Говорят о человеке…
Говорят о человеке:
«Так себе»,
Это значит всё на свете,
Всё – себе.
А вот этот парень
Вроде «ничего себе».
Ничего – пусто слово,
Кое-что себе.
А вот этот, незаметный,
Всё – другим,
Так о нем давайте лучше
Помолчим.
1996
Вы не верьте, пожалуйста, слухам…
Вы не верьте, пожалуйста, слухам,
Не считайте чужие грехи,
Знайте: только глубокие духом
Гениальные пишут стихи.
Стихотворчество не отраженье,
Не спряженье незначащих слов,
Суть поэзии – в опроверженьи
Или ниспроверженьи основ.
Отвергая все зримые формы,
И обочину, и колею,
Прёт искусство, как тесто из формы,
Создавая реальность свою.
1991
Друзья мои, которых нет со мной…
Друзья мои, которых нет со мной,
Друзья мои, которым нет возврата,
С которыми за прочною стеной
Надежно подыхали мы когда-то.
С которыми зов дальних поездов
Мы слушали, и нет печальней боли,
С кем жили мы несбыточностью снов
И горьким ветром непонятной воли.
Нет тлена вам, и нет покоя мне,
Я жив еще в надежде и печали,
Я верен вам, ведь в адской стороне
Не подличали мы и не стучали.
1956
Память сохранила вышки…
Память сохранила вышки,
Луч прожектора,
собак холеных.
Сколько нам?
Да мы еще мальчишки,
А уже мы ходим
в заключенных.
И уже считают нас по двадцать
на день раз,
Уже с помятой миской
Мы стоим,
душою торопясь,
За перловкой склизкой.
– По пятеркам разберись!
И везут
на «ЗИСе» со щитами,
И уже друзей
хороним мы,
Нет могилы -
колышек да номер,
Выходил вчистую из тюрьмы
В те года
лишь только тот,
Кто помер.
Было – не было?
Лежу в ночи.
Было – не было?
Ползет по стенке
Лунный блик.
Одумайся. Молчи.
Можно плакать,
Подобрав коленки.
В узкой щелочке
чужая жизнь,
Как в кино,
проходит перед нами.
Было – не было?
Какой-то бред.
Что ж такое?
Рассказать кому бы?
Ни за что?
Да в девятнадцать лет?
Что же вы творили, душегубы?
1956
Спокоен мрамор Мавзолея…
Спокоен мрамор Мавзолея.
Спокоен и размерен быт.
Так что ж копаюсь вновь в золе я
Воспоминаний и обид?
Зачем бессонными ночами
Считаю блики на стене?
Зачем избитыми ногами
Ходить пытаюсь по стерне?
Не сбросить тягостного груза,
Удел мой весел и жесток –
Мне по утрам приносит муза
В жестяной кружке кипяток.
И встав с друзьями на поверку,
И муки прошлые тая,
Я говорю: Да не померкнет
Любовь моя и боль моя».
1959
Казахстанский курган
Я создал тебя
Из горя своего –
Из рыжего
и пыльного
Кургана,
Где лагерь наш стоял,
а вокруг него
На вышках стыла
в зимний день охрана.
Я создавал тебя
Рассудку вопреки,
Мерзавцам вопреки -
всей правотой печали,
Мы встретились.
Твои лихие каблучки
В последний раз
в пустом
парадном простучали.
1960
Благодарю тебя, судьба…
Благодарю тебя, судьба,
За то, что ты
Была груба,
За то,
Что била мне под дых,
А если плакал я от боли,
То щедро добавляла соли
В две тонких струйки
Слез моих.
1960
В челябинской тюрьме, на пересылке…
В челябинской тюрьме, на пересылке,
Увидел я однажды в странном сне,
Что вот несут зеленые носилки,
И более того – несут их мне.
Затем меня кладут на них степенно
Тюрьмы начальник – в звании майор –
И врач тюремный. Дальше постепенно
Меня выносят на тюремный двор,
Спокойно разъезжаются ворота,
А с вышек ни сирены, ни стрельбы.
И ясно мне, что происходит что-то
Важнейшее для жизни и судьбы.
Я вижу то, о чем мечтать не смею:
Стоят обыкновенные дома,
Спешит толпа, и зарево, светлея,
Стоит вдали, где разрядилась тьма.
Я вижу жизнь, я запахи вдыхаю,
Я сердцем ощущаю бытие,
Меня несут. И вдруг в понимаю,
Что это все – мое и не мое.
И суть не в том, что внешне я осторожен,
Острижен, худ и что вокруг конвой,
А в том, что я от жизни отгорожен
Невидимой, но прочною стеной.
Что всю мою оставшуюся бытность -
Богат я буду, беден или сир –
Придется мне искать былую слитность,
Затем, чтобы вернуться в этот мир.
1970
Смысл бытия заложен в слове…
Смысл бытия заложен в слове,
Смысл слова – в образе живом.
На этой призрачной основе
Мы строим, дышим и живем.
Зато мы совершаем сами
Невиданные чудеса,
И скорлупою под ногами
Хрустят пустые словеса.
Слова речей, слова призывов,
Слова несбывшихся надежд,
Слова рабов велеречивых,
И возгордившихся невежд.
1987
Трамваи позванивают…
Трамваи позванивают,
Дождик льет,
Женщина на улице
Бомбы продает,
Пара – пятак,
Люди удивляются:
– Как же так?
Опять подешевели,
Надо взять,
В очередь становятся
Теща и зять.
1997
И вот – день Страшного суда…
И вот – день Страшного суда.
Суда и баржи на приколе,
Актеры позабыли роли
И горько плачут от стыда.
Вот с пьедестала слез тиран,
И перед непредвзятым взором
Предстал недобрый старикан,
Больной изжогой и запором.
А вот – сам Грозный Судия,
В плаще и облаченье звездном…
Да. Слишком поздно понял я,
Как это важно – быть серьезным.
1996
Пустозвонкая электричка…
Пустозвонкая электричка
Шла последней из Наро-Фоминска,
Тарахтя, как в коробке спичка,
Грохоча, как пустая миска,
И глядел я в окно, в котором
Свет и тени перемежались
И в движении этом скором
Постепенно преображались.
Думал я о годах ушедших,
И о том, сколь я был неправым,
Когда в помыслах сумасшедших
Оставался в рассудке здравом,
И о том, что лишь единенье
Странных мыслей и безрассудства
Может свет отделить от тени
Вдохновенной силой искусства.
И, себе самому внимая,
Думал я и о малых детях,
Тех, кто спали, не понимая
Ничего в глупых мыслях этих.
1981
Свобода
Ты свободен,
Ты волен,
Ты можешь.
Ты вправе
Для начала
Уснуть в придорожной канаве,
А потом, холодильник загнав
И коляску,
На попутных машинах
Податься в Аляску,
И получку
На тихом пропить полустанке,
И кому-нибудь в зубы заехать
По пьянке,
Можешь рыбу ловить
И ходить на охоту.
Но будильник звенит,
И пора на работу.
1969
И вновь в просторы родины моей…
И вновь
В просторы родины моей,
К мелькающим березам
И осинам,
Туда, туда,
Где вечным клавесином
Железная дорога,
А по ней
Душа моя в буфет пристанционный
За вечно жесткой
Курицей бежит,
Туда, туда,
Где горизонт дрожит,
Повертываясь
В дали заоконной.
Туда,
Где отделяется восход
От тьмы ночной,
Туда, где к плоскодонкам
В тумане лебедь белая плывет,
Когда-то гадким
Бывшая утёнком.
1980
Поезд
План первый – быстрый,
А второй – вальяжный.
Он движется спокойно,
Глаз отважный
Успел заметить,
Даже разглядеть
На кольях просыхающую сеть
И лодку,
И хозяина, который
Привычно машет,
Провожая скорый.
Мир медленно вращается,
Два плана
Смещаются,
И я машу тому,
Кого я никогда не обниму
И даже не увижу,
Как ни странно.
1993
В вагоне-ресторане…
В вагоне-ресторане,
В вагоне-рестора...
В вагоне приставаний
Буфетчица стара.
Под слоем пудры розовой
Поблекшее лицо,
А за окном березовый
Огонь летит в лицо...
1965
Страсти людские людьми убиты…
Страсти людские людьми убиты,
Страсти людские в земле зарыты,
Умер монах от ревности,
Умер монарх от бедности,
А страсти-то, страсти
В земле лежат
В полной неприкосновенности.
Но по весне набухает земля,
Плачет земля, опухает земля, –
Встают за областью область,
И нету земли, а есть образ:
Ясень – монах,
Старый дуб – монарх,
Ива – блудница,
Косы в волнах.
1983
Скачет на коробке всадник…
Скачет
На коробке
Всадник,
Где-то справа
Взял разбег.
Горы –
Театральный задник.
Называется –
«Казбек».
Раньше
Я не думал как-то
Все ушедшие года
О простом значенье
Факта: кто он?
Скачет он куда?
То ли кто-то
Где-то плачет?
То ли хочет
Закурить?
Вот коробка.
Всадник скачет.
Странно,
Что и говорить.
1970
Воспоминание
Я помню дни, когда я жил голодным,
И в эти дни, в мои святые дни,
В теченье мыслей, ясном и свободном,
Я был стрижам и ласточкам сродни.
На горизонте в грозовые тучи
Сбивались кучевые облака.
Но что быть может истинней и лучше,
Чем сквозь грозу летящая строка?
1980
Река, смирив свою беспечность…
Река,
Смирив свою беспечность,
Лежала тихо
У корней,
И перевернутая вечность
Спокойно
Отражалась в ней.
1973
Лунный свет на мелкие осколки…
Лунный свет
На мелкие осколки
Разлетелся
На буфетной полке.
И просыпались
Осколки эти
В вазочку,
Стоявшую в буфете.
И оттуда вниз,
На половицы,
Продолжая биться
И дробиться.
А луна
Легла на одеяло
И от удовольствия
Сияла.
1980
Ночью вся земля переговаривается…
Ночью вся земля переговаривается,
Перезванивается,
Перестукивается.
Взяв сачок,
Я иду на речку,
На плотину иду за раками.
Ночь шумит.
Тишина переругивается,
Перелаивается собаками.
Перегруживается буксирами
И над плёсом, и над обрывами.
Тишина гремит над оврагами,
Тишина грохочет над ивами.
1964
В Москве, в огромном городе…
В Москве, в огромном городе,
Есть женщина одна.
В большой пустынной комнате
Живет она одна.
Там ни ковров, ни мебели,
Окно мальчишки выбили,
Вино мужчины выпили,
Подруги платья выкрали –
Так и живет она.
1980
Сказка
В знаменитом море-окияне
Плавает большая рыба-кит,
Шевелит хвостом и плавниками,
Плавает тихонько и сопит.
А у этой рыбы спрятан в теле
Маленький железный сундучок,
В инвалидной сделанной артели,
Третий дом – от нас наискосок.
В сундучке есть хитрая шкатулка,
Только – стоп! Не забегай вперед:
Сказка – ведь она такая штука,
В ней всему приходит свой черед.
Будет так: придет мужчина видный,
А условно назовем – Иван,
И обычной ложкой или вилкой
Вычерпает за ночь океан.
И на китобойном судне «Слава»,
Жилистый бесстрашный мужичок,
Перетопит он кита на сало
И достанет этот сундучок.
А потом возьмет недлинный ломик
И вот этим ломиком стальным
Крышку ка-ак у сундучка отломит.
Вот и все. И ты уйдешь с другим.
1972
Я выстроил высокий терем...
Я выстроил
Высокий терем.
И в том высоком
Терему
Я счет веду
Своим потерям,
Развод включая
И тюрьму.
1963
Как поставила хозяйка белье кипятить...
Как поставила хозяйка белье кипятить
И упала. Соседкам ничего не сказала,
Пена бьет через край, бак кипит во всю прыть.
Это город Москва, площадь Курского вокзала.
На перроне толпа. Вот и подают состав.
Полутемное купе и матрас из поролона.
Ты присядешь у окна, обессилевши устав,
Как неглупый король, свергнутый друзьями с трона.
Но подвинулся мир на мгновенье - и вдруг
Ты опять человек, рыцарь ты и воин конный,
А в окне перестук, и в полу перестук, и в груди перестук,
Перестук колес вагонный.
1968
В тот час, когда недвижие прудов...
В тот час, когда недвижие прудов
Застынет молчаливою твердыней,
Позволь мне крикнуть,
Чтобы с проводов
Неспешно облетел мельчайший иней,
Чтоб изморозь, упав за воротник,
Напомнила прохладою мгновенной,
Что не было начала у Вселенной
И нет конца. Есть только этот миг.
1970
Деревенские похороны
Дребезжат
Зеленые мухи,
На столе покоится гроб.
Голубые
Вокруг старухи
Все качаются,
Как укроп.
1964
А вот смешных всех...
А вот смешных всех
Собирают
На дальнем острове,
И там
Они живут и помирают,
Как жили –
С горем пополам,
В объятиях своих любимых,
Среди холстов,
Под грудой книг.
А всех серьезных,
Исправимых
Везут назад,
На материк.
1959
Пусть мне покажут наше завтра...
Пусть мне покажут наше "завтра",
С Венеры дальней космонавта, –
Забавно,
Только и всего.
Но вот в того,
Который сможет
Вернуть мне день,
Который прожит,
Поверю я,
Как в божество.
1991
Н. Заболоцкому
I
Художник, конечно, он должен,
Он должен и это и то,
Талант им у века одолжен,
Портные скроили пальто,
Ботинки построил сапожник,
Бандиты могли бы убить.
Конечно, он должен – художник,
Как можно об этом забыть?
Песочек в часах убывает,
Такси уезжает во тьму,
И он уже сам забывает,
Что люди должны и ему.
Все реже родимые лица,
Все ближе зима к волосам,
И все он спешит расплатиться
За то, что не выдумал сам.
1970
II
Серебристее лещей
Облака в наивной неге
Повторяют суть вещей,
Не встречающихся в небе.
Лес возрос из ничего,
Но в такой реален мере,
Как живое естество
Обликом равно химере.
Где здесь правда? Или я –
Правда образа чужого,
Взятый из небытия
Силой чувственного слова?
1971
III
Благословен грядущий день,
Благословен и день ушедший.
И может только сумасшедший
Не оценить замшелый пень
И там, посредине проталины,
Переплетение корней.
Садится солнце. Вот и стали мы
Взрослее на день и грустней.
1970
IV
Репей
Сухой репей – невыбритый мужчина,
Мне родствен одичанием своим.
Его существование причинно
И неразрывно связано с моим.
Все тише слог в невысказанной фразе,
Все тише песня птицы полевой,
И с возрастом отчетливее связи
Между природой мертвой и живой.
1971
Последние четверостишие этого цикла высечено на надгробном камне автора.
ИЗ КНИГИ "ТУРУСЫ НА КОЛЕСАХ"
Одиночество
Одиночество есть умножение
Наших душ на себя же самих,
В тишине происходит движение
И рождение слов золотых.
А всем тем, для кого одиночество
Воспитание собственных душ,
Пусть помогут пустые пророчества
И оркестра парадного туш,
Лишь бы им улыбнуться блаженнее,
Разливая "пузырь на троих".
Одиночество - есть умножение
Наших душ на себя же самих.
1985
Сколько сейчас их…
Сколько сейчас их
В прекрасных машинах
Мчатся за счастием в норах мышиных,
Там вон, за горкою, ровно полмира,
Мчатся за чёрствою
Коркою сыра.
В жизни печальной
Счастливы будьте,
Жест наш печальный
Не обессудьте.
1969
Из глубины осенних слов…
Из глубины
Осенних слов,
Печальных
И прозрачных строк
Приходит опыт
Всех веков
К нам на порог.
1961
Столб от дороги был направо…
Столб от дороги был направо,
На нем лист жести укреплен,
"Советскому народу слава!"
Гласил красивым шрифтом он.
Но вот заблудшая машина,
Как пущенная вкось стрела,
Как очередь из карабина
Прямой наводкой в столб вошла.
Столб выправлен, просохли слезы,
Об этом позабыли все,
И вновь стоит правдивый лозунг,
Хороший лозунг у шоссе.
1967
Киев
- Слушай, Циля!
- Послушай, Циля!
Очень тонко флейта поет,
Что за музыка, будто цапля
В пляс пустилась среди болот.
- Ох, Наум !
Какой же ты глупый,
Что ты веришь
Пустым словам?
Из ботвы
Я сварила супа,
И тебе я тарелку дам.
- Слушай, Циля,
Бьют барабаны,
Я в шестнадцатом
Был в плену,
Помнишь, Циля, плакали бабы,
Провожая нас на войну?
- Ох, Наум,
Волнуешься зря ты,
Подойди и в окно взгляни,
Немцы-люди,
Они солдаты,
Из Европы пришли они.
-Слушай, Циля,
На Саксаганском
Очень тонко флейта поет.
Я пойду, погляжу немного,
Постою чуть-чуть
У ворот.
- Ох, Наум,
Болит мое сердце,
Не ходи!
От страха умру.
За Днепром поднималось солнце,
Чтобы скрыться в Бабьем Яру.
1965
Умер я, одиночества так и не преодолев…
Умер я,
Одиночества
Так и не преодолев,
И остались
Лишь имя да отчество,
Да фамилия странная -
Сеф.
1968
Что это значит быть поэтом?
Что это значит
Быть поэтом?
А это значит
Быть отпетым,
А это значит,
Что в купели
Тебя крестили
И отпели.
1980
Танго
Пошлое танго,
Шаг-шажок,
Что ты горюешь, дружок?
Годы еще не ушли
И кларнет
Поет и поет так тонко,
Но как объяснить
Тем, кому по двадцать,
Как это больно -
Танго.
Тридцать седьмой,
Сорок второй,
Горе, холод и паника,
Как объяснить
Тем, кому по двадцать,
Как это трудно -
Танго?
Что ж станцуем,
Походим в такт,
В сорок пятом победа -
Шажок-шаг,
В сорок девятом - космополиты,
День рождения Сталина,
Что же ты, глупая,
Плачешь навзрыд?
Это же только танго.
1975
Положили в папку бумажки…
Положили в папку бумажки
И отправили строить канал,
А до этого на Сивцевом-Вражке,
Дом пятнадцать я проживал.
Нет обиды, и нет упрека,
Это все нынче очень далеко,
Только странно представить мне,
Что когда-то худой мальчишка,
Не мальчишка, а воробьишка,
Сидел стриженый на скамье.
Рядом - мальчики - одногодки,
Дорогие мои друзья.
Вагонзак. На окне решетки.
Так вот кончилась юность моя.
1956
Слава мамам и папам…
Слава мамам и папам
Нашей славной страны
По далеким этапам
Их помянут сыны.
Будет песня стучаться
В подголовник косой,
Нас поднимет начальство
С самой первой росой,
Плюхнут каши на донце,
Соберут на развод,
И увидим мы солнце,
Выходя из ворот,
И обнявшись с друзьями,
Я скажу им: Ну что ж
Мир устроен не нами,
Но чертовски хорош!
1958
Айола
Холмов Айолы чувственная плоть
Перетекает к внеземным пределам,
Наверное когда-то здесь Господь
Соединил живую душу с телом,
Качаются деревья вразнобой,
Но сто оттенков зелени в согласье,
И верится, что даже мы с тобой
Еще увидим и покой и счастье.
1978
Работал парень, стал солдатом…
Работал парень, стал солдатом,
Судьба играет на трубе,
И комсомольским аппаратом
Он был направлен в МГБ.
Все стало четко так и ясно,
И озарился небосклон,
И в небе звездочка погасла,
К нему упала на погон.
Друг давний привскочил со стула,
И было закричал: - Иван!
Но на него судьба взглянула
И посадила на диван.
Пред ним стояло Государство -
Зеленый китель, сапоги,
Его списало Государство
В свои заклятые враги,
И самолетов эскадрильи
Уже неслись в ночную тьму,
И шли полки, и пушки били
Прямой наводкой по нему,
А он, сообразив едва лишь,
Что он-то против них - один,
Хотел было сказать : - Товарищ,
А получилось: - Гражданин!
И вот уж протоколов строчки
Завились нитью неживой,
И друг в лубянской одиночке
О стены бился головой.
1959
Песня
Мелькают остановки лет,
Стучат, стучат сердца,
Кондуктор, где же мой билет,
Мне ехать до конца?
Окно и надпись "Для детей",
Дают мне рыбий жир,
- Кондуктор, мой билет скорей!
Я тоже пассажир,
Ах, место есть? Позвольте сесть,
Садитесь, я прошу.
При чем здесь лесть?
Не бойтесь влезть,
И я не укушу.
И вот трясемся мы вдвоем
На рытвинах судьбы,
За спуском следует подъем,
Бегут, бегут столбы.
Но что болит и где болит? -
В груди кордебалет,
- Садитесь, коли инвалид,
- Кондуктор, мой билет!
- Последний в парк. Притушен свет,
- Ох чертова трясца!
- Кондуктор, где же мой билет,
Мне ехать до конца?
1959
Кошка пролезла в калитку...
Кошка пролезла в калитку,
Почтальон бросил в ящик открытку,
Что наверху
Включила электроплитку.
Я их зарифмовал,
Воедино связал их куплетом,
А они продолжали жить,
Ничего не знаю
Об этом.
1960
Ночью вся земля переговаривается…
Ночью вся земля переговаривается,
Перезванивается,
Перестукивается,
Взяв сачок,
Я иду на речку,
На плотину иду за раками,
Ночь шумит,
Тишина переругивается,
Перелаивается собаками,
Перегуживается буксирами,
И над плесом и над обрывами,
Тишина гремит над оврагами,
Тишина грохочет над ивами.
1964
Действительности параллельны…
Действительности параллельны,
Пересекаются оне,
Лишь там, где мысли своевольны
И безрассудочны вполне,
Но в точке их пересеченья
И есть действительность сама -
Такое яркое свеченье,
Что не нужны ни свет, ни тьма.
1981
Таруса
Уклон, подъем и свежих срубов брусы,
А дальше - нескончаемый сквозняк
Возле предместий города Тарусы
Качает серебристый березняк,
Потом - к скамейке над рекой уснувшей,
Где поздняя моторка дребезжит,
Где темнота, где мальчик утонувший
На каменном надгробье возлежит.
Угадывается вода во мраке,
Там, за Окой, еще костры горят,
И редко лают по дворам собаки,
По своему о нашем говорят.
1969
Добро должно быть с кулаками…
"Добро должно быть с кулаками",
Так некогда сказал поэт,
А мы, должно быть, дураками
Умрем, дожив до старых лет,
По нас добро
Должно быть добрым
/Пусть на войне, как на войне/
Быть верным, нежным и хоробрым,
И в потаенной тишине
Души возвышенным
Движеньем
Пытаться
"Сопрягать миры" -
Быть - сущностью,
Не отраженьем,
И красоты приумноженьем
Знать,
Что мы истинно добры.
1976
Нижний Новгород
(Л. Токмакову)
Хотелось мне неторопливо
Спуститься улочкой косой,
Дойти до волжского обрыва,
Шагнуть - и воздух под ногой.
А там, неспешно озираясь,
Нет, не парить, идти пешком
На плотный воздух опираясь
То пяткою, то посошком,
Не возмущать поток воздушный,
Не суетиться, на бежать,
Улыбкой нежной и радушной
След самолетный провожать.
Брести неслышно, словно призрак,
И бросить взгляд из-под руки
В слиянье рек, венозный игрек -
Сгиб локтя Волги и Оки...
1971
Моя соседка шьет пальто…
Моя соседка шьет пальто
И тихо дружит со Всевышним,
Пускай неграмотна, зато,
Ей лет за девяносто
С лишним.
Проста, разумна и добра,
Тоскует
В мире окаянном;
Ей пишет иногда сестра,
Живущая за океаном.
1997