Стихотворения и сонеты

Переводы Маргариты Алигер

* * * Отвага матери моей, Кусок скалы, кусок гранита, Ушла со светом вместе с ней И вместе с ней в земле зарыта. А мне осталась брошь ее Из драгоценного металла. Она — сокровище мое, Но я-то о другом мечтала. Ах, матушка, когда б она Распорядилась по-другому! Отвага мертвым не нужна. Как без нее прожить живому? * * * В воздухе холодок. Мудрый его постиг и с ним освоиться смог. И я догадаться могу, Что вся эта радость скроется скоро в снегу. Солнце в облаке скрылось вдруг, И его уж не разглядеть. Красота, что звучала вокруг, Для того только уха звучит, Что звучанья ее не забыло. И сердце отныне стучит Лишь о том, что некогда было. Опустилась глухая ночь. День минувший ушел прочь. И с темнеющего холма В дверь мою подула зима. Три снежинки… Четыре… Пять… Больше! Больше!.. Не сосчитать. Вьется снежная кутерьма.

RECUERDO

Усталые и веселые, впервые сбежав из дому, Всю ночь мы ходили взад и вперед по парому. Паром был голый и светлый, и пахло, как в хлеве, соломой. И мы глядели в огонь, садились за стол незнакомый. Потом мы легли на палубе, залитой лунным светом; И свистульки свистели, свистели, и ночь завершилась рассветом. Усталые и веселые, впервые сбежав из дому, Всю ночь мы ходили взад и вперед по парому. Мы купили яблок и груш, купили их целую дюжину, Ты ел яблоко, я ела грушу — цены нет такому ужину; И небо светлело, и ветер повеял предутренним холодом, И поднималось солнце огромным ведром, наполненным чистым золотом. Усталые и веселые, впервые сбежав из дому, Всю ночь мы ходили взад и вперед по парому. Мы купили утреннюю газету, но ее мы читать не стали. «Доброе утро, матушка!» — мы сказали старушке в шали. Со слезами взяла она груши и яблоки: «Благослови вас Боже!» И, оставив лишь горстку монет на метро, мы ей деньги отдали тоже.

Переводы Владимира Кормана

I shall forget you… (Я о тебе забуду…)

Вольная переделка на тему сонета Эдны Миллей

Любовь не длится вечно, нам в угоду. Люби покрепче. Не теряй ни дня. А минет месяц, даже пусть полгода — потом тебе не удержать меня. Так водится. Такая в нас природа. Затухнет жар сердечного огня. Хитри и льсти, Придумывай подходы, но я тебе отвечу не темня. Да, я мечтаю, чтоб любовь не тлела, чтоб наши клятвы не были хрупки — натуре ж нет до тех обетов дела. Смешно идти природе вопреки. Как знать, чем будешь ты вознаграждён? Превыше нас естественный закон. Edna St.Vincent Millay I shall forget you… I SHALL forget you presently, my dear, So make the most of this, your little day, Your little month, your little half a year, Ere I forget, or die, or move away, And we are done forever; by and by I shall forget you, as I said, but now, If you entreat me with your loveliest lie I will protest you with my favourite vow. I would indeed that love were longer-lived, And oaths were not so brittle as they are, But so it is, and nature has contrived To struggle on without a break thus far, — Whether or not we find what we are seeking Is idle, biologically speaking. Справка

Эдна Сент-Винсент Миллей (1892–1950) — известная американская поэтесса, лауреат Пулитцеровской премии 1923 г.

Приведённое стихотворение, можно найти в Интернете, переведённое в 1999 г. Лилией Мальцевой и во многих других переводах, сделанных позднее.

Мёртвый воробушек

(По мотивам оригинала)

Смерть пожирает всё, что мило: и Лесбия, и воробей почили в тесноте могилы, где больше нет скорбей. Хранит ли память прошлый дождь? Когда б ни пили, нам всё мало. Рука дерзка, а в пальцах — дрожь: хрупки бокалы! Мой прежний милый! Не язви! Хоть свергнут с пьедестала, не говори, что не было любви, когда её не стало. Edna St.Vincent Millay PASSER MORTUUS EST Death devours all lovely things; Lesbia with her sparrow Shares the darkness — presently Every bed is narrow. Unremembered as old rain Dries the sheer libation. And the little petulant hand Is an annotation. After all, my erstwhile dear. My no longer cherished, Need we say it was not love, Now that love is perished?

«Любовь — не всё…»

(Перевод с английского)

Любовь — не всё, не мясо и не пиво, не отдых, не укрытие в грозу, и не бревно в реке среди разлива, когда пловец то сверху, то внизу. Любовь не может оживить дыханье. Ей не сподручен костоправский труд. Не пустит кровь, не приведёт в сознанье, но если не придёт, то люди часто мрут. Быть может, в затруднительное время, когда в нужде — поддержки никакой, совсем запутавшись в своей проблеме, твою любовь я променяю на покой, а память этой ночи — на съестное… — но вряд ли я куплюсь такой ценою. Edna St.Vincent Millay «Love is not all» Love is not all: It is not meat nor drink Nor slumber nor a roof against the rain, Nor yet a floating spar to men that sink and rise and sink and rise and sink again. Love cannot fill the thickened lung with breath Nor clean the blood, nor set the fractured bone; Yet many a man is making friends with death even as I speak, for lack of love alone. It well may be that in a difficult hour, pinned down by need and moaning for release or nagged by want past resolution's power, I might be driven to sell your love for peace, Or trade the memory of this night for food. It may well be. I do not think I would.

Избранное

Переводы Галины Ицкович

Из цикла «Несколько смокв с репейника»[1]

Первая смоква

Я с двух сторон свечу зажгла. Не встретить ей рассвет. Но — милые! враги! друзья! Какой чудесный свет! First Fig My candle burns at both ends; It will not last the night; But ah, my foes, and oh, my friends — It gives a lovely light!

После полудня на холме

Счастливой нет другой такой — Лицом в траву! Я ста цветов коснусь рукой И не сорву. Обрыв и облака — гляжу, И тих мой взгляд. Там бриз баюкает траву Вперед, назад. Когда ж покажутся огни Из городка, Свой свет я отыщу средь них — И вниз с холма! Afternoon on A Hill I will be the gladdest thing Under the sun! I will touch a hundred flowers And not pick one. I will look at cliffs and clouds With quiet eyes, Watch the wind bow down the grass, And the grass rise. And when lights begin to show Up from the town, I will mark which must be mine, And then start down!

Взрослая

Ругала предрассудков косность, Рыдала, с лестницы катилась — И что же? Нынче с миной постной Спать отправляюсь в восемь тридцать. Grown-up Was it for this I uttered prayers, And sobbed and cursed and kicked the stairs, That now, domestic as a plate, I should retire at half-past eight?

Четверг

Что ж, я любила в среду, Но вот настал четверг. В четверг тебя я не люблю, Мил человек. Не понимаю, ты о чем? И злишься на кого? Да, в среду был ты так любим, — А мне-то что? THURSDAY AND if I loved you Wednesday, Well, what is that to you? I do not love you Thursday — So much is true. And why you come complaining Is more than I can see. I loved you Wednesday, — yes-but what Is that to me?

Возможно, что Ему

Благословенен уголок Мой, украшенье мира. Но я не видела еще Китая и Каира. Не упиваться мне цветком Под самым моим носом, Пока мне запах незнаком Из Карфагена розы. Ткань нежная любви моей Не блекнет и не рвется, Пока я здесь. Но если мне Пуститься в путь придется!.. To the Not Impossible Him How shall I know, unless I go To Cairo or Cathay, Whether or not this blessed spot Is blest in every way? Now it may be, the flower for me Is this beneath my nose; How shall I tell, unless I smell The Carthaginian rose? The fabric of my faithful love No power shall dim or ravel Whilst I stay here, — but oh, my dear, If I should ever travel!

Пир

Бродила вдоль стола, Пила из рюмки каждой, Но не нашла вина Прекраснее, чем жажда. Грызя земли плоды, Пришла я к убежденью, Что в мире нет еды Вкуснее вожделенья. Всю эту канитель Я распродам отважно И лягу на постель Из голода и жажды. Feast I drank at every vine. The last was like the first. I came upon no wine So wonderful as thirst. I gnawed at every root. I ate of every plant. I came upon no fruit So wonderful as want. Feed the grape and bean To the vintner and monger: I will lie down lean With my thirst and my hunger.

Непутешественница

Тропинка мимо дома шла. Была уж очень хороша! — Но матушка меня предупредила: «В конце тропинки, доченька, Найдешь ты дом молочника» (И с той поры я дальше не ходила). THE UNEXPLORER THERE was a road ran past our house Too lovely to explore. I asked my mother once — she said That if you followed where it led It brought you to the milk-man's door. (That's why I have not traveled more.)

Синяя Борода

Просил не открывать, но ты вошла; Смотри же, из-за малости какой Предательство… Не видно ни котла, Ни дев, что расплатились головой За жадность, наподобие твоей; Магических кристаллов нету там, Сокровищ, рук заломленных… Глазей: Лишь паутина, затхлость, пустота В той комнате. Но все ж она была Мой только, сокровенный уголок. Ты ж, осквернив меня, так пробралась Бесцеремонно за ее порог, Что лик твой мне не должно созерцать И надо место новое искать. Bluebeard This door you might not open, and you did; So enter now, and see for what slight thing You are betrayed… Here is no treasure hid, No cauldron, no clear crystal mirroring The sought-for truth, no heads of women slain For greed like yours, no writhings of distress, But only what you see… Look yet again — An empty room, cobwebbed and comfortless. Yet this alone out of my life I kept Unto myself, lest any know me quite; And you did so profane me when you crept Unto the threshold of this room to-night That I must never more behold your face. This now is yours. I seek another place.

Сонет XLII

Чьи губы целовала, где, когда, На чьей руке спала я до утра, Зачем мне помнить, право? Если б не Пошел сегодня дождь из их теней, Я сердцу запретила бы щемить. Пускай вздыхали б призраки в окне — Их, незапомнившихся мальчиков, во сне Меня зовущих, уж не оживить. Так дерево средь зимней тишины Не помнит пенья улетевших птиц. Я не припомню ни имен, ни лиц. Влюбленности детали не важны Я только знаю: скоро год уже, Как лето не звучит в моей душе. * * * What lips my lips have kissed, and where, and why, I have forgotten, and what arms have lain Under my head till morning; but the rain Is full of ghosts tonight, that tap and sigh Upon the glass and listen for reply, And in my heart there stirs a quiet pain For unremembered lads that not again Will turn to me at midnight with a cry. Thus in winter stands the lonely tree, Nor knows what birds have vanished one by one, Yet knows its boughs more silent than before: I cannot say what loves have come and gone, I only know that summer sang in me A little while, that in me sings no more.

Не лечит время ничего, и лгут Друзья мои, забвенье мне суля. Хочу его под аккомпанемент дождя. Bce жду его прибытья на углу. Растают вековечные снега, И листья прошлогодние сожгут, Но прошлогодняя любовь моя Еще со мной, еще горчит во рту. Я избегаю из последних сил Той сотни мест, где он со мною был, Когда же набреду на уголок, Где не сияло милое лицо, Спешу сказать: «Здесь не было его!», Впустив невольно память на порог. Sonnet II TIME does not bring relief; you all have lied Who told me time would ease me of my pain! I miss him in the weeping of the rain; I want him at the shrinking of the tide; The old snows melt from every mountain-side, 5 And last year's leaves are smoke in every lane; But last year's bitter loving must remain Heaped on my heart, and my old thoughts abide! There are a hundred places where I fear To go, — so with his memory they brim! 10 And entering with relief some quiet place Where never fell his foot or shone his face I say, «There is no memory of him here!» And so stand stricken, so remembering him!

Любовь — не всё: не мясо, не питье, Не топливо, не крыша от дождя, Не мачта, чтоб цепляться за нее Во время бури, вверх и вниз скользя. Нет, не предложит воздуха глоток Любовь, не исцелит от хромоты, Но те, что прозябают без нее, Со смертию становятся на «ты». И, может статься, в самый трудный час Я пожелаю стать совсем другой: Когда нужда и боль настигнут нас Любовь я обменяю на покой, А память променяю на еду. Все может быть… Нет, верно, не смогу. * * * Love is not all: it is not meat nor drink Nor slumber nor a roof against the rain; Nor yet a floating spar to men that sink And rise and sink and rise and sink again; Love can not fill the thickened lung with breath, Nor clean the blood, nor set the fractured bone; Yet many a man is making friends with death Even as I speak, for lack of love alone. It well may be that in a difficult hour, Pinned down by pain and moaning for release, Or nagged by want past resolution's power, I might be driven to sell your love for peace, Or trade the memory of this night for food. It well may be. I do not think I would.

Сонет LXXXIX

Что б ни произошло, я не умру. Невзгоды делают меня сильней. Они полезны мне, а посему Ты чувственную бледность не жалей. Чем сирых постной жалостью кормить, Подай им понаваристей бульон И в ясный день сентябрьский смотри, Как на пригорке разгорелся клен, Как облака друг друга перегнать Пытаются… Чтоб снова сильной стать, Других спасать, мне надо, стало быть, Из чаши выплеснуть отчаянье и лень, Смекалку, волю, смысл в меню включить И в счастья хлеб вгрызаться каждый день.

Жалоба

Слушайте, дети, Такие делишки: Папа ваш умер. Сошью вам пальтишки Из старых пальто, А из брюк — штанишки. В карманах его Мы, детишки, найдем Ключи и монеты, Покрытые табаком. Дэну — монетки, В копилку бросать, Анне — ключи, Чтобы ими бренчать. Надо жить дальше, Анна и Дэн. Люди хорошие Мрут каждый день. Анна, ешь завтрак. Дэн, микстуру допей. Надо жить дальше, Хоть все мы умрем. Надо жить дальше, Вот не помню, зачем. * * * Listen, children: Your father is dead. From his old coats I'll make you little jackets; I'll make you little trousers From his old pants. There'll be in his pockets Things he used to put there, Keys and pennies Covered with tobacco; Dan shall have the pennies To save in his bank; Anne shall have the keys To make a pretty noise with. Life must go on, And the dead be forgotten; Life must go on, Though good men die; Anne, eat your breakfast; Dan, take your medicine; Life must go on; I forget just why.

На пепелище жизни

С той поры, как нет любви, дни неотличимы. ем, и, верно, буду спать, — только ночь нейдет. Но лежать и слушать бой часов, идущих мимо — Что за мука! — и когда снизойдет рассвет? С той поры, как нет любви, нету мне занятья. что бы я ни начала, тяжко завершить. все бессмысленно теперь, и зачем стараться. То да это, что угодно, резать или шить. Хоть и нет со мной любви, в дверь стучат соседи. что могу им одолжить? — я сама пуста. Видно, бесконечна жизнь, стены, годы, люди. Завтра, позже, каждый день — мышиная возня. Ashes of Life LOVE has gone and left me and the days are all alike; Eat I must, and sleep I will, — and would that night were here! But ah! — to lie awake and hear the slow hours strike! Would that it were day again! — with twilight near! Love has gone and left me and I don't know what to do; 5 This or that or what you will is all the same to me; But all the things that I begin I leave before I'm through, — There's little use in anything as far as I can see. Love has gone and left me, — and the neighbors knock and borrow, And life goes on forever like the gnawing of a mouse, — 10 And to-morrow and to-morrow and to-morrow and to-morrow There's this little street and this little house.

Скорбь

С бесконечностью дождя Горе в грудь стучит. Люди корчатся от боли, — Их рассвет найдет в покое. Боль мою не успокоит И не прекратит. Люди встали, кекс едят, — Я сижу, вздыхая. Вялы и неторопливы, Темно-бурые, как сливы, Мысли: встать мне или сесть, В город выйти, сливу съесть, — Разница какая. Sorrow SORROW like a ceaseless rain Beats upon my heart. People twist and scream in pain, — Dawn will find them still again; This has neither wax nor wane, 5 Neither stop nor start. People dress and go to town; I sit in my chair. All my thoughts are slow and brown: Standing up or sitting down 10 Little matters, or what gown Or what shoes I wear.