Узелок

fb2
Глушкова Васильевна Елена

Александра Васильковская (наст. имя и фам. Елена Васильевна Глушкова; 1894 — нач. 1970-х) — поэтесса «первой волны» эмиграции. Участница объединения поэтов «Скит» в Праге в 1920-1930-х годах. В нач. 1950-х эмигрировала в США, поселилась в Калифорнии. Участница Литературно-художественного кружка в Сан-Франциско. Участница коллективного Калифорнийского сборника «У Золотых Ворот» (1957).

Данная электронная подборка поэзии, включает в себя копию первого сборника поэтессы «Узелок», вышедшего в Сан-Франциско в 1957 году, а также раздел «Стихотворения разных лет».

АЛЕКСАНДРА ВАСИЛЬКОВСКАЯ. УЗЕЛОК (Сан-Франциско, 1957)

Шелесты

 Дом уснул и мирно дышит. Шелестят страницы книги. Шепчут листья за окном. Отзвук дальний, голос слышу, Тихий, в поле золотом… Вздох волной бежит и шепчет, Обнимая птичьи крики, Звонким шепотом поет. Вздох за вздохом, каждый легче, Ветер по свету несет… Подышал над проводами. Запах трав и повилики Бросил в улиц переплет. Как шептался с тополями — Скажет в окна… И уйдет. 19.1.52.

Костер

 Вьется дым, трепещет пламя. Дремлет лодка за камнями. И одна на берегу, Коротаю эту ночь я. На костре обломки жгу. У меня одежда в клочьях. Кто погиб — уже не встанет. И рассвета не увидит Над землею, утром ранним. Кто, в порту веселом выйдя, Пьет отравленную водку, Я того не ожидаю. Он найдет другую лодку. Вьется пламя, освещая Берег, скалы — мой приют. Кто, минуя скалы эти, Мой огонь во тьме заметил, — Может, скоро будет тут. 5.5.52.

Узелок

 Я соберусь опять в дорогу. Вещей — поменьше. Слишком много Носить с собою не хочу. Как хорошо, что мало груза! Я завяжу в свой легкий узелок Лишь то, что денег мне дороже. Так долго бродим мы в оградах: Туда нельзя, да так не надо… И вдруг откроется калитка. И в даль и в синь, легко и просто, Скользнешь над горестью погоста, Оставив даже этот узел… Лагерь Куфштейн. 13.10.46.

Улыбка

 Холодно. Серо. И сердце болит. Вспоминаю былые ошибки. Дождь по стеклу осторожно стучит. Улыбнись. Посвети мне улыбкой! Легче. Светлее. Вот видишь… Поверь, Все прошло, как иные болезни. Счет огорчений, обид и потерь — Надоевших лекарств бесполезней… Плотно и горько закрывшему дверь, Неудачному, хмурому, злому, Может такому в окошко, теперь; Улыбнусь проходя я, — другому.

Платок

 Стоял туман вокруг, над нами… И в нем все дальше, вдалеке, В твоей протянутой руке Белел трепещущий платок; Как птица с белыми крылами, Во мглу взлетевший голубок… Что крылья белые сказали? «Прощай, прощай… Сюда, сюда»?.. Вдали, с обрыва высока, Была протянута с печалью В тумане женская рука. И все мы дальше уплывали. Туман, туман… И нет следа.

Ступени

 Когда страдание приходит, Как будто весь пронзая свет, — Душе другой дороги нет: Ступени лишь ведут, уводят… Ступени вниз, во мрак обрыва, Где черной радости обман. Ступени вверх и за туман, В зари далекие разливы. На стертой каменной ступени, Душа страдает. И стоит. И в бездну жадную глядит. И вверх, на свет, где тают тени. 4.6.51.

Краса

 Свою красу к концу пути Кому дает устало плоть? Зачем краса ее уходит? Куда? Крылами шелестит И постепенно отлетает. И будет ждать других при входе. Осенний лист, багряной сказкой, Красой таинственной горит. Кому торжественность окраски Отдаст он тихо? И умрет … А смерть, (красы не удержавши!) Гигантской горстью, каждый год, Сухих, коричневых, опавших, Земле останки предает.

Старики

 Узор на мягкой, вязанной подушке. И снежным вечером рассказ О том, что стало полусказкой… Мы старики, мы хрупкие старушки, Мы старых, старых писем связки… Спешишь ты часто мимо нас. Мы юности давно ушедшей тени, Легко шуршащие листы. И мысли рдеющие краски… И четкость тонкая мечты. А в день, когда медлительным движеньем, С неясной гордостью и лаской, Возьмешь ты внука на колени, — Быть может нас припомнишь ты.

«Душу лечит только время…»

 Душу лечит только время, От нее слагая бремя Боли медленно на плоть. Оттого мы много можем, Очень много — побороть. Пусть согнутся наши плечи, Ожидая светлой встречи, Выпрямляется душа. Оттого ль для нас порою, Жизнь упрямо хороша?

«Со всеми нежными…»

 Со всеми нежными, (Кого мы оставляли), Со всеми кроткими, (Которых обижали), Со всеми тихими, (Кого чуть примечали); Затем ли суждены Здесь эти встречи Нам, Чтоб легче мы понять Могли за гранью что-то, Там…

Тихий вечер

 Жизнь, сама сложив итоги, Может бросить нас в дороге. Каждый путь земной не вечен. Но дается людям вечер, Чтобы ласкою покоя Он овеял, тишиною. Чтобы день ушел, усталый; И с вечернего порога Чтоб душа молитву Богу На земле еще сказала… Наступает тихий вечер. Зажигает звезды-свечи. Сонный бархат — темнота. Убегает суета. Вслед за ней уже не тянет, Если час такой настанет. И не надо. Бог с тобой. Этот вечер тихий — твой. 22.1.52.

Одиночество

 Одиночество — верный мой дом. Милым гостем со мною побудешь, Дальний голос какой-то разбудишь И откроются тайные дверцы; Человеческим трепетным сердцем Будем слушать напевы его. А потом я тебя провожу, И «спасибо» скажу, у порога, Я за то, что со мною немного Посидел ты сегодня под вечер. И приморскому ветру навстречу, За огни городские уйдешь. И вернусь не спеша я домой, Где под лампою — ворох бумажный. И лежит на столе карандаш мой, Где опять хорошо быть одной И так ласково ждут: тишина И покой.

Стекло

 Навсегда мне судьба: одиночество. Окружило стеною прозрачною. И попытки уйти, неудачные, Обжигающей болью оплачены. Но во вне его жить не умею я. А ломать себя, верно, не надо. И защитою, знаю, дарована Мне стеклянная эта ограда. И в таинственный час предназначенный, Смерть заденет широким крылом. И — подняться душе отлетающей, Над разбившимся хрупко стеклом…

ИЗ ЦИКЛА «ПЕРЕМЕЩЕННЫЕ ЛИЦА»

Прощанье

 Для разлук бывали встречи, Поцелуи — для прощанья; Путь не радостью отмечен, Но печалью расставаний. Напевает память мне: В оснеженной глубине — Дымка вечера легка… Взгляд, как дальняя река… Лет бровей, что в небе кречет… Широко раскрыты плечи… Не слагал искусно речи. Не твердил другим: — иди! — Но сказал тогда: «пойду»… Тронул крестик на груди. И ушел в мятель, по льду…

…год

 Повели на расстрел человека, По улицам людным его провели. Провели мимо церкви, где нищий калека Сидел на земле, протянув костыли. Провели мимо тумбы с анонсом о бале… Четыре винтовки, четыре штыка… И веселое солнце сверкнуло на стали. Веселое солнце нам светит века. Проходя, оглянулся чиновник… торговка… Четыре вели одного на расстрел. А с забора ребенок с косматой головкой Задумчиво долго им вслед поглядел. 26.10.19.

В бухте

 А ночью в какой-то мы бухте стояли, В кольце золотом из прибрежных огней. И дальние звезды над нами дрожали, В таинственно-кроткой печали своей. И блики огней отразились в воде, Сливаясь с усталым, темнеющим морем, И море ответило каждой звезде, Что дышит земля красотою и горем…

Ветер

 На разлучницы-дороги Вылетал свободный ветер. И земли печальным детям, Чтоб не мучили очей, Братски слезы осушал. Целовал он сестрам ноги, Пыль сметал. И горьким людям Утешал-шептал о чуде; Улетая в даль полей, О надежде запевал. Обнимал он братьям плечи, Обещал он юным встречи, Старикам был — тиховей. И казалось нам когда-то: Только ветер был нам братом На дорогах дальних дней…

Гармошка

 Тихо, вечером, гармошка За бараками грустит. И одной и той же песней Нам о разном говорит. Там — о юности голодной И о силе несвободной. Здесь — о старости бездомной, О тоске ее огромной… Ты — такой, а я — другая… Но одна — страна родная… Кто-то бродит за окошком, Поздно вечером не спит. И поет, поет гармошка, А душа болит, болит…

Дно

 Нас опускали на самое дно. И говорили: «пускай, все равно; Им умереть полагалось давно»… Было иначе у нас решено: Смерть нам не нравилась. Также и дно. Вот и карабкались. И суждено Все-таки было найти нам окно…

Звезды

 Красноугольные звезды советские, Знаки кровавые мир запятнали. Где же те милые, прошлые, детские, Те, что средь хвои на нитках дрожали? Были тогда небольшие печали. Стала теперь — огневая тоска. Родина… Мать… Далека, далека… Ты ли — скорбящих страна матерей? Ты ли волчицею, прячешь детей, Трудно растишь белозубых волчат? Светит над ними замученный взгляд… Чем ты их тешила в жизни жестокой? Сколько ты вынесла горьких упреков? Много дано тебе Господом сил. Матери нету — печальней Руси… Полно, растет он, твой сын ясноокий, Дочери облик по-прежнему мил. Звездное небо над нами высоко. Божия Помощь, помилуй, спаси…

СИМФОНИЯ (Поэма-цикл)

I. Вечер

 Подходит вечер. Путь короче. Я не боюсь покоя ночи. Во мне пред нею страха нет. Но тьмы иной я сторонюсь. Но тьмы в душе. Ее боюсь. Что страшно ей? Не солнца свет. Ни звездный в благости ночей Ни свет искусственных огней; Ни облик неба озаренный На дня и ночи рубеже, — Но свет таинственный, зажженный И в человеческой душе.

II. Ночка

 Уходило солнце ласково, Как от дочери своей. И дарило землю сказками Ускользающих лучей. И усталый вечер сумрачный Наступал, как серый дым. Одевал, к гостям полуночным Свет плащом своих седин. Приходила ночка черная, Зажигала огоньки. Ах, легки шаги проворные Человеческой тоски!.. От руки ея сжимающей Сердце, скорбное, болит. Звездный свет горит, мерцающий. Память будит, совесть, стыд. Все мы, стран горящих жители, Все путем не тем пошли. Помоги нам, Боже Господи! Дай пройти межей Твоей, Приведя к своей обители Заблудившихся людей…

III. Сирены

 Большие птицы распростерлись Всегда недвижными крылами. И груз несут они смертельный Над беззащитными домами, Где, может быть, лепечут дети И теплый жив еще уют… Блистая, птицы пролетают, Но солнцу песен не поют. Сирены плачут над землею. Вторит рокочущий полет. И страшный груз бросая, свищет О смерти гордый самолет… Какое странное виденье: Когда восстав людская тварь, Людей коверкает машина, На чей кидая их алтарь?

IV. В подвале

 От бомб запрятаться в подвалы? Уйти от света в подземелье… Во тьме убежища искать… Уйти от веры в суеверье… Века прошли с тех пор, как люди Молились Богу в катакомбах. Какие мы нашли пути? Теперь — в подвал. Культура — бомба! Молчат бледнеющие лица, Как пятна страха в полутьме… А наверху: опять томиться. Весь мир в губительной тюрьме. Так тяжело. А жизнь трепещет. От смерти прячемся в подвалы. И крестит свод моя рука. О Боже мой, душа устала…

V. Встречи

 Такого мира не приму Я, обращенного в тюрьму. Под смертный грохот разрушений Встает слепое озверенье, И лапы Зверя — сердце жмут… Но даже в этом жутком хаосе Бывают радостные паузы. От них ли света не возьму?.. Душа с душою прикасается. И чудно сердце озаряется. И снова — прочь. Своей дорогою… Но человек изведал многое, Припомнил: «есть на свете это!»… И легче трудный путь ему. Тоской развалин окруженный, Он может дальше жить, согретый, С собой неся, сквозь гнев и тьму, (Как милость новая зажженный!) Короткий миг тепла и света…

VI. Ночь

 От черных крылий пали тени. Земля тревожная не спит. Безумный демон разрушений Хохочет гулко и кричит: — Я слишком долго, в подземельи, Таил грохочущие силы. Но рухнут скалы. И в весельи, Открою жадные могилы! Рабы, рабы! Уже не надо Вам зажигать свои кадила, Свершать привычные обряды… Загаснут свечи и лампады… Кто строит гладкие дороги, Жилища, башни и мосты? Какие жертвы мне под ноги!.. Как ветер желтые листы, — Обломки, трупы, кирпичи — Смету в желанном наслажденьи. И сам, в пылающей ночи, Я буду править погребенье!..

VII. Тишина

 Над землей, искаженною ложью, Нестерпимого шума дрожала волна… И на стоне, на крике сорвалась она И растаяла дымом ничтожным. По Господнему слову, пришла тишина.

VIII. Дьявол

 Прошел по крышам соломенным, Крылом огромным, сломанным, Волоча, прошуршал и исчез. В тучи ушел или в голый и мокрый лес. В серую сетку дождя, Ветер ворвался, свистя: — Догоню, догоню, догоню! — Ведь уходит так слишком медленно. И ложится дрожащими петлями, — Никому их нельзя развернуть, Последний, и страшный, сраженного жалкий путь…

IX. Огонек

 …Но может музыка звенеть И над разбитыми домами. Ребенок что-то будет петь, Найдя пробившийся цветок… И люди грубыми руками Построят печку. Огонек Засветит путнику в дороге. И людям ласково напомнит, Стирая светом пыль и кровь, Об увитом цветами доме… О человечности, о Боге, О том, что Бог — любовь… 22.1.52.

ИЗ ЦИКЛА «КНИЖКА С КАРТИНКАМИ»

Георгины

 Сегодня грустно без причины. Высокомерные цветы, В высокой вазе, георгины, — Предсмертно ярки и горды. Сегодня грустно без причины. Сегодня небо безучастно. И умирая, дышат страстно, В высокой вазе, георгины. 30.6.19.

Маки

 Яркие, крупные, красные маки, Как ворох ликующих солнечных грез, В тусклую комнату кто-то принес. Как солнца улыбка, как радость они. Так стебли их гибки, так ярок их цвет. Брошены кем-то лежат на столе, И алый горит их привет. 1918 г.

Голубое

 Голубое море. В голубой вуали, Голубые дали. Голубые горы. Голубые взгляды. Голубая жилка на виске. И лежат, с нагого тела сняты, Голубые ткани на песке… 8.5.19.

«Лес, как лес… Деревьев много…»

 Лес, как лес… Деревьев много. Под ногами хвоя. Важно сосны смотрят, строго. Ну, пойду домой я… Надо суп варить капустный, Шить, читать… до сна… День, как день, а что-то грустно. Говорят, весна… 1927 г.

ИЗ ЦИКЛА «ПОЭТЫ»

«Я стихов музыкальный узор…»

М.М. М-ой

 Я стихов музыкальный узор Вышиваю на грубом мешке. Разноцветный, пушистый ковер — И теплее в моем уголке. Я картофель варю и капусту, Протираю на терке морковь… Но в газете — статья об искусстве, А на полке — стихи про любовь… И дрова я колю неискусно. И у злобной, упрямой плиты, — Иногда от усталости грустно, Но везде расцветают цветы, И не только в плену, в магазинах, Но повсюду на грешной земле. А когда покрывает их иней… Нарисует мороз на стекле! 14.1.43.

«Бывало так, что долго мучили…»

 Бывало так, что долго мучили Года какие-то меня. А я люблю стихи певучие, Что тихо рифмами звенят. Бывало: сжато небо тучами, Я, грязью тонкий снег черня, Тащу гвоздистые, колючие, С развалин балки — для огня. Дыханье было болью жгучею… Но был огонь всю ночь, до дня. Дорога шла негладко, кручами, — Откуда силы у меня?.. Вот я пришла. За днями лучшими. Подумать села у огня. Как он дрожит… Стихи певучие Тихонько рифмами звенят… 8.6.51.

Поэт

 Ну, какой там настоящий… Ну, маячил средь людей… И кого-то, в дни ненастья, Утешал мечтой своей И, листками шелестящий, Уверял, что дышит в ней Светлоистинное счастье… Называли бестолковым Те, кому не до поэтов. Повторяли сухо, снова: «В наше время места нету Для никчемного такого…» Кто смеялся, кто бранил, Кто-то ласковое слово Из певучей чаши пил. 17.3.56.

Горе

 Убаюкаю горе стихами, Между строчками опять уложу, Спи, непрошенный гость нелюбимый, Даже сказок тебе не скажу. Ты не слушаешь, смысла не слышишь, Только любишь печальные стоны. Оттого я в стихах повторяю Равномерные, грустные звоны… Убаюкаю. Горе задремлет, Опуская тяжелые веки. Я упряма. А горе не знает, Сколько хитрости есть в человеке… 17.12.51.

ИЗ ЦИКЛА «ЖЕНСКИЕ СТИХИ»

«Пришла небогатая…»

 Пришла небогатая. Все, что было в руке, — Осторожной, — несмятые, Колокольчики с мятою… Крепче запер жилище. И придумал наряд… А когда вдоль оград, Обнимающих сад, Заалел виноград, Заалел на бульварах, кладбищах, Стало небо синее и чище; — Опустила свой взгляд И ушла принаряженной нищей. 1926.

Плен

 Мой светлый грех… Тревожная улыбка… Притихший смех… Поющий голос гибкий… Мой путь без вех, В санях стремящихся и зыбких. Мой сладкий плен, Любви очарованье. Запечатлен Он тайностью свиданий, Скользящих смен Разлуки, встречи и прощанья. 22.10.37.

Быть может

 Быть может, ты совсем не тот, Каким тебя я вижу. Быть может лжет твой четкий рот. — Пусть подойдет он ближе, ближе… Я не хочу нам отказать В последней, может, встрече. И сердцу сладко это знать, Когда ты мне сжимаешь плечи… 1936

Минута

 Что, разбита? Страшно? И больно? Кровь?.. — Пустяки. Любовь. — Что, устала? И мысли, как тяжкий гнет? — Пустяки. Пройдет. — Одинока? Бессильна? И плачешь будто? — Пустяки. Минута. — 1919 г.

«Любовь трагическим подарком…»

 Любовь трагическим подарком Дарит порою поздний свет. Огнем тоскующим и жарким Трепещет он на склоне лет. И суд людей неправ, жесток, Ползет усмешкою вослед… Еще один любви глоток! Ведь на другой — надежды нет… 8.10.50.

«Если полюбишь, — не думай…»

 Если полюбишь, — не думай. Мысли бывают: холодные шумы Волн, увлекающих радость на дно. Если разлюбишь — не мучай. С ласкою тихой скажи, что певучею Птицей любовь улетела в окно… 18.1.51.

Две звезды

 Две холодных в тумане дрожали звезды. Так Бесстрастно… над городом черным, бесснежным Попрощались мы горько и нежно Я не знаю, где ты… Много раз я с тобою прощалась, любя, Но последний тот вечер для нас наступил. Почему ты меня отпустил? Я — тебя?..

Верность

 Отгорело, отболело, Заслонилось рядом лет. А забылось? — Нет. Оттого живу скрываясь За стеною разных дел, Что всегда, всегда прощаясь, («Чтоб другой в них не глядел!») Ты глаза мне целовал. Ты теперь уже не встанешь, Никогда в них не заглянешь, Но прощаясь, так сказал… Не исполнены обряды, Не давала я обет. Но в глазах чужому взгляду, Оказалось — места нет.

Баллада

 Кто-то бродит там, в тоске, На туманном берегу. Но тому, кто вдалеке Тонет… я ль не помогу?.. Я гребла. Но не сумела, Не могла ему помочь. И играли волны телом, Унося за гребни, в ночь. Как жестокою усмешкой, Лодку бросило волной На песок промокший, резко… Снова берег подо мной. Я встаю. Гляжу в тоске: Здесь бродил недавно ты. Не дождался. На песке — Уходящие следы… 5.3.52.

«Теплый свет, ускользая, угас…»

 Теплый свет, ускользая, угас. Вот и смертный любви нашей час. И печальною ложью, вдвоем, Почему-то, зачем-то живем… А когда-то: солгать бы не смели!.. Оттого ли, что нам, в самом деле, На прощанье, прошедшего жаль?.. Но живых утомляет печаль. А за окнами кто-то поет Беспечальные песни весны… Кто из нас, отвернувшись, уйдет? Только пусть он уйдет поскорее!.. Пока мы еще оба грустны Над усопшей любовью своею. 30.8.52.

«Вы учили меня жить…»

 Вы учили меня жить. В монологе, долго, звучном… Но таких, как я учить — Только, значит, мучить. Невидимкой счастье вьется. Легкой дымкой обернется, Для кого какое… Золотое для богатых, Для красавицы — в нарядах, А мое — простое. По узору вьется нить. Поцелуй нелюбый скучен. Хорошо любимой быть, А влюбленной — лучше. 3.1.39.

«Я живу на другом, не твоем берегу…»

 Я живу на другом, не твоем берегу. Не зови. Я тебе о любви не солгу, Мне мешает обманывать странная лень. О любви я забыла, забыла давно. Отошла она, яркая, дальняя, в тень. Голубая звезда заглянула в окно. Ни себя, ни тебя обмануть не смогу. Ты уйди. О любви никому не солгу. Осторожно в окошко мое не стучи. Голубые теперь собираю лучи…

Лепестки

 Любит — не любит… Обида. Ушел. Ссора. Раскаянье. Ревность и страсть. Как человек в этом жарко горит! А лепесткам, отцветая, — упасть… Сердце сжимается грустью неясной. Страстную повесть свою говорит… Полно. Прошло. Это было прекрасно. Тешило, мучило многие годы Осень. Зима… Чистота и свобода. 22.11.53

«Пусть любовь — улетевшая синяя птица…»

 Пусть любовь — улетевшая синяя птица, — И ее не вернуть никогда… В жизни многое: точно приснится, А в душе не пройдет без следа. И растет и слагается что-то, струится В ней до старости. Дни и года. Отлетает душа… загорится Над упавшей другая звезда. 6.4.52

Солдатик

 Уехал мой солдатик, В машине голубой. Светил он мне, прощаясь Улыбкой дорогой. Все винтики и гайки Собрала я с ковра. (Разбросан был приемник, Как раз позавчера…) Скользнул под кресло галстук, Рубашка — за диван. А на столе, отвергнут; Пиджак лежит, как пьян… Уехал мой солдатик. В притихшем доме грустно. Стелила я кровати… Прибрала все искусно… И стало чинно. Чисто. Пусто. 17.6.51

Мать

 Уезжает сын веселый В шири света — погулять. Не догнать… У окошка — мать. В неба горней синеве Корабли легко плывут. (Облаками — люди тут, На земле, зовут). Только те, где паруса, Золоченые, вдали, Чуть касаются земли, Это: корабли. Посылают их за теми, Кто с седыми волосами, Невеселыми глазами, Кто устал. За нами.

«Уплывают за пределы…»

 Уплывают за пределы, Чередой золотокрылой. Там иные будут силы, Мир иначе милый… И такой ли сложный?.. Но сюда глядеть возможно ль? Из синеющих глубин? Если сын, Будет здесь… один? Можно ль будет, иногда?.. Отвечает сердце: — Да! — 25.8.52.

ИЗ ЦИКЛА «МАТЬ ЗЕМЛЯ»

«Серебром и золотом…»

 Серебром и золотом Волосы горят. «Ах, уже не молода», Люди говорят… Разве радость осени Заказал Господь? Жарче Бога просим мы, Подходя к ней вплоть. Ей — плоды румяные, Ей — наряды пышные. В золоте. Багряные. Шелестами слышные. Грань земного счастия, Радость завершения. В глубине звенящая, Ей душа скользящая За пороги тления, За тоску мгновения, — В тайну Воскресения. Ей — деревьев линии, Неба ласка синяя, Семена пушистые, В воздухе плывущие; И те нити длинные, Нити серебристые, Над садами-кущами, Что пряла Пречистая… 1.3.46.

Осенний цикл

1. «Бывает веселая, бодрая осень…»

 Бывает веселая, бодрая осень. Сверкает листва золотою улыбкой И золото сыплет на камни ограды. И плещет рубинами клен на ветру. Прохладно. И куртку на плечи набросив, Ты пенью навстречу уйдя, как бродяга, Зайдешь невзначай на чужие дороги, Где осень укажет неведанный край…

2. «Певучие птицы навстречу летели…»

 Певучие птицы навстречу летели, Плывущее облако таяло в синь. И бились по ветру не ветки, не листья, Волнистые пряди волос золотых… И падая, листья взлетали, кружась, Еще не желая ложиться и тлеть, Еще, на прощанье, смеялись над тленьем; В осеннее, милое это мгновенье…

3. «Разлуки умучат улыбку земли…»

 Разлуки умучат улыбку земли. Заплачут над нею тяжелые тучи. Отчаянье лапой сожмет. Отдастся душа этой горести, боли. Но знает глубоко, забыто, на дне: Отчаянье тоже умрет. Упрямые силы таятся в земле, Упрямые силы — в поющей душе, И служат им даже печали… 15.7.52.

Зима

 И когда загрустила земля, Улыбнулся ей тихо Господь. И страстей, сожигающих плоть, Прекратил утомительный бег. И упал ослепительный снег На размокшие грязно поля. И пушистый и белый ковер Все любовно покрыл и очистил. А красу отлетевшую листьев Заменил несказанный убор. Посмотри, целый день за окном, Претворяя осенние слезы В неустанную нежную радость, Тихо падают белые грезы, Тихо дремлют под снегом надежды. Крепко спят под землей семена. Их баюкают вьюги-мятели. И тепло им хранит глубина. Хорошо мне сегодня с тобой, У печи, за закрытыми окнами. И любуюсь на блики огня я, — На пушистых серебряных локонах. 4.8.46.

«Вселенная. Весь мир…»

 Вселенная. Весь мир. Громады гор и черных туч. Провалы бездны. Выси круч. Над ними облак белый клир. Вселенная. Весь мир. И человеческое «я». Роса на травах. Капля, пыль. И отраженье бытия. 22.9.51.

Фантазия

 Таились в глубинах, на дне, чудеса. И в небо глядели озера — глаза. А синие, миром дыша, небеса Смотрелись в прозрачные очи земли. И белое облако плыло, спеша. И песней звенела, в безбрежной дали, — Высоко летящая, чья-то душа… 1.4.51.

Утренняя молитва

 Дышит влагой блаженно земля на рассвете. Ветер росы снимает с растений, в привете. Уже розовым золотом скалы горят. И движение радости — в небе заря. Уже первая птица очнулась, поет. Утра мир окружает, задумчивых, нас. …Господи, Боже, пусть Имя Твое Назовется в молитве сейчас. Забываю заботы, дневные отравы. И я верю, что молятся птицы и травы. И касается утро проснувшихся век. Где-то молится так же другой человек… И молитвой слагается медленный стих… Помолись, дальний брат, обо всех. О других. О таком, что уходит сейчас, умирая, Как лампада, как пламя, свеча… догорает. И о том, кто рождаясь сейчас на земле, Огонек чуть затеплил в предутренней мгле. И о том, кто страдает душою ли, телом. Чтобы страшную муку свою одолел он. О встречающем светлое счастье свое И о нем. В озаряющий утренний час… … Господи, Боже, пусть Имя Твое Назовется в молитве сейчас…

КОЛЫБЕЛЬНЫЕ

1. «Лунный и ласковый…»

 Лунный и ласковый, Ветер спустился. Город измученный Так утомился… Тише, мой маленький, Плакать не надо. В окна повеяли Сны и прохлада. Пусть был мучителен День отошедший, — Ночь немятежная Шорохом шепчет. Все, что вчерашнее: Горе, рыданья — Все успокоила Сонным мечтаньем. Тише, мой маленький, Плакать не надо. Ночь так серебряна, В лунных нарядах… Вот закрываю я Двери покрепче. К нам не вернется уж День отошедший. 28 авг. 1919 г. Киев.

2. «Юность свою убаюкаю…»

 Юность свою убаюкаю. Спи, золотая моя. Белою, снежною вьюгою Полога станут края. Льды заискрятся хрустальные, Лица овеет нам снег. Лягут дороги нам дальние. Будет — бездомный ночлег. Но за дорогой, за муками, За бессердечными вьюгами, — Горы целует заря. Розовым светом горя, Скалы откроют моря. Воды под солнцем заблещут. Синее, синее плещет… Теплые ждут нас края… Спи, золотая моя. Декабрь 1925 г. Прага.

3. «Тише, тише, надо спать…»

 Тише, тише, надо спать. О не бывшем помечтать. Звезды глянули в окно. Мы устали уж давно. Шорох — стук. Спи, мой друг! На ресницах нет ведь краски. И, как в старой, давней сказке. Любят сразу И навек. И кармин теперь не ляжет, А морщинки, острой пряжей, Скоро, скоро, На лицо. Это бродит сон несмелый, Это к нам пришел и сел он На крыльцо. Там сидит, седой, нечеткий, А в руках — такие четки, Что вовек Не перебрать. Ветер вьет седую прядь, Чуть коснется тихих рук. Шорох — стук… Спи, мой друг. 1926 г. Прага.

4. «Спят все розы, спят левкои…»

 Спят все розы, спят левкои. Сонно, сонно дышит сад. И с вечернею звездою, Неба бархатен наряд. В темноте совсем неясный, Спит пион любимый красный. Баю-баюшки-баю, Тихо песенку пою. Голубым платком укрою… Башмачки поставлю в ряд… Над притихшею землею, Ночь зажгла звезду свою, Вон другую, золотую, Чтоб не так был темен сад. Спать малютки-незабудки Без лампадки не хотят… Белград 1937 г.

5. Дрема

 Кот пушистый, дымчатый, В белых башмачках, В беленькой жилетке, На огонь глядел И мурлыкал-пел У меня в ногах Вечерком нередко. Мерной песней, дремотной, На бессонную меня, Сон спокойный навевал. От тревог ушедших дня, У вечернего огня, В полной мере отдыхал. Человек не одинок, Если серенький зверек Лег — доверчивый клубок, — На диване, возле ног. Вечер. Тихо. Дрема. Хорошо быть дома Тем, кто жизнью утомлен. Ниже пламя, ниже. Память бисер нижет. Дрема, дрема. Тише… Сон. 15.11.55.

Святочное

П-м.

 Вот железная дорога. Многолика, многонога, Суета на ней, тревога — Там, где станция, вокзал… Полыхал какой-то строгий, Свистнул, брякнул, убежал… А другой стоит далеко, Не легко его найти, На семнадцатом пути… ________________________________ Там, за длинным рядом окон, Сон гуляет темноокий, По пустым вагонам ходит, Позабытое находит. Не шумит, а дышит громко, Прячет в синюю котомку, Что отыщет, все равно, — На узорчатое дно. __________________________________ Позади товарный дремлет, (Тот, пути который мерит,) Скучно длинный, без затей, — Красноватый, дряхлый змей. В час указанный, зевая, Длинным телом извиваясь, С визгом, лязгом, задрожит. В дымы, искры, черногромы, Вслед веселому, другому, — Он лениво побежит… _________________________________ Вот такое, в общем, дело… На него я поглядела, (На знакомое, хотя,) И решила, не шутя: ________________________________ Изувеченные нервы… Облегчая… Долгом первым… Для леченья старых ран — Все изломы и уклоны И души больные стоны — Дай упрячу в чемодан. И злорадно и коварно, Подпихну в вагон товарный — Пусть их ищут новых стран! А в почтовом — писем много. Он об этом всю дорогу Деловито тарахтит. Явь лелеет небылицы. Самолет над ним, как птица, Растопырою летит… _____________________________ Мчатся чудища — уроды. Строки рвутся на свободу: «С Рождеством! И с Новым Годом!.. Много, много счастья вам!..» Легкий звон на целом свете… Как не верить чудесам?.. И слова приветно эти: «С Рождеством! И с Новым Годом!» С этим самым самолетом, Посылаю я друзьям. 11.12.53.

СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ (не вошедшие в бумажное издание)

Паучок

 Вьет свою ниточку маленький, серый паук. Радости, горечи встреч и разлук, Вспышек, раскаяний медленный круг — Нитью серебряной выткал паук. Взлеты — падения — каждый прыжок, С кем ты был нежен и с кем был жесток — Маленький, серый, во тьме паучок Знает и ткет он, а ты изнемог. Трудится, нитка за нитью, паук… Как поседел ты, мой друг!.. «Воля России». 1928. № 1

Колоколенка

 Сидит в траве под колоколенкой — Такой смешной ребенок голенький. А рядом — серый кот. И щеголяют чинной позою. И молоко из кружки розовой По очереди пьют. В траве желтеют одуванчики. И целит прямо в солнце мячиком, Сощурясь, мальчуган… Куда уйду от колоколенки? О, все равно, мы все невольники У тела смертного в плену. «Казаки». 1929. № 1

Девчонка

 Ах, где-то на свете смеется так звонко, Веселая пляшет растрепка-девчонка, Взметаются смеха веселые взбросы, Взметаются, треплются длинные косы. Устанет и кинется прямо в траву. Шепнет одуванчику: — Нет, не сорву. — И руки раскинув широким движеньем, Задремлет под кроткой малиновки пенье. Проснется, и рада, не зная чему. Порою взгрустнется мучительно-сладко; В потемках, на старом диване, украдкой, Поплачет, не зная сама почему… И снова забудет про смутную тьму, И снова кружится растрепкой опять, И ветер целует взлетевшую прядь… «Казаки». 1929. № 1

Колыбельная (вариант)

 Тише, тише, надо спать. О не бывшем помечтать! Тихий сон стучит в окно. Шорох — стук. Спи, мой друг! На ресницах нет ведь краски. И, как в старой давней сказке. Любят сразу и навек. Это сон раскрыл котомку, — И чернить не надо тонко Края век. И кармин теперь не ляжет, И морщинки острой пряжей Скоро, скоро на лицо. Это бродит сон несмелый, Это к нам пришел и сел он На крыльцо. Там сидит — седой, нечеткий… А в руках такие четки, Что вовек не перебрать… Ветер вьет седую прядь, Чуть коснется тихих рук… Шорох — стук. Спи, мой друг!

«Дни, как золото, последние…»

 Дни, как золото, последние, Дни, как золото, горят. Не пойду с тобой к обедне я. Буду новый шить наряд. Надоело гувернанткою Быть непутному тебе. Стану лучше алой ранкою На закушенной губе. Дни, как золото, последние, Дни, как золото, горят. И душа моя победнее, И темней твой темный взгляд. Пусть другая будет добрая, Терпеливая твоя. И пускай я злая, кобра я, Но веселая змея.

Дудочка

1. «У тебя есть струны…»

 У тебя есть струны. Это ты опалов горсти лунных В пену звуков уронил. У меня есть дудочка. И хочу, она еще — хоть чуточку Чтоб попела у могил.

2. «Я выжгла горестью каленой…»

 Я выжгла горестью каленой Узор на дудочке своей. И день тот знойный был жесток. Печалью светлой напоенный Вечерних нежностью теней, Ее прослушает лужок. Два звука чистых и высоких, В протяжной трели отдыхая, Попеременно запоют. Умрут в задумчивой осоке, И птица дикая ночная Ответит им: — Я тут, я тут!..

Гребешок

 Раз к дантисту гребешок На трамвае прикатил. Говорит ему: — Дружок, Ты б мне зубы починил… А дантист его в ответ Пригласил в свой кабинет. — Вот присядьте в это кресло… Ах, вы весь как из картонки… Этот зуб немного треснул — Материал ужасно тонкий. И ужасно ваши хрупки Целлулоидные зубки… И посажены так густо, Что чинить их трудно очень. Но зато мое искусство… — Фу, как гадко ты всклокочен!.. — Теребил его больной, — Зуб ты вставь мне золотой. Починил дантист как мог. Золотые клал заплаты. И беззубый гребешок Снова стал зубатый. Плату выложил на стол, Расплатился и ушел.