Духовным созерцанием, братие, да предводительствуют вера, надежда и любовь – и наипаче любовь; ибо те (две – вера и надежда) научают только презирать видимые блага, а любовь самую душу чрез добродетели сочетавает с Богом, умным чувством постигая Невидимого.

По естеству благ Един Бог. Но и человек бывает благим чрез ревностное тщание о благих нравах, будучи изменяем в то, чем не есть по естеству, Тем, Кто существенно благ, когда душа чрез ревностное тщание о добре настолько соделается сущею в Боге, насколько она по силе своей возжелает того и деятельно взыщет; ибо сказано: будьте благи и милосерды, как и Отец ваш, Который на Небесах (Лк. 6, 36; Мф. 5, 48).

Зла нет в естестве, и нет никого, злого по естеству: ибо Бог не сотворил ничего злого. Но когда кто с похотением сердечным вносит в себя образ зла, тогда оно, несмотря на то, что не есть в естестве, начинает быть, в таком виде, как возжелал сего тот, кто так делает. Почему должно, со всем тщанием непрестанно памятуя о Боге, не внимать обычным позывам на зло; ибо добро, сущее в естестве, могущественнее зла, прибывающего в естество совне чрез навык, – так как то есть, а этого нет, – разве только когда содевается.

Все мы люди по образу Божию есмы[2]; быть же по подобию Божию есть принадлежность одних тех, которые по великой любви свободу свою поработили Богу. Ибо когда мы не бываем своими самим себе, отвергаемся себя, тогда бываем подобны Тому, Кто по любви Своей примирил нас с Собою; – чего никто не может достигнуть, если не убедит души своей не увлекаться прелестями жизни самодовольной и самоугодливой.

Самовластие есть произволение разумной души, с готовностию устремляющееся к чему ни захочет. Таковое произволение мы будем иметь готовым на одно толко добро, если всегда благими помышлениями будем истреблять всякий злой помысл.

Свет истинного ведения есть – непогрешительно различать добро от зла. И тогда (когда т. е. такое различение есть и по нему устрояется самая жизнь) путь правый, возводя ум к Солнцу правды, Богу, вводит его в беспредельное оное мысленное просвещение, – как с дерзновением (верою и упованием) взыскавшего наконец единой любви. То, что праведно, должно исхищать из рук поносящих то и попирающих, с безгневным воодушевлением; потому что ревность по благочестию одерживает победу не ненавидением (гневным), а обличением и убеждением (любовным).

Духовное слово вносит удовлетворительное убеждение в умное чувство; потому что оно (слово) действием любви исходит от Бога. Почему тогда ум наш без труда и тяжести движется в волнах богословствования, не терпя прискорбной и озабочивающей скудости светлых помышлений. В этом состоянии он свободно носится в многообъятных созерцаниях, сколько желает того действо любви. Доброе убо дело есть – для беседы о Боге всегда с верою ожидать воздействуемого любовию умного просвещения; ибо ничего нет скуднее ума, когда он без Бога берется любомудрствовать о Боге.

Как тому, кто не просвещен в духе, не должно касаться духовных созерцаний, так и тому, кто богатно осиявается благодатию Святого Духа, не подобает приступать к беседе о них: ибо там скудость светлых помышлений облекает ум мраком неведения, а здесь обилие их не дает говорить, так как в эту пору душа, упиваясь любовию Божиею, желает безмолвно наслаждаться славою Господа. Итак к богоглаголевым словесам (к беседе о Боге) надлежит приступать тогда, когда замечается средняя мерность в возбуждении духовном; ибо такая мера доставляет душе некий образ преславных словес (точно и ясно изображающих невидимые духовные предметы), между тем как в то же время вожделенное осияние духовное питает веру говорящего в вере, чтоб учащий первым вкусил от плода ведения, источаемого любовию. Трудящемуся делателю прежде подобает от плода вкусити (2 Тим. 2, 6).

Единого Духа Святого есть дар и премудрость и ведение, как и все божественные дарования; но каждый и из сих даров, как и из всех других, свое особое имеет действо (энергию). Почему Апостол и свидетельствует, что иному дается премудрость, а иному ведение (1 Кор. 12, 8). Ведение опытно (ощутительно) сочетавает душу с Богом, на беседование же о сем и других вещах духовных не подвигает души; почему некоторые из любомудро проходящих уединенническую жизнь хотя просвещаются в чувстве ведением, но к словесам о вещах божественных не приступают. Премудрость же, если она дается кому вместе с ведением страха ради Божия (что редко бывает), с любовию раскрывает самые внутренние воздействия (энергии) ведения; поелику то (ведение) обычно просвещает воздействием внутренним, а эта (премудрость) словом. Достигаются же они так: ведение приносят молитва и великое безмолвие при совершенном беспопечении; а премудрость – нетщеславное изучение словес Духа, наипаче же – благодать всеподающего Бога.

Когда душа гневом подвигается против страстей, ведать надлежит, что тогда время молчать, ибо то есть час брани. Когда же увидит кто, что это возмущение молитвою ли или милостынею улеглось, тогда пусть уступает влечению любви к изречению божественных словес, сдерживая однако ж крылья ума узами смирения; ибо если кто не смирит себя крайне самоуничижением, то не может достойно разглагольствовать о величии Божием.

Слово духовное хранит душу нетщеславною; ибо, исполняя все части ее ощущением богатства света духовного, делает то, что душа никакой не имеет потребности в чести людской. Почему оно и ум соблюдает всегда немечтательным, изменяя (погружая) его весь в любовь Божию. Слово же мудрости мирской всегда позывает человека к славолюбию; потому что оно не имеет возможности дать чувству опытно ощутить благо от себя (которое насыщало бы сердце) и взамен того дарит своим питомцам любовь к похвалам людским, будучи и само изобретением людей тщеславных. Таковое свойство духовного Слова Божия мы и сами непогрешительно познаем, если часы, в которые не имеем нужды говорить, будем проводить в теплой памяти Божией при беспопечительном молчании.

Кто себя любит, тот Бога любит не может; а кто себя не любит по причине преизобильного богатства любви Божией, тот только воистину и Бога любит. Таковый никогда уже не ищет славы своей, но всегда – одной славы Божией. Ибо как себялюбивый естественно ищет своей славы; так боголюбивый естественно ищет и любит славу Создателя своего. Душе боголюбивой, чувства Божия исполненной, свойственно в исполнении всех творимых ею заповедей искать единой славы Божией, относительно же себя – услаждаться смирением. Ибо Богу ради величия Его подобает слава, а человеку – смирение, чтоб чрез него соделоваться нам своими Богу: что если хотим творить и мы, то, по примеру св. Иоанна Крестителя, радуясь о славе Господа, станем непрестанно говорить: Оному подобает расти, а нам малитися (Ин. 3, 30).

Видел я некоего, который все печалился и плакал, что не любит Бога, как бы желал, тогда как так любил Его, что непрестанное носил в душе своей пламенное желание, чтобы один Бог славился в нем, сам же он был как ничто. Таковый не ведает, что такое он есть, и самыми похвалами, ему изрекаемыми, не услаждается. Ибо в великом вожделении смирения он не понимает своего достоинства, но служа Богу, как закон повелевает иереям, сильным некиим расположением к боголюбию окрадает память о своем достоинстве, негде во глубине любви к Богу укрывая присущее тому похваление в духе смирения, чтоб в помышлении своем всегда казаться пред собою некиим неключимым рабом, как совершенно чуждому требуемого от него достоинства, по сильному вожделению смирения. Так действуя, и нам надлежит бегать всякой чести и славы ради преизобильного богатства любви к Господу, столько нас возлюбившему.

Кто любит Бога в чувстве сердца, тот познан есть от Него. Ибо поколику кто в чувстве сердца восприемлет любовь к Богу, потолику и сам пребывает в любви Божией. Почему таковой не перестает в сильном некоем рвении вожделевать просвещения в разуме и стремится к нему с таким напряжением, что иной раз чувствует совершенное истощание самой силы костей своих, делаясь уже незнающим себя, но весь изменен и поглощен бывая любовию к Богу. Кто таков, тот и есть в животе сем, и не есть; так как еще странствуя в теле своем, душевным движением в силу любви непрестанно отходит он к Богу – и странно приемлется у Него. Ибо непрестанно горя в сердце неистощимым огнем любви, он по необходимости сердечно прилепленным пребывает к Богу, совершенно отрешившись от любления себя силою сей к Богу любви. Аще бо, говорит, изумихомся, Богови: аще ли целомудрствуем, вам (2 Кор. 5, 13).

Когда кто начнет богато ощущать любовь к Богу, тогда в чувстве духовном начинает он и ближнего любить, и начавши, не престает: такова любовь, о коей говорят все Святые Писания. Любовь плотская, не будучи связана духовным чувством, как только представится какой даже незначительный повод, очень легко испаряется. Любовь же духовная не такова: но, хотя случится потерпеть какое огорчение, в душе боголюбивой, состоящей под воздействием Божиим, союз любви не пресекается: ибо возгревши себя теплотою любви к Богу, она тотчас возвращается к благому настроению и с великою радостию восприемлет любовь к ближнему, хотя бы и не малое от него получено было оскорбление, или понесен большой вред; потому что тогда сладостию Божиею совершенно поглощается горечь разлада.

Никто не может возлюбить Бога от всего сердца, не возгрев прежде в чувстве сердца страха Божия; ибо душа в действенную любовь приходит после того уже, как очистится и умягчится действием страха Божия. В страх же Божий, со сказанным плодом от него, никто не может прийти, если не станет вне всех житейских попечений; ибо только тогда как ум успокоится в полном безмолвии и беспопечении, начинает спасительно воздействовать на него страх Божий, в сильном чувстве очищая его от всякой земной дебелости, чтоб таким образом возвести его в полную любовь ко всеблагому Богу. Так что страх есть принадлежность праведных,

только еще очищаемых, в коих качествует средняя мера любви, а совершенная любовь есть принадлежность уже очищенных, в коих нет страха, так как совершенная любовь вон изгоняет страх (1 Ин. 4, 18). То же и другое бывает только у праведных, действием Духа Святого проходящих добродетели. Почему и Писание, где говорит: бойтеся Бога, вси святии Его (33, 10), а где: возлюбите Господа, вси преподобнии Его (Пс. 30, 24), – давая нам ясно уразуметь, что страх Божий свойствен только еще очищающимся праведникам с среднею, как сказано, мерою любви, праведникам же очистившимся свойственна совершенная любовь; и в них не бывает уже никакого страшливого помышления, а пребывает одно непрестанное горение и прилепление души к Богу, действием Духа Святого, как говорит пророк: прильпе душа моя по Тебе, мене же прият десница Твоя (Пс. 62, 9).

Как раны, случающиеся в теле, если не прочистить их и не подготовить, как должно, не чувствуют прилагаемых к ним врачами лекарств; а когда очищены бывают, чувствуют действие лекарств и чрез то приходят в совершенное исцеление: так и душа, пока остается нерадивою и покрыта бывает проказою сластолюбия, страха Божия чувствовать не может, хотя бы кто непрестанно толковал ей о страшном и неумытном судилище Божием; а когда начнет действием полного к себе внимания очищаться, тогда начинает чувствовать, как живительное никое врачевство, страх Божий, пережигающий ее, как в огне некоем, действием обличений, и таким образом мало-помалу очищаясь, достигает наконец совершенного очищения. При сем в ней сколько прилагается любви, столько же умаляется страх, пока придет в совершенную любовь, в коей, как сказано, нет страха, но совершенное бесстрастие, действием славы Божией производимое. Буди же нам в похвалу похвал непрестанную, во-первых, страх Божий, а наконец, любовь, – полнота закона совершенства во Христе.

Душа, не освободившись от мирских забот, ни Бога не возлюбит искренно, ни диаволом не возмерзит, как достойно. Попечение о животе сем лежит на ней как тяжелое покрывало, и ум ее не может установить в себе своего о сем судилища, чтоб у себя самого ощутительно слышать безошибочные приговоры суда (совести). Почему всячески потребно удаление от мира.

Душе чистой свойственны слово независтное, рвение незлобивое и рачение о славе Господа непрестающее. Тогда (когда душа чиста) и ум верно установляет свои чаши (как установляются на весах чаши весовые), и трезвенным пребывает в своем о всем суждении, как на чистейшем и неподкупном судилище.

Вера без дел, и дела без веры одинаково не могут быть одобрены. Верующему, чтоб доказать свою веру, должно приносить Господу дела. И отцу нашему Аврааму вера не была бы вменена в правду, если б он не привел плода ее – сына своего на жертву Богу.

Любящий Бога и верует искренно, и дела веры совершает преподобно. Верующий же только, а не пребывающий в любви и самой той веры, которую кажется имеющим, не имеет. Он верует с некою легкотою ума, не нося в себе действенного (установляющего его на едином) отвеса преславной любви. Только вера, любовию действующая (Гал. 5, 6), есть великая главизна добродетелей.

Исследующий глубину веры обуревается волнами помышлений; а созерцающий ее в престосердечном расположении наслаждается сладостною внутреннею тишиною.

Глубина веры, будучи водою забвения, не терпит, чтоб в нее смотрели или ее узревали любопытными помышлениями. Будем же в простоте ума плыть по водам сим, чтоб таким образом доспеть в пристань воли Божией.

Никто не может искренно любить или веровать иначе, как если он не имеет себя самого осудителем себя. Ибо когда совесть наша тревожима бывает своими обличениями, тогда уму не попускается чувствовать благоухания премирных благ, но он тотчас же раздвояется сомнением: в силу предшествовавших опытов веры теплым движением вожделенно устремляется он к ним, но уже не может любовно восприять их в чувстве сердца по причине, как я сказал, частых угрызений обличающей совести. Впрочем, если мы очистим себя теплейшею молитвою и вниманием, то опять улучим сие вожделенное благо, еще с большим опытным в Боге вкушением его.

Как к видимым нам благам невольно некако влекут нас телесные чувства: так к благам невидимым обыкновенно руководит нас чувство умное – духовное, когда вкусит божественной благости. Все вожделевает сродного себе: душа, как бестелесная, – Небесных благ, а тело, как персть от земли, – земных сластей. Итак в состояние опытно вкушать невещественное незаблудно достигнем мы, если трудами утончим черствое тело свое.

Что чувство естественное одно, сему научает нас самое действо (энергия) святого ведения (просвещенный благодатию разум). Преступлением Адамовом оно разделилось на два действа (энергии); но Святым Духом оно опять соделовается единым и простым. Этого однако ж никто не может увидеть в себе, кроме тех одних, которые, в чаянии будущих благ, охотно отрешаются от благ жизни сей и воздержанием иссушают всякое вожделение телесных чувств. Ибо только в таковых ум, по причине полного беспопечения, здраво и бодренно совершая свои движения, может чувством неизреченно вкушать божественную благостыню, и в то же время по мере своего преспеяния сообщать свои радости и телу, безмерным некиим словом в любви изявляя свое обрадование исповеданием, говоря: на Того упова сердце мое, и поможе ми: и процвете плоть моя, и волею исповемся Ему (Пс. 27, 7). Таковое обрадование, бывающее в сем случае в душе и теле, есть нелестное напоминание о вечно нетленном житии.

Подвизающимся надобно всегда соблюдать мысль свою неволнующеюся, чтобы ум верно мог различать набегающие помыслы, и различая, добрые и богопосланные влагал в сокровищницу памяти, а непотребные и демонские извергал вон из влагалищ естества. И море, когда стоит покойно, бывает видно для рыболовов до самых последних глубин своих, так что тогда не укрывается от них ни одна почти из движущихся там живых тварей; когда же оно взволновывается ветрами, тогда скрывает в непроницаемой мутности своей то, что во время приятной тишины щедро давало видеть; от чего в ту пору искусство рыболовной хитрости устрояющих остается без дела. Это же случается претерпевать и созерцательному уму, особенно когда глубина души возмущается гневом неправедным.

Очень немного таких, которые точно знают все свои падения и которых ум никогда не отторгается от памятования о Боге. Как телесные наши очи, когда здравы, могут все хорошо видеть до малейших комарей и мушек, летающих в воздухе; а когда бывают запорошены или влажным чем покрыты, тогда что велико и всегда им встречается, то видят, хоть слабо, а что мало, того совсем не ощущают чувством зрения: так и душа, когда вниманием к себе прогонит омрачение, случающееся с нею от миролюбия, тогда и малые свои падения почитая очень великими, слезы к слезам прилагает с великим благодарением, сокрушаясь о том, – как сказано: праведнии исповедятся имени Твоему (Пс. 139, 14); а когда одержима бывает миролюбивым расположением, тогда если совершит убийство, или другое что достойное наказания, чувствует еще немного, других же падений никаких и заметить не может, даже нередко почитает их за добродетели и не стыдится с жаром защищать их, несчастная.

Очистить ум только Духа Святого есть дело. Ибо если не придет Крепльший Сей, не поймает и не свяжет хищника оного (Лк. 11, 22), то похищенное им никак не может быть высвобождено. Подобает убо всякими добродетелями, наипаче же миром душевным упокоевать в себе Духа Святого, чтоб иметь в себе светильник разума всегда светящим; потому что когда он непрестанно светит в сокровенностях души, тогда не только явны бывают в уме даже малые темные прилоги бесовские, но и бездейственны и неустойчивы, будучи обличаемы Святым оным и преславным Светом. Почему Апостол и говорит: Духа не угашайте (И Сол. 5, 19), т. е. не оскорбляйте (Еф. 4, 30) благостыни Святого Духа злыми делами или помышлениями, чтоб не лишиться всепобедительного оного светильника. Ибо не присносущный и животворный угасает при сем Дух, но Его опечаление, или лучше отвращение, оставляет ум наш ожестелым и чуждым света ведения.

Едино есть, как я сказал, естественное в душе чувство [ибо известные пять телесных чувств суть особое дело; они служат потребностям тела, как научает нас всесвятой и человеколюбивый Дух Божий]; но оно ныне в проявлениях движений души разделяется надвое по причине поползновения на недоброе, приразившееся к уму чрез преслушание. Почему, то оно влечется страстною частию души, – от чего мы сладостно сочувствуем благам житейским; то соуслаждается разумному мысленному ее движению, – поколику ум наш, когда мы целомудрствуем, с вожделением устремляется тещи к небесным красотам. Если потому мы придем в навык презирать блага мира сего, то сможем наконец и земное вожделение души привести в согласие с разумным ее настроением, в силу общения Духа Святого, сие в нас домостроительствующего. Ибо если Его Божество действенно не озарит сокровенностей нашего сердца, то мы не возможем нераздельным чувством, т. е. всецелым расположением души, вкусить Небесного блага.

Чувство ума есть вкус его, верно различающий духовные вещи. Как телесным нашим чувством вкуса в здравом состоянии непогрешительно различая хорошее от нехорошего, приятного желаем (от неприятного же отвращаемся): так и ум наш, когда начинает действовать в добром настроении и в полном беспопечении о преходящем, может богато ощущать божественное утешение и нимало не быть увлекаемым ничем противным тому. Ибо как тело, земных вкушая сластей, приобретает опытность в чувстве сем безошибочную: так и ум, когда поднимается выше плотского мудревания, может нелестно вкушать и различать утешение Святого Духа, как говорится: вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33, 9), и имея память о сем вкушении по действу любви незабвенною, непогрешительно различать лучшее, по слову св. Апостола: и о сем молюся, да любовь ваша паче и паче избыточествует в разуме, и во всяком чувстве, во еже искушати вам лучшая (Флп. 1, 9).

Когда ум начнет ощущать благодатное утешение Святого Духа, тогда и сатана свое влагает в душу утешение в кажущемся сладким чувстве, во время нощных успокоений, в момент тончайшего некоего сна (или засыпания). Если в это время ум окажется держащим в теплейшей памяти святое имя Господа Иисуса, и как верным оружием против прелести воспользуется сим пресвятым и преславным именем; то лукавый обольститель оный тотчас удаляется, но за то возгорается наконец бранию против души своим лицом (а не помыслами). Так ум, точно распознавая обманчивые прелести лукавого, более и более преуспевает в различении духовных вещей.

Благое утешение бывает или в бодрственном состоянии тела, или при погружении его в сон, когда кто в теплом памятовании о Боге как бы прилеплен бывает любовью к Нему; а утешение обманчивое, прельстительное, как я сказал, бывает всегда в то время, как подвижник приходит в тонкое некое дремание, или забытье, при памятовании о Боге посредственном. То, происходя от Бога, явно влечет души подвижников благочестия в любви Божией в сильном излиянии душевных чувств; а это обыкновенно обвевает душу некиим ветром обманчивой прелести и во время сна телесного покушается похитить чувство вкушением чего-то приятного, несмотря на то, что ум в известной мере здравствует в отношении к памятованию о Боге. – Итак если, как я сказал, ум окажется в такое время трезвенно памятующим о Господе Иисусе, то тотчас рассеивает это обманчиво кажущееся приятным дыхание врага, и с радостию выступает на борьбу с ним, имея готовое против него оружие, по благодати, в прехвальной опытности своей духовной.

Если душа неколеблющимся и немечтательным движением воспламенится к любви Божией, влеча некако в глубину сей неизреченной любви и самое тело, – в бодрствовании ли то, или, как я сказал, при погружении в сон воздействуемого святою благодатию подвижника, между тем как душа совершенно ни о чем другом не помышляет, кроме того одного, к чему возбуждена; – то ведать надлежит, что это есть действо Святого Духа. Будучи вся преисполнена приятных чувств от неизреченной оной божественной сладости, она и не может в ту пору помышлять ни о чем другом, а только чувствует себя обрадованною неистощимою некоею радостию. Если же при таком возбуждении ум восприимет колебание некое сомнительное, или нечистое какое помышление, и если при сем Святым Господним именем будет пользоваться для отвращения зла, а не паче по одной любви к Богу; – то ведать надлежит, что утешение это – от прельстителя, и есть только призрак радости. Радость такая совне навевается, и является не как качество и постоянное расположение души; видимо, тут враг хочет опрелюбодействовать душу. Видя, что ум начинает проявлять верную опытность своего чувства, он и своими некиими утешениями, кажущимися благими, подступает утешать душу, в ожидании, что она, будучи развлекаема этою блажною макротною сластию, не распознает своего смешения с обольстителем. По сим признакам можем мы распознавать духа истины и духа лестча (1 Ин. 4, 6). – Никому впрочем невозможно ни божественной благости чувством вкусить, ни горести бесовской ощутительно испытать; если кто не удостоверится в себе, что благодать во глубине ума его сотворила себе обитель, а злые духи гнездятся негде окрест членов сердца. Бесы же отнюдь не хотят, чтоб люди как-нибудь удостоверялись в этом, дабы ум, верно зная это, не вооружался против них непрестанною памятию о Боге.

Есть любовь в душе естественная, и есть от Святого Духа в нее изливаемая. Та, если захотим, приходит в соразмерное движение и от нашей воли; почему удобно расхищается злыми духами, коль скоро перестаем в усиленном напряжении держать свое произволение. А эта так пламенит душу любовию к Богу, что все части души прилепляются к неизреченной сладости божественного возлюбления в безмерной некоей простоте расположения; ибо тогда ум, как бы чреват бывая от духовного (благодатного) действа (енергии), источает обильный некий поток любви и радования.

Как море волнуемое, когда возливают на него елея, обыкновенно стихает, потому что тучность елея препобеждает силу воздымающей волны бури: так и душа наша, умащаемая благодатию Святого Духа, сладостною исполняется тишиною; потому что, по слову пророка: обаче Богови повинися душе моя (Пс. 61, 6), – тогда к обрадованию ее пресекается всякое в ней волнение, уступая приосеняющей ее благостыни Духа и порождаемому тем бесстрастию. Почему какие бы потрясения ни покушались в ту пору произвести в душе бесы, она пребывает мирствующею в себе и всякого полною радования. Но в такое состояние никто не может прийти, ни пребывать в нем, если не будет непрестанно отрезвлять и услаждать душу свою страхом Божиим; ибо страх Господень приносит подвизающимся некий вид непорочности и чистоты. Страх Господен чист, говорит пророк, пребываяй в век века (Пс. 18, 10).

Никто, слыша о чувстве ума, да не воображает, будто слава Божия является ему чувственно. Мы говорим, что душа, когда бывает чиста, неизреченным некиим вкушением ощущает божественное утешение, но не так, чтоб при сем чувственно являлось ей что-либо из невидимого; ибо ныне мы верою ходим, а не видением, как говорит блаженный Павел (2 Кор. 5, 7). Почему, когда кому-либо из подвизающихся явится свет, или зрак какой огневидный, или глас, пусть он ни под каким видом не принимает за истинное такое явление. Ибо это явно есть прелесть вражия, – и многие, с которыми это случалось, по неведению сбивались с пути истинного. Мы же знаем, что пока живем страннически в тленном теле сем, устраняемся от Бога (2 Кор. 5, 6), – т. е. не имеем возможности видимо видеть ни Его, ни дивных вещей Его пренебесных.

Сны, являющиеся душе по любви Божией, суть необманчивые указатели здравия душевного. Они не изменяются из одного образа в другой, не наводят страха, не возбуждают смеха или внезапного опечаления, но приступают к душе со всею тихостию и преисполняют ее духовного радования; почему душа, и по пробуждении тела, со всем вожделением ищет этого испытанного во сне обрадования. У бесовских мечтаний все бывает противно сему, – не пребывают они в одном и том же образе, и вида своего не показывают долго не смятенным; потому что тем, чего нет в их произволении, но что заимствуют они из своей только лживости, долго довольствоваться они не могут. При этом они много говорят и обещают великого, а еще больше угрозами стращают, принимая на себя нередко вид воинов; иногда припевают душе и что-нибудь льстивое с шумным криком. Ум, когда чист бывает, скоро распознает их, и – иногда мысленным напряжением пробуждает тело, а иногда охотнее остается в том же положении, радуясь, что возмог распознать их лукавство, и в том же сне обличая их и тем подвигая их на великий против себя гнев. – Бывает, впрочем, что и добрые сны не радость приносят душе, а печаль некую сладостную, и слезу неболезненную. Это случается с теми, которые преуспели уже в великом смиренномудрии.

Мы изложили, как различать сны хорошие и худые, основываясь на том, что сами слышали от опытных старцев. Да довлеет однако ж нам паче, как великая добродетель, то правило, чтоб отнюдь не верить никакому сонному мечтанию. Ибо сны наибольшею частию бывают ни что иное, как идолы помыслов, игра воображения или еще, как я уже говорил, бесовские над нами наругания и забавы. Если, держась сего правила, мы иногда не примем такого сновидения, которое послано будет нам от Бога, то не погневается за это на нас любвеобильный Господь Иисус, ведая, что мы дерзаем на это из опасения бесовских козней. Ибо хотя предреченный способ различения снов верен; случается однако ж, что душа, по некоему восхищению вражьему нечувствительно и непроизвольно будучи осквернена, – без чего, как думаю, никто не обходится, – теряет след верного различения и верит снам недобрым, как добрым.

Да послужит нам в доказательство сказанного следующий случай: господин после долгого отсутствия, возвратясь домой, стоит ночью у ворот и зовет раба, чтоб отворил; раб, не распознавая точно, господин ли это, решительно отказывает ему в этом, боясь, чтоб, обманувшись сходством голоса, не впустить злодея и не сделаться предателем вверенного ему господином имущества; и господин, когда настал день, не только не разгневался за это на него, но напротив великими превознес его похвалами что голос его самого счел обманом, не желая утратить что-либо из его имущества.

Что ум наш, когда начнет в нем ощутительно действовать божественный свет, соделовается весь светлым, так что сам богато видит сей сущий в нем свет, в этом не должно сомневаться. Так всегда бывает, коль скоро душа сильно возгосподствует над страстями. Но бывает, что нечто подобное призрачно является в уме и от злокозненности вражеской, то как свет, то как огнь, как учит божественный Павел, говоря, что и сатана иногда преобразуется в Ангела светла (2 Кор. 11, 14). Почему не должно в такой надежде, (т. е. в надежде видеть свет в себе) приступать к прохождению подвижнического жития, чтоб сатана не нашел поэтому души предуготованною к восхищению ее в прелесть и не восхитил в самом деле. Но должно то одно иметь при сем в виду, чтоб достигнуть любви к Богу всем чувством и с полным удостоверением сердечным, – что и есть любить Бога всею душою, всем сердцем и всем помышлением (Лк. 10, 27). В ком действуется сие благодатию Божиею, тот, живя в мире, чужд бывает мира.

Послушание есть, как достоверно известно, первое в числе вводных (новоначальных) добродетелей добро; ибо оно отсекает кичение и порождает в нас смиренномудрие. Почему бывает входною дверию любви ко Христу Богу для тех, кои с сердечным расположением держатся его. Отложив его, Адам ниспал во глубину ада. Господь же, возлюбив его, в силу домостроительства нашего спасения, послушлив был Отцу Своему даже до креста и смерти (Флп. 2, 8), – и это тогда, как ни в чем не меньше был величества Его, – чтоб, своим послушанием загладив вину преслушания человеческого, тех, кои поживут в послушании, возвести к блаженной и вечнующей жизни. Итак, тем, кои восприемлют борьбу с гордынею диавольскою, прежде всего должно возревновать о сей добродетели, – и она, предшествуя, незаблудно покажет им потом все стези добредетелей.

Воздержание есть принадлежность всех добродетелей; почему подвизающийся должен от всего воздерживаться (1 Кор. 9, 25). Как, когда отнят будет какой-нибудь наималейший член человеческого тела, весь вид человека делается безобразным, как ни будь мало то, чего в нем не достает: так и когда кто об одной лишь какой вознерадит добродетели, расстраивает все благолепие воздержания, хотя и не видит того. Почему должно не только телесные люботрудно проходить добредетели, но и те, которые имеют силу внутреннего нашего очищать человека. Ибо какая польза тело соблюдать девственным, когда душа блудодействует с бесом непослушания? Или как увенчается тот, кто от чревоугодия и всякой другой похоти телесной блюдет себя, а о кичении и славолюбии небрежет, не стерпевая даже и малейшего оскорбления; тогда как ведает, что свет правды имеет уравновесить чашу (воздаяния) с делами правды только тех, кои совершали их в духе смирения?

Все бессловесные похоти подвизающимся так должно возненавидеть, чтоб эта ненависть к ним обратилась у них в навык. Воздержание же в пище так надлежит соблюдать, чтоб никто никогда не доходил до почитания мерзким какого-либо из яств. Это бесовское дело и есть клятвы близ. Ибо мы не потому воздерживаемся от некоторых яств, что они по природе злы, – да не будет! – но для того чтоб, воздерживаясь от них, соразмерно укротить пламенеющие члены плоти; еще же и для того, чтоб остающаяся у нас от потребления пища была обращаема в удовлетворение насущной нужды бедных, – что есть признак искренней любви.

От всего предлагаемого для ястия и пития есть и пить со благодарением Богу нисколько не противно закону ведения; ибо вся в созданиях Божиих добра зело (Быт. 1, 31). Но самоохотно воздерживаться от многоядения и сладкоядения весьма благоразумно и премудро. – Только отказываться так самоохотно от предлежащих сластей мы не можем, если самым делом и опытом не вкусим божественной сладости всем чувством.

Как множеством яств обременено будучи, тело наше делает ум каким-то беспечным и неподвижным: так и будучи измождено чрезмерным воздержанием, соделовает созерцательную часть души унылою и несловолюбивою (м. б. не охочею рассуждать). Подобает убо образ питания телесного соразмерять с состоянием сил и крепости тела: когда оно здорово, утеснять его, сколько потребно, а когда немоществует, послаблять ему несколько. Подвизающемуся не следует расслабевать телом, но быть в силе, сколько требуется для подвига, чтоб хотя телесными трудами очищалась надлежаще и душа.

Когда, при приходе каких-либо братий или какого-либо странника, тщеславие, пользуясь сим случаем, придет в движение и, надымая нас своим ядом, станет подстрекать не нарушать своего о пище устава; тогда наипаче благопотребно послабить несколько меру обычного пищеприятия. Ибо таким образом мы и беса отошлем от себя с оплакиванием безуспешности своего покушения, и закон любви рассудительно исполним, и тайну воздержания нашего чрез послабление его сохраним невыказанною.

Пост, хотя как орудие, благоустрояющее хотящих к целомудрию, имеет цену, но не пред Богом. Почему подвижникам благочестия не должно высокоумствовать по поводу его, но от единой веры в Бога чаять достижения своей цели. И мастера по какому-либо искусству в совершенстве своей искусности удостоверяют не добротностию своих орудий, но терпеливо заканчивают какое-либо изделие, и оно уже служит показателем, насколько они искусны в своем мастерстве.

Как земля умеренно напаяемая, с большим приплодом изращает вметаемое в нее чистое семя, а упояемая слишком обильными дождями приносит только терния и волчцы: так и земля сердца, когда употребляем вина в меру, естественные свои семена являет чистыми, а всеваемые в нее Духом Святым износит добролиственными и многоплодными; когда же чрез меру одождим ее многопитием, износит только терния и волчцы всеми помыслами своими.

Когда ум наш плавает в волнах многопития, тогда не только на образы, во сне представляемые ему бесами, смотрит страстно, но и, сам в себе рисуя некие красивые лица, такими мечтаниями своими, как какими живыми существами, услаждается с раждежением. Ибо когда похотные части тела разогреются от винной теплоты, тогда нуждение некое налегает на ум представлять в себе сластолюбно такие тени страсти. Почему надлежит нам, соблюдая мерность, избегать вреда от излишества бывающего. Тогда ум, не имея подвигающей его на живописание греха сласти, пребывает весь немечтателным и, что еще лучше, бессластным.

Желающим укротить воздымающиеся члены тела не должно касаться искусственно приготовляемых напитков, которые хитрецами такого изобретения называются предпитием по той причине, что они обыкновенно пролагают в чрево путь множеству яств. Ибо не только качество их бывает во вред подвизающимся телам, но и самое безмысленное смешение входящих в их состав веществ сильно поражает богобоязненную совесть. Ибо чего такого не достает в естестве вина, чтоб нужда належала примешением разных сластей смягчать его крепость?

Господь наш, и сего священного (подвижнического) жития Учитель, Иисус Христос оцтом был напоен во время страдания Своего от тех, кои служили повелениям диавола, чтоб оставить нам, как мне кажется, ясный образец, с каким расположением должны мы проходить священные подвиги. Сим он как бы сказал: подвизающимся против греха не должно употреблять сладких яств или питий; но паче должно терпеливо переносить горечь брани. Можно приложить и значение иссопа к губке, чтоб чрез тот и другую совершеннее представить образ нашего очищения. Тот, как вещь жесткая, представляет свойство подвигов, а эта, как вещь, употребляемая при омовениях, напоминает о полном совершенстве очищения.

Ходить в баню никто не сочтет грешным или неразумным; но воздержания ради удаляться и от этого, я называю делом и мужественным и целомудреннейшим. Ибо в таком случае ни тело наше не разблажается сластным оным омовением, ни в душе не возбуждается воспоминание о бесславном обнажении Адама, чтоб подобно ему заботиться о листвиях для прикрытия второй срамоты обнажения. Особенно это необходимо для нас, которые, недавно высвободясь из пагубного растления жизни сей, должны всячески стараться пребывать в неразлучном единении с красотою целомудрия непорочною чистотою своего тела.

Врача приглашать во время недугов ничто не препятствует. Бог провидел, что будет нужда во врачевательном искусстве и благоволил, чтоб оно наконец составилось на основании опытов человеческих; для того наперед дал бытие и врачевствам в ряду творений. Впрочем, не на них должно полагать надежду уврачевания, но на истинного нашего Врача и Спасителя, Иисуса Христа. Это однако ж я говорю тем, которые жизнь подвижническую проводят в киновиях или в городах, по той причине, что они, судя по течению приключающихся с ними обстоятельств, не всегда могут иметь непрестающим действо веры, будучи окружены любовию, – а то – и по той, чтоб не впадали они в тщеславие и в искушение диавола, по которым некоторые из них при многих объявляют, что не имеют нужды во врачах. Если же кто отшельническую жизнь проводит в местах пустынных с двумя или тремя единонравными братиями, то каким бы недугам ни подвергался он, да предаст себя Единому Господу, Целителю всякой нашей болезни и немощи. По Господе он в самой пустыни имеет довольное утешение в болезнях, к тому же, как действо веры может у него не оскудеть никогда, так и выставить напоказ свою добродетель терпения не имеет он возможности, будучи прикрыт доброю завесою пустыни. Для сего-то Господь и вселяет единомысленныя в дом (Пс. 67, 7).

Когда мы крайне тяготимся приключающимися нам расстройствами телесного здравия, ведать должно, что душа нагая еще порабощена телолюбию. Почему как вещественных вожделевая услаждений, не хочет она отрешиться от житейских благ, так великою почитает тяготою – не иметь по причине болезней возможности пользоваться приятными для плотской жизни вещами. – Если же она с благодарностью переносит прискорбности из-за болезни, то это знак, что она недалеко от пределов бесстрастия. Почему с радостию ожидает она тогда и самой смерти, как виновницы вступления в истинную жизнь.

Душа не возжелает разрешиться от тела, если не сделается совершенно равнодушною к воздуху сему (т. е. ко всему житейскому и мирскому). – Все чувства телесные сопротивляются вере, так как чувства вкушать ищут только настоящего – присущего, а вера обещает богатство благ будущих. Почему подвизающемуся никогда не подобает помышлять ни о древесах ветвистых и тенистых, ни об источниках добротечных, ни о лугах доброцветных, ни о домах благолепных, ни о беседах с родными приятных, – равно как воспоминать и о богатых приношениях, если случалось быть ими почтенным. Но ему надлежит тем, что необходимо, пользоваться с благодарностию, жизнь же сию почитать некиим странническим путем, чуждым всякого плотского утешения. Ибо только таким образом стеснив свою мысль, возможем мы обратить ее всю на стезю, ведущую в живот вечный.

Что зрение, вкус и прочие чувства рассеивают память сердца, когда пользуемся ими без меры, об этом первая возвещает нам Ева. Ибо пока не взглянула она на заповеданное древо сластолюбно, дотоле тщательно помнила Заповедь Божию: чего ради как бы покрываемая крылами любви Божией, неведала она и наготы своей. Когда же воззрела на то древо сластолюбно, коснулась его с великим похотением и наконец вкусила от плода его с неудержимым вожделением; тотчас восприяла склонность к плотскому самоуслаждению и, как обнаженная сочетавшись с сею страстию, все свое вожделение предала взысканию вкушения настоящих утех, примесивши по действию видимой привлекательности плода к своему падению и падение Адама; вследствие чего уму человеческому стало затруднительно памятовать о Боге или о заповедях Его. Мы же, всегда с непрестанною памятию о Боге взирая во глубину сердца своего, будем проводить сию падкую на прелести жизнь, как слепые очами; ибо любомудрию воистину духовному свойственно сохранять непарительным присущий в нас позыв видеть красное еже видити. Этому и многоопытнейший Иов научает нас, говоря: аще и в след ока моего иде сердце мое (Иов. 31, 7). Такое действование есть верный признак крайнего воздержания.

Всегда пребывающий в сердце своем далек от всех красных жизни сей вещей; и ходя духом, похотей плотских изведывать не может. Поелику таким образом таковой шествие свое совершает в ограждении добродетельми, сии самые добродетели имея как бы привратными стражами своего града чистоты; то все козни бесов против него остаются безуспешными, хотя иной раз стрелы сей общей всем похоти достигают даже до окон естества.

Когда душа начнет уже не похотевать красных земных вещей, тогда прокрадывается в нее большею частию некий унывный дух, который ни охотно потрудиться в служении слова не допускает ее, ни твердого желания будущих благ не оставляет в ней, еще же и эту привременную жизнь представляет крайне непотребною, как не имеющую достойных дел добродетели, и самое ведение уничижает, как дарованное и другим многим или ничего особенного нам не возвещающее. Сей теплохладной и разленяющей страсти мы избежим, если в крайне тесные вставим пределы нашу мысль, держа во внимании одну память Божию; ибо только таким образом дух, востекши в свойственное ему горение, может отгнать от себя неразумное оное разленение.

Ум наш, когда памятию Божиею затворим ему все исходы, имеет нужду, чтоб ему дано было дело какое-нибудь, обязательное для него, в удовлетворение его приснодвижности. Ему должно дать только священное Имя Господа Иисуса, Которым и пусть всецело удовлетворяет он свою ревность в достижении предположенной цели. Но ведать надлежит, что, как Апостол говорит, никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1 Кор. 12, 3). С нашей стороны требуется, чтоб сказанное речение (Господи Иисусе Христе и проч.) умом в себе утесняющимся непрестанно было изрекаемо в сокровенностях его так, чтоб при этом он не уклонялся ни в какие сторонние мечтания. Которые сие святое и преславное Имя непрестанно содержат мысленно во глубине сердца своего, те могут видеть и свет ума своего (ясность мысли, или определенное сознание всех внутренних движений). И еще: сие дивное Имя, будучи с напряженною заботливостию содержимо мыслию, очень ощутительно попаляет всякую скверну, появляющуюся в душе. Ибо Бог наш огнь поядаяй есть всякое зло, как говорит Апостол (Евр. 12, 29). Отсюда наконец Господь приводит душу в великое возлюбление славы Своея; ибо преславное то и многовожделенное Имя, укосневая чрез памятование о нем ума в теплом сердце, порождает в нас навык любить благостыню Его беспрепятственно; потому что нечему уже тогда полагать тому препону. И сие-то есть бисер оный многоценный, который стяжевают, предав все свое имение с неизреченною радостию об обретении Его.

Иная есть радость началовводная, и иная завершительная: та не непричастна мечтаний (о себе), а эта сильна смиренномудрием; посреде же их – печаль боголюбивая и неболезненный плач. Яко во множестве мудрости множество разума, и приложивши разум, приложит печаль (Еккл. 1, 18). Сего ради надлежит прежде началовводною радостию призвать душу к подвигам; потом предать ее обличению и искушению истиною Духа Святого, как о прежде содеянных грехах, так и о содеваемых еще поползновениях в самозабвении. Во обличениих бо о беззаконии наказал еси человека, и истаял еси, яко паучину душу его (Пс. 38, 12). Чтоб после того как обличение Божие искусит ее, как в горниле, она восприяла действо немечтательной радости в теплом памятовании о Боге.

Когда душа возмущается гневом, или отягчается многоядением, или сильною печалию омрачается, тогда ум не может держать памятования о Боге, хотя бы и понуждаем был к тому как-нибудь. Ибо весь будучи омрачен лютостию сих страстей, бывает он тогда совершенно чужд собственного чувства; почему желание не имеет где наложить свою печать, чтоб чрез то ум мог носить незабвенным и неизменным вид богомыслия, так как тогда память его огрубевает по причине суровства страстей. – Когда же она бывает свободна от таких возмущений, тогда, если иногда и успеет забвение на мгновение украсть мысль о возлюбленном Господе, ум, восприяв свою энергию и живость, тотчас опять с жаром емлется за многовожделенную оную и спасительную ловитву; ибо тогда сама благодать и сбогомысльствует душе и совзывает: Господи Иисусе Христе! Подобно тому, как мать, уча дитя свое, многократно повторяет вместе с ним имя – отец, пока не доведет его до навыка вместо всякого другого, подсильного дитяти слова, ясно произносить – отец, даже и во сне. Посему Апостол говорит, – что Сам Дух способствует нам в немощах натих; о чесом бо помолимся, якоже подобает не вемы, но Сам Дух ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными (Рим. 8. 26). Ибо, так как мы младенчествуем пред совершенством сей молитвенной добродетели; то всеконечно имеем нужду в Его помощи; чтоб, когда неизреченная Его сладость обымет и усладит все наши помыслы, мы всем расположением подвиглись памятовать о Боге и Отце нашем и любить Его. Почему, как тот же дивный Павел говорит, о Нем вопием: Авва Отче (Рим. 8, 15), когда Им благонастрояемы бываем призывать Бога Отца.

Гнев больше всех других страстей обыкновенно встревоживает и в смятение приводит душу; но есть случаи, когда он крайне для нее полезен. Так, когда несмущенно гневаемся на нечествующих, или другим каким образом бесстудствующих, да спасутся или по крайней мере устыдятся, тогда душе нашей доставляем то же, что кротость; потому что в таком случае всячески споспешествуем целям Божией правды и благости. Также когда поднимаются в душе женолюбивые движения, тогда, разгневавшись посильнее на этот грех, отрезвляем нередко душу и придаем ей мужескую силу противостоять ему. А что, находясь в крайнем расстройстве духа, можем мы, запретив гневно самому духу расстроителю, возвышаться мудрованием даже над ужасами, коими хвалится подавлять нас смерть, в этом не должно сомневаться: что желая показать нам, Господь, при воскрешении Лазаря, сначала запретил в духе аду и ободрил себя и потом уже несмятенною волею, как и всегда делал все, что ни делал, возвратил телу Лазареву душу. Так что, как мне кажется, целомудрый гнев дан естеству нашему Создавшим нас Богом более как орудие правды; и если бы Ева воспользовалась им против змия, то не подпала бы пагубному действию страстного оного похотения. Почему полагаю, что пользующийся целомудро гневом по ревности к благочестию, более одобрительным окажется на весах праведного воздаяния, нежели тот, кто по неподвижности ума никогда не подвигается на гнев; так как у этого, его правитель человеческих мыслей и чувств остается необученным, а тот, на конях добродетели восседя, всегда в борьбе пребывает и носится среди полчищ бесовских, непрестанно обучая в страхе Божием четвероконницу воздержания, которую Св. Писание назвало колесницею Израилевою, как находим в описании взятия на Небо божественного Илии (4 Цар. 2, 12). Иудеев первых Бог многоразлично обучал четырем добродетелям; почему и взят был на Небо таковой и толикий питомец мудрости (мужества, правды и воздержания),[3] конями имея, как мне кажется, сии добредетели свои, когда взял его дух в веянии огня.

Сподобившийся святого ведения и вкусивший сладости Божией ни тягаться никогда не должен (когда кто на него жалобу подает), ни сам поднимать против кого тяжбу, хотя бы кто стянул с него одежду, в которую одет; ибо правда властей века сего ниже правды Божией, – или лучше, она ничто пред правдою Божиею; да и какое различие между чадами Божиими и людьми века сего, если не то, что правда этих последних нейдет в сравнение с правдою тех первых; почему и называется та правдою человеческою, а эта правдою Божиею. Так и Господь наш укоряем противу не укоряше, и стражда не прещаше (1 Пет. 2, 23); а напротив, не только снятие одежды перенес в молчании, но, что несравненно выше, молился Отцу о спасении здодейски действовавших против Него. Люди же мира не перестанут тягаться, пока с лихвою не получат искомого от тех, с коими тягаются, особенно когда ищут роста на долг: так что их правда бывает часто началом великой неправды.

Слышал я, как некие благочестивые говорят, что не должно всякому позволять расхищать то, что имеем для своего содержания и для упокоения бедных; чтобы, снисходя такому злу, не сделаться нам виновными во грехе обижающих нас, и особенно, когда терпим это от христиан. – Но так поступать ни что другое есть, как желать спасать больше свое, чем себя самих. Ибо если я, оставя молитву и внимание своему сердцу, начну искать суда на обидевших меня и корпеть в сенях судилищ, то явно, что для меня искомое гораздо дороже собственного моего спасения, чтоб не сказать, и самой спасительной заповеди. И как явлюсь я последователем Евангельской заповеди, повелевающей мне: и от взымающаго твоя не истязуй (Лк. 6, 30), если, по слову Апостольскому, не стану с радостию принимать разграбление имений своих (Евр. 10, 34), когда она (заповедь) и того, кто по суду обратно получает, в чем насилован, не освобождает от греха лихоимания? Тленные (временные, или тленными о тленных вещах производимые судилища) не могут отменить нетленного Божия Суда; и виновный тем законам удовлетворять должен, которым подлежит его дело и по которым ему следует защищаться. Доброе убо есть дело перетерпевать насилие от хотящих онеправдовать нас, и молиться о них, чтобы ради их покаяния, а не ради возвращения ими нам того, что они у нас похитили, отпущено было им прегрешение лихоимства. Ибо правда Божия хощет, чтоб мы самого лихоимца, а не олихоимствованное им, некогда прияли свободным от греха чрез покаяние.

Очень пригодно и паче всего душеполезно, познав истинный путь благочестия, тотчас все свое распродать и раздать полученное от того нищим, по заповеди Господа, и не попускать себе под видом желания всегда иметь возможность исполнять заповедь (о помогании бедным) преслушать сие спасительное повеление (о раздании за раз всего). От сего будет у нас, во-первых, добрее беспопечение, а отсюда потом не подлежащая наветам нищета, которая сама горняя мудрствует, и другим не подает повода к неправым искам на нас, когда у нас ничего уже не будет, чем могл бы воспламеняться огнь лихоимания у лихоимцев. Согреет же нас тогда, паче всех других добродетелей, смиренномудрие и в своих недрах упокоит, как нагих; подобно тому, как мать, взяв на руки дитя свое, упокоевает и согревает его в обятиях своих, когда оно, по младенческой простоте своей, скинув одеяние свое, далеко отбрасывает его от себя, по великому незлобию своему находя более для себя приятною наготу, чем пестротную красоту одеяния своего. Ибо сказано: храняй младенцы Господь: смирихся и спасе мя (Пс. 114, 5).

Господь потребует от нас отчета в милостынеподаянии, поколику кто имеет, а не поколику не имееет (1 Кор. 8, 12). Посему если я, в страхе Божием с горячим благорасположением, покорствуя повелению Господа, все, что имел бы раздавать многие годы, раздам в короткое время, в чем еще буду укоряем, когда уже ничего не имею? – Но скажет кто: (если все раздадим), откуда же потом будут получать милостыню бедные, которые теперь кормятся от наших посильных подаяний? – Таковому вот какой приличен урок: не дерзай нечто укорное для Бога примышлять для прикрытия своего любоимания. Не оскудеют у Бога способы попечительно благоустроять создание свое, как делал сие от начала. И прежде, чем сей или оный были возбуждены к милостынеподаянию, оставались ли бедные без пищи или одежды? Будь убо уверен, что гораздо лучше тотчас по познании истины благостно иждить все на послужение бедным, отринув внушаемое пристрастием к богатству неразумное мудрование и горделивость и возненавидев свои похотения, – что и значит – возненавидеть душу свою: чтобы потом, не имея уже поводов радоваться в самовосхвалении постоянному раздаванию имений, унижали мы себя, как ничего доброго не делающие. Ибо пока изобилуем богатством, много услаждаемся раздаянием его, когда бывает на то охота, как с радостию исполняющие божественное повеление; когда же иждивем все, исполняемы бываем смиренными и сокрушенными чувствами, как ничего праведного не творящие. Вследствие сего душа в великом смирении возвращается в себя, чтобы чего не можем уже стяжевать каждодневным милостынераздаянием, того сподобляться прилежною молитвою, терпением и смиренномудрием; ибо сказано: нищ и убог восхвалита имя Твое, Господи (Пс. 73, 21). К тому же и дар богословствования никому не уготовляется от Бога, кроме тех, кои наперед располагают себя от всего своего отрещись ради славы Евангелия Божия, чтоб в боголюбезной нищете благовествовать о богатстве Царствия Божия. Сие дает разуметь рекший: уготовал еси благостию Твоею нищему, Боже, и присовокупивший к сему: Господь даст глагол благовествующему силою многою (Пс. 77, 11, 12).

Все дары Бога нашего добры вельми и всеблагоподательны; но ни один из них так не воспламеняет и не подвигает сердца к возлюблению Его благости, как богословствование. Ибо оно, будучи первейшим порождением благости Божией, первейшие и дары подает душе: во-первых, оно располагает нас с радостию презирать всякие приятные утехи житейские, так как в нем мы имеем вместо преходящих утех неизреченное богатство словес Божиих; а потом оно огненным некиим изменением ум наш озаряет и чрез то делает его общником служебных духов. Достодолжно убо приготовившись, возлюбленные, потечем к сей добродетели, благолепной, всезрительной, всякое попечение земное посекающей, в озарении света неизреченного ум питающей словесами Божиими, и, – чтоб не говорить много, – словесную – разумную душу к нераздельному общению с Богом Словом благоустрояющей чрез свв. пророков. Да и в душах человеков, – о дивное чудо! – устроив богогласные песни, сия божественная невестоводительница поет громко величия Божии.

Ум наш большею частию мало расположен бывает к молитве по причине утеснения его и ограничения молитвенною добредетелию; в богословствование же он охотнее вдается по причине простора и неограничения божественных созерцаний. Итак, чтоб не давать хода его свободному в себе разглагольствованию и не поблажать его охоте безмерно предаваться выспренним парениям, будем упражняться наиболее в молитве, псалмопении и чтении Писаний, не презирая притом и толкования любомудрых мужей, коих словеса преисполнены истинным ведением веры. Действуя так, мы не только не дадим ему свои речения примешивать к благодатным словесам и не попустим ему, увлекаясь тщеславием, рассеиваться в парениях под действием самодовольства и словоохотливости; но и научимся сохранять его безмечтанным во время созерцания и все почти помышления его сделаем слезоточными. Упокоеваясь в себе в часы безмолвия, наипаче же упоеваясь сладостями молитвы, он не только делается свободным от указанных пред сим страстных движений, но и, паче обновляясь, силы восприемлет легко и беструдно пребывать в божественных созерцаниях, преуспевая вместе с тем и в зрячем рассуждении (практической мудрости) с великим смирением. Ведать впрочем подобает, что молитва выше всякой широты созерцаний; сама же она свойственна только тем, кои во всяком чувстве и извещении преисполнены святою благодатию.

Благодать вначале обыкновенно озаряет душу своим светом с сильным того ощущением; а когда успехи в духовно-христианской жизни подвинутся вперед, тогда она большею частию неведомо для боголюбивой души свои совершает в ней таинства: чтобы после того (по умиротворении души) ввести нас в радовании на стезю божественных созерцаний, как будто бы мы только что призываемы были из неведения в ведение, посреди же подвигов (об умирении души от страстей) блюсти наш помысл не тщеславным. Подобает нам в меру быть ввергаемыми в печаль, как бы мы были оставлены благодатию, да паче смиримся и научимся покорствовать Господним о нас определениям, а потом благовременно входить в радость, благою окрыляясь надеждою: ибо как безмерная печаль вводит душу в нечаяние и безнадежие, так и чрезмерная радость приводит ее к самомнению и кичению. Говорю – о младенчествующих еще жизнию и разумом. Между пресвещением благодати и оставлением средина – искушение; а между печалию и радостию средина – надежда. Ибо говорится: терпя потерпех Господа и внят ми (Пс. 39, 2), – и еще: по множеству болезней моих, утешения Твоя возвеселиша душу мою (Пс. 93, 19).

Как двери в бане часто отворяемые скоро выпускают внутреннюю теплоту вовне: так и душа, когда много кто говорит, хотя бы говорил все хорешее, испускает память свою (сознательное стояние в строе духовных вещей) словесною дверию. От сего ум лишается наконец чистейших помышлений и по беспорядочному наплыву помыслов смятенную ведет речь к прилучившимся. В таком случае он не имеет уже Духа Святого, хранящего нашу мысль в немечтании: ибо сей Дух благий, как чуждый всякого мятежа и мечтания, бегает многословия. – Молчание же напротив благотворно, будучи материю премудрых помышлений.

Само слово ведения научает нас, что вначале на боголюбивую душу (вступившую на путь богоугождения) многие толпою нападают страсти, особенно же гнев и ненависть. Подвергается же она сему не столько по действию злых духов, сколько по порядку преуспеяния ее в духовной жизни. Ибо пока душа мирским водится мудрованием, дотоле хотя и видит правду как-нибудь попираемою иными, равнодушною к тому остается: ибо занята будучи вся своими похотениями, о правде Божией не имеет попечения. Когда же она начнет быть выше своих страстей и похотей, тогда, и по отрешению от настоящих вещей и по любви к Богу, она не может уже равнодушно видеть даже во сне правду Божию оставляемою, но гневается и возмущается на злотворцев, пока не увидит этих самых оскорбителей правды защищающими ее достоинство по действию благочестивого помысла (пришедши в страх Божий и покаявшись). Таким образом она естественно неправедных ненавидит, а праведных крепко любит; потому что око души не бывает окрадаемо (увлекаемо на неправое воззрение), когда ее завеса, – тело, – бывает утончено крайним воздержанием. Впрочем гораздо лучше оплакивать нечувствие неправедных, чем ненавидеть их: ибо хотя они и достойны ненависти, но слово истины не одобряет, чтоб боголюбивая душа была возмущаема ненавистию, потому что, когда в душе ненависть, истинное ведение бездейственно.

Ум богословский, самыми словесами Божиими услаждаемый в душе и палимый, достигает своих мер бесстрастия в достаточной широте. Ибо словеса Господия, как говорится, словеса чиста, сребро разжжено, искушено земли (Пс. 11, 7). А ум знательный, утверждаясь на испытании благодатных воздействий, бывает выше страстей. Вкушает и богослов опыта знательного, если смиреннейшие водворит в себе расположения, причащается и знатель в некоей мере созерцательной добродетели, если не погрешительною имеет рассудительную часть души. Ибо оба сии дарования не случается каждому стяжать в совершенстве; чтоб каждый из имеющих одно из них, дивясь тому, чем превосходит его другой, преуспевал в смиренномудрии с ревностию оправданной жизни. Почему Апостол и говорит: овому Духом дается слово премудрости, иному же слово разума, о том же Дусе (1 Кор. 12, 8).

Когда душа естественными своими изобилует плодами, тогда велегласнейше совершает и псалмопение свое, и бывает расположена молиться наипаче гласом. Когда же она воздействуема бывает Духом Святым, тогда со всею отрадою и сладостию поет и молится в одном сердце. За первым настроением следует радость мечтательная (от самодовольства); а за вторым – слеза духовная, и потом радование некое безмолве любивое: ибо память, при удержании гласа, пребывая теплою, настроивает сердце производить слезотворные некие и в себя углубляющие помышления. В этом воистину можно видеть семена молитвы, со слезами, радостно однако ж, сеемые на земле сердца в верной надежде обильной жатвы (Пс. 125, 5). Впрочем, когда бываем подавляемы большею печалию, тогда надо немного – громче совершать свое псалмопение, радостию надежды подавляя скорбные вопли души, пока это тяжелое облако печали не развеется ветром псаломской мелодии.

Когда душа придет в познание себя самой, тогда она и из себя самой износит теплоту некую и стыдение боголюбивое: ибо, не будучи возмущаема заботами житейскими, она любовь некую (к Богу) отрождает из себя в мире, соразмерно взыскуя Бога мира; но это памятование (о Боге взыскуемом) скоро рассеивается, или потому, что впечатления чувств окрадают сию память, или потому что естество по скудости своей скоро иждивает свое собственное добро. Почему эллинские мудрецы, чего хотели достигнуть чрез воздержание, того не имели как должно; потому что ум их не был воздействуем от вечной и всеистинной премудрости. Духом же Святым подаемая сердцу боголюбивая теплота, во-первых, мирна вся и непрестающа; потом она все части души призывает к возлюблению Бога и вовне сердца не порывается, но сама собою всего человека обвеселяет любовию некоею безмерною и радостию. Ее-то достигнуть и должны стараться те, которые познали ее. Ибо естественная любовь есть признак того, что естество некако здравствует чрез воздержание; но она не может возвести ума в бесстрастие, как делает любовь духовная (благодатная).

Как окружающий нас воздух, когда дует северный ветер, бывает чист по причине тонкости некоей и освежающего действия сего ветра; а когда дует ветер южный, тогда он как бы сгущается по причине какого-то отяжеления его от сего ветра, из своих ему стран износящего и на всю вселенную наносящего некий сухой туман: так и душа, когда приемлет воздействие от веяний истинного и Святого Духа, тогда вся бывает вне бесовского омрачения; а когда сильнообвевается духом прелести, тогда вся покрывается облаками греха. Итак, надлежит нам всегда свое стремление всеусильно обращать к очистительному и животворному веянию Духа Святого, т. е. к тому духу, которого пророк Иезекииль во свете ведения видел грядущим с Севера (1, 4): чтобы всегда чистою пребывала наипаче созерцательная часть души нашей, и мы сподоблялись нелестно входить в божественные видения, в воздухе света зря то, что во свете. Это и есть свет истинного ведения.

Некоторые придумали, будто благодать и грех, т. е. Дух истины и дух прелести, вместе укрываются в уме крещаемых: почему, говорят, одно лицо призывает ум к добру, а другое – к противному тому. Я же из Божественных Писаний и из самого чувства (опытно) ума постиг, что прежде крещения благодать совне направляет душу на добро, а сатана гнездится в самых глубинах ее, покушаясь преграждать уму все правые исходы; с того же часа, как возрождаемся в крещении, бес бывает вне, а благодать внутри. Почему и находим, что как древле господствовала над душою прелесть, так по крещении господствует над нею истина. Действует после сего и сатана на душу, как и прежде, а нередко даже горше того, но не как соприсущий благодати: да не будет! а дымя как бы пред умом чрез мокротность тела, приятностию бессловесных сластей. Бывает же сие по попущению Божию, чтоб человек достигал наслаждения добром не иначе, как проходя чрез бурю, огнь и искушение. Ибо говоритея: проидохом сквозе огнь и воду, и извел ны еси в покой (Пс. 65, 12).

Благодать, как я сказал, с самого того момента, как приемлем крещение, сокровенно начинает пребывать в самой глубине ума (духа), утаивая присутствие свое от самого чувства его. Когда же начнет кто любить Бога от всего произволения (сердца) своего; тогда она неизреченным некиим словом беседует к душе чрез чувство ума, часть некую благ своих сообщая ей. Вследствие сего, кто восхощет навсегда крепко удержать в себе сие обретение, тот приходит к желанию отрещись с великою радостию от всех настоящих благ, чтоб совсем приобрести то поле, на коем нашел он сокрытым сокровище жизни (Мф. 12, 44).

Ибо когда кто отречется от всего житейского богатства, тогда обретает в себе то место, в коем укрылась благодать Божия. За тем, по мере преуспеяния души, и божественный дар (благодати) обнаруживает в уме свою благостыню (благотворность); но тогда же и бесам попущает Господь более беспокоить душу, чтобы и научить ее рассудительному различению добра и зла, и соделать смиреннейшею, по той причине, что, когда подвергается она таким искушениям, тогда великим покрывается стыдом от срамоты бесовских помыслов.

Мы по образу Божию есмы, умным (духовным) движением души; тело же как бы дом ее есть. Но так как преступлением Адамовым не только характеристические черты души осквернились, но и тело наше подпало тлению: то Всесвятый Бог Слово воплотился и, как Бог, чрез собственное Свое Крещение даровал нам воду спасения в возрождение: ибо мы возрождаемся в воде действием Святого и Животворящего Духа, вследствие чего тотчас очищаемся и по душе и по телу, если приступаем к Богу с полным расположением. При сем Дух Святый вселяется в нас, а грех (или отец греха) изгоняется Им, так как невозможно, чтобы при единстве и простоте – характеристических свойствах души, – в ней сопребывали два эти лица, как думали некие. К тому же, когда божественная благодать чрез Святое Крещение сочетавает себя в безмерной некоей любви с чертами образа Божия в залог подобия, где поместиться лицу лукавого, – так как нет никакого общения света со тьмою? (2 Кор. 6, 14). Итак мы, текущие путем священных подвигов, веруем, что банею пакибытия (Тим. 3, 5) сквернообразный змий извергается из глубин ума; при всем том не дивимся, что и после крещения опять с добрыми помыслами испытываем и худые. Ибо баня освящения, хотя отъемлет скверну греха, но двойственности пожеланий наших не уничтожает, и бесам воевать против нас и обольстительные слова говорить к нам не возбраняет, чтоб чего не сохранили мы, в естественном оном находясь состоянии, то хранили силою Божиею, восприяв оружия правды.

Сатана, как сказал я, Святым Крещением извергается из души; но ему попускается по указанным выше причинам действовать на нее чрез тело. Благодать Божия вселяется в самую глубину души, т. е. в ум. Ибо, как говорится, вся слава дщере царевы внутрь, невидимая для бесов (Пс. 44, 14). Почему, когда тепле воспоминаем о Боге, то чувствуем, что Божественная любовь как бы потоком исторгается из самой глубины сердца нашего; духи же злые на чувства телесные нападают и в них гнездятся, удобно действуя чрез подручную им плоть, на тех, кои младенчествуют еще душою. Таким образом ум наш, по божественному Апостолу, всегда соуслаждается закону Духа; чувства же плотские охотно увлекаются сластолюбивыми склонностями (Рим. 7, 18). От того в тех, кои ревностно преуспевают в ведении, благодать чрез чувства ума и самое тело обвеселяет радованием неизреченным; когда же нерадиво и беспечно течем путем благочестия, то бесы, находя нас такими, пленяют душу нашу чрез чувства телесные, насильственно влеча ее к тому, чего она не хочет, убийцы.

Говорящие, что два лица, т. е. дух благодати и дух греха, вместе сопребывают в сердцах верующих, в подтверждение сего мнения своего из слов Евангелиста: свет во тьме светится, и тьма его не объят (Ин. 1, 5), выводят, что светлость божественная нисколько не оскверняется от сопребывания с лукавым, хотя бы свет божественный некако и приближался ко тьме бесовской. Но то же Евангельское слово обличает таковых, что они мудрствуют не согласно с Святыми Писаниями. Ибо так как Бог Слово, сей Свет истинный,

благоволив явитися твари во плоти Своей, по безмерному человеколюбию Своему возжег в нас свет святого ведения Своего, мудрование же мира не объяло т. е. не познало сего Совета Божия, поелику мудрование плотское вражда на Бога (Рим. 8, 7): то по сей причине Богослов и употребил такое слово; и затем, сказав еще несколько слов, наводит сей дивный муж: – бе свет истинный, иже просвещает всякаго человека грядущаго в мир, – вместо: руководит и животворит. В мире бе, и мир тем бысть, и мир Его не позна. Во своя прииде, и свои Его не прияша. Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во Имя Его (Ин. 1, 9-12). И премудрый Павел в обяснение сего же речения: не прияша (γ κατέλαβον – не познали), говорит: не зане уже достигох, или уже совершихся, гоню же абие и постигну, о немже и постижен бых от Христа Иисуса (Флп. 3, 12). Итак, не о сатане говорит Евангелист, что он не познал света истинного, – потому что он от начала был чужд его, – но достойно порицает сим словом людей, которые, слыша о силах и чудесах Божиих, не хотят однако ж приступить к свету ведения Его, по причине омрачения сердца их.

Слово ведения научает нас, что есть два рода злых духов: одни более тонки, другие более грубовещественны. Тончайшие воюют на душу, а грубейшие плоть обыкновенно пленяют посредством срамных некиих сластных движений; почему всегда друг другу противятся духи, на душу нападающие, и духи, нападающие на тело, хотя к тому, чтобы вредить людям, равное имеют рвение. Когда благодать не обитает в человеке, духи злые наподобие змий гнездятся во глубине сердца, не давая душе воззреть к возжеланию добра. Когда же благодать сокровенно возобитает в уме, тогда они, как облака некие темные, промелькают по частям сердца, преобразуясь в страсти греховные и в призрачные мечтания разнообразные, чтобы через воспоминание развлекая мечтаниями ум, отторгнуть его от собеседования с благодатию. Итак, когда мы духами, на душу нападающими, к душевным разжигаемся страстям, наипаче же к самомнению и гордыне, сей матери всех зол; тогда, приводя на память разложение тела своего, устыдим это надмение славолюбивого самовозношения. То же должно делать, и когда бесы, на тело воюющие, подготовляют сердце наше к воскипению срамными похотями: ибо это одно воспоминание сильно расстроит всякие покушения злых духов в связи с памятию Божиею. В случае же, если по поводу такого воспоминания душевные бесы начнут влагать мысль о безмерной ничтожности человеческого естества, как никакого достоинства не имеющего по причине разложения плоти (ибо так любят они действовать, когда кто начнет их самих мучить таким помышлением), – приведем на память честь и славу Небесного Царствия, не забывая при сем держать в мысли и грозность нелицемерного Суда Божия; чтобы тем младодушное нечаяние предотвратить, а этим легкому и скорому на похоти сердцу нашему придать твердости и силы к противостоянию.

Господь научает нас во св. Евангелии Своем, что когда сатана, возвратясь, найдет дом свой выметенным и пустым, найдет т. е. сердце бесплодным, тогда берет других семь духов, злейших его, входит в него и гнездится там, делая последнее состояние человека того хуже первого (Лк. 11, 25). Отсюда надлежит уразуметь, что пока Дух Святый обитает в нас, дотоле сатана не может войти в глубину души и обитать там. Но и божественный Павел учит такому же пониманию сего воззрения на это дело, – когда из подвижнического (опытного) сведения увидев существо дела сего, (каково т. е. оно и как есть воистину), так говорит он: соуслаждаюся бо закону Божию по внутреннему человеку: вижду же ин закон во удехмоих, противовоюющ закону ума моего, и пленяющ мя законом греховным, сущим во удех моих (Рим. 7, 22, 23). О преуспевших же в жизни по духу говорит далее: ни едино убо ныне осуждение сущим во Христе Иисусе, не по плоти ходящим, но по духу. Закон бо духа жизни о Христе Иисусе свободил мя есть от закона греховнаго и смерти (Рим. 8, 1, 2). И в другом месте опять, чтоб показать, что из тела воюет сатана на душу, соделавшуюся причастницею Святаго Духа, говорит он: станите убо препоясани чресла ваша истиною, и оболкшеся в броня правды и обувше нози во уготование благовествования мира: над всеми же восприемше щит веры, в немже возможете вся стрелы лукаваго разжженныя угасити: и шлем спасения восприимите, и меч духовный иже есть глагол Божий (Еф. 6, 14–17). Но иное дело есть пленение, и иное– борьба; так как то означает насильственное некое взятие в свою власть, а эта указывает на равносильное противоборство. Почему Апостол и говорит, что диавол огненными стрелами нападает на души, Христа Господа в себе носящие. Ибо и обыкновенно так бывает, – что кто не может руками достать своего противника, тот употребляет против него стрелы, чтоб издали ведущего с ним брань врага уязвить полетом стрел, так и сатана, поелику не может, как прежде, гнездиться в уме подвизающихся по причине присутствия в нем благодати, то как гнездящийся в теле, налетает на похотную мокротность, чтоб ее влечением прельстить душу. Почему надлежит иссушать тело, чтоб ум, похотною мокротою влекомый, не поскользался на приманки сладострастия и не падал. Из самого речения апостольского легко убедиться, что ум подвизающихся состоит под действием Божественного Света, почему рабствует Закону Божию и соуслаждается ему; а плоть, по своей падкости на зло, злым подчиняется духам, почему влечется раболепствовать их злым внушениям. Из сего само собою видно, что ум не есть некое общее обиталище для Бога и диавола: иначе, как бы я умом моим работал Закону Божию, а плотию закону греховному, если бы ум мой со всею свободою не противоборствовал демонам, охотно покорствуя благому действию на него благодати, тогда как тело в то же время увлекается приятною вонею бессловесных сластей по причине, как я сказал, попущения гнездиться в нем у подвизающихся злым духам? Апостол и говорит: вем, яко не живет во мне, сиречь во плоти моей, благое (Рим. 7, 13). Таким образом у тех, кои посредством подвигов противостоят греху (ибо Апостол говорит это не о себе), демоны с умом борются, а плоть разнеживающими приятными движениями стараются расслабить и увлечь к похотствованию; ибо им, по праведному суду, попускается укрываться во глубине тела и у тех, кои крепко подвизаются против греха, потому что произволение человеческого мудрования всегда состоит под искусом. Если же кто возможет еще в сей жизни посредством подвижнических трудов умереть, тогда он весь наконец делается домом Святого Духа; ибо таковой прежде смерти уже воскрес, – каковым был и сам блаженный Павел и каковыми были и бывают все, совершенным подвигом подвизавшиеся и подвизающиеся против греха.

Износит сердце и само из себя помышления добрые и недобрые: впрочем, помышления недобрые произращает оно не из естества своего, но иные из них имеет оно потому, что память о недобром обратилась в ней в навык по причине прежних прельщений, большую же часть их, и притом наиболее злых, зачинает оно от злодейства демонов. Мы же все их чувствуем исходящими как бы из сердца; почему некие подумали, что в уме нашем вместе пребывают и благодать и грех, приводя в подтверждение сего и слова Господа: а исходящее из уст из сердца исходит, и это оскверняет человека. Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния и проч. (Мф. 15, 18. 20). Не знают же они, что ум наш по действу тончайшего некоего чувства и тех злых помыслов, кои влагаются в него злыми духами, делается собственником; так как по действу плоти тело, падкое на угождение себе, на это паче, не знаем как, увлекает душу по причине срастворения своего с нею; ибо плоть безмерно любит ласкательства прелести. По сей причине и помыслы, всеваемые в душу демонами, кажутся исходящими из сердца, усвояем же мы их себе, когда вожделеваем соуслаждаться ими: что укоряя, Господь, как само божественное являет слово, и изрек вышеприведенные глаголы. Ибо когда кто соуслаждается помыслами, лукавым сатаною в него всеваемыми, и память о них как бы написует в своем сердце, не явно ли, что потом он из собственной своей произращает их мысли?

Господь говорит в Евангелии, что сильный не может быт извергнут из дома своего, если сильнейший его не свяжет его, не расхитит всего, что у него, и не выбросит его вон (Мф. 12, 29). Как же может, после такого посрамления, этот изверженный опять войти внутрь и пребывать там вместе с истинным домовладыкою, в своем доме упокоевающимся, как ему благоугодно? И какой царь, победив восставшего против него тирана, захочет, чтоб он вместе с ним вращался в его царских покоях? Не паче ли тотчас заколет его, или связав, предаст своим воинам на должайшее мучение и жалчайшую смерть?

Если кто на том основании, что мы совместно помышляем и о худом и о добром, заключает что Дух Святый и диавол вместе обитают в уме, да ведает таковой, что сие случается с нами от того, что мы не вкусили еще и не увидели, яко благ Господь (Пс. 33, 9). Ибо на первых порах, как я и выше уж говорил, благодать сокрывает свое присутствие у крещаемых, ожидая произволения души; когда же всецело обратится человек к Богу, тогда она неизреченным некиим чувством открывает сердцу свое присутствие; и опять ожидает движения души, попуская между тем бесовским стрелам достигать до самой глубины ее чувства, чтоб она с теплейшим произволением и смиреннейшим расположением взыскала Бога. Если вследствие сего начнет наконец человек с твердою решимостию подвигаться вперед в соблюдении заповедей и непрестанно призывать Господа Иисуса; тогда огнь святой благодати простирается и на внешние чувства сердца, ощутительно поедая терния человеческой земли; от чего и бесовские советы и внушения далеко негде останавливаются от того места (где сердце с благодатию), лишь слегка затрогивая страстную часть души. Когда же человек подвигами во все облечется добродетели, и особенно в совершенную нестяжательность, тогда благодать все естество его озаряет в глубочайшем некоем чувстве, возгревая в нем теплейшую любовь к Богу; тогда и стрелы бесовские угасают еще вне телесного чувства, так как веяние Духа Святого сердце пополняет глубоким миром, огненные же стрелы бесовские погашает, еще когда они несутся по воздуху. Впрочем, и в сию меру достигшего попускает иногда Бог подвергаться злому действию бесов, оставляя тогда ум его неосвещенным, чтоб самовластие наше не было совершенно связано узами благодати, не только того ради, что грех должен быть побежден подвигами, но и того, что человеку еще и еще надлежит преуспевать в духовной опытности: ибо что почитается совершенным в обучаемом, то несовершенно в сравнении с богатством обучающего Бога в ревнующей о преуспеянии любви, хотя бы кто, трудясь над сим преуспеянием, взошел на самый верх показанной Иакову лествицы.

Сам Господь говорит, что сатана спал с неба (Лк. 10, 18), чтоб не видел безобразный сей обиталищ святых Ангелов: как же он, неудостоиваемый общения с добрыми рабами Божиими, может иметь общим с Богом обиталищем ум человеческий? Если и скажут, что это бывает по попущению; то этим не представят ничего доказательного. Ибо попущение обучительное никак не лишает душу Божественного Света, бывает же при сем только то, что благодать, как я уже говорил, скрывает от ума свое присутствие, чтобы горечию бесовскою подвигнуть душу со всем страхом и великим смирением взыскать помощи от Бога, испытывая в себе злое действие врага. Так мать дитя свое, бесчинствующее по нехотению подчинятся уставам млекопитания, на краткое время спускает из обятий своих, чтоб оно, убоявшись окружающих его безобразных чужих людей или зверей каких-либо, в страхе великом и слезах в матерние опять потянулось возвратиться обятия. По отвращению же Божию бывающее попущение душу, не хотящую иметь Бога в себе, предает бесам как бы связанною. Но мы – не подметные чада, но как веруем, есмы истинные детища Божией благодати, редкими попущениями и частыми утешениями ею млекопитаемые, да под действием таковой ее к нам благостыни доспеем прийти в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13).

Попущение обучительное сначала поражает душу великою скорбию, чувством унижения и некоторою мерою безнадежия,

чтоб подавить в ней тщеславие и желание изумлять собою и привести ее в подобающее смирение. Но тотчас потом наводит оно в сердце умиленный страх Божий и слезную исповедь, и великое желание добрейшего молчания. А оставление, по отвращению Божию бывающее, оставляет душу самой себе, и она исполняется отчаянием и неверием, надмением и гневом. Надлежит убо нам, зная то и другое попущение и оставление, во время их приступать к Богу сообразно со свойствами каждого из них: там благодарение и обеты должны мы приносить Ему, яко милостиво наказующему необузданность нашего нрава лишением утешения, чтоб отечески научить нас здраво различать доброе от худого; а здесь непрестанное исповедание грехов, непрерывные слезы и большее уединение, да, хотя таким приложением трудов, возможем умолить и преклонить Бога призреть, как прежде, на сердца наши. Ведать впрочем должно, что когда при обучительном попущении бывает у души с сатаною борьба в схватке лицом к лицу, тогда благодать, хотя скрывает себя, но неведомым помоганием содействует душе, чтоб показать врагам ее, что победа над ними есть дело одной души.

Как, когда кто в зимнюю пору, стоя на открытом где-нибудь месте, обратится лицом к востоку в начале дня, передние его части все обогреваются солнцем, а задние части его все остаются непричастными солнечной теплоты, потому что солнце тогда бывает не над головою его: так бывает и с теми, кои находятся еще в начале духовной деятельности, именно: сердце их отчасти согревается иногда святою благодатию, почему ум их начинает тогда плодоприносить духовные мудрования; но внешние части сердца их все еще остаются мудрствующими по плоти, потому что не все еще части сердца в глубоком чувстве озаряются святым светом благодати, – (чего некие не понимая, придумали, будто в уме подвизающихся находятся два лица, взаимно друг другу противоборствующие). Вот от чего и случается, что душа в одно и то же время помышляет и доброе и худое, подобно тому как в предложенном выше примере, человек в одно и то же мгновение ощущает прикосновение и холода и теплоты. Ибо ум наш с тех пор, как соскользнулся в двойственность ведения, нуждение некое имеет, хотя бы и не хотел, в одно и то же мгновение помышлять худое и доброе, особенно у тех, кои достигают тонкости рассуждения. Почему как ни старается он всегда помышлять доброе, тотчас припоминается ему и худое, потому что память человеческая от преступления Адамова некако разделилась на двоякое помышление. Но если мы с горячею ревностию начнем исполнять Заповеди Божии, тогда благодать, освещая все наши чувства в глубоком некоем ощущении, будет попалять все наши греховные воспоминания, сердце же наше услаждая некиим миром любви непрестающей, будет приучать нас к тому, чтоб помышлять духовное, а не плотское. Сие очень часто случается с приближающимися к совершенству, кои непрестанную имеют в сердце своем память о Господе.

Два блага подает нам святая благодать чрез возрождающее нас крещение, из которых одно безмерно превосходит другое. Но одно подает оно тотчас; именно, – в самой воде обновляет, и все черты души, составляющие образ Божий, просветляет, смывая с нас всякую скверну греховную; а другое ожидает произвести в нас вместе с нами: это то, что составляет подобие Божие. – Итак, когда ум начнет с великим чувством вкушать блага Всесвятого Духа, тогда ведать мы должны, что благодать начинает как бы живописать на чертах образа Божия черты богоподобия. Ибо как живописцы сначала одною какою краскою начертывают образ человека, а потом мало-помалу краску за краскою накладая, представляют образ того, кого живописуют, сходный с ним даже до власов: так и святая благодать Божия сначала чрез крещение восстановляет в человеке черты образа Божия, поставляя его в то состояние, в коем он был, когда был создан; а когда увидит, что мы всем произволением вожделеваем красоты подобия Божия и стоим нагие и небоязненные в ее детелище (мастерской), тогда добродетель за добродетелию расцвечивая в душе и от славы в славу лик ее возводя, придает ей черты подобия Божия: причем чувство показывает, как отображаются в нас черты богоподобия, совершенство же богоподобия узнаем из просвещения благодатного. Ум, преуспевая в некоей мерности и неизреченной гармонии, чувством восприемлет все добродетели; но любви духовной никто не может стяжать, если не просветится Святым Духом во всей полноте ощутительно. Ибо если ум не приимет от Божественного Света совершенного богоподобия; то хотя он все другие добродетели возыметь может, но совершенной любви остается еще непричастным; потому что только тогда, как человек совершенно уподобится Божией добродетели (говорю о вместимом для человека подобии Богу), носит он и подобие Божественной любви. Как когда пишут с кого портрет, самая приятная из красок краска и самонужнейшая из черт черта, будучи приложены к нарисованному лику, делают его даже до улыбки совершенно похожим на того, кого живописуют: так и когда божественная благодать живописует в ком богоподобие, светлая черта любви будучи приложена, показывает, что черты образа Божия всецело возведены в благолепие богоподобия. И бесстрастия (очищения и свободы от страстей) никакая добродетель не может доставить душе, кроме единой любви: ибо исполнение закона любовь (Рим. 13, 10): так что хотя внутренний наш человек каждодневно обновляется вкушением любви, в полноту же возраста приходит только вместе с полным совершенством любви.

Дух Святый в самом начале преуспеяния, если горячо возлюбит добродетель Божию, дает душе полным чувством и удостоверительно вкусить сладости Божией, чтобы ум точно и определительно познал, сколь велик плод боголюбивых трудов; но потом надолго скрывает богатство сего животворного дара, чтобы мы, хотя во всех преуспеем добродетелях, думали о себе, что мы ничто, потому что не видим в себе, чтоб святая любовь обратилась у нас в постоянный нрав. Ибо в ту пору бывает, что бес нелюбия иногда с такою силою налегает на души подвизающихся, что они неприязненно относятся даже к тем, кои любят их, и даже во время приветствия и целования держат это тлетворное действо неприязни. От сего душа сильно скорбит и болезнует, что тогда как в памяти носит любовь духовную (сознает обязательство любви), не может возыметь ее в чувстве по причине, как ей кажется, недостаточности совершеннейших трудов. Почему необходимо нам пока нуждением насильственным заставлять себя совершать дела любви, чтобы таким образом достигнуть вкушения ее и полным чувством с удостоверительным удовлетворением; в совершенстве же никто из сущих во плоти сей не может стяжать ее, кроме тех святых, кои дошли до мученичества и совершенного исповедания, – чего достигший совершенно изменяется и даже к пище неохотно приступает; ибо у питаемого божественною любовию какое еще может быть похотение благ мира сего? Сего ради премудрый Павел, сие великое вместилище ведения, благовествуя нам о будущих утешениях праведных, по собственному в том удостоверению, говорит: несть Царствие Небесное брашно и питие, но правда, мир и радость о Дусе Святе (Рим. 14, 17), кои суть плод совершенной любви. Таким образом часто здесь вкушать действо любви могут преуспевающие в духовной жизни, в полном же совершенстве стяжать ее никто не может, если у него наперед не будет совершенно пожерто мертвенное животом (2 Кор. 5, 4).

Поведал мне некто из ненасытимо любящих Бога: когда я возжелал ощутительно изведать любовь Божию, даровал мне это в полном чувстве и удовлетворительности благий Господь; и я в такой силе чувствовал действие сие, что душа моя тогда желала с неизреченною некою радостию и стремительностию изыти из тела и отыдти ко Господу и совсем забыть чин сей привременной жизни. И всякий, испытавший действо такой любви, хотя бы тысячи обид и лишений потерпел от кого, не гневается на него, но остается душевно прилепленным к оскорбляющему и обижающему его; возгорается же он ревностию только против тех, кои на бедных нападают или на Бога глаголют неправду, как говорит Писание (Пс. 73, 6), или иначе как живут недобре. Ибо любящий Бога много паче себя или совсем не любящий себя, а одного только Бога, уже не заступается за свою честь, а одного того хочет, чтоб почитаема была правда Почтившего его честию вечною. И этого желает он не легким каким и скоропреходящим желанием, но имеет такое расположение в качестве неизменного нрава по причине полного вкушения любви к Богу. К тому же ведать надлежит, что Богом возбуждаемый к такой любви бывает выше самой веры во время такого действа в нем любви, как уже в чувстве сердца полною любовию держащий Чтимого верою. Это ясно указывает нам св. Павел, когда говорит: ныне пребывают вера, надежда, любы, три сия: больши же сих любы (1 Кор. 13, 13). Ибо кто держит, как я сказал, Бога в богатстве любви, тот в то время бывает гораздо больше своей веры, как сущий весь в любви.

Действо святого ведения, по свойству своему, немало скорбеть заставляет нас, когда, по некоему раздражению досадив кому-либо, соделоваем его врагом себе. За это оно никогда не перестает уязвлять совесть нашу, пока посредством объяснений и извинений не успеем возвести оскорбленного в прежнее к нам благорасположение. С особенною же силою такое сокрушение проявляется, когда кто из людей мира сего прогневляется на нас, хотя бы то и неправедно. Это крайне тяготит нас и озабочивает, так как всяко мы послужили ему в соблазн и преткновение. От сего и ум наш тогда оказывается неспособным к богословствованию; потому что ведение, по существу своему сущи всецело любовию, не попускает мысли нашей расшириться в порождении божественных созерцаний, если наперед не восприимем опять в любовь и неправедно гневающагося на нас. В случае, если тот не хочет этого, или удалился от наших мест, надлежит нам, прияв начертание лица его в свое благорасположение с несдерживаемым излиянием души, так во глубине сердца исполнить закон любви. Ибо тем, которые желают иметь ведение о Боге, должно и лица неправо гневающихся представлять в уме с безгневным помыслом. Когда же это будет, тогда ум не только в области богословия станет непогрешительно вращаться, но и в деле любви с полным дерзновением возвысится, как бы восходя со второй степени на первую.

Путь добродетели для начинающих любить благочестие кажется жестоким и пристрашным, не потому чтоб он был сам по себе таков, но потому что человеческое естество с самого исхода из чрева матерня привыкает жить пространно в удовольствиях; а для тех, которые успели пройти уже до средины его, он является весь благим и отрадным: ибо когда недобрые стремления наши бывают подавлены добрыми навыками, тогда вместе с сим исчезает и самая память о бессловесных удовольствиях; вследствие чего душа уже со всем удовольствием шествует по всем стезям добродетелей. Посему Господь, выводя нас на путь спасения, говорит, что тесен и прискорбен путь, вводящий в живот, и мало тех, кои идут им (Мф. 7, 14); к тем же, кои со всем рвением желают приступить к хранению святых Его заповедей, говорит Он: иго Мое благо и бремя Мое легко есть (Мф. 11, 30). Предлежит убо нам в начале подвига нашего насилуемою некоею волею исполнять святые Заповеди Божии, чтоб благий Господь, увидев доброе намерение наше и труд, даровал нам готовность и вольную волю с удовольствием прочее покорствовать преславным Его волениям: от Господа бо уготовляется хотение (Притч. 8, 35). После чего начнем уже мы с великою радостию совершать непрестанно благое; и тогда воистину восчувствуем, что Бог есть действуяй в нас и еже хотети, и еже деяти о благоволении (Флп. 2, 13).

Как неразогретый и неумягченный воск не может добре отпечатлеть налагаемую на него печать: так и человек, если не будет искушен трудами и немощами, не может вместить печати добродетели Божией. Посему Господь говорит божественному Павлу: довлеет ти благодать Моя; сила бо Моя в немощи совершается (2 Кор. 12, 9). Сам же Апостол так хвалится, говоря: сладце убо похвалюся паче в немощех моих, да вселится в мя сила Христова (там же). Так же и в Притчах написано: егоже любит Господь, наказует; биет же всякаго сына, егоже приемлет (Притч. 3, 12). Апостол немощами называет восстания врагов Креста, которые часто тогда случались и с ним и со всеми святыми, чтоб не превозносились, как говорит он, преизбытком откровений (2 Кор. 12, 7); но паче пребывали чрез смирение в образе совершенства, преподобно сохраняя божественный дар чрез частые уничижения. Мы же немощами называем лукавые помыслы и телесные стропотности. Ибо тогда телеса святых, подвизавшихся против греха, будучи предаваемы смертоносным уязвлениям и разным другим прискорбностям, были много выше страстей, чрез грех прившедших в естество человеческое; ныне же, когда о Господе множится мир церквей, необходимо тело подвижников благочестия искушать частыми стропотностями, а душу лукавыми помыслами, особенно тех из них, у коих ведение сильнодейственно со всяким чувством и удостоверением, чтоб они и тщеславию с высокоумием не подпали, и могли, ради великого смирения, вместить, как я сказал, в сердцах своих печать божественной красоты, по слову святого пророка: знаменася на нас свет лица Твоего, Господи (Пс. 4, 7). Подобает убо с благодарением претерпевать таковой о нас совет Господень; и тогда как болезни, так и борьба с демонскими помыслами вменится нам во второе мученичество. Ибо говоривший в те времена устами беззаконных начальников святым мученикам: отрекитесь Христа и возлюбите славу века сего, то же и ныне сам говорит рабам Божиим; мучивший тогда тела праведных и крайне поносивший честных учителей чрез служивших диавольским оным мудрованиям, он же и ныне наводит разные страдания на исповедников благочестия с великими поношениями и уничижениями, особенно когда они славы ради Господа с великою силою помогают угнетаемым бедным. Сего ради надлежит нам со всем опасством и терпением созидать в себе такое свидетельство совести пред лицом Бога: терпя потерпех Господа, и внят ми (Пс. 39, 2).

Не легко приобретаемое дело есть смирение: ибо чем выше оно, тем больших трудов требует стяжание его. Приходит же оно к причастникам святого ведения двумя способами: когда подвижник благочестия находится в средине духовного преуспеяния, тогда смиреннейшее о себе мудрование держится у него или ради немощи телесной, или ради неприятностей со стороны враждующих на ревнителей о праведной жизни, или ради лукавых помыслов; когда же ум в полном чувстве, и удостоверительно озарится святою благодатию, тогда душа начинает иметь смиренномудрие как бы естественным своим расположением. Ибо, будучи напаяема и насыщаема божественною благодатию по благости Божией, не может уже она надыматься и напыщаться славолюбием, хотя бы непрестанно исполняла Заповеди Божии, но почитает себя ничтожнейшею паче всех, в чувстве общения божественной благостыни, (т. е. что она такова по милости Божией). То смиренномудрие сопровождается большею частию печалию и упадком духа, а это радостию со стыдением всемудрым; то, как я сказал, приходит к тем, кои находятся посредине подвигов, а это ниспосылается приближающимся уже к совершенству. Почему то нередко от житейских благопоспешений некако подавляется, а это, хотя бы кто предложил ему все царства мира, не колеблется и самых страшных стрел греха не только не боится, но даже и совсем не чувствует; потому что будучи вседуховно, не имеет уже оно чувства для внешней славы. Доходит однако ж до сего последнего подвижник не иначе, как прошедши чрез то первое всяким образом: ибо благодать не даст нам богатства второго, если наперед не умягчит произволения нашего испытаниями, чрез обучительное попущение приражения страстей, в период первого.

Любители удовольствий настоящего века от помыслов переходят к падениям. Носимы будучи безрассудным парением, они все почти свои страстные замыслы с вожделением выражают или в словах неподобных, или в делах беззаконных. А решающиеся исправно вести подвижническую жизнь от падений переходят к злым помыслам, или к злым и вредоносным речам (от худых дел отстали, но еще остаются в области помыслов и речей недобрых). И бесы, если увидят таковых или вдающимися в пересуды и поношения, или ведущими пустые и неуместные беседы, или смеющимися, как недолжно, или гневающимися безмерно, или вожделевающими тщетной и пустой славы, тотчас толпою нападают на них. Взяв в повод к своему злодейству тщеславие, и чрез него, как чрез дверь какую темную, вскочив, они расхищают души их. Подобает убо тем, кои предают себя стяжанию добродетелей, ни славы не желать, ни собеседования со многими не искать, ни частыми выходами и прогулками не пользоваться, ни поносить кого-либо, хотя бы кто и достоин был поношения, ни многословить, хотя бы могли говорить одно хорошее; ибо многословие безмерно рассеивает ум и не только к духовному деланию делает его неспособным, но и предает в руки беса уныния, который, мало-помалу расслабив его, передает потом его бесу безмерной печали, а наконец и бесу гнева. Почему должно всегда упражнять ум в соблюдении святых заповедей и в глубоком памятовании славы Господа. Ибо храняй заповеди, говорит Писание, не увесть глагола лукава (Еккл. 8, 5) т. е. не уклонится к непотребным помыслам или словам.

Когда сердце с жгучею некоею болью принимает бесовские стреляния, так что боримому думается, будто он носит самые стрелы, – это знак, что душа стала ретиво ненавидеть страсти. И это есть начало очищения ее. Ибо если она не потерпит великих болей от бесстыдства греха, то не возможет потом богатно порадоваться и о благотворности правды. После сего желающий очистить сердце свое да разогревает его непрестанно памятию о Господе Иисусе, имея это одно предметом богомыслия и непрестанным духовным деланием. Ибо желающим сбросить с себя гнилость свою не так следует вести себя, чтоб иногда молиться, а иногда нет, но всегда должно упражняться в молитве с блюдением ума, хотя бы жил далеко негде от молитвенных домов. Ибо как взявшийся очистить золото, если хоть на короткое время оставит горнило без огня, делает, что очищаемая руда опять ожестевает: так и тот, кто иногда памятует о Боге, а иногда нет, что, кажется, приобретает молитвою, то теряет пресечением ее. Но мужу, любителю добродетели, свойственно всегдашнею памятию о Боге потреблять земляность сердца, чтоб таким образом при постепенном испарении худа под действием огня благого памятования, душа с полною славою совершенно востекла к естественной своей светлозарности.

Бесстрастие есть не то, чтоб не быть бориму от бесов, ибо в таком случае надлежало бы нам, по Апостолу, изыти из мира (1 Кор. 5, 10); но то, чтоб когда они борют нас, пребывать не боримыми; подобно тому, как в латы облеченные воители и стрелянию противников подвергаются, и слышат звук от летящих стрел, и видят даже самые стрелы, на них испускаемые, неуязвляемы однако ж бывают ими по причине твердости воинской одежды своей. Но эти железом будучи ограждены, не подвергаются уязвлению во время брани; мы же, посредством делания добрых дел – облекшись во всеоружие святого света и в шлем спасения, будем рассеивать темные демонские фаланги: ибо не одно то приносит чистоту, чтоб не делать более зла, но паче то, чтоб всеусильною ревностию о добре вконец потребить в себе злое.

Когда человек Божий все почти победит в себе страсти, два беса остаются еще ратующими против него, из коих один душу томит, возбуждая его по великому боголюбию к непомерной ревности, так что он не хочет допустить, чтоб другой кто угодил Богу паче него, а другой – тело, возбуждая его огненным некиим движением к похотению плотскому. Бывает же сие с телом во-первых потому, что такая сласть похотная свойственна естеству нашему, как вложенная в него чадородия ради, почему она и неудобь побеждаема; а потом и по попущению Божию. Ибо когда Господь увидит кого из подвижников слишком высоко восходящим в преумножении добродетелей; тогда попускает ему иной раз быть возмущаему сим скверным бесом, чтоб он почитал себя худейшим всех живых людей. Такое нападение страсти сей иногда бывает после совершения добрых дел, а иногда прежде того, чтоб движение сей страсти, предшествует ли оно делам или последует, заставляло душу казаться пред собою непотребнейшею, как бы ни были велики совершенные его дела. – Но против первого (беса, чрезмерную ревность возбуждающего) будем бороться усугублением смирения и любви, а против второго (беса похоти плотской) – воздержанием, безгневием и углубленною памятию о смерти, чтоб чрез это, чувствуя в себе непрестанно действо Святого Духа, соделаться нам в Господе высшими и этих страстей.

Те из нас, которые соделались причастниками святого ведения, всеконечно должны будем отдать отчет и в невольных парениях ума, как говорит Иов: назнаменовал же еси, аще что неволею преступих (Иов. 14, 17), – и праведно. Ибо если кто будет всегда занят памятованием о Боге и не будет небречь о святых Его заповедях, тот ни в невольный, ни в вольный грех не впадет. Надлежит убо нам тотчас и о невольных падениях сокрушенное исповедание приносить Владыке, прилагая его к совершению обычного нашего молитвенного правила. Так как человеку нельзя не падать в человеческие погрешения, (то и следует всегда исповедание о них приносить Владыке), пока совесть в слезах любви не удостоверится в прощении их: ибо, как говорит св. Иоанн: аще исповедуем грехи наши, верен есть и праведен, да оставит нам грехи наши, и очистит нас от всякой неправды (1 Ин. 1, 9). Почему надобно непрестанно внимать чувству сокрушенного исповедания (питать сие чувство), чтоб совесть наша как-нибудь не обманула себя, подумав, что уже довольно сокрушалась и исповедовалась Богу. Ибо Суд Божий гораздо строже суда нашей совести, хотя бы кто и ничего не знал за собою худого с полным удостоверением, как учит премудрый наш Павел, говоря: но ни сам себе востязую: ничто же бо в себе свем, но ни о сем оправдаюся: востязуяй же мя, Господь есть (1 Кор. 4, 3. 4). Если же мы не будем достодолжно и об этих (невольных и неведомых) грехах исповедоваться, то во время исхода нашего страх некий неопределенный найдем в себе. А нам, любящим Господа, надлежит желать и молиться, чтоб в то время оказаться непричастными никакому страху: ибо кто тогда будет находиться в страхе, тот не пройдет свободно мимо князей адских, потому что эту боязливость души они считают за признак соучастия ее в их зле, как это в них самих есть. Обрадоваемая же любовию Божиею душа в час разрешения от тела с Ангелами мира несется выше всех темных полчищ, потому что такая душа некако окрылена бывает духовною любовию, имея в сей любви полное без всякого недостатка исполнение закона. Почему исходящие из сей жизни с таким дерзновением и во второе пришествие Господне восхищены будут со всеми святыми. Те же, которые во время смерти хотя мало поражаемы бывают страхом, будут оставлены тогда в толпе всех других людей, как состоящие под судом, чтоб, испытаны быв огнем суда, должный им по делам их удел получили они от благого Бога нашего и Царя Иисуса Христа. Ибо Он есть Бог правды, и Его есть на нас любящих Его богатство благ Царствия Его, в век и во все веки веков. Аминь.

Св. Максима истолкование, по вопросу некиих, следующих слов настоящей сотой главы: «чтоб испытаны быв огнем суда….» и проч.

«Стяжавшие совершенную любовь к Богу и крылья души чрез добродетели соделавшие легко парительными, восхищаемы бывают, по Апостолу, на облаках и на суд не приходят; не достигшие же такого совершенства и при делах добрых не чуждые и грехов, – эти приходят в судилище суда, и там чрез исследование их добрых и худых дел как бы огнем испытуются; если чаша добрых дел перетянет, они избавляются от наказания».

Св. Максим, Цареградец, рода знатного. Получив полное образование и богословское, и философское, и всякое другое, какое требовалось в то время, он был взят императором Ираклием в придворные и исправлял дела первого секретаря с успехом и достойною похвалою.

Когда поднялась монофелитская ересь, в порождении которой виновен был и царь с патриархом, и начались смуты и во дворце, и в городе, и в других областях царства, св. Максим почел это благословным поводом к удовлетворению всегдашнего своего желания оставить мир и поступить в какую-либо обитель. Уволившись от дел, поступил он в Хрисопольскую обитель (641 г.) и со всею ревностию предался аскетическим подвигам по строгим отеческим уставам, являя в себе для всех и во всех отношениях пример достойный подражания. Почему, когда потребовался новый настоятель в обители, он единодушно всеми избран был на сие служение, которое и исправлял достодолжно, не поблажая себе и не человекоугодничая.

Между тем ересь монофелитская все росла и росла, поддерживаемая двором и патриархом; росли вместе с нею и смуты. Не терпя смут, св. Максим оставил обитель и направился в Рим. Мимоходом он останавливался на время в Карфагене, в Африке, где, на бывшем там Соборе, обличил несостоятельность монофелитства в лице случившегося там патриарха Константинопольского Пирра, бывшего не у дел. Затем переплыл в Рим, где также скоро принял участие в Соборе против монофелитов, собранном св. папою Мартином по случаю повеления царева – принять и подписать типик, или составленное им изложение исповедания веры, куда внесено было и монофелитское зломудрие. На сем Соборе осудили и прокляли монофелитство, и типик царский, и всех приемлющих это еретическое учение. Затем такое соборное определение разослали всюду, по Западу и Востоку.

Разгневанный тем царь распорядился схватить и папу св. Мартина, и св. Максима и привезти в Царьград. По доставлении их сюда св. Мартина после неимоверных истязаний сослали в заточение в Херсонес, где он и скончался (655 г.). А св. Максима принялись склонять на свою сторону, что и делали очень усердно: сначала в царских палатах; потом в узилище в Цареграде; далее в Фракийском городке Визии, месте первого заточения св. страдальца; затем, повызове оттуда, опять в Цареграде, в обители св. Феодора, где он был помещен, – в более торжественной и грозной обстановке. Дело производили сенаторы, присутствовали при сем иной раз и архиереи. Целью имелось убедить св. Максима согласиться на их учение, или хоть подписать типик, или хоть молчать. Ничто не удалось. Истина православия в устах св. Максима являлась всякой раз победоносною и заставляла не молчать только, но и преклоняться противников. Мужество поборника истины покушались поколебать и обещаниями, и угрозами, и указаниями, как обойти истину незаметно для других, наконец на последнем собрании и побоями. Ничто не помогло; и св. Максима сослали во второе место заточения чрез Селимврию в Перверу, в прибрежиях Мраморного моря к западной стороне.

Но врагам истины не спалось; и св. Максим снова вызван был в Царьград для увещаний окончательных, кои и велись с большею настойчивостию, но так же безуспешно, в трех приемах: в царских палатах, в узилище, и опять в палатах, где постановлено было и последнее решение: оставить страстотерпца в живых, но наложить ему муки, тягчайшие смерти. И предали его с сею целью в руки градского епарха.

Этот же бесчеловечный мучитель, взяв преподобного, ввел его в претор, повелел обнажить и, простерши на земле, бить острейшими жилами. И били старца Божия столь бесчеловечно, что не осталось ни одного целого места на теле его, и кровию обагрилась вся земля под ним. – Затем едва дышащего ввергли его в темницу.

Наутро взяли святого опять в претор, – и еще жесточайшей подвергли казни: отрезали ему язык, богоглаголивый и ересе-обличителный, и отсекли руку правую ножом и млатом за писание учительных и обличительных книг. Потом, извлекши из претора, раздетого и разутого влачили по торжищу на поругание, показывая народу отрезанные язык и руку.

Наконец после таких бесчеловечных мучений и поруганий отослали святого в далекое изгнание, в Мингрелию; и там заключили в Схемарскую темницу, где, прострадав три года, всякую терпя нужду, св. Максим отошел ко Господу, утешен быв пред смертию некиим известительным видением. Это было в 662 году. Память святого Максима совершается 21 января.

Св. Максим оставил много писаний, и догматических, и обличительных, более же нравоучительных и аскетических. В греческом Добротолюбии помещены из них: главы о любви, числом четыреста; семьсот глав о Пресвятой Троице и о воплощении Бога Слова, – более же о добродетелях и страстях; и толкование о молитве Господней.

Мы заимствуем из сего в свой сборник: главы о молитве все, как есть; из семи же сот глав делаем выборку более удобопонятных и более нравоучительных и аскетических глав. – Взамен опускаемого здесь вносим по изданию??§??: подвижническое слово.

Таким образом из св. Максима предлагаются:

1) Подвижническое слово, в вопросах ученика и ответах старца.

2) Четыреста глав о любви (в новом переводе).

3) Умозрительные и деятельные главы, выбранные из семисот глав греческого Добротолюбия.

1) Брат спросил старца: прошу тебя, отче, скажи мне, какая была цель воплощения Господня? – Старец сказал ему в ответ: удивляюсь тебе, брате, что каждый день слушая символ веры, ты спрашиваешь меня о сем. – Скажу впрочем тебе, что целию воплощения Господня было наше спасение.

Брат сказал: объясни мне, отче, как это? – Старец ответил: поелику человек, в начале сотворенный от Бога и помещенный в раю, преступив заповедь, подвергся тлению и смерти; потом несмотря на то, что многоразличным промыслом Божиим во всяком роде и роде был направляем на добро, постоянно преуспевал только в худшем, множеством страстей плотских влекомый в отчаяние: того ради Единородный Сын Божий, Предвечное Слово, еже из Бога Отца, Источник жизни и бессмертия явился нам, во тьме и сени смертной седящим (Ис. 9, 2. Мф. 4, 16), воплотившись от Духа Святого и Пресвятой Девы, – и показал нам образ Богоподобной жизни, дав св. заповеди с обетованием Царства Небесного тем, кои будут жить по ним, и угрозою вечными муками тем, кои будут преступать их; потерпев же спасительные страсти и из мертвых воскресши, даровал нам надежду воскресения и жизни вечной, послушанием разрешив вину прародительского греха и смертию уничтожив власть смерти, да якоже во Адаме вси умирают, такожде о Нем все оживут (1 Кор. 15, 22); а наконец вознесшись на небо и седши одесную Отца, ниспослал Св. Духа в залог жизни, – в просвещение и освящение душ наших, и в помощь подвизающимся спасения ради исполнять заповеди Его.

Вот, говоря кратко, какая была цель воплощения Господня!

2) Брат сказал: желал бы я, отче, вкратце услышать, какие заповеди должен я исполнять, чтобы спастись? – Старец ответил: Сам Господь сказал Апостолам по воскресении: шедши, научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Св. Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28, 19, 20). Так что все, заповеданное Им, должно соблюдать всякому человеку, крещеному во имя Животворящей и Богоначальной Троицы. Господь неразрывным союзом сочетал с правою верою и соблюдение всех заповедей, зная, что при разделении одного от другой невозможно спастись человеку. Почему и Давид, имея правую веру (не довольствовался ею одною), но говорил к Богу: ко всем заповедям Твоим направляхся; всяк путь неправды возненавидех (Пс. 118, 128). Против всякого пути неправедного даны нам от Господа противоположные тому заповеди; – и если кто оставляет какую-нибудь из них, то вместе с тем вступает на противоположный ей путь неправды.

3) Брат сказал: кто же, отче, может исполнить все заповеди, – когда их столько?! – Старец ответил на это: тот, кто подражает Господу и последует Ему шаг за шагом. Брат сказал: а Господу кто может подражать? Господь был Бог, хотя и соделался человеком, а я человек грешный, порабощенный бесчисленным страстям. Как же могу я подражать Господу? Старец ответил: из тех, которые порабощены миру и суетностям его, никто не может подражать Господу, те же, которые могут сказать: се мы оставихом вся и влед Тебе идохом (Мф. 19, 27), получают силу подражать Господу и по всем заповедям Его направляться. Брат говорит: какую силу? – Старец ответил: Его Самого послушай, что говорит: се даю вам власть наступати на змею и на скорпию и на всю силу вражию: и ничесоже вас вредит (Лк. 10, 19).

4) Таковую силу и власть получив, ап. Павел говорил: подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу (Флп. 3, 17). И опять: ни едино убо ныне осуждение, сущим о Христе Иисусе, не по плоти ходящим, но по духу (Рим. 8, 1). И еще: а иже Христови суть, плоть распяша со страстьми и похотьми (Гал. 5, 24). Также: мне мир распяся и аз миру (Гал. 6, 14).

5) Об этой же власти и помощи, пророчествуя, Давид говорил: живый в помощи Вышняго, в крове Бога небеснаго водворится. Речет Господеви: заступник мой еси и прибежище мое, Бог мой и уповаю на Него (Пс. 90, 1, 2). И немного ниже: на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия… Ангелом Своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих (11–13). Те же, которые к плоти пристрастились и любят суетность мира, послушай, что слышат от Господа: иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин (Мф. 10, 37). И еще: иже не носит креста своего и в след Мене грядет, не может Мой быти ученик (Лк. 14, 27). Также: иже не отречется всего своего имения, не может Мой быти ученик (33). Итак желающий быть Его учеником, и явиться достойным Его, и силу от Него получить против духов злобы, отстает от всякого плотоугодливого обычая и обнажает себя от всякого пристрастия к вещественному; и таким образом подвизается против невидимых врагов за заповеди Господни, – как Сам Господь подал нам образец тому в Себе, и тогда, как был искушаем в пустыне от начальника их, и тогда, когда явясь в мир (во время всенародного служения), был искушаем от тех, кои действовали под влиянием их.

6) Брат сказал: но, отче, заповедей Господних много; и кто может все их иметь в уме, чтобы подвизатся за все, особенно я, человек небольшого ума? – Почему желал бы я услышать краткое слово (немногосложное правило), чтобы содержа его, содевать мне свое спасение. Старец ответил: хотя и много заповедей, брат; но все они совмещаются в одном слове, – следующем: возлюбиши Господа Бога твоего…. всею крепостию твоею, всем помышлением твоим; и ближняго своего, яко сам себе (Лк. 10, 27). Подвизающийся соблюдать сие слово исправляет все зараз заповеди. Но кто не отрешится, как сказано впереди, от всякого пристрастия к вещественному, тот не может настоящим образом любить ни Бога, ни ближнего. Вместе – и к веществу быть пристрастну, и Бога любить – невозможно. И это внушал Господь, когда говорил: никтоже может двема господинома работами (Мф. 6, 24). И: не можете Богу работами и мамоне (Лк. 16, 13). Ибо насколько ум прилепляется к вещам мира сего, настолько порабощается им и презирает Заповедь Божию, преступая ее небоязненно.

7) Брат сказал: к каким это вещам пристрастие разумеешь ты, отче? Старец ответил: к яствам, к деньгам, к имуществу всякого рода, к славе, к родным и другим подобным. – Брат сказал: да не Бог ли создал все сие, отче, и дал людям на употребление? Как же Он теперь не велит и касаться этого! Старец ответил: точно – Бог создал все это и дал людям на употребление, – и все, от Бога происшедшее, хорошо (Быт. 1, 31) (и затем нам дано), чтобы мы хорошо тем пользуясь, угождали Богу. Но мы, будучи немощны и оземленены помышлением, предпочли вещественное заповеди о любви, и пристрастившись к тому, ведем из за того брань с людьми. Надлежит всему видимому и даже самому телу предпочитать любовь ко всякому человеку, которая служит признаком и любви к Богу, как Сам Господь показывает в Евангелии, говоря: аще любите Мя, заповеди Мои соблюдите (Ин. 14, 15). Какая же это заповедь, соблюдши которую, мы окажемся любящими Его, послушай, что говорит Он опять: сия есть заповедь Моя, да любите друг друга (Ин. 15, 12). Видишь – взаимная друг к другу любовь составляет любовь к Богу, которая есть исполнение всякой Божией Заповеди (Рим. 13, 10)? Вот почему и повелевает Господь не только не пристращаться к вещам мира, но отрекаться и от всякого имущества своего тому, кто искренно желает быть Его учеником.

8) Брат сказал: ты сказал, отче, что всему видимому и даже самому телу надлежит предпочитать любовь ко всякому человеку; но как могу я любить того, кто меня ненавидит и отвращается от меня? Кто завидует мне, сплетает клеветы, строит козни, покушается сделать зло, – как могу я любить такого? – По естеству судя, мне кажется, отче, что это невозможно; ибо чувство скорби естественно заставляет отвращаться от того, кто причинил скорбь. – Старец ответил: для пресмыкающихся и зверей, водящихся естеством, точно невозможно не отмщать, сколько силы есть, за причиненное им озлобление; но для созданных по образу Божию, водящихся разумом, удостоенных познания Бога и закон от Него принявших, возможно не отвращаться от оскорбляющих и любить ненавидящих. Почему и Господь, говоря: любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас и прочее (Мф. 5, 44), заповедует сие, конечно, не как невозможное, но как возможное; иначе не полагал бы Он наказания преступающему эту заповедь. Что такая любовь возможна, самим делом показали то Господь и ученики Его, которые за любовь к ближнему подвизались даже до смерти и тепло молились за тех, которые убивали их. А мы, поелику вещелюбивы и сластолюбивы и предпочитаем (вещи и удовольствия) заповеди; то по тому самому не можем любить ненавидящих нас, и не только это, но часто из-за них отвращаемся даже от любящих нас, оказываясь по нраву худшими зверей и пресмыкающихся. Не могши же таким образом последовать стопам Божиим, не можем мы познать и цель Его, чтоб отсюда заимствовать силу себе.

9) Брат сказал: вот, отче, я оставил все: родство, имение, утехи и славу мира, так что у меня ничего нет кроме этого тела; и однако ж брата, ненавидящего меня и отвращающегося от меня, любить не могу, хотя и нужу себя на деле не воздать ему злом за зло. Скажи мне, что должно мне сделать, чтоб я возмог от сердца любить такого, – да и всякого, каким-либо образом оскорбляющего меня и наветующего на меня. – Старец ответил: невозможно любить оскорбляющего даже тому, кто отрекся от мира и всего что в мире, если он истинно не познает цель Господню. Когда же даст ему Господь познать ее, и он возревнует ходить по указанию ее, тогда возможет он от сердца любить ненавидящего и оскорбляющего, как любили и апостолы, знавшие ее.

10) Брат сказал: какая это цель Господня, растолкуй мне, прошу тебя, отче. – Старец ответил: если хочешь познать цель Господню, слушай разумно. Господь наш Иисус Христос, естеством Бог сый и человеком соделаться благоволивший по человеколюбию, родившись от Жены, был под законом, по божественному Апостолу, чтобы соблюдши заповеди, как человек, уничтожить древнюю Адамову клятву. Зная, что весь закон и пророки висят на двух заповедях: – возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего и ближняго, как самаго себя – Он так положил действовать от начала до конца, чтоб в совершенстве, по-человечески однако ж, соблюсти сии заповеди. Но прельстивший в начале человека и чрез то возымевший державу смерти диавол, видя, как во время крещения свидетельствовал о Нем Отец, и как Он, приняв с Небес яко человек сородного Духа Святого, исшел потом в пустыню искуситься от него – диавола, всю брань обратил на Него, не успеет ли сделать, чтобы и Он блага мира предпочел любви к Богу. Зная же, что есть три вещи, около которых кружатся все человеческие (желания и утехи), т. е. яства, деньги и слава, которыми он всегда и ввергает людей в бездну погибели, этими тремя покушался он обольстить и Господа; но Господь, явясь выше всего этого, грозно повелел: иди за мною, сатана.

11) Это и есть признак любви к Богу (т. е. чтоб стоять выше тех вещей), и сатана, не могши склонить Христа Иисуса Господа преступить ее из-за того что обещал, всячески покушался потом, когда выступил Господь для всенародного действования, довести Его до нарушения заповеди о любви к ближнему, действуя чрез беззаконных иудеев. Для сего, когда Господь учил путям жизни и делом показывал образец Небесного жития, возвещал воскресение мертвых и верующим обещал жизнь вечную и Царство Небесное, а не верующим угрожал вечным мучением, в подтверждение же истины словес Своих творил дивные божественные знамения, призывая народ к вере, – он возбуждал беззаконных фарисеев и книжников к разным против Него наветам, чтоб не стерпевши, как им чаялось, искушений, подвигся Он ненавистию к наветникам, – и он, злокозненник, достиг бы таким образом своей цели, показав Его нарушителем заповеди о любви к ближнему.

12) Но Господь, яко Бог, зная его замыслы, не воспринимал ненависти к возбуждаемым от Него фарисеям (ибо как это возможно, когда Он естеством благ), а напротив, любовию к ним поражал его самого, возбудителя их. Так как они, подвергаясь вражескому возбуждению, могли не принимать его, и если принимали, то потому, что произвольно, по невниманию и беспечности, склонялись на внушения возбудителя; то Господь вразумлял их, обличал, укорял, оплакивал и в то же время не переставал всячески им благодетельствовать, злословимый благодушно сносил, страдая терпел, – показывал в отношении к ним всякие дела любви. Таким человеколюбием к возбуждаемым против Него Он поражал возбудителя. Дивная брань! Вместо ненависти показывает Он любовь и благостию низвергает отца злобы. Претерпев от них столько зол, истиннее же сказать, ради них, до смерти по-человечески подвизавшись за заповедь любви и одержав совершенную над диаволом победу, восприял Он наконец ради нас венец воскресения; – и таким образом новый Адам обновил ветхого. – Вот что значит слово, изреченное божественным Апостолом: сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе, и проч. (Флп. 2, 5).

13) Такова была цель у Господа, чтоб Отцу быть послушну даже до смерти, как человеку ради нас, храня заповедь любви, а диавола поражать, страдая от него чрез возбуждаемых им книжников и фарисеев. Так свободно, давая будто над собою победу, победил Он чаявшего победить Его и исторг мир из его тиранства. Так Христос распят был от немощи (2 Кор. 13, 4), но сею немощию умертвил Он смерть и упразднил имущаго державу смерти (Евр. 2, 14). Так и Павел немоществовал сам в себе, и хвалился в немощах, да вселится в него сила Христова (2 Кор. 12, 9).

14) Изучив образ сей победы, св. Павел говорил, пиша к Ефесеям: несть наша брань к крови и плоти, но к началом, и ко властем, и проч. (Еф. 6, 12). И тем, которые имеют брань с невидимыми врагами, заповедал взять броню правды, шлем упования, щит веры и меч духовный, да возмогут все стрелы лукаваго разженныя угасити (11–14). Делом же показывая образ сей брани, говорил: аз убо тако теку, не яко безвестно: тако подвизаюся, не яко воздух бияй: но умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како иным проповедуя, сам неключим буду (1 Кор. 9, 26, 27), и опять: до нынешняго часа и алчем, и жаждем, и наготуем, и страждем (1 Кор. 4, 11), еще: в труде, и подвиге, в бденияхмножицею, в зиме и наготе (2 Кор. 11, 27).

15) Такою же бранию воевал он и с демонами, возбуждающими похоти плотские, отгоняя их измождением своего тела. Показывая же нам самым делом образ победы над теми демонами, которые борют на ненависть и для того нерадивейших воздвигают против благочестивых, чтобы будучи ими искушаемы, они возненавидели их и тем преступили заповедь любви, – говорил: укоряеми благословляем, гоними терпим, хулими утешаемся: якоже отребия миру быхом, всем попрание доселе (1 Кор. 4, 12. 13). Демоны для того внушали укорять, злословить и гнать Апостола, чтоб подвигнуть его на ненависть к укоряющему, злословящему и гонящему, – имея в цели довести его до преступления заповеди о любви. А Апостол, не неведая умышлений их, укоряющих благословлял, гонящих терпел, хулящих умолял отстать от возбуждающих на это демонов и присвоиться благому Богу; и сим образом брани демонов, научающих злу, поражал он всегда, благим побеждая злое, по подражанию Спасителю. Сим образом он и прочие Апостолы весь мир отторгли от демонов и присвоили Богу, своим поражением побеждая тех, которые думали, что одержали победу. Итак, брат, если и ты будешь держать ту же цель, то возможешь и ты любить ненавидящих тебя; а если не будешь, то не возможешь; ибо иначе это не возможно.

16) Брат сказал: поистине, отче, так есть, а не иначе. И для этого-то Господь, поносимый, по ланитам ударяемый и другим подвергаясь страданиям от Иудеев, – все сносил, – об этих, как творящих по неведению и прельщенных, сожалея, как и на Кресте говорил: Отче, отпусти им, не ведят бо что творят (Лк. 23, 34), над вселукавством же и прелестию диавола и князей его торжествуя на Кресте победу; так как даже до смерти выдержал против них подвиг за заповедь любви, как сказал ты. Сию над ними победу Он нам подарил; и разрушив державу смерти, воскресение Свое всему миру даровал в живот. Но помолись обо мне, отче, чтоб я мог совершенно познать цель Господа и Апостолов Его и потом трезвиться во время искушений, не неразумевая умыслов диавола и демонов его.

17) Старец сказал ему на это: если будешь всегда иметь в мысли сказанное, то возможешь не неразумевать (умышлений лукавого). Но когда уразумеешь, что как ты искушаем бываешь, так и брат твой искушается; то искушаемому брату прощай, а искушающему диаволу, желающему ввести тебя в ненависть к брату искушаемому, противостой, не поддаваясь его козням. Это самое внушает и Иаков, брат Божий, когда говорит в послании: повинитеся Богу, противитеся же диаволу и бежит от вас (4, 7). Итак, если, как сказано, будешь ты всегда содержать в трезвенной мысли изложенное выше, то возможешь познать цель Господа и Апостолов Его, и людей любить, сострадая им, когда они неправо действуют, а лукавым демонам всегда противоборствовать посредством любви. Если же мы с тобою будем распущенны, беспечны, нерадивы, и помысл свой предадим плотским удовольствиям; то не против демонов будем вести брань, а против себя и братий, демонам же угождать будем, ради них воюя с людьми.

18) Брат сказал: так, отче; всегда от нерадения моего берут демоны случай против меня восставать. Но прошу тебя, отче, скажи мне, как должен я стяжать трезвение. Старец ответил: совершенное беспопечение о земном и всегдашнее поучение в Божественном Писании приводит душу в страх Божий, страх же Божий приводит трезвение. И тогда душа начинает видеть, как демоны воюют против нее посредством помыслов, и отражать их: о чем говорил и Давид: и на враги моя воззре око мое (Пс. 53, 9). К такому противоборству демонам возбуждая учеников своих, и верховный апостол Петр, сказал: трезвитеся и бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая ходит, иский кого поглотити, ему же противитеся тверди верою (1 Пет. 5, 8). И Господь сказал: бдите имолитеся, да не внидете в напасть (Мф. 26, 41). Также и Екклезиаст говорит: аще дух владеющаго найдет на тя, места твоего не остави – (10, 4). Место же ума есть добродетель, ведение и страх Божий. Дивный наконец Апостол, очень трезвенно и мужественно подвизавшийся, говорил: во плоти ходяще, не по плоти воинствуем: оружия бо воинства нашего не плотская, но сильна Богом на разорение твердем: помышления низлагающе, и всяко возношение взимающееся на разум Божий, и пленяюще всяк разум в послушание Христово, и в готовности имуще отмстити всяко преслушание (2 Кор. 10, 3–6). – Так если и ты будешь подражать святым и притрудно упразднишься от всего для Бога, то будешь трезвен.

19) Брат сказал: что должно делать, отче, чтоб возмочь непрестанно быть с Богом? Старец ответил: невозможно уму всегда быть с Единым Богом, если не стяжет он следующих трех добродетелей: любви, воздержания и молитвы. Любовь укрощает гнев, воздержание иссушает похоть, а молитва, отрешая ум от всех помышлений, нагим представляет его Самому Богу. Эти три добродетели совмещают в себе все правды; и без них ум не может пребывать с Единым Богом.

20) Брат сказал: прошу тебя, отче, научи меня, как любовь укрощает гнев? Старец ответил: дело любви – миловать ближнего и благодетельствовать ему, долготерпеть на нем и сносить все, причиняемое им, как часто было говорено. Имея такие свойства, любовь естественно укрощает гнев в том, кто стяжал ее. Брат сказал: не малы дела ее; но блажен тот, кто возмог стяжать ее. Я же поистине далек от нее. Однако ж прошу тебя, отче, скажи мне, что значит долготерпеть?

21) Старец ответил: быть тверду духом в несчастиях, сносить всякое зло и ждать конца искушению, не позволяя проторгаться гневу, или сказать неразумное слово, или заподозрить что, или подумать что не приличное благочестивому человеку, как говорит Писание: до времене стерпит долготерпеливый, и последи воздаст ему веселие: до времене скрыет словеса своя и устне верных исповедят разум его (Сир. 1, 23, 24).

22) Таковы свойства долготерпения! – И не это только, но еще и то, чтобы себя самого считать причиною искушения есть свойство долготерпения. А может быть и в самом деле так есть (т. е. что причина в нас). Ибо много из случающегося с нами случается в научение нас, или во очищение прошедших грехов, или в исправление настоящего нерадения, или в предотвращение будущих падений. Кто помышляет, что искушение случилось с ним для чего-либо одного из показанного, тот не станет гневаться, будучи бием, – особенно, когда сознает при сем за собою грехи; не станет обвинять того, чрез кого искушение: ибо чрез него или чрез другого, всячески он должен был пить чашу судов Божиих; – но к Богу воззрит умом и возблагодарит Его, попустившего искушение, обвиняя себя одного и охотно принимая вразумление, как поступил Давид в отношении к Семею и Иов в отношении к жене. А неразумный часто просит у Бога милости, когда же приходит милость, не принимает, потому что пришла не так, как ему хотелось, а как судил полезным Врач души. Почему малодушествует, мятется, – и то на людей гневается, то на Бога изрыгает хулу; и таким образом и неблагодарность обнаруживает, и врачевства от вразумительного жезла не получает.

23) Брат сказал: хорошо истолковал ты, отче. Но прошу тебя, скажи мне и о том, как воздержание иссушает похоть. Старец ответил: воздержание учит воздерживаться от всего, что не необходимой потребности удовлетворяет, а только доставляет удовольствие, не позволяет касаться ничего, кроме необходимого для жизни, не дает гоняться за приятным, а велит искать лишь полезного, и пищу и питие соразмерять с нуждою, не допускать в теле собираться излишней мокротности, и только жизнь тела поддерживать, соблюдая его свободным от похотных стремлений. Вот как воздержание иссушает похоть. – Напротив, удовольствия, обилие пищи и пития разгорячают чрево и возжигают сильнейший позыв срамной похоти, и влекут человека, как неразумное животное, к беззаконному смешению. Тогда глаза бывают бесстыжи, руки не обузданы, язык говорит только то, что чешет слух, и ухо охотно слушает только суетное; ум небрежет о Боге, и душа не только мысленно содевает блуд, но и тело увлекает к неподобному деянию.

24) Брат сказал: истинно так, отче. Но прошу тебя научить меня и молитве, как она отрешает ум от всяких помышлений. Старец отвечал: помышления наши суть мысли о предметах, из которых одни чувственны, а другие – умственны. Занят будучи ими, ум носит в себе и перебирает мысли о них. Благодать же молитвы с Богом сочетавает ум, и – сочетавая с Богом, отрешает от всех помышлений. Тогда ум, нагим беседуя с Богом, соделовается боговидным. Ставши же таковым, он просит у Бога боголепного и никогда не погрешает в прошении своем (всегда получает просимое). Апостол потому и заповедует непрестанно молиться (1 Сол. 5, 17), чтобы чаще сочетавая ум свой с Богом, мало-помалу отбросили мы пристрастие к вещественному.

25) Брат сказал: но как ум может непрестанно молиться? Ибо когда поем или читаем, когда беседуем с кем или служим кому, тогда естественно развлекаем его многими помышлениями и представлениями. Старец ответил: Божественное Писание не повелевает ничего невозможного. Сам Апостол, чрез коего изречено сие, и пел, и читал, и исправлял дела служения своего (апостольского), – и однако ж непрестанно молился. – Непрестанно молиться значит – содержать ум прилепленным к Богу с великим благоговением и теплым желанием, висеть на уповании на Него, и о Нем дерзать во всем, – в делах и приключениях. Так расположен будучи, Апостол говорит: кто ны разлучит от любве Божия; скорбь ли, или теснота, – и прочее (Рим. 8, 35). И немного спустя: известихся, яко ни смерть, ни живот, ни Ангелы (38). И опять: во всем скорбяще, но не стужающе си: не чаеми, но не отчаяваеми: гоними, но не погибающе: всегда мертвость Господа Иисуса в теле носяще, да и живот Иисусов в теле нашем явится (2 Кор. 4, 8-10).

26) Так расположен будучи, Апостол непрестанно молился: ибо во всех, как сказано, делах и приключениях своих, висел на надежде Божьей. Да и все святые всегда радовались скорбям, в чаянии чрез них прийти в навыкновение Божественной любви. Посему-то Апостол и говорил: сладце, убо похвалюся – в немощах моих, да вселится в мя сила Христова (2 Кор.12, 9). И немного ниже: егда немоществую, тогда силен есмь (—10). Но горе нам бедным, что оставили путь святых отцов, и от того пусты от всякого духовного дела.

27) Брат сказал: от чего это, отче, не имею я сокрушения? Старец ответил: от того, что у нас с тобою нет страха Божия пред очами нашими. От того, что сделались мы убежищем всякого зла, и страшные Божии прещения презираем, как пустые представления. Иначе как не сокрушаться бы, слушая, как, например, Моисей говорит от лица Божия о грешниках: яко огнь возгорится от ярости Моея, разжется до ада преисподняго: снесть землю и жита ея, попалит основания гор (Втор. 32, 22–23). И еще: поострю, якоже молнию, меч Мой, и приимет суд рука Моя, и воздам месть врагам Моим, и ненавидящим Мя воздам (41). Или как вопиет Исаия: отступиша, иже в Сионе беззаконницы, примет трепет нечестивыя: тщетна будет крепость духа вашего; огнь вы пояст. Кто возвестит вам, яко огнь горит? Кто возвестит вам место вечное (Ис. 33, 14)? И опять: и изыдут и узрят трупы человеков преступивших Мне: червь бо их не скончается, и огнь их не угаснет и будут в позоре всякой плоти (Ис. 66, 24). Или как говорит Иеремия: дадите Господу Богу вашему славу прежде даже не смеркнется, и прежде даже не преткнутся нозе ваша к горам темным: и пождете света, и тамо сень смертная, и положени будете во мрак (Иер. 13, 16). И опять: слышите сия, людие буии и неимеющии сердца: иже имеюще очи, не видите, и уши, и не слышите. Мене ли не убоитеся, рече Господь, или от лица Моего не устыдитеся? (Иер. 5, 21, 22). И еще: накажет тя отступление твое, и злоба твоя обличит тя: и увеждь, и виждь, яко зло и горько ти есть, еже оставити Мя, глаголеть Господь… Аз насадих тя виноград плодоносен, весь истинен: како превратился еси в горесть виноград чуждый (Иер. 2, 19–21)? И опять: не седох в сонме их играющих, но бояхся от лица руки Твоея: на едине седех, яко горести исполнихся (Иер. 15, 17). Кто также не ужаснется, слыша, что говорит Иезекииль: пришел есть конец тебе, и испущу ярость мою на тя, и отмщу тебе по путем твоим, и дам на тя вся мерзости твоя. Не пощадит око мое и не помилую… и познаеши, яко аз Господь бияй (Иез. 7, 3, 9). Кто не сокрушится, слыша, как Даниил описывает день Страшного Суда, говоря: зрях, дондеже престоли поставишася, и Ветхий деньми же седе, и одежда Его бела аки снег, и власы главы Его аки волна чиста, престол Его пламень огненный, колеса его огнь палящ. Река огненная течаше исходящи пред Ним: тысяща тысящ служаху Ему, и тмы тем предстояху Ему: судище седе, и книги отверзошася (Дан. 7, 9, 10), т. е. дела каждого. И опять: видех во сне нощию, и се на облацех небесных, яко сын человеч идый бяше, и даже до Ветхаго денми дойде, и пред Него приведеся: и тому дадеся власть и честь и царство, и вси людие, племена, и языцы тому поработают: власть Его, власть вечная, яже не прейдет, и царство Его не разсыплется. Вострепета дух мой в состоянии моем, аз Даниил, и видения главы моея смущаху мя (Дан. 7, 13–15).

28) Кто не убоится, слыша, что говорит Давид: единою глагола Бог, двоя сия слышах: зане держава Божия, и Твоя Господи милость: яко Ты воздаси комуждо по делом его (Пс. 61, 12, 13)? – И опять что говорит Екклезиаст: конец слова, все слушай: Бога бойся, и заповеди Его храни, яко сие всяк человек: яко все творение приведет Бог на суд о всяком погрешении, аще благо и аще лукаво (Еккл. 12, 13, 14)?

29) Кто не вострепещет, слыша подобное же и от Апостола, который говорит: подобает всем явитися пред судищем Христовым, да восприимет кийждо, яже с телом содела или блага или зла? (2 Кор. 5, 10; Рим. 14, 10). Кто же не восплачет после сего о неверии нашем и об ослеплении душ наших, – что слыша все это, не каемся и горьких не проливаем слез о таковом нерадении и таковой беспечности своей, которую предзря Иеремия, говорил: проклят всяк творяй дело Божие с небрежением (48, 10). Если б мы имели заботу о спасении душ своих, то вострепетали бы от слова Господня и поспешили со всем старанием исполнить заповеди Его, от коих спасение наше. Но мы, несмотря на то, что слышим от Самого Господа: внидите тесными враты, вводящими в живот (Мф. 7, 13, 14), предпочли путь широкий и пространный, ведущий в пагубу. Зато, когда придет Он судить живых и мертвых, услышим от Него: отыдите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и ангелам его (Мф. 25, 41).

30) И это услышим мы, не только когда наделаем худых дел, но если понерадим о добрых и ближнего своего не будем любить. Если же и худых при том наделаем дел, то как стерпим день тот при таком худом состоянии души? Ведать к тому же надобно, что – не прелюбы сотвори, не укради, не убей, – и прочее, – древним сказано было чрез Моисея (Мф. 5, 28). Господь же, зная, что христианину для совершенства в жизни соблюдение этого только недостаточно, сказал: аминь глаголю вам, аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в Царствие Небесное. Почему прежде и после тех слов всегда требовал совершенной святости душевной, ради коей и тело освящается, и законоположил искреннюю любовь ко всем людям, чрез коих можем мы стяжать любовь и к Нему Самому. Образец этому подал Он нам в Себе Самом и в учениках Своих, как не раз говорено было.

31) Какое оправдание можем мы иметь в день оный, имея такой пред собой образец и в таком оставаясь нерадении? Нас оплакивая, говорит Иеремия: кто даст главе моей воду, и очесем моим источник слез, да плачуся – день и нощь о народе сем (Иер. 9, 1), – что сподобясь такой благодати, пребываем в таком нерадении, или паче, исполнены всякого зла. О нас, слышу, говорит и Моисей: яде Иаков и насытися, и отвержеся возлюбленный: уты, утолсте, разшире: и остави Бога сотворшаго его, и отступи от Бога Спаса своего (Втор. 32, 15). Об нас плачет и Михей, говоря: у, люте мне душе, яко погибе благочестивый от земли, и исправляющаго несть в человецех; кийждо ближняго своего озлобляет озлоблением, на зло руки своя уготовляют (Мих. 7, 2, 3). Равным образом и Псалмопевец об нас говорил, моляся: спаси мя Господи, яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих (Пс. 11, 2).

32) Нас оплакивая, и Апостол говорит пророчески: вси уклонишася, вкупе непотребни быша: несть творяй благостыню, несть даже до единаго. Гроб отверст гортань их, языки своими льщаху: яд аспидов под устнами их: ихже уста клятвы и горести полна суть. Сокрушение и озлобление на путех их, и пути мирнаго не познаша. Несть страха Божия пред очима их (Рим. 3, 12–18). И опять в пророческом предзрении о нынешней же нашей злой жизни пишет он к Тимофею: сие же веждь, яко в последния дни настанут времена люта. Будут бо человецы самолюбцы, сребролюбцы, величавы, горди, хульницы, родителем противящияся, неблагодарни, неправедни, нелюбовны, непримирительны, клеветницы, невоздержницы, некротцы, неблаголюбцы, предатетеле, нагли, – и прочее (2 Тим. 3, 1–4). Потому горе нам, что до последней дошли мы крайности во зле. Ибо, скажи, кто из нас не причастен исчисленным видам злонравия? Не на нас ли исполнилось это пророчество? Не все ли мы чревоугодники? Не все ли сластолюбцы? Не все ли веществолюбивы до неистовства? Не все ли гневливы? Не все ли злопамятны? Не все ли предатели всякой добродетели? Не все ли злословны? Не все ли пересудливы? Не все ли неуважительны? Не все ли братоненавистливы? Не все ли напыщены? Не все ли высокомерны? Не все ли горды? Не все ли тщеславны? Не все ли лицемерны? Не все ли лукавы? Не все ли завистливы? Не все ли не послушливы? Не все ли ленивы? Не все ли обманчивы? Не все ли беспечны? Не все ли нерадивы о заповедях Спасителя? Не все ли исполнены всякого зла? Не стали ль мы вместо храмов Божиих капищами идольскими? Вместо Духа Святого, злых духов убежищем? Не притворно ли называем Бога Отцом? Не сделались ли мы вместо сынов Божиих сынами геенны? Не стали ль хуже иудеев мы, ныне великое имя Христово носящие? И никто не приходи в негодование, слыша такую истину. И те (иудеи), пребезаконными будучи, говорили: единаго Отца имамы Бога; но от Спасителя услышали: вы отца вашего диавола есте, и похоти отца вашего хощете творити (Ин. 8, 41, 44).

33) Не справедливо ли и нам, преступникам заповедей Его, слышать подобное от Него? Вот Апостол сынами Божиими назвал водящихся Духом. Елицы, говорит, Духом Божиим водятся сии суть сынове (Рим. 8, 14). Мы же как можем называться сынами Божиими, когда водимся мудрованием плотским? Которые водятся Духом, говорит, это явно бывает от плодов Духа. Плод духовный есть, говорит Апостол, любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5, 22). Имеем ли мы что-либо из этого? Не скорее ли все противное тому? По тому не сынами Божиими надлежит нам называться, а противным тому. Рожденное от кого-либо бывает подобно родившему. Но Господь говорит: рожденное от Духа, дух есть (Ин. 3, 6). Мы же соделались плотию, похотствующею на дух, и к нам потому справедливо идет следующий приговор: не имать Дух Мой пребывати в человецех сих, зане суть плоть (Быт. 6, 3). Как можем мы называться даже христианами, когда не имеем в себе ничего Христова?

34) Скажет кто, может быть: я имею веру во Христа, довольно для меня одной этой веры в Него ко спасению? Но противоотвечает таковому Ап. Иаков, говоря: и бесы веруют и трепещут (Иак. 2, 19). И еще: впра без дел мертва есть о себе (17, 26). – Да веруем ли мы в Него?! Как можно сказать, что верим Ему относительно будущего, когда не веруем относительно временного и настоящего? А не веруем: ибо пристрастны к вещественному, живем плотски и воюем против Духа. Истинно же во Христа верующие и чрез исполнение заповедей в себя Его вселившие, так говорят: живу не ктому аз, но живет во мне Христос. А еже ныне живу во плоти, верою живу Сына Божия, возлюбившаго мене и предавшаго Себя по мне (Гал. 2, 20). Почему страдая за Него для спасения других, как верные Ему подражатели и заповедей Его истинные исполнители, говорили: укоряеми благословляем, гоними терпим, хулими утешаемся (1 Кор. 4, 12). Ибо слышали слово Его, заповедавшее: любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас, благословите клянущих вы, и молитеся за творящих вам напасть (Мф. 5,44). Так и словами их и делами обнаруживался действующий в них Христос. Мы же поелику всяким Его заповедям противно действуем, оказываемся исполненными всякой нечистоты. Почему и стали мы вместо храма Божия домом купли, вместо дома молитвы – вертепом разбойников, вместо рода святого – родом грешным, вместо народа Божия – народом, исполненным грехов, вместо семени святого – семенем злым, вместо сынов Божиих – сынами беззакония; поелику оставя заповеди Господа, работаем мы злым духам чрез нечистые страсти, – и прогневали Святого Израилева.

35) Посему-то великий Исаия, оплакивая нас и вместе желая помочь нам в падении нашем, взывает, говоря: что еще уязвляетеся, прилагающе беззаконие? Всякая глава в болезнь, и всякое сердце в печаль: от ног даже до главы, несть в нем целости: ни струп, ни язва, ни рана палящаяся: несть пластыря приложити, ниже елея, ниже обязания? (1, 5, 6). Что же потом за этим? Оставится дщерь Сионя, яко куща в винограде, и яко овощное хранилище в вертограде, яко град воюемый (8). Таковое опустошение души нашей показывая, и Апостол сказал: и якоже не искусиша имети Бога в разуме, сего ради предаде их Бог в неискусен ум творити неподобная исполненных всякия неправды блужения, лукавства, лихоимания, злобы: исполненных зависти, убийства, рвения, лести, злонравия: шепотники, клеветники, богомерзки, досадители, величавы, горды, обретатели злых, родителем непокоривы, неразумны, непримирительны: нелюбовны, неклятвохранительны, немилостивиы. Нецыя же и оправдание Божие разумевше, яко таковая творящии достойни смерти суть, не точию сами творят, но и соизволяют творящим. Сего ради предаде их Бог в страсти безчестия сквернитися телесем их в себе самех (Рим. 1, 28–32, 26, 24). И что же за этим? Открывается, говорит, гнев Божий с Небесе на всякое нечестие и неправду человеков (18).

36) Таковое опустошение души означая, и Господь говорил: Иерусалиме, Иерусалиме, избивый пророки и камением побиваяй посланныя к тебе, колькраты восхотех собрати чада твоя, яко же собирает кокош птенцы своя под криле, и не восхотеша? Се оставляется вам дом ваш пуст (Мф. 23, 37, 38). Исаия опять прозря, как мы, монахи, совершаем свои службы только телесно, о духовном же служении Богу нерадим, несмотря однако ж на то надымаемся, говорил: услышите слово Господне, князи содомстии, внемлите закону Божию, людие гоморрстии. Что Ми множество жертв ваших, глаголет Господь; исполнен есмь всесожжений овних, и тука агнцов, и крове юнцов и козлов не хощу. Кто бо изыска сия от рук ваших, ходити по двору Моему не приложите: и аще принесете Ми семи-даль, всуе: кадило, мерзость Ми есть: новомесячей ваших, и суббот, и дне великаго не потерплю: поста, и праздности, и праздников ваших ненавидит душа Моя: бысте Ми в сытость, ктому не стерплю грехов ваших. Егда прострете руки ваша ко Мне, отвращу очи Мои от вас: и аще умножите моление, не услышу вас. Почему же? Руки бо, говорит, ваша исполнены крове – (Ис. 1, 10–15), так как ненавидяй брата человекоубийца есть (1 Ин. 3, 15). Потому всякий подвижнический труд, чуждый любви, неугоден Богу.

37) И лицемерство наше издали обличая, Бог говорит: людие сии устами чтут Мя: сердце же их далече отстоит от Мене, всуе же чтут Мя, – и так далее (Ис. 29, 13). Да и что Господь наш говорил, укоряя фарисеев, очень приложимо к нам, нынешним лицемерам, которые, сподобясь такой благодати, оказываемся по нраву еще хуждшими тех. Не связываем ли и мы бремена тяжкие и неудобоносимые и их возлагаем на рамена людей, а сами и перстом не хочем коснуться их (Лк. 11, 46)? – Не делаем ли и мы все дела свои, да видимы будем человеки (Мф. 6, 5)? Не любим ли и мы прежде возлежания на вечерях и преждеседания на сонмищах? Не любим ли и мы зватися от человек: учителю, учителю, – и тех, которые не слишком отдают нам такую честь, не преследуем ли даже да смерти? Не взяли ль и мы ключ разумения, но не отворяем им, а затворяем Царствие Небесное пред человеки, – так что и сами не входим, и тех не пускаем войти? Не слепые ли и мы вожди, комаря оцеждающие, а верблюда пожирающие? – Не очищаем ли и мы внешние сткляницы и блюда, тогда как внутреннее наше полно хищений, лихоимства и невоздержания? Не одесятствуем ли и мы мятву, и копр, и кимен и оставляем Суд и любовь Божию? Не уподобляемся ли и мы закрытым гробам, внешно показываясь людям праведными, а внутри будучи исполнены лицемерия, беззаконий и всякой нечистоты? Не зиждем ли и мы гробы мучеников и не украшаем ли раки апостолов, будучи по нраву подобны тем, которые убивали их (Мф. 23, 3-32)? Кто же не восплачет о нас, в таком состоянии находящихся? Кто не пожалеет о таковом пленении нашем? Ибо за это мы, сыны Божии, честные, вменились в сосуды глиняны. За это потемнело злато наше, изменилось сребро наше доброе (Плач. 4, 1, 2). За это мы, назореи Сиона, блиставшие паче снега, стали как эфиопы, бывши белы паче млека, стали черны паче чернил. За это паче сажи почернел вид наш; увеличилось беззаконие наше паче беззаконий содомских; за это мы, сыны дня и света, стали сынами ночи и тьмы (1 Сол. 5, 5). За это мы, сыны Царствия, стали сынами геенны. За это мы, сыны Вышнего, яко человеки умираем, и яко един от князей падаем (Пс. 80, 7). За это мы преданы в руки врагов беззаконных, т. е. злых и свирепых бесов, и царю неправедному и лукавнейшему паче всея земли, т. е. начальнику их сатане, ибо согрешали и беззаконновали, преступивши заповеди Господа Бога нашего (Дан. 3, 29–32), Сына Божия поправши и кровь Завета ни во что вменивши (Евр. 10, 29). Но, Господи, не предаждь нас до конца, имене Твоего ради, и не разори завета Твоего, и не отстави милости Твоея от нас (Дан. 3, 34, 35), щедрот ради Твоих, Отче наш, Иже еси на небесех, благоутробия ради Единородного Сына Твоего и милости ради Святого Духа Твоего. Не помяни наших беззаконий первых: скоро да предварят ны щедроты Твоя, Господи, яко обнищахом зело. Помози нам, Боже, Спасителю наш, славы ради имене Твоего, Господи, избави ны, и очисти грехи наши имене ради Твоего (Пс. 78, 8, 9), помянув начаток наш, который от нас по человеколюбию взяв, Единородный Сын Твой за нас имеет на Небесах, подавая нам твердую надежду спасения, чтоб чрез отчаяние не сделались мы хуждшими. Помози, избави, ради Честной Крови Его, которую излил Он за живот мира, ради святых Его апостолов и мучеников, за имя Его кровь свою проливших, ради св. пророков, отцов и патриархов, которые подвизались благоугодить святому имени Твоему. Не презри молений наших, Господи, и не остави нас вконец. Ибо не на правды наши уповаем, но на милость Твою, по коей снабдеваешь Ты род наш. Молимся Тебе и просим Твою благостыню, да не будет нам в осуждение устроенное для нас Единородным Сыном Твоим ко спасению Таинство; не отвержи нас от лица Твоего. Не погнушайся нашим недостоинством, но помилуй нас по великой милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззакония наши, да неосужденно приступив пред лицом славы Твоей, сподобимся покрова Единородного Сына Твоего, а не окажемся рабами лукавыми и неключимыми по грехам своим. Ей, Владыко всесильне, Господи, услыши моление наше, иного бо разве Тебе Бога не знаем; имя Твое именуем. Ты еси действуяй вся во всех и от Тебя ищем мы всякой помощи. Призри с Небесе, Боже, и виждь из жилища святыя славы Твоея. Где есть ревность Твоя и крепость Твоя? Где есть множество милости Твоея и щедрот Твоих, яко терпел еси нам? Ты бо еси Отец наш, понеже Авраам не уведе нас, и Израиль не позна нас, но Ты, Господи, Отец наш, избави ны, ибо от начала на нас есть имя святое Твое и Единородного Сына Твоего и Святого Духа Твоего. Что уклонил еси, нас, Господи, от пути Твоего, и ожесточил еси сердца наша, еже не боятися Тебе? Возврати, Господи, рабов Твоих, ради святой Церкви Твоей и ради всех от века святых Твоих; да поне мало наследим горы святыя Твоея: противницы наши попраша святыню Твою. Быхом, яко исперва, егда не владел еси нами, ниже бе нареченно имя Твое на нас (Ис. 63, 15–19).

38) Аще отверзеши небо, трепет приимут от Тебе горы и растают, яко тает воск от лица огня, и попалит огнь супостаты, и страшно будет имя Твое в сопротивных Твоих. Егда сотвориши славная; трепет приимут от Тебе горы. От века не слышахом, ниже очи наша видеша Бога, разве Тебе, и дела Твоя, яже сотвориши ждущим милости. Милость бо срящет творящих правду и пути Твоя помянутся: се Ты разгневался еси, и мы согрешихом. – Лучше же сказать: мы согрешили, и Ты разгневался. Сего ради заблудихом, и быхом яко нечисти вси мы, якоже порт нечистыя, вся правда наша: и отпадохом, яко листвие, беззаконий ради наших: тако ветр восхитит нас, и несть призываяй имя Твое, и помянувый удержати Тя: яко отвратил еси лице Твое от нас, и предал ны еси беззаконий ради наших. И ныне Господи, Отец наш еси Ты, мы же брение, дела руку Твоею вси. Не прогневайся на ны зело, и не помяни во время беззаконий наших: и ныне призри, яко людие Твои вси мы. Град святилища Твоего бысть пуст, Сион яко пустыня бысть, Иерусалим на проклятие. Дом святый наш, и слава, юже благословиша отцы наши, бысть огнем пожжен, и вся славная наша купно падоша. И о всех сих терпел еси, Господи, и молчал и смирил еси ны зело (Ис. 64, 1-12).

39) Случилось это с древним народом Твоим прообразовательно, а ныне в нас исполнилось истинно. И быхом поношение соседом нашим, демонам, подражнение и поругание сущим окрест нас (Пс. 78, 4). Но призри с небесе и виждь, и спаси нас имене ради Твоего святого. Дай нам узнавать обходы противников наших и избавь нас от козней их. Не отдали помощь Твою от нас, ибо сами мы не довольны к тому, чтобы победить нападающих на нас; Ты же силен спасти нас от всех врагов. Спаси нас, Господи, от всех прискорбностей мира сего, по благости Своей, чтобы с чистою совестию преплыв море жизни, чистыми и непорочными предстали мы страшному Престолу Твоему и сподобились жизни вечной.

40) Выслушав все это и в великое пришедши сокрушение, брат со слезами сказал старцу: сколько вижу, отец мой, нет мне надежды спасения. Яко беззакония моя превзыдоша главу мою (Пс. 37, 5). Что же мне делать, скажи мне, прошу тебя? Старец сказал ему в ответ: спастися людям самим невозможно; но для Бога все возможно, как сказал Сам Господь (Мф. 19, 26), и так предварим лице Его во исповедании… поклонимся и припадем Ему, и восплачемся пред Господем, сотворившим нас: яко Той есть Бог наш (Пс. 94, 2, 6), ибо слышим слово Его, чрез пророка Исаию изрекаемое: егда возвратився воздохнеши, тогда спасешися (Ис. 30, 15). И опять: еда не может рука Господня спасти? Или отягчил есть слух Свой, еже не услышати? Но грехи ваши разлучают между вами и между Богом, и грех ради ваших отврати лице Свое от вас, еже не помиловати (Ис. 59, 1, 2). Почему говорит: измыйтеся, и чисти будите, отымите лукавства от душ ваших пред очима Моима, престаните от лукавств ваших; научитеся добро творити, взыщите суда, избавите обидимаго, судите сиру, и оправдите вдовицу и приидите, и истяжемся, глаголет Господь, и аще будут греси ваши яко багряное, яко снег убелю: аще же будут яко червленое, яко волну убелю. И аще хощете, и послушаете Мене, благая земли снесте: уста бо Господня глаголаша сия (Ис. 1, 16–20); также и чрез Иоиля говорит Он: обратится ко Мне всем сердцем вашим, в посте, и в плаче, и в рыдании, и расторгните сердца ваша, а не ризы ваша и обратитеся ко Господу Богу вашему, яко милостив и щедр есть, и раскаяваяйся о злобах (Иоил. 2, 12, 13). И Иезекиилю велел Он сказать: сыне человечь, рцы дому Израилеву, сице ресте глаголюще: прелести наша и беззакония наша в нас суть, и мы в них таем, и како нам живым быти; Рцы им: живу Аз, глаголет Адонаи Господь, не хощу смерти грешника, но еже обратитися нечестивому от пути своего и живу быти ему: обращением обратитеся от пути вашего злаго: и вскую умираете, доме Израилев (Иез. 33, 10, 11). Третья же книга Царств, показывая преизбыточество благости Божией, так говорит: когда услышал Ахав, – бывши в винограднике Навуфея, который принял он в наследие чрез убиение Навуфея Иезавелию, – слова Илии, сказавшаго: сия глаголет Господь, понеже убил ты, и наследовал, – на месте идеже пси полизаша кровь его, тамо полижут и кровь твою… И Иезавель пси снедят в предградии Иезраеля. Егда услыша Ахав словеса сия, умилися от лица Господня, и идяше плачася, и раздра ризы своя и препоясася вретищем по телу своему, и постися, и бе оболчен во вретище день и ночь. И бысть глагол Господень ко Илии, глаголя: видел ли еси, яко умилися Ахаав от лица Моего? – сего ради не наведу зла во днех его (3 Цар. 21, 19, 23, 27, 29). И пророк Давид говорит: беззаконие мое познах и греха моего не покрых. Рех, исповем на мя беззаконие мое Господеви: и Ты оставил еси нечестие сердца моего. За то помолится к Тебе всяк преподобный во время благопотребно (Пс. 31, 5, 6). В Евангелии же Господь говорит: покайтеся, приближися бо Царствие Небесное (Мф. 4, 17). А когда Петр спросил Его: коль краты, аще согрешит в мя брат мой, и отпущу ли ему до седмь крат? Естеством благий и неизреченный в благостыни ответил ему: не глаголю тебе, до седмь крат, но до седмьдесят крат седмерицею (Мф. 18, 21, 22). Что может сравниться с такою благостынею? Чему уподобим такое человеколюбие?

41) Познавши таким образом страх Божий, равно как благость Его и человеколюбие, как из Ветхого, так и из Нового Завета, обратимся к Нему от всего сердца нашего. И чего ради гибнуть нам, братие? Очистим руки наши грешные, исправим сердца наши двоедушные, восскорбим, сокрушимся и восплачем о грехах своих. Престанем от злых дел своих; поверим благоутробию Господню, убоимся прещений Его и положим соблюдать заповеди Его. Возлюбим друг друга от всего сердца; скажем: братие наши вы, – и тем, которые ненавидят и поносят нас, да прославится имя Господа. Будем прощать друг друга, когда друг другом искушаемы бываем, ибо всех нас борет общий враг наш. Станем противиться худым помыслам своим, призывая в совоинствование нам Бога, и изгоним чрез то из себя злых и нечистых духов. Подчиним плоть духу, умерщвляя ее и порабащая всякими злостраданиями. Очистим себя от всякой скверны плоти и духа. Будем возбуждать друг друга в поощрении любви и добрых дел. Не будем завидовать другим и не станем раздражатся против тех, которые нам завидуют. Будем оказывать взаимное сострадание и смиренномудрием врачевать друг друга. Не будем осуждать и осмеивать друг друга, яко уды есмы друг другу. Отбросим от себя нерадение и беспечность и станем мужественно подвизаться против лукавых духов. Имеем ходатаем ко Отцу Иисуса Христа Праведника; и Той есть очищение о гресех наших: помолимся же Ему от чистого сердца, от всей души, и Он оставит нам грехи наши. Ибо близ Господь всем призывающим Его во истине (Пс. 144, 18). Почему говорится: пожри Господеви жертву хвалы и воздаждь Вышнему молитвы твоя: и призови Мя в день скорби твоея, и изму тя и прославиши Мя (Пс. 49, 14, 15). Исаия же опять что говорит? разрешай всяк соуз неправды, разрушай обдолжения насильных писаний, отпусти сокрушенныя в свободу, и всякое писание неправедное раздери. Раздробляй алчущим хлеб твой и нищыя безкровныя введи в дом твой, аще видиши нага, одей, и от свойственных племене твоего не презри. Тогда разверзется рано свет твой, исцеления твоя скоро возсияет и предыдет пред тобою правда твоя, и слава Божия объимет тя. А за этим что? – Тогда воззовеши, и Бог услышит тя, и еще глаголющу ти, речет: се приидох. Тогда возсияет во тьме свет твой, и тьма твоя будет, яко полудне, и будет Бог твой с тобою присно: и насытишися, якоже желает душа твоя (Ис. 58, 6-10). Видишь ли, что когда разрешим всякий соуз неправды и расположимся благодетельствовать ближнему от всей души, тогда облистаемся светом ведения, освободимся от страстей бесчестия, исполнимся всякою добродетелию, светом славы Божией осветимся и от всякого неведения избавимся; – молясь же Христу, услышаны будем, и Бога всегда будем иметь с собою и божественных исполнимся желаний.

42) Возлюбим друг друга и возлюблены будем от Бога. Будем долготерпеть друг другу, и Он подолготерпит грехам нашим. Не будем воздавать злом за зло, и Он не воздаст нам по грехам нашим. Оставление прегрешений наших обретем в прощении братиям; ибо милость Божия к нам сокрыта в милостивости нашей к ближним. Почему и сказал Господь: отпущайте, и отпустят вам (Лк. 6, 37). И: аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный (Мф. 6, 14). И опять: блажени милостивии: яко тии помиловани будут (Мф. 5, 7). И: в нюже меру мерите, возмерится вам (Мф. 7, 2). Се устроил нам Господь образ спасения, и дал область чадами Божиими быти (Ин. 1, 12). После сего спасение наше уже в нашей воле.

43) Предадим же себя всецело Господу, да и Его восприимем всецело, и соделаемся чрез Него богами. Ибо для того Он и человеком соделался, естеством сый Бог и Владыка. Покоримся Ему вседушно, и Он недремленно будет отражать врагов наших. Аще быша людие мои послушали Мене, говорит Он, Израиль, аще бы в пути Моя ходил, ни о чесемже убо враги его смирил бых; и на оскорбляющыя их возложил быхруку Мою (Пс. 80, 14, 15). Все упование наше на Него Единого возложим, на Него возвергнем всю печаль нашу, – и от всякой скорби Он избавит нас и во всю жизнь препитает нас. Всякого человека возлюбим от души; но ни на какого человека не будем возлагать упования своего. Только поколику Господь хранит нас, потолику и друзья споспешествуют нам и враги немоществуют пред нами. Когда же Господь оставляет нас, тогда оставляют нас и друзья наши (в беспомощности), а враги преодолевают нас. Но и на себя самого надеющийся падет падением дивным, а боящийся Господа возвышен будет. Почему и говорил Давид: не на лук мой уповаю, и меч мой не спасет мене; спасл бо еси нас от стужающих нам, и ненавидящих нас посрамил еси (Пс. 43, 7, 8).

44) Не будем принимать помыслов, умаляющих грехи наши и обманом уверяющих нас, что они уже прощены нам. Это от них предостерегая нас, сказал Господь: внемлите же от лживых пророков, иже приходят к вам в одеждах овчих, внутрь же суть волцы хищницы (Мф. 7, 15). Пока ум наш стужаем бывает от греха, дотоле, знай, не улучили еще мы оставления его; ибо верно не сотворили еще мы плодов достойных покаяния. Плод покаяния есть бесстрастие души; бесстрастие же есть изглаждение греха. Не имеем еще мы совершенного бесстрастия, если иногда стужаемы бываем от страстей, а иногда нет. Не улучили мы, значит, и совершенного оставления грехов. От прародительского греха освободились мы чрез Святое Крещение, от тех же грехов, на которые дерзали мы по крещении, освобождаемся не иначе, как посредством покаяния.

45) Покаемся же искренно, чтоб, освободившись от страстей, улучить нам оставление грехов. Презрим временные блага, чтоб ссорясь из-за них с людьми, не нарушить заповеди любви и не отпасть от любви Божией. Будем ходить духом и похотей плоти совершать не станем (Гал. 5, 16). Возборствуем и вострезвимся, и отрясем сон беспечности; поревнуем святым подвижникам Стасовым и восподражаем подвигам их, задняя забывая, в предняя же простираяся. Восподражаем неутомимому их течению, горячему усердию, постоянству в воздержании, святыне целомудрия, твердости терпения, непоколебимости благодушия, искренности сострадания, невозмутимой кротости, теплоте ревнования, непритворной любви, высокому смиренномудрию, совершенному нестяжанию, мужеству, благостыне, тихонравию. Не будем поблажать влечению к удовольствиям, не допустим расслабления в помыслах, не оскверним совести. Будем иметь мир со всеми и святыню, без которых никто не узрит Господа (Евр. 12, 14). Ко всему же этому, убежим от мира, братие, и от миродержца. Оставим плоть и плотское. Потечем на Небеса и там станем иметь свое жительство, подражая божественному Апостолу, да достигнем Началовождя жизни и вкусим от Источника живота. Составим хор с Ангелами и Архангелами, и воспеснословим Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава и держава со Отцом и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Се к слову о подвижнической жизни посылаю твоей честности, отче Элпидие, и слово о любви в равночисленных четырем Евангелиям сотницах глав, – которое нимало, может быть, не соответствует ожиданию твоему; но не ниже наших сил. Впрочем, да ведает святыня твоя, что и это не моего ума плод. Но прочитав писания святых отцов и набрав оттуда, что обращает внимание ума к моему предмету, и в виде изречений или глав в немногом совместив многое для удобнейшего запоминания и мысленного обозрения, – препровождаю то к твоему преподобию, прося читать с благою мыслию, ища одной пользы, и не обращая внимания на некрасоту речи, и молиться о моем недостоинстве, чуждом всякого плода духовного. Прошу также не вменить в отягощение написанного (будто я возлагаю бремена тяжкие на совесть); ибо я исполняю заповедь послушания. Говорю же сие потому, что ныне нас, отягчающих совести словами наставительными, много, а учащих делами, или учащихся из дел, очень мало.

Потрудись потщательнее вникать в каждую главу. Ибо не все, как думаю, для всех удобопонятно; но многое от многих потребует многого изыскания, хотя по-видимому, и очень просто изречено. Быть может, что открытое в них таким образом окажется и душеполезным. Но конечно и окажется по благодати Божией, если кто будет читать не с пытливым духом, а со страхом Божиим и любовию. Кто же сию или другую какую книгу станет читать не для духовной пользы, а для уловления речений на укор писавшему, дабы тщеславно показать себя более знающим, нежели он, тому нигде, никогда, ничто полезное не откроется.

1) Любовь есть благое расположение души, по которому она ничего из существующего не предпочитает познанию Бога. Но в такое любительное настроение невозможно прийти тому, кто имеет пристрастие к чему-либо земному.

2) Любовь рождается от бесстрастия; бесстрастие от упования на Бога; упование от терпения и великодушия, сии последние от воздержания во всем; воздержание от страха Божия, страх от веры в Господа.

3) Верующий Господу боится адских мук. Страшащийся мук воздерживается от страстей. Воздерживающийся от страстей терпеливо переносит скорби. Претерпевающий скорби возымеет упование на Бога. Упование на Бога отрешает ум от всякого земного пристрастия. Отрешенный от сего ум возымеет любовь к Богу.

4) Любящий Бога предпочитает познание Бога всему от Него сотворенному, и непрестанно прилежит к тому с вожделением.

5) Если все сущее существует чрез Бога и для Бога; Бог же лучше всего, чрез Него получившего бытие: то Бога оставляющий и занимающийся низшими предметами показывает тем, что он предпочитает Богу то, что стало быть чрез Него.

6) Чей ум прилеплен к Богу любовию, тот ни во что ставит все видимое, даже самое тело свое как бы чужое.

7) Если душа лучше тела, и несравненно лучше мира создавший его Бог: то предпочитающий душе тело, и Богу созданный от Него мир, ничем не разнится от идолослужительствующих.

8) Отторгший ум свой от любви к Богу и пребывания в присутствии Его и привязавшийся оным к чему-либо чувственному, предпочитает душе тело, и Богу Создателю то, что стало быть от Него.

9) Если жизнь ума есть просвещение познания, а сей свет рождается от любви к Богу: то хорошо сказано, что нет ничего выше Божественной любви.

10) Когда по влечению любви ум возносится к Богу: тогда он ни самого себя и ничего из сущего совсем не чувствует.

Озаряемый Божественным безмерным светом, он бесчувствен бывает ко всему сотворенному, подобно как и чувственное око к звездам по воссиянии солнца.

11) Все добродетели споспешествуют уму в возлюблении Бога, но всех более чистая молитва. Ею воскриляемый к Богу, он бывает вне всего сущего.

12) Когда чрез любовь ум восхитится от божественного познания и, став вне сущего, восчувствует божескую беспредельность: тогда по примеру божественного Исаии, от изумления пришед в чувство своего ничтожества, искренно возглашает слова сего пророка: о окаянный аз, яко умилихся, яко человек сый, и нечисты устны имый, посреде людей нечистыя устне имущих аз живу: и Царя Господа Саваофа видех очима моима (Ис. 6, 5).

13) Любящий Бога не может не любить и всякого человека как самого себя, хотя не благоволит к страстям тех, кои еще не очистились. Почему – когда видит их обращение и исправление, радуется радостию безмерною и неизреченною.

14) Нечиста страстная душа, наполненная помыслами похотными и ненавистливыми.

15) Видящий в сердце своем след ненависти к какому-либо человеку, за какое-либо падение, совершенно чужд любви к Богу. Ибо любовь к Богу никак не терпит ненависти к человеку.

16) Любящий Меня, говорит Господь, заповеди Мои соблюдет (Ин. 14, 15). Заповедь же Моя сия есть, да любите друг друга (Ин. 15, 12). Итак, не любящий ближнего не соблюдает заповеди: а не соблюдающий заповеди не может любить и Господа.

17) Блажен человек, который всякого равно любить может.

18) Блажен человек, не привязанный ни к какой вещи тленной или временной.

19) Блажен ум, который, минуя все твари, непрестанно услаждается божественною красотою.

20) Кто, попечение о плоти простирая до похотей, за что-либо временное злопамятствует на ближнего: тот служит твари паче Творца.

21) Охраняющий тело свое от сластей и от болезней имеет в нем соработника в служении лучшему.

22) Бегающий всех мирских похотей поставляет себя выше всякой мирской печали.

23) Любящий Бога непременно и ближнего любит. А таковой не может беречь имение, но боголепно распоряжается им, подавая каждому требующему.

24) Творящий милостыню, подражая Богу, не делает различия между злым и благим, между праведным и неправедным в потребностях телесных. Но всем равно разделяет, соразмерно с нуждою; хотя добродетельного, за благое расположение воли его, предпочитает порочному.

25) Как Бог по естеству благий и бесстрастный, хотя всех равно любит, как Свои создания, но добродетельного прославляет, как родственного Ему и нравом, а порочного милует по благости Своей и, наказуя в веке сем, обращает его: так и человек благомыслящий и нестрастный любит равно всех человеков, – добродетельного по естеству и за благое расположение воли, а порочного как по естеству, так еще из сострадания, милуя его, как несмысленного и во тьме ходящего.

26) Не раздаянием только имения оказывается расположение любви, но еще более преподанием слова Божия и телесным служением.

27) Искренно отрекшийся мирских вещей и нелицемерно из любви служащий ближнему скорее освобождается от всякой страсти и становится причастным Божественной любви и Божественного ведения.

28) Стяжавший в себе любовь Божественную, подобно божественному Иеремии, не утруждается, последуя Господу Богу своему (Иер. 7, 16); но мужественно переносит всякий труд, оскорбление и поношение, не мысля зла совершенно ни против кого.

29) Когда ты оскорблен кем-нибудь или в чем уничижен: берегись помыслов гнева, дабы они, по причине этого оскорбления отлучив тебя от любви, не переселили в область ненависти.

30) Когда тяжко тебе от укоризны или бесчестия: то знай, что ты великую получил от того пользу, ибо чрез уничижение промыслительно изгнано из тебя тщеславие.

31) Как воспоминание об огне не согревает тела: так вера без любви не производит в душе света ведения.

32) Как свет солнца влечет к себе здравое око: так познание Бога естественно восхищает к себе чрез любовь чистый ум.

33) Чист ум есть, вышедший из неведения и просвещаемый Божественным светом.

34) Чиста душа, освободившаяся от страстей и непрестанно возвеселяемая Божественною любовию.

35) Страсть достойна порицания, как неестественное движение души.

36) Бесстрастие есть мирное состояние души, в котором она неудободвижна на зло.

37) Кто тщанием своим стяжал плоды любви: тот не отлагается от нее, хотя бы претерпевал тысящи зол. В сем да удостоверит тебя ученик Христов Стефан, и подобные ему, и Сам Христос, за убийц Своих молившийся Отцу, и просивший им у Него прощения, как по неведению творящим то (Лк. 23, 34).

38) Ежели свойство любви есть долготерпеть и милосердовать (1 Кор. 13, 4): то очевидно, что гневающийся и злобствующий чужд любви. Но чуждый любви, чужд Бога: поелику Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8).

39) Не говорите, что вы есте храм Божий, говорит божественный Иеремия (7, 4). Не говори и ты: одна вера в Господа нашего Иисуса Христа может спасти меня. Ибо это невозможно, если не стяжешь и любви к Нему, делами свидетельствуемой. Что же касается до голой веры: то и беси веруют и трепещут (Иак. 2, 19).

40) Дело любви составляют: усердное благодетельство ближнему, великодушие, терпение и благоразумное пользование вещами.

41) Любящий Бога никого не огорчает и ни на кого не огорчается из-за временного: огорчает же и огорчается одною спасительною печалию, каковою блаженный Павел и сам огорчился, и огорчил Коринфян (2 Кор. 2, 4).

42) Любящий Бога ангельскою жизнию на земле живет, постяся и бдение совершая, поя и моляся, и о всяком человеке всегда доброе помышляя.

43) Если всякий чего желает, того и достигнуть домогается; всех же благ и желаемых вещей несравненно добротнее и вожделеннее – Бог: то какое рвение должны мы показать, чтобы достигнуть Его, по естеству благого и вожделенного.

44) Не растлевай плоти твоей срамными делами; не оскверняй души помыслами злыми: и мир Божий снидет на тебя, принося с собою любовь.

45) Изнуряй плоть свою гладом и бдением; и неленостно упражняйся в псалмопении и молитве; и освящение целомудрия снидет на тебя, нося с собою любовь.

46) Сподобившийся Божественного ведения и любовию стяжавший его просвещение, никогда не надмевается духом тщеславия; а не сподобившийся оного весьма легко им кружим бывает. Впрочем, если таковой во всем, что ни делает, будет воззревать к Богу, делая все ради Него, то с Богом легко избежит сего недуга.

47) Не достигший еще ведения Божественного, любовию вдохновляемого, много думает о том, что им делаемо бывает по Богу; а сподобившийся получить таковое от сердца повторяет слова патриарха Авраама, которые сказал он, когда удостоен был Божия явления: аз есмь земля и пепел (Быт. 18, 27).

48) Боящийся Господа имеет смиренномудрие всегдашним своим собеседником, и по его напоминаниям восходит к любви и благодарению Бога. Он, воспоминая первое свое житие по духу мира, свои разнообразные прегрешения, случившиеся с ним от юности искушения и то, как Господь от всех их избавил его и от жизни страстной перевел к жизни по Богу, со страхом восприемлет и любовь; и непрестанно с глубоким смиренномудрием благодарит Бога, благодетеля и правителя жизни нашей.

49) Не оскверняй ума твоего удержанием в себе помыслов похоти и гнева, дабы, отпадши от чистой молитвы, не впасть в дух уныния.

50) Ум тогда лишается дерзновения к Богу, когда бывает собеседником с помыслами злыми и нечистыми.

51) Неразумный, водимый страстями, когда, будучи движим гневом, растревоживается, спешит без рассуждения бежать от братий: когда же похотию разжигается, тогда, раскаиваясь, паки прибегает и вступает с ними в беседу. Благоразумный же в том и другом случае поступает иначе. В случае рассерчания, отсекши причины возмущения, освобождает себя от огорчения на братий; в случае похотливости воздерживается от бессловесных позывов и праздных бесед.

52) Во время искушений не оставляй монастыря своего; но мужественно переноси волнование помыслов, особенно наводящих печаль и уныние: ибо таким образом, благопромыслительно быв искушен скорбями, возымеешь твердую надежду на Бога. Если же оставишь оный, то окажешься неискусным, немужественным и непостоянным.

53) Если желаешь не отпасть от любви Божественной; то ни брата своего не допусти уснуть в огорчении на тебя, ни сам не усни в огорчении на него: но иди, примирися с братом твоим, и, возвратясь (Мф. 5, 24) с чистою совестию, принеси Христу дар любви в прилежной молитве.

54) Если, по словам божественного Апостола, все дары Духа имеющий, любви же не имеющий никакой не получает пользы: то какое должны мы употребить тщание, дабы стяжать ее (1 Кор. 13-3).

55) Если любовь искреннему зла не творит (Рим. 13, 10); то завидующий брату, приводимый в печаль его доброю славою, помрачающий злоречием имя его или по злонравию наветующий на него, не делает ли себя чуждым любви и повинным вечному осуждению?

56) Если любовь есть исполнение закона (Рим. 13, 10): то памятозлобствующий на брата, уготовляющий ковы ему, проклинающий его и радующийся падению его не есть ли законопреступник и не достоин ли вечной муки?

57) Ежели оклеветающий брата, и осуждающий брата оклеветает закон, и осуждает закон (Иак. 4, 11); закон же Христов есть любы (Ин. 13, 34): то клеветник не отпадает ли от любви Христовой, и не делается ли сам для себя виновником муки вечной?

58) Не предавай слуха твоего языку клеветника, ниже языка твоего слуху любящего злоречие, с удовольствием говоря или слушая речи против ближнего: да не отпадешь от любви Божественной и окажешься чуждым Вечной жизни.

59) Не принимай укоризны на отца твоего и не поощряй того, кто его бесчестит; да не прогневается на дела твои Господь и потребит тебя от земли живых.

60) Загради уста клевещущему в уши твои, да не согрешишь с ним двойным грехом, и сам приучась к сей страсти пагубной, и ему не препятствуя поносить ближнего.

61) Аз же глаголю вам, говорит Господь, любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас, молитеся за творящих вам напасть (Мф. 5, 44). Для чего заповедал Он сие? – Для того, чтобы освободить тебя от ненависти, огорчения, гнева, памятозлобия, и сподобить величайшего стяжания совершенной любви; которой невозможно иметь тому, кто не всех человеков равно любит, по примеру Бога, всех человеков равно любящего и хотящаго всем спастися, и в познание истины приити (1 Тим. 2, 4).

62) Аз же глаголю вам, не противитися злу: но аще кто тя ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую, и хотящему с тобою судитися и ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу: и аще кто тя поймет по силе поприще едино, иди с ним два (Мф. 5, 39–41). Для чего? дабы и тебя сохранить безгневным, бестревожным и неогорченным, – и его твоим незлобием научить и обоих вас подвести под иго любви, яко благ Господь.

63) К каким вещам были мы когда-нибудь пристрастны, о тех носим и страстные воображения. Почему побеждающий страстные воображения конечно презирает и вещи воображаемые. Потому что брань с воспоминаниями о вещах столько же труднее брани с самыми вещами, сколько грешить мыслию удобнее, нежели самым делом.

64) Из страстей иные суть телесные, иные – душевные. Телесные от тела получают повод, а душевные от внешних предметов.

Но и те и другие отсекает любовь и воздержание: та – душевные, а это – телесные.

65) Иные страсти принадлежат к раздражительной силе души, а иные к вожделевательной. Те и другие возбуждаются чувствами: возбуждаются же тогда, когда душа находится вне любви и воздержания.

66) Труднее преодолевать страсти раздражительной силы души, нежели вожделевательной: потому-то против них от Господа и врачевство дано сильнейшее – заповедь о любви.

67) Все другие страсти касаются только или раздражительной части души, или вожделевателной, или же мыслительной, как например, забвение и неведение: а уныние, охватывая все силы души, вдруг, за одним духом, приводит в движение почти все страсти, почему оно и тяжелее всех других страстей. Добре убо Господь, подав противу оного врачевство, говорит: в терпении вашем стяжите души ваша (Лк. 21, 19).

68) Не бей никогда никого из братий, особливо безвинно, дабы он, не снесши скорби, не удалился; и тогда ты никогда не убежишь от обличения совести, которое всегда будет причинять тебе печаль во время молитвы и отгонять ум от дерзновения к Богу.

69) Не терпи приносящих тебе соблазны подозрений на какого бы то ни было человека, Ибо допускающие до себя каким-нибудь образом соблазны от приключений, произвольно или не произвольно случающихся, не ведают пути мирнаго (Рим. 3, 17), который чрез любовь ведет к познанию Бога любителей своих.

70) Тот еще не имеет совершенной любви, кто располагается к людям смотря по нравам их, одного любя, другого ненавидя за то или другое, или одного и того же человека иногда любя, иногда ненавидя по тем же причинам.

71) Совершенная любовь не разделяет единого естества человеков по различным их нравам; но всегда смотря на оное, всех человеков равно любит: добрых любит, как друзей, а недобрых, как врагов, благодетельствуя им, долготерпя, перенося ими причиняемое, отнюдь не отплачивая им зла, но даже страдая за них, когда случай востребует, дабы, если возможно, соделать и их себе друзьями; но если и невозможно, она все же не отступает от своего расположения к ним, всегда равно являя плоды любви всем человекам. Так и Господь наш и Бог Иисус Христос, являя Свою к нам любовь, пострадал за все человечество и всем равномерно даровал надежду воскресения, хотя впрочем каждый сам себя делает достойным или славы, или мучения адского.

72) Неравно ни во что вменяющий славу и бесславие, богатство и убожество, утехи и горести, не достиг еще совершенной любви. Совершенная любовь не только сие все ни во что вменяет, но и самую временную жизнь и смерть.

73) Послушай достигших совершенной любви, что говорят они: кто ныразлучит от любве Божия? скорбь, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч? якоже есть писано, яко Тебе ради умерщляемы есмы весь день; вменихомся, яко овцы заколения. Но во всех сих препобеждаем за Возлюбльшаго ны. Известихся бо, яко ни смерть, ни живот, ни Ангели, ни начала, ниже силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия, яже о Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 8, 35–39).

74) О любви к ближнему послушай опять, что они говорят: истину глаголю о Христе, не лгу, послушествующей ми совести моей Духом Святым: яко скорбь ми есть велия и непрестающая болезнь сердцу моему: молилбыхся бо сам аз отлучен быти от Христа по братии моей, сродницех моих по плоти, иже суть Израилите, – и т. д. (Рим. 9, 1–4). Так же говорил и Моисей, и другие святые.

75) Кто не вменяет ни во что честолюбия и сластолюбия и их возращающего и ради их порождающегося сребролюбия; тот не может отсечь причин гневного раздражения: а не отсекающий их не может достигнуть совершенной любви.

76) Смирение и злострадание (телесные лишения) освобождают человека от всякого греха; потому что то отсекает страсти душевные; а это – телесные. Так поступал блаженный Давид, как видно из следующей молитвы его к Богу: виждь смирение мое и труд мой, и остави вся грехи моя (Пс. 24, 18).

77) Чрез заповеди Господь исполняющих оные делает бесстрастными: а чрез Божественные догматы дарует им свет ведения.

78) Все догматы или о Боге говорят, или о видимых и невидимых творениях, или о явленном в них промысле и суде.

79) Милостыня врачует раздражительную часть души; пост – иссушает похоть; молитва очищает ум и уготовляет его к созерцанию сущего. Ибо по силам души Господь дал нам и заповеди.

80) Научитеся от Мене, глаголет Господь, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. 11, 29). Кротость предохраняет раздражительность от возмущения, а смирение освобождает ум от надмения и тщеславия.

81) Страх Божий двояк. Один рождается от угроз наказанием, от которого порождаются в нас по порядку воздержание, терпение, упование на Бога и бесстрастие, из коего любовь. Другой сопряжен с самою любовию, производя в душе благоговение, чтобы она от дерзновения любви не дошла до пренебрежения Бога.

82) Первый страх любовь совершенная изгоняет вон (1 Ин. 4, 18), из души ее стяжавшей и не боящейся уже муки; а второй, как сказано, она всегда имеет сопряженным с собою. Первому приличествуют следующие слова Писания: страхом Господним уклоняется всяк от зла (Притч. 15, 27); и: начало премудрости страх Господень (Притч. 1, 7); ко второму: страх Господень чист пребываяй в век века (Пс. 18, 10); и: несть лишения боящимся Его (Пс. 33, 10).

83) Умертвите убо уды ваша, яже на земли, блуд, нечистоту, страсть, похоть злую и лихоимание и проч. (Кол. 3, 5). Землею назвал здесь Апостол плотское мудрование; блудом – грех, делом совершаемый; нечистотою – соизволение на оный; страстию – страстный помысл; похотию злою – простое принятие помысла похотного; лихоиманием – вещество, порождающее и возращающее страсть. Все сие, как члены мудрования плотского, повелел умертвить божественный Апостол.

84) Сперва память вносит в ум простый помысл; и если он замедлит в нем, то от сего приходит в движение страсть; если не истребишь страсти, она преклоняет ум к соизволению; а когда и сие произойдет, тогда доходят уже до греха и делом. Посему-то премудрый Апостол, пиша к христианам, обратившимся из язычников, во-первых повелевает прекратить совершение греха делом, а потом, подвигаясь обратно прежнему порядку, доходит и до причины оного. Причина, порождающая и возращающая страсти, как выше сказано, есть лихоимание, которое, по моему мнению, здесь означает пресыщение, яко мать и питательницу блуда. Ибо лихоимание не только в отношении к имению, но и в отношении к пище – зло; как и воздержание не только в отношении к пище, но и в отношении к имению – добро.

85) Как птица, привязанная за ногу, начавши подниматься вверх, стягивается опять на землю, влекомая за вервь: так ум, не достигший еще бесстрастия, хотя и воспаряет к познанию небесных вещей, но влекомый страстями, стягивается опять на землю.

86) Когда ум совершенно от страстей освободится: тогда он и к созерцанию сущего непреткновенно шествует, направляя путь к познанию Святой Троицы.

87) Когда ум чист, то, получая понятия о вещах, возбуждается к духовному созерцанию оных; сделавшись же нечист по разленению, помышления о других вещах воображает просто, а воспринимая что-либо человеческое, превращает то в срамные и злые помыслы.

88) Если никогда во время молитвы не осаждает ума твоего никакое помышление мирское: то знай, что ты не вне области бесстрастия.

89) Когда душа начнет чувствовать себя здравою: тогда начнет и сновидения иметь чистые и безмятежные.

90) Как чувственное око привлекается красотою вещей видимых: так чистый ум – познанием невидимых. Невидимым я называю бестелесное.

91) Великое дело не пристращаться к вещам, но гораздо более – быть бесстрастну к воображениям их: ибо чрез помыслы брань с нами злых духов жесточае брани чрез самые вещи.

92) Преуспевший в добродетелях и обогатившийся ведением, как видящий уже вещи как они по естеству суть, всегда все и делает и говорит по здравому разуму, отнюдь не уклоняясь от него. Ибо судя по тому, благоумно или неумно пользуемся мы вещами, бываем мы или добродетельны, или порочны.

93) Признак совершенного бесстрастия есть тот, когда и во время бодрствования, и во сне представления вещей всегда всходят на сердце простыми.

94) Исполнением заповедей ум совлекается страстей; духовным созерцанием видимого совлекается страстных о вещах помыслов; познанием невидимого отрешается от созерцания видимых вещей; наконец познанием Святой Троицы – и от самого ведения вещей невидимых.

95) Как солнце, восходя и освещая мир, являет и себя и освещаемые им предметы: так Солнце Правды, воссиявая в чистом уме, являет и Себя, и разумение всего от Него бывшего и быть имеющего.

96) Бога знаем мы не по существу Его, но по великолепию творений Его, и Его о них промыслу. В них как в зеркале видим мы беспредельную Его благость, премудрость и силу.

97) Чистый ум пребывает или в простых помышлениях о вещах человеческих, или в естественном созерцании видимого, или в созерцании невидимого, или во свете Святой Троицы.

98) Бывая в созерцании вещей видимых, ум исследывает или естественные их свойства, или то, что знаменуется ими, или же ищет самую их причину.

99) Упражняясь же в созерцании вещей невидимых, он ищет узнать естественные свойства оных, причину бытия их, и что из сего следует, и какой о них Промысл и Суд Божий.

100) Когда же бывает в Боге: то сперва от пламенной любви ищет уразумения естества Его, но утешение находит при сем не из познания того, что есть в Нем: ибо сие невозможно и невместительно равно для всякого сотворенного естества, а утешается познанием того, что окрест Его, как то: вечности, беспредельности, неописанности, благости, премудрости и силы вседетельной, всепромыслительной и всесудительной. И то только в Нем всякому постижимо, что Он беспределен; и самое познание недоведомости Его есть ведение, превосходящее ум, как сказали мужи сильные в богословии – Григорий и Дионисий.

1) Искренно любящий Бога молится без всякого развлечения, равно и молящийся без всякого развлечения любит Бога искренно. Но не может молиться без развлечения тот, чей ум пригвожден к чему-либо земному. Итак не любит Бога тот, чей ум привязан к чему-либо земному.

2) Ум, долго занимающийся помышлением о чем-либо чувственном, конечно имеет страсть к тому, именно вожделение или сетование, или гнев, или злопамятство, и, если не вменит ни во что той вещи, то не может освободиться от страсти.

3) Страсти, обладая умом, привязывают его к вещественным предметам; и, отлучив от Бога, заставляют заниматься ими: напротив любовь Божия, возобладав им, разрешает его узы, убеждая его не дорожить не только чувственными предметами, но и самою жизнию временною.

4) Дело заповедей есть делать помышления о вещах простыми, чтения же и созерцания – соделовать ум безвещественным и безвидным. А следствием этого бывает молитва без развлечения.

5) Для совершенного освобождения ума от страстей так, чтобы он мог молиться без развлечения, не довольно деятельного способа: если его не сопровождают различные духовные созерцания. Тот освобождает ум от невоздержания и ненависти; а эти от забвения и неведения его избавляют, и он таким образом получает возможность молиться, как надлежит.

6) Два есть высочайших состояния чистой молитвы. Одно случается с людьми жизни деятельной, другое с людьми жизни созерцательной. Одно бывает в душе от страха Божия и благой надежды; другое от Божественной любви и крайней чистоты. Признак первой меры есть тот, когда собирают ум от всех мирских помыслов, творя молитвы без развлечения и смятения, и как бы Сам Бог предстоял ему, как и предстоит действительно. Признак второй, – когда в самом устремлении молитвы ум бывает восхищаем Божественным и безмерным светом, и совсем не чувствует ни себя, и ничего иного из сущих, кроме Единого, любовию содевающего в нем таковое озарение. В сем состоянии, подвизаемый к уразумению словес о Боге, получает он чистые и светлые о Нем познания.

7) Кто что любит, тот то и объять всячески желает; и все препятствующее ему в этом отстраняет, дабы сего не лишиться. Так и Бога любящий печется о чистой молитве и всякую страсть, полагающую ему в том препону, из себя извергает.

8) Кто мать страстей самолюбие отвергнет, тот, при помощи Божией, удобно отложит и все другие страсти, как то: гнев, печаль, злопамятство и прочие. Кто же одержим первым: тот, хотя бы не хотел, уязвляется и последними. Самолюбие же есть страстная любовь к телу.

9) Человеки похвально или предосудительно любят друг друга по следующим пяти причинам: или для Бога, – как добродетельный любит всех, а добродетельного любит даже и недобродетельный; или по естеству, – как родители любят детей, и наоборот; или по тщеславию, – как хвалимый хвалящего; или из корысти, как богатого за получки; или по сластолюбию, – как работаюший чреву, и тому, что под чревом, устрояющего пиры. Первая из сих похвальна, вторая обоюдна, прочие страстны.

10) Если одних ненавидишь, а других ни любишь, ни ненавидишь; иных любишь, но посредственно, а иных любишь очень сильно; то из сего неравенства познай, что ты далек еще от совершенной любви, которая внушает любить равно всякого человека.

11) Уклонися от зла, и сотвори благо (Пс. 33, 27), т. е. борись со врагами, чтоб умалить страсти, а затем бодрствуй, чтоб не умножились они; и опять борись, чтоб стяжать добродетели, а после того бодрствуй, дабы сохранить их. И сие-то было бы делати и хранити (Быт. 2, 15).

12) По Божию попущению искушающие нас или разгорячают вожделевательную силу души, или растревоживают раздражительную, или омрачают мыслительную, или тело облагают страданиями, или телесные потребности похищают.

13) Демоны или сами нас искушают, или вооружают против нас людей не боящихся Господа: сами искушают, когда уединяемся от людей, как искушаем был Господь в пустыне; искушают чрез людей, когда обращаемся с людьми, как опять искушали Господа чрез фарисеев. Но мы, взирая на образец наш, т. е. Господа, отразим их в том и другом случае.

14) Когда начинает ум успевать в любви Божией: тогда начинает искушать его и дух хуления, и внушает ему такие помыслы, каких ни один человек изобрести не может, а токмо один диавол отец их. И сие делает он, завидуя боголюбцу, дабы, как измысливший такие помыслы, пришед в отчаяние, не дерзал он более воспарять к Богу обычною молитвою. Но от этого не получает лукавец ничего благоприятного для его цели; но делает нас более твердыми. Ибо будучи боримы и противоборствуя, мы становимся опытнее и искреннее в любви к Богу. Меч же их да внидет в сердца их, и луцы их да сокрушатся (Пс. 36, 15).

15) Ум, обращаясь к видимому, естественно понимает вещи при посредстве чувств. Ни ум, ни естественное понимание вещей, ни вещи, ни чувства не суть зло: ибо то суть все Божии создания. Что же тут злое? Очевидно, что страсть, прицепляющаяся к пониманию вещей естественному. И она может не иметь места при употреблении естественных понятий о вещах, ежели ум бодрствует.

16) Страсть есть неестественное движение души или по несмысленной любви, или по безрассудной ненависти к чему-нибудь чувственному, или за что-нибудь чувственное: по несмысленной любви или к яствам, или к женам, или к имению, или к преходящей славе, или к иному чему-нибудь чувственному, или ради сего: по ненависти несмысленной, когда ненавидят, как выше сказано, без рассуждения что-либо из вышесказанного, или кого-нибудь по причине того.

17) Или опять – зло есть погрешительное суждение о познанных вещах, сопровождаемое неправильным их употреблением. Так в отношении к вещам, правильное суждение о совокуплении целию его поставляет деторождение. Но кто имеет при этом в виду одну сласть похотную, тот погрешает в суждении, недоброе почитая добрым. И таковой, совокупляясь с женою, злоупотребляет сим. Подобным образом должно рассуждать о понимании и употреблении других вещей.

18) Когда демоны, отторгнув ум твой от целомудрия, окружают его блудными помыслами; тогда со слезами воззови ко Владыке: изгоняющии мя ныне обыдоша мя: радосте моя, избави мя от обышедшихмя (Пс. 16, 11; 31, 7). И избавишься.

19) Тяжел демон блуда и сильно налегает на подвизающихся против сей страсти, наипаче при небрежении об умеренности в пище и при встречах и беседах с женским полом. Он сначала незаметно уловляет ум поползновенностию на сласть похотную, а потом дверью памяти привходит к безмолвствующему, и как тело разжигает, так и представляет уму различные срамные образы; и тем вызывает его к соизволению на грех. Если не хощешь, чтобы сие длилось в тебе, восприими пост, труд, бдение и доброе безмолвие с прилежною молитвою.

20) Непрестанно ищущие души нашей, ищут посредством страстных помыслов ввергнуть ее в мысленный или действительный грех. Но когда сретят ум, не приемлющий их, тогда постыдятся и посрамятся; когда же найдут ум занятым духовным созерцанием, тогда возвратятся вспять и устыдятся зело вскоре (Пс. 34, 4; 6, 11).

21) Дело диакона исправляет тот, кто намащает ум на священные подвиги и отгоняет от него страстные помыслы; дело пресвитера – кто просвещает ум познанием сущего и уничтожает лжеименное знание; дело епископа – кто завершает усовершение его святым помазанием ведения поклоняемой Святой Троицы.

22) Изнемогают демоны, когда чрез исполнение заповедей уменьшаются в нас страсти: погибают, когда в силу бесстрастия души совершенно исчезают из нее, не находя в ней того, чем держались в ней и чем воевали против нее. Сие-то значит: изнемогут и погибнут от лица Твоего (Пс. 9, 4).

23) Одни из людей воздерживаются от страстей из страха человеческого, другие из тщеславия, иные по воздержанию; а иные освобождаются от страстей судьбами Божиими.

24) Все слова Господни содержат следующие четыре предмета: заповеди, догматы, угрозы и обетования; и мы ради них претерпеваем всякую строгость жития, как то: посты, бдения, спание на голой земле, лишения и труды в послушаниях, обиды, бесчестие, мучение, смерть и тому подобное. За словеса устен Твоих, говорит пророк, аз сохраних пути жестоки (Пс. 16, 4).

25) За воздержание награда – бесстрастие; за веру – ведение. Бесстрастие рождает рассудителность, а ведение – любовь к Богу.

26) Ум, проходя исправно деятельную жизнь, преуспевает в благоразумии; а проходя исправно созерцательную, – в ведении. Первая приводит подвизающегося в ней к различению добродетели от порока; вторая причастника своего вводит в познание свойств бестелесных и телесных существ. Дара же богословского сподобляется ум тогда уже, когда на крыльях любви прелетев все вышесказанное и достигши пребывания в Боге, духом созерцает свойства Его, сколько уму человеческому то возможно.

27) Желая богословствовать, не ищи, что есть Бог в Себе Самом; ибо этого не найдет не только человеческий ум, но ни ум кого-либо другого из сущих после Бога. Но рассматривай по возможности облекающие Его свойства, как то: присносущность, беспредельность, неописанность, благость, премудрость и силу всесодетельную, всепромыслительную и судящую все сущее. Ибо между человеками тот уже великий Богослов, кто хотя несколько раскрывает сии свойства Божии.

28) Силен муж, ведение соединивший с деятельностию: ибо тогда он этою иссушает похоть и укрощает раздражение; а тем воскрыляет ум и к Богу преселяется.

29) Когда говорит Господь: Аз и Отец едино есмы: то сим означает единство естества; когда же паки глаголет: Аз во Отце, и Отец во Мне, то показывает нераздельность Ипостасей. И так Тритеиты: (Троебожники), разделяя Сына от Отца, падают в пропасть с той и другой стороны: или, признавая Сына соприсносущным Отцу, но разделяя Его от Отца, принуждены говорить, что Он не рожден от Отца, и таким образом впасть в ересь, признающую трех богов и три начала: или, признавая Сына рожденным от Отца, но разделяя Его с Ним, по необходимости должны допустить, что Он не соприсносущен Отцу, и Владыку времен подчинить времени. Надлежит, по учению великого Григория, и сохранить Единого Бога, и исповедовать три Ипостаси, каждую с собственным ей свойством. Ибо, по его же учению, Троица разделяется, но нераздельно; и соединяется, но раздельно. Дивное разделение и единение! Но какая была бы дивность, если бы Отец с Сыном так же соединялся и разделялся, как соединяется и разделяется человек с человеком, и ничего более?

30) Совершенный в любви и достигший верха бесстрастия не знает разности между своим и чужим, или своею и чужою, или между верным и неверным, или между рабом и свободным, или даже между мужеским полом и женским. Но став выше тиранства страстей и взирая на одно естество человеческое, на всех равно смотрит и ко всем равно расположен бывает. Нет в нем ни иудея, ни еллина, нет мужеского пола, ни женского, нет раба, ни свободного, но все и во всех Христос (Гал. 3, 28).

31) От лежащих в душе страстей демоны заимствуют поводы воздвигать в нас страстные помыслы. Потом ими поборая ум, понуждают его снизойти к соизволению на грех; победив его в этом, вводят его во грех мысленный; а по совершении сего, как пленника, ведут его на самое дело греховное. После сего наконец чрез помыслы соделав душу запустелою, отходят вместе с оными. Остается только в уме идол (мысленный образ) греха, о котором говорит Господь: егда убо узрите мерзость запустения, стоящу на месте святе (Мф. 24, 15). Читающий да разумеет, что место святое и храм Божий есть ум человеческий, в коем демоны, опустошив душу страстными помыслами, поставили идола греховного. В том же, что сказанное Господом сбылось и исторически никто из читавших Иосифа Флавия, думаю, не сомневается. Некоторые впрочем говорят, что то же будет и при антихристе.

32) Три начала побуждают нас к добру: семена (добра в нас) от природы, святые Силы и доброе произволение. Семена природы, – когда, например, как желаем, чтобы с нами поступали люди, так и мы поступаем с ними; или когда видим человека в тесноте и нужде, и естественно милосердуем о нем Святые Силы, когда чувствуя побуждение к доброму делу, обретаем (в себе) благое содействие, и успеваем. Наконец доброе произволение, когда различая добро от зла, избираем доброе.

33) Равномерно три же есть начала, побуждающих нас на зло: страсти, демоны и злое произволение. Страсти, когда желаем чего безрассудно; как то, или пищи не вовремя и без нужды, или жены без намерения деторождения и незаконной; также когда гневаемся или огорчаемся, на кого не должно, как то на бесчестившего, или вред нам причинившего. Демоны: когда они, во время вознерадения нашего, усмотрев удобное время, внезапно налегают на нас и с великою силою возбуждают вышесказанные страсти и подобные им. Наконец злое произволение: когда, зная добро, избираем зло.

34) Мзду за подвиги в добродетели составляют бесстрастие и ведение. Ибо они виновниками бывают для нас Царствия Небесного, как страсти и неведение – муки вечной. И потому ищущий их ради славы человеческой, а не ради того, что они добро суть, слышит от Писания: просите и не приемлете, зане зле просите (Иак. 4, 3).

35) Между человеческими действиями многие добры сами по себе, но бывают недобрыми по какой-либо причине. Например – пост и бдение, молитва и псалмопение, милостыня и странноприимство сами по себе суть дела добрые; но когда делаются из тщеславия, тогда они уже не добры.

36) Во всех наших делах Бог смотрит на намерение, для Него ли мы делаем их, или ради иной причины.

37) Когда услышишь слово Писания: иже воздаст комуждо по делом его (Рим. 2, 6); помни, что Бог воздает добром не за то, что делается без правого намерения, хотя то кажется и добрым; но именно за делаемое с правым намерением. Ибо Суд Божий взирает не на одно то, что делается, но на намерения, с какими делается.

38) Демон гордости двоякое имеет лукавство: или убеждает монаха исправные дела свои приписывать себе, а не Богу, подателю благих и помощнику в исправности, или, когда он не соглашается на сие, подущает уничижать менее совершенных братий. Но не ведает он, что и при таком действии на него демон наущает его отвергаться Божией помощи. Ибо уничижая тех, как не могших подобно ему оказаться исправными, он выставляет себя именно показавшим особенную исправность собственною силою. Что не возможно, как сказал Господь: без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5). Ибо наша немощь такова, что и возжелав добра, она не может довести его до конца без Подателя благих.

39) Кто познал немощь естества человеческого, тот получил опытное познание и Божией силы помогающей. И таковой при помощи ее иное уже совершив, а другое стараясь совершить, никогда не уничижает никого из людей. Ибо знает, что как ему помогла она и избавила его от многих страстей и бед; так сильна помочь и всем, когда восхощет, и наипаче подвизающимся Его ради; хотя по некиим судьбам всех вдруг от страстей не освобождает, но, яко благий и человеколюбивый Врач, каждого притекающего к Нему исцеляет в свое время.

40) При бездействии страстей привходит гордость, когда, или причины оных скрываются, или демоны коварно отбегают.

41) Всякий почти грех бывает ради услаждения самоугодия, и потому истребляется злостраданием и печалованием, – вольным или невольным – по действу покаяния или по действу беды какой, смотрительно Божиим о нас Промыслом наводимой. Аще бо быхом себе разсуждали, говорит Писание, не быхом осуждены были: судами же от Господа наказуемся, да не с миром осудимся (1 Кор. 11, 31, 32).

42) Если придет на тебя нечаянное искушение, не вини того, чрез кого оно пришло, а ищи, для чего оно пришло; и обретешь исправление. Ибо чрез него ли, или чрез другого кого, но ты имел испить горечь из чаши судеб Божиих.

43) Чем ты злонравнее, тем менее отрицайся от злострадания, дабы, смирен быв им, изрыгнул ты гордость.

44) Искушения приводят к человекам, иные удовольствия, иные печали, а иные телесные страдания. Ибо Врач душ, по судьбам Своим, прикладывает врачевство, смотря на причину страстей, в душе лежащую.

45) Искушения наводятся на одних для изглаждения грехов прежде бывших, на других для прекращения теперь деемых, а на иных для предотвращения имеющих быть содеянными; кроме тех, кои бывают для испытания человека, как то было со Иовом.

46) Благоразумный, помышляя о врачебности судеб Божиих, с благодарением сносит приключающиеся ему по ним бедствия, никого другого не почитая виновным в них, кроме грехов своих; а неразумный, когда грешит и наказываем за то бывает, виновниками зол своих почитает или Бога, или людей, не уразумевая премудрого о сем Божия промышления.

47) Есть средства, которые останавливают движение страстей и не дают им возрастать; и есть другие, которые умаляют их и ведут к истощанию. Так пост, труд и бдение не дают возрастать похоти; а уединение, созерцание, молитва и возлюбление Бога – умаляют ее и ведут к исчезновению. Так и в рассуждении раздражимости: великодушие, незлопамятность и кротость останавливают ее и не дают ей возрастать; а любовь, милостыня, доброхотство и человеколюбие умаляют ее.

48) Чей ум непрестанно устремлен к Богу, того и вожделение превозрастает в желании Бога, и раздражительность вся превращается в Божественную любовь. Ибо чрез долговременное приобщение Божественному озарению ум, соделавшись весь светловидным и вожделетельную свою часть утеснив и подавив в себе, превращает в непрестанное, как сказано, желание Бога и неослабную к Нему любовь, – всецело переводя ее от земного к Божественному.

49) Не всяко – не завидующий, не гневающийся, не памятозлобствующий на оскорбившего имеет уже и любовь к нему: ибо он может и не любя не воздавать злом за зло, по заповеди; но не так легко добром воздавать за зло, не нудя себя на то; потому что с расположением делать добро ненавидящим свойственно одной духовной совершенной любви.

50) Не любящий другого не есть уже ненавидящий его; равно и не ненавидящий не есть уже любящий. Но он может быть в средине в отношении к нему, то есть ни любить, ни ненавидеть. Ибо любительное расположение в душе производят обыкновенно показанные в 9 статье сей второй сотни пять побуждений: одно похвальное, другое обоюдное и три укорных.

51) Когда приметишь, что ум твой с услаждением занимается предметами вещественными и любезно пребывает в помышлениях о них: то знай, что ты любишь их более, нежели Бога. Ибо идеже есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше, глаголет Господь (Мф. 6, 21).

52) Ум, прилепляющийся к Богу и в Нем пребывающий молитвою и любовию, бывает мудр, благ, силен, человеколюбив, милостив, великодушен и, просто сказать, почти все божественные свойства в себе носит. А удаляющийся от Него и с вещественными предметами сдружающийся, предавшись сластолюбию, бывает или скотен, или зверск, воюя с людьми из-за этого.

53) Миром называет Писание чувственные вещи, и те, которые занимают ими свой ум, суть лица мирские, к которым к большему их пристыжению оно говорит: не любите мира, ни яже в мире. Яко все, еже в мире, похоть плотская и похоть очес, и гордость житейская, несть от Отца, но от мира сего есть (1 Ин. 2, 15, 16).

54) Монах тот, кто ум свой отдалил от чувственных вещей и воздержанием, любовию, псалмопением и молитвою непрестанно приседит Богу.

55) Скотопитателем в духовном смысле называется деятельный муж, ибо нравственные, право творимые дела в духовной жизни имеют значение рабочего скота. Потому и говорит Иаков: мужие скотопитатели суть раби твои. Пастырь же овец есть муж созерцательный, ибо значение овец имеют помыслы, на горах созерцаний умом пасомые. Посему-то и мерзость есть египтянам, т. е. сопротивным силам, всяк пастух овчий (Быт. 46, 34).

56) Ум порочный, когда тело возбуждаемо бывает чувствами к свойственным ему похотям и сластям, последует за ним и сослагается с его мечтаниями и стремлениями. Но ум добродетельный воздерживается и отвлекает себя от страстных мечтаний и стремлений и паче любомудрствует соделовать свои движения лучшими.

57) Из добродетелей иные суть телесные, а иные душевные. Телесные суть: пост, бдение, спание на голой земле, служение, рукоделие, чтобы не быть в тягость другим или для подаяний, и проч. А душевные суть: любовь, великодушие, кротость, воздержание, молитва и проч. И так если случится, что по какой-либо нужде или состоянию телесному, например, по болезни или по другой подобной причине, мы не сможем исполнить выше показанных телесных добродетелей: то имеем снисходительное прощение от Господа, ведущего и причины тому; не исполняя же добродетелей душевных, никакого не будет иметь извинения, ибо они не подлежат таковым препятствиям.

58) Любовь к Богу располагает причастника своего презирать всякую преходящую сласть, всякое телесное страдание и печаль. Да удостоверят тебя в сем все святые, столь много пострадавшие за Христа.

59) Берегись матери зол, самолюбия, которое есть неразумная любовь к телу. Ибо от него с кажущеюся благословностию рождаются три первые и родовые страстные и неистовые помыслы, а именно: чревоугодие, сребрелюбие и тщеславие, заимствуя поводы от необходимой потребности телесной; а от этих рождается все племя страстей. Вот почему и надлежит, как сказано, весьма остерегаться самолюбия и противоборствовать ему с великою бдительностию. Ибо с истреблением его истребляются и все его порождения.

60) Страсть самолюбия внушает монаху щадить тело и снисходить ему в пище под видом сохранения здоровья и разумного управления телом, чтобы мало-помалу уклоняясь на его сторону, впал он в бездну сластолюбия: мирянина же тем самым, что он мирянин, подущает попечение о плоти творить в похоти (Рим. 13, 14).

61) Высочайшее состояние молитвы есть, говорят, то, когда ум во время молитвы бывает вне плоти и мира совершенно безвеществен и безвиден. Кто сохраняет такое состояние ненарушимым, тот воистину непрестанно молится.

62) Как тело, умирая, совершенно отделяется от всех житейских вещей: так и ум, умирая в действии совершеннейшей молитвы, отторгается от всех мирских помышлений. И если не умирает он таковою смертию, то с Богом быть и жить с Ним не может.

63) Никто да не обольстит тебя, смиренный монах, таковою мыслию, будто тебе можно спастись, работая сластолюбию и тщеславию.

64) Как тело грешит делами, и для пестунства своего имеет добродетели телесные, да целомудрствует: так ум грешит страстными помыслами, и для пестунства своего имеет добродетели душевные, да чисто и беспристрастно взирая на вещи, целомудрствует.

65) Как дни преемлются ночами и лета зимами: так тщеславие и сластолюбие печалями и болезненными страданиями, или в настоящем веке, или в будущем.

66) Согрешившему невозможно избежать грядущего суда без добровольных в сей жизни болезненных трудов или без страданий от невольных бед.

67) Пяти ради причин, говорят, от Бога попускается нам быть боримыми от демонов: первая причина сего та, чтобы мы, будучи боримы и противоборствуя, дошли до умения различать добродетель от греха; вторая та, чтобы мы, борьбою и трудом снискав добродетель, имели ее твердою и неизменною; третья, чтобы преуспевая в добродетели, мы не высоко о себе мудрствовали, но научились смиренномудрию; четвертая, чтобы испытав делом, сколь зол грех, – совершенною возненавидели его ненавистию; наконец пятая и важнейшая та, чтобы сделавшись бесстрастными, не забывали мы своей немощи и силы Помогшего нам.

68) Как ум алчущего мечтает о хлебе, а жаждущего – о воде: так ум чревоугодника – о разнообразных яствах; любострастного – о женских лицах; тщеславного – о почетах людских; сребролюбивого – о прибытках; злопамятного – о мщении оскорбившему; завистливого – об ухудшении того, кому завидует. То же бывает и в прочих страстях. Ибо страстями осаждаемый ум приемлет страстные помышления и во время бодрствования тела, и во сне.

69) Когда похоть возрастает, тогда ум мечтает во сне о вещах доставляющих услаждение, а когда – раздражение, тогда видит он вещи, страх наводящие; усиливают страсти нечистые духи, приемля в содейственницы себе наше нерадение и подстрекая их; а умаляют – святые Ангелы, побуждая нас к деланию добродетелей.

70) Частое возбуждение вожделевательной силы души влагает в душу непреодолимую привычку к делам сластолюбным, а частое возмущение раздражительности делает ум робким и лишает мужества. Первую исцеляет продолжительный подвиг поста, бдения и молитвы; вторую – благостыня, человеколюбие, любовь и милосердие.

71) Злые духи воюют против нас или вещами, или страстными о вещах помыслами: вещами против тех, кои среди них вращаются, а помыслами против тех, кои удалились от вещей.

72) Сколь удобнее грешить мыслию, нежели делом: столь же брань чрез помыслы тяжелее брани чрез вещи.

73) Вещи вне ума, а помышления о них внутрь его. Почему в его власти пользоваться ими хорошо или худо. Ибо за погрешительным употреблением мыслей следует злоупотребление вещей.

74) Ум получает страстные помыслы следующими тремя путями: чрез чувства, чрез состояние тела, чрез воспоминание. Чрез чувства, – когда производящие на них впечатление вещи, как такие, к которым мы имеем страсть, возбуждают в уме страстные помыслы; чрез состояние тела, – когда несоблюдением воздержания в питании, или действием демонов, или какою-нибудь болезнию изменившееся состояние тела побуждает его к страстным помыслам или к востанию на Промысл; чрез воспоминание, – когда память возобновляет помышления о вещах, к коим мы пристрастны, и возбуждает в уме сим образом страстные помыслы.

75) Из данных нам от Бога в употребление вещей одни находятся в душе, другие – в теле, а иные – окрест тела. В душе – силы ее; в теле – чувства и прочие члены; окрест тела – пища, имение, деньги и проч. Доброе или худое пользование сими вещами и бывающими из-за них случайностями являет нас или добродетельными, или порочными.

76) Из сказанных случайностей иные бывают в том, что в душе, иные в том, что в теле, и иные в том, что окрест тела: в душе – ведение и неведение, памятование и забвение, любовь и ненависть, страх и дерзновение, радость и печаль, и прочее; в теле – наслаждение и утомление, чувствительность и притупление чувства, здравие и болезнь, жизнь и смерть и тому подобное; в том, что окрест тела, – многочадие и бесчадие, богатство и бедность, слава и бесчестие и проч. Из сих иное у людей почитается добром, иное злом; тогда как, в собственном смысле, ничто из сего не зло, а бывает злом или добром по употреблению.

77) Знание по естеству есть добро, подобно тому и здравие. Но многим более пользы принесло противное, ибо для злых знание бывает не на добро, хотя оно по естеству, как сказано, и добро. Подобно не на добро бывает для них и здравие, и богатство, и радость, ибо не на полезное себе они употребляют их; для таковых полезнее противное сему: а следовательно, и это (т. е. противное) не зло в собственном смысле, хотя и кажется злом.

78) Не злоупотребляй мыслями, чтоб по необходимости не злоупотребить и вещами: ибо если прежде не согрешишь мысленно, то никогда не согрешишь делом.

79) Образ перстнаго (Адама) суть главные пороки, как то: неразумие, малодушие, невоздержание, неправда. Образ небеснаго суть главные добродетели, как то: благоразумие, мужество, целомудрие, справедливость. Но яко же облекохомся во образ перстнаго, да облечемся и во образ небеснаго (1 Кор. 15, 49).

80) Если хочешь найти путь, вводящий в живот; то ищи его в том Пути, Который рек: Аз есмь путь и дверь, и истина и живот (Ин. 14, 6; 10, 9); и там найдешь его. Но ищи прилежно, потому что мало их есть иже обретают его (Мф. 7, 14); чтоб иначе, оставлен будучи сими немногими, не оказался ты в числе многих.

81) Душа отстает от грехов по следующим пяти побуждениям: или страха ради человеческого, или из страха суда, или для будущего мздовоздаяния, или по любви к Богу, или наконец ради угрызений совести.

82) Некоторые говорят, что не было бы зла в тварях, если бы не было посторонней некоей силы, увлекающей нас к оному. Но сила сия не иное что есть, как наше нерадение о естественной деятельности ума. Почему те, которые радеют о нем, всегда делают добро, а зла никогда. Итак если и ты сего же хочешь, то отжени нерадение, и с тем вместе отженешь и зло, которое есть погрешительное употребление мыслей, сопровождаемое злоупотреблением и вещами.

83) По естеству разумной в нас части следует, покоряясь божественному слову, начальствовать над неразумною в нас частию. Да будет соблюдаем во всем сей порядок, – и ни зла не будет в тварях, ни того, что бы влекло к нему, не окажется.

84) Одни из помыслов просты, а другие сложны. Просты – бесстрастные, а сложны – страстные, как из страсти и помышления сложенные. При всем том можно видеть, что многие из простых идут вслед за сложными, когда начинают подвигатся к тому, чтобы согрешить мыслию. Возьмем в пример золото. Пришел кому-нибудь на память страстный помысл о золоте, и он устремился мысленно украсть его: и вот он в уме уже совершил грех. За воспоминанием о золоте последовало воспоминание о кошельке, сундуке, кладовой и проч. Здесь воспоминание о золоте было сложное, ибо соединено было со страстию; а о кошельке, сундуке и проч. простое, ибо ум не имел к ним страсти. То же бывает и со всяким другим помыслом, с помыслом тщеславным, с помыслом о жене, и о прочем. Ибо не все помыслы, последующие за помыслом страстным, бывают также страстны, как показано в примере. Из сего можем познавать, какие помышления страстны и какие нет.

85) Некоторые говорят, что демоны, касаясь во время сна срамных членов нашего тела, возбуждают страсть блуда; за тем возбужденная страсть памятию приводит на ум образ женщины. Другие же думают, что сами демоны представляются уму в образе жен; потом, касаясь срамных членов тела, возбуждают похотение жен; и бывают мечтания в этом роде. Иные еще думают, что страсть, преобладающая в приближающемся демоне, возбуждает таковую же и в человеке, и таким образом душа воспламеняется к помыслам, и привносит образы посредством памяти. Так и о других страстных мечтаниях одни говорят, что в них бывает дело так, а другие, что этак. Впрочем, ни одним из вышесказанных способов демоны не сильны возбудить какую-либо страсть, ни во время бодрствования тела, ни во время сна, если в душе присущи любовь и воздержание.

86) Иные из заповедей закона должно соблюдать и телесно и духовно, а иные только духовно. Например: не прелюбодействуй, не убий, не укради, и подобные сим надобно соблюдать и телесно и духовно; и духовно трояким образом. Напротив того, обрезываться, хранить субботу, закалать агнца, снедать опресноки с горьким зелием, и подобное, только духовно.

87) Три главнейших нравственных состояний бывает у монахов: первое, когда кто ни в чем не грешит делом; второе, когда кто не дает замедлять в душе страстным помыслам; третие, когда кто бесстрастно взирает в мыслях на образы жен и обидящих.

88) Нелюбостяжателен тот, кто отрекся от всякой собственности, и на земле совсем не имеет ничего кроме тела, да и к нему отторгнув всякое расположение, Богу и благочестивым людям вверил все о себе попечение.

89) Из приобретающих имение некоторые приобретают оное бесстрастно: почему и лишаясь его не скорбят, как разграбление имений своих некогда с радостию принимавшие (Евр. 10, 34). Другие же стяжевают его страстно: почему когда предлежит им лишиться стяжаний, печалятся, как и упоминаемый в Евангелии богач, отыде скорбя (Мф. 19, 22); если же в самом деле лишатся, то скорбят смертельно. Таким образом лишение имения обличает расположение бесстрастного или страстного стяжателя.

90) На высоких молитвенников нападают демоны, ввергая в их ум простые помышления о вещах чувственных и тем отвлекая их от молитвы; на прилежащих познаниям, на должайшее время задерживая в них страстные помыслы; на подвизающихся в деятельной жизни – склоняя их грешить делом. Всяким способом со всеми борются окаянные, чтоб отдалить людей от Бога.

91) Божиим Промыслом упражняемые в благочестии в сей жизни, испытуются следующими тремя искушениями: или подаянием приятного, как то: здравия, красоты, многочадия, богатства, славы и тому подобного; или насланием скорбного, как то: лишения детей, имения, славы; или тем, что телу причиняет страдания, как то: болезнями, мучениями и проч. К первым говорит Господь: иже не отречется всего своего имения, не может быти Мой ученик (Лк. 14, 33); ко вторым же и третим: в терпении вашем стяжите души ваша (Лк. 21, 19).

92) Говорят, что состояние тела изменяют, и чрез то подают уму страстные или бесстрастные помыслы, следующие четыре причины: Ангелы, демоны, воздух, пища. Ангелы, говорят, изменяют словом; демоны – прикосновением; воздух – переменами своими; пища качеством яств и питий, их излишеством и скудостию. Кроме сего сказанного изменения производимы бывают еще памятию, слухом и зрением, когда душа наперед постраждет под действием печальных или радостных обстоятельств. Пострадав от них, душа производит перемену в телесном состоянии; а измененное состояние тела, по преждереченному, подает уму и соответственные помыслы.

93) Смерть собственно есть отдаление от Бога; жало же смерти грех, которое Адам, прияв в себя, стал в одно время изгнан и от древа жизни, и от рая, и от Бога, зачем необходимо следовала и телесная смерть. Жизнь же собственно есть Тот, Кто сказал: Аз есмь живот (Ин. 14, 6). Сей, быв в смерти, паки возвел в жизнь мертвенного.

94) Когда что пишется, пишется или для себя на память, или для пользы других, или для того и другого, или ко вреду некоторых, или напоказ, или по нужде.

95) Место злачно (Пс. 22, 2) есть деятельная добродетель: вода же покойная есть ведение сотворенного.

96) Сень смертная есть человеческая жизнь. И тот, кто с Богом и с кем Бог, может смело сказать: аще и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси (Пс. 22, 4).

97) Чистый ум право смотрит на вещи; образованное упражнением слово виденное полагает как бы пред очами других; а открытый слух приемлет то: но лишенный сих трех порицает сказавшего.

98) Тот с Богом, кто знает Святую Троицу, Ее творение и промышление; и кто страстоприемную часть души содержит бесстрастною.

99) Жезл означает, говорят, Суд Божий, а палица – Промысл, Кто приял познание о сем, тот может говорить: жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста (Пс. 22, 4).

100) Когда ум обнажится от страстей и просветится созерцанием сущего; тогда может он и в Боге быть и молиться, как должно.

1) Разумное употребление помышлений и вещей доставляет целомудрие, любовь и ведение; а неразумное – невоздержание, ненависть и неведение.

2) Уготовал еси предо мною трапезу, и проч. Трапеза здесь означает деятельную добродетель: ибо она Иисусом Христом уготована противу стужающих нам; елей умащающий ум означает созерцание тварей; чаша Божия – познание Бога, милость Его есть Его Слово и Бог: ибо Он вочеловечением Своим женет вслед нас вся дни, доколе не постигнет всех спасаемых, как Павла. Дом означает Царствие, в которое вселятся все святые; долгота же дней – Жизнь Вечную (Пс. 21, 5, 6).

3) Грехи случаются с нами от неправого употребления душевных сил, т. е. силы вожделевательной, раздражительной и мыслительной. Неправое употребление силы мыслящей – невежество и безрассудность, силы раздражительной и вожделевательной – ненависть и невоздержность. Доброе же употребление их есть ведение, благоразумие, любовь и целомудрие. А когда так, то ничто из созданного и получившего бытие от Бога – не зло.

4) Не пища зло, но чревоугодие, не деторождение, а блуд, не деньги, но сребролюбие, не слава, а тщеславие: а когда так, то в сущем нет ничего злого, кроме злоупотребления, которое случается от нерадения ума о возделании естества (душевных сил, и их добром направлении).

5) Зло в демонах вот что есть, говорит блаженный Дионисий, раздражительность безрассудная, вожделевательность безумная, фантазия опрометчивая. Но безрассудность, безумие и опрометчивость в разумных существах суть лишения рассудка, ума и осмотрительности; лишение же бывает после имения или обладания чем. Следственно было время, когда был в них и рассудок, и ум, и благоговейная осмотрительность. А если так; то и демоны не по естеству злы; но от злоупотребления сил естественных сделались они злыми.

6) Иные страсти порождают невоздержание, иные – ненависть, а иные – и невоздержание и ненависть.

7) Многоядение и сластоядение бывают причиною нецеломудрия; сребролюбие и тщеславие – ненависти к ближнему; мать их самолюбие есть причина обоих.

8) Самолюбие есть страстное и безрассудное любление тела. Противоположны ему любовь и воздержание. Очевидно, что имеющий самолюбие имеет все страсти.

9) Никто же, говорит Апостол, свою плоть возненавиде (Еф. 5, 29): однако тем не менее умерщвляет ее и порабощает (1 Кор. 9, 27), не давая ей ничего кроме пищи и одеяния (1 Тим. 6, 8); и их одних, только потому что они необходимы для жизни. Так бесстрастно любят ее и, яко служительницу Божественного, питают и греют единственно тем, что восполняет ее оскудение.

10) Кого кто любит, тому всячески и угождать старается. Итак кто любит Бога, тот конечно и угодное Ему творить старается; а кто любит плоть, тот творит ее удовляющее.

11) Богу угодны – любовь, целомудрие, созерцание и молитва; а плоти угодны – чревоугодие, невоздержность и все их возращающее. Посему-то сущие во плоти, Богу угодити не могут (Рим. 8, 8); а иже Христовы суть, распяли плоть со страстьми и похотьми (Гал. 5, 24).

12) Когда ум к Богу клонится; тогда имеет тело рабом и ничего более не дает ему, кроме необходимого для жизни: а когда клонится к плоти, то порабощается ее страстям, и попечение о ней всегда творит в похоти (Рим. 13, 14).

13) Если хочешь избавиться от помыслов, уврачуй страсти: и тогда удобно изгонишь их из ума. Именно в отношении к блудной страсти – постись, совершай бдение, трудись и уединяйся; относительно гнева и печали, ни во что вменяй славу, и бесславие, и прочие вещи земные; относительно злопамятства, молись за оскорбившего, – и избавишься.

14) Не примеряй себя к слабейшим из людей, а лучше расширяй себя в меру заповеди о любви. Примеряясь к людям, впадешь в пропасть высокомерия; а расширяя себя в меру любви, достигнешь высоты смиренномудрия.

15) Если точно ты хранишь заповедь о любви к ближнему; то из-за чего внедряешь в себя горечь досады на него? Не явно ли, что ты предпочитаешь любви временное, и за него заступаясь, войну поднимаешь на брата?

16) Не столько по нужде золото стало столь желательно людям, сколько потому, что чрез него многие удовлетворяют сластолюбию.

17) Три причины любви к богатству: сластолюбие, тщеславие и неверие; сильнее же двух первых неверие.

18) Сластолюбивый любит сребро, чтобы с помощию его наслаждаться; тщеславный, чтобы прославиться; а неверующий, чтоб скрыть и хранить его, боясь голода, или старости, или болезни, или изгнания, и на него более надеясь, нежели на Бога, Создателя и Промыслителя всякой твари даже до последних и малейших животных.

19) Четыре рода людей собирают богатство: три выше именованные, и четвертый, домовитый человек; очевидно, что один последний правильно собирает, дабы никогда не оскудевала рука его подавать каждому потребное.

20) Все страстные помыслы или возбуждают вожделевательную силу души, или возмущают раздражительную, или омрачают мыслительную: от чего случается, что ум слеп бывает для духовного созерцания и молитвенного восхождения. Почему монах, особливо безмолвствующий, долженствует тщательно внимать помыслам и причины их познавать и отсекать. Познавать же таким образом: вожделевательную силу души возбуждают страстные воспоминания о женщинах, а их причиною бывает невоздержность в пище и питии и частое неразумное обращение с женщинами. Отсекают же их – глад, жажда, бдение и уединение. – Раздражительную силу возмущают страстные воспоминания о людях, нас огорчивших; причиною сего служат сластолюбие, тщеславие и любовещность, из-за коих огорчается страстный, или что их лишился, или что не получил. Отсекает их ни во что вменение и уничижение сих вещей из любви к Богу.

21) Бог знает Себя и знает создания Свои, и Святые Силы знают Бога, и знают создания Божии. Но Святые Силы знают Бога и создания Его не так, как знает Себя и создания Свои Бог.

22) Бог знает Себя из блаженного естества Своего, а создания Свои из Своей премудрости, с которою и в которой все сотворил: Святые же Силы знают Бога, сущего превыше всякого причастия, по причастию (Его ведения), а творения Его чрез восприятие сущих в них умных созерцаний.

23) Твари суть вне ума; а созерцание их он приемлет внутрь себя. Но не так это в Боге присносущном, беспредельном и неописанном, даровавшем всему сущему от Него и бытие, и благобытие, и приснобытие.

24) Святого Бога, – разумею, Его благости и премудрости, причащается разумное и мысленное естество и самым бытием, и способностию к благобытию, и благодатию приснобытия. Сею благодатию познает оно Бога; создания же Его познает, как выше сказано, восприятием созерцаемой в тварях все устроительной премудрости, которая тонка и слагается мысленно в уме.

25) Бог, приводя в бытие разумное и умное существо по высочайшей благости Своей, сообщил сим тварям четыре Божественные свойства, их содержащие, охраняющие и спасающие: бытие, приснобытие, благость и премудрость. Из них два первые даровал существу, а два последние нравственной способности: существу – бытие и приснобытие, а нравственной способности – благость и премудрость, дабы тварь соделовалась тем по причастию, что Он Сам есть по существу. Посему и сказано, что человек сотворен по образу и по подобию Божию: сотворен по образу, – яко сущий – сущего, – яко присносущий – присносущего, хотя и не безначально, впрочем бесконечно; сотворен по подобию, яко благий – благого, яко премудрый – премудрого, тем бывая по благодати, чем Бог есть по естеству. По образу Божию есть всякое существо разумное, по подобию же одни добрые и мудрые.

26) Все разумное и умное бытие разделено надвое, – т. е. на ангельское и человеческое естество; и все естество ангельское разделено опять на два главные нравственные союзы и общества, на святое и проклятое, т. е. на Святые Силы и нечестивых демонов; и весь род человеческий разделяется только на два союза, т. е. на благочестивых и нечестивых.

27) Бог, яко самобытие, самоблагость, самопремудрость, или точнее сказать, яко сущий превыше всего сего, совершенно ничего не имеет Себе противоположного. Но твари, как все по причастию токмо и благодати имеющие бытие, – разумные же и умные сверх того и способность благости и премудрости, – имеют противоположное, а именно – бытию небытие, способности к благости и премудрости – зло и неведение. Приснобытие или небытие их состоит во власти Сотворшего их, а причастие или не причастие благости Его и премудрости состоит в воле разумных тварей.

28) Эллины, полагая, что естество тварей от вечности было с Богом, и что они от Него приняли только качества свои, говорят, что и их естеству нет ничего противоположного, а противоположность находится в одних их качествах. Но мы утверждаем, что противоположного не имеет единое Божеское естество, яко вечное, беспредельное и дарующее вечность всем прочим естествам; естеству же тварей противоположно небытие, и приснобытие или небытие их состоит во власти собственно Сущего. Но как дары Его нераскаянны и непреложны, то тварь как есть всегда, так и будет, содержима будучи вседержительною силою, хотя и имеет, как сказано, противоположное себе небытие, яко из небытия в бытие приведенная и имеющая в Его воле то, чтоб быть или не быть.

29) Как зло есть лишение добра, и неведение есть лишение ведения: так и несуществование (небытие) есть лишение существования (бытия), – не собственно сущего, ибо сие не имеет противоположного; – но сущего по причастию собственно сущего. Лишение первых двух зависит от воли твари: а лишение второго состоит в воле Сотворшего. Который по благости всегда хощет, чтобы существа были, и всегда были Им благодетельствуемы.

30) Все твари суть или разумные и умные, допускающие в себе противоположности, т. е. добродетель и порок, ведение и неведение; или различные тела, из противоположностей состоящие, как то: из земли, воздуха, огня, воды. Одни совершенно бесплотны и невещественны, хотя некоторые из них и сопряжены с телами; другие же состоят токмо из вещества и вида (формы).

31) Все тела по естеству неподвижны; движутся же душою, одни разумною, другие неразумною, а иные бесчувственною.

32) Из душевных сил иная питательная и растительная, иная воображательная и побуждательная, иная наконец разумная и мыслительная. Одной первой причастны растения; второй вместе с первою бессловесные животные; третьей же вместе с двумя первыми люди. Первые две силы тленны, а третья усматривается нетленною и бессмертною.

33) Святые Силы, передавая между собою друг другу просвещение, передают и человеческой природе и сущую в них добродетель, и сущее в них ведение: добродетель, т. е. Богоподражательную благость, по которой благодетельствуют и сами себе, и между собою друг другу, и низшим их существам, соделовая их Боговидными; – ведение, как то, или о Боге нечто высшее; ибо Ты, говорит пророк, вышний во век, Господи (Пс. 91, 9); или о существах телесных нечто глубочайшее, или о бестелесных точнейшее, или о провидении яснейшее, или о суде определеннейшее.

34) Нечистота ума состоит, во-первых, в ложном знании; во-вторых, в неведении чего-либо всеобщего; говорю сие относительно к человеческому уму, ибо Ангелу несвойственно не знать даже что-нибудь и из частного; в-третьих, в страстных помыслах; в-четвертых, в соизволении на грех.

35) Нечистота души состоит в том, что она не действует по естеству; ибо от сего рождаются в уме страстные помыслы. Действует же душа по естеству тогда, когда страстные силы ее, т. е. раздражительная и вожделевательная, во время воздействия на них вещей и помышлений по поводу них остаются бесстрастными.

36) Нечистота тела есть грех, делом содеянный.

37) Тот любит безмолвие, кто непристрастен к мирскому; тот любит всех человеков, кто не любит ничего человеческого; и тот имеет ведение о Боге и о Божественном, кто не соблазняется никем ни по причине падений его, ни по причине подозрением порождаемых помыслов на счет его.

38) Великое дело не быть пристрастну к вещам, но гораздо еще большее пребывать бесстрастным при помышлениях о них.

39) Любовь и воздержание сохраняют ум бесстрастным и к вещам, и помышлениям о них.

40) Ум боголюбивого вооружается не против вещей и помышлений о них, но против страстей, сопряженных с помышлениями сими. То есть он не против восстает женщины, ни против обидевшего, ни против воображения их: но против страстей, сопряженных с сими воображениями.

41) Вся брань монаха против демонов состоит в том, чтобы отделить страсти от мыслей; ибо иначе невозможно ему бесстрастно смотреть на вещи.

42) Иное есть вещь, иное помышление, иное страсть: вещь, например, – муж, жена, золото и проч.; помышление – простое воспоминание о чем-либо из сказанного; страсть – или бессловесная любовь, или безрассудная ненависть к чему-либо из того. – С такою-то страстию брань у монаха.

43) Помышление страстное есть помысл, сложенный из страсти и помышления. Отделим страсть от помышления, и останется чистый помысл. Отделяем же, если хотим, посредством духовной любви и воздержания.

44) Добродетели отрешают ум от страстей; а духовные созерцания от простых мыслей; чистая же молитва представляет его Самому Богу.

45) Добродетели для познания созданий, познание же для познающего, а познающий для недоведомо Познаваемого и превыше познания Ведущего.

46) Бог вседовольный произвел твари из небытия в бытие не потому, чтобы в чем-либо имел нужду: но чтоб они, соответственно приемлемости своей причащаясь Его блаженства, наслаждалися; Сам же Он веселился о делах Своих, видя их веселящимися и всегда ненасытимо насыщающимися ненасытимым.

47) Мир имеет много нищих духом, но не по надлежащему; много плачущих, но или об утрате имения, или о потере детей; много кротких, но к нечистым страстям; много алчущих и жаждущих, но того, чтобы похищать чужое неправедно и собирать корысти; много милостивых, но к телу и телесному; и чистых сердцем, но по тщеславию; и миротворцев, но подчиняющих душу плоти; много изгоняемых, но за свое бесчиние; много поносимых, но за срамные грехи. Блаженны же одни те, которые и действуют и страждут за Христа и о Христе. Почему? яко тех есть Царствие Небесное; и: яко тии Бога узрят (Мф. 5, 3. 8); и так далее. Не потому они блаженны, что так действуют и страждут, ибо и выше сказанные то же делают; но потому что действуют и страждут ради Христа и о Христе.

48) Во всем, что мы делаем, как многократно говорено, Бог взирает на цель, для Него ли, или для чего другого мы то делаем. Почему, когда хотим сделать что доброе, будем иметь целию не человекоугодие, но Богоугождение, чтоб на Него всегда взирая, все делать для Него, инако мы и труд понесем, и мзду погубим.

49) И простые мысли о вещах человеческих, и созерцания всего сотворенного отревай от ума во время молитвы: чтоб мечтая о меньшем, не отпасть от Того, Кто несравнено лучше всего сущего.

50) Если истинно возлюбим Бога, то сею самою любовию отженем страсти. Любить же Его есть предпочитать Его миру, а душу плоти, – с презрением всех мирских вешей, с всегдашним посвящением себя Ему – воздержанием, любовию, молитвою и псалмопением, и проч.

51) Если долгое время Богу внимая, – будем тщательно пещися о страстной части души; то уже не бываем уклоняемы с правого пути приражениями помыслов, но точнее понимая причины оных и отсекая их, делаемся предусмотрительными, так что сбывается с нами пророческое слово: воззре око мое на враги моя и возстающыя на меня лукавнующыя услышит ухо мое (Пс. 91, 12).

52) Когда видишь, что ум твой благочестно и праведно вращается в помышлениях мирских: то ведай, что и тело твое пребывает чисто и безгрешно. Когда же видишь ум мысленно занимающимся грехами и не пресекаешь сего: то знай, что и тело твое не замедлит впасть в них же.

53) Как для тела миром служат вещи, так для ума миром служат помышления; и как тело любодействует с телом женщины, так и ум любодействует с помышлениями о женах воображением своего тела: ибо он зрит мысленно образ своего тела совокупляющимся с образом женщины. Равно в мыслях отмщает он образом своего тела образу обидевшего. То же бывает и с другими грехами: ибо что тело в мире вещей делом производит, то производит и ум мысленно в мире мыслей.

54) Не должно ли ужаснуться, вострепетать и прийти в исступление умом, что, когда Бог Отец, не судя никому Сам, весь суд даде Сынови (Ин. 5, 22); – Сын же вопиет: не судите, да не судими будете (Мф. 7, 1), не осуждайте, да не осуждени будете (Лк. 6, 37); подобно и Апостол: прежде времени ничтоже судите, дондеже приидет Господь (1 Кор. 6, 5): и еще: имже судом судиши друга, себе осуждаеши (Рим. 2, 1); когда, говорю, это так есть; люди, оставя плакаться о своих грехах, взяли суд из рук Сына и сами, как бы безгрешные, судят и осуждают друг друга? Небо ужасается сему и земля трепещет; а они не стыдятся, бесчувственные!

55) Кто любопытствует о чужих грехах или по подозрению судит брата: тот не положил еще начала покаяния и не принимал заботы узнать собственные грехи, поистине тягчайшие многопудовой свинцовой тяжести, и не знает, от чего человек бывает тяжкосердым, любящим суету и ищущим лжи (Пс. 4, 3); и потому как безумный и бродящий во тьме, оставя свои грехи, мечтает о чужих истинных или мнимых, по одному подозрению.

56) Самолюбие, как неоднократно говорилось, состоит причиною всех страстных помыслов; ибо от него рождаются три главнейшие помысла вожделевательной части души: чревоугодия, сребролюбия и тщеславия. Потом от чревоугодия рождается помысл блудный; от сребролюбия любостяжательный; от тщеславия гордостный; прочие же все следуют за каждым из сих трех, как то: помысл гневный, печальный, злопамятный, унывный, завистливый, клеветливый и прочие. Сии страсти связуют ум предметами вещественными и клонят его к земле, налегая на него, подобно тягчайшему камню, тогда как он по природе легче и тоньше огня.

57) Начало всех страстей есть самолюбие, а конец гордость. Самолюбие есть безрассудное любление тела. Отсекший его, отсек и все страсти, кои из него.

58) Как родители плотские пристрастны бывают к тем, кои родились от них, так и ум естественно привержен к своим мыслям, и как наиболее пристрастным из родителей свои дети кажутся более всех скромными и благообразными, хотя бы они по всему более всех посмеяния были достойны: так неразумному уму свои мысли кажутся более всех разумными, хотя бы более всех были нелепы. Мудрому же не кажутся такими свои мысли: но когда даже удостоверение имеет он, что они истинны и добры, и тогда тем больше не доверяет своему суду, а других мудрых поставляет судиями своих мыслей и рассуждений, да не вотще течет или тек (Гал. 2, 2); и от них приемлет утверждение.

59) Когда победишь какую-либо из бесчестнейших страстей, например, пресыщение, или блуд, или гнев, или любостяжание, тотчас нападет на тебя тщеславный помысл; а когда его победишь, тогда переймет тебя помысл гордостный.

60) Все бесчестные страсти, владея душою, изгоняют из нее помысл тщеславия: а быв побеждены, отверзают оному вход в нее.

61) Тщеславие рождает гордость, иногда быв изгоняемо, а иногда оставаясь. Но быв изгоняемо, оно приводит самомнение, а оставаясь – надменность.

62) Тщеславие истребляется скрытным действованием, а гордость приписыванием Богу исправно делаемых дел.

63) Сподобившийся познания Бога и подлинно вкусивший сладости оного, презирает все удовольствия, рождающиеся от вожделетельной силы.

64) Водящийся земными пожеланиями желает или яств, или удовлетворения подчревных движений, или славы человеческой, или богатства, или чего другого, за сим последующего; и если ум не найдет ничего лучшего сих вещей, на что бы перенести свое вожделение, то не решится до конца жизни презреть их. Лучше же их несравненно ведение Бога и вещей Божественных.

65) Презирающие удовольствия презирают их из страха, или в надежде, или в силу познания их ничтожности; или же по любви к Богу.

66) Познание Божественных вещей без приверженности к ним не убеждает ума совершенно презреть вещественное, но бывает подобно простому помыслу о чувственной вещи. Потому много можно найти людей, имеющих много познаний и в плотских страстях валяющихся, подобно свиниям в тине (2 Пет. 2, 22). Ибо очистившись несколько во время ревнования о добре и получив в известной мере познание о сем, потом же обленившись, они уподобились Саулу, который, удостоившись царского престола, но недостойно его начав жить, с страшным гневом был с него свержен.

67) Как простой помысл о вещах человеческих не заставляет ум презирать Божественное, так и простое знание Божественного не убеждает его совершенно презирать человеческое; потому что здесь истина пребывает еще в тенях и гаданиях; и потому имеет нужду в блаженной приверженности святой любви, связующей ум с духовными созерцаниями и убеждающей предпочитать вещественному невещественное, чувственному мысленное и Божественное.

68) Не всяк отсекший страсти и помыслы соделавший простыми, уже тем обратил их и на Божественное; но он может не быть приверженным ни к человеческому, ни к Божественному, что случается с деятельными только людьми, не сподобившимися еще ведения, которые воздерживаются от страстей или по страху мук, или в надежде Царствия Небесного.

69) Верою ходим, а не видением и познание имеем еще как в зерцалах и гаданиях (2 Кор. 2, 7). А посему имеем нужду в долгом в нем упражнении, чтоб долговременным в нем поучением и прилежанием к нему приобрести неотторжимый навык к созерцаниям непресекаемым.

70) Если, отсекши на время причины страстей, займемся мы духовными созерцаниями, но не всегда в них будем проводить время, имея это одно себе дело: то легко опять обращаемся на плотские страсти, не получив от того другого плода, кроме простого знания с самомнением, коего конец есть самого познания мало-помалу помрачение и всеконечное ума к предметам вещественным уклонение.

71) Страсть любви предосудительная занимает ум предметами вещественными: а страсть любви похвальная прилепляет его к Божественному. Ибо ум обыкновенно, на каких предметах замедляет вниманием, к тем и располагается; а к каким располагается, к тем обращает и вожделение и июбовь, или к предметам Божественным, ему свойственным, мысленным, или к вещам плотским и страстям.

72) Бог создал невидимый мир и видимый; и душу и тело также Он сотворил. И если мир видимый столь прекрасен, то каков же невидимый? Если же тот лучше этого, то сколь превыше их обоих создавший их Бог? Если теперь Творец всех доброт лучше всего сотворенного; то по какой причине ум оставил лучшее всего, занимается всего худшим, т. е. плотскими страстями? Не явно ли от того, что к этому привык, от рождения обращаясь с ним, а того, что лучше и выше всего, совсем еще не испытал? Таким образом если долговременным воздержанием от чувственных удовольствий и поучением в Божественном мало-помалу мы отторгнем его от такой привычки; то он, понемногу преуспевая в сем, расположится к Божественному и собственное свое познает достоинство, а наконец и всю приверженность свою перенесет к Богу.

73) Бесстрастно говорящий о грехе брата, говорит по двум причинам: или чтоб его исправить, или чтоб принести пользу другому. Если же он говорит самому ли ему или другому без сих целей: то говорит, осуждая или оклеветывая брата, и таковой не избежит оставления от Бога, но непременно впадет или в то же, или в другое прегрешение, и быв обличен и укорен другими, посрамится.

74) Не одинаково должно судить о согрешающих тем же, по действию, грехом, но различно (судя по причине согрешения): ибо иное грешить по навыку, а иное по внезапному, неудержимому увлечению. В последнем случае человек ни прежде греха не имел мысли о нем, ни после греха не имеет влечения к нему, а напротив весьма скорбит и мучится о случившемся. Совсем не то бывает с тем, кто грешит по навыку: ибо он и до греха не переставал грешить мысленно, и по совершении его в том же остается расположении.

75) Кто творит добродетели из тщеславия, тот и познания ищет из тщеславия же. Но таковой ничего уже не делает и не говорит для назидания, но во всем ищет уловить славу от видящих дело его или слышащих слово его. Обличается же страсть сия тем, если когда некоторые из таковых станут хулить слова или дела его, он крайне огорчается тем, не потому, что те не получили назидания, ибо сей цели он и не имел; но потому, что он унижен, или уничижен ими.

76) Страсть сребролюбия обнаруживается тем, если кто принимает всегда с радостию, а подает с печалию. Таковой не может быть истинно экономным (см. п. 19).

77) Страждущий переносит страдания по следующим причинам: – или из любви к Богу, или в надежде мздовоздаяния, или из страха мучения, или из страха человеческого, или по природной сносливости, или для удовольствия впереди, или из корысти, или из тщеславия, или по необходимости.

78) Иное избавиться от помыслов, а иное освободиться от страстей. Часто избавляются от помыслов, когда нет на глазах тех предметов, к которым страсть кто имел: но страсти между тем скрываются в душе и при появлении предметов обличаются. И потому должно наблюдать за умом при тех вещах и узнавать, к какой он имеет страсть.

79) Искренний друг тот, кто во время искушения ближнего вместе с ним без смятения и тревоги переносит как собственные случившиеся с ним скорби, нужды, несчастия и беды.

80) Не презирай совести, всегда лучшее тебе советующей; ибо она предлагает тебе Божеский и Ангельский совет, освобождает тебя от тайных осквернений сердца и при исходе из мира дарует тебе дерзновение к Богу.

81) Если хочешь быть мудр и вместе скромен, а не рабствовать страсти самомнения; то всегда ищи в вещах, что скрыто от твоего разума, и, найдя, что многое и различное неизвестно тебе, ты подивишься своему невежеству и смиришь свое мудрование. А познав свое ничтожество, познаешь многие великие и дивные вещи. Мечтание же о своих знаниях не дает успевать в познаниях.

82) Спастися искренно желает тот, кто не противится врачевательным лекарствам; – лекарства же сии суть скорби и печали, разными несчастиями наводимые. Противящийся же бедам не знает ни того, какой торг идет у нас здесь – на земле, ни того, с какою прибылью отыдет он от зде.

83) Тщеславие и сребролюбие суть взаимные друг друга породительницы. Ибо иные богатеют из тщеславия, а иные обогатясь тщеславятся. Но так в мире водится. Монах же более тщеславится, когда бывает нестяжателен; а имея сребро, прячет оное, стыдясь, что имеет вещь, его званию неподобающую.

84) Тщеславию монаха свойственно тщеславиться добродетелию и ее последствиями; гордости же его свойственно гордиться успехами, уничижать других и приписывать то себе, а не Богу. Тщеславию же и гордости мирянина свойственно тщеславиться и гордиться красотою, богатством, силою и рассудительностию, или житейским благоразумием.

85) Успехи мирских людей суть падения в монахах, а успехи монахов суть падения в мирских людях. Успехи мирян состоят в богатстве, славе, силе, утехах, в благоплотии, многочадстве и тому подобных вещах, в которые вступя, монах погибает. Успехи же монаха суть нестяжание, бесславие, бессилие, воздержание, злострадание, лишения и сим подобное; чему невольно подвергшись, миролюбец почитает то великим несчастием и часто близок бывает к опасности накинуть петлю на шею, а некоторые и делали так.

86) Пища создана для двух причин, – для питания и врачевания. Посему приемлющие оную не в том намерении и не как следует употребляющие данное Богом на пользу, осуждаются яко сластолюбцы. И в отношении ко всем вещам неправильное их употребление есть грех.

87) Смиренномудрие рождается от чистой молитвы, со слезами и болезнованием. Ибо она, призывая всегда на помощь Бога, не попускает безумно полагаться на свою силу и мудрость и превозноситься над другими, – две лютые болести горделивой страсти.

88) Иное сражаться с простым помыслом, чтобы он не возбудил страсти, иное с помыслом страстным, чтобы не произошло соизволения нашего на грех. Оба же эти вида борьбы не дают замедлять в нас помыслам.

89) С злопамятством неразлучна печаль. Итак, когда ум с огорчением видит в себе как в зеркале лицо оскорбившего брата; то очевидно, что он имеет памятозлобие. Путие злопомнящих в смерть (Притч. 12, 28); ибо иже памятозлобствует беззаконен (Притч. 21, 24).

90) Если злопамятствуешь на кого, молись о нем; и, молитвою отделяя печаль от воспоминания о зле, какое он причинил тебе, остановишь движение страсти; став же дружелюбным и человеколюбивым, совершенно изгонишь страсть из души. Когда же другой злобится на тебя, будь к нему ласков, смирен и живи с ним добре, и избавишь его от страсти.

91) Печаль завидующего трудно остановить. Ибо он почитает для себя несчастием то, чему завидует в тебе. И не иначе можно успокоить его, разве скрывая то от него. Если же то для многих полезно, а ему печаль причиняет: то которую пренебречь сторону? Надобно стать на стороне полезного для многих; но по возможности не понебречь и о нем и не давать себе увлекаться коварством страсти, подавая помощь не страсти, а страждущему от оной; но по смиренномудрию почитать его превосходящим тебя и давать ему предпочтение над собою во всякое время, во всяком месте и во всяком деле. А свою зависть остановить можешь, если станешь сорадоваться радости того, кому завидуешь, и вместе с ним печалиться о том, о чем он печалится, исполняя заповедь Апостола: радоватися с радующимися и плакати с плачущими (Рим. 12, 15).

92) Ум наш находится посреди двух некиих, из которых каждый внушает свойственное ему: один добродетель, а другой – порок: т. е. между Ангелом и демоном. Но ум имеет власть и силу последовать или противиться кому хочет.

93) Святые Силы направляют нас к добру; а естественные семена добра и добрая воля помогают нам; приражениям же демонов придают силы страсти и злая воля.

94) Чистый ум иногда Сам Бог учит, нисходя на него; иногда же внушают ему доброе Святые Силы, а иногда созерцаемое им естество вещей.

95) Уму, сподобившемуся ведения, надлежит соблюдать мысли свои бесстрастными к вещам, созерцания непогрешительными, молитвенное состояние безмятежным. Но этого не может он всегда соблюдать, проторжениями плотских движений, как дымом, омрачаясь по навету демонов.

96) Не на все то мы гневаемся, чем огорчаемся; ибо опечаливающих случаев более, нежели прогневляющих. Например: то-то изломалось, то-то потерялось, такой-то умер. В таких случаях мы печалимся только, а в других и печалимся и гневаемся, не в любомудром находясь настроении.

97) Ум, приемля помышления о вещах, обыкновенно соответственно каждому помышлению вновь изменяет вид свой; созерцая же оные духовно, различно преображается соответственно каждому созерцанию. Но быв в Боге, бывает совершенно безобразен и безвиден. Ибо созерцая Единовидного, и сам единовиден и весь световиден делается.

98) Совершенная душа есть та, коей вожделетельная сила вся совершенно устремилась к Богу.

99) Совершенный ум есть тот, который, истинною верою недоведомо познав Недоведомого, обозрел все вообще Его творения и от Бога получил всеобемлющее познание о Его в них Промысле и Суде, сколько то доступно человекам.

100) Время делится на три части: и вера простирается на все сии три отдела; надежда на один, а любовь на два. Вера и надежда имеют предел: любовь же, соединяясь с пребесконечным и всегда возрастая, пребывает в бесконечные веки. И потому-то больши всех любы (1 Кор. 1, 3, 13).

1) Во-первых, ум удивляется, помышляя о Божественной по всему беспредельности, – о неисследимой оной и много вожделенной пучине; во-вторых, поражается тем, как Бог из ничего привел в бытие все существующее. Но как величию Его несть конца (Пс. 141, 3), так и премудрости Его несть изобретения (Вар. 3, 18).

2) Ибо как ему не удивляться, созерцая неприступную оную и преизумительную причину благости? Или как не прийти в исступление, помышляя, как и откуда произошло словесное и умное естество, и четыре стихии, из коих тела, когда никакого вещества, предсуществовавшего их порождению, не было? Какая это сила оная, которая, подвигшись к действию, привела их в бытие? Но сыны эллинов не приемлют сего, не ведая всемощной благости и живодейственной ее и ум превышающей премудрости и разума.

3) Творцом сущи от вечности, Бог по беспредельной Своей благости творит, когда восхощет, единосущным Своим Словом и Духом. Не вопрошай: как же так, будучи благ всегда, Творец явился Он токмо ныне? Ибо и я тебе говорю, что неисследимая премудрость бесконечного Существа не подходит под человеческое ведение.

4) Творец от вечности предсуществовавшее в Нем ведение о всем сущем осуществил и произвел в дело, когда восхотел. Ибо неуместно сомневаться о Боге всемогущем, может ли Он осуществить что, когда восхощет.

5) Для чего Бог что сотворил – исследуй; ибо сие можно познать; но как и почему не так давно, сего не испытывай: потому что это не подлежит твоему разуму. Ибо из Божественных вещей иные постижимы, другие же непостижимы для человека. Умозрение, если его не обуздывать, может в пропасть низвергнуть, как сказал некто из святых (Григорий Богосл.).

6) Некоторые говорят, что твари от вечности сосуществовали Богу; но это невозможно. Ибо как могут от вечности сопребывать во всем Бесконечному существа по всему конечные, и как они собственно твари, если совечны Творцу? Но это речь эллинов, которые вводят Бога, Творца отнюдь не естества, а качеств токмо. Мы же, признавая Бога всемогущим, говорим, что Он Творец не качеств токмо, но и естеств окачествованных. Если же так; то твари от вечности не сосуществовали Богу.

7) Божество и Божественное в некотором отношении познаваемо, а в некотором непознаваемо. Познаваемо созерцаниями о том, что есть окрест Его; непознаваемо – в том, что Оно есть само в себе.

8) В простом и бесконечном естестве Святой Троицы не ищи какой-либо склонности и способности, дабы не сделать Ее сложною, подобно тварям: что нелепо и к Богу не приложимо.

9) Просто, единовидно, бескачественно, мирно, невозмутимо, покойно, – одно естество беспредельное, всемогущее и вседержительное. Тварь же всякая сложена из существа и случайностей и всегда имеет нужду в Божием Промысле, как несвободная от превратности.

10) Каждое мысленное и чувственное естество, когда приведено было в бытие, получило от Бога силы принимать впечатления от вещей; – мысленное получило силу помышлять, чувственное – чувствовать.

11) Бог сообщает только, а тварь и приемлет и сообщает: приемлет бытие и благобытие, сообщает же только благобытие; но инако телесное и инако бестелесное естество.

12) Существо бестелесное сообщает благобытие и говоря и действуя и будучи созерцаемо: а телесное токмо будучи созерцаемо.

13) Приснобытие или небытие разумного и мысленного естества состоит в воле Создавшего вся добра зело; но бытие благими или злыми по произволению состоит в воле созданий сих.

14) Зло созерцается не в естестве созданий, но в погрешительном и неразумном их движении.

15) Душа благоумно движится, когда ее сила вожделевательная окачествована воздержанием, раздражительная ревнует о любви, отвращаясь от ненависти, мысленная пребывает в Боге молитвою и духовным созерцанием.

16) Не имеет еще совершенной любви и глубокого ведения о Божием Промысле тот, кто во время искушения не великодушествует при печальных приключениях, но отсекает себя от любви к духовным братиям.

17) Цель Божия Промысла есть разнообразно разорванных злом соединить опять посредством правой веры и духовной любви. Спаситель и пострадал для того, да чада Божия расточенная соберет во едино (Ин. 11, 52). Итак, кто не хочет случайностей тяжелых подъять, печальных перенести, болезненных перетерпеть, тот шествует вне Божией любви и цели провидения.

18) Если любовь долготерпит и милосердует (1 Кор. 13, 4): то малодушествующий при печальных приключениях, злобствующий на опечаливших его и отсекающий себя от любви к ним не отступает ли от цели Божия Промысла?

19) Внемли себе, не в тебе ли самом, а не в брате, кроется зло, разлучающее тебя с братом; и поспеши примириться с ним, дабы не отпасть от заповеди любви.

20) Не неради о заповеди любви; ибо чрез нее будешь ты сыном Божиим, а преступая ее, окажешься сыном геенны.

21) Любовь между друзьями разрушается: если завидуешь или делаешься предметом зависти; если причиняешь или терпишь урон; если бесчестишь или терпишь бесчестие, и наконец если питаешь и держишь подозрительные на брата мысли. Итак не сделал ли ты, или не пострадал ли чего такого, и за то отступаешь ты от любви дружней?

22) Случилось тебе искушение со стороны брата, и огорчение довело тебя до ненависти, не будь побежден ненавистию, но победи ненависть любовию. Победить же ее можешь так: искренно молясь о нем Богу, приемля приносимое от брата извинение или сам себя врачуя извинением его, поставив самого себя виновником искушения и положив терпеть, пока пройдет облако.

23) Долготерпелив тот, кто ждет до конца искушения, и получает похвалу за претерпенное.

24) Муж долготерпелив мног в разуме (Притч. 14, 29); ибо все случающееся относит к последнему концу и в ожидании его переносит все скорбное. Конец же, по словам Апостола, есть жизнь вечная (Рим. 6, 22). Се же есть живот вечный, да знают Тебе единаго истиннаго Бога, и Его же послал еси Иисус Христа (Ин. 17, 3).

25) Не будь скор на отвержение духовной любви; ибо иного пути ко спасению не осталось человекам.

26) Кого вчера почитал за духовного брата и за добродетельного, не считай сегодня порочным и злым по ненависти к нему, породившейся в тебе от наваждения лукавого; но долготерпящею любовию, помышляя о вчерашнем добром, отбрось от души сегодняшнюю ненависть.

27) Кого вчера хвалил, как доброго, и превозносил, как добродетельного, не поноси ныне, как порочного и злого, по причине превращения твоей любви в ненависть, хулу на брата выставляя в извинение этой злой в тебе ненависти к нему; но оставайся при тех же ему похвалах, хотя бы все еще владело тобою огорчение, и удобно возвратишься к спасительной любви.

28) Ради кроющейся еще в тебе на брата твоего досады не изменяй обычной твоей ему похвалы в беседах с другими братиями, вмешивая в слова свои неприметно порицание; но говори о нем в беседе с чистосердечною похвалою и искренно молись о нем, как о себе самом, – и вскоре избавишься от гибельной ненависти.

29) Не говори: я не ненавижу брата, когда отвращаешься от воспоминания о нем, но внемли, что говорит Моисей: не возненавидиши брата твоего во уме твоем: обличением обличиши ближняго твоего, и не приимеширади его греха (Лев. 19, 17).

30) Пусть по какому-либо искушению брат продолжительно будет злословить тебя: но ты не выносись из любительного состояния и не попусти тому же злому духу возмутить твою мысль. Ты и не вынесешься из него, если поносимый и наветуемый благословлять и благожелательствовать будешь ему. Таков путь любомудрия по Христе, и шествующий сим путем соводворится с Ним.

31) Не почитай благомыслящими тех, которые переносят тебе слова, порождающие в тебе досаду или неприязнь к брату, хотя бы казалось, что они говорят правду; но отвращайся от таковых, как от смертоносных змий, чтоб и их злословие пресечь, и свою душу избавить от озлобления.

32) Не уязвляй брата намеками, чтобы и от него взаимно не получить подобного, и тем из обоих не изгнать расположения любви: но с любительным дерзновением иди и обличи его (Мф. 18, 15), чтобы устранить причины огорчения и себя и его избавить от тревоги и досады.

33) Испытай совесть свою со всего точностию, не по твоей ли вине не примиряется с тобою брат, и ложными умствованиями не отклоняй обличения ее, – ведающей сокровенное твое и имеющей обличить тебя во время исхода из мира, и во время молитвы быть тебе претыканием.

34) Во время мира не воспоминай, что сказано было братом во время досады, в лицо ли тебе неприятное что изречено было, или заочно о тебе сказано другому, и ты после того услышал о том; чтоб приняв помыслы злопомнения, не возвратиться опять к пагубному ненавидению брата.

35) Душа разумная, питающая к человеку ненависть, не может быть мирна в отношонии к Богу, давшему нам такую заповедь: аще не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш Небесный отпустит вам согрешений ваших (Мф. 6, 15). Пусть брат не хочет мира, но ты сохрани себя от неприязни, искренно моляся за него и не злословя его ни пред кем.

36) Невыразимый мир святых Ангелов держится на следующих двух расположениях: на любви к Богу и любви друг к другу; подобным образом и мир всех от века святых. Итак предобре сказано Спасителем нашим: на сию обою заповедию весь закон и пророцы висят (Мф. 22, 40).

37) Не будь самоугодник; не будешь и братоненавистником. Не будь самолюбив; и будешь боголюбив.

38) Восхотев жить с духовными братиями, у дверей их отрекись от своих хотений: ибо другим способом не возможешь ты быть в мире ни с Богом, ни с живущими с тобою.

39) Стяжавший совершенную любовь и всю жизнь свою по ней устроивший, Духом Святым именует Господом Иисуса (1 Кор. 12, 3). Из противного же сему бывает противное.

40) Любовь к Богу любит всегда воскрылять ум к собеседованию о Боге и о Божественном; любовь же к ближнему располагает всегда доброе о нем помышлять.

41) Любящему суетную славу или привязанному к чему-либо вещественному свойственно досадовать на людей за временное, или злопамятствовать на них, или ненависть иметь к ним, или рабствовать срамным помыслам; боголюбивой же душе все сие чуждо.

42) Когда мысленно не говоришь и не делаешь ничего срамного, когда не злопамятствуешь на причинившего тебе вред или злословившего на тебя, и когда во время молитвы имеешь ум постоянно отрешенный от вещества и образов: то знай, что ты достиг в меру бесстрастия и совершенной любви.

43) Не малый подвиг освободиться от тщеславия; освобождаются же от него тайным творением добродетелей и частою молитвою; а признак освобождения, не злопамятствовать на злословившего или злословящего.

44) Если хочешь быть праведен, доставляй, что достоит, каждой в тебе части, т. е. душе и телу: мыслительной части души – чтение, духовные созерцания и молитву; раздражительной – духовную любовь, противоположную ненависти; вожделевательной, – целомудрие и воздержание; а плоти пищу и одеяние, кои одни необходимы.

45) Ум действует по естеству своему; когда содержит страсти в покорности, созерцает значение всего сущего и пребывает с Богом.

46) Как здоровье и болезнь видятся в теле животного, свет и тьма в оке: так добродетель и порок в душе, ведение же и неведение в уме.

47) Христианин умудряется сими тремя путями: заповедями, догматами и верою. Заповеди отрешают ум от страстей, догматы вводят его в познание Сущего, а вера в созерцание Святой Троицы.

48) Иные из подвижников отгоняют только страстные помыслы, а другие отсекают и самые страсти. Отгоняются страстные помыслы или псалмопением, или молитвою, или Богомыслием, или иным каким уместным занятием; отсекаются же страсти презрением тех вещей, к которым кто страстен.

49) Страстны бываем мы к женщине, к имению, к славе и проч. До равнодушия и презрения к женщине можно дойти, если кто по отречении от мира нудиться будет, как должно, иссушать тело воздержанием; к имению, – если он убедит помысл свой быть довольну тем, что есть; к славе, – если возлюбит тайное творение добродетелей, являемое Богу Единому. Так и в отношении к прочим страстям. Кто же презирает все сие, тот не доходит никогда до неприязни какой-либо.

50) Отрекшийся от вещей мирских, как то: жены, имения, и проч., соделал монахом человека внешнего, а еще не внутреннего: отрешившийся же от страстных помыслов, соделал таковым и внутреннего человека, т. е. ум. Внешнего человека легко сделать монахом, если только захотеть; но не мал подвиг сделать монахом внутреннего человека.

51) Кто же в роде сем есть всецело освободившийся от страстных помыслов и сподобившийся достигнуть чистой и от всего отрешенной молитвы: что и есть признак внутреннего монаха?

52) Много страстей кроется в душах наших; обнаруживаются же они, когда появляются предметы их.

53) Может иной не возмущаться страстями в отсутствие предметов их, достигши малой части бесстрастия; но едва появятся предметы, страсти тотчас начинают влещи ум.

54) В отсутствие предмета страсти не почитай себя имеющим совершенное бесстрастие. Но когда и предмет появится, а ты остаешься не тронут ни им, ни после воспоминанием о нем: тогда знай, что ты вступил в пределы ее. Однако ж и тогда не будь беспечен: ибо хотя долговременная добродетель умерщвляет страсти, но если понебрежешь о ней, то они опять возбудятся.

55) Любящий Христа, без сомнения, и подражает Ему по возможности. Христос же не переставал благотворить людям; встречая неблагодарность и поносим будучи, долготерпел; будучи от них бием и убиваем, претерпел то, никому отнюдь не вменяя зла. Сии три действия суть дела любви к ближнему; без которых говорящий, что любит Христа или что получит Царствие Его, обманывает себя. Ибо Господь сказал: не всяк глаголяй Ми, Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное, но творяй волю Отща Моего (Мф. 7, 21). И опять: любяй Мя, и заповеди Моя соблюдет (Ин. 14, 15, 21), и проч.

56) Вся цель заповедей Спасителя та, чтобы освободить ум от невоздержания и ненависти, и возвести его в любовь к Нему и ближнему, от которой рождается свет святого деятельного ведения.

57) Сподобившись от Бога некоего ведения, не неради о любви и воздержании: ибо они, очищая страстную часть души, устрояют тебе путь к ведению удобным.

58) Путь к ведению есть бесстрастие и смирение; их же кроме никто же узрит Господа (Евр. 12, 14).

59) Поелику разум кичит, а любы созидает (1 Кор. 8, 1); то с разумом сопряги любовь, и будешь чужд надмения, будешь духовным домостроителем (экономом), и себя назидающим, и всех, приближающихся к тебе.

60) От того бывает, что любовь созидает, что она не завидует и не огорчается на завидующих и не разглашает о себе всенародно того, что достойно завидования; (она) не почитает себя уже достигшею совершения (Флп. 3, 12), и чего не знает, о том не стыдится признавать свое неведение. Таким образом она предохраняет ум от кичения и всегда располагает его преуспевать в познании.

61) Обыкновенно за познанием следует самомнение и зависть, особенно в начале. Самомнение проявляется внутри только; а зависть и внутри, и вовне: внутри (моя) к имеющим ведение, вовне (ко мне) от имеющих неведение. Любовь сии три неправости отвращает: самомнение, поелику не гордится; зависть внутреннюю, поелику не завидует; внешнюю, поелику домотерпит и милосердствует (1 Кор. 13, 4). – Итак имеющему ведение нужно приобрести и любовь, дабы она сохраняла ум во всем невредимым.

62) Сподобившийся дара ведения, но питающий огорчение, злопомнение или ненависть к человеку, подобен колющему глаза свои тернием и волчцами. Итак знание необходимо имеет нужду в любви.

63) Не все пекись о плоти, но определив ей подвиг по силе ее, весь ум свой обрати на внутреннее. Ибо телесное обучение вмале есть полезно, а благочестие на все полезно есть (1 Тим. 4, 8), и проч.

64) Пребывающий внутри и заботящийся непрестанно о внутреннем, целомудрствует, долготерпит, милосердствует, смиренномудрствует; и не это только, но и созерцает, богословствует и молится. Сие-то и есть то, что разумеет Апостол, говоря: Духом ходите (Гал. 5, 16), и проч.

65) Не умеющий ходить путем духовным не заботится о страстных помыслах, но все попечение имеет о плоти, – и или чревоугодничает, распутничает, досадует, гневается и злопамятствует, и таким образом омрачает ум: или чрез меру вдается в подвиги и тем подавляет мысль.

66) Писание не отнимает у нас ничего данного нам от Бога для употребления, но обуздывает неумеренность и исправляет безрассудность. То есть оно не запрещает ни есть, ни рождать детей, ни иметь деньги и правильно их расходовать; но запрещает чревоугодничать, прелюбодействовать и проч. Не запрещает даже и думать об оном, ибо для того оно и сотворено; но запрещает думать страстно.

67) Иное совершаемое нами для Бога, делается по заповеди, иное не по заповеди, но так сказать, по вольному приношению. По заповеди, – когда мы любим Бога и ближнего, любим врагов, не прелюбодействуем, не убиваем, и прочее: за что, если мы то нарушаем, подвергаемся осуждению. Не по заповеди, когда храним девство и ведем безбрачную жизнь, отчуждаемся от всякой собственности, отшельничествуем, и проч. Сии действия имеют значение даров, чтобы, если по немощи не исполним какой заповеди, сими дарами умилостивить благого Владыку нашего.

68) Избравший себе жизнь безбрачную, или девство, должен иметь чресла препоясана и светильник горящий (Лк. 12, 35): чресла препоясана воздержанием; и светильник горящий – молитвою, Богомыслием и духовною любовию.

69) Некоторые из братий думают, что они не могут иметь даров Духа Святого: ибо, по нерадению об исполнении заповедей, не знают, что имеющий истинную веру во Христа, имеет в себе сокращенно все дары Божии. Но поелику мы по безделию нашему далеко отстоим от деятельной к Нему любви, которая показала бы нам Божественные в нас сокровища: то справедливо почитаем себя чуждыми даров Божиих.

70) Если, по словам божественного Апостола, в сердцах наших верою живет Иисус Христос (Еф. 3, 17), а в Нем все сокровища премудрости и ведения сокровенны суть (Кол. 2, 3): то в сердцах наших находятся все сокровища премудрости и ведения. Открываются же они сердцу по мере очищения каждого заповедями.

71) Се сокровище, скрытое на селе (Мф. 13, 44) сердца твоего, которого ты еще не обрел по безделию. Ибо если бы обрел, то продал бы все и купил бы село сие. Но ты, оставя это село, работаешь около него, где нет ничего кроме терния и волчцев.

72) Посему-то говорит Спаситель: Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8). Узрят же Его и сущие в Нем сокровища тогда, когда очистят себя любовию и воздержанием, и тем более, чем более очистятся.

73) Посему-то говорит еще: продадите имения ваша и дадите милостыню (Лк. 12, 33), и се вся чиста вам будут (Лк. 11, 41), как уже не занимающимся вещами до тела касающимися, а старающимся очистить от ненависти и невоздержания ум свой, который Господь называет сердцем (Мф. 15, 19). Ибо все оное, оскверняющее ум, не дает ему видеть живущего в нем Христа благодатию Святого Крещения.

74) Писание именует добродетели путями: больше же всех добредетелей любовь; почему Апостол сказал: и еще по превосхождению (превосходнейший) путь вам показую (1 Кор. 12, 31), как располагающий презирать все вещественное и ничего временного не предпочитать вечному.

75) Любовь к Богу противоборствует похоти; ибо склоняет ум воздерживаться от услаждений чувственных; любовь же к ближнему противоборствует гневу, ибо заставляет презирать славу и богатство. И они-то суть два пенязя, которые Спаситель дал содержателю гостиницы (Лк. 10, 35), чтобы он поимел о тебе попечение. Но не явись неблагодарным, приставши к разбойникам, чтобы опять не быть изранену и уже не еле живым, но мертвым не остаться.

76) Очищай ум твой от гнева, злопамятства и срамных помыслов; и тогда возможешь узнать Христово в тебе вселение.

77) Кто просветил тебя верою во Святую, Единосущную и Покланяемую Троицу? Или кто дал тебе знать о воплощенном домостроительстве Единого от Святой Троицы? Кто научил тебя познанию о бесплотных, о происхождении и скончании видимого мира, или о воскресении из мертвых и Вечной жизни, или о славе Царствия Небесного и о Страшном Суде? Не благодать ли Христова, живущая в тебе, которая есть залог Святого Духа? Что более сей благодати? Или что лучше такой мудрости и ведения? Что выше таких обетований? Если же и после сего остаемся мы праздны и нерадивы и не очищаем себя от страстей, ослепляющих ум наш и мешающих нам зреть такие истины яснее самого солнца: то должны винить себя, а не отрицать обитание в нас благодати.

78) Бог, обетовавший тебе вечные блага и давший в сердце твоем залог Духа, заповедал тебе пещися о своем житии, чтоб внутренний человек, освободясь от страстей, еще в настоящей жизни начал вкушать те блага.

79) Сподобясь высоких Божественных созерцаний, наипаче пекись о любви и воздержании, чтобы, сохраняя страстную часть безмятежною, иметь в душе непрестающий свет.

80) Раздражительную силу души обуздывай любовию; вожделевательную умерщвляй воздержанием; мыслительную воскрыляй молитвою: и свет ума никогда не помрачится в тебе.

81) Расторгающие любовь причины суть следующие: бесчестие, причиненный урон, оклеветание или веры или жития, побои, удары, раны и проч.; и притом, когда сие случается или с самим кем, или с кем из родственников его и друзей. Разрывающий любовь по какой-либо из таковых причин не познал еще, какая цель заповедей Христовых.

82) Старайся, сколько можешь, любить всякого человека. Если же сего еще не можешь, то по крайней мере не ненавидь никого. Но и сего не в состоянии будешь сделать, если не презришь всего земного.

83) Такой-то похулил тебя: не ненавидь его, но хулу и подустившего к тому его демона. Если же ненавидишь похулившего тебя: то ты возненавидел человека и преступил заповедь, и что он сделал словом, то ты совершаешь делом. А если хранишь заповедь: то покажи к нему дело любви, и если в чем можешь, помоги ему, да отвратишь его от зла.

84) Христос не хощет, чтобы ты имел на человека ненависть и досаду, или гнев и злобу на кого, каким бы то ни было образом и за что бы то ни было временное. Сие всякому проповедуют четыре Евангелия.

85) Много нас говорящих, но мало делающих. Но никто не должен искажать слово Божие в угоду своей беспечности, а лучше исповедать свою немощь, не скрывая истины Божией, дабы вместе с преступлением заповедей не сделаться повинными еще в перетолковании слова Божия.

86) Любовь и воздержание освобождают душу от страстей; чтение же и Богомыслие избавляют ум от невежества; а стояние на молитве поставляет молящегося пред Самого Бога.

87) Когда демоны увидят, что мы презираем вещи мира сего, не желая за них ненавидеть людей и отпасть от любви: тогда воздвигают на нас клеветы, дабы мы, не перенося огорчения, возненавидели клеветников.

88) Нет для души тяготы тягостнее клеветы; веру ли оклевещут или поведение: и никто не может презреть сего, кроме того, кто, как Сусанна, на Бога взирает, Единого Сильного, и от бед избавить, как ее избавил, и людям показать удостоверительно истину; как и о ней показал, и душу утешить надеждою.

89) Соответственно тому, как будешь молиться за оклеветавшего, Бог удостоверительно открывать будет истину о тебе соблазнившимся.

90) По существу благ Един Бог; по настроению же души один Богу подражатель: ибо главная у него цель злых совокупить с благим по существу, чтобы и они сделались добрыми. Для сего, будучи поносим, благословляет; гонимый, терпит; хулимый, утешает; убиваемый, молится за убивающих (1 Кор. 4, 12, 13). Все делает он, чтобы не отпасть от главной цели своей – любви.

91) Заповеди Господни научают нас благословно пользоваться вещами средними. Благословное же пользование средними вещами чистым делает состояние души; чистое состояние души рождает рассудительность; рассудительность же рождает бесстрастие, от которого рождается совершенная любовь.

92) Тот еще не имеет бесстрастия, кто в случае искушения не может оставить без внимания погрешность друга, в самом ли деле она есть за ним, или только кажется, что есть. Ибо скрывающиеся в душе такого страсти, возбуждаясь, ослепляют ум и не дают усмотреть лучи истины и различить доброе от худого. Не следует ли положить, что таковой не стяжал еще и совершенной любви, изгоняющей вон страх Суда (1 Ин. 4, 18).

93) Верну другу несть измены (замены) (Сир. 6, 15): он несчастия друга почитает своими и подъемлет их вместе с ним, страдая даже до смерти.

94) Много друзей, но во время благоденствия; во время же искушений едва найдешь и одного.

95) Всякого человека от души любить должно, упование же возлагать на одного Бога, и Ему Единому служить всею крепостию.

Ибо пока Он хранит нас: то и друзья все нам благоприятствуют, и враги все сделать нам зла не сильны. А когда Он нас оставит: то и друзья все от нас отвращаются, и враги все берут силу над нами.

96) Есть четыре главных вида оставления Божия: иное оставление промыслителное, как то было с Самим Господом, дабы кажущимся оставлением спасти оставляемых; иное оставление испытательное, как было с Иовом и Иосифом, дабы явить одного столпом мужества, другого столпом целомудрия. Иное оставление духовно-воспитательное, как то было с апостолом Петром, дабы смиренномудрием сохранить в нем преизбыток благодати. Иное наконец оставление по отвращению, как то было с Иудеями, дабы наказанием обратить их к покаянию. Все сии виды оставления спасительны и исполнены Божией благодати и человеколюбия.

97) Одни верные блюстители заповедей и истинные таинники судеб Божиих не оставляют друзей, по Божию попущению искушаемых: но презрители заповедей и непосвященные в таинства судеб Божиих, когда друг благоденствует, наслаждаются с ним; а когда искушаемый злостраждет, оставляют его. Бывает, что они становятся на стороне противников.

98) Други Христовы всех любят искренно, но не всеми бывают любимы. Друзья же мирские и не всех любят, и не всеми любимы бывают. Други Христовы до конца сохраняют союз любви; а друзья мирские, пока не встретится у них друг с другом столкновения за что-либо мирское.

99) Друг верен, кров крепок (Сир. 6, 14). Ибо он и при благоденствии друга бывает добрым советником и единодушным сотрудником, и при злострадании – заступником искреннейшим и поборником сострадательнейшим.

100) Многие многое сказали о любви, а найдешь ее у одних учеников Христовых, если поищешь; ибо одни они имели истинную Любовь учительницею любви, о которой сказано: аще имам пророчество, и вем тайны вся, и весь разум, любве же не имам: никая польза ми есть (1 Кор. 13, 2. 3). Стяжавший убо любовь, стяжал Самого Бога; ибо Бог есть любы (1 Ин. 6, 16): Ему слава вовеки. Аминь.

1) Един есть Бог, – безначальный, непостижимый, всю всецело имеющий силу быть (сый), всякую совершенно мысль исключающий о когда и как есть, как для всех недоступный и никакою тварью не познаваемый в естестве Своем [1,1][7]

2) Все сущее называется домыслимым, познаваемым, – таким, познанию о чем имеются доказательные начала. Бог же именуется недомыслимым, но из домыслимого, познаваемого веруется, что Он есть [1, 8].

3) Познания сотворенных вещей имеют в доказательство свое собственные основания, естественным путем получаемые, которыми естественно и определяются. Бог же по основаниям, в сих вещах находящимся, только веруется, что Он есть, давая благочестивым исповедание и веру в то, что Он есть, твердейшую всякого доказательства. Вера есть истинное познание, имеющее недоказываемые начала, будучи удостоверением в вещах, превышающих ум и слово [1, 9],

4) Бог есть начало, средина и конец всего сущего: начало, как Творец, средина, как Промыслитель, конец, как Завершитель, ибо, как говорит Писание, из Того, и Тем и в Нем всяческая (Рим. 11, 36) [1, 10].

5) Нет души, боле досточестной, чем та, которая по естеству разумна. Бог, яко благий, создавая всякую душу по образу Своему, приводит ее в бытие самодвижною, – (свободною). – Потом каждая по произволению своему или честь избирает, или бесчестие наживает произвольно, делами своими [1, 11].

6) Бог, как написано, есть Солнце Правды (Мал. 4, 2), всех равно осиявающее лучами благости Своей. Душа же, по настроению своему, обыкновенно бывает или воском, как боголюбивая, или грязью, как веществолюбивая. Как грязь по естеству своему солнцем иссушается, а воск естественно им умягчается: так и всякая душа веществолюбивая и миролюбивая, приемля от Бога внушения вразумительные и по настроению своему отревая их, жестеет, как грязь, и сама себя, подобно фараону, ввергает в пагубу; всякая же боголюбивая душа при этом умягчается, как воск, и восприемля отпечатления образов Божественных вещей, делается в духе жилищем Бога [1, 12].

7) Осиявший ум свой Божественными разумениями, слово приучивший Божественными песньми непрестанно чтитьТворца, и чувство освятивший непорочными на все взираниями, – сей к естественному добру бытия по образу приложил и благобытие по подобию произвольным благонастроением [1, 13].

8) Хранит душу свою неоскверненною тот, кто ум свой понуждает помышлять о Едином Боге и Его совершенствах, слово поставляет правым истолкователем и изъяснителем сих совершенств, а чувство научил благочестно взирать на видимый мир и на все, что в нем, и душе возвещать о величии сокрытого в том разума [1, 14].

9) Бог, освободив нас от горького рабства тиранам – демонам, даровал нам человеколюбное иго Богочестия, – смирение, коим вся сила диавольская укрощается, всякое же добро благоустрояется приявшим его иго, и сохраняется некрадомым [1, 15].

10) Верующий боится Бога; боящийся Бога смиряется; смиряющийся кротким делается, прияв настроение, недоступное для нееетественных движений гнева и похоти; кроткий соблюдает заповеди; соблюдающий заповеди очищается; очистившийся озаряется; озарившийся сподобляется совозлежать с Женихом – Словом – в сокровищнице тайн [1, 16].

11) Как земледелец, обозревая поле, пригодное к пересаждению на него дерев, неожиданно нападает иногда на сокровище: так и всякий подвижник, смиренный и непритворный и ровный по душевному настроению, чуждому зарослей земных страстей, подобно блаженнейшему Иакову, на вопрос отца о способе благоуспешности: что сие, еже скоро обрел еси, о чадо?может ответить, говоря: еже даде Господь Бог твой предо мною (Быт. 27, 20). Ибо, когда Бог без труда с нашей стороны подает премудрые созерцания Своей премудрости нам, не ожидавшим того, то мы думаем, что внезапно обрели духовное сокровище. Искусный и опытный подвижник есть духовный земледелец, узреваемое посредством чувств в видимых вещах, как дикое дерево, пересаживающий на духовное поле и обретающий при сем сокровище, – благодатное узрение проявления Божией премудрости в сотворенных вещах [1, 17].

12) Ищущий ведения для показности и не достигающий его, пусть не завидует ближнему и не убивается скорбию; а лучше пусть пройдет приготовительный к ведению труд, как установлено, – труд деятельной добродетели. Люботрудно совершая сие наперед телом, он уготовит душу к приятию ведения [1, 20].

13) Те, которые право с благочестивым намерением пекутся о познании вещей, никаких не держа в мысли видов на показность пред другими, встретят пресветлые о них созерцания и найдут указания к вернейшему познанию самих себя. К таковым говорит закон: вошедши в землю обетования, наследуете грады велики и добры, которых не создавали, домы полны всяких благ, которых не строили, потоки ископаны, которых не ископывали, винограды и маслины, которых не насаждали (Втор. 6, 10, 11). Ибо живущий не для себя, а для Бога, бывает исполняем Божественных даров, которые не всегда явны бывают по причине угрожающего нападения страстей [1, 21].

14) Лицемер, пока думает, что не разгадан, покоен бывает и молчит, довольствуясь славою, какую имеет от того, что кажется праведным; когда же бывает открыт, то язвительные изрыгает слова, поношением других думая прикрыть собственную срамоту.

Такому слово Писания, уподобив его порождению ехидны, как лукавого, повелевает творить достойные плоды покаяния, т. е. сообразно с тем, чем он кажется, переделать и свое сокровенное настроение сердца [1, 23].

15) С целью повредить ближнему притворяющийся другом, есть волк, овчею одеждою прикрывающий свое злодейетво. Такой, встретив простой нрав, или что-нибудь по-христиански простосердечно сказанное или сделанное, схватывает и пожирает, и потом бесчисленными обдает поношениями тех, на слова и нравы коих нападает, яко соглядатай свободы братий, яже о Христе (Гал. 2, 4) [1, 25].

16) Притворяющийся с злою целию молчаливым, устрояет кознь против ближнего; не успев же в этом, отходит, к страсти своей приложив терзание сердца. Но молчащий пользы ради умножает дружбу, и отходит радуясь, как получивший просвещение, разогнавшее тьму [1, 26].

17) В собрании братий стремительно пресекающий слушание беседы, не скрывает (т. е. обнаруживает), что болит славолюбием, которым будучи уловлен, предлагает он многие прямые и непрямые мысли о предмете речи, желая расстроить течение ее [1, 27].

18) Мудрый, и уча, и учась, желает учиться и учить одному полезному; а кажущийся мудрец, и вопрошая, и вопрошаемый, предлагает одно то, что питает любопытство [1, 28].

19) Каких благ благодати делается кто причастным по Божиему благоволению, те и другим независтно долженствует он передавать, по слову Господню: туне приясте, туне дадите (Мф. 10, 8). Скрывающий под землею дар оклеветывает Даровавшего, будто Он жесток (Мф, 25, 24), и отрицается от добродетели ради щадения плоти. Кто же врагам продает истину, тот потом, будучи осужден, и как славолюбивый, не перенося бесславия, удавление приемлет [1, 29].

20) Тем, которые еще боятся брани против страстей и страшатся нападения невидимых врагов, надлежит молчать, т. е. в борьбе за добродетель не следует употреблять способ противоречия, но обращаться к молитве, предав Богу попечение о себе и защиту свою: каковым говорится в книге Исхода: Господь поборет по вас, вы же умолкните (Исх. 14, 14). Тем же, кои по поражении гонящих их врагов взыщут, в чувствах благодарения, уразуметь, какой бы им начать образ добродетели, следует иметь только открытым сердечное ухо и внимать, что речет Господь, как повелено было Израилю: слыши Израилю (Втор. 6, 4)! А кто по очищении сердца неудержно вожделевает Божественного ведения, тому благоприлично благоговейное дерзновение, вследствие коего ему речется: что вопиеши ко Мне (Исх. 14, 15)? Итак кому, ради страха, положено молчание, тому прилично только прибегание к Богу; кому же повелевается слушать, тому приличествует готовность к услышанию и исполнению Заповедей Божественных; а достигшему духовного разумения, пригодно непрестанное в молитве вопияние, как с испрашиванием отвращения зол, так с изъявлением благодарения за полученные блага [1, 30].

21) Душа никогда не может простретися к познанию Бога, если Сам Бог, по благоснисхождению к ней, не коснется ее и не возведет ее к Себе. И ум человеческий никогда не мог бы настолько востечь горе, чтобы приять некое Божественное озарение, если бы Сам Бог не восторгал его, сколько возможно уму человеческому восторжену быть, и не просвещал Божественными осияниями [1, 31].

22) Верующий только, по Евангелию, сдвигает гору (Мф. 17, 19) греха деятельною в добре жизнию, исторгая из себя прежнее пристрастие к чувственным вещам, непостоянным и изменчивым. Кто же возмог сделаться учеником, тот, приемля от Слова руками преломления (ломти) хлебов духовного ведения, насыщет ими тысячи, делами показывая размножающую силу Слова (Мф. 15, 32 и д.). А возмогший быть и Апостолом, врачует всяк недуг и всяку болезнь и бесов изгоняет (Мф. 10, 1): изгоняет бесов т. е. прогоняет действо страстей; болезни исцеляет, т. е. упованием возводит к благочестивому настроению лишившихся оного; недуги врачует, т. е. расслабевших от лености возбуждает и укрепляет словом о суде. Но получивший власть наступать на змию и скорпию (Лк. 10, 19) истребляет начало и конец греха [1, 33].

23) Апостол и ученик, конечно, есть и верующий; но ученик не всегда Апостол, а всегда верующий; только же верующий не есть уже ученик и Апостол. Впрочем, возможно жизнию и созерцанием и этому третьему (верующему) взойти в чин и достоинство второго (ученика), и сему второму – в чин и достоинство первого (Апостола) [1, 34].

24) Что во времени по временному порядку производится, то, достигши совершенства, останавливается, потому что тогда прекращается естественное его возрастание. Но что благодать Божия производит по порядку добродетельной жизни, то, и достигши совершенства, опять подвигается к возрастанию: ибо здесь так бывает, что конец одного служит началом другого. Кто пресек в себе живущие в нем тленные страсти деятельною добродетелию, тот вместе с сим начал другие Божественнейшие преобразования от славы в славу (2 Кор. 3, 18): поколику и Бог, в нем действующий, не престает творить добро, как и не начинал, потому что как свойство света есть – светить, так Божие свойство есть творить благое. Почему, по закону, – соответствующему состоянию вещей временных, рождающихся и умирающих, чтится суббота пресечением дел; а по Евангелию, соответствующему состоянию вещей духовных и мысленных, она празднуется благоделанием добрых дел, хотя не разумеющие, что суббота ради человека, а не человек субботы ради, – и что Сын Человеческий Господь есть и субботы, негодуют на это (Мр. 2, 27, 28) [1, 35].

25) Для вкушения духовного радования душе недостаточно одного покорения страстей, если не стяжет и добродетелей чрез исполнение заповедей. Не радуйтесь, говорит Господь, яко бесы вам повинуются, – т. е. действа страстей, радуйтесь же, яко имена ваша суть написаны на небесах т. е. что по благодати сыноположения ради добродетели переписаны вы в место (в графу) бесстрастия [1, 77].

26) Пока не исторглись мы умом до чистоты из природы своей и всего, что есть после Бога, дотоле не можем считать себя стяжавшими неизменный навык к добродетели. Ибо только, когда любовию установится в нас такое настроение, познаем мы силу Божественного обетования; потому что совершенная непревратность достойных водружена, как должно верить, там, где предварительно ум любовию своею укоренил силу. И не исшедший из себя и всего, о чем можно как-нибудь помышлять, и не утвердившийся в превышающем всякое помышление молчании (умолкнутии всех умовых движений) никак не может быть свободен от превратности [1, 81].

27) Великий Моисей, после того уже, как поставил скинию свою вне стана, – т. е. после того, как сердце свое и ум твердо установил вне всего видимого, – начинает поклоняться Богу; и после того, как вступил во мрак, т. е. в безвидное и безвещное место ведения, там пребывает, священнейшие совершая таинства (или посвящается на то) (Исх. 33, 7; 20, 21) [1, 84].

28) Во Святом Писании различать можно плоть и дух, как бы оно было некиим духовным человеком. И кто сказал бы, что буква Писания есть плоть, а смысл его – дух или душа, тот не погрешил бы против истины. Явно же, что тот премудр, кто, оставя плоть, как тленное нечто, весь прилепляется к духу, как нетленному [1, 91].

29) Исполняющий закон жизнию и поведением воздерживается от одних дел страстных, принося Богу в жертву действо бессловесных страстей. И этого для него достаточно ко спасению по духовному детству его [1, 94].

30) Пестунствуемый пророческим словом к отвержению дел страстных, прилагает и отложение сочувствия им и сосложения с ними, составляющихся в душе, чтобы, показывая себя воздерживающимся от греха худшею частию т, е. плотию, частию лучшею, т. е. душою, не быть скрытно грешащим с неудержимостию [1, 95].

31) Евангельскую искренно восприявший жизнь, и начало и конец греха отсекает в себе, и всякую совершает добродетель и делом и умом, принося Богу жертву хвалы и исповедания, как избавленный от действенного нападения страстей, и свободный от мысленной с ними брани, и одно имеющий ненасытное услаждение, питающее душу надеждою будущих благ [1, 96].

32) Чувство, или ощущение впечатлений чувственных, сопровождает деятельного, – трудящегося над совершением добродетелей; а нечувствие, или неколебание чувственными впечатлениями, присуще созерцательному, ум свой сосредоточивающему в Боге, отторгая его от плоти и мира. Тот, подвизаясь разделить душу от естественных уз сочувствия плоти деятельным на добром пути трудом, часто чувствует себя утомленным и благонастроение свое ослабевающим; а этот, исторгнув занозы сего сочувствия упражнением и пребыванием в созерцании, ничем уже совершенно не может быть пленяем и удерживаем, сделавшись чистым от того, чем обыкновенно уязвляли и удерживали его желавшие овладеть им [1, 99].

33) Как плод непослушания есть грех, так плод послушания есть добродетель, и как за непослушанием следует преступление заповедей и расторжение союза с Тем, Кто дал заповеди, так за послушанием следует исполнение заповедей и теснейшее соединение с Заповедавшим. Соблюдший убо чрез послушание заповедь, и правду исполнил, и единение любви к Заповедавшему сохранил неразрывным. А преступивший чрез непослушание заповедь, и грех соделал, и отторг себя от единения любви с Заповедавшим [2, 7].

34) Кто после расторжения союза по причине преступления опять идет к воссоединению, тот, во-первых, удаляется от страстей, потом от страстных помыслов, потом от природы и всего природного (т. е. от вещественного мира), потом от вещей мысленных и ведения о них (т. е. от мира духовного), наконец претекши разнообразие планов Провидения (течение событий), неведомо как приближается к самой Единице: в коей единой узрев свою непревратность, радуется радостию неизглаголанною (1 Пет. 1, 8), как обретший мир Божий, превосходящий всякий разум (Флп. 4, 7), и того, кто сподобляется его, непрестанно охраняющий от падения [2, 8].

35) Страх геенны понуждает вводимых в сказанный путь (новоначальных) избегать греха; желание воздаяния благ придает готовности преуспевающим в делании добродетелей; а таинство любви восторгает ум превыше всего тварного, соделовая его слепым для всего, что после Бога. Ибо только тех, кои соделались слепыми для всего, что после Бога, Господь умудряет, показывая им Божественнейшее (Пс. 145, 8) [2, 9].

36) На Господе, как на некоем основании веры, воссозидая высокое здание благ, будем полагать (на сем основании) злато, сребро и камение честное, т. е. чистое и неподмесное Богословие, жизнь светлую и славную, Божественные помыслы и маргарито-видные созерцания; а не дрова, сено и тростие (1 Кор. 3, 12), т. е. не идолослужение или пристрастие к чувственному, не жизнь неразумную, не помыслы страстные, лишенные, как зрелых колосьев, премудрых разумений [2, 12].

37) Посвящающий себя ведению да утвердит стопы души своей пред Господом неподвижно, как сказал Бог Моисею: ты же здесь стань со Мною (Исх. 33, 2 и д.). Ведать однако ж подобает, что и между стоящими пред Господом есть различие, если не мимоходом читается любомудрыми следующее: суть неции от зде стоящих, иже не имут вкусити смерти, дондеже видят Царствие Божие, пришедшее в силе (Мк. 9, 1). Ибо Господь стоящим пред Ним не всем всегда является во славе; но к тем, которые только вводятся на путь к Нему (новоначальным), приходит Он в виде раба, а тем, кои сильны следовать за Ним в восхождении на высокую гору Его Преображения, является в образе Божием, в коем Он был прежде бытия мира. Итак возможно, чтобы один и тот же Господь неодинаково являлся приступающим к Нему, но одним так, а другим иначе, сообразно с верою каждого разнообразя видение [2, 13].

38) О проходящем деятельную жизнь говорится, что он временно проживает во плоти, как пришлец, имеющий целию деланием добродетелей отсечь от души своей сочувствие к плоти и отторгнуть себя от вещественных прелестей. А о том, кто проходит жизнь созерцательную, говорится, что он в самой добродетели пришельствует, как в зерцалах еще и гаданиях созерцающий истину. Ибо еще не узрены им, чрез вкушение как бы лицом к лицу, подлинные виды чаемых благ, как они есть. И всякий святой в отношении к будущим благам образом ходит, вопия: пресельник аз есмь и пришлец, якоже вси отцы мои (Пс. 38, 7, 13) [2, 17].

39) Хорошо всегда, от всего упраздняясь, искать Бога, как нам повелено (Пс. 45, 11; 104, 4). Ибо хотя по свойству настоящей жизни, ища Его, мы не можем дойти до предела глубины Божией, но, может быть, и малость некую глубины Его достигнув, узрим Святых святейшее и духовных духовнейшее. Это образно показывает и Архиерей, когда от святого (первая часть скинии), которое святее двора, входит во Святая Святых, которое святее святого [2, 19].

40) Если Сын Бога и Отца, Бог Слово, того ради соделался Сыном Человеческим и человеком, да человеков соделает богами и сынами Божиими: то да веруем, что будем там, где ныне есть Сам Христос, как глава всего тела (Кор. 1, 18), соделавшийся Предтечею о нас к Отцу по человечеству. Ибо в сонме богов, т. е. спасаемых, будет стоящим посреде Бог, разделяя удостоения (сколько кто достоин) тамошнего блаженства, без местного однако ж отстояния достойных одних от других [2, 25].

41) Кто исполняет еще страстные вожделения плоти, тот живет в земле халдейской, как служитель и делатель идолов. Когда же, рассудив здраво, придет он несколько в познание подобающего ему по естеству образа жизни (и возымеет к нему сочувствие); тогда, оставя землю халдейскую, идет в Харран Месопотамский (Быт. 11, 28–31), – т. е. в состояние, сопредельное добродетели и греху, не чистое еще от чувственной прелести. А когда он пройдет за пределы этого среднего чувственного разумения добра; тогда вступает в землю благую, т. е. в состояние, свободное от всякого греха и неведения, которое неложный Бог показывает и дать обещает, как награду добродетели, любящим Его [2, 26].

42) Ревнующий обрести любомудрие в духе благочестия и в боевой ставши порядок против невидимых сил, да молится, чтоб с ним пребыли и естественное различение (добра и зла), свет коего не велик, и просветительная благодать Духа; из коих первое детоводит плоть к деятельной добродетели, а вторая световодит ум всему предпочитать сожительство с премудростию (Прем. 8, 2), коею разоряются твердыни зла и всякое возношение, взимающееся на разум Божий (2 Кор, 10, 4). Это показывает и Иисус Навин, просящий в молитве, да станет солнце прямо Гаваону, – т. е. да сохранится в нем незаходимым свет ведения Бога на горе мысленного созерцания, – и луна прямо дебри – (Нав. 10, 12), – т. е. да естественное различение добра и зла, лежащее над плотскою немощию, пребудет неизменным относительно добродетели [2, 33].

43) Гаваон есть высокий ум; а дебрь – плоть, смиренная смертию. Солнце есть Слово, просвещающее ум, дающее ему силу к созерцаниям и от всякого неведения его избавляющее; а луна – естественный закон, обязующий плоть законно покориться духу к приятию ига заповедей. Естества же символом принимается луна, по причине изменчивости. Впрочем, во святых естество бывает неизменным по причине неизменного навыкновения в добродетели [2, 34].

44) Не вне самих ищущих должен быть иском Господь, но в себе самих ищущие должны искать Его верою, в делах свидетельствуемою, Близ ти глагол есть, говорит Апостол; во устех твоих и в сердце твоем, сиречь глагол веры (Рим. 10, 8); ибо искание и глагола веры есть искание Самого Христа [2, 35].

45) Ни помышляя о высоте Божеской беспредельности, да не отчаиваемся в Божием человеколюбии, как бы оно, по такой высоте, не могло достичь до нас; ни воспоминая о безмерной глубине нашего чрез грехи падения, да не неверуем в возможность восстания умерщвленной в нас добродетели. То и другое возможно для Бога, – как низойти и просветить ум наш ведением, так и восставить опять добродетель в нас и нас совозвысить с Собою посредством дел правды. Да не речеши в сердцы твоем, говорит Апостол, кто взыдет на небо? сиречь Христа свести: или кто снидет в бездну? сиречь Христа от мертвых возвести (Рим. 10, 6, 7) [2, 36].

46) Подобно животным, живущие для одних чувств, зле употребляют творения Божии на угождение страстям. Не внемля всем явному слову премудрости, да познают и прославят Бога из творений Его, и да уразумеют, откуда мы, что мы, на какой конец и куда стремиться посредством видимого созданы, они во тьме блуждают весь век свой, и одно неведение о Боге осязают обеими руками [2, 41].

47) Одной букве Св. Писания внимающие и телесным по закону служением связующие достоинство души, думают жертвами бессловесных животных благоугодить Богу. У них много попечения о теле и внешних его очищениях, о красоте же души, искаженной ранами страстей, они нерадят, тогда как ее ради произведено все множество видимых вещей и изданы весь закон и все Божественное слово [2, 42].

48) То, что Господь лежит на падение и возстание многим во Израили (Лк. 2, 34), если то и другое взять в добрую сторону, будет означать: на падение в каждом из верующих страстей и злых помыслов, и на восстание добредетелей и всякого боголюбивого помысла [2, 44].

49) Страха ради иудейска сидящие в горнице дверем заключенным (Ин. 20, 19), – т. е. страха ради духов злобы, в стране откровений, на высоте Божественных созерцаний твердо установившиеся, заключив, подобно дверям, чувства, – приемлют неведомо приходящего Бога Слова, Который, явясь им, не по чину чувственных явлений, дарует чрез «мир вам» бесстрастие, а чрез дуновение – причастие Духа Святого, сообщает власть над злыми духами и показывает символы Своих таинств [2, 46].

50) Земля Халдейская есть страстная жизнь, в которой устрояют идолов греховных и покланяются им. Месопотамия есть образ жизни, то на одну то на другую из противоположных сторон склоняющейся. А земля обетования есть состояние (духа), исполненное всяких благ (духовных). Всякий, подобно древнему Израилю нерадящий о сем благонастроении, опять ниспадает в рабство страстей и лишается дарованной свободы [2, 48].

51) Заметить надо, что никто из святых добровольно не отходил в Вавилон: ибо неуместно и неразумно любящим Бога вместо того, что благо, избрать то, что худо. Если же некоторые из них невольно были отведены туда вместе с народом, то под ними разумеем мы тех, кои не сами от себя, а по особому обстоятельству, ради спасения нуждающихся в руководстве, оставя высокое слово ведения, переходят к учению о страстях: по каковому обстоятельству и великий Апостол почел более нужным пребыть во плоти, т. е. продолжать преподавание нравственного учения, для учеников, тогда как все желание имел отрешиться от нравственного учения, и со Христом быть чрез премирное и простое духовное созерцание (Флп. 1, 29) [2, 49].

52) Как блаженный Давид, играя на гуслях, успокоивал давимого злым духом Саула (1 Цар. 16, 23): так всякое слово духовное, сладостное по проникающим его мысленным созерцаниям, успокоивает страждущий эпилепсиею ум, освобождая его от давящей его злой совести [2, 50].

53) Чермен с добрыми очами, подобно великому Давиду (1 Цар. 16, 12), есть тот, кто при светлости жизни по Богу, имеет светозарное подобно ей и слово ведения. В таких добрая деятельность сочетавается с созерцанием; – и первая блестит разными видами добродетелей, а вторая светит Божественными помышлениями [2, 51].

54) Молящийся получить насущный хлеб, конечно, не весь приемлет его, как он есть сам в себе хлеб, но как может приять приемлющий. Всем просящим дает Себя Хлеб животный (Ин. 6, 35), как человеколюбивый, не всем однако ж поровну; но соделавшим великие дела правды больше, а тем, кои скудны такими делами, меньше: каждому сколько может приять достоинство (или благонастроение) его ума [2, 56].

55) Тому, кто деятельно проходит жизнь, Господь присущ посредством добродетелей, а от того, кто ни во что ставит добродетель, Он отсутствует. И опять, мужу созерцательному Он присущ чрез истинное ведение вещей; от того же, кто в какой-либо мере в сем погрешает, отсутствует [2, 58].

56) В начале обучения людей ко благочестию дело обыкновенно идет так, как бы оно относилось только к телу. И беседуем мы на первых порах приступления к Богочестию более по букве, нежели по духу. Потом, мало-помалу приступая ближе к духу и плотяность речений утончая духовными созерцаниями, в чистом чисто бываем уже мы Христе, сколько это возможно людям; так что можем говорить по Апостолу: аще иразумехом по плоти Христа, но ныне ктому неразумением (2 Кор. 5, 16). Это по причине простого (или чистого) приступания ума к Слову без покровов на Нем, так как мы преуспели уже от плотского разумения Слова взойти к узрению славы Его, яко Единороднаго от Отца (Ин. 1, 14) [2, 61].

57) Кто начал жить жизнию во Христе, тот превзошел правду и подзаконную, и естественную: что давая разуметь, божественный Апостол говорит: во Христе Иисусе ни обрезание что может, ни необрезание (Гал. 6, 15), словом обрезание обозначая подзаконную правду, а словом: необезание – намекая на подобную же праведность по закону естества [2, 62].

58) Слово Божие есть путь (Ин. 14, 6) для тех, кои, проводя деятельную жизнь, верно и твердо текут поприщем добродетели, не уклоняясь ни на десно по тщеславию, ни на шуе поползновением на страсти, – и по Богу направляя стопы свои: чего до конца не соблюдши Аса, царь Иудейский (3 Цар. 15, 23), заболел, как о нем говорится, под старость ногами, как расслабевший и обессилевший тещи далее путем жизни по Богу [2, 68].

59) Аз есмь дверь, сказал Господь (Ин. 10, 9). Ибо Он тех, кои добре совершили весь путь добродетелей в непорочном течении деятельной жизни своей, вводит в область ведения и, как свет, показывает им пресветлые сокровища премудрости. Один и тот же Он есть и путь, и дверь, и ключ, и царствие: путь, как путеводитель; ключ, как отпирающий достойным вход к Божественным сокровищам; дверь, как вводитель; царствие, как наследуемый и по причастию во всех сущий [2, 69].

60) Господь называется светом, жизнию, воскресением, истиною: светом, и как озаритель душ, и как отгнатель тьмы неведения, и как просветитель ума к уразумению недоуменных вещей, и показатель таинств, доступных одним чистым; жизнию, как податель, душам, возлюбившим Его, подобающего движения в области Божественных вещей; воскресением, как возбуждающий ум от мертвого пристрастия к вещественному и делающий его чистым от всякого тления и мертвости; истиною, как дающий достойным неизменное расположение к делам благим [2, 70].

61) Прославляет Бога в себе не тот, кто словами только благоговейно чтит Бога, но кто ради Бога из-за заповедей терпеливо переносит страдания и труды. Таковой взаимно Богом прославляется славою, сущею в Боге, как награду за добродетель по причастию нося в себе благодать бесстрастия. Ибо всякий, прославляющий Бога в себе страданиями из-за добродетели в деятельной своей жизни, и сам в Боге прославляется чрез бесстрастное озарение Божественными лучами в состоянии созерцания. И Господь, грядущи на вольную страсть, говорит: ныне прославися Сын Человеческий, и Бог прославися о Нем. Аще Бог прославися о Нем, и Бог прославит Его в Себе, и абие прославит Его (Ин. 13, 31, 32). Отсюда явно, что за страданиями ради добродетели последуют Божественные дары благодати [2, 72].

62) Пока душа совершает свое от силы в силу и от славы в славу прехождение, т. е. от добродетели преуспеяние в большей добродетели, и от ведения восхождение к высшему ведению, дотоле она не перестает быть пришельцею, по сказанному: много пришельствова душа моя (Пс. 119, 6). Ибо велико расстояние, и множество должно пройти ей степеней ведения, пока пройдешь в место селения дивна даже до дома Божия, во гласе радования и исповедания, шума празднующаго (Пс. 41, 5), – всегда к гласам глас, к духовным гласам духовный глас прилагая в преуспеянии в духовных созерцаниях, с радованием об умноузренных вещах, – с радованием и соответственным благодарением. Такие празднества совершают все, получившие благодать Духа, вопиющаго в сердцах их: Авва Отче (Гал. 4, 6) [2, 77].

63) Место селения дивна есть бесстрастное и непоколебимое благонастроение к добродетелям, по коему Бог Слово, пришедши, благоукрашает душу разными красотами добродетелей, как скинию. Дом Божий есть из многих и разных созерцаний составившееся ведение, по коему Бог, посетив душу, исполняет ее множеством мудрости. Глас радования есть взыграние души при взоре на множество добродетелей. Исповедание есть благодарение за славное насыщение или исполнение премудростию. Шум есть непрестанное таинственное славословие, из смешения обоих, т. е. радования и исповедания, слагающееся [2, 78].

64) Мужественно преодолевший плотские страсти, и довольно побед одержавший над нечистыми духами, и помышления их изгнавший из своей душевной области, да молится, чтоб ему дано было сердце чистое и дух правый обновился во утробе его, т. е. чтоб благодатию Божиею совершенно очиститься ему от помыслов худых и исполниться помышлений Божественных [2, 79].

65) Соделавший сердце свое чистым не только познает смысл и значение вещей второстепенных и после Бога сущих, но, прошедши все их, зрит некако и Самого Бога: в чем – крайнейший предел благ. Посетив такое сердце, Бог удостоивает Духом начертывать на нем Свои письмена, как на скрижалях Моисеевых, в такой мере, в какой оно само себя возрастило доброю деятельностию и созерцанием по заповеди, таинственно повелевающей: расти и множитися (Быт. 35, 11) [2, 80].

66) Ум Христов, который приемлют святые, – по сказавшему: мы же ум Христов имамы (1 Кор. 2, 16), – приходит не по лишению собственной нашей умственной силы, и не как существенно и лично переходящий в наш ум (на его место): но как своим качеством освещающий силу нашего ума и к одному с собою уносящий его действию. Ум Христов, по-моему, имеет тот, кто о всем помышляет в Его духе и чрез все приводится к мысли о Нем [2, 83].

67) Мы называемся телом Христовым, по слову Апостола: вы есте тело Христово, и уди от части (1 Кор. 12, 27), – не по лишению наших тел, Его телом бывая, и не потому, чтобы Он лично переходил в нас или разделялся по членам; а потому, что, подобно плоти Христовой, и наша освобождается от греховной тли. Ибо как Христос по естеству был безгрешен и плотию и душою, как человек; так и мы, верующие в Него и в Него облекшиеся Духом, можем произволением быть в Нем без греха [2, 84].

68) Пока кто в этой жизни находится, дотоле, сколько бы ни был совершен, по здешнему состоянию, в деятельности и умозрении, отчасти только имеет и ведение, и пророчество, и залог Святого Духа, но не во всей полноте, – имея некогда прийти в совершенное состояние, которое достойным показывает истину лицом к лицу, как она есть сама в себе: так что он не часть только полноты будет иметь, но самую полноту всю будет носить в себе по причастию. Ибо Апостол говорит, что тогда все (т. е. спасаемые) достигнут в миру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13); в Немже суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол. 2, 3); по проявлении чего еже отчасти упразднится (1 Кор. 13, 10) [2, 87].

69) Некоторые ищут, каково будет состояние удостоиваемых совершенства в Царствии Божием? Будет ли там преуспеяние и прехождение (к лучшему и лучшему) или будет одно, установившееся до неизменности, положение? Как будут тогда тела и души, и как об этом думать? На это, подумавши, кто-нибудь может сказать, что как в отношении к телесной жизни пища имеет двоякое значение, – то она служит к возрастанию, то к сохранению питаемых, – именно, – пока достигнем совершенной меры возрастания телесного, питаемся для возрастания, а когда тело остановится в прибавлении увеличения, тогда питается оно не для возрастания, а для сохранения: так и в отношении к душе пища двоякое имеет значение. Питается она добродетелями и умозрениями, когда преуспевает, пока, прешедши все сущее, достигнет в меру возраста исполнения Христова: но достигши сего, останавливается в преуспеянии или прибавлении себе возрастания положенными средствами, и будучи питаема непосредственно пищею нетленною, способом превышающим разумение, а, может быть, по тому самому и высшим возрастания, приемлет ее уже только для сохранения данного ей Боговидного совершенства и для изъявления безмерных услаждений от пищи оной, по коей приемля присещающее ее всегда одинаково благобытие, она бывает богом по причастию Божественной благодати, и сама преставши от всех по уму и чувству действий, и вместе с собою заставив престать и естественные действия тела, сообоженного вместе с нею в мере доступного ему обожения; так что чрез душу и тело просиявает Един Бог, с препобеждением естественных их признаков преизбытком славы [2, 88].

70) Ищут некоторые из любящих до всего доходить, в чем будет состоять различие вечных обителей и обетованных наследий, – местом ли оно будет определяться, или количеством и качеством духовных совершенств каждого? И одним кажется первое, а другим – второе. Кто познал, что есть: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 21) и что: в дому Отца Моего обители многи суть (Ин. 14, 2), тот станет на сторону второго [2, 89].

71) Царство Бога и Отца по вседержительству есть во всех верующих, по благодати же в тех, которые всецело отложили всякое расположение к естественной жизни – душевной и телесной – и стяжали жизнь духовную; так что могут говорить: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2, 20) [2, 92].

72) Возмогший трудами доброделания умертвить уды, сущия на земле (Кол. 3, 5) и чрез исполнение заповедей Слова победить сущий в нем мир, никакой не будет иметь скорби, как оставивший уже мир и начавший пребывать во Христе, Победителе мира страстного и всякого мира Подателя. Ибо не оставивший пристрастия к вещественному, конечно будет иметь скорбь, изменяясь в чувствах вместе с изменением того, что изменчиво по природе; а начавший быть во Христе, ни под каким видом не восчувствует уже изменения в вещественном, каково бы оно ни было. Почему Господь говорит: сия глаголах вам, да во Мне мир имате: в мире скорбни будет, но дерзайте, яко Аз победих мир (Ин. 16, 33). То есть во Мне, Слове, вы иметь будете мир, будучи избавлены от превратности и смятения земных вещей и страстей в мире же, т. е. в пристрастии к вещественному будете иметь скорбь, по причине непрестанного в нем одного в другое изменения. Скорбь будут иметь оба, и действующий добродетельно, по причине соединенного с тем труда, и любящий мир, по причине потерь и лишений в вещественном; но у одного она спасительна, а у другого разорительна и пагубна. Для того же и другого покой есть Господь: для первого тем, что по трудах доброделания дает ему покой бесстрастия в состоянии созерцания; а для второго тем, что чрез покаяние отнимает у него обычное пристрастие к тленному [2, 95].

73) Нам надлежит быть не только телесных страстей убивателями, но и душевных страстных помыслов истребителями, подражая тому святому, который говорит: во утрия избивах вся грешныя земли, еже потребити от града Господня вся делающия беззакония (Пс. 100, 8); т. е. телесные страсти и душевные беззаконнующие помыслы [2, 97].

74) Кто с благочестивым и правым ведением сохранит путь добродетели непокривленным чрез уклонения на противную ей сторону: тот будет уразумевать бывающее ему ради бесстрастия посещение Божие, как уверяет тот же святой пророк, говоря: пою, и разумею, в пути непорочни, когда приидеши ко мне (Пс. 100, 2) [2, 98].

75) Вводимому на путь благочестия не должно руководствоваться одною благостию к исполнению заповедей, но и памятованием о строгости судов Божественной правды почаще быть возбуждаему на подвиги; чтоб как любовию вожделевать Божественное, так страхом воздерживаться от худого. Почему говорит: милость и суд воспою тебе, Господи (Пс. 100, 1), свидетельствуя, что как любовию услаждаемый молитвенно с Богом беседует, так страхом укрепляемый песнь к Нему воссылает [2, 99].

76) Едино есть пребезначальное и пресущественное благое Существо, Триипостасная Единица, Отец, Сын и Дух Святый, трех беспредельных беспредельное сущие; относительно бытия Коего, как Он есть, что есть и каков есть, для сотворенных умов недоступно всякое разумение. От всякого убегает оно уразумений умствующих, отнюдь не исходя из естественной своей внутри сокровенности, и всякое всех ведений безмерно превосходит ведение [3, 1].

77) Един Бог Отец, Единого Сына Родитель и Единого Духа Святого Изводитель; Единица неслиянная, и Троица нераздельная; Ум безначальный, Единый Родитель Единого, существенно безначального Слова, и Единой присносущной Жизни, т. е. Духа Святого, Источник [3, 4].

78) Един Бог, Единица безначальная и пресущная, частей не имеющая и нераздельная; один и тот же и Единица и Троица [3, 5].

79) Рождается Христос Бог и, с приятием плоти, имеющей разумную душу, соделовается человеком, – Он, даровавший бытие всему сущему из не сущего, Которого Дева, родив преестественно, не лишилась никакого знамения девства. Ибо как Он человеком соделался, не изменив еетества и не преложив силы; так и родившую Его и Материю содевает, и сохраняет Девою, в одном и том же на чудо чудом указывая и вместе каждым из них прикрывая другое. Бог Сам по Себе, по естеству Своему, всегда таинственно сокровен, и если выводит иногда Себя из естественной Своей сокровенности, то так, что самым проявлением ее делает ее еще более сокровеннейшею. Так (и в Своем рождении человеком) Он делает Деву рождающею материю так, что само рождение содевало неразрешимыми узы девства [3, 9].

80) Будем с верою смотреть на таинство Божественного воплощения и только прославлять без пытливости Того, Кто благоволил быть сему для нас. Ибо кто, надеясь на силу исследования своего разума, может изречь, как Бог Слово зачинается? Как без семени образуется для Него плоть? Как рождается без истления? Как Матерь Та, Которая и по рождении пребыла Девою? Как превыше всякого совершенства Сущий преуспевает возрастом (Лк. 2, 52)? Как чистый крещение приял? Как насыщал Сам алчущий? Как Сам утруждающийся подавал силу? Как Сам страждущий подавал исцеления? Как Сам умирающий оживотворял? И, – изрекая первое последним, – как Бог человек бывает, и – что еще паче таинственнейше есть, как Слово, по ипостаси существенно есть во плоти, по естеству ипостасно все пребывая во Отце? Как один и тот же и Бог есть по естеству, и стал естественно человеком, отнюдь не отрекшись ни от какого естества, ни от Божеского, по коему Бог есть, ни от нашего, по коему стал человеком? – Все сии таинства вмещает одна вера, исповедающая сущими вещи, кои суть выше слова и разума (Евр. 11, 1) [3, 13].

81) Адам, преслушав заповедь, узнал, что рождение естества нашего имеет начало от чувственной сласти. Господь, изгоняя сию из естества, не признал уместным для Себя зачатие от семени. Жена, преступившая заповедь, показала, что рождение естества нашего начинается муками. Господь, отревая сии от естества, родившись, не попустил родившей потерпеть истление; чтобы вместе и произвольную сласть, и по причине ее непроизвольные муки изъять из естества, соделавшись истребителем того, чего не был Творцом, – и чтобы научить, что в духе таинственно должна зачинаться другая жизнь, начинающаяся, может быть, муками и болезнями, но оканчивающаяся всячески услаждением Божественным и обрадованием бесконечным. Для сего бывает человеком и рождается, как человек, Создавший человека, да спасет человека, и страсти страстями уврачевав, явится умертвителем наших страстей, паче естества Своими по плоти лишениями человеколюбно обновляя наши духовные благорасположения [3, 14].

82) Для добродетели благотворно подвизаться среди болезненных трудов; ибо в таком случае она благодушно все претерпевающим в награду приносит бесстрастие души, по коему душа, любовию соединяясь с Богом, отторгается расположением от плоти и мира. Измождение тела есть укрепление души [3, 17].

83) Увлеченные обольщением чувственной сласти, предпочли мы истинной жизни смерть. Понесем же благодарно убивающий сию сласть труд телесный, чтобы, когда смертию ее уничтожится вместе с нею чрез нее происшедшая смерть, восприять возвращающуюся к нам жизнь, прежде проданную за сласть, а теперь опять купленную за немногие труды плоти [3, 18].

84) Если, когда плоть здорова и в довольстве, обычно возрастает сила греха; то явно, что когда она в скудости, юнеть следует силе добродетели. Будем же нести мужественно измождение плоти, – сию очистительницу душевных скверн и виновницу будущей славы. Недостойни бо страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8, 18) [3, 19].

85) Как врачи, тело врачующие, не одно и то же для всех предлагают лекарство; так и Бог, врачуя душевные болезни, не один, для всех пригодный, знает способ врачевания; но каждой душе подавая благопотребное, совершает исцеления. Возблагодарим же Его, будучи врачуемы, хотя бы бывающее с нами и муку имело: ибо конец блажен [3, 20].

86) Ничто так не обличает настроения души, как восстания плоти изможденной: ибо если она поддастся им, то покажет, что любит плоть паче Бога; а если пребудет непоколебленною такими приражениями, то обнаружит, что чтит добродетель паче плоти; ради чего Бога сожителем в себя восприимет, благоволившего ради нее страдать нашим естеством и, как древле ученикам, взывающего: дерзайте, яко Аз победихмир (Ин, 16, 33) [3, 21].

87) Если все святые были причастны обучительному наказанию; то будем вместе с ними благодарны и мы, когда обучительно наказуемы бываем, чтоб сподобиться быть причастными и славы их. Егоже любит Господь наказует, биет же всякаго сына, егоже приемлет (Притч. 3, 12; Евр. 12, 6) [3, 22].

88) Адам, прияв ребро (жену из ребра), предлагавшее ему сласть, изверг человечество из рая. А Господь, благоволивший пронзенным быть копием в ребро, ввел в рай разбойника. Возлюбим же болезненное преутруждение плоти и возненавидим ее сласти: ибо то вводит в рай и делает причастными благ его; а те изгоняют из него и лишают благ его [3, 23].

89) Если Бог страждет плотию, быв человек; то кто не порадуется, когда страдает, имея Бога соучастником в страдании? Ибо спострадание Ему виновно бывает Царствия. Истинен сказавший: с Ним страждем, да и с Ним прославимся (Рим. 8, 17) [3, 24].

90) Если всячески необходимо болезновать, по причине срастворенной прародителем с нашим естеством сласти; то будем доблестно переносить временные болезненности, притупляющие в нас жало сласти, и избавляющие нас вечных за нее мучений [3, 25].

91) Конец всех благ есть любовь, так как она всех ходящих в ней ведет, приводит и приближает к верховнейшему из благ Богу, Виновнику всякого блага, как всегда верная, никогда не отпадающая и всегда неизменною пребывающая. Вера есть основание за нею следующих надежды и любви, как твердо установляющая истину. Надежда есть крепость стоящих по краям ее справа и слева – любви и веры, как собою самою обеим им показующая верность (веруемого) и достолюбезность (любимого), и путь к тому творить собою научающая. Любовь есть исполнение их, как вся все последнее желательное объемлющая и упокоение в нем подающая, вместо веры в то, что есть, и надежды того, что будет, вводя собою (и в себе) обладание сим, как настоящим, и вкушение того, как присущего [3, 26].

92) Есть три зла, величайшие и злоначальные, и всякого, сказать просто, зла породители: неведение, самолюбие и ненависть, друг с другом родственно сочетанные и взаимно друг друга поддерживающие. Ибо от неведения Бога – самолюбие, а от этого – ненависть в отношении к соестественному. И никто не противоречит тому, что лукавый производит и возбуждает их в нас, научая нас злоупотреблять своими силами – разумом, вожделением и энергиею [3, 31].

93) Надлежит разумом, вместо неведения, к Богу возноситься чрез познание Его взысканием – вожделением, очистив его от страсти самолюбия, только к Богу устремляться всем желанием – энергиею, отрешив ее от ненависти, усидиваться улучить Единого Бога и создать в себе Божественную и блаженную любовь, с Богом соединяющую и Богом являющую Боголюбца, – любовь, которая из них (т. е. Боговедения и Богожелания) и ради которой они [3, 32].

94) Когда отвергнем самолюбие, – это, как я сказал, начало и матерь всех зол, тогда вместе с ним отторгнется и все, что из него: ибо когда его не будет, тогда никакой вид или след зла не может уже никак устоять в нас [3, 33].

95) Надлежит нам так себя самих и друг друга чтить и любить, как Сам Христос первый Своим примером показал, благоволив пострадать за нас [3, 34].

96) Действо и доказательство совершенной любви к Богу есть искреннее и благожелательное расположение к ближнему. Ибо не любяй брата, егоже виде, Бога, Егоже невиде, как может любити, говорит божественный Иоанн (1 Ин. 4, 20)? [3,36].

97) Вот дверь, коею входящий вступает во Святая Святых и сподобляется быть достойным зрителем неприступной красоты Святой и Царственной Троицы [3, 38].

98) Невозможно содружится с Богом нам, бунтующим против Него страстями и охотно платящим дань греха злому тирану и губителю душ, диаволу, если прежде не восстанем решительною войною против этого лукавого. Ибо дотоле мы состоим врагами и противоборцами Богу, несмотря на то, что прилагаем к себе имя верных, пока самоохотно рабствуем страстям бесчестия. И никакой нам не будет пользы от мира мирского, когда душа наша худа по своему настроению, восстает против своего Творца и не хочет быть под Его царскою властию; между тем, как продает себя бесчисленным злым господам, ввергающим ее в грехи и льстиво научающим вместо спасительного пути избирать паче путь, ведущий в пагубу [3, 41].

99) Бог на то создал нас, чтоб мы соделовались общниками божеского естества (2 Пет. 1, 4) и причастниками Его присносущности и подобными Ему являлись (1 Ин. 3, 2) по благодатному обожению, ради коего все сущее устроено и пребывает, и не сущее еще приводится в бытие и порождается [3, 42].

100) Если хотим именоваться и быть Божиими, то восприимем подвиг – не предавать страстям Слова, подобно Иуде, или не отрекаться от Него, подобно Петру. Отречение же от Слова есть отказывание делать добро из-за какого-либо страха, а предательство есть преднамеренное согрешение делом и самоохотный порыв к согрешению [3, 43].

101) Самолюбие и плотское мудрование людей, отторгши их друг от друга и криво истолковав закон, рассекло единое естество (едино-естественных) на многие части, и введши в силу ныне всех обдержащее жестокосердие, таким настроением вооружило природу саму против себя (т. е. людей друг против друга). Почему всяк, кто здравым смыслом и благородным мудрованием успеет уничтожить такое настроение природы, самому себе прежде других оказывает милость, настроив сердце свое, как следует по природе, и к Богу по такому настроению естественно приближась и показав на себе, что значит быть по образу, и как благолепно Бог, в начале создав нашу природу подобною Себе и преясно отображающею в себе Его собственную благость, устроил ее во всем себе самой равною, не буйною, мирною, не возмутительною, с Богом и с самой собою тесно любовию связанною, – такою, по коей мы Бога объемлем вожделенно (т. е. как вожделенное благо), а друг друга сочувственно (как одного сущих естества) [3, 46].

102) Человеколюбивый Бог для того соделался человеком, чтобы человеческое естество (т. е. всех людей) собрать к Себе и остановить его от падкости на зло; по коей оно само на себя разделяется и само против себя восстает, никакой не имея остановки по причине непостоянной подвижности (изменчивости) расположения в отношении к другим [3, 47].

103) Отречемся, сколько силы есть, от удовольствий настоящей жизни и от страха прискорбностей ее, и всеконечно избавимся от всякого страстного помысла и от всякой злокозненности демонской. Ибо ради удовольствия любим мы страсти, и по причине прискорбностей бегаем добродетели [3, 52].

104) Прелесть и сласть греха обыкновенно исчезает вместе с приведением в исполнение способов, коими он совершается; почему человек, находя по указанию самого опыта, что за всякою сластию греховною преемственно всегда следует скорбное неудовольствие, к сласти возымел все стремление, а к неудовольствию и прискорбности – все отвращение, – первую изыскивая всею силою, а вторые предотвратить всячески стараясь, полагая, – что впрочем совсем невозможно, – сим способом отделить их друг от друга и только одним удовольствием услаждать свое злое самолюбие, не терпя совершенно никакой прискорбности, забыв, как обычно в ослеплении страстию, что сласть греховная никогда не бывает без горечи неудовольствия. Ибо с сластию греховною срастворена естественно горечь скорби, хотя вкушающие и забывают об этом по причине возобладания над ними страстной сласти: так как обладающее всегда так занимает внимание, что совсем закрывает от чувства, что предлежит потом. Таким-то образом за сластьми по самолюбию гоняясь, всякой горечи же по той же причине стараясь всячески избегать, мы бесчисленные в себе порождаем тлетворные страсти [3, 53].

105) Не испытывает никто такого чувства сласти и горечи, когда, освободившись от всякой плотской склонности, соединяется или паче прилепляется умом к Богу, воистину достолюбезному, дражайшему и превознесенному благу [3, 54].

106) Как Богу никто не может чисто служить иначе, как совершенно очистив душу: так и твари не может он служить, не лелея тела самоугодливо. Совершая это тлетворное телесное служение, и по тому самому сластолюбив сущи, человек непрестанно имел в силе и действии сласть и горечь, вкушая всегда от древа преслушания, в коем в одно и то же время растворено познание добра и зла, чувством испытываемое на самом деле [3, 55].

107) Где разум не властвует, там обыкновенно присуща власть чувственная, с коею некако срастворена сила греха, чрез сласть влекущая душу к жалению сродной с нею по естеству плоти: вследствие коего она, на себя прияв, как бы естественное ей дело, страстное и сластолюбное попечение о плоти, отводит человека от настоящей естественной жизни и склоняет его сделаться для себя устроителем не имеющего самостоятельного существования зла [3, 56].

108) Зло для разумной души есть забвение естественных своих благ, происходящее от страстного отношения к плоти и миру, которое ум, став руководителем, уничтожает по своему ведению духовных порядков, истолковывая, как следует, происхождение и природу мира и плоти и гоня душу в сродную ей область духовную, куда отнюдь не переступает закон греха, не имея чувства, которое могло бы послужить ему, как бы мостом для препровождения его к уму (или в умную духовную область); так как прежние отношения сего чувства к душе уже разрушились и все чувственные зрелища пройдены мимо, так что ум, перешед их, уже совсем не чувствует их, став чужд им по настроению, как и по природе [3, 57].

109) Как ум, держа страсти в своей власти, делает чувства орудиями добродетели; так и страсти, когда держат ум в своих руках, настраивают чувства ко греху. И надобно трезвенно смотреть и обсуждать, как следует душе блюсти подобающий добрый образ действования, пользуясь тем же к порождению и утверждению добродетелей, чем прежде пользовалась при совершении грехов [3, 58].

110) Святое Евангелие вводит отречение от плотской жизни и восприятие жизни духовной. Я говорю о тех, кои всегда умирают (1 Кор. 15, 31) по человеку, т. е. по человеческой во плоти в мире сем жизни, живут же только для Бога Духом, по божественному Апостолу, – живут никак уже не своею жизнию, но живущим в себе имеют Христа (Гал. 2, 20). Таким же образом мертвыми плотию почитаются и те, которые имеют в мире сем великие скорби, мучения и притеснения и с радостию терпят гонения и всякого рода искушения [3, 59].

111) Всякая страсть слагается и порождается от сочетания чего-либо чувственного с чувством, при уклонении естественных деятельных сил, – разумею, – раздражения, или похотения, или разума, – от правого естественного своего образа действования. Если теперь ум, усмотрев цель этого их друг с другом сложения, т. е. чувственного предмета, чувства и естественной деятельной силы в сем участвующей, возможет своим рассуждением каждое из сих воззвать в свойственный им по природе чин и каждое созерцать само по себе, т. е. чувственный предмет без отношения к нему чувства, чувство без сродства с ним чувственного предмета, и деятельную силу в сем участвующую, вожделение, к примеру сказать, или другую какую, без страстного к предмету чувственному и чувству расположения, не давая самой страсти направлять его умозрение – если, говорю, успеет ум это сделать; то он измельчит и рассеет подобно тельцу, слиянному древле Израилем (Исх. 32, 20), это сложение страсти, какая бы там она ни случилась, и рассыплет ее по воде ведения, совершенно уничтожив и самое тонкое помышление о страсти, чрез возвращение производящих ее вещей, к тому чину, какой свойствен им по природе [3, 60].

112) Жизнь, запятнанная многими грехопадениями от плотских страстей, есть оскверненная одежда (Иуд. 23). Ибо образом своей жизни, как одеждою какою, всякий человек обыкновенно проявляет каков он, праведен, или неправеден: один имеет одежду чистую, т. е. жизнь добродетельную, а у другого жизнь вся испачкана злыми делами. – Или лучше оскверненная от плоти одежда есть внутреннее настроение и расположение, которое дает образ душе, какой имеет она по совести (или пред совестию), в силу воспоминания об исходящих от плоти худых движений и действий, – каковую одежду непрестанно видя на себе, она (душа) поражается зловонием страстей. Ибо как от духа чрез разумное сочетание добродетелей одной с другою в душе делается одежда нетленная, – коею облекшись, она является доброю и преславною: так от плоти чрез сплетение разных страстей, по сродству их одной с другою, производится для нее некая одежда нечистая и испачканная, являющая собою, какова душа, налагая на нее другой образ и подобие вместо Божественного [3, 61].

113) Твердое и верное основание надежды на обожение для естества человеческого есть вочеловечение Бога, в такой мере делающее человека богом, в какой Сам Бог соделался человеком. Ибо явно, что соделавшийся без греха человеком может обожить и естество без преложения его в Божество, в такой мере возвысив его до Себя, в какой Сам смирил Себя человека ради. – Чему таинственно поучая, великий Апостол говорит, что в вецех грядущих явится на нас презельное богатство благости Божией (Еф. 2, 7) [3, 62].

114) Нечистотою сластей, как ржавчиною, покрытую душу очищает болезненный труд и совсем истребляет в ней всякую склонность к вещественному, когда она делом познает вред от любления его; чего ради Бог попускает диаволу, по праведному суду, угнетать людей мучительными скорбями [3, 64].

115) Удовольствие и скорбь и следующие за ними пожелание и страх, не были первоначально созданы вместе с естеством человеческим: иначе они принадлежали бы к числу черт, определяющих сие естество; но говоря согласно с учением великого Григория Нисского, они введены после потери свойственного нашей природе совершенства, быв привиты к неразумнейшей части нашего естества; и чрез них тотчас по преступлении заповеди обнаружилось явно и ясно наше подобие бессловесным животным, вместо блаженного образа Божия. Ибо надлежало, чтоб по омрачении достоинства разумности, человеческое естество праведно несло наказание от того самого, чем оно усвоило себе черты неразумности.

Так премудро устроил Бог, чтоб человек приходил чрез то в чувство превосходства разумности [3, 65].

116) Хороши бывают и страсти в руках ревнителей о добром и спасительном житии, когда, мудро отторгши их от плотского, употребляем к стяжанию Небесного; именно: когда вожделение соделоваем стремительным движением духовного возжелания Божественных благ; сластолюбие – живительным радованием под действием восхищения ума Божественными дарами; страх – предостерегательным тщанием о том, как бы не подвергнуться будущему мучению за прегрешения; печаль – раскаянием, направленным на исправление настоящего зла; и коротко сказать, когда страстями этими будем пользоваться к уничтожению или предотвращению настоящего или ожидаемого зла, равно как к стяжанию и сохранению добродетели и ведения, подобно тому, как мудрые врачи уничтожают или предотвращают сущее уже в теле повреждение от яда или имеющее проявиться – телом ядовитого зверька ехидны [3, 66].

117) Закон первого Завета деятельным любомудрием очищает естество наше от всякой скверны; а закон Завета Нового созерцательным тайноводством мысленно возводит ум от телесного к сродным ему зрелищам вещей мысленных [3. 67].

118) Св. Писание лишь только вводимых (новоначальных) и еще в предвратиях Божественного двора добродетелей находящихся называет боящимися (руководящимися страхом); стяжавших же соразмерный навык в разумении и в образе совершения добродетелей обыкновенно называет преуспевающими; а тех, кои духовным разумением взошли на самый верх истинного ведения добродетелей, называет совершенными. Итак отвратившийся от ветхого вращания в страстях и все свое расположение, по действию страха, предавший Божественным заповедям, никакого из благ, подобающих новоначалным, не лишается, хотя не стяжал еще навыка в добродетелях и не сделался причастником премудрости, глаголемой в среде совершенных (1 Кор. 2, 6). Равно и преуспевающий не лишается ни одного из благ, принадлежащих его степени, хотя не стяжал еще такого же презельного ведения Божественных вещей, какое свойственно совершенным. А совершенные, таинственно сподобившиеся уже созерцательного богословия и ум свой соделавшие чистым от всякого вещественного мечтания, являются внедрившими в себя и Божественную любовь, носящую полное без всякого недостатка подобие образа Божественной красоты [3, 68].

119) Страх двояк: один чистый, а другой нечистый. Тот страх, который порождается по причине прегрешений под действием ожидания мук, нечист; так как причиною имеет сознаваемый за собою грех, и не пребудет навсегда, потому что вместе с отъятием чрез покаяние греха исчезает. А тот, который и без этого боязливого беспокойства из-за грехов всегда стоит в душе, этот страх чист, и никогда не отойдет; потому что он некако соприсущ Богу, как дань от лица тварей, проявляя собою естественное всем благоговеинство пред Его величием, превысшим всякого царства и силы [3, 69].

120) Дух Святый во всех вообще есть, как всех объемлющий, и о всех промышляющий, и во всех приводящий в движение естественные семена (добра). Но в сущих под законом Он определительно есть, как указатель преступления заповедей и просветитель предсказанного относительно Христа обетования. Во всех же, сущих по Христе, кроме сказанного, и как сыноположитель, или усыновления производитель. А как премудрости податель, ни в ком из сказанных лиц не есть Он просто или безусловно, но только в тех, кои, разумея дело, соделали себя достойными Его Божеского вселения своею Богоподобною жизнию. Ибо всякий, не творящий Божиих волений, пусть он и верный, неразумное имеет сердце, как детелище злых помыслов, и тело грехам (т. е. во грехах виновное) повинное, как всегда полное нечистыми страстными похотями [3, 73].

121) Желающий всем человеком спастися и алчущий обожения их, Бог их кичение и тщеславие, как бесплодную смоковницу, иссушает проклятием (Мф. 21, 19), чтоб они, предпочетши действительную праведность тому, чтоб только казаться праведными, и сбросив с себя лицемерный хитон добронравной показанности, неподдельно приступали к добродетели, как сего хочет Божественное слово, и благочестно прочее проводили жизнь, стараясь паче пред Богом держать доброе расположение души, нежели пред людьми выставлять внешне добронравную показность [3, 74].

122) Диавол и враг есть Божий, и мститель. Враг, – когда из ненависти к Нему являя притворную, но пагубную любовь к нам, человекам, при возбуждении разных страстей, сластию, от них чаемою, прельщает произволение наше предпочитать вечным благам временные, и ими похищая все расположение души, совсем отторгает нас от любви Божественной и делает произвольными врагами Сотворшего нас. Мститель, – когда, излив всю к нам ненависть, требует казни в наказание нам, чрез грех соделавшимся как бы подчиненными ему. Ибо ничто так не любезно диаволу, как видеть человека казнимым. Когда же это бывает ему попущено, он, подобно буре, налетает на тех, на коих по попущению Божию получил власть, придумывая одни за другими наведения им непроизвольных страданий (за произвольные страсти), не повеление Божие исполнить хотя, но желая насытить свою к нам страстную ненависть; чтоб душа, изнемогши под тяжестию скорбей и бед, отбросила всякую надежду на Божественную помощь, и наведение прискорбных случайностей, вместо вразумления, соделала причиною потери веры в самое бытие Бога [3, 80].

123) Без Божия попущения и сами демоны ни в чем не могут служить диаволу. Ибо Бог ведает, как с подобающим человеколюбным и благим промышлением попускать диаволу чрез слуг своих совершать разные наказания за то, в чем мы согрешили. Явно сие показывает Писание в сказании об Иове, в коем пишется, что диавол совершенно ничего не мог сделать Иову без Божественного соизволения [3, 83].

124) Благ сущи Бог и желая совершенно исторгнуть из нас семя зла, т. е. похотение сластолюбное, лишающее ум Божественной любви, попускает диаволу наводить на нас прискорбности и страдания: чтоб чрез прискорбности и очистить душу от яда предшествовавших похотений, и внедрить в нее ненависть и совершенное отвращение от настоящих, льстящих одной чувственности, – как ничего полезного кроме мучительных последствий не доставивших при прежнем удовлетворении их: и чтобы таким образом самую мучительную и человеконенавистную силу врага сделать обстоятельственною причиною возвращения к добродетели тех, кои произвольно погрешили против нее [3, 86].

125) Страждущий за попрание Божией благодати, если познает цель врачующего его Божественного промышления, то и случившуюся прискорбность с благодарностию приемлет радуясь, и грех, за который наказуется, охотно исправляет; а кто нечувствительным остается к таким врачевательным намерениям, тот и данной ему благодати праведно лишается, и предается смятению страстей, оставлен будучи в дело приводить то, к чему внутри имел расположение и стремление [3, 89].

126) Кто по Божию попущению к исправлению его наводимую на него чрез невольные искушения скорбную беду с благодарностью не приемлет и самомнение, по коему кажется себе праведным, раскаявшись не отлагает; тот как противящийся Божественным определениям праведных судов и произвольно не соглашающийся быть по Божественному повелению под игом вавилонского царя, предается в плен, терпит цепи и узы, голод, смерть и меч и совсем изводится из своей земли. Все это и многое другое подобное терпит и тот, кто, как из земли своей изводится из благонастроения и навыка в духе добродетели и ведения по причине нехотения своего, из гордости и суетного о себе мнения в очищение своих грехов, благоволительно побыть, по божественному Апостолу, в скорбях, нуждах и теснотах (2 Кор. 12, 10; 6, 4). Ведал великий Апостол, что уничижение внешнее чрез тягостные телесные положения имеет свойство сохранять в душе Божественные сокровища; почему благоволительно претерпевал их и для себя, и для тех, которым должен был явить в себе образ веры и добродетели; чтоб они, хотя бы по своей вине пострадали что-либо, подобно оному подвергшемуся епитимии коринфянину (1 Кор. 5, 5), имели пред собою невинно страждущего в утешение себе и в подражание его терпению [3, 91].

127) Божественный Апостол разные действа Святого Духа называет разными дарами, одним и тем же Духом сообщаемыми (1 Кор. 12, 4). Такое явление Духа подается по мере сущей в каждом веры в причастии известного дара; именно каждый из верующих, соответственно вере и сущему в нем душевному настроению, соразмерное приемлет действо Духа, дающее ему достаточное к исполнению такой или другой заповеди расположение и силу [3, 96].

128) Как один получает слово премудрости, другой – слово разума, иной – веру, а иной – иное какое из исчисленных великим Апостолом дарований (1 Кор. 12, 8-12): так один получает чрез Духа дар совершенной, непосредственной и ничего вещественного не имеющей любви к Богу по мере веры; другой чрез того же Духа получает дар совершенной любви к ближнему; иной – другой какой дар, по тому же Духу, как я сказал; так как каждый имеет свой действующий в нем дар. Ибо всякое действенное и сильное к исполнению заповеди расположение Апостол называет даром Духа [3, 97].

129) Вера есть сила, все внутри в благонастроении содержащая, или есть самое благонастроение, подающее преестественное, непосредственное, совершенное единение верующего с веруемым Богом [4, 8].

130) Поелику человек, состоя из души и тела, подлежит действию двух законов, т. е. закону плоти и закону духа, из коих закон плоти имеет действо чувственное, а закон духа – мысленное, или духовное; причем закон плоти, чувственно действуя, обыкновенно связует с веществом, а закон духа, мысленно или духовно действуя, непосредственное производит единение с Богом: то совершенно в порядке бывает, что кто не размыслит в сердце своем (Лк. 11, 23) – т. е. не пресечет совершившегося чрез веру непосредственного единения с Богом; тот, как бесстрастный, паче же как богом соделавшийся в силу единения с Богом чрез веру, речет горе, сей: прейди отсюду тамо, и прейдет (Мф, 17, 20): каковым изречением как перстом указывается, что мудрование и закон плоти воистину тяжел и неудободвижим, для естественных же наших сил и совсем недвижим и не колеблем [4, 9].

131) В естество человеческое чрез чувственность так укоренилась сила неразумного животолюбия, или животности, что многие ни чем иным почитают человека, как плотию, имеющею способность только к наслаждению настоящею жизнию [4,10].

132) Господь, – сказав: ищите прежде Царствия Божия и правды его (Мф. 6, 33), т. е. прежде всего познания истины, и потом деятельного упражнения в стяжании преподобных нравов, – ясно показал, что верующим должно искать единого Божественного ведения и украшающей его делами добродетели [4, 16].

133) Поелику многое потребно, чего верующие должны искать для Богопознания и добродетели, каковы: освобождение от страстей, терпение искушений, разумение добродетелей и видов соответственных им деяний, изгнание пристрастия души к плоти, отчуждение расположения чувства к чувственному, совершенное отстранение ума от всего тварного, – и обще сказать, – бесчисленное есть множество вещей, кои потребны для удаления от греха и неведения и стяжания ведения и добродетели: то Господь и сказал: вся, елика аще воспросите в молитве верующе, приимете (Мф. 21, 22), – выражая тем, что вообще всего, что способствует к Богопознанию и добродетели и притом этого одного, благочестивые с разумом и верою должны искать и испрашивать: ибо это все душеспасительно для нас, и Господь всегда подает сие просящим у Него [4, 17].

134) Вонею животною в живот (2 Кор. 2. 16) был Апостол, как своим примером располагающий верных деятельно стремиться к стяжанию благоухания добродетелей, – или как проповедник, послушных слову благодати переводящий от жизни чувственной к жизни духовной; вонею же смертною в смерть был он для тех, которые от смерти неведения низринулись в смерть неверия, дав им восчувствовать ожидающее их осуждение [4, 24].

135) Три есть силы в душе, – разумная, раздражительная (энергическая) и похотная. Разумною силою ищем мы знать, что благо; похотною – вожделеваем познанного блага, а раздражительною подвизаемся и боремся из-за него. ЛюбящиеБога, стремясь этими силами к Божественной добродетели и ведению, и одною ища, другою вожделевая, третьею подвизаясь, приемлют нетленную пищу и утучнающее ум ведение Божественных вещей [4, 25].

136) Бог, создавший человеческое естество, вместе с дарованием ему по воле Своей бытия, сочетал с ним и силу исполнять достодолжное; под силою же сею разумею существенно в естество наше вложенное движение (влечение) к совершению добродетелей, которее сознательно проявляется на деле по воле того, кто имеет его [4, 27].

137) Человек, если будет держаться одного чувственного, свойственного телу, различения вещей по приятности и неприятности их; то, преступив Божественную заповедь, вкушает от древа познания добра и зла, т. е. от чувственного бессловесия, или неразумности, одно умея добре различать, что служит к сохранению целости тела, и вследствие того приятное принимать, как доброе, а неприятного избегать, как злого. Если же он будет всецело держаться одного умного рассуждения, добре различающего временное от вечного, то сохранив Божественную заповедь, вкушает от древа жизни, т. е. премудрости, в уме созидающейся, одно умея добре различать, что служит ко спасению души, и вследствие того славу вечных благ принимать, как добро, а тленность благ временных отвергать, как зло [4, 34].

138) Добро для ума есть бесстрастное расположение к духовному, а зло – страстная склонность к чувственному. Для чувства же добро есть страстное движение к телу, по вкушению сластолюбивой похоти, а зло – неприятное состояние вследствие лишения сего [4, 35].

139) Виноград дает вино; вино причиняет опьянение; опьянение – исступление (злое – временную потерю смысла). Не так ли и живодейственный ум, – который можно уподобить винограду, – будучи возделываем добродетелями, порождает ведение, а ведение порождает доброе исступление, исторгающее ум из уз чувственных [4, 37].

140) Вместе с помышлениями о чувственных вещах лукавый злокозненно влагает и воображения их внешних видов и форм, чрез кои обыкновенно возбуждаются страстные вожделения тех вещей по одной их наружности, когда разумная наша деятельность останавливается в своем прехождении к мысленному и духовному через (или сквозь) посреде сущее чувство. Тут-то враг и успевает растлить душу, ввергнув ее в страстное волнение [4, 38].

141) Слово Божие есть свет и огнь, поколику освещает естественные помыслы и попаляет неестественные; равно как поколику разгоняет мрак чувственной жизни для тех, кои чрез исполнение заповедей стремятся к чаемой лучшей жизни, а тех, которые самоохотно по любви к плоти держатся этой темной ночи жизни (чувственной), казнит огнем суда и осуждения [4, 39].

142) Сила ума нашего по естеству способна к познанию телесных и безтелесных существ; о святой же Троице ведение приемлет она по единой благодати, веруя только, что Она есть, но отнюдь не дерзая пытать, что Она есть по естеству, как (это делает) демонский ум.

143) Чистым оком веры узревший благолепие будущих благ охотно повинуется повелению изыти из земли своей, от сродства своего и из дома отчего, оставляя всякое сочувствие и пристрастие к плоти, чувству и всему чувственному и бывая, если случится какое с сей стороны искушение, выше естества, как предпочетший естеству причину его, подобно великому Аврааму, предпочетшему Исааку Бога (Быт. 22 и 1 и д.) [4, 50].

144) Кто не славы ради, ни в видах лихоимания, ни из лести и человекоугодия, ни для показности (1 Сол. 2, 3–5) старается проходить добродетель и изучать Божественные Писания, но все для Бога и делает, и говорит, и помышляет, сей с разумом шествует путем истины [4, 51].

145) Кто постится и воздерживается от всякой страстевоспалительной пищи и другого много делает такого, что может способствовать к избавлению души от греховных влечений, тот уготовляет путь, о коем говорится – (Лк. 3, 4): уготовайте путь Господеви. А кто по тщеславию, или лихоиманию, или из лести и человеко-угодия, или для другого чего-либо, а не для Богоугождения берет на себя такой образ жизни, тот не творит правыми стезей Божиих: труд для уготовления пути подъемлет, а Бога сшествующим путем сим иметь не сподобляется [4, 52].

146) Посвятивший себя истинной жизни, зная, что всякая прискорбность, произвольная ли или невольная, бывает смертию для породительницы смерти – похоти (Иак. 1, 15), всякие сретения острых невольных искушений принимает с радостю и веселием, терпением соделовая сии прискорбности путями удобными и гладкими, – к почести вышнего звания (Флп. 3, 14), незаблудно препровождающими его, благочестно по ним Божественное течение совершающего. Ибо смерти породительница есть похоть; а смерть похоти есть прискорбность, произвольная, или помимо воли находящая [4, 55].

147) Всяк многоизгибистую и многосоставную, со всем чувственным многообразно сплетшуюся похоть подавивший воздержанием, пути стропотные соделал правыми, а сретенные несносные и жестокие прискорбности поправший терпением, пути острые соделал гладкими. Почему он в награду за добродетель и за труды ради нее, как добре и законно их подъявший, и похоть победивший вожделением добродетели, а болезненность скорбей подавивший возлюблением истины, тем же и другим мужественно совершивший Божественные подвиги, узрит, по писанному, спасение Божие (Ис. 40, 5) [4, 56].

148) Стропотности (т. е. кривости и извилины) произвольных страстей, т. е. движения похоти, воздержанием выпрямивший, и острые случайности непроизвольных искушений, т. е. разные виды прискорбностей, терпением угладивший, и сделавший путями ровными, – сей по правде узрит спасение Божие, как соделавшийся чист сердцем, коим, в силу добродетелей и благоговейных созерцаний, узревает Бога в конце борений и подвигов, по слову Господа: блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5, 3), приемля за труды в совершении добродетелей благодать бесстрастия, кроме которого никто не узрит Бога [4, 58].

149) Ум, пока имеет в себе живущим памятование о Боге, взыскивает Господа чрез созерцание (Пс. 26, 4, 8), но не просто, а в страсе Господни (2 Пар. 26, 5), т. е. с исполнением заповедей. Ибо ищущий Господа без сего исполнения не находит Его, потому что не в страхе Господнем взыскал Господа. И благопоспешит ему Господь (там же); ибо всякому, с ведением делающему должное, благопоспешает Господь, и научая его разным добродетелям, и открывая ему истинное значение вещей сотворенных [4, 62].

150) Без веры, надежды и любви, как из худого ничто вконец не истребляется, так и из доброго ничто совершенно не установляется в нас. Вера убеждает боримый ум прибегать к Богу и возбуждает его к дерзновению уверением в готовности для него всяких духовных орудий; надежда бывает для него необманчивою поручительницею за Божественную помощь, обещая истребление противных сил, а любовь соделовает его неудобоотторжимым, лучше же совсем неотторжимым от родственного сочетания с Божественным, даже и во время самой брани, прилепляя всю силу его расположения к вожделению Божественного [4, 68].

151) Вера утешает боримый ум, воодушевляя его несомненностию в помощи; надежда, пред очи представляя уверованную помощь, отражает нападение сопротивоборцев; а любовь делает мертвым (или бездейственным) для боголюбивого ума приражение врагов, совершенно обессиливая его вожделенным устремлением к Богу [4, 69].

152) Обращение к Богу само собою ясно свидетельствует о полнейшем сердечном восприятии Божественной надежды, без коей никогда, ни у кого, ни по чему не бывает устремления к Богу: ибо надежде свойственно представлять пред очи будущее, как настоящее, и удостоверять боримых супостатскою силою, что от них отнюдь не отступает покровительствующий им Бог, за Коего и ради Коего святым предлежит брань. Ибо без какого-либо чаяния трудно– или удобоисполнимого никогда ни у кого не бывает обращения к добру [4, 71].

153) Всякий ум, Божественною силою препоясанный, как бы старейшинами какими и князьями имеет: – силу мыслительную, в коей порождается разумная вера, научающая всегда созерцать неизреченно присущим Бога и будущими благами надеждою наслаждаться, как настоящими, – силу вожделетельную, в коей установляется Божественная любовь, прилепляющая произволение к вожделению чистейшего Божества и неотторжимым держащая расположение к вожделенному; – и силу раздражительную, в коей сильно водворяется Божественный мир, все движение вожделений устремляющий к возлюблению Божества. Сии силы всякий ум имеет содейственницами своими в искоренении зла и в насаждении и хранении добродетели [4, 73].

154) Тому, кто не очистился прежде от страстей, не должно касаться рассматривания естественных вещей, потому что образы чувственных вещей могут вовлечь в страсть ум, не совершенно освободившийся от страстей. Ибо ум, из угождения чувственности долго останавливающийся в мечтаниях своих на видимостях чувственных вещей, бывает производителем нечистых страстей и чрез созерцание к сродным ему мысленным вещам перейти не имеет силы [4, 75].

155) Кто во время восстания страстей мужественно заключит чувство, совершенно изгонит мечтание и память о чувственных вещах и совсем подавит естественные движения ума к исследованию того, что вне его: тот победоносно посрамит, с помощию Божественной благодати, восставшее на него злое и тиранское насилование страсти и диавола [4, 76].

156) Когда бывают ум безумен, гнев неудержим, похотение скотско, и вследствие того неведение, своеволие и срамные движения овладевают душою: тогда греховный навык с силою выступает, сплетшись с разными чувственными сластями [4, 77].

157) Уму, научившемуся разумно избегать невидимых схваток или столкновений (с невидимыми врагами), не следует ни приступать к естественному рассуждению, ни что-либо другое делать во время нападения злых сил, но только молиться, утомлять трудами тело, пресекать со всем тщанием вещественное мудрование и блюсти стены града, – разумею, – сторожевые душевные добродетели, или способы хранения добродетелей, т. е. воздержание и терпение; чтобы как-нибудь враг, прельстив душу десными и похитив ее склонение на свою сторону, не отдалил ее от Бога, напаяя ее развращением мутным (Авв. 2, 15), и мнимым добром не увлек сердца, ищущего лучшего, к худшему [4, 78].

158) Кто рассудительным и всеобъемлющим воздержанием и терпением мужественно заключил чувства и чрез душевные силы входы к уму чувственных образов преградил; тот удобно расстроивает все злые козни диавола, обращая его вспять со стыдом тем же путем, каким пришел (4 Цар. 19, 33) [4, 79].

159) Кто во время восстания искушений воздерживается от помышлений о вещах, прилежит же молитве с собранием ума от всего к себе самому и к Богу, тот убивает грехотворную склонность и тем со стыдом обращает вспять диавола, восставляющего сказанную склонность, в надежде на которую он и подступил к душе с обычною ему дерзостию, гордостными восставая против истины помыслами: что и познав, и пострадав, и сделав, великий Давид, по опыту очень хорошо знавший порядок всех мысленных браней, сказал: внегда востати грешному предо мною, онемех и смирихся, и умолчах от благ (Пс. 38, 2, 3): и после него божественный Иеремия, повелевающий народу не исходить на нивы, и на пути не ходить, понеже меч вражий обитает окрест (Иер. 6, 25) [4, 82].

160) Естественные пожелания и удовольствия не подвергают укору тех, кои испытывают их, так как они суть необходимые следствия устроения нашего естества. Ибо естественное доставляют нам и помимо воли нашей удовольствие, – и прилучившаяся пища, удовлетворяющая предшествовавший голод, – и питие, утоляющее томление жажды, – и сон, обновляющий силы, истощенные бодрствованием, – и все другое, что бывает у нас, по естественным потребностям, необходимое для благосостояния нашего естества и благопотребное к стяжанию добродетели для ревнителей о том. Все такое уместно и во всяком избегающем греховного поползновения в разумных однако ж пределах, не допускающих, чтоб он подвергся чрез то рабству произвольно образующихся в нас, укоризненных и противоестественных страстей, не имеющих другого в нас начала, кроме неуправляемого разума движения естественных потребностей и пожеланий, которые и прирождены не с тем, чтоб сшествовать нам в бессмертную и долговековую жизнь [4, 90].

161) Высочайшей благости дело есть, что она не только божественные и бестелесные естества мысленных тварей соделала отображениями неизреченной Божеской славы, как способные сообразно с своею приемлемостию воспринимать все недомыслимое благолепие неприступной красоты; но и в тварях чувственных, во многом недостаточествующих пред существами мысленными, отпечатлела явные следы своего величия, могущие ум человеческий, в них углубляющийся, переносить прямо к Богу, восторгая его выше всего видимого, как бы вводя в область верховного блаженства [4, 96].

162) Деятельное любомудрие деятеля делает высшим страстей, а созерцательное знателя ставит выше всего видимого, возводя ум его к сродным ему предметам [4, 100].

163) С деянием соединяющий ведение, и с ведением деяние есть Престол Божий и подножие ног Его: престол по ведению, подножие по деянию. Если же кто назвал бы небом такой человеческий ум, очищенный от всякого мечтания о вещественном и всегда занятый, или паче украшенный отрешенными помышлениями о Божественном, тот, мне кажется, не зашел бы за пределы истины [5, 1].

164) Началом движения всякой страсти служит обыкновенно сродный с нею чувственный предмет. Ибо без такого предмета, который бы чрез посредство какого-либо чувства привлекал к себе силы души, страстное движение никогда не породилось бы; так как страсть без чувственного предмета не бывает. Не будь жены, не будет блуда; не будь яств, не будет чревобесия; не будь злата, не будет златолюбия. Так всякого страстного движения естественных наших сил началом служит чувственный предмет, или бес, чрез него разжигающий душу на грех [5, 3].

165) Между Богом и человеком стоят предметы чувственные и умно созерцаемые. Ум человеческий, желая пройти до Бога, не должен быть порабощен вещам чувственным в деятельной жизни и отнюдь не задерживаем предметами мысленными в жизни созерцательной [5, 5].

166) Гнев Божий есть болезненное чувство обучаемых; причиняется же сие чувство болезненное наведением невольных неприятностей в жизни, коими Бог часто приводит к скромности и смирению ум, надмевающийся добродетелию и знанием, давая ему чрез них познать самого себя и сознать свою немощь, восчувствовав которую, он отлагает суетное надмение сердца [5, 9].

167) Гнев Господа есть сокращение или пресечение подаяния Божественных даров, которое (пресечение) бывает на пользу всякому уму, высоко и много о себе думающему и хвалящемуся от Бога данными ему благами, как бы они были плодом его собственных добродетелей [5, 10].

168) Божественный, яко воистину, предел и закон Промышления в течении событий есть наказывать так, чтобы несчастиями научить благодарности тех, которые в лучшем состоянии оказались неблагодарными, испытание настоящих прискорбностей соделовая путем к признанию Божественной силы, действовавшей в предыдущем благобытии: дабы иначе, если бы Провидением попущено было нам беспрепятственно надмеваться тем, что в нас есть хорошего, совсем не впасть нам в Богопротивную гордыню, возмечтав, что стяжание добродетели и ведения достигается собственными нашими естественными силами, а не благодатию [5, 12].

169) Мнящий о себе, что достиг уже верха добродетелей, никак не станет уже искать источной причины благ, одному себе приписывая силу преуспевать в добре, и сам себя за то лишая утверждения и ограждения спасения, – т. е. Бога. А кто чувствует в себе естественную скудость сил на добро, тот не перестает спешно тещи к Могущему восполнить недостающее ему [5, 14].

170) Праведно гнев посещает высокомудрствующий о себе ум, т. е. оставление его, или попущение ему потерпеть нападки от демонов и в деятельности, и в умствовании; чтоб он пришел чрез это в чувство естественной своей немощности и в сознание покрывающей его и все доброе в нем совершающей Божией силы и благодати и смирил себя, далеко отревая от себя неестественную и чуждую ему высимость, дабы иначе не нашел на него другой гнев, – гнев отъятия ниспосланных прежде даров [5, 16].

171) Не образумившийся первым видом гнева, т. е. оставлением, и не смирившийся, признав его добрым научителем благодарности, встречает другой находящий на него гнев – отъемлющий у него действие прежних дарований и лишающий его охранявшей доселе силы. Ибо так говорит Бог о неблагодарном Израиле, представляя его под видом винограда: отыму ограждение его, и будет в разграбление; и разорю стену его, и будет в попрание; и оставлю виноград мой, и ктому не обрежется, ниже покопается и взыдет на нем, якоже на лядине, терние; и облаком заповем, еже не одождити на него дождя (Ис. 5, 5, 6) [5, 17].

172) Еще другой есть ведущий к нечестию путь, – нечувствие к потере добродетелей. Ибо привыкший оказывать неповиновение Богу (преслушанием заповедей) и Самого отречется Бога, когда позовет на то какое обстоятелство (угрожая за верность заповеди смертию): так как он плотскую жизнь предпочитает Богу и плотские удовольствия в чувствах сердца имеет лучшими всяких Божеских повелений [5, 18].

173) Боголюбивый и добродетельный человек, подобно Езекии, разумно препоясавшийся силою против демонов, если когда случится ему испытать приражение злых духов, завязывающих с ним невидимо в уме брань, и он, молитвы ради, приимет свыше от Бога посылаемого ему Ангела, т. е. большее слово премудрости и, сокрушив, рассеет всю эту диавольскую фалангу, – и однако ж не припишет Богу причину такой победы и спасения, но одному самому себе; – то таковой не воздает Богу по воздаянию Его (2 Пар. 32, 25), не уравнив с великостию спасения множество благодарения, и с благодеянием Спасшего не соразмерив свое к Нему благорасположение [5, 20].

174) Просветим ум Божественными разумениями, а тело благоукрасим соответственными сим разумениям образами его держания, соделав его, чрез отвержение страстей, разумным детелищем добродетели. Ибо прирожденныя телу страсти, разумом управляемые, не имеют ничего укорного, но когда допускается их движение без этого ограничения, тогда они наводят укор. Почему говорится, что отвержение должно быть таких страстей, коих движение естественно, но коих употребление бывает часто не по естеству, не бывая управляемо разумом [5, 21].

175) Вознесшийся сердцем по причине полученных им дарований и возвысокоумствовавший, яко не прием (1 Кор. 4, 7), праведно испытывает находящий на него гнев, когда Бог попускает диаволу сплестись с ним мысленно и как поколебать деятельные его порядки добродетели, так и помрачить умственные его светлые разумения, чтобы он, восчувствовав свою немощь, сознал, где та сила, которая одна побеждает в нас страсти, и покаявшись смирился, отвергая дмение самомнения, и тем умилостивил Бога отвратить от него обыкновенно находящий на нераскаянных гнев, отъемлющий благодать, охраняющую душу, и оставляющий пустым неблагодарный ум [5, 22].

176) Никто не может истинно благословлять Бога, если он не освятил тело добродетелями и душу не просветил истинными познаниями. Благорасположение к добродетели есть лицо умозрительствующего ума, как на небо, подъемлемое на высоту истинного ведения [5, 27].

177) Блажен, кто воистину сознал, что Бог в нас, как в органах, совершает всякое дело и созерцание, добродетель и ведение, победу и мудрость, доброту и истину, так что мы совершенно ничего к сему от себя не привносим, кроме одного, желающего добра, расположения; каковое имея, великий Зоровавель говорит, обращая речь свою к Богу: благословен еси, Иже дал еси мне премудрость, и Тебе исповемся, Господи Боже Отец наших. От Тебе победа, и от Тебе премудрость, и Твоя слава, и аз раб Твой [2 Ездр. 4, 60, 59]. Как истинно благодарный раб все отнес он к Богу, все даровавшему, от Коего прияв, имел он премудрость; и Ему в исповедании приписав всю силу дарованных благ, кои суть, как сказано, сочетание победы и мудрости, добродетели и ведения, деяния и созерцания, доброты и истины: ибо они, друг с другом сочетаваясь, испускают лучи единой славы и светозарности Божией [5, 28].

178) Все совершенства святых явно были дарами Божиими, так что никто совершенно ничего не имея, кроме дарованного блага, которое само Богом как Владыкою всяческих бывает соразмеряемо со степенью благодарности и благорасположения приемлющего, одного того обладателем остающегося, что посвящает Богу [5, 29].

179) Всякий из нас по мере сущей в нем веры стяжевает явное действие Духа: так что всякий сам для себя бывает раздаятелем благодати. Почему никто из благомудрствующих никогда не станет завидовать другому, обилующему благодатями, так как на нем самом лежит стяжать расположение, условливающее приятие Божественных благ [5, 34].

180) Причиною различия в раздаянии Божественных благ служит мера веры каждого (Рим. 12, 6); соответственно же тому, как веруем, имеем мы и ревностную готовность действовать в духе веры. Итак делающий (дела в духе веры) мерою своей деятельности показывает меру веры, приемля и благодать в такой мере, в какой поверовал. А не делающий так мерою своего неделания показывает меру неверия, претерпевая и лишение благодати в такой мере, в какой вдался в неверие. Почему нехорошо делает завидующий добре действующим, когда явно в его, а не в чужих руках находятся приумножение веры и дел и затем приятие благодати, приходящей по мере веры (и сообразных с нею дел) [5, 35].

181) И почиет на Нем, говорит Исаия, Дух Божий, Дух премудрости и разума, дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия: исполнит Его Дух страха Божия (Ис. 11, 3. 4). Свойственны же сим духовным дарам: страху – воздержание от злых дел; крепости – делание дел благих; совету – различение противоположного долгу; благочестию[8] безошибочное видение должного; ведению – самим делом постижение сокрытой в добродетелях разумности; разуму – совершенное души расположение к познанному (вкушение его); премудрости – недоведомое единение с Богом, делающее по причастию богом того, кто его причастен бывает [5, 38].

182) Дух страха Божия есть воздержание от злых дел; дух крепости есть усердное стремление и движение к энергичному исполнению заповедей; дух совета есть навык различения (добра и зла), по коему разумно исполняем заповеди, отревая от лучшего худшее; дух благочестия есть непогрешительное видение образов творения добродетелей, по коему действуя, никогда не отступаем от здравого суждения разума; дух ведения есть верное понимание заповедей и разумных оснований их, на коих стоят и образы добродетелей; дух разума есть сосложение с образами и основаниями добродетелей (решимость исполнить первые и действовать по вторым) или, лучше сказать, претворение (себя по ним), по коему совершается срастворение естественных сил с образами и основаниями заповедей; дух премудрости есть восторжение к Причине сущих в заповедях духовнейших разумений, и соединение с Нею, в силу коего, неведомо как, посвящаемы бывая, сколько это доступно людям, в сущее в Боге разумение вещей, сообщаем его другим людям речью, бьющею из сердца, как из некоего источника [5, 39].

183) Слепую имеет веру тот, кто по вере не исполняет Заповедей Божиих. Ибо, если Божии Заповеди суть свет (Притч. 6, 23); то явно, что без Божественного света остается тот, кто не исполняет Божиих Заповедей, нося голословное, а не истинное Божественное звание [5, 45].

184) Никто, согрешая, не может представлять в извинение греха немощь плоти. Ибо единение с Богом Словом разрешением клятвы восстановило в силе все естество, сделав таким образом неизвинительным для нас склонение произволения на страсти. Божество Слова, будучи всегда по благодати соприсуще верующим в Него, заглушает закон греха, сущий во плоти (Рим. 8, 2) [5, 46].

185) Знание, не обуздываемое Божественным страхом, производит надмение, внушая надмившемуся из-за него почитать собственным то, что даровано. Деятельность же, вместе с Божественною любовью множащаяся, не получая знания выше того, что следует делать, делает делателя смиренномудрым [5, 48].

186) Небесное жилище есть бесстрастный добродетельный навык и знание, никакого заблуждения не имеющее, которое могло бы смущать мысли [5, 49].

187) Первое бесстрастие есть совершенное воздержание от злых дел, видимое в новоначальных; второе – совершенное отвержение помыслов о мысленном сосложении на зло, бывающее в тех, кои с разумом проходят путь добродетели; третье – совершенная неподвижность страстного пожелания, имеющее место в тех, кои от видимых вещей восходят к мысленным созерцаниям; четвертое бесстрастие есть совершенное очищение даже от самого простого и голого мечтания, образующееся в тех, кои чрез ведение и созерцание соделали ум свой чистым и ясным зерцалом Бога. Итак очистивший себя от страстных дел, и освободившийся от мысленного на них сосложения, и пресекший похотное к ним движение, и соделавший ум свой чистым даже от простого о них помышления, имея сии четыре главные бесстрастия, исходит из области тварей вещественных и вступает в чин существ мысленных, Божественный и мирный [5, 51].

188) Первым бесстрастием называется не трогающееся с места движение тела к действительному греху (побуждение есть, но ему не дают хода); вторым – совершенное отвержение душевных страстных помыслов, коим заморяется возможное по первому бесстрастию движение, не имея возбуждающих его к действию страстных иомыслов; третьим – совершенная неподвижность похотения к страстям, ради коей и второе бывает, состоящее в чистоте помыслов; четвертым бесстрастием называется совершенное отложение в мыслях всех чувственных мечтаний, по коему получает начало и третье, не имея чувственных мечтаний, живописующих картины страстей [5, 52].

189) Начало и конец спасения каждого есть премудрость, которая начиная прежде порождает страх, а потом усовершившись к концу порождает любовь. Или лучше, поначалу она сама смотрительно бывает страхом, чтоб удерживать любителя своего от худа, а потом к концу сама собою естественно оказывается любовью, исполняя духовным обрадованием тех, которые сожительством с нею заменили обладание всеми видимыми благами [5, 60].

190) Всякое исповедание смиряет душу, то научая ее признать, что она оправдана благодатию, то заставляя сознаться, что в прегрешениях своих она сама виновна, по причине нерадения своего [5, 62].

191) Исповедание бывает двояко по содержанию: одно бывает в чувствах благодарения за дарованные блага; а другое в чувствах самообличения и сознания в том, что наделано худого. Ибо исповеданием называется и благодарное припоминание Божиих благодеяний, добре восчувствованных, и откровенное сознание худых дел виновными в них. То же и другое бывает породительницею смирения. Ибо смиряется обычно и тот, кто благодарит за блага, и тот, кто истязует себя за прегрешения: тот, считая себя недостойным дарованных благ; а этот, умоляя о получении прощения прегрешений [5, 63].

192) Страсть гордыни состоит из двух неведений, или несознаний, кои, сошедшись воедино, производят одно слиянное мудрование (гордостное). Ибо один тот горд, кто не признает ни Божеской помощи, ни человеческой немощности. Таким образом гордость есть Божественного и человеческого знания лишение [5, 64].

193) Тщеславие есть отступление от цели, которая по Богу, и переступление к другой цели, которая не по Богу. Ибо тщеславен тот, кто для своей, а не для Божией славы заботится о добродетели и трудами своими имеет в виду накупить лишь человеческих непостоянных похвал [5, 65].

194) Человекоугодливый об одном том печется, чтобы внешнее его поведение было показно и чтобы заслужить доброе слово льстеца, первым зрение, а вторым слух подкупая в свою пользу у тех, кои услаждаются или в удивление приводятся только видимым и слышимым, и добродетель определяют только тем, что показывают чувства. Человекоугодие таким образом будет добрых нравов и слов показывание пред людьми и для людей [5, 66].

195) Лицемерие есть притворение дружбы или ненависть, прикрываемая видом дружбы, или вражда, под прикрытием благоволения действующая, или зависть, подражающая характеру любви, или жизнь, красная притворным видом добродетели, а не действительною добродетелью, или притворение праведности, показанием только, будто она есть, соблюдаемое, или обман, имеющий вид истины; – что все ухитряются устроять в нравственной испорченности подражающие змию [5, 67].

196) Причина всех тварей и всех сущих в них благ есть Бог. Почему возносящийся добродетелию или знанием, и с мерою добродетели, т. е. преуспеяния в ней при помощи благодати, не со-простирающий сознание своей немощности, очевидно не избег злого духа гордыни; ради собственной славы делающий добро, себя предпочел Богу, пронзен будучи остном тщеславия; творящий добродетель или говорящий о ней, только да видим будет человеки (Мф. 23, 5), человеческое одобрение поставил выше Божеского, боля страстию человекоугодия; а подкрасивший свое поведение только честною представительностию добродетели злонамеренно для обмана и видимостию благоговеинства прикрывающий недоброе настроение сердца, торгует добродетелию по лукавству лицемерия. Не очевидно ли, что всякий из сих на другое нечто, а не к Причине всего направил цель свою [5, 68].

197) Демоны ни целомудрия не ненавидят, ни постом не гнушаются, равно как ни раздаянием имений, ни странноприимством, ни псалмопением, ни прилежанием к чтению, ни уединением, ни высокими умозрениями, ни спанием на голой земле, ни бдением, ни всем другим, чем характеризуется жизнь по Богу, – пока целию таких дел поставляется что-нибудь им угодное [5, 70].

198) Демоны, борющие при недостатке добродетели, суть те, которые научают блуду и пьянству, сребролюбию и зависти; а при добродетелях борющие суть те, которые научают самомнению, тщеславию и гордости, и таким образом чрез десное скрытно насевают в нас шуее [5, 77].

199) О когда бы и нам этим духам злобы, которые невидимо приступают к нам с притворным видом духовной дружбы и, в намерении благим нам соделать смерть греховную (Рим. 7, 3), говорят: будем и мы строить вместе с вами (2 Ездр. 5, 65), – отвечать: несть вам и нам созидати дом Господу Богу нашему. Мы одни созиждем его Господу Богу Израилеву (2 Ездр. 5, 68). Одни, – потому что, освободившись от духов борющих по недостатку добродетели, которых мы уже избежали, не хотим опять быть искушенными и от вас, вознесшись избытком ее, и пасть падением, столько гибельнейшим первого, сколько в том была легче надежда восстания, потому что мы тогда были в числе снисходительно прощаемых по причине немощи, а в этом или совсем ее нет, или она очень затруднительна, потому что мы будем в состоянии ненавидимых за гордость. – И мы не одни, потому что имеем святых Ангелов помощниками себе в добром, паче же Самого Бога, нам Себя являющего делами правды и нас Себе созидающего во святой храм, свободный от всякой страсти [5, 78].

200) Много может молитва праведнаго поспешествуема, как сказано (Иак. 5, 16). Поспешествуема же она бывает двояко: первое (когда молящийся сам праведен), и возносит к Богу молитву при делах по заповедям, как такую, которая не в одном только слове состоит, и не пустым звуком голоса произносится, и предлежит праздною и ничего твердого под собою не имеющею, но есть действенна и жива, воодушевляема будучи делами по заповедям. Ибо сила и состоятельность молитвы зависят от исполнения заповедей чрез творение добродетелей; вследствие чего праведный имеет сильную и многомогущую молитву, поспешествуемую заповедями. Второе, когда кто, прося молитвы у праведного, сам творит дела молитвы, обещая исправить и действительно исправляя прежнюю жизнь, и таким добрым своим обращением делая молитву праведного сильною и многомогущею [5, 80].

201) Никакой нет пользы от молитвы праведного для прибегающего к ней, когда он более услаждается грешными делами, чем добродетелями. Так некогда и великий Самуил оплакивал Саула грешащего, но умилостивить за него Бога не был силен, не прияв в поспешество плачу своему подобающего исправления грешащего. Почему Бог, останавливая раба Своего от бесполезного плача, говорит ему: доколе ты плачеши о Сауле. Аз же уничижих его, не царствовати во Израили (1 Цар. 16, 1) [5, 81].

202) Опять и Иеремия сострадательнейший, молясь о народе иудейском, до безумия прилепившемся к прелести демонской, не услышивается, потому что молитва его не была подкрепляема обращением безбожных иудеев от этой прелести. Почему останавливая и его от непрестанного умаливания без пользы, Бог говорит: не молися о людех сих, и не проси, еже помилованным быти им, и не моли, ниже приступай ко Мне о них, яко не услышу тя (Иер. 7, 16) [5, 82].

203) Знак великого невежества, чтоб не сказать безумия, искать спасения молитвами святых тому, кто в сердце услаждается пагубными делами, и просить прощения в том, чем с самохвальством в то же время действительно сквернится он в мыслях и чувствах. Просящему молитвы праведного не должно позволять самому себе делать ее бесплодною и недейственною, если воистину ненавидит зло; но окрыляя ее своими добродетелями, делать ее действенною и сильною востечь до Могущего давать оставление прегрешений [5, 83].

204) Много может молитва праведнаго поспешествуема будучи или праведным, творящим ее, или тем, кто просит праведного творить ее. Со стороны праведного споспешествуется она тем, что дает ему дерзновение пред лицом Того, Кто мощен исполнять прошения праведных; а со стороны того, кто просит о ней праведного, тем, если он оставляет прежнее свое худонравие и всем сердцем обращается к добродетели [5, 84].

205) Слово истины двоякую ведает печаль, из коих первая в душе составляется невидимо, а вторая видимо устрояется в чувственном порядке: та всю глубь души объемлет, будучи причиняема бичами совести, а эта чувственность облагает, удерживая ее от естественного ему разлияния тяжестию бедствий прискорбных [5, 86].

206) Как две печали ведает слово истины, так знает оно и два рода искушений, из коих одни внутри в области произволения устрояются возбуждением худых пожеланий, а другие помимо произволения совне находят, в виде невольных неприятностей, скорбей и бед. Первое бывает причиною печали душевной, а второе – печали чувственной [5, 90].

207) Искушение, в области произволения устрояющееся, душе печаль причиняет, а чувственности доставляет удовольствие; напротив искушение непроизвольное душу (разумно его встречающую) утешает, а плоть тяготит печалью [5, 91].

208) Думаю, что, когда Господь и Бог наш научал учеников Своих, как должно молиться, то словами: не введи нас во искушение (Мф. 6. 13), внушал отмаливаться от искушений, в области произволения устрояющихся, т. е. от возбуждений похоти, колеблющих добрые расположения и намерения; а великий Иаков, братом Господа именуемый, научая подвизающихся за истину не поражаться находящими искушениями, имел в виду искушения непроизвольные, говоря: всякую радость имейте братие моя, егда во искушения впадаете различна (Иак. 1, 2), т. е. непроизвольные, помимо воли нашей находящие и причиняющие скорби и тяготы. – Это ясно показывают следующие за тем и другим изречением слова: ибо там Господь присовокупляет: но избави нас от лукаваго; а здесь великий Иаков наводит: ведяще, яко искушение вашея веры соделовает терпение: терпение же дело совершенно да имать, яко да будете совершенни и всецели ни в чем же лишени (Иак. 1, 3. 4) [5, 92].

209) Совершен тот, кто с произвольными искушениями борется воздержанием и непроизвольные переносит терпением; а всецел тот, кто деяния совершает с ведением и умозрение не оставляет бездейственным [5, 94].

210) Ум и чувство противоположное одно другому имеют естественное действо, по крайнему несходству и разности предметов их. Тот предметами своими имеет мысленные и бестелесные сущности, которые восприемлет бестелесно; а это – чувственные и телесные естества, которые и восприемлет чувственно [6, 2].

211) Ум, как только начнет считать чувство своею собственною естественною силою, то оплетшись видимостями чувственных вещей, делается изобретателем плотских удовольствий, не имея силы возвыситься над естеством видимых вещей по причине пристрастного расположения к чувству [6, 5].

212) Спасительным удовольствием называется обрадование души по причине добродетели; а душеполезным неудовольствием – скорбение плоти из-за добродетели. Почему страстно предающийся чувственным благам, не на должное обращает свое стремление; и отвращающийся от случайностей, причиняющих лишение сих благ, бежит от того, от чего не следует убегать [6, 11].

213) Как без солнечного света глаз не может воспринимать чувственное, так без духовного света ум человеческий никогда не может воспринять духовного созерцания. Ибо чувственный свет естественно освещает чувство к восприятию видения вещей чувственных; а свет духовный осиявает ум к созерцательному постижению сверхчувственного [6, 17].

214) Придумание произвольных притрудностей и наведение непроизвольных, хотя заморяют похотение, пресекая действенное его движение; не уничтожают однако ж силы или способности к рождению, лежащей в естестве нашем, как закон. – Ибо добродетельное любомудрие обыкновенно порождает бесстрастие воли, а не естества: по каковому бесстрастию воли посещает ум благодать Божественного услаждения [6, 36].

215) Невозможно, чтобы Господь, – по естеству сущи мудр, праведен и всемогущ, – как мудрый, не ведал способа уврачевания (нашего заболевшего грехом естества), как праведный, восхотел некако властительски соделовать спасение человека, волею подпавшего под иго (и вину) греха, как всемогущий не силен был совершить, что требовалось к уврачеванию нашему [6, 40].

216) Премудрость Божия обнаруживается в том, что Он воистину сущестественно соделовается человеком; правда в том, что Он чрез рождение воспринял способное подобно нам страдать естество; всемогущество – в том, что Он страданиями и смертию устроил для нашего естества непрестающую жизнь и неизменное бесстрастие [6, 41].

217) Завидуя Богу и нам, диавол обманно внушил человеку, будто Бог завидует ему, и тем склонил его к преступлению заповеди. Завидует же он Богу, чтоб не сделалась явною действительно всепетая сила Его, боготворящая человека; а человеку, – чтоб он за добродетель не стал видимо причастником Божеской славы. Так этот, пакостнейший, завидует не только нам из-за славы нашей у Бога ради добродетели; но и Богу из-за проявления всепетой любви Его во спасении нашем [6, 48].

218) Бог, по единому беспредельно мощному хотению благости Своей, объемлет и держит всех, и Ангелов и человеков, благих и злых. Они же все не равно причастны бывают Бога, незадержанно проходящего чрез всех, но сообразно с их настроением [6, 53].

219) Мы не признаем во Христе различия лиц, потому что Троица пребыла Троицею, и после того, как Слово воплотилось, чрез сие воплощение не приложилось новое лицо к Святой Троице. Но признаем в Нем различие естеств, чтоб не исповедать плоти по естеству единосущною Слову [6, 57].

220) Клятвопреступник есть, т. е. ложно клянется именем Господним тот, кто обещает Богу жить добродетельно, а потом все попечение свое обращает на иное, чуждое обету, собственными устами изреченному, и чрез неисполнение заповедей преступает заветный обет благочестной жизни. И коротко сказать, предызбравший жизнь по Богу и для настоящей жизни не ставший совершенно мертвым, лжец есть и клятвопреступник; как поклявшийся Богу, т. е. обещавший тещи непорочно путем Богоугодных подвигов, и не исполнивший того [6, 67].

221) Кто приражение невольных искушений, подобно блаженному Иову и доблестным мученикам, переносит с непоколебимым мудрованием, тот есть светильник сильный, и сам хранящий неугасимым свет спасения силою от Господа приемлемою. Но и тот, кто знает козни лукавого, и сражения (столкновения, схватки) в невидимых бранях ведает, – и этот, осияваемый светом ведения, другим является светильником, который, подобно великому Апостолу, достойно может говорить: не неразумеваем умышлений его (2 Кор. 2, 11) [6, 78].

222) Как без елея невозможно светильнику соблюстись неугасимым, так без обратившегося в навык благонастроения, питающего внутреннюю доброту соответственными тому словами, делами и нравами, равно как чувствами и помышлениями с ним сообразными, невозможно сохраниться свету даров духовных. Ибо всякий духовный дар соответственного себе требует и навыка (или настроения) непрестанно подливающего ему, как елей, некое мысленное вещество, чтоб он по благонастроению получившего его пребыл цело сохранным [6, 81].

223) Бог именуется и бывает Отцом по благодати только тех, которые о своем благодатном от Бога в духе рождении свидетельствуют добродетельными нравами. В сих нравах видится как бы лицо души, отображающее в добродетелях явные черты родившего ее Бога; и имеющие их располагают взирающих на них прославлять Бога, представляя свою жизнь для подражания, как изряднейший образец добродетели. Ибо не голыми словами прославляется обыкновенно Бог, но делами правды, много паче слов провозглашающими о Божеском велелепии [6, 86].

224) Кто показывает в себе ведение отелесяемым деятельностью, и деятельность одушевляемою ведением, тот обрел точный способ истинного в нас Богодействия. Кто же имеет какую-либо из сих черт разъединенною с другою, тот или ведение сделал пустою фантазиею (не утвержденною, влающеюся), или деятельность превратил в бездушного идола. Ибо ведение недеятельное (ἄπραχτος), ничем не разнится от мечтаний фантазии, не имея в подтверждение свое деятельности, и деятельность неосмысленная (ἀλόγιστος) есть то же, что идол, не имея одушевлягощего ее ведения [6, 88].

225) Проклятая воистину страсть – надменность, состоящая из сочетания двух зол, гордости и тщеславия: из коих гордость отрицается от Творца добродетели и природы, а тщеславие как природу, так и самую добродетель подделывает; ибо у гордого ничего не делается по Богу, а у тщеславного ничто не происходит по природе [7, 5].

226) Писаный закон, страхом удерживая от неправды, приучает к правде; со временем же навык в сем порождает правдолюбивое расположение, от коего пребывает твердое к добру настроение, наводящее забвение предшествовавшей порочности [7, 11].

227) Обрезание есть в духовном значении – совершенное отсечение склонности к похотениям плотским [7, 41].

228) Суббота есть упокоение движения страстей, или совершенное бездействие их [7, 43].

229) Бог повелел чтить субботу, новомесячия и праздники, не потому что хотел, чтобы дни, как дни, были почитаемы от людей: ибо это значило бы узаконить служение твари паче Творца (Рим. 1, 25), в той мысли, будто дни сами по себе естественно досточтимы, а потому и поклонения достойны. Но чрез постановление чтить дни Он Себя Самого символически повелел чтить. Ибо Он Сам есть и Суббота, как упокоение от потов и забот житейских и от трудов по делам правды; есть Он и Пасха, как освободитель держимых в горькой работе греха; и Пятидесятница есть Он, как начало и конец всего [7, 46].

230) Жертвами духовными признаем не только умерщвление страстей, закалаемых мечем духовным, иже есть глагол Божий (Еф. 6, 17); но и всех естественных сил посвящение Богу и огнем бдагодати Духа принесение их во всесожжение Богу [7, 51].

231) Власть греха, или плотское мудрование, пресекается благодатию Святого Крещения, а деятельное повиновение Божественным заповедям совсем умерщвляет его мечом Духа [7, 56].

232) Страсть чревоугодия сластолюбивым помыслом, как мечом, многие добродетели обесчадствовала: семена целомудрия убивает она невоздержанием; равнозаконие правды растлевает любоиманием; естественные союзы человеколюбия рассекает самолюбием; и коротко сказать, страсть чревоугодия бывает истребительницею всех порождений добродетели [7, 57].

233) Всякий ревнитель спасения прилежит и делам добродетелей и святым помышлениям: ибо без добродетели и ведения никогда никто не успевал еще улучить спасение: дело добродетели есть приводить в чин движения телесные, здравым рассуждением, как уздою, искусно удерживая их от неуместных поползновений; а дело ведения есть добре обдумывать и разумно обсуждать, как следует действовать и потом располагать к исполнению того [7, 62].

234) Всякий, умертвивший уды, яже на земли (Кол. 3, 5), и все свое плотское мудрование угасивший, и всякое к нему сочувствие отсекший, – так что мог бы с блаженным Павлом апостолом говорить: кто ныразлучит от любве Христовы (Рим. 8, 32)? – всякой таковой стал без отца и без матери и без причта рода, подобно великому Мелхиседеку (Евр. 7, 3), не имея, чем бы удерживали его плоть и естество по причине совершившегося в нем полного сочетания с духом [7, 75].

235) Конец настоящей жизни не справедливо, думаю, называть смертию, а скорее избавлением от смерти, удалением из области тления, освобождением от рабства, прекращением тревог, пресечением браней, выходом из тмы, отдохновением от трудов, утишением кипячения, укрытием от стыда, убежанием от страстей, и, обще сказать, пределом всех зол: в которых святые, исправившись чрез свободное самоумерщвление, соделали себя чуждыми и странниками в этой жизни. Ибо доблестно борясь с миром, и с плотию, и с исходящими от них восстаниями, и подавив из обоих их, по сочувствию чувства с чувственным, порождающееся прельщение, они непорабощенным сохранили в самих себе достоинство души [7, 76].

236) Святые были благи и человеколюбивы, благоутробны и милосерды, оказавшись одинаковое имеющими ко всему роду расположение любви, силою коей чрез всю жизнь верно сохраняя наилучшее из всех благ, разумею, смирение, сию хранительницу благ и разрушительницу противоположного им зла, они пребыли неуловимыми для всех тяготящих нас искушений, как произвольных, кои от нас, так и непроизвольных, кои не от нас, восстания первых подавляя воздержанием, а приражения вторых отражая терпением.

1) Любовь, всецело к Богу устремленная, связует любящих с Богом и друг с другом.

2) Ум, стяжавший духовную любовь, ничего такого не думает о ближнем, что не приличествует любви.

3) Под видом любви скрывает лицемерие тот, кто устами благословляет, а сердцем уничижает.

4) Стяжавший любовь невозмущенно переносит все печальное и прискорбное, что причиняют ему враги.

5) Одна любовь сочетавает твари с Богом и между собою в единомыслие.

6) Истинную любовь стяжал тот, кто ни подозрений, ни слова не допускает против ближнего.

7) Досточестен пред Богом и людьми кто ничего не предпринимает, что могло бы расстроить любовь.

8) Нелицемерной любви свойственно слово истинное от совести благия (1 Тим. 1, 5).

9) Под видом благорасположения скрывает зависть, кто передает брату укорные слова, от других слышанные.

10) Как телесные добродетели привлекают славу от людей, так духовные от Бога.

11) Любовь и воздержание очищают душу, ум же (дух) осиявает чистая молитва.

12) Силен муж тот, который деянием и разумом отгоняет зло.

13) Обрел благодать у Бога, кто стяжал бесстрастие и разумение духовное.

14) Если хочешь избавиться от страстных помыслов, стяжи воздержание и любовь к ближнему.

15) Сохрани себя от невоздержания и ненависти, и не встретишь преткновения во время молитвы.

16) Как в помойной яме нельзя найти ароматов, так – в злопамятной душе – благоухания любви.

17) Обуздывай мужественно гнев и похоть, и скоро избавишься от худых помыслов.

18) Тщеславие истребляет укрывание добрых дел, а гордость прогоняет никого не уничижение.

19) Тщеславию свойственны лицемерие и ложь, а гордости самомнение и зависть.

20) Властелин тот, кто над собою возвластвовал, и душу и тело подчинил уму (духу).

21) Искренность друга познается в искушении, когда бывает он общником нам в нужде нашей.

22) Заключи чувства посредством безмолвного уединения, и подвергай строгому суду помыслы, восстающие в сердце.

23) О печальных оскорблениях помыслы встречай не злопамятно, а к любосластным относись враждебно.

24) Безмолвное уединение, молитва, любовь и воздержание, – се четвероконная колесница, возводящая ум на небеса.

25) Изможди плоть пощением и бдением, и отгонишь мучительный сластолюбный помысл.

26) Как тает воск от лица огня (Пс. 67, 3), так нечистый помысл от страха Божия.

27) Большое зло для разумной души – долго пребывать в срамной страсти.

28) Переноси терпеливо удары печальных и душераздирательных случайностей; ибо таковыми очистить тебя хочет Божие промышление.

29) Бросив имущество и отрекшись от мира, отрекись наконец и от худых помыслов.

30) Подобающее уму дело – всегда поучаться в словесах Божиих.

31) Как дело Божие управлять миром, так дело души править телом.

32) С какою надеждою сретим Христа мы, даже до ныне рабствующие плотским сластям.

33) Истребляют похоть злострадание и печаль, произвольные ли или Промыслом посылаемые.

34) Сребролюбие есть пища страстей, поколику оно поддерживает и растит всеобъемлющую самоугодливую похоть.

35) Печаль рождает оскудение удовольствия (или удовлетворения сластолюбия); удовольствие же соплетено со всякою страстию.

36) Какою мерою отмеряешь ты телу своему, соразмерно с тою возмерится тебе и от Бога (Мф. 7, 2).

37) Дела Божественных судеб бывают воздаянием за дела, содеянные посредством тела.

38) Добродетель и ведение рождают бессмертие; оскудение же их соделалось материю смерти.

39) Печаль по Богу отъемлет похоть; похоти же отъятие есть воскресение души.

40) Бесстрастие есть неподвижность души на худое; но ее невозможно улучить без благодати Христовой.

41) Христос есть Спаситель души и тела, и последующий стопам Его освобождается от всего худого.

42) Если хочешь улучить спасение, отрекись от плотских сластей и восприими воздержание, любовь и молитву.

43) Бесстрастию свойственно истинное рассуждение, по коему все делается правою мерою.

44) Господь наш и Бог есть Иисус Христос; и ум, последующий Ему, во тьме не пребудет.

45) Собери ум твой и наблюдай за помыслами, и которые найдешь страстными, воюй против них.

46) Есть три источника, из которых получаются помыслы: чувства, память и полносочие тела; докучливее же из них те, которые исходят из памяти.

47) Кому дарована премудрость, тот делается причастным разумения бесплотных и знает, какое начало мира и какой конец его.

48) Не неради о подобающей деятельности, и просветится ум твой; ибо таковым обетовано: сокровища сокровенная и невидимая отверзу тебе (Ис. 45, 3).

49) Обрел благодать у Бога, кто освободился от страстей, и великой милости сподобился, кто удостоен ведения.

50) Ум, освободившийся от страстей, делается световидным, будучи непрестанно осияваем созерцаниями всего сущего.

51) Свет души – ведение, которого будучи лишен неразумный, во тьме ходит.

52) Неразумный во тьме проводит жизнь; и его объемлет тьма неведения.

53) Любящий Иисуса избавится от зла; и последующий Ему узрит свет истинный.

54) Ум, освободившийся от страстей, видит тонкие помышления, и когда бодрствует тело, и когда в сон погружается.

55) Ум, достигший высшей степени чистоты, чувствует себя утесняемым тварями и желает быть вне всего сотворенного.

56) Блажен, кто достиг в беспредельную беспредельность; достигшим же сего может быть только тот, кто прешел все предельное.

57) Испытывает словеса Божии чтущий Его; обретает же (смысл) их истины любитель.

58) Ум, правотою движимый, находит истину; движимый же какою-либо страстию не улучит ее.

59) Как в существе своем недоведом Бог, так в величии неопределим.

60) Какое существо не имеет ни начала ни конца, того и премудрость неисследима.

61) Спасение всякой твари есть всеблагое о ней промышление Создавшего ее.

62) Поддерживает Господь всех падающих и восставляет всех поверженных долу, по милосердию Своему.

63) Христос есть Судия живых и мертвых, и всякого деяния праведный Мздовоздаятель (Деян. 10, 42; Пс. 61, 13).

64) Если хочешь начальствовать над душою и телом, то упреждай отсекать причины страстей.

65) Сцепи силы души с добродетелями, и всякое стремление страстей отцепится от них.

66) Стремления похоти обуздывай воздержанием, а стремления гнева – духовною любовию.

67) Безмолвное уединение и молитва суть самые могущественные орудия добродетели; ибо они, очищая ум, делают его зрительным.

68) Собеседование полезно только духовное, всем же другим предпочтительнее безмолвие.

69) Из пяти видов собеседования, три держи, четвертого не учащай, от пятого же воздержись.

70) Безмолвие любит не имеющий пристрастия ни к чему мирскому; всех же людей любит, кто не любит ничего человеческого.

71) Учитель истинный есть совесть, которой слушающийся пребывает непреткновен.

72) Тех только одних не обижает совесть, которые или достигли верха добродетели, или ниспали в самую глубь зла.

73) Совершенное бестрастие порождает чистые помышления; а совершенное ведение ставит пред лицо Непостижимого.

74) Печалится непохвальною печалию не улучивший плотских утех; презревший же их беспечален пребывает.

75) Печаль вообще есть лишение желаемого удовольствия, того ли, которое бывает по Богу, или того, которое бывает в духе мира.

76) Царствие Божие – доброта и мудрость, коих улучивший жительствует на небесах.

77) Окаянен человек, душе тело, а Богу мир делами предпочетший.

78) Равную ко всем любовь стяжал, кто преуспевающим в добре не завидует, а о нерадящих о том жалеет.

79) Начальствовать по надлежащему следовало бы тому, кто для души и тела положил законом требования добродетели.

80) Добрый купец духовный есть, кто для будущего равно отрекся и от утех, и от прискорбностей жизни сей.

81) Душу укрепляют любовь и воздержание, а ум (дух) – молитва чистая и созерцание духовное.

82) Слушая слово полезное, не суди говорящего, чтоб не лишить себя душеспасительной назидательности.

83) Злое сердце злое помышляет, и исправности ближнего превращает в неисправности кривым истолкованием дел его.

84) Не верь помыслу, осуждающему ближнего, потому что имеющий злое сокровище злое и помышляет.

85) Благое сердце и помышления износит благие; ибо по сокровищу его бывают и помышления у него.

86) Блюди помыслы и бегай зла; чтоб не омрачился ум твой и не стал превратно видеть вещи.

87) Помышляй об иудеях и огради себя от дел их. Они, будучи ослеплены завистию, Господа и Бога хульно признавали за веельзевула.

88) Злая подозрительность помрачает ум и заставляет его непутное видеть путным.

89) Близ всех добродетелей источаются и страсти; почему люди страстные и перетолковывают добродетели в страсти.

90) Если ум долго остается в утехе или печали, то скоро очень впадает в страсть уныния.

91) Чистая совесть восторгает душу, нечистый же помысл ннзвергает ее долу в преисподнюю.

92) В движение приходя, страсти прогоняют тщеславие; а когда их прогонят, оно опять возвращается.

93) Если хочешь избавиться от всех вместе страстей, восприими воздержание, любовь и молитву.

94) Ум, молитвенно пребывающий в Боге, и страстную часть души освобождает от страстей.

95) Бог, дав бытие тварям, промышлением Своим объемлет их все вместе.

96) Будучи Владыкою всего, благоволил Он соделаться рабом и тем показал высшую степень Промышления Своего о твари (Флп. 2, 7).

97) Бог Слово, непреложно воплотившись, чрез плоть соединился со всею тварию.

98) Дивное чудо на небе и на земле то, что Бог на земле, и человек на небе; чтоб, соединив человеков с Ангелами, вместе и всей твари даровать обожение.

99) Освящение и обожение Ангелов и человеков есть познание Святой и Единосущной Троицы.

100) Прощение грехов есть освобождение от страстей, от которых не избавившийся благодатию, еще не улучил прощения.

1) Хочешь ли за раз избавиться от страстей? – Отрешись от матери страстей – самолюбия.

2) Здравие душ – бесстрастие и ведение, и улучить его невозможно тому, кто порабощен плотским сластям.

3) Иссушают сластолюбие, и телесное и душевное, воздержание с терпением и любовь с великодушием.

4) Началом порочных страстей для души служит самолюбие; самолюбие же есть телолюбие (или саможаление).

5) Отличительная черта разумности есть подчинять себя уму, и в то же время подчинять себе и порабощать тело.

6) Укор для разумного подчиняться неразумному и промышлять только об удовлетворении срамных похотей.

7) Для души разумной пагубно оставлять Создавшего ее и раболепствовать телу.

8) Тебе повелено тело иметь рабом, а не порабощаться сластям его противоестественно.

9) Разорви узы содружества с телом и не давай сему рабу ничего, кроме крайне необходимого.

10) Заключи чувства в крепость безмолвного уединения, чтоб они не увлекали ума к свойственным им похотям.

11) Наисильнейшие оружия для безмолвствующего с терпением суть воздержание, любовь, молитва и чтение.

12) Ум не перестает кружиться по предметам плотских сластей, пока, поработив себе плоть, не предастся созерцаниям.

13) О соблюдении заповедей подвизаемся, чтоб освободиться от страстей, а о хранении Божественных догматов, – чтоб сподобиться ведения.

14) Безмятежие души – от бесстрастия и ведения, и улучить его невозможно порабощенному плотским сластям.

15) Порабощай тело, отсекая его сластолюбные пожелания, и избавишь его от тяжелого рабства им.

16) Свободным создан и на свободу призван будучи, не позволяй себе раболепствовать нечистым страстям.

17) Печалями и утехами, желаниями и страхами привязывают демоны ум к чувственному.

18) Страх Божий удерживает похотения, а печаль по Бозе отгоняет сластолюбие.

19) Вожделение мудрости презирает страх, а сладость ведения прогоняет печаль.

20) Писание содержит следующие четыре предмета: заповеди, догматы, угрозы и обетования.

21) Останавливают похотение воздержание и труд, а иссушают безмолвное уединение и Божественная любовь.

22) Не уязвляй брата загадочными подозрительными словами; ибо и сам ты, если случится, не перенесешь подобного.

23) Останавливают гнев великодушие и незлобие, а уничтожают его любовь и сострадание (снисхождение).

24) Кому дано ведение, дан свет умный; но кто, получив, обесчестит его, тот увидит тьму.

25) Соблюдение заповедей рождает бесстрастие; бесстрастие же души блюдет ведение.

26) Переведи чувственное на умное созерцание, и возведешь чувство выше чувственного.

27) Чувственная (видимая) жена означает душу деятельную, с которою сочетаваясь ум рождает добродетель.

28) Исследование словес Божиих научает разуму Божию того, кто взыскивает сего истинно, благоговейно и ревностно.

29) Что есть свет для зрящих и для зримого, то Бог для мыслящих и для мысленного.

30) Чувственная твердь означает твердь веры, на которой, подобно светилам, сияют все святые.

31) Иерусалим есть над небесный – ведение бестелесного; ибо в нем созерцается видение мира.

32) Не неради о деятельной жизни; иначе умалится и ведение; и тогда, по причине наставшего чрез то глада, спустишься в Египет (Быт. 26, 1, 2).

33) Свобода духовная есть освобождение от страстей: чего никто не улучает без благодати Христовой.

34) Земля обетованная есть Царство Небесное, которого достойными нас делают бесстрастие и ведение.

35) Египет духовный есть омрачение страстей, в которое никто не спускается, если прежде не подпадет гладу.

36) Наполняй ухо свое духовными словесами, и ум свой отдалишь от нечистых помыслов.

37) Благ и премудр по естеству один Бог; но бывает таковым по причастию и ум, если поревнует о том.

38) Удерживай чрево, сон, гнев и язык; – и не преткнеть о камень ногу твою (Пс. 90, 12).

39) Подвизайся полюбить одинаково всякого человека, и за раз отгонишь все страсти.

40) Зрение чувственного обще уму и чувству; ведение же умного (духовного) есть принадлежность одного ума.

41) Невозможно уму заняться духовными предметами, если наперед не отсечет склонности к чувствам и чувственному.

42) Чувство естественное имеет пристрастие к чувственному, и будучи развлекаемо им, развлекает и ум.

43) Отдай чувство в служение уму, и не давай ему времени развлекать его.

44) Когда случится уму заняться чувственным, предупреди развлечение его чувствами, возводя его к духовному разумению предлежащего.

45) Знак, что ум предался занятию духовными вещами, есть презрение всего, услаждающего чувства.

46) Ум, устремляясь к созерцанию духовных предметов, имеет от того неотступную сладость.

47) Когда ум обогатится ведением Единого, тогда всеконечно порабощенным себе имеет и чувство.

48) Не давай уму своему кружиться по вещам чувственным, чтоб не набрался и свойственных им утех и печалей.

49) Которых ум всегда занят духовными предметами, у тех и желательная часть души становится Божественным оружием.

50) Невозможно уму преисполниться ведением, если прежде и желательная часть души не украсится свойственными ей добродетелями.

51) Ум тогда делается чуждым мира, когда совершенно отсечет всякое к чувственному чувство.

52) Отличительною чертою разумной части души должно служить упражнение в познании Бога, а желательной – любовь и воздержание.

53) Ум не может всегда занят быть чем-либо чувственным, если никакого к тому не имеется пристрастия.

54) Совершен ум тот, который преисполнен ведения; душа же совершенна та, которая в добродетелях утвердилась.

55) Склонность ума к чувственному делает его рабом телесных сластей.

56) Подвигается и ум с места ведения, когда желательная часть отодвигается от своих добродетелей.

57) Мы прияли власть чадами Божиими быть (Ин. 1, 12), но не бываем ими, если не совлечемся страстей.

58) Никто пусть не думает, что он действително сделался чадом Божиим, если не стяжал еще в себе Божеских черт.

59) Усвоение нравов добрых или худых делает сынами Бога, или сатаны.

60) Мудр муж тот, кто внимает себе и спешит очиститься от всякой скверны.

61) Ожесточенная душа, и когда бичуют ее, не чувствует, и к благодетелю никакого чувства восприять не может.

62) В нечистую облеченный одежду извергается из брачных чертогов Божественных, и делается причастником тьмы кромешной (Мф. 22, 12, 13).

63) Боящийся Бога радеет о своей душе и от злой участи избавляет себя.

64) Невозможно улучить милость от Бога тому, кто, оставя Его, раболепствует плотским сластям.

65) Иисус Христово есть слово, что никто не может двум господам работать (Мф. 6, 24), хотя мы не хотим верить тому.

66) Душа осквернившаяся ожесточается страстями, и без сечений и прижиганий, уверовать не способна.

67) Огрубелым потребны страшные испытания; ибо без сильных болей они умягчиться не могут.

68) Разумный муж печется о душе своей, и посредством произвольных себя умучений избегает непроизвольных мук.

69) Попечение о душе – злострадание (подвиги самоумерщвления) и смирение, ради коих Бог прощает все грехи.

70) Как похоть и гнев умножают грехи; так воздержание и смирение изглаждают их.

71) Печаль по Бозе сокрушает сердце; ее же рождает страх адских мук.

72) Печаль по Бозе очищает сердце и от нечистых сластей отдаляет его.

73) Терпение есть трудолюбие души, (желание преутруждать душу); где же есть такое трудолюбие, там изгнано сластолюбие.

74) Всякий грех делается для сласти; всякое же прощение бывает ради злострадания и печали.

75) Непроизвольным болям Промышлением Божиим подвергается тот, кто не берется совершить покаяние с болями произвольными.

76) Христос есть Спаситель всего мира; и Он даровал людям покаяние во спасение (Мф. 4, 17).

77) Покаяние порождает соблюдение заповедей; а заповедей соблюдение очищает душу.

78) Очищение души есть освобождение ее от страстей; освобождение же от страстей рождает любовь к Богу.

79) Душа чиста та, которая любит Бога, а ум чист тот, который освободился от неведения.

80) За Заповеди Божии подвизайся даже до смерти; ибо очистившись чрез них, внидешь ты в живот.

81) Пользуйся телом, как слугою заповедей, сколько возможно сохраняя его не сластолюбивым и безболезненным (здоровым).

82) Восстание плоти бывает от нерадения о молитве, диете и безмолвии.

83) Доброе безмолвие добрых рождает чад – любовь, воздержание и молитву чистую.

84) Чтение и молитва очищают ум; любовь же и воздержание – желательную часть души.

85) Соблюдай всегда одинаковое воздержание; чтоб чрез неравность не впасть в противное ему.

86) Наложив на себя законы, не изменяй себе, софистически криво истолковывая их потом; ибо кто сим образом отводит себя от них, тот сам себя прельщает (сам себе диавол).

87) Страстные души суть мысленные запады; ибо в таковых зашло Солнце Правды.

88) Сын есть Божий тот, кто уподобился Богу в благости, в мудрости, силе и правде.

89) Болезнь души есть злая склонность; смерть же ее есть грех, делом совершенный (Рим. 5, 12).

90) Нестяжательность духовная есть совершенное бесстрастие, при коем ум удаляется от всего здешнего.

91) Соблюдай все согласно добродетели душевные; потому что от сего рождается плод правды.

92) Созерцание мысленных предметов есть, говорят, бестелесно, как соверщенно чуждое вещества и вида.

93) Как четыре стихии не чужды вещества и вида; так не чужды их и составленные из них тела.

94) Слово, соделавшееся по человеколюбию плотию (Ин. 1, 14), ни того, чем было, не преложило, ни того, чем соделалось, не изменило.

95) Мы говорим о Боге Сыне воплотившемся как то, что Он есть из Божества и человечества, и в Божестве и человечестве, так и то, что Он есть из двух естеств, и в двух естествах.

96) Одно лицо исповедуем во Христе при двух естествах, соединенных нераздельно.

97) Единое нераздельное лицо во Христе славим, и неслиянное единение двух естеств в Нем исповедуем.

98) Триипостасному Единому Божества естеству покланяемся и Единосущную Святую Троицу богословим.

99) Собственны каждой из трех ипостасей отчество, сыновство, исхождение; а общи трем ипостасям существо, естество, Божество, благость.

1) О Том, Кто благ по естеству, благо умствуй; и о всяком человеке доброе помышляй.

2) В день Суда должны будем дать ответ пред Богом о словах, делах и помышлениях.

3) Навык к доброму или худому заставляет нас думать, говорить и делать доброе или худое.

4) Ум, одержимый страстями, помышляет неподобающее; обнаруживаются же его мысли словами и делами.

5) Худой мысли предшествует страсть, страсти причина чувства, а худого употребления их причина, явно, есть ум.

6) Заключай чувства, поборай помыслы и оружием заповедей потребляй свои страсти.

7) Зло устаревшее и подвига требует продолжительного; ибо укоренившаяся привычка скоро не сдвигается с места.

8) Продолжительный подвиг воздержания и любви при терпении и безмолвии потребляют належащую страсть.

9) Чаще воздвигай ум на молитву, и разгонишь помыслы, вращающиеся в сердце.

10) Подвижничество требует терпения и мужества; потому что сластолюбие изгоняется не иначе, как долговременным и охотным самоутруждением.

11) Удобно совершишь подвити подвижничества, если все будешь делать в меру и по правилу.

12) Держи всегда одинаковую меру в подвигах, и без крайней нужды не нарушай положенного правила.

13) Как любовь и воздержание очищают помыслы; так созерцание и молитва – всяко возношение воздымающееся (2 Кор. 10, 5).

14) Совесть чистою соделовают труды подвижнические, именно: пост, бдение, терпение, великодушие.

15) Кто благодушно претерпевает удары невольных искушений, тот делается смиренномудрым, искусным (в духовном) и благонадежным.

16) Терпение стоит на душевном желании самоутруждения; состоит же оно в подъятии произвольных трудов и невольных искушений.

17) Благодушное перенесение страшных напраслин рождает незлобие; терпение же до конца искореняет из души все худое.

18) Удары тяжелых случайностей раздирают сердце, и порождаемая тем печаль прогоняет сластолюбие.

19) Есть четыре страсти главнейших, из которых одною против другой премудро пользуется Провидение.

20) Ибо сластолюбие уничтожается наведением печали, а похоть увянуть понуждает страх адских мук.

21) Ум благоразумный душу научает духовным деланиям, а тело приучает ко всякому телесному подвигу.

22) Ревнуй показать монахом не внешнего только человека, но и внутреннего, – чрез очищение их от страстей.

23) Первое отречение есть освобождение от вещей (имущества), второе и третье есть освобождение от страстей и неведения.

24) Кто захочет, удобно отрешится от вещей; но не малый потребен труд для отрешения от пристрастия к ним.

25) Держащий в руках похоть и с гневом управится; ибо в той причина раздражения гнева.

26) Что же? Очистились ли мы от страстных помыслов и вкусили ль вследствие того чистой и невещественной молитвы, или еще нет?

27) Ум велик, если он освободился от страстей, отрешился от всего тварного и в Боге пребывает.

28) Преуспевающий любомудрствует о следующих трех предметах, – об исполнении заповедей, о познании догматов и о вере во Святую Троицу.

29) Ум, освободившийся от страстей, вот в чем вращается, – в тонких помышлениях, в созерцании тварей и в Вечном Свете.

30) В душах наших скрываются худейшие страсти; явными же они делаются, когда обличатся дела их.

31) Бывает, что ум невозмущенным себя имеет, и малость некую улучив бесстрастия; но остается неискусным по причине отсутствия вещей (или предметов для деятельного упражнения).

32) Страсти приходят в движение от следующих трех вещей, – от воспоминания о предметах их, от довольства и покоя плоти, и от чувств, как сказано.

33) Ум, чувствами добре правящий и плоть в порядке установивший, одну только имеет брань, – брань с памятию.

34) Чрез чувства тогда приходят в движение страсти, когда нет воздержания и любви духовной.

35) Умеренный пост, бдение и псалмопение обыкновенно упорядочивают устроение тела.

36) Следующие три вещи явно изменяют на худшее устроение тела: беспорядочность диеты, изменение воздухов и приражение бесов.

37) Страстные памятования умаляются следующим, – молитвою, чтением, воздержанием и любовию.

38) Прежде чувства заключи безмолвием, и потом поборай воспоминания оружиями добродетелей.

39) Грех мысленный есть употребление на зло помыслов, – а грех деятельный есть употребление на зло вещей.

40) Помыслами и вещами злоупотребление есть нечестивое и неправедное обоих их употребление – на зло.

41) Предосудительные страсти суть узы, держащие ум в чувственности.

42) Тот имеет совершенное бесстрастие, у кого нет пристрастия ни к делам и вещам, ни к воспоминанию о них.

43) Душа благая благотворит ближнему, и, если встретит неблагодарность, великодушною является к нему и терпеливо сносит, если что постраждет от него.

44) Помыслы злые суть сущее зло, и не очистившийся от них не научится истинному ведению.

45) Слушающий Христа световодит себя, и подражающий Ему исправляет себя.

46) Злопамятство есть проказа души; случается же оно по поводу или безчестий, или потерь, или подозрительных помыслов.

47) Господь ослепляет ум завистливого за то, что он не праведно печалится о благах ближнего.

48) Душа клеветливая имеет трех-лезвийный язык, ибо уязвляет и себя, и слышащего, а бывает, что и оклеветываемого.

49) Незлобив, кто искренно молится об оскорбившем; и избавляется от злопамятства, кто не щадит даров ему.

50) Ненависть к ближнему есть смерть души; и вот что имеет и что причиняет себе душа клеветника.

51) Разленение от вознерадения души; нерадит же душа сластолюбием болящая.

52) Любящий Господа Иисуса предается трудам подвижническим; постоянство же в сих трудах прогоняет леность.

53) Душа крепнет от подвижнических трудов, – и делая все в меру, отгоняет леность.

54) Властвующий над чревом иссушает похоть, и блудным помыслам не раболепствует ум его.

55) Ум воздержного Храм есть Святого Духа; а ум чревоугодника жилище вранов (Ис. 34, 11).

56) Пресыщение рождает похотение разных яств, а голодание сладким делает и один хлеб.

57) Избавляется от зависти скрытно сорадующийся тому, кому завидуют; и избавляет от зависти укрывающий то, чему завидовать можно.

58) Удаляйся от живущего нерадиво, хотя имя его велико у многих.

59) Возымей другом мужа трудолюбивого, и найдешь в нем покров своих погрешений.

60) Нерадивый продал себя многим господам; и как они ведут его, так он и живет.

61) Нерадение, как друг, благоволит к тебе во время мира; а во время искушения, как враг, восстает на тебя.

62) Душу свою полагает оно за тебя прежде восстания страстей, а когда восстанут, твою душу берет себе.

63) Земля заброшенная зарастает терниями, а душа нерадивая наполняется страстями нечистыми.

64) Ум разумный обуздывает душу свою, измождает тело и порабощает себе страсти.

65) Видимые движения суть указания невидимых внутренних, как приносимые плоды указывают, какое древо приносит их.

66) Слова и дела обличают лицемера, как они же обнаруживают и скрытного лжепророка.

67) Ум обезумевший не обучает души своей и удаляет ее от любви и воздержания.

68) Причиною непотребных помыслов бывает худой нрав, поддерживаемый тщеславием, гордостию и надмением.

69) Обладаемому указанными страстями свойственны лицемерие и лукавство, равно как злохитрость, насмешливость и непотребнейшая ложь.

70) Такие лица раболепствуют также зависти и рвению, гневу и ярости, печали и злопамятству.

71) Таков путь живущих в нерадении, и таковы сокровища, сокрытые во мне.

72) Злострадание (строгие подвиги телесные) и смирение спасают душу, и от указанных выше страстей избавляют ее.

73) Разумного ума признак слово полезное, доброй же души признак дело доброе.

74) Ум просвещенный износит мудрые слова, а душа чистая возделывает Божественные помыслы.

75) Помыслы ревностного поучаются премудрости, и слова его просвещают слышащих.

76) Когда в душу заложены добрые расположения, тогда она возделывает благие помыслы, а когда в ней заложены худые склонности, тогда она порождает помыслы непотребные.

77) Страстная душа есть детелище худых помышлений и из сокровищницы своей износит она худое (Мф, 12, 35).

78) Благое сокровище – добродетельный навык, и ум благий износит из него благое.

79) Ум, Божественною любовию движимый, возделывает благие о Боге мысли, движимый же самолюбием порождает противное тому.

80) Ум, движимый любовию к ближнему, непрестанно доброе о нем помышляет (1 Кор. 13, 5); движимый же противным тому, предполагает в нем худое.

81) Благих помышлений причина добродетели, добродетелей заповеди, а их исполнения – произволение благое.

82) Добродетели и пороки, – бывая в душе и отбывая из нее, – добре или зле настроивают душу, подвигая ее на помышления, враждебные одни другим.

83) Злых помышлений причина страсти, страстей – преслушание заповедей, преслушания прельщение чувствами, прельщения – небрежение ума о хранении чувств.

84) В преуспевающих добрые расположения могут еще удобно прелагаться на противоположное; а в совершенных расположения сии бывают неудобопреложны.

85) Сила души – навык в добродетели неудобопреложный, которого достигший говорил: кто ны разлучит от любве Божия? (Рим. 8, 35).

86) Предшествует всем страстям самолюбие; после же всех их следует гордость.

87) Три главнейшие страсти греховные порождение свое имеют из страсти самолюбия.

88) Эти три суть – чревоугодие, тщеславие и сребролюбие, из которых исходят все другие страсти.

89) За чревоугодием следует блуд, за тщеславием – гордость, прочие же – за всеми тремя.

90) За всеми тремя последуют – печаль, гнев, злопамятство, зависть, леность и прочие….

91) Владыко всех Христе! от всего сего избави нас, – как от пагубных страстей, так и от порождаемых ими помыслов.

92) Тебя ради созданы мы, да в Тебе блаженствуем, быв помещены в Раю, Тобою насажденном.

93) Нынешнее же бесчестие сами мы навлекли на себя, блаженному услаждению предпочетши пагубное.

94) За что сами в себе восприяли мы воздаяние, вместо жизни вечной наследовав смерть.

95) Ныне убо, Владыко, как всегда призирал Ты на нас, и до конца призрителем нашим буди, – как воплотитися ради нас благоволил, так и спаси всех нас.

96) Ибо спасти нас погибших пришел Ты; не отлучай же нас от части спасаемых.

97) Воскреси души, и спаси телеса, очищая нас от всякой скверны.

98) Сокруши узы обдержащих нас страстей, как сокрушил полчища нечистых бесов.

99) И избави нас от тиранства их, да послужим Тебе Единому, Свету Вечному.

100) Когда, по воскресении из мертвых, с Ангелами составим единый блаженный и вечно неразрывный хор.

1) Кто ум свой отрешил от любления и ласкания плоти, тот Животворящим Духом умертвил деяния плотския (Рим. 8, 13).

2) Не думай отрешиться от склонности к плотскому, если ум твой еще занимается тем, что свойственно плоти.

3) Как плоти свойственно чувство и чувственное, так душе свойствен ум и мысленное!

4) Отвлеки душу от чувств и чувственного, и ум твой пребывать станет в Боге и заниматься предметами духовными.

5) Родственны Божеству умные естества, одним умом познаваемые; чувства же и вещи чувственные созданы на служение уму.

6) Да служат тебе чувства и вещи чувственные к духовному созерцанию, а не к удовлетворению похоти плоти.

7) Повелено тебе умертвить деяния плотская, чтоб трудными подвигами воскресить душу, умерщвленную сластьми плотскими.

8) Буди господствуем от Бога, и господствуй над чувствами, и, будучи лучшим, не давай власти над собою тому, что хуже тебя.

9) Бог вечен, беспределен и неограничен, и блага вечные, беспредельные и неизреченные обетовал слушающимся Его.

10) Уму свойственно пребывать в Боге и о Нем умствовать, равно как о Его промышлении и о страшных судах Его.

11) Имеешь власть склониться на то или другое, но будь на стороне лучшего, и подчинишь себе худшее.

12) Хороши чувства и хорошо чувственное, как творения благого Бога, никак однако ж не могут идти в сравнение с умом и умовым.

13) Разумное и мысленное естество создал Бог способным к познанию всего и Его Самого, а чувства и чувственное произвел на полезное сему употребление.

14) Как неуместно неключимому рабу подчинять себе благого господина, так неуместно ум разумный подчинять телу тленному.

15) Ум, не властвующий над чувствами, чрез них падает в грехи: ибо, прельщен бывая чувственными сластьми, он обычно порождает непотребство.

16) Держа во власти своей чувства, крепко запирай и память; ибо прежде чрез чувства полученные впечатления потом чрез воспоминание о них снова приводят в движение страсти.

17) Преутруждай тело и чаще молись, – и скоро избавишься от предвзятых помыслов.

18) Поучайся непрестанно в словесах Божественных; ибо трудолюбное в сем упражнение истребляет страсти.

19) Избавляют ум от блуждания по вещам страстным чтение, бдение, молитва и псалмопение.

20) Как весна возбуждает растения к оживлению, так и бесстрастие подвигает ум к познанию Сущего.

21) Соблюди заповеди, и найдешь покой; возлюби Бога, и улучишь ведение.

22) В приболезненном труде и поте лица осужден ты снедать хлеб ведения.

23) Нерадение довело праотца до падения, и вместо утешений райских осудило на смерть.

24) Повелевай и ты своей Еве блюстись змия; чтоб прельщена быв от него, не подала она тебе плода запрещенного.

25) Как по естеству душа животворит тело, так душу – добродетель и ведение.

26) Мнящийся быти мудрым ум есть облако безводное, носимое ветрами тщеславия и гордости.

27) Воздерживаясь от тщеславия, берегись и от блуда, чтоб, избегая почестей, не впасть в бесчестие.

28) Избегая тщеславия, к Богу воззревай, чтоб иначе не впасть в самомнение или блуд.

29) Тщеславию свойственно действовать напоказ; а гордости – уничижать других и гневаться.

30) Избегая чревоугодия, блюдись от человекоугодия, желтизну лица своего притворно показать ухитряющегося.

31) Прекрасно пощение, радующееся малоястию и довольствующееся скудоястием, избегая притом и человекоугодия.

32) Постясь до вечера, не наедайся досыта, чтоб не оказаться созидающим опять то, что только что разорил.

33) Воздерживаясь от вина, не пей много и воды; ибо иначе все же ты доставишь материал для блуда.

34) Гордость заставляет отступаться от Божественной помощи, на себя надеяться и воздыматься над людьми.

35) Два предлежат врачебные средства против гордости, которыми если кто не воспользуется, встретит и нехотя третье, очень жестокое.

36) Гордость прогоняют молитва со слезами, никого не уничижение, и невольные скорби.

37) Вразумление чрез искушения есть жезл духовный, научающий смиренномудрию того, кто надымается в неразумии своем.

38) Умное дело не подчиняться помыслу того, кто тайно наговаривает на ближнего.

39) Как огородник, не выпалывающий сорных трав, заглушает чрез них овощи, так ум, не очищающий помыслов, губит подвижнические труды.

40) Разумен муж, который слушается совета, особенно когда совет предлагается по Богу духовным отцом.

41) Умерщвленный страстями совета и понять не может, и подчиниться духовному наставлению совсем не способен.

42) Неприемлющий совета не правыми путями шествует, но всегда носится по стремнинам и пропастям.

43) Монах – ум, отрешившийся от чувственного и помысла сластолюбного даже и видеть не попускающий.

44) Врач – ум, себя уврачевавший, и тем, чем сам уврачевался, других врачующий.

45) Взыщи добродетели, и затем ревнуй не потерять ее, чтоб не жить срамно и не умереть немилосердо.

46) Господь наш Иисус Христос всем даровал Свет, но не верующие Ему сами себя держат во тьме.

47) Не почитай малым лишение добродетели; чрез это смерть вошла в мир.

48) Послушное исполнение заповедей есть воскресение мертвых; ибо жизнь есть естественное следствие добродетели.

49) За умерщвлением ума чрез преступление заповеди необходимо следует и смерть тела.

50) Как Адам, преступив заповедь, подпал смерти: так Спаситель, послушлив быв, умертвил смерть.

51) Умертви грех, чтобы не воскреснуть мертвым и от смерти малой не перейти в великую.

52) По причине преступления Адамова Спаситель воплотился, чтобы, разрешив клятву, всех воскресить.

53) Из жизни сей в Живот Вечный переходит тот, кто умертвил страсти и освободился от неведения.

54) Исследовав Писания, найдешь заповеди; а исполнив сказанное, освободишься от страстей.

55) Исполнение заповедей очищает душу, очищение же души делает ее причастною света.

56) Древо жизни есть познание Бога, Которого причастным сделавшись чистый, пребывает бессмертным.

57) Начало жизни деятельной есть вера во Христа, конец же – ее любовь к Богу.

58) Иисус Христос есть Господь и Бог наш, даровавший нам веру в Него для получения Жизни Вечной.

59) Он явился нам, соединив Божество с душою и телом, чтобы, как Богу, избавить от смерти и душу и тело.

60) Стяжем веру, чтоб прийти в любовь, из коей рождается свет ведения.

61) За стяжанием веры вот что последует: страх Божий, воздержание от сластей, терпение трудов, надежда на Бога, бесстрастие, любовь.

62) Из искренней любви рождается ведение естества; после же него наступит исполнение верха желаний, т. е. благодать богословия.

63) Ум, обуздывающий страсти, всеконечно обуздывает их силою страха Божия, веруя в Бога и в то, чем Он угрожал и что обетовал.

64) Кому дарована вера, от того требуется воздержание, которое, утвердившись, рождает терпение, поддерживающее трудолюбивый навык.

65) Признак терпения есть любовь к трудам, на которые опираясь, ум восприемлет упование, что улучит, что обетовано, и избегнет, чем угрожается.

66) Чаяние будущих благ соединяет ум с чаемым; пребывая же в сем сочетании, он забывает о благах настоящих.

67) Бросает настоящее вкусивший чаемого; ибо тогда он все свое желание предает сему последнему.

68) Будущие блага обетовал Сам Бог, Которому поверивший вожделевает будущего, как настоящего.

69) Знак того, что ум живет в чаемых благах, есть то, если он старается утвердить в себе совершенное забвение здешних вещей и расширяется в познании благ будущих.

70) Добра истина, коей научает Бог истины, отвсюду удостоверяя в ней боголюбивую душу.

71) Превечны суть, и прежде всех веков, и паче ума и слова, блага уготованные наследникам обетования.

72) Соделаем себя сообразными с правилами благочестия, чтоб, уклонившись в страсти, не отпасть от упования.

73) Иисус Христос Един есть от Святой Троицы, и Его-то сонаследником имеешь быть ты.

74) Наученный от Бога ведению сущего не станет затрудняться в веровании Писанию о том, что в нем предсказано.

75) Дух Святый, находя ум обнаженным от страстей, сообразно с тем тайно вводит его в познание уповаемого.

76) Сообразно с очищением ума, душа руководится и к познанию словес Божественных.

77) Установивший тело свое в должном чине и в Божественном ведении упражняющийся, самым сим ведением все более и более очищается.

78) Ум, начинающий любомудрствовать о Божественных вещах, от веры начинает, и потом среди сих вещей вращаясь и шествуя, опять в веру же достигает, но высшую.

79) Созерцается, что за началом сего любомудрия последует страх, а концу его предшествует любовь.

80) Ум, начиная любомудрствовать от веры внимающей (или понимающей, во что верить), достигает в богословие, простирающееся за пределы всякого ума, которое определяют верою незабываемою (всегда присущею сознанию, неподвижно в нем пребывающею) и созерцанием сокровенного.

81) Словеса о Боге святыми и блаженными отцами нашими созерцаются не такими, чтоб они были по Нему (соответствовали сущности и величию Его), но такими, кои суть о Нем (о Нем открывают нам, сколько то вместимо для ума нашего).

82) Разумеются же о Нем, т. е. о Боге, все слова, или положительно, или отрицательно.

83) Так, – существо, Божество, благодать, и другое подобное, говорятся положительно; а – безначальное, беспредельное, невидимое, и подобное – отрицательно.

84) Поелику едино есть естество, превыше сущее всякого ума и слова, и едино сокровенное Божество Святой Троицы; то все, о Ней изрекаемое и созерцаемое, говорится и созерцается обще.

85) Как едино Божество Святой Троицы веруется; так и три лица Единого Божества исповедуются.

86) Означенные выше положительные и отрицательные свойства обще прилагаются ко всей Святой и Единосущной Троице, кроме личных свойств, из коих также иные положительны, а иные отрицательны.

87) Личные свойства Божественных ипостасей суть – отчество, сыновство, исхождение – и другие собственно к лицам прилагаемые.

88) Ипостась определяют естество с личными свойствами; так что каждая ипостась имеет и то, что едино обще естеству, и то, что собственно ипостаси.

89) Из общих ко всей Святой Троице прилагаемых свойств отрицательные почитаются главнейшими; но не так сие относительно свойств личных. Ибо и из них, как уже сказано, иные суть положительные, а иные отрицательные, как например, нерожденность и рожденность, и подобные. Нерожденность от рожденности отличаются по своему значению: ибо нерожденность означает Отца, а рожденность Сына.

90) Речения и наименования употребляются для уяснения того, что созерцается окрест естества Святой Троицы, как сказано (см. гл. 81); но не в сущности естества: ибо к ней относящееся недоведомо для ума и неизреченно для слова, а ведомо Единой Троице.

91) Как единое естество Божества именуется Триипостасным; так Святая Троица исповедуется Единосущною.

92) Отец созерцается и безначальным, и началом, – безначальным, яко Нерожденный, а началом, яко Родитель Сына и Изводитель Духа Святого, Кои вечно из Него и в Нем суть.

93) Единица, до Троицы движась, пребывает единицею, и Троица, до единицы сводясь, пребывает Троицею. Сие и дивно есть!

94) Сын и Дух Святый исповедуются не безначальными, однако ж вечными: не безначальными, яко к началу и источнику, относимые к Отцу; а вечными, яко от вечности один рожденно, а другой исходно, сущие с Отцом.

95) Нераздельным едино Божество Троицы всегда верно созерцается, и неслиянными три ипостаси Единого Божества всегда верно исповедуются.

96) Личные свойства суть Отца – нерожденность, Сына – рожденность, Духа Святого – исходность. Начало Сына и Духа Святого исповедуется безвременным. Ибо, как из Солнца и в Солнце свет, так и Они из Вечного и в Вечном вечное имеют существование.

97) Личные свойства ипостасей неподвижными и неизменными всегда созерцаются, а общее естество или Божество – нераздельным.

98) Единицу в Троице, и Троицу в единице исповедуем, как нераздельно разделяемую и раздельно соединяемую.

99) Едино начало в Божестве созерцается – Отец – начало Сына и Духа, яко Родитель и Источник Их вечный совечных, беспредельный собеспредельных; и Три Сии единосущны суть и нераздельны. Тварей же всех Творец, Промыслитель и Судия есть Триипостасный Бог, – Отец чрез Сына во Святом Духе. Ибо говорится, что из Того, и Тем, и в Нем всяческая: Тому слава вовеки. Аминь (Рим. 11, 36).

100) Совечными Отцу исповедуем Сына и Духа Святого и собезначальными, яко вечное и безначальное имеющие из Него и в Нем свое существование – и начало. Они вечно со Отцом и в Отце, и Отец вечно с Ними. Не было момента, когда бы Отец был без Них, и Они без Него. Таков образ бытия Единого естеством и Триипостасного в лицах – Бога, – Коему слава и держава во веки веков. Аминь.