После разговора с матерью я не мог отделаться от ощущения, что что-то не так. Где-то она определенно недоговаривала… Впрочем, думать об этом было некогда. Надо мной висели невыполненные заказы, сроки поджимали, так что, когда через несколько дней мы вернулись из Седжтон-парка в Торнхолл, пришлось срочно браться за работу.

Да еще появилась новая головная боль — Пушинка. Я ведь обещал Гарри, что мы возьмем собаку, но с тех пор случилось столько всякого, что я совсем запамятовал об этом. Зато Гарри, как выяснилось, — нет. Можно было, конечно, отказаться от обещания. В конце концов, он сам меня обманул, когда «забыл» сказать, что у пса три головы. Но сейчас, когда мы только что помирились, поминать старое было не с руки, чем Гарри и воспользовался. Ничего не скажешь, удачно выбрал момент…

В начале июля Гарри вызвали на обследование в клинику святого Мунго. Заведующий отделением магических травм хотел убедиться, что ребенок поправился после нападения Квиррелла. Гарри с Беллой отправились в Лондон на «Ночном рыцаре» и вернулись только в шесть вечера. Когда я спросил, почему так долго, Белла в ответ разразилась возмущенной тирадой:

— Они, кажется, решили разобрать ребенка по косточкам! Одно обследование, другое, зайдите еще в тот кабинет, потом к такому-то специалисту… И везде надо по часу ждать своей очереди, потому что клиника забита старыми ведьмами, и у каждой миллион болячек!

— Что ж ты хотела от Мунго? Зато бесплатно… И что сказали?

— Что с Гарри все в порядке. Оказывается, у нашего ребенка уникально крепкий организм. Никаких следов происшествия! Посмотри, если хочешь, я там все равно ничего разобрать не могу…

Она сунула мне пачку исписанных листов. Хотя в свое время работа переводчиком в Мунго научила меня более-менее понимать почерк целителей, некоторые пассажи я все равно не сумел прочесть. Одно было ясно: колдомедики действительно обследовали Гарри вдоль и поперек и не нашли ровным счетом ничего, кроме шрама на лбу — но с этим все равно ничего нельзя было поделать. В остальном все было идеально. Такое впечатление, что не этот ребенок две недели назад лежал без сознания… Окончательный диагноз гласил: полностью здоров, годен для дальнейшего обучения в Хогвартсе.

— Что ж, хвала Мерлину, — сказал я, возвращая бумаги Белле.

— Хвала-то хвала, — хмуро ответила она. — А нам как теперь быть?

Дело в том, что мы твердо решили не отправлять Гарри в школу на второй курс. Если бы выяснилось, что ему требуется лечение, это стало бы отличным — и совершенно легальным — поводом перевести его на экстернат, так что даже Райкрофт не смог бы придраться. Но заключение целителей все осложняло.

— Может, свозить его к Биллингтону? Ну, помнишь, который лечил Гарри, когда тот был маленьким…

— Биллингтон — частный колдомедик, — возразил я. — Его заключение все равно придется подтверждать в Мунго. Ладно, попробую поговорить с главным целителем. Однажды он мне уже помог, вдруг поможет еще раз?..

Сказано — сделано. На следующий день я отправился в Лондон через общественный камин. Заодно захватил с собой Гарри. В свое время он заявил, что поработает на каникулах у Флореана Фортескью, — вот и пускай выполняет обещание. Не будет на каникулах болтаться без дела, а заодно получит пару галлеонов на карманные расходы…

Мне-то в его возрасте денег вообще не давали. В число гениальных педагогических идей моего папаши входило воспитание у детей самостоятельности, чтобы в случае чего мы не умерли с голоду. За обучение он был готов платить сколько угодно — одна моя художественная школа обходилась под сотню галлеонов в месяц, — зато на сладости и развлечения нам с Басти, с тех пор, как мы пошли в Хогвартс, не давали ни сикля. В результате, пока сверстники на каникулах наслаждались жизнью, мы с братцем подрабатывали, где придется: подметали стружки на фабрике метел, паковали посылки на совиной почте в Манчестере и мыли пробирки в одной из аптек в Косом переулке. Однокурсники изощрялись в насмешках на наш счет — точнее, на мой, потому что с Басти связываться побаивались. Не знаю, насколько мне пошло на пользу приучение к труду, но что характер укрепился, это факт…

Гарри не слишком обрадовался, когда я напомнил ему о работе, но и возражать не стал. Пока судьба Пушинки не решилась, он на всякий случай со мной не спорил — ангел, а не ребенок, всегда бы так!

Фортескью встретил нас приветливо. В качестве опекуна я подписал договор, согласно которому Гарри предстояло в течение месяца каждый будний день с полудня до четырех собирать в кафе грязную посуду со столиков и мыть чашки. За это Фортескью обязался кормить его бесплатным обедом и платить полтора галлеона в неделю.

Единственное, что меня беспокоило, — безопасность. Я, наверное, совсем извел Фортескью, пока расспрашивал его о системе защитных заклятий. Потом побеседовал с охраной и не успокоился, пока не услышал сто тысяч заверений, что с Гарри глаз не спустят. Со стороны это, должно быть, выглядело смешно — в кафе каждое лето работали школьники, и никто из родителей так над ними не трясся. Но в таких делах лучше выставить себя идиотом, чем рисковать попусту…

Наконец, оставив Гарри на попечение Фортескью, я аппарировал в клинику святого Мунго, где выдержал целую битву с секретаршей за право увидеться с главным целителем. Правда, дальше мне сопутствовала удача — глава клиники быстро понял из туманных намеков, в чем суть дела, и вынес вердикт:

— Да, мне тоже кажется, что проявлять оптимизм рановато. Даже если сейчас все хорошо, в дальнейшем могут быть рецидивы. Пожалуй, в последних числах августа мы поместим ребенка в стационар, чтобы понаблюдать за ним в условиях клиники, а недельки через две решим, что делать…

Большего мне пока и не надо было. Я рассыпался в благодарностях и даже намекнул на денежный взнос. В ответ меня тут же осадили:

— Мы нуждаемся в пожертвованиях, мистер Лестрейндж, но не во взятках!

— Конечно, конечно, — пробормотал я и, еще раз поблагодарив, откланялся.

Оставалось посетить Департамент по контролю над магическими животными, чтобы узнать, какие нужны документы на Пушинку. Можно было, конечно, забрать ее потихоньку, и дело с концом. Но это же не какая-нибудь мелкая дворняга… Не хотелось бы, чтоб очередная проверка нашла, к чему прицепиться.

В следующие три часа я проклял все на свете. Сначала меня посылали от одного чиновника к другому. Наконец нашли некоего Диггори, который занимался этим делом, но он как раз ушел на обед. Как только он вернулся, его вызвали к начальнику. Я успел выпить галлон кофе в министерской столовой, прогуляться по коридору перед кабинетом Диггори, прочесть все до единой брошюры в приемной («Вы стали привидением — с чего начать?», «Правовое положение оборотней» и другие интереснейшие темы), а того, кого я ждал, все не было.

Наконец, когда я дошел до точки кипения, Диггори — плотный краснолицый волшебник — появился и впустил меня в кабинет, сухо поинтересовавшись, по какому вопросу я пришел. Дальше началось самое интересное. Как выяснилось, чтобы на законных основаниях взять Пушинку, надо было подписать со школой договор дарения на мое имя, оплатить ветеринарный контроль и карантин, а потом подать заявление в комиссию Департамента. А уж та, рассмотрев место будущего проживания Пушинки, состояние антимагловской защиты дома и еще кучу всего, примет решение: отдать собаку нам, отправить в зоопарк или (в худшем случае) усыпить… Притом если дело закончится благополучно, надо будет платить ежегодный налог в размере двухсот галлеонов! За что, спрашивается? За то, что я избавляю Министерство от необходимости содержать трехголовую псину?

За время разговора меня не раз и не два посещало искушение стереть Диггори память, а потом забрать Пушинку без всяких документов. Как-нибудь выкрутились бы, если что… Но, к сожалению, я тут слишком многим примелькался. Не мог же я применить обливиэйт ко всему департаменту! Вот и пришлось, стиснув зубы, слушать чертового чинушу. В интересах дела я даже сдержался и не пожелал ему на прощание, чтобы Пушинка при осмотре сожрала лично его и всю комиссию, а сама даже не поперхнулась.

Узнав, что Пушинку не получится забрать сразу, Гарри приуныл. Зато мне было теперь очень весело… Помимо работы, приходилось собирать бесчисленные справки, а расписание работы Департамента по контролю над магическими животными я выучил наизусть. Впрочем, хоть так, хоть так приходилось дважды в день перемещаться по камину в Лондон и обратно, чтобы сначала отвести Гарри к Фортескью, а потом через четыре часа забрать его оттуда.

На новом поприще Гарри, надо сказать, преуспел. Он быстро подружился с персоналом и каждый вечер делился с нами то перлами житейской мудрости от повара, то мелодраматическими историями из жизни официанток. Фортескью тоже был доволен. Первое время посетители не узнавали Гарри в форменной рубашке и кепи, но однажды кто-то обратил на него внимание. На следующий день перед кафе, где и без того не жаловались на недостаток клиентов, выстроилась целая очередь. Ведьмы и волшебники всех возрастов были готовы по часу ждать, пока освободится столик, лишь бы своими глазами взглянуть на Мальчика-Который-Выжил-Чтобы-Стать-Посудомойкой.

Всеобщее внимание раздражало Гарри, и он теперь собирал грязную посуду с быстротой молнии, лишь бы поскорее сбежать на кухню. Когда с ним пытались завести разговор, отвечал: «Извините, нам запрещено общаться с посетителями». А после работы ему приходилось покидать кафе через черный ход.

Пятнадцатого июля, в среду, я аппарировал за Гарри не в четыре, как обычно, а в начале четвертого — хотел попросить Фортескью отпустить его пораньше, чтобы мы могли навестить Пушинку в Хогвартсе. Толпа на улице перед заведением стала еще больше. Какой-то журналист спорил с охранником, тот раз за разом терпеливо повторял, что колдографировать в кафе запрещено. Я задумался, как бы проникнуть внутрь, не привлекая к себе внимания. Но опоздал — кто-то уже узнал меня и окликнул с летней веранды.

Оглянувшись, я увидел за крайним столиком Риту Скитер в светло-лиловом платье в тонкую полоску. Она сидела с каким-то молодым человеком и весело махала мне рукой.

— Привет, — сказал я, подходя к ним.

— Привет, — солнечно улыбнулась Рита и указала на своего спутника: — Руди, познакомься, это Марк Сигрэм, мой муж. Марк, это Руди Лестрейндж, мой бывший любовник.

Хм… Рита всех своих знакомых представляет с такими подробностями?!

Марк поднялся, и мы обменялись рукопожатием. Если он и почувствовал неловкость, то ничем этого не выдал. Парень был совсем молодой — не больше двадцати пяти лет, с коротко стриженными светлыми волосами и небрежной щетиной по последней моде. Я вдруг вспомнил, где слышал его фамилию.

— Сигрэм? Марк Сигрэм? Это вы ездили в Боснию корреспондентом от «Пророка» весной этого года?

Он кивнул.

— Браво! — искренне сказал я. — Я читал ваши репортажи из Мостара. Отличная работа!

— Присоединяйся к нам, — Рита потянула меня за рукав. — Свободных стульев нет, но можно наколдовать. Выпьешь с нами коктейль? Думаю, вам с Марком есть, о чем поговорить. Он военный корреспондент, до Боснии уже побывал в Ираке, а скоро опять собирается на Ближний Восток…

Мне хотелось пообщаться с Сигрэмом, так что я решил, что Пушинка все равно никуда не денется, и остался с ними. Марк говорил много: то медленно и тихо, с большими паузами, рассеянно глядя куда-то в пространство, то вдруг, непонятно с чего, оживлялся и начинал смеяться. Тогда его речь становилась быстрой до неразборчивости, и он то и дело сбивался, перепрыгивал с темы на тему. Возможно, он принимал наркотики, а может, просто был слегка ненормальным, как многие военные журналисты. Но рассказывал он интересно и, несмотря на возраст, многое повидал. Глаза у него были странные — голубые и такие светлые, что казались прозрачными.

Через полчаса Марк сказал, что ему пора в редакцию, и поднялся. С Ритой они на прощание поцеловались. Я с легкой ноткой ревности наблюдал, как он по-хозяйски разворачивает ее к себе, целует в губы, небрежно треплет по волосам. Когда Марк ушел, Рита некоторое время смотрела ему вслед. Потом обернулась ко мне, улыбаясь:

— Ну, как он тебе?

— Очень талантливый, — честно сказал я. — Но сдвинутый.

Рита мечтательно улыбнулась:

— Он не просто сдвинутый, Руди… Он абсолютный псих.

— Давно вы женаты?

— Полгода. А живем вместе почти год.

— Со своим пристрастием к психам ты когда-нибудь ты доиграешься, — сказал я самым нудным своим голосом.

Рита переливчато рассмеялась, как умеет только она.

— Ай, брось! Жизнь слишком коротка, чтобы осторожничать…

Да, она всегда так считала.

В свое время Рита стала моей любовницей совершенно случайно. Наша связь началась летом 1975 года, как раз тогда, когда у Беллы случился роман с Темным Лордом. Точнее, это Белла думала, что у нее роман. Что думал Лорд, я узнал гораздо позже.

Самое пакостное в этом деле было — что именно с ним. Если бы с ней попытался закрутить кто-то из сверстников, я бы его избил. Если кто-то из старших — вызвал бы на дуэль. Но его я вызвать не мог, не мог никак воспротивиться, не посмел бы даже возражать. Не потому, что боялся, а потому что… Да просто потому.

Лорд это прекрасно знал, но ему было плевать. Когда он вызывал меня к себе, то делал вид, что ничего не происходит, и держался нарочито вежливо и отстраненно. Лишь иногда мне казалось, что он иронически улыбается. Тварь!

На Беллу я даже не особенно злился. Она меня не любила, так что и взятки с нее были гладки. Это она была мне нужна, я сам за ней бегал, готов был терпеть все вздорные выходки. Значит, сам и виноват. Вдобавок мы даже не были женаты. Никто никому ничего не должен, никто ничего не обещал…

Она уходила к нему по ночам в Ставку. Бывало, что и каждую ночь. И низлу было ясно (как мне тогда казалось), чем они там занимаются. Когда Белла возвращалась, у нее еще хватало наглости ложиться со мной в одну постель. Засыпала она мгновенно, едва успев донести голову до подушки. Утомилась, бедняжка…

Я ненавидел ее, Лорда и больше всех себя — за то, что не хватало сил бросить Красотку. Стоило представить, что я не смогу ее видеть, слышать, прикасаться к ней, как становилось почти физически больно. Это была даже не любовь, а какая-то зависимость. Я был готов прикончить Беллу, но не мог без нее обходиться. А еще мне был нужен секс.

Самое поразительно, что Красотка мне это позволяла. Правда, каждый раз у нее делалось такое лицо, будто она едва сдерживает отвращение. «Только быстрее», — цедила она сквозь зубы и тут же поворачивалась на живот, чтобы не видеть моего лица. Когда я смотрел, как она лежит, равнодушно раздвинув ноги, хотелось всунуть между ними раскаленную кочергу.

Белла вела себя, как проститутка, только гораздо хуже. Шлюха хотя бы пытается угодить клиенту, а эта даже не пыталась. Не успеешь кончить за три минуты — твои проблемы. Не хочешь в такой позе — ну и не надо. Разумеется, никакого минета — видите ли, это мерзко. А с ним, интересно, не мерзко?!

Сам удивляюсь, как я ни разу не вмазал ей как следует. Хотя это было бы нечестно. Виновата передо мной была не только и не столько она — что же на ней злость-то вымещать?

В то время я почти ни с кем не виделся, кроме как по делу. Погано, тошно было на душе, и казалось, что все давно знают и надо мной посмеиваются. А то и, чего доброго, начнут давать советы…

Давать советы, впрочем, никто не рвался. Даже Ивэн Розье не высказывал свое мнение на этот счет, хотя уж он-то всегда ревностно оберегал честь кузины (раз уж не удалось в свое время лишить ее этой самой чести). Но тут и он стал избегать любых разговоров на тему Лорда и Беллы, и это можно было счесть дурным предзнаменованием. Я очень надеялся, что не дойдет до срыва, — тогда прилетело бы и мне, и Лорду, да и Белле бы мало не показалось…

Чтобы меньше видеть Красотку, я старался возвращаться домой поздно ночью. Остальное время торчал в Ставке или бродил по магловским кварталам, где можно было не бояться встретить знакомых. А куда еще было деваться? В Торнхолл, к родителям, чтобы мне там по полочкам все разложили и объяснили подробно, как и где я совершил ошибку? Нет уж, хватит, осточертело… Вместо этого я предпочитал по вечерам пьянствовать — иногда вдвоем с Ивэном, а иногда один, где-нибудь в дешевом баре в Ночном переулке, где был шанс не только напиться, но и затеять драку с кем-нибудь. Ты надаешь по морде, тебе надают — уже на душе полегче… Главное было не попасться патрулю, когда, опухший и поддатый, бредешь к общественному камину.

После одного такого веселого вечера я заявился наутро в Ставку, не потрудившись даже свести фонарь под глазом. Колин Розье встретил меня на пороге разведотдела и с ходу окатил ведром холодной воды — в прямом смысле слова. Заодно пообещал сделать мне клизму, если я немедленно не протрезвею.

— Для него срочное дело есть, а он явился в стельку пьяный! На, быстро выпей это! Что значит: «Не хочу»? Думаешь, я тебе силком влить не смогу?!

Он сунул мне под нос стакан с антипохмельным зельем, которое почему-то всегда воняет, как помойка. На вкус оно примерно такое же, зато мозги прочищает отлично.

— Какое дело? — спросил я, когда позывы блевать прошли.

— Нужно пообщаться с одной журналисткой из «Пророка», — Розье швырнул мне свежий выпуск газеты. — Она, должно быть, из новеньких, я о ней ничего не знаю. Написала о нас скандальную статью. При этом девка, судя по всему, не дура… Надо выяснить, что за птица. Давай, действуй!

Я уставился на подпись под статьей.

— Рита Скитер?! Не знал, что она подалась в журналистику…

— А ты с ней знаком?

— Это моя однокурсница, — сказал я и тут же усомнился в своих словах. Риту я помнил как пухлую девчонку в очках, отличницу и зануду. Училась она на Рэйвенкло, так что мы мало пересекались, да и разговаривать с ней было невозможно — она никогда не смотрела в глаза и только невнятно что-то мямлила. Правда, фигура у нее развилась рано, и уже на третьем курсе грудь так и распирала школьную мантию — по крайней мере, было на что поглядеть.

И эта толстая, грудастая, скучная Рита стала журналисткой? Да еще и написала нечто скандальное? Не может быть. Скорее уж, кто-нибудь под псевдонимом — хотя кому нужен такой псевдоним…

Следующие два часа я потратил на изучение газетных подшивок. Выяснил, что Рита начала писать в «Пророк» полгода назад, а до того, судя по всему, нигде не публиковалась — во всяком случае, я не нашел. Материалы у нее были ничего себе, умные и весьма ироничные. Поначалу она была аккредитована при Визенгамоте, но после того, как в марте едко прошлась по очередным бюджетным слушаниям, ее статьи исчезли из газеты — должно быть, Риту выгнали из визенгамотского пула. Следующая статья вышла только в конце мая — на этот раз речь шла об увольнении замглавы Департамента магического транспорта, которого обвинили во взяточничестве. Тут Рита опять дала волю языку, после чего снова пропала из поля зрения. Надо полагать, в Министерстве ее с тех пор тоже не жаловали.

Однако в «Пророке», судя по всему, не хотели с ней расставаться. Потому и дали относительно безопасную тему — писать о нашей организации. Занятие это было простое, тут и ленивый справится. Знай ругай «преступную идеологию», и дело с концом… Однако Рита и тут отличилась, написав саркастичную, при этом весьма прозорливую статью. Разумеется, она привела, как полагается, мнения видных экспертов, но те по своему обыкновению несли такую чушь, что за милю было видно: главные выводы Рита делала сама.

Сомнительно, чтобы у нее был источник внутри организации — это чувствовалось по незнанию некоторых реалий. Однако местами Рита прицельно попадала в точку. Голова у нее соображает, ничего не скажешь…

Все это я изложил Розье, на что тот ответил:

— Вот и займись ею, выясни, чем дышит. Раз она твоя однокурсница, тебе и карты в руки.

После бурной ночи меня клонило в сон, несмотря на холодный душ с утра. Так что бывшие однокурсницы волновали меня сейчас меньше, чем прошлогодний снег.

— Надо поставить ее под наружку, — вяло предложил я.

— Валяй, — любезно ответил Розье.

Подумав, я решил, что проще будет проследить за Ритой самому, чем составлять ориентировку для «полевиков». Редакция «Пророка» располагалась в Косом переулке, в самом людном месте, где у нас была постоянная точка — фруктовый лоток. Оттуда прекрасно просматривался вход в здание. Так что, договорившись с «полевиками», я на следующий день выпил оборотку ведьмы-продавщицы и в семь утра заступил на пост. В голове вертелись выданные мне ориентировки — кроме Скитер, следовало «пасти» еще с десяток общих объектов.

Как я скоро понял, торговать фруктами — дело не простое. Через пару часов у меня уже голова шла кругом от бесконечных «Замените эту грушу, она какая-то помятая!» и «Апельсины по четырнадцать сиклей за фу-унт? А почему так до-орого?». Так что когда около полудня наконец появилась Скитер и направилась прямиком к моему лотку, я ее сначала даже не узнал.

Да и немудрено было. Мало того, что Рита в исправленном и дополненном издании была раза в три тоньше себя прежней, — она теперь еще и носила туфли на высоченных шпильках. От этого походка у нее была неровная, но Риту это не портило, наоборот, казалось трогательным. Коротко стриженные волосы были так осветлены, что походили на одуванчиковый пух, глаза за стеклами очков казались огромными. Белое платье в крупный красный горох, красные чулки, красные с белым туфли, ярко-красная помада на губах — Рита вся была яркая, будто картинка с конфетной коробки. Когда она подошла к лотку, я услышал запах ее духов — тоже конфетных, сладких, приторных.

Она купила у меня упаковку клубники, расплатилась и ушла. А то, как я в облике ведьмы-торговки пялился на нее, списала, должно быть, на шок: ну и ну, вот как одевается современная молодежь! Пока Рита шла в редакцию, я смотрел ей вслед и вдруг подумал, что она похожа на фарфоровую куклу из игрушечного магазина — тех тоже одевают в броские наряды, а если их уронить, они разбиваются. У Риты были разбиты коленки — это я заметил, когда она отходила от лотка. Под тонкой тканью чулков виднелись ссадины. Должно быть, она и вправду нетвердо держалась на шпильках…

За два дня наблюдений я досконально изучил ее распорядок. Рита появлялась в «Пророке» ближе к полудню и оставалась на работе до девяти-десяти вечера. Только временами аппарировала куда-то — должно быть, на интервью, — но потом всегда возвращалась. Обедать она ходила около трех пополудни, в маленький индийский ресторанчик недалеко от редакции. Именно там я и решил как бы случайно ее встретить.

Для верности выждал неделю — не должно было сложиться впечатления, что наша встреча последовала сразу за статьей о Пожирателях смерти. Потом однажды явился в ресторан в половине третьего, устроился за столиком поблизости от любимого места Риты, так, чтобы она меня сразу увидела, когда придет, и заказал что-то первое попавшееся из меню.

Рита явилась минут через сорок, когда я уже съел свое «что-то» — оно оказалось из картошки и цветной капусты, ужасно острое, — и почти дочитал газету. По всей вероятности, Рита увидела меня с порога, но показывать этого не спешила. По моим расчетам, она должна была подойти сама. Я исходил из того, что она наслышана о моей семье и не устоит перед возможностью заговорить с источником информации. Иначе придется самому ее «заметить», а это уже хуже…

Рита выждала минут десять. Я уже прикидывал, не попросить ли счет, чтобы «случайно» при этом посмотреть в ее сторону. Но тут наконец послышалось цоканье каблуков.

— Привет!

Когда я поднял голову, у меня, должно быть, очень достоверно вышло удивление: Рита успела опять измениться. На этот раз она была в невозможно пышном розовом платье, длинные волосы золотистого цвета закручивались в тугие локоны. Помнится, Розье говорил, что женщины с помощью парикмахера и косметички могут менять внешность без всякого оборотного зелья. Надо же, не соврал…

— Привет, — повторила она, улыбаясь. — Не узнал? Я Скитер, с Рэйвенкло, помнишь?

Тут я наконец спохватился и вскочил, придвигая ей стул. Рита уселась, продолжая что-то быстро и весело говорить — дескать, как забавно так столкнуться, пять лет прошло после школы, она даже не была на последней встрече выпускников, давным-давно ни с кем не виделась, и тут вдруг… Подскочил официант, развернул перед ней меню.

— А я здесь рядом работаю, — щебетала Рита, листая страницы, — в «Ежедневном пророке», во-он там наша редакция, в соседнем здании…

— Ты теперь журналист? Здорово!

— Да-а, — рассмеялась она, — а ты чем занимаешься?

— Да ничем особенным. Воюю с папашей, который пытается приспособить меня к работе в своей адвокатской конторе. Но я предпочитаю бездельничать…

Рита на мгновение подняла голову, и — бинго! — я успел поймать насмешливый взгляд, мелькнувший за длинными ресницами: как же, как же, знаю я, как ты «бездельничаешь», а главное — где… Эта мысль блеснула в ее глазах и тут же исчезла, мгновенно сменившись глуповатым кукольным выражением.

— Ой, мне кажется, я бы никогда не смогла работать в адвокатской конторе, это же так сло-ожно…

Официант принес ей лепешки с овощами, а мне чай. Мы продолжали болтать о всякой чепухе, главным образом о школьных годах — самая безопасная и нейтральная тема. Пока вспоминали смешные истории, случавшиеся с нашими однокурсниками и с нами самими, я нет-нет да и ловил на себе тот самый взгляд Риты. Судя по всему, она прекрасно знала, почему я зашел именно в эту индийскую забегаловку. А может, заранее ждала появления кого-нибудь из наших. В конце концов, статья могла быть всего лишь наживкой, ведь зверь, как известно, бежит на ловца…

Болтая об однокурсниках: «Ой, а ты помнишь Уизли и Прюэтт? Да-да, ту самую, которая сдавала ТРИТОНы с животом… Так вот, у них уже двое детей, представляешь?», мы одновременно «прощупывали» друг друга, пытались определить, как и когда можно будет приоткрыть карты и дать понять друг другу, чего же мы на самом деле хотим от этой «случайной» встречи. Потом Рита спросила: «Может, выпьем вина? Тут хорошее вино». Я ответил, что это прекрасная мысль, хотя и понимал, что Розье с меня голову снимет — я прямо-таки напрашивался, чтобы меня напоили и как следует покопались в воспоминаниях. Но ее духи пахло так приторно-сладко, а индийская еда была такая острая… Вдобавок приближалось то время по вечерам, когда я привык напиваться, и мне так хотелось алкоголя, что прямо сосало под ложечкой.

Поэтому я заказал бутылку вина («Рита, ты не спешишь? — Нет-нет, я уже сдала сегодня материал»), и мы все так же трепались о пустяках и вспоминали разные истории, пока за первой бутылкой не последовала вторая. Потом Рита сказала, что хочет коньяку, а его в индийском ресторане не было. Мы пошли и купили коньяку, а заодно винограда и персиков на том самом фруктовом лотке (наблюдатели с которого наверняка уже через пять минут доложили Розье о моих перемещениях), и поехали к Рите домой на «Ночном рыцаре», потому что были слишком пьяны, чтобы аппарировать. А еще я продолжал по инерции замечать время, потому что кто-то мне говорил, что так делают настоящие профессионалы; в результате я мог бы с чистой совестью написать в отчете, что дома у Скитер мы были в семь часов, пить коньяк начали в семь десять, целоваться — в семь пятнадцать, в семь тридцать пять я уже был в Рите, в семь сорок пять успел кончить (но в отчете приврал бы, что это было в восемь), а потом лежал с ней рядом, и думал, какая у нее красивая грудь, и как сильно и сладко пахнут ее духи, и как у меня кружится голова; а Рита в это время отщипывала по ягодке виноград, который лежал на тарелке рядом с постелью, и кормила меня этим виноградом, всовывая его мне в рот, и мы оба были в стельку пьяны, и… Что ж, собственно, вот так все и началось.

Не трудно догадаться, что это была не последняя наша встреча. Рита стала моим агентом и моей любовницей. Последнее задумывалось как строжайшая тайна, но Беллу это не беспокоило, а единственный, кого хоть как-то интересовали подробности моей личной жизни, был Колин Розье, да и то по служебной необходимости.

С Ритой было хорошо. Конечно, стоило мне напиться, как я в сотый раз принимался рассказывать ей о Белле — о том, какая она сука, как меня бросила, как много я для нее сделал… В общем, нес обычный пьяный бред обманутого мужчины. Надо отдать Рите должное, она ни разу меня в этом не упрекнула и не показала, что ей неприятно это слушать. Чаще просто переводила разговор на другую тему — благо, пока я был пьян, это было нетрудно.

Обычно мы встречались у Риты дома. Я до сих пор помню контраст между нежно-розовыми, будто из марципана, стенами ее домика и облезлыми рамами с грязными стеклами. Зимой там стоял зверский холод — согревающие заклятия слетали, не успевая как следует протопить помещение, — зато летом было хорошо. Летом внешний дворик становился похож на маленький парк, где растут хиленькие лиственные деревья, пахнет водосбором и календулой. На террасе стоял плетеный столик и остывал кофе в никелированном кофейнике, а в комнатах царил вечный беспорядок — Рита даже не пыталась изображать хорошую хозяйку. На полу валялись исписанные пергаменты, сломанные перья, тюбики от духов и помады, чулки самых причудливых расцветок… На ночь я там редко оставался — Рита не любила спать в компании, поэтому, если только мы не разговаривали до утра, довольно бесцеремонно выставляла меня на улицу. Странно, но тогда это казалось естественным и честным, и совершенно не раздражало. Я аппарировал в Торнхолл или в Ставку, где ночевал где-нибудь на свободном диване. Беллу я почти не видел и через месяц с удивлением обнаружил, что даже о ней не вспоминаю.

Касательно секса, до знакомства с Ритой я, можно сказать, не представлял себе, что это такое. Мне было двадцать три года, и, кроме парочки девиц полулегкого поведения, да еще Беллы, по сравнению с которой любое бревно показалось бы воплощением страсти, у меня и опыта считай что не было. Поэтому, когда Рита на третью или четвертую встречу предложила поменяться оборотками, для меня это было настоящее откровение. Мерлин великий, вот времена-то были! Сейчас такой совет можно найти под номером один в любой статье на тему «Как разнообразить вашу интимную жизнь». Но тогда… Я представил, как предложил бы Белле что-нибудь подобное. Скорее всего, сначала получил бы по физиономии, а потом — клеймо извращенца до конца своих дней. У нас же с Ритой с этого только началось. Позже мы перепробовали все: оборотки знакомых, друзей, родственников, во всех мыслимых и немыслимых сочетаниях, секс в парке, на сломанном аттракционе, в туалете первой попавшейся забегаловки, на заднем сиденье «Ночного рыцаря» — и много чего еще…

Разумеется, эту идиллию разрушил я сам, когда решил сделать Рите предложение. В тот раз она позволила мне остаться до утра. Была уже поздняя осень, холодно, снаружи стеной лил дождь, так что завтракали мы в доме, а не на веранде. Рита была в легком кремовом халатике, поверх которого накинула шаль. Волосы у нее тогда были пострижены аккуратным иссиня-черным каре, а лицо без макияжа казалось нежным, почти детским.

Когда я сказал: «Выходи за меня замуж», Рита вздохнула. Потом ответила, продолжая намазывать масло на горячую булочку:

— Руди, пойми меня правильно, я не хочу тебя обижать… Нам замечательно вместе. Но ты же понимаешь, что если я стану твоей женой, придется поставить крест на журналистской карьере?

Чего-то подобного я ожидал, но все-таки не рассчитывал, что Рита так прямо об этом скажет. Нет, она не была стервой, не относилась ко мне как к случайной связи — просто всегда очень любила свою работу. Я пытался ее переубедить, говорил, что она сможет писать под псевдонимом или на заказ… Но уже тогда прекрасно понимал, что Рита на это не купится.

Разумеется, после ее отказа я снова впал в депрессию. Опять не хотелось никого видеть, а тут еще Белла внезапно стала мною интересоваться. С нашей съемной квартиры я переехал к родителям, но Белла разыскивала меня в Ставке и приставала с идиотскими вопросами: «Как ты? Плохо выглядишь…». Можно подумать, ей было до этого дело!

Но беда не приходит одна. Через пару дней после того, как Рита дала мне от ворот поворот, меня вызвал Лорд.

В этот раз он выглядел заметно моложе, чем обычно, — впрочем, в Ставке все привыкли, что у Лорда иной раз без всякой причины меняется видимый возраст. Шторы в кабинете были раздвинуты, так что слышался дробный стук дождя по подоконнику. На столе, кроме бумаг, лежала шляпа с мягкими полями, с края стола свисала цепочка брегета. Официоз прямо-таки хрустел в воздухе, а я вдруг вспомнил, что не побрит. Не нужно было быть разведчиком, чтобы догадаться, что Лорд сегодня не в духе.

Он не стал тратить времени на вежливые приветствия:

— Руди, что за мелодрама? Мне надоело, что вы с Беллой ведете себя, как школьники.

Я скрипнул зубами. Он еще смеет говорить о Белле в моем присутствии!

— Простите, милорд, это наше личное дело, не думаю, что…

Лорд соединил пальцы и выдохнул. Казалось, ему хочется засветить мне в челюсть не меньше, чем мне — ему.

— Ты ошибся, Рудольф. Это не ваше личное дело. Мне не нужны сотрудники, которые закатывают истерики, которые сначала приводят в Ставку своих протеже, а потом не хотят с ними работать…

— Разве это как-то сказывается? — наивно спросил я.

Лорд вскипел:

— Что именно?! Что ты пьянствуешь, как лепрекон?! Нет, конечно, нет! Дело от этого только выигрывает, продолжай так и дальше, молодец!

«Настучали», — мелькнула дурацкая мысль. Как будто по трехдневной щетине и мешкам под глазами нельзя было понять, что я не просыхаю.

— Что у вас случилось? — коротко спросил Лорд.

А то он не знает!

Я сделал глубокий вдох. В конце концов, что мне терять?

— Думаю, вам виднее, милорд. Это же вы имеете мою девушку, а не я — вашу.

Кажется, на несколько мгновений он просто остолбенел. Он смотрел на меня так, будто впервые в жизни увидел. И молчал.

Потом он все же заговорил — и тут от меня только пух и перья полетели. Лорд не разменивался на мелочи. Он честил меня на все корки, напрочь забыв об идеальном произношении и во всей красе демонстрируя лексикон бывшего мальчика из рабочего квартала. Под конец подошел ко мне вплотную и, глядя прямо в глаза, поинтересовался вполголоса:

— А даже если бы это было правдой, а, Руди? Какая женщина захочет с тобой жить, если ты, вместо того, чтобы ее добиваться, начинаешь развозить сопли? Тебе уже не пятнадцать лет, хватит вести себя, как пацан! Хватит себя жалеть! Ты мог тыщу раз прийти и спросить меня напрямую, есть ли у меня с ней что-нибудь. Что, испугался? В штаны наложил? За то, что твое, надо драться до последнего, когтями и зубами, покуда жив! На то ты и мужчина, понял?! А теперь проваливай, не зли меня еще больше…

Ничего не скажешь, встряску я получил хорошую и из кабинета вышел прямо-таки обновленным. Лорд умеет придавать уверенности, когда захочет. Что ж, добиваться так добиваться… Я сам не понимал, какую из двух женщин считаю своей, но решил начать с Беллы. Тогда этот вариант казался мне легче.

С Ритой мы, тем не менее, продолжали видеться, а потом я еще раз сделал ей предложение, прямо перед свадьбой с Беллой. Разумеется, Красотка об этом не догадывалась, а Рита опять ответила отказом.

Что бы я делал, если бы она согласилась? Бросил бы Беллу, или духу бы не хватило? Да что теперь об этом думать…

Еще через пару лет наши с Ритой пути разошлись. То, что делала Организация, стало слишком даже для нее. В статьях Рита еще старалась придерживаться объективности, но ни о какой помощи и сотрудничестве речь уже не шла. Личные отношения от этого, понятное дело, не выиграли. Виделись мы теперь редко, встречи сводились к быстрому и незатейливому сексу, разговаривать было опасно — это приводило к ссоре. А летом восьмидесятого года, после ликвидации Маккиннонов, Рита без лишних слов выставила меня за порог. Что ж, в каком-то смысле она была права.

В следующий раз я увидел ее только на суде, когда оглашали приговор по делу Лонгботтомов. Рита сидела среди прочих журналистов, у нее опять были коротко острижены волосы, а одета она была в ярко-алую мантию. Не знаю, что она тогда чувствовала, — мне было не до того, чтобы об этом задумываться.

А когда мы встретились несколько лет спустя, у меня уже был Гарри, и началась совсем другая, новая жизнь. Так что я Риту ни о чем не спрашивал, и о прошлом никто из нас не вспоминал.

Теперь Рита сидела напротив, стряхивая пепел в наколдованную пепельницу — на столиках пепельниц почему-то не было. Когда она затягивалась, на мундштуке оставался след от помады.

— Ты пришла сюда взять у Гарри интервью? Он не общается с журналистами, — предупредил я, доставая свои сигареты.

— Он — нет, а ты — да…

Но, увидев мое страдальческое лицо, Рита засмеялась и замахала рукой.

— Расслабься, Руди, я сама все за тебя напишу. Можно подумать, я не знаю, что ты скажешь… А к Фортескью зашла просто выпить кофе.

Стоило мне сделать пару затяжек, как рядом с нашим столиком возник Гарри в форменной кепке. Увидев меня с незнакомой женщиной, он смутился, но тут же посмотрел строго и сказал таким ледяным тоном, будто мы были не знакомы:

— Простите, сэр, у нас не курят. Потушите, пожалуйста, сигарету.

Рита уже успела избавиться от своей.

— Мы же на улице, — попытался возразить я. — Год назад еще можно было!

— А теперь нельзя. Такие правила. Потушите, пожалуйста.

Тролль бы побрал эту моду на борьбу с курением! Я положил сигарету в пепельницу, но не затушил. Когда Гарри уйдет, можно будет взять. Не все же здесь такие правильные…

Я хотел было представить Гарри Рите, но его уже и след простыл. Любая другая на ее месте не упустила бы случая сказать что-нибудь вроде: «Какой он милый, весь в тебя» или «Надо же, как вырос». Но Рита только проводила Гарри взглядом и снова повернулась ко мне.

— Руди, раз мы встретились, я хотела кое-что обсудить…

Я с облегчением откинулся на спинку стула. Хоть что-то в этом мире не меняется! Мне даже легче стало. Я набросил заглушающее заклятие на наш столик, а Рита вытащила пергамент с пером и скомандовала: «A, B, C». Быстропишущее перо послушно стало выводить одну за другой все буквы алфавита. Со стороны создавалось полное впечатление, что Рита берет у меня интервью.

— Я пишу книгу, — сказала она и, чуть помедлив, добавила: — Биографию.

Я поперхнулся дымом. Зная Риту, трудно поверить, что она днями и ночами кропает жизнеописание какой-нибудь модной певички, скончавшейся от передоза Felix felicis. Так что варианты, о ком она могла бы писать, были один лучше другого…

— Чью биографию? Дамблдора? — ляпнул я первое, что пришло в голову.

На мое удивление, Рита даже не улыбнулась. Только сказала: «Бинго», и принялась развязывать шейный платок ярко-лилового цвета. Солнце жарило беспощадно, хотя всего пару часов назад было прохладно и ветрено. Под платком на шее у Риты обнаружилась тонкая нитка жемчуга.

— Ты шутишь? — спросил я на всякий случай. — Кому это интересно? Его подвиги и так известны каждому младенцу…

Рита кивнула.

— Верно. Но видишь ли, я хочу написать его [i]настоящую[/i] биографию. Без прикрас и умолчаний.

Я медленно выдохнул.

— Рита, ты спятила? А то сама не знаешь, какое у нас время! Господин директор, конечно, приветствует критику в свой адрес… Но только до определенных пределов, а ты никогда не умела вовремя останавливаться.

— В отличие от тебя, — Рита сощурила глаза, — останавливаться я [i]умею[/i].

Кажется, я ее задел, и она надулась. Ничего, долго обижаться не будет — ей ведь что-то от меня нужно, хотя пока неясно, что именно…

Рядом со столиком прошел Гарри и бросил на меня укоризненный взгляд. Я поднял руки ладонями вверх — все, все, не курю.

— Так от меня-то тебе что нужно?

Рита снова оживилась, наклонилась над столиком и придвинулась ближе. Мне казалось, духи у нее должны быть, как обычно, такие приторные, что скулы сводит. Но на удивление сейчас от Риты пахло чем-то легким и только слегка сладковатым, вроде персиков.

— Руди, ты же не будешь убеждать меня в том, что все ваши архивы сгорели и ничего не осталось?

— Буду, — уверенно сказал я, глядя, как блестит в солнечном свете жемчуг у нее на шее.

— Мне очень нужны ваши сведения. Без них книга будет неполной, — Рита даже не слушала меня. — Ты знаешь, что можешь рассчитывать на конфиденциальность, что я никогда не…

— Хорошо, — вдруг вырвалось у меня.

Я слишком давно знал Риту. Спорить с ней — только зря тратить время. А доверять ей можно, она параноик едва ли не больший, чем я, и умеет держать в тайне источники информации. В любом случае я собирался сам решить, что ей показать, а что нет, и Рита это знала.

— Но у меня есть условие, — предупредил я. — Око за око… То есть, я хотел сказать — услуга за услугу.

Рита совсем не удивилась, только выжидательно смотрела на меня. Я взял ее перо — оно немного подергалось у меня в пальцах, но затихло, когда Рита на него шикнула. Подвинув к себе пергамент, я написал на нем три слова: «Том Марволо Риддл».

Рита, несомненно, поняла, о ком речь, — она была одной из немногих, кто знал настоящее имя Лорда. Мгновение она смотрела на запись, затем провела по ней другой стороной пера, и буквы исчезли.

— Странная просьба… Что я могу найти о нем такого, чего ты не знаешь?

— Меня интересует определенный период, — пояснил я. — С ноября пятьдесят шестого по… ну, скажем, семидесятый год. Все, что есть в открытом доступе, — упоминания в газетах, интервью, любые мелочи, какие удастся отыскать. Можешь считать, что я тоже пишу книгу.

Рита уже поднималась со своего места — с ее точки зрения, я всегда много трепался не по делу.

— Это большая работа, — заметила она, оставляя на столе деньги за кофе. — Уговор. Но я жду от тебя хорошей отдачи.

Я почему-то думал, что она поцелует меня в щеку, как делала раньше. Но вместо этого Рита сжала на мгновение мою руку, а потом быстро зашагала к выходу из кафе. Да, она все-таки научилась ходить на каблуках… На улице ветер сорвал с ее шеи лиловый платок и понес невысоко над землей. Рита обернулась, но даже не попыталась побежать за ним. Через несколько секунд какой-то пухлый мужик, весь красный то ли от смущения, то ли от непривычных физических усилий, принес ей потерю, и Рита рассыпалась в благодарностях. Потом она свернула за угол, и я потерял ее из виду.

Поднялся ветер, вывеска кафе стала раскачиваться и скрипеть, как корабельные снасти. За стойкой со звоном разбилась чашка, и я посмотрел туда. Тем временем на стул рядом со мной упала тень, кто-то прокашлялся и неуверенно спросил:

— Простите, здесь свободно?

Я поднял голову и увидел Райкрофта.