Сидел на ветке дятел длинный.

То был не дятел, как казалось,—

Опилками набитый филин

Сверкал стекляшками-глазами.

Так мы с тобою зренье тратим

В эфире внутренних извилин,

Как тот продолговатый дятел,

Который есть — набитый филин.

Стояла Мария в кустах у берёзы,

И медленно капали тихие слёзы.

Схватила графиня корову за хвост,

А граф ухватился за гриву. Но поздно.

Уж Тузик убитый валялся в пыли,

И мимо Марию куда-то несли,

И графа давно раздавило коровой,

И только графиню случайно спасли.

Только луна навещает теперь опустевший мой дом.

Цитра моя с каждым разом звучит всё печальней.

Где ты, любимая? Я шибко сильно скучаю.

Нешто опять убежала в Ханчжоу с проезжим купцом?

Однажды принцесса влюбилась в меня,

И бросилась с дерева вниз головой,

И там она шею свернула у пня

Безлунною ночью осенней порой.

Любовь моя, ты где-то в Турции,

А я тут нюхаю настурции.

* * *

Под сакурой цветущей пивка попил.

Урчание в желудке полном

Отрадно слышать.

* * *

Домой возвращаюсь от девок.

Персики в цвету навевают

Приятные воспоминания.

* * *

Праздник Нового года.

Опять Муромато Акино

Зенки залил.

* * *

Всё ждал одну девку

Под сливой засохшей,

Да так и заснул.

* * *

Сандалии сняв,

Перехожу помаленьку ручей.

Не замочить бы подштанников!

* * *

Жирная девка,

Растянувшись, под деревом спит.

Такую б пощупать!

* * *

Холодный зимний ветер

Проникает сквозь тонкие одежды.

Задница стынет.

Когда приходит ночь и звуки замирают,

Незримо притаясь в кромешной тишине,

И только ты одна, как призрак попугая,

На ухо вновь и вновь бормочешь что-то мне.

Один как-то рыцарь отважный,

Чтоб выразить верность свою,

На лошадь вскочил подле башни

И пикой прикончил свинью.

А юная леди глядела

В тот час на него из окна,

И бросила белую розу

В подарок герою она.

Один как-то рыцарь женатый,

Чей герб был — клинок и змея,

На поиски подвигов ратных

Поехал в чужие края.

Он ехал сквозь грязь по колено,

На кручи взбирался легко,

И розы цветок неизменно

Алел на груди у него.

И вот, как-то раз отдыхая

В харчевне за кубком вина,

Узнал, что его дорогая

Ему в этот час не верна.

И рыцарь отмстить ей поклялся.

И, верный клинок обнажив,

Он к дому галопом помчался,

Забрало и лошадь забыв.

Скакал он три дня и три ночи

До замка. И в гневе большом

Красавицу тут же прикончил

Старинным столовым ножом…

С тех пор миновало немало

Всего, только из году в год

Печальный цветок розы алой

Над старой могилой цветет.

Я себе представляю мысленно

Образ девушки нежно любимой.

У нее на лице написано,

Что она не обманет мужчину.

И пониже немного написано.

Что-то светлое мелким почерком.

И пониже, совсем неразборчиво,

Тоже что-то такое написано.

У одной привлекательной девушки

Появился красавец жених.

Они в парке встречались под деревом

И бродили меж яблонь и слив.

И в аллеях тенистого парка

Ей жених признавался не раз:

«Если б не был Ваш нос, точно палка,

Я бы сразу женился на Вас».

Я полюбил одну брюнетку.

И, завернув цветы в газетку,

Я побежал к брюнетке в гости.

Да разодрал штаны об гвозди!

Ах, что мне делать?! Как мне быть?!

Как к брюнетке в гости идтить?!

Я думал, взирая на воду в тазу:

Быть может, весь мир только запах в носу.

Здесь скрытый закон диалектики форм,

Как если впотьмах налететь на забор.

Человек упал с моста.

Он на птицу стал похожим.

Только клюва и хвоста

Не хватает как-то всё же.

Я девушку встретил в саду городском.

Она выходила в тот миг из кустов.

Промчалися годы, но в сердце моем

Живет и поныне та грусть и любов!

Имеющий на теле насекомых Не знает одиночества.

Я снова

Один сижу в осенний этот день,

Подобно рисинке застрявшей в бороде.

Нету слов в Поднебесной мудрее:

«Чем держать сразу двух тощих женщин,

Лучше как бы одну пожирнее»,

В смысле — рису сожрет все же меньше.

Однажды мне девушка вдруг подмигнула,

А я растерялся как дурень набитый.

То может Любовь от меня упорхнула

В далекие страны к арапам немытым!

Зимним утром холодно весьма

Без подштанников застигнутым в дороге.

Нет помехи в этом — лишь немногим,

Согревает их Любовь сама!

Красивая птичка скакала по травке. Скакала по травке, резвилась.

И вдруг у нее отвалилась лапка И крылышко вдруг отвалилось.

И вдруг у нее отвалился хвостик И выпал язык. И — вот те на! —

Красивая птичка скакала к нам в гости,

А прискакала уродина.

Как не тяни удовольствие,

Риса пиала становится скоро пустой.

Только урчанье в желудке порой

Напоминает о прошлом.

Дум исполнен, сижу у ручья.

Жизнь прошла, словно путник в тумане.

Сколько фыней потрачено зря,

Сколько спущено даром юаней!

Красавица Мо мне назначила встречу

Под ивой, где быстрая речка течет.

Я было пошел, да подумал: далече

Тащиться, не лучше ли выпить ещё.

С какой стороны не разглядывай ветку бамбука.

Ей веткой сакуры не стать, приносящей весну.

Зато проучить ею можно раззяву-жену,

Забывшую бросить в жаркое зеленого лука.

Она была прекрасна и толста,

И я любил ее нежнее всех и дольше.

В ней было килограмм не меньше ста.

Я бредил ей,

Но видел сны о чем-то большем.

И в дождь, и в снег, и в ясную погоду,

И при луне, и днем,

И круглый год

Мне неспокойно, словно бутерброду

Попавшему в живот.

В саду осеннем с девушкой прекрасной

Я встретился. Она брела сквозь сад

Изысканная, как сардины в масле,

Которые я ел два дня назад.

Прозрачен и ленив осенний пруд.

Вон — карп блеснул и скрылся, как монета

В кармане у торговца. Сдачей медной

Поднялись пузырьки. И снова тихо

И пусто, как в желудке поутру.

Бежали греки. Выл бродяга-ветер,

Как воет пёс на полную луну

Но с ветки дуба лишь тебя одну

Я в этот час единственно заметил.

И воздух был похож на запах странный.

Следы ж и пятна не касались глаз.

Усы и брови вымазав сметаной,

Скакал по кочкам дикий папуас.

Из мелких сумм в единое слагаем,

Он, словно пряник брошенный в окно,

Лиловым попугаем лег на дно

И там затих зеленым попугаем.

И день прошел всё так же незаметно,

Как ты прошла с улыбкой на устах.

Романтик бледный спрятался в кустах,

Прикрыв три части лба ладонью медной.

По ком тоскуешь утром ранним,

Приладив трубку к голове?

В твоем широком рукаве

Сидит блоха, как пыльный странник

Под дерева ветвистой кроной

И ест укроп и макароны,

И кружат подле мухи две,

Как стрелки две во время оно.

Сквозь раскаленный песок

Рыба ползет по-пластунски.

Турки в сандалиях узких

Молча бредут на восток

Но, посыпая крупой

Темя, ты смотришь с балкона,

Левой вращая ногой,

Словно испанская дона,

Словно мгновенье, когда

Под изнуряющим солнцем

Мир разродился японцем

О четырех животах.

На девять фынь купил трепангов шайку,

Хотел с одной красоткой отобедать,

А та и не пришла. Чего вот делать?!

Всё не сожрать, а выбросить-то жалко!

Одна девица мне отказала

Весенним утром у трех вокзалов.

Над розовым морем, как гайка стальная,

Безумная птица безумным крылом

Махала безумно. За ней наблюдая,

Стоял я недвижно, как дама с веслом.

И наша любовь, словно глупая птица,

Мне виделась вновь далеко впереди.

И падали вниз, как осенние листья,

С ее головы бигуди.

Досадно пукнуть громко, но ужо

Досадней быть лишь запахом из жо…

Прошедший день обратно не зови.

И жирный гусь изжаренный в сметане

Заменою достойной вряд ли станет

Твоей любви.

Ли Бо нечаянно нагрянет

Когда его совсем не ждешь…

Ду Фу

Сегодня Гу зашла ко мне домой.

Стучалась в дверь. Я не открыл засова.

Что проку в рисинке одной?

Пошамкал челюстью, а вкуса никакого.

Как воет пёс на полную луну,

Его блоха не спит, но, как простуду,

У пса в желудке чует ветчину,

Сыр, масло, шпроты и другие блюда.

Так новая любовь приходит к нам

И полнит нас, как сыр и ветчина.

Где долгие беседы под сакурой

С тобою, дорогая, мы вели,

Там нет уж больше нас и только куры

Тягают червяков из-под земли.

Когда я шел, исполненный тобою,

И ты ждала с усмешкой на устах,

И выдох прочь летел из живота.

Я гвоздь сжимал в руке и был покоен.

Тут птица черная нависла, как гора,

Как табурет над головой тирана.

Когда б не гвоздь в руке, когда б не слишком рано,

Когда б не нёс на голове ведра,

Когда б не ухмылялась ты в усы,

Я наземь пал бы, как сарай непрочный,

Как падают семейные трусы

С измученного тела в час полночный.

Во тьме, как далекие денежки,

Заманчиво звезды блестят.

Меня обманула девушка

На три пятьдесят…

Я мог бы звезду тебе с неба достать,

Но я ж не Гагарин, едри его мать!

Час не припомню и место забыл.

Помню фонарь и аптеку напротив.

Девушку странную я полюбил.

Да и она оказалась не против.

О внезапный сучок дятел выдавил глаз,

Выбил зубы об ствол — потерял красоту.

Так и в жизни моей стало пусто без Вас,

Как у дятла беззубого стало во рту.

На ветке березы печальная галка

О чем-то прошедшем задумчиво пела,

Так гаечный ключ непослушную гайку

Терзает в объятьях стальных неумело.

И чувствовал я, как несмелые звуки

В меня проникали сквозь ноздри и уши,

Так в брюхо голодного падают булки,

Селедки, колбасы и спелые груши.

Так кошка, свалившись в кастрюлю с бульоном,

Мечтает — скорее стать птицей свободной,

Чтоб в небе парить или с ветки зеленой

О чем-то прошедшем свистеть беззаботно.

Так мы дорогая, впотьмах не заметив,

На ствол налетаем прекрасной березы,

И тихо вздыхаем о прожитом лете,

Из носа с тоской извлекая занозы.

Я все смотрел, как в небе сером утки

Летели прочь в далекие края,

И думал о тебе и встрече нашей.

Вот так однажды гречневая каша

Нашла себе приют в моем желудке,

А ныне нет ее, как рядом нет тебя.

Я подарил любимой бусы

Из красных в крапинку камней,

Чтоб было мнение у ней,

Что я мужчина с тонким вкусом.

Когда постепенно, как в дырку червяк,

Пузатое солнце ползло на покой,

Она залетала в окно, как сквозняк,

Мотая и дрыгая тонкой ногой.

И бледный меж кресел стоял Николай,

И жалась к буфету Елена, дрожа,

Когда мимо носа ее, как трамвай,

Летела со свистом нагая душа.

Лев Николаевич Толстой

Писал, что мы есть только мухи,

Или чего-то в этом духе,

Или не он, а кто другой.

Но в пору, как приходит лето,

Я на небо гляжу с тоской,

И так кого-нибудь, порой,

Прихлопнуть хочется газетой

Когда б на голове моей кусты

Прекрасных роз цвели, благоухая,

Ты б чаще приходила, дорогая,

Чтобы понюхать этой красоты.