Предприниматели Филип и Вэнс подвергаются нападению монстра, а в городке, населенном людьми-оборотнями, так много пугающего!
Ящик содержал в себе невообразимые ужасы — документы, исписанные безнадежностью и страданием. Людям приходилось ежедневно в него заглядывать, и тогда они молились всем богам сразу, какими бы жестокими и безразличными к людскому страданию они ни казались, чтобы, протянув руку в темные глубины ящика, не извлечь оттуда свой конец. Этот вездесущий ящик, тень которого нависает над каждым домом, каждой квартирой и любым другим обиталищем цивилизованного человека, напоминает ему о том, что он не является хозяином своей судьбы. И сколько бы ни пытался человек это отрицать, но Вселенная требует свой кусок плоти, и она никогда не насытится, никогда не отречется от своего права высасывать из человека жизнь и до самой его смерти кормиться его несчастьями, его потом и кровью. А иногда это продолжается и за чертой жизни.
Филип, как и все цивилизованные люди, научился жить с ящиком. Он свыкся с постоянным ожиданием все новых и новых запросов. Впрочем, в последнее время он осознал, насколько ящик его поработил. Он пришел в ужас от понимания того, что каждое утро покорно плетется к нему и кланяется, уподобляясь кукле, лишенной собственной воли. Но даже это понимание не освободило его от тирании ящика.
Итак, сегодня утром он, как всегда, направился к ящику, к этому приводящему его в исступление ящику, сунул руку в призрачные глубины и извлек очередную порцию богомерзких заповедей.
— О черт! — застонал он. — Счета.
Он досадливо захлопнул дверцу почтового ящика, борясь с желанием схватить топор и изрубить чертову штуковину в щепки. Но убить его было невозможно. Ящик не был зверем. Он не был даже головой зверя. Он был всего лишь щупальцем, протянувшимся из великого непознанного, из того жуткого места, где плодятся счета по кредитным картам, почтовая реклама и отчаяние.
С океана налетел порыв холодного ветра. Облака расступились, пропустив одинокий солнечный луч. Он на мгновение озарил безрадостный пейзаж, прежде чем тучи снова сомкнулись в бесконечную бурлящую серую массу.
Филип вбежал в дом. Вэнс готовил завтрак. Аромат жареных яиц и бекона был первым приятным моментом за сегодняшний день.
— Это были последние яйца, — сказал Вэнс, испортив радость момента. — В почте есть что-нибудь хорошее?
Филип промычал что-то невнятное, не в силах облечь в слова то, что Вэнс знал и сам. Впрочем, Вэнсу было легче. Ввязавшись в эту затею, он просто принял предложение Филипа, которому принадлежала идея.
Как ему могло прийти в голову то, что кому-то захочется остановиться в его мини-отеле, затерянном в этой географической и культурной глуши? В Новой Англии были места, много мест, отличающихся причудливостью нравов и обычаев, мест, где живут причудливые люди с причудливой речью, готовые поделиться своей причудливой мудростью.
Но что же Клэм-бей? Тут было холодно даже в солнечную погоду, уныло даже во время так называемого лета, которое здесь длилось ровно четыре недели. Тут росли деревья, на которых никогда не бывало листьев, и жили странные люди. Странные без причудливости. Просто странные. Они были тихими и не то чтобы враждебными к чужакам, но относящимися к ним настороженно. А чужаками тут считались члены любой семьи, которая жила здесь меньше пяти поколений. И Филипу ничуть не помогало то, что его прапрадедушка был одним из полноправных жителей Клэм-бей. И то, что дом, который достался ему в наследство, представлял собой форменную руину, прежде чем он вложил в его ремонт несколько тысяч долларов в надежде привлечь туристов. Он все равно оставался чужаком.
И это было сложновато скрыть. И дело было не только в том, что все жители Клэм-бей имели склонность к серой одежде, ходили медленно и как будто неохотно, волоча ноги по земле. И не в том, что говорили они тоже медленно и с запинками, и что в их речи не было совершенно ничего причудливого или своеобразного. Они были все похожи друг на друга. В этом городишке существовал какой-то совершенно особый генофонд, который оказался не слишком благосклонен к своим носителям.
Тут даже с моллюсками было плохо.[1]
Филип и Вэнс позавтракали в полном молчании. Комментировать растущую гору счетов и отсутствие туристов не было никакой необходимости. Даже не глядя на бюджет, Филип знал, что у них есть еще четыре месяца, прежде чем всепоглощающий долг… того… поглотит их.
Раздался звон колокольчика, закрепленного снаружи на входной двери. Филип и Вэнс вскочили и бросились в прихожую приветствовать гостя. Их надежды рухнули при виде местного констебля.
— Привет, — без всякого энтузиазма произнес Филип.
Констебль кивнул и приподнял серую фуражку.
— Доброе утро, парни. Боюсь, у нас тут небольшая проблема.
Филип попытался определить его акцент. В Новой Англии так никто не разговаривал. Жители Клэм-бей разговаривали на своем собственном диалекте. Этот городишко был поистине замкнутым мирком. К сожалению, его отличало не очарование Старого мира, а что-то неуловимо жутковатое. Но, несмотря на всю свою жутковатость, жители Клэм-бей не сделали Филипу или Вэнсу ничего плохого.
И вот возникла проблема.
Констебль вывел их на крыльцо и указал на поставленный у дороги указатель.
— Что вы можете об этом сказать?
— Я нашел его на чердаке, — пояснил Вэнс. — Он показался мне очень живописным.
Ледяной ветер начал раскачивать знак. Констебль придержал увесистую доску.
— Если вам нетрудно, мы предпочли бы, чтобы вы его убрали.
— Почему?
Констебль издал харкающий звук и сплюнул комок зеленой слизи.
— Просто нам так хочется.
— Прошу прощения, но у нас не полицейское государство, верно? — заартачился Вэнс. — Мы можем вешать на свой дом все, что захотим. Разве не так?
Констебль нахмурился. Заметить это было нелегко, потому что уголки губ граждан Клэм-бей были естественным образом опущены вниз.
— Эх-хе-хе… Видите ли, мы не любим об этом вспоминать. То бишь о старом названии города.
Он подвигал челюстью, как будто желая удостовериться, что она все еще функционирует надлежащим образом.
— Но тут почти ничего не видно, — возразил Вэнс.
— Это напоминание, — ответил констебль. — Напоминание о том, о чем мы предпочли бы забыть.
Он смотрел вдаль, на океан, со странным выражением тоски и страха. В этой бухте никто никогда не плавал. Вода там была слишком холодная. Но изредка Филип замечал на берегу человека. Или двух. На их лицах неизменно было вот это самое пугающе непостижимое выражение.
— Мы его уберем, — успокоил констебля Филип. — Все нормально.
Констебль кивнул.
— Эх-хе-хе… — Он потер лицо. — Эх-хе-хе… — И зашаркал прочь, ни на мгновение не отводя взгляд от океана.
— Почему ты согласился? — спросил Вэнс. — Мы живем в свободной стране.
— Оставь, — отмахнулся Филип. — Какая разница? Нам ведь еще жить здесь. По крайней мере еще несколько месяцев.
— Что за срань! Это цензура!
— Да, да, да. Будешь отстаивать свои права, когда вернемся в Нью-Йорк.
Продолжая ворчать, Вэнс вступил в борьбу с указателем, решив во что бы то ни стало вырвать его из земли голыми руками.
Магазин в Клэм-бей снаружи казался очень большим. Но внутри он был наполовину пуст. Самым странным было то, что вместо того, чтобы разделить магазин на две части — пустые ряды с одной стороны, а заполненные товаром — с другой, владельцы магазина поступили совершенно иначе. Товары располагались на полках в абсолютно произвольном порядке. За стеллажами с консервами шел пустой ряд, за ним следовал ряд полок с крупами и еще два пустых ряда, потом замороженные продукты и очередной пустой ряд, этнические продукты, сводившиеся к тортильям и тако, еще несколько пустующих рядов и в самом конце, дальше всего от входа, находился мясной ряд. Еще более странным казалось то, что освещение в магазине было мутновато-тусклым и не проникало в проходы между пустыми полками, где всегда царил мрак. Временами Филипу чудилось, что в пустом ряду между этническими и замороженными продуктами притаилось нечто зловещее. Не то чтобы он это видел, но ощущал — это точно.
В магазине никогда никого не было. Он был уверен, что люди приходят сюда за покупками. У них не было другого выхода. Магазин был единственным местом, где можно было приобрести продукты. Но он никогда никого не видел, не считая потрепанного парня на кассе. Поэтому, поворачивая в очередной ряд, Филип не особо остерегался с кем-нибудь столкнуться. Но столкнулся с какой-то женщиной.
Оба одновременно вздрогнули.
— О господи! Простите! — выдохнул он.
Она улыбнулась. Он уже давно не видел, чтобы кто-нибудь так улыбался. И одета она была не в стандартные для Клэм-бей цвета — черный или серый. Нет, на ней был синий свитер и бежевые брюки. Филип внезапно осознал, что в определенных обстоятельствах бежевый цвет может быть очень даже ярким.
— Ничего страшного, я сама должна была смотреть, куда иду. Просто… видите ли… я не ожидала кого-нибудь тут увидеть. — Она протянула ему руку. — Энджела.
— Привет, я…
— Филип, — перебила она.
— Мы знакомы?
— О нет. Я только вчера приехала. Но весь город взбудоражили слухи о двух — она изобразила в воздухе кавычки — парнях из большого города, поселившихся в бухте.
Ему не удалось представить Клэм-бей взбудораженным. Кассир, ссутулившись, неподвижно сидел у входа и смотрел в окно.
Энджела прошла мимо Филипа и направилась к кассе. Он еще не закончил с покупками, но все равно направился за ней.
— И что же привело вас в Клэм-бей? — поинтересовался он.
— Приехала проведать маму.
Это его удивило. Энджела не была похожа на человека, родившегося в этом городке. Она не была роскошной женщиной. Да и особенно привлекательной тоже. В другом месте ее могли бы счесть дурнушкой. Но здесь она показалась ему совершенно сногсшибательной. Он попытался понять, как смог местный генофонд произвести на свет такого человека, как она.
— Я приемный ребенок, — пояснила она. — Вы ведь об этом подумали, верно?
Он кивнул.
— Угу. Это было так очевидно?
— Нет, но мне кажется, это первое, что должно прийти в голову стороннему наблюдателю. А как насчет вас? — поинтересовалась она. — Что привело в Клэм-бей вас и вашего… — она снова изобразила пальцами кавычки — партнера?
— Вряд ли наше решение можно назвать в достаточной степени обоснованным. Мы кое-что не рассчитали… Погодите. Как вы нас назвали?
— О, простите. — Она покраснела. — Я употребила неправильный термин? Я не хотела вас обидеть.
— Вы думаете… э-э… нет, мы не геи.
Она засмеялась.
— Да все в порядке. Здесь никому нет дела до таких подробностей. Мы очень терпимо относимся к альтернативным союзам.
— Мы не геи, — повторил он с несколько большим нажимом, чем следовало бы. — Мы просто друзья.
— Вы женаты?
— Нет.
— Подруги?
— В настоящий момент тоже нет.
Она приподняла бровь.
— Убежденные холостяки?
— Не убежденные, — промямлил он.
— Итак, двое холостых мужчин из большого города переселяются в наш захолустный городишко и открывают гостиницу. Но вы не геи.
— Мы просто друзья, — повторил он.
— Я вам верю, потому что гетеросексуальные мужчины только и делают, что открывают гостиницы.
—
— Гетеросексуальные мужчины, которых зовут Филип и Вэнс.
Он хотел ее переубедить, но внезапно его самого одолели сомнения. Эта мысль оказалась такой неожиданной, что поглотила все его внимание. Он даже не заметил, как она попрощалась и ушла.
Вэнс воспринял весть об их статусе «парней из большого города» спокойнее, чем Филип. Наверное, потому, что, как оказалось, он и в самом деле был геем.
— Что? — изумился Филип.
— Ну, может, я и не вполне гей, — пожал плечами Вэнс, — но я сказал бы, что вероятность этого процентов семьдесят на тридцать.
— Но я видел тебя с женщинами!
— Это была тридцатипроцентная часть уравнения, — ответил Вэнс, делая глоток кофе.
— О боже! Так вот почему ты согласился принять участие в этой затее. Ты думаешь, что я тоже гей!
— Дружище, ты не гей, — усмехнулся Вэнс.
— Я это знаю, но знаешь ли это ты?
— Я бы сказал, что в твоем случае соотношение девяносто два процента против восьми, — ответил Вэнс.
— Какого черта…
— Гомосексуалисты видят своих издалека, дружище.
Филип опустил голову на стол и задумался.
— Значит, я на восемь процентов гей?
— Помнишь, как ты целую неделю распевал «Хэлло, Долли»?
— И это тянет на восемь процентов?
— Это и тот факт, что это
— Гостиницы открывают не только геи, — принялся защищаться Филип.
— Согласен, — кивнул Вэнс. — Но я знаю не так много холостых гетеросексуальных парней, поступивших подобным образом.
— Но…
— Я не устанавливаю правила, дружище. Я беру их с вебсайта.
— Итак, если ты не считаешь меня геем, почему ты согласился вступить со мной в дело?
— По причинам, которые я уже озвучивал, — вздохнул Вэнс. — Я потерял работу. Меня ничто не удерживало в городе. Мне было необходимо хоть чем-то заняться.
— И все?
Вэнс покачал головой.
— Филли, приятель, я люблю тебя всей душой. Честное слово. Но ты не в моем вкусе.
— Не в твоем вкусе?
— Что? Тебя это обижает?
Филип задумался над ответом, но тут звякнула входная дверь. Он не понимал, почему этот звук до сих пор его будоражит. Их порог еще не переступил ни один турист в поисках жилья. Правда, последние несколько часов шел дождь, скользкий и холодный, от которого дороги стали опасными для путешествий. Так что, возможно, кому-то пришлось здесь остановиться, а их гостиница была единственным подходящим местом. Эта идея была притянута за уши, но он с робкой надеждой выглянул в прихожую.
Это была Энджела. Хотя она не была туристом, нежеланной гостьей она тоже не была. Он представил ей Вэнса.
— Это мой
Энджела и Вэнс насмешливо переглянулись. Филип понимал, что вызвало их усмешки. Нажим на слове
— Не обращайте на него внимания, — махнул рукой Вэнс. — Он только что обнаружил у себя гомофобию. Но в остальном он неплохой парень.
Они показали ей гостиницу. Судя потому, что барабанная дробь по крыше становилась все громче, дождь пошел еще сильнее. Сверкнула молния. Молния без грома. Филип ни разу не слышал в Клэм-бей грома. Даже в самые сильные грозы молнии были молчаливыми.
— А вы, ребята, тут здорово потрудились, — отметила Энджела, когда они, завершив обход, вернулись в кухню. — Отделка просто бесподобная.
— Это в основном заслуга Вэнса, — сообщил Филип. — Я больше по части деревянных конструкций и сантехники.
— Да, а я отвечаю за цветочные композиции и салфеточки, — с невозмутимым видом подтвердил Вэнс.
Энджела потянулась к Филипу и пальцами коснулась его руки.
— Я тебе верю.
Он с облегчением вздохнул.
— Но, если честно, я верю Вэнсу. Пока ты готовил эспрессо, мы тут перекинулись парой слов. — Она сделала глоток. — Кстати, у тебя получается превосходный эспрессо.
В этот момент Филипу показалось, что в Клэм-бей не так уж уныло.
Входная дверь снова звякнула. Одновременно мигнул свет. Во время сильных гроз такое случалось довольно часто.
— Вы сидите, а я взгляну, кто там, — сказал, вставая из-за стола, Вэнс.
— Премного благодарен, — кивнул Филип.
Вэнс вышел, а свет все продолжал мигать.
— Проводка, — обернулся Филип к Энджеле. — Мы никак не доведем ее до ума. А вообще я рад, что ты к нам заглянула.
— Ага, я тоже.
Они с улыбкой переглянулись.
Свет окончательно погас. С учетом мрака здешних ночей, Филип был убежден, что их должна окружить тьма. Но из прихожей пробивалось мягкое зеленоватое свечение.
Вэнс закричал, но крик тут же оборвался. Филип и Энджела бросились в прихожую посмотреть, что стряслось.
Было слишком темно, чтобы разглядеть все в деталях. Вэнс лежал на полу и стонал. А над ним стояло нечто. Нечто с огромными глазами, излучавшими потустороннее изумрудное сияние.
— Какого… — начал Филип.
Сверкнула бесшумная молния, осветив вошедшего человека… нет, не человека…
Он стоял как зачарованный, не в состоянии пошевелиться. Его приковал к месту не ужас. Ужас был бы чем-то чересчур осязаемым. Он мог быть парализующим и сокрушающим. Но тому, с чем он столкнулся, не было названия. Это странное существо во мраке было чем-то непознанным. Неосязаемое каким-то образом превратилось в реальность, и постичь это было невероятно трудно. Поэтому он просто стоял и смотрел, хотя существо угрожало Вэнсу.
Энджела рванулась вперед. Монстр бросился к ней. Она схватила его за руку и крутнулась на месте, проведя какой-то прием кунг-фу, причем такой стремительный, что существо оказалось на полу, прежде чем Филип успел что-либо понять. Рыбоподобное чудовище визжало, барахтаясь на спине. К его заунывному плачу присоединились существа за окнами.
Энджела вцепилась в Вэнса и потащила его туда, где стоял Филип.
Входная дверь распахнулась. Зазвенел звонок. В прихожую вошли еще несколько существ.
— Тут есть задняя дверь? — спросила Энджела.
И поскольку ни Филип, ни Вэнс не ответили, она схватила Филипа за рубашку и потрясла его.
— Где задняя дверь, Фил?
— Э-э… сзади, — ответил он.
Она двинулась внутрь дома, волоча обоих мужчин за собой. Далеко они не ушли. Через заднюю дверь в дом проникли еще три существа, заблокировав путь к отступлению. Выхода не было. Хриплое дыхание существ и зловещее зеленое сияние предостерегло их как раз вовремя, не позволив попасть в засаду. В прихожей что-то с грохотом упало на пол и разбилось.
— Мои вазы, — вздохнул Вэнс.
Но он произнес это так причудливо, на какой-то европейский манер, что Филип даже удивился, как он раньше не понял, что Вэнс — гей. Потом он подумал о стереотипах и о том, как они, в сущности, абсурдны. Потом он понял, что абсурдно обо всем этом думать в тот момент, когда его вот-вот сожрут твари из Черной Лагуны.[2] Хотя все его размышления именно этим и объяснялись. Ему было проще размышлять над всяким вздором, чем над альтернативой, какой бы насущной она ни была.
— Подвал, — прошептал Вэнс. — Мы можем спрятаться в подвале.
Филип всегда ненавидел подвал. Там было промозгло и пахло плесенью. Но существа уже приближались к кухне, поэтому выбора у них не было. Они спустились вниз. У Энджелы хватило здравого смысла придержать крышку люка, не позволив ей хлопнуть. Вэнс потратил неделю на то, чтобы привести подвал в порядок, поэтому, несмотря на мрак, тут можно было передвигаться, не спотыкаясь. Вэнс двигался, как кошка. Во всяком случае, Филипу так казалось. Вокруг было настолько темно, что судить наверняка он не мог. Но Вэнсу удалось извлечь откуда-то фонарь почти бесшумно. Он щелкнул кнопкой и прикрыл луч рукой, чтобы свет не был чрезмерно ярким.
Они молчали, прислушиваясь к топоту ног тварей над головой. Они не сводили глаз с люка, ожидая, что он вот-вот откроется, впустив монстров, которые спустятся и сожрут их живьем. Спустя несколько минут скрип стих. Не было слышно и хриплого дыхания тварей.
Но даже после этого они продолжали молчать. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем они рискнули заговорить.
— Какого черта? — спросил Вэнс так тихо, что Филип едва его расслышал. — Что это было? Чудовища, что ли? — Он повысил голос. — Чертовы чудовища или что это, по-вашему?
— Бестии, — произнесла Энджела.
— Что, черт возьми, за…
— Это всего лишь история, — перебила его она. — Если ее можно так назвать.
— Это еще что означает?
Она провела рукой по лбу.
— Это трудно объяснить. Вы же знаете, что в каждом городке существуют свои легенды? И Клэм-бей ничуть не отличается от других городков.
— Я бы сказал, что отличается, — сквозь стиснутые зубы процедил Филип. — Еще как, черт возьми, отличается.
Пол скрипнул, и они снова затаились.
Энджела наклонилась вперед. Тусклый свет фонаря отбрасывал на ее лицо зловещие тени. Казалось, что они сидят у костра, травя истории о привидениях. Вот только призраки были вполне реальными. И если бы на самой страшной ноте на них кто-то и прыгнул, то не какой-нибудь придурок в попытке испугать, а вполне реальное чудовище.
— Это было очень давно, — начала свой рассказ Энджела. Она говорила так тихо, что они тоже наклонились, чтобы не пропустить ни одного слова. — Задолго до того, как Клэм-бей получил свое нынешнее название. Тогда он назывался совершенно иначе. Так вот, люди заключили договор с древним богом, ожидающим в океанских глубинах.
— Чего он ожидал? — спросил Вэнс.
— Никто не знает, — ответила Энджела.
— Тогда откуда это известно? То, что он ожидал?
— Сейчас это совершенно неважно, — заметил Филип.
— Она сама об этом заговорила! — возмутился Вэнс.
— Да заткнись ты с этим ожиданием!
— И незачем повышать на меня голос, как будто я какой-то засранец! — взвился Вэнс.
— Ты прав. Извини.
— Если тут и есть засранец, так это ты. Если бы ты не придумал эту идею с гостиницей…
— Я знаю, — согласился Филип.
— Я всего лишь задал простой вопрос, пытаясь разобраться в ситуации…
— Проклятье, Вэнс, я же извинился! Какого черта ты еще от меня хочешь?
— А вы точно не пара? — поинтересовалась Энджела, переводя взгляд с одного из друзей на другого.
— Рассказывай дальше, — махнул рукой Филип.
— Да рассказывать особо больше нечего. Бестии явились сюда в качестве слуг морского бога. Они предложили секреты власти и бессмертия, и люди этим воспользовались. Я предпочла бы не вдаваться в подробности.
— Какие подробности? — встрепенулся Вэнс.
— Это не имеет значения, — помедлив, ответила Энджела.
— Может, в них содержится подсказка, чего хотят эти твари сейчас?
— Надеюсь, что нет, — еле слышно пробормотала она, но оба ее услышали. Застигнутая врасплох Энджела сконфузилась под их пристальными взглядами. — Ну хорошо, хорошо… Только предупреждаю, вам это не понравится. Они… э-э… Насколько я понимаю, использовался термин
— Ты хочешь сказать, они резали себя? — удивился Вэнс. — Как дети, когда хотят стать кровными братьями?
— Э-э… нет.
— О боже! Только не говори, что они съедали людей.
Она покачала головой.
— Тогда, как они…
— Люди трахались с рыбомонстрами.
— Что они делали? — воскликнул Филип.
— Угу, интересно, как это у них получалось? — поддержал друга Вэнс.
— Не знаю, — покачала головой Энджела. — Но они как-то решили этот вопрос. И ДНК бестий постепенно начала превращать людей в рыбомонстров. Все больше людей уплывало в море с тем, чтобы уже никогда не вернуться. Наверное, в конце концов это произошло бы со всеми, но тут вмешалось правительство. Оно приняло решительные меры, прочесав город под предлогом исполнения «сухого закона», и убило всех, в чьей внешности было слишком много рыбьего. Но они не тронули тех, в ком было больше от человека, чем от рыбы. Город отрекся от бестий и попытался забыть об этой истории. Большинство жителей разъехалось. Но остались те, в ком кровь бестий была слишком сильна и не позволяла им покинуть бухту и море. Они попытались жить обычной жизнью, но все время ожидали возвращения бестий. Они предвкушали это возвращение, хотя сама мысль об этом приводила их в ужас.
— И вот они вернулись, — заключил Филип.
— Чтобы заняться с нами сексом, — уточнил Вэнс.
В подвале воцарилась зловещая тишина.
— Мы все об этом подумали, — начал защищаться Вэнс.
— Это не означает, что надо было произносить это вслух, — отрезал Филип.
Люк подвала скрипнул и отворился. Друзья попытались спрятаться, но скрыться было негде. По лестнице неуклюже спустились две бестии. Они шаркали и переваливались с ноги на ногу, как это делали жители Клэм-бей. Свет фонаря и сияние глаз бестий смешались, наполнив подвал отвратительным гнилостным мерцанием. Филип наконец-то смог разглядеть монстров во всех ужасающих подробностях. Сходство с жителями Клэм-бей было более чем очевидным. От походки до тупого выражения лица с отвисшей челюстью и лишь немногим более чешуйчатой кожи — все было подобным. Бестии показались ему даже менее отталкивающими, потому что были законченными чудовищами, а не каким-то генетическим недоразумением.
Он отчаянно сопротивлялся желанию взглянуть на пах чудовищ, но проиграл эту битву. Опустив глаза, он убедился в отсутствии оснастки, необходимой для смешивания крови. По всей видимости, эти монстры были скорее рыбами, чем людьми. Он не считал себя по этой части экспертом, но привык думать, что рыбы производят потомство, откладывая икру, после чего является самец и осуществляет свой вклад. Если все было устроено именно таким образом, то, пожалуй, он мог бы с этим смириться.
Раскат грома сотряс дом. Первый раскат за все время, проведенное им в Клэм-бей. И, возможно, последний. Снова вспыхнул свет, представив взглядам парней и Энджелы бестий во всей их рассольной пятнисто-зеленой красе.
Вэнс схватил бутылку и обрушил ее на голову главаря. Посыпались осколки. По телу бестии заструились красные потоки, но это было вино, а не кровь. Твари этот удар, похоже, не причинил ни малейшего вреда. Она даже не шелохнулась. Потом медленно, градус за градусом, повернула голову к Вэнсу.
Он улыбнулся и нервно засмеялся, как будто пытаясь перевести все в неудачную шутку.
Бестия открыла рот, и из ее горла с бульканьем вырвалась ужасная отрыжка. Спазм сотряс ее тело, жабры задрожали. Тварь рыгнула, с ног до головы обдав Вэнса черным рагу из морских водорослей и рыбьих костей.
Филип отчаянно надеялся, что это не любовная прелюдия. В последний раз ему хотелось заниматься сексом, будучи измазанным рвотными массами, еще в колледже. Сегодня он не был настолько пьян. Да он вообще не был пьян.
— Прошу прощения.
Бестия постучала по своей груди и откашлялась. Это был чудовищный, скрежещущий звук.
Люди замерли, пытаясь проанализировать слова жуткого создания. В его речи явно присутствовал акцент. Тот же самый, нисколько не причудливый и отдаленно новоанглийский акцент, присущий добрым гражданам Клэм-бей. Голос был хриплым, но слова прозвучали вполне отчетливо. Дело, в общем-то, было не столько в том,
Тело твари сотряс приступ кашля. Из ее открытого рта капала морская вода. Она отерла губы и сделала сиплый вдох.
— Клянусь Дагоном,[3] какой же сухой тут воздух! Вы не могли бы дать нам чего-нибудь выпить?
Филип сидел на крыльце, обращенном в сторону пляжа. Сеял мелкий, похожий скорее на густой туман дождь. Пляжный зонт частично защищал его от сырости, но с бухты тянуло холодным ветром, и он, поежившись, застегнул молнию на куртке.
— Привет! — окликнула его Энджела. — Вэнс сказал, что тебя можно найти здесь.
Она наклонилась и поцеловала его в щеку, после чего устроилась на стуле рядом.
— Они скоро придут, — сказал он.
— Откуда ты знаешь?
— Пляж, — ответил Филип, беря ее за руку. — Когда песок становится похож на светло-коричневую грязь, это знак.
— Как идут переделки?
— Хорошо. Нам наконец-то удалось установить большие ванны. Теперь осталось сорвать оставшиеся ковры. — Он сделал глоток газировки. — С них течет. И очень сильно.
Гораздо легче вытереть пол, чем вести непрекращаюшуюся и безнадежную борьбу с плесенью.
Несколько мгновений они наблюдали за накатывающимися на пляж волнами, пока из этих волн не появились бестии. Филипу и самому казалось странным, как быстро он свыкся со зрелищем ковыляющих из океана чудовищ. Иногда была только одна бестия. Чаще две. Но никогда не было больше пяти. Тяжело ступая, они брели по пляжу к Филипу и Энджеле. Тварь, шедшая впереди, подала голос:
— Это Иннсмаут-Нук?
— Да, сэр, — кивнул Филип, по виду жабр определивший, что перед ним существо мужского пола. Жабры дам были более бахромчатыми.
— У нас забронированы номера на троих, — произнесла бестия.
— Эта дорожка приведет вас к дому. Мой партнер Вэнс уже ждет вас.
Вскочив на ноги, Филип небрежно помахал гостям рукой. Бестии не обменивались рукопожатиями, и его это нисколько не задевало.
Они сложили к его ногам горку свежей рыбы. Среди чешуи тускло поблескивали кусочки металла. Филип заметил пару дублонов и несколько драгоценных камней. Бестии заковыляли дальше.
Туристы наконец появились в Клэм-бей. В этом странном городке, где было холодно даже в солнечную погоду, уныло даже во время так называемого лета, которое здесь длилось ровно четыре недели, где росли деревья, на которых никогда не бывало листьев, и жили странные люди. Но для определенного типа людей, созданий из глубин, пытающихся изыскать возможность навестить родину, это место было не лишено определенного очарования.
Клиент есть клиент. И не считая капающей с их тел воды и хриплых голосов, бестии были весьма вежливыми и непритязательными. Они приносили еду с собой, и готовить им было несложно. Достаточно было бросить на тарелку кусок тунца, украсить его водорослями и подать с высоким бокалом морской воды. По большей части бестии вели себя тихо и скромно. Единственная опасность таилась в излишней говорливости некоторых из них. Они могли долгими часами превозносить великолепие Р’льеха[4] и чудесное забытье, которому было предначертано подняться из океана, захлестнув мир на суше. Но вытерпеть их было гораздо легче, чем саентолога, который однажды заночевал под их крышей.
Дела в гостинице явно шли в гору. Это было не то, что представлял себе Филип, замышляя это предприятие, но жизнь вынуждает проявлять гибкость, приспосабливаться к новым, порой неожиданным условиям. Гостиница процветала, и Клэм-бей, хотя и не перестал быть унылым, мокрым и холодным, в плане возможностей для бизнеса превзошел все ожидания друзей.
Филип обнял Энджелу и прижался к ее губам долгим, глубоким поцелуем.
— Отлично! — улыбнулась она, оторвавшись от него. — Убедил. Ты не гей.
Они рассмеялись.
— Как ты смотришь на то, чтобы немного… смешать кровь? — спросил он.
— Я думала, ты уже никогда не предложишь.
Она улыбнулась и, взяв его за руку, повела к дому.