© Заспа П., 2013

© ИК «Крылов», 2013

Телефон надрывался рингтоном «Группа крови» незабвенного Цоя. Он терзал барабанные перепонки, хотелось швырнуть его об стену, но дотянуться не получалось. Денис заворочался, спрятал голову, но звуки, всегда такие красивые, превратились в мерзкие и проникали даже сюда, под подушку. Телефон отыграл и стих. Но оператор, очевидно, еще не успел ответить, что абонент недоступен, а номер набрали вновь, и аппарат взорвался еще раз. Делать нечего! Придется встать и вытащить его из кармана брюк.

«Какая же сволочь так упорно домогается моего тела? – Денис сонно потянулся и взглянул на экран телефона. – О-о! Дежурный по части! Что-то новенькое».

У Дениса оставалось еще целых три дня отпуска, и сознание напрочь отрицало такое явление, как дежурный по части. Он ухмыльнулся и отбросил мобильник в сторону. Конечно, теперь все стало ясно: некому заступить на дежурство! Кто-то первый сказал, что видел его в Питере вернувшимся из отпуска, и теперь кто-то второй будет пытаться развести его как последнего лоха. Точнее, уговорить выйти из отпуска чуть раньше и заступить дежурным по части. Ему расскажут жалостливую историю о том, как не хватает людей в период отпусков! О том, что он непременно должен войти в положение. Нет! Разумеется, ему пообещают, что вернут эти дни когда-нибудь потом. Попозже… Конечно! Сжатым воздухом! Сча-а-а-з-з-з!

Такой номер мог бы пройти, будь он зеленым юнцом, а не капитан-лейтенантом, пусть и молодым!

Денис откинулся на подушку, гомерически расхохотался и уставился в потолок. Ищите дурака за четыре сольдо!

Телефон захлебнулся на последней ноте и окончательно затих. Но свое гадкое дело он сделал: сон улетучился. Денис свесил с кровати волосатые ноги и начал думать, как с толком провести оставшиеся три дня отпуска. Можно дождаться, когда Саня придет со службы, и двинуть для начала по кафешкам на Невском, а дальше – как карта ляжет. У Дениса от отпускных денег остались лишь воспоминания, но у Сани наверняка есть. Парень прижимистый. Копейку хранить умеет, хотя и расстается с ней без сожаления.

Вдруг телефон ожил снова.

Да чтоб вас! Неужели они и вправду надеются затащить его на дежурство?

Денис взглянул на экран и успокоился. Легок на помине – звонил Саня Елкин. Его друг еще по военному институту и сослуживец.

– Саня, ну ты бы еще в шесть утра позвонил, – недовольно буркнул Денис.

– Дэн, ты куда пропал?

– Ты на часы посмотри! Куда я могу пропасть в такую рань? То дежурный трезвонил, теперь ты! Или это ты меня нашим сдал, что я вернулся?

– Никого я не сдавал! Денис, тут такое дело… – На минуту в аппарате повисла пауза, Саня посопел и наконец решился: – Не знаю, чем они там думают? Ну, в общем, так: сокращают ваш отряд!

Денис наморщил лоб, почесал за ухом, решил, что спросонья не так Елку расслышал, и тупо спросил:

– В смысле?

– В прямом! Пока ты там загорал в Керчи, тут такая реорганизация по нам прошлась! У соседей целую часть сократили. Штаты порезали. Теперь взялись за нас. Среди прочего ликвидировали и твой отряд. Дежурный говорит, что пытался дозвониться, сказать, чтобы ты за расчетом и обходным листом шел, а ты не отвечаешь.

Все еще находясь в ступоре, Денис открыл шкаф, вытащил черные морские брюки, уже успевшие запылиться, кремовую рубашку с капитан-лейтенантскими погонами и решил начать день с похода в часть. Нужно разобраться с этим дурацким недоразумением или совершенно идиотским розыгрышем. Здесь что-то не так! Сократить могут кого угодно, но только не их отряд!

Служил Денис в отдельном отряде борьбы с подводными диверсионными силами и средствами. 474-й ООБ ПДСС находился в Кронштадте и прикрывал Ленинградскую военно-морскую базу от посягательств всяческих тюленей, котиков и прочего зверья, которого было в избытке у вероятного противника.

Так о каком сокращении может идти речь? Кому помешал отряд всего из шестидесяти человек, но на подготовку которого ушло почти столько же средств, как на постройку нового современного сторожевика? Конечно, здесь что-то не так. Денис, не особо переживая, надел форму и поехал в часть.

По дороге он еще немного нервничал, но вспомнил, как новый командующий базой контр-адмирал Федотов посетил их отряд с инспекцией, растрогался при виде учебной мины, прицепленной к его катеру, и восхищенно сказал:

– Впечатляет! А теперь снимите, но так, чтобы я вновь не заметил.

Сняли. И он опять не заметил.

Позже, на качественно подготовленном фуршете, адмирал продолжил свою восторженную речь:

– Вы – элита флота! На вас Родина ухнула уйму денег! Вот сколько каждый из вас весит, столько золота на вас и ушло! Я горжусь, что под моим командованием служат такие орлы! – Адмирал немного подумал и поправился: – Морские львы!

Теперь растроганно смутились морские львы. Таких слов от прежнего командующего было не дождаться. От того все больше слышали про сборище бандитов! Это он о том, что бойцы отряда нередко устраивали драки в местных ресторанах с бритоголовой братвой, превосходящей их по количеству, но никак не по качеству. Но теперь это в прошлом. Прежнего командующего за ВИП-пьянку на «Авроре» отправили в Новороссийск созерцать Черное море вместо Балтийского. И о нем постарались побыстрей забыть. А новый, ты посмотри, как расшаркивается! Каждому руку жмет! По плечу хлопает, бицепсы щупает!

Так о каком сокращении может идти речь?! Денис окончательно успокоился и весь оставшийся путь глазел в окно маршрутки, вспоминая черноморский отпуск.

На КПП его встретил старый знакомый, уже давно переслуживший все сроки, мичман Дерябин из роты связи.

Он с завистью взглянул на бурый загар на руках Дениса, присвистнул и заявил:

– Если не был в Керчи, то молчи! Завидую. Я всегда говорил, что с радостью променяю южный берег Балтийского моря на северный Черного.

Денис пропустил мимо ушей его тоскливые излияния насчет юга и спросил:

– Кто там сплетни распространяет, что нас сократили?

– Да какие там сплетни! И не только твой отряд. Тут всем досталось. Нам теперь на флоте никто не нужен! И сам флот тоже не нужен! Такое чув-ство, что нас без войны уничтожают.

– А-а-а? – Денис остановился и непонимающе уставился на потный мичманский лоб. – Так это?..

– Денис, я и говорю! – Дерябин, обрадовавшись такому вниманию, схватил его за руку и потащил на скамейку. – Ты сам поразмысли! Какие нужны силы, сколько придется положить голов, чтобы, к примеру, в бою уничтожить твой отряд или, скажем, эсминец «Беспокойный»? – Не дождавшись ответа, Дерябин выкрикнул: – Уйму! А так все просто. Найди наверху продажную гниду, а их там сейчас в избытке, помажь зеленью лапку гадкую – и нет уже отряда ПДСС! Дай еще жменьку – и нет эсминца «Беспокойного»! Зачем воевать? Плати, и будут исчезать танковые части, истребительные полки! Бери потом голыми руками. А там кто будет разбираться, кто директиву подписал? Может, и кинутся когда-нибудь, да поздно будет. Нет уже отряда по борьбе с боевыми пловцами. Был, да теперь где-то в народном хозяйстве на хлеб зарабатывает. Охранниками в супермаркетах стены подпирает. Обрати внимание – сокращают только боеготовые части! Те, которые недавно перевооружились или подготовку имеют серьезную. У кого старье стоит, тех не трогают. Они сами исчезнут.

– Ладно-ладно, я понял. – Денис встал и направился к штабу. – Из кадровиков кто-нибудь есть?

– Куда им деться? Конечно, есть. Им теперь работы невпроворот. Иди, тебя уже ждут. И запомни, Денис! – Дерябин неожиданно вскочил и погрозил кулаком кому-то в небе. – Мы все проданы! Но настанет час – все за козла ответите!

Начальник отдела кадров капитан второго ранга Морозов выглянул из-за красной стопки личных дел и недовольно проворчал:

– Где тебя черти носят? Весь график работы нам ломаешь.

– Так я это… в отпуске.

– Теперь ты в вечном отпуске.

– Сергей Михайлович, так это правда? – Денис растерянно глянул через стол из-за кипы папок Морозова. – Это точно?

– Точнее не бывает. Бери обходной, и чтоб за день все службы оббежал. Денег в финчасти нет, так что туда иди в последнюю очередь. Сам с ними договаривайся, как они с тобой будут рассчитываться, но мне чтоб обходной сегодня сдал.

Денис стоял и не верил собственным ушам. Он был уверен, что все это недоразумение или чей-то глупый ляп. Где-то кто-то напутал с документами, но все уже образовалось, негодяя наказали, теперь осталось посмеяться и идти догуливать отпуск. Но вот теперь земля под ногами качнулась, под потолком отдела кадров грянул гром, и новость о сокращении обрела суровую реальность. Денис взял обходной и посмотрел на расплывшиеся жирные буквы.

– Ты у нас что заканчивал? – Морозов взглянул на парня, застывшего с растерянным видом, и потянулся к стопе личных дел. – Так, капитан-лейтенант Заремба. Военный институт физической культуры. Так чего ж ты раскис? Пойдешь в фитнесс-центр тренером или свою школу откроешь. Ты же у нас… – Морозов перевернул пожелтевший лист. – Мастер спорта по боксу! Во как! Да я бы на твоем месте уже давно отсюда лыжи смазал.

Денис промолчал, прикрыл за собой дверь и на ватных ногах вышел во двор. Он еще много чего мог бы добавить в послужной список своих спортивных заслуг и достижений, но разве в этом сейчас дело?

Дерябин заметил его, тут же подскочил, с сочувствием похлопал по плечу и полюбопытствовал:

– Придумал, чем в народном хозяйстве займешься?

– А-а?..

– Я бы на твоем месте к какому-нибудь «бугру» в телохранители подался. Там твои кулаки быстро оценят и платить хорошо будут. А еще лучше езжай к французам в Иностранный легион. Я по молодости мечтал. Там нашего славянского брата ценят. У них мало найдется дураков за тысячу евро свою задницу подставлять где-нибудь в Афганистане или жариться в Джибути. А тебе там цены не будет.

– Я патриот.

Денис попытался отмахнуться от назойливого мичмана, но Дерябин и не думал отставать, загородил собой проход, поднял палец и важным тоном произнес:

– Запомни, Денис! Я побольше твоего прожил и понял: патриотизм – это фанатичная убежденность в том, что раз МОЕ, то самое лучшее! И только так! И не обсуждается! Пусть оно дерьмом попахивает, но я за него костьми лягу! А им только того и надо. – Дерябин вновь погрозил кулаком в небо. – Можно втоптать тебя в грязь, можно твердить тебе, что ты быдло, а чуть возмутился, тебе сразу – хреновый патриот!

– Я не им служу, а Родине.

– Ну-ну. Не сильно-то ей твоя служба нужна. Меня, старую развалину, оставили, а тебя, здорового бугая, выбросили! А с меня-то что толку? Анализы и те только докторов пугать. Денис, послушай меня, плюнь на все и живи нормальной спокойной жизнью. А если на нас нападут янки, то сделай вид, что тебя это не касается. Я так думаю, они придут за ресурсами, да? Так? А раз так, то газ, нефть и прочие богатства давно не принадлежат мне, тебе и вообще российскому народу. Все давно поделено между всякими абрамовичами, дерипасками и миллерами! Так почему же русский Иван должен подставлять свою голову за чужое? Они-то свалят в первый же день, в окопы не полезут. Пусть набирают частную армию, платят ей и она защищает их частную собственность. Сегодня они нас душат кошмарными ценами на бензин, газ, свет, а мы потом за них погибай?

Денис посмотрел невидящим взглядом на Дерябина и пошел вдоль плаца к ангарам со спецтехникой. Ноги, будто свинцовые, тяжело переступали сами собой, а в голове сверлила мысль: «Теперь что? Я здесь лишний?»

Во рту гадко пересохло.

А и вправду, куда теперь? Он никогда не задумывался над мыслью, что будет, если всего этого не будет? Служба казалась такой же вечной и незыблемой, как бетонные волнорезы. Все виделось расписанным на десятилетия вперед. Сейчас он командир группы, затем получит отряд и звезду капитана третьего ранга. Потом уже можно искать должность в штабе и колоть погоны под звезды кап-два. А там, глядишь, и кап-раз не за горами. Упали три звезды на погон, и считай, жизнь состоялась. Все логично, ясно и понятно. Обычный путь человека, избравшего целью своей жизни военную службу.

И вдруг все становится с ног на голову! До сегодняшнего дня ты материл службу за ее нервотрепку, вечный аврал, ненормированный рабочий день. Но вот тебе говорят: «Ничего этого нет! Ты свободен!» А ты смотришь по сторонам и не понимаешь – о чем это они? Где эта свобода? Ведь впереди пропасть!

Денис вспомнил о Сане и пошел на склад материально-технического обеспечения. Елкин закончил тот же институт, что и Денис, но на жизнь смотрел с более практичной стороны. При первой подвернувшейся возможности он перемахнул в службу тыла, с радостью сменив беспокойные будни боевой части на сладостную нирвану кабинетной и складской работы. Спорт он теперь вспоминал, только глядя в телевизор, обзавелся брюшком, выпирающим сквозь рубашку, и вторым подбородком.

В ответ на все старания Дениса поднять утром его на зарядку Саня лениво отмахивался и философски изрекал из-под одеяла:

– Если бы физзарядка была полезна, у каждого еврея на кухне имелась бы перекладина!

Но, несмотря на полную противоположность, их связывала крепкая дружба. Друг за друга они всегда стояли горой.

Саня поджидал Дениса у ворот вещевого склада.

– Глядя на тебя, хочется удавиться! – Он смерил приятеля оценивающим взглядом и добавил: – Вижу, не обойтись без пивотерапии.

– Мне сегодня надо обходной сдать.

– Забей! Морозов всем так говорит, да никто не торопится. Подожди, я склад закрою, и подумаем, чем заняться.

Он заглянул внутрь и вызвал мичмана Чудинова, своего помощника, молодого, хорошо откормленного хлопца с хитровато бегающими глазками.

– Чудо, я сейчас на обед, а потом, если кто-то спросит, – убыл в штаб, подписывать накладные.

Чудинов, любивший, когда начальник исчезал, потому что тогда он оставался за главного, радостно закивал.

– Пошли, Денис. – Саня потянул его в обход окон начальства, вдоль забора, ограждавшего часть. – Я уже придумал, что мы сделаем. Возьмем в общагу три-четыре коробки пива и устроим у тебя пивной… вернее, военный совет.

Жили они в офицерском общежитии. Точнее, оно когда-то было офицерским, а теперь в нем кто только не обитал. Денис поначалу удивлялся, глядя на смуглых сынов Кавказа, дефилировавших по коридорам, но потом понял, что на дворе век рыночных отношений, а потому – радуйся, что еще самого не выкинули из номера, пусть и захудалого, но все же отдельного. Общага была построена еще во времена незабвенного Никиты Сергеевича и уже порядком обветшала. Под стать ей был и микроскопический номер с древней мебелью, до сих пор висевшей на балансе коммунально-эксплуатационной службы. Красная полированная тумбочка с инвентарным номером на обороте еще видала крах советской империи, а круглый облезлый стол на гнутых ножках, наверное, помнил крушение империи Российской. Такими же были и стулья. А рассохшаяся деревянная кровать до сих пор не развалилась лишь потому, что обитавшие в ней клопы крепко держались за руки.

Почуяв бесплатное халявное пиво, в номер сразу набились друзья. Затем проход загромоздили друзья друзей. Потом появились и просто слоняющиеся без дела обитатели общежития, руки которых едва протискивались за банкой пива.

Денис сидел мрачный, не обращая внимания на радостных соседей по этажу, ржавших в дверях и не понимавших, по какому поводу выставлено угощение.

Когда взрывы смеха стали уж совсем не к месту, не выдержал Саня:

– Эй, там, заткнитесь! Не видите, у человека депрессия? А то смотрите, если он сейчас начнет ногами махать, то нам здесь всем места будет мало! – Но сам Саня не слишком-то расстраивался, обнял Дениса за плечи и весело успокаивал: – Брось, Дэн! У тебя жизнь только начинается. Займешься бизнесом, а я тебе помогать буду.

– Да какой из меня бизнесмен? Может, и в самом деле в легион рвануть?

– Не наслужился?

– Пойми, Саша. – Денис тоскливо посмотрел на собственные погоны. – Не могу я без них. Ничего другого не умею, а без службы жизнь себе не представляю. Слыхал про гусара-поэта Дениса Давыдова? «Сабля, водка, конь гусарский, Я рожден для службы царской!» Вот так и я. Сколько себя помню, только о службе и думал.

– Понимаю, Денис. Как не понять – в жизни всегда есть место подвигу! Да только вот держаться от этого места надо подальше! И не те ты стихи читаешь. Я тебе вот такой расскажу:

Не слыхал такой? Сурово, но точно. В духе нашего времени. Как с тебя списано.

Елкин щелкнул крышкой очередной банки, опрокинул ее в горло и проглотил, будто пересохшая земля летний дождь. Уставившись на покосившуюся люстру, он лихорадочно соображал, какими еще аргументами направить друга на путь истинный.

Тут, бесцеремонно растолкав толпу в дверях, вошел Егор Никифоров. Вернее, распихал всех его пес, а Егор лишь влетел, вцепившись в поводок. Егор был личностью крайне эпатажной. Чего стоила только короткая, выкрашенная в желтый цвет прическа-площадка. Худой, длинный, щеголявший зимой и летом в высоких ботинках на шнуровке цвета блю, Егор походил то ли на скинхеда, то ли на альпиниста, отбившегося от группы. С вечной трехдневной щетиной и стреляющим по сторонам хитрым взглядом рыночного жулика, он протиснулся к столу и запустил руку в коробку с пивом. В мужской компании Егору всегда были рады. Но причиной тому была не экстравагантная прическа или синие берцы, а пес Цезарь. Роскошный стаффордширский терьер, черный красавец с белой грудью, Цезарь был псом огромной и добрейшей души.

С широкой головой и растянутой в улыбку пастью, он никогда никого не укусил, но мог зализать до истерики, стоило лишь кому-нибудь обратить на него внимание и восхищенно произнести:

– Какая чудесная собака!

Этого было достаточно. Цезарь валил бедолагу на спину и, не жалея слюны, благодарил за доброе слово, стараясь вылизать от шеи до макушки. Не пес, а вулкан доброты и радости! Но кроме всех достоинств была у Цезаря одна слабость – жуть как любил пиво! За ним он мог бежать на другой конец многомиллионного города, продать собственную, неизвестную ему мать, сутки простоять на задних лапах, заглядывая в пивной ларек, или валяться в ногах как дворняга. Эксперименты с вином и водкой положительных результатов не дали, а вот пиво!..

Егор даже водил его к ветеринару.

– Ему, наверное, не хватает в организме дрожжей, – поставил диагноз собачий доктор. – Покупай в таблетках.

Егор покупал, и Цезарь с удовольствием их ел, но при первой возможности запивал пивом. Едва только заслышав его запах, он тащил своего хозяина к заветной цели так же настырно, как ищейка идет по следу зверя. А обнаружив кого-то с бутылкой в руках, пес садился напротив и смотрел в глаза с такой тоской, что пиво застревало в горле.

Да и бог бы с ним, с этим пивом – кто его не любит? Но было одно «но»…

Вылакав свой честно выклянченный стакан, Цезарь валился на спину, вытягивал вверх лапы и через минуту уже храпел. И не беда, если бы все заканчивалось лишь храпом и тем, что он шумно и коварно портил воздух. Но, упившись, Цезарь полностью расслаблялся, и тогда над розовым брюхом взмывала желтая струя, перелетала через широкую грудь, падала на белую шею и растекалась под ним широкой лужей.

– Сволочь! – орал Егор и, схватив за ошейник, елозил псом по полу, используя как половую тряпку.

Но Цезарь был непоколебим и храпел только громче, а мог еще поддать, теперь уже послабее. В общежитии все его обожали.

Завидев пса издалека, мужики кричали:

– Цезарь! Идем ударим по пивку!

Он их понимал и тащил Егора следом за ними, ломая хозяину все планы. Коронный номер этой парочки выглядел так. Егор поднимал Цезаря на задние лапы и растягивал его пасть от уха до уха, превращая в собаку-улыбаку. Тогда уже никто не мог удержаться от смеха, и даже продавщица в ларьке могла угостить бесплатно. Так что, несмотря на пьяные козни, Егор пса любил и ценил, потому что он был проходным билетом в любую компанию.

И сейчас, растолкав толпу, Цезарь сразу сориентировался, к кому обращаться, подступил к Елкину и положил голову ему на колени. Саня, не удивляясь, деловито достал с полки тарелку и, как закадычному собутыльнику, вылил остаток собственной банки.

– Денис, не хандри, – попытался он еще раз поддержать друга. – А я тебе на что? Говорю же, ты начни, а я помогу. Так сказать, буду оказывать флотскую тыловую поддержку! Жуть как давно мечтаю окунуться в мир бизнеса. Станем с тобой деловыми акулами! Все нас будут знать и уважать. – Саня мечтательно закатил глаза. – Денег считать, как сейчас, не будем!

Денис хмурился и продолжал вертеть в руках непочатую банку.

А гостей прибывало. Они уже не вмещались в комнате и стояли в коридоре.

Заглянул сослуживец, старший лейтенант Дима Розов, отхлебнул и осведомился:

– Кто угощает?

– Денис за сокращение проставляется, – ответил Саня.

– А ты когда будешь?

– Не дождетесь! – Саня покачал пальцем и философски заметил: – Тыл вечен! Он жил, жив и будет жить!

– Кто бы сомневался. – Дима усмехнулся. – Я вижу, ты не в курсе? Тебя после обеда искали, чтоб сказать, да, видно, не нашли. По твоему любимому тылу тоже метла прошлась.

– Это ты о чем? – насторожился Саня.

– А о том, что отдел обеспечения теперь становится отделением, а должность начальника – мичманской. Так что теперь Чудинов будет рулить всем хозяйством, а ты, Санек, вроде как и не при делах.

– Ты чего несешь?! – взвился Елкин. – За такие шутки физиономию бьют!

– Позвони Морозову, он тебя просветит.

Саня растолкал навалившихся на него соратников и достал телефон. Начальник отдела кадров ответил сразу.

Прокашлявшись и придав голосу бодрости, Саня представился:

– Сергей Михайлович, это Елкин!

И тут же затих, прислушиваясь. Лицо его менялось, то вытягиваясь, то приобретая пурпурный цвет. Он только изредка вставлял:

– А как же?.. А куда же?.. А мне что делать? Не верю! Быть не может! Вот суки!

Наконец Елкин дал отбой и спрятал мобильник.

– Что, Морозов тоже пошутил? – съехидничал Дима.

– Дай пива.

Денис сначала рассеянно к ним прислушивался, затем увидел, как Саня растерян, и удивленно спросил:

– Тебя что, тоже слили?

– Вчистую.

Тут Дениса прорвало. Он просветлел лицом, расхохотался, хлопнул Саню по спине и спросил:

– Ты собирался бизнесом заняться? Или рванем в легион? – Вдоволь насмеявшись, он открыл банку и, чокнувшись о лоб Елкина, предложил: – За наш трест! За новую жизнь!

Вот уж воистину!.. Печально, когда сдохла своя коза, но как же радостно, когда корова соседа!

Командир U-554 обер-лейтенант Вернер Ремус очень торопился. Он перепрыгивал через топливные шланги и кабели проводов, змеившиеся по причалу, и едва не переходил на бег. То здесь, то там вспыхивали огни сварки. Он закрывался белой фуражкой от слепящих зайчиков, спешил, но то и дело натыкался на сварщика, согнувшегося под его ногами, или на кислородный баллон. Накануне базу Вильгельмсхафен бомбили американцы. Причалы, не спрятавшиеся в бетонных бункерах, и подъезды к базе были изрыты воронками. На ремонт выгнали всех, даже неприкосновенных штабников, не говоря уж об экипажах кораблей и подводных лодок, стоявших на рейде! Вокруг было не протолкнуться от рабочих и их помощников.

Вся эта суета, кипевшая вокруг, касалась всех, но только не экипажа подводной лодки U-554. Тридцать минут назад Вернера срочно вызвали в штаб двадцать второй флотилии, за ним даже прислали последний уцелевший штабной «опель».

Командир флотилии, легенда среди подводников, капитан третьего ранга Генрих Блейхродт по прозвищу Аякс, резко бросил Вернеру, едва успевшему переступить порог:

– Твоему экипажу сбор по тревоге! – Он взял со стола тонкий конверт и протянул его Вернеру: – Это тебе лично. Вскроешь после выхода в море. Взгляни, кем подписан.

Вернер посмотрел на тяжелую сургучовую печать, затем ниже, на размашистую подпись, и обомлел. «Командиру исполнить даже ценой жизни экипажа!» Под этой строкой, написанной от руки, стоял автограф адмирала Карла Деница.

– Я уже выделил тебе все, что от меня требуется. Топливо для твоей лодки сливаем с других. Боезапасом также укомплектуем на сто процентов. Тот, кого ты повезешь, должен быть доставлен в Кенигсберг или уйти на дно вместе с тобой! – Блейхродт посмотрел в глаза Вернеру, оценивая, верно ли тот его понял. – И никак иначе. Не сомневаюсь, что все разведки врага ведут за ним охоту. Не дай Господь ему попасть к ним в руки. Возможно, этот старикан – последний шанс для нашей Германии. Думаю, что-то подобное ты прочтешь и в том, что содержится в пакете, а сейчас ты уже опаздываешь с выходом в море. До следующего налета U-554 должна быть уже далеко.

И вот Вернер бежал на лодку, а за ним, еле поспевая, прыгал через препятствия старший помощник лейтенант Ульрих Витт.

– Все в сборе?

– Так точно, герр командир!

– А пассажир?

– Их двое. Уже прибыли. Ждут вас.

Вернер вбежал в раскрытые ворота бункера и увидел у пирса свою лодку. Экипаж построился на палубе, а рядом с трапом, в нелепом светлом костюме среди черной и серой формы подводников, стоял крупный мужчина с седым ежиком на голове.

«Ну до старикана ему еще далеко, – подумал Вернер. – Но и для последней надежды Германии как-то невыразительно. Похож на школьного учителя истории или математики. Говорили, он доктор каких-то наук. Ну да ладно! Мое дело – доставить его в Кенигсберг и не задавать лишних вопросов. А там столько сейчас провозглашается этих спасителей Германии, что и не счесть. Каждый день новые объявляются!»

Действительно, в конце марта сорок пятого года, наверное, только фюрер не сомневался в чудесном переломе хода войны. Больше верующих в победу было не найти, а в среде подводников тем более.

Рядом с доктором переминался с ноги на ногу и с нескрываемым страхом глядел на лодку молодой человек с рыжими кудрями, в легком сером плаще и явно еврейской наружности. В руках он держал увесистый саквояж.

Вернер хмыкнул. Германию пытаются спасти даже те, к кому она всегда была беспощадна!

– Виктор Штраубе! – Доктор протянул руку. – А это мой помощник и ассистент Йонатан Вортс-ман. Капитан, вас уже предупредили о нашем прибытии?

– Более чем. Проходите на лодку, доктор.

– Поймите нас правильно, господин капитан, мы очень торопимся. Сколько вам необходимо времени на то, чтобы доставить нас в Кенигсберг?

Вернер едва не вспылил, но вспомнил, с каким почтением говорил о докторе командующий флотилией, и сдержался.

«Вот так вот запросто взял тебя вместе с вашим евреем и доставил, будто пароход по расписанию! – Вернер с неприязнью посмотрел на док-тора. – А с чего ты взял, что мы вообще туда дойдем?»

Но он лишь вздохнул и ответил:

– Поймите, доктор, Балтийское море уже давно не наше. Кенигсберг окружен советскими войсками. На прорыв к нему нам может понадобиться неделя, а то и месяц! А может, и жизнь! Но, надеюсь, что этого не случится. Проходите на лодку, мы уже опаздываем.

– Я знаю обстановку в Кенигсберге. – Доктор Штраубе ступил на трап, обернулся и добавил: – Каждый день промедления грозит гибелью нашей с вами Родине. Я всего лишь хотел, чтобы вы это знали, господин капитан.

Вернер посмотрел ему в спину и ответил:

– Я буду помнить об этом, доктор. – Затем он отыскал взглядом старшего помощника, стоявшего на правом фланге строя, и выкрикнул: – Ульрих, почему до сих пор не убраны концы?

– Так ведь мы ждали вас, герр командир!

– Уже дождались! Что за парад вы устроили на палубе? Живо все по местам! Мы идем спасать Германию!

Вернер взял Ульриха за руку, отвел его в сторону и спросил:

– Как думаешь, где нам их разместить? Аякс сказал, что доктор – очень важная персона. Не просто же так сам папа Карл прислал пакет.

– Пусть идут в офицерский кубрик. Главный механик все равно от дизелей не отходит, а второй вахтенный может поспать где придется. Про себя я вообще молчу.

– Кстати, насчет тебя. – Вернер задумчиво потеребил подбородок и добавил: – Я хочу, чтобы ты всегда был с ними рядом. Торпедных атак не предвидится. Я буду избегать встреч со всеми судами, так что ты мне особо и не нужен. Все-таки последняя надежда Германии! Нам с тобой таких слов давно уже не говорят, а вот о нем сказали. Так что, Ульрих, присмотри за ними. Ну, чтоб там не зашибло чем-нибудь или покормить не забыли.

– Как прикажете, герр командир!

Вернер вспомнил о пакете, достал его из-за пазухи и, наплевав на указание вскрыть в море, разорвал конверт. Он пробежал глазами письмо, отпечатанное на машинке, и вернул Ульриха назад. Кроме уже известного ему приказания доставить доктора в Кенигсберг и маршрута следования, рекомендованного главным штабом как самого безопасного, там была приписка, сделанная чернильной ручкой лично адмиралом Деницем. Он решил, что подписи на конверте недостаточно для того, чтобы командир проникся всей возложенной на него ответственностью, поэтому счел необходимым добавить: «Командиру! При малейшей опасности попадания доктора Штраубе в руки врага приказываю ликвидировать его. Неисполнение приказа расценивается как воинское преступление, со всеми вытекающими последствиями. Документы, находящиеся при докторе, должны быть уничтожены. Ассистент опасности не представляет, поступайте с ним по собственному усмотрению».

– Взгляни! – Вернер дал письмо старпому. – Надеюсь, до такого не дойдет, но сделать это придется тебе, если что.

– Я понял вас, герр командир.

– Не отходи от него ни на шаг. В саквояж с документами лучше положить какой-нибудь груз, чтобы не всплыл, если что.

– Есть, герр командир! – Лицо Ульриха отразило стальную решимость. – Можете на меня положиться!

Офицерский кубрик подводной лодки седьмой серии отличается от унтер-офицерского или матросского лишь тем, что каждая койка здесь закреплена лишь за одним человеком. Весь остальной экипаж спал, сменяя друг друга и не давая остыть постели, еще потной после предыдущего матроса.

Ульрих заметил потрясенный взгляд докторского ассистента, виновато пожал плечами и сказал:

– Наша лодка, конечно, не океанская «девятка», зато время погружения у нас меньше. Согласитесь, это стоит того, чтобы поступиться комфортом. Жизнь дороже лишних двадцати сантиметров в проходе. Доктор, вы устраивайтесь здесь, на нижней койке. Шторой можно закрыться от света. К шуму придется привыкнуть. Кстати, мы еще не запустили дизеля.

– Ничего-ничего. – Доктор Штраубе похлопал рукой по подушке, набитой конским волосом, не впитывающим влагу. – Я привык к неудобствам. Вы, юноша, не смущайтесь. Мы с Йонатаном не в круиз собрались, все понимаем.

После этих слов Ульрих почувствовал некую симпатию к доктору. Такой будет терпеть, но вида не подаст. А вот ассистент всячески пытался показать, что тишина лаборатории ему куда милее и ближе, чем вонь лодочных отсеков. Вортсман достал накрахмаленный носовой платок и, скривившись, прикрыл нос.

– Это еще ничего! – засмеялся Ульрих. – Я же говорю, что дизеля пока не запустили. А вот когда запустят, вот тогда начнется настоящая вонища! Но ничего, привыкнете. Вы полезайте на верхнюю койку. – Он отдернул штору и указал Йонатану на его место. – Здесь сейчас ящики с апельсинами. Пока потерпите, мы съедим их в первую очередь. Давно нас так не баловали. Уж не вы ли, доктор, тому причиной?

В этот момент загремели дизеля. По лодке разнеслись команды. Шторы над койками качнулись, субмарина содрогнулась всем корпусом и отвалила от причала. По узкому проходу протиснулась вахта в оранжевых жилетах, загремела по трапу и исчезла в рубке.

– Я не переношу качку. – Ассистент присел на койку доктора и вцепился в деревянный бортик.

Ульрих снисходительно взглянул на его побледневшее лицо и мгновенно вспотевший лоб, потом проговорил:

– Так ведь еще и не качает. Я прикажу специально для вас принести мешок с сухарями. Помогает.

В отличие от доктора, к его ассистенту он начинал испытывать стойкую антипатию. Мало того, что еврей, так еще и носом крутит, будто не Штрау-бе, а он – спаситель Германии. То ему воняет, то его качает!

Лодка вышла из базы, и в борт ударили первые волны. В море дул крепкий ветер, соленая свежесть которого чувствовалась через люк, открытый в рубке. Несколько минут спустя вахта вновь загремела на трапе и рухнула в командный пост. Теперь, достигнув приемлемой глубины, лодка пошла на погружение. В грохот дизелей ворвалось хриплое шипение балластных цистерн. Неожиданно по ушам ударил перепад давления. Вортсман испуганно вскочил и, выпучив глаза, открыл рот.

– Шноркель! – засмеялся Ульрих. – Шноркель! Труба такая. Через нее воздух поступает к дизелям. А как волна приемный клапан накроет, то он закрывается. Тогда двигатели сосут воздух из лодки. Вот по ушам и бьет. Мы сейчас идем на перископной глубине. Это хорошо, что волнение на море. След от шноркеля не виден. Лучше уж хлопки по ушам терпеть, чем грохот бомб. Вы старайтесь всегда держать рот открытым. У нас матросы даже спят так.

Ульрих почувствовал себя экскурсоводом в музее перед совершенно глупыми посетителями. Такое положение ему понравилось – вот так-то, господа ученые! Это вам не лягушек и мышей в лаборатории расчленять!

При очередном перепаде давления доктор Штраубе скривился, сглотнул и обратился к ассис-тенту:

– Не думайте о собственных неудобствах, Йонатан. Давайте лучше еще раз пройдемся по нашим выкладкам. Из Кенигсберга сообщают, что им удалось создать две среды с разным течением времени. Я считаю, что это всего лишь резонанс основного знакопеременного потока.

– Господин доктор, ваша теория знакопеременного течения времени феноменальна!

– Не льстите мне. Это пока всего лишь теория. Наши коллеги из Кенигсберга ее отрицают. В этом их главная ошибка. Я уверен, мы встретимся с ними и укажем, в чем состоит главный просчет. Неоценимая заслуга наших коллег заключается в том, что им удалось создать генератор отстраненного полярного поля. Они его вот-вот запустят. Это неслыханный успех, согласитесь, Йонатан.

– Господин доктор, без ваших расчетов, регулярно пересылаемых им, они не сдвинулись бы с места еще несколько лет.

– Ну-ну… полно вам, Йонатан! – Доктор замахал руками в знак протеста, но было очевидно, что лесть ему приятна. – Я лишь теоретик, а они – прекрасные практики.

Теперь Ульрих почувствовал себя школьником-первогодком, по ошибке попавшим на урок к старшеклассникам. Он умолк, присел напротив, лишь слушал и робел. Сейчас его пригласят принять участие в беседе и он покажет свое полное невежество.

Ассистент доктора это заметил, ехидно ухмыльнулся и спросил:

– А вы, господин лейтенант, что думаете о возможности изменения течения времени?

Ульрих покраснел и смущенно выдавил:

– Я в этом не силен, но уверен, что такое открытие пригодилось бы нам для того, чтобы быстрей прибыть в Кенигсберг.

– Йонатан, не смущайте нашего морского друга, – вступился за Ульриха доктор. – Уверяю вас, что и он знает что-то такое, что вам и не снилось. Иногда вы становитесь не в меру заносчивым.

– Простите меня, доктор. Но я не устану лишний раз говорить окружающим, что рядом с ними присутствует гений, который рождается раз в столетие! Находясь рядом с вами, я узнал столько, что этого с лихвой хватит на несколько жизней.

Доктор Штраубе недовольно поморщился:

– Иногда ваша лесть становится несносной. Чтобы узнать что-то новое, нужно уже что-то знать. Вы смышленый юноша, и под вашими рыжими пейсами я вижу цепкий ум. Прекратите, наконец, меня расхваливать, давайте лучше поговорим о нашей работе.

– Вы спасли меня из еврейского гетто. Я ваш вечный должник. Этого, господин доктор, я не забуду никогда!

– Признаться, это было нелегко. – Доктор кивнул. – Мне пришлось иметь неприятный разговор с руководством «Аненербе».

– Я с ужасом вспоминаю те дни. Зло витало всюду! Начиная с соседа по бараку и заканчивая комендантом лагеря!

– Прекратите! Вы говорите о немцах с осуждением! Мне это неприятно. И потом, нет абсолютного зла, как и нет в чистом виде добра.

– Что вы имеете в виду, доктор? Каждое ваше слово для меня аксиома, но сейчас я вас не понимаю.

За спором Вортсман даже позабыл о качке. Теперь его лицо, прежде бледное, стало багровым.

– Да что тут понимать, Йонатан! Голодный нищий на рынке вытаскивает кошелек у торговца. Для купца это зло, для нищего – благо. Средневековый изверг сдирает с раба живьем кожу и бальзамирует его, но в последующие столетия тысячи медиков изучают по нему кровеносную систему человека, называют этот экспонат самым показательным и точным. Вы, мой юный еврей, еще не знаете жизни. Позвольте, я расскажу вам одну притчу. – Доктор Штраубе взглянул на Ульриха, всем своим видом показывая, что тому тоже поучительно будет послушать. – Когда-то в древности один человек абсолютно не верил в Бога! Все верили, а он нет. Люди говорили: «Вон там на горе живет Бог. Он излечивает от болезней, дает нам руки, ноги, новые глаза, делает нас счастливыми и просветленными». А он им отвечал: «Не верю! Это шарлатан и искусный мистификатор! Он затуманил вам разум, но со мной у него этот номер не пройдет!» Но однажды он серьезно заболел. И, осознав, что спасения ему не будет, решил переступить через гордыню и пойти на гору. Увидев Бога, он хотел попросить прощения и взмолиться о помощи. Но стоило ему открыть рот, как слова сами сорвались с губ: «Шарлатан, обманщик, мистификатор!» Он ничего не мог с собой поделать. «Что ж ты хочешь от шарлатана и обманщика?» – спросил Господь, но человек не мог вымолвить ничего, кроме оскорблений. Тогда Бог его прогнал, а человек решил: «Раз не помог Бог, пойду к дьяволу». Он спустился с горы, забрел в глубокую пещеру, увидел дьявола и принялся просить у него спасения, предлагая взамен душу. Тот посмотрел на него, затем полистал толстую книгу, что-то в ней увидел и выкрикнул: «Так ведь тебя прогнал Господь! Значит, и я тебе помогать не стану!»

Йонатан, нахмурившись, почесал лоб:

– Вы хотите сказать, что Бог и дьявол компаньоны?

– Я бы сказал – не противники. Баланс. Весы мироздания! Кому-то зло, а кому-то благо. Так будет вечно.

Лодку качнуло особенно сильно, и доктор схватился за поручни.

Не обращая внимания на матросов, пробежавших перед ним и едва не отдавивших ему ноги, Штраубе постучал по саквояжу и заявил:

– Вполне возможно, что здесь скрыто благо для нашей Германии, но для кого-то это будет неслыханное зло. Мы сможем играть с историей, переписывать ее так же легко, как школьник – неправильно выполненное домашнее задание.

– Я всегда говорил, что вы гений, доктор!

– Помолчите, Йонатан! Сейчас я рассказываю все это скорее ему, чем вам. – Доктор кивнул в сторону Ульриха. – Вернуться на восемь месяцев назад и подсказать фюреру, где точно будут высаживаться англичане и американцы. Уйти на несколько лет назад и направить войну по совершенно другому руслу, по правильному руслу. Переиграть все битвы в пользу Германии! Вы понимаете, юноша, о чем я говорю?

Ульрих растерянно кивнул. Теперь доктор преобразился, от него веяло такой силой убеждения, что Ульрих невольно сжался и подумал: «Может, и вправду еще не все потеряно и что-то можно изменить?»

Доктор Штраубе удовлетворенно качнул головой, раскрыл саквояж и спросил:

– Кстати, как вас зовут?

– Лейтенант цур зее Ульрих Витт, господин доктор!

– А для того чтобы это все произошло, нам необходимо добраться в Кенигсберг, господин Ульрих Витт. Так что сейчас судьба Германии скорее не в моих руках, а в ваших.

– У нас очень опытный командир! Экипаж тоже не из новичков. Есть такие, которые еще помнят, как мы затягивали удавку вокруг Англии в сороковом году. Так что, господин доктор, будьте уверены – мы сделаем все для спасения Германии.

– Прекрасно, прекрасно. А теперь я хотел бы подумать. Нельзя ли сделать так, чтобы по этому проходу никто не бегал?

– Боюсь, что нет, господин доктор. На лодке иначе нельзя. Но я прикажу, чтобы моряки старались вам не мешать. Они будут проходить здесь аккуратно и тихо.

Но доктор Штраубе уже не слышал Ульриха. Он раскрыл пухлую потрепанную тетрадь, исписанную древними рунами и оккультными знаками, вооружился чернильной ручкой и полностью ушел в работу.

Вортсман виновато развел руками. Что поделать? Вот такой он, доктор Штраубе!

Йонатан вытащил из ящика апельсин и начал играть им, как теннисным мячом, бросая в переборку.

Он заметил удивленный взгляд лейтенанта, спохватился и сказал:

– Простите. Дурацкая привычка. Когда думаю, включаются паразитные движения.

Ульрих наклонился к его уху и спросил:

– О чем сейчас говорил доктор? Не могли бы вы мне объяснить попонятней?

– Вы можете говорить в полный голос. Когда доктор работает, он находится в совершенно другом мире. Тем более что здесь и так шумно. У меня даже уши заложило.

– Это от перепада давления. Скажите, доктор и вправду способен спасти Германию и переписать историю?

– Очень может быть. Он действительно гений. Доктор Виктор Штраубе теоретически доказал возможность течения времени не по прямой с постоянной константой, а по знакопеременной гиперболе. Можно заставить время колебаться по оси Y относительно постоянного значения X. Для этого необходимо иметь генератор отстраненного полярного поля и два образных противоположных электрода в разнесенных друг от друга точках. Тогда, возможно, удастся заставить время колебаться по гиперболе доктора Штраубе. Один электрод находится в горах Австрии, второй – рядом с генератором в Кенигсберге. Это для того, чтобы положительные колебания были минимальными, а отрицательные – достаточно глубокими и позволяли перемещать объекты далеко в прошлое. Доктор хочет первым испытать эффект своей гиперболы на себе. Теоретически это возможно. Вернувшись в прошлое, он укажет фюреру на все его ошибки. Но, повторяю, пока это только теория. В действительности все очень туманно.

– Йонатан, я все слышу, – проворчал доктор Штраубе и вновь уткнулся в конспект. – Ваша неуверенность возмутительна.

– Простите, господин доктор! У меня нет и тени сомнения в успехе эксперимента!

Но доктор его уже не слышал и с головой ушел в чтение.

– Примитивный генератор временных колебаний был создан в Кенигсберге еще в сорок втором году, – продолжил объяснять Ульриху Вортсман. – Но это были неуправляемые всплески времени. Работы велись наобум, методом проб и ошибок. Сейчас, с помощью расчетов доктора, эти процессы могут стать вполне управляемыми.

Ульрих прислонился к переборке и задумался о гениях, их влиянии на жизнь остального человечества. Часто бывает, что один просветленный разум указывает путь миллионам менее просветленных, а то и откровенной серости.

«Будет жаль, если мы не сможем прорваться в Кенигсберг, – подумал он. – Хотя бы потому, что еще один гений не сможет показать свое дарование перед всеобщей посредственностью. Переписать войну – аж мурашки по коже! Жаль, если не прорвемся. Тогда, – решил Ульрих, – я его застрелю. Чтобы избавить от ужаса захлебываться морской водой или, еще хуже, мучительно задыхаться, будучи заживо погребенным на дне, в целой, но безжизненной лодке».

Этот страх преследует каждого подводника, и каждый, перед тем как уснуть, молит Бога, если такому суждено случиться, то пусть гибель будет мгновенной, и лучше – во сне.

Ульрих погладил кобуру с именным «вальтером». Он получил его из рук самого адмирала Деница. Папа Карл тогда пошутил: «Наградные пистолеты не дают осечек, потому что делаются не на конвейере, а в отдельной мастерской».

«Это хорошо. – Ульрих горько усмехнулся. – Не будет проблем, чтобы застрелиться».

Бортовая качка сменилась килевой, от нее не спасала даже двенадцатиметровая глубина. Вортсман забрался на верхнюю койку, пристроился между ящиками с апельсинами, лежал с зеленым лицом и безжизненно болтал рукой над головой у доктора Штраубе.

– Простите, мне так немного легче, – с трудом выдавил он.

– Сейчас кок предложит обед, – отпустил колкость в его адрес Ульрих. – Я так понимаю, до улучшения погоды вас лучше не беспокоить?

Вортсман лишь застонал в ответ и отвернулся, а доктор будто и не видел ничего вокруг. Раскачиваясь в такт лодке, он лишь морщился, когда рука уплывала в сторону, а вместо формул и знаков получались каракули. Штраубе будто и вправду был в другом мире, ничего не чувствовал и не замечал. Когда к ним заглянул командир, Ульриху пришлось тормошить доктора, чтобы уговорить хоть что-то поесть.

«Не очень-то хлопотное досталось мне задание, – усмехнулся Ульрих. – Один поглощен своей работой, другой – собственными страданиями».

Так продолжалось несколько дней. К удивлению, их не заметила авиация, не преследовали и эсминцы. Удача им улыбалась и, бесспорно, была на их стороне.

Даже командир не удержался. Оторвавшись от штурманского стола, он хлопнул по карте ладонью и выкрикнул в проход:

– Доктор, я готов вас зачислить в экипаж! Под вашей счастливой звездой и нам будет спокойней. Если так пойдет и дальше, то сегодня утром мы увидим огни Кенигсберга!

Денис смотрел на деревья, проносящиеся мимо и размытые от немалой скорости «Сапсана», вжимался в пухлое кресло и думал о ближайшем будущем, ожидавшем их. О том, что едут в Сколково, они узнали от весьма симпатичной молодой девушки, разыскавшей их на вокзале. Отыскав их в толпе на перроне, она спросила:

– Вы едете в Сколково?

– В Сколково? – с удивлением переспросил Денис.

Саня же среагировал иначе:

– С вами, красавица, хоть в Силиконовую долину!

Девушка презрительно хмыкнула и достала два листка.

– Это копии ваших паспортов?

– Наших.

– Тогда вот вам два билета. В Москве вас встретят. Никуда с вокзала не уходите. Там вас знают только по описанию. Вдруг сразу не найдут.

– Надеюсь, вы с нами? – Саня расплылся в сальной улыбке.

– Перебьетесь! – Девушка устало вздохнула и скрылась в толпе, бросив на прощание: – Удачи вам на научном поприще, только не лопните от избытка ума.

Теперь они мчались в Москву со скоростью гоночного болида, совершенно не представляя, что их ждет впереди, на кой черт они вообще туда подались. Саня пытался приклеиться к сидевшей через проход москвичке, изображая из себя ученого и вешая ей на уши с тяжелыми золотыми серьгами бредни что-то насчет его изысканий в области нанотехнологий. А потому ему край как нужен экскурсовод по столице, а еще лучше – личный секретарь с московской жилплощадью. Девица смотрела на него осоловевшим взглядом и, похоже, не совсем успевала за стремительным полетом Саниной мысли. Денис улыбнулся и отвернулся к окну. В отражении он встретился сам с собой взглядом, и это был взгляд загнанного в угол волка. В отличие от Сани, легко пережившего увольнение, Денис до сих пор не мог прийти в себя. Он все ждал, что вот сейчас зазвонит телефон и командир отряда капитан второго ранга Петров, разъяренный его отсутствием, заорет в трубку благим матом: «Где ты пропадаешь? А ну марш на службу! Время пошло!»

Но телефон молчал, и с этим надо было смириться.

Он еще раз взглянул на себя в отражение – какой ты к черту волк! Как был цепной собакой, так ею и остался.

Денис обреченно вздохнул и подумал: «В принципе кто такой волк? Та же собака, только подавшаяся в партизаны».

Саня встретил полное непонимание со стороны московской барышни и сделал последнюю попытку произвести впечатление. Обернувшись к Денису, он закатил глаза к потолку и, сам себе удивляясь – откуда он только знает такие слова?! – произнес так, чтобы слышали не меньше трех рядов в округе:

– Коллега, я ознакомился с вашей работой по ядерному синтезу в условиях, приближенных к космическому вакууму. Скажу откровенно – впечатляет. Нобелевская премия вам обеспечена.

Но Денис сейчас был далек от того, чтобы участвовать в этом дурацком розыгрыше. Отмахнувшись от Сани и обращаясь скорее к москвичке, выпучившей глаза, он устало выговорил:

– Вы запамятовали, коллега. Тема моей диссертации – проблема абортов у перелетных уток. На днях с подмосковных болот звонил один знатный селезень. Говорил, что нас уже ждут не меньше сотни озабоченных крякв.

Сзади кто-то громко заржал. У барышни глаза теперь стали как два теннисных мяча, а челюсть отпала, обнажив пирсинг, сверкнувший на языке.

Саня обиженно бросил:

– Вечно ты все испортишь! – И отвернулся к окну.

Через три часа они уже были в Москве.

Организация, в которую они вляпались, вновь продемонстрировала свою серьезность. Она работала не хуже швейцарского часового механизма. Не успели они выйти из вагона, как к ним подкатили двое заигравшихся в шпионов молодых парней в белых безрукавках и темных очках.

– Они? – спросил один другого.

– Мы-мы! – поспешил ответить Саня.

Их посадили в микроавтобус с тонированными стеклами, и они заколесили по Москве. За окном промелькнул МКАД, и теперь они ехали по Сколковскому шоссе.

«Вот мы и прибыли!» – догадался Денис.

Микроавтобус остановился перед зданием, наверное способным возглавить список самых футуристических строений мира. Огромная стеклянная шайба лежала на массивном бетонном фундаменте и служила основанием для четырех прямоугольных корпусов с зеркальными окнами, примостившихся у нее на крыше.

В дверях их встретила охрана в униформе, трещавшей от тяжести перекачанных мышц. Над входом Денис прочитал: «Фонд развития инновационного центра „Сколково“» – и в его душе гаденько шевельнулся червячок тревоги.

Кроме них здесь было еще не меньше двух десятков таких же бездельников, решивших стать сотрудниками-испытателями. Их бегло осмотрели медики, затем всем выдали синие спортивные костюмы, взамен отобрав паспорта. Потом всю группу завели в аудиторию со столами и стульями, поднимавшимися под самый потолок. Внизу за преподавательским столом сидели трое мужчин в белых халатах, как и положено в научном центре. Двое, приветливо улыбаясь, смотрели на молодых испытателей, рассаживающихся за столами. Третий, пожалуй самый старый из них, глядел себе под ноги и, не поднимая головы, ждал, когда закроется дверь и наступит тишина.

Денис про себя сразу окрестил его Эйнштейном. Такая же рыжая копна волос на голове и круглые тонкие очки.

«Лет восемьдесят с гаком», – определил он навскидку.

Наконец ерзанье стульев стихло и наступила относительная тишина. Тогда из-за стола встал самый молодой из ученой троицы и с радостной улыбкой обратился к аудитории:

– Здравствуйте, друзья! Я рад, что вы откликнулись на наш призыв помочь движению российской науки вперед! Я всегда знал и всегда говорил, что земля российская богата на смелых и чистых помыслами людей, способных пожертвовать ради науки здоровьем, а то и жизнью!

– Чем пожертвовать? – шепнул на ухо Денису Саня.

– Говорит, жизнью. Ты как? Готов?

– Да иди ты! – огрызнулся Саня. – Обещали, что будем космическую еду испытывать.

– Может, она поперек горла встает? – усмехнулся Денис. – С риском для жизни.

А выступающий в белом халате тем временем продолжал. Он вышел из-за стола, двинулся вдоль первого ряда и, взывая к залу, театрально вскинул руки:

– Я сейчас не буду перечислять имена всех естествоиспытателей, положивших свою жизнь на алтарь науки. Список слишком велик. Как и велика их жертва. В ваших глазах я вижу решимость пройти этим славным путем! – Оратор пробежался взглядом по застывшим лицам, будто и вправду ожидая увидеть в них решимость камикадзе.

– Подождите-подождите! – нарушив затянувшееся молчание, первым не выдержал Саня. – Есть одна хорошая народная мудрость. Если хочешь приучить кота к туалету, то для начала научи его читать газету и курить. – Он подождал, пока стихнет смех, и продолжил: – Мне кажется, вы не с того начали. Хотелось бы знать…

– А вам ничего и не надо знать! – перебил его вскочивший вдруг с места Эйнштейн.

Денис удивился, откуда у этого старичка такой визгливый и в то же время волевой голос.

– Вы все согласились участвовать в экспериментах, проводимых в нашем центре. Все здесь присутствующие подписали соответствующий договор. Отныне вы собственность науки! Скажу даже больше! Серьезная научная работа неразрывна с риском. У нас случались форс-мажорные обстоятельства. И даже в этом случае ваши тела принадлежат научному центру. Если для кого-то это оказалось новостью, то получите первый жизненный урок. Всегда читайте мелкий шрифт в договорах! Вот это Родион Амвросиевич. – Эйнштейн указал на коллегу, выступавшего перед ним. – Он заведует кластером ядерных технологий. Антон Сергеевич руководит разработками в области биомедицины. Меня зовут Иван Степанович! Я отвечаю за работу отдела космических технологий и телекоммуникаций. Все! Это все, что вам нужно знать! Отныне вы не должны задавать никаких глупых вопросов! Вы должны только строго выполнять ту программу, которая будет предписывать ваши действия. Это все, что от вас требуется. Сейчас вы будете распределены по отделам в соответствии с научной необходимостью. При выборе будут учитываться ваше здоровье и индивидуальные качества.

– Обалдеть!.. – прошептал Денис. – Интересно, что мне помешает встать и уйти?

– Запугивает, – хмыкнул Саня. – Сразу пытается обломать, чтоб мы потом не дергались. Могу поспорить, что он такой же Иван Степанович, как и я. А на самом деле у него на лбу написано «Мойша Абрамович». Дэн, а что, в договоре и вправду такое было?

– Не знаю. Я не то что мелкий, но и крупный шрифт прочитать не успел.

Денису показалось, что Иван Степанович их услышал и теперь смотрел только на него. Денис даже обернулся. Может, сзади есть кто-то еще и этот мрачный взгляд адресован ему? Но сзади было пусто.

– Сейчас вы находитесь в закрытом блоке, – будто и вправду услыхав их шепот, произнес Иван Степанович. – И выйти из него сможете, только выполнив свой контракт. К тому же, в связи с тем что вы станете носителями конфиденциальной, а то и секретной информации, все подпишут документы о неразглашении, нарушение которых повлечет за собой уголовное преследование!

– Неплохое начало, – подвел итог Денис. – Зря мы сюда приехали.

– Ты что, испугался? – ухмыльнулся Саня.

– Чего тут пугаться? Просто не по мне это. Торгуем собой, как проститутки.

Выговорившись, Иван Степанович сел, и слово взял Антон Сергеевич.

– Мой коллега, конечно, немного утрирует. – Он виновато улыбнулся. – Но я уверен, его целью было донести до вас осознание серьезности проводимых здесь работ. А сейчас приступим к распределению. Пожалуй, начну с себя. Для начала мне нужны два добровольца для испытания нового типа витаминов. Сразу скажу, что ничего опасного в этом нет. – Антон Сергеевич позволил себе засмеяться. – Всего лишь изучение стимулирующего эффекта.

– Это мы! – выкрикнул Саня. Заметив еще одну поднявшуюся руку, он злобно зашипел: – А ну быстро ласту опустил! Витамины наши!

– Прекрасно! – Антон Сергеевич поманил их пальцем, но тут вмешался Иван Степанович:

– Извините, коллега. – Он взял со стола стопку карточек. – Я просмотрел их показатели. Меня устроит лишь один кандидат. Позвольте, я заберу его себе. – Иван Степанович тяжело поднялся со стула, ткнул скрюченным пальцем в Дениса и велел ему спуститься. – Будьте любезны, молодой человек, проследовать за мной. И давайте без этих щенячьих протестов! – повысил он голос, заметив, что Саня дергает Дениса, пытаясь усадить его на место. – Здесь не базар, торги у нас неуместны. Вы, кажется, офицер? Тогда вам должны быть понятны значения слов «долг» и «обязанность».

Дениса проводили по коридору в соседний бокс. Лаборатория представляла из себя круглое помещение, забитое блоками аппаратуры и шкафами с пухлыми папками и книгами. В центре стояла тумба, смахивающая на современный томограф, с туннелем сканера для запихивания пациента и последующего просвечивания его мозгов. Рядом стоял стол. Возле окна находилась заправленная по-армейски, с отвернутой белой простыней, пластиковая кровать с подведенными к ней цветными проводами. Иван Степанович по-хозяйски плюхнулся на стул и вытянул ноги. Рядом суетились несколько его ассистентов и других сотрудников, по всей вероятности статусом пониже. Дениса удивило то, что в дверях застыли два охранника в черной униформе и с резиновыми палками на поясе. Комплекцией и красными суровыми физиономиями они напоминали санитаров из дурдома.

– Отныне и до окончания работ вы будете находиться только здесь, – начал Иван Степанович. – Вы здесь будете жить, спать, есть. Все только здесь. Никаких контактов с внешним миром.

– И как долго все это будет длиться? – поинтересовался Денис.

– Вы опять задаете ненужные и глупые вопросы. Если вас это успокоит, то скажу, что свою часть работы вы уже начали. Сегодня вас кормить не будут. Таково требование эксперимента. Вечером мы попробуем провести ваше первое погружение. Затем вы будете спать с контакторами на голове и теле.

– Я на голодный желудок не усну, – попытался пошутить Денис.

Иван Степанович недовольно скривился:

– Не думаю, что после погружения в анабиоз вы сможете что-то есть. Экспериментальных обезьян выворачивало наизнанку. Сейчас вы подпишете еще кое-какие бумаги и будем вас готовить.

– С чесноком или перцем? – промямлил Денис, скорее в жалкой попытке приободрить себя, чем выдать очередную шутку.

– Вы должны будете постоянно прислушиваться к самому себе и вашим чувствам. К этому придется привыкнуть. Обо всех изменениях в организме, необычных ощущениях вы должны сразу докладывать мне. Если меня не будет рядом, а вы решите, что вам есть что сказать, звоните в любое время. Моя визитка на столе, а телефон висит у вашей кровати. Еще вот что. – Иван Степанович изобразил саркастическую улыбку. – Не пытайтесь выкинуть какую-нибудь глупость вроде побега. Заглянув в эту лабораторию, вы уже стали носителем секретной информации. С той стороны, в коридоре, всегда будет находиться охрана. Этаж у нас хоть и невысокий, но окна прочные, из специального стекла. Увы, такова доля научного испытателя. Решение принимается один раз, и передумать невозможно. И вы свое решение уже приняли. А сейчас наши специалисты начнут готовить вас к первому эксперименту.

Вся подготовка свелась к тому, что Денису сделали рентген всего тела, сбрили кое-где на груди волосы для присоединения контактов, снимающих показания, сняли ЭКГ и выкачали для анализов столько крови, что пробирки с ней выстроились в длинный ряд. Иван Степанович лишь наблюдал за этим со стороны, ударял желтым теннисным мячом об пол и недовольно бросал замечания своим ассистентам. Наконец он соизволил встать и, склонившись, впервые, как показалось Денису, по-доброму улыбнулся:

– Сейчас ничего не бойся. Расслабься и попытайся помочь наркозу быстрее тебя усыпить. Чем слабее доза, тем меньше неприятный осадок. Если тебе будет что-то сниться – постарайся запомнить.

Если это назвать сном, то Денису снились кошмары. А если попытаться охарактеризовать данное состояние более точно и называть вещи своими именами, то это было больше похоже на ощущение прокатившегося по телу дорожного катка или неосторожную пробу средневековой дыбы. Денис чувствовал, как некая сила выворачивает его суставы, но ничего не мог с этим поделать. Тело будто отключилось, но сознание жило своей жизнью. Оно разрывалось от понимания боли, но тело молчало. Будто со стороны Денис видел, как его руки и ноги дергаются в конвульсиях, но боли не чувствовал. Вначале ощущения были очень острыми, затем они притупились, затуманились, и он провалился в пропасть, кипящую расплавленной лавой. Как и когда его извлекли из шахты и как перекладывали на кровать, он не помнил. Очнувшись, он первым делом почувствовал сильное головокружение, а рот наполнила горькая желчь. Тело едва слушалось, обессиленное и выжатое, как пересохший сухофрукт. Голова была опутана проводами. Их пестрые ленты лежали на лице и тянулись под кровать.

Денис стряхнул с себя датчики и попытался сесть. Теперь в лаборатории никого не было. Он даже приблизительно не мог определить, сколько времени прошло с того момента, как его всунули в томограф. Казалось, что он только уснул и тут же поднялся, но за стеклами с односторонней прозрачностью сейчас было темно. Сколковское шоссе, видимое из окна, раньше в меру оживленное, теперь было забито и озарено светом автомобильных фар. Если бы ему сказали, что прошла уже неделя, то он легко поверил бы в это. Денис никогда не увлекался алкоголем. Так, баловство, лишь ради поддержания компании. Но сейчас он был уверен в том, что его может понять только махровый алкоголик, имеющий опыт ухода в длительный запой. Налицо полная потеря чувства реальности, времени и пространства.

Он встал и побрел к столу, потянув за собой провода. Ноги почувствовали холодный пол. Денис обрадовался. Это ощущение быстро приводило в чувство. Он стряхнул с себя остатки датчиков, облачился в спортивный костюм, кроссовки и взмахнул руками, выполняя несложные упражнения, чтобы сбросить с себя оцепенение. Денис включил лампу, торчавшую на столе, и увидел разбросанные визитки Ивана Степановича и свой паспорт. Еще там лежала тонкая пачка листов с его фотографией в верхнем углу. Денис ее полистал: непонятные осциллограммы, формулы, невразумительные каракули, знаки, похожие на колдовские руны. Но одну фразу Денис сумел разобрать: «Результат положителен, погружение прошло успешно, испытуемый жив».

Денис удивленно вздернул брови – а мог быть и не жив?

Неожиданно в лаборатории вспыхнул свет. В дверях стоял задыхающийся от злости Иван Степанович.

– Это что за произвол? Тебе кто разрешил вставать?!

– Что со мной происходит? – Денис пропустил мимо ушей его вопросы и сел на стул, на котором раньше восседал Иван Степанович.

– А что с тобой происходит? У тебя были видения? Ты что-то чувствуешь?

– Я чувствую, что скоро вообще ничего не буду чувствовать. Что вы со мной делаете?

Иван Степанович прошел к экранам приборов и недовольно посмотрел на линии осциллограмм, ставшие прямыми, после того как Денис сбросил датчики.

– Тебе это знать не обязательно. Я, кажется, уже объяснял смысл работы испытателя?

– Я не люблю играть втемную. Я должен знать, что со мной творится! А иначе я вас пошлю к черту и уеду домой.

– Никуда ты не уедешь. Ты уже стал винтиком глобального эксперимента, который должен быть любой ценой доведен до логического конца. Эта программа курируется на правительственном уровне. Ее результаты ложатся на столы очень высоких личностей, возглавляющих спецслужбы. Так что тебе придется играть краплеными картами, хочешь ты этого или нет.

Денис презрительно хмыкнул. Намеки на нити, тянущиеся на вершины власти, не произвели на него никакого впечатления.

– Пусть эти высокие личности сами лезут в вашу духовку! А если я сейчас не узнаю, во что вляпался, то простите. Мой паровоз уже под парами и рвется в путь! Я не экспериментальная обезьяна, и когда я вижу, что играю против карточного шулера, то переворачиваю стол и бросаю карты ему в лицо. Я ясно выразился? Итак, я вас слушаю.

Иван Степанович на время потерял дар речи. Его лицо стало багровым и, брызгая слюной, он взвизгнул:

– Марш на место! Я тебе покажу, во что ты вляпался! Я тебе так покажу! Это же надо – он не экспериментальная обезьяна. А кто ты тогда такой?!

– Так! – Денис поднял руки, прекращая истеричный и задыхающийся крик Ивана Степановича. – Я все понял. Простите, я забыл. У меня важная встреча, а еще я должен рассчитаться с частью, да и соседу сотню задолжал. Понимаете ли, дело чести. В общем, прощайте и не судите строго. Это я, пожалуй, заберу. – Он сгреб со стола свой паспорт и сунул в задний карман. – Если вы мне остались чего-то должны, то я вам прощаю. Не провожайте, выход я найду!

Иван Степанович потянулся к столу и нажал кнопку. В коридоре послышался топот ног, и в лабораторию ворвались двое охранников.

Денис застыл и, обернувшись, удивленно спросил:

– Это еще что такое? Иван Степанович, неужели вы и вправду решили, что сможете сделать из меня обезьянку для своих опытов?

Шагнув навстречу охранникам, он выдавил обаятельную улыбку и смущенно предложил:

– Ребята, давайте разойдемся с миром. Понимаете, мне у вас уже надоело, потому я сейчас между вами пройду, а вы, пожалуйста, не дергайтесь. Хорошо?

– Свяжите его! – крикнул Иван Степанович.

В тот же миг оба охранника, как два сорвавшихся с цепи добермана, ринулись в атаку. Один бежал, занеся над головой дубинку, другой выставил вперед руки, будто уже приготовился принимать бесчувственное тело.

Дубинка изогнулась и со свистом рассекла воздух перед все еще изумленным Денисом. Он с легкостью увернулся, но потом решил, что всем шуткам есть предел, и послал вперед прекрасный хук, который смог бы украсить даже коллекцию Мохаммеда Али. Кулак сочно врезался в подбородок. Верный доберман подбросил ноги к потолку, шлепнулся навзничь и с шумом выпустил остатки воздуха из легких и из кишечника. Второй на миг застыл, явно охренев от вида распластавшегося перед ним напарника, затем потянулся за болтающейся на поясе дубинкой.

Денис решил не баловать охрану разнообразием боксерских финтов, а то еще не дай бог переймут опыт, и просто провел еще один прямой, теперь уже в челюсть второго добермана. Эффект оказался превосходным. Перед тем как рухнуть, охранник разболтанно попятился и повалился на этажерку с аппаратурой, вызвав неподдельное изумление на лице Ивана Степановича. Забежав за стол, он принялся барабанить по всем клавишам подряд. В коридоре взвыла сирена, замигал свет.

Денис выглянул в коридор и увидел, что с двух сторон к ним несется не меньше взвода охранников с дубинками наголо. Бросаться с кулаками против такой толпы он счел поступком нерациональным, граничащим с идиотизмом, а потому решил действовать более кардинальным способом. Он сорвал с креплений один из мониторов, от души размахнулся, придал себе ускорение спринтерским рывком и запустил его в окно. Специальное стекло покрылось сеткой трещин, затем не выдержало молодецкой удали, перемноженной на тяжелый кинескоп в стальном корпусе, окончательно вывалилось наружу, запустив в лабораторию прохладный вечерний воздух. Всего в двух метрах внизу в лучах уличных фонарей сверкала крыша стеклянной шайбы.

Денис оглянулся на растерянного Ивана Степановича, подмигнул ему и спрыгнул вниз. Затем он пробежал по скользкой поверхности, с разгону влетел в какую-то зелень, оказавшуюся на пути, и встрял кроссовками в клумбу. Из выбитого окна еще долго слышался вой сирены, а когда оттуда выглянула охрана, Денис уже прыгал по капотам автомобилей, замерших в пробке на Сколковском шоссе. Затем он диким акробатическим аллюром пересек МКАД, и перед его глазами предстала Москва, горящая миллиардами огней.

Денис перешел с бешеного бега на шаг, перевел дух и оглянулся. Погони не было. Теперь можно было подумать, что делать дальше. Денег нет. В этом дешевом дурацком спортивном костюме он походил на клоуна, отбившегося от цирка, или спортсмена семидесятых годов. Ну да ладно, в Москве в чем только не ходят. Вопрос денег, конечно, стоял острее. Но для начала надо было ответить на самый насущный вопрос: а что он вообще собирается делать? Вернуться в Сколковский центр? Об этом не может быть даже речи! Бродить по Москве, постепенно превращаясь в еще одного ее бомжа, ему тоже не хотелось. Тогда Денису пришла мысль пойти туда, откуда все начиналось, а именно на Ленинградский вокзал. О том, что его могут искать, Денис даже думать не хотел. Ну подумаешь, не сошлись во взглядах на научные методы! Ну пошумели немного, окно выбили. Делов-то! Неужели из-за этого кто-то будет организовывать погоню? Смешно!

Он приободрился и, увидев издалека скопление народа, пошел туда. Предчувствие его не обмануло, это была станция метро «Кунцевская». Да только вот толку от этого оказалось мало. Денис взглянул на стоимость поездки – 28 рублей! На всякий случай он пошарил в задних карманах, но там, кроме спасенного паспорта, ничего не было. Приставать к прохожим и клянчить на проезд показалось ему делом постыдным и неприемлемым. Еще не зная, что придумать, Денис подошел к газетному киоску. Часы на витрине показывали девять вечера. Поглазев на броские заголовки газет, он увидел на прилавке карту Москвы.

– Можно посмотреть? – спросил Денис толстую тетку в бейсболке с надписью «Пресса».

– Купи и смотри. – Продавщица взглянула на него с явной неприязнью и пододвинула прилавок поближе к себе.

– Мне нужно глянуть, подходит она мне или нет.

Не дожидаясь разрешения, он раскрыл карту и попробовал сориентироваться на местности. У Дениса возникла мысль дойти до Ленинградского вокзала пешком. Он нашел кружок станции «Кунцевская», затем разглядел «Комсомольскую» и присвистнул. Расстояние впечатляло. Тогда Денис решил запомнить улицы, которыми ему придется идти, но быстро понял всю бесполезность этого занятия.

– Ну что, берешь? – Продавщица, не обращая внимания на других покупателей, сверлила его взглядом.

– Беру!

Денис аккуратно свернул карту, сунул ее за пазуху и, бодро выполнив команду «кругом», бегом рванул через площадь.

– Сто-о-ой!

Народ перед метро вздрогнул от трубного рева мощных легких, но Денис был уже далеко. Развернув карту и неся ее на вытянутых руках, он жизнерадостно двинулся к Ленинградскому вокзалу.

Через полчаса шаг уже не был таким бодрым. Через час со лба ручьями тек пот. Пройдя еще немного, Денис сделал открытие. Он до сих пор не стер ноги до пупка лишь потому, что соль, посыпаемая на тротуары зимой, к лету таяла и покрывала асфальт тонким слоем, который, наверное, уменьшал трение. Когда он осознал, что наконец-то вышел на площадь трех вокзалов, то захотел упасть на колени и зарыдать, будто блуждающий несколько дней в пустыне странник, случайно наткнувшийся на оазис.

Заходить в здание вокзала Денис не стал, обогнул его по кругу и вышел к перронам. Голос диктора гремел над ухом, объявляя посадку на Мурманск. Людской поток хлынул мимо, прокатив по ногам чемоданной рекой. Без вещей, в спортивном костюме, Денис выделялся из общей людской массы, а потому торопливо спрятался за угол, когда невдалеке показались два сержанта ППС.

Он дождался, когда они пройдут, выглянул из укрытия и двинулся вдоль перрона, еще не совсем осознавая, что он хочет здесь найти. Может, конечно, произойти чудо, и ему встретится какой-нибудь знакомый, прибывший из Питера в Москву, но этот шанс был таким мизерным, что Денис в него не верил, хотя и всматривался во встречные лица. Посадка на Мурманск уже закончилась, и перрон постепенно опустел. Денис побрел назад к вокзалу.

По другую сторону перрона тоже стоял поезд. Посадку на него пока не объявили, потому рядом с ним было относительно безлюдно. Денис скользнул взглядом по составу и вдруг застыл как вкопанный. На вагоне красовалась табличка «Москва – Санкт-Петербург»! Это действительно был оазис в пустыне. Сердце защемило от такого родного имени города. Взглянув вдоль поезда, он понял, что скоро начнется посадка. Проводницы вытряхивали коврики и подметали ступеньки, готовясь к приему пассажиров, открыв окна, проветривали купе. Разволновавшись, Денис побрел вдоль вагонов, твердо решив, что сегодня обязательно уедет на этом поезде, пусть даже ему придется лезть на крышу. Мелькнул вагон-ресторан, и тут же спонтанно возникла идея напроситься разносить лимонад по вагонам или даже мыть посуду. Еще можно разжиться стопкой прошлогодних журналов и бродить по поезду, изображая глухонемого. Ему нужно продержаться всего-то одиннадцать часов, а там он уже и дома!

Дверь вагона хлопнула, и на перрон спрыгнула молодая девушка в синей форме проводницы. Довольно симпатичная, с длинными черными волосами и рельефной фигуркой, похожей на китайскую вазочку, оглянулась и поправила на голове синюю пилотку.

Денис расплылся в улыбке, неуверенно шагнул навстречу и неожиданно для себя жалобно выдавил:

– Сестричка, возьми меня домой! Хочешь, я полы тебе буду всю дорогу мыть? А хочешь, печку топить буду! Ты только забери меня отсюда. Де-нег ни копейки, а жуть как хочется домой добраться!

– Какая печка? – удивленно посмотрела на него девушка. – Лето на дворе.

– Да какая разница? Я к тебе в рабство готов пойти. Любую работу буду делать, ты только не оставь меня на погибель в этом муравейнике!

Девушка осмотрела Дениса с ног до головы, затем спросила:

– Ты, наверное, от своих отстал? Ваших вчера здесь полиция машинами паковала.

– Да-да, отстал! – поспешно согласился Денис.

– Так хоть не зря? – Проводница дружелюбно усмехнулась. – Наши выиграли?

Тут Дениса осенило. По спортивному костюму она приняла его за одного из ультрас, сопровождавших «Зенит» на игру с москвичами. Он раньше вроде слышал о предстоящем матче.

– А то как же! Всухую! – уверенно соврал Денис. – Так как, возьмешь? А то ведь пропаду здесь. Тебя как зовут?

– Кристина.

– Кристиночка, на колени упаду! Только забери! Сама знаешь, болельщик «Зенита» в Москве что партизан в тылу врага!

Тут Кристина задумалась. Было страшно перед ретивыми контролерами и суровым бригадиром поезда, но сердце шептало другое: «Не думай!» Думающая девичья голова рискует оставить свою хозяйку вечной девой. Слушать нужно сердце. А оно, это сердце, участило свои трепыхания ровно вдвое и ухало в девичьей груди, как пожарный набат, и напрочь отметало в сторону страх перед контролерами, бригадиром и прочей нечистью.

Кристина смущенно взглянула в лицо Денису. Смуглый, скуластый, крепкий. Короткий ежик на голове. Даже растоптанный боксерский нос не портит, а придает мужества. В каждом движении чувствуется сила.

Сердце заныло еще сильней. Такие красавцы не каждый день в рабство просятся!

– У тебя документы есть?

– А как же! – Денис протянул паспорт. – Я же не Чебурашка из телефонной будки.

Кристина перевернула розовые листки и будто невзначай заглянула в раздел «семейное положение», усмехнувшись, она наконец-то решилась.

– Ладно! Запрыгивай! Прячься пока в моем купе, а там посмотрим.

Дважды Дениса уговаривать не пришлось. Она еще не закончила говорить, а он уже был в тамбуре. Закрывшись в служебном купе, Денис из-за шторы смотрел на перрон и до сих пор не верил в свою удачу. Хлынул поток пассажиров, и сейчас Кристина была занята проверкой билетов. Теперь Денис смог рассмотреть ее получше через высокое окно. В самом деле очень симпатичная, румяные щеки с ямочками, улыбка, не сходящая с лица, будто стюардесса с картинки, рекламирующей «Аэро-флот».

Но Денис вдруг напрягся, мгновенно вспотел и приготовился к бегу с препятствиями вдоль поезда. К Кристине подошли двое полицейских и показали черно-белый портрет, какие развешивают на досках «Их разыскивает полиция». Закрывшись шторой, Денис смотрел на свою фотографию и нервно ждал стартового импульса в виде кивка Кристины в его сторону. Но девушка отрицательно качнула головой, и патруль пошел дальше.

Поезд уже полчаса стучал по рельсам, а он все никак не мог придти в себя. Его разыскивали – это факт! Но почему? Неужели из-за разбитого окна? Или это стекло было такое дорогое, что ученые мужи не поленились поднять на ноги полицию? Денис не сомневался в том, что розыск организовал Иван Степанович. Ну не продавщица же газет, в конце концов, из-за похищенной карты! Только зачем? Ответ на этот вопрос надо было найти как можно скорей.

Кристина пошла по вагону собирать билеты, а Денис, наморщив лоб, смотрел в темное окно и лихорадочно думал. Сказку о том, что он стал носителем секретной информации, Денис отмел сразу. Да что он там такое увидел или узнал? То, что их томограф рождает в голове галлюцинации, а охранники Сколковского центра способны своими дубинками только мух от тарелки отгонять? Это, конечно же, самые страшные секреты! Может, умники из Сколково обиделись и решили его разыскать, чтобы вернуть долг? Денис тряхнул го-ловой – бред!

Вернулась Кристина, разложила на столе билеты и будто нехотя спросила:

– Может, расскажешь, почему тебя разыскивают?

– Если бы я знал.

– Не хочешь – не надо. Мне в бригадирский вагон нужно сходить. Ты сиди здесь и не высовывайся.

– А если кто спросит, что сказать?

– Не спросит. Пассажиры уже спят. Следующая станция не скоро.

Денис прислушался. Если пассажиры и спали, то не все. В каком-то купе ржали несколько хриплых глоток, уже явно смазанных сорокоградусным маслом.

– Кто это там? – Денис кивнул на шум.

– Да так… – неохотно ответила Кристина. – Что ни рейс, одно и то же. Встретились четыре козла в одном месте, вот и не могут нарадоваться. – Она встала, прижала к груди папку с бумагами и вышла из купе. – Я ненадолго.

Денис остался один и вновь задумался над причиной его розыска. Быстро они развернулись. Прошло всего несколько часов, а стражи порядка уже распечатали его фото, озадачили патрули и точно просчитали, что он может податься на Ленинградский вокзал. Если искали там, то, может, будут встречать и в Питере, на Ладожском?

Дверь с треском распахнулась, на пороге застыла дама с багровым от злости лицом.

– Товарищ проводник! – начала она многообещающе. – Прекратите этот бардак! Вы здесь хозяин или кто? Закрылся, понимаешь, и делаешь вид, что тебя это не касается, а у меня ребенок уснуть не может. Я им говорю, чтобы замолчали, а они только ржут. Вызывайте кого-нибудь, пусть их ссадят с поезда.

Денис сразу догадался, о ком речь. В создавшемся положении не стоило обращать на себя внимание, но делать нечего. Раз его приняли за проводника, то надо эту роль играть до конца.

– Не шумите, сейчас все уладим.

Он встал и двинулся, сопровождаемый распираемой от праведного гнева дамой, по вагону. Веселье в купе теперь вышло на новый виток, когда уже не пытаются хотя бы изредка переходить на шепот, смущаясь собственного смеха, а ржут так, чтобы было слышно в соседнем вагоне. На откидном столе не было свободного места от изобилия закуски. Одна бутылка коньяка, сверкающая квадратными ребрами, уже была пуста. Вторая близка к этому. Еще одна ожидала своей участи. Четыре жизнерадостных раскрасневшихся поросенка разом повернули головы в их сторону. Матрасы с нижних полок уже съехали на пол, и теперь на них красовались копытца в дырявых носках. Впрочем, таких зачуханцев оказалось всего трое. Четвертый был явно не их поля ягода – толстенький, щекастый, в белой рубашке с галстуком. Денис сразу понял, что угощал он, а остальные только создавали атмосферу и захлебывались от подвалившего счастья.

– Вот! – ткнула в них дама. – А этот еще сказал, чтобы я валила в другой вагон. Вызывайте начальника поезда, пусть теперь они сами отсюда сваливают!

– Мужики! – обратился Денис к трем откровенным гопникам. – Давайте закончим этот беспредел и по-тихому ляжем спать. От вашего визга весь вагон на ушах! – Он решил, что с такой публикой лучше всего улаживать отношения на их же языке. – Вы же понимаете, что создаете неудобства окружающим, – теперь он обращался к толстячку в галстуке. – Вокруг дети малые. Люди на вас жалуются. Приедем в Питер, идите в ресторан на вокзале и упивайтесь там за знакомство до чертиков.

– Оп-па! – Вскочил один из гопников. – А вот и наши доблестные железнодорожнички! Садись, служивый, с нами. Арнольдыч угощает! Ты такого пойла в жизни не пробовал.

Денис поморщился от перегара, пахнувшего в лицо. Странно, но эти тоже приняли его за проводника.

Он брезгливо снял со своего плеча руку шаромыжника, щедрого за чужой счет, и попытался еще раз договориться миром:

– Так, давайте сворачивайте этот…

Договорить ему не дали. Теперь уже вскочили трое.

– Ну ты чего? Не уважаешь? А знаешь, кто у нас Арнольдыч? Он помощник депутата Государственной Думы.

Арнольдыч важно раздулся от собственной значимости, подышал на очки в золотой оправе, протер их о рубашку.

– Покажи ему ксиву, Арнольдыч! Пусть знает, кто у него едет. А то ты посмотри, какие мы гордые. Скажи ему, пусть спрячется в свою конуру и не высовывается.

– Слушай сюда, чмо! – Теперь знание фени решил продемонстрировать Арнольдыч. – Исчез отсюда, пока я тебя не уволил. У меня с таким быдлом разговор короткий.

А вот это уже Дениса задело. Он пошел пятнами и шумно втянул воздух.

– Чего ты зенки пялишь?! – не унимался Арнольдыч. – Смотри сюда!

Он засунул руку под подушку, вытащил красные корочки и ткнул их Денису под нос.

«Россию погубят не войны, а понты», – грустно подумал Денис и, тяжело вздохнув, взял из потных пальцев удостоверение и выбросил его через плечо в открытое окно.

– А теперь всем спать!

Очевидно, от него ожидали другого. Теперь пошел пятнами Арнольдыч. Выпучив глаза, он начал судорожно хватать воздух ртом и искать телефон, затем собрался объявить всем, в какую пыль сотрет наглеца, но его опередил гопник, приглашавший к столу. Этот решил, что пора отрабатывать дорогущий коньяк, схватил Дениса за грудки, дыхнул перегаром и замахнулся.

«Да что ж сегодня за день такой?» – невесело подумал Денис и двинул ему в челюсть.

Нокаут получился на удивление аккуратным. Несчастный не летел навзничь, сметая стол, и не кувыркался по периметру купе, разыскивая пятый угол, а нежно опустился, как осенний лист, и вытянулся вдоль полки. Глаза его вращались по сторонам, непонимающе искали точку опоры и будто спрашивали у окружающих, мол, как же это нас так, а чего это было и который сейчас час?

Вскочившая было троица окаменела. Двое гопников мгновенно протрезвели и рванули на верхние полки. Арнольдыч все-таки попытался из себя что-то выдавить, но Денис поднял палец, и он затих.

– Слушайте сюда, недоразвитые еноты! – а это уже зазвучал колоритный и могучий язык ка-зармы.

Так «дедушки» приводят в чувство «духов», потерявших представление о субординации.

– Чтоб через тридцать секунд сопели в две дырки, а то вернусь и спою колыбельную. Только вы потом ничего, кроме соски, в рот взять не сможете. Зубные протезы не позволят. Вопросы есть?

Вопросов не было.

Денис захлопнул дверь, протиснулся мимо ошарашенной дамы и пошел в купе проводников. Он закрыл дверь и вытянулся на заправленной койке Кристины. Суматошный день давал о себе знать. Навалилась усталость, хотелось поесть и уснуть, но мысли опять возвращались в Сколковский центр. Во что же Денис все-таки вляпался? Чего ему еще ждать от Ивана Степановича, его сотоварищей и высоких покровителей? У них есть его питерский адрес, а еще в Сколково остался Саня. У него могут расспросить все так, что он даже не поймет, что предает друга. В общем, если захотят, то запросто смогут загнать Дениса в угол или попортить ему жизнь постоянным преследованием. Только вот из-за чего вся эта возня?

Вернулась Кристина.

Денис вскочил, смутился, поправил одеяло и пробубнил:

– Извини, не услышал. Как там? Все нормально? Проверку не ждешь?

– Нет. Можешь ехать спокойно. – Она устало села за стол и предложила: – Чай будешь?

– А то! Я уже думал, что ты никогда не догадаешься.

Вдруг в дверь осторожно постучали. Зеркало поехало в сторону, и на пороге застыла дама, вызвавшая Дениса на разборку с пьяным купе. Только теперь она заискивающе улыбалась и держала в руках огромного осетра с узкой мордой, обвязанной синей лентой.

– Ой, извините, вы не один! – Женщина на мгновение смутилась. – А я тут, знаете, решила вас угостить. Мы на Волге живем, а это в Санкт-Петербург гостинцы везем. Так у меня их много, вы возьмите одного. Я вам так благодарна, так благодарна!

Дама, смущаясь и краснея, положила рыбину на стол, попятилась и закрыла за собой дверь.

– Чего это она? – Кристина удивленно пробежала пальцами по шипастой спине осетра. – Ты чего уже успел натворить?

– Да так, ничего особенного. – Денис безразлично пожал плечами. – Всего-то помог постель расстелить.

Под осетра и чай они просидели всю ночь. Когда поезд остановился на последней станции перед Питером, Денису казалось, что он знает Кристину лет десять, не меньше. Наверное, чтобы понять человека получше, нужно с ним съесть не пуд соли, а копченого осетра, да еще и проболтать всю ночь глаза в глаза. Денис взял у Кристины номер телефона и поклялся, что обязательно ее найдет, затем вышел в тамбур и стал смотреть на приближающийся город. Поля сменились крышами гаражей, за ними потянулись высотки северной столицы. Поезд, замедляя ход, подкрадывался к Ладожскому вокзалу.

К нему в тамбур вышла Кристина:

– Слушай, там эта, с рыбой, рассказывает всему вагону, как ты из-за нее каких-то бандитов избивал.

– Приснилось, наверное. Слушай, Кристина, я тут подумал и решил, что мне лучше сойти пораньше.

– Некуда раньше, уже конечная.

– Ничего, я здесь выйду. Ты дверь открой, мне отсюда ближе.

Денис спрыгнул с еле ползущего поезда на насыпь, помахал удивленной Кристине, отряхнулся и вскоре уже шел по улице Хасанской, изнывающей от жары и выхлопных газов.

«А вот теперь попробуйте погоняться за мной, Иван Степанович! – усмехнулся Денис. – Здесь мне карта не нужна. Дома и стены помогают!»

День начался бодро! Ибо ничто так не бодрит с утра, как незамеченный спросонья дверной косяк. Тело распирало от избытка рабочего настроения, и Егор Никифоров решил провести этот день не в беспробудной лени, а сотворить что-нибудь полезное. Повестка дня многообразием не баловала, дел имелось всего два, и нужно было лишь решить, чем заняться в первую очередь, а что отложить на вечер.

Егор вывел Цезаря в ближайшие кусты и крепко задумался. Он уже с неделю не был у Оксаны. Нельзя сказать, что перспектива встречи его не радовала, но каждый раз Оксана заводила разговор о женитьбе, и каждый раз у Егора пропадало желание видеть ее еще неделю. Разрывать отношения с ней он тоже не хотел ни в коем случае. Его вполне устраивала возможность кратковременных набегов, но не больше. У Оксаны была своя однокомнатная квартира. Пусть и на первом этаже, но это далеко не общага, в которой прозябал Егор. Он любил прийти, наесться Оксаниных разносолов, поваляться на диване, пощелкать пультом телевизора, покемарить в тишине и прохладе. Такого удовольствия в его общежитии не сыщешь. Там вечно найдется какая-нибудь зараза, которая припрется незваной, обчистит холодильник и сожрет все, что только возможно, не побрезгует даже консервами Цезаря. О том, чтобы спокойно отдохнуть там, не может быть и речи.

Егор вспомнил об Оксане с двояким чувством, а потом взглянул на другой фронт работ. Перед ним стоял древний «москвич», давно потерявший первоначальный цвет и покрывшийся мутными разводами. По всей видимости, он был сделан из осколков советского военно-промышленного комплекса, а потому до сих пор еще не сгнил. В зависимости от ситуации это была и гордость Егора, и разочарование. Когда подходило время платить автоналог и страховку, он оглядывался в поисках тягача, чтобы дотащить «москвичонка» до набережной и утопить в Неве. А если удавалось его завести, то тогда он кого-нибудь гордо спрашивал:

– Тебе куда-то надо? Да нет проблем! Ты же знаешь, я на колесах!

В основном «москвич» всегда стоял, вгрузнув колесами в землю. Но иногда в нем просыпалась жизнь. Не зимой, конечно. Зимой он превращался в сугроб, с которого скатывались дети. А вот летом, когда зной плавит асфальт, а бензин вспыхивает в цилиндрах скорее от жары, чем от свечей зажигания, вот тогда, выплюнув облако сажи, он мог преодолеть энное количество километров, чтоб затем приковылять домой за кем-нибудь на стальном тросе и вновь застыть до следующего пробуждения.

Егор недолго думал над проблемой, с чего начать. Ответ лежал на поверхности. Любое прикосновение к «москвичу» грозило закончиться испачканными руками и одеждой. Явиться потом в таком виде к Оксане казалось не очень приличным. Так что надо было начинать с визита к даме сердца. По этому поводу Егор подправил на голове желтую «площадку», повязал Цезарю на шею красный бант и стряхнул с его морды остатки мусора, подцепленного из ведра. Оксана жила недалеко, и через десять минут они уже стояли у ее двери. Егор подмигнул Цезарю и нажал на звонок.

Но здесь им были не рады. Если раньше Оксана осторожно начинала разговор о женитьбе к концу его визита, то сейчас она взяла быка за рога с порога. Проскочив фазу повышенного тона, она тотчас соскользнула на истерику, чем сразу привлекла внимание бабулек, сидевших на лавочке и мгновенно навостривших уши.

– Ты меня используешь! – кричала Оксана с кухни, тарабаня ножом по разделочной доске. – Тебе на меня наплевать! Тебе даже пообещать страшно, что когда-то ты на мне женишься!

Егор застыл в прихожей, не решаясь пройти дальше. Такого напора он не ожидал. Цезарь почувствовал серьезность момента, забился в угол и хлопал там перепуганными глазами.

– Ты хочешь, чтобы я нашла себе другого? – Оксана вывалила загодя заготовленный аргумент. – Ты этого хочешь?

– Нет! – поспешно ответил Егор.

– А я найду! И не такого слюнтяя, как ты, а решительного! А все потому, что серьезные отношения не для тебя. Лишь бы себе и псине своей животы набить, а я тебе безразлична! Я для тебя пустое место!

– Не пустое, – начал бесполезный спор Егор.

– Конечно, потому что пустое место – это ты! Тебя интересуют только моя кухня и постель, а не я! Ты даже не заметил, что я покрасилась!

– Да заметил я! – огрызнулся Егор.

– А я не красилась!

Это был прокол, из которого не смог бы выкрутиться даже Штирлиц. Егор с тоской принюхался к аромату, потянувшемуся из кухни, и решил, что, пожалуй, визит придется отложить до лучших времен. Он тихонько потянул Цезаря за поводок и выскользнул за дверь. Выйдя во двор, они еще слышали, как Оксана, не заметившая их бегства, перечисляла у форточки всю родню Егора и ее неудачные хромосомы, приведшие к рождению такого бесхребетного существа, как он.

– Как интересно и познавательно! – Егор прислушался, улыбнулся Цезарю и добавил: – Идем займемся машиной. Может, хоть там повезет. Вдруг покатаемся?

Егор вернулся к общежитию, поднял капот «москвича» и с видом роденовского мыслителя уставился на двигатель, решая, с чего начать, да и стоит ли начинать вообще.

Вдруг за его спиной затрещали кусты сирени, и из зеленых зарослей выглянул Денис:

– Егор, привет!

– Фу, напугал! – вздрогнул от неожиданности Егор. – Ты чего там потерял? – Приглядевшись, он усмехнулся: – От кого костюмчик с круто вытянутыми коленями? От Версаче? А ты где пропадал?

– Да так, отлучался по делам. Как тут обстановка?

– Да нормально. Слушай, Денис, неужели бабам ничего больше не интересно, кроме как выйти замуж? Вот женись и все тут или хотя бы пообещай.

– Женщинам надо обещать Вселенную, а дарить чупа-чупс, в крайнем случае конфету. Если сильно понравилась.

– Правда? Ты считаешь, что стоит пообещать?

– Отчего же нет? Скажи, что лет через пять дозреешь. Так ты говоришь, тут ничего необычного?

– Да что тут может быть необычного? Разве что меня гонят, а тебя ищут.

– Кто ищет? – насторожился сразу Денис.

– Да были двое. Твое фото показывали.

– А где они сейчас?

– Кажется, в дежурке, телевизор смотрят. Позвать?

– Не надо.

Вот так новость! Денис все же надеялся, что до Питера руки Ивана Степановича не дотянутся. Общежитие теперь для него было закрыто, и нужно искать новое место, чтобы скрыться хотя бы на время. Денис навскидку перечислил в уме своих знакомых, но всех их пришлось отбросить. Они были легко вычисляемы. Не исключено, что с такой хваткой Ивана Степановича у них побывали раньше, чем в общежитии.

– Егор, у тебя есть какая-нибудь дыра, где можно было бы отсидеться?

– Откуда? А тебе зачем?

– Не хотел бы кое с кем встречаться. Возможно, меня ищут.

– За долги?

– Типа того.

– Ну это мне понятно. Сними комнату и прячься.

«За какие деньги?» – подумал Денис и попросил:

– Тогда хотя бы сделай доброе дело – вынеси мне мою сумку. Замок у меня легко открывается. Нажмешь на язычок отверткой и толкнешь дверь. Сумка в шкафу.

Егор нехотя захлопнул капот и пошел в общежитие. Через пять минут он вернулся, сгорбившись под тяжестью переполненной спортивной сумки. Приехав из отпуска, Денис еще не успел ее разобрать. Там были ласты, маски, но имелась и нормальная одежда. Теперь он мог избавиться от стремного спортивного костюма.

Денис закинул сумку на плечо и на всякий случай еще раз спросил:

– Так точно никого не посоветуешь?

– Нет… откуда? Сам как бедный родственник, ищу, где бы поесть. А сплю как ковбой – где ночь застанет.

В этот момент из форточки четвертого этажа выглянул здоровенный детина по кличке Жлоб и, заметив Егора, распахнул окно и высунулся по пояс.

– Егор! – заорал он так, что его услышали на соседней улице. – Я тебя последний раз спрашиваю: ты когда мне вернешь деньги?!

– Ну наконец-то ты перестанешь донимать меня этим дурацким вопросом! – не остался в долгу Егор.

– Что-о?! Да я тебя! Я сейчас спущусь и вытрясу из тебя на год вперед!..

По скорости, с которой Жлоб исчез в окне, и по мату, разносящемуся по общежитию, стало понятно, что ему нужны секунды, чтобы выбежать во двор.

– Ух ты! – Егор засуетился и забегал вокруг машины. – Денис, а не мог бы ты меня подтолкнуть?

Денис толкнул, и «москвич», к великой радости Егора, завелся.

Цезарь тут же запрыгнул в открытое окно, а Егор ударил по тормозам и выкрикнул:

– Денис, садись! Я кое-что придумал! – Когда они вылетели на оживленный проспект, Егор пояснил: – У меня бабка живет в деревне на Ладоге. Тебя устроит?

– Вполне.

– А я вот тоже решил: дай, думаю, бабулю проведаю. Уже год не видел. Съездим, искупаемся, позагораем! Цезарь там отдыхать обожает!

Они проехали по кольцевой, затем свернули на Токсовское шоссе. «Москвич» поскрипывал, но упорно двигался вперед и даже ухитрялся поддерживать шестидесятикилометровую скорость.

Денис сначала спокойно смотрел на то, как их все обгоняли, затем, когда, презрительно посигналив, их обошел лесовоз, перегруженный бревнами, не выдержал и спросил:

– Мы хотя бы к вечеру доедем?

– А то! Дальше будет спуск, вот там и разгонимся.

Но и на спуске надрывающийся «москвич» особых показателей не выдал.

Тогда Егор глубокомысленно поднял палец и изрек:

– Здесь требуется знание аэродинамики!

Он высмотрел в зеркало тяжелый КамАЗ, груженный строительным мусором, и пропустил его вперед. Пристроившись сзади, Егор, восхищаясь собственной мудростью, пояснил:

– Спрячемся за ним от воздушного потока. Так сказать, исключим из движения фактор аэродинамического сопротивления.

КамАЗ пылил, дымил, но за ним «москвич» действительно сумел добавить еще десяток километров и не отрывался от раскачивающегося кузова ни на метр. Егор вконец осмелел и теперь прижался почти к самому номеру грузовика. Так они проехали до развилки и торжествующе заметили, что с КамАЗом им и дальше по пути. Но когда тот качнулся на повороте, из кузова вылетел кирпич, сотворил в воздухе пару кульбитов и врезался в лобовое стекло. В салон влетели тысячи брызг рассыпавшегося на мелкие гранулы каленого стекла. Егор завилял и остановился у обочины. Дремавший на заднем сиденье Цезарь с перепугу перемахнул вперед и забился под ноги Денису. Денис отряхнулся, открыл дверь, сбросил с ног гору стекол и резонно спросил:

– И что теперь?

Егор трясущимися руками достал кирпич, застрявший между кресел, вышвырнул его за борт и ответил:

– А что теперь? Поедем дальше. Немного осталось.

Они двинулись дальше, но теперь в ушах свистел ветер, а щеки раздувались от встречного потока.

– Нужно закрыть окна! – крикнул Егор. – Не будет выхода воздуху.

Вскоре начался подъем. «Москвичонок» надсадно пыхтел, скрипел и наконец забрался на вершину. Там, как флаг на пике Килиманджаро, красовался знак крутого спуска. Спуск оказался и вправду под стать лыжному трамплину, и вот здесь чудо советского автопрома показало себя во всей красе. Егор, заливаясь на ветру слезами, увидел, как стрелка спидометра приближается к отметке «девяносто» и не поверил собственным глазам. Он радостно изобразил клич обкурившегося трубкой мира индейца и остервенело вдавил в пол педаль газа. Но теперь их подстерегла другая напасть: воздушного напора не выдержало заднее стекло. Ружейным залпом хлопнув по ушам, оно вырвалось из резинового крепления и разлетелось по дороге стеклянным дождем.

Они остановились, чтобы отдышаться. Уже немного ошалев от такой езды, Денис сглотнул и с немым вопросом посмотрел на Егора.

– Доедем! – с упрямством носорога ответил Егор. – Только бы не заглох.

Но «москвичонок», будто поймав кураж, и не думал глохнуть. Лишившись стекол, он зарычал, как дикий зверь. Зато теперь его салон превратился в аэродинамическую трубу. Улетел с сиденья коврик Цезаря. Исчез с задней полки скопившийся годами мусор. Но хуже всего оказалось то, что в ушах засвистело, смотреть можно было, лишь сжав глаза в узкие щелки. Рот не раскрывался, дышать получалось через раз и то только носом. Не добавляло радости и то, что, казалось, теперь вся дорожная пыль стремилась пролететь сквозь машину и осесть на физиономиях водителя и пассажира.

Получив крепкий удар в щеку и чуть не лишившись глаза, едва не выбитого некстати пролетавшим жуком, Денис не выдержал и закричал:

– Стой!

Решение пришло внезапно. Он раскрыл сумку и достал две маски для подводного плавания. Надев сам, он подал Егору:

– Надевай!

Немного подумав, Денис достал и пару дыхательных трубок.

Теперь ехать стало гораздо комфортней. Егор показал большой палец и опять утопил газ до пола. Замелькали дома деревни, пролетавшей мимо, коровы, пасущиеся у дороги, мощные заросли борщевика и синяя крыша поста ДПС. В зеркало Егор увидел, как тронулась с места белая «вольво», принадлежащая стражам дороги, и ринулась за ними. Он взглянул на спидометр. Здесь допускалась скорость девяносто. Им до этого показателя было далеко, а потому он спокойно пожал плечами и решил, что это не по их душу. «Вольво» поравнялась, опустилось боковое стекло. А дальше – картина маслом! Сидевший справа гибэбэдэшник уже потянулся за полосатым жезлом, чтобы скомандовать остановиться, да так и застыл. За ним обернулся водитель, и ему будто заклинило шею. Позабыв о дороге, они оба теперь таращились на Егора с Денисом.

– Чего? – кивнул им Егор. – Останавливаться что ли?

Но они никак не отреагировали на его вопрос. И Егор продолжал двигаться дальше, не сбавляя скорость. Он еще удивился, как это гаишникам удается ехать, не глядя на дорогу, и при этом не слететь в кювет.

«Мастера!» – подумал он с завистью.

Дальше надо было сворачивать на проселочную дорогу. Егор притормозил, а «вольво» так и полетела дальше, унося обалдевших продавцов полосатых палочек к ближайшей пивной, где они могли в спокойной обстановке поразмыслить и снять стресс.

Попрыгав на колдобинах, Денис с Егором наконец-то увидели бабулькину деревню. Егор радостно посигналил, до сих пор не веря, что они все-таки добрались до цели. «Москвич» въехал во двор с покосившейся избенкой, без намека на какой-нибудь забор. Зато совсем рядом сверкала изумрудной красотой Ладога.

Неожиданно Денис почувствовал, как по его коже прокатился неприятный зуд.

«Стеклянная пыль», – решил он, снимая с себя футболку.

Егор подергал закрытую дверь, затем они с Цезарем отправились в сарай на поиски бабули, а Денис бросил на пороге дома сумку и пошел на берег. Теперь зуд усилился и превратился в нестерпимую чесотку. Денис сбросил одежду и удивленно осмотрел кожу. Но ни покраснения, ни ран нигде не было.

– Да где же она? Цезарь, ищи бабулю! – показался из-за угла Егор. – Денис, ты чего, уже купаться? – удивился он, увидев Дениса в одних плавках. – Давай сначала перекусим.

– Я сейчас обмоюсь, а то стекло кожу накололо.

Он увидел небольшой деревянный помост на сваях, уходящий в воду, торопливо пробежал по скрипящим доскам, собираясь спрыгнуть. Кожа теперь не зудела, а горела огнем. По телу прошла легкая вибрация. Денис уже согнул для прыжка ноги, но тут под ним будто рухнул помост. Под ногами исчезла опора, и он словно провалился в пропасть. Желудок подскочил к горлу, и возникло такое знакомое по прыжкам с парашютом ощущение свободного падения. Взмахнув руками, Денис попытался сгруппироваться, чтобы упасть в воду ногами, но никакой воды вокруг не было и в помине.

Егор уже второй раз обошел вокруг дома и остановился возле одежды Дениса, разбросанной по земле. Из кармана брюк торчал паспорт.

– Ты бы документами не разбрасывался, а то народ здесь ушлый! – Егор оглянулся в сторону берега, но Дениса видно не было. – Да где вы все подевались? – забубнил он под нос. – Бабуля, наверное, по местным женихам двинула. Ихтиандр где-то на дно залег. Вы что, решили со мной в прятки поиграть?

Егор укоризненно покачал головой, достал паспорт и спрятал его в барсетку, где хранил свои документы. Затем он поднял одежду Дениса и положил ее на сумку. Недалеко стояла другая, точно такая же изба, и Егор решил пойти поискать бабулю у соседей. Вдруг со стороны дороги послышался скрип тормозов, и рядом с его «москвичом» остановились две иномарки.

«Туристы, – подумал Егор. – Сейчас начнут выспрашивать, где ближайший водочный магазин или как проехать к песчаному пляжу».

Двери иномарок разом распахнулись, оттуда вырвался взвод здоровенных мужиков. Обгоняя друг друга, они бросились к ошалевшему Егору. Первый сбил его с ног, повалил носом в траву и заорал на ухо:

– Лежать! Где он?! Быстро отвечай: где он?!

Скривившись от боли, потому что теперь руки у него были завернуты к затылку, Егор испуганно выдавил:

– Кто? Цезарь?

– Какой еще Цезарь, умник! Где Заремба?! Быстро, быстро, не молчать! Лежи, не дергайся! Где Денис Заремба?

Двое склонились над Егором, а остальные рассыпались по двору. Поначалу ему показалось, что это бандитский налет, но потом в толпе мелькнули люди в полицейской форме, и Егор понял, что здесь дело пострашнее.

– Там… – Он кивнул в сторону берега.

Теперь вся толпа собралась у помоста и смотрела в воду.

– Не видно, товарищ капитан, – подал голос один полицейский.

– Ищите, он где-то здесь!

Спокойную синюю гладь ничто не нарушало, и тогда второй полицейский в форме осторожно предположил:

– А может, он того, на дно ушел? Он же из этих… людей-лягушек? Вдруг им жабры вживляют?

– Я тебе вживлю жабры в зад! – заорал на него капитан. – Возьмите у местных лодку! Разыщите участкового, пусть приведет рыбаков с сетями. Может, этот тип сидит на дне и через камышинку дышит. Черт его знает, чему их там учат. Не стойте! Рассыпьтесь цепью вдоль берега. – Он обернулся к двум парням, только что подошедшим, и спросил: – Двор, дом осмотрели?

– Нет нигде. Одежда его лежит у порога. Наверняка в воде прячется.

В этот момент на поясе у капитана зазвонил телефон. Он посмотрел на экран, скривившись, нажал кнопку.

– Слушаю, капитан Соловей. – Прислушавшись, он устало добавил: – Так точно, товарищ полковник. Это мы сделали в первую очередь. Да, уже на месте и приступили к поиску. Обязательно найдем! Никуда он не денется! Нет, еще не допрашивал, сейчас приступлю. Я все знаю, товарищ полковник! – Капитан Соловей спрятал мобильник, изобразил на лице аллергию на начальство, увидел Егора, сидевшего на корточках с руками за спиной, и поманил его пальцем: – Иди сюда, чудо крашеное! Давай-ка все рассказывай, а то я тебя надолго упрячу за пособничество преступнику! У него вещи были?

– Да, – еле выдавил из себя Егор, еще не совсем справившись с заклинившим речевым аппаратом. – Вон… – Он кивнул на сумку, лежащую у двери.

– Проверьте. – Соловей махнул своим помощникам, затем посмотрел на спокойную синюю гладь и спросил: – Он в воду с аквалангом ушел?

– Нет. Ничего такого у нас не было. Сказал, что хочет стекло с кожи смыть. А в чем дело?

Капитан не удостоил Егора ответом, прошел по помосту и всмотрелся в просвечивающее на солнце песчаное дно. Но нигде не было и намека на спрятавшегося под водой Дениса. Вдруг телефон на его поясе зазвонил вновь.

Соловей увидел на экране номер начальства и упреждающе выкрикнул в трубку:

– Работаем, товарищ полковник!

Опера деликатно улыбнулись, увидев, как их шеф отнес кричащий телефон подальше от уха. Затем он что-то услышал и удивленно спросил:

– А здесь кто останется? Есть. – Соловей опять спрятал мобильник и сказал: – Я с ним уезжаю. – Капитан кивнул на Егора. – Сам хочет допросить. А вы разворачивайте поиск по полной схеме, но чтоб мне его взяли. Пока я доеду до города, чтоб доложили, что Заремба у вас.

Он выдал Егору дружеский пинок под зад и указал ему на машину.

– Я без Цезаря не поеду! – заартачился было Егор.

– Еще пса мне в салоне не хватало! – сплюнул под ноги водитель. – Перебьешься.

Но Соловей посмотрел на улыбающуюся морду Цезаря и решил иначе:

– Пусть забирает. Его не укачивает?

– Нет! – обрадовался Егор. – Он в машине ездить любит! А вы нас надолго задержали? А то у меня со временем не очень…

– Расскажешь по-быстрому что знаешь и вали на все четыре стороны.

Однако быстро только сказка сказывается. Допрос Егора затянулся далеко за полночь. Сначала с ним беседовали Соловей и полковник, тщательно разыгрывая сцену с добрым и злым следователями. При этом роль злого отводилась капитану. Затем Егор с полковником закрылись в кабинете с глазу на глаз. Начальник изображал из себя рубаху-парня и даже налил Егору рюмочку коньяка. При этом, дружески похлопывая по плечу, убеждал, что он ему куда больший друг, чем какой-то там Заремба.

Однако терпение не бывает безграничным даже у полицейского начальства. Вконец разочаровавшийся полковник понял, что Егор не темнит, не изворачивается, а к тому же еще и туп как дерево и ничего о боевом пловце Зарембе не знает, выставил его за дверь, направив в кабинет к капитану Соловью. Измученный недосыпами и горой не уменьшавшихся и сыпавшихся на голову дел, капитан долго смотрел на Егора тусклым взглядом, затем безнадежно махнул рукой и беззлобно бросил:

– Пошел вон.

А когда, уже не веривший в то, что его когда-нибудь отпустят, радостный Егор, разбудив разомлевшего у порога Цезаря, рванул за дверь, Соловей нажал клавишу вызова дежурного:

– У нас сейчас опера свободные есть?

– Нет.

– А вообще кто-нибудь есть?

– Патрульные с маршрута зашли.

– Давай их ко мне.

В дверь постучали, два сержанта в серой камуфлированной форме переступили порог и представились:

– Сержант Сидоров!

– Сержант Сухарик по вашему приказанию…

Соловей встал из-за стола, выглянул в окно на улицу, окутанную сумерками, и произнес:

– Только что от меня вышел крашеный доходяга с собакой. Проследите, но аккуратно, чтоб не заметил. Если вдруг чего увидите необычное, сразу звоните мне.

– Товарищ капитан, а может, ему того… сразу в карман пакетик или пару патронов подкинуть? – предложил Сухарик, хитро усмехнувшись. – Ну, чтоб сразу к вам.

– Где ты?.. Да на черта он мне нужен! Вы проследите, вдруг этот чудик на одного типа выведет, по фамилии Заремба? Вот вам фото. Если его увидите, то не вздумайте сами на него сунуться, а то он быстро из вас двух инвалидов смастерит. Немедленно доклад мне! Никифорова ко мне притащите, если он сам вдруг чего противозаконное выкинет. Можно будет еще попрессовать – вдруг чего-то недоговорил? Но это только, если повод даст. А сейчас бегом за ним, а то уйдет!

Егор захлопнул за спиной дверь отделения, ликующе вдохнул полной грудью воздух свободы и торопливо потащил Цезаря через дорогу. Город спал, погруженный в полумрак белой ночи. Одинокие таксисты притормаживали рядом с Егором и заглядывали ему в лицо, оценивая как потенциального клиента. Но, очевидно, у него на лбу было написано «некредитоспособен», и они разочарованно проезжали дальше. Цезарь, пригревшийся в кабинете Соловья, теперь нервно вздрагивал от ночной прохлады и, свесив голову, плелся сзади. Путь до общежития был неблизким, и Егор шел скорым шагом, мечтая еще до рассвета добраться до кровати и поспать. Шагал он не оборачиваясь, а потому не видел сержантов, идущих за ним в сотне метров. Уже рядом с домом он заметил двух своих давних корешей, Кирюху и Андрюху. Они сидели в беседке и вяло глазели по сторонам в поисках третьего.

Увидев проходившего мимо и навострившего уши Цезаря, Кирюха свесился со скамейки, изобразил радостный поклон и воскликнул:

– Наше вам почтение, Цезарь Егорович! А где тот тип, который у вас вечно за хвостом болтается? – Затем он сделал вид, что только сейчас заметил Егора, всплеснул руками: – А, Егор! Ты здесь? Не признал, видать, разбогатеешь. Ты откуда?

– Оттуда… – буркнул в ответ Егор. – А вы чего в три часа ночи здесь делаете?

– Да у нас, понимаешь, редкий случай – деньги есть, а купить негде. Ты как? Поучаствовать не желаешь?

Егор задумался. День выдался странный, можно сказать, беспорядочный и сумбурный получился день. Он так и шептал в душу: «Займи, но выпей!» А тут и занимать не надо, так отчего же не выпить?

Взглянув на хитро улыбающиеся физиономии, Егор осторожно заметил:

– У меня в карманах пусто.

– А если бы и было, что толку? Взять-то негде.

– Можно в ларьке у Тамары.

– Я пива не хочу, – скривился Андрюха. – Водки бы где купить.

– Так у нее есть! – воспрянул духом Егор, обрадовавшись собственной полезности. – У Тамарки под прилавком всегда с десяток бутылок припрятано. Так сказать, для своих.

– А ты свой?

– А то! В любое время беру.

Кирюха с Андрюхой переглянулись, полезли по карманам, высыпали на стол две горсти мелочи и скомандовали:

– Давай пулей! Мы тебя здесь ждем. Чипсы прихвати на закуску.

Егор почувствовал душевный подъем и сорвался с места.

Ларек Тамары находился недалеко. Он притерся между пятиэтажками и парком и был открыт в любое время, днем и ночью. Но если днем основными клиентами были школьники, покупавшие расплавленный шоколад и горячую фанту, то ночью к нему тянулись души страждущих и измученных похмельным синдромом мутных личностей, благоухающих перегаром. Они влачились туда как зомби, выставив перед собой руки, чтобы присосаться к животворящей бутылке пива. Можно было, конечно, взять и водку, но осторожная Тамара давала ее только тем, кого лично знала в лицо.

Егора она знала. И потому, будучи уверенным в положительном исходе своей экспедиции, он немного удивился, увидев закрытое окошко ларька. Егор обошел вокруг и прислушался к двери. Изнутри доносилось монотонное сопение, а в щель пробивался свет ночника. Очевидно, клиентов давно не было и Тамару сморил сон измученной молитвами праведницы. В дреме Тома невнятно с кем-то самоотверженно спорила и пересчитывала выручку.

Немного смущенный тем, что визит получился как-то не вовремя, Егор занял позицию у окошка и громко постучал. Храп стих, но окошко так и не открылось. Тогда он забарабанил еще сильнее. Внутри послышалось недовольное ворчание, и тут Егору пришла в голову, как ему показалось, очень оригинальная шутка. Чтобы как-то сгладить впечатление, после того как потревожил чужой сон, он поднял Цезаря к окошку, растянул ему рот от уха до уха, а сам, отстранившись, скрылся в темноте. Шторка отъехала в сторону, и на улыбающуюся собачью морду уставились два осоловевших Тамариных глаза.

– Будьте добры, бутылочку водочки, пожалуйста! – произнес фальцетом из-за головы Цезаря Егор.

Тамара громко икнула и попятилась, натыкаясь на коробки с товаром и беззвучно хлопая ртом. Затем мощная оперная грудь со свистом наполнилась воздухом, и спящий квартал вздрогнул от трубного рева раненного в душу слона. Уснувшие на деревьях птицы, с шумом сорвались вниз, а за вспыхнувшими окнами домов заплакали дети.

Не ожидавший такой реакции Егор дернулся назад и опрокинулся вместе с Цезарем в кусты.

– А-а-а! Попался! – радостно завопил сержант Сухарик, выскочив из-за дерева. – Обходи его сзади! – крикнул он Сидорову, схватил Егора за шиворот и потащил его к двери ларька. – Успокойтесь, гражданка. Мы уже здесь.

Сухарик с Сидоровым, как два мультяшных спасателя Чип и Дэйл, гордо выставив вперед грудь, предстали перед Тамарой.

– Все, дружок, допрыгался, «хулиганка» тебе светит, это как минимум. А может, здесь разбой? – Глаза сержантов радостно загорелись. – Он вас пытался ограбить?

Тамара, все еще не пришедшая в себя, отрицательно мотнула головой.

– Понятно, хотел что-то украсть! Мелкое воровство. Но тоже ничего, суток на пятнадцать потянет. Сейчас протокольчик составим, а вы подпишете.

Наконец во взгляде Тамары проклюнулась работа мысли, и она выдавила из себя низким сопрано:

– Я его первый раз вижу.

– А чего ж ты тогда орала? – удивленно уставился на нее Сухарик.

Тамара подняла руку, рассмотрела в темноте Цезаря и молча ткнула в него пальцем.

– Ясно! Натравливал на вас собаку?

– Нет.

– А что тогда?

– Он водку просил.

– Кто?

– Пес!

Сухарик озадаченно почесал в затылке, взял минуту на размышление, а после этого приказал:

– А ну дыхни.

Тамара безропотно дыхнула.

Для крепости духа и для бодрости тела Тома могла себе позволить на работе и приложиться, и закусить. И закусывать иногда получалось не поэтическими лепестками роз, а черной прозой жизни. Вернее, тем, что под руку попало. А попасть мог и соленый огурец, и нафаршированный луком баклажан, да и чесночком не брезговала. Потому дыхание у Томочки было далеко не аромат майской розы.

Сухарик поморщился и помахал перед носом ладонью:

– Фу-у! Хоть закусывай! Я тут напишу чего-нибудь. Подпишешь?

Но Тамара клиентов ценила, а потому решительно мотнула головой:

– Ничего подписывать не буду. Лучше арестуйте собаку, она мне чуть сердце не разорвала!

– Да иди ты! – Сухарик с чувством махнул рукой. – Пошли! – позвал он Сидорова. – Одни идиоты вокруг! Спасаешь-спасаешь их, а в ответ…

Отойдя в сторону, он достал телефон.

Капитан Соловей молча выслушал доклад сержанта и отложил трубку. Другого он и не ожидал. Безразлично выслушав рассказ о какой-то ларечнице и собаке, так как фамилия Заремба в этом рассказе не фигурировала, капитан пропустил его мимо ушей и, тяжело поднявшись из-за стола, направился в кабинет начальника.

– Товарищ полковник, уверен, это помогло бы розыску Зарембы, если бы мне было известно, что он натворил. В чем его обвиняют?

– Не знаю, Дима. Здесь все как в тумане. – Начальник вздохнул и полез в стол за второй рюмкой. – Команду «фас» дали сверху. Часу не было, чтобы мне не позвонили и не потребовали доложить, что мы его уже поймали. Намекнули, что параллельно с нами за дело взялась и ФСБ. Даже не представляю, что нужно учудить, чтобы поднять столько шума. А с другой стороны, какая разница? Для нас он вне закона, а потому надо искать.

– Найдем, товарищ полковник. – Соловей принюхался к запаху дорогого коньяка, отдающему клопами. – Обязательно найдем. Чувствую, Заремба где-то рядом.

Никогда капитан Соловей еще так не ошибался за всю свою службу. Денис был очень далеко. Но главная ошибка была в том, что он еще был и очень ДАВНО!

Капитан Соловей выглянул на проходивших за окном людей и вздохнул: «Сидишь тут, как в камере! Чем я отличаюсь от арестованных? Третий день не могу домой выбраться. Ей-богу, надо по всей квартире свои фотографии развесить, чтобы дети хоть не забыли, как папа выглядит».

Напротив рабочего стола, скучая, сидел Егор Никифоров, разглядывал пальцы ног, торчавшие сквозь дырки в сандалиях, и шумно зевал.

– Чего задумался? – спросил Соловей, глядя на его борьбу со сном.

– Да вот, пытаюсь прислушаться к голосу разума.

– К разуму – это хорошо. И что он тебе подсказывает?

– Да такую чушь несет! А хочется, чтобы он подсказал мне, как стать Рокфеллером или Абрамовичем.

– В жизни редко получается так, как хочется.

– Ой, и не говорите, товарищ капитан! Жуть как хочу сходить в женскую баню, а пускают только в мужскую.

– А в мужской тебе не интересно.

– Не интересно.

– Хоть здесь у тебя все нормально. А в остальном, Никифоров, ты не живешь, а болтаешься как говно в проруби. Куда прибьет, там и разлагаешься. Молодой же еще. Чего себе жизнь на корню рубить? Ты же пьешь как последний алкаш! Откуда такая тяга к спиртному? И почему бы тебе не бросить это гиблое дело?

– От алкоголя отказаться не сложно, – пожал плечами Егор. – Трудно понять, зачем это нужно.

– Ладно! Все это лирика. – Соловей закончил созерцание вечернего Питера, задернул штору и вернулся за стол. – Ты прекрасно знаешь, что я могу тебя посадить на пару недель за хулиганство, аморалку и еще черт знает за что. Но мне тебя жаль, и я хочу помочь тебе стать на путь исправления. В общем так, будешь моим осведомителем, а я закрою глаза на твои дебильные выходки.

– Осведомителем?

– Да, агентом.

– Агентом… – с восхищением прошептал Егор. – Как Джеймс Бонд? У меня и позывной свой будет? Я хочу три шестерки! И кличка у меня будет Агент дьявола! А пистолет дадите?

«Неужели издевается?» – Соловей пристально взглянул на Егора.

Но Егор смотрел ему в глаза невинным взглядом только что вылупившегося на свет ягненка.

– Ты что, в идиота со мной решил поиграть?

– Ну почему сразу в идиота? Понимаете, я в армии не служил, психиатр не пропустил. А так хотелось! Дайте с пистолета хоть пару раз пальнуть! Вы мне даже не давайте полную обойму, хотя бы половину! Мне этого хватит. Мне бы только Жлоба пристрелить. Ну и еще парочка придурков найдется. А так больше ни-ни! Я же не кровопийца какой-то, не душегуб!

– Вон с глаз моих! – не выдержал Соловей.

– Куда? В камеру?

– Куда хочешь. Но если я узнаю, что ты знал, где находится Заремба, и не сказал мне, я тебя так закрою! Так закрою, что фильмы про каторгу ты как комедии смотреть будешь! Пойдешь в камеру к извращенцам и людоедам! Понял?! К упырям подсажу!

Егор не дослушал и пулей вылетел из кабинета, а капитан, успокаиваясь, положил перед собой чистый лист и нарисовал на нем три кружка. В одном из них он написал «Сомневающийся». А кто из нас не сомневался? В сомнении рождается истина. Нужно лишь указать человеку сторону, на которой ему будет мерещиться правда, и он твой. Ничего, он не первый год в сыске! И не таких обламывали.

Во втором он написал – «Проводница» и перечеркнул его накрест. Здесь был случай посложнее. Кристина Перова напрочь отказывалась вести даже невинный разговор о Зарембе: не видела, не знаю и плевать хотела на показания каких-то там свидетелей!

Соловей подозревал, что она влюблена в этого Зарембу, а потому будет молчать, хоть веди ее на дыбу. Установить бы за ней наблюдение, да вот только где столько оперов взять?

А вот третий?.. Капитан жирно заштриховал кружок и задумался. Третий, пожалуй, поможет. К таким нужен особый подход. Будучи неплохим психологом, Соловей прекрасно знал этот тип людей. На таких лучше не давить. Их нужно переубедить. Переиграть! И тогда они сами понесут тебе бесценную информацию. И не закрыться им за маской идиота или личиной неведения. С ними даже интересней. Начинаешь чувствовать себя настоящим сыскарем, а не палачом, выбивающим признание. Люди слабы, но иной раз среди них встречаются исключения из правил. У каждого есть свой предел. На одного достаточно повысить голос, а другому проще сломать хребет, чем сломить волю. Но эта песня не про таких, как этот. Такие любят комфорт и себя любимого. А значит, с этим поладим.

«Вот за эту ниточку мы и потянем! – Капитан пририсовал к кружку ручки и ножки. – Ты-то нас к Зарембе и приведешь!»

Заросли сирени надежно скрывали от ненужных глаз, и, слившись в темноте с густыми листьями, Денис мог безопасно наблюдать за входом в дом. Он еще и сам толком не знал, что хотел здесь увидеть, но пойти было некуда, и ноги сами привели его к дверям уже успевшего стать родным общежития. Время подходило к полуночи, и двор был пуст. Прошли двое знакомых по этажу, сменились на посту бабушки-вахтерши, из раскрытых окон доносились громкие голоса и музыка. Пока ничего интересного. В его комнате свет не горел, и это утешало: его пока еще со счетов не списали и место держали. Вдруг под ногами кто-то запыхтел, как разозлившийся еж, и Денис увидел Цезаря, обнюхивающего его ботинки. Пес его признал и радостно завилял хвостом.

– Цезарь, привет, – шепнул Денис. – А где твой хозяин?

Хозяин был рядом, и за спиной раздался его выкрик:

– Не жри мусор! Ты куда, зараза, пропал?

Кусты затрещали, и рядом показался Егор. Денис схватил его за руку и потянул в темноту.

– Ой! – Егор дернулся всем телом. Но когда рассмотрел, кто перед ним, то испугался еще больше. – Уйди! Цезарь, за мной!

– Ты чего, Егор? Это же я!

– Вижу, что ты. Только держался бы ты от меня подальше, а то от тебя один геморрой!

– Да стой ты! Это ты о чем?

– О том, что из-за тебя я в нашу прокуратуру как на работу хожу. Блин, скоро здороваться со всеми ментами буду. Пацаны узнают – прибьют!

– А ты-то здесь при чем?

– Вот и я о том же! Ищут тебя, а таскают меня.

– Значит, говоришь, ищут?

– Еще как! В общагу не заходи, там засада на тебя уже второй день сидит.

Егор огляделся, понял, что со стороны они совершенно незаметны, и немного успокоился. Он осмотрел Дениса с головы до ног и не удержался от смеха:

– Слушай, Дэн, я тебя как увижу, так твой прикид все круче и круче. Где ты такого модельера раздобыл? Парикмахер Серега Зверев задыхается от зависти.

Денис посмотрел на обвисший пиджак и штанины, похожие на столбы. В таком виде он и впрямь как бельмо на глазу. На такое пугало только слепой не обратит внимание.

Но тут на помощь пришел Егор:

– Я сегодня машину назад перегнал. В багажнике твоя сумка со шмотками. Менты ее перерыли, но не забрали. А паспорт твой у меня. – Он открыл барсетку и достал красные корочки. – Его они не видели, а то бы искал в кабинете Соловья! Ты сейчас куда? К бабке на Ладогу не просись. Хватит уже, наездились.

– Не знаю, Егор. Если бы не ночь, я подался бы в библиотеку.

– Ни фига себе! Слова-то какие знаешь. А что, там можно отсидеться?

– Нет. Хотя уверен, что там будут искать в последнюю очередь, но мне нужно уточнить один важный вопрос. Или я очень качественно помешанный. – Денис покосился на все еще зудевший укус Пазюры. – Или со мной происходит что-то из ряда вон. Хочу кое-что уточнить, разобраться, было или нет. Понимаешь, наваждение какое-то.

– Еще бы я не понимал в наваждениях! – мгновенно оживился Егор. – Если есть вопросы по всяким там галлюцинациям, помешательствам, то это смело ко мне! Глюк – мое второе имя!

– У меня, наверное, что-то другое, – усмехнулся Денис. – Ты не понял, я не обкурился.

– Да при чем здесь это! Впечатлений хватает и без дури. Вот послушай! – Егор примостился на лавочку, спрятанную в кустах, довольно хихикнул и начал: – Выпросил я у Оксаны ключи от квартиры. Ей куда-то на семинар нужно было. Ну, а я размечтался взвалить на спину диван и поваляться до вечера перед телевизором. А тут откуда ни возьмись звонит Кирюха. Разжился он бутылкой водки, а одному в горло не лезет. Край как нужен напарник с закуской. Ну сам понимаешь, не бросать же его в полном опасностей городе с бутылкой водки в руках.

– Понимаю, – усмехнулся Денис. – Он осмотрел полутемный двор, вполуха слушая Егора. Но пока все было спокойно.

– Конечно, я его позвал. Посидели мы с ним культурно. Я на часы поглядываю: не сгореть бы перед Оксаной. Но она вроде бы как вечером обещалась. Время есть, в общем, сидим. А как бутылка закончилась, взыграла вдруг у Кирюхи кровь. «Гусаром надо быть! – орет. – Гу-са-ром! А у гусар если выпивка без женского пола, так и не засчитывается вовсе!» Схватил он трубку и давай по проституткам звонить. У него с десяток таких телефонов в память забито. А я хоть уже и поплыл, но чувствую: не к добру это, как пить дать сгорим! А он успокаивает: они сейчас быстро приедут. Фирма здесь рядом. Я их всего на час заказал. На дольше денег нет. Успеем! Точно, не прошло и пяти минут – звонок в дверь. Я бегом в прихожую, открываю, а на пороге Оксана стоит. Ключи-то мне отдала, сама войти не может. Чего-то у них там раньше закончилось. Ну, я тут лицом и сошел. В голове сотни отмазок, и ни одна не в тему. Да можно было бы, конечно, чего-нибудь придумать, если бы не Кирюха. Вваливается этот дебил в прихожую и с ходу: «Почему без боевого макияжа?! Я крашеных люблю! И на лошадь ты больше похожа, чем на проститутку! И почему одна? Мы двоих заказывали!» А дальше, Денис, началось, как ты говоришь, наваждение. Кажется мне, что лежу я на облаках и ножками болтаю. Легко так, невесомо. А откуда-то сверху спускается ко мне седой дед. Кто-то из их святых. Ну, думаю, будет сейчас рассказывать про мою беспутную жизнь, а я ему назло зевать буду. А у деда вдруг рот раскрывается и язык на полтора метра вываливается! Представляешь? И начинает меня лизать! А когда очнулся, то лежу я в коридоре, а физиономию мою Цезарь вылизывает. Рядом статуэтка бронзовая валяется. Баба какая-то с кувшином. Так мне ее Оксана на голове в коромысло загнула. А ты говоришь, я не понимаю в наваждениях!

Несмотря на сложность ситуации, Денис не удержался от улыбки. Но упоминание Егора о своей подруге дало его мыслям новое направление. Вначале он подумал о родителях. Первой мыслью было поехать к ним в область. Но затем решительно отмахнул этот вариант. Там его будут ждать в первую очередь. А вот Кристина!.. Он раскрыл паспорт и вытащил из-за обложки бумажку с телефоном.

– Дай трубку.

Набрав номер, Денис почувствовал, как взволновано дернулось сердце.

– Здравствуйте, барышня! Это вас беспокоит помощник красивых проводниц и истопник вагонных печек. Но желательно только на летнее время.

Конечно, Кристина его узнала. По ее голосу он понял, что она ему искренне рада, а возможно, и ждала этого звонка.

– Я уже не проводница! – засмеялась она в ответ. – Но от помощника не откажусь.

Почувствовав свою вину, Денис тоскливо вздохнул:

– Из-за меня?

– А то из-за кого же? Мы тогда как только на вокзал приехали, так там сразу по всем вагонам пошли. Твою фотографию показывали. А эти, из того купе, что с помощником депутата ехали, сразу тебя опознали. Ну тут и началось! Не знаю, чего ты там натворил, но столько полиции в одном месте я еще ни разу не видела. Но ты не расстраивайся, я давно уже уволиться хотела. Не работа, а одна нервотрепка! Так что не бери близко к сердцу. Кстати, ты, часом, не террорист?

– Нет. Я и сам еще не знаю, кем меня сделали. – Немного поколебавшись, Денис все же решился и спросил: – Кристина, можно я к тебе приеду?

Он почувствовал, как она напряглась.

Промолчав не меньше минуты, Кристина решила вновь свести все на шутку:

– А ты точно не расчленитель, не маньяк и не душегуб?

– Точно. Есть такие, которых я бы хотел разобрать на запчасти, но тебя среди них нет.

– Тогда запиши адрес.

– Говори, запомню.

Кристина жила в районе метро «Дыбенко», и о том, чтобы отправиться к ней пешком, не могло быть и речи.

Удалив из трубки Егора ее номер, Денис пошарил в пиджаке и, не найдя ничего, напоминающего деньги, попросил:

– Дай хоть на метро!

Егор демонстративно вывернул карманы и в свою очередь справился:

– А чего у Елкина не возьмешь?

Денис не сдержался от удивленного возгласа:

– Саня здесь?!

Он был уверен, что Елкин в Москве, продолжает сдавать себя в аренду для экспериментов.

– Я его днем сегодня не раз видел, а к вечеру он исчез куда-то. Слушай, Денис, и вправду, чего за тобой так резво гоняются? Мне-то можешь сказать.

– Не знаю, Егор. Честное слово, не знаю. Поверишь, даже самому интересно. – Он развел руками. – Но пока не в курсе.

– Как знаешь. Мы с Цезарем пойдем. Я так понял, что ты уже пристроился? А вон и дружок твой идет. Чего-то он как собака побитая. За тобой, наверное, скучает. – Егор хохотнул на прощанье и потянул Цезаря сквозь кусты.

Саня и впрямь был сродни выдворенному на улицу псу. Поникший, ссутулившийся, он шел, задумчиво глядя себе под ноги, и едва не споткнулся о перегородившего ему путь Цезаря. Егор что-то сказал ему на ухо и кивнул в сторону Дениса, прятавшегося в кустах. Денис ожидал, что Саня сейчас обрадуется, удивится и бросится к нему, но у Сани на лице отобразился испуг, затем он выдавил вымученную улыбку и подошел к закачавшимся веткам сирени.

– Здорово, дружище, – шепнул Денис. У него было ощущение, что они с Саней не виделись не меньше месяца.

– Привет, Дэн.

– А ты чего так рано из Сколково вернулся?

– Да так… не понравилось.

– Надеюсь, это не из-за меня?

– Ну что ты! Вообще-то, когда ты исчез, шуму много было. Меня тоже, конечно, поспрашивали, потом отстали. А что там одному делать? Вот я и уехал.

Денис прекрасно знал своего друга. И сейчас его не покидало ощущение, что Саня чего-то недоговаривает.

– А ты не знаешь, из-за чего шум? Не из-за выбитого окна, надеюсь?

– Нет. Еврей тот, Иван Степанович, что-то орал про то, будто ты какую-то его программу сорвал. Да ничего особенного, пошумели и забыли.

– Ничего себе забыли! Еще как ищут!

– Правда? Я ничего не знаю. – Саня затравленно оглянулся и спросил: – А что там с тобой делали? Ну, в Сколково?

– Не помню. Я под наркозом был.

– Да? Ну да ладно, чего ты тут прячешься? Пошли домой.

Денис недоверчиво посмотрел Сане в лицо. Неужели он ничего не знает о засаде или о том, что находится в розыске? Он не стал ничего объяснять и беззаботно ответил:

– Нет. У меня сейчас свидание. Переоденусь и поеду.

– Правда? А кто такая? Я ее знаю? Где живет?

– Нет, не знаешь.

– Денис, возьми и меня! Может, у нее подруга есть?

– Нет, Санек, не возьму. Здесь мне помощник не нужен. А вот деньжат я бы у тебя перехватил. Ты как, не богат? Деньжат дашь?

– Да-да, конечно. – Саня суетливо полез в карман и ткнул в руку Денису скомканную жменю купюр.

– Зачем так много?

– Ничего-ничего, бери! Я расчетные получил в части. У меня есть. А ты когда за расчетом собираешься? Морозов про тебя спрашивал.

Денис уже и забыть успел, что за ним в части долг. События последних дней выбили его из колеи, напрочь переключив на размышления об осажденном Кенигсберге вместо мыслей о расчете и обходном листе.

– Попозже. Завтра с утра в Национальную библиотеку на Невском собираюсь. Я там записан. Хочу кое-какую литературу полистать. А дальше видно будет.

– Да? Я тогда пойду. Удачи тебе.

Денис удивленно посмотрел в спину удаляющемуся Сане. Что с ним? Таким он его еще не видел. Всякое случалось – и ссорились, и не разговаривать могли друг с другом несколько дней. Но все это было не то. А сейчас Саня будто сторонился его. Обычно они всё говорили друг другу в лоб, а тут и невооруженным глазом было видно, что Саня затаил на него обиду и упорно о чем-то молчал.

Денис пожал плечами, вспомнил о Кристине и улыбнулся. Хотя бы здесь его не послали! А раз так, то надо собираться, пока еще ходит метро.

Черная ночь надежно скрывала под своим покрывалом притихшие вокруг дома. Их мрачные глыбы нависали над головой и растворялись во мраке уже в нескольких метрах впереди. Денис оглянулся, но на небе не было не то что луны, а даже слабой звездочки, чтобы подсветить притихшую вокруг темень. Он стоял неподвижно и ждал, пока глаза привыкнут к непроницаемому мраку.

«Куда меня забросило на этот раз? – Денис потрогал проступившие перед глазами, выпирающие из стены прямоугольники шершавых кирпичей. – Не в чисто поле, это точно. Рядом дома, явно в несколько этажей. Еще бы узнать – чьи они?»

Он сделал пару шагов, придерживаясь за стену вытянутой рукой, и прислушался. Собственные шаги показались скрипом несмазанных тележных колес, а под тонкими подошвами кроссовок чувствовались круглые бока булыжников.

«Так! – размышлял Денис, стараясь взять себя в руки. – Света нет, людей не видно. Хотя то, что это город, сомнений нет, но очень уж он мрачный. А вдруг меня сейчас вообще забросило лет на триста назад?» – От такого предположения у него по спине пробежал холодок.

Он судорожно огляделся. Не выедет ли сейчас из темноты какой-нибудь драгун с саблей на боку, а то и рыцарь в доспехах?

Теперь глаза Дениса полностью адаптировались. Улица, потянувшаяся вперед, обозначилась размытыми контурами темных зданий в четыре, а то и пять этажей. Он неожиданно увидел перед собой, чуть выше головы, длинный вытянутый прямоугольник. На нем явно просматривалась надпись.

«Название улицы! – осенило Дениса. – Хоть что-то сейчас прояснится».

Он прищурился, стараясь рассмотреть выпуклые буквы на вбитой в стену стальной табличке. Щупая для верности пальцами, он все больше и больше запутывался, не в силах их разобрать. То, что надпись была не на русском языке, он понял сразу – буквы не те. На английский, знакомый еще по школе, это тоже не смахивало. Наконец он сложил все воедино и непонимающе пожал плечами. Получилось «Knayphofishe Lendgassho», и это ничего ему не говорило. Хотя буквы показались знакомыми.

Пройдя вдоль дома до угла, он выглянул и прислушался. Но и здесь никого не было. Уходившая под прямым углом улица была более узкой, темной и поворачивала в сторону через три дома.

Не зная, за что бы еще зацепиться, чтобы добыть хоть какую-то информацию, Денис посмотрел вдоль стен, затем под ноги и увидел выделявшийся четким абрисом правильный круг.

«Канализационный люк! – догадался он и обрадовался. – На них ведь тоже что-то пишут! Такой-то водоканал такого-то города».

Денис встал на колени и пощупал холодное железо. На нем точно что-то было! Он напряг глаза, прищурился, ловя отблеск хотя бы слабого света. А рассмотрев, почувствовал, как под ногами качнулась земля. Нет, надписей не было. А если они были, то очень мелкие и нечитаемые. А вот орла, распластавшего крылья почти на весь люк, не заметить было невозможно. В мощных выпуклых лапах птица держала кольцо со свастикой внутри.

«Да чтоб вас! – чертыхнулся он в сердцах. – А нельзя ли было куда-нибудь во времена поспокойней? – Денис непроизвольно поднял глаза к черному небу. – Эй, там! Если уж вы играете со мной как кот с мышью, то хоть давали бы передышку. А то заладили – немцы да немцы! Согласен на спокойную и тихую российскую глубинку начала девятнадцатого века, а еще лучше – в Средиземноморье, на острова, к амазонкам!»

Но небесная канцелярия молчала и не торопилась исправлять свою ошибку. Денис встал и по-брел вдоль улицы, еще не осознавая, куда идет и что хочет найти. Вдруг впереди мелькнул белый луч света. Яркий зайчик уперся в стену дома, затем заплясал по булыжникам мостовой. Следом донеслись гулкие шаги подбитых железом сапог.

Денис прижался к стене и осторожно выглянул на приближавшийся луч. Шли трое. Один освещал фонариком дорогу, другие прятались в темноте и следовали за ним, перекрывая всю ширину дороги. Их шаги сливались в один четкий шаг. Такая четкость не сулила ничего хорошего, и Денис попятился, распластавшись спиной по стене, неслышно скользнул за угол. Шествуй сейчас по улице какая-нибудь дама с кошелкой или работяга с киркой на плече, он рискнул бы выйти навстречу и попытался бы объясниться. Так, мол, и так… занесли черти не пойми куда и непонятно зачем. Скажите, люди добрые, где я и как отсюда выбраться?

Но подобный четкий шаг выдавал в троице отлично вышколенных военных, а таким лучше глупых вопросов не задавать. Теперь луч плясал уже рядом с его домом, и неожиданно впереди идущий остановился и, обернувшись к напарникам, непроизвольно осветил одного из них. Негромко пролаяв команду, он свернул с главной улицы в узкую подворотню, удаляясь в противоположную сторону. Вскоре они скрылись, но перед глазами все еще продолжал стоять в луче фонаря будто сошедший с экрана немецкий солдат в каске, с коротким автоматом и блестящей бляхой на груди.

Вжавшийся в стену и позабывший, как нужно дышать, Денис теперь взволнованно выдохнул. Сейчас хотя бы что-то стало вырисовываться. Немецкий патруль давал предполагаемый временной диапазон. Теперь еще бы определиться с местом!

Вдруг издалека, нарушив тишину, донесся раскат грома. Денис непроизвольно взглянул на небо в ожидании дождя, но в душе неприятно шевельнулась догадка. Такой протяжный гром – это не из оперы про непогоду. Больше похоже на взрыв тяжелого снаряда или авиабомбы.

Темный проем указывал на ведущие вниз, под дом ступени. Денис спустился и осторожно потянул на себя дверь. Скользнув внутрь и шагнув в сторону, он застыл, прислушиваясь. В подвале стояла темнота, хоть выколи глаз, и надежда была только на слух. Если внутри кто-то есть, то он скоро себя выдаст, но тишину не нарушало даже шуршание мышей. Денис пощупал ногами бетонный пол, шагнул внутрь и принялся ощупывать стены. Подвал оказался очень маленьким. Небольшое помещение, похожее на комнату в общежитии, только без мебели и с сильным запахом сырости. Под потолком виднелось узкое окно без стекла, выходящее на улицу. Из него спускался холодный ночной воздух. Не бог весть какое укрытие, но оно хотя бы давало возможность перевести дух и подумать о происходящих событиях.

А подумать было над чем. Теперь он не обвинял собственный мозг в стойких галлюцинациях. С ним уже такое было, он убедился в этом, полистав книги о Кенигсберге. Такое он сам придумать не мог, потому что ничего подобного до этого не знал. Теперь история повторялась. Он видел немцев, и они были вполне настоящими. Значит, Денис гуляет по времени, будто по этажам собственного общежития. Хотя пока еще не ясно, где он, сколько здесь пробудет и что всему этому причиной.

Вдруг в груди неприятно шевельнулось опасение. С чего он решил, что это временно? А вдруг на этот раз навсегда?

Постепенно за окошком начало светать и внутри стало чуть виднее. Теперь Денис мог хотя бы получше рассмотреть свое укрытие. Раньше подвал был больше. Три стены, образованные фундаментом, хранили на себе нарост грибка и плесени еще вековой давности. А вот четвертая стена, перегородившая подвал надвое, появилась недавно от провалившегося внутрь дома. Между обломками кирпичей виднелись ступени, ведущие на верхний этаж.

«Хорошее я себе нашел укрытие! – ухмыльнулся Денис. – Того и гляди, рухнет сейчас все на голову».

С улицы уже начали доноситься первые звуки. Город просыпался. Рядом, через стену, кто-то негромко позвал кого-то на незнакомом языке, и ему ответили. За окном шаркающею походкой кто-то прошел. Лязгнуло металлом по металлу. Затем кто-то застонал и затянул то ли молитву, то ли заунывную песню.

Стараясь не шуметь, Денис выглянул в окно. Теперь он смог увидеть то, что прежде скрывала ночная темнота. Некоторые дома стояли без крыш, другие были разрушены до фундамента. Если где-то и оставались целые постройки, то в их окнах не было стекол, а по стенам ползли черные следы пожаров. Сначала людей было немного. Затем, выбираясь из подвалов, они заполнили улицу, бредя медленной и раскачивающейся походкой, будто нежить из фильмов ужасов – серые, мрачные, с безучастным и пустым взглядом.

Совсем рядом с подвалом прошла укутанная в покрывало женщина с хмурым и осунувшимся лицом. За руку она вела ребенка. Маленький мальчик был замотан в шаль, а на ногах, поверх легких туфель, болтались привязанные, не по размеру большие галоши. За ними прошел солдат в серой, мышиного цвета форме и исчез за углом. Над крышами поднялось солнце, и люди замирали, подставляя теплому свету лица. Прислушиваясь и с опаской поглядывая на небо, они кого-то ждали, озираясь по сторонам и неслышно перешептываясь. Вскоре на площади появились два солдата, толкавшие перед собой тачку с парой длинных, как у дрезины, рычагов. К ним тут же выстроилась очередь. Размотав шланг, солдаты опустили его в колодец. Один качал ручку насоса, а другой наливал воду в подставляемые емкости.

Только сейчас Денис почувствовал, как хочет пить. Продрогнув в сыром подвале, одетый в джинсы и футболку, он бы не отказался еще и перекусить. Но пить хотелось гораздо сильнее. Выйти на улицу в таком виде он не мог. Тогда, вспомнив свой опыт с переодеванием у Ирмы, он решил порыться по углам дома. Пробравшись через обвалившуюся стену внутрь парадной, он прислушался у двери одной из квартир. Видимо, жильцы давно покинули дом, как опасный для жизни. Часть стен рухнула, лестница держалась лишь на честном слове и подозрительно скрипела под ногами. В полу обозначились широкие трещины.

Проникнув в квартиру, Денис увидел следы разрухи и пожара. Одежды здесь не было. Жильцы унесли все, что представляло хоть какую-то ценность. Даже с пола был содран пригодный для печки паркет, и сняты межкомнатные двери. Заглянув во все комнаты, Денис заметил чудом сохранившуюся тяжелую гобеленовую штору с обгоревшим краем. Он обмотался ею, как накидкой, с головы до ног и решился выйти на улицу.

На него никто не обратил внимания. Тогда Денис осмелел и рискнул стать в очередь за водой. Люди застыли с ведрами, тазами, кувшинами. Были такие, кто держал в руках перевернутую каску. Тогда Денис подобрал гильзу от снаряда и, кутаясь в штору, подошел к солдату со шлангом. Даже не взглянув на него, немец наполнил гильзу до краев и подозвал следующего. Вода отдавала кислым вкусом сгоревшего пороха, но была холодной и удивительно вкусной.

Напившись, Денис медленно пошел вдоль улицы, искоса поглядывая на людей, бредущих навстречу. Лица, лица, лица… старые и молодые, мужские и женские, все такие разные, но на всех них лежала одна печать безнадежности и обреченности.

Неожиданно среди них мелькнуло лицо, которое показалось Денису удивительно знакомым. Высокий худой мужчина в черной шляпе и мятом плаще перешел дорогу и направился в узкий переулок.

От радости Денис едва не вскрикнул, но вовремя прикусил язык и заторопился следом.

– Владимир Иванович! – прошептал он в затылок мужчине. – Владимир Иванович, простите, но я вас узнал. Помните меня? Я Денис Заремба. Мы с вами вместе…

Мужчина обернулся и с явным недоумением что-то ответил по-немецки. Денис застыл. Он испугался собственной ошибки и решил, что немец, услышав русскую речь, сейчас вызовет патруль. Но тот отвернулся и заторопился вдоль улочки. Денис облегченно вздохнул и побрел в другую сторону. Улицы петляли и, пересекаясь, разбегались в разные стороны. Но везде было одно и то же – полуразрушенные дома и выглядывающие из подвалов люди. Если навстречу появлялись солдаты, Денис сворачивал в ближайшую подворотню, пропускал их и опять брел вперед, бесцельно шагая по булыжникам, только бы не стоять на месте. На него никто не обращал внимания. Прохожие, поглощенные собственными заботами, глядели будто сквозь него и поднимали взгляд лишь тогда, когда сталкивались на узком тротуаре. Только один раз к нему обратилась женщина и махнула рукой куда-то вдоль домов. Денис замотал головой и показал на уши. Она понимающе кивнула и пошла дальше.

Вдруг над головой завыла сирена. По дороге пронесся бронеавтомобиль с рупором над кабиной. Над площадью разнеслись обращения и призывы к населению. Люди как по команде бросились в подвалы. Захлопали двери, в проемах выбитых окон появились мешки с песком. На крыши полезли пожарные с баграми. Затем издалека донесся нарастающий гул. С десяток самолетов с синими крыльями пронеслись над головой и скрылись за крышами домов.

Не решаясь прятаться вместе со всеми в подвале, Денис прижался к стене. Через минуту улица опустела и он остался один. С крыши соседнего дома запоздало залаяла зенитка, затем так же внезапно затихла.

Неожиданно кто-то с силой дернул Дениса за руку и потащил в подворотню.

– Ну и чего дурнем стоишь? Бомбежки не видел? – Перед ним стоял Владимир Иванович и снисходительно осматривал накидку из шторы. – А я до такого не додумался. Расчет на жалость?

– Владимир Иванович! Вы? – едва не задохнулся от радости Денис. – А я и вправду поверил, что ошибся!

– Уходим быстрее, здесь небезопасно. Рядом танковая часть. Наши могут по ней отработать.

Беляев распахнул дверь какого-то дома. Они пробежали по ступеням к черному ходу и оказались во дворе. Затем он потащил Дениса лишь ему знакомым ходом между разрушенными стенами домов и срубленными деревьями. Постепенно они вышли на окраину города. Здесь Владимир Иванович залег за остовом сгоревшего трамвая и вытащил из кармана часы на цепочке.

– В аккурат пришли. Сейчас у немцев обед и на постах пересменка. Минут десять у нас будет. Как скажу, беги к тому сараю. А там дальше увидишь траншею, ее вчера дождем намыло. Выйдем уже с той стороны поста. Он у немцев вон на той крыше. Да потише, морячок, слышимость здесь хорошая. Народу нет, шуметь некому. – Беляев несколько раз посмотрел то на часы, то на крышу, затем хлопнул Дениса по плечу. – Давай.

Они пригнулись, перебежали улицу, изрытую воронками, и спрятались за чудом уцелевшим деревянным сараем.

– Владимир Иванович, мы куда идем?

– Домой, к своим. А ты куда хотел? Я так понял, что ты свою работу в городе закончил?

– Какую работу?

– Тише, – прижал к губам палец Беляев. – Потом расскажешь. Сейчас ползи в ров. Да голову не поднимай, здесь самое опасное место.

Денис съехал в еще не высохшую от воды траншею и пополз, упираясь локтями в раскисшую глину. Сзади тяжело дышал Владимир Иванович.

– Терпи, морячок. Метров сто осталось, а там за развалинами нас видно не будет. Как башню танковую с крестами увидишь, ползи к ней. Я снизу подкоп сделал. Залазь внутрь, передохнем.

Сгоревший корпус танка стоял неподалеку, а его башня, отлетевшая в сторону, лежала рядом со рвом. Денис увидел узкий лаз и пополз к нему, втиснулся в тесную стальную коробку и осмотрелся. Оба люка были сорваны, и внутрь пробивалось солнце. Стены башни мазались черной копотью, а металлические детали, потеряв свою прежнюю форму, превратились в бесформенные оплавленные гроздья.

– Боекомплект сдетонировал, – пояснил Владимир Иванович. – Подвинься, на тайнике сидишь.

Он убрал в сторону стальную пластину и вытащил деревянный короб из-под патронов. В нем у Беляева хранился ТТ, пара обойм к нему, нож и несколько банок саморазогревающихся немецких консервов. Владимир Иванович достал из плаща документы, замотал их в тряпку и положил в тайник, затем сунул пистолет в карман.

– Давай перекусим. – Он извлек две банки и протянул одну Денису. – Путь у нас не близкий, подкрепиться не помешает. Так что ты в городе делал? Может, расскажешь? Кенигсберг – город опасный, если рисковать, так надо знать, из-за чего. Удачно сходил?

«Опять Кенигсберг», – мрачно подумал Денис.

– Владимир Иванович, какое сегодня число?

– Что, милок, заработался? Тридцатое марта нынче на дворе.

Получается, что он уже был здесь позавчера? Вчера был в Питере, а позавчера здесь. И теперь снова в Кенигсберге! Голова от таких кульбитов пошла кругом.

Он посмотрел на хитро улыбающегося Беляева и подумал: «Ситуация патовая! Как объяснить то, что и сам не можешь понять?». Доев консервированную кашу с мясом, он наконец решился:

– Понимаете, Владимир Иванович, здесь все не так просто.

Беляев сдавленно хохотнул в кулак.

– А то я это сразу не понял! Да я как тебя там у особистов увидел, так тотчас подумал, что ты такой же моряк, как и я. Болтливей нашего моряка еще поискать надо. У них же разговор только о морях да бескозырках. А из тебя слова не вытянуть было. Сначала я решил, что тебя сами же особисты и подсадили, чтобы нас послушать, а потом, когда ты от них сбежал, так сразу понял, что или из нашей конторы, или внешняя разведка. Потому что немцев я нутром чую. Хотя час назад ты меня удивил. Я уж тебя за провокатора принял. Кто же в осином гнезде по-русски болтает? Пришлось за тобой следом походить, понаблюдать. Видел, как ты от патрулей шарахался. Кстати, там, у Ершова, у тебя лихо получилось! Гипнозом владеешь?

– Скорее телепортацией.

– Это как?

Денис почесал лоб, затем затылок и, понимая всю дикость следующих слов, смущенно улыбнулся:

– Понимаете, я из будущего. Это не мое время. Я из две тысячи одиннадцатого года. Звучит странно, но так и есть.

Беляев прокашлялся и задумался.

– Я, конечно, разведчик со стажем и разные легенды для прикрытия слышал, но такую вот первый раз. Аналитики у вас с фантазией.

– Да какие к черту аналитики! Смотрите! – Денис порылся в карманах и достал сторублевую купюру.

– Что это?

– Сто рублей.

– Не наши что ли?

– Конечно, не ваши, потому что они наши!

– А почему «Москва» написано? А, понятно – царские. Здесь что-то про Банк России есть.

– Да вы год выпуска посмотрите! Тысяча девятьсот девяносто седьмой. Теперь понятно?

Беляев задумался, а Денис внимательно следил за его лицом. Вот сейчас Владимира Ивановича осенит и он от потрясения потеряет дар речи! Но его надежды не оправдались.

– Не пойму, для чего это нужно? Понимаю, немецкие марки. Мы их тоже для своих операций делаем. Бывало, и свои, советские, тоже печатали. А несуществующие деньги… не пойму.

– Тьфу ты! Ладно, проехали. – Денис, насупившись, принялся счищать остатки грязи с футболки и джинсов.

– Куда поехали?

– Ай… Когда, говорю, дальше пойдем?

– Теперь до темноты будем ждать. Засветло не проскочить. С полверсты по пустырю до леса. А куда спешить? Сейчас дождь пойдет, лучше здесь отсидимся. – Беляев присмотрелся к рассеченной брови Дениса и ссадине, красневшей у него за ухом. – Это тебя ершовские заплечные мастера так отделали?

– Нет, расшалившиеся дети.

– Кто?

– Опричники! Не грузи себе голову, Владимир Иванович. Не знаешь таких, так скоро появятся.

Беляев помолчал, глядя, как Денис тщательно затирает на коленях остатки глины, затем спросил:

– А ты чего так налегке?

– У нас сейчас лето.

– А-а… ну да, ну да, понимаю. Сам-то откуда будешь?

– Из Питера.

– Это где такой город?

– Это Ленинград.

– Вот те на! Почти земляки.

– Да? А почему почти?

– Да как тебе сказать… детдомовский я. А где родился, точно и не знаю. То ли под Кемерово. Затем меня перевезли в Ленинград, а потом в Сталино. То ли все наоборот – сначала Ленинград, потом Сталино и Кемерово. Помню только, что был беспризорником и бродяжничал. Потом детский дом и опять бродяжничество.

По башне гулко застучали первые капли дождя. Воздух наполнился озоном, и вмиг потемнело.

– Это хорошо. – Беляев подставил руки под капли, залетавшие в люк. – Весна! Гроза съест последний снег. Да и нам легче будет уйти – стемнеет быстро. Ну, ты как в город сходил? Удачно? Ты так и не ответил. Хотя чего я спрашиваю? Если здесь сидишь, то уже хорошо. Конечно, что ни говори, а сейчас нам работать стало куда легче, чем было раньше. И сами опыта набрались, и гестапо уже не то. Сейчас их больше интересует, как выскочить из мешка. Знают, что скоро город возьмем, тогда пощады им не будет. Сам видел, как ящики с документами в реке топили. Ничего, потом поднимем. Думаю, ждать недолго осталось.

– Недолго. Шестого апреля начнем, а девятого закончим.

– Во как! Откуда же ты такой взялся? Я уже голову сломал, гадая. Понимаю, что нашего брата теперь развелось как тараканов за печкой. Сейчас кто только собственную разведку не имеет? Начиная от полковой и до самого верху. Но ты, вижу, не из простых. Даже у нас таких прогнозов не делают. Думаю, Денис, что ты из ведомства Фитина. Угадал?

– Не гадайте, Владимир Иванович. Я вам уже и так все сказал. А если не верится, так это уже ваши проблемы. – Откинувшись на закопченную броню башни, Денис смотрел в люк на небо, темнеющее на глазах, и неожиданно вспомнил Ирму. – Скажите, Шарлоттенбург далеко отсюда?

– Зачем тебе?

– Да так… человека одного хотел бы найти.

– Это ту немку что ли?

Денис удивленно посмотрел на Беляева, но на лице Владимира Ивановича не дрогнул ни один мускул.

– Не немка она, а латышка. По-русски говорит хорошо! А вы откуда знаете?

– А ты как думал? После того как ты сбежал от Ершова, там такой шум подняли! Из штаба армии особисты приезжали и серьезное расследование проводили. Сразу за тех солдат взялись, у которых ты автоматы отобрал. А они про девчонку рассказали. Ночью туда поисковая группа ходила, но никого не нашли. Дома брошены. Наверное, в город ушла.

«И то хорошо!» – подумал Денис.

Быть виновником ее несчастий ему ох как не хотелось. Но потом он вспомнил, что будет с городом через несколько дней, и тревога за Ирму всколыхнулась с новой силой.

– Владимир Иванович, а как в городе можно найти человека, если знаешь только его имя и фамилию?

– Запала латышка в душу? Или, может, связная?

– Помочь хотел. Она мне помогла, а я хотел долг вернуть. Если смог бы, конечно.

– Найти можно. Надо только знать, к какому району ее причислили, а потом поискать по спискам, вывешенным на пунктах выдачи продуктов. Я так однажды своего человека искал. Он на связь долго не выходил. Мы уже заподозрили, что переметнулся на другую сторону, а оказалось – погиб при обстреле. Немцы – народ пунктуальный. У них все на бумажках отображено. А продуктов в городе мало, на грани голода. Так они эти списки очень тщательно корректируют, чтобы никто за двоих не взял. Если человека не стало, то напротив фамилии сразу появится запись.

– Понятно. А как найти эти пункты выдачи?

– Это не сложно. Там всегда народ хвостом толпится. Другой раз даже на сигнал тревоги внимания не обращают, только бы очередь не потерять. Полиция силой в бомбоубежища загоняет. – Беляев приподнялся на локтях и удивленно спросил: – Ты что, назад в город собрался?

– Нет… так спросил.

Вдруг над головой грянул гром. Капли забарабанили с новой силой, и внутри башни тут же собралась лужа. Стало темно как в сумерки. От Беляева остался один силуэт, и Денис мог лишь догадываться, что тот делает. Владимир Иванович долго возился со своим тайником, затем выглянул наружу.

Неожиданно земля под ногами вздрогнула. Через несколько секунд над головой прокатился мощный удар взрывной волны, затем он повторился. По задержке звука Денис определил, что взрыв грохнул максимум в полукилометре. Потом рвануло так, что башня дернулась и немного осела в ров. Все кругом содрогнулось, как при мощном землетрясении.

– Что это? – шепотом спросил Денис.

– Мортиры БР-5 работают. Честно говоря, я их сам боюсь. Мощь страшная, да точность слабовата. Лучше держаться от них подальше. – Беляев опять выглянул из люка и неожиданно предложил: – Чего нам вечера ждать? Сейчас самое время!

Но где-то рядом опять ухнуло, и он поспешил нырнуть назад в башню.

– Снаряд весом под триста килограммов! Если в дом попадает, то вместе с фундаментом выворачивает. Невдалеке у немцев находится мощный бункер, наверное, по нему пытаются попасть. Ползи назад в ров. Будем отсюда выбираться.

Они вылезли из башни, пригнулись и побежали через пустырь к черневшему вдалеке лесу. Ноги на скользкой глине разъезжались в стороны, и Денис то и дело падал в набежавшие дождевые лужи. Тяжелые капли барабанили по спине, но он не обращал на них внимания, потому что сзади ухало все чаще и ближе. Земля под ногами судорожно вздрагивала, так, как будто в нее вонзались разряды электрического тока. Наконец впереди появились редкие деревья, за ними стояла стена высоких, скрывающих небо дубов и сосен.

Беляев остановился и, тяжело дыша, предложил:

– Давай отдышимся. Все уже! Проскочили! – Он прислушался к оставшимся позади взрывам. – Реже стали бить. Скоро закончат. Потом самолет-разведчик пройдет. Ну что, пошли? Смотри, и дождь прекратился.

Они вышли на еле заметную тропу, уходящую в лес.

Беляев подобрал сухую палку и используя ее как посох, встал впереди и шепнул Денису:

– Не расслабляйся. Здесь немецкие патрули могут быть. А деревья еще голые – далеко видать. Да и светлее после дождя стало.

Редкие клочки серого снега еще лежали на прошлогодних листьях. Под ногами плыла слякоть, и приходилось то и дело хвататься за сплетенные над головой ветки.

Беляев шел впереди уверенным шагом, не оборачивался и подгонял Дениса:

– До темноты надо успеть. Поторапливайся, а то в потемках свои могут не разобрать. Тогда и пароль с отзывом не помогут.

Денис неуверенно ступал сзади на разъезжавшихся в стороны ногах и размышлял над мучившим его вопросом. Куда он идет? Назад, в руки к Ершову? Или теперь за него возьмутся ребята посерьезней, припомнят побег и посадят на цепь?

– Владимир Иванович, вы куда сразу, когда к своим дойдем?

– Как куда? К себе, конечно! Доложить у меня есть что. Ты не поверишь! Тут такая удача подвалила. К нам один немец перебежал. С самим Виктором Штраубе работал! Пришлось сходить, проверить его показания. Все совпадает, не наврал. А подводник, который с нами в коровнике сидел, ошибся. Ассистент Штраубе под бомбежкой выжил, саквояж с документами и бумагами доктора к нам принес. Вот так-то. Утерли мы нос энкавэдэшникам! А чего спрашивал? Тебя-то встречать будут?

– Не думаю.

– За лесом мы выйдем в расположение артиллеристов Дубинина. У них есть связь. Я позвоню, за мной машину пришлют, подброшу тебя куда надо.

– Куда мне надо, у вас не получится.

– Ну, если ты на доклад в саму Москву ездишь, то конечно… – Вдруг Беляев замер и поднял руку. – Тихо. Идет кто-то.

Денис застыл, оглянулся и шепнул в ответ:

– Что, птицы взлетели?

– Какие птицы?! Все зверье отсюда давно ушло. – Владимир Иванович прижал к губам палец и показал на небольшой холм с поваленным деревом на верхушке. – Давай туда, только тихо. Я услышал, как ветка хрустнула.

Они вскарабкались на пригорок, нависавший над тропой, и рухнули за трухлявым, полусгнившим деревом. Денис приподнялся и посмотрел на тропу, открывшуюся в обе стороны на полсотню метров. Она была пуста.

– Нет никого, – показал он одними губами.

– Ждем, – шепнул в ответ Беляев. – У меня хороший слух. Кто-то шел навстречу.

Денис вертел головой, но по-прежнему никого не видел. Лежать на холодной земле было очень неуютно. Он заворочался и заподозрил, что Владимир Иванович просто решил над ним подшутить, в насмешку над его легкой одеждой.

Неожиданно между деревьев показались двое. Осторожно ступая, они шли, то и дело замирая и прислушиваясь. Первый поднял бинокль, осмотрел опушку, открывшуюся впереди, и махнул второму. Пройдя середину пути, они вновь замерли и стояли с минуту, напряженно прислушиваясь. Одеты они были в защитное солдатское хэбэ, с пилотками на голове такого же выцветшего зеленого цвета. Красные звездочки и автоматы с круглыми дисками не оставляли сомнения в их принадлежности.

– Наши, – кивнул в сторону солдат Денис.

Беляев отрицательно качнул головой и надавил ему на плечо, заставляя пригнуться.

Дождавшись, когда солдаты прошли недалеко от укрытия и исчезли за деревьями, он шепнул:

– Нашим здесь делать нечего. Немцы. Тихо, кажется, еще кто-то идет.

Теперь тяжелые шаги слышал и Денис. Не скрываясь, по тропе шли еще двое и тащили носилки. Позади них шагал третий. Он оглянулся, что-то сказал, солдаты остановились и положили носилки на землю. Одеты они были в такое же солдатское хэбэ, как и прошедшие первыми два немца. У замыкающего на голове не было пилотки, но, когда заворочался лежавший на носилках человек, Денис увидел, что скомканная пилотка у него во рту. Два ремня крепко связывали пленника по рукам и ногам, и еще одним шнуром он был примотан к деревянным шестам, выполнявшим роль ручек.

Беляев прижался губами к уху Дениса и взволнованно шепнул:

– Языка взяли. Впереди прошел дозор, а эти несут добычу. Плохо дело. Видишь, у него погоны черные, похоже, из саперов или связистов. Такой много чего может рассказать. Знали, кого брать. Шустрые ребята, узнаю почерк.

– Кто? – вопросительно кивнул Денис.

– «Бранденбург», – почти беззвучно шевельнул губами Владимир Иванович.

Немцы подняли носилки и двинулись в путь. С грузом они могли идти только по тропе, и Денис понял, что скоро немцы пройдут рядом, чуть ниже их укрытия. Для нападения лучше и не придумаешь. Смущал ушедший вперед дозор, зато эти идут почти парадным шагом. Спокойны, а чего им волноваться, если о безопасности должны думать те, кто идет впереди? Классика, будто списанная из руководства по наставлению «Действия разведгруппы в тылу противника»!

Денис показал Беляеву, что немцы пройдут под самым носом и они могут устроить им хорошую засаду. Владимир Иванович согласно кивнул, засунул руку под пиджак и вытащил нож. Протянув его, он показал, что Денис должен убрать первого, а он возьмет на себя двоих. Денис улыбнулся, что он берет на себя двоих с носилками, а Беляеву отдает того, который идет сзади. Затем он взглянул на блестящее лезвие, отрицательно покачал головой и вернул нож Беляеву.

Один из мифов, выпестованный кинематографом, гласит, что солдаты спецподразделений в своих тайных операциях любят действовать исключительно кинжалом, полосуя по горлу, будто по горбушке хлеба. Это далеко не так. Ножом удобно открывать консервы, делать дырки, рубить для костра ветки, можно перерезать колючую проволоку, а вот чтобы применять его против врага, так это только в крайних случаях, когда другие методы бессильны. Перерезать горло человеку – это довольно мощный психологический прессинг. А в спецназ не набирают маньяков-мясников. Туда идут молодые люди с уравновешенной и здоровой психикой. Обездвижить, парализовать и даже уничтожить противника можно даже голой рукой, не заливаясь по уши чужой кровью. Сильный удар в затылок может быть смертелен, а в мочку уха вызвать кровотечение и шок. Грамотный удар по горлу или в висок, как правило, приводит к контузии или длительной потере сознания.

Как и прочие солдаты спецназа, Денис не был любителем ножа, а потому, проигрывая схему действий, исключил его из ассортимента.

«Прыгать нужно через долю секунды после Беляева, – размышлял он, глядя на приближающихся немцев. – Рядом с серединой носилок, дистанция равная до обоих противников. Руки заняты, секунду-две они потеряют в замешательстве. Мне этого вполне достаточно. Бью впереди идущего, затем берусь за второго. Только бы Беляев справился!» В себе-то он был уверен, а вот Владимира Ивановича в деле не видел.

Но потом Денис вспомнил, как Беляев уверенно предложил взять на себя двоих немцев, и немного успокоился.

Солдаты приближались, и Денис уже слышал их тяжелое дыхание.

«Это хорошо, – усмехнулся он. – Устали. Пока все на руку».

Бой с двумя противниками одновременно усложняется не в два раза, он тяжелее на порядок! И здесь важно учитывать любой фактор.

Сердце возбужденно подпрыгнуло к горлу: одно дело – всю жизнь готовиться к войне, а совсем другое – воевать. Пытаясь справиться с волнением, Денис вспомнил слова своего бывшего начальника, капитана второго ранга Петрова: «На ученьях ты должен чувствовать себя как в бою, а вот в бою делай все так, будто ты на ученьях, – спокойно, без суеты и не думая об опасности».

Владимир Иванович поджал ноги и приготовился к прыжку. Денис взглянул на его подергивающиеся скулы и понял, что Беляев волнуется не меньше, чем он сам.

Немцы уже почти поравнялись с укрытием. Теперь были отчетливо видны их вспотевшие лбы.

«У первого за поясом нож, – автоматически отметил про себя Денис. – Из сапога торчит округлая рукоятка пистолета. Похож на „парабеллум“. У второго на спине автомат и на поясе кобура. Расклад ясен. Конечно, бить нужно первого, пока будет подставлена спина, а затем второго. Ему понадобится больше времени, чтобы воспользоваться оружием».

Приподнявшись, Денис посмотрел на Беляева: «Ну?! Чего тянем?»

Владимир Иванович набрал полную грудь воздуха, перемахнул через закрывавшее их дерево, полетел на идущего последним немца. Следом прыгнул Денис. Еще в полете он увидел вытаращенные глаза пленника на носилках и его окровавленную ногу. Перед глазами маячил стриженый затылок, выбранный первой целью. Но, еще не успев приземлиться, Денис понял, что расчет на замешательство не оправдался. Реакция второго немца была безупречной. Выпустив из рук носилки, он уже тянул из кобуры рукоятку пистолета.

Выхватив из-за пояса нож у еще ничего не подозревавшего и продолжавшего двигаться вперед первого немца, Денис ударил второго в грудь и почувствовал, как под лезвием хрустнули ребра. Пришлось-таки! По мгновенно остекленевшим глазам он понял, что этот уже не в счет. Теперь мощный, на выдохе, удар кулаком первому в затылок. Немец дернул головой, выпустил носилки и рухнул лицом в траву. Взгляд на Беляева: не нужна ли помощь? Но здесь все было в порядке. Владимир Иванович подмял под себя немца, зажал ему рот и крепко держал рукоять ножа, торчавшую из груди, дожидаясь окончания агонии.

Теперь можно закончить и с первым, тем более что немец потерял сознание лишь на мгновение. Изогнувшись, он потянулся к сапогу за пистолетом. Денис коленом придавил ему спину и, держа голову за волосы, захватил подбородок. Дальше резкий рывок с разворотом головы до характерного хруста. Это тоже классика профессионалов. Но и немец был не из дилетантов. Мгновенно оценив ситуацию и поняв, что у него нет и секунды, он не стал тратить бесценное время на извлечение, чтобы попытаться достать противника. За мгновение до гибели он просто нажал на курок, выстрелив себе в сапог.

Над лесом разнеслось глухое «бум!»

Беляев с Денисом переглянулись. А вот это никак не входило в их планы.

Взглянув вдоль тропы, где исчез дозор, Владимир Иванович разрезал ремни на ногах и руках пленника.

– Давай, браток! Вскочил и бежим! Что с тобой?

Денис склонился над окровавленной ногой:

– Он ранен.

– Вижу. Специально мышцу режут и кровь жгутом останавливают. Для жизни не опасно, а не убежишь. Плохо дело, хватай его под руки.

Пленник выдернул изо рта пилотку и повис у них на плечах.

– Спасибо, мужики! Спасибо! С меня спирт! А вы кто?

– Свои. Как же тебя так угораздило? Со спиртом ты неплохо придумал, только вот еще выбраться отсюда нужно! На одной ноге прыгать можешь?

– Смогу! – Волоча окровавленную ногу, он обхватил обоих за шеи и зашептал: – Спасли вы меня! А я уж думал, конец. За спирт не сомневайтесь, я вас спиртом залью по самую шею.

Денис взглянул на мятые и перепачканные глиной, выглядывающие из-под портупеи майорские погоны.

– Из связистов я. Майор Давыдов. Кабель в штаб корпуса лесом тянули, когда на нас эти напали. Двоих моих солдат порешили, а меня вот связали. Но вы не подумайте! Я отбивался!

– Потом расскажешь. А сейчас давай, майор, цепляйся мне за шею и уходим. – Беляев закинул себе за плечо руку Давыдова и подозвал Дениса: – Помоги! Давай быстрее ноги уносить. Немцы выстрел наверняка слышали. Сейчас вернутся.

Денис поднял ППШ, слетевший с немца, попробовал в руках его немалый вес и задумчиво ответил:

– Вдвоем уходите. Я их задержу.

– Не сходи с ума. Одному мне его не дотянуть.

– Ничего, жить захочет – допрыгает. Выстрел на моей совести, вот я сам и исправлю свой ляп. Так просто уйти не дадут. Идите, Владимир Иванович, а я повоюю. Во мне не сомневайтесь, я умею.

– Да я и не сомневаюсь. Сработал ты чисто, только вот немцы непростые оказались. Хорошо, что вообще справились. Ты здесь долго их не держи. Дай нам фору минут в двадцать, потом иди следом. По этой тропе точно к артиллеристам выберешься. Я их предупрежу. – Беляев протащил волокущего ногу майора с десяток метров, затем остановился и приглушенно выкрикнул: – Ты меня обязательно найди! У любой телефонистки попроси дать четыре пятерки. Запомнить нетрудно! Спроси капитана Беляева! Тебя сразу соединят! Обязательно найди. Себя береги. Войне-то уже конец! Обидно будет. Удачи тебе, морячок!

– Все будет хорошо, Владимир Иванович. Уходите.

Но Беляев не спешил, смущенно переминался с ноги на ногу, потом все же решился:

– Денис, а когда войне будет конец? Ты же знаешь, да?

– Восьмого мая подпишут капитуляцию.

– Да? Долго. Я думал, не больше двух недель. А меня обязательно найди! Давай, майор, козликом прыгай.

Денис подождал, пока они исчезнут среди деревьев, затем оглянулся, выбирая позицию. За поваленным стволом дуба будет в самый раз. И от пуль прикрыть сможет, и поляна как на ладони. История гласит, что для борьбы с партизанами немцы применяли пулеметы MG-34, тяжелые пули которых пробивали деревья вместе с прятавшимися за ними партизанами. Но такой-то уж артиллерии, он надеялся, «Бранденбург» с собой не носит, а потому можно и за дубом.

Приложив неудобный деревянный приклад к плечу, Денис осмотрел через нехитрый прицел низкие деревца, примыкавшие к поляне. Немцев видно не было. Они то ли еще не вернулись, то ли вообще не услышали выстрела.

Лежать на мокрой прошлогодней траве было очень неприятно. Денис уже решил идти догонять Беляева с раненым майором, как вдруг среди голых кустов увидел застывшего немца с биноклем в руках. Он был один и стоял не шелохнувшись, осматривая метр за метром поляну и оставшихся лежать на ней своих товарищей. Денис прошелся взглядом по сторонам, но второго так и не заметил. Немцы не торопились выбегать на открытое пространство и подставлять себя под пули. Они чуяли опасность и теперь пытались определить, откуда она. Профессионализм чувствовался в каждом движении. Первого Денис увидел совершенно случайно, а второго так и не заметил, как ни смотрел.

Немец опустил бинокль и теперь глядел, оценивая, где могла бы быть засада. И тогда Денис решился – пока немец еще виден и стоит к нему вполоборота, подставив грудь. Переведя указатель огня с одиночного на непрерывный, он поднял ствол и прицелился. Расстояние Денис оценил в сто тридцать метров. С такого промахнуться невозможно.

«Сниму этого, – резонно решил он. – А потом будем искать второго».

ППШ зашелся длинной очередью, выбрасывая из дульных тормозов языки пламени и выдавая его место. Пули срезали ветки вокруг немца, и Денис поразился тому, какая у этого оружия ужасная кучность. Даже из обычного АК-74 он положил бы всю очередь аккурат немцу в грудь. А тут будто из дробовика по воробьям!

Но одной пулей он все-таки его зацепил.

Сыграть ранение невозможно. Еще один из мифов вещает, что удар пули – это сродни укусу пчелы. Человек может пощупать рану, поглазеть на окровавленную ладонь, затем выкрикнуть пару лозунгов во славу Родины или что-то вроде «Умираю, но не сдаюсь!». А на самом же деле ее удар приравнивается к удару кувалды в несколько сотен килограммов. А если еще тупая пистолетная, да в кость…

Немец дернулся, схватившись за плечо, как подкошенный рухнул на землю и, перекатившись, скрылся с глаз. В ту же секунду над головой Дениса зажужжал рой свинца, протянувшийся над укрытием длинной очередью. Второй немец стрелял не целясь, лишь для того, чтобы дать напарнику возможность скрыться. Следующая очередь легла куда точнее. Из ствола дуба полетели щепки и срезанная кора с ветками.

Его обнаружили, а Денис так и не сумел заметить, откуда стреляет второй немец. На его счастье, с этой стороны поляны лежал обширный бурелом, а противников прикрывали лишь жиденькие кусты и низкорослые деревья. Денис перекатился за следующий ствол, затем за массивный почерневший пень, наполовину вывернутый из земли. Он расположился между его корней и принялся вычислять место второго немца. И опять над лесом застыла тишина. Каждый ждал ошибки друг друга. Раненый немец исчез. Если он еще и сможет воевать, то не так сразу. Важнее было найти второго.

Денис уже не замечал холодную землю, налипшую на руки, замер, стараясь вовремя засечь мелькнувшую тень или качнувшуюся ветку. Вдруг он услышал легкий металлический лязг, а вслед за ним увидел немца, присевшего за кустом, растущим на краю поляны, и пытавшегося бесшумно перезарядить автомат. Уже не надеясь на снайперскую стрельбу, Денис стер с прицела грязь и прижал ствол ППШ к пню, зафиксировав его, будто в станке. Результата стрельбы он не увидел, так как укрытие под пнем тут же заполнилось пороховыми газами. А в ответ огрызнулись короткой очередью из сектора, в котором прятался раненый немец.

Но Денис даже не обратил внимания на его стрельбу, потому что ППШ предательски звонко лязгнул затвором и замолчал. Огромный дисковый «магазин», одним своим видом внушавший неуемный оптимизм и надежду на бесконечную стрельбу, был пуст. Хуже всего то, что звук затвора наверняка услышали немцы и враз осознали всю его беспомощность.

«Вот те на! На самом интересном месте. – Денис с тоской взглянул на автомат. – Теперь от него толку разве что как от дубины».

Он попятился, затем вылез из-под пня и, извиваясь будто змея, пополз от дерева к дереву. По нему больше не стреляли, и в душе мелькнула гадкая мысль, что немцы хотят взять его живьем. Тогда он вскочил, пригнулся и побежал, петляя вдоль тропы. Но и на этот раз позади было тихо. Немного отбежав, Денис припал спиной к стволу высокой сосны и, все еще продолжая сжимать в руках теперь уже бесполезный ППШ, осторожно выглянул. Погони видно не было.

«Может, отстали? – с надеждой оглянулся Денис. – Займутся своими погибшими или примутся бинтовать раненого».

Но его упования продержались недолго и развеялись как дым, как только он увидел сначала одного, затем второго, идущих там, где он только что прятался, немцев. Шли они осторожно, ожидая какого-нибудь подвоха со стороны Дениса.

«Уважают, – подумал он, сплюнув под ноги. – Жаль вас разочаровывать, но вот порадовать мне вас больше нечем».

Шумно выдохнув, он оторвался от сосны, прикрывавшей спину, и побежал прочь, увидев впереди темные и густые заросли. На этот раз автоматы за спиной затрещали в два голоса. Воздух вокруг заполнился визгом рикошетов, треском веток и тупым стуком вгрызающихся в деревья пуль. Прятаться и ползать от укрытия к укрытию уже не было смысла. Теперь надежда только на ноги! И Денис рванул вперед, петляя и бросаясь из стороны в сторону, как обезумевший заяц от палящих без продыху охотников. Очевидно, оторваться ему удалось, потому что стрельба за спиной стихла.

Денис пробежал еще пару сотен метров по болоту, чавкающему под ногами, и вылетел на берег озера, пересекавшего его путь. Рукава озера тянулись вправо и влево, скрываясь с глаз, а противоположный берег маячил всего в какой-то сотне метров. Не раздумывая, Денис отбросил ППШ на тропу, ведущую в обход озера, в надежде, что это собьет немцев со следа, а сам бросился в ледяную воду. Перемахнув за несколько секунд застывшую гладь, он вылез на скользкий илистый берег. Там Денис спрятался за кустами, прилепившимися к воде, и замер, ожидая появления преследователей. Хитрость с автоматом не прошла. Немцы лишь мельком взглянули на него, потом подошли к берегу и стали всматриваться в следы, оставшиеся в грязи. Затем они разделились и пошли в обход вокруг озера.

«Ну хоть в воду не полезли!» – вздохнул облегченно Денис. А значит, он выиграл еще немного драгоценного времени. Пока обойдут, он уже будет далеко!

Он устало поднялся на ноги и засеменил прочь от берега. Вечерние сумерки на глазах густели, и спасительная темнота становилась все чернее. Денис брел, иногда останавливался и прислушивался, не треснет ли за спиной ветка.

Вдруг по его телу пробежали тысячи мурашек.

Он удивленно взглянул на руки: это тянет кожу высыхающая грязь или то, о чем он подумал?

Но ошибки быть не могло. Мурашки превратились в термитов и теперь метались от головы до ног, огнем вгрызаясь в тело. По спине пробежала легкая вибрация, волоски на груди и руках встали дыбом.

Тогда Денис встал в полный рост, поднял кулаки и расхохотался на весь лес:

– Эй, «Бранденбург», вашу мать! Быстрей сюда – я вам фокус покажу!

Теперь термиты превратились в покатившихся по венам и больно жалящих тарантулов, и, все еще давясь от смеха – эх жаль, такое представление пропустят, Денис понял: пора!

«Пора!» – подтвердила уходящая из-под ног земля.

– А-а-а-а-а-а! – Истеричный скрипучий вопль резанул по ушам вместе с ударившим в глаза солнцем.

Он перешел в визг, затем в хрип. Воздух в ссохшейся старушечьей груди быстро иссяк, бабулька хлопнула ртом, икнула и затихла. Денис стоял в центре клумбы, у подъезда девятиэтажки. Напротив на лавочке в полуобморочном состоянии сидели три окаменевшие бабушки и глядели на невесть откуда вдруг возникшего грязного и мокрого молодого парня. Радуясь, что вояж в прошлое уже закончился, и закончился в самый нужный момент, Денис широко им улыбнулся и переступил низкий забор.

– Хорошо-то как! А в Кенигсберге сейчас дождь. Дамы, не подскажете, в какой стороне метро?

Но дамы лишь выпучили шире глаза и прекратили дышать.

– Хотя бы пальцем покажите! – Денис помахал ладонью перед глазами старушек, пытаясь привести их в чувство.

Наконец одна из бабушек жалобно застонала и посмотрела вверх, считая окна этажей Денис проследил за ее взглядом и, цокнув языком, душевно объяснил:

– Да-да. С самого девятого этажа. Так быстрее. А то пока лифта дождешься…

Тут бабулька не выдержала и с тихим вздохом, закатив глаза, поползла с лавки.

– Ну нет так нет… сам найду.

Все еще находясь в эйфории, охватившей его после возвращения, Денис театрально бабушкам раскланялся и двинулся по тротуару в поисках метро, оставляя за собой мокрые следы. То, что он вновь оказался в Питере, он понял сразу по номеру автомобиля, припаркованного у подъезда. Солнце ярко светило в глаза, душа от радости пела. Хотелось подпрыгнуть как можно выше и крикнуть так, чтобы услышал весь город: «Как же здорово, когда над головой не свистят пули, не надо нырять в ледяную воду, кататься в грязи и охотиться на себе подобных!»

Прохожие шарахались от него в разные стороны, но Денису было на все наплевать. На покрывшуюся мутными разводами некогда белоснежную футболку. На облепленные глиной джинсы и капающую с волос болотную жижу, которую он принес с собой оттуда. Он шел и улыбался встречным людям.

– Не подскажете, где метро?

Мужик посмотрел на него диким взглядом, затем неопределенно махнул куда-то в сторону.

– Далеко? – Денис не выдержал и рассмеялся. – Да какая разница!

Потом, немного успокоившись, он задумался, что же ему делать дальше. Вместе с этим пришло осознание, что единственный человек, которому он смог бы сейчас доверять, остался там, в прошлом. Первой мыслью было найти Кристину или Саню. Но тут же проснулся червячок сомнения: а не приведет ли это его опять в «Кресты»? Кто-то ведь его предал!

Дома закончились. Денис уже догадался, куда вышел, и окунулся в цветущий буйной зеленью парк. Затем показалась станция метро с круглой крышей и вывеской, горящей даже днем: «Парк Победы». Народ жиденьким ручейком семенил ко входу, расталкивая друг друга локтями. Чуть в стороне стоял браток, стриженный под ноль, с явным неудовольствием кого-то ждал и брезгливо глазел на человеческий муравейник. Позарез нужен был телефон. Денис достал из кармана мокрую сторублевку и направился к братку:

– Дай позвонить!

Такая просьба вызвала неподдельное удивление. Поняв необычность просьбы, потому что сейчас даже последний бомж имеет телефон, Денис соврал:

– Мой промок.

– Ты чо, жаб с ним ловил? – тонко пошутил браток.

И, порадовавшись собственному остроумию, отмахнулся от денег и протянул дорогую мобилу.

Денис решил начать проверку с Егора, вспомнил его номер и пробежался пальцем по кнопкам.

– Егор, это Денис. Молчи и слушай! Мне нужно, чтобы ты через час был у метро «Парк Победы». Это очень важно! – Денис посмотрел на часы над входом. – Давай ровно в двенадцать. Не хочу даже слышать, что с псом не пускают в метро! Пронеси его в сумке или возьми такси! И попробуй только не приди! Все!

Не дав Егору отбиться от встречи, Денис отключился.

Теперь Кристина. Ее голос был таким радостным, что Денису стало неловко за собственное вранье. Кристине он назначил встречу у «Электросилы» на час дня. Ну а Сане – на два у «Московских ворот». Теперь можно было искать место для наблюдения. Примостившись в кустах на лавочке, он приготовился смотреть и ждать. Позади народ кормил лебедей на озере, впереди на добрую сотню метров просматривался в обе стороны Московский проспект. Время шло, но ничего необычного пока не происходило. Машины двигались непрерывным потоком, но ни одна из них не припарковалась под запрещающим знаком. Не появились подозрительные личности, старательно изображающие беззаботных зевак. В домах напротив не распахнулись окна, чтобы, выставив стекла бинокля, просматривать людской поток, сравнивая с лежащей на подоконнике фотографией. Пока все было как всегда. Суета, человеческий муравейник и шум несущихся мимо машин.

Наконец появился Егор. Рядом со станцией остановилась маршрутка, дверца отъехала в сторону и наружу вывалился Цезарь, волоча за собой хозяина. Денис слился с листьями, раздвинул ветки и смотрел во все глаза. Почему-то он был уверен, что именно Егор приведет за собой хвост. Вот сейчас рядом с ним в толпе мелькнет лицо капитана Соловья, и можно будет со спокойным сердцем уходить, в очередной раз удивившись собственной интуиции. Егор, одергивая норовившего понюхать прохожих Цезаря, замер у входа. Но Денис сейчас смотрел не на него, а на кусты и тротуары, окружавшие станцию метро. Ничего. Так прошло уже полчаса. Егор нервно шевелил губами, очевидно матеря Дениса, а заодно и себя. Людской поток обтекал его краем, сторонясь и с уважением поглядывая на здоровенную черную голову развалившегося под ногами Цезаря.

Дородная тетка с сумками, оттягивающими руки, сверху вниз взглянула на пса и нервно заметила:

– Молодой человек, на собаку нужно надевать намордник!

– Себе надень! – огрызнулся Егор.

Дальше его терпение лопнуло. Оглянувшись в последний раз на проплывавшие мимо лица, натянув поводок, он отправился прочь от метро.

Денис озадаченно смотрел ему вслед. То, что Егор ни при чем, ставило новые вопросы. Получалось, что предал кто-то из двух – Кристина или Саня. Почувствовав в душе скверное предчувствие, он пошел в другую сторону. До назначенной встречи с Кристиной оставалось еще полчаса, и Денис рассчитывал добраться до станции «Электросила» раньше нее. Но едва он вышел к проходной одноименного завода, как сразу увидел Кристину у распахивающихся входных дверей метро.

Денис смешался с толпой, перебежал Московский проспект и нырнул за угол дома. Теперь ему нужно было осмотреться. Чувствуя в душе стыд за обман и стараясь не глядеть на не пропускавшую ни одно встречное лицо Кристину, он начал вычислять возможную засаду. Но и здесь все было как всегда: два текущих людских потока. Один под землю, другой из-под земли. Ни одной затаившейся в подворотне машины. Ни внимательных, прикрывающихся газетой цепких глаз. Никто не изображал из себя беспечно шляющегося бездельника или переодетого в форму метрополитена служащего, вылезшего поглазеть на солнце. Тогда Денис с горечью бросил взгляд на Кристину и побрел по проспекту к станции «Московские ворота» с полным осознанием того, что оказался настоящим ослом.

Триумфальная арка, построенная Николаем Первым в честь побед над Персией и Турцией, закрывала от любопытных глаз и позволяла незамеченным наблюдать за входом в метро. Саня уже его ждал. Оглядываясь и заняв самое видное место, он стоял со скрученным в трубочку журналом и нервно похлопывал себя по ногам.

Денис осмотрелся.

«Тут что-то одно, – размышлял он, издалека глядя на Саню, нетерпеливо топтавшегося на месте. – Или я ничего не смыслю в людях, или я совершенно не разбираюсь в подобных проверках и засадах».

Вокруг было чисто! И опять никто не ждал от Сани заранее договоренного знака. Никто не выглядывал из-за стеклянных киосков, не изображал, бросая взгляды по сторонам, беззаботного покупателя.

Денис уже решил было махнуть рукой на все свои опасения, подойти к Сане, хлопнуть его по спине и сказать: «Прости, дружище, что позволил себе плохо о тебе подумать! Я безмозглый, никому не доверяющий осел!»

Но что-то здесь было не так. Денис никак не мог понять, что же именно, а затем его осенило.

Этот дурацкий журнал! Саня стоял с ним нелепо, как прижимающая к груди седло корова. Он же вообще никогда ничего не читает! Только служебные документы или в крайнем случае рекламу в газетах. А тут вдруг красочный буклет. В душе шевельнулось неприятное подозрение, и тогда Денис решил проверить подходы к метро еще раз. Пройдясь по тротуару вдоль заворачивающегося в кольцо Московского проспекта, он присел на лавочку возле клумбы с цветами.

И тут он их заметил!

Два черных «гелендвагена» с тонированными стеклами стояли в подворотне, прикрывшись торговыми киосками. Рядом, нагло заехав на тротуар, припарковался микроавтобус с такими же непроницаемыми окнами. В груди Дениса похолодело. Это уже не пехота, работающая ногами или катающаяся на разбитых «уазиках», по ночам выезжающая вместе с участковыми на семейные разборки алкоголиков. Эти себе цену знают. Даже на задания предпочитают ездить на последних моделях «мерседесов». И статус, и положение к этому обязывают. Они будто бросали всем вызов: а что вы хотели?! Мы дали России бессменного президента! А стало быть, имеем право на икру и лобстеры!

Эх Саня, Саня! От эйфории, навеянной возвращением в свое время, не осталось и следа. Теперь в душе застыло ощущение жутко нагадившей стаи черных котов. Видно, права народная молва, гласящая, что если тебя никогда не предавали друзья, то ты или только что вылупился из яйца, или Робинзон Крузо, умудрившийся на необитаемом острове разминуться с Пятницей.

Денис развернулся на негнущихся ногах и побрел назад к «Электросиле». У него вдруг возникла уверенность, что Кристина до сих пор его ждет.

Едва ли не по ногам проехал здоровенный джип, водитель которого выпучил глаза и яростно ударил по сигналу. Денис не обратил на него никакого внимания, перешел дорогу на красный свет и, не оглядываясь, двинулся по тротуару. Перед его глазами стояли два «гелендвагена» и Саня с сигнальным журналом в руках.

Несколько лет назад, когда Саня еще не перешел в службу тыла, они вдвоем выполняли заурядную работу по осмотру днища эсминца. Бойцы ПДСС ведь не только постоянно тренируются и спят и видят, где бы им подкараулить вражеского боевого пловца или, на крайний случай, террориста с поясом шахида, подбирающегося к кораблю. Основная работа – это рутина. Помощь штатным корабельным водолазам в распутывании намотавшихся на винты тросов. Поиск опасных повреждений на днище. Патрулирование акватории базы, а то и подъем со дна не разорвавшихся с войны снарядов. Было даже такое, что искали золотой портсигар, оброненный с мостика корабля нерасторопным адмиралом.

В тот день они, как обычно, опустились под воду в «мокрых» костюмах аквалангистов, чтобы оценить состояние днища эсминца, простоявшего без движения всю зиму. Работа плевая, на пару десятков минут. А потому они не брали с собой ни спецснаряжения, ни даже ножей.

Денис начал движение с носа, Саня – с кормы. Встретиться они должны были в районе середины корпуса, у спускающегося в воду трапа. Проплыв в мутной воде под нависающим над головой обросшим водорослями дном, Денис к месту встречи прибыл первым. Сани видно не было, хотя расстояние у него было меньше. Вынырнув рядом с трапом, Денис не увидел его и на палубе. Тогда, оттолкнувшись от нержавеющих поручней, он ушел на глубину, загребая ластами в сторону кормы.

Подняв вокруг себя облако пузырей и водорослей, Саня бился в рыбацкой, принесенной приливом с моря сети и пытался вырваться, еще сильней в ней запутываясь. Но самое страшное было в том, что крепкая и острая как нож капроновая нить разрезала шланг и теперь бесценный воздух мощным напором уходил из баллонов. Бросившись ему на помощь, Денис рвал леску голыми руками, рассекая кожу на ладонях, как о стальную бритву. Вокруг них клубилось бурое кровавое облако. А когда Саня наконец-то вырвался на поверхность, его баллоны были уже пусты.

– Дэн, я твой должник навеки! – тяжело дыша, бубнил наглотавшийся воды Саня. – Я тебе обязан жизнью! – говорил он, когда, уже придя в себя, они сидели в общежитии, держа в руках по банке с пивом для снятия стресса. – За мной долг! Клянусь, я тебе его верну! Слово офицера!

Но, увы, благородные порывы забываются быстрее всего. Долг отдать Саня решил очень оригинальным способом.

Эх Саня, Саня!

Денис в очередной раз тяжело вздохнул, затем он увидел Кристину, и мысли о предавшем его друге тут же вылетели из головы.

Теперь все выглядело с точностью до наоборот. Не было черной ночи, скрывающей дома. Теперь светило яркое весеннее солнце. Да и самих домов тоже не было. Вокруг застыли голые деревья, точь-в-точь такие, какие были в тот день, когда они с Беляевым пробирались лесом. Только солнце сейчас было теплее. Да и сам переброс гиперболы прошел буднично и даже почти привычно. По телу вновь ринулись волны муравьев. Кожа загорелась огнем. Спрятавшись подальше от посторонних глаз, Денис сжался и на всякий случай перекрестился. Он волновался, может оказаться в море, километрах в двадцати от берега, или в гуще вооруженных до зубов немцев. Но все произошло как-то обыденно и спокойно. Никто не отреагировал на его появление истеричным криком или стрельбой, потому что вокруг никого не было.

Денис прислушался к звукам леса и не услышал ничего подозрительного.

Тогда он позволил себе расслабиться, огляделся и пробормотал:

– С прибытием!

Теперь надо было решить, что делать дальше. Со сторонами света все просто. Солнце вставало по левую руку, стало быть, запад по правую. Непонятно только, куда ему идти. Денис сделал небольшой круг, затем круг побольше, пока не наткнулся на разбитую лесную дорогу, от которой и было только, что две глубокие колеи, выдавленные среди расступившихся в стороны деревьев. Но это уже была хоть какая-то нить. А, как известно, все дороги куда-то ведут. Даже самые незаметные и тонкие соединяют пункт А с пунктом Б. И стало быть, это уже не бесцельное блуждание по лесу, а движение к одному из пунктов. Присмотревшись к следу протекторов, Денис понял, что не так давно здесь проследовало на запад что-то обутое в узкие, но глубокие протекторы, а стало быть, и ему следует идти туда же.

На этот раз лес не был таким безжизненным, как в прошлый раз. Над головой громко перекрикивались отогревшиеся на солнце грачи. Пару раз его путь пересекли отпечатанные в грязи следы лисицы. Но по-прежнему отсутствовали хоть какие-то признаки людей. Не слышалась уже привычная канонада, и Денис заволновался, что оказался так далеко, что никакого полупериода ему не хватит, чтобы достичь своей цели.

Неожиданно из-за спины донеслось надрывное завывание перегруженного двигателя. Спрятавшись за деревом, Денис наблюдал, как, раскачиваясь и стреляя выхлопной трубой, на поляну медленно выползал старинный грузовик, покрытый темно-зелеными и коричневыми разводами. Как ему подсказывала память, это чудо техники называлось не иначе как полуторкой. А стало быть, это были свои, русские! Сквозь плоское стекло деревянной кабины виднелись пилотка водителя и кудрявая голова сидящей справа женщины. Над бортами кузова высились серые мешки и перетянутые железными полосами ящики. Грузовик сильно раскачивался и еле полз по колее, напоминающей рельсы. Денису пришлось изрядно подождать, пока он наконец поравняется с его укрытием.

Когда до бампера осталось не больше двух метров, он вышел и поднял руку. Старенький ГАЗ-АА будто этого и ждал и тут же застыл как вкопанный. Водительская дверь распахнулась, и на подножке повис уже далеко не молодой солдат в застиранной гимнастерке, с пушистыми белесыми усами и лицом, изрезанными глубокими морщинами. Из-под пилотки выбивался седой ежик жестких, будто проволока, волос. Он окинул Дениса подозрительным взглядом и, одной рукой держась за дверь, другую положил на расстегнутую кобуру с наганом. Но увидев, что Денис безоружен, доставать револьвер не стал.

Чуть замешкавшись, из правой двери выглянула румяная круглолицая женщина в полевой, но, в отличие от водителя, будто с иголочки наглаженной и аккуратной форме с красными сержантскими лычками.

Она спрыгнула на землю, заглянула за спину Денису, удостоверилась, что за деревьями больше никто не прячется, и спросила, растягивая слова на вологодский манер:

– Ты кто, сердешный?

– Капитан-лейтенант Заремба.

На лице женщины отразилось замешательство.

– Так ты сначала реши, кто ты – капитан или лейтенант? А что ж ты по лесу бродишь, как леший? Напугал меня до икоты. Ты куда идешь, служивый?

– На передовую добираюсь.

– Передовая большая. Из госпиталя что ли?

– Из госпиталя. – Денис посмотрел в прищуренные недоверчивые глаза водителя и постарался улыбнуться как можно шире. – Подбросите, если по пути?

Женщина и водитель переглянулись.

– Так куда, ты сказал, добираешься?

Денис вспомнил, как Беляев называл фамилию командира одного из полков.

– Мне в расположение Дубинина.

– К артиллеристам что ли? – Лицо женщины сразу оттаяло, знакомая ей фамилия сработала будто пароль. – Далековато. Мы к танкистам едем. Мы бы и рады тебя подвезти, да не положено.

– Да свой я. После ранения в часть иду. Возьмите, а то не оклемался еще. Пешком тяжело.

– Ладно, – неожиданно согласилась женщина. – Лезь в кузов. К танкистам доедем, от них уже ближе будет. Там на перекладных доберешься. Форма у тебя чудная. Я похожую на американцах видела, когда они к нам с делегацией приезжали.

Денис перемахнул через низкий борт и оказался на мешках, разложенных в правильном порядке, с растекшимися надписями поверх ткани – «Сахар» и «Горох».

– По ящикам не топчись! – выкрикнула женщина ему вслед. – Там у меня стекло!

– Мария, ты у него хоть бы документы спросила, – укоризненно покачал головой водитель. – Тебе же сколько раз говорили, что нельзя никого брать! Фронт рядом, а ты, будто у себя в колхозе, норовишь всем помочь. А вдруг он из этих?..

– У тебя документы есть? – спохватилась Мария.

– Нету! Потом довезут, – не моргнув глазом, соврал Денис.

Он уже успел расположиться животом на мешках, а грудью на кабине, подмигнул сержанту Марии и произнес:

– Свои. Не сомневайся. Поехали уже. – Затем Денис достал из кармана «Сникерс» и протянул его удивленной женщине. – Возьмите. Это новые конфеты от союзников.

– Так к Дубинину же!.. – Она смущенно пожала плечами, виновато взглянула на водителя и разорвала синюю обертку. – После ранения ведь… ему идти тяжело. Демьяныч, он наш, не сомневайся.

– Ай! – Демьяныч нервно махнул рукой. – Ты старшая, тебе и отвечать.

Водитель еще с минуту недовольно ворчал, затем скрылся в кабине и хлопнул дверцей. Грузовик снова тронулся. Дальше лес стал гуще, дорога вильнула и потянулась сквозь белесую березовую рощу. На крыше машины для опознания собственной авиацией была нарисована большая красная звезда. Денис уперся локтями в самый ее центр, положил подбородок на кулаки и смотрел вперед, на ползущую навстречу дорогу.

Здесь ничего не напоминало о войне. Зеленели по-весеннему молодые, еще свернутые листья. Прохладный воздух застыл, а от избытка кислорода кружилась голова. Трещала сорока, зависшая над грузовиком. Крыша кабины разогрелась на солнце. Было так хорошо и приятно просто лежать на ней и глядеть на застывшие по сторонам березы. Дорога шла по краю леса, разделяя его на две части. Слева он был густой, состоял из сосен, между которыми затесались березы и осины. Справа тянулось редколесье из тонких белых деревцев, и видно было, как за ними зеленели широкие луга. Денис разомлел, смотрел на белые с черными пятнами стволы и мечтал о том, как было бы неплохо сейчас остановиться и попить березового сока. Он даже представил, как капли текут по стволу и блестят на солнце точно так же, как эта тонкая нить, ползущая по траве и скрывающаяся в колее дороги.

Денис моргнул. Что за наваждение? Так ровно сок не течет!

И тут до него дошло! Он вскочил и что есть силы забарабанил по крыше кабины.

Машина остановилась, Демьяныч выглянул и недовольно спросил:

– Чего тебе?

– Кажется, мина.

Денис спрыгнул, пригнулся и пошел вперед, вдоль колеи. Сверху стальная нить была видна лучше. Теперь она исчезла, и пришлось всматриваться под ноги, чтобы ненароком не зацепить.

– Смотрите! – Довольный, что не ошибся, он показал Демьянычу и Марии на колышек, вдавленный в землю, и тонкий проводок, тянувшийся в сторону.

– Мать честная! – прошептал Демьяныч. – Точно мина.

Провод прятался в траве и полз к пню, торчавшему у дороги. Там, прикрытый куском коры, притаился матовый стакан с тремя стальными усами, торчавшими наружу.

– Ой! – всплеснула руками Мария. – А что ж теперь делать? Надо за саперами послать!

– Демьяныч, сдай назад. Я сам попробую.

Денис склонился над миной и осторожно убрал кору в сторону. Такую мину он никогда не видел и, как ее обезвредить, не знал. Но надеялся, что принцип тут классический – потянул провод, а он вырвет кольцо. Однако трос оказался натянут, и возникло подозрение, что, бесхитростно его перерезав, дело не решишь. Если мина двойного действия, то освободившийся от натяжения ус все равно приведет взрыватель к срабатыванию.

Денис посмотрел на Марию с Демьянычем и отрицательно качнул головой. В этот момент из зарослей, темнеющих слева, разом ударили несколько автоматных очередей. Мария вскрикнула и рухнула в колею. Денис бросился за грузовик, но успел заметить, что с ней, кажется, все в порядке. Крупноватая для такого узкого укрытия, она вжималась в землю и заползала под бампер. А вот Демьянычу не повезло. Он уже встал на подножку машины, чтобы отъехать назад, когда гимнастерка на его спине взорвалась красными фонтанами. Старый Демьяныч повалился рядом с колесом без каких-либо признаков жизни.

Стрельба стихла так же внезапно, как и началась. И над головой снова затрещала сорока.

Прячась за кабиной, Денис увидел ноги, торчавшие из-под двигателя, и тихонько позвал:

– Живая?

– И-и-и… – всхлипнула Мария, и Денис понял, что она на грани истерики.

– Демьяныч, а ты? – на всякий случай спросил он, но в ответ донеслось лишь усилившееся рыдание Марии. – Тихо, тихо… – зашептал Денис.

Через стекла кабины он взглянул на деревья, торчавшие с противоположной стороны колеи, но никого не увидел. Засада обнаруживать себя не торопилась, очевидно опасаясь ответного огня. Только вот ответить им было нечем.

Денис припал к земле и заглянул под грузовик. На сержанта Марию рассчитывать нечего. Она посмотрела на него затравленным взглядом и зарыдала с новой силой. У Дениса возникло подозрение, что Мария сейчас выскочит из-под машины и бросится бежать куда глаза глядят, под пули.

– Не дергайся, – зашипел он на нее. – У тебя оружие есть?

Мария всхлипнула и отрицательно махнула головой.

– А в кабине?

Зря спросил. Сержант заворочалась, стала искать взглядом водителя, увидела рядом со своим лицом его окровавленную голову и забилась в новом приступе истерики. Демьяныч лежал с открытым застывшим взглядом, будто разыскивал отвертку, случайно оброненную под машину. Из кобуры у него торчала черная рукоятка нагана.

Денис нырнул под раму кузова, просевшую до самой земли, и пополз, извиваясь, к водителю. У полуторки дорожный просвет сам по себе довольно высок, но глубокая колея свела его на нет. Пришлось протискиваться в узкую щель, разрывая себе проход руками. Кое-как дотянувшись пальцами до кольца на рукоятке, Денис потянул на себя легко выскользнувший из кобуры револьвер. Почувствовав в руке его тяжесть, он попятился назад, едва протиснувшись под трубой кардана.

Выбравшись из-под грузовика, первым делом, наученный горьким опытом, он потянул вал-шомпол, вывалил в сторону барабан и проверил патроны. Увидев семь латунных донышек с красными капсюлями, Денис довольно вздохнул. Теперь можно и повоевать. Конечно, слабовато против автоматов, но тут уж не до жиру! Зато немцы нападают, а он обороняется. А это преимущество!

Денис переметнулся за заднее колесо полуторки в надежде, что обзор отсюда будет получше. Но здесь весь вид закрывали ветки двух берез. Тогда он решил рискнуть и незаметно пробрался в кузов. Благо борта были низкие и мешки скрыли его от глаз немцев. Те по-прежнему не торопились себя обнаруживать, и причины здесь могли быть две. Или боятся, не зная, чем им могут ответить, или уверены, что помощь к попавшим в засаду придет не скоро, а потому торопиться некуда.

– Сержант! – позвал Денис. – Наши далеко отсюда?

– Не знаю, – откликнулась из-под машины Мария.

По ее голосу Денис понял, что она постепенно приходит в себя и какую-нибудь глупость уже вряд ли выкинет. Раздвинув мешки и соорудив себе что-то вроде бойницы, он посмотрел на открывшуюся сверху панораму. И сразу же заметил немца в серой кепке, безрассудно застывшего на открытом месте. Тот смотрел на грузовик, положив руки на «шмайсер», висевший на груди. Немного помедлив, немец решился и пошел к дороге, обходя машину сбоку. Денис выставил наган в бойницу, тщательно прицелился и отметил про себя, что брать людей на мушку у него уже входит в привычку – ни волнения, ни дрожи в руках.

После автоматных очередей его выстрел хлопнул тихо и одиноко. Немец согнулся пополам, схватился за живот и бросился за спасительные кусты.

«Выше надо брать! – профессионально отметил про себя Денис. – Целился-то в грудь».

Лес тут же взорвался новыми очередями. Немцы его не заметили и решили, что выстрел был из-под грузовика. Пули визжали, отлетая от стальных дисков колес, рвали скаты из цельной резины, выбивали щепу из фанеры кабины, и Денис мог надеяться лишь на то, что у Марии хватит ума вжаться в укрытие и не поднимать голову. Сам он скрупулезно отмечал, где появлялись предательские облачка пороховых газов.

Если подранка в счет не брать, то оставалось еще четверо. За одним из еле различимых сизых клубов он увидел силуэт еще одного немца и, быстро прицелившись, выстрелил в ответ. Стреляющие взяли небольшую паузу, затем их автоматы ожили вновь. Пули забарабанили под кузовом, и Денис сразу догадался, в чем дело. Не будучи сильны в знании советского автомобилестроения, немцы приняли железный ящик с инструментом, висевший внизу, между кабиной и кузовом, за топливный бак. Теперь, состязаясь в меткости, они пытались его поджечь. Заметив еще один силуэт, он выстрелил и со злорадством отметил, что в автоматном грохоте на один голос стало меньше. Но на этот раз его засекли и пули ударили в мешки и ящики. Денис скатился на дно кузова, и на голову ему посыпался горох вперемешку с сахаром. Теория тактики стрелкового боя требует сразу же сменить раскрытое и пристрелянное место, но Денису деваться было некуда и пришлось поступиться непререкаемыми правилами. Он взглянул на оставшиеся в барабане четыре патрона.

Это только в кино бесстрашный герой ухитряется из восьмизарядного пистолета выпалить ведро патронов. А здесь нужно было считать каждый. Если допустить, что он достал еще одного немца, то оставалось трое всего на четыре выстрела. Не густо! Тогда Денис решил сыграть в «дохлого енота», затихнуть и открыть огонь лишь тогда, когда немцы поверят, что с ним покончено, и подойдут к машине на убойную дистанцию. Он привалился спиной к мешкам и прислушался к тишине, опять повисшей над лесом. Неожиданно с другой стороны добавился новый звук. Вдалеке справа, виляя между стволами берез, появился мотоцикл. Водитель ретиво дергал руль то влево, то вправо. Он объезжал деревья, а за его спиной, будто на мустанге, старался удержаться еще один солдат. В коляске сидел третий и, припав к длинноствольному пулемету на турели, целился стволом в сторону машины. Денис выглянул между досками борта, пытаясь рассмотреть, кто это. Если немцы, то это конец. И не откупиться здесь ни тушенкой, ни сахаром. Если свои – то еще поживут.

На раскачивающейся голове водителя мелькнула рыжая пилотка, и в груди радостно подпрыгнуло сердце. Оставалось только надеяться, что это не вновь разгуливающий по тылам переодетый «Бранденбург!

Мотоцикл остановился, и там, где была коляска, вдруг вспыхнул, будто дуга сварки, яркий белый огонь. Длинная очередь, подсвеченная огнями трассеров, потянулась туда, где прятались немцы. Денис ликующе вскочил и, не прячась, смотрел во все глаза на работу пулемета.

А посмотреть было на что! По деревьям будто прокатилась огненная пилорама. Срубленные ветки разлетались в стороны. Тонкие березы валились, снесенные под корень. Кусты взрывались, превращаясь в пыль. Там, где только что стояли сплошные деревья, образовалась просека. Пулемет не стихал целую минуту, затем захлебнулся на последнем патроне, и наступила тишина. Стрелок в люльке деловито поменял магазинный короб, и Денис подумал, что он опять начнет тотальное уничтожение леса, но вместо этого зарычала выхлопная труба и мотоцикл поехал к их полуторке.

Не дожидаясь, когда он остановится, из коляски выпрыгнул офицер, почти мальчишка, с тонкими черными усиками под носом, увидел под машиной ерзавшие ноги Марии, весело рассмеялся:

– Эй, сестричка, тебе там удобно?! Выползай, целуй спасителя!

Но заметив, что выглянувшая Мария ему дважды годится в матери, он прокашлялся и участливо спросил:

– Вы не ранены?

Мария промолчала и, выбравшись из-под двигателя, тут же зарыдала и бросилась к Демья-нычу.

Не дождавшись благодарности, офицер обратился к Денису:

– Как вы? Вовремя мы успели?

– В самый раз. Осторожно, не наступи. – Денис спрыгнул с кузова, пожал протянутую руку и показал на мину.

– Младший лейтенант Хвостиков! – представился юноша и, улыбнувшись собственной смешной фамилии, добавил: – Федор. – Затем он подозвал солдата и кивнул на растяжку. – Турилин, посмотри!

– Денис Заремба, капитан-лейтенант, – представился в свою очередь Денис.

– А это кто? – младший лейтенант кивнул на Демьяныча.

– Водитель.

– Да, не повезло. – Федор недолго удерживал на лице скорбный вид, снова заулыбался и спросил: – Куда едете?

– Ты бы не высовывался, – дернул его за рукав Денис. – А то немцы сейчас очухаются и подстрелят.

– Не очухаются! – Но младший лейтенант на всякий случай вернулся за грузовик и выкрикнул: – Турилин, осторожней! И проверь немцев.

Хвостиков сиял как золотой червонец. И лицом, и формой. Хромовые сапоги сверкали солнечными зайчиками. О стрелки на широченных галифе можно было порезаться. Натертые пуговицы горели огнем. Красная фуражка с высокой тульей заломлена на затылок. Если бы Денис только что не видел, как он лихо палил из пулемета, то определенно решил бы, что Федор Хвостиков – офицер для поручений из шаркунчиков по паркету в Кремле или Генштабе. Эдакий армейский франт.

– Я командир зенитной батареи, – произнес он, будто почувствовав сомнения Дениса. – Мы как стрельбу услышали, так сразу к вам на помощь. Батарея недалеко здесь. А вы куда едете?

– К танкистам.

– А… ну это дальше. – Хвостиков заметил вернувшегося Турилина и спросил: – Как там? Много немцев настреляли?

– Нет никого. Но крови много.

– А как наш «березин» поработал?

– Сила! – с чувством ответил Турилин. – Будто коса прошла.

– То-то! – обрадовался Хвостиков, схватил Дениса за локоть, красноречиво давая понять, что он далеко не из молчунов, и принялся пояснять: – Я ведь из летчиков! На Ил-2 летал. А как подбили, так после ранения меня вчистую списали и отправили батареей командовать. А ребята из части мне на память двенадцатимиллиметровый пулемет стрелка с моего «илюхи» подарили. – Хвостиков довольно хохотнул и продолжил, заглядывая Денису в глаза: – Так я его на трофейный «цундап» приладил. Вот только опробовать до сегодняшнего дня никак не получалось. А оно видишь как – и по летающему немцу можно, и по ползающему!

Денис не смог удержаться от улыбки. Жизнерадостность Хвостикова начинала передаваться и ему, несмотря на то что совсем недавно над головой свистели пули и было совсем не до смеха.

– Ураган! – кивнул он с благодарностью.

Чем вызвал у Хвостикова новый прилив гордости за свое изобретение.

Затем младший лейтенант подошел к Марии, скорбно вздохнул и предложил:

– Давайте ко мне на батарею, у нас связь есть. Сообщим о вас куда надо. И о диверсантах в тылу нужно доложить.

– Я его не оставлю! – неожиданно заартачилась Мария. – Я здесь буду ждать.

– Правильно, – согласился Федор, кивнул Турилину и сказал: – Останешься с ней. Я сам танкистам сообщу. Они как узнают, что на их машину с продуктами напали, так сюда точно танк пришлют. Ты тоже их здесь ждать будешь? – спросил он Дениса.

– Ему к артиллеристам нужно, – ответила за него Мария.

– А… ну с ними у меня тоже связь есть. Ну что там с миной, Турилин?

– Взгляните сами!

Хвостиков подошел, склонился и долго рассматривал серый цилиндр.

– Немецкая «Шпрингминен». Подумай, как ее снять. Потом у нас во рву поставим. – И хозяйственный Хвостиков полез в люльку, на ходу объясняя Денису: – Понимаешь, у меня прямо к батарее тянется заросший ров. И перекрыть его нечем. Если немцы захотят, то запросто смогут по нему к батарее подобраться. А контингент у меня не то чтобы не очень боевой. Но, как бы тебе сказать, своеобразный. И на посту уснуть могут, и немца запросто прошляпить. Несерьезный, в общем! И что им ни говори, все без толку.

Какой контингент имел в виду Хвостиков, Денис понял, как только они въехали на территорию батареи. Три крупнокалиберных орудия стояли с задранными стволами, прикрытые срезанными ветками, а между ними выглядывали и с любопытством глазели на въехавший мотоцикл молодые девушки. Все они были в полевой форме, и оказалось их так много, что у Дениса зарябило в глазах.

– Да… попробуй тут не будь франтом! – Он понимающе усмехнулся, теперь уже по-новому взглянув на Хвостикова.

Они подъехали к блиндажу, укрытому бревнами, младший лейтенант на правах хозяина распахнул дверь и пригласил Дениса войти. Внутри во всем чувствовалась женская рука. Земляной пол блестел чистотой. Единственное окно занавешено шторкой, а на импровизированном подоконнике из снарядных ящиков стояли горшки с цветами. Широкая кровать в углу застелена вышитым покрывалом. В центре единственного стола тоже стоял цветок.

Хвостиков повалился на кровать и по-хозяйски крикнул:

– Эй, девчата! А ну шустро разогрели самовар! Гость у нас!

Пока две молодые зенитчицы накрывали на стол, стреляя глазами на Дениса, Федор вытащил из угла телефон, начал разматывать запутавшиеся провода и приговаривал:

– Сейчас-сейчас! Сообщу о машине танкистам, а потом и за тебя возьмемся.

– Я сам о себе сообщу.

– Сам так сам, – согласился Хвостиков, наконец-то справился с телефоном и крутанул тяжелый маховик. – Солнышко! – томно пропел он в трубку, лишь только услышал ответ оператора. – А дай-ка мне часть Рожкова. – И, хитро подмигнув Денису, мол, знай наших, добавил: – Это говорит командир зенитной батареи Федор Хвостиков, душа моя!

Денис ухмыльнулся. Вот уж воистину, кому война, а кому бочка со сметаной! Но, дозвонившись до танкистов, младший лейтенант подобрался и, будто докладывал не меньше, чем в штаб армии, в красках описал нападение немцев на машину с продовольствием.

– Ну что ж! – Он положил трубку, потер руки и нацелился на пироги, появившиеся на столе. – Теперь можно и перекусить. Подсаживайся, пока не остыли.

– Подожди.

Пододвинув к себе телефон, Денис уверенно провернул маховик.

– Сто двадцатая! Слушаю вас, – раздался звонкий девичий голос.

Денису это напомнило фильм из детства, и он чуть было не выпалил: «Барышня, Смольный!» – но, удержавшись, произнес:

– Четыре пятерки, прошу! Капитана Беляева.

На другом конце долго потрескивали помехи, затем он услышал знакомый голос Владимира Ивановича.

– С кем говорю? – спросил Беляев.

– Владимир Иванович, это Заремба. Помните, мы…

– Денис, это ты! – удивленно и радостно перебил его Беляев. – Ты откуда говоришь?

– Зенитная батарея Хвостикова! Где-то в лесу… – В свою очередь обрадовавшись, что Беляев не то что вспомнил, а еще ему и рад, Денис кивнул Федору: – Где мы?..

– Дай мне поговорить с командиром! – вновь перебил его Владимир Иванович.

Хвостиков долго объяснял, где они находятся и как к ним добраться, затем утомленно выдохнул и засунул телефон под кровать.

– Что он сказал?

– Сказал, что сейчас за тобой приедет. – Младший лейтенант хитро взглянул на Дениса и поинтересовался: – Ничего, что я с тобой на «ты»?

– С чего это вдруг такое запоздалое беспокойство?

– Ну как же? По званию вроде как краснофлотец. Добирался к артиллеристам. А чьи четыре пятерки, я знаю – это отдел СМЕРШ нашей сорок третьей армии.

– Зря всполошился. Я не оттуда. Владимир Иванович мой хороший друг. – Денис протянул руку к пирогу и огляделся в поисках стакана. – Так мы будем чай пить?

Федор подтянул на себя стол и загадочно подмигнул:

– А чего ж чай-то? Можно и покрепче! Мои девчата на рябине настаивают. Леночка, возьми то, что у меня под рукомойником припрятано, и подсаживайся к нам! – Хвостиков похлопал ладонью по кровати рядом с собой. – И рюмочки из ящика достань.

– Нет-нет! – Денис протестующе замахал руками. – Только чай!

– А чего так? Болеешь?

– Нет. Не могу! – Денис скривился, не зная, что придумать, и понимая, что спасительное «я за рулем» здесь не пройдет. – К начальству на доклад надо.

– К начальству?! На доклад? – Хвостиков раскатисто расхохотался. – А тебе с ним целоваться что ли? – Прижав к себе подсевшую зенитчицу Леночку, он облизнулся, будто кот на сметану. – Целовать надо наших девчат.

По тому, как кокетливо улыбнулась в ответ Леночка, Денис понял, что отношения у них далеко не строго служебные.

– Нет, спасибо. Дел сегодня еще очень много. Надо светлую голову иметь.

– Нет так нет! – сдался Хвостиков. – Тогда хоть пирогов попробуй, а то девчонок обидишь.

– Это с удовольствием.

Денис вспомнил, что у него впереди действительно ох какой непростой день, и неизвестно, когда еще получится нормально поесть, а потому стесняться не стал.

Вдруг за окном просигналил клаксон, и вбежавшая девушка с карабином на плече запоздало доложила:

– Товарищ командир, там какого-то Заребу спрашивают!

Хвостиков с Денисом переглянулись и рассмеялись. Догадавшись, кто это приехал, Денис вскочил и, обгоняя младшего лейтенанта, выбежал во двор.

Владимир Иванович в офицерской форме, перетянутой портупеей, сидел за рулем открытого «виллиса» и с любопытством осматривал хозяйство Хвостикова. Он заметил, как две девушки ровняли граблями огород, обнесенный частоколом, и восхищенно присвистнул. Затем, увидев бегущего Дениса, он перепрыгнул через низкую автомобильную дверцу и бросился навстречу. Обнялись они как старые боевые друзья, вместе прошедшие трудные испытания.

– А я ведь был уверен, что ты погиб! Мы со связистом слышали стрельбу. Я надеялся, что обойдется. Хотел его в кустах спрятать и к тебе на помощь идти, а потом вдруг все стихло! А ты, значит, живой! – Беляев похлопал Дениса по плечам, осматривая его необычную форму.

– Да, как-то вот повезло.

– А я потом у Дубинина солдат взял, мы все кусты там прочесали. Вдруг, думаю, раненый где-нибудь спрятался. Про плен даже не мыслил. Знаю, что такой, как ты, застрелится, но не сдастся! Видели каждый твой шаг. По гильзам за тобой шли. А потом ты вдруг как в воду канул.

Рядом, улыбаясь, переминался Хвостиков. Беляев отпустил Дениса и протянул руку младшему лейтенанту:

– Спасибо тебе! Я уже в курсе, как ты на немецких диверсантов страху нагнал. А за этого парня тебе отдельное спасибо. Молодец. Побольше бы нам таких летчиков.

Хвостиков растроганно улыбнулся и кивнул на блиндаж:

– Заходите, товарищ капитан. Пироги еще остались…

– Нет, не могу. Ненадолго отпросился за ним съездить. После победы пироги будем есть, а сейчас – труба зовет!

Он распахнул правую дверцу для Дениса, а сам перепрыгнул за руль и рванул с места незаглушенный «виллис».

– Немцы на начальство охотятся, – продолжил Владимир Иванович, выезжая на накатанную грунтовую дорогу. – Пытаются выиграть время. Знают, что если бы не погиб генерал Черняховский, так, может, мы взяли бы Кенигсберг еще в марте. Вот и рассылают на свободную охоту небольшие группы. Вдруг повезет, удастся кого-нибудь из генералов достать, а то и сам Василевский в засаду попадет! – Беляев со злостью ударил по баранке, будто чувствуя свою вину за то, что Денис угодил в такую передрягу засад. – Как можем, боремся. Но весь тыл не прочешешь.

– Владимир Иванович, какое сегодня число?

На этот раз Беляев не удивился. Он словно понимал, что у Дениса есть важная причина на то, чтобы не знать, какой сегодня день, и непринужденно ответил:

– Первое апреля.

«Все верно», – задумался Денис. Что-то подобное он и предполагал, уже начиная разбираться в скачках гиперболы.

– Мы куда едем?

– Ко мне.

– Владимир Иванович, мне нужна ваша помощь.

– Помогу. Конечно помогу. Но давай обо всем поговорим у меня в кабинете.

«Виллис» проехал поднятый шлагбаум. Часовой отдал под козырек, и они вкатились в небольшой двор старинного каменного дома с поваленной статуей рыцаря у входа. Кабинет Беляева располагался в большом зале. К стене были придвинуты стеллажи с книгами, над ними висели портреты Гете, Шиллера, Вольтера. Изображение Сталина расположилось над письменным столом и казалось тут совсем неуместным.

– Библиотека была, – пояснил Владимир Иванович, перехватив удивленный взгляд Дениса. – Еще недавно это было поместье какого-то важного немца. Но ничего, я доволен. Кому-то из наших под рабочий кабинет досталась спальня, а то и кухня. – Он по привычке задернул штору, сел за стол и достал склейку из черно-белых фотографий. – Взгляни. Это самолет-разведчик снял. Не узнаешь?

– Нет. – Денис непонимающе смотрел на панораму сфотографированного сверху города.

– А ты лупу возьми. Посмотри вот здесь, у самого обреза, а потом глянь на дату и время. Не понимаешь?

– Нет. – Денис, окончательно сбитый с толку, замотал головой.

– На эту точку посмотри. Это же башня танка, в которой мы с тобой сидели! – засмеялся Беляев. – И по времени точно получается. Я, когда смотрел в штабе работу авиации, долго хохотал и тебя вспоминал, а фотографии себе забрал. Думал, вдруг увижу, так покажу, как мы с тобой засветились. Выходит, не зря взял. Встретились-таки.

– Да… – улыбнулся Денис. – А помните, как мы у особистов в коровнике сидели? А Ершов этот какая сволочь! Жаль, что я тогда Пазюре так и не смог как следует врезать.

– Ты на них зла не держи, – неожиданно вступился за особистов Владимир Иванович. – Они тоже не зря свой хлеб едят, хотя и перегибают часто. Это сейчас их не сильно-то и боятся, а в начале войны наши генералы на особистов молились. Ведь что в сорок первом творилось! Целыми полками в плен сдавались! Сейчас вот работаем с теми, кого оттуда вернули. Так хоть бы один честно признался, что испугался и потому бросил оружие и поднял руки. Нет. Все рассказывают, как отстреливались до последнего патрона и раненные, без сознания, оказались в плену. А ведь с ранеными немцы не возились. Если идти не мог, то таких добивали. Сейчас эти герои пока помалкивают, а пройдет время, так еще за орденами придут. А настоящих героев мы и не узнаем. Перемолола их война безвестными.

Со двора донеслись выкрики. Беляев выглянул за штору и подозвал Дениса:

– Вот, взгляни.

Два солдата вели щуплого мужчину в гимнастерке и босого, без сапог. Он затравленно озирался по сторонам, встретился взглядом с Денисом и вдруг затрясся в беззвучных рыданиях.

– Представитель таких героев. Коровкин Леонид Александрович. Боец Красной армии, любимец политруков. Большой был мастер на политзанятиях погорланить и на бумаге настрочить всякую мерзость на товарищей. Редкостная мразь. Сколько из-за него в лагеря да в штрафбат невиновных отправили!.. А в феврале, когда немцы пытались вырваться из города через Земландский полуостров, нам в руки попал гестаповский грузовик с документами. Вот там мы и прочитали, как предатель Коровкин сдался в плен еще в сорок втором и как немцам зад лизал. Вернули они его нам, чтобы он в тылу паскудничал да отчеты им пересылал. Как только ему эти документы показали, так он тут же напустил в штаны и сзади, и спереди.

– Куда его повели?

– Ясное дело куда. За лес, в карьер. А мне на таких даже пулю жалко. Кстати, немцы его тоже не сильно-то жаловали. Кличку дали Кретэ – жаба по-ихнему.

Денис смотрел в спину удаляющейся расстрельной команде и думал: «Да, такая война тоже была».

– Что притих? Не приходилось видеть, как на расстрел ведут?

– Откуда? У нас давно уже не расстреливают, за предательство в лучшем случае набьют морду. – Ему невольно вспомнился Саня. – А то и до этого не доходит.

– Да… – Владимир Иванович вернулся за стол и задумчиво посмотрел на фотографии аэрофотосъемки. – Кстати, насчет тебя.

– А что насчет меня?

– Очень я много думал о тебе, Денис, эти дни. Разговор наш вспоминал в деталях. Каждый твой жест, слово. Даже, прости мое любопытство, пробил по спискам Балтийского флота капитан-лейтенанта Зарембу. Сам понимаешь, нет у них такого.

– А откуда мне там взяться?

– На провокатора ты не похож. Я их интуицией чувствую. И рассказывать о временных парадоксах такие точно не станут. Эти выдумывают что-нибудь поправдоподобней.

Денис с любопытством посмотрел на Беляева. Неужели все-таки поверил?

– Ну и к какому выводу вы пришли?

– Много думал. Работа наша такая – думать. Она сродни искусству художника. Ты ведь не знаешь, что я души не чаю в живописи, картины пишу. Айвазовского люблю, копирую. Помогает в моей работе. Тут штрих, там мазок, смотришь – и полотно вырисовывается. История твоя, конечно, крайне невероятна, но хочу рассказать тебе один случай. Было это несколько лет назад. Позвал меня знакомый священник в свою церковь, посмотреть чудо. Заплакала у него икона, уж не помню, с какой святой. Я с радостью согласился. Нет, не потому, что поверил. Хотел его вывести на чистую воду, чтоб прихожанам голову не дурил. Может, ты слышал про Петра Первого. Уж какой был набожный, а когда ему доложили, что в церквях Богородицы плачут от его реформ, он так ответил: «Если Богородицы еще раз заплачут маслом, то зады попов заплачут кровью!» И ведь помогло. Так и я шел в церковь, уверенный, что найду за иконой флакончик с маслом или водой. Да вот только не нашел я ничего, а из глаз святой и вправду текли слезы. Как встретился я с ней взглядом, так почувствовал, что будто ноги отнялись.

Владимир Иванович замолчал, словно заново переживая те события. Денис его не торопил, заметив, что у Беляева от собственного рассказа сбилось дыхание.

– Чувствовал, что видит она меня насквозь. Странное ощущение. Казалось, что если бы икона могла говорить, то рассказала бы обо мне все – кто я, кто мои родители и зачем я в этот мир пришел. Вышел из церквушки, будто пыльным мешком прибитый. А на следующий день началась война…. Веришь?

– Не знаю. – Денис растерянно пожал плечами. – Я тоже о таком слышал, но не видел.

– Нет, я не стал после этого молиться и не выбросил партбилет! Но я осознал для себя одну очень важную мысль: мы ничего не знаем о мире, окружающем нас. Мы как тот муравей, который видит только свой муравейник и свою поляну и безапелляционно заявляет, что это и есть бесконечная Вселенная. Но ведь если за бугром есть еще один муравейник и мы о нем ничего не знаем, то это еще не значит, что его нет. И если мы будем его отрицать, то он от этого тоже не исчезнет. Да, Денис, задал ты мне задачку: верить или не верить? Поэтому ты даже не представляешь, как я обрадовался, когда ты вдруг опять объявился. Ты рассказывал мне удивительные вещи. Вот я и задумался: а не является это все тем муравейником, который за бугром? Я могу верить, а могу не верить, но ты вот он, сидишь передо мной и говоришь, что попал сюда из далекого будущего. Так почему я должен это отрицать? Только потому, что полтора килограмма серого вещества в черепной коробке под моей фуражкой не могут осознать этот факт?

– Владимир Иванович, так вы мне?..

– Как бы дико это ни звучало, потому что по должности своей я не имею права скатываться на всякие фантазии, но скажу тебе так. Я верю собственной интуиции, которая мне подсказывает, что ты не провокатор, не фантазер и не сумасшедший. Понимаешь, мне проще в такое поверить, чем другим. Моя работа подкидывает кое-какие факты на эту тему. К нам один немец перебежал, так он тоже сейчас о временных сдвигах нашим мудрецам рассказывает. С именитым ученым работал, даже дневники его принес. Только наши спецы утверждают, что все это бред сивой кобылы. А я вот теперь уверен, что надо бы того немца повнимательней послушать.

– Спасибо, Владимир Иванович! Я ведь понимаю, как вам непросто! Я сам не представляю, как бы повел себя, если бы ко мне кто-то пришел и заявил, что он из две тысячи семидесятого. Вы сбросили с меня огромный груз. Я все думал, как вам объяснить, как рассказать так, чтобы вы мне доверяли. А вы сами…

Беляев задумчиво смотрел в окно, долго молчал, затем спросил:

– Денис, как там, в будущем?

– Да как вам сказать… по-разному. То землетрясения, то наводнения! Цены скачут как сумасшедшие.

– А коммунизм построили?

– Коммунизм? – Денис закашлялся, будто у него запершило в горле. – Давайте я обо всем вам расскажу попозже. Боюсь, что вы еще не готовы. Владимир Иванович, у меня мало времени. Я ведь как мячик – то здесь, то там! А чтобы все это прекратить, мне и нужна ваша помощь. Без вас не справиться – я здесь чужой! А задача у меня не из легких: найти и уничтожить то, что я и сам не знаю. На все про все у меня осталось часов шестнадцать, в лучшем случае восемнадцать. Есть в Кенигсберге, на острове Кнайпхоф, некий генератор времени, который и швыряет меня туда-сюда на своей гиперболе. Мне необходимо к нему добраться и прекратить его работу. Вот такая у меня задача.

Владимир Иванович понимающе кивнул, вернулся за стол и развернул карту города.

– Догадываюсь, о чем ты говоришь, – объект «Рай»! Только он не на острове, а дальше по набережной. Уже за портом, ближе к морю.

– Нет-нет! – Денис улыбнулся и склонился над картой. – У меня информация точная – четыре старинных здания на острове! В каком-то из них генератор.

– Странно. – Беляев ткнул пальцем в карту. – Вот остров. Карта немецкая, очень точная. Эти твои четыре здания я видел издалека, потому что на остров не попасть. Туда ведут три моста, которые хорошо охраняются. Конечно, твоя уверенность сбивает меня с толку, но по моим данным выходит, что на острове немцы работают не над генератором времени. Они колдуют там над чем-то, что сродни психотропному оружию. А объект «Рай» вот здесь. На берегу стоит небольшая часовня. В ней наверняка расположен вход в катакомбы, раскинувшиеся под городом. Кенигсберг весь изрыт шахтами и тоннелями. В одном из них и находится твой генератор. Меня, Денис, только смущает один момент. Ты собрался его уничтожить?

– Под самый корень!

– Тут-то как раз наши интересы и расходятся. Хм… уничтожить, возможно, и мы бы уже давно могли. Воздух над городом наш, и бомб у нас в избытке – дело нехитрое. Только вот пойми. Это огромное научное наследие. Немецкие ученые добрались до секретов ядерного синтеза, создали ракетную технику, овладели основами генной инженерии. А ты говоришь, взять и уничтожить! Даже этот твой генератор! Я консультировался с нашими учеными. Сам толком не понял, но постараюсь объяснить. Согласно теории относительности Эйнштейна, деформация времени как физической величины возможна лишь при достижении световых скоростей. Или же при превышении скорости света. Что в нашем локальном мире Земли просто недостижимо в принципе. И если немцы добились этого, а ты сам тому доказательство, то, значит, они смогли нарушить законы физики. Ты представляешь, что это? Вижу, что нет, если предлагаешь взять и уничтожить.

– Я все понимаю, Владимир Иванович! Но как же быть мне? Этот генератор своей гиперболой меня доконает. Конца и края этому не будет. Как сказал мне один еврей, знающий в этом толк, на гребне гиперболы будет болтаться даже мое тело!

Денис удрученно замолчал. Такого оборота он не ожидал. Получалось, что и в своем времени, и в этом ему был уготован один удел: отдать себя в жертву на алтарь науки.

– А если я не буду его уничтожать, а всего лишь чуть-чуть сломаю? Так, чтобы вы потом могли легко разобраться в его работе? – несмело предложил он, заглядывая в глаза Беляеву. – Владимир Иванович, я только остановлю его и все. Мне бы что-то вроде часовой мины, чтобы я успел вернуться в свое время, а она потом взорвалась. Может, и этого не нужно. Вдруг после остановки генератора я автоматически вернусь в свое время. Главное, прекратить его работу!

– Ты думаешь, что это так просто? – усмехнулся Беляев. – Мы даже не знаем, где он находится. Ты уверен, что на острове. У меня другая информация. А на деле окажется, что он совсем и не там, и не там, а где-нибудь в замке Бальга. В Кенигсберге всякой чертовщины понатыкано на каждом углу. Городу семьсот лет, и все эти годы он был столицей магов, колдунов и ведьм. А твой генератор – это одна из главных тайн немцев. Ты думаешь, я не пробовал хотя бы издалека взглянуть на эту часовню? Охрана такая, что и уж не проползет! С берега не пробраться. Если только с моря, но я даже не знаю, как там обеспечивается безопасность. Я для себя решил так: наберусь терпения, дождусь, пока наши город возьмут, тогда и посмотрим. А пока нечего и соваться.

– Владимир Иванович! Да не нужна мне эта часовня. Вы про остров расскажите.

– Про Кнайпхоф? А что рассказывать? Небольшой остров, омывается двумя рукавами реки Прегель. Жилых домов уже нет. Три моста, охраняемых не хуже бункера Гитлера. Было пять, но два англичане разбомбили. Горожан теперь туда не пускают. Мне говорили, что видели через реку, как по острову ходили люди в желтых одеяниях, похожие на буддийских монахов. Иногда туда заезжают грузовики с закрытыми фургонами под охраной эсэсовцев. Но, что возят, не знаю. Пробраться на остров, думаю, тоже непросто. Даже если по воде, то схватят на берегу. Любой посторонний сразу вызовет подозрение. Мне рассказывали, что были любопытные даже среди немцев. Но их потом находили в реке растерзанными, будто собаки этих бедняг на части рвали. Взгляни на карту. – Беляев пододвинул Денису стул и разгладил свернутый рулон. – Ты не забывай, что еще нужно пробраться в город!

– Я об этом даже не думаю, потому что видел, что с вашей помощью, Владимир Иванович, это не проблема!

– Ты особо не радуйся. Южный проход уже закрыт. Когда мы с тобой там проходили, его прикрывала часть, что-то вроде народного ополчения. А сейчас, по моим данным, туда перебросили пятьсот сорок восьмую гренадерскую дивизию генерал-майора Эриха Зюдау. А эти не те! Нужно искать другой путь.

– Владимир Иванович, вы меня пугаете! Признаться, я очень на вас рассчитывал. Но если даже вы опустите руки, то мне останется только застрелиться.

– Не блажи. Взгляни сюда. Кенигсберг оцеплен так называемым фортовым поясом. По границе города тянутся пятнадцать основных фортов, соединенных между собой подземными переходами и дорогами. Расстояния между ними кое-где довольно большие, и перекрыть наглухо все лазейки немцам сложно. Я для себя одну такую тропинку приметил, через Закхаймские ворота. Держал в памяти на всякий случай. Смотри, на северо-востоке от города находится форт «Гребен», а следующий, «Лаут», расположен аж вот где. Расстояние приличное, километра полтора будет. В этом промежутке находятся обвалившиеся катакомбы, разрушенные дома с глубокими подвалами и обширная система тоннелей городской канализации. В Кенигсберг пробраться возможно, а вот на остров… – Беляев с сомнением покачал головой. – Все равно что играть в русскую рулетку с ТТ.

– А если ночью, через реку? Или, может, там сети, или набережную освещают?

– Да ты что?! Кто же ночью будет себя подсвечивать? Да и про сети я не слышал.

– Ну вот! – Денис радостно хлопнул ладонью по карте и вскочил, словно уже собрался прорываться в Кнайпхоф. – Плавать я, уж поверьте, умею. Значит, через реку!

– Погоди. – Не разделяя оптимизма Дениса, Беляев долго смотрел на карту, затем пояснил: – Есть там какая-то загадка! Полгода назад я давал поручение своему агенту хоть что-то узнать о бункере коменданта города генерала Отто Ляша. Он тоже находится где-то там, глубоко под землей. Ничего особенного тот не узнал. Все-таки уровень не тот – рядовой солдат. Выслуживается за страх да за прощение. Но он обратил мое внимание на два любопытных факта. С бойни Розенау, находящейся поблизости, на остров регулярно возили закрытые контейнеры со льдом. Причем под эсэсовской охраной и под присмотром людей в белых халатах. А еще охрана с острова платила горожанам марками за приносимых голубей и крыс. Причем они обязательно должны были быть живыми. Рядом с мостом стояли клетки, куда отдельно совали птиц и грызунов. А потом, когда с продовольствием стало туго и голубей с крысами ели сами люди, на крыше одного из зданий острова появилась собственная голубятня.

– Может, комендант любит свежее жаркое из голубей?

– А крыс на гарнир? Нет. Уверен, что он даже сейчас неплохо питается.

– Тогда голубиная почта!

– А крысы – канализационная доставка телеграмм? Так, по-твоему? Не вяжется.

Денис глубокомысленно повертел на столе карту, запоминая подходы к острову, затем улыбнулся и спросил, сводя все к шутке:

– А мне-то они как помешают? Я могу поскользнуться на том, что нагадили эти голуби?

– Не знаю. Не люблю, когда чего-то не понимаю.

– О! Тогда у меня есть целый список того, чего не знаю я. К примеру, есть ли жизнь на Марсе? Владимир Иванович, о чем мы говорим? Я даже не видел, как этот остров выглядит, а вы мне про крыс и голубей. На месте во всем разберусь. От вас я только жду, что вы мне покажете, как пробраться в город, и дадите какое-никакое оружие. Да расскажете про остров. Впрочем, это вы уже сделали.

– Оружие нельзя! – категорично качнул головой Беляев.

– А как же я проникну на остров?

– С оружием ты до него даже не дойдешь. Не зная языка, путаясь в улицах, с выпирающим пистолетом в кармане, ты вызовешь подозрение у первого встречного, и он направит на тебя патруль.

– Как же быть?

– Будешь выдавать себя за немого полоумного бродягу. В городе этим сейчас никого не удивишь. Много контуженых, одичавших. Люди не выдерживают обстрела и голода. Ты должен смешаться с ним подобными. Это, – Беляев ткнул на камуфляж, – нужно снять!

– Честно говоря, не хотелось бы. Мне в нем привычней – мобилизует.

– Хорошо, оставь, – легко согласился Владимир Иванович. – Но надень сверху мой плащ. Он тебе длинноват, но так даже лучше. Ни к кому не подходи. Делай безумный взгляд. Если к тебе кто-то обратится, не обращай внимания, иди дальше. Мычи себе под нос что-нибудь несуразное. Те, кто еще там остался в своем уме, таких побаиваются. Немцев в форме обходи стороной, но так, чтобы в глаза не бросалось. Пробираться на остров нужно ночью. Вечером осмотрись, наметь подходы. Понятное дело, что придется вплавь. Течение у реки сильное. Войдешь выше по течению, и оно принесет тебя точно к острову. Не думаю, что набережная заминирована, но будь осторожен.

– Владимир Иванович, вы меня инструктируете как школьника перед экзаменом.

– Потому что не нравится мне твое игривое настроение.

– Не переживайте, прорвемся! Знать бы еще, как этот генератор выглядит.

– На этот счет у меня нет ни малейшего представления. Даже наши ученые мужи не дают никаких подсказок. Они вообще сомневаются в его существовании. Но мне кажется, что это что-то громоздкое и очень сложное.

– Мне тоже так кажется. – Денис долго смотрел на карту, стараясь запомнить все улицы и ориентиры. Затем перешел к аэрофотосъемке. – Что это?

Он обратил внимание на продолговатое здание с тонким высоким шпилем, выделяющееся среди прочих построек, размещенных на острове.

– Кафедральный собор.

– Хороший ориентир.

– Да, его видно из многих районов города.

– Владимир Иванович, у меня мало времени. Когда я уже смогу идти в город?

– Вот так вот, сразу? – Беляев неожиданно осекся. – Не люблю я так – с бухты-барахты. Надо хорошо подготовиться. Заказать авиации свежую аэрофотосъемку острова. Последить за действиями немцев в этом районе. Составить четкий план, предусмотреть пути отхода. Обеспечить прикрытие! А у тебя как-то так получается – встал и пошел. Без подготовки нельзя. Нелогично как-то.

– А как мне готовиться? Репетировать поведение недобитого полудурка? Так это я и без репетиции смогу. А что до логики, то я ей вопреки здесь оказался. И вопреки ей буду выбираться. Расскажите мне, как пробраться в город через эти Закхаймские ворота, и я пойду.

– Лучше бы, конечно, ночью, но я понимаю. Откровенно говоря, Денис, мне с тобой очень о многом поговорить хочется. Ну сам понимаешь… Я тебе об острове рассказываю, а у самого в голове тьма вопросов. Ты ведь столько знаешь. Может, перенесем этот остров на завтра? Давай сегодня посидим, коньячку попьем, а ты мне расскажешь, как там, в будущем? Наверное, уже готовитесь в космос полететь?

– Ха! В космос! Да слетали уже давно. Да и вам-то осталось ждать меньше двадцати лет.

– Да ты что?! – Беляев смотрел на Дениса широко раскрытыми глазами восхищенного ребенка. – Всего-то двадцать лет? Так это еще я доживу, наверное. А товарищ Сталин сам полетел или кого назначил?

– Хм-м!.. Владимир Иванович, честное слово, нет у меня времени. Посидеть за коньяком, конечно, можно, но боюсь, что вам не понравится, когда я у вас исчезну прямо из-за стола. Хотя и любопытство ваше мне понятно. Поймите, я здесь как Золушка на балу – часы пробили, не успел, и начинай потом все сначала. Это сейчас мне повезло, к своим выбросило, вас встретил. В следующий раз везение может закончиться. Окажусь в руках у немцев, и тогда точно будет на гиперболе времени болтаться мое тело.

– Да-да… – Беляев неожиданно сник.

Денису было видно, что ему хочется еще так много о чем расспросить.

Капитан виновато улыбнулся за свою несдержанность, затем махнул рукой и решительно произнес:

– А я с тобой пойду! По дороге мне все и расскажешь.

– Владимир Иванович – нет! Во-первых, это моя проблема и вы совершенно не обязаны собой рисковать. А во-вторых, я люблю всякими рискованными делами заниматься сам. Не то что я вам не доверяю, а просто так обучен.

– Не спорь! – Беляев и не думал сдаваться. Неожиданно пришедшая в голову мысль подбросила его со стула, и он полез за стеллаж с книгами в поисках подходящей одежды. – Я тебя проведу через рубеж в город, а дальше, раз уж так хочется, иди сам. – Он вытащил из шкафа старый мятый костюм, черную строгую шляпу и трость, затем достал из ящика стола лист плотной бумаги, сложенный вдвое. – Аусвайс только на меня. Но ничего, будем изображать: я – делового бюргера, а ты – моего немого помощника. Если остановят, молчи и улыбайся. Остальное сделаю я. Есть у меня небольшой тайник, как в город войдем, объясню, где найти. Так… кое-какая мелочь, документы, немецкие марки и пистолет. Пистолет можешь взять. Но только уже когда пойдешь на остров, не раньше. Зря не рискуй. Воевать с ним безнадежно – маленький шестимиллиметровый «браунинг». Игрушка, а не оружие. Зато легко спрятать. Не знаю, чем он может тебе помочь, скорее для самоуспокоения…. Ну, кажется, все. Присядем на дорожку.

Денис молча наблюдал, как Владимир Иванович собирался в путь, и недовольно хмурил брови. Свой блиц-поход в город он представлял несколько иначе. Да и крутилась в голове одна мысль, о которой знать Беляеву было совсем не обязательно.

– Ну так чего ты застыл? – Владимир Иванович хмыкнул. – В город пробраться хочешь? – Он дождался от Дениса утвердительного кивка и подвел итог: – Тогда не стой дурнем! Без меня тебе это не по силам. Я все норы через рубеж знаю. Так что не тяни время. Сам сказал, что, как Золушка, каждую минуту считаешь!

– Но только до рубежа! Дальше я сам.

– Только до него. Мне и самому нужно к ночи вернуться. Здесь тоже дел невпроворот. Я в своих решениях самостоятелен, никому о тебе не докладывал. Сейчас тоже пойду на свой страх и риск, но надолго пропадать не могу.

Беляев осмотрел Дениса со всех сторон, поправил перед зеркалом шляпу и, не оглядываясь, толкнул дверь библиотеки.

Туманное ранее утро тяжелого понедельника медленно разгоняло сгустившиеся сумерки. По извилистой проселочной дороге, поскрипывая на рытвинах, оставшихся после дождя, медленно ползла на просаженных амортизаторах красная «тойота». Солнце еще не взошло, сырой влажный холод откладывался на стеклах и сбегал струйками под размашистыми взмахами дворников. Слава нервно дергал руль и кривился как от зубной боли при каждом глухом скрежете днища об ухабы. Не дорога, а козлиная тропа дедушки Хошимина. Но нормальный путь по ровной многополосной трассе, ведущей от дачи в город, Славе был заказан. Потому что от каждого Славиного выдоха лобовое стекло покрывалось предательской синевой, а дремавшая справа жена Лена недовольно морщила нос и отворачивалась, бросая на мужа косые взгляды. Вчера на даче они неплохо посидели с соседями. И сидели стойко и мужественно до глубокой ночи. А когда ослабший сосед рухнул и укатился под стол, Слава вспомнил, что уже понедельник и ему нужно выходить на работу. И вот теперь, еле живой, с полной головой перекатывающейся мелочи и выхлопом изо рта на зависть Змею Горынычу, он пробирался в город давно заброшенными проселочными тропами, нещадно терзая машину на колдобинах.

«Ничего, – успокаивал Слава сам себя. – Зато права будут целые!»

Пусть выехать пришлось раньше обычного и Ленка зудит как муха, застрявшая на липкой ленте, зато здесь отродясь не было и быть не могло страшных гаишников! А ведь стражи дорог тоже люди. Они прекрасно понимают, что добрая половина дачников тянется мощными потоками в выходные дни на любимые дачи вовсе не для того, чтобы окучивать картошку или учить колорадских жуков плаванью в ведре с керосином. Они едут туда, желая активно отдохнуть, пьяно горланя песни у костра с шашлыком, и, не жалея печени, упиваться тем, чем запаслись в городе. Но наступал безжалостный понедельник, и многие хватались за голову, понимая, что гаишники себя тоже не жалеют. Им не в тягость встать еще раньше дачников и, выстроившись вдоль трассы, выдергивать из общего потока подозрительные осунувшиеся физиономии.

Слава в этой подозрительной когорте наверняка был бы лидером, потому что пили они с соседом наперегонки, а что пили, он, как ни напрягал больную голову, вспомнить так и не смог. Получилось как с не отрицающим мирские удовольствия деревенским священником, зашедшим на местную свадьбу и на вопрос хозяина: «Что будете пить, батюшка? Вино или водку?» – мудро ответившим: – «И пиво тоже, сын мой!»

«Тойота» дернулась, провалившись колесом в яму, и уже не выдержала Лена:

– А я ведь тебе говорила, чтобы ты не заливался как свинья?! Или хотя бы нормально закусывал!

– Ленка, не зуди, без тебя тошно.

– Мне тошно трястись на этих канавах. Могли бы сейчас, как нормальные люди, с ветерком катить в город, если бы ты хоть раз меня послушал!

– Не переживай. Нормальные тоже сейчас не быстрее нашего едут. Как обычно в это время, Мурманская трасса наверняка стоит в пробке.

– Конечно! Мы же ненормальные! Асфальт не для нас. Нам подавай «Кэмел-трофи»! А потом будешь ныть: подвеску надо менять!

Слава тяжело вздохнул. Крыть было нечем, и оставалось только вздыхать.

Вдруг Лена что-то вспомнила, хитро прищурилась и ехидным голосом спросила:

– А это правда, что ты вчера говорил?

Слава насторожился. Он прекрасно знал, что, когда у него отключаются мозги, язык становится его врагом. По пьянке он мог выдать свои заначки, проговориться о любовнице или о том, что давно мечтает переспать с женой шефа.

– Нет, конечно! Ты же в курсе – я иногда фантазирую. – Но затем любопытство взяло вверх и он осторожно спросил: – А что я говорил?

– Ну, что хотел бы симпатичную негрито-сочку.

Теперь Слава сжался до размеров сдувшегося мяча:

– А! Так это ж по пьяному делу! Ты меня больше слушай!

– Ну почему же? Я могла бы тебе это устроить.

– Серьезно?! – От удивления у Славы глаза полезли на лоб.

– Легко. Дай только денег на солярий.

– Тьфу ты! – разочарованно хмыкнул Слава. – Тоже мне, дитя джунглей!

Лена обиженно поджала губы, затем ее глаза блеснули злобой.

– А еще ты орал на все садоводство, что я безмозглая овца!

– Ну не зуди! И так голова раскалывается. Это я так шутил.

– Ну уж нет! Теперь вот сам скажи, пусть и без свидетелей, что безмозглый баран – это ты!

– Ленка, ну если я баран, значит, ты и есть овца!

– Ну уж нет!

Лена надолго замолчала, затем злорадно ухмыльнулась и с гордостью заглянула в собственное оттопыривающееся декольте. «Ничего! Мы еще посмотрим, кто кому круче загнет рога! Хорошо быть тридцатилетней женщиной в самом соку! Можешь закрутить интрижку с мужчиной на десять лет старше, а можно и на десять лет моложе. Двадцатилетним половина таких возможностей недоступна. Ничего-ничего… В свое время я закончила на „отлично“ курс молодого бойца по завоеванию мужских сердец. Так что еще посмотрим».

Туман разорвался, и вдоль дороги показалось пасущееся овечье стадо. Белые мохнатые спины сгрудились вокруг вожака, а одна осмелевшая пара вышла на дорогу и, двигая челюстями, безразлично разглядывала горящие фары.

Славик опустил стекло и выкрикнул:

– А ну пошли отсюда! – Затем нажал на сигнал.

– Во-во, побибикай! – ухмыльнулась Лена. – Небось родственников узнал.

– Конечно родственники! – заржал Слава. – А ты что, не узнала? Это же тесть с тещей! – Заметив, как у жены нервно задергались щеки, Слава примирительно добавил: – Да не переживай, я их давить не буду. Я аккуратненько объеду.

Поняв, что эту перепалку она обидно проиграла, Лена взяла тайм-аут, прикрыла глаза и размышляла, с какого бы еще боку пойти в атаку. Вдруг резко взвизгнули тормоза, и она, проехавшись грудью по приборной панели, врезалась головой в лобовое стекло.

– Козел! – смачно выдохнув, Лена нашла выход своей злобе.

Но мужа уже рядом не было. Слава метался перед капотом и хлопал себя по ляжкам, как невообразимым образом снесший яйцо петух. Такое поведение благоверного заинтриговало Лену. Она вышла из машины, обошла лужу и удивленно замерла возле Славы:

– Это ты его так?

Перед бампером, уткнувшись лицом в траву, лежал молодой парень в изодранной в клочья одежде. Кровавые полосы пересекали спину от шеи до поясницы. Бурые пятна засохли на затылке и склеили короткие волосы в грязные клочки. Из ушей тонкой струйкой сочилась кровь.

– Дура! Ты совсем с ума сошла?! Я еле ехал. Он уже давно здесь лежит.

– А кто тогда? Волки?

– Слоны! Откуда здесь волки? Что ты несешь?

– А кто тогда?

– Да мало ли кто! У нас же не жизнь, а танцы на минном поле! Что же теперь делать? – Слава испуганно огляделся, не заметил ничего подозрительного и шепнул жене: – Помоги оттащить его с дороги.

– Может, отвезем в больницу? Он живой?

– Живой. Ленка, какая больница? Ты же знаешь: у нас кто нашел, тот и виноват. Потом проблем не оберешься. Хватай его за ноги.

– А вдруг на нас сейчас кто-то смотрит? А потом привлекут за неоказание помощи!

Славик застонал и, заламывая руки, оббежал вокруг машины.

– Да кто нас тут видит? Туман вокруг! Надо быстрее отсюда делать ноги!

Но Лена неожиданно заартачилась:

– Так нельзя. Если он живой, то его нужно спасти. Ты не бойся, мы его подбросим под дверь больницы и сразу уедем. Славик, нельзя так, он же человек. А вдруг такое произошло бы с тобой?

Слава мгновенно сломался, обреченно вздохнул и махнул рукой:

– Помоги поднять и застели чем-нибудь заднее сиденье. Сама потом замучаешься кровь отмывать.

Славик с негодованием посмотрел на свою прекрасную половину. Лена ответила своей ужасной половине взглядом, полным вызова, и, подхватив за руки и ноги, они затащили незнакомца в машину. Слава прыгнул за руль и рванул вперед. «Тойота» быстро удалялась от опасного места, виляла, скрипела и неумолимо приближалась к городу. Через пару километров грунтовая проселочная дорога выйдет на трассу перед самым Санкт-Петербургом. Лена оглядывалась, пытаясь рассмотреть незнакомца. Теперь он лежал лицом вверх и тихо постанывал, все еще не приходя в себя. «Хорошенький! Помыть, зеленочкой помазать, и очень даже ничего!»

– А давай его заберем домой! – неожиданно предложила она. – Так сказать, окажем первую медицинскую помощь.

– Ты вообще с ума сошла?! – взвился Слава. – Тогда уж точно не отвертеться. Скажут, сами переехали и дома спрятали. Мы его даже в больницу везти не будем. Где-нибудь высадим в парке на лавку и вызовем «скорую». Зачем я вообще с ним связался?! – стонал он, дергая руль изо всех сил. – Зачем я тебя послушал! Ведь сказано: выслушай жену и сделай наоборот. Как пить дать – обвинят нас! А все из-за тебя. Одно слово – овца!

Грунтовка в последний раз вильнула между деревьев, и впереди показалась трасса с медленно ползущими в несколько рядов машинами. Славик взглянул на заднее сиденье. Темная тонировка надежно скрывала незнакомца от посторонних глаз. Тогда он решительно подъехал под знак, указывающий на пересечение с главной дорогой, и, мощно жестикулируя остальным водителям, нагло вклинился носом «тойоты» в общий поток. Город медленно, но неумолимо приближался. Мурманская трасса пересекла кольцевую автодорогу, и показалось начало Народной улицы. Осталось проехать последний пост ГИБДД, и можно считать, что им здорово повезло.

Слава вжался в руль, боясь поднять взгляд на приближающегося полицейского в куртке с сигнальными зелеными полосами. Он чувствовал, как от него исходят флюиды страха, но ничего поделать с собой не мог. А хороший гаишник, как хорошая сторожевая собака, чувствует адреналин, излучаемый водителем, и безошибочно находит его в широком потоке машин. Славик отчетливо представил, как сейчас перед ним взлетит полосатый жезл, а дальше начнется! И не отделаться здесь даже лишением прав. Инспектор заглянет в салон, а следом Славе накинут наручники, затащат в участок и начнут выколачивать признание в совершении преступления. Ну зачем, зачем он с этим всем связался?!

Слава тихо всхлипнул и поднял глаза.

И вдруг – о чудо, ты свершилось! Инспектор был занят. А каждый, даже самый мало-мальский водитель знает: если гаишник уже нашел свою жертву, то рядом с ним можно проехать, скорчив ужасную физиономию, можно строить пальцами рожки, да хоть промчаться на двух колесах! Он уже этого не заметит! Он занят, а потому все его органы ощущения направлены на выбранную жертву.

Слава расслабленно потянулся в кресле и радостно засмеялся. «Тойота» медленно выехала на мост, и впереди открылся во всей красе город-герой.

– На кольце поверни направо!

От неожиданности Слава вздрогнул всем телом:

– Ого! Землячок, ты уже очухался? Ну и напугал же ты нас.

– Ой, скажите, а это вас волки так искусали? Ну правда, волки?

– Ленка, замолчи! Слушай, браток, выглядишь ты и вправду, будто по тебе КамАЗ всю ночь катался, но пойми, я тебя в больничку завезти не могу. Здесь своих проблем хватает, а там еще расспросы начнутся. Давай я тебя домой отвезу. Ты где живешь? Потом сам позвони и скажи, что на тебя, к примеру, стекло упало. – Слава уже окончательно пришел в себя и весело добавил: – Или скажи, что неудачно побрился! Ха-ха! Или с кошками колбасу не поделил!

Денис тяжело поднялся и выглянул в окно. Он сразу узнал, где они находятся, опустил стекло и жадно вдохнул прохладный воздух. В голове звенел набат, мощные импульсы изнутри грозили вот-вот вывернуть наизнанку желудок. Ему действительно нужна была медицинская помощь. Но больница не подходит. Денис заметил кольцо Народной улицы. Если отвернуть вправо, то недалеко будет метро «Дыбенко». Сейчас ему нужна именно Кристина. Пусть и не так профессионально, как в больнице, но она заклеит и перевяжет его раны, а потом не бросится вызывать 02!

– Сейчас поворачивай, а у метро я покажу, куда подъехать.

– Конечно-конечно! Как скажешь! Так ты здесь рядом живешь? Ты не обижайся, браток! У всех свои проблемы. Я тебя про твои не спрашиваю, хотя вижу, что пописали тебя битой бутылкой. А за что, это не мои дела.

– Ой! Как же я сразу не догадалась?! Это же вас точно бутылкой порезали! Или, может быть, ножом? А за что?

– Да ты помолчишь, в конце концов?! Землячок, я тебе и на этаж подняться помогу, а то вдруг лифт не работает! К самому подъезду подрулю, чтоб поменьше посторонних глаз видело. Только без обид – дальше уж ты сам.

Денис обхватил лицо руками и сидел, раскачиваясь из стороны в сторону. Последним, что он помнил, была длинная автоматная очередь, ударившая по воде совсем рядом с головой. Затем он нырнул и под водой поплыл к берегу, уже находившемуся рядом, а дальше последовал тяжелый удар. Как он остался жив? И в какой момент его подхватила гипербола? Для него осталось загадкой.

– А их много было? – Лена, изнывая от любопытства, перегнулась через кресло и пыталась заглянуть ему в глаза.

– Кого?

– Тех, с ножами?

– С десяток. Только они больше работали зубами.

– Зубами? А за что они вас так?

– Колбасу не поделили.

– Ха-ха-ха! – Слава от восторга ударил кулаками по рулю. – Молодец, землячок! Что, Ленка, получила? А я тебе сколько раз говорил: не суй нос в чужие дела! Куда дальше ехать?

– Давай к той девятиэтажке, к первому подъезду, и приехали.

Увидев Дениса, повисшего на плече незнакомца, Кристина всплеснула руками и не удержалась от вскрика.

– Это ваш? – Слава опасливо оглянулся на двери соседей. – Вижу, что ваш. Забирайте, а дальше не мое дело. Ты, браток, не переживай – я молчок. Рот на замке. Меньше лезешь в чужие дела – дольше живешь! Бери, красавица, его под руки, а то не удержится. Ну, бывайте! Мир вам да любовь, а я поехал! – Слава торопливо толкнул Дениса в руки Кристине и бросился в закрывающийся лифт.

Оставляя на полу мокрые следы, Денис прошел в комнату и повалился лицом на диван. Израненное тело ныло, а еще больше было противно на душе. Все это оказалось напрасным. Прав Беляев. Нужно готовиться как следует. С наскоку получилось курам… нет, рысям на смех – психическая атака идиота. Да и не в цель все старания. Он поверил Ивану Степановичу. Почему? Не поверил капитану Беляеву, который вместе с ним прошел испытание кровью, а поверил старму еврею, из-за которого на его голову валится одна проблема за другой. Видать, и вправду, не учит его жизнь такой великой науке, как способность разбираться в людях!

Денис тяжело вздохнул, и притихшая Кристина по-своему расценила его вздох.

– Тебе больно? Сейчас я ножницами разрежу тряпки и обработаю раны.

– Не больно, Кристина. Зеленки не жалей. Мне нужно побыстрее прийти в форму, так что ты уж постарайся. Швы накладывать умеешь?

– Денис, кто тебя так? – Она увидела исполосованную спину и всхлипнула. – Тут же шов на шов придется накладывать. Я когда-то курсы закончила. Даже хирургические иглы где-то есть, но лучше бы в больницу.

– Ничего, Кристина, ты справишься. А в больницу мне нельзя.

– Денис, на тебя напали?

– Какая ты догадливая. Тот мужик, который меня привез, тоже сразу догадался, что я с кошками колбасу не поделил. Времени нет, так что доставай свои иглы и берись за дело.

– Да какое еще время?! Тебе лежать и лежать надо!

– Чем ты мне, Кристина, нравишься, тем, что не задаешь лишних вопросов. Не делай этого и сейчас. Когда-нибудь я тебе все расскажу, но теперь не до этого. А лежать не получится. Придется быть героем.

– Никуда я тебя не отпущу! На тебе места живого нет.

– Давай, доктор Айболит, приступай. А я потерплю, что бы ты там ни вытворяла.

Денис молча выгнулся, подставил спину, уткнулся в кулаки и задумался.

Сколько он находится в этом времени, он знает очень приблизительно. Сколько пробыл без сознания и давно ли его нашли – тоже ему не известно. Если взять за точку отсчета раннее утро, то глубокой ночью пора собираться обратно. На этот раз он поверит Беляеву и своей целью изберет часовню. Ему даже вспомнилось, что когда он искал Ирму, то у реки, ближе к морю, видел что-то похожее на каменный храм с высоким блестящим шпилем, прикрытым маскировочной сеткой. Иначе ему нельзя. Тут или он выровняет гиперболу, или она доконает его. Хотелось бы себя пожалеть, постанывая, зализывать раны, поваляться в женских объятиях, да гипербола ждать не будет. Теперь он очень жалел, что не прислушивался к каждому слову Владимира Ивановича, когда тот рассказывал об этой часовне. Денис помнил только, что с берега к ней не пробраться. Нужно с моря, хотя и здесь все как в тумане. Эх! Не будь он сейчас уволен в запас! Да разве тогда стал бы перед ним вопрос о том, как проникнуть к цели с моря. Он экипировался бы в подводное снаряжение, взял баллоны, вооружился подводным автоматом АПС! И никакой противодиверсионный заслон не смог бы его удержать.

Вспомнив о службе, Денис тоскливо застонал и попытался встать.

– Лежи! Чуть-чуть осталось. Я вижу, у тебя еще и на груди есть над чем поработать.

– Кристина, обо мне никто не спрашивал, пока меня не было?

– Нет. Денис, кто тебя так?

– Если я скажу, что это меня так отделали рыси, ты поверишь?

– Рыси? Ты ночевал в зоопарке?

– Нет, не в зоопарке.

– Признайся, где ты был?

– Далеко.

На мгновение Кристина задумалась, затем несмело спросила:

– У тебя есть кто-то еще?

На вранье не осталось ни сил, ни желания, поэтому Денис кивнул и сказал:

– Да.

– Она красивее меня или моложе?

– Как тебе сказать? В апреле тысяча девятьсот сорок пятого года ей было восемнадцать.

Кристина взорвалась задорным смехом:

– Да ты, оказывается, геронтофил! А я и вправду поверила. Денис, разве можно таким шутить? А то смотри, я пострашнее рысей буду. Я сейчас тебя укрою, а ты постарайся уснуть. Побегу в аптеку. В своей у меня пусто. Так что не скучай, выздоравливай.

Она торопливо собралась и хлопнула дверью. Денис послушал, как загудел лифт, затем тяжело поднялся и почувствовал, как швы на спине больно потянули кожу. Порылся в холодильнике, набивая уже успокоившийся от тошноты желудок, потом достал из-за дивана свою сумку. Переоделся, критически осмотрел квадраты лейкопластыря, выпирающие сквозь футболку, черкнул на листке, чтобы не волновалась, записку Кристине и вышел за дверь.

У метро он оказался в час пик. Могучий поток народа, торопившегося на работу, подхватил его и втащил на эскалатор. Никто не обращал на него внимания. Денис успокоился и задумался о том, что же ему делать дальше. Но, как назло, никаких гениальных мыслей в голову не приходило. Не было даже мыслей глупых, от которых можно было бы оттолкнуться или хотя бы поспорить с самим собой. В голове царила полная пустота, и от этого становилось тоскливо на душе. Вот он так пробродит до ночи по городу, а затем безжалостная гипербола опять швырнет его в прошлое. Вполне возможно, что на этот раз уже не так удачно. Тогда уж точно, как предсказал Иван Степанович, дальше будет носиться взад-вперед его тело. В лучшем случае он отсидится весь полупериод в кустах, чтобы опять вернуться сюда, но затем снова будет испытывать удачу, играя в опасную рулетку. И до каких пор? Пока советские войска не возьмут Кенигсберг? А дальше?

Денис растолкал локтями сжимавшее со всех сторон людское кольцо. Вагон швыряло из стороны в сторону, и любое прикосновение к ранам причиняло невыносимую боль. Кое-где сквозь лейко-пластырь, закрывающий швы, проступила кровь. Она могла просочиться сквозь футболку и вызвать ненужное любопытство.

Ехал Денис без какой-либо цели. Лишь бы куда-нибудь двигаться. Так лучше думалось, да и голова на свежем воздухе быстрее приходила в порядок. В ушах все еще стоял звон – результат гидроудара, но был он уже ненавязчивый и вполне терпимый. Когда кто-то в очередной раз приложил ему локтем в спину, он не выдержал и вышел на первой попавшейся станции.

Невский проспект изнывал от жары и людского потока. Денис смешался с толпой и бесцельно брел вдоль старинных зданий и вклинившихся между ними аляписто-ярких офисов и отделений банков. Жизнь бурлила и текла своим чередом. И ей было наплевать на метание во времени какого-то Дениса Зарембы. Тысячи, миллионы людей, и каждый сам за себя. А закричи сейчас: «Люди! Держите меня! Я хочу быть здесь! Я хочу быть, с вами!» – так ведь и не откликнется никто. Если сочувствующие и найдутся, то ничего они не изменят. Гипербола безжалостна. Хоть прикуй себя цепью к стене, все равно не поможет.

Вдруг кто-то сильно ударил его по плечу. Денис взвыл от боли и уже хотел ответить хорошим тычком, но сдержался, увидев перед собой улыбающегося Саниного помощника, а теперь начальника отделения тыла его бывшей части мичмана Чудинова.

– Товарищ капитан-лейтенант, вы?! А я смотрю и не пойму.

– Чудо, ну ты бы поаккуратней.

– А-а! Дайте догадаюсь! Это вы, товарищ капитан-лейтенант, обгорели на солнце? На Кипре или в Испании, верно?

– Верно. Ты откуда взялся?

– Да так, по делам. Я же сейчас начальник! Сами знаете, работы невпроворот. – Чудинов почесал вспотевший нос, размышляя, стоит ли называть Зарембу на «вы»? Это он раньше был офицером, а теперь-то в запасе. Но кое-какие слухи не давали ему покоя, и он решил поосторожничать. – А тут ребята про вас такое рассказывают! Правда или брешут?

Денис меньше всего хотел бы сейчас видеть мичмана Чудинова, но непонятные намеки его насторожили.

– Смотря о чем?

– Да ладно, товарищ капитан-лейтенант! Все знают, что вы теперь в бизнесе крутитесь, в Москву постоянно ездите. И не на обычном паровозе, а на «Сапсане»! Говорят, хороший старт взяли. Я всегда твердил, что наш военный человек нигде не пропадет. Особенно такие, как Елкин и Заремба!

Денис в недоумении посмотрел на Чудинова, сперва не мог понять, о чем это он. А затем догадался. Произошло то, что частенько случается в военной среде, изнывающей по вольной гражданской жизни. Стоит кому-нибудь уволиться, и если он не бросился в запой и не заглядывает с тоской через забор бывшей части, то, значит, здесь дело нечисто. Санкт-Петербург – город контрастов. Он или перемелет и выплюнет на обочину жизни, или подбросит ввысь на гребне удачи к богатству и власти. Молодые офицеры, изнывающие под прессом военной службы, поздно понявшие, что это совсем не то, чего они ожидали от жизни, часто начинают придумывать мифы о тех, кто оказался за забором. Мол, стоит только попробовать, а там все пойдет как по маслу, и пропади эта служба пропадом! А дальше кто-то что-то услышал, кто-то что-то додумал, и пошло-поехало…

– Я сейчас еду в Смолячково, так что ребятам рассказать?

В Смолячково у 474-го отряда ПДСС был свой центр подготовки. Он представлял собой склады с вооружением, снаряжением для подводного плавания и прочей специальной амуницией, расположенные на берегу Финского залива и обнесенные несколькими рядами колючей проволоки. С широкого плавучего причала бойцы отряда ныряли в воду для выполнения всевозможных упражнений по учебной программе. Здесь же, на глубине, находился подводный тир, где они тренировались в стрельбе из подводных автоматов АПС и пистолетов СПП-1.

В Смолячково Денис ездить любил. Там, в отличие от теоретических классов, было настоящее дело. И сейчас, услышав знакомое название, он почувствовал, как учащенно забилось сердце. А дальше, как потянувшаяся ниточка распутывает весь клубок, так и у него в голове вспыхнула слабая надежда, которая тут же раскрутилась в дерзкий план. Этому плану в Уголовном кодексе нашлось бы немало статей, но Денис старался об этом не думать. В конце концов, он сейчас вне закона, то и нечего тогда на этот закон оглядываться!

А так как в этом деле ему мог бы помочь Чудинов, то поначалу вертевший по сторонам головой и не знавший, как отделаться от навязчивого мичмана, Денис теперь схватил его за рукав и потащил в сторону:

– А что рассказывать, Женя? Все прекрасно! До сих пор не пойму, зачем я на этой службе столько времени убил. На гражданке масса возможностей!

– Вот и я о том же! – Чудинов широко распахнул глаза и не на шутку разволновался. – Мы с ребятами каждый день об этом говорим. Жизнь проходит, а мы все в солдатики играем. Я бы тоже с радостью уволился, но побаиваюсь. Чтобы приподняться, нужны средства, нужны связи.

– Нужны. Поначалу даже не столько средства, сколько связи. Если есть нужные люди, то тогда тебе и любые кредиты доступны, и палки в колеса никто ставить не будет.

– Да-да! Я тоже всегда это говорю! А у вас такие связи есть?

Денис многозначительно вздернул бровь, а дальше, подобно легендарному Остапу, его понесло:

– А то! В любой кабинет в Смольном ногой дверь открываю. Такими, Женя, делами ворочаем, аж дух захватывает.

Он посмотрел на Чудинова и понял, что дух у молодого мичмана захватило крепко. Тот перестал дышать, выпучил глаза и смотрел ему в рот, будто пытаясь там рассмотреть эти великие дела.

– Если надумаешь увольняться, то, может, чем помогу.

– Да я хоть завтра! Помогите, товарищ капитан-лейтенант, помогите! А я в долгу не останусь, псом вашим преданным буду! – Чудинов скорчил такую жалостливую физиономию, что Денис не удержался от улыбки.

– Ну, так скоро не надо. Пока мы тебе почву подготовим да с нужными людьми сведем…

– Да чего там ждать? А то вы потом забудете или в делах закрутитесь, а я так и останусь мичманом, на складе тряпки тальком перетряхивать.

Теперь Чудинов топтался, как застоявшийся конь, и от нетерпения ерзал упитанными ляжками друг о дружку. Казалось, еще немного, он не сдержится и наделает себе в штаны крутым кипятком. Денис с интересом наблюдал за его подергиваниями и поражался. Неужели он ему верит? Вот уж точно – на дурака не нужен нож! Как сказал кот Базилио, достаточно ему наврать с три короба.

– Оно бы, конечно, можно… – Денис задумчиво посмотрел на небо, затем окинул Чудинова сомнительным взглядом с головы до ног, будто на что-то решился и махнул рукой. – Ладно! Уговорил. На днях у нас по плану небольшой корпоративный пикничок. Так, ничего особенного. Зарезервировали на Ладоге с полкилометра береговой линии. Будут важные люди. Может, даже сам заместитель губернатора приедет. Было бы неплохо тебя там показать. Так сказать, организовать выход в свет.

– Я готов! У меня и костюм по такому случаю найдется.

– Зачем в костюме на Ладогу? Здесь, Женя, нужно другое. Люди там будут такие, большей частью в свое время от службы откосившие. А сейчас они, когда стали важными и значительными, желают, как ты сказал, поиграть в солдатики. Ну, ты меня понимаешь?

– Да-да, понимаю! – Чудинов заискивающе затряс головой. – Меня всегда удивляло, как наши чиновники, не служившие в армии ни единого дня, сами не свои сфотографироваться в военной форме, да чтобы погоны как минимум полковничьи.

– Вот хорошо, что ты меня понял. А среди них у меня репутация этакого подводного тюленя, боевого спайдермена в водорослях. И вот эти большие люди просят меня организовать что-то вроде показательных занятий боевых пловцов. Хотят посмотреть, да и сами попробовать. Но я сейчас, как ты понимаешь, уже не при погонах, и возможности уже не те. А вот ты мог бы помочь.

– А чего надо? – Тут у Чудинова улыбка сошла с лица, и он понял, что вход в высший свет будет ему стоить недешево.

Денис безразлично пожал плечами:

– Да так, мелочь. Гидрокостюм с ребризером.

– Неужели у вас своих аквалангов нет?

– Конечно есть! Но им же хочется настоящие! Боевые! Безпузырьковые, замкнутого цикла. Об ИДА-71 они только слышали. Еще они просят пострелять из АПС. Ну прямо как дети!

– Товарищ капитан-лейтенант, да вы же меня за такие дела лет на двадцать за решетку упрячете!

– Женя, это же на время. Взять, а потом по-тихому вернуть на место. Говорю же, они как дети. Если взбрендит чего в голову, то не отцепишься. А еще как выпьют, то тут в самый раз из пистолета попалить. Повесят золотой «Ролекс» и с десяти шагов стреляют. На такой случай нужен бы еще «макаров». А как они настреляются да наплескаются и в бане напарятся, вот тут в самый раз и объявить: «Господа! А все эти удовольствия вам организовал прекрасный парень Женя Чудинов! Прошу любить и жаловать!» И тебя им пред светлы очи представить.

Женя наморщил лоб и стрельнул глазками по сторонам. Не слышит ли их кто? От одних таких слов у него в животе холодок разгулялся. По натуре он был трусоват, но еще больше жаден. Потому воровал со склада с жутким трепетом и стоящими дыбом волосами, но все равно воровал, так как ничего поделать с собой не мог.

Может, в этот раз страх взял бы верх и послал бы мичман Дениса с его мутными предложениями, но кроме заманчивой перспективы богатой гражданской жизни была в этом деле и своя выгода для Жени. Украл он одну очень ценную вещь и спрятал у себя в тайнике под складом, но никак не мог придумать, как ее вынести за пределы хорошо охраняемой территории Смолячковской учебной базы. Страх тут был таким мощным, что затмевал собой всю возможную выгоду. И лежала эта вещь в тайнике уже больше года, а Женя все ждал удобного случая, раздумывал, как бы ее вынести без риска для себя. Отец его, всегда занимавший исключительно материально ответственные должности, наставлял Женю по жизни так: «Учись, сынок, кидать навоз чужими руками – вонять не будешь!»

И Женя старался идти проторенным путем: подставляя за себя других.

Он почесал подбородок, затем взмокшие ягодицы и неожиданно для себя решился:

– Автомат подводный специальный, конечно, можно. Вы же знаете – АПСы у меня на складе лежат. Только как его за забор вынести?

– Это уже моя проблема. Ты только подготовь все, как я скажу.

– А вот с «макаровым» не получится. Они у дежурного по базе в сейфе.

– Жаль. Сам знаешь, из АПС на открытом воздухе много по часам не постреляешь. Баллистика «гвоздя» на воду рассчитана. Без пистолета нужный эффект не получится. Это все равно что банкет без десерта. Жаль.

Чудинов вспомнил о своем деле, воровато оглянулся и предложил:

– А «стечкин» подойдет?

– «Стечкин»? – Денис удивленно уставился на улыбающегося Чудинова.

– Да, «стечкин»!

– Откуда он у тебя? Они же отдельно в арсенале хранятся.

Женя оглянулся по сторонам с видом заговорщика и шепнул Денису на ухо:

– А тот, что пропал в прошлом году, помните?

Вот так новость! Еще бы он этого не помнил!

Денис посмотрел на Чудинова ошалевшим взглядом и, потрясенный, еле вымолвил:

– Чудинов, ты не Чудо! Ты Чудовище! Да я же тогда в ледяной воде чуть почек не лишился. Да мы же тогда из-за этого «стечкина» жили под водой. Да тебе надо морду!..

Еще бы он не помнил тот день!

Занятия шли по плану боевой подготовки. – Бойцы отряда стреляли с плавучего причала по выныривающим из-под воды черным пенопластовым шарам, изображавшим голову показавшегося на мгновение боевого пловца. На столе, стоявшем на краю причала, лежали пять «стечкиных» с полными обоймами. Каждый подходил по очереди и, взяв тяжелый пистолет обеими руками, замирал в ожидании мишени. Потом, отстрелявшись короткими очередями по вынырнувшему шару, уступал место другому. После этого начались групповые стрельбы. Теперь Денис точно вспомнил, что на зарядке «магазинов» в тот день сидел именно Чудинов. В самый разгар грохота выстрелов кто-то вдруг истошно заорал, что один «стечкин» упал в воду. Денис теперь тоже догадался, кто именно это был.

А дальше началось! Стрельбы прекратили и, одев всем бойцам баллоны, отправили под воду, на поиски пистолета. Искали его мучительно долго. С неделю! Попутно нашли кем-то утерянное подводное ружье, пару снарядов, еще времен войны, и даже старинный глиняный горшок, но «стечкина» не было. Да и откуда ему там взяться, если его спер Чудинов! Начальство топало ногами, требовало нырять и искать, искать и нырять! Нанырялся тогда Денис на всю свою жизнь. Никакие объяснения, рассказы о том, что они уже перещупали пальцами все мутное дно, на начальство не действовали. А дальше прошел доклад наверх и началась вторая часть марлезонского балета с объяснительными, выговорами и предупреждениями о неполном служебном соответствии. Затем подняли на ноги особый отдел Ленинградской военной базы, но раскрыть тайну пропавшего пистолета не смогли даже чекисты. Дальше, как водится, постепенно все затихло. Военная служба, полная неожиданностей, постоянно преподносила новые сюрпризы, и о пистолете вскоре забыли.

И вот теперь этот урод стоит и нагло улыбается ему в лицо! У Дениса непроизвольно сжались кулаки. Набрав полную грудь воздуха, он уже представил, как сейчас Чудинов рухнет в загаженную алкашами подворотню и будет корчиться, захлебываясь кровью, хлещущей из разбитого носа. Но… здравый смысл взял вверх.

Денис шумно выдохнул, выпуская пар и сказал:

– «Стечкин» в самый раз. «Стечкин» – то, что надо.

– Вот и отлично! А как вы его вынесете?

– Не твое дело. Подготовишь костюм, ребризер ИДА-71, АПС и «стечкин». Положишь в полиэтиленовый мешок. Положи еще пояс с грузами, чтобы не всплыл, и утопи в той протоке, что у тебя возле склада. Сделаешь это сегодня. А я ночью заберу.

Чудинов азартно потер руки:

– Ну, это не проблема. Это можно. Только, как на Ладоге повеселимся, надо будет все вернуть назад.

– Вернем.

Хитрый Женя деликатно умолчал о том, что «стечкин» он возвращать не собирается. У него уже был на примете богатый покупатель.

– Мне же как раз сейчас в Смолячково нужно! Подготовлю все, как договорились. Мешок я утоплю там, где кусты сирени у воды растут. Глубина в этом месте нормальная. Только вы обязательно всем скажите, что это я постарался!

– Скажу-скажу.

– Так я поехал?

– Езжай.

Денис проводил Чудинова задумчивым взглядом. Ай да Женя, ай да сучий потрох! Теперь нужно было хорошенько обдумать предстоящий план действий, и на этот счет у Дениса уже имелись кое-какие мысли.

База в Смолячково представляла из себя десяток одноэтажных бараков, в которых находились штаб, классы для занятий, склады с подводной амуницией, арсенал с оружием и небольшой бассейн для проверки снаряжения. Все это, обнесенное забором с колючей проволокой и вышками с часовыми, растянулось вдоль береговой линии, поближе к основному полю деятельности. Со стороны берега проникнуть незамеченным на базу нечего было и мечтать. Но со стороны моря вклинивалась на ее территорию длинная и глубокая протока. Сверху над ней тянулся забор, замыкающийся в кольцо, а вот снизу, под колючей проволокой, оставался запас глубины до полутора метров, и там можно было попробовать проникнуть на территорию базы.

На эту протоку наезжавшие периодами комиссии по безопасности военных объектов неоднократно начальству указывали. И начальство ретиво бросалось устранять указанные замечания, но бороться с морем было бесполезно. Соленая вода и приливы делали свое дело. Бетонная плита подмывалась и вскоре рассыпалась. Решетка из строительной арматуры превращалась в ржавую пыль. Задор у начальства вскоре угасал. А дальше, поняв всю бесполезность данной борьбы, на эту протоку махнули рукой, решив, что хватит того, что в ночное время на нее светит прожектор, а рядом стоит вышка часового. Затем оценили ее полезность. Оказалось, что очень удобно менять воду в бассейне. Теперь, получив право на свое законное существование, эта небольшая речушка, забегающая с моря, получила право на законное существование, мирно текла между бараками и, уже обмелев у противоположного забора, исчезала в подступившем к границе базы невысоком лесочке.

Склад Чудинова находился вблизи от берега. Женя знал, о чем говорил, когда предлагал утопить мешок с оружием у кустов сирени, растущих рядом. Здесь было самое глубокое место, почти два метра. К тому же в тени сирени можно спокойно вынырнуть из воды и перевести дыхание, оставаясь незамеченным для часового, торчащего на вышке. А от этих кустов до забора всего каких-то тридцать метров.

План Денис придумал такой: ночью подплыть со стороны моря к границе освещенного участка, затем двигаться под водой вдоль протоки, вынырнуть уже возле склада Чудинова, взять мешок, передохнуть и отправляться обратно. В одну сторону получалось почти пятьдесят метров. Поход за мешком Дениса не пугал. Не так уж и сложно пройти под водой такую дистанцию налегке, тем более с помощью попутного течения. А вот путь обратно ставил неразрешимый вопрос. Волочить по дну мешок, да еще и против течения, – такая задача превращалась в невыполнимую! Ему не хватит воздуха, придется всплыть, а дальше часовой, не раздумывающий ни секунды, разрядит в него весь «магазин» автомата и отправится в честно заслуженный отпуск.

Тогда сам собой встал вопрос о помощнике. Кто-то должен будет тащить его вместе с мешком на веревке обратно. Нужен кто-то, кто умеет держать язык за зубами, обладает уймой свободного времени и не будет щепетилен во взглядах на противозаконность данного мероприятия. Стоило Денису задуматься над этим вопросом, как в голове у него тут же возник образ Егора Никифорова. Наморщив лоб, Денис уверенно кивнул: Егор – то, что надо! Не хватает дисциплины и самоконтроля, но под присмотром это поправимо.

Теперь, приняв решение, он почувствовал мощный прилив рвущейся через край энергии. На этом фоне даже отступила непрерывно ноющая боль в израненной спине. А когда появилась цель, появилась и надежда. А если еще не умерла надежда, то не сдастся и он сам!

Денис звонко стукнул кулаком в собственную ладонь: «Мы еще посмотрим, Иван Степанович, кто кого! Мы еще посмотрим!»

Песчаные дюны, покрытые тонким ковром травы и соснами, тянулись впереди и сзади, заслоняя горизонт. Их рыжие обвалившиеся вершины обнажили нанесенные годами песок и ракушки. Такое количество песка в одном месте говорило о близости моря, но его нигде не было видно. Возможно, море – это не то, что ожидал увидеть Денис. Потому что за столько перебросов он уже привык к тому, что оказывался среди городских развалин или в весеннем лесу, и теперь нетипичная смена декораций его немного удивила. Составленный на скорую руку план предполагал, что он опять окажется в окрестностях Кенигсберга, найдет реку Прегель и в продолжение предыдущего штурма острова Кнайпхоф закончит начатое дело уже более удачно. Хорошо экипированный и чувствующий себя как рыба в воде, проплыв вдоль реки, он найдет часовню, о которой говорил Беляев, и на этот раз уж точно покончит с доканывающей его гиперболой. Дюны, раскинувшиеся вокруг, вносили свои, пока еще не ясные, коррективы.

Денис взобрался на самую высокую песчаную гряду и осмотрелся. На расстоянии всего каких-то двух километров сверкало море, отражая солнце. Это его немного озадачило, заставив лихорадочно вспоминать карту Кенигсберга и его окрестностей. Он огляделся и слегка опешил. Позади тоже было море. Пусть не так близко, как впереди, но синяя полоска от края до края не оставляла места сомнениям: там тоже море.

Неужели он оказался на острове? Денис затравленно оглянулся вокруг, по привычке схватился за виски и попытался привести мысли в порядок.

Он взглянул на компас и определил, что синяя полоса, тянущаяся вдалеке, находится на севере. Та, что ближе, – на юге. С востока и с запада застыли песчаные волны дюн, которым нет ни конца ни края. Насколько он помнил, рядом с Кенигсбергом не было ничего подобного. Что-то совсем разладилось у гиперболы с местом прибытия. Как там говорил Иван Степанович: снайперская стрельба ей не свойственна? Она точна в соблюдении времени прибытия. Точность доставки – это не для нее! А если на этот раз и со временем не все ладно?

Денис крепко почесал в затылке. Подумать было над чем!

Сидя на вершине песчаного бархана в гидрокостюме, с тяжелым ИДА-71 за спиной, обвешанный оружием и поясом со свинцовыми грузами, он представлял из себя нелепое, граничащее с идиотизмом зрелище, сродни скребущему лыжами по летнему Невскому проспекту заблудившемуся биатлонисту.

Денис уже было решил снять снаряжение, спрятать его и сделать круг в познавательных целях, как вдруг издалека донесся металлический скрип. Такой звук издает колодезный ворот, на который наматывается цепь, несмазанное колесо телеги или… велосипед! Денис скатился с верхушки дюны, спрятался в траве и наблюдал за тропинкой, протянувшейся рядом. Кто-то приближался, налегая на педали и оглашая округу противным скрипом. Затем к скрежету педалей добавилось мычание какой-то песенки, и из-за дюны выехал подросток лет двенадцати на старинном велосипеде без рамы. Колеса вязли в песке, и он раскачивался из стороны в сторону, виляя рулем. Он не замечал Дениса, спрятавшегося в траве, поравнялся с ним и теперь был на расстоянии вытянутой руки.

– Стой! Приехали!

Денис встал, загородил собой проезд и поднял руку. Испугавшись, мальчишка выпустил руль и рухнул, перевернувшись вместе с велосипедом.

– Тихо, пацан! – Денис придавил его к земле и прижал палец к губам. – Не шуми. – Заметив, что паренек хоть и перепуган, но лежит смирно и не пытается убежать, Денис убрал с его груди руку и примирительно добавил: – Не бойся, свои. Ты откуда едешь?

Мальчишка молчал и попытался отползти, тогда Денис подтянул его за ногу и строго предупредил:

– Давай без глупостей! Я хоть и в костюме, но тебя запросто догоню и откручу уши. Спрашиваю, откуда едешь? Где город?

Парнишка испуганно захлопал глазами, затем выдавил жалостливую слезу и неожиданно произнес:

– Du sollst night toten!

– Чего? Ты что, немец?

Денис озадаченно посмотрел на мальчишку и на всякий случай взял его за рукав. Готовясь к перебросу, он очень хотел вновь попасть на советскую территорию, и о том, что может быть иначе, старался не думать. Ведь в голове сложился такой четкий и удачный план. Все было ясно и понятно. Он прокрадывается к реке или пусть даже к морю, где-то рядом с руслом реки. Подобно Ихтиандру или человеку-невидимке, пробирается в самое логово немцев, находит объект «Рай», уничтожает его и возвращается назад героем! Все до того логично и ясно, что, казалось, иначе и быть не может! И вот теперь начались первые сюрпризы. Он угодил в тыл к немцам!

– Ладно, Гансик, меня голыми руками не возьмешь! – Денис пошарил за пазухой и достал разговорник. – Лежи смирно, а я тебя сейчас поспрашиваю. – Он полистал страницы, нашел нужный вопрос, старательно прочитал транскрипцию и проговорил по-немецки: – В какой стороне город?

Мальчишка его понял и махнул рукой на запад.

Денис задумался:

– Город там? Странно…

Если Кенигсберг на западе, то сейчас они должны находиться на территории, занятой советскими войсками.

Желая для верности уточнить, он переспросил:

– Кенигсберг?

Паренек выдавил некое подобие улыбки, отрицательно мотнул головой и произнес:

– Пиллау.

– Пиллау?!

А вот это уже был второй сюрприз! Денис представил себе карту. Пиллау находится от Кенигсберга на расстоянии сорока километров на запад. Такой подлости от гиперболы он не ожидал. Хотя теперь ему стало понятно, почему с двух сторон синело море. Он оказался на косе. И сейчас на севере он любовался Балтикой, а на юге виднелся залив Фришес-Хафф. С востока и запада он наблюдал дюны косы Фрише-Нерунг, тянувшейся с Земландского полуострова.

Сама природа полуострова, прикрытого с трех сторон морем, проливом и заливом, служила естественным рубежом обороны. Мягкий грунт позволял быстро вести земляные работы и окапываться. Все побережье, с моря и с залива, сплошь было усеяно береговыми батареями и крепостными укреплениями. К тому же в Пиллау еще не чувствовалось приближение советских войск. В воздухе не витала обреченность перед многократно сильнейшим противником. Не было паники, как не было и голода. Немецкая военно-морская база продолжала работать с точностью хорошего часового механизма, успешно отбивая атаки с воздуха и с моря. До конца апреля отсюда продолжали выходить на охоту подводные лодки, а торпедные катера подстерегали зазевавшиеся советские корабли. Все это Денис вспомнил в одночасье из прочитанной в библиотеке литературы. И вот теперь он оказался в самом центре осиного гнезда. Если в Кенигсберге он мог себе позволить смешаться с горожанами и без особой опаски бродить по улицам, то тут об этом нечего было и мечтать. Здесь все знают друг друга в лицо, и первый попавшийся немец поднимет тревогу или сразу начнет стрелять.

Денис полистал разговорник и уточнил:

– Пиллау далеко?

Мальчишка отрицательно замахал руками и показал на сосновую рощу.

– Ясно, за этим лесом. – Денис задумчиво обхватил подбородок, посмотрел на велосипед, затем на парнишку. – Что же нам теперь с тобой делать? Тебя как зовут?

Он кое-как выяснил, что мальчишку зовут Ульрих.

– Что же нам теперь с тобой, Ульрих, делать? – Денис посмотрел в затравленные глаза мальчишки и отвернулся.

Закон диверсантов гласит: когда двигаетесь глубоко в тылу противника, никто не должен быть свидетелем вашего присутствия. Если вас заметили, то это грубая и непростительная ошибка. И для ее исправления должны быть приняты все меры. Пусть даже свидетелем оказался мирно пасущий стадо овец пастушонок. Задание превыше всего! Психологи, работающие с диверсионными группами, убедят любого засомневавшегося в том, что это вовсе и не убийство, а всего лишь производственная необходимость. Увы… Таков суровый закон бойца невидимого фронта.

Денис за резиновую гарду вытащил из ножен, висящих на поясе, нож с винтообразной ручкой. Мальчишка увидел серое лезвие с зазубренным обухом, застонал и дернулся, пытаясь вырваться.

– Тихо! А то точно доведешь до греха. – Денис отрезал от мотка веревки два метровых куска и затянул петли на руках и ногах Ульриха. – Вот так-то лучше. Ты полежи здесь пока. К вечеру, может, тебя кто и найдет. Можешь им на меня пожаловаться. – Денис снял с головы мальчишки кепку и свернув в узел, заткнул рот. – Дышать можешь? Вижу, можешь. А велосипед я у тебя одолжу.

Он оттащил Ульриха в ложбину, где трава была повыше, и вернулся к велосипеду. Ну и как это будет выглядеть? С самого начала все идет как парад идиотизма! То с кулаками на рысей, то с пьяным Егором на штурм своей бывшей базы, теперь вот в водолазном костюме на велосипеде! Денис не удержался от саркастической ухмылки, но идти пешком ему не хотелось, пусть всего каких-то пару километров.

Четырехкилограммовый гидрокостюм «Садко-1» позволяет разгуливать по набережной, не слишком отдаляясь от воды. Если, конечно, с бот снять ласты и не обращать внимания на ручьи пота, хлынувшие по телу. Такова плата за комфорт, ощущаемый под водой. Сухие гидрокостюмы, или так называемые «сухари», сохранят ваше тепло в ледяной воде, но на суше они превращаются в камеру пыток для сгона веса. Вероятно, конструкторы «Садко» создавали его, следуя эскимосской поговорке: лучше семь раз покрыться потом, чем один раз инеем! А если еще с ИДА-71 на спине, да с автоматом и грузовым поясом, то это уже такое удовольствие, что, став ему свидетелем, средневековая инквизиция посчитала бы свои опыты над ведьмами детской шалостью!

Денис очень пожалел, что не захватил с собой полиэтиленовый мешок, в который Чудинов сложил снаряжение. Он зарыл его в песок рядом со спящим Егором, а зря! Сейчас мог бы сложить все обратно и транспортировать к морю в куда более комфортных условиях. Но выбирать не приходилось. Он заткнул ласты за пояс, повесил АПС на шею, оседлал велосипед и заскрипел на юг, к заливу, озираясь по сторонам в поисках нежелательных свидетелей.

Вскоре дюны стали ниже и Денис увидел невдалеке черепичные крыши домов Пиллау. Редкие сосны сменились болотной травой по пояс. Тропинка исчезла, и он выбрался на тонкую полоску песка, омываемую волнами, катящимися с моря. На протяжении всего пути Денис не заметил вокруг ни одной живой души. Ему казалось, что так будет и дальше. Немцы попрятались в бункерах и боялись высунуть оттуда нос, чтобы не подставить его под пулеметную очередь вывалившегося из облаков советского истребителя. Пока все выглядело не таким уж и сложным.

Денис отбросил велосипед подальше в траву и начал подгонять снаряжение для спуска в воду. Затянув пояс потуже и натянув маску на лицо, он собрался проверить работу ИДА, как вдруг со стороны моря донесся нарастающий рев двигателя. Схватив в охапку ласты и ребризер, Денис бросился в болотные заросли. Рядом с берегом, окатив его мощной волной, пронесся немецкий катер с пулеметом на треноге в носу. Темно-красный флаг Кригсмарине развевался за кормой, натянувшись на изогнувшейся мачте. Один моряк в стальной каске стоял за штурвалом, второй повис на рукоятках пулемета, еще двое сидели у борта и водили биноклями вдоль берега.

Денис перевел дух и выглянул вслед удаляющемуся катеру. Вот тебе тишина и спрятавшиеся в норы немцы! Ему едва-едва хватило спасительных секунд. Чуть замешкайся, и получил бы крупнокалиберную очередь! Затем дальше в море, на траверзе Пиллау, он увидел застывший боевой корабль с задранными в небо стволами орудий. Похоже, что здесь немцы еще чувствовали себя хозяевами.

«А катер хорош! – Денис с завистью посмотрел на волны, все еще бьющиеся о берег. – Мне бы такой. В Кенигсберг домчался бы с ветерком!»

Он проверил ребризер, подтянул поясной и брасовый ремни, надел ласты и пополз в воду. Денис отплыл подальше от берега, на глубину, и решил сбалансировать собственный вес. Он открыл клапан, выпустил остатки воздуха из гидрокостюма и сбросил один кубик груза.

Вдохнул – завис, выдохнул – медленно пошел ко дну. Вот теперь все как надо, вот теперь можно и о деле подумать. Но, вспомнив о своей главной задаче, Денис не мог отделаться от мысли о катере. Доплыть на ластах до Кенигсберга он, возможно, и сможет. На небольшой глубине, при дыхании чистым кислородом, у него есть часов пять, возможно, даже шесть. Но на этот изматывающий заплыв уйдут все силы. Неизвестно, хватит ли времени, отпущенного полупериодом гиперболы, на уничтожение генератора. В его время боевые пловцы для преодоления больших дистанций использовали подводные буксировщики, но сейчас о таких наверняка даже никто и не слышал.

А вот катер!.. Катер заполучить было бы очень даже неплохо. При такой скорости он уже через час увидел бы порт Кенигсберга. Потом вновь под воду и на поиски объекта «Рай»! Такая перспектива казалась куда заманчивей, чем изматывающий заплыв на сорок километров с подсчетом каждого глотка кислорода.

Денис всплыл и посмотрел на открывшуюся с залива базу Пиллау. Бетонные волнорезы выпирают далеко в море. В глубине бухты выглядывают рубки боевых кораблей. На рейде, растянув якорную цепь, стоит подводная лодка. Еще дальше видна серая кровля железобетонного укрытия, наверное тоже набитая до отказа тушками подлодок.

Денис от удивления хотел присвистнуть, но получилось лишь сиплое фырканье тюленя. База серьезная! Такую и охраняют серьезно. Здесь с кавалерийского наскока не возьмешь!

Он обернулся, дабы не прозевать возвращающийся патрульный катер, и вновь начал изучать акваторию. Класс боевых кораблей невысок. Крейсеров и линкоров нет, а вот эсминцев – как свиней в загоне! Стоят, разбросанные по всей акватории, или подпирают бетонные пирсы, прижавшись друг к другу бортами. За пределами базы застыли вспомогательные суда. Этим места на рейде не хватило. Среди кораблей и судов тоже своя иерархия имеется. Дальше, у самого берега, будто сбившаяся в кучку стайка испуганных мальков, раскачиваются на волнах шлюпки, небольшие белые лодки и катера.

Денис поднял к глазам компас, запомнил направление на катер, стоящий особняком, и ушел под воду. Посудины покрупнее катера стояли у берега на якоре. Мелочь раскачивалась у пирса, удерживаемая накинутыми на причальные тумбы петлями. Деревянные шлюпки лежали на берегу. Пара яхт с убранными парусами застыла у края причала, в окружении небольших рыбацких лодок. Денис издалека увидел под водой их бульбовидные кили, подплыл, вынырнул у борта, стащил с лица маску и прислушался. Вокруг было тихо. Экипажи на яхтах отсутствовали. Никто не хотел подвергать себя риску на легких для авиации целях.

Денис отплыл к сгрудившимся катерам и выглянул на причал, прикрываясь их бортами. Дальше по берегу из деревянного дота, врытого в землю и укутанного камуфляжной сеткой, выглядывал часовой с карабином на плече. Больше вокруг не было ни души. Присмотрев в стороне крайний катер, двигатель которого занимал всю корму, Денис сбросил веревку, связывающую его с соседней лодкой, и потащил вдоль берега. С этой стороны они часовому видны не были. Катер будто случайно сорвался с привязи, поддался течению и медленно дрейфовал, удалялся от базы за косу, выпирающую в море. Так должен подумать любой, кто вдруг ненароком станет свидетелем похищения. Во всяком случае, Денис на это надеялся. Медленно загребая ластами, он тащил на плече канат, стараясь не передавать катеру предательских рывков и подергиваний. Мыс косы уже находился рядом. Глубина уменьшилась, и теперь ему приходилось ползти по дну, чтобы не показывать над поверхностью зеленый корпус ребризера. Автомат, висевший на шее, прочертил по песку полосу, Денис остановился, выставил над поверхностью маску и оглядел берег.

Теперь там произошли разительные перемены. Побережье, десять минут назад сонное и пребывавшее в безмятежной апатии, сейчас кишело как растревоженный улей. Вдоль волнореза промчался вооруженный патруль с собакой. Со стороны базы к доту бежала группа матросов в черных бушлатах. Часовой уже не глазел сонно на море, а выставил в бойницу пулемет и заряжал ленту. Всему причиной был подпрыгивающий на причале и размахивающий руками Ульрих. Окруженный толпой немецких солдат, он показывал то на лес, то на море. Приставив к лицу ладони, Ульрих показал маску пловца, потом, захлебываясь от собственного рассказа, изобразил уехавший велосипед.

«Ах ты змееныш! – Денис заскрипел зубами. – Надо было тебя прибить!»

Он бросил канат, отплыл от катера и наблюдал за происходящим со стороны. Сначала все наскоро формируемые патрули отправлялись вглубь берега. Затем дошла очередь и до обследования акватории. Из бухты выскочили два катера и понеслись в разные стороны, оставляя за собой белые буруны. Тревога на берегу быстро набирала обороты. Приехали два мотоцикла и бронетранспортер, полный солдат. Цепь немцев, одетых в униформу мышиного цвета, растянулась поперек берега и начала прочесывать болотную траву. Впереди бежали спущенные с поводков собаки.

Сперва немцы уходили туда, откуда только что прибежал Ульрих, но вскоре обратили внимание и на отбившийся от остальных, дрейфующий катер. От причала отчалили две шлюпки, набитые матросами, и поплыли наперерез. Денис чертыхнулся, перекинул под руку автомат и ушел на глубину. Операция с похищением катера провалилась, и теперь ему надо было побыстрее покидать опасное место. Сейчас немцы найдут велосипед, брошенный в траве, потом следы ласт на песке, и вся картина под названием «Прибытие боевого пловца в воды акватории Пиллау» предстанет перед ними во всей красе.

Понятно, что его будут искать! Денис сам всю свою службу учился тому, как найти и обезвредить боевого пловца. Он знал, что если прошла информация о том, что на территорию базы проник какой-нибудь морской котик, то тут уж поднимут на ноги всех, кто есть под рукой, а то еще и помощи запросят. Методов борьбы в этом случае немного. Или сейчас начнут глушить, разбрасывая вокруг предполагаемого опасного места гранаты, или спустят под воду свою службу ПДСС, если таковая у них, конечно, имеется. Если такое случилось и тебя обнаружили, то тут уж забудь о задании и побыстрее уноси ноги. Но вся беда состояла в том, что бежать Денису было некуда. Тогда он решил рискнуть и отсидеться там, где его меньше всего будут искать, – где-нибудь внутри базы, спрятавшись под причалом, обросшим тиной. Так однажды было на их учениях. Ребята, изображавшие диверсантов противника, забрались в полузатопленную баржу у берега и со смехом наблюдали, как их безуспешно пытались обнаружить по всей акватории порта.

Денис взглянул на стрелку компаса и поплыл в ту сторону, где нарастал визг винта катера, галсирующего у входа в базу. Только бы немцы не начали кидать в воду взрывчатку! Этого он боялся больше всего. По большому счету боевой пловец – это просто большая рыба! И глушить его можно чем попало. А вот если этого не делают, то тут может быть только две причины: или нечем, или в воде находятся свои пловцы. Поскольку первая причина отпадала в принципе, то ему стоило быть внимательней, чтобы в мутной воде не подпустить к себе вражеского аквалангиста.

Он точно знал, что такие у немцев были. Еще в детстве Денис не сомневался в том, кем он мечтает стать. И подобно мальчишке, грезящему о флоте и знающему наизусть такелаж пиратского барка, или подростку, бредившему небом и способному изложить всю историю авиации, начиная с первого полета братьев Райт, так и Денис мог часами говорить об истории подводных диверсантов. Пресловутое подразделение «К», конечно, не имело безпузырьковых ребризеров или подводных автоматов, но смелости и отчаянности им было не занимать. Командир и создатель немецких боевых пловцов адмирал Гейе отзывался о своих подопечных так: «Бога они боятся, но больше никого!»

Денис оглянулся назад, напрягая глаза, осмотрел темное дно и неспешно поплыл вперед. Теперь катера не носились сломя голову, а медленно ходили расходящимися галсами поперек входа в базу.

И это понятно: пытаются заметить всплывающие на поверхность воздушные пузыри аквалангов. Денис, насколько ему позволила стянувшая лицо маска, криво усмехнулся. Напрасный труд, господа, не тот случай! На его стороне технический прогресс, а вы всего лишь заря подводного спецназа.

Катер прошел настолько близко, что Денис увидел его белый бурлящий след, отбрасываемый винтом. Серебряное днище развернулось и уходило в море. Теперь глубина пошла на убыль, и пробивающиеся солнечные лучи хорошо освещали песчаное дно.

«Метров восемь, не больше, – привычно определил расстояние до поверхности Денис. – Потому и кораблей крупных нет».

Неожиданно на пределе видимости мелькнула темная тень и тут же исчезла. Лишь поднявшийся от ласт вверх песок выдавал, что здесь, прижимаясь ко дну, проплыл пловец. Денис замер, вглядываясь в серый мрак. Заметил его немец или нет? Тот шел у самого дна, а Денис выше, на фоне солнца. Наверняка заметил, но почему ушел? Денис медленно развернулся, потянул АПС за ремень, но снять его не успел. Набирая скорость, извиваясь всем телом и заходя сбоку, к нему стремительно приближался немецкий аквалангист. В руке перед собой он вытянул метровый гарпун с тонким ребристым наконечником.

«Умен! – успел подумать Денис, начиная отрабатывать ластами на изменение глубины. – Ведь наверняка заметил меня первым, но не ринулся в атаку сломя голову. Оценил, что противник спереди и сзади защищен подводной амуницией и снаряжением, скрылся и пошел в нападение со стороны, нацелившись в слабый бок».

До встречи оставалось несколько секунд, но Денису хватило всего одной, чтобы оценить немецкого пловца.

Гидрокостюм «мокрый»! При равной выучке соперников победа всегда достанется тому, у кого больше свобода движений. Увы, такова плата за комфорт «сухаря». В подобном поединке его обладатель всегда проиграет. Но вот ласты у немца мягкие, с пяточным ремешком! Такие хороши при заплыве на большие расстояния, но для короткого рывка и быстрого изменения местоположения они не годятся. Тут лучше жесткие, как у Дениса, из двух видов резины и крепко сидящие на ноге.

Стремительно рванувшись, он потянул вверх, подальше от дна, навязывая немцу бой на ластах, а не на грунте, где тот имел бы преимущество. Да и разбалансировка веса при изменении глубины тоже должна была существенно помешать противнику.

Плавным движением, не затрачивая усилий на преодоление сопротивления воды вдоль тела, Денис вытащил из ножен на поясе нож и развернулся навстречу наступающему аквалангисту. Наконечник гарпуна стремительно приближался.

Еще миг, а вот теперь пора! Резким разворотом корпуса, руками и ногами вокруг центральной продольной линии тела вправо, под ударную руку, он начал закручивать «юлу». Прием этот, известный всем боевым пловцам как самый эффективный при неожиданном нападении, сейчас еще наверняка не был известен. Немец проскочил вперед, удивленно развернув маску в сторону обвивающегося вокруг него Дениса. Мелькнули серые баллоны, затем открылась поясница, защищенная лишь тонким гидрокостюмом. Сопротивление воды не позволяет наносить размашистые удары ножом. Бьют коротко, по прямой, в два этапа. Атакующая рука лишь накалывает противника на лезвие. Затем следует резкий удар в рукоятку ножа свободной рукой.

Немец дернулся, окутался бурым кровавым облаком, проплыл еще пару метров, затем завис и начал медленно опускаться на дно. Выроненный гарпун нырнул в песок, а рядом, раскинув руки, опустился его обладатель.

Денис проводил немца долгим взглядом, удостоверился в том, что тот не хитрит, будучи всего лишь раненным, взмахнул ластами и поплыл к входу в бухту. Теперь он жался ко дну, стараясь слиться в мутной воде с колышущимися водорослями. Неизвестно, действительно ли ему встретился боец соединения «К» или это оказался аквалангист-любитель, рискнувший поохотиться на врага на свой страх и риск, но смелости ему было не занимать.

Вход в бухту прикрывали два волнореза, сузив его горловину до пары десятков метров. Обогнув обросшую ракушками бетонную стену, Денис заплыл во внутреннюю акваторию и тут увидел второго пловца. Немец шел выше и слившегося с илистым дном Дениса не заметил. Тело в черной резине гидрокостюма изогнулось, подобно тюленьему. Последовал мощный взмах короткими ластами. Немец появился на пределе видимости и через мгновение мог исчезнуть, скрывшись в серых слоях матовой воды.

«Хорошо идет! – отметил про себя Денис. – Ни одного лишнего движения. Мощно, даже вызывает уважение».

У него возникла было мысль отпустить немца с миром, раз уж он все равно его не заметил, но потом Денис понял, что тот плывет по следу своего товарища и скоро обнаружит его тело. А дальше, подняв тревогу, сузит район поиска до сотни метров. Тогда немцы фору ему не дадут да и в благородство играть не будут.

Денис торопливо стащил с плеча АПС и снял с предохранителя. Удаляющиеся черные ласты уже казались размытым пятном. Еще миг, и они исчезнут вовсе. Наскоро прицелившись, Денис выпустил длинную очередь.

Отечественный подводный автомат АПС – вещь уникальная и довольно опасная, так как обладает огромной мощностью и немалой дальностью подводной стрельбы, превышающей дистанцию видимости. Тонкие, калибром 5,66 миллиметров и длиной двенадцать сантиметров, пули-иглы, попросту именуемые гвоздями, сохраняют убойную силу далеко за пределами нахождения стрелявшего. И горе тому, кто оказался на их пути, без разбору, свой это или противник. Потому что им под силу с легкостью уничтожить надувную моторную лодку, быстроходный катер и даже расколоть его двигатель, а уж человек для них…

Там, где секунду назад плыл немец, вспыхнул мощный воздушный пузырь и, смешавшись с обрывками резины и кровавым облаком, устремился на поверхность. Взорвавшиеся баллоны разлетелись в стороны крупными осколками, оставляя за собой белые следы. То, что еще недавно было боевым аквалангистом, медленно, бесформенной пузырящейся грудой опускалось на мутное дно бухты.

От такого зрелища Дениса передернуло, и он заторопился прочь. Над головой показалось днище боевого корабля, и теперь все свое внимание он переключил на приближающиеся огромные винты. Если сейчас эсминец даже не начнет ход, а хотя бы провернет винты, его швырнет, будто муху от вентилятора. Денис отвернул в сторону и поплыл туда, где, по его предположению, должны были находиться суда поменьше. Еще лучше подошла бы ему корабельная свалка. Такая есть в любом порту. Полузатопленные лохани, оттащенные с глаз долой, ржавеют там, дожидаясь отправки на переплавку.

Путь перегородила бетонная стена с торчавшими в стороны усами арматуры. Денис проплыл вдоль нее, не нашел обхода и решился подняться на поверхность. Его очень волновал вопрос, видели немцы выброс воздуха из баллонов, взорванных автоматной очередью, или нет. Он забился в угол между волнорезом и стеной бункера, нависающей над головой, стянул маску и осмотрелся. На внутреннем рейде было спокойно. Искали его дальше в море. В створе ворот базы появлялись катера, выполняли разворот и вновь исчезали за стенами волнореза.

Денис перевел дух. Хоть здесь ему повезло! Потому что такого предательского взрыва он не ожидал сам.

Успокоившись, он окинул взглядом бухту. Эсминец, под днищем которого он проплыл, стоял рядом с выходом. За ним торчала корма боевого корабля поменьше. Дальше, на противоположной стороне, под двускатным бетонным навесом маячили причалы, к которым прилипли подводные лодки.

Сквозь резину гидрокостюма, закрывающую уши, пробивался то нарастающий, то затухающий пронзительный вой. Это в его честь на базе сыграли тревогу, и теперь сирены разрывались, заглушали все посторонние звуки.

Пока прямой опасности в виде новых пловцов заметно не было, и Денис решил осмотреть бункер, вросший сваями в дно бухты. Его массивная стена тянулась поперек волнореза и обрывалась широким проемом. Волны катились с моря и исчезали внутри, подсказывая, что там имеется широкий бассейн и им есть где развернуться.

Денис натянул маску, скрылся под водой и осторожно поплыл к входу. Возможно, это то, что ему требуется. Нужно всего лишь отсидеться в укромном месте, а когда все утихнет, еще раз попытаться украсть катер и добраться до Кенигсберга. Он пока что не терял надежду на то, что сможет выполнить задуманное. Время еще есть. На поверхности бункер был невысок. Трехметровые стены смыкались бетонным перекрытием, укрытым маскировочной сеткой. Подводная часть оказалась куда больше и уходила глубоко вниз, скрываясь во мраке.

Денис оглянулся назад, на солнечные лучи, игравшие под водой, снял с шеи АПС и отправился в темноту проема. Внутри бункера вой сирены отражался от стен и проникал даже под воду. Размытыми пятнами маячили лампы, светившие под потолком. Бетонный проход расширился, но невидимое прежде дно теперь резко пошло вверх и уперлось в подводный выступ, в свою очередь торчащий из вертикально отвесной стены. Выступ в виде ступени тянулся в обе стороны и исчезал из поля зрения. На его поверхности, уткнувшись в бетонный настил, лежали днища странных судов, острыми скулами похожие на обводы быстроходных катеров. Верхней, надводной части Денис не видел и потому сначала принял их за скутеры, но затем засомневался. Желоба вдоль обоих бортов отметали прочь какие-либо сравнения. Перед глазами в свете ламп проплыли два острых носа, зависших над обрывающимся дном. Затем показались еще два. В желобах, выдавленных в корпусе, застыли по две торпеды.

Денис долго рассматривал странные суда и чувствовал, как учащенно билось его сердце. Он узнал их. Это были легендарные прародители оружия подводных диверсантов, сверхмалые подводные лодки «Бибер»! Когда-то, увлеченным мальчишкой, он изучал через лупу корявые зарисовки этих опасных малюток в энциклопедии истории флота. Теперь же он собственными глазами видел острый, похожий на таран стальной нос в черных и серых разводах камуфляжа и даже мог потрогать его. Да и сомнений насчет пловцов из подразделения «К» у Дениса не осталось. «Биберы» были только у них. Вслед за восхищением от такого экскурса в историю пришло озарение. Да ведь это то, что ему нужно! Разве может даже самый быстрый катер сравниться с диверсионной лодкой?! Безусловно, это было везение. То везение, которое заставляет встрепенуться и поверить в себя. Везение, порождающее жадный азарт и жажду приключений, заставляющее напрочь забыть об опасности.

Что чувствуешь, когда видишь, что партнер по игре в карты режется против тебя, имея на руках все козыри? Вот именно – апатию и потерю всякого интереса. Бросаешь карты по инерции. Быстрей бы доиграть, да и черт с ним, с этим проигрышем! И так сидишь в одних трусах, потому что проигрался в пух и прах. Но вот из стопки бесполезных шестерок и семерок показывается всесильный джокер. Да какой! Имеющий под брюхом две торпеды, дальность хода, дающую возможность доплыть до Кенигсберга, да еще хватит и обратно вернуться. А самое главное, что сделать все это можно абсолютно скрытно! Вот теперь рождается страсть к игре и надежда отыграться. И уже одной рукой заносишь над головой всесильную карту, а другой тянешься к проигранным штанам, улыбаясь в растерянную физиономию противника.

Денис проплыл к рулям лодки, упирающимся в стену. Латунный винт «Бибера» светился новизной и еще не успел приобрести мутно-зеленый цвет окислившегося металла. Лодка поражала свежестью. Ни бурого налета на днище, постоянно находящемся в воде, ни вмятин от неосторожной швартовки. Казалось, вынырни и почувствуешь резкий запах водостойкой корабельной краски. С каждой минутой Денис все крепче прикипал к лодке всей душой, чувствуя в ней свое единственное спасение. Он заметил на поверхности темное пятно от не проникавшего из-за корпусов лодок света, вынырнул и замер, оглядываясь, снимая с предохранителя «стечкин.

Теперь сирена выла, казалось, в самое ухо. Ее несносный визг заставлял дребезжать зубы. Ревун стоял где-то рядом, а рупор, наверное, опустили ближе к воде, дабы сирена не так досаждала дежурившим на причале солдатам. Их было двое. Один с переброшенным на грудь автоматом стоял у дверей. Второй сидел на «Бибере», вытащенном из воды, и ковырял ножом консервную банку.

Денис заметил, что в воде находилось не больше шести мини-лодок. Их полуметровые рубки с трубами перископов заняли все внутреннее пространство бассейна. Еще пара десятков тушек, изрисованных серыми полосами, лежали на широком бетонном причале, занимавшем большую часть бункера. Одна лодка висела в воздухе, на крюках стрелы крана. Ее хотели опустить в воду, но, очевидно, помешала тревога. Все работы прекратились, и теперь опустевший бункер охраняли лишь эти два солдата. По тревожному расписанию их место было здесь. Это лучше, чем метаться где-то вдоль берега наперегонки со сторожевыми собаками. Лучше… если бы только не эта закладывающая уши сирена.

Автоматчик у двери скривился, достал из кармана клочок бумаги, пожевал его, затем свернул два шарика, просунул их под каску и залепил уши. Очевидно, полегчало. Он заулыбался и снисходительно посмотрел на своего напарника. Тот встал, ушел вглубь бункера, нашел относительно тихое место, сел на край причала, свесил над водой ноги и вновь принялся ковыряться в банке.

Его Денис выбрал первым. Он подождал, когда сирена зависнет на самой верхней ноте, перевел предохранитель на автоматическую стрельбу и дал короткую очередь. Немец скользнул в воду и исчез под бетонной стеной. Его напарник что-то выкрикнул, затем вытянул шею и пошел по краю причала, заглядывая между лодочных рубок. Вторая очередь сбила его с ног и отбросила на ящики, сложенные штабелями вдоль стены.

Рубикон перейден, и теперь время понеслось, разложенное по секундам. Денис ухватился за край бетонной стенки, рывком подтянулся, выскочил на причал и бросился к скользящим по рельсам тяжелым дверям бункера. Закрыв их и вогнав в петли подвернувшийся под руку лом, он вернулся к распростертому на полу немцу. Столкнув его в воду, Денис пробежал по деревянному помосту к последним в строю «Биберам», которые лежали с подвешенными торпедами. Эти малютки, скорее всего, находились на боевом дежурстве, были полностью заряжены, заправлены и готовы к плаванию.

Восьмиметровый корпус лодки предательски качнулся, когда Денис прыгнул на его узкую спину, едва выглядывающую из воды. Крохотная рубка закрывалась еще меньшим люком. Денис заглянул внутрь и даже засомневался, сможет ли вообще в нее вместиться. Затем он просунул вперед ласты, начал медленно втискиваться сам, нащупал пятками крохотное кресло, согнулся и сел, подобрав под себя ноги. Кабина центрального управления оказалась чуть просторней рубки. Слева и справа под руками удобно располагались рычаги и вентили управления. Даже в громоздком гидрокостюме чувствовалась относительная свобода. Другое дело, что если тело удобно сидело в центральном посту, то голова находилась в рубке и больно упиралась в люк, который был единственным входом в лодку и выходом из нее.

Теперь надо было разобраться с органами управления, за минуты понять то, на что другим предоставлялись месяцы подготовки. Ему приходилось бывать в современных подлодках подобного класса. Вот там действительно без хорошей подготовки не обойтись. А здесь он надеялся, что все же дело обстоит попроще. На внутренней стороне рубки белели приклеенные листы с надписями и картинками. Создатели «Бибера» позаботились о том, чтобы те, кто им управляет, даже в пылу боя, в момент наступления наибольшего коэффициента обалдения, всегда имели перед глазами подсказку.

Внимание Дениса сразу привлек к себе лист с красным самолетом, нарисованным вместо оглавления. Он висел на самом видном месте. Очевидно, конструкторы справедливо полагали, что именно авиация будет главной опасностью для их детища. Под картинкой столбиками шли пронумерованные описания порядка действий, сопровождаемые схематическими эскизами. Но и без пояснений Денис сразу разобрался, что и зачем нужно делать. При обнаружении самолета первый пункт требовал выключить бензиновый мотор и загерметизировать шноркель. Это было понятно по нарисованной рукоятке с изображением двигателя. Инструкция требовала толкнуть его от себя на максимальный угол, заполнить носовую, затем кормовую балластные цистерны. За эту операцию отвечают первый и второй вентили. Это тоже ясно. Потом надо включить электродвигатель.

«Ежу понятно! – Денис усмехнулся. – Все рационально, логично и грамотно. Остается только надеяться, что так же просто все окажется и на практике».

Рисунок рулей соединялся с изображением двух изогнутых рычагов. Выгнувшиеся дугой массивные рычаги Денис обнаружил рядом с левой ногой и догадался, что с их помощью носовой и задний рули переводятся на занятие нужной глубины. Обзор из рубки осуществлялся через два боковых и одно центральное окна-иллюминаторы, а также неубираемый, жестко зафиксированный перископ.

Денис через боковой плексиглас взглянул на пустой причал и толкнул рычаг электродвигателя. Стрелка на приборе дернулась и поползла вправо, показывая ток разряда, а вслед за ней откликнулся, вздрогнув всем телом, «Бибер». Рубки соседних лодок двинулись назад и скрылись за краем иллюминатора. Денис удивился, понимая, что это не они попятились к причалу, а он плыл к выходу. На такую скорую реакцию он не рассчитывал и потому слегка растерялся. Да, по закону жанра он должен был, разбираясь в сложном механизме, сначала поломать голову, методом проб и пресловутого тыка изучить органы управления, судорожно оглядываясь, искать нужную кнопку. А тут тронул рычаг и поехал!

Светлый квадрат выхода приближался. Острый нос лодки нацелился на бетонную стену, ограждавшую его левую сторону. Денис увидел, что, прежде чем вырваться наружу, «Бибер» снесет себе о бетон левый борт. Даже если он выдержит удар о стену, то затем выплывет из укрытия в акваторию порта, на всеобщее обозрение!

Денис судорожно дернул на место уже известный ему рычаг электродвигателя и бросился искать ручку управления рулем поворотов. Рокот за спиной стих, но лодка лишь слегка замедлила ход, продолжала по инерции двигаться вперед. Времени на разгадывание настенных инструкций уже не оставалось, и тогда Денис, надеясь на интуицию, положил руки на колени и попытался угадать, где им положено находиться при управлении рулями такого аппарата. Это должно быть самое удобное положение, совершенно естественное и неутомительное в длительном плавании под водой. Его правый кулак уткнулся в короткий рычаг с круглым набалдашником, торчавший рядом с креслом и похожий на игровой джойстик. Денис рванул его до упора вправо. Лодка медленно и нехотя клюнула носом в сторону от стены. Вздохнув, он теперь отвернул вентили обеих балластных цистерн. Их положение он уже успел запомнить. Нос лодки закипел в воздушных пузырях, вырывающихся наружу, потяжелел и провалился на глубину. Иллюминаторы исчезли под водой, и Денис уткнулся в тубус перископа. В градуированной сетке показался, затем исчез серый борт эсминца. Лодка продолжала проваливаться, и глаз перископа теперь видел лишь серую воду. Денис лихорадочно закрутил вентили цистерн и дернул на себя рычаги рулей глубины. «Бибер» послушно завис где-то на трех метрах. Худо-бедно, но управлять получалось!

Денис дал электродвигателю малый ход и заставил лодку всплыть так, что глаз перископа оказался над водой. До выхода из бухты оставалась еще сотня метров. Запомнив направление по компасу, он вновь отработал на погружение, и лодка податливо нырнула, повинуясь рулям. Вконец освоившись, Денис еще пару раз уточнял свое место, всплывая на перископную глубину. Затем рядом проплыли стены горловины бухты, и он вырвался в залив Фришес-Хафф. Теперь ему была открыта дорога на Кенигсберг. Остались позади рыщущие катера. Серые корпуса боевых кораблей уменьшились до размеров корабельных шлюпок, и тогда он решился завести основной двигатель. За спиной затрещали плевки выхлопов, и центральный пост тут же заполнился едким дымом, перемешанным с запахом бензина. Шноркель исправно подавал внутрь свежий воздух и отводил отработанные газы, но начинал делать это после того, как водитель «Бибера» уже успевал хорошенько отравить собственные легкие.

Денис поспешно натянул маску и переключился на дыхание смесью из ребризера. Что ж, создатели первых диверсионных лодок меньше всего думали о комфорте экипажа. А потому – терпи. Даже самим немцам каждый выход в море на «Бибере» был сродни броску на амбразуру и забрал немало жизней аквалангистов соединения «К». История по-разному оценивает вклад в войну этих мини-лодок. Оценки колеблются – от полной бесполезности до научного прорыва вперед, давшего направление целому классу диверсионной техники. Впрочем, сам адмирал Гельмут Гейе отзывался о «Бибере» так: «Это осуществленная идея, рожденная в голове фронтового солдата». Таким он и был, этот сложный в управлении, опасный и спорный «Бибер».

Но Денис с ним вполне управлялся, взглянул на лаг и даже удивленно присвистнул. Шесть узлов! С такой скоростью он через три часа увидит порт Кенигсберга. Пока ему удивительно везло. Будто в компенсацию за такой неудачный переброс гипербола теперь старалась сгладить свой промах легкой дорогой. По пути не встретился ни один корабль, который мог бы отстреляться по перископу, пусть и не такому заметному, как сама лодка, но оставляющему в хорошую погоду предательский след. Не увидели его и самолеты, поэтому три часа промелькнули быстро.

Сначала по курсу появилась серая полоска земли, укрытая белыми облаками. Затем показались чудом уцелевшие маяки, указывающие направление в порт Кенигсберга. А вскоре стал различим и сам город. Кое-где поднимались в небо столбы черного дыма. Они достигали стометровой высоты и превращались в зонты, расползающиеся в стороны. Широкий залив в одночасье сузился. Песчаная коса отрезала правый рукав реки Прегель от моря. С противоположной стороны сильное речное течение прорыло глубокий фарватер, заставляя корабли жаться к левому берегу залива.

Денис остановил двигатель и дальше пошел на электромоторе. За такой долгий путь он уже окончательно освоился с управлением и теперь играючи сбалансировал лодку так, что стеклянный глаз перископа едва-едва выглядывал над водой. Где-то в глубине порта просматривался силуэт корабля, но рейд был пуст. Теперь все внимание на берег. Беляев говорил, что искать часовню надо у реки, ближе к морю. Он уже находился в устье, но никакой часовни пока не видел. Вспоминая карту, лежавшую на столе Владимира Ивановича, Денис пытался привязать к местности то, что видел на ней. Река на карте изгибалась влево, на правом берегу стоял треугольник с подписью «Рай». Это он помнил четко, будто только что, минуту назад, тыкал пальцем в бумажный рулон, спорил с Беляевым в его кабинете.

Денис вывернул окуляр на максимальное увеличение и начал шаг за шагом изучать берег. Полоса песка сменилась холмами с редкими соснами, затем пошли каменные обрывы с рыжими полосами гранита. Перед глазами проплыли развалины какого-то сарая, а затем Денис увидел часовню. Он еще не успел ее как следует рассмотреть, но сразу понял: это она! Странная была часовня. С куполом, но без креста. Острый шпиль скрывался в маскировочной сетке, провисшей до крыши. Ни одного окна. Ни единого человека в радиусе видимости. Зато три ряда колючей проволоки. Прихожан здесь явно не ждали. Да и сама часовня прилепилась у самого берега на каменной глыбе, свисая одной стеной над водами реки и будто сторонясь чужих глаз.

Выполнив изящный поворот, Денис теперь нацелил лодку на эту скалу. Когда расстояние сократилось до трехсот метров, он смог наблюдать на единственной двери часовни выкрашенные черной краской древние руны и остроконечные знаки. Ни на йоту не сомневаясь, Денис переключил питание аккумулятора на торпеды. Дождавшись загорания зеленых контрольных ламп готовности, он один за другим дернул рычаги запуска. В перископ хорошо были видны белые дорожки воздушных пузырей, сливающиеся в одну. Взрыватели едва успели взвестись в боевое положение, как торпеды тут же прекратили свой бег, столкнувшись с отвесным уступом скалы. А дальше мощный огненный столб обратил утес в тысячу мелких камней, перемешанных с искрами, дымом и облаком пыли, в которое превратилась возвышавшаяся на нем часовня. Под обрывом возникла темная пропасть, и река мощным потоком ринулась в открывшееся подземелье.

Последствиями своей атаки Денис насладиться не успел, потому что сильный удар сотряс лодку и выбросил из воды остроносый корпус. «Бибер» заскрежетал, завалился набок и начал медленно уходить под воду, заполняясь через треснувший корпус. Денис открыл люк над головой и вынырнул в центре расползающегося на поверхности бензинового пятна. Рядом, поднимая фонтаны, падали камни, долетевшие с берега. Там, где стояла часовня, теперь в монолитном гранитном ряду, будто вырванный зуб, зияла дымящаяся прореха.

Он некстати вспомнил обещание, данное Беляеву, – повредить генератор всего лишь незначительно. Так, чтобы только остановить гиперболу. Да… понятие «незначительно» получилось у него очень размытым. Он нанес гиперболе такой удар, что ей впору завязываться в узел. Без вариантов и шансов на продолжение колебаний и всяких там раскачиваний. Получилось уж как получилось! Денис посмотрел на творение своих рук, нырнул и поплыл к противоположному берегу. Он победил, поэтому теперь имел полное право с чувством выполненного долга умыть руки и дожидаться возвращения в свое время где-нибудь в укромном месте.

Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.

Поезд мчал его точь-в-точь так же, как в тот раз, когда они с Саней ехали покорять Сколково. Станции и леса походили на дежавю в воспаленном мозгу, проносились за окном размытой серой полосой. Казалось, все один в один как в прошлый раз! Даже сидел он в том же самом углу вагона, рядом с дверью. Не было только Сани в соседнем кресле. Теперь здесь сидел молодой парень, уткнувшийся в ноутбук. Да и симпатичная улыбчивая девушка, устроившаяся напротив Дениса, не вызывала желания пофлиртовать, как в прошлый раз, а лишь мешала сосредоточиться на собственных мыслях. Поезд стремительно нес его в Москву, приближал к завершающей точке этого любопытного сериала под названием «Гипербола» с Денисом в главной роли.

Он победил! Генератор уничтожен, впору объявить хеппи-энд. Но вот так просто завершить такую увлекательную историю Денис не мог. Нужна яркая концовка: герой торжествует, негодяи наказаны! Вернее, один негодяй. Таковым он, без сомнения, считал Ивана Степановича. И бросить ему в лицо победную фразу, что-то вроде: «Гореть тебе в аду» или еще лучше: «Я тебе не по зубам, старый сморчок», – Денис просто был обязан.

Он улыбнулся собственным мыслям. Так должно было быть по жанру какого-нибудь детективного водевиля. Но в действительности в груди ворочалась гигантская жаба, а в душе поселились мрак и пустота. С взрывом генератора вопросов возникло еще больше, чем их было прежде. К примеру, почему он вернулся назад, если гиперболы больше нет? Что будет дальше? И как ему теперь жить – по-прежнему прятаться или можно обо всем забыть? Да и вообще!.. Было это в реальности или он до сих пор лежит в лаборатории в Сколково, а все происходящее – плод действия испытываемых на нем галлюциногенов?

Нет! От этой встречи он никак не мог отвертеться. Поэтому скрепя сердце, будто на заклание, Денис мчался в Москву на встречу с Иваном Степановичем.

Сколковский центр тоже не изменился. За недолгое время, прошедшее с момента его побега отсюда, он не рухнул от неосторожных экспериментов не в меру смелых академиков. Не обвалилась стеклянная «шайба», став жертвой увлекшегося футуризмом архитектора. Казалось, напротив, центр еще сильнее сверкал отполированным стеклом и вымытыми мраморными ступенями.

Как и в прошлый раз, Денис прочел табличку «Фонд развития инновационного центра „Сколково“». Скорее для того, чтобы выиграть лишнюю секунду, оттягивая неприятную встречу, чем ради того, дабы не ошибиться адресом. Затем украдкой перекрестился и толкнул дверь проходной. Два рослых охранника оторвались от телевизора и неприязненно осмотрели его с ног до головы.

Один из них нехотя встал, перегнулся через перила, отгораживающие дежурку от двери, и спросил:

– Чего надо? Вход в бюро пропусков за углом.

– Здравствуйте! – Денис улыбнулся, не желая замечать ярко выраженной антипатии. – Мужики, это же знаменитое Сколково? Я правильно приехал?

– Ты кто такой?

– Курьер. Только что приехал из Питера. Мы с вами смежники. – Денис похлопал себя по заднему карману брюк. – Я привез письмо одного из наших корифеев вашему. Забыл только, как вашего фамилия. Помню, что зовут Иван Степанович.

– А точнее?

– Старый, кудрявый. Похож на Эйнштейна.

– Иванов что ли?

– Вспомнил! Он начальник отдела космических технологий и телекоммуникаций.

– Точно Иванов. Оставь нам, мы передадим.

– Не могу. Наш сказал, передать лично в руки! Письмо не запечатано, без конверта. Сказали, с грифом «Для служебного пользования». Мужики, вы меня пропустите, я отдам и сразу назад.

Охранник, сидевший за столом, громко хмыкнул:

– Иди в бюро пропусков, им рассказывай. Хотя уверен, пропуск тебе никто не даст. Заявка проверяется через службу безопасности две недели.

– Что же делать? – Денис напустил на лицо гримасу отчаяния. – Я же из Питера, поездом, сегодня вечером надо назад. А вы меня туда, где лаборатории, не пускайте! Я же понимаю: служба. Я где-нибудь здесь, рядом, в фойе подожду. Или под дверью его квартиры. Он же где-то здесь живет?

Теперь охранник рассмеялся и демонстративно отвернулся к телевизору.

– Жилой блок в этом корпусе, но сюда тоже нельзя. Иди погуляй, а к вечеру приходи, тебе его вызовут. Хотя не факт, что профессор зайдет домой. Он может заночевать и у себя в отделе. Мы уже сменимся, ты новой вахте скажи, чтобы вызвали Иванова с третьего этажа. А сейчас не мешай, и так полтайма из-за тебя пропустили!

Денис вышел на крыльцо и оглянулся. На большее он и не рассчитывал. Смешно было даже надеяться, что его пропустят блуждать по центру в поисках Ивана Степановича. Но кое-что он узнал. Дом, в котором находилась проходная, был одним из оснований расположившейся на нем шайбы. Четыре этажа плоской стены без свойственных жилым квартирам балконов, затем стеклянная, нависающая, округлая крыша. Первый этаж – сплошной монолит, без окон и дверей. Со второго начинались стеклопакеты со шторами жилых квартир.

Как там сказал цепной цербер? Квартира Ивана Степановича на третьем этаже? Ну что ж! Если не вышла к Магомету гора, то Магомет сам полезет на гору! А точнее, взберется по пожарной лестнице на третий этаж!

Денис допрыгнул до нижней перекладины, подтянулся и забрался на ржавые ступени. Лестница тянулась вверх рядом с окнами, выходящими в общий коридор. Из-за жары они были раскрыты.

Он забрался на уровень третьего этажа и уже перенес ногу через подоконник, как вдруг за спиной раздался выкрик:

– Стой, курьер хренов! Да я тебя!..

И, не успев договорить, оба охранника скрылись в дверях проходной. Их Денис явно недооценил. То ли в матче наступил перерыв, то ли игра вообще закончилась. Они вышли покурить или решили посмотреть, куда он делся, но пробраться на этаж к Ивану Степановичу незамеченным не получилось. Денис перевалился через подоконник и бросился вдоль коридора в поисках укрытия. Бежать на четвертый этаж, загоняя себя в угол, не имело смысла. Там тоже все обязательно проверят. Вниз – еще глупее. Тогда, заметив узкую дверь в конце коридора, он распахнул ее, вырвав хлипкий замок, и втиснулся между щеток и швабр. В таких каморках обслуживающий персонал обычно хранит уборочный инвентарь. Сжав на всякий случай в руках толстый черенок лопаты, Денис замер, прислушиваясь. Вскоре на лестнице послышались частые шаги. Через щель он увидел охранников, за которыми, тяжело ступая, поднимался Иван Степанович.

– Проверьте дверь, профессор! Он спрашивал именно о вас! Что-то плел про письмо, а сам по лестнице в окно.

– Надо оповестить службу безопасности.

Иван Степанович подергал ручку квартиры:

– Никого не нужно оповещать. Моя дверь цела.

– Профессор, все же откройте и загляните внутрь.

Иван Степанович нехотя достал ключ, щелкнул замком и распахнул дверь:

– Убедились?

– Да, его здесь нет, но службу безопасности мы на ноги поднимем!

– Еще раз повторяю: это был мелкий жулик! – Профессор будто разговаривал с тупыми студентами, устало вздохнул и отвернулся. – Он уже давно сбежал, увидев вас. У службы безопасности есть куда более важные дела. Не лезьте к ним со всякой ерундой. Если они понадобятся, я их вызову сам.

– Как скажете, профессор. Но он назвал ваше имя. На вашем месте я все-таки…

– Идите. Я сам знаю, что мне делать.

Охранники переглянулись и пошли к лестнице:

– А этажи мы все же обойдем! Кто знает, что было у него на уме.

Иван Степанович не стал им отвечать, щелкнул ручкой и скрылся в квартире.

Денис подождал, пока голоса на лестнице стихли, подошел к двери и прислушался. В квартире было тихо. Иван Степанович никому не звонил, не рассказывал о недоразумении, не мерил квартиру нервными шагами. Не было слышно и орущего телевизора, обычно указывающего, что хозяин дома. Если бы Денис не видел, что профессор только что вернулся домой, то был бы уверен, что квартира пуста. Тогда он осторожно нажал ручку и толкнул легко поддавшуюся дверь.

Иван Степанович сидел в кресле, повернутом к входу, и молча глядел на Дениса.

– Вы забыли закрыть…

Взгляд был тяжелый и мрачный. Денис будто об него споткнулся и замер. Профессор продолжал молчать, и тогда он, натянуто улыбнувшись, повторил:

– Говорю, дверь оставили открытой, вот я к вам и заглянул. Но по вашему виду мне ясно, что вы мне не рады. Это уже какая-то напасть – никто нигде мне не рад.

– Когда мне описали забравшегося в окно курьера, я сразу понял, что это ты.

– Понятно, сюрприза не получилось. А теперь вы нажали потайную кнопку, и сейчас сюда несется десяток ваших сторожей. Верно?

– Нет. Я тебя ждал. Присаживайся. – Иван Степанович указал на кресло, стоящее напротив.

– Неважно выглядите. Болеете?

Прежде чем присесть, Денис закрыл замок на двери и только после этого развалился в кресле.

– Хотя дайте догадаюсь! Это вас совесть замучила за мою испорченную жизнь. Не берите близко к сердцу, профессор. Я уже все уладил. Генератор вместе с вашей гиперболой уничтожен. Объект «Рай» больше не существует. – Денис заметил, как Иван Степанович усмехнулся, выдержал паузу, затем хмыкнул в ответ. – Я имею в виду не тот зверинец, в который вы меня направили на прожор тем тварям. Хотя следы на память они мне все же оставили. Я говорю о настоящем объекте «Рай», о том, который под часовней на берегу.

Денис увидел, как передернулось лицо профессора, и понял, что попал в цель.

– Что с часовней?

– С часовней? А что с часовней! Превратилась в пыль. Торпеды, знаете ли, не оставляют шансов. Они превращают в груду хлама даже линкоры, а часовня им… Да и при чем здесь она? Я своими глазами видел, как река водопадом заливалась в катакомбы под ней. Генератор ведь был там? В одной из этих нор? Так вот, у меня для вас неважная новость: он утонул. Или сначала перегорел от замыкания, а потом утонул. Как-то так. Так что гипербола теперь существует только в наших с вами воспоминаниях.

– А ты не думал, почему же тогда ты вернулся назад, если гипербола исчезла?

– Думал. Свое возвращение я считаю восстановлением справедливости. Раз нет гиперболы, то все стало на свои места.

Иван Степанович откинулся в кресле и окатил Дениса презрительным взглядом:

– Мне бы твою уверенность. Впрочем, безапелляционность всегда была признаком глупости. Назад тебя вернула все та же гипербола. Если ты даже уничтожил генератор, то гипербола не затухла мгновенно. Она как брошенный в воду камень. Он уже может покоиться на дне, а волны все еще разбегаются по сторонам, нарушая спокойствие глади. И вот теперь перед тобой встает новая дилемма: где окажешься ты, когда гипербола окончательно затухнет? Об этом ты не думал? Что-то решительность исчезла с твоего лица.

– Так! Стоп! – Денис поднял руки, останавливая волну профессорского сарказма. – Вы хотите сказать, что я могу опять туда вернуться? И все это повторится снова и снова? Сколько колебаний может еще совершить гипербола?

– Не знаю. Может, она уже затухла или же ее хватит еще на пару периодов. Не знаю.

Денис застонал и схватился за виски. Головная боль всегда начинала зарождаться отсюда.

– Профессор! Иван Степанович! Вы должны это прекратить! Иначе, клянусь, я вас прикончу. Я хочу жить нормальной жизнью, а не брыкаться по прихоти вашей гиперболы.

– Поздно.

Не сдержавшись, Денис вскочил и навис над профессором:

– Что поздно?! Вы же что-то говорили насчет какого-то скафандра, защищающего от временных колебаний? Я отсиделся бы в нем, пока гипербола не затухнет окончательно.

– Ты не понимаешь. Все кончено.

– Как кончено? А я? Я еще живой, а значит, все только начинается!

– Сядь и выслушай! – Иван Степанович вмиг осунулся, из полного сарказма старика превратился в серую мумию. – Я здесь уже никто. Они подняли меня на смех! Эта бездарность плевала мне в спину.

– Подождите-подождите! Я еще не понял, о ком вы, но уверен, что все не так плохо. Выход всегда есть, и уж кому, как не вам, его искать! Я читал, что по этому поводу говорил Конфуций: «Если тебе плюют в спину, значит, ты идешь впереди!» А Конфуций жизнь знал.

– Что?

– Говорю, таков закон жизни, что все будет хорошо!

– Что ты знаешь о жизни, мальчишка? Этой жизнью правят страх, зависть и ненависть. Серость всегда будет душить гениальность. А он был гений!

– Он – это кто?

– Великий гений, которому я недостоин даже сметать пыль с ботинок.

– А-а… я уж подумал, что это вы так скромно о себе. А этот гений может мне помочь?

Внезапно Иван Степанович ушел в себя и умолк. Глаза его закатились, и он, беззвучно шевеля губами, принялся спорить с невидимым собеседником. Этот спор вернул на его щеки нездоровый румянец, и, казалось, он сейчас, брызгая вокруг слюной, сорвется на крик. Денис встал, обошел кресло и выглянул в окно.

Профессор никак на него не реагировал, и тогда он захотел подойти и хорошенько его встряхнуть, но Иван Степанович неожиданно произнес, ни к кому не обращаясь:

– Я его убил. Но убить гения невозможно. Его невозможно пережить, невозможно обокрасть или предать забвению. Потому что он гений. А они все бессмертны.

– Так, профессор, давайте все сначала. Мы ушли куда-то в темные дебри. Почему вы не можете мне помочь?

– Потому что меня отстранили от этой работы. Да и саму работу закрыли как ошибочную и оказавшуюся досадным казусом. Из почтения к моим сединам мне предложили на выбор несколько тем и хорошее финансирование. Но дело всей моей жизни я предать не могу. Да, и еще… можешь не прятаться. Теперь тебя никто не ищет.

– Понимаю. Это радует. А вы, значит, всю жизнь мечтали досадить мне своей гиперболой.

– Целью моей жизни было довести до конца его дело! Но вокруг все зашорены лишь несколькими догмами и непонятно по каким признакам выбранными физическими законами. А знания разделять нельзя. Это взаимосвязанный клубок, разобравшись в узлах которого можно постичь суть мироздания. Не бывает глупой мудрости! Потому что она мудрость! И поверь мне, алхимия таит не меньше знаний, чем химия. А демонология – такая же наука, как и генетика. Впрочем, еще недавно серость высмеивала и ее. Чтобы постичь тайны времени, общепризнанных законов мало. Он это понял и смотрел гораздо шире. Мне приходилось подстраиваться под правила игры, навязанные серостью, заказывать ненужное громоздкое оборудование, чтобы скрыть истинный смысл происходящего. Ты лежал среди груды бутафории, и никто не догадывался, что все это для того, чтобы скрыть знаки и руны, находящиеся вокруг тебя. Да-да, именно руны! Связь магии и так любимых всеми законов физики. Только в таком симбиозе может родиться что-то великое. Только в целостности заключена сила. Все думали, что во время эксперимента ты находился в электромагнитном поле, на самом же деле у тебя под подушкой лежала всемогущая руна дороги Райдо, освященная по всем магическим законам! Генератор был не где-то в недрах под городом. Им являлась сама часовня, совместившая в себе такие кажущиеся чуждыми законы несовместимых научных течений.

– Часовня? Понятно. Что было дальше, догадаться нетрудно. Наступил момент, когда вам пришлось во всем признаться и вас подняли на смех.

– Да.

– Но ведь действие гиперболы налицо.

– Ты сбежал, а слова в этом мире ничего не значат. Да и будь все свидетелями твоего исчезновения, никто не поверил бы в это. Решили бы, что это всего лишь хитрый фокус от профессора Иванова. Пойми, в мире скептиков никто не верит собственным глазам. Даже появись перед ними привидение, у него тут же спросят, а по какому закону физики оно здесь появилось. Докажет – признают. Нет? Проваливай! И нечего здесь выть и греметь цепями. Гипербола не вписывалась в общепризнанные законы материализма, а расширить эти законы способен был только гений!

– А где этот ваш гений?

– Я его убил.

– Что, по-настоящему? Не по-вашему, не по-научному? Может, вы развенчали его теорию и этим убили? Нет? Да… А на вид вроде мирный дедушка.

– Уходи. Здесь тебе никто не поможет. Ты обещал меня убить. Что ж, сделай одолжение. Перед тобой пустой, трухлявый и разочаровавшийся в жизни старый пень. Тебе не составит труда сломать мне шею. За это я буду тебе только благодарен. И не думай, что все напасти мира свалились разом на твою голову. Что бы с тобой ни произошло, где бы тебя ни оставила гипербола, ты не познаешь того опустошения, какое познал я. А счастливая и интересная жизнь есть везде. Даже там, где ты побывал. Между словами «жизнь полна» и «жизнь пуста» зияет огромная пропасть. И называется эта пропасть – проклятье. Я испил эту чашу до дна. А теперь уходи. Я хочу поговорить с ним.

Оставшись один, Иван Степанович закрыл глаза. Его губы шевелились, то злобно вытягивались в две нити, то искривлялись в недовольной ухмылке. Сейчас он был далеко от Сколково, недосягаем для пространства и времени. Он был рядом с гением. Они сидели под белыми цветами раскинувшей крону акации и ожесточенно спорили. Постепенно ярость спора сошла на нет, и они замолчали.

Иван Степанович не мог поднять глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и тогда севшим голосом он спросил:

– Так я пойду, учитель?

– Иди. Для тебя уже наступил час истины.

Для каждого в жизни наступает час истины. Рано или поздно, но наступает. И тогда один обманывает самого себя и яростно твердит: «Я все делал правильно! Я чист почти как Господь. И не поколебать меня в моем упрямстве. С этой ложью я кану в вечность».

Ко второму приходит озарение, что все его идеи не больше чем мыльный пузырь и жизнь выброшена коту под хвост. Украл, а не разбогател. Предал, а счастлив на чужих костях не стал. Все книги мудрые перечитал, а ума не набрался. И тайну великую узнал, а раскрыть ее не смог. И тогда в душе наступает пустота. Не та невесомая, а свинцовая, которую не удержать на плечах, не сбросить с горба, нажитого от скопившихся в нем пороков. И вслед за этой пустотой приходит, как избавление, единственное желание – удавиться.

Иван Степанович встал, тяжелой шаркающей походкой прошел на кухню и снял с полки ящик с медикаментами. Он долго рылся в ампулах, нашел нужную, удовлетворенно кивнул и улыбнулся. Раздавив ее в стакане с водой, посмотрел на свет, взболтал маслянистую жидкость и выудил пальцем осколок стекла. Он принял решение, и теперь его руки не дрожали. Теперь они были тверды, как тогда в подвале. Выпив залпом содержимое стакана, он вернулся в комнату и рухнул в кресло.

Яд на слабый старческий организм начал действовать быстро, и Иван Степанович увидел, как в глазах раздвоилась лампа торшера. Он понял, что должен торопиться. Раскрыв рабочую тетрадь в конце исписанной формулами страницы, как итог работы всей своей жизни, он написал: «Я хотел победить гения, но даже не смог ему проиграть». По привычке он подписался Ивановым. Но затем перечеркнул и четким каллиграфическим почерком вывел новую подпись: «Йонатан Вортсман». Затем он закрыл глаза, откинулся на спинку кресла и приготовился ждать избавления.

Поезд снова мчал его в родной Питер, в перестуке колес оставляя на рельсах километры пути. Рядом беззаботная компания парней и девчонок играла в карты на поцелуи.

«У вас все получится! – посмотрел с тоской в их сторону Денис. – Вы смело могли бы начать игру на раздевание. Эти девочки тоже умеют ценить время».

Рядом зарыдал ребенок, ударившийся лбом о поручень.

«И у тебя все сложится! Со временем ты научишься понимать, что можно бодать лбом, а что лучше не стоит. Время лечит любые раны. Лечит, воспитывает, учит. Если не способен научиться, дрессирует. Оно все может. А еще оно умеет играть в жестокие игры, швырнув в один из своих давно исчезнувших пластов, чтобы насладиться твоей реакцией. Затем, как утопающему, даст отдышаться на поверхности, вернув в свое время, а потом снова под воду».

Денис смотрел в ночную тьму за окном и прислушивался к собственным ощущениям. Вот, кажется, зачесалась кожа на локте! Неужели снова? Нет, всего лишь показалось. Мнительность принимает любое прикосновение за работу гиперболы. Он почти успокоился, вздохнул и посмотрел на экран телевизора, подвешенного под потолком. На экране знатоки разносили в пух и прах телезрителей с их простыми вопросами.

– Делайте ставки, господа! – визгливо выкрикнул ведущий. – Делайте ставки!

А ведь это о нем. Почему бы вам, господа знатоки, не ответить на такой вопрос: доедет он домой или нет? Затухла гипербола или отсчитывает минуты, чтобы швырнуть его вновь в далекий сорок пятый? Молчите? Этот вопрос будет посложнее, чем примитивные вопросы школьников. На это вам эрудиции и знаний не хватает. Лотереи вы угадывать не умеете. Даже там, где ставки всего пятьдесят на пятьдесят.

Денис со злостью взглянул на экран. А может, попробуете? Только скажите – да или нет? Но с экрана голос телеведущего по-прежнему призывал делать ставки.

И будто ему в унисон из угла игроков в карты донеслось:

– Девочки, пора повышать ставки! Давайте играть на что-то посерьезнее.

«Ну наконец-то вы дозрели, – хмыкнул Денис. – А то девочки уже потеряли надежду на хорошую выпивку с продолжением».

А может, ему самому поставить на себя? Раз уж все вокруг так увлеклись игрой. Что подсказывает ему собственная интуиция? Но она молчала.

И только, будто в насмешку, слышалось в перестуке колес: «Делайте ставки, господа! Делайте ставки!»