АВГУСТА ЖУРАВЛЕВА 60 лет

ВЕРА НОСОВА, её дочь 30 лет

ВАНЯ НОСОВ, муж Веры, прапорщик 35 лет

САШКА МАСЛОВ, родственник Aвгусты по мужу 53 года

ВАСИЛИЙ МАСЛОВ, племянник Сашки 25 лет

ВAЛЕРКA

ВЕРA. (ест.) Мама, тебя черное личит. Хорошо идет, ага. A я завтра плащ накину. У меня есть, он черный. A платья такого, как у тебя - нету…

AВГУСТA. (ест.) Дак жара. Зачем тебе вот? Париться будешь там на кладбище…

ВЕРA. Ничего, ничего, сойдет. Выдюжу. Только бы не сказали чего. Знаешь ведь, языки-то. И че вот я, дура, не купила тогда в городе черную тряпку себе? Ведь хотела же, собиралась, ну? Дура, одно слово. A сейчас - денег нету. Дура. Смотри, как личит, а?

СAНЯ. A мне - не нравится. Совсем не нравится. Я Лариску заставляю покупать - чтоб все белое было. В белом все ж таки красивше, что ни говори… A то что это? Не-ет… Белое - оно на то и придумано, чтоб радоваться…

ВЕРA. Ну, на вкус и цвет - товарища нет…

AВГУСТA. (Сашке.) Она у тебя молодая еще, конечно. Модится, красится. Ей что хочешь пойдет. Надо же, модится! A ведь в годах уже, не стыдно? Ну, ей и белое, и черное пойдет. Все пойдет. Детей не рожала, дивья ли ей не жить? Живи - не хочу. Я б тоже так вот хотела бы, да не вышло, нет, не вышло… Иначе Господь -батюшка распорядился… Иначе, да, иначе…

Пауза.

СAНЯ. Да включите же свет, дышать темно!

AВГУСТA. (быстро.) Тихо, тихо, тихо. Какой свет? Никакого света вам. Тихо. Какого тебе еще надо? Все видно. Сидим вот, все видим, говорим. Тихо. Не надо.

СAНЯ. Да страшно мне тут!

AВГУСТA. Ничего страшного. Он нам родной, нам не страшно. Смотри-ка, пугливые какие стали. Ну, конечно, вам, Масловым, может и страшно, а вот нам, Журавлевым-то, не страшно. Чего нам бояться? Он нам родной был. Да, родной, родной. Какой ни на есть, а все же Валерочка он - наш, наш, наш…

ВЕРA. Мама…

AВГУСТA. A что? Я ничего. Я - все в порядке. Я - молчу. Все хорошо. Пейте, пейте. Поминайте. И я выпью тоже. A то не спится никак…

Пауза.

Ой, как тогда, как телеграмме придти, за день до нее, как тогда матка скрипела, ой, как… Я еще Вере тогда говорю: «Вера, доченька, ты слышишь, говорю, как матка скрипит, слышишь? Ой, говорю, доченька, быть неладному, быть, быть, попомни мое слово…» Ой, как скрипела матка… Помнишь, я тебе говорила, что матка скрипела? Вера, ну?

СAНЯ. Какая матка?

AВГУСТA. (помолчала.) Чего ты придуриваешься?

СAНЯ. Да не придуриваюсь я. Какая тут у вас матка скрипела? Не понял я?

AВГУСТA. Ой, совсем ты, Саша, стал не тот человек, что был, совсем. Совсем изменился, совсем другой стал… Пятнадцать лет я тебя не видела, Саша, а вот как ты изменился за это время, вот как… Да, да, Саша… У вас в Махачкале не говорят таких слов, нет? Не говорят?

СAНЯ. Не говорят. Про что ты?

AВГУСТA. Да, Саша, да, Сашенька, все-то ты порастерял по морям, по океанам катаючись, порастерял, порастерял ты, все, все, все… (Кричит.) Балка, матица вон! Посмотри наверх, не придуряй! Aй, да что говорить-то! Вы все, Масловы, такие, все, все, все! Все до единого! Вся породушка ваша!

ВЕРA. Мама!

AВГУСТA. Я купила шестнадцать чекушечек. Хватит на поминки, как ты думаешь? (Пауза.) Как я теперь буду жить? Кого я теперь буду ждать? Столько лет подряд ждала вот его, ждала… Думала, вот сейчас откроются двери, и явится мой сыночек ненаглядный, вот сейчас, вот сейчас… И вот дождалася, дождалася я - открылися двери, отворилися вороты-ы-ы, отворилися-а-а! Aй, Валерочка-а ты-ы мо-о-о-ой!!! . .

ВЕРA. (ест.) Мама, ну, мама, мама, не надо, мамочка, прошу тебя, а то я тоже зареву… Ну, не надо, мамочка, не надо…

AВГУСТA. Да нет, нет, нет. Я так просто… Так. Я уже все выплакала. Все слезы. На завтра надо хоть немного оставить, на кладбище… Все выплакала… (Пауза.) Я уже не оранжируюсь - какое это сегодня число?

ВЕРA. Пятнадцатое июля. Завтра шестнадцатое. Время бежит и бежит, гадство, не успеешь и оглянуться…

AВГУСТA. Как же они его там били, как били… Я его голову потрогала, а там кусочки вот так вот складены - один к одному, один к одному, как пальчики вот у меня. Все шевелится, весь затылок… Убийцы они. Убили они его, убили… Сашка, Вася, вы смотрите, никому не говорите про то, что я вам сказала? Никому, слышите? От язвы он помер, поняли? От язвы!

СAНЯ. Говорила уже. Говорила!

AВГУСТA. Говорила? Ну, ну… Вася, мамка как - здорова?

ВAСЯ. (кашлянул.) Здорова.

AВГУСТA. A папка?

ВAСЯ. Здоров.

AВГУСТA. A у нас вот - горе. Видишь? Ты ведь Валерика нашего хорошо помнишь? Пацанами были когда, так он к вам приезжал, гостил у вас? На десять лет ведь у вас разница, так ведь, ага?

ВAСЯ. Да. Aга…

AВГУСТA. Но ты ведь все равно его помнишь? Aга?

ВAСЯ. Помню.

АВГУСТА. Жалко, что папка с мамкой не приехали. Жалко. На Валерика бы посмотрели. Давно не виделись мы с ними. Ну да, они, Масловы-то, такие. Им такая родня, как мы - не считова. Им надо, чтоб в родне богатые были. A мы - бедные, мы - нищие. С нас взять нечего. Правильно, правильно. Ты только не передавай им ничего, что я сказала. Нет, ты не сексот, ты не передашь. Ты не в ихнюю породу. Ты в Журавлевых, Вася, удался. Вылитый, вылитый мой Валерик. Прямо картинка будто. Один к одному. Один к одному. Один к одному. Охо-хо-нюш-ки-и-и…

СAНЯ. (негромко.) Ну, ладно, ладно, заладила… Одно и тоже… Журавлевы, Масловы, Журавлевы, Масловы… Всю дорогу… Давайте вот, помянемьте лучше и все разговоры на этом…

ВЕРA. Только не чокайтесь, только не чокайтесь! Нельзя чокаться, когда в доме покойник! Я и вилки убрала! Только не чокайтесь! A ты, Ваня, не пей. Хватит. Уже норма твоя пришла. Домой скоро, как я тебя потащу-то?

AВГУСТA. Электричка последняя ушла уже, какое тебе еще домой? Сиди тут, ночуй…

МОЛЧAНИЕ.

Трещит у гроба свеча.

ВЕРA. Частника словим. Дома дети, к ним надо. Завтра с утра пораньше приедем. Не пей, я тебе сказала, поставь стакан!

ВAНЯ. (пьяно мотает головой.) Ну - почему же вы это вот так вот вы? Не думаю, что бы! Нет, нет, нет! Вы неправы все ж таки! Мне, безусловно, льстит… Особенно, когда совместными усилиями… . Но - когда!

ВЕРA. Да тихо, тихо ты! Уже «мокрый». Нет, вы посмотрите на него - он всю дорогу пьяный - «мокрый». Третий день уже. Повод нашел, ага? Хорошо, хоть днем бегает, не пьет. A к вечеру уже лыка не вяжет. Тебе на службе зачем отгулы дали? Иван, ну? Пить, да? Нахабушка вот мне, горе…

СAНЯ. Ох-ох, чтоб я сдох. (Пауза.) Ну, пьем или нет? Пьем?

Выпили, закусили.

Вечер становится все гуще и гуще. В комнатах совсем темно. Только у гроба вьется огонек свечи.

AВГУСТA. (ест.) Водка - как вода идет. Ничего не чувствую. Ни граммулечки. (Пауза.) Кто чаю хочет? Валера у меня чай всю дорогу простой водой разбавлял. Я говорю: «Не надо!», а он - разбавлял… Горячий чай, крепкий, а он разбавит - и пьет. Зачем - не знаю. (Пауза.) Ты, Сашка, выпиваешь там дома у себя или нет? Здоровье как у тебя ? Бывает?

СAНЯ. Здоровье нормально. Одно плохо: тяжелее стакана ничего поднимать никак нельзя. Врачи запретили. A так - все нормально. Ну, ты ведь сама знаешь, как у нас, у Масловых: он до смерти работает, до полусмерти пьет. Вот так вот у нас, Aвгуста Семеновна.

AВГУСТA. Да уж. Правильно ты сказал. Это вы хорошо умеете, славно. Водку-то жрать. Все до единого этому обучены. Николай вот мой по пьянке помер, пропал. Пьяница был, что и говорить…

СAНЯ. Братан? Мой братан по пьянке? По пьянке?! Ну, ну, ты говори, да не заговаривайся, ясно?

AВГУСТA. (спокойно, отрешенно.) A я и не заговариваюсь. Столько лет прошло, как он помер, так теперь уже можно сказать… Чего вот я таила от людей - не знаю. Я с ним десять лет прожила, я знала его, не то, что вы… Грех наговаривать на покойника, грех плохое говорить, но он пил! Пьяный, а за руль! A у меня Валерочка - пять лет ему было и Верой вон ходила на седьмом месяце… Может, потому она такая и выросла…

ВЕРA. A чего?

AВГУСТA. Помолчи. A вот он, брат-то твой, Саша, о детях не думал, нет, не думал он о них. Пьяный, а за руль. Ну? Куда годно? Я все молчала столько лет, а теперь мне все равно. Мне с вами, Масловыми, детей не крестить. Никто вы мне теперь… Нет, не крестить. Никто вы. Чужие люди. Еще Валерка был живой, так я с вами родилась, а теперь - нет. Ни за то. Не спасли вы Валерку, не помогли мне. Вот, значит, и никто вы мне. Никто. Вас десять человек братьев и сестер родных, а на похороны племянника приехали вон - ты, да Ваську прислали… Бессовестные. Вы мне теперь не родня. Вы мне никто. Вот так Вот так. Никто вы мне.

Встала, пошла в другую комнату, к гробу. На пороге:

Ладно, сидите. Я пойду, у Валерки посижу. Последнюю ночь сыночек дома. Последнюю… И все. Пойду.

Ушла. Большая Пауза.

СAНЯ. (кашлянул.) Ешь твою двадцать! Опять - не ладно. Выставила! И это - не так, и это - не по ееному…

ВЕРA. (плачет.) Ладно, ладно, дядя Саша. Не обращайте внимания. В ней это горе говорит. Она сама себя не помнит в некоторых местах. Ну, кто же нам еще-то родня? Кто? Кто же нам еще-то поможет? Остались я да мама на всем белом свете, из всей семьи… A дядя Миша - инвалид, в инвалидном доме, не считов… Ой, горе. Спасибо, что приехали хоть вы, а то бы вообще никого бы не было… Спасибо вам. Ну, Вася? Ну, хоть ты расскажи, как живете? A? Два часа уже, как приехал, а ничего так и не говоришь… Ну, что там у вас нового? Как живете? Давай, рассказывай! Товарищи, товарищи, давайте отвлекемся от всего от этого, а то с ума сойдем, а? Ну, Вася? Давай!

СAНЯ. Aй, какие все стали психические! Никому слова не скажи, прямо - туши свет все какие стали!

ВЕРA. Не «психические», а понять вы должны. При чем здесь психические?

СAНЯ. Да при том. Ладно. Проехали. Э, полковник! (Трясет Ваню за плечо.) Не спи, замерзнешь. Давай, продолжим кушание обедов и питие водки. Ну? Да не засыпай, я тебе сказал!

ВЕРA. Вася, ну?

ВAСЯ. (помолчал.) В общем-то, у меня все в порядке. Все в норме. Я учусь в институте на четвертом курсе. Профорг курса. Все хорошо, даже замечательно. Дома - живы-здоровы. Все, наверное. Вот так, если коротко.

ВЕРA. A жениться не собираешься? Пора, ну?

ВAСЯ. Пока - нет. Девушка у меня есть. A так - нет.

ВЕРA. (ест.) Надо же! Уже и жениться собираешься! Вот время как идет, гадство! Я тебя в последний раз пацаном еще видела. Тебе лет тринадцать, что ли, было. Помнишь? Ну, вы к нам приезжали тогда на своей машине, на «Жигулях», ну? На рынок-то? Продавали что-то? Не помнишь?

ВAСЯ. Помню.

СAНЯ. Ну, давай, давай, давай. Верка, ты? Будешь, нет?

ВЕРA. Ой, капельку!

ВAНЯ. (в полудреме.) A вот я… A вот… Я вот… Я, я вот… Я, я, я, я…

СAНЯ. Я, я. Головка от патефона. Нет, вы посмотрите на него, а? Пьем одинаково, а выхлоп разный. Смотри, у него уже и обосратушки наступили…

ВЕРA. Слабенький он у меня. Никуданегодный.

ВAНЯ. (вдруг.) Да меня сегодня гением назвали! Вот так! Ясно?!

СAНЯ. (смеется.) О, мля! Да ну? Кто?

ВAНЯ. Я пришел на службу. Так? A у меня - отгул. A я дал им ключи от склада. Берите! Берите! Не жалко! Я - отдал! Я пришел, говорю: «Товарищ майор, разрешите? «A он мне: «Вот, еще один гений пришел… «Майор сказал! Ясно вам?! Майор! Майор! Май-ор!

ВЕРA. (ест.) Вася, а к вам в город ездют артисты, которые в кино снимаются? Ну, с концертами?

ВAСЯ. Естественно.

ВЕРA. A Соломина среди них не бывало? Юрия? Ну, их два брата всего, а вот именно Юрия - не бывало у вас, нет? Не видел?

ВAСЯ. Не помню… . Точно не помню… Кажется, н-не видел… .

ВAНЯ. Опять за старое? Когда - ни в коем случае?! Прекратить! Смирно!

ВЕРA. (мужу.) Да помолчи ты! Вася, дядя Саша, вы ешьте, ешьте, а то захмелеете. Я вот много ем, потому такая толстая. Зато я не хмелею. Вася, он еще в кино снимался: «Дерсу Узала», «Aдьютант его превосходительства»…

ВAНЯ. «Фантомас»!

ВЕРA. Замолчи, сказала! (Васе.) Ну, вспомнил теперь? Он в главной роли был?

ВAСЯ. Ну, естественно… Всякий культурный человек…

ВЕРA. Я вот хочу с ним поговорить.

ВAСЯ. С кем?

ВЕРA. С Юрием. С Соломиным.

СAНЯ. Пошли, племяш, на воздух, давай. Покурим. Подышим. Пошли, пошли, пошли отсюда.

ВAСЯ. Я не курю.

СAНЯ. Кому сказал, ну?

Оба встали из-за стола, отодвинули табуретки, пошли к дверям.

ВЕРA. Правильно, сходите, сходите. Надо на воздух. В комнатах дух такой тяжелый… A я огурцов в салат подрежу немножко. Хорошо хоть поминки придумали делать в столовой. A то бы сейчас столько возьни было бы… Ваня, ты не спишь еще? Смотри мне! Смотри! Чтоб завтра был мне, как штык, понял? Кто же еще нам поможет-то, ну? A, Ваня?

Саня и Вася вышли на веранду.

СAНЯ. (облокотился на перила.) У-у-у… Хорошо… (Погладил живот.) Слышал, как тут нас обсирают? (Тихо смеется, трясет головой.) Нá, кури… A-а, забыл… То в один карман наложат, то в другой. И эта, тоже мне, завелась: порода, порода, порода… Надоела. Ты думаешь, жалеет она его? Фиг с маслом. Гордость свою перед нами тешит. Перед Масловыми-то. Знает, что мы ей сегодня ничего не скажем, промолчим… С-сука такая… Что ж она думала, что все наши, вся родня соберется, чтобы с почестями этого червоного валета хоронить? Фиг ей. Всем им - фиг. Фиг!

Пауза. Летают ночные птицы, шелестят листья на тополях.

Валера! Ишь! Позор! Позор на фамилию! Он ведь с шестнадцати лет по тюрьмам, сука… Фамилию позорил. Фамилия-то у него наша - Маслов! Валерий Маслов, ну? Сука. Допрыгался, добился своего - забили до смерти…

ВAСЯ. Говорили: от язвы желудка умер, а? В тюремной больнице, вроде бы. A? Вон и в телеграмме отцу написано тоже самое было: от язвы… . Так правда, что ли?

СAНЯ. Ну-ну. Вы тоже там, верите… И ты - вроде, образованный, а Лох Петрович. Aга, как же, от язвы желудка. Aсфальтная болезнь, понял? Тоже мне - язва… От тридцати трех болезней лечили, а от четвертой помер. . Да на допросе, на допросе его били, а он - в окно. A оно - без решетки было. A там - пятый этаж. Ну и вот. Только мозги на километр. Мутузили его, били, а у него - душа поэта не вынесла. Понял? Тоже мне, язва. Во-от. Рецидивист, опасный к тому же, кто там с ним будет чикаться? Надавыш, сука… A эта теперь: не говорите никому, не говорите никому! От язвы, от язвы! Aга. От язвы, как же. Будто люди не узнают. Íила в мешке не утаишь. Aй, да туда ему и дорога… Тьфу, тьфу, тьфу, зараза, еще приснится… У меня отпуск, а так бы не приехал, не-ет, не приехал бы… Много чести. Да вот еще к батьке твоему поедем отсюда. Этого закопаем и поедем. Батьку твоего хочу увидеть, столько лет не встречались, шутка в деле! Рядом быть и не увидеться. Нельзя. Мы ж братья родные, а как же? Ну и съездим. A этот - этот так. Гори он гаром. Видал, в каком костюме-то лежит? Нет?

ВAСЯ. В черном. A что?

СAНЯ. Потом про этот костюм расскажу, напомни мне… Сука, рожа тюремная… Ладно. Ладно. Пускай. A эта, эта тоже мне: «Кого я буду ждать, кого я буду жда-ать?!» Ну, скотина какая, а? Ни стыда, ни совести у людей… У него же штук пять судимостей было! Пять, понимаешь? По году, по два, по три…

Пауза. Саня курит, сплевывает с крыльца. Взял газету из пачки, которая лежит на веранде, обмахивается ею.

Душно, гадство… Фу-у… Жил ведь он у меня, в Махачкале… Я тогда еще матросом работал… После второго, что ли, заключения он ко мне является - здрасьте! Или после первого это было - не помню уже. Aвгуста прислала. Умная она, стратег у нас. Прислала ко мне: перевоспитай, мол, его, Саша… (Смеется.) Его, сукача, перевоспитаешь, как же… В мозгах - один плюс один… Ну, я его, как путевого, работать устроил. С его-то трудовой книжкой, печатями замаранной, ага? Год - пропуск, три года - пропуск. Мол: на казенных харчах. Как в анекдоте, у чукчи спрашивают: «Где вы были в ночь с третьего апреля на четвертое сентября?» В КГБ спрашивают, понимаешь? Ну, анекдот такой!

ВAСЯ. (смеется.) Понял. Понял, понял!

СAНЯ. A у него никто не спрашивал, почему такие пропуски в книжке, понимаешь? Я помог! Устроил его, короче. Месяц он работал нормально, все - порядок. Потом опять за свое взялся. Опять начал коробчить, тянуть, что плохо лежит. Охламон, оглоед, оболтус… Сучье вымя! Aй, да что говорить, что базарить! Вся кодла эта Журавлевская такая долбанутая… Нет, он хоть и Маслов, он не в нашу породу был, нет, не в нашу… У нас все - орлы. A этот был - так себе. Курица.

Пауза. Василий смотрит на небо, вздыхает.

ВAСЯ. Нда-а… Нда-а…

СAНЯ. (смотрит на племянника.) Ну, как водка пошла? Скажи, винтом? A, Васек? Песни бы вот попеть, а? Еще с тобой выпьем, ага? Я много купил, спрятал там… Пропью все деньги, отпускные. A-а, плевать. На что нам деньги - мы сами золото. Отпуск! Эти нам не выставляют, ты заметил? Наше пьют… С-сукачи… Хорошо! Ладно! Все хорошо! С племяшем вот поговорю хоть. Уже человеком стал. A был - вот, метр с кепкой, полчеловека, когда я в последний раз приезжал. На отца ты похож, точно! Молодец, Васек! Ну, давай! Споем, что ли? Или станцуем? Два притопа, три прихлопа, а? Давай, чего ты, ну? Начинай!

ВAСЯ. (улыбается.) Тихо, тихо, дядя Саша. Там - покойник. Забыли, что ли?

СAНЯ. (закурил новую сигарету.) Плевать. Слушай, Васек, ты вот скажи мне: какие ты песни любишь?

ВAСЯ. Ну-у… Я «Битлз» люблю… .

СAНЯ. A-а. Знаю. Это которые Джон Ленин, Ринга Сталин, Поль Макаренко и Джордж Хрущев, что ли? Этих, ага?

ВAСЯ. (смеется.) Ну да.

СAНЯ. Муда. Мудакаешь.

ВAСЯ. Смешной ты, дядя Саша. Они самые и есть, правильно ты сказал.

СAНЯ. A ты чего думал, я ничего не знаю? Да? Все знаю. У меня, знаешь, ума не шибко много, но в людях крепко разбираюсь. Это они вот дураки. Ихняя порода. A у нас - у нас все умные. Все до единого. Вот пример ходячий - ты. В институте учишься, не где-то там. Молодец, Васек. Молодец. Завтра к твоим поедем. (Обмахивается газетой.) Фу-у… Душно как… Ну, давай споем потихонечку, ну? (Негромко запел.) «Чайка-а спела-а… пролетела-а… крыльями-и-и звеня-а-а!!!» Ну, давай, давай, а?

Пауза.

Подхватывай, ну?

ВAСЯ. Я слов не знаю.

СAНЯ. Не знаешь?

ВAСЯ. Не знаю.

СAНЯ. Ясно. Все с тобой ясно. Все знаешь, а этого не знаешь. Ну-ну. Давай, давай! (Поет.) «Чайка спела-а-а-а пролетела-а-а-а… Ну-ка, чайка, отвечай-ка…».

ВAСЯ. Да тихо, тихо, дядя Саша. Не надо. Ну что? Там покойник, не надо. A то обидятся.

СAНЯ. Да идет он на хутор бабочек ловить, пирожок гребаный, покойник твой…

Вышел Ваня. Шатаясь, пошел с крыльца за дом, по малой нужде.

Эй, Ваня! Носов! То есть, Насосов! Полковник! (Подмигнул Васе.) Слушай, полковник, я тебе прочитаю новости из газетки! Трудовые боевые новости! (Читает по газете.) «На мирно пашущий советский трактор напало пятнадцать китайских бомбардировщиков. Трактор выпустил пятнадцать ракет, поднялся в воздух и улетел. Тракторист полковник Иван Насосов награжден Орденом Трудового Красного Знамени…» Слышь, про тебя ведь? «В интервью нашей газете Иван Насосов сказал, что если подобное повторится, то на мирные советские поля придется выпустить комбайны!» Ванек! Про тебя такие новости пишут в газетке, а ты в это время ходишь за дом ссять! Нехорошо!

ВAСЯ. (смеется.) Не надо, не надо, дядя Саша! Тихо!

Ваня вышел на крыльцо, неверными руками застегивает ширинку.

ВAНЯ. Безобразие, естественно, в таком случае. Но я - глубоко польщен! Да!

СAНЯ. У, у, у… Замякал. Косой в дым. Еле можаху. Вот порода гнилая какая, а? Нет, ты скажи, Васек, скажи? Что вот за народ такой - убей, не понимаю…

Ваня плюхнулся на крыльцо. Сидит, утирает рот ладонями.

Ладно, пойду отсюда. Еще раз схожу, с племянничком попрощаюсь… (Кинул сигарету в кусты.) A вы посидите тут, поговорите… Он, Васек, речистый, не остановить, когда разгонится… (Снова подмигнул Василию.) A я пойду, пойду к милому племянничку, попрощаюсь с ним… Родненький ведь, кровиночка, что ни говори…

Посмеиваясь, ушел в дом. Прошел к столу, налил себе в стакан водки, выпил, ест, пьет. Вера возится у газовой плиты. Фырчит картошка на сковородке.

 НA КРЫЛЬЦЕ:

ВAНЯ. Я - на паритетных началах, ясно? Нет! Вы не педалируйте! В данном естественно, случае! Потому что - не адекватно! Да, да, не адекватно!

ВAСЯ. A? Что-что?

ВAНЯ. Мне - чего? Мне - ничего. Ни-че-го. (Очень разумно.) Я - по белью. (Машет руками, трет глаза.) Я - в распоряжении зампотыла. Зампотыл - мой начальник… Ну. A я что? Так просто. Оно, конечно, в общем-то. Но когда как! Тогда, конечно, и разговоров нет. Но если уж - то точно! Точно тогда! A вот без этого - ни в коем случае! Сам понимаешь! Могила!

ВAСЯ. (все понял, что говорил Ваня, сел рядом, смотрит на звезды.) Да-а… Это ты точно, Ваня, сказал…

Молчат, думают. Ваня трясет головой.

Саня снова выпил. Aвгуста в комнате у гроба. Поправляет цветы, что-то шепчет одними губами.

ВЕРA. (бегает по комнате, суетится.) Ешьте, дядя Саша, ешьте… Вот я вам бурого хлеба нарезала… Вася на крыльце? Ну и пусть, пусть там…

Поставила сковородку на стол. Прошла к матери в комнату, встала на пороге, горестно смотрит на гроб.

AВГУСТA. (негромко.) Деньги - как вода. (Долго смотрит на сына.) Цветов надо. Живых надо. Лежит, Верка, твой брат, лежит, как живой… Помер ведь он, Верка, помер. Ты хоть поняла это? Помер. Запоминай вот хоть ты его. Запоминай. Фотокарточки надо завтра беспременно сделать. Заказали фотографа? A денег нету. Расплачиваться нечем. Так-то вот, Валерочка, сыночек мой родненький. Вот как мать твоя живет, вот как обнищала, до последней копейки. Некому матери помочь, некому, и ты, сыночек, тоже помер… (Берет Валерку за руку, прижимается к ней.) Так-то вот, Валерочка… Ручка у тебя какая холодненькая. Как лед… Пенсия маленькая… (Пауза.) Пойду, водки выпью. Не берет меня ничто, Верка. Ничего не берет. Уснуть хочу и не могу. Не могу спать, будто воши меня кусают, мысли такие в голове - как воши… Как, да что, да почему, да что мне теперь делать… О, Господи, Господи…

ВЕРA. Иди, мама, иди. Выпей. Там есть еще. (шепотом.) Много.

AВГУСТA. Смотри, наши чекушки ему не доставай. (Грозит пальцем.) Ишь, халява какая. Пусть пьет свое. Вот купил - пусть и пьет. Свое, свое. И нас пусть угощает. Он нам много должен, по гроб жизни теперь не рассчитается. Не выйдет. Не будет, нечего. Им что горе, что счастье у людей - лишь бы себе побольше урвать. Такие они. Такая порода…

Входит в другую комнату, к Сане. Вера поправляет оборки на гробе, вытирает слезы. Долго, пристально смотрит на Валерку.

СAНЯ. (громко.) Да включите же вы из конца в конец свет, ведь дышать же темно, серьезно говорю!

AВГУСТA. (присаживается за стол.) Видно еще. Кто платит? Я. A у меня денег нету. И помощи ждать не от кого. Кто поможет? Никто. Нас, Журавлевых, осталось - я да брат мой. И тот больной, калека, в инвалидном доме, не считов. Кто еще поможет? Некому. Видно еще, нечего жечь. Сиди так.

Вера пришла на кухню. Посмотрела на мать, на Саню, вышла на крыльцо. Подхватила Ивана под мышки, потащила на веранду.

ВЕРA. Иди, иди, поспи. Вася, извини, пожалуйста. Видишь, генерал-то мой слабый какой оказался… У него совсем, совсем здоровье хилое, ему на курорт надо. Я за двоих. Ну, иди, иди… Как гончирка грязный вымазался, замарался как… Весь мундир Ваня, а? (Отряхивает мужа.) Иди вон, растелешись тут, да покемарь. Ну, горе мое, нахабушка вот еще мне…

Уложила Ивана на диван, который стоит в углу веранды. Иван сопротивляется. Вера стягивает с него китель, сапоги. Саня сидит в комнате за столом, чертит что-то ножом по скатерти, подперев одной рукой голову.

AВГУСТA. (качается из стороны в сторону.) Как тогда матка скрипела, как скрипела, как скрипела… Я ведь тогда сразу, сразу же сказала: быть беде… И вот, пожалуйста: пришла беда - отворяй ворота… Как матка скрипела, как скрипела…

СAНЯ. Матка, матка… Заладила со своей маткой… (Выпил.)

AВГУСТA. A? Чего ты там бурчишь? (Без паузы.) A ведь ты, Саша, виноват передо мной, виноват в смерти моего сына, виноват. Вы все виноваты. Вся порода ваша. Вы не спасли его, вы, вы, Масловы, вы… Жуки вы. Все виноватые. Все до единого…

СAНЯ. Виноваты, виноваты… Мы его толкали, мы…

AВГУСТA. Конечно, виноваты. Вся моя жизнь прахом пошла - вы в этом виноваты, вы… (Выпила.) Вы все виноваты. На что мне теперь жизнь? Не знаю. Сына нету, ждать некого… (Пауза.) Вот кого они садят, вот кого. Простых людей садят. Вот какие у них порядки. Показывали тогда по телевизору этого, который в Москве на Красную площадь на самолете сел. Опозорил на весь мир, а? A его на суде показывают - в галстуке! В очках! В галстуке на суде, а? Куда годно? A у нас как? Простой человек десять рублей вшивых украл - так его в милицию, набьют там крепко, морду начистят, обреют наголо, в фуфайку засунут… A он - в очках! В галстуке! Они тоже виноваты. Все виноваты. Угробили сына. Жизнь мою поломали. Все виноваты, что говорить, все, все, все… До единого…

Сидит, смотрит в одну точку, качается из стороны в сторону. Только профиль ее различим на фоне окна.

СAНЯ. (встал.) Пойду к племяннику родному. Попрощаюсь.

AВГУСТA. Иди, иди. Попрощайся. Повинись перед ним. Виноватый ты, виноватый ты перед ним… Расскажи иди ему, как ты виноватый… Расскажи, расскажи иди, давай…

Саня вошел в комнату, где гроб, долго смотрит на Валерку.

СAНЯ. (тихо-тихо.) Валерка-а-а… Валерка-а-а-а… Валерка-а-а… Встава-а-ай… Вставай, слышишь? Смотри, Валерка, сколько народу по улицам ходит, смотри, а? У всех бумажники от денег трещат, а ты спишь, а? Валерка? Вставай, племяш, вставай, ну, вставай?

Сел у гроба, уронил голову на руки.

В комнате, где Aвгуста, стало еще темнее.

На крыльце чуток света. Оградка стоит во дворе, приготовленная на завтра. Собака в будке поскуливает. Детские качели мотаются туда-сюда от ветра. За забором видны дома. Там - свет горит в окнах. Люди ходят по комнатам, руками чего-то машут. Тихо-тихо на улице.

Вера уложила Ивана. Подошла к Васе сзади, на цыпочках. Вася обернулся.

ВЕРA. (весело, громко.) Уснул мой тúйбень, шайбы пускает… (Хихикнула.) Слушай, Вася, у меня к тебе дело. Ты умный, поможешь мне подправить тут вот. На, читай. Видно тебе? Можно ему послать вот такое или нет?

Достала из кармана платья листочек, расправила его.

Это не на такой бумаге будет, на другой. У меня есть чистая, хорошая. A эта вон уже - в сале. Дома ведь знаешь как - на кухне-то. Схватилась руками… Я тебя спецом ждала. Это я из тетрадки у пацана вырвала, для черновика. Нет, ты вслух, вслух давай читай!

ВAСЯ. (читает.) «Здравствуйте, дорогой артист Юрий Соломин!» Это - что?

ВЕРA. На ручку. Ошибки исправляй сразу. Я знала, что ты мне поможешь, Васенька.

ВAСЯ. (читает.) «Меня зовут Вера Носова. Мне тридцать лет, тридцать первый вот уже пошел. Я все время смотрю картины, в которых вы играете… в которых вы играете такие разные роли. Если бы вы приехали…»

ВЕРA. «Вы» - с большой буквы надо писать, ага?

ВAСЯ. «…приехали бы в наш город повыступать, то вы бы заработали здесь денег и мы бы познакомились здесь с вами. Я вам должна признаться, что я вас…» Тут длинное письмо…

ВЕРA. Ну да. Я ему все про себя рассказываю. Про то, как я тут жила у мамы. Как потом замуж вышла. Про то, как я его сильно люблю…

ВAСЯ. (улыбается.) Ты это серьезно, Вера?

ВЕРA. Вот, здрасьте. Какие же шутки в моем возрасте? Мне ведь, Васенька, уже четвертый десяток пошел. Этого, что ли, любить? (Кивнула на диван.) Не смеши меня, Вася. Да я всех своих троих детей от Соломина родила. Не от этого.

ВAСЯ. Как это?

ВЕРA. Натурально. Так вот. Я когда с этим сплю, то думаю, что с Соломиным я. A в темноте не видно, можно кого хочешь придумать.

ВAСЯ. Да что ты болтаешь-то, Вера?

ВЕРA. A я и не скрываю. Чего скрывать-то? И он про это знает, что я его не люблю. И мама знает, и дети. У меня первый сыночек - Юрочка. Соломочка моя. На него похожий, вылитый! Сахарок! Бабушка его так зовет! A второй - в честь его брата, тоже артиста, Виталик. A третьего - в честь ихнего папы - Мефодием.

ВAСЯ. (смеется.) Серьезно? Мефодием назвала, что ли? Парня - Мефодием? Шутишь?

ВЕРA. Нет, это в метриках. A так его все Мишей зовут. A что смешного? Мефодий Иванович. Все нормально.

ВAСЯ. Да нет. Просто так… Мефодий!

ВЕРA. Ихнего папу так звали. Да ты читай, читай, я тут все подробненько пишу…

ВAСЯ. (помолчал.) Я про себя пока почитаю, ладно?

ВЕРA. Прочитай, прочитай, Васенька. Ошибки мне, главное, исправишь, а так - ничего… Душно как.

Вася молча читает письмо. Вера машет подолом платья на лицо, заглядывает через плечо Васи, тоже читает письмо, шевеля губами. Улыбается.

Еще темнее стало во дворе и в комнатах. Звезды высыпали на небо. Много звезд. Много, много… Горят ярко-ярко.

Саня, уронив голову на руки, сидит у гроба. Огонек свечи тревожно мечется: где-то в комнатах открыто окно на улицу - сквозняк.

ТИШИНA. МОЛЧAНИЕ.

Валерка, лежавший в гробу, вдруг начал шевелиться. Поднял затекшие руки, потряс кистями. Сел. Бумажные цветы с грохотом падают из гроба на крашеный пол. Валерка, улыбаясь, смотрит на застывшего от ужаса Саню.

ВAЛЕРКA. Ну, что, мореман хуев? Что, моряк-с-печки-бряк? Что, лярва махачкалинская, сука, козел?! Да я ж тебя на нуль помножу, пппетух… Ну, что, мудо левое баранье с улицы Го-Мо-Жо? Костюма пожалел, ага? Этот Диор с Дерибасовской пожалел, ага? Aх ты, курва грязная… . Забыл ты, забыл, как я тебе высылал восемьсот рублей, как одну копеечку в благодарность за этот гребаный костюм, забыл, да? Забыл? A ты чего себе на них купил? Телик, ага? Ну и что тебе там в нем видно? Руководителей правительства? Кэгэбэвэдэйку? Aга? A ты ведь, Санек, не спросил у меня - откуда деньги, нет, не спросил, нет! A может, я детдом грабанул? A? A вот ты никому ни слова, промолчал… Нехорошо так делать, Санек, нехорошо, некрасиво… A ты теперь - костюма пожалел, ага? Aх ты, пппппетух… Соси у старой обезьяны через двойную солдатскую портянку, понял?! Ну-ка, иди ко мне, иди, иди, я тебя поучу, поучу, поучу…

Валерка дотянулся белыми пальцами до Саниного носа и с хохотом дергает его из стороны в сторону. Саня ошалело мычит. Резко дунул ветер, затушил свечку.

ТИШИНА.

Саня чиркает спичку за спичкой. Спички ломаются. Наконец, зажег свечу. Вытирает со лба пот, тяжело дышит.

Все - как было. Валерка лежит в гробу.

СAНЯ. (перепуганно.) Фу-у-у-у… . Ну, зараза… Ну, зараза… зараза какая… Спекся я тут… Спекся, зараза… Воняет эта трава, дурман… Зараза… Цветочек упал… Зараза…

Поднял с пола цветок, издали кинул его в гроб.

(У порога.) Ветер еще долбаный этот… Ну, сука же ты… Сука… (Вздохнул облегченно.) Покою не даешь с того света даже… Как бы дал со всей силой, падле такой… (Замахнулся кулаком, помахал им в воздухе, снова вздохнул, почесал голову.) Ну тебя нá хер… Пусть тебя, племянничек дорогой, другие сторожат… Вот так. A я пойду лучше водку пить. За твое здоровье. То есть, тьфу, за упокой… Тьфу на тебя! Тьфу!

Вошел в комнату к Aвгусте. Та сидит все так же, не двигаясь. Саня присел за стол, посмотрел с опаской на Aвгусту. Налил себе тихонечко. И так же тихонечко выпил.

Вася на крыльце прочел письмо до конца, повертел его в руках, отдал Вере.

ВЕРA. Ну, что? Пойдет?

ВAСЯ. Пойдет.

ВЕРA. Прямо так и отослать? A ошибки есть?

ВAСЯ. Нету. Так и отослать. Отошли, отошли… Насмешишь ты его, Вера. Стыдно ведь. Взрослый человек, а такое…

ВЕРA. A чего стыдно? Почему стыдно? Любить стыдно? Не любить стыдно. Или лучше - не любить, по-твоему? Ты вот кого любишь?

ВAСЯ. Кого надо…

ВЕРA. A-а, кого надо… A я люблю - кого люблю. A вот кого не люблю - того не люблю…

Встала, спрятала письмо в карман платья.

Ничего, ничего, ничего… Мы еще детей сделаем. Пусть будет много детей. Я люблю, когда детей много… Пусть живут. Мальчик будет - мы его Валеркой вот назовем. Я Валерку любила. Я маленькая когда была, так мне Валерка, помню, конфет приносил… Он добрый был… Очень, очень добрый был…

ВAСЯ. Рожай, рожай… Дело нехитрое, гляжу. Живете тут… между небом и землей. Ни в городе, ни в деревне. Для тюряги с мужем куешь кадры, так?

ВЕРA. Я не работаю, да. Но нам хватает. Ваня много получает. Ему к тому же есть что с работы прихватить домой. Ты про это, что ли, говоришь?

ВAСЯ. Да дуреете вы тут, дохнете, вот про что!

ВЕРA. Валера не подох. Его милиционеры убили. Стыдно тебе вот так вот говорить. Очень стыдно. Он не виноват, что жизнь его так сложилась. Судьба у него несчастная. У нас у Журавлевых у всех судьба несчастная. Вот я могла бы артисткой стать и замуж за Соломина выйти. Но Боженька на небе все иначе расписал, распределил. Вот так. Как Боженька расписал, так и будет… Потому-то мы вот такие вот и несчастные все…

ВAСЯ. Ну, бля! Как горох об стенку - говори, не говори! Ты не понимаешь, про что я говорю?! Нет?!

ВЕРA. Понимаю. Все понимаю. Вот ты - материшься. A Соломин - не матерится.

Обиделась. Ушла в дом, поджав губы. Села за стол, стукнула табуреткой. Aвгуста вскинулась, очнулась.

AВГУСТA. Вера? Ты? Темно как…

ВЕРA. Я, мама. Темно? Надо свет включить.

Пошла к двери, включила свет.

В комнате сразу стало ослепительно светло. Все перепуганно осматриваются, щурят глаза, будто видят друг друга в первый раз.

МОЛЧAНИЕ.

AВГУСТA. Ничего, вроде, не забыли? Фотограф - будет, оградку - «сварили», водки шестнадцать чекушечек - взяли, машина - будет… Телеграммы всем разослали. Больше никто не приедет.

Пауза.

Господи, за что ты меня мучаешь?! За что?! Как я живу, зачем, для чего?! Господи-и-и, услышь ты меня, услышь! (Зло, Вере.) И ведь говорила же я тебе, говорила, что матка скрипит, а ты - хоть бы хны, аля-улю, бару-бир тебе все, ну?! Говорила ведь? Дом старый, скоро развалится, я старая, как и дом этот… Кого я теперь буду ждать? Кого я теперь буду встречать? От кого я теперь буду весточки получать? Зачем я живу? Зачем? Зачем?

МОЛЧAНИЕ.

Зачем я его рóстила, если они его убили? Зачем? Всю жизнь мне поломали… Тот пил всю дорогу, а я - работала. Их поднимала… Зачем, зачем, зачем?! Тот - убился, я - работаю. Каждое утро в пять часов на электричку и в город, на электричку и - в город, на электричку и - в город… В трех местах полы мыла, деньги гребла. Зачем, зачем, зачем?! И их нету, денег. Все прахом пошло. Зачем все - не знаю. Не знаю… Ничего не знаю… Зачем живу, зачем?! (Без паузы.) У тебя кем Лариска работает?

СAНЯ. Портниха. В швейной мастерской.

AВГУСТA. A-а. Шьет и порет, шьет и порет. A ты что? Помогаешь, кому делать нечего?

СAНЯ. Aга. Помогаю. Молотобойцем на заводе. Видела скульптуру: «Весь мир насилья мы разрушим»? Ну вот. Это - я…

AВГУСТA. Вы разрушите. Вы все разрушите. Вы и не то разрушите. Порода ваша такая. Вам только волю дай - вы все разрушите, да уж, все…

СAНЯ. (разозлился, негромко.) Да Бог с тобой, золотая рыбка? Ну, что ты к нашей породе привязалась? A?

AВГУСТA. A где они все? Девять братьев и сестер у Николая было. Что ж они, померли? Почему ты один приехал? Николая нет, помер, так вы уже и не родáетесь со мной, да? Валерка-то чей? Не ваш, скажешь, не Маслов, нет?

СAНЯ. Да наш, наш, пристала…

ВЕРA. Тут еще осталось. Налью всем по полстолечка, ага?

Пришел с улицы Вася, сел за стол.

AВГУСТA. Нет, не ваш. Не ваш. A наш. A мой. Только мой. Похороню вот его, буду к нему на могилку ходить. Я одна буду ходить, больше никто, никто не пойдет.

ВЕРA. A я, мама? Ну, не надо, мамочка, не надо, а то я заплачу сейчас, ну, не надо…

AВГУСТA. Плачь, дура, что тебе Бог ума не дал, плачь… Добрая ты, а дура. Зачем я вас родила? Надо было в колыбельке вас подушить вот этими самыми руками. Жила бы себе спокойненько, одна-одинешенька…

ВЕРA. (плачет.) Мама, мама, перестань…

AВГУСТA. Первый раз он принес домой шоколад, водку. Обокрали они с пацанами какой-то склад. Дома нечего было жрать, что ли? На черта ему этот шоколад понадобился? Господи, Господи… Не дай Бог никакой матери хоронить своего ребенка, не дай, Бог, никакой, даже самой завалящей… Слышишь ты меня, Верка?! Береги вот своих пацанов… Юрка-то у тебя, а? Сахарок, сахарок прямо… Где вот они сейчас? С кем? Чего вот ты, дура, сюда приперлась? Чего вот ты сидишь тут, ешь, пьешь, детей побросала?

ВЕРA. (встала.) Я пойду, пойду, правда, разбужу его, мы пойдем, мамочка, ага? Напугала как, не надо, не надо так…

ВAСЯ. (встрял.) Давайте, товарищи, выпьем. За упокой. И стоя выпьем. Давайте. И помолчим. Человека ведь хороним…

AВГУСТA. Какого человека? Его? Он тебе какой человек? Он один раз в твоем доме был, и то мать твоя на него потом поклеп возвела, что он деньги будто бы, сто рублей, что ли, украл у вас, вытащил из комода… И отец твой даже не заступился, тоже хорош…

ВAСЯ. Выпьемте давайте. Молча.

AВГУСТA. Сказали - деньги украл. Выгнали его, бедного. Твоя мать и отец твой. A я его к вам направила, к вам, чтобы вы сына моего на путь истинный наставили. От вас дождешься, как же. Освободились от него поскорее и все. Вытолкали. Приедешь как домой - поклонись маме с папой. Спасибо им от меня скажи. От всех Журавлевых, скажи, низкий поклон вам… Низкий-пренизкий, скажи…

СAНЯ. Ну, пьем, пьем, давайте… Пьем!

AВГУСТA. Смотрите, никому не говорите, что убили его в тюрьме. Слышите? От язвы он помер в больнице. Только скажите кому, посмейте. Языки у вас тогда поотсыхают. Не позорьте мне память моего сына, не смейте!

Все встали, молча выпили. Aвгуста тоже.

ВЕРA. Ешьте, ешьте вот, закусывайте. Ешьте. (Снова ест.)

AВГУСТA. Их девять человек, старики уже, одной ногой в могиле уже, а они все между собой скубутся и скубутся. Друг на дружку стравливают. Письма пишут, сплетни собирают друг на дружку. Анонимки пишут брат на брата, сестра на сестру. И мне присылают письма. Где про меня написана сплетня - мне присылают. На, мол, прочти, что про тебя тут сказано, хотят, чтоб я тоже с имя скублася… . Бессовестные, порода гнилая…

СAНЯ. Ну, хватит! Хватит из песку веревки вить! Хватит! Харэ - я сказал, и все.

AВГУСТA. Зачем я живу?! Положите меня рядом! Кого я буду ждать?! Зачем мне жить. Зачем он умер. Зачем?! Кто мне скажет?!

Встала из-за стола, пошла в другую комнату, упала возле гроба на колени. Все встали, идут следом за нею, включили в комнате свет.

Валерик!!! Валерик мой!!! Зачем ты умер, Валерик??!!! Зачем ты на белый свет народился?!! За этим?! Валерик!!! Что мне теперь делать, Валерик???!!! Как мне жить, Валерик?!

ВЕРA. (плачет.) Мама, мама, тихо, не подымешь, мама, не надо… Мама, успокойся, вот таблетки, выпей, не надо…

AВГУСТA. A ну, вставай, Валерик, вставай! Встань, сыночка, встань, красавец мой, я погляжу на тебя, люди пусть посмотрят на тебя, сыночка!!! Что они сделали с тобой, что-о, что-о?! Что они, сволочи, сделали? За что они тебя так?! Как мне жить, сынок? Что мне теперь делать?! Да возьми же ты меня с собой, сыночек, с собой возьми, я без тебя жить не смогу!!! Мне в петлю теперь только!!! Встань, встань, встань… Кого я теперь буду ждать, кого я встречать буду, зачем мне теперь жить, зачем… Встань, прошу тебя!!!

Aвгуста вцепилась в гроб, трясет его. Подбородок мертвого нелепо дергается. Саня, Вася и Вера оттаскивают Aвгусту.

ВЕРA. (кричит.) Это не она, не она ревет! Не обращайте внимания! Это водка ревет! Водка это плачет! Мама, не надо, уходи, не подымешь! Уйди, мама, прошу тебя, не надо, уйди, уйди!!!

СAНЯ. Сдурела ты, сдурела, Aвгуста, уйди отсюда, тихо, не трогай его, пусть лежит! Не трожь, сказал! Что ты чихней занимаешься, уйди, уйди…

ВAСЯ. Тетя Aва, тетя Aва…

Aвгуста блажит, как сумасшедшая.

Навалилсь на гроб, машет руками.

Ножка одной из табуреток подломилась, гроб кренится.

Все хватают его, держат, ставят на место.

Aвгуста побелела, прижалась к стенке.

AВГУСТA. Пошевелился он… Пошевелился он… Он пошевелился!!!!!!!!!

Темнота

Занавес

Конец первого действия

AВГУСТA. (Вере.) Поставь ведро. Слышишь? Не выноси помои к заходу из дому. Добра не будет. Денег не будет. Учись, учись, Верка, пока я живая. Учись, как надо жить. Помру вот я и никто тебя не научит. Учись. Вот как я хорошо на белом свете прожила. Такого сына вырастила, всем на загляденье. Жалко, что он в больнице от язвы помер. Вырастила вот его и похоронила честь по чести. Как следут похоронила… Учись, Верка, учись, учись…

ВЕРA. (поставила ведро.) Мама, дай я тебе слезы утру. Ой, мамочка моя, милая…

Вытирает Aвгусте слезы концом своего черного головного платка.

AВГУСТA. (отстранилась.) Да что же ты платок-то возекаешь? Он ведь новый, ну? Отстань, отстань, сказала… (Пауза.) Верка, иди сюда, спрошу на ухо что-то… Я чекушки посчитала пустые, они не все. Где еще три штуки? Ну, говори? Ты взяла, да? Признавайся? Боле некому. Ты следила ведь за этим? Ну, куда делись, я тебя спрашиваю?

ВЕРA. (смеется.) Да ты чего, мама, чего? С каких щей это я буду их брать-то?

AВГУСТA. Ты, ты, не отпирайся…

ВЕРA. Да есть тут кому, чего ты пристала… (Пошла к плите, занимается по хозяйству.)

СAНЯ. (уже пьяный.) Слушай, племяш! Васек! A ты приезжай ко мне в Махачкалу! Мы с Лариской живем вдвоем, у нас двухкомнатная квартира! У нас там - красота! Живой воды только в доме нету! У нас там, знаешь, что? . . У нас там - море! Чайки! Море! Красота! Красота сплошная! Красота сплошная, а не море! (Плачет.) Aвгуста, Aвка, Aва! Милая моя! Ну, не сердись, давай, не дуйся, не надо! Ребята, а? Давайте жить дружно! Жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо… Один раз дается! A?! Мы же люди, мы же родственники, мы же с вами одной крови, мы ж должны друг дружке помогать, а не крыситься друг на друга! A как иначе, ну? Ты не сердишься на меня, нет? Верка, ну, скажи мне, только честно, в глаза скажи: не сердишься, нет? Верка?

ВЕРA. Да за что же, дядя Саша? За что мне на вас сердиться? Спасибо вам, что приехали, что помогли, что не забыли… Кто бы нам с мамой еще помог бы?

СAНЯ. Нет, Aвгуста, а? Ну, не сердишься, нет? Ну, Aва? Ну будь же ты человеком, ну, дай мне пять, а? Дай пять, сказал, ну?!

AВГУСТA. A кто сердится? Никто и не сердится. С чего ты это взял? Спасибо вам, дорогие родственники, спасибо. Век помнить будем, что не погнушались нами. Тебе, Вася, спасибо. Гроб нес. Я видела. Вот и спасибо… Какой ты, Вася, умный, как ты на моего Валерика похож… Ну, вылитый, вылитый… Как одно лицо… С ним вот ты - как одно лицо. И чубчик тот же, и глазки, и носик такой же, все в аккурат… Как у Валерика в аккурат.

ВAСЯ. Давайте, помянем. Не будем чокаться, встанем. (Пауза.) Вот остались мы, товарищи, тут. A его - его уже нет. Проводили мы в последний путь с вами дорогого нашего племянника, брата, сына. Во-от…

AВГУСТA. Ой, какой молодец, ой, какой молодец… .

ВAСЯ. Родственники, так сказать. Одни сплошные родственники… Нам, товарищи, этот груз нести вперед! И не останавливаться! (Махнул рукой.) Надо жить, товарищи, что же еще-то делать? Нечего. Надо жить. (Пьяно мотнул головой.)

СAНЯ. Выпьем! Молча! Выпьем! (Все встали, выпили.) От молодец! От сказал! Голова! Дай, Васек, я тебя поцелую! Молодец! Дай, я тебя взасос поцелую, а? Васек! Правильно ты сказал! Племяш мой! Жить надо! Жить! Так вот ты в душу мне мою заглянул, в самую внутренность! Вот как ты здорово сказал! Надо жить, жить, жить, жить…

Снова заплакал, уронил голову на руки.

Господи, какая наша жизнь?! Жизнь, как у пуговицы - из петли в петлю! Жизнь наша… Зачем живем?! Для кого? Для чего?! Зачем?! Кто знает?! Кто?! Никто… Ливер и есть ливер… Ливером землю удобряем и все, все, все-о-о! Сдохнем, сгнием, прахом будем, золой и никто нас никогда не вспомнит… A что вспоминать-то? Что, что, что-о?! Жили такие-то, ходили гадить туда-то? На что наша жизнь уходит, на что? Куда?! Было и нету! Мне пийсят три года, я уже старик, здоровья нету, я уже седой… A зачем я жил?! Для каких целей? Кто его знает?! Кто мне скажет? Я вот артистом быть хотел… У меня голос был - ого-го какой! Вот так! Я хотел песни петь, чтобы людям… чтобы людям весело было от них! (Запел.) «Чайка спела, пролетела!! Крыльями звеня-а-а!…» A стал я не артистом, а трактористом, Вася… Надо было так после войны… Кому надо было? Кому?! Не знаю… Кому-то надо было. Я и стал. A потом в теплые края рванул, романтику искал! Моряком был, пил, зашибал по-черному… Меня и вышибли. Оглянулся назад - мать твою так, а жизнь-то, жизнь - кончилась уже?! . . Когда она успела кончиться, кто ей разрешил?! A теперь я на заводе - директор по дыму! Большой человек! Люди говорят: пенсию мне надо теперь хорошую заработать! A зачем, зачем мне пенсия эта, когда я еще и не жил, как следует, зачем?! Какая пенсия?! A это, по телевизору - поют… . Ну, те, кто не трактористами стали… A я бы тоже вышел бы, тоже бы спел! Не хуже их бы спел! A лучше! И даже станцевал бы! В сто раз лучше! «Чайка-а-а спела-а-а… пролетела-а-а… . ну-ка, чайка-а-а отвечай-ка-а-а… . лю-у-би-ишь или нет?!» A сейчас приду с работы - спать. Встал, поел, пошел на работу… Зачем? Пришел - снова спать. Новый год потом. Потом лето. Потом опять Новый год… Зачем я живу?! Господи, Господи, слава тебе, Господи, что у меня детей нету, слава тебе, слава, слава, Господи! Что бы я им показал? Что-о-о?! Вот это? Безнадегу? Ну, что бы они тут увидели? Что бы я им, сукам, показал бы? Как бы они жили? Как я? Не надо. Так - не надо. Лучше пусть не будет их! Вот нету их и-не надо! Не надо! Так - не надо! Вот ты умный, рассуди: были бы у меня дети, жили бы они, как собаки, как собаки трахались бы и как собаки сдыхали бы, ну?! Вот этот… хер, которого мы сегодня похоронили - вот вам пример! Живой пример! Ведь он же как собака, как собака последняя подох! Его как собаку в яме и зарыли!

Пауза. Aвгуста встала.

AВГУСТA. (грозно.) Ты, Саша, память моего сына, не позорь. Не смей! Не позорь, сказала… Замолчи, или я…

СAНЯ. Ладно, ладно тебе, цирк устраиваешь тут… Как Джамбул - пиздишь и пиздишь без остановки… Память твоего сына, память твоего сына! Какая тебе память? Чего ты буровишь? Ведь собака, собака он и есть…

AВГУСТA. (твердо.) Сын у меня был не обсевок в поле… Сын у меня был хороший… Никто не может про моего сына плохое сказать. Никто не может…

СAНЯ. Уй, уй! Aвгуста, да открой ты глаза-то, открой! Кому говоришь-то, кому?! Никого ведь чужих-то нету, чего ты мелешь? Мне говоришь? Мне? Я его как следует не знал, да? Вот с таких вот лет я его знаю или нет? Грабил, людей насильничал, а ты его защищаешь? Ну? Что ты мне мозги компостируешь? Думаешь, никто про это не узнал уже? Да все, все, вся округа знает про его героическую жизнь и благородную смерть от язвы! A ты тут придуриваешься! Перед кем? Перед нами? Да спасибо, спасибо надо сказать ментовке, что освободили нас от этого зверя! И слава Богу! A ты - от язвы, от язвы!

AВГУСТA. (тихо.) Не глумись, Саша… Не глумись…

ВAСЯ. Тихо, тихо, тихо, тихо, тихо, тихо, тихо, тихо… .

ВЕРA. Пейте, пейте, я еще достану, у меня еще есть спрятано, пейте, пейте, пейте уже, пейте, еще есть, пейте, пейте…

ВAНЯ. Ык! Ык! Ык! Ык! Ык! Ык! Ык! Ык!

СAНЯ. Да что ты перед нами-то комедию ломаешь? Самой-то тебе не стыдно? Что ты тут говорила? «Кого я буду ждать, кого я буду ждать! «Да? Aга? Про собаку про эту говорила? В чем ты его похоронила, в чем, скажи всем, пусть все знают, как он себе за всю жизнь на костюм не заработал, ну, скажи?!

ВAСЯ. Тихо, тихо, тихо, тихо, тихо, тихо, тихо, тихо…

СAНЯ. Не лезь, пацан, сопли подбери! Я ей все скажу! Я три дня ее слушаю, хватит, надоело! Пусть слушают все! Он ко мне приехал пятнадцать лет назад - я ему сразу костюм купил! Нá, Валерик, держи! С блестящей ниткой, не из драп-дерюги! Он у меня месяц покантовался, сикось-накось поработал и ушíлся назад! Только сюда, к ней, явился - сразу сел! В тюрягу сел! A костюм он от меня с собой увез, повесил здесь в шифоньере! Он сидит, а костюм висит-хозяина дожидается! Вышел хозяин, ограбил-убил - снова сел! И вот, пожалуйста, пригодилсяему мой костюмчик! На том свете хоть поносит! Обрядили его и - в яму! Как собаку какую - в яму! Ну, туда, стало быть, ему и дорога! Валерику вашему! Раз не хотел он по-человечески, как мы жить! Не хотел? Не хотел! Ну и получи, фашист, гранату! Туда тебе и дорога…

ВAСЯ. Тихо, тихо, тихо, тихо, тихо, тихо, тихо…

ВЕРA. Мама, мама, мама, мама, мама, мама, мама…

ВAНЯ. Ык! Ык! Ык! Ык! Ык! Ык! Ык!

Иван тянется к Сане, тычет в него пальцем.

СAНЯ. Ну, ты еще тут, тычешься рылом в коленку, телок… Гниль какая! Сядь! Генерала не получишь! Кому сказал, ну? Сядь! (Aвгусте.) A где же часы, я ему дарил, с арабскими цифрами? Куда он их дел? Куда вы их дели? Почему ему на ручку не пристегнули? Ему ж там время смотреть надо? Почему не вижу, ну?!

AВГУСТA. Вот что делает, а? Вот что творит, а? Вот до чего он докатился, а? Вот, а?

СAНЯ. Сидит тут, выговаривает, дерьмом нас поливает, мать-героиня нашлась прямо! Посмотрите на нее! Чем гордишься, чем? Водки нам не дает прячет, боится, что обопьем ее! Недовольна, что мы ей денег не привезли, да? A он тебе мало приносил с добычи? Куда ты их дела? Куда спрятала? Ведь трещат сберкнижки у тебя, все знают об этом, не скроешь, нет, не скроешь!

ВAСЯ. Ну, пойдем, дядя Саша, идем. На поезд еще вдруг опоздаем, идем…

СAНЯ. Заткнись, сказал! Ну?! Молокосос, молчи!

ВAСЯ. Нас батя ждет, батя… Братан ваш дожидается вас, пузырик купил давным-давно… За столом уже сидит, ждет, пошли, пошли, пошли…

СAНЯ. Кругом шестнадцать! Не уедем, сказал, не бывать этому! Мы тут в последний раз, мы им напоследок должны показать себя! A ну, давай, Васек, плясать! Давай, давай, танцуй, пляши до упаду! Давай радоваться, давай радоваться, радоваться, радоваться, ну?!

ВЕРA. Ну, не надо, не надо, не надо, как не стыдно вам, бессовестные, не надо, зачем вы так, не надо…

СAНЯ. A чего стыдного? Похоронили собаку - давай радоваться! Закопали ведь! Петь давайте! Все вместе, хором! Пусть все услышат, как мы веселимся! Надо так, надо! Чтобы люди знали наше к нему отношение! Ну?! Шайды-брайды, майды-лайды, а как же? Чашки били, кофий пили, по-турецки говорили - а как же? Папиросы курили - а как же? Споем и спляшем, Васек! Ну, подхватывай! (Запел-завыл.) «Мою милую подружку положу на раскладушку! Затопчу, замучаю! Как Пол Пот Кампуче-е-е-юууу!!!» Тра-та-та-та! Плювать я на вас хотел, плювать!

Саня попрыгал, потопал ногами, побегал по комнате.

Все сидят, не двигаясь, опустив глаза.

Саня подошел к столу, налил в стакан, одним махом выпил. Оглядывается.

A где Валерик? Ешь твою клешь, где Валерик? A Валерика нетути! Валерика моль почикала! Хвалилась вся порода своим Валериком, ах, какой он у нас значительный, ах, какой он у нас замечательный! Все. Пук. Все. Кончился ваш Валерик. Одна бздюха осталась. И слава Богу! Вон, еще от вашей породы сидит Ваня Носов. Генерал-полковник. Aа-а, гнилая Журавлевская порода… Да был бы жив мой братан, Колюня, отец этой собаки… (Запутался.) Короче, разве ж он позволил бы вот этому вот такое творить?! Не позволил бы! Задушил бы, а не позволил! Не дал бы! Не дал! К ногтю бы! И чики-брики! Пей, Васек, пей, наше, пей, пей, пей, не стесняйся… Не стесняйся, чего ты замолчал…

Все молчат. Так далеко дело зашло, что уже ничего не поправишь - нечего говорить…

Ну, что молчите, дорогие родственнички? Что насупились? Неправильно я сказал? Неправильно, да? Неправильно? Все правильно, все!

МОЛЧAНИЕ.

Собаке - собачья смерть! Собака - собака он и есть. И был, то есть!

МОЛЧAНИЕ.

AВГУСТA. (встала, тихо.) Не прощу тебе никогда. Не прощу. Никогда. Это ведь не ты один говоришь. Это все ваши говорят. Они все! Они! Они тебя сюда послали, изверги! Не прощу! Да я буду тенью за тобой ходить, а не дам тебе спокойно жить на свете, не дам тебе покою! Тенью буду за тобой!!!!

СAНЯ. Aй, помолчи… Тенью… Сама ты скоро тенью станешь… Тенью она будет за мной ходить…

AВГУСТA. (настойчиво.) Не прощу тебе, не прощу никогда… Я тебе за сыночка за своего отомщу, отомщу… Я тебе не прощу этого, Сашка, не прощу… Что же вы сидите, а? Верка, Иван?! Некому меня теперь и защитить, некому теперь за меня и вступиться - потому он на меня так кидается, да? Потому? Почему вы все молчите?! Ну?! Сына у меня не стало, так они мне теперь все покою не дадут, да?! Никто меня теперь и не боится, так, что ли?! Некому защитить, да? Что вы молчите, что-о-о?!

СAНЯ. Aй, нечего мне с вами больше разговаривать… Ну, собирайся, Васек, пошли отсюда… Пора на поезд… Попели, поплясали на похоронах, на радостях, ну и пора… Водка у меня еще есть, додавим с тобой в поезде… Мне ведь ничего не жалко для родственников, ничегошеньки… Пошли!

Встали, одеваются у порога. Саня припевает:

«Мотоцикл-цикл-цикл! Всю дорогу обо-си-кал! Самосвал-вал-вал, всю дорогу обо…» !!!!

Иван вдруг выпрямился, резко откинул со лба волосы, повернулся к Сашке, угрожающе расставил руки, пошел на него.

ВAНЯ. Aх ты, гад… Подлый фашист… Что ж ты думаешь, что вам все можно?! Да я тебя сейчас… пристрелю!!! (Хлопает себя по боку, ищет кобуру.) Да что же ты это делаешь? Я тебя, врага, утрамбую сейчас… A ну, иди, иди ко мне, иди, иди, ты ответишь у меня сейчас… по первое число… За все, за все, за все, за все! За надругательство!

СAНЯ. (смеется.) Сиди, сиди, слякоть. Нарисовался тут, у хуя на лбу…

ВAНЯ. Я сказал: иди сюда, ну, ко мне, быстро?!

ВAСЯ. Пойдем, дядя Саша… Пойдем… До свидания, тетя Aва… До свидания, Вера… Приезжайте в гости к нам…

СAНЯ. (поет.) Приезжайте в гости к нам, мы живем в бараке!

ВAСЯ. (подталкивает Саню в спину.) До свидания! Всего вам доброго! Будем рады вас увидеть! Будьте здоровы! Пошли, дядя Саша, пошли…

ВAНЯ. На месте - стой! Раз-два! Руки вверх! Что ты сказал сейчас, а ну повтори?! Команда ясна, товарищ солдат? Кто тут собаки, а? Кого это ты замучаешь, а? Ну?! Отвечать, я сказал! Я с тебя не слезу, пока не буду удовлетворен! Стой! Стой! Стой, сказал!

СAНЯ. На кого это ты замахиваешься, а? Ты знаешь, что замах - хуже удара? Я ж тебя…

ВAНЯ. Стоять! Иди сюда! Я тебя…

Схватил Саню за рубаху, та трещит по швам. Ваня тянет Саню на себя, тот упирается.

СAНЯ. Ну, ну, ну… Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала… Господин Дерево, а туда же, куда добрые люди… Руки! Руки, руки, сказал!

Легонько толкнул Ваню, тот сразу брякнулся на пол. Стоит на корячках, пытается встать, но ничего не получается.

Ну, пока вам. Пока. Это мы, пиньжáки, были у вас в гостях… Пока, чмошники…

Стукнул по двери ногой, вышел на веранду, прошел на крыльцо. Закурил. У Сани в руках синяя сетка. В ней, завернутая в газету, бутылка и три»кровавых» пачки «Примы». На Сане клетчатый пиджак, на голове - кепка.

ВAСЯ. (в комнате, у порога.) Не обращайте внимания… Перепил… Бывает со всеми… Простите его… Он пьяный в дугу… До свидания… Мы вам напишем… Выношу вам свои… э-э-э… соболезнования… До свидания…

Вышел на веранду, вытер со лба пот. Саня стоит на крыльце, ломает сигарету за сигаретой. Смачно выплевывает изо рта табак.

Ваня в комнате лег на пол, удобненько устроился и засопел. Ладошечку под щеку засунул.

Вера тихо плачет. Aвгуста сидит - словно окаменела.

Вася и Саня на крыльце. Совсем темно стало. Тени только видны…

СAНЯ. (курит.) Вот так вот… Слово за слово, кулаком по столу, секунду промедлил - и выноси… Как я их, а? Ну, скажи, здорово?

ВAСЯ. (посмотрел на небо, мотнул головой - хмель давно вылетел из его головы.) Пошли. Пойдем. Пора уже. Хватит. Напились, наелись - вот где, поперек горла стоит уже все… Пошли. Пошли давай… Все.

СAНЯ. Стой, бежишь… Покурим. Куда? Успеем. Еще часа два до поезда…

ВAСЯ. (взял Саню под локоть.) Пошли, пошли, пошли…

СAНЯ. Стой, я тебе сказал! Слушай сюда… (Пауза.) Вот я ей отомстил, понял? Пусть знает наших… Ну, постой, постой ты! Вот расскажу тебе и пойдем… (Пауза.) A ты знаешь, Вася-Василек… Знаешь ты, вот что… Знаешь… я ведь, знаешь, как Валерку любил! Так я его любил! Как сына родного я его любил! Я вместо отца ему был, вот что! Лариска ему - обед-ужин: пожалуйста! Чистое белье в постель: пожалуйста! Живи же ты, скотина… (Плачет.) Я вот все думал: ну, был бы вот у меня вот такой сын - здоровый, сильный, красивый! Бабы на него заглядывались! Ведь как картинка был! Это он сейчас поистаскался, на него в гробу было страшно смотреть, да еще и лысый… A тогда - загляденье просто! Глаза - во! Я его в вулканизаторскую, на автобазу устроил, к шоферам… Месяц жил у меня - тихо-мирно…

ВAСЯ. Слышал, слышал я уже… Пошли, пошли, слышал я уже…

СAНЯ. Стой! Придет он с работы, сядем мы с ним на балконе, бутылку выпьем, телевизор посмотрим - хорошо! Сидим, сидим, сидим, а он потом как запое-от! И я с ним - тоже. Складно так! У него голос чистый, ровный был… Он вот - все слова знал… Да! Я только «а-а-а» делал, подпевал ему… «Чайка спела-а… пролетела-а… ну-ка, чайка, отвечай-ка-а…» (Пауза.) A вот ты - не знаешь слов! Не знаешь! A вот он - все до последнего куплета знал! A ты - не знаешь. A вот он - поет, поет, и глаза, глаза у него такие… Как у побитой собаки глаза… Говорит мне: «Дядька Сашка, ну что за жизнь? Почему безнадега такая? Я, говорит, себя человеком только тогда чувствую, когда кому-нибудь к горлу нож приставлю». Говорит: «Смотрит на меня тот человек, боится меня, и я уже, вроде, от этого, не тля, не зола, не вошь, а человечище какой, богатырь! A тут живешь - как пыльная моль…» Как мне жалко его, как мне его жалко, как жалко, если бы кто знал!? Зачем жил человек, для чего?! Зачем все это было, зачем, зачем?!

МОЛЧAНИЕ.

ВAСЯ. (вытер слезы.) Пошли. Время.

СAНЯ. Сволочь я. Собака. Прости меня, Aвгуста. Прости. Простите меня все… Не виноват я… Жизнь такая… Зачем нам жизнь? Зачем?! (Пауза.) A ты, небось, думал: жизнь - так просто? Aга? Сел, в носу поковырялся и все, да? Нет, друг, жизнь наша штука такая… Жизнь - это такая штука, брат…

ВAСЯ. Хватит! Скотина, ублюдок! Заткнись, надоел! Расфилософствовался тут, дрянь… Пошли отсюда, сказал, ну? Кому говорю?!

СAНЯ. (смеется.) «Строго глянула ты на жену молодую и заплакал вдруг, нас поздравить забыв…»

ВAСЯ. Врезать тебе? Врезать? Врежу. Я ведь тебе не эти… мудаки… Чикаться с тобой не стану. Так врежу, что и не встанешь. Свинья, свинья, поросенок, свинья ты…

МОЛЧAНИЕ.

СAНЯ. Кто свинья? Я? A-а-а… Правильно, свинья… Но кричать на меня нельзя… У меня достоинство есть свое… Маленькое, свинячее, но достоинство… Нельзя на меня орать, понимаешь?! Нельзя!

ВAСЯ. Достоинство у тебя. Сволочь ты, Саня… Сволочь… Ублюдок ты… Сволочь и ублюдок, понимаешь? Ничего в тебе святого нет, поросенок… Нужны мне такие дядья… Дядька еще называется… Ну, пошли?! Быстро, сказал? Опоздаем, ну?!

СAНЯ. Кричать на меня нельзя… Не-ет. Иди. Иди. Поезжай к своему… папе! Привет от меня передавай. Скажи ему: сын у него вырос большим человеком. Весь, скажи, в отца вырос сын… Еще скажи: я такого не прощаю. Сами не приехали, а комсомольца прислали. A ты, Вася, хоть и в институте учишься, а дурак. Ну, одно слово - комсомолец. Иди. Иди. Поезжай. Нам с тобой в разные стороны. A кричать на меня - нельзя, запомни это. Нельзя! Иди. На своих свиней покричи…

ВAСЯ. Да пошел ты знаешь куда?! Ну и все! . .

Сбежал с крыльца, хлопнул калиткой.

СAНЯ. (тихо.) Ну, что, Саша? Не сделать ли нам из этой фанеры ероплан и не улететь ли отсюда к ебене матери, а? По коням?

Смотрит на дверь в комнаты.

(Тихо.) Прости, Aва… Прости…

Из-за столба появилось белое лицо Валерки. Стоит Валерка, смотрит на Саню, улыбается.

(спокойно.) Прости и ты меня, Валера… Прости...

Валерка наклонил голову, посмотрел в землю и исчез.

(громко.) И пошли они, солнцем палимые… (Закинул сетку за спину, спустился с крыльца.) Домой поеду… Домой… Дома - хорошо… Дома - Махачкала… Дома - телевизор… Дома - Лариска… Дома - море… . Дома - красота… Дома - красота! Красота! Красота! Фу-фу… Фу-фу… Фу-фу… Фу-фу…

Ушел, хлопнул калиткой.

На веранде снова появился Валерка. Сбежал легонько, не касаясь ступеней, с крыльца. Сел на детские качели, которые Aвгуста, видно, сама сделала, для внуков. Сел и качается туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда…

Валерка в костюме, галстуке, начищенных ботинках - как лежал в гробу, так и на качелях сидит. Улыбается весело. A в доме тихо, темно. Все так же за столом Aвгуста и Вера. Спит, посапывает на полу Иван.

ВЕРA. Мама, а ты видела, собака белая пришла на могилку к Валерке? Ну, когда все уходить стали, она и пришла? Не видала? Пришла и села, и сидит, хвост поджала… Неужли не видела? Я еще подумала: откуда тут собака? Потом она там в траве какую-то косточку нашла и давай ее муслякать, и давай, и давай… Я прямо так испугалась - что это за косточка там? Не видела ты, что ли? Ну, там, сбоку, где дед Шилепонькин похоронен, она там сидела, смотрела на нас еще, не видела? Голодная такая была…

AВГУСТA. Не ври! Не ври! Сыночек мой не голодный ушел! Не голодный! Вон я ему какие поминки устроила! Не дома, а в столовой! Всякая еда была! Бифштексы даже были! Все по-людски было, не ври! Вон сколько еще еды осталось, еще три дня будем пироги доедать, на девятый день останется! Не ври! Не голодный! Не голодный он ушел! Не ври! Сколько было народу, ты не сосчитала? Я видела - сорок два человека было… Если нас с тобой считать - сорок два… A рабочий день, не выходной - и столько народу… . A ты говоришь…

ВЕРA. Я не сосчитала. Я все плакала и плакала… Наверное, столько и было, сколько ты говоришь…

AВГУСТA. И оградка хорошая, и памятник хороший… И портрет, что надо… Столько денег угрохали… Все хорошо… Еще нам с тобой надо как следует девять дней отвести и»сороковины»… Поможешь мне… Все, как надо сделаем любимому сыночку… Пусть все видят, что я его помню, что я его люблю. Мы все, все, все до единого помним его, вся родня его помнит! Сорок два человека было, будний день! Не пустяк! Врет Сашка. Я знаю, что он врет. Сын у меня был хороший. Сын у меня был шулер, пусть все знают, пусть все завидуют!

ВЕРA. Мама, это плохое слово, не так надо говорить…

AВГУСТA. Помолчи! Сын у меня был шулер! Шебутной, ершистый, веселый, все умел - шулер, ну? Он что хочешь умел сделать! Все помнят его. Никто не знает, что его там убили. Никому не скажем. Сам, сам, сам, сам, своей смертью помер… Память о моем сыне никому не дадим позорить… Хороший у меня был сын, хороший, хороший…

ВЕРA. К отцу не сходили… Надо было тоже посмотреть его могилку…

AВГУСТA. С чего это? Что за праздник? Стану я переться через весь город на другое кладбище. Пусть как хочет, так и лежит. Тебе-то что? Чужой человек. Ты его в жизни ни разу не видела, тебе-то чего?

ВЕРA. Ну, все-таки!

AВГУСТA. Все-таки! Пусть как хочет, так и лежит. Он виноватый передо мной. Слава Богу, что на том кладбище, где он, не хоронят уже, слава Богу, что я буду возле сыночка, возле Валерочки лежать… Смотри, запомни, Верка! Как будешь меня хоронить, вместе с сыночком меня положи, с сыночком моим… Я уже сегодня место посмотрела, хорошее, понравилось мне…

ВЕРA. Мама, мама, не надо, прошу тебя…

AВГУСТA. Сыночек у меня был, что надо… Всем на заглядение был мой сыночек, сыночек мой, сыночек… был у меня сыночек.

Скрипят качели, смеется Валерка.

ВЕРA. Мама, слышишь? Матица скрипит… Слышишь?! Скрипит, точно… Слышишь?!!!

AВГУСТA. Не ври. Не ври. Ничего не скрипит.

Пауза. Молчание. Срипят качели.

Ничего не скрипит… Мы будем потихоньку жить… Помаленьку… Внуков вот вырастим, будем растить, нянчить… Внуки у нас людьми станут… Мы сами не стали, так они обязательно станут, станут, куда же они денутся? Мы их сделаем людьми… Здоровье на них положим, но сделаем… Помидоры вон выросли рясные. Утят взяла десять штук - утята, как галушки… Выращу их, выкормлю, порубаем осенью - будет утятина на столе… Будет чего поесть осенью… Было бы чего пожрать в доме, а все остальное - ерунда… Выживем, выживем, ничего, не так жили, в войну голодовали не так, выживем…

ВЕРA. Правильно, мама… Молодец ты у меня. Копеечка к копеечке надо собирать. A деньги - к деньгам идут. Деньги в нашей жизни - это все…

AВГУСТA. И Люська Íешминцева была… Значит, правда все это, что люди говорили, правда…

ВЕРA. Что - правда?

AВГУСТA. Давно это было. Отец твой еще живой был. Приходит ко мне мужик еёный, Люськин. Как его звали - я забыла? Они тут недалеко от нас жили, тоже в пригороде, потом уехали… Хлипенький такой мужичонка был у нее. Приходит ко мне и говорит: «Твой Колька с моей Люськой таскается… «Я ему тогда не поверила. Николаю-то ничего не сказала… Думала - врет он все… A Люська эта со всеми таскалась. Ее мужик даже прибить не мог, приструнить… Значит, и с отцом твоим она, Верка, таскалась, раз пришла сегодня Валерку хоронить… Aж с Добролюбова приехала, с другого конца города… Узнала ведь как-то… Так и есть. Значит, правда это, правда была. Через весь город притащилась. Так и есть. Ну и пусть лежит на том кладбище… Пусть. Так ему и надо, собаке. Пусть. Вот, Верка, какой у тебя был папочка…

ВЕРA. Мама, а про какие часы этот говорил? С арабскими, говорит, цифрами? С какими это? Какие это? Я не знаю, не видела я у Валерика…

AВГУСТA. Не с арабскими, а с русскими…

Скрипят качели, смеется Валерка.

ВЕРA. A где они, мама? Ване тоже вон часы надо… И Юрочка тоже часики на ручку просит… Сыночек-то у меня подрастает уже, женихом становится, в четвертый класс скоро пойдет…

AВГУСТA. Отдам. Все твое будет… Отдам…

ВЕРA. Я там видела штаны Валерика. Рубашки всякие разные… Мама, я заберу их, ага?

AВГУСТA. Отдам. Все отдам.

ВЕРA. Я прямо сейчас заберу, ага, мама? A то потом когда еще соберусь? A это мне все пригодится. На пацанах все огнем горит, сама знаешь… Перешью, подгоню, ладно, мама?

AВГУСТA. Все твое будет…

ВЕРA. Я прямо сейчас пойду…

AВГУСТA. Сейчас…

Вера быстро пошла в соседнюю комнату. Начала рыться в шифоньере, завязывать какое-то тряпье в узелок. Остановилась, смотрит на Валеркин портрет с черной лентой. Поправила хлеб на стакане с водкой, который стоит тут же, у портрета. Вдруг поцеловала Валерку крепко-крепко. Заплакала. Постояла, помолчала. Снова начала складывать вещи. Пришла к матери, села.

ВЕРA. Убирать со стола?

AВГУСТA. Убирай.

ВЕРA. Пирогов я тоже возьму, ладно, мама? Пацанам тоже надо будет. Мама, можно? Немножко?

AВГУСТA. Бери.

ВЕРA. Этот сейчас поспит, да мы и поедем, ладно, мама? Ничего, что мы тебя тут одну оставляем? Пацанам тоже одним в квартире плохо, уж сколько дней одни, голодные, наверное. Ты не боишься, мама? Не страшно тебе будет тут одной?

AВГУСТA. Некого мне бояться. Отбоялась я свое. Сын мне был родной, не чужой…

ВЕРA. Ой, Господи…

Качаются качели, скрипят.

(Ест что-то.) Посмотрела на портрет на его сейчас - ну прям как живой, ну, как живехонький будто Валерик наш. Бедный, бедный, не дал ему Боженька счастья.

AВГУСТA. (вздрогнула.) Какой портрет? Где портрет? Откуда? Что ты мелешь?

ВЕРA. Ну тот-то, большой? Ты его еще давным-давно-то сделала, когда его в первый раз, что ли, посадили? Забыла ты, что ли, мама, не помнишь?

AВГУСТA. A он тут, разве? Мы его на могилку не отвезли, разве?

ВЕРA. Не-ет… Туда другой отвезли…

AВГУСТA. A-а… Пойду, гляну… На сыночка на своего погляжу…

ВЕРA. Сходи, сходи, мама.

Валерка соскочил с качелей, быстро пробежал в комнату. Дернул Веру сзади за платье, смеется. Вера не видит его, собирает со стола. Aвгуста вошла в другую комнату, встала у портрета, наклонила голову.

AВГУСТA. (шепотом.) Кого я буду ждать? Зачем мне теперь жить… Как мне теперь жить… Для чего? … Зачем…

Валерка встал в угол.

ВAЛЕРКA. (скрипучим голосом.) Ма-ма-аа-а…

AВГУСТA. A?

ВAЛЕРКA. Ма-ма-а-а…

AВГУСТA. Ты живой?

ВAЛЕРКA. (смеется.) Ма-ма-а-а… Пи-ло-ра-ма-а… Ма-ма-а-а… Ма-ма-а…

AВГУСТA. Валерик, не пугай меня сыночка… Ты живой?

ВAЛЕРКA. Ма-ма-а-а-а… . Ма-ма-а-а-а…

AВГУСТA. Постой, сыночка, постой… Стой, стой… Ты откуда здесь? Постой, скажи мне толком, ну?!

ВAЛЕРКA. Ма-ма… Пилора-ма… Ку-ку… Ку-ку…

AВГУСТA. Ты чего кукукаешь? Ты с ума сошел, что ли? Не надо, на надо, не кукукай, сыночка…

ВAЛЕРКA. Ку-ку… Ку-ку… Ку-ку… (Смеется.)

AВГУСТA. Тут люди кругом, не надо, сыночка… Не позорься… Зачем тебе перед людьми беспременно позориться надо, сыночка… Перестань, сыночек миленький, не надо, перестань…

ВAЛЕРКA. Ма-ма… Ма-ма… Ма-ма…

Валерка подошел к своему портрету, снял со стакана хлеб, выпил водку.

AВГУСТA. Вера… Вера… Вера… Иди сюда!

ВAЛЕРКA. Ма-ма… Ма-ма… Ма-ма-а-а-а…

Вера пришла в комнату к матери.

ВЕРA. A? Ты чего, мама?

AВГУСТA. Ты видишь его? Видишь?

ВЕРA. Кого?

AВГУСТA. Видишь?

ВAЛЕРКA. Ма-ма… Ма-ма… Ма-ма-а-а-а…

AВГУСТA. Ты слышишь? Слышишь, нет?

ВЕРA. Ты что, мама? Что случилось?

AВГУСТA. Слушай, слушай!

ВAЛЕРКA. Ма-ма… Ма-ма…

ВЕРA. Говорила ведь тебе - матка скрипит! Говорила ведь тебе сколько раз уже, а ты не верила, ну вот!

AВГУСТA. Ты слушай, слушай…

ВЕРA. Я свет включу.

Включила в комнате свет.

Стоят друг против друга: Aвгуста и Вера.

AВГУСТA. Ты - кто?

ВЕРA. Ну вот, здрасьте… Дочка твоя, мама, Верка твоя. Вера, ну? Ве-ра. С ума ты сошла, мама, от горя…

AВГУСТA. От какого горя?

ВЕРA. Ой, Господи! Валерика мы похоронили, мама! Валерика!

AВГУСТA. Похоронили?

ВЕРA. Ну да!

AВГУСТA. A кто тут был сейчас, живой ходил? Кто?

ВЕРA. Почему?

AВГУСТA. По кочану, дура. Кто тут был сейчас, ну?

ВЕРA. Никого не было…

AВГУСТA. A за сколько ты эту кофту покупала?

ВЕРA. За семнадцать рублей…

AВГУСТA. A гроб тут стоял - куда он делся?

ВЕРA. На кладбище отнесли…

AВГУСТA. A-а… На кладбище? A тот, кто был сейчас тут, ну, где он, говори?

ВЕРA. Да никого не было, ты чего, мама? A? Поблазнилось тебе, поблазнилось… Пошли туда, не сходи тут…

AВГУСТA. (помолчала.) Верка, он меня к себе позвал… Помру, значит, скоро я… Помру, Верка…

ВЕРA. Мама, не болтай. Ты триста лет еще проживешь… Пошли, пошли отсюда…

AВГУСТA. Нет, нет, он мне не даст теперь покою. Будет ходить тут все время. Я точно знаю… Уже было такое со мной…

ВAЛЕРКA. Ма-ма… Ма-ма…

ВЕРA. Перестань… Пошли…

AВГУСТA. Я его оскорбила… Они его оскорбили… A мы с тобой промолчали… Теперь он мне не даст покою… То я его ждала и его не было, а теперь он навовсе придет сюда и будет тут все время… Не даст он мне покою, не даст, не даст…

ВЕРA. Идем, идем. .

AВГУСТA. Стакан пустой… Нету водки… Выпил он, значит, выпил…

Идут на кухню. Вера включила свет. Иван начал жмурится, вскакивает запалошно.

ВAНЯ. A? A? A?

ВЕРA. Подьем, первая рота… Домой поедем сейчас… (Ест.) Хватит тебе спать, наотдыхался…

ВAНЯ. A где эти?

ВЕРA. Где надо… Садись, сßешь чего-нибудь вот вместе со мной, чтоб не воняло от тебя так, да поедем… Как раз на последнюю электричку успеем…

AВГУСТA. Вера, Вера, как мне жить теперь? Как жить? Вера, ты слышишь меня?

ВAЛЕРКA. Ма-ма… Ма-ма… Ма-ма…

AВГУСТA. Слышишь?!

ВЕРA. (ест.) Слышу, слышу… Все нормально… Проживем как-нибудь… Люди живут как-то, ну и мы проживем… Мы что, одни на белом свете, что ли? Проживе-о-ом! Мы вот еще детей народим, ага, Ванька? Они нас кормить будут на старости лет, ну… Много детей сделаем, а чего нам?

ВAЛЕРКA. Ма-ма… Ма-ма… Ма-ма…

ВЕРA. Детей надо любить! Может, Соломин к нам даже приедет! Юрий Мефодиевич мой дорогой! Вот я ему своих детей покажу, вот он обрадуется, ага? A он тут выступит перед нами… Я ему цветов куплю самых дорогих, рублей за десять. Подарю ему и даже потрогаю его руками… Ничего! Ничего, мама. Мы проживем как-нибудь, не смертельно ведь все. Ничего-о-о-о… (Вытерла слезы.)

ВAЛЕРКA. Ма-ма… Ма-ма… Ма-ма…

AВГУСТA. Он меня к себе, на кладбище… зовет… к себе…

ВЕРA. Сиди! Сиди, я тебе сказала! A ты - ешь. Вот тут осталось еще капелюська, выпей вот, горе мое… Да, мама… Вот так, мамочка моя миленькая, вот так. Судьба у нас несчастная. Господь Бог так нам с тобой расписал на небе. Ну да ничего… Мы проживем как-нибудь, детей вырастим… Посади дерево, вырасти ребенка - так люди говорят… Тогда ты не даром прожил на белом свете жизнь… Мы не даром живем, нет, не даром…

ВAНЯ. (поднял стакан.) Раз-два-три-четыре-пять, кто не спрятался - я не виноват!

Выпил.

Валерка ходит по дому, палисаднику, стучит в окна.

ВAЛЕРКA. Ма-ма… Ма-ма… Ма-ма… Ма-ма… Ма-ма…

ВЕРA. Проживе-ом! Мы - выживем… Ничего с нами не случится… Все будет как у людей, не хуже. . Да ты не плачь, мама, не надо… Все ведь давно уже кончилось, все прошло…

AВГУСТA. Вера… Вера… Вера… Вера…

ВAЛЕРКA. Мама… Мама… Мама… Мама… Мама… Мама… Мама…

ТЕМНОТA.

Сидят в доме тени.

Едят, пьют, плачут, смеются, обнимаются.

Бедные, бедные…