Шанхайский регтайм
Жизнь человека похожа на танец, время с судьбой диктуют нам музыку и партнеров. Кому-то достается эпоха чинных менуэтов, а кому-то - эра джаза. Именно в ритме импровизаций живет Александр - бывший советский разведчик, эмигрант, торговец оружием и очень одинокий человек...
«Глиняные куклы бывают мужчинами и женщинами, дорогими и дешевыми.
Они сделаны из земли и, когда разобьются, снова уйдут в землю.
Таков человек».
Из древнекитайского трактата «Гуань Инь-Цзы».
Шанхай, 1934 год
- До свидания, Константин Павлович, - Александр положил трубку и посмотрел на изучавшую себя в трюмо обнаженную девушку. Заметив, что за ней наблюдают, Наталья привстала на носочки и подняла над головой согнутые в запястьях кисти. Легкая поросль на подмышках и лобке девушки отливала светлой медью. Улыбнувшись своему отражению, "балерина" уронила руки и, подхватив из вазы на столе виноградную гроздь, вернулась к постели.
«Рыжая, - тоскливо подумал Александр. - Рыжая-бесстыжая».
Женщины, чью голову украшали волосы "медного" цвета, всегда привлекали его внимание. С тех давних пор, когда тринадцатилетним гимназистом влюбился в рыжеволосую Лилию Андреевну – молодую жену артиллерийского поручика. Супруги снимали флигель рядом с домом Сашиных родителей в Туле. Во время летних каникул мальчик, запасшись потрепанным томиком Буссенара, часами просиживал в развилке старого ореха, поглядывая сквозь плотную листву в соседский дворик. Там на легкой кушетке под раскидистой сливой часто отдыхала в послеобеденное время его тайная пассия. В украшенном алыми маками ситцевом сарафане, скинув с маленьких ступней домашние туфли, изящно полулежала с дамским журналом в молочно-белых руках.
Иногда у соседей накрывали отороченной кружевами скатертью стол, ставили керосиновый самовар. Лилия Андреевна с выражением хозяйственности на лице расставляла чайный сервиз кузнецовского фарфора и хрустальные вазочки с вареньем. Если были гости - по преимуществу сослуживцы мужа в зеленых мундирах - на столе появлялся домашний пирог, бутылки с вином, а в руках хозяйки нередко звучала гитара. Будучи ревнивым мальчиком, Саша страдал, когда Лилия Андреевна громко смеялась над шутками мужчин... А ведь почти двадцать лет назад было, подумал он, присаживаясь на край постели. Рука мягко легла на теплое бедро Натальи. Гимназическая любовь, получив извещение о гибели мужа на германском фронте, по-деревенски спрятала роскошные волосы под черным платом и в начале семнадцатого уехала к родным в Самару. Прошло столько времени, а сердце бывшего гимназиста нет-нет, да и щемило от воспоминаний.
* * *
Через несколько дней после прибытия в Шанхай стало ясно, что заключение сделки затягивается, и Александр заскучал. Его клиенты, двое тучных китайцев (представленных комиссионером как "мистер Пинг" и "мистер Ю"), работавшие на одного из "патриотически настроенных" генералов, взяли чемодан с образцами и удалились. Позвонить обещали несколько неопределенно - "очень, очень скоро". Дело предполагалось крупное и деликатное - контрабандная поставка партии пистолетов-пулеметов, и Александр решил не торопить покупателей.
Не зная, чем заняться во время образовавшегося досуга, он прибег к помощи визитки - одной из целой пачки, врученных его давним посредником, мистером Фангом. Предусмотрительный комиссионер, вежливо улыбаясь, обещал: "здесь телефоны на все случаи жизни". На большой, как игральная карта, картонке знаками шести языков сообщалось, что "по желанию клиента, заведение мадам Лихуа автомобилем доставит девушек в любую часть города".
Александр набрал указанный номер и продиктовал адрес своей гостиницы. Приятный женский голос на хорошем английском повторил для верности его слова и сообщил, что к мистеру Джонсону пришлют на выбор трех замечательных девушек. Не прошло и получаса, как ему позвонили из reception и попросили спуститься вниз. Молодой китаец в сером костюме ждал у регистрационной стойки. Они вместе вышли на улицу, и сопровождающий распахнул дверцу большого закрытого автомобиля. Из салона выпорхнули не три, а целых четыре девушки в шелковых платьях - китаянки и рыжеволосая европейка.
В груди дрогнуло, и Александр, не раздумывая, кивнул в сторону невысокой, хорошо сложенной европейки. Сопровождающий с коротким поклоном принял деньги, машина укатила, а клиент с проституткой прошли наверх - мимо нахмурившегося сводника-швейцара, чьи услуги остались не востребованными. В номере выяснилось, что рыжую зовут Наталья, она - русская и недавно перебралась в Шанхай из Харбина. Само собой, перешли на родной язык. Однако к некоторому разочарованию Александра, факт этнического родства оставил проститутку равнодушной. Заученно улыбаясь, она попросила разрешения закурить...
Интерес у Натальи к русскому мужчине появился, когда назавтра тот снова позвонил в заведение мадам Лихуа и заказал понравившуюся девушку на вечер и ночь. А когда, провожая утром к такси, сунул проститутке десятидолларовую бумажку, рыжая-бесстыжая откровенно обрадовалась и даже благодарно чмокнула в щеку.
Покупатели огнестрельного товара не обманули - позвонили через два дня. Но при непосредственном контакте мистер Джонсон услышал только ритуальный набор вежливых фраз, завершившихся очередной просьбой подождать. Сделка, из-за которой он приплыл в Шанхай, как часто случалось в нелегальном бизнесе, откладывалась. Впрочем, сейчас торговец только порадовался возможности задержаться в городе. И при следующей встрече с Натальей предложил ей полный "ангажемент" на время своего пребывания в Королеве Азии (1). Пообещав отдавать все деньги соплеменнице, в обход грабительского посредничества мадам Лихуа.
Поколебавшись, девушка согласилась и, придумав для "фирмы" неурочно начавшиеся месячные, стала приезжать в гостиницу каждое утро. Наталья сразу поняла, что более чем понравилась соотечественнику, но не спешила злоупотреблять его отношением. Присматриваясь к мужчине, она вела себя подчеркнуто скромно, не проявляя ни в чем инициативы.
Дни напролет они проводили в гостинице, занимаясь любовью. Вечером шли ужинать в ресторан, а потом обычно отправлялись в кино. Наталья обожала кинематограф, и меньше чем за неделю Александр посмотрел столько лент, сколько случалось за полгода у себя в Чикаго.
* * *
Александр прилег рядом и, отведя рыжие завитки, поцеловал девушку в шею. Наталья послушно отложила недоеденную гроздь на ночной столик. Но на поцелуй в пахнущие виноградом губы ответила вяло, а зеленые глаза оставались открытыми. Он поцеловал грудь и, захватив зубами сосок, слегка сжал. Девушка едва заметно вздрогнула, еще раз куснув сосок, он вернулся к губам. Наталья обняла его, притянула к себе. Умелые пальцы скользнули вниз по его животу, помогли войти. Крепкие ноги нажали сверху на ягодицы...
После секса вместе приняли душ, и, вернувшись в комнату, Александр заказал обед. Ждать пришлось не долго, через четверть часа в дверь номера постучали. Накинув халат, Наталья вышла из спальни в гостиную, чтобы впустить официанта с тележкой. Александр подписал счет и выдал заулыбавшемуся пареньку хорошие чаевые.
Молча пообедали.
Допив чай, Наталья отставила чашку и, порывшись в сумочке, достала коробку дамских папирос. Вставив тонкую папироску в желтоватый костяной мундштук, прикурила от зажженной Александром спички. Выпустила облачко ароматного, с горьковатым вишневым привкусом дыма. Прошлась по комнате.
- Куда пойдем вечером? - спросил он. - Может быть, в дансинг?
- Нет, - девушка опустилась на кровать.
Скинув мохнатые тапочки, забралась с ногами на постель и уселась по-турецки. - Пойдем в кино. Но попозже, когда стемнеет.
Наталья не хотела показываться с ним в местах, где вероятность встретить девушек с "фирмы" была выше. Поясок шелкового, в пестрых драконах халата разошелся, и взгляд Александра невольно задержался на плоском загорелом животе и соблазнительном треугольнике под ним. Почувствовав нарастающее желание, мужчина поднялся со стула, но Наталья попросила:
- Давай чуть попозже. Лучше расскажи мне что-нибудь.
С шутливым стоном Александр повалился на постель.
- О чем рассказать? - спросил он, поворачиваясь к скалящемуся между лопаток Наталья шелковому дракону.
- О себе, - ответила девушка. - Ты вот обо мне все выпытал, а я о тебе совсем ничего и не знаю.
- Тогда спрашивай. Кстати, тебя я три дня допрашивал, прежде чем разговорилась. И рассказ твой, - Александр хмыкнул, - как в анкете: родилась, училась, работала машинисткой, теперь - в борделе.
Она пожала плечиками:
- Я интересно рассказывать не умею. "Девушкам" вообще полагается только слушать. И не мешать клиентам говорить о себе.
"А я не просто клиент", - чуть не вырвалось у него, но Александр вовремя сдержался. Наталья легла и, опустив голову на подушку, встретилась с ним взглядом.
- А расскажи мне сказку, - предложила она. - Я в детстве любила слушать - мне мама часто рассказывала. Ты умеешь?
- Не знаю, но могу попробовать. Только для моей сказки нужно... нужно... - он вытащил из внутреннего кармана пиджака, висевшего на стуле, портсигар. - Необходимо настроение. Особое.
В портсигаре лежали папиросы, которые он делал сам, набивая смесью слабого табака и бенгальской ганджи (2). Закурив, Александр несколько раз глубоко затянулся и вручил папиросу подруге:
- Держи. Старайся подольше не выдыхать дым.
Наталья принюхалась к специфическому запаху, взяла папиросу. Несколько минут курили, передавая самокрутку друг другу.
- Голова закружилась, - сказала девушка.
- Пройдет, - Александр затянулся в последний раз. - Ты какие сказки любишь - русские народные?
- Восточные, - Наталья закрыла глаза. - Как в "Багдадском воре" с Фербенксом.
- Ладно, - Александр загасил окурок. - Будет тебе восточная.
И, секунду подумав, начал:
- "Сказка о бедном юноше, глупом падишахе, коварном сыне водоноса... ковре-самолете и злых джиннах...".
Он устроился поудобнее, закинул руки за голову и продолжил немного нараспев:
- Дошло до меня, о прекраснейшая Шехерезада, что в славном городе Кабуле...
- Где это? - сонно поинтересовалась девушка. - В Турции?
- Не перебивай. Потом на карте посмотришь, если тебе интересно... Так вот, жил в Кабуле богатый бухарский купец по имени Абдалла, что означает "раб Аллаха". Был он правоверный мусульманин, мужчина умный и рассудительный. Торговал в своей лавке иноземными товарами. Индийскими и китайскими шелками, русскими спичками, британским табаком и даже американскими консервами. Товары у Абдаллы были первоклассные, цены невысокие, если не сказать, низкие. Поэтому целый день в его лавке толпились покупатели.
Среди других торговцев Абдалла славился добротой и щедростью. Когда знакомому не хватало денег, охотно ссужал в долг. Многие, не только купцы, но и королевские чиновники, полицейские стражники, охотно пользовались помощью бухарца в трудную минуту.
Был он вдов, а детей не имел. Некоторые приятели пытались сосватать ему своих дочерей и сестер, но Абдалла отказывался, отвечая, что собирается в скором времени совершить хадж (3). Негоже, мол, оставлять молодую жену сразу после свадьбы одну, без хозяина. Да и торговлю, которая идет так бойко, не бросишь на женщину. Друзья советовали взять в лавку приказчика, но рассудительный Абдалла отвечал, что в наше время опасно доверять постороннему человеку свое имущество. А иногда добавлял, что ждет приезда сына покойной сестры, чтобы передать ему на время хаджа торговлю.
Время шло, племянник не появлялся. Все уже перестали обращать внимание на слова Абдаллы о будущем хадже, когда однажды вечером, после того как дневной зной сменился живительной прохладой, в дом бухарца постучался прекрасного вида юноша...
- Это ты о себе рассказываешь? - бесцеремонно фыркнула Наталья. - Скро-омный... Хотя теперь понятно, почему ты обрезанный. А то я думала - и не похож вроде, а из евреев.
- Не перебивай, о болтливейшая, - нахмурился Саша. - Какая тебе разница, о ком я рассказываю? Лежи себе и слушай - это же сказка. Хорошо, пусть будет - неизвестный юноша. Купец жил один, слуг не держал и сам вышел открыть дверь. Не сразу признал торговец в госте своего дорогого племянника Юсуфа. Но, обменявшись парой слов, удостоверился в родстве, обнял и расцеловал. До поздней ночи просидели дядя с племянником, беседуя за чашкой ароматного чая, рассказывая и расспрашивая. Утром Абдалла отвел юношу в свою лавку, познакомил с соседями-торговцами и некоторыми из клиентов. А на вечер в честь приезда дорогого родственника бухарец пригласил знакомых вместе отужинать. Ни один из приглашенных не отказался, и каждый принес с собой подарок. Купцы, стражники, чиновники, парочка ученых богословов из медресе - все собрались за богато накрытым дастарханом...
- За чем собрались? - девушка зевнула.
- Скатерть на полу, за которой едят в тех краях, - пояснил рассказчик. - Так, продолжим... Юсуф сидел по правую руку дяди. Юноша он был скромный и большей частью молчал, - Саша с улыбкой покосился на соседку, - если старшие задавали вопрос, то отвечал с должным почтением... На следующий день Юсуф уже работал в лавке. Пока Абдалла беседовал с друзьями за кофе и нардами, племянник обслуживал покупателей. Ранее юноша торговлей не занимался, не все у него выходило гладко, но постоянные клиенты, видя старательность и почтительность Юсуфа, прощали ему маленькие промахи.
Вернувшись домой и совершив магриб - вечернюю молитву, Абдалла переодевался в старенький, невзрачный халат и отправлялся с сыном покойной сестры на прогулку по ночному Кабулу...
Кабул, 1928 год
За шесть лет жизни в столице Афганистана, уважаемый Абдалла Саидов изучил город, как свою лавку, где с закрытыми глазами мог отыскать любую вещь. Несмотря на слабое зрение маленький торговец в очках шагал ночью по разбитым кабульским улицам так же уверенно, как при свете дня. На всю жизнь Юсуфу запомнилась дядина фигура во время ночных прогулок, когда, отступив из почтительности на шаг, он следовал за ней тенью. Круглое, украшенное бородкой лицо Абдаллы было всегда обращено к звездному небу, пальцы заведенных за спину рук медленно перебирают сандаловые четки, а ноги в синих шароварах, заправленных в мягкие сапожки, ловко, почти неслышно ступают по земле. Время от времени Абдалла останавливался и произносил: "запомни, здесь живет медник Али" или "это дом уважаемого купца Маруфа", или "вон там проживает мой хороший знакомый Хасан, секретарь министра иностранных дел". Казалось, нет в Кабуле улицы, где бы не жили дядины знакомые. Бывало, несмотря на поздний час, стучались в нужную бухарцу дверь, и появившийся на пороге хозяин, вежливо поздоровавшись, приглашал гостей внутрь.
Сидя за чашечкой сладкого чая или крепкого кофе вежливо улыбающийся Абдалла внимательно слушал гостеприимного владельца дома, умело направляя беседу. В тот год, как и в двадцать четвертом, когда правитель своими реформами спровоцировал восстание в Хосте, главной темой большинства разговоров был падишах Аманулла-хан. Вернувшийся из поездки по заморским странам правитель, как видно, тронулся умом и, возомнив себя афганским Ататюрком (4), принялся рушить вековые традиции. Он отказался от звания падишаха и принял титул короля. Как вскоре выяснилось, это было только началом...
Новые законы сочиняли во дворце Амануллы быстрее, чем на базаре пекут лепешки в горячей печи. Всеобщая воинская повинность, новые налоги, запрещение носить традиционное для мусульман платье и предписание сбрить бороды. Последний указ привел к тому, что полицейские стали хватать на улицах ни в чем не повинных людей, не спешивших сменить халат на европейский пиджак или украсить голову шляпой. Поговаривали, что даже бухарский эмир-изгнанник, живший в Кабуле, не избежал полицейского внимания из-за своей чалмы и бороды. Скандал закончился тем, что Сейид Алим-хан обиделся на своего царственного собрата и, как говорили, поклялся, что "ноги его не будет во дворце". Господин Саидов продолжал одеваться так, как одевались его достойные предки, смягчая ревностное отношение полицейских к службе щедрой рукой и приветливым словом.
Тем временем пугающие известия, одно страшнее другого, продолжали сыпаться на головы бедных афганцев. Королева Сурайя, вслед за мужем впавшая в ересь, сняла чадру и призвала всех женщин последовать ее примеру. К счастью, большинство правоверных мусульманок не осмелились осквернить свои лица, открыв их нескромным взглядам чужих мужчин.
Указ же об отправке нескольких десятков юношей и девушек на учебу за границу едва не привел к восстанию. Правительству пришлось использовать солдат, чтобы разогнать возмущенных отцов, собиравшихся на защиту детей. С каждым днем обстановка в стране все больше становилась похожей на котел с водой, закипающей на костре из королевских указов. И пар человеческого возмущения, вырывавшийся из-под крышки, грозил ошпарить незадачливого повара. Из провинций чуть ли не ежедневно приходили сообщения о бунтах и убийствах королевских чиновников. Полиция хватала каждого, кто пытался возвысить свой голос против несправедливости Амануллы-хана. Дервиш (5), ремесленник, мулла (6) - все оказались беззащитными перед жестокостью утратившего разум падишаха.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения правоверных, стал указ о переносе выходного дня с пятницы на четверг. Многое могли вынести терпеливые афганцы, но только не попрание заветов пророка. По стране прокатились выступления, а муллы и улемы (7), призвав племена собраться на джиргу (8), потребовали, чтобы мусульмане перестали подчиняться падишаху-отступнику. К ним присоединили свои голоса эмигранты из Бухары и Туркестана, жившие в приграничных районах на берегах Амударьи. Они были возмущены договором, заключенным с большевиками во время недавнего визита короля в Москву. Вожди басмачей, десять лет с оружием в руках боровшиеся против кафиров (9), открыто называли Амануллу продажным безбожником и коммунистом.
Шанхай, 1934 год
Во рту пересохло, и Саша замолчал. От папиросы и болтовни саднило горло. Он посмотрел на Наталью, не выказывавшую интереса к рассказу. Девушка спала. Почувствовав обиду, он протянул руку, чтобы разбудить, но остановился. Желание продолжать "сказку" исчезло. Все равно дальше пришлось бы выдумывать, а настроение сочинять уступило место нахлынувшим воспоминаниям...
Кабул, 1928 год
Не меньше политики уважаемого Абдаллу интересовали дела купеческие. Цены на кабульских рынках, прибывающие со всех сторон света в столицу караваны с товарами, замыслы конкурентов занимали его изворотливый ум. Как заметил Юсуф, дядя организовал за некоторыми торговцами настоящую слежку, подкупал приказчиков и, пользуясь вовремя полученными новостями, перехватывал выгодные сделки, подняв или опустив цену на пользующийся спросом товар. Информаторы ежедневно навещали лавку бухарца, встречались с ним за сладким чаем в пропахших дымом и жареной бараниной дуканах (10), чтобы сообщить последние новости. Бритая голова Абдаллы чудесным образом вмещала в себя каждое услышанное слово, закончив беседу, дядя мог без ошибки повторить весь разговор от начала до конца.
Не оставлял без внимания хитроумный торговец и зачастивших с началом реформ в Кабул иностранных коммерсантов. Последнее время "mister Saidof", как называли его неверные, готовился к открытию двух транспортных компаний. Первая предназначалась для перевозки грузов автомобилями в Персию. Лично закупавший в Европе самолеты и грузовики, Аманулла-хан благоволил к любым начинаниям, связанным с техникой, и бухарец, решив не ограничиваться землей, занялся небом. Вместе с несколькими видными чиновниками он основал маленькую авиакомпанию. На полученный в британском коммерческом банке кредит закупили у большевиков первый аэроплан. Крылатую машину в разобранном виде вскоре должны были доставить по караванным тропам из СССР. Вместе с ней согласно контракту ожидались пилот и бортмеханик.
Благодаря своему знанию английского, немецкого и русского, Юсуф оказался незаменим в общении с неверными и часто покидал лавку для деловых встреч. Вскоре молодого человека уже хорошо знали во всех западных миссиях и советском посольстве.
Из множества людей, прошедших перед Юсуфом за первые месяцы жизни в Кабуле, больше всего ему запомнился некий "мистер Читракш", прибывший с караваном из Пишкека. Высокий и крупный индиец с оливковой кожей, пучеглазый и большеротый, в светлом европейском костюме, он оказался старым другом Абдаллы. Познакомились торговцы лет десять назад еще в Благославенной Бухаре. Встретившись вновь, индиец прижал дядю к пухлой груди и, моргая увлажнившимися от избытка чувств глазами, отвел в гостиную, где был накрыт богатый дастархан. Во время обеда мистер Читракш оживленно жестикулировал, от чего драгоценные камни в золотых перстнях, украшавших длинные пальцы, радужно вспыхивали. Беседа, которую он вел с Саидовым, была полна воспоминаний о делах прошлого и планов на будущее.
Индийский гость собирался в Пешевар и надеялся, что старый друг, связанный торговлей с вождями тамошних племен, поможет ему с налаживанием контактов. Вообще, исполненный энергии Читракш строил планы чуть ли не мирового переустройства. Энтузиаст многозначительно обещал бухарцу, что скоро, очень скоро в регионе начнутся эпохальные перемены. Близится решающий момент в истории Пешевара, Афганского королевства и возможно самой Индии. Золото и оружие из СССР, полученные по договору Амануллой, будут тем маслом, которое прольется на тлеющие угли двухвековой ненависти патанов (11) к англичанам. Поднявшись на борьбу под руководством Амануллы-хана, племена воинственных пуштунов отбросят британцев от границ вглубь Индии. А там угнетенные соплеменники Читракша только и ждут, чтобы восстать.
Абдалла выказал по поводу услышанного сдержанный оптимизм. Рассказав индийцу о своих транспортных компаниях, предложил использовать аэроплан для переброски грузов и людей в зону свободных племен. Идея Читракшу понравилась. На ковре тут же расстелили карту, и оба торговца по-военному обстоятельно принялись решать, где в предгорьях Гиндукуша разместить для будущих операций транзитный лагерь со взлетно-посадочной полосой.
* * *
Ежедневно в лавке перед Юсуфом проходили десятки покупателей. К некоторым Абдалла требовал особого внимания. Одним из таких клиентов был отставной турецкий лейтенант Мустафа, застрявший в Афганистане после смерти Энвер-паши (12). Высокий и широкоплечий турок с худым скуластым лицом, украшенным черными закрученными, как у покойного командующего усами, появлялся на базаре раз в неделю. Оставив сопровождавших его разбойничьего вида молодцов снаружи, Мустафа проходил к дяде. Бывший офицер выказывал бухарцу большое уважение и чуть ли не военную субординацию. Во время встреч с купцом лицо турка принимало заискивающее выражение, как у собаки, выпрашивающей косточку с мясом.
Неспешно переговорив за неизменным кофе с хозяином лавки, бывший лейтенант вручал Юсуфу список необходимых товаров и вместе с ним шел в кладовые. Молодой человек, сверяясь с каракулями на листке бумаги, снимал с полок банки мясных консервов, отсчитывал обоймы с патронами к маузеровской винтовке, таскал к лошадям мешки с рисом и бидоны с керосином. Все это бралось в долг, и дядя делал соответствующую запись в конторской книге. Мустафа с раздражающей назойливостью следовал за юношей по всей лавке, заглядывая через плечо, чтобы убедиться, не ошибся ли племянник уважаемого Абдаллы. С каждым разом долг турка увеличивался, но вскоре ему представилась возможность частично расплатиться.
* * *
Еще один день, проведенный в лавке, закончился по установившемуся обычаю для купца с племянником ужином в дукане одноглазого Зульфакара. Пожилой седобородый араб с черной повязкой, прикрывавшей пустую глазницу, больше походил на разбойника из "Тысяча и одной ночи", чем на владельца харчевни. Сходство со сказочным персонажем ему добавляла кривая джамбия (13) в серебряных ножнах, устрашающе торчавшая за шелковым кушаком. Несмотря на воинственное имя и грозный вид Зульфакар (14) отличался мягким нравом. В свое время Абдалла помог ему освободиться из зиндана (15), где тот сидел за торговлю краденым. Теперь стоило Саидову появиться в харчевне, как коричневое, сморщенное, словно сушеный финик, лицо дуканщика расплывалось от приветливой улыбки. Стараясь угодить своему спасителю, Зульфакар готовил любимую Абдаллой курму (16) и сам прислуживал за трапезой.
В тот вечер к ужинавшим торговцам, поздоровавшись, подсел худой, как жердь, полицейский Джамаль. Он уже переоделся в цивильное: поверх длинной рубахи на узких плечах топорщился клетчатый пиджачок, а из широких, белых шаровар торчали голенастые ноги в разбитых башмаках. Полицейский много лет курил гашиш, и младший сын Зульфакара, шустрый парнишка лет двенадцати, не дожидаясь приказания, принес ему кальян с кусочком "пенджабского".
Джамаль несколько минут молча курил, не обращая на окружающих внимания, пока его серое, плохо выбритое лицо не расслабилось, а из черных глаз не исчезло выражение беспокойства. Заказав себе лепешки с медом, полицейский на вопрос "все ли у него в порядке?" пожаловался бухарцу на "собачью" работу. Господин начальник полиции требует от подчиненных, чтобы хватали любого, кто осмелится поносить великого короля Амануллу-хана, составлять списки смутьянов. А как это сделать, если, куда ни глянь, каждый второй только и знает, что ругает его величество? Всем глотки не заткнешь. Причем большинство болтунов уважаемые люди, хорошие знакомые - правоверные мусульмане, которым надоело терпеть надругательство над шариатом (17)...
Абдалла жевал курятину и сочувственно качал бритой головой. От работы Джамаль перешел к домашним делам. Жена хворает, на детей вечно нет времени, и мальчики целыми днями пропадают на улицах, проказничают, дерутся со сверстниками. Не проходит дня, чтобы кто-нибудь из соседей не пожаловался отцу на сорванцов.
- Если я правильно помню, уважаемый Джамаль, - перебил торговец, - на следующей неделе у вашего младшенького, Али день рождения?
- Десять лет исполнится, - полицейский поднес стеклянный мундштук к бледным губам и затянулся. - Только мы не празднуем...
Абдалла ополоснул жирные пальцы в плошке с водой, тщательно вытер полотенцем. Достав из-за пазухи тяжелый кошель, отсчитал серебряные монеты и положил перед курильщиком.
- Здесь тридцать лир, - сказал он, ласково улыбаясь, - купите вашему мальчику подарок от моего имени. Жаль, что не смогу сам поздравить. Совсем нет свободного времени. Наверное, Али уже забыл дядю Саидова.
- Ну что вы, уважаемый Абдалла, - полицейский быстро сгреб монеты, - он часто о вас вспоминает. Да ниспошлет вам аллах удачу во всех делах и крепкое здоровье... Вы знаете, я как раз вспомнил... Когда шел со службы, то видел, что из дома Рустама Мухаммадзи... Если я не ошибаюсь, вы просили присматривать за ним? Так вот, у старика сегодня были гости. Какие-то приезжие.
- Наверное, родичи, - сказал бухарец равнодушно, но Юсуф заметил, как в карих глазах дяди зажегся огонек любопытства. - Наконец-то решили навестить старика.
- Не знаю, кто они ему, - пожал плечами Джамаль, - приехали с караваном из Персии. Завтра утром уезжают дальше. Я не поленился, прошел за ними до караван-сарая, где они остановились. Думал, вам будет интересно.
Абдалла доверительно наклонился к собеседнику:
- Мне всегда хочется знать о конкурентах чуть-чуть больше, чем они обо мне. Я рассчитываю, мой дорогой друг, что вы и дальше будете рассказывать о всех последних новостях. Например, я хотел бы получать бумажку с именами болтунов на день раньше, чем ваш уважаемый начальник.
Еще несколько монет перекочевали из рук торговца в карман полицейского. Повеселевший Джамаль пообещал в следующий раз принести копию списка неблагонадежных. Дядя сделал Юсуфу знак собираться, и, попрощавшись с блюстителем порядка, они покинули харчевню.
На улице с наслаждением вдыхая прохладный воздух, Абдалла повел племянника в один из кварталов, где селилась кабульская беднота. Люди там жили всякие, кое-кто промышлял воровством, и район заслуженно пользовался дурной славой. Шагая рядом с задумавшимся торговцем, молодой человек, воспитанный беспрекословно подчиняться авторитету старших и не задавать лишних вопросов, ломал себе голову над тем, что понадобилось уважаемому купцу в такой трущобе? Переложив маленький браунинг из кармана шаровар в рукав халата, юноша бросал вокруг настороженные взгляды, следя, не увязался ли за ними кто-нибудь подозрительный. Времена были лихие, дядя из-за своих торговых дел всегда носил при себе много наличных, и Юсуф, выходя из дома, брал с собой оружие.
Наконец, Абдалла, отлично ориентировавшийся среди бедняцких хибар, вывел сына покойной сестры на самую окраину к небольшому дому на берегу реки. Время близилось к полуночи. Юсуф устал от ходьбы и замерз, поэтому обрадовался, когда человек в старой солдатской шинели впустил их в теплое нутро дома.
Дядя, по-видимому, не раз бывавший здесь, уверенно прошел темным коридором, поприветствовав мужчин, куривших вокруг тлеющей жаровни в гостиной. Распахнув дверь, которой оканчивался коридор, Абдалла остановился на пороге маленькой комнаты. Слева от входа на стене висела тусклая керосиновая лампа. Под окном, завернувшись с головой в одеяло из верблюжьей шерсти, спал человек.
Услышав шум, мужчина заворочался, и взъерошенная голова Мустафы, моргая закисшими глазами, уставилась на гостей. Притворив дверь за племянником, бухарец присел на корточки.
- Ассалам валейкум (18), лейтенант, - сказал купец. - Рад, что ты на месте.
Ответив на приветствие, турок сел, прикрывая ладонью сведенный зевотой рот. Юсуф заметил, что из-под края его подушки торчит изогнутая рукоять револьвера.
- Мне нужна твоя помощь, - сразу перешел к делу Абдалла. - Два верных и очень надежных человека. Они понадобятся мне до самого утра.
Мустафа задумался и поскреб черную бровь длинным ногтем мизинца.
- Вчера вернулись Ахмет и Бога, - наконец сказал турок. - На обоих можно полностью положиться, эфенди (19). Ребята ловкие и смелые, в любом деле не подведут.
- Скажи, чтобы собирались, - приказал Абдалла. - Завтра, после зухра (20) приедешь ко мне в лавку – есть еще дело. Кстати, я с удовольствием выпил бы кофе.
- Слушаюсь, эфенди, - шаркая ногами, обутыми в персидские туфли, Мустафа вышел.
Из-за двери донесся его грубый командный голос – что-то на турецком. Вскоре сонный паренек принес бронзовую джезву (21), от которой по комнате пошел бодрящий аромат горячего кофе. Дядя разлил напиток по фарфоровым чашечкам, и Юсуф осторожно пригубил горячее. Кофе оказался самым горьким и крепким в его жизни.
- Пей до дна, - посоветовал Абдалла. - Спать сегодня не придется.
На вопрос племянника, что же они будут делать всю ночь, дядя ответил, что нужно нанести визит в дом старика Рустама. Мухаммадзи гостеприимством не отличается и войти придется без разрешения, перебравшись через стену.
Дядя строго смотрел на сына покойной сестры, словно ожидая возражений или расспросов. Молодой человек смущенно отвел взгляд и допил кофе. На этом объяснения закончились.
Выходя следом за купцом из дома, Юсуф не мог понять - сердце скачет так бешено от напитка или в страхе перед будущим "визитом"? Он и раньше знал, что в своих делах "бухарский дядя" далеко не так законопослушен, как думали о нем соседи по базару. Но то, что Абдалла лично совершает на дома конкурентов ночные налеты, оказалось для племянника неприятной новостью. К этому его не готовили.
На улице их ждали двое здоровяков в стеганых ватных халатах и войлочных колпаках дервишей.
- Удачи, эфенди, - сказал провожавший Мустафа. - Будьте осторожны.
- Не волнуйся, - дядя поправил съехавшие на кончик носа очки. - Завтра жду тебя в лавке. Не опаздывай.
* * *
Оказавшись у глинобитного забора, за которым в облетевшем саду прятался дом старика Рустама, бухарец шепотом растолковал людям Мустафы план предстоящего дела. Поодаль у соседского жилища, нервно озираясь, стоял Юсуф. Кривая и узкая улочка спала мирным глубоким сном. Время от времени на черном небе тучи закрывали серебряную монету луны, погружая переулок в непроглядную темноту. Наконец инструктаж закончился, и Бога подставил своему товарищу широкую спину. Ахмет легко взобрался на невысокую стену и помог подняться приятелю. В следующее мгновение оба исчезли, по-кошачьи мягко спрыгнув во двор.
Ждать пришлось долго. Дядя несколько раз щелкал крышкой часов, поглядывая на фосфоресцирующие стрелки. Шел третий час, времени до рассвета осталось мало и Саидов нервно перебирал косточки сандаловых четок.
Наконец за стеной послышался шорох, негромкий условный свист и скрежет отодвигаемого засова. Скользнув вдоль стены, бухарцы протиснулись в приоткрывшуюся калитку. Впустивший Ахмет, прошептал:
- Все хорошо: старик и служанка лежат в своих комнатах связанные.
Кивнув, Абдалла быстро, почти бесшумно пошел по дорожке мимо корявых деревьев, отбрасывавших в свете выглянувшей луны причудливые тени. Сын покойной сестры старался не отставать.
Следом за подоспевшим турком нырнули в дом. Прошли в спальню, где на полу горела керосиновая лампа. С непривычки щурясь, Юсуф отошел к занавешенному покрывалом окну. Насупившийся Бога стоял около скомканной постели, поверх которой лежал связанный по рукам и ногам старик. Во рту Рустама Мухаммадзи торчала скрученная тряпка, заменявшая кляп, седые усы и бороду испачкала кровь из разбитого носа. Вытаращенные от ужаса глаза следили за налетчиками.
- Можете пока идти, - сказал Абдалла. - Поройтесь в доме, поищите что-нибудь для себя. Дверь прикройте.
Турки послушно вышли. Взяв лампу, Абдалла медленно прошелся по комнате, отбрасывая длинную ломаную тень. Старик Рустам с хлюпаньем потянул носом. Подойдя к нему, бухарец опустил лампу на пол и присел на корточки у тюфяка. Взял старика за руку чуть повыше стягивавшего кисти ремня. Вздрогнув, пленник замычал, пытаясь что-то сказать.
- Слушай меня очень внимательно, - начал Абдалла, - повторять я не буду. Сейчас я вытащу эту грязную тряпку и задам несколько вопросов. Ответишь честно - будешь жить. Соврешь - будем жечь пятки и резать шкуру на ремни. Выколем глаза...
Он вытащил импровизированный кляп. Рустам шумно и жадно задышал, закашлялся. Попросил воды.
- Подождешь, - бухарец жестом остановил двинувшегося с места племянника. - Воду получишь после того, как честно ответишь на вопрос. Но учти... я ответ знаю. Спрашиваю, чтобы проверить твою искренность. Если соврешь... - Абдалла взял старика за горло. - К тебе вечером приходил гость из Персии. Для кого он оставил письмо?
Сглотнув, пленник ответил, что письмо передали для брата покойной жены. Он живет под Кабулом. В селении... Голос Рустама оборвался: он захрипел, хватая воздух оскаленным ртом. С каждой секундой дядины пальцы все сильнее сжимали ему горло. Старик судорожно забился в постели.
- Придержи ему ноги, - Абдалла навалился на жертву. - Быстрее.
Стараясь не думать о том, что делает, Юсуф шагнул к постели и, опустившись на колени, зажал подмышкой костлявые лодыжки старика. Рустам страшно захрапел, налившиеся кровью глаза выпучились. Видя, что чуть-чуть и допрашиваемому придет конец, дядя разжал пальцы.
Срываясь с хрипа на кашель, несколько минут старик приходил в себя. Наконец, он обмяк, негромко застонал. Абдалла несильно шлепнул по лицу хозяина дома.
- Молчать, - сказал он. - Повторяю вопрос... Больше не врать, мое терпение кончилось. Для кого передали письмо?
- Для Ибрагим-бека (22), - выдохнул Рустам. - Правду говорю. Аллахом клянусь!
- Не кричи, - поморщился купец. - Ты прогневал бога, и он не услышит твои крики. Но в этот раз ты сказал правду. Ты служишь Ибрагим-беку с прошлого лета... Куда ты спрятал письмо? Только не огорчай меня упрямством, пожалуйста.
Дядя вынул из широкого рукава халата короткий, острый нож. Показал пленнику. Тот мелко затрясся.
- Письмо здесь, - начал старик, всхлипывая, - в комнате. Там, у стены под ковром есть тайник. В левом углу.
Абдалла поднялся, подошел к стене и отвернул ковер:
- Здесь?
- Да, да, - затряс бородой Рустам.
Присев, бухарец поковырял кончиком ножа земляной пол. Нашел щель и поддел деревянную крышку тайника. Достал из него маленький медный кувшин с запечатанным горлышком. Сковырнув воск, вылил оливковое масло на пол. Заглянул внутрь кувшина и вытряхнул на ладонь алюминиевый футлярчик размером с указательный палец.
Абдалла вернулся к лампе и, рассмотрев футляр при ярком свете, раскрутил. Внутри оказался листок бумаги, свернутый в трубочку. Развернув письмо, торговец увидел знакомую ему тайнопись.
- Будем уходить, - сказал он племяннику. - Передай Ахмету, чтобы шел ко мне.
Выпустив ноги старика, Юсуф вышел из комнаты. Идя на свет масляной лампы, он отыскал воров в кладовой. Вдоль стен стояли открытые сундуки. Повсюду валялась одежда, рулоны тканей и медная посуда. На полу лежали два покрывала, и Бога с Ахметом деловито складывали на них отобранные вещи.
- Ахмет, тебя дядя зовет, - сказал Юсуф. - Заканчивайте с тряпками. Время идти.
- Сейчас, эфенди, - пробормотал турок.
Он торопливо свернул какой-то халат и добавил к своей куче. Привычно увязав краденое, вор потащил тюк из комнаты. Бога сунулся в сундук, стал торопливо выбрасывать из него вещи. На пол рядом с ногами Юсуфа посыпались какие-то бумаги, раскрывшись, шлепнулась книжка в кожаном переплете. Воспитанный в уважении к книгам, любивший читать молодой человек нагнулся за томиком.
Машинально взглянув на пожелтевшие страницы, он с удивлением увидел, что текст написан русскими буквами. Разобрав несколько строчек, заинтригованный Юсуф понял, что перед ним ежедневник какого-то русского. Заинтересовавшись находкой и стараясь отвлечься от мрачных мыслей, не покидавших его после ухода из дома Мустафы, он принялся листать страницы. Судя по датам, написано почти полсотни лет назад. На первой странице автограф:
"Дневник поручика Н-ского туркестанского стрелкового полка Владимира Бека"
В гостиной послышались торопливые шаги, и дядин голос резко позвал племянника. Вздрогнув от неожиданности, юноша захлопнул дневник и, поколебавшись, спрятал за полу халата. Будет что почитать в свободное время. Конечно, если оно появится. Поспешил на зов Абдаллы.
- Уходим, - приказал Абдалла, когда сын покойной сестры вышел к нему.
- А эти что... тут останутся? - поинтересовался Юсуф.
Глянув мимо племянника, бухарец ответил, что о турках беспокоиться нечего, сами о себе позаботятся.
- Без них дел полно, - выходя в сад, пробормотал Абдалла.
- А как же Рустам Мухаммадзи? Он же знает вас и в полицию побежит.
Услышав вопрос, торговец издал звук, будто поперхнулся. Блеснув в лунном свете стеклышками очков, Абдалла сказал, что ему удалось убедить Рустама молчать о ночном визите.
- Он никому ничего не расскажет, - добавил дядя. - Можешь мне поверить...
Шанхай, 1934 год
Даже во сне лицо Натальи сохраняло привычное спокойно-равнодушное выражение. Некоторое время, борясь с желанием поцеловать, он наблюдал за спящей. С грустью думал, что похоже запутался, как муха в паутине. Еще на второй или третий день знакомства с бывшей машинисткой он с тревогой понял, что все время думает о ней. Стоило девушке уйти, как грудь заполняли тоска и беспокойство, исчезавшие только с ее возвращением. Вскоре Саше было мало одного секса. Его растущая с каждым днем страсть требовала ответного движения души Натальи, но разбивалась о маску, которую привычно носила женщина. А обострившееся восприятие невольно выхватывало из общения мельчайшие симптомы, свидетельствовавшие о безразличии к нему, как к мужчине. Заученные улыбки, имитирующие удовольствие стоны, рассеянный взгляд - опасной бритвой резали по воспаленным нервам.
Страстно целуя, лаская тело проститутки, он вопреки логике, желал в ответ такого же пыла, искренности в ее стонах нелепых своей нарочитостью. И внутренне сникал, когда его любовный восторг увязал, гас в ее профессиональном, механическом "танце". Оставаясь внешне спокойным, он в глубине души бесился от возникшей и усиливающейся с каждым днем зависимости. Малодушно опасался, что рано или поздно Рыжая-бесстыжая попытается вить из него веревки. В глубине души прозревал, что не сможет ей ни в чем отказать. Все это было так некстати...
Не удержавшись, Саша поцелуем разбудил девушку и занялся с ней сексом. Сонная Наталья, постанывая, привычно перенесла его бурную атаку, и когда, разрядившись, мужчина сполз с нее, села на кровати.
- О-хо-хо-нюшки, - потянулась женщина, закурила папироску и пошла в душ.
* * *
За окном окончательно стемнело, и Наталья захотела в кино. Одевшись, они покинули гостиницу и, пройдясь в душном влажном воздухе по улице, купили в кассе "Серебряной звезды" билеты на два фильма подряд. Зашли в темный и полупустой зал кинотеатра. Давали мелодраму из современной китайской жизни, творение одной из многочисленных шанхайских студий. Мужчина быстро заскучал. В отличие от него девушка, замерев в кресле, с неподдельным интересом следила за событиями, разворачивавшимися на белом полотне экрана. Вскоре где-то на середине фильма Саша не выдержал, извинился и вышел из зала. Наталья не обратила на его уход никакого внимания.
Напротив кинотеатра имелся бар. Перейдя улицу и прозвенев колокольчиком над входной дверью, он обосновался в конце стойки так, чтобы через разрисованную витрину видеть вход в "Серебряную звезду". Кроме него и бармена в маленьком помещении, где стены были заклеены яркими плакатами с рекламой коктейлей, сидели несколько человек: невзрачная китаянка и двое мужчин, судя по одежде – секретарша и клерки. Попивая из высоких бокалов вино, посетители чинно беседовали.
Александр заказал двойной мартини бьянко с ломтиком лимона и льдом. Возвращаться в кинотеатр не хотелось. Бездумно наблюдая за улицей, он медленно выедал лимонную дольку, смывая с языка сок горьковатым вермутом. Бокал неожиданно быстро опустел, и мужчина заказал следующий...
Он чуть не упустил момент, когда из фойе кинотеатра на ночную улицу вышла рыжеволосая девушка в зеленом шелковом платье с расшитым золотом ридикюлем в руках. Задержалась у залитого холодным электрическим светом входа, растерянно посмотрела по сторонам. Саша соскочил с табурета и, ощущая легкое головокружение, прошел к двери, толкнул. Зазвенел колокольчик. За стойкой встревоженный неожиданной резвостью клиента бармен напрягся, готовясь броситься вдогонку: посетитель еще не заплатил за выпитый мартини.
- Я здесь, - Александр помахал рукой. - Наталья, иди сюда!
Увидев его, девушка сошла с тротуара. Следя за машинами, пересекла дорогу. Он встретил ее поцелуем в теплую щечку и предложил зайти в бар - посидеть, выпить. Наталья отказалась: поздно, пора возвращаться домой.
- Я тебя отвезу, - сказал Саша. - Сейчас возьмем такси.
- Сама доеду, - девушка вопросительно посмотрела на мужчину.
- Ах да, - он полез в карман пиджака за бумажником. - Минутку. Сейчас... Может вернемся в гостиницу?
- Я устала и хочу спать, - девушка посторонилась, пропуская шумную компанию итальянских моряков. - Завтра тоже будет день... Спасибо, - она спрятала деньги в сумочку. - Я пойду.
- Подожди, - увидев такси, Александр шагнул к дороге и подал водителю знак остановиться. - Сейчас поедешь.
Машина затормозила, шофер пугнул клаксоном какого-то пьяного, пытавшегося сойти с тротуара прямо под колеса. Прошуршав по асфальту шинами, автомобиль остановился рядом с мужчиной, приобнявшим девушку за талию.
- Как фильмы? - Саша открыл дверцу такси. - Интересные?
- Да, - Наталья забралась на кожаное сиденье. - До завтра.
Александр наклонился и поцеловал в сухие губы. Включив счетчик, водитель-китаец терпеливо ждал.
- До завтра, - повторила девушка. - Па-па.
- Не опаздывай, - Саша выпрямился. - Буду ждать.
Наталья закрыла дверцу и беззвучно сказала адрес таксисту. Тот кивнул, и автомобиль укатил прочь, оставив после себя душный выхлоп сгоревшего бензина. Александр проследил за рубиновыми катафотами. Вернулся в бар на свое место в конце стойки. Задумчиво перебрал картонки с рекламой вермута из-под заказанных коктейлей.
- Желаете расплатиться? - осведомился бармен.
- Еще порцию мартини с лимоном, - попросил Александр. - Двойную.
Афганистан, 1928 год
Неделя, день за днем проведенная верхом, окончательно измотала Юсуфа. Спину нещадно ломило, горела огнем натертая седлом кожа. В отличии от Саидова, державшегося на коне с непринужденностью джигита, юноша впервые в жизни провел на лошади столько времени. Три дня на горной дороге в поисках подходящего участка для засады. Затем поездка к месту встречи десанта: пятидесяти человек в афганской форме из верблюжьей шерсти при четырех "льюисах" (23). И с ними обратно в горы.
Командир отряда, коренастый мужик с квадратными усиками на крупнослепленном и загорелом до черноты лице знавал "дядю" по работе в Туркестане. В дороге они ехали бок о бок, негромко беседуя о политике и старых знакомых. Изнывая от жары, молодой человек плелся следом на своей каурой лошадке. Здесь в горах лавка и дом в Кабуле казались ему самым уютным местом на земле.
Письмо Ибрагим-беку, которое захватили в доме покойного Рустама Мухаммадзи, "дядя" расшифровал. В нем один из многочисленных друзей лидера басмаческого движения сообщал об отправке в ближайшие дни отрядам повстанцев каравана с боеприпасами. Там же имелся подробный маршрут, по которому должны были проследовать грузовики со снарядами и динамитом. Машины будут сопровождать двое инструкторов-сикхов - артиллерист и сапер, сержанты британских колониальных войск.
Письмо передали в советское посольство на радиостанцию. Через некоторое время получили ответ: "караван - перехватить, груз и сопровождающих - уничтожить". Руководство САВО (24) опасалось, что, получив боеприпасы, отряды Ибрагим-бека предпримут рейд через госграницу. Разработку и осуществление операции поручили Абдалле. Раздраженный тяжелой задачей, свалившейся как снег на голову, сообщив друзьям-торговцам, что уезжает к умирающему родичу в Мазари-Шариф, Саидов запер лавку и дом. Прихватив с собой "племянника", выехал из Кабула.
Командование, решив отработать в предстоящей операции высадку воздушного десанта на дальних расстояниях, настояло на применении авиации САВО. Требовалась подходящая площадка для посадок аэропланов, и Абдалла, ощущая на себе большую ответственность, эти дни почти не спал, в неимоверном количестве поглощал крепчайший кофе и совсем загнал помощников. Одуревший от усталости и недосыпания Юсуф только поражался выносливости "бухарца". Саидов почти не слезал с коня и сумел за считанные дни выбрать наиболее подходящее место с такыром (25) для посадки крылатых машин. Через границу дали знать о том, что готовы принять "посылку" и получили подтверждение...
Целый день, пугая загнанных во двор полуразрушенной крепостцы лошадей, в небе над долиной ревели моторы заходящих на посадку, взлетающих "Юнкерсов-13". Нервничавший не меньше коней Юсуф вместе с четырьмя подручными успокаивал табун, переходя от одного животного к другому. Гудение аэропланов неожиданно остро оживило загнанный в глубины памяти страх, который молодой человек считал давно изжитым.
В двадцатом году еще совсем мальчишкой он сбежал из дома в поисках приключений и подвигов. Скрыв "не пролетарское" происхождение, первый, но не последний раз в жизни изменив фамилию, Юсуф вступил добровольцем в 1-ый Тульский стрелковый полк. Через несколько недель, едва научившись обращаться с винтовкой, он отправился в грязной теплушке на польский фронт - нести в Европу свободу и власть Советов. Участвуя в Походе на Варшаву, попал с товарищами под бомбежку. Эскадрилья польских аэропланов, управляемых американскими пилотами, накрыла их батальон на марше в поле, неподалеку от какого-то местечка... Рев двигателей и дробный стук пулеметов над головой, короткий, пробирающий до мозга костей вой авиабомб и сразу удары взрывов. Свист осколков, казалось, летящих прямо в спину удирающему, как заяц, Александру. Изуродованные, посеченные железом и обожженные трупы товарищей. Неглубокие воронки, из которых несло пироксилиновой гарью.
После налета, собрав мертвецов, торопливо зарыли тела там же у дороги. Построившись в колонну, подгоняемые взводными, пошли дальше...
Оказывается, ничего из памяти не исчезло навсегда, и теперь при подлете каждого нового аэроплана по спине пробегали нервные мурашки. И возникало острое желание забраться куда-нибудь в укрытие.
* * *
Место для засады Абдалла выбрал хорошее: отрезок горной дороги между двумя поворотами. Относительно прямой участок широкого караванного пути и уходящий от него вверх к серому небу, пологий склон. На нем и расположились, укрываясь за валунами и чахлыми кустиками, бойцы десанта. Через несколько сотен метров дорога вновь делала крутой изгиб. Внизу, за обрывистым краем, на дне глубокого ущелья шумела на камнях горная речка.
Коней стреножили и оставили пастись под охраной пяти человек в большой долине за полверсты от места засады. На поворотах оборудовали пулеметные гнезда: по два "льюиса" в каждом. Остальные красноармейцы, вооруженные кавалерийскими карабинами, рассыпались вдоль склона. Приготовления завершились перед самым рассветом, и кто-то из стрелков задремал, воспользовавшись передышкой.
Юсуф вместе с "дядей" и командиром устроился за грудой камней шагах в ста от второго поворота. Абдалла, одетый вместо привычного халата в афганскую солдатскую форму, привалился спиной к серому валуну. Закрыв глаза, он рассеянно поглаживал пальцами зарубки на потертом прикладе винтовки, оснащенной снайперским прицелом. Его приятель, присев рядом на корточки, курил папиросу. Постреливая внимательными глазками по склону, командир негромко рассказывал о том, как в прошлом году вместе с женой и детьми ездил к родичам под Киев, в отпуск. Рыбалка, грибы, поля с пшеницей и цветущими подсолнухами. Две недели великолепного ничегонеделания...
Шум двигателей, как и рассчитал Саидов, послышался около девяти утра. До этого, ведя под уздцы навьюченных ишаков, по дороге прошли двое афганцев и проехала нагруженная мешками арба. Юсуф увидел, как, оживившись, "дядя" снимает предохранительные крышечки с прицела, и вставил в свою "мосинку" снаряженную обойму. Дослал в патронник верхний блеснувший медью патрон. Положил ствол винтовки на камень и завозился, устраиваясь поудобнее.
- Я стреляю первый и только потом ты пускаешь ракету, - напомнил Саидов командиру отряда.
Тот кивнул и взвел курок черной с нелепо толстым стволом ракетницы. В это время из-за поворота показался головной грузовик. За ним второй, третий... Машины ползли с интервалом метров в двадцать. Над штабелями ящиков, закрепленных тросами, дрожали брезентовые тенты. В кабинах сидели по двое человек, а над дощатыми бортами кое-где торчали головы в тюрбанах. Наконец последний шестой грузовик выехал на дорогу.
Слева от юноши прогремел винтовочный выстрел. Лобовое стекло первого грузовика осыпалось, и водитель ткнулся лицом в руль. Туго, раскатисто бабахнула ракетница, и в голубом холодном небе зажглась огненно-красная звезда. За спиной Юсуфа и спереди на правом фланге загрохотали пулеметы. По всему склону хлопали винтовки.
Попавшие под огонь машины теряли управление, съезжали с дороги, останавливались. Лобовые стекла разлетались вдребезги, лопались шины, выбрасывая пыльные фонтанчики воздуха. На дверцах и крышах кабин возникали прошитые пулеметами "узоры". Один из грузовиков, чей водитель в агонии отвернул руль вправо, съехал с дороги и, наскочив передним колесом на большой камень, застрял над обрывом. Сидевшие в кузовах охранники соскакивали на землю и пытались спрятаться за автомобилями. Но никто из них так и не успел пустить в ход свое оружие.
Целясь по кабине предпоследнего грузовика, Юсуф выпустил все пять пуль, перезарядил. Поискал глазами подходящую мишень, увидел осторожно высовывающегося из-за колеса человека и выстрелил. Заметил, как пуля разметала на дороге камешки рядом с целью. Передернул затвор, выбросив стреляную гильзу.
Мужчина выскочил из укрытия и со всех ног бросился к повороту. Буквально через мгновение в грудь беглеца, сбив с ног, ударила пулеметная очередь. Юсуф машинально выстрелил, промахнулся и убрал указательный палец со спускового крючка. Бой или, вернее сказать, избиение завершилось. Минут через десять после того, как прозвучал выстрел Саидова, положивший начало расстрелу колонны, стрельба стала стихать сама собой. Первыми, расстреляв по полному диску, замолкли пулеметы, затем один за другим, прекратили огонь стрелки.
Изрешеченные грузовики застыли вдоль дороги, около них в нелепых позах лежали убитые.
- Пойду, проверю, - командир отряда вытащил наган и зашагал вниз по склону.
Почти сразу за ним потянулись остальные красноармейцы. Саидов опустил винтовку и надел защитные колпачки, потом спрятал оружие в кожаный чехол. Юсуф дождался, когда он закончит возиться с ружьем и, пропустив "бухарца" вперед, пошел следом. С дороги доносились возбужденные голоса: из-под грузовика извлекли живыми двух водителей, а из канавы тащили за руки контуженного в голову патана.
Пока начальство решало, что делать с пленными, трупы убитых и раненых обыскали. Собрав документы, принесли Саидову. Несколько человек, обученные подрывному делу, занялись минированием машин. Молодой заместитель командира десанта подошел доложить, что потерь в отряде нет, противник же потерял - девятнадцать человек убитыми и восемь тяжелоранеными. Три человека взяты в плен.
- Ну, что прикажешь с ними делать? - спросил командир, рассматривая трясущихся от страха водителей в запыленных куртках и патана с оцарапанным пулей лбом. - Может, они нужны тебе?
Он покосился на Абдаллу, изучавшего собранные бумаги.
- Шофера - индийцы, - сказал "бухарец". - Их заберем с собой. Пусть с ними в штабе поработают, может, расскажут что-нибудь интересное. Остальных... Раненых и контуженного в расход.
- Слышал? - спросил командир отряда у помощника. - Исполнять.
- Есть.
Вытащив наган из рыжей кобуры, молодой командир не спеша проверил, все ли гнезда барабана заполнены патронами. Приняв позу стрелка, целящегося в мишень, направил револьвер на патана, которого двое солдат держали за связанные руки. Молодой пуштун обвел растерянным взглядом собравшихся перед ним людей. Державшие парня красноармейцы подались в стороны.
- Забрызгает, - нахмурился один из них.
- Не боись, я аккуратно, - пообещал помощник командира и нажал на спуск...
Шанхай, 1934 год
Автомобильный выхлоп на дороге под окнами гостиницы отразился во сне грохотом выстрела. Проснувшись, первые несколько мгновений Саша не мог сообразить, где находится. В глаза бил яркий дневной свет, рубашка, которую не снял, промокла от пота. В затылке болезненно постукивали злые молоточки похмелья. Хотелось пить.
- Напиваться не хорошо, - пробормотал Саша укоризненно.
Плохой сон, приснившийся под утро, вызвал из памяти события шестилетней давности. Тогда на каменистой горной дороге прогремел револьверный выстрел. Пуля из нагана вошла молодому пуштуну точно между черных бровей и увязла в мозгу. Почти одновременно, выпустив пленного, красноармейцы шагнули в стороны. Ноги мертвеца подломились, и он безвольно повалился вперед.
- К черту все это, - произнес Александр.
Стаскивая рубашку, трусы, носки, он прошел в ванную комнату. Холодный душ освежил и прогнал расслабленное состояние, и головная боль ослабла. Но ощущение беспокойства, неясной тревоги, вызванное нехорошим сном-воспоминанием, осталось.
Выйдя из душа и набросив халат, Саша отыскал в чемодане порошок аспирина. Гримасничая, проглотил, запив теплой водой из графина. Полегчало и захотелось есть. Он посмотрел на часы: четверть двенадцатого. Где-то в это время обычно приезжала Рыжая-бесстыжая.
Переодевшись во все свежее, Александр спустился в reception и попросил прислать горничную убраться в номере. Пока он разговаривал со служащим, в вестибюль гостиницы вошла Наталья. Сегодня на ней было облегающее фигуру и доходящее до колен платье из красного в лиловых цветах шелка.
- Привет, - девушка подошла.
Саша легонько поцеловал ее в накрашенные губы и поинтересовался, как она спала. Пожимая плечиками, Наталья ответила, что хорошо. Спросила, почему он внизу.
- Да вот, позавтракать собрался, - пояснил Саша. - Составишь компанию? Все равно сейчас в номере уборка.
Наталья согласилась на чашечку зеленого чая и мед. В ресторане гостиницы сели за столик в углу зала, подальше от окон. Александр сделал заказ официанту. Оглянулся по сторонам: практически пусто, официанты в черных костюмах и белоснежных манишках стайкой пингвинов скучают у стены, да за одним из столиков сидят двое пожилых мужчин с газетами в руках. Перевел взгляд на свежее, загорелое, чуть присыпанное веснушками лицо Натальи. С трудом удержался от нового поцелуя.
Девушка достала папироску. Подошел официант, щелкнул зажигалкой. Наталья прикурила и выпустила в сторону струйку ставшего уже привычным, с горьковатым вишневым привкусом дыма.
- Я сегодня не надолго, - сказала она. - Часа на два, не больше.
- Не понял, - Александр внутренне напрягся. - Что случилось?
Делая паузы и рассеянно глядя мимо собеседника, Наталья пояснила: утром к ней заезжал человек от мадам Лихуа. Сообщил, что сегодня фирма обслуживает вечеринку в доме одного "очень важного человека, миллионера". Все девушки должны выйти на работу.
- Но ты же предупредила их, что заболела, - возмутился Саша. - И мы договорились, пока я в Шанхае...
- Он меня видел, - перебила Наталья. - Мне надо было лежать в постели... Например, в гипсе, - она скорчила гримаску, - чтобы мадам оставила в покое. Это очень важный заказ для фирмы.
- Так, может, мне стоит сломать тебе руку? - серьезно и зло спросил Александр. - Мы же договорились.
На лице проститутки появилось выражение тревоги.
- Пойми, дорогой, если я не пойду сегодня, - медленно и ласково, словно мать, успокаивающая закапризничавшего ребенка, заговорила Наталья, - то мадам прогонит меня. Даст знать во все городские фирмы. Меня потом не возьмут ни в одно приличное заведение. Еще и неустойку придется платить.
- Я заплачу тебе за сегодняшний день вдвойне, - упрямо сказал Саша. - Придумай что-нибудь. Откажись, не езди...
- Ты меня не слышишь, - Наталья нервно загасила окурок в бронзовой пепельнице и вставила в мундштук новую папироску.
Принесший чай официант предупредительно щелкнул зажигалкой. Дождавшись, когда он уйдет, девушка сказала:
- Я не могу не поехать. Тут дело не в том, сколько ты заплатишь. Для тебя... Ну не побудешь со мной весь день, так завтра я опять приеду. Что изменится? И потом... Вечеринка у мистера Лю... Это очень серьезно. Я не могу отказаться, - Наталья решительно тряхнула рыжими волосами. - Нет. Не могу.
Она зачерпнула ложечкой мед и запила чаем. Лицо утратило свое обычно равнодушное выражение, ожило, но зеленые глаза по-прежнему смотрели мимо Александра.
- Хорошо, - подумав, сдался Саша. - Два часа, так два часа. Только завтра останешься на ночь.
- Да, - Наталья мельком взглянула на циферблат дешевых женских часиков. - Договорились.
* * *
Отправив девушку на такси из гостиницы, Александр задумался, чем ему заняться. Нехороший сон, совпавший с пробуждением, похоже задавал тон всему дню. Торопливый секс с Натальей, еще более отстраненной и холодной, мысленно витающей неизвестно где, не доставил мужчине удовольствия. А с отъездом Рыжей-бесстыжей нахлынула тоска. Одиночество стало таким острым, что Саша ощутил почти физическую боль в груди.
- С-сучка, - сказал он бессильно. - Да пошла ты...
Зло подумал, что она действительно скоро пойдет. Именно туда, куда посылает. Злость мгновенно угасла, осталась боль.
Пытаясь придумать себе занятие, позвонил мистеру Фангу. В конторе комиссионера не оказалось. Перебирая в уме доступные развлечения, (я бы поставила тире или двоеточие) дансинг, кино, игорные дома, сразу вспомнил о Константине Павловиче. Господин Луговой - старожил Шанхая и единственный знакомый русский в городе. Владелец антикварного магазина и старинный корреспондент нескольких европейских и северо-американских газет. Один из постоянных авторов "Шанхайской зари" (26) и член русской национал-социалистической партии, перекочевавшей из Харбина после передачи города большевикам.
С господином Луговым он познакомился в Шанхае, тот приехал в гостиницу забрать посылку. Известный торговец древностями мистер Финкельштейн – хороший знакомый Саши по Чикаго – узнав о предстоящей поездке в Китай, решил воспользоваться оказией. Попросил передать коллеге по бизнесу три золотых статера (27) времен Филлипа Второго, отца Александра Македонского. Монеты, заказанные для одного из китайских нуворишей, стоили больших денег, и мистер Финкельштейн, не желая доверить их почте, предпочел воспользоваться Сашиными услугами.
В благодарность за помощь Константин Павлович устроил молодому человеку ознакомительную экскурсию по городу на автомобиле. Шанхай произвел на приезжего далеко неоднозначное впечатление своей азиатской пестротой и поразительным контрастом между зажиточными кварталами сеттльментов (28) и китайскими трущобами. Чего нельзя было сказать о новом знакомом Саши. Луговой понравился американцу.
Несмотря на двадцать лет разницы в возрасте, отличия в характере и воспитании оба русских оставили друг у друга приятное впечатление. Господин Луговой взял "американца" под опеку и, пока на горизонте не появилась рыжеволосая проститутка, виделся с ним каждый день. Как журналист проявлял большой интерес к международной политике, будущему несчастной большевистской России и расспрашивал о жизни в республике Советов. Склонность пропагандировать свои идеи еще больше толкала пожилого антиквара к молодому человеку. Но господин Луговой был достаточно тактичен и ненавязчив. Прожив бурную жизнь, имел в своем багаже множество интереснейших историй. Саша с любопытством слушал его воспоминания о Трансваале (29) и войне с китайскими боксерами (30). Как человек, активно участвующий в политической жизни Шанхая, Луговой любил рассказывать и о современных китайских делах, в которых, казалось, сам черт ногу сломит.
Мысль встретиться с Константином Павловичем пришлась Саше по душе. Он протелефонировал в антикварный магазин. Хозяин оказался на месте и, судя по оживившемуся голосу, искренне обрадовался звонку. Договорились вместе пообедать через час в "Царевне", дорогом русском ресторане неподалеку от авеню Жоффра.
Александр, которому не сиделось на месте, пришел туда первым. Предупредив метрдотеля, что ждет гостя, направился к стойке бара пропустить аперитив. Несмотря на обилие русского декора порядки в "Царевне" господствовали космополитические. То же касалось и большинства посетителей. Среди них преобладали китайцы, слышалась английская, французская речь. Бизнесмены, моряки в мундирах военных и торговых флотов всего мира, соблазнившись русской экзотикой, сидели за накрытыми столами, обслуживавшимися официантами в косоворотках, шароварах и лакированных туфлях.
Русские, как рассказывал господин Луговой, в "Царевну" ходили не часто, так как предпочитали заведения менее помпезные и более дешевые. Вообще из того, что Саша успел услышать от нового шанхайского друга, русская община в международном городе занимала далеко не последнее место. Более тысячи различных фирм, предприятий, магазинов открыли русские беженцы, наводнившие Королеву Азии после победы большевиков в гражданской войне и конфликта на КВЖД (31). На авеню Жоффра - центральной улице французской концессии – русские вывески попадались чаще других, и со всех сторон звучала русская речь. Но эмиграция есть эмиграция, жизненного успеха на чужбине добивались единицы, большинство же вело жизнь самую обыкновенную, стараясь сводить концы с концами от жалования до жалования.
- К вам пришли, - метрдотель неслышно возник сбоку от молодого человека. - Константин Павлович ожидают.
Александр прошел к столику в глубине зала, где уже стоял шанхайский старожил. Высокий за малым три аршина роста, широкоплечий - косая сажень в плечах, господин Луговой гвардейской выправкой не отличался. Сильно сутулясь, внимательными серыми глазами бесцеремонно разглядывал посетителей сквозь очки в старомодной оправе. Лицо, украшенное седеющей бородкой и закрученными усиками а-ля Столыпин, выглядело сосредоточенным. Увидев молодого приятеля, он расплылся в добродушной улыбке и шагнул навстречу, протянув для рукопожатия на удивление изящную кисть, которую не портило отсутствие мизинца.
- Добрый день, Саша, - сказал он негромко и с чувством. - Рад вас видеть. Куда же вы запропастились?
- Bussines, Константин Павлович, - Александр ответил на рукопожатие и поправился:
- Дела.
Они присели за столик сервированный фарфоровой посудой и хрусталем. Метр протянул каждому из гостей многостраничное меню, украшенное замысловатыми виньетками, жар-птицами и женской головкой в кокошнике.
Молодой человек сразу же вернул свой экземпляр:
- Полностью полагаюсь на ваш выбор, Константин Павлович. Я тут и десятой части блюд не знаю.
- Не беспокойтесь, Саша, - антиквар внимательно читал меню, - я вас не подведу... Значит так, любезный Симон Сергеевич, принесите нам для начала водки. Граммов триста. Пирожков на закуску с телячьей печенкой, яйцом и луком, грибочков маринованных. Маслят. Икорки черной...
Господин Луговой в отличие от американского приятеля через пайковые "прелести" "военного коммунизма" (32) не проходил. Изобилие в еде воспринимал как должное, и не глазами бывшего голодного студента Рабоче-Крестьянского института Восточных языков. Поэтому заказывал предстоящий обед долго и со вкусом. Обсуждал выбор блюд с метрдотелем, как заказчик с подрядчиком планируют строительство будущего дома. Пока добрались до десерта, расторопные официанты, следуя знакам своего шефа, уставили закусками скатерть и разлили водку из запотевшего графина по рюмкам.
Константин Павлович наконец отпустил метра и, сутулясь над столом, окинул внимательным взглядом принесенную снедь. Оставшись доволен осмотром, взял в руку, на кисти которой поблескивал старинный золотой браслет, рюмку. Саша последовал его примеру. Выпили за встречу и закусили горячими пирожками со сложным фаршем.
- Вкусно, - то ли спросил, то ли подтвердил Константин Павлович. - Так куда же вы пропали, мой друг? Только собрался познакомить вас с друзьями - нашими соплеменниками, а вы исчезли.
Серые глаза добродушно уставились на молодого человека сквозь прозрачные, как водка, стекла.
- Бизнес... - начал было Александр, но не удержался и по старой, русской привычке выложил приятному, но малознакомому – в общем-то, чужому – человеку о сердечном недуге, сразившем его на прошлой неделе.
Сотрапезник слушал внимательно, даже перестал есть. Узнав о профессии рыжеволосой пассии молодого приятеля, чуть слышно вздохнул.
- Такие вот пироги, - Саша со смешком откусил от пирожка с яйцом и луком. - Сам себе вызвал на голову... Не знаю, как и быть теперь.
- Давайте выпьем, - Константин Павлович кивнул официанту. - Любовь – это прекрасно, Саша. Выпьем за вас и ваши чувства.
- Благодарю, - Александр проглотил водку. - Но в моем случае... Любовь к профессиональной проститутке – это глупо, бессмысленно и ненормально. Наверное, со стороны выглядит и вовсе смешно.
- Не занимайтесь самоедством, - Константин Павлович погрозил указательным пальцем. - Конечно, есть в любви к... падшей женщине нечто юнкерское, из романов. Купринское что ли... Но... А вы уверены, что это любовь? Не просто страсть, увлечение?
Александр пожал плечами:
- Когда Наталья рядом - мне хорошо. Стоит ей уехать, как меня всего разрывает на части.
- Мне кажется, вы несколько преувеличиваете, - заметил антиквар. - Вы симпатичный и обеспеченный человек. Немало повидали. Женщин у вас, я думаю, тоже хватало. Ведь так?
- Я не Дон Гуан, - потупился Александр. - Все понимаю, Константин Павлович, но вот... Не могу и все. Сто раз себе говорил, что ничего хорошего из этого выйти не может.
- Не стоит делать поспешных выводов, - глаза Лугового блеснули. - Что из чего выйдет, никто заранее не знает. Не ошибается только тот, кто ничего не делает и не чувствует. Мне тяжело объективно судить о вашей страсти, так как я - человек домашний: женат четверть века. Счастливо женат. Моя Ольга - замечательная женщина. Можете мне поверить: рядом с ней, другие femines меня не интересуют. Впрочем, многолетнее супружество, дети, дом - это другое. Хотя, - Константин Павлович смущенно улыбнулся, - признаюсь вам - в молодости, до женитьбы я был весьма влюбчив...
"Рядом с Натальей меня тоже не интересуют другие женщины", - подумал молодой человек. Ему уже стало стыдно за свою несдержанность, и начало покусывать раскаяние за откровенность перед случайным знакомым.
- Все проходит, - говорил Константин Павлович, берясь за рюмку. - Если ваши чувства случайны, то вскоре жизнь все расставит по своим местам. Если нет, то... Все будет зависеть от вас.
Выпили за будущее.
- Э-э, - замялся Луговой, - но, как вам кажется, Саша, ваша пассия не собирается... эксплуатировать чувство к ней? Не заметили такого?
- Вроде бы нет, - нахмурился молодой человек. - У меня временами впечатление, что я для нее просто не существую. Пустое место. Обычный клиент.
- А вы пробовали быть для вашей Натальи кем-нибудь еще? - в голосе антиквара послышалась укоризненная нотка. - Я думаю, что бедная девушка была бы рада, если бы вы... когда окончательно убедитесь в своих чувствах... Если бы вы изменили ее жизнь к лучшему. Не думаю, что ей нравится нынешняя работа. Впрочем, здесь в Азии успешная куртизанка вполне респектабельна и пользуется уважением. Азиаты проще, чем мы - европейцы и христиане, смотрят на такие вещи.
- Я не думал о браке, - рассеянно сказал Александр. - Вы считаете, она согласится?
Константин Павлович испытующе посмотрел на молодого человека. Вздохнул. Поправил длинным пальцем с ямочкой от перьевой ручки дужку очков.
- Думаю, что согласится, - сказал он. - Каждая женщина, каких бы свободных нравов она не была, в глубине своей души мечтает о семье, детях, доме. Это природное... Но не торопитесь и не забегайте вперед. Любовь с первого взгляда, как у вас, – коварное чувство.
Официанты принесли горячее, и за столом началась перестановка. Константин Павлович замолчал, наблюдая за суетой. Наконец все успокоилось. Выпили водки и принялись за жареного, откормленного по особому рецепту гуся.
- Я вот о чем подумал, - сказал Луговой и промокнул салфеткой губы заблестевшие от жира. - Дома терпимости во всем мире, а особенно здесь в Шанхае связаны с криминалом.
- Я никого не боюсь, - помрачнел Александр.
- Не сомневаюсь. Но я не о том, что вам кто-то угрожает. Ваша пассия, если сама решит уйти от своих нанимателей, может оказаться в затруднительном положении. Вы захотите ей помочь и наломаете дров. Поэтому, - Константин Павлович покачал указательным пальцем, - если вам понадобится помощь, не таите в себе, звоните мне в любое время дня и ночи. Когда-то я оказал немалое содействие в создании Русского полка муниципальной полиции Шанхая. А один из полицейских инспекторов французского сеттльмента Иван Всеволодович Боярышников – мой старинный друг. Если хотите, он наведет справки о вашей рыжей подруге. Ведь может статься, что у нее были нелады с законом?
- Это меня не волнует, - отмахнулся Саша. - Спасибо за предложение, Константин Павлович. Но я не буду форсировать событий. Вдруг все пройдет само собой.
- Может, и пройдет, - сказал антиквар с сомнением. - Но рассчитывайте на мою помощь. - Мы - русские, изгнанные из нашей многострадальной Родины, - в голосе Лугового слышался искренний пафос, - должны во всем поддерживать друг друга. Разобщенность белого движения уже один раз погубила Россию. Губит и здесь в эмигрантской среде, где каждый вынужден в одиночку бороться за жизнь. Нужда, чужой мир... многое толкает наших соплеменников на преступления. Эх, Саша, насмотрелся я на чужие, изломанные судьбы. Сколько хороших людей опустилось, пало ради куска хлеба на самое дно.
Выпили за русских, за тех, кто не сломался на чужбине, кто нашел в себе силы устоять. Разговор перешел на политику. Константин Павлович, как всегда увлекся, принялся рассказывать о многочисленных политических течениях в среде русских эмигрантов в Шанхае и Китае. Больше всего он говорил о русском фашистском движении, на него Луговой возлагал свои надежды. По его мнению, это ядро, тот центр, вокруг которого в недалеком будущем должна сплотиться разбросанная по всему миру русская эмиграция.
Александр быстро утратил интерес к беседе, так как политика и судьбы русской эмиграции его давно не волновали. "Устраивайся в жизни сам и, если сможешь, будь счастлив", - подумал он. Так что энтузиазм и жар, с которым собеседник вел свои речи, пропали втуне. Молодой человек поддался вновь нахлынувшей тоске и лишь внешне, только из вежливости, выказывал интерес к словам Константина Павловича. А проклятая ревность все терзала сердце и напрягала мозг бесполезным поиском выхода из сложившейся ситуации.
Чтобы хоть как-то бороться с нахлынувшей меланхолией, в надежде на кратковременное облегчение Саша легко, рюмку за рюмкой глотал холодную водку. Лекарство оказалось излишне действенным, и к десерту его окончательно развезло. Антиквар, сокрушенно качая головой - "виноват, не уследил", отвел молодого человека в туалетную комнату. Холодная вода заструилась на коротко остриженный затылок...
* * *
Залитый во время процедуры отрезвления кафель, на котором Сашины ноги скользили, словно на льду. Забрызганное водой зеркало и сухие полотенца из рук предупредительного служителя... Наконец в голове Саши прояснилось.
- Что-то мне не по себе, - неуверенно сказал он. - Поеду-ка я в гостиницу.
- Да, да, - поддержал Константин Павлович. - Вам надо отдохнуть. Езжайте и проспитесь. Завтра я позвоню вам.
Луговой провел молодого человека на стоянку такси. Посадил в машину и, назвав адрес, вернулся к десерту с чувством исполненного долга. В авто Сашу укачало и сильно мутило, а с лица водителя всю дорогу не сходило напряженное выражение. Наконец, клиент расплатился, покинул "форд" и нетвердой походкой направился к дверям, которые предупредительно раскрыл швейцар. Сунув монетку в обтянутую перчаткой ладонь, Александр прошел к стойке и взял в reception ключ от номера.
Неожиданно на лестнице накатило воспоминание-картинка о том, как поднимался сегодня утром вместе с Натальей. Наваждение было настолько сильным, что молодой человек застыл и, с минуту покачивая головой, стоял, глядя под ноги на синюю ковровую дорожку. Впереди его ожидал номер, прочно связанный с Рыжей-бесстыжей. Кровать, на которой они еще недавно лежали, ее халат в ванной комнате, аромат духов и папиросок... Александр скрипнул зубами от одиночества и жалости к самому себе.
- Какого черта, - сказал он громко. - Так дальше не пойдет...
Он вернулся к швейцару. Старый прощелыга сразу понял, в чем дело и, перейдя с клиентом на доверительный шепоток, сообщил:
- Господин, если захотите, я все устрою, через четверть часа у вас будут отличные девочки.
Александр сунул ему пятерку и расположился в глубоком кресле в холле. Над головой вентилятор с мягким гудением разгонял густой воздух, а в затуманенном сознании мелькали злорадные мысли о том, что на Наташке "свет клином не сошелся".
Из трех китаянок, появившихся благодаря посредничеству швейцара, Саша выбрал молоденькую, остриженную под мальчика брюнетку в синем цветастом ципао (33). Мило улыбаясь и односложно отвечая на вопросы, девушка выпила с ним в баре виски с содовой. Глядя на ее крупную, подчеркнутую натянутым шелком грудь, Александр сильного желания не ощущал, но решил, что разнообразие ему не помешает.
Поднялись в номер. Пока проститутка раздевалась, Саша принял душ. В дверь осторожно поскреблись.
- Входи, - сказал молодой человек, подставляя лицо под струйки горячей воды.
- Мне к вам? - спросила девушка, указывая пальчиком на ванную.
- Залазь, - он окатил голую китаянку водой из душа. - Поплаваем.
Закрываясь с деланным испугом и громко хихикая, девушка забралась в большую ванну, надежно стоявшую чугунными лапами на кафельных плитках. Маленькие руки обхватили Сашу и скользнули вниз. Большие груди прижались к мокрой спине.
- Подожди, - молодой человек повернул переключатель, пустив из бронзового крана гулкую струю горячей воды в ванну. - Сейчас, сейчас, - он неловко развернулся.
Наклонившись, поцеловал в напомаженные губы. Помял пальцами упругие груди, покусал коричневые соски.
- Давай, вниз, - он слегка надавил на плечи девушки.
Проститутка опустилась на коленки. Ее губы коснулись Сашиного живота, защекотали поцелуями кожу. У Саши слегка задрожали колени и поползло вверх напряжение куда-то к затылку. Он положил ладони на черные, блестящие от воды, волосы китаянки...
Вылазить из горячей воды не хотелось, оставаться одному не хотелось. Ки, как звали проститутку, по его просьбе сходила за бутылкой виски и сэндвичами. Потом, опустив в воду полные ножки, она сидела на бортике ванной, пьяно улыбаясь, со стаканчиком в руке. Саша чокался с ней и пил, забывая закусывать. Целовал в смешные складки на животике, потом шумно, с брызгами стащил в воду. Прижал к себе и стал рассказывать прямо в розовое ушко, не обращая внимания на то, что говорит на русском:
- Время утратило свое плавное течение...
Кабул, 1928 год
Время окончательно утратило свое плавное течение для Юсуфа и "брата его матери". События в политической жизни королевства продолжали стремительно развиваться. Работавшие, не покладая рук, "дядя" с "племянником" чувствовали, что в любое мгновение в стране может произойти взрыв. Им же, как опытным саперам, предстояло сделать так, чтобы взрывная волна ударила в нужном направлении.
Прибыл купленный в СССР аэроплан, а вместе с ним двое летчиков: пилот Валерий Филимонов и бортмеханик Серега с далеко не воздушной фамилией - Черепаха. Пока в ангаре Кабульского аэродрома шла сборка доставленного "Р-1", Юсуф потратил несколько часов драгоценного времени на новых служащих. Оба летчика в одинаковых драповых пальто и кепках, не до конца отошедшие после тяжелых караванных путей, выглядели разочарованными. Заграничная командировка в таинственное восточное королевство обернулась для русских пейзажами азиатской нищеты и отсталости. А этого добра они успели насмотреться в Туркестане (34). Да и Кабул в глазах приезжих коренных петербуржцев никак не выглядел столицей из "Тысяча и одной ночи": дворцы, даже королевские, удручали своей невзрачностью, не говоря уже об остальной архитектуре. Кроме того, Филимонов и Черепаха знаниями иностранных языков и мусульманских обычаев не отличались. Юсуф с трудом втолковывал в белобрысые головы, что ситуация в стране критическая, иностранцев и большевиков не терпят: можно выйти на прогулку и не вернуться. Пилот с бортмехаником недоверчиво щурились, скалили прокуренные зубы и ссылались на московский инструктаж и советские газеты, где писали, что "афганцы - братский народ".
Но долго расслабляться летунам все равно не пришлось. Самолет собрали быстро: через неделю Филимонов совершил свой первый полет в холодном осеннем небе над Кабулом. Он приглашал Юсуфа лететь вместе с ним, но молодой человек, продолжавший со страхом относиться к аэропланам, решительно отказался. Что не спасло его в самом ближайшем будущем от участия в воздушной разведке над предгорьями Гиндукуша. Саидова известили, что одно из племен не прочь терпеть за золото и винтовки на своей земле небольшой лагерь чужеземцев. Передать первый взнос и осмотреть местность для будущего аэродрома должен был "сын покойной сестры".
Захватив карту с дядиными пометками, Юсуф пришел к пилоту в номер общежития на территории советского посольского городка. Они обсудили план и дату предстоящего полета, после чего зашли в буфет. Филимонов взял бутылку сухого вина, а не желавший расставаться со своей легендой "бухарец" купил чай с пирожными. Сели за столик в пустом и прохладном зале.
Мандражировавший в ожидании будущего полета Юсуф принялся расспрашивать об трудностях, которыми может сопровождаться их экспедиция. Сидевший напротив пилот пил зеленоватое вино и курил едкую папиросу. Отвечал на вопросы "афганца", кривя влажные, толстые губы, и не скрывал, что страх молодого человека перед полетами для него никакая не тайна. Явно преувеличивал предстоящую опасность, а после второго стакана принялся со множеством подробностей, одну за другой описывать авиакатастрофы, которые якобы наблюдал собственными глазами.
- ... крыло отлетело и Ваньку Северного, когда аэроплан об землю шмякнулся, - прихлебывал вино Филимонов, - из кабины выкинуло. Потом тело в ста шагах нашли - все косточки переломаны. Башкой о камень так треснулся, что мозги в кашу. Кровавую. А вот еще случай был...
Юсуф медленно ел приторные пирожные. Обжигаясь, запивал горячим чаем и чувствовал, как нервные мурашки пробегают по вспотевшей спине. Даже если поделить рассказы болтливого пилота на двое, то опасность будущего рейса выходила немалая. Лететь-то придется над неизвестными горами, да и какая еще погода будет... К несчастью предстоял не гимназический экзамен по латыни - сказаться больным не получится.
- Здравствуйте, Танюша, - к буфетной стойке подошел пожилой мужчина в дорогом черном пальто и каракулевой шапочке. - Заверните мне десяток ваших замечательных эклеров для Мариночки. И дайте кофе по-венски, пожалуйста. Посижу у вас с четверть часа.
- Сию минуту, Владислав Игоревич, - отозвалась пожилая буфетчица. - Давненько вы нас не навещали. Совсем забыли.
- Что поделаешь, - отозвался посетитель, близоруко присматриваясь к пилоту и Юсуфу, - далековато к вам добираться. Да и не приглашаете, - он улыбнулся.
- Что вы такое говорите, Владислав Игоревич, - всплеснула полными руками женщина. - Мы всегда рады видеть вас. Дня не проходит, чтобы не вспоминали.
Заметив взгляд старика, Филимонов приподнялся на стуле и громко поздоровался:
- Добрый день, Владислав Игоревич.
- Добрый день, товарищ авиатор, - мужчина подошел к столику. - Как освоились на новом месте?
- Нормально, - широко улыбнулся Филимонов. - Не составите компанию?
Владислав Игоревич внимательно посмотрел на Юсуфа.
- Если ваш друг не возражает... - начал он.
- Ну что вы. Рад буду познакомиться, - Юсуф поспешно поднялся, протянул одну из своих визиток и, поклонившись, назвался:
- Юсуф Аббассов - переводчик.
- Владислав Игоревич Пурятинский, дипломат в отставке, - с достоинством произнес мужчина. - Танюша, будьте любезны, принесите мой кофе сюда! Люблю общаться с молодежью.
Выяснилось, что седоусый, с гвардейской выправкой дипломат познакомился с пилотом пару дней назад в шахматном уголке "красного клуба" при совпосольстве. Оба любили шахматы и сыграли несколько партий. Сейчас за столом договорились о новой встрече, чтобы продолжить на днях. От древней игры разговор перескочил на политику, советско-афганские отношения. Причем, Владислав Игоревич проявил к Юсуфу большое внимание, интересуясь его мнением, как представителя туземной молодежи, о королевских реформах. В ответ господин Аббассов восторженно отозвался о его величестве и выразил полное одобрение новой политике, обещавшей превратить Афганистан в передовую страну.
Буфетчица принесла кофе и завернутую в золотую бумагу коробку с эклерами, перевязанную розовой ленточкой с пышным бантиком.
- А вы - сладкоежка, Владислав Игоревич, - пилот вылил в стакан остатки вина из бутылки. - Вот не подумал бы.
- Это для моей дочки Марины, - улыбнулся бывший дипломат. - Она у меня любительница...
- А где вы ее прячете? - нагло спросил Филимонов.
- Хотите познакомиться? - весело перешел в атаку Владислав Игоревич. - На следующей неделе у меня соберутся на ее именины несколько старинных друзей. Думаю, она будет рада познакомиться с молодыми людьми.
- Я, как комсомолец, не признаю именин, - начал пилот, - но, чтобы сделать приятное молодой девушке... Куда и когда придти?
- Минутку, - Владислав Игоревич вынул потертый бумажник, извлек две визитные карточки.
- Кстати, господин Аббассов, - он повернулся к Юсуфу, - моя дочь будет рада познакомиться с таким передовым представителем современной афганской молодежи, как вы. Она редко где бывает, поэтому новые знакомства ей не помешают, - он проставил на визитках карандашиком дату и время. - Прошу. Будем рады.
- Очень любезно с вашей стороны, - Юсуф спрятал карточку и поклонился. - Извините, но мне пора. До встречи, господа.
Пилот с бывшим дипломатом попрощались, и молодой "бухарец" отправился дальше по своим делам. Вечером он показал "дяде" визитку Пурятинского. Абдалла поинтересовался, при каких обстоятельствах они познакомились. Выслушав ответ, сжато, но насыщенно прокомментировал:
- Любопытный старик. Из царских дипломатов. Создал свою агентурную сеть... После Октябрьского переворота перешел на сторону большевиков, был полпредом. Одно время чуть ли не всей политикой здесь заправлял, с турками и немцами вовсю работал. Потом зарвался. Дали по шапке и отстранили. Говорят, под суд хотели отдать...
- Почему здесь живет? - поинтересовался Юсуф. - Или продолжает работать?
- Нет, - Саидов отрицательно покачал головой. - Боится возвращаться. Знает, что рыльце в пушку. У него имеется любопытный архив. Много интересных документов, досье на разных людей. Хотел с ним в Европу уехать, но из Москвы на афганцев давят, чтобы не выпускали. Вот и сидит.
Абдалла ненадолго задумался и добавил, что контакт с Пурятинским терять не следует. Юсуфу нужно сходить к нему домой и попытаться разведать, чем "дышит" старик.
- Дочка у него не родная, - припомнил "дядя". - Сейчас ей лет семнадцать-восемнадцать. Говорили, что подобрал где-то совсем маленькой сироту. Я даже раньше думал, что он как наложницу ее использует. Но выяснил, что за дочку держит, очень любит и во всем потакает. Воспитал, словно русскую барышню. Ладно, сходишь к ним познакомишься.
* * *
Первый полет закончился ничем. Замерзая в открытой кабинке, Юсуф провел шесть самых неприятных часов в своей жизни. Постоянная вибрация и тряска, от которой все время казалось, что аэроплан вот-вот развалится. Когда "Р-1" попадал в воздушные ямы, то сердце молодого человека проваливалось вместе с машиной. Желудок же, наоборот, устремлялся вверх и застревал где-то в глотке. В лицо пассажира, наполовину скрытое очками-консервами, непрерывно бил ледяной ветер, на расстоянии вытянутой руки проплывали густые серые облака, а внизу тянулась складчатая коричневая местность. Слева гораздо ближе, чем хотелось бы видеть, возвышались черные горы с белыми снежными вершинами.
Помимо неприятных ощущений полет не принес Юсуфу никаких других результатов. Прокладывая курс, пилот сделал ошибку в расчетах, и они так и не отыскали нужное селение. Пришлось через два дня вылететь снова. На этот раз поселок оказался там, где ожидалось. С полсотни домишек были разбросаны по склону горы. В нескольких километрах от него виднелась подходящая для посадки площадка. Филимонов показал рукой в черной перчатке с раструбом, что идет на снижение.
Приземлились удачно, если не считать того, что, когда колеса крылатой машины ударились о землю, зубы Юсуфа клацнули, до крови прикусив язык. Сплевывая алую слюну, он вылез из кабины и поспешно отошел от аэроплана. Руки и ноги продолжали вибрировать, несмотря на отсутствие тряски. Наконец, пилот заглушил мотор, и вокруг "Р-1" воцарилась тишина.
- Ну и что будем делать? - спрыгнул на землю Филимонов.
Мягко ступая меховыми унтами, в кожаной куртке, перетянутой ремнями, с летной сумкой и деревянной кобурой на боку пилот подошел к мочившемуся в сторонке Юсуфу.
- Ждем, - молодой человек кинул взгляд в сторону селения. - Скоро появятся.
Филимонов огляделся вокруг и закурил папиросу. На его широком полном лице появилось покорное, даже меланхоличное выражение.
- Если нас захотят "шлепнуть", - вытянув толстые губы трубочкой, он пустил колечко сизого дыма, - то сбежать не сможем. Может, зря двигатель заглушили?
Юсуф запахнул халат.
- Все будет хорошо, - сказал он. - Мы сюда не воевать прилетели. Договоримся по-хорошему.
Но в первый день договорится не получилось. Когда из селения подъехали и окружили место посадки полтора десятка вооруженных всадников, Юсуф произнес условленную фразу. По-видимому, его признали, но лица туземцев по-прежнему остались хмурыми, а глаза с нескрываемой враждебностью следили за чужаками. Мужчина в полосатом халате и лохматой шапке, со старинным ружьем, висевшим поперек груди, сказал, что вождь племени вчера уехал. О возможном появлении крылатой машины они предупреждены, и хан приказал, чтобы те, кто прилетит на ней, сидели на месте и ждали его возвращения.
Расстроившись задержкой, Юсуф спросил, когда должен вернуться глава племени. Ему ответили, что завтра. Ну, это было еще терпимо. Торс молодого человека сжимал кожаный пояс набитый серебряными монетами. "Придется таскать их на себе еще целые сутки", - подумал Юсуф.
Больше он с горцами не говорил. Отъехав на несколько десятков метров, они устроились сторожить гостей. Филимонов сходил к ним и попытался расположить к себе пуштунов с помощью папирос, которые щедро раздавал из большой коробки. Туземцы папиросы брали охотно, но дружелюбнее не становились и вопросы, которые пилот читал им с бумажки, игнорировали. В конце концов летчик пробормотал:
- Дикие они, - и ушел к костру, на котором грелся котелок с водой для чая.
Быстро стемнело. Юсуф вызвался дежурить первым. Филимонов прилег у огня, завернулся в кошму и вскоре беспечно захрапел. "Бухарец" сидел рядом, поглядывал в сторону двух больших костров, за которыми о чем-то беседовали афганцы. Ничего интересного там не происходило. Подбросив в огонь дров, молодой человек достал захваченный в дорогу дневник, который подобрал в доме покойного Рустама Мухаммадзи. Он давно хотел заняться этими записками, но в Кабуле совершенно не было свободного времени. Легко разбирая твердый и четкий почерк неизвестного русского офицера, он стал читать.
Дневник Владимира Бека
"1 мая 1883 года
Потихоньку собирая свои вещи в положенный отпуск, обнаружил "Diary", подаренный мне дядюшкой перед отъездом к месту службы. Вещь добротная, английская: прекрасная бумага, отличный шагреневый переплет. Настоящий спутник путешествующего человека.
Решил вспомнить гимназические годы, когда несколько раз начинал и довольно скоро бросал дневниковые записи. Примером к таким начинаниям, как и во многом другом в моей жизни, служил любезный дядюшка. С детских лет помню, как подглядывал за ним в приоткрытую дверь кабинета, где на стенах висели географические карты, шкуры африканского льва и бенгальского тигра. Дядя обычно сидел за огромным столом и просматривал дневниковые записи своих путешествий, подготавливая отчет для императорского Географического общества или статью к печати.
Вот и сейчас, обнаружив его красивый и до сих пор бесполезный подарок, решил снова вести дневник. И не с целью отобразить для грядущих потомков свою рутинную, гарнизонную службу в Туркестанском крае, а с точностью художника, пишущего портрет, перенести на бумагу все впечатления и ощущения от предстоящего мне отпуска. Чтобы вернувшись в заброшенный среди песчаных барханов гарнизон нашего полка, где, не переставая, дует горячий ветер, от которого на зубах хрустит песок, скучным вечером достать "Diary" и перечитать. Оживить в душе недавние воспоминания о не начавшемся, но уже в каком-то смысле прошедшем отпуске.
Свое нынешнее состояние тела и духа могу охарактеризовать одним словом: Ожидание. Два года в горячих песках на задворках империи, двадцать четыре месяца гарнизонной службы среди ограниченных и сильно пьющих сослуживцев, среди исполнительных, но совершенно не развитых нижних чинов и хитрых туземцев, совсем недавно приведенных Белым генералом (35) под руку Белого царя (36). Семьсот тридцать дней пресных лепешек, грубого черного хлеба гарнизонной пекарни, сладчайших дынь, винограда и скверной воды из артезианских колодцев и арыков. Оказалось, что всего этого слишком много для меня, молодого поручика, окончившего Киевское юнкерское училище и всю свою жизнь прожившего на зеленой и хлебной Малороссии, где реки полноводны и чисты, а дожди освежают землю и тело не два-три раза в год. Если бы мне поручили рисовать топографическую карту, то я закрасил бы контуры Туркестана желтой, песочной краской, а благославенную Украину изобразил бы сочной зеленью лесов и цветом небесной лазури.
Два года уныния в чужом краю и, наконец, ожидание двух месяцев долгожданного отпуска. Два месяца цивилизованной жизни! Гамак в саду мамашиного имения и речка. Жизнь в городском доме дяди, где на соседней улице дом семейства старинных тетушкиных приятелей Петровых, у которых за время моего Туркестанского сидения подросли и готовы на выданье три дочери-погодки. А еще в нашем городе целых два театра и три заслуживающих внимания увеселительных заведения. "Бирхаус" с хмельным баварским пивом в фарфоровых кружках, легкомысленный "кафе-шантан" месье Леруа и отличная ресторация с цыганским хором. Городской сад с прогуливающимися семьями, молоденькими гувернантками, боннами с детишками и места для пикников, куда выезжают целыми пролетками...
Осталось всего-ничего: дождаться резолюции нашего полковника и в путь. Несколько дней терпения и на ротной повозочке в С., а оттуда по железной дороге в цивилизованные края. Ну что же, раз надо, наберемся еще немножко выдержки».
"4 мая 1883 год
Свершилось. В первом часу был наконец вызван в канцелярию, где получил проездные бумаги и жалование. Очень доволен, что ожидание завершилось благополучно. Там же переговорил с Петром Алексеевичем, и он пообещал выделить мне на послезавтрашнее утро двуколку с возницей. Пригласил его к семи часам на прощальный ужин. Кроме того, обещались быть Станислав Георгевич, штабс-капитан Онуфриев, поручик Летехов. Каюсь, всех не люблю за неотесанность и приземленность, но попрощаться буду рад.
И главное – Еду!"
"5 мая 1883 года
Замечательная штука зеленый чай! При нашей жаре без него никак. Недаром туземное население хлещет сей напиток с утра до вечеру. После вчерашнего проснулся утром совсем разбитым. Выпил три пиалы, пропотел, и значительно улучшилось настроение.
Послал Федора на туземный базар взять по двадцать фунтов кураги, изюма и орешков для гостинцев. Пока он ходил, сам собирал чемоданы. За два года службы практически ничего не нажил. Все имущество уместилось в двух чемоданах и сундучке.
Перебрал подарки, которые заготовил еще в прошлом году. Дяде везу прекрасный рукописный "Коран" в сафьяновом переплете, украшенном чеканными и гравированными серебряными накладками. Мамаше в свое время приобрел красивый местной работы серебряный браслет с бирюзой, серьги и четки того же камня. Душеньке Ирочке купил в подарок домашние туфельки, расшитые золотом, серебром, бисером, и прелестную шкатулку чеканного серебра. Узор на крышке затейливо сплетен из арабской вязи. Правда, есть у меня опасение, что ветреница успела позабыть о простом поручике, с которым флиртовала в бытность его юнкером. Чему печальным подтверждением служит тот факт, что не ответила на два последних письма и открытку с днем ангела. О женщины, женщины!
Вечером в гарнизоне случилось целое событие. Курил у арыка с Петром Алексеевичем, как караульные подняли тревогу. Оказалось, в гарнизон желает попасть настоящий караван, чуть ли не Али-баба и сорок разбойников. Мы подошли посмотреть и увидели, что у ворот стоят груженые повозки, а при них десятка четыре казаков и драгун. Возглавляет отряд двое офицеров инженерного корпуса: капитан с поручиком. Как через час рассказал наш лекарь, в одной из повозок лежал еще один заболевший дорогой офицер. У него сильная лихорадка и подозрение на брюшной тиф.
Познакомиться, переговорить с вновь прибывшими у меня не получилось. Офицеры спешились и сразу проследовали к нашему полковнику. Мой денщик Федор говорил с нижними чинами из драгун, и те якобы рассказали ему, что едут в Персию с посольством к шаху. Очень маловероятно. Впрочем, меня это уже не трогает, пусть едут хоть к шаху персидскому, хоть к индийскому набобу.
Спать сегодня ложусь рано. Хочу хорошо отдохнуть перед дорогой».
"18 мая 1883 года
Впервые выдался вечер, когда есть время и главное - желание продолжить записи. Пишу сии строки, сидя у походного костра в афганских горах. Размышляя, как был прав тот доморощенный мыслитель, на своем опыте дошедший до морали: "человек предполагает, а начальство располагает". Сдается мне, был сей философ из субалтернов...
Начиная дневник, рассчитывал я сегодня нежиться под мамашиной опекой в гамаке или прогуливаться в мундире и при сабле по городскому саду, ан нет! Вмешался безжалостный, не внемлющий ни слезам, ни мольбам поручиков, Рок в лице и эполетах нашего полковника.
Не хочется вспоминать, но мои дела в тот печальный день происходили следующим образом. Будит меня утром в день намечавшегося отъезда Федор и говорит, что требуют срочно к полковнику. Делать нечего. Быстренько одеваюсь, пристегиваю саблю, иду. С одной стороны прикидываю, может, передать со мной чего желает наш Сергей Сергеевич, а с другой - грызет меня предчувствие: не в посылке дело. И с каждым шагом становится на душе все тяжелее, а вместо светлой радости наваливается ощущение недобрых перемен.
Захожу к полковнику, рапортую и вижу: сидит напротив него вчерашний приезжий капитан - внимательно меня через стеклышки пенсне изучает. Думаю, что лет двести назад при великом короле Людовике-Солнце французские гвардейцы только за один такой наглый взгляд вызывали на дуэль.
Выслушал наш почтенный Сергей Сергеевич рапорт и говорит: познакомьтесь, поручик, с вашим новым командиром - капитаном от топографии, господином Дуковым Владимиром Ипатьевичем собственной персоной. Только вчера к нам из самого Санкт-Петербурга прибыли. Вместе с поручиком Понятовским, который сейчас отсутствует, так как в лазарете больного товарища навещает. Прошу, мол, любить и жаловать.
Я, конечно, поклонился и каблуками щелкнул. А сам еще не понял, что слова "ваш новый командир" означают: не видать мне отпуска, как своих ушей без зеркала. Господин капитан поднялся, ручку мне протянул и сказал, что очень рад.
Через несколько минут наш полковник все окончательно разъяснил. Оказывается, заболевший офицер был толмачом с пушту при экспедиции, а капитан Дуков оную возглавляющий, без него, как без рук, и требует себе нового переводчика. Есть у капитана бумага волшебная из военного ведомства от господина министра, и сказано в ней: "подателю сего исполнять любое желание". А в моем формуляре черным по белому записано, что поручик Бек владеет свободно языками: арабским, дари и пушту. Не говоря уже об аглицком, французском и немецком. Впрочем, последним менее всех остальных.
Эх, дядя, дядя! Не скоро вы свой подарок от родного племянника получите! Зря вы его с юных лет учили-мучили. Теперь ждите, когда господа Дуков с Понятовским закончат топографией-географией заниматься и соизволят в родные пенаты возвратиться! Вот тогда вместе с ними ваш племянник вернется и получит свой долгожданный, теперь уже совсем сказочный отпуск в родные края.
Как только понял я, что мои планы рухнули, то так мне скверно на душе стало, словами не выразить! С детских лет такого разочарования и обиды не испытывал. Все это тут же на моем лице отразилось, и даже наш полковник - человек строгий – позволил себе сказать пару слов мне в утешение. Дескать, не его вина, бумага волшебная, и дело важности государственной. Впрочем, что жалеть без толку, если заботы дня нынешнего совсем заслонили мечты дня вчерашнего. Сижу сейчас и мучаюсь. Никогда ранее так много верхом не ездил: ноги натер, спина болит, седалище отваливается. Казацкий сотник Еремеев советовал маслом лампадным смазать, да с таким успехом мог амброзию присоветовать. Где я его возьму?
И что самое обидное - неделю трясусь по кочкам, а сказать хоть словечко на пушту еще не довелось. Ни одного афганца мы до сих пор не видели.
Кругом горы, облака и ночью холодно, как в леднике. Хорошо еще у казачков запасная бурка нашлась, уступили товарищу. Господа топографы спать изволят в повозке, и по утрам им денщики кофий с ромом варят, а для моего Федора у них места в экспедиции не нашлось! Кофием, правда, угощают, но я отказываюсь. Не люблю сей напиток, да и гордость свою иметь надо. Да Бог с ними, со всеми».
"20 мая 1883 года
Отношения с топографами не складываются. Несмотря на то, что питаемся из одного котла, хотя правильнее будет сказать – за одной скатеркой, господа в свою компанию принимать меня не желают. Разговоры у них за едой ведутся только о петербургских знакомых, до которых мне дела нет, так как не имею чести знать. Меня почти ни о чем не спрашивают и ничего не рассказывают. Позавчера за ужином разговор зашел о международной политике. Дуков, по-видимому, считает себя большим знатоком оной и так увлекся, что о некоторых российских сановниках разглагольствовал, будто знаком с ними лично и даже в дружеских отношениях. Очень ругал англичан за их экспансию в Индии и Афганистане. Говорит, что вскоре терпение тамошних мусульман лопнет, будет англичанам новое восстание сипаев. Если бы по манере и заносчивости человека можно было определять его классный чин, то по тому надменному виду, который принимает во время беседы господин капитан, можно смело дать ему камергерский. Один взгляд скрозь пенсне чего стоит! Поручик по сравнению с ним просто рубаха-парень, хотя со мной и десятком слов за день не перемолвится.
Единственный, с кем у меня сложились приятельские отношения, это сотник Еремеев. Старше меня лет на десять, но добродушен, отзывчив и совершенно не заносчив. Однако, далеко не прост, с этакой, я бы сказал, хохлацкой хитрецой. Но он весь день крутится, словно белка в колесе, выезжает далеко вперед на разведку и только обедает с нами, а все остальное время проводит со своими казаками.
Нижними чинами из драгун командует унтер-офицер Храмов, бородатый мужик с Георгиевским крестом. Впрочем, почти все нижние чины у нас из заслуженных, с медалями за турецкую кампанию. Я еще в юнкерском учился, а эти мужички по Балканам топали и турок в штыки встречали. К сожалению, ближайшее время войны не предвидится и сидеть мне в нашем Н-ском гарнизоне до тех пор, пока Аллах не смилуется или дядя не похлопочет за родного племянника. Господин топограф во время приступа политической говорливости вещал, что следующая война будет с англичанами и скорее всего в нашем регионе, потому что Российская империя единственный достойный соперник британской. Немцы и французы не в счет. А так как британская экспансия не останавливается, то несколько независимых индийских племен, Афганистан остались единственной прокладкой между нами и британцами. Говорит, если англичане окажутся решительней, то вполне возможно, что их сипаи в скором времени будут стирать свои красные мундиры в Аму-Дарье. Каков Тайлеран! Мог бы быть более оригинальным. Тема далеко не новая, у всех на устах еще со времен скобелевских походов. Помнится, перед отъездом на службу, я как раз говорил об этом с дядей. Так он мне очень легко доказал, что не время нам с Британской империей тягаться. Еще Берлинский конгресс все по своим местам расставил,что бы наши горлопаны не кричали.
Стоит человеку приехать из Петербурга в провинцию, и начинается этакая вот хлестаковщина. Об известных государственных деятелях говорит, как о знакомцах, а между борщом и кашей политику империй в двух словах определяет. Думает, если человек в Н-ском гарнизоне служит, то ему можно пыль в глаза пускать? Да мой дядюшка, действительный член императорского Географического общества и член-корреспондент, Иран, Индию, Китай чуть ли не пешком прошедший, всегда говорил, если бы не англичане, то прозябали бы эти страны в дикости и невежестве. А беспокойства от них на наших границах было бы гораздо больше. И если есть что цивилизованного в этих государствах, то британская администрация. Знаю, такие мысли после несчастной Крымской войны, победоносных Балкан у нас в стране и армии не популярны, но из проигрышей необходимо соответствующие выводы делать. Не случайно же именно Великобритания, а не, скажем, Франция половиной мира правит.
Вчера впервые видели туземцев. Двое всадников с ружьями высоко над нами в горах. Они тоже заметили нас и тут же скрылись. Может, простые охотники, а может, разбойники. В здешних местах лихих людей хватает. Сотник после "встречи" на полдня лично в передовой дозор уехал, ночью удвоил караулы и все время просыпался, посты проверял. Очень ревностно к своей службе относится.
Афганцы слегка взбодрили своим появлением, но не думаю, чтобы кто из местных разбойников рискнул против нас выступить. Полсотни вооруженных до зубов военных для здешних мест сила. Если бы кто решился напасть, то особого вреда нанести бы нам не смог. Ибо казачки наши - люди бывалые. Видно по тому, как с конями управляются, из ружьишка на охоте бьют. Их бы к Стеньке Разину, то одной персидской княжной дело не закончилось бы!
Да, нижние чины у нас люди храбрые, свой долг знают. Им бы в командиры не фанфаронов, как это у нас часто бывает, а людей знающих и умелых. Таких как Скобелев. Вот человек был! У нас в полку многие с ним служили, до сих пор, как вспоминать начинают, так слеза в голосе и на глаза наворачивается. А люди все отнюдь не сентиментальные. Вот что значит великий человек. Рядом с кем прошел – у того память на всю жизнь оставил.
Что-то после обеда неважно у меня с желудком. Каждый час-полтора бегаю. Нужно будет завтра поститься, посидеть на зеленом чае с сухариками».
"22 мая 1883 года
Сегодня впервые понадобились мои знания. Аж целых два раза. Первый, когда казаки на пастухов натолкнулись. Двое мужчин с мальчишкой пасли стадо барашков в долине. Думаю, наш караван произвел на них в первый момент далеко не приятное впечатление: стояли, хмурились и на вопросы почти не отвечали. Наверное, вообразили, что мы разбойники, и пришел их смертный час.
Желая расположить к нам туземцев, Дуков предложил купить у них двух барашков. Я перевел, но бедняги, по-видимому, не хотели ничего продавать, долго переглядывались перед тем, как согласиться. Капитан щедро расплатился золотом, что было правильно, так как глаза у афганцев повеселели. Как обычно с туземцами, золото помогло разговорить их. Пастухи рассказали, что дальше по тропе версты через три будет селение.
Туда мы добрались быстро и без происшествий. Десятка три хибарок на вершине холма, убогие сады около каждого домика, быстрая горная речка. Время близилось к вечеру, капитан решил в селение не входить, разбить лагерь неподалеку. Пока обустраивались, появилась делегация. Трое седобородых, весьма бодрых на вид старцев и десяток мужчин с ружьями. Еремеев потом говорил, что только у одного было пистонное ружье. У остальных кремневые.
Увидев вооруженных туземцев, мы были начеку, но быстро поняли, что они опасаются нас гораздо больше и вряд ли могут что-либо злоумышлять. Я с первых же мгновений старался всячески заверить афганцев в нашем миролюбии, успокоить. Скажу без ложной скромности, что проблем с переводом у нас не было.
Я пояснил, что мы воинские чиновники русского царя. Направляемся с важным письмом к губернатору провинции. После чего предложил поужинать с нами. Афганцы согласились. Из барашков и рису сделали плов, нельзя сказать, чтобы очень хороший, но, по-моему, все остались довольны. Из гостей в разговоре принимали участие только седобородые, да и те были немногословны. Капитан спрашивал, не озоруют ли в округе, на что один из стариков рассказал о шайке некого Ахмад-хана, под началом которого было до сотни человек. Но месяц назад его поймали и отрубили голову. Оставшись без главаря, разбойники разбежались, и теперь стало спокойно. При расставании капитан приказал раздать всем подарки: головы сахару и китайский чай.
Сейчас в лагере, кроме меня и часовых, все спят. Из селения временами доносится собачий лай. Говорил с Еремеевым о том, как должно быть скучно жить в таком диком месте. По сравнению с этим кишлаком наш Н-ск – просто губернский центр!
После парной баранины опять скрутило живот, так что опасаюсь, не до сна мне будет».
"26 мая 1883 года
По-прежнему в седле, по-прежнему на горной тропе, по которой с трудом продвигаются наши повозки. Иногда дорога поднимается так высоко в горы, что кажется – протяни руку и коснешься пальцами снега на вершинах. Очень холодно даже днем. Изо рта идет пар, пальцы, если бы не рукавицы, коими меня ссудил Еремеев, просто бы замерзли.
Наш жизненный распорядок таков же, как и в самом начале. Подъем около шести утра, легкий завтрак, нижние чины собирают лагерь, а сотник совершает рекогносцировку. Начинаем движение, которое продолжается, пока господа топографы не решат, что именно здесь им нужно остановиться для проведения съемок местности. Я в такие моменты расстилаю на солнышке бурку и присаживаюсь отдохнуть. Иногда даже успеваю подремать.
До сих пор не привык к нашему вечному движению. Хотя казачки уже не смеются над моей посадкой в седле, страшно устаю и ощущаю в хребте постоянную ноющую боль. Из-за разряженности горного воздуха днем все время хочется спать. Часто ощущаю этакую стесненность в области грудной кости. К сожалению, в нашем караване эскулап не предусмотрен, и его обязанности у драгун исполняет унтер, который из всех хворей признает за реальную только понос, а остальные жалобы лечит ловкими зуботычинами. Казаки же, как я заметил, принимают от любых недомоганий настойки на спирту, причем у каждого на своих, особых травах, собранных бабкой-знахаркой. Видел я у Дукова в дорожном чемодане целую батарею аптекарских пузырьков и коробок с патентованными лекарствами, но так как отношения между нами остаются чисто служебными, то есть никакими, то считаю зазорным показывать со своей стороны любое проявление слабости, даже вызванное недомоганием.
Поручик Понятовский старше меня лет на пять и приблизительно на столько же моложе своего патрона. Высок, худ, с усиками, вопреки армейской моде – с эспаньолкой, от чего верхом отчаянно напоминает Дон Кишота. На меня смотрит свысока в прямом и переносном смысле. При разговоре с капитаном съеживается и становится как бы ниже ростом, что несомненно некая оптическая иллюзия. Хорошо стреляет из револьвера. Дня два назад после обеда заговорили о пистолетах: поручик продемонстрировал новинку - свой шестизарядный бельгийский "нагант" образца 1878 года, купленный в Петербурге перед отъездом. Я заметил в ответ, что наш армейский "смит-вессон" тяжелее будет, более громоздок, но калибр пули, длина ствола, а соответственно, убойная сила и прицельная дальность значительно выше.
Поручик предложил состязание, я согласился, так как стрелять люблю и в полковом тире провел немало часов, набивая руку и тренируя глаз. Господин Дуков участвовать отказался, сославшись на усталость, и мы по очереди сделали по десятку выстрелов с пятидесяти шагов в пустые ящики из-под консерв, на которых намалевали мелком подобие стрелковой мишени. Из моих выстрелов четыре вошли в десятку, а остальные разбросало, да так, что одна из пуль только задела доску. Понятовский же попал семь раз в центр и три в низ мишени. Я без сожаления признал свое поражение, так как считаю, что если индивидуум явно превосходит вас в каком-либо умении, то не грех выразить человеку восхищение.
В середине дня проехали мимо кишлака, но кроме стариков, которые вышли к дороге, и чумазых ребятишек никого не видели. Я спросил название селения, мне ответили, что-то вроде "Место под самыми облаками". Один из стариков спросил – откуда мы? Был сильно удивлен, что из Российской империи. Сказал, первый раз в жизни видит русских. Верю, ибо места настолько дикие и пустынные, что каждый человек, живущий в здешних горах, представляется мне настоящим отшельником. Кто-то из античных мыслителей сказал, что все познается в сравнении. Теперь я с этим совершенно согласен, так как часто тепло вспоминаю о нашем гарнизоне, а недавно приснился мне воскресный обед у полковника. На таком расстоянии, среди голых камней наш Сергей Сергеич кажется не старым служакой и бурбоном (37), а домашним, уютным старичком. Этаким помещиком, управляющим своим полком, как собственным имением.
Сию минуту подумал, неужели возможны обстоятельства и место, где мое нынешнее положение покажется мне таким же приятным, каким теперь видится Н-ск?
Спросил за ужином у господина капитана, как долго продлится наше путешествие? Ранее он на такой вопрос отвечал весьма туманно: мол все в руце божьей. Сегодня же с минуту изучал меня своими выпуклыми глазами скрозь стеклышки в золотой оправе и наконец ответил, что не меньше трех месяцев. Такой ответ меня сильно огорчил, ложусь ко сну в прескверном настроении. Эх, ну почему мне не уехать в отпуск на день раньше? Сидел бы сейчас у мамаши на веранде или гулял бы с Ирочкой в городском саду. Катал бы ее на лодке. Эх мечты! "
"30 мая 1883 года
Вчера вечером завершили спуск в долину. Последние несколько дней часто попадались кишлаки. Видели дехкан (38), работающих в садах возле своих домов. Два раза встретились с путешествующими афганцами. Первый раз это была группа верховых из четырех человек. Все с ружьями, одеты не бедно. При виде нашего отряда первыми съехали с дороги и, поднявшись на холм, молча наблюдали, как мы движемся мимо. Воображение подсказывает считать их разбойниками, но скорее всего охотники или слуги одного из местных феодалов.
Вторыми путешествующими оказались пожилой купец с двумя слугами. Все трое на ишаках, и каждый тянет за веревку еще по длинноухому, нагруженному сумками с товарами. Нас совершенно не испугались. Купец быстро освоился и, отвечая на вопросы г. Дукова, предлагал нам купить "замечательные кувшины, молитвенные коврики или кинжалы работы знаменитых мастеров". Насилу отговорили купца не распаковывать товар. Еле сдерживая на своем лице улыбку, Дуков пообещал через меня, что на обратном пути мы обязательно посетим лавку достопочтенного Гасана и купим его замечательные товары. Мои спутники уже проехали дальше, а старик все держал меня за рукав и подробно рассказывал, как просто отыскать его лавку в городе. Получалось, все караванные тропы в Афганистане сходятся у ее двери. Насилу вырвался. Но встреча с торговцем внесла в скуку нашего путешествия некоторое разнообразие.
В отличие от почитателей Жюля Верна, я благодаря дядиным рассказам с детства усвоил, что все географические и этнографические путешествия, совершаемые научными мужами, в действительности выглядят совсем не так, как их затем описывают. Настоящая жизнь сильно отличается от мемуаров. Не говорю уже о произведениях господ беллетристов-популяризаторов, зачастую, если и совершавших поездки, то только на пикник в загородный лес. Дядя рассказывал, что пресловутые приключения в путешествиях – это постоянная усталость, жара и холод, ночевки на голых камнях или в душном тропическом лесу, когда насекомые, комары и прочие гады пытаются залезть к вам под одежду. Это малярия и инфекционные болезни, сбивающие вас с ног не хуже лошадиного копыта. Туземные слуги нечистоплотны, ленивы, глупы и все время пытаются что-нибудь украсть.
Единственно, о ком отзывался дядя с восторгом, так это о британских джентельменах в Индии. По его словам они единственные в мире европейцы, которые научились путешествовать с максимальным комфортом даже в непроходимых джунглях. Когда я жил у него летом в имении, то не проходило и трех дней, чтобы он с удовольствием не вспомнил о своей поездке по Кашмиру с британским чиновником из лесного ведомства, совершавшим инспекцию по самым отдаленным уголкам княжества. Я даже видел даггеротип, где они вдвоем, одетые в строгие светлые костюмы, за отлично сервированным столиком пьют five-o-clock посреди дикого леса.
Сейчас, прослужив в Туркестане два года, трясясь по горным тропам, я все больше и больше считаю мнение дяди совершенно справедливым. Наше путешествие, каковое без малейшего сомнения выглядит для большинства любителей чтения экзотичным и даже таинственным, для меня ничего не несет, кроме ежедневной усталости, разбитых надежд на счастливый отдых. Единственное, на что можно надеяться, так это на незначительное продвижение по службе и похвальную отметку в формуляре. Наш полковник, объявляя мне "приговор" в то злополучное утро, сообщил о возможном представлении к награде в будущем, но я - человек реалистических взглядов на жизнь и давно успел понять, как быстро начальство забывает о своих обещаниях. Хотя все это значения не имеет, так как я служу Царю и Отечеству не из корыстолюбивых побуждений, а по зову сердца.
По словам капитана, которые подтвердил встреченный нами купец, на следующий день мы должны прибыть в небольшой городок, где нас ожидает прием у местного хана. Нам дадут проводников, и после трехдневного отдыха мы снова уйдем в горы.
В обед один из драгун, оступившись, подвернул ногу. Ступня мгновенно распухла, и Еремеев даже решил, что сломана кость. К вечеру опухоль немного спала, бедняга теперь скачет на одной ноге, когда слазит с лошади. Со стороны это выглядит даже комично.
Надеюсь, что завтра смогу выспаться в нормальной постели, раздевшись, по-человечески, а не в шинели, да стараясь завернуться в одеяло с головой. И хорошо помыться, ой, как не мешало бы! Прикажу нагреть побольше воды и налить в какую-нибудь бочку.
Вот о чем мечтается во время географических экспедиций!"
"1 июня 1883 года
Подъем в пять утра, и начинается всеобщая суматоха в лагере. Перед смотром, предшествующим вхождению в город, все нижние чины переодеваются, бреются, надраивают пуговицы мелом, а сапоги ваксой. Унтер нервничает и орет так, что его, наверное, слышат афганцы. Казаки и драгуны чистят лошадок, доводят до блеска трензеля. Первый раз после училища мне не нужно думать о других в такой ситуации. Могу со спокойной душой ограничиться собственной персоной. Я помылся, побрился, а шинельку, беря пример с начальства, скатал и теперь сижу в мундире, благоухая колонской водой.
Смотр завершился благополучно. Дуков был неразговорчив, но, судя по отсутствию замечаний, остался доволен внешним видом и выправкой нижних чинов. Вскоре из города в сопровождении десятка солдат прибыл посланец губернатора. Осведомившись, как мы добрались, он передал приглашение на торжественный обед в честь дружбы афганского и русского величеств. Завтра после полудня нас — офицеров – ждут в поместье губернатора. Чиновник так же сопроводит наш отряд к отведенному месту жительства. Скоро увидим, чем афганский Н-ск отличается от туркестанского.
Снимаемся.
Въезд состоялся. Кривые улочки с глинобитными, убогими домишками и скудными садами. Пыльно. Население встретило нас с большим любопытством, за которым прячется настороженность. Чумазые дети, не перестающие обмениваться громкими замечаниями по поводу наших мундиров и оружия, все время неотступно следуют за отрядом с момента вхождения в городок. Взрослые ведут себя гораздо сдержанней.
Остановились в караван-сарае, представляющем из себя большой барак, разбитый тонкими перегородками на множество клетушек. Кроме нас, здесь почти нет других постояльцев. Несколько каких-то купцов и погонщиков.
До позднего вечера размещались и обустраивались. Теперь в моем распоряжении комнатка с деревянным топчаном. Земляной пол застелен вытертым ковром, а поверх лежанки брошен сплюснутый до толщины блина тюфячок. Весьма убогое помещение.
Вначале хотели посетить местную баню, но потом из большой бочки, установленной во дворе, устроили средневековую ванну. Меня так разморило в ней, что с трудом заставил себя вылезти. Если бы не время отходить ко сну, то так бы и остался нежиться в горячей воде. С удовольствием ощущаю себя чистым телом и душой.
Из-за перегородки слева раздается могучий храп Понятовского. Но это не помешает мне спать, ибо за время службы привык и не к таким ариям. За день я сильно утомился, но чувствую себя хорошо. Вечная привычка мысленно забегать в будущее подсказывает, что три дня, которые мы собираемся провести в городе, в горах будут вспоминаться, как чудесный сон. Увы».
"2 июня 1883 года
За старшего оставлен сотник Еремеев, а мы втроем в сопровождении шести казаков отправились на праздничный обед. Проезжая через город, обратил внимание на мечеть под голубым куполом, вызвавшую из памяти давнюю поездку в Самарканд. В остальном же здешняя архитектура весьма бедна и примитивна. Сонные пыльные улочки, маленькая крепость с глиняными стенами, две древних пушки у ее ворот... Единственное оживленное место в городе - рынок на центральной площади. На нем обычная азиатская пестрота и толчея.
Наш гостеприимный хозяин прислал сопровождение - десяток слуг, одетых в расшитые серебром синие куртки и красные шальвары. У каждого за спиной новенькая винтовка Мартини-Генри (39), на груди крест-накрест два патронташа. При виде нашей кавалькады местные жители спешили уступить дорогу и низко кланялись. Чувствуется, что здешний простой люд уважает свою власть.
Поместье губернатора находится примерно в двух верстах от города. В уютной долине, по которой протекает спускающаяся с гор река. Сам дом представляет из себя небольшое белое здание, обнесенное высокой стеной. Вокруг разбит фруктовый сад. У ворот нас встречали слуги, а также музыканты с барабанами и дудками. Варварская музыка.
Спешившись, сопровождаемые худым и хлопотливым управителем, мы прошли во двор, где ожидал хан Саидулла. С ним были двое сыновей. Старшему лет двенадцать, второй, кажется, младше на два года.
Капитан через меня выразил хану нашу сердечную благодарность за оказанное гостеприимство и передал подарки. В честь нашей признательности Саидулла получил охотничье ружье тульской работы со стволами дамасской стали, дагестанскую шашку с золотой насечкой и золотой портсигар. Подарки афганцу понравились, он долго разглядывал ружье, переламывал стволы и смотрел в них, любуясь полировкой.
Хану лет сорок-сорок пять, одет в богатый халат, на голове белоснежная чалма. На ногах голубые сафьяновые сапожки. Весьма упитан, с объемистым животом, а лоснящееся жиром лицо утопает в складках на шее. Взгляд черных, все время прищуренных глаз кажется хитрым и умным. На пальцах перстни с самоцветами.
Говорил Саидулла много и цветисто. Часто употреблял цитаты из Корана, при этом каждый раз смотрел на пожилого муллу, который, не вступая в разговор, находился рядом.
Мне пришлось основательно потрудиться, чтобы полностью передать все слова нашего хозяина. Это было трудно, так как хан почти не делал пауз и я, стараясь поспеть за ним, несколько раз запинался. От чего непроизвольно краснел, как гимназист на уроке. Пришлось слегка укорачивать ханские витиеватости.
Стол, точнее скатерти на великолепном ковре персидской работы ломились от расставленных блюд с горами белейшего риса, с шафраном и жирной бараниной. Также имелась великолепная жареная форель. Свежеиспеченные лепешки, несмотря на свой пресный вкус, были очень недурны. На сладкое подали щербет, ореховую и медовую халву. Из напитков был зеленый чай, а также всевозможные взвары.
Обед длился часа три, но мы не столько ели, сколько говорили. Причем, подобно ученому попугаю, я повторял за Саидуллой и господином капитаном каждое слово. Тяжкий труд.
По-видимому, Дуков был в ударе и проявил себя настоящим оратором. По крайней мере, в том виде, как он это представляет себе. Заявил, что в отношениях между российской империей и афганским королевством наступают новые времена - времена перемен. Как верные слуги нашего государя, мы передаем благородному афганскому народу самые светлые пожелания мира, благополучия и достатка. Но к нашей скорби, кроме русских, существуют еще плохие люди, желающие вбить клин (тут я растерялся с переводом) в нашу дружбу и мечтающие рассорить наши народы...
Слушая капитана, хан кивал и поглаживал бородку. Он прекрасно понял о ком речь и, когда пришла его очередь, сказал, что британцы не раз вторгались в Афганистан и с позором изгонялись обратно к своим индийским рабам. Мол де, афганцы больше всего любят свою свободу и никогда не покорятся неверным... То, что я записал в дневнике, всего лишь бледная тень произнесенного обеими ораторами.
Дуков сказал, что во все времена Афганистан был надежным щитом, прикрывавшим от захватчиков путь в Среднюю Азию. Теперь же королевство отделяет наш Туркестан от вторжения коварных врагов, которые одни у нашего Государя и вашего падишаха... Каюсь, не в силах выносить англофобию капитана, я в дальнейшем старался смягчать некоторые выражения не в меру агрессивного топографа.
Потом беседа перешла на более практические вещи. Капитан просил предоставить проводника, на это Саидулла ответил, что самый лучший знаток горных дорог вернется в город послезавтра. Он проведет наш караван хоть до самого Пешевара. Хан любезно предложил запастись в путь продовольствием и под его диктовку я составил список купцов, которые дешево продадут нам все необходимое.
После сладкого принесли кальян, и говоруны притихли. Если бы в зале вдруг появились прекрасные девы в чадрах и шальварах, то это было бы продолжением достойным сказок Шахерезады. Но сказки для того необходимы нам, дабы расцвечивать причудливыми узорами фантазии серую ткань действительности. Однако Афганистан – не Турция с Египтом, танцовщицы так и не появились. Танец гурий заменила прогулка на конюшню хана, где он долго хвастался жеребцами. Я равнодушен к лошадям и со страхом думаю о сотнях верст, которые мне предстоит преодолеть верхом на своей Звездочке. Господа топографы в отличие от меня прекрасно разбираются в лошадиных достоинствах и долго восхищались статью какого-то жеребца. Не упустив случая вспомнить о том, что у него имеется конюшня, Понятовский пустился в рассказ о верховой травле волков. На мой взгляд, довольно варварская забава.
Напоследок нам показали мужской танец под барабан и дудки, а так же некое подобие вольтижировки, во время которой слуги хозяина носились перед нами на лошадях. Всадники воинственно кричали и палили из винтовок в воздух. Мы усердно хлопали в ладоши, затем капитан одарил ханское воинство серебряными рублями.
Близился вечер, когда мы, наконец, откланялись и вернулись в город. Заждавшийся сотник Еремеев сгорал от любопытства. Он приставал ко мне с расспросами, но чувствуя себя предельно утомленным, я ограничился очень кратким пересказом происшедшего. Кажется, казак подумал, что я зазнался, но сейчас мне как-то все равно. За прошедший день я наговорился так, что охрип.
С удовольствием отужинал гречневой кашей с мясом.
По возвращению господа топографы засели в комнате капитана и с тех пор не появлялись. Наверное, обсуждают произведенное на хана впечатление. Забавно.
Хотел выйти, побродить по городу, но после ужина сразу отяжелел и почувствовал непреодолимое желание лечь спать. Допишу дневник и тут же лягу.
За исключением часовых все нижние чины собрались во дворе, покуривают табачок и время от времени над чем-то хохочут. По-видимому, бывшие в нашем эскорте казаки делятся впечатлениями о дворце хана. Остальные обитатели караван-сарая, как правоверные мусульмане, недавно совершили намаз (40) и уже разошлись по своим комнатам».
Кабул, 1928 год
Выслушав отчет о полете, успешных переговорах и переданных вождю деньгах, Саидов сдержанно похвалил:
- Неплохо. В конце недели полетите снова, доставите горцам патроны и пулемет. Сейчас отдыхай, на базаре я справлюсь сам... В пять часов к Филимонову, поедете вместе к Пурятинскому.
- Точно, - кивнул Юсуф. - У его падчерицы именины, а я совсем забыл о них. Нужен подарок.
- Подберешь что-нибудь в лавке, или у соседей. Недорогое.
Абдалла вернулся на рынок, а молодой человек прилег вздремнуть. В нужное время напольные часы разбудили его звонким боем. Юсуф совершенно не выспался, но делать было нечего, пришлось вставать. Для того, чтобы окончательно придти в себя, выпил чашечку крепкого кофе. Вскипятил воды из колодца в большом котле. Гремя медными кувшинами и тазами, помылся, тщательно побрился опасной бритвой. Внимательно осмотрел в зеркале загорелое, обветренное лицо и обработал квасцами маленький порез у кадыка. Занялся своим гардеробом. Бухарский халат к случаю не подходил, и Юсуф оделся совершенно по-европейски: рубашка с накрахмаленной манишкой, галстук бабочкой, серый в черную полоску костюм и начищенные до зеркального блеска серые с черными носами туфли. Поверх драповое пальто и на голову - круглую каракулевую шапочку.
Выйдя из дому, взял на соседней улице экипаж. На рынок в дядину лавку не поехал. Купил подарок в британском магазинчике, неподалеку от совпосольства. Флакончик цветочных духов и огромную, размалеванную слонами с тиграми коробку засахаренных индийских фруктов. Затем поспешил к летчику в гостиницу.
Военлет долго не открывал дверь комнаты: спал после полета. Когда же заспанный Паша наконец-то появился на пороге, то пришлось минут пять втолковывать ему, куда и зачем нужно сейчас ехать. В ответ на слова "бухарца" он только бессмысленно таращил мутные глаза. Оказалось, что приземлившись, летчик на радостях "обмыл" с Черепахой удачное возвращение.
Морщась от злости, Юсуф загнал пилота в душевую и заставил постоять под струями ледяной воды. Постепенно взгляд трезвеющего Филимонова приобрел осмысленное выражение. Обмотав махровым полотенцем широкие чресла, Павел сунул в рот папиросу и стал бриться. "Бухарец" тем временем сходил в посольский буфет и приобрел дюжину любимых именинницей пирожных. Разговорился с продавщицей о цветах. Услышав, что у дочки бывшего полпреда сегодня "день ангела", тетка отвела Юсуфа к посольскому садовнику, и тот, войдя в положение, срезал в теплице семь алых роз. Буфетчица завернула букет в "серебряную" бумагу и украсила красной шелковой ленточкой. Попросила передать "девочке" ее наилучшие пожелания.
* * *
Опоздав на полчаса, молодые люди наконец-то прибыли к особняку бывшего дипломата. Маленькая белая вилла находилась на границе района, где дома, принадлежавшие европейцам, сменялись туземным кварталом. Выйдя в отставку, Пурятинский получил здесь от Аманулы-хана в пожизненное пользование дом с садом. Со слов "дяди" Юсуф знал, что афганский монарх высоко ценил заслуги дипломата царской школы и был недоволен его отставкой.
Но время летело быстро, память у коронованных особ коротка, на смену старому полпреду пришли новые люди, и скоро все забыли о Пурятинском. Так говорил "дядя", и это наглядно подтверждал вид резиденции бывшего посла. Зигзаги трещин покрывали стены, кое-где отвалились куски штукатурки. Дом требовал ремонта, бассейн давно не чистили, а землю в облетевшем саду покрывал ковер неубранных листьев. По деревьям в саду было видно, что их уже несколько лет не подрезали. Привратник в солдатской шинели и турецкой феске проводил молодых людей по выложенной камнем дорожке в дом. Судя по всему, ограниченные средства не позволяли Владиславу Игоревичу держать необходимый штат прислуги. Тот же привратник сходил, позвал хозяина дома. И пока Пурятинский шел откуда-то из комнат в прихожую, турок принял у гостей их пальто и головные уборы.
- Добрый вечер, товарищ пилот, - воскликнул появившийся Пурятинский. - Здравствуйте, господин Аббассов. Очень рад, очень рад! Уже стал побаиваться, что вы заняты и не придете на наш скромный праздник, - он пожал руки молодым людям и пригласил пройти в комнаты. - Мариночка, к тебе гости! - позвал он. - Доченька, иди к нам!
Прежде чем вышла именинница, Юсуф успел осмотреться. Как и снаружи, в гостиной на всем лежал признак старения и простоты, граничившей с бедностью: потускневшая мебель, выцветшие обои, потолок с потрескавшейся побелкой. Молодому человеку показалось, что к торжеству никто не удосужился даже вытереть пыль с мебели и вымыть высокие узкие окна, стекла в шкафах.
Его критический осмотр был прерван появлением маленькой полной девушки. Шестнадцать-семнадцать лет, черная коса на плече и смуглое восточное лицо. Далеко не красавица, но черты приятные и располагающие к себе. Открытый и простодушный взгляд живых карих глаз. На шее переливается зелеными огоньками изумрудов золотое ожерелье. Голубое, изящное платье. Белые чулочки, подчеркивающие полноту ножек, и синие туфли.
Владислав Игоревич представил молодых людей дочери, после чего они вручили цветы и подарки. От оказанного внимания щечки Марины простодушно зарумянились, и, чтобы скрыть смущение, девушка уткнулась лицом в бутоны роз. Она искренне поблагодарила. Заметив, как ее глазки быстро, изучающе перебегают с одного гостя на другого, Юсуф мысленно улыбнулся.
Через минуту выяснилось, что блондинистый Филимонов вызвал у именинницы больший интерес, чем скуластый и коричневый от загара бухарец. Марина стала с любопытством расспрашивать военлета о его опасной, мужественной профессии. Павел охотно снисходительным тоном отвечал на вопросы дилетантки и женщины. Внимание девушки ему нравилось, и, чтобы произвести большее впечатление, он предложил устроить ей прогулку на своем аэроплане. Посмотреть на Кабул с высоты птичьего полета, так сказать.
Обрадованно вспыхнув, Марина обратилась к отцу за разрешением. Владислав Игоревич с улыбкой ответил, что ничего не имеет против. И если товарищ пилот не возражает, даже он не отказался бы от такого аттракциона.
- Возьмете старика на небо? - спросил Пурятинский, добродушно улыбаясь. - Пока ангелы не прибрали?
- Ну, папа, - укоризненно произнесла Марина и чмокнула отца в щеку. - Не говори так.
Филимонов легкомысленно ответил, что с удовольствием покатает знакомых. Поинтересовался, когда же будут остальные гости? Хозяева смущенно замялись, и "бухарец" решил, что они с пилотом – единственные, кто ответил на приглашение бывшего дипломата. Но ошибся. Буквально через несколько минут в доме появился еще один гость. Высокий тучный пуштун за пятьдесят, в военном мундире, но без знаков различия. На полной груди блестела эмалями орденская звезда.
Новоприбывшего господина звали Арман Абдмохаммед, и служил он чиновником в министерстве внутренних дел. Кем именно, уточнять не стал. По-европейски бритый старый знакомец Пурятинского держался несколько высокомерно. Протянул пухлую ладонь военлету, кивнул поклонившемуся Юсуфу и вручил имениннице коробочку с подарком. Галантно поцеловав воздух над девичьей ручкой, господин Арман Абдмохаммед сказал Марине длинный и по-восточному цветистый комплимент. Вежливо поблагодарив, девушка с видимым удовольствием примерила на руку подаренный золотой браслет.
* * *
Прохаживаясь по гостиной, Юсуф обратил внимание на большое фото, где хозяин дома в френче с орденом Боевого Красного Знамени на груди стоял рядом с Амануллой-ханом. Позади короля и дипломата виднелся автомобиль, смешанная группа военных. Среди мундиров афганских гвардейских офицеров выделялись красноармейские гимнастерки с "разговорами". Заметив взгляд молодого бухарца, Владислав Игоревич с гордостью рассказал, что в свое время фактически он был зачинателем отношений между молодой революционной Россией и таким же молодым Афганским королевством, решившим сбросить с себя иго британского протектората.
- Да, дорогой Юсуф, - подтвердил господин Арман Абдмохаммед. - Наш уважаемый хозяин в двадцатые годы приложил немало усилий, чтобы между Афганистаном и СССР были добрососедские отношения. Его величество часто вспоминает о твоей работе на благо наших государств, - сказал пуштун с важностью.
- Благодарю, - ответил Пурятинский. - Падишах, как всегда, добр ко мне, - он вежливо улыбнулся. - Мы начинали, когда только-только закончилась Великая война, и старые империи рассыпались одна за другой, а на наши плечи легла огромная ответственность, - продолжил дипломат. - В те времена старое устройство мира с болью и кровью отходило в прошлое. Многие политические деятели цеплялись за устаревшие взгляды и смотрели на ситуацию с изживших себя позиций. Но молодой падишах изначально проявил себя как замечательный политический деятель и реформатор. Я всегда считал и считаю, что хан Аманулла - великий человек, опередивший свое время! Нужно было обладать настоящим политическим чутьем, чувством перспективы, чтобы разглядеть в Октябрьском перевороте начало великого будущего.
Не желая уступать друг другу в верности королю, чиновник и Юсуф бурно поддержали сказанное бывшим дипломатом. Тем временем военлет болтал в сторонке с именинницей. Марина, польщенная вниманием молодого мужчины, краснела и мило улыбалась. Пурятинский прервал славословия в адрес афганского монарха и спросил дочку, не пора ли за праздничный стол?
- Ой! - девушка снова зарделась. - Минуточку, я схожу, посмотрю, закончила ли Гуль накрывать... Я сейчас, - и она выскользнула из гостиной.
Тут же вернувшись, именинница радостно пригласила всех в столовую, где ждал накрытый стол. На белоснежной накрахмаленной скатерти стоял сервиз дореволюционного, произведенного фирмой Попова фарфора. Столовое серебро украшала монограмма хозяина дома, а на гранях фужеров и рюмок богемского хрусталя вспыхивали радужные блики. Приборов было не меньше дюжины, и, когда хозяева с гостями расселись, большая часть стульев оказалась свободна.
Владислав Игоревич лично откупорил бутылку "Вдовы Клико", не забыв упомянуть, что куплена она до начала Великой войны. Во время последней командировки в тогда еще Санкт-Петербург, превратившийся буквально через несколько месяцев в Петроград. Юсуф хотел отказаться от вина, но господин Арман Абдмохаммед насмешливо улыбнулся и сказал, что не стоит обижать хозяев из-за предрассудков.
- Мракобесы и лицемеры толкуют Коран, как им вздумается, - говорил он, - и каждый на свой лад пытается лишить людей удовольствий. Пророк ничего не говорил ни о русской водке, - чиновник кивнул в сторону запотевшего графина, - ни о замечательном французском коньяке, которым я надеюсь, - он улыбнулся Пурятинскому, - мой друг еще порадует нас сегодня. Пророк Мохаммед говорил лишь о финиковом вине... И потом, отказаться выпить за нашу дорогую именинницу, - Арман отвесил поклон в сторону девушки, - будет просто верхом невежливости. Не стоит такому молодому и прогрессивному человеку, как вы, уподобляться провинциалам.
- Давайте выпьем, - не выдержал военлет и, поднявшись, отсалютовал виновнице торжества фужером. - За твою красоту, дорогая Марина, - и он лихо опрокинул в рот шампанское.
- За тебя, доченька, - Пурятинский сделал глоток вина и чмокнул девушку увлажнившимися губами в смуглую щечку. - Будь счастлива и всегда здорова.
Юсуфу ничего не оставалось, как присоединиться к тосту и смущенно пригубить вино под насмешливым взглядом господина Абдмохаммеда. Чиновник же с видимым удовольствием отпил половину своего бокала и тяжело опустился на стул. Глядя на него, Юсуф подумал, что такой старый прохвост уж точно не упустит в жизни ни одно из удовольствий. Тот заметил его взгляд. Делая паузы в еде, стал рассказывать молодому человеку, что в Афганистане всегда спокойно относились к алкоголю и традиционно употребляли легкое местное вино. Не говоря уже об арабских братьях в древние времена. В подтверждение своим словам господин Арман вспомнил великого Омара Хайама и процитировал к месту несколько рубайат (41).
- Замечательный поэт, - отозвался Пурятинский и предложил новый тост - за великого реформатора, чьим гостеприимством он пользуется и по сей день, за его величество Амануллу.
Юсуф выпил этот тост без возражений и с опаской посмотрел на военлета, который налил себе еще водки.
* * *
К концу обеда общим вниманием завладел захмелевший Филимонов. Благодаря его усилиям, графин с национальным русским напитком наполовину опустел. Пашино лицо покраснело, манеры стали развязными, голос громким. Он часто перебивал собеседников и, перехватив инициативу, произносил тосты "за дело товарища Ленина и партии большевиков", "за победу коммунизма и Мировой революции". Самым политически нейтральным оказался "за дружбу между рабочими и крестьянами СССР и Афганистана".
Тонко улыбаясь, Пурятинский смотрел на разошедшегося пилота, пил тосты и не обращал внимания на фамильярность гостя. Господин Арман Абдмохаммед же легко направил беседу на авиацию, которой так увлечен его величество Аманулла, и расспрашивал пилота о его работе. Пуштуна интересовало все: гражданские и военные аэропланы, состоявшие на вооружении ВВС РККА, их достоинства и недостатки, а так же приходилось ли уважаемому господину Филимонову принимать участие в боевых действиях?
- Наверное, не приходилось, ведь вы еще слишком молоды, - сам себе ответил чиновник. - Вам не больше двадцати пяти?
- Мне двадцать семь лет, - с вызовом отчеканил Павел. - В Гражданскую я не воевал - не получилось, а вот в Туркестане поработал... - он принялся рассказывать, как гонялся за бандами басмачей, в прошлом году был одним из пилотов, разгромивших банду Джунаид-хана.
Юсуф с неодобрением смотрел на болтуна, с помощью вилки и ножа живописно демонстрировавшего, как именно садились-взлетали на такыр аэропланы. Как перебрасывали по воздуху десант и вели разведку, бомбили, обстреливали басмачей на "бреющем" из пулеметов...
Арман Абдмохаммед слушал внимательно и задавал уточняющие вопросы, свидетельствовавшие о его неплохом знании военного дела. Владислав Игоревич выступал при старинном приятеля в качестве переводчика, хотя "бухарцу" показалось, что чиновник солгал, сказав, что не знает русского. Пурятинский слегка упрощал живописный рассказ военлета, а несколько вопросов пуштуна содержали в себе уточнения моментов, которые дипломат вообще не переводил.
Марина вначале слушала пилота с живым интересом, но вскоре заметно заскучала. Несколько раз она покидала стол и отправлялась к служанке на кухню, чтобы присмотреть за готовкой. Вернувшись в последний раз, спросила отца и гостей, подавать ли десерт прямо сейчас? Может сделать короткий перерыв?
Решили прерваться. Мужчины хотели курить, и Пурятинский предложил всем перейти к нему в кабинет. Девушка осталась помогать служанке убирать и накрывать на стол. Владислав Игоревич не забыл по этому случаю заметить, что Мариночка постаралась: сама приготовила по рецепту покойной жены великолепный торт "Наполеон". Юсуф и чиновник вежливо выразили удивление кулинарными талантами девушки.
Марина смутилась и сказала:
- Ну что ты, папа. Какие пустяки.
* * *
В кабинете хозяина дома на полу лежал персидский ковер, вдоль стен вытянулись к потолку книжные шкафы с томами энциклопедий и справочников по географии, политике, экономике. Имелись сочинения Ленина и Троцкого, сиял золотым тиснением "Капитал" на немецком. Лежали подшивки советских, британских, немецких и французских газет. Юсуф обратил внимание, что периодика свежая: господин Пурятинский продолжал следить за ходом мировой политики.
Взяв из коробки сигару, "бухарец" прикурил от зажженной Филимоновым спички. Пилот отказался от "гаваны" и попыхивал своей папиросой. С пьяной усмешечкой он разглядывал на одной из стен кабинета целую галерею фотопортретов. Из позолоченных рам на него смотрели покойный Ленин, недавно отправленный в ссылку Троцкий, маршал и президент Ататюрк, падишах Аманулла. Кроме того, над письменным столом висел портрет Амануллы-хана маслом, с гравированной серебряной табличкой в уголке рамы, извещавшей, что это подарок падишаха господину Пурятинскому по случаю его отставки.
Юсуф задал несколько вопросов бывшему дипломату о его работе. Владислав Игоревич оживился, глаза заблестели. Он достал из ящика письменного стола толстый фотоальбом и дал молодому человеку. Внутри имелось множество фотографий, на которых был запечатлен господин Пурятинский в значительные и замечательные моменты своей карьеры. Юсуф с любопытством разглядывал снимки и задавал уточняющие вопросы. Бывший дипломат охотно давал пояснения.
- Здесь я во время службы в Персии, - Владислав Игоревич показал на молодого человека в царском дипломатическом мундире, почти затерявшегося среди чиновников тегеранского посольства. - Молодой, наивный, только женился на покойной Валечке, - Пурятинский вздохнул. - А это после награждения моим первым Владимиром...
"Владимиром" дело не ограничилось, и царь-батюшка успел отметить заслуги уверенно шагавшего по служебной лестнице дипломата знаками святой Анны и святого Станислава третьей степени. А также владимирской звездой. Разглядывая портреты, где Пурятинский позировал при полном параде - в мундире и орденах, со шпагой, Юсуф вспомнил розетку с большевистским Красным Знаменем на его груди и мысленно усмехнулся.
С началом революции внешний облик Владислава Игоревича заметно переменился. Исчезла "николаевская" бородка, прибавилось морщин, взгляд потяжелел. Мундир с шитьем и фрак отошли в прошлое, а их место заняли пиджаки и военные френчи, фуражка с красной звездой. Шпагу сменила шашка и кобура с пистолетом. Впрочем, на большинстве снимков Пурятинский представал лицом гражданским. Какие-то заседания, митинги, военные парады и демонстрации. Самарканд и Бухара, пожелтевшие вырезки с сильно отретушированными фотографиями, на которых бывшего царского дипломата можно было узнать с большим трудом.
На одном из фото Владислав Игоревич позировал рядом с Фрунзе. Потом пошли страницы с афганским периодом: падишах, его офицеры, дипломаты других стран, Герат и Кабул. Генерал Энвер-паша со своим штабом, бухарский эмир, какие-то седобородые старейшины в национальной одежде и бравые племенные вожди с саблями и маузерами, опоясанные патронташами не хуже революционных матросов...
В очередной раз выразив восхищение "исторической карьерой" дипломата, Юсуф спросил, не собирается ли уважаемый хозяин написать мемуары? Будет очень обидно, если человек - участник таких замечательных событий, сам творивший историю двух стран, не оставит потомкам воспоминаний.
- Не знаю, - помрачнел Пурятинский. - Я думал об этом, но пока еще не решил. Для написания воспоминаний необходимо свободное время, уединение и покой, а я собой еще не располагаю... - бывший дипломат осекся, кинул быстрый взгляд на безмятежно наслаждавшегося сигарой Армана. - А где же ваш друг? - Владислав Игоревич обратил внимание на то, что пилота нет в кабинете. - Думаю, и нам пора вернуться к столу. Мариночка, наверное, заждалась, а ведь это ее праздник, - он отобрал у Юсуфа альбом, спрятал в стол и шагнул к двери. - Хватит на сегодня прошлого. Идемте, господа.
* * *
Марина и служанка накрыли стол под сладкое. В центре оказалось серебряное блюдо с огромным "наполеоном". Как и обещалось, Владислав Игоревич откупорил бутылку французского коньяка. В отличие от гурмана Абдмохаммеда военлет проглотил свою рюмку изысканного напитка, словно это была простая водка. Он вообще уделил алкоголю немало внимания и сильно осоловел.
Юсуф ел приторно-сладкий торт, нахваливал кулинарные способности девушки и с тревогой следил за опьяневшим пилотом. Пора было завершать вечер и забирать Филимонова, но у Марины на этот счет имелись свои планы: не разбираясь в степенях мужского опьянения, она потащила гостя танцевать. Пилот мужественно продержался на ногах два регтайма (42), а затем вернулся за стол к бутылке с коньяком, не обращая внимания на огорчение именинницы.
Пожалев девушку, молодой "бухарец" галантно предложил в качестве партнера себя. Чтобы в какой-то мере сохранить свою "легенду", он признался, что танцует очень плохо, но будет рад, если Марина научит его. Девушка отнеслась к замене без особого энтузиазма, но вскоре выяснилось, что молодой человек пластичен, хорошо чувствует музыку и партнершу. Лицо именинницы раскраснелось, пухленькая грудь учащенно вздымалась, приподымая драгоценное ожерелье. Изумруды в нем были крупные, индийские или афганские, но плохой местной огранки.
Во время танца Юсуф расспрашивал девушку о ее жизни, интересах. Не таясь, Марина простодушно жаловалась на одиночество, отсутствие друзей и сказала, если бы не уроки живописи, которые она берет у какого-то итальянца, то "впала бы в отчаяние".
- Папа каждый год обещает, что уедем жить в Европу, - слегка задыхаясь от быстрых движений, рассказывала она, - но всякий раз откладывает. А я хочу увидеть Париж, побывать в Лувре и на Елисейских полях... Так надоело сидеть взаперти.
Еще девушка сообщила, что мечтает стать знаменитой художницей. Но в Афганистане и вообще на Востоке это невозможно. Мужчины смотрят на женщин как на рабынь и всячески эксплуатируют. Марина с вызовом взглянула на гостя, но тот только улыбнулся и поинтересовался, нельзя ли увидеть ее работы? Он в детстве пытался рисовать, но Коран запрещает изображать людей, и родители в свое время приказали ему бросить это занятие. Сейчас он жалеет.
В глазах девушки появилось сочувствие. Она ответила, что с удовольствием покажет ему свои картины, так как хотелось бы узнать мнение незаинтересованного человека.
- Папа все хвалит, - говорила Марина. - Он меня очень любит и все, что я ни делаю - "великолепно", - закончив танцевать, они стояли рядом с патефоном, перебирая пластинки. - Мой учитель тоже щедр на похвалы, особенно в день, когда я приношу ему плату за уроки, - усмехнулась девушка. - А мне бы хотелось узнать мнение постороннего человека.
- К сожалению, я полный профан в живописи, - поспешил сказать Юсуф. - Мое мнение основывается не на знании, а всего лишь на моем "нравится-не нравится", поэтому оно ничего не стоит.
- Все равно, - отмахнулась Марина. - Я хочу услышать вашу оценку. Но я не буду устраивать "выставку" сегодня. Необходимо расставить работы, нужен дневной свет... - девушка задумалась. - Вот если бы вы смогли придти к нам еще раз? - она с надеждой посмотрела на собеседника. - Через несколько дней?
Юсуф сказал, что с удовольствием принимает приглашение, но сейчас не может ответить, когда именно снова навестит гостеприимный дом. У него множество дел в торговой фирме, принадлежащей родственнику.
- Ничего, - улыбнулась Марина. - Приходите в любой день, кроме среды и пятницы, после полудня. В это время в студии достаточно света, и я смогу показать вам свои работы... И берите с собой товарища Филимонова, - она бросила насмешливый взгляд на пилота, который с трудом поддерживал беседу за столом. - Мне будет интересно узнать и его мнение.
* * *
Закончив танцевать, Юсуф посмотрел на часы и, выразив сожаление, сказал, что ему пора идти. Говоря, он незаметно подтолкнул военлета в спину и напомнил, что у того завтра трудный день на аэродроме. Несмотря на опьянение, Паша понял намек и тяжело поднялся. Пурятинский не стал задерживать молодых людей. Арман Абдмохаммед пожал обоим на прощание руки, вручил по визитной карточке и выразил надежду, что в скором времени они снова встретятся и продолжат знакомство.
Накинув шаль, Марина вышла в сад проводить гостей. Посмеиваясь, напомнила Филимонову обещание "прокатить с ветерком над Кабулом". Военлет шумно заверил, что не забыл и, прощаясь, попытался поцеловать девушку. Марина ловко увернулась и смутилась. Погрозив пилоту пальчиком, она дошла с молодыми людьми до ворот и послала им на прощание воздушный поцелуй.
Шанхай, 1934 год
В этот раз на встречу пришли не двое, а трое китайцев. Знакомые толстяки - мистер Пинг с мистером Ю и третий - повыше ростом, широкоплечий, в строгом черном платье. На худом аскетичном лице незнакомца влажно блестели черные злые глаза.
По легкому замешательству комиссионера Александр понял, что мистер Фанг не ожидал появления нового участника переговоров. Он спросил об этом китайца, когда они возвращались в пансионат.
- Не волнуйтесь, мистер Джонсон, - с некоторой задержкой ответил Фанг, который вел машину и внимательно следил за дорогой. - Я имею дело только с проверенными, уважаемыми людьми. Нам с вами нет смысла беспокоиться...
Третий клиент во время встречи никак себя не проявил. Кратко назвался:
- Зедонг, - опустился на табурет и молча просидел, наблюдая за Фангом и американцем.
Впрочем, беседа долго не продлилась. Пинг и Ю были немногословны. Почтительно извинившись, они попросили еще неделю времени для того, чтобы дать окончательный ответ. Увидев недовольство на лице Александра, Пинг поспешил добавить:
- Вопрос о закупке вашего товара почти решен. Наш хозяин никак не может определиться с размерами заказа.
- Очень может быть, - слегка поклонился Ю, - что мы увеличим партию. Значительно увеличим.
- Но нам необходима еще неделя времени, - закончил Пинг.
Александр постарался сделать вид, что колеблется, размышляет над просьбой. В другое время и при других обстоятельствах проволочка со сделкой ничего, кроме законного раздражения у него бы не вызвала. Но, учитывая продолжавшийся односторонний роман с Натальей, он не был готов сейчас уезжать из Шанхая. Рыжая-бесстыжая "не отпускала", занимая с каждым днем все больше места у него в сердце и мозгу. Последние две ночи после ее ухода он даже не смог уснуть. Наталья по-прежнему оставалась холодной и отстраненной, казалось, все время думала о чем-то своем. Вчера, получив в подарок золотую, усыпанную бриллиантиками брошь-бабочку, холодно поблагодарила. А он надеялся на совсем другую реакцию. Даже обиделся, но очень быстро на смену огорчению пришла тоска.
- Хорошо, - Саша взял со столика шляпу. - Я согласен подождать еще семь дней. Не больше.
- Спасибо, мистер Джонсон. Мы сообщим вам о времени и месте встречи через уважаемого мистера Фанга, - сказал Пинг, и трое китайцев поклонились...
Комиссионер остановил машину напротив дверей гостиницы, и Александр выбрался на тротуар.
- У меня такое впечатление, - начал Саша, - что вы все-таки ошиблись с выбором покупателей, дорогой Фанг. Мне кажется, что вся эта троица всего лишь посредники. Торговцы воздухом, как сказали бы в Чикаго.
Он замолчал, испытующе глядя на китайца. Фанг не стал обижаться. Выдержав паузу, убежденно ответил, что не сомневается в серьезности намерений мистера Ю и Пинга.
- Не беспокойтесь, господин Джонсон, - сказал он. - Я провел с ними несколько сделок, и они всегда выполняли свои обязательства. Просто обстановка в стране очень напряженная, любой коммерсант сталкивается со множеством проблем. Что уж говорить о таком деликатном товаре, как у вас, - он достал коробку с папиросами, закурил. - Не исключено, увеличив заказ, они захотят, чтобы мы "подвинулись" в цене. Скинули несколько процентов.
- Ну, если вы уверены в своих клиентах, - Александр оставил без внимания замечание о снижении цены, - то вскоре мы закончим нашу сделку. До свидания, дорогой Фанг.
* * *
После секса с Натальей, он принял душ и расположился на кресле в гостиной. Девушка осталась лежать в кровати, курила.
- Саша, - заговорила она, - ты не обидишься, если я скажу одну вещь...
- Ты это о чем? - мгновенно ощутив тревогу, он поднялся и встал на пороге спальни. - Что случилось?
- Мне должны позвонить сюда, - зеленые глаза проститутки избегали его взгляда. - Я дала номер твоего телефона.
- Кто будет звонить? - дернув щекой, Александр подошел к кровати и грубо взял девушку за подбородок, попытался заглянуть ей в глаза. - Зачем?
- По делу, - Наталья решительно отвела его руку. - По важному делу, - она поднялась и, затушив папироску, взяла персик из вазы на ночном столике. - Мне могут позвонить в любое время, и я дала твой телефон. Извини, если что не так, - она вонзила зубы в спелый плод, и струйка сока потекла по подбородку.
- Ты мне не ответила, кто и зачем, - Александр чувствовал, как в нем все сильнее закипают гнев и раздражение. - Это по твоей работе? Клиент?
Зеленые глаза "стрельнули" в него и тут же спрятались за пушистыми ресницами. Некоторое время она молча ела. Мужчина терпеливо ждал.
- Нет, - наконец ответила Наталья. - Просто один человек привез мне... письмо от знакомой. Она осталась в Харбине, - девушка кинула косточку в пепельницу и вышла из комнаты. - Мы с ней вместе в гимназии учились, - донеслось из ванной. - Моя лучшая подруга!
- И ты хочешь сегодня уехать раньше, чем мы договаривались? - зло спросил Александр.
- Нет, - ответила Рыжая-бесстыжая сквозь шум льющейся воды. - Я сегодня буду до девяти вечера. Как ты и хотел.
* * *
- Может, отвезти тебя? - на прощание Саша поцеловал девушку в щечку и открыл дверцу такси. - Мне все равно делать нечего, могли бы после заехать в кино.
Наталья быстро села в красный "рено".
- Не нужно, - сказала она. - Не хочу в кино. До завтра. Па-па!
Хлопнула дверца, и машина отъехала. Александр сделал вид, что возвращается в гостиницу, но тут же подбежал к ожидавшему его такси и плюхнулся на переднее сиденье рядом с водителем.
- За той машиной, - приказал он. - Быстро!
Усмехнувшись над волнением пассажира, усатый таксист тронул авто с места.
- Не извольте беспокоиться, - сказал он. - Не потеряем.
Еще час назад, когда Александр нанимал такси для слежки, он без труда признал в шофере соплеменника, возможно, даже бывшего офицера. Но говорил с ним исключительно на французском. Заплатил за простой, объяснил предстоящее задание. Вначале водитель заупрямился, перспектива преследовать чужую машину показалась ему криминальной и опасной. Саша добавил еще десятку и пояснил, что хочет проследить за своей подругой, выяснить, куда она поедет. Лицо шофера смягчилось, он согласился, но напоследок, как бы в шутку поинтересовался, не собирается ли клиент стрелять в свою пассию?
- Нет, что вы, - Александр даже замахал руками и рассмеялся. - Всего лишь проследить.
- Тогда никаких проблем, - ответил шофер. - Буду вас ждать, месье.
* * *
На улицах вечернего города было активное движение - трамваи, такси, частные авто, рикши, но усатый шофер ловко и привычно лавировал в этой сутолоке. Мимо проползали освещенные электричеством витрины магазинов, вывески, пешеходы и люди у входов в дансинги, рестораны и бары. Едва не касаясь голов прохожих, со стен домов свисали разноцветные флаги реклам-вывесок. Вскоре между авто Александра и Натальи остались две машины. Водитель Саши сказал, что не стоит подъезжать ближе: таксисты в Шанхае - народ глазастый. Может заметить "хвост", и тогда преследование станет невозможным.
Чтобы как-то занять себя, отвлечься, Саша курил одну сигарету за другой. Форточка с его стороны была открыта, и он стряхивал пепел прямо на мостовую. Непривычное движение по левой стороне, как в Англии, еще больше действовало ему на нервы.
Первые минут десять шофер молчал, стараясь не упустить "рено" с рыжей девицей, но вскоре расслабился. Стал болтать на не очень хорошем французском о жизни в Шанхае. Жаловался на налоги, на китайских хунхузов (43), подминающих под себя любой бизнес и взимавших с торговца, рикши или таксиста свои нелегальные налоги.
- И попробуйте не заплатить, - он состроил на усатой физиономии печальную гримасу. - Для начала могут шины проколоть, стекла побить, а потом сожгут и все! Ходи-побирайся! - водитель оглянулся на пассажира.
- А полиция? - спросил Александр и выбросил окурок в форточку. - Я слышал, здесь хорошая международная полиция. Французы, русские, британцы...
Вздохнув, таксист признал, что - да, семь лет назад во время восстания, когда красные попытались захватить власть, или в тридцать втором, когда шли бои между японским десантом и китайцами, то "русский полк" сильно отличился. Если бы не русские муниципальные полицейские, то международный Шанхай просто утонул бы в кровавых беспорядках и погромах. Но одно дело военное положение, а борьба с китайскими тайными обществами, которые обложили всех налогом, совсем другое. Тем более, во французской криминальной полиции полно инспекторов-китайцев, а те своих без большой нужды не трогают. Взятки берут.
- Рука руку моет, - произнес шофер на русском. - Внешне в сеттльменте на улицах все спокойно, а вот, если в глубь посмотреть... Тут такое творится! - закончил он патетически. - Одно хорошо, что банки каждый день не грабят, как в Америке.
Расстояние между машиной с Мариной увеличилось, и таксист замолчал. Совершив пару обгонов, пристроился сразу за "рено". Саше показалось, что в заднем стекле едущей перед ними машины видны рыжие волосы девушки. Он инстинктивно вжался в сиденье, на всякий случай прикрыл лицо ладонью. Это было глупо, так как на улице окончательно стемнело.
- Можете не прятаться, - подтвердил шофер, ухмыляясь. - Вас оттуда не разглядеть. Я чуть за ними проеду, потом кого-нибудь пропущу между нами... А вот японцы, - вернулся он к прежней теме, - первым делом у себя в секторе порядок навели. Всех красных, хунхузов арестовали в первые же дни, когда власть взяли, и расстреляли. Теперь у них все чинно, все по струнке ходят. Никаких бродяг, воров и бандитов. Японцы знают, что такое порядок.
На время в авто воцарилось молчание. Сашино такси, как привязанное, проследовало за "рено" по набережной Бунда, затем через весь французский сектор к китайскому. Шофер бросил озабоченный взгляд на пассажира.
- Влетит вам поездочка в копеечку, - сказал он с каким-то злорадством. - Похоже ваша женушка к друзьям-китайцам собралась.
- Я не женат, - сухо заметил Саша. - Вы, главное, машину не потеряйте из виду, а деньги... Сколько стоит – столько и заплачу.
"Не твоя забота", - подумал он со злостью. Дурацкая погоня и болтливый водитель все больше раздражали молодого человека. Он достал из портсигара самокрутку с ганджой. Закурил, водитель принюхался.
- Вы точно не собираетесь в подружку стрелять? - спросил он хмуро. - А то давайте я вас от греха подальше, лучше в курильню отвезу. Есть у меня на примете. Хозяева - белые люди, вышколенный персонал. Полежите, отдохнете, трубку покурите и расслабитесь.
- Вы не беспокойтесь, - перебил Саша. - У меня и оружия с собой нет, - соврал он: во внутреннем кармане пиджака лежал "кольт" тридцать второго калибра. - Может, потом... На обратной дороге.
- Как хотите, - сказал шофер. - Хозяин-барин, - пробормотал он на русском. - Могу и к девочкам завезти. Красивые, чистенькие и недорого.
Саша затянулся самокруткой и ничего не ответил.
* * *
- Вот мы и за городом, - голос водителя прозвучал неожиданно и громко. - Не могу понять, куда он едет.
Провалившийся на пару минут в сон Александр вздрогнул и открыл глаза. Они медленно ехали чуть ли не в поле. Машину трясло на ухабах, свет фар выхватывал из темноты грунтовое шоссе, ямы, темные кусты на обочине. Слева и справа виднелись черные силуэты погруженных в ночную темноту каких-то хибар. Далеко впереди поблескивал рубиновыми катафотами преследуемый "рено".
- Долгая поездка получается, - сгорбившись за "баранкой", шофер напряженно всматривался в дорогу. - Может вернемся? А то я не нанимался всю ночь за городом кататься. Опасно здесь.
Александр молча достал бумажник и отсчитал двадцать долларов. Протянул таксисту:
- Это сверх счетчика.
Усач мельком глянул на деньги. Сгреб купюры и спрятал в карман брюк.
- Вот с жиру бесится, - пробормотал он на русском. - За такие деньги с бабой полночи кувыркаться можно.
Впереди фары Натальиной машины осветили дорожную развилку.
- Ага, - сказал водитель. - Направо деревни и поля, а налево свернут - там загородные дома, виллы...
Неожиданно притормозив, "рено" медленно пополз с шоссе куда-то в бок направо. Таксист выругался и прибавил газу, боясь потерять "подопечного" из виду.
- Черт, где они? - подавшись вперед, Александр чуть не ткнулся головой в лобовое стекло, "рено" внезапно исчез из виду. - Быстрее!
Его шофер выматерился, надавил на газ, и через минуту они едва не проскочили мимо съезда с основной дороги. Накатанная повозками колея уходила с шоссе куда-то в заросли. Натальино такси видно не было. Александру показалось, что он заметил, как среди стеблей бамбука, гаоляна вспыхивает и гаснет свет удаляющихся фар.
- Рессоры угроблю, - мрачно произнес шофер, но осторожно съехал с шоссе на непонятную дорожку. - Не стоит нам сюда ехать, ей-богу, не стоит...
Их сильно тряхнуло, и усач замолчал. Саша таращил глаза, пытаясь рассмотреть впереди Натальин "рено". Дорога в зарослях петляла, делала резкие повороты, затем бамбук исчез, по обеим сторонам потянулось поле, усеянное маленькими холмиками.
- Потеряли, - с облегчением в голосе сказал водитель. - Нету его. Удрал.
Преследуемое такси, воспользовавшись форой в расстоянии, исчезло, словно провалилось сквозь землю. Не слушая возражений пассажира, усатый шофер остановил машину, погасил фары. Впереди ни по левую, ни по правую руку не было заметно никакого движения, никакого света. Александр вылез наружу, стал напряженно всматриваться и вслушиваться в окружавшую темноту. Ничего. Только ветерок и отдаленный шелест стеблей.
Водитель открыл дверцу. Тяжело выбрался из-за "баранки" и, закуривая папиросу, прошелся вперед. Быстро вернулся назад.
- Да он нас на кладбище завез, - сказал усач испуганно. - Тут старое китайское кладбище, везде могилы. Ну и поездочка!
* * *
Возвращались в напряженном молчании. Несколько минут назад Александр едва не подрался с водителем, хотя в глубине души понимал, что тот прав. Он хотел, чтобы шофер вернулся к развилке и они попытались отыскать Натальину машину на дороге, вдоль которой располагались виллы. Саша рассудил, что девушке нечего делать в селе ночью, следовательно, туда она поехать не могла. Ранее он знал, с ее слов, что проститутка снимает комнату в каком-то общежитии для одиноких девиц во французском секторе. Сейчас же она, скорее всего, ехала к клиенту, тот вполне мог жить за городом. Ничего о своих предположениях Саша вслух сказать не успел, так как шофер решительно заявил, что для него поездка окончена. Он возвращается в Шанхай, а если пассажир и дальше собирается искать приключений на свою голову, то может просто покинуть такси...
- Ищите девку на своих двоих, - сказал усач грозно. - Лично мне пора домой.
В голове Александра мелькнула шальная мысль: не пригрозить ли водителю пистолетом? Но, сдержавшись, он залез в кабину. Когда вернулись в город, приказал везти на Бунд. Там и вышел. Медленно двинулся вдоль набережной, глядя на рейд, где светились огоньками военные и пассажирские корабли. Потом свернул на авеню Жоффра. Долго брел вперед без цели, переходя с одной улицы на другую, не обращая внимания на остальных прохожих и автомобили, не раз пугавшие его клаксоном. Привлеченный разноцветными бумажными фонариками, горевшими в миниатюрном садике-кафе, занял свободный столик. Заказал виски с содовой и льдом.
Пил и наблюдал за ночными бабочками, жучками-светлячками, прочей насекомой нечистью, водившей хороводы вокруг огоньков. Каждое мгновение кто-то из них в безумном влечении слишком близко подлетал к огню и тут же падал на траву с обгоревшими крылышками. Мысли быстро пьянеющего Александра плавно и привычно, как это не раз бывало за последнее время, скользнули в прошлое...
Кабул, 1928 год
Юсуфу так и не пришлось совершить третий полет с Филимоновым. Самолет, принадлежавший транспортной фирме уважаемого господина Саидова, был затребован военным министерством. Военлет получил задание провести разведывательные полеты, обнаружить и помочь уничтожить появившуюся в сотне километров от Кабула шайку мятежников. Они грабили дома королевских сторонников и успели снискать поддержку среди населения убийствами нескольких налоговых и полицейских чиновников.
На ликвидацию банды отправили пехотную роту и кавалерийский эскадрон. Но афганский офицер, командовавший карательным отрядом, вскоре показал себя совершенно беспомощным полководцем. Все его попытки уничтожить бандитов лишь приводили к потерям среди солдат. Дважды отряд окружал селения, где ночевали разбойники, и оба раза преступникам удавалось с боем уйти целыми и невредимыми. Не последнюю роль в неуловимости банды сыграло то, что настроенные против падишаха-отступника дехкане помогали любому, кто объявлял себя борцом за веру. А через несколько дней военные попали в засаду и превратились из охотников в беспомощную дичь. Первыми же выстрелами был убит командир отряда, среди королевских солдат началась паника, и люди побежали. С большим трудом старшему по званию офицеру удалось вывести уцелевших из ловушки. С тех пор военные расположились в ближайшем городке и, запросив помощь, никаких действий не предпринимали.
После такого поворота в событиях кто-то из столичных генералов решил, что пора прибегнуть к авиации. Советские пилоты, служившие Аманулле по контракту, оказались заняты выполнением других задач, и пришлось Абдалле на время уступить армейским свой "Р-1". Первый вылет Филимонова прошел спокойно. Вернувшись в Кабул, он отметил на карте места, где засек подозрительные скопления людей. Потом, через два дня его самолет приземлился рядом с городком, в котором засел карательный отряд афганской армии. Военлет передал командиру предписания из штаба и снова отправился в разведку.
На этот раз аэроплан с русскими летчиками не вернулся. Прошло трое суток, прежде чем информация о пропаже "Р-1" дошла к Саидову. Он задействовал свои связи среди советских военных, и на поиски вылетел аналогичный "разведчик". В первый же день экипаж поискового самолета обнаружил пропавшую машину: она лежала на горном склоне задрав вверх шасси. Ни живых, ни мертвых рядом не было. Скорее всего у "Р-1" во время полета отказал двигатель, и пилот попытался посадить планирующую машину. Что произошло с членами экипажа, остались ли они живы - установить с воздуха не удалось. Судя по отсутствию рядом с разбившейся машиной живых или мертвых людей, летчик, занимавшийся разведкой, высказал предположение, что пилоту с бортмехаником удалось уцелеть, и они покинули место аварии.
Генерал, командовавший операцией, отдал приказ отыскать пропавших летчиков, но командир карательного отряда ограничился тем, что несколько раз выслал на их поиски десяток кавалеристов. Возглавивший всадников лейтенант опасался столкновения с бандой, которая по слухам множилась с каждым днем за счет недовольных королевской властью, и провел поиски очень небрежно. Он старался не удаляться от городка, где находились основные силы, в селения не заезжал из-за возможной засады. Поймав и допросив нескольких пастухов, каких-то странствующих торговцев, офицер сообщил по начальству, что местное население совершенно ничего не знает о попавшем в аварию аэроплане. Никто не слышал об иностранцах, и поэтому стоит считать экипаж разбившегося самолета погибшим.
* * *
Выяснив координаты места, где пилот обнаружил разбившийся аэроплан, Саидов не стал рассчитывать на военных. Зная инертность властей и тяжелую обстановку в районе, он посчитал, что, действуя частным образом, быстрее добьется результата своими силами. После короткого ночного совещания "племянник" был брошен на решение этого вопроса.
Один из трех фордовских грузовиков транспортной фирмы Мирзоева поступил в распоряжение Юсуфа вместе с усатым и мрачным толстяком - шофером Ари и худеньким коротышкой Мехмедом. Оба были по национальности турками, служили простыми аскерами (44) у Энвер-паши. Как и сотни других солдат, они перебрались в Афганистан после смерти генерала и долгое время пробавлялись, как умели. По старой памяти Абдалла подкармливал многих турок: все шофера на фирме были из бывших турецких воинов.
Конечно, в целях конспирации следовало бы взять для поездки кого-нибудь из пуштунов и тем более не использовать грузовик. Большинство афганцев считали появившиеся в стране наземные и крылатые машины происками дьявола и неверных. Этому в свое время поспособствовали британцы, активно использовавшие авиацию против восставшего падишаха Амануллы, даже бомбившие его дворец. А прибывшие в страну самолеты из России часто применялись для усмирения мятежей и ничего, кроме ненависти, у простых афганцев не вызывали. Так же они не принимали автомобили, считая самодвижущиеся повозки проделками адских сил.
Поэтому Абдалла долго колебался, использовать ли для операции столь заметный грузовик или лошадей, но фактор времени сыграл в принятии решения главную роль. Аэроплан с Филимоновым пропал четверо суток назад, и с каждым новым прошедшим днем оставалось все меньше надежды, что экипаж "Р-1" жив. У пилота с борт-механиком было очень мало шансов, уцелев в аварии, выжить в охваченном мятежом районе.
Рассудив, что чужие в Афганистане турки не предадут, "дядя" передал двоих служащих под командование Юсуфу. Ари считался на фирме отличным шофером-механиком, а Мехмед великолепно стрелял из ручного пулемета и был храбр. В маленьком, почти тщедушном теле бывшего аскера жила душа льва, и приятели дали ему прозвище "Мехмед-Альп" (45). Но меньше всего полагавшийся на силу Саидов снабдил "сына покойной сестры" контактами в нескольких селениях - адресами людей, с которыми он в разное время вел дела. На дорожные и непредвиденные расходы Юсуф получил крупную сумму серебром. Пришлось снова нацепить на талию тяжелый пояс с зашитыми в нем деньгами.
Перед тем, как уехать, "бухарец" отправил Марине Пурятинской букет цветов и записку с извинениями, так как Саидов хотел, чтобы "племянник" не терял знакомства с ее приемным отцом. Пурятинский представлял для торговца определенный интерес, и он рассчитывал на то, что Юсуф сделается своим человеком в доме бывшего дипломата. В нескольких строчках молодой человек написал, что вынужден срочно на пару дней покинуть Кабул. Повторный визит и просмотр работ девушки, к сожалению, придется отложить. В ответе, который Марина прислала вместе с мальчишкой-посыльным, выражались сожаление и надежда на скорую встречу.
* * *
В кузове грузовика, где разместились Юсуф с Мехмедом, трясло не меньше, а то и сильнее, чем в тесной кабинке аэроплана. Нормальные дороги в Афганистане практически отсутствовали. Во время поездки предстояла как минимум одна ночевка, и молодой человек сунул за пазуху дневник Владимира Бека. В Кабуле до записок туркестанского поручика все никак не доходили руки.
За последние дни сильно похолодало, начинался октябрь, и молодой человек одел под халат толстый британский свитер. Помимо теплой одежды запаслись оружием. У ног "бухарца" стоял на растопыренных ножках вороненый "льюис". Мехмед-Альп любил этот пулемет и стрелял из него метче, чем из винтовки: короткие очереди турка с трехсот метров кучно ложились в самый центр мишеней. Кроме того, каждый вооружился кавалерийским карабином "мосина" и двумя револьверами, а толстяк-шофер прихватил с собой четыре ручных гранаты системы "миллса". Рядом с Юсуфом лежали две брезентовые сумки со снаряженными дисками к пулемету.
Оружие оружием, но "племянник", как и Абдалла, рассчитывал на "дядиных" знакомых и звонкую монету в денежном поясе. И потом он думал, что Филимонов и Черепаха погибли во время аварийной посадки. Скорее всего, их трупы лежат под обломками аэроплана или где-то неподалеку в какой-нибудь расщелине. Их просто не заметили с воздуха. Юсуфу предстоит, отыскав разбитый "Р-1", найти тела погибших товарищей и доставить в столицу. На первый взгляд задание выглядело несложным.
Сама гибель летчиков на Юсуфа большого впечатления не произвела. С борт-механиком он был едва знаком, а нагловатый Паша симпатии к себе не вызвал. Да и за свои двадцать пять лет "бухарец" успел навидаться всякого. Первых погибших от пуль он увидел еще в двадцатом году, когда их эшелон, следовавший из Тулы к границе с Польшей, остановился на какой-то станции. Тела трех человек - двух бородатых мужиков и толстой бабы с широким, восковым лицом лежали у цистерны с водой. На груди каждого трупа чернели дырочки от пуль. Неподалеку прохаживался часовой из комендантского взвода и на расспросы любопытствующих, равнодушно отвечал:
- Мешочники эта, шпекулянты. Шлепнули мы их, товарищи...
Потом на фронте война не замедлила открыть ему свое истинное лицо, показав жестокую картину, в которой не было места благородству и романтике из прочитанных книг. Только животные чувства, данные человеку от рождения: усталость, боль, голод и страх. Люди гибли часто, и очень скоро смерть перестала быть чем-то особенным. Юсуф быстро привык к тому факту, что человек, с которым день, час, минуту назад шел, говорил, хлебал из одного котелка, мог внезапно упасть и замолчать навсегда, превратившись в кусок остывающего мяса. Корм для червей. Тяжелее было жить с мыслью о том, что и ты такая же ходячая мишень для пуль, осколков и сабель. Но, как ни странно, вскоре и это почти перестало волновать юношу. Цепляясь за происходящее вокруг, фиксируясь на мелочах, притупленное постоянной усталостью и голодом сознание молодого бойца загнало страх смерти куда-то далеко в мозг. Правда, каждую ночь ужас уничтожения возвращался кошмарными снами, которые усилились после того, как он увидел обезглавленного и посаженного белополяками на кол красноармейца из соседнего взвода. Голый, залитый черной и блестящей, как смола, кровью, облепленный роящимися мухами, со связанными за спиной руками труп очень долго являлся ему в ночных кошмарах.
А потом было еврейское местечко, куда они вошли через пару часов после начала погрома, учиненного красными казаками. Несколько десятков жидов, старых и малых, женщин и мужчин, изрубленные шашками, застреленные, валялись на пыльных улицах, во дворах собственных домов в лужицах загустевшей крови... Видел Юсуф, тогда еще Саша, и как расстреливали пленных поляков, вешали ксендза, как свои же казаки секли шашками не выдержавшую польского огня и побежавшую с позиций "пешку" (46). Много чего он насмотрелся во время и после войны...
Память милосердно притупила наиболее страшные картины, кое-что забылось совсем. И смерть двух случайных знакомых да еще в стране, где жизнь человеческая зачастую ничего не стоила, вошла в сознание Юсуфа, почти не затронув чувств.
Он привалился к деревянному трясущемуся борту грузовика и, спрятав ладони в рукавах халата, сонно поглядывал по сторонам. Горы, холодное серое небо, редкий кустарник на склонах... Мехмед сидел рядом, вытянув поперек кузова короткие ноги в ватных штанах и британских армейских ботинках, курил самокрутку с анашой. Сделав затяжку, турок надолго задерживал дыхание и выпускал резко пахнущий дым изо рта маленькими порциями.
- Дай-ка, я попробую, - попросил Юсуф.
Пулеметчик сильно, глубоко затянулся и протянул остаток папиросы спутнику.
* * *
"Бухарец" сделал последний фотографический снимок останков сгоревшего "Р-1", сказал стоявшему неподалеку Мехмеду "идем" и начал спуск по усыпанному камнями склону. Да, бедняге Филимонову в последний момент пришлось совсем плохо. Юсуф представил, как пилот тщетно пытается посадить падающий аэроплан, и крылатая машина пикирует на гору. Он оглянулся назад, перед глазами промелькнула картинка: самолет с грохотом и треском утыкается в землю. На мгновение застывает хвостом вверх, качнувшись, переворачивается, раздирая обшивку и сминая кабины пилота и борт-механика...
Юсуф покачал головой. Похоже, члены экипажа получили при аварии серьезные ранения или, как он думал раньше, сразу погибли. Но вот кто забрал их трупы и сжег разбитую машину? Не забыв прихватить снятый с турели пулемет... Неподалеку отсюда почти на одинаковом расстоянии лежали два селения. В одном у него был "дядин" контакт: местный кузнец. Если похозяйничали тамошние людишки, то, скорее всего, проблем не будет. За небольшую плату в звонкой монете пуштуны покажут, где зарыли тела неверных.
Они вернулись к грузовику как раз с наступлением сумерек. Толстяк-шофер уже совершил омовение и расстелил молитвенный коврик. Подошло время магриба.
Спрятав фотоаппарат и винтовку в кузов машины, Юсуф взял вещмешок, в котором держал свой джойнамаз (47). Завершив необходимые приготовления, очистившись, он подобрал полы халата и обратился лицом в направлении Каабы (48), которое они раньше определили с помощью компаса. Стал читать ракаат (49).
Ощутил, как мышцы лица приобрели выражение отрешенности. Когда-то он часами тренировался перед зеркалом, пытаясь довести появление "маски" до автоматизма. В результате получалось неплохо, и "дядя", по-началу присматривавшийся к "сыну покойной сестры", хвалил его устремленный в себя взгляд и тщательное воспроизведение намаза. Юсуф помнил, что вначале чтение молитв было увлекательной игрой и, когда он, приехав в Бухару, молился в мечети, то ощущал себя настоящим актером. Со временем ритуалы вошли в привычку, и он сросся со своим вторым "я". Теперь все происходило естественно, само собой, как будто Саша родился мусульманином и был обрезан в детстве, а не в зрелом возрасте.
Завершив молитву, он помог Ари развести костер и приготовить ужин. Они поели, после чего подошло время иша (50). Потом наконец-то закончив на сегодняшний день с молитвами, Юсуф взял на себя первое дежурство и расположился почитать у костра.
Дневник поручика Владимира Бека
"4 июня 1883 года
Завтра снова в дорогу. За трое суток, проведенные в афганском городке, так и не получилось хорошо отдохнуть. Вчерашний и сегодняшний дни прошли в походах по городу, посещали рекомендованных ханом купцов, закупали овес, рис, муку и прочее для дальнейшей поездки. Цены, если сравнивать их с туркестанскими, не такие уж маленькие. Вчера караван-сарай посетил наш будущий проводник. По-русски не знает ни слова. Ему лет сорок, пуштун, всю жизнь занимается охотой, вождением караванов, торговлишкой. Глядя на его лицо – твердое, как сухарь, с бледным косым шрамом, пересекающим морщинистый лоб, в голову приходят более подходящие для такого человека занятия: грабеж на большой дороге и убийства. Будь моя воля, то лучше самим искать тропы в горах, чем следовать за таким вот Али-бабой. Бог ведает, куда он нас заведет.
Говорит проводник мало, очень уверенно, и хотя во время беседы веки все время держит прикрытыми, меня не покидало ощущение, что ни одно наше движение, ни одно физиогномическое выражение не остается им незамеченным. Зовут разбойника Абдул Самар. С ним едут двое юношей - племянники. Одному лет шестнадцать, другому около двадцати. Все трое одеты добротно и не без роскоши по-местным меркам. Лошади, сбруя, оружие тоже хороши. Юноши держатся более скованно, чем их дядя, но, видно, привыкли к разнообразному люду и чужеземцам. К нам, русским, особого интереса не выказывают.
Господин Дуков с моей помощью на плохонькой карте объяснил проводнику наш предположительный маршрут. Тот ответил, что места ему хорошо знакомы, дорога тяжелая, и, если на то будет воля Аллаха, доберемся до цели недели за три-четыре. После Абдул дал несколько советов по поводу того, что нужно приобрести в дорогу. Капитан спросил, давно ли ему приходилось бывать в некоем селении, резиденции муллы Абдурахмана. Из вопросов и ответов я понял, что сей мулла новый духовный лидер тамошних афганцев, хотя их скорее можно назвать пуштунами, или даже индийцами, так как территориально они расположены в той части Индии, где до сих пор существуют пограничные княжества, считающие себя независимыми. Живущие там племена вечно конфликтуют с британцами и доставляют им немало причин для беспокойств. Не удивительно, что наш англофоб выказал интерес к такой персоне, как этот мулла, о котором я кажется читал в английской газете. Если я помню правильно, то он всю свою молодость возглавлял разбойничью шайку. Там же писалось, как в один прекрасный день на него снизошло откровение: явившийся во сне пророк Мохаммед наставил его на путь истинный. Совершив хадж, мулла вернулся в горы и принялся призывать соотечественников к войне против неверных.
Наш Абдул ответил, что не более, чем три месяца назад посетил крепость хаджи, и тот находился в добром здравии. Капитан выразил странное желание навестить сего благочестивого человека, раз мы будем неподалеку. Проводник ответил, что мулла нетерпим только к британским собакам, поэтому можно рассчитывать на его гостеприимство, так как Абдурахман не раз с похвалой отзывался о российском Царе. В его представлении российское противостояние британцам заслуживает одобрения со стороны каждого правоверного. Глупости, конечно, что какой-то полусумасшедший разбойник может понимать в мировой политике? Впрочем, у Дукова на сей счет особое мнение.
У меня сложилось впечатление, что господин капитан остался доволен услышанным. По крайней мере, он еще раз сказал, что мы обязательно должны посетить цитадель муллы. На это Самар рассказал, что в крепости проживает муж его родной сестры, и он поможет нам с аудиенцией у хаджи Абдурахмана, так как командует у муллы отрядом всадников. На том беседа с проводником и завершилась.
Не нравится мне стремление начальства залезть в логово льва. Я, конечно, не большой знаток Востока, но два года службы, дядины рассказы убедили меня в том, что хитрость и вероломство не зря приписываются здешним народам. Сколько налетов совершали туркмены, киргизы на наших поселенцев, сколько русских христиан были проданы в рабство на невольничьих рынках Бухары и Хивы! Сколько разбойничьих шаек до сих пор бродят по горам, в песках и, бывает, совершают налеты на городские окраины. Если бы не русская армия и администрация, то эти края мгновенно бы вернулись в дикое состояние. Русские, как и британцы, должны нести прогресс отсталым народам, насаждать, пусть силой, цивилизацию! Британцы преуспели в своих колониях, и нам не зазорно было бы взять с них пример. В некоторых случаях патриотизм не в том, чтобы априори отвергать чужой положительный опыт, а смирить гордыню и поучиться! Так не раз говорил мой дядюшка, и я совершенно согласен с ним. Но сейчас, похоже, верх взяли люди наподобие господ топографов, для которых дикий туземец в зеленой чалме есть образец доблести и свободного духа. И только из-за того, что он – враг Британской империи. А ведь забывают господа, что цвет кожи у русского и британца один - белый. И стоим мы на одной, более высокой ступени развития, чем пуштун, с молоком матери впитавший обычаи своего рода-племени и ненавидящий нас за христианскую веру.
Были сегодня с прощальным визитом у хана. Получили подарки: каждому офицеру по кинжалу в серебряной оправе и ножнах. Клинки из местной стали и, по-видимому, дрянь. Мой арабский кинжал – дядин подарок при выпуске в офицеры – гораздо красивее, а прочность и заточка у него такие, что я им с легкостью перерубал гвозди. Поручик Сибирский, когда увидел сей фокус, неделю потом за мной ходил, пытался купить или сменяться.
Сегодня еще нужно собраться, а я опять утомился беготней и необходимостью постоянно переводить. Когда вернусь, буду молчать целыми днями. Хотя язык уже привыкает, (+) и горло не хрипит.
Соберусь, помолюсь и спать лягу».
"11 июня 1883 года
Продвигаемся медленно, так как господа топографы уделяют много времени съемкам местности. Пуштуны держатся отдельно и на все попытки нижних чинов подружиться (казаки не раз предлагали нехристям табачку) делают отрицательные жесты, стараются отъехать подальше. На обед останавливались в кишлаке у местного старосты. Его предупредили от хана, что будут проезжать важные господа, хитрец поднял на ноги всю деревню, не удивлюсь, если лепешки и рис, которые мы ели, отобран у ее жителей, да в таком количестве, что самому старосте надолго останется.
Заметил, что наш Абдул и его племянники – люди здесь известные, жители здоровались с ними весьма почтительно. А после обеда к Самару выстроилась целая делегация, из услышанного я понял, что некоторые люди просят привезти всякие мелочи, а другие передают приветы своим родственникам. Так что наш проводник еще и почтальон.
Очень устал от верховой езды».
"12 июня 1883 года
Снова в горах. Поднимаемся хорошо протоптанными, но крутыми тропами. Часто встречаются люди: местные пастухи, охотники, странствующие торговцы.
Несмотря на лето днем прохладно, а ночью просто холодно. Бурка спасает, но стараюсь ложиться поближе к костру. Среди нижних чинов заметно легкое уныние, и я совершенно не удивлен, что людям надоели горы. Временами я сам с трудом удерживаюсь от того, чтобы не впасть в меланхолию.
Дуков, когда не занят съемкой, подзывает меня к себе, и вместе с Понятовским мы подъезжаем к проводнику. Капитан задает ему много вопросов о нравах и обычаях, царящих в племени муллы Абдурахмана. О его проповедях против британцев. Меня эти вопросы не интересуют, я бы даже сказал, что многие просто неприятны, как и ответы. Например, Абдул рассказал про один из "славных подвигов" муллы. Полгода назад во владения хаджи приехал некий европеец со слугами-индийцами. Так как селение, где он остановился, находилось неподалеку от британских владений, то поначалу его приняли терпимо и разрешили разбить лагерь рядом с кишлаком. Но уже через несколько дней туземцы проявили свою кровожадную натуру. Как я понял, вся провинность бедняги англичанина состояла в том, что, беседуя со старейшинами, он имел на груди крестик. Сами дехкане убить его не решились, но сообщили мулле о госте, и он прислал к нему гонца с приглашением посетить крепость. Не заподозрив злого умысла, британец отправился со своими слугами в горы и по дороге был убит. Злодейство списали на слуг-индийцев: люди муллы пытками вырвали у них признания, записали на бумаге и отослали британцам. Слуг же посадили в яму. Когда англичане потребовали выдать "преступников", то несчастных вывели на площадь, где подстрекаемая муллой толпа забила их камнями. Фактически только за то, что один был крещен, а другой хоть и мусульманин, но служил неверному.
Тут я не выдержал и спросил Самара, не боится ли он. Ведь с ним могут поступить точно так же из-за службы нам, христианам. Проводник посмотрел на меня с нескрываемым высокомерием и ответил: он правоверный мусульманин, его ревность в вере хорошо известна, так что такого просто не может быть. При этом смерил меня весьма дерзким взглядом. Еле сдержался, чтобы не дать наглецу плетью по физиономии.
На капитана рассказ о злодейском убийстве произвел странное впечатление. Он с удовлетворенным видом переглянулся с Понятовским и продолжил задавать вопросы, как ни в чем не бывало. В глубине души я был удивлен, не побоюсь сказать, такой глупостью. С этого момента я ощущаю между нами не просто дистанцию, приличествующую подчиненному и начальнику, малознакомым людям, но настоящую пропасть в жизненных ценностях и взглядах.
Лично для меня жизнь цивилизованного белого человека, христианина, независимо от того, к какой церкви он принадлежит, несоизмеримо ценнее, чем этнографический интерес к восточному князьку».
"15 июня 1883 года
Вынуждены сегодня оставить наши повозки в селении, так как по словам проводника дорога далее превращается в узкую горную тропу. Абдул договорился со старейшинами кишлака о том, что арбы будут дожидаться нас в целости и сохранности. По его рекомендации капитан сделал небольшой денежный подарок старосте. Кроме того афганцам обещано доплатить, когда мы будем возвращаться назад.
Груз из повозок навьючили на выпряженных лошадей и ишаков, которых прикупили в городе. До этого момента длинноухие смирно брели в хвосте нашего каравана, но теперь пришел их черед потрудиться. Купили у афганцев несколько овец и устроили ставший уже традиционным плов.
Самар говорит, что в ближайшие дни селений больше не будет. А один из местных пастухов рассказал: неделю назад к нему на пастбище наведались с десяток всадников. Все незнакомые, вооружены ружьями и саблями, очень грозного вида. Вынудили за сущие гроши продать барана. Проводник выслушал рассказ, помрачнел и сказал, что это могли быть разбойники. Нам необходимо быть очень осторожными. Я передал его слова капитану, и он, встревожившись не на шутку, приказал удвоить число караульных. Держать винтовки готовыми к бою. Оказывается наш топограф не из храбрецов будет, думаю, его беспокойство продиктовано не очевидной угрозой, а, скорее, свойствами личного характера. Я же чувствую себя совершенно спокойным, так как знаю: десять или даже двадцать разбойников не рискнут напасть на наш караван.
Во-первых: по форменной одежде и поклаже видно, что люди мы военные и ценных товаров при себе не имеем.
Во-вторых: нас более пятидесяти человек, а разбойники нападают только тогда, когда имеют значительный перевес, и видят пред собою достойную риска цель. А схватиться в неравном бою с военными, рисковать жизнью из-за лошадей и оружия? Нужно быть безумцем, чтобы решиться на такое.
Я поделился своими соображениями с Еремеевым. Сотник сказал, что так-то оно так, но осторожность не помешает. Я хорошо понимаю его: начальство приказало - он исполнил. Надеюсь, казачки и драгуны не подстрелят с перепугу кого-нибудь из безобидных дехкан. Места здесь безлюдные, дикие, но известия о такого рода происшествиях таинственным образом мгновенно разносятся далеко вперед. Это было бы для нас плохой визитной карточкой. Впрочем, я несколько увлекся, но, думаю, такая ситуация возможна. У нас в гарнизоне были случаи, особенно в ночное время, когда часовые открывали стрельбу по бродягам и мальчишкам. Нередко со смертельным исходом.
Дабы не выглядеть в глазах начальства беспечным, я демонстративно достал свой "смит-энд-вессон" и проверил, заряжен ли барабан. Увидев, как я разломил корпус револьвера, Понятовский полез за оружием и так же произвел инспекцию. Было забавно».
"21 июня 1883 года
Продолжаем движение по горным тропам.
Погода для лета очень холодная. Днем ношу поверх шинели бурку, а кепи сменил на папаху, благодаря любезности сотника, пожертвовавшего мне запасную. Очень ему признателен, так как ветром, который здесь дует практически беспрестанно, мне продуло голову. Второй день подряд я все время сморкаюсь и чихаю. Голова сильно болит. Пробовал лечиться чаем с ромом, но помогает плохо. Надо бы ромом с чаем.
Командир наконец-то удовлетворил свое любопытство и перестал донимать расспросами Абдула. Меня это радует, так как из-за моего нынешнего состояния часами заниматься переводом было бы выше моих сил.
До резиденции муллы, как минимум, еще дней десять пути.
На горных вершинах лежит снег, и погода совершенно не летняя. Наш Н-ск вновь представился мне не таким уж и плохим местом. Не говоря уже о матушкином имении и стольном граде Киеве, где я провел юношеские годы в юнкерском училище.
Вернусь из экспедиции, буду писать дяде, чтобы помог с переводом в более цивилизованное место. Звучит несколько малодушно, но два года я отслужил верой и правдой в самой глуши и считаю, что мои способности и рвение к службе можно использовать с большей пользой. Если правда, что за участие в нынешней экспедиции полагается награда, то пусть заменят ее переводом в полк, расквартированный в европейской части империи.
Времена великого Скобелева прошли, а прозябание в захолустье – не лучшая судьба для молодого и перспективного офицера, с отличием выпущенного из училища. За два года службы не раз удостаивавшегося похвалы начальства.
Вечером натолкнулись на кострища и следы ночевки небольшого отряда всадников. Проводник с казаками говорят, ночевало человек двадцать. Не меньше.
Самар считает, это был купеческий караван или шайка разбойников. Все в очередной раз переполошились. Еремеев каждую ночь так часто отрывается ото сна проверять караулы, что днем дремлет верхом. Даже начинает похрапывать».
"25 июня 1883 года
Сегодняшний день навсегда останется в моем сердце кровоточащей раной. Началось с того, что одна из вьючных лошадей попала копытом в заросшую травой расщелину и сломала бабку. Бедное животное пришлось пристрелить. Человек суеверный, мистически настроенный назвал бы это предзнаменованием. Не знаю. Может и так.
Через несколько часов караван начал огибать горный склон, поросший густым кустарником и усеянный скальными обломками. По правую руку было глубокое ущелье с речкой на дне. Я ехал рядом с капитаном и поручиком. Абдул с племянниками, трое казаков двигались впереди, шагах в ста от нас. Едва они скрылись за скальным выступом, после которого начиналась этакая альпийская лужайка, как по нам дали ружейный залп. Вначале я даже не понял, что произошло. Вообразил, начинается гроза, и посмотрел на небо.
Вокруг стали ржать, шарахаться кони, истошно закричал раненый в грудь казак Панаев. Оглядевшись, господин капитан указал рукой куда-то вверх. В той стороне над камнями клубился пороховой дым. К нам подъехал сотник и крикнул, что задерживаться ни в коем случае невозможно: необходимо продолжать движение, иначе нас всех перебьют. Взявшись за винтовки, часть казаков изготовилась к стрельбе, но господин капитан, сотник стали командовать: "Вперед! Все вперед! Не останавливаться!".
Мы пришпорили лошадей и, не обращая внимание на узость тропы, поскакали вслед за проводником. Лошади двух драгун и какого-то казака, оступившись, упали. В результате нижний чин Прохоров получил перелом правого запястья, а казак, не знаю его фамилии, вывихнул ногу. Из-за падений суматоха усилилась еще больше и, когда мы - офицеры, с десяток нижних чинов, сворачивали на лужайку, остальные сгрудились позади, мешая друг дружке проехать. Как рассказывали драгуны, добавили неразберихи ослы, которые частью заупрямившись, остановились как вкопанные. Остальные животные рванулись вперед так, что таинственным образом оказались впереди всех, хотя всегда двигались в хвосте каравана.
Засевшие на горе разбойники воспользовались возникшей задержкой и дали второй залп. Если от первых выстрелов погиб один казак, а один был тяжело ранен, то вторым залпом убило на месте трех драгун и четверых казаков. Еще восемь человек получили различные ранения. Людей охватила паника.
Оказавшись на лужайке, я увидел, как спешившись, наш проводник с племянниками и двумя казаками стреляют по спускающимся с горы людям. Через минуту Еремеев с остальными казаками поддержали наш авангард своим огнем. Получив отпор, атакующие разбойники залегли.
Господин капитан приказал драгунам спешиться. Я так же слез с лошади. Взяв в руки винтовку, засел за большим камнем. Стрелять не спешил: занятая позиция не позволяла достаточно хорошо обозревать местность. Позади меня загремели выстрелы. Оборотившись, я увидел, что десяток драгун под командой унтер-офицера ведут у поворота перестрелку с разбойниками, атаковавшими нас на тропе. Другие солдаты, возглавляемые поручиком Понятовским, карабкались по горному склону, чтобы поднявшись, зайти к нападавшим в тыл. Сказалась привычка к военной службе: наши воины быстро преодолели неожиданность коварного нападения и вели себя достойно, беспрекословно слушаясь командиров.
Тут я заметил, как над поднимающимися вверх драгунами, появились несколько разбойников и сделал по ним три, или четыре выстрела. Не могу утверждать с уверенностью, удалось ли мне попасть в кого-то из врагов, но они залегли. А когда драгуны поддержали меня огнем, то поспешно отступили и скрылись за камнями.
Бывшие впереди казаки Еремеева стреляли метко и, передвигаясь по-пластунски, приближались к противнику, который прекратил наступление и рассеялся по склону. За время боя на альпийском лугу разбойники ранили двух драгун и убили еще одного казака. Мы же нашли потом среди камней и кустарника шестерых убитых, пятерых раненых. И множество следов крови, оставленных подстреленными.
Получив достойный отпор, враги поняли, что им с нами не справиться. Бросив убитых и тяжелораненых, они отступили. Воодушевленные победой, казаки желали преследовать противника, но мы – офицеры – остановили их, так как погоня могла привести к катастрофе.
С момента первого залпа и до бегства разбойников прошло (я определил по своим часам) не больше сорока минут. Нам же показалось, когда мы обменивались впечатлениями, что бой длился не менее двух часов.
Выставив караулы, мы принялись считать потери. К великой нашей скорби маленький отряд за считанные минуты лишился десяти крещеных жизней: девять человек погибли от вражеских пуль, а одного драгуна понесла испуганная лошадь. Вместе с ней он и свалился в пропасть, где сломал себе шею. Раненых же по-странному совпадению тоже оказалось десятеро. Можно было бы сказать двенадцать, но царапины, полученные мной и поручиком Понятовским, вряд ли можно счесть полноценным ранением. После боя мое внимание обратили на глубокую ссадину, оставленную вражеской пулей на левой щеке, хотя к тому моменту, когда я обнаружил ее, кровь перестала течь и засохла. Разгоряченный боем, я даже не ощутил, как меня задело. Можно сказать, не рана, а пустяковая царапина.
Раненым стали оказывать помощь, а часть людей отправилась вылавливать разбежавшихся лошадей и ослов. Другие снимали вьюки с убитых животных.
Подведя итог нашим потерям, капитан позвал меня с собой осмотреть и допросить раненых разбойников. Далее я вынужден писать о вещах, которые до глубины души огорчили и расстроили меня, хотя человек я военный, далеко не сентиментальный. На войне как на войне, но некоторые вещи, вполне уместные для одних, остаются спорными для меня.
Когда мы подходили к тому месту, где лежали пленные, до нас донеслись ужасные крики. Мы ускорили шаг и через минуту увидели, что у двоих афганских разбойников перерезаны глотки, а третьего колет своим ножом казак... Нет, не буду называть здесь его фамилию. Как потом выяснилось, бедняга потерял сегодня двоюродного брата и был вне себя от горя. Капитан приказал ему прекратить, но тот не сразу послушался. Разбойник еще дышал, и господин Дуков проявил своеобразное человеколюбие. Достал револьвер и выстрелил разбойнику в сердце, чем прекратил его страдания. Затем подошел к другому афганцу, раненому в живот, и выстрелил этому бородачу в лоб. В голове несчастного образовалась огромная дымящаяся дыра, а камни под затылком окрасились кровью и сгустками мозгового вещества. Отвратительный поступок! Конечно, злодеи заслужили смерти, но марать свои руки... Не понимаю. Даже наш проводник, существо низменное и грубое, стал смотреть в сторону, когда господин Дуков направился к третьему разбойнику. Я же, наоборот, специально, наблюдал за выражением лица капитана. Оно побледнело, зубы прикусили нижнюю губу, а в глазах появилось выражение странного любопытства. Капитану явно хотелось убивать. Бр-р!
Не успел Дуков поднять свое оружие, как раненый с ужасом следивший за ним, громко закричал: "Не стреляйте! Заклинаю вас именем Иисуса Христа, не стреляйте!". В первый момент я не осознал, что разбойник кричит на английском. До господина капитана же это дошло, по-видимому, мгновенно, он сразу убрал руку с револьвером за спину, как гимназист, испугавшийся удара линейкой по пальцам.
С англичанином заговорили мы оба, почти одновременно. Через пять минут выяснилось, что странный пленник (он назвался Альфредом Прамером, эсквайером), будучи по образованию геологом, служил у одного из индийских властителей. Прослышав о золоте, которое якобы находили в местных горах, раджа отправил Прамера на поиски месторождения, но во время одной из ночевок на его лагерь напали разбойники и захватили в плен. Слуг-индийцев продали в рабство, а его, узнав, что он - рудознатец, решили использовать по назначению. Принялись таскать за собой по горам, чтобы указал место с золотом. Несколько недель инженер скитался вместе с похитителями, пока те не устроили засаду на наш отряд.
Во время боя, увидев, что мы побеждаем, Прамер рискнул сбежать. Преследовать его не стали, так как разбойники были озабочены спасением собственных шкур. Когда он бежал к нам навстречу, то его левую ногу зацепила случайная пуля.
У господина Дукова рассказ британца вызвал явное недоверие. Он сразу отыскал двух казаков, нашедших раненого и допросил. Станичники в один голос ответили, что разбойник прятался за скалой, сопротивления не оказал и все время что-то лопотал по-своему. Ни винтовки, ни ножа при нем они не нашли, хотя сразу обыскали. Только пенковую трубку и кисет с табаком. Капитан распорядился вернуть трубку пленному и приказал сделать перевязку.
Англичанин был явно рад тому, что избежал смерти, и во время перевязки рассыпался в благодарностях. Глядя на него, я с тоской думал о том, что образованный белый человек, служа за жалование туземному царьку, вынужден переносить такие страдания и опасности. Хотя в настоящий момент, благодаря местному платью и дочерна загорелому бородатому лицу, мистер Прамер совершенно походит на пуштуна. Только его правильная, я бы сказал, рафинированная английская речь говорила, что перед нами человек из цивилизованного мира. Такой же, как и мы.
Подошел поручик Понятовский и с удивлением воззрился на британца. Господин капитан попросил геолога повторить рассказ, и тот охотно поведал свою историю по второму разу, хотя было заметно, что бедняга устал от пережитого. Понятовский задал несколько вопросов, после чего капитан приказал следовать за ним, и мы втроем перешли на другую сторону лужайки. Здесь господин Дуков сделал серьезное лицо и заявил, что по его глубокому убеждению геолог не кто иной, как британский агент. Послан в эти края с разведывательной целью. Нападение явно не было случайной разбойничьей засадой, а инспирировано британским агентом против нас, против русских военных. Тут господина Дукова снова повлекло на просторы политики. Поговорив о британской угрозе и даже вспомнив несчастных Грибоедова с Виткевичем (51), он сказал, что мы должны допросить агента. Вывести на чистую воду.
Удивленный такой подозрительностью я ответил, что, как по мне, то раненый европеец рассказал чистую правду. Даже если на минуту представить, что он главарь шайки, то где доказательства? Взят без оружия, свидетелей у нас не осталось (тут я бросил выразительный взгляд на Дукова), а карать беднягу без доказательств было бы настоящим преступлением. Никаких несуразностей и противоречий я в рассказе Прамера не вижу. Места здесь дикие, каждый белый человек всегда подвергается смертельной опасности. И почему мы должны предвзято и с подозрением смотреть на попавшего в беду англичанина?
Моя горячая речь, по-видимому, оказала некое воздействие на господ топографов. Переглянувшись, они пожали плечами. Помолчав, Понятовский сказал, что без допроса все равно не обойтись. Необходимо тщательно расспросить британца, а если удастся поймать на противоречиях, то тогда станет ясно, что он врет. Капитан выразил полное с ним согласие, а так как мы все равно несколько дней, пока не убедимся, что разбойники убрались восвояси, пробудем на одном месте, то будет время поговорить с Прамером. "Ложь всплывет, как масло", - закончил Дуков, и его глаза за стеклами пенсне нехорошо заблестели. К британцу приставили двух сторожей, а мы занялись обустройством лагеря.
Оказалось, господин поручик обладает познаниями в хирургии, а в его саквояже имеется набор необходимых инструментов. Он сделал перевязки, затем попытался удалить пули у тяжелораненых казаков, но один из них скончался во время операции, другой же испустил последний вздох (упокой Господь его душу) к полуночи. Состояние остальных раненых можно считать удовлетворительным.
Из-за погибших у нас было отвратительное настроение. Вечером все, кроме часовых, собрались у свежевырытых могил, и господин капитан прочел молитву. Сказал прочувственные слова о храбрых воинах, сложивших головы в чужом краю за Веру, Царя и Отечество. Многие нижние чины, не стыдясь, плакали. У меня тоже на глаза навернулись слезы, но я сдержался, так как считаю, что, будучи офицером, должен подавать своим людям пример выдержки. В этот момент подошел драгун, стороживший мистера Прамера, и сообщил капитану, что тот чего-то хочет. Капитан попросил меня выяснить, что случилось.
Я пошел к англичанину, и был до глубины души благодарен ему, когда узнал, что он, как истинный джентельмен, желает выразить нам искреннее сочувствие. Будучи христианином агликанской церкви, хотел бы вместе со всеми преклонить голову над могилами павших героев. Не в силах отказать благородному порыву я подставил мистеру Прамеру плечо и отвел к могилам, которые начали засыпать землей. Все с удивлением посмотрели на нашу странную пару. Я пояснил поступок англичанина. Казаки и драгуны были явно тронуты поведением чужака, а на лицах господ топографов я с удовольствием увидел изумление. Думаю, что при виде такого благородства у них пропадет охота сомневаться в честности британца.
После печальной церемонии я проводил мистера Прамера на отведенное ему место. Проверил, имеется ли у него еда, вода и табак. Приказал охране, если у нашего друга возникнет нужда в чем-либо, тут же сообщать мне или другим офицерам.
Сейчас время отдыха, позволившее мне сделать в дневнике эту запись. Надеюсь, я смогу уснуть и поспать до того, как придет мой черед стоять в карауле. Решено увеличить число постов, и мы – офицеры – будем каждый час по очереди проверять их. Нельзя исключить, что в темноте разбойники захотят снова напасть на нас. Тяжкий день прожит, но ночь предстоит нелегкая, и я молю Господа, дабы дал мне сил достойно справиться со своими обязанностями. Аминь».
Афганистан 1928 год
Грузовик с чужаками в селении встретили недружелюбно. Знакомство Абдаллы с кузнецом Заргаром почти ничего не дало. Он хмуро выслушал слова приветствия и наилучшие пожелание, переданные Юсуфом от "дяди". Принял в подарок несколько упаковок британского табаку и штуку шелка для своих жен. Но в дом к себе не пригласил. Сказал, что болеет жена, и он боится, как бы хворь не перекинулась на гостей. На этом беседа оборвалась: к мастерской кузнеца пришел встревоженный староста. Юсуф поспешил передать крепкому седобородому старику немного денег и попросил о помощи. Дескать, их прислали родичи кафиров, крылатая машина которых разбилась в горах неподалеку от селения. Намекнул, что очень хорошо отблагодарит.
Крестьяне переглянулись. Заргар отвел старика в сторонку и несколько минут ему что-то втолковывал. Потом ушел в кузню, а старейшина поманил к себе Юсуфа.
- Вот что, уважаемый, - начал старик, поглаживая седую, желтую вокруг рта от табака бороду, - зря ты помогаешь неверным и ездишь на этой чертовой английской повозке, - староста презрительно сплюнул. - Мы слышали, что несколько дней назад над нашими соседями в Старом Колодце летала проклятая чужеземная машина. Хочешь, можешь съездить к ним и расспросить. А если Аллаху было угодно обрушить ее на землю, то пусть святится имя его, - на коричневом морщинистом лице появилось благочестивое выражение, и старик провел ладонями по бороде. - Пусть покарает он всех неверных и вероотступников! Да будет на то его воля!
Юсуф повторил "Ин ша Алла" (52) и, умилостивив воинственного старика серебром, расспросив о дороге, поспешил к грузовику. Мальчишки и несколько взрослых вооруженных ружьями проводили чужака до машины, оставленной на въезде в кишлак.
* * *
Ари остановил грузовик. Высунув из окна голову в сдвинутой на затылок кепке, то оглядывался назад, ожидая реакции Юсуфа, то снова смотрел на появившихся впереди всадников.
- Что будем делать, эфенди? - коснулся "бухарца" Мехмед. - Мне не нравятся эти люди.
- Зря мы сюда поехали, - вздохнул Ари.
Видя, как волнуются товарищи, Юсуфу захотелось успокоить их, сказать, что все в порядке, минут через пять всадники поравняются с грузовиком, объедут машину с обеих сторон и так же лениво потрусят дальше. Но вскоре стало ясно, что он обманывает себя. Лиц афганцев видно не было, но в их руках и за спинами имелись винтовки. Один из всадников в кожаной куртке и тюрбане придержал лошадь и, неспешно сняв ружье, принялся целиться в автомобиль.
Голова турка нырнула в кабину, двигатель взревел, из-под колес брызнул гравий, машина рывками поползла назад. Растерявшийся Юсуф схватился обеими руками за дощатый борт. Увидел, как выстрелил афганец: вспышка, грохот. Следом за вожаком схватились за оружие и остальные всадники.
- Прячьтесь, - Мехмед потащил молодого человека вниз. - Ложитесь, эфенди!
Перед тем, как Юсуф упал на дно кузова, рядом с его головой, обдав щеку тугим ветерком, пронеслась пуля. Еще одна просвистела над самой макушкой. В кабине Ари лихорадочно вращал баранку, дергал рычаги и жал педали: грузовик принялся медленно, неуклюже разворачиваться. Афганцы продолжали стрелять, пули с грохотом били в борт, откалывали щепы.
- Держи за ножки! - орал Мехмет-Альп: схватившись за "льюис", он пытался навести его на врагов. - Придерживай за распорки!- и кожух лег на спину скорчившегося "бухарца".
Юсуф ухватился за ножки пулемета, попытался усесться поудобнее. В следующее мгновение он оглох: турок дал в приближающихся всадников короткую очередь. Молодой человек опустил голову, пытаясь хоть как-то спасти свои уши от грохота. Толстый, как самоварная труба, кожух ствола "льюиса" дергался на плече, обжигая шею, ухо, выплевывая огонь и раскаленный свинец. В заложенных, словно ватой, ушах пронзительно звенело и выло...
* * *
Первые же очереди, выпущенные Мехмедом заставили нападающих рассыпаться. Настолько, насколько это было возможно на узкой дороге. Двое раненых всадников кулями свалились с седел на землю.
Ари наконец-то развернул грузовик и надавил на газ. Машина понеслась по ухабистой, усыпанной камнями земле, гремя и трясясь, казалось, она вот-вот развалится. Стрелять при такой тряске стало практически невозможно. Выпустив последнюю очередь прямо в холодное, голубое небо, Мехмед уронил "льюис" на дно и забился в угол кузова. Когда машина подскочила на какой-то выбоине, Юсуфа так швырнуло о борт, что его голова стукнулась о доску.
На несколько минут молодой человек потерял возможность нормально соображать. Придя в себя, обнаружил, что лежит у борта. В руках по-прежнему были пулеметные сошки. Кулаки Юсуфа сжимали железные штыри так, что ногти впились в ладони до крови. Он попытался сесть, но в это мгновение лопнула простреленная покрышка заднего колеса. Грузовик подскочил и пошел юзом. Юсуфа отбросило к борту, и он чуть не сломал себе руки, инстинктивно выставив их вперед.
Проехав с сотню метров, машина остановилась. Ари распахнул дверцу кабины и с необыкновенной для такого толстяка резвостью пустился наутек. Но далеко убежать ему не удалось: афганская пуля не хуже железной палки ударила его в правую икру, и турок упал. Не растерявшийся Мехмед-Альп схватился за пулемет и, опустив ствол на задний борт кузова, выпустил длинную очередь. Один из афганцев опрокинулся, раненые лошади двух других рухнули вместе со своими хозяевами. Уцелевшие бандиты сдержали бег коней, кое-кто повернул назад.
Окончательно придя в себя, Юсуф увидел, как турок перекидывает пулемет за борт грузовика, швыряет туда же сумку с запасными дисками. Легко, словно гимнаст, Мехмед соскочил на землю. Несколько пуль с грохотом ударились о доски рядом с головой "бухарца". Он подполз к борту и перевалился наружу. Присел за кузовом. Голова болела, а в ушах отчаянно звенело. Сквозь войлок тишины, заложившую ушибленные барабанные перепонки, пробился пулеметный грохот: спрятавшись за россыпью камней, Мехмед-Альп перезарядил "льюис" и открыл огонь.
Еще один подстреленный афганец выронил винтовку и, раскинув руки, свалился с коня. Еще одна лошадь, получив пули в шею и мощную грудь, поднялась на дыбы и обрушилась набок, подминая под себя всадника. Преследовавшие грузовик бандиты не выдержали прицельной стрельбы. Несколько человек обратились в бегство, остальные, повинуясь приказам вожака в коричневой куртке и тюрбане, спешивались. Прячась за рассыпанными по склонам валунами, палили в ответ из винтовок.
Пули защелкали вокруг турка, заставили укрыть голову за камнями. Теперь он вел стрельбу практически вслепую. Стараясь прижиматься к земле всем телом, Юсуф пополз к нему.
* * *
Заряжая в пулемет предпоследний диск, Мехмед зло оскалил мелкие зубы. Губы у него нервно подергивались, а на лбу выступили капельки пота.
- Нам конец, эфенди, - произнес он с непонятным торжеством в голосе. - Через час мы будем в садах Аллаха.
Спереди нестройно грохнули ружья, и с противным жужжанием над головами пронеслись пули.
- Эти дети ослов скоро поймут, что нас можно обойти с фланга, - Мехмед-Альп лязгнул затвором, - поверху склона. - он ткнул черным от оружейной смазки пальцем куда-то вверх. - И тогда нас перестреляют, как голубей... - турку перехватило горло, и он закашлялся:
- Кх, кх... Эфенди, у меня к вам просьба...
Юсуф лежал, прижимаясь щекой к холодной земле, чувствуя, как в кожу впиваются острыми гранями камешки. Было больно. Он мог перевернуться и устроиться поудобнее, но, наоборот, сильнее вдавливал щеку в осколки. Ощущение боли отрезвляло, помогало удержать мозг от накатывавшейся волнами паники.
- Я не хочу попадать живым в руки дикарей, - говорил Мехмед-Альп. - Обещайте, эфенди, что, если меня ранят... И я не смогу... - он громко сглотнул. - Вы добьете меня. В голову. Из револьвера.
- Хорошо, - выдавил из себя "бухарец". - Не беспокойся.
За спиной, от кабины грузовика послышались жалобные крики. Мехмед обернулся.
- Это Ари, он ранен, - сказал турок и потертый приклад "льюиса" прижался к его щеке. - Просит помощи... - он сказал еще что-то, но палец уже надавил на спуск и пулемет загрохотал.
На голову Юсуфа, заставив вздрогнуть, упали несколько стреляных гильз. Молодой человек извернулся и пополз прочь. Оказавшись за грузовиком, он стал на четвереньки и добрался к кабине. У радиатора, привалившись к бамперу, сидел стонущий Ари. Увидев "бухарца", турок обрадовался, но его толстое лицо тут же исказилось от боли.
Под грохот коротких злых очередей Юсуф забрался в кабину и вытащил из-за сиденья водителя армейскую сумку с бинтами и лекарствами. Под руки ему попалась жестянка с гранатами "миллса". Внутри нее в гнездах из толстого войлока лежали четыре черных поделенных на квадратики, словно плитка шоколада, яйца. Стараясь не задеть проволочные кольца, молодой человек переложил их в карманы халата.
Пулемет замолчал, оборвав очередь. Юсуф коротко глянул в сторону стрелка: Мехмед-Альп лежал, уткнувшись лицом в землю, и не шевелился. "Льюис" сдвинулся и задрал ствол вверх.
- Держи, - молодой человек кинул водителю санитарную сумку. - Я сейчас...
Он вернулся назад и приподнял голову аскера. Под левым глазом Мехмеда имелась черная дыра от пули. Турок был мертв, и Юсуф бесцеремонно отпихнул его маленькое тело в сторону. Не целясь, дал очередь из пулемета, который почти сразу же заткнулся: кончились патроны в диске. В ответ хлопнуло несколько ружейных выстрелов.
Молодой человек перезарядил оружие. Подумал и с паузой в несколько минут метнул в сторону афганцев две гранаты. Первая упала совсем близко и на защищавшие его камни посыпались осколки. Юсуф выругался и после второй взялся за "льюис". Стрелял короткими очередями, практически вслепую, считая в промежутках до двухсот. Несколько раз сбивался со счета, начинал сначала. Время летело очень быстро и вскоре оружие вместо того, чтобы привычно содрогнуться и с раскатистым грохотом ударить в сторону врагов, только беспомощно, сухо лязгнуло затвором. Патронов больше не было, и Юсуф с минуту неподвижно лежал, размышляя что делать дальше.
Затем снова вложил в руки мертвого турка пулемет. Достал третью гранату и, вытащив кольцо, засунул "ананаску" под тело Мехмеда так, чтобы предохранительная чека по-прежнему удерживалась во взведенном состоянии. Афганцы постреливали, и пули время от времени плющились рядом о камни. Он осторожно, чтобы не сдвинуть мертвеца, отполз в сторону.
Когда добрался до кабины, увидел и услышал стонущего Ари. Шофер кое-как перевязал раненую ногу, и на бинте проступило кровяное пятно. Он стал что-то говорить, но Юсуф не слушал и внимательно разглядывал местность перед собой. Довольно крутой склон, на высоте метров двухсот деревца, кустики...
До них нужно добраться, а дальше будет видно. Юсуф вытащил наган. Подобрал и заткнул за пояс полы своего бухарского халата. Рванулся вперед быстро, как только мог.
* * *
За спиной гремели выстрелы, но разбойникам не удавалось попасть в поднимающегося на холм беглеца. Задыхаясь от самого быстрого бега в своей жизни, Юсуф жадно хватал ртом воздух. В ушах и груди бухало так, что он даже не слышал грохота ружей. Капли пота сбегали по лбу и, попав на ресницы, размывали окружающее.
До кустов и деревьев, за которыми хотел укрыться "бухарец", осталось меньше полусотни шагов, когда из-за ствола туи появился бородач в кожаной куртке с патронташами, мешковатых штанах и сапогах. На голове у мужчины был намотан серый от пыли тюрбан. Слева и справа от него встали еще двое афганцев с оружием.
- Не стрелять, - приказал мужчина в тюрбане и, шагнув вперед, вскинул к плечу винтовку. - Я сам убью собаку.
Вороненый ствол его "маузера" слегка качнулся, мушка встала ровно посередине прорези прицела. Точно на животе бегущего Юсуфа. Молодой человек заметил среди деревьев людей, но ничего не успел сделать. Бородач в тюрбане плавно нажал на спусковой крючок, и пуля калибра семь девяносто два сотых миллиметра, кусочек свинца в мельхиоровой рубашке, унеслась навстречу "бухарцу".
Взмахнув руками, беглец сбился с шага, пошатнулся и, упав на бок, скатился вниз на несколько метров. Стоявшие по обеим сторонам стрелявшего мужчины одобрительно закивали головами в бараньих шапках и поздравили вожака. Тот скупо улыбнулся, передернул затвор, и на камни, звякнув, упала гильза.
Тем временем внизу к грузовику подъехали первые всадники. Один обогнул машину и навис над раненым турком, по-прежнему сидевшим у кабины. Направил ему в голову ствол ружья, но стрелять не стал. Еще один разбойник заглядывал через борт в кузов. Трое всадников спешились и пошли к убитому Мехмеду, продолжавшему держаться за свой пулемет.
- Идемте, - вожак повесил "маузер" за спину. - Гасан, обыщи труп, а мы пойдем поговорим с пленным.
- Если успеем, уважаемый Хабибулла, - шедший по правую руку афганец озабоченно смотрел, как спешившийся товарищ, пинает и тычет раненого прикладом. - Шад забьет собаку раньше, чем мы подойдем.
Вожак нахмурился и громко прокричал орудовавшим вокруг грузовика людям, чтобы не смели никого убивать. Он сделает это, если будет нужно, своей собственной рукой.
* * *
Юсуф лежал на боку лицом к вершине. Живот болел, но он понял - пуля угодила прямо в денежный пояс. Скорее всего расплющилась о серебряные монеты. Удар сбил с ног. Катясь вниз, он не выронил оружие и продолжал сжимать в руке револьвер.
Молодой человек приоткрыл глаза и наблюдал за тем, как трое бородачей с винтовками, перекрикиваясь с товарищами, медленно идут вниз. Посередине шел мужчина в тюрбане и куртке. Негромко щелкнул курок скрытого телом нагана: "бухарец" поставил его на боевой взвод.
Неожиданно прогремел взрыв. Земля под Юсуфом дрогнула. Он увидел, как спускавшиеся афганцы замерли и в изумлении уставились куда-то вниз. Тот, что слева, даже сделал движение будто хотел отскочить в сторону, но сдержался. Расстояние между бандитами и лежащим на земле "трупом" не превышало десяти метров.
Откинувшись назад, Юсуф трижды выстрелил. Человек в тюрбане пошатнулся и схватился за оцарапанную пулей щеку. Его спутники, получившие по пуле в грудь, один за другим свалились на землю. Поднимаясь на ноги молодой человек выстрелил еще раз, но промахнулся. Через мгновение он налетел на уцелевшего бандита и с размаху рукояткой револьвера заехал опешившему бородачу прямо в лоб...
* * *
- Как говоришь, звали того молодца, которого ты оглушил? - задумчиво спросил Абдалла.
- Хабибулла, а также Бача-и-Сакао, - устало ответил "племянник". - По крайней мере, так его называли несколько человек... Я не уточнял, - Юсуф взял пиалу с чаем. - Не до имен мне было.
- Еще бы, - с непонятной интонацией в голосе произнес "дядя". - Столько всего сразу навалилось, - Абдалла вскочил на ноги и прошелся по комнате, пиная шелковые подушки. - Но ты у нас - молодец, - на лице торговца промелькнуло странное выражение. - Взять главаря в заложники и выторговать свою жизнь и жизнь Ари в обмен на его. А где деньги, которые я давал тебе?
- Оставил этому Хабибулле, - хмуро ответил Юсуф. - Сказал, что плачу... - он отхлебнул чай. - За то, чтобы они за нами не гнались. Впрочем, вожак и сам в бой не рвался. Его люди... Те вначале уходить не хотели, я даже испугался. Но он так на них орал, да и помощник постарался. Они видели, что я не шучу: приставил к затылку главаря наган и гранату достал.
- Разбойники убрались, а ты что? - перебил Саидов, останавливаясь за спиной молодого человека. - В грузовик и?
- Не совсем так. Ари держал бандита под прицелом, а я поменял простреленное колесо. Десять раз потом изошел: все время казалось, что вот-вот, - молодой человек нервно передернул плечами, - выстрелят, и все. Но обошлось. Я загнал пленного в кабину, Ари сел за руль, и мы поехали. Через четверть часа турку стало совсем плохо: начал сознание терять.
- Врач говорит, что, может, трепанацию придется делать, - проворчал Абдалла. - Сильный ушиб. Бредит сейчас в госпитале.
- Прикладом били, - пояснил Юсуф. - Я пленного из кабины выпихнул, деньги перед ним высыпал и сел за руль. Жал на газ так, словно черти гнались по пятам, - он устало улыбнулся. - Впрочем, так оно и было. И черти, и гнались...
- Гнались, но не догнали, - Абдалла сверху вниз внимательно смотрел на подчиненного. - Фартовый ты, племянничек. С таким везением в карты на деньги нужно играть.
- Мы буквально через полчаса натолкнулись на отряд регулярной кавалерии, - продолжал Юсуф. - Они нас едва не застрелили, но когда бумаги из министерства увидели, то сразу остыли. И сопроводили в город, где стоял карательный отряд, - он задумался и добавил: - Перепуганные они какие-то. Мне показалось, даже обрадовались, что есть повод к своим из патруля вернуться.
- Ясно, - заложив руки за спину, Абдалла качнулся с пяток на носки и обратно. - История фантастическая, но чего в жизни не бывает... Сейчас ложись отдыхать, а завтра напишешь подробный отчет. Дня три-четыре посидишь дома, придешь в себя, - "дядя" развернулся и вышел из комнаты.
Юсуф успел заметить, как его короткие и сильные пальцы быстро перебирают бусинки четок.
Шанхай, 1934 год
С Иваном Всеволодовичем Боярышниковым - инспектором полиции французского сектора, в прошлом полковником тяжелой артиллерии, Сашу, как и обещал, познакомил шанхайский старожил. Константин Павлович нисколько не удивился, когда молодой человек телефонировал ему и попросил о помощи. Договорились встретиться в антикварном магазине Лугового. На одной из улиц, прилегавшей к авеню Жоффра, которая несмотря на французское название из-за обилия фирм, принадлежавших эмигрантам, наверное, была самой русской в Шанхае.
Расставшись в очередной раз с Рыжей-бесстыжей, Саша сел в такси и назвал адрес магазина. Проезжая по запруженным авто, трамваями и рикшами улицам, он хмуро глядел перед собой и размышлял, не делает ли сейчас ошибку. Мало того, что собирается впутать в свои интимные отношения постороннего человека, да еще хочет, чтобы тот помог ему в деле, которое иначе как слежкой не назовешь. В Штатах он просто обратился бы к знакомому частному детективу, и тот за пару дней собрал бы нужную информацию.
Здесь тоже есть агентства, и Фанг наверняка знает, кого порекомендовать, но Саша не хотел впутывать в свое любовное безумие комиссионера. Китаец - человек ушлый и, если поймет, что партнер по бизнесу влюбился, как последний сопляк, в проститутку, наверняка попробует сговориться с Натальей. Такого шанса он не упустит, начнут какую-нибудь свою игру. Пусти козла в огород, как говорится... Или решит, что с таким партнером ему не по пути, а сделка обещает неплохую прибыль, если все сладится.
После неудачной погони за красным "рено", завезшим их на кладбище, Саша с трудом держал себя в руках. Наталья исправно приходила к нему каждый день, оставалась до самого вечера, а потом уезжала. Находясь с ним, девушка была несколько взвинчена: чувствовалось, что женщина с нетерпением ждет, когда истечет время визита, и можно будет наконец-то удрать от навязчивого соплеменника. Все на том же красном авто неизвестно куда и к кому.
Стоило такси с рыжеволосой проституткой отъехать, как на Александра наваливалось чувство дикой тоски и одиночество. Оставаться в номере гостиницы, где все, даже воздух, в котором ощущался аромат духов и Натальиных папирос, напоминало ему о Рыжей-бестыджей, он не мог. Несколько вечеров и ночей до самого утра бродил по барам и дансингам, напивался в одиночестве или с такси-герл (53). Как-то забрел в игорный дом и проиграл сто мексиканских долларов в рулетку. Огорчение от проигрыша подействовало несколько отрезвляюще, но тем же утром Александр сцепился с какими-то пьяными французами и чуть не подрался. Успокоило забияк то, что в заведение заглянули двое констеблей пропустить по стаканчику после смены.
Вид полицейской формы подействовал на обоих отрезвляюще и, ворча под нос проклятия, Александр швырнул на стол кучку звонкой мелочи и ушел. Констебли внимательно посмотрели на него, и один громко сказал товарищу на русском: "а господинчик то в зюзю...". На улице, бредя к остановке такси, Саша вспомнил о полицейском, знакомом Лугового, и решил позвонить. Пусть порекомендует детектива или сам проследит за девицей и даст о ней полную информацию. Адрес, родственники и самое важное – другие клиенты.
Зачем ему все это нужно, Саша не знал. Что он будет делать, когда узнает, куда, – точнее, к кому уезжает Наталья, придумать не мог. Предъявлять претензии? Смешно: она просто расхохочется в ответ или сбежит навсегда. Что еще хуже. Но все же... Молодой человек надеялся, узнав о девушке побольше, найти выход из сложившейся ситуации. Отрезать ее от других клиентов, соблазнив деньгами... Черт с ними, с бумажками! Предложить уехать или, наоборот, самому остаться тут, перенеся бизнес из Чикаго... Он не знал, что ему делать, но чувствовал: если будет сидеть, сложа руки, то просто в один прекрасный день совершит какое-нибудь отвратительное безумие. И похлеще, чем чернокожий герой Шекспира.
* * *
При первой встрече Боярышников, нестарый еще господин лет сорока пяти, широкоплечий, в штатском, но с гвардейской выправкой, вел себя сухо. По-видимому, изучал странного американца. Сохранял на квадратном лице холодное выражение и следил за приезжим внимательными серыми глазами. Владельца антикварной лавки называл запросто "Костя", и, когда обращался к нему, выражение на лице утрачивало официальность.
В ответ на просьбу Александра, изложенную Константином Павловичем, инспектор сообщил, что обращаться за помощью к частным агентам он не советует. Китайцы отличные шпионы, но...
- Они будут тянуть время, чтобы содрать с вас побольше денег, - говорил полицейский, потягивая из рюмки херес, налитый хозяином. - Кроме того, доложат вашей подруге о слежке. Да, да. Не удивляйтесь. Попробуют получить и с нее. И, скорее всего, поставят в известность эту мадаму... Как там фамилия владелицы борделя? - он взглянул на злосчастную визитку, которую дал Саша. - Лихуа. Я о ней что-то слышал... Не помню, - покачал инспектор седеющей головой.
- По-моему, вы преувеличиваете, - сказал Александр: ему показалось, что бывший полковник набивает себе цену. - Разве такое отношение... И потом, есть же детективы-европейцы!
- Есть, - кивнул Боярышников. - Такие же канальи, как и узкоглазые. Не забывайте, сюда съезжается сброд со всего мира, а уж такого рода делишки для них, как мед для мух.
- Вы не волнуйтесь, Саша, - вмешался Луговой, который писал на листке бумаги: правил свою статью в газету. - Иван поможет вам. Бедная глупая девушка - русская, и мы все решим нашими силами. Правда?
- Да, - ответил Боярышников. - Хоть я и не попечитель падших девиц, - холодно усмехнулся инспектор. - У меня есть помощник, констебль из наших. Правда, он сейчас в отпуске...
- Я оплачу все расходы, - перебил Саша. - И дам премию вашему человеку.
- Разумеется, - полицейский достал папиросу. - Дело потребует двух-трех дней. Когда мой констебль узнает настоящие имя и фамилию вашей подруги, то я наведу справки в архиве. Может быть, у нее нехорошее прошлое, - серые глаза холодно уставились на молодого человека. - А также разыщем ее регистрационную карточку. В общем, сделаем все честь по чести. Только вы постарайтесь, чтобы девица не заподозрила о ваших намерениях. Хорошо?
- Не сомневайтесь, - Александр скрестил на груди руки. - Я прекрасно все понимаю. Это не в моих интересах.
- Саша, пообещайте мне, - Луговой оторвался от своих записей и строго посмотрел сквозь очки на молодого приятеля, - что не будете предпринимать никаких опрометчивых действий?
- Никаких глупостей, - сурово сказал бывший полковник. - Просто ждете результата.
- Да, конечно, - кивнул Александр. - Можете не беспокоиться.
* * *
На следующий день после первой встречи с Боярышниковым рано утром молодого человека разбудил мальчишка-коридорный: сообщил о приходе констебля. Саша пригласил гостя в номер. Маленький толстенький полицейский его возраста, Петр Евгеньевич, в недорогом, чесучовом костюме и белой панамке был вежлив и лаконичен. Говорил только о предстоящей работе. Попросил клиента встретить девушку снаружи, когда она будет выходить из машины.
- Я тайком сделаю ее фотографический снимок, - пояснил он и, заметив выражение неудовольствия, появившееся на Сашином лице, заверил, что это необходимо для работы, а негатив и фото он потом отдаст клиенту. - Послежу за объектом три дня, - рассказывал констебль, - выясню кто, где и с кем бывает, напишу отчет и представлю господину полковнику. А он вам потом сам отдаст.
Александр вынул из бумажника пятьдесят американских долларов десятками.
- Я хочу, чтобы ваш отчет сразу попал в мои руки, - он тряхнул купюрами.
- Можно и так, - не моргнув и глазом, ответил Петр Евгеньевич и взял деньги. - Не извольте беспокоиться, все сделаем наилучшим образом.
- Я вам после еще столько же дам, - пообещал клиент.
Полицейский поклонился и снова заверил, что все будет сделано, как должно.
- Комар носа не подточит, - сказал он выходя из номера.
* * *
Но толстячок-констебль обманул. Три дня от него не было ни слуху, ни духу, а потом сразу позвонил Боярышников. Сухо сказал, что работа сделана, и договорился встретиться через полтора часа. В маленьком кафе, где-то на границе международного и французского сеттльментов. Не знавшему город Александру пришлось записать адрес.
Минут за десять до назначенного времени молодой человек был на месте. Не успел он расположиться за столиком в бамбуковом кресле, как вошел инспектор. В левой руке Иван Всеволодович держал картонную папочку, которую, поздоровавшись, протянул Александру. Пока тот читал рукописный отчет Петра Евгеньевича, полковник заказал официантке мороженое и кофе.
- Пройдоха ваш констебль, - буркнул Александр, рассматривая фото Натальи, снятое, когда он вел ее к гостинице. - Обещал мне первому сообщить.
- Нет, - ответил Боярышников. - Вахмистр – человек порядочный и очень исполнительный. Никогда не нарушает полученных приказов. Моих приказов. Насчет денег, которые вы ему дали, не волнуйтесь я учту их при расчете.
- Я не об этом, - отмахнулся Саша. - Не в деньгах дело. Зачем было врать?
- Чтобы вы не волновались и не спорили, - полковник поблагодарил девушку, принесшую заказ, и пододвинул к себе мельхиоровую вазочку с белоснежными шариками мороженого. - С гимназии люблю пломбир, - он неожиданно застенчиво улыбнулся и взялся за ложечку. - Всякий раз, когда в детстве ел, горло воспалялось, а удержаться не мог. Мамаша на меня ругалась и не разрешала покупать, - полковник вздохнул. - Неподалеку от нашей гимназии мороженщик торговал...
Александр, читавший, как красный "рено" за три вечера трижды проделал путь от его гостиницы к вилле некоего господина Лана, только молча кивнул в ответ на ностальгические воспоминания полицейского. Из наблюдений исполнительного Петра Евгеньевича получалось, что объект слежки - девица Наталья Сергеевна Губкина. Мадемуазель Губкина каждый вечер покидала Сашину гостиницу и совершала поездку на окраину Шанхая. Высаживалась она у ворот виллы господина Лана. К отчету была приложена фотография небольшого бунгало, окруженного стеной. Над воротами красовался выложенный смальтой дракон. На следующее утро девицу отвозили обратно в город к общежитию в китайском районе, где она снимает комнатку на третьем этаже. Через шесть-восемь часов Губкина снова садилась в машину и на этот раз ехала в гостиницу к Саше.
- Кто такой Лан? - Александр хмуро посмотрел на наслаждавшегося пломбиром Боярышникова. - Вы о нем...
- Узнал, узнал, - полковник промокнул губы салфеткой. - Сорок шесть лет, владелец маленькой киностудии. Сам снимает фильмы. Друг детства господина Лю, - голубые глаза поймали взгляд молодого человека. - Не знаете такого?
- Нет. Первый раз слышу... Хотя, подождите, - Саша задумался. - Да, Наташа мне как-то говорила, что фирма мадам Лихуа получила важный заказ от какого-то Лю, - вспомнил он. - Это о нем шла речь? Кто это?
- Скорее всего о нем, - ответил Боярышников, вычерпывая остатки мороженого из мельхиоровой чаши. - Очень богатый человек. Бизнес, политика, незаконные сделки и тайные общества. Разносторонний человечек, - усмехнулся полковник. - Сам он к женщинам равнодушен: содомит. Но любит "угощать" друзей и нужных людей красивыми девушками. Я думаю, мадемуазель Губкина познакомилась с Ланом на такой вот интимной вечеринке у господина Лю.
- Понятно, - Саша заглянул в отчет вахмистра и, прочитав бумажку до конца, сунул в папку. - И что господин режиссер – такой же влиятельный, как и его друг-содомит?
- Нет, - Иван Всеволодович взялся за чашечку с кофе. - Мелкая рыбешка, но плавают они в одной луже. Вырос вместе с Лю в деревне. Оттуда перебрались в Шанхай... Начинали контрабандой и сводничеством. Потом Лана стали приглашать в массовку на съемки. Затем он играл незначительные роли в китайских фильмах. Лю тем временем быстро пошел в гору, разбогател, - полицейский закурил папиросу и задумчиво выпустил колечко дыма. - Дал приятелю денег, чтобы тот открыл свою киностудию.
- Понятно, - повторил Саша и сжал кисти рук, лежавшие на коленях в кулаки. - А что вы узнали про Наталью? Про фирму, где она работает?
- Фирма уважаемая, - усмехнулся полковник. - Работает около сотни девушек, много белых. Если ваша пассия захочет оттуда уйти, то больших препятствий ей чинить не будут. Тысяча мексиканских долларов, и она свободна.
- Ну и порядки, - заметил Саша.
- Уж какие есть. Отец и мать вашей Натальи, - продолжал Боярышников, - умерли в Харбине несколько лет назад. Папаша работал на железной дороге, мать вела домашнее хозяйство. Ни там, ни здесь девчонка полицией не задерживалась. Есть старший брат, остался в Харбине. В ее личном деле имеется бумага... сообщение одного харбинца, что старый железнодорожник имел совпаспорт, - помрачнел инспектор. - У нас таких "редисками" называют: внутри "белые", а сверху "красные". И сыночка воспитал в любви к Советам. Поэтому тот в Харбине и остался, когда "красные" КВЖД забрали.
- Это не важно, - скривился Саша. - Наталья-то уехала сюда.
- Хорошо вам, - потемнел лицом Боярышников. - Между вами и "красными" целый океан. Можно и не замечать... А вот у нас Совдепия под боком. И среди китайцев коммунистов, как собак нерезаных. Нам все важно, - подытожил полицейский.
Он раздавил окурок в пепельнице и одним глотком допил кофе. Демонстративно посмотрел на часы.
- Большое спасибо, господин Боярышников, - сказал Александр. - Вы мне очень помогли. Сколько я вам должен?
Инспектор назвал сумму - двести долларов, получил деньги. Взял с соседнего кресла шляпу и поднялся.
- Не собираюсь совать нос не в свое дело, - сказал он на прощание, - но хочу предупредить... Не наделайте ошибок. Любое нарушение закона, и вас, в лучшем случае, вышлют из Шанхая.
- Не беспокойтесь, - небрежно ответил Александр. - Я - законопослушный человек.
- Не сомневаюсь, - Боярышников поправил на голове шляпу. - Честь имею.
Полицейский ушел. Саша заказал мартини с лимоном и, попивая горьковатый вермут, перечитал отчет вахмистра. Несмотря на полученную информацию он так и не знал, что ему делать дальше.
* * *
Ничего, кроме раздражения, фильм у Александра не вызвал. Слащавая мелодрама с китайскими актерами. Главный герой - трудолюбивый молодой клерк, героиня - продавщица в магазине готового платья. Магазин принадлежит белому господину лет пятидесяти, и тот, пользуясь каждым удобным случаем, пристает к девушке. А когда молодой человек пытается вступиться за честь подруги, вышвыривает его на улицу и увольняет продавщицу. Клерк делает подруге предложение, но злобный хозяин магазина клевещет на жениха владельцу фирмы, где тот работает, и глупый китайский бизнесмен выгоняет преданного служащего. Молодые люди оказываются на улице, без денег, а свадьба становится недосягаемой мечтой. Но фильм заканчивался вполне американским "happy-end": главный герой, подрабатывавший в порту носильщиком, случайно встречает вернувшегося из Америки дядюшку-миллионера. Богатый старик, узнав в смазливом юноше сына покойного брата, тут же устраивал будущее парня и его невесты. Фильм завершала сцена, в которой дядя вручал молодоженам ключи от магазина, где раньше работала девушка. Он выкупил его у проигравшегося в карты европейца и подарил племяннику.
Актеры играли гротескно, заламывали руки и становились в позы. Главная актриса с глупым, кукольно-безжизненным лицом семенила ножками, сюсюкала и жеманничала. Европеец лапал ее за талию, тонкие запястья и, затащив в кабинет, пытался повалить на диван. При этом он свирепо таращил глаза и плотоядно ухмылялся. Голос белого звучал резко, а хохот и вовсе демонически. Когда появлялся отрицательный персонаж, то в зале среди зрителей поднимался возмущенный шепот на китайском.
Саша следил за происходящим на экране вполглаза: он купил билет на "Странности судьбы" не для того, чтобы насладиться фильмом. Его интересовал актер, игравший дядюшку. Фильм был снят на киностудии "Шанхайский Дом", принадлежавшей мистеру Лану, и владелец сыграл миллионера, осчастливившего молодую пару. Среднего роста, полный, с двойным подбородком. Гладкое лицо украшено усиками и бородой. Хотя бороденка скорее всего относилась к гриму.
Выйдя на улицу, Саша закурил и подумал, что Лан взял не внешностью. Китайский бизнесмен от кино, должно быть, наплел Рыжей-бесстыжей о своей работе черте что, или дурочка сама вбила себе в голову, что с его помощью сделает карьеру в кинобизнесе. Наталья любила кино, погружалась во время просмотра в действие, как в гипнотический сон, и могла потом бесконечно долго обсуждать игру актеров. Всякий раз в ее голосе звучали мечтательные и завистливые нотки...
Молодой человек еще раз мысленно сравнил Лана с собой и возмущенно фыркнул. На его взгляд, как мужчина толстый и пожилой китаец никак не мог с ним конкурировать. Наверное, дело в авансах, которыми режиссер заинтересовал Наталью. Вчера Саша попытался переговорить с ней на важную для него тему. Хотел, чтобы девушка бросила работу, и они месяц-другой пожили вместе. Он планировал снять квартиру или дом в Шанхае, положил бы ей определенное содержание. Столько, сколько она зарабатывает за тоже время у мадам. В ответ Наталья небрежно бросила "я подумаю" и тут же перевела разговор на другое. Ему стало ясно - такая перспектива проститутку совершенно не заинтересовала. Сейчас Саше казалось, что он знает ее планы. Через постель владельца киностудии в кинозвезды. Наивная дурочка.
* * *
Он сидел за рулем прокатного автомобиля, бессмысленно наблюдая, как струйки дождя скатываются по лобовому стеклу. Четверть часа назад "форд", который он медленно и неуверенно вел к вилле мистера Лана, застрял на раскисшей от дождя дороге. До маленького изящного домика, скрытого от посторонних глаз фруктовым садом и невысокой кирпичной стеной, осталось около километра грунтового шоссе. Вчера днем он отыскал его с помощью таксиста и с безразличным видом издалека обошел чужие владения, так и не рискнув подойти и позвонить в звонок на воротах. Таксист-китаец терпеливо дожидался клиента в машине.
Причиной такого поведения Саши было исчезновение Натальи три дня назад. Она даже не предупредила его, что не приедет. В первый день молодой человек просидел у телефона часа четыре, ожидая ее звонка. Не выдержав, спустился вниз и, растолковав портье и швейцару, что надлежит делать в случае прихода рыжеволосой девушки - впустить в номер и передать от него записку, пошел к такси.
Через час он был у общежития, где проститутка снимала на третьем этаже комнату. В дом его не пустили. Получив пару монет, консьержка-китаянка рассказала, коверкая английский, на шанхайском "пиджин", что мисс с фотографии вчера вечером уехала на красном "рено". Предупредив управляющего – господина Ли, что вернется на следующей неделе... Наталья бросила его. Чувствуя, как почва уходит из-под ног, Саша перезвонил на всякий случай к себе в гостиницу и услышал, что никто не приходил.
Не зная, как действовать дальше, он поехал в бордель мадам Лихуа. Попросил девушку, которую несколько раз заказывал к себе. Симпатичная китаянка лет тридцати в салатовом ципао, украшенном белыми магнолиями, вежливо улыбаясь, отрицательно покачала головой. Сообщила: девушка, о которой он спрашивает, сейчас не работает. Она в отпуске и вернется через восемь дней.
- Но вы не беспокойтесь, - в руках китаянки появился альбом и перед потенциальным клиентом замелькали страницы с фото, на которых грациозно изгибались обнаженные тела. - У нас лучший выбор девочек во всем Шанхае. Берите любую.
Александр решительно отказался и ушел, но вскоре вернулся и спросил, есть ли в заведении еще русские девушки? Оказалось, что да, есть... Он заказал комнату и обед с виски. Когда пришла высокая, чуть полная девица с приятным круглым лицом, он сразу повалил ее на кровать. Зло и грубо подмял проститутку под себя, совершенно не сдерживая раздражение, нашедшее выход в сексе. Новая знакомая по имени Юля слегка оторопела от такого напора и жаловалась, что у нее останутся синяки на руках и шее. Он не обращал на ее вскрики внимания и, закончив, дал щедрые чаевые. Потом стал накачивать виски. Испуганно глядя на злого скуластого клиента большими коровьими глазами, Юля послушно пила. Вскоре девица опьянела и стала болтать. Александр направил разговор на ее товарок, работающих у Лихуа. Спросил, знакома ли она с рыжей Натальей?
Глупо хихикая, Юля сообщила, что они подружки и несколько раз в паре обслуживали клиентов, ездили на вызовы. Но давно: последний раз месяц назад. И она стала рассказывать, как какой-то японец, весь в разноцветных татуировках, "любил" их по очереди. То ее, то Наташку...
- Очень могучий мущщина, - заметила она с пьяным глубокомыслием. - Так ни разу и не кончил. А на лицо – чистая макака, - она глупо захихикала.
Александр продолжал расспрашивать девку, но ничего интересного проститутка больше не сообщила. Наташка последнее время куда-то исчезла, в борделе появлялась редко и вообще "скрытничала"... Юля выпила еще виски, пригорюнилась и, взяв у мужчины "честное-благородное слово" никому не рассказывать, призналась, что у нее в заведение есть "душечка-подружечка". Китаянка. Денег поднакопят, уйдут "на волю" и будут жить вместе.
- Вы не обижайтесь, - Юля обняла клиента и положила ему голову на плечо, - но я к мущинкам равнодушная...
Из борделя Александр отправился к себе, посетив по дороге несколько баров, где пил все подряд. Быстро уснул. Проснулся с жутким похмельем, что было на руку: головная боль и тошнота не давали думать о Наталье. Она опять не появилась.
Оклемавшись и опохмелившись, Саша взял машину и поехал отыскивать виллу мистера Лана. В кармане пиджака лежал "кольт" тридцать второго калибра, который он последнее время таскал с собой. Впрочем, иметь под рукой оружие уже много лет стало неотъемлемой привычкой, частью натуры. Но сейчас тяжесть пистолета беспокоила его: Саша боялся не сдержаться, если...
Что "если", он так и не определил для себя. В присутствии Натальи в доме у режиссера молодой человек не сомневался. Но, бродя вокруг виллы мистера Лана, Александр так ни на что и не решился. Устав ходить, вернулся в город и снова напился. Проснувшись, позвонил Фангу: потребовал, чтобы китаец связался с клиентами. Предупредил, он ждет решения в ближайшие дни.
- У меня дела в Чикаго, - зло говорил Саша в эбонитовую трубку. - Пусть не думают, что на них свет клином сошелся. Мне нужен ответ, или я уеду...
Несколько растерявшийся Фанг долго распинался перед "взбесившимся" американцем о том, что ждать осталось всего пару дней. Все будет замечательно, он уверен, господа Пинг и Ю обязательно приобретут большую партию товара. Нужно еще немножко терпения, чуть-чуть подождать, и все решится к общему удовольствию. Во время телефонного разговора Сашина злость стала угасать, на ее место вползала тоска. Пригрозив, что в случае, если китайцы опять попытаются перенести сделку, он просто уедет, молодой человек повесил трубку на рычаг.
Наталья не приходила. Саша начал пить. У себя в номере, потом в казино. Проиграв сотню долларов, ушел бродить по шанхайским улицам. Время от времени он названивал в reception и спрашивал, не появлялась ли рыжеволосая девушка. Портье невозмутимо отвечал, что к мистеру Джонсону никто не приходил...
Глазея на витрины и рекламы, Александр наткнулся на афишу фильма "Странности судьбы" и прочитал, что в одной из ролей снялся сам мистер Лан, владелец киностудии "Шанхайский Дом". Ему сразу захотелось посмотреть на соперника. После сеанса за рюмкой коньяку Саша решил сейчас же увидеть Наталью. И плевать, где она. Плевать на Лана и на всех ее клиентов. Пусть ответит, уедет ли вместе с ним...
Он отыскал прокатную фирму и, заплатив большую страховку, укатил на стареньком черном "форде". Саша не знал города и повторить путь на виллу, который он проехал несколько дней назад на такси, оказалось сложно. Несколько раз он сбивался с пути, просил о помощи китайцев, европейцев и полицейских. Белые всякий раз оказывались приезжими и ничем не могли помочь. Учуяв спиртное, констебли хмурились, но, получив денежную купюру, терпеливо втолковывали водителю, как ему попасть по адресу, написанному на бумажке. Китайцы же презрительно улыбались и что-то отвечали на своем "птичьем" языке...
Под самый вечер он все-таки выбрался за город и, свернув на знакомом перекрестке, двинулся в сторону вилл. Пошел сильный дождь, и вскоре в дополнение ко всем неприятностям машина застряла в грязи. Всего в нескольких километрах от бунгало китайца.
За окном быстро темнело. Саша взял с заднего сиденья бутылку коньяка, откупорил и сделал хороший глоток. Устало откинулся на спинку и закрыл глаза. Поднес ко рту горлышко, отпил. Алкоголь снимал напряжение, расслаблял...
Кабул, 1928 год
Дневник Владимира Бека
"26 июня 1883 года
Ночь прошла в напряжении, но без происшествий. Днем несколько раз высылали разведку. Разбойники нигде не обнаружены. Господин капитан принял решение, что завтра выступаем. Солдаты смастерили двое носилок: один казак и один драгун в тяжелом состоянии и не могут ехать верхом. Остальные раненые чувствуют себя неплохо. Решено двигаться короткими переходами с предельной осторожностью, высылая разведчиков.
Во второй половине дня господа топографы учинили мистеру Прамеру унизительный допрос. Я присутствовал при сем действе и краснел от стыда за соотечественников. Дуков опустился до того, что кричал на беднягу и угрожал применить силу - передать британца в лапы нашего проводника, который, дескать, не европеец и вырвет признание пыткой. Произошло это после того, как мистера Прамера заставили по-третьему разу повторить свой рассказ и стали путать. Нарочно сбивать каверзными вопросами. Бедняга понял, что ему не верят, и даже начал заикаться от волнения. Под конец Понятовский позволил себе кричать на него и в открытую заявил, что никакой он не геолог, а возглавляет шайку разбойников. Нужно было видеть изумление, появившееся на лице англичанина.
Когда же прозвучала гнусная угроза применить насилие, он побледнел и заявил, что не намерен более доказывать свою невиновность и не ожидал к себе такого отношения со стороны европейцев. На этом унизительный допрос закончился, так как господа топографы, взявшие на себя функции полицейских сыщиков осознали, что угрозы им не помогут. Они ушли. Понятовский напоследок бросил многозначительную фразу, что мистеру Прамеру не мешает хорошо подумать над своим положением, а то потом поздно будет.
Когда "следователи" удалились, я не знал, куда девать глаза от стыда. Я извинился перед англичанином и попросил войти в положение моего начальства, которое после засады и гибели людей не может придти в себя и видит везде измену. Мистер Прамер сказал, что понимает наше беспокойство, но по выражению его лица я видел, хотя британец и пытался скрыть свои чувства - он до глубины души оскорблен и напуган.
Вечером я официально обратился к господину начальнику экспедиции. Заявил, что считаю недопустимым такое обращение с нами же освобожденным европейцем. Господин капитан весьма холодно выслушал меня и ответил, что этот вопрос не в моей компетенции. И он сам решит, как ему поступать с человеком, которого он подозревает в организации засады. Даже добавил, что я до конца не осознаю, какие события сейчас происходят в отношениях между нашей и британской империями. По его словам британцы только и ждут, когда появится возможность нанести нам удар в Средней Азии руками афганцев.
Я понял, что мои слова прошли мимо ушей Дукова и говорить с ним бесполезно. Вечером я невольно услышал начало беседы между Понятовским и сотником Еремеевым. Поручик интересовался, нет ли среди казаков людей, которые могли бы развязать язык англичанину. По-видимому, они продолжают подозревать мистера Прамера и собираются подвергнуть его пыткам. Не в моих силах переубедить этих господ. У меня впечатление, что после пребывания под обстрелом их охватило некая разновидность помешательства. Чувствую, необходимо что-то сделать, если не желаю оказаться невольным соучастником злодейства.
Конечно, на войне позволительно многое из того, что человеку гражданскому покажется невозможным и омерзительным, но мы не воюем с англичанами, тем более пленными и ранеными!"
"27 июня 1883 года
Ночью произошло чрезвычайное событие: на лагерь было совершено нападение. Подкравшись в темноте к нашей лужайке, разбойники начали стрелять. Поднялась суматоха. Казаки и драгуны открыли ответный огонь. Перестрелка длилась целый час, потом затихла сама собой. К счастью, никто из наших не был убит или ранен. С рассветом выяснилось, что Прамер, оставленный сторожами без должного присмотра, исчез. Попытки разыскать его ни к чему не привели.
Господин капитан и Понятовский считают ночное нападение и пропажу англичанина явным доказательством того, что он - британский агент, шпион и верховодит местными разбойниками. Я не стал с ними спорить, но, думаю, они ошибаются. Мне кажется, несчастный мистер Прамер стал жертвой жадности разбойников, считавших его слишком ценной добычей. Думаю, они рискнули своими шкурами, чтобы выкрасть геолога. А может, напуганный вчерашним допросом, англичанин сбежал от нас, чтобы не попасть в руки палача? Не знаю, не знаю. Остается только гадать.
Решено пробыть во временном лагере еще один день. Абдул озабочен происходящим и неоднократно подходил ко мне с предложением повернуть назад. Дальнейшая дорога тяжела и труднопроходима, есть несколько мест, где разбойники могут устроить засады. Я передавал его предостережения господину начальнику, но Дуков отвечал решительным отказом. В последний раз он сказал Самару, что увеличит вознаграждение и надеется на его мужество, так как караван должен продолжить свой путь. Я обеспокоен упорством начальства, но даже не пытаюсь говорить с капитаном на эту тему. Так же как и афганец, сказавший, что на все воля Аллаха, я полагаюсь на божественное проведение.
К моему удивлению, исчезновение англичанина не сильно огорчило господина Дукова. Капитан считает, что бегство полностью изобличило в Прамере британского агента. Он и поручик даже позволили себе указать на мое прекраснодушие и заблуждение в отношении "геолога". Я не стал с ними спорить и тем более высказывать предположения относительно причин, заставивших англичанина решиться на отчаянный шаг. Бедняга попал из огня да в полымя. На редкость невезучий человек».
"28 июня 1883 года
Вчера миновали горный кишлак, где живут пуштуны, признающие своим вождем муллу Абдурахмана. Абдул встречался со старейшиной и вернулся расстроенным: нам отказано в посещении кишлака и проходе по его земле. Придется возвращаться назад и идти по обходной тропе. Она намного хуже, и удлинит наш путь дня на три. Проводник говорит: будущая дорога пользуется дурной славой из-за частых камнепадов.
Все встревожены отношением туземцев, но Самар спокоен: ни один староста не пропустит караван без разрешения муллы. Такие порядки в здешних землях завел Абдурахман.
Я спросил, не будет ли наш обходной маневр принят за враждебные действия? Абдул ответил, что сообщил о нашем намерении продолжить путь. Старейшина в ответ заявил: ему все равно, так как тропа не его территория. Еще староста сказал, что отправит к достопочтенному хаджи гонца с известием о нашем караване.
Дуков холодным приемом нисколько не встревожен, только досадует на испортившуюся погоду: похолодало, идет мелкий дождь.
Устал и снова ощущаю нехватку воздуха. У одного из драгун воспалилась рана, началась горячка. Пришлось сделать носилки и для него. Все очень устали».
"3 июля 1883 года
Слава Богу! Наконец-то, закончился наш спуск с горы, куда забирались целых двое суток. Под самое небо. Не обошлось без неприятных происшествий. Скончался один из раненых и сорвалась в пропасть навьюченная лошадь. Многие нижние чины простудились и теперь кашляют, как собаки.
Мы находимся в долине. По словам проводника в ней семь-восемь верст в длину и около двух в ширину. Из-за каменистой почвы она бедна растительностью, со всех сторон окружена горами. Люди здесь не живут.
Заканчивается долина узким ущельем, которое тянется дальше на несколько верст. Ущелье выходит в место, где расположено селение муллы Абдурахмана. Проводник называет его крепостью, но то, что в представлении здешних жителей - крепость - нам скорее всего покажется обычным скоплением глинобитных домишек. На мой взгляд, Афганистан совершенно не блещет архитектурой и природными красотами. Думаю, даже Кабулу далеко до Самарканда.
Господин капитан решил, что мы разобьем в долине временный лагерь. Во избежание недоразумений, отправляем вперед Самара, чтобы поставить муллу в известность о нашем прибытии. Оказывается, у Дукова имеется рекомендательное письмо от некого афганского хана, который хорошо знаком с хаджи. Абдул, как настоящий посол, передаст письмо Абдурахману. Будем надеяться, что сия верительная грамота откроет нашему усталому каравану врата гостеприимства. Племянники проводника останутся с нами в качестве определенной гарантии верности пуштуна.
В версте от начала ущелья отыскались развалины нескольких домов или сараев. Трудно понять, что здесь было раньше: от строений остались только разрушенные стены из камня. Возле них растет нечто вроде заброшенного сада: несколько десятков одичавших деревьев. Именно здесь, внутри уцелевших стен мы поставим наши палатки.
Самар уехал. Сотник Еремеев отправил за ним следом трех самых проворных казаков. Они тайно проследят за Абдулом до конца ущелья и дождутся его возвращения. В случае, если проводник будет ехать назад не один, казаки должны предупредить нас. Таким образом мы хотим обезопасить себя от внезапного нападения. Разумная предосторожность, но по зрелому размышлению бесполезная.
Под рукой муллы около тысячи воинов. Противостоять им мы в любом случае не сможем. Только героически погибнуть. Успешное бегство в здешних горах подобно чуду... Эх, завели нас господа топографы в пасть шайтану! Какой смысл в визите к этому "горному старцу" (54)? Хватило бы с нас и топографических изысканий. Всему причиной - стремление некоторых господ выслужиться, снискать славу первопроходцев.
Последнее время меня не покидает тяжкое предчувствие, что добром наше путешествие не кончится. Надеюсь, мое настроение - всего лишь следствие перенесенных опасностей и физической усталости.
Часть нижних чинов отправлена собирать дрова, остальные развьючивают лошадей. Дуков мимоходом сообщил мне, что после ужина состоится военный совет. Так и сказал. Кутузов в Филях, да и только».
"4 июля 1883 года
Долго думал, продолжать записи в дневнике или нет. Решил все-таки продолжить, ибо происходящее с нами может оказаться началом исторических событий. Следовательно, заслуживает остаться на бумаге, но изначально будет мной подвергнуто цензуре.
После разговора у Дукова чувствую себя несколько странно. И дело даже не в том, что до сих пор находился в полном неведении относительно целей нашего путешествия. Просто не могу определиться по отношению к услышанному в палатке капитана. Слишком велик груз ответственности неожиданно легший на мои плечи. Никогда не видел себя участником и, в некотором роде, творцом политической игры. Тем более способной привести к переменам в политике нашей империи.
На состоявшемся два дня назад совете господин капитан оказал мне доверие (запоздалое), посвятив в истинную цель, ради которой было предпринято наше столь длительное, полное опасностей и невзгод путешествие в афганских горах. Господин капитан принадлежит к корпусу Генерального штаба и является личным агентом военного министра. Цель путешествия состоит не столько в топографических съемках, сколько в установлении дружеских отношений с муллой Абдурахманом: господин министр видит в нем будущего союзника российской империи на границе Афганистана и Пешевара. Как рассказал господин Дуков, среди грузов нашего каравана находятся сумки с золотом. Сто пятьдесят тысяч рублей в английских соверенах (55). Эта огромная сумма должна быть передана мулле в качестве подарка. Как я понял, в генштабе считают, что с помощью этих денег наше государство получит надежного союзника, через которого сможет проводить свою политику в Афганистане и Индии. Тем самым потеснив в регионе британские интересы с целью укрепления российского влияния и обеспечения безопасности границ империи.
Мне же, как переводчику, волей судьбы вовлеченному в столь значительные события, предстоит с максимальной точностью и убедительностью донести до Абдурахмана слова и перспективы, которые раскроет ему господин капитан при личной встрече. С одной стороны я полон гордости за оказанное доверие и причастности к вопросам большой политики, с другой же – ощущаю малодушный трепет, боязнь, что не в полной мере смогу соответствовать, так как мой пушту оставляет желать лучшего. Но господин Дуков уверен, что я справлюсь, и похвально отозвался о моей работе в качестве переводчика за время экспедиции. Надеюсь, что смогу полностью оправдать возложенное на меня доверие.
Господин капитан пообещал, что мое усердие и труды не останутся незамеченными: получат должную оценку вышестоящего начальства. Вполне возможно, это послужит началом блестящей карьеры. Мне было сказано, что по возвращению я буду представлен к награде и следующему чину. В случае, если события в Афганистане будут развиваться в намеченном русле, господин капитан обещал взять меня под свою опеку, чтобы в полной мере использовать мои способности. Польщен и в некотором роде витаю в облаках. Перспективы открываются значительные.
Если русская экспансия в Афганистан окажется успешной (походы Скобелева, взятие Бухары и Хивы говорят за такое развитие событий), то наша империя очень скоро столкнется с британским львом, но к чему может привести такая схватка, остается только гадать».
"5-6 июля 1883 года
Приехали казаки и предупредили о возвращении проводника. Вместе с ним едут несколько десятков верховых. На всякий случай мы приготовились к бою, но, как и предполагали наши разведчики, афганцы были настроены мирно.
Еще вчера господин капитан решил для безопасности укрыть золото, чтобы в случае неожиданного нападения, оно не досталось коварному врагу. Для этой цели был использован старый полузасыпанный подвал, который нашли у одной из стен. Для обустройства тайника привлекли двух надежных драгун. С обоих взяли присягу молчать.
По приказу господина капитана Еремеев разослал казаков в разведку, а драгун отправил строить траншею и бруствер. Нижние чины работали лопатами, а унтер-офицер Храмов стоял и следил, чтобы никто не отлучался. Тем временем двое рядовых расчистили найденный подвал. Затем мешки с золотом перенесли в яму, накрыли деревянным настилом и тщательно засыпали землей и камнями. Получилось очень хорошо: со стороны совершенно не видно, где тайник. Капитан с помощью приборов определил географическую широту и долготу местонахождение золота, занес координаты на составленные им ранее кроки горной долины. Все эти предосторожности снова навеяли на меня печальные размышления о будущем.
Проводник Абдул представил нам Батур Мухаммадзаи, одного из командиров достопочтенного хаджи. Пуштун передал от муллы приглашение посетить его крепость. Батур сообщил, что Абдурахман будет рад видеть посланников российского царя, под рукой коего благоденствуют тысячи правоверных. Не говоря уже о том, что мы друзья его старинного друга хана Ахмеда. В свое время они пролили немало крови, сражаясь за веру.
Господин капитан принял приглашение и велел готовиться к поездке. Было решено, что с нами едет половина казаков и драгун, а все остальные под командой сотника останутся в лагере. Так же оставляем в лагере накопившийся за путешествие архив: материалы топографических съемок. Едем налегке. Мы быстро собрались и, окруженные воинами муллы, направились в ущелье.
В крепость Абдурахмана наше посольство прибыло к вечеру. Более сотни домов облепили, как ласточкины гнезда, склоны гор и громоздятся друг над другом. Самар говорил, что здесь много пещер, которые используются под склады и тайные убежища. Мулла живет в маленьком, изящном дворце-крепости из оштукатуренного камня. К нему прилегает зеленый купол мечети и минарет (56), с которого Абдурахман обращается к своему народу. По углам крепостной стены имеются две маленькие башенки с пушками. С военной точки зрения крепость находится в очень выгодном положении. Если британцы полезут сюда за муллой, то им придется очень туго, так как горные тропы легко контролировать, и сотни вооруженных пуштунов без труда остановят продвижение целой бригады.
В город нас не пустили, но предоставили для проживания гостевой дом на окраине. Довольно большое строение, окруженное невысокой стеной. Приближалось время магриба и, оставив около нашей резиденции охрану, Батур поспешил доложить мулле о прибытии русских кафиров.
Выставив посты, распределив время дежурств, мы с господином капитаном и Понятовским попытались получше рассмотреть крепость и селение в бинокли. Пришли к общему мнению, что место хорошее. Тот, кто им владеет, держит под своим контролем все ближайшие караванных пути из Афганистана в Пешевар. Думаю, это приносит мулле немалый доход.
Горы и темнеющее серое небо неожиданно остро вызвали у меня чувство тоски и одиночества, несмотря на товарищей, стоявших рядом. Призыв муэдзина (57), прозвучавший с минарета и отразившийся от скал многократным эхом, только подчеркнул обособленность селения от остального мира. Снова прихожу к мысли о том, что здешние места не для моей европейской натуры. Тяжело мне придется, если из карьерных соображений останусь в Афганистане.
После молитвы вернулся Батур с помощниками, привезли свежеиспеченные лепешки, рис, фрукты и живого барана. Батур сообщил, что завтра пополудни господа офицеры приглашены во дворец. На встречу с достопочтенным хаджи, муллой Абдурахманом. Наши солдаты должны остаться в гостевом доме и не покидать его. Господин капитан поблагодарил за приглашение и просил передать мулле, что с нетерпением будет ждать встречи.
Мы славно поужинали и легли спать. Перед сном в разговоре господин Дуков сообщил мне, что завтра Понятовский останется с нижними чинами, а к мулле мы пойдем вдвоем.
Ночь прошла без происшествий. Хорошо выспавшись, я почувствовал себя полным сил. Мои опасения, что плохо справлюсь с переводом, исчезли. Разговаривая с Батуром, я прекрасно понимал его, а он меня. Дала себя знать ежедневная практика общения с проводником. Кстати, Самар с племянниками откланялся и уехал жить к родственникам.
Утром, после завтрака, мы с господином капитаном переоделись в парадные мундиры. Дуков показал мне маленькую золотую коробочку, украшенную чеканной цитатой из Корана. Внутри на бархатной подушечке лежал массивный перстень червонного золота с крупным рубином. Через три часа это произведение ювелирного искусства одного из поставщиков императорского двора украсило палец на руке Абдурахмана.
В назначенное время приехал начальник личной охраны муллы толстяк Дагар Мухаммадзаи. Он и его воины вооружены современными английскими винтовками и саблями. Под конвоем нас доставили во двор крепости. Над воротами развевалось зеленое знамя с черной вязью цитаты из Корана. Внутри крепости я обратил внимание на две новенькие митральезы (58). Господин капитан тоже заметил их, и на его обычно холодном лице появилась довольная улыбка: было ясно, что в военном деле мулла следит за последними достижениями военной техники. Все воины, попадавшиеся нам по дороге, также вооружены современными винтовками.
Перед тем, как ввести в здание дворца, Дагар почтительно попросил нас отдать ему на время револьверы и сабли. Естественно, мы подчинились. После чего нас провели в небольшую залу, где одиноко на подушках красного шелку сидел пожилой седобородый мужчина в зеленой чалме.
Он жестом пригласил нас присесть. Перед тем, как опуститься на пол, господин капитан вручил мулле подарок, сопроводив его маленькой речью. Дескать, рубин приобретен в Индии, где в скором времени, как он надеется, над городами поднимется зеленое знамя пророка. Еще он сказал, что перстень - дар нашего императора, который считает, что известный ревнитель веры охотно примет руку помощи, протянутую ему через афганские горы из России. Мулла вежливо поблагодарил и надел кольцо. По-видимому, драгоценные камни - слабость Абдурахмана, так как почти все пальцы на руках украшены кольцами с изумрудами и сапфирами.
Содержание последовавшей далее беседы я здесь дословно приводить не буду по понятным причинам. Могу только сказать, что наша первая встреча с муллой ни к чему конкретному не привела. Господин капитан старался, как можно ярче и шире развернуть перед Абдурахманом перспективы и преимущества дружбы с Российской империей. Мулла отвечал, что польщен предложением, но он всегда строго следовал заветам веры и с особой осторожностью относится к сотрудничеству с христианами. В качестве отрицательного примера мулла привел индийских и пуштунских князей, которые пошли на сговор с британцами и теперь превратили себя и своих подданных в рабов. На этом он хотел закончить беседу, но господин капитан сказал, что дело защиты веры требует больших расходов. Абдурахман оказался проницателен, и в его глазках сразу же зажегся огонек интереса. Он пространно ответил, что ничего на земле не происходит помимо желания пророка. И если Аллаху будет угодно оказать ему помощь, то он с благодарностью примет ее и употребит во имя святой веры.
Господин капитан сообщил, что перстень – не единственный подарок нашего щедрого императора. Есть большая сумма золотом, которая может быть передана мулле, как будущему союзнику. Абдурахман надолго задумался, перебирая бусинки четок. Наконец он объявил, что должен обратить свое сердце в молитве к Аллаху, дабы тот помог ему осознать божественную волю. Продолжить беседу мы сможем завтра. Он пришлет за нами.
Здесь мы откланялись и вернулись в гостевой дом. Дагар передал нам пожелание своего хозяина, чтобы мы не покидали территорию жилища и пообещал прислать еду.
За время нашего отсутствия ничего интересного не произошло. Никто к дому не приближался. Пуштуны-охранники спокойно несли службу и совершенно не интересовались русскими.
Господин капитан пересказал Понятовскому беседу с муллой и попросил меня помочь составить черновик отчета. Это оказалось тяжелой работой, так как Дуков желал добиться максимальной точности и требовал, чтобы я дословно вспоминал ответы нашего хозяина. Мне пришлось попотеть, хотя на память я не жалуюсь, но во время беседы был сосредоточен на самом процессе и стремился как можно точнее донести смысл обоим сторонам. В конце господин капитан спросил, какое впечатление осталось от беседы лично у меня. Я ответил, мулла заинтересован в подарках и дружбе, но по старой восточной традиции постарается затянуть переговоры.
Дальнейшие рассуждения генштабиста я приводить не буду. Откровенно говоря, они показались мне излишне радикальными. Впрочем... Как говорится, начальство сидит выше и лучше видит. Так что не мне лезть в политику.
Мое нынешнее дежурство приходится на середину ночи, поэтому ложусь рано, чтобы хорошо выспаться и завтра быть с ясной головой».
"7 июля 1883 года
Спали спокойно. После завтрака прибыл Дагар с воинами. Отконвоировал нас во дворец шейха Абдурахмана. Сегодня наша беседа напоминала торг между покупателем и продавцом. Господин капитан выступал в роли покупателя, а почтенный шейх предлагал себя, свой народ, его мужество, ружья и сабли. Оба сходились в том, что изгнание англичан - дело богоугодное. Мулла отдал ему всю жизнь, начиная с посвящения в мужчины, когда, напав вместе с отцом и дядями на британский пост, застрелил своего первого кафира. При этом воспоминании лицо шейха приобрело мечтательное выражение. В предложении русских он видит волю Аллаха и готов взять золото с тем, чтобы употребить во славу истинной веры. Но потребуется много времени для подготовки и проведения джирги, на которую соберутся старейшины союзных племен. Здесь мулла поинтересовался, как долго мы собираемся пользоваться его гостеприимством?
Господин капитан ответил, что он должен лично убедиться в начале действий против общего врага. Только тогда он сможет со спокойным сердцем вернуться домой и подтвердить, что мулла Абдурахман - верный союзник. Но расставание с уважаемым шейхом будет коротким, так как он вскоре вернется, чтобы привезти снаряжение и деньги, которые несомненно понадобятся патанам в их священной борьбе.
"У вас благородные намерения, - заметил мулла. - Однако ваше присутствие привлечет внимание тех предателей, которые, рискуя головой и вечным позором, шпионят для врага. Я уверен, что среди моих подданных таких людей нет, но вот среди соседей... Ваш караван в пути уже однажды подвергся нападению разбойников". Мулла сказал, он знает, за этим стоят англичане. Ему достоверно известно, что в шайке, напавшей на нашу экспедицию, был британский военный агент. Потом в горах ходили слухи, что он погиб или был ранен во время схватки с доблестными русскими. Абдурахман поинтересовался, не удалось ли нам захватить в плен кого-нибудь из разбойников? Я ответил, что нет. М-да, очень неприятно чувствовать себя в роли доверчивого простака. Обманул меня геолог, обманул. Обвел вокруг пальца, как деревенского простачка.
Мулла заверил, что в его крепости уважаемым гостям ничего не грозит. Ни одна британская собака, их прислужники так и не смогли приблизиться к ее воротам. Абдурахман выразил опасение, что, если русские задержатся у него в гостях, шпионы смогут организовать новую засаду на обратном пути.
Дуков ответил: на все воля Аллаха, и наша судьба, судьба русских офицеров, - "Служить Царю и Отечеству, не взирая на опасность". Далее он заявил, что мы не можем вернуться, не имея твердых гарантий.
Беседа зашла в тупик. Шейх погрузился в размышления и тянул паузу, а мой начальник сохранял на своем лице выражение полного спокойствия и непоколебимой твердости. Чтобы прервать затянувшееся молчание, капитан спросил, не разрешит ли уважаемый шейх совершить ознакомительную поездку по своим владениям. Абдурахман отрицательно покачал головой и сказал, что слишком дорожит нашими жизнями. И не стоит привлекать к себе излишнее внимание.
После чего снова воцарилось тишина. Минут на пять.
Господин капитан не выдержал первым. Он сообщил мулле, что не позднее, чем через час, собирается передать ему десять тысяч рублей золотом. Надеется, деньги помогут Абдурахману в его благородной борьбе.
Шейх оживился и похвалил Дукова за мудрость. Пообещал, как только деньги окажутся у него, он тут же разошлет гонцов и оповестит союзные племена о проведении джирги. Но по-прежнему считает, что нам лучше побыстрее отправиться в обратный путь. Наше присутствие приведет к ненужным пересудам во время совета племенных старейшин. А вот когда мы вернемся в следующий раз, то он, наверняка, сможет нас порадовать...
Господин капитан предложил, дабы не смущать соседей, покинуть гостевой дом и вернуться в долину. Мы могли бы там дождаться джирги. Мулла заметил, что ситуации это не изменит. Наше присутствие во время джирги нежелательно.
Мой начальник решил не продолжать далее беседу. Он попросил у муллы Абдурахмана разрешение откланяться, так как желает поскорее передать ему первую часть денег. Шейх ответил, что не видит причин задерживать дорогих гостей. Пожелал нам хорошего отдыха. А деньги следует отдать Дагару, который пользуется его полным доверием.
Вернувшись в гостевой дом, мы передали начальнику охраны два кожаных мешка с золотыми монетами. По приказу господина капитана поручик Понятовский сорвал с мешков пломбы и продемонстрировал Дагару горсти соверенов. При виде звонких струек, которые весьма эффектно текли из рук офицера, патан пришел в возбужденное состояние. И как мне показалось, стал смотреть на нас с большим почтением. По крайней мере, в его речи появилось больше уважительных оборотов.
В целях снискать расположение начальника охраны, господин капитан подарил ему золотую табакерку и свой запасной револьвер. К ним он присовокупил двадцать пять фунтов, попросив раздать деньги среди людей Дагара. Не знаю, сколько золотых попадет в руки телохранителей шейха: уж очень алчно патан ухватился за кошель. Впрочем, это уже его дело.
Перед тем, как мусульмане ушли, Дуков попросил передать нашему проводнику, чтобы навестил. Дагар пообещал прислать Абдула.
Переодевшись, мы — офицеры – собрались вместе отобедать. По лицу и замечаниям господина капитана было видно, что он очень расстроен сегодняшними переговорами. Сообщения о воинственных настроениях муллы Абдурахмана оказались явно преувеличены. Не похоже, чтобы шейх собирался в ближайшее время воевать с британцами, и не стоит ожидать от него решительных действий. Нужно найти подход к мулле, или искать других союзников...
Понятовский заметил: деньги наш единственный рычаг, а учитывая настроение Абдурахмана, то лучше с ними не расставаться. Иначе дело закончится тем, что мы исчерпаем средства, а "воз" останется на месте. Искать же других союзников мулла нам не позволит. Из крепости без присмотра нас не выпустят. Да и путешествовать в здешних краях — значит, подвергать себя смертельному риску. Мы будем для всех лакомой добычей. Стоит только местным пронюхать о золоте...
На все это капитан мрачно ответил, что не собирается раздавать казенные соверены просто так. Мулла должен начать действовать, иначе первый взнос останется последним.
Нашу беседу прервал приход Абдула. Господин капитан дал ему денег и стал расспрашивать о том, что говорят в селении. Проводник ответил: наше появление наделало много шуму, и большинство правоверных недовольны тем, что святое место осквернено прибытием кафиров. Но мы - гости шейха и будем находиться в полной безопасности, пока этого желает Абдурахман. Каждый день у брата нашего проводника собираются соседи, которые буквально допрашивают Самара. О целях же нашего приезда ходят самые разнообразные предположения. Некоторые считают, что русский царь желает пригласить воинов шейха к себе на службу. Ведь всем известно, что они самые храбрые и искусные бойцы в мире. Будет устроено состязание, после которого отберут наиболее достойных. Также говорят: некий русский эмир предлагает Абдурахману руку дружбы и просит взамен одну из дочерей. Мы же должны увезти девушку в Россию.
Я спросил, как сам Абдул объясняет цели нашего посольства. Проводник ответил: рассказывает всем, что мы составляем карты горных путей. По ним пойдут торговые караваны из Туркестана, и патаны получат возможность брать с них дань. Некоторые верят.
Капитан поинтересовался, что слышно за пределами селения? Есть ли какие-то известия о британцах? Самар сказал: с весны англичане рассылают во все стороны разведчиков и перебрасывают на аванпосты дополнительные отряды пехоты и кавалерии. Возможно, готовится поход против одного из племен. О нападении на наш караван тут знают все. Говорят, это сделала шайка некого Сардара, который служит британцам. Возможно, что именно он напал на нас со своими людьми. Снова укол в мое самолюбие.
Активность англичан на аванпостах вызвала у господина капитана живой интерес. Он спросил, не сможет ли Абдул провести к укреплениям кого-нибудь из нас? И нельзя ли связаться с кем-то из других племенных вождей, чтобы тоже протянуть им руку помощи. Например, с неким Фаридун Торьялом?
Самар ответил, что не имеет права без разрешения шейха покидать селение. Фаридун Торьял же недавно получил ранение в перестрелке с кровниками и лежит раненый. Об этом хорошо известно, так как одна из жен муллы - сестра вождя. Проводник подчеркнул, что покидать селение ему и нам без личного разрешения Абдурахмана запрещено. Под страхом смерти. Господин капитан сказал, что у него и в мыслях нет нарушить указания достопочтенного шейха.
Вскоре Абдул ушел. Мы же продолжили беседу. Долго ломали головы над тем, как повлиять на решимость муллы и побудить к действиям. Ничего замечательного ни один из нас так и не смог предложить. В конце беседы меня посетила мысль, как можно было затевать столь опасную и дорогостоящую экспедицию фактически на авось? Такое впечатление, что в нашем военном министерстве немало людей, склонных к обычному авантюризму.
Вечером люди Дагара привезли фрукты, свежий хлеб и барана. Потом прибыл сам начальник охраны. Передал благодарность муллы за деньги и приглашение посетить завтра крепость. Это несколько нас приободрило. Капитан с поручиком считают, что золото произвело на шейха должное впечатление, и, возможно, во время визита мы услышим нечто конкретное.
Дай-то Бог».
"8 июля 1883 года
Терпение и выдержка – вот наше единственное оружие в данный момент. Тратим время на бесплодные разговоры. Сегодняшняя беседа с муллой ни на шаг не продвинула нас к цели. Старый хитрец был явно не в духе. Свел все к разговору о том, что денег, полученных вчера, мало даже для подарков старейшинам соседних племен. Как по мне, то за десять тысяч можно купить все его "царство" с подданными.
Кроме того Абдурахман сообщил, что Фаридун Тарьял, его шурин, лежит при смерти. Если на то будет воля Аллаха, и он заберет несчастного к себе, то мулле на некоторое время придется уехать на похороны. А это дополнительные расходы... И крайне нежелательно, чтобы на время его отсутствия русские оставались в селении.
Господин капитан промолчал. Тогда Абдурахман зашел с другой стороны: на похороны съедутся вожди соседних племен, в том числе и те, кто формально признает британскую власть. Ему представляется, что будущее печальное событие при определенных условиях можно обратить на пользу общему делу. До созыва джирги мулла увидит многих вождей и сможет переговорить с каждым по одиночке. Большинство горцев очень горды и очень бедны...
Мой начальник прекрасно понял намек шейха, но притворился, что не видит, куда тот клонит. Тогда мулла прямо заявил: ему необходимо золото. О вчерашних десяти тысячах он упомянул так небрежно, словно это была трехрублевая ассигнация.
Но господин капитан в ответ проявил твердость. Сказал: следующие деньги он сможет передать уважаемому мулле после того, как убедится в серьезности и необратимости его намерений. Как только дело сдвинется с мертвой точки, он пришлет Абдурахману еще двадцать тысяч. Кроме того, он просит уважаемого шейха о разрешении для своего офицера провести разведку британских постов. Будет очень хорошо, если мулла выделит русскому надежную охрану и проводника.
На лице шейха появилось недовольное выражение. Он снова сказал, что долг гостеприимства не позволяет ему рисковать нашими жизнями. Об оставлении крепости не может быть и речи, а за действиями британцев постоянно следят его разведчики, поэтому он в курсе всех последних событий. Ничего необычного не происходит, и мы можем быть совершенно спокойны насчет британцев.
Тогда господин капитан высказал шейху пожелание, чтобы он организовал ему встречу с теми из вождей, которых считает наиболее важными союзниками. В личных беседах Дуков помог бы убедить их в общности наших целей. Объяснить все выгоды союза с могущественной российской империей. Абдурахман помрачнел и довольно резко заметил: вождям будет достаточно его слов - слов шейха, ибо никто другой не сможет донести правоверным волю Аллаха лучше, чем он.
На этом раздосадованный хаджи прервал нашу встречу. Мы покинули крепость. На обратной дороге Дагар выпрашивал у нас подарки и деньги. Намекал, что уважаемый Абдурахман прислушивается к его скромным советам, и он может быть нам полезен... Завершилось все тем, что господин капитан подарил прохвосту пятьдесят червонцев и пригласил отужинать с нами.
Деньги начальник телохранителей шейха принял с видимым удовольствием и долго рассыпался в благодарностях. От ужина, после долгих колебаний, решительно отказался. Оглянувшись на своих людей, шепотом пояснил: мулла не приветствует открытой дружбы с неверными.
Перед тем как мы расстались у гостевого домика, Дуков попросил Дагара снова вызвать проводника. Начальник охраны обещал прислать Абдула.
Когда проводник явился в дом, господин капитан предложил ему денег и попросил выполнить такую просьбу: Самар должен будет найти предлог и покинуть селение муллы. Встретиться с вождями соседних племен, с теми, кто наиболее враждебно настроен против англичан. Передать им небольшие денежные подарки и сообщить о нашем присутствии в селении шейха Абдурахмана. Намекнуть на то, что посланцы русского царя с удовольствием встретились бы с ними. Переводя Абдулу просьбу, я подумал, что мой начальник явно потерял терпение и решил идти ва-банк.
Выслушав предложение капитана, проводник решительно заявил, что не возьмется за его исполнение. Любые действия за спиной муллы приведут к гибели. Дуков попытался подействовать на Самара, увеличив вознаграждение, но тот был непреклонен. И сразу ушел.
Расстроенный неудачами господин капитан попросил его не беспокоить и закрылся в комнате. Обсуждая с Понятовским сегодняшние события, я заметил: начальство торопится и, на мой взгляд, совершает ошибку. На Востоке не любят, когда их торопят, подталкивают. Вода по капле камень точит.
Поручик пожал плечами. Он считает, тратить время на бесплодное ожидание бессмысленно. Мулла - старый хитрец и будет тянуть время до бесконечности, выпрашивая одну подачку за другой, но такое развитие событий для нас неприемлемо. Необходимо искать других союзников среди племенных вождей. Давать побольше денег и подарков приближенным шейха Абдурахмана, купить их расположение. Через советников повлиять на муллу или установить контакты с другими племенами. Патаны любят золото.
Так-то оно так, но на деле пока выходит по-другому. Впрочем, посмотрим, как будут дальше развиваться события.
Сидение взаперти начинает раздражать меня и остальных людей. Хотя мы все прекрасно понимаем, что окружающая нас туземная жизнь скучна и малоинтересна, и, оставаясь в гостевом жилище, мы совершенно ничего не упускаем. Но возможность совершать короткие прогулки для моциона была бы очень кстати.
Неважно себя чувствую эти дни из-за нервного напряжения и сильно разряженного горного воздуха. Все время ощущаю усталость и сильную сонливость.
Вновь с острой тоской подумал об утраченном отпуске».
"9 июля 1883 года
Приехал с обычным визитом Дагар и на наш вопрос о здоровье шейха степенно ответил, что несмотря на бессонную ночь, проведенную муллой в молитвах и размышлениях, великий человек чувствует себя хорошо. После чего наш охранник и надсмотрщик откланялся.
Решили устроить сегодня банный день. Солдаты натаскали из маленького бассейна, который имеется во дворе дома и питается по трубе из горного ручья, много воды и нагрели в чанах, которыми нас снабдил Дагар. До самого вечера все мылись, стирали, чинили форму.
Никаких событий больше не происходило. Сижу сейчас на камне, в дворике и делаю эту запись. Чувствую себя немного уставшим. Через четверть часа мне заступать в караул».
"10 июля 1883 года
Во время утреннего дежурства наблюдал, как сотня всадников покинула селение и вытянулась цепочкой на тропе, уходящей в горы. Доложил об этом начальству.
После завтрака вздремнул. Проснувшись, вышел во двор. Там застал поручика Понятовского, готовившегося к отъезду. Оказывается, господин капитан попросил у муллы разрешение на посылку гонца в долину. Абдурахман милостиво позволил, но прислал сопровождение – десяток своих воинов. Такое впечатление, что шейх очень боится, чтобы кто-нибудь не сделал и шага без его ведома.
Дуков через Дагара вновь вызвал в гостевой дом проводника. Хотел снова повлиять на несговорчивого Абдула и золотом склонить на поездку к соседям. Вместо проводника пришел его племянник и сказал, что дядя очень извиняется, но придти не может, так как со вчерашнего вечера захворал. Юноша также передал просьбу, выплатить Абдулу остаток денег, причитающихся за работу. Сегодня в селение приедут торговцы, и дядя намеревается приобрести у них какие-то товары для перепродажи на афганской стороне. Капитан выдал деньги и попросил, чтобы дядя подробно разузнал у купцов о новостях. Не упуская ни одной мелочи. Юноша сказал, что передаст и ушел.
Остаток дня я отчаянно скучал. Дремал, смотрел на селение и крепость. Все время жевал фрукты, привезенные людьми муллы.
Господин капитан не в духе. Сидит у себя в комнате, что-то пишет. Драгуны и казаки курят, чинят сбрую. Время от времени начинают негромко браниться друг с дружкой. Думаю, им так же скучно, как и мне.
К вечеру ничего нового не произошло. Спросил Дукова, каким он видит наше ближайшее будущее? Что будем делать?
Начальство ответило, что попросит о новой встречи с муллой. Будем говорить, говорить, говорить...
М-да. Обидно, если наше путешествие не даст результатов, и мы вернемся не солоно хлебавши. Столько сил и денег потрачены ради дикарского царька! Неужели он надеется, что мы отдадим ему золото ради красивых глаз? Напрасно ждет.
И самое смешное, что рано или поздно он все равно ввяжется в схватку с британцами. Мулла и его люди - настоящие разбойники. Ничего, кроме убийств, насилия и воровства, они не знают. Для них грабеж и смертоубийство – такое же привычное занятие, как для наших крестьян сеять хлеб, и столкновение людей муллы с англичанами — неизбежно».
Кабул, 1928
Напольные часы пробили одиннадцать утра, и недовольный Юсуф отложил дневник туркестанца. История путешествия к мятежному мулле увлекла его. В свое время, изучая материалы по Афганистану, он читал у англичан об Абдурахмане и его предположительных контактах с русскими. Если ему не изменяла память, закончил шейх весьма плачевно. Перед конфликтом на Кушке, буквально через два года после описываемых в дневнике Бека событий, британцы с союзниками из враждебных племен провели карательную экспедицию. Муллу убили, а крепость и селение разрушили. Юсуфу по-детски захотелось заглянуть в конец дневника, чтобы узнать, чем закончилась миссия Бека, но он сдержался.
Пора было собираться к Пурятинскому. За последний месяц он дважды в неделю бывал у гостеприимного дипломата. Так хотел "дядя", который перестал нагружать "сына покойной сестры" текущими делами и приказал сосредоточиться на Владиславе Игоревиче. Абдалла получил информацию о том, что старый дипломат собирается продать британцам свой архив. Он снова старается получить разрешение на выезд из королевства в Европу и с помощью взятки заручился поддержкой одного министра. Его величество Аманулла прислушивается к мнению чиновника, и, скорее всего, на этот раз Пурятинский получит свободу.
Переход архива в руки британцев мог привести к нехорошим последствиям. Стали бы известны подробности работы советских дипломатов, военных и агентов в Туркменистане, Афганистане, Пешеваре и даже Индии. Всплыли бы кое-какие тайные договоренности с враждебными британцам племенами пуштунов. Кроме того, Абдалла считал, что у бывшего дипломата остались выходы на старых агентов, поставлявших Пурятинскому информацию до октябрьского переворота. Некоторые из них продолжали исправно работать на красных, а Владислав Игоревич мог сдать шпионов англичанам.
Допустить такое развития событий Саидов не мог: в Москве ему бы не простили бездействия. Пока Абдалла думал над тем, как без шума решить вопрос с бывшим полпредом, "племянник" старался установить дружеские отношения с его дочерью.
Узнав о гибели военлета, Марина сильно расстроилась. Всплакнула. Юсуф не стал посвящать девушку в подробности случившегося, сказал, что аэроплан разбился в горах из-за отказа двигателя. Присутствовавший при разговоре Пурятинский повздыхал вместе с дочерью, утешительно погладил всхлипывающую Марину по волосам и вернулся к себе в кабинет. К Юсуфу он относился вполне доброжелательно, но считал гостем дочери и почти с ним не общался. Молодой человек заметил, да и девушка подтвердила, что "у папы сейчас много дел, он занят". Юсуф пытался найти точки соприкосновения с бывшим дипломатом, но пока у него не получалось.
Вытерев слезы, погрустневшая Марина не стала отменять показ своих работ и провела "бухарца" в небольшую, залитую холодным осенним светом залу. Там девушка работала, пахло скипидаром и красками, на полках и столиках лежали гипсовые кубы, шары и головы. Стоял на треноге старый фотоаппарат. В углу громоздились натянутые на подрамники серые холсты, перед столиком с приготовленным натюрмортом возвышался этюдник. На одной из стен висели картины девушки. Штук тридцать натюрмортов, пейзажей и портретов.
Придав лицу серьезное выражение, Юсуф долго рассматривал картины. Краешком глаза он видел нетерпение и смущение Марины, которая то стояла у него за спиной, то отходила в сторону и начинала что-то перекладывать с места на место. Молодой человек не строил из себя знатока и, закончив осмотр, только хвалил краснеющую от смущения и удовольствия девушку. Хотя в глубине души счел все работы ученическими. Но талант к рисованию у Марины несомненно был.
Среди картин имелся портрет лежащей на диванчике обнаженной девушки. Лица модели не было видно из-за вуали, но по фигуре и родимому пятну на шее Юсуф пришел к выводу, что это автопортрет. Он не спросил Марину напрямую, но среди нескольких наиболее понравившихся ему картин больше всего хвалил красоту неизвестной девушки. Глаза художницы заблестели, и на пухлых губках появилась улыбка: комплименты пришлись Марине по душе.
Юсуф выразил желание приобрести портрет, но художница погрозила ему пальчиком и напомнила, что Коран запрещает не только изображать людей, но и смотреть на такие рисунки.
- Я не хочу помешать вашим отношениям с Аллахом, - съехидничала Марина и вместо портрета подарила "бухарцу" нейтральный пейзажик.
Потом они вдвоем пили чай с принесенными гостем пирожными. Говорили об искусстве, кино, автомобилях, СССР и Европе. Юсуф выразил удивление, что заслуженный дипломат живет в Афганистане, а не на родине. Девушка ответила, что папа туда возвращаться не хочет. Говорит, там у него много недоброжелателей и завистников, и совсем нет друзей.
- Да я и не хочу в Россию, - заявила Марина, разглаживая пальчиком салфетку. - Я мечтаю жить в Париже...
Разговор снова пошел о живописи: об импрессионистах, постимпрессионистах, экспрессионизме, Модильяни, скульптурах Родена. Воодушевленная любимой темой Марина сбегала в студию и притащила несколько толстых альбомов с репродукциями. Придав лицу заинтересованное выражение, Юсуф целый час рассматривал картины неизвестных ему итальянцев и французов. В прошлом он жил, почти не соприкасаясь с миром изобразительного искусства.
Чтобы не терять в ближайшем будущем с девушкой контакта, он "вспомнил" о том, как пытался рисовать в детстве. Со вздохом сказал, что хотел бы попробовать снова. Шутливо попросил Марину стать его учительницей. Просьба понравилась и польстила начинающей художнице. Она предложила ему вместе заниматься у "мэтра" Ди Дио, но молодой человек ответил, что будет чувствовать себя очень неловко с совершенно незнакомым человеком. А быть учеником такой красивой и талантливой девушки для него – большая честь и удовольствие.
Марина покраснела, но бойко ответила, что не против обзавестись учеником, и надиктовала целый список кистей, красок и холстов, необходимых начинающему живописцу. Юсуф добросовестно записывал.
* * *
Молодой человек ездил в дом бывшего дипломата и с трудолюбием муравья учился рисовать гипсовые модели. Получалось плохо, так как последний раз Юсуф занимался этим делом еще в гимназии. Тогда он тоже не преуспевал в живописи, а сейчас терпеливо следовал указаниям Марины, на свой лад пересказывавшей услышанное от учителя-итальянца.
Иногда они гуляли по облетевшему саду. Он расспрашивал девушку о ее жизни, покойной матушке. Настоящих родителей Марина совершенно не помнила: попала в семью Пурятинских четырех лет от роду. Приемных мать и отца очень любила. Жена Владислава Игоревича умерла три года назад от больного сердца, успев научить девочку нескольким иностранным языкам, игре на фортепьяно, приличествующим воспитанной барышне манерам и привив вкус к поэзии и живописи.
Именно она дала приемной дочери первые уроки рисования, нашла маэстро Ди Дио и всячески поощряла ее творческие устремления. Много рассказывала о Париже и Венеции, где бывала в юности с родителями, а потом с мужем. Болезнь и смерть приемной матери нанесли Марине большой удар, сделав девушку еще более чувствительной и склонной к мечтательности. Оставшись с отцом, она почти не общалась со сверстницами, не имела знакомых и фактически жила в подаренном королем доме затворницей. Впрочем, внешний мир мало походил на мир сказок "Тысяча и одной ночи" и мог предложить девушке всего лишь раннее замужество. Взрослея, Марина мечтала и усердно училась живописи, так как помнила наставления покойной матери: все время совершенствовать свой талант. Пурятинский старался как мог баловать дочь, но, оставшись не у дел, был вынужден вести такую же затворническую жизнь.
Из рассказов девушки и Абдаллы молодой человек пришел к выводу, что бывший дипломат последние годы с трудом сводит концы с концами. Марина говорила, что друзья - иностранные дипломаты, работники совмиссий и посольства, королевские чиновники быстро перестали поддерживать дружбу с Пурятинским. За несколько лет Владислав Игоревич растерял все знакомства. Иногда он встречал и принимал у себя каких-то гостей, преимущественно пуштунов, но с каждым годом это происходило все реже.
- Но у папы много корреспондентов по всему миру, - обронила Марина. - Ему передают письма от британских и турецких коллег. Из Индии...
Было удивительно, как девочка, родившаяся в узбекской семье, выросла совершенно русской барышней. На происходящее за стенами дома она почти не обращала внимания. Благодаря полученному воспитанию мусульманский мир Афганистана казался ей совершенно чужим, даже отталкивающим. Она много читала, в основном романы и иностранную прессу, которую выписывал отец, но только статьи об искусстве. Политические новости Марина пропускала.
Королевские реформы, о которых часто говорил старый дипломат, на короткое время привлекли внимание девушки. Быстро осознав, что бурление в политическом и экономическом мире за стенами дома никак не отразится на ее положении, она утратила к афганским новостям интерес. И продолжала заниматься живописью, радуясь разнообразию, которое внес в ее скучную жизнь новый знакомый - симпатичный и воспитанный бухарец Юсуф Аббассов.
* * *
Тем временем обстановка в королевстве стремительно накалялась. Случайный "знакомый" молодого "бухарца" - Бача-и-Сакао, объявленный религиозными фанатиками борцом за веру, успешно давал отпор карательным отрядам. Количество его сторонников росло с каждой неделей. В столице ходили упорные слухи о том, что в ближайшее время удачливый сын водоноса выступит в поход на Кабул. Предрекали скорое падение падишаха-отступника.
Стараясь не упустить удобной возможности отстоять свои интересы во время смуты, восстали несколько пуштунских племен. Аманулла оказался меж двух огней. Поставки оружия и боеприпасов, закупленных королем при визите в Англию, умышленно срывались британскими властями. Министерство иностранных дел Великобритании активно обсуждало со своим посольством эвакуацию британских граждан из Кабула. В афганском кризисе правительство премьер-министра Стэнли Болдуина решило занять выжидательную позицию.
Опасаясь потерять влияния в Афганистане, большевики, напротив, продолжали давать королю деньги и оружие, поддерживая жизнь в стремительно теряющем власть режиме. Советские летчики вылетали на своих аэропланах бомбить восставших, но переломить ситуацию уже не могли. Из Европы и Турции в Афганистан приехали несколько сотен эмигрантов, придерживавшихся панисламистских взглядов. Сидя за границей, они видели в короле афганского Ататюрка и были готовы поддержать его не только словом, но и делом.
Наиболее известные из них целыми днями околачивались в приемных министров, разглагольствуя о политической ситуации. Требовали, чтобы приказом короля срочно создавались добровольческие отряды из эмигрантов, раздачи оружия и обещали в два счета победить мятежников. Остальные просиживали в дуканах с утра до вечера, споря до хрипоты о политике и вере с местными. Почти всегда беседы быстро перерастали в потасовку: обе стороны с легкостью переходили от словесных оскорблений к физическим. Получив предписание не задерживать чужаков, полицейские старались не вмешиваться в такие конфликты.
"Дядя" Юсуфа пытался уследить за ситуацией, везде поспеть, но "сын покойной сестры" видел, что Абдалла не справляется ни с потоком поступающей информации, ни с текущими делами. Организация аэродрома заглохла из-за гибели аэроплана и беспорядков, охвативших провинцию. Никто не хотел иметь дела с кафирами и королевскими чиновниками, которых просто убивали. Пуштунские племена на границе с Британской Индией, находившиеся в состоянии постоянного брожения, собирались восстать. Но их вожди одинаково легко могли выступить, как против британцев, так и поддержать афганских собратьев, сражавшихся с поправшим заветы пророка падишахом. Абдалла и другие советские агенты прикладывали огромные усилия, тратили массу денег, чтобы направить гнев патанов против британских колонизаторов. Но политические весы все время колебались, и к тому же британцы, не отставая от большевиков, бросали оружие и золото на свою чашу...
* * *
Спрятав дневник поручика, "бухарец" тщательно побрился и оделся: на двенадцать часов он должен подъехать в наемном "фаэтоне" к дому Пурятинского. Во время последнего визита к Марине он договорился с ее отцом, что тот отпустит девушку на загородную прогулку. Идею выезда на "пленэр" с целью что-нибудь нарисовать с натуры, какой-нибудь пейзажик подсказал Абдалла. Мысль о поездке пришлась юной художнице по душе, и она приложила немало усилий, чтобы Владислав Игоревич разрешил ей прокатиться за город.
К несчастью, девушка не знала о беседе "дяди" с "племянником", состоявшейся за день до того, как Юсуф подал идею покататься. На ней мрачный и злой Абдалла заслушал краткий отчет молодого человека о работе в доме Пурятинского. Юсуф усердно учился рисовать под руководством пухленькой Марины, но ни на шаг не приблизился к самому дипломату. Владислав Игоревич попросту не замечал вежливого "бухарца": последние дни он часто отлучался из дому, и у него бывали гости. Несколько раз заходил Арман Абдмохаммед.
Когда "племянник" закончил, Саидов прояснил ситуацию, рассказав, что пока Юсуф учился рисовать углем гипсовую пирамидку, он попытался подставить дипломату в качестве покупателя архива своего человека. Приезжий - немец, явился к Пурятинскому с рекомендательным письмом от знакомого турецкого дипломата в отставке. Агент высказал пожелание приобрести у бывшего полпреда имеющиеся документы. Намекнул на то, что денег, которые уполномочен заплатить, хватит Владиславу Игоревичу до конца жизни.
Но Пурятинский, уже месяц торговавшийся с британцами, заподозрил неладное. С помощью чиновника министерства внутренних дел Абдмохаммеда он натравил на "немца", якобы бывшего офицера генштаба афганских сыщиков. Те, не мудрствуя лукаво, провели обыск в номере иностранца. Нашли деньги, ампулы с ядом, оружие и несколько паспортов. Среди них и советский документ. В общем, затея Абдаллы провалилась, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы через подставных лиц выкупить "немца" из тюрьмы и переправить обратно в Туркестан.
Проблема с архивом осталась нерешенной. А после неудачи "немца" обеспокоенный Пурятинский выпросил у господина Абдмохаммеда полицейского в штатском. Теперь у ворот дома днем и ночью болтался страж порядка. И сопровождал Владислава Игоревича, когда старик выезжал в город. Абдалла опасался, что напуганный начавшейся возней вокруг его скромной персоны дипломат в ближайшее время согласится на британские предложения. Тогда бумаги уйдут в чужие руки, и ситуация станет необратимой. Назревал цейтнот, и Мирзоев решил наконец-то использовать Юсуфа, для чего и придумал поездку "племянника" с дочерью Пурятинского за город.
Молодому человеку идея похитить приемную дочь дипломата пришлась не по душе. Он успел привязаться к восторженной, увлекающейся и по своему привлекательной девушке. К тому же отведенная ему в плане похищения роль выглядела совсем несимпатично. Абдалла решил, что после того как "фаэтон" с парочкой выедет за город, "племянник" отвезет Марину в условленное место. Под предлогом сделать фотографические снимки для будущих набросков к пейзажам, а там их будет поджидать Мустафа со своими людьми.
Девушку заберут и увезут в неизвестном направлении, а Юсуф для пущей убедительности получит пару ударов по физиономии. Избитый бандитами он вернется в дом Пурятинского и разыграет перед дипломатом спектакль. Расскажет, как все произошло, и передаст записку, которую ему вручит Мустафа. В письме будет указано место и время встречи, куда должен придти Пурятинский, если хочет увидеть дочь живой и невредимой. Когда он придет, то в обмен на девушку от него потребуют архив. В случае отказа бывшего полпреда должны были взять на месте.
План показался Юсуфу далеко не идеальным и он поспешил высказать сомнения по поводу очевидных недостатков. Что если Владислав Игоревич обратится в полицию? Или поедет, но не один, а с полицейскими?
- В наших делах гарантий не бывает, - ответил Абдалла. - Зачастую логику действий диктует текущая ситуация. Не пойдет старик на встречу... Ну что же... Сделаешь так, чтобы я со своими людьми мог войти к нему в дом, - он строго посмотрел на "племянника". - Не хотелось бы поднимать лишнего шума. В тамошнем районе много полицейских, но если другого выхода не будет, то войдем. Ты не бойся – мы будем рядом. Я думаю, жизнь дочери для него дороже бумажек, и Пурятинский согласится с нашими условиями, - не очень убедительно закончил "дядя".
В конце разговора Юсуф, как можно безразличнее, поинтересовался, что будет с девушкой при том или ином развитии событий. Абдалла отмахнулся:
- Никому эта дурочка не нужна. Посидит в подполе у Мустафы, потом отпустим, когда все закончится...
Завершив туалет, молодой человек одел кашемировое пальто, каракулевую шапочку и положил в правый карман браунинг "бэби". Посмотрел на отражение в зеркале и поправил головной убор. Можно было выходить.
* * *
Кучера Юсуф не брал и лично расположился на козлах. Девушка села сзади, накинула на голову платок и прикрыла им лицо. Ее черные живые глаза с интересом смотрели на уличную сутолоку. На сиденье рядом с Мариной лежали этюдник и фотографический аппарат. Треногу от него молодой человек положил себе под ноги.
Художница очень редко выбиралась из дому, и поездка для нее была настоящим развлечением. Она весело говорила о том, что нужно отыскать место по живописней, сама себя спрашивала, успеет ли сегодня сделать парочку набросков. Размышлявший над предстоящим похищением Юсуф виновато молчал. Отвечал односложно, почти угрюмо. Ему повезло: девушка была слишком занята своими впечатлениями и не обратила внимания на странное поведение спутника.
Через час мучительной езды по кривым, забитым повозками и людьми улицам афганской столицы Юсуф наконец-то вывел "фаэтон" на окраину города. Он не слишком хорошо управлялся с лошадьми и даже вспотел от напряжения. А может, сказывалось его общее нервное состояние? Он не знал.
Экипаж катил по грунтовой дороге вдоль реки Кабул. Вчера молодой человек и Мустафа убили половину дня, отыскивая подходящее место для операции. Достаточно укромное, и не так далеко от города. В конце концов, остановились на небольшом участке берега, отрезанном от дороги одичавшим фруктовым садом. Через него вела еле заметная тропа, достаточно широкая для проезда "фаэтона". На противоположном берегу реки лежало поле, а на горизонте живописно возвышались горы с белыми шапками льда на вершинах.
Юсуф остановил упряжку и, не оборачиваясь, спросил:
- Ну как вам, Марина? Годится для пейзажа?
Девушка привстала с кожаного сиденья, ее румяное лицо появилось у правого плеча молодого человека. Юсуф ощутил аромат цветочных духов. Тех, что подарил на именины.
- Красиво, - сказала девушка, и облачко пара вылетело у нее изо рта. - Но мрачно. Очень жаль, что сейчас не весна или начало лета, - лицо исчезло, и "бухарец" услышал, как она соскочила на землю. - Холодно сегодня, я замерзла, - потрепав лошадь по холке, художница прошла к воде.
Юсуф слез с козел и достал коробку с папиросами. Задумчиво глядя на мутный поток воды, Марина прогуливалась по обрывистому берегу. Остановившись, чуть склонив голову набок, посмотрела на Юсуфа.
- Что же вы такой серьезный? - шутливым тоном спросила Марина. - И молчите все время. Язык проглотили?
Молодой человек не нашелся, что сказать, и отвел глаза. Сунул в рот папиросу и вынул зажигалку. Но огонь не захотел загораться. Сыпя искрами, колесико вхолостую чиркало по стершемуся кремню. Девушка подошла к Юсуфу.
- Давайте я, - она решительно забрала зажигалку. - Смотрите, как надо! - неожиданно пламя вспыхнуло у нее с первой попытки. - Раз! - Марина поднесла огонек к кончику папиросы. - Два! - и тут же погасила его, не дав прикурить. - Не люблю, когда мужчины курят! Какой прекрасный воздух, а вы хотите отравить его дымом!
Девушка стояла в шаге от Юсуфа, насмешливо смотрела прямо в глаза и, казалось, чего-то ждала. Поддавшись внутреннему порыву, молодой человек уронил папиросу и, взяв Марину за руки, притянул к себе. На пухлых и гладких щечках девушки вспыхнул румянец. Глаза затуманились, головка откинулась назад, губы Марины потянулись к мужским. Но поцелуй не состоялся: где-то неподалеку заржала лошадь. Ей тут же ответила запряженная в "фаэтон" пара.
Мечтательное выражение на лице девушки сменилось недовольством. Прикрывая лицо платком, она отошла от Юсуфа к воде.
- Прямо сюда едут, - сказала она грустно. - Целая толпа.
"Бухарец" оглянулся. К ним, петляя меж деревьев, ленивой трусцой приближался Мустафа и трое всадников. У всех за спинами торчали ружья.
- Не стойте просто так, - сказала Марина. - Принесите мне этюдник!
Юсуф покорно подошел к экипажу, потащил с потертого кожаного сиденья тяжелый лакированный ящик с ремнем и складными ножками. Тем временем, оказавшись на берегу, Мустафа проехал прямо к опешившей от такой наглости девушке. Его спутники неспешно трусили за ним.
- Юсуф, - позвала Марина, - прогоните их отсюда, - сказала она по-русски.
- Эй, уважаемый, - окликнул молодой человек главаря, - вы не могли бы отъехать в сторону от женщины?
Он попробовал подойти к Мустафе, но следовавший вторым всадник преградил ему путь своей лошадкой. Еще один остановился за спиной "бухарца". Мустафа оглянулся на спутников и что-то негромко сказал на турецком. Затем легко спрыгнул на землю и пошел к растерявшейся девушке, разматывая в руках кожаный ремень.
Не успела Марина пошевелиться, как турок грубо схватил ее. Юсуф рванулся вперед, но загораживавший дорогу всадник вытащил из-за пазухи огромный "райхсревольвер" и взвел курок, нацелив толстый черный ствол в голову молодого человека.
- Стоять, где стоишь, - каркнул он. - Башку продырявлю!
Девушка вскрикнула то ли от боли, то ли от страха за спутника. Не обращая внимания на остальных, Мустафа ловко связал ей ремнем запястья.
- Прекратите, - потребовал Юсуф. - Что вам нужно?
- Деньги давай!- всадник угрожающе качнул револьвером. - Кошелек!
К главарю подбежал подручный. Вместе они совершенно зажали побледневшую от страха девушку. Засунули в широко раскрытый рот кляп. Марина яростно замычала, запоздало пытаясь кричать, но в следующее мгновение ей на голову накинули мешок. Юсуф смотрел, как грубую серую ткань натягивают вдоль всего тела девушки. Кладут извивающуюся в бессильной ярости пленницу на траву, и Мустафа ловко вяжет щиколотки еще одним ремнем.
Похитители перекинули Марину поперек лошади Мустафы, и турок, подмигнув Юсуфу, медленно поехал прочь. Как только вожак удалился, Ахмет опустил револьвер.
- Извините, эфенди, - он слез с лошади, - но я должен вас ударить.
- Ничего, - Юсуф вздохнул. - Что же поделаешь. Бей сильно, не...
Ахмет неожиданно ударил, но не по лицу, как ожидал "бухарец", а в солнечное сплетение. Молодой человек захрипел от боли, согнулся и получил один за другим два сильных удара. Первый подбил ему левый глаз, а второй до крови рассек верхнюю губу. Юсуф отшатнулся, схватился за лицо.
Один из всадников захохотал, другой что-то сказал Ахмету.
- Еще раз, - Ахмет размахнулся. - Для верности.
И не успел молодой человек запротестовать, как турок ударил его прямо в лоб. С головы Юсуфа слетела каракулевая шапочка. Он пошатнулся и, не удержавшись на ногах, плюхнулся на землю. Из глаз хлынули слезы.
- До встречи, эфенди, - донесся откуда-то сверху голос Ахмета. - Мы уезжаем.
Фырканье и топот лошадиных копыт, удаляющийся хохот разбойников. Молодой человек неловко поднялся. Вытер платком мокрое от слез лицо. Посмотрел на шелк замаранный кровью из разбитой губы. Осторожно спустился к воде. Умылся и намочив платок, приложил к кровоточащей ссадине. С холодным любопытством долго смотрел на свое дрожащее отражение в темном зеркале воды.
* * *
- Где моя дочь? - бледнея и схватившись за грудь, повторил вопрос Владислав Игоревич. - Что с ней?
Запинаясь, глядя себе под ноги на ковер, молодой человек стал рассказывать. О том, как "фаэтон" остановила шайка бандитов. Как разбойники избили его, забрали все деньги и увезли с собой девушку... Дипломат слушал молча, ни разу не перебив "бухарца". Его глаза то изучали синяки и ссадины на лице молодого человека, то начинали закатываться, казалось, что Пурятинский сейчас грохнется в обморок.
- Я ничего не мог сделать, - всхлипнул Юсуф. - Их было четверо. У каждого оружие. Простите меня...
- Как вы могли, - шаркая туфлями, Владислав Игоревич отошел от гостя и опустился в кресло. - Как вы могли, - бессильно повторил он.
Молодой человек вынул из кармана измятую бумажку.
- Главарь бандитов сказал, чтобы я передал вам записку, - он положил письмо на колени старика. - Они хотят с вами встретиться. Наверное, запросят выкуп.
- Что это? - Пурятинский непонимающе смотрел на листок с каракулями. - Зачем?
Юсуф терпеливо повторил. В глазах дипломата появилось осмысленное выражение. Он дважды перечитал текст записки. Надолго задумался, закрыв лицо ладонями.
- Дорогой Владислав Игоревич, - негромко начал Юсуф, - еще раз прошу, простите меня. Если вам нужна любая помощь, вы можете располагать мною, как будет угодно.
Пурятинский не ответил. Тяжело поднялся.
- Будьте любезны, подождите меня здесь, - глухо сказал он. - Я вернусь через несколько минут.
Не глядя на гостя, он быстро вышел. Юсуф шагнул к закрывшейся за стариком двери, но не успел. Провернулся ключ, и замок щелкнул, запирая молодого человека в кабинете. Послышались торопливые, удаляющиеся шаги. Несколько минут "бухарец" растерянно ждал. И понял, что напрасно теряет драгоценное время.
- Вот гад, - Юсуф бессильно подергал дверную ручку. - Обо всем догадался.
Оглядевшись по сторонам, он подошел к окну. Вскочил на подоконник, потянул вниз верхний, туго сидевший в гнезде шпингалет. Одну за другой распахнул створки окна и спрыгнул в сад. Краем глаза заметил какое-то движение слева от себя и быстро сунул руку в карман пиджака, куда переложил "бэби".
Достать оружие молодой человек не успел из-за налетевшего на него турка-привратника. Бывший аскер держал короткую, увесистую дубинку. Первый удар пришелся по правому плечу "бухарца" и, занемев от дикой боли, рука беспомощно повисла. Вторым ударом привратник, казалось, проломил Юсуфу голову. Глухо вскрикнув, молодой человек упал без сознания.
* * *
На спутанное веревками, скорчившееся тело человека в одном исподнем обрушился поток ледяной воды. Юсуф слабо пошевелился и застонал. Приоткрыл глаза. Под потолком горело желтое пятно масляной лампы.
- Лей еще, - приказал стоявший у лестницы, ведшей из подвала наверх, Владислав Игоревич. - Ты слишком сильно его ударил, Сулейман, - бывший дипломат вздохнул и затряс головой. - Если он не придет в себя...
- Не беспокойтесь, эфенди, - седоусый турок взялся за налитое до краев ведро. - Я умею бить. Он только потерял сознание. Сейчас очнется, - привратник стал медленно лить воду на голову "бухарца". - Сейчас, эфенди, сейчас придет в себя, - бормотал он.
Вода попала пленнику в нос, рот. Чуть не захлебнувшись, Юсуф зашелся в кашле. Молодой человек невольно наглотался воды, и его тут же стошнило. Сознание возвращалось медленно, голова раскалывалась от ужасной боли. Он корчился на полу, словно личинка, не понимая, где находится и что с ним.
Пурятинский осторожно приблизился к "бухарцу". Нахмурившись, с брезгливым отвращением смотрел, как тот безуспешно пытается сесть. Сулейман отставил пустое ведро и опустился на корточки рядом с пленником. Бросил вопросительный взгляд на хозяина.
- Вы меня слышите, Аббассов?! - выкрикнул Владислав Игоревич поправляя сползающие с носа очки. - Отвечайте!
Юсуф с неудовольствием посмотрел на дипломата.
- Не надо... так кричать, - пробормотал он. - Что... со м-мной?
Турок бесцеремонно схватил молодого человека за плечи и усадил. Спина "бухарца" уперлась в холодный камень стены, подбородок безвольно упал на грудь. На макушке набухла гематома побольше куриного яйца.
- Куда вы дели мою дочь? - задал вопрос дрожащим от гнева голосом Пурятинский. - Кто ваши сообщники?!
Сулейман, решивший подкрепить слова хозяина действием, вытащил нож и приставил хорошо наточенное лезвие к шее молодого человека. Пригрозил, если тот будет запираться и врать, для начала отрезать уши. Почувствовав, как железо надрезает кожу, Юсуф инстинктивно дернулся и стал заваливаться набок.
Наверху заскрипела дверь, послышались торопливые шаги нескольких человек. Пурятинский испуганно выпрямился и неожиданно резво вытащил из жилетного кармана миниатюрный револьверчик. Вслед за хозяином поднялся и турок.
- Кто?! - выкрикнул дипломат. - Кто идет?!
- Свои, товарищ Пурятинский, - ответил с лестницы на русском языке полный мрачного веселья голос. - Извините, что без приглашения.
В подвал спустились трое мужчин в форме афганских полицейских. Первым шел незнакомый Юсуфу коротышка с "парабеллумом" в руке. Вторым Абдалла с большим никелированным пистолетом, а замыкал шествие Мустафа с карабином. Владислав Игоревич беспомощно оглянулся на своего турка. Тот тупо смотрел на вооруженных людей, выставив перед собой бесполезный нож.
- Не стоит шутить с оружием, товарищ полпред, - "дядя" вышел из-за спины помощника. - Можно беды наделать.
- Вы кто такие? - тихо спросил дипломат. - Кто вас впустил?
Абдалла неожиданно быстро оказался рядом с Пурятинским и без особых усилий вырвал из дрожащей руки старика опасную "игрушку". Турок с ножом неуверенно пошевелился. Этого оказалось достаточно, чтобы "полицейский" с "парабеллумом" выстрелил в него. Сулейман выронил нож и, схватившись за простреленную грудь, попятился. Юсуф глухо застонал: от звука выстрела он чуть не оглох, голова среагировала ударом мучительной боли.
"Дядя" что-то беззвучно сказал и, небрежно вскинув пистолет, выстрелил в раненого привратника. Турка швырнуло назад, и он медленно осел по стене на земляной пол. Юсуф завыл от раскалывающей голову боли.
- Зря вы так себя повели, - сказал Абдалла, наблюдая за тем, как турки снимают с "племянника" веревки. - Я думал, вы любите свою дочь. Все-таки столько лет поили-кормили, воспитывали...
- Не юродствуйте, - дрожащим голосом перебил Пурятинский, на впалых щеках вспыхнул гневный румянец. - Вы не имеете никакого права рассуждать об этих вещах!
Абдалла сухо улыбнулся и, перейдя на турецкий, приказал Мустафе унести "племянника" наверх.
- А мы с вами, товарищ, - он снова обратился к старику, - останемся здесь. Уж очень подходящее место для беседы, - "дядя" спрятал пистолет в кобуру на поясе. - Располагает к откровенности. Не так ли, Владислав Игоревич?
Бывший дипломат ничего не ответил.
Шанхай, 1934 год
В дверь номера с силой постучали. Оказалось, рассыльный принес пакет с выстиранным и выглаженным костюмом. Александр расплатился и дал мальчишке на чай. Кинул сверток на кровать и подошел к раскрытому окну. Снаружи шел дождь, по тротуару ползли купола зонтов. Настроение было паршивым под стать низкому серому небу.
Новая гостиница, где он вчера остановился, располагалась неподалеку от порта. В окно были видны пакгаузы, на горизонте торчали башни и стрелы кранов, доносились корабельные гудки. По шоссе бесконечным потоком двигались в обоих направлениях автомобили. От выхлопных газов в душном и влажном, почти банном воздухе стоял настоящий смог. Александр мысленно порадовался, что снял номер на четвертом этаже: здесь бензиновая вонь не была так слышна.
Он закурил и присел на подоконник. Нужно было позвонить Фангу, сообщить о новом адресе. Узнать, что там со сделкой. "Пора уезжать, - с тоской думал Саша. - Плюнуть на все и возвращаться. Только получится ли теперь это сделать..."
* * *
Двое крестьян в закатанных до колен штанах и промокших курточках устало брели в ночной темноте. Каждый тащил на спине тяжелый мешок. Внезапно вспыхнувший впереди свет автомобильных фар произвел на них парализующее действие. Уронив поклажу в грязь, китайцы застыли на месте.
Пьяный Александр вылез из кабины и, оскальзываясь, подошел к прохожим. Он не знал ни слова на китайском и попытался жестами объяснить, что ему нужно. Ночные путники попались на редкость непонятливые, и Саша, взяв одного за руку, потянул к машине. Босые ступни крестьянина зашлепали по лужам. Его спутник что-то встревоженно заговорил, но с места не тронулся. Остался стоять, прикрывая рукой глаза.
У авто Александр показал на задние колеса засевшие в грязи. Сунул под нос китайцу две серебряных монеты по доллару. Лицо крестьянина прояснилось, он обрадованно закивал. Махнул рукой товарищу, что-то крикнул. Тот подошел, и Александр сел за руль. Завел двигатель.
Китайцы зашли за машину и без особых усилий вытолкнули ее из грязи. Сунув им деньги, водитель хлопнул дверцей. Авто медленно поползло прочь. Сходив за мешками, китайцы побрели дальше, возбужденно обсуждая происшествие и неожиданный заработок.
Вначале, освободив машину из плена, Александр собирался двинуть обратно в Шанхай. Но не успел оглянуться, как по обеим сторонам дороги показались темные силуэты загородных домов. В некоторых горел желтый свет. Где-то здесь по правой стороне находилась вилла господина Лана. Саша сбросил газ, и потушил фары. Чтобы не пропустить нужный дом, опустил боковое окошко.
А вот и знакомый мозаичный дракон над запертыми воротами. Не останавливаясь, Александр проехал дальше. Осторожно развернул "форд". Дождь усилился, и он покрутил "дворником", стирая с лобового стекла капли. Таинственно поблескивая влажной смальтой, дракон прополз уже по левую руку.
Саша доехал до забора соседнего дома и остановился. Вылез наружу. Порыв ветра швырнул в лицо дождевую воду. Где-то высоко в черном небе полыхнула молния. С задержкой раскатисто загремело.
Не обращая внимания на разбушевавшуюся стихию и быстро намокающий костюм, он побрел к вилле кинобизнесмена. Через десяток шагов в лакированных туфлях захлюпало. Одет он был явно не по погоде. Саше представилось, как завтра заболит горло, начнется кашель и придется лежать в постели. Глотать аспирин. Чертова погода, чертов Китай. И какого дьявола он тут делает? Все из-за этой дуры. Мужчина тяжело вздохнул.
Он перепрыгнул канаву, тянувшуюся вдоль шоссе. Медленно пошел мимо забора, окружавшего дом мистера Лана. Если поднять руку, то можно достать до самого верха кирпичной стены.
Александр остановился, полез было за папиросами в карман, но передумал курить. Слишком сильный дождь: папироса тут же промокнет. Ухватившись руками за верх стены, рывком подтянулся. Подошвы туфель отчаянно заскребли по кирпичам, ища опоры, помогая рукам. Вскарабкаться наверх оказалось проще, чем он ожидал, и, через мгновение устраиваясь поудобнее на мокром камне, Александр облегченно перевел дыхание. Впереди, в саду, за пальмами, трясущими на ветру плюмажами листьев, пряталось небольшое двухэтажное бунгало. Сейчас были видны только очертания дома, свет лампы над верандой.
Спрыгнув вниз, в мокрую траву, Саша побрел к вилле. Зашел с тыльной стороны дома. Заглянул в первое окошко: бамбуковая занавеска за мокрым от дождя окном сдвинута к стене. В комнате темно и, кажется, никого нет...
Второе окно тоже было закрыто, но сквозь щели в шторе пробивались полоски электрического света. Несколько минут мужчина пытался разглядеть, что же происходит внутри, но вскоре убедился, что ничего не видно. Двинулся дальше, но за спиной стукнуло и одна из створок с треском распахнулась. Совсем рядом мужской голос что-то весело сказал на китайском. Саша испуганно прижался к стене, посмотрел направо. Из открытого окна в ночную темноту падал прямоугольник яркого света, а в нем - тень человека, смотревшего на дождь.
В комнате одновременно заговорили мужчина и женщина. Александр невольно вздрогнул: женский голос явно принадлежал Наталье. Мужчина ответил и отошел от окна внутрь комнаты. Женщина громко рассмеялась.
Прижимаясь к стене, Саша прокрался к открытому окну. Несколько минут стоял неподвижно, не решаясь заглянуть. Стащил с головы намокшую шляпу, присел и осторожно посмотрел. Сощурился от яркого света, но глаза быстро привыкли. Большая комната, почти зал. Полированная стойка бара, полки с разноцветными бутылками, шеренги бокалов и рюмок. У стойки боком к нему молодой совершенно голый китаец, что-то смешивает в никелированном шейкере. Выражение лица серьезное, словно занят чем-то важным.
Раздался мужской голос, и снова смех Натальи. Саша перевел взгляд левее. На полу комнаты огромный красный ковер. У стены черный кожаный диван. Посреди комнаты столик, по бокам кресла. В одном из них спиной к окну сидит женщина, голая ножка небрежно переброшена через подлокотник. На диване в позе римского патриция возлежит обнаженный пожилой желтокожий мужчина в очках. Без одежды и грима Саша не сразу узнал в нем мистера Лана.
Наталья что-то сказала на китайском. Молодой человек утвердительно кивнул и, перестав взбивать напиток, разлил зеленоватую пенящуюся жидкость в два бокала для коктейлей с кубиками льда. Кинул в смесь оливки. Один бокал он вручил девушке, второй дал "патрицию". Тот сел и, пригубив напиток, поскреб себя по безволосой груди пальцами.
Совершенно не смущаясь своей наготы, молодой китаец стоял в нескольких шагах от Натальи и что-то негромко говорил, время от времени поглядывая в сторону мистера Лана. Рыжая-бесстыжая пила свой коктейль молча и слегка покачивала ножкой. Нужно уходить, подумал Александр, но остался у окна. Был не в силах уйти, не увидев лица Натальи.
Послышался одобрительный смешок мистера Лана. Саша заметил, что у молодого китайца началась эрекция. Режиссер властно произнес какую-то фразу, на обрюзглом лице появилось возбужденное выражение. Девушка поставила бокал с недопитым коктейлем на столик. На мгновение исчезнув из поля зрения Саши, она сползла на ковер и, став на четвереньки, прогибая спину, поползла к китайцу. Стало видно лицо Натальи: необычно живое, возбужденное. Вьющиеся "медные" волосы колышутся в такт движениям...
Саша решительно отвернулся и, выпрямляясь во весь рост, шагнул в темноту. Бредя прочь от окна, он нахлобучил смятую и промокшую шляпу. Провел ладонью по мокрому лицу. Полез в брюки за платком. Там его не было. Сунул руку во внутренний карман пиджака и натолкнулся на холодную рукоять "кольта". Вздрогнул и остановился. Казалось, от оружия через пальцы и дальше по руке в голову, прямо в мозг проскочил электрический разряд ненависти. Перед глазами вспыхнула яркая и четкая картина происходящего в комнате.
Вытаскивая оружие, Александр развернулся на сто восемьдесят градусов. Он успел отойти от дома шагов на сорок. Снял пистолет с предохранителя и, не целясь, расстрелял по освещенному окну всю обойму. Посыпалось битое стекло, кто-то закричал.
Опустив оружие, молодой человек побежал к стене. По дороге споткнулся и чуть не упал. В ушах все еще стоял грохот выстрелов. Сердце, напротив, почему-то билось спокойно, а когда Саша забрался в машину, почувствовал себя так, словно наконец-то сбросил с плеч тяжелый груз. С любовью было покончено.
Оружие он выбросил из окна автомобиля на въезде в Шанхай. Еще на шоссе решил, что возвращаться в гостиницу опасно. Долго колесил по незнакомым улицам, пока не заехал в портовый район.
Нервное напряжение спадало. Александр почувствовал себя очень уставшим, да и рассвет был на подходе.
Наткнувшись взглядом на гостиничную вывеску, он припарковал "форд" и снял у пожилой китаянки маленькую, по-спартански обставленную комнату.
Заняв помещение, отдал бою промокший, перемазанный грязью костюм. Приказал выстирать и выгладить к утру.
Присел на заскрипевшую кровать, стал допивать захваченный из машины коньяк. Сквозь тонкие стены доносился храп, чьи-то пьяные голоса. В коридоре гулко протопали матросские башмаки. Место, где он остановился, явно не гналось за фешенебельностью, но искать его здесь не будут. По крайней мере в первые дни.
Пустая бутылка выскользнула из разжавшихся пальцев и со стуком откатилась. Александр растянулся поверх простыни. Закрыл глаза и через несколько минут уже спал.
* * *
В сопровождении боя, тащившего два дорожных чемодана, Саша спустился в reception. Расплатился за постой. Мальчишка тем временем отнес вещи в машину Фанга. Александр предупредил портье, что будет названивать. Попросил записывать имена и телефоны всех, кто его спрашивает.
- Конечно, сэр, - китаец сделал соответствующую пометку в блокноте. - Обязательно. Надеюсь, вы довольны пребыванием в нашей гостинице. Большое спасибо, сэр, - он спрятал десятидолларовую купюру, которую постоялец дал ему на чай и поклонился, показав безупречный пробор. - Будем с нетерпением ожидать вашего возвращения, сэр.
- Да, да, - Саша направился к двери, распахнутой предупредительным швейцаром. - Счастливо оставаться.
- До свидания, сэр, - донеслось от стойки.
Выходя, он сунул чаевые швейцару и мальчишке-носильщику. Фанг со скучающей физиономией сидел в своем авто. Узкие кисти рук китайца лежали на оплетенной кожаным ремешком "баранке". Саша открыл дверцу, и в этот момент его окликнули. На русском.
- Александр Петрович, подождите минутку, - к нему неспешно приближался господин Боярышников. - Вижу, вы собираетесь уезжать?
Во рту у Саши мгновенно пересохло. Он судорожно сглотнул. Но предпринимать ничего не стал, просто ждал, пока подойдет инспектор.
- Добрый день, - полковник протянул ему руку. - Извините, что задерживаю, но я всего на пару слов. Как раз ехал мимо и решил заскочить.
Александр попытался придать лицу любезное выражение. Хотел спросить, что случилось, но Иван Всеволодович упредил. Взял соплеменника под руку, отвел шагов на десять от машины.
- Знаете, Александр Петрович, - начал Боярышников, - не хочу вас напугать, но... - он сделал паузу, ожидая Сашиной реакции. - Вами интересуются, - не дождавшись, закончил полицейский. - Причем, очень разные люди, - серые глаза внимательно изучали лицо мистера Джонсона. - Настолько разные... Я даже не знаю, что и думать.
- Не страшно, - легкомысленно и несколько неестественно улыбнулся Саша. - Спасибо большое за беспокойство, но право, - он смущенно развел руками, - не стоило себя утруждать.
- Как знаете, - сухо сказал полковник. - Вам виднее. Но все же... Повторюсь, вам стоит уехать. Побыстрее закончить со всеми делами, - Иван Всеволодович бросил взгляд на авто, - и возвращаться к себе домой.
- Так я и сделаю, - заверил Саша. - Еще раз спасибо, господин инспектор. Я очень смущен тем, что вы так беспокоитесь обо мне.
- Всего лишь дружеская услуга, - ответил полковник. - Костина просьба...
- Мистер Джонсон, мистер Джонсон, - из гостиницы выскочил швейцар. - Прошу прощения, господа, - он подбежал и поклонился, - но вас к телефону, мистер Джонсон. Только что позвонили. Городской звонок.
Александр нахмурился: за исключением господина Лугового все, кто мог его побеспокоить в Шанхае, находились перед глазами. Боярышников со скучающей миной, глядел в сторону. Фанг в машине украдкой зевнул и прикрыл рот ладонью. Саша спросил, кто звонит.
- Не знаю, сэр. Портье сказал, что голос женский.
* * *
Саша поднес к уху телефонную трубку и услышал голос Натальи.
- Привет, - сказала она. - Ты уезжаешь?
"Да" хотел ответить он, но вслух произнес:
- Нет, у меня еще дела в Шанхае. Куда ты пропала? Хоть бы предупредила. Я же просил... - Сашин голос дрогнул, и он замолчал.
Несколько долгих мгновений Наталья молча дышала в трубку. Затем спокойно пояснила:
- Мне нужно было срочно уехать. По семейным делам. Извини, пожалуйста.
Саша молчал.
- Встретиться не хочешь? - с деланным равнодушием спросила Рыжая-бесстыжая. - Я сегодня свободна целый день.
- А вечером? - хмуро поинтересовался Александр. - Мне хотелось бы побыть с тобой до утра.
Наталья шумно вздохнула и рассмеялась:
- Ты все никак не успокоишься... Хорошо, хорошо. Я пробуду с тобой столько, сколько ты захочешь. Пока не надоем.
- Приезжай. Я жду.
- Сейчас возьму такси... Адрес прежний?
- Да.
- Буду через полчасика. Па-па, - Наталья отключилась.
- Спасибо, что позвали, - Александр положил трубку. - Можно вас на секунду? - спросил он беседовавшего с коридорным портье.
- Конечно, - китаец с готовностью уставился на бывшего постояльца. - Слушаю, сэр.
- Вы еще не успели сдать мой номер? - улыбнулся Саша.
- Нет.
- Очень хорошо. Я хотел бы снова вселиться туда. Изменились обстоятельства...
- О, - китаец понимающе улыбнулся, - никаких проблем, сэр. Будем рады вновь видеть вас в числе наших постояльцев. Прикажете отнести ваши чемоданы назад?
- Да. И пусть принесут в номер фрукты, зеленый чай с медом... Бутылку шампанского.
- Будет сделано, сэр, - китаец поклонился и позвал мальчишку-носильщика.
Александр вышел на улицу. Прислушался к своим ощущениям. Оказалось, ничего не исчезло. Он по-прежнему любил Наталью и ждал предстоящую встречу, как ребенок ждет обещанную игрушку. Сердце учащенно билось, на лбу проступили капельки пота. Не обратив внимания на уход полицейского, Саша подошел к авто, в котором терпеливо ждал Фанг, и почувствовал, что краснеет.
- Вы меня извините, дружище, - он виновато улыбнулся, - но мне сейчас позвонили, и я должен остаться. Простите, что оторвал вас от дел. Мне очень стыдно, но... - Александр разводил руками и вздыхал, пытаясь всячески показать, как ему неудобно перед китайцем.
Тем временем подошел носильщик, и Фанг вылез, чтобы открыть багажник, где лежали чемоданы. Лицо комиссионера сохраняло спокойствие, если он и был раздосадован непостоянством и вздорностью клиента, то никак не показал этого.
- Дела, так дела, - сказал Фанг и посмотрел на часы. - В таком случае я вас покину: у меня через сорок минут встреча.
- Конечно. Еще раз извините за беспокойство. Мне очень не по себе, что потревожил и нарушил ваши планы, - Саша церемонно поклонился.
- Бывает, - комиссионер поклонился в ответ. - А что мне делать с билетом на пароход? Отменить заказ?
Александр задумался. Неожиданное возвращение в его жизнь Натальи могла серьезно изменить планы. Судя по всему, ночная стрельба не привела к трагическим последствиям, как он решил в начале. Все остались живы-здоровы. Наверное.
- Да, - сказал Саша, - снимите заказ. Возможно, я пробуду в Шанхае дольше, чем думал.
- Хорошо, - китаец пожал на прощание руку и, захлопнув опустевший багажник, вернулся за руль. - Я все сделаю. Завтра-послезавтра мне перезвонят наши клиенты. И я сразу же протелефонирую вам. До свидания.
- До встречи, мистер Фанг, - американец приподнял над головой шляпу.
* * *
Когда приехала Наталья, он только что вышел из ванной комнаты, где принимал душ. Обнимая и целуя женщину, Александр ощутил сильное желание. Не дав ей полностью раздеться, затащил в кровать. Наталья нервно смеялась его напору, поцелуям, похожим на укусы, но высвободиться не пыталась.
От перевозбуждения секс продлился недолго, всего несколько минут. В последних почти конвульсивных движениях, он застонал и прикусил зубами кожу на шее партнерши. В ответ она впилась ему ногтями в спину, а зеленые глаза зло вспыхнули.
Не спеша выходить из девушки, он остался на ней сверху. Проститутка смотрела в потолок и терпеливо ждала. На ее губах появилась насмешливая улыбка.
- Я вижу, тебя совсем нельзя оставлять одного, - сказала она. - Ведешь себя, как дикарь. У меня теперь на шее будут синяки.
- Сама виновата, - Саша сполз с нее и потянулся к ночному столику за бутылкой шампанского. - Выпьешь?
Наталья кивнула.
- Черт, я бокалы в гостиной оставил, - сказал мужчина, скручивая с пробки проволочку. - Принеси, пожалуйста.
- Сейчас, - Наталья поднялась с кровати и сходила за фужерами.
Пробка вылетела из бутылочного горлышка с громким хлопком, и пенная струя полилась в подставленную посуду. Проститутка заметно вздрогнула от "выстрела", на лице промелькнуло испуганное выражение. Александр почувствовал, как в нем шевельнулось нечто похожее на угрызения совести.
Он сел на кровати. Притянул Наталью к себе и усадил на колени. С удовольствием ощутил обнаженное тело. Женщина обвила свободной рукой его спину и заглянула в глаза.
- За что пьем? - спросила она. - За тебя?
- За нас, - он легонько коснулся своим фужером ее и, сказав "до дна", стал пить.
Наталья помедлила, прежде чем поднести вино ко рту, и тихо пробормотала:
- За тебя и за меня.
Александр обнял подругу и поцеловал влажные от шампанского губы. Наталья ответила, язычок скользнул внутрь его рта... Пустые бокалы со стуком упали на мягкий ковер.
* * *
Поздно вечером они сходили в кино. Потом ужинали в пустом ресторане гостиницы. Наталья много пила, невпопад улыбалась и почти не разговаривала. Александр слегка опьянел еще в баре, который они посетили перед фильмом, и много говорил. Старался шутить. Высмеивал китайское кино и в какой-то момент еле поймал себя за язык, чуть не начав поносить режиссера Лана.
Женщина не возражала, согласно кивала. Саша стал рассказывать о своей жизни в Америке, хвастал достатком и намекал, что им вдвоем там будет очень хорошо. Наталья прекрасно понимала, куда он клонит, но никак не реагировала. Задумчиво курила одну папиросу за другой, выпуская колечки отдающего вишневым привкусом дыма, и пила коктейль за коктейлем.
Когда они возвращались в гостиницу, то оба были сильно навеселе. Александр шумно радовался присутствию Наташи, целовал взасос и обнимал за талию, тискал. Перехватывая заинтересованные взгляды прохожих, других мужчин, грозно хмурился. Достаточно было малейшего толчка извне, и он тут же бы полез в драку. Хоть с одним ловеласом, хоть с целой компанией. К счастью, все обошлось, и парочка без приключений добралась в гостиницу.
В номере Наталья впервые за все время знакомства сама проявила желание заняться сексом. Выпитый за день алкоголь раскрепостил женщину, пробудил желание. Профессиональное поведение уступило место порыву, и маска равнодушия слетела вместе с одеждой...
Измотанная до предела, она уснула под утро. Александр лежал рядом. Первое время все было хорошо. Затем к приятной опустошенности начала потихоньку примешиваться горечь. Ощущение близости, единения с Наташей слабело. Казалось, в горячий и крепкий черный кофе тоненькой струйкой вливают ледяное молоко. Воображаемый напиток - чувство (тире) терял крепость, цвет и вкус. Становилось неуютно. Саша прикоснулся к телу девушки и осторожно провел ладонью по гладкой коже. Не помогло.
Стараясь не шуметь, Александр вылез из кровати. Отыскал в шкафу пиджак, а в нем портсигар с самокрутками. Ушел в гостиную. Там, не зажигая свет, переставил кресло к открытому окну и, глядя в рассветное, бледнеющее звездное небо, закурил папиросу с ганджой.
Глубоко затягиваясь, закрыл глаза. Слух обострился. Ночью Королева Азии продолжала жить странной жизнью: полной тяжелого труда и всевозможных наслаждений. Далекие гудки буксиров и пароходов, портовый шум, шелестят шины автомобилей по асфальту, где-то сразу из нескольких мест - фокстрот и джаз. Голоса прохожих, запоздалых гуляк, мужские и женские, разноплеменная речь. Неожиданно заставив внутренне содрогнуться, донесся пронзительный призыв муэдзина, созывающего правоверных к фаджру (59). Такой привычный в прошлом и совершенно неуместный сейчас...
Кабул, 1928 - 1929 год
В дорогу отправились сразу после утренней молитвы, едва рассвело. Перед поездкой дней десять Юсуф провалялся в постели, поправляясь после ударов, нанесенных турком. Говоря откровенно, он был бы не прочь полежать еще с недельку, так как каждый день у него болела голова. Но Абдалла имел на этот счет свои соображения и довольно бесцеремонно заявил "племяннику" за несколько дней до отъезда, что "хватит бока отлеживать, пора работать". И Юсуфу ничего не осталось, как выслушать предстоящее задание, в котором в принципе не было ничего сложного. Просто отвезти дядиным знакомым, каким-то пуштунам, полсотни винтовок и патроны: Абдалла надеялся, что племя выступит на стороне короля.
За время болезни Юсуфа политическая ситуация в стране превратилась из нестабильной в критическую. Отряды Хабибуллы, прозванного Бача-и-Сакао - "сыном водоноса" – почти не встречая сопротивления, приближались к столице королевства, а недавняя джирга приняла фетву (60), в которой падишах Аманулла объявлялся низложенным. Всем правоверным мусульманам вменялось в обязанность взяться за оружие и выступить на борьбу с тираном, поправшим законы пророка Мухаммеда.
Правительство же в очередной раз собиралось решительным ударом покончить с мятежниками, из-за чего транспортная фирма господина Мирзоева несколько дней назад прекратила существование. Машины и запасы бензина были реквизированы на нужды афганской армии. И ехать по делам "дяди" теперь предстояло верхом в сопровождении двух патанов - пожилого отца и сына.
По слухам количество сторонников Бача-и-Сакао достигло нескольких тысяч, и на борьбу с мятежниками бросили солдат "образцового королевского полка". Когда-то в этом же полку служил и вождь восставших - презренный "сын водоноса". Абдалла, собиравший последние месяцы слухи о Хабибулле, говорил, что в свое время тот дослужился до унтер-офицера. Даже был награжден орденом за участие в подавлении восстания в Южной провинции...
О причинах же, заставивших усердного служаку дезертировать, ходили самые разные слухи. Например, рассказывали, что Хабибулла повздорил с начальником кабульской полиции, якобы из-за денежной награды, назначенной за голову какого-то бандита. Унтер-офицер застрелил разбойника, но блюститель порядка присвоил все лавры и награду, а заслуженного ветерана пригрозил бросить в тюрьму, если будет шуметь и возмущаться. Оскорбленный Бача-и-Сакао сбежал из части и с тех пор успешно жил грабежом.
Обладая определенным политическим чутьем, дезертир уловил нараставшее в народе недовольство королевским режимом и вовремя объявил себя "защитником веры". А после недавнего рейда по родному Кухдоману, где он жестоко расправился с королевскими чиновниками, простой люд стал считать его своим защитником. По всей стране разлетелись рассказы о доблести мятежного таджика.
Ситуация в местности, куда направлялся Юсуф, была неспокойной, но поездка предстояла недолгой. Получив от "дяди" необходимые инструкции и деньги, молодой человек вскочил в седло и легонько ударил хлыстиком лошадь. Гнедой жеребец резво зарысил по улице. Следом двинулись пуштуны Нумьялай и Анвар - отец и сын. Они правили двумя арбами, на дне которых в тайниках, под мешками с рисом лежали завернутые в промасленные тряпки винтовки и цинки с патронами. За повозками трусили привязанные кони патанов.
* * *
С самого начала поездка выдалась хлопотной. Уже к полудню повозки Юсуфа дважды останавливали отряды племенной милиции. Первые всадники, настроенные довольно спокойно, удовлетворились видом внушительного пропуска с множеством печатей: его раздобыл в министерстве внутренних дел Абдалла. И несколькими монетами для своего начальника.
Второй отряд состоял из десятка оборванных и агрессивных мужчин. Вооруженные допотопными винтовками, верхом на маленьких лошадках они окружили арбы. Не слушая протестов, вспороли несколько мешков с рисом. Нумьялай, возмущенный таким поведением соплеменников чуть не сцепился с одним из ополченцев. Юсуфу пришлось приложить все свои дипломатические способности, чтобы не дать конфликту разгореться.
Он показал командиру патруля королевские бумаги, но тот лишь пренебрежительно отмахнулся. Оскалив гнилые зубы в волчьей усмешке, сказал, что все равно не умеет читать. Юсуф понял, что без мзды их не пропустят. Чтобы не разжигать аппетитов местных стражей порядка, он долго торговался. Наконец, получив немного серебра и отобрав продырявленные мешки с рисом, их отпустили.
Проехав несколько километров, остановились для совершения зухра. Покончив с молитвой, решили пообедать. Четырнадцатилетний Анвар, маленький и быстрый, придерживая здоровенное ружье, побежал с котелком к протекавшему за холмом ручью. Его отец расстелил на земле старенький дастархан и принялся выкладывать провизию из сумок.
Юсуф прогуливался чуть в стороне. От тряски в седле у него разболелась голова, и молодой человек пребывал в скверном расположении духа. Хотелось прилечь где-нибудь в тепле и расслабиться.
- Прошу отобедать, господин, - позвал Нумьялай.
Когда Юсуф подошел к скатерке с едой, сидевший на корточках пуштун вскочил. В правой руке пожилого мужчины блеснуло лезвие кинжала. В следующее мгновение он попытался ударить им в живот "бухарца".Тот успел инстинктивно отпрянуть, но клинок пробив халат, свитер и рубаху, рассек мышцы на левом боку молодого человека.
"Бухарец" перехватил руку Нумьялая, выкрутил. Охнув от боли, пуштун выронил оружие и неловко стукнул левым кулаком в висок противника. От удара в глазах Юсуфа потемнело. Он попятился назад, зацепился ногой за камень и опрокинулся на спину. В следующее мгновение сверху на него навалился Нумьялай и, вцепившись обеими руками в шею, стал душить.
Увидев над собой осатаневшее лицо и оскаленную от ярости щербатую пасть, Юсуф пришел в себя от испуга. Не обращая внимания на адскую боль в глотке – казалось, руки врага сейчас раздавят шею – он вытащил из кармана халата револьвер. Ткнул стволом в живот Нумьялая и спустил курок. Громыхнуло, и пуштун, дернувшись всем телом, разжал пальцы. Юсуф снова выстрелил, и противник обмяк.
Спихнув с себя труп, молодой человек попытался сесть. Раненый бок, словно кипятком, ошпарило болью. Юсуф застонал, захрипел, закашлял. С трудом поднялся на ноги и увидел мальчишку Анвара, целившегося в него из ружья. Сын Нумьялая стоял на склоне холма, шагах в пятидесяти от места, где мертвым лежал отец. Старый "мартини-генри" ходуном ходил в его руках, не давая прицелится.
Они выстрелили в друг друга почти одновременно. Пуля Юсуфа попала парню в правое колено, а британский свинец прогудел у самого уха "бухарца", словно шмель. Пронзительно крича, мальчишка выронил ружье и свалился на землю. Забыв об оружии, пополз прочь.
Отчаянно матерясь, Юсуф поспешил к нему. Когда до подвывающего от боли и страха Анвара, оставалось шагов десять молодой человек остановился. Взявшись за револьвер обеими руками, тщательно прицелился в коротко остриженную голову раненого.
- Клянусь Аллахом, я отправлю тебя на тот свет, если ты попытаешься пошевелиться! - прокричал Юсуф. - Ты понял меня, сопляк?!
- Д-да, - мальчишка лихорадочно затряс головой. - Н-не убивайте меня...
- Молчи!- оборвал "бухарец", осторожно приближаясь к раненому. - Говори, только когда я разрешу тебе!
- Я понял, г-господин.
- Ты знаешь, почему твой отец напал на меня? - Юсуф взвел курок нагана. - Отвечай!
- Я точно н-не знаю, - заныл Анвар, заикаясь и лязгая зубами от страха. - М-мой отец почти ничего нег-говорил мне... - парня трясло от боли.
- У меня нет времени слушать твою ложь!- заорал Юсуф. - Ты все знаешь! Зачем твоему отцу понадобилась моя жизнь?! Разве он не знал, что за предательство отомстит мой дядя?!
Не в силах сдержаться, Анвар заплакал и рассказал, что именно уважаемый Абдалла заплатил отцу сто рупий серебром за убийство племянника. Нумьялай должен был отрезать мертвому Юсуфу голову и отвезти в подарок храброму Бача-и-Сакао, который победоносно шествует к столице и скоро свергнет презренного падишаха. И передать на словах, что почтенный торговец с друзьями готов помогать Хабибулле деньгами, делом и советом, а пока просит принять в дар оружие и голову врага, оскорбившего защитника веры.
- Ты лжешь, - упавшим голосом сказал "бухарец". - Абдалла не мог... - он замолчал и даже опустил револьвер.
- К-клянусь Аллахом, я не лжец, - с обидой произнес Анвар. - Ты спросил - я ответил. Твой д-дядя заплатил за твою смерть, - паренек стонал и шевелился пытаясь устроить простреленную ногу поудобнее. - Если не веришь, то посмотри сам: кошель с деньгами лежит у отца в правом сапоге. Аааа, как больно! - лицо раненого побледнело. - Будь ты проклят, убийца! - неожиданно выкрикнул он с ненавистью глядя на "бухарца". - Ты убил моего отца, а я останусь безногим калекой до конца жизни... - мальчишка зарыдал от боли и отчаяния во весь голос.
У Юсуфа сильно закружилась голова и в глазах потемнело. Ему пришлось приложить большое усилие, чтобы устоять на ногах и не потерять сознание. Плачущий Анвар раздражал молодого человека, мешал собраться с мыслями. С ним нужно было что-то сделать, заставить замолчать, но снова спустить курок уже не было никаких сил... Юсуф медленно огляделся по сторонам. Скудно накрытый дастархан и мертвое тело чуть поодаль. Неподалеку от трупа нагруженные арбы, лошади. Глядя на свою, он подумал об индивидуальном пакете, лежавшем в переметной суме и спустился с холма, не забыв зашвырнуть подальше ружье стонавшего Анвара.
Оказавшись рядом с животным, трясясь от озноба, Юсуф разделся. Осмотрел рану: порез был неглубокий, но на весь бок. Рубаха, свитер, верхняя часть штанов и теплых кальсон намокли от крови. Закончив осмотр, он разорвал индивидуальный пакет, который достал из сумки, и занялся перевязкой.
Бинтовать такую рану самому оказалось тяжело, но молодой человек справился. Затянул повязку, как можно туже. Чувствуя пульсирующую в боку боль, с трудом оделся. Помятое пуштуном горло тоже сильно болело и мешало поворачивать голову.
После перевязки, словно в прострации Юсуф некоторое время просто стоял на месте, бездумно глядя себе под ноги. Потом очнулся и, постанывая, заковылял к убитому пуштуну. Обыскал серого лицом Нумьялая. Как и говорил затихший на холме Анвар, кошель с деньгами лежал в правом сапоге старого патана.
Чувствуя сильную боль и слабость от потери крови, Юсуф с трудом отошел к одной из повозок. Присел на место возницы. Бок горел словно в огне, шея распухла, его морозило. Нужно было как можно скорее убираться отсюда, так как сил с каждой минутой становилось все меньше.
* * *
В комнатенке, где он прожил почти два месяца, не было очага. Ночами холод пробирал до костей, и Юсуф только удивлялся, как не заболел воспалением легких. После того, как затянулась и перестала гноиться рана, каждое утро, совершив с остальными правоверными фаджр, молодой человек шел на кухню и, устроившись в уголке, дремал. Здесь было тепло, дымно и пахло горячей пищей. Хозяин и повар - молчаливый Дост-Мохаммед – занимался готовкой, уходил-приходил и почти не обращал внимания на присутствие бухарца. Он был замкнутый, одинокий старик, потерявший лет десять назад всю семью от холеры. С тех пор не женился и в одиночку вел хозяйство маленького и захудалого постоялого двора верстах в двадцати от столицы королевства.
Вечером того дня, когда измученный раной Юсуф, постучался в ворота караван-сарая, Дост-Мохаммед не стал допытываться от незнакомца, почему он бледен, словно смерть, хрипит и все время постанывает. Просто взял плату и проводил нового постояльца в грязную, холодную комнатенку. Как только дверь за хозяином закрылась, "бухарец" повалился на тюфяк и, натянув вонючую кошму до самого подбородка, до утра трясся в лихорадке.
После зухра, который Юсуф не смог совершить из-за полуобморочного состояния, караван-сарайщик сам явился к гостю. Узнав в чем дело, Дост-Мохаммед послал соседского мальчишку в селение, где жил ученый табиб. Приехавший на ослике пожилой лекарь осмотрел раненого, почистил и зашил рану, как умел. Дал от боли опий и назначил питье, понижающее жар.
Вначале лечение не пошло Юсуфу на пользу. Порез в боку все время воспалялся, лихорадило, и раскалывалась от боли голова. Снадобья, которыми пичкал его приезжавший раз в три дня табиб, почти не помогали. Если бы не отличное здоровье, молодой постоялец скорее всего отправился бы на небеса, но крепкий организм выдержал и переборол все: потерю крови, плохо зашитую и гноящуюся рану, лечение знахаря, не имевшего ни малейшего представления о гигиене и современных лекарствах...
Дост-Мохаммед, как и большинство правоверных, был фаталистом. Занятый делами по хозяйству, он появлялся в комнате молодого человека всего два раза в день. Приносил еду, воду и назначенные табибом отвары. Помогал добраться в нужник – в остальном же не обращал на раненого никакого внимания, положившись на волю Аллаха.
Впрочем, события, происходившие в стране, настолько приковали к себе внимание всех афганцев, что судьба какого-то незнакомца мало занимала хозяина. Каждый день, а иногда и по несколько раз люди, останавливавшиеся в караван-сарае, привозили с собой новости о событиях в Кабуле и его окрестностях. Почти никого не удивило, когда королевские войска, высланные против доблестного Хабибуллы, были разбиты и с позором бежали, а сын почтенного водоноса, поившего под пулями солдат в Герате, продолжил победоносный поход на Кабул. Даже в пуштунских селениях его встречали с восторгом и уважением, несмотря на то, что таджик. Что толку в том, что Аманулла-хан - пуштун, если предал заветы Пророка?
* * *
Британцы, о которых говорили, что именно хвост британского льва пришпоривает лошадь бесстрашного Бача-и-Сакао, первыми из гяуров забили тревогу. Когда двухтысячное войско мятежников расположилось в горах, окружавших афганскую столицу, англичане наладили воздушный мост Кабул-Герат. Каждый день крылатые машины вылетали с кабульского аэродрома, увозя проклятых иностранцев...
Тем временем, пока Юсуф дрожал от холода и боли или впадал в тяжелое, вызванное опиумом забытье, Дост-Мохаммед с мрачным любопытством слушал рассказы постояльцев о том, как трусливый Аманулла пытался усидеть на троне. Падишах отменил принятые им богопротивные законы и обещал подданным, что отныне страна будет жить только по законам шариата. Не стыдясь позора, отправил к сыну водоноса и дезертиру посланников с деньгами и фирманом (60), которым назначил доблестного Хабибуллу генералом.
Новоиспеченному полководцу королевской армии милостивый падишах предложил тут же выступить на восток и подавить восставших ширвани (61), перерезавших дорогу на Джелалабад. Но хитроумный Бача-и-Сакао, взяв деньги, не спешил выполнять просьбы струсившего падишаха.
Чтобы хоть как-то найти поддержку среди подданных, Аманулла-хан начал выпускать из тюрем арестованных противников своего режима. Бывшие заключенные тут же отправлялись в горы и присоединялись к отрядам восставших. В самом же Кабуле началась паника и по дорогам побежали люди, опасавшиеся мести и грабежей. Базары пустели, торговцы закрывали свои лавки, а товары спешили припрятать в надежных местах.
На улицах столицы участились грабежи, по ночам гремели выстрелы. Полицейские в эти лихие времена заботились только о своей безопасности и отсиживались по домам. Армия и королевские чиновники укрылись в кабульской крепости. На защиту режима Амануллы-хана встали под ружье несколько сотен слушателей военного колледжа, малочисленные отряды младоафганцев и эмигрантов.
Министерства и королевский дворец окружили стены из мешков с песком. Из амбразур в баррикадах, вызывая страх и уважение, торчали стволы пулеметов, но было ясно, что в случае длительной осады, добровольцы и курсанты долго не продержатся. А гарнизон столицы, на словах сохранивший верность королю, сидел в крепости и не собирался участвовать в боевых действиях.
Время от времени небольшие отряды мятежников дерзко въезжали в столицу и вступали в короткие перестрелки с королевскими сторонниками. Каждый раз после таких вторжений осмелевшие муллы с улемами открыто призывали горожан примкнуть к восставшим и свергнуть власть отступника.
Перед вторжением Хабибуллы в столицу осторожные британцы заявили о своем нейтралитете. Эвакуация иностранцев в Герат продолжалась, посольства и район, где проживали кафиры, охранялись заставами из солдат афганской армии и британскими сикхами, переброшенными из Индии. Советские пилоты частью перелетели в Герат, частью сидели на кабульском аэродроме готовые, вылететь на бомбежку мятежников. Ожидание неминуемой развязки достигло предела.
Первым не выдержал Аманулла-хан. Король обратился к жителям Кабула с призывом встать на защиту его власти, клялся Аллахом, что не допустит мятежников в город и приказал открыть Арсенал, раздать ополченцам оружие. Как водится в таких случаях, к воротам оружейных складов в первых рядах поспешили воры, мошенники и противники падишаха. Всего лишь за сутки в руки всякого сброда попали тысячи винтовок и десятки тысяч патронов. Не удивительно, что цены на оружие в Кабуле сразу упали. Даже мирный хозяин караван-сарая Дост-Мохаммед не удержался и приобрел почти за бесценок несколько ружей у проезжих торговцев.
Стрельба на улицах усилилась, и Аманулла, убедившийся, что народ не собирается защищать его власть, 14 января 1929 года объявил об отречении. В пользу своего брата Иноятуллы. Прихватив часть казны, бывший падишах с женой Сурайей, детьми и приближенными тут же отправился в Кандагар, где рассчитывал укрыться среди лояльных ему пуштунов.
Не успела весть о бегстве Амануллы-хана облететь столицу и окрестности, как в город вступили отряды Бача-и-Сакао. Не встречая сопротивления, увеличиваясь с каждой минутой за счет горожан, восставшие атаковали военное министерство и министерство иностранных дел. Захватили Арсенал и городскую тюрьму. Из зинданов стали освобождать узников, а у министерских комплексов завязалась перестрелка с курсантами и ополченцами.
Охладив пыл атакующих, пулеметный огонь обратил их в бегство, но бой продолжался недолго. Из крепости, где укрылся гарнизон, пришло распоряжение военного министра прекратить сопротивление, так как падишах Иноятулла вслед за братом объявил о своем отречении. По городу поползли слухи, что опальный Надир-шах вылетел из Франции и вскоре прибудет в Кабул, где заявит права на управление страной.
Но Бача-и-Сакао не для того пришел под стены столицы, чтобы отдать власть другому. В тот же день извещенный парламентерами об отречении Иноятуллы сын водоноса победно вступил в покоренный город. Через несколько часов он обратился к тысячам кабульцев, собравшихся приветствовать нового правителя.
Доблестный и мудрый, осененный благодатью Аллаха Бача-и-Сакао объявил подданным, что Бог вложил в его руки меч для защиты заветов Пророка. И теперь, когда он добыл мечом древнюю столицу эмиров, объявляет себя падишахом Хабибуллой Вторым. Отменяет все богопротивные указы Амануллы и обещает, что с этой минуты в стране нет законов выше законов шариата. Упраздняются налоги и всеобщая воинская повинность. Никаких офицеров-иностранцев в армии. Амнистия всем, кто боролся с Амануллой. Прощаются крестьянские долги...
И с этого дня ни один неверный не станет выше мусульманина, а все отвратительные новшества кафиров будут искоренены в Афганистане. Ужасные аэропланы и пулеметы, отвратительные и вонючие машины навсегда исчезнут из жизни афганцев.
Кроме того, новый падишах обещал вернуть священные ворота Пророка в Кабул. Разбить неверных и освободить Благославенную Бухару от русских собак, и даже захватить Маскау (62).
С каждой минутой, с каждой новой фразой жителей Кабула охватывало ликование, и они, надрывая глотки, славили нового правителя. Время угнетения прошло, тиран бежал, и в стране должен был воцариться мир.
Постояльцы, приехавшие из Кабула, рассказывали Дост-Мохаммеду, что город почти не грабили. Беспорядков и насилия мало. Пришлые убивают редко и только бывших королевских чиновников и безбожников. Слава Аллаху, торговля быстро оживает, и горожане довольны старинными порядками вернувшимися в столицу. Люди спокойно носят чалму и отпускают бороды, не опасаясь полицейских. Мечети полны правоверных, которые призывают благословение Аллаха на голову нового правителя. Все говорит о том, что королевство вступило в новое время: эру порядка и процветания.
Дневник Владимира Бека
"12 июля 1883 года
Страшные события произошли за последние два дня. Коварству патанов нет предела, и мы смогли убедиться в этом на собственной шкуре. Пишу с трудом, так как пальцы все еще дрожат от нервного напряжения. Вздрагиваю при каждом шорохе.
Вчера утром к нашему гостевому дому подъехал Дагар Мухаммадзаи в сопровождении целой толпы всадников. Их было, наверное, человек пятьдесят. У ворот стояли в карауле двое казаков.
Дежурным офицером был я. Сразу спросил Дагара, что случилось, почему с ним так много вооруженных людей. Начальник телохранителей шейха вежливо поздоровался и попросил открыть ворота. Дескать, мулла Абдурахман прислал его с важным сообщением, а воинов так много, потому что после визита к нам он едет в деревню, откуда ночью прибыл гонец с известием о том, что какие-то негодяи убили пастуха и угнали овец.
Ко мне подошел капитан и поинтересовался, что за столпотворение. Я объяснил. Дуков приказал открыть ворота и приветливо махнул рукой Дагару, приглашая во двор.
С приторной улыбкой на жирной физиономии Дагар заехал. Вместе с ним толпой стали въезжать и остальные патаны. Караульные казаки забеспокоились. Впитанное с молоком матери чутье на горское коварство заставило их раньше всех почуять неладное. Казак Филонов подошел ко мне и сказал:
- Ваше благородие, нельзя их пущать. Нехай нехристи повертають...
В это мгновение Дагар выхватил из ножен саблю. С криком "Бей предателей! Бей кафиров!" он атаковал господина капитана. Несмотря на неожиданность, с которой было совершено вероломное нападение, мой начальник успел отскочить. Сабля только слегка задела его левое плечо. Какой-то патан наехал сзади на Филонова и ударил беднягу шашкой по затылку. Все произошло так быстро... Я открыл было рот, собираясь крикнуть "берегись!", но стальной клинок уже разрубил голову казака. Прямо на моих глазах.
Увидев, как злодей силится вытащить застрявшее в голове Филонова оружие, я окончательно пришел в себя. Отступив назад, достал "смит-энд-вессон" и выстрелил разбойнику прямо в лицо. Тем временем второй караульный, оказавшийся за створкой ворот, вскинул винтовку и метким выстрелом убил Дагара, пытавшегося достать господина капитана ударами сабли. Начальник телохранителей муллы выронил оружие и закачался в седле.
Убив своего первого врага, я отступал к дому, продолжая стрелять. Не успел я оглянуться, как барабан моего револьвера опустел. Пятясь, я несколько раз взвел и спустил курок, но боек только щелкал по стрелянным гильзам.
Не считал, скольких врагов мне удалось поразить, но не думаю, что даже одна пуля пропала даром. Все они нашли свою цель. Благодаря мне и казаку с винтовкой, который так же без остановки палил в разбойников, удалось внести в их ряды значительное расстройство. Некоторые патаны в испуге повернули обратно, другие стали отъезжать в глубину двора. К сожалению, нападающим почти сразу удалось зарубить не только Филонова, но и еще двух драгун.
Наши люди, находившиеся в доме, пришли в себя и открыли огонь, что было очень кстати. У меня не оставалось времени на перезарядку оружия, и, если бы не меткая стрельба из дома, я был бы убит. Несколько разбойников упали мертвыми, под другими ранило лошадей. Неразбериха среди нападающих позволила нам с господином капитаном добежать к дому и укрыться в его стенах. Следовавший за нами казак был убит пулей в нескольких шагах от двери.
Я схватил свою винтовку и присоединился к общему огню. Патаны не выдержали нашей меткой стрельбы и покинули двор. Некоторые разбойники спешились и стреляли из ворот, другие разъехались вдоль стены и вели огонь через нее. Драгун, стоявший рядом со мной, неожиданно закричал от боли. Я посмотрел на него и увидел, как у бедняги из простреленной шеи толчками бьет струйка крови. Через мгновение он уже лежал на полу мертвым.
Вражеские пули залетали в комнату, и я присел у окна, спрятавшись за стеной. Стал перезаряжать револьвер. Вместе со мной в комнате находился господин капитан и двое драгун. У Дукова текла из плеча кровь, но он не обращал на рану внимания и, не теряя времени, выпускал во врагов одну за другой пули из своей винтовки. Снаружи нам отвечали стрельбой и грозными криками.
Я спросил капитана, что мы будем делать дальше. Он ответил, что долго в доме нам не продержаться. Необходимо атаковать и прорываться, уходить по ущелью к нашему лагерю в долине. Это единственный путь к спасению, но вначале нужно добраться до лошадей в примыкавшей к дому конюшне.
Господин капитан устроил перекличку уцелевших людей, и оказалось, что нас осталось десятеро. Несколько человек были ранены.
Стараясь не показываться в окнах, местами ползком, мы пересекли жилище и собрались в комнате поручика. Ее окно выходило на тыльную сторону, на маленький участок двора между домом и стеной. Врагов здесь еще не было.
Драгуны прикладами вышибли окно и вылезли наружу. Мы с капитаном последовали за ними. Нижние чины один за другим перелезли через стену. Пока лезли, из-за дома появились двое патанов и мы их тут же застрелили.
Прижимаясь к стене, наш маленький отряд обогнул ее и оказался лицом к лицу с врагами: человек десять воинов муллы ехали прямо на нас. Господин капитан скомандовал открыть огонь. Все стали стрелять, и какой-то драгун выпалил из винтовки прямо над моим правым ухом. До сих пор я ничего не слышу им: только постоянный звон. По-видимому, грохот разорвал мне барабанную перепонку. Перестрелка в упор продолжалась не дольше минуты, и победа осталась за нами.
Двое выживших горцев ускакали прочь. Казаки сразу переловили лошадей, стащили с седел трупы. Одного станичника, как только он взобрался в седло, убило выстрелом со двора. Не теряя времени, господин капитан вскочил на неприятельскую лошадь, остальные последовали его примеру. Пешими остались двое драгун и я. Тем временем часть врагов ворвалась в брошенный дом. Вместе с воинами, оставшимися у ворот, они открыли по нам яростную стрельбу. Пригибаясь к шеям лошадей, под градом пуль казаки помчались в сторону горной тропы, ведшей к ущелью, но не всем удалось достичь горы. Почти сразу же подле меня упал замертво один из пеших драгун. Второй, чья лошадь заартачилась, потерял драгоценные секунды на ее усмирение и получил пулю в бок. Он свалился с седла. Его пеший товарищ поймал кобылу за уздечку и крикнул мне "Садитесь, ваше благородие!" Не теряя времени, я вскочил в седло и помчался вслед за удаляющимся капитаном и казаками. Отважный солдат ухватился за стремя и побежал рядом, но вскоре мой спаситель был убит.
Впереди неслись казаки и капитан. Минут через пять после начала нашего бегства мы оказались на тропе. Она вела наверх горы, по другую сторону которой начиналось ущелье. С галопа мы перешли на шаг. Я посмотрел назад и увидел, что погони нет. Горцы ограничились стрельбой вдогонку. Расстояние между нами превышало тысячу шагов, и вражеские пули не попадали в цель.
Я поравнялся с господином капитаном. Дуков был мертвенно бледен и без пенсне. Я спросил, как он себя чувствует. Капитан прищурился на меня, словно не узнавая. Позади нас со стороны крепости муллы прогремел пушечный выстрел. Мгновение и в сером небе над нашими головами вспухло облачко шрапнели. Моя лошадь присела на задние ноги и стала заваливаться на бок: в нее попали несколько шрапнельных пуль. Я не успел соскочить и упал вместе с несчастным животным. В то же мгновение неподалеку разорвался второй снаряд.
Когда я выбрался из-под лошади, оказалось, что капитан убит. Еще одному казаку раздробило бедро. Бедняга, как он кричал! Я подошел к Дукову. За спиной грохнул револьверный выстрел, и крики раненого прекратились: казак добил станичника по его просьбе. Я взял у мертвого командира сумку и, воспользовавшись лошадью погибшего, присоединился к уцелевшим товарищам.
Вскоре нам удалось выйти из-под огня и, поднявшись наверх горы, спуститься в ущелье. Мы не щадили лошадей и к вечеру достигли места, где узкий проход выходил в долину. Еще на подъезде к ней мы услышали яростную стрельбу: у лагеря, где оставался Еремеев с казаками, шел бой. Надежда на спасение мгновенно угасла, но наше время погибнуть еще не настало.
Из-за наступившей темноты нам удалось попасть в долину незамеченными. Мы продвигались вперед, не приближаясь к месту, где гремели выстрелы. Ведь шесть винтовок не могли изменить трагического положения окруженных товарищей. Удар с тыла по патанам не спас бы Еремеева, но погубил бы и наши жизни. Да и вскоре, буквально через десять минут стрельба прекратилась. Установившаяся тишина яснее ясного показала, что лагерь захвачен и все погибли. Понукая измученных скачкой лошадей, мы постарались, как можно быстрее, пересечь долину.
За ночь мы проехали ее до конца и начали подъем в горы. Одна за другой пали загнанные лошади. Пришлось идти пешком: утро и день, пока вечером не свалились от усталости замертво. Если бы в то мгновение появились преследователи, то у нас не хватило бы сил даже покончить с собой. Никогда так не уставал. Думал, что усну и не проснусь: умру во сне.
Но человеческое существо выносливее любого животного. Прижимаясь друг к другу, мы проспали до утра. Проснулись с большим трудом, едва не замерзнув насмерть, так как костер мы не жгли из-за страха, а наши бурки стали добычей горцев. Кроме оружия и небольшого количества патронов, одежды, у нас с собой ничего нет. Нет воды, нет провианта.
Я проснулся одним из первых и все время думаю, как спасти своих людей. Казаки почти не разговаривают друг с другом и на мои вопросы отвечают односложно. Вынужден признать, что настроение в отряде хуже некуда. Надежда спастись пешком от преследователей равна нулю. Думаю, этим днем погоня настигнет нас, и тогда придется или подороже продать наши жизни, или сдаться. У меня есть маленькая надежда, что в случае плена удастся выторговать жизнь своим людям в обмен на спрятанное капитаном золото. Конечно, если патаны не нашли деньги сами, но это маловероятно, так как двое драгун, прятавшие золото, были с нами в гостевом доме муллы и геройски погибли. Разве что в плен попали Понятовский, или Еремеев.
Кстати, просматривая бумаги из капитанской сумки, обнаружил среди них кроки долины с нанесенным крестиком - значком обозначавшим тайник. Рядом проставлены географическая широта и долгота. Запомнить их не составило труда. Потом я сжег бумаги, так как хорошо помню место, поэтому положусь на память.
Светает. Пора продолжить наше бегство».
"14 июля 1883 года
Наконец-то Господь сжалился над нами и послал надежду на спасение!
Позавчера мы продолжили путь пешком, но через несколько часов все устали, и мы забились в расщелину передохнуть. Всеми продолжало владеть мрачное настроение. Голод и жажда измучили наши тела. Даже плен представлялся не таким уж страшным в сравнении с нынешним положением.
Неожиданно донесшийся с дороги звон колокольчиков вырвал нас из оцепенения. Со стороны Афганистана приближался караван. Я и казаки выползли из укрытия и спрятались за валунами. Ждать пришлось недолго: через несколько минут на тропе показались четверо всадников и десяток навьюченных ишаков. Мы переглянулись, и я шепнул "вперед". Молча, с отчаянием погибающих казаки напали на сидевших верхом афганцев. Стрелять не стали. В ход пошли кинжалы, и через несколько минут все было кончено. Четверо убитых врагов, и ни одной царапины на моих людях.
Мы проверили поклажу и собрали все, что могло пригодиться. Теплую одежду, еду и оружие. Остальное – ковры, ткани и медная посуда – следом за трупами полетели в ущелье.
Верхом на захваченных лошадях и ослах мы возобновили наше бегство. Казаки повеселели: маленькая, но такая важная победа пробудила в них надежду. Может быть, теперь удастся оторваться от погони, которую за нами наверняка отправил коварный Абдурахман.
Я плохо помню дорогу, по которой шли из Афганистана, но надеюсь, мы не заблудимся в этих проклятых горах».
* * *
Но это была не последняя запись канувшего в лету поручика. Имелась еще короткая приписка, сообщавшая географические координаты спрятанного в ущелье золота. То ли Бек решил, что память может подвести, то ли ему пришлось доверить информацию о тайнике вместе с дневником кому-то из своих людей. Как бы то ни было, но пожелтевшие страницы неожиданно поведали Юсуфу не только о трагической судьбе миссии в коварный Пуштунистан, но и тайну местонахождения спрятанных соверенов.
Закончив читать, не закрывая книги, Юсуф надолго задумался. Скорее всего, покойный Бек так и не добрался до границ империи, но записки благополучно пережили человека, который их вел. Почти пятьдесят лет кочевали из одних равнодушных рук в другие, пока не осели в доме покойного Рустама...
Юсуф подумал, что, наверное, поручик так и остался лежать в горах со своими казаками. Почти невероятно, чтобы горстке беглецов посчастливилось добраться хотя бы в Кабул. Тогда почему же дневник лежал у старика в сундуке?
Тут были возможны несколько вариантов. Например, все сложилось невероятно удачно, и кто-то из русских все-таки спасся и, по крайней мере, попал в Кабул. Где и сгинул. От болезни, пули, или ножа.
Он попытался вспомнить, что читал о мулле Абдурахмане. Британцы вполне справедливо писали о нем, как о злодее и бандите. Ссылались на его связи с русскими, но ничего конкретного. Теперь, после прочтения дневника все подтвердилось. Впрочем, какое это имеет сейчас значение? Еще со времен Виткевича и даже ранее за влияние на умы афганских правителей шла постоянная борьба. Англичане и русские обхаживали, как умели, эмиров, шейхов и беспрестанно плели интриги. Объявляли войны, хитростью и силой оружия возводили и свергали падишахов. Давали патанам оружие и золото...
Золото. Вот о чем стоило подумать! Сто сорок тысяч рублей в английских соверенах, десятки килограммов почти чистого золота! Юсуф сел. Ему захотелось курить, и он вытащил папиросу с зажигалкой. Закурил, глубоко затянулся и, медленно выпуская дым, уставился перед собой невидящими глазами. В голову пришла мысль о том, что после гибели экспедиции все могло случиться и таким вот образом...
Возможно, деньги, привезенные русскими, так и не попали в руки коварного шейха. Остались лежать в тайнике, в горной долине. Абдурахману было известно о золоте, и он распорядился захватить пленных, но тех, кто знал о тайнике, было всего несколько человек. Все они, без сомнений, погибли, а остальных, пытай не пытай - не поможет: человек не скажет то, чего не знает. И мертвый не может, а вот равнодушная бумага - вполне. Кстати, это могло объяснить и то, что дневник оказался в Кабуле. Возможно, его туда привезли не спасшиеся русские, а люди муллы. Знатоков русского в тех местах не было и нет. Наверняка, все бумаги, найденные в лагере и при убитых кафирах, были тщательно собраны и переданы достопочтенному шейху. Только толку от них там в горах никакого, поэтому и отправили в Кабул. Он вспомнил, как тогда ночью, в доме Мухаммадзаи турок выбросил из сундука целый ворох бумаг. Может быть, и они имели отношение к экспедиции? Теперь уже не узнать.
Юсуф взялся за книжку и несколько раз, слово за словом перечитал последние записи в дневнике поручика. Карту с координатами тайника Бек уничтожил, но, побоявшись целиком положиться на память, оставил себе подсказку, даже не удосужившись зашифровать. А зачем? Все равно патаны не поняли бы без переводчика. Да и с переводчиком не обязательно догадались бы о значение записи. Криво усмехаясь, молодой человек подчеркнул ногтем с траурной каемкой цифры в дневнике - широту и долготу.
Вот она - зарубка на память, оставленная поручиком, не пригодившаяся хозяину и доставшаяся через столько лет случайному человеку. Нет! Шутить изволите. Он саркастически хмыкнул. Впервые в жизни, не будучи мистиком или фаталистом, Юсуф пришел к выводу, что судьба действительно заботится о нем и, счастливо проведя мимо смертельных опасностей, манит в нужном направлении россыпью золотых монет. Правда, утешительный приз находился у черта на куличках и достать его оттуда... Это в том случае, если мулле стало не до денег, и он так и не смог найти золото.
Молодой человек закурил вторую папиросу и попытался успокоиться, трезво взглянуть на ситуацию, но не получалось. То ли сказывалось пережитое за последнее время, то ли после болезни нервы еще не оправились... С каждой минутой Юсуф все больше и больше ощущал необъяснимую уверенность в том, что дневник, координаты тайника и само золото не случайны. Таких совпадений не бывает. Пришло время изменить свою жизнь, и судьба весьма недвусмысленно показывала ему направление, куда идти, что было очень кстати. Никогда ранее он еще не попадал в такую отчаянную ситуацию, как сейчас. Своим коварством Абдалла загнал его в тупик. Пойдя на поправку, Юсуф часто задумывался о своем положении, но ничего путного в голову не приходило, а после прочтения дневника у него наконец-то появился выбор. Пришло время определиться, как поступить в ближайшем будущем.
Возвращаться в Кабул или пытаться попасть в Туркестан - смертельно опасно и бессмысленно. Появление перед Абдаллой приведет только к тому, что "почтенный дядюшка" не задумываясь отправит "племянника" в сады Аллаха. А отрезанную голову действительно отошлет в подарок новому падишаху, который обрадуется смерти человека, унизившего его на горной дороге перед товарищами по разбою.
Можно было еще попробовать обратиться за помощью к посольским. Попытаться доказать, что товарищ Саидов попросту разложился на работе и совершил преступление, собираясь убить собственного сотрудника. Юсуф снова прикинул свои шансы в служебном противостоянии с Абдаллой. Скорее всего, "дядя" придумал для руководства естественное объяснение гибели оперативника. Хорошо, если по его версии Юсуф Аббассов пропал без вести в афганской неразберихе при выполнении опасного задания. Ведь хитроумный торговец вполне мог перестраховаться и представить гибель "племянника" как ликвидацию изменника или бегство.
И не стоило сбрасывать со счетов предположение, что решение убить Юсуфа было всего лишь хитрым тактическим ходом в какой-нибудь операции. Призванным заручиться доверием новой власти простым и эффектным способом. Здесь такие вещи любят, а саму идею вполне могли подсказать из Москвы или Туркестана, или там просто молчаливо одобрили предложение товарища Саидова. В таком случае бегство через границу на советскую территорию закончилось бы все той же ликвидацией молодого человека. А если случившееся всего лишь самодеятельность Саидова, то доказать свою правоту руководству все равно не получится. Ситуация не располагает. В Афганистане все пошло кувырком, а в руках Абдаллы такая нужная начальству сеть информаторов и агентов. Шансов на победу в открытом противостоянии практически нет. Остается бегство. Подальше от "дяди" и начальства.
Но даже, если судьба не пошутила над Юсуфом и дает шанс спастись, а деньги лежат, дожидаются, то достать их будет очень трудно. В пешеварских горах, как и пятьдесят лет назад, все по-прежнему бурлит, словно в котле с кипящей водой. Зря что ли они с Абдаллой работали? Впрочем, пока об этом думать рано. Для начала необходимо выбраться из страны, где фактически идет гражданская война.
Ведь не прошло и месяца с воцарения Хабибуллы, а среди людей все чаще поговаривают, что новый падишах не лучше старого, что таджику не место на троне афганских эмиров, который всегда занимали пуштуны. И большинство с нетерпением ожидает возвращения Надир-шаха, который по мнению многих будет более достойным правителем. Молодой человек прекрасно понимал, что новая война за власть не за горами, но бегству из Афганистана мешало одно существенное препятствие. У Юсуфа осталось очень мало денег. Сто рупий, которые коварный "дядя" заплатил Нумьялаю за его убийство, ушли Дост-Мохаммеду за кров, еду и овес для коня, табибу за лечение и целебные снадобья. Осталось полсотни монет из тех, что он получил от Абдаллы на поездку, а за последнее время цены на все выросли, и такой суммы хватало от силы на пару месяцев почти нищенской жизни. Для выезда за границу денег просто недостаточно.
Конечно, можно попробовать наняться слугой к какому-нибудь караван-баши из тех, что регулярно ходят в Персию или Индию. Оплатить тяжелой работой проезд и в результате оказаться в чужом краю одному без копейки в кармане. Нет, это был не выход.
Юсуф стал размышлять, где раздобыть денег для отъезда из страны. Подумал о доме Абдаллы, о комнате "дяди". Он знал, что в ней есть тайник, и там всегда хранится крупная сумма наличными, а кроме денег торговец держал в железном ящике целую пачку различных удостоверений. Афганские и "нансеновские" паспорта, удостоверения личности, принадлежавшие британцам, немцам, туркам и русским. Часть бумаг была куплена или украдена у их владельцев, а на других осталась кровь прежних хозяев: Абдалла через своих агентов охотно скупал у воров и разбойников любые бумаги, удостоверяющие личность. И его совсем не заботило, что произошло с людьми, чьи фото были вклеены в паспорта. Что-то он пересылал в Туркестан, остальное использовал для своих нужд. А ведь после определенной доработки британский или немецкий паспорт могли помочь Юсуфу устроиться в новой жизни.
Поразмыслив, молодой человек решил, что в любом случае придется возвращаться в Кабул. Причин более чем достаточно: деньги, документы, месть "дядюшке". Даже если не получится отомстить Саидову, по крайней мере, нужно выпотрошить тайник в его комнате. Днем, когда "дядя" торговал на базаре, жилище охранял сосед, которому платил Абдалла, а во время дядиных поездок в доме селились двое сторожей – турки из шайки Мустафы.
Юсуф прикинул, что, если повезет, сосед, знавший племянника в лицо, с легкостью впустит его в дом: днем Абдалла скорее всего будет в лавке. И невероятно, чтобы "дядя" посвятил соседей в тайну исчезновения "племянника". Наверное, сказал, что тот уехал или пропал без вести. Шанс войти в дом без особого шума у молодого человека был, и вполне реальный.
Приняв решение перебираться в Кабул, Юсуф приобрел у Дост-Мохаммеда винтовку и патроны из королевского Арсенала: имевшегося нагана и браунинга ему показалось недостаточно. У крестьян в селении запасся едой: лепешки, рис здесь были дешевле, чем в городе. Неделю выезжал на своем жеребце в поля, заново привыкая к верховой езде и восстанавливая растраченные за время болезни силы. И, наконец, холодным снежным утром сразу после фаджра, собрав в переметные сумы скромные пожитки, Юсуф покинул караван-сарай.
* * *
В Кабуле шел снег, и порывы ветра то и дело швыряли в лицо всадника мелкие колючие снежинки. Вот уже третий раз за вечер Юсуф проезжал мимо дома Саидова. Прокатившиеся по столице бурные события оставили на знакомой улице сожженный и разграбленный дом торговца Пархама, хазарейца (63) по происхождению. В свое время Аманулла освободил хазарейцев из рабства. С тех пор они всегда поддерживали падишаха и Пархам не был исключением. Как видно, после прихода сторонников Хабибуллы ему пришлось поплатиться за верность сбежавшему монарху.
Молодой человек свернул на соседнюю улицу и стал приближаться к дядиному особняку с тыльной стороны. Вернувшись несколько дней назад в столицу, он со всей осторожностью следил за домом Абдаллы. Его первоначальный план попасть за ворота с разрешения сторожа-соседа тут же рассыпался, как карточный домик. Оказалось, что в дядином жилище живут трое турков: старые знакомые - бывший лейтенант турецкой армии Мустафа с подручными Ахметом и Богу. Хозяйство у них вели две женщины. Причем, со двора никто из новых жильцов за первый день слежки даже не вышел, а "дядя" так и не появился. Впрочем, с точностью утверждать это Юсуф не мог, потому что он раз десять покидал свой пост - бегал греться в ближайший дукан. Возможно, что Абдалла приходил во время его отсутствия.
На второй день в Кабуле молодой человек решился появиться на базаре. За время болезни у него отросла бородка и усы. Замотав голову до самых бровей в тюрбан и прикрывая лицо, Юсуф решил, что останется не узнанным. Придя на рынок, он долго и осторожно подбирался к месту, где находилась дядина лавка. Наконец, увидел, что ставни торгового места почтенного купца закрыты и на двери висит огромный амбарный замок. Получалось, что Саидова нет в городе. И на следующий день торговец не появился. То ли уехал по делам, то ли сбежал...
Близилось время магриба, и с минаретов уже прозвучал призыв муэдзина к молитве.
Юсуф спешился у забора, окружавшего дядин дом, и привязал лошадь к дереву. Оглядевшись по сторонам, убедился, что вокруг пусто. Снова подумал о турках. Их трое, а он — один, и на его стороне только элемент внезапности. Нужно было решаться: действовать сейчас или уходить.
Молодой человек зачерпнул пригоршню снега и растер им лицо. Ощутил, как горит кожа. Подвел лошадь к забору, вскочил в седло, оттуда вскарабкался на стену и спрыгнул в заснеженный двор. Достал револьвер и автоматический пистолет. Подбежал к дому и прокрался вдоль стены к двери. Обычно ее закрывали изнутри на крючок, но сейчас оказалось, что она просто притворена. Он осторожно толкнул дверь внутрь. Петли как всегда были хорошо смазаны и не скрипели. В темном коридоре никого, только из гостиной слышны мужские голоса, читающие молитву.
Выставив перед собой оружие, Юсуф быстрыми шагами прошел коридор и, не останавливаясь, шагнул в комнату. На него уставились три пары мужских глаз. За спинами турок виднелись коленопреклоненные женщины в соседней спальне.
Несколько мгновений бывший офицер Энвер-паши непонимающе смотрел на незваного гостя. За то время, что они не виделись, к пышным усам Мустафы добавилась борода. Сидевшие по бокам вожака Ахмет и Богу при появлении чужака вытаращили глаза и нелепо приоткрыли рты. Потом почти одновременно вскочили. Ахмет выхватил кинжал, а Богу кинулся к двери в бывшую спальню молодого человека.
При первом же движении врагов Юсуф открыл огонь. Грохот выстрелов наполнил комнату. Нелепо взмахнув руками, Ахмет рухнул на колени и завалился на бок. Тут же, получив две пули, Богу упал на четвереньки, пополз, но растянулся на полу и застыл. Одна из женщин с криком вскочила, бросилась ему на помощь. Мустафа вытащил пистолет, передернул затвор, выстрелил, но Юсуф отступил в коридор, и вражеская пуля попала в стену.
Присев на корточки, выставив в комнату только стволы пистолетов, молодой человек открыл вслепую беспорядочную стрельбу. В ответ истошно закричала женщина: смертельно раненая в живот, она свалилась рядом с Богу. Мустафе, попытавшемуся спрятаться в соседней комнате, пуля из браунинга угодила в спину. Выронив оружие, он споткнулся и осел у дверного косяка.
Молодой человек бросил разряженный наган. Сменил опустевший магазин в рукоятке автоматического пистолета на полный и дослал патрон в патронник. Осторожно заглянул в комнату, увидел трупы и привалившегося к стене тяжело дышащего Мустафу. Раненый турок громко застонал. Словно в ответ на его призыв, из спальни бесстрашно вышла вторая женщина. Похоже, она была в шоке. Увидев ее, бывший лейтенант сделал попытку, будто хотел отползти в сторону, но у него не вышло, и он закричал от боли.
Держа пистолет наготове, Юсуф шагнул в комнату. В ушах звенело, бешено колотилось сердце, но чувствовал он себя хорошо. Победа осталась за ним. Женщина рассеянно посмотрела на молодого человека и, отвернувшись, подобрала с пола шелковую подушку.
Мустафа корчился на полу и кричал. Отшвырнув ногой пистолет турка, Юсуф пошел к нему. Выкатив глаза, конвульсивно подергивая конечностями, дядин должник пялился в потолок. Его рот широко открылся, чтобы исторгнуть очередной вопль, но тут голову раненого прижала к полу шелковая подушка. Сжимавшие ее женские руки дрожали от напряжения.
Еле удержавшись от выстрела в непрошеную союзницу, Юсуф подскочил к ней. Схватив за плечо, отшвырнул в сторону. Вскрикнув, она отлетела в угол комнаты, упала и, закрыв лицо руками, зарыдала. Багровый лицом Мустафа жадно хватал ртом воздух. Внезапно он жутко захрипел. Его глаза безумные от страха и боли остановились на Юсуфе.
- Я знаю тебя, - простонал он. - Ты... ты... племянник эфенди...
Косясь на плачущую в углу женщину, Юсуф присел на корточки рядом с раненым.
- Да, - подтвердил он. - Где дядя?
- Не знаю, - турок отдышался, но голос дрожал от боли. - Он уехал в день взятия Кабула. Аааа... - застонал Мустафа. - Оставил нас сторожить дом. Сказал, что скоро вернется... Помоги мне! - окровавленные пальцы вцепились в полу халата "бухарца". - Приведи ко мне табиба или британского доктора! Я отдам тебе все деньги... У меня есть золото!
Юсуф молча смотрел на перекошенное от боли лицо раненого. Плач в углу смолк. Женщина зашевелилась.
- Сидеть!- ствол браунинга дернулся в ее сторону. - Не шевелись!
- Я отдам тебе всю свою добычу, - тянул за халат турок. - Только отвези меня к доктору... Аааа!
- Кто она такая? - хмуро спросил Юсуф. - Почему хотела задушить тебя?
- Меня зовут Марина Пурятинская, - вместо стонущего от боли Мустафы ответила женщина. - Я - дочь русского дипломата. Меня похитили... - она не договорила и снова зарыдала, спрятав лицо в ладонях.
От неожиданности молодой человек едва не потерял равновесие и оперся левой рукой о пол. Потом, перестав обращать внимание на раненого, выпрямился и шагнул к девушке.
- Доктора! - провыл Мустафа. - Спаси меня!
Юсуф вскинул пистолет и выстрелил. Стоны оборвались: турок умер. "Бухарец" повернулся к плачущей девушке. Судя по всему, она не узнавала его заросшее бородой лицо. Он взял ее за руки, попытался отнять от лица ладони. Марина испуганно забилась, закричала. Рыдания перешли в истерику.
- Тише, тише, - Юсуф попробовал успокоить девушку, попытался прижать ее голову к своей груди, но художница отпихивала его. - Спокойно, - никакой реакции. - Да успокойся ты! - он влепил ей одну за другой несколько пощечин. - Тихо! Я ничего тебе не сделаю!
Девушка в ужасе замерла.
- Смотрите на меня, Марина, - попросил Юсуф, перейдя на русский. - Не бойтесь. Вы не узнаете мое лицо? Я раньше не носил бороду.
Дочь покойного дипломата ничего не ответила. В черных глазах, уставившихся на молодого человека, казалось, не было ни капли понимания. Юсуф стащил с головы тюрбан.
- А теперь? - спросил он. - Меня зовут Юсуф...
Глаза девушки бешено вспыхнули. Отшатнувшись, мужчина еле успел перехватить руку: Марина попыталась вцепиться ему в лицо.
- Перестаньте, - покраснев, сказал Юсуф. - Я не знаю, что вам наговорили обо мне, но это все неправда. Клянусь!
Марина попыталась высвободить руку. Он отпустил.
- Нам нужно уходить отсюда, - продолжил Юсуф. - Я собираюсь уехать в Персию, а потом в Европу. Если хотите, поедем вместе. Здесь вам оставаться нельзя. Необходимо быстро собрать еду, ваши вещи, - он переступил с ноги на ногу. - Вы идете со мной?
- Нет, - с ненавистью выдохнула Марина. - Никогда!
* * *
Через час они вдвоем покинули дом торговца Абдаллы. Девушка тащила в руках тюк с теплой одеждой и сумку с провизией. Юсуф открыл калитку. Выпустил дочь покойного дипломата со двора и скользнул следом. На улице по-прежнему было пусто. Подмораживало. Снег уже перестал идти и ностальгически похрустывал под сапогами "бухарца".
Марина шла молча, сосредоточенно глядя себе под ноги. Ее лицо закрывал платок, и можно было только гадать, о чем она думает. Шедший рядом молодой человек сжимал в правой руке револьвер, а левой придерживал переброшенный через плечо ремень офицерской сумки. В ней лежали серебряные и золотые украшения, часы и деньги, награбленные бандой Мустафы. Дядин тайник оказался пуст, но ценностей турка должно было хватить надолго.
Шанхай, 1934 год
Портье окликнул американца:
- Мистер Джонсон, возьмите ваш ключ от номера, пожалуйста! - он протянул руку с ключом и прикрепленной к нему биркой.
- А что, - Александр подошел к стойке, - моя гостья куда-то ушла?
- Да, сэр, - ответил портье. - Минут двадцать назад.
- Она ничего не просила передать мне? - постоялец взял ключ и рассеянно покрутил в пальцах вырезанную из дерева бирку с номером. - Не сказала, когда вернется?
- Нет, сэр, - китаец смущенно улыбнулся. - Я предложил мисс вызвать такси, но она отказалась.
- Ладно, - Александр кивнул и направился к лестнице.
Взбежав на свой второй этаж, он посторонился, пропуская горничную и подошел к двери номера. Вставил ключ в замок, открыл. Войдя в комнату, ощутил знакомый аромат Натальиных духов и отдающих горьковато-сладким вишневым привкусом папирос. Прошелся по комнатам. Поглядел на туалетный столик в спальне: за последние несколько дней Наталья заставила его всевозможными коробочками кремов, бутылочками с лаком для ногтей, тушью и пудрой, духами и золотистыми патронами помады. Целый парфюмерный магазин в миниатюре.
Ничего этого сейчас на столике перед зеркалом в резной, украшенной драконами и побегами бамбука раме, он не увидел. Только какие-то пятна на лаке, покрывавшем дерево и немножко рассыпанной пудры. Александр бездумно провел по ней пальцем.
- Ушла, - сказал он вслух. - Опять ушла.
Он достал из кармана бархатную коробочку с тисненым золотом названием и адресом ювелирного магазина. Нажал на кнопочку, крышка откинулась, лежавшие внутри изумрудные серьги и колечко заиграли камнями в солнечном свете, падавшем из окна.
- И стоило суетиться? - Саша захлопнул футляр и положил на туалетный столик.
Сегодня утром его разбудил звонок мистера Фанга. Комиссионер сообщил, что Пинг и Ю готовы встретиться через час. Не до конца проснувшийся после бурной ночи, проведенной в дансинге и постели с Натальей, Александр вздохнул и ответил:
- Приезжайте. Я сейчас оденусь... М-м... - он зевнул. - Буду ждать вас внизу, - и повесил трубку.
- Кто звонил? - не раскрывая глаз, спросила лежавшая в постели женщина. - Ты уходишь?
- Да, - Александр накинул халат и направился в ванную комнату. - Я вернусь через несколько часов. Как раз к обеду!
- Не надо так кричать, - сонно пробормотала Наталья. - У меня болит голова, а все ты... - она вздохнула.
Быстро приняв душ и побрившись, Александр вернулся в спальню и стал одеваться. Подруга не спала, курила в постели папиросу. Рассеянно наблюдала, как мужчина завязывает узел галстука перед зеркалом.
- Сказать портье, чтобы принесли тебе завтрак? - спросил он. - Или попробуешь снова уснуть?
- Не знаю, - Наталья стряхнула пепел в бронзовую пепельницу. - Завтрака не нужно. Я потом попью в ресторане чай. А спать... Сама не знаю, - она повела обнаженными плечиками, - чего мне сейчас хочется. Голова болит.
- Это все от коктейлей, - рассудительно сказал он, вынимая из шкафа вешалку с пиджаком. - Нам нужно по меньше пить.
Закончив одеваться, Александр рассовал по карманам бумажник, красный американский паспорт, портсигар и платок. Сунул маленький хромированный "кольт" в боковой карман пиджака.
- Зачем ты носишь с собой оружие? - лениво поинтересовалась Наталья. - Боишься? - спросила насмешливо.
- Нет, - сухо ответил мужчина. - Просто у меня такая привычка, - пояснил он туманно. - Разве ты не знаешь, что у нас в Чикаго все ходят с оружием? И гангстеры и бизнесмены? - улыбаясь, он подошел к постели и, наклонившись, поцеловал девушку в подставленные губы. - Не скучай. После обеда пойдем куда-нибудь, если захочешь.
- В казино, - сказала Наталья. - Хочу попытать свое счастье. А ты когда-нибудь... - она задумалась, как бы поточнее выразиться, и спросила:
- Тебе когда-нибудь приходилось решать "да" или "нет", и чтобы от решения вся жизнь менялась? Раз! И все пошло по-другому? - зеленые глаза серьезно смотрели на Александра.
- Конечно, - он взял с полки шляпу. - И не раз. А что? Что ты хочешь решить?
Наталья замялась.
- Да так, - сказала она. - Ничего особенного. Пустяки.
- Все будет хорошо, - Саша помахал ей шляпой. - Я вернусь и поговорим... - он надел головной убор. - Все. Я ушел.
На улице Александр не успел закурить, как подъехал серый "рено" Фанга. Комиссионер был в хорошем, приподнятом настроении. Сказал: он думает, что переговоры сегодня успешно завершатся.
- Увидим, - скептически ответил американец. - У меня к вам просьба, дорогой Фанг. Мне нужно приобрести в подарок ювелирный набор - серьги и кольцо с камнями. Изумрудом или бриллиантами. Что-то одновременно недорогое, но изящное. На триста долларов. Не мексиканских, - он усмехнулся.
- Мой троюродный брат, - Фанг на мгновение оторвался от дороги и сдержанно улыбнулся спутнику, - работает управляющим ювелирного магазина. После встречи я могу отвезти вас к нему. Даже если вам не понравятся вещи Хэя, думаю, он сможет порекомендовать, к кому обратиться.
- Вот и отлично.
* * *
У дверей склада их встретил мистер Зедонг. В ответ на приветствия, молча поклонившись, провел внутрь, в комнату, где ожидали клиенты. Поздоровавшись, покупатели сразу заговорили о деле.
- Когда мы беседовали с вами в прошлый раз, - начал Пинг, - я предупредил, что размер заказа возможно будет увеличен. Наш хозяин, - он мигнул оливковыми глазами, - решил приобрести не пятьсот, а тысячу единиц ваших замечательных изделий.
- И соответственно количество боеприпасов к ним, - продолжил Ю. - Тысяча пистолетов-пулеметов "томпсона" и миллион патронов. Что вы думаете о таком предложении, мистер Джонсон?
Александр закинул ногу на ногу.
- Для меня чем больше заказ – тем лучше, - сухо ответил он. - А разве вас что-то смущает?
Толстяки переглянулись.
- Во-первых, - Ю забарабанил пальцами по крышке стола, за которым сидел, - мы бы хотели знать, не отразится ли увеличение заказа на сроках поставок?
- Нет, - ответил Александр. - Моя фирма может удовлетворить и большие запросы. Сроки те же.
- Тогда второй вопрос, - сидевший в кресле Пинг подался чуть вперед, - В связи с тем, что мы покупаем так много ваших вещей, хотелось бы получить совсем небольшую скидку, - он замолчал, и оливковые глаза уставились на продавца. - Нас бы устроила скидка в пять процентов, - добавил он.
- Это очень маленькая скидка, - поддержал компаньона Ю. - Ничтожная.
После короткого размышления американец ответил, что может согласиться на скидку в три процента. С увеличением количества товара возрастут и накладные расходы. Перевозка, погрузка... Все это съест часть прибыли. На самом деле он слегка лукавил. Для доставки в Шанхай в любом случае придется нанимать судно, а там, куда войдет пятьсот "томпсонов" с патронами, влезет и тысяча. Фанг в разговор не вмешивался и сидел с безразличным видом.
Клиенты снова переглянулись, и Ю сказал:
- Мы согласны, мистер Джонсон. Теперь последний вопрос...
- Каким образом вы бы хотели получить оплату? - закончил Пинг. - Мы можем предложить вам несколько вариантов...
- Аванс - сейчас, - перебил Александр. - Я думал, мистер Фанг предупредил о моих обычных условиях.
- Я говорил нашим уважаемым клиентам, - вмешался комиссионер, - что, учитывая сложность и неофициальность сделки, вы берете сорок процентов от стоимости заказа в качестве аванса. Остальное в момент поставки у нас в Шанхае.
- Верно, - подтвердил продавец. - А в чем тогда сложность?
- Ни в чем, мистер Джонсон, - заверил Ю. - Нас интересует только вид оплаты. Банковский чек, наличные или вексель на одного из наших соотечественников в США. Кого-нибудь из ваших хороших знакомых.
- Наши друзья отдали бы деньги непосредственно у вас в стране, - пояснил Пинг. - Из рук в руки. Никаких банков, никаких бумаг, следов...
Александр отрицательно покачал головой:
- Аванс я хотел бы получить наличными. Сейчас и здесь. Как только деньги окажутся у меня в руках, тут же вернусь в штаты и займусь выполнением нашего договора. И через месяц судно с товаром будет в указанном вами месте, а дальше – ваше дело.
- Да, мы сами займемся разгрузкой, - Ю в задумчивости потер лоснящиеся щеки. - Прямо в устье. Ну что же, - он посмотрел на своего напарника, - нам ясна ваша позиция, мистер Джонсон.
На этот раз Пинг ничего не сказал. Молча поднялся и вышел. Фанг и Александр проводили толстяка удивленными взглядами, но буквально через несколько минут китаец вернулся с портфелем из крокодиловой кожи.
- Прошу, сэр, - он вынул из портфеля и положил на стол четыре денежных пачки в банковской упаковке. - Здесь сорок тысяч американских долларов, - он запнулся и сглотнул. - Как раз сорок процентов от суммы.
Александр не спеша поднялся и, подойдя к столу, принялся считать стодолларовые купюры. Дело потребовало времени, и в комнате минут на десять воцарилась тишина: только слышался шелест бумажек.
- Все верно, - закончил продавец. - Уже сегодня вечером я отдам соответствующие распоряжения своим помощникам в Штатах. Считайте, что механизм запущен.
- Замечательно, - сказал Ю. - Мы с нетерпением ждем вас назад.
- Прошу, - Пинг протянул портфель американцу. - Вам будет удобнее нести деньги в нем.
- Спасибо, - Александр одну за другой уронил пачки в раскрытый портфель. - Очень приятно иметь с вами дело, господа.
Толстяки поднялись и почти одновременно поклонились. Фанг и Джонсон последовали их примеру.
* * *
В ювелирном магазине мистера Хэя он быстро выбрал понравившийся набор: серьги и кольцо с индийскими изумрудами. Расплатился, и комиссионер, получив из аванса свою часть, отвез партнера в банк. Там, сразу по приезду в Шанхай, Александр снял депозитную ячейку на предъявителя. Хранил в ней кое-какие документы и деньги. Присоединил к ним аванс и вернулся в гостиницу, надеясь обрадовать Наташу подарком.
Разговор, в котором они должны были расставить в своих отношениях все точки над i, стал неизбежен. Тема совместного будущего после "возвращения" девушки много раз намеками всплывала в разговорах, но оба сознательно избегали углубляться в нее. Последние дни Саше казалось, что ему удалось пробить брешь в Натальиной защите, и ее отношение к нему потихоньку меняется. Но, размышляя о ситуации более хладнокровно, чем в самом начале, он ощущал, как тень сомнения легла на его сердце. Рано или поздно страсти в нем угаснут и тогда отношения могут превратиться для него в обузу...
Саша снял трубку с телефонного аппарата, сказал:
- Это Джонсон из двадцать шестого.
- Слушаю вас, сэр, - ответил голос портье.
- Я хотел бы узнать, звонил ли кто-то в мой номер, когда меня не было? - спросил Александр, нервно постукивая кулаком в стену. - И не звонили ли из номера?
Недолгая пауза и китаец уверенно ответил:
- Да. Около одиннадцати часов утра был городской звонок в ваш номер.
- Спасибо, - трубка легла на рычаг, а кулак Александра со всей силы ударил в стену. - Черт! Черт! - боль пробила его руку от кулака до локтя. - Какая гадина...
* * *
Появлению в антикварном магазине молодого человека Константин Павлович как всегда искренне обрадовался. Справился о здоровье, настроении, сердечных делах. Катавшийся в поисках исчезнувшей подруги последние несколько часов по всему Шанхаю Александр широко и беззаботно, по-американски улыбнулся. Ответил, что все у него хорошо, дела идут просто замечательно.
- Я через несколько дней уезжаю, - сообщил Саша, рассеянно осматривая полки и стенды с антикварными редкостями. - Проезжал мимо, вспомнил и решил навестить. Как у вас со временем, Константин Павлович? Может сходим куда-нибудь? Поужинаем?
- Увы, не могу, - с сожалением ответил Луговой. - Сегодня очень много дел. Говоря откровенно, - шанхайский старожил улыбнулся, - вся неделя выдалась весьма хлопотной. Впрочем, может быть, - он взглянул на настенные часы, - я мог бы позволить себе отлучиться на часок. И только по чашечке кофе. Хорошо?
- Конечно, - согласился гость. - Извините, что отвлекаю.
- Пустяки, - отмахнулся хозяин. - Вы же знаете, я всегда рад видеть вас. Минутку, - он зашел за прилавок и, вытащив допотопный телефонный аппарат, покрутил ручку. - Алло! - сказал Луговой в трубку. - Ира, будь любезна, попроси Федорова спуститься в магазин. Да, сейчас. Скажи, мне нужна его помощь. Спасибо, - антиквар убрал аппарат на место. - Сейчас придет мой помощник. Побудет в лавке, пока я с вами прогуляюсь. Кстати, здесь неподалеку есть маленькая кофейня. Хозяином - крымский грек. У него готовят отличный кофе.
- Я возьму такси? - Александр шагнул к двери.
- Не нужно - это рядом. Как раз разомну ноги.
Из комнаты, находившейся за магазинным залом, послышались приближающиеся шаги, и в приоткрытую дверь вошел невысокий лысоватый мужчина лет сорока. На нем был старенький серый костюм и белые летние туфли. На груди поблескивал эмалью значок, изображавший дореволюционный русский "триколор".
Константин Павлович вышел из-за прилавка.
- Это мой друг и помощник - Андрей Андреевич Федоров, - представил он.
- Рад знакомству, - сказал Александр, не двигаясь с места. - Моя фамилия Джонсон.
- Очень приятно, - кивнул Федоров. - Слушаю вас, Константин Павлович, - он повернулся к антиквару.
- Вот что, Андрей, - Луговой повел помощника за прилавок. - Я отлучусь на часок. Если будут клиенты, обслужи. Да! Могут позвонить из редакции "Русского слова", - Константин Павлович покачал указательным пальцем. - Ты скажи им, что статья готова - пусть присылают курьера.
- А где она? - спросил Андрей Андреевич.
- Сейчас принесу, - Луговой направился в соседнюю с магазином комнатку. - И еще...
- Я подожду на улице, - громко сказал Александр и кивнул на прощание Федорову.
Вышел в одновременно жаркий и душный, влажный шанхайский день. В ноздри ударил запах сгоревшего бензина из выхлопной трубы проехавшего мимо авто. Саша поспешил закурить. В затылке пульсировала боль, появившаяся после того, как час просидел в пустом номере, дожидаясь Натальи. Она не появилась, и он как неделю назад сорвался с цепи. Бордель Лихуа, общежитие и поездка за город на виллу Лана. На полпути туда Александр передумал и приказал возвращаться в Шанхай. Вспомнил о Луговом и, опасаясь оставаться в одиночестве, поехал к нему...
За спиной зазвенел дверной колокольчик. Саша посторонился, пропуская антиквара.
- Не заскучали? - Луговой стал рядом и оперся на трость с серебряной рукояткой. - Нам направо. Идемте.
* * *
В маленькой кофейне, где кирпичного цвета стены были разрисованы, словно старинная амфора, голыми олимпийцами и женщинами в туниках, пахло жареным кофе. Курчавый и усатый здоровяк-хозяин сосредоточенно следил за несколькими погруженными в раскаленный песок джезвами. Входя, Луговой приветственно помахал ему.
- Калимера (64)! - крикнул грек. - Как поживаешь, Костя?!
- Хорошо, Георгий, - улыбнулся антиквар. - Вон в тот угол, Саша, - русские прошли к маленькому столику, отгороженному от остального зала бумажной ширмой.
Они присели, подошла смуглая девушка с пышными черными волосами. Взяла заказ. Не прошло и пяти минут, как она вернулась с подносом, на котором дымилось в чашечках кофе, а в пузатых рюмках колыхалась коричневая "метакса". Константин Павлович пригубил напиток и стал рассказывать о том, как несколько дней назад в Русском офицерском клубе состоялось собрание.
- Надо было вас пригласить, - в голосе Лугового послышалось сожаление, - но я так заработался, что забыл обо всем на свете. Жаль... Вам было бы интересно послушать доклад.
- О чем? - равнодушно спросил Александр.
- Один из наших товарищей недавно вернулся из Германии, - оживился Константин Павлович. - Рассказывал очень интересные вещи о новой власти и национал-социализме. Впервые после Версаля у немцев появился харизматический лидер. Не такой, как Муссолини, но все же...
- Вот как? - Саша допил "метаксу". - Извините, я сейчас, - он поднялся и, высунувшись из-за ширмы, показал пустой бокал греку у жаровни.
Неприятно напомнивший Мустафу усач понимающе закивал. Через минуту девушка принесла новую порцию напитка. Луговой с неодобрением смотрел, как молодой человек одним глотком ополовинил бокал.
- Я вижу, - начал Константин Павлович, - у вас опять что-то стряслось, Саша? Неприятности на любовном фронте?
- Да, - Александр откинулся на спинку стула. - Вернулась и снова убежала, а мне послезавтра уезжать... Даже не попрощалась.
- Это хорошо, что вы уезжаете, - резонерским тоном заметил Луговой и отпил глоток кофе. - Быстрее обо всем забудете
- Не думаю, - Саша с силой провел ладонью по волосам, отчего короткий "ежик" встал дыбом. - Плохо мне, Константин Павлович. Очень плохо на душе, - он глотнул "метаксы". - Места себе не нахожу.
Луговой достал из жилетного кармана золотые часы и щелкнул крышкой. Строго посмотрел на циферблат.
- А что Боярышников? - часы вернулись в кармашек. - Иван помог вам с информацией?
- Да. Только что толку... - Александр рассеянно помассировал опухшие костяшки пальцев правой руки. - Ничем мне это не помогло. Влюбился на свою голову... Дурак я, - он жалко улыбнулся. - А мне ведь всегда везло. Во всем! - с вызовом сказал он. - Деньги, риск. Сколько раз убить могли. И ничего – всегда выбирался сухим из воды, а тут, как в лодке налетел на скалу во время шторма. Вдребезги, и все... Тони, кричи, никто не услышит и не поможет!
Опустив глаза, Луговой сосредоточенно маленькими глотками пил кофе. Выражение лица у него стало отсутствующим. Похоже, сегодня страдания "юного Вертера" уже не находили в нем сочувствия, но упивавшийся своей тоской Александр не желал этого замечать.
- И ведь могла бы объясниться, - продолжал он, уставясь поверх головы собеседника на античного дискобола, украшавшего стену. - Нет, просто ушла и слова не сказала. Как все это глупо! Бессмысленно!
- И не говорите, - пробормотал Константин Павлович. - Вы меня извините, Саша, но мне пора. Боюсь, мой помощник уже заскучал, - Луговой решительно поднялся и выпрямился во весь рост. - Вы не отчаивайтесь, - изящная кисть антиквара, которую не портило отсутствие мизинца, легла на плечо молодого человека и на мгновение пожала его. - Все будет хорошо.
- Вы думаете? - скривился Александр. - Не знаю. Иногда я просто ненавижу ее.
Шанхайский сторожил осуждающе покачал головой.
- Мне пора возвращаться, - он достал из кармана несколько монет и положил на столешницу. - Рад был вас снова увидеть, Саша. Будете в Шанхае, обязательно звоните.
- Я вас провожу, - молодой человек встал и добавил к монетам свои деньги. - Потом поеду куда-нибудь.
По лицу Константина Павловича промелькнула тень, и он вышел из-за ширмы в зал. Его трость раздраженно постукивала о каменные плиты, выстилавшие пол кофейни.
* * *
- Можно, я сделаю телефонный звонок из вашего магазина? - Саша проводил молчавшего весь обратный путь Лугового до двери антикварной лавки.
- Да, конечно, - Константин Павлович вошел. - Заходите, пожалуйста.
В момент возвращения хозяина Федоров что-то объяснял и показывал двум пожилым китайцам в синих костюмах. Войдя, Луговой поспешил ему на помощь. Клиенты оказались хорошими знакомыми шанхайского старожила, и все долго кланялись друг дружке. Дожидаясь, пока его соединят с гостиницей, Александр бесцеремонно разглядывал посетителей и пришел к выводу, что ошибся - клиентами были японцы.
В трубке послышался голос портье. Назвавшись, Саша спросил, не было ли к нему звонков и визитеров. Чуть замешкавшись, служащий гостиницы ответил, что минут сорок назад звонил мистер Фанг. Приглашал мистера Джонсона отужинать с ним в семь вечера в казино "Будай".
- Благодарю, - Александр повесил трубку и пошел к двери.
- Уходите, Саша? - поклонившись клиентам, Луговой прервал беседу. - Вы до отъезда больше не появитесь?
- Не думаю, Константин Павлович, - гость взялся за дверную ручку. - Может, вам нужно что-нибудь передать в Чикаго?
- Нет, - ответил антиквар. - Спасибо, Саша. Удачного вам путешествия.
Попрощавшись, Александр ушел. Взяв такси, съездил в гостиницу. Там все было по-прежнему. Наталья не звонила и не приходила. Приняв ванну и переодевшись, он предупредил портье, чтобы возможные звонки переадресовывались в казино "Будай". Пошел на стоянку такси.
- Добрый вечер, месье, - из кабины "форда" высунулась усатая физиономия. - Подвезти?
Молодой человек посмотрел на окликнувшего таксиста. Узнал водителя, с которым так неудачно гнался за красным "рено" проститутки. Поколебавшись, открыл дверцу и сел на заднее сиденье.
- Приветствую, - произнес Александр. - Казино "Будай".
Шофер кивнул и включил счетчик. Вырулил со стоянки. Не прошло и нескольких минут, как усач начал болтать. Оказалось, что он большой любитель азартных игр и побывал чуть ли не в каждом игорном заведении Шанхая. Тоном знатока обсуждал порядки в каждом из игорных домов, сыпал именами-прозвищами управляющих и крупье. С завистью рассказывал о каком-то офицере-итальянце с парохода, сорвавшем у него на глазах крупный куш в рулетку...
- Пять тысяч долларов, - завистливо вздохнул таксист. - За такие деньги мне несколько лет нужно горбатиться. А тут четверть часа, и ты - богач! Повезло ему: три раза подряд цифру угадал. Еще и повтор потом!
- Что же вы не ставили? - зевнув, спросил пассажир. - Тоже бы выиграли.
- Поздно подошел, - с досадой ответил усач. - Я за соседним столом на цвете играл. Дождался, пока восемь раз подряд упадет черное и поставил. Выиграл... Слышу галдят. Уже целая толпа собралась. Я туда. Смотрю: морячок кучу фишек получает, только что второй раз выиграл. Лицо у него красное, возбужденное. Лопочет себе под нос по-итальянски. То ли молитву, то ли ругается. А крупье уже шарик запустил, "делайте ставки" говорит. Все загалдели, стали фишки кидать на поле, а морячок смотрит, смотрит, а потом всю кучу вперед. Раз! И на двойку! - возбужденный собственным рассказом таксист сделал попытку обернуться, чтобы увидеть реакцию пассажира, но в этот момент его "подрезал" какой-то "бьюик". - Твою мать! - выругался усач на русском. - Что делаешь, сволочь! Ну невозможно стало ездить последнее время... - он даже замолчал, но потом встрепенулся. - Так вот. Поставил итальяшка на двойку, а шарик возьми да и попади. Он на радостях крупье двадцать долларов дал. Выигрыш к себе сгреб, и крупье объявляет новый спин (65). Короткий. Все игроки, чтобы успеть ставки сделать, как угорелые, фишки кидают. Толкаются, орут, как павианы. К столу не пробиться. Никто даже внимания не обратил, что морячок свою последнюю ставку не убрал, так и оставил на двойке лежать. Шарик летит в четырнадцать, уже в гнездо залетает и рикошетом в противоположную сторону! Хлоп и опять в двойку! Повтор.
Таксист свернул с основной улицы и некоторое время молчал, приглядываясь к домам.
- Вот и приехали, - сказал он, подъезжая к небольшому особняку, построенному в викторианском стиле. - Казино. Веселый Будда, - он ткнул пальцем в сторону вывески, на которой был изображен жирный и улыбающийся расхристанный буддийский монах с символическим мешком богатства. - Неплохое местечко, но дорогое, - шофер взял у пассажира деньги и отсчитал сдачу. - А самое смешное – знаете что, месье? - спросил он в спину высаживающегося пассажира. - На следующий раз шарик опять на двойку попал, но итальянец ставку уже забрал. Три раза подряд одна и та же цифра! - водитель покачал головой. - Очень редко бывает.
Александр направился к дверям казино. По правую сторону от входа на каменном постаменте сидел все тот же монах из позолоченной бронзы. Рядом прохаживался швейцар в ливрее с галунами. Увидев приближающегося клиента, он открыл тяжелую дверь и поклонился.
В большом, залитом светом электрических ламп вестибюле, к Саше по навощенному до блеска паркету тут же подлетел распорядитель в смокинге - худой европеец с осиной талией.
- Добрый день, мистер... - начал он, но Александр перебил его вопросом о комиссионере.
- Да, господин Фанг заказал у нас столик в ресторане, - подтвердил распорядитель, - и предупредил, что у него будет гость, но его самого еще нет.
Тем временем Александр протянул шляпу лакею.
- Канг, проводите к восьмому столику, - приказал распорядитель.
- Прошу сюда, сэр, - маленький слуга в черном фраке повел Сашу в небольшой ресторанный зал. - Рулетка и столы для карт у нас на втором этаже, - предупредительно выдвигая стул, сообщил он. - Несколько господ сейчас играют.
К столику подошел метрдотель. Ответив на приветствие, Александр заказал коньяк. Неспешно оглядел ресторанный зал. По соседству трое гоминьдановских офицеров лакомятся уткой по-пекински. Еще один китаец в хорошо сшитом фраке, толстый, как даосский монах, беседует с довольно симпатичной европейкой. Судя по количеству людей, еще слишком рано для наплыва посетителей. Почувствовав скуку, Александр подумал: "А зачем, собственно, я пришел сюда?" Получалось, чтобы просто не обидеть знакомого отказом. Ну и оставаться в одиночестве ему сейчас не хотелось. Хотя ничего общего с Фангом, если не считать бизнеса, у них не было. Появился официант с заказанным коньяком, и, желая отвлечься от тоскливых мыслей, Саша основательно приложился к бокалу.
* * *
Александр сдвинул манжету, чтобы взглянуть на циферблат часов, двадцать минут восьмого. Комиссионер явно опаздывал, а он уже выпил три коньяка и заскучал. Тянуло в сон. Молодой человек лениво подумал, что вот так сидеть и просто ждать – бессмысленное занятие. Китаец опаздывает, что на него не похоже, но обидеться и уйти еще рано...
Он подозвал официанта и расплатился. Вышел в вестибюль и, предупредив распорядителя, поднялся наверх. Там были три зала без окон. Столы для карт, маджонга (66), какие-то специфические азиатские игры, три рулеточных стола. Игроков почти нет.
Саша прошелся по залам. Посмотрел, как играют. Поменял в кассе пятьдесят долларов на жетоны и подошел к столу с рулеткой. Вспомнив болтливого таксиста, поставил три доллара на двойку. Проиграл: выпало тридцать два. Закурил.
Кроме него за столом играли еще трое. Двое европейцев и китаец в очках. Белые пили виски, тихо переговаривались на французском. Желтокожий игрок нервничал, рассыпал и ронял фишки. Нависая над полем, следил за скачущим в колесе рулетки костяным шариком. Каждый раз, проигрывая, китаец визгливо произносил длинную тираду и грозил пальцем крупье. Тот делал отрешенное лицо и как бы не замечал недовольства посетителя.
Упала семерка, и Александр, поставивший пять долларов на двенадцать, снова проиграл. Играть было скучно.
- Хотите выпить, месье? - к нему подошла миниатюрная китаянка-официантка в белом передничке и наколке. - За счет заведения. Есть виски, джин, коньяк, водка, - начала она заученно перечислять, - шампанское...
- Не надо, - Саша сделал ставку на тридцать, и крупье, объявив "делайте ваши ставки", пустил шарик. - Подождите, - окликнул он девушку, и та с готовностью вернулась. - Пожалуй, принесите мне рюмку водки.
- Сию минуту, сэр, - официантка ушла.
- Двадцать восемь черное, - объявил выпавшую цифру крупье и сгреб проигравшие жетоны. - Прошу делать ваши ставки, господа!
Александр сосчитал оставшиеся у него фишки. Ровно тридцать долларов. Пересыпал их из ладони в ладонь. Выстроил столбиком на зеленом сукне. Взял у официантки рюмку и опрокинул водку в рот.
- Девятнадцать красное! - крупье проводил взглядом успокоившийся в лунке костяной шарик и накрыл выигравший номер "долли" (67). - Поздравляю, месье, - сказал он одному из французов, который поставил на девятнадцать пять долларов. - Сто семьдесят пять долларов. Ваш выигрыш, месье, - он выложил перед игроком пять жетонов по двадцать пять долларов.
- Это тебе на чай! - француз бросил крупье долларовую фишку.
- Благодарю, месье. Желаю удачи, - крупье постучал ребром жетона о бортик игрового стола. - Делайте ваши ставки, господа! Последняя выигравшая цифра - девятнадцать красное!
Александр аккуратно переставил все свои жетоны, целый столбик на тридцать три. Китаец и французы сделали свои ставки. Натренированным жестом крупье запустил шарик и, выждав, почти пропел:
- Последние ставки, дамы и господа! - и через несколько секунд:
- Ставки сделаны! Ставок больше нет! - и крупье решительно снял с поля две ставки, которые игрок-китаец сделал после его слов. - Ставок больше нет, сэр, - твердо сказал он в ответ на возмущенную тираду.
- Мистер, вас к телефону, - неслышно подошедший к Александру слуга мягко коснулся его руки. - Рядом с баром есть аппарат.
- Женский голос? - встрепенулся Саша.
- Не могу знать, сэр, - слуга проводил его к аппарату и, когда он взял трубку, деликатно отошел.
- Алло, - сказал молодой человек. - Слушаю вас.
- Это Фанг, - раздался в наушнике голос комиссионера.
Александр поскучнел.
- Я прошу прощения за опоздание, дорогой Джонсон, - с запинкой продолжил китаец, - но наш ужин придется перенести. И нам необходимо встретиться.
- Что случилось? - сухо спросил Саша. - Какие-то проблемы?
- Нет, все в порядке, - поспешно заверил Фанг. - Просто наши клиенты хотят дополнить свой заказ новыми позициями. Необходимо ловить момент... Впрочем, об этом лучше при встрече. Вы не могли бы сейчас приехать в мою контору?
- Почему так срочно? Может, перенесем на завтра?
- Нет, нет, - голос Фанга звучал почти испуганно. - Нужно решить все сегодня. Я уже договорился... Клиенты вот-вот будут у меня. Я жду вас, как можно быстрее.
Саша подумал и ответил, что сейчас приедет. Повесил трубку и пошел к выходу. Когда он проходил мимо стола, за которым играл, его окликнул крупье.
- Ваш выигрыш, сэр, - сказал он с некоторой долей обиды и удивления. - Вы выиграли тысячу сто пятьдесят долларов, сэр. Какими жетонами прикажете?
- Ого! - Александр остановился. - Повезло. Давайте по пятьсот: я все равно сейчас ухожу. И возьмите себе полсотни на чай.
- Большое спасибо, сэр, - крупье поклонился. - Ваши деньги. - три фишки: пятьсот, пятьсот и сто легли на стол. - Поздравляю с выигрышем.
* * *
Стоило Александру подойти к такси, поджидавшему пассажиров у "Будая", как из окошка высунулась усатая голова знакомого шофера.
- Опять вы, месье! - громко расхохотался водитель. - Чувствую, мне придется возить вас сегодня весь вечер! Может, возьмете меня личным шофером? Садитесь, - он открыл дверцу. - Куда на этот раз?
Молодой человек сел и назвал адрес дома, в котором находился офис комиссионера.
- Знаю, - водитель тронул машину с места. - Как отдохнули, месье? Можно поздравить? - он с любопытством глянул на клиента.
- Ушел при своих, - осторожно ответил Саша. - А вы что – привезли меня и стояли ждали? Почему?
- Высадил вас и сразу взял пассажиров, - стал рассказывать шофер. - Какой-то китаеза в очках с дамочкой из полукровок. Она вся такая расфуфыренная. Что вы, что вы... Слышите?! - водитель демонстративно втянул носом воздух. - Весь салон мне духами и помадой провоняла, - он фыркнул. - Сказали ехать на Бунд, - таксист сунул в рот сигарету и прикурил от зажигалки. - Сказали, так сказали... Мое дело везти. Полквартала не проехали, как они между собой поцапались. Дамочка раскричалась, меня за плечо хватает, кричит: "Остановите! Я выйду!". А китаеза ее назад тянет, говорит: "Езжайте и внимания не обращайте...". В общем, настоящий скандал. Ну, я не выдержал, остановил машину и сам первый вышел. Открыл заднюю дверцу и вежливо так дамочке: "Выходите, мадам". Она выскочила, нос кверху и по тротуару каблучками цок, цок, цок. Я думал, желтомазый за ней бросится, и приготовился схватить его, чтобы не удрал без оплаты, - доверительно сообщил усач. - А он только ногу на тротуар выставил и не вылазит. Посмотрел через свои очки вслед дамочке, рукой махнул. "Везите обратно в казино", - говорит. Ну я и повез. Высадил и дай, думаю, посижу, может, пошлет господь хорошего клиента после выигрыша, - шофер мельком глянул на молчавшего пассажира. - Вот вас и дождался.
Александр никак не отреагировал. Расслабленный алкоголем, он откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Если бы поездка в такси продлилась чуть дольше, то он бы скорее всего уснул, убаюканный покачиванием, плавным ходом и мерным гудением мотора. Но вскоре автомобиль скользнул к тротуару и остановился.
- Приехали, - сказал шофер. - Просыпайтесь, месье.
- Я не сплю, - буркнул Саша. - Сколько с меня?
Таксист назвал сумму и предложил подождать.
- Вы же ночевать там не собираетесь? - резонно спросил он. - Если до часа... Накинете пятерку и все, а я бы вас потом отвез, куда скажете. И вам удобно, и мне проще. Подождать? - он с надеждой смотрел на клиента.
- Не нужно, - Александр хлопнул дверцей и пошел к узкому зажатому другими домами зданию, где на втором этаже Фанг снимал офис. Подойдя к парадному входу, он глянул вверх на окно конторы комиссионера. Оно было закрыто, занавеси опущены, но сквозь щели пробивался электрический свет. Саша поднялся по стертым каменным ступеням и нажал кнопку звонка. Вскоре за дверью послышались шаги, и откинулось маленькое окошечко. На молодого человека уставились настороженные глаза ночного сторожа.
- Я в контору к мистеру Фангу, - ответил на невысказанный вопрос Александр. - Он ждет меня.
- Знаю. Сейчас, - сторож захлопнул окошечко.
Залязгали запоры, щелкнули замки и брякнула дверная цепочка. На пороге появился молодой китаец-сторож в синей курточке и штанах. Жестом пригласил войти.
- Спасибо, - Саша прошел внутрь и направился через вестибюль к лестнице.
Проходя, заметил на сиденье стула, стоявшего у стены, глиняную миску со сливами. Дверь за спиной закрылась. Сторож принялся запирать многочисленные замки. Хорошо выпивший Александр тяжело поднялся по скрипучим деревянным ступеням на второй этаж. Пошел по длинному коридору мимо закрытых дверей с названиями фирм на нескольких языках. Сплошной импорт-экспорт и посреднические услуги.
А вот и дверь конторы Фанга. Саша забывчиво стукнул по дереву костяшками правой руки и сморщился, зашипев от боли.
- Фанг, это я, - позвал он, тряся ушибленной кистью. - Открывайте!
Он легонько потер заплывшие синим косточки указательного и среднего пальцев. Щелкнул замок и дверь плавно открылась.
- Входите, - донесся до него голос комиссионера.
Александр шагнул за порог и тут же, как подкошенный, рухнул от удара по голове. Высокий китаец в белой рубашке, черных на подтяжках брюках ухватил свалившегося человека за руки и бесцеремонно затащил в комнату. Его напарник, нанесший удар каучуковой дубинкой, что-то тихо сказал на китайском и аккуратно закрыл дверь конторы.
* * *
Никто не увидел, как поздно вечером из черного хода в здании, где располагались офисы, во внутренний двор-колодец несколько мужчин вынесли два скатанных ковра. Подняли их в кузов стоявшего во дворе грузовичка и уложили вдоль бортов. Затем двое китайцев сели в кабину автомобиля, а двое других забрались в кузов и опустились рядом с коврами. Двигатель затарахтел, и машина медленно выкатила со двора под арку соседнего здания, замыкавшего колодец, и, проехав короткий туннель, оказалась на улице. Впустивший полчаса назад Александра в дом, сторож проводил грузовик долгим взглядом и принялся закрывать ставни кованых ворот, запиравших арку.
Часа через полтора автомобиль выбрался на окраину китайского района Шанхая. Пропетляв по проселочным дорогам еще с час, машина подъехала к хибарке на заросшем тростником берегу реки. Одинокий фонарь из синей бумаги слабо освещал вход в домик. Неподалеку стоял легковой автомобиль с раскрытыми дверцами. Рядом курили двое китайцев. У каждого на пересекавшем грудь ремне свисала на бедро деревянная кобура.
Заслышав шум приближающейся машины, один из них поспешил в хибару, а второй спрятался за угол. Вытащил длинноствольный пистолет и взвел курок. Переваливаясь на ухабах, подъехал грузовик. Сидевшие в кузове люди, спрыгнули на землю. Навстречу прибывшим вышли трое в черных куртках-пижамах и широких штанах: китайцы и европеец в очках, с бородкой и усами, подстриженными на китайский манер. Короткие сильные пальцы заведенных за спину рук белого быстро перебирали косточки сандаловых четок. Одновременно с остальными из-за угла появился охранник с "маузером" наготове.
- Вы опоздали, Хонгки, - вместо приветствия сказал европеец. - Что-то случилось?
- Ничего не случилось, мистер Ян, - из кабины шагнул высокий китаец. - Донгу показалось, что за нами все время едет какая-то машина. Пришлось попетлять.
- Ты уверен, что за вами нет хвоста? - нахмурился европеец. - Донг! Как выглядело авто, который преследовал вас?
- Серый "паккард", - отозвался из кабины шофер. - Но я не уверен, что это была слежка. Просто за нами целый квартал ехал серый "паккард", а потом куда-то свернул и больше не появлялся.
- На хвост не похоже, - заметил высокий. - Товар мы привезли - что дальше? - он шлепком раздавил на щеке комара.
- Показывайте, - приказал мистер Ян. - Ксу, принеси фонарь. Я оставил его в домике на столе.
Один из вооруженных "маузерами" охранников сбегал в хибару. Пока из грузовичка вытаскивали, укладывали на траву ковры, он принес и отдал европейцу большой электрический фонарь. Тот щелкнул выключателем, в землю ударил столб желтого света.
- Вначале белого, - европеец подошел к коврам. - Ну, вы и запаковали их.
Высокий китаец с помощником развернули сверток. Внутри лежал человек. Европеец направил свет на связанного по рукам и ногам Александра. Во рту молодого человека торчал кляп, а глаза были завязаны черной шелковой лентой.
- Он жив? - понизив голос, спросил человек с фонарем. - Дышит?
- Да, - равнодушно ответил Хонгки. - Я проверял.
Мистер Ян подошел к лежавшему на земле Саше и, положив ладонь на грудь, ощутил биение сердца. Долго смотрел, изучая черты лица. Еле слышно произнес на русском:
- Сколь веревочке не виться...
- Заматывайте, - приказал он. - Я беру его. Что было в карманах?
- Ничего такого, - высокий китаец достал из-за пазухи плоский сверток. - Бумажник, записная книжка, визитки. Пистолетик. Все тут.
- Покажи, - европеец рассмотрел содержимое свертка в свете фонаря. - Оружие оставь себе, а остальное - сюда, - он спрятал в карман визитные карточки, записную книжку с чернильным карандашиком в петельке и раскрыл бумажник. - Сколько здесь было денег? Документы какие-нибудь были?
- Почти нисколько, - ответил Хонгки. - Сорок американских долларов. Я взял их себе. Документов не было, - он равнодушно смотрел в глаза собеседнику.
- Ладно, - бумажник исчез в кармане куртки мистера Яна. - Теперь покажи второго.
Китайцы сноровисто размотали ковер с комиссионером. Мистер Фанг был связан с той же тщательностью, что и его товарищ по несчастью. Когда он освободился от ковра, то начал шевелиться и еле слышно застонал. Пятно света упало на его лицо, но надолго не задержалось.
- Все в порядке, - удовлетворенно кивнул мистер Ян. - Давай сюда его вещи, - он протянул руку и, получив еще один сверток, присоединил к первому. - Значит так, - европеец взял Хонгки за локоть и отвел в сторону. - Я сейчас уеду, а вы останетесь здесь до утра. Ксу побудет с вами и проследит, чтобы все прошло хорошо. В пять часов за белым приплывут на лодке мои люди. Ксу знает их в лицо. Отдадите им белого и можете возвращаться.
- Хорошо, - китаец высвободил руку и достал папиросы. - А что делать со вторым?
- О нем позаботится Ксу, - мистер Ян вытащил из-за пазухи свернутые в трубочку деньги. - Держи. Здесь половина, как договаривались. Остальное - завтра в Шанхае.
- А почему не сейчас?
Европеец оставил наглый вопрос без ответа. Отходя от Хонгки, поманил Ксу. Несколько минут что-то втолковывал ему шепотом. Когда замолчал, охранник слегка поклонился и стал навытяжку, будто солдат в строю.
- Едем, - свет фонаря погас, и мистер Ян первым забрался в легковой автомобиль.
Двое китайцев последовали за ним. Хонгки, его люди и Ксу молча наблюдали, как машина медленно разворачивается, ползет прочь, скрипя и подпрыгивая на ухабах.
* * *
Донг достал из грузовика самогон и несколько пампушек. Раздав хлеб, пустил по рукам бутылку с ханшином. Каждый отхлебывал из горлышка, довольно крякал, смачно закусывал и передавал товарищу. Не обошли и Ксу. Он приложился, глотнул и посмотрел на лежавшего неподалеку мистера Фанга.
- Может, и ему дадим? - спросил он.
- Обойдется, - ответил один из бандитов, но Хонгки благодушно сказал:
- Дай, если хочешь.
- Тогда ты пьешь на глоток меньше, - потребовал Донг. - Там всего ничего осталось. Еще мертвяков поить! - он фыркнул.
- Вот и я говорю, - начал было первый бандит, но Хонгки коротко приказал ему заткнуться.
Тем временем Ксу подошел к мистеру Фангу. Вытащил изо рта кляп. Пленник громко застонал и промычал:
- Аааа... Отпустите меня. Я заплачу большие деньги...
- Помолчи, - Ксу поднес к его губам горлышко бутылки - стекло стукнулось о зубы комиссионера. - Выпей.
Он стал осторожно лить хлебную водку в рот пленника. После первого глотка Фанг поперхнулся и закашлялся - по подбородку потекла струйка.
- Эй, кончай! - возмутился Донг. - Дай сюда! - он подошел и почти вырвал у Ксу бутылку. - Теперь моя очередь, - он жадно приложился, довольно крякнул:
- Хороша водичка!
Хонгки посмотрел на часы.
- Скоро двенадцать, - сказал он, подходя к пленнику. - До лодки еще целая ночь. Ты сейчас его убьешь, или позже?
- Сейчас, - Ксу вытянул из кобуры маузер.
Лицо Фанга перекосилось от ужаса, он тихонько завыл. Китаец взвел большим пальцем курок и выставил перед собой оружие. Тонкий маузеровский ствол задрожал в нескольких дюймах от лба пленника.
- Подожди, не стреляй, - сказал Донг. - Зачем стрелять, греметь, когда можно по-тихому? Ножиком. Только пусть сначала разденется, я одежку себе заберу. Не стоит зря добру пропадать.
- Точно, - поддержал бандит, на котором закончился самогон в бутылке. - А лучше его к воде отнести и там утопить. Просто сунуть голову в воду и подержать, пока захлебнется.
- Хорошо придумал, - похвалил Хонгки. - Тогда никто и не поймет, что убили. Утонул человек и все. Никаких следов.
- Тихо ты! - ствол "маузера" ткнулся в лоб рыдавшего во весь голос Фанга. - Тихо! - прикрикнул Ксу, и пистолет, неожиданно подпрыгнув в его руке, загремел и лизнул огнем выстрела лоб комиссионера.
Фанг опрокинулся на спину и стал корчиться в агонии. Бандиты растерянно смотрели. Наконец, он застыл. Хонгки поковырял, потряс в оглохшем ухе пальцем и захохотал. Хлопнул по спине незадачливого стрелка. Затейливо выругался и приказал Донгу помочь Ксу зарыть труп.
Недовольно ворча, водитель сходил к машине за лопатой. Ксу спрятал оружие в кобуру и достав нож, разрезал на теле мертвого комиссионера веревки. Вместе с Донгом они понесли тело куда-то за хибару.
Хонгки несильно пнул белого лежавшего неподвижно. Александр вздрогнул и беспомощно замычал.
- Нужно отнести его в дом, - сказал один из бандитов. - Чего ему тут валяться?
- Пусть лежит здесь, - главарь зевнул. - А в доме - я лягу сам. Ты и Шан — сторожите. По очереди. Донгу, когда вернется, скажете, чтобы шел к реке. Пусть лодку высматривает.
Не слушая возражений, Хонгки развернулся и пошел к хибаре. Прежде чем войти, снял с гвоздя бумажный фонарь. Плотно закрыл за собой дверь.
- Какой губернатор выискался, - Шан сплюнул вслед ушедшему. - Давай кинем жребий - кому первым сторожить, - он достал из кармана медяк.
- Чего бросать, - второй бандит раскурил трубочку. - Я посижу. Можешь спать первым.
Шан полез в кабину грузовика. Вскоре оттуда раздался храп. Его товарищ разложил на земле оставшийся от Фанга ковер и присел. Подтянул к груди колени, обхватил руками. И стал сонно смотреть на синий свет в разбитом окошке хибары.
* * *
Наступил вечер, людей на тротуарах заметно прибавилось. Распугивая клаксоном неосторожных пешеходов и рикш, лавируя в потоке авто, белый "бьюик" свернул на одну из улочек, прилегавших к авеню Жоффр. Рабочий день на "русской" улице закончился, но Боярышников не удивился тому что на зеркальной двери антикварного магазина Лугового по-прежнему висит табличка "Открыто". Шанхайский старожил не придерживался конкретных часов работы и зачастую, отпустив помощника, допоздна засиживался в своей лавке. Дописывал в тишине статьи, принимал гостей и не спешил подняться на второй этаж к семье, где находилась его квартира: в свое время антиквар приобрел половину дома.
- Жди, - приказал шоферу Иван Всеволодович и покинул машину.
- Добрый вечер, господин полковник, - какой-то прохожий русский месье узнал полицейского и приветственно приподнял над лысиной соломенную шляпу. - Как поживаете? Боярышников соплеменника не узнал, но вежливо улыбнулся и на мгновение задержался обменяться рукопожатиями. Звякнул колокольчик, полицейский вошел в антикварный магазин. Луговой стоял за прилавком и беседовал на французском с толстяком в сером костюме. Не только беседовал, но и показывал раскрытую сафьяновую коробочку. С чем-то желтым и блестящим. Увидев приятеля, он негромко сказал:
- Ваня, подожди пару минут. Я тут с клиентом... - Луговой указал на стоявший в глубине лавки стул украшенный позолотой и великолепный резьбой. - Присаживайся.
- Не отвлекайся, - Боярышников садиться не стал и прошел к стене, где стояли стенды с русскими орденскими и полковыми знаками, висели наградные сабли, кортики с надписями "за храбрость".
Пока полицейский ностальгировал по былой славе великой империи, Луговой закончил разговор с покупателем. Тот так и не решился приобрести редкий и дорогой цехин времен венецианской республики, пробормотал, что "подумает". Провожая нумизмата к двери, хозяин пошутил, что этой монетой, возможно, расплачивался сам Отелло. Толстяк вежливо улыбнулся и откланялся. Услышав звонок дверного колокольчика, Боярышников оторвался от блеска золота и красочных эмалей. Скользнул напоследок взглядом по благородной синеве дамасского клинка шашки с "клюквой" (69), украшавшей серебряную рукоять. Вынимая из кармана брюк коробку папирос, он пошел навстречу Луговому.
- Что-то случилось, Иван? - привычно сутулясь, Константин Павлович изучал выражение лица приятеля. - У кого неприятности? У меня, у тебя или у нас? - он поправил указательным пальцем оправу очков.
- У нас, слава Богу, - все в порядке, - со значением ответил Боярышников и закурил.
- Но у меня для тебя, похоже, печальная новость, - он вынул из внутреннего кармана пиджака конверт и вытряхнул на стеклянный прилавок потертую красную книжицу с оттиснутым на ней орлом. - Посмотри.
Луговой взял американский паспорт, раскрыл. Увидел фотографию знакомого молодого человека, прочитал "Alexander Peter Johnson..." Положил обратно на прилавок. Спросил, что случилось с владельцем документа?
- Скорее всего... - Боярышников огляделся в поисках пепельницы. - Благодарю, - он стряхнул серый столбик в подставленную приятелем бронзовую жабу. - Скорее всего, наш знакомый убит.
- Кем? - Луговой скрестил на груди руки. - Как?
– Полицейский рассказал, что сегодня утром один из осведомителей донес на бродягу-китайца. Тот ходил по рынку и продавал американский паспорт. Бродягу задержали и при досмотре нашли документ на фамилию Джонсон.
- Китайца мы допросили, - Боярышников задумчиво выпустил колечко сизого дыма. - Он перепугался и не стал запираться. Сразу сказал, что нашел мертвеца и порылся у него в карманах. Украл с трупа несколько мелких монет, платок, зажигалку, паспорт и пустой кожаный бумажник. Его он продал какому-то старьевщику...
- Он показал, где нашел тело? - перебил Луговой. - Ты видел труп?
- Нет. В том то и дело, - полицейский затушил папиросу. - Мы приехали на мусорную свалку, где бродяга наткнулся на труп, и никакого тела там не обнаружили. Только испачканный кровью пиджак. Китаец божится, что именно в нем, надетом на труп, он все и нашел, но самого мертвеца нет.
- А что сказал эксперт по поводу пиджака?
- Пока ничего интересного. Говорит человеческая кровь, говорит дырки, как от ножа. Будет исследовать. Покажем обслуге в гостинице, может быть, опознают.
- Ты считаешь, что его убил бродяга? - антиквар оперся на прилавок. - Убил и ограбил?
- Я так не считаю, - ответил Боярышников. - Как по мне - нищеброд просто нашел тело и обокрал. Это в том случае, если покойник действительно был... А вот что мне считать - я хотел услышать от тебя. Ведь это твой приятель, - многозначительно подчеркнул полицейский
- Я с ним встречался три дня назад, - сказал Луговой, размышляя. - Выпили по рюмочке в кафе... Он был очень расстроен, жаловался на несчастную любовь. Был зол на весь мир. Ты уже допросил его рыжую пассию?
- Пока нет. Думаешь, из-за нее убили?
- Не знаю. Все может быть, - Луговой вздохнул. - Мне кажется, страсть тут не при чем...
- Я тоже так считаю, - быстро сказал полицейский. - Я с ним встречался. После той истории с девицей и режиссером. Предупредил, что он с огнем играет.
- Да, - согласился Луговой. - Думаю, на него обратили внимания не только китайцы...
- Я бы сказал "не столько", - фыркнул Боярышников, закуривая новую папиросу. - Японцы, наши, красные и даже британцы. Мальчишка умудрился привлечь к себе такое внимание, что не удивлюсь, если за ним ходил целый "хвост" шпионов... Впрочем, китайцев тоже не стоит сбрасывать со счета. Им интересовались гоминьдановцы, а после скандала у режиссера и люди мистера Лю.
- Будешь расследовать? - антиквар заглянул приятелю в глаза.
- Как скажешь, так и сделаю, - решительно ответил Боярышников, - если ты считаешь, что не стоит, то просто опрошу свидетелей, а китайца посажу за кражу. Составлю отчет, - полицейский сгреб паспорт с прилавка и спрятал обратно в конверт. - Так как?
- Думаю, все это - очень печальная история. Я сейчас вернусь, - Константин Павлович быстро вышел из магазина в соседнюю комнатку. - Когда я беседовал с Сашей последний раз, в нем было столько страсти...
- Страсти-мордасти, - хмуро пробормотал Боярышников, - разорвут нас всех на части. Иногда мне кажется, что руководствуйся человеки голым разумом и трезвым расчетом - в жизни было бы гораздо меньше всякого дерьма.
- Решительно не согласен, - антиквар вернулся к товарищу с подносиком, на котором стоял графинчик с водкой и две рюмки. - У меня есть множество аргументов, - он опустил поднос на прилавок и, звякнув пробкой, стал разливать водку, - но сейчас не время для подобных дискуссий. Мне, кажется, - грустно сказал Константин Павлович, - молодой человек действительно погиб, и тебе не следует распутывать этот клубок змей. Нашему делу - пользы никакой... Мистера Джонсона не воскресит. Давай просто выпьем. За упокой души, так сказать. Пусть земля ему будет пухом, если что.
Приятели синхронно опрокинули рюмки, глотнули. Помолчали. Боярышников вертел в сильных пальцах посудину на хрупкой ножке, любовался игрой электрического света на хрустальных гранях.
- Поеду, - он осторожно поставил рюмку. - Если хочешь, буду держать тебя в курсе дела.
- Да, конечно, - антиквар пошел за приятелем. - Я в свою очередь, если вдруг где-то что-то услышу... Сразу дам знать.
- Хорошо, - Боярышников вышел и махнул на прощание. - Увидимся в клубе. В воскресенье. До свидания, Костя.
- Передавай Лидочке наилучшие пожелания от меня и Ольги, - Луговой запер дверь, перевернул табличку на "Закрыто".
Он забрал с прилавка поднос, отнес в подсобную комнатку. Перед тем, как запереть графин в буфете, налил себе полную рюмку и медленно выцедил. Молодой человек Саша появился в его длинной жизни и промелькнул со всеми своими страстями, нелепой любовью, разочарованиями, словно искра. Мелькнул и тут же исчез. Вполне возможно, что исчез в холодном и пустом мраке. Навсегда. Исчез там, откуда еще никто не возвращался. Константин Павлович пожалел, что спрятал водку, но мгновенному соблазну не поддался и вернулся в зал магазина. Нужно было выйти на улицу – опустить металлические шторки на витрине. Потом сесть, спокойно подумать и закончить статью для "China Times". Завтра отсылать, а готов только черновик. Который еще править и править.
* * *
Со стороны города медленно приближалась одномачтовая джонка. Суденышко шло на середине реки, ловя циновочным парусом слабый ветерок, потихоньку рассеивавший утренний туман. Большую часть палубы загромождали бочонки, мешки и клетки с живой птицей. Стоявший на корме человек сделал движение рулевым веслом, и кораблик заскользил к маленькому причалу на торчавших из воды сваях.
На носу джонки присели на корточках двое мужчин в одинаковых парусиновых штанах и конусообразных шляпах. У костлявых босых ступней лежало по «томпсону». Чуть впереди стоял третий человек - постарше и с черной повязкой на голове. Один из сидевших, с худым лицом и злыми глазами, рельефной мускулатурой атлета, спросил:
- Это точно то место? Ты не ошибся, Боджинг?
- Не ошибся, Зедонг, - подтвердил пожилой. - Я хорошо его знаю.
- А где же люди? - недоуменно поинтересовался Зедонг. - Я никого не вижу...
Словно в ответ, на берегу из зарослей колышущегося тростника к воде вышли двое. Высокий мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами и брюках на подтяжках. Левой рукой он придерживал переброшенный через плечо пиджак. Второй был одет во все синее, а грудь пересекал ремень с деревянной кобурой.
- Вот и они, - Боджинг оглянулся на сидевшего у правого борта человека. - Все в порядке, Зедонг. Я хорошо знаю того, что с пистолетом. Его зовут Ксу.
- Вот и отлично, - сухо ответил Зедонг.
Тем временем на берегу из зарослей тростника показался еще один мужчина. Высокий что-то коротко сказал ему, и он исчез. Джонка быстро приближалась к причалу.
- Скажешь им, чтобы сразу несли посылку, - негромко произнес атлет. - И не вздумай... - он не договорил, так как Боджинг неожиданно сделал пару шагов и прыгнул в воду. Вынырнув, он быстро поплыл к мостику. Закричал людям на берегу:
- Бегите! Бегите!
Высокий китаец так и застыл с раскрытым ртом, а его товарищ сообразил, что происходит что-то не то и схватился за крышку деревянной кобуры. Пока он тащил из нее "маузер", мужчины на носу суденышка, как по команде, схватились за "томпсоны". Зедонг выстрелил первым и Ксу, наконец-то извлекший из кобуры пистолет, опрокинулся на спину. Второй очередью он прострелил спину сбежавшему Боджингу. Вначале тот отчаянно забарахтался, потом ушел под воду. Через несколько секунд его тело всплыло и закачалось на поверхности реки. Течение медленно потянуло труп к мостику. Другой стрелок длинной очередью почти перерезал пополам высокого мужчину в подтяжках. На груди Хонгки расцвели красные пятна. Из тростника за его спиной в панике взлетали птицы переполошенные выстрелами. Подстреленный человек раскинул руки и упал на колени. Ткнулся головой в ил и завалился на бок.
Мужчина с рулевым веслом хладнокровно направил джонку прямо к берегу. Через несколько минут, содрогнувшись от толчка, суденышко село на мель. Оба стрелка, не теряя времени, спрыгнули с борта и побрели по колено в воде. Не прошло минуты, как они были на суше. Вслепую продрались сквозь осыпающийся семенами тростник и замерли в нескольких десятков шагов от какой-то хибары. У домика стоял грузовик. Отчаянно жестикулируя, трое мужчин растерянно спорили рядом с машиной. Неподалеку лежал связанный по рукам и ногам человек.
- Я сам, - негромко сказал атлет своему товарищу и, тщательно прицелившись, начал стрелять.
Три коротких очереди - трое бандитов, один за другим, свалились на землю. Один был только ранен и громко кричал. Люди с джонки вышли из тростника и направились к грузовику.
- Добей раненого, - коротко приказал Зедонг и склонился над связанным пленником.
- Это он, - удовлетворенно произнес атлет и, не обратив внимания на выстрел, которым товарищ прикончил бандита, стал резать ножом ремни стягивавшие ноги Александра.
- Что с ним? - спросил второй автоматчик. - Он жив?
- Без сознания, - ответил Зедонг. - Сходи на джонку за Кангом. Соберите наши вещи и быстро сюда. Возвращаться будем на грузовике.
* * *
Китаец-охранник впустил в комнату, служившую Александру больничной палатой, гостей. Мистер Пинг и мистер Ю - собственными персонами. За спинами толстяков маячил одетый в черное платье Зедонг. Входить он не стал и с порога окинул помещение быстрым, изучающим взглядом.
- Мы очень рады, что вы поправляетесь, - сняв шляпу, сказал мистер Пинг. - Ваша гибель была бы для нас непоправимым горем.
- Для меня тоже, - Александр сел в кровати и спустил на пол голые ноги. - Господа, я буду очень признателен, если вы объясните, что происходит, где я нахожусь и почему. И в каком... э-э... статусе?
Китайцы опустились на жалобно скрипнувшие под тяжестью табуреты. Ю достал платок голубого шелка и тщательно промокнул мокрое от пота лицо.
- Вам не о чем волноваться, мистер Джонсон, - Ю зажал платок в кулаке и опустил руки на колени. - Вы - наш партнер по бизнесу, и мы заинтересованы в вашей безопасности.
- Немного терпения, и все станет понятно, - Пинг доверительно подался к американцу. - К несчастью, вы и покойный Фанг, слишком беспечно вели себя, если бы не меры безопасности, принятые нами, то ваша судьба... - он скорчил на своем широком, одутловатом лице печальную гримасу. Мы должны благодарить богов и духов предков, что помощь подоспела вовремя.
Ю оглянулся на равнодушно слушавшего разговор Зедонга.
- Своей жизнью вы обязаны нашему скромному служащему, - он кивнул на мужчину в черном. - С этой минуты и до момента, как вы выполните все обязательства, он будет повсюду сопровождать вас, мистер Джонсон.
- Для вашей же безопасности, - добавил Ю.
- Но я должен вернуться к себе в Штаты, - Александр растерянно посмотрел на китайцев. - Я не могу решать вопросы, находясь в Шанхае.
- Конечно, конечно, - закивал Пинг. - Доктор, который занимается вашим лечением, сказал нам, что через два-три дня вы можете вернуться к нормальной жизни.
- Мы организуем ваше возвращение в США, - сказал Пинг. - Правда, придется смириться с тем, что плыть назад вы будете не каютой второго класса, а в более скромных условиях...
- Стоп, стоп, - Александр нахмурился. - Минутку, господа. Давайте по порядку. Расскажите мне все с самого начала. Как я понимаю, комиссионер Фанг убит? Кем? Кто были люди, похитившие меня?
Толстяки переглянулись, и Пинг велеречиво начал:
- К великой скорби любого патриота наша многострадальная родина уже много лет разодрана на части безответственными политиканами. Когда-то могущественная древняя империя превратилась в какое-то лоскутное одеяло.
- Болтуны и демагоги, растащившие Родину, даже не смогли объединиться перед нашествием иностранных захватчиков, - горестно подхватил Ю. - Но наш вождь - мудрый руководитель, сумевший сплотить вокруг себя лучших сынов нации...
- Вы что – не хотите мне отвечать? - бесцеремонно перебил Александр. - Я спрашиваю, кто убил Фанга и организовал мое похищение?
Поджав толстые губы, Ю обиженно замолчал, но Пинг ответил:
- В двух словах... За похищением и убийством комиссионера стоят наши политические конкуренты.
- Жалкие предатели и авантюристы, - презрительно бросил Ю. - Марионетки в руках иностранцев. Настоящее отребье...
- Почему они оставили в живых меня? - чувствуя легкое головокружение, Саша снова улегся в кровать, откинулся на подушки. - А если они снова нападут?
- Сейчас вы в безопасности, - заверил Пинг. - Мы знаем только то, что бандиты собирались переправить вас по реке в Нанкин. Почему именно туда? Мы не знаем.
- После нашей первой встречи и переговоров, - Ю снова вытер платком вспотевший лоб, - было решено позаботиться о вашей безопасности. Ваш спаситель Зедонг, как раз именно этим и занимался.
- Следил за мной, - больной поймал взгляд черных глаз стоявшего в двери атлета. - Тогда... Почему он не вмешался, когда меня похитили? Чего ждал?
Александр увидел, как лицо Зедонга одеревенело, а глаза китайца зло вспыхнули. Телохранитель смущенно уставился в пол.
- В любом деле могут быть накладки, - вздохнул Ю. - Бандитам удалось на какое-то время перехитрить нашего служащего.
- Но к чести господина Зедонга стоит признать, - Пинг поднял вверх правую ладонь, - что он полностью исправил свою ошибку и спас вам жизнь.
- Я очень благодарен вам, Зедонг, - серьезным тоном произнес Саша.
Китаец в дверях поклонился и сухо произнес, что всего лишь выполнял приказ своих начальников.
- Зедонг вернется с вами в США и будет охранять, - напомнил Ю.
- Кроме того, - сказал Пинг, - мы сделали один шаг... К сожалению, пришлось пожертвовать вашим американским паспортом.
- Фальшивым паспортом, - в голосе мистера Ю слышалась легкая укоризна. - Зедонг нашел его в кармане одного из уничтоженных бандитов.
- Я не мог приехать сюда под своим настоящим именем и фамилией, - равнодушно прокомментировал Александр. - Слишком опасный у нас с вами бизнес.
- Теперь все в Шанхае знают, что вы погибли, - усмехнулся Пинг. - А пока разберутся, что документ фальшивый... Это еще больше запутает наших противников.
- Для путешествия мы обеспечим вас паспортом британского моряка, - сказал Ю.
- Не нужно, - махнул рукой Саша. - Я оставил свой настоящий в банковской ячейке. Вместе с деньгами. Заберу потом.
Пинг открыл рот, чтобы что-то сказать, но в коридоре послышались быстрые шаги, Зедонга бесцеремонно отодвинули в сторону и в комнату вошел пожилой, бородатый китаец в черном платье и шапочке. Саша знал его, как господина Да, врача, лечившего его после освобождения из плена. Лекарь что-то строго сказал толстякам на китайском. Ю ответил ему почтительным тоном и вместе с Пингом тут же поднялся.
- Нам пора идти, - сказал Пинг. - Если вам что-нибудь нужно, сообщите через Зедонга.
- Минутку, господа, - остановил их Саша. - У меня такой вопрос... - он замялся, покусал губу. - Перед похищением вместе со мной в номере жила моя подруга... Рыжая такая. Вы случайно не знаете, что с ней?
- Нет, - не задумываясь ответил Ю. - До свидания.
- Не знаем, - Пинг шагнул к двери. - Выздоравливайте.
Толстяки ушли. Доктор дал больному выпить какие-то порошки и тоже покинул комнату. Зедонг осведомился, не нужно ли чего и, получив отрицательный ответ, вышел в коридор, бесшумно прикрыв за собой дверь. Оставшись один, Александр почувствовал, как после лекарств его привычно клонит в сон. Закрыл глаза. Он думал о Наталье, но не ощущал ставшей уже привычной тоски и боли. Любовь к рыжеволосой проститутке угасла, и пламя страсти опало пеплом спокойствия. Было даже обидно, что все произошло так быстро. Слишком быстро. А, может быть, он опять пытается обмануть себя? Больной тихо вздохнул. Беспокойно заворочался в постели. Откуда-то из глубин памяти поплыли яркие картинки: караван, горные тропы, песок, рыжие барханы. Рядом молчаливая, замкнувшаяся в своем горе женщина. Грязные, полные блох и клопов караван-сараи. Газеты с фотографиями вернувшегося в Афганистан Надир-шаха. Его интервью, в котором он недвусмысленно назвал себя единственным законным падишахом.
Слухи о неожиданном вторжении в районе Термеза войска соратников бежавшего Амануллы. Под руководством некоего турецкого офицера Рагиб-бея (69) отряд из русских и хазарейцев под прикрытием советских аэропланов за полтора месяца дошел до Ташкургана и бежал назад в СССР, разбитый басмачами Ибрагим-бека. Но, как оказалось, несмотря на победу дни Бача-и-Сакао были сочтены. Не прошло и полгода после разгрома экспедиции таинственного Рагиб-бея, как сторонники Надир-шаха захватили Кабул, и "Кабулистан" падишаха Хабибуллы Второго перестал существовать.
Александр, в то время живший с дочерью Пурятинского в Персии, по возможности следил за афганскими событиями. Хотя и без них у него хватало забот. Бегство из Афганистана измотало девушку до предела, она заболела, и молодой человек провел немало бессонных ночей рядом с ее постелью. Когда Марина выздоровела, в ноябре, собираясь уехать в Индию, они увидели в какой-то британской газете фото свергнутого и повешенного "сына водоноса". Из-за низкого качества сильно отретушированного снимка Саша даже не узнал в мертвеце своего старого недруга...
Потом была красочная и жаркая - бриллиант в короне британской империи, страна сказочных богатств и ужасной нищеты - Индия. Но не она была их целью. Добравшись в Пешевар, они долго спорили друг с дружкой. На девушку время от времени накатывали приступы тоски и страха. Она боялась оставаться одной и несколько дней подряд устраивала истерики, пытаясь заставить Юсуфа взять ее с собой, но это было невозможно. Предстояла долгая, утомительная и опасная дорога в недавно усмиренных горах Пуштунистана. Брать дальше в спутницы слабую, нездоровую женщину Юсуф не мог. Он несколько раз подробно изложил перед девушкой все свои доводы, но она не хотела слушать. В конце концов, он не выдержал и накричал на Марину. Сказал, что принял решение - она останется и будет ждать его здесь – в снятом домике, неподалеку от Равалпинди (70). Потом, уже в пути, вспоминая о ней, он всякий раз видел ее черные полные тяжелой невысказанной ненависти глаза. Она перестала с ним говорить и, когда Юсуф уезжал, даже не вышла попрощаться.
Путешествие в горы было тяжелым, и вскоре ум молодого человека заняли исключительно насущные дела. Осторожные расспросы туземцев, поиски безопасных путей в горы. Тревожащие встречи с британскими патрулями, маленькие, почти игрушечные бронеавтомобильчики на обочинах дорог. Настороженные взгляды "томми" в хаки, которыми они встречали и провожали всадника - скуластого и бородатого мужчину в запыленной, бедной одежде, тянувшего на поводу запасного коня. Высокомерные и не усмиренные горцы, кичившиеся храбростью, простодушные и опасные своей непосредственностью в чувствах, словно дети. Одинаково готовые разделить с чужаком последнюю лепешку или ограбить и перерезать глотку...
Кропотливая работа с картой и компасом. И наконец, взорванная десятки лет назад английскими саперами горная крепость муллы Абдурахмана, разоренное дотла селение. Дальше – узкое ущелье, выводящее в безымянную долину. А в ней угнетающая тишина колодца и безразличные ко всему горы. Ночевки под звездным небом у костра, завернувшись в кошму... Впрочем, он довольно быстро нашел остатки каменных стен, о которых писал Бек, поодаль торчали засохшие деревья. Утомительная, до кровавых пузырей на ладонях, работа киркой и лопатой. То в одном месте, то в другом. Усталость, постоянное напряжение и страх, что где-то неподалеку прячется и ждет своей минуты хищный соглядатай. Но судьба, приведшая его в горы, не обманула. Сорвав переплетенную корнями травы землю, штык лопаты наткнулся на деревянный настил. Под ним, в яме, словно в гнезде, находились присыпанные землей, заскорузлые от времени кожаные мешки... И вот его огрубевшие пальцы разгребают землю, и, став на колени, он тащит из ямы первый мешок. Потом второй, третий... Тяжелые мешки, из которых вот-вот посыпятся звонкие золотые. Пальцы с обломанными ногтями срывают сургучные печати и через мгновение уже перебирают блестящие монеты. Холодок спокойствия, сменяющий азарт поиска. Неимоверное облегчение, уступающее место усталости и апатии.
А через день снова в путь. Опасный, полный маниакального страха за жизнь, за найденное богатство. Бессонные, холодные ночи без костра. Возвращение из враждебных чужакам гор. Неожиданная радость при виде знакомого маленького бунгало в селении неподалеку от Равалпинди. Беспокойство, переходящее в уверенность, у запертой на замок двери. Еще не переговорив с хозяином, молодой человек понял - Марина ушла. Что и подтвердил пуштун, у которого он снял для нее дом. Ушла через несколько дней после его отъезда, ничего не пояснив ни запиской, ни на словах...
Благодаря сменившему воспоминания сну Александр увидел себя как бы со стороны: перечеркнутую винтовкой спину человека на фоне стремительно темнеющего неба. Одинокую фигуру, удаляющуюся прочь от домика на окраине селения. Солнце уже давно ушло за горизонт, и с каждым мгновением, с каждым шагом, путник становится все меньше и меньше. Все больше теряет свои очертания, потихоньку сливаясь с наступившей ночью. Пока полностью не исчезает в темноте.
Примечания:
1) Королева Азии - одно из названий Шанхая.
2) Ганджа - индийское название местных сортов конопли посевной и психотропных продуктов из этих растений.
3) Хадж - паломничество мусульман в Мекку (к храму Кааба), в Медину (к гробу пророка Мухаммеда), считающееся актом благочестия.
4) Ататюрк (буквально - отец турок) Мустафа Кемаль (1881-1938 гг.) руководитель национально-освободительной революции в Турции 1918-23 гг. Первый президент 1923-38 гг. Турецкой республики.
5) Дервиш - мусульманский монах, ведущий аскетический образ жизни, или суфий.
6) Мулла - служитель религиозного культа у мусульман.
7) Улем - арабское "знающие, ученые" собирательное название признанных и авторитетных знатоков теоретических и практических сторон ислама.
8) Джирга - совет рода, клана, племени у пуштунов и других сопредельных народов.
9) Кафир - (арабское) отрицающий Бога, язычник, неверный.
10) Дукан - небольшой ресторан, трактир на Кавказе, Ближнем Востоке, Афганистане.
11) Патан - индийское название афганских племен, живущих в северо-западной части Пакистана.
12) Энвер-паша - Исмаил Энвер 1881-1922 гг. - османский военный и политический деятель и один из руководителей басмаческого движения, военный, поэт, художник. Активный участник Младотурецкой революции 1908 года, один из лидеров младотурецкой партии "Единение и прогресс". Военный преступник, один из участников и идеологов геноцида армян в 1915 г. Активно сотрудничал с большевиками в начале двадцатых годов в Москве, Берлине, Баку, Туркестане, Бухаре и Туркменистане. Так же активно воевал против них на стороне басмачей. Убит в бою с "красными" в кишлаке Чагана, Таджикистан.
13) Джамбия - традиционный йеменский кинжал.
14) Зульфакар - легендарный меч пророка Мухаммеда и его зятя Али, обладающий магической силой.
15) Зиндан - традиционная подземная тюрьма-темница в Средней Азии.
16) Курма - афганское блюдо из курицы, овощей и картофеля.
17) Шариат - свод юридических норм, этических принципов и правил поведения, соблюдение которых означает ведение правильной, угодной Аллаху жизни; мусульманское право, основанное на Коране.
18) Ассалам валейкум - традиционное приветствие для мусульман.
19) Эфенди - употребляется как вежливое обращение к мужчине в Турции, сохранилось в значении "сударь".
20) Зухр - полуденная мусульманская молитва.
21) Джезва - сосуд для приготовления кофе по-турецки.
22) Ибрагим-бек - 1889 -1931 гг. лидер басмаческого движения в Узбекистане и Таджикистане.
23) "Льюис" - британский пулемет "Lewis" времен Первой Мировой войны. Создан в 1913 году.
24) САВО - среднеазиатский военный округ.
25) Такыр - (тюркский - гладкий, ровный, голый) - форма рельефа, образуемая при высыхании засоленных почв (такырных почв) в пустынях и полупустынях.
26) "Шанхайская заря" - русская, зарубежная, ежедневная газета, издававшаяся в Шанхае 1925-1940 гг. Издатель и главный редактор - М.С. Лембич.
27) Статер - античная золотая монета, имевшая хождение в Древней Греции и Лидии в период, примерно, с начала пятого века до н.э. До середины первого века н.э., также имела большое значение для кельтских племен.
28) Сеттльмент - (англ. Settlement – поселение) - особый район города, создававшийся в зависимых странах крупными странами-метрополиями для проживания их подданных. Не подлежал юрисдикции местных властей.
29) Трансвааль - имеется в виду англо-бурская война 1899-1901 гг., в которой К.П. Луговой принимал участие на стороне буров волонтером.
30) Восстание боксеров - восстание ихэтуаней (буквально "отрядов гармонии и справедливости") с 1888 года по 1901 против иностранного вмешательства в политическую, внутреннюю, экономическую и религиозную жизнь Китая.
31) КВЖД - Китайско-Восточная железная дорога - железнодорожная магистраль в Северо-Восточном Китае, проходившая по территории Маньчжурии (Китай) и соединявшая Читу с Владивостоком и Порт-Артуром. Построена 1897-1903 гг. как южная ветка Транссибирской магистрали. Принадлежала России и обслуживалась ее подданными. Конфликт на КВЖД (Дальневосточный конфликт) - советско-китайский вооруженный конфликт, произошедший в 1929 г. после захвата китайцами контроля над КВЖД. В ходе последующих боевых действий Красная армия разгромила противника, и 22 декабря был подписан Хабаровский протокол, положивший конец вооруженному конфликту, и восстановлен существовавший до столкновений статус дороги.
32) "Военный коммунизм" - внутренняя политика Советского государства в условиях Гражданской войны. В основном, заключалась в национализации всей промышленности, продовольственной диктатуре, продразверстке, прямом товарообмене между городом и деревней, карточной и пайковой системе распределения продуктов по классовому признаку. Привела к полному краху экономических отношений внутри государства и экономическому коллапсу. Вызывала яростное отторжение и сопротивление русского крестьянства. В 1921 году большевики, чтобы избежать потери власти, должны были перейти к курсу Новой Экономической Политики или НЭПу.
33) Ципао - китайское женское платье, современная форма которого создана в 20-х годах модельерами Шанхая.
34) Туркестан - название в 19-ом и начале 20 вв. территории в Сред. и Центр. Азии, населенной тюркскими народностями. Восточный Туркестан - провинция Западного Китая. Западный Туркестан - среднеазиатская территория России, северная часть Афганистана. Особо выделялись в 1867-1917 гг. Туркестанское генерал-губернаторство (с 1886 года - Туркестанский край), а также вассалы Российской империи - Хивинское и Бухарское ханства.
35) Белый генерал - Скобелев Михаил Дмитриевич (1843-1882 гг.) российский генерал от инфантерии. Участвовал в Хивинском походе 1873 года, Ахалтекинской экспедиции 1880-1881 гг. и подавлении Кокандского восстания 1873-1876 гг. В русско-турецкую войну 1877-1878 гг. успешно командовал отрядом под Плевной, затем дивизией в сражении при Шипке-Шейново. Известен своими панславянскими взглядами.
36) Белый царь - название, даваемое восточными народами турецкого и монгольского происхождения русским царям, начиная с Ивана Четвертого.
37) Бурбон - грубый, невежественный, властный и заносчивый человек.
38) Дехканин - афганский крестьянин.
39) Винтовка Мартини-Генри - английская пехотная винтовка, состояла на вооружении британской армии, производилась с 1871г. по 1908 год.
40) Намаз - мусульманская ежедневная пятикратная - в разное время суток - молитва из стихов Корана, которой предшествует ритуальное омовение.
41) Рубайат - множественное число от рубаи, четверостишие; форма лирической поэзии, широко распространенная на Ближнем и Среднем Востоке.
42) Регтайм - жанр американской музыки, особенно популярный с 1900 по 1918 гг. Считается предшественником американского джаза. Некоторое время после Первой мировой войны регтайм вновь был моден как салонный танец.
43) Хунхуз - китайский разбойник.
44) Аскер - турецкий солдат.
45) Альп – (турецк.) Лев.
46) "Пешка" - жаргонное название пехотинцев в Гражданской войне.
47) Джойномаз - молитвенный коврик у мусульман.
48) Кааба - мусульманский храм в Мекке, имеющий форму куба.
49) Ракаат - порядок слов и действий, составляющих мусульманскую молитву.
50) Иша - ночная молитва в исламе. Последняя из пяти обязательных молитв.
51) Виткевич - 1808-1839 гг.русский офицер, востоковед, путешественник, первый посланник России в Кабуле. Покончил жизнь самоубийством, но есть версия, что к смерти Яна Виткевича причастны британские агенты.
52) "Ин ша Алла" - да будет на то воля Господа.
53) Такси-герл - специальная девушка: наемная партнерша для танцев и составляющая компанию клиенту в увеселительных заведениях Шанхая.
54) "Горный старец" - Хасан Первый ибн Сабах (1051-1124 гг.)- средневековый религиозно-политический деятель, основатель и пожизненный лидер низаритской секты хашашинов, или ассасинов.
55) Соверен - золотая английская монета в один фунт стерлингов.
56) Минарет - (от араб. Ман-ара- букв. Маяк) башня (круглая, квадратная или многократная в сечении) для призыва мусульман на молитву; ставится рядом с мечетью или включается в ее композицию.
57) Муэдзин - служитель мечети, призывающий мусульман на молитву с минарета.
58) Митральеза - французское название картечницы во второй половине девятнадцатого века, позднее - станкового пулемета.
59) Фаджр - "рассвет", предрассветная молитва в исламе. Является первой по счету из пяти обязательных ежедневных молитв.
60) Фетва - (арабск.) в мусульманских странах решение высшего религиозного авторитета (муфтия) о соответствии того или иного действия, или явления Корану и шариату.
61) Фирман (ферман) - (перс.) указ шаха, правителей Ирана, Османской империи и других стран Ближнего и Среднего Востока.
62) Ширвани - курдское племя.
63) Москау - искаженное Москва.
64) Хазарейцы - ираноязычные шииты монгольского происхождения, населяющие центральный Афганистан.
65) Калимера - приветствие, "добрый день" на греческом.
66) Спин - от английского spin - вертеть, вертеться. В рулетке спином называется момент от запуска шарика до его остановки. "Короткий спин" – когда по каким-то причинам шарик останавливается через очень короткое время. Соответственно, игроки должны успеть быстро сделать свои ставки.
67) Маджонг - традиционная китайская азартная игра в фишки с использованием игральных костей, напоминающих домино.
68) "Долли" - от английского "куколка" - цилиндрик, которым крупье после завершения спина, накрывает выигравшую цифру.
69) "Клюква" - жаргонное название русского орденского знака св. Анны четвертой степени. Знак крепился на рукоять, эфес кортика, сабли или шашки. Обычно такое оружие называлось "анненским".
70) Рагиб-бей - псевдоним Примакова Виталия Марковича 1897-1937 гг. Советский военный деятель, командир красного казачества в Гражданскую войну, комкор. Военный советник в 1925-1926 гг. в Китае, в 1927 г. военный атташе в Афганистане. В 1929 году командовал экспедиционным советско-афганским отрядом, пытавшимся свергнуть эмира Хабибуллу Второго (Бача-и-Сакао) и восстановить власть Амануллы-хана. Операция закончилась провалом. Впоследствии Примаков написал о ней книгу "Афганистан в огне".
71) Равалпинди - бывшая столица, город в современном Пакистане. В тридцатых годах Пакистан был частью британских колоний и входил в состав Индии.