Дедушка
В первые по-настоящему жаркие дни наступающего лета большинство горожан выезжают на отдых. Но только не сотрудники детективного агентства «ЛС». Накануне долгожданных выходных Людмиле Горской выпадает, казалось бы, простое дело: разузнать об отношениях немолодой пары — богатого предпринимателя и серенькой учительницы. С кем ей придется иметь дело — с прожженной стервой, охотящейся за наследством? Или с невинной жертвой клеветы?
Больше серий и сериалов читайте на сайте www.knigazeta.ru
Московское лето. Едва раскрывшаяся листва уже успела пожухнуть и побуреть, от невыносимого жара плавится асфальт, и даже в тени нет и намека на прохладу. И кажется, только там, где с пронзительными криками в недосягаемой вышине реют черные штришки городских ласточек, есть хотя бы глоток свежего воздуха.
А в пятницу, изнемогая в пробках, москвичи потянутся на дачи, к спасительному простору полей и лесов, или хотя бы к своим крошечным дачным участкам. Вечерами, под щелканье соловьев будут жарить на ароматных полешках сочный, истекающий пенящимся жирком шашлык. Достанут из холодильников ледяное пиво, минералку или сок...
Людмила снова смочила носовой платок водой из бутылочки. Хорошо бы тоже выбраться из города, вместе с семьей, как все обычные люди. Обычные. Подходящее слово, поскольку жизнь Людмилы обычной не была ни в коем разе. Когда-то она работала следователем, но скандал с начальником, положившим на красавицу-девушку глаз, стоил ей карьеры. Подавленная и расстроенная, листая газету в поисках работы, она наткнулась на объявление, которое поначалу не восприняла всерьез. «Детективному агентству «Лунный свет» срочно требуется помощник детектива». Шутка, что ли? И название глупое — неужели и впрямь в московском офисе встретит ее лукавым прищуром Брюс Уиллис, бодро посверкивая бритым черепом на солнцепеке? Однако встретил ее вовсе не Брюс, а Сергей — высокий, поджарый, с пронзительным взглядом и глубоким бархатистым голосом. И Людмила поняла — это судьба привела ее в скромный, неприметный офис. Вскоре они были парой, и аббревиатуру «ЛС» неофициально расшифровывали, как Людмила и Сергей.
Людмила отпила и спрятала бутылочку в сумку, заприметив заказчика. Вернее — заказчицу, поскольку ей навстречу шла миловидная блондинка. Лет двадцать, не больше, отметила про себя Людмила. Фарфоровая кожа, нежный овал лица, еще детская хрупкость в движениях... Девушка старалась выглядеть серьезной: уверенное выражение лица, твердо сжатые губы, ни намека на юношескую игривость и веселость. Весь облик говорил — я здесь только по делам.
- Добрый день, - поздоровалась она, приблизившись к Люде. - Извините, на улицах такие пробки, - ни улыбки, ни смешливости в глазах. Горская повела себя так же твердо:
- Здравствуйте. Снегирева Елена? - девушка согласно кивнула. Люда снова отметила про себя — не поправила. Не Лена, не Алена, а по-взрослому - Елена. - Так в чем суть вашей проблемы?
- Дело в том, - тщательно взвешивая слова, заговорила девушка, - что у меня есть дедушка. Несмотря на возраст, он замечательный человек, интересный, с живым умом. Я очень люблю его, - и даже в этой, казалось бы, искренней реплике не было естественной теплоты и чувства, и прозвучала она как сухая констатация факта. - Но некоторое время назад дедушка резко переменился.
Люда, чуть склонив голову, внимательно ее слушала. Они медленно шли по аллее. Под ногами похрустывал песок, сквозь кружево листвы перемигивались изумрудные светотени. Возле лавочки крутились и курлыкали два сизых голубя.
- Дело в том, - продолжала Елена, - что у дедушки появилась женщина. Разумеется, ничего удивительного в этом нет, ведь дедушка не так уж и стар, у него еще остался вкус к жизни. Но эта женщина, - с долей презрения процедила девушка, - по-моему, просто хочет обвести дедушку вокруг пальца.
- Почему вы так считаете?
- Она моложе его на двадцать лет, не его круга общения, но... Главная проблема в том, что они знакомы всего несколько месяцев, а она уже торопит его со свадьбой. Согласитесь, не столь необходимая вещь в наше время, - отметила она рассудительно. - А мой дедушка весьма состоятельный человек.
- Но он ведь и в самом деле мог влюбиться. Говорят, поздняя любовь по сердцу, - сказала Люда, на какое-то мгновение убегая мыслями к своей собственной любви. Сколько было в ее юности пылких увлечений, страстных романов, мимолетных и почти выветрившихся из памяти. Сейчас ей почти тридцать пять, не то время, когда теряют голову от одного взгляда или прикосновения, многое испробовано, и выбор спутника жизни уже не определяется бурлением в крови. Но Сергей... Это была вспышка, жар по коже с первого взгляда. Кроме того, что он был по-мужски притягательным, их взгляды, вкусы и привычки во многом совпадали. Объединяла и работа...
- Нет, я как раз думаю, что это и произошло с моим дедушкой, - вырвал ее из размышлений голос Елены. - Но вот она точно не любит его. Все ее поступки говорят о том, что она нарочно завлекает его, чтобы завладеть квартирой. У него квартира в центре, на Ленинском, - нехотя добавила она. - Понимаете, какая это ценность.
- Понятно, - кивнула Люда. - Чего вы хотите от нас?
Вы занимаетесь расследованиями, - нахмурилась Елена, - вот и выясните, кто она такая, и что ей надо от моего деда. Он благоразумный человек, и если я предъявлю ему неопровержимые доказательства, он одумается.
- Хорошо, я и мои коллеги постараемся защитить вашего дедушку и вашу квартиру, - пообещала Людмила и тут же встретила недоуменный взгляд:
- Почему мою? У меня, слава Богу, есть, где жить. Но мой дядя живет с семьей на Дальнем Востоке. Возможно, он и не захочет перебираться сюда, в Москву, - она утомленно обвела глазами поникшую листву, тяжелый золотистый воздух и раскаленную пыль, оседающую на покошенном, но уже сероватом газоне. - Но он имеет больше прав, чем какая-то... - и она нетерпеливо и гневно махнула рукой.
- Не ругайтесь, Елена, - мягко пожурила Люда. - Мы постараемся все выяснить. Но я должна вас предупредить: расследование обойдется недешево.
Елена снова слегка нахмурилась, словно ей неприятно было одно упоминание о деньгах.
- Не беспокойтесь, у меня есть деньги, - и, предупредив вопрос Людмилы, откуда же у девушки-студентки могут быть крупные деньги, пояснила: - Мой отец работает в банке и каждый месяц дает мне на карманные расходы. Он считает, что я не должна ни в чем нуждаться и порой... это большие суммы. Но мне много не нужно, я не гонюсь за гламурным блеском, это вообще жизнь не для меня, - Люде показалось, что она слышит в по-взрослому уверенном голосе девушки легкий след юношеской доверчивости, и невольно тепло улыбнулась ей.
- Вот я и накопила. Пусть деньги пойдут на хорошее дело. Все-таки дедушка мне очень и очень дорог.
- Хорошо иметь обеспеченных родителей, - согласилась Люда. - Вот что, Елена. Вы, пожалуйста, никому не говорите, что обратились к нам.
- Договорились, - кивнула девушка, и, покопавшись в сумочке, достала блокнотный лист. - Здесь вся информация о ней.
Людмила взяла листок и бегло просмотрела его. Имя, отчество и фамилия, телефоны и адрес. Она спрятала бумажку в сумку и обернулась к Елене:
- Что ж, как только у меня появится какая-нибудь информация, я с вами сразу же свяжусь. Доброго вам дня, Елена.
«Дело не кажется сложным, - подумала Горская, направляясь к станции метро. - Если удастся закончить до конца недели, то, может быть, удастся еще выехать с Сережкой за город».
Скромный офис агентства «ЛС» находился на четвертом этаже небольшого бизнес-центра. Людмила скинула туфли у входа, а затем устало привалилась к стене, с удовольствием впитывая прохладу работающего кондиционера. Проклятая жара вымотала ее — в метро, казалось, вовсе не было воздуха, наземный транспорт едва тащился по раскаленной дороге, а пассажиры безбожно потели, вися на поручнях, как вяленые окорока.
В офисе царил полумрак из-за спущенных жалюзи, и оттого казалось, что становится еще свежее и легче дышать. Послышался шум — это во вращающемся кресле из своего кабинета выкатился Игорь Дымов — один из их с Сергеем помощников, талантливый парень, «компьютерщик», как его называли, поскольку на нем лежала вся техническая часть их работы. Он умел писать и взламывать программы (и, что менее афишировалось, не только программы), имел массу связей в Сети и чувствовал себя в информационных технологиях, как рыба в воде. Руки у него были золотые — не было вещи, которую он не мог бы собрать, починить или найти аналог у знакомых. Так же он прекрасно разбирался в той тайной аппаратуре разведки и прослушки, которой, конечно, честным частным детективам пользоваться было нельзя, но если очень нужно, то...
- Хотите? - Игорь протянул Людмиле дымящийся пакет с китайской едой.
- Нет, спасибо, - с отвращением глядя на креветочный хвост, сладко и густо пахнувший чем-то клейко-приторным, выдавила она. - Ты один, что ли? А где все?
- Сергей поехал встречаться с Кашиным, а Марина в лабораторию за анализами, - пробубнил парень, цепляя вилкой ярко-оранжевую лапшу. - А у вас как?
- Вот, держи, - Люда протянула ему блокнотный листок и села неподалеку на стул. Тонкая струйка воздуха из кондиционера приятно скользила по плечам. - Это данные на женщину, попробуй найти что-нибудь еще.
- А в чем там дело-то? - Игорь откинул за плечи длинные волосы и привычно подкатил к компьютеру.
- Заказчица думает, она хочет женить на себе ее деда и завладеть имуществом. Семья у них богатая — дед бывший совладелец крупной торговой компании, а его сын в банке работает. Есть, за что опасаться.
- Да, негусто, - в тон своим мыслям ответил парень и, коснувшись переносицы (не так-то просто забыть эту привычку, поменяв очки на контактные линзы), доложил, чуть повысив голос. - Татьяна Ивановна Селиверстова, 47 лет, не замужем, телефон бла-бла-бла, адрес ля-ля-ля, улица Маршала Бирюзова, дом 40, сорок пятая квартира. Работает в детской школе искусств номер четыре, это тут же, на Сосновой, преподавателем, то есть, художница. Вот есть ее страничка в социалке... Та-ак... Вот можно картинки посмотреть. Путешествует, да не за границу, а по нашим каким-то старинным городам. Участвует в городских выставках, репетиторством подрабатывает. В общем, ничего особенного.
- Да, ничего, - машинально повторила Людмила и резко поднялась со стула. - Я в душ. Все так и липнет, - и она брезгливо посмотрела на пальцы Игоря в оранжевом соку, которые он еще продолжал облизывать, выискивая в пакете последние комочки съестного.
Тот торопливо обернулся, будто что-то прослушав, и проводил взглядом изящную фигурку Людмилы. Такая шикарная женщина в душе! Капли воды на стройном загорелом теле. А ты сидишь тут у компа, гоняешь эльфиек и ищешь, чем занимается на досуге немолодая художница... Игорь вздохнул — гнать надо такие мысли, Серега ж убьет за свою даму.
Но что-то звякнуло в голове, и скучны стали и виртуал, и неоновый перемигивающийся мир. Сквозь щелочку в жалюзи виден был край лазуритового неба, оранжевый отблеск в окне напротив. Парень тряхнул длинной гривой, вздохнул и принялся за работу.
Красивое место Сосновая улица — тихо, уютно, зелено, из близлежащего парка тянет смолой и нагретыми шишками. Людмила остановила свою «Черри» недалеко от остановки и, войдя на школьный двор, притворилась одной из мамочек, пришедшей встречать ребенка из школы.
Долго ждать ей не пришлось. Со своего места она увидела, как подкатил «Фольксваген Туарег» Варламова. Припарковавшись, Степан Николаевич вошел во двор и, скромно прислонившись к ограде, спрятал за широкой спиной небольшой изысканный букет. Людмила с удовольствием оглядела его с ног до головы. Действительно, весьма интересный мужчина — высокий, хорошо сложенный, не грузный и не высохший, как большинство пожилых людей. Выглядел он моложе своих лет, можно было бы дать ему не больше пятидесяти - пятидесяти пяти. Седые волосы аккуратно зачесаны, морщины придают лицу зрелой мудрости, и все оно светится каким-то внутренним благородством. Он не первый раз встречает свою подругу здесь — выходящие из школы преподаватели здороваются с ним, он кивками отвечает на их приветствия. Детишки с любопытством рассматривают его — в памяти Люды всплыло, как некогда она сама так же выбегала из школы, и каждое новое лицо, каждая мелочь становились Событием с большой буквы, началом удивительного приключения. А Варламова сложно не заметить — он как-то сразу притягивает взгляд.
А вот и она — выходит из дверей, окруженная стайкой малышни. На сгибе локтя держит несколько альбомов, чуть склонив голову, ласково улыбается и что-то объясняет одному из ребят, которые восторженно ее слушают. "Она приятная", - подумала Людмила, оценивая внешность учительницы. - "Миниатюрная, тонкая, как балерина". Легкое ниспадающее бежевое платье без пояса, несколько старомодное, будто из двадцатых годов прошлого века, делает ее фигуру еще более вытянутой, удлиняет лебяжью шею. Даже ее шаг, когда она спускается по школьной лестнице, как-то по-танцевальному легок и грациозен. Лицо немолодое, но тоже какое-то вдохновленное, глаза светятся, а улыбка, пусть и обрамлена морщинками, на удивление обаятельна. Чуть миндалевидные глаза, зачесанные в пучок с японской заколкой подкрашенные светло-каштановые волосы. Какая-то осенняя, будто вот-вот улетит. Не очень-то похожа на прожженную стерву.
Людмила заранее заготовила подслушивающую аппаратуру — в руках у нее незаметно появилась брошюрка, в которой был спрятан маленький, похожий на пистолет, приборчик с круглой чашечкой антенны. Но использовать чудо техники не пришлось — женщина, попрощавшись с детьми, которые с неохотой удалились, подошла к Варламову. Тот протянул ей букет и легонько, в рамках приличия, прикоснулся губами к ее щеке. Они тепло поздоровались. Степан Николаевич взял у нее альбомы, хоть они и были тонкими и легкими, и предложил:
- Пойдем в машину сядем. Ты говорила, в магазин хочешь сходить — я тебя повезу. Мне тебе есть, что сказать.
Они двинулись к машине. Людмила последовала за ними на расстоянии, тоже села в свою машину и незаметно направила микрофон дальнего действия на «Туарег» Варламова. Жара все усиливалась, небо набухало кобальтовой глубиной. Ни облачка, и над ослепительной полосой дороги на кочках плавали дрожащие миражи. Хорошо еще, что Сосновая — довольно тенистая улица. Все окна были открыты, что не препятствовало принятию сигнала. Вдев крошечный наушник, со стороны казавшийся гарнитурой от сотового телефона, Людмила, не вызывая подозрений, слушала разговор.
- Танюшка, я так по тебе соскучился, - с чувством говорил Степан Николаевич, по-театральному целуя руку учительницы. - Никогда я еще не был так счастлив. Всем кажется — я только жить начинаю. Никогда раньше такого не было, ведь рассказывал тебе все... Олечка — как все горело, как рвалось, а высохло, измелочилось. Где? Кто? Лица не вспомню. Таша — ну, тут воля родителей, расчет, дети, обязанности, дружба. Иногда вспоминаю ее, но никогда мы особенно близки не были. И только с тобой я чувствую — наконец-то могу быть самим собой... Как много нужно было времени, чтобы это понять, ощутить...
Люде было уже неловко выслушивать эти искренние, доверительные слова. Уже червячком внутри копошилось — убрать все! Не имею права слышать то, что не для моих ушей. Но другой червячок шептал: а что, если художница и впрямь одурачить его хочет? И Люда, скрепя сердце, слушала.
- Зачем ты так говоришь, Степа? - у учительницы был приятный грудной голос, напоминавший об Анне Шатиловой. - Мы уже давно не дети...
-В том-то и дело, что уже не дети, и наконец-то можем поступать так, как считаем нужным! Не считаясь с кем-то, кто выше, старше, опытнее, не оглядываясь на обязательства и долги перед всеми — работой, обществом, семьей, детьми... Идем сегодня на «Мастера и Маргариту» на Таганке? Пусть это будет моим тебе свадебным подарком.
- Степа! Я уже говорила тебе — не стоит так быстро... - заволновалась Татьяна, но Варламов властно перебил ее:
- Танюш, я уже обо всем позаботился. Мне все равно, кто что подумает, я просто хочу... хочу, чтобы было так, понимаешь? В субботу в Хорошевском ЗАГСе, распишемся и сразу улетим. В Венецию, как и мечтали!
- Степа, я не знаю, что тебе...
- Перестань, ты для меня все, весь смысл моей жизни. Нам уже не так много осталось, так давай проживем, как нам хочется.
- Мы кого-то пригласим? - робко осведомилась Татьяна.
- Я бы хотел видеть только самых любимых и близких. Но Паша сможет приехать лишь в конце лета. С Дмитрием Анатольевичем я, как тебе известно, предпочитаю не общаться после того, что случилось с Лизонькой. Я бы хотел видеть Аленку, но не знаю, как она к этому отнесется.
Последовала короткая пауза.
- Тебе нужно ехать? - у Татьяны немного дрожит голос, в горле пересыхает. Она заметно взволнована, да и удушающая жара обволакивает тело, как наэлектризованный пакет.
- Да, еще есть дела, которые нужно уладить... Не хочу, чтобы нам что-то помешало отдыхать. Поехали вместе, я подкину тебя к магазину, - отвечает Варламов.
Окна плавно поднимаются, мощная машина тихо, но угрожающе порыкивает и трогается с места.
Люда сложила оборудование в сумку и неспешно двинулась за ними. Варламов подвез Селиверстову к торговому комплексу, где они нежно распрощались, договорившись встретиться в нужное время перед театром. Когда машина отъехала, Татьяна еще немного постояла, провожая ее взглядом, и только после этого вошла в здание, источавшее кондиционированный холодок. Людмила, без особых усилий слившаяся с толпой, последовала за ней.
Татьяна направилась к камерам хранения, чтобы оставить сумку и цветы, и Люда решила подождать ее чуть поодаль, у какой-то случайно подвернувшейся витрины. Но вдруг, видимо, почувствовав вибрацию или услышав звонок, Селиверстова начала торопливо рыться в сумке, отыскивая телефон. Людмиле не оставалось ничего другого, кроме как приблизиться и, притворившись, что тоже намеревается оставить сумку, прислушаться.
- Да, это я, - быстро говорила Татьяна. Лицо ее изменилось, улыбка покинула лицо, и напряженная складочка стрелочкой порхнула над бровями. - Да, мы только что... Ах.. Д-да... Сказал, мы распишемся в субботу и... Сейчас? Я в магазине... - она растерянно оглянулась. - Хорошо, я скоро подъеду.
У нее было выражение лица человека, которому предстоит сделать нечто неприятное, но неизбежное. Она медлила, решаясь, отправиться в магазин или идти на встречу. Притворившись, что ее толкнули, Людмила налетела на Татьяну, быстро и упруго отклонилась, извинившись, и стыдливо поспешила к выходу, тем не менее, проворным движением успев кинуть в приоткрытую сумку учительницы крошечный «жучок». Как она и думала, Селиверстова медленно вышла из магазина вслед за ней, о чем-то размышляя на ходу, остановила притормозившую машину. Людмила вернулась к своей «Вишенке» и отправилась за Татьяной.
Протолкавшись с час в пробках, они влились в Ленинградку, созданную быть мощной артерией города, но которая на деле была давно уже затромбовавшимся протоком. Тут художница, наконец-то, сообразила, что ногами будет быстрее. «Нашла, где выйти, - чертыхнулась Людмила, торопливо выискивая хоть какой-нибудь просвет или кусок тротуара. - Плюнуть некуда, не то, что припарковаться!» Наконец, не с первого раза воткнув машинку в каком-то вусмерть забитом дворе, она выскочила на проспект, отыскивая взглядом Татьяну, уверенная, что уже потеряла ее. Но нет — ей везло! Учительница неспешно шагала по улице, с видом человека, который нечасто бывает в этих местах или же что-то ищет.
Вечерело, дома раскрашивались огнисто-алыми красками, пламенели окна стеклянных высоток, полыхал белым огнем шпиль Триумф Паласа. Народ пер потоками, толкаясь и заводясь, к станции метро, нервно дергались, бибикали и пыхтели запертые в стальной реке автомобили. Чад выхлопных газов смешивался с висящей в воздухе пылью. Резал уши дребезжащий звук отбойного молотка. «Хоть бы закончить до выходных, - стучало в голове Людмилы, шедшей позади Татьяны. - На волю, к деревьям, птичкам, с Сережкой! Да она же типичная библиотечная мышь...
Но вот учительница свернула в арку под вывеской. Взгляду Горской открылась тихая узкая улочка, желтенькая штукатурка низких домов, печально повисшая, но тем не менее, радующая глаз зелень хиленьких вязов. «Куда исчезает старая Москва? - с сожалением подумала Люда. - Тает, как снег на солнце... Сегодня здесь еще держатся эти древние, или уже не очень, домики, а завтра кто-то кому-то разрешает истереть это место в порошок, выкорчевать память, застроить его новым куском стали, стекла и бетона». Татьяна, робея, подошла к одному из зданий, поднялась по лесенке, переговорила с охранником и исчезла в темноте помещения.
Маленькое полуподвальное кафе под чугунной стилизованной вывеской. Готический шрифт, красное и черное с белым и мореным дубом. Возле лестницы с коваными перилами две кадки со свежими, недавно пересаженными петуньями. У входа явно скучает охранник — ему тоже тоскливо жариться в костюме. Он докуривает сигарету и с любопытством оглядывает приближающуюся женщину. Одета неброско, но одежда не скрывает притягательности стройного тела — грудь маняще натягивает тонкую ткань бретельчатой маечки, голубые джинсы облегают округлую попку и красивые ноги. И как идет — будто всю жизнь ходила по подиуму — задница, как маятник и сиськи эти — прыг-прыг. Волосы длинные, каштановые — хорошо. Не, погоди-ка, погоди.. это самое...
- Простите, у вас есть карточка? - очухивается мужик.
- Карточка? - переспрашивают губы.
- Вход только для членов клуба или по приглашению, - вспоминает речь охранник.
- Н-нет, у меня нет, - смущается женщина, с высоты его роста ему видно, что у нее белый лифчик. Здорово быть высоким дядькой!
- А вот женщина, которая только что вошла, она тоже член клуба? - не унимается она. Охранник хотел было неприлично пошутить — такие остроумные и необычные приходили на ум вещи, но сдержался и выдавил:
- Эта.. закрытая информация, - молодец, держится крутым, серьезным малым.
- А может, - улыбается девушка, - вы меня все-таки впустите?
- Не-е, - тянет охранник («интересно, а труселя у нее белые?»). - Ну, я пущу, так ты думаешь, там никто карточку не спросит? И тебя выведут, и мне по шапке настучат.
- Жаль, - повиливая, красивая попка уплывает в сторону детской площадки, охранник, глумливо ухмыляясь своим фантазиям, раскуривает следующую сигаретку.
«Вот баран, - дулась Людмила, располагаясь на скамеечке детской площадки. - Даже задницей повилять не пришлось — уже растаял. Но внутрь, зараза, не пустил таки». Она раскрыла сумочку, надела наушники и подключилась к «жучку», лежащему в сумке Татьяны. Как назло, почти ничего не было слышно — помехи, шум и скрежет портили всю картину. Различалось только невнятное бормотание, и лишь один раз в эфир скользнула четкая, не искаженная фраза, произнесенная голосом Татьяны:
- Я сделаю так, как мы договаривались...
«Голос не самый радостный», - отметила Люда. Она чья-то сообщница, у нее определенно есть какие-то намерения, но сама она, похоже, от своей роли не в восторге. Или она расстроена оттого, что ее доля окажется меньше, чем договаривались изначально? В любом случае, Варламов собирается жениться на этой неделе, а это значит, что до конца недели дело будет закрыто, и они вдвоем с Сережкой уедут отсюда. Но чтобы эта мечта стала явью, нужно работать серьезнее, собирая доказательства получше одной вырванной из контекста фразы.
Селиверстова, робея, вошла в темное помещение. Кафе было отделано в стиле европейской харчевни: балки под потолком, массивные столы и стулья. В пролетах висели кованые люстры, стены были украшены полотнами с изображениями охоты. Девочка-официантка, одетая в соблазнительный костюмчик средневековой крестьянки — декольтированная блузка, короткая юбочка и подчеркивающий осиную талию корсетик — провела ее к столику, где сидел уже знакомый Татьяне человек. Она его ненавидела.
На непредвзятый взгляд, он был вполне симпатичен — очень аккуратный, с короткой стрижкой, чисто выбритый, дорого одетый и пахнущий изысканным парфюмом. Но ее тошнило от чрезмерной смазливости и развязности этого мужчины. Ее бесила его отвратительная привычка сидеть, раскинув ноги во всю ширь, будто промеж ног у него стоял большой ящик. Его нервные пальцы, никогда не остававшиеся неподвижными — то он одергивал манжеты, то поправлял пиджак, то поддергивал брюки или теребил себя за ежик волос. Его лицо было бы приятным, если бы не было чересчур красивым. Бархатные темные глаза, томные, с длинными ресницами, женственные губы, точеный нос. Вдобавок, слащавость полностью уничтожала в нем мужественность.
Когда Татьяна села напротив, он вальяжно качнулся в ее сторону и, опершись на локти, небрежно спросил:
- Так вы с ним распишетесь в субботу?
- Да.
- Отлично. Помните, что вы должны сделать?
- Да, - подавленно вымучивает женщина. Сейчас становится видно, что она уже немолода — увядшее лицо, выбившиеся пряди делают ее неряшливой, легкое платье выглядит старомодным и чересчур простым среди этих свежих, вычурных вещей.
- Не забудьте, что будет, если вы захотите уклониться, - все тем же ровным, небрежным тоном продолжает мужчина.
- Не давите на меня. Вы не понимаете, как мне тяжело, - прорывается у Татьяны. Она смотрит на краешек стола, на свои сцепленные руки, лежащие на худых коленях, в сердце поднимается волна — почему я? Почему он? Ну почему? Неужели никто не может помочь?
- О, вы еще не знаете, что такое давление, - беспечно протягивает мужчина и машет рукой официантке, показавшейся с подносом у барной стойки. - Я просто напоминаю. Чтобы вы не забылись.
- Я сделаю так, как мы договаривались... - вздохнула она.
- Замечательно. Я тоже сделаю так, как мы договаривались. Гиннес темный, пожалуйста и баварские сосиски, - он уже обратился к девушке, словно Татьяна была всего лишь призраком. Ей ничего не оставалось, кроме как встать и поплестись к выходу.
Людмила недоверчиво косилась на огромную сизую тучу, которая планомерно наползала на город. Часть закатного неба, где еще розовел солнечный диск, была чистой, отливала бирюзой и пурпуром александрита. Но чутье подсказывало — как только солнце угаснет, небо в считанные секунды затянется седой пеленой, налетит ледяной ветер, будет гнуть деревья и крушить рекламные щиты. Не самая лучшая перспектива — встретить подобное буйство стихии на улице.
Гораздо лучше, думалось Людмиле, наблюдать ее из окна, лежа в уютной постели, обнимая любимого человека. Ну или хотя бы чай в кухне пить. А потенциальная «прожженная стерва» застряла в кафешке, где на кружку пива не хватит всей ее мизерной зарплаты. Ну вот, наконец-то! Дождалась.
Однако ее азарт пропал, когда она увидела подавленное лицо немолодой женщины. Да, не с таким видом ходят, когда готовятся оттяпать богатое наследство. Людмила уж приподнялась было пойти ей навстречу, предложить помощь и, быть может, разговорить учительницу. Но, взяв себя в руки, она выждала, а затем пошла за ней. У Татьяны зазвонил телефон. На расстоянии Людмиле не было слышно слов, но она догадывалась по выражению лица, что звонил Варламов: учительница жалобно, робко улыбалась и будто пыталась уверить, что с ней, несмотря на расстроенный голос, все в порядке.
Садясь в машину, Горская набрала номер Елены.
- Добрый вечер, у меня есть информация. Где будет удобнее встретиться?
За серой несуразной башней «Банка Москвы» ослепительно полыхнуло, и Люда невольно подумала - «лучше бы под крышей».
Учитывая то, что гроза надвигалась нешуточная, тяжелые облака стремительно неслись, как табун беснующихся лошадей, клубились, как пенные валы, сплетались в арабески и готовились извергнуть на мир шквалистый ветер, смерчи и ураганы, а если повезет, то и пару наперстков воды, они условились встретиться в квартире Елены. Девушка жила в отдаленном спальном районе, среди десятка похожих одна на другую светленьких многоэтажек, где во дворах стояли новенькие детские площадки, а не так давно посаженные деревца успели немного разрастись.
Однокомнатная, но просторная квартира, казавшаяся еще больше из-за минимума вещей в ней, многое рассказывала о характере своей хозяйки. Лаконично, аккуратно, только самое нужное, никаких побрякушек и мелочей — лишь на компьютерном столе в рамочке семейная фотография, сделанная, по-видимому, лет пять назад. На ней у Елены еще совсем детский вид, улыбчивое лицо, тоненькое, не оформившееся тело. Рядом с ней стояли высокая статная женщина в летнем платье и соломенной шляпке с лентой и красивый мужчина, из-за короткой узкой бородки и стрижки походивший на Диму Билана, только лет на пятнадцать постарше.
- Мои родители, - объяснила Елена, перехватив взгляд гостьи. - Мама умерла от скоротечного рака два года назад. У отца уже тогда была другая женщина, а после смерти мамы он и вовсе перестал скрывать это. Из-за этого они с дедушкой сильно поругались и с тех пор почти не общаются. Дедушка считает, его измены поспособствовали смерти мамы...
За окном вновь сверкнуло, резко, мощно, с дребезжанием стекол ударил гром. Елена налила им обеим фруктовый чай.
- Конечно, по одной фразе ничего нельзя понять, а вся остальная запись слишком нечеткая. Вам случайно не знаком этот мужской голос?
- Нет, - пожала плечами девушка. - Слишком искажен. Хотя интонация вроде бы знакомая... Говорит, как москвич, по крайней мере.
- Может быть, кто-то из ее знакомых?
- Я их не знаю. Но это неважно. Вы сами сказали, что у нее могут быть соучастники или кто-то, кто ее использует. В любом случае, с ней связано что-то нехорошее, и дедушке лучше об этом знать.
- Что вы предполагаете делать дальше? – спросила Люда.
- А знаете что? – начала Елена и задумалась, помешивая ложечкой чай, хотя сахар давно уже растворился: - Вы можете дать мне такую же аппаратуру, как у вас? Я съезжу к ней и заставлю во всем признаться. Или доказать, что она невиновна, - голос у нее впервые задрожал от волнения.
- Мне кажется, это не самая лучшая идея, - засомневалась Люда. – Несмотря на ее простоватый вид, она все-таки может оказаться упертой – ведь это ее последний шанс вырваться из ее незатейливой жизни. Вы попросту можете все испортить, и она станет осторожнее. Мы продолжим наблюдение и раздобудем еще информации…
- Понимаете, мне нельзя ждать! – порывисто воскликнула Елена, с отвращением отталкивая свою кружку. – У нас всего несколько дней, а затем они зарегистрируются и подпишут брачный договор, а там наверняка и завещание деда – я не знаю, как это точно делается… И потом, вы говорите, что она была подавлена и расстроена. Если ее кто-то использует, шантажирует, мы можем предложить ей помощь, неужели она откажется? Пусть расскажет все, как есть, а там мы придумаем, как исправить ситуацию.
- Что ж, я вижу, вас не переубедить. Давайте так и сделаем.
- Да, может быть, удастся застать их вместе – дедушка наверняка подвезет ее домой. Я бы хотела, чтобы и он там был – при нем она не сможет врать, - Елена подошла к окну и посмотрела в кипучее, непрестанно менявшееся небо. – Подождем немного. Они тоже наверняка не сразу поедут домой. Посидят в фойе, выпьют кофе, дедушка любит растянуть удовольствие.
Людмила вздохнула с облегчением.
Когда они подъехали к дому Селиверстовой, ветер уже стих, и только дождь еще слабо накрапывал. Особого облегчения он так и не принес – воздух был по-прежнему влажен и полон горьковатого тепла. Пряно, тягуче пахли кусты сиреней, посаженные у подъездов. Ветер и дождь прибили к бордюрам кленовые «липучки», их резкий смолянистый запах щекотал ноздри.
- Помните, когда будете разговаривать, старайтесь поворачиваться к ней лицом, так она всегда будет в кадре, и ее будет лучше слышно, - инструктировала Елену Людмила, прикрепляя к ней камеру с «жучком».
- Я поняла, - покивала та. Она выглядела несколько нервной и постоянно оглядывала улицу, чтобы понять, приезжала сюда машина деда или еще нет. Наконец, девушка вошла в дом.
На узкой и темной лестнице дурманяще пахло борщом - так, что сводило горло, и непроизвольно выделялась слюна. На лестничной площадке не было видно влажных следов от обуви, но Елена все равно позвонила в дверь. Ей пришлось нажать кнопку еще два раза, и она уже решилась было отступить, как дверь открылась. В сумраке узкого коридора едва угадывались очертания сидящего в инвалидной коляске человека. Елена невольно отступила назад, смутившись – ей раньше никогда не приходилось встречать инвалидов вживую, и она несколько растерялась.
- Вы, наверное, к Татьяне Ивановне? – спросил тот.
- Д-да, - пробормотала она, прекратив невежливо вглядываться в недра квартиры поверх его головы.
- Она еще не вернулась, но вы можете ее подождать, - предложил человек, отъезжая вовнутрь, так что Елене ничего не оставалось делать, кроме как войти. – Честно, я думал, что это она, поэтому и свет не включил даже, - извинился он, нажимая кнопку выключателя. Зажегся свет, и Елена увидела перед собой парня лет девятнадцати. Симпатичный. Крепкая грудь и широкие плечи, ловкие сильные руки, привыкшие к тяжелой работе и... тонкие детские ноги. Казалось, что они принадлежат другому человеку.
- Вы ее сын, да? – неловко поинтересовалась она, следуя за парнем по длинному коридору в кухню.
- Нет, они были подругами, вместе в школе работали. А потом, - он невольно запнулся, - Татьяна Ивановна взяла меня к себе. Полгода назад мама погибла, а я слишком мало могу заработать, чтобы оплачивать съем жилья…
- Прости, - шепнула Елена, садясь на стул, который он ей предложил. Огляделась. Какая крошечная по сравнению с ее собственной кухня, но так здесь опрятно и удобно. Весь подоконник уставлен цветами, цветы в подвесных горшках и цветы наверху кухонных шкафчиков. Сразу видно — за ними хорошо ухаживают, вон какие у них пышные листья и толстые стебли. Парень проехал вперед, нажал кнопку электрического чайника.
- Ничего, - отмахнулся он. – Татьяна Ивановна, она такая – добрая очень. Всем старается помочь. Хотите чаю? Меня Лешей зовут.
- А я… Елена, - выговорила она. – Вы ее, должно быть, хорошо знаете.
- Да, если вы насчет репетиторства, так она только на занятиях строгой бывает, а так она замечательная. Хорошо бы, чтобы ей на этот раз повезло, - сам себе сказал он, доставая из нижнего шкафчика вафли и печенье. Елена, решившая ему помочь и потянувшаяся за чашками, услышала его слова:
- Разве у нее какие-то неприятности? – навострила она уши. – Она кажется таким довольным жизнью человеком.
- Да кто может сказать, счастлив человек или нет, - Леша остановился напротив нее, и под открытым взглядом его голубых глаз Елене стало неловко, брошка с камерой мерзко жгла плечо. – Со стороны часто кажется, что все хорошо. Люди даже завидуют, не зная, как на самом деле бывает. Татьяна Ивановна, хоть она искренний и добрый человек, почему-то попадается на удочку разным мерзавцам… Когда она была молодой, над ней издевался ее отчим, из-за отвращения к нему она так и не вышла замуж. А когда, ну знаете, в голове все переворачивается, как-то по-взрослому укладывается, тогда уж она никому нужна не была. Раз только, помню, появился у нее друг, она такая радостная была, как на крыльях летала. А он, оказалось, женатый был, его баба даже приходила отношения выяснять – это мне еще тогда мама рассказала, - добавил он поспешно. – А сейчас у нее тоже есть кто-то, и с ее слов, он ее очень любит. Я так хочу, чтобы этот человек оказался порядочным.
Елена почувствовала, как в ней по-детски нарастает горячее желание крикнуть: «Да он не просто порядочный, он просто замечательный человек!», но в этот момент в прихожей раздался звонок, похожий на птичью трель.
- А вот и Татьяна Ивановна, - улыбнулся Леша и с усилием двинулся в коридор, наконец, прекратив смущать девушку взглядом. Как и у многих инвалидов-колясочников, его движения были сильными и уверенными, в его манере перемещаться с места на место было даже что-то от лихачества, желания сделать что-то в полную силу, но тем печальней было видеть, что этой силе негде развернуться в узких, будто налепленных друг на друга комнатах.
Елена вконец растеряла остатки храбрости и сидела, сжавшись, на стуле, перекатывая в ладонях горячую кружку. Ей было слышно, как в прихожей Леша сказал Татьяне: «Теть Тань, у нас гости. Девушка, она вас знает, наверное, насчет занятий». Спустя минуту та вошла в кухню и, узнав Елену, смущенно улыбнулась ей.
- Я вас помню, вы Леночка, внучка Степана Николаевича, - с приязнью сказала она. – Рада вас видеть. О, Леша вам уже чаю предложил?
От теплых беззлобных слов Елене стало совсем не по себе.
- Я пришла… я хотела бы с вами поговорить... о дедушке, - выдавила она из себя. Не дожидаясь, пока его попросят, Леша послушно свернул в комнату, и спустя несколько минут оттуда послышалось мерное гудение компьютера и его приветственное попискивание.
- Дело в том, - стараясь взять себя в руки и сохранить деловой тон, заговорила Елена, - что мне кажется, будто вы не вполне честны с моим дедушкой. Проще говоря – вы его обманываете!
- Леночка, я не понимаю, с чего вы это взяли, - видимо, слова Елены потрясли Татьяну. – Мне бы никогда не пришло в голову… Я люблю Степана Николаевича, простите, если я чем-то вас обидела.. Вы, верно, считаете, что я ему не пара, - виновато бормотала учительница, повесив голову и едва не плача. Елене стало ее по-человечески жалко.
- Нет-нет, я так не думаю, - выпалила Елена, удивившись своим словам и порывистости, с которой они были произнесены. – Просто я тоже его люблю и не хочу, чтобы кто-то причинил ему страдания… Мы же скоро… станем семьей и… мы могли бы вместе решать проблемы. Если вдруг вам нужна помощь, вы всегда можете меня о ней попросить! – тараторила Елена, ободряя Татьяну, совершенно упавшую духом. Та подняла на девушку покрасневшие глаза и будто размышляла, стоит ей довериться или нет. Наконец, она нерешительно покачала головой:
- Нет, Леночка. Я вам клянусь, у меня нет ничего, что могло бы обидеть Степана Николаевича. Все эти разговоры о деньгах, имуществе — да, я небогата, но для меня все это не имеет никакого значения по сравнению с тем, что нас объединяет...
- Простите, если я вас обидела, - понурила голову Елена, ей действительно было стыдно, под изящными волнами волос уши так и горели.
- Да перестаньте, Леночка. Не уходите, - попросила Татьяна, когда Елена порывисто встала. - Останьтесь, выпьем чаю, у нас есть замечательные пряники, только они на полке — Леша не может дотянуться, - несколько извиняющимся голосом объяснила она, оборачиваясь к шкафчикам.
- Нет, нет, - засобиралась девушка, встретив укоризненный взгляд Леши, незаметно появившегося в дверном проеме. - Мне нужно идти, меня ждут.
Леша сдвинулся, чтобы пропустить ее, но, проходя мимо, она невольно столкнулась с ним взглядом, и что-то словно обожгло ее изнутри.
- Я с подругой приехала, - виновато ответила она. - Для храбрости...
Лицо юноши посветлело, глаза слегка улыбнулись, но Елена все равно чувствовала какую-то недосказанность.
- И знаешь, - шепнула она ему, надевая туфли. - Мой дедушка самый лучший человек на свете! Ты убедишься в этом, когда его увидишь. Ну что — увидимся на свадьбе? - глаза Леши округлились от удивления, но она, приветливо улыбнувшись, уже выпорхнула за дверь. Небо понемногу очищалось, в просветах между облаками показались дрожащие звездочки. Защелкал соловей, редкий гость московских улиц. Чудесно пахло свежестью, и после объяснения на душе тоже было легко и приятно. Она подошла к Людмиле и протянула ей «брошку».
- Я записала весь ваш разговор, - доложила Людмила. - Хотя этот разговор ее, увы, ничем не выдает и не оправдывает. И еще я сделала запрос в агентство, чтобы выяснили имена всех членов того закрытого клуба — возможно, нам удастся вычислить того человека, с которым встречалась Татьяна.
- Не нужно, - улыбнулась Елена, умиротворенно оглядывая притихший вечерний двор и уютные золотистые огоньки окошек. - Я решила им не мешать. Почему-то я ей верю... Спасибо вам за все. Можно, - она бросила взгляд на свои наручные часы, - я переведу деньги завтра? Наверное, все отделения банка уже закрыты.
- Ничего страшного, - так же дружелюбно улыбнулась в ответ Людмила. - Желаю удачи вам и вашему дедушке. Но если вдруг мы вам еще понадобимся — телефон у вас есть. Буду рада помочь. Подвезти?
- Да нет, я прогуляюсь пешком — погода налаживается, - ответила девушка, и, помахав рукой, направилась к выходу со двора.
Близился август. Тропические условия мая плавно перетекли в умеренно теплую погоду с кучерявыми, мягкими облаками, в прохладные утра с шелестом выгоревшей и утомленной летом листвы и шелковистые свежие сумерки, манящие близостью отдыха. Временами казалось, город опустел — больше не было во дворах играющих до заката детей, пропали и их бабушки, обычно наводнявшие по утрам и вечерам общественный транспорт с ручными тележками наперевес, набитыми овощной снедью. Большинство студентов ушли на летнюю подработку, лишив парки, скверы и остановки привычных картин сидящей беззаботной молодежи, нежно обнимающихся пар и заливистого смеха из какого-нибудь окна.
Мир оживал к вечеру. Вначале, как и всегда, по улицам спешили толпы людей, затем поток иссякал, в домах открывались окна, слышалась музыка, голоса, суетный деловой люд сменялся вышедшими на прогулку парами. Неторопливо прохаживались, наслаждаясь вечерней прохладой и перламутровым, аквамариновым небом, перистыми льняными облаками, просвеченными солнцем, криками ласточек. Собирались компаниями, чтобы посидеть во дворах, открытых кафе, на балконах и у настежь распахнутых окон. Смеялись, говорили, ехали по вечерним, неторопливым делам — в кино, клуб, магазин.
У агентства «ЛС» в это лето клиентов хватало. Одно дело сменялось другим, были расследования простые, не требовавшие особенных затрат сил и мозговых ресурсов. Были дела запутанные, противоречивые, сложные. А уж отношения простыми не были вовсе. Книжный червь Марина совмещала работу с какими-то хитроумными курсами, намереваясь освоить какое-то затейливое ремесло — не то чтение книг с конца, не то телепатию с особо упертыми клиентами, умеющими промычать в трубку «ну я вот это самое...» и пыхтящими над продолжением фразы. Игорь вкладывался в дела с полной самоотдачей, разыскивая, распутывая, взламывая и удерживая в памяти обещания, просьбы и зацепки с доброй тысячей людей. Поговаривали, на своей квартире он мастерит какой-то вечный двигатель или макрос для холодильника и микроволновки. Впрочем, однажды, позвонив ему поздно вечером по какому-то важному делу, Людмила, к своему удивлению, нарвалась на смущенный и смешливый девичий голос.
Ее собственная личная жизнь, по выражению Игоря, «повисла в загрузке» - дела удивительным образом разделяли ее с Сергеем. Бывали унылые и тягостные вечера, когда они встречались дома, она была умиротворена и полна желаний, а Сергей, взведенный сложным заказом, срывался на нее, отмахивался или раздражался из-за мелочей. Бывало и наоборот: он искал ее общества, а она была поглощена чем-то. Они часто ссорились, доказывая, что каждый как детектив ничем не хуже другого, приводили в пример те или другие дела, хвастались или высмеивали друг друга, а потом, остыв, замечали, что в бессмысленной словесной перепалке напрасно потратили время, которое могли бы употребить на вечернюю прогулку, кино или любовь. Иногда же выпадали редкие, как самоцветы, часы, когда они существовали только друг для друга, и горели на полках ароматические свечи, искрилось в блеске огней в бокалах вино, шептались долгие, пронизанные счастьем, разговоры. Но это бывало так редко... Круговерть повседневных дел, личной, бытовой, социальной и профессиональной жизней сплетался в причудливый клубок, а то и гордиев узел.
Но, когда на экране телефона снова высветился номер Снегиревой, Люда сразу вспомнила и Елену, и ее дедушку, и скромную учительницу, похожую на танцовщицу. Предчувствуя что-то недоброе, она приняла вызов. Голос Елены дрожал от волнения, она всхлипывала и порывалась заплакать.
- Елена? Что случилось? - Людмила и сама вытянулась в струнку, точно охотничья собака.
- Дедушка... - срывающимся голосом произнесла девушка. - Два дня назад... Все случилось два дня назад, он в больнице... Помогите, пожалуйста!
- Постарайтесь взять себя в руки, - распорядилась Люда. - Вы дома? Я сейчас к вам приеду!
Она постояла посреди комнаты, собираясь с мыслями, затем вырвала блокнотный лист, написала на нем обычные заметки для Сергея, обещавшего вернуться поздно вечером — суп в красной кастрюле, крабовые палочки (не ешь!) для салата, подкрути кран в ванной, накинула легкое платье и спустилась к своей «Вишенке».
Народу на улицах было уже не так много, поэтому она добралась до дома Елены без происшествий. Заруливая во двор по узкой, с одной стороны заставленной машинами дорожке, ловя на лице красный, уже лишившийся своей силы солнечный луч, она подумала о Сергее. Зачем они разругались? Ведь он прав, он совершенно прав — он все-таки лучше нее выполняет свою работу. Он ее любит, но сейчас, занимаясь своим собственным расследованием, он не позволит мыслям о ней смешаться с мыслями о работе. А вот она так не может...
Вечер был так тих, что, казалось, время остановилось, или же все, как в царстве спящей красавицы, погрузилось в столетний сон. Даже листья мелких длиннопалых вязов замерли неподвижно. Пыльная полосатая кошка вальяжно растянулась в палисадничке. Прежде, чем войти в подъезд, она кинула взгляд на окно первого этажа — на подоконнике красовался здоровенный кактус, коренастый и самодовольно распушивший иголки. «Надо подарить Сергею что-нибудь», - с улыбкой подумала Люда, открывая дверь.
В квартире Елены было не прибрано, всюду стояли немытые чашки. Использованные салфетки комочками валялись на всех предметах. Девушка, заплаканная, не накрашенная, в домашнем платье, так похожая на ту тоненькую угловатую девочку с фотографии, встретила ее и, едва дождавшись, пока гостья скинет обувь и войдет, начала сбивчиво и торопливо рассказывать:
- Это просто какой-то ужас... Мне все кажется, я надеюсь — я сейчас проснусь! Два дня назад мы с тетей Таней собрались сделать ему подарок, испекли торт, а ему вдруг... он, - она с трудом подавила рыдания, некрасиво скривившись. - Ему стало плохо, вызвали скорую, его увезли... И он так и не приходил в себя! Врачи говорят, «стабильно плохое состояние», он впал в кому... А если он умрет? - с ужасом прорыдала она, поднимая на Людмилу опухшие глаза.
- Боже мой, - пробормотала та. - Погодите, расскажите все подробнее. Что сказали врачи? Что с ним произошло?
Что-то нелепое было в этой сцене. Сквозь окно на светлую стену ложился косой малиновый квадрат, игравший огнем, как вино в бокале, а едва заметные лучи струнками наполняли пустую комнату, казалось, что немногочисленная мебель подвинулась, чтобы вместить еще больше света, объема, воздушности. И в этом идиллически-светящемся ореоле сидели две женщины, и сбивчивые, рыдающие слова казались здесь, в обыденно-домашней обстановке чужими, выбивающимися из контекста типичной жизни. Вдруг, заслоненный случайным облаком, солнечный блик погас, очарование закатной минуты рассеялось, слова выступили на передний план и больше не казались чужими. В их пронзительной горечи были слишком много жестокой, неприкрытой реальности.
- Понимаете, это не несчастный случай, - Елена глубоко вздохнула и поморгала, стараясь осушить глаза и остановить слезы. - У дедушки были проблемы с сердцем, ведь он все-таки не молод. Тахикардия, но он успешно справлялся с ней... Он вел здоровый образ жизни, - от слез ее голос был гнусавым и несколько писклявым, - хорошо кушал, заваривал лечебные травы еще по старому рецепту своих родителей... Вот в эти-то травы ему кто-то и всыпал эфедрина...
- Татьяна Ивановна? - предположила Люда.
- Нет-нет! - из глаз Елены опять полились крупные капли. - Все это время... Мы часто встречались, я любила к ним приходить, с ними всегда было тепло, понимаете? Тетя Таня, она действительно чудесный человек, дедушка... дедушка был с ней... так счастлив... - и она заплакала, безуспешно пытаясь остановить чувство жалости и те острые, радужные картинки, что всплывали у нее в памяти, раня и терзая сердце. Крикливый, пестрый, техничный и деловой центр, сплетение узких старинных улочек, обреченных на исчезновение под натиском безвкусных, притворяющихся вписывающимися в низенький ансамбль домов. Стеклянные и зеркальные высотки. И среди этого новомодного, ультра-неонового, несущегося к развлечениям и крутым карьерам, мира — в самом центре этого водоворота — тихая пристань, уютно светящееся окно. Вечные ценности — любовь, разум, верность. Напоенные умиротворением вечера, когда в квартире при свете антикварной лампы с расшитым абажуром, в изысканной обстановке, воспроизводящей стиль девятнадцатого века, они мирно пили чай, листали художественные альбомы, слушали музыку — то на дорогом музыкальном центре, завораживающим своим звучанием, а то и на отреставрированном патефоне — сколько этих драгоценных пластинок в новых плотных обертках хранилось у дедушки! Как неспешно текли беседы, порой за полночь. А порой к ним присоединялся и Леша. Никогда еще, пожалуй, не было Елена так счастлива, предвкушая встречу с ними, никогда так не желала дарить ласку и радость. И вот — все разбито...
- Тетя Таня не виновата! - выдавила она, пересиливая себя. - Она бы не могла этого сделать, она так его любила. И потом в тот день мы с ней всюду были вместе, готовили этот пирог... Его тоже взяли, этот пирог, в нем-то как раз ничего не нашли. А вот настой, который дедушка сам варил и держал в кухне на окне — вот там и был этот чертов препарат...
- А что с ней сейчас? Возбудили уголовное дело? - допытывалась Людмила.
- Да, в милиции сразу сказали, что это было покушение. Ни у дедушки дома, ни у нас с тетей Таней этого лекарства никогда не было! Тетю Таню допросили, она под подозрением... - она всхлипнула. - Мы должны ей помочь, ведь если каким-то образом... если настоящего преступника не найдут, кто позаботится о Леше? Мы хотели, чтобы ему сделали операцию — врачи говорят, он снова может начать ходить... Но без дедушки... этого никогда не будет...
- Я вам обещаю, что сделаю все, что в наших силах, - пообещала Люда. - Я займусь этим прямо сейчас. Вот только... Вы точно не знаете, изменял ли Степан Николаевич свое завещание? Кто мог знать об этом? Каковы детали брачного контракта?
- Нет, про контракт может только тетя Таня рассказать, - собралась с мыслями Елена. - А про остальное я не знаю.
Она позвонила Игорю сразу из машины.
- Ты еще в офисе? Ох, отлично! Можешь подождать меня там? Нужно обсудить кое-что по делу, помнишь, Снегирева Елена, да-да, у которой дед собирался жениться... Отлично, подними из архива... Ну хорошо, я разрешаю! Возьми две пиццы, для меня - с морепродуктами, - и, выключив телефон, она уверенно нажала педаль газа.
Она любила ездить по ночам — ей нравилась атмосфера уютного путешествия, убегающая вперед, подсвеченная светом фар лента дороги, желтые глаза фонарей, исчезающий в темноте мир. Такие поездки ее всегда успокаивали и нередко во время них ей приходили в голову свежие идеи.
В штаб-квартире пахло пиццей. Когда она вошла, Игорь доедал первую и просматривал файл.
- Что там случилось? - повернувшись в кресле, спросил он, отхлебывая колы.
- Кто-то попытался убрать деда, - коротко бросила Люда, плюхаясь напротив и протягивая руку за куском пиццы. - Елена и Татьяна, которые подружились за это время, готовили ему вместе пирог, намечался небольшой вечер в кругу семьи. И вдруг старика хватает сердечный приступ, и его увозят в больницу. Со слов врачей, он в коме, не исключен летальный исход...- Игорь прищелкнул языком и чуть мотнул головой, подчеркивая, какая неприятная сложилась ситуация.
- Кто-то подсыпал ему большую дозу эфедрина в термос с травками, которые тот пил, - добавила Люда. - Нужно проверить всех, кто мог бы это сделать.
- Итак, Селиверстова, пардон, - махнул рукой парень, - госпожа Варламова исключается?
- Да, - подтвердила Люда, облизывая пальцы и косясь на оставшиеся куски. - Елена твердо уверена в ее невиновности, они весь день были вместе, но ведь порошок могли подсыпать и накануне. Тем более, учитывая то, что мы уже о ней знаем — необходимо проверить какую-то связь с той встречей, узнать, о чем они «договаривались» с тем нашим красавчиком из закрытого клуба.
- Окей, - закивал Игорь, запихивая в рот целый кус, - я жа поижю жто там о клубе. Найду список членов клуба, а там посмотрим, что можно сделать.
- Да, еще нужно проверить того сына, который живет где-то на Дальнем Востоке, - ткнула пальцем Людмила. - Когда я за ними следила у школы, Варламов упоминал, что сын приедет в конце лета. Возможно, есть какая-то связь. Конечно, лучше всего было бы, если бы мы узнали, что в завещании, но, боюсь, мы этого не узнаем, пока..
- Ну да, - кивнул Игорь, протягивая ей бумажный стакан с напитком. - Конечно, интересно, кто получит по завещанию Самый Главный Приз, но ведь потенциальные наследники могли покуситься и на меньшую долю. Я сейчас поищу информацию, а завтра давайте установим жучки в квартире Варламовой — вдруг ей кто-то позвонит?
- А я свяжусь с майором Гречихиным, - согласилась Люда. - Он не раз мне помогал по старой дружбе, может, сообщит что-нибудь интересное.
- Будет сделано! - шутливо отрапортовал Игорь, отдав честь рукой с пиццей — от резкого движения печеный помидор оторвался и шмякнулся на стол. Людмила сокрушенно покачала головой.
Они ехали по Ленинскому проспекту. «Улица как улица, - небрежно думала Люда, – хорошие, в меру украшенные старые дома, зеленые дворы, такие же остановки, как и всюду. И удивительно, что в этих ничем не примечательных домах скрываются интерьеры из тех, что мы видим только на красочных картинках в элитных журналах, вещи, стоимостью в несколько миллионов, а земля здесь оценивается дороже, чем ферма в Швейцарии». Накатывало неприятное ощущение – казалось, чья-та жестокая рука стремится сделать все, чтобы изничтожить в этом ничем не провинившемся городе все его родное, исконное, привычное и заменить всем этим новым, наносным, притворным, все свести к цене, деньгам, извечной гонке за еще большим куском… «Проклятая квартира, - думалось ей. – У денег, как у меча – две стороны. Сегодня они возносят тебя, а завтра могут уничтожить. Был бы Варламов не так богат (хотя не так уж он и богат – почти все его богатство сводится к квартире и ценностям, накопленным за жизнь), имел бы какую-нибудь халупу в Бутово, и никому бы он был не нужен. Жил бы себе со своей Татьяной спокойно да тихо, без афер, заговоров и покушений. Жаль деда, да и учительницу тоже жаль... Многих жаль. Студентку, упавшую на рельсы, мальчонку, свалившегося с колеса обозрения, детей, оставшихся без сбитой на переходе матери, семей, оказавшихся без кормильца в нищете. Одиноких, больных, калек, невезучих. А кто-то, кто мог бы решить большинство проблем обычных людей одним щелчком пальцев, решает, как бы расставить пешки так, чтобы получить еще большую выгоду. А пешки — наши жизни, здоровье, чувства и отношения...»
- Что Гречихин? - вдруг спросил Игорь, поерзав на переднем сиденье.
- Да, мы переговорили, - оторвалась от своих размышлений Людмила. - Ничего нового он не сказал. Да, покушение. Эфедрин в травяном настое, настой вчерашний, то есть, он был изменен с момента предпоследнего использования Варламовым и до последних минут перед ужином, до или во время которого он принял свою настойку. Большой промежуток времени. На термосе отпечатки пальцев Варламова и Варламовой, что и следовало ожидать, раз они в одной квартире живут... За это время к настою могли подойти как сам Варламов, Татьяна, так и Елена с Лешей — они накануне как раз встречались все вместе. Еще заходила знакомая Татьяны и поздно вечером — соседка. Люди совершенно посторонние, но тем не менее... От Гречихина я добилась только того, что на доме, где живут Варламовы, расположена охранная камера, зафиксировавшая Степана Николаевича, когда тот выходил и возвращался домой. Он обещал, что пришлет мне это видео, но ты же знаешь майора Гречихина! Это будет, дай Боже, через неделю... Ну а у тебя как результаты?
- Проверил данные о сыне Варламова, - кивнул Игорь, сворачивая во двор дома. - Уже становится интересно. Варламов Петр Степаныч действительно приезжал на сутки в Москву, именно в тот день, когда Степан Николаевич был отравлен. Отец и сын встречались в тот день в гостинице — возможно, Петр Степанович не захотел встретиться с новоиспеченной мачехой, а может, были и другие причины. Гречихин, по идее, должен был вам сказать, что местный отдел милиции допросил Варламова-младшего и выслал в Москву отчет. Жаль, что они этого не сделали — я бы хотел знать, где он останавливался и о чем они разговаривали, словом, больше информации. Хотя я и сам все это узнаю, просто придется потратить больше времени... Ладно, мы приехали.
- Хорошо, где сумка? Ага, ну, я пошла, а ты следи за двором и, если что, сообщи, - напомнила Людмила, надевая наушник и забирая сумку с аппаратурой. Игорь кивнул, также вооружаясь наушником.
У Людмилы уже была копия ключей, сделанных с ключей Елены, и коды от замка на входной двери и от пульта вневедомственной охраны, установленной в квартире Варламовых, поэтому она без проблем вошла внутрь. Осматриваясь, чтобы понять, где лучше расположить микрофоны и камеры, Люда с улыбкой вспомнила слова Елены о доме своего деда. «Я понимаю, почему она любила бывать у них», - подумала она. Даже сейчас, когда хозяев не было дома, все здесь дышало уютом и гостеприимством. Все располагало к отдыху и приятному времяпрепровождению – изящная резная мебель с атласной обивкой, удобный кабинет, полный книг и альбомов, чистая, просторная кухня. Всюду висели картины – преимущественно горные и холмистые пейзажи, вызывавшие в памяти итальянские виды. «Странно, - подумала Люда, - но здесь я не чувствую, что эта квартира принадлежит старому человеку!» И в самом деле, так не похожа она была на типичные жилища пенсионеров, заставленных старомодным хламом, некогда что-то значившим, фарфоровыми фигурками, какие в Стране Советов считались признаком хорошего вкуса. «В чем здесь дело? – невольно гадала женщина, пряча среди вещей камеры и жучки. – В том, что они не жалеют денег на новое и не привязываются к старому? Или в том, что в душе молоды и жаждут простора и чистоты?»
У окна стояло плетеное ротанговое кресло, окруженное этажерками с цветами, а рядом – миниатюрный столик орехового дерева для писем. Изысканный отдых. На столике в простой медной рамке стояли фотографии, Люда наклонилась рассмотреть их. Чета Варламовых фотографировалась в парке – щедро играла светотенью изумрудная зелень, в траве прятались белые мелкие цветы. Мужчина и женщина, взявшись за руки, любовно улыбались друг другу – на Татьяне пышный венок из одуванчиков и метелок медуницы, свободное платье в ромашках, Степан Николаевич так же по-летнему одет, ворот рубашки расстегнут, седые волосы чуть растрепаны ветром. Чистая, трогательная фотография. На другой Елена и Варламов в каком-то баре, наигранно переплелись руками и рюмками «на брудершафт», оба улыбаются искренне и беззаботно. На третьей были запечатлены лица, которые Люда уже видела в доме Елены – она сама, ее отец и мать. Но эта фотография была сделана намного позже – девушка выглядела более зрело, лицо серьезное, в глазах какая-то растерянность. Ее отец почти не изменился, разве что лицо было чисто выбрито, отчего он казался моложе и привлекательнее. А вот женщина выглядела хуже – сероватая кожа, усталый, отчаянно бодрящийся взгляд, она похудела, волосы коротко подстрижены, - болезнь только начинала грызть ее изнутри, и, возможно, она об этом уже знала. Важно ли это теперь?
Люда выпрямилась и, ласково проведя пальцами по шелковистым обоям, будто прощаясь, покинула квартиру.
- Людмила Васильевна! – с предупреждающей резкостью нагнал ее голос Игоря из наушника. – Поторопитесь, Варламова возвращается. Она у двери, ищет ключи.
Люда затаилась между этажами, прислушиваясь, когда шаги Татьяны раздадутся в холле. Затем раскрылись двери лифта, и шаги глухо повторились наверху. Дождавшись на всякий случай, пока щелкнут замки и стукнет дверь, Люда вышла на улицу. После темноты подъезда уличная яркость и голубиное воркование оглушили и ослепили ее.
- Интересно, почему она вернулась так рано? – поинтересовалась она у Игоря, погруженного в настройки камер. – Я была уверена, что они поедут в больницу, а она так спешно…
- Может быть, что-то забыла? – предположил парень. – Сигнал хороший, глядите, как здорово видно! – на мониторе его ноутбука был открыт вид на гостиную, арку в прихожую и уголок с плетеным стулом. Яркий солнечный свет квадратом лежал на стене. Татьяна, подхрамывая, прошла в комнату, села в кресло, стянула нейлоновый следочек и принялась внимательно разглядывать ступню.
- Ногу подвернула, что ли? – пробормотал Игорь, выуживая откуда-то бутылку газировки. Люда с недоверием окинула внезапно материализовавшийся предмет в его руках:
- Возможно. Я еще хотела спросить тебя…
В эту минуту из ноутбука раздался тренькающий писк. Татьяна подняла голову, отложила тюбик с кремом, которым мазала поврежденную ногу, потянулась за сумкой и вытащила свой сотовый телефон.
- Да, это я, - ровно ответила она, и сразу же ее лицо начало меркнуть, а губы задрожали. Явно не дослушав, что ей говорили, она крикнула в трубку. – Да оставьте вы меня в покое! Я ничего не знаю и знать не хочу! Как вы можете быть так бездушны – это мой любимый человек! Он жив! И я надеюсь, он будет жить, - она заплакала и, всхлипывая, слушала, что ей отвечали. Затем она продолжила говорить:
- Я не забыла, что я должна, я все помню! Я верну вам все эти чертовы деньги! Только оставьте нас в покое! – и она со злостью швырнула телефон куда-то в угол.
- Н-да, что-то здесь есть, - почему-то шепотом, хотя Татьяна не могла их слышать, сказала Людмила. – Она определенно кому-то должна, но связано ли это с Варламовым – еще нужно узнать. Ты, пожалуйста, узнай, кому принадлежит номер, с которого ей сейчас звонили. Это первое…
На сей раз ее перебил рингтон собственного телефона. Задумчивый голос Марины сообщил:
- Только что курьер от майора Гречихина привез кучу дисков с каким-то видео. Я сейчас уезжаю на курсы, пакет этот оставлю в офисе, хорошо?
- Да, Марин, - кивнула Люда. – Спасибо. Что ж, поехали, поработаем? – она подняла глаза на Игоря, который флегматично досасывал газировку.
Возвращение в офис Людмила оттягивала, как могла. Она не спеша ехала, выбирая дорогу подлинее, улыбалась солнечным зайчикам, прыгавшим по передней панели «Вишенки», слушала диск, извлеченный из недр рюкзака Игоря. Просмотр видеозаписей с камер наружного, да и внутреннего наблюдения был одним из самых нелюбимых ее занятий. Для уличного наблюдения за жертвой были нужны навыки маскировки в толпе, импровизация, быстрота реакции. Преследование горячило кровь, вызывало азарт, сравнимый с азартом охотника. Для подслушивания нужен был хороший слух, умение оперировать различной аппаратурой, опять же уметь ее незаметно использовать. Для составления целостной картинки нужно было понимание ситуаций, человеческой логики, навыки психологии, а то и психиатрии, способность общаться с людьми и управлять ими. Для просмотра же видео было нужно лишь мягкое кресло и часы свободного времени... В этом занятии любившей движение и мысленные операции Людмиле было абсолютно негде развернуться, и оно утомляло ее. Но вечно ехать было невозможно, и вскоре они уже парковались под кленом во дворике агентства.
Пакет от майора Гречихина сразу бросился в глаза – объемистый, с аккуратной розовой наклейкой от Марины. «Ничем их не переучишь, - цокнула языком Люда, вытаскивая из пакета подписанные датами диски. – Весь мир давно пользуется цифрой, а они будто на двадцать лет отстали… Сложно, что ли, освоить флешки и съемные диски?»
- Спасибо, что не пленкой, - хихикнул Игорь, оборачиваясь и на секунду прекратив клацать мышью. – А то и вовсе на бумаге могли бы прислать!
- Ничего нудней на свете не-е-ту, - уныло пропела Люда. - Ладно, посмотрим, что там такое.
Вот утро, в углу отмечены время и дата. Из подъезда выходит один за другим спешащие на работу люди. Камера неторопливо показывала, как открывалась входная дверь, человек выходил и пересекал кусочек тротуара и исчезал из поля зрения. Затем картинка дергалась, опять медленно приотворялась дверь и все повторялось. Дворник с большой тележкой привез ежедневные газеты. Пару раз появлялся толстый коричневый кот с ошейником – вальяжно перемещался по территории, прерывая череду случайно попавших в кадр людей. В десять приехала Елена, шла мягко, по линеечке, переставляя стройные ноги на шпильках, как юная козочка. Через сорок минут она и Татьяна вышли, оживленно беседуя и беззвучно смеясь. Люда отметила это в своем блокноте.
- Людмилвасильна, - позвал Игорь, поворачиваясь к ней на стуле. – Нашел номер. С него Варламовой звонили раз десять за тот срок, что я достал. За последние три дня четыре раза – кто-то всерьез взялся за нее, пока она без защиты Варламова. Походу, симка «левая», на нее нет никаких контактных данных.
- Ясно, - Людмила остановила запись и потерла глаза. – Похоже, придется планировать долгий и откровенный разговор с Татьяной Ивановной. Все лучше, чем вынуждать Гречихина мобилизовать своих, чтобы узнать, что это за шантажист, или кем он там приходится Варламовой, – и она приподняла брови, как бы спрашивая Игоря. Тот пожал плечами и повернулся к компьютеру.
Людмила снова вернулась к наблюдению. Вышла старушка с сумочкой, девушка с собачкой. Наконец, около полудня вышел Варламов. В руках у него Людмила заметила только связку ключей и книжечку документов. «Двенадцать. Варламов уезжал на машине», - без всякой связи отметила она. Снова запрыгали временные переменные, в это время большинство людей находилось на работе, и камера включалась только, чтобы зафиксировать случайных прохожих, неторопливого кота, пробежавших мальчиков, нескольких вошедших жильцов.
В четыре часа вернулись с продуктовым пакетом Елена и Татьяна. «Они же готовили пирог и накрывали стол к ужину», - вспомнилось Людмиле. Дальше она мотнула запись скорее, поскольку ей было известно, что две женщины были в доме одни до прихода Степана Николаевича. И вот, в семь часов вечера вернулся сам Варламов, неся в руках небольшой пакет, где угадывались очертания сырной или колбасной нарезки и стеклянной бутылки, скорее всего, вина или сока. «Варламов вернулся в семь, с едой», - вслух заметила Людмила.
- Ну наконец-то! – голос Игоря вырвал Людмилу из сомнамбулического транса. – Я собрал все необходимое! Итак, - он крутанулся на стуле и, соединив пальцы перед лицом, сообщил. – Варламов Петр Степанович исключается, та-да-ам! – Людмила остановила видео и с любезной улыбкой сделала рукой жест, говорящий – ну же, Холмс, не терзайте бедного доктора.
- Итак, я вычислил, что Варламов-младший приехал в Москву в два часа дня с копейками. Отец встретил его в аэропорту – поэтому он вышел пораньше, в двенадцать, как нам уже известно. Вместе они отправились в гостиницу «Восточная», где у младшего Варламова был забронирован номер. Дальше, в три с копейками они прибыли, Варламову-старшему был выписан пригласительный пропуск – я нашел список постояльцев и гостей, которых они принимали, - с улыбкой похвастался парень, и Люда улыбкой похвалила его. – Как и показал Петр Степанович, они пробыли вместе около двух часов, после чего Варламов-старший отправился домой. В терминале возле дома он снял деньги – в шесть часов восемнадцать минут, - выделил он снова. – Затем купил в ближайшем супермаркете продукты, может быть, вино, и возвратился домой.
- А теперь, о главном, - и он, светясь от нетерпения и предвкушения фанфар, рассказал. – Если бы каким-то образом Варламов-младший отравил своего отца тем же средством, что было подмешано в травы, то старик попросту бы не доехал до дома. Эфедрин начал бы действовать спустя час после приема, а Варламов, как мы видим, спокойно снял деньги, расплатился в магазине и вернулся домой! Да и по показаниям Елены и Варламовой, он пришел домой совершенно здоровым – что, еще раз, было бы невозможно, если бы он уже был отравлен! – и Дымов победно поднял руки.
- А если он был отравлен чем-то другим, - скептически заметила Людмила. – Чем-то, что исчезло или было не замечено под действием эфедрина? Хотя нет, - ответила она сама себе. – Все это выглядит уже совсем по-дурацки… Сын – отца? Эфедрин в травах, помноженный на какой-то другой яд, убили бы старика на месте спустя небольшое время, а он досидел до конца ужина, и только к торту ему стало плохо… Исключено! Варламов-младший отменяется, а убийцей является тот, кто подсыпал эфедрин. Я просмотрю еще раз тот кусочек, пока не вернулись Елена и Татьяна. Мне как-то не верится, что это сделал кто-то из них… - и Людмила перемотала запись.
- А почему мы постоянно исключаем Варламову? – спросил Игорь, возвращаясь из кухни с тарелкой бутербродов и двумя кружками чая. – Хотя у нее вообще нет алиби! И достаточно мотивов. Возможный шантаж, - он поставил перед Людой одну из чашек и сел рядом, - у нее есть какие-то, может быть, даже очень серьезные проблемы. Она теоретически остается владелицей квартиры стоимостью в десяток лимонов. Она находилась возле старика все утро до прихода Елены, вполне могла насыпать лекарство в термос. Она могла сделать это и при Елене, достаточно было дождаться, пока девчонка пойдет в туалет… У меня, конечно, очень бурная фантазия, - он облизнул губы и плотоядно посмотрел на Люду. – Но я сижу и вижу, как эти две, ну как в кино – сцена, событие, лекарство в термосе, одна покрывает другую… Разыгралось, да, - поправился он под удивленным взглядом Людмилы.
На экране меж тем вторично прокручивалась картинка. Три часа, никаких событий. Кот, старушка, мальчишки, входящий мужчина. Людмила небрежно проследила, как он вошел в подъезд, затем, вдруг встрепенувшись, перемотала запись. Мужчина прошел еще раз – высокий, симпатичный, в синих джинсах и голубой рубашке. Походка по-кошачьи вкрадчивая, движения гибких бедер вызывали определенные ассоциации. Но Людмила внимательно вглядывалась в его лицо. Где она могла его видеть? Мужчина казался ей знакомым, но она не была уверена, действительно ли она его знает, или его лицо лишь отдаленно напоминает ей кого-то случайно замеченного и постороннего. Может, актер, которого она видела на афишах? «Наверное, глаз замылился, - устало подумала она, а вслух спросила:
- Ладно, давай пока на минуточку вернемся к шантажисту Варламовой. Ты узнал что-нибудь о закрытом клубе?
Игорь едва не поперхнулся чаем:
- Елки, конечно! Забыл сказать... - И он, сделав полный оборот вокруг своей оси, протянул Людмиле распечатанный лист с фамилиями. Она бегло просмотрела его, затем начала было откладывать на стол, но снова дернула к себе и еще раз внимательно прочла.
- А вот это уже о-очень интересно, - с загоревшимися глазами она хищно улыбнулась Игорю, и тот невольно прижал чашку с чаем к животу. – Кажется, я знаю, что нужно делать, - она медленно, будто боясь вспугнуть мысль, поднялась со стула. – Вот что! – она порывисто схватила часы и глянула на них. - Сегодня мы уже не успеем. Завтра займись бывшей Селиверстовой, я хочу, чтобы ты проверил, какие у нее отношения с банками. Особенно, - выразительно подчеркнула она, чуть прищурив глаза, - с «Бета-банком». Ну а на сегодня, пожалуй, все. Подкинуть тебя домой?
- Ну, домой, пожалуй, не стоит, а вот если до метро моей ветки – не откажусь, - и он плутовато улыбнулся.
Людмила вошла в отделение банка и огляделась: корпоративные цвета, аккуратная деловитость, рабочая атмосфера. У открытых стоек с консультантами уже были небольшие очереди. Людмила встала в одну из них и, приняв скучающий вид, принялась наблюдать. Ее внимание привлек мужчина, вышедший из коридора в залу и остановившийся, чтобы переброситься парой фраз с кем-то из персонала. Высокий, весьма презентабельный и дорого выглядевший, красивое, может быть, даже чересчур красивое для мужчины лицо — длинные ресницы, глаза лани, припухлые чувственные губы. Такие чаще встречаются у Армани или Дольче-Габбана, ну уж никак не в банках.
Мужчина случайно встретился с ней взглядом — темный, раздевающий взгляд обжег ее, она вздрогнула и почувствовала, как по коже побежали мурашки, а потом захлестнуло возмущение: кто он такой, чтобы так бесстыдно на нее пялиться? Пересилив себя, она несколько натянуто улыбнулась — ей нравилось внимание мужчин, но этот взгляд был каким-то липким, слишком поспешно-интимным. Мужчина, не спуская с нее влекущего взгляда, небрежно прошел (в самом деле, будто по ковровой дорожке) по залу и скрылся в помещении для персонала. Но Людмила все же успела краем глаза ухватить надпись на бейдже и больше не сомневалась — это то же лицо, та же вальяжная котовья походка, что и у парня в синей рубашке с пленки Гречихина. И имя на бейдже — достаточно было увидеть, что оно короткое и начинается с той же округлой буквы, что и имя в списке членов клуба.
- Добрый день, чем могу помочь? - вежливо улыбнулась ей девушка за стойкой. Людмила очнулась.
- Я бы хотела узнать насчет потребительского кредита, - промямлила она, постепенно унимая охватившее ее азартное волнение. - Я совсем в этом ничего не понимаю.
-У нас вы можете взять от двадцати до восьмидесяти тысяч без поручителя, - привычно заговорила девушка, протягивая ей брошюрку. - Для этого вам будут нужны документы, вы можете посмотреть здесь.
- Я бы хотела взять больше, чем восемьдесят тысяч, - извиняющимся голосом сказала, будто бы стесняясь, Людмила. Девушка коротко глянула на нее и снова опустила глаза к бумагам:
- Тогда вам будет нужен поручитель и, - девушка продолжила описывать условия получения кредита, а Люда скосила глаза туда, где снова возник красивый мужчина с синей папкой. Его опять кто-то остановил, и у Люды моментально возник план.
- Простите, - перебила она девушку. - А если, допустим, у меня не найдется поручителя, но я могу заложить квартиру... - девушка внимательно ее слушала, ничем не выказывая раздражения. - Квартира большой стоимости, э, нужно, наверное, бумаги от оценщика...
- Секунду, я сейчас посмотрю, - с этими словами девушка придвинулась к компьютеру и принялась искать нужные данные, а Люда тороплимо набрала смс на своем телефоне и вспотевшими пальцами перекатила диктофон так, чтобы можно было его быстро и незаметно извлечь. «Пожалуйста, скорее», - мысленно повторяла она. Мужчина с папкой ответил на вопрос коллеги и двинулся обратно через зал, скоро он пройдет совсем близко и скроется в коридоре. На ее счастье, его телефон зазвонил в ту минуту, когда он оказался подле Людмилы. Она незаметно достала и включила диктофон.
- А, привет. Да, на работе, - негромко ответил он. - Нет, я вечером занят, буду поздно, ты лучше одна сходи. Что? Нет, послушай, я уже говорил тебе — лучше держись от нее подальше, я не хочу, чтобы и с тобой случилось что-то плохое. Ну.. давай позже поговорим, - натянуто бросил он, кидая короткий взгляд на Люду и оператора, желая удостовериться, что они его не слушают, а затем все-таки двинулся дальше. - Ладно, малыш, мне надо работать. Пока.
«Что ж, этого вполне достаточно, - внутренне расслабилась Людмила, выключая диктофон. - Спасибо Леночке — все быстро сделала».
- Вот, насчет кредита, - ответила оператор и принялась описывать и эту ситуацию, но Люда слушала ее вполуха, вежливо кивая в ответ.
- И еще один вопрос, - попросила она, когда девушка закончила. - Могу ли я получить деньги наличными? Конечно, это большая сумма...
- Ну, если у вас есть поручитель, или описан крупный залог, то, в принципе, можете, - неуверенно ответила девушка, чуть наклоняя голову. - Но для этого вам нужна наша карта... Вообще, вам лучше переговорить об этом с главным менеджером, я, честно, ни разу не сталкивалась с подобным, - смущенно улыбнулась она сама.
- Да нет, спасибо, - отмахнулась Люда. - Я могу оформить карту?
- Разумеется, - и, облегченно вздохнув, девушка пододвинула к ней форму для заполнения.
Закончив заполнять ненужную ей карту, Людмила поспешила покинуть банк. Ей хотелось бежать, выплеснуть подстегивающее ее волнение. Добравшись до «Вишенки», Люда набрала номер Игоря.
- Не разбудила? - злорадно поинтересовалась она.
- Да нет, Людмилвасильна, - бодро ответил Игорь (на заднем плане предательски захрустела пачка чипсов), я давно уже работаю. Кое-что надыбал, вам будет интересно взглянуть.
- Да, мне тоже нужно тебе кое-что рассказать, - Люда старалась унять нервное возбуждение, но пальцы дрожали, и она никак не могла попасть ключом зажигания в замок. - Давай встретимся в офисе? Нужно будет кое-что проверить, и мне понадобится твоя помощь!
- Окейно, я выезжаю! - пачка чипсов снова громко зашуршала, скрипнуло кресло — Игорь всегда был скорым на подъем.
- Ну, договорились! - и Люда, прокручивая в голове быстро сменяющиеся схемы и предположения, рванула в офис.
У входа в подвальчик они оказались одновременно. «Гоняю его почем зря, - подумала она, глядя, как долговязая фигура юноши движется ей навстречу — солнце бросает на него пятна сквозь зубчатые листья старого клена, играет рыжинкой в длинных каштановых волосах. - Симпатичный мальчик, ему бы сейчас идти по парку с такой же славной девчонкой или бежать по дорожке вокруг футбольного поля, где ветер, воздух, движение. А не просиживать сутками в темном подвале, копаясь в чужих проблемах. Стоит ли его испорченное здоровье того, чтобы найти нечестного конкурента или поймать за руку мошенника? Мы помогаем людям,
- Доброе утро, Людмилвасильна, - улыбнулся ей Игорь. - Как наш начальник себя чувствует? Я что-то его уже несколько дней не видел. Только по телефону и слыхал — Игорь там покопай, Игорь тут нарой. Живой он вообще?
- Живой, - доброжелательно улыбнулась она в ответ. - Я и сама его не видела толком. Приходит поздно, ест, читает, роется в документах, в Сети, спать ложится, когда я сама уже сплю. Жалко его...
- Жалко, это когда в офисе зад отсиживаешь, да на чужого дядю работаешь, - отмахнулся Игорь, доставая ключи. - А когда сам видишь, к чему приводят твои действия, понимаешь, зачем и для чего ты вообще что-то делаешь, если это приносит тебе удовольствие — тогда это совсем другое дело! Сергей Александрович, вы ж знаете, такой человек — не хотел бы, так и не занимался бы этим, - добавил он, открывая дверь.
Внизу было сумеречно и прохладно. Пока Игорь включал компьютеры, Людмила подняла все жалюзи — комната сразу преобразилась, стала по-домашнему светлой. Не так деловито смотрели серебристые мониторы, разложенная по коробкам аппаратура. В углу пристроился стеллаж, заставленный папками с документами, коробками, книгами на разные темы — кажется, всю жизнь они пользуются Сетью, виртуальными архивами и ссылками на авторитетные источники, но вот стоят же здесь учебники по криминалистике, медицинские словари и всевозможные справочники.
В офисной квартире была и кухня, такая же, как и в любой жилой. Маленький домашний уголок, где никто никогда не пил чай и не устраивались коллективные перекусы, но которую каждый хранил образом гостеприимного и приятного местечка с кремовым фарфоровым чайником, рядком принесенных из дома кружек — у каждого своя, чаще всего пустующим холодильником, где, тем не менее, иногда обнаруживались позабытые вкусняшки.
Игорь сразу же уселся на свое рабочее место и принялся выкладывать принесенные из дома диски с информацией, которую нужно было перенести и в рабочий компьютер.
- Кажется, я нашла, кто отравил нашего дедушку, - серьезно сказала Людмила юноше, садясь на краешек стола возле его компьютера. Игорь внимательно посмотрел на нее.
- Но сначала мне надо, чтобы ты сравнил вот эту запись, - она протянула ему диктофон, - с записью разговора в кафе.
- Нет проблем, - Игорь взял у нее диктофон и принялся за работу. - Вы вчера просили поискать что-нибудь на Варламову в плане кредитов... Ну так вот, вы оказались правы — она выступает поручителем по немаленькому кредиту. И как раз в «Бета-банке». История такова — кредит брала некая Кондратьева И. О., тоже учительница. На два с половиной миллиона, а Варламова, то есть, тогда еще Селиверстова, отдает под заклад свою собственную квартиру на Берзарина. Было это с полгода назад, с тех пор по кредиту было возвращено, ну, собственно, сущие копейки — на учительскую зарплату сильно не размахнешься.
- Ну-ну, - кивнула Люда, складывая на груди руки и касаясь пальцами одной подбородка. - Кондратьева — это та самая учительница, подруга Варламовой, которая погибла полгода назад. И Леша - инвалид, который сейчас живет у Варламовой на заложенной квартире, сын Кондратьевой.
- Значит, шантаж или то, что так нервирует Варламову, связан с этим кредитом? - предположил Игорь, отрываясь от компьютера.
- У тебя догрузилось, - Люда качнула головой в сторону монитора. - Что с голосами?
- Совпадают, - с приятным удивлением ответил Игорь. - А где вы...? Вы нашли того, кто с ней встречался, так? Того, кому принадлежит незарегистрированный номер, который мы засекли? - Людмила, начиная широко улыбаться, кивала в ответ на его вопросы. - И кто это?
- Понимаешь, Ватсон, - не удержалась Людмила, соскакивая со стола и прохаживаясь по комнате. - Это сотрудник «Бета-банка», который, я уверена, можешь не проверять это, вел кредит Кондратьевой и Селиверстовой. Поэтому мы слышали его голос в записи телефонного разговора.
Игорь разочарованно смотрел на нее. «Все так просто? - спрашивал его взгляд. - Всего-то напоминание о задолженностях по кредиту?».
Людмила продолжала пояснять.
- И это именно его фамилию я видела в списке членов клуба, который ты мне дал.
- А откуда вы знаете его фамилию? - недоуменно перебил ее парень. - В смысле... Да, фамилия была на листе, но... Откуда вы знаете, что человек с листа и сотрудник банка — это один и тот же человек?
Людмила широко улыбнулась и победно взглянула на Игоря, уперев руки в бока:
- Потому что его фамилия — Снегирев! Ничего удивительного, не смотри на меня так! Ты мне даешь вчера лист, там написано Снегирев Д.А., а фамилия нашей заказчицы — Снегирева Елена, внимание, Дмитриевна! И ее отец, она упоминала, работает в «Бета-банке». Вечером я выяснила, в каком именно филиале. И, оказывается, тот филиал находится на «Соколе», недалеко от того места, где и закрытый клуб, куда ходила Варламова. Я решила убедиться, тот ли это человек, поехала с утра в банк, и там его увидела. Это точно отец Елены. Я запомнила его лицо на фотографиях, когда была у нее дома, а потом у Варламова. Я кинула ей смс, мол, срочно позвони отцу и спроси какую-нибудь ерунду. И вот, - она торжественно воздела руки вверх, - у него звонит телефон, я записываю его голос на диктофон. И мы знаем, что отец Елены, тот, кто выдавал кредит и тот, кто названивает Татьяне — один и тот же человек!
- А что это нам дает? Кроме того, что теперь мы знаем, что звонки связаны с невыплаченным кредитом? - пожал плечами Игорь.
- А тем, - она оперлась о ручки его кресла и близко наклонилась к его лицу. - Что это именно он вошел в дом Варламова в два часа дня и вышел оттуда через десять минут. Ты меня понял?
Брови парня полезли вверх.
- Погодите, то есть, - он потер нос, где не было привычных очков и посмотрел на Людмилу, которая отошла в сторону. - Вы уверены, что Снегирев, этот... отец Елены, ну, зять Варламова, приходил к нему домой, когда никого не было?
- Давай и ты посмотришь, на записи довольно четко видно лицо, - развела руками Люда. - И потом, он выглядит заметнее, чем обычный рядовой человек, у него особая походка и манеры... Не запомнить нельзя! Видишь, у нас появился еще один подозреваемый. Я тебе сейчас предлагаю поехать со мной на квартиру Снегирева и установить камеры и жучки там. По дороге прихватим кого-нибудь из людей Гречихина, чтобы вторжение было не таким уж незаконным, - она вынула телефон и подкинула его в воздух.
Через час они уже въезжали во двор на Проспекте Мира. Людмила была напряжена и сосредоточена, Игорь держал на коленях свою рабочую сумку с ноутбуком и аппаратурой, на заднем сидении пристроился худенький, подвижный сержант Воробышев, которому не раз уже доводилось представлять официальную власть в расследованиях агентства «ЛС». Одет он был в гражданское, но документы и ордер на обыск у него были с собой.
- Я пошла, - Людмила подхватила сумку и открыла дверь.
- Мы будем ждать здесь, - без надобности сказал Игорь, раскрывая свою сумку с ноутом.
- Если возникнут проблемы с ключами, говори в эфир, - поддакнул Воробышев. - Его квартира не стоит на учете в охранной службе, так что ты справишься.
И Людмила, поглубже вздохнув, вошла в дом.
Ей и в самом деле удалось справиться с замком без особых сложностей и подозрений со стороны. Она вошла в небольшую прихожую, плотно прикрыла дверь и, скинув туфли, привычно огляделась. Квартира, двухкомнатная, довольно просторная, была комфортнее и лучше, чем маленькое жилище Татьяны, но все же не настолько велика и роскошно обставлена, как дом Варламова. Но если интерьеры Варламовских комнат дышали уютом, отдыхом и любовной заботой, то квартира Снегирева вся взывала к чему-то броскому и влекущему. Мебель в ней была среднего качества, но вызывающе дорого выглядела. Преобладали элементы английской классики и позднефранцузского барокко. Резные вычурные стулья, столы с гнутыми ножками и золоченой резьбой, обилие хрусталя и зеркал не очень вязались с относительно небольшим размером комнат, видом на четырехполоску и коричневый, с рустом, дом напротив. Тяжелые бирюзовые портьеры обрамляли маленький, изящный эркер — мечту многих людей, измученных типичной прямоугольностью одинаковых жилищ. Полки заставлены сувенирами из разных стран. Огромный плазменный телевизор занимал стену, под ним, выбивающаяся из пышного коллектива псевдо-луврских экспонатов, стояла минималистическая тумба под технику — Людмила отметила видеопроигрыватель с кокетливой надписью «blue ray”, хороший музыкальный центр — технику Снегирев покупал высокого качества. Видимо, в современных новинках он разбирался лучше, чем в художественных стилях, или просто качество декораций его волновало меньше, чем производимый ими эффект.
Должно быть, хозяин ушел рано, а может быть, так боролся с жарой, но все шторы в квартире были полностью или частично задернуты — всюду было сумрачно, мягко посверкивали позолота, стекло, фарфор. Было довольно душно.
- Все в порядке? - произнес голос Игоря в наушнике. - Как вы там?
- Как в музее, - шепотом ответила Люда, начиная расставлять камеры и жучки в гостиной. - Темно и полно старомодного барахла. И все ждешь, что кто-то схватит за руку, потому что трогать ничего нельзя!
Закончив с гостиной, она заглянула в маленькую комнату. Это был наполовину кабинет — дубовый книжный шкаф, полный книг и папок с документами, компьютерный стол и настоящий, будто перенесенный из какого-то дворца, альков. Со ступенчатого, с подсветкой, потолка, спускались длинные расшитые шелковые шторы винного цвета, притянутые к стенам золочеными кистями, открывавшие огромную, занимавшую все отведенное пространство, кровать с резными столбиками, массивным с инкрустацией подголовником, застеленную таким же винно-красным, расшитым золотом покрывалом.
- Обалдеть, - вырвалось у Людмилы.
- Да что там такое? - с любопытством спросил Игорь.
- Койка в полкомнаты, как у Маркизы Ангелов, - превозмогая удивление, ответила женщина. - Да тут можно фильмы снимать...
- У всех свои заморочки, - с неожиданным пониманием хмыкнул Игорь.
Горская спрятала камеру напротив алькова, а жучок осторожно пристроила за обратную сторону изголовья. И только после этого ей подвернулись подходящие прилагательные для описания обстановки. Все было слишком сладострастным, медово-эротическим, будто созданным единственно для любовных игрищ, начиная от массивного деревянного стола на двух ногах в кухне, мохнатого персидского ковра в гостиной и кончая этим вызывающе громадным ложем.
- Э, мы что, будем снимать здесь порно? - с сарказмом спросил Игорь, а Воробышев на заднем плане захихикал.
- Это будет строго конфиденциально, - деловито заявила Люда, настраивая камеру. - Мы здесь все делаем настолько незаконно, что, я полагаю, вправе ставить камеры где угодно. В конце концов, не хочешь — никто не заставляет смотреть! Или ты полагаешь, Снегирев принимает посетителей на кухне за стаканчиком яблочного сока с домашними пирожками?
- Вы бы поторопились, - укорил Воробышев, став ненадолго чуть громче — придвинулся к Игорю. - Может быть, у него есть, кому готовить домашние пирожки? А у этого «кого-то» наверняка есть ключ.
- Все, я выхожу уже, - Люде не терпелось покинуть квартиру. Жить в таком откровенно «постельном» доме ей не хотелось, но вот пару ночей с Сергеем в подобном алькове она бы провела. Обстановка путала ей мысли, сбивала с рабочего лада. Она надела туфли и осторожно, предварительно осмотрев в «глазок» лестничную площадку, вышла.
- Что ж, остается только ждать, - сказала она, садясь в машину, где нетерпеливо ерзали двое коллег. - Он так увяз в этой истории, что рано или поздно должен что-то сказать об этом. В конце концов, мы хоть можем услышать разговор полностью, если вдруг он решит позвонить Варламовой из дому.
- Не самые радужные перспективы, - уныло бросил Игорь, предвкушая километры просмотренных видео.
- Возможно, - вздохнула Людмила, которая тоже невольно подумала, что давно уже они с Сергеем не были так близки, как раньше, что работа сжирала их время, что чужие, рабочие мысли выбивали из голов образы любимых. - Но он теперь подозреваемый номер один, если только не считать, как ты уже сказал, она скосила глаз на парня, - что жена и внучка в сговоре против дедули.
Прошла неделя, но им не удалось узнать ничего нового. Игорь переключился на другие дела с Корсаком, Марина активно занималась сбором данных по новому проекту, который им поручили, и только Люда, придя утром в офис, скрепя сердце просматривала часы записей, сделанные как на квартире Снегирева, так и на квартире Варламовой.
Татьяна Ивановна часто уходила из дому с утра. Со слов Елены, Люда знала, что художница посещает любимую Третьяковку и Крымскую набережную — это было единственное удовольствие, которое скрашивало ее жизнь теперь. Однажды Люда решила это проверить лично и была разочарована — немолодая женщина действительно долго прохаживалась по улице, рассматривая картины, заводя беседы или же сидела в парке художественной академии с книжкой. Ближе к обеду она ежедневно уезжала навестить Лешу, и либо оставалась на своей старой квартире, либо возвращалась, чтобы провести вечер с Еленой. Люда с удовольствием слушала их неторопливые беседы, рассказы Татьяны Ивановны о своем прошлом, о том, какой была жизнь еще несколько десятков лет назад, о давно минувших эпохах. Почти всегда беседы сводились к какой-то философской проблематике, религии, социальным проблемам. Несколько раз, робко и стыдливо, Елена заговаривала о Леше. Обе они говорили о нем только теплые и нежные слова, но беседа или сразу осекалась, или не касалась будущего — они обе знали, что благополучное лечение, ради которого мальчика еще семилетним привезли из далекой провинции в столицу, возможно только при деньгах и связях Варламова. В печальные и тоскливые дни, когда они обе ездили в больницу к Степану, состояние которого было стабильно тяжелым, но, как уверяли врачи, все же не безнадежным, беседы касались событий скорбных и мрачных. Говорили о несправедливости, горе и боли, о старике, который лежал одноким где-то в чистой палате, облепленный трубками, где-то на границе между мирами. Людмиле две эти разные женщины нравились, она с теплотой слушала их разговоры, испытывая некую неловкость, но в то же время получая несказанное удовольствие.
Она была уверена, что Елене ничего не известно о жучке и камерах, расставленных в доме Варламовой. Но недельное наблюдение ничего не дало. Из своего опыта она знала, что, будь они обе в сговоре, они не вели бы себя так естественно и непринужденно, и уже бы выдали себя скованным поведением (если догадывались о слежке) или случайной фразой. Соучастницы, тем более, две эмоциональные женщины, склонные к философским рассуждениям, рано или поздно вернулись бы к обсуждению случившегося. Разумеется, были вечера, когда они наверняка встречались все втроем на старой квартире Варламовой, где жил Леша. Но Люда чувствовала, что ставить прослушку туда было бессмысленно — исключено, что парень что-то знает или состоит в возможном сговоре. Вероятнее всего завести разговор тогда, когда обе они оставались бы вдвоем. Но ничего, что указывало бы на их виновность, не происходило. Более того, своими горячими, проникновенными словами о любимом муже и деде они лишь обеляли себя. Люди, которые так любят и переживают, не могут быть виновны. Людмила уже решила, что в ближайшее время, когда женщины отправятся в больницу, она снимет с квартиры камеры и жучки.
Времени, когда наблюдался Снегирев, было намного меньше. Он работал до девяти часов в будни, поэтому обычно появлялся дома не раньше одиннадцати. Несколько раз он возвращался и позднее, видимо, проводя время в клубе или ночном заведении. Однажды вместе с ним пришли несколько друзей, но, выслушивая их пустые разговоры о футболе, попойках, женщинах и работе (они не были коллегами, поскольку упоминались различные специальности и не пересекающиеся дела), глупые анекдоты и скабрезные шутки, Людмила едва не уснула.
Дважды приходила женщина, и в эти вечера слов было сказано еще меньше. Людмила уже готова была убедить себя, что все, до чего она догадалась — лишь плод ее воображения, что человек, входивший в дом Варламова, лишь был на него похож, а у сотрудника «Бета-банка» на самом деле нет ни мотивов, ни возможностей совершить преступление. А если он и приходил, то затем, чтобы попытаться застать Варламову дома и выяснить ее платежеспособность. Звонков на телефон Варламовой также больше не поступало, стало быть, двое подозреваемых не контактировали между собой. В любом случае, этого было слишком мало, чтобы признать его виновным.
Дело затягивалось, и Людмила начала нервничать. У себя дома она все чаще бывала раздражительной, что никак не способствовало улучшению отношений с Сергеем, о котором она все больше и больше с тоской думала, ждала, мечтала. Но, стоило им оказаться вместе, она невольно начинала выплескивать на него скопившуюся усталость. Несколько раз Сергей, которому нервозность подруги была не безразлична, пытался задобрить ее романтическим вечером или небольшим подарком, но вечер получался холодным, поскольку Люда была во власти печальных мыслей, в тот день услышанных от Татьяны.
В другой раз он старался вывести ее на беседу и помочь с делом, но вышел только скандал — они опять столкнулись лбами на том, кто справляется с делами лучше и профессиональнее.
- Ты думаешь, я сама не могу раскрутить это дело? - раскричалась взведенная Людмила. - Что ты, несомненно великий сыщик, сразу же найдешь верный ход! Нет, спасибо! Я решу все сама!
В тот вечер Людмила легла спать на маленьком диване в другой комнате, злилась на Сергея, на себя, на свою неспособность распутать дело или на хитрость преступников, водивших ее за нос. Но, когда из спальни послышалось громкое сопение Сергея, расплакалась в голос. Ей ясно представилось, как она утром явится в офис и сядет смотреть пленку из дома Снегирева. Как увидит это огромное ложе, вечно полузапахнутый китайский халат, томное модельное лицо, и будет неудовлетворенно ерзать на стуле, желая скорейшего наступления вечера и встречи с Сергеем. Потом она понимала, что какая-нибудь мелочь все равно разведет их и на следующий день. И что сейчас он спит в их общей спальне, пусть не на такой роскошной, но удобной и мягкой постели, привычный, доступный, с разметавшимися по подушке волосами и оголенной опушенной грудью, которую ей так нравилось гладить пальцами...
Наутро она едва плелась в офис. Внутренний раздрай, недосып и пережженый кофе на завтрак разбили ее окончательно. Вдобавок, когда она уже припарковалась на своем обычном месте под раскидистым кленом, позвонил Сергей и был так нежен, так ласков и предлагал вечером («Сегодня же пятница») отправиться в ресторан. Он не сказал, что этот поход может быть причислен к завершению его собственного дела, но Люда почувствовала нечто подобное, ответила ему резковато, а, повесив трубку, снова почувствовала досаду и обиду на саму себя. Все валилось из рук.
Игоря и Марины в офисе еще не было. Людмила заварила себе крепкого чаю с лимоном, оттягивая момент просмотра вчерашних записей, но, в конце концов, пришлось заняться делом. Варламова прошлым вечером осталась на старом месте, стало быть, Людмиле не удастся развеять свое дурное настроение проникновенной беседой. Наоборот, оно усугубится просмотром домашних сцен с участием Снегирева.
Ее самые неприятные предчувствия оправдались — прошлой ночью отец Елены снова пришел с женщиной. На этот раз, с другой. Та была маленькая и худенькая, как птичка, с короткими темными волосами, немногословная и слегка робеющая. Эта же была рослая, хорошо сложенная блондинка с раскованными манерами, вальяжная, как начинающая актриса. Ее внешний вид тоже говорил о больших деньгах и стремлении ими похвастаться. Ее одежда, драгоценности, сумочка, косметика — все было броским, эффектным, ультрамодным и эпатажным. Новая подруга явно занимала главенствующее положение перед всеми остальными, которые были у Снегирева, поскольку он вел себя с ней более деликатно, если так можно было выразиться о его развязном поведении. С ней его голос переставал звучать по-командирски, в нем сквозило некое угодливое равенство, будто он сознавал, что женщина находится выше него как в плане статусном, так и в личном. А кроме того, гостья уверенно чувствовала себя дома, и между ними велась беседа, тогда как прежняя девушка подавала голос только по существу дела, когда речь шла о чае или сиюминутных интимностях.
С брезгливостью думая, что опять главный подозреваемый будет валяться в постели, лапая свою подружку, Люда занялась посторонними делами, время от времени прислушиваясь к то возникающему, то гаснущему, в целом, бессодержательному разговору.
По улучшившемуся сигналу ей было понятно, что двое переместились в спальню. Женщина полулежала в постели, поигрывая кистями вышитой подушки, а Снегирев принес ей, как дорогой гостье, угощение на блюде — фрукты и сладости, бутылку вина с бокалами.
- Знаешь, два дня назад мы с Максом ездили на одну тусовку, - лениво говорила любовница, у нее был заметный «столичный» акцент, по которому обычно легко узнавались приехавшие «покорять» провинциалки. - Там был один тип, толстый лысый старик... Зануда, каких поискать. Он напился и давай грузить на тему жизни при Союзе. Оказывается, в молодости этот тип состоял в каком-то подобии.... ммм... банды, которая следила за рабочими, ну, там, где он работал... Ну и они специально доносили на всех, кто им казался неблагонадежным.
- Обычная практика в те времена, каждый крутился, как мог, - скептически заметил Снегирев, подавая ей бокал и устраиваясь подле нее, как догадалась Людмила по шороху шелкового покрывала. - С какой стати ты вдруг этим заинтересовалась?
- Да так, - грудным голосом промурлыкала женщина, неспешно развязывая пояс и снимая с Дмитрия халат. Людмила, подавляя накатывающую злость, старалась не смотреть в сторону монитора, где показалось обнаженным красивое мужское тело. - Вспомнила, что ты говорил о своем отце. Тайны меня всегда интересуют, знаешь.
- И чем он так тебя заинтересовал? - с досадой спросил Дмитрий. - Роман собираешься писать? Есть сюжеты интереснее. Да и потом, - он тоже замурлыкал, забирая пустые бокалы и ставя их на столик, - ты не станешь писать о грязных фабриках, вонючих сапогах, задастых машинистках.. Ты и понятия не имеешь о такой жизни – коммуналка, нищета. Тебе нужен красивый сюжет, что-то такое, как ты — чистенькое, приятно пахнущее...
Послышался воркующий смешок, возня и шелест. Людмила в крайнем раздражении прервала запись. Сев на краешек стола, она закусила губу. Бессмысленная трата времени и нервов. Незаконное вторжение в частную жизнь, глупое созерцание чьей-то постельной возни, подслушивание пустых разговоров — вот и все, к чему свелась ее работа? А все-таки что там с отцом? Хоть какое-то имя, хоть какое-то отступление от сальных шуточек и похотливого бормотания.
Связавшись со старыми знакомыми, Людмиле удалось заполучить данные из федерального и военного архивов. Полученные сведения ее нисколько не удивили, но в ее лирическом настроении заставили задуматься. Человек прожил жизнь, каждый его день был наполнен заботами, планами, обязательствами и желаниями. Так же, как сейчас Людмила, Елена и Татьяна, некогда он строил предположения, докапывался до истины или же скрывал что-то, имел отношения с другими людьми. К одним испытывал приязнь, других по какой-то причине недолюбливал. Сегодня его уже нет в живых, как нет и почти всех людей его времени, скорее всего, мало кто еще хранит о нем память. И все, что осталось от некогда живого человека со всеми хитросплетениями его жизни, со всеми переживаниями, трагедиями и взлетами – скупая кучка фактов.
Снегирев Анатолий Борисович – 1924-1976. Не так уж и хорошо мог знать Дмитрий своего отца – когда тот умер, парню едва исполнилось 14 лет. Что сохранилось в его памяти? Реальный образ или представляемый? Вряд ли теперь можно это выяснить. Мать Дмитрия пережила мужа на добрых тридцать лет, но и ее уже нет на свете. Анатолий Борисович был ополченцем, воевал, получил серьезную травму ноги, из-за чего был вынужден ждать окончания войны в госпитале, в тылу. После всю жизнь проработал на одном из московских автозаводов, неоднократно отличившись, как один из лучших работников. Причина смерти банальна – сердечный приступ. Вот и все.
«Посмотрим, что еще можно найти», - сказала сама себе Людмила. Так, жил на Горького в коммунальной квартире, после расселения семья получила однокомнатную квартирку в одном из свежезастроенных районов где-то на тогдашней окраине. Работал на заводе, неоднократно получал наградные листы и премии, как лучший работник цеха. Вот и список награжденных, Людмила пробежала его глазами и замерла, оцепенев от неожиданности. В списке была фамилия Варламова. Вначале, когда молодой Степан Николаевич только начинал работать, его фамилия стояла в самом низу, но затем стремительно поползла вверх, и в течении нескольких лет Варламов и Снегирев были признаны заслуженными мастерами, получали отпуска, путевки и премии. И жили оба в одном многоквартирном доме, в квартире-коммуналке. И вот, неожиданно, к своему тридцатилетию, будучи впридачу молодым супругом и отцом, Варламов получает квартиру. Ту самую, на Ленинском проспекте.
Людмила почувствовала, что все кусочки головоломки встают на свои места. Так Снегирев был ближе Варламову, чем просто муж его дочери. Степан Николаевич знал Дмитрия с детства, тот еще мальчишкой приходил к ним в гости со своими родителями, играл со старшим братишкой Пашкой и задирал младшенькую Лизу. Два почетных работника, но только один моложе и сноровистей, а другой старше и угрюмей из-за старой военной раны. Стукачи – нет труда воткнуть это звено в жизнь простого советского завода. Стукачи были всегда, хитростью, наглостью, бойкостью расчищали себе дорогу или убирали неугодных.
Однажды кто-то написал кляузу на Снегирева – быть может, в пьяном виде пришел на завод, или ругал советскую власть, а то и вовсе выказывал инакомыслие и сомневался в правильности пути, указанного тов. Лениным и проложенного тов. Сталиным. Кто знает теперь? И вторым после заслуженного мастера оказывается молодой Варламов, и именно он-то и получает заветное жилье, именно он уберется вон из коммунальной квартиры с ее очередью в туалет, мытьем в раковине на кухне, разномастным, плохо простиранным в баке с кипятком бельем, с ее шорохами и дрянной звукоизоляцией, теснотой и вонью. Он, тридцатилетний хлыщ с красивой бойкой женушкой и чудными детками, а не повидавший окопную грязь и смертельный ужас не столь юный мастер с такой же немолодой, вечно болеющей женой и таким тщедушным и по-девчачьи миловидным сыном. А через два года неустроенность, болезни или банальные нервы – и вот не выдерживает у Снегирева сердце.
Людмила, осмысливая только что увиденную картину, неподвижно сидела на месте. На лестнице послышались шаги, и в прихожей появился Игорь, более обычного растрепанный. Под его глазами пролегли синеватые тени, но, тем не менее, он весь сиял.
- Что-то ты сегодня поздновато, - подала голос Людмила, поднимаясь ему навстречу.
- Проспа-ал, - зевнул тот из прихожей, расшнуровывая кеды.
- Девушку завел? - подколола его Горская.
- Нет, сервак хакнул, - довольно ответил он, неспешно входя в офис. - Хотел с вами интересными новостями поделиться, но было уже полчетвертого, рановато для звонков, - игриво продолжал он, расстегивая рюкзак и вытаскивая кучу флешек и съемных дисков. - А пока ждал утра, уснул, ну вот и опоздал.
- Так что ты там хакнул? - не воспринимая его всерьез, пошутила Люда.
- Сервак «Бета-банка» взломал, - просто ответил Игорь, пожав плечами.
- Ты что, с ума сошел? А если тебя схапают? Майором Гречихиным прикрываться будешь, как фиговым листом? - взвилась Люда, всплеснув руками.
- Ну, если кто-то хватится, заметит, поинтересуется, - равнодушно отвечал парень, - словом, мне тоже есть, что предложить ментам. Скажем так — выговор в обмен на Снегирева, - и он хитро подмигнул ей.
- В смысле? - Люда села на стул рядом. - Ты на что намекаешь?
- На то, что истина в деталях, - несколько самодовольно произнес он. - Просто сначала я подумал, что ужа-асно подозрительно, что Кондратьева берет такую немаленькую сумму наличкой. У нее имелась банковская карточка, куда как проще оперировать виртуальными деньгами — безопасно и без комиссии. Но уж если Кондратьева в самом деле взяла два ляма налом, то ей должно было хватить мозгов распихать пачки с деньгами по разным местам, а не тащить все сразу в одном кармане сумки. Мне все это было интересно, я полез в архив посмотреть состав уголовного дела, детали и тэ дэ. Но там я ничего не нашел, кроме одной интересной, как мне кажется, отметки. В заключении судмедэксперта сказано, что Кондратьева погибла от черепно-мозговой травмы примерно в половине четвертого дня шестого декабря. Далее, - он поднял палец, - пока ее оформили, начали следствие, вначале связались с сыном, подругой. Потом выяснили о предполагаемом кредите. Обратились в банк. А там запись — мол, так и так, Кондратьева приходила с утра, взяла деньги наличкой и все — больше ничего не знаем. А дальше получается все то, что мы уже знаем, - разглагольствовал Игорь.
- Я не понимаю, к чему ты клонишь? - Люда сложила руки на груди, окончательно запутавшись.
- К тому, что я взломал сервак, хотел посмотреть, правда ли учительница взяла деньги наличкой, - пожал плечами Игорь, будто речь шла о чем-то совершенно очевидном. - Но я нашел, что данные с их камер хранятся не больше месяца, после чего все начинает записываться по-новой. Тогда я проверил все записи с компьютера Снегирева, раз мы приняли за факт, что кредит оформлял он. В его данных стоит, что Кондратьева взяла деньги в час дня. У меня не было возможности узнать, есть ли ее подпись на бумажном носителе, - и он с просьбой улыбнулся Людмиле. - Но потом я подумал, что дело наверняка было перед обедом, а иногда бывает, что документы оформляются задним числом...
- И? - поторопила его Людмила.
- И я проверил, когда банк выдавал деньги, - просто сообщил Игорь. - Взял да посмотрел, выдавал ли банк шестого декабря до обеда два с лишним ляма. И вот результат — денег банк не давал! Но вот седьмого декабря в самом начале рабочего дня со счета ушли такие же два с половиной лимона. Конечно, их мог взять и кто-то другой, но я склоняюсь думать, что эти деньги лежат у Снегирева в сейфе, чтобы погасить задолженность, когда Варламова выполнит некие обязательства, о которых они условились. Если мы не можем пока доказать виновность Снегирева в отношении покушения, то мы смело можем предъявить ему ордер об аресте, как подозреваемому в мошенничестве, - довольно добавил он.
- Да, это ты здорово провернул, - похвалила Людмила, задумываясь. - А я вот сегодня обнаружила, что отец Снегирева и Варламов вместе работали на одном заводе, а жили в одном доме. Оба были хорошими работниками, но благодаря чьему-то доносу, - она махнула рукой в сторону компьютера с открытыми файлами, - Снегирев лишился ожидаемой квартиры, которая досталась Варламову.
- Уже тянет на месть, - пробормотал Игорь, потирая по привычке переносицу. - Отобрать квартиру, которая досталась не тому.
- Странно только, что, если это месть, она осуществилась только сейчас, а не за те годы, что Снегирев жил с его дочерью, - пожала плечами Люда.
- А почему бы нет? - развел руками Игорь. - Теперь подвернулся случай. Жена, которую трудно было бы обмануть, мертва. Дочь живет отдельно. Денег и связей хватает, чтобы ни от кого не зависеть и обеспечить себе алиби. А тут и глупая учительша подвернулась, которую легко поймать на крючок, которая не сможет выплатить кредит в одиночку и будет вынуждена согласиться на что угодно, лишь бы избавиться от долга и давления. Мы же не знаем, они с Варламовым могли познакомиться раньше, и Снегирев мог об этом знать.
- Ты знаешь, о чем я подумала? - медленно спросила Людмила. - Ведь все это произошло так быстро. Давай предположим, как мог думать Снегирев. Логичнее всего, если Варламов завещает квартиру своей дочери, а сыну, который живет где-то очень далеко и перебираться сюда скорее всего не захочет — деньги и ценности. Снегирев об этом знает и не предпринимает никаких шагов, поскольку квартиру можно отсудить у жены, разменять или получить каким-то другим путем. Но вот жена быстро умирает, получается, что квартира напрямую переходит к дочери, обойти которую у Снегирева нет никаких шансов. А любой криминал в ее отношении приведет к тому, что квартира перейдет Павлу Степановичу, - она строила предположения вдумчиво и размеренно. - И беззащитная, не разбирающаяся в тонкостях аферы, учительница здесь подвернулась, в самом деле, весьма кстати. Я не удивлюсь, если он хочет, чтобы она написала, допустим, дарственную на его имя.
- Мы можем узнать это только от нее, - пожал плечами Игорь.
- Придется допросить Варламову, - закусила губу Людмила. - Бери диктофон, а я звоню Елене.
Несмотря на то, что отец регулярно выдавал дочери достаточные суммы для всех ее нужд, Елена в это лето устроилась на временную работу. В будущем году ей предстояло писать серьезные работы по специальности, и она набиралась опыта. Когда Людмила позвонила ей, девушка еще работала, и они решили пересечься вечером в одном из сквериков возле работы Елены.
Когда Людмила пришла на место встречи, Снегирева, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, уже ждала ее. У нее был все тот же сосредоточенный и деловой вид, но теперь, явственно видела Люда, сквозь него проступало волнение, тревога, усталость и печаль, подчеркивающие детскую округлость ее лица и выдававшие ее истинный возраст, несмотря на отчаянные усилия держаться солидно.
- Добрый день, Елена, - поздоровалась Людмила, подходя к ней. - Мы собрали некоторые сведения, которые имеют отношение к нашему расследованию.
- Вы узнали, кто мог отравить дедушку? - быстро спросила Елена, и лицо ее изменилось, приняло озабоченное, даже испуганное выражение.
- Не вполне, но, надеюсь, мы узнаем это в самое короткое время, - заверила Люда. - Поэтому мне бы хотелось задать вам некоторые вопросы. Они могут показаться вам странными, но..
- Задавайте! - храбро ответила Елена, вся подаваясь вперед.
Они прошли по аллее и остановились у маленького фонтанчика в центре сквера. Яркое солнце превращало его струи в бриллиантовые нити, по краям бассейна бегали искристые солнечные зайчики, мелкая монета, подрагивая сквозь рябь, мерцала тусклым блеском.
- Ваш дедушка жил в коммунальной квартире на улице Горького, - начала Люда, стараясь замечать любое движение Елены. - Вы много знаете об этом? Ну, по его рассказам или рассказам ваших родителей?
- Да, - разочарованно отозвалась Елена, опершись руками о край бассейна и глядя в воду. - Я не так уж много знаю, но они как-то говорили, что жили там все вместе, пока дедушке не дали эту квартиру. Он вроде был хорошим работником, то есть, ничего незаконного, - она торопливо посмотрела на Люду, севшую рядом с ней. - Так тогда бывало, кажется...
- Да, в Советском Союзе власть иногда давала подобные «пряники», чтобы приободрить рабочих, - кивнула Люда. - А ваши родители... как они познакомились?
- О, да они с детства друг друга знали, - нежно улыбнулась Елена. - Выросли в одном дворе, мне мама часто рассказывала, - в ее голосе так страстно сплетались тоска и тепло по отношению к матери, что Люда все сильнее чувствовала приязнь к этой чувствительной девочке, так рано спрятавшейся в раковину серьезности под влиянием жестоких поворотов судьбы. - Когда им дали квартиру, они продолжали дружить семьями. А потом папин дедушка неожиданно умер, их семья осталась совсем в нищете. И дедушка помогал папиной бабушке деньгами, помог папе устроиться на завод. Он всегда был очень добрый... А потом, ну, папа с мамой поженились.
- Раз все друг друга знают так давно, - осторожно сказала Люда, - значит, отношения всегда были хорошими? И начали портиться между вашим отцом и дедом только в последние годы, так? Из-за его... женщин и болезни вашей мамы, - Елена слегка нахмурилась и ненадолго стала той скованной серьезной девочкой:
- Я особенно никогда не обращала внимания на их отношения. Мне казалось, они такие же, как у всех. Но вот вы сейчас спрашиваете, и я начинаю видеть такие вещи, которые раньше не замечала. Я, наверное, слишком много умничаю, но мне кажется, семейные связи... Мы смотрим на близких привычными глазами и часто не замечаем, что они просто люди. Не мужчины и женщины, а мама и папа, например. Они всегда были мама и папа, образы, наполовину созданные из представлений о том, какими должны быть родители... А они, оказывается, совсем не такие, какими ты их видишь. Они могут быть несчастны, когда тебе наивными детскими глазами кажется, что все хорошо. Они могут быть противоречивы, несправедливы или неправы, а ты веришь им, потому что они старше и умнее. А потом ты вырастаешь, рвется какая-то ниточка, и ты видишь просто людей, с их болезнями, сложностями и проблемами. Я... заболталась, - она вдруг испуганно отпрянула от воды и так же, как Людмила, села на край фонтана. Вода с журчанием плескалась за их спинами, сносимые ветерком капельки приятно охлаждали обнаженные плечи.
- Нет-нет, - поправила ее Люда, - почему же?
- Банальные мысли, - коротко бросила Елена, помолчала и продолжила. - Так вот, я сейчас подумала, что, наверное, у дедушки и отца отношения всегда были с таким налетом подчиненности... Ну, отец всегда был в его глазах тем мальчишкой из соседней квартиры, который то из рогатки пулял, то улицу мел, то выкручивался, стараясь чего-то достичь... Они иногда разговаривали, такие обычные фразы, но, я теперь вижу, отцу было, наверное, некомфортно оттого, что он для дедушки был не всегда умным, не всегда хорошо одетым, устроенным в жизни... Я не имею в виду что-то плохое, просто я сама знаю, люди начинают стесняться того, что кто-то знает их с уязвимой стороны. Отношения рвут... - она ненадолго замолчала. - Наверное, когда-то он успел измениться, деньги дали ему уверенность, возможности. С нами, дома, ему стало скучно, ведь мама была такая простая, открытая, считала, что нужно жить душа в душу. У него были женщины, все об этом знали, кроме мамы. Вот тогда отец с дедушкой стали ссориться. А потом, когда мамы не стало, они однажды очень сильно разругались. Но дальше все было спокойно, - она подняла голову, подставив лицо солнечным лучам. - Они встречались, разговаривали без каких-то задирок. Просто никогда больше не говорили о маме.
- Значит, ваш отец многим обязан дедушке? - уточнила Люда.
- Пожалуй, что так, - ровно ответила Елена и прямо посмотрела в глаза Людмиле. - Вы подозреваете его?
- Да, - Людмила не смогла не ответить или уклониться, видя ее чистые и печальные глаза. Елена опустила голову и глубоко вздохнула, затем обняла себя за плечи, но ничего не сказала.
- Пожалуй, деньги дали вашему отцу больше, чем уверенность в себе, - заметила Люда. - Они внушили ему, что у него есть власть над другими. Не сердитесь, выслушайте меня, - она неловко коснулась плеча Елены, но та не отстранилась, только еще раз глубоко вздохнула и несколько раз коротко покивала головой, давая понять, что внимательно слушает. - Я начну с начала, можно?
- Мне кажется, что все началось еще с детства, - заговорила Людмила, стараясь выкладывать факты, но ее голос, не подчиняясь, произносил слова так, будто чем-то хотел утешить бедную девушку или извиниться за то, какие жестокие предположения он высказывает. - Когда ваш дедушка и отец вашего отца вместе работали на заводе. Семьи были дружны, много знали друг о друге, и не смущала даже основательная разница в возрасте между двумя мужчинами. Два лучших работника своего цеха, возможно, в шутку соперничали. И вот однажды кто-то, таких людей в те времена называли стукачами, - пояснила Люда, - написал на Снегирева навет. Нам удалось найти зафиксированное подтверждение тому, что подобный факт имел место быть, так что это не домысел. Уже нельзя установить, кто «стукнул» на старшего мастера...
- Это не мог быть дедушка! - воскликнула Елена, в глазах у нее стояли слезы и — неуверенность. - Он не мог, он не такой человек, чтобы донести!
- Я этого не сказала, - Люда примирительно погладила ее по плечу. - Ваш дедушка... Это мог быть кто угодно, любой, кому не нравился Снегирев. Но, скорее всего, то, что такая необходимая квартира досталась другому, выбило Снегирева из колеи. Сами понимаете — ему было под пятьдесят, он воевал, был ранен, - с внутренним волнением и чувством говорила Людмила, - у него тоже был ребенок, а вместо хоть чего-либо своего этот человек, который был ничем не хуже других, имел только угол в коммуналке... Я думаю, даже если он и не подал виду, в глубине души он затаил обиду на своего друга — вашего дедушку. Возможно, он говорил об этом с вашим отцом.
Елена усилием воли гасила в себе накипающие слезы.
- Затем были годы, когда Дмитрий Анатольевич и его мать зависели от Степана Николаевича, - продолжила Горская. - Как вы правильно подметили, иногда люди вместо благодарности начинают испытывать неприязнь к тем, кто был свидетелем черных дней их жизни. И, возможно, это только мое предположение, - она постаралась как можно сильнее смягчить удар, - что ваш отец с каких-то пор начал вынашивать идею мести за то, что случайное богатство досталось именно вашему дедушке. Думаю, он хотел завладеть квартирой. Пока была жива ваша мама, у него была надежда хотя бы косвенно получить на нее права, но затем наследниками становились либо вы, либо ваш дядя.
- Я не понимаю, - с отчаянием замотала головой Елена, кривясь лицом, - зачем ему это нужно? Ведь у папы достаточно денег на все, что ему хотелось бы! У него есть своя квартира...
- Месть не всегда бывает логичной, - вздохнула Людмила.
- И... и что вы еще узнали? - она не сердилась, в ее голосе было больше горечи и досады от того, что речь идет о столь близком человеке, чем от того, что его обличают. - Вы считаете, он отравил дедушку?
- Полгода назад, - заговорила Люда, - в банк, где работает ваш отец, пришла Кондратьева Ирина Осиповна, мать Леши. Она хотела взять крупный кредит.
- Да, - опомнившись, прошептала Елена, поднимая взволнованное лицо. - Они хотели купить небольшой домик за городом для Леши...
- Чтобы получить такой большой кредит, - продолжала Люда, - Кондратьевой нужен был поручитель и залог, которым стала квартира Татьяны Ивановны.
- Леша говорил об этом, - быстро заговорила Елена, вспыхивая. - Они собирались перезаложить домик, сразу после его оформления в кадастре. Тогда Татьяна Ивановна была бы ни при чем, или как лучше сказать?
- Да, они могли бы и так поступить, - согласилась Люда. - Банк подтвердил возможность получения кредита Кондратьевой, ей оставалось только прийти и получить деньги.
- Ирина Осиповна выбрала дом и договорилась обо всем, - подхватила, в свою очередь, Елена. - Но продавец хотел получить деньги только наличными...
- Я думаю, она понимала, как опасно везти такую крупную сумму денег, а может быть, решила еще раз увидеть дом, - предположила Людмила. - Как бы то ни было, Кондратьева, скорее всего, была в банке, удостоверилась в том, что ей могут выдать деньги в любое время, но не взяла их.
- Как - не взяла? - глаза Елены расширились от удивления.
- Она не брала денег, - повторила Людмила. - И, когда она погибла, с банком ее ничего не связывало. Органы милиции обратились с запросом в банк на следующий день, и тогда ваш отец подделал бумаги, датировав их прошлым числом, а сам снял деньги со счета.
- Боже мой, - прошептала в ужасе Елена, - но зачем?
- Думаю, он уже к тому моменту знал, что Степан Николаевич завязал отношения с Варламовой, чья фамилия стояла в кредитном договоре Кондратьевой. И он решил использовать женщину, которая сама ни за что бы не докопалась до истины, - заключила Людмила. - Мы не можем знать это наверняка, но, вероятно, условием погашения несуществующего кредита была последующая передача квартиры Татьяной Ивановной вашему отцу.
- Боже, - Елена закрыла лицо руками, затем вскочила — щеки ее пылали. - Едем к ней! Она сейчас у Леши, она должна знать!
- Погодите, я рассказала вам не все, - остановила ее Людмила. - Все эти сведения касались вашего отца и Татьяны Ивановны, которую он шантажировал и обманывал все это время, названивая ей с угрозами и запугиваниями. Нам в руки попала запись с камер наружного наблюдения, установленных на доме Степана Николаевича, - Елена замерла, с ужасом ожидая того, к чему, она подсознательно понимала, ее ведет Людмила. - Вы с Татьяной Ивановной поехали за продуктами с утра, в полдень Степан Николаевич отправился в аэропорт встречать Павла Степановича, который приехал навестить отца. А в три часа дня к дому подошел ваш отец, - Елена побелела и закрыла глаза. - Он пробыл всего десять минут в доме. Это достаточное время как для того, чтобы понять, что хозяев нет дома и уйти, или же...
- Подсыпать лекарство, - убитым голосом закончила за нее Елена. - На кухне всегда было чисто, а термос стоял на самом виду... А у отца есть копии ключей от всех наших домов.
- Мы не знаем этого наверняка, - приободрила ее, сама себе не веря, Людмила. - И подтвердить или опровергнуть это может только он. В любом случае, нам нужно расспросить Татьяну Ивановну, чем угрожал ей Дмитрий Анатольевич, и объяснить, что она не обязана возвращать что-либо банку. А потом, - и она улыбкой поддержала Елену, - мы решим, что делать.
- Я представлю вас как сотрудника полиции, - сказала Елена, когда они остановились у дома Татьяны Ивановны. - Ей и в самом деле не стоит знать, что я нанимала вас следить за ней. Это испортит наши отношения, а у меня осталось слишком мало людей, которыми я могу дорожить, - упавшим голосом прибавила она, выходя из машины.
Они поднялись по узкой лесенке, где на этот раз пахло свежей выпечкой, к квартире Татьяны. Как дежавю, тренькнул птичьим голоском дверной звонок, и снова пришлось ждать какое-то время, пока хозяин подкатит, поспешно убирая с пути обувь и мелкие предметы. Елена уже хорошо знала эту черту Лешиного характера — несмотря на то, что в доме была Татьяна Ивановна или другой здоровый человек, парень всегда отправлялся открывать дверь сам. Его очень раздражало, если кто-то виновато торопился ему «помочь» и считал это бестактностью, напоминавшей о его недееспособности.
- Здравствуй, Леш, - поздоровалась она с юношей, который открыл им дверь. «На самом деле он намного симпатичнее, чем через объектив камеры», - подумала Людмила, несколько теряясь в крохотной прихожей, где одна только коляска занимала слишком много места. Им навстречу вышла Татьяна, несколько подавленная, но при виде Елены сразу посветлела лицом.
- Здравствуйте, проходите! - пригласила она. - Твоя подруга?
- Нет, это Людмила Горская, - негромко сказала Елена, сразу теряясь. - Она работает в полиции.
Все лица сразу стали озабоченными. Елена не знала, куда деть глаза, Людмиле было тесно в закутке у двери и неуютно под изучающими взглядами, Леша смущенно косился на стоящую позади Татьяну, которая не давала ему откатиться в комнату, а та растерянно смотрела на вошедших.
- Давайте в кухню, там пошире, - предложил Леша, и все сразу пришли в движение. С тех пор, как Люда видела кухню в записи, сделанной Еленой, ничего не изменилось — было так же опрятно и тепло, рядком стояли на столе разноцветные кружки, кухонные полотенца были перевешены на низкие крючки, где их мог брать Леша. Возмущенно звякнул, отключаясь, чайник. Татьяна спохватилась и, зачем-то передвинув его, указала на маленький заварочный, будто вдруг потеряла способность разговаривать.
- Теть Тань, - чуть кашлянув, заговорила Елена. - Людмила Васильевна занимается банковскими операциями, - соврала девушка, а женщина вздрогнула и с умоляющим испугом воззрилась на Людмилу.
- Вы не волнуйтесь, - постаралась успокоить ее Люда. - Дело в том, что мы занимались проверкой деятельности «Бета-банка», - лицо Татьяны бледнело и вытягивалось с каждой секундой, - и нашли ряд серьезных нарушений, связанных с деятельностью этого кредитного учреждения, - импровизировала Люда. - В том числе, одно мошенничество, которое напрямую касается вас. Вы были поручителем Ирины Кондратьевой и отдали под залог свою квартиру? - командным тоном спросила она так, что Татьяна только слабо кивнула, взглядом ища поддержки у Леши и Елены. - И банк известил вас, что Кондратьева взяла деньги, которых впоследствии при ней не было найдено? - еще один кивок. Людмила набрала воздуха в легкие:
- Кондратьева была обманута сотрудником банка, который, узнав о ее гибели, подделал документы на получение кредита и лично снял деньги на следующие сутки, таким образом, симулировав их исчезновение, - выпалила она, с удовольствием видя, как лицо Татьяны начинает розоветь, будто ей дали воздух. - Нами было установлено, что этот же сотрудник банка шантажировал вас телефонными звонками и угрожал при личных встречах. Вы могли бы его опознать? - кивок, Люда протянула ей через стол фотографию Снегирева, взятую у Елены. - Это он?
- Да, - чуть слышно ответила Татьяна и села за стол, больше не в силах стоять.
- Вы познакомились с Варламовым до того, как Кондратьева начала собирать документы на кредит? - уточнила Люда.
- Да, - на нее было жалко смотреть, она вся поникла, обесцветилась, будто вот-вот упадет.
- Все ясно, - кивнула Людмила. - Последний вопрос — что он хотел от вас получить в обмен на уплату кредита?
- Квартиру Степы, - прошептала Татьяна, закрыла глаза, и по щекам у нее побежали без остановки крупные слезы. - Он угрожал мне отобрать у нас все, даже расправиться с Лешей, - срывающимся голосом добавила она, не стараясь унять слез.
- Вам стоило обратиться в органы сразу, - наигранно пожурила ее Людмила. - Банк мог вызвать вас в суд, высылать официальные повестки, если бы вы не выплачивали кредит. Но ведь вы вносили некоторые суммы, а, стало быть, банк не мог предъявлять вам претензий. И ни один сотрудник банка не имеет никакого права проворачивать такие операции с выгодой для себя. Завтра будет проведена ревизия, и кредит будет ликвидирован, - сообщила она бодро. - Вам останется только дать показания.
- Это не вернет Степу, - склонила голову Татьяна. - Я и подумать не могла, что все так обернется. Он никогда не говорил о времени... Мы оба считали, что вернемся к этому разговору... намного позднее, - с усилием произнесла она. - Я ему ничего не обещала, я ничего не подписывала — в глубине души я была уверена, что мне удастся достать денег, в конце концов, попросить их у Степы, но... Мне было стыдно, страшно, я не хотела говорить с ним о деньгах..
- Теть Тань, не плачьте, пожалуйста, - Елена подошла к ней и, обняв за плечи, поцеловала в макушку. - Дедушка обязательно поправится. Но я бы хотела попросить вас кое-что сделать, - Татьяна подняла на нее припухшие глаза. - Без вашей помощи мы никогда не сможем наказать этого... преступника, - отчеканила она, - который хотел зла дедушке. Помогите нам обличить его.
- Леночка, не надо так... - прошептала Татьяна, гладя ее руки, - ведь он твой отец...
- У меня нет больше отца, - резко ответила Елена и мягко добавила. - Только дедушка и бабушка, и они мне очень дороги. Я буду за них бороться.
- Вы нам поможете? - спросила Люда. Татьяна, улыбаясь сквозь слезы, закивала. - Тогда слушайте внимательно, что вы должны сделать. Позвоните ему, сегодня после работы он вполне может уделить вам время. Назначьте встречу в условленном месте. Скажите ему, что знаете о завещании Варламова, - Леша тоже пробрался к Татьяне и нежно гладил ее руку, утешая. - Он не сможет не явиться. А мы будем готовы. Ничего не бойтесь.
Гас тихий московский вечер. Золотистые ванильные облака медленно, никуда не торопясь, плыли на восток. Небо было еще светлым, хотя внизу весь свет уже погас, и только на высоких зданиях догорала розовая зорька. Высокий шпиль Триумф-Паласа ослепительно пылал в закатных лучах, а внизу, в маленьком парке, уже загорались фонари. Было все так же тепло, даже душно, особенно когда случайный ветерок приносил с Ленинградки облака горячей пыли и едкую вонь стройки. У станции метро толпился люд, приторно и соблазнительно пахли продуктовые палатки, всюду под ногами сновали толстые неповоротливые голуби, у фонтана группками собиралась молодежь.
Людмила, которой удалось удачно притиснуть «Вишенку» напротив места встречи Дмитрия и Татьяны Ивановны, вооружившись микрофоном дальнего действия, наушниками и портативной рацией, наблюдала за Варламовой. Та прохаживалась, стараясь не выдавать волнения, по мощеной дорожке между клумбами.
Появился Снегирев. Он эффектно шел своей модельной, соблазнительной походкой, в том же строгом костюме, с небольшой сумкой для нетбука в руке. От него влекуще пахло одеколоном и, несмотря на долгий и жаркий трудовой день, свежим дезодорантом. На него обращали внимание, а девушки-студентки, сидевшие на одной из лавочек, облизывали губы и кидали на него выразительные взгляды. Он казался лишь немногим старше их, хотя его паспорт вопиюще взывал об обратном.
Увидев его, Татьяна оцепенела. Он, словно осознавая, какое впечатление производит на окружающих, и в особенности на художницу, медленно приблизился к ней и пренебрежительно смерил взглядом.
- Что там? Он оставил ее вам? - процедил он, будто и слов было много для этой жалкой серости.
- Я вас разочарую, - мягко сказала Татьяна. - Я не стану делать на вас дарственную.
Дмитрий с трудом подавил раздражение, будто проглотил большой кусок. Махнув нервно рукой и скривив губы, он сказал:
- И чего вы хотите этим добиться? Банк заберет у вас квартиру за неуплату. Вы окажетесь на улице. Если вас не пугает такая перспектива, подумайте об инвалиде, которого вы содержите.
Татьяна как можно естественнее улыбнулась — она уже вполне взяла себя в руки, избавившись от страха за свое будущее. Единственно ее пугала возможность физической расправы — если мужчина захочет ее ударить, никто не успеет ее защитить.
- По завещанию, мне принадлежит еще одна квартира. Если со Степаном Николаевичем что-то случится, я продам ее и оплачу кредит сполна, - и она отступила назад, чтобы полюбоваться произведенным эффектом.
- Сомневаюсь, что вам это удастся. Вам стоило бы сначала позаботиться о том, чтобы доказать свою невиновность, - презрительно усмехнулся Дмитрий. - Иначе вы рискуете не только лишиться прав на имущество, но и переехать в тюрьму, - тон его голоса был почти ласковым. Со стороны казалось, мужчина и женщина мило беседуют, встретившись в парке.
- Не знаю, кому из нас лучше об этом позаботиться, - так же наигранно-ласково произнесла Татьяна, подражая его манере. - Степан Николаевич обо всем подумал. В кухне стояла скрытая камера, которая записала все, что произошло в тот день, - и она показала на маленькую флешку, которая висела у нее на шее на шнурке, как кулон.
На мгновенье лицо Дмитрия изменилось до неузнаваемости — он побледнел, зрачки расширились до предела, казалось, он забыл, как сделать вздох, но затем сглотнул и, наливаясь кровью, пробормотал:
- Ни черта подобного...
- Зря вы сомневаетесь, - Татьяна волновалась, ей очень хотелось развернуться и убежать, она кожей чувствовала, что этот человек ее сейчас ударит, но она взяла себя в руки. - Преступник в голубой рубашке и джинсах без десяти три вошел в дом, открыл дубликатом ключей дверь и вошел в квартиру. Там он всыпал порошок эфедрина в термос с травяной настойкой, которую, как он знал, его тесть, - она вызывающе надавила на это слово, - принимал ежедневно. Мне продолжать?
- Сильно тебе это поможет? - Дмитрий дрожал от ярости, но внешне ничем это не проявлял, разве что его обольстительная улыбка стала напряженнее. - Ты ничего не добьешься! Ты сдашься еще на первом шаге, как всегда! Отдай ее мне и разойдемся, не нужно злить тех, кто сильнее.
- А что вы мне можете предложить? - Татьяна жестом предложила ему пройтись, и это несколько рассеяло повисшее напряжение. Они медленно пошли по дорожке парка.
- Деньги могут все, - не вызывающим сомнения тоном резко ответил Дмитрий.
- Как вы могли так с ним поступить? - спросила женщина. - Что он вам сделал? Ведь Степан Николаевич хороший человек.
- Хороший человек! - передразнил Дмитрий. - Даже хороший человек может быть порядочным скотом, когда дело касается личных интересов. Легко казаться хорошим человеком, когда благодетельствуешь тем, кого сам же растоптал.
- За какое такое зло можно заплатить жизнью?
- За чужую жизнь! - рявкнул мужчина. - Из-за него моя семья потеряла все! Отец умер, а мать доживала одна, в нищете. Она ни разу в жизни не ела вдоволь — каково это было видеть мне?
- Но вы сейчас делаете то же самое, - возразила Татьяна. Они остановились. Сквозь просвет деревьев была заметна «Вишенка» Людмилы.
- Разве? - усмехнулся он. - Я не разрушаю чьи-то жизни.
- А как насчет моей? - переспросила Татьяна. - Ведь я любила его, другого шанса быть любимой и нужной у меня уже не будет.
- Ну так подумайте об этом, - вкрадчиво произнес Дмитрий, теряя терпение и наклоняясь к ее лицу. - Подумайте, что я могу с вами сделать, если вы будете упрямиться! Отдайте мне флешку.
- Ни за что! - заявила Татьяна, чуть подаваясь вперед в непритворной ненависти к этому типу.
Дмитрий ударил ее по лицу, а когда она вскинула руки, чтобы запоздало прикрыться, рванул за шнурок на шее. Флешка оторвалась, и он торопливым шагом, почти переходящим в бег, бросился к метро.
- Пора, я все записала! - сообщила в рацию Людмила, выходя из машины.
Едва Снегирев поравнялся с лавочками вокруг фонтана, пара крепких ребят, изображавших случайных прохожих, быстрым отточенным движением подхватили его с двух сторон под руки, Дмитрий попытался извернуться, но в следующую секунду уже стоял на коленях с заломлеными за спину руками, а один из оперативников защелкивал наручники. Девочки на лавочке восхищенно взвизгнули, прохожие останавливались, кто-то торопливо снимал происходящее на телефон.
- За каким хреном? - взвыл Дмитрий, загребая носками лаковых ботинок песок.
- Снегирев Дмитрий Анатольевич, - привычно-монотонно пробубнил оперативник, скорее для того, чтобы покрасоваться перед студентками, глазеющими с лавочки. - Вы задержаны по обвинению в мошенничестве, шантаже и покушении на убийство. Так что незачем вырываться-то...
Людмила подошла к Татьяне и сочувственно дотронулась до нее:
- Спасибо вам. Вы смелая.
- Да что вы, - вздохнула, пытаясь справиться с потрясением, Татьяна. - Мне только жалко, что он не знает — там на флешке видео с котятками.
И обе рассмеялись.
За огромными окнами застекленной террасы виднелись голубые гривы прибрежных трав, покатыми холмами сбегавшие к плиточной дорожке. По обеим сторонам от нее в полумраке вырисовывались длинные плети отцветшего лилейника. Как струны, тянулись к небу сосны. В живописный проем между ними было видно фиолетовое озеро, темное по краям и нежно светлеющее к центру. Над озером протянулось розовое облако, будто стрела, указывающая путь. Вдалеке совершенно беззвучно и так медленно, словно в замедленной съемке, пролетели три аиста.
- Здорово, что мы наконец выбрались сюда, - млея от переполняющей ее неги, произнесла Людмила, лениво поворачиваясь в глубоком мягком кресле. - Ты рад?
Сергей, стоявший на террасе и глядевший на тающий в сумерках вечерний мир, кивнул. Говорить не хотелось. Удивительно, почему эта идея — взять да и поехать в отпуск — не пришла им в головы раньше. Они столько сил потратили на то, чтобы выкраивать время и освобождать головы от рабочих мыслей для того, чтобы переключиться друг на друга, сердились, спорили, портили отношения и запутывались в делах... А все оказалось куда проще — просто в один день, когда они отмечали маленькой компанией окончание дела, Игорь, слегка захмелевший, плутовато улыбаясь и потирая переносицу, предложил: «А почему бы вам вдвоем не поехать отдохнуть? Вы давно уже не брали отпусков...» Сергей с радостью ухватился за эту идею, и вскоре они уже разработали план отдыха, выбрали место, куда хотят поехать (небольшой пансионат в Карелии), купили билеты. И вот теперь, с остекленной террасы, где они предавались безделью, все прошедшие месяцы казались им отлетевшим сном. Где-то вдали осталась пыльная Москва, столпотворения людей и машин, узлы дел и отношений, завязки тех историй, что будут ждать их по возвращении домой.
Неожиданно завибрировал телефон. Людмила поначалу не хотела подниматься и брать его, с неудовольствием смотрела, как он натужно гудит на тумбочке и отчаянно светит экраном. Но затем любопытство или желание скорее оборвать этот посторонний шум заставили ее встать и принять вызов. В трубке раздался срывающийся от счастливого возбуждения голос:
- Сегодня он открыл глаза и сказал: «Аленка, я тебя люблю!»