Стихотворения 1838–1850 гг.

fb2
Бенедиктов Григорьевич Владимир

«Темна и громадна, грозна и могуча

Пол небу несется тяжелая туча.

Порывистый ветер ей кудри клубит,

Врывается в грудь ей и, полный усилья,

Приняв ее тяжесть на смелые крылья,

Ее по пространству воздушному мчит…»

Туча

Темна и громадна, грозна и могучаПол небу несется тяжелая туча.Порывистый ветер ей кудри клубит,Врывается в грудь ей и, полный усилья,Приняв ее тяжесть на смелые крылья,Ее по пространству воздушному мчит.Ничто не смущает разгульного хода;Кругом беспредельный простор и свобода;Вселенная вся с высоты ей видна;Пред нею открыты лазурные бездны,Сады херувимов и таинства звездны —И что же? – Взгляните на тучу: черна,Сурова, угрюма, – с нахмуренным ликом,На мир она смотрит в молчании диком,И грустно, и душно ей в небе родном,И вид ее гневный исполнен угрозы;В свинцовых глазах ее сомкнуты слезы;Меж ребрами пламя, под мышцами гром.Скитальца – поэта удел ей назначен:Высок ее путь, и свободен, и мрачен;До срочной минуты все стихло кругом,Но вдруг – встрепенулись дозревшие силы:Браздами просекли огнистые жилы,И в крупных аккордах рассыпался гром.И после уснувшей, утихнувшей буриЖивее сияние бездонной лазури,Свежее дубравы зеленая сень,Душистей дыханье и роз и ясминов; —И радугу пышно с плеча перекинув,Нагнулся на запад ликующий день.А туча, изринув и громы и пламя,Уходит в лоскутьях, как ветхое знамя,Как эти святые хоругви войны,Измятые в схватке последнего боя,Как честное рубище мужа – героя —Изгнанника светлой родной стороны.И вот, остальные разрешаясь ударом,Подъемлется туча редеющим паром,Прозрачна, чуть зрима для слабых очей,И к небу прильнув золотистым туманом,Она исчезает в отливе багряномПри матовом свете закатных лучей.

Пир

Крыт лазурным пышным сводом,Вековой чертог стоит,И пирующим народомОн семь тысяч лет кипит.В шесть великих дней построенОн так прочно, а в седьмойМощный зодчий успокоенВ лоне вечности самой.Чудно яркое убранство,И негаснущим огнемНеобъятное пространствоОзаряется кругом.То, взносясь на свод хрустальный,Блещет светоч колоссальный;То сверкает вышинаМиллионом люстр алмазных,Морем брызг огнеобразных,И средь бездны их одна,Будто пастырь в группе стада,Величавая лампадаИ елейна, и ясна,Светом матовым полна.В блеске праздничной одеждыЗдесь ликует сибарит;Тут и бедный чуть прикрытВетхим лоскутом надежды,Мудрецы, глупцы, невежды, —Всем гостям места даны;Все равно приглашены.Но не всем удел веселья,Угощенье не одно;Тем – отрава злого зелья,Тем – кипящее вино;Тот блестящими глазамиСмотрит сверху; тот – внизу,И под старыми слезамиПрячет новую слезу.Брат! Мгновенна доля наша:Пей и пой, пока стоитПред тобою жизни чаша!«Пью, да горько» – говорит.Те выносят для приличьяГруз улыбки на устах;Терны грустного величьяСкрыты в царственных венцах.Много всякой тут забавы:Там – под диким воплем славыОклик избранных имен,Удостоенных огласки;Там – под музыкой временОкровавленные пляскиПоколений и племен, —Крики, брань, приветы, ласки,Хор поэтов, нищий клир,Арлекинов пестрый мирИ бесчисленные маски:Чудный пир! Великий пир!Ежечасны перемены:Те уходят с общей сцены,Те на смену им идут;После праздничной тревогиГостя мирного на дрогиС должной почестью кладут.Упоили, угостили,Проводили, отпустили.И недвижный, и немой,Он отправился домой;Чашу горького весельяОн до капли осушилИ до страшного похмельяСном глубоким опочил;И во дни чередовыеВслед за ним ушли другие:Остаются от гостейГруды тлеющих костей.Взглянешь: многие постыдноНа пиру себя ведут,А хозяина не видно,А невидимый – он тут.Час придет – он бурей грянет,И смятенный мир предстанетПеред ним на грозный суд.

Италия

Есть дивный край: художник внемлетЕго призыв и рвется в путь.Там небо с жадностью объемлетЗемли изнеженную грудь.Могущества и страсти полны,Нося по безднам корабли,Кругом, дробясь, лобзают волныБрега роскошной сей земли,К ней мчатся в бешенных порывах;Она ж, в венце хлопот стыдливых,Их ласки тихо принялаИ морю место в двух заливахУ жарких плеч своих дала.С одной руки – громадной стройнойПодъемлясь, Генуя спокойноГлядит на зеркальный раздол;С другой – в водах своих играя,Лежит Венеция златаяИ машет веслами гондол.Страна любви! Сребристой пеныЖивой каймой обведенаПоет, и голосом сиреныЧарует внемлющих она.Красавица! – Вот волны Бренты:У ней на персях дан им бег;По этим персям вьются лентыИгриво сыплющихся рек.Волшебный стан! – ЗмееобразнымОн Тибра поясом обвит,И вечный Рим замком алмазнымНа этом поясе горит;А здесь – все юный и прекрасный,Лежит в одежде древних стенНеаполь, как любовник страстный,У царственных ее колен;С ним и соперник здесь опасный,Везувий, пышит и бурлит,Иль, кроя умысел ужасный,Коварно тухнет и молчит.А тут – к ногам богини чуднойПовержен остров изумрудной,И, щедрых нив дарами полн,Он жертвенным простерся храмомС возженным Этны фимиамомНад зыбью средиземных волн.Заветный край! Тобою дышитСын вдохновенного труда,И сердце зов приветный слышит —Небесный зов: туда! туда!

Грехопадение

В красоте, от праха взятой,Вдохновенным сном объятой,У разбега райских рекПочивал наш прародитель —Стран эдемских юный житель —Мира новый человек.Спит; – а творческого делаСовершается добро:Вынимается из телаК сердцу близкое ребро;Пышет пламень в нем священной,И звучит небесный клир,И на свет из кости бреннойРвется к жизни новый мир, —И прекрасного созданьяОбраз царственный возник:Полный райского сияньяДышит негой женский лик,И власы текут и блещут,Ясны очи взоры мещут,Речью движутся уста,Перси жизнию трепещут,В целом свет и красота.Пробудись, супруг блаженный,И прими сей дар небес,Светлый, чистый, совершенный,Сей венец земных чудес!По предвечному уставуРай удвоен для тебя:Встань! и черпай божью славуИз двойного бытия!Величай творца хвалою!Встань! Она перед тобою,Чудной прелестью полна,Новосозданная дева,От губительного древаНевкусившая жена!И он восстал – и зрит, и внемлет…И полн святого торжестваСупругу юную приемлетИз щедрой длани божества,И средь небесных обаяний,Вполне блаженна и чиста,В цветах – в морях благоуханийЛикует райская чета;И все, что с нею населяетЭдема чудную страну,С улыбкой радостной взираетНа светозарную жену;Звучит ей гимн семьи пернатой;К ней, чужд кровавых, хищных игр,Подходит с маской зверь косматой —Покорный волк и кроткий тигр,И, первенствуя в их собранье,Спокойный, величавый лев,Взглянув на новое созданье,Приветственный подъемлет рев,И, видя образ пред собоюС венцом бессмертья на челе,Смиренно никнет головоюИ стелет гриву по земле.А там украдкою на ЕвуГлядит коварная змеяИ жмется к роковому древу,В изгибах радость затая;Любуясь женскими красами,Тихонько вьется и скользит,Сверкая узкими глазамиИ острым жалом шевелит.Речь змеи кольцеобразнойЕва внемлет. – ПрельщенаСладким яблоком соблазна,Пала слабая жена.И виновник мирозданья,Грянув гневом с высоты,Возложил венец страданьяНа царицу красоты,Чтоб она на грех паденья,За вкушенный ею плод,Все красы и все мученьяПредала в позднейший род;И караются потомки:Дверь небесного шараЗаперта для вас, обломкиОт адамова ребра!И за страшный плод познанья —С горькой участью изгнаньяДолю скорби и трудовБог изрек в громовых звукахДля рожденных в тяжких мукахВаших горестных сынов.Взмах руки своей заноситСмерть над наших днейИ серпом нещадным коситЗлак невызревших полей.Мерным ходом век за векомС грузом горя и заботНад страдальцем – человекомВ бездну вечности идет:На земле ряды уступовПрах усопших намостил;Стал весь мир громадой трупов;Людям тесно от могил.Но с здесь – в краю изгнанья —Не покинул смертных бог:Сердцу светоч упованьяВ мраке скорби он возжет,И на поприще суровом,Где кипит и рыщет зло,Он святит венком терновымПадшей женщины чело;Казнью гнев свой обнаружаИ смягчая правый суд,Светлый ум и мышцы мужаУкрепляет он на труд,И любовью бесконечнойОбновляя смертных род,В дольней смерти к жизни вечнойУказал нам переход.Он открыл нам в край небесныйДвери царственные вновь:Чей пред нами образ крестныйВ язвах казни за любовь?Это бог в крови распятьяПрекращает смерти пир,Расторгает цепь проклятьяИ в кровавые объятьяЗаключает грешный мир!

Слезы и звуки

О дева! Покровом завистливой мглыПодернулся взор твой – Соперник денницы;Ты плачешь – и слезы, как капли смолы,Дрожат и сверкают на иглах ресниц.И больно, и тяжко от слез мне твоих,Но если под бурей на жизненном мореСкорбящей душе твоей легче от них —Плачь, милая, чаще: выплакивай горе!Всегда тебе вере целебный сей ключ,Родник утешенья, источник отрады;Под сердцем рожден и под сердцем кипуч —Сквозь очи он ищет воздушной прохлады.А я… злая мука в предизбранный часМне сердце зальет отравленной кровью,И грузом нависнув над стянутой бровью,Слезинки не выжмет из сумрачных глаз.Порой лишь, в минуты таинственной муки,Из сердца, где живы все язвы любви,Исходят и льются согласные звуки,И в них мне отрада: в них – слезы мои.Но ключ сей услады не верен: докучный,Порой н доходит до неба мой клик,Спирается грудь, и безмолвный, беззвучный,От зноя и жажды сгорает язык.

Казаку – поэту

(Е. П. Г.)

Дни умчались… много сгибло!Тяжелее с каждым днем;Горе буйную зашиблоИ тоска на ретивом.Извели певца невзгоды,Извели и песен дар;Эх, когда бы прежни годы,Да разгул, да юный жар, —Оживлен приязнью братской,Может быть, умел бы яПеснью с удалью казацкойПоприветствовать тебя.Много знал я звуков дивных,Бойких, звонких, разливных,Молодецки – заунывных,Богатырски – удалых.Я из них сковал бы словоПуще грому и огня —Про наездника лихова,Да про бурного коня,Да про Днепр, что сыплет водыВал за валом вперевал,Да про светлый сад природы,Где недавно ты гулял,Где кругом зернистым хлебомРаззолочены поля,Где пирует с ясным небомОбрученная земля,Где сильнее солнце греет,Где Маруся иногдаВ час условный пышно рдеетКраской неги и стыда.Этот край, твой край родимый,На тебе венец двойной:Ты – и сын его любимыйИ певец его родной.И теперь, когда судьбоюСуждено мне петь тайком,Мне ль бурлить перед тобою,Пред залетным казаком?

К женщине

К тебе мой стих. – Прошло безумье!Теперь, покорствуя судьбе,Спокойно, в тихое раздумьеЯ погружаюсь о тебе,Непостижимое созданье!Цвет мира – женщина – слияньеЛучей и мрака, благ и зол!В тебе явила нам природаПоследних тайн своих символ,Грань человеческого родаТобою перст ее провел.Она, готовя быт мужчины,Глубоко мыслила, творя,Когда себе из горсти глиныЗемного вызвала царя; —Творя тебя, она мечтала,Начальным звуком уст своихОна созвучья лишь искалаИ извлекла волшебный стих:Живо, томительный и гибкойСей стих – граница красоты —Сей стих с слезою и с улыбкой.С душой и сердцем – это ты!В душе ты носишь свет надзвездный,А в сердце пламенную кровь —Две дивно сомкнутые бездны,Два моря, слитые в любовь.Земля и небо сжали рукиИ снова братски обнялись,Когда, познав тоску разлуки,Они в груди твоей сошлись,Но демон их расторгнуть хочет,И в этой храмине красотЗемля пирует и хохочет,Тогда как небо слезы льет.Когда ж напрасные усильяСтремишь ты в высь – к родной звезде,Я мыслю: бедный ангел! гдеТвои оторванные крылья?Я их найду, я их отдамТвоим небесным раменам…Лети!.. Но этот дар бесценнойТы захотела ль бы принять,И мир вещественности бреннойНа мир воздушный променять?Нет! – Иль с тобой в край жизни новойДары земли, какие есть,Взяла б ты от земли суровой,Чтобы туда их груз свинцовойНа нежных персях перенесть!Без обожаемого прахаТебе и рай – обитель страха,И грустно в небе голубом:Твой взор, столь ясный, видит в немОдни лазоревые степи;Там пусто – и душе твоейЗемные тягостные цепиПолета горного милей!О небо, небо голубое —Очаровательная степь!Разгул, раздолье вековоеБлаженство душ, сорвавших цепь!Там млечный пояс, там зарница;Там свет полярный – исполин;Там блещет утра багряница;Там ездит солнца колесница;Там бродит месяц – бедуин;Там идут звезды караваном;Порою вихрем – ураганомКомета бурная летит.Там, там когда – то в хоре звездном,Неукротим, свободен, дик,Мой юный взор, скользя по безднам,Встречал волшебный женский лик;Там образ дивного созданьяСиял мне в сумрачную ночь;Там… Но к чему воспоминанья?Прочь, возмутительные, прочь!Широко, ясно небо божье, —Но ты, повитая красой,Тебе земля, твое подножье,Милей, чем свод над головой!Упрека нет: такая доляТебе, быть может, суждена;Твоя младенческая воляЧертой судеб обведена.Должна от света ты зависеть,Склоняться, падать перед ним,Чтоб, может быть, его возвыситьПаденьем горестным твоим;Должна и мучиться и мучить,Сливаться с бренностью вещей,Чтоб тяжесть мира улетучитьЭфирной легкостью твоей;Не постигая вдохновеньяСлезой сердечной заменять;Порою на груди безверцаБыть всем, быть верой для него,Порою там, где нету сердца,Его создать из ничего,Бездарному быть божьим даромУму надменному назло,Отринув ум с безумным жаромЛобзать безумное чело;Порой быть жертвою обмана,Мольбы и вопли отвергать,Венчать любовью истуканаИ камень к сердцу прижимать.Ты любишь: нет тебе укора!В нас сердце – полное чудес,И нет земного приговораТебе – посланнице небес!Не яркой прелестью улыбкиТы искупать должна поройСвои сердечные ошибки,Но мук ужасных глубиной,Томленьем, грустью безнадежнойДуши, рожденной для забав,И небом вложенной так нежноВ телесный, радужный состав.Жемчужина в венце творений!Ты вся – любовь; все дни твои —Кругом извитые ступениВысокой лествицы любви!Дитя: ты пьёшь святое чувствоНа персях матери; оноТобой в глубокое искусствоНежнейших ласк облечено.Ты – дева юная; любовью,Быть может, новой ты полна;Ты шепчешь имя изголовью,Забыв другие имена,Таишь восторг и втайне плачешь,От света хладного в грудиОпасный пламень робко прячешьИ шепчешь сердцу: погоди!Супруга ты; священным клиромТы в этот сан возведена:Твоя любовь пред целом миромУже открыта, ты – жена!Перед лицом друзей и братийУже ты любишь без стыда!Тебя супруг кольцом объятийПерепоясал навсегда;Тебе дано его покоить,Судьбу и жизнь его делить,Его все радости удвоить,Его печали раздвоить.И вот – ты мать переселенцаИз мрачных стран небытия:Весь мир твой в образе младенцаТеперь на персях у тебя;Теперь, как в небе беспредельном,Покоясь в лоне колыбельном,Лежит вселенная твоя;Её ты воплям чутко внемлешь,Стремишься к ней – и посредиГлубокой тьме её подъемлешьК своей питательной груди,И в этот час, как всё в покое,В пучине слов и темноты,Не спят, не дремлят только двое:Звезда полночная да ты!И я, возникший для волнений,За жизнь собратий и своюТебе венец благословенныйОт всех рождённых подаю!

Стих

Из слова железного он образован,Серебряной рифмы насечкой скреплён,В груди, как в горниле, проплавлен, прокованИ в кладезе дум, как булат, закалён,И мерный, и звучный из сердца он вынутИ с громом в мир божий, как молния, кинут.Трепещет и блещет, гремит и звенит,И тешит ребёнка гремушкой созвучий,И юноши душу надеждой кипучейИ жаром мятежных страстей пламенит,И, лавой струясь по сердечным изгибам,Грудь ставит горою и волосы дыбом.То крепкою мыслью, как грудью, вперёдОн к гордому мужу навстречу идётИ смелою думой на думы ответит,То грустно звуча о протекшем: «увы!» —И к старцу влетев, на мгновенье осветитПредсмертные грёзы седой головы.О тайнах ли сердца волшебно звучит он?Проникнут любовью и негой пропитан, —К воспетой красе он отважно летитПолётом незримого мощного духаИ крадется змеем к святилищу слуха,Где локон её, извиваясь, дрожит;Он тут, он ей в грудь залегает глубоко,И нежные перси тайком шевелит,А бедный поэт, отчуждённый, далёко,В толпе незаметный, печальный стоит.И вот – на уста светлоокой царицыСтих пламенный принят с бездушной страницы;Он ею пропитан, и вновь, и опять,И сердце в ней ходит с утроенным стуком,И снова живым, гармоническим звукамДозволено эти уста целовать.Потом эти звуки, с участьем, с любовью,Прелестная шепчет, склонясь к изголовью…Уснула… уста не сомкнулись… на нихПод тайной завесой, в роскошном затишьи,Перерванный сном на крутом полустишьи,Уснул в упоеньи восторженный стих;А труженник песен? – Он чужд усыпленья;Не в силах глубокой тоски превозмочь,Он демоном страсти терзаем всю ночь,Измученный, бледный, в слезах вдохновенья.Стих, вырванный с кровью из жизни певца!Ты весело рыщешь на поприще света.Блаженное чадо страдальца – поэта!Творенье! За что ты счастливей творца?Страшись! Пожираемой ревностью к деве,Поэт взнегодует и в творческом гневеТебя разразит беспощадной рукой,Тебя он осудит на казнь и на муки,Он гром твой рассыплет на мелкие звуки,И звуки развеет в пустыне глухой.Нет, детище сердца! не бойся угрозы:Руки на тебя не поднимет певец;Пускай на тебя только сыплются розы —Он бодро износит терновый венец,Пред роком не склонит главы злополучной —Ты только будь счастлив, о стих громозвучной!Готов он погибнуть – ты только живи,Души его вестник, глашатай любви!

Мороз

Чу! С двора стучится в ставни:Узнаю богатыря.Здравствуй, друг, знакомец давний!Здравствуй, чадо декабря!Дым из труб ползёт лениво;Снег под полозом визжит;Солнце бледное спесивоСквозь туман на мир глядит.Я люблю сей благодатныйОстрый холод зимних дней.Сани мчатся. Кучер статный,Окрылив младых коней,Бодр и красен: кровь играет,И окладисто – горда,Серебрится и сверкаетВ снежных искрах борода.Кони полны рьяной прыти!Дым в ноздрях, в ногах – метель!А она – то? – Посмотрите:Как мила теперь Адель!Сколько блеску хлад ей придал!Други! Это уж не тотБледный, мраморный ваш идол:В этом лике жизнь цветёт;Членов трепетом и дрожьюОбличён заветный жар,И из уст, дышавших ложью,Бьёт теперь – чистейший пар,Грудь в движении волнистом;Неги полное плечо,Кроясь в соболе пушистом,Шевелится горячо;Летней, яркою денницейПышно искрятся глаза;И по шёлковой ресницеБрызжет первая слеза.Кто ж сей мрамор на досугеОживил? – Таков вопрос.Это он – не льститесь, други, —Это он – седой мороз!Жадно лилии он щиплет,И в лицо, взамен их, сыплетПламя свежих, алых роз.Лишь его гигантской мочиЭти гибельные очиУдалось пронять до слёз.

Реки

Игриво поверхность земли рассекая,Волнуясь и пенясь, кипя и сверкая,Хрустальные реки текут в океан,Бегут, ниспадают по склону земномуВ бездонную пасть к великану седому,И их поглощает седой великан.О, как разновиден их бег своенравный!Та мчится угрюмо под тенью дубравной,А эта – широкой жемчужной стенойОтважно упала с гранитной вершиныИ стелется лёгкой, весёлой волной,Как светлая лента по персям долиныЗдесь дикий поток, весь – лишь пена и прах.Дрожит и вздувает хребет серебристой,Упорствует в схватке с оградой кремнистойИ мучится, сжатый в крутых берегах.Там речка без битвы напрасной м труднойПреграды обходит покорной дугойИ чистого поля ковёр изумрудной,Резвясь, огибает алмазной каймой,И дальше – спокойно, струёю безмолвной,Втекла в многовидный, шумливый поток:Взыграл многоводной, в строптивые волныВзял милые капли и в море повлёк.Там катятся реки, и в дольнем теченьеНе общий удел им природою дан;Но там – их смыкает одно назначенье:Но там их приемлет один океан!

Земная ты

О нет, нельзя назвать небеснойСей ощутимой красотыИ этой прелести телесной:Красавица! Земная ты.Так что ж? Лишь в юности начальнойМы ищем девы идеальной;Как беззакатный, вечный деньНам блещут девственные очи,Но вечно день да день… нет мочи!И в самый день давай нам тень!Мы днем хотим хоть каплю ночи.Земная ты… но кто пойметНебес далеких глас призывной.Когда хоть луч один блеснетТвоей вещественности дивной?Земная ты… Но небесаТворит сама твоя краса:Ее вседвижущая силаСвои ворочает светила;Твоя взволнованная грудьВ себе хранит свой млечный путь;И, соразмерив все движеньяпокорных спутников своих,Вокруг себя ты водишь ихПо всем законам тяготенья.Земная ты… Но небосклонЕдиным солнцем озаренИ то лишь днем; – а в лоне ночиТы, к изумленью естества,Едва откроешь ясны очи —Сейчас воспламеняешь два,И их сияньем превосходишьСиянье неба во сто крат,И их с восхода на закатВ одно мгновенье переводишь.Блажен, кто видит сих денницЛюбовью вспыхнувших, явленьеИ их закатное томленьеПод шелком спущенных ресниц.Когда ланиты пламенеют,Уста дрожащие немеют,И в дерзкой прихоти своей,Лобзая розы и лилеи,Текут на грудь, виясь вкруг шеи,Струи рассыпанных кудрейИ кос распущенные змеи.

Тост

Чаши рдеют словно розы,И в развал их вновь и вновьВинограда брызжут слезы,Нервный сок его и кровь.Эти чаши днесь воздымем,И склонив к устам края,Влагу светлую приимемВ честь и славу бытия.Общей жизни в честь и славу;За ее всесветный тронИ всемирную державу —Поглотим струю кровавуДо осушки в чашах дон!Жизнь… Она средь прозы чиннойУвядала бы, как злак,Как суха она, пустыннаБез поэзии: итак —Сей фиал за муз прекрасных,За богинь сих сладкогласных,За возвышенных певцов —сих изящного жрецов,За присяжников искусства —Вечных мучеников чувства,Показавших на землеСвет небес в юдольной мгле,Бронзу в неге, мрамор в муках,Ум в аккордах, сердце в звуках,Бога в красках, мир в огне,Жизнь и смерть на полотне.Жизнь! Сияй! – Твой светоч – разум.Да не меркнет над тобойСвет сей, вставленный алмазомВ перстень вечности самой.Венчан лавром или миртом,Наподобие сих чашБудто налит череп нашСоком дум и мысли спиртом!Да от запада на юг.На восток и юг – вокруг,Чрез века и поколенья,Светит солнце просвященьяИ созвездие наук!Други! Что за свет без тени?День без вечера? – Итак:Да не будет изгнан мракСердцу милых заблуждений!………………Да не дремлет их царица,Кем изглажена границаМежду смертных и богов, —Пьем: да здравствует любовь!Пьем за милых – вестниц рая,За красы их начинаяс полны мрака и лучейзажигательных очей,томных, нежных и упорных,Цветом всячески цветныхсерых, карих, адски – черных:И небесно – голубых!За здоровье уст румяных,бледных алых и багряных —Этих движущихся струй,Где дыхание пламенеет,речь дрожит, улыбка млеет,Пышет вечный поцелуй!В честь кудрей благоуханных,Легких, дымчатых, туманных,Свелорусых, золотых,темных, черных, рассыпных,С их неистовым извивом,С искрой, с отблеском, с отливомИ закрученных, как сталь,В бесконечную спираль!Так – восчествуем сей чашейЮный дев и добрых женИ виновниц жизни нашей,Кем был внят наш первый стон,Сих богинь огнесердечных,кем мир целый проведенЧрез святыню персей млечных,Колыбели пелен,В чувстве полных совершенстваВне размеров и границ,Эти горлиц, этих львиц,Расточительниц блаженстваИ страдания цариц!и взлелеяны любовью,Их питомцы и сыныДа кипят душой и кровьюВ честь родимой стороны —Сей страны, что, с горизонтаВскинув глыбою крутойС моря льдяного до ПонтаМост Рифея златой,Как слезу любви из ока,Как холодный пот с чела,Из Тверской земли широко,Волгу в Каспий пролила!Без усилий в полобхватаУ нее заключеноВсе, что господом даноС финских скал до Арарата.Чудный край! Через АлтайБросив локоть на Китай,темя впрыснув океаном,В Балт ребром, плечом в Атлант.В полюс лбом, пятой к Балканам —Мощный тянется гигант.Русь, – живи! – В тени лавровойДа парит ее орел!Да цветет ее престол!Да стоит ее штыковыйПерекрестный частокол!Да сыны ее родныеИдут, грудью против зла,На отрадные делаИ на подвиги благие!Но чтоб наш тост в меру сталДевятнадцатого века —Человеки! – сей фиалПьем за здравье человека!За витающих в дали!За здоровие земли —Всей, – с Камчатки льдяно-реброй,От отчаянных краевДо брегов Надежды добройИ Счастливых островов,От долин глубоко-темныйДо высот, где гор огромныхВ снежных шапках блещут лбы,Где взнесли свои верхушкиВыше туч земли-старушкиДопотопные горбы,Лавы стылые громады —Огнеметные снарядыВулканической пальбы.Да, стара земля: уж детиСей праматери людейСлишком семьдесят столетийГоре мыкают на ней.А она? – ей горя мало:Ныне так же, как бывало,Мчится в пляске круговойВ паре с верною луной,Мчит с собою судьбы, законы.Царства, скипетры и троныНа оси своей крутитИ вкруг солнца их вертит;В стройной пляске не споткнется,И в круженьи не прольетсяИ не станет кверху дномНи один бокал с вином.Вознесем же в полноте мыСей зачашный наш приветВ славу солнечной системыВ честь и солнца и планет,И дружин огнекрылатых,Длиннохвостых, бородатых,Быстрых, бешенных комет,Всех светил и масс небесных,В здравье жителей безвестныхСветоносных сил шаров, —Пьем в сей час благословеннойЗа здоровье всей вселенной,В честь и славу всех миров —До пределов, где созвездьяЩедро сыплют без возмездьяСвета вечного дары;Где горит сей огнь всемирной,Будто люстры в зале пирной;Где танцуют все миры,Нам неслышным внемля арфам;Где роскошным белым шарфомОблекая неба грудь,Перекинут млечный путь;Где последней искрой сводаЗамкнут дивный сей чертог;Где ликует вся природа,Где владычествует бог —Жизнедавец, светодержецТученосец, громовержец,Кто призвал нас в этот мирНа великий жизни пир,И в делах себя прославилИ торжественно поставилНад землей, как над столом,Чашу неба к верху дном.

Порыв

Как в кованной клетке дубравная птица,Все жажду я, грустный, свободного дня.Напрасно мне блещут приветные лица,И добрые люди ласкают меня:Мне тяжко встречаться с улыбкою ясной;Мне больно смотреть, как играет заря;Нет, милые люди, напрасно, напрасноХотите вы сделать ручным дикаря!Вы сами видали, как странно и тщетно,Скрывая унынье, притворствовал я,Как в обществе чинном и стройном заметнаГлухая, лесная природа моя.Природа была мне в притворстве уликой:Впиваясь в ее вековую красу,Я помню, в минуты прощальной порыКак слезы катились у вас смоляныеЖивым янтарем из – под темной коры,Как вы мне, сгибаясь, главами кивали.Даря свой последний, унылый привет,Как ваши мне листья по ветру шептали:«Куда ты уходишь? – Там счастия нет».О, я разорвал бы печали завесу,Забытою жизнью дохнул бы вполне, —Лишь дайте мне лесу, дремучего лесу!Отдайте лишь волю широкую мне,Где б мог я по – своему горе размыкать,Объятья природе опять распахнуть,И праздно бродящую радость закликатьНа миг перепутья в отверстую грудь!

Путевые заметки и впечатления

(В Крыму)

На море

Ударил ветр. Валы ЕвксинаШумят и блещут подо мной,И гордо вздулся парус мойНа гордых персях исполина.Мой мир, оторван от земли,Летит, От берега вдалиТеряет власть земная сила;Здесь только небо шлет грозу;Кругом лишь небо, а внизу —Одна широкая могила.И лежа я, раздумья полн,С размашистой качели волн —От корня мачты – к небу очиПриподнимал, и мнилось мне:Над зыбью моря звезды ночиКачались в темной вышине;Всё небо мерно колыхалось,И неподвижную досельПерст божий зыблет, мне казалось,Миров несметных колыбель, —И тихо к горизонту падалМой взор: там вал разгульный прядал.И из – за края корабляПучина грудь приподнималаИ глухо вздох свой разрешалаСедые кудри шевеля.

Близ берегов

В широком пурпуре АврорыВосходит солнце. Предо мнойТавриды радужные горыВолшебной строятся стеной.Плывём. Всё ближе берег чуднойИ ряд заоблачных вершин —Всё ближе. У кормы дельфинВолной играет изумруднойИ прыщет искрами вокруг.Вот пристань! – Зноем дышит юг.Здесь жарко – сладок воздух чистый,Огнём и негой разведён.И как напиток золотистыйИз чаши неба пролит он.Там – в раззолоченном уборе,Границ не знающее мореС небесной твердью сведено,А тут – к брегам прижаться радо,И только именем черно,Слилось лазурное оноС зелёным морем винограда.К громадам скал приник залив,И воды трепетные млеют,И рощи лавров отразив,Густые волны зеленеют.

На южном берегу

Природа здешняя светла,Пышна, кудрява, лучезарна,Как прелесть женская – мила,И как прелестница коварна;Полна красот со всех сторон,Блистает и язвит – злодейка;В руинах дремлет скорпион;В роскошных злаках вьётся змейка;В зелёных локонах кустовШипы таятся, иглы скрыты,И между стеблями цветовПропущен стебель ядовитый.А знойный воздух сей, огнёмВ уста втекающий, как лава!..Невидимо разлита в немСоблазна тайного отрава:Вдыхая в грудь его струи,Я вспомнил сон моей любви —Тяжёлый сон! – Зачем любовьюЗдесь дышит всё? – Зайдёт ли день:Край неба весь нальётся кровью,И соблазнительная теньНа холмы ляжет; из – за Понта,Округлена, раскалена,Восстав, огромная лунаРаздвинет обруч горизонта,И выплывет, и разомкнётСвои прельстительные очи…Она, бывало, перечтётМне все недоспанные ночи,Напомнит старые мечты,Страстей изломанных картинуИ всё, за чтобы отдал ты,Скиталец, жизни половину.Какой томительный упрёк,Бывало, мне на сердце ляжет,Когда луна мне томно скажет:Страдай! Томись! Ты одинок.

Между скал

Белело море млечной пеной.Татарский конь по берегу мчалМеня к обрывам страшных скалМеж Симеисом и Лименой,И вот – они передо мнойУжасной высятся преградой;На камне камень вековой;Стена задвинута стеной;Громада стиснута громадой;Скала задавлена скалой.Нагромоздившиеся глыбыВисят, спираясь над челом,И дико брошены кругомКуски, обломки и отшибы;А время, став на их углы,Их медленно грызет и режет:Здесь слышен визг его пилы,Его зубов здесь слышен скрежет.Здесь бог, когда живую властьСвою твореньем он прославил,Хаоса дремлющего частьНа память смертному оставил.Зияют челюсти громад;Их ребра высунулись дико,А там – под ними – вечный ад,Где мрак – единственный владыко;И в этой тьме рад – рад ездок,Коль чрез прорыв междуутесныйКой – где мелькает светоносныйХоть скудный неба лоскуток.А между тем растут преграды,Все жмутся к морю скал громады,И поперек путь узкий мойВдруг перехвачен: нет дороги!Свернись, мой конь, ползи змеей,Стели раскидистые ноги,Иль в камень их вонзай! – Идет;Подковы даром не иступит;Опасный встретив переход,Он станет – оком поведет —Подумает – и переступит, —И по осколкам роковым,В скалах, чрез их нависший купол,Копытом чутким он своимДорогу верную нащупал.Уже я скалы миновал;С конем разумным мы летели;Ревел Евксин, валы белели,И гром над бездной рокотал.Средь ярких прелестей созданьяВзгрустнулось сердцу моему:Оно там жаждет сочетанья;Там тяжко, больно одному.Но, путник, ежели пороюВ сей край обрывов и стремнинЗакинут будешь ты судьбою, —Здесь – прочь от людей! Здесь будь один!Беги сопутствующих круга,Оставь избранницу любви,Оставь наперсника и друга,От сердца сердце оторви!С священным трепетом ты внидешьВ сей новый мир, в сей дивный свет:Громады, бездны ты увидишь,Но нет земли и неба нет;Благоговенье трисвятоеВ тебя прольется с высоты,И коль тогда здесь будут двое,То будут только – бог и ты.

Могила в мансарде

Я вижу рощу. Божий храмВ древесной чаще скрыт глубоко.Из моря зелени высокоКрест яркий выдвинут; к стенамКусты прижались; рдеют розы;Под алтарем кипят, журча,Неиссякающие слезыЖивотворящего ключа.Вблизи – могильный холм; два сумрачные древаНад ним сплели таинственный покров:Под тем холмом почила дева —Твоя, о юноша, любовь.Твоей здесь милой прах. В цветах ее могила.Быть может, стебли сих цветовИдут из сердца, где любовьСвятые корни сохранила.В живые чаши этих роз,Как в ароматные слезницы,И на закате дня, и с выходом денницы,Заря хоронит тайну слез.В возглавьи стройный тополь выросИ в небо врезался стрелой,Как мысль. А там, где звучный клиросВеликой храмины земной,Залив в одежде светоноснойГремит волною подутесной;Кадят душистые цветы,И пред часовнею с лампадой у иконыДеревья гибкие творят свои поклоны,И их сгущенные листыМолитву шопотом читают. – Здесь, мечтатель,Почившей вдовый обожатель,Дай волю полную слезам!Припав на холм сей скорбной грудью,Доверься этому безлюдьюИ этим кротким небесам:Никто в глуши сей не увидитТвоих заплаканных очей;Никто насмешкой не обидитЗаветной горести твоей;Никто холодным утешеньемИли бездушным сожаленьемТвоей тоски не оскорбит,И ересь мнимого участьяНа месте сем не осквернитСвятыню гордого несчастья.Здесь слез не прячь: тут нет людей.Один перед лицом природыДай чувству весь разгул свободы!Упейся горестью своей!Несчастлив ты, – но знай: судьбоюИной безжалостней убит,И на печаль твою пороюС невольной завистью глядит.Твою невесту, в цвете векаСхватив, от мира увлеклиОбъятья матери – земли,Но не объятья человека.Ее ты с миром уступилСвященной области могил,Земле ты предал персть земную:Стократ несчастлив, кто живуюПодругу сердца схоронил,Когда, навек от взоров скрыта,Она не в грудь земли зарыта,А на земле к кому-нибудьСлучайно кинута на грудь.

Дом в цветах. – Алупка

В рощах ненаглядныхЗдесь чертог пред вами.Камень стен громадныхВесь увит цветами:По столбам взбегают,По карнизам вьются,Мрамор обнимают,К позолоте жмутся;Расстилаясь тканью,Съединя все краски,Расточают зданьюЖенственные ласки.Ласки, пав на камень,Пропадают даром:Из него жар – пламеньВыбьешь лишь ударом.Так – то и на светеМеж людьми ведется:Прелесть в пышном цветеЧасто к камню жмется;Цвет, что всех милее,Нежен к истукану;Ластится лелеяК пню или чурбану.Тут хоть камень глажеЩеголя причесан:Там – посмотришь – дажеПень тот не отесан.

Орианда

Прелесть и прелесть! Вглядитесь:Сколько ее на земле!Шапку долой! ПоклонитесьЭтой чудесной скале!Зеленью заткан богатойЧто за роскошный утес,Став здесь твердыней зубчатой,Плечи под небо занес!Но извините: с почтеньемСколько ни кланяйтесь вы, —Он не воздаст вам склоненьемГордой своей головы —Нет! – но услужит вам втроеПышным в подножье ковром,Тенью прохладной при зное,Водных ключей серебром.Гордая стать – не обида:Пусть же, при благости тверд,Дивный утес твой, Таврида,Кажется смертному горд!Вспомним: средь скал благовонных,В свете, над лоском полов,Мало ль пустых, беспоклонных,Вздернутых кверху голов?Тщетно бы тени и кроваБлизкий от них тут искал:Блещут, но блещут суровоВыси живых этих скал.

Потоки

Не широки, не глубокиКрыма водные потоки,Но зато их целый ройСброшен горною стеной,И бегут они в долины,И через камни и стремниныЗвонкой прыгают волной,Там виясь в живом узоре,Там теряясь между скалИли всасываясь в мореОстрее змеиных жал.Смотришь: вот – земля вогнуласьВ глубину глухим котлом,И растительность кругомГусто, пышно развернулась.Чу! Ключи, ручьи кипят, —И потоков быстрых змейкиСквозь подземные лазейкиПробираются, шипят;Под кустарников кудрямиТо скрываются в тени,То блестящими шнурамиМеж зелеными коврамиПередернуты они,И, открыты лишь частями,Шелковистый режут долИ жемчужными кистямиНизвергаются в котел.И порой седых утесовРасплываются глаза,И из щелей их с откосовБрызжет хладная слеза;По уступам вперехватку,Впересыпку, вперекатку,Слезы те бегут, летят,И снопами водопад,То вприпрыжку, то вприсядку,Бьет с раската на раскат;То висит жемчужной нитью,То ударив с новой прытью,Вперегиб и вперелом,Он клубами млечной пеныМылит скал крутые стены,Скачет в воздух серебром,На мгновенье в безднах вязнетИ опять летит вперед,Пляшет, отпрысками бьет,Небо радугами дразнит,Сам себя на части рвет.Вам случалось ли от жаждыУмирать и шелест каждыйШопотливого листка,Трепетанье мотылька,Шум шагов своих тоскливыхПринимать за шум в извивахРодника иль ручейка?Нет воды! Нет мер страданью;Смерть в глазах, а ты идиС пересохшею гортанью,С адским пламенем в груди!Пыльно, – душно, – зной, – усталость!Мать-природа! Где же жалость?Дай воды! Хоть каплю! – Нет!Словно высох целый свет.Нет, поверьте, нетерпеньемВы не мучились таким,Ожидая, чтоб явленьемВас утешила своимВаша милая: как слабыТе мученья! – И когда быВ миг подобный вам онаВдруг явилась, вся полнаКрасоты и обаянья,Неги, страсти и желанья,Вся готовая любить, —Вмиг сей мыслью, может быть,Вы б исполнились единой:О, когда б она УндинойИли нимфой водянойЗдесь явилась предо мной!И ручьями б разбежаласьШелковистая коса,И на струйки бы распаласьВлажных локонов краса,И струи те, пробегаяЧерез свод ее челаСлоем водного стекла,И чрез очи ниспадая,Повлекли б и из очейОхлажденных слез ручей,И потом две водных течиСправа, слева и кругомНа окатистые плечиЕй низверглись, – И потомС плеч, где скрыт огонь под снегомТая с каждого плеча,Снег тот вдруг хрустальным бегомПокатился бы, журча,Влагой чистого ключа, —И, к объятиям отверсты,Две лилейные руки,Растеклись в фонтанах персты,И – не с жаркой глубиной,Но с святым бесстрастным хладом —Грудь рассыпалась каскадомИ расхлынулась волной!Как бы я втянул отрадноЭти прелести в себя!Ангел – дева! Как бы жадноВмиг я выпил всю тебя!Тяжести мои смущает мысли.Может быть, сдается мне, сейчас —В этот миг – сорвется этих массНадо мной висящая громадаС грохотом и скрежетаньем ада,И моей венчая жизни блажь,Здесь меня раздавит этот кряж,И, почет соединив с обидой,Надо мной он станет пирамидой,Сложенной из каменных пластов.Лишь мелькнет последние мгновенье, —В тот же миг свершится погребенье,В тот же миг и памятник готов.Похорон торжественных расходы:Памятник – громаднее, чем сводыВсех гробниц, и залп громов, и треск,Певчий – ветер, а факел – солнца блеск,Слезы – дождь, все, все на счет природы,Все от ней, и где? В каком краю? —За любовь к ней страстную мою!

Пещеры Кизиль-Коба

Где я? – Брожу во мгле сырой;Тяжелый свод над головой:Я посреди подземных сферВ безвестной области пещер.Но вот – лампады зажжены,Пространства вдруг озарены:Прекрасен, ты подземный дом!Лежат сокровища кругом;Весь в перлах влаги сталактитХолодной накипью блестит;Там в тяжких массах вывел онРяд фантастических колон;Здесь облачный накинул свод;Тут пышным пологом идетИ, забран в складках, надо мнойВисит кистями с бахромойИ манит путника прилечь,Заботы жизни сбросить с плеч,Волненья грустные забыть,На камень голову склонить,На камень сердце опереть,И с ним слиясь – окаменеть.Идем вперед – ползем – скользимПодземный ход неизмерим.Свод каждый, каждая стенаХранит прохожих имена,И силой хищной их рукиОт стен отшиблены куски;Рубцы и язвы сих громадСлед их грабительства хранят,И сами собственной рукойОни здесь чертят вензель свой,И в сих чертах заповедных —Печать подземной славы их.И кто здесь имя не вписал?И кто от этих чудных скалКуска на память не отсек?Таков тщеславный человек!Созданьем, делом ли благим,Иль разрушеньем роковым,Бедой ли свой означив путь,Чертой ли слабой – чем-нибудь —Он любит след оставить свойИ на земле, и под землей.

Бахчисарай

Настала ночь. Утих базар.Теснины улиц глухи, немы.Луна, лелея сон татар,Роняет луч сквозь тонкий парНа сладострастные гаремы.Врата раскрыл передо мнойДворец. Под ризою ночнойОбъяты говором фонтановМечеть, гарем, гробницы ханов —Молитва, нега и покой.Здесь жизнь земных владык витала,Кипела воля, сила, страсть,Здесь власть когда-то пировалаИ гром окрест и страх метала —И все прошло; исчезла власть.Теперь все полно тишиною,Как сей увенчанный луною,Глубокий яхонтовый свод.Все пусто – башни и киоски,Лишь чьей – то тени виден ход,Да слышны в звонком плеске водСтихов волшебных отголоски.Вот тот фонтан!.. Когда о нем,Гремя, вещал орган России,Сей мрамор плакал в честь Марии,Он бил слезами в водоем —И их уж нет! – Судьба свершилась.Ее последняя грозаНад вдохновленным разразилась. —И смолк фонтан, – остановилась,Заглохла в мраморе слеза.

Горы

Мой взор скользит над бездной роковойСредь диких стен громадного оплота.Здесь – в массах гор печатью вековойЛежит воды и пламени работа.Здесь – их следы. Постройка их крепка;Но все грызут завистливые воды:Кто скажет мне, что времени рукаНе посягнет на зодчество природы?Тут был обвал – исчезли высоты;Там ветхие погнулись их опоры;Стираются и низятся хребты,И рушатся дряхлеющие горы.Быть может: здесь раскинутся поля,Развеется и самый прах обломков,И черепом ободранным земляОстанется донашивать потомков.Мир будет – степь; народы обоймутГрудь плоскою тоскующей природы,И в полости подземны уйдутТекущие по склонам горным воды,И, отощав, иссякнет влага рек,И область туч дождями оскудеет,И жаждою томимый человекВ томлении, как зверь, освирепеет;Пронзительно свой извергая стонИ смертный рев из пышущей гортани,Он взмечется и, воздымая длани,Открыв уста, на голый небосклонКровавые зеницы обратит,И будет рад тогда заплакать он,И с жадностью слезу он проглотит!..И вот падут иссохшие леса;Нигде кругом нет тени возжеланной,А над землей, как остов обнаженный,Раскалены, блистают небеса;И ветви нет, где б плод висел отраднойДля жаждущих, и каплею прохладнойне светится жемчужная роса,И бури нет, и ветер не повеет…А светоч дня сверкающим ядром,Проклятьями осыпанный кругом,Среди небес, как язва, пламенеет…

Чатырдаг

Он здесь! – В средину цепи горнойВступил, и, дав ему простор,Вокруг почтительно, покорноРаздвинулись громады гор.Своим величьем им неравный,Он стал – один и, в небосклонВперя свой взор полудержавный,Сановник гор – из Крыма он,Как из роскошного чертога,Оставив мир дремать в пыли,Приподнялся – и в царство богаПошел посланником земли.Зеленый плащ вкруг плеч расправилИ, выся темя наголо,Под гром и молнию подставилСвое открытое чело.И там, воинственный, могучий,За Крым он растет с грозой,Под мышцы схватывает тучиИ блещет светлой головой.И вот я стою на холодной вершине.Все тихо, все глухо и темно в долине.Лежит подо мною во мраке земля,А с солнцем давно переведался я, —Мне первому луч его утренний выпал,И выказал пурпур, и злато рассыпал.Таврида-красавица вся предо мной.Стыдливо крадется к ней луч золотойИ гонит слегка ее сон чародейный,Завесу тумана, как полог кисейный,Отдернул и перлы восточные ейРоняет на пряди зеленых кудрей.Вздохнула, проснулась прелестница мира,Свой стан опоясала лентой Салгира,Цветами украсилась, грудь поднялаИ в зеркало моря глядится: мила!Роскошна! Полна красотою и благом!И смотрит невестой!.. А мы с ЧатырдагомГлядим на красу из отчизны громовИ держим над нею венец облаков.

Чатырдагские ледники

Разом здесь из жаркой сферыВ резкий холод я вошел.Здесь на дне полупещеры —Снега вечного престол;А над ним немые стены,Плотно затканные мхом,Вечной стражею без сменыВозвышаются кругом.Чрез отвёрстый зев утёсовСверху в сей заклеп земнойРобко входит свет дневной,Будто он лишь для расспросов:Что творится над землёй? —Послан твердью световой.Будто ринувшись с разбегаПо стенам на бездну снега,Мох развесился над нейЦелой рощей нисходящей,Опрокинутою чащейНитей, прядей и кистей.Что ж? До сердца ль здесь расколотЧатырдаг? – Сказать ли: вотЭто сердце – снег и лёд?Нет бесстрастный этот холодСдержан крымскою горойПод наружной лишь корой.Но и здесь не без участьяК вам природа, и бесстрастьяВ ней законченного нет:Здесь на тяжкий стон не счастьяЭхо стонет нам в ответ;Словно другом быть вам хочет,С вашим смехом захохочет,С вашим криком закричит,Вместе с вами замолчит,Сердцу в муках злополучьяШлёт созвучья и отзвучья:Вздох ваш скажет – ох, беда! —И оно вам скажет – да!Так глубоко, так сердечно!Этот воздух ледянойПрохладит так человечноЖгучий жар в груди больной;Он дыханье ваше схватитИ над этим ледникомТихо, бережно покатитПара дымчатым клубком.Этот мох цвести не станет,До цветов ему – куда?До зато он и не вянетИ не блекнет никогда.А к тому ж в иные годыЗдесь, под солнечным огнём,Бал таврической природыСлишком жарок: чтоб на нёмСладко грудь свежилась ваша,Здесь мороженного чашаДля гостей припасенаИ природой подана.И запас другого благаСкрыт здесь – в рёбрах Чатырдага:Тех ключей, потоков, рекНе отсюда ль прыщет влага?Пей во здравье, человек!В этой груде снежных складовЛишь во времени твердаТех клокочущих каскадовСеребристая руда;Но тепло её затронет,Перетрёт между теснин,Умягчит, и со стремнинПодтолкнёт её, уронитИ струистую погонитВ область дремлющих долин.

Степи

Долго шёл между горамиИ с раската на раскат…Горы! тесно между вами;Между вами смертный сжат;Тесно, сердце воли просит,И от гор, от их цепей,Лёгкий конь меня уноситВ необъятный мир степей.Зеленеет бархат дерна —Чисто; гладко; ровен путь;Вдоволь воздуха; просторно:Есть, где мчаться, чем дохнуть.Грудь свободна – сердце шире!Есть, где горе разнести!Здесь не то, что в душном мире:Есть, чем вздох перевести!Бездна пажитей пространныхМелким стелется ковром;Море трав благоуханныхБлещет радужно кругом.Удалой бурно – крылатыйВер летит: куда лететь?Вольный носит ароматы:Не найдёт, куда их деть.Вот он. Вот он – полн веселья —Прах взвивает и бурлитИ, кочуя, от бездельяСвадьбу чёртову крутит.Не жалеет конской мочиДобрый конь мой: исполать!О, как весело скакатьВдаль, куда смотрят очи,И пространство поглощать!Ветер вольный! брат! – поспорим!Кто достойнее венка?Полетим безводным морем!Нам арена широка.Виден холм из – за тумана,На безхолмьи великан;Видишь ветер – вон курган —И орёл летит с кургана:Там ристалищу конец;Там узнаем, чей венец:Конь иль ветр – кто обгонит?Мчимся: степь дрожит и стонет;Тот и этот, как огонь,И лишь ветр у курганаЗашумел в листах бурьяна —У кургана фыркнул конь.

Коса

Я видел: бережно, за рамой, под стеклом,Хранились древности остатки дорогие —Венцы блестящие, запястья золотыеИ вазы чудные уставлены кругом,И всё, что отдали курганы и гробницы —Амфоры пирные и скорбные слезницы,И всё была свежа их редкая краса;Но средь венцов и чаш, в роскошном их собранье,Влекла к себе моё несытое вниманьеОт женской головы отъятая коса,Достойная любви, восторгов и стенаний,Густая, чёрная, сплетённая в три грани,Из страшной тьмы могил исшедшая на светИ неизмятая под тысячами лет,Меж тем как столько кос и с царственной красоюИссеклось времени нещадною косою.Нетленный блеск венцов меня не изумлял;Не диво было мне, что эти диадимыПрошли ряды веков, все в целости хранимы.В них рдело золото – прельстительный металл!Он время соблазнит, и вечность он подкупит,И та ему удел нетления уступит.Но эта прядь волос… Ужели и онаВсевластной прелестью над временем сильна?И вечность жадная на этот дар прекраснойГлядела издали с улыбкой сладострастной?Где ж светлые глаза той дивной головы,С которой волосы остались нам?.. Увы!Глаза… они весь мир, быть может, обольщали,Диктаторов, царей и консулов смущали,Огни кровавых войн вздувая и туша,Глаза, где было всё: свет, жизнь, любовь, душа,Где лик небес сверкал, бессмертье пировало, —О, дайте мне узреть хоть их волшебный след!И тихо высказал осклабленный скелетНа жёлтом черепе два страшные провала.

Прости

Прости, волшебный край, прости!На кратком жизненном путиЕдва ль тебя я снова встречу,Да и зачем?.. я не замечуИ не найду в тебе тогдаТого, что видел ныне – да!Ты будешь цвесть, ты вечно молод,А мне вторично – не цвести:Тогда в тебя вознёс бы холод…Прости, волшебный край, прости!

Южная ночь (писано в Одессе)

Лёгкий сумрак. Сень акаций.Берег моря, плеск волны;И с лазурной вышиныСвет лампады муз и граций —Упоительной луны.Там, чернея над заливом,Мачт подъемлются леса;На земли ж – земли ж краса —Тополь ростом горделивымИзмеряет небеса.Горячей дыханья девы,Меж землёй и небом сжат,Сладкий воздух; в нём дрожатИтальянские напевы;В нём трепещет аромат.А луна? – Луна здесь греет,Хочет солнцем быть луна;Соблазнительно – пышнаГрудь томит и чары деетБлеском сладостным она.Злая ночь златого юга!Блещешь лютой ты красой:Ты сменила холод мойЖаром страшного недуга —Одиночества тоской.Сердце, вспомнив сон заветной,Жаждешь вновь – кого-нибудь…Тщетно! Не о ком вздохнуть!И любовью беспредметнойВысоко взметалась грудь.Прочь, томительная нега!Там – целебный север мойВозвратит душе больнойВ лоне вьюг, на глыбах снегаСилу мыслей и покой.

К А-е П-е Г-г

(по возвращении из Крыма)

В стране, где ясными лучамиЖивее плещут небеса,Есть между морем и горамиЗемли роскошной полоса.Я там бродил, и дум порывыНевольно к вам я устремлял,Когда под лавры и оливыГлаву тревожную склонял.Там, часто я в разгуле диком,Широко плавая в мечтах,Вас призывал безумным криком, —И эхо вторило в горах.О вас я думах там, где влагаФонтанов сладостных шумит,Там, где гиганта – ЧатырдагаГлава над тучами парит,Там, где по яхонту эфираГуляют вольные орлы,Где путь себе хрусталь СалгираПрошиб из мраморной скалы; —Там, средь природы колоссальной,На высях гор, на рёбрах скал,Оставил я свой след печальнойИ ваше имя начертал;И после – из долин металисьМои глаза на высоты,Где мною врезаны осталисьТе драгоценные черты:Они в лазури утопали,А я смотрел издалека,Как солнца там лучи игралиИли свивались облака.Блеснёт весна иного года,И может быть в счастливый часТавриды смелая природаВ свои объятья примет вас.Привычный к высям и оврагам,Над дольней бездной, в свой черёд,Татарский конь надёжным шагомВас в область молний вознесёт —И вы найдёте те скрижали,Где, проясняя свой уделИ сердца тайные печали,Я ваше имя впечатлел.Быть может, это начертанье —Скалам мной вверенный залог —Пробудит в вас воспоминаньеО том, кто вас забыть не мог…Но я боюсь: тех высей темяОбвалом в бездну упадёт,Или завистливое времяЧерты заветные сотрёт,Иль, кроя мраком свет лазуриИ раздирая облака,Изгладит их ревнивой буриНеотразимая рука, —И не избегну я забвенья,И, скрыта в прахе разрушенья,Заветной надписи лишась,Порой под вашими стопамиМелькнёт не узнанная вамиМогила дум моих об вас.

Е. Н. Ш…ой

(при доставлении засохших крымских растений)

Пируя праздник возвращенья,Обет мой выполнить спешу,И юга светлого растеньяЯ вам сердечно приношу.Там флора пышная предсталаМне в блеске новой красоты;Я рвал цветы – рука дрожалаИ их застенчиво срывала:Я не привык срывать цветы.Они пред вами, где ж приветный,Чудесный запах южных роз?Увы! Безжизненный, безцветныйЯ только прах их вам привез:Отрыв от почвы им смертелен,И вот из скудных сих даровЛишь мох остался свеж и зеленОт чатырдагских ледников —Затем, что с ним не зналась нега;Где солнца луч не забегал,Он там над бездной льдов и снегаУтёсов рёбра пеленал;Да моря чудные растенья,Как вживе, странный образ свойХранят – затем, что с дня рожденьяОни средь влаги и волненьяЗнакомы с мрачной глубиной.

Ещё чёрные

О, как быстра твоих очейОгнём напитанная влага!В них всё – и тысячи смертейИ море жизненного блага.Они, одетые черно,Горят во мраке сей одежды;Сей траур им носить даноПо тем, которым сужденоОт их погибнуть без надежды.Быть может, в сумраке земномИх пламя для того явилось,Чтоб небо звёзд твоих огнёмПеред землёю не гордилось,Или оттоль, где звёзд рядыКрестят эфир лучей браздами,Упали белых две звездыИ стали чёрными звездами.Порой, в таинственной тени,Слегка склонённые, они,Роняя трепетные взгляды,Сияньем теплятся святым,Как две глубокие лампады,Елеем полные густым, —И укротив желаний битвуИ бурю помыслов земных,Поклонник в трепете при нихСтановит сердце на молитву.Порой в них страсть: огражденыДвойными иглами ресницы,Они на мир наведеныИ смотрят ужасом темницы,Где через эти два окнаЧернеет страшно глубина, —И поглотить мир целый хочетТа всеобъемлющая мгла,И там кипящая клокочетГустая, чёрная смола;Там ад; – но муки роковыеРад каждый взять себе на часть,Чтоб только этот ад попасть,Проникнуть в бездны огневые,Отдаться демонам во власть,Истратить разом жизни силы,Перекипеть, перегореть,Кончаясь, трепетать и млеть,И, как в бездонных две могилы,Всё в те глаза смотреть – смотреть.

Вот как это было

(посвящено Майковым)

Летом протёкшим, при всходе румяного солнца,Я удалился к холмам благодатным. СеленьеМирно, гляжу, почиваю над озером ясным.Дай, посещу рыбарей простодушных обитель!Вижу, пуста одинокая хижина. – «Где же,Жильцы этой хаты пустынной?» —Там, – отвечали мне, – там! – И рукой указалиПуть к светловодному озеру. Тихо спустилсяК берегу злачному я и узрел там Николая —Рыбаря мирного: в мокрой одежде у брегаПлот он сколачивал, тяжкие брёвна ворочал;Ветром власы его были размётаны; лёсы,Крючья и гибкие трости – орудия ловли —Возле покоились. Тут его юные чадаОдаль недвижно стояли и удили рыбу,Оком прилежным судя, в созерцаньи глубоком,Лёгкий, живой поплавок и движение зыби.Знал я их: все они в старое время, бывало,С высшим художеством знались, талантливы были,Ведали книжное дело и всякую мудрость, —Бросили всё – и забавы, и жизнь городскую,Утро и полдень и вечер проводят на ловле.Странное дело! – помыслил я – что за причина?Только помыслил – челнок, погляжу, уж, отчалил,Влажным лобзанием целуются с озеров вёсла:Сам я не ведаю, как в челноке очутился.Стали на якоре; дали мне уду; закинул:Бич власяной расхлестнул рябоватые струйки,Груз побежал в глубину, поплавок закачался,Словно малютка в люльке хрустальной; невольноЯ загляделся на влагу струистую: сверхуИскры, а глубже – так тёмно, таинственно, чудно,Точно, как в очи красавицы смотришь, и взоруВзором любви глубина отвечает, скрываяУды зубристое жало в загадочных персях.Вдруг – задрожала рука – поплавок окунулся,Стукнуло сердце и замерло… Выдернул: окунь!Бьётся, трепещет на верном крючке и, сверкая,Брызжет мне в лицо студёными перлами влаги.Снова закинул… Уж солнце давно закатилось,Лес потемнел, и затеплились божьи лампады —Звёзды небесные, – ловля ещё продолжалась.«Ваш я отныне, – сказал рыбакам я любезным, —Брошу неверную лиру и деву забуду —Петую мной чернокудрую светлую деву,Или – быть может… опять проглянула надежда!..Удой поймаю её вероломное сердце —Знаю: она их огня его бросила в воду.Ваш я отныне – смиренный сотрудник – ваш рыбарь».

Могила любви

В груди у юноши есть гибельный вулкан.Он пышет. Мир любви под пламенем построен.Чредой прошли года; Везувий успокоен,И в пепле погребён любовный Геркулан;Под грудой лавы спят мечты, тоска и ревность;Кипевший жизнью мир теперь – немая древность.И память, наконец, как хладный рудокоп,Врываясь в глубину, средь тех развалин бродит,Могилу шевелит, откапывает гробИ мумию любви нетленную находит:У мёртвой на челе оттенки грёз лежат;Есть прелести ещё в чертах оцепенелых;В очах угаснувших блестятОстатки слёз окаменелых.Из двух венков, ей брошенных в удел,Один давно исчез, другой всё свеж, как новый:Венок из роз давно истлел,и лишь один венок терновыйНа вечных язвах уцелел.Вотще и ласки дев и пламенные песниПочившей говорят: восстань! изыдь! воскресни!Её не оживят ни силы женских чар,Ни взор прельстительный, ни уст румяных лепет,И электрический ударВ ней возбудит не огнь и жар,А только судорожный трепет.Кругом есть надписи; но тщетно жадный умПокрывшую их пыль сметает и тревожит,Напрасно их грызёт и гложетЖелезный зуб голодных дум,Когда и сердце их прочесть уже не может;И факел уронив, и весь проникнут мглой,Кривляясь в бешенстве пред спящею богиней,В бессильи жалком разум злойКощунствует над древнею святыней.

О, если б

О, если б знал я наперёд,Когда мой смертный час придёт,И знал, что тихо, без терзанья,Я кончу путь существованья, —Я жил бы легче и смелей,Страдал и плакал веселей,Не только б жизнь мою злословил,И постепенно бы готовилЯ душу слабую к концу,Как деву к брачному венцу;И каждый год, в тот день известной.Собрав друзей семьёю теснойИ пеня дружеский фиал,Себе я сам бы отправлялСреди отрадной вечеринки,В зачёт грядущего поминки,Чтобы потом не заставлятьСебя по смерти поминать.В последний год, в конце дороги,Я свёл бы все свои итоги,Поверил все: мои грехи,Мою любовь, мои стихи,Что я слагал в тоске по милой(Прости мне, боже, и помилуй!),И может быть ещ5е бы раз,Припомнив пару чёрных глаз,Да злые кудри девы дальной,Ей брякнул рифмою прощальной.Потом – всему и всем поклон!И, осмотрясь со всех сторон,В последний раз бы в божьем миреРаскланялся на все четыре,Окинул взором неба синь,Родным, друзьям, в раздумьи тихомСказал: не поминайте лихом!Закрыл бы очи – и аминь!

Напрасные жертвы

Степенных мудрецов уроки затвердив,Как вредны пламенные страсти,С усилием я каждый их порывСтарался покорить рассудка грозной власти;С мечтой сердечною вступая в тяжкий спор,Я чувству шёл наперекор,И может быть порой чистейшее участьеСозданий, милых мне, враждебно отвергал,И где меня искало счастье —Я сам от счастья убегал.Рассудок хладный! – долго, строгоЯ не без горя, не без слёзТебе служил, и много, многоКровавых жертв тебе принёс;Как в тайну высшего искусства,Я вник в учение твоё —И обокрал святыню чувства,Ограбил сердце я своё;И там, где жизнь порывом сильнымИз тесной рамы бытияСтремилась выдвинуться, – яГрозил ей заступом могильным,И злой грозой пораженаСтихала грустная она.За жертвы трудные, за горькие лишеньяТы чем мне заплатил, холодный, жалкий ум?Зажёг ли мне во тьме светильник утешеньяИ много ли мне дал отрадных светлых дум?Я с роком бился: что ж? – Что вынес я из боя?Я жизнь вверял тебе – и не жил я вполне:За жизнь мою ты дал ли мнеХотя безжизненность покоя?Нет, дни туманные моиПолны, при проблесках минутных,Печальных гроз, видений смутныхИ тёмных призраков любви.

Ответ

(на доставшийся автору в игре вопрос: какой цветок желал бы он воспеть?)

Есть цветок: его на лиреВечно б славить я готов.Есть цветок: он в этом миреКраше всех других цветов.То цветок не однолетний:Всё милее, всё приветнейОн растёт из года в годИ, пленяя всю природу,По восьмнадцатому годуДивной прелестью цветёт.Поднимается он статно.Шейка гибкая бела,А головка ароматна,И кудрява, и светла,Он витает в свете горнем,И мечтательно – живойОн не связан грязным корнемС нашей бедною землёй.Не на стебле при дорожкахНеподвижно – одинок —нет, на двух летучих ножкахВьётся резвый тот цветок.от невзгод зимы упрямойЖизнь его сохраненаЗа двойною плотной рамойОсторожного окна,И, беспечный, он не слышитБурь, свистящих в хладной мгле:Он в светлице негой дышит,Рдеет в комнатном тепле.Что за чудное растенье!Тонок, хрупок каждый сгиб:Лишь одно прикосновенье —И прекрасный цвет погиб;Увлекая наши взоры,Слабый, ищет он опоры…Но – смотрите: он порой,Нежный, розово – лилейныйДышит силой чародейной,Колдовством и ворожбой;Полный прелестей, он разомСердце ядом напоит,Отуманит бедный разумИ прельстит, и улетит.

Старой знакомке

Я вас знавал, когда мечтамиВам окрылялся каждый час,И жизнь волшебными цветами,Шутя, закидывала вас.О, в те лета вам было ясно,Что можно в счастье заглянуть,Что не вотще холмится грудьИ сердце бьётся не напрасно.Я был при вас. Меня ничтоНе веселило; я терзался;Одними вами любовался —И только был терпим за то.Очами ясными встречалиМоё вы грустное чело,И ваших радостей числоНа нём – на сей живой скрижали —Летучим взором отмечали.Теперь, когда вы жизнь своюСдружили с горем и бедами,Я, вам не чуждый, перед вами,Как хладный памятник, стою.Я вам стою, как свиток пыльной,Напоминать былые дни:На мне, как на плите могильной,Глубоко врезаны они.Мне вас жаль видеть в этой доле:Вас мучит явная тоска;Но я полезен вам не боле,Как лист бездушный дневника.Мой жребий с вашим всё несходенДоныне дороги вы мне, —Я вам для памяти лишь годен;Мы оба верные старине.Я, на плечах таская бремяМоей все грустной головы,Напоминаю вам то время,Когда блаженствовали вы;А вы, в оплату мне, собою,Движеньем взора твоего,Напоминаете пороюВсе муки сердца твоего.

Лебедь

Ветер влагу чуть колышетВ шопотливых камышах.Статный лебедь тихо дышитНа лазуревых струях:Грудь, как парус, пышно вздута,Величава и чиста;Шея, загнутая круто,Гордо к небу поднята;И проникнут упоеньемОн в державной красотеНад своим изображеньем,Опрокинутый в воде.Что так гордо, лебедь белый,Ты гуляешь по струям?Иль свершил ты подвиг смелый?Иль принёс ты пользу нам?– Нет, я праздно, – говорит он, —Нежусь в водном хрустале.Но недаром я упитанДухом гордым на земле.Жизнь мою переплывая,Я в водах отмыт от зла,И не давит грязь земнаяМне свободного крыла.Отряхнусь – и сух я стану;Встрепенусь – и серебрист;Запылюсь – я в волны пряну,Окунусь – и снова чист.На брегу пустынно – дикомЧеловека я встречалИль нестройным, гневным криком,Иль таился и молчал,И как голос мой чудесен,Не узнает он вовек:Лебединых сладких песенНедостоин человек.Но с наитьем смертной муки,Я, прильнув к моим водам,Сокровенной песни звукиПрямо небу передам!Он, чей трон звездами вышит,Он, кого вся твердь поёт,Он – один её услышит,Он – один её поймёт!Завещаю в память светуЯ не злато, не сребро,Но из крылий дам поэтуЧудотворное перо;И певучий мой наследникДа почтит меня хвалой,И да будет он посредникМежду небом и землёй!Воспылает он – могучийБич порока, друг добра —И над миром, как из тучи,Брызнут молнии созвучийС вдохновенного пера!С груди мёртвенно – остылой,Где витал летучий дух,В изголовье деве милойЯ оставлю мягкий пух,И ему лишь, в ночь немую,Из – под внутренней грозы,Дева вверит роковуюТайну пламенной слезы,Кос распущенных змеямиИзголовье перевьётИ прильнёт к нему устами,Грудью жаркою прильнёт,И согрет её дыханьем,Этот пух начнёт дышатьИ упругим колыханьемБурным персям отвечать.Я исчезну, – и средь влаги,Где скользил я, полн отваги,Не увидит мир следа;А на месте, где плескатьсяТак любил я иногда,Будет тихо отражатьсяНеба мирная звезда.

Разоблаченье

Когда, в пылу воображенья,Мечтой взволнованный поэт,Дрожа в припадке вдохновенья,Творит красавицы портрет,Ему до облачного сводаОткрыт орлиный произвол;Его палитра – вся природаКисть – гармонический глагол;Душа кипит, созданье зреет,И, силой дивной зажжено,Под краской чувства пламенеетШирокой думы полотно.При громе рифмы искромётнойПриимец выспренних даровПорою с прелести заветнойСрывает трепетный покров,Дианы перси обнажаяИль стан богини красоты,И эти смелые чертыБлистают, небо отражая;И чернь во храме естестваНа этот свет, на эти тениГлядит и тело божестваМарает грязью помышлений…Пускай!.. Так солнца светлый шарВ часы торжественного взлётаНечистый извлекает парИз зыби смрадного болота,Но тоже солнце, облаковРаздвинув полог, в миг восстаньяПодъемлет пар благоуханьяИз чаши девственных цветов.

Исход

И се: он вывел свой народ.За ним египетские кони,Гром колесниц и шум погони;Пред ним лежит равнина вод;И, осуждая на разлукуВолну с волною, над челомВеликий вождь подъемлет рукуС её властительным жезлом.И море, вспенясь и отхлынув,Сребром чешуйчатым звуча,Как зверь, взметалось, пасть раздвинув,Щетиня гриву и рыча,И грудь волнистую натужа,Ища кругом – отколь гроза?Вдруг на неведомого мужаВперило мутные глаза —И видит: цепь с народа сбросив,Притёк он, светел, к берегам,Могущ, блистающ, как Иосиф,И бога полн, как Авраам;Лик осин венцом надежды,И огнь великий дан очам;Не зыблет ветр его одежды;Струёю тихой по плечамТекут власы его льняные,И чудотворною рукойПодъят над бездною морскойЖезл, обращавшийся во змия…То он! – и воплем грозный вал,Как раб, к ногам его припал.Тогда, небесной мощи полный,Владычным оком он блеснул,И моря трепетные волныЖезлом разящим расхлестнул,И вся пучина содрогнулась,И в смертном ужасе она,И застонав, перевернулась…И ветер юга, в две стены,И с той, и с этой стороныВалы ревущие спирая,Взметал их страшною грядой,И с бурным воем, в край из краяГромаду моря раздирая,Глубокой взрыл её браздой,И волны, в трепете испуга,Стеня и подавляя стон,Взирают дико с двух сторон,Отодвигаясь друг от друга,И средь разрытой бездны водВослед вождю грядёт народ;Грядёт – и тихнет волн тревога.И воды укрощают бой,Впервые видя пред собойТого, который видел бога.Погоня вслед, но туча мглыЛегла на вражеские силы:Отверзлись влажные могилы;Пучина сдвинулась; валы,Не видя царственной угрозы,Могущей вспять их обратить,Опять спешат совокупитьСвои бушующие слёзы,И, с новым рёвом торжества,Вступя в стихийные права,Опять, как узнанные братья,Друг к другу ринулись о объятьяИ, жадно сдвинув с грудью грудь,Прияли свой обычный путь.И прешед чрез рябь морскую,И погибель зря врагов,Песнь возносит таковуюСонм израильских сынов:«Воспоём ко господу:Славно бо прославился!Вверг он в море бурноеИ коня и всадника.Бысть мне во спасениеБог мой – и избавися.Воспоём к предвечному:Славно бо прославился!Кто тебе равным, о боже, поставлен?Хощешь – и бурей дохнут небеса,Море иссохнет – буди прославлен!Дивен во славе творяй чудеса!Он изрёк – и смерть готова.Кто на спор с ним стать возмог?Он могущ; он – брани бог;Имя вечному – Егова.Он карающ, свят и благ;Жнёт врагов его десница;В бездне моря гибнет враг,Тонут конь и колесница;Он восхощет – и средь водНевредим его народ.Гром в его длани; лик его ясен;Солнце и звёзды – его словеса;Кроток и грозен, благ и ужасен;Дивен во славе творяй чудеса!»И в веселии великомПред женами Мариам,Оглашая воздух кликом,Ударяет по струнам,В славу божьего закона,Вещим разумом хитра —Мужа правды – АаронаВдохновенная сестра.Хор гремит; звенят напевы;«Бог Израиля велик!»Вторят жёны, вторят девы,Вторят сердце и язык:«Он велик!»А исполненный святыни,Внемля звукам песни сей,В предлежащие пустыниТихо смотрит Моисей.

Быть может

Когда ты так мило лепечешь «люблю»,Волшебное слово я жадно ловлю;Он мне так ново, так странно, так чудно!Не верить – мне страшно, а верить – мне трудно.Быть может, ты сердца следя моегоОдни беспредметно слепые стремленьяИ сжалясь над долей его запустенья,Подумала: «Дай, я наполню его!Он мил быть не может, но тихо, бесстрастноЯ буду питать его чувства порыв;Не боле, чем прежде, я буду несчастна,А он… он, может быть, и будет счастлив!»И с ангельской лаской, с небесным приветомКо мне обратила ты дружеский взорИ в сердце моём, благодатно согретом,Все радости жизни воскресли с тех пор.О, ежели так – пред судьбой без упорстваСмиряя заносчивых дум мятежи,Готов я признать добродетель притворства,Заслугу не правды, достоинство лжи.Чрез добрую цель оправдания средства,Безгрешность коварства и благость кокетстваНе зная, как сладить с судьбой и с людьми,Я жил безотрадно, я ты без участьяНесчастному кинув даяние счастья,С радушной улыбкой сказала: возьми!О, ежели так – для меня ненавистенЯд правды несносной и тягостных истин,С которыми свет был мне мрачен и пуст,Когда, я блаженства проникнутый дрожью,До глупости счастлив прелестною ложьюТвоих обаяньем помазанных уст.

Москва

Близко… Сердце встрепенулось;Ближе… ближе… Вот видна!Вот раскрылась, развернулась, —Храмы блещут: вот она!Хоть старушка, хоть седая,И вся пламенная,Светозарная, святая,Златоглавая, роднаяБелокаменная!Вот – она! – давно ль из пепла?А взгляните: какова!Встала, выросла, окрепла,И по – прежнему жива!И пожаром тем жестокимСладко память шевеля,Вьётся поясом широкимВкруг высокого Кремля.И спокойный, величавый,Бодрый сторож русской славы —Кремль – и красен и велик,Где, лишь божий час возник,Ярким куполом венчаннаКолокольня ИоаннаДвижет медный свой язык;Где кресты церквей далечеПо воздушным ступенямИдут, в золоте, навстречуК светлым, божьим небесам;Где за гранями твердыни,За щитом крутой стены.Живы таинства святыниИ святыня старины.Град старинный, град упорный,Град, повитый красотой,Град церковный, град соборныйИ державный, и святой!Он с весёлым русским нравом,Тяжкой стройности уставамНепокорный, вольно лёгИ раскинулся, как мог.Старым навыкам послушнойОн с улыбкою радушнойСквозь раствор своих воротВсех в объятия зовёт.Много прожил он на свете.Помнит предков времена,И в живом его приветеНараспашку Русь видна.Русь… Блестящий в чинном строеЕй Петрополь – голова,Ты ей – сердце ретивое,Православная Москва!Чинный, строгий, многодумнойОн, суровый град Петра,Полн заботою разумнойИ стяжанием добра.Чадо хладной полуночи —Гордо к морю он проник:У него России очи,И неё судьбы язык.А она – Москва родная —В грудь России залегла,Углубилась, вековая.В недрах клады заперла.И вскипая русской кровьюИ могучею любовьюК славе царской горяча,Исполинов коронуетИ звонит и торжествует;Но когда ей угрожаетСилы вражеской напор,Для себя сама слагаетСлавный жертвенный костёрИ, врагов завидя знамя,К древней близкое стене,Повергается во пламяИ красуется в огне!Долго ждал я… грудь тоскою —Думой ныне голова;Наконец ты предо мною,Ненаглядная Москва!Дух тобою разволнован,Взор к красам твоим прикован.Чу! Зовут в обратный путь!Торопливого приветаВот мой голос: многи летаИ жива и здрава будь!Да хранят твои раскатыРусской доблести следы!Да блестят твои палаты!Да цветут твои сады!И одета благодатьюИ любви и тишиныИ означена печатьюНезабвенной старины,Без пятна, без укоризны,Под наитием чудес,Буди славою отчизны,Буди радостью небес!

Киев

В ризе святости и славы,Опоясан стариной,Старец – Киев предо мнойВозблистал золотоглавый.Здравствуй, старец величавый!Здравствуй, труженик святой!Здравствуй, Днепр – поитель дивнойНезабвенной старины!Чу! На звон твоей струныСердце слышит плеск отзывной,Удалой, многоразливнойСвятославоской волны.Здесь Владимир кругом теснымСыновей своих сомкнулИ хоругви развернул,И наитьем полн небесным,Здесь, под знамением крестным,В Днепр народ свой окунул.Днепр – Перуна гроб кровавый,Путь наш к грекам! Не в тебе льРусской славы колыбель?Семя царственной державы,Пелена народной славы,Наша крёстная купель?Ты спешишь в порыве смеломКраю северному в честь,О делах его дать вестьПолдня сладостным пределам,И молву о царстве беломК морю чёрному принесть.И красуясь шириноюЛадии носящих вод,Ты свершаешь влажный ходГоворливою волною,Под стремглавной крутизноюГордых киевских высот.Цвесть, холмы счастливые, небо вам дозволило,Славу вам навеяло;Добрая природа вас возвела и всходила,Взнежила, взлелеяла;Насадила тополи, дышит милой негою,Шепчет сладкой тайною,Веет ароматами над златобрегоюСветлою Украиною.Брег заветный! Взыскан ты милостью небесною,Дланию всесильною:Каждый шаг означен здесь силою чудесною,Жизнью безмогильною.Руси дети мощные! Ополчимся ж, верные,На соблазны битвоюИ сойдём в безмолвии в глубины пещерныеС тёплою молитвою!

Ревность

Это чувство адское: оно кипит вскипит в кровиИ, вызвав демонов, вселит их в рай любви.Лобзанья отравит, оледенит объятья,Вздох неги превратит в кипящий рой проклятьяОтнимет всё – и свет, и слёзы у очей,В прельстительных власах укажет свитых змейВ улыбке алых уст – гиены осклабленьеИ в лёгком шопоте – ехиднино шипенье.Смотрите – вот она! – Усмешка по устамПолзёт, как светлый червь по розовым листам.Она – с другим – нежна! Увлажены ресницы;И взоры чуждые сверкают, как зарницы,По шее мраморной! Как молния, скользятПо персям трепетным, впиваются, язвят,По складкам бархата язвительно струятсяИ в искры адские у ног её дробятся,То брызжут ей в лицо, то лижут милый след.Вот – руку подала!.. Изменницы браслетНе стиснул ей руки… Уж вот её мизинцаКоснулся этот лев из модного зверинцаС косматой гривою! – Зачем на ней надетСей ненавистный мне лазурный неба цвет?Условья нет ли здесь? В вас тайных знаков нет ли.Извинченных кудрей предательные петли?Вы, пряди чёрных кос, задёрнутые мглой!Вы, верви адские, облитые смолой,Щипцами демонов закрученные свитки!Снаряды колдовства, орудья вечной пытки?

Напрасно

Напрасно, дева, бурю спрятатьВ мятежном сердце хочешь тыи тайну пламенной мечтыМолчаньем вечным запечатать:Заветных дум твоих тайникДавно взор опытный проник.Признайся: мучима любовьюИ в ночь, бессонницей томясь,Младую голову не разМетала ты по изголовью?Не зная, где её склонить,Ты в страстном трепете хотелаЕё от огненного телаСовсем отбросить, отделить,Себя от разума избавитьИ только сердце лишь оставитьПылать безумно и любить.Слеза с ресниц твоих срываласьИ ночь – наперстница любви —В глаза лазурные твоиСвоими чёрными впивалась,Гордяся тем, что возрослоПод тёмными её крыламиДвумя чудесными звездамиНесметных звёзд её число.Едва уснув, ты пробуждалась,Румянцем зарева горя, —И ночь бледнела и пугалась,И прочь хотела: ей казалось,Что в небе вспыхнула заря.

В альбомы

1

(Написано на первой странице непочатого ещё альбома)

Давно альбом уподобляют храму,Куда текут поклонники толпой,Где место и мольбам и фимиаму,Возжённому усердною рукой,Куда порой и хладное неверьеВторгается в обманчивой тиши.Нет! Он не храм – но, может быть, преддверьеК заветной храмине души.И первый я на чистые ступениТаинственной обители вхожу;Я стану здесь. Довольно, что моленийДопущен я к святому рубежу!Вослед за мной, по светлому призванью,Сюда придут с обильной чувства даньюИ первого пришельца обойдут;Избранники торжественно и прямоПройдут в алтарь доступного им храма,Где, может быть, последних обретутБлижайшими к святыне сокровенной;Возвысится служенья стройный чин,И гимны раздадутся: я одинНа паперти останусь, оглашенный!

2. В альбом Н. А. И.

В разлуке с резвыми мечтамиДавно часы я провожу,И здесь – над светлыми листами —Я с темной думою сижу.Что жизнь? Я мыслю: лист альбомный,Который небо нам дает;Весь мир – один альбом огромный,Где каждый впишет и уйдет.Блажен, кто нес свою веригу,Свой крест, – и, полный правоты.Внес в эту памятную книгуОдни безгрешные черты.Блажен, кто, нисходя в гробницу,На память о своей судьбеБез пятен легкую страницуУмел оставить при себе.В день оный книга разогнется,И станут надписи судить…При этой мысли сердце рвется;И я дрожу… мне страшно жить!..И в страхе б, с трепетной душоюВходил я ныне в ваш альбом,Когда б я знал, что надо мноюВаш грянет суд и судный гром.Заране впал бы я в унылость…Но – нет, – предчувствие не лжет:За грешный стих меня ждет милость,Меня прощенье ваше ждет.

3. (Л. Е. Ф.)

Есть два альбома. Пред толпоюВсегда один из них открыт,И всяк обычною тропоюТуда ползет, идет, летит.Толпа несет туда девице —Альбома светлого царице —Желаний нежные цветыИ лести розовой водицейКропит альбомные листы.Там есть мечты, стихи, напевыИ всякий вздор… Но есть другойАльбом у девы молодой:Альбом тот – сердце юной девы.Сперва он весь, как небо чист;Вы в нем ни строчки не найдете;Не тронут ни единый листВ его багряном переплете.Он – тайна вечная для нас;Толпа сей книжки не коснется:Для одного лишь в некий часОна украдкой развернется, —И счастлив тот, кто вензель свой,Угодный ангелу – девице,Нарежет огненной чертойНа первой розовой странице!

4. Е. Н. Ш-ой

Тонет в сумраке туманаУтра божьего краса.Тени облачный! РаноВы мрачите небеса.Рано, в утренние годы,Оградясь щитом мольбы,Ты уж ведаешь невзгодыИспытующей судьбы, —И девические руки,Пробегая по струнам,Рвут с них огненные звуки,И, вещательница, намВ этих звуках, в их раскатах,Не успев еще расцвесть,Ты приносишь об утратахСокрушительную весть.Пой, певица! – Путь твой тесен,Но просторна жизни даль.Лейся в звуках стройных песен,Вдохновенная печаль!Дар не тщетный, не случайный,Дан душе твоей: онаВ гармонические тайныОт небес посвящена,И, вкушая песен сладость,Полных грустию твоей,Позавидует им радость:Не певать так сладко ей!Пой! терпенью срок наступит.Пой, лелей небесный дар!Верь: судьба сама искупитСвой ошибочный удар!Небо утреннее раноДля того оделось в тень,Чтоб из тени, из туманаВывесть ярче красный день!

Вальс

Все блестит: цветы, кенкеты,И алмаз, и бирюза,Люстры, звезды, эполеты,Серьги, перстни и браслеты,Кудри фразы и глаза.Все в движеньи: воздух, люди.Блонды, локоны и грудиИ достойные венцаНожки с тайным их обетом,И страстями и корсетомИзнуренные сердца.Бурей вальса утомленныйКруг, редея постепенно,Много блеска своегоУж утратил. ПрихотливоПары, с искрами разрыва,Отпадают от него.Будто прах неоценимый —Пыль с алмазного кольца,Осьпь с пышной диадимы,Брызги с царского венца;Будто звезды золотые,Что, покинув небеса,Вдруг летят в края земные,Будто блестки рассыпные,Переливчато – цветные,С огневого колеса.Вот осталась только пара,Лишь она и он. На нейТонкий газ – белее пара;Он – весь облака черней.Гений тьмы и дух эдема,Мниться, реют в облаках,И Коперника системаТоржествует в их глазах.Вот летят! – Смычки живееСыплют гром; чета быстрееВ новом блеске торжестваЧертит молнии кругами,И плотней сплелись крыламиНеземные существа.Тщетно хочет чернокрылойУдержать полет свой: силойНепонятною влекомКак над бездной океана,Он летит в слоях тумана,Весь обхваченный огнем.В сфере радужного светаСквозь хаос и огнь и дымМчится мрачная планетаС ясным спутником своим.Тщетно белый херувимИщет силы иль заклятийРазломить кольцо объятий;Грудь томится, рвется речь,Мрут бесплодные усилья,Над огнем открытых плечВеють блондовые крылья,Брызжет локонов река,В персях места нет дыханью,Воспаленная рукаКрепко сжата адской дланью,А другою – горячоАнгел, в ужасе паденья,Держит демона круженьяЗа железное плечо.

Позволь

Планетой чудной мне Анета,Очам являешься моим.Позволь мне, милая планета,Позволь – быть спутником твоим —Твоей луной! – Я не забудуМоих обязанностей: яКак ни кружись, усердно будуИдти, кружась вокруг тебя.Днем не помеха я: тут очиТы можешь к солнцу обратить;Я буду рад хоть в мраке ночиТебе немножко посветить;С зарёй уйду; потом обратноПриду в лучах другой зари,Лишь на мои ущербы, пятнаТы снисходительно смотри!С тобою с узах тяготеньяЯ буду вместе; чрез тебяВоспринимать свои затменьяИ проясняться буду я;Свершая вкруг себя обходы,Я буду – страж твоей погоды —Блюсти, чтобы она былаНе слишком ветрена, светлаПокорный твоему капризу,То поднимусь, то съеду книзу,Пойду и сбоку иногдаИ, свято чтя твои приказы,Свои менять я буду фазы,Подобно месяцу, всегдаПо прихоти твоей единой,С почтеньем стоя пред тобойТо целиком, то половиной,А то хоть четвертью одной.Довольно близкие сравненьяЯ проводить без затрудненьяГораздо дальше был бы радВ чаду любви, в моём безумье,Но вдруг меня берёт раздумье:Ведь месяц иногда рогат!

Лестный отказ

Пока я разумом страстей не ограничил,Несчастную любовь изведал я не раз;Но кто ж, красавицы, из вас.Меня, отвергнув, возвеличил?Она – единая! – Я душу ей открыл:Любовь мечтателя для ней была не новость;Но как её отказ поэту сладок был!какую, лестную суровостьМне милый лик изобразил!«Сносней один удар, чем долгое томленье, —Она сказала мне, – оставь меня, уйди!Я не хочу напрасно длить волненьеВ твоей пылающей груди.Я не хочу, чтоб в чаяньи тревожномПод тяжестию мной наложенных оковВ толпе ненужных мне рабовСтоял ты пленником ничтожным.Другие – пусть! – довольно, коль порой.Когда мне не на чем остановить вниманье,Я им, как нищими подаянье,Улыбку, взгляд кидаю мой —Из милости, из состраданья.Тебе ль равняться с их судьбой?Рождённому для дум им жизни не безплодной,Тебе ли принимать богатою душойУбогие дары от женщины холодной?Я не хочу обманом искушатьПоэта жар и стих покорнойИ полунежностью притворнойТебе коварно вдохновлять,Внушать страдальцу песнопеньяИ звукам, вырванным из сердца глубины,Рассеянно внимать с улыбкой одобреньяИ спрашивать: кому они посвящены?Заветных для мня ты струн не потревожишь —Нет! Для меня – к чему таить? —Необходим ты быть не можешь,А лишний – ты не должен быть!»И я внимал словам ласкательно суровым;Ловила их душа пленённая моя;Я им внимал – и с каждым словомЯ крепнул думою и мужественнел я;И после видел я прозревшими очами,Как головы других покорности в залог,У ног красавицы простёртыми кудрямиСметали пыль с прелестных ног.Пустой надеждою питался каждый данник,А я стоял вдали – отвергнутый избранник.

Чёрный цвет

В златые дни весенних лет,В ладу с судьбою, полной ласкиЛюбил я радужные краски;Теперь люблю я чёрный цвет.Люблю я чёрный шёлк кудрейИ чёрны очи светлой девы,Воззвавшей грустные напевыИ поздний жар души моей.Мне музы сладостный приветВолнует грудь во мраке ночи,И чудный свет мне блещет в очи,И мил мне ночи чёрной цвет.Темна мне скудной жизни даль;Печаль в удел мне боги дали —Не радость. Чёрен цвет печали,А я люблю мою печаль.Иду туда, где скорби нет,И скорбь несу душою сильной,И милы мне – приют могильнойИ цвет могильный, чёрный цвет.

Перед бокалами

Кубки наполнены. Пена, как младость,Резвится шумно на гранях стекла.Други! Какая ж внезапная радостьНас на вакхический пир собрала?Радость? – О нет! Если б с горнего небаЛуч её в сердце случайно запал —Прочь все напитки, хотя бы нам ГебаВышла поднесть олимпийский фиал!Прочь! Не хотим! Оттолкнём её дружно!Радостью дух наш да полнится весь!Двух упоений сердцу не нужно;Вкусу обидна преступная смесь.Если ж кто может струёй виноградной,Бурно – кипящей и искристо – хладной,Радость усилить и, грудь пламеня,Сердцу подбавить вящую сладость, —Други! То бедная, жалкая радость;Радость такая – горю родня.Кубки высокие, полны шипенья,Блещут, – и круг умножается наш.Други! Ужели в бедах утешеньяИщем мы ныне на празднике чаш?Нет! – лютой горести зуб всегрызущийДушу терзал бы средь оргии пуще.Духа в печали вино не свежит:Злая настигнет и злобно укусит,Если кто в битве с судьбиною труситИ малодушно за чашу бежит.Сердцу покоя вином не воротишь:Горе увидишь и в самом вине;С каждою каплею горе проглотишь,Выпьешь до капли, а горе на дне.Над ж кто в страхе над жизненным моремДух врачевал свой кипучим клико, —Други, поверьте, тот хвастал лишь горем,Скорби не знал, не страдал глубоко.нет! Мы не в радости, мы и не в гореДействуем видно в сём дружном соборе:Жизнь мы сухую сошлись окропитьи потому равнодушно, спокойно,Так, как мужам средь беседы пристойно,Будем степенно, обдуманно пить!

Устарелой красавице

Пережила, Аглая, тыМладые, розовые лета,Но и теперь цела приметаТвоей минувшей красоты,Достойно звучного напева;Сгубило время наконецТвой прежний скипетр и венец.Но и без них ты – королева!И, обходя цветущих дев,Красе их лёгкой не во гнев,Знаток изящного, глубокоО дольной бренности скорбя,Своё задумчивое окоВозводит часто на тебя.Так храма славного руиныНаш останавливают взорСкорей, чем мелкие картиныИ зданья лёгкого в узор.Блеск отнят; краски отлетели:Всё ж этот мрамор – Парфенон,Где ж слава спит былых времён,Гнездясь в кудрявой капителиМежду дорических колонн.

И тщетно всё

Казалось мне: довольно я томился.Довольно мне, сказал я, милых петь!Мой день любви навеки закатился —И – бог с ним! Пусть! его о нём жалеть?Пришла пора степенного раздумья;Довольно мне струной любви бренчатьИ титулом торжественным безумьяРебяческую глупость величать!Заветных ласк вовек не удостоен,Я начал жить без тайных сердца смут,Бесстрастно – твёрд, безрадостно – спокоен…Что счастье? – Вздор! – Без счастия живут.Я забывал минувшие страданья,И молодость отправя в тёмну даль,Я ей сказал: «прости» – не «до свиданья!»Нет, – мне тебя, напрасная, не жаль.Я оценил и тишь уединенья,Отрадный сон и благодатный труд,И в тайный час слезами вдохновеньяЯ доливал мой жизненный сосуд.Без бурого, мучительного пылуЯ созерцал все мира красотыИ тихую высматривал могилу, —Венок и крест… и вдруг явилась ты!И долго я упорствовал безмолвно,Пред чувствами рассудка ставил грань,И к сердцу я взвывал: ну, полно, полно!Не стыдно ли? – Уймися, перестань!И холодом притворного бесстрастьяЯ отвечал вниманью твоему;Замкнув глаза перед улыбкой счастья,Я всё хотел не верить ничему.И тщетно всё: я трепетного сердцаУгомонить, усовестить не мог.И тщетно всё: под маскою безверцаЛуч веры тлел и сказывался бог.

Кокетка

С какой сноровкою искуснойОна, вздыхая тяжело,Как бы в задумчивости грустной,Склонила томное челоИ, прислонясь к руке унылоГоловкой хитрою своей,Прозрачны персты пропустилаСквозь волны дремлющий кудрей,Храня средь бального сияньяВид соблазнительный страданья!Но вихрем вдруг увлечена,Стреляя молниями взгляда,С немым отчаяньем онаЛетит в Харибду галопада,Змеёю гнётся в полкольца,Блестит, скользит, мелькает, вьётсяИ звонко, бешено смеётся,Глотая взорами сердца;И вьются в ловком беспорядкеИ шепчут шорохом надеждГлубокомысленные складкиЕё взволнованных одежд.За что ж прелестницу злословьюТы предаешь, о злобный свет?Добыт трудом и куплен кровьюВенок нелёгких ей побед.В сей жизни горестной и скуднойОна свершает подвиг трудный:Здесь бледность ей нужна былаИ вот – она себя терзала,Лишала пищи, сна не зналаИ оцет с жадностью пила.Там – в силу нового условьяЦвет яркой жизни и здоровьяЕй был потребен – между темОна поблекла уж совсем:Тогда, с заботой бескорыстнойЗа труд хватаясь живописной,Она все розы прошлых летНа бледный образ свой бросалаИ на самом себе писалаВозобновлённый свой портрет, —И херувима новой вербыПотом являлась вдруг свежей,С уменьем дивным скрыв ущербыУбогой пластики своей.Ей нет наград в святыне чувства.Ей предназначено в удел —Жить не для счастья – для искусстваИ для художественных дел;Влюблённых душ восторг и мукуПрилежно разлагать в науку,Как книгу – зеркало читать,В нём терпеливо изучатьПрироды каждую ошибку,К устам примеривать улыбку,И ясно видеть над собойГрабёж годов, времён разбой.Что ж? – Погружённый в созерцаньеСвоих безжизненных сует,Ты понял ли, холодный свет,Кокетки тяжкое признанье,И оценил ли ты его,когда – страдалица – пороюИграла мёрзлою короюПустого сердца твоегоИ этот лёд насквозь пронзала,Его добила, как гроза,И эти дребезги бросалаТебе ж в нечистые глаза?И ты ль дашь место укоризне,Что колдовством коварных силОна хоть тень, хоть призрак жизниСтаралась вырвать из могил.Хоть чем-нибудь, соблазном, ложью,Поддельной в этих персях дрожью,Притворным пламенем в крови,Притравой жгучей сладострастья,Личиной муки, маской счастья,Карикатурою любви?

Обвинение

И твой мне милый лик запечатлен виной.Неотразимое готов обвиненье.Да – ты виновна предо мнойВ невольном, страшном похищеньи.Одним сокровищем я в мире обладал,Гордился им, над ним рыдал.Его таил от взоров светаВ непроницаемой глуши,Таил – под рубищем поэтаНа дне измученной души.Ты унесла его лукаво:На лоно счастья мне голову склоня,Ты отняла навеки у меняМоё великое, единственное право:То право – никогда, кончая жизни путь,С усмешкою горькою на прошлое взглянуть,На всё, что рок мне в мире заповедал,На всё, что знал и проклял я,И с торжеством сказать друзьям моим: друзья!Вот жизнь моя. Я счастия не ведалТеперь – застенчиво я буду умирать.Начав минувшего черты перебирать,Блаженства образ я увижуСреди моих предсмертных грёзИ мой последний час увижуСреди моих предсмертных грёзИ мой последний час унижуДо сожаленья и до слёз, —И в совести упрём родится беспокойный:Зачем я, счастья недостойный,Сосуд его к устам горящим приближал?Зачем не умер я в тоске перегорая?Зачем у неба похищалЧастицы божеского рая?И боязливо я взгляну на небесаИ остывающей рукоюС последним трепетом прикроюСлезами полные глаза.

Юной мечтательнице

Милое созданье! Мечтая,Веруешь ты в счастье. Каждый шагДля тебя – надежда золотая.Думаешь: вот это будет так,Это – эдак; думаешь: природаЗаодно с твоим желаньем; ждёшь.Что часы, где нужно, сбавят хода,День помедлит, если он хорош;Ну, куда ему спешить? ДогонитСрок свой после! А уж он и прочь,И глухая сумрачная ночь,Как могила, всё в себе хоронит,И смотря, как набегает теньНа твои слезящиеся очи,Становлюсь я сам темнее ночи,И досадно мне, что я – не день:Я бы медлил, как тебе угодно,Или шёл скорей уж заодно,Для меня же это всё равно:И спешки и медлю я безплодно.не свожу я глаз с очей твоих,Слушая твои мечтанья сказки;Кажется, с устами вместе, глазкиМне твои рассказывают их;Кажется, я слушаю глазами,Понимая этот милый бредНе умом, но сердцем прошлых лет,И подчас расхлынулся б слезами.Но – довольно! Их давно уж нет.Понимаю этот лепет странный:Он проникнут негой и огнём;Понимаю – речь идёт о нём…Имени не нужно… безымянный!Он – да, он… кого твой ищет взорТам и здесь. Все свойства неземныеТы ему приписываешь… Вздор!Всё пустое! – За мечты златые,Может быть, заплатишь ты потомГорько, существенностию… «Что же?Не открыть ли истину ей?» – Боже!Нет! Мне жаль. Пускай хоть райским сномНасладится! – Нет! – И между прочимДумаю: храни её, творец!Что же я такое? – Не отецДля неё, – однакож и не вотчим,И не бич. – В развитии этих летНад кипучим жизненным истокомОщипать очарованья цветЛедяным, убийственным уроком!И урок подействует ли? Нет!Он её напрасно лишь помучит.Осени поверит ли весна?Мне ль учить? – Есть мачеха: онаЖизнию зовётся – та научит;И кривая голова тогда,Я рассказ мечтательницы милойСлушаю, и шопотом: да, да —Говорю, – а та с растущей силойПродолжает – дальше, дальше все.Слышится, как сердце у нееРазбивает юных персей крепость,И из уст рассказчицы блажнойЧудная, прекрасная нелепостьНеудержимой катится волной.

К бывшим соученикам

(По случаю приезда старого наставника)

В краю, где природа свой лик величавыйВенчает суровым сосновым венцомИ, снегом напудрив столетние дубравы,Льдом землю грунтует, а небо свинцом;В краю, где, касаясь творений начала,Рассевшийся камень, прохваченный мхом,Торчит над разинутой пастью провалаОскаленным зубом иль голым ребром,Где в скучной оправе, во впадине темной,Средь камней простых и нахмуренных гор,Сверкает наш яхонт прозрачный, огромной —Одно из великих, родимых озер;Где лирой Державин бряцал златострунной,Где воет Кивача «алмазаная гора»,Где вызваны громы работы чугунной,Как молотом божьим, десницей Петра,Где след свой он врезал меж дубом и сосной,Когда он Россию плотил и ковал —Державный наш плотник, кузнец венценосный,Что в деле творенья творцу помогал.Там, други, помилости к нам провиденья,Нам было блаженное детство дано,И пало нам в душу зерно просвещеньяИ правды сердечной живое зерно.С тех пор не однажды весна распахнулась,И снова зима полегла по Руси;Не раз вокруг солнца земля повернулась, —И сколько вращалась кругом на оси!И много мы с ней и на ней перемчалисьВ сугубом движеньи – по жизни – вперед:Иные уж с пылкими днями расстались,И к осени дело, и жатва идет.Представим же колос от нивы янтарной,Который дороже весенних цветов!Признательность, други, души благодарной —Один из прекрасных, чистейших плодов:Пред нами единый из сеявших семя;На миг пред своими питомцами он:Созрелые дети! Захватим же времяВоздать ему вкупе усердный поклон,И вместе с глубоким приветом рассудкаЕму наш сердечный привет принестиВ златую минуту сего промежуткаМеж радостным «здравствуй» и тихим «прости»!И родине нашей поклон и почтенье,Где ныне, по стройному ходу годов,За ними другое встает поколеньеИ свежая спеет семья земляковДа здравствует севера угол суровый,Пока в нем онежские волны шумят,Потомкам вторится имя Петрово,И дивно воспетый ревет водопад.

Нетайное признание

Давно сроднив с судьбой моей печальнойПоэзии заносчивую блажь,Всегда был рад свой стих многострадальнойВам посвящать усердный чтитель ваш.И признаюсь: я был не бескорыстен; —Тут был расчет: я этим украшалНепышный склад мной выраженных истин,И, славя вас, себя я возвышал.Что та, кого я славил, не уронитМоей мечты, – я в том был убежден,И как поэт всегда был вами понятИ тем всегда с избытком награждён.Да! И на ту, кому самолюбивоЧасть лучших дум моих посвящена,Всегда могу я указать нелживои с гордостью воскликнуть: вот она!Достоинство умел я без ошибкиВ вас ценить, – к кому ж – сказать ли? – да!Умел ценить и прелесть той улыбки,Что с ваших уст слетала иногда.И голосу сознания послушен,Я чту в себе сан вашего певца.Скажу при всех: я к вам неравнодушенИ был, и есмь, и буду до конца.Не льщу себе: могу ли тут не видеть,Что я стою со всеми наравне?Вас любят все. Холодностью обидетьВас можно ли?.. Но нет… хотелось мнеНе то сказать… С вниманьем постояннымВам преданный и ныне так, как встарь,Проникнут я вам чувством безымянным,И потому не вставленный в словарь.О нём молчать я мог бы… но к чему жеТо чувство мне, как плод запретный, крыть,Когда при всех, и при ревнивом муже,О нём могу я смело говорить?Оно не так бессмысленно, как службаПоклонников, ласкателей, рабов;Оно не так бестрепетно, как дружба;Оно не так опасно, как любовь.Оно милей и братского сближеньяИ уз родства, заложенных в крови;Оно теплей, нежнее уваженьяИ – может быть – возвышенней любви.

Тоска

Порою внезапно темнеет душа, —Тоска! – А бог знает – откуда?Осмотришь кругом свою жизнь: хороша,А к сердцу воротишься: худо!Всё хочется плакать. Слезами средь бедМы сердце недужное лечим.Горючие, где вы? – Горючих уж нет!И рад бы поплакать, да нечем.Ужели пророческий сердца языкСулит мне удар иль потерю?Нет, я от мечты суеверной отвык,Предчувствиям тёмным не верю.Нет! – Это – не будущих бедствий залог,Не скорби грядущей задаток,Не тайный на новое горе намёк,А старой печали остаток.Причина её позабыта давно:Она лишь там сохранилась,В груди опустелой на дно,И там залегла, притаилась,Уснула, – и тихо в потёмках лежит;Никто её, скрытой, не видит;А отдыхом силы она освежит,Проснётся – и выглянет, выйдетИ душу обнимет. Той мрачной порыПошёл бы рассеять ненастье,С людьми поделился б… Они так добры;У них наготове участье.Их много – и слишком – к утехе моей.Творец мой! Кому не известно,Что мир твой так полон прекрасных людей,Что прочим становится тесно?Да думаю: нет! Пусть же сердце моёХоть эта подруга голубит!Она не мила мне; но гнать ли её,Тогда, как она меня любит?Её ласка жестка, её чаша горька,Но есть в ней и тайная сладость;Её схватка крепка, и рука не легка:Что ж делать! Она ведь – не радость!Останусь один. Пусть никто из друзейЕё не осудит, не видит,И пусть не единый из добрых людейНасмешкой её не обидит!

Безумная (после пения Виардо – Гарсии)

Ты сердца моего и слёз и крови просишь,Певица дивная! – О, пощади, молю.Грудь разрывается, когда ты произносишь:«Я всё ещё его, безумная, люблю».«Я всё ещё» – едва ты три лишь эти словаВзяла и вылила их на душу мою, —Я всё предугадал: душа моя готоваУже заранее к последнему: «люблю».Ещё не сказано: «люблю», – а уж стократноПерегорел вопрос в груди моей: кого?И ты ответствуешь: «его». Тут всё понятно;Не нужно имени – о да, его, его!«Я всё ещё его»… Кружится ум раздумьем…Мутятся мысли… Я жду слова – и ловлю:«Безумная» – да, да! – И я твоим безумьемПодавлен, потрясён… И наконец – «люблю».«Люблю». – С тобой весь мир, природа, область богаСлились в глубокое, безумное «люблю»Подавлен, потрясён… И наконец – «люблю».О, повтори «люблю»!.. Нет, дай отдохнуть немного!Нет не хочу дышать – лишь повтори, молю.И вот «я всё ещё» – вновь начал райский голос.И вот опять – «его» – я вздох в грудь давлю…«Безумная» – дрожу… Мне страшно… дыбомволос…«Люблю» – хоть умереть от этого «люблю».

К поэту

Поэт! Не вверяйся сердечным тревогам!Не думай, что подвиг твой – вздохи любви!Ты призван на землю всежиждущим богом,Чтоб петь и молиться, и песни своиСливать с бесконечной гармонией мира,И ржавые в прахе сердца потрясать,И, маску срывая с земного кумира,Венчать добродетель, порок ужасать.За истину бейся, страдай, подвизайся!На торжище мира будь мрачен и дик,И ежели хочешь быть честн и велик, —До грязного счастья земли не касайся,И если оно тебе просится в грудь, —Найди в себе силу его оттолкнуть!Пой жён светлооких и дев лепокудрых,Но помни, что призрак – земли красота!Люби их, но слушай учителей мудрых:Верховное благо – любовь, да не та.Когда же ты женщину выше поставилВеликой, безмерной небес высотыИ славой, творцу подобающей, славилЗемное творенье – накажешься ты,Накажешься тяжко земным правосудьемЧрез женщину ж… Стой! Не ропщи на неё:Её назначенье – быть только орудьемСей казни, воздать за безумье твоё.Смирись же! Творец тебе милость даруетИ в казни: блестя милосердным лучом,Десница Господня тебя наказуетТобою же избранным, светлым бичом.

Богач

Всё никнет и трепещетПеред ним. Всесилен он.Посмотрите, как он блещет —Сей ходячий миллион!Лицезренья удостоясьГосподина своего,Люди кланяются в пояс,Лижут прах, пяты его;Но не думайте, что людиЗолотой бездушной грудеВ тайном чаяньи наградЭти почести творят:Люди знают, что богатыйНа даянья не горазд,И не чают щедрой платы, —Им известно: он не даст.Нет, усердно и охотно,Бескорыстно, безрасчётноЗлату рабствующий мирЧтит великий свой кумир.Хладный идол смотрит грозно,не кивая никому,А рабы религиозноПоклоняются ему.Люди знают: это – сила!Свойство ж силы – мять и рвать;Чтоб она их не крушила,Не ломала, не душила,Надо честь ей воздавать;И признательность развитаВ бедном смертном до того,Что коль Крез летит сердито,но не топчет в прах егоКолесницей лучезарной, —Уж несчастный умилёнИ приносит благодарнойНетоптателю поклон.

Горемычная

Жаль мне тебя, моя пташечка бедная:Целую ночь ты не спишь,Глазки в слезах, – изнурённая, бледная,Всё ты в раздумьи сидишь;Жаль мне; ведь даром средь горя бесплодногоСердце твоё изойдёт.Ждёшь ты, голубушка, мужа негодного,Третий уж за полночь бьёт.Думаешь ты, пригорюнясь, несчастнаяЛютой убита тоской:Ночь так темна и погода ненастная —Нет ли беды с ним какой?Ждёшь ты напрасно: на ноченьку пирнуюПринял он дружеский зов;Там он, с друзьями схватясь в безкозырную,Гнёт королей и тузов, —Бьют их. – «Поставлю же карточку новую», —Думает, – ну-ка, жена,Ты помоги вскрыл даму бубновую,Смотрит: убита она.«Ох!» – И рука его, трепетно сжатая,Карту заветную мнёт.«Помощи нет; – изменила, проклятая!Полно!» – И, бледный, встаёт,Хочет идти он… Как можно? Да кстати ли?Вспомни-ка рысь старины!«Тут лишь почин, – восклицают приятели, —Разве боишься жены?Пусть он идёт! Ведь не вовремя явится —Та ему страху задаст!Тут ведь не свой брат! – С женою управиться,Братцы, не всякий горазд.Мы – люди вольные. Пусть его тащится!Нам ли такой по плечу?»Вот он: «Да что мне жена за указчица?Вздор! – говорит: – не хочу!Эх, раззадорили кровь молодецкую!Что мне жена?» – И пошёл:«Вот ещё! Пусть убирается в детскую!Я ведь детей ей завёл, —Долг свой исполнил я, даром что смолодуС вами немало кутил;Ну, и забочусь: не мрут они с голоду,По миру их не пустил;Сыты, одеты; покои приличные;Что мне там женская блажь?» —«Вот он – вскричали друзья закадычные, —Наш ещё друг – то, всё наш!»Стали разгуливать по столу чарочки.«Мало ли жён есть? – кричат, —Мало ли? Гей, вы красотки – сударочки!»Вот он где – твой супостат,Муж твой, губитель твой! Вот как заботитсяОн о жене своей там!Может быть, пьяный, он с бранью воротится;Может, даст волю рукам.Ты ж, ожидая такого сожителя,Мне отвечаешь, стеня:«Так суждено: полюбила губителя —Пусть же он губит меня!»