Стихотворения 1838–1846 годов, не включавшиеся в сборники

На пятидесятилетний юбилей Крылова

День счастливый, день прекрасный —Он настал – и полный клир,Душ отвёрстых клир согласный,Возвестил нам праздник ясный,Просвещенья светлый пир.Небесам благодареньеИ владыке русских сил,Кто в родном соединеньеСтарца чуждого рожденьеПировать благословил!Духом юности моложе —Он пред нами, ставы сынВитых локонов пригоже,Золотых кудрей дорожеСеребро его седин.Не сожмут сердец морозы:В нас горят к нему сердца.Он пред нами – сыпьтесь, розы,Лейтесь, радостные слёзы,На листы его венца!

31 декабря 1837 года

Звучат часов медлительных удары,И новый год уже полувозник;Он близится; и ты уходишь, старый!Ступай, иди, мучительный старик.На пир зовут: я не пойду на пир.Шуми, толпа, в рассеяньи тревожном;Ничтожествуй, волнообразный мир,И, суетный кружись при блеске ложномМильонов свеч и лучезарных ламп,Когда, следя мгновений бесконечность,Мой верный стих, мой пяти стопный ямбМинувший год проталкивает в вечность.Скорей, скорей! – настал последний час —И к выходу ему открыты двери.Иди, злой год. Ты много взял у нас,Ты нас обрёк на тяжкие потери…Умолк, угас наш выспренний певец.И музами и славою избранной;Его уж нет – торжественный венецУпал на гроб с главы его венчанной.Угас и он, кто сыпал нам цветыБлестящего, роскошного рассказаИ Терека и браного КавказаПередавал заветные черты.Ещё певца маститого не стало,Ещё почил возлюбленный поэт,Чьё пенье нам с первоначальных летИгривое и сладкое звучало…Умолк металл осиротелых лир.……………Суровый год! Твой кончен ход унылый;Последний твой уже исходит час;Скажи, ужель поэта в мир могилыМогучего переселив от нас,Земле взамен ты не дал поселенца,Руками муз повитого? УжельНи одного ты чудного младенцаНе положил в земную колыбель?Да и взойдёт он! Таинственных веленийМогуществом, быть может, уж влеком,В сей миг с грудным родимой молокомОн пьёт струи грядущих вдохновений,И некогда зиждительным огнёмНаш сонный мир он потрясёт и двигнет,И песнь его у гроба нас настигнет,И весело в могилу мы сойдём…

Обновление

Когда тяжёлый, душный деньГорит и жжёт, отъемля тень,С нагих брегов, томленья полный,Кидался ль ты в морские волны?И вдруг, охвачен глубиной,Проникнут тайным трепетаньемТы предавался ли лобзаньямСей влаги светлой и живой?Окончив день тревожный свойС его заботой и страданьем,Устав измученной душой,Ты освежался ль в час ночнойНебес глубоким созерцаньем?О, если жаждешь новых сил,Предайся бездне сей, но преждеСмири желаний дольных пылИ воспрети земной надежде;И, мысль земную оторвав,От грешных уст не дай ей слова!Не чист язык твой, без покроваЕё, бесплотную, оставь;Узлом святого упованьяЕй крылья светлые скрепи,И мысль, без слов, без одеянья,Нагую, в небе утопи.Пусть в эти дивные мгновенья,Её сиянием обвит,Святой венец благоговеньяТвоё чело оледенит;Власы подымет трепет хладной,Слеза сверкнёт в твоих глазах, —И ты постигнешь, как отрадноДушой купаться в небесах!

Одесса

Пёрл земли новороссийскойОн цветёт, блестящий град,Полон славы мусикийскойИ возвышенных отрад;На морском высоком брегеОн вознёсся в южной негеНад окрестною странойИ пред дольними красамиЩеголяет небесами,Морем, солнцем и луной.И акация и топольПривились к брегам крутым;Под рукой – Константинополь,Под другой – цветущий КрымИ евксински бурны водыШумно пенят пароходы,Хлеб идёт с конца в конец,А Одесса, что царица:У подножия пшеница,Из червонцев слит венец.А бульвар? – Приволье лени.Где сквозь вешний ароматПо ковру вечерней тениНожки лёгкие скользят,Моря вид и отблеск дальнийИ целебные купальни,Где в заветные часыСквозь ревнивые завесыБлещут прелести ОдессыИль заезжие красы…И светла и благодатнаЖизнь Одессы, сладок юг;Но и в солнце видим пятна,Чист не весь и лунный круг:Нов, спесив, от зноя бешен,Может быть в ином и грешенЮный город, а притомСколь он небу не угоден, —Пылен, грязен и безводен.Эгоизм и степь кругом!

Ночь

Всё смолкло. Тишина в чертогах и во храмах;Ночь над Петрополем прозрачна и тепла;С отливом пурпурным, подвижна и светлаНева красуется в своих гранитных рамах,И так торжественно полна её краса,Что, кажется, небес хрустальных полосаОтрезана, взята с каймой зари кровавойИ кинута к ногам столицы величавой,Чтобы восставшая в час утренний от снаНад этим зеркалом оправилась она.Скользит по влаге челн. Свободно, без усильяЛетит он; вёслами бока окрылены;Грудь острая крепка, размашистые крыльяРосли в родных лесах, в дубравах рождены;Они склоняются и с шумом тонут дружно,Вдруг вынырнут они, – с них прыснет дождь жемчужной,И брызги окропят поверхность гладких струй.Задумчив юноша над гладкою равнинойПлывёт. Ему незрим челна спокойный бег;А этот каменный великолепный брегПроходит перед ним широкою картиной,И пышно тянется необозримый рядСих зданий вековых, сна царственных громад,И каждая из них, приблизясь постепенно,Взглянув на путника сурово и надменно,Отводит медленно от грустного пловцаИ стёкла и врата блестящего лица.И вот заветный дом, где вьётся чёрный локон,Где ножка дивная паркет животворит;И тот на юношу бесчувственно глядитНедвижной синевой своих широких окон,И пуст на высоте привешенный балкон.Молчит ночной гребец. Везде глубокий сон.

Тайна

Расступись, гора, развались, гора,Покажи мне, что в недрах твоих!Что сокрыто в тебе, что таится в тебе —Не богатство ли руд золотых?Ты скажи мне, гора, ты поведай, гора,Под тобою не клад ли лежит?Иль не злато в тебе, не богатство в тебе,А разросся гранит, да гранит?Ты раскройся, судьба, развернися, судьба!Покажи, что в твоей глубине!Что грядущие дни – отдалённые дни —В них назначены ль радости мне?Мне отрады ли ждать? Мне восторгов ли ждать?Совершатся ль желанья мои?Иль мой жребий в тоске, в неизменной тоскеПить лишь горечь, не сладость любви?Неподвижна гора, непреклонна судьба;Что в них скрыто – неведомо нам.Заступ гору сечёт, но судьбы не пробьёт,Вечной тайны не вскроет очам.Это цепи души – жить незнанья в глушиИ смиренно ждать лучшей поры;Как же цепь мне сорвать, как судьбу разгадать,Вскрыть утробу сей страшной горы?

Мечтание

Мечта роковая о деве мучительнойКипит и в полночной тиши;Мне льётся сиянье звезды вдохновительной,Ты блещешь мне, солнце души.К тебе, моей жизни светило прекрасное,Я страждущим сердцем лечу,И как мне не тяжко мечтание страстное,Расстаться я с ним не хочу.Чу! Слышу: сон входит ко мне невидимкоюИ веет воскрыльем одежд;Уже он коснулся волшебною дымкоюМоих тяготеющих вежд.«Склонись, – он мне шепчет, – покой усладительнойНа ложе прими от меня.Для дум, для забот, для мечты сокрушительнойДовольно мятежного дня».Нет, пусть целый свет с его чадами соннымиВкушает сей полночи пир!Отдельно живёт под своими законамиВлюблённых таинственный мир.Своё и них сердце: оно не скрывается,Как жалкое сердце других;Всегда его свет в их очах разливается,А жар его в сердце у них.Оставь меня, сон. Ты коварен: желанногоНе дашь ты мне видения мне!И образа милой, красою венчанного,Не встречу в томительном сне!Уйди от меня: ты на дашь упоения,Не дашь мне божественных слёз,И, может быть, злые несёшь сновиденияИль тучи бессмысленных грёз.Но если… В виденьях предстанет мне дивная…О, сон поспеши превозмочь!Пусть будет вся жизнь моя – ночь непрерывная,Одна беспробудная ночь!Будь долог, ты сон мой! Любви и беспечностиБлаженством мне грудь спеленай,И с призраком милым в объятия вечностиУкрадкой меня передай!

К (***)

От ранних лет судьба мне указалаУнылый, трудный жизни путь,Мне чашу горести пить в тайне завещала,И сила высшая мне долго заграждалаМолчанием уста и крепостию грудь.Я не высказывал печали,Я сердце прятал от людей…Своею милостью они меня терзали,Пугали ласкою своей!Но чувствам замкнутым приют в груди стал тесен,И, одичалые в глуши,Они расторгли грудь!.. И звуки робких песенСлучайно вырвались из трепетной души…И всё, что рок мне знать и чувствовать дозволил, —Обманчивый восторг и горькую любовь,И радость, и печаль, – я всё из сердца пролил,И сердце стало пусто вновь!И вот немногие страницы,Вот те убогие листы,Где ввёл я в мерные границыДуши заветные черты.Здесь – быстрой юности живые заблужденья,Златые грёзы бытия,и сердца тщетные волненья,Всё, чем богат, чем беден я!Примите всё: мечты мои и слёзы,Примите очерки и чувств и дум моих,Где пред поэзией волшебной вашей прозы,Бледнея, гаснет каждый стих!

Недоверчивость

Нет, нет! Душа моя не можетЛюбить и веровать вполне!Меня, красавица, тревожитТвоё внимание ко мне.Я так привык к любви бесплатнойИ к неприветливой судьбе,Что счастье милым быть тебеМне дико, странно, непонятно;В груди суровой и немойХраня безрадостную твёрдость,Я так привык питать тоскойМою страдальческую гордостьИ бед числом, числом потерьСреди счастливцев величаться,Что светлым счастием теперьМне было б стыдно наслаждаться.

Евгении Петровне Майковой

Усердный чтитель ваш и домосед угрюмой,Летя за вами вдаль завистливою думой,Спешу крылатою мгновенье изловить,Чтоб искренним стихом ваш путь благословить.Тревожною мечтой от Родины туманнойЯ часто отлетал в тот край обетованной;Хотелось, плакалось и думалось: «туда!»И ныне я б желал подслушать иногда,Как стонет и гремит благословленный ФебомШирокий, русский стих под итальянским небом,Когда его поёт, усвоив мощь и вкусИ прелесть тайную горациева слога,Ваш первенец, служитель юный муз,Наперсник сих богинь и соимённик бога!

Московские цыганы

Хор готов. Вожатый ярыйВышел; волю ждал плечу:Заиграло; вспыхнул старый!Стал, моргнул, качнул гитарой,Топнул, брякнул; – тише! чу!Груша поёт: голосок упоительныйТонкой серебряной нитью дрожит,Как замирает он в неге мучительной…Чу!.. Гром!.. Взрыв!.. Буря шумит.Грянул хор, сверкнули брызгиОт каскада голосов.Пламя молний! Ветра взвизги!Моря вой и шум лесов!Град ударов звонкой сечи!Перекрёстная гроза!Огнь из уст! Из глаз картечи!Пышут груди; ноют плечи;Рыщут дикие глаза.Вот запевает Лебедь – чародейка:Звонкий напев её душу сквозит,Льётся, как струйка, и вьётся, как змейка.Ластится к сердцу и сладко язвит.Чу!.. Свист!.. Вопль!.. Пожар трескучий!Гармоническая брань!То разинул хор гремучийПолну бешеных созвучийРаскалённую гортань!Вот разгульный крик несётся:«Мы живём среди полей!»Весь в огне Илья трясётся,Размахнётся, развернётся:«Живо! Веселей!»А вот «В тёмном лесе» – Матрёна колотит.Колотит, молотит, кипит и дробит,Кипит и колотит, дробит и молотит.И вот – поднялась, и взвилась, и дрожит…Врозь руками размахнула —Хочет целый мир обнять.Вот плывёт… скользит… вздрогнула,Кости старые тряхнула,Повернулась – да опять!Чудо – ведьма ты, злодейка!Вне себя Илья стучит,Рвётся, свищет и кричит:«Жизнь для нас – копейка!»

Три искушения

В пылкой юности, в разгуле бытия,Я знал три гибели, знал три предмета яВсесокрушительных: то очи огневыеДа кудри тёмные, да перси наливные.Те очи… небо в них являлось; но оноВ две чёрных радуги бровей облечено;Сокрыв свою лазурь и яркий блеск денницыЗа облаками вежд, за иглами ресницы,Под сводом гордого, лилейного челаМрачилась гневная, таинственная мглаПо прихоти его мгновенно покрывала,Струила дождь и град и молнии метала.Те кудри чёрные… их страшно вспомянуть!Те кудри… Целый мир в них мог бы утонуть.Когда б они с главы упали вдруг разлитыИ бурей взвеяны; извиты, перевиты,Как змеи лютые, они вились, черны,Как ковы зависти, как думы сатаны.Та чёрная коса, те локоны густые,И волны, пряди их и кольца смоляные,Когда б раскинуть их, казалось бы, моглиОпутать, окружить, обвить весь шар земли,И целая земля явилась бы черницей,В глубоком трауре покрыта власяницей.Те перси юные… о! то был дивный край,Где жили свет и мрак, смыкались ад и рай;То был мятежный край смут, прихотей, коварства;То было буйное, взволнованное царство,Где не могли сдержать ни сила, ни законСомнительный венец и зыблющийся трон;То был подмытый брег над хлябью океана,Опасно движимый дыханием вулкана;Но жар тропический, но климат золотой,Но светлые холмы страны заповедной,Любви неопытной суля восторг и негу,Манили юношу к таинственному брегу.