Эксперимент
Для проведения эксперимента, в лабораторию к Марьяне прикомандорован Аркадий Андреев...
— Андреев Аркадий, рад познакомиться! К вам командирован для проведения эксперимента.
— Какого? — неторопливо, но настойчиво осведомилась Марьяна.
— Ого, рука у вас командирская!.. Вот этого я вам сказать не могу.
— Мило, но непонятно.
Андреев улыбнулся обворожительно.
— Поверьте!
— Верю.
— Денег дадите?
— Нет.
Андреев расхохотался.
— Весело?
— Очень!
— Мне кажется, мы познакомились?..
— Гоните?
— Могу угостить чаем.
Размешивая ложечкой сахар, Аркадий сказал задумчиво:
— Мне очень нравится ваш город. Жалко, что сразу после проведения эксперимента придется уехать.
Марьяна вежливо промолчала.
— Переоборудование института заканчивается через неделю. У меня, как видите, всего неделя…
— Считать я умею.
— Денег дадите?
— Нет. И разрешения не дам.
— Сколько вам лет?
— Двадцать два. Лабораторией руковожу два года. Налить еще?
— Марьяна, — сказал он серьезно и просто. — Попробую быть откровенным. Дело не в переоборудовании института. Я придумал любопытнейшую вещь. Хочу сделать подарок шефу. Старик чертовски обрадуется! Мне…
Марьяна резко выдвинула ящик стола, шлепнула на стол инструкции.
— Занятные книжечки. Читали?
Аркадий потускнел, поскучнел.
— Прошу простить меня. В седьмом отделе у ребят моя тема, пойду потолкаюсь…
— И вы извините за некоторую нелюбезность. Я искренне сожалею.
У него был крепкий светлый затылок. Дверь бесшумно закрылась за ним.
Ночью Аркадий приснился Марьяне. Через весь сон — как тень от парохода по реке — его грустное полузнакомое лицо: серые с голубинкой глаза, твердые губы, жестковатые светлые волосы, улыбка киногероя. Сперва его вроде бы даже не было, а было только ощущение чего-то знакомого, похожего на него, и смутное раздражение от этого: он вызывал у Марьяны одновременно и симпатию и неприязнь. Ее злило его открытое желание расположить к себе ради неведомого ей эксперимента.
Сон колебался, дрожал водяной рябью, лицо Аркадия являлось ей то вытянутым, перекошенным, неприятным, то спокойным и сосредоточенным.
Придя в лабораторию, Марьяна первым делом вызвала Аркадия.
— Вчера я не очень хорошо поняла вас. В чем дело? Почему вы не хотите подать докладную? Может, это шутка?
— Нет, я не шутил.
— Как? Да вы что в самом деле! А вы знаете, что вы мне предлагаете?
— Знаю.
— Чего же вы хотите в таком случае?
— Чтобы вы нарушили инструкции.
— Послушайте, Андреев. Дело не в формальностях, поймите это. Я совсем не хочу, чтобы вы считали меня бессердечной бюрократкой. Перестаньте морочить мне голову, вы не влюбленная барышня, а ученый. Вот вам форма, берите диктофон, сочиняйте. Обсудим…
— Ну да, а вечером Липягин будет знать все до крошечной формулки! Благодарю покорно.
— Интересно, откуда это он узнает?
— Не знаю! Через стены просочится. Мой шеф — гений. Ему хватит намека. Он отпустил меня порезвиться, поболтаться со сверстниками — вы же знаете, у нас моложе пятидесяти — единицы…
— Аркадий, я эксперимента не разрешу. И точка!
— Вот я и надеялся — сдвинуть точку, а оказывается, точка — такая крохотная чепуховинка — тяжелей надгробной плиты.
— Не будем больше возвращаться к этому разговору. Мне нравится ваша привязанность к шефу, и вообще что-то есть в вашем сумасбродстве… Однако после катастрофы в Карае…
— Да, да… Ну что ж, пусть так.
— Как ребята из седьмого?
— Прелесть. Наивны и талантливы, как древнегреческие боги.
— Я улетаю до вечера, — сказала Марьяна, шагнув на круглую площадку подъемника. — Желаю вам хорошего дня.
И она нажала кнопку.
А ночью ей опять приснился Аркадий. Они шли по лугу, поросшему ромашками. Аркадий щипал цветок и что-то приговаривал. "О чем это вы?" "Старинная считалка, бабка научила". — "Ну-ка, ну-ка…" — "Любит — не любит, плюнет — поцелует, к сердцу прижмет — к черту пошлет…" "Очаровательно! Как это, как?.. Любит — не любит…" Было тихо и тепло, ромашки пахли тонко, как пыльца на крыльях бабочки, они сели на мягкую нагретую землю, Аркадий вдруг отбросил цветок. "Марьяна, мне хочется поговорить с вами всерьез о самом главном. Попробуйте понять меня. Ну катастрофа в Карае… Неужели вы думаете, что человечество навсегда гарантировано от жертв? Конечно, лучше, чтобы их не было, кто спорит! Но ведь мы все ходим по краю, мы вторгаемся в такое святая святых природы, что никаких гарантий нашей безопасности нет…" Лицо его было милым, искренним, слова, немые во сне, не звучали, а входили в нее просто тая, как входит солнце в кожу, и вместе с ними возникали сочувствие и непонятная радость. "А эти инструкции… Уже два века мы твердим, что человечество отвечает за каждого и каждый за человечество. В этом смысле нет разницы между мной и ученым советом. Так почему же я не могу сам решить судьбу эксперимента? Откуда такое недоверие? Если бы я был неграмотным ремесленником, мне бы не выдали диплома. А так… Я сказал вам неправду о шефе. Шеф очень культурно и талантливо скрывает от нас свое желание возвышаться недосягаемой вершиной, наша смелость его пугает, и тут инструкции за него…"
Марьяна слушала, теребя лепестки, и его слова обволакивались смутным и резким, как толчки крови: "Любит — не любит, любит — не любит…" "Марьяна, а вы сами? Вы умница, ребята вас обожают, но ведь не одно чаепитие и руководящие указания составляют смысл вашего существования? А что вы можете?.." "Любит — не любит, любит — не любит… А как там дальше?.. Плюнет… поцелует…" "Вы тоже раба инструкций, раба совета и еще двух советов. Между вами и человечеством — три совета, и это считается благоразумным, такая цензура мысли, души!.." "К сердцу прижмет — к черту пошлет… своей назовет… Смешной мальчик, ужасно смешной ребенок. Кому он это говорит! Будто я думаю иначе. Помочь ему… Только я еще не готова. Не все ясно. В советах, конечно, полно старых дураков. Но безнадзорные молодые сумасброды… Вроде меня… Не такие уж мы сумасброды… Нет, не могу. Это слишком серьезно. Что-то мешает. Может, мы не доросли еще до всего этого…" "Может, мы не доросли еще до всего этого? Чепуха! Катастрофа в Карае произошла после того, как все планы были трижды утверждены и выверены. Ложные выводы из естественных событий…" Он взял ее за руку, она не отняла руки. "Марьяна! Мне так хотелось, чтобы вы поняли меня! Я уверен, вы согласитесь со мной! Разрешите мне эксперимент. Вы для этого знаете меня достаточно. А риск? Что ж риск! Я могу вам только сказать, что для жизни это не опасно. Если все получится…" — "А если не получится?" "Получится! Да и не в этом дело. У меня не выйдет, выйдет у других. Важен принцип. К черту рутину! Марьяна, скажите, что вы согласны. Ну, Марьяна!.."
Когда она проснулась, ее поразило только одно: никогда раньше она не слышала этого "любит — не любит…".
Среду Марьяна провела в экспедиции в горах. Устала, слать легла поздно, ночью ей не снилось ничего.
На следующий день было совещание в седьмом отделе. Марьяна поздоровалась со всеми общим поклоном, но обрадовалась, увидев Аркадия около вакуум-камеры. Он стоял к ней спиной и что-то говорил монтажеру. Совещание закончилось быстро, под свист подъемников Марьяна весело прокричала Аркадию:
— Ну что, хорошо руковожу? Всех разогнала. Ребята из седьмого отдела отправились на два дня в горы.
Аркадий, покручивая цепочку с ключом от кара, проводил Марьяну до ее кабинета.
— В город? — спросила Марьяна.
— Да, в город. Может, составите компанию?
— Очень бы хотелось, но не могу. Через полчаса лечу в экспедицию. Если уж очень заскучаете, присоединяйтесь, но в общем-то не стоит, демонтаж… Вы знаете, Аркадий…
— Что? — спросил он напряженно, почувствовав в ее голосе что-то новое.
— Хочу вам сказать, что наш последний разговор меня как-то… В общем мне очень жалко, что ничем не могу помочь вам…
— Дайте красную полоску — и перестанете жалеть.
— Нет, об этом мы договорились твердо, исключено! Я не могу этого сделать. Хотя сердце мне подсказывает…
— А вы послушайтесь сердца.
Марьяна смутилась. Он смотрел на нее хорошо, открыто и немного грустно.
— Послушаюсь… После того, как вы напишете трактат "Физика и сердце".
— Люди только этим и занимаются из века в век…
— Ладно, надо работать.
Марьяна вскочила на ступеньку эскалатора, отыскала пальцем знакомую до каждой выщерблинки кнопку, но вдруг, что-то вспомнив, окликнула Аркадия. Он медленно вернулся.
— Послушайте, вы случайно не знаете такого старого-старого стишка: "Любит — не любит…" — "Плюнет — поцелует, к сердцу прижмет…" Знаю, а что?
— Так, ничего, привязалось. Услышала где-то, а где — не могу вспомнить…
Она надавила на кнопку.
Ей хотелось, чтобы снова был сон. Она легла в постель с ожиданием этого, она внушала себе, чтобы сон приснился.
И приснился. На этот раз совсем беззвучный, безразговорный.
Сон был как кино: Марьяна отчетливо видела все, что происходило во сне, и вместе с тем она понимала, что это всего лишь сон, созданный ее собственным желанием, и, если ей очень захочется, он может вообще прекратиться или пойти как-нибудь иначе. Сон. был ее собственный, такой, какого она хотела, и потому очень славный, приятный сон.
Марьяна и Аркадий сидели на лавочке перед окнами лаборатории, слетали желтые осенние листья, пахло прелью и сыроватой землей. Окна были зашторены и еще загорожены ветками деревьев. Вечерело, солнце грело несильно, но ласково. Марьяна ощущала ладонью правой руки прохладную и твердую ладонь Аркадия. Все ликовало в ней. Так они сидели долго-долго, потом он обнял Марьяну и поцеловал тоже долгим, бесконечно долгим поцелуем. Ей трудно было оторваться от него, она боялась оторваться, потому что знала, чувствовала: сон сразу кончится. Сколько это длилось? Минуту? Час? Ночь? Трепетали падающие листья, колебался теплый воздух, подрагивали теплые губы, нежно и некрепко прижатые к губам.
Когда днем Аркадий, попросив по видеофону принять его, вошел в кабинет, Марьяна встретила его, сияя.
— Хорошее настроение?
— Отличное.
— А у меня вот наоборот.
— Ничего, сейчас переменится…
— Да нет… Завтра мне уезжать.
— Ну, вот видите, времени для эксперимента все равно нет.
— Будет, если вы разрешите! Позвоню в институт, вымолю, ну… ногу сломаю, черт возьми! Придумаю что-нибудь.
— Вы действительно уверены, что эксперимент ничем не грозит вам?
— Абсолютно.
— Разве что меня снимут с работы…
— Ну и черт с ней!.. То есть, извините, я хотел сказать… Ну что вам эта механизированная кастрюлька? Поедем в Тулави, я читал ваш проспект, вы же практик, вам нужны масштабы, машины…
— Аркадий, дайте мне подумать до завтра.
— Идет!
— Я ничего не обещаю.
— Я надеюсь.
Они расстались, но чувство приподнятости, праздничности не проходило.
Ночью их разговор повторился с совершенной точностью.
Разница состояла лишь в том, что она согласилась. Когда он уже собирался растаять, Марьяна притянула его за руку и сама поцеловала.
Наступила суббота. Покончив до десяти с делами, Марьяна решительно нажала кнопку пульта внутренних связей и вызвала Аркадия. Ей ответил дежурный: Аркадия нет, еще не приходил, готовится к отъезду. "Странно", подумала Марьяна. Дежурный, не услышав никакого ответа на свое сообщение, стал нахваливать Аркадия:
— Ну и башка, нам бы такого парня! Нельзя ли его уговорить остаться? Хотя бы на месяц…
Но тут звякнул колокольчик, Марьяна кивнула, и вошел Аркадий.
— Здравствуйте. Скажу вам сразу: я согласна. Честно говоря, я сама давно об этом думала. Пусть все летит вверх тормашками, вы правы! Сколько вам надо денег?
— Марьяна, — сказал он, осторожно и как бы через силу опускаясь в кресло, — я от всего сердца благодарю вас, но мне ничего не нужно. Я пришел проститься.
— Как? А эксперимент?
— Состоялся. Все в порядке.
— Каким образом?
— Видите ли… Не сердитесь только, пожалуйста. Наш институт проверяет прибор для воздействия на человека в процессе сна…
— Что?!
— Только не подумайте ничего плохого! Программа была разработана и утверждена всеми… — Он усмехнулся. — Всеми тремя советами, и действовал я точно по программе. В мою задачу входило убедить вас дать вопреки инструкциям согласие на эксперимент… Вот. И точно по инструкции…
— Точно по инструкции?
— Да, разумеется. Пяткин и Селко были на контроле. Кстати, я должен поблагодарить вас от имени Ассоциации за вашу очередную огромную помощь науке. На состоянии здоровья это, думаю, никак не отразится, но в сентябре вас и еще группу участников эксперимента — он проводился одновременно в семи объектах — пригласят в Тулави на конгресс. Это, если не ошибаюсь, ваша третья работа для Ассоциации?
— Да, — рассеянно сказала Марьяна, — третья. Все это очень интересно…
Она еще не могла прийти в себя.
— Научное описание я вам оставляю, через пару дней пришлю техника и еще материал для ознакомления. Марьяна, милая, поверьте, что, хотя все законно и вы сами отдавали себе отчет, на что идете, вступая в Ассоциацию, но я чувствую себя по-идиотски! Сложна еще наша жизнь…
Марьяна в это время о чем-то думала.
— Марьяна, ну что вы? Скажите что-нибудь!
— Скажите, Аркадий, это вы мне набормотали "любит — не любит"?
— Я, и очень обрадовался, что сигнал дошел. Иначе до конца недели я находился бы в полном неведении…
Марьяна покраснела.
— Но вы не подумайте, что это мое собственное творчество! Считалку откопал шеф, вы найдете ее в описании… А любопытная штучка, из дремучего времени гаданий и верований невесть во что, но любопытная… Мало мы еще знаем о человеке.
Марьяна, наконец, решилась.
— Вы, наверное, очень устали, я не знаю технологии, но каждую ночь…
— Что вы, не каждую ночь! Сеансы велись три раза.
— В понедельник, вторник, пятницу?
— Вот видите, эксперимент действительно удался!
— Удался… Но о человеке — вы правы — мы еще, ох, как мало знаем! Немногим больше тех, с ромашками: "Любит — не любит…" Еще один вопрос. Вы внушали мне во сие решимость пренебречь инструкциями. Но, насколько мне помнится, речь шла об этом и наяву?
— Я действовал по программе, в мою задачу входило лишь усиление, на других участках эксперимент проводился несколько иначе, в двух случаях, насколько мне известно, прямое внушение, без какого-либо непосредственного контакта с объектом…
— Ну, а чем объяснить такой странный выбор темы?
— Совет-2 знаком с вашей докладной о работе лабораторий класса "Б". Мы как бы подтолкнули ваши мысли к окончательному выводу, на который вы все еще не отваживались.
— А… как там вообще насчет инструкций и трех советов?
— Ой, что вы, Марьяночка! Все это хорошо для эксперимента, — Аркадий доверительно склонился к Марьяне через стол, — но в жизни… Вы представляете, какой будет кавардак, если дать лабораториям красную полоску?!
Увидев, что Марьяна нахмурилась, Аркадий растолковал это по-своему.
— Вам лично, мне кажется, ничто не грозит, пришлют ответ на докладную, и на том все кончится. Никаких неприятностей не будет! Вы железная, я это могу подтвердить, и если бы не прибор… Да и Ассоциация вас защитит. Вы ей нужны… А теперь, как ни печально, я должен проститься, меня ждут.
Аркадий встал и протянул Марьяне руку.
— А как же…
— Что?
— Нет, ничего… До свидания, до сентября. Я давно не была в Тулави. А ведь и тут у нас неплохо, правда? Особенно сад. И скамейка под дубом напротив моих окон…
— В сад не удосужился заскочить. Значит, обязательно еще вернусь сюда и на скамеечке вашей посижу… Извините еще раз и — спасибо!
— Ну, спокойного неба, коли так. Только еще одно. Я все это время была о вас лучшего мнения, чем сейчас. Знайте это. Мне даже грустно. Тот парень, который посылал к черту инструкции и даже ногу готов был сломать… Тот парень нравился мне больше. Вот что я вам хотела сказать.
— Ах, Марьяночка, удивительный вы человек. Я бы сказал — не современный. Но это прелестно!
Когда он ушел, Марьяна опустила защиту, отключила связь и начала ругаться, громко, не опасаясь, что кто-нибудь услышит. Ругательства были вполне современными.