времени на сомнения не оставалось.

Пора возвращаться на Землю. Они не могли сидеть и ждать. А главное, они уже не могли выносить друг друга. Едва лишь высохли слёзы радости, они оба обнаружили, что искреннее чувство, которое соединило их, осталось в прошлом. Ясинь помнил, что любил Гийолу – и помнил, что она умерла. Гийола любила своего защитника – и понимала, что он стал другим. И был другим с самого начала.

Втайне они тосковали по тем безумным дням, когда Уи-Ныряльщица гоняла их по Гьершазе и для счастья вполне хватало поцелуев. Теперь же они стали чужими: Ясинь не мог доказать, что достоин доверия, Гийола не могла доказать, что она действительно существует и всё происходящее – не навязанный сон.

Нападение на Норона выглядело наиболее логичным решением проблемы, потому что с Норона всё началось.

«Обходчик предвидел это, – успокаивал себя Ясинь. – Наверняка рассчитывал, что мы так и поступим!»

Чушь! Дед верил в умственные способности Гийолы. Ученица Лоцмана не настолько идиотка, чтобы нападать на того, кто сумел справиться с её учителем! Как можно надеяться на успех при такой расстановке сил?

На это и рассчитывала Гийола – что Норон не будет готов к подобной глупости.

Он и не был.

Норон готовился к родам.

Сидя на стуле посреди комнаты, Отвратень оглядывал расставленные вдоль стен коконы. Они уже утратили сходство с зернами и напоминали серовато-розовые клубни. Округлившиеся и мягкие на вид, коконы были опутаны толстой паутиной отростков, благодаря которым сохраняли вертикальное положение.

Если приглядеться, можно было заметить бледное пульсирующее пятно в верхней части каждого клубня. Если прислушаться, можно было уловить равномерное сердцебиение – хор из двадцати четырёх нетерпеливых душ, которые жаждали исполнить своё предназначение и очистить мир от зла.

«Подлинное Зло не приходит извне – оно начинается внутри», – сказал им Учитель. Его слова подтверждались их собственными воспоминаниями: в прошлой жизни их оскорбляли, унижали, отвергали, вынуждали терпеть несправедливость. Но теперь!..

Теперь они становились теми, кого будет трудно обидеть.

Роды приближались, и, оглядывая «кладку», Отвратень всё больше мрачнел. Слишком быстро. Ещё бы недельку! Для обычной Вражницы хватило бы прошедших шести дней. Для тех, кого он ждал, требовалось больше времени – и больше пищи.

Ускорение процесса, как и любое другое нарушение технологии, могло закончиться смертью новорожденных. Поэтому Норон крутил головой, высматривая признаки разрушения оболочки или неправильного развития плода. Чтобы не рисковать, он вытащил из кармана фигурку Лоцмана и поставил под стул: «младенцы» могли нечаянно повредить пластик.

Наконец один из коконов задрожал – и выбился из общего ритма. Норон приложил руку к бледному пятну, успокаивая. Существо рождалось нормально: оболочка расползалась сверху вниз, но продолжала защищать ещё не затвердевшую кожу.

Высунулась бледная голова, покрытая лёгким розоватым пушком. Глаза, всё ещё скрытые плёнкой, прищурились, хотя света было совсем мало.

Сумрачное декабрьское утро, промозглое и недружелюбное, приникло к окну, разглядывая чудовище.

– Всё хорошо… Ты молодец! – Норон потрепал новорожденного по загривку и обернулся на треск, прозвучавший со стороны прихожей.

«Опять Траквештрерия! – раздражённо подумал он. – Как не вовремя!»

Отвратень ожидал увидеть Тийду Лан Хоколоса, растерянного, виноватого, просящего о помощи и защите – его глазам предстал Ясинь, который покрывал поверхность зеркала краской из баллончика. Поскольку делал он это с закрытыми глазами, то стене и ближайшему кокону тоже досталось.

– Вот тебе! – торжествующе воскликнул Ясинь, истратив баллончик до конца, и заглянул в комнату.

И тут же отпрянул, рефлекторно прикрывая лицо рукавом – крайний кокон, заляпанный зелёной краской, лопнул, так что в разные стороны полетели ошметки побуревшей оболочки. На пол выплеснулась вонючая жёлтая жижа, а следом шлёпнулись красно-сизые внутренности, прорвавшие кожицу живота.

Как ни странно, голова у недоразвитого плода была вполне сформировавшейся: розовый пушок на черепе налился соком и стоял торчком, образуя защитную корону. Глаза умирающего существа распахнулись от боли, изо рта вырвался жалобный стон. Хороший признак для Норона: «Значит, живучие», – подумал он и переключил внимание на гостя.

– Тийда, мне очень жаль, – сказал Норон, медленно двигаясь в сторону Ясиня. – Ты не смог справиться со своим носителем! Мы должны попробовать ещё раз, согласен? Задержи его – я доделаю остальное.

– Ну, давай, – ухмыльнулся Ясинь, делая шаг ему навстречу. – Посмотрим, кто кого!

– Идиот! Тебя я убью первым!

Норон протянул руку… но ничего не произошло.

– Он защищается, – объяснил Ясинь, тесня Норона к коконам. – Он до сих пор уверен, что сможет меня переломить!

– Может быть, сможет, – кивнул Отвратень. – Но я не собираюсь ждать, когда у него получится!

– Я тоже! – согласился Ясинь и кинул в Норона баллончиком из-под краски.

Маг инстинктивно отпрянул – и нечаянно опёрся о ближайший кокон. Оболочка смялась, и существо, скрывающееся под ней, испуганно заверещало.

– Я, кажется, помешал? – ухмыльнулся Ясинь и со всей силы пнул другой кокон.

Лицо Норона скривилось, но он ничего не успел сказать: в комнату вбежала Гийола, огляделась, увидела стул, заметила чёрную куколку – и прыгнула к ней. Едва лишь пальцы Гийолы обхватили фигурку Лоцмана, вокруг волшебницы выстроилось окно, уводящее в Гьершазу, – и девушка исчезла.

Дождавшись, пока закроется портал, Ясинь двинулся к Норону, на ходу доставая из кармана кухонный нож – заточенный и очень удобно лежащий в руке. Душу пушчремца охватило знакомое стальное спокойствие. Он не чувствовал ничего, кроме желания отнять жизнь и уверенности, что сможет это сделать.

Не успел он замахнуться, как из-за спины Норона выскочило новорожденное чудовище и, не медля ни секунды, отбросило противника мощным ударом хвоста. Однако тварь не стала применять яд или кислоту – воспользовалась своим основным талантом: открыла портал и вышвырнула Ясиня из Земной Яви.

Там, в дальнем Слое, где не было ни материи, ни света, ни тепла, Уи-Ныряльщица принялась за Тийду Лан Хоколоса.

Она получила новое тело – не то, к какому привыкла, но лучше, чем тело безумной старухи. Это новое тело идеально подходило для охоты: широкие шипастые крылья, цепкая пара лап и пасть, полная острейших зубов. Вражницы, которых создал Норон, были совершенными людоедами.

Красный с белыми прожилками мрамор «Краснопресненской» и впрямь был похож на копчёное мясо. Стоило Деду подумать об этом, как в животе заурчало. «Грузинское месторождение вблизи посёлка Салиэти, – начал вспоминать Обходчик. – Станция открыта в одна тысяча девятьсот пятьдесят четвёртом, в семьдесят втором сделали переход на «Баррикадную» и убрали Ленина со Сталиным…» Желудок историей не интересовался – ему хотелось чего-нибудь мясного, и побольше.

К счастью, Варя, сообщившая о схожести красного мрамора с едой, не слышала компрометирующих звуков.

– Я есть хочу! – вновь заныла она – Пошли домой, а?

– Надо было завтракать нормально, – откликнулась Злата.

Дед промолчал: утром он тоже не успел нормально поесть. В отличие от Вари, которую торопила надежда повидаться с любимым, Обходчика подталкивало маниакальное желание побыстрее разобраться с делами. День обещал быть очень трудным…

Посидев на «Краснопресненской», они зашли на поезд и проехались до следующей станции.

– Он, наверное, обиделся, – сказала Варя, ступив на пол «Белорусской». – Потому и прячется.

– Но ты его чувствуешь? – уточнил Дед.

– Ага. Конечно! – откликнулась она.

Слишком быстро.

– Хорошо, пошли! – придерживая за воротник пальто, он повёл её к дальней лавочке. Здесь, на платформе, любопытных глаз было поменьше. Впрочем, не стоило надеяться на уединение днём в четверг, да ещё и в предновогоднюю неделю.

«Сегодня же ещё и Рождество!» – вспомнил Дед.

Праздник был католический, но в России не бывает лишних праздников.

Сразу же захотелось домой, чтоб до вечера проваляться под одеялом.

– Варя, пожалуйста, выслушай меня, – попросил он.

Она осторожно вывернулась, присела на лавочку. Дед опустился рядом, взял её за руку. В который раз подумал, что не знает, как общаться с подростками. Если бы Варе было пять лет, всё было бы гораздо проще.

– Ты уже всё понимаешь, но не хочешь признаваться самой себе… – объяснение получалось неуклюжим и нелепым. – Ник не совсем человек…

– Я знаю, – фыркнула Варя. – Не мог выйти из метро и всё такое. Ну, не хотел выходить… Но мне всё равно! Я его люблю таким и вообще всяким!

– Да, конечно, – кивнул Дед. – Ты его любишь, потому что он именно такой, как ты мечтала.

– И что? – насупилась она.

– Не перебивай! Когда на тебя напало существо из зеркала, Ник тебя спас. Но сам попал в беду.

– Всё из-за этого, да? – вздохнула Варя, теребя верхнюю пуговицу своего пальто. – Я знала, что из-за этого! Злата сказала, что он станет вампиром!

– Давай потише, – попросил Обходчик. – Злата упростила, но, по сути, верно. Твоего Никки утянуло в зеркало, а обратно вышел… эээ… тёмный двойник.

Он не сразу придумал подходящую формулировку. О таких явлениях Дед привык размышлять на Красном Наречии, в терминах Большого Дома. По-русски получалось пошловато.

– Понятно. Тёмный двойник, – кивнула Варя.

Она рассеянно рассматривала людей на платформе. У многих в руках были пакеты с яркими поздравительными надписями. И детей было больше, чем в обычные дни.

– Ты его уничтожила, – продолжил Обходчик. – Злата тебе подсказала, как. Ты одна могла это сделать, потому что именно ты помогла Нику стать таким, каким ты его видела. Ты дала ему образ, дала направление…

– Он меня очень сильно любит, – отозвалась Варя. – Как в кино! Но это не скучно. Потому что он совсем не притворяется.

– Да, всё так... – Дед нахмурился, потому что разговор грозил затянуться.

Пора было заканчивать.

«Хватит жалеть её, – приказал он себе. – Или на тебя повлияла ученица Лоцмана, похожая на Алину?»

– Послушай, – Дед снова взял племянницу за руку, – тёмный двойник, которого ты уничтожила, был воплощённым отражением Ника. Чтобы уничтожить двойника, нужно было уничтожить самого Ника. Ни я, ни Злата не знаем другого способа. Если бы он вырвался, мы бы с ним уже не справились…

– Ну, я уничтожила того вампира, – согласилась Варя. – И я не смотрюсь в зеркала, как ты велел. Но почему тогда я не могу найти Ника?

– Потому что ты его уничтожила, – повторил Дед. – Развоплотила. Конечно, настоящий он здесь, – и Обходчик поднял голову к белоснежному своду станции. – Никуда не делся!.. Но тот Ник, который любил тебя и которого ты любила, исчез. Его больше не существует.

Варя покачала головой.

– Нет.

– Да.

– Нет! – она попыталась высвободить ладонь, но Дед удержал её.

– Ты можешь снова его создать, – быстро сказал он. – Беседник благоволит к тебе и не будет противиться материализации…

– Но он будет другой! – со слезами на глазах воскликнула Варя. – Он же ничего не будет помнить!

– Вытрись, – Злата протянула ей упаковку бумажных носовых платков. – У тебя тушь потекла, давай я помогу…

Пока Варя приводила себя в порядок, Дед снова попытался наладить контакт с Беседником. Дух был на прежнем месте, отзывался, но неохотно. Совсем как раньше – до знакомства с Варей.

«Здесь/у меня всё/везде тихо/спокойно», – сообщил он и выразил желание прекратить разговор.

Удостоверившись, что в этом направлении всё более-менее в порядке, Обходчик обратился к Держителю «Белорусской». Пусть Траквештрерия проиграл и осквернённые станции вернули былую силу, но кто знает, что придумал Норон!..

– Ты должен его изгнать!

Низкий хрипловатый голос, чёткие слова, ясный смысл. Обрывок телефонного спора? Городской сумасшедший? Оглядываясь по сторонам, Дед подивился совпадению фразы и сложившейся ситуации. Но когда разглядел говорившего, понял, что совпадений нет.

– Ты должен его изгнать! – повторил Держитель, откликаясь на призыв Обходчика.

Ответ обозначил новый уровень их взаимоотношений: раз речь зашла об обязательствах, значит, прежнее условное сотрудничество осталось позади.

Перед Дедом стоял рослый старик с длинной окладистой бородой, в сапогах и кожушке с курчавым воротником. Если бы не оттенок старой бронзы, одинаковый и для одежды, и для лица, можно было подумать, что это реликтовый вид приезжего – крестьянин из далёкой глубинки. Но автомат ППШ, закинутый за плечо, мирную версию не подтверждал.

Левая ладонь незнакомца, отполированная тысячью прикосновений, блестела под светом станционных бра. Нечего сомневаться: к Обходчику вышел старик из партизанского трио, которое украшало переход между «Белорусской-кольцевой» и радиальной.

Не удивительно, что Держитель выбрал такой образ! Если началась война, надо призывать тех, кто был создан в память о ней.

– Что случилось? – спросил Страж Границ.

– В связи с задержкой отправления поездов на Замоскворецкой линии руководство Московского Метрополитена просит вас воспользоваться наземным транспортом! – сообщил по громкоговорителю приятный женский голос. – Приносим свои извинения за причинённые неудобства.

– Это Норон? – Дед поднялся и перешёл в Слой невидимости, где было проще общаться с Держителем. – Где он?

– Пока нигде, – ответил старик и поправил ремень ППШ.

Грозный и величавый, он, однако, не производил впечатления ожившей статуи – наоборот, казался стариком, который похож на скульптуру.

«Сумма впечатлений, – подумал Дед. – Взгляды и воспоминания – вот что это такое». Он и не сомневался, что и статуя по-прежнему стоит в переходе и хранитель станции пребывает на своём законном месте.

– Ты должен его изгнать, – сказал Белорусский Держитель. – Твоя работа.

– Как, по-твоему, я это сделаю? – горько усмехнулся Обходчик.

Он посмотрел на Злату и Варю – сквозь дымку Слоя они казались призраками.

– Я бы жизнь свою отдал, но сомневаюсь, что его это остановит…

– Ты должен остановить его, – повторил Держитель. – Мы займёмся его слугами и защитим город. Ты остановишь чужого. Старший Брат поможет тебе.

– Старший Брат? – переспросил Обходчик.

Странно было слышать от духа Московского метро такой термин, больше похожий на перевод из Красного Наречия.

Дед обернулся к Злате и Варе – оказалось, они тоже покинули Земную Явь и теперь стоят рядом. Варя без особого удивления рассматривала старика-партизана, а Злата к чему-то прислушивалась: вытянула шею и легонько поводила головой из стороны в сторону. Повинуясь её примеру, Дед тоже начал слушать.

Сначала до него донесся чей-то вздох, усталый и радостный. А потом… Словно тысячи шёлковых крыльев слились в один широкий парус, и пойманный им ветер пробежался по всем Слоям, наполняя их свежестью вечности.

Лоцман вернулся.

К тому моменту, когда Лоцман освободился из плена пластиковой фигурки, Ясинь был жив, но сохранялось стойкое ощущение, что это ненадолго.

Уи-Ныряльщица избегала прямого боя: вытащив пушчремца в дальний Слой, она тут же отлетела подальше, не решаясь связываться с Тийдой. «Непобедимый» Отвратень мог лишить её магических способностей, без которых в Межмирье не выжить.

У Ясиня, например, таких способностей не было.

Порталы, полёты, превращения и прочая магия до сих пор казалась ему чем-то фантастическим, несерьёзным. Фокусы из «Маленьких помощников Гийолы», только для взрослых. Он прекрасно обходился своими силами: прошёл сквозь ужасы армейских лабораторий, выдержал испытание Гьершазой, уцелел после встречи с Отвратнями – без всякого волшебства.

В действительности Тийда Лан Хоколос старательно оберегал своего носителя. Но Отвратень не мог помочь там, где выживают только волшебники.

Ясинь тонул в густом, словно вата, воздухе. Пригодного для дыхания кислорода здесь содержалось чуть больше, чем в воде. И если Вражница легко переносила пребывание в разряженном пространстве, то пушчремец слабел с каждой минутой.

Выставив нож, он медленно поворачивался, стараясь не терять из вида Уи. Яркая, словно ёлочная игрушка, грациозная и похожая одновременно на богомола, осу и морского конька, чудовищная тварь скалила зубы и шипела, как будто собиралась разорвать его на куски.

Но Вражнице не нужно было нападать – достаточно исказить структуру Слоя портальными ловушками, чтобы запереть Тийду. В отличие от неё, он не был виртуозом телепортации – и не смог бы ускользнуть в Земную Явь.

Осталось дождаться предсказуемого финала: сначала задохнётся носитель, потом медленно угаснет лишившийся тела Отвратень. Слишком тесно теперь они были связаны – Ясинь и Тийда. И в сложившихся условиях оба были обречены.

Дальние Слои похожи на Гьершазу: ни верха, ни низа, ни направлений, серое бесплотное ничто, лишённое структуры. Собственно, Гьершаза – такой же Слой, но общий для всех миров и обладающий внутренним потенциалом к материализации. Однако в том пространстве, куда угодил пушчремец, была лишь пустота. И когда Ясинь уже не смог держаться на ногах, он начал проваливаться.

Падать.

В никуда.

В бесконечность.

Кухонный нож, по-прежнему зажатый в правом кулаке, рассекал вязкую вату фальшивого тумана. Движение ощущалось слабо, поэтому Ясинь не мог понять, в какую именно сторону он летит и где находится «дно». Вокруг него, словно ангел смерти, порхала Уи, а за спиной у чудовища вспыхивали изогнутые «бублики» ловушек.

«Ну, что, доволен?»

Тийда обратился к нему впервые после памятной схватки за тело. Тогда Отвратень проиграл, а Ясинь придумал имя для ученицы Лоцмана. После не было никаких диалогов – лишь непрекращающиеся попытки подчинить себя себе, пока драка в ванной Обходчика не поставила точку в их взаимоотношениях.

«Чувствуешь себя победителем?»

– Да. Я победил тебя, – пушчремец стиснул рукоятку ножа. – Спас Гийолу. Помог ей спасти Лоцмана, который прикончит остальных твоих… друзей… Достаточно?

«И теперь ты готов умереть?»

– Нет… я готов… я не хочу, но если надо… то можно… – Ясинь задыхался, но всё равно продолжал разговор. – Не жить же вечно!

Спор измотал его, и Ясинь закрыл глаза, уверенный, что продолжения не будет. Он понимал, что Тийда умрёт вместе с ним, и был доволен. Неплохой финал долгой дороги: направление было верное, а что до ошибок, то у кого их нет? Сожалел он только о Гийоле – о том, что больше не сможет её защищать.

«Но для неё так будет лучше, – подумал Ясинь. – Она всё поймёт. Она забудет меня…»

– Неправда! – услышал Ясинь, и в его левую руку вцепилась знакомая ладошка. – Даже не надейся! – закричала ученица Лоцмана.

Увидев рядом любимое лицо, он, не раздумывая, выпустил нож и обнял Гийолу. Тепло её тела, стук сердца, прерывистое дыхание – как будто в первый раз он ощутил это всё и

вдруг осознал, что она действительно жива! И не важно, что именно он помнит и насколько верны воспоминания!

Гийола рядом, и этого достаточно. Можно начинать новый путь.

Падение замедлилось, а потом прекратилось. Слепой туман крайнего Слоя остался позади – влюблённые стояли посреди лужи, а справа и слева возвышались кучи обглоданного мусора. Созерцая неряшливый пейзаж Гьершазы, пушчремец чувствовал себя вернувшимся домой.

– Прости, что я тебе не верила! – попросила Гийола и расплакалась. – Я больше не буду!

– Всё хорошо, – Ясинь поцеловал её в макушку. – Как ты? Как Лоцман?

– Он свободен, – ответила она, но в её голове прозвучало сомнение.

– Где он? Он нам поможет? – Ясинь покрутил головой, высматривая тощую чёрную фигуру. – Там на Земле такое начинается!

– Я не знаю, – Гиойла освободилась из его объятий, сделала шаг назад, как будто стеснялась чего-то. – Мы с ним не разговаривали после того, как… Он молчит.

– Что? Почему?! Он должен нам помочь! – гневно воскликнул Ясинь. – Мы же его спасли!

– Нет. Всё не так. Всё сложнее… Он больше не человек.

– Он твой учитель!

Она вздохнула, и на её лице появилось знакомое выражение – когда-то Гийола точно также реагировала на вопросы наивного иммигранта.

– Он вернулся, – повторила она. – В подлинном облике. Он – Лоцман, и он следует своим правилам.

– Каким правилам? – автоматически переспросил Ясинь.

Он уже начал понемногу понимать, в чём причина её смущения. Обходчик упоминал, что Лоцман не обязан вмешиваться в дела людей, а значит…

– Где Уи? – спросил Ясинь, нервно оглядываясь по сторонам.

Теперь он жалел о том, что выпустил нож – своё единственное оружие.

– Кто? – Гийола проследила за его взглядом. – Та чёрная с пастью?

– Нет, другая… Но в общем-то та же. У неё новое те…

Договорить он не успел, потому что из портала, открывшегося над их головами, вылетела Вражница. Ясинь инстинктивно отпрянул, Гийола тоже отступила на несколько шагов – и тварь опустилась прямо между ними. Раззявив зубастую пасть и хлопая крыльями, чтобы удержаться в воздухе, она оглянулась на пушчремца – и потянулась к девушке.

Прежде чем Ясинь успел подумать о Тийде (которого можно ведь выпустить ненадолго, а потом как-нибудь загнать обратно), Гийола распахнула другой портал – вокруг себя и чудовища.

Ясинь остался один.

Опять один.

Без Гийолы.

Он не сразу понял, что стряслось. Сначала ждал её возвращения – терпеливо, запрещая себе думать, заставляя себя надеяться… Потом осмотрел окрестности – вдруг она смогла вернуться, но промазала с точкой выхода? Обойдя ближайшие кучи мусора, Ясинь вернулся к знакомой луже.

Гийолы нигде не было. И не будет.

Она не вернётся.

Никогда.

Следовало признать: Гийола умерла. По-настоящему.

Однажды он уже был в такой ситуации – оказалось, что это ложь, в которую его заставили поверить. И теперь Ясинь ощущал внутри себя холодную немую пустоту, как будто крайний Слой перебрался ему в душу.

Всё уже было – и слёзы, и гнев, и тоска. Зачем повторять прежние фальшивые реакции, да и какой в них смысл?

Задрав лицо к серому небу Гьершазы, он прошептал, обращаясь к тому, кто единственный мог всё исправить:

– Если ты вернулся – сделай что-нибудь!

Лоцман и впрямь вернулся. В истинном облике, как и положено: ничего человеческого снаружи, и уж тем более – внутри.

Этим долгожданное возвращение и ограничилось: Лоцман завис в одном из Слоёв Ближнего Пояса. Ни ответа, ни привета – только мощное, как органный аккорд, всепроникающее «Я здесь».

Конечно, от такого соседства кое-кто забеспокоился. Первой не выдержала Уи – за ней числилось изнасилование Гьершазы и убийство ученицы, а такого не прощают. Один раз она уже потеряла тело, и, пусть Норон дал ей новое, Ныряльщица не собиралась расплачиваться бессмертием! Бросив выполнение Норонова приказа, она покинула околоземное пространство. Были места, куда Лоцман не захочет соваться.

Вторым встревожился Траквештрерия. В последнее время он регулярно испытывал не свойственные ему эмоции: горечь поражения, обиду, слабость, растерянность, гнев. Чувство приближающейся смерти было самым неприятным. И хотя Зазеркалье позволяло укрыться от сурового взора потенциального мстителя, Траквештрерия продолжал трястись.

Но Лоцман ни на кого не смотрел. И не нападал. Как будто забыл про Отвратней, Держителей и Обходчика! Висел себе в одном из дальних Слоёв и ничего не делал – огромный, как море, безмятежный, словно рассвет. Наверное, такими должны быть боги – всесильными и глухими к просьбам смертных.

Дед попробовал до него докричаться – безрезультатно. Как будто не Лоцмана держал в плену Норон! Как будто не Лоцман влез в человеческое тело ради Держителей! Как будто не было дней, когда он называл Обходчика «другом»!

Бесполезно! Именно тогда, когда он был особенно нужен, Лоцман решил соблюсти нейтралитет.

Или специально выжидал, чтобы помучить мучителей перед актом возмездия? Но какая ему радость? Он же не человек, чтобы размениваться на мелочи!..

А может быть, Лоцман попросту забыл всё, что было с ним на Земле? Незначительные несколько месяцев – точка на шкале тысячелетнего бытия.

Месть, как и обида, удел смертных…

Норон постоял немного, готовясь к удару.

В комнате было тихо, лишь время от времени робко жужжал мобильник, который выпал из кармана квартирной хозяйки и отлетел куда-то в угол. От удара телефон утратил голос – и мог только вибрировать.

Бывшая владелица мобильника (заглянувшая, чтобы проконтролировать процесс освобождения жилплощади) ничего не могла. От неё мало что осталось – несколько окровавленных лоскутков и грязные пёрышки из пуховика.

Вылупившиеся Воины Света расправились с женщиной за несколько секунд. Они наверняка подрались бы за остатки, если бы создатель не велел им притихнуть. Теперь чудовища лежали, свернувшись клубками и постукивая кончиком хвоста по рваному линолеуму. Ждали приказа.

Прошло пять минут. Десять.

Телефон жужжал, требуя внимания. Где-то за стеной плакал ребёнок. С улицы доносился шум машин.

Всесильный Лоцман молчал.

Распрямив плечи, Отвратень гордо поднял голову и расхохотался! Никому – даже себе – Норон не признавался в возможности такого исхода. Бесполезно тешить себя надеждой, разумнее готовиться к худшему… Но вот она – победа в споре! Бессмертному и неуязвимому Лоцману и впрямь плевать на земные дела! Его не интересует проблемы вселенной! Ему скучно бороться с Большим Домом и неохота менять мир под себя!

Ему же хуже! И Норон перешёл к следующему этапу плана.

Перед тем, как сбежать от Лоцмана, Уи-Ныряльщица успела разрушить рельсовый путь в двух перегонах на Замоскворецкой линии. Ничего сложного: достаточно отправить в Гьершазу провода и рельсы со шпалами – и вот уже поезда стоят, люди в вагонах волнуются и никто ничего не понимает.

В предпраздничный день остановка движения даже на одной ветке грозила обернуться катастрофой. А если прибавить бесконечные пробки наверху, особенно в центре…

Но эта проблема вскоре отошла на второй план.

Под сводами многолюдных станций открылись порталы – по одному на каждый крупный пересадочный узел – и переродившиеся Воины Света проскользнули в метро.

Ни памяти, ни имён, ни своих мыслей – ничего у них не осталось, кроме абсолютной преданности создателю. Они были как ангелы. Они хотели сделать мир светлее и чище, освободить его от грязи, уничтожить всё, что было нечистым и лживым… Но, пока Отвратень не дал команду, псевдовражницы томились в мучительном ожидании и могли лишь наблюдать за суетой, слушать голоса и вдыхать запахи апельсинов, духов и пота.

Яркие твари медленно кружили под сводами центральных залов, словно рыбки в аквариуме. Умение летать было унаследовано ими от Вражниц, а вот облик подвергся изменению. У «ангелов» было гибкое тело, покрытое гладкой серебристой шкурой с фиолетовыми и жёлтыми полосками, пара мускулистых лап и сильный хвост. На длинной шее – изящная большеглазая голова с коралловой короной. Жёсткие полупрозрачные треугольные крылья по краям были украшены острыми шипами. Так рисуют дракончиков на обложках фэнтези. Не удивительно, что Нороновых «птенцов» сочли ненастоящими!

– Смотри, голограмма! – кричали друг другу подростки.

Ну, а чем ещё может быть красочное нечто, болтающееся под потолком станции метро?

– Чего только не придумают! – ворчали тётки с тяжёлыми сумками.

Они знали слово «голограмма», но подготовка к Новому Году была важнее любопытства.

Зеваки торопливо доставали телефоны, чтобы успеть поймать кадр, и одновременно прикидывали, кто такое придумал и сколько это могло стоить.

Маленькие дети, которых везли с Ёлки, упирались пятками в пол и ныли, упрашивая посмотреть. Дракончик был в тысячу раз интереснее Деда Мороза и Снегурочки: он махал крыльями, шевелил хвостом и открывал пасть! А там – зубы!

– Опять реклама! – ворчали усталые родители, которые давно уже не верили в чудеса.

Чуда не случилось – повинуясь сигналу создателя, твари спикировали на толпу.

Далеко не сразу люди на станции поняли, что всё взаправду. Облик «ангелов» был слишком фантастичным, чтобы поверить в их существование, а действия «голограмм» так и вовсе выходили за рамки возможного. «Вот и шоу, – сказали себе зрители, когда дракончик распахнул пасть. – Сейчас будет пламя». Разумеется, ненастоящее пламя…

Но «ангелы» не умели выдыхать огонь. Зубы и язык были нужны им для приёма пищи. Опустившись к людям, монстры приступили к кормёжке: нужно было как следует наесться, чтобы стать настоящими Ангелами Смерти!

Первой жертвой стал ребёнок, выхваченный из рук. На разных станциях это были разные матери и разные дети, но сценарии мало отличались: удивление, непонимание, нежелание принять тот факт, что происходящее действительно происходит – и что монстр только что разорвал и съел ребёнка. Но когда чудовище покрутило головой, выбирая следующего, поняли все и сразу.

Люди метались по станции в поисках укрытия, пока чудовища выхватывали жертву за жертвой, используя узкую клешню на конце хвоста. Захватив добычу, псевдовражницы разрывали лапами плотную зимнюю одежду и вгрызались зубами в тело, стараясь добраться до сердца и причинить максимальные страдания.

Вскоре серебряная шкура покрылась красными брызгами и потёками. Кровь лилась сверху на беспомощно мечущихся людей и пачкала мрамор и мозаики пилонов. Едва лишь жертва умирала, чудовище отбрасывало бесполезный труп и продолжало пиршество.

Ужас поднимался к белым сводам, словная мутная паводковая вода. Ангелы специально выискивали женщин с детьми – когда над головами возносился плачущий ребёнок, станция переполнялась удушающим страхом и ядовито-чёрной радостью от мысли «Не меня!»

В метро воцарился хаос, какого там не было никогда. Даже во время войны, когда с неба сыпались бомбы, враг приближался к столице и эвакуация шла полным ходом, здесь сохранялось спокойствие. Теперь же крики, полные отчаяния и страха, наполняли залы станций, и не было в этих криках ни понимания, ни надежды.

Эскалаторы, ведущие в город и на смежные станции, были забиты телами. Обезумевшие люди спешили выбраться наружу – любой ценой, забыв о вежливости и благородстве. Те, кто послабее, не смогли удержаться на скользких крутых ступеньках и были сбиты с ног – в результате уже никто не мог подняться.

Спасением стали тоннели, но и там было небезопасно: кого-то нечаянно толкнули на контактный рельс, кто-то споткнулся и попал под ноги толпы. Паника, словно вирус, заразила всех, и древний ужас перед лицом неведомой смерти превратил горожан в перепуганных дикарей.

Всё происходило слишком быстро.

«Теракт?» – спрашивали те, кто ещё не видел Ангела, но свидетели могли лишь вопить и вращать глазами. Что пугало не меньше, чем стоны умирающих и следы крови на одежде.

Милиционеры и дежурные станций были бессильны – они даже не могли толком объяснить начальству, что происходит. Чудовища? С крыльями?! Едят людей?!

Одновременному нападению подверглись двадцать станций – достаточно, чтобы парализовать всё метро. С каждой секундой росло число жертв – затоптанных, разорванных, раздавленных. Неизвестность, умноженная на масштаб бедствия, порождала всё новые и новые волны паники.

На это и рассчитывал Норон. Ужас, отчаяние и боль пассажиров ударят по Держителям, и духи метро не смогут помешать его планам.

А потом Ангелы Смерти переродятся и примут окончательный облик.

И будет поздно что-либо предпринимать…

Когда на «Белорусскую-кольцевую» вылез крылатый людоед, Дед оставил попытки связаться с Лоцманом – и приступил к своим профессиональным обязанностям. Которые состояли из двух простых (если не задумываться о практическом воплощении) действий: во-первых, не пропускать никого на Землю, во-вторых, изгонять либо уничтожать тех, кто проскользнул.

Первый пункт был провален. Второй выглядел трудновыполнимым. Но что это меняет для Стража Границ?

– Закрой глаза и сиди тихо, – велел он племяннице и для пущей убедительности опустил ей веки.

Варя втянула голову в плечи, словно черепашка, и жалобно шмыгнула носом.

Из Земной Яви отчётливо тянуло страхом и запахом крови. Звуки в Слой не проникали, но казалось, что кто-то кричит, как бывает при слуховых галлюцинациях или в полусне. Однако всё происходило наяву.

Дед повернулся к Злате.

– Будь с ней. Охраняй. Если не вернусь, спрячьтесь в Гьершазе.

– Я могу помочь… – воскликнула Злата – и тут же притихла под тяжёлым взглядом учителя.

– Можешь! Охраняй Варю. Хорошо?

Не дожидаясь ответа, Дед покинул Слой и вышел в Земную Явь. Он не боялся, что произведёт фурор своим внезапным появлением, потому что внимание людей, запертых на станции, было сосредоточено на другом чуде.

Из настороженной тишины Обходчик угодил прямо в водоворот лбов, локтей, коленей и каблуков. Вокруг бурлило густое рагу из тел, обильно политое ужасом и отчаянием. Они не были похожи на разумных людей – хотелось не спасать, а спасаться от них!..

Дед видел визжащую женщину в пуховике с оторванным рукавом, которая ломала ногти, отталкивая бледного толстяка, который окаменел от страха и позволил толпе нести его, словно бревно. Рядом мелькнуло перекошенное мужское лицо, измазанное кровью, и тут же сменилось морщинистым личиком бабульки, которая целенаправленно продвигалась в сторону платформы и спасительного туннеля.

Со стороны ближайшего пилона раздавался детский плач и просьбы «Мама! Мама! Забери меня!» Постепенно адский хор разложился на стоны, истеричные молитвы, мат и призывы «успокоиться и организованно покидать станцию». Солировал истошный вопль человека, схваченного чудовищем.

Думать было некогда. Дед ринулся сквозь толпу, распахнув вокруг себя широкие рукава портала и загребая без разбора всех подряд. Каждый, кто попадал в ловушку, испытывал стандартный набор ощущений: дезориентацию, головокружение, тошноту, нехватку воздуха. Но тут уж не до комфорта! Обходчик собирался переправить всех – до того, как людоед спустится за новой жертвой.

Точка выхода плавно перемещалась по улице Грузинский Вал, бесцеремонно выплёвывая порции растерянных пассажиров на заснеженный декабрьский асфальт. Не обошлось без столкновений, ушибов, сбитых с ног случайных прохожих – подземная неразбериха постепенно перемещалась наверх.

А внизу стало гораздо просторнее. Кое-кто сумел воспользоваться тоннелями, некоторым удалось вскарабкаться вверх по остановившемуся эскалатору.

Не разбирая, кто ранен и без сознания, а кто уже умер, Дед переправил наружу все тела. И лишь тогда, когда на «Белорусской-кольцевой» не осталось ни одного человека, занялся чудовищем.

Там, где совсем недавно бушевала обезумевшая толпа, теперь было слышало лишь лёгкое шуршание крыльев да скрип подошв. Страж Границ ещё раз обошёл центральный зал станции, чтобы проверить, нет ли потерявшихся, и оценить обстановку. Многие лавочки были отодвинуты от пилонов. Кое-где рельефную белизну сводов замарало красным. На глаза Деду попался чёткий отпечаток мужской ладони, расположенный чуть повыше светильника.

С тошнотворным шмяканьем на пол упало тело, похожее на разорванный мешок, и в воздухе закружилась пыль и серый пух.

«Хорошо, что сейчас зима, – подумал Обходчик. – Ему пришлось повозиться с одеждой!»

Мысль была идиотская, но о серьёзном размышлять не хотелось.

Тварь, кружащая под сводами на «Белорусской-кольцевой», не входила в перечень официально разрешённых искусственных созданий и лишь отдалённо напоминала Вражницу. Отвратень импровизировал: у чудовища не было ни задних лап, ни желез с ядом.

Яростный голод свойственен чужакам, которые не смогли слепить себе здоровое тело, – похоже, сказалась нехватка времени, и Норон не успел завершить своё творение.

– Ты меня знаешь? – спросил Дед у твари, которая беспокойно металась, задевая вделанные в свод флорентийские мозаики с картинами мирной жизни Советской Белоруссии.

Впервые за пятьдесят семь лет, прошедших с открытия станции, лица счастливых тружеников, спортсменов, школьников и военных были повернуты анфас. И счастья на этих лицах не наблюдалось.

– Я сам разберусь, – сказал Страж Границы, ощутив на себе требовательный взгляд Держителя. – Вам есть чем заняться!

Словно поняв, что говорят о нём, людоед разинул пасть – и ринулся вниз. Он не смог вволю наесться и знал, кто виноват!

Обходчик увернулся от острой клешни хвоста, отпрыгнул ближе к пилонам и спрятался под арку. Удачный манёвр, но монстра это не смутило – вместо того чтобы продолжить нападение с воздуха, он опустился на пол, шкрябнув брюхом по гранитным плиткам. Опираясь на лапы и кончики отведённых назад крыльев, чудовище вывернулось, выгнуло гибкое туловище и выставило хвост над головой, превратившись в некое подобие скорпиона.

Вглядевшись в монстра, Дед понял, что ошибся. Недоделанные существа редко бывают симметричными, и никогда – сообразительными. Короткие выросты у основания хвоста и чешуйки надкрылий намекали на дальнейшую эволюцию. Кровожадность была не изъяном, а ключевым фактором развития.

Летающий людоед должен был стать кем-то ещё.

«Интересно, кем, если он и сейчас вполне хорош?» – подумал Обходчик.

На него надвигались клацающая клешня, а под ней – запрокинутая голова с раззявленной пастью. Двигался «скорпион» до того быстро, что Дед едва успел вскочить на отодвинутую лавочку, стоящую боком у пилона, и спрыгнуть с другой стороны.

Сердце бешено стучало груди, а в голове прокручивались варианты противодействия. Самым правильным было бы сбежать, тем более что люди-то уже спасены! Но что помешает ловкой твари найти себе новую добычу?

Лавочка, обеспечившая путь к отступлению, не позволила «скорпиону» быстро развернуться – и он попятился, чтобы обойти препятствие. Обходчик воспользовался заминкой и постарался встать поближе к чудовищу, но острые края крыльев прошлись по штанине, оставив на джинсовой ткани солидную дыру.

Теперь уже Обходчику пришлось подняться в воздух. Это позволило уберечь ноги и подарило пару минут на манёвр. И в тот момент, когда изогнутый хвост чудовища опустился достаточно низко, Дед оседлал противника, зажав его узкий хвост между колен. После чего принялся морозить людоеда – руками и всем телом.

Однако замораживание не действовало! Дед явственно чувствовал, как мертвенный холод пронзает вражескую плоть. Но это никак не влияло на упругие мышцы выгнутого хвоста, зажатого между коленями Обходчика. «Скорпион» вырывался, пытаясь сбросить наездника, но собственного веса не хватало.

Крылья и лапы служили опорой чудовищу, атаковать ими не получалось, поэтому людоед вывернул длинную шею и попытался укусить. Густой запах крови обрушился на Деда, перед лицом клацнули игольчатые зубы.

Увы, от твари воняло человеческой кровью – ни намёка на разложение.

Обходчик сумел уклониться, но потерял равновесие и слегка ослабил хватку коленей. Воспользовавшись его ошибкой, «скорпион» разогнул хвост и отбросил противника прямо на ближайший пилон.

Он удара потемнело в глазах, и боль поймала в клещи сзади и снизу. Приложившись спиной об острый угол, Обходчик сполз вниз. Хватая ртом воздух и прижимая левую ладонь к паху, опёрся правой и попытался приподняться. Тут же закашлялся и скорчился на квадратиках каменной белорусской «вышивки», покрывающей пол.

«Скорпион» приближался – разлёживаться было некогда. Рывком разогнув измученное тело, Обходчик сел и сосредоточил внимание на противнике. Людоеду тоже досталось: кожа на хвосте и спине была разорвана, обнажая почерневшую плоть, из ран капала дымящаяся кровь.

С замораживанием чудовище боролось, повышая температуру тела.

«Совсем как у Макмаровой Вражницы, – заметил Дед. – Специально против меня?»

Мысль приободрила его. Если Норон создавал своих людоедов с учётом способности Обходчика, значит, считал его вероятным противником или, по крайней мере, помехой. А значит, есть шанс победить.

Когда «скорпион» был рядом, Дед снова поднялся в воздух, но нападать не стал – завис, повторяя тактику врага. Разочарованно зашипев, чудовище развернулось в прежнее положение: отогнуло хвост, выпрямило крылья и, распластавшись на полу, приготовилось взлететь. Тогда-то Дед и ударил – мраморной лавочкой, ощутимо тяжёлой, даже если использовать телекинез.

Один удар, второй, третий. Людоед не мог ни подняться вверх, ни снова принять форму, удобную для передвижения по полу. Потом ему перебило лапы, и он просто лежал, беспомощно разевая пасть после каждого грохочущего удара.

Когда тварь перестала шевелиться, Дед заставил лавочку подняться повыше – и обрушил её на размозженное тело. После опустился сам. Вновь сполз, потому что сил стоять уже не осталось.

Из-под перевёрнутой лавочки сочилась чёрная жижа. Оторванный палец с острым когтем лежал так близко, что Обходчик мог без труда разглядеть застывшую корку крови на кончике когтя.

Следующая мысль заставила его вздрогнуть от страха. Дед прислушался к своим лёгким, предвкушая приступ кашля и боли. На удивление, всё было спокойно.

«А теперь очередь Норона», – подумал он.

Но он ошибался: наступила очередь Вари.

– Пожалуйста, прости! – простонала Злата.

Она закрыла лицо руками и сгорбилась, словно ожидала удара. На лавочке она сидела одна, а рядом на полу валялось нечто, похожее на лопнувший воздушный шарик чёрного цвета.

– Прощаю, – отозвался Дед и присел на корточки, чтобы рассмотреть Небесёныша.

От духа осталась лишь горелая шкурка с пустыми дырками глазниц да переломанные лапы, раскинутые в разные стороны. Силовая волна смяла тельце, огонь уничтожил всё, что могло стать зеркалом. Дед вспомнил блестящие зрачки Небесёныша. Сколько их было? Много.

Для Траквештрерии хватило бы и одного.

– Когда Варя исчезла, я сама чуть не попалась…– прошептала Злата срывающимся голосом. – Ударила вслепую! Подумала про тебя, и…

– И я жив благодаря тебе. Ты всё сделала правильно, – пробормотал Обходчик, не глядя на неё. – Соберись, а?

– Он забрал её… Зазеркальщик её забрал … – Злата шмыгнула носом и попыталась улыбнуться. – Всё, чем я могла тебе помочь…

– Всё нормально.

Дед поднялся, подошёл к ученице, погладил по щеке, но стоило Злате потянуться к нему, торопливо отстранился.

– Варя жива, – сказал Дед. – Она же заложница!

– И что с ней будет?

– От нас зависит! От тебя и от меня. Ну, прекращай ныть!

Он внимательно посмотрел на её побледневшее лицо, перечёркнутое морщинами и дорожками слёз, и неожиданно для себя самого разозлился. Зачем притворяться, что жизнь Вари что-то значит? Чем эта девчонка лучше тех, кто погиб от когтей людоеда или был растоптан взбесившейся толпой?..

– Ничем не лучше, – признался Дед, ощутив Беседника. – Не нужно её спасать! Я и этих-то не должен был!.. Мне надо найти кое-кого. Найти и разобраться. Поможешь? – спросил он, не надеясь получить ответ.

Особенно от Беседника. Особенно после такого признания. Но Беседник ответил – явился собственной персоной.

Призрачный поезд, состоящий из одного бесконечного вагона, заполнил оба пути Кольцевой линии. Два неровных «бублика» вобрали в себя и застывшие составы, и людей, ковыляющих по рельсам. Поезд этот был сложен из тончайших прозрачнейших хрящиков – слишком нереальный, чтобы привлечь чьё-либо внимание. Однако сам он оставался зрячим, и ничто не могло избежать пристального взгляда его тёмных окон-глаз. Распахнутые двери вбирали запахи и звуки, окна – события. Всё это демонстрировалось Стражу Границ через фрагмент, который размещался на «Белорусской»: на стене призрачного вагона выросла дюжина окон – и стала экранами.

Тягостное зрелище... Ангелы Смерти продолжали резвиться на станциях, пожирая плоть и упиваясь страданиями людей. Каждую минуту умирал человек, и с каждой минутой армия Норона становилась всё сильнее.

«Я не смогу помешать им», – осознал Дед и одновременно начал прикидывать, какую бы станцию выбрать для следующей эвакуации и боя. Но выбрать одних – значит, бросить остальных. С «Белорусской» было проще. Впрочем, с остальными не сложнее. Какая там станция ближе?

Едва он подумал об этом, как трансляция прервалась, и окна-экраны показали «Курскую». Крылатого людоеда там уже не было, лишь трупы валялись на грязных гранитных плитках. Зато там был Норон. А там, где Норон, там и Траквештрерия, а значит – Варя.

Намёк был более чем понятен: Беседник готов помочь, если цель – Отвратень. И Дед с облегчением уступил, понимая, что до конца своих дней будет сожалеть об этом решении.

– Поехали! – скомандовал он и махнул рукой в сторону ближайшей двери.

– А почему так? – спросила Злата, не решаясь приблизиться к призрачному поезду. – Как насчёт лаза? Напрямую?

– Как насчёт Вражниц? – ехидно поинтересовался Дед. – Как насчёт Уи-Ныряльщицы?

Пожав плечами, она первой вошла в бесконечный вагон. Обходчик – следом. Вопреки ожиданию, вагон был прочным, и лишь пол слегка пружинил. Но ни Злата, ни Дед не стали садиться: поезд казался слишком живым, чтобы доверять ему до конца. Бугристая обивка сидений была похожа на поверхность языка, а внутреннее пространство – на плавно загибающийся пищевод.

Двери бесшумно захлопнулись, и поезд тронулся, стремительно набирая ход.

На пути к «Курской» Обходчик продолжал изучать «репортажи» с атакованных станций и всё больше мрачнел. Один за другим Ангелы Смерти прекращали гоняться за людьми. Насытившись, чудовища покидали метро через эскалаторные тоннели, а наверху проламывали крыши наземных вестибюлей.

Очевидно, первая фаза нападения завершена. Впереди трансформация. Во что? И что потом?

Стража Границ охватило тошнотворное чувство состоявшегося поражения. Может быть, в тот отрезок времени, пока Ангелы Смерти оставались на станциях, можно было повлиять на план Норона?

Может быть, не стоило спасать людей на «Белорусской»?

Может быть, уже всё кончено?

– Всё кончено, – сказал Норон вместо приветствия. – Зря ты пришёл!

Мраморный пол, покрытый пятнами крови, отпечатками подошв и кучками тающего снега, подтверждал слова Отвратня. Чтобы ни происходило здесь и на других станция, где кормились Ангелы Смерти, эта часть истории закончена – начинается следующая.

Павильон «Курской-кольцевой», архитектурой и внутренним убранством напоминающий триумфальную арку, вполне годился для финального боя. Всё здесь настраивало на торжественно-воинственный лад – белые колонны, скорбные статуи с ППШ, огромные двуручные мечи, гирлянды, звёзды и, разумеется, девизы, посвящённые подвигам и предназначению.

Сквозь отверстие, пробитое в куполе, падал снег. Дед задрал голову и увидел чернильное небо, испачканное понизу ядовито-оранжевыми отсветами городских огней. Ангелы прятались где-то там, за тучами, и продолжали метаморфозу, которая началась ещё в метро. А как ещё объяснить разрушения? Голодная тварь сдохла под мраморной лавочкой, сытая – справилась с бетонными перекрытиями и кирпичной кладкой.

Норон стоял под дырой и криво улыбался, прищурив правый глаз и выпучив левый. Неестественная болезненная гримаса, вызванная судорогой лицевых мышц, придавала ему сходство с клоуном. Судя по расставленным ногам, согнутым в коленях, и задранному плечу, восстановленное тело Вишни слушалось плохо. И никакой ремонт, даже за счёт чужих жизней, не мог исправить положение!

Делая выбор между здоровым телом без способностей и телом непрочным, но приспособленным к магии, Норон предпочёл потерпеть. Потому что ожидал Стража Границ и хотел быть во всеоружии? Значит, опять «есть шанс»?

Отвратень сохранил своё «подлинное» лицо – ещё один факт в копилке бесполезных знаний. Норон ослаб, Норон запутался и насовершал ошибок, но всё равно это один из самых талантливых и опытных магов Большого Дома. А Дед в иерархии Уишты-Йетлина занимал место чуть повыше ученика. Впрочем, теперь они оба были равны в статусе предателя.

За спиной Отвратня располагались кассы, чей фасад впечатлял роскошью оформления. Резные колонны, декоративные факелы, буква «М» в бронзовом венке... В многочисленных окнах отражалось всё, что было в павильоне: от люстры с рубиновой звездой до снега на полу.

«Зеркала, Траквештрерия, Варя», – подумал Дед, отводя взгляд от коварного стекла. Следовало продолжить: Злата, чувство вины, бессмысленный риск – но какая теперь разница?

– Я знал, что ты придёшь! – заявил Отвратень и, неуклюже обернувшись, кинул взгляд на зеркальные кассы. – Ты же не мог не прийти – верно?

– Да, мы с тобой оба предсказуемые, – согласился Дед. – Ты гадишь – я убираю!

Норон кивнул:

– Ты же Фабхрарь! Не можешь отойти, не можешь сдаться! Будешь сражаться до последнего, пока не сдохнешь!

– Все мы когда-нибудь сдохнем, – отозвался Дед.

– Думаешь, нет разницы?

– Есть, конечно! Разница в том, ради чего умирать! – и предсказуемый Обходчик предсказуемо использовал свою главную способность.

Расползаясь стремительно, словно свет восходящего солнца, плотная льдистая корка запечатала всё стекло, что было в павильоне, каждую отражающую поверхность. Предосторожность позволила Злате обойти купольный зал и прокрасться к кассам – туда, где в гобелене морозных узоров осталась круглая прореха. С другой стороны стекла стояла Варя и смотрела на родной мир. И боялась обернуться, потому что за спиной у неё сторожил Траквештрерия.

«Теперь вы как-нибудь сами», – подумал Дед.

Больше, чем безопасность Вари и Златы, его беспокоило защитное поле, которым прикрывался Норон. Дед чувствовал границу невидимого щита, но никак не мог вычислить: на отражение он настроен, на поглощение или на ответный удар?

Год назад Обходчик атаковал бы, не задумываясь, чтобы проверить, но теперь, после неоднократных – и разнообразных – встреч с Отвратнями, решил подождать. Он так и не выяснил, какая «специализация» у этого противника. Зато уже знал, какая слабость: разговоры.

– Ты ничего мне не сделаешь, – сказал Норон.

– Почему? – спросил Дед – и сделал шаг, сократив расстояние между собой и врагом.

Обходчик видел: Злата скорчилась у касс, прижавшись спиной к замороженным зеркалам. В круглом оттаявшем окошке маячило призрачное личико Вари. Девушка открывала рот, но, разумеется, не могла докричаться.

– У нас твоя родственница, – напомнил Норон таким голосом, каким разговаривают с идиотами. – Попробуй, тронь меня, и она умрёт. Понятно?

– Понятно! – Дед пожал плечами. – Она и так умрёт!

Норон недоверчиво усмехнулся, ещё шире растянув потрескавшиеся губы.

– Ты так легко распоряжаешься её жизнью?

– Это ты распоряжаешься её жизнью! – возразил Страж Границ. – Я на тебя повлиять не могу. Значит, не могу её спасти!

– Что значит – не можешь повлиять?! – заорал Отвратень, и его вопль отразился от стен павильона. – Она заложница! Ты сохранишь ей жизнь, если не будешь мне мешать!!

– Нет, – Дед покачал головой. – Трону я тебя или уйду, это ничего не изменит. Она умрёт, если ты захочешь её убить. При чём здесь я?

Норон не сразу смог ответить.

– Ты что… Ты мне не веришь? – наконец, сообразил он. – Не веришь, что я её отпущу?

– Конечно, нет, – улыбнулся ему Дед. – Как я могу тебе верить, если ты уже наврал мне?

– И когда я тебе врал? – вкрадчиво поинтересовался Отвратень, делая скромный шажок назад.

– С самого начала! – хмыкнул Обходчик. – Сразу после того, как заграбастал Лоцмана! Ты обещал мне ученика! Лучшего из тех, кого найдёшь. Даже двух. На мой выбор! Ну, и где тот лучший?

Не было среди них лучших или худших. Как и у Вражниц, способности Ангелов Смерти не зависели от исходного материала. Достаточно потерянной, неприкаянной души, пропитанной обидой и разочарованием, а остальное добавит магия. Но Вражницы сохраняли остатки воспоминаний и личности, что обеспечивало преданность создателю. Существа, созданные Нороном, напротив, утратили всё, кроме ненависти к миру.

Думать они не умели – ими управлял инстинкт. Едва закончился этап насыщения, их тела начали меняться, и Ангелы Смерти испытали жгучую потребность выбраться наружу. Похожее на зуд, чувство было до того сильным, что половина чудовищ погибла в попытках покинуть метро. Что поделать – не все эскалаторы выводили к наземным павильонам. У одних станций выход был встроен в здание, у других он оказался слишком сложным. Защитное поле, прикрывавшее тела Ангелов, имело свой предел, и никакой регенерации не хватит, если в тысячный раз таранишь земную твердь.

Меньше всего повезло людоеду, который зверствовал на «Таганской-кольцевой»: он спутал с наземным павильоном промежуточный зал между двумя эскалаторами. Купол этого зала был украшен круглой фреской. Синее небо, белые облака, алый флаг, падающие звёздочки победного салюта – одна из самых красивых картин Московского Метрополитена по совместительству являлась одной из самых используемых. Держители и другие духи давно облюбовали это «окно». Стоило Ангелу Смерти приблизился к «Салюту Победы», как флаг обернулся улыбчивой пастью – и проглотил чужака.

Лишь восьмерым чудовищам удалось выжить. Повинуясь программе, они поднялись над гущей снеговых туч и приступили к финальной метаморфозе.

Защитная аура, обволакивающая Ангелов Смерти, материализовалась и вросла в меняющиеся части заметно разросшегося тела. В воздухе твари держались благодаря магии, а органом, генерирующим эту способность, стали новые крылья. Истончившиеся до состояния паутины, они были похожи на клубы чёрного дыма и колыхались, пропуская падающий снег.

У основания хвоста выросла юбка острых щупалец. Вражницам эти органы были нужны для формирования порталов, но Ангелы были слишком глупы, чтобы овладеть искусством межмирных путешествий.

Они были настолько безмозглы, что один из них, испугавшись метаморфозы, начал грызть собственный хвост и вскоре рухнул вниз, истекая кровью. Оставшиеся семь, более стойкие, смогли вытерпеть и потерю лап, и выпадение зубов, и даже частичное зарастание пасти.

У них не было памяти, поэтому нестерпимая боль, сопровождающая процесс превращения, моментально забывалась. Одно оставалось неизменным – яростное желание уничтожать всё вокруг. И чудовища дрожали в предвкушении обещанного триумфа.

Если в своей охотничьей фазе Ангелы Смерти напоминали гибрид насекомого, рептилии и рыбы, то их финальная форма заставляла вспомнить беспозвоночных. Ничего лишнего: щупальца-манипуляторы, дымчатые «крылышки» и голова для управления несложным организмом.

Чтобы хоть как-то скомпенсировать примитивность своих творений, Норон заложил в них способность общаться друг с другом и действовать совместно. Поэтому сразу после метаморфозы Ангелы подлетели друг к другу – и всей гурьбой двинулись к центру города.

Зависнув над храмом Василия Блаженного и тем местом, где когда-то возвышалась гостиница «Россия», Ангелы Смерти по-честному разделили между собой город. Получилось семь ломтей.

Впрочем, и одного Ангела было достаточно, чтобы уничтожить Москву.

«Они должны спасти меня! Они обязаны! Они же волшебники!»

Чем больше Варя думала об этом, тем меньше верила. Присутствие Златы надежд не прибавляло. Что толку с волшебницы, которая сидит и шевелит губами? Стекло не пропускало ни звука. Варя охрипла, прежде чем поняла: если до Златы невозможно даже докричаться, о помощи лучше забыть.

Начав размышлять о своём положении, Варя предсказуемо добралась до следующей правды: если ты заложница и если твою жизнь пытаются обменять на нечто чрезвычайно важное, следует немедленно перестать быть заложницей. Но как? Варя сомневалась, что у неё получится сбежать. Альтернатива «сделать что-нибудь с собой» была ещё хуже. Понимать, что твой дядя защищает Землю, это одно. Убить себя ради благородной миссии – совсем другое дело!

Она никогда не симпатизировала эмо и вообще не помышляла о том, чтобы порезать вены или наглотаться таблеток. Глупо делать что-то назло, не имея возможности посмотреть на результат!

«Не знаешь, как убить себя – найди то, обо что можно убиться».

Следом за этой не самой гениальной мыслью явилась другая, более приятная, и Варя перестала бояться. Если ты заложница, твоя жизнь важна не только для тех, кому угрожают, но и для тех, кто угрожает. Значит, не нужно беспокоиться о том, что с тобой сделают.

А потом Варя вспомнила, кто её захватил.

Вспомнила их первую встречу.

И сжала кулачки.

Из-за зеркального монстра ей пришлось навсегда расстаться с милым Никки. Самый классный парень на Земле, самый замечательный, какого только можно найти! Сколько они пережили вместе, а теперь всё исчезло! Из-за мрази, которая сидит за спиной с гаденькой ухмылочкой на морде!

Варя ощутила твёрдую почву под ногами и развернулась так резко, что ударилась плечом о стекло. Пустота и мрак, которые ужасали секунду назад, оказались банальным туманом, влажным, густым и пахнущим гнилыми осенними листьями.

«Как в парке», – Варя вспомнила старую школу и долгую дорогу домой.

Когда она прогуливала последний урок, дорога через парк позволяла скоротать время. Главное, не встретить никого из соседей, а то ведь могут настучать! Поэтому при каждом подозрительном звуке Варя сворачивала с заасфальтированных дорожек в кусты и ждала, пока прохожий не исчезнет за поворотом.

Но теперь никаких звуков не было – ни шарканья подошв, стука трости, ни покашливания. Однако Варя точно знала, что в тумане притаился кто-то, кого надо опасаться. Попадёшься ему на глаза – и всё.

А что – всё? Ну, что будет-то?

Бабушке расскажет, маме настучит?

Бабушка умерла, мама – тоже. Некого бояться!

И Варя двинулась сквозь туман навстречу предполагаемому доносчику. Она уже знала, кто это: вредный сосед с первого этажа, вечно пьяненький Глеб Валерьич. Он не случайно пришёл в парк и не просто так прячется в тумане.

«Думает, сможет меня подловить, как в тот раз? – подумала Варя, чувствуя, как в груди поднимается волна возмущения. – Я уже не глупая девчонка! Меня так просто не испугаешь!»

Однажды Глеб Валерьич встретил её в парке и так напугал, что Варя отдала ему все карманные деньги и расплакалась, умоляя ничего не говорить бабушке. А он тряс плешивой головой и приговаривал: «Ай-я-яй, как не стыдно, как не стыдно!»

Но и вправду – ничего не сказал. Потом при встрече подмигивал. И сплёвывал на цветы, которые бабушка каждую весну сажала в клумбе у лавочки.

Варя его ненавидела, и её трясло от мысли, что гнусный старикашка опять будет учить жизни.

«Пусть только попробует!» – думала она, вновь и вновь рисуя перед собой сутулую фигуру, лысину, фиолетовый нос с красными жилками и застиранные треники с пузырями на коленках.

«А ещё у него были трясущиеся морщинистые руки и отвисшая нижняя губа», – услужливо подсказала память.

Так и есть: Глеб Валерьич вышел из тумана и потянулся к Варе, как будто хотел обнять.

«Совсем мозги пропил!» – подумала девушка и заорала:

– Пошёл отсюда, придурок! Тебе что, в психушку захотелось?

Вредный Глеб Валерьич боялся только бригаду из дурдома, которую к нему вызывали несколько раз в связи с приступом белой горячки. Упоминание добродушных ребят в белых халатах подействовало на старика волшебным образом: он ещё больше скрючился, сжался и, прихрамывая, убежал в туман.

Варя ощутила чудовищную слабость, упала на колени, расплакалась – и обняла Злату.

– Теперь у тебя две ученицы, – сказал Норон и даже как будто обрадовался бегству Траквештрерии. – Доволен?

– Нет.

– Я их не трону, клянусь!

Хотя Страж Границ стоял на месте, Отвратень попятился, вжимая голову в плечи.

– Я же не лгал, когда обещал перемирие! – напомнил он с дрожью в голосе. – Мы все соблюдали уговор, а ты… ты сам! Ты подстроил смерть своего ученика! Ты первым начал эту войну!

– Я её и закончу.

– Двинешься, и они сдохнут! – Норон указал на Злату и Варю. – Обе!

– Мне всё равно.

– Было бы всё равно, ты бы сюда не явился…

– Я пришёл не из-за них, – объяснил Дед. – Из-за тебя.

Как ни странно, эти слова успокоили Отвратня.

– У меня договор с Держителями, – объяснил Дед. – Я занимаюсь тобой, они – твоими зверушками.

– Значит, договорились?

– Ну, да, – кивнул Страж Границ.

– Поделили обязанности? – уточнил Норон. – Ты – меня, они – моих красавцев?

– Вот именно. Они их…

– Они не выйдут из метро, – перебил его Норон. – Сейчас не выйдут. Потом – да, когда город умрёт. Но сейчас – нет!

Страж Границ усмехнулся:

– Ты плохо нас знаешь!

– Я знаю достаточно! Я уже видел таких же Держителей! Они хотят выйти, но не значит, что они смогут. Рано! – и Норон сжал кулак, как будто одной его воли было достаточно, чтобы запереть духов метро под землёй. – Хорошо, что вы заключили договор. Всё честно: только ты и я. Готов? – Норон раскрыл ладонь и протянул руку, как будто вымаливал милостыню у Стража Границ.

Они стояли напротив друг друга, достаточно близко, чтобы Дед успел разглядеть толстые перламутровые ногти Отвратня и полукружья красной грязи под ними. Потом стало не до маникюра.

Лёгкие скрутило и стало нечем дышать. Беспомощно хватая ртом воздух, Страж Границ попытался выстроить защиту или хотя бы ударить в ответ… Тщетно! Тело уже не принадлежало ему.

Истончаясь, теряя клетку за клеткой, Обходчика отдавал себя Норону, а тот наслаждался представлением и время от времени шевелил пальцами, как будто поторапливал «дающего». Отвратень рос, расширялся и всё меньше походил на обычного человека. Широкоплечий мускулистый великан нависал над иссохшим Стражем Границ, впитывая захваченные частички плоти всей поверхностью своего чудовищного тела.

Хуже всего было состояние апатии и абсолютной покорности, охватившее Деда. Он не мог бороться, не мог даже помыслить о сопротивлении. Само понятие «борьба» утратило смысл!

Ни один человек не мог бороться с Нороном.

Всё было кончено.

Визг Вари, оборвавшийся сдавленным рыданием, вызвал лишь лёгкое удивление.

«Кто я?» – подумал Страж Границ, но это был чужой вопрос.

Услышанные фразы болтались в его голове, словно разноцветные стекляшки в калейдоскопе.

«Фабхрарь не может сдаться!»

«Они впустят сюда Вечную Ночь…»

«Я в тебя очень верю».

«Ты обещал!»

«Ты должен остановить его».

«Я помню! Мы заключили договор».

Последняя мысль принадлежала Стражу Границ.

Лишь эта мысль ему и принадлежала – тела он уже лишился.

Во всяком случае, своего прежнего тела. За несколько минут Норон вобрал в себя всю плоть, что принадлежала Деду, включая те клетки, что были воссозданы при регенерации.

И в Страже Границ не осталось ничего человеческого. Сплошная бронза! Кожу покрыл насыщенный загар, и таким же бронзовым стал цвет одежды. Но это был живой металл, тёплый, дышащий, чувствующий.

Фигура Фабхраря выросла и окрепла. У невзрачной зимней куртки, купленной на распродаже, вытянулись полы, рукава и воротник. Появились пуговицы, исчезла молния – куртка превратилась в солдатскую шинель. Ботинки трансформировались в сапоги. На голове возникла звездастая шапка с коротким козырьком и загнутыми ушами. В правой руке Страж Границ сжимал винтовку. А под пальцами левой стояли торчком острые собачьи уши.

Пёс отличался той же бронзовой мастью, что и его хозяин, но нос и часть морды были заметно светлее. Внимательно глядя на Норона из-под насупленных бровей, пёс нетерпеливо переступал с лапы на лапу.

Поведя плечами, словно он сто лет простоял в одной позе, Пограничник поднял винтовку и прицелился. Дуло указало точно в середину вражеского лба.

– Ты не оставил нам выбора, – пророкотал Страж Границ. – Пришёл с мечом – не жди мира!

В подтверждение его слов глухо зазвенел огромный гравированный меч – одна из достопримечательностей павильона.

– Войну у нас знают! Стоять насмерть! За Родину!

Над головой Фабхраря – на балках колоннады – бронзовые буквы возвещали: «Нас вырастил Сталин на верность народу на труд и на подвиги нас вдохновил». Цитата из гимна СССР, восстановленная во время последней реконструкции, оказалась весьма кстати.

– Зря ты разменял Макмара. Он бы тебе рассказал, как с нами можно, а как нельзя. И какими мы бываем…

Норон привык иметь дело с душами и телами, с энергией и материей, но теперь перед ним возвышалось непостижимое слияние того и другого, да вдобавок чего-то третьего! Невозможно было разобрать, где кончается человек, а где начинается статуя, станция, люди, которые видели её каждый день, и люди, которые создали, наполнив камень и металл своими душами.

Никогда раньше Отвратень не сталкивался с подобным творением! Но времени на исследование феномена не оставалось…

– Фас, – сказал Пограничник и нажал на курок.

Пёс радостно оскалился и присел на задние лапы. Едва пуля вонзилась в голову Норона, пёс прыгнул на него и вцепился в горло.

Падая на спину, Отвратень любовался отсветами пожарищ, раскрасивших ночное небо. Умер он счастливым, потому что знал: Ангелы Смерти уже приступили к уничтожению Москвы. А это значит, что победа осталась за Нороном. Пусть он не сможет разрушить Большой Дом, но хотя бы с Землёй поквитается!

Скоро на месте города будут мёртвые руины, и тогда Держители станут тем, кем он стремился их сделать – бездомными, голодными и мстительными демонами, новым поколением разрушителей и бунтарей.

В своём финальном облике Ангелы Смерти были не опасней бабочек – бабочек ростом с пятиэтажку и весом в полтонны. И пусть их терзало жгучее желание разорвать в клочья весь город, а лучше бы сразу весь мир – они даже кусаться не могли. Нечем! Выпали острые зубы, могучие лапы атрофировались и вросли в туловище. Осталась туповатая головёнка, хвост и крылья. И ещё отростки-манипуляторы, дарующие способность путешествовать по Межмирью, – такие же, как у Вражниц. Но Вражницы умели пользоваться этими органами, а вот создания Норона – нет.

Формулу переноса разрабатывали пару сотен лет и ещё столько же проверяли и отлаживали. Портал – самое сложное заклинание, вершина магического искусства. Если формулу использовали правильно, портал открывался когда надо и где надо. Недочёты приводили к неловкостям и несуразностям, типа точки выхода в чужом теле или в толще камня. Серьёзные ошибки разрушали объект переноса, и в Гьершазу просачивалась пыль и влага – основные составляющие знаменитой грязи.

Когда Ангелы Смерти инстинктивно активировали свои щупальца, они даже не смогли открыть стандартное окно! Криво выстроенные норы были огромны, уродливы и абсолютно не сбалансированы. Как будто вандал пырнул кухонным ножом музейную картину – и вырвал лоскут.

Семь лоскутов из карты кремлёвских стен, башен, соборов и дворцов.

Обычного мага такой эксперимент иссушил бы до смерти, но Ангелы Смерти с их неиссякаемым запасом энергии могли сколько угодно раз кромсать Земную Явь. Убедившись, что недоразвитого таланта достаточно для уничтожения города, чудовища с упоением приступили к делу, ради которого были рождены. Всё, что попадало в их порталы, переносилось в Гьершазу, а в процессе переноса растиралось в пыль. То, что оставалось, начинало разрушаться.

Семь безумных ножей рвали полотно реальности, оставляя после себя хаос, присыпанный декабрьским снежком. Раз – и падает башенка, чтобы тут же исчезнуть в портале. Два – и здание ЦУМа проваливается в себя. Три – и нет Исторического Музея… Полной очистке подвергся лишь самый центр: Кремль, Красная Площадь и прилегающие строения, а потом каждый из Ангелов выбрал направление – и занялся своим сектором.

Семерых было достаточно. Москва таяла, словно кусок грязного льда под струями кипятка, а в ночном небе расходились зигзагами крылатые чудовища.

Первый Ангел Смерти двинулся на запад, по Воздвиженке. Но он не сразу вышел на Новый Арбат: задержался над Библиотекой имени Ленина. Где-то там, под толщей земли, в сложносочленённом переходе погиб один из его неудачливых собратьев – и монстр не смог удержаться от мести. Вскоре Воздвиженка перестала существовать: по всей её длине распахнулись пасти порталов, засасывая асфальт и брошенные машины. Акция устрашения позволила спастись тем, кто застрял на Новом Арбате в чудовищной пробке.

Второго Ангел сначала отвлекло здание Государственной Думы, а потом – Большой Театр. И лишь когда окрестности Театральной Площади превратились в дымящиеся руины, чудовище принялось обрабатывать свой треугольник – с Тверской улицей в качестве биссектрисы. Исчезла громада Центрального телеграфа, переулочки заполнило битым кирпичом, и в воплях сирен потонули крики и стоны тех, кто застрял под обломками.

Третий и четвёртый на пару долго утюжили район между Никольской улицей и Варваркой. Сверху им было отчётливо видно, как мечутся крошечные фигурки, как сталкиваются машины и как столбы пара из разрушенных коллекторов преграждают путь горожанам, пытающимся спастись. Прежде чем разделиться, Ангелы расправились с Лубянской площадью, и тогда один свернул на Большую Лубянку, второй – на Маросейку.

Пятый выбрал Москворецкую набережную, и его извилистый маршрут был выстроен строго по изгибу реки. В тёмной воде отражались огненные пятна, но никто, кроме самого разрушителя, не мог оценить масштаб катастрофы: от Большого Московского моста вырастал дымный след, расширяющийся и охватывающий всё большее пространства. Смотреть было некому.

Шестой Ангел Смерти направился в Замоскворечье по Большой Ордынке, а седьмой устремился к Храму Христа-Спасителя.

Поскольку Ангелы двигались зигзагами, стараясь равномерно обработать площадь города, от них можно было бы убежать, даже если двигаться пешком. Впрочем, других вариантов не оставалось: пробки наверху, стоящие поезда внизу. Несколько вертолётов кружили над толпой, но сесть им было некуда.

Люди шли, не оглядываясь назад, обходили вставшие машины, помогали женщинам, детям и старикам. Паника прошла, снег и усталость охладили горячие головы, и уже никто не пытался командовать или угрожать. Сотовые телефоны не работали – лишь хруст снега сопровождал исход. То и дело в толпу вливались новые беженцы. Лишь немногие задавали вопросы, но ответом было неизменное «Я не знаю», и любопытные умолкали. Все силы уходили на то, чтобы переставлять ноги и двигаться дальше.

Страха они не чувствовали – лишь опустошённость и подавленность. Каждый был уверен, что из города надо уходить, как можно быстрее и как можно дальше. А потом можно будет подумать, что же произошло и кто виноват.

Край толпы лишь ненамного опережал линию разрушения. Грохот падающих высоток, протяжная песня лопающихся стальных тросов, взрывы, звон стекла – всё это подгоняло людей и укрепляло в желании как можно скорее выбраться за пределы Москвы.

Кривые порталы были единственным оружием разрушителей – и могли бы стать защитой, если бы понадобилось.

Люди не могли противостоять Ангелам Смерти.

Пришлось воевать нелюдям.

Норон был прав, утверждая «Они не выйдут из метро!»

Всё верно: Держители не могли подняться по эскалатору, пройти через турникеты и кассовый зал – и открыть тугую дверь с надписью «Выход в город». Этот путь был предназначен для людей. Таков закон: лишь превратившись в человека, дух имел право покинуть свою обитель.

Но был и другой способ, заложенный издавна, изначально – теми, кто не хотел видеть в метро только транспортную систему, теми, кто открыл небо под землёй.

Вряд ли Дейнека, нарисовавший знаменитые «окна», и Фролов, воплотивший их в многоцветной смальте, рассчитывали на такой результат! Они всего лишь создавали красоту для всех. Но каждый раз, когда гость столицы или простой пассажир, спешащий по своим повседневным делам, поднимал голову и любовался «Сутками Страны Советов», мозаичное небо становилось настоящим.

И вот тридцать четыре овальных медальона «Маяковской» и шесть восьмиугольных мозаик «Новокузнецкой» распахнулись, пропуская защитников Москвы – и знаменитые окна впервые с момента создания метро соединили подземелье с поднебесьем.

Мимо персиков и яблок, мимо лыжников и прыгунов, мимо монтажников и сигнальщиков, распугивая чаек и голубей, удивляя парашютистов и пилотов, они вознеслись в красочную смальтовую синь – и поднимались ещё выше, в пасмурное настоящее.

Иссечённая Москва корчилась в предсмертных судорогах. Переулки, набережные и площади выглядели как после массированной бомбёжки, разве что без воронок. Безжизненные развалины расстилались, насколько хватало глаз, и лишь по скоплению машин можно было угадать расположение улиц.

Ангелы Смерти обошлись с центром города, как жестокие дети с бумажной снежинкой – сотни тысяч дымящихся порезов складывались в семь треугольников с неровными краями. Если смотреть сверху, можно было заметить семь лучей на стыке обработанных секторов – там, где порталы вычерпали Москву до самого дна.

Внутри Бульварного Кольца не осталось ничего живого. Чудовищная язва неотвратимо расширялась, начиная задевать край толпы.

Мало кто оборачивался – это значило задержать себя и остальных. Но те, кто рискнул, не превратились в соляные столбы. Они лишь усомнились в целостности собственного рассудка.

Как поверить в гигантских чёрных бабочек, которые уничтожают Москву?

И чем, кроме как галлюцинацией, можно объяснить явление статуй с «Площади Революций»?

Но они воспарили – не статуи, но воплощения, готовые исполнить свой воинский долг. Рабочий и солдат, крестьянин и оба матроса, снайперша и парашютистка разогнулись, расправили плечи и встали в полный рост. Партизаны с «Белорусской», «Партизанской» и «Бауманской» не отставали от своих старших товарищей. Два красноармейца, полярный лётчик и пограничник дополнили отряд.

Могучие фигуры блестели, словно под ярким солнцем, и походили на языческих богов. За спинами защитников вставали герои сражений и труженики тыла с горельефов и мозаик. Вымпелы и знамёна с ликами Ленина, Сталина и гербом СССР реяли над головами, а ещё выше сверкали крылья самолётов. Возглавлял грозное воинство сам Святой Георгий на коне.

Не было армии сильнее – ни на Земле, ни вне Земли.

Георгий Драконоборец ударил первым: пронзил копьём Ангела, который уничтожил Храм Христа Спасителя и отправил в небытие знаменитую статую Петра Первого на стрелке Москва-реки.

Оружие Георгия било быстрее солнечного луча и с силой поезда, мчащегося сквозь сумрак тоннеля. Никакой портал не мог уберечь от атаки Держителя! Фальшивая плоть Ангела Смерти, слепленная из мёртвых тел и погубленных душ, начала распадаться. Чудовище рухнуло в Парке Искусств недалеко от Центрального Дома Художника – и скорчилось у ног статуи Дзержинского. Георгий опустился следом, конь его принялся топтать извивающегося змея.

Пока шёл этот бой, воинство разделилось: одни поспешили в сторону Арбата, другие – к Павелецкому вокзалу.

Окрестности вокзала зияли глубокими ранами и были неотличимы от вечной стройки, расположенной посреди Павелецкой площади. Когда-то котлован, огороженный высокими заборами, существенно портил вид, теперь же не осталось ни вокзала, ни делового центра, и даже башня гостиницы на Космодамианской набережной была разрушена.

По счастливой случайности уцелело семиэтажное здание, окна которого выходили на Зацепский Вал и на площадь. Каким-то чудом этот дом оказался совершенно нетронутым, хотя от его соседей остались лишь груды обломков. Ангел Смерти развернулся, завис над пропущенным зданием – и в следующий миг упал рядом, запутавшись в стропах брошенного парашюта.

По распростёртому телу вдарили партизанские ППШ, и чудовище изогнулось в последней судороге. Убедившись, что тварь сдохла, защитники направились в сторону Таганской.

Сюда свернул тот Ангел, который обрабатывал берега Москва-реки. Разметав Большой Краснохолмский мост, чудовище принялось кромсать здания вокруг площади и потому не успело почуять приближение противника. Расстрелянный из «мосинок», Ангел погрёб под собой машины, скопившиеся у пересечения Таганской и Марксистской. К нему спустился революционный матрос и для верности добил врага выстрелом из нагана.

Четвёртый Ангел Смерти, поглумившийся над Чистыми прудами, всего пару метров не долетел до Земляного Вала – и был сброшен на землю у Центрального Дома Предпринимателя. Здесь поработали белорусские партизаны. Воодушевившись примером Святого Георгия, они проткнули Ангела, использовав знамя вместо копья. Тварь повисла на древке и долго дёргалась, пока её расстреливали.

К тому моменту второй отряд защитников занимался своей половиной города. У домов-книжек на Новом Арбате Держители настигли разбушевавшееся чудовище, схватили за крылья, щупальца и хвост – и прямо в воздухе разорвали его на части. Серые комки мёртвой плоти упали на руины кинотеатра «Октябрь», и в холодном воздухе закружились чёрные лоскутки.

С мозаики, украшавшей верхний этаж «Октября», воины Революции и Гражданской с одобрением следили за казнью.

Тот Ангел, что занимался Тверской, немного выбился из графика – его собратья уже вплотную приблизились к Садовому кольцу, а он вместо того, чтобы жечь Триумфальную площадь, едва успел разобраться с Пушкинской.

Смерть этого чудовища была самой долгой: старик с «Партизанской» забил его дубиной народного гнева, а Зоя Космодемьянская – прикладом своей винтовки. Потом к ним присоединились остальные соратники. Труп бросили у памятника Пушкину – и поспешили к Последнему Ангелу.

Тварь настигли над Большой Сухаревской площадью, у института имени Склифосовского. Заметный полукруг Склифа остался нетронутым – чудовище сдохло прямо перед входом во внутренний больничный двор.

Никто из выживших жителей спасённого города не видел сражения, и некому было приветствовать героев…

Некому, кроме Лоцмана.

Но он был лишь гостем в этом мире – и Старшим Братом для тех, кто этот мир защищал.

Зачем ему радоваться или участвовать в спасении? Без него справились!

Он мог лишь привести победу к логическому концу.

Двери поезда закрылись, голос внутри сообщил, что следующая станция – «Новослободская», – и состав с рёвом умчался прочь.

Какой-то мужчина, не успев добежать, громко выругался. Ему тут же сделали замечание: «Как вам не стыдно! Здесь же дети!» Он пробормотал что-то извиняющееся. Дети болтали, смеялись и внимания не обращали на взрослых.

«Дети… – подумал Дед. – Надо увести отсюда детей! Скоро же начнётся давка!»

Он резко поднял голову, открыл глаза. Прямо перед ним стояла девочка в ярко-жёлтом пуховичке и красных сапожках – вылитый цыплёнок! Под мышкой у неё был зажат плюшевый тигр с печальной мордой.

– Дядя пьяный? – спросила девочка, но её оттащила прочь встревоженная мамаша.

Дед огляделся. Белые своды с рельефом, носатые бра, на полу – «вышивка» из разноцветной каменной плитки. «Белка». То есть «Белорусская». Кольцо. Ну, да, Кольцевая, если «следующая станция – Новослободская»!

День. Людей изрядно, и многие с покупками. Полно детей. Многие прижимают к груди или животу ярких Дедов Морозов. «Футляры для конфет, которые раздают на Ёлках», – вспомнил вдруг Обходчик, а следом пришло воспоминание, как он водил на Ёлку маленькую Варю. Но тогда конфеты выдавали в прозрачных кульках…

Атмосфера на станции была светлая, искристая. У всех планы, надежды, мечты. Через неделю начнутся долгие выходные. Кто-то собирался в тёплые страны – подальше от московских холодов. Кто-то – в горы, прочь от непредсказуемой московской слякоти.

Приближался священный праздник Нового Года. Можно упиться – и начать жизнь сначала.

Держителю «Белорусской» были по душе такие настроения. Он неспешно плыл над, под и между людьми, наслаждаясь радостными мыслями. И время от времени шевелил затёкшими пальцами вытянутой руки старика в переходе.

Держитель помнил, как встали поезда и как на станции появился голодный людоед. Белые стены не забыли про крики, плач и брызги крови на венках и колосьях. Плитки пола сохранили и топот сотен ног, и медленные шаги Обходчика, вышедшего на бой. И тот пилон, об угол которого ударился Дед, тоже всё помнил.

Всё было: разрушенный центр Москвы, пасти фальшивых порталов, перемалывающие реальность в пыль, могучее воинство под предводительством Святого Георгия. Три бронзовых партизана, которые сторожили покой в переходе между Кольцевой и Замоскворецкой, совсем недавно расстреливали Ангелов Смерти из ППШ и добивали их прикладами. И знамя их стало копьём, пронзившим грудь одной из тварей…

Недавно? Всё это было, но вот когда – Обходчик и сам не понимал. Чувства обманывали его, и мозг отказывался воспринимать раздвоенность действительности.

Будущее в прошлом в степени неслучившегося.

Лоцман сделал это? Держители?!

Белорусский партизан отказывался обсуждать эту тему. Какой смысл, если всё кончилось? Победа! Всё в порядке!

Рядом с Дедом на лавочке сидела Злата и недоумённо таращилась на окружающий мир. Варя дремала, прижавшись щекой к её плечу.

– Ты помнишь? – спросил Обходчик у своей старшей ученицы.

– Всё, – ответила она и вздохнула, то ли печально, то ли удовлетворённо.

– До какого момента?

– Пока пёс не отпустил его…

– Ясно.

Злата замялась, перед тем как задать свой вопрос:

– А ты?

– Аналогично.

Дед подумал про пса и про себя самого, слившегося со статуей. Но это была не статуя, а один из Держителей «Площади Революции».

«Надо завести щенка», – решил Обходчик, когда понял, что больше всего в слиянии ему понравилось чувство присутствия собаки. Острые уши под пальцами, вывалившийся язык, ритмичное дыхание и вопрошающий взгляд наверх, к глазам хозяина. Как давно это было – тогда, на границе, в армии! А потом был Макс и остальная дрянь. «Надо было пойти учиться на кинолога», – усмехнулся Дед.

Поднявшись с лавочки, он подошёл к краю платформы, выглянул, чтобы увидеть электронные часы, висящие над входом в тоннель. Потом вернулся.

– Сколько? – спросила Злата.

– Я пытаюсь сообразить… Я уже объяснял Варе про Беседника или ещё нет?

– Уже объяснял, – отозвалась Варя.

– Вот и хорошо, – Дед протянул Злате руку. – Пошли!

– Куда?

– Домой! Будем праздновать победу.

– С Лоцманом? – прищурилась она.

– С ним тоже, если присоединится.

– Это он всё сделал? – требовательно спросила Злата.

Обходчик ласково улыбнулся ей.

– Когда же ты отучишься приставать ко мне с вопросами? Думаешь, я всё знаю? Главное, мы победили! То есть они победили. Научились, развились, сдюжили и победили! А мы с тобой делали свою работу. И если ничего не случилось, значит, мы сделали её хорошо.

– В огонь, всё в огонь! – командовал Лоцман.

Дед ещё раз осмотрел пластмассовое изваяние себя, хмурого, бровастого и с сосулькой. Поморщился и швырнул в костёр. Взял из коробки следующее. Варя в провокационном матросском костюмчике и с узнаваемой хитрой улыбкой. Как будто опять собирается прогуливать!

– В огонь! – застонал Лоцман. – Понятно, что красиво! Но ты подумай, какая в них сила!

– А то я не знаю! – огрызнулся Обходчик.

Избавившись от фигурки племянницы, Дед принялся не глядя кидать оставшиеся. Но на последней рука дрогнула. Беловолосый маг в героической позе с красно-оранжевым файерболом, вылетающим из красиво отставленной ладони. Храбрый, сильный, но всё равно неуклюжий. Такой, какой есть. То есть был.

Заглянув в коробку, Дед увидел два других огненных шара. С ниточками.

– А вот этого я оставлю, – сказал Обходчик и отступил от костра.

Лоцман промолчал.

– Дай сюда, – Злата забрала у Деда коробку с уцелевшей фигуркой и присела на пенёк, намертво вросший в затвердевшую грязь.

Дед прикорнул рядом. Злата не глядя протянула ему банку с пивом.

– Трудно было их выкрасть? – спросил Ясинь с другой стороны костра.

– Трудно! – отозвался Дед, сделав глоток. – Всю мусорку облазил, пока нашёл!

– Мусорку? – переспросила Злата. – Его мать бы никогда не смогла…

– Его мать в дурке, а его родственники обживают квартиру. И выносят лишнее, – объяснил Дед.

Злата посмотрела на него, но едва он попытался поймать её взгляд, тут же отвернулась обратно к огню. Обсуждать было нечего: так или иначе, но Обходчик отвечал за гибель Кукуни. Впрочем, ученики знали, на что соглашаются.

«Кукуне рассказали о возможных последствиях. Его выбор», – так объяснял Дед. Но при этом не спешил искать нового ученика. А ведь Обходчику полагается минимум три помощника, в закрытых мирах вроде Земли так и вовсе – не меньше пяти!

Однако Дед взял Злату, у которой никого не осталось, и Кукуню, который напросился. А теперь и Варю – Гончара и опытного контактора пятнадцати лет от роду.

– У нас вроде бы новогодняя вечеринка! – воскликнул Лоцман и открыл банку с пивом. – Что все такие кислые? Праздник же!

Словно бы отзываясь на его слова, ветерок колыхнул гирлянды, развешенные на отремонтированной крыше дома. Новогодними украшениями занимался сам Лоцман. Он отыскал в мусорных кучах Гьершазы серебряный «дождик» и целую охапку блестящих разноцветных «змей». Даже притащил несколько искусственных ёлок и расставил их вокруг дома. Можно представить, как бы Гийола отреагировала на всё эту суету!

Но праздновали без неё.

Дед уже успел обратить внимание, что Ясинь не заходит в дом – предпочитает жить в своей «вездеходке». И Лоцман после возвращения уже не нуждаеся в месте для сна. Значит, дом пустует – выстроенный для ученицы и теперь бесполезный. Может быть, сама Гьершаза скоро вернётся к своему бесплодному мрачному облику. Для кого прихорашиваться, если возлюбленный повелитель больше не хочет здесь жить?..

– Мы встречаем Новый Год, – неуверенно повторил Лоцман. – Сегодня же тридцать первое! Или я ошибся?

– Новый Год, Новый Год, – подтвердил Дед. – Я-то думал, мы с тобой прощаемся. Тогда это прощальная вечеринка, совсем другие обычаи. Слёзы, тоскливые крики... Эй, пиво-то не порть!

Лоцман, поднёсший было банку ко рту, остановился и с укоризной взглянул на Стража Границ.

– Чем я его порчу?

– Тем, что тратишь впустую. Я знаю, что оно на тебя не действует. Ты знаешь, что я это знаю. Не надо цирка!

Состроив обиженную мину, Лоцман перешагнул через костёр, отдал свою банку Обходчику – и тут же присел между ним и Златой. Положил голову Деду на плечо. Через пару секунд выпрямился и удручённо вздохнул.

– Давайте простимся по-простому, – предложил он. – Вы всё равно меня забудете через пару недель!

– Я отвык, – проворчал Обходчик. – Раньше ты был спокойнее. Меньше кривлялся. Тело так влияет?

– Я не помню, – ответствовал Лоцман, запрокидывая голову к мутновато-белесому небу Гьершазы. – Тело помнило, но где оно сейчас?.. Кстати, что ты сделал с моим трупом?

– То же, что и с любым другим мусором, – хмыкнул Дед.

– Мы теперь мусор не выбрасываем, – объяснила Злата. – До мусоропровода три шага и пятнадцать ступенек, но куда же проще открыть дыру и кинуть всё сюда!

– Семнадцать, – пробормотал Обходчик.

– Что? – переспросила она.

– Там семнадцать ступенек.

– Я так рад, что у вас всё хорошо! – воскликнул Лоцман и обнял их за плечи.

Злата замерла, когда к ней прикоснулась человеческая рука, которая на самом деле не была человеческой и даже рукой лишь казалась.

Дед изучил ощущение и постарался его запомнить.

– Значит, займёшься Уи? – спросил он у «друга», аккуратно сбрасывая фальшивую ладонь. – Я думал, ты её простил!

– У меня должок. Не перед ней. За неё. Так что поохочусь!

– Доброй охоты! – Дед допил свою банку, смял и зашвырнул подальше.

На другой стороне костра расположился Ясинь. Он сидел на краешке ярко-зелёного пластикового шезлонга и терпеливо ждал, когда Лоцману надоест валять дурака. И тогда можно будет задать пару вопросов. О Гийоле, разумеется.

Но Ясинь напрасно надеялся, что Лоцман даст ему нужный ответ…

Лоцман встал с колонны и зашёл в костёр. Полюбовался на языки пламени, которые лениво лизали полы его балахона. Погладил их, словно ластящихся кошек. Увы, но фокус никого не впечатлил.

– Я вернусь, когда поймаю Ныряльщицу, – пообещал он, обращаясь к Обходчику, но глядя при этом на Ясиня. – Если ничего интересного не подвернётся.

Дед кивнул. Уи-Ныряльщица покинула Землю вскоре после возвращения Лоцмана. Учитывая её тесное знакомство с Вечной Пустотой, у неё был шанс спрятаться. Охота, которую планировал начать Лоцман, могла продлиться несколько десятков лет. Такая ерунда для бессмертного! Полвека туда, полвека сюда. Возможно, он ещё застанет Варю, но она уже будет взрослой, хмурой и скучной.

«Если бы можно было вернуть начало, – подумал вдруг Дед, хотя не было более бессмысленных мыслей. – Где-то я ошибся! Можно было бы избежать того, что произошло…»

– Забудь! – прикрикнул на него Лоцман – тем же тоном, каким командовал при сжигании фигурок. – Даже не думай! Взвали всю вину на меня! Хайлерран, твоя сестра, твой ученик, твой мир – если бы не я, всё было бы иначе! Ты должен… нет, ты обязан меня ненавидеть! Ты же Страж Границ!

– Ты так убедительно говоришь об этом, что я почти поверил, что ты понимаешь, о чём говоришь, – вздохнул Обходчик.

– Понимаю. Лучше тебя. Займитесь обычными делами, бытом, заботами и чем там ещё занимаются люди?.. И всё забудется! Как и всё остальное! – Лоцман развёл руки, и пламя костра взметнулось, так что несколько языков лизнули его в подбородок.

Дед усмехнулся. Пред его глазами всё ещё стояла раздвоенная картина: мирная предпраздничная «Белорусская» – и «Белорусская», превратившаяся в ад. Люди, которые спешили по своим делам, размышляя, какие подарки кому купить, – и люди, мечущиеся в ужасе по станции, прикрывающие головы руками и кричащие от предчувствия близкой гибели…

Надо было как-нибудь примириться с раздвоенностью, но Дед не знал, какой вариант выбрать, а про какой – забыть навсегда.

– Ты никогда не поймёшь, что там произошло, – сказал Лоцман, ставший вдруг страшно серьёзным. – Повернул ли я время вспять, создал ли копию вашего мира для войны или скопировал всё взамен уничтоженного… Для меня одно и то же. Для них – тоже.

– Не понимаю, – отозвался Дед. – Почему тогда я это помню?

– Я оставил вам память, чтобы отдать долг, – объяснил Лоцман. – Ты помогал мне с изучением – я обязан расплатиться!

– Мне казалось, ты поступишь иначе, – прошептал Дед, вспомнив мучительное ожидание ответа от «старого друга», который вернулся, но почему-то не стал вмешиваться.

– Ты ждал, что я разберусь с Нороном и его тварями, – усмехнулся Лоцман. – Я разобрался! Их нет! Они ничего не успели сделать! Уи удрала. Траквештрерия исчез. Я сделал то, на что вы надеялись.

– А… Остальное?

– Остальное – это подарок к Новому Году. Мои младшие братишки научились защищать свой мир. Это был полезный урок. А урок – это когда получаешь новое и живёшь дальше. Было бы жестоко оставить всё, как есть, чтобы вместо защитников они стали пожирателями!

«Ну, да, жестоко, – подумал Дед. – Московское метро – не единственная одушевлённая транспортная система во вселенной. Такие места встречаются. Как правило, в легендах. Когда-то где-то было, но было уничтожено или уничтожило свой мир…»

– Значит, «урок».

– Можешь назвать это «катарсисом»! – фыркнул Лоцман и наконец-то вылез из костра. – Зарабатываешь эмоции, узнаёшь себя, и уже не важно, что было на самом деле! У-у-у, это невыносимо! Я ничего не могу рассказать на вашем языке!

– А какой надо? – спросила вдруг Злата.

– Белое Наречие, – ответил ей Лоцман, продолжая смотреть на Деда. – Но не то, из которого вы лепите формулы своих глупых заклинаний. Мой родной язык.

«Вы» – это «люди». Сам он уже не был человеком, и нормально поговорить не получится. Уже никогда.

Всё закончилось. Это было ясно с той самой минуты, когда перед ними возник «образ для общения», как две капли воды похожий на клоуна, который не так давно уплетал абрикосовое варенье ложками. Но всё равно не он – всего лишь двойник. Знакомая оболочка, за которой скрывалась вечность.

Дед помахал вечности рукой на прощание и достал из ящика две банки – себе и Злате.

Бессмысленно гадать, кто виноват в произошедшем, но уж точно не Лоцман!

Держители, осознав себя, начали исследовать доступный им мир – и открыли портал на станции «Площадь Революции». Этот портал почувствовал Лоцман – и открыл Землю для всех. Периферийный, лишённый магии мир прекрасно подходил в качестве убежища! И вот на Землю прибыл Макмар и вскоре обнаружил Держителей. Осознав перспективность такого редкого ресурса, решил их использовать – и вызвал Отвратней. Чтобы получить власть над Держителями, Отвратни попытались уничтожить Москву, а в перспективе – весь мир. Но Держители остановили их, явив часть своей силы.

Получается, духи метро во всём и виноваты: обрели сознание, желания и мечты. Начали воздействовать на реальность – получили последствия – и справились с ними. Наверное, Лоцманы тоже так начинали: перепробовали всё, что можно, и почили в нирване. Ну, кроме первопроходцев и странников, в которых ещё осталось любопытство.

Глядя на Лоцмана, который шептал что-то на ухо Ясиню, Обходчик позавидовал тем, кому ещё предстояло познакомиться с этим доброжелательным трикстером. Сколько опасных игр, неожиданных вопросов и мозголомных парадоксов! Не слабее тех, которые обрушивались на бедного Ясиня.

– Где она?

– Пока нигде.

– Уи её… убила?

– Её так просто не убьёшь! Она же моя ученица! Моё создание!

– Тогда где она?

– Пока нигде.

– Ты можешь нормально ответить?

– &*№^#~+%!

– Что?!

– Я ответил. Ты уж прости, но перевода нет.

Ясинь закрыл глаза, и на его лице отразился весь запас бранных слов, известных пушчремскому солдату.

– Давай, я тебе её верну! А? – Лоцман сказал это так, как будто собирался подарить щенка. – Хочешь?

Ясинь не ответил.

– Мне она не нужна, – просто признался Лоцман. – Я вообще создал её, чтобы Обходчика удивить и чтобы показать Держителям, какой у них потенциал. А теперь зачем она? Ну, мне – зачем? Но если нужна тебе – другое дело!

– Нужна, – кивнул Ясинь. – Очень…

Прозвучало это не слишком убедительно: Ясинь помнил, что Гийола уже умерла, и помнил, что этого не было, но было другое, но тоже безнадёжное. Пожалуй, то странное непонятное слово, которое употребил Лоцман, лучше всего характеризовало состояние Гийолы. Но при этом всё равно хотелось, чтобы она была рядом.

– Я столько защищал её, – признался Ясинь. – И не смог защитить! Если ты помог Держителям – давай уж и мне помоги. Я же заслужил, да?

– Заслужил-заслужил, – Лоцман заглянул в глаза пушчремцу. – Ты у нас герой! Столько всего прошёл! Столько преодолел! Столько невозможного сделал! Если бы не Тийда… Ничего бы не было.

– Я не из-за него, – возразил Ясинь. – Я просто хочу, чтобы она была жива.

– Да. Потому что без неё тебя бы не было. Ну, договорились. Я выполню твою просьбу. Я верну тебе твою Гийолу и даже освобожу её от предназначения, ради которого я её создал. Но ты мне будешь должен. Идёт?

– Идёт. Всё, что попросишь, – ответил Ясинь. – Всё, что смогу.

Лоцман рассмеялся.

– Вот и славно! Договорились!

Он потянулся, чтобы похлопать Ясиня по плечу в знак заключения сделки, но пушчремец отпрянул.

– Где она?

– Она вернётся к тебе, когда ты сам этого пожелаешь! Она тебе нужна – тебе и решать!

– И она будет такой же? Такой же, какой была?

– Ни единого отличия! Все воспоминания на месте. И все чувства тоже.

– И что мне делать?

– Встань перед домом и трижды произнеси её имя. Я не напутал? – Лоцман обернулся к Обходчику. – «Три» – волшебное число?

– Не напутал. Волшебное, – успокоила его Злата, зажимая ладонью рот учителю, который был взбешён издевательским спектаклем. Как будто Ясиню мало досталось! А теперь на него взваливают такое решение!

– Три раза произнеси её имя – и она выйдет к тебе! – пообещал Лоцман, широко улыбаясь.

Ясинь резко встал и, не говоря ни слова, зашагал к «вездеходке». Когда он открыл люк и обернулся, щёки у него были мокрые, но, к счастью, никто этого не видел. Кроме Лоцмана.

– Я вправду могу это сделать, – снова повторил Лоцман. – Для тебя.

Ясинь посмотрел на пустой дом, завешанный «дождиком» и ёлочными игрушками, и кивнул.

– Только подумай сперва! – крикнул Лоцман. – Она была создана, чтобы жить ради цели. По-другому не умеет. И какую выберет новую цель, не знаю даже я!

Захлопнулся люк машины, ставя точку.

Лоцман пожал плечами и зашагал прочь, так и не сказав ничего на прощание. Злата привстала от удивления, потому что ожидала заключительной речи и новых фокусов. Даже Дед недоумённо нахмурился. И это всё?! Но, с точки зрения бессмертного, разговор был закончен, и через несколько минут Лоцман скрылся в набежавшем тумане, словно бы его и не было.

Тёплый уютный сумрак окутал Гьершазу. Глубокие тени легли между холмами, звонко зажурчали ручьи, и призрачные огоньки замерцали в небе, как будто Гьершаза захотела устроить себе новогоднюю ночь. Или Лоцман попросил её – чтобы никто не видел, как он уходит. Но долго ещё до людей, сидящих у костра, доносился скрип сминаемого мусора и хлюпанье грязи, попавшей под ботинки.

Если знаешь о тайнах Кольцевой, если здороваешься с Держителями станций, если умеешь видеть Времеедов и Дремокуров и чувствуешь, какое сегодня у станции настроение, начинаешь иначе относиться к людям в метро.

Люди здесь разные: чужаки и местные, привлекательные и невзрачные, ждущие кого-то или опаздывающие на встречу. Все они спускаются вниз, под одни и те же своды, свет льётся из причудливых ламп на злых и на добрых, и двери приветливо распахиваются и перед плохими, и перед хорошими.

Сидя в вагоне лицом к платформе, Варя смотрела на людей и пыталась расшифровать жесты, улыбки, выражение глаз. Кому они шлют эсэсмэски по мобильнику? Что в пакетах с тигром и цифрой «2010»? Какие костюмы под зимней одеждой? Ждут их там, куда они едут, или этот Новый Год они будут встречать в одиночестве? А может быть, им нравится одиночество?

Впрочем, какое может быть одиночество в метро – всегда кто-то рядом. Даже если вагон опустеет (а к этому всё и шло, поскольку часовая стрелка неуклонно приближалась к двенадцати), останутся Держители. И, конечно же, Беседник.

Теперь Варя знала, что достаточно представить нужное лицо – и рядом с ней присядет любимый актёр. Или певец. Или даже выдуманный персонаж. Кто угодно, достаточно лишь захотеть!

Он будет понимающим, заботливым и терпеливым. Будет говорить то, что ей хочется услышать, и смотреть влюблёнными глазами…

Но ей хотелось просто ехать по Кольцевой, смотреть на стены тоннеля, пилоны, колонны и на людей, слушать их голоса, голос диктора, объявляющего следующую станцию, и грохот поезда, мчащегося вперёд. Встретить Новый Год под землёй, а потом сойти на нужной станции и пойти домой.

Дом оставался пустым, и это было неправильно.

– Хорошо, – сказал Ясинь, глядя на крыльцо.

Он сжал кулаки, нервно переступил с ноги на ногу, зачем-то оглянулся, хотя никого не было, кроме Гьершазы и вечно голодных тварей.

– Хорошо, – повторил он и с шумом выдохнул воздух, как будто собирался нырнуть. – Ладно. Гийола! Гийола. Гийола…

Скрипнув, распахнулась дверь.