— Ди, тебя Пейдж вызывает!

Толстый Мо просунул голову в туалет, где я с самого утра мыл полы и соскребал со стен написанные за последние несколько дней слова, фразы, предложения и похабные рисунки.

— Давай, нечего притворяться, что работаешь, — Толстый Мо хмыкнул. Я бросил в унитаз сигарету и, сполоснув руки в раковине, отправился наверх.

— И что ему на этот раз надо? — поинтересовался я, пока мы шли. Толстый Мо был старостой нашей группы, но, несмотря на это, неплохим малым. Он пожал плечами:

— Зеленка позвонила Кэрроу, а та послала меня за тобой. Больше ничего не знаю.

У лестницы нас встретила Кэрроу в своем унылом коричневом платье и с косой ухмылкой на лице.

— Морган, ты свободен.

Когда Мо удалился, она продолжила, глядя на меня с нескрываемым торжеством:

— Надеюсь, ты будешь вспоминать нашу школу как рай земной, где тебе было действительно хорошо… И ты, конечно же, опять курил.

Я промолчал.

— Марш наверх, — закончила Кэрроу. Размышляя над ее словами, я неторопливо отправился в кабинет Пейджа. Вспоминать школу? Что еще придумал наш директор, чтобы сбагрить меня отсюда? Психиатров мы уже проходили — и вряд ли существует что-то еще более отвратительное, чем эта публика. Предчувствие было нехорошее, но, зная свою вечную паранойю, я решил не слишком переживать. Пока рано.

Зеленка — или миссис Мэри Грин для своих, — указала мне на стул и заглянула в кабинет.

— Он здесь. Заходи. — Это уже мне. Стараясь не волноваться или по крайней мере ничем не выдать своего волнения, я обошел ее и переступил порог директорского кабинета. Пейдж сидел за столом с улыбкой на лице. Ни разу он не встречал меня с таким довольным видом. У окна я заметил кого-то еще, но хорошенько разглядеть его против света не представлялось возможным.

— Ну что ж, — сказал Пейдж, откидываясь на спинку кресла. — Предисловия нам не нужны, не так ли? А потому спешу сообщить, что к нашей обоюдной радости мы с тобой расстаемся. Мистер Снейп… — Пейдж сделал широкий жест в сторону темной фигуры у окна, — из коррекционной школы Мэнсона в Ньюкасле приехал специально за тобой… Кстати, я не спросил, откуда у вас о нем информация? — обернулся он к Снейпу.

— Из больницы, — кратко ответил тот. Я похолодел, а директор аж подпрыгнул в кресле.

— Ну разумеется! — воскликнул он. — Вы с ними сотрудничаете!

— Да.

— Все же не зря мы устроили тебе экспертизу, — продолжая улыбаться, сказал Пейдж. — Иди собирай свои вещи. Мисс Кэрроу проводит тебя к воротам.

— Нет, — внезапно сказал Снейп. Пейдж удивленно посмотрел на него. — Его не надо провожать. Пусть ждет у выхода. Не отвлекайте мисс Кэрроу по таким пустякам. — В его голосе мне послышалась едва заметная ирония.

Пейдж быстро взял себя в руки.

— Отлично. Ди, собирайте вещи, спускайтесь вниз и ждите нас там.

Я развернулся и вышел за дверь. Предчувствия меня не обманули.

Лето в этом году выдалось необычно холодным. В конце августа ударили заморозки, несмотря на то, что магглы в один голос твердили о глобальном потеплении. В замке было неуютно из-за пронизывающих сквозняков, но никого это, похоже, не беспокоило.

— Северус!

Снейп остановился.

— Я как раз к вам, — сказал он, обернувшись.

— Отлично, — Дамблдор поравнялся с ним, и они пошли рядом. Снейп протянул ему кейс.

— Держите. Там все, что было у директора. Базу данных он потёр, но вы же понимаете, этого недостаточно, чтобы…

— Что-что он сделал? — с любопытством перебил Снейпа Дамблдор. — Потёр?

Снейп помолчал.

— База данных, — терпеливо начал он, — информация, которая хранится в памяти компьютера… Я же вам объяснял!

— Простите старика, — Дамблдор улыбнулся. — Вся эта современная техника не для меня.

— И ее можно стереть, — уже мягче продолжал Снейп.

— Вот это понятно, — Дамблдор кивнул. — Стереть информацию из памяти. Значит, он стер из памяти эти данные.

— Да. Но остались преподаватели, которые его помнят, классные журналы, где он записан, врачи, которые его осматривали…

— Врачи?

— …Если вы хотели, чтобы информации о нем не осталось вообще, нужно было привлекать другие силы, — продолжал Снейп. — Вы почитайте, там много всякого.

— Непременно почитаю, — сказал Дамблдор и, помолчав, спросил: — Было несложно?

Снейп усмехнулся.

— Но ведь не для Хагрида, верно? — продолжил Дамблдор.

Снейп кивнул.

— Что ж, главное позади, и завтра к нему отправится Хагрид. Вы можете заниматься своими делами, готовиться к занятиям… — Дамблдор остановился и добавил: — Кстати, Северус, вас не узнать. На вас неплохо сидит маггловская одежда. Хоть и выглядите вы в ней странновато.

Снейп никак на это не отреагировал — казалось, его занимали совсем другие мысли, не касающиеся подготовки к занятиям и маггловской моды.

— Знаете, кто там преподает? — спросил он. — Некая Кэрроу.

— Неужели, — сказал Дамблдор. — Вы ее видели?

— Я предпочел не показываться ей на глаза, кем бы она ни была. Вряд ли она ведьма, но… — Снейп снова замолчал. Дамблдор терпеливо ждал, держа в руке кейс.

— Знаете, — продолжал Снейп. — Послать к нему Хагрида — не слишком удачная идея. Ди — природный легилимент, и далеко не слабый.

— Он пытался прочесть ваши мысли? — удивился Дамблдор. — Только не говорите, что ему это удалось!

— Конечно нет! — возмущенно воскликнул Снейп, но тут же понял, что директор шутит. — Однако он увидит, что Хагрид… как бы это сказать… немного простодушен. И взломает его сознание за несколько секунд. По-моему, нам не стоит рисковать.

— Северус, — сказал Дамблдор. — Я заметил, что после вашего знакомства с компьютерами у вас изменился лексикон. Конечно, это хорошо, что вы в курсе современных маггловских технологий, чего колдовскому миру, возможно, и в самом деле не хватает, но все эти метафоры… уж слишком они… — директор несколько раз помахал рукой, пытаясь найти нужные слова, — агрессивны и прямолинейны. Взломает! Это же не сейф в Гринготтс.

Снейп молчал.

— Хорошо, — сказал Дамблдор. — Займитесь мальчиком сами. Только прошу, переоденьтесь, а то вас совы в магазине засмеют.

Пока мы переходили из магазина в магазин, где он покупал какую-то мелочь и вонючие ингредиенты для своих лабораторных опытов (судя по всему, зельеваром был все-таки он, а не слизняк, на котором настаивала старуха), Снейп вытянул из меня все, что происходило у клетки со змеями и из-за чего разгорелась драка.

— Вообще-то из-за вас, — сказал я. Снейп изобразил на лице то, что, судя по всему, выражало в узком спектре доступных ему эмоций удивление.

— Неужели.

— Да. Старуха спросила, с кем я тут, и я сказал, что с вами. А мужик рядом сказал, что вы — зельвар в Хогвартсе. А старуха сказала, что там зельеваром какой-то слизняк. А мужик — что вы. Ну, вот так оно и пошло-поехало.

— Блестяще, — язвительно произнес Снейп. — Вы прирожденный рассказчик.

Мы подошли к очередному магазину. Он был не слишком шикарным, но в его витрине на пыльной подушке лежала одинокая выцветшая палочка, такая же, какая была у Снейпа, старухи из переулка и, как я теперь подозревал, у большинства представителей колдовского племени. Судя по вывеске, мастером здесь был некий Олливандер. Мы вошли. Звякнул колокольчик.

Это было похоже на книжный магазин, только вместо книг на полках лежали узкие, длинные коробки. Мы приблизились к прилавку и замерли в молчании. Ждать пришлось недолго. Из пыльной темноты задних помещений нам навстречу выплыл глазастый старик, от вида которого мне стало не по себе, и прежде всего потому, что он казался мне смутно знакомым. Кажется, он почувствовал то же самое.

— Молодой человек, — полувопросительно проговорил он, подходя ближе. — Мы с вами не встречались раньше?

— Н-не знаю, — пробормотал я, отводя глаза. — Теоретически могли, конечно…

Три года я шлялся по улицам и много кого повидал. Может, и с этим лунатиком где-нибудь пересекался.

— Что ж, я постараюсь вспомнить, — обещал Олливандер и перевел взгляд своих пугающих глаз на Снейпа. Тот оказался более стойким.

— Северус Снейп, — проговорил Олливандер. — Сосна и жилы дракона, не так ли?

— Да, — сказал Снейп. Олливандер помедлил пару секунд и добавил:

— Нечастое сочетание. За последние сто лет я сделал всего десятка три таких. Слишком сложная реакция материалов… Помню, как вы приходили сюда со своей матушкой. Что ж, — он обернулся ко мне. — Давайте-ка займемся вами. Какая у вас рабочая рука?

— Я амбидекстр! — заявил я. Олливандер поднял бледные брови и сказал:

— Хм. В таком случае, теоретически — конечно, только теоретически, — у вас может быть две палочки. Но не будем торопиться.

И мы не стали. Сперва этот бледнотик зачем-то обмерил меня с ног до головы, попутно объясняя составляющие своей продукции, потом выгрузил на прилавок несколько десятков палочек, и я принялся махать ими, причем делать это приходилось каждой рукой по очереди.

— Вот эти мне больше не давайте, — сказал я, откладывая в сторону очередную палочку. — Не знаю, что с ними, может начинка, может дерево, но они мне не подходят.

— Неужели! — воскликнул Олливандер. — И что вы ощущаете?

— Сопротивление, — сказал я.

— Ну надо же! — Олливандер был в восторге. — Значит, вам не подходит единорог. Что ж, это сужает наши поиски.

Перья феникса я тоже скоро отсеял. Их эффект был куда менее заметным, но постепенно я начал чувствовать неприятное для себя тепло, присущее палочкам с такой сердцевиной.

— Фениксов тоже не надо, — сказал я.

Остались жилы дракона. Я очень надеялся на них, но через полчаса упорного труда понял, что и здесь не судьба. Олливандер откопал в своих запасах такую же палочку, как у Снейпа — сосна и жилы дракона, — но, несмотря на все мои мысленные молитвы богам и богиням волшебных палочек, мне не подошла и она. У меня затекли ноги, болели плечи — особенно та рука, за которую меня тащил Снейп. Сам он все это время, как часовой, стоял рядом. Наконец, я сказал:

— Вы же видите, все это не то. У вас нет чего-нибудь другого? Я имею в виду — совсем другого?

Олливандер неторопливо выбрался из-за сваленных в кучу ящиков и коробок и подошел к витрине.

— Попробуйте ее, — сказал он и протянул мне ту самую одинокую палочку, лежавшую на пыльной подушке. Ну конечно, обречено подумал я, с витрины. Пролежала там, наверное, тьму времени, вон как выцвела.

— Понимаю, — сказал Олливандер, качая головой. — Она кажется невзрачной, но это дерево не выгорает на солнце. Перед вами японская горная сосна. Редкость в наших краях.

Я взял палочку в левую руку… и невольно расплылся в улыбке. От палочки по руке и телу начало растекаться тепло, но совсем не такое враждебное, какое я чувствовал, когда брал палочки с перьями феникса. Это тепло бодрило и заряжало энергией. Мне хотелось действовать. Я взмахнул палочкой, и из нее вылетели маленькие огоньки оранжевого пламени.

— Что в ней? — подал голос Снейп. Олливандер не обратил на него внимания.

— Возьмите в другую руку.

Правой рукой тоже было неплохо работать, но в левой палочка сидела как влитая.

— Это для левой, — сказал я. Олливандер кивнул, вытащил откуда-то свою собственную волшебную палочку, взмахнул ею, и все нагромождения коробок, открытые ящики и палочки, лежащие на столе, вдруг оказались на своих местах, аккуратно сложенными, запечатанными и закрытыми. Снейп тем временем не спускал с него глаз.

— Олливандер, что в ней? — повторил он свой вопрос, пока мастер устраивался за прилавком.

— С вас одиннадцать галеонов, — сказал он. Снейп ответил:

— Я не смогу ее купить, не зная, что у нее за сердцевина.

— Эту палочку делал не я, — произнес Олливандер. — Она перешла ко мне… по наследству. Единственное, что в чем я уверен, так это в дереве. Ее содержимое мне доподлинно не известно. Этот молодой человек — один из немногих, кто прикоснулся к палочке за все время моего обладания ею… хотя, конечно, это было только формальное обладание. Она ждала своего часа — и вот дождалась.

— Откуда она у вас? — не отставал Снейп.

— Ее продавал один мой знакомый, но так и не продал. Его рынок сбыта уменьшался, мой рос. Потом он уехал из Европы… не все ли равно, кто это был? А его товар я выкупил. В том числе и эту палочку. Он выделил ее особо, — Олливандер посмотрел на меня. Я стоял, улыбаясь, как идиот.

— Мальчику она подходит, — сказал мастер, как будто это было не ясно.

Снейп выложил на прилавок одиннадцать здоровенных золотых монет. Он снова выглядел очень недовольным. Олливандер спрятал деньги и обернулся ко мне:

— То, что я знаю, всего лишь легенда. И вы поймете это, когда начнете изучать магических существ. Мой знакомый рассказал довольно путаную и странную историю, но… можно ли действительно поверить, что внутри этой палочки скрывается осколок чешуи Левиафана?

Я проснулся, когда за окном уже было темно. Стащил с головы куртку, которой закрылся от солнца, когда мы отъезжали от Кингс-Кросс, и сонно огляделся.

Судя по всему, мне невероятно повезло с попутчиками. Две девочки напротив увлеченно читали какой-то журнал, мальчик, сидящий рядом со мной, спал, прислонившись к стене у двери. Снаружи то и дело слышался шум, крики и беготня.

Целый день после отбытия Снейпа мне пришлось проторчать в номере. Впрочем, я особо не переживал — у меня было чем заняться. До обеда я листал учебники. Фантастические твари оказались почти без иллюстраций, а какой толк читать описание животного, если нет цветной картинки? История магии сперва показалась мне интересной, но как только я представил, что придется учить всех этих царей, колдунов, вождей и даты их правления, то отложил книгу в сторону, решив, что не стоит торопить события.

Чары мне сразу понравились. Не знаю, правду ли сказал Снейп, что детям до семнадцати нельзя колдовать вне стен Хогвартса, или нет, но рисковать я не стал. Подумаешь — всего день, и я окажусь на территории, где смогу воплотить весь этот том в реальность, да еще и на вполне законных основаниях! Я штудировал чары почти два часа, а потом у меня разболелись глаза, и я вытащил из рюкзака карандаши.

Вместо совы или кошки или жабы, которых нам предлагали завести в качестве домашнего животного, я попросил Снейпа купить мне пачку бумаги. («Бумаги?» «Да, чтобы рисовать». «Ах, ну конечно… по медицинским показаниям…») Язва он и есть, но бумагу купил, самую простую и дешевую, какую мне и было надо.

Я нарисовал змею, которая со мной говорила, паук-птицеед у меня откровенно не получился, улица с магическими магазинчиками быстро утратила трехмерный вид из-за неправильной перспективы, и, отчаявшись из-за отсутствия вдохновения, я стал изображать бармена, уныло протирающего свои и без того грязные стаканы.

Увлекшись, я не заметил, как наступил вечер. Рисунок получился неплохим, я отложил его в сторону и вернулся к учебникам. Ну-ка, что там преподает наш зельевар?

Полистав книжку по магическим зельям, я несколько упал духом. Химия — она и у магов химия. Нельзя сказать, что я ничего не соображал в предмете, но легко он мне не давался. Впрочем, в учебнике не было мудреных формул и заданий на их выведение. А слить в одну пробирку пару-тройку ингредиентов — с этим у меня проблем никогда не возникало.

Несмотря на холодный ужин, тревожное ожидание утра и размышления о том, где найти платформу девять и три четверти, я заставил себя уснуть и проснулся с рассветом, что было очень кстати, поскольку надо было еще собрать вещи. Снейп наколдовал мне безобразный коричневый чемодан с мудреными металлическими застежками — наверняка назло. Хотя, может, у него просто не было вкуса.

Запихав книги, мантии и пакет с пробирками в чемодан, я сунул коробку с палочкой в рюкзак и подергал дверь. К моему удивлению, она отворилась. Я быстро подхватил вещи и спустился вниз.

Бар был почти пуст, если не считать бородатого старика за столом ближе к выходу, потягивающего какое-то бурлящее пойло, и лысого бармена. Проходя мимо, я шлепнул на стойку свернутый рисунок с его изображением.

— Это вам, — ухмыляясь, сказал я, и побыстрее оттуда свалил.

Пока старосты вели нас к нашим спальням, я разглядывал висевшие по стенам картины. Изображенные на них персонажи могли беседовать друг с другом и перемещаться в каком-то своем закартинном пространстве, появляясь на чужих полотнах. Впрочем, эти волшебные качества не могли скрыть однообразие живописной манеры, отсутствие фантазии и цветовую бедность работ. Мы спустились по нескольким лестничным пролетам, прошли по коридору, сделав пару поворотов, и остановились перед каменной стеной.

— Эта дверь, — сказала староста, высокая девушка с длинными распущенными волосами, — открывается только паролем. Забудете пароль — будете стоять здесь и ждать, пока кто-нибудь не войдет или не выйдет. Ясно?

— Ясно, — раздалось со всех сторон.

— Текущий пароль — «крик мандрагоры». Повторите!

— Крик мандрагоры…

Тем временем часть стены отъехала в сторону, открыв перед нами вход в гостиную. Что ж, подумал я, такой аскетизм — это по мне. Стены здесь были каменными, без картин и украшений, окна отсутствовали, в углу стоял огромный камин с резными деталями, а в центре — длинный стол, похожий на столы в большом зале, и множество стульев. У стен я заметил несколько диванов. Наши сумки были сложены подле небольшой лестницы, ведущей в коридор.

— Разбирайте свои вещи, — сказала девушка. — Девочки идут со мной, мальчики — по коридору до конца, две последние комнаты справа.

Я решил немного подождать, пока толпа вокруг схлынет, чтобы забрать свой страшный чемодан, но отсидеться мне не удалось.

— Это еще что? — раздался громкий голос. — Ди! Эй, кто тут Ди?

— Чего надо? — спросил я, ища глазами, кто же это мной интересуется. Оказалось, тот самый альбинос, что сидел рядом с Кровавым Бароном.

— Твой чемодан? — спросил он.

— А что, есть варианты?

— Ну так забери свое страшилище — я до своей сумки не могу добраться!

— Дел-то… — я прошел мимо мальчишки, потеснил стоящего рядом толстяка и зацепил свой чемодан за ручку. Толстяк набычился.

— Смотри не лопни, — сказал я ему, набрасывая на плечо рюкзак. — С дороги отойди?

Толстяк слегка подался назад. Я, в любую секунду готовый дать ему в ухо, прошел мимо, но тот к моему разочарованию ничего не сделал.

— Надо же, — тем временем сказал альбинос, — в Слизерин начали принимать желтомазых!..

— Разбавить белую шваль, — я повернулся к нему, однако нас прервали.

— А ну прекратить! — на лестнице стояла разгневанная староста. — За такие разговоры я сама на вас взыскание наложу, не дожидаясь Снейпа!

Снейпа?

Староста тем временем ткнула в меня пальцем:

— Фамилия?

— Ди, — сказал я.

— Идешь в последнюю комнату. А ты Малфой? — спросила она альбиноса. Тот кивнул.

— Идешь в предпоследнюю. — Девушка махнула мне рукой. — Ну, чего ждешь?

Я потащил свой тяжеленный чемодан по лестнице. Тот ужасно стучал по ступенькам, а потом заскрежетал за мной по коридору. Последняя дверь, да где же она! Коридор заворачивал влево, и вот, наконец, эта треклятая дверь…

В просторной комнате стояло четыре кровати. На кровати рядом с дверью лежал темноволосый мальчишка, который был моим соседом за столом. Кто-то, повернувшись ко мне спиной, складывал вещи в тумбочку у кровати слева. Я прошел в дальний угол, к стене, и бросил свой рюкзак на темно-зеленое покрывало. Всю стену напротив двери занимали полки. На них можно было поставить книги или сложить вещи. Рядом с кроватью располагалась небольшая тумбочка. Что ж, на первый взгляд неплохо.

Я сел на кровать и осмотрелся.

В этот момент в комнату вошел наш четвертый сосед и закрыл за собой дверь. Он тащил за собой две сумки на длинных лямках.

— А, китаец, — сказал он, увидев меня. — Ну привет.

— Привет, — ответил я, следя за тем, как он располагается на кровати напротив.

— Вижу, ты уже успел поцапаться с Малфоем? — спросил он, бросив сумки на покрывало и начав их распаковывать.

— Как раз не успел, — сказал я. Мой собеседник засмеялся.

Тем временем мальчик, копавшийся в тумбочке, выпрямился. Это оказался Флетчер, и выглядел он еще хуже, чем в столовой.

— Эй, — сказал я. — Ты вроде Ник Флетчер, мы с тобой в поезде ехали.

— Да, я помню, — пробормотал он, не глядя в мою сторону.

— Ты чего такой… — я решил проявить деликатность, — подавленный?

— Подавленный? — Флетчер обернулся ко мне. — Я… — глаза его заблестели, — я … сюда!..

— А, дурная репутация Слизерина! — понимающе кивнул мой сосед слева, не отрываясь от своих сумок.

— Моя сестра учится в Равенкло! — воскликнул в отчаянии Флетчер. — Мои родители закончили Равенкло! У нас дома даже орел есть! Не понимаю, как я вообще тут оказался? Тиша меня убьет!

— Ну и не ходил бы, — сказал я. — Мало ли что там шляпа наболтает. — Я решил не говорить, что в Равенкло она собиралась направить меня.

— Как так «мало ли»? — воззрился на меня Флетчер. — Она распределяет нас по домам!

— Хочешь сказать, ты послушался какую-то шляпу? — удивился я.

— Шляпа распределяет, — повторил Флетчер.

Кажется, мы не понимали друг друга.

— Не переживай, — сказал мальчик, разбиравший сумки. — И здесь люди живут. Мы не кусаемся.

Он выпрямился.

— Так, давайте-ка покончим с формальностями. Меня зовут Теодор Нотт. Кто будет звать Тед или Тедди, получит в лоб. Ты, значит, Ник Флетчер… Ты… — он взглянул на меня.

— Ди, — сказал я. — Обойдемся без имён.

— А ты? — спросил он лежавшего на кровати у двери.

— Трент Пирс, — ответил мальчик, слегка повернув голову.

— Ну так что с твоими родителями? — спросил меня Нотт, расставляя на полке рядом с изголовьем учебники.

— Дались тебе мои родители.

— Здесь это важно, — ответил Нотт, повернувшись ко мне. — Ты из маггловской семьи, верно?

— Я вообще не из семьи, если тебе так хочется знать, — сказал я.

— О, — Нотт, кажется, удивился. — Значит, сирота?

— Вроде того. И поэтому я не имею представления, волшебники они или нет.

— Ну, если б были волшебники, тебя бы не оставили, — уверенно сказал Нотт. С этим я был вынужден согласиться.

— Значит, ты вырос среди магглов? — с некоторым любопытством спросил Ник Флетчер.

— Среди кого? — поинтересовался я.

— Да ты ничего не знаешь! — радостно воскликнул Нотт и начал быстрее раскладывать по полкам свои вещи. Я подумал, что мне тоже не мешало бы этим заняться, и лениво слез с кровати.

— Магглы — это люди, не обладающие магическими способностями, — объяснил Флетчер.

— А, — я начал сражаться с застежками чемодана. Чертов Снейп.

— И как ты воспринял, что ты волшебник? — спросил Флетчер.

— Я всегда это знал, — ответил я, что было почти правдой. — Слушай, — я взглянул на Нотта. — А ты что, знаком с этим альбиносом?

Нотт расхохотался.

— Альбиносом!.. Это Драко Малфой. Наши семьи типа дружат. Не обращай на него внимания, он придурок.

— Это я заметил. — Чемодан, наконец, сдался, и я начал расставлять книги.

Мы проболтали еще час, прежде чем улеглись. Трент Пирс был не особо разговорчив, а Флетчер продолжал переживать из-за своего распределения даже после того, как все легли спать.

— Гарри Поттер попал в Гриффиндор, — проговорил он полусонно.

— Ну а куда еще он мог попасть, — недоумевающим тоном пробормотал Нотт. — Его предки там учились.

— А мои предки учились в Равенкло!

— Ди, наверное, даже не знает, кто такой Поттер.

— И тот, чье имя нельзя называть…

— Чье это имя нельзя называть? — тут же спросил я. Нотт захихикал, а Пирс, до сих пор молчавший, вдруг проговорил:

— Вы заткнетесь когда-нибудь? Нам уже вставать скоро!

— Ладно, ладно, — все еще хихикая, ответил из-под одеяла Нотт. Я поудобнее устроился в мягкой постели и сам не заметил, как заснул.

Подлинным сокровищем, которое я обнаружил в замке, была библиотека. Куда там книжному магазину в Косом переулке! Я был настолько потрясен открывшимся мне богатством, что забыл, ради чего сюда пришел. Книг было так много, что я не знал, куда податься и с чего начать. Потом мне в голову пришло нечто более простое. Я подошел к библиотекарше мадам Пинс и спросил:

— А где у вас каталог?

— Каталог? — та немного удивленно посмотрела на меня. — На каком курсе ты учишься?

— На первом, — настороженно произнес я. Неужели первокурсникам запрещают пользоваться каталогом?

— Видишь? — Мадам Пинс указала на узкий темно-коричневый шкаф, возвышающийся до самого потолка и состоящий из множества выдвижных ящичков с круглыми ручками. — Это каталог. — Она взглянула на меня с сомнением. — Но обычно от вас не требуют ничего такого… Здесь есть полки с литературой для первого курса, — библиотекарь показала на один из шкафов. — Там стоит все, что вам надо.

— Спасибо, — сказал я и отправился к каталогу.

Каталог был алфавитным. Первый же ящик, который я выдвинул, представлял авторов на букву «Ю». Так мне было ничего не найти. Я для виду покопался в карточках и медленно задвинул ящик на место, подумав, что мне нужен тематический каталог.

Едва я закончил свою мысль, как внутри шкафа раздалось громкое шуршание, словно там передвигалась стая летучих мышей. Когда шуршание стихло, я с опаской приоткрыл ящик. Карточки стояли на месте, но таблички с буквой «Ю» перед ними уже не было. Вместо этого ящик предлагал мне ознакомиться с литературой на тему «История прорицаний».

Я едва не подпрыгнул от радости. Так вот, значит, как оно работает! Я скорее задвинул ящик и, не отрывая от него руки, подумал: «Магия Тибета». Раздалось знакомое шуршание. Когда картотека успокоилась, я с замиранием сердца заглянул в каталог.

Прямо скажем, не густо.

Книг по тибетской магии в этой огромной библиотеке насчитывалось всего порядка тридцати. Я лихорадочно начал просматривать названия. «Травы и зелья Тибета», «Великие учителя тибетских магических школ», «Путеводитель по монастырям Непала»… Вот она, «Визуальная магия традиции бон»! Я выхватил карточку из каталога и помчался к мадам Пинс.

— А можно мне вот эту книжку? — проговорил я, протягивая ей карточку. Библиотекарша глянула на нее, и на лице ее отразилась смесь недоверия и изумления.

— Она стоит в закрытой секции, — сказала она. — Видишь в углу написано — ЗС? Для того, чтобы получить оттуда книги, тебе необходимо письменное разрешение преподавателя. Иди поставь карточку на место…

Я побрел обратно. Какая еще закрытая секция? В лес нельзя, к библиотеке не подступишься, половина комнат в замке закрыта… Я поставил карточку и вновь перебрал всю тибетскую картотеку. Почти две трети имели в углу пометку ЗС. Я обратил внимание, что все они, судя по названиям, были практического характера.

— Закрытая секция? Там стоят книги по темным искусствам, — объяснил мне вечером Нотт. Мы валялись на кроватях, занимаясь кто чем. Пирс с выражением отвращения на лице читал учебник по истории магии, Флетчер листал какой-то спортивный журнал с мельтешащими игроками, я рисовал, а Нотт бездельничал, одновременно служа мне моделью.

— И что?

— А то, что в нашем мире все страх как боятся темных искусств, и ученики не могут читать подобные книги. Ну, может, только старшеклассники. — Нотт повернулся ко мне лицом: — И что же ты присмотрел себе в Закрытой секции?

— Не верти башкой! — сказал я. — Так, кое что. Уже неважно.

Лежащий на кровати Нотт вышел у меня не слишком хорошо. Я бросил рисунок на кровать и взял новый лист бумаги. Последнее время я рисовал больше, чем когда либо в жизни.

На уроках по истории магии заняться было нечем. Я садился за последнюю парту вместе с Пирсом, сразу за Флетчером и Ноттом, и рисовал. Преподавателем истории было само ее воплощение — бестелесный призрак профессора Биннса. Его лекции практически совпадали с содержанием учебника, а потому я забил на них, решив, что выучу все, что надо, к экзаменам. Вместо этого я рисовал своих одноклассников, профессора Биннса, Кровавого Барона в разных позах (в том числе и откусывающего голову Малфою — позже этот рисунок у меня кто-то стащил), интерьер класса, фестралов, запряженных в кареты, Квиррелла в чалме, из которой разлетаются летучие мыши, Снейпа в окружении оживших тварей, что стояли заспиртованными в его классе, и Дамблдора за столом в Большом зале, без улыбки глядящего прямо на зрителя из-за поблескивающих очков.

— Я бы на твоем месте не стал его рисовать, — прошептал мне Пирс, когда я набрасывал директорские руки. Историк бубнил себе под нос о каких-то Эриках Рыжих и походах к Зеленой Земле.

— Почему?

— Так… — Пирс пожал плечами. — Он странный тип. Может, если ты его рисуешь… ну… этот рисунок становится для него окном.

— Окном?

— Как портреты в замке. Они же переходят друг к другу и все видят, что тут происходит.

— Но это не магический рисунок, — возразил я. — Он не двигается и ни с какими другими не связан.

— Это же Дамблдор, — Пирс глянул на профессора Биннса, который ни на что не обращал внимания, и продолжал:

— Отец говорит — он сейчас самый сильный колдун Британии. Его даже Сам-Знаешь-Кто боялся.

Да, это я тоже знал — эвфемизм «Сам-Знаешь-Кто» заменял магам имя Темного Лорда Волдеморта, о котором я составил довольно нелестное впечатление, пролистав пару книг по истории магической Британии ХХ века.

— Пирс, какого черта! — прошептал я. — Это всего лишь имя! К тому же, он вроде как умер…

— Он не умер! — к нам повернулся Нотт, игравший с Флетчером в морской бой. — Отец говорит, что он еще вернется.

Про Пожирателей Смерти я тоже знал, и про то, что Ноттов отец был одним из них. Равно как и папаша Малфоя, и родители многих слизеринцев.

— Не забывай, что его сделал малыш Поттер, который тогда и говорить-то не умел, — напомнил я. Нотт сказал:

— Никто не знает, что там произошло на самом деле.

Это было правдой. Я и сам не верил, что ребенок был способен отправить могучего колдуна в такой долгий нокаут. Скорее всего, Волдеморт где-то ошибся, но тогда это меня не слишком интересовало.

Большую часть времени после уроков я сидел в библиотеке, возвращаясь в подземелье только на ночь. Работать в слизеринской гостиной было физически невозможно — слишком шумно, слишком людно, слишком много отвлекающих моментов. В библиотеке никто не шумел, и к тому же, здесь я мог читать книги, которые не давали выносить с собой, и делать записи нужных заклинаний. Когда мне надоедало работать, я рисовал. Я рисовал тех, кто приходит сюда заниматься — сделал даже несколько набросков Малфоя, который по какому-то недоразумению забрел в читальный зал, — рисовал привидений, иногда проплывавших между стеллажами (некоторые, заметив, что я их рисую, замирали, давая мне возможность получше разглядеть и запечатлеть их позу), рисовал мадам Пинс, строго поглядывавшую на сидевших учеников или работающую со старыми книгами, нуждавшимися в ремонте. Не всем нравились мои занятия — некоторые косились на меня с подозрением, — но никто ничего не говорил, тем более я делал наброски быстро, так что большинство даже не знало, что их рисуют.

В Хэллоуин я прогулял историю магии и вместо нее отправился в библиотеку писать очередные работы для Флитвика и Снейпа — «Регулирование интенсивности заклинаний: различные точки зрения на проблему в XVIII–XX веках» и «Виды мухоморов и их применение в зельеварении». По теме, которую мне задал Снейп, я нашел три академических монографии и несколько диссертаций. Это была огромная тема, учитывая количество разновидностей мухоморов и ареал их распространения на планете. Мне предстояло уместить все это на шести свитках и сдать через две недели. Помимо этого, я собирался полистать этику трансфигурации для шестого курса, потому что предложенные Макгонагалл трактаты оказались слишком расплывчатыми и только обозначали проблемы, но не решали их. Дарвин писал чуть более внятно, однако больше внимания уделял технике превращений и подходящим материалам. Дописав работу для Флитвика, с которым мы довольно активно проходили учебник, добравшись уже почти до середины, я приступил к мухоморам, но через полчаса махнул на них рукой, сунул книжки в рюкзак и отправился вниз, намереваясь немного побездельничать и заштриховать пару эскизов, сделанных днем ранее.

Хогвартс будто вымер. Представляя, какая пирушка идет сейчас в Большом зале, я устремился по коридору, надеясь, что гостиная Слизерина пуста, и можно будет спокойно посидеть у огня. Откуда-то раздавался непонятный шум. Завернув за угол, я едва не врезался в Макгонагалл и Снейпа, спешивших мне навстречу. Где-то позади мелькал Квирелл в своей вонючей чалме.

— Почему вы не внизу! — раздраженно проговорила Макгонагалл, проходя мимо и едва взглянув на меня. — Немедленно спускайтесь следом за всеми!

Видимо, на лице у меня возникло вполне отчетливое недоумение, поскольку Снейп вдруг остановился и спросил:

— Где вы были?

— В библиотеке, — я пожал плечами, предполагая, что сейчас мне влетит за прогул Биннса. Макгонагалл замерла как вкопаная. Я посмотрел на Снейпа и тут впервые в жизни почувствовал, как это, когда в твой мозг вторгается чужое сознание. Снейп поймал мой взгляд и секундой позже оказался внутри моей головы, вытягивая воспоминания, словно пылесос. Через мгновение я увидел себя в библиотеке в окружении книг и свитков: вот я читаю, пишу, собираюсь, иду по коридору… Еще миг, и Снейп покинул мою голову, утратив ко мне всякий интерес. Макгонагалл, кажется, ничего не заметила — дело заняло доли секунды. Они быстро свернули в другой коридор. Поотставший от них Квиррелл рассеянно посмотрел на меня и пустился их догонять.

Я стоял, потрясенный. Так вот, значит, что чувствовали люди, когда я забирался в их головы… хотя, возможно, магглы не способны понять, что внезапные воспоминания означают чужое вторжение. Но Снейп — зачем он это сделал? Словно во сне, я направился к лестнице в подземелье. На всем пути мне больше никто не встретился.

Гостиная Слизерина была полна народу. Видимо, вечеринка переместилась сюда, потому что столы были накрыты, старшеклассники занимали лучшие места, а первые два курса теснились у лестницы и по углам. Не собираясь здесь задерживаться, я направился в спальню, но тут меня заметил Нотт.

— Ди! — заорал он, протискиваясь сквозь толпу. В руке у него я заметил тарелку с пирогом.

— Где ты был! — Нотт схватил меня за мантию. — Куда ты пропал с истории?

— Прогулял, — нехотя ответил я.

— А почему не пришел на праздник?

— Писал работу для Флитвика.

— Псих! Работу в Хэллоуин! Ты такое пропустил! Представляешь — тролль сбежал!

— Тролль?!

— Ну да, тролль! — Нотт был в восторге. — Сидим мы, значит, в зале, все круто, тут вбегает Квиррелл — и прямо к Дамблдору! И говорит — тролль сбежал! А потом грохается в обморок! Всех тут же послали по своим гостиным.

— Здесь есть тролли? — я удивленно покачал головой.

— Здесь еще и не то есть, — сказал возникший рядом Флетчер. — Мне сестра рассказывала.

— А что еще? — спросил я.

— Ну… — Флетчер замялся. — Разное… Может, врала, конечно.

Сестра Тиша смотрела на него теперь, после распределения в Слизерин, как на неизлечимо больного, по выражению Ника — со смесью сострадания и недоумения. «Оказывается, один наш родственник тоже учился в Слизерине, но даже не закончил Хогвартс. Наверное, я в него», как-то раз с грустью заметил он.

— Вы видели этого тролля? — спросил я.

— Конечно нет, — Нотт пожал плечами. — Откуда бы?

— Ладно, я пойду, — я начал подниматься по лестнице в коридор.

— А пироги? — удивился Флетчер.

— Ну их, — пробормотал я и поплелся в спальню.

В спальне уже был Трент Пирс. Он по своему обыкновению валялся на кровати и лениво листал гербологию. При виде меня он отложил учебник и спросил:

— Ты его видел?

— Кого «его»?

— Тролля, конечно.

— Нет, — сказал я, запихивая рюкзак на полку. — Где я его увижу? В библиотеке что ли?

— Мало ли. Хотя, конечно, если это такая хэллоуинская шутка…

— Это не шутка. Я видел Макгонагалл, Снейпа и Квиррелла. Они наверняка искали тролля, — я сел на кровать.

— Может, его этот придурочный полтергейст выпустил? — предположил Пирс и вернулся к учебнику.

Меня как водой окатило. Выпустил? Значит, Снейп не поверил, что я сидел в библиотеке, решил убедиться, что я говорю правду, и поэтому залез мне в голову? Я не знал, возмущаться мне или смеяться. Реши я выпустить тролля, то не расхаживал бы по коридорам, где меня могли заметить преподаватели. Но сама мысль о том, что я мог сделать людям в праздник такую подлянку, казалась дикой. На кой черт мне бы это сдалось? Я не какой-нибудь мелкий пакостник.

Я взял деревянный планшет, положил на него чистый лист бумаги и нарисовал здоровенного тролля с дубиной наперевес. Он зажимал себе нос, потому что профессор Квиррелл, едва достававший ему до пояса, размахивал перед ним здоровенной луковицей чеснока.

— Нога-то как, зажила? — озабоченно спросил Хагрид, впуская меня внутрь своей берлоги. Навстречу бросился Клык. Я только махнул рукой — подумаешь, нога!

— Смотри, кого я тебе принес!

Хагрид сунул руку под стол и достал большую коробку, из которой раздавалось шипение и скрежет. Я оживился.

— Ух ты, кто там?

Хагрид торжественно снял крышку, и я раскрыл рот от изумления. В коробке сидел здоровенный паучище величиной с мою ладонь, весь серый, с черными симметричными разводами на спинке, мохнатыми ногами и восемью блестящими глазами на большой голове. Он раздраженно шипел и скреб ногами по дну и высоким стенам коробки, пытаясь выбраться.

— Ну? — довольно спросил Хагрид. Я прошептал:

— Потрясающе! Неужели в лесу водятся такие огромные?

Хагрид пробормотал что-то вроде «Это ж еще малыш» и занялся приготовлением напитка, который называл чаем. До самого обеда я рисовал паука и даже погладил его спинку, хотя подержать в руках Хагрид его не дал.

— Нельзя, — сказал он. — Его не особо приручишь, он и укусить может. Пауков лучше не приучать к людям… — Он закрыл коробку и поставил под стол. — В следующую субботу еще кой-кого покажу.

— Я не могу в следующую субботу, — расстроился я. — Меня Снейп заставил зелье переделывать.

— То, что ты на себя пролил?

— Я вижу, новости тут быстро распространяются…

— Ну еще бы, про тебя все говорят — ты ж лучший ученик!

Я испытал настоящий шок.

— Я лучший ученик?! Ты издеваешься?

— Все тебя хвалят, — убедительно произнес Хагрид, глядя на меня своими черными глазами и улыбаясь в бороду.

— Да брось, — я засмеялся. — Ты просто шутишь! Меня только Флитвик может хвалить!

— Еще профессор Макгонагалл, а это тебе не что-нибудь…

— Макгонагалл? Она мне никогда «превосходно» не ставила, ни за одну работу!

— Ну, наверное она думает, что ты можешь и получше написать.

Я не нашелся, что ответить.

— Я не такой, — сказал я, прощаясь с Хагридом и словно желая оправдаться. — Это вот Грейнджер из Гриффиндора, она лучшая. К тому же, в астрономии я полный ноль, все эти цифры, координаты… что одна планета, что другая…

— Ладно-ладно, — Харгид похлопал меня по плечу, и я чуть не свалился с крыльца. — Сам небось знаешь, какой ты.

Я побрел в замок, размышляя над его словами. Чары и трансфигурация были моими любимыми предметами. С такой магией я чувствовал себя свободно, и палочка Левиафана поддерживала мои усилия. Мне было интересно писать работы, хотя Флитвик, оценивавший их высоко, постоянно усложнял задания, а Макгонагалл, строгая, как обычно, не ставила мне за них «превосходно» и вообще довольно скептически относилась к моему желанию идти вперед быстрее, не дожидаясь одноклассников. У Снейпа я старался только из принципа, чтобы тот не решил, что я не способен успевать по его предмету. Остальные дисциплины меня не слишком интересовали. Защита от темных искусств могла бы быть ничего, если б ее вел кто-нибудь другой, а не Квиррелл. Иногда я ходил в оранжерею зарисовать некоторые особенно причудливые растения. Но это эстетическое удовольствие не слишком сказывалось на моем интересе к гербологии. И уж ни в коей мере я не старался завоевать себе место первого ученика. Слышать о себе подобные слова было крайне странно.

В каникулы мои соседи по комнате разъехались по домам. Родители Пирса увозили его в Скандинавию, Нотт и Флетчер оставались дома. Я наслаждался одиночеством, но большую часть времени сидел в библиотеке. Вскоре я понял, что для практических занятий Флитвика и Макгонагалл мне нужно отдельное место. Библиотека предназначалась для интеллектуальной работы, а практика требовала совсем иной обстановки. Идти в классы мне не хотелось — во-первых, в Хогвартсе на каникулы оставалось довольно много народу, особенно семикурсников, готовившихся к экзаменам, и они часто сидели в классах на каких-то дополнительных занятиях. Во-вторых, мне не хотелось, чтобы меня видели преподаватели. Я болтался по коридорам в поисках подходящего места, заглядывая во все открытые и не запертые двери.

За одной такой дверью оказалось нечто вроде кладовки. Старые парты, корзинка для мусора, школьные доски, притиснутые к стенам… то что надо, решил я и зашел, закрыв за собой дверь. Прямо передо мной, в углу напротив, возвышалось огромное зеркало в золотой раме. Оно настолько не гармонировало с царящим вокруг бардаком, что казалось из какого-то другого мира. Поскольку любоваться на свое отражение не входило в мои планы, я положил на ближайшей парте учебник Флитвика и приступил к занятиям.

Если чары давались мне легко, и чем дальше я занимался, тем быстрее их осваивал, задания Макгонагалл оказались настоящим адом. Мало того, что я должен был сперва найти их описание в учебнике или справочнике — такое, чтобы все было понятно, — так еще и записывать свои ощущения, ошибки и полный анализ процесса. Долгими вечерами я сидел в кладовке, часто забывая явиться на ужин и перебиваясь остатками еды, которые лежали на столе в нашей гостиной.

Однажды я так заработался над трансфигурацией морковки в пластиковый пакет (морковку я добыл на кухне, попутно сделав набросок пары эльфов-кондитеров за работой), что совершенно забыл о времени. Когда я, наконец, закончил описание своих многочисленных проблем с превращением органики в неразложимую неорганику, то понял, что за окном глубокий вечер. Я забрался на парту в дальнем конце кладовки и выглянул в окно. Полная луна освещала лес и озеро, расстилавшееся далеко внизу. Надо будет как-нибудь заняться пейзажами, а то я слишком увлекся портретами и натюрмортами… Спрыгнув вниз, я заметил, как под соседней партой что-то блеснуло. Присев, я разглядел старую монету. Что ж, вот и деньги завелись, подумал я и поднялся, вертя монетку в руках. И тут оказалось, что в комнате я был уже не один — у двери стоял Поттер из Гриффиндора. При виде меня на его лице возникло изумление, смешанное со страхом. Мы оба молчали.

— Ты что тут делаешь? — наконец, проговорил он.

— Вот, деньги нашел, — я показал ему монету.

Поттер взглянул на разложенные на парте учебники и листы пергамента.

— Это для Макгонагалл, — я подошел к столу и начал собирать вещи в рюкзак. — Загрузила меня на каникулы по хуже некуда, так что приходится, сам понимаешь…

Поттер усмехнулся.

— Ты вроде не против грузиться. По-моему, ты даже рад, когда Снейп тебе очередную работу задает.

— Ну, вообще-то да, — признался я. — Не скажу, что зелья мой любимый предмет, но в нем гораздо больше искусства, чем, например, в трансфигурации. А ты чего тут делаешь?

Поттер промолчал и бросил взгляд на зеркало в углу.

— Пришел навести марафет? — хмыкнул я, сворачивая пергамент.

— Ты в него смотрел? — спросил он меня дрогнувшим голосом.

— Не-а.

— Это волшебное зеркало, — сказал Поттер, подойдя к нему ближе.

— Волшебное? — я насторожился. — В каком смысле?

— Ну, оно показывает… разные вещи.

— И что же, например?

Поттер с сомнением взглянул на меня. Ох уж этот Гриффиндор… Я застегнул рюкзак и посмотрел ему в глаза.

— Слушай, сейчас ночь, мы с тобой оба нарушаем правила, и к тому же я тебе рассказал, чем я тут занимался, так что давай, колись, что там с этим зеркалом не так.

— С ним все так. — Поттер встал напротив темного стекла и посмотрел в него. — Оно показывает… мою семью.

— Ого, — сказал я. — Тогда я в него точно смотреть не буду — не хочу знать, кто моя семья.

— А ты не знаешь? — с некоторым удивлением спросил Поттер, не поворачивая головы.

— Понятия не имею. Я в интернатах рос… ну и вообще, так, везде… — решил я закруглить разговор.

— Тогда почему не хочешь?

— Сложно объяснить, — я пожал плечами. — Потому что сейчас я чувствую себя свободным, а если узнаю, кто они, эта свобода исчезнет.

— Как это? — Поттер оторвался от зеркала и с недоумением взглянул на меня. Я сказал:

— Карма рода.

— Что?

— Я читал в одной книжке про карму, это как судьба, только ты сам ее делаешь, своими поступками. И если я узнаю про своих родителей, кто они были, чем занимались, и все такое, то приму на себя… типа карму, но только не свою, а их. Это как с кровью — если ты чистокровка, то должен жениться только на чистокровке. А если ты не знаешь, что ты чистокровка, то чувствуешь себя свободным и можешь жениться на ком угодно. Так что лучше не знать.

Поттер несколько секунд молчал, а потом сказал:

— Ну и бред. — И добавил спустя мгновение:

— А Рон увидел, что он капитан команды по квиддичу. Так что это зеркало не только семьи показывает.

— Который Рон? Такой рыжий?

Поттер кивнул. Я надел на плечи рюкзак:

— Знаешь, я бы на твоем месте не слишком-то в него смотрелся. Мало ли, что это за магия. Может, это зеркало-вампир.

— Зеркало-вампир?

— Ну да. Оно приманивает своих жертв соблазнительными образами и вытягивает из них энергию. Поэтому его сюда и запихнули, чтобы оно ни на кого не охотилось.

— Ерунда, — ответил Поттер и отвернулся.

— Ну пока, — сказал я и направился к двери.

— Осторожней, там Филч.

— К черту Филча.

Больше я в эту комнату не возвращался — если о ней знал кто-то еще, значит, она уже не полностью «моя». И совсем лишним было магическое зеркало под боком.

Как-то раз в субботу утром я постучался в его берлогу, но Хагрид не торопился открывать.

— Это кто там? — спросил он из-за двери.

— Хагрид! — возмущенно крикнул я. — Что за вопрос?

Хагрид приоткрыл дверь, огляделся по сторонам и сказал:

— Ладно, проходи.

Я вошел в дом и остолбенел. Перед очагом с пылающим в нем огнем сидел, раскинув крылья, настоящий дракон. Он был маленьким, но уже зубастым и бросал вокруг себя хищные взгляды. Клык жался к ногам Хагрида, а у него самого на лице расплывалась широченная улыбка.

— Хагрид! — потрясенно выдохнул я. — Откуда у тебя дракон?

— Вылупился. Только никому не говори, — сказал Хагрид, усаживая меня за стол. — Это вроде как незаконно.

— Я его нарисую, — я быстро вытащил уголь и лист бумаги, переставил стул так, чтобы дракон был хорошо виден, и принялся делать набросок. Дракон не собирался мне позировать — он задирал голову, шипел, скалился на Клыка и прыгал по всему помещению.

— Норвежский шипохвост, — мечтательно рассказывал тем временем Хагрид. — Назвал его Норбертом. Как тебе, а?

— Отлично, — ответил я, пытаясь зарисовать кожистое крыло, пока Норберт замер у ноги Хагрида, размышляя, сейчас его укусить или немного подождать. — У тебя тут очень жарко.

— Так они ж тепло любят.

— А зачем вот эти бутылки валяются?

— Это из-под бренди, он его пьет.

— Пьет бренди? — я рассмеялся.

— С куриной кровью.

— Ого, — я покачал головой и взял новый лист. — Весело живете.

— Вот и я о том же! — Хагрид, кажется, принял мои слова всерьез.

— Только что ты будешь делать с ним через месяц, когда он в твою берлогу перестанет помещаться? — спросил я. Это погрузило Хагрида в недолгие размышления.

— Придумаю что-нибудь, — наконец, ответил он, махнув рукой. — Только не хватало, чтобы и ты меня уговаривал от него избавиться.

— Я не уговариваю, — сказал я. — Пускай себе живет.

Но через пару недель Хагрид не разрешил мне войти в дом.

— Вырос, — кратко объяснил он, встретив меня на крыльце.

— Можно хоть одним глазком? — спросил я. — Я на себя заклинание наложу, он мне ничего не сделает.

— Ишь какой умный, — Хагрид окинул меня взглядом с ног до головы. — Нельзя, Линг. Я за тебя отвечаю. К тому же… — он вдруг шмыгнул носом, — его… он… в общем, мы с ним должны расстаться.

— Расстаться? Ты его выпускаешь?

— Вроде того, — Хагрид тяжело вздохнул. — Возвращайся-ка ты лучше в замок. Зайди на неделе, я тебе все расскажу.

Но на неделе у меня не было времени не то что зайти к Хагриду, но даже толком порисовать. Я придумал несколько композиций с участием Норберта, однако воплощение их в жизнь откладывалось на неопределенный срок. Со Слизерина за что-то сняли двадцать баллов, а с Гриффиндора — все сто пятьдесят. Флетчер радовался, что у нас появился шанс завоевать кубок, а Нотту было интересно, что же такое произошло. В конце концов ему удалось разузнать, что «этот кретин Малфой купился на байки гриффиндорцев о каком-то драконе и поперся в башню их ловить». Я мысленно порадовался, что никто не видел моих эскизов Норберта, иначе Нотт наверняка бы понял, что это были не просто байки, а делиться секретами Хагрида мне ни с кем не хотелось.

— … ничего страшного.

— И это ты называешь ничего страшного? Он был желтым, как лимон!

— Тише, Поппи, не надо так возмущаться. От дредуса еще никто не умирал.

Я прислушался, но голоса звучали глухо, будто в длинном туннеле. Я приоткрыл глаза и понял, что лежу на больничной койке. Это привело меня в некоторое замешательство — я совершенно не помнил, как тут оказался.

— Смотри-ка, он проснулся!

Я с некоторым трудом сел на кровати и осмотрелся. У кабинета мадам Помфри стояла профессор Спраут, с ней рядом была сама целительница. Увидев, что я сижу, они поспешили ко мне.

— Немедленно ложись! — воскликнула мадам Помфри и даже замахала на меня рукой.

— Не хочу, — пробормотал я, покачав головой. У меня было ощущение, что в меня влили литр снотворного. В голове царила неприятная пустота, мысли текли с трудом. Профессор Спраут, напротив, выглядела очень довольной.

— Профессор Спраут… — раздраженно начала целительница, но Спраут ее остановила:

— Поппи, прошу тебя! С ним все в порядке. Правда, Линг? Ты хорошо себя чувствуешь?

— Наверное… — пробормотал я. Спраут уселась на соседнюю кровать и внимательно взглянула на меня.

— Голова болит?

— Нет. Я что, спал?

— Вроде того. Ты помнишь, что произошло?

— Ничего не помню… — мысли никак не хотели мне подчиняться.

— Попытайся…

— ПОМОНА! — возмущенно воскликнула мадам Помфри, и Спраут решила пока отстать от меня.

Я умылся холодной водой, и мне стало немного полегче. Возвращаясь к кровати, я почувствовал, что в голове проясняется. Сев обратно, я, наконец, вспомнил, что случилось в теплице. Однако странное отупение еще не прошло, и пугающее существо не вызвало у меня никаких эмоций.

— Профессор Спраут, — позвал я. Спраут, о чем-то тихо спорившая с мадам Помфри, мгновенно оказалась у моей кровати.

— Я вспомнил, — сказал я. — Что-то в теплице набросилось на меня.

— Так-так, — глаза у профессора загорелись. — Начни-ка сначала.

— Ну, я переносил горшки, как вы и сказали, а потом вдруг услышал шепот.

Профессор вытащила палочку и наколдовала себе пергамент и перо, которое мгновенно начало что-то строчить. Ого, подумал я. Такой магии мне еще не доводилось видеть, и тем более не ожидал я ничего подобного от профессора гербологии, которую всегда считал немного приземленной.

— Шепот? — переспросила Спраут. — Ты понял, что они говорили?

— Они?

— Они, растения.

— Это были растения?!

— А кто же еще, — улыбнулась Спраут.

— Но как… — я в изумлении покачал головой.

— Рассказывай, рассказывай, — поторопила она меня.

— Ну вот, я услышал шепот, — медленно продолжил я, пытаясь одновременно сообразить, что же все это значит. — Потом растения стали выглядеть как-то иначе, словно они были из света. Еще я увидел нити энергии, как будто по всей теплице лежала разноцветная паутина. Некоторые растения испускали такие… пучки света… другим растениям. Наверное, так они общались?

— Точно! — обрадовалась Спраут моей догадке. — Именно так.

— А вы понимаете, что они говорят? — потрясенно спросил я.

Спраут бросила взгляд на недовольную мадам Помфри, стоявшую неподалеку, грозно сложив руки на груди, и ответила:

— Зависит от обстоятельств. Ты продолжай, продолжай. Что было потом?

— А потом я увидел какое-то существо…

— Зеленое? — с явной надеждой спросила профессор.

— Нет, коричневое, — ответил я. На лице Спраут отразилось некоторое разочарование.

— И что же случилось? — спросила она.

— Оно на меня набросилось, и больше я ничего не помню. Профессор, что все это значит?

— Ты забыл сказать, что перед тем, как это началось, тебя уколол мексиканский желтый дредус, — сказала профессор Спраут, сворачивая пергамент. — Это магический мексиканский кактус… впрочем, они там почти все магические. Сок этого кактуса позволяет волшебникам проникать в мир растений, понимать их язык и даже общаться с ними. Конечно, такое общение требует опыта и подготовки, поэтому ты не понял, о чем они разговаривали.

— А что за зеленое существо?

— Ну, это, скорее, легенда, чем правда, — уклончиво сказала профессор. — Я так спросила, мало ли…

— Помона! — угрожающе произнесла мадам Помфри.

— А коричневое? — заторопился я, пока профессор не ушла. — Кто это был?

— Я, — кратко ответила Спраут. — Люди с точки зрения растений выглядят не слишком привлекательно, не правда ли?

Мне оставалось только ошарашено покачать головой. Профессор Спраут удалилась, а мадам Помфри жестом заставила меня лечь.

— Не знаю, о чем она только думает, — недовольно произнесла целительница. — Спрашивается, почему она не предупредила тебя быть поаккуратнее?

Я только усмехнулся: если бы она мне рассказала о подобных свойствах кактуса, я бы не преминул воспользоваться шансом узнать, как растения общаются между собой. Ближе к вечеру мадам Помфри выпустила меня из больницы, и я отправился к Хагриду поделиться своим удивительным опытом. Однако, кроме интересных переживаний, сегодняшнее происшествие привело меня к мысли о том, что по сути я ничего не знаю о людях, преподающих в Хогвартсе. Этот пробел показался мне непростительным, и его надо было срочно исправлять.

Пирс не ошибся насчет Локхарта. На первом же уроке стало ясно, что в этом году мы снова ничему не научимся.

— Хвастун, — процедил Пирс, глядя на заливающегося соловьем Локхарта, рассказывающего о своих титулах, наградах и боевых достижениях. Когда он раздал нам листы с тестовыми вопросами по его книгам, я не поверил своим глазам.

— Простите, сэр, — я поднял руку.

— Не лезь, — тихо сказал Пирс, но Локхарт уже смотрел на меня, сверкая белозубой улыбкой:

— Да, мой юный друг?

— Я не очень понимаю, какое отношение этот тест имеет к защите от темных искусств.

— О, самое что ни на есть прямое, — Локхарт остановился рядом с нашей партой. — Если вы читали мои книги, то должны это понимать! — он игриво погрозил мне пальцем.

— Мне как-то сложно проследить связь между вашим любимым цветом и заклинаниями против баньши и зомби, — с сомнением в голосе ответил я. — Не могли бы вы объяснить?

Раздались смешки. Улыбка Локхарта увяла.

— Это тест на внимание, — ответил он. — Из него я пойму, насколько внимательно вы относитесь к предмету.

— В тесте нет ни слова про предмет, — тут же сказал я. — Там есть только про вас.

— Ди, заткнись, — прошептал Пирс, прикрывая рукой рот. Локхарт манерно нахмурился.

— Молодой человек, — произнес он, — побольше уважения! Зная ответы на эти вопросы, вам, безусловно, будет легче успевать по моему предмету. Личность преподавателя играет важнейшую роль в понимании того, чем он занимается, а потому, — он, наконец, вернулся к первой парте и обратился ко всему классу, — чем лучше вы знаете содержание моих книг, тем проще вам будет изучать защиту от темных искусств. Не медлите! Приступайте к работе!

Следующие полчаса мы отвечали на идиотские вопросы расфранченного позера. Ближе к концу урока он собрал наши листы и быстро просмотрел их.

— Надо сказать, я слегка разочарован, — протянул он. — Возможно, у вас было не слишком много времени на детальное изучение всех моих подвигов… — Локхарт улыбнулся, — однако, поскольку вам так не терпится приступить к практическим занятиям… — тут он бросил на меня выразительный взгляд, — давайте-ка начнем прямо сегодня. Конечно, я не буду оставлять вас один на один с зомби или баньши, — он хихикнул, — тем более что ни того, ни другого под рукой нет… — Локхарт помолчал, видимо, ожидая реакции на свою шутку, но поскольку ее не последовало, он продолжил: — Начнем с самого простого.

Он наклонился и достал из-под стола ящик с мелкими дырочками в стенках.

— Это плюющийся коровяк, — сказал он, со стуком водружая ящик на стол. — Вряд ли вы сталкивались с ним в природе, — Локхарт издал смешок, — поскольку коровяки обитают в тропических зонах. Итак, дорогие мои, вуаля!

Он поднял одну из стенок ящика — ту, что была обращена к нам, — и резво отпрыгнул в сторону. Некоторое время из ящика никто не показывался. Затем из темноты вылезло большое зеленоватое существо, напоминающее гибрид растения и слизня. Из его толстого блестящего тела во все стороны торчали длинные тонкие щупальца, а на спинке колыхались ярко-алые отростки, похожие на морские актинии. Подтягиваясь на щупальцах, коровяк забрался на ящик. Локхарт спрятался под парту.

Некоторое время ничего не происходило — все ошеломленно рассматривали странное создание. Потом коровяк изящно приподнялся на своих щупальцах, повернулся к нам алыми отростками и выпустил из них целые фонтаны вонючей грязно-коричневой слизи, окатив ею всех, кто сидел на первых партах. Раздались вопли и ругань, все вскочили и ринулись прочь, подальше от стола преподавателя. Испачканные ученики пытались избавиться от слизи, но лишь размазывали ее по рукам, лицу и одежде. Коровяк выпустил щупальца и в мгновение ока оказался на первой парте, снова поворачиваясь к нам спиной с отростками.

— Вот козел! — орал Нотт, на которого тоже попала отвратительная слизь. Он уже держал в руке палочку, наставляя ее на коровяка, но, судя по всему, никак не мог придумать, каким бы заклинанием его прикончить.

— Ну же! — кричал Локхарт из-под парты. — Давайте! Действуйте!

Коровяк тем временем выпустил вторую порцию слизи, забрызгав тех, кто не успел убраться подальше. Девчонки, подобно Локхарту, лезли под парты, Малфой прятался за широкой спиной Гойла, а Флетчер почему-то забрался с ногами на стул, прикрываясь «Вояжем с вампирами».

— Petrificus Totalus! — выкрикнул Пирс и выстрелил в коровяка. Однако тот с удивительной быстротой убрался с пути заклинания, в мгновение ока оказавшись у окна. Нотт присоединился к Пирсу и начал палить в слизня тем же заклятьем.

— Загоните его на стол! — крикнул он. Я старался получше прицелиться в существо, но оно стремительно уворачивалось, перемещаясь по классу, подтягиваясь на щупальцах к потолку, стенам и партам.

— Давайте-давайте! — подбадривал нас Локхарт, однако когда коровяк прыгнул на свой ящик и решил, следуя примеру профессора, спрятаться под столом, тот выскочил оттуда с быстротой молнии и исчез за дверью в коридор, крикнув напоследок:

— Урок окончен!

Наконец, коровяк приземлился прямо в прицеле моей палочки. Оказавшийся неподалеку Нотт выстрелил в него Petrificus'ом, и одновременно с ним выпалил и я, в азарте охоты заорав:

— Inflammo!

На этот раз мы оба попали в цель. От заклинания Нотта коровяк замер на месте, распустив во все стороны гибкие щупальца и став легкой мишенью. Когда в него угодило мое заклятье, застывший слизень мгновенно вспыхнул ярко-оранжевым пламенем, превратившись в причудливую огненную скульптуру. Через несколько секунд на парте и на соседних стульях остались лишь черные кучи пепла. В дымном классе стоял отвратительный приторный запах горелого. Все молча глядели на то место, где еще недавно сидел наш противник.

— Вот гадость-то, — проговорил Нотт. Его заметно трясло. Мои руки тоже дрожали.

— Evanesco пепел, — я махнул палочкой, и основная куча пепла исчезла; Пирс подчистил остальное. Никто не вымолвил ни слова. Все мы быстро собрали вещи и отправились в туалет отмываться от слизи и копоти.

После происшествия с коровяком Локхарт больше не демонстрировал нам «темных» существ, заставляя нас изучать свои дурацкие подвиги и описывать их в максимально пафосных выражениях.

Вечером я раскрыл сверток, присланный мне отцом Пирса. В нем оказался мешочек и письмо.

«Мистер Ди, — начиналось письмо, — я был чрезвычайно впечатлен тем подарком, что прислал мне Трент. У вас безусловный талант художника, и я не сомневаюсь, что, реши вы связать свою жизнь с искусством, вас ожидает большое будущее. У меня есть деловое предложение. Возможно, Трент рассказывал, что я коллекционер, в том числе и предметов искусства. Также у меня есть множество знакомых, которые могли бы быть заинтересованы в приобретении ваших работ. Я буду благодарен, если вы пришлете мне несколько своих рисунков — не обязательно подобной тематики, а тех, что сами сочтете интересными. Возможно, я или кто-нибудь другой приобретем их за достойную цену. В любом случае, даже если это предложение покажется вам неинтересным, напишите мне ответ и отправьте с Летой.

Деньги, что я вам прислал, не плата за подарок. Считайте это меценатством, вкладом в ваше будущее творчество. Я, как и многие коллекционеры, заинтересован в том, чтобы магический мир прирастал талантами. Не воспринимайте это как аванс и не считайте себя обязанным высылать мне свои работы, если вы того не хотите.

С уважением, Клайв Пирс».

Я протянул письмо Пирсу:

— Прочти-ка.

Пока Пирс читал, я высыпал из мешочка деньги и начал их подсчитывать.

— Ничего себе! — восторженно произнес Флетчер. — Сто галеонов! Это же целое состояние!

Я не знал, много это или мало, но огромных размеров золотые произвели на меня некоторое впечатление.

— И что на это можно купить? — спросил я.

— Сто галеонов — это неплохие деньги. Хотя, конечно, не состояние, — сказал Нотт со знанием дела. Я подумал, хватит ли их на новые ботинки, но спрашивать не стал. Пирс, наконец, дочитал письмо и положил его на кровать.

— Ну поздравляю, — сказал он. — Начинаешь карьеру.

— Какую карьеру? — поинтересовался Флетчер.

Я посмотрел на Пирса. Тот поднял брови:

— Это ваши дела, я тут не при чем.

— Его отец хочет купить у меня рисунки, — сказал я.

— Ничего себе, — протянул Нотт. — Пошли ему Хагрида у бочки, он у тебя хорошо получился. Особенно эта дрянь, которая у него с руки стекает.

— Фестралова вкуснятина, — пробормотал я и взглянул на Пирса. — Слушай, ты должен помочь мне отобрать рисунки — я понятия не имею, что твоему отцу может быть интересно. К тому же, мертвых детей у меня больше нет.

— У тебя есть много чего другого, — ответил Пирс. — Но так уж и быть, помогу.

Остаток вечера мы провели, раскладывая рисунки на несколько куч. В одну клали рабочие наброски, которые не представляли никакого интереса, в другую — работы, которые, по моему мнению, были слишком банальны или недостаточно хороши с художественной точки зрения, а в третью — те, что я собирался послать Клайву Пирсу. Под конец в последней куче накопилось десятка три рисунков, включая портреты Снейпа, Дамблдора, Макгонагалл и Хагрида у бочки.

— Не посылай ему все, — посоветовал Пирс. — Пошли для начала пять. Может, самому ему не слишком интересно будет покупать Хагрида или Макгонагалл, но он водит знакомство с кучей народа, и многие живут не в Европе. Для них это будет экзотикой.

Следующим утром на уроке Биннса я написал ответное письмо, аккуратно свернул рисунки в трубочку, завернул их в простую бумагу, наложил водоотталкивающее заклятье — всю эту неделю дожди шли практически не переставая, — а после обеда мы вместе с Пирсом привязали посылку к Лете и отослали ее домой.

Наступили рождественские каникулы. На этот раз Снейп не приглашал меня на дополнительные занятия, хотя задал довольно большое сочинение, в котором я должен был проанализировать принципы индийской школы зельеварения. Он даже выписал мне разрешение на книгу «Самые сильные яды мира», стоявшую в Закрытой секции. Макгонагалл была в своем репертуаре, выдав очередной список трансфигурирующих заклинаний и потребовав уже привычного анализа работы с ними. Флитвик штудировал со мной азы магии стихий, и его задание было связано с освоением ряда чар по заклинанию огненных элементов.

— Это теоретическая работа, — сказал он мне, выдавая тему сочинения. — Расскажете мне, как и из каких категорий предметов можно вычленить огненный элемент, а также все возможные трансформации, которым он доступен. Вот список необходимой литературы. Однако, Линг, — он посмотрел на меня предостерегающе, — не практикуйте без меня. Мы вместе попробуем разобраться с этим в следующем семестре. Вы последнее время уж чересчур активно за все беретесь… все эти наводнения, вихри, тропические ливни… если так пойдет и дальше, мистер Пирс рискует остаться без работы!

— Мистер Пирс? — удивился я. — Вы случайно имеете в виду не Клайва Пирса?

— Да-да, — улыбнулся Флитвик и кивнул головой. — Именно его. Кажется, вы дружны с его сыном? Кстати, тоже очень талантливый молодой человек…

— А что, мистер Пирс занимается погодной магией?

— Клайв Пирс — один из самых сильных заклинателей стихий в Европе, — уверенно произнес Флитвик, с удовольствием следя за выражением моего лица. — А то и самый сильный. Вообще стихийная магия лучше всего развита в Африке… говорят, Клайв провел там несколько лет. Впрочем, что я вам рассказываю — поговорите лучше с Трентом, он-то наверняка знает об этом побольше моего.

Но я отложил этот разговор на неопределенное время — через день после беседы с Флитвиком мои товарищи разъехались по домам, напутствовав меня не попадаться на глаза всяким чудовищам и темным магам, шныряющим по замку в надежде превратить в камень еще одну грязнокровку.

К моему неудовольствию, на каникулы в Хогвартсе оставались Малфой с Крэббом и Гойлом. Малфой продолжал раздражать меня непроходимым самодовольством, но все свои бурные эмоции я теперь списывал на влияние палочки. Поттера было невозможно поймать одного — рядом с ним все время торчал Уизли, да к тому же Гермиона по какой-то причине оказалась в больнице, и теперь они постоянно таскались к ней.

Клайв Пирс прислал мне еще денег и письмо, в котором рассказывал, что все мои рисунки удалось продать. Я выслал ему новую партию, размышляя, сам ли он купил их или действительно кому-то предлагал. По большому счету мне было все равно, лишь бы это не делалось из каких-то «благородных» чувств или из желания помочь «бедному художнику». Меньше всего я хотел, чтобы меня жалели.

После нового года я принес в тренировочный зал несколько веток и стал изучать удары плетью, превращая для этого ветки в большие, высокие пни или просто увеличивая их в размере. Когда у меня впервые получился правильный удар, и плеть рассекла пень пополам, ровно срезав верхушку, я так обрадовался, что на секунду потерял над ней контроль, и кольцо плети в своем обратном движении просвистело в нескольких сантиметрах от моей головы — кожей я почувствовал исходивший от нее жгучий жар, а волосы оказались опалены. Больше я не позволял себе отвлекаться на эмоции, сосредоточенно тренируя различные удары.

Упражнениям из «Подготовки послушника» я уделял первые полчаса своих занятий — они оказались чрезвычайно полезны в работе с плетью и уклонении от ее смертоносных колец. Книгу по визуальной магии я, к сожалению, даже не открывал — она так и лежала на полке среди других не менее интересных томов. Было ясно, что невозможно выучить все и сразу, хотя именно этого мне и хотелось…

Однажды я работал над двойным косым ударом: плеть должна была особым образом перекрутиться в воздухе, окружить петлей ствол высокого пня, а при обратном движении разрезать его крест-накрест на несколько частей. Но представить это было гораздо легче, чем сделать. Петля оказывалась не сплошной, плеть сбивала верхушку пня еще до того, как на нее надевалась, а по комнате то и дело пролетали отколовшиеся от дерева щепки. Одна такая щепка полетела прямо мне в лицо. Я отпрыгнул в сторону, споткнулся о кусок дерева, валявшийся под ногами, и едва удержал равновесие. Однако все эти прыжки нарушили мою сосредоточенность. Следующим, что я увидел, было летевшее на меня огненное кольцо. Тело сработало быстрее сознания — я резко развернулся и упал на пол, чтобы уберечься от удара, но все же нескольких сантиметров не хватило: гибкое огненное лезвие рассекло правую руку, и я в ужасе замер, ожидая, что сейчас она отвалится и покатится по полу. Но шли секунды, а рука никуда не катилась. Осторожно поднявшись, я убрал успокоившуюся плеть и с опасением взглянул на правое плечо.

— Ни хрена себе, — вырвалось у меня при взгляде на то, что осталось от моей руки и одежды.

Плеть срезала мне мышцы вдоль плеча до самого локтя. Я мог видеть окровавленную кость, черную обгоревшую кожу, сожженные мышечные волокна и сплавившуюся с кровью ткань футболки. Кажется, я даже не чувствовал боли. Огонь прижег рану, и кровь почти не текла. Мне совершенно не хотелось идти в больницу, поскольку это означало множество лишних вопросов, но наращивать мышцы я не умел. Кое-как собравшись, я со всеми предосторожностями покинул зал и отправился к мадам Помфри, мысленно моля, чтобы никого не встретить по дороге.

Однако молитвы мои не были услышаны. Спустившись на этаж ниже, я нос к носу столкнулся с профессором Макгонагалл. Я слегка развернулся боком, чтобы она ничего не заметила, но было поздно — увидев мое плечо, она в ужасе застыла на месте. Впрочем, через секунду она взяла себя в руки и приказала мне немедленно идти в больницу. Голос ее слегка дрожал.

Мадам Помфри осмотрела мою рану.

— Чем это вы так? — хмуро поинтересовалась она, внимательно разглядывая обожженные края и загустевшую к этому времени кровь.

Я с любопытством бросил взгляд на противоположный угол зала, где за яркой разноцветной ширмой, как мне подумалось, лежала Гермиона Грейнджер. Мадам Помфри удалилась за снадобьями, а в больничном крыле тем временем появились Макгонагалл и Снейп. Они быстро подошли ко мне и остановились рядом. Целительница еще не начала обрабатывать рану, подыскивая нужные средства, и оба профессора имели возможность в подробностях рассмотреть внутреннее строение моей руки.

— Объяснитесь, мистер Ди, — холодно произнес Снейп, переведя взгляд с раны на меня.

— Это досадное недоразумение. Я изучал огненных элементалей, и вот… — я пожал здоровым плечом.

— Огненных элементалей? — переспросила Макгонагалл, а Снейп с легким раздражением проговорил:

— Разве профессор Флитвик не предупреждал вас не практиковать эти заклинания до начала следующего семестра? Я одобрил ваш ускоренный учебный план, рассчитывая на ваше благоразумие, но, видимо ошибался. Вы несетесь вперед, сломя голову, хотя должны понимать, насколько опасны вещи, которые вы сейчас проходите. Судя по всему, вы до них еще не доросли.

Я молчал, опустив глаза и пытаясь изобразить некоторую степень раскаяния, но ни Снейп, ни Макгонагалл на это не купились.

— Профессор Снейп назначит вам адекватное наказание, — строго сказала Макгонагалл. — А что касается взыскания с моей стороны, то с этих пор и до конца каникул будете работать над своими практическими заданиями у меня в классе. Извольте являться туда каждое утро после завтрака.

В этот момент к нам подошла мадам Помфри с несколькими баночками снадобий. Макгонагалл повернулась к двери и взглянула на Снейпа, но тот пробормотал:

— Я задержусь, Минерва, — и профессор отправилась из больницы в одиночестве.

Тем временем мадам Помфри навела в стакане какую-то молочно-белую жидкость и дала мне ее выпить. Жидкость оказалась отвратительно густой и кислой. Ко всему прочему, болевой шок начинал проходить, и я все отчетливее ощущал поверхность среза. Пока мадам Помфри готовила очередное лекарство, я наложил на плечо заклинание локальной анестезии — на этот раз оно получилось без проблем, и боль мгновенно ушла. Снейп стоял у моей кровати, явно ожидая, когда целительница закончит свои дела и оставит нас наедине.

Мадам Помфри навела раствор и с помощью волшебной палочки направила его на мою открытую рану. В тот же момент я понял, что заклинание локальной анестезии здесь не подходит — для такого лечения она должна быть общей! Я постарался соблюсти лицо и просто закрыл глаза, успокаивая свой ум и пытаясь отстранить сознание от болевых ощущений, как рекомендовалось в книге «Подготовка послушника». Мастера, писал автор, способны полностью диссоциировать себя с болью, тем самым подчиняя себе тело и возвышая дух. Я пока еще не был мастером, но возвысить дух хотелось.

Наконец, пытка закончилась. Я открыл глаза. Мадам Помфри подозрительно смотрела на меня, потом перевела взгляд на Снейпа.

— Мне показалось, вы наложили обезболивающее заклятье, — сказала она осуждающим тоном. Снейп проговорил:

— Он сам его наложил. Не бог весть как, конечно…

Мадам Помфри недовольно поджала губы, собрала свои баночки и удалилась к шкафу с лекарствами. Воспользовавшись моментом, Снейп шагнул ко мне и уселся на кровати напротив.

— А теперь рассказывайте, что произошло на самом деле, — тихим, угрожающим тоном проговорил он, не желая, чтобы нас услышала Гермиона за ширмой.

— Я уже рассказал, — ответил я как можно спокойнее — руку все еще страшно жгло, хотя и значительно меньше, чем во время лечения.

— Огненные элементали оставляют подобные раны только в двух случаях, и в обоих из них они должны быть воплощены телесно, — почти прошептал Снейп, глядя мне в глаза. — Сомневаюсь, что вы способны на магию такого уровня — в противном случае профессора Флитвика можно было бы спокойно отправлять на пенсию, а вас назначать на его место.

Я был готов к тому, что в любой момент он может применить ко мне легилименцию, но Снейп просто глядел на меня, и в его черных глазах я не мог прочесть ничего — ни злости, ни интереса, ни беспокойства. Кто научил его так смотреть на людей? Волдеморт?

— Я этого не делал, — сказал я. Снейп слегка нахмурился, не понимая, о чем идет речь, но я уже продолжал:

— Я не открывал Потайную комнату.

Снейп хотел что-то сказать, но передумал и просто молча смотрел на меня, давая возможность закончить.

— Я не знаю, где она находится, но даже если бы знал, то не открыл бы — мне это не нужно, у меня нет заморочек насчет чистоты крови… к тому же я сам грязнокровка, так что она… он… в общем, чудовище убило бы меня первым.

Я надеялся, что Снейп не будет разыгрывать непонимание и отрицать существование Потайной комнаты — это бы означало, что он считает меня полным кретином. Но профессор не считал меня кретином. Он некоторое время молчал, а потом сказал то, чего я никак не ожидал от него услышать:

— С чего вы решили, что вы… что ваши родители — магглы?

— Будь они волшебники, они бы меня не бросили, — повторил я слова Нотта. В эту секунду вернулась мадам Помфри.

— Профессор Снейп, — слегка язвительно проговорила она, и я подумал, что целительница наверняка знала его еще учеником. — Не будете ли вы так любезны оставить, наконец, моего пациента в покое и дать мне заняться своей работой?

К моему удивлению, Снейп несколько смешался — он явно хотел поговорить со мной еще, но спорить с мадам Помфри, пребывающей в плохом настроении, явно не стоило. Профессор бросил на меня еще один взгляд и направился к выходу.

— Придется резать свитер, — сказала целительница. Я не стал возражать, прекрасно понимая, что иначе свитер не снять и не заживить рану. С трудом мы избавились от свитера и футболки, и я улегся на кровать, поглядывая на то, как мазь впитывается организмом и постепенно наращивает мышцы и кожу.

Начался новый семестр. Я ошибся, посчитав, что Снейп решил меня не наказывать. В первую же субботу мне пришлось драить несколько котлов, отмывать колбы и флаконы и размалывать в мясорубке личинки сонных мух. Снейп больше не заговаривал со мной о Потайной комнате и родителях. Все время, пока я отбывал свою повинность в лаборатории, он с недовольным видом проверял чьи-то домашние работы, и я был уверен, что мало кто получит за них хотя бы «выше ожидаемого».

Хагрид купил мне два отличных свитера — черный и темно-зеленый, а также целый пакет мяса и потрохов для магматического питона. До своего собеседника мне удалось дозваться только на третий день, когда я уже потерял всякую надежду: бродить по опушке леса на глазах у Хагрида и звать на парселтанге змею было, мягко говоря, рискованно. Впрочем, от питона я не узнал ничего нового. Пауки покидали замок, испуганные появлением василиска, но было неизвестно, где располагалось его логово — меньше всего пауки стремились знать такие подробности из жизни своего заклятого врага.

У меня почти не оставалось времени на рисунки — Флитвик и Макгонагалл загружали меня больше остальных преподавателей, а ведь была еще история, к которой я по своему обыкновению притрагивался только перед контрольными, и астрономия, где приходилось полагаться лишь на Пирса.

— Это же так просто, — говорил мне Пирс, когда я в очередной раз списывал у него домашнюю работу. — Ты как творческая личность должен понимать.

— Я понимаю, — отвечал я. — Космос — это круто. С метафизической точки зрения. Но все эти цифры, азимуты, периоды вращения, заходы и восходы, долгота и широта, всякие там противостояния, затмения… у меня каша в голове! Так что позволь я буду просто тупо списывать.

Самым сложным для меня являлось определение созвездий. Хоть убей, но я не мог понять, чем Цефей отличается от Лебедя, а Пегас — от Рыб. Как я ни старался, звезды не складывались для меня в какие-то узнаваемые формы, и было совершенно непонятно, почему вот эти три-четыре звезды — Единорог (где они там нашли единорога?), а эти — Скульптор (подумать только, скульптор!). В этом году мы заканчивали изучение солнечной системы и в следующем должны были приступать к исследованию галактики. Рассматривая в библиотеке звездный атлас, я находил определенное очарование в названиях далеких звезд — иногда они были настолько странными, что не запомнить их было невозможно: Граффиас, Зубен эль Шемали, Альният… Но я сильно сомневался, что смогу вычислить время их восхождения в Северном полушарии, запомнить звездную величину, правильно высчитать градус высоты и расстояние. С легкой завистью я наблюдал за Пирсом, который обожал астрономию и мог часами рассказывать о строении вселенной, с легкостью употребляя непонятные мне термины вроде параллакса, склонения и спектрального класса.

Однако в последующие дни мое мрачное настроение только усугубилось. Я забросил тренировки, поскольку был разочарован в себе, и все свободное время рисовал, благо экзамены отменили, готовиться к ним было не надо, и времени стало хоть отбавляй. Рисунки получались мрачными — череда полумертвых уродцев, напоминавших гибриды человека и насекомых, искаженные пропорции, кровь и грязь… Клайв Пирс снова прислал мне деньги и просьбу о новых рисунках. Я отправил ему несколько работ тушью и вновь погрузился в переживания по поводу своей неудачи.

Ко всему прочему, впервые отправившись навестить Хагрида после его возвращения, я наткнулся на неразлучную гриффиндорскую троицу. Распахнув передо мной дверь, Хагрид приветственно улыбнулся и без предисловий подтолкнул меня с порога прямо к столу, за которым сидели Поттер, Уизли и Грейнджер. Сопротивляться Хагриду было невозможно — от его толчка я едва не врезался в столешницу. Гриффиндорцы неприветливо смотрели на меня. Стоит ли говорить, что я тоже не был доволен таким поворотом событий.

— Садись, — пригласил Хагрид и указал на колченогий табурет. Я сказал:

— Лучше я потом зайду.

— Никаких потом, — он хлопнул меня по плечу, и я против своей воли опустился на табурет. Передо мной тотчас возникла треснувшая кружка, в которой через пару секунд уже дымился черный чай.

Не знаю, о чем они говорили до меня, но после моего появления разговор не клеился. Впрочем, Хагрид не обращал внимания на наше угрюмое молчание. Он в красках живописал свое пребывание в Азкабане, рассказывал об ужасных охранниках-дементорах, антисанитарных условиях, о том, как тосковал по Хогвартсу и переживал за лесных подопечных. Я пил чай, желая только одного — поскорее отсюда убраться.

Пока я вполуха слушал Хагрида, мне вспоминалась жизнь до школы волшебства. Живя на улице, я чувствовал себя нужным. Ровесники меня уважали, взрослые поручали пусть и незаконные, но ответственные задания… мне доверяли серьезные вещи, и никто никогда не усомнился в том, что я смогу их выполнить. В интернате тоже было не так уж плохо — там, по крайней мере, меня если не уважали, то хотя бы боялись. А здесь? Расстроенный, я вертел в руках опустевшую кружку, дожидаясь удачного момента, чтобы вернуться в спальню и снова перемыть себе кости за проявленную перед василиском трусость.

Наконец, Хагрид иссяк, и я поднялся из-за стола. Вместе со мной начали прощаться и гриффиндорцы. Через минуту мы вышли на улицу и зашагали к замку.

Когда мы отошли подальше от хижины Хагрида, Поттер ухватил меня за руку:

— Почему ты не сказал нам про василиска?

— Я сказал, — буркнул я, погруженный в свои невеселые размышления.

— Ничего ты не сказал! — возмутился Уизли.

— А ты вообще заткнись! — повернулся я к нему. — Я все объяснил Поттеру, и если он вовремя не сообразил, что к чему, это его проблемы.

— Ты должен был сказать, что ты тоже змееуст, — продолжал Поттер.

— Во-первых, я ничего не должен, а во-вторых, я сказал! Чем ты только слушал? Помнишь, я говорил, что ты слышишь слова, которых не слышат и не понимают другие? Что тебе еще было надо?

— Линг, но ты мог бы выразиться… ну что ли более понятно, — заговорила Гермиона.

— Ладно, — я резко остановился. — Чего же вы хотите от меня сейчас?

Троица молча переглянулась.

— Вот и хорошо, — я развернулся и быстро зашагал в замок. Что они могут от меня хотеть? Да ничего. Просто лишний раз напомнили, что я подлый слизеринец, всегда себе на уме. Возможно, так оно и есть. Однако после этого разговора моя меланхолия странным образом начала исчезать. Ее место медленно занимала глухая ярость. Я вам еще покажу, думал я, обращаясь к не уточненным «им». Черта с два я брошу свои тренировки. Нет уж, я буду работать, и в следующий раз, когда представится случай, все сделаю сам. Больше никаких Макгонагалл и учительских. Никаких тщетных надежд на чью-то помощь. Каждый сам за себя, думал я, входя в замок, и так оно и должно быть.

Я уже направлялся к лестнице в подвалы, когда за моей спиной раздался голос:

— Мистер Ди, а я вас повсюду ищу…

Я повернулся.

— Здравствуйте, — сказал я Дамблдору. Возможно, мне стоило поумерить кипевшую злость, поскольку директор легко ее заметил. Однако что бы там ни писали в учебнике по окклюменции, вряд ли это было рассчитано на тринадцатилетних разочарованных подростков, и сдерживать свои эмоции мне сейчас было крайне сложно.

— Мне бы хотелось с вами поговорить, — сказал Дамблдор, глядя на меня своими пронзительными глазами. Это была не просьба. Твердость его голоса немного привела меня в чувство, и я зашагал с ним рядом по длинному коридору между классами.

— Хагрид поделился со мной тем, что вам удалось продать некоторые ваши рисунки, — сказал Дамблдор. — Надеюсь, это была не тайна, и вы не обижаетесь, что Хагрид мне об этом рассказал?.. — Он посмотрел на меня, и я отрицательно покачал головой.

— Трент Пирс послал один мой рисунок отцу на день рождения, и тот написал, что хотел бы купить какие-нибудь мои работы, — объяснил я. — Еще их вроде покупают его знакомые… вот уже десять рисунков продал.

— Поздравляю, — добродушно сказал Дамблдор.

— Спасибо, — ответил я уныло.

— Похоже, вы не слишком этому рады, — заметил директор.

— Просто не хочется, чтобы он делал это из жалости, — пробурчал я.

К моему удивлению, Дамблдор рассмеялся.

— Из жалости? — переспросил он, качая головой. — Клайв Пирс никогда ничего не делает из жалости. Он очень прагматичный человек. Если бы его действительно не интересовали ваши работы, он бы не стал с вами переписываться и утруждать себя их продажей или покупкой.

Это меня немного приободрило.

— А вы с ним знакомы? — поинтересовался я.

— Встречал пару раз, — ответил Дамблдор, кивнув проходившей мимо Макгонагалл, которая строго покосилась на меня.

— Профессор Флитвик рассказывал, что он очень сильный стихийный маг, — сказал я, все более заинтригованный фигурой Клайва Пирса.

— Это правда, — подтвердил Дамблдор и остановился. — Клайв Пирс способен убить человека обычной каплей воды.

Я в восхищении покачал головой:

— Ничего себе!

— Вам кажется это любопытным? — поинтересовался Дамблдор, блеснув очками. Я понял, к чему он клонит, но отступать было поздно:

— В общем, да. Не то, что он способен кого-то убить, а то, что он серьезный мастер… судя по всему.

Дамблдор помолчал.

— Профессор Макгонагалл рассказала мне о вашей встрече с василиском, — наконец, произнес он. Я подумал, что можно было бы начинать прямо с этого, безо всяких разговоров о рисунках. — Скажите, Линг, когда вы впервые поняли, что по замку ползает василиск?

— Кажется, зимой, — ответил я, ожидая теперь самого худшего. — Я слышал голос за стенами, и моя палочка на него реагировала.

— Реагировала палочка? — Дамблдор, кажется, был удивлен.

— Ее сердцевина — шкурка белого василиска… — объяснил я. — Это профессор Флитвик определил. Наверное, поэтому она весь год была такой непослушной — потому что василиск ползал, а она его чувствовала.

— Надо же, — директор покачал головой. — Я читал о похожих вещах, но ни разу не видел никого, кто испытывал бы на себе подобные эффекты. Очень интересно… не расскажете мне поподробнее? — он заглянул в ближайший класс и, увидев, что там никого нет, пригласил меня внутрь.

Мы сели друг против друга — Дамблдор за учительский стол, а я — за первую парту. Мне потребовалось минут пять, чтобы рассказать, как я впервые услышал василиска, как вела себя при этом палочка и какие стихийные бедствия я творил из-за ее безудержной энергии на чарах и трансфигурации. Под конец я описал встречу с василиском в коридоре, ведущем к библиотеке.

— … А когда она перестала вибрировать, это означало, что василиск уполз. Ну я встал и пошел к профессору Макгонагалл, — мрачно закончил я.

— Понятно, — задумчиво сказал Дамблдор. — И вы так никому и не рассказали о своей догадке?

— Я думал, все и так знают, — ответил я. — Да и профессор Снейп меня подозревал, но я ему еще зимой сказал, что не открывал комнату.

— Профессор Снейп вас не подозревал, — сказал Дамблдор несколько удивленно.

— Тогда почему он за мной следил? Ну не прямо следил, а… не знаю… В общем было понятно, что я у него на мушке.

Дамблдор засмеялся:

— На мушке… это замечательно! Нет, Линг, профессор Снейп наблюдал за вами вовсе не потому, что считал виновным в открытии Потайной комнаты. Напротив. Он беспокоился, что вы можете… скажем так, пуститься в самостоятельное плавание и решить найти чудовище в одиночку.

— Может, так и следовало сделать, — сказал я с горечью. — По крайней мере, тогда, в коридоре, я должен был пойти за ним.

— И вы полагаете, что смогли бы его победить?

— Не знаю, но я мог хотя бы попытаться. У Поттера-то получилось…

— Гарри был не один, — заметил Дамблдор.

— Теперь это уже неважно, — вздохнул я и взглянул на директора. — Профессор, а кто ее все-таки открыл, эту комнату?

— Волдеморт, — просто ответил директор. Я в изумлении покачал головой:

— Но ведь Волдеморт вроде развоплощен! Как он смог пробраться в Хогвартс?

— Сам он, конечно, не смог бы проникнуть в школу, — кивнул Дамблдор. — Но у него остались помощники, верные слуги, которые ждут его возвращения. Так что ему помогли.

— Надо же, — сказал я, не зная, что еще можно на это ответить.

Вечером первого сентября я расспрашивал вернувшихся приятелей о дементорах. Мы устроили свою собственную вечеринку, утащив с праздничного стола побольше еды, и уселись на полу в спальне, разместив добычу в центре круга.

Нотта было не узнать. За лето он вымахал на голову выше меня, снова загорел, а его голос начал ломаться. Пирс убирал отросшие волосы в хвост, а Флетчер еще больше растолстел. Однако именно он с заговорщической улыбкой вытащил из сумки непочатую пачку сигарет и положил ее рядом с яблочным пирогом.

— Ого! — воскликнул я. — Я сто лет не курил!

— Как будто ты вообще курил, — хмыкнул Флетчер.

— Я бы тебе рассказал, что я еще делал, да ты пока маленький.

Флетчер раздал всем сигареты и закурил первым. Пирс и Нотт делали это впервые — оба закашлялись, Нотт поморщился и замахал рукой:

— Ну и гадость! Как это только можно…

— Дело привычки, — сказал я. Сигареты были дешевыми и вонючими, но они снова напомнили мне мое отчаянное прошлое.

— Нас учуют, — заметил Пирс, скептически поглядывавший на свою сигарету.

— Без проблем, — сказал я, достал лежавшую на тумбочке палочку и взмахнул ею. Запах дыма исчез, и его сменил густой, резкий аромат сандала.

— Ты тут времени зря не терял, — проговорил Флетчер, выпуская дым. — Зато мы видели дементоров, а у Пирса появилась подружка.

— Заткнись! — разозлился Пирс. Нотт и Флетчер засмеялись. — Она мне не подружка, она уже сидела в купе, когда я вошел!

— То-то вы болтали так, что даже нас не заметили.

— Расскажите про дементоров, — попросил я.

— Короче, едем мы, уже подъезжаем к Хогвартсу, — начал Нотт, сразу оживившись. — Вдруг поезд останавливается, свет выключается, и становится ужасно холодно, прямо как зимой. А потом дверь в купе открывается, и входит дементор. Такой, знаешь, в драном плаще, а из рукавов торчат руки, по настоящему гнилые, как у мертвеца. Как будто он и в самом деле труп.

— Фу, — сказал Флетчер. — Гадостное зрелище. К тому же не видно, что у него под капюшоном.

— В общем, посмотрел он на нас, развернулся и ушел. Говорят, они по всему поезду прошлись. Всё из-за Сириуса Блэка. Они его ищут, — закончил Нотт.

— А правда, что когда рядом дементор, ты вспоминаешь все самое ужасное, что с тобой было? — спросил я.

— Вроде правда, — с некоторым сомнением ответил Нотт. — По крайней мере, на душе становится мерзко.

Флетчер кивнул, а Пирс только затянулся поглубже и тут же снова закашлялся.

— Что это за тип у нас будет преподавать защиту? — спросил я. — Вроде он прилично выглядит…

— Какой-то Люпин, — хрипло произнес Пирс, откашлявшись.

— Прилично? — удивился Флетчер, закончив уминать очередной кусок пирога. — Да он одет как нищий. Мантия драная, сам какой-то… как из ямы вылез.

— Слушай, а ничего, что у меня дырка вот здесь на джинсах? — саркастически спросил я Флетчера, ткнув себе в ногу. — Что-то я раньше не замечал за тобой такой разборчивости.

— То ты, а то — преподаватель, — ответил Флетчер. — Тебе можно одеваться как угодно, а ему — нельзя. Он официальное лицо и должен какой-то вид соблюдать.

— Да ладно, пусть мантия драная, главное, чтобы не второй Локхарт, — философски заметил Пирс.

Я решил не слишком торопиться на встречу с боггартом и занял одно из последних мест. Прежде всего, мне никак не приходило в голову, чего же я боюсь. Моя очередь постепенно приближалась, а я все еще не мог представить свой страх. Выяснилось, что Нотт и Пирс боялись одного и того же — собак. Боггарт Нотта принял вид здоровенного коричневого бульдога с длинными клыками, а боггарт Пирса оказался черным ротвейлером. Передо мной стояла Панси Паркинсон, чей боггарт — длинная блестящая многоножка, — резво побежала прямо на нее.

— Riddiculus! — завизжала она. — Riddiculus!

Но многоножка припустилась еще шибче. На помощь Панси пришел Люпин. Раз — и вместо многоножки перед нами возник серебристо-белый шар, который Люпин, вопреки своему обещанию, быстро загнал в шкаф.

Настала моя очередь. Я остановился поблизости от шкафа и взглянул на Люпина.

— Открывать? — спросил он меня. Я кивнул. Люпин снова махнул палочкой, дверь распахнулась… и ничего не произошло. На всякий случай я сделал шаг вперед, однако боггарт все еще ни в кого не превращался.

— Такое иногда бывает… — начал Люпин, и тут из темноты шкафа кто-то показался.

Это был старик с грязными седыми волосами и спутанной седой бородой, в которой застряли кусочки пищи. На нем были испачканные мешковатые брюки и такая же грязная синяя холщовая куртка. Вся его рубашка с расстегнутым воротом была залита темной, почти черной кровью. В руке старик сжимал кривую палку.

Боггарт посмотрел на меня из-под грязных косм и неверным шагом направился в мою сторону.

В первую секунду я даже не понял, кто это. Какой-то старый хрыч… и это мой боггарт? Но от взгляда его светлых, водянистых глаз во мне шевельнулись неуловимые воспоминания, давно позабытые эмоции. Боггарт был уже на расстоянии вытянутой руки, когда я, наконец, его вспомнил.

Невольно я отшатнулся назад и наткнулся на стоящего рядом Люпина. Казалось, он тоже пребывал в недоумении. Ледяной страх сковал мое сердце; я даже не пытался колдовать. За меня это сделал профессор. Видя мою реакцию, он не слишком уверенно направил на боггарта палочку.

Я схватил его за руку:

— Нет! Нельзя!

Боггарт подошел ко мне едва ли не вплотную и остановился. Я весь дрожал — воспоминания, которые мне в свое время удалось спрятать на самое дно памяти и, казалось, избавиться навсегда, всплыли вновь, такие же яркие и отчетливые. Мне нужно было преодолеть это, перестать бояться… Но Люпин все же махнул палочкой, и вместо старика передо мной завис серебристый шар с темными пятнами. Шар влетел в шкаф, и дверца за ним захлопнулась.

— Неужели Ди боится стариков? — донесся до меня презрительный голос Малфоя, однако никто не засмеялся.

— Хорошо, — сказал профессор Люпин и обернулся к классу. — На этом наш урок закончен. К следующему занятию прочитайте главу в учебнике, где рассказывается о боггартах — это самая первая глава, — и мы напишем по ней маленький тест.

— У-у-у, — раздалось недовольное ворчание, какое обычно бывает при выдаче любого, даже самого элементарного домашнего задания. Все засобирались, заговорили, обсуждая увиденных боггартов, задвигали стульями и потянулись к выходу. Я тоже направился к двери, но Люпин меня остановил.

— Задержись ненадолго, — сказал он, положив руку мне на плечо. И в ту секунду, как он меня коснулся, я вдруг понял, на что был похож его боггарт.

Вернувшись в замок, я направился прямиком в подземелье, надеясь, что Снейп еще не ушел на ужин. Когда я постучал в дверь его кабинета, низкий голос произнес:

— Войдите.

Я вошел. Снейп стоял у рабочего стола, на котором были разложены коробочки с разнообразными ингредиентами. Увидев меня, он опустил коробку, что держал в руке, окинул взглядом мою вымокшую фигуру и спросил:

— Что еще случилось?

— Сэр, я хотел узнать, когда вернется профессор Люпин, — сказал я решительно. Снейп поднял бровь:

— Когда пройдет полная луна, разумеется.

— Я имел в виду… он сейчас в лесу? Его можно как-то позвать?

— В лесу? — Снейп развернулся ко мне. — Вы что-то видели в лесу?

— Дементоров. Я к ним не подходил! — воскликнул я, увидев, как Снейп меняется в лице. — Они первые начали! Я просто подумал, что если там профессор Люпин…

— Его там нет. Он у себя, спит, — бросил Снейп, недовольный заботой о своем недруге. — Неужели вы думаете, что мы выпустим оборотня носиться по Запретному лесу? Сколько было дементоров?

— Четверо. Сэр, я еще хотел с вами поговорить…

— Позже поговорите, — отрезал Снейп. — Идите к себе и высушите одежду, а то устроили тут наводнение…

Немного разочарованный, я повернулся к двери, но Снейп вдруг спросил:

— Кстати, а что вы делали в Запретном лесу?

— Я не был в лесу, — ответил я. — Я гулял с краю.

— Ладно, идите.

Я вышел за дверь и поплелся в спальню. Моя плеть лишь немного напугала этих тварей и вряд ли была эффективна, учитывая, что убить их невозможно. В свое время мне попадалось заклинание против дементоров, но тогда оно не пробудило во мне интереса, а теперь я его забыл. Надо будет узнать у Люпина, размышлял я, или заглянуть в библиотеку. Скорей бы уж кончалось это дурацкое полнолуние. Я добрался до спальни, где Флетчер, лежа на кровати, листал учебник по истории, стянул промокшую одежду, вытерся и надел сухое белье и свитер с джинсами. Направив палочку на мокрые вещи, я начал их сушить. Флетчер некоторое время молчал, а потом спросил:

— Ты видел подружку Пирса?

— Ну допустим, — сказал я. Уж если мне о чем и не хотелось говорить, так это о девчонках.

— И как она тебе?

— Да откуда я знаю, — ответил я устало, — я же с ней не общался… Поговори об этом с Пирсом.

— Он на меня наорет, — ответил Флетчер. — Я так спросил, просто любопытно.

«И что тут может быть любопытного?», думал я, досушивая одежду и забрасывая ее в тумбочку. Надо отдохнуть. Я достал бумагу, карандаши, пастель и погрузился в работу над изображением очередного уродца из коллекции профессора Снейпа; по сюжету уродец был живым и активно питался, то есть запускал щупальца в позвоночник распростертого на земле человека и вытягивал спинной мозг.

Перед самым Рождеством Хагрид рассказал мне, что гиппогрифа, напавшего на Малфоя в начале сентября, будут судить. Его отец подал жалобу в комитет по уничтожению опасных созданий, и теперь над Клювокрылом нависла вполне реальная угроза смертного приговора. Хагрид был безутешен и далек от каких-либо других забот.

— В этот комитет надо нажаловаться на самого Малфоя, — попытался я развеселить Хагрида. — Лучше бы они его уничтожили как опасное создание…

— От них, пожалуй, дождешься, — вздохнул лесничий.

— Почему он вообще у тебя? — спросил я, наблюдая за гиппогрифом, устроившимся у очага и рвущим на части мертвого кролика. — Выпусти его, и все дела.

— Так ведь не улетает, — печально ответил Хагрид. — Привязался ко мне, бедняга… к тому же, теперь он и должен быть здесь, при мне. Вроде как я за него отвечаю. Так что если отпущу, нарушу какой-то там закон, и привет… не хватало опять в Азкабан загреметь.

— Теперь Азкабан сам к нам пожаловал, — сказал я, имея в виду дементоров, патрулирующих окрестности и улицы Хогсмида.

Хагрид покачал лохматой головой.

— И то верно, — произнес он. — Проклятые твари… Кстати, ты что-то не ходишь в деревню. Я тебя там еще ни разу не видел.

— Меня Снейп не пускает, — сказал я, хотя не был слишком расстроен таким его решением. — Это вроде наказания.

— Наказания? — Хагрид удивился. — Я думал, Снейп своих не наказывает.

Я усмехнулся:

— Смотря за что. Иногда у него просто не остается выбора. Но сейчас мне в Хогсмиде ничего не нужно, а летом ты меня возьмешь с собой.

— Дожить бы до лета… — Хагрид вновь погрузился в тяжелые размышления о судьбе злосчастного гиппогрифа, а я воспользовался моментом и достал бумагу, чтобы сделать пару рабочих набросков проголодавшегося Клювокрыла.

Все каникулы я был в расстроенных чувствах, и даже Пирс с Полиной не могли меня развеселить. Я почти не проводил с ними время, прекрасно понимая, что с их стороны приглашать меня кататься с ледяной горки, которую соорудил Хагрид, или дразнить Дерущуюся Иву являлось, скорее, одолжением. Впрочем, иногда я ходил с ними на горку, но не получал и десятой доли того удовольствия, которое получали они.

Из-за своей подавленности я даже не пытался изучать заклинание патронуса, оставив его на время, когда начнется следующий семестр, и я вернусь в привычное для себя рабочее состояние. Однако я надеялся зря. Новый семестр не принес никаких позитивных сдвигов, и прежде всего из-за того, как вел себя Снейп.

А вел он себя так, будто меня вообще не существовало. Он больше не давал мне дополнительных заданий, не просил на уроках варить по два зелья за раз и даже не смотрел в мой котел. В остальном его поведение не изменилось: он все также придирался к гриффиндорцам, издевался над Поттером и Лонгботтомом, поощрял Малфоя, одобрительно кивал Пирсу и скептически заглядывал в котел Крэбба. Но я для него превратился в пустое место, и это совершенно выбило меня из колеи. Лучше бы его ненависть проявлялась так, как она проявлялась в случае Поттера. Лучше бы он издевался надо мной, ставил низкие оценки, критиковал за пустяки и говорил всякие гадости. Выдерживать полное отсутствие внимания было невероятно тяжело и обидно.

— Говорят, ты серьезно поругался со Снейпом? — спросил меня Нотт после первого же урока зельеварения, когда мы направлялись на чары. Я воздел глаза к потолку:

— Это что теперь, достояние всей школы?

— А ты как думал, — Нотт усмехнулся. — Наша школа — маленький замкнутый мирок, в котором обычно ничего интересного не происходит, так что любые сплетни и новости разносятся со скоростью, близкой к скорости света. А учитывая, что ты ему наговорил…

«Неужели Пирс — такое трепло», подумал я разочарованно и спросил:

— Откуда ты знаешь, что я ему наговорил?

Нотт повел плечом:

— Я же тебе объясняю: Хогвартс — это тесная община, здесь всё про всех знают. Тем более о личных скандалах. Если тебе это так важно, мне рассказал Малфой. А кто ему — понятия не имею.

«Вряд ли это был Пирс, — решил я. — Они с Малфоем не общаются. Наверное, Нордманн как-то разузнал, по своим каналам».

— Ну и что ты хотел сказать? Учитывая то, что я ему наговорил, он что теперь, стал моим кровным врагом?

— Примерно, — сказал Нотт. — Снейп — мужик злопамятный, так что старайся его больше не злить и вообще веди себя тихо.

— Да он и так на меня смотрит, как на пустое место, — уныло произнес я. — Уж лучше б ругал.

— Он знает, как достать, — ответил Нотт. — В твоем случае ругань не помогла бы — ты слишком хорошо учишься. Так что ругает он Поттера с Лонгботтомом, которые в зельях ни бум-бум. А тебе, Ди — полный игнор. И нельзя сказать, что это не эффективно. Вон ты в какую депрессуху впал.

Это было верно. По мере приближения весны я все сильнее чувствовал, что из-за такого поведения зельевара лишился чего-то очень важного для себя. Однако наступил день, когда я, наконец, по горло был сыт своими переживаниями и решил: нечего так убиваться из-за того, что Снейп на меня смертельно обижен. Я постарался отвлечься тем, что загрузил себя под завязку учебой, наверстывая астрономию и историю, и однажды, пребывая в особенно хорошем настроении, отправился в зал учиться вызывать патронуса.

Приближался квиддичный матч, и Хогвартс в очередной раз стал вместилищем спортивных страстей. Это мне было только на руку — всеобщий ажиотаж отвлекал внимание преподавателей, и я мог больше времени проводить в тренировочном зале. Размышляя о своем патронусе, я пришел к выводу, что он мог бы пригодиться мне как спарринг-партнер — он отлично двигался, был агрессивным, и убить его было невозможно, поскольку он и так не живой. Но для того, чтобы отрабатывать на нем заклинания и технику боя, его надо было хотя бы немного приручить. Полистав книги по дрессуре драконов, я не вынес из них ничего полезного. Интеллект моего патронуса был, конечно же, значительно выше интеллекта рептилий. К тому же, отталкиваясь от того, что он был моей темной половиной, а значит, обладал какими-то чертами моего характера, мне предстояло не выдрессировать его, как животное, а убедить в необходимости сотрудничества.

Патронус отлично запоминал содержание наших встреч. Впрочем, если учитывать, что он являлся частью меня, у него была моя память, так что это быстро перестало меня удивлять. Скоро я понял, что патронусу доставляет определенное удовольствие меряться со мной силами: он принял условия игры и перестал стараться меня убить. Однако заставить его четко слушаться моих приказов или проникнуть в сознание, чтобы увидеть мир его глазами, мне пока не удавалось.

К сожалению, отрабатывать заклинания на патронусе оказалось невозможно — они на него попросту не действовали. Конечно, размышлял я, он ведь не живой — плесень в нем не вырастет, потому что у него нет внутренних органов, а материальность его иная, нежели моя. Золотистые нити тибетских заклятий растворялись в его фиолетово-черном теле, не производя ровно никакого эффекта. Плеть тоже не причиняла моему патронусу заметного вреда — по крайней мере, после ее ударов все его конечности оставались на месте, — однако огненные прикосновения он чувствовал, а потому я худо-бедно мог удерживать его на расстоянии.

Сражаться с патронусом было тяжело — он двигался с удивительной скоростью, и мне приходилось выкладываться по полной программе. Обычно к концу наших тренировок я едва держался на ногах. Но патронус тоже кое-чему учился. Однажды я пропустил его выпад, и тяжелая лапа сбила меня с ног. Я отлетел к стене, выронив палочку. Патронус склонился надо мной, приблизив к лицу зубастую морду.

— Это будет нечестно, — сказал я ему, загнав страх поглубже и медленно садясь на полу. — Сейчас же отойди. Я возьму палочку, и мы продолжим.

Патронус недовольно зашипел, однако в следующую секунду отскочил в центр комнаты. Едва сдерживая ликование, я схватил палочку и вызвал плеть. Несмотря на мое кажущееся превосходство из-за наличия оружия, мне редко удавалось попасть по быстрой твари.

Наконец, начались экзамены. На трансфигурации я получил отдельное задание, поскольку превращать чайники в черепах-големов наловчился еще на втором курсе. Мне нужно было превратить кусок янтаря с впаянной туда большой мухой в саму муху. Запрещалось просто убирать янтарь и придавать жизненное подобие готовому насекомому. Нечто в этом роде я уже делал, хотя пока что находил такую двойную трансфигурацию довольно сложной. В конце концов муха у меня получилась, но, к сожалению, в воздух она так и не поднялась и опять оказалась раза в три больше нормальной. Макгонагалл покачала головой:

— Мистер Ди, у вас явная склонность к гигантомании. Я понимаю, что вы без труда можете ее уменьшить, однако… она еще и не летает. Давайте-ка снова — и сосредоточьтесь.

Флитвик задал мне проанализировать сломанный магический механизм: предстояло определить, что это за прибор, какие поломки в нем присутствуют, и, наконец, починить его. С чарами у меня не возникло проблем: прибор оказался универсальной ловушкой элементалей. Маги устанавливали их в стихии нужных элементалей, особым образом настраивали и, если все проходило гладко, на следующее утро в ловушке оказывалось две-три элементали, которых потом можно было приручить — или, при неудачном стечении обстоятельств, загреметь в больницу св. Мунго.

На экзамене у профессора Асвинн мы тянули билеты, где был вопрос по истории рун и изображение одной из рун Старшего Футарка, о которой нам следовало рассказать. С историей у меня, как всегда, возникли некоторые трудности, но про руну я рассказал бойко.

Выйдя из класса, я увидел сидящего на подоконнике Пирса с учебником в руках.

— Ну как? — спросил он меня.

— Да вроде сдал, — сказал я, останавливаясь рядом. — Полину ждешь?

— Ага.

— Она еще сидит, пишет, — ответил я. — А у нас зелья после обеда.

Пирс помахал учебником:

— Успеем. Обед еще не скоро.

— Ну ладно, — сказал я. — Пойду прошвырнусь на улицу.

— Стой, — сказал Пирс, положил учебник и соскочил с подоконника. — Мы тут с Полиной… в общем, хотели тебя спросить: ты ничего такого странного за Люпином не замечал?

— Странного? — Я сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь. — Да нет, не замечал… разве что выглядит он неважно… иногда.

Пирс смерил меня внимательным взглядом:

— Темнишь, Ди.

— Слушай, — я вздохнул. — Ты же понимаешь, что такие вещи не стоит обсуждать. Тем более если препод тебя устраивает, и ты не хочешь ему ничего плохого.

Пирс расплылся в улыбке и снова забрался на подоконник.

— Ну и отлично! А то я сперва подумал, что Полина его просто невзлюбила. Я не собираюсь никому ничего говорить, — поспешно добавил он. — По-моему, это даже круто, что он… ну ты понял.

Мимо прошествовал какой-то понурый студент с Хаффлпаффа.

— По-моему тоже, — ответил я. — Но мне с трудом верится, что он останется у нас на следующий год.

Наверное, так чувствовали себя ученики Леонардо или Рафаэля, которые были готовы от зари до зари растирать им краски, только чтобы иметь возможность наблюдать за творчеством мастеров. К моему восторгу, Снейп, наконец, сменил свой гнев на милость и теперь едва ли не ежедневно заставлял меня заниматься какой-нибудь черной работой в его кабинете или в классной лаборатории, вроде потрошения живности, сортировки перемешанных по ошибке изготовителя сухих ингредиентов или починки поломанных весов, погнутых котлов и неработающих горелок. Иногда у меня была возможность наблюдать, как он варит какие-то мудреные зелья, о назначении которых я мог догадываться только по их составу, и зрелище того, как ловко профессор это делает, вызывало во мне страшную зависть.

Студенты разъехались на каникулы, но, в отличие от предыдущих лет, преподаватели почему-то оставались в замке. Обычно часть из них в июле или августе покидала Хогвартс, но сейчас ничего подобного не происходило. В замке царила непонятная активность: все куда-то спешили, что-то обсуждали, постоянно аппарировали, выходя за ворота, и столь же стремительно возвращались назад; прилетали многочисленные совы с объемистыми посланиями, то и дело появлялись незнакомые личности, быстрым шагом проносившиеся по коридорам в кабинет Дамблдора и обратно, а в гостиницах и кабаках Хогсмида наблюдался невиданный наплыв посетителей. Я пытался выяснить у Хагрида, что же происходит, но он таинственно молчал, утверждая, что мне об этом знать пока рано.

В один из июльских дней лесничий, наконец, позволил мне покататься на фестрале. Я уже давно облюбовал себе потенциального летуна — крупного, независимого жеребца, которого назвал Файтером [Fighter], имевшего, впрочем, одну полезную слабость: он обожал свежую печенку, и благодаря ней мы неплохо сошлись. Я подкармливал его с рук и однажды получил разрешение Хагрида сделать кружок над замком.

— Ты уж с ним поласковее, — сказал он, трепля фестрала по холке, отчего животное начало шататься и нервно скалить зубы. — И не поднимайся над шпилями, ладно?

— Ладно, — прокряхтел я, пытаясь влезть на здоровенного Файтера, который, к тому же, не желал стоять спокойно и все время отходил от пня, с которого я на него забирался. — Хагрид, ты не мог бы его подержать?

Наконец, я забрался на спину фестрала и постарался усесться так, чтобы тот не задевал меня в полете крыльями. Это оказалось практически невозможно, к тому же, я так и не понял, за что на нем держаться.

— Давай-ка полетаем! — сказал я фестралу. — Сделаем пару кругов, покажешь мне лес и озеро.

Файтер расправил крылья, и я подогнул колени. Сделав несколько подпрыгивающих шагов, фестрал взлетел и быстро начал набирать высоту. Вцепившись ему в шею, я с восторгом следил за тем, как мы поднимаемся над лесом. Скоро передо мной открылась удивительная панорама — огромный зеленый ковер до самых гор, озеро, окруженное лесом, замок, такой маленький с высоты, далекий стадион. Файтер стремительно направлялся к замку. Он облетел его, едва не касаясь крыльями крыш и выступов, и сделал крутой вираж, разворачиваясь к стадиону. Хотя к тому времени я уже привык к своеобразной посадке, от резких спусков и наклонов у меня захватило дух.

— Вот кайф! — заорал я. Пролетая над стадионом, я заметил две темные фигурки, идущие по игровому полю. Файтер немного снизился, и я различил профессора Флитвика и Снейпа, что-то обсуждающих и указывающих на ряды кресел одной из трибун. Файтер невозмутимо пролетел над их головами, и я не стал оглядываться, чтобы посмотреть, заметили они меня или нет.

Через пару дней я узнал, зачем Снейп с Флитвиком бродили по стадиону. Когда я появился на завтрак в Большом зале, Флитвик заулыбался, как будто видел меня впервые после долгой разлуки.

— Линг! — воскликнул он. — Вот вы то нам и нужны!

— Доброе утро, — сказал я, адресуя пожелание всем, кто в это время сидел за столом. Дамблдор еще вчера куда-то убыл, Трелони почти не выходила из башни, а остальные преподаватели были в кратком отпуске до начала августа. Меня встречали только Флитвик, Спраут, Снейп и Макгонагалл.

— Какие у вас планы на вторую половину дня? — поинтересовался у меня Флитвик. Снейп скривился:

— Филиус, просто скажите ему, что он должен делать.

— Ну как же, — возразил профессор, — а вдруг у Линга какие-то важные дела — например, с Хагридом или с Помоной?

— Дела, конечно, есть, — сказала профессор Спраут, чистя яйцо. — Линг будет помогать мне выкапывать африканскую сороконожку. Но этим мы займемся прямо сейчас, так что после обеда он в вашем полном распоряжении.

— Что мы будем выкапывать? — настороженно переспросил я, сразу представив себе черное многоногое создание вроде боггарта Панси.

— Африканскую сороконожку. Я закопала ее пару лет назад, — объяснила Спраут. — Настала пора ее отрыть. Наверное, у нее уже детки проклюнулись.

Картина в моей голове мгновенно преобразилась: я увидел разложившиеся зеленоватые останки, хитиновый скелет и множество вылезающих из этой массы мелких насекомых. Сделав бутерброд с сыром и подвинув к себе чашку кофе, я напомнил Флитвику:

— Профессор, вы говорили о второй половине дня…

— Да! — встрепенулся Флитвик. — Дело в том, что мы с вами должны привести в порядок стадион. Говоря откровенно, он уже давно не в лучшем состоянии. Косметический ремонт — это, конечно, неплохо, но трибуны необходимо укрепить, обновить охранные заклинания, выправить все кресла, починить, подновить, покрасить в какой-нибудь веселенький цвет… В общем, дел невпроворот, а вызывать сюда ремонтную команду бессмысленно — все задействованы на чемпионате мира по квиддичу. Так что бремя ответственности ложится на нас с вами и вот на Северуса. Но я уверен — втроем мы отлично справимся. В конце концов, впереди у нас больше месяца.

— У меня отпуск — две последние недели августа, — напомнил Флитвику Снейп. — Так что процесс желательно не затягивать.

— Не затянем, — ответил Флитвик, — потому что и у меня в конце августа отпуск. Не оставим же мы стадион одному Лингу.

— Я мог бы сам покрасить кресла, — предложил я. Снейп фыркнул:

— В черное и белое.

— Это очень стильно, — возразил я. — Черное и белое — это минимализм, радикальный подход к оформлению пространства. Конечно, надо сделать так, чтобы кресла на стадионе выглядели эстетично, не как шахматная доска или чередующиеся ряды разных цветов, но думаю, я бы это смог.

— Боюсь, гости не оценят вашего подхода, — сказал Флитвик. — Обычно интерьеры для праздников оформляют ярко. Мы могли бы сделать кресла оранжевыми…

— Только не оранжевыми! — испугался я. — Не оранжевыми, не красными и не желтыми! Они будут отвлекать на себя внимание зрителей. Оттенки должны быть холодными. Выберите зеленый, синий или фиолетовый.

Неожиданно меня поддержала профессор Спраут:

— Думаю, зеленый или синий будут смотреться гораздо лучше оранжевого. Оранжевый слишком уж агрессивный.

— Дамблдор сказал — что-нибудь веселенькое, — заметил Флитвик.

«Ну да, — подумал я, — с его вкусом только стадионы оформлять — одни мантии чего стоят!»

— Северус, — продолжил Флитвик, — а вы что скажете?

— Пусть эти вопросы решает Ди, — сказал Снейп, поднимаясь из-за стола. — Он ведь у нас художник, вот и дайте ему творческую свободу.

«Ни фига себе», потрясенно подумал я, изо всех сил делая вид, что именно этих слов от Снейпа и ожидал. Флитвик развел руками:

— Ну что ж, Линг — значит, вам и карты в руки. Однако сперва всё надо починить.

На следующий день, когда мы шли с гербологии на защиту, нас догнала Полина Мазерс.

— Всем привет. Ты куда? — спросила она Пирса.

— На защиту, — ответил тот.

— А я как раз с нее. Слушайте, этот Шизоглаз — просто чума! — заговорила Полина, идя рядом с Пирсом и глядя на нас с нескрываемым восторгом. — Он, конечно, чересчур нервный, но он такое нам показывал — обалдеть не встать!

— И что же он вам показывал? — спросил я недоверчиво. Полина полушепотом ответила:

— Круциатус!

— Что?! — хором воскликнули мы с Пирсом. — Это же Непростительное!.. Оно запрещено!

Мимо с явным интересом на лице прошествовал Малфой со свитой.

— Иди давай, — холодно бросила ему Полина, и Малфой беспрекословно заторопился дальше. Меня всегда поражало, как она может сочетать в себе, казалось бы, совершенно несочетаемые качества. Ее род прослеживал своих предков едва ли не до Клеопатры и ветвился по всей Европе и Азии, но несмотря на то, что никто из семьи Полины не был помешан на своей древности, напрямую не занимался политикой (впрочем, крупный бизнес и политика — одно и то же), и редко кто из британских представителей этого рода учился в Слизерине, в Полине, обычно открытой и дружелюбной девочке, иногда пробуждался дух могучих колдовских предков, и она могла строить окружающих одним своим взглядом. Даже Снейп, судя по ее довольным рассказам, обходился с ней на уроках весьма вежливо.

— Он показывал на пауках. Наверное, и вам покажет, — продолжила Полина. — Ну ладно, у меня сейчас Макгонагалл. Еще увидимся.

И она исчезла в боковом коридоре. Нотт проводил ее подозрительным взглядом.

— Разыгрывает, небось, — скептически сказал он.

— Скоро увидим, — ответил Пирс.

Слизеринцы толпились у дверей в класс по защите от темных искусств, тихо переговариваясь. О репутации бывшего аврора Хмури здесь были наслышаны все. Наконец, профессор запустил нас внутрь и с шумом проковылял к своему месту у доски.

— Итак… — тяжело сказал он, оглядывая класс своим огромным всевидящим оком. — Слизерин. Что ж, будет очень интересно познакомиться.

Он раскрыл журнал и начал перечислять фамилии, то и дело спотыкаясь на именах детей бывших Пожирателей.

— Гойл… Где тут Гойл? А, вот он ты. Вижу-вижу. Вылитый папаша. И мозгов не больше… Крэбб! Так, поднимись-ка… тебе полезно… Малфой, — Хмури пристально осмотрел Малфоя с ног до головы, и с того мгновенно слетели последние остатки спеси. — Еще один старый знакомец… Ладно, опусти руку… Нотт! — Нотт спокойно поднял руку, но было видно, что он ожидает подобного же отношения. — Интересно, интересно… Как это вас всех в один класс понапихали?..

Напротив фамилии Пирса Хмури сделал паузу.

— Пирс, — сказал он и осмотрел класс. Пирс, сидевший вместе со мной за последней партой, поднял руку. — Ты случаем не сын Клайва Пирса?

— Да, — сказал Пирс.

— Видел я твоего отца в деле, — проговорил Хмури с непонятной интонацией. Пирс молчал. — Мастер, мастер, ничего не скажешь… Я тогда подумал — хорошо, что он не с Волдемортом, и жаль, что не с нами.

Пирс усмехнулся. Вращающийся глаз Хмури замер.

— Знаешь, — сказал аврор и сделал пару шагов по направлению к нашей парте. В классе повисла звенящая тишина. — У каждого рано или поздно наступает момент, когда приходится решать, на чьей он стороне. Поверь, однажды он наступит и у твоего отца. А теперь… — глаз описал очередной круг, — я скажу вам пару слов о том, чем мы сейчас займемся. Такой контингент, как вы, наверняка знает о Непростительных заклятьях все, что надо и не надо, так что останавливаться на них подробно я не буду. Я только покажу, как это выглядит в реальности, а не в восторженных рассказах ваших родителей. Давай-ка, иди сюда, — он указал пальцем на Пирса. — Выходи, не бойся.

— Я не боюсь, — произнес Пирс и подошел к первой парте. Хмури положил ему руку на плечо и обратился к классу:

— Заклятие Imperio означает полный контроль над мыслями и действиями субъекта. Именно пребыванием под этим заклятьем оправдывались ваши драгоценные родственнички тринадцать лет назад в зале суда. И не надо смотреть на меня такими глазами, Малфой. Ищи себе дураков в другом месте. Итак, — Хмури похлопал Пирса по плечу. — Сейчас мы посмотрим, как оно работает в реальности. — Он взглянул на Пирса и негромко проговорил: — Если против — так и скажи.

Мне подумалось, что уроки Слизерина с Хмури будут, по всей вероятности, аналогом уроков Гриффиндора со Снейпом. Разумеется, Пирс ответил:

— Не против.

Хмури отошел за учительский стол, направил на Пирса палочку и негромко сказал:

— Imperio.

Пирс стоял, и на лице у него постепенно возникала улыбка. Хмури пристально смотрел ему в затылок, словно чего-то ожидая, но Пирс был спокоен, будто на него и не было наложено никакого заклятья. Наконец, Хмури махнул палочкой и с восхищением в голосе произнес:

— Тебя, наверное, отец учил?

— С самого детства, — ответил Пирс, обернувшись к профессору. — Так что вам надо было стараться сильнее.

— Молодец! — рявкнул Хмури, и девочки, сидевшие слева от меня, вздрогнули. — Садись. Что ж, придется показать на ком-нибудь другом, а то вы по своей наивности решите, что этому заклятью нетрудно сопротивляться.

Следующей его жертвой стал Гойл, который, конечно же, не продержался и секунды и продемонстрировал перед классом какой-то зажигательный танец. Все это было бы смешно, если б не было так грустно.

Круциатус и Аваду Хмури все-таки не стал демонстрировать на учениках, достав банку с ползающими внутри пауками, о которых говорила Полина. Остаток урока мы посвятили общей теории проклятий и контрпроклятий, и закончился он вполне мирно.

К великой радости, Хагрид согласился принять у меня экзамен экстерном, и до самого лета я оказался свободен от одного предмета, получив первое «превосходно» за этот учебный год.

— И чего это тебя так нагружают? — спросил он, когда в один из вечеров я без сил рухнул на стул в его берлоге и с радостью вцепился в кружку с традиционным хагридовым пойлом.

— Понятия не имею, — ответил я, проглотив чай в один присест и протянув кружку за добавкой. Польщенный Хагрид плеснул мне еще. — Как у тебя с мадам Максим?

— Что?! — возмущенно воскликнул Хагрид и даже вскочил. Клык испуганно метнулся от его ног к кровати.

— Да ладно, не напрягайся так, — я махнул рукой. — Я же вижу…

— Ох Линг! — Хагрид покачал головой. — Ничего ты не видишь! Столько всего происходит, скажу я тебе!.. Ты хоть за турниром-то следишь или только учишься? Знаю, квиддич ты недолюбливаешь, но это-то ты должен посмотреть!

— Не должен, — ответил я, прихлебывая горячий чай. — И за турниром не слежу, знаю только, что первый тур будет в конце ноября. Но мне правда некогда. Да и не интересно.

— Что ж тебе интересно? — спросил Хагрид, явно довольный тем, что мадам Максим отодвинулась на задний план. Как ни странно, его вопрос заставил меня задуматься.

— Даже не знаю, — проговорил я. — Рисовать интересно, но из-за этой учебы у меня все мозги высохли, так что на рисунки воображения не хватает. Учиться тоже интересно, но не в таких количествах. Хорошо хоть ты мне помог с экстерном.

— Ну еще бы! — усмехнулся Хагрид, поглядывая на меня. — Мы ведь вместе драклов-то растили. Да и вообще… что я тебе объяснять буду. Тоже ведь зверюшек любишь. Вон питонов кормишь — на это у тебя время всегда есть…

То, что мое общение с питонами протекало на взаимовыгодной основе, я решил не упоминать. Именно благодаря питонам я узнал, что в лесу находится большой лагерь по подготовке к первому туру, где своего выхода на стадион ждут четыре свирепых дракона.

— Так что насчет мадам Максим? — поинтересовался я снова, решив перевести разговор на менее скользкие темы. Хагрид сдался — видимо, ему тоже хотелось об этом поговорить.

— Да что тут скажешь, — вздохнул он и запустил руку в густую гриву волос. — Тонкая женщина эта мадам Максим, даром что француженка. Директор, между прочим! Заметил, как с ней ученики уважительно обращаются? Во как себя поставила, молодец!..

Я понимал, что он имеет в виду, но решил не высказывать своего мнения о положении великанов в современном магическом сообществе. К тому времени мне была прекрасно известна их репутация, по количеству отрицательных эпитетов ничем не отличающаяся от репутации оборотней.

Несмотря на большое количество заданий, каникулы я решил посвятить активному отдыху, временно затаиться и не посещать Выручай-комнату. Вместе с Хагридом мы соорудили ледяную гору, похожую на ацтекскую пирамиду. У нее было четыре стороны: с одной располагались ступеньки, а с трех других — ледяные спуски разной крутизны и длины. На верхней площадке постоянно толпился народ, сталкивая друг друга вниз, и некоторые преподаватели даже оказались недовольны нашей инициативой, сетуя на возросший травматизм и очереди к мадам Помфри с ушибами, ссадинами и легкими переломами.

Наступило время рождественского бала. Мы с Ноттом не искали себе пару и отправились туда, чтобы поглазеть на представителей других школ, поесть деликатесов, а также послушать музыку.

— Неплохо выглядишь, — сказал мне Нотт, когда я нарядился в свою парадную мантию. Сам он был в темно-зеленом. — Знаю, — усмехнулся он, — это банально, типа раз Слизерин, то зеленое, но цвет не самый поганый из тех, что был в магазине. Ну что, идем?

— А эти где? — спросил я, имея в виду Флетчера и Пирса. Нотт махнул рукой:

— Уже свалили. Посмотрим заодно, кого сосватали Флетчеру.

У дверей в Большой зал толпился народ. Поблизости ожидали своего торжественного входа чемпионы школ. Оказалось, что квиддичная знаменитость Виктор Крам пригласил Гермиону Грейнджер, которая ради такого случая нарядилась в элегантную легкую робу и привела в порядок свои волосы. Проходя мимо, я поймал ее взгляд и поднял вверх большой палец. Гермиона улыбнулась. Нотт покосился на меня.

— Да ты никак на нее запал!

— Вот еще, — сказал я. — Но ты же не будешь отрицать, что она тут лучше всех выглядит?

— Из тех, кого мы видели, — парировал Нотт. — Давай-ка искать Пирса.

На рождественский вечер в Большом зале устроили некое подобие ресторана, разбив длинные ряды столов на отдельные столики, за каждым из которых могло усесться с полдюжины человек. Мы протискивались между стульями, пытаясь отыскать Пирса или Флетчера. Наконец, Нотт заметил, как Пирс машет нам рукой.

— Где вы болтаетесь! — крикнул он. — Давайте сюда, мы вам места заняли!

Мы подошли и уселись за стол, где уже расположилась вся наша компания. Пирс был одет в темно-синюю мантию, Полина — в серебристо-серую переливающуюся робу. Как и Пирс, она распустила волосы и вплела в них тонкие серебряные нити. Они казались крайне довольны собой и друг другом и увлеченно обсуждали меню. Флетчер сидел с таким видом, будто проглотил тухлого тритона. Девочка, которую нашла ему сестра, была самой странной особой, какая только училась сейчас в Хогвартсе. На ее ядовито-оранжевую мантию было больно смотреть. Волосы она украсила полупрозрачными заколками в виде красно-синих осьминогов, которые шевелились на ее голове, словно гигантские пауки. Нотт не преминул поддеть Флетчера.

— Слушай, Флетчер, познакомь нас пожалуйста с твоей подругой, — вежливо сказал он. Полина вскинула голову и пристально посмотрела на Нотта.

— Луна Лавгуд, — буркнул Флетчер, сделав вялый жест в сторону девочки. Полина прищурилась, однако Нотт не собирался рисковать и нарываться на ссоры.

— Меня зовут Теодор Нотт, — сказал Нотт и слегка склонил голову, — а это — мой беспутный друг Линг Ди.

— Беспутный?! — вытаращил я на него глаза. Пирс и Полина уткнулись в меню, еле сдерживая хохот. Луна улыбнулась.

— А почему вы пришли одни? — спросила она.

— Ну, мы не были уверены, что вообще пойдем на это светское мероприятие, — ответил Нотт, пожимая плечами. — Мы хотели воспользоваться моментом и спокойно посидеть у камина в гостиной, посмотреть на огонь, поговорить об истории гоблинских войн, обсудить последние министерские новости… Однако наши друзья, — Нотт выразительно глянул на Пирса с Полиной, которые смотрели на него, не в силах понять, шутит он или говорит серьезно, — настояли на том, чтобы мы покинули наши сырые, но уютные подвалы и составили им компанию. Вот потому-то мы и пришли одни, — закончил он и выжидающе посмотрел на Луну. Та некоторое время глядела на него, не мигая, а потом сказала:

— Ах, так это шутка…

— Ведьмина головешка, а мы чуть не купились! — воскликнул Пирс. — Вот, значит, как аристократы беседуют между собой…

— За аристократа ответишь, — пообещал Нотт и вновь обежал глазами зал.

Наконец, все расселись по своим местам, и в зал вошли чемпионы со своими парами. Они расположились за столом, где сидели директора школ и судьи, а мы, наконец, смогли приступить к заказам. Я просмотрел меню, но ничего интересного не обнаружил, а потому взял пару салатов и курицу.

— Ди, на дворе праздник! — напомнил мне Нотт, удивленно глядя на мой заказ. — Выбери для разнообразия… хм-м… — он призадумался, тоже, судя по всему, не видя в списке блюд ничего примечательного. Луна решила ограничиться грибной запеканкой, а Флетчер, который наверняка думал, что сестра над ним просто поиздевалась, сразу начал со сладкого.

— Ну как там Хмури? — вдруг ни с того ни с сего поинтересовалась Полина. Я вздрогнул; Нотт тоже напрягся и бросил недовольный взгляд на учительский стол, где сидел бывший аврор, чей глаз по обыкновению вращался на все 360 градусов.

— Хмури? — переспросил Пирс. — Шпионит потихоньку.

Мы с Ноттом воззрились на Пирса, который спокойно продолжал есть блинчики с медом.

— Ты не преувеличиваешь? — спросила Полина. «Кажется, они уже имели разговор на эту тему», подумал я.

— Нет, — ответил Пирс. — А ты сама не замечаешь?

— Я? — удивилась Полина. — Да на кой черт я сдалась Хмури?

— Мой папа говорит — кто помянет чёрта, у того в желудке поселится яблочный червь, — невозмутимо заявила Луна. Услышав это, Флетчер, евший яблочный пирог, едва не выплюнул его изо рта. Полина, лучше всех нас знакомая с причудами Луны, только улыбнулась.

— В моем желудке бывало и не такое, — сказала она.

— Давайте не будем развивать тему, — попросил Нотт. — Лучше Хмури, чем червяки.

— Это еще вопрос, — пробормотал я, предпочитая любых червяков Хмури. Пирс помахал вилкой в сторону преподавателей и сказал:

— Его можно понять: министерству такой психованный не нужен, а Слизерин с его точки зрения — рассадник заразы, где у каждого третьего — родитель с Темной Меткой. Вот он и отрывается, как может.

— Но учитель-то он отличный, — сказала Полина. — Люпин, конечно, тоже был хороший, но ему бы что-нибудь теоретическое преподавать, вроде истории или маггловедения. А защиту должен вести такой бывалый, как Шизоглаз.

В ее словах была доля истины — к сожалению, Люпин во многом проигрывал Хмури. Вспомнив о Люпине, я подумал: чем, интересно, он занимается сейчас? Вряд ли в его ситуации легко можно найти работу.

Луна будто прочла мои мысли.

— Профессор Люпин, наверное, уже превратился, — сказала она, подняв большие глаза к потолку, отражающему звездное небо и полную луну. — В Рождество ему, должно быть, грустно.

— Он же оборотень, — не выдержал Флетчер. — Как ему может быть грустно, когда он в волчьем облике?

— А почему нет? — удивилась Луна. Один из красно-синих осьминогов добрался до кончиков ее волос и пытался переползти на плечо. Флетчер поежился.

— Потому что у животных другое восприятие, — ответил он. — Им бывает грустно, когда они голодные. И вообще, грустный оборотень — звучит как шутка.

— Как шутка? — теперь пришла пора удивляться мне. — Во-первых, оборотни — не совсем животные, а во-вторых, думаешь, животным не бывает грустно?

Флетчер пожал плечами.

— Бывает, наверное, но не оттого, что они в одиночестве встречают Рождество.

— Люпин — не животное, — сказал я холодно. — Это то же самое, что назвать животным анимага.

— Ладно, парни сбавьте обороты, — прервал нас Нотт, видя, что Флетчер тоже начал заводиться. — Вон танцы начинаются, сейчас какие-то панки будут выступать. В следующий раз подеретесь.

Через минуту в зале образовалась сцена и пустое пространство для танцев. Первыми на площадку вышли чемпионы со своими парами. Меня танцы не интересовали, и вместо этого я начал наблюдать за преподавателями и директорами. Те тоже постепенно поднимались и выходили из-за столов. Танцпол медленно заполнялся парами, и Пирс с Полиной, которые, видимо, давно ждали этого момента, покинули нашу теплую компанию. Флетчер не торопился танцевать с Луной, судя по всему, поставив себе целью съесть все хогвартские запасы пломбира. Нотт, откинувшись на спинку стула, лениво рассматривал танцующих.

— Никто не хочет потанцевать? — спросила Луна. Флетчер поскорее запихнул в рот ложку с мороженым. Нотт покачал головой и ответил:

— Спасибо, Луна, я не танцую.

— Пошли, — сказал я девочке и поднялся. — Правда, я не слишком-то умею…

— Я тоже, — улыбнулась она. Осьминоги в ее волосах зашевелились еще активнее. Мы вышли на площадку, и я взял ее за руку, а другую положил на талию.

Все оказалось не так ужасно, как я предполагал. В царящем полумраке было непонятно, кто насколько хорошо танцует, а мантия моей партнерши активно сигнализировала другим парам не слишком к нам приближаться. Когда медленные мелодии заканчивались и начинались быстрые, мы каким-то образом находили собственный ритм и продолжали танцевать медленно, словно под свою, слышимую нам одним мелодию. Сначала мы молчали, а потом немного разговорились.

— Ты бываешь на горке? — спросил я.

— Которую ты сделал с Хагридом? — спросила Луна. — Забиралась пару раз, но меня оттуда столкнули, и я решила больше не подниматься.

— Да, это популярная забава, — пробормотал я, разглядывая ее осьминогов, которые, как оказалось, светились в темноте. — Ты бы тоже могла кого-нибудь столкнуть.

— А если им будет обидно?

— Им не будет, — сказал я. — Они для этого туда и ходят.

Луна не ответила. Мы танцевали почти на одном месте, потому что группа играла что-то зажигательное, и народ бесился вовсю. Постепенно нас вытеснили к столам преподавателей.

— У тебя странный друг, — сказала Луна.

— Друг? — удивился я. — В смысле?

— Тот мальчик в зеленой мантии. Кажется, его зовут Тед…

— Почему странный? — До сих пор я не воспринимал Нотта как «друга», считая, что с нами он общается лишь потому, что хочет оставаться независимым и не ходить под Малфоем, который, по моему мнению, был ему гораздо ближе, чем мы с Пирсом.

— Ну… он так разговаривает…

— Он просто шутит, — сказал я. — У него своеобразное чувство юмора.

Мы снова помолчали. Наши преподаватели не рисковали выходить на быстрые мелодии и в основном вернулись за столы. Дамблдор увлеченно беседовал с Флитвиком и одним из судей. Я заметил, что Хагрид с мадам Максим, как два атомохода, прокладывают сквозь танцующие пары дорогу к выходу. Пожалуй, они правы, подумал я и спросил Луну:

— Не хочешь прогуляться, а то тут такая толпа…

— Давай, — легко согласилась она, и мы начали продираться к дверям. Оказавшись в холле, мы неторопливо прошли мимо украшенных кустов и каких-то зимних декораций, за которыми скрывались парочки. Дойдя до входных дверей, я обернулся к Луне. Та рассеянно оглядывалась по сторонам, а ее осьминоги сгрудились на макушке. «Вот, еще один фрик», подумал я.

— Куда теперь? — спросила она.

— На горку, — сказал я. — Там наверняка никого нет.

— Здорово! — обрадовалась она. — Пошли!

Мы вышли на улицу и зашагали к темнеющей пирамиде. Здесь действительно никого не было — кому охота болтаться по морозу, когда в замке пир, музыка и танцы? Проходя мимо дерева, я подобрал ветку и превратил ее в большой круглый щит для катания.

— Ты слышал о рогатых ползунах? — спросила между тем Луна. Я водрузил щит себе на голову, чтобы было удобнее нести, и ответил:

— Нет, а кто это? Может, Хагрид слышал? Ты ходишь к нему на уроки?

— Хожу, — сказала Луна. — Но его я не спрашивала. Рогатые ползуны — это такие древесные существа с коричневой шерстью, вроде гномов, но худые. С рожками, как ты можешь понять.

— Погоди, я вроде видел таких в Запретном лесу, — вспомнил я свои путешествия, точнее, путешествия моего патронуса. — Они еще на чертей похожи.

Луна немного удивленно взглянула на меня.

— Ты видел их в Запретном лесу? Очень странно. Может, это были не они? Папа рассказывал, что рогатые ползуны водятся в тропических лесах.

— Не знаю, как они назывались, но я их видел, — ответил я. Мы уже добрались до горки и поднимались по широким ступеням. — Наверное, это северная разновидность. А в тропических лесах живет тропическая.

Луна снова посмотрела на меня.

— Ну, ты по крайней мере не думаешь, что я того, — сказала она, остановилась на вершине и постучала пальцем по виску. Я расхохотался.

— Скорее, это ты — того, — продолжила она.

— Я — того, — согласился я, положил щит на снег и выпрямился рядом с ней.

Наша ацтекская горка была довольно высокой. С нее открывался вид на озеро, черный корабль дурмштранговцев, берлогу Хагрида и замок. В нем светились многочисленные окна, но на улице кроме нас никого не было. Полная луна освещала снежные сугробы и Запретный лес, сливавшийся в одно темное пятно. Я набрал в грудь побольше воздуха и заорал во все горло:

— Люпин!!!

Луна вздрогнула.

— Где? — спросила она, удивленно осматриваясь.

— Я просто хочу поздравить его с Рождеством, — сказал я. — Может, вместе?

— Конечно!

Мы подобрались к краю горки и на счет «три-четыре» хором завопили:

— Люпин!!! С Рождеством!!!

Эхо пронесло наши крики над озером и лесом. Луна засмеялась. От холода ее осьминоги перестали светиться и забились поглубже в волосы.

— Давай еще кого-нибудь поздравим, — сказала она.

— Давай, а кого?

— Не знаю. Кальмара из озера.

— А потом кентавров, хотя они не празднуют.

Мы развлекались не менее двадцати минут, позабыв о том, что собрались кататься, но в конце концов наши истошные вопли привлекли внимание, и из замка вышел какой-то человек. Сверху мы увидели приближающуюся фигуру и поняли, что это идут по нашу душу.

— Это профессор Снейп, — сказала Луна. — Давай его поздравим?

— Нет! — Я с содроганием представил, что сделает со мной Снейп на окклюменции, соверши мы этот безумный поступок, и сколько очков снимет с Равенкло. — Ему это не понравится. Лучше спустимся вниз. Садись.

Луна забралась в лежащий щит и скрестила ноги. Я оттолкнулся и на ходу запрыгнул позади нее. С нарастающей скоростью мы понеслись вниз и прибыли точно к ногам профессора, обдав его высокой снежной волной. Снейп раздраженно смахнул снег с лица и волос и проговорил:

— Немедленно в замок!

Я помог Луне выбраться, и мы пошли следом за профессором. Всю дорогу он демонстративно стряхивал снег с мантии, как будто это была не замерзшая вода, а какие-нибудь дохлые мухи. «И к чему это показное презрение? — думал я, глядя ему в спину. — Как будто я его оскорбил!» Луна тоже притихла. Мы вошли в холл и двинулись между кустами по проходу, в конце которого стояли Дамблдор, Хмури, Каркаров и Макгонагалл. Они о чем-то беседовали и не обращали на нас внимания до тех пор, пока профессор Снейп не попытался пронестись мимо, явно не желая к ним присоединяться.

— Северус! — сказал Дамблдор точно в тот момент, когда Снейп развернулся к лестнице в подвалы. — Что-нибудь случилось?

Снейп резко остановился и повернулся к нам.

— Мистер Ди и мисс Лавгуд решили продолжить праздник на улице, — сказал он таким тоном, будто наш праздник заключался в свежевании парочки первокурсников. — Довольно экстравагантным способом, — добавил он.

— Вот как? — Дамблдор заинтересованно взглянул на нас с Луной. Я заметил, что когда Снейп назвал фамилии, Каркаров посмотрел в нашу сторону более пристально. — И каким же?

Я ожидал, что ответит Снейп, но тот мстительно молчал. Теперь на нас смотрели все пятеро.

— Мы поздравляли с Рождеством, — сказал я. — И ничего экстравагантного в этом нет.

— Ну что ж, это замечательно… — с воодушевлением начал Дамблдор, но Снейп его перебил:

— Они поздравляли кальмаров, кентавров и фестралов, а их вопли, наверное, слышали даже в Хогсмиде.

— Северус, сегодня Рождество! — напомнил ему Дамблдор. — Возможно, кентавры его и не празднуют, но за кальмаров и фестралов я ручаться не буду.

— Значит, это тот самый мистер Ди, который некогда наложил на себя проклятье распечатывания тайных болезней? — спросил вдруг Каркаров с мерзкой улыбочкой на лице. Сердце у меня рухнуло куда-то вниз. Снейп, скотина, кому же ты все растрепал! Однако зельевар слегка прищурился и глянул на Дамблдора. Хмури и Макгонагалл, судя по их реакции, слышали об этом впервые.

— Что? — воскликнула Макгонагалл и повернулась к Дамблдору. — Проклятье?.. Когда?

— Ишь ты! — крякнул Хмури, и в его голосе послышалось одобрение. Дамблдор развел руки в стороны, будто примиряя противников.

— Дамы, господа, давайте не будем сегодня о серьезном, — попросил он и взглянул на нас. — Мистер Ди, мисс Лавгуд, в Большом зале все еще продолжаются танцы.

Нам не надо было повторять дважды. Мы быстро прошли к дверям в зал и смешались с толпой, отплясывающей под какой-то дикий грохот. Нотт и Флетчер все еще сидели за столом; когда мы подошли, откуда-то вынырнули и Пирс с Полиной, довольные и раскрасневшиеся.

— Где были? — спросил нас Нотт.

— На горке, — ответил я, наливая себе вишневый сок.

— Мы поздравляли, — добавила Луна и начала вытаскивать из волос замерзших осьминогов, складывая их в тарелку. Флетчер недовольно покосился на ее шевелящиеся украшения.

— Кого это? — заинтересовалась Полина. — Там кто-то был?

— Нет, но ведь это неважно, — сказала Луна и начала перечислять. — Мы поздравили профессора Люпина, кентавров, кальмара из озера, фестралов, рогатых ползунов, гиппогрифов… я еще предлагала профессора Снейпа поздравить, когда тот за нами вышел, но Линг почему-то не захотел.

Нотт рассмеялся.

— Я его понимаю. Он решил не рисковать.

— А у нас профессор вычел баллы! — с гордостью заявила Полина. — Мы тоже пошли прогуляться, туда, в холл, а там оказались всякие дурацкие кусты. Ну, мы и заблудились, нашли какую-то скамейку, сидим, типа болтаем, вдруг раз, кусты раздвигаются, и перед нами — Снейп с Каркаровым. «Десять баллов с Равенкло, мисс Мазерс!..» — и тут он замечает Трента. — Полина хихикнула. — Ну, думаю, как же ты будешь выкручиваться? Он подумал и говорит: «И десять со Слизерина». Видели бы вы его лицо, ха-ха!.. Он же никогда с вас не снимает!

Я смотрел на танцующих, краем уха слушал обсуждение невероятного происшествия в кустах и думал о том, какие последствия для меня может иметь фраза, брошенная Каркаровым. То, что о моих экспериментах знал Дамблдор, было более-менее логично: он директор, и Снейп, Люпин или мадам Помфри были обязаны ему обо всем доложить. Но Макгонагалл, своего заместителя, он не поставил в известность, а Каркаров, директор чужой школы, почему-то обо всем знал. Если поверить реакции Снейпа, он был удивлен, что дурмштранговец в курсе подобных вроде бы незначительных событий из жизни Хогвартса. Значит, ему рассказал Дамблдор? Но зачем? На этот счет у меня не возникало ни одной здравой мысли, и я решил подумать об этом как-нибудь потом, на свежую голову.

В воскресенье после завтрака я спустился на кухню и обнаружил там эльфа, сидящего на стуле неподалеку от входа. Увидев меня, он вскочил.

— Привет, — сказал я. — Хорошо, что ты согласился поговорить.

— Добби тоже рад видеть молодого господина, — кивнул Добби, на лице которого не было даже намека на радость.

— Мы можем где-нибудь уединиться?

— Идемте, сэр, — Добби махнул рукой и повел меня между столами к подсобным помещениям. Указав мне на одно из них, эльф произнес:

— Здесь, если вы не против.

Я не был против. Мы зашли в комнату, где хранились щетки, тряпки и другие хозяйственные принадлежности, и Добби закрыл дверь. Осмотревшись в поисках стула, я не обнаружил ничего, кроме полок, а потому вытащил палочку, сотворил пару ковриков и уселся на один из них, знаком предложив присесть и Добби. Тот был слегка ошарашен тем, что я сел на пол, но не стал возражать.

— Послушай, Добби, — начал я. — Я не буду ходить вокруг да около и скажу тебе свое предложение, а ты мне скажешь, согласен ты его принять или нет и на каких условиях. Хорошо?

— Какое предложение, сэр? — спросил Добби.

— Я хочу, чтобы ты учил меня магии.

Добби, видимо, решил, что это шутка, потому что в первые секунды начал непроизвольно расплываться в страшноватой улыбке. Однако видя, что я не смеюсь, эльф тут же согнал улыбку с лица и решил уточнить:

— Молодой господин шутит?

— Нет, не шутит, — ответил я. — Речь идет не о магии вообще, а об эльфийской магии. Вы же не пользуетесь палочками, верно? Или та же аппарация… хозяин может вызвать вас откуда угодно, и вы должны будете к нему явиться… В общем, учи всему, что ты знаешь и умеешь как эльф.

Глаза Добби стали еще больше и занимали теперь едва ли не пол-лица.

— Но это невозможно! — воскликнул он, отрицательно качая головой. — Эльфов никто не учит магии, мы ею просто владеем! Добби не знает, как это объяснять, Добби не учитель!

— Слушай, давай ты сперва решишь, интересно тебе мое предложение или нет, а технические детали мы обговорим потом, — попытался я его успокоить. Добби казался потрясен самой мыслью о том, что его кто-то попросил о подобной услуге, и довольно долго молчал, переводя взгляд с меня то на полки, то на потолок, будто пытаясь найти там ответы и разобраться, как он относится к такой перспективе.

— Добби никогда еще не просили стать учителем, — вдруг сказал он. — Молодой господин считает, что у Добби получится?

— Думаю, да, — сказал я.

— Добби будет учить! — теперь эльф позволил себе широко улыбнуться. — Хотя и не знает, как.

— Это мы выясним в процессе работы, — сказал я, воодушевленный его согласием. — Вот мое условие — ты никому не будешь рассказывать о наших уроках, а если тебя кто-то спросит, станешь все отрицать.

— Даже если спросит директор? — Добби снова вытаращил глаза. Я представил, что придет в голову эльфу, не любящему Слизерин, если попросить его помалкивать о наших делах перед Дамблдором, а потому ответил:

— Если спросит директор, скажешь правду…

Добби с готовностью кивнул.

— … Но только если он сам спросит, — уточнил я. — Ты ведь умеешь держать рот на замке, верно?

Добби закивал головой так, что его уши захлопали, будто листья на ветру.

— Теперь ставь свои, — сказал я. Эльф тут же проговорил:

— Добби ничего не надо, у Добби уже и так все есть! Молодой господин сделает из Добби учителя — этого ему более чем достаточно.

— Мудро, — вполне искренне одобрил я. — Тогда до следующего воскресенья. Здесь же, после завтрака. И подумай пока, о чем бы ты мог рассказать мне на первом уроке.

Я встал и открыл дверь. Добби подхватил оба коврика, быстро скатал их в рулон и сунул на полку. «Прекрасно, — подумал я. — И во что я ввязался на этот раз?»

В мае, совершенно не вовремя, когда до экзаменов оставалось всего ничего, меня в очередной раз охватили сомнения в том, что занятия в Выручай-комнате имеют хоть какой-то смысл. Я выучил множество разнообразных заклинаний, но, как и в окклюменции, следовало выбрать несколько наиболее эффективных и развивать владение ими, чтобы в случае чего не перебирать в голове всё, что я знаю, лишь тратя понапрасну время. Я пытался представлять ситуации, в которых мне может понадобиться то или иное заклинание, но все они казались умозрительными и маловероятными. Из-за кучи заданий я перестал посещать Выручай-комнату и не испытывал особого желания изучать что-либо новое.

А потом у меня возникла очередная безумная идея. Сперва я даже испугался, не были ли это происки Хмури, который каким-то образом внушил мне отчаянную мысль испытать на себе Crucio, пыточное заклятье, но потом решил, что для Хмури это было бы слишком — кроме истории с Малфоем-хорьком, он никому из учеников не причинил вреда. Идея с Crucio преследовала меня неотступно, и в конце концов я пообещал себе, что решу проблему, когда сдам экзамены — в любом случае, сейчас у меня не было ни единой свободной минуты, учитывая степень, до которой я запустил некоторые предметы.

— Я не сдам историю, — сказал я Пирсу, когда мы отправлялись на экзамен. — Не знаю, как не завалил астрономию — повезло с вопросом про сверхновые.

— А со Снейпом и Флитвиком ты еще занимаешься? — спросил Пирс.

— К счастью, нет, — ответил я. — В мае были последние уроки.

— Толк-то от них есть?

— С Флитвиком вроде есть, — не покривив душой, ответил я. Мы добрались до середины книги, приступив к артефактам средневековья, времени, когда искусство создания всяких волшебных предметов достигло своего расцвета. Хотя поначалу мне было непросто запоминать столько теоретических знаний, постепенно я втянулся. Поскольку Флитвик не разрешал ничего записывать, наши уроки неплохо тренировали память, что очень пригодилось на обычных занятиях, особенно по истории. Теперь мне оставалось рассчитывать лишь на то, что вопросы коснутся тем, содержание которых я запомнил хотя бы отчасти.

Со Снейпом, как всегда, все было сложнее. Настроения для урока легилименции у него так и не возникло, а во время последних занятий профессор, казалось, думал о чем-то совсем ином. Помимо этого, он ни разу не оценил мою работу, и я не имел ни малейшего представления, насколько хорошо или насколько плохо у меня получается.

Кажется, в этот раз фортуна снова была на моей стороне — на экзамене по истории я ответил на большую часть вопросов и вполне мог рассчитывать на положительный балл. До третьего испытания Тремудрого турнира оставалось два дня, и я решил не медлить — если я собираюсь испытать на себе Crucio, делать это надо тогда, когда внимание окружающих сосредоточено на ожидании финала.

Некоторое время я носился с мыслью о том, чтобы и в этот раз попросить Снейпа — в конце концов, согласился же он на Imperio. Но Круциатус — совсем другое дело: речь шла об осознанном стремлении причинить другому боль. Вряд ли Снейп при всей его жестокости к ученикам способен на то, чтобы с удовольствием мучить студента собственного факультета. К тому же, я представлял, какое у профессора будет лицо, попроси я его применить к себе Crucio. Вдруг он решит, что после экзаменов я окончательно свихнулся? Нет уж, как-нибудь сами справимся.

Для своего эксперимента я выбрал неработающий туалет на втором этаже, где обитало занудливое привидение по имени Плакса Миртл. Мало ли, рассуждал я, вдруг что-нибудь выйдет из-под контроля? Если я останусь в Выручай-комнате, кто меня найдет? А здесь есть Миртл, если что, она сообщит… Вечером я прокрался в туалет и уселся на пол рядом с большими раковинами. Миртл немедленно повисла рядом.

— Ты зачем это сюда пришел? — спросила она.

— Скоро увидишь, — ответил я. — А пока не мешай.

Заинтригованная Плакса Миртл отлетела к туалетным кабинкам. Я постарался сосредоточиться. Прочитав пару энциклопедических статей о пыточном заклятье, я преисполнился убеждения, что смогу реализовать свою идею хотя бы отчасти — совсем не обязательно желать себе серьезных мучений. Можно просто пожелать небольшую боль… или среднюю… Направив на себя палочку, я представил, что хочу причинить себе некоторые страдания, и подумал: «Crucio».

Но ничего не произошло. Я не почувствовал даже легкого укола. «Crucio!» — вновь подумал я, однако результат и на этот раз оказался нулевым. Еще минуту я бился с самим собой, а потом, рассвирепев из-за собственной трусости, вскочил и заорал на весь туалет:

— Crucio!

Плакса Миртл, все это время терпеливо за мной наблюдавшая, подпрыгнула аж до потолка, и в ту же секунду во мне начала расти боль. Она возникла в области солнечного сплетения, сперва даже какая-то ласковая, мягкая, и постепенно распространилась по всему телу. Словно зачарованный, я следил за тем, как она заполняет мои внутренности, проникает в ноги, руки, шею и голову, как впивается в позвоночник, будто обхватывая его обжигающими руками. Сила ее росла с каждой секундой, но пока я мог терпеть. Не позволяя себе впадать в панику, я стоял, направив на себя палочку, и ждал, что же будет дальше. «И это все? — с некоторым разочарованием подумал я. — Не слишком-то…» Но не успел я додумать мысль до конца, как мое тело оказалось словно охвачено пламенем. Я не мог представить, что при такой силе боли можно контролировать свое поведение. Мозг отказывался подчиняться, хотя краем сознания я понимал, что заклятье надо снять. Руки не слушались, ноги тоже — я уже не стоял, а лежал на полу. Миртл куда-то исчезла. Кажется, я заполз под раковины и прижался к холодной стене, однако из сознания пропадали целые куски, и в следующей сцене я уже боролся с какими-то людьми, которые пытались вытащить меня из-за труб. В конце концов им это удалось, после чего в следующем фрагменте осознанного бытия я лежал в полутемном помещении, не в силах пошевелиться. Огонь, пожиравший меня изнутри и снаружи, продолжал свою адскую работу. Однако, несмотря на все эти хаотичные события, какая-то часть моего «я» смотрела на происходящее со стороны, не испытывая ни малейшей тревоги, спокойная и даже в чем-то довольная — ну как же, у меня ведь получилось… «Ты этого хотел, — думала та часть, не обращая внимания на боль, — ты этого хотел. Впредь желай осторожнее — или без возражений принимай все, что к тебе приходит».

После очередного пробуждения настроение у меня было препаршивейшее. В больнице я остался один — видимо, Поттер покинул ее еще утром. Одевшись и заправив постель, я наколдовал для палочки новое крепление и поместил ее туда, решив, что вряд ли за дверью меня поджидает отряд авроров, посланных засадить нарушителя закона о Непростительных заклятьях в Азкабан. Не желая встречаться с мадам Помфри, я направился к выходу, собираясь с мыслями. Распахнув дверь, я нос к носу столкнулся с Пирсом и Полиной, за которыми следовал Нотт и, что меня крайне удивило, Луна Лавгуд.

— Вот он, — удовлетворенно констатировал Пирс. — Очнулся, наконец.

— Очнулся, — вяло согласился я.

— Ну и хорошо, — Пирс схватил меня за плечо. — Пошли с нами.

— Куда еще?

— Давай без возражений.

Мы не стали спускаться с этажа. Вместо этого мои товарищи зашли в один из свободных классов, располагавшихся вдали от основных коридоров. Нотт тут же уселся на подоконник, а Луна, Полина и Пирс придвинули стулья к первой парте у окна, пригласив меня занять один из них.

— Выглядишь ты неважно, — заметила Полина, критически осматривая меня с ног до головы.

— Потому что не ел двое суток, — ответил я. — И в основном спал.

— До финала вся школа только о тебе и говорила, — подала голос Луна. — Что ты наложил на себя Непростительное заклятье и сошел с ума.

— Нет, это он сначала сошел с ума и только потом наложил Непростительное, — хмыкнул Нотт.

Я пожал плечами.

— И это все? — возмутился Пирс. — Ты же чуть копыта не отбросил!

— Ничего я не собирался отбрасывать, — ответил я. — Подумаешь — Crucio! Оно же не смертельное.

Все переглянулись.

— Подумаешь — Crucio? — переспросил Нотт, прищурившись. — Я не ослышался?

— Да ладно! — воскликнул я. — Как будто вам это интересно!

Полина сказала немного обиженно:

— Между прочим, не каждый день мои друзья накладывают на себя Crucio. Все же любопытно, что при этом чувствуешь!

При словах «мои друзья» я слегка смутился, но не подал виду и ответил:

— Чувствуешь, будто горишь внутри и снаружи, и еще ни фига не соображаешь. А потом — амнезия. Ко мне Снейп с Дамблдором заходили, а я их не узнал, даже свое имя с трудом вспомнил. Судя по разговорам, когда это заклинание накладываешь на себя, оно как бы закольцовывается, и ты не можешь его снять. Только другие могут.

— А что ты сейчас ощущаешь? — спросила Полина. — Что-нибудь изменилось?

Я задумался.

— Сложно сказать. Я пока от лекарств не отошел. В голове пустота какая-то.

— Да, для тебя это не характерно, — усмехнулся Нотт. — Смотри, все знания растеряешь, если слишком увлечешься Круциатусом.

— Ты не видел стрекоз смерти? — вдруг спросила Луна.

— Трелони, — тут же ответил я. Пирс засмеялся. Луна тоже улыбнулась.

— Есть такие стрекозы смерти, они прилетают к умирающим и выпивают из них жизнь, — объяснила она. — Но раз они к тебе не прилетали, значит, ты не собирался умирать.

— Умирать я точно не собирался, — ответил я и, желая перевести разговор в другое русло, продолжил:

— А вы про Хмури знаете?

— Слухи доходили, — уклончиво сказал Пирс. — Вроде это был не он, а сын Крауча из министерства.

— Ну да, — ответил я уныло. — Зачем он тогда за всеми следил?

— Все очень даже логично, — проговорил Нотт, ерзая на подоконнике. — Сына Крауча отправили в Азкабан вместе с Лестрейнджами, и получается, что отец вытащил его оттуда под носом у дементоров. Причем совершенно не ясно, как он это провернул. А следил младший Крауч для того, чтобы быть в курсе: там подслушал, здесь подслушал, вот тебе и картинка вырисовывается…

— Которую можно потом сообщить Сами-Знаете-Кому, — вставила Полина.

— Кстати, он вернулся, — напомнила Луна таким обыденным тоном, будто речь шла о ее однокласснике. — Дамблдор сегодня за завтраком говорил, что Сами-Знаете-Кто убил Седрика Диггори, а Гарри Поттер сумел от него сбежать.

Пирс, Полина и Нотт выжидающе посмотрели на меня. Я возмутился:

— А от меня-то вы чего хотите? Вон у Нотта спрашивайте!..

— Ага, конечно, у Нотта! — язвительно парировал тот. — Как будто отец слетал вчера к Темному Лорду, а когда вернулся, тут же сел писать мне письмо: мол, так и так, виделись с Повелителем, велел передавать тебе привет!

Мы дружно расхохотались. Не знаю почему, но никому не показалось странным или опасным шутить на такие темы. Я даже не обеспокоился, что Нотт не отрицает принадлежности своего отца к Пожирателям в присутствии Луны, которую едва знал. Возможно, он считал, что к ее словам вряд ли отнесутся серьезно: она и так считалась блаженной — странностью больше, странностью меньше…

— Слушай, Линг, — сказала Полина, отсмеявшись. — Ты ведь лежал вместе с Поттером… может, он что-нибудь рассказывал? Что-нибудь такое, о чем Дамблдор не упоминал.

— Поттер ничего не рассказывал, — ответил я. — Большую часть времени я спал, а проснулся только потому, что рядом говорили Фадж и директор. Дамблдор пытался убедить его, что Волдеморт вернулся, а тот ему не верил. Потом Фадж отдал Поттеру выигрыш и свалил. Еще там была какая-то тетка… ну и гриффиндорцы, конечно. Так что мне не удалось поговорить с ним с глазу на глаз. К тому же, нас обоих напоили зельем, и мы всю ночь проспали.

Судя по выражению лиц, от меня ожидали более развернутого рассказа, но я не собирался зря болтать и опасно откровенничать. Продолжая обсуждать события последних дней, мы неторопливо спустились вниз и вышли на улицу. Завтра ученики разъезжались по домам, так что у меня появлялась реальная возможность спокойно разобраться, изменил ли во мне Круциатус хоть что-нибудь или нет.

Первое, что я услышал, был женский вскрик и возмущенная тирада, адресовавшаяся, без сомнения, мне:

— Ты с ума сошел? Кто же аппарирует в помещения?!

Меня охватила эйфория. Мама Мерлина, у меня получилось!! Моя первая аппарация! Я все сделал правильно! Потратив несколько секунд на осмотр, я убедился, что ничего нигде не забыл, и тело мое не расщеплено, а вполне себе цело, и с трудом удержался от того, чтобы не запрыгать от радости по всему кабаку Розмерты, которая ошеломленно следила за мной вместе с десятком посетителей, оторвавшихся на время от своих кружек и рюмок.

— Эй, парень, а сколько тебе лет? — вдруг поинтересовался один из них. — Ты не маловат для аппарации?..

— Сто! — крикнул я, не в силах больше сдерживать бурлящие эмоции. — Мне сто лет!

И ринулся прочь из «Трех метел», на ходу запихивая палочку в крепление.

Весь адреналин, который я до сих пор гасил невероятным усилием воли, в первый же миг после возвращения хлынул в кровь. «Я аппарировал! — в который раз мысленно восклицал я. — У меня получилось! Я аппарировал черт знает откуда! Я встречался с Волдемортом! Я видел живого Темного Лорда! Я разговаривал с ним и ушел живым и невредимым! Ха! Кто еще такое может?!»

Занятый подобными мыслями, я добрался до почты и влетел в помещение, полное волшебников и волшебниц, стремящихся отправить посылки и письма. Кто-то стоял за стойкой или столом, царапая пером по пергаменту, кто-то требовал у почтовых служащих другую сову, потому что «эта выглядит вялой» или «мне не нравятся серые, я им не доверяю». Протолкавшись к прилавку, я схватил пустой бланк и отошел к свободному столику, на котором стояла чернильница и лежала пара толстых старых перьев.

То, что о таком событии надо срочно отписать Дамблдору, не вызывало сомнения. Это первое, что пришло мне в голову, когда я выскочил из кабака Розмерты. Вопрос был в том, что именно ему написать. И чем дольше я над этим размышлял, тем быстрее успокаивался. Очень скоро моя эйфория куда-то делась, как и весь восторг. Произошедшее раскрывалось в ином свете, и то, что вызывало недоумение в последние недели, неожиданно обрело объяснение.

После моей стычки с Хмури-Краучем Дамблдор ни словом ни обмолвился о том, что между нами произошло. Он вел себя со мной так же, как и всегда, будто не было ни Круциатуса, ни огненной плети. Этим летом директора редко можно было видеть в замке, и еще реже он выбирался в Большой зал на обеды или завтраки, но если такое происходило, то все, чем он у меня интересовался, были мои обязанности лесничего. Как мне нравится работа Хагрида? Справляюсь ли я? Не нужна ли мне помощь? Как поживают фестралы — «вы ведь за ними особо присматриваете, Линг»… Поначалу я думал, что он снова вызовет меня в свой кабинет и начнет расспрашивать — в конце концов, я применил боевое заклинание, которое мог узнать, только нелегально забравшись в Запретную секцию, да тому же, было ясно, что в работе с плетью я не новичок. Однако ничего подобного не произошло — Дамблдор словно обо всем забыл. Но я знал: подобные вещи он не забывает. И картина, которая передо мной вырисовывалась сейчас, проясняла все вопросы.

Я обмакнул перо в чернильницу и начал писать:

«Уважаемый директор!

Довожу до вашего сведения, что не далее как сегодня встречался с тем, в чье возвращение не поверил ваш высокопоставленный собеседник в школьной больнице пару месяцев назад. Вероятно, мне следует поблагодарить вас за ту высокую оценку, которую вы даете моим магическим способностям, поскольку, видимо, полагаете, что я могу противостоять своему сегодняшнему визави, пусть и в обстановке простого обмена мнениями. Однако в такой ситуации мне вряд ли было бы разумно сразу возвращаться в Хогвартс. В противном случае некоторые решат, что вы ничуть не обеспокоены этой встречей. Я буду ждать ответа в Хогсмиде, у почты. С уважением, Линг Ди».

Отстояв длиннющую очередь, я сказал сидевшей за прилавком дородной колдунье:

— Мне нужна самая быстрая сова, потому что это срочное сообщение. И пожалуйста, оплата за счет получателя, а то у меня с собой ни кната.

— Ишь ты! — усмехнулась колдунья, принимая пергамент. — И быструю сову ему, и оплату за счет… — Она взглянула на имя адресата. — Директору Хогвартса? Да ты разве не там учишься?

— Директора в замке нет, — ответил я, начиная нервничать, — иначе я не стал бы писать ему писем, а просто вернулся бы в школу.

— Ладно, ладно, — пробурчала колдунья и протянула мой пергамент помощнику, который схватил его исчез за дверью, ведущей в основной корпус совятника. — Все, дорогой, иди. Отправлено твое срочное.

Недовольный учиненным допросом, я вышел на улицу и поднял голову, чтобы посмотреть, какая сова понесла мое письмо. Однако из высокого совятника одновременно вылетало столько птиц — совы, соколы, вороны, — что понять, кто из них летит к Дамблдору, не представлялось возможным.

Я пнул ногой камешек и медленно направился к кабаку Розмерты. Кто знает, где сейчас Дамблдор, и сколько туда лететь сове? Ладно, допустим, они послали сокола. Это, конечно, быстрее, но все равно… Остановившись на перекрестке, где была таверна, я решил, что внутрь не пойду — наверняка собравшиеся там обсуждали мой неожиданный визит, а учитывая вопрос о возрасте, такую аппарацию можно было счесть нарушением какого-нибудь дремучего правила. Только проблем с законом мне не хватало… Я развернулся и зашагал назад к почте. Буду ждать там.

Усевшись на широкие ступеньки у входа, я подпер подбородок кулаками и прислушался к своим мыслям. Весь восторг испарился без следа. Да и о ком мне надо было думать в первую очередь — о Волдеморте, чьи планы на мой счет так и остались не проясненными, или о Дамблдоре? Мог ли он знать, что Волдеморт планирует со мной встретиться? Если Снейп — его осведомитель, то, директор, безусловно, мог знать… наверняка знал! Почему в таком случае он ни словом ни намекнул мне об этом?.. Черт! Я бессознательно осмотрелся по сторонам, ища кого-нибудь с сигаретой, чтобы стрельнуть парочку, но увы — у колдунов была мода на трубки, и даже таких курильщиков поблизости не наблюдалось.

Изнывая от желания покурить, я поднялся на ноги и стал без дела слоняться по улице, посматривая на разлетающихся из совятника птиц. Некоторые, впрочем, возвращались, иногда неся в лапках или в специальной сбруе ответное послание.

А что если Дамблдор далеко, и птица будет лететь до него несколько часов? Ночевать тут прикажете? Во мне постепенно закипала злость. Он должен был сказать! Я бы подготовился! Может, я бы даже нашел, чем защитить этого несчастного Петтигрю, как-то блокировать Crucio!.. Внезапно в голове возникла ужасная мысль: а что Темный Лорд сделает теперь, когда я исчез прямо у него из-под носа?! Он же не собирался со мной прощаться, он хотел продолжать разговор, сказать то, что собирался, или увидеть то, что хотел! А если он обратит свой гнев на Снейпа вместо Петтигрю? В конце концов, по логике Волдеморта, тот должен был предупредить его, что я умею аппарировать, но ведь Снейп этого не знал, как, впрочем, и я сам… Темный Лорд разозлится, подумал я в отчаянии. Он очень, очень разозлится!

Необходимо было вернуться. Местность я запомнил в деталях, и если у меня получилось аппарировать один раз, получится и второй. Было отвратительно думать, что Снейп остался рядом с взбешенным Волдемортом и может сейчас служить мишенью для его Круциатуса… Я медленно поднялся. Возможно, я смог бы сделать хоть что-то… плеть, патронус… вдвоем мы наверняка бы отбились! Ведь патронуса не берут заклятия, он меня прикроет, а я тем временем отвлеку внимание Темного Лорда от его жертв. Каким бы абсурдным ни казался этот план, я постепенно приходил к выводу, что ничего другого мне не остается.

Но письмо Дамблдору, как быть с ним? Ведь я обещал дождаться ответа… директор должен отреагировать, он не может снова промолчать! Я вцепился в перила, не зная, как поступить. Внезапно вечернюю тишину разорвал громкий хлопок; я резко поднял голову и встретился глазами с тем, кто все это лето не выходил у меня из головы — с бывшим профессором защиты от темных искусств, оборотнем Ремусом Люпином.

— Ты здесь! — с облегчением воскликнул он и бросился к крыльцу. Я ошеломленно следил за ним, не понимая, с чего это вдруг он так мне рад. — Линг! С тобой все в порядке?

— Да, сэр, но…

— Дамблдор! — Люпин схватил меня за плечи и потряс, словно для того, чтобы убедиться в моей материальности. — Он приказал мне срочно явиться сюда и забрать тебя в Лондон! Идем.

— Так быстро? — удивился я. — Он уже получил мою сову?

— Не знаю, — ответил Люпин, таща меня подальше от любопытных глаз. — Про сову ничего не знаю. Прилетел Фоукс и передал… Аппарируем отсюда. Но сперва прочти это.

Он сунул мне в руки клочок пергамента, на котором явно второпях было написано: «Лондон, площадь Гриммо, 12».

— Прочитал? Запомнил? Давай обратно, — Люпин едва ли не вырвал пергамент у меня из рук и тут же его сжег. — А теперь держись.

С этими словами он ухватил меня за предплечье, не дожидаясь ответной реакции, и я аппарировал второй раз в своей жизни, теперь уже в паре.

Возвращаться из сна не хотелось, но организм настойчиво требовал пробуждения. Еле открыв глаза, я с удовольствием почувствовал, что голова моя лежит на мягкой подушке. Вокруг была темнота, лишь из-под двери пробивался тусклый желтоватый свет. Усевшись на диване, я сбросил с себя шерстяной плед и нашарил на полу кроссовки. «Меня не разбудили… Дамблдор так и не приходил?» Постепенно сонливость исчезла, и ее место заняла легкая головная боль. «Или я слишком долго спал, или начинается ломка», подумал я и поднялся.

В коридоре было пусто. Я дошел до лестницы и медленно начал спускаться, осматриваясь по сторонам. Дом казался старым, необжитым и не слишком уютным, но чем-то он мне понравился. Снизу доносились голоса, и я отправился прямо на кухню, уже представляя, кого там встречу. Нельзя сказать, что мне сильно этого хотелось, но раз уж я оказался в гостях, надо было вести себя вежливо.

Кухня была полна народу. Когда я остановился у входа, разговоры прекратились, и все обернулись в мою сторону. «Семейство Уизли в полном сборе», с досадой подумал я, скользя взглядом по лицам Близнецов, Рона и Джинни. Гермиону я уже видел, а вот Поттера — еще нет. Ладно, плевать.

— Выспался? — спросила меня Молли, стоявшая все там же, где была перед тем, как я ушел спать.

— А где здесь ванная?

— Рон, покажи Лингу ванную, — сказала Молли, и до меня, наконец, дошло, кто она такая. Рон скорчил недовольную рожу и неохотно поднялся. Никто не сказал ни слова до тех пор, пока мы не начали подниматься по лестнице на второй этаж; только тогда до моего слуха донеслись звуки возобновленного разговора.

— Вот, — Рон подвел меня к одной из дверей и толкнул ее ногой.

— Сколько сейчас времени? — спросил я.

— Я тебе что, часы?

Закрыв за собой дверь, я воспользовался туалетом, а потом сбросил одежду и с наслаждением забрался под душ. Скоро в ванную комнату постучали. Никаких занавесок здесь не было, а брать чужие полотенца я не рискнул.

— Я не одет! — заорал я, пытаясь перекрыть шум воды. На стоящего за дверью это не произвело впечатления.

— Держи, — Сириус Блэк кинул на раковину коричневое махровое полотенце и повернулся, чтобы выйти.

— Долго я спал? — спросил я. Полуобернувшись, Блэк ответил:

— Долго. Сейчас два часа.

— Ночи?

— Дня.

И скрылся в коридоре.

В восемь часов следующего дня на большой кухне дома Сириуса Блэка собрались те члены Ордена Феникса, которые смогли выбраться на незапланированную встречу. Поскольку сообщения от Дамблдора они получили менее чем за сутки до ее начала, а никаких объяснений в письмах не было, сидевшие за длинным столом активно строили гипотезы и предположения, с чем же могла быть связана такая срочность. Блэк и Люпин, знавшие чуть больше остальных, помалкивали, и хотя Молли Уизли рассказала своему супругу о новом госте, тот, судя по всему, не придал этой информации большого значения.

Когда в подвал спустился Снейп и занял свое место неподалеку от очага, рядом со стулом, где обычно садился Дамблдор, на него обрушился град вопросов — как человек, теснее всего общавшийся с директором, Снейп находился в курсе происходящего значительно в большей степени, чем многие из присутствующих. Однако тот, по своему обыкновению, был неразговорчив и отвечал, что скоро придет Дамблдор и всех просветит.

— Северус, это как-то связано с тем мальчиком, которого привел вчера Ремус? — наконец, спросила Молли.

— Да, Снейп, с чего это вдруг директор обеспокоился безопасностью одного из твоих слизеринцев? — язвительно поинтересовался Блэк, полуобернувшись к зельевару, сидевшему через пару стульев от него. Тот поднял голову и ровно ответил:

— Директор не беспокоится за его безопасность. Наберись терпения, Блэк, и твоя нехватка впечатлений скоро будет удовлетворена.

Блэк не успел вернуть укол, потому что в подвале, наконец, появился директор Хогвартса. Быстро спустившись по лестнице, он начал пробираться к очагу; все задвигали стульями, садясь ближе к столу и освобождая Дамблдору проход. Наконец, директор занял свое место, и в кухне воцарилась тишина.

— Прежде, чем мы приступим, — без предисловий начал Дамблдор, — нет ли у кого-то из вас информации, которую вы хотели бы срочно сообщить присутствующим?

В ответ раздались негромкие «нет», члены ордена отрицательно качали головами.

— Хорошо, — сказал Дамблдор. — В таком случае, я передаю слово Северусу. Он введет вас в курс дела.

— Вчера утром меня вызвал Темный Лорд, — заговорил Снейп. — Он хотел, чтобы я устроил ему встречу с одним из наших учеников: младший Крауч сообщал о нем в письме, о котором Темный Лорд упомянул, но не вдавался в его содержание. Сразу после этого разговора он послал меня за ним в компании Петтигрю — для гарантии, я полагаю…

— Мистер Ди остается на лето в школе, — негромко вставил Дамблдор, поглядывая на Молли Уизли, лицо которой приобретало выражение все большего отчаяния, смешанного с гневом.

— …Втроем мы вернулись обратно, — продолжал Снейп. — Около сорока минут они разговаривали, после чего распрощались… неожиданно для всех.

Он замолчал, что для присутствующих оказалось не меньшей неожиданностью. Осознав, что продолжения не будет, все хором заговорили, обращаясь в основном к Дамблдору, но тот молчал, ожидая, пока волна эмоций схлынет.

— В нашем уравнении появилась новая переменная, — спокойно сказал он, когда в кухне снова стало тихо. — Или, если угодно, новая фигура в партии. К сожалению, в силу некоторых обстоятельств нам пока достоверно не известно, какая это фигура. Единственное, что должно беспокоить нас в данный момент — это чтобы она стояла на нашей стороне доски. По крайней мере, именно это является моей целью, поскольку я не намерен совершать одну и ту же ошибку дважды…

— Альбус, а нельзя ли попроще? — пробасил сидевший на другом конце стола Хмури. — Похоже, кроме тебя и Снейпа здесь больше никто не понимает, о чем ты говоришь. С чего вдруг Волдеморту понадобился какой-то мальчишка?

— И как вообще можно было подвергать его такой чудовищной опасности! — не выдержала Молли, не сводя со Снейпа пылающих гневом глаз.

— Опасности? — резко произнес Снейп, вернув ей такой же яростный взгляд. — Если там кто-то и подвергался опасности, то вовсе не он! Ты себе не представляешь…

— Стоп, стоп, — Дамблдор поднял руку, и зельевар умолк. — Давайте по порядку… Аластор, я не имею ни малейшего представления, зачем Темному Лорду понадобился Линг Ди. Я могу только выдвинуть несколько предположений, любое из которых имеет шансы оказаться неверным.

— Тогда о чем они болтали сорок минут? — поинтересовался Блэк. — О погоде? О квиддиче? А, Снейп? Поделись с нами, будь так любезен.

В эту секунду позади Дамблдора раздался хлопок. Директор обернулся и увидел Кричера, который с недовольным видом принялся манипулировать посудой, открывать полки и левитировать оттуда какие-то банки.

— Кричер, пошел отсюда вон! — рявкнул Блэк, приподнимаясь со стула.

— Молодой господин просил у Кричера второй ягодный сбор, — не слишком любезно пробормотал Кричер, занимаясь своим делом. — Кричера не интересуют ваши тайны… он заваривает настой.

Дамблдор отвернулся и молча указал Блэку, чтобы тот сел и замолчал. Кричер беззастенчиво гремел посудой, что-то ворчал себе под нос, хлопал дверцами шкафа, с чудовищным грохотом опустил чайник на плиту, но в конце концов настой был заварен, и эльф аппарировал наверх с чашкой дымящегося зелья.

— Надо же, каким он вдруг стал услужливым… — пробормотал Блэк и снова посмотрел на Снейпа. — Ну так что, может, все же ответишь?

— Я не знаю, о чем они разговаривали, — отрезал тот.

— Тебя там не было? Темный Лорд выставил тебя за дверь? — с иронией поинтересовался Хмури.

— Дело в том, Аластор, — спокойно ответил директор, — что мистер Ди и Темный Лорд вели свой разговор на парселтанге. Увы, но ни я, ни Северус не знаем змеиный язык настолько хорошо, чтобы понять содержание состоявшейся между ними беседы. Впрочем, — продолжил он, с некоторым удовольствием глядя на изумленные лица присутствующих, — вряд ли Линг догадывается, что говорил именно на нем, а потому мы имеем все шансы услышать от него вполне правдивый и полный пересказ.

— Вот, значит, как, — пробормотал Блэк. — Еще один любитель Темных искусств нашелся… И Волдеморт хочет прибрать его к рукам?

— Мистер Ди — такой же любитель Темных искусств, как, скажем, я, — ответил Дамблдор. — Или Кингсли. — Он посмотрел на молчаливого волшебника, не сводящего с директора внимательных глаз. — Знать темные заклинания и применять их для темных дел — вещи разные, и они совсем не обязательно связаны между собой. Но Сириус, безусловно, прав. Начальные намерения Темного Лорда кажутся вполне прозрачными. Волдеморту не помешал бы свой человек в Хогвартсе, тем более с магическими способностями, превосходящими способности большинства студентов. Вопрос в том, что он может ему предложить…

— И после всего этого вы прислали его сюда? — возмущенно перебил его Блэк. — В этот дом? А если он только того и ждал, чтобы оказаться рядом с Гарри?

— Никто ничего не ждал, — ответил Дамблдор. — Их беседа очевидно зашла не в то русло, в которое направлял ее Волдеморт, и произошло это по его собственной неосмотрительности. У меня нет оснований опасаться за жизнь Гарри в обществе Линга Ди. Я бы сказал, напротив — даже хорошо, что некоторое время они будут тесно общаться. Если, Сириус, ты желаешь провести параллель между Темным Лордом и этим мальчиком, то, несмотря на относительную общность их интересов и схожую одаренность в области магии, у них предостаточно отличий — по крайней мере, сейчас… Впрочем, я полагаю, что всем нам безусловно интересно узнать, о чем же мистер Ди говорил с Темным Лордом… Молли, будь так любезна, пригласи Линга спуститься к нам.

Все, что было написано о стимуляторе в справочнике, оказалось верным. Мышечные судороги меня миновали — видимо, они появлялись при более серьезном привыкании, — но головная боль и сонливость преследовали неотступно почти до самого отъезда. Лишь последнюю пару дней перед первым сентября, когда мы должны были отправляться на вокзал, боль почти отпустила, и я принимал зелье лишь раз в сутки.

Согласно своим планам, большую часть времени я проводил на кухне. Миссис Уизли, смирившаяся с моим присутствием, постоянно находила для меня какую-нибудь работу, а если готовить или мыть было уже нечего, я отправлялся наверх, к Клювокрылу, которого в конце концов удалось усмирить, и он больше не бросался на меня, словно бешеный.

Как я и надеялся, книги, сложенные в углу чердака, оказались разнообразными черномагическими трактатами. У меня было очень мало времени, и я не смог бы изучить их все, так что пришлось выбирать, ориентируясь на названия, вытисненные на корешках. Книг, на которых названий не стояло, я старался даже не касаться, хотя судя по тому, что кто-то эти тома собирал и связывал, на них вряд ли были проклятия. Наконец, отобрав несколько наиболее привлекательных экземпляров, я унес их к себе в комнату и засунул под диван. Впрочем, через несколько часов мне пришлось об этом пожалеть, поскольку, отлучившись с кухни в ванную комнату, я столкнулся в коридоре с ворчащим Кричером, тащившим мои книги обратно на чердак. Недолго думая, я выхватил их у него из рук, чем вызвал бурю возмущения, упоминания о моей безродности, о которой он откуда-то прознал, и о том, как бесцеремонно некоторые обращаются с драгоценной библиотекой его госпожи.

— Не трогай эти книги, — прошипел я, взбешенный бестолковым поведением эльфа. — Думаешь, им лучше на чердаке, рядом с гиппогрифом, который того гляди их сожрет? Я взял их почитать, ясно? Вот уеду, и можешь тогда носить их сколько душе угодно.

— Кричер не обязан слушаться безродных мальчишек, — ворчал эльф, следуя за мной по коридору. — Ему больно смотреть, как книги его госпожи валяются под диваном в пыли, когда их место…

— На чердаке в конюшне, — закончил я, входя в комнату и закрывая за собой дверь.

— Так решил хозяин, — трагически прошептал Кричер, внимательно следя за тем, как я по очереди открываю ящики комода, проверяя, нет ли там каких-нибудь грызущих тварей, способных повредить листы. Наконец, я запихнул книги в один из ящиков и закрыл его.

— Они будут здесь, — сказал я, поглядев на недовольного эльфа, — до тех пор, пока я не уеду. Договорились?

— Безродный мальчишка не может приказывать слуге благородного дома Блэков, — начал Кричер, но я его перебил.

— Может, я и безродный, но не идиот. Ты ведь меня откуда-то знаешь!

Эльф мгновенно опустил уши.

— Кричер не знает гостя хозяина, — пробормотал он. — Кричеру нет дела…

— Не ври! — я опустился на колени и уперся руками в пол, оказавшись с эльфом на одном уровне. — Ну-ка посмотри на меня!..

Кричер на секунду поднял глаза, но эльфийская интуиция подсказала ему, что дело запахло жареным, а потому не успел я как следует настроиться, как эльф с негромким хлопком аппарировал и с тех пор никогда не оставался со мной наедине. Впрочем, книг он тоже больше не трогал, так что ночами я спокойно читал, сидя на полу в окружении расставленных рядом свечей.

Все нелестные эпитеты, которыми Полина наградила Долорес Амбридж — «министерскую пикси», — оказались, к сожалению, верны. Не знаю, откуда ее многочисленные родственники проведали о новой преподавательнице, но родители сочли нужным предупредить их с Пирсом, чтобы те вели себя крайне осмотрительно.

— Положению Дамблдора сейчас не позавидуешь, — тихо рассказывала Полина, пока поезд несся среди холмов, приближаясь к горам, за которыми нас ожидал Хогвартс и горячая еда. — Министр не верит насчет Темного Лорда, «Пророк» несет всякую галиматью, вроде того, что Поттер на турнире просто чокнулся, а если директор продолжит гнуть свое, Фадж может наломать дров.

— Поэтому они ее и прислали, — пробормотал Нотт. — Будет вроде министерского шпиона.

— Вот-вот, — кивнула Полина. — Так что злить ее не стоит. Потерпим годик.

Но это было проще сказать, чем сделать. Войдя в Большой зал после долгого путешествия на поезде и тряски в запряженных фестралами каретах, мы устроились так, чтобы лучше видеть учительский стол, в центре которого восседал Дамблдор, а рядом пристроилась та самая Амбридж, больше смахивающая на расфуфыренную домохозяйку, вышедшую за сладостями в кондитерскую по соседству, нежели на высокую чиновницу министерства магии. Ритуал распределения прошел по-старому: Слизерин заполучил очередные полтора десятка испуганных малолеток, мы дежурно аплодировали, чтобы чем-то занять себя в ожидании ужина, и лишь после этого на столах появилась еда.

«Полторы недели, — думал я, неторопливо поглощая рыбу с морковным гарниром, — меня не было здесь всего каких-то десять дней, а я уже отвык и начал скучать». Хагрид еще не вернулся, но остальные преподаватели сидели на своих местах, и я вспомнил, что меня ожидают дополнительные занятия по магии стихий у Флитвика, а также серьезный нагоняй от Снейпа за стимулятор. «Но что он может сделать? — размышлял я, поглядывая на зельевара, сидевшего, по своему обыкновению, с краю стола. — Заставить потрошить живность? Перебирать тритоньи глаза? Это пройденный этап и уже давно не наказание». Однако, несмотря на подобные размышления, перспектива предстать перед разгневанным деканом меня отнюдь не радовала.

Ближе к концу ужина я внезапно осознал, насколько двусмысленным теперь является мое положение. Не у одного Нотта с Малфоем родители были в Пожирателях, и не им одним были даны в отношении меня наказы.

— Да, — с легким смущением поведал мне в поезде Нотт, когда мы вышли в туалет и ждали, пока освободится кабинка. — Отец говорил, чтобы я ни во что не влезал — ну, это как обычно, он же знает, что Малфой всегда бежит впереди паровоза, — и насчет тебя кое-что… — он выдержал паузу. — Чтобы был с тобой поаккуратнее.

— Я не ваза, чтобы быть со мной поаккуратнее, — ответил я. Нотт даже не улыбнулся.

— Много ты понимаешь, — сказал он. — То, что у Темного Лорда планы на твой счет, делает из тебя, прости за каламбур, темную лошадку, и кем она в конце концов станет, никому не известно: может, фаворитом, а может, вообще не дойдет до финиша. Поэтому логично, что с тобой надо быть именно аккуратнее. И никак иначе.

Дверь туалета распахнулась, и на пороге возник Захария Смит. Он смерил нас презрительным взглядом и зашагал по вагонному коридору.

— Что это он о себе думает! — возмутился Нотт, глядя ему в спину. — Барсук недоделанный!

— Я тебя слышал, — Смит резко повернулся и наставил на Нотта указательный палец. — Смотри, змееныш, как бы потом не пожалеть!..

Я сказал:

— Оставь его, он же бладжером ударенный.

— Чертов Хаффлпафф, — пробормотал Нотт и скрылся в туалете. Смит поглядел на меня так, словно будь у него в руках этот бладжер, он бы без колебаний запустил им мне в лицо.

Сейчас, сидя в Большом зале, я начинал понимать, что столь неоднозначное положение ставит меня между двух огней, и ни одна из сторон не может испытывать ко мне сколько-нибудь значительного доверия. Следя за Дамблдором, произносившим очередную речь перед насытившимися учениками, я вдруг подумал: а ведь он так ничего и не сказал мне об огненной плети. Ни слова. Такое впечатление, что если я стану заниматься где-нибудь рядом с домом Хагрида, он сделает вид, что так оно и должно быть. Или пришлет Флитвика в качестве тренера. Получается, он дает мне добро на продолжение самостоятельных занятий — что не запрещено, то разрешено. А отсюда следует…

— Эй! — сидевший рядом Пирс толкнул меня в плечо. — Смотри, кто сейчас будет выступать!

Я с трудом вернулся из своих размышлений и увидел, как Дамблдор садится за стол, предоставляя слово нашей новой преподавательнице защиты. Увы, но Долорес Амбридж обладала качеством, широко свойственным плохим учителям — она говорила слишком много и ни о чем конкретно, усыпляя аудиторию монотонной речью, в которой если и было что-то значимое, то оставалось не услышанным из-за бездарного исполнения.

— Где же страсть? — бормотал я, поставив локти на стол и зажав голову между ладоней. — Где жажда донести до нас истину? Где напор, где стремление убедить нас в том, в чем вы хотите нас убедить?.. Вот ведь послали подземные боги балаболку.

Нотт покосился на меня и постучал пальцем по виску. Я с тоской смотрел по сторонам, желая только одного — поскорее добраться до кровати и выспаться. Проплывавший мимо Кровавый Барон вдруг остановился прямо за спиной Нотта и поймал мой взгляд.

— Жаль, что вы их спрятали, — проговорил он тихим, низким голосом. Я непонимающе покачал головой.

— Свои картины, — объяснил Барон. — Я любовался ими по ночам. Кто бы мог подумать, что они являются и вам…

Нотт вытаращил на меня глаза.

— Это для сохранности, — прошептал я Барону в ответ. — А то мало ли… еще растащат на сувениры.

Кровавый Барон степенно кивнул и отправился дальше, к новичкам, которые, завидев его приближение, заметно оживились, убаюканные до этого болтовней Амбридж.

— Кто это тебе является? — настороженно спросил Нотт. Пирс ответил:

— Опять, наверное, нарисовал что-нибудь безумное… Отец, кстати, ждет твоих новых работ, ты вроде как обещал.

— Обязательно пришлю, — кивнул я. — Только вот разберусь с насущными делами.

В тот же день мы спустились в подвалы на первый урок зельеварения. Я искренне надеялся, что гриффиндорцы, с которыми я провел последние десять дней августа, не обратят на меня внимания и не станут здороваться, как это было принято в доме у Блэка, и мои надежды полностью оправдались. Снейп, как и профессор Спраут, предварил наше занятие кратким сообщением на тему предстоящих экзаменов, недвусмысленно дав понять, что на своем шестом курсе не жаждет увидеть подавляющее большинство из присутствующих учеников.

Зелье умиротворения, которое он задал нам варить, было не слишком сложным, но требовало внимания из-за множества мелочей и постоянного добавления ингредиентов. Весь прошлый семестр я готовил зелья альтернативными способами, и такой подход прочно вошел в мое сознание как непреложный закон, которому я был обязан следовать на уроках Снейпа, наверное, до самого конца седьмого курса. Потратив десять минут на выведение формулы, позволявшей мне приготовить этот состав чуть быстрее и затратить на него меньше усилий, я примерно за час сварганил зелье, и когда над моим котлом взвился серебристый дымок, пролевитировал себе один из флаконов, чтобы перелить в него полученный настой. Однако Снейп, прежде не обращавший на меня никакого внимания, мгновенно оказался рядом, словно караулил именно этот момент.

— Мистер Ди, — проговорил он, — скажите мне, что произойдет, если кому-нибудь доведется выпить ваш настой?

Я припомнил все свои действия, скосил глаза на формулу, нацарапанную на клочке пергамента, и ответил:

— Ну… думаю, он успокоится.

— Причем навсегда, — ухмыльнулся Снейп. В классе раздались смешки. — Проанализируйте свою формулу и найдите ошибку. И подумайте, можно ли ее исправить в этом составе…

Оставшиеся двадцать минут я проверял и перепроверял все, что было написано на пергаменте, просчитал вес участвовавших в реакции ингредиентов и нашел еще один альтернативный способ приготовления настоя, однако никакой ошибки в формуле не обнаружил. Сверив ее с тем, что было написано на доске, я приуныл. Может, Снейп придумал этот ход, чтобы задержать меня в классе после занятий? «Нет, для этого он не стал бы врать насчет зелья», решил я и вновь обратился к формуле. Мысли казались почти материальными, образуя в голове причудливые конструкции, призванные обнаружить вкравшуюся в расчеты ошибку… Снейп тем временем поднял себе (и Малфою) настроение, в очередной раз придравшись к Поттеру, и скоро скомандовал, чтобы все сдавали полученные настои. Посмотрев на котлы Пирса и Грейнджер, я не заметил отличия между своим зельем и тем, что получилось у них. Поскольку свое задание я так и не выполнил, то остался на месте, ожидая, пока все покинут класс. «А еще стимулятор…», тоскливо подумал я, чувствуя себя все менее уверенно. Наконец, дверь за последним учеником закрылась, и в помещении повисла тяжелая тишина.

Снейп молча расставлял флаконы с только что приготовленными настоями в небольшую коробку. Мне ничего не оставалось, как только ждать. Время тянулось, от моего зелья над погашенной горелкой уже не поднимался пар, и я рассеянно смотрел на его плотную непрозрачную поверхность. Что с ним может быть не так? Оно слишком концентрированное? Но почему, что так усилило его действие? Пропорции вроде были соблюдены…

Я оторвал глаза от содержимого своего котла и увидел, что Снейп стоит напротив моего столика. Когда он успел подойти и как я мог его не заметить? Взгляд зельевара можно было бы назвать враждебным, но эта враждебность, скорее, отражала крайнюю степень его недовольства. Совершенно очевидно, что неправильно сваренное зелье являлось меньшей из моих проблем.

— Если бы, — начал декан, и несмотря на его тихий, обманчиво спокойный голос, я ощутил, как у меня по коже ползут мурашки, — вы были студентом любого другого факультета, я бы поднял вопрос о вашем исключении. Мало того, что вы без разрешения пользовались ингредиентами, которые вам не принадлежат, вы еще и варили из них наркотический состав, вызывающий серьезную биохимическую зависимость и, как следствие, синдром отмены. Я предупреждал вас, чтобы вы этого не делали, и не потому, что жалел составляющих, а потому, что знаю, к чему приводят подобные опрометчивые и безответственные шаги. На целых два месяца вы утратили контроль над собственной жизнью и работой своего организма: ими управляло сваренное вами зелье. Вы добровольно, безо всяких на то причин сдались на милость какого-то варева!

Снейп замолчал, разглядывая меня так, будто я был интересным, но отвратительным экземпляром его коллекции уродцев. Мне нечего было ответить — он был прав, а я нет.

— Все, чего вы достигли, обратившись к этому зелью, можно обрести без него, — продолжил Снейп. — Учитесь этому, а не обманам своих чувств… — Он снова помолчал, а потом добавил: — Курсовая работа, которую вы сдадите мне в мае, будет касаться стимуляторов. Тему сформулируете сами. Описания составов, формулы, воздействие отдельных ингредиентов на организм, побочные эффекты, антисыворотки, синдромы отмены и способы их снятия — минимум двадцать стандартных свитков.

Я не посмел возразить, услышав о таком чудовищном объеме, поскольку за эти минуты напредставлял себе значительно более худших наказаний.

— Вы исправили формулу? — спросил меня зельевар, выдержав небольшую паузу.

— Нет, — понуро ответил я. — Я не нашел ошибки.

— Исправите ее к следующему занятию и покажете мне, — он махнул палочкой, опустошив мой котел. — Ваши субботние занятия с профессором Флитвиком продолжатся, наши с вами — закончены.

— Это из-за стимулятора?! — воскликнул я, в отчаянии уставившись на Снейпа. Тот помедлил и ответил:

— Нет. Просто мне больше нечему вас учить.

— Как это нечему! — возмутился я. Ничего себе отговорка! — Вы всегда находили все, что хотели… и еще я не умею менять отношение к воспоминаниям… Пожалуйста, сэр, вы же сами знаете — я пока мало что могу!

Это было не совсем верно, поскольку довольно значительный и важный пласт моей памяти оказался Снейпу недоступен, но я был готов рисковать разоблачением, учитывая позицию Дамблдора, которая в данный момент лучше всего характеризовалась как «невмешательство». Снейп задумчиво направился к своему рабочему столу.

— Я поговорю с директором, — сказал он, наконец. — Зайдите ко мне в субботу вечером, в то же время. И будьте осторожны с Амбридж. Ясно?

— Да, сэр! — ответил я, старательно подавляя вспыхнувшую радость. Все мое уныние улетучилось в мгновение ока. Казалось, я уже забыл, каким измотанным был весь прошлый год из-за субботних занятий у двух преподавателей, и каким беспощадным бывал Снейп на наших уроках. Поднимаясь в Большой зал на обед, я недоумевал, зачем он сказал, что ему больше нечему меня учить? Ведь если следовать учебникам и книгам по окклюменции, мы не прошли и трети материала! Может, это все-таки было наказание, и мне удалось его уговорить? «Наверное, он хотел, чтобы я его попросил», пришел я к выводу, усаживаясь за наш стол, где уже почти никого не было. Еда остыла, но я не обратил на это внимания, поглощенный мыслями о новых субботних уроках и о том, что представляет собой эта Амбридж, если Снейп предупредил меня быть с ней осторожнее.

С профессором Флитвиком все было гораздо проще. Общение с ним было не похоже на общение со Снейпом, напоминавшее поход по минному полю с привередливым миноискателем, который сообщает о наличии мин только в зависимости от собственного настроения. Флитвик был холериком, постоянно в движении, в эмоциях, и темперамент профессора чар, являвшийся полной противоположностью темпераменту зельевара, помогал ему лучше справляться с ситуациями, в которых я снова выкидывал что-нибудь неожиданное.

Впрочем, с неожиданного начал сам профессор.

— Директор, — сказал Флитвик на нашем первом занятии, — сообщил мне, что вы освоили заклинание огненной плети, и, судя по его отзывам, неплохо с ней обращаетесь.

Я осторожно кивнул.

— Давайте, Линг, похвастайтесь! — Флитвик махнул рукой, приглашая меня продемонстрировать свои умения. Я вызвал плеть, но не рискнул размахивать ею в тесном кабинете, заваленном свитками и заставленном всевозможными приборами и шкафами, битком набитыми книгами. Флитвик обошел меня кругом, рассматривая лежащую на полу плеть, будто это был интересный экземпляр какого-нибудь животного, а потом уселся за стол и пригласил меня сесть напротив.

Убрав плеть, я опустился на свое привычное место, и Флитвик сказал:

— Огненная плеть — хорошее атакующее оружие, по крайней мере, для среднего противника, но защищаться ею неудобно. Вы умеете выставлять огненный щит?

Я снова кивнул. Судя по всему, Дамблдор не ввел профессора в детали летнего происшествия в больнице.

— К сожалению, он далеко не идеален, — сказал Флитвик так, будто огненная плеть была его личным изобретением, и ему неловко от того, что как изобретатель он не довел ее до совершенства. — Щит не выдерживает серьезных проклятий и заклинаний… Но я говорю это не к тому, чтобы разочаровать вас или принизить значение плети в целом, — добавил он. — То, что вы владеете ею, наводит на мысль о вашем вероятном успехе в овладении магией стихий, в частности стихией огня. Мы ведь с вами уже этим занимались, правда, затронули лишь основы, не проникая глубоко в суть материала… — Флитвик отчего-то засмеялся. — Думаю, в этом году мы попробуем что-нибудь более интересное… Вы приобрели учебник по общей теории?

— Да, сэр, — ответил я. — Он у меня с собой. А ту книгу мы теперь не будем проходить?

— Будем обязательно, — сказал Флитвик. — Вы не волнуйтесь, мы все успеем.

Я и не думал волноваться. Интересно, как Дамблдор убеждал профессора продолжать со мной занятия? В конце концов, Флитвик должен понимать, чем мы рискуем, если о содержании наших уроков каким-то образом прознает Амбридж. Рассказал ли ему директор о моем визите к Волдеморту? Макгонагалл явно была в курсе: ее отношение ко мне вновь изменилось, и хотя со стороны это вряд было ли заметно — профессор ко всем относилась одинаково сурово, — то недоверие, которое она испытывала ко мне из-за василиска, значительно уменьшившееся после первой встречи с Блэком, вернулось и только возросло. Я ощущал его во взгляде профессора, в ее манере разговора, а также в тщательно скрываемой неприязни, с которой она со мной общалась. Нельзя сказать, что я был сильно этим задет, однако для пользы дела, то есть ради успехов в ее предмете, предпочел бы более спокойное отношение к собственной персоне.

Можно, конечно, было польстить себе, предположив, что Флитвику просто интересно со мной заниматься, однако я был далек от подобных мыслей. Пока профессор левитировал мне книгу об артефактах, я, улучив момент, спросил:

— Сэр, мне тут встретилось несколько заклинаний — точнее, не самих заклинаний, а их названий. Вы не могли бы объяснить, в чем их смысл?

— Ну-ка, ну-ка, — Флитвик был сама готовность. — И что же это за названия?

— Во-первых, молния Плутона… — начал я и собрался произнести следующее, но заметил стремительно меняющееся выражение лица профессора и умолк.

— Линг, где вы нашли такие книги? — спросил Флитвик.

— В конце лета я был в гостях, а они лежали на чердаке, ну я и не удержался, полистал… Из контекста не очень понятно — написано, что один колдун выстрелил в другого молнией Плутона, и за это его род прокляли. Просто интересно, что это за заклинание такое, из-за которого можно проклясть целый род.

— Молния Плутона — очень древнее заклятье и давно уже не применяется, — не слишком охотно ответил Флитвик. — Вряд ли в изданиях последних четырех-пяти сотен лет вы сможете найти его точную формулу. Тем более что суть его настолько отвратительна и бесчеловечна, что даже в те дикие времена, когда подобные заклинания были распространены, его использование, как вы могли понять из прочитанного, вызывало значительное общественное возмущение… — профессор поджал губы и замолчал, словно размышляя, стоит или нет объяснять дальше. — Суть его в том, что оно превращает человека в камень, — продолжил Флитвик. — Точнее, тело человека. Его сознание остается запечатанным внутри до тех, пока камень не разрушится сам или его не разрушат извне.

— Кошмар, — пробормотал я, живо представив, что может испытывать человек, запертый в камне на веки вечные. — А контрзаклятье?

— Достаточно уничтожить камень, — ответил Флитвик, — однако прежде его надо найти, а это, как вы понимаете, непросто.

Я тут же подумал о дневнике Волдеморта с его воспоминаниями, но решил отложить все оставшиеся вопросы на потом. Профессору явно не хотелось рассуждать о Темных искусствах, так что я поблагодарил его за ответ и раскрыл книгу о магических артефактах, погрузившись в мир средневековой магии — проклятых колец, полых посохов с запертыми в них простейшими духами, потихоньку сосущими из владельца жизненные силы, и всевозможных амулетов, предназначение которых варьировалось столь широко, что авторы справочника разделяли их на девять основных категорий, дробящихся в свою очередь на более мелкие. «И как все это выучить?», в ужасе думал я, разглядывая длинные таблицы, занимавшие целых два разворота. Уточнять у Флитвика, надо ли мне все это запоминать, я не стал — раз уж взялся учиться, надо учиться, а не выклянчивать послаблений из-за каких-то таблиц.

— … И нам кажется, что для роли преподавателя лучше всего подойдет Линг, — заканчивая речь, она неловко указала в мою сторону, — потому что он лучший и по чарам, и по защите, и, насколько я знаю… — Гермиона виновато посмотрела на меня, — уже прошел программу пятого курса. Короче говоря, мы должны быть готовы, причем не только к экзаменам, но и вообще… потому что Волдеморт действительно вернулся.

«Ну, Гермиона, — думал я, пытаясь соблюсти лицо и делая вид, что ничуть не удивлен услышанным. — А нельзя было предупредить заранее? Что у гриффиндорцев за мода такая на тайны и неожиданности?»

Присутствующие в молчании рассматривали меня так, словно видели впервые, а потом Смит произнес:

— С чего ты взяла, что Сама-Знаешь-Кто вернулся?

Подобных сомнений в его собственных словах — и словах Дамблдора, — Поттер стерпеть не мог, и между ними разгорелся ожесточенный спор. Постепенно разговор сместился на иные, далекие от предложенных занятий темы, но я был этому лишь рад, поскольку получил время обдумать происходящее, а заодно доставить Гермионе несколько неприятных минут в отместку за такой сюрприз, сверля ее недовольным взглядом, отчего она сидела как на иголках и старательно отворачивалась, глядя на собравшихся так, словно искала у них поддержки.

Наконец, когда к всеобщей беседе подключилась Луна, обвинившая Фаджа в создании армии гелиопатов, я понял, что еще пять минут, и все просто-напросто забудут о причине проводившегося собрания. Гермиона придумала полезную штуку, и было бы обидно, если из-за всеобщей неорганизованности идею прокатят. Я встал, и разговоры быстро стихли.

— Значит так, — сказал я негромко, но решительно. — Я буду краток и не отниму у вас — а заодно и у себя, — много времени. Во-первых, я не стану преподавать вам защиту, — Гермиона издала тихий стон, тут же прикрыв рот ладонью. — Объяснять, почему — долго и скучно, однако у меня есть альтернативная кандидатура на должность вашего учителя — Поттер, прошу любить и жаловать, — я хлопнул его по плечу, отчего он слегка вздрогнул. — Судя по тому, с чем он столкнулся за предыдущие четыре года, ему вполне по силам справиться с этой задачей, да и вам будет легче учиться у того, кому вы доверяете. — Я понимал, что Поттеру, каким бы чокнутым его не выставляла пресса, собравшиеся верили больше, чем любому из слизеринцев, пусть даже «лучшему по чарам и по защите». — Во-вторых, что касается Волдеморта… — я переждал ответную реакцию на это имя некоторых слабонервных особ и продолжил: — Как бы вы ни хотели отсрочить неизбежное, как бы вам ни нравились те колыбельные, что ежедневно поет Министерство через «Пророка», Темный Лорд вернулся, и вам придется это принять. Поверьте мне как слизеринцу — мы о таких вещах узнаём первыми.

Собравшиеся не отважились ни высказаться, ни возразить, и даже Смит на этот раз промолчал. Сказать мне было больше нечего, так что я сел обратно и придвинул к себе остывшую чашку.

Судя по тому, как разворачивалась дальнейшая дискуссия, я все рассчитал правильно: с Поттером в качестве будущего учителя обсуждение занятий пошло значительно легче. Я перестал вслушиваться в беседу, сосредоточившись на остатках мутной жижи, которую бармен выдавал за кофе, однако был вынужден снова подняться с места, чтобы не перекрикивать окружающих, когда речь зашла о месте проведения занятий.

— Все, что вы тут предлагаете, полный абсурд, — заявил я притихшим ученикам. — Ни библиотека, ни класс, ни поляна в Запретном лесу не уберегут вас от Амбридж — не такая уж она и дура. В качестве компенсации за свой отказ я поделюсь с вами информацией о месте, в котором последние годы тренировался сам и которое до сих пор никто не обнаружил. Однако мне нужны гарантии, что никто из тех, кто туда придет, не растрепет о нем кому ни попадя, поэтому в данный момент я не буду вам о нем сообщать. Сперва обсудим гарантии, а уже потом — место встречи.

— Да, — с явным облегчением подхватила Гермиона, — я тоже думала… о гарантиях, — она полезла в рюкзак и вытащила оттуда лист пергамента. — Полагаю, всем нам имеет смысл поставить свою подпись… это будет означать, что мы не расскажем о нашей идее ни Амбридж, ни кому бы то ни было еще.

Нельзя сказать, что идея Гермионы вызвала всеобщее воодушевление. Я и сам не стал бы светиться в таком списке, будь у меня какой-то другой способ застраховать свой тренировочный зал от обнаружения, однако выбора не было, и я, равно как и все остальные, написал свое имя на гермионином пергаменте.

— И что за место? — спросил кто-то из Хаффлпаффа.

— Это вам скажут ближе к делу, — ответил я. — Поттер или кто-нибудь еще. Здесь я ничего говорить не буду.

Наконец, более-менее уладив все вопросы, студенты начали расходиться. Поттер, однако, остался за столом, дожидаясь, пока все остальные покинут «Кабанью голову». Видя, что он не идет, Грейнджер с Уизли, собравшиеся было вставать, положили сумки на место и выжидающе уставились на Гарри. Когда, наконец, трактир опустел, Поттер поднял на меня глаза и спросил:

— Почему ты отказался?

Судя по виду, Гермионе тоже не терпелось услышать ответ. Один Уизли выглядел крайне довольным таким поворотом событий. «Волдеморт бы во мне разочаровался, — подумал я, представив случившееся его глазами. — С его точки зрения, у меня была реальная возможность обрести власть над двумя десятками человек. Он бы такого шанса не упустил».

— Прежде всего потому, что мне это не интересно, — ответил я. — Каким бы заклинаниям я вас учил? Ступефаям, Петрификусам и Экспеллиармусам?.. Я освоил их на втором курсе. Думаешь, большое удовольствие заниматься такой ерундой на пятом?

Уизли утратил свой довольный вид, а Поттер был заметно уязвлен.

— Во-вторых, люди, которые сюда пришли, не испытывают большой любви к нашему факультету, — продолжал я, — и с психологической точки зрения им будет значительно проще исполнять твои указания, нежели мои. Мне они станут внутренне сопротивляться, потому что я слизеринец. А ты — гриффиндорец, так что в этом смысле у тебя получатся более эффективные уроки, — я усмехнулся. — Ну и в третьих… даже если бы я хотел преподавать и наплевал бы на психологию… у меня просто нет времени. Мне вон один Снейп задал написать курсовик в двадцать свитков, да и остальные загружают по хуже некуда…

— Двадцать свитков?! — в ужасе воскликнула Гермиона.

— Ни хрена себе! — проговорил потрясенный Уизли. — Это поощрение или наказание?

— Наказание, — ответил я. — И поэтому в мои интересы на данный момент входит быть послушным и хорошо учиться.

Это было действительно так. В сентябре я побывал в Выручай-комнате всего три раза, и то лишь для того, чтобы не растерять приобретенных навыков, а не чтобы научиться чему-то новому. Практики мне хватало на занятиях с Флитвиком — магия стихий, пусть даже на том простом уровне, на котором мы ею занимались, в перспективе вполне могла бы соперничать с некоторыми тибетскими заклинаниями, так что я временно оставил мысль о дальнейшем углублении в визуальную магию и сосредоточился на чарах.

Гриффиндорцы уже подходили к дверям, когда я нагнал Гермиону и придержал ее за плечо.

— На пару секунд, — попросил я. Уизли демонстративно остановился, но Гермиона махнула ему рукой, и он, состроив недовольную физиономию, вышел на улицу вслед за Поттером.

Мы вернулись за столик, подальше от бармена, периодически косившегося в нашу сторону, и я тихо спросил:

— Скажи мне, Гермиона, каким образом та писулька у тебя в рюкзаке сможет гарантировать безопасность моего места?

Гермиона покраснела.

— Ну… — начала она, но я ее перебил:

— Что за чары?

— Ты почувствовал, да? Пожалуйста, не говори никому…

— Не почувствовал, а догадался, — проговорил я. — Не волнуйся, это нормальная страховка, любой бы так поступил. Просто ответь — это гарантирует, что никто из подписавшихся не настучит и не растрепет?

Гермиона покачала головой.

— Нет, не гарантирует, — сказала она. — Но если кто-нибудь проболтается, мы узнаем, кто это был.

— Прекрасно, — вздохнул я, с сожалением осознав, что теперь мне придется рассказывать про Выручай-комнату без каких-либо гарантий и с риском однажды лишиться возможности ходить туда, если кто-нибудь сдаст Амбридж всю компанию. — Ведь есть же заклинания, которые не позволили бы делиться этой информацией…

— Теперь ты не расскажешь, где твое место? — расстроено спросила Гермиона.

— Думаешь, я такая сволочь? — поинтересовался я, немалым усилием воли загнав поглубже вспыхнувшую обиду. — Скажу, разумеется.

— Линг, я не это имела в виду… — Гермиона совсем запуталась, но мне не хотелось выслушивать ее извинения. Кажется, с точки зрения гриффиндорцев учиться в Слизерине было едва ли не то же самое, что иметь на руке Темную Метку — или, как минимум, такие качества, которые способствовали ее получению.

Я кратко объяснил, что за место использую для своих занятий, как его найти и, самое главное, как в него попасть, а потом попросил заранее сообщать мне о времени проведения уроков, поскольку не хотел однажды придти на тренировку и увидеть перед собой битком набитый зал, где целая толпа пятикурсников изучает какое-нибудь Protego.

От мрачного настроения, грозящего прорваться из глубин, где я всеми силами его удерживал, меня отвлекала Луна. В течение недели мы виделись не слишком часто, встречаясь обычно по воскресеньям, после обеда. Поначалу я думал, что такое навязанное мне со стороны общение будет тягостным, однако все сложилось как нельзя лучше. Луна не была болтушкой, и большую часть времени мы просто гуляли на улице, отдыхая от учебы, особенно если погода оказывалась дождливой, поскольку в такое время там обычно никого не было. Журналы ее отца, какими бы странными ни выглядели опубликованные в них материалы, оказались увлекательным чтивом и немного охлаждали мои вскипающие из-за субботних занятий со Снейпом мозги. Вскоре после встречи в «Кабаньей голове» Луна дала мне фальшивый галеон, объяснив, что на ребре монетки будут появляться даты сбора студентов в Выручай-комнате, а сам галеон в момент изменения числа потеплеет.

— Надо было предлагать кандидатуру Гермионы, — сказал я, вертя галеон в руках. — Протеевы чары, кто бы мог подумать…

Я достал палочку и проделал в монете отверстие. Подобрав с земли ветку, я превратил ее в металлическую цепочку, вдел в галеон, повесил на шею и вновь запахнул куртку, набросив на голову капюшон. Приближалось время ужина; мы сидели на каменной скамье неподалеку от озера и глядели на темные воды, по которым барабанили капли дождя, вздувая крупные пузыри.

— Теперь буду знать, когда туда не надо приходить, — продолжил я, взглянув на задумчивую Луну.

— У нас уже было одно занятие, — сказала она. — Мы изучали Expelliarmus.

— Ну и как? — спросил я. — Получилось?

— Пока похвастаться нечем, — ответила Луна, пожимая плечами. — Думаю, Гарри сможет нас чему-нибудь научить, хотя в первый раз все слишком нервничали. Знаешь, как мы теперь называемся?

— Боевые Комары… то есть Единороги, — предположил я. — Смертоносные Палочки. Пожиратели Жизни.

— Отряд Дамблдора, — ответила Луна, улыбаясь. — Сокращенно ОД.

— Как? — в ужасе переспросил я. — Отряд Дамблдора? Да вы в своем уме?

— По-моему, очень точное название, — возразила Луна. — Мы же на его стороне…

— Название не должно быть точным, оно должно быть абстрактным! — воскликнул я. — Именно для того, чтобы никто не догадался, на чьей вы стороне. А так вы и себя подставите, и директора. Отряд Дамблдора! Это ж надо додуматься!

Однако Луна полагала, что имя подходит идеально, и в конце концов я решил ее не разубеждать. «Впрочем, — размышлял я, — по сравнению с Орденом Феникса, Отряд Дамблдора — это еще куда ни шло». Впервые услышав это название от Люпина, я едва сдержал скептическую усмешку, подумав, что в Дамблдоре, вероятно, есть немного от Локхарта.

… В ту последнюю ночь на площади Гриммо мне не спалось. Часов до трех я читал утащенные с чердака книги, а когда понял, что больше информации мне в голову попросту не влезет, вернул их в ящик комода, рассчитывая, что после моего отъезда Кричер их уберет, и отправился на кухню поразмышлять над прочитанным, а заодно выпить чаю. Однако выяснилось, что бессонница была не у меня одного. Неподалеку от очага друг против друга сидели Блэк и Люпин. Между ними стояла темная высокая бутылка, а рядом — два стакана из прозрачного фиолетового стекла; стакан Люпина был наполовину полон, стакан Блэка — почти пуст.

— О, еще один полуночник! — воскликнул Блэк, увидев меня в дверях. — Ну садись, раз пришел, — он махнул рукой, приглашая меня за стол. Я поставил чайник на горячую плиту, достал чашку и налил в нее заварки.

— Готов к неприятностям? — весело поинтересовался Блэк, когда я сел у очага в ожидании, пока нагреется вода.

— К каким на этот раз? — спросил я.

— Ну как же! — Блэк откинулся на спинку стула и вытащил из пачки очередную сигарету. Люпин молча смотрел на свой бокал, и я чувствовал, что своим неожиданным появлением прервал их разговор. Впрочем, наговориться они еще успеют, решил я и перевел взгляд на Блэка. — За что это Снейп на тебя так взъелся? Он Молли прямо допрос устроил после собрания.

— Ах, это…

Будь Блэк один, я бы рассказал ему про стимулятор, но присутствие Люпина, который целый год был моим преподавателем, не располагало к излишней откровенности.

— Вообще-то он правильно рассердился, — сказал я. — Я там один состав варил, который он запрещал…

— Запрещал? — удивился Блэк. — Чтобы старина Нюниус да запрещал варить зелья?

— Сириус! — укоризненно произнес Люпин, но Блэк не обратил на него внимания.

— Яд какой-нибудь?.. — рассуждал Блэк. — Нет, вряд ли — ему бы это только понравилось. Может, приворотное зелье, а, Линг? — Он подмигнул мне и ехидно улыбнулся.

— Сириус, прекрати, — сказал Люпин. В эту секунду чайник засвистел, и я поднялся, чтобы налить в чашку кипятку. Покопавшись в шкафу, я обнаружил там коробку с печеньем и вернулся за стол, намереваясь больше слушать и меньше говорить, поскольку вся эта беседа рано или поздно могла оказаться добычей Снейпа, имевшего привычку выуживать из моей головы наименее приятные воспоминания, и мне совершенно не хотелось обсуждать с Блэком школьные прозвища зельевара.

— А что! — сказал Блэк, наливая в свой бокал вина. — Мы, знаешь ли, с твоим профессором ста-арые знакомые… Может, он думает, что я теперь по гроб жизни должен быть ему благодарен? — обратился он к Люпину, и тот, очевидно, понял, о чем идет речь, поскольку вздохнул и покачал головой:

— Ничего он не думает, Сириус, и давай уже оставим эту тему…

Я размешивал ложкой сахар, понимая, что лучше помалкивать и вести себя как можно незаметнее. Однако Блэк снова обернулся ко мне.

— Кстати, ты так и не ответил на вопрос, — сказал он.

— На какой?

— Который я задал тебе на собрании Ордена.

— Да что за орден-то? — решил я воспользоваться случаем. — Все только и говорят — орден то, орден сё…

Во взгляде Блэка читались откровенные сомнения.

— Зачем тогда говорить слово «орден», если вы не хотите, чтобы я о нем знал? — с досадой произнес я.

— Орден Феникса, Линг, — сказал Люпин. — Дамблдор основал его в первую войну с Волдемортом.

— Зачем? — удивился я. Блэк поднял брови, но Люпин был само спокойствие.

— Для более эффективной борьбы, — объяснил он. — На Министерство особой надежды не было и в те годы: оно сдавало позицию за позицией, его наводнили тайные Пожиратели и те, кто им сочувствовал. А в Орден пришли люди, которым Дамблдор доверял… и которые доверяли друг другу.

Блэк фыркнул. «Конечно, Петтигрю», подумал я.

— … В общем, это было чем-то вроде тайного общества — тайного как для Волдеморта, так и для Министерства, — закончил Люпин. — И правда, похоже на гоблинов-революционеров, — усмехнулся он и посмотрел на Блэка.

— Значит, Снейп учил тебя окклюменции? — неожиданно спросил тот. Я кивнул.

— А чему еще?

— Пожалуйста, перестань устраивать допросы, — проговорил Люпин.

— Я не устраиваю допросов, — ответил Блэк, не сводя с меня глаз. — Просто меня немного тревожит, что в Хогвартсе будет уже два человека, которые общаются с Волдемортом… скажем так, на дружеской ноге. Дамблдор говорил, ты способный колдун, а Волдеморту в его теперешнем положении ой как нужны такие люди. Да к тому же, Слизерин… — Блэк сделал выразительную паузу. — Дамблдор излишне доверчив, это всем известно.

— А ты склонен к негативной оценке, — недовольно сказал Люпин.

— Значит, против меня, помимо визита к Волдеморту, играет лишь то обстоятельство, что я слизеринец? — спросил я, решив, что хватит уже отмалчиваться. — Негусто.

— Давай посмотрим, — сказал Блэк и ткнул сигарету в тарелку-пепельницу. — Слизеринец-змееуст… — он загнул указательный палец, — природный легилимент… ускоренный курс по основным предметам… Нюниус тобой лично занимается…

— По указанию Дамблдора, — тут же вставил Люпин.

— …Ну и, конечно, личное приглашение Темного Лорда как результат всех вышеперечисленных достоинств, — закончил Блэк, проигнорировав слова Люпина. Я пожал плечами, не видя в его умозаключениях никакой логики, и взял из коробки круглое печенье.

— А еще мной занимается профессор Флитвик, — сказал я спустя пару секунд. — Он тоже Пожиратель?

Но Блэк занялся своим бокалом, и я, наконец, приступил к чаю, успевшему уже слегка остыть. «Что за идиотскую кличку они придумал Снейпу? — размышлял я, пока пил чай, активно жуя печенье за печеньем. — И вообще, это глупый, ненужный разговор, который ничего не проясняет и никого ни в чем не убеждает»…

Люпин сделал несколько глотков вина и поднялся, бесшумно отодвинув стул.

— Пойдем, Сириус, — сказал он, однако тот не двинулся с места.

— Иди, отдыхай, — ответил Блэк, — а мы еще посидим, правда? — Он бросил на меня быстрый взгляд. Люпин наклонился и забрал со стола полупустую бутылку. Блэк только усмехнулся.

— Не засиживайся, — посоветовал мне Люпин и, помедлив секунду, вдруг спросил:

— Кстати, ты освоил заклинание патронуса?

— Освоил, — улыбнулся я. — Спасибо за тот урок.

Люпин легко кивнул, в последний раз посмотрел на Блэка и покинул кухню.

Для работы над проектом горки, которую в этом году мне хотелось сделать еще более грандиозной, чем в прошлом, я пригласил Нотта.

— Ты вроде в числах разбираешься, — сказал я ему за ужином, когда Пирс куда-то умотал с Полиной, — может, высчитаешь мне какие-нибудь важные параметры, а то мало ли, вдруг обрушится? Смотри, что я хочу сделать…

Я достал из рюкзака лист с эскизом грядущего шедевра и протянул Нотту. Он скептически взглянул на рисунок и вернул мне его со словами:

— Не советую.

— Не советуешь что?

— Вот это, — он кивнул на лежащий на столе лист. — Слишком много наворотов. Хрупкая конструкция, нужно будет укреплять заклинаниями и все такое.

— Ну и укреплю…

— Ди, это всего лишь горка, — устало сказал Нотт. — Сделай такую же, как в прошлом году, и забудь. Тебе что, больше нечем заняться?

Мне было чем заняться. Я убрал рисунок и спросил:

— Ты какой-то странный последнее время. Куда делся твой оптимизм?

— Был, да весь вышел, — неохотно сказал Нотт, ковыряясь вилкой в тарелке.

То ли он действительно не хотел это обсуждать, то ли наоборот, хотел, но сомневался, стоит ли говорить об этом со мной. Тут я его понимал. За последние месяцы у меня возникло множество вопросов, которые хотелось разрешить, но спросить было некого. Темы, на которые я хотел поговорить с Флитвиком, остались за бортом — после молнии Плутона я не рисковал задавать ему вопросов по другим вычитанным мной в блэковских книгах чарам и заклятьям. Обсуждать что-либо со Снейпом представлялось самоубийственным делом. Кто знает, на каком вопросе я наступлю на очередную мину и испытаю на себе взрыв бешенства профессора? Такое уже случалось на занятии с боггартом, да и на том уроке, где я вызывал патронуса, он пришел в ярость… Оставался только директор. Еще на третьем курсе он дал понять, что готов говорить на любые интересующие меня темы, но это было так давно! Сейчас, возможно, все уже изменилось.

Впрочем, после демонстрации патронуса никаких перемен в моей жизни не произошло. Уроки окклюменции продолжались в том же режиме, Флитвик гонял меня по книге об артефактах и обучал магии стихий, а Макгонагалл, как бы она ко мне ни относилась, начала проходить со мной трансфигурацию воды.

Вода являлась наиболее сложным для трансфигурации веществом. Работать в сфере стихий вообще было непросто. Трансфигурация огня касалась лишь его видов — например, простое пламя можно было превратить в Адский огонь, но превратить огонь в предмет было невозможно, поскольку он являлся химической реакцией, а не объектом или веществом. Земля трансфигурации не поддавалась — об этом гласил один из законов Гэмпа. Проще всего было с воздухом. Из него можно было создать все что угодно, поскольку воздух был легким, динамичным, содержал много рассеянных частиц и достаточно магической энергии для превращения.

Вода, единственное вещество, пребывающее на Земле в трех возможных состояниях, подчинялась собственным законам трансфигурации, и для каждого состояния они были разные. Обычно с водой работали на шестом курсе, но Макгонагалл пришлось смириться с моими успехами, и она, не касаясь этики и философии трансфигурации, начала задавать мне сперва письменные работы по теории превращения воды, а затем и практические упражнения.

— Чтобы качественно превратить воду, вы должны быть позитивно настроены, — как-то раз заметила она, когда я безуспешно пытался трансфигурировать прозрачную лужицу воды в стеклянный шарик — элементарное дело, если бы вместо воды был любой твердый предмет. — Вода имеет свойство настраиваться на ментальные энергии волшебника, и если они не гармоничны, ее структура меняется, как и структура того, во что вы хотите ее превратить.

Я посмотрел на то, что секунду назад было водой, а теперь представляло собой сероватое тягучее вещество, ползавшее по столу, как огромная амеба. Мне не удалась ни форма, ни материал.

«Положительные эмоции! — думал я, ожесточенно махая палочкой и наблюдая за тем, как вода становится чем угодно, только не стеклом и не шаром. — Да у меня полно положительных эмоций! Целый магазин! Могу хоть сейчас продавать!»

— Полегче, Ди, — проговорил Пирс, занимавшийся динамической трансфигурацией помидора в полноценное растение. — Твоя вода сейчас сожрет мой куст.

Болотного вида субстанция, принявшая, впрочем, шарообразную форму, подкатилась к кусту с помидорами, оставляя за собой грязные следы, и начала выбрасывать ложноножки, хватая листья растения и подтягивая их к себе. Один лист она уже оторвала, и тот медленно поглощался грязноватой поверхностью сферы.

— Давай, убирай ее! — возмутился Пирс.

Я махнул палочкой, и грязь растеклась по столу прозрачной водой. Подогнав ее поближе к себе, я с тоской подумал, что до рождества еще целая неделя, а у меня нет ни готовой горки, ни времени на патронуса. После беседы со Снейпом я ни разу не вызывал его и не ходил в Выручай-комнату, уделяя время исключительно домашним заданиям, в том числе и гигантскому эссе о стимуляторах, однако мне очень хотелось увидеть его, что называется, свежим взглядом, обладая теперь всей нужной информацией о том, кем на самом деле является мой патронус и какие возможности у него есть.

Спускаясь по лестницам замка после разговора с директором, я испытывал невероятную ментальную усталость, будто два часа занимался со Снейпом окклюменцией. Конечно, Дамблдор не пытался влезть ко мне в голову, однако заставил совершить такой мозговой штурм, какой мне давно не доводилось проделывать даже во время контрольных по трансфигурации и зельям.

Чтобы обработать всю полученную информацию, требовался покой и уединение, но наступало время ужина, который теперь, после замечания Дамблдора, я не мог пропустить. Было непохоже, что директор намеревался по собственной инициативе обсуждать со мной тему этих крестражей, но он не стал переводить разговор в другое русло, когда я затронул историю с дневником, позволив мне проникнуть чуть глубже в тайны Темного Лорда. Помимо этого, основную свою задачу я выполнил: знал Снейп о том, что в школе есть информаторы, или нет, теперь моя совесть была относительно спокойна. Я не сдал источники Волдеморта — Дамблдор даже не поинтересовался, откуда я взял о них сведения, — но предупредил профессора, пусть и косвенно, что Темный Лорд пытается выстраивать в Хогвартсе дополнительную агентурную сеть.

Январское известие о сбежавших из Азкабана Пожирателях Смерти вселило в меня немного оптимизма — казалось, вот сейчас, наконец, что-нибудь да начнется, — однако Пожиратели сбежали, газеты выдали на эту тему порцию горячих новостей, и все опять заглохло. Стараниями Амбридж над Хагридом вновь нависла угроза увольнения, но за пять лет моей учебы это случалось так часто, что я уже перестал беспокоиться — как уволят, так и вернут. Раз в неделю я заглядывал к нему поболтать о том, о сем, постоянно терзаясь искушением завести разговор о великане, что прятался в лесу и лишал тамошних обитателей душевного покоя. Наконец, в один из дней, когда у меня было особенно паршивое и тоскливое настроение, я пришел к нему в берлогу и с ходу заявил:

— Слушай, Хагрид, нам надо поговорить. Только давай начистоту, ладно?

— Да ты садись, — бросил Хагрид, занимавшийся тем временем осмотром сидевших в большой коробке лукотрусов. Я опустился на стул и бросил рюкзак на пол.

— Что, лечить будешь? — спросил я, кивнув на лукотрусов.

— Это молодняк, померз вчерашней ночью, — Хагрид заботливо осматривал существ, тихо шевелящих своими лапками, похожими на тонкие ветви деревьев. — Есть у меня одно средство… Так о чем поговорить-то хотел?

— О твоем великане, — сказал я. Хагрид медленно опустил лукотруса в коробку и поднял голову.

— О каком таком великане? — напряженным голосом спросил он.

— Которого ты притащил для Дамблдора, — ответил я.

— Погоди-ка, — Хагрид помотал головой. — Откуда ты узнал? И что значит — притащил для Дамблдора?

Я смотрел на лесничего, испытывая к нему легкую зависть. Как все может быть просто! Вот мой дом, вот лес, который я люблю, вот разные живые твари, за которыми присматриваю… Мне же казалось, что я сижу в тюрьме, что Хогвартс — это огромный, красивый, спокойный Азкабан с дементорами-преподавателями, из которого я выберусь так не скоро, что мечтать о свободе сейчас бессмысленно и мучительно.

— Змеи рассказали, — ответил я.

— Змеи? — непонимающе переспросил Хагрид. — Как это — рассказа… — Но тут он замолчал, догадавшись. Я смотрел на него в ожидании ответа. — То-то я гляжу, ты с ними возишься, — произнес он через некоторое время, — мясо таскаешь с кухни… А ты, значит, змееуст, — Хагрид вздохнул и снова взял из коробки одного лукотруса. — Ну да, тогда понятно, что ты в курсе лесных дел. Только вот великана этого я привел не для Дамблдора. Это брат мой… сводный.

— Ясно, — сказал я. Моя теория об армии великанов рассыпалась как карточный домик. — И что, он в лесу так и будет куролесить? Кентавры недовольны, змеи жалуются, что он их подземные города разрушает…

— Есть такое дело, — с грустью согласился Хагрид, — но не сюда же его приводить… Он хороший, Линг, вот только диковат немного. Ему время надо, чтобы пообвыкнуть, а я не могу с ним часто бывать — уроки, Амбридж эта…

— Ничего, недолго ей осталось, — сказал я. — Преподаватели защиты все равно дольше года не держатся, так что еще четыре месяца — и прощай, Долорес.

Хагрид ничего не ответил, но во взгляде его читался пессимизм, перекликавшийся с моим собственным настроением. Из-за царившей внутри апатии мне приходилось буквально заставлять себя учиться, поскольку, дай я себе хоть немного поблажки, вернуться в режим постоянной занятости стало бы практически невозможно.

По мере приближения С.О.В. все начинали заметно паниковать — даже Пирс, обычно с легкостью сдававший все экзамены, едва к ним готовясь, заразился всеобщим настроением и огрызался, если его отрывали от учебников в разгар работы, проводя теперь свободное время не с Полиной, а в библиотеке.

Иногда мне удавалось заглянуть в Выручай-комнату, чтобы немного поразмяться с патронусом, однако новых заклинаний я больше не изучал — хватало и тех, что уже есть. С Флитвиком мы перешли к работе со стихией воды, которой я овладевал с трудом, видимо потому, что она была противоположна огню, дававшемуся мне значительно легче. Наводнения, которые я устраивал на втором курсе и которые казались мне тогда верхом собственного мастерства, теперь воспринимались как примитивное, топорное колдовство. Вода была самой сложной для работы стихией, о чем я уже знал из уроков с Макгонагалл, и одной ее капли действительно с избытком хватало, чтобы свести кого-нибудь в могилу. Впрочем, превращением телесных жидкостей в лед мы с Флитвиком не занимались. Подобная магия считалась Темной, и мы ограничивались выделением элемента воды из предметов и динамичным управлением ее объемами в различных состояниях.

— Выделите мне элемент воды, переведите его в твердую форму и создайте из него… ну, например, сферу, — говорил мне Флитвик, указывая на глиняный горшок со старой сухой землей, взятый из теплицы профессора Спраут. Где там можно было найти хоть каплю воды, учитывая, что глина — это тоже земля, да еще и обожженная? Я взмахнул палочкой, произнес экстрагирующее заклинание, но над горшком не возникло ни капли.

— Сосредоточьтесь, — сказал Флитвик. — Повнимательнее, вы не все учли.

Я вгляделся в горшок. Земля, глина… глина, земля… А! Может, там остались корни растения или какие-нибудь червяки с бактериями? Ведь к органическому материалу я еще не обращался…

Я снова махнул палочкой, и спустя несколько секунд над горшком сконденсировался небольшой шарик воды, который я успешно превратил в ледяной, оказавшийся чуть крупнее.

— Трансфигурируйте его… хм-м… в муху. Сумеете?

Потом были пауки, птицы, цветы и один раз почему-то статуя Мерлина («Как вы его себе представляете, Линг — портретное сходство не обязательно»). Благодаря занятиям с Флитвиком мои дела на трансфигурации пошли значительно лучше, и Макгонагалл уже не делала мне столько замечаний. Хотя у меня ничего не выходило с первого раза, к началу мая, когда наши дополнительные уроки ввиду близости экзаменов пришлось прекратить, я обращался с водой гораздо увереннее.

Первыми в списке стояли чары. Поскольку члены экзаменационной комиссии видели нас впервые и не знали, кто на что способен, на практической части меня попросили всего-навсего пролевитировать вазу, увеличить кролика, заодно сделав его полосатым, как зебру, и наложить на воду кипятящее заклятье. Уже у двери я едва увернулся от разлетевшихся во все стороны небольших глиняных шариков, в которые Гойл, вот уже десять минут сидящий за столом перед какой-то пожилой дамой, превратил яичную скорлупу. Выскочив в коридор, я встретил там настороженного Пирса.

— Что это за грохот? — поинтересовался он, слушая, как глиняные шарики барабанят по стенам и дверям.

— Гойл, — кратко ответил я.

Пирс поднял бровь.

— Кто ж его так?

— Это не его, это он. Превратил скорлупу в шрапнель. Сам, наверное, не знает, что сдает… Да ерунда, не парься, все будет хорошо, — я хлопнул его по плечу. — Обстановка там вполне рабочая, сидят такие стариканы, очень дружелюбные, кстати.

По лицу Пирса было заметно, что он мне не верит и поскорее хочет сам убедиться в миролюбии экзаменаторов. Я отправился на улицу, а Пирс потащился обратно в комнату, где оставались те, кого еще не вызывали в Большой зал.

Трансфигурация оказалась не сложнее чар. Я лихо превратил хомяка в большой будильник, который тотчас затрезвонил, отчего сидящие рядом подскочили, а пожилой экзаменатор, не требовавший от меня подобных тонкостей, немедленно начал строчить что-то в лежащей перед ним ведомости. Решив не искушать судьбу, остальные задания я выполнил как полагалось, не проявляя инициативы и не демонстрируя чрезмерного рвения.

Гербология прошла лучше некуда. По странному стечению обстоятельств, рассказывать мне пришлось о том самом бешеном молочае, который я целый год выращивал в теплице и в конце концов был вынужден обнести защитными барьерами, поскольку никто, включая профессора Спраут, не мог пройти мимо без того, чтобы не схлопотать одну-две ядовитых иглы или коварный шлепок по коже жгучим усиком.

— Я тут понаблюдал за вами пару дней, — неожиданно сказал мне один из экзаменаторов, принимавших у нас защиту от Темных искусств. — Работаете вы быстро, легко, к тому же невербальными, можете явно больше, чем показываете… Не собираетесь в аврорат? Нам нужны такие люди.

— Честно говоря, я пока не думал о своей карьере, — дипломатично ответил я. Мужчина понимающе кивнул.

— Ну да, пятый курс, совсем другое в голове… Что ж, увидимся на зельеварении, мистер Ди.

На обратном пути я встретился взглядом с Амбридж. Она слышала наш разговор и явно была не в восторге от возможных перспектив увидеть меня среди министерских работников. «Не дождетесь, — зло подумал я, выходя за дверь. — Авроры — это те же полицейские. Чтобы я, да стал полицейским? Ни за что!»

В пятницу, сдав утром руны, а вечером — с относительной легкостью, — астрономию, я начал активно готовиться к истории. Однако, несмотря на несколько дней перерыва, никакие дополнительные сведения по этому невероятному предмету так и не смогли уложиться у меня в голове. «Что ж, будь что будет, — думал я, уныло разглядывая помещенную в конце учебника хронологию событий европейской истории магии. — В конце концов, какие-то вещи я запомнил… „Удовлетворительно“ меня вполне устроит, как бы там Снейп не возмущался».

На экзамене по зельеварению я решил лишний раз не демонстрировать свои таланты, поэтому варил уже знакомое мне общее грибное противоядие в традиционном стиле, без отклонений от рецепта, однако, несмотря на все свои старания, все равно закончил работу раньше других и был вынужден отнести свой флакон на стол экзаменаторам, поймав на себе внимательный взгляд того, кто спрашивал меня об аврорате.

В среду у Слизерина было окно, и те, у кого еще оставались силы, проводили этот день в библиотеке. Перед тем, как погрузиться в мир войн и политики, я решил развеяться и полдня проболтал с Луной, сидя на бревне перед озером, где купались счастливчики с младших курсов.

В библиотеке я взял несколько дополнительных пособий, написанных более человеческим языком, чем учебник, и незаметно для себя погрузился в чтение одной из книг, где речь шла о знаменитых магах-полководцах 18–19 веков. Автор явно интересовался этой темой, а потому писал вдохновенно и живо. Я так зачитался, что мадам Пинс умудрилась меня не заметить, выгоняя из зала пятикурсников и семикурсников. Наконец, когда она уже собиралась покинуть библиотеку и отправляться спать, я оторвался от книги и с удивлением обнаружил, что едва не оказался заперт в читальном зале на всю ночь.

— Вы что, прятались? — возмущенно спросила мадам Пинс, принимая у меня книги.

— Нет конечно! — удивился я. — Сидел на своем обычном месте…

— Я вас не видела, — покачала головой библиотекарша, распихивая формуляры по кармашкам. — Все, быстро идите к себе и постарайтесь хорошенько выспаться. Сколько экзаменов у вас осталось?

— Один, история, — обречено вздохнул я.

— Ничего, справитесь, — попыталась подбодрить меня мадам Пинс. Я в сомнении пожал плечами, попрощался и отправился вниз.

Идя по проходу к лестнице на первый этаж, я услышал приближающийся шум, словно где-то неподалеку бежали несколько человек. Вжавшись в стену и спрятавшись в тени, я увидел, как по главному коридору быстрым шагом проследовало несколько мужчин в тяжелых черных мантиях. Рядом с ними семенила Амбридж. У всех наготове были палочки.

— Он сейчас у себя, — говорила Амбридж. — Берите сразу и не церемоньтесь. Возмутительное…

Однако к этому времени они уже начали спускаться вниз, и что так возмущало Амбридж, я не расслышал. Вытащив свою палочку, я тихо последовал за ними, держась на расстоянии одного пролета и надеясь, что никого по пути не встречу. «К кому это они идут? — встревожено думал я, прислушиваясь к доносившимся снизу неясным голосам. — Если Амбридж служит Темному Лорду, значит, с ней Пожиратели? Или все же авроры?» Кем бы эти люди ни были, добравшись до первого этажа, они направились к выходу. Я осторожно шел за ними, стараясь не вылезать на свет факелов, как вдруг, когда последний незнакомец уже исчез в вечерней темноте, на лестнице послышались торопливые шаги. Я нырнул в одну из ближайших ниш, укрывшись за рыцарскими доспехами. Спустя несколько секунд мимо меня пронеслась разъяренная Макгонагалл. Входная дверь распахнулась, и с улицы донеслись чьи-то крики, треск вырывавшихся из палочек молний и рев Хагрида.

Так вот за кем они явились! Вшестером на одного! Я выскочил из-за доспехов и быстро направился к дверям, уверенный, что успею обездвижить пару-тройку авроров, прежде чем они сообразят, что к чему, но добрался только до поворота к входным дверям. Кто-то схватил меня за плечо и с такой силой рванул обратно, что я едва не упал.

— Марш назад!

Конечно, это был Снейп — только он мог вцепиться в руку так, что через несколько секунд она немела и теряла всякую чувствительность.

— Там Хагрид! — возмущенно крикнул я. — И Макгонагалл! А их шестеро!..

Но Снейп не обратил на эти слова никакого внимания. Он буквально швырнул меня в ближайший класс, захлопнул за собой дверь, махнул в ее сторону палочкой, накладывая то ли запирающее, то ли заглушающее заклятье, а потом развернулся ко мне с перекошенным от злости лицом. Я не успел ничего сказать, все еще ошеломленный его внезапным появлением, однако декан не дал мне возможности собраться с мыслями.

— Как только вы дадите Амбридж хотя бы малейший повод, она немедленно исключит вас из школы, — яростно заговорил он, не сводя с меня глаз. — Если бы вы посмели вмешаться, то уже завтра утром стояли бы с вещами по ту сторону ворот! На ее запрос о вашем исключении министерство пришлет документы в течение часа, а в этой ситуации… — он указал палочкой на дверь, — от Азкабана вас уберег бы только возраст! Препятствование исполнению министерского приказа, умышленное нападение на авроров!.. О чем вы думаете, черт подери! Дамблдора нет, вам никто не поможет, а как только вы окажетесь на улице — как только покинете Хогвартс и выйдете за ворота — вас встретят, сразу же. Вас будут ждать. Вы и так едва не вылетели отсюда из-за того идиотского списка, в который имели глупость внести свое имя — формально Амбридж могла исключить всех, кто в нем находится, и в первую очередь вас!.. Впрочем, — его голос стал вдруг вкрадчивым и привычно спокойным, — возможно, вы сами хотите такой развязки? Я в любой момент могу сообщить Темному Лорду, что вы желаете его видеть…

Теперь я понимал, как чувствует себя муха, попавшая в паутину — чем больше дергаешься, тем ближе пауки.

— Что ему надо? — спросил я, не слишком надеясь на ответ. Снейп изучающе посмотрел на меня.

— Как я уже сказал, вы можете встретиться с ним лично и услышать, что ему надо, от него самого.

Я молчал. Снейп направился было к двери, но у меня еще оставались вопросы.

— Профессор, — проговорил я, — если вы знали, что я на заметке у министерства, почему не сказали об этом мне?

Снейп медленно повернулся, и я вздрогнул. Сейчас, в эту секунду, в нем промелькнуло нечто такое, чего прежде я никогда не замечал, а возможно, просто не хотел видеть. Когда-то он был Пожирателем Смерти, и даже если теперь стоял на стороне Дамблдора, качества, позволившие ему примкнуть к Волдеморту и сделать выбор не в пользу защиты магического сообщества, а в пользу войны с ним, войны жестокой и лишенной всякого смысла — эти качества никуда не делись, только спрятались глубже, тщательно скрытые от посторонних глаз.

— А что бы это изменило? — тихо спросил Снейп. — Что бы вы сделали, знай вы об этом с самого начала?

Я не нашелся, что ответить.

— Решайте, мистер Ди, — холодно бросил профессор, развернулся, на ходу махнул палочкой, снимая заклятье, и исчез за дверью.

Я опустился на первый попавшийся стул, не делая ни малейшей попытки привести в порядок взбудораженные мысли и чувства, просто ожидая, когда они в конце концов улягутся, и можно будет спокойно разобраться в том, что сейчас произошло. Но так можно было сидеть до утра. Я попытался отстраниться от царившего внутри хаоса и посмотреть на все со стороны, глазами той своей части, что всегда оставалась невозмутима, иронична и знала больше, чем мое обыденное сознание.

Что именно так меня взволновало? Неужели то, что засевшие в министерстве люди Волдеморта ждут моей ошибки, чтобы при первой же возможности вытурить из школы и доставить хозяину? Вот уж нет. Что бы там ни говорил Дамблдор, но узнав, что Темный Лорд боится смерти, я действительно в нем разочаровался, сколь бы сильным волшебником он не был, и уж точно не боялся его. Но тогда что?

«Все просто, — с горечью думал я. — Снейп не доверяет мне, иначе не стал бы говорить, что может легко устроить встречу с Волдемортом. И это его „решайте“ — после полутора лет еженедельной окклюменции!.. Он ведь должен знать меня как никто другой!»

«А может, он знает? — подала голос та невозмутимая часть, что когда-то посмеивалась над сотворенным мной Круциатусом. — Может, он знает тебя гораздо лучше, чем ты знаешь самого себя, и именно поэтому не склонен доверять?»

Я стиснул руками голову. Неужели это правда? Неужели Волдеморт действительно увидел во мне родственную душу? Я нашел в себе силы усмехнуться — а ведь верно, моя душа тоже расколота, как и его… Поднявшись со стула, я покинул класс и спустился в гостиную. Огонь в камине почти потух, лампы едва светили, но по темным углам, несмотря на поздний час, еще жалось несколько парочек, резко вздрогнувших при моем появлении. Не обращая на них внимания, я добрался до спальни, где Флетчер в отчаянии просматривал учебник, пытаясь напоследок запомнить хоть что-нибудь еще, и улегся в постель, уверенный, что проворочаюсь без сна еще несколько часов, если не до самого рассвета.

Это была самая впечатляющая комната из всех, где нам довелось побывать. Мы стояли на небольшой бетонной площадке, за которой расстилался самый настоящий космический пейзаж. В необъятных размеров зале была создана точная копия нашей солнечной системы: в центре сияло большое солнце, а вокруг него по соответствующим орбитам неторопливо вращались планеты и их спутники, летали крошечные яркие кометы и поблескивали в желто-белых лучах маленькие астероиды. Зрелище это казалось невероятно красивым, но у нас не было времени, чтобы им любоваться — через несколько секунд со стороны зала с менгиром послышался треск молний, и дверь за моей спиной содрогнулась от мощного удара.

— Куда же отсюда? — в отчаянии воскликнула Джинни. Зал был темным, и мы не могли определить его истинных размеров.

— Надо просто прыгнуть, — предложила Луна. — А там посмотрим.

— Прыгнуть? — переспросил Уизли. — А если там глубина?

— Не думаю, что мы упадем, — скептически сказала Луна. Дверь за нами дрожала от новых ударов и вскоре должна была пасть. Времени на размышления оставалось все меньше и меньше.

— Давайте уже решать, — поторопил я. — Либо мы остаемся здесь и обороняемся, либо прыгаем.

Но никто не успел мне ответить, потому что в эту секунду Луна вдруг подошла к краю площадки и, оттолкнувшись, соскочила в черное пространство. Вопреки нашим ожиданиям, она не упала, а, напротив, подлетела на несколько футов вверх и вцепилась в пролетающий мимо Плутон.

— Как здорово! — воскликнула она, будто была на аттракционе. Дверь за мной начала сминаться под равномерными ударами заклятий, и все мы один за другим попрыгали с бетонной площадки, постаравшись оттолкнуться сильнее, чтобы оказаться как можно дальше от входа.

Среда, в которую мы попали, оказалась довольно плотной, и в ней можно было плавать, как в воде. Плохо было лишь то, что из-за такой плотности замедлялись движения, а это наверняка сказывалось на точности заклинаний.

— Надо дальше от двери! — крикнул я. — Они сейчас войдут!

Через пару секунд дверь действительно выбили, и она, вращаясь, устремилась к солнцу, затормозив лишь поблизости от орбиты Меркурия. В зале появилось несколько Пожирателей, которые, в отличие от нас, знали, как следует вести себя в подобных местах. Не сходя с площадки, они принялись палить в нас замораживающими заклятьями, однако Рон и Джинни спрятались по ту сторону солнца, и ослепленные Пожиратели не могли точно прицелиться, а мы с Луной закрылись Protego, при каждом мощном ударе чужих заклинаний поднимаясь все выше к невидимому потолку.

Слева от меня метнулась одна из оранжевых молний, и в ее короткой вспышке я вдруг заметил, что нахожусь почти у круглого свода, в котором на секунду возник знакомый по комнате с дверьми круглый белый люк.

— Наверх! — заорал я что есть силы. — Здесь люк!

Поняв, что при таком раскладе мы скоро покинем зал, Пожиратели тоже прыгнули с площадки и устремились вслед за нами. Я раскручивал круглую ручку люка, похожую на те, что бывают у подводных лодок, и к тому времени, когда рядом оказались Уизли, уже откинул его наверх, мельком увидев знакомые стены комнаты с множеством дверей, немедленно начавших с грохотом сменяться.

Пожиратели одолели почти половину пути, а Джинни только начала выбираться наружу. Луна, оттолкнувшаяся от своего Плутона, заметно не успевала. Я мог притянуть ее заклятьем, но для этого мне пришлось бы убрать щит и остаться без поддержки, а потому, чтобы отвлечь от нее внимание Пожирателей, я принялся палить в них простыми замораживающими заклинаниями.

Однако я быстро понял, что совершил ошибку, сняв щит, поскольку одно из встречных заклятий попало в Рона, когда тот уже наполовину пролез в люк. Я услышал испуганный возглас, но Джинни рывком вытащила брата и крикнула:

— Да быстрее же!

Наконец, Луна оказалась в пределах моей досягаемости. Джинни, лежа на полу верхней комнаты, опустила руку, чтобы помочь ей выбраться, но один из преследователей уже нагнал Луну и схватил за ногу.

— Попалась, крошка! — радостно прорычал он. Снизу к нему уже подплывали двое других Пожирателей, осыпавших нас заклинаниями, и мне не оставалось ничего другого, как вызвать плеть.

Увидев разматывающиеся в воздухе широкие огненные кольца, приближающиеся Пожиратели замахали руками, пытаясь затормозить. В этой странной невесомости плеть едва меня слушалась, и я боялся задеть ею брыкающуюся Луну, которая старалась отцепиться от настырного преследователя, колотя его другой ногой по голове.

— Отпусти ее! — заорал я. — Руку отрублю!

Плеть извивалась, словно гигантская змея, практически не подчиняясь движениям моего запястья. Пожиратель махнул палочкой, зажатой в свободной руке, но я рванул плеть вправо, и одно из ее колец сожгло посланное заклинание. В следующую секунду перед нами рассыпался целый сноп малиновых и оранжевых искр, и Пожиратель мгновенно выпустил ногу Луны.

— Ах ты зараза! — взревел он, тыча в мою сторону тем, что осталось от его палочки — плеть все же задела ее, и теперь срезанная половина, из которой то и дело появлялись яркие искорки, медленно уплывала прочь, словно крошечный звездолет.

Я дернул Луну вверх, к открытому люку, где она ухватилась за руку Джинни и начала выбираться в комнату с дверьми. В общей суматохе я убрал плеть, что получилось лишь со второго раза, и закрылся Protego, хотя Пожиратель, лишившийся оружия, не делал никаких попыток меня догнать. Как только огненные кольца исчезли, двое остальных, словно проснувшись, принялись палить в меня заклятьями, но больше не двигались с места, опасаясь, что я опять вызову плеть.

Выбраться следом за Луной не составило труда. Мы захлопнули люк, после чего я подскочил к ближайшей двери, открыл ее и тут же захлопнул. Через несколько секунд железный люк начал сдвигаться прочь, и на его месте показался другой, деревянный, напоминавший колодезную крышку.

— Что с ним? — спросил я, указав на Рона, который с отсутствующим выражением лица стоял у стены, касаясь ее пальцами.

— Заклятье временной слепоты, — бросила Джинни. — Пройдет, но не скоро.

— Плохо, — сказал я. Одного бойца, каким бы он ни был, мы лишились. Взглянув на Луну, сидевшую на полу и растиравшую ногу, за которую ее ухватил Пожиратель, я подошел к ней и присел рядом.

— Болит?

— Ничего, — ответила она. — Ерунда.

— Куда теперь? — деловито спросила Джинни, разглядывая двери. — И где Гарри с Невиллом и Гермионой?

— Либо мы пытаемся выбраться наверх, либо идем их искать, — ответил я. — Оставаться здесь бессмысленно.

— Конечно искать, — проговорила Джинни, все еще осматривая двери, словно решая, в какую из них войти.

— Тогда так, — сказал я, поднялся и взглянул на нее. — Мы выбираем дверь, я войду первым, за мной — Рон и Луна, а ты замыкаешь. Луна, встань, пожалуйста…

Луна встала.

— Проверь ногу и скажи, если сильно болит.

Она прошлась по комнате, прислушиваясь к ощущениям, и, наконец, отрицательно покачала головой.

— Рон! — позвал я. Тот обернулся всем телом и широко раскрытыми глазами уставился куда-то левее меня. — Луна будет тебя вести. Если начнется стрельба, ты сразу ложишься на пол. Если я скажу тебе ложиться на пол, даже когда все тихо, ты ложишься и не споришь. Ясно?

— Нечего мной командовать, — буркнул Уизли.

— Тогда командуй сам. Выбирай дверь и веди.

Уизли промолчал. Я повернулся к Джинни.

— Ты как?

— А что это за штука, которой ты срубил ему палочку? — с любопытством спросила она, отвлекаясь от дверей.

— Называется огненная плеть, — сказал я. — Ну так что, идем или ждем?

— Валяй, — Джинни пожала плечами. — Знакомых дверей я не нашла, так что можно выбирать любую.

Тем временем Луна взяла Рона за руку и подвела поближе ко мне. Поглядев по сторонам, я остановился на простой черной двери с золотистой круглой ручкой. Рванув ее на себя, я выставил вперед палочку, а вокруг раздался скрежет и грохот сменяющихся дверей.

Следуя друг за другом, мы вошли в большую комнату с двумя парящими под потолком круглыми светящимися шарами — похожий шар я видел в кабинете Снейпа на собеседовании. Здесь нам повезло, поскольку из комнаты было еще несколько выходов, однако в ней самой не оказалось ничего интересного: у противоположной стены располагались два посеревших от пыли стола, по углам жалось несколько старых стульев, а под ногами валялись полуистлевшие пергаменты. На одном из столов я заметил большую чернильницу и воткнутое в нее длинное коричневое перо.

— Не расходимся, — напомнил я, продвигаясь к дальней стене. Луна с Роном шли сразу за мной, Джинни прикрывала сзади, направляя палочку поочередно на каждую дверь. В комнате было тихо, однако не успели мы добраться до столов, как где-то за стеной послышался топот и невнятные крики.

— Вот черт! — прошипел я. — С какой они стороны?

— Понятия не имею, — Джинни повернулась к единственной двери справа. — Я буду следить за этой, а ты следи за теми, — она мотнула головой, указывая на две двери слева.

— Отведи Рона к столам, пусть он под ними спрячется, — сказал я Луне и на всякий случай указал на стол побольше.

— Я не полезу!.. — возмутился Уизли, однако Луна уже подошла вместе с ним к столу и положила его руку на крышку, чтобы тот, наклоняясь, не ударился головой. В этот момент шум, еще секунду назад доносившийся откуда-то издалека, возник совсем рядом, после чего обе двери с моей стороны распахнулись, и из них вывалилось несколько людей в масках.

— Они здесь! — заорал кто-то приглушенным голосом, и в комнате воцарился настоящий хаос.

Джинни мгновенно развернулась, но все, что она успела, оказавшись лицом к лицу с тремя Пожирателями, это закрыться Protego — под градом заклинаний, что на нее обрушились, ей бы не удалось сопротивляться долго.

— Рон, на пол! — крикнул я, заботясь прежде всего о том, чтобы упрямый Уизли не мешался под ногами и не напоролся на какое-нибудь шальное заклятье. Луна, стоявшая рядом с ним, отпрыгнула в сторону и одновременно со мной выстрелила в одного из противников у ближайшей двери. Тот закрылся щитом, на мгновение остановившись и тем самым помешав войти второму, и его, замешкавшегося в дверях, мне удалось уложить Ступефаем. Однако после этой маленькой победы удача от нас отвернулась.

Вслед за упавшим из соседнего помещения выскочило сразу двое Пожирателей, и первый сходу ударил заклинанием в Рона, который так и не соизволил никуда спрятаться, а второй, широкий верзила без маски с выбивающимися из-под капюшона длинными темными волосами, принялся палить в меня.

Для плети здесь было слишком тесно, а ни на какое другое заклинание я не мог рассчитывать с уверенностью. Нас вынудили уйти в оборону, и мы медленно отступали к противоположной стене, оставив лежащего без сознания Рона у стола.

— Дверь! — откуда-то сзади крикнула Джинни. Луна на мгновение обернулась, утратив контроль над щитом, и кто-то из наступавших на Джинни сразил ее сбоку желтоватой молнией Ступефая.

— Джинни! — крикнул я, понимая, что такая оборона приведет нас к скорому поражению.

— Я здесь! Я у двери, давай назад! — судя по голосу, она была совсем рядом — всего три-четыре шага, — которые, однако, надо было еще преодолеть, поскольку молнии били в меня с трех позиций.

— Уходи отсюда! — закричал я. — Уходи и закрывай дверь! Немедленно!

Не знаю, были ли среди Пожирателей те, кто пытался нагнать нас в зале с планетами, или они поняли, что последует, когда Джинни исчезнет из комнаты, но все они, молча, не сговариваясь, сосредоточили свои заклятья на мне, не позволяя снять Protego и вызвать плеть.

Джинни сразу же воспользовалась моментом, когда все внимание стрелявших переключилось на меня, и избавила нас от одного из противников, сразив Пожирателя у двери напротив. За треском молний я едва услышал, как она открыла дверь, однако того, что случилось потом, мне увидеть не удалось. Пожиратель без маски резким движением бросился к ней, оказавшись за моей спиной, вслед за чем я услышал громкий сухой треск разряда и крик. В тот же момент меня едва не сбили с ног — Пожиратель, рванувшийся к Джинни, начал метаться по комнате, облепленный мелкими кровососущими летучими мышами и пытаясь отодрать их от лица, но тут же рухнул на пол, попав сразу под несколько заклятий своих товарищей.

Эта заминка позволила мне, наконец, покинуть проклятую комнату. Выскочив в открытую дверь, я увидел уже знакомый амфитеатр и каменную сцену с аркой. Двумя ступеньками ниже лежала Джинни, то ли споткнувшаяся, то ли сраженная заклятьем. Внизу, у одного из проходов, застыло трое Пожирателей, в числе которых был Малфой. Рядом стояла худая женщина с длинными волосами и высокий Пожиратель в белой маске, а подле них были Поттер и Лонгботтом.

На то, чтобы осмотреть зал и оценить свое положение, мне хватило пары секунд. «Хуже и быть не может, — промелькнуло в голове. — Здесь трое, а в комнате еще пятеро». Я отскочил вбок, встав так, чтобы за спиной была стена, и вызвал плеть. «Не защищаться, — сказал я себе. — Только нападать».

Ожидали нас те, кто был в зале, или нет, но все происходившее в соседней комнате, а теперь и здесь, интереса у них не вызвало. Видимо, пророчество, за которым они сюда явились, было у Поттера, и Малфой со своими подручными лишь взглянул на меня; разобравшись, что стою я далеко и нахожусь в явном меньшинстве, они вновь занялись Поттером и Невиллом, скорчившимся на полу у их ног. В ту секунду, как я отвел от них глаза, на ступени амфитеатра из комнаты с чернильницей выскочил, озираясь по сторонам, первый Пожиратель. Не дав ему времени разобраться в ситуации, я взмахнул плетью и срезал кисть, в которой он держал палочку.

По залу разнесся страшный крик. Ухватившись за искалеченную руку, Пожиратель рванулся вниз, заливая кровью серые камни. Женщина, стоявшая рядом с Малфоем, выстрелила в меня заклятьем, от которого я едва успел увернуться, и помчалась наверх, перепрыгнув через рухнувшего у помоста с аркой соратника.

«Четверо оттуда и одна отсюда, — подумал я. — И минус один». Теперь дверь в комнату с чернильницей была вне досягаемости моих ударов. Выбежавшие оттуда Пожиратели это поняли, поскольку принялись стрелять в меня, не сходя с места. Впрочем, несмотря на мое приглашение драться серьезно, пока что их заклинания ни разу не оказались сложнее замораживающего заклятья.

«Только не оборона», напомнил я себе и начал постепенно приближаться к проходу, в котором сгрудились Пожиратели, пытаясь одновременно отражать плетью заклятья и не слишком закрываться, чтобы держать противника в постоянном напряжении.

— Хочешь играть по взрослому? — довольным, как мне показалось, голосом крикнула женщина, занявшая позицию несколькими рядами ниже и посылая в меня заклинания, которые плеть не могла сжечь полностью, а потому мне приходилось то и дело увертываться и периодически отступать от выбранного маршрута. — Тогда давай, попробуй нас убить! Или ты боишься? Не хочешь себя замарать? Встал на сторону чистеньких?

Чистеньких? Я? Эти слова подняли во мне волну протеста. Я никогда не хотел становиться одним из тех, о ком такое говорят! Палочка мгновенно отозвалась на мое возмущение — огненная плеть, обычно ярко-оранжевая с желтоватыми отблесками, вспыхнула белым, словно раскаленная дуга, и заклинание, выпущенное одним из Пожирателей, не сгорело, коснувшись ее изгиба, а отразилось назад под тем же углом, сбив его автора с ног и отбросив далеко на каменную лестницу. «Минус один», с удовлетворением подумал я, продолжая свое наступление.

Не знаю, чем бы все это закончилось. Женщина внизу дралась не так трусливо, как оставшаяся в проходе троица, которая, скорее всего, знала меня и не могла понять, почему человек, интересующий Темного Лорда, дерется на стороне его противников. Шаг за шагом я приближался к открытому выходу, когда неожиданно один из стоявших там Пожирателей рухнул на ступеньки, а двое других помчались вниз.

Женщина едва успела перевести палочку с меня на освобожденный проход, потому что зал вдруг оказался полон людьми. Прямо передо мной из комнаты с чернильницей вылетели Сириус Блэк и девушка с фиолетовыми волосами, Тонкс. В тот же момент за моей спиной раздалась стрельба и крики. Я быстро развернулся и увидел, как по соседнему проходу бегом спускаются Люпин и Хмури, а из третьей двери, почти за самой аркой, выскакивает Кингсли Бруствер.

Блэк скрестил палочки с женщиной, Хмури и Люпин занялись Малфоем и Пожирателем в маске, а Тонкс и Бруствер — двумя оставшимися. Я стоял наверху, убрав плеть и не рискуя вмешиваться в дуэли, поскольку противники дрались так ожесточенно, что прицелиться метко не представлялось возможным.

Однако битва еще не была выиграна. Пожиратель, сражавшийся с Хмури, сшиб его с ног заклятьем и рванул вверх прямо на меня. Я выстрелил в него, однако тот прытко отскочил и закрылся щитом. Поняв, что противник того стоит, я вызвал плеть. Пожиратель, словно локомотив, несся вперед, то ли рассчитывая, что я не осмелюсь его ударить, то ли полагая, что его скорость не позволит мне скоординировать движения длинной плети. И он не ошибся. Со своей позиции я мог лишь разрубить его пополам, чего, конечно же, не собирался делать: в конце концов, никто здесь пока не применял смертельных заклятий, а срезанную мною кисть Волдеморт легко сможет вернуть, если, конечно, тот Пожиратель однажды до него доберется.

Я был вынужден убраться с пути бегущего противника, не отводя от него палочки и тем самым предупреждая, чтобы он не лез на рожон. Однако ему хотелось лишь убраться отсюда, так что он стремительно проскочил мимо, после чего резко обернулся и попятился к открытому выходу, не спуская с меня глаз. Я медленно следовал за ним, ожидая удобного момента для нападения, как вдруг, откуда ни возьмись, прилетела желтоватая молния, и не заметивший ее Пожиратель упал на ступени. Я глянул вниз и увидел Джинни, отползавшую с прохода поближе к высоким каменным рядам. Каким бы заклинанием ее не ударили, его действие прекратилось, но, судя по всему, из-за падения она сломала или вывихнула ногу.

Краем глаза следя за тем, что происходило вокруг — Хмури уже поднимался с пола, собираясь присоединиться к Люпину, загнавшему Малфоя почти на самый верх, — я начал спускаться, чтобы помочь Джинни, как вдруг услышал торжествующий женский крик. Подняв голову, я с ужасом увидел, что Блэка, в которого женщина ударила каким-то мощным заклинанием, швырнуло прямо на каменную платформу и мигом втянуло в арку, чье полотнище лишь мягко колыхнулось, укрывая собой очередную жертву. Женщина бросилась к третьему выходу, откуда не так давно появился Бруствер, и в мгновение ока исчезла за дверью.

— Сириус! — Рядом со сценой внезапно очутился Поттер. Я, позабыв о Джинни, ринулся вниз, чтобы он сдуру не полез за Блэком, и услышал яростный крик Люпина:

— Гарри, стой где стоишь!

Тонкс, наконец, обездвижила своего Пожирателя и раньше меня оказалась рядом с Поттером, обхватив его сзади за плечи и пытаясь удержать на месте. Я кинул взгляд на Люпина, спешащего вниз, чтобы помочь Тонкс, на Хмури, одолевшего Малфоя и теперь связывающего его веревками, и решив, что в ближайшее время здесь всем найдется дело, рванул следом за женщиной.

— Линг! — наперерез мне бросился Бруствер. — Не ходи за ней! Остановись!

Не обращая на него внимания, я молча выскочил за дверь и к своему удивлению оказался в разгромленном мною зале со стеллажами. Сейчас он был пуст, лишь на полу валялся мусор, битые шары, утратившие свое свечение, и расколотые деревянные подставки. Из темноты зала донесся хруст стекла под ногами и бряцанье отшвыриваемых с дороги металлических обломков. Я помчался на звуки, сжимая в руке палочку и испытывая почти экстатический восторг от перспектив сойтись на дуэли с поистине достойным противником.

Информации, скопившейся у меня к середине июля, оказалось вполне достаточно, чтобы на собственном опыте осознать одну простую житейскую истину: есть ситуации, в которых выбор присутствует только теоретически — на практике его нет.

…Мы вернулись из Министерства глубокой ночью, когда яркая, почти уже полная луна заливала спящий лес и горы холодным серебристым сиянием. Люпин не позволил мне аппарировать самостоятельно, да еще и с Джинни, и мы прибыли к воротам, вцепившись в заплаканную Тонкс. Хотя я наложил на Джинни обезболивающее заклятье, она все равно боялась опираться на ногу, и я дошел с ней до больницы, передав в руки мадам Помфри. Рона, на которого еще действовало заклинание временной слепоты, привела вполне оправившаяся после Ступефая Луна, аппарировавшая с Хмури, а Гермиону, схватившую какое-то мудреное проклятье, принес Люпин. Он выглядел не лучше Тонкс, которая медлила уходить, присев на одну из больничных кроватей и глядя перед собой покрасневшими от слез глазами. Я посмотрел, как мадам Помфри суетится вокруг Гермионы, как Луна усаживает Рона на соседнюю постель, а рядом с ним тяжело опускается Лонгботтом, непривычно взъерошенный, с лицом, покрытым ссадинами и кровоподтеками, и направился по проходу к двери.

— Погоди! — Люпин схватил меня за руку и, как назло, снова за то место, где были синяки. Я остановился. К нам быстро приковылял Хмури.

— Не здесь, — пробормотал он и кивнул на выход. Втроем мы вышли в коридор и остановились неподалеку от лестницы, после чего Люпин, так и не выпустивший мое многострадальное плечо, сразу перешел к делу.

— Как случилось, что вы оказались в Министерстве? — произнес он, и хотя тон его мне не понравился, я настолько устал, что решил не выяснять отношения, тем более у больничных дверей. Начав со встречи с Гермионой у выхода из замка, я быстро перешел к полету на фестралах и закончил тем, как в зале с шарами нас подкараулили Пожиратели.

— А дальше была погоня и перестрелка, — сказал я. — В принципе, больше ничего интересного.

— Ну да, за исключением Волдеморта в атриуме, — буркнул стоявший у стены Хмури. — Ты что, и правда с ним дрался? Некоторые говорили, ты натравил на него своего патронуса-тень…

Я вновь почувствовал то унижение, которое испытал при первых словах Темного Лорда, обращенных ко мне в зале Министерства.

— Это смешно, — вздохнул я. — Какая драка? Что я могу?

Хмури и Люпин переглянулись.

— Но что-то же между вами произошло? Ведь если он опять тебя не тронул… — начал Люпин, однако я его не дослушал. На этот раз мое терпение лопнуло. Еще час назад я сражался бок о бок с членами дамблдоровского ордена, а теперь снова слышу намеки на мою возможную лояльность Темному Лорду!

— Знаете что, — раздраженно перебил я Люпина, — в атриуме, помимо меня, был еще ваш драгоценный Поттер и Дамблдор. Вот идите к ним и выясняйте, почему это Волдеморт опять меня не тронул. А мне все эти дурацкие подозрения надоели — надоели, ясно?!

Я развернулся и начал спускаться по лестнице, обиженный, разозленный и уставший.

— Линг, постой! — воскликнул Люпин. — Ты не так меня понял!..

Я только отмахнулся, мысленно послав к черту весь Орден Феникса.

В тишине спящего замка я добрался до лестницы в подвалы, пытаясь сообразить, что мне сказать сейчас Нотту, и, погруженный в размышления, не заметил стоявшую внизу темную фигуру. Откуда-то Снейп узнал, что мы вернулись, и сейчас встречал меня у поворота в ведущий к спальням коридор. Увидев его в самый последний момент, я собрался было пройти мимо, все еще злой после разговора с Люпином, но Снейп поймал мой взгляд и отрицательно покачал головой. Я остановился.

— Идите за мной, — негромко проговорил он и первым направился к своему кабинету.

— Я устал, — ответил я, не двигаясь, однако с тем же успехом эту фразу можно было адресовать стене — Снейп уже скрылся за поворотом, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Дверь кабинета оказалась распахнута настежь. Я зашел, прикрыв ее за собой, и увидел, как профессор роется в одном из своих шкафов. Через несколько секунд он достал оттуда широкий квадратный стакан и странной формы бутылку, слегка кривоватую, со скошенным в сторону горлышком. Налив в стакан немного темной жидкости, он протянул его мне.

— Пейте.

Я с некоторое опаской принял стакан у него из рук и, пока Снейп возвращал бутылку на место, быстро понюхал содержимое. Чем бы это ни было, пахло оно довольно приятно, какими-то ароматными травами. Я сделал большой глоток и едва не задохнулся. Рот, горло и пищевод оказались словно охвачены огнем, который спустя секунду добрался до желудка. На глазах у меня выступили слезы. Однако огненный напиток мгновенно разошелся по телу приятным теплом, ощутимо расслабив напряженные мышцы. Я поставил пустой стакан на стол и взглянул на Снейпа, к тому времени уже занявшего свое кресло.

— А теперь рассказывайте, — приказал он.

Я сел на стул, испытывая новый, хотя и не слишком большой прилив сил, и довольно быстро увлекся приключившейся с нами историей. Впрочем, добравшись до эпизода с засадой Пожирателей, я утратил весь энтузиазм и довольно неохотно поведал Снейпу, что из-за моего заклинания был ранен Георг Нотт.

— Значит, вы разгромили Зал пророчеств? — с усмешкой спросил Снейп, не обратив внимания на имя Нотта. — И чем же, позвольте узнать?

— Воздушным ударом… Это такое заклинание магии бон, — пробормотал я, выкладывая на стол последние оставшиеся карты. Похоже, никаких тайн у меня больше не было. Снейп покачал головой, но никак не прокомментировал мои слова.

— А Нотта арестовали, — продолжил я гнуть свое. — Мы потом его нашли… и палочка у него сломалась…

— Прекратите, — жестко остановил меня Снейп и даже выпрямился в кресле. — Кончайте это нытье! Георг Нотт выполнял приказ Темного Лорда и не мог его ослушаться. Вашей вины в его аресте не больше, чем в самом его визите в Министерство. Неужели вам надо объяснять такие элементарные вещи? Продолжайте.

Я продолжил и скоро подошел к битве в зале с аркой. Когда я начал рассказывать о женщине, стоявшей рядом с Малфоем, Снейп снова перебил меня:

— Эта женщина — Беллатриса Лестрейндж, маг сильный и жестокий. Если вы хотя бы немного обращали внимание на то, что происходило в стране последние полгода, то должны были видеть ее изображение в нескольких номерах «Пророка».

— Я как-то не приглядывался, — вяло заметил я. — Зато она, по крайней мере, дралась со мной не какими-то дурацкими Ступефаями, как все остальные.

— Благодарите богов, что это были Ступефаи, — отрезал Снейп. — Вы слишком самонадеянны, если думаете, что можете сражаться на уровне опытных волшебников. Если бы они дрались в полную силу, у вас бы не было ни единого шанса. Дальше.

Известие о гибели Блэка не вызвало у профессора никаких эмоций — по крайней мере, он их никак не выразил. Я рассказал, что решил догнать Беллатрису и в атриуме неожиданно столкнулся с рассерженным Волдемортом.

— Стоп, — прервал меня Снейп и резко поднялся. Некоторое время он в раздумье смотрел на меня, а потом проговорил:

— Достаточно. Теперь идите отдыхать. Если хотите, могу дать вам снотворного зелья.

— Не надо, спасибо, — ответил я, вставая со стула. — И без него буду спать сутки.

Снейп промолчал. Я покинул его кабинет, не представляя, как теперь говорить с Ноттом, поскольку голова у меня кружилась от усталости и алкоголя, а глаза закрывались сами собой. Добравшись до спальни, я кое-как разделся, малодушно решив отложить все разговоры на потом, и едва опустил голову на подушку, как провалился в глубокий сон.

Спустя несколько секунд мы оказались в директорской. Дамблдор пребывал в полубессознательном состоянии, и я постарался привести его в чувство, несколько раз подряд наложив тибетское заклинание, которым когда-то пытался снять с себя проклятье распечатывания тайных болезней. Лишь после четвертой моей попытки Дамблдору удалось сесть, и он тяжело привалился к ножке стола.

— Меч, — едва слышно проговорил он. — Меч под стеклом…

Я вскочил и бросился осматривать кабинет. В глубине круглого помещения, в большом стеклянном саркофаге у стены действительно лежал серебристый меч с инкрустированной рубинами рукояткой. Откинув стеклянную крышку, я вытащил его, на секунду испытав немыслимо приятное ощущение от тяжести и удобства, с которым легло в мою руку это удивительное оружие, и принес меч Дамблдору. Директор тем временем стягивал с руки кольцо. Кожа его кисти потемнела, опаленная заклятьем, и начинала медленно сжиматься, словно чары, наложенные на артефакт, высасывали из нее влагу и пожирали ткани. Опустившись на колени, я ждал. Наконец, кольцо оказалось у него в ладони, и он выронил его на пол прямо передо мной.

— Руби, — прошептал Дамблдор, в изнеможении закрыв глаза. В дрожащем свете редких свечей, горевших сейчас на столе и на некоторых полках, лицо его казалось желто-коричневым. — Руби… и не сдавайся.

Я хотел было возразить, что таким способом проклятья не снять, и директору срочно нужен врач, но в следующую секунду с глубочайшим потрясением осознал, что за артефакт лежит сейчас на каменном полу, за чем именно охотился Дамблдор и чего он от меня хочет.

Отодвинувшись от кольца, я взялся обеими руками за рукоятку меча и прицелился. Однако существо, помещенное некогда в камень и долгие годы жившее в нем, почувствовало приближающуюся угрозу и немедленно начало действовать, пытаясь себя защитить.

Не успел я примериться, как камень изнутри и снаружи вспыхнул бледно-лиловым, и из него появилась призрачная, но от этого не менее прекрасная змея. Чем-то она напоминала Нагайну, однако ее аккуратная чешуя, отчетливо видимая в царившем здесь полумраке, переливалась всеми оттенками красного, как у магматических питонов, а большие глаза излучали серебристо-зеленый свет. Змея слегка покачивалась над полом, глядя на меня приветливо и спокойно. Я поднял меч.

— Сила, — вдруг произнесла змея, и ее голос был нежным и сладким, как мед. — Подумай только, какую силу ты получишь, если убьешь его, — она качнулась в сторону прислонившегося к столу Дамблдора. — Просто размахнись и ударь, и его сила станет твоей. А я подарю тебе еще больше. Вместе нас никто не сокрушит. Мы будем править вдвоем, я и ты, мой наследник. Ударь его, Линг — тебе ведь уже приходилось убивать стариков.

Алую ауру, смешанную с желтоватыми отблесками огня свечей, рассекла серебристая молния, когда я со всей силы опустил меч на лежавшее неподалеку от Дамблдора кольцо. Змея вспыхнула ярко-красным пламенем и с отчаянным шипением исчезла. Свечение, окружавшее кольцо, погасло; по его темному камню пролегла неровная трещина.

— Плохая попытка, — зло прошептал я, глядя на уничтоженный крестраж и испытывая чувство мстительной радости. — Больше никаких стариков, вот так.

Дамблдор приоткрыл глаза и покосился на меня, не поворачивая головы.

— Молодец, — прошептал он. — А теперь… — он облизал пересохшие губы, — обещай мне… никому, ни единому человеку не говорить об этом… о том, что случилось сегодня, — он перевел сбившееся дыхание. — Никому. Обещай.

— Обещаю, — сказал я. — Вам нужен врач — ваша рука совсем почернела.

— Северус, — проговорил Дамблдор. — Мне нужен… Северус, — и с этими словами сознание, за которое он всеми силами цеплялся последние минуты, покинуло его. Голова директора склонилась набок, глаза закрылись, грудь неровно поднималась и опускалась в такт неглубокому, прерывистому дыханию. Я поднял мертвое кольцо, положил его на стол, рядом аккуратно пристроил меч и на секунду застыл в сомнениях. Что если Снейп сейчас с Волдемортом или с кем-то из Пожирателей? Конечно, на улице ночь, но может быть всякое… Впрочем, выбирать не приходилось. Дамблдору становилось хуже, и если он хотел, чтобы Снейп ему помог, если был уверен, что тот сможет это сделать, значит, я должен вызвать его, где бы он ни был. Если с профессором окажется один Пожиратель, Снейп наложит на него Confundus, а если несколько, придется им отведать когтей моего патронуса.

Несмотря на то, что мне ни разу не доводилось посылать патронуса за пределы своего зрительного поля, я сомневался, что это окажется сложнее, чем запустить его с шестого этажа к хижине Хагрида. Сосредоточившись на Снейпе и представив его так живо, словно он стоял сейчас передо мной, я направил патронуса к этому образу.

Фиолетовая молния сверкнула лишь на долю секунды и тут же исчезла.

В первый момент мне показалось, что патронус оказался в гостиничном номере, настолько бедной и необжитой была обстановка комнаты, в которую он попал. Несмотря на закрывавшие окно длинные черные шторы, здесь оказалось светло — вероятно, там, где жил Снейп, туч не было, и лунный свет свободно достигал земли. Я увидел небольшой платяной шкаф, стоявший у стены напротив камина, такого маленького, что им невозможно было пользоваться для перемещения по каминной сети, и кровать в углу неподалеку от окна, на которой, отвернувшись к стене, спал Снейп. Патронус подошел ближе. Я понимал, что проснуться и увидеть перед собой такое существо — не самое приятное пробуждение, но, в конце концов, зельевар знаком с моим патронусом и сразу поймет, что в Хогвартсе что-то случилось.

Был ли в доме еще кто-нибудь, или профессор жил один, я не знал, а потому на всякий случай старался вести себя как можно тише. Патронус подобрался к кровати, оказавшись в пробивающихся сквозь шторы лучах луны, и едва слышно зашипел. В следующую секунду Снейп подскочил, словно ждал этого момента, и направил в мою сторону палочку. Очевидно, он предполагал увидеть кого-то другого, поскольку на лице его отразилось изумление, и он прошептал:

— Вы?..

Патронус отпрыгнул от кровати и сделал лапой манящий жест, призывая зельевара подниматься.

— Где? — хрипло проговорил он, опуская палочку и все еще сидя в постели. — Хогвартс?

Патронус кивнул.

— Сможете встретить у ворот?

Патронус снова кивнул, но мне стоило больших усилий скоординировать его движения, поскольку с того момента, как Снейп проснулся и повернулся ко мне лицом, я испугался едва ли не больше, чем тогда, у дома, увидев бившие из-под окна черные молнии и разъедающее действие активированного Дамблдором проклятья.

Чары Темной Метки, которая на этот раз предстала передо мной, не скрытая одеждой, поскольку дома Снейп спал в простой футболке с короткими рукавами, оказались совсем не темными, как можно было бы ожидать. Они светились тем же молочно-бледным светом, что и сердцевина вихря, вращавшегося над спрятанным в кухне ларцом. Свечение Метки не выходило за пределы клейма, однако от него во все стороны вытягивались тонкие живые нити, оплетавшие руку и все тело и напоминая въевшиеся под кожу щупальца плюющегося коровяка. Из-за этого лицо зельевара было словно пронизано сетью длинных, разветвленных, слабо светящихся белым сосудов, придававших ему зловещие, нечеловеческие черты. Я убрал патронуса и попытался привести в порядок разыгравшиеся эмоции, не зная, то ли выкинуть увиденное из головы, то ли обещать себе подумать об этом позже, когда я останусь один.

Так и не придя ни к какому решению, я направил патронуса к воротам, и, как оказалось, вовремя, поскольку буквально через десять секунд на дорогу аппарировал закутанный в мантию Снейп. Он коснулся палочкой ворот, и те распахнулись, впуская его на территорию школы.

— Ведите, — проговорил профессор, и патронус устремился к дверям замка.

Вероятно, Снейп ожидал, что я поведу его в подвалы, поскольку первым делом направился к лестнице, ведущей вниз, но патронус запрыгал по ступеням на второй этаж, и он повернул за мной. Лицо его было напряженным и сосредоточенным, однако лишь на пятом этаже он вдруг понял, куда я его веду.

— Дамблдор? — воскликнул он и на мгновение замер у перил. Патронус зашипел и рванулся наверх. Снейп заторопился следом, и я убрал патронуса, поскольку от такой длительной концентрации у меня страшно разболелась голова.

Ожидая, пока профессор доберется до кабинета, я уселся рядом с Дамблдором и осмотрел его руку. Действие проклятья не ослабевало, и теперь кисть директора казалась словно мумифицированной, напомнив мне вид египетских мумий, которых я видел когда-то на выставке в Британском музее. Дамблдор все также был без сознания, и я вдруг заметил, что его палочка до сих пор находится в моем креплении. Вытащив ее, я на миг подумал, из чего может состоять оружие такого волшебника, однако по ее виду мне не удалось определить даже сорт дерева, а потому я положил палочку на стол неподалеку от кольца и меча и опустился обратно. Голова уже почти прошла, и когда в кабинет влетел Снейп, я был полностью готов помогать ему, если моя помощь потребуется.

Он едва ли не с ужасом посмотрел на нас, сидящих на полу, решив, наверное, что пострадали мы оба, но я указал ему на иссохшую руку директора, и из горла Снейпа вырвался стон. Он бросился к Дамблдору, а потом вдруг повернулся ко мне и почти крикнул:

— А вы?!

— Я сделал все, что мог! — попытался оправдаться я, поднимаясь на колени. — Но я ведь даже не знаю, что это за проклятие…

— Да нет, Мерлин, нет! — воскликнул Снейп. — Вы тоже ранены?

Я отрицательно помотал головой. Не говоря больше ни слова, Снейп ухватил Дамблдора под правую руку, я — под левую, и мы перетащили директора в кресло за столом. Усадив его, профессор выпрямился и сказал уже привычным для себя жестким тоном:

— Чтобы приготовить лекарство, потребуется время, минут тридцать-сорок. Ждите здесь, и если увидите признаки ухудшения, немедленно зовите меня.

Бросив взгляд на меч с кольцом, он подошел к камину, сгреб со стоявшей на нем чаши порошок, швырнул в очаг и шагнул в зеленый всполох. Я уселся во второе кресло и начал ждать.

Всего час назад мы выходили из этого кабинета, провожаемые внимательными взглядами многочисленных портретов прежних директоров, которые и теперь не сводили глаз с меня и Дамблдора. Можно ли было предполагать, что наш поход приведет к такому финалу? Ведь Дамблдор знал, какой опасный предмет он ищет, и наверняка догадывался, что так просто крестраж не сдастся. Неужели он поддался его соблазну и потому надел кольцо? Я не знал, что и думать. Безусловно, директор тоже человек, и у него, как и у любого из нас, есть уязвимые места. Заточенная в кольце часть души Волдеморта безошибочно нашла мое, однако, какой бы соблазнительной не казалась мне перспектива обретения силы и знаний, этого было недостаточно, чтобы вынудить меня совершить очередное хладнокровное убийство. Что мог предложить крестраж Дамблдору? Я перевел взгляд на Фоукса, застывшего на своем насесте и, кажется, мало потревоженного происходившими в кабинете событиями. А Снейп? А страшные чары его Метки? Каково это — быть в постоянном контакте с заклятьем подобного рода?

Я откинулся на спинку кресла и вернулся мыслями к кольцу. Ощутил ли Темный Лорд, что часть его души уничтожена? И сколько еще таких крестражей у него осталось? Дамблдор взял с меня обещание молчать, а значит, я не могу обсуждать это с кем бы то ни было… Хотя с кем здесь обсуждать подобные дела? Разве что со Снейпом, но после данного мною слова я не имел права говорить даже с ним.

Все то время, пока зельевар готовил лекарство, Дамблдор не шевелился и не приходил в сознание. Кисть его совсем ссохлась, однако проклятье действовало медленно, и выше запястья рука пока что выглядела здоровой. Когда Снейп, наконец, возник в камине, при нем был высокий серебряный кубок с дымящимся зельем, который профессор нетерпеливо протянул мне. Кубок был очень горячим, но я едва обратил на это внимание.

— Будете поить, когда скажу, — бросил Снейп, вставая по правую сторону от директора. Он направил палочку на искалеченную кисть и начал негромко, нараспев произносить какие-то заклинания, от которых у меня мороз прошел по коже, таким странным, чужим и неестественным казался их язык. Спустя полминуты Снейп замолчал и, быстро взглянув на меня, кивнул. Дамблдор все еще был без сознания, поэтому я приподнял его голову и попытался влить зелье в рот, сомневаясь, что человек в таком состоянии окажется способен проглотить лекарство; однако, как только горячий золотистый напиток коснулся его губ, директор пошевелился, приходя в себя, и с готовностью сделал первый глоток.

Прошло не менее пяти минут, прежде чем Снейп дочитал все нужные заклинания, а зелье в моем кубке кончилось. К этому времени Дамблдор окончательно очнулся; к нему вернулись силы, лицо приобрело естественный оттенок, и он самостоятельно выпрямился в кресле. Переведя взгляд с профессора на меня, Дамблдор с некоторым трудом приподнял левую руку и легко сжал мне плечо.

— Думаю, нам следует отпустить Линга, — тихо сказал он. — Мы поговорим… чуть позже… Ведь у нас еще будет на это время, да, Северус? — Последние слова он адресовал застывшему подле него зельевару, который, несколько помедлив, глухо ответил:

— Будет.

Несмотря на мрачные мысли, мне, да и всем остальным, было очень любопытно, как Снейп будет преподавать защиту, а Слагхорн — зелья. На следующий день сразу после рун я отправился на сдвоенную с Гриффиндором лекцию нашего декана.

Погруженный в полумрак класс был оформлен несколькими жизнеутверждающими картинами, которые намекали на содержание грядущих уроков, и Нотт сразу же поинтересовался, не я ли их написал. Снейп предварил тему занятия краткой речью, дававшей общее представление о том, с какими тонкими и коварными материями мы будем иметь дело в этом году, не преминув обратить наше внимание на развешенные по стенам изображения, иллюстрирующие действие различных темных заклятий.

После этого речь зашла об инферналах. Парвати Патил поинтересовалась, использует ли Волдеморт мертвецов, и когда профессор ответил, что, по крайней мере, раньше он это делал, Пирс тут же поднял руку.

— Да, мистер Пирс, — сказал Снейп.

— Сэр, а в чем разница между инферналом и человеком, которого поцеловал дементор? — спросил Пирс. — Я понимаю, что у одного тело мертвое, а у другого — живое, но кроме этого?

Снейп некоторое время молчал, словно размышляя, стоит ему отвечать или нет. В классе стояла напряженная тишина.

— Мистер Пирс, — произнес, наконец, профессор. — Ваш вопрос интересен с научной точки зрения, однако, увы, никак не связан с курсом защиты от темных искусств. Для того, чтобы объяснить разницу между этими… скажем так, состояниями организма, необходимо разобрать заклинания, которые накладывают на мертвые тела для их пробуждения и управления, а также потенциальные возможности и свойства человека, которого поцеловал дементор. Боюсь, что подобные вещи не входят в круг тем, которые мы можем затрагивать на уроках по защите, — подчеркнул Снейп последнее слово. Пирс выглядел слегка разочарованным. Снейп продолжал:

— Мы начнем наш курс с изучения невербальной работы с заклинаниями, с овладения их молчаливым исполнением. В чем преимущество подобного рода техники…

Снейп еще не закончил говорить, как рука Гермионы взметнулась вверх.

— … нам расскажет мистер Ди, который, смею надеяться, оторвется ради этого от созерцания картин.

Пирс больно толкнул меня локтем в бок, поскольку я так засмотрелся на изображение инфернала и его жертвы, что не услышал обращенных ко мне слов профессора.

— Преимущество? — переспросил я, подскочив на стуле. Снейп прищурил глаза.

— Вы слышали вопрос? — процедил он.

— Преимущество невербальных… — начал тихо подсказывать мне Пирс, но профессор перевел взгляд на него, и Пирс мгновенно замолчал.

— Ну… — начал я, не понимая, что тут объяснять, если и так все понятно, — невербальные легче…

— Надо же! — язвительно произнес Снейп, покачав головой. — Блестящее объяснение для шестикурсника — невербальные легче!.. Прошу всех встать и выйти из-за парт.

Досадуя на свое так не вовремя возникающее косноязычие, я поднялся и встал в проход вместе с остальными. Снейп махнул палочкой, и парты, распихивая учеников, начали отъезжать к стенам, освобождая центр класса. Возникла толкотня, и я, воспользовавшись моментом, тихо поинтересовался у Пирса:

— Ты что, собираешься создать инфернала? Есть на примете подходящий труп?

— Я просто хотел узнать, насколько глубоко он будет вдаваться в подробности, — так же негромко ответил Пирс. — Судя по всему, вдаваться в них он вообще не намерен.

— Тишина! — произнес Снейп, когда парты остановились, а ученики перестали от них уворачиваться.

— Основное преимущество невербальных заклятий состоит в их непредсказуемости, — четко продолжил профессор, оглядывая своих слушателей, образовавших в классе неровный полукруг. — Мистер Ди, прошу вас…

Он указал на место рядом с собой. Предчувствуя, что ничего хорошего меня не ожидает, я вышел и остановился сбоку от профессора.

— Насколько мне известно, кроме мистера Ди, который с первого курса предпочитает работать невербально, никто из вас не озаботился самостоятельным овладением этой техникой, — обвиняющим тоном сказал Снейп, неодобрительно глядя как на гриффиндорцев, так и на слизеринцев, — хотя для этого требуется лишь концентрация, целеустремленность и быстрота мышления. Сейчас мы покажем вам, как в реальности выглядит невербальная работа. Отойдите к стенам и смотрите внимательно.

Стоявших в центре класса учеников как ветром сдуло. Некоторые, прижимаясь к партам, вытащили палочки, чтобы в случае чего защититься от возможного попадания заклятий. Снейп обернулся ко мне.

— Надеюсь, вы понимаете, — негромко произнес он, — что должны использовать только те заклинания, что изучены вами на школьных уроках?

Я боялся, что в отместку за невнимание Снейп решит сделать из меня отбивную, но все оказалось не так ужасно — видимо, ему действительно хотелось, чтобы студенты поняли все преимущества невербальной работы. С минуту мы молча, по очереди, перебрасывались несложными проклятиями, то и дело выставляя Protego, а потом Снейп опустил палочку и повернулся к замершим у парт и стен ученикам.

— Скорость и непредсказуемость как результат концентрации и направленной воли, — сказал он. — А теперь разбейтесь по двое и начинайте работать. И чтобы я не слышал ни слова!

Нотт решил выбрать себе в напарники Малфоя, а я встал напротив Пирса, поджидавшего меня с довольной ухмылкой на лице. Начав упражнение, я совсем не удивился, что невербальные у Пирса получаются без особых проблем — если отец с детства учил его сопротивляться Imperio, то мог объяснить и азы мысленной работы с заклинаниями. В результате благодаря нему Слизерин заработал десять баллов, а Поттер, нахамивший Снейпу в конце занятия — субботнее наказание.

Во второй половине октября состоялся наш первый поход в Хогсмид. Я хотел заглянуть к Аберфорту, хотя предполагал, что нелюдимый и мрачный брат директора будет не слишком рад моему визиту. Снейп без особого энтузиазма подписал мне разрешение, и после того, как мы с Добби битый час разбирались в перенаправлении потоков телесной магической энергии при аппорте, я оделся потеплее и направился к выходу из замка, где угрюмый Филч обследовал Детектором лжи всех желающих покинуть школу ради прогулки под шквалистым ледяным ветром до хогсмидовских магазинов и кафе.

Едва я встал за спиной кучки семикурсников-гриффиндорцев, откуда ни возьмись на меня набросился Нотт.

— Ты где болтался! — возмущенно воскликнул он, хватая меня за рукав. Семикурсники обернулись и с неудовольствием посмотрели на нас.

— Не понял? — удивился я. — Мы разве договаривались?

Тут рядом с нами очутились Пирс, Полина и Луна, и я сразу догадался, что у них на уме.

— Вот, значит, как, — сказал я. — Решили устроить сюрприз!

— Это не сюрприз, — ответила Полина. — Тебя еще летом предупреждали.

С начала учебного года ни она, ни все остальные больше не просили показать им патронуса. Я уже начал было думать, что предъявленное мной условие остановило Полину, однако надеяться на это, конечно же, не следовало.

Решив на время отложить обсуждение деталей, поскольку гриффиндорцы то и дело оборачивались и недружелюбно косились на Нотта, мы отстояли короткую очередь, предъявили Филчу наши разрешения и, укрывшись капюшонами, вышли под холодный проливной дождь. Пирс попытался наколдовать нечто вроде магического полога, который накрыл бы нас пятерых, однако ливень и ветер были такой силы, что мерцающее покрывало смяло и унесло, будто обыкновенную тряпку. Выйдя за ворота, мы встали под ближайшим деревом, начиная дрожать от пронизывающего холода.

— Ты был прав! — громко заявила Полина, глядя на меня из-под большого капюшона темно-серой мантии. — Твоя идея просто отличная.

— Какая еще идея? — удивился я.

— С патронусами! — Полина попыталась перекричать шум дождя и ветра. — Зная их, мы точно сможем узнать и друг друга!

— На случай, если кому-нибудь придет в голову принять оборотное зелье и выдать себя за одного из нас, — добавил Пирс.

— Ах вот оно что… — Наконец, я понял, о чем шла речь, и признал, что мысль эта вполне здравая и своевременная. — Только это не моя идея. Я просто хотел, чтобы ты перестала на меня давить.

Полина усмехнулась:

— А ты, оказывается, чувствительный?.. Никогда бы не подумала.

Я только пожал плечами, не желая объяснять очевидные вещи.

— У меня нет патронуса, — вдруг сказал Нотт. Мы посмотрели на него, в первые секунды не представляя, что на это можно сказать.

— Ну, значит посмотришь наши, — ответил, наконец, Пирс.

— Может, у тебя тоже паронус-тень, как у Линга? — спросила Луна, которая не меньше других выражала в своих летних письмах желание увидеть такую экзотику. Нотт отрицательно покачал головой.

— Я и так, и так пробовал — ничего. Одни белые молнии.

— Это не такая простая магия, — попыталась ободрить его Луна. — Далеко не у всех получается с первого раза.

— Дело не в магии, дело в источнике, — ответил Нотт.

Никому не требовалось объяснять, что он имеет в виду. Вряд ли сейчас, когда его отец сидел в Азкабане, а по всей стране авроры охотились на Пожирателей, у Нотта было достаточно сил, чтобы сконцентрироваться на положительных воспоминаниях и вызвать полноценного патронуса. Нельзя было сказать, что в Хогвартсе дети приверженцев Волдеморта испытывали на себе какие-то явные негативные последствия подобной охоты — по крайней мере, преподаватели относились к ним так же, как и ко всем остальным, — но ученики знали их по именам, а потому шепот за спиной, враждебные взгляды и даже резкие фразы были вполне распространенным явлением, особенно на фоне продолжающихся исчезновений и смертей волшебников.

— Ладно, только давайте зайдем поглубже в лес, — сказал я.

Мы пошли по дороге в Хогсмид, тщетно пытаясь закрыться капюшонами от пронизывающего ветра. Где-то на полпути Полина решительно свернула и углубилась в чащу. Здесь было тише и спокойнее, чем на открытом пространстве, а ветер шумел где-то высоко в кронах, срывая с ветвей разноцветные листья. Некоторое время мы шли, вороша ногами толстый слой мягкой гниющей листвы, пока не оказались на небольшой поляне, где лежала куча почерневших, давным-давно спиленных стволов. Полина пнула их ногой, проверяя, насколько прочно они лежат, и уселась на самый верхний.

— Ну давай, — сказала она. — Ты первый, как виновник торжества.

— Только не подходите к нему, — предупредил я, отошел подальше от бревен и вызвал патронуса, одновременно с этим переместившись в его сознание, чтобы не рисковать и полностью его контролировать.

Материализовавшись, патронус сразу же покрылся паром, словно капли дождя, касавшиеся его прозрачной малиновой ауры, мгновенно испарялись.

— Обалдеть! — в восторге воскликнула Полина, подаваясь вперед. — Подведи его поближе!

— Лучше не надо, — с опаской возразил Нотт, сжимая в руке палочку. — Пусть стоит, где сейчас.

— Везет же некоторым, — с нескрываемой завистью произнес Пирс, а Луна сказала нечто совершенно неожиданное:

— Он на тебя немного похож.

— На меня? — поразился я, убирая патронуса и приближаясь к бревнам. — В каком это смысле?

Остальные тоже заинтересованно взглянули на Луну. Та с готовностью ответила:

— Такой же неуверенный и настороженный.

Во мне поднялась волна возмущения — с настороженным я бы еще согласился, но неуверенный? — однако само ее появление указывало на то, что Луна была права. Конечно, если б эта характеристика меня никак не касалась, с чего бы мне так реагировать?

— Вообще-то патронус — часть меня, — сказал я, наконец. — И нет ничего странного, если мы с ним похожи.

Кажется, такой ответ вполне удовлетворил Луну. Она соскочила с бревен и встала на то место, с которого я вызывал патронуса. Я не стал садиться и молча наблюдал за тем, как ее серебристая молния превращается в большого зайца, который резво проскакал перед нашим импровизированным зрительным залом и исчез в воздухе у деревьев неподалеку.

— Теперь мы, — Полина спустилась на землю, за ней последовал Пирс. Они разошлись в разные концы поляны, направили друг на друга палочки и хором воскликнули:

— Expecto Patronum!

Яркие молнии, что вырвались из кончиков их палочек, сразу же начали превращаться, и через пару секунд перед нами возникло два тигра: у Полины — крупнее, у Пирса — чуть поменьше. Тигры бросились навстречу друг другу и принялись бесшумно возиться, словно огромные котята, замахиваясь лапами, катаясь по листьям и припадая к земле перед тем, как сделать очередной прыжок. Было видно, что Пирс и Полина далеко не впервые играют со своими патронусами. Наконец, они убрали палочки и с довольным видом подошли к нам.

— Ты, главное, не кисни, — сказал я Нотту, который хмуро смотрел на то место, где только что резвились тигры. — А когда в следующий раз решишь вызвать патронуса, вспомни этот день.

— Чтобы наколдовать кошмар, — ответил Нотт. Все засмеялись.

— В Хогсмид-то пойдем? — спросил Пирс.

— Я пойду, — сказал я.

— Я тоже, мне надо в магазин, — проговорила Луна.

— Тогда двинули, а то я сейчас в сосульку превращусь, — проворчал Нотт и первым зашагал к дороге.

После обеда я не преминул поделиться новой информацией с Пирсом и Ноттом.

— Представляете, — в восторге заявил я, когда мы вышли из Большого зала и остановились неподалеку от его дверей, — если я решу аппарировать на Марс, когда он ближе всего к Земле, то перемещение займет всего девять часов!

Они переглянулись.

— И этого человека хочет приблизить к себе Темный Лорд? — пожал плечами Пирс. — Не иначе как ему потребовались свежие идеи.

Нотт не рискнул шутить на тему Волдеморта, однако спросил:

— Ты что, с самого третьего курса об этом думал?

— Это интересная теоретическая проблема, вы ничего не понимаете! — обиделся я. — Все равно аппарировать быстрее, чем лететь на корабле.

— Обалдел, — сказал Нотт.

— Это не лечится, — согласился с ним Пирс и поскорее переключился на другую тему:

— Скажите лучше, не хотите ли вы сходить завтра на рождественскую вечеринку к Слагхорну?

— Нет, — хором сказали мы. Пирс поднял брови, удивляясь такому единодушию.

— С чего это вдруг он решил распахнуть двери всем желающим? — поинтересовался Нотт.

— Не всем желающим, а только тем, кого приведут приглашенные, — сказал Пирс. — Он пригласил нас с Полиной, а мы приглашаем вас.

— Все равно не пойду, — сказал я. — Чего я не видел на этих вечеринках?

— Говорят, там будет вампир, — продолжил соблазнять нас Пирс. — Настоящий, откуда-то из Европы.

— Вампир, говоришь? — Нотт, кажется, слегка заинтересовался. — На вампира я бы посмотрел. Может, рванем, а, Ди?

— Рви, — ответил я. — А я не хочу, правда.

— Ладно, если передумаешь, скажи, — закончил Пирс и отправился навстречу выходящей из Большого зала Полине.

Нотт отправился в подвалы, а я — в библиотеку, поискать в журналах какие-нибудь статьи о межпланетной аппарации. Войдя в читальный зал, я увидел Дамблдора, беседовавшего о чем-то с мадам Пинс. Не желая им мешать, я остановился у каталога и задал ему поиск работ по нужной теме. Каталог справился очень быстро — в ящике оказалось всего несколько карточек, отсылающих к трем номерам журнала Практическое Чародейство за последние пять лет. Переписав номера и года, я уселся за стол в ожидании, пока Дамблдор закончит разговор.

Наконец, мадам Пинс освободилась, и я поднялся, чтобы подойти к ней со своим списком, однако направлявшийся к выходу директор остановился рядом с моим столом и произнес:

— Линг, ты меня не проводишь?

Вместе мы вышли из читального зала и неторопливо зашагали по коридору, где несколько лет назад я встретил василиска.

— Как тебе нравятся уроки профессора Слагхорна? — поинтересовался Дамблдор таким деловым тоном, словно решил проконсультироваться, оставлять ли Слагхорна на работе или уволить ко всем чертям.

— Нравятся, — ответил я, хотя за эти полгода почти ни одно из заданных зелий не доварил до конца, тратя слишком много времени на выведение формулы и, соответственно, ни разу не заработав «превосходно». Впрочем, и у Снейпа я никогда не получал этого балла, так что жаловаться было не на что.

— Он приглашает тебя в свой клуб? — продолжил Дамблдор.

— Нет, сэр.

— Хм, — Дамблдор, кажется, был слегка удивлен. — Обычно он замечает талантливых учеников…

— Значит, дело не в таланте, — ответил я.

Весь мой энтузиазм, с которым я шел в библиотеку, исчез без следа. Разговоры с директором, сколь бы познавательными они ни являлись, всегда требовали от меня больших энергетических затрат, уходящих на попытки понять причудливый ход его мыслей, вовремя вычислить, к чему он ведет длинную нить разговора, и не слишком демонстрировать то, что я чувствую и думаю на самом деле. Вероятно, Дамблдор все равно это знал, однако, ни на секунду не сомневаясь в его умении видеть собеседника насквозь, причем не столько за счет магической силы, сколько за счет знания психологии, я считал себя вправе не раскрываться перед ним, поскольку не понимал всех тонкостей его игры.

— Значит, не в нем, — согласился Дамблдор и остановился. — А завтра ты собираешься к нему на рождественскую вечеринку?

— Нет, — снова ответил я. — Пирс предлагал составить ему компанию, но я отказался.

Дамблдор кивнул.

— Тогда, если ты не передумаешь и не решишь все-таки отметить Рождество с товарищами, — произнес он, — загляни ко мне… скажем, часов в восемь. Хорошо?

— Хорошо, сэр, — послушно сказал я. Дамблдор слегка улыбнулся и покачал головой.

— Линг, ты всегда можешь выбирать. Если тебе захочется пойти на вечеринку — иди и не считай, что я ожидаю от тебя обратного. Если ты думаешь, что я ставлю тебя перед иллюзорным выбором, и ты не можешь предпочесть Рождество визиту в мой кабинет, не приходит ли тебе в голову и нечто другое — что правильным выбором может оказаться праздник? Или что любой из этих выборов является равноценным?

— Все равно вы хотите, чтобы я выбирал, — ответил я, — иначе назначили бы встречу на другой день, в который нет никаких вечеринок.

— Верно, — довольным голосом проговорил Дамблдор. — Ты должен знать, что делаешь и почему, а не просто слепо следовать чужой воле. Подумай и прими решение, которое покажется тебе наиболее правильным. В любом случае, если ты предпочтешь праздник, мы просто отложим нашу встречу до конца каникул.

Я молча кивнул. Дамблдор отправился к главному коридору, а я вернулся в библиотеку, взял у мадам Пинс журналы и забился в свой угол рядом с каталогом.

«Да, это вам не Волдеморт, — думал я, испытывая недовольство из-за предсказуемости своих мыслей, ход которых так легко вычислил директор, и какой-то азарт, словно мне предлагали сыграть в опасную, но увлекательную игру. — Темный Лорд, конечно, не дурак, но уж очень прямолинейно мыслит. А Дамблдор наоборот — как завернет, так все мозги сломаешь, пока разберешься, что к чему».

На первый взгляд, вопросы Дамблдора казались вполне безобидными и вели лишь к тому, чтобы узнать, чем я намерен заняться завтра вечером. Но с моей стороны было бы наивно так полагать. Слагхорн, его клуб… кто туда ходит, чем они занимаются? Тешат себя обычными светскими беседами, судя по рассказам Пирса — ничего примечательного. С чего вдруг Дамблдор решил, что я захочу туда пойти? Или он знал, что я не захочу, и намекнул, что мне все-таки стоит это сделать?

Я откинулся на спинку стула и принялся листать первый журнал, ища статью «Туннели Подпространства, или к Вопросу о Межпланетной Аппарации». Надеясь, что она отвлечет меня от безуспешных попыток разгадать очередную директорскую головоломку, я заставил себя начать чтение, хотя сперва концентрация на статье давалась мне с трудом. Однако минут через пять текст, сопровождаемый эффектными иллюстрациями и схемами, захватил меня настолько, что я просидел в библиотеке до самого ужина, пока мадам Пинс не выставила меня за дверь, в очередной раз посетовав на то, что даже в рождественские дни я предпочитаю книги и учебу нормальному человеческому отдыху.

После трансфигурации мы снова спустились в подземелье на урок Слагхорна, и Нотт принялся рассказывать нам страшную байку об аппарации, услышанную им в свое время от отца.

— Как-то раз один колдун, — начал Нотт, — решил аппарировать во Францию, в свой загородный дом. Через камины он добраться не мог, потому что камины, как известно, подключены только к локальным сетям, так что английский и французский дома не были связаны между собой. В общем, аппарировал он, но немного не рассчитал, бедняга… то ли место подзабыл, то ли плохо сосредоточился, и вынесло его прямо в дерево, да еще и расщепило так, что один кусок остался в Англии, а то, что добралось до Франции, слилось со стволом. Обнаружили его через месяц какие-то туристы-магглы. Идут себе, гуляют, и вдруг видят — торчит из дерева голова и половина человека. Они, само собой, в маггловскую полицию звонить — тут, мол, природный феномен и все такое, — а тамошний резидент сразу сообщил о происшествии местным аврорам… или кто у них там во Франции. Еле отделили тело от ствола, так хорошо он в него вписался.

— А я знаю историю, как двое аппарировали вместе, и во время перемещения произошло что-то, из-за чего они слились, как сиамские близнецы, — сказала присоединившаяся к нам Полина. Толпящиеся у дверей шестикурсники давно уже прекратили свои разговоры и внимательно вслушивались в нашу беседу — видно, не нас одних занимали возможные проблемы, связанные с таким опасным делом, как аппарация.

— Они умерли? — спросил я.

— Нет, но разделить обратно их не получилось, — ответила Полина. — Их тела соединились так, что было не разобрать, где начинается одно, а где кончается другое. Говорят, теперь они в какой-то больнице для неизлечимых.

— Кстати, я слышал, что такие больницы — настоящая кунсткамера, и пациенты Мунго по сравнению с ними — эталоны здоровья, — добавил Пирс. — Туда отправляют жертв колдовских проклятий, неудачных экспериментов и аппараций, а Министерство проводит над ними опыты.

— Точно-точно, — кивнула Полина. — В Министерстве есть специальный отдел экспериментальной магии, где проводят опыты над волшебниками, которым уже ничем не помочь. Мне даже кто-то говорил, что там и над магглами экспериментируют. Ведь у магглов довольно часто кто-нибудь пропадает — так вот это они, Невыразимые.

— А это случайно не они выдают себя за пришельцев на НЛО, с такими здоровенными черными глазами и лысой башкой? — поинтересовался я. Полина страшно оскорбилась:

— Хочешь сказать, я вру?!

— Просто чувствую духовное родство твоих историй с «Придирой» Лавгуда, — усмехнулся я.

— Нет, про больницы для неизлечимых даже я слышал, — вставил Нотт. — Отец что-то такое говорил, а он реалист, всякий вздор повторять не будет.

Мне было любопытно, сколько человек мы своими разговорами напугали до такой степени, что они решили отказаться от мысли освоить аппарацию, однако на первый урок, состоявшийся в начале февраля, пришло довольно много народу.

Занятия считались важным событием в жизни школы, собрав в Большом зале всех четырех деканов, призванных не только следить за порядком, но и помогать своим подопечным в случае серьезных неудач. На время занятий антиаппарационные барьеры с зала были сняты, так что в его пределах мы получили возможность беспрепятственно работать.

Урок вел инструктор из Министерства по фамилии Двукрест, ознакомивший нас с планом обучения и посуливший провести несколько последних занятий в Хогсмиде, где, к тому же, мы будем сдавать на права. Сейчас, однако, от нас требовалось аппарировать всего лишь в наколдованные им деревянные обручи. Задача показалась мне довольно простой — расстояние незначительное, представлять удаленное место необходимости не было, а потому, слегка расслабившись и сосредоточившись на конкретной цели, я дождался команды инструктора и аппарировал в обруч. Вокруг раздались возгласы удивления и даже недовольства. Рядом со мной мигом оказался Двукрест. Он внимательно осмотрел место, с которого я аппарировал, а потом столь же внимательно изучил меня на предмет возможной потери какой-нибудь части тела.

— Раньше аппарировали? — спросил он.

— Нет, — соврал я. Двукрест скептически поднял бровь.

— Просто у меня воображение хорошо развито, — объяснил я. — Визуальная память и все такое.

— А, эйдетик, — пробормотал Двукрест и огляделся по сторонам. — Ну-ка, давайте еще раз, — громко скомандовал он. — И помните о спокойствии и концентрации! — Он снова посмотрел на меня. — Семнадцать есть?

— Уже давно, — ответил я, возвратившись на исходную позицию. Двукрест обежал глазами зал.

— Итак, на счет три! Раз… два… три!

Кто-то, вращаясь вокруг своей оси, поскользнулся и рухнул на пол. Кто-то просто перепрыгнул в обруч. Полина слева от меня даже не пыталась аппарировать, задумчиво изучая огороженное обручем пространство. Двукрест указал на ближайший к нам угол Большого зала.

— Попробуйте-ка туда.

В течение всего часа занятий Двукрест гонял меня по залу, неизменно исследуя точку отправления и целостность моего организма по прибытии. Из всех присутствовавших нечто похожее на аппарацию получилось только у двух человек — у Сьюзен Боунс из Хаффлпаффа и, как ни странно, у Полины, которая первые полчаса вообще ничего не делала. Она задумчиво озиралась по сторонам, рассматривала меня, обруч и чем-то напоминала Луну в периоды ее погруженности во внутренний мир. Потом, словно проснувшись, она начала тренироваться и под конец сумела аппарировать, оставив, однако, на исходной позиции небольшой кусок мантии. Подоспевший к ней профессор Флитвик вернул на место отщепившийся фрагмент и, заметно гордый своей ученицей, прошествовал обратно к деканам.

— В феврале походите на занятия, — сказал мне Двукрест после урока, — и если все пройдет хорошо, попробуете в начале марта сдать на права. Я поговорю с замдиректора и вашим деканом… вы у нас откуда?

— Слизерин.

Инструктор кивнул. К нам подошла Макгонагалл.

— Эйдетик, — сказал ей Двукрест, указав в мою сторону. — У них обычно проблем не возникает.

Зато возникают с ними, говорил весь вид Макгонагалл. Вместе они удалились из зала, а я, посмеиваясь, направился к Пирсу, Полине и Нотту, поджидавшим меня у выхода.

— Ты уже аппарировал раньше, — заявила Полина обвиняющим тоном. — Тебя кто-то учил.

— Никто меня не учил, — отмахнулся я. — Просто пару книжек в свое время прочитал. Между прочим, тебе тоже не на что жаловаться — подумаешь, мантия осталась…

— Я и не жалуюсь, — смилостивилась Полина. — Только вот половину урока пришлось сосредотачиваться. Если так будет каждый раз, когда мне понадобится куда-то попасть, стану летать на метле. В конце концов, я ведьма или кто?

— Это все из-за историй, — хмуро сказал Нотт. — У меня тот мужик в дереве просто из головы не выходит. Я как подумаю, что занесет меня, например, в Смита…

Мы расхохотались, представив сросшимися Нотта и Захарию Смита, которые друг друга на дух не выносили.

— И ничего смешного! — возмутился Нотт. — Это психологический блок — знаете, как он мешает?

— Тогда вообрази, что тебя преследует твой боггарт, — посоветовал я. — Создашь стимул и сам не заметишь, как аппарируешь.

— Или приручи боггарта, — сказал Пирс.

— Или таскай с собой бульдога, — усмехнулась Полина.

— Да ну вас с вашими шуточками! — обиделся Нотт и после этого дулся на нас до следующего утра.

К счастью, двери оказались не заперты — вероятно, кто-то из преподавателей вышел на улицу и еще не успел вернуться. Чувствуя себя уставшим и желая побыть в тишине и одиночестве, чтобы поразмыслить о некоторых странностях сегодняшнего вечера, я сбежал вниз по лестнице и нос к носу столкнулся с Филчем, поднимавшимся из подвалов на первый этаж.

— Ты что это шастаешь по ночам! — в восторге воскликнул Филч, хватая меня за руку. — А ну марш со мной к декану!

— Пустите, — я попытался отцепиться от настырного смотрителя, но тот уже тащил меня по коридору к кабинету Снейпа.

Дверь в кабинет профессора была не заперта — Филч громко постучал и, дождавшись приглашения, распахнул ее, втолкнув меня в полутемное помещение. Снейп проверял чьи-то письменные работы, сидя за столом, на котором громоздились желтоватые листы пергаментов.

— Вот, профессор! — обрадовано начал Филч. — Нарушитель! Поймал его на лестнице — спускался в подвалы… это в двенадцать-то ночи!

«Да еще одиннадцати нет», подумал я, но ничего не сказал.

Снейп быстро взглянул на меня и ответил:

— Ладно, Аргус, отпустите его. Я разберусь.

— Уж разберитесь, — радостно поддакнул Филч, по своему обыкновению вдохновленный перспективой чьего-то наказания, и повернулся к двери. — Чтоб впредь неповадно было… а то совсем распустились, делают, что хотят…

Продолжая бормотать свой обвинительный монолог, смотритель удалился, прикрыв за собой дверь, и я остался наедине с деканом, не испытывая, впрочем, ни малейшего чувства вины, несмотря на его пристальный взгляд и не обещающее ничего хорошего выражение лица.

— Я жду объяснений, — холодно произнес Снейп, кладя перо на стол.

Мне не хотелось выдавать Хагрида и навлекать на него неприятности, но еще меньше хотелось врать Снейпу.

— Был у Хагрида, — ответил я.

— Сейчас одиннадцать, — сказал Снейп. — Отбой в девять. Что помешало вам вернуться вовремя?

— У Хагрида проблемы, — уклончиво проговорил я.

— Проблемы у вас, — парировал Снейп, поднимаясь из-за стола. — И они будут серьезными, если вы продолжите ходить вокруг да около.

— У Хагрида умер паук, — объяснил я без энтузиазма. — Он расстроился, и мы с ним говорили, — я пожал плечами, предполагая, что вдаваться в подробности таких разговоров нет смысла — и так все понятно. Однако Снейп покачал головой и ответил:

— Вы надеетесь убедить меня, что вели с ним утешительные беседы? Я жду правды, Ди, и если вы не хотите полного запрета на визиты к Хагриду вплоть до конца экзаменов, у вас есть последняя попытка.

— У Хагрида умер паук, — повторил я, задетый словами декана, который, по-видимому, тоже считал, что понимание чувств окружающих мне недоступно. — Когда он об этом узнал, то побежал в гнездо, чтобы его забрать… чтобы другие пауки его не съели…

— И вы, конечно же, увязались за ним, — закончил Снейп.

— Я не увязался, — сказал я недовольно. — Я пошел.

— Невелика разница, — бросил декан. — К гнезду акромантул запрещено приближаться, и Хагрид ходит туда на свой страх и риск…

— Он не понимает этого риска! — возразил я. — Он был уверен, что пауки его не тронут!

Тут я понял, что ляпнул лишнее. Вполне возможно, Снейп спустил бы все на тормозах, если б решил, что наша прогулка была тихой и мирной: пришли, забрали тело и спокойно вернулись обратно.

— Что значит «не тронут»? — Снейп так и впился в меня глазами.

Я молчал.

— Что значит «не тронут»? — угрожающе повторил профессор и подошел ко мне ближе.

— Ну… пауки дали Арагогу слово, что не причинят Хагриду вреда, — неохотно ответил я, коря себя на несдержанность. — А когда Арагог умер, они от него освободились… Они ничего нам не сделали, просто предупредили, чтобы Хагрид больше к ним не приходил, — поспешно добавил я, глядя на Снейпа и подозревая, что вот-вот наступлю на очередную мину-ловушку. — Мы забрали паука и ушли. Тем более он был большой, его пришлось левитировать, а у Хагрида нет палочки…

— Меня не интересует Хагрид, — процедил Снейп, не сводя с меня глаз. — Меня интересуете вы. Я ваш декан, а не Хагрид; мне, а не Хагриду, держать ответ, если с вами что-то случится. Я надеялся, что вы уже достаточно повзрослели, чтобы вести себя здраво и оставить все свои безумные идеи в прошлом, однако, судя по всему, я ошибался. Вам еще расти и расти!

При этих словах меня охватила какая-то детская, глупая, совершенно иррациональная обида, и от того, наверное, сопротивляться ей оказалось выше моих сил.

— Почему вы все время так обо мне говорите? — выпалил я, с трудом скрывая эту обиду под внешней злостью. — Почему вы всегда говорите, что я сумасшедший, что у меня безумные идеи, что они дикие, и Флитвику это сказали — почему? Я не сумасшедший, не псих, и у меня не безумные идеи! Я всегда думаю прежде, чем что-то сделать, и всегда могу за себя постоять! Не называйте меня так! Я нормальный!

Снейп смотрел на меня едва ли не с изумлением — вряд ли за всю его преподавательскую карьеру кто-то из учеников позволял себе разговаривать с ним в таком тоне. Но мне было все равно. Я был рассержен и обижен до глубины души; мне хотелось ругаться, ссориться, и я бы взбесился еще сильнее, если б Снейп не повелся на мою бессознательную провокацию, отделавшись саркастическим замечанием, на которые он был мастер. Возможно, для нас обоих это стало бы лучшим выходом, однако мои слова его задели. Изумление быстро сменилось гневом, и он проговорил:

— Не льстите себе, Ди! Только в вашу голову могла придти мысль о том, чтобы испытать на себе смертельное проклятье, не зная, как остановить его действие, и никто, кроме вас, не накладывал на себя Круциатус, чтобы, как вы тогда выразились, понять! Вы слишком любите ходить по краю, а между тем ваша жизнь давно уже не в ваших руках…

— Моя жизнь — в моих руках! — возмутился я.

— … и вы не имеете никакой власти над тем, что в ней происходит! — продолжал Снейп, повышая голос и будто не замечая моих слов. — А если вы думаете, что можете жить так, словно впереди у вас гарантированное будущее, не неся перед собой ни малейшей ответственности за бессмысленный риск, то в вашей ситуации это и есть настоящее безумство, и никаким другим словом это не назовешь!

— Я несу ответственность и всегда знаю, что делаю! — окончательно разозлился я. — Моя ситуация здесь не причем! А это будущее — оно есть, и оно гарантировано!

— Это книги, Ди! — яростно крикнул Снейп. — Книги и слова! Вы забили себе голову красивыми, но опасными идеями, которые лишают вас возможности оценивать происходящее здесь и сейчас! Вы наплевательски относитесь к жизни, полагая, что их у вас еще много, но оттуда никто никогда не возвращался! Ясно вам это или нет? Никто и никогда!

Я собирался ответить, что жизнь тела и жизнь духа — разные вещи, но внезапно меня охватило странное, доселе незнакомое ощущение понимания. Возможно, в этом было немного магии — в конце концов, полтора года на уроках окклюменции наши сознания взаимодействовали на более глубоком уровне, нежели вербальный, а сейчас мы оба были открыты, охваченные сильными эмоциями и забыв обо всех своих защитах и предосторожностях.

Я понял, что Снейп прав — я действительно не желал оценивать происходящее здесь и сейчас, увлеченно размышляя лишь о вероятностях будущего развития событий или об их истоках в прошлом. И еще я понял, что профессору было не все равно, что со мной происходит — ярость, крики и злость, вероятно, являлись для него единственным способом выразить свое неравнодушие к моей судьбе, до которой, по его мнению, мне самому не было никакого дела. Осознание этого в мгновение ока прогнало и обиду, и кипевшее внутри возмущение — за всю мою жизнь еще никто не беспокоился и не переживал за меня.

Профессор некоторое время смотрел мне в глаза, словно ожидая ответной реакции, а потом, наверняка ощутив перемены, произошедшие в моем настроении за эти несколько секунд, постарался взять себя в руки и вернулся за стол. Схватив перо, он уставился на лежащий перед собой лист пергамента и некоторое время молча сидел, глядя в одну точку.

— Идите, — наконец, бросил он, не поднимая глаз. — Вам уже семнадцать, и я не вижу смысла наказывать вас, будто какого-то первокурсника. Тем более это бесполезно. Уходите. Разговор окончен.

С тяжелым сердцем я вышел из кабинета и потащился в спальню. Время приближалось к полуночи, и слабо освещенная гостиная Слизерина была почти пуста. Пирс и Флетчер спали, один Нотт сидел на кровати, читая пособие по арифмантике, но когда я вошел, он, по своему обыкновению, ни о чем меня не спросил. Сняв мантию и рубашку, я взял полотенце и отправился в душ.

Остановившись у раковины, я повесил полотенце на крючок и бросил взгляд на висевшее над умывальником зеркало. «Что они видят? — подумал я, разглядывая свое отражение. — Что я эгоист, который думает только о себе? Так ведь это правда — по крайней мере, именно так я себя и веду… А я, что вижу я? — Я посмотрел на себя едва ли не с отвращением. — Ничего. Ничего не вижу. Ни целей, ни особых желаний, ни убеждений. Чего стоят все мои знания, если до сих пор я не понимал, что есть люди, которым на меня не наплевать?..»

Но понять это было сложнее всего. В прошлом все беспокойства в мой адрес носили, если можно так выразиться, негативный характер — люди тревожились, чтобы я не сделал плохого другим. Но впервые кто-то беспокоился о том, чтобы плохое не случилось со мной. Это было странно, и это было тяжело. Я словно лишился части свободы, возможности полноправно распоряжаться своей жизнью так, как мне того хотелось. Однако час был поздний, и решив, что для самокопания у меня еще найдется время, я умылся и вернулся в спальню, где Нотт продолжал читать свою книжку. Укладываясь, я вспомнил о рассказе змей. «Фиренц, — думал я, погружаясь в сон. — Надо будет как-нибудь на досуге к нему заглянуть».

Похороны Дамблдора должны были состояться через несколько дней, и на них начали стекаться волшебники со всех концов страны. Занятия отменили, равно как и экзамены для всех курсов, кроме седьмого: жив директор или мертв, но аттестаты выпускникам требовались сейчас, а не в конце лета; колледжи и университеты не станут их дожидаться. Младшие классы радовались раннему началу каникул и отсутствию испытаний — что им чьи-то похороны! Старшекурсники, гораздо лучше представлявшие себе последствия гибели Дамблдора, вели себя сдержанно, проводя большую часть времени за разговорами на улице, подальше от преподавателей и министерской делегации, поселившейся на время в замке.

— Поговаривают, Хогвартс теперь могут закрыть, — как-то раз сказал Нотт. Мы сидели на траве у озера, жуя пирожки и запивая их прохладной газировкой.

— Будет интересно, — усмехнулся я, представив, как выхожу за ворота с рюкзаком на плечах прямо в руки поджидающих меня Пожирателей Смерти.

— И куда ты тогда? — поинтересовался Нотт.

— Я над этим подумаю, — ответил я.

— Он подумает! — фыркнул Пирс. — Сваливать, да подальше. В Америку или в Китай, например. Может, родственников там отыщешь.

— Свалить всегда успеется, — сказал я. — И потом, сомневаюсь, что Хогвартс закроют. С чего бы вдруг? Назначат нового директора и всё. Может, даже Макгонагалл оставят.

— О-о, ну тогда держись! — простонал Нотт.

«Да уж, — мысленно согласился я. — С ней будет непросто».

Через пару дней после визита Пожирателей, Макгонагалл, временно исполнявшая теперь обязанности директора, отыскала меня в библиотеке, где я просматривал новый каталог от «Флориш и Блоттс», мечтая однажды попасть в этот магазин со всеми накопленными деньгами и скупить треть его ассортимента.

— Идите со мной, мистер Ди, — сказала Макгонагалл, неожиданно возникнув перед моим столиком. — Поторопитесь.

Я закрыл каталог и направился следом за ней, заранее предполагая, что ничего хорошего меня не ожидает. Мы шли к ее кабинету. «Опять этот монах приперся? — думал я. — Или насчет оборотня что-нибудь?» Однако ни одно из моих предположений не оправдалось. Монаха на портрете не было — там, как обычно, находилась пожилая дама в очках, рассеянно посматривавшая на широкий стол Макгонагалл, за которым в данный момент восседал министр Руфус Скримджер, листавший свежий номер «Пророка». Когда мы вошли, он отложил газету и поднялся со стула.

— Спасибо, Минерва, — отрывисто проговорил он. Макгонагалл ничего не ответила и не двинулась с места. Скримджер добавил:

— Полагаю, вы сейчас крайне заняты, так что не смею больше отрывать вас от дел. Я не займу ваш кабинет надолго.

— Хорошо, министр, — тон у Макгонагалл оказался не слишком довольный, но возражать она не стала и вышла в коридор, прикрыв за собой дверь. Скримджер перевел взгляд на меня и сел обратно.

— Я слышал, вы участвовали в стычке с Пожирателями, — сказал он. — Это так?

— Так, — кивнул я, отметив, что сесть мне не предложили и даже не поздоровались.

— И вы отрубили голову Фенриру Сивому, — продолжал Скримджер.

— Отрубил, — сказал я, удерживая себя от неуместной улыбки — слишком уж происходящее напоминало некоторые эпизоды моего детства. — Эта была самооборона.

Министр поерзал на стуле.

— Разумеется, — проговорил он. — Не сомневаюсь в этом. — Он помолчал. — Значит, вы дрались с Пожирателями, как и… — Скримджер вытащил из-под газеты листок бумаги и заглянул в него, — как и Нимфадора Тонкс, Билл Уизли, Рон Уизли, Джиневра Уизли… — министр поднял голову. — А кто еще?

— Еще я, — сказал я. Скримджер поднял бровь:

— Я назвал вас первым — или вы невнимательно слушаете? Не шутите, Ди, не то у вас положение, чтобы шутить. Учитывая ваш визит в Министерство год назад и вашего патронуса-тень, совершенное убийство и очевидное нежелание с нами сотрудничать — особенно нежелание сотрудничать, — я имею все возможности отправить вас на официальный допрос в отдел аврорских расследований, а там с вами церемониться не будут.

Песня была до боли знакомая, но министр не на того напал. Я пожал плечами.

— Отправляйте.

Скримджер отложил бумагу и вперил в меня взгляд.

— Надеетесь на защиту? Макгонагалл от вас не в восторге, она не будет мешать.

— Мне не нужна защита, — ответил я. — Вы не можете инкриминировать мне обладание патронусом, потому что абсурдно обвинять человека в использовании заклинания, которым владеет подавляющее большинство колдунов, и говорить здесь не о чем. Убийство оборотня… ну, если к вам явятся его родственники и подадут жалобу, то я, конечно, встречусь с ними, в суде… — я усмехнулся, — или где им захочется. А что касается сотрудничества — я готов сотрудничать, если мне не угрожают и задают прямые вопросы, а не ходят вокруг да около.

Министр был разозлен, но сдержал эмоции и спустя несколько секунд напряженного молчания спросил:

— Вы видели Гарри Поттера?

— Конечно, — сказал я, не в силах удержаться. — Он уже шесть лет учится в Хогвартсе.

Взбешенный и покрасневший Скримджер вскочил, с шумом отодвинув стул.

— Или вы имеете в виду тогда, у башни? — поспешно добавил я, стараясь выглядеть смущенным. Снейп не дал бы за мое смущение ни кната, но Скримджер видел меня впервые и потому взял себя в руки.

— Да, — с усилием проговорил он и сел обратно. — Я имел в виду тогда, у башни.

— Не видел, — ответил я. — Там было темно… пыль, камни, молнии летали… я в основном за Пожирателями следил, чтобы под заклятье не попасть.

— А у меня тут есть показания… — Скримджер выудил из-под газеты новую бумажку, — показания, согласно которым Поттер обвиняет в смерти Дамблдора профессора Северуса Снейпа, якобы тот убил его, применив непростительное заклятье… — Министр поднял на меня глаза. — Вы можете что-нибудь сказать по этому поводу?

— Что, например? — вполне искренне удивился я. — Меня же не было на башне, как я могу это комментировать?

— Насколько мне известно, — продолжал министр, — отношения Поттера и Снейпа были далеки от идеальных. Возможно ли, что Поттер просто воспользовался ситуацией и решил очернить нелюбимого преподавателя?

— По-моему, это было бы для него чересчур, — осторожно заметил я. Скримджер покивал головой.

— Еще вопрос, — он заглянул в листок, который держал в руках. — В момент нападения Дамблдор в замке отсутствовал. Где он был, вы знаете?

— У Розмерты? — предположил я. Скримджер поморщился.

— Ну прекратите вы этот балаган, в конце-то концов, — вздохнул он. — Дамблдор с Поттером куда-то летали — мы нашли на башне мётлы. Вам что-нибудь об этом известно?

— Нет, — ответил я, — мне об этом ничего не известно. Мы с Поттером не общаемся, учимся на разных факультетах и вообще не слишком ладим. Может, вам лучше поговорить с его друзьями из Гриффиндора?

На лице Скримджера появилась легкая досада. «Ну конечно! — я ощутил очередной прилив злости, слишком часто посещавшей меня за последние дни. — Кто ему позволит! Макгонагалл наверняка выставила кучу условий — свое присутствие, а если они несовершеннолетние, то и присутствие родителей… А меня, значит, можно допрашивать, как будто так и надо!»

Министр бросил на меня быстрый взгляд. Я не стал скрывать, что разозлен.

— И напоследок, — сказал он, убирая лист бумаги под газету. — Что здесь делал Ремус Люпин?

— Навещал друга, — выдвинул я версию, пытаясь вычислить, чем это Люпин не угодил Министерству. Скримджер снова напрягся.

— Ди, я вас предупреждал…

— Билла Уизли, — пояснил я, — которого Фенрир покусал. Я сам видел, как они дрались.

— Вы видели, как дрались кто? — спросил Скримджер.

— Как дрались Фенрир Сивый и Билл Уизли, — уточнил я. — Если Билл пришел в себя, нетрудно выяснить, кто именно на него напал.

— Не учите нас работать, — отрезал министр и, не в силах смолчать, возмущенно продолжил: — Только Дамблдор способен позвать в школу, полную детей, оборотня… оборотня! это же надо додуматься! — Скримджер фыркнул и потряс головой. — Безответственность полнейшая… — Тут он сообразил, что говорит о покойном, и резко замолчал. Я ждал. Наконец, Скримджер привел свои чувства в порядок и проговорил:

— Не могу сказать, что я доволен нашим разговором, но кое-что прояснилось, и вы пока можете идти. Если понадобитесь, мы знаем, где вас искать. — Он усмехнулся, считая, вероятно, что удачно пошутил. Я отправился обратно в библиотеку долистывать каталог и в спокойной обстановке разобраться в том, что сейчас услышал. «Ладно — Люпин, — думал я, усаживаясь за столик и придвигая к себе толстый журнал с изображенным на обложке очередным бестселлером, повествующим о способах, которыми можно обезопасить свой дом и семью. — Он оборотень, власти их не любят, отсюда желание навесить на него подходящее преступление и отправить в Азкабан… в лучшем случае. Но неужели они серьезно считают, что Поттер будет врать по такому поводу? Или просто хотят знать, чем в тот вечер занимался Дамблдор?..»

Помещенные в каталог книги занимали меня уже не так, как полчаса назад. От разговора с министром я переключился на самого себя. Почему я все время злюсь? Меня учил работать с эмоциями лучший окклюмент, а я позволяю себе расслабиться настолько, что каждый встречный-поперечный может понять, что происходит у меня внутри!.. Я покачал головой. Попади я сейчас к Волдеморту, ему и напрягаться не потребуется, чтобы безо всякого труда считать у меня в памяти все, что ему знать не следует, и прикончить за крестраж. Если Хогвартс не закроют, надо будет вернуться к самостоятельным занятиям. Окклюменция, медитации, упражнения — все это снова стало необходимостью, и на этот раз необходимостью насущной, от которой могла зависеть жизнь и смерть, и, наверное, не только моя.

Свои занятия по окклюменции я не афишировал — Макгонагалл наверняка проявляла интерес к тому, какую литературу я читаю, так что ничего, кроме периодики и книг о тибетских мастерах, я у мадам Пинс не брал. Уроков Снейпа оказалось вполне достаточно: скрывать воспоминания, менять к ним отношение, обманывать окклюмента — вот все, что мне было нужно, и первое время я тренировался почти постоянно, независимо от того, чем в это время занимался: пересаживал ли в теплицах разросшиеся растения, мастерил ли новые подставки под цветы или месил с Хагридом очередное вонючее лакомство для лесных животных.

По утрам я ходил упражняться и медитировать в Запретный лес. Вставая в шесть утра, я отпирал входные двери и возвращался ко времени, когда преподаватели собирались на завтрак в Большом зале. Поначалу Филч был очень недоволен тем, что я покидаю школу ни свет ни заря, открывая двери вместо него, но жалоба, адресованная Макгонагалл, ни к чему не привела — как-то раз он прямо в Большом зале посетовал ей на мои утренние похождения, однако она, к моему удивлению, ответила, что раз я не покидаю территории Хогвартса, то не нарушаю никаких правил, а подниматься рано утром никому не запрещено. В конечном итоге, Филчу пришлось смириться.

Мои медитации не были направлены на обретение внутреннего покоя. Прежде всего я стремился хотя бы немного разобраться в планах Дамблдора, а для этого мне следовало мыслить, как он. Поначалу казалось, что информации для их вычисления недостаточно, однако вскоре стало понятно, что логика здесь только мешает. Вместо того, чтобы выстраивать четкие схемы, я начал опираться на ощущения и интуицию, буквально вживаясь в роль покойного директора, и через некоторое время пришел к выводам, оказавшимся одновременно неприятными и лестными.

Все, что Дамблдор говорил мне во время наших встреч, было лишь полуправдой. Конечно, он не лгал, но, как я понимал теперь, давал наиболее позитивные и щадящие ответы. Правда же заключалась в том, что директор с самого начала рассматривал меня в качестве будущего кандидата в Пожиратели, исходя из того, что если не предоставить мне реального выбора, по возвращении Волдеморта я по тем или иным причинам займу его сторону. Справившись с естественным возмущением после такого открытия, я постарался отнестись к нему объективно и представил, как было бы, если б Дамблдор не предпринял упреждающих шагов, заключавшихся в дополнительных уроках Снейпа и Флитвика и в наших с ним беседах, и не создал бы ситуаций, благодаря которым Темный Лорд узнал о моем существовании, а я, в свою очередь, познакомился с ним так близко. Лелеял бы я сейчас мысли о присоединении к его сторонникам?

Как ни пытался я проявлять объективность и отбросить все те знания о Волдеморте, которыми владел благодаря нашим встречам и разговорам о нем с директором, окончательным ответом было все же «нет». Однако, зная мое прошлое, Дамблдор решил не рисковать и подстраховаться, заодно не упустив возможности укрепить свою сторону еще одним, и судя по затраченным на меня ресурсам, полезным бойцом, начав его воспитание как можно раньше, причем во вполне конкретных областях магических знаний. Дальновидный директор, разобравшись в интересах и характере вероятного кандидата в Пожиратели, постарался максимально использовать меня в грядущей борьбе, зная, что я ценю честность и не кусаю руку, которая меня кормит. Впрочем, «кормящая рука» была неважным сравнением — дело заключалось в тех усилиях и внимании, что оказывали мне в Хогвартсе. Подобно любому восточному ученику, я оставался верен своим учителям, и моя верность не была фальшивой, в чем Дамблдор окончательно убедился после нашего последнего разговора.

Вывод, который отсюда следовал, казался простым и логичным. Убив Дамблдора, Снейп утратил доверие Ордена Феникса и обрел большее доверие Темного Лорда. Хотя я убил Сивого, вряд ли порадовав этим Волдеморта, в глубине души мне казалось, что Темный Лорд не станет слишком печалиться по поводу какого-то оборотня и спишет мой поступок на азарт борьбы и желание «помахать палочкой», как выразился в свое время Аберфорт. Если общий расчет директора подтвердится — в чем я мало сомневался, — мои уроки окклюменции окажутся не напрасными. Поскольку Снейп лишился возможности информировать Орден о планах Темного Лорда, вероятнее всего, этим рано или поздно должен буду заняться я.

Назавтра с утра пораньше я отправился тренироваться с патронусом и так увлекся, что вновь опоздал на завтрак. Однако, войдя в Большой зал, я с удивлением обнаружил, что преподавателей в нем нет и, судя по всему, еще не было — тарелки и чашки стояли девственно чистыми, стулья были плотно придвинуты к столам. Когда я уселся на свое место, еда появилась только передо мной. Размышляя о возможных причинах такого странного изменения в режиме профессоров, я успел почти закончить завтрак, когда двери за моей спиной распахнулись, и зал наполнился звуками шагов.

Прямо напротив меня, как всегда, уселась профессор Спраут, но на этот раз у нее не было с собой традиционного журнала или брошюры по садоводству, да и выглядела она непривычно угнетенной. Когда же я увидел бледное, застывшее лицо Макгонагалл, мне стало совсем нехорошо. Кто-то умер? На нас напали? Я повернул голову, желая отыскать Флитвика, и едва не выронил из рук вилку. В эту самую секунду в директорское кресло с высокой резной спинкой садился Северус Снейп.

«Это невозможно! — пронеслось у меня в голове. — Он же не самоубийца, чтобы сюда возвращаться!»

Снейп еще не успел устроиться на своем новом месте в центре стола, когда я испытал второй, не меньший шок. По левую руку от него уселся тот самый Пожиратель, который вместе с двумя другими несколько недель назад дрался со мной и Джинни в коридоре у Астрономической башни. В отличие от остальных преподавателей, он выглядел чрезвычайно довольным.

Но утренние сюрпризы на этом не кончились.

— Видать, это правда, что Дамблдор совсем распустил учеников, — раздался хрипловатый голос, и я увидел, как справа от Снейпа садится женщина, чей облик вызвал во мне неприятное ощущение дежа вю. Нельзя сказать, что она была как две капли воды похожа на мою давнюю интернатскую воспитательницу, однако легко могла бы сойти за ее младшую сестру. — Здороваться тебя не учили? — спросила она, глядя на меня насмешливо и слегка агрессивно.

— Меня — учили, — ответил я, за что получил под столом легкий тычок ногой от сидящей напротив Спраут. Она бросила на меня предостерегающий взгляд и едва заметно покачала головой. Я опустил глаза в тарелку и начал доедать свой завтрак, пытаясь понять, что все это значит.

А значить это могло лишь одно — Снейп вернулся сюда в качестве нового директора и прихватил с собой парочку Пожирателей. Как он убедил профессоров смириться с таким положением вещей, мне еще предстояло разузнать, но идея Министерства — а значит, Волдеморта, — сделать Снейпа директором Хогвартса казалась мне теперь, постфактум, вполне логичной. Странно, что я сам не додумался до нее в своих медитациях.

Закончив завтракать, я поднялся из-за стола, стремясь поскорее увидеться с Хагридом, однако сидевший рядом со Снейпом Пожиратель меня остановил.

— Ты куда это собрался? — осведомился он, указав на меня вилкой с насаженным на нее куском ветчины.

— Я обязан теперь отчитываться о своих передвижениях? — спросил я, понимая, что особо выступать мне не стоит, но проверить, насколько далеко я могу зайти в общении с Пожирателями, означало понять, как в настоящее время относится ко мне Волдеморт.

— Именно так, — с удовольствием сообщил мой бывший противник. — Как новый заместитель директора и ответственный за дисциплину, я имею полное право знать, куда ходят ученики и куда сейчас идешь ты. — Он снова ткнул в меня вилкой.

— Подобные права получают на основании законов, — ответил я. — На основании какого закона вы требуете у меня информацию, которая считается частной?

Пожиратель слегка растерялся и покосился на Снейпа, но тот молча ел, предоставив своему заместителю самостоятельно завоевывать авторитет у учеников. «Вот тупица», с разочарованием подумал я и, сочтя разговор законченным, покинул зал, сразу направившись к берлоге Хагрида. Останавливать меня никто не стал.

— …Пришел он, значит, — мрачно рассказывал Хагрид, сидя за столом и рассеянно поглаживая Клыка по голове, — и сразу всех собрал. Даже кентавра пригласил, и мадам Пинс, и сквиба этого хромоногого, Филча… Вы, говорит, если хотите, можете уходить, если вам здесь что не нравится. Мы, мол, не будем никого преследовать. Но вы должны понимать, кто придет на ваше место. И кивает на Пожирателей, на Кэрроу на этих.

— На кого?! — я едва не вскочил со стула. — Как их зовут?

— Кэрроу, — в недоумении повторил Хагрид. — Амикус и… — он нахмурился. — Электра… Алектра… Алекто, сестра его. Да, так вот, — продолжал он, не обращая внимания на мое изумление. — Если кто уйдет, на их место он возьмет Пожирателя. Разумеется, при таком раскладе все остались — хватит со школы и трех. Минерва теперь не заместитель, а Снейп сидит в кабинете директора. — Голос у Хагрида был расстроенным. — И как он будет ему в глаза смотреть?

— Кто — кому? — не понял я.

— Дамблдору, — вздохнул Хагрид. — Портрету его.

«Точно, — подумал я. — Там же теперь висит его портрет».

Хагрид продолжал рассказывать о чем-то еще, но я слушал вполуха, отвлекшись на мысли о Кэрроу. Фамилия, визуальное сходство… все это не могло оказаться простым совпадением. Они действительно являлись родственниками моей интернатской воспитательницы, но важно здесь было не то, кем именно она им приходилась — сестрой, теткой или кузиной, а то, что она работала в обычном маггловском детдоме. Волшебница никогда не выбрала бы себе такое занятие. Я усмехнулся. Сквиб в семейке Пожирателей! Хороший козырь в рукаве, если парочка этих клоунов вдруг решит меня прижать.

Упоминание Хагридом портрета Дамблдора вызвало во мне новый виток размышлений о его планах. Мог ли он предполагать, что Волдеморт пожелает видеть Снейпа директором школы? Или это решение было принято заранее, еще до того, как Дамблдор был убит, и Снейп обговаривал с ним возможные варианты дальнейшего развития событий?

Теперь план Дамблдора казался мне айсбергом, вершину которого я видел, но о подводной, то есть о большей части не имел никакого представления. Целый вечер я просидел перед камином, рассматривая написанные для Аберфорта пейзажи и стараясь найти ответы на все эти вопросы, после чего принял для себя, что Темный Лорд видел Снейпа на месте Дамблдора еще до смерти последнего, и это положение вещей покойный директор не мог не учесть. Отсюда следовал другой малоприятный вывод: оставаясь в Хогвартсе, Снейп ничего не будет знать о свежих планах Темного Лорда, а значит, и моя роль в этой войне была иной, чем представлялось ранее.

Перед тем, как распрощаться, мы с Ноттом и Пирсом договорились, что этим летом не будем друг другу писать — по крайней мере, они не будут писать мне. Время было неспокойное, будущее казалось неясным, и мы решили воздержаться от переписки. Почти полтора месяца я ничего не получал, кроме каталога, как вдруг в середине августа, через несколько дней после разговора с Флитвиком, Лета принесла короткое письмо от Клайва Пирса, в котором я к своему крайнему изумлению прочел, что все тот же неизвестный меценат решил издать мой каталог для коммерческой продажи, в том числе на маггловском рынке, и для получения процентов мне следует открыть счет в банке Гринготтс.

До обеда я был погружен в размышления, пытаясь понять, доволен я таким поворотом дел или нет, насколько это издание льстит моему самолюбию и не подогревает ли нездоровое тщеславие. Мне не хотелось культивировать в себе черты профессионального художника, поскольку вырученные за картины деньги могли поставить меня в зависимость от такого сравнительно легкого способа заработать, что обессмыслило бы весь живописный процесс, превратив удовольствие в рутину. Сделанные выводы мне не слишком понравились, но учась в школе, никаким иным способом добыть денег я не мог, а о том, что будет после окончания Хогвартса, не хотелось даже думать.

После обеда я пошел к Слагхорну. Несмотря на весь свой страх перед Пожирателями, сейчас профессор немного воспрянул духом. Видя, что никто не собирается заставлять его варить яды для пыток и убийств, он повеселел и хотя не изъявлял желания общаться с Кэрроу, директорство его бывшего ученика, к тому же слизеринца, придавало ему сил воспринимать случившиеся в Хогвартсе перемены более оптимистично.

Прежде мне никогда не доводилось бывать в комнатах Слагхорна. Сперва я пытался отыскать его в лаборатории, в библиотеке, куда он иногда заглядывал за свежей прессой, в его кабинете и даже в учительской, но потерпел неудачу и направился к жилым помещениям.

Судя по всему, перед моим приходом он неплохо проводил время в компании профессора Асвинн: на кофейном столике между двумя креслами, в которых сидели преподаватели, стоял небольшой изящный чайник, две чашки и коробка с пирожными. Впрочем, судя по радости, возникшей на лице Асвинн при виде меня, она давно уже мечтала покинуть общество Слагхорна, но до сих пор не находила подходящего повода.

— Простите, не хотел вам мешать… — начал я, переводя взгляд с одного профессора на другого, однако Асвинн с некоторым трудом выбралась из глубокого кресла и подошла к двери.

— Гораций, мне давно уже пора, я и так слишком злоупотребила твоим гостеприимством. Спасибо за чай, за пирожные… а ты, Линг, не стесняйся, проходи, — она легко подтолкнула меня к камину и мигом скрылась в коридоре, так что Слагхорн не успел и слова сказать.

— Сэр, у меня к вам просьба, — продолжил я, однако профессор, наконец, обрел дар речи и активно замахал рукой, приглашая меня в кресло напротив.

— Да я только на секунду…

Мне совершенно не хотелось разделять недавнюю участь преподавательницы рун, но Слагхорн не желал ничего слышать. Я был вынужден сесть, а профессор тем временем убрал ее чашку, достал из шкафа чистую и попытался напоить меня чаем.

— Спасибо, но я только что с обеда, — решительно отказался я.

— А мы с Фрейей так разговорились, что все пропустили, — благодушно ответил Слагхорн, отлевитировав чашку обратно в шкаф. — Тоже ведь моя ученица! — с гордостью добавил он. — Итак, Линг, что у тебя за просьба?

— Я бы хотел, чтобы вы открыли школьные ворота — мне нужно в Хогсмид.

Слагхорн мгновенно перестал улыбаться. На его лице появилось выражение тревоги и даже легкого испуга.

— Боюсь, такие вопросы не входят в мою компетенцию, — покачал он головой. — Тебе следует обратиться к Кэрроу.

— Но вы мой декан! — возразил я. — Требуется только ваше разрешение!

— Линг, я не могу брать на себя такую ответственность, — Слагхорн выглядел совсем несчастным. — А вдруг с тобой что-нибудь случится? Вдруг на тебя кто-нибудь нападет? Если Кэрроу согласятся — пожалуйста, я открою ворота, но единолично такой серьезный вопрос решать не стану.

«Ничего себе серьезный вопрос — отпустить ученика в Хогсмид! — злился я, поднимаясь по лестнице к кабинету заместителей директора. — Да что со мной может случиться? Кому я нужен? Пожиратели меня не тронут, а Орден… если Люпин не полный идиот, он обо всем догадается, как и Флитвик…»

Завернув с лестничной площадки в коридор, я увидел Снейпа и Амикуса Кэрроу, стоявших в желтом свете факелов неподалеку от дверей кабинета. Кэрроу о чем-то болтал, довольно улыбаясь, а директор, по своему обыкновению, молчал и не спешил демонстрировать собеседнику свои эмоции. Я остановился неподалеку, дожидаясь, пока они закончат разговор.

— Вы что-то хотели, мистер Ди? — спросил Снейп, заметив меня.

— Да, сэр, — ответил я. — Мне нужно в Хогсмид, а профессор Слагхорн послал меня за разрешением к профессору Кэрроу.

Называть Кэрроу профессором было смешно, однако он действительно намеревался преподавать нам защиту от темных искусств, тогда как его сестра вступила в должность профессора маггловедения. Со времени визита к Темному Лорду оба Кэрроу не сказали мне ни слова, и я подозревал, что исход нашей беседы с Волдемортом явился для них полной неожиданностью, причем не слишком приятной.

Снейп перевел взгляд на своего заместителя. Тот выглядел слегка озадаченным, но долго размышлять не стал.

— Да пусть идет, — махнул он рукой. — Там наши патрули — если что, за ним присмотрят.

— И еще я загляну в Косой переулок, — предупредил я, чтобы в будущем избежать возможных неприятностей.

— Это еще зачем? — недоуменно спросил Кэрроу.

— По делу, — кратко ответил я. Кэрроу напрягся.

— По какому такому делу? Ты пока что ученик и не можешь шляться куда тебе вздумается!..

Если б не присутствие Снейпа, я бы не постеснялся высказать Кэрроу свое мнение относительно его последней фразы и употребления в мой адрес слова «шляться», однако удержался от резких выражений и вместо этого сказал:

— Я не прошу у вас разрешения на аппарацию, а только предупреждаю, что отлучусь в Лондон. Мне почти восемнадцать, и у меня есть право аппарировать куда угодно, вообще никого не ставя об этом в известность. Профессор Слагхорн боится открывать ворота без вашего согласия, но я не арестант и имею право свободно покидать территорию школы.

— Что вы собираетесь делать в Косом переулке? — подал голос Снейп. — Все, что есть там, есть и в Хогсмиде.

Не ответить Снейпу я не мог, хотя с моей точки зрения задавать этот вопрос было совсем не обязательно.

— Во-первых, в Хогсмиде очень маленький книжный, — ответил я, — и продается в нем одна беллетристика. А во-вторых, мне нужно в Гринготтс.

Снейп и Кэрроу обменялись быстрыми взглядами, и Кэрроу, помедлив несколько секунд, произнес уже другим, более покладистым тоном:

— Ладно, я скажу Слагхорну, чтобы завтра тебя выпустил.

Нетрудно было заметить резкую перемену в поведении Кэрроу после того, как он услышал о Гринготтс, но очевидного объяснения этому я не нашел, если только он не связал грядущий визит в банк с моей теперешней принадлежностью к армии Пожирателей. Впрочем, так я впервые убедился, что действительно обладаю пусть небольшой, но ощутимой властью, истинные масштабы которой наверняка определятся уже в начале учебного года.

Прежде я не собирался навещать потомство Арагога, но сейчас мне хотелось адреналина, лесной темноты, какой-нибудь, пусть даже призрачной, опасности. Я был зол, обижен и разочарован, и немалая доля этого разочарования относилась к моему собственному поведению. Когда эмоции улеглись, мне стало ясно, что же Дамблдор хотел сказать этим назначением, но его благие намерения не смягчили мое сердце. Быть тюремщиком казалось невероятно унизительно — да еще эти тролли…

В тот день, как и во все предыдущие, шел ливень. Теперь, когда я стал префектом, Филч больше не провожал меня недовольным взглядом при выходе на улицу или по возвращении в замок и даже начал здороваться. Вероятно, перспектива целого года наказаний положительно повлияла на характер нашего смотрителя.

Укрыв голову капюшоном, я прошел неподалеку от хижины Хагрида, из трубы которой поднимался дым, и углубился в лес. Погода была под стать моему настроению, и хотя довольно скоро я замерз и промок, доставать палочку, чтобы обсушиться, совсем не хотелось.

Пауки встретили меня так же, как в прошлый раз. Их делегат покинул гнездо и разговаривал со мной неподалеку от входа, хотя я не собирался заходить внутрь. Возможно, это был тот самый арахнид, не советовавший мне связываться с кентавром Сильваном.

— До нас уже доходили слухи, — сказал паук. — Теперь мы видим, что они верны. Ты встречался с темным колдуном; в тебе его магия.

— Да, встречался, — ответил я, на секунду вспомнив о чарах Метки, нити которой отныне опутывали и мое тело.

Паук потоптался на месте. Капавшая с веток вода скатывалась по его голове с восемью блестящими черными глазами.

— Раньше он нас использовал, — намекнул арахнид.

— Нет, он ничего не передавал, — со вздохом сказал я. — Сейчас ведь нет войны.

— Ты дашь нам знать? — полувопросительно поинтересовался паук.

— Если мне будет поручено что-то передать вам, я, разумеется, это сделаю, — ответил я, решив ничего не обещать твердо — мало ли как работает сила Метки. Паук удовлетворился этим, развернулся и потопал к гнезду, а я, прежде чем вернуться в Хогвартс, отправился на свою поляну вызывать патронуса — мне уже давно хотелось посмотреть, не изменился ли он под влиянием волдемортовских чар.

Несмотря на предупреждение Снейпа о помехах из-за Метки, до сих пор я не замечал изменений в своем колдовстве. Хотя я не экспериментировал с серьезными заклятьями, простые заклинания давались мне так же, как всегда.

На поляне я в первую очередь решил поработать с плетью. Потратив десять минут на довольно вялые упражнения под холодным дождем, я пришел к выводу, что по крайней мере в режиме тренировки никаких изменений не наблюдалось. Возможно, дело было в том, что чары Метки не коснулись палочки, и ее собственные магические поля оставались нетронутыми.

Но перейдя к заклинаниям стихий, я сразу почувствовал разницу. На уроках с Флитвиком мы не занимались стихией огня, ограничиваясь только воздухом и водой, и если с воздушной стихией проблем почти не возникало, то вода подчинялась мне очень неохотно. Сейчас же все получалось наоборот. Заклинания воздуха вышли у меня лишь с третьего или четвертого раза, зато вода слушалась значительно легче, и на несколько секунд я даже отвел в сторону лившийся на меня с небес поток дождя.

Объяснить это было несложно. Чары Волдеморта, «водные» по своей природе, помогали творить водные заклятья. Это, конечно, не означало, что Темный Лорд имел дело только с водой, точно так же как и я не работал с огнем, кроме плети вообще нигде его не используя. Но я отлично помнил виденный в Министерстве щит-водопад, молочно-белые чары Метки и ауру охранных чар крестража. Категория этих заклятий могла принадлежать только водной стихии.

Теперь, под влиянием полей Метки, стихия воздуха, находившаяся в большем родстве с огнем, давалась мне с заметным трудом. «Что ж, нет худа без добра, — думал я. — По крайней мере, с водой будет меньше проблем».

Приближалось время обеда, но, несмотря на пробудившийся голод, возвращаться в замок мне не хотелось. Сегодня был последний свободный день — завтра в школу прибудут ученики, а потом снова уроки, контрольные, теплицы, Флитвик… Кэрроу и тролли! Проклятые тролли! И зачем только они здесь понадобились? Не школа, а какой-то зоопарк!

Дождь слегка поутих, и я, наконец, решил вызвать патронуса. Отойдя подальше от деревьев, я взмахнул палочкой, произнес заклятье и в ту же секунду понял, что делать этого мне не следовало.

Фиолетовая молния словно подернулась белесой дымкой, и в момент ее вылета я едва не упустил палочку, настолько сильной оказалась энергия заклинания. Возникший патронус действительно изменился: у него появился хвост, затылок теперь не опускался, а продолжал идти прямо и вверх, возвышаясь над шипастыми позвонками и оканчиваясь выростами, которых я уже не успел разглядеть, поскольку, едва обретя плотность, патронус развернулся и одним прыжком преодолел разделявшее нас расстояние.

Вероятно, его намерение напасть я ощутил на бессознательном уровне. Наши с патронусом движения оказались одновременными: он бросился ко мне, я — влево. Он слегка промахнулся, и зубастая пасть вцепилась мне в плечо, а правая лапа с размаху толкнула в грудь, погрузив когти в тело и швырнув меня на землю.

Но когда моя спина коснулась травы, патронус уже исчез — я успел стукнуть его палочкой прежде, чем он сумел бы оторвать мне руку. Первые несколько секунд выплеснувшийся в кровь адреналин, о котором я так мечтал, отправляясь к паукам, вызвал во мне эйфорию. В тот момент я не пытался оценить случившееся, лишь видел перед глазами изменившегося патронуса, ясно понимая, что теперь его снова придется дрессировать.

Потом я ощутил боль. Правое плечо словно утыкали раскаленными гвоздями; грудь и живот жгло, будто на них развели костер. Осторожно приподнявшись на левом локте, я с некоторой опаской осмотрел себя, беспокоясь, что патронус распорол кожу и мышцы до самых внутренних органов, и хотя раны оказались не настолько глубокими, я едва не ударился в панику, глядя на потемневшую от крови разодранную одежду.

Улегшись обратно в траву, я попытался если не убрать, то хотя бы снизить интенсивность боли. В этой ситуации худшим моим врагом являлись нервы. Волноваться было нельзя, иначе концентрация ослабнет, и я начну терять больше крови. Сейчас она стекала горячими струйками по бокам и груди, и этого казалось вполне достаточно, чтобы убить меня, если я так и продолжу лежать посреди леса и ничего не делать.

Мне понадобилось трижды сосредотачиваться, чтобы уменьшить болевые ощущения и на время забыть о них. Затем наступила очередь ран. Те чары, которыми я лечил царапины на прежних тренировках с патронусом, оказались неэффективны против порезов такой глубины, да к тому же несущих в себе эхо волдемортовской магии. В конце концов мне все же удалось кое-как затянуть их одним из тибетских заклятий — теперь по пути в замок можно было не опасаться умереть от потери крови.

Поднявшись, я осмотрел правое плечо, но, к моему удивлению, крови на нем почти не оказалось. «Тем лучше», подумал я и двинулся к выходу из леса. Однако, не успев даже дойти до окружавших поляну деревьев, я почувствовал, что края ран расходятся, и кровь начинает стекать вниз по животу и ногам. «И почему я не дождался занятий с Флитвиком? — пришло мне в голову. — Ведь логично было предположить, что патронус изменится в худшую сторону, перестанет слушаться. Почему я не подождал? А теперь… — я начал смеяться, но тут же замолк: боль усилилась, кровь потекла сильнее, — по всему выходит, это попытка самоубийства — ведь на меня напала часть меня самого. Сдохну теперь в лесу по собственной глупости. Снейп был прав — я псих».

До границы леса оставалось совсем немного, однако кровь все текла, и у меня едва хватало сил, чтобы время от времени сосредотачиваться и правильно чертить в воздухе тибетский знак, который слегка ее сдерживал. Внезапно во мне пробудилась суеверная часть. «Надо дать обет, — решительно подумал я, разглядывая края ран, которые в очередной раз ненадолго срастались. — Что-нибудь про троллей? Да нет, причем тут тролли… Может, про учебу? Или про тюрьму?»

Впрочем, все это были уловки, бессмысленное оттягивание неизбежного. Я знал, что нужно обещать, и тщетно пытался обмануть себя поисками менее радикальной альтернативы. Однако затягивать колебания не стоило. Выход из лесу хоть и был близко, но я все чаще останавливался, пытаясь сберечь силы.

«Ладно, ладно, — сказал я себе, наконец, смирившись. — Обещаю. Обещаю, что если выберусь отсюда и останусь жив, то всегда — всегда, — повторил я для пущей убедительности, — буду слушаться его, что бы он мне ни приказал — ведь в конечном итоге он оказался прав…»

Тут мне пришлось остановиться и подождать, пока перестанет кружиться голова. Казалось, между деревьями уже виднеются просветы, но проклятый дождь, сумрак и слабость могли обманывать восприятие. Я попытался начертить очередной знак и только успел поднять руку, как в глазах начало стремительно темнеть, а окружающие звуки утратили ясность, став глухими и тусклыми. Я был вынужден сесть в мокрую траву и прислониться спиной к дереву. «Все будет хорошо, — подумал я, вспомнив о предсказании кентавра и намеках змей. — Но обещание остается в силе».

Не знаю, кто первым пустил слух, будто в лесу на меня напал оборотень. Может, это был Кэрроу, решивший пошутить и посмотреть, что будет, а может, Трелони, искренне считавшая, что так оборотни отомстили мне за смерть Фенрира, а потому всегда провожавшая меня в коридорах сочувственным взглядом. Трудно было винить преподавателей за такие подозрения: они пребывали в неизвестности и неопределенности — ни Снейп, ни Кэрроу не рассказали им о патронусе, решив, по-видимому, что профессоров это дело не касается, а слова мадам Помфри, знавшей чуть больше, убедили явно не всех. Флитвик, разумеется, был в курсе — весь сентябрь и половину октября мы уделяли дрессировке ставшего крайне агрессивным патронуса минимум полчаса субботних занятий, — но Снейп (а потом и я) просил его не распространяться о том, что на самом деле случилось в лесу.

Впрочем, существовала вероятность, что такую сплетню запустил я сам, или, как минимум, способствовал ее возникновению.

Мне было о чем поразмышлять перед тем, как покинуть больницу. До сих пор я никогда не занимал положение руководителя и никем не управлял — по крайней мере, открыто. В детстве я не был заводилой; хотя с моим мнением считались, особенно на улице, когда требовалось понять, кто и что затевает, я не пытался подчинить себе окружающих. Но сейчас, несмотря на отсутствие опыта, опасений я не испытывал. За моей спиной стоял даже не Кэрроу — незримую поддержку Темного Лорда я в буквальном смысле ощущал внутри себя.

Снейп был совершенно прав, когда говорил, что сложное заклинание Метки вызовет изменения, однако они появились не на пустом месте. То ли чары Темного Лорда пробудили во мне доселе скрытые черты, то ли к жизни их вызвала ситуация, в которую он — а точнее, Дамблдор, — меня поставил, но постепенно я согласился с тем, что, пожалуй, совсем не против попробовать себя в роли того, кого отныне обязан слушаться любой ученик и староста Хогвартса.

Было два часа дня, когда мадам Помфри удалилась обедать, а я сидел на кровати, с минуты на минуту ожидая эльфа с кухни, как вдруг дверь приоткрылась, и в больницу, к моему большому удивлению, заглянула Миллисент Балстроуд.

— Гостей принимаешь? — спросила она.

— Заходи, — я пожал плечами. Миллисент закрыла за собой дверь, быстро прошла между кроватями и с решительным видом уселась напротив. Несколько секунд она молчала, словно собираясь с духом, а потом сказала:

— Тебя когда выписывают?

— Сегодня, перед ужином, — ответил я, все еще не понимая, что ей от меня понадобилось.

Лицо Миллисент приобрело выражение недоверия.

— Перед ужином? А выглядишь ты страшновато.

«Ты тоже», едва не брякнул я — назвать Миллисент красавицей ни у кого бы язык не повернулся, — но вовремя сдержал себя и проговорил:

— Может, перейдем к делу? А то сейчас вернется Помфри и выставит тебя за дверь.

— Это и есть дело, — ответила Миллисент. Она испытывала явную неловкость: прежде мы никогда не общались, и хотя Балстроуд все эти годы пыталась дружить с Панси Паркинсон и ее компанией, я полагал, что если кто-то из них и был ей под стать, то только парочка малфоевских шестерок.

— Ты теперь старший префект, — сказала она, — и… — тут Миллисент замялась. «И Пожиратель», мысленно закончил я, поняв, наконец, в каком направлении будет разворачиваться беседа. — В общем, чем быстрее тебя выпишут, тем будет лучше.

— Только не говори мне, что ты не справляешься, — произнес я: начиная с пятого курса, Балстроуд была неизменной старостой наших девочек. — В прошлом году ты даже семикурсниц строила так, что они при виде тебя по стенкам жались, как первогодки.

— То было в прошлом, — уныло заметила Миллисент. — В этом все по-другому. Ты просто не понимаешь ситуации… — она снова замолчала.

— Да тут и понимать нечего, — я усмехнулся. — Слизерин решил, что ему все дозволено, а ты не можешь наказывать своих, чтобы не испортить отношений.

Балстроуд вскинула голову.

— Легко тебе говорить! — резко сказала она. — Не обижайся, Линг, но ты в нашем мире чужой, и дело здесь совсем не в чистоте крови! Будь ты хоть трижды чистокровным, у тебя нет истории, какая есть у любого из нас! Волшебников мало, и все мы так или иначе знакомы. Наши родители здесь учились, а до них — их родители; мы с детства если не видели друг друга, то по крайней мере слышали имена, фамилии, какие-то случаи из жизни, видели фотки в газетах, встречались на праздниках… Любой полукровка знает свое дерево по линии родственника-волшебника, а о чистокровных я вообще молчу — у них родословная во всех деталях расписана. Но вот ты — кто ты такой? Был бы ты простым грязнокровкой, с папой-мамой магглами… это, по крайней мере, понятная, знакомая категория, и каждый из нас сам решает, как к ней относиться.

Миллисент перевела дыхание. Я молчал, удивленный и заинтересованный ее монологом.

— Все это я говорю к тому, — продолжала она уже спокойнее, — что некоторые вещи кажутся тебе само собой разумеющимися. Ты ничем не рискуешь, ведя себя так, как тебе вздумается. Но мы-то рискуем! Наше поведение вписывается в историю семьи и влияет на всех наших родственников, настоящих и будущих, тем более сейчас, в такое время. А ты пришел со стороны и до сих пор оцениваешь наш мир снаружи, как будто сам ему не принадлежишь. Ты человек ниоткуда, без корней, и начинаешь с нуля, а потому не понимаешь, что «испортить отношения» — то, о чем ты с таким пренебрежением сейчас говорил, — может действительно вести к серьезным последствиям.

— Ты тоже не обижайся, — сказал я, когда Миллисент умолкла, — но для себя ты, видимо, уже давно решила, как относиться к грязнокровкам. Стоит только вспомнить Инспекционную дружину, когда ты в кабинете Амбридж едва не задушила Гермиону…

Балстроуд фыркнула, демонстративно заведя глаза к потолку.

— И хотя ты боишься вписать в историю своей семьи справедливые наказания для учеников собственного факультета, — продолжал я, — ты совсем не против вписать в нее все эти подзатыльники и пинки, которые раздаешь направо и налево младшим курсам.

— Большое дело — подзатыльник! — усмехнулась Миллисент.

— То, что тебя колотят дома, не наделяет тебя моральным правом бить других.

Последние слова этой фразы я произнес, глядя на Балстроуд снизу вверх — она вскочила с кровати и теперь возвышалась надо мной, разозленная и испуганная одновременно.

— Ты что несешь! — рявкнула она. — Что ты вообще знаешь! Никто меня не колотит!

— Не обманывай обманщика, — ответил я, не спуская с нее глаз. — И сядь на место.

Но поскольку Балстроуд продолжала стоять, я, вопреки желанию, все-таки закончил свою мысль:

— С высокой долей вероятности те, кого бьют в детстве, потом начинают бить других, а те, кого унижают, сами начинают унижать. Родителей у меня действительно нет, так что я, по счастью, избежал их влияния, но в свое время достаточно насмотрелся на людей, чьи предки распускали руки. Ты — классический пример жертвы семейного рукоприкладства, и не стоит тратить время и силы на возражения. Лучше сядь и послушай, что тебе скажет старший префект.

Последние слова возымели, наконец, желаемое действие, и Миллисент опустилась обратно, глядя на меня насуплено и зло. Я и сам был не рад, что скатился в разговоре до обсуждения подобных деталей личной жизни, а потому скорее перешел к другим, гораздо более актуальным темам.

— Перед ужином меня выписывают, — повторил я на всякий случай. — Часам к девяти собери в гостиной всех наших старост. Седьмой и шестой курс тоже могут остаться, если захотят; остальных — в комнаты. Надеюсь, с этим ты справишься?

— Справлюсь, — буркнула Миллисент.

— Никого не уговаривай и не проси, — добавил я. — Просто ставь перед фактом.

— Да все придут, — сказала Балстроуд. — Только имей в виду, что некоторые не слишком довольны твоим назначением.

— Малфой, — усмехнулся я. — Уж кому-кому, а ему бы помалкивать. Ладно, разберусь… Есть еще что-то, что я должен знать?

— Вроде нет. — Поняв, что разговор закончен, Балстроуд поднялась и вышла в проход. — Кстати, — у двери она вдруг обернулась и посмотрела на меня. — Что вообще с тобой приключилось? Почему в больнице-то оказался?

— Сходил в Запретный лес.

— В Запретный лес, — негромко повторила Балстроуд. — Ну и?

— Ну и встретил страшное чудище. Слушай, ты вот уже обедала, а я эльфа жду, который не желает появляться, пока у меня посетители…

— Ладно, ладно, — Миллисент, наконец, оставила меня в одиночестве, и лишь позже я сообразил, какой вклад внес этими неосторожными словами в слухи о напавшем на меня оборотне, который будто бы решил отомстить за недавнюю смерть своего собрата.

Через два дня после выписки ко мне подошел Малфой. Был вечер; я только что поужинал, сходил к мадам Помфри за очередной баночкой мази и теперь, устроившись напротив зеркала в слизеринском туалете, размазывал по шрамам синюю жгучую субстанцию, внимательно следя, чтобы она не залезала на здоровую кожу. Увлекшись процессом, я не сразу заметил Малфоя, который вошел и остановился у дверей, ожидая, пока я закончу свою процедуру или обращу на него внимание.

— Я хотел поговорить, — сказал он после того, как понял, что его увидели. — Тогда, на собрании… — он подошел ближе, стараясь не смотреть мне на грудь. — В общем, беру свои слова назад.

Этого я никак не ожидал. Положив баночку в раковину и повернувшись к Малфою, я в недоумении спросил:

— Какие еще слова?

— Все, — кратко ответил Малфой. Выглядел он необычно подавленным. Такое странное признание далось Драко с явным трудом; извиняться за сказанное было не в его стиле, а стало быть, здесь не обошлось без внешнего давления.

— Значит, — произнес я, — «лживая демагогия» вышла тебе боком?

Малфой вскинул голову, мигом утратив показную сдержанность.

— Да ты же сам ходил к Кэрроу донести обо всем, что я тогда наговорил, и он теперь угрожает сообщить о моих словах… — он запнулся, но было ясно, кем грозит Кэрроу Малфою. — Черт бы тебя побрал, Ди! Чего ты хочешь? Унизить меня? Убрать с дороги мою семью? Ты, двинутый отморозок, знать не знаешь, что это такое — каждую минуту думать о родителях, переживать за них! Они и так… и так словно заложники в собственном доме, а если он узнает, что я сказал… — Малфой в отчаянии повернулся к зеркалам и оперся руками о края соседней раковины. — Но как же я мог забыть, — спустя несколько долгих секунд он посмотрел в глаза моему отражению. — Тебе на это плевать. Или даже наоборот. Тебе это понравится. Надеешься прибрать к рукам наш дом, а? Ты ведь уже видел пару комнат…

— Кончай свою истерику, — перебил я его, испытывая неприятное ощущение дежа вю: за последние месяцы уже второй человек называл меня стукачом. — Я не ходил к Кэрроу.

— Ну конечно, — издевательски проговорил Малфой, оборачиваясь и с презрением глядя на меня.

— Я не ходил к Кэрроу! — разозлился я. Какого лешего мне опять приходится оправдываться за чужие грехи? — Тебе, разумеется, проще считать, что это я, чем кто-то из твоего круга, но извини уж за откровенность — на противника ты не тянешь и на дороге у меня не стоишь. Ищи стукача среди своих приятелей: того, кто тебе завидует, кого ты обидел, или кто держит зло на твоего отца.

Презрение с лица Малфоя не исчезло, и он с радостью не поверил бы моим словам, но мотива вредить ему или его семье у меня не было, даже несмотря на то, что на пятом курсе он (заодно с Ноттом) отправлял родителям письма, рассказывающие о моей жизни в Хогвартсе; так что Драко молчал, понимая, вероятно, что попал в еще менее приятную ситуацию, когда доносчиком мог оказаться кто угодно, даже его ближайший друг.

— Я бы на твоем месте прямо поговорил с Кэрроу, — добавил я уже более спокойным тоном. Малфой тут же очнулся.

— Ты не на моем месте и никогда на нем не будешь! — огрызнулся он и в волнении заходил между туалетными кабинками и раковинами. — Что я ему скажу? Мне нечего сказать! Он не ответит, кто это был, а я не в том положении, чтобы настаивать или выражать недовольство!..

— Тогда держи свои мысли при себе, — посоветовал я, видя, что Малфой вряд ли пойдет к Кэрроу качать права. — И поменьше о том, что твои родители — заложники в собственном доме. Это еще хуже «лживой демагогии».

Малфой замер.

— Ты мне что, угрожаешь?

В такой ситуации нетрудно было перепутать совет с угрозой, но я решил не отвечать — пускай сам разбирается. Повернувшись к раковине и взяв баночку с мазью, я продолжил лечение. Если Малфою удобнее считать доносчиком меня — что ж, это, по крайней мере, убережет мои уши от его непоследовательности.

Спустя несколько секунд Малфой покинул туалет, хлопнув дверью. Я вздохнул: и почему Беллатриса не научила своего племянничка помалкивать? Сомнительно, чтобы Кэрроу настолько хотел досадить Малфоям, что собирался немедленно рассказать Темному Лорду о неосторожных словах их сына, но в обстановке повсеместных репрессий и шантажа у Кэрроу появилось действенное оружие, готовое при любой оплошности обернуться против них, и Драко не мог этого не понимать.

С другой стороны, если неизвестный «доброжелатель» изложил Кэрроу все, что было на собрании — то есть не только реплики Малфоя, но и мои ответы, — заместитель директора оказывался в крайне щекотливом положении. Теперь он должен был помнить, что возможное нежелание наказывать Слизерин расценивалось бы мной как саботаж, а в такое время ни один здравомыслящий колдун не хотел попадать под подозрение в преднамеренном вредительстве, пусть даже этот колдун был Пожирателем Смерти. Конечно, Кэрроу ничто не угрожало, но вряд ли он собирался давать мне в руки такой козырь.

Как выяснилось на следующий день, Кэрроу стало известно обо всем содержании нашего разговора, и теперь я удостаивался вынужденных приветствий, которыми Амикус одаривал меня с кислым выражением лица, хотя особой нужды в этом ни для кого из нас не было.

Через пару дней во время ужина ко мне подошел Кэрроу.

— Доешь — приходи в библиотеку, — сказал он, хлопнув меня по плечу.

Сперва я решил, что мне послышалось.

— Куда?

— Оглох никак? — Кэрроу поднял бровь. — В библиотеку, Ди. Книжки читать будем.

Когда Кэрроу ушел, Нотт начал тихо смеяться, а Пирс взглянул на меня с укоризной.

— Почтительности в тебе, префект, ни на грош, — покачал он головой. — Нет чтобы сказать начальству приятное — конечно, профессор, сей момент, даже доедать не буду, — а он — куда да чего… Еще бы прямым текстом выдал: удивляюсь, мол, что вы и слово-то такое знаете — библиотека, а уж что там делают и подавно.

— Очень смешно, — пробурчал я.

— А ты посади нас в тюрьму, — нахально заявил Нотт. — За причиненный моральный ущерб.

— Идите к черту! — я встал и под хохот своих товарищей начал пихать в рюкзак лежавшие на тарелке яблоки и мандарины. — Лучше по дороге поем, чем слушать ваш дурацкий треп…

Поднимаясь в библиотеку, я невольно задумался о том, почему меня вечно притягивает всякая гадость вроде снейповой коллекции тварей, Темной Метки, улыбки Амбридж или, например, Амикуса Кэрроу. Конечно, такие как он всегда умели расположить к себе ничего не подозревающую жертву и быстро находили с подростками общий язык — я знал ему подобных еще по уличному детству и ничего хорошего от них не ждал. Но вопреки здравому смыслу я не мог не признать, что общаться с Кэрроу было легко и иногда даже весело. Кэрроу бывал груб, но, в отличие от сестры, не злопамятен и тут же выбрасывал из головы все то неприятное, что слышал на своих уроках от непокорных студентов, в следующий раз говоря с возмутителями спокойствия так, будто ничего не случилось.

К тому же, в больнице он зря сетовал мне на «остолопов». Энциклопедическими знаниями заместитель директора не обладал, истории заклятий не знал, теории вообще не касался, однако, несмотря на все это, умел завладеть вниманием аудитории не хуже Снейпа. Он был практик, объяснявший работу с любым самым сложным заклинанием так, что оно начинало получаться даже у Крэбба с Лонгботтомом, наших традиционных неудачников по защите. Кэрроу представлял свои объяснения настолько терпеливо и подробно, словно имел дело не с семикурсниками, а с умственно отсталыми шестилетками.

— Вот так встань, вытяни руку — смотри на меня, Лаванда, — и ме-е-едленно поворачивай ее вслед за моей… ага… правильно… И залп!

Лаванда Браун повторяла за Кэрроу все нужные движения, однако из его палочки стремительно вылетала молния, врезалась в большой костяной шар на подставке и мгновенно оплетала его сверкающими тонкими нитями, подобными паутине, а из ее палочки появлялось круглое сероватое облако, которое неспешно устремлялось к своей цели, но быстро рассеивалось под действием сквозняка.

— Господь всемогущий, Лаванда!.. — качал головой Кэрроу. — Считай, что тебя съели, детка. Живого наклави я вам, конечно, не достану… может, мне боггарта притащить, чтобы вы немного собрались? А лучше инфернала! — вдруг осеняло его. — Заодно поучитесь их создавать…

— Мы уже учимся говорить с мертвецами, — недовольно замечал Майкл Корнер. — Из нас тут что, некромантов хотят сделать?

Кэрроу смеялся:

— Вы такие серьезные, совсем шуток не понимаете! Давай еще раз, — оборачивался он к Лаванде, заметно напуганной мыслью об испытании заклинания против наклави и других морских чудовищ на инферналах. — Повторяй все мои движения и не забывай о заклятье!

Сейчас Кэрроу вместе с мадам Пинс ждали меня в читальном зале у стола, на котором лежало несколько пачек книг, завернутых в плотную коричневую бумагу.

— Значит так, — сказал Кэрроу, как только я остановился рядом и бросил свой рюкзак на ближайший стул. — Вот эти… — он опустил руку на четыре пачки прямо перед ним, — раздашь завтра старостам факультетов, пусть выложат в гостиных на видном месте. Вечером приду, сам проверю. А вот эти… — он указал на две пачки побольше, — оформишь прямо сейчас и поставишь пару экземпляров на смотровой стенд, чтобы издалека заметно было.

«Там что, биография Волдеморта?», подумал я. Кэрроу направился к выходу, но у дверей обернулся:

— И сам не забудь взять! В ваш подвал тоже загляну.

Оставшись вдвоем с мадам Пинс, я вскрыл первую из предназначенных факультетам пачек и невольно усмехнулся. На ярко-розовой обложке небольшой брошюры изображался цветок, стебель которого оплетал зеленый клыкастый сорняк, готовый задушить и сожрать благородное растение. Выше рисунка стояла надпись: «Грязнокровки, и чем они опасны для мирного чистокровного сообщества». Судя по избранной автором цветовой гамме, передо мной вполне могло быть детище Долорес Амбридж.

— Их нужно оформлять?

Мадам Пинс отрицательно покачала головой. Вытащив из открытой пачки пять экземпляров, я предложил мадам Пинс все же оформить их и оставить в библиотеке, что называется, «для истории». Запихнув оставшиеся брошюры в рюкзак, я принялся распечатывать пачку тех книг, что следовало выставить на стенд. Добравшись до обложек, я на секунду остолбенел: с них на меня смотрел Альбус Дамблдор собственной персоной, бородатый, в шляпе и с улыбкой на губах. Над шляпой было написано название книги: «Жизнь и жуть Альбуса Дамблдора». Внизу — имя автора: Рита Скитер.

Усевшись за парту и получив от мадам Пинс формуляры, я принялся наклеивать их на «Жизнь и жуть…», воодушевленный мыслью о том, что наконец-то у меня появился шанс поподробнее разузнать об Аберфорте. Поставив два экземпляра на стенд и сложив остальные на полку за спиной мадам Пинс, листавшей уже оформленную брошюру об опасности, исходящей от грязнокровок, я попросил:

— Запишите мне пожалуйста, — и протянул ей одну из биографий Дамблдора.

— Вы действительно хотите это? — с выражением откровенной брезгливости мадам Пинс приоткрыла книгу и пролистала несколько страниц. — Летом в «Пророке» публиковались главы… Скитер не умеет писать объективно и очень любит дешевые сенсации.

— Ну там ведь есть хоть какая-то правда, — возразил я.

— Какая-то есть, — мадам Пинс вздохнула и начала заполнять мой формуляр. — Будьте так добры, Линг, положите их мне под стол… — она указала на три запечатанные пачки с брошюрами, предназначенными для Равенкло, Хаффлпаффа и Гриффиндора. — Что за пакость…

Я пролевитировал пачки, слегка удивленный ее последними словами, произнесенными в присутствии человека, формально являвшегося Пожирателем Смерти, однако ничего не сказал, забрал книжку про Дамблдора и обещал придти утром за остальными экземплярами «Грязнокровок…» вместе со старостами.

Добравшись до гостиной Слизерина, я вывалил брошюры на стол, и пока немногочисленные присутствовавшие с любопытством рассматривали министерскую агитку, подошел к Балстроуд, в одиночестве сидевшей у камина спиной ко входу.

— Слушай, собери мне завтра утром старост седьмых курсов… — начал я и осекся. По лицу Миллисент текли слезы; она даже не пыталась их скрыть, уставившись невидящими глазами в огонь и не обращая на меня никакого внимания. Представить плачущую Балстроуд было невозможно, как невозможно было представить Дамблдора, идущего под руку с Темным Лордом и ведущим мирную беседу о пользе зеленого чая. Мне стало не по себе от мысли, что именно могло вызвать в нашей непробиваемой злюке такие эмоции.

— Миллисент, что случилось? — я опустился в кресло рядом с ней.

— Кот… — сдавленным голосом прошептала она. — Мой кот…

— Что твой кот?

— Кажется, он умирает, — Балстроуд провела ладонями по щекам, вытирая слезы.

— Отнеси его к мадам Помфри.

— Я носила, она сказала, что не лечит животных.

— Тогда к Хагриду!

— Я пошла, а там Филч… запирал двери и отказался выпускать.

— Твой кот случайно не ухаживал за миссис Норрис? — попытался я немного разрядить обстановку, но получилось неудачно: Миллисент снова расплакалась, закрыв лицо руками.

— Ладно, тащи сюда своего кота, пойдем к Хагриду вместе, — сказал я. Балстроуд подняла голову:

— Ты сможешь открыть дверь?

Я кивнул. Миллисент вскочила и бросилась в спальню, а я пошел к выходу из гостиной, оставив рюкзак в кресле. Часть розовых книжек уже растащили; кто-то листал их прямо здесь, на диване, кто-то забрал с собой. Балстроуд вернулась через минуту с взъерошенным черным котом на руках. Кот лежал без сознания: его длинная шерсть свалялась, голова запрокинулась, рот раскрылся, дыхание было быстрым и неглубоким. Он действительно тяжело болел.

Запертые двери Хогвартса подчинились мне без возражений. В здание ворвался ночной морозный воздух и запах приближающейся зимы. Мы скорее направились к берлоге Хагрида, чьи окна горели уютным желтым светом. Нам повезло, что Хагрид оказался дома, а не где-нибудь в лесу или в теплицах профессора Спраут. Поднявшись на крыльцо, я громко постучал в дверь:

— Хагрид, открой, это Линг! У нас кот умирает!

Долго ждать не пришлось — Хагрид отпер засов и молча пустил нас внутрь. Забрав у Миллисент кота, он положил его на стол и принялся осматривать.

— Давно это с ним? — спросил он. — Чего раньше не несла?

— Он только сегодня такой стал, — ответила Балстроуд, утирая слезы платком. — Я вернулась с ужина, а он лежит…

— Значит, раньше здоров был? — Хагрид перевернул кота на спину и осторожно начал ощупывать живот.

— Здоров.

Лесничий выпрямился.

— Что? — в голосе Балстроуд послышалось отчаяние.

— Дай-ка вон ту бутылку, — Хагрид указал мне на высокую коричневую бутыль, одиноко стоявшую на полке рядом с пакетом сушеных яблок. Найдя маленькую плошку, Хагрид плеснул в нее из бутыли немного прозрачной маслянистой жидкости, разбавил водой и сказал:

— Теперь берите кота и пошире откройте ему рот.

Пока я держал бесчувственного кота за шкирку, а Миллисент аккуратно тянула вниз его нижнюю челюсть, Хагрид влил ему в горло наведенное зелье и махнул рукой, чтобы мы отпускали. Некоторое время кот продолжал неподвижно лежать, потом распахнул глаза, с трудом поднялся на ноги и издал такой отчаянный рев, что Клык, сидевший у ног Хагрида, с интересом наблюдая за происходящим, невольно попятился к стене. Хагрид живо схватил с полки алюминиевую миску и сунул коту под нос. После недолгой внутренней борьбы несчастное животное вырвало какой-то зеленой дрянью, а еще через секунду в миске оказалось нечто большое, круглое и черное. Миллисент окаменела от ужаса; Хагрид же напротив выглядел довольным.

— Мышиный орех! — сказал он, демонстрируя нам содержимое миски. — Вкусный, но ядовитый. По теплицам, небось, шастает, — он кивнул на кота, который снова улегся на стол, но сознания больше не терял, посматривая желтыми глазищами на испуганную хозяйку. Миллисент ответила:

— Он везде шастает, за ним не уследишь.

— Ничего, теперь умнее будет, — проворчал Хагрид, почесав кота за ухом. — Оставь его тут на пару дней, я его еще подлечу, а потом можешь забирать.

— Ты гений, — сказал я, а Миллисент добавила:

— Спасибо, профессор.

Хагрид засмущался, выплеснул кошачью рвоту вместе с орехом в пылающий камин и бросил миску в ведро с грязной посудой.

— Ладно, давайте-ка отсюда, а то вон ночь на дворе, вам попадет, если застукают, — проговорил он, открывая перед нами дверь.

Снова оказавшись на холоде, мы поплотнее закутались в мантии и заторопились в замок. Большую часть пути мы молчали, а когда миновали озеро и вышли на каменную дорожку, ведущую к ступеням школы, Балстроуд негромко спросила:

— Так что ты говорил насчет старост?

Я кратко рассказал о присланных брошюрах и о том, что Кэрроу потребовал с ними сделать.

— Похоже, тебе это не слишком нравится, — заметила Миллисент.

— Мне все равно, — ответил я. Балстроуд усмехнулась:

— Не волнуйся, я никому не скажу.

Мы прошли еще несколько метров, прежде чем меня осенило:

— Так это ты стукнула на Малфоя?!

Миллисент остановилась.

— И что? Пожалел бедняжку?

— Нет, но…

— Это маленькая месть, — объяснила Миллисент. — Хватит ему о людей ноги вытирать.

— Маленькая? — поразился я. — Да ты его за уши над огнем подвесила!

— Он сам себя подвесил, — парировала Балстроуд. — Держал бы лучше рот на замке.

Мы замолчали, все так же стоя друг против друга. Хогвартс погружался в темноту; огни в нем постепенно гасли, и сейчас на той стороне, что выходила к Запретному лесу, освещенными оставалось не более десятка окон.

— Ведьма, — наконец, проговорил я, не спуская с Миллисент глаз. — Опасная и коварная.

— Мышиный орех, — ответила она, слегка улыбаясь.

«Ну же, — в нетерпении подумал я, больше не чувствуя ночного холода, — решай!»

Балстроуд развернулась и направилась к входным дверям; я последовал за ней. Осторожно приоткрыв тяжелую створку, мы проскользнули внутрь. Ветер с улицы едва не задул пламя ближайших факелов, навстречу нам метнулись тени, однако просторный холл был пуст. Я коснулся палочкой дверей, и мощные засовы пришли в движение, запирая школу на ночь.

— Идем. — Балстроуд начала спускаться в подвалы, но добравшись до главного коридора, свернула не к слизеринской гостиной, а к бассейну.