В сборник включены издающиеся впервые в России письма и документы виднейшего российского социал-демократа (меньшевика) Ю. О. Мартова, относящиеся к событиям революции и Гражданской войны. Публикуемые материалы дают яркое представление о сложнейшем клубке политических конфликтов тех лет, мужественном противостоянии демократических сил установленному в России диктаторскому большевистскому режиму, совершенно по-новому освещают трагический этап отечественной истории и жизнь самого Мартова, преданного забвению советской историографией, одного из основателей российской социал-демократической партии. Вступительная статья известных историков, докторов исторических наук Ю. Г. Фельштинского и Г. И. Чернявского, рассказывает о политическом пути Мартова и значении публикуемых документов, а детальные примечания разъясняют сущность событий тех лет и дают представление о деятелях, упоминаемых в книге.
Издание рассчитано не только на специалистов, но и на широкую читательскую аудиторию.
Вступительная статья
Публикуемые письма и документы хранятся в коллекции деятеля меньшевистской партии, видного историка и архивиста, автора ряда книг и статей по истории революционного движения в России Б. И. Николаевского в Архиве Гуверовского Института войны, революции и мира при Стэнфордском университете (США). Издание осуществляется с любезного разрешения администрации Архива, которой выражается искренняя признательность.
Часть писем публикуется с купюрами, на что указывает отточие в квадратных скобках – […], отдельные – в извлечениях. Причиной сокращения текста является то, что автор большое внимание в переписке уделял сугубо личным моментам, жизненным перипетиям и быту знакомых, что не представляет существенного значения для характеристики его взглядов и деятельности. Те же личностные фрагменты, которые, по нашему мнению, позволяют расширить представление о Мартове, то есть касаются непосредственно его жизни, полностью сохранены. Допущенные в тексте многочисленные сокращения имен и фамилий восполняются в квадратных скобках (как правило, лишь в нескольких первых случаях, пока читатель «привыкнет» к этим сокращениям). Точно так же восполняются сокращенные слова. Встреченные в тексте описки исправлены без оговорок.
После текста помещены примечания, носящие характер комментариев, касающихся лиц, печатных органов, событий, текстов на иностранных языках, неясных мест или оговорок в документах и т. д. Примечания, написанные Ю. Мартовым, отмечены как
Составителем данного издания является доктор исторических наук Ю. Г. Фельштинский. Вступительная статья, примечания и указатели подготовлены Ю. Г. Фельштинским и доктором исторических наук Г. И. Чернявским.
Л. Мартов – псевдоним Юлия Осиповича Цедербаума, видного деятеля российского социал-демократического движения. Со временем инициал псевдонима, который никогда не расшифровывался и о происхождении которого существуют разные версии (наиболее достоверная, что это – инициал сестры Лидии), «оторвался» от второй его части, и в документах встречались различные варианты – Л. Мартов, Ю. О. Мартов, Ю. О. Цедербаум (подобное этому произошло с одним из ближайших соратников Мартова, с которым они разошлись до противоположных полюсов, – Н. Ленин, В. И. Ленин, В. И. Ульянов – Ленин). У Ю. О. Цедербаума было также много других псевдонимов – Алексей, Егор, Егоров, Игномус, Берг и т. д.
Юлий Цедербаум родился 12 ноября 1873 г. в Константинополе (Стамбуле), где временно проживал его отец, страстный поклонник Герцена, ездивший к нему в Лондон и, видимо, что-то писавший для «Колокола» [1] . Вскоре семья возвратилась в Россию. Юлий был вторым сыном в большой и дружной семье. По примеру Юлия сестра Лидия, вышедшая замуж за видного социал-демократа Ф. И. Дана, братья Сергей (псевдоним Ежов) и Владимир (псевдоним Левицкий) были верны моральным принципам своего детства и юности – принципам «Приличенска», где все люди честны, искренни, смелы, трудолюбивы и готовы отдать силы делу процветания простого народа. Все они стали меньшевиками. Лидия скончалась в глубокой старости в эмиграции. Сергей и Владимир были расстреляны сталинскими сатрапами во время Большого террора.
Когда Юлий был младенцем, няня уронила его на пол и скрыла это. Поломанная нога срослась неправильно, и мальчик на всю жизнь остался хромым. В 18-летнем возрасте он поступил на естественный факультет Петербургского университета и почти тотчас же организовал социал-демократическую группу «Освобождение труда», название которой повторяло наименование знаменитой первой русской марксистской группы Г. В. Плеханова, существовавшей в Швейцарии. Группа послала Плеханову мандат с полномочием представлять ее на проходившем в 1893 г. конгрессе II Интернационала. Плеханов и его соратники были глубоко удовлетворены. Мандат был хотя и весьма зыбкой, но все же защитой против обвинений их в оторванности от российского рабочего движения. Группа Мартова, выпустив две агитационные брошюры, разработала и свой программный документ, устанавливавший, что главная непосредственная ее задача состоит в организации рабочей партии, которая будет вести борьбу за достижение политической свободы. В 1892 г. Ю. Цедербаум был арестован, вскоре освобожден, но исключен из университета, а затем опять оказался в заключении. Официального высшего образования он так и не получил.
Просидев пять месяцев в знаменитой столичной тюрьме «Кресты», Юлий был приговорен к двум годам ссылки. Полиция разрешила ему выбрать место изгнания, кроме столиц и университетских центров. Так Юлий оказался в Вильно, где существовали социал-демократические кружки, наиболее активные среди еврейских рабочих, ремесленников и мелких служащих. Охваченный на недолгое время национально-демократическими чувствами, он поддержал стремление к созданию особой еврейской социалдемократической организации, которая охватила бы всю Россию. Такая организация – Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России (Бунд) – действительно была создана в 1897 г., но еще до этого Мартов решительно отказался от идеи национального объединения и стал выступать за образование общероссийской социалистической организации, носящей интернациональный характер.
Возвратившись в Петербург в 1895 г., Мартов возобновил контакты с участниками своей группы и познакомился с членами другой группы студентов-пропагандистов, существовавшей с начала 90-х гг. (их называли «стариками»). Сначала эта группа была достаточно аморфна. Оживилась ее деятельность, когда в 1893 г. в нее вошел В. Ульянов, по инициативе которого в конце 1894 г. было издано несколько листовок, обращенных к рабочим отдельных питерских заводов. В октябре 1895 г. по предложению Мартова с участием членов его группы и «стариков» был создан Петербургский союз борьбы за освобождение рабочего класса. На ряд лет Мартов и будущий Ленин стали соратниками и личными друзьями, но, вопреки канонам советской историографии, создание союза, его первые выступления и стремление превратиться в общероссийскую организацию были, как свидетельствуют объективные исследования, в первую очередь делом Мартова, который пользовался в среде членов союза наибольшим авторитетом, а не Ленина.
В январе 1896 г. Мартов, Ульянов и другие члены союза были арестованы, а затем сосланы. Ульянов, запасшийся медицинскими свидетельствами, оказался на юге Енисейской губернии, Мартов – на Крайнем Севере, в Туруханске. Здесь он, проведя три года, заболел туберкулезом горла, который, развившись затем в туберкулез легких, значительно сократил его жизнь.
Срок ссылки закончился в начале 1900 г., а в марте этого же года в Пскове состоялась встреча Мартова, Ленина и еще одного бывшего члена Петербургского союза борьбы А. Н. Потресова с представителями так называемого «легального марксизма» П. Б. Струве и М. И. Туган – Барановским – либеральными интеллигентами, использовавшими марксову аргументацию для обоснования капиталистического развития России и необходимости демократизации страны. Вначале Мартов занимал самые крайние позиции – по принципиальным соображениям он был против тесного сотрудничества с «либеральными марксистами», но Ленин и Потресов переубедили его, и была достигнута договоренность, включавшая даже согласие о признании «легальных марксистов» в виде особого течения в официально провозглашенной за два года до этого на съезде в Минске социал-демократической партии, которая, однако, фактически еще не существовала. Впрочем, против соглашения резко ополчился Плеханов, и в силу оно не вошло.
Когда в конце 1900 г. в Лейпциге стала выходить газета «Искра», уже в первых номерах появились страстные статьи Мартова, сразу привлекшие внимание российской социал-демократии. Видимо, тогда его стали называть своим Добролюбовым [2] . Выехав за границу в начале 1901 г., Мартов тотчас же вошел в состав редакции этой общерусской социал-демократической газеты. Поначалу Ленин был в восторге от статей Мартова, оба они были едины в планах создания крепкой социал-демократической партии, которой, по их общему мнению, предстояло возглавить демократическую революцию. По воспоминаниям очевидцев, Мартов был единственным из политических соратников, к которому Ленин обращался на «ты».
Но с конца 1902 г., примерно за полгода до II съезда РСДРП, между Мартовым и Лениным возникли разногласия. Дело началось с выявления принципиально различного отношения к партийной этике. Обнаружились факты недостойного поведения в быту агента «Искры» Н.Э. Баумана. Он вступил в интимную связь с женой своего однопартийца, затем бросил ее и даже стал высмеивать, в результате чего женщина покончила жизнь самоубийством. Мартов требовал отстранить Баумана от партийных дел, но Ленин выступил против этого, считая того весьма полезным организатором [3] . Мартов, как человек высокой личностной морали, был поражен, с каким цинизмом относится его друг к вечным человеческим ценностям, как хладнокровно он подменяет понятия честности, справедливости, добра понятием «полезности для дела», лицемерно возводя это в особую, «классовую» нравственность. Мартов не мог предвидеть тогда, какими тоталитарными ужасами обернется этот моральный релятивизм; с детства воспитанному в принципах «Приличенска», ему были глубоко чужды ленинские спекуляции. Разделяя мнение о необходимости создания строго конспиративной партии, Мартов в то же время был особо озабочен сложнейшей проблемой: как сочетать подпольный характер партии с ее опорой на широкие рабочие массы. Тем не менее до партийного съезда сотрудничество Мартова с Лениным продолжалось; они совместно работали над проектом программы Российской социал-демократической рабочей партии.
Разногласия по принципиальным вопросам вырвались наружу летом 1903 г. на II съезде РСДРП. Речь шла, казалось бы, о мелочи. Но спор по первому пункту устава партии – обязательное участие в деятельности одной из партийных организаций (требование Ленина) или содействие РСДРП под руководством одной из ее организаций (предложение Мартова) – скрывал за собой принципиально разные подходы к месту социал-демократической партии в обществе. Для Ленина партия – это организация только профессиональных революционеров, элиты, избранных (далеко ли было от этого до сталинского пресловутого «ордена меченосцев»?), для Мартова – сравнительно широкая организация, стремящаяся привлечь к себе передовые элементы из разных слоев общества, разделяющие ее основные идеи. Предвидел ли Мартов, к чему в конечном счете ведет ленинская позиция? Мог ли он предположить, что в форме партийной организации вырастет скелет будущего механизма насильственного захвата власти и что сам этот аппарат превратится в управленческий слой диктаторского режима? Конечно нет! Б. И. Николаевский пишет: «… Это большое значение споров 1903 года в то время никому из участников не было ясно – ни в лагере большевиков, ни в лагере меньшевиков (напомним, что раскол на большевиков и меньшевиков произошел в конце именно этого съезда при выборах центральных органов партии. –
Но Мартов отлично видел пагубность для социал-демократического движения позиции Ленина, прежде всего в моральном плане. Между ними произошел личный разрыв, и до конца II съезда Мартов продолжал оставаться главным оппонентом Ленина. Он выступил против предложения Ленина ограничить редакцию «Искры» тремя сотрудниками (Мартов, Ленин и Плеханов), усмотрев в этом возможность поставить партию под контроль газеты, бойкотировал выборы в центральные органы, стал членом негласного бюро меньшевиков.
В конце 1903 г. положение изменилось. Дрязги в верхах привели к выходу Ленина из редакции, Мартов вернулся в нее и был введен в Совет партии. Продолжая обвинять большевиков в стремлении установить в партии режим диктатуры, он призывал, однако, не идти на крайние меры, надеясь на сохранение единства. Эта идея, предопределившая многие, казалось бы, неоправданные (и, видимо, так было на самом деле) уступки большевикам, а позже и их режиму, оставалась доминирующей для политической деятельности Мартова до конца его дней. Так, оставаясь в основном в пределах своего «Приличенска», Мартов шел на компромиссы не только в политическом, но и в моральном отношении. Собственно говоря, иначе в политике и не могло быть. Высоконравственный Юлий Осипович учился тому, что, говоря словами Н. Г. Чернышевского, «политика – это не тротуар Невского проспекта».
Новые споры между большевиками и меньшевиками разыгрались, когда в 1905 г. в России началась революция. Ленину схема революции представлялась как спланированный захват центральной власти при опоре на вооруженное восстание, Мартов видел ее в постепенной замене дезинтегрированного центрального аппарата широкой сетью органов революционного самоуправления [5] . Возвратившись в Россию в октябре 1905 г., Мартов стал членом Исполкома Петербургского Совета рабочих депутатов (здесь он резко выступал против попыток большевиков поставить Советы под партийный контроль), членом меньшевистского центра и редколлегии социал-демократической газеты «Начало». Массу статей он посвятил конкретным перипетиям революции. В апреле 1906 г. он был арестован, вскоре освобожден, через три месяца опять арестован с компрометирующими бумагами, но все же до суда дело не дошло. В сентябре 1906 г. Мартов вышел из заключения и выехал за рубеж.
В продолжавшихся фракционных столкновениях меньшевиков с большевиками моральные соображения играли немалую роль, и Мартов был особенно активен в разоблачении «этического релятивизма» Ленина и его сторонников. Теперь оно было связано с «эксами» – бандитскими грабительскими налетами большевистских боевиков для пополнения кассы Большевистского центра, действовавшего втайне от официальных партийных органов, – и наследством Н. П. Шмита. Что касается «эксов», то они были по настоянию меньшевиков категорически запрещены IV партийным съездом в 1906 г. (V съезд в 1907 г. подтвердил это решение, дополнив его требованием о роспуске всех боевых дружин.) Но большевики продолжали экспроприации, причем общее руководство ими находилось в руках Ленина. В январе 1908 г. произошла особо крупная тифлисская экспроприация. Большевики пытались сбыть в Стокгольме, Мюнхене, Париже, Женеве 500-рублевые купюры. Операция оказалась в основном безуспешной, так как русскими властями было передано за границу подробное описание похищенных денег. Дело о наследстве Шмита было связано с целым рядом подлых поступков видных большевиков – женитьбой их ставленника Таратуты на богатой наследнице, угрозами убийств и т. п. [6] В 1911 г. Мартов выпустил брошюру «Спасители или упразднители?», посвященную этим преступным похождениям Большевистского центра. Правда о большевистской уголовщине была настолько потрясающей, что даже такие авторитеты, как теоретик марксизма, видный германский социал-демократ К. Каутский, взяли Ленина под защиту. Б. И. Николаевский вспомнил, что через много лет он разговаривал на эту тему с Каутским, который счел свои тогдашние отзывы о Мартове «одной из самых тягостных своих ошибок, но подробно объяснял, что поверить Мартову тогда он не мог, что нужен был опыт революции 1917 года и последующих лет, чтобы правильно понять Ленина и убедиться в обоснованности тогдашних обвинений Мартова» [7] . Впрочем, и Николаевский, и Гетцлер, и некоторые другие авторы не отмечают, что при общей несравненно более высокой этичности Мартова и других меньшевиков по сравнению с большевистским лидером сама логика политической борьбы неизбежно толкала их к некоторому моральному пренебрежению. Теперь, когда события произошли, Мартов не требовал возвращения денег ограбленным или обманутым – он был озабочен тем, чтобы они поступили не в Большевистский центр, а в общепартийную кассу.
Между тем за границей Мартов активно участвовал в подготовке фундаментального издания «Общественное движение в России в начале XX века», которое удалось легально выпустить в Петербурге [8] . Он присутствовал на ряде социал-демократических форумов. В январе 1910 г. на пленуме ЦК он критиковал раскольнический курс большевиков и выступал за прекращение фракционной борьбы. На августовской конференции 1912 г. в Вене, созванной по инициативе нефракционного социал-демократа Л. Д. Троцкого, Мартов вошел в Организационный комитет партии, противостоявший сепаратно избранному в январе того же года в Праге большевистскому ЦК, и в секретариат ОК.
Когда началась Первая мировая война, Мартов занял отчетливо выраженную интернационалистскую позицию. Он участвовал в Циммервальдской (1915) и Кинтальской (1916) конференциях социал-демократов, выступавших против войны, представляя на них левоцентристское течение. Агитируя за демократический мир, он резко нападал на Плеханова и других членов группы «Единство», требовавших полной поддержки российского правительства в войне. Но Мартов в то же время выступал и против сепаратного мира и решительно осуждал губительный курс превращения империалистической войны в гражданскую, выдвинутый Лениным.
Когда началась революция 1917 г., Мартов находился в Швейцарии. Он был по-прежнему убежден в правильности меньшевистской тактики в революции 1905 г., соответствовавшей канонам марксизма: социалистическая революция может произойти только при прочных демократических традициях, в условиях высокого уровня экономики и культуры, превращения рабочего класса в большинство нации. Мартов полагал, что буржуазия сыграет революционную роль в развернувшихся бурных событиях, но затем возможен ее отход от революции. В этом случае он считал целесообразным замену буржуазного правительства оппозиционным с участием левых партий. Но возможность перехода политической власти к демократическим кругам он видел лишь после обретения «мелкобуржуазной демократией» политической сознательности. Его глубокое убеждение было в том, что революция не может развиваться в атмосфере войны. Но и сепаратный мир он решительно отвергал. В то время как Мартов и другие меньшевики стремились, надо сказать безуспешно, распутать клубок глубочайших внутренних противоречий, который возник с началом Февральской революции, большевики после возвращения В. И. Ленина в Россию на их партийной конференции в апреле 1917 г. взяли на вооружение ленинский план непосредственного проведения «социалистической революции», которая, согласно их утверждениям, разом разрубила бы весь узел. Неудивительно, что постепенно большевикам, развернувшим демагогическую кампанию, удалось привлечь на свою сторону симпатии той самой лишенной политической сознательности «мелкобуржуазной демократии» в лице значительной части населения, которой импонировали простые, быстрые и решительные действия. Мартов еще за границей понимал, что большевики стремятся прийти к власти не силой собственного класса, а увлекая за собой «солдат-крестьян» [9] .
9 (22) мая 1917 г. Ю. О. Мартов возвратился в Россию вместе с небольшой группой своих сторонников – меньшевиков-интернационалистов. Встречали его торжественно – приветственные речи произнесли лидер эсеров министр В. М. Чернов, руководящие меньшевистские деятели И. Г. Церетели, М. И. Скобелев, К. А. Гвоздев. Мартов решил остаться в составе меньшевистской партии, несмотря на серьезные разногласия с ее руководством: он не одобрял ни революционно-оборонческой позиции большинства партии, ни ее участия в коалиционном Временном правительстве. Интернационалисты составили в партии меньшевиков оппозиционную группу. Позиция Мартова была им четко выражена уже в день приезда на заседавшей в это время Всероссийской конференции меньшевистских и объединенных организаций РСДРП. Его речь была встречена большинством делегатов с недовольством. Мартов и несколько его сторонников заявили, что они не несут ответственности за решения конференции, не участвовали в выборах руководящего органа – Организационного комитета.
Фактически интернационалисты превратились в автономную фракцию – в конце мая под руководством Мартова стал выходить «Летучий листок меньшевиков-интернационалистов», в июне он был инициатором создания их Временного центрального бюро. В «Летучем листке» № 2 Мартов писал, что меньшевики вместе с эсерами неизбежно способствовали тому, что недовольство масс бросает их в объятия ленинизма. Мартов выступает теперь с принципиально новой установкой – образования демократического правительства, опирающегося на партии, представленные в Советах, без участия буржуазных сил. И это, и в еще большей степени его предложение направить странам Антанты ультиматум с требованием начать мирные переговоры на базе всеобщего перемирия, а в случае отказа порвать с Антантой и вести сепаратные военные действия, если немцы атакуют, звучали тогда утопически [10] . Вместе с тем Мартов все более отдавал себе отчет в том, какова истинная цена ленинских страстных выступлений против мировой «империалистической» войны, все глубже понимал истинные цели своего бывшего соратника и друга. Он говорил меньшевику И. Г. Церетели: «Для Ленина такие явления, как война или мир, сами по себе никакого интереса не представляют. Единственная вещь, которая его интересует, это революция, и настоящей революцией он считает только ту, где власть будет захвачена большевиками. Я задаю себе вопрос, что будет делать Ленин, если демократии удастся добиться заключения мира? Очень возможно, что в этом случае Ленин перестроит всю свою агитацию в массах и станет проповедовать им, что все беды послевоенной поры происходят от преступления демократии, состоящего в том, что она преждевременно закончила войну и не имела мужества довести ее до полного разгрома германского империализма» [11] .
Мартов опасался, что поддержка лидерами меньшевиков и эсеров Временного правительства скомпрометирует их, повысит шансы экстремистских элементов, но в то же время он стремился не допустить острого столкновения Петроградского Совета с большевиками, призывал к политике взаимной сдержанности [12] .
В условиях, когда экстремистские силы приобретали все большее влияние на массы, позиции интернационалистов в меньшевистской партии постепенно укреплялись. На I Всероссийском съезде Советов (июнь 1917 г.) Мартов несколько раз выступал, предлагал потребовать от правительства, чтобы оно добилось отказа Антанты от контрибуций и аннексий, осуждал правительственное решение начать наступление на фронте. События 3–5 (16–18) июля в Петрограде он оценил как «стихийное бунтарство», а преследование большевиков после этих событий резко осудил. Сохраняемая им, несмотря на разного рода отступления, политическая честность подвела Мартова: он никак не мог поверить в то, о чем трубила пресса, – большевики получают на свою антивоенную пропаганду крупные денежные суммы через германские спецслужбы. Как читатель увидит из писем, он так и не поверил в этот факт, позже документально доказанный, вплоть до последних своих дней. Пока же он вместе с И. С. Астровым от имени Центрального бюро меньшевиков-интернационалистов обратился с письмом к VI съезду большевистской партии, выражая «глубокое возмущение против клеветнической кампании, которая целое течение в русской социал-демократии стремится представить агентурой германского правительства». Правда, обращение тщетно предостерегало большевиков, что «не должна быть допущена подмена завоевания власти большинством революционной демократии задачей завоевания власти в ходе борьбы с этим большинством и против него» [13] .
Вскоре после большевистского съезда, во второй половине августа, состоялся объединительный съезд социал-демократов, не примыкавших к экстремистскому течению. Хотя он и провозгласил создание РСДРП (объединенной), действительного объединения не произошло. Мартов перед съездом не исключал возможности отказаться от вхождения в объединенную партию, но другие интернационалисты не поддержали его. На съезде он был весьма активен, многократно выступал. В докладе «Политический момент и задачи партии» он критиковал партийное руководство, протестовал против его блока с буржуазией, призывал к совместным действиям рабочего класса и городской и сельской мелкой буржуазии. Автономную фракцию интернационалистов на съезде поддержало свыше трети делегатов – это было свидетельство роста ее влияния.
События августа – сентября 1917 г. убеждали Мартова в необходимости образования «революционно-демократического правительства», способного заключить мир и пойти на глубокие социальные реформы. Идея правительства всех социалистических сил, которое могло бы противопоставить себя как рвавшимся к власти большевикам, так и правым, стремившимся к социальному реваншу, звучала в его политической публицистике все более отчетливо. Критика Мартовым снятого в начале июля, а через два месяца снова выдвинутого большевиками лозунга перехода всей власти к Советам основывалась на понимании им специфической обстановки и характера русской революции. Он считал опасным преждевременный рывок пролетариата к власти, не понимая в то же время, что по существу дела к власти рвался не пролетариат как таковой, а присвоившая себе право выступать от его имени экстремистская большевистская партия. Буржуазную демократию должна сменить революционная демократия; политические скачки ведут в пропасть; единственное, что может помешать переходу власти в руки демократии, – раскол в ее среде [14] .
Но события развивались по другой схеме. 24 октября (6 ноября) большевики приступили к захвату власти в Петрограде, а на следующий день открылся II Всероссийский съезд Советов. В самом его начале Мартов выступил с предложением обсудить возможности мирного разрешения кризиса, призвав большевиков начать переговоры с другими социалистическими партиями и организациями [15] . Поначалу казалось, что его идея может дать результат: даже большевики, среди которых были некоторые более или менее осторожные политики, поддержали его. Но конфронтационная стихия возобладала: меньшевики-оборонцы, правые эсеры, трудовики покинули съезд. Мартов пытался было продолжать свою посредническую линию – через умеренных большевиков и левых эсеров он добивался приостановки приказа о штурме Зимнего дворца, повторял идею межпартийных переговоров. Но сначала стало известно, что приказ отдан и штурм Зимнего вот-вот начнется, а вслед за этим съезд под бурную овацию принял предложенную Л. Д. Троцким резолюцию, приветствовавшую вооруженное восстание и осуждавшую тех, кто покинул съезд.
Это была декларация непримиримости, воспринятая Мартовым как исключавшая дальнейшие переговоры. Побеседовав с меньшевиками, еще остававшимися на съезде, он выступил с заявлением о том, что они покидают заседание. Б. И. Николаевский, присутствовавший на II съезде Советов, рассказывает: «В переполненном зале было шумно, и, несмотря на призыв к тишине, глухой голос больного Мартова (у него уже начался туберкулезный процесс в горле) был почти не слышен даже передним рядам. Неожиданно в зал ворвался гул далекого пушечного выстрела. Все поняли: начался решающий штурм. И в наступившей тишине донеслись срывающиеся слова Мартова: «Это – похороны единства рабочего класса… Мы участниками не будем». При выходе из зала большевик И. А. Акулов бросил упрек: «А мы меж собой думали: кто-кто, а Мартов останется с нами…» Мартов ответил: «Когда-нибудь вы поймете, в каком преступлении вы соучаствуете» и устало вышел, махнув рукой» [16] . Вспоминал ли об этом разговоре Акулов, который станет и секретарем ЦК КП(б) Украины, и прокурором СССР, в сталинских застенках перед расстрелом в 1939 г.?
Но через несколько дней как будто вновь забрезжила возможность предотвратить появление «окопно-казарменного квазисоциализма», каковой стремились, по выражению Мартова, создать большевики, установить деловое сотрудничество различных социалистических сил, разрешить кризис мирными, политическими средствами. К Петрограду продвигались войска генерала П. Н. Краснова, стремившегося восстановить власть правительства А. Ф. Керенского, который находился вместе с Красновым в Гатчине. В самом Питере подняли мятеж юнкера – курсанты военных учебных заведений. Власть большевиков повисла на волоске. Когда в этих условиях Всероссийский исполнительный комитет профсоюза железнодорожников (Викжель) потребовал, чтобы были начаты переговоры об образовании «однородного социалистического правительства», угрожая в противном случае всеобщей забастовкой на транспорте (Викжель поддержали и другие профсоюзы), большевистское руководство дало на это согласие. Мартов фактически возглавил меньшевистскую делегацию на переговорах, которые продвигались успешно и привели к соглашению об образовании правительства с участием большевиков, меньшевиков и эсеров при условии, что ни Ленин, ни Троцкий в его состав не войдут. Но оказалось, что Ленин вел переговоры только для того, чтобы затянуть время. Когда стало известно о разгроме отрядов Краснова на подступах к столице и мятежа внутри города, Ленин отказался от достигнутого согласия. Даже часть видных большевиков была возмущена этим его вероломством – А. И. Рыков, Л. Б. Каменев и другие подали в отставку. Впрочем, через несколько дней они вновь заняли властные посты, признав, что Ленин и на этот раз их переиграл. Мартов же вынужден был 3 (16) ноября констатировать, что в условиях политического террора формирование единого фронта с большевиками невозможно [17] . Он считал, что Октябрьский переворот явился результатом близорукой политики кадетских лидеров и правых социал-демократов, которые отстаивали коалицию с ними [18] .Анализируя в это время ситуацию в России, Мартов констатировал, что за большевиками идет основная часть пролетариата, но их власть не может рассматриваться в качестве «пролетарской диктатуры», ибо она облечена в демагогические формы и пытается насадить европейский идеал на азиатской почве, проявляя «аракчеевское понимание социализма и пугачевское понимание классовой борьбы». Попытки насадить социализм в отсталой стране он рассматривал как бессмысленную утопию. Но он трезво отдавал себе отчет, что ленинская диктатура не обречена на гибель в скором времени. Мартов отмечал, что меньшевики потерпели поражение как пролетарская партия, что проявилось, в частности, на состоявшихся уже после Октябрьского переворота выборах в Учредительное собрание (меньшевики оказались на последнем месте). На экстренном съезде РСДРП (объединенной), состоявшемся в конце ноября – начале декабря 1917 г., Мартов отвергал требование поддержки восстания против большевиков, выдвинутое правым крылом партии. Единственную возможность спасения революции он видел в восстановлении единства рабочего движения, в координации его сил с мелкобуржуазной демократией, имея в виду прежде всего эсеров, в возвращении к лозунгу единой социалистической революционной власти. На съезде Мартов договорился о коалиции с левым крылом революционных оборонцев, возглавляемых Ф. И. Даном, сторонники которой получили большинство в ЦК. С этого времени Мартов не только фактически, но и формально возглавил меньшевистскую партию.
После того как столица была перенесена в Москву (март 1918 г.), Мартов также переехал туда, чтобы оставаться в центре политических событий. Он возобновил свое участие во Всероссийском центральном исполнительном комитете, был избран депутатом Московского Совета. Играя, как кошка с мышкой, Ленин то усиливал, то несколько ослаблял преследование меньшевиков (такой характер поведения Ленина был предсказан еще в начале века, когда в меньшевистском издании появилась серия карикатур «Как мыши кота хоронили»).
Мартов участвовал в IV Всероссийском съезде Советов (март 1918 г.), на котором он выступил против ратификации Брестского мирного договора с Германией и призывал создать такую власть, которая нашла бы силы и возможности, чтобы сорвать этот мир [19] .
Вскоре после этого, в апреле, произошло его столкновение с И. В. Сталиным, которого он в газете «Вперед» обвинил в участии в «эксах» и сообщил, что нынешний нарком по делам национальностей был в свое время исключен из партии. Оскорбленный Сталин потребовал наказания. Трибунал печати, впрочем, приговорил Мартова лишь к общественному порицанию «за легкомысленное для общественного деятеля и недобросовестное в отношении народа преступное пользование печатью» [20] . Обратим внимание на уклончивый характер этого «приговора», в котором существо вопроса обходилось полностью. Создается впечатление, что это решение было вызвано тем, что сами судьи оказались под влиянием аргументации Мартова. Иначе как же объяснить, что требование Сталина признать Мартова клеветником удовлетворено не было и трибунал постановил оставить жалобу Сталина без дальнейшего рассмотрения? Свою аргументацию Мартов еще более усилил через несколько лет, опубликовав уже в эмиграции статью «Таинственный незнакомец», в которой доказывал, что в 1910 г. Закавказский комитет РСДРП исключил Сталина из партии за участие в ограблении банка [21] .
Выступления Ю. О. Мартова и других меньшевиков против большевистского террора, за поворот к демократическим нормам управления Россией, его боевые статьи в московской газете «Вперед», ставшей центральным органом меньшевистской партии, выступления на заседании ВЦИК и Московского Совета вызывали все большее озлобление власти предержащей. 14 июня ВЦИК принял резолюцию об исключении из своего состава меньшевиков и правых эсеров. Резолюция требовала также, чтобы Советы всех уровней удалили представителей этих партий из своего состава. Так Мартов лишился и второго своего «советского» поста – в Московском Совете.
Трудно судить, сыграла ли в этом исключении роль вышедшая как раз в июне (но неизвестно, до «исторического» заседания ВЦИК или после него) брошюра Мартова «Против смертной казни». Но тот факт, что ее появление было встречено с негодованием «кормчим революции» и его соратниками, не может вызывать сомнения. Мартов страстно разоблачал «партию смертных казней», которую он называл таким же врагом рабочего класса, как и партию погромов. «Позор партии, которая званием социалиста пытается освятить гнусное ремесло палача» – так заканчивалась эта брошюра.
Надо сказать, что и в среде большевиков находились люди, на которых факты, аргументация, пафос смелой брошюры произвели неизгладимое впечатление, но таковые либо молчали, либо, если они осмеливались протестовать, их быстро заставляли замолчать, иногда с помощью пули в затылок. Б. И. Николаевский в конце 50-х гг. рассказал ранее неизвестный эпизод: «… В феврале 1919 года к Мартову пришел незнакомый молодой человек, рассказавший, что он – чекист. Он прочитал брошюру Мартова и передавал, что в их среде много о ней споров, причем целый ряд коллег признавал Мартова правым. Пришедший сказал, что раньше он с ними не соглашался, но недавно ему пришлось принять участие в расстреле группы великих князей (по времени это могла быть только группа Николая Михайловича, Павла Александровича и др.) – и теперь он убедился, что Мартов прав, а потому предлагал Мартову свой материал для использования его в печати. Рассказ произвел на Мартова большое впечатление, и он предложил своему посетителю записать все виденное, со всеми подробностями, обещая использовать этот рассказ в печати. Посетитель обещал, но больше не показывался. Позднее из большевистских источников стало известно, что был арестован молодой человек, который читал группе своих товарищей рассказ о расстреле великих князей. При аресте этот рассказ был найден, и арестованный не отрицал, что был у Мартова, под влиянием которого стал противником смертной казни. Чекист был расстрелян за разглашение служебной тайны – имени его никогда не удалось установить» [22] .
Вслед за изгнанием из Советов были закрыты меньшевистские газеты.
С начала июля 1918 г., после расправы с левыми эсерами, обвиненными в организации мятежа, Мартова начинают преследовать карательные органы. В его квартире производятся обыски, один раз к нему явились с ордером на домашний арест, правда, через несколько дней отмененным. Но в отличие от других меньшевиков, которые подвергались арестам, отправлялись в сыпнотифозные тюремные камеры (несколько известных деятелей партии заразились в заключении тифом и умерли), репрессии против Мартова были по тем временам мягкими. Не соответствует истине утверждение ряда авторов, что он находился на полулегальном или даже на нелегальном положении.
В то же время многие авторы отмечают особое отношение к Мартову, полагая, что именно Ленин не допускал грубых репрессий против него, и это, по всей видимости, соответствует истине; они же полагают, что Ленин был «искренне привязан к Мартову» (Б. И. Николаевский). А. Балабанова пишет: «Чувства, например, Ленина к П. Б. Аксельроду и в особенности к Ю. О. Мартову были временами братские, теплые, даже нежные. Слушая речи Мартова или читая его политические статьи, Ленин словно любовался его талантом, не мог противостоять обаянию его личности, мог даже на мгновение забыть, что имеет дело с противником, опасным противником… [23] Эти индивидуальные эстетические переживания, создававшие и специфическую этическую атмосферу, не мешали Ленину тут же в полемике с Мартовым прибегать к аргументации и тону, совершенно не соответствующим уровню и методам политической и тем более социалистической дискуссии» [24] . Б. И. Николаевский, в свою очередь, утверждает, что «отношение Ленина к Мартову вообще приходится считать психологической загадкой» [25] .
Нам представляется, что «психологизма» или «эстетизма» в обращении с Мартовым со стороны Ленина не было, что его позиция объяснялась чисто политическими моментами. Главный из них состоял в том, что Мартов был тесно связан и высоко ценим теми зарубежными левосоциалистическими кругами, которые Ленин всерьез пытался вовлечь в коммунистическое движение. Среди них особое место занимала Независимая социал-демократическая партия Германии (НСДПГ), на политические позиции которой через свои печатные выступления и письма А. Н. Штейну, русскому эмигранту, близкому к руководству этой партии, Мартов оказывал серьезное влияние. «Либеральное» отношение к лидеру меньшевиков-интернационалистов должно было продемонстрировать «широту кругозора» большевистских лидеров, арест же послужил бы весомым подтверждением сообщений о большевистском терроре. В такую схему вполне вписывается официальное разрешение на выезд за границу, которое Ю. О. Мартов получил несколько позже.
Ситуация конфронтации несколько изменилась поздней осенью 1918 г., когда стало известно о революции в Германии, революционных событиях в Австро-Венгрии, а затем и о ее распаде на Австрию, Венгрию и Чехословакию. Мартов смотрел на эти события оптимистически, считая их началом социалистической революции на Западе. (Ленин был трезвее, он говорил, что у немцев – февраль, а не октябрь.) Полагая, что революция на цивилизованном Западе сможет оказать цивилизующее влияние на большевиков, Мартов не исключал возможности включения последних в орбиту международной социальной революции и приобретающих в силу этого более устойчивую почву в России. Хотя он продолжал резко критиковать большевиков, которые создали бюрократическую диктатуру, основанную на «атомизации масс» [26] , он считал теперь Октябрьский переворот исторической необходимостью и заявлял о поддержке большевистской власти в Гражданской войне, игнорируя те жертвы и ужасы, которые были связаны с кровавой вакханалией.
Отношение же самой этой власти к меньшевикам оставалось резко отрицательным, хотя и испытывало колебания. 30 ноября 1918 г. меньшевистская партия была легализована, весной 1919 г. вновь начались аресты и была закрыта новая центральная газета социал-демократов «Всегда вперед»; еще одна либеральная «оттепель» имела место в начале 1920 г., но и она быстро сменилась волной террора.
В начале 1920 г. Мартову удалось установить связь с европейскими социалистическими партиями, занимавшими центристские позиции – французской, австрийской, – и, главное, укрепить связь с Независимой социал-демократической партией Германии. В этих партиях шли острые дискуссии по вопросу о международной принадлежности. Мартов полагал, что они должны не только сохранить организационную самостоятельность, но и образовать собственное международное объединение, которое, однако, рассматривалось как временное, как этап на пути к восстановлению единства социалистического движения.
Весной 1920 г. руководство НСДПГ пригласило делегацию меньшевистской партии принять участие в партсъезде, который должен был состояться в Галле. Предполагалось, что делегация использует поездку в Европу и для разъяснения своей позиции в событиях, происходивших в России. На совещании руководящей группы меньшевиков в апреле 1920 г. было решено направить Мартова за границу в качестве представителя партии. Фактически такое решение означало отстранение П. Б. Аксельрода от выполнения этой функции, которую он нес с 1917 г. Вызвано это было тем, что личная позиция Аксельрода, связанного с центристской группой в меньшевистской партии, не соответствовала левому курсу меньшевиков-интернационалистов, которые теперь заняли господствующее положение. В июле ЦК РСДРП (объединенной) обратился в Совнарком РСФСР с заявлением о выдаче заграничных паспортов Мартову и Абрамовичу, командируемым для организации заграничного представительства партии. По другим данным, просьба была адресована ЦК РКП(б) и II конгрессу Коминтерна. Вопрос был передан на рассмотрение Политбюро ЦК РКП(б), на заседании которого имели место споры. Если верить сведениям, которые через какое-то время получил Б. И. Николаевский, Н. И. Бухарин, возвратившись с заседания, заявил своему знакомому: «Большинство было против; меньшевики будут ставить палки в колеса всей работе Коминтерна, но мы ничего не могли поделать с Ильичом, который влюблен в Мартова и хочет во что бы то ни стало помочь ему уехать за границу» [27] . Если учесть, что эмоциональные слова Бухарина о «влюбленности Ленина» были произнесены, скорее всего, в состоянии раздражения по поводу принятого решения, то остальное, безусловно, соответствует истине – Мартов получил визу по настоянию Ленина.
И на этот раз ленинская логика не была сложной – она соответствовала переиначенной русской поговорке: «Дальше едешь – тише будешь». Если Ленин считал нецелесообразным применять суровые репрессии против Мартова (состояние его здоровья почти неизбежно привело бы к быстрой гибели в застенке), то безопаснее для большевиков было его пребывание подальше от столицы России, тем более что отъезд наиболее авторитетного оппонента за рубеж давал определенный политический выигрыш. Коминтерн готовился к съезду НСДПГ, и это был один из тех редких случаев, когда коммунисты, по словам самого Мартова, считали полезным «сходить в баню», чтобы предстать на Западе в опрятном виде [28] . Добавим, что Мартов как зарубежный представитель меньшевистской партии в значительно большей степени устраивал Ленина, чем Аксельрод, яростно ненавидевший новых российских властителей. Кроме того, как раз в это время заседал II конгресс Коминтерна, на котором с правом совещательного голоса присутствовала делегация НСДПГ, и в ней шли бурные дискуссии между сторонниками присоединения к Коминтерну и адептами более умеренной линии. Меньшевистский деятель Д. Ю. Далин свидетельствует, что он видел у заместителя наркома иностранных дел М. М. Литвинова заявление о выдаче заграничных паспортов с положительной резолюцией Ленина, а сам Литвинов разъяснил: «Ленин находит, что здесь вы много вредите; будет лучше, если вы окажетесь за границей. Там, по крайней мере, вы выступаете за признание советской власти» [29] .
Пока же Мартов продолжал проводить занятия со слушателями Социалистической академии общественных наук, действительным членом которой он был с 1919 г. Однако, когда в начале 1920 г. Мартов и Дан были избраны в Моссовет, Ленин издевательски написал председателю Совета Каменеву: «По-моему, вы должны загонять их практическими поручениями. Дан – санучастки, Мартов – контроль за столовыми» [30] .
Именно на фоне легенд о «любви Ленина к Мартову» возникла фальшивая версия о том, что Ленин способствовал нелегальному выезду Мартова за границу, чтобы спасти его от чекистских репрессий. Эту версию о добром Ленине и его заблудшем друге Мартове использовал писатель Э. Г. Казакевич в рассказе «Враги», который он написал на закате хрущевской «оттепели». А. Твардовский, редактировавший «Новый мир», уклонился от его публикации [31] . Смелость проявил зять Хрущева А. Аджубей, поместивший его в «Известиях» [32] . При всей своей сусальности этот рассказ по-иному, чем раньше, «по-человечески» характеризовал меньшевистского лидера, что было немедленно отмечено русскими эмигрантами, особенно близкими к меньшевизму, к Мартову [33] .
Получив заграничный паспорт (выдачу его Абрамовичу затянули), Мартов отложил свой отъезд в связи с арестами меньшевиков в Москве и Харькове. И только убедившись, что большевики не собираются устраивать показательного процесса, покинул Россию в конце сентября. За границей он жил с советским паспортом, формально оставаясь гражданином РСФСР и не исключая возможности возвращения на родину. Советские власти по-своему готовились к его возвращению: 15 августа 1921 г. председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский издал распоряжение о его розыске и аресте.
Ю. О. Мартов приехал в Германию уже тяжелобольным человеком. 12 октября 1920 г. он выступил на съезде НСДПГ в Галле. Слово ему предоставили после Зиновьева, говорившего от имени ЦК РКП(б) и Исполкома Коминтерна. Четырехчасовая речь этого небесталанного и беспринципного коммунистического демагога, безусловно, впечатлила делегатов. Мартов же смог сказать всего несколько слов приветствия – болезнь и связанная с ней потеря голоса вынудили его написать текст выступления, которое зачитал А. Н. Штейн. Трудно сказать, каково было влияние речи на результаты съезда – в том, что на нем произошел раскол (236 делегатов голосовали за присоединение к Коминтерну, 150 – против), сказался ряд факторов. Хотя НСДПГ после вступления большинства ее членов в компартию сильно ослабела, она оставалась наиболее значительной центристской партией. Именно на нее опирались те социалистические деятели, и Мартов в их числе, которые стремились к созданию промежуточного международного объединения. В 1921 г. было образовано международное объединение социалистических партий, вошедшее в историю под названием Второй с половиной интернационал. Как показывает само это определение, с самого начала объединение рассматривалось как промежуточное, и, действительно, через два года оно слилось со II Интернационалом, образовав более прочное международное объединение – Социалистический рабочий интернационал.
В последние годы жизни Ю. О. Мартов вместе с Р. А. Абрамовичем и Е. Л. Бройдо образовал Заграничную делегацию РСДРП, к которой чуть позже присоединился Д. Ю. Далин. Мартов сыграл ведущую роль в создании «Социалистического вестника», русскоязычного политического журнала социалистического направления, первый номер которого вышел 1 февраля 1921 г. в Берлине. В 1921–1922 гг. Мартов опубликовал на его страницах много статей о политическом положении в России. В основном они были посвящены изменениям в социально-экономической и политической ситуации после введения нэпа. Саму либерализацию хозяйственной жизни он приветствовал, но подчеркивал и доказывал, что без либерализации политической она не может быть прочной, а на возможность политической либерализации смотрел весьма скептически. Он по-прежнему был убежден, что установление власти рабочих возможно лишь в развитых странах с достаточной численностью и организованностью пролетариата.
В 1922 г. Мартов был одним из главных организаторов международной кампании протеста против провокационного суда над лидерами эсеровской партии, организованного в Москве, побудил к выступлениям с протестом М. Горького, а через него А. Франса.
Силы Ю. О. Мартова слабели. Все больше времени проводил он в туберкулезном санатории в горах Шварцвальда. 11 февраля 1922 г. он встретил в Берлине своих товарищей Ф. И. Дана, Б. И. Николаевского и других, которых после голодовки в тюрьме большевистские власти выпустили за границу. Это также было результатом протестов из-за рубежа, в частности со стороны германских независимых социал-демократов. Ленин вынужден был отказаться от планировавшегося крупного судебного процесса над меньшевистскими лидерами по примеру суда над эсерами. В каком-то смысле большевистский вождь был последователен. За много лет до этого, в швейцарской эмиграции, он в ответ на реплику лидера эсеров В. М. Чернова «Приди вы к власти, вы на следующий день меньшевиков вешать станете» заметил: «Первого меньшевика мы повесим после последнего эсера» [34] . Ни повесить, ни расстрелять не получилось – ряд меньшевистских лидеров выпустили за рубеж. Придет пора, и достойный наследник Ленина Сталин добьет оставшихся в живых и эсеров и меньшевиков.
Ю. О. Мартов скончался 4 апреля 1923 г. Он был похоронен в Берлине. Кроме друзей-меньшевиков и германских социал-демократов на похоронах был, пожалуй, только один известный человек – М. Горький. 5 апреля в «Правде» и «Известиях» появился некролог, подписанный К. Б. Радеком. Отдавая должное таланту и личной честности Мартова, автор называл его «Гамлетом русской революции», привнося тем самым во внешне сочувственный покойному текст нотку пренебрежения, если даже не презрения к поверженному, а теперь покойному политическому противнику. Биограф Мартова И. Гетцлер в специальной заключительной главе своей книги «Был ли Мартов Гамлетом демократического социализма?» убедительно отвергает такую трактовку, полагая, что его герой являлся «действительно верным и открытым революционером, который отказывался от реальных возможностей власти, если они возникали в несоответствующее время и при несоответствующих обстоятельствах» [35] . Сомнительность этого утверждения, явно идеализирующего Мартова, как и оценки Радека, определяются самим фактом утопичности «демократического», как и всякого другого социализма, рассматриваемого в качестве определенной стадии в развитии общества.
Ныне, по прошествии века, который был свидетелем взлета и падения романтических идеалов социалистов, который выявил не только утопичность их планов сооружения нового типа общественных отношений, но и неизбежное вырождение этих планов в тоталитарное чудовище, Ю. О. Мартов предстает как один из виднейших представителей той когорты социалистов, которая готовила поворот социал-демократии от «борьбы за светлое будущее» в духе марксистских догматов в принципиально новое русло.
Это новое направление социального мышления и деятельности постепенно пришло к признанию утопичности «великой цели» и превращению социалистической доктрины в идеологию левого фланга современной демократии, сотрудничающей и конкурирующей с другими ее течениями в рамках действительно новой фазы общественного прогресса, обычно определяемой политологами как постиндустриальное общество или общество всеобщего благосостояния, но никакого отношения к социализму не имеющей, точно так же как не создающей «всеобщего благосостояния», хотя и в значительной мере преодолевающей нищету в развитых странах.
В течение многих лет жизнь и деятельность Ю. О. Мартова фактически игнорировалась историками. В советской историографии о нем упоминали в духе пресловутого «Краткого курса истории ВКП(б)» как о злейшем враге Ленина и ленинизма, причем почти исключительно в связи с дискуссией по первому параграфу устава партии на II съезде РСДРП. Правда, вскоре после смерти Мартова были изданы его воспоминания [36] , но на этом и публикаторская деятельность была оборвана. Личный фонд Ю. О. Мартова, находившийся в Центральном партийном архиве при ЦК партии (ныне Российский государственный архив социально-политической истории), был закрыт для исследователей. Лишь во второй половине 80-х гг. стали публиковаться отдельные его документы, в том числе письма [37] . Содержательный очерк Г. И. Ильящук и В. И. Миллера появился в биографическом словаре деятелей 1917 г. [38] , а Г. З. Иоффе попытался столь же кратко осветить эволюцию политических позиций Мартова в 1917 г. [39] Определенным рубежом можно считать выход историографической брошюры И. Х. Урилова, а затем и его крупной монографии [40] .
Ценная, хотя в определенной степени связанная политическими позициями и личностной традицией меньшевиков, литература, содержащая информацию о Ю. О. Мартове, стала появляться на Западе уже в 20-е гг. Но это были почти исключительно мемуарные и публицистические произведения, за исключением сборника его переписки, вышедшего в 1924 г. [41] После Второй мировой войны был опубликован важный публицистическо-мемуарный сборник, в который также вошло несколько писем Мартова и его братьев. В предисловии к сборнику его составители, соратники Юлия Осиповича по меньшевистской партии, писали: «Меньшевизм еще ждет своего историка. Но этот будущий историк, восстанавливая насильственно прерванную ткань меньшевизма в России, – с особым вниманием, а порой и с восхищением отметит замечательный вклад семьи Цедербаум на всех путях и перепутьях с[оциал]-д[емократического] движения в России» [42] . Существенным дополнением к этому изданию явились сборники статей и воспоминаний о деятельности меньшевиков до и после Октябрьского переворота [43] .
Значительный вклад в изучение биографии Мартова внесла книга о нем, написанная австралийским ученым И. Гетцлером [44] , ценность которой несколько снижается тем, что автор буквально благоговеет перед Мартовым, не замечая порой коренных пороков того социально-экономического и политического учения, приверженцем которого был его персонаж на протяжении всей своей сознательной жизни. Многочисленные труды американского историка Л. Хеймсона о развитии меньшевизма [45] и работы его учеников, в частности 3. Галили [46] , а также других авторов [47] проливают свет не только на общий контекст деятельности Мартова, но и на многие конкретные перипетии его политической жизни. Весьма важной явилась инициатива Л. Хеймсона, возглавившего в 1958 г. Межуниверситетский проект по истории меньшевизма, который включал, в частности, собирание, запись и обработку воспоминаний его ветеранов [48] .
Нельзя не отметить краткую, но содержательную статью Б. И. Николаевского, опубликованную к 80-летию Л. О. Дан, насыщенную ранее неизвестными фактами и рассуждениями, непосредственно касающимися Ю. О. Мартова [49] .
К названным работам следует добавить аналитические статьи российских и американских авторов, опубликованные в качестве вступительных к фундаментальным многотомным документальным изданиям «Меньшевики в 1917 году» и «Меньшевики в большевистской России 1918–1924 гг.» [50] . Основанные на богатом материале российских архивов, который только начинает вводиться в научное обращение, они свидетельствуют о перспективности исследования истории меньшевизма и российских политических партий вообще.
Мы надеемся, что предлагаемый сборник будет способствовать этому делу и, в частности, изучению жизни и деятельности одного из виднейших российских политиков конца XIX – начала XX в. Юлия Осиповича Мартова.Письма
1917
Письмо Е. А. Ананьину [51] , Цюрих, 25 апреля 1917 г
Дорогой Евген[ий] Ар[кадьевич]!
Наши намерения сводятся к тому, чтобы уехать как можно скорее. Надежды в этом смысле имеются, и, может быть, вопрос решится в ближайшие дни.
Если Вы решитесь ехать, то не худо было бы Вам, если возможно, приехать сюда. Если останетесь, я по приезде на место постараюсь устроить Ваши дела относительно сотрудничества: отсюда нам до сих пор не удается даже снестись как следует, так что я ни одной статьи за все время не мог послать.
Привет. Жму руку.
Телеграмма П. Аксельрода [52] , Л. Мартова и др.
Советом Р. и С. Деп[утатов] получена след[ующая] телеграмма из Копенгагена:
Аксельрод, Мартов, Семковский [53] телеграфируют: Отстраняя проект обмена, вы нас обрекаете оставаться здесь до конца войны. Все надежды на проезд через Англию – бессмысленны, потому что это невозможно для массы эмигрантов, а мы отклоняем привилегии для нескольких, не говоря о том, что до сих пор вы не были в состоянии гарантировать нас против произвола Англии. После случая с Троцким [54] невозможно доверять правительству. Ни правительство, ни вы не даете мотивов, почему наш проект неприемлем. Мы констатируем, что,
Письмо П. К. Ольбергу [55] , 22 мая 1917 г
Дорогой товарищ!
Товарищ, который передаст Вам это письмо, уполномочен Сов[етом] Раб[очих] Деп[утатов] ставить в Стокгольме информац[ионное] бюро для Совета на весьма широких основаниях. Он обратится к Вам за содействием, и я надеюсь, что Вам удастся стать его сотрудником в этом важном деле.
От товарища Вы получите 75 руб. для дальнейших расходов на газеты (эти газеты для меня и Лапинского [56] остаются особым предприятием, независимым от более обширного списка газет для бюро и через его посредство самого Совета).
Приехав сюда, мы застали положение худшее, чем ждали. Большинство влиятельных меньшевиков [57] , бывших до революции антиоборонцами, стали «революционными оборонцами» (Дан [58] , Церетели [59] , Чхеидзе [60] , Скобелев [61] , Ежов [62] и мн[огие] др[угие]). Они хотят мира, но думают его достичь сложным, медленным путем, не вступая в конфликт с Англией и Америкой, которые шантажируют Россию, а пока что зовут быть готовым не только к обороне, но и к возможному наступлению, если надо будет спасать союзников. Это – линия Советов, где солдатская стихия преобладает над пролетарской. Влиятельные меньшевики целиком ушли в работу в Советах и, не имея опоры в партийн[ой] ор[ганизации], растворились в них. Вступление в меньшинство на основе очень двусмысленной платформы, не исключающей возможности для буржуаз[ного] большинства тянуть с миром под давлением союзников, довершило дело. Большинство меныпев[истской] конференции одобрило эту линию. Петерб[ург], Харьков, Донец[кий] басс[ейн] и отд[ельные] пункты против. Мы остались «в меньшинстве». Большинство состоит из поколебавшихся интеллигентов и вчерашних «самозащитников», тянущих меньшевизм вправо к союзу с Плехановым [63] . Дикая демагогия Ленина [64] и Кº, к которому примкнул и Ленин [65] , лишь толкает рабочих на этот путь оппортунизма. Мы заняли роль непримиримой оппозиции, остающейся в организации в надежде завоевать большинство, отвлекши вчерашн[их] единомышленников от самозащитников. Пока отказываемся от участия в ОК [66] и «Рабочей газете» [67] , ставим свою газету и ведем в массах агитацию на платформе: немедленное общее перемирие для вступления в переговоры об общем мире.
Ларина [68] не видел, он нездоров. Если успею, попрошу и его деньги передать тов. Вайнбергу [69] .
Пав[ел] Бор[исович] [Аксельрод] решил войти в ОК, чтобы изнутри влиять на них. Я считаю это бесполезным ввиду того, что ОК связан опасением помешать министрам, которые уже в плену своих собственных обязательств (они, входя в м[инистерст]во и получив согласие на формулу «мир без аннексий», обязались проводить «единство власти» и бороться против «разложения армии»).
Попрошу Вас о личной услуге: на Ваш адрес будут приходить для меня письма; пересылайте их, пожалуйста, мне по адресу: Ю. О. Цедербаум, Сергиевская, дом № 50, кв. 9 (у д-ра Гурвича). Всего лучше пересылать их с оказиями, когда письма будут приходить ко времени отправки курьера.
У тов. Вайнберга узнаете подробно о конференции и др[угих] событиях.
Жму руку. Привет тов. Меру [70] .
Сейчас говорил с «Нов[ой] ж[изнью]» [71] . Они обещают Вам телеграфировать об условиях корреспондирования.
Письмо П. Б. Аксельроду 19 ноября 1917 г
Дорогой Павел Борисович!
Наконец-то, кажется, я получил возможность написать Вам письмо и отправить с оказией. Ибо с момента ленинского переворота граница еще более герметически заперта, чем когда-либо прежде, и нет, по-видимому, никакой возможности общения. Между тем никогда так сильно, как теперь, не ощущается Ваше отсутствие и затруднительность сношения с Вами – теперь, когда и революция, и наша социал-демократия переживают момент самого острого и опасного кризиса. Самое страшное, чего можно было ожидать, совершилось – захват власти Лениным и Троцким в такой момент, когда и менее их безумные люди, став у власти, могли бы наделать непоправимые ошибки. И еще, может быть, более ужасное – это то, что настал момент, когда нашему брату, марксисту, совесть не позволяет сделать то, что, казалось бы, для него обязательно: быть с пролетариатом, даже когда он ошибается. После мучительных колебаний и сомнений я решил, что в создавшейся ситуации на время «умыть руки» и отойти в сторону – более правильный исход, чем остаться в роли оппозиции в том лагере, где Ленин и Троцкий вершат судьбы революции.
Переворот был подготовлен, как теперь очевидно, всей предыдущей эволюцией. В сентябре корниловский заговор [72] вскрыл, во-первых, страшное ожесточение всего имущего мира против революции, во-вторых, внутреннее разложение коалиционного правительства, где Савинковы [73] являлись соучастниками Корнилова; в-третьих, достаточно яркий еще революционный энтузиазм в массах, рабочих и солдатских, их готовность снова собраться вокруг Советов и их вождей, когда дело идет об охранении революции. В то же время самый факт корниловщины и ее широких разветвлений и начавшаяся на фронте «солдатская революция», свергшая контрреволюционных генералов и офицеров, так очевидно окончательно дезорганизовал армию, что вопрос о немедленном мире, хотя бы не «почетном», становился ребром. На «Демократич[еском] совещании» [74] все это как будто понимала и часть наших и эсеровских оборонцев. В меныпев[истской] фракции [75] большинство оказалось за отказ от коалиции и образование общедемокр[атического] правительства. За это [были] как Богданов [76] , Исув [77] , Хинчук [78] , Череванин [79] и мн[огие] другие оборонцы. Федор Ильич [Дан] сначала тоже был за это и лишь потом, явно уступая давлению Церетели, Либера [80] и Скобелева, опять склонился к повторению опыта с коалицией. Но что всего характернее, все прибывшие с места кавказцы с Жордания [81] и Рамишвили [82] во главе требовали разрыва коалиции и резко критиковали всю политику Церетели. Положение было таково, что я выступал на Совещании официальным оратором и от делегации Советов, и от большинства меньшевистской фракции. У эсеров [83] за разрыв коалиции было значительное меньшинство. И все-таки коалицию восстановили с тем же Терещенко [84] во главе и, в виде компенсации, с совещательным Предпарламентом [85] . Мое глубокое убеждение, что, прояви наши влиятельные лидеры малейшую настойчивость, и правые эсеры, и энесы, и даже сам Керенский [86] пошел бы на опыт с чисто демократическим министерством с простой программой немедленного начатия мир[ных] переговоров, немедлен[ного] созыва УС [87] и исполнения обещания о передаче земли земельным комитетам. Это и стало нашей программой в Предпарламенте, где довольно скоро часть оборонцев с Фед[ором] Ильичом (Церетели и Чхеидзе уехали на Кавказ) [88] пошли более или менее с нами. Разложение армии, приближение экономич[еского] банкротства сделали, наконец, свое дело – начали убеждать самых упорных. В комиссии по обороне воен[ный] министр Верховский [89] заявил, что положение таково, что надо заключать немедленно хотя бы сепаратный и позорный мир. Морской мин[истр] Вердеревский [90] его поддержал, «экономические» министры (Коновалов [91] , Гвоздев [92] , Прокопович [93] и пут[ей] сооб[щения] Ливеровский [94] ) склонялись к тому же. На этот раз еще Терещенко удалось свергнуть Верховского, благодаря новой слабости Дана, Скобелева, Года [95] , Авксентьева [96] и пр[очих], но уже брешь была пробита. Даже Кускова [97] , часть трудовиков [98] и правых эсеров (конечно, Потресов [99] и Ортодокс [100] [Аксельрод] оставались верными программе «jusqu\'au bout» [101] ) решили сделать энергичный шаг. 24 окт[ября] была принята Предпарламентом (всей левой стороной, кроме части трудовиков и плехановцев при воздержании нескольких оборонцев) резолюция о начатии немедленных переговоров об общем мире. Делая это, думали предотвратить острый конфликт с съездом Советов, который должен был открыться 25 [-го] и обсуждать о переходе «всей власти Советам». Но уже было поздно. В ночь на 25[-е] ленинский «военно-революц[ионный] комитет» [102] занял ряд «стратегических» позиций своими матросами и солдатами, и утром Петроград узнал о совершившемся захвате власти. С технической стороны
Все это произошло потому, что после Демократич[еского] совещания, возродившего коалицию с ее программой неопределенных обещаний, начался процесс катастрофического ухода масс к Ленину. Один за другим Советы стали переходить к большевикам [103] , без всяких перевыборов: серяки солдаты и рабочие перебегали к большевикам. В Питере за пару недель все фракции, кроме большевиков, [превратились] в жалкое меньшинство, Чхеидзе и весь старый президиум Совета были свергнуты. То же в Москве с Хинчуком, то же почти во всех крупных городах. Одновременно та же эпидемия охватила армию: не имея возможности свергать старые комитеты, объединявшие всю армейскую интеллигенцию, и еще не решаясь установить прямое царство солдатской охлократии [104] , полки, дивизии и корпуса стали, помимо комитетов, посылать в Питер делегации, все более многочисленные и шумные, с требованием немедленного мира; чем далее, тем все чаще рядом стояло требование передачи власти Советам.
До прямого восстания все-таки, вероятно, еще долго не дошло бы, ибо городские рабочие массы проявляли несомненную пассивность, не идя далее резолюций: очевидно, опыт 3–5 июля [105] оставил-таки осадок; армия же еще терпела, пока был хлеб и не было холодно. Может быть, иди социалистич[еское] большинство более быстрым темпом к образованию «правительства немедленного мира» (которое могло быть только некоалиционным), и Ленин потерял бы надежду на успешное восстание. У самих большевиков шла упорная борьба против Ленина и Троцкого: Зиновьев [106] , Каменев [107] , Рязанов [108] старались оттянуть развязку. Ленин, очевидно, понял, что надо спешить, и разрубил узел «мечом».
Форма этого захвата и факт его совершения накануне открытия съезда, где у большевиков было небольшое большинство, были так отвратительны, что нельзя было пенять на решение наших и эсеровских оборонцев немедленно уйти со съезда [109] и покинуть навсегда Смольный [110] . Мы тем не менее боролись с этим настроением, требуя, чтобы не уходить, не дав Ленину боя. Мы предложили поставить в самом начале ультиматум о прекращении военных действий (шла осада Зимнего дворца [111] , где заперлись министры) и вступлении в переговоры о мирной ликвидации кризиса путем соглашения об образовании демокр[атического] пр[авительст]ва с приемлемой для всех программой. Наши увещевания не подействовали: частью негодование, частью иллюзия, что Ленин, победив, не продержится 3-х дней даже в Питере, побудили и м[еныпевик]ов и эсеров с энесами уйти в самом начале. Мы остались (около 40 челов[ек]) и, поддержанные левыми эсерами и группой «Нов[ой] жизни» [112] , предъявили ультиматум. Съезд прошел мимо, и мы ушли через пару часов после оборонцев.
«Н[овая] жизнь» оставалась еще несколько дней и тоже ушла в виде протеста против политич[еского] террора.
Ближайшие дни рассеяли все иллюзии относительно безнадежной слабости переворота. Все петерб[ургские] и ближние войска активно поддержали болып[евиков]. За Керенским никого не оказалось. Даже большая часть юнкеров и все казаки отказались сражаться. В ряде городов гарнизоны немедленно признали «советское правительство» и защищали его с оружием в руках. На фронте были колебания, но руководящие верхи сейчас же признали, что солдат[ские] массы не пойдут против правительства, которое станет исполнять программу мира. Что касается рабочих масс, то они бесспорно сначала были пассивны и их сочувствие перевороту явно парализовалось заботой о будущем, опасением безработицы и погромов, недоверием к силе ленинцев. Но затем, когда пришло известие, что Керенский ведет на Питер казаков [113] , воодушевление охватило массы, и «красногвардейцы» сражались у Гатчины почти так же молодецки, как кронштадт[ские] матросы.
Наши оборонцы сначала построили себе удобную теорию, что это чисто «преторианский» переворот [114] , не опирающийся на пролетариат, что он лопнет, как мыльный пузырь, через несколько дней, благодаря тому, что не справится с экономич[еским] кризисом, не овладеет государств[енным] аппаратом и захлебнется в крови разнузданных им погромов. Я тогда уже предостерегал не быть слишком «оптимистичным»: коалиция настолько прогнила внутренне, настолько оттолкнула массы от прежних вождей, что самое парадоксальное правительство из авантюристов и утопистов могло «в кредит» держаться до тех пор, пока массы убедятся в его неспособности разрешить проблемы внеш[ней] и внутр[енней] политики. Поэтому мы с самого начала сказали: или ленинская авантюра, пройдя все логические фазы через террор, разнуздание погромов и крайнее ожесточение всей мелкобурж[уазной] демократии, приведет к гигантским июньским дням русского пролетариата, к русскому 9[-му] термидора [115] ; или же трудности, ставшие перед самими захватчиками, заставят их понять, что не пролетариат плюс солдатчина, а лишь пролетариат плюс демокр[атическая] мелкая буржуазия и интеллигенция смогут кое-как справиться с наследием войны и революции и тогда с ними можно будет разговаривать о сдаче захваченной власти в руки «социалистической коалиции», куда войдут и они, для осуществления не социально-анархической программы, а программы начатия мирн[ых] переговоров с перспективой немедлен[ного] созыва Учр[едительного] Собр[ания].
Оборонцы сначала все восстали против самой мысли о «переговорах с узурпаторами» и в первое время готовы были делать из этого все логические выводы: не только поддержать стачку чиновников [116] во всех ведомствах против «Советской власти» (стачка, в которой идейные социалист[ические] элементы, возмущенные болыпев[истскими] методами, увы! идут рядом с теми полчищами старых чиновников, которых коалиция оставила в неприкосновенности от старого режима и которые руководятся своей ненавистью не к ленинцам, а ко всей демократии); не только благосклонно смотреть на авантюристические попытки свергнуть ленинцев вооруженной же силой, путем такого же
Более серьезные попытки оборонцев образовать новое правительство (без к[а]д[етов], но и без большевиков), опираясь на войска фронта, к счастью, кончились безобидно, благодаря благоразумию самих армейских комитетов, понявших в конце концов, что если их не предаст солдатская масса, то вышибать клин клином – один солдатский режим другим – значит самим становиться на путь преторьянских «мексиканских» переворотов [119] . Поняли это в конце концов и все наименее фанатичные из оборонцев и, под давлением Ф[едора] Ильича, постепенно отказались и от попытки сформирования нового правительства, и от попытки вооруженного восстания против ленинцев. Это было тем легче, что как только Троцкий объявил «мир», всем стало ясно, что солдаты, даже порицающие большевиков,
Между тем движение «бойкота» против Ленина со стороны служащих всех учреждений, дум и т. д. приняло столь широкие размеры, что поставило новую власть сразу в трагикомическое положение. Ее «декреты» в девяти десятых России или в девяносто девяти сотых остаются на бумаге, и даже в Питере им не удается подчинить себе хоть одно ведомство. Первым результатом этого бойкота явился террор. Закрыли все буржуаз[ные] газеты и многие социалистич[еские], на заводах били и изгоняли меньшевиков и эсеров, кой-кого арестовали, «Правда» [120] и другие большевист[ские] газеты и сами «министры» открыто призывают к самосудам и погромам. Чтоб укрепить себя, ленинцы, с одной стороны, понеслись «на курьерских» к заключению мира и сделали это так грубо и неловко, что даже среди их сторонников стали понимать, что так можно прийти лишь не только к сепаратному, но и подло-сепаратному миру; с другой стороны, они стали приступать к социальной демагогии: декретировали «рабочий контроль», вовсе устраняющий предпринимателя от распоряжения заводом, объявили, в угоду левым эсерам, «уравнительное землепользование», провозгласили мораториум для квартир и векселей, обещают «уравнительное пользование» квартирами, перевели офицеров на солдатский паек, обещают немедленную «национализацию банков» и делают все это так безграмотно, безответственно и бестолково, что даже Люпер [121] и Дрюмон [122] вряд ли превзошли бы их. Все это, конечно, только распаляет ненависть в обывательских массах ко всему социализму и к рабочим.
Мы старались убедить наших меныпевик[ов] в том, что первым заветом, которому мы должны следовать в таком положении, является: ни в коем случае не участвовать в разгроме пролетариата, хотя бы он и шел по ложному пути. В этом смысле, кажется, мы достигли успеха, т. е. добились того, что большинство оборонцев, и наших и эсеровских, настроено сравнительно примирительно. Даже Церетели твердо, кажется, стоит на этой позиции. Менее тверд он в вопросе о необходимости признать единственным исходом из положения – соглашение с большев[иками] об образовании общедемокр[атической] власти (от эсеров до большевиков включительно). Вместе с Скобелевым, Либером и др[угими], он, отказавшись от коалиции, все еще мечтает о возможности власти из одних менып[евиков], эсеров и энесов [123] , хотя факты (цифры голосования в УС) ясно говорят, что без поддержки большевистских масс такая дем[ократическая] власть будет еще более висеть в воздухе, чем ленинская, а просто отвлечь эти массы от Ленина, как они мечтают, нельзя в 2–3 недели. В нашем ЦК, во вс[яком] случ[ае], составилось большинство за этот исход (соглашения с болыпев[иками]): Ф. Ильич [Дан], Горев [124] , Череванин, Эрлих [125] идут в этом пункте с нами. Это было вызвало выход из ЦК 11 членов (Гвоздев, Голиков [126] , Зарецкая [127] , Скобелев, Либер, Батуринский [128] , Роман [129] , Юрий [130] и др.); за ними ушел от работы ряд видных оборонцев. Но Церетели убедил их вернуться обратно после того, как начавшиеся переговоры с больш[евиками] оборвались и практически вопрос (на время) сошел с очереди.
Эти переговоры начались по инициативе железнод[орожного] и почт[ово]-тел[еграфного] союзов [131] , под давлением армейск[их] делегаций при нашем участии как посредников вместе с левыми эсерами [132] и «Нов[ой] ж[изнью]».
Начались еще в первые дни, когда б[ольшеви]ки увидали всю трудность овладения гос[ударственным] аппаратом при бойкоте демократии, среди них начались колебания. Левые эсеры, оставшиеся после нашего ухода в Цен[тральном] ИК, тоже грозили уйти, а рабочие и частью солдаты стали выносить резолюции о недопустимости гражд[анской] войны и желательности соглашения. Ленину пришлось разрешить ЦИК и ЦК своей партии повести переговоры. Они начались в момент, когда правые эсеры, Крестьянский совет [133] и энесы еще полны были иллюзий о легкости победы над большевиками и настроены непримиримо; только наш ЦК после первых ложных шагов твердо стал на почву соглашения. В предвар[ительных] переговорах была уже нащупана почва для соглашения: «деловое» министерство, куда из большевиков войдут наименее одиозные для правого крыла демократии (называли Луначар[ского] [134] , Покровского [135] , Алексея Рыкова [136] ), из м[еныпеви]ков и с[оциалистов]-р[еволюционеров] войдут деловые работники, а во главе станет Чернов [137] . До У[чредительного] С[обрания] пр[авительст]во будет ответственно не перед ЦИК, а перед специальн[ым] органом из представителей обоих Исп[олнительных] к[омите]тов (старого и нового), Крест[ьянских] сов[етов], городских дум Питера и Москвы, профсоюзов и т. д. Переговоры уже шли как будто совсем мирно. Но в это время ленинцы, одно время теснимые отрядом Керенского, стали побеждать, внесли деморализацию в ряды его казаков, и Ленина позиция усилилась. Когда мы поставили вопрос о том, что как залог морального успеха переговоров надо прекратить царство террора, открыть все газеты, освободить из крепости буржуазных министров и установить перемирие на внутреннем фронте (на что Керенский прислал согласие), большевики ответили сначала оттяжкой, а потом отказом, и переговоры были сорваны, причем все посредники признали, что вина падает на б[олыпеви]ков. Это вызвало раскол у большевиков, и в этом, пожалуй, первый хороший результат нашей политики. Зиновьев, Каменев, Рязанов, Ногин [138] , Рыков, Милютин [139] , Лозовский [140] , Ларин (он ведь теперь большевик!) и нек[оторые] др[угие] заявили, что политика Лен[ина] – Тр[оцкого] ведет к разгрому пролетариата, сложили с себя звания министров (четверо) и другие должности. Правда, Зиновьев, Луначарский, Теодорович [141] скоро вернулись, раскаявшись, но остальные продолжают находиться в оппозиции.
После этого для всех нас наступила полоса бездействия – ничего, кроме агитации против террора большевиков и за необходимость соглашения, мы делать не могли и, когда правые элементы демократии пытались воскресить старое правительство или организовать на фронте новое, мы (тут и Церетели был с нами) мешали этому. Впрочем, скоро, кажется, все убедились, что это невозможно. Большевики же не теряли времени и засыпали Россию демагогическими декретами. 12 ноября в Питере и ряде губерний начались выборы в Учр[едительное] Собр[ание] (в других пришлось отложить). Мы ожидали большого абсентизма масс: собрания не посещались, большинство газет не выходило, было немало насилий над агитаторами всех партий, кроме большевиков, и т. д. Оказалось другое: голосовало в Питере свыше 80 % избирателей, а в рабочих кварталах до 90 %. Все почти солдаты и подавляющее большинство рабочих и бедноты голосовало за большевиков (415 тысяч из 900 тысяч поданных вообще). Они завоевали 6 мест из 12. С августа (выборы в городскую думу) их число голосов возросло с 180 тысяч до 415. Почти такой же успех кадет: 250 тысяч (вместо 120) и 4 места. Эсеры упали с 200 тысяч до 150 (2 места). Все остальные партии исчезли. Мы получили всего 10 тысяч (в августе – 25). Потресовцы, шедшие с отдельным списком, – 16 тысяч, энесы – 18, а плехановцы – меньше 2 тысяч. В провинции, откуда общих итогов по губерниям еще нет, та же картина в городах, только с еще большим успехом кадет. Они часто идут на первом месте и имеют абсолют[ное] большинство голосов, или же на втором месте после большевиков; на третьем почти всюду эсеры, мы на четвертом или ниже. Мы, вообще, почти повсюду не существуем как партия масс (Кавказ не в счет), и это независимо от того, идем ли мы дружно или (как в Питере и Харькове) по двум фракц[ионным] спискам. Везде мы в городах имеем 5-10 % избирателей, т. е. элиту рабоч[его] класса и части интеллигенции, массы же идут за большевиками, кадетами и эсерами. В деревне, по имеющимся сведениям, верх возьмут эсеры, но во многих местах соберут много голосов и большевики. Судя по этим данным, в Учр[едительном] С[обрании] будет очень сильное крыло большевиков с примыкающими к ним левыми эсерами, такое же или более сильное крыло кадетов и социалистич[еский] центр с эсерами во главе, от которого будет зависеть большинство (стало быть, опять или блок с большевиками, или с кадетами и более правыми). Наших же будет минималь[ное] количество. Я думаю: 30 человек, а Ф. И. [Дан] считает, что не более 20. Пока, судя по данным в городах, я почти наверное не попаду в УС (из 4 пунктов, где выставлена моя кандидатура, в Питере я провалился, данные из Харькова и Московской губернии неутешительны, остается один фронт, где есть шансы, но где выборы лишь на днях. Ф. Ил. тоже имеет весьма неверные шансы в одной губернии. Абрамович [142] – тоже, кажется, провалился. У Мартынова [143] кое-какие надежды в двух губерниях, где выборы на днях, то же у Ерманского [144] . Пройдут наверняка только кавказцы, которые у себя не выставили ни одного некавказца, да у Вас еще есть шансы в городе Москве и в Киевской губернии. Фракция составится из провинциалов и нескольких очень правых оборонцев (Дементьев [145] и др.).
Ход выборов (в провинции местами они носили стамболовский [146] со стороны большевиков характер) окрылил большевиков и сейчас же сказался на поведении левых эсеров и железнодорожников. Левые эсеры раскололись с правыми на совещании Крестьянских советов и, объявив свою часть чрезвычайным крест[ьянским] съездом, пошли на соглашение с ленинским ЦИК, слив оба эти учреждения и дополнив их представителями от железнодорожного и почтово-телеграфного союзов, от профессиональных союзов и военных организаций [147] . Согласно договору, могут войти в то же учреждение и партии, ушедшие со съезда, с пропорциональным числом представителей. По расчету, если б все вошли, то большевики имели бы половину голосов, другую половину – все остальные. Оборонческие партии решили не входить. Мы также, несмотря на требование со стороны наших рабочих, решили, что входить в данных условиях значило прикрывать нами маскарад, ибо уже теперь реальная власть не в руках ЦИК, а Ленина и Троцкого, которые свели свой собственный парламент к роли Булыгинской думы [148] . Последнее объясняется ультранизким культурным его уровнем, который не повысится от примеси левых эсеров. Между тем присоединение сейчас всех партий облегчило бы темную игру, явно направленную к разгону Учред[ительного] Собр[ания], к которому ленинцы готовятся почти открыто, поскольку выясняется, что у них не может быть большинства и что кадеты будут там очень сильны. Разгон Учр[едительного] Собр[ания] означает страшный удар по революции: если оно будет иметь силы, чтобы сопротивляться, это начнет гражданскую войну между пролетариатом и мелкобуржуазной демократией, которая не может не кончиться разгромом пролетариата и победой кадет, в конце концов. Если, что возможно, оно будет бессильно сопротивляться coup d\'etat [149] , худшая форма солдатской диктатуры воцарится, компрометируя пролетариат. Я считал поэтому необходимым поставить вопрос ребром: если новый парламент объявит, что с момента созыва Уч[редительного] Соб[рания] вся власть переходит ему, мы входим в этот парламент – но только в этом случае. Ибо выгоднее, чтоб в случае прямого нападения на Учр[едительное] Собр[ание] большевики не могли говорить, что их «Народный совет» объединяет все социалистические направления. И только левые эсеры страшно повредили, пойдя на соглашение без всяких гарантий признания Учр[едительного] С[обрания] и отказа от террора и увлекши за собой железнодорожников и т. п.
Вот положение. Оно трагично. Поймите, что все-таки перед нами победившее восстание пролетариата, то есть почти весь пролетариат стоит за Лениным и ждет от переворота социального освобождения и притом понимает, что он вызвал на бой все антипролетарские силы. При этих условиях не быть хотя бы в роли оппозиции, в рядах пролетариата – почти нестерпимо. Но демагогические формы, в которые облечен режим, и преторианская подкладка господства Ленина не дают смелости идти туда, особенно в этот период, когда власть новая еще не утвердилась и, борясь с пассивным сопротивлением обществ[енного] организма, прибегает к насилиям всякого рода. Вчера, например, после московской думы распустили петроградскую и назначили через день перевыборы, октоировав бонапартистские изменения избирательного закона [150] . И сделали все это помимо «Народного совета», в порядке декретов. Затем, не желая «соглашения» с буржуазной демократией и социалистической интеллигенцией, новые правители вынуждены окружать себя карьеристами самого гнусного типа (уже целый ряд высших чиновников разоблачен, как уголовные типы и люди старого режима). А между тем наш «бойкот» Смольного не только нас (особенно нас) сделал ненавистными большевистским массам, но и наших собств[енных] рабочих страшно смущает. Многие рабочие уходят из партии. Они говорят: «Вы были в Предпарламенте с кадетами [151] , а в большевистском рабочем парламенте не хотите быть». В Европе, я боюсь, наш «абсентизм» тоже не поймут. Но изменить положение я считаю возможным только в том случае, если и наше (и эсеровское) правое крыло согласится войти в ленинский парламент, чтобы там вести агитацию. Может быть, экстренный партийный съезд [152] , созываемый на 27-е, решится на это. В противном случае мы можем оказаться вне всяких реальных средств воздействия на рабочие массы (на заводах очень часто нашим ораторам не позволяют говорить).
Symma summarum, значит, я не думаю, чтоб ленинская диктатура была обречена на гибель в скором уже времени. Армия на фронте окончательно переходит, как видно, к нему. Германия и Австрия фактически его признали, и возможно, что союзники займут выжидатель[ную] позицию. До тех же пор, пока армия не разочаруется в мире, добытом Лениным, может не найтись материальной силы для какой-либо контрреволюции. Опаснее для него экономический крах, конечно.
Самочувствие наше, как можете догадываться, весьма плохо. Присутствуешь при разгроме революции и чувствуешь себя беспомощным что-нибудь сделать. Отчасти поэтому я советовал ЦК ответить Вам советом не ехать сейчас. Имел в виду, что Ваше присутствие в Стокгольме может еще очень понадобиться.
Я не хотел бы, конечно, специально порочить перед Европой большевистскую диктатуру, так как это могло бы объективно помочь врагам революции и социализма вообще. Но меня угнетает мысль, что немецкие, французские и итальянские товарищи не поймут причин нашего «абсентизма» в «новой революции». Хотел бы поэтому отправить специальное заявление для Европы от нас, как фракции, примыкающей к Циммервальду [153] , с объяснением. Однако не успел этого сделать с этой оказией. Придется следующий раз. Но Вас попрошу ознакомить с моими сообщениями Раковского [154] , который, вероятно, и сам чувствует, как авантюристски большевики повели дело мира. Если сможете с чьей-либо помощью составить для «Leip[zi]g[er] Volkszeit[un]g» [155] на основании моего письма сообщение о позиции, занятой меньшевиками-интернационалистами, буду Вам очень благодарен. Важно, чтоб левые немцы знали, что мы не сочли возможным поддержать большевиков.
Передайте, пожалуйста, Раковскому, что его письмо о сыне Доброджана [156] я получил только теперь и что пока не вижу способов, какими теперь можно помочь ему: вероятно, у Троцк[ого] с румынами нет дипломатич[еских] сношений. Попытаюсь поднять шум в печати.
Привет от всех наших. Как чувствуете себя? Видели, вероятно, Гольденб[ерга] [157] и узнали от него о здешних делах. Крепко жму руку.
Письмо П. Б. Аксельроду, 1 декабря 1917 г
Дорогой Павел Борисович!
На днях (с неделю) я послал Вам с оказией громадное письмо о наших здешних делах. Надеюсь, получили его?
Теперь пользуюсь новой оказией, чтоб написать Вам вот о чем. По моим сведениям, в Стокгольме сейчас должны быть Гаазе [158] и Ледебур [159] . Мы считаем очень важным, чтобы они были осведомлены о том, почему мы все – интернационалисты – сочли невозможным принять какое-либо участие в осуществлении т. н. «диктатуры пролетариата». К сожалению, специальной декларации для европейцев мы не успели выработать, и я, на всякий случай, лишь прилагаю проект нашей резолюции, внесенный в ныне заседающий чрезвычайный съезд нашей партии. За последние дни ленинский режим обогатился объявлением «вне закона» всей кадетской партии (без всякого внешнего повода к тому) и первым открытым нападением на Учр. Собр.: члены его (эсеры), собиравшиеся на частные совещания (их пока съехалось меньше 100), разогнаны вооруженной силой и «декретировано», что УС соберется лишь тогда, когда его членов будет выбрано и съедется 400 (а так как все к[а]д[еты] будут арестованы, а челов[ек] 150 избранных большевиков, наверное, намеренно не явится, то таков кляузно-гнусный план Ленина – пройдет еще с месяц, пока со всех отдаленных углов соберется нужный кворум). До тех пор, впрочем, вероятно, арестуют и часть эсеров, так что диктатура может длиться ad infinitum [160] . Необходимо, чтобы немецкие товарищи поняли: 1) что, хотя масса рабочих за Лениным, его режим все более становится режимом террора не пролетариев, а «санкюлотов» [161] – разношерстной массы вооруженных солдат, «красногвардейцев» и матросов, все более, как было и с французскими санкюлотами, превращающихся в пенсионеров государства; 2) что попытка управлять, а тем более производить коммунистические эксперименты против воли громадного большинства крестьян (не менее 20 миллионов избирателей на выборах голосовало за эсеров умеренного толка) и против всей массы городской демократии (казенных, общественных, частных служащих, техников, либеральных профессий, народных учителей и т. п.) ни к чему, кроме краха, привести не может; 3) что режим террора, попирания гражданских свобод и надругательств над Учредительным Собранием во имя «классовой диктатуры» убивает в корне зачатки демократического воспитания, приобретенного народом за 8 месяцев, и готовит самую благодарную почву для всякого бонапартизма; 4) что гражданская война и распад страны (Украина, казачьи области, Крым, Сибирь, даже «Башкирия» объявили свою полную автономию, а Кавказ фактически самоуправляется) делают позицию ленинцев при переговорах с немецким правительством совершенно беспомощной, заставляя тем более «торопиться» с получением мира, что они – во власти ими разнузданной солдатской стихии; 5) что нам, при всем нежелании играть в руку буржуазии, которой достанется наследство после банкротства большевиков, и при решительном нашем отказе образовать «блок всех честных людей» против Ленина и Кº (к чему у некоторых правых социалистов есть охота), приходится сейчас всю энергию концентрировать на обличении и разоблачении ленинской политики в надежде, что лучшие элементы внутри идущей за ним рабочей массы, поняв, куда их ведут, образуют ядро, способное направить курс «диктатуры» в другую сторону. Наш лозунг – объединение большинства Учредительного Собрания (социалистического) путем соглашения между ленинцами и всеми остальными на почве разрешения задач мира, регулирования промышленности и аграрной реформы с отказом от террора и социально-утопических экспериментов.
От немцев мы ждем, что они, в меру возможности, будут мешать своим империалистам использовать безумие внешней политики Троцкого, чтобы окончательно наступить на горло России. Настоятельно необходима международная конференция.
Скажите при случае Раковскому, что его письмо к ленинскому правительству произвело здесь неблагоприятное впечатление. Мы
Съезд пока протекает тихо (сегодня 1-й день), но кончится ли благополучно, трудно сказать. Благодаря войне между Лениным и Калединым [163] не могли приехать 40 кавказцев, ехавших во главе с Жордания к нам на помощь. При их содействии наше левое крыло могло бы образовать прочное большинство с «левым центром» Фед. Ильича [Дана], Череванина и др. для ведения действительно социал-демократической политики, которая могла бы не сделать нашу неизбежную борьбу с ленинизмом частью похода всей буржуазии и мелкой буржуазии против рабочего класса (к чему ведет фатально ленинский террор). При отсутствии кавказцев такое большинство может оказаться маленьким и непрочным, и тогда будет продолжаться развал партии, в нынешних условиях более опасный, чем тот откол потресовского крыла, которым дело ограничилось бы в первом случае (они уйдут наверное к Плеханову, ибо сейчас, под влиянием ленинского башибузукства настроились черт знает как враждебно к самому рабочему классу в его нынешнем виде).
Жму крепко руку. Привет от всех наших. Дайте понять немцам, что им в «Leipz[iger] Volkszeitung» следовало бы самым сдержанным образом писать о ленинцах, отнюдь не допуская апологии. Когда перед Европой – после неизбежного краха – раскроется истинная картина «истинно-русской» «диктатуры пролетариата», Шейдеманы [164] всех стран используют ее, чтобы навеки опозорить все «левое» в социализме. Пусть поэтому вовремя отмежуются от всего специфически ленинского.
А ведь знаете, Пав. Бор., только теперь в полной мере выявилась та «якобинская» природа ленинизма, которую Вы вскрыли в № 65 «Искры» в 1903 году!
Письмо П. Б. Аксельроду, 30 декабря 1917 г
Дорогой Павел Борисович!
Мы получили (я и Ф. И. [Дан]) Ваши письма, а от Раковского узнали, что Вы уже приступаете к выпуску № 1
Сближает нас больше всего скверное положение всей партии. Народные массы или еще с большевиками, или уже, испытав первые разочарования, пропитываются политическим индифферентизмом. Хотя мы собрали на выборах до полумиллиона голосов, но масс у нас, кроме Кавказа, нет, а в революционное время без масс трудно сохранять жизненную партийную организацию. Собрания не посещаются. Деньги в партийную кассу не поступают, газета распространяется мало.
Политическое положение – ужасное. И в области мира, и в области экономической разрухи дело явно идет к фиаско большевизма, но много оснований опасаться, что оно сменится не торжеством демократии, а всесторонней анархией. С одной стороны, солдат[ские] массы все дичают, а рабочие приводятся в отчаяние безработицей; с другой – сепаратизм окраин дошел до апогея. При этих условиях, по-видимому, нет никаких шансов на то, что Учред[ительное] Собр[ание] явится орудием возрождения, скорее всего оно вовсе не осуществится, ибо против него все же сила, стоящая за большевиками, за него же стоит лишь распыленная масса крестьян, выбиравшая эсеров и способная, пожалуй, только «рассердиться» на всю революцию, если она не осуществит Учр[едительного] Собр[ания], но отнюдь не отвоевать его у большевиков. Окраины же не хотят Учр[едительного] Собр[ания] для всей России, а лишь «федерального конгресса» из делегатов всех национальных Учредительн[ых] Собраний. Для этого они готовы отдать Великороссию (яко автономную) на съедение Ленину.
Среди рабочих прежнего абсолютного доверия к большевикам нет и нас уже не ненавидят. Но до настоящего отрезвления еще далеко.
У меня к Вам просьба: отправьте, пожалуйста, заказным прилагаемое письмо [169] .
Наши все в полном здравьи. Шлют Вам привет. С Новым годом, который все-таки, быть может, заложит у нас основания марксистской рабочей партии. Крепко жму руку.
Адрес мой прежний: Сергиевская, 50, кв. 9.
Письмо Н. С. Кристи [170] , 30 декабря 1917 г., Петроград
Мой милый друг!
Получил возможность послать письмо с оказией и спешу ею воспользоваться, ибо не знаю, дошло ли до тебя недавно мною посланное через здешнюю цензуру на Стокгольм, откуда тебе должны были переслать. Так как я в нем ругал большевиков, то не уверен, не задержал ли «товарищ шпик» это письмо. Других же оказий не было с самого переворота, ибо на границе теперь всех обыскивают и письма отбирают.
В том письме я подробно объяснял тебе, почему остался в «оппозиции» новому «социалистическому» режиму, как ты и предвидела, конечно. С тех пор положение еще более определилось. Дело не только в глубокой уверенности, что пытаться насаждать социализм в экономически и культурно отсталой стране – бессмысленная утопия, но и в органической неспособности моей помириться с тем аракчеевским пониманием социализма [171] и пугачевским пониманием классовой борьбы [172] , которые порождаются, конечно, самым тем фактом, что европейский идеал пытаются насадить на азиатской почве. Получается такой букет, что трудно вынести. Для меня социализм всегда был не отрицанием индивидуальной свободы и индивидуальности, а, напротив, высшим их воплощением, и начало коллективизма представлял себе прямо противоположным «стадности» и нивелировке. Да не иначе понимают социализм и все, воспитавшиеся на Марксе [173] и европейской истории. Здесь же расцветает такой «окопно-казарменный» квазисоциализм, основанный на всестороннем «опрощении» всей жизни, на культе даже не «мозолистого кулака», а просто кулака, что чувствуешь себя как будто бы виноватым перед всяким культурным буржуа. А так как действительность сильнее всякой идеологии, а потому под покровом «власти пролетариата» на деле тайком распускается самое скверное мещанство со всеми специфически русскими пороками некультурности, низкопробным карьеризмом, взяточничеством, паразитизмом, распущенностью, безответственностью и проч., то ужас берет при мысли, как надолго в сознании народа дискредитируется самая идея социализма и подрывается его собственная вера в способность творить своими руками свою историю. Мы идем – через анархию – несомненно к какому-нибудь цезаризму [174] , основанному на потере всем народом веры в способность самоуправляться.
Бросим, однако, политику. Сейчас у нас жесточайшие морозы, и я сильно страдаю, тем более что уже с месяц не могу избавиться от кашля; чуть поправишься, пройдешься при холодном ветре, и опять хуже. Стараюсь выходить как можно меньше и больше сижу дома, тем более что меня утомляет ходьба в тяжелейшем полушубке (приобрел таковой за 400 рублей к зависти всех приятелей, которые говорят, что я в нем «импозантен»: это переделанный на штатское военный офицерский полушубок). Увы! за последние месяцы я сильно постарел (проклятые большевики, вероятно, виноваты: сердце не выдерживает самомалейшего утомления). Подниматься по лестнице для меня настоящая пытка, а тут, как на грех, из-за отсутствия угля, все меньше действует лифтов. Вообще, с углем несчастье: электричество уже горит лишь несколько часов в сутки, а скоро, быть может, совсем погаснет. Хорошо, что наша квартира отопляется дровами, а не паром, так что не очень холодно. Вообще, лишений уже немало. Пища пока еще есть, но скоро, боимся, станут железные дороги, и тогда может прийтись плохо. Вообще, какое-то чудо, что мы вообще еще живем после двух месяцев этой анархии.
Занят сейчас я меньше прежнего. «Искру» мы закрыли после того, как на съезде овладели «Лучом» (бывшая «Рабочая газета»). Центральный комитет теперь в руках интернационалистов, в редакции «Луча» мы с Мартыновым и Астровым, и лишь Дан в качестве четвертого представляет ту часть бывших оборонцев, которая после большевистского переворота примкнула к нам, признав, что дальше войну вести нельзя и что с большевиками надо бороться не во имя восстановления Керенского и коалиции, а во имя чисто демократического правительства – без буржуазии. Остальные оборонцы перешли в оппозицию, и часть их, вероятно, сама уйдет из партии.
В газете я занят не больше 6 часов в день, так что утомляюсь много меньше прежнего. Больше могу читать; изредка даже в театр хожу. На днях впервые подвергся краже (это – редкость, ибо все мои знакомые, кажется, уже обкрадывались не раз): украли бумажник с 90 руб. Что у вас в Швейцарии говорят о мире? Судя по
С кем ты видаешься? Кто у вас бывает? Все чаще начинаю скучать по швейцарским пейзажам. Увижу ли скоро тебя? Может быть, это будет довольно скоро. Как Ната и Боб? [176] Целуй их от моего имени. А Тото [177] знает, что son pere est ministre [178] и принимает посетителей в Зимнем дворце? Бедный Анатолий Васильевич [Луначарский]! Между нами, его даже буржуазные враги не принимают всерьез и не ненавидят, его вышучивают. Ну, не хочу сплетничать. Много раз целую тебя. С Новым годом, милая, дорогая! Пиши мне. Передай привет Анне Александровне [Луначарской] [179] . Пиши о себе.
1918
Письмо А. Н. Штейну [180] , 25 октября 1918 г
Дорогой Александр Николаевич!
Давно уже не было оказии писать Вам и от Вас ничего не получалось; последние известия привез нам тов. Гутерман [181] , видавшийся с Вами перед отъездом из Берлина. За последние 3 месяца здесь столько воды утекло, что понадобились бы тома, чтобы поделиться всем, что может Вас интересовать. Постараюсь ознакомить Вас с самым существенным.
1. Положение партии стало невыносимым. С внешней стороны все ее проявления в советской России сведены на нет; все уничтожено: пресса, организации и т. д. В отличие от царистских времен нельзя даже «уйти в подполье» для сколько-нибудь плодотворной работы, ибо теперь уже не только жандармы, дворники и проч. следят за «неблагонадежностью», но и часть самих обывателей (коммунисты и причастные к совет[ской] власти) видят в доносе, сыске и слежке не только доброе дело, но и выполнение высшего долга. Поэтому думать о сколько-нибудь регулярном функционировании нелегальных учреждений не приходится. Масса меньшевиков переарестована. После участников рабоч[его] съезда (Абрамович, А. Н. Смирнов [182] и мн[огие] др[угие]), из которых 24 человека сидят до сих пор, переарестовали здесь, в Петербурге и провинции, еще ряд лиц, другие бежали от ареста. С трудом поэтому удается поддерживать функции информации в минимальных размерах. Но все это было бы не так тягостно, если б этот припадок террора по нашему адресу не послужил толчком к выявлению внутренней слабости нашего движения, которое к весне стало принимать внушительные размеры, охватив массы почти во всех рабоч[их] центрах. К этому времени крах промышленности, затягивавшийся искусственными мерами, сказался во всей силе; три четверти заводов и фабрик закрылось, массы, потеряв веру в бесконечность даровых подачек государства и изголодавшись, стали уходить в деревню
элементы. При таких условиях и особенно если с победой Вильсона [184] среди имущих классов исчезнет раскол по вопросу ориентации (все переходят на сторону союзников), «термидор», к которому ведут наши Робеспьеры [185] , приобретает все более зловеще-черносотенный и реставрационный вид. Пока еще длилась война с Германией, союзники в интересах этой войны были склонны перемещать влево политический центр антибольшевист[ского] блока и протежировать эсеров против кадетов и правых. Но, если война пойдет к концу и украинские, донские и пр[очие] реакционеры примкнут к союзникам, последние, вероятно, бросят эсеров, Учредительное Собрание и т. п., и тогда дело последних проиграно.
Все это вызвало в партии большую сумятицу. Сначала она сказалась тем, что наши правые элементы, приспособляясь к создающемуся положению, сделали дальнейший шаг и открыто солидаризировались с иностранн[ой] оккупацией и с «коалиционной» линией борьбы с большевизмом, объявив ее «общенациональной задачей» реставрации капиталистич[еского] строя. Во главе с Либером и др. они выступили как «комитет активн[ой] борьбы за возрождение России» [186] , что и создало в партии тактический раскол, не превращающийся в юридический только потому, что террор придавил нас всех, делая невозможной нашу взаимную полемику или даже созыв конференции или съезда для суда над взбунтовавшимися элементами. Но это же положение сделало то, что в виде реакции на «активизм» другая часть партии, особенно под влиянием вестей о растущей популярности б[ольшеви]ков в Европе, «зашаталась». Слышатся речи о том, что, видно, всемирная социальная революция идет «мимо демократии», большевистскими путями и что является опасным доктринерством всякая попытка противодействовать этому процессу, надо поэтому искать какого-нибудь «моста» с большевиками. На деле, разумеется, никакой другой мост невозможен, кроме простой капитуляции, ибо большевизм не допускает и мысли, чтобы могла существовать партия оппозиции, хотя бы ультралояльной и ставшей на почву признания советского принципа. Единственное «примирение», которое они допускают, – это в виде перехода к ним той или иной оппоз[иционной] партии в качестве «отдельных посетителей». При таком безысходном положении колеблющиеся не могут не думать об образовании какой-нибудь новой группы, более же решительные или более деморализованные из них переходят […] к большевикам. За всю историю большевизма у нас не было таких многочисленных отпадений. Из наших резолюций Вы увидите, как ЦК реагирует на этот процесс, стараясь заново формулировать общее отношение партии к проблемам революции, устранив всю туманность и противоречивость, которые прежде имели место в результате необходимости считаться с нашей правдой и блюсти внутреннее единство. Постановкой точек над i, более отчетливой формулировкой позиции мы рассчитываем успокоить несколько свою публику. Появление брошюры Каутского [187] было для нас большим удовлетворением, укрепив нас на основной нашей позиции.
2. О событиях в стране за эти месяцы должен прежде всего сказать, что сообщения о «красном терроре», как они были даны в
3. В общем положении советской республики, кроме очень усилившейся внешней опасности с юга, важно отметить быстрое приближение к финансовому банкротству (по смете доходы на вторую половину 1918 г. – 2,5 миллиарда, расходы – 37 миллиардов); годовой дефицит – 40 миллиардов и неизбежный голод вместе с катастрофой топлива в обеих столицах. Промышленность исчезает, а по мере ее исчезновения все большую часть коммунистов приходится пристраивать в разного рода учреждения, благодаря чему совет[ская] власть испытывает бюрократическое наводнение, с которым тщетно пытается бороться и которое совершенно парализует ее организаторск[ую] работу в экономической и социальной области. Специальный недуг, против которого сами большевики пытаются теперь бороться – гипертрофия полицейского аппарата, ставшего уже самодовлеющей силой, подавляющей прочие органы власти. На этой почве, может быть, когда-нибудь произойдет разрыв между нашими Робеспьерами и нашими эбертистами [208] – представителями чистого люмпенства.
За германскими событиями следим с жадным вниманием. Брошюра Каутского подтвердила мои опасения, что и в Германии при развитии событий будут иметь место проявления большевизма, поскольку и там рев[олю]ция будет развиваться на фоне упадка хозяйств[енных] сил, упрощения экономич[еских] функций общества во время войны и роли движения солдатчины и, вообще, Ungeschulten Massen [209] . Каково настроение Либкнехта [210] и что делается внутри Unabhangigen? [211]
Либкнехту и ЦК, и Моск[овский] Ком[итет], и товарищи из тюрем посылают приветствия, но, не имея возможности пользоваться телеграфом (от «поставленной вне закона» нашей партии цензура не пропустит), мы посылаем их почтой. Передайте ему на всякий случай это, ибо, может быть, цензура перехватит и почтовые отправления. Ему, Каутскому, Гаазе передайте наш привет. Вам шлют его все наши. Жму крепко руку. Если будет оказия, пришлите литературные новинки. В частности, у нас нет здесь посмертной книжки Эпштейна [212] и сборника статей Ф. Адлера [213] , которые могут пригодиться; также статей О. Бауэра [214] о России.
Привет!
На случай отправки письма с оказией можете отправлять человека по адресу, который даст податель письма.
1919
Письмо А. Н. Штейну, 3 июня 1919 г., Москва
Дорогой Александр Николаевич!
Рекомендую Вам тов. И. А. Блюма [215] , едущего от здешних кооператоров для того, чтобы завязать торговые связи с местным кооперативным миром. Очень обяжете, если окажете ему то содействие, в котором он, в качестве нового человека, может нуждаться. В частности, попрошу Вас оказать возможное содействие для получения разрешения на въезд в Германию для моего шурина, тов. Алейникова [216] , который тоже должен получить аналогичную миссию от кооперативных обществ, и для моей сестры, которая едет вместе с ним в качестве секретаря (Блюм Вам это расскажет подробнее).
От тов. Блюма Вы узнаете наши здешние новости. Большевизм переживает здесь новый пароксизм бешенства – специально по отношению к нам – «русским каутскианцам», т. е. левым меньшевикам. Большинство наших (Дан, Горев и др.) сидят в тюрьме уже третий месяц, меня освободили после 5-дневного ареста, но дышать нам совершенно не дают.
Привет всем друзьям.
Жму руку.
1920
Письмо П. Б. Аксельроду, 23 января 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
После бесконечно долгого промежутка у нас является надежда доставить Вам письмо и, главное, наладить, может быть, и постоянную переписку. Давно уже мы не имели никаких известий от Вас. Как же Вы прожили весь последний год, как Ваше здоровье?
Буду писать Вам обстоятельно, обо всем, что может Вас интересовать, чтоб, по возможности, возместить пробел целого года. […]
Начну с нашей личной жизни. Все мы кое-как живем и, принимая во внимание опасности, среди которых живем, и суровость внешних условий, живем даже благополучно. Очевидно, все как-то закалились и физически, и нервно. Сыпной тиф посетил многих товарищей, кое-кого унес (из знакомых, может быть, Вам назову петербургского симпатичного рабочего Захарова). Не от тифа, но от дизентерии умер Роман (Конст[антин] Михайл[ович] Ермолаев) прошлым летом в Витебске – вскоре после возвращения из «Колчакии», где он пробыл полгода. Переболели тифом многие, меня и братьев как-то беда эта пока миновала. В общем, все мы живем благополучно, изворачиваемся, не голодаем и мерзнем «умеренно». Федор Ильич [Дан], мобилизованный как врач, заведует одним отделом в Комиссариате здравоохранения, отдавая большую часть дня этой службе. Лидия (Дан) [217] уже давно стоит во главе «Совета защиты детей» – учреждения казенного, устраивающего и обслуживающего детские колонии и столовые (не смешивать с «Лигой защиты детей» – частным обществом под руководством Кусковой). По общему признанию, это казенное учреждение делает очень много полезного (дело в том, что, благодаря личному покровительству Луначарского и жены Ленина [218] , Лидия может не стеснять своей работы исполнением всех бессмысленных декретов, которые здесь губят всякое дело). Сергей [219] с недавнего времени тоже «на государственной службе» по военному ведомству («ведомство красноармейских лавок»). Здоровы мы все в умеренной степени: и Володе [220] , и его жене, и Жене [221] уже пришлось вылеживаться в санаториях, так как врачи усмотрели у них туберкулезный процесс. Мое здоровье сносно, но часто простуживаюсь и всегда кашляю.
Семен Юльевич [Семковский] все эти полгода прожил «под Деникиным» [222] , был арестован, но потом освобожден. Мы надеялись, что при Деникине ему возможно будет переправиться через границу, и дали ему свое благословение, но это не удалось. Об Алекс[андре] Самойлов[иче] [Мартынове] уже около года ни слуха ни духа после того, как он зарылся с Анютой в деревне [223] , где она служит. Это в пределах фантастического Петлюровского царства [224] , отрезанного даже от Деникин, и именно в его деревне, судя по газетам, было несколько кровавых погромов, так что судьба его нас беспокоит. Астров давно уже в Одессе, надеемся, что и на этот раз деникинщина его не затронула.
Горев, Череванин, Абрамович, Далин [225] – здесь с нами. Ева Львовна [Бройдо] [226] , по нашим сведениям, должна быть за границей, куда уехала, даже не предупредив нас. Сначала брюзжа на нас «слева», потом вдруг «справа», но ни разу не пытавшись использовать свои права члена ЦК, чтобы поставить вопрос о своих сомнениях, она разошлась с нами совершенно странным образом.
О судьбе Влад[имира] Ник[олаевича] Розанова [227] Вы, вероятно, знаете из газетных сообщений. Отойдя от нас уже давно, он запутался в делах «Союза возрождения», который чрезвычайке удалось связать в один заговор с совсем уже реакционным «Национальным центром» [228] . С большим трудом удалось спасти Р[озанова] от расстрела; его «приговорили» без суда к бессрочным общественным работам и за жизнь его можно теперь быть спокойным. Р[озанов], вероятно, не подозревал, что его кадетские контрагенты по «союзу» связаны (через «Национальный центр») непосредственно с организацией шпионажа в Красной армии, что позволило большевикам изобразить и его самого чуть ли не шпионом Антанты. Ввиду этого он счел необходимым заявить, что в сношения с другими партиями в «Союзе возрождения» вступал как представитель особой группы «правых меньшевиков». Но это заявление дало чрезвычайке внешний повод пытаться привлечь к делу тех лиц, кого она считала лидерами правых меньшевиков, именно А. Н. Потресова и Дементьева. Нам в конце концов удалось добиться их освобождения (на поруки мои и Федора Ильича) после того, как они просидели месяца по три в совершенно невероятных, исключительно гнусных даже по сравнению с обычными, условиях. Ал[ександр] Н[иколаевич] из этого заключения вышел тенью самого себя; на него больно было смотреть, его заключение было подлинным мученичеством, и он до сих пор медленно оправляется в недурной санатории, куда удалось и его поместить. И он, и Дементьев вышли из тюрьмы как будто менее «правыми», чем были раньше, и с ними можно хоть разговаривать и спорить, тогда как прежде А. Н. был фанатически нетерпим и ко всему «интернационалистскому» и «циммервальдистскому» относился с непримиримой ненавистью средневекового монаха.
Чтобы покончить о друзьях и знакомых, упомяну, что Лапинский продолжает жить здесь, уклоняясь до сих пор от поездки в Польшу, где ему пришлось бы заниматься безнадежным делом «борьбы изнутри» единой польской партии, которая, как Вам известно, стала коммунистической, да еще так нелепо «последовательной», что даже Барский [229] считается у них «крайне правым».
Покончив с Personalia [230] , перейду к нашим партийным делам.
После закрытия последней нашей газеты в марте [19] 19-го года и разгрома ЦК и Московского комитета, последовавшего за этим, мы лишились всякой возможности широкой открытой работы в массах. Влияние нашей партии стало неудержимо падать, чему немало способствовали разные Seitensprunge [231] наших товарищей в Сибири, на Волге, на Кавказе, в Крыму и т. д., дававшие возможность большевикам представлять нас союзниками союзников [232] , Колчака [233] и т. д. Вести агитацию нелегальными путями – это показал опыт не только наш, но и правых и левых эсеров – при таком режиме, как большевистский, который корнями все-таки уходит в массы, бесконечно труднее, чем при царизме: например, достаточно одного коммуниста или «сочувствующего» в типографии, чтобы никто не решился набирать для нас листок, как это легко делалось при старом режиме, когда доноса ожидали не от всякого благонамеренного обывателя, а только от заведомого негодяя. Теперь донос, как и при Comite du salute public [234] , первая цивическая [235] добродетель.
Поскольку всё-таки мы действовали, мы сталкивались с тем печальным положением, в которое попадает в период острой гражданской войны всякая партия, отстаивающая против фанатиков и сектантов «умеренные» идеи: мы имели сочувственную аудиторию, но она всегда оказывалась гораздо правее нас. По здоровому инстинкту все, задавленное большевизмом, охотно поддерживало нас, как самых смелых борцов против него. Но усваивало из нашей проповеди только то, что ему было нужно – только обличительную критику большевизма. Пока мы его клеймили, нам аплодировали; как только мы переходили к тому, что другой режим нужен именно для успешной борьбы с Деникиными и т. п., именно для действительного устранения спекуляции и для облегчения победы международного пролетариата над реакцией, наша аудитория становилась холодной, а то и враждебной.
При возможности систематической работы лекциями, печатью, митингами и т. д. мы могли бы и из той, и из другой массы вербовать свою армию, при теперешних же условиях это невозможно.
При отсутствии печати и почти полной нелегальности наших организаций во многих местах даже после того, как здесь нас выпустили и «легализовали», мы и выборами в Советы могли воспользоваться далеко не всегда (в Питере, например, эти выборы были дважды, и оба раза мы лишены были физической возможности вести какую-нибудь агитацию). В отдельных местах (Брянский район, Витебск, Самара, Тула) мы все же до последнего времени одерживали на выборах значительные успехи.
На юге – в промежутках между нашествиями реакции – положение много благоприятнее (да и промышленность там не так растаяла, так что старые кадры наших пролетариев сохранились). В последний раз перед приходом Деникина большевики долго «терпели» в Харькове выпуск нашей газеты, журнала и нескольких профессиональных и кооперативных органов (на севере и это все не терпится); лишь в самом конце они прикрыли газету и в Киеве, и в Харькове. Поэтому там повсюду наша партия и сейчас сохраняет более связи с массами, пользуется влиянием в профессиональных союзах и т. д. Сейчас (пока!) в Харькове тоже выходит наша газета.
При всех этих условиях, по существу, [наша партия] играла за этот год роль «пропагандистского общества», заботящегося о сохранении связи между своими членами и старающегося резолюциями и декларациями давать свою оценку текущих событий и свои ответы на наиболее важные злободневные вопросы. Активное вмешательство в события бывало только исключением.
В этой скромной работе ЦК вел свою линию в соответствии с общими положениями, принятыми на известной Вам декабрьской конференции 1918 года. Резюмирую для Вас основные пункты этих решений, как они выкристаллизовались в нашем сознании после проверки их опытом.
1) Мир вступил в фазу крупных социальных потрясений, результатом которых будет переход от капитализма к социализму в формах и в темпе, различных в разных странах. Переход власти в руки пролетариата и переход к коллективизму могут в одних странах осуществляться путем катастроф и гражданской войны, в других – постепенно, частично и через ряд промежуточных форм, но по существу это будет тот же исторический процесс. В этой мировой обстановке разваливающегося или эволюционирующего к социализму капитализма передовых стран путь развития стран отсталых тоже изменяет свое направление, поскольку они затронуты общим революционным процессом. Поэтому для России после ее двух революций немыслим простой возврат к безраздельному господству частнокапиталистических отношений или, вернее, создается возможность сочетания товарно-капиталистических отношений с элементами непосредственно общественного хозяйства, постепенно вытесняющего первые по мере роста производительных сил. Если революция в России будет раздавлена, экономическое развитие, вероятно, пойдет в направлении государственного капитализма на основе мелкой собственности в деревне. Если государственная власть удержится в руках трудящихся классов, получится возможность того постепенного «пропитывания» народного хозяйства коллективистскими началами (im Anschluss [236] к обобществляющему хозяйству передовых стран), которое признавалось нами утопией в построениях Бернштейна [237] для «органической» эпохи капитализма, но которое может стать реальностью в условиях мировой революционной эпохи и концентрации государственной власти в руках трудящихся классов.
2) Русская демократическая революция 1917 года была погублена империализмом, парализовавшим ее развитие. Тем самым стала
3) Большевистский утопизм и терроризм отбросили в реакцию широкие массы населения и сделали большевистское правительство таким, которое держится, главным образом, страхом крестьян и рабочих перед помещичьей контрреволюцией, которая при данном соотношении сил является и показала себя единственной силой, способной в настоящее время заменить большинство. Ибо в течение двух лет гражданской войны, шедшей под знаменем «немедленного коммунизма», мелкобуржуазная демократия не могла выработаться в силу, способную, не капитулируя перед контрреволюцией, управлять без помощи тех активно революционных элементов пролетариата, которые, как-никак, собрал вокруг большевизм и без которых и остальная менее утопически настроенная часть пролетариата оказывается не в состоянии оказывать революционное воздействие на рыхлую мещанско-крестьянскую демократию (опыт с эсерами в Сибири, Поволжье и др. местах). При таких условиях немедленное торжество демократических принципов в государстве после долгого периода ленинской диктатуры и террора дало бы, несомненно, контрреволюционную комбинацию. Поэтому мы не можем сейчас делать своим лозунгом Учредительное Собрание и всеобщее избирательное право. Мы должны признать необходимость известного периода «революционного правительства», управляющего опираясь лишь на активно революционные элементы народа, и лишь стремиться к тому, чтобы характер этого правительства и его политика сознательно направлялись стремлением перейти к демократии и объективно вели к возможности для трудящихся масс овладеть орудием демократии и сохранить это орудие как средство консолидировать и двигать вперед революцию. Отсюда наши лозунги: не свергать большевизм во имя народовластия, а бороться за объединение революционных партий, переход от диктатуры одной партии к правительству, опирающемуся на совокупность революционных сил, демократизация данного (советского) режима, освобождение его от террористических черт и от бюрократического абсолютизма. Таков смысл наших лозунгов: «через Советы к демократии», «исполнение советской конституции» и т. п. «Новейшие» теории о непригодности вообще демократии для осуществления революционных задач социалистической эпохи, о «советской системе» как «высшем типе демократии» и т. д. мы отвергаем, разумеется, как чистый вздор.
4) Свою тактику мы определяем как борьбу с большевизмом, поскольку он есть извращение социализма и террористическая система, основанная на расколе внутри пролетариата и между пролетариатом и крестьянством, но мы соединяем эту борьбу с безоговорочной поддержкой большевизма в его сопротивлении международному империализму и его внутренним контрреволюционным союзникам. Эту поддержку мы в течение известного времени ограничивали известными рамками, не считая возможным принимать прямое участие в организации большевиками обороны против их врагов. Принципиальное значение это ограничение имело для нас, пока большевизм на поле вооруженной борьбы имел против себя также и демократические силы, хотя бы своей собственной дряблостью и нелепой политикой самих большевиков брошенные в объятия Антанты и контрреволюции (эсеры на Волге, Петлюра и т. д.). Это принципиальное соображение отпало после того, как Колчак и Деникин истребили всех демократических противников большевизма и против последнего встала одна сплошная контрреволюция. Оставалось еще в силе тактическое соображение: как партия, преследуемая и протестующая против террористического режима, мы, при всем признании относительной прогрессивности большевиков в их борьбе с Деникиным и Кº, не считали возможным доводить свою политическую поддержку в этой борьбе до отдачи своих сил делу военной обороны государства. Но обострение положения принудило сначала наших южан, когда Деникин начал свой кровавый крестовый поход, сделать и этот шаг; в момент же наибольших успехов Колчака, Деникина и Юденича [238] мы признали необходимым сказать, что для этого грозного момента, несмотря на все, призываем членов партии и рабочих поддержать дело обороны.
Этот шаг, кстати, не всеми одобрен из тех, которые во всем остальном идут с ЦК. Многие, как Федор Андреевич [Череванин] у нас, и практики в разных местах, предпочли бы, чтобы наша оппозиционность проявилась и в вопросе обороны, отказались что-нибудь делать, пока не изменится режим. Но теперь, когда разгром контрреволюционных войск привел к снятию блокады, я надеюсь, что эта правая оппозиция (не имеющая ничего общего с правым крылом Либера и Кº, отвергающим всю нашу политику) признает нашу правоту. Гораздо неприятнее имеющаяся у нас оппозиция слева, которая целиком почти овладела Бундом [239] и имеет корни и в русских организациях. Не говоря уже о Бунде, который на девять десятых усвоил себе коммунистическую идеологию (Рахмилевич [240] , считающийся там «умеренным», во всем, по существу, большевик; Абрамовича они считают отпетым оппортунистом), но и другие «левые» утратили всякую принципиальную линию, отличную от большевизма: готовы признать Советы «высшей формой», а III московский Интернационал [241] – единственно способным объединить пролетариат и т. д. Время от времени иные из них уходят от нас формально и кончают вступлением в коммунистическую партию. Из крупных имен за последнее время ушли Хинчук и Булкин [242] (вообще, преимущественно уходят бывшие правые, проявляющие в отношении к коммунизму тот же оппортунизм, который проявляли раньше к буржуазии). Оба пока еще к коммунистам не ушли.
Теперь о нашем отношении к проблемам международного движения. После Берна и Люцерна [243] мы окончательно укрепились в убеждении, что, в сущности, говорить о восстановлении Интернационала в данное время не приходится. Не только нельзя представить себе в одном Интернационале правых социалистов, с одной стороны, и партии, вошедшие в ленинскую организацию, с другой, но и сколько-нибудь органическое единство между правыми и центром невозможно до тех пор, пока первые не расквитались окончательно с политикой национализма и готовы вместе с буржуазией подавлять вооруженной силой движения другой части пролетариата. А до этого расквитания дело далеко еще не дошло. В этой невозможности органического единства мы видели и действительную причину неудачи кампании за социалистическое вмешательство в русские дела: ибо всякое осуждение большевистских методов и формулирование позиции в вопросе о диктатуре и демократии
Поэтому мы признали, что может идти речь о конгрессах и конференциях, на которые допускались бы все рабочие партии и которые позволили бы достигать некоторых общих шагов по отдельным вопросам и дали бы возможность формироваться принципиальной действенной программе центра, сплачивающего элементы, порвавшие и с
С тех пор опыт лишь укрепил в нас это мнение. Добрая половина национальных партий и фракций II Интернационала сейчас сидит в правительствах своих стран или не сидит, [но] являются, по существу, правительственными. Попытки при таких условиях демонстрировать на конференциях единое мнение интернационального рабочего класса лишь дискредитируют эти конференции и создают в революционных элементах представление, что единственно независимым от буржуазии и способным к мобилизации международного пролетариата является московский центр Ленина. С другой стороны, элементы центра, вопреки Вашим попыткам к правильному пониманию многих из них, чересчур замкнулись в местную борьбу и не делают никаких серьезных шагов, чтобы сплотить свои собственные силы в единый интернациональный блок с действенной программой, прежде чем определять свои отношения к объединительным попыткам справа и к деятельности ленинского Интернационала. В течение полутора лет центр, не осуществив даже экспедиции в Россию, очистил все поле для коммунистов и в конце концов, в лице независимых, стал на путь, ведущий в Каноссу [250] . Мы (я говорю о себе, Федоре Ильиче, Абрамовиче и других близких товарищах) хотя и допускаем, что, быть может, в будущем, за невозможностью полного единства, образуется Интернационал из одних центра и левой, но это считаем возможным лишь после значительной эволюции левых, сейчас же такая группировка означала бы капитуляцию перед большевизмом и априорный отказ от восстановления объединяющего
Кажется, все существенное Вам сообщил. Остается – о наших отношениях с правящей партией. После поездки за границу Литвинова [254] , когда запахло переломом в политике Антанты, она стала заигрывать с нами (по-своему, по-медвежьи). В ответ мы потребовали разрешения нам выпускать хотя бы ежемесячный журнал и бюллетень ЦК.
Большевики, согласившись «принципиально», тянули полтора месяца с практическим решением вопроса, и когда мы, разоблачив этот «саботаж», потребовали немедленного ответа: да или нет? – они ответили: «преждевременно». Потом дали нам понять, что другой ответ сможет быть дан после съезда Советов, куда нас пригласили [255] . Наше поведение на съезде (прочтение декларации с обличением террористической политики и абсолютистского режима) их «разочаровало», и дело осталось в прежнем виде. Теперь хотим возобновить «ходатайство». За границу упорно не пускают никого из нас. Сейчас здесь – в составе делегации латышского Красного Креста – находится Мендерс [256] . Как и все члены делегации, он в качестве представителя союзной державы находится под охраной и не может общаться с местными учителями. Все хлопоты и его, и наши, чтобы ему позволили повидаться со мной, до сих пор не увенчались успехом.
Посылаю Вам свое письмо, которое я недавно поместил в органе группы отколовшихся от Чернова влево эсеров «Народ» [257] по поводу инсинуации чрезвычайки против Александра Павловича [Аксельрода] [258] . Чрезвычайка не отвечала. Шлю привет ему и Самуилу Давыдовичу [Щупаку] [259] (все еще он в Швейцарии?).
Наши все шлют Вам привет и пожелание здоровья. Письма и материалы для нас можете посылать в Ригу на имя члена Национального совета Ф. Мендерса. Крепко обнимаю и жму руку.
О смерти Веры Ивановны [Засулич] [260] Вы, конечно, знаете. Алекс[андр] Никол[аевич] [Штейн] [261] говорит, что она умирала в ужасном состоянии, проклиная всю свою революционную деятельность. Жилось ей в последнее время довольно тяжело. На всякий случай: разумеется, все слухи, будто я, Федор Ильич и другие должны были войти в правительство, чистый вздор, как видно намеренно распространенный азиатским дипломатом Литвиновым.
Письмо А. Н. Штейну, 26 марта 1920 г
Дорогой Александр Николаевич!
С месяц назад я отправил большое письмо Каутскому с оказией, с которым, я надеюсь, Вы ознакомились, если оно дошло. Теперь спешу воспользоваться новой оказией, чтобы отправить Вам это короткое письмецо. К сожалению, уезжающий товарищ не предупредил заранее, и я не мог приготовить для Вас копию с только что принятой нами резолюции по вопросу об Интернационале, который мы снова рассматривали в связи с решением Независимой партии. Сведения, приходящие из Германии в передаче, главным образом, американских радио, не дают сколько-нибудь ясной картины событий [262] . Большевистская печать старается комментировать их в том смысле, что это – немецкий «октябрь», хотя Радек [263] и предостерегает их от этой иллюзии и не скрывает в интимных разговорах, что он считал бы счастливейшим исходом, если бы Unabhangigen [264] удалось добиться той «сделки», которая предотвратила бы разгром левых элементов и реванш военной клики и за которую, конечно, он же немедленно начал бы травить их как «предателей и изменников». Впрочем, он решился высказаться о необходимости и желательности «сделки» также в своем докладе на публичном заседании Московского совета 23 марта, что не помешало после его доклада коммунистам внести приветствие немецкому пролетариату, призывающее его отвергнуть «всякую сделку» и идти напролом. Я указал в своей речи на эту непоследовательность, требуя, чтобы не было фразы против «сделок», и предлагая прилагаемый при сем текст, который, конечно, был отвергнут и который мы теперь посылаем от имени нашей партии и просим Вас опубликовать.
Неизвестность о том, как заканчивается кризис в Германии, создает у нас лихорадочное настроение, ибо все мы понимаем, что торжество, хотя бы частичное, марксистской линии во время или после этого кризиса могло бы еще спасти Европу от торжества большевистской чепухи в дальнейшем течении революционного периода.
Как я упоминал, мы только что признали тезисы об Интернационале после того, как мы в прошлом году (в мае 1919 г.) постановили, что, отвергая попытки восстановления II Интернационала чисто механическим путем объединения принципиально расходящихся партий, мы ограничиваем свое участие в конгрессах и конференциях II Интернационала лишь информационными целями и не связываем себя его решениями, мы теперь решили прекратить всякие организационные отношения с «остатками II Интернационала», признав фиаско попытки его возрождения. Одновременно мы выразили солидарность с решениями независимых и французов созвать конференцию революционных партий [265] , но требуем, чтоб объединение их совершалось на основе определенных принципов, а именно: а) признание нынешней полосы исторического развития – полосы борьбы за диктатуру пролетариата, но с допущением того, что эта диктатура должна в разных странах осуществляться в своеобразных формах, вытекающих из истории и состояния страны, а не из определенной единоспасающей формулы, и что в соответствии с степенью отсталости страны эта диктатура должна ограничиваться разделом власти между пролетариатом и непролетарскими трудящимися классами, б) отклонение диктатуры меньшинства, в) отклонение терроризма как метода диктатуры.
При первом же случае мы пришлем тезисы, как и другие – о диктатуре и демократии, представляющие нашу новую программу. Пока можете сообщить Павлу Борисовичу на основании этого письма суть нашего решения, в частности о прекращении организационных отношений с Амстердамом [266] .
В последнее время, несмотря на то что режим бесправия сохраняется, нам удалось одержать ряд избирательных побед при выборах в Советы (в Москве провели 40 чел., в Харькове – свыше 100, в Брянске, Туле, Витебске, Смоленске – по несколько десятков). Везде эти цифры, благодаря здешней системе «гнилых местечек» [267] , утопают в большинстве коммунистов, но цинизм самой системы таков, что ее прорыв выбором группы оппозиции вызывает в правящей партии панику. В результате начались новые гонения, и в Киеве, где боялись, что выборы в Совет дадут нам еще большую победу, сфабриковали против десятков наших товарищей истинно «ритуальный» процесс по обвинению в «содействии Деникину». Главный пункт обвинения – посылка местными профессиональными союзами профсоюзам Европы меморандума, заключающего критику большевистского режима. В числе обвиняемых Семковский, Скаржинский [268] (один из участников основания партии в 1898 г. и самый левый из меньшевиков), И. Биск [269] , видный лидер печатников А. Романов [270] , один из старейших деятелей М. С. Балабанов [271] , Кучин-Оранский и мн. др.
Положение с Польшей здесь теперь представляется очень непрочным и вызывает большие опасения. Если Антанта ее прямо и решительно не удержит, она, по-видимому, будет наступать.
Владимир Николаевич [Розанов] недавно болел возвратным тифом, но в легкой форме. Может быть, удастся его выздоровление обставить сносными условиями.
Мысль снова возвращается к немецким событиям. Неужели масса старой партии не сломит своекорыстного упрямства своих Шейдеманов? Если из всех переговоров не выйдет реальных уступок пролетариату или если Шейдеману удастся провести за нос свою организацию, это будет вода на мельницу большевизма.
Мы надеемся издать здесь сборник по вопросу о II и III Интернационале, куда войдут и Ваши статьи, так же как и Адлера и Гильфердинга [272] .
Привет последнему и Каутскому. Крепко жму руку Вам и Т. Я. [Рубинштейн [273] ].
Письмо П. Б. Аксельроду, 30 мая 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
Думаю, что при
Большевики, увидев, что англичане не дают себя ослепить и ищут информации у оппозиции, переменили тон по отношению к ним, стали третировать их перед рабочими как «соглашателей», а нас – как главных якобы виновников происшедшего, начали кампанию, которая по бешенству и кровожадному бесстыдству превышает даже то, что было в 18-м и 19-м годах. Поэтому никакого сомнения не может быть, что со дня на день нас ждет разгром либо в виде исключения из Московского совета (в провинции уже исключили в Одессе, Гомеле, Николаеве) [276] и закрытия союза печатников и двух наших клубов, либо в виде массовых арестов; либо будет и то и другое. Мы предупредили англичан об этих очевидных последствиях нашей встречи с ними. Они, будучи в Всероссийской чрезвычайной комиссии [277] для анкеты, поставили ей формальный вопрос: правда ли, что лица, с которыми мы встречались, могут подвергнуться репрессиям за сообщенные ими нам сведения, и получили от председателя Ксенофонтова [278] (заместитель Дзержинского [279] ) ясный ответ: «Категорически заявляю: если кто-нибудь из этих лиц подвергнется после вашего отъезда или еще во время пребывания репрессиям, то отнюдь не за сношения с вами, а за одно из преступлений, для борьбы с которыми создана ВЧК». Англичане поняли смысл ответа, и это тоже весьма полезно для их просвещения. Возможно, что до их отъезда арестов все же не будет, хотя тон газет таков, что пахнет даже не арестами, а расстрелами. Ибо мы оказываемся одновременно и «доносчиками Ллойд Джорджу» [280] (силлогизм: мы рассказываем англичанам вещи, которые Ллойд Джордж может использовать против России за интервенцию, а среди англичан может оказаться вольный или невольный агент Ллойд Джорджа) и «пособниками польских поджигателей» [281] (силлогизм: в Москве были взрывы складов с снарядами; хотя почти очевидной причиной является преступная халатность в хранении их – самовозгорание, – но по трафарету допускается злоумышленная польская рука; мы же, одновременно выступая на митингах с критикой советской власти, затрудняем ей дело обороны, а стало быть, мы – «пособники польских поджигателей», каковой термин по тому же ленинскому обычаю ходит в своем самом буквальном смысле). Две недели назад та же пресса на все лады кричала, что мы заключили
В конечном итоге первый европейский визит я считаю полезным. Люди вернутся все же если не с отчетливым и детальным знакомством с сущностью современной России, то с верным, в общем, представлением о полном противоречии между этой действительностью и идеальными целями и о том, что в основе противоречия лежит экономический утопизм. И при этом впервые мы видим людей, которые способны отделять вопрос о поддержке русской революции, как таковой, против империализма от вопроса о санкции большевистских методов и принципов. По крайней мере, они нам особенно подчеркивали, что усиление борьбы за признание советского правительства и мир они сочтут для себя обязательным независимо от результатов самой анкеты о прелестях большевистского рая.
Вы упоминаете в письме, что мы вступили в сношения с Лонге [283] , не предупредив Вас и не через Вас. Последнее верно, но насчет предупреждения – это результат лишь того, что письма наши почти все не дошли. О
На немецко-французском «центре» я лично построить прочное здание не надеюсь, и в этом вопросе мы с Федором Ильичом [Даном] стоим в ЦК несколько особняком от остальных членов ЦК, которые, независимо от большей или меньшей левизны, пожалуй, оптимистически смотрят на реальные возможности построения Интернационала на нынешних средних партиях. Я скорее склоняюсь к скептическому взгляду Ф. Адлера, что момент для организации политического воссоздания Интернационала еще не созрел и что как после 1870 до 1889 г. [286] необходим период der Uberwindung [287] идейного хаоса и выкристаллизования политической идеологии, прежде чем сколько-нибудь действенный и авторитетный Интернационал может быть создан. Нам пришлось уступить товарищам, которыми руководит законное опасение, что отсутствие организационной активности центральных партий при несомненной для нас безжизненности правого Интернационала сделает Москву, несмотря на все Bedenken [288] против нее, центром притяжения для всех некоалиционистских партий. Более левое наше партийное крыло (Бэр [289] и другие южане) тянут в ту же сторону по другой причине: ибо сами путаются в вопросе о проблемах революционной эпохи почти так же, как левые Unabhangigen, и склонны в них видеть авангард мирового движения.
Письма от Сам[уила] Д[авыдовича Щупака] мы не получали.
Если не будем посажены на цепь, надеюсь, что за лето сможем еще использовать оказии для писем Вам. Как физически чувствуете себя?
Крепко обнимаю. Привет от всех наших, которые уже сильно соскучились по Вас.
Из письма А. Н. Штейну, 26 июня 1920 г
Дорогой Александр Николаевич!
Только что получил Ваше письмо от 4 июня и сейчас же отвечаю, ибо имею случай отправить ответ верным путем. Большое спасибо за газеты и брошюры. За время, прошедшее от написания Вам письма, произошли выборы и положение стало довольно ясным. […] Если в лагере реакции победит авантюристская струя, то неминуема, конечно, длительная гражданская война и оживление большевизма в более опасных размерах, чем прежде. На внутренней политике партии не сможет не отразиться и ее «внешняя» политика. В этом смысле взаимоотношения партии с III Интернационалом становятся вопросом первостепенной важности. Вам известно, что большевики делают попытку привлечь левые организации к участию в съезде III Интернационала [290] независимо от переговоров правления партии с последним. […] Это определенная попытка навязать Вашей партии [291] раскол (сейчас такого же раскола добиваются от итальянцев, требуя от них изгнания Турати [292] и всего его крыла). Одновременно делается попытка, которая могла бы показаться безумной, если бы бесхарактерность европейских социалистов не поощряла Москву к «дерзанию» – попытка расколоть профессиональный интернационал. Для начала, ввиду противодействия итальянцев и англичан, основывают скромный комитет, к которому должны примкнуть,
Наши тезисы посылаю Вам вместе с кое-какими другими материалами. Утилизируйте, как сможете.
У нас в связи с приездом англичан и под покровом снова сгущенной, благодаря польскому нашествию, атмосферы открылась новая полоса гнусной травли против меньшевиков, не закончившаяся, против ожидания, общим разгромом, но все же оставившая по себе разрушения. Так, разгромили союз печатников в Москве, многих здесь и в провинции арестовали (в частности, в Екатеринбурге посидел Далин, ныне выпущенный), а Фед[ора] Ильича сослали на Урал в порядке служебной дисциплинарной меры (он – мобилизованный врач). Война
Пока довольно; кажется, теперь чаще будут оказии. Привет мой Каутским, Гильфердингу, Штребелю [298] . Привет Татьяне Я[ковлевне Рубинштейн]. Крепко жму руку, привет от всех наших.
Прилагаемое письмо прошу передать Еве Львовне [Бройдо ] [299] .
Из письма С. Д. Щупаку, 26 июня 1920 г
Дорогой Самуил Давидович!
Был несказанно рад, получив Ваше письмо, и весьма благодарен за его обстоятельность, давшую нам яркую картину того, что делается в Париже. Сейчас написал семилистовое письмо Павлу Борисовичу и, кажется, целиком опустошил себя. Вы его, конечно, прочтете [300] и ознакомитесь с нашими последними событиями.
О чем писать еще? Атмосфера у нас, разумеется, удушливая. […] По моему мнению, все люди стали глупее, а большевики, которые отличаются от других тем, что не ощущают тоски по печатному слову, – больше других. Думаю, что лет 15 такого режима достаточно, чтобы люди покрылись шерстью и залаяли. Шерстью, впрочем, может быть, понадобится покрыться раньше ввиду истощения тканей. Но не надо думать, чтобы жизнь материальная стала много труднее, чем была в момент Вашего отъезда. Правда, цены сейчас: хлеб 500 руб., сахар 5000, масло 2000 фунт, яйцо 75 руб. штука и т. п., чашка кофе 250 руб., белая (серая) булочка 150 руб., коробка папирос (20 штук) 750 руб., коробка спичек 120 руб., извозчик не менее 3000 руб., «вольный» парикмахер 400 руб., починка ботинок от 1000 до 5000 руб., дрова 30 000 сажень; но существование нашего «среднего» круга вряд ли много ухудшилось. Мяса часто не едим целыми месяцами, главный продукт питания – пшенная каша; но пропитание достаем себе не с большими трудностями, чем ранее. Достигается это тем, что, вопреки всем декретам и всем «нивеляторским» тенденциям наркомпрода [301] , все шире распространяется «паек», получаемый рабочими и служащими. Только этот паек, в некоторых ведомствах очень почтенный, и позволяет хозяйствам вроде нашего (живу с Аб. Никиф., Ритой [302] и Женей [303] , и все, кроме Риты, получаем пайки: я по «Социалистической академии») [304] сводить концы с концами, почти не прибегая к вольному рынку. Все это, конечно, достигается за счет какой-то части – части рабочих, многих служащих и бывших, непристроившихся буржуа – которые форменно голодают. Спекулянты же, люди, нажившиеся в начале революции, врачи с практикой и т. д., кормящиеся вольным рынком, тратят сумасшедшие суммы на поддержание жизни – 400–500 тысяч в месяц, а то и более. Заработки – номинально – ничтожны: высшая тарифная ставка 4800 в месяц, путем «премий», «сверхурочных» ее натягивают до 15–20 тысяч очень часто; есть «спецы», особенно в жел. – дор. и военном ведомствах, коим открыто платят 50 и 100, а то и 400 тыс. в месяц! Зато есть швейцары, сторожа, машинистки, которые реально получают 1500 и 2500 в месяц. Неравномерность в реальных доходах стала громадной. Что касается «комиссарского сословия», то его высший
Атмосфера моральная, как сказано, удушливая. Живем скучно. Сильных ощущений, кроме время от времени от вновь поднимающейся, набившей оскомину травли меньшевиков с террористическими выкликами, вовсе не знаем; да и то с каждым разом даже эти проявления истерии становятся все более казенными, лишенными искры энтузиазма и не находящими отклика даже в большевистских массах. В большевизме страшный застой мысли: ни порывов, ни «святого беспокойства» за завтрашний день революции не видно. Типичным представителем власти и правящей партии стал Каменев, сытый, с свиными глазками, подчас с манерами доброго папаши-лордмэра, пекущегося о «населении вверенной ему губернии», подчас разражающийся грозными филиппиками против внутренних и внешних врагов, но и это без внутреннего огня и без убеждения; говорят, после 5 минут разговора на общую тему о перспективах он начинает зевать. Троцкий в январе размахнулся было «величавой» аракчеевской утопией милитаризации труда и «трудармий» [315] и скоро уже остыл, увидя, какая истинно российская ерунда из этого получается, и обрадовался, когда Пилсудский [316] дал ему возможность вернуться к привычному занятию – разводам, парадам и награжденью знаменами. Радек из германского плена вернулся освежившимся, взбудораженным и критически настроенным, позволяя себе в частных разговорах «ужасаться» по поводу коррупции, «казенщины» и духовной смерти большевизма и публично критиковать планы милитаризации и отстаивать самодеятельность пролетариата. Его пару раз слегка посекли, и он пришел к выводу, что при данном режиме можно «влиять», только пролезши в Центральный комитет. Для этого он пополз на четвереньках, с большим трудом, но пролез-таки, опредательствовав по отношению к оппозиции, которая сформировалась перед последним съездом партии [317] , да так на четвереньках и остался и теперь превратился в чистейшего официоза, который сегодня доказывает, что в Германии до революции очень далеко, потому надо ввести в III Интернационал независимых, а завтра – что независимых надо гнать в шею, ибо все созрело; сегодня уверяет, что наша программа – отбить нападение Польши и заставить «панов» подписать мир, чтобы вернуться к «мирному строительству», а буквально назавтра – что мы мира с «панами» не подпишем, а, пройдя Польшу и поставив там советскую власть, вторгнемся в Германию, чтобы подать руку коммунистической революции, которая к осени там разразится. Даже Ларин… перестал писать проекты и почти замолк. Рыков, Томский [318] , Шляпников [319] пытались поднять большую бучу, отстаивая влияние профессиональных союзов на управление производством против «единоличного начала» и милитаризации. Рыков капитулировал на самом съезде. Томский – после съезда партии, а Шляпникова до съезда угнали в Европу раскалывать профессиональное движение. После предательства вождей рядовая оппозиция, которая действительно первый раз была широкой и обнимала рабочих-профессионалистов и многих местных деятелей, восстающих против мертвящей гиперцентрализации, а также идеалистов, возмущенных чекистами и коррупцией, была легко раздавлена. На Украине ее «выжигают каленым железом», ссаживая с мест, ссылая на фронт и в глухие углы. То же и в других местах. На днях в Туле выслали на фронт 200 рабочих-коммунистов, упорно стремившихся ссадить свой комитет и Исполком, состоящие, по признанию даже здешних большевиков, из делячески полууголовных элементов.
Этот факт глухой и неосвещенной сознанием внутренней борьбы внутри большевизма – может быть, самый важный в теперешних событиях, хотя его результаты не скоро скажутся. Господствующая в партии диктатура и культ Ленина мешают оформляться оппозициям и убивают в корне гражданское мужество. Но уже сейчас видно, что если наступит внешний мир и исчезнет угроза ликвидации всего и атмосфера станет менее напряженной, то не только рабочие вообще подымут голову, но и среди коммунистов начнется взаимная грызня. Это тем более неизбежно, что всасывание ими отбросов из всех партий-интернационалистов, социал-демократов, эсеров правых и левых, Бунда, анархистов и даже кадетов, вроде Гредескула [320] , ныне познавшего свет истинной веры, – еще более разжижает первоначальную консистенцию большевизма, чем то делало ранее пропитание партии присосавшимися авантюристами.
По части переходов к коммунистам за последнее время наша партия особенно отличилась. Ушли, кроме Хинчука, Яхонтова, Дубровинской [321] , еще Чиркин [322] , Булкин (!), Илья Виленский [323] , а теперь и своевременно исключенный нами Майский [324] . Вообще, бывшие ультраправые особенно часто переходят. Не все, конечно, по шкурным или карьерным соображениям. Многие «левеют» искренно, подталкиваемые бессознательно потребностью отдаться без гамлетизма [325] той общественной работе, которая сейчас монополизирована государством и в области которой, конечно, кое-что положительное делается при всей бестолочи. Искренно, конечно, перешел Виленский. […] Заславский [326] поместил в печати письмо о том, что, убедившись в том, что ошибался в оценке большевизма, он отказывается от политики и предается отныне одной культурной работе. В партии (особенно на юге) все еще сильно ультралевое крыло, которого лидеры, вроде Бэра, вероятно, в конце концов уйдут, но которые пока своим требованием «еще смягчить тон» борьбы с большевизмом и стремлением замазывать вопрос об отношении между демократизмом и «советизмом» и о политике по отношению к крестьянству вносят большую смуту.
Партия живет и работает кустарно и урывками, ловя благоприятные моменты вроде профессиональных съездов или выборов в Совет, чтобы высунуть нос наружу. Устойчивой, постоянной работы не может быть и, верно, не будет, пока не будет мира России с Антантой. А будет ли он? Кроме Антанты, тут много зависит от большевиков, которые все больше (не исключая и «самого» [327] ) влекутся стихией, сегодня увлекающей их воевать с Польшей до советской революции в ней, а завтра – поднимать мусульманский Восток против Англии. Не забудьте, что от военных комиссаров и командиров до чекистов и новейших интендантов колоссальных органов снабжения масса лиц заинтересована, как это было во Франции в 1794 г. [328] , чтобы внешняя война стала перманентной, а все фанатики и доктринеры коммунизма искренно боятся мира с Европой и особенно торговли с ней, которая будет разлагать все «устои».
Мне живется пока сносно. Много приходится работать в ЦК, потому что осталось нас немного: Фед[ора] Ильича сослали, многие сильно потрепаны и нуждаются в летнем ремонте. […] В. Н. Крохмаль [329] крепко сидит в тюрьме по делу «Центросоюза» [330] , обвиняется в операциях с Беркенгеймом, производившихся за спиной большевистских членов правления. Мой брат Владимир уже 2 мес. как арестован по делу «Союза возрождения», по которому с год почти сидит В. Н. Розанов. Владимир обличен в немногих грехах, но могут держать долго. Д. Д. [Далин] все сидит, болел серьезно сыпным тифом и плохо оправляется от него. Недавно арестовали Года, чему охранка страшно рада, так что даже обращается с ним соответственно любезно. Чернов остается «неуловим», и за эту неуловимость месяца 3 назад арестовали его экс-жену О. Е. Колбасину [331] с двумя ее 15-летними дочерьми и его 9-летней дочерью. Последнюю большевистские дамы вырвали через несколько дней, старшие посидели некоторое время, а О. Е. Колбасина сидит, несмотря на болезнь, до сих пор. Чернов обратился в совнарком с открытым письмом, в котором поздравлял с блестящей победой. Когда в хлопотах было указано, что фактически О. Е. взята заложницей, Дзержинский заявил, что он взятия заложников не допустит; после чего состряпали комедию «следствия»: у О. Е., которую арестовали в момент отъезда с детьми в Оренбургскую губернию, взято было письмо от Чернова к кому-то из местных людей, так вот наряжено «следствие» об этом письме, и Колбасина, далекая от всякой политики, привлечена к следствию. Надо огласить все это.
Лидия Осиповна все похварывает, заведует «Советом защиты детей», в котором удается немало делать, несмотря на препоны наркомпрода. Там же служит Абр. Никиф[орович Алейников], который должен был ехать по делу устройства детской колонии в Швецию, но в последний момент задержан несогласием ЧК отпустить его. […]
Прилагаемое здесь письмо прошу передать или переслать Мергейму [332] . Всего лучшего. Надеюсь еще иметь от Вас письма. Крепко обнимаю.
П[авлу] Б[орисовичу] пишу в Цюрих.
Из письма Е. Л. Бройдо, 26 июня 1920 г
Дорогая Ева Львовна!
Повинную голову меч не сечет, но Вас очень следует поругать за прошлое. То, что Вы в момент нашей абсолютной оторванности от Европы не снеслись с нами перед поездкой, не только нас огорчило и оскорбило, но и нанесло удар делу, хотя бы тем, что Павла Борисовича, который оставался в неведении относительно характера нашей работы, поставило в фальшивое положение, когда он теперь только убедился, что мы далеко разошлись с ним и в вопросах русской политики и в проблемах международного движения. Должен откровенно сказать, что во всем ЦК сообщение о Вашем отъезде было воспринято как симптом прямого разложения, охватившего партию. Надеюсь, что теперь сношения, между нами восстановленные, останутся регулярными.
Пишу наскоро, ибо только что получил Ваши письма, а завтра надо сдавать отчет. Из письма к Ал. Н. [Штейну] узнаете остальное. Сейчас прежде всего о положении дел в партии.
а)
Работа правых, отказавшихся от «активизма» и упорствовавших на «нейтральности» в борьбе между большевиками и контрреволюцией, имела последствием «ультралевую» реакцию, которая привела к выходу из партии многих меньшевиков и переходу большинства их к коммунистам. Перечислю Вам этих перебежчиков: Хинчук, А. А. Дубровинская, Яхонтов, рабочий московский Трифонов [334] , Чиркин, Булкин (!), Илья Виленский, Митин [335] (петербургский), Квасман [336] ; теперь заявляет с намерением уйти из партии, но не вступит к коммунистам Вас. Ис. Броудо [337] . Кое-кто явно ушел по карьерным соображениям. Но и среди неушедших (особенно в Харькове и Екатеринославе) опасно левый уклон, стирающий всякую границу между с[оциал]-д[емократией] и коммунизмом. На апрельском совещании левые во главе с Бэром произвели серьезный натиск, с трудом отбитый. Понятно, что в вопросах организационной политики они толкают на раскол и меры крайней репрессии там, где без этого можно обойтись, и лишь мешают нам в и без того трудной работе поддержания дисциплины при условиях полного отсутствия гласности.
б)
Эти успехи вновь встревожили большевиков и настроили начать гонения. В Одессе, Гомеле, Николаеве наши фракции были исключены из Советов на первом же заседании (мотивировка в Николаеве: воздержались при голосовании Ленина в почетные председатели!). Потом пошли разгромы организаций. В Киеве всех членов бюро проф. союзов судили за «контрреволюционную деятельность» во время деникинской оккупации (фактически за то, что вели легальную профессиональную работу), а весь комитет за выражение солидарности с первыми (!). Приговорили 4 членов бюро (в т. ч. Кучина и Романова) к принудительным работам до конца гражданской войны, а комитетчиков с Семковским, Скаржинским, Биском, Балабановым – к запрещению всякой общественной и политической деятельности. Перед польским наступлением арестованных отпустили, и теперь Кучин добровольцем на фронте. Затем в Самаре забрали массу нашего народа в связи с всеобщей стачкой протеста против ареста делегатов, выбранных на съезд проф. союзов. После в Омске взяли комитет за выпуск нелегального воззвания, в Питере арестованы Шпаковский, Малаховский и Шевелев в связи с делом Голикова, Смирнова и Бабина (дело о листке правой группы, выпустившей листок с призывом не работать 20 мая). В Екатеринбурге взят весь комитет после первого избирательного собрания в начале выборной кампании в Совет (в том числе Клячко питерский и наш Далин, бывший там в служебной командировке; теперь выпущен), Суханов [340] , служивший там же на видном посту, потребовал, чтоб его или арестовали, или уволили. ЦК коммунистов предписал уволить. В Туле во время грандиозной забастовки, провоцированной помпадурством [341] комиссара, взяли всю советскую нашу фракцию. Наконец, в Москве после митинга, устроенного печатниками английским гостям, разгромили союз печатников, чем спровоцировали, конечно, забастовки. Все правленцы, кроме скрывшегося Камермахера [342] – Чистов, Буксин, Девяткин и др. арестованы, поставлено правление назначенцев. За наши «разговоры» с англичанами поднята была чисто «ритуальная» травля, в которой нас объявляли «агентами Ллойд Джорджа» и даже «пособниками польских шпионов, взрывающих склады». Наши товарищи, занимающие ответственные посты на советской службе, подавали протесты, требуя, чтобы или травля прекратилась, или их уволили. Для Фед. Ильича этот протест кончился печально: его сослали «в резерв» в Екатеринбург (он мобилизован как врач).
Таковы дела. За вычетом этих «проторей и убытков» мы все целы. Пришли сведения о Мартынове, зарытом по-прежнему в деревне в царстве Петлюры и погромов. Он сообщает, что «разделяет позицию ЦК». Да, забыл сообщить, что В. Майский, за исключение которого из партии нас так ругали, тоже объявился… коммунистом и уже пишет книгу «Почему я стал большевиком». Если не стал большевиком, то стал благосклонным к ним и Петр Павл. Маслов [343] , приславший мне недавно письмо из Иркутска. Аким [344] был тов[арищем] мин[истра] иностр[анных] дел (при Ахматове) в кратковременной иркутской республике и, как видно, значительно полевел. Полевел также Шварц [345] , с год находящийся на фронте.
У всех нас впечатление такое, что пока кольцо блокады не будет снято и Россия не выйдет из атмосферы вечной паники перед контрреволюционными военными набегами, нашей партии придется не жить, а прозябать. В это время впору не растерять связей, не утратить минимальной организованности и не утратить с[оциал]-дем[ократического] облика, к чему одинаково склоняют и наши правые, и наши левые. Но когда наступит «передышка», мы, мне кажется, еще воспрянем. Самый тот факт, что и среди самого гнусного террора и среди самого повального пресмыкательства перед большевизмом во всем мире находятся люди (сейчас только мы), часто простые рабочие, которые открыто и твердо противоставляют свое
[…]
Письмо П. Б. Аксельроду, 27 июля 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
Пользуюсь оказией, чтобы написать Вам пока несколько слов, ибо товарищ уезжает завтра, и сегодня ему надо сдать письмо. Вероятно, я буду иметь случай на днях же написать подробнее. Сейчас же я хочу Вам сообщить главную, хотя и не «окончательную» новость: большевики объявили нам официально, что пустят меня и Абрамов[ича] за границу. Дело в том, что мы подали в Совет Народных Комиссаров
Вот, значит, наша главная новость. У меня все-таки появилась реальная надежда Вас скоро увидеть, хотя и несколько жутко уезжать в теперешней обстановке: повсюду наших товарищей преследуют, и все друзья и даже посторонние уверены, что мое присутствие одно только несколько сдерживает большевиков; мой отъезд, а особенно известия о моей деятельности за границей, могут их разнуздать окончательно. Отчасти поэтому многие в партии будут очень недовольны моим отъездом. Пробыть за границей я думаю 6–8 недель.
Пока мы завязали сношения с независимыми, приехавшими сюда, то есть с Дитманом [348] и Криспином [349] . Их отношение к нам, во всяком случае, таково, что мы можем рассчитывать хоть немного повлиять на них в смысле удержания от шагов, которые бесповоротно закрепили бы партию за большевистским «III Интернационалом». Здесь очень важно выждать время, ибо, по моему личному мнению, уже месяца через два на международном социалистическом горизонте звезда его будет склоняться вниз. Сейчас же момент для них весьма благоприятный.
Кстати: сегодня здесь «праздник III Интернационала», и, к удивлению, на этот раз большевикам удалась весьма внушительная, массовая и народная манифестация, тогда как уже давно все их «смотры» носят отвратительно-казенный и убогий характер. По-видимому, интернациональная идея все же глубоко захватывает на момент здешние усталые и апатичные массы – захватывает, благодаря сознанию, которое должно быть и у санкюлотов 94-го года, что судьбы России в данный момент стоят в центре мировых интересов.
О конгрессе III Интернационала напишу Вам специально, когда соберу новости «закулисные». Кажется, есть кое-что поучительное. У нас ничего нового за последнее время. Фед[ор] Ильич все еще в ссылке в Екатеринбурге.
Привет всем товарищам, а Вам – привет от всех наших.
Обнимаю.
Письмо П. Б. Аксельроду, 4 августа 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
В последнем письме, недавно отправленном Вам через одного из иностранных гостей, я сообщал, что нам неожиданно (мне и Абрамовичу) разрешили выдать паспорта за границу и что я намерен, если это словесное разрешение не окажется обманом, выехать довольно скоро и пробыть за границей до 2-х месяцев. Разрешение дано высшей властью. В настоящее время дело проходит в порядке выполнения формальностей довольно быстро, и у меня пока при соприкосновении с чиновниками создается впечатление, что как будто «разрешение» надо понимать всерьез. С сегодняшнего дня дело находится в «Особом отделе Всероссийской чрезвычайной комиссии», которая является последней, контролирующей выезд за границу, инстанцией и которая должна подтвердить, что «не имеется препятствий». Обыкновенно до сих пор все «разрешенные» комиссариатом иностранных дел поездки меньшевиков и просто приличных людей срывались на этой инстанции и обыкновенно уже бесповоротно, точь-в-точь как в старой охранке. Но в нашем случае есть голос Совета народных комиссаров, давшего разрешение, так что как будто и с этой стороны нельзя ждать прямого протеста. Но обструкция под каким-нибудь формалистским предлогом или просто без предлога еще возможна, и лишь через 4 дня, когда комиссариат иностранных дел рассчитывает получить ответ на свой запрос от охранки, положение станет яснее. Но и тогда в связи с резко меняющимся международным положением (благодаря проявившемуся желанию большевиков не мириться с Польшей, а «советизировать» ее) [350] правительство может круто изменить свое отношение к вопросу и отменить уже данное разрешение. Да, сверх того, если это международное положение ухудшится, может затрудниться и самый въезд в Эстонию или Германию. Пока с этой стороны я себя обеспечил и впредь до изменения положения могу рассчитывать, что и в Ревель, и в Германию проеду без задержки. Если все сложится благополучно, то через две недели будет улажена, вероятно, и финансовая сторона поездки и смогу выехать; но партийные дела (отсутствие Фед[ора] Ильича во время ожидающейся 20 августа партийной конференции и приезд сюда к этому времени Семена Юльевича [Семковского]) могут меня задержать еще на неделю, не более. Абрамовичу же пока поехать, очевидно, не придется – денег не хватит на две поездки, а ему приходится заботиться о семье. Это жаль, ибо, как выяснилось из бесед с немцами, его вполне свободный и литературный немецкий язык, по их мнению, делает его особенно пригодным для бесед с более широким кругом
Все это я Вам пишу, чтобы Вы поняли, почему, несмотря на признание всеми необходимости поездки за границу, решение «отпустить» меня было принято лишь скрепя сердце при сильной оппозиции Череванина и на местах может вызвать бурю недовольства.
Приехала сюда, как Вы знаете, делегация независимых для переговоров о возможности вступления их в III Интернационал и об условиях такого вступления. На конгрессе они, подобно французам, участвовали как гости, но вели себя, конечно, с гораздо большим достоинством. Как
Пока ограничиваюсь этим. Надеюсь писать Вам из-за границы. Если до отправки письма будет что-нибудь существенное, добавлю. Крепко жму руку.
Из письма А. Н. Штейну, 4 августа 1920 г
Дорогой Александр Николаевич!
Явилась надежда, что отныне удастся сравнительно регулярно посылать письма за границу. Пишу это письмо «для пробы», полагая, что последнее, посланное с итальянским товарищем, Вы получили и находитесь в курсе наших дел.
За истекшую неделю ничего особенного не наметилось, кроме, пожалуй, еще более резко обозначившейся тенденции смотреть на войну с Польшей как на пролог к германской революции, а потому и не желать скорого окончания этой войны. Верно, в этой связи власти обратили наконец внимание на нестерпимо националистские нотки в официальной антипольской агитации: Троцкий постановил закрыть орган «военспецов» «Военное дело» [356] за «шовинизм», который там свил гнездо не со вчерашнего дня. […] «Оборонческая» идеология войны с Польшей заменяется «всемирно-революционной».
Кашен и Фроссар окончательно присоединяются к III Интернационалу, судя по письму первого, помещенному в сегодняшних газетах. Пресса условием вступления французов ставила «исключение Альбера Тома и Кº». Любопытно, какие обязательства взяли на себя в этом смысле Кашен и Фроссар. […]
В. Герцог [357] , как мне сообщили, выступил на митинге в Смоленске, куда прибыл вместе с англичанами знакомиться с фронтом. В своей речи он заявил: как вы расправились с меньшевиками и прочими социал-предателями, так мы расправимся с Каутским, Гильфердингом и Кº.
В восточной политике большевиков замечается кой-какой «гамлетизм». После того как, по-видимому, обо всем дотолковались с Мустафой Кемалем [358] и другими националистами, появились здесь «турецкие коммунисты», выразившие недовольство по поводу этих шашней с буржуазией. Их протесты, видно, возымели действие, ибо тотчас после отъезда послов Мустафы Кемаля бюро III Интернационала опубликовало воззвание к рабочим Турции, Армении и Персии о созыве на 1 сентября общего рабочего конгресса для этих трех стран. Пока что, по-видимому, большевизм плохо прививается на Востоке, ибо в Азербайджане крестьяне отказались принять переданную им нами помещичью землю, так как «шариат [359] запрещает брать чужую собственность».
Не выходит что-то и с «Башкирской советской республикой». Вторично ее «автономное» правительство сменено Москвой. На этот раз его просто арестовала уфимская чрезвычайная комиссия. Причина, главным образом, то, что Башкирия не дает хлеба. Теперь, с созданием более обширной Татарской республики на Волге, возникает прямая опасность, что при стремлении выкачивать у этих автономных республик не только рекрутов, но их хлеб, советская власть сама организует целый ряд мусульманских Вандей [360] .
На бывшем только что совещании продовольственников несколько человек сделало слабую попытку поставить вопрос об изменении всей системы в смысле взимания с крестьян определенного, прогрессивно возрастающего натурального налога с тем, чтобы остатком хлеба он распоряжался свободно. Но коммунисты наложили свое
Неурожай грозит превзойти 1891 год [361] во всей России, кроме Сибири и Северного Кавказа до Новороссии. Что в этом положении будет делать советская власть, трудно себе представить.
Забастовка протеста московских печатников повела к новым арестам и иным репрессиям. Сейчас в московской тюрьме заключено свыше 30 печатников. Привет друзьям. Крепко жму руку.
Письмо А. Н. Штейну, 5 августа 1920 г
Дорогой Александр Николаевич!
Вот уже две недели, как немцы здесь, в Москве [362] , но нам не удалось много с ними беседовать, ибо их время очень захвачено частью Конгрессом, частью сепаратными переговорами с большевиками. Все же несколько бесед с Криспином и Дитманом имели. Оба они хотели сделать эти разговоры официальными с обеих сторон, т. е. чтобы участвовала вся делегация. Но Daumig и Stocker, явно инспирированные большевиками, заявили, что считают нелояльным вести официальные переговоры с партией, враждебной большевикам, и настояли на том, что делегация примет лишь меня и других «отдельных товарищей» из партии. ЦК ответил, что от такого свидания он отказывается, против поведения делегации по отношению к партии будет протестовать перед ЦК независимой партии и приглашает лично Дитмана и Криспина явиться в ЦК. Последние одобрили наш ответ, и мы уже с ними вели беседы. Прошу Вас разъяснить немцам все неприличие и недостойность этого поведения после тех отношений, которые у нас существовали с независимыми со времени их зарождения и после того, как Лейпцигская [363] резолюция возложила на партию обязанность столковаться по вопросу об Интернационале с партиями, вышедшими из II Интернационала, к числу коих принадлежит наша.
Как мы и сказали Дитману и Криспину, их поведение здесь отличалось пассивностью и нерешительностью, которые совсем не подобают «великой державе», какою сейчас в международном рабочем движении являются независимые. Они держались совершенно в стороне от всех, съехавшихся на конгресс, хотя даже среди коммунистических групп есть питающие известный
Итог переговоров тот, что только независимые все же держались тверже, чем французы. Ленин и Кº не решились угодить левым, требовавшим резолюции о нежелательности принятия центральных партий, и постановили поручить Исполнительному Комитету вести дальнейшие переговоры. Дитман думает, что с их возвращением в партии начнется новая дискуссия, которая продлится месяца два, и надеется, что сейчас, после проделанного опыта, вопрос может быть решен несколько иначе, чем решался до сих пор. Он настаивает, чтобы к этому времени кто-нибудь от нас был в Германии. Есть надежда, что это состоится и что я недели 3–4 буду в Берлине. Дело в том, что советское правительство ответило согласием на наше требование отпустить делегатов ЦК за границу и я теперь выправляю паспорт. Если не случится перемены (увы! очень возможной) в международной ситуации в связи с явным нежеланием нашим мириться с буржуазной Польшей, то моя поездка осуществится. Я надеюсь, что при этом впуск в Германию не встретит затруднений и в Ревеле мне немецкий консул визу поставит (Дитман обещает устроить). Если будет задержка, я буду Вам телеграфировать, чтобы добиваться разрешения. На всякий случай можете напечатать в газете, что советское правительство постановило Мартову и Абрамовичу выдать паспорта на выезд за границу «для организации заграничного представительства партии», о чем хлопотал ее ЦК (официальная мотивировка). Опубликование этого может, пожалуй, помешать последующей отмене.
Да, а с делами в Польше получился оборот, который может передвинуть всю ось международной политики. Большевики играют теперь на «ва-банк». Революционный (не только военный) успех в Польше, если он будет иметь место, сможет, по моему мнению, вызвать перегруппировку империалистических сил, вынудив, несмотря на все к тому трудности, Англию и даже Францию искать сближения с Германией, чтобы образовать, даже ценой пересмотра Версальского мира [365] , западноевропейский блок против революции. Если б к этому пошло дело, в то время как, ввязавшись в Польшу, мы затевали революцию, обреченную почти фатально на венгерский исход [366] (в этом почти все польские коммунисты уверены), то едва ли русская революция будет в силах (экономически) выдержать натиск сплотившегося капитализма. В самой стране неурожай (очень значительный), успехи Врангеля [367] и начавшиеся уже крестьянско-казачьи движения в Сибири, на Кубани, Дону и Тереке, при непрерывающейся
Утверждают, что на днях в Верховном революционном трибунале будут судить В. Н. Розанова, Потресова, моего брата (Левицкого) вместе с народным социалистом Мельгуновым [369] и многими десятками демократов и либералов по делам «Союза возрождения» [370] , национального центра и других групп. Трем первым грозит, по-видимому, в худшем случае тюрьма, могут и оправдать.
Жму руку. Поклон Татьяне Яковлевне.
Получили, надеюсь, пакет, пересланный с итальянцами, и другой, посланный тем же путем, что и это письмо?
Письмо А. Н. Штейну, 20 сентября 1920 г
Дорогой Александр Николаевич!
Пишу Вам накануне своего отъезда в надежде, что письмо дойдет еще до моего прибытия в Берлин. Задержался я на целый месяц потому, что нас очередным образом подвергли разгрому (в Москве и Харькове), на этот раз не только без серьезного основания, но и без внешнего повода, которым мог бы быть оправдан полицейский набег. Хотя меня и Раф[аила] Абрамовича только подвергли обыску, но пока по отношению к остальным продолжалась обычная игра со «следствием», нам неудобно было уезжать. Только на днях окончательно выяснилось, что «дела» не будет, хотя все еще человек 17 здесь и до 60 в Харькове сидят.
Прилагаю письмо для Тат[ьяны] Яков[левны]; второе письмо попрошу Вас отправить по почте. Прилагаемый пакет прошу сохранить для меня. Жму крепко руку. До скорого свидания.
Раф[аил] Абр[амович] приедет позже, ибо везет семью, и формальности по паспорту затягивают его отъезд.
Из письма С. Д. Щупаку, 27 сентября 1920 г
Дорогой Самуил Давидович!
Три дня назад прибыл в Ревель по паспорту, выданному Караханом, и теперь веду переговоры с германским консулом о пропуске в Берлин; надеюсь, что в субботу смогу выехать туда на пароходе. Раф[аил] Абрам[ович] тоже имеет уже паспорт, но задержался вследствие того, что хочет перевезти с собой свою семью.
Дальнейшие мои планы выяснятся по приезде в Берлин. К большому моему огорчению, я свое письмо к Вам должен посвятить неприятному инциденту, внесшему нежелательный элемент в наши отношения. Вы опубликовали в
Откровенно должен сказать, что отказываюсь понимать ту Вашу нынешнюю mentalite [373] , которая побудила Вас печатать письмо. В какие времена, по отношению к каким противникам мы считали подобные разоблачения средством борьбы? Но если уже Вам казалось, что эти детали и иллюстрации с какой-нибудь точки зрения поучительны, то почему не заменить имен буквами, чтобы хоть так смягчить «пасквильный» характер рассказа? И наконец, если уж Вы решили печатать, зачем делать это от имени «одного из вождей», то есть придавать этому высокополитический характер, вызывать представление, что это не просто частное письмо, невинно «сплетничающее» об общих знакомых, а именно обдуманный политический шаг, входящий в систему идейной борьбы? Вы могли просто написать «мне пишут». Теперь же не только большевики, но и масса моих товарищей вынесла впечатление, что письмо опубликовано по моему поручению.
Наша позиция Вам настолько хорошо известна, что Вы должны были понимать, что мы принципиально отвергаем метод борьбы с большевиками, заключающийся в том, чтобы идти к европейской и русской буржуазной бешено ненавидящей большевиков публике и давать ей «сенсационный» материал о роскоши и разврате, в которых живут большевики. Поэтому и я, и мои коллеги считаем, что, независимо от отсутствия у Вас формального права печатать эти отрывки без моего поручения, Вы и по существу должны были считаться с тем, что я не могу желать их опубликования.
При всем хорошем отношении ко мне партийной публики мне пришлось пережить не один неприятный guart d’heure [374] . Люди, не знающие Вас, когда получали от меня уверение, что опубликование сделано без моего ведома, делали неприятный вывод, что я «неосторожен в выборе своих корреспондентов». Мне поэтому пришлось поставить в ЦК вопрос о моей вине в этом инциденте. Я рассказал о характере наших личных отношений, об интимном характере всех моих писем к Вам и просил судить, проявил ли я легкомыслие, «откровенничая» в письмах к Вам. Коллеги признали, что я имел все основания доверять Вашему чутью и такту и поэтому не могу быть обвинен. Но они поручили мне передать Вам их общее мнение, что опубликованием письма Вы нарушили доверие к Вам. В то же время они решили настаивать, что Вы должны в
Но довольно об этом. Слишком много крови я себе не портил из-за всей истории, так как, повторяю, большевики по непонятной причине не вытащили ее ни в печать, ни на собрания.
Спешу отправить письма и вкратце сообщу наши новости. Я должен был выехать уже месяц назад, но в это время ЧК произвела разгром нашей организации в Москве и Харькове во время собиравшихся там общепартийной и южной конференций, арестовав в Харькове 60 членов партии и в Москве 40 с лишком. У меня был обыск, Раф[аила] Абр[амовича] продержали ночь и отпустили, Трояновского, Плескова, Ерманского, Ежова, Назарьева и многих других держали месяц. В Харькове Сандомирский, Кучин, Рубцов и многие другие все еще сидят. Бэр освобожден. Мне пришлось ожидать, разрешатся ли они процессом – и тогда я считал бы неудобным уехать – или дело не кончится ничем. Оказалось второе – дела состряпать не удалось. Когда я уезжал, обещали освободить даже Либера, которого взяли для того, чтобы попытаться нас связать с более правыми кругами. Печатники Буксин, Девяткин, Романов и др., после нескольких месяцев тюрьмы, приговорены «административно» к 6 месяцам – 2 годам принудительных работ (Крамеру удалось скрыться). Сидят в московской тюрьме в ожидании такой же расправы 14 правых ростовцев (Локерман, Васильев, Бирик, Гурвич и др.). В Кременчуге и других местах тоже были большие аресты.
Федора Ильича – «для пользы службы» в свое время угнали из Москвы в Екатеринбург, а теперь по его просьбе пересылают в Минск. Попытка добиться для него паспорта за границу потерпела фиаско.
Володя (мой брат) и Розанов по процессу «Национального центра», где они оказались в очень неприятной компании белогвардейцев, в качестве членов «Союза возрождения» получили смертную казнь с заменой вечным (до конца гражданской войны) заключением в концентрационный лагерь, так же как и Кондратьев [375] , Мельгунов и Филатов (энесы). По делу Центросоюза получили 15 лет таких же работ: Коробов, Лаврухин, Кузнецов, A. M. Никитин и Розен (Азра). В. Н. Крохмаль оправдан (т. е. получил 3 года с применением амнистии). Сообщите М. С. Алейникову, что В. М. Алейников, приехавший из Голландии с проектом торгового договора и очень обольшевичившийся, был тем не менее почему-то вскоре арестован и, когда я уезжал, еще не выпущен. […]
Из письма А. Н. Штейну, 28 сентября 1920 г
Дорогой Александр Николаевич!
Уже 3 дня, как я прибыл в Ревель и в отчаянии, что не могу двигаться дальше, пока не получу визы от германского консула, для чего нужно согласие германского правительства. Сегодня отправил Вам телеграмму с просьбой через Дитмана устроить это дело. Но этим не разрешены будут все затруднения, ибо произошел перерыв в пароходном сообщении между Ревелем и Штеттином и мне придется искать окружных путей, либо через Стокгольм, либо через Ригу. И тут и там опять нужны разрешения соответствующих правительств для приезда, которые требуют времени, а между тем пароходы отсюда в Стокгольм и из Риги в Германию идут крайне редко, так что малейшая проволочка с визой может замедлить мой отъезд на неделю. И вот я узнаю, что конгресс перенесен с 24 на 12 октября [376] , так что в лучшем случае поспею к самому конгрессу, а в худшем случае – опоздаю к его началу. Все это крайне неприятно. Мой отъезд из России задержался на целый месяц, потому что большевики вздумали устроить разгром нашей партии, захватив в Харькове южнорусскую конференцию, а в Москве учинив облаву, в которой заарестовали многих делегатов, приехавших на общерусскую конференцию, а также многих рядовых членов партии и нескольких членов ЦК. Пока история эта не выяснилась и нам угрожали судебным процессом, я не счел возможным выезжать, чтобы, в случае надобности, предстать перед судом (у меня был, как и у Раф. Абрамовича, обыск, но у нас не отняли паспортов). Теперь более или менее выяснилось, что мерзавцы удовлетворяются тем, что расстроили нашу конференцию. Раф. Абр[амович] задерживается потому, что ему все еще не выдали паспортов на семью, которую он хочет взять с собой.
По
По-видимому, самое ускорение конгресса есть уже победа левых, ибо не в наших интересах сократить период дискуссии. Печально все это.
[…]
Я не знаю ни Вашего, ни чьего-либо адреса в Берлине и приду к Вам, когда приеду, в редакцию.
Получили ли мое последнее письмо, которое должно было пойти к Вам (тем путем, каким Вы в мае отправляли мне письма и литературу) на прошлой неделе? Там было, между прочим, письмо Татьяне Яковл[евне] от Влад[имира] Никол[аевича Розанова]. Если она не получила, могу сообщить, что Влад[имир] Николаевич (как и мой брат Левицкий) получил по процессу смертный приговор с заменой концентрац[ионным] лагерем до конца гражд[анской] войны.
Политически процесс оставил плохое впечатление. В. Н. и другие правые социалисты оказались в «борьбе за демократию» запутанными в такую реакционную компанию, что трудно было представить себе самую возможность чего-либо подобного. Жму руку, надеюсь все же вскоре сделать это буквально. Всем привет.
Посылаю Вам сведения о нашем разгроме. Может быть, и это как информационный материал будет иметь поучительное значение в данный момент. Или
Письмо П. Б. Аксельроду, 29 сентября 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
Ну вот я и за границей, в Ревеле, и с первых дней испытываю некоторое разочарование. Оказалось, что мы в России совсем идиллически представляли себе такую вещь, как поездку за границу. Я думал, что приеду в Ревель и через 3–4 дня двину дальше, в Германию. На деле оказалось, что современная Европа придумала столько препятствий для передвижения по ней, что путешествие обращается в длительный процесс скачки через барьеры. Я здесь уже 5-й день, но до сих пор сделал только первые шаги по получению германской визы и раньше четырех дней мне консул не обещает ответа. Затем идет расстройство пароходного сообщения: и уже получив визу, я буду счастлив, если через неделю окажется пароход на Штеттин. Если же нет, то надо ехать на Стокгольм и оттуда в Берлин. На всякий случай телеграфировал Брантингу [381] с просьбой распорядиться о даче мне шведской визы. Но путь на Швецию еще – и много – дороже, чем прямой путь, а уж этот последний стоит чудовищные деньги – 1400 (!!) германских марок (т. е. на наши советские деньги примерно 100 000 рублей). А путь на Швецию еще на 1000 марок больше. Сюда не входит уплата за визы и за телеграммы в министерства, которые отправляются на мой счет. Но это все пустяки, у меня денег хватит, но эти непредвиденные задержки сорвали мою первую миссию, заключавшуюся по соглашению с Дитманом и Криспином в том, чтобы принять еще участие в предсъездовской дискуссии по вопросу о III Интернационале в печати и собраниях Vertrauensmanner’ов [382] . С огорчением я узнал здесь, что вместо 24-го съезд назначен на 12 октября, так что я, при обнаружившихся непреодолимых затруднениях, в лучшем случае попаду в Берлин лишь дня за 4 до съезда, а в худшем – смогу прибыть в Галле лишь с опозданием на 1–2 дня. Отъезд мой из Москвы задержался на целый месяц после того, как я получил уже паспорт. Дело в том, что 20 августа в Москве должна была начаться наша партийная конференция, обещавшая быть очень многолюдной (сравнительно), и я хотел быть на ее открытии и при решении основных вопросов. Но только часть публики съехалась, как ленинская полиция произвела в Москве повальные аресты среди с[оциал]-д[емократов] и с[оциалистов] (до сих пор неизвестно, по какой причине, причем – и не случайно – захватили и большую часть приехавших конферентов). У меня и Абрамовича сделали только обыск, но трех членов ЦК – Ерманского, Плескова и Трояновского – арестовали, так же как Ежова и многих других. Вскоре мы узнали, что в то же время в Харькове забрали прямо на последнем заседании нашу областную южнорусскую конференцию, которая почти в полном составе должна была ехать в Москву на общую конференцию. Таким образом, прежде всего конференция расстроилась, чем внесена в партию изрядная дезорганизация, ибо к ней долго готовились и на нее в провинции возлагали большие надежды в деле оживления и объединения работы. А главное, в течение долгого времени власти не говорили толком, чего они хотят, собираются ли инсценировать процесс и т. д. Вопреки обыкновению, принятому в этих случаях, московская и петербургская пресса не сопровождала ареста какой-нибудь яростной кампанией, «ритуальными» обвинениями, вроде пособничества полякам и т. п., что полагается в таких случаях. На юге же власти и «сам» Раковский намекали, что предстоит «процесс-монстр» против всей партии, хотя тоже не могли членораздельно формулировать обвинения. При таких обстоятельствах я счел невозможным уехать, пока не выяснится положение, и прямо заявил большевикам, что жду, чтобы, в случае начатия процесса, потребовать моего привлечения к нему. Только через месяц в Москве обещали освободить всех арестованных (но, когда я уезжал, еще человек 10 с Назарьевым во главе продолжали сидеть), а в Харькове еще сидит человек 50, хотя, по-видимому, и там кончится освобождением. Абрамович все еще не добыл паспорта для своей семьи (самому ему выдали); надеюсь, что он приедет через неделю. Мы пытались добиться также разрешения на выезд за границу для Федора Ильича, которого после 3 месяцев ссылки в Екатеринбурге большевики не соглашались снова пустить в Москву. Мы тогда предложили им, чтоб, по примеру царских времен, ему заменили ссылку заграницей. В результате они решили, что, считая его «крупной организаторской силой», военно-врачебное ведомство не может его выпустить, но зато даст ему видное место на западном фронте. Теперь он отправился в Минск, где, во всяком случае, будет лучше обставлен и менее оторван, чем в Екатеринбурге. Здесь, в Ревеле, я нашел В. Чернова, который после целого ряда счастливых ускользаний от большевистской полиции перебрался нелегально через границу.
Мои планы пока не очень конкретизированы и окончательно установятся с приездом Абрамовича. На первое время я имел поручение принять участие в дискуссии среди независимых, но теперь, ввиду задержки, это дело будет
По приезде в Берлин дам Вам, конечно, знать. Пока мой адрес – Штейна.
Щупак сделал нам неприятный сюрприз, опубликовав в
Как себя чувствуете? Как спите? Я, в общем, чувствую себя недурно, аппетит, сон и работоспособность нормальные, но совсем потерял голос: хрипота такая и столь уже на этот раз длительная, что меня начинает беспокоить. Самая короткая речь меня бесконечно утомляет. Ну, всего лучшего. Крепко обнимаю и надеюсь скоро свидеться.
Если Вы живете у
Письмо П. Б. Аксельроду, 10 октября 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
Ну вот я и в Берлине, куда мог попасть, лишь направившись окольным путем через Стокгольм (ибо пароходное сообщение между Ревелем и Штеттином оказалось прерванным в течение 3 недель из-за какой-то стачки). Брантинг, которому я телеграфировал, выслал мне немедленно визу. Не останавливаясь в Стокгольме, я прибыл в Берлин в пятницу вечером, можно сказать, к самому съезду в
Пока беседовал только с Штейном, Гильфердингом, Дитманом и Штребелем. Впечатление довольно безотрадное. Лидеры партии ошеломлены быстрым развалом громадного организационного здания. Явно заметна растерянность, выражающаяся в совершенно не немецкой подготовке съезда. Не подумавши,
На конгрессе почти наверное будет большинство левых (небольшое), и правые решили в этом случае сейчас же произвести раскол – переедут в Лейпциг, где все уже приготовлено, и там устроят свою конференцию. Оттуда я вернусь в Берлин, и тогда надо будет решить, что делать. Я хотел бы сейчас же повидаться с Вами. Но надо считаться с тем, что независимые, как уже мне говорили, будут на первое время нуждаться в моей помощи, ибо намерены после раскола перейти от обороны к нападению и подвергнуть критике теорию и практику большевизма. Надо ковать железо, пока горячо, пока пыл их не остынет. Поэтому я укрепляюсь в мысли, с которой ехал из России, что свой
В Ревеле и на дороге, которая совпала с чудной погодой, я очень хорошо отдохнул и физически и нервно чувствую себя хорошо. Только голос мой совершенно плох: совсем осип и не выдерживает напряжения. По возвращении придется лечить его здесь у какого-нибудь специалиста.
По словам Щупака, Вы в последнее время не очень хорошо себя чувствовали. Как теперь?
Крепко обнимаю Вас и жду Вашего ответа. Если в мое отсутствие приедет или даст знать о себе Абрамович, Вас немедленно известят.
Из письма П. Б. Аксельроду, 17 октября 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
Приехав вчера из
О том, что было в
Есть серьезное предложение основать здесь специальное издательство для печатания наших брошюр по-немецки. Мою речь, вероятно, тут же выпустим и по-русски.
На конгрессе вожди правых хотя еще и не вполне обрели себя и не противопоставили большевизму законченного политического мировоззрения, но сделали значительный шаг вперед, а по отдельным вопросам, как, например, единство профессионального Интернационала, заняли
Самыми драматическими моментами конгресса были сцены, происшедшие во время речей Зиновьева и Лозовского, когда оба они по-большевистски стали «клеймить» профессиональный Интернационал как «желтый». Правая сторона, среди которой много
Таковы дела. Все это не значит еще, что наше дело уже побеждает. Большевизм себя страшно скомпрометировал своим 21 пунктом [399] в глазах интеллигентного пролетарского авангарда, но в темных массах здесь престиж еще высок, психоз далеко не прошел, и на первых порах здешняя расширившаяся коммунистическая партия может одержать ряд побед, а правые независимые некоторое время смогут оказаться в меньшевистском положении – «авангарда без масс». Проявят ли они в таком положении достаточно внутренней стойкости и гражданского мужества, трудно сказать. Во всяком случае, у них уже есть сознание, что они защищают европейское движение с его вековыми ценностями от натиска
Теперь почва здесь вполне подготовлена (вероятно, и в Швейцарии) для того, чтобы созвать то совещание марксистских партий и частей партий, о котором мы в ЦК писали в нашей резолюции еще полтора года назад и которое могло бы послужить прелюдией к широкой работе по восстановлению Интернационала или, что вероятнее, за отсутствием предпосылок для организации Интернационала, заслуживающего этого имени, было бы первым в ряду совещаний, имеющих задачей идейно сблизить элементы, свободные и от большевизма, и от оппортунизма. Как только независимые восстановят свою потрепанную расколом организацию, я буду беседовать с ними о практических подготовительных шагах для подобного совещания. В своей последней речи Гильфердинг уже заговорил о том, что теперь возможно объединение всех партий, высказавшихся за соглашение с III Интернационалом, но отказавшихся принять его ультиматум. Для нас подобная постановка, конечно, неприемлема, и речь должна открыто идти об объединении партий, готовых бороться внутри рабочего движения на оба фронта.
Я думаю, что с австрийцами на этой основе удастся сговориться, хотя они и проявили тот национальный эгоизм, на который Вы так жаловались. Мы в России после ряда разочарований пришли к более «философскому» отношению к этим проявлениям непредусмотрительности, близорукости и оппортунизма по отношению к настроениям масс. На социалистическом поколении, пережившем кризис 1914 года, тяготеет проклятие этого кризиса. Лучшие представители этого поколения – и те, которые сами грешили в первые дни войны, и не грешившие – чувствуют, что на всех них лежит ответственность за то, что в критический момент социал-демократия обанкротилась и потеряла доверие масс. И когда они видят, что массы загипнотизированы и восхищены картиной того страшного напряжения революционной воли, которое, надо это признать, впервые после якобинцев 1791 года [401] развили большевики, они не решаются прикоснуться к этому кумиру. Но теперь более чем когда-либо я уверен, что наше время еще придет и что кульминационный пункт большевистских триумфов уже позади. У меня было об этом вполне определенное представление уже в момент заседаний съезда III Интернационала, что я и высказал товарищам.
Как я уже Вам писал, мы «центром» вовсе не восхищены и иллюзий относительно него не питаем. Но чувствуя, что лишь часть его из карьеризма или по убеждению эволюционирует в сторону большевизма, другая же лишь «с волками по-волчьи воет» до поры до времени, мы только в кооперации с этими элементами видим для себя возможность работы в интернациональном масштабе. Женевский конгресс [402] нас не переубедил относительно нежизнеспособности II Интернационала. Если политика Адлера-Бауэра национально эгоистична, то еще более эгоистична в этом смысле политика всех правых социалистических партий.
С Штребелем я познакомился. Многие его статьи мне очень понравились, но известие о том, что он, покинув независимых, опять пошел к
Сегодня наконец получил давно ожидавшийся мною пакет с материалами и начатыми работами, который одновременно с моим выездом был отправлен за границу. Одновременно получил письмо из Москвы. Абрамовича все еще задерживают с выдачей разрешения его семье. Боюсь, что «эффект» моего выступления будет таков, что у него самого отнимут теперь разрешение. А это жаль, ибо он, свободно говорящий по-немецки, мог бы теперь выступать на десятках собраний, чего я не смогу как по недостаточному знанию языка, так и в силу «пропажи» моего голоса. Придется поручить это Штейну (он, разумеется, тоже теперь иначе настроен и даже настолько, что его приходится уже «держать за фалды», чтобы не скомпрометировать себя и нас чересчур крутым поворотом от апологии советской России к прямому «мордобою»; он страшный неврастеник и, подавленный разгромом партии, дышит ненавистью;
как русский человек он не боится покаяться и признается, что он и его друзья сами накликали беду). Я буду ходить вместе с ним и «суфлировать» на собраниях Funktionar\'oB [405] . Клара Цеткин [406] , приехав в Москву, как пишут мне товарищи, пожелала иметь свидание с нашим ЦК. О результатах свидания еще ничего не пишут. Ну, пора кончать. Надеюсь, что Ваше недомоганье недолго продолжится. Крепко жму руку.
Из письма П. Б. Аксельроду. 12 ноября 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
Рафаил Абрамович приехал третьего дня; все еще поглощен устройством своим (прописка и искание квартиры, что для него нелегкая вещь, ибо он приехал с семьей), так что пока я не успел с ним даже как следует поговорить, тем более что надо было его тотчас же водить с визитами к Гильфердингу, Штребелю и Криспину. Шлет Вам свой сердечный привет и поклоны от наших. Они все в Москве живы и здоровы, и на них мое здешнее выступление не отразилось (статьи по этому поводу Бухарина, Троцкого и Зиновьева были сравнительно спокойны; то есть меня обличали только в контрреволюционности, но не кричали о необходимости нас уничтожить). Ничего особенного со времени моего отъезда не случилось. Только Астрова в Одессе арестовали. Относительно заговоров и восстаний то, что сообщалось в здешней прессе, оказалось, как и следовало ожидать, весьма преувеличенным. Ничего особенного не было и в смысле нужды, пока еще положение, по сравнению с летом, не ухудшилось. От швейцарцев я получил для партии приглашение на конференцию.
Швейцарское правительство разрешило консулам выдавать разрешение на приезд на конференцию. При этом условии мне, я думаю, уже будет нетрудно получить для себя в консульстве разрешение приехать на неделю раньше. Здесь мне обещал помочь Оскар Кон [407] , у которого есть связи в швейцарском консульстве. Абрамович тоже поедет в Швейцарию, но, быть может, предварительно ему придется поехать в Прагу, куда чехословаки собираются приглашать нас на свой конгресс [408] .
Я до сих пор не получил того Вашего большого письма, в котором Вы запрашивали Еву Львовну, стоит ли его теперь пересылать. Перешлите его, как оно есть: оно, может быть, сократит число вопросов с моей стороны, которые при свидании пришлось бы мне Вам задавать.
Высылаю Вам резолюцию нашего ЦК о внешней политике, которую он принял еще при мне (по-немецки она появилась в
Был здесь также Мергейм. С ним я беседовал «по душам» и остался им очень доволен.
Могилевский [411] мой хороший приятель и очень дельный работник. К сожалению, он оказался из категории тех «практиков», которые именно потому, что не могут жить без общественной работы, очень легко соблазняются практиковать оппортунистическую политику по отношению ко всякой власти, от которой иначе нельзя получить права продолжать эту деятельность. Поэтому он при крымском правительстве Винавера [412] скомпрометировал себя и всю мирную организацию поссибилизмом [413] по отношению к этому правительству и к французским оккупационным властям и даже по отношению к Деникину допускал весьма двусмысленные действия. Нам пришлось заняться этим вопросом, но только что мы назначили партийное расследование, как пришла весть, что большевики заняли Крым и что Могилевский вместе со всей организацией «переместили ориентацию», встретили большевиков как избавителей и… заняли посты комиссаров, которых у нас во всей России даже самые левые товарищи не считают возможным занимать. Мы собрались сделать им за это нахлобучку, когда большевики после короткого пребывания были изгнаны из Крыма и до нас стали приходить глухие вести (до сих пор проверить не удалось), что Могилевский и Кº сумели «приспособиться» и к Врангелю, что в качестве представителей городской думы они участвовали в банкетах в честь Врангеля и союзников и т. п. На этот раз в партии поднялся такой крик возмущения и требования исключить раз навсегда всю крымскую организацию, что ЦК не знал уже, как выпутаться из положения; но нас выручило новое известие (к счастью, «преувеличенное»), что Врангелю надоело разыгрывать либерала и что он повесил Могилевского за «государственную измену» (именно за его якшанье с большевиками в течение короткой паузы). На деле его действительно собирались повесить, но раздумали. В России товарищи, очень его ценящие, очень рады были известию, что он жив и в безопасности, но, я уверен, будут весьма обеспокоены, если узнают, что он выступает нашим представителем в каком-нибудь смысле. Поэтому нам с Абрамовичем придется с ним списаться, допросить «с пристрастием» и посмотреть, насколько можно похерить его прежние грехи, если он готов в будущем вести менее сепаратную, менее приходскую политику. Из сказанного Вы видите, что доносители даже до известной степени были правы, когда доносили швейцарскому правительству, что он был «комиссаром» (правда, не в Москве, а в Крыму и не по административной части, а не то по продовольствию, не то по народному просвещению). При этих обстоятельствах я, признаться, особенной беды не вижу, если он и не прочтет реферата в Лозанне. А так он прекрасный человек и толковый работник. Как теперь Ваша голова? Я себя чувствую хорошо. Поклон Александру Павловичу [Аксельроду]. Жму крепко руку.
Лондонской группе с[оциал]-д[емократов]
Адрес отправителя:
Дата штемпеля отправки:
Уважаемые товарищи!
Получил ваше письмо от 16 октября с приложенным при нем проектом воззвания, а также и последующее письмо от 23/10.
По поводу проекта должен самым определенным образом указать, что его содержание и дух коренным образом противоречат основной линии партийной политики. Меня удивляет, как тов. Брейтвейг [414] , так недавно покинувший Россию и хорошо осведомленный об этой линии, не указал на это вам и вашим товарищам. Партия не стоит на той точке зрения, что «борясь против блокады, рабочие Великобритании поддерживают советский режим», как, например, мы не считали, что, борясь против условий Брестского мира [415] , немецкие независимые поддерживали большевистский режим или что, борясь против условий Версальского мира, социалисты Антанты поддерживают нынешнее немецкое правительство. Такая постановка вопроса, несмотря на то что вы делаете из нее совсем иные выводы, есть та самая, которая объединяет весь русский контрреволюционный лагерь, протестующий против антиинтервенционистов во имя «демократии». Вывод же, который вы делаете –
Менее существенным, но характерным является употребление вами таких характеристик большевиков, как «палачи русского пролетариата». Партия
Наконец, переходя к выставленным вами «минимальным требованиям», я должен отметить, что «общее, равное, прямое и пр. голосование в Советы» есть совершенно ненужный псевдоним для замены советов парламентом и муниципальными органами. Одно из двух: либо выдвигать программное требование парламентаризма – тогда ни к чему термин «советов», либо (так сделала партия) выдвигать временный тактический лозунг: осуществление существующей лишь на бумаге «советской системы», то есть свобода выборов и агитации, отмена открытого голосования, упразднение назначенцев и т. д. – в целях уничтожения партийной большевистской диктатуры.
Хотя вопрос о воззвании теперь ликвидирован, считаю нужным указать на то, что в письме вашем от 16/10 говорилось, что «обращение» будет сделано от нас, как частных лиц, лишь идейно, но не организационно связанных с с[оциал]-д[емократической] партией, между тем как проект воззвания начинается словами: «нижеподписавшиеся члены РСДРП и т. д.». По этому поводу я должен сказать, что ввиду невозможности в настоящее время регулярных сношений между Россией и заграницей и ввиду того, что за границей в настоящее время находится большое множество бывших членов партийных организаций, которые (в Сибири, на Урале, на юге и в иных местах) проводили политику, резко противоречившую решениям партии и вызвавшую со стороны партийных конференций и ЦК ряд «отмежевывающихся» заявлений и репрессивных мер, – ввиду всего этого ЦК не считает возможным какие-либо выступления за границей прямо или косвенно от имени партии со стороны кого-либо, кроме лиц, на то специально уполномоченных ЦК или уполномоченных этими последними. Уполномоченными ЦК для представительства РСДРП за границей в настоящее время являемся мы с тов. Р. Абрамовичем. Согласно полученному нами от ЦК мандату мы будем способствовать организации всякого рода
Относительно вашего предложения приехать в Лондон не смогу сказать еще ничего определенного: в мои и тов. Абрамовича планы входит объехать главные европейские центры, но вопрос, когда и как это будет возможно, зависит от того, получу ли я разрешение на въезд в Англию, и от других факторов. В настоящее время BLP [417] поднят, как вам известно, вопрос о международной конференции в Лондоне; если бы таковая состоялась, мой приезд был бы приурочен к этому времени. Во всяком случае, в Лондоне я надеюсь быть, но в настоящее время еще невозможно определить, когда это будет.
С товарищеским приветом.
Письмо П. Б. Аксельроду, 25 ноября 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
Ваше последнее письмо меня повергло в немалое огорчение. Во-первых, потому, что Вы больны, по-видимому, затяжной и довольно мучительной болезнью, во-вторых, потому, что Вы составили себе неверное представление о действительном характере и действительных мотивах нашего отношения к Вам или, вернее, к нашим с Вами разногласиям.
Я думаю, что Вы были неправы, если вынесли впечатление, что в моих письмах «и намека не было на решение или намерение обстоятельно перетолковать о действительных или кажущихся разногласиях». Напротив. Все мои письма подчеркивали мое желание с Вами повидаться, разумеется, главным образом для того, чтобы лично в устной беседе взаимно выяснить точки зрения и, если возможно, прийти к какой-нибудь общей
Даже формальный мандат, который мы с Рафаилом Абрамовичем имеем, говорит о том, чтобы мы совместно с Вами решили вопрос о дальнейшем заграничном представительстве партии (это было принято еще до того, как Вы сложили свои полномочия, но когда Вы уже просили снять с Вас их). По существу же, как мы двое, так и все члены ЦК, конечно, ничего большего не желают, как того, чтобы Вы и в будущем принимали самое ближайшее участие в партийных делах. Но есть разница в том, как это понимает партийная масса и как понимаем мы. Партийная масса представляет себе дело так, что Вы от нас лучше, чем до сих пор, узнаете о линии поведения партии в России, столкуетесь в качестве
Когда Вы написали Еве Львовне, что считаете полезным, чтобы до личного свидания мы ознакомились с Вашим неотправленным письмом, я попросил ее просить Вас его сейчас же выслать нам, надеясь, что это письмо позволит если не обо всем, то кое о чем разъяснить недоразумения или зафиксировать действительные разногласия еще до свидания. Ева Львовна говорит, что она Вам сейчас же это написала.
Не знаю, в какой мере Вас эти объяснения удовлетворят. Но я хотел бы прежде всего одного: чтобы Вы убедились, что с моей стороны не было и, конечно, не будет попыток ввести в наши отношения какую-нибудь «дипломатию». В том или другом случае возможно «menagement» [422] , естественное и законное по отношению к Вашему положению и возрасту, но ни о какой дипломатии между нами речи быть не может. Поэтому избегание (хоть не вполне сознательное) откровенных объяснений не могло психологически иметь места и не имело.
Мое личное впечатление, что различие в оценке фазисов русской революции у нас с Вами очень велико, так же как и в некоторых других вопросах. В вопросе об Интернационале, напротив, наши точки зрения, вероятно, гораздо ближе друг к другу, чем это может казаться на первый взгляд. Здесь мы расходимся больше в вопросах о выборе практических путей и даже в пункте оценки всякого рода «реконструкторов»; то, что Вы нам по этому писали, мы едва ли разойдемся.
Формулировка швейцарцами задач Бернской конференции [423] мне показалась сносной потому, что можно было ожидать еще худшего – в духе Лонге, – т. е. в смысле приглашения партий, стоящих принципиально за III Интернационал, но не приемлющих 21 условие. Теперь, когда Гримм и Кº своими глупо-бестактными выступлениями по поводу Реноделя [424] и Макдональда [425] испортили заранее половину дела, я вижу, что их формулировка была вызвана не желанием не оттолкнуть французов, а их собственным оппортунизмом и конфузионизмом. Думаю, что в Берне нам придется очень много ругаться и что мы едва ли многого там добьемся. Будет уже хорошо, если на этом первом совещании удастся связать между собой «центральные» фракции так, чтобы сделать для них невозможными дальнейшие капитуляции в одиночку перед Москвой.
Я рассчитываю, что смогу выехать в начале будущей недели, чтобы к 1-му быть в Цюрихе. Ввиду этого отказался от поездки в Прагу на чешский съезд, куда меня пригласил чешский ЦК.
Смилга [426] я постараюсь повидать, чтобы получить личное впечатление. Письмо его мне не нравится, хотя бы кое в чем он и был прав: человек, никогда не бывший в партии (и даже ни в какой партии), сначала служивший большевистским комиссаром, потом писавший в прессе
С лондонцами я списываюсь. Они обиделись, когда я им предложил пока никакой «группы содействия» не образовывать, раз они, по их собственному признанию, ввиду оторванности еще не выработали «точки зрения», а образовать с[оциал]-д[емократический] клуб для дискутирования по вопросам, связанным с этой выработкой, причем обещал им присылать все имеющиеся у нас материалы. Они пишут, что это их не удовлетворяет, ибо они хотели бы активно работать для партии в английском движении. Присутствие среди них Зунделевичей, конечно, не увеличило моего доверия к ним. Из России мы давно не имели писем.
Самуил Давыдович [Щупак], посетивший Ригу, Ревель и Гельсингфорс, вернулся сюда и завтра возвращается в Париж.
С Могилевским я списываюсь и надеюсь, что раньше или позже мы его к делу приспособим. Он, во всяком случае, человек серьезный.
Посылаю Вам выпущенную немцами мою речь с предисловием [429] . До сих пор они мне не прислали обещанных ими 200 экз., и я могу Вам послать только два.
[…]
Абрамовичи шлют Вам привет. У Бройдо большая радость: их сына, который состоял учеником на офицерских курсах в Петербурге, отпустили на время за границу, и сегодня они в Штеттине его встречают.
До скорого свидания.
Письмо П. Б. Аксельроду Берлин, 14 декабря 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
Ну как, сошел для Вас Ваш «кутеж» в Берне? Не имел никаких плохих последствий?
Я, с своей стороны, захватил в Швейцарии кашель, который по приезде сюда очень обострился. Уже 4 дня я не выхожу на улицу. Плохо поэтому сплю по ночам.
Ехал назад с ощущением досады на швейцарцев за то, что все так плохо вышло. По обыкновению, как бывает в таких случаях, после вспоминаешь, что вот еще об этом или о том не удалось с Вами вовсе обменяться мнением или проверить у Вас тот или другой факт. Да и вообще, в конце концов, я больше успел изложить Вам свои, чем подробно ознакомиться с Вашими взглядами. Когда еще теперь удастся увидеться?
От Щупака не имел новых вестей и не знаю, удалось ли что-нибудь сделать в вопросе о моей визе. Как раз теперь я бы с удовольствием покинул Берлин и поехал бы в Париж.
Из-за простуды еще не видел Штребеля. Передал ему по телефону Ваш привет. Из России писем не было. Но в газетах была правдоподобная телеграмма о расправе большевиков с нашими товарищами во время конференции в Харькове (10 человек, в том числе Кучин, посажены в концентрационный лагерь «до конца гражданской войны», 17, и в том числе Бэр, высланы из Украины).
Привет Александру Павловичу [Аксельроду]. Абрамович и Бройдо Вам кланяются.
Обнимаю.
Из письма С. Д. Щупаку, 14 декабря 1920 г
Дорогой Самуил Давидович!
Со мной вышла самая неожиданная история: швейцарское правительство, отказав Раф[аилу] Абр[амовичу Абрамовичу]
Так что приехал я к самому началу конференции и не мог даже предварительно заехать к Пав[лу] Бор[исовичу Аксельроду]. Пришлось созвониться с ним по телефону и вызвать его в Берн к третьему дню, когда уже слаба была надежда, что добьюсь отсрочки. Последний день провел с ним, и он проводил меня до Базеля. Конечно, это его еще менее должно было удовлетворить, чем меня; я ему предлагал поехать со мной до ближайшего немецкого города Аугсбурга и там прожить 2 дня, но и для этого нужны были визы и разрешения, которые потребовали бы 48 часов, так что от этого пришлось отказаться. Беседами за этот день, мне кажется, удалось достигнуть некоторого выяснения и смягчения его отношения. Тем более что сам бернский манифест он нашел менее неприемлемым, чем он ждал, и к самой конференции у него отношение довольно терпимое. […]
С Пав. Бор. далеко не обо всем и не так обстоятельно, как нужно, удалось переговорить. Впечатление на меня (физически) он произвел очень неизменившееся: очень бодр и даже румян; говорит, что последние дни оправился. Но у него органическая болезнь (мочевого пузыря) с неприятными и мучительными припадками, и он не уверен, почему профессор отказывается от операции: потому ли, что можно вылечить и без операции, или потому, что боится, что он операции не выдержит. Это его, видно, мучит. В Цюрихе ему, он мне признался, скверно и не по себе, и он мечтает переселиться в Париж, что, вероятно, было бы лучше всего для него.
Теперь о моем собственном переселении. Конгресс прошел; вопрос, стало быть, пустят ли меня под другим соусом. Можно прямо сказать: для ознакомления французских рабочих организаций с положением дел в советской России. Публичных рефератов я бы не стал читать, но на синдикатских маленьких собраниях выступал бы. Но вообще, у меня мало надежды, чтобы французы пустили после нашего манифеста и после бернского манифеста. Забыл сказать, что я условился с Павлом Борисовичем перед отъездом, что он даст Вам знать открыткой, что я вернулся в Берлин. И не подумал, что ведь он мог позабыть и что я сам с пути должен был бы дать Вам знать.
Берн меня очень удовлетворил. Почти не было трений и прений. Французы, считая свое дело в Туре [430] проигранным, были настроены в смысле «ехать так ехать» и не только забыли о 21 пункте и о том, что они «в принципе за III Интернационал», но и готовы были подписать еще более резкое осуждение большевизма. Гримму и Кº, напротив, придало смелости то, что у них (благодаря переходу Цюриха вслед за Нобсом [431] ) было уже обеспеченное большинство и они тоже не сомневались, что коммунисты уйдут. Австрийцы, руководившие всем, хотели добиться некоторых авансов II Интернационалу, но от этого отказались, встретив поддержку лишь англичан (они хотели сверх трех Интернационалов создать какой-то общий совет, куда бы согласились войти представители всех трех организаций). Я восстал против этого, как против искусственной постройки, так как общий «совет» от Шейдемана до Ленина вызвал бы только смех с обеих сторон. Немцы (Ледебур и Розенфельд [432] ) пытались было отстоять свою формулу «диктатура на основе советской системы», но мы без труда эту попытку отбили. […] И Лонге, и Фор [433] всячески и даже с эмфазмом [434] выражали удовольствие, что они находятся в среде подлинных социалистов, в подлинном Интернационале! На вопрос, что они сделают после Тура, Лонге сказал, что они не знают, выйдут ли из партии после ее вступления в III Интернационал, но он может заявить, что они останутся в ней лишь при условии, что им предоставят ту автономию, которою пользовались раньше коммунисты, т. е. право участвовать в нашем объединении. Если откажут, они выходят из партии. Чтобы Зиновьев дал им такое право – не думаю. Особенно тепло встретили меня Нэн… [435] Грабер [436] и О. Бауэр. Адлер был сдержаннее. Вполне на нашей стороне немецкие чехи, по словам их делегата Чермака [437] .
Из России имел всего одно письмо от Фед. Ильича от 6 ноября. В этот день должна была снова решаться его участь. Была надежда, что оставят в Москве. Результат неизвестен. Сообщил, что арестованные по провинциям продолжают сидеть. Снова арестовали Либера (в Саратове) вместе с местными правыми с.– д. Теперь появилась телеграмма о «приговоре» над харьковской конференцией: Кучин и другие (10) в концентрационный лагерь с принудительными работами; Бэр, Борис Малкин, Рубцов, Зорохович [438] (всего 17 чел.) – к высылке из Украины. Похоже на правду.
[…]
Мы приступаем к выпуску первого номера нашего органа (хотим назвать «Социалистический вестник»). К сожалению, из-за праздников нельзя будет выступить раньше начала января.
В Швейцарии я отчаянно простудился и кашляю до невозможности спать. Уже 4 дня не выхожу, ибо на улице мороз и ветер. Привет Над. Ос. Все кланяются. Жму руку.
Письмо С. Д. Щупаку Берлин, 15 декабря 1920 г
.
Дорогой Самуил Давидович!
Я только что отправил Вам письмо, как получил Ваше. Недоразумение у нас потому и получилось, что я до последней минуты не знал, дадут ли мне отсрочку или нет. Узнал окончательно, что не дадут, лишь за 3 часа до отхода последнего поезда и с трудом успел устроить немецкую визу. Условился с Пав [лом] Бор[исовичем Аксельродом], что он пошлет Вам открытку о моем возвращении в Берлин.
На основании напечатанной здесь нелепой телеграммы я вообразил, что конгресс в Туре уже открылся. Подумал, что почему-либо французы перенесли конгресс и что тем самым дело о моем участии ликвидировано. Жду теперь известия от Вас. Надеюсь, что на этот раз мне дадут право быть не только 3 дня в Туре, но и вообще побыть в Париже недели две. Если нет, то не стоит и ехать, «себе дороже стоит», принимая во внимание валюту.
Насчет «авангарда», как я Вам писал, в подлиннике оттенок был другой. Но это не так и важно. Если из всех стран мира в одной только России – не важно, почему – победила революция, во главе которой стоят социалисты, пытающиеся (хотя бы улыранелепо) осуществить социализм, то трудно в международном документе отказать такой стране в звании очага социальной революции. Этим еще ничего не сказано ни о том, хорошо ли политику ведут стоящие у власти социалисты, ни честные ли они люди. Жму руку. Привет Ир. Георг. [Церетели] и Войтин[скому].
Письмо П. Б. Аксельроду, 20 декабря 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
Так и предчувствовал, что Вы опять хвораете. Что меня касается, то я уже выхожу, ибо кашель сильно пошел на убыль. Стал опять хорошо спать.
По поводу Майского я прилагаю записку для Нобса. Так разозлился (на Майского), что даже в честь его перевел немецкими
Из России мы только что получили письма. С одного снимаем копию и Вам пошлем. Новости, в общем, невеселые: везде аресты наших. Бедняга Астров вместе с Кучиным и другими 8 южанами посажен в концентрационный лагерь с принудительными работами, 17 других с Бэром во главе – высланы в Грузию. Первые – потому, что «правые меньшевики», вторые – за то, «что терпели в партии правых». Это, конечно, негласная мотивировка нашего друга Раковского; приговор последовал без суда, в административном порядке. Больше меня беспокоит судьба Розанова, Левицкого и эсеров; все они теперь объявлены заложниками, которые будут «истреблены», если «осуществится покушение на кого-либо из большевистских лидеров»; таковые, по сведениям ЧК, готовятся «группой Савинкова» и «группой Чернова». Второе – вздор и ложь, а первое, кажется, правда, так что опасность для сидящих очень велика. Пока Розанов и Владимир Осипович [Левицкий] сидят в Екатеринбурге в очень тяжелых условиях. По поводу этого декрета о заложниках я помещаю в
Если Нобс поместит мое письмо, попросите прислать мне 2 экз. газеты. Интересно, что, как пишут из России, на последней конференции профессиональных союзов [441] , где
Самуил Давыдович [Щупак] сообщает, что надежды, чтобы меня пустили на конгресс, нет: фракция, ввиду недопущения Клары Цеткин, считает невозможным хлопотать одновременно за всех. Они зато надеются добиться разрешения на приезд после съезда, что я тоже предпочитаю, ибо в Туре атмосфера будет весьма неприятной и малоблагоприятной для воздействия на тех, на кого следует и можно воздействовать.
Мы думаем с января (в начале) выпускать здесь – по-русски – нечто вроде бюллетеня с материалами из России и статьями. Авось это поможет собрать и организовать публику.
Крепко жму руку. Наши все кланяются. Желаю скорее встать снова на ноги.
Из письма С. Д. Щупаку, 20 декабря 1920 г
Дорогой Самуил Давидович!
Сейчас получил Ваше письмо от 15-го. Я так и думал, что к Туру устроить мне разрешение не удастся. И, признаться, рад: ехать «советником» при группе, обреченной на такое громкое поражение, признаться, не очень заманчиво. Говорил об этом здесь с
Пав[ел] Бор[исович Аксельрод] говорил мне, что хочет поскорее приехать. Но теперь он опять болен (сегодня имел письмо) и лежит в постели.
Вы все недовольны «авангардом соц[иалистической] революции». Все-таки не хотите видеть, что сейчас в мире почти во всех решительно странах господствует социальная реакция и что в одной России у власти антибуржуазное правительство; политическая власть буржуазии не существует, и ее власть над производством тоже не существует. Что бы ни было в будущем, сейчас положение такое, как в Парижской коммуне [443] . И если б Маркс в 71-м году даже был твердо уверен, что из Коммуны, как оно и случилось, ничего не выйдет, он бы все равно говорил о Коммуне как о продвинувшемся вперед отряде социальной революции. То же самое пришлось бы полтора года назад сказать о Венгрии [444] , а два с половиной года назад – о Финляндии [445] . Видите ли, надо же иметь твердый ответ на вопрос, что же такое произошло в октябрьские дни в России: революция, как думаем мы, или контрреволюция, как говорит Чернов. Я не думаю, чтоб можно было всерьез защищать эту «тезу» Чернова. А что из признания большевизма революцией вовсе не следует апологии большевизма, ни отказ от борьбы с их политикой, с их методами в революции – это именно то, в чем мы должны убедить всяких «центристов». И когда мы, признав большевизм революцией, заставляем центристов сделать решительный шаг по пути борьбы с III Интернационалом и некоторый шаг в деле отмежевания от большевистской идеологии диктатуры и т. п., то мы достигли уже некоторого значительного результата.
Из России получили оказию. Сообщают некоторые подробности о внутренней борьбе среди большевиков. Развал изрядный. Пока же нас жмут в три погибели. Астрова, беднягу, вместе с Кучиным и др. отправили в концентрационный лагерь. Бэра, Рубцова, Б. Малкина и др. выслали (17 человек и еще 5 кременчужан после) в Грузию. Любопытно, как их там встретят. Фед. Ильича [Дана] возвращают наконец в Москву.
[…]
Из-за рождества и разных типографских затруднений у нас задерживается выпуск первого номера нашего органа. Надеемся выпустить в начале года. С выпуском брошюр по-немецки тоже вышла заминка, никак не можем организовать, чтобы и политически, и коммерчески это было выгодно.
В германской партии довольно гнилое затишье, как и вообще в германской политической жизни.
В моей личной судьбе перемена: съезжаю от Бройдо, к которым приехал сын, что вызвало чрезмерное «уплотнение» квартиры. Ищу пансиона. Привет Н. Е. [446] Жму руку.
Письмо П. Б. Аксельроду, 29 декабря 1920 г
Дорогой Павел Борисович!
Ваше долгое молчание подтверждает мои предположения, что Ваше состояние все еще не улучшилось. Самуил Давыдович мне писал о Вашем предположении перебраться в ближайшем будущем в Париж. Этому я был бы только рад, тем более что Щупак поддерживает во мне надежду, что меня все-таки пустят в Париж. Но мысль о том, что Вы станете переезжать, не вполне оправившись, меня беспокоит. Дело, конечно, не в самом путешествии, а в крутом переходе от
Мне удалось поместить в
Из России давно нет писем. Из сегодняшних телеграмм видно, что большевики, как и в прошлом году, пригласили наш ЦК послать представителей с совещательным голосом на съезд Советов [448] и что Федор Ильич говорил там; ему отвечал Ленин, объявив его критику «пособничеством Антанте» или что-то в этом роде. Другое сведение о России – в здешнем «Руле» – сообщает, что в Севастополе после занятия его большевиками стала опять выходить наша газета «Прибой» (прежде редактировавшаяся Могилевским) и что на всех заводах рабочие вынесли резолюции, предложенные нашей партией. Беда только, что наши крымские меньшевики, как я Вам писал про Могилевского, принадлежат к той породе, которая ухитряется быть при Деникине и Врангеле неприлично правыми, а при большевиках – неприлично левыми. Разве что после всех прежних опытов они теперь поумнели.
Знаете Вы об интересных разногласиях внутри кадетской эмиграции и о том, как Милюков [449] внезапно «полевел» и стал – вопреки Набокову [450] и Гессену [451] отстаивать коалицию с эсерами для образования «демократического центра»? Подкладка этого превращения вполне ясна: французы после краха Врангеля потребовали, чтобы создано было нечто под демократическим флагом. Милюков предложил образовать «национальный центр» из всех партий, но с явной
В Германии скверная атмосфера. Пахнет железнодорожной забастовкой и целым рядом других, довольно безнадежных, хотя и психологически неизбежных
Ваше заказное письмо Абрамович получил.
Обнимаю Вас.
1921
Из письма С. Д. Щупаку, 7 января 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Вчера получил письмо от П. Б. [Аксельрода], из которого видно, что он надеется на скорый переезд в Париж. Тем более у меня теперь охота приехать в Париж на время. Пару дней я было рассчитывал, что вскоре окажусь в Италии: получил телеграмму от Турати, Тревеса [457] и др., что желателен мой приезд на конгресс в Ливорно [458] . Но через 2 дня получил уже от них же сообщение, что визы для меня достать не удалось. Очевидно, они опять просили для меня в общем порядке, вместе с другими гостями, т. е. коммунистами, и тем лишь облегчили правительству возможность отказа последним, поскольку оно может проявить «беспристрастие», отказывая и тем и другим.
Своих статей о концессиях сейчас не имею – отослал в Россию. При случае пришлю Вам. Загорский [459] , в общем, верно передаст их содержание. Я действительно защищаю концессии от нападок левых коммунистов, которые, естественно, в России не могут переварить этой «уступки капитализму», и считаю демагогией, когда эсеры и кадеты хотят использовать концессии, чтобы криками о «распродаже России» дискредитировать большевиков. Завтра же, если у власти будем мы или эсеры, которых мы будем поддерживать, то те же большевики будут нас перед всем миром позорить, говоря, что мы «распродаем Россию», так как это правительство должно будет идти на самые значительные уступки капитализму, и особенно иностранному. И тогда все социалисты в Европе будут качать головой и думать, что мы, пожалуй, предатели пролетариата. Поэтому мы теперь же должны говорить то, что есть, что от русского неудавшегося социализма надо сворачивать на путь компромиссов с капитализмом, что такие компромиссы необходимы и полезны и что мы, нападающие на большевиков за тупое проведение коммунизма, толкаем их именно на этот путь уступок. Вот это-то пришлось мне разъяснять европейским социалистам, которые до сих пор никак не могут понять, что главная вина большевиков, что они создают социализм там, где для этого нет предпосылок, а, напротив, стремятся ущемить их за то, что они не ведут последовательно социалистической политики. Таково, например, отношение к аграрной политике большевиков: и в Галле, и в печати их ругали как раз за то, что они сделали правильного – за раздел земли. Дескать, надо было не делить имения, а социализировать. То же и с концессиями. И «Vorwärts» [460] и «Freiheit» стали было вопить, что большевики предают рабочих, приглашая капиталистов. Пришлось объяснять, что это еще самое разумное, что они делают, ибо без иностранного капитала с русской разрухой не справиться, а при разорении русских промышленников этот капитал можно привлечь лишь в форме концессии. Но, вопреки тому, что пишет Загорский, я указал, что на большевиках лежит ответственность за то, что теперь без концессий не обойтись, и, конечно, я сказал, что если, с нашей точки зрения, уступки капитализму не есть преступление, то с точки зрения большевистских принципов – это страшный оппортунизм. Из телеграммы узнал, что на съезде Советов Дан говорил о концессиях в том же духе, так что «Правда» даже беспокоится («буржуазный нос меньшевика превратно почуял» какой-то поворот в коммунистической политике). […]
Надо указать Лонге, что следует использовать большое письмо Серрати [461] к Ленину, в котором Серрати очень смело атакует большевизм не только за его расколы в Европе, но и за то, что он делает в России.
Из России невеселые вести. Аресты и ссылки. Умер Б. С. Батурский (Цейтлин), заболевший сыпным тифом в Витебской тюрьме, куда его засадили без всякого повода. Бэр, Борис Малкин и др. харьковцы прибыли в Грузию, куда высланы. Думают ли Ираклий Георгиевич [Церетели] и Войтинский, что дела Грузии так плохи, как пишут в белой прессе, т. е. что большевики готовы уже ее слопать! Получил письма от Тевзая, в которых сильно сквозит эта боязнь. […]
Наши пресловутые лондонские меньшевики воспользовались случаем, чтобы высунуть свой нос: по поводу съезда учредиловцев обратились к ним с письмом за подписью «группа русских с.– д. в Лондоне», приветствуют и надеются, что все демократические силы сплотятся вокруг К-та Учредительного Собрания. Мы их теперь можем больно хлопнуть по носу и раз навсегда с ними разделаться. Письмо помещено в «Голосе России».
Не могу понять, почему П. Б. [Аксельрод] был недоволен моим предисловием к моей речи.
Приехал Ольберг, но сразу заболел, и я его еще не видел. Но, по рассказам, он недоволен Грузией и, по моему впечатлению, выражает это недовольство брюзжанием и мелкими сплетнями. […]
Из письма С. Д. Щупаку Берлин, 20 января 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Спасибо за новогоднюю открытку, а также за присылаемые газеты; с их получением у меня заполнился существенный пробел. Сейчас заняты вплотную выпуском первого номера «Социалистического вестника» [462] , который как будто наконец выходит через 8-10 дней. Возня была из-за типографии (с русским шрифтом), которую здесь нелегко найти. Впрочем, значительная вина за запоздание падает на фирму Ладыжникова [463] , через которую мы вынуждены вести всю техническую сторону дела, чтобы не заводиться собственным техническим аппаратом для распространения, и т. д. Как водится, когда происходит запоздание с первым номером на целый месяц, то накапливается чересчур много материала. Мы выпустим поэтому двойной номер, но и то часть материала останется «в портфеле». […]
Даже непонятно со стороны, как это эсеры ухитрились разыграть таких дураков. Они, конечно, будут уверять, что это – не коалиция и что они поймали медведя, только он их уйти не пускает: что они добились от кадетов отказа от интервенции и блокады и т. п. Мы решили не церемониться и, помимо статьи в газете, разошлем по Европе декларацию с весьма решительным протестом, где заявляем, что, возобновляя коалицию, эсеры лишили себя права на доверие русских рабочих. Пусть они теперь не воображают, что мы их пустим в Вену [464] . Самым решительным образом будем протестовать, если они сунутся туда, как говорил В. М. [Чернов]. Воображаю, какой вой поднимется, когда мы опубликуем свое заявление. […]
Из русских газет видно, что на съезде Советов, кроме Фед. Ильича, еще говорил Далин об экономической политике, причем, как можно понять из более чем скудного отчета, одобрил, с оговорками, концессии и вышучивал план «регулирования» крестьянского земледелия, который теперь представляет квинтэссенцию большевистской мудрости. За границу теперь прибыли еще трое наших: Скоморовский, перебравшийся через Грузию, теперь в Кишиневе; затем два бундовца: О. Рабинович [465] (был фельетонистом в
У меня теперь является мысль, что если разрешение ехать в Париж я получу без строгого ограничения маленьким сроком, то, пожалуй, мне не стоит ехать до Вены, ибо пришлось бы пробыть в Париже немного более недели, а стоит поехать туда на месяц сейчас после Вены. По здешнему опыту я вижу, что надо, чтобы чего-нибудь достигнуть, жить некоторое время бок о бок с публикой, а в короткое время их, при их занятости повседневной работой, даже и выслушать себя не заставишь.
Не помню, упоминал ли я, что вернулся Ольберг, и в очень кислом настроении. Должен на днях поехать к Павлу Борисовичу, чтобы излить свою душу и посоветоваться, печатать ли ему свои наблюдения – для чего, собственно, он и ехал – или же припрятать их, чтобы не вредить грузинам. А он говорит, что, как ни прикрашивай, получается пренеприятная картина. Действительно, воспринимая даже его рассказы с некоторым недоверием, я настроился весьма минорно. После слышанного раньше меня уже не удивишь ни национализмом, ни своеобразным «демократизмом». Но когда слышишь рассказы, из которых явствует, что демократическая власть проявляется там с таким же патриархальным самодурством и хамством, как и диктаторская в Москве, то приходишь к печальному выводу, что социальная и культурная азиатчина даст одни и те же политические явления независимо от внешних государственных форм. Но если так, то трудно ждать, чтобы народ, который не может расценивать политические формы с точки зрения заложенных в них возможностей, подлежащих реализации лишь в будущем, мог бы защищать данные формы до конца, если его поманят хлебом и демагогией «близкой к народу» «власти Советов».
Посылаю Вам два подписных листа для сбора в фонд наших изданий. Думаю, что и среди наших «меньшевистских буржуев», как и среди французов, можно в Париже собрать немного денег, которые в переводе на немецкую валюту усилят существенно наш фонд.
Берлин начинает мне немного приедаться. В политике довольно уныло, погода отвратительна.
Жму руку. Привет Н. Е.
Пишите мне по новому моему адресу:
Из письма П. Б. Аксельроду, 20 января 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
А я все-таки получил Ваше письмо с венско-берлинским адресом! Берлинская почта, оказывается, выяснила, что эта улица находится в Вене, и переслала письмо туда.
Кстати, об адресе: на днях я переехал в меблированные комнаты (у Бройдо стало тесно). Мой теперешний адрес:
С нашими эсерами просто беда: воображая, что они «поймали медведя» Милюкова, убедив его расписаться под требованием Учредительного Собрания и высказаться против интервенции и военной диктатуры (что он охотно сделал, так как в данный момент «виноград зелен»), они попали к нему в плен, заключив форменный политический блок и приняв резолюции, заостряющие всю борьбу с большевизмом на требовании непризнания большевистского правительства Антантой и непризнания законными мирных и торговых договоров, соглашений о концессиях и т. п. Все это, как подтверждает и Щупак, проделано под диктовку французов, желающих удержать Англию от соглашения с Красиным и готовящих себе на случай возможной новой интервенции «демократическую» ширму. Большего подарка большевикам, чем это сближение с кадетами и воскрешение ненавистной коалиции как раз в момент, когда создаются несколько благоприятные условия в самой России для борьбы с большевизмом, эсеры сделать не могли. Мы решили самым резким образом реагировать (в европейской печати) на это новое издание коалиционной политики, которое грозит рикошетом ухудшить и наше положение, поскольку самокомпрометация эсеров будет многими восприниматься как
Чернов во всем этом деле сыграл самую жалкую и шутовскую роль. И здесь мне, и в Париже Самуилу Давыдовичу он клялся, что ему затея Авксентьева и Кº не по душе, а мне даже говорил, что он ею воспользуется, чтобы выкинуть из партии всех этих, в течение двух лет игнорирующих решения партийных инстанций, господ, которых он сам же характеризовал как просто либералов, давно переставших быть социалистами. Это не помешало ему пассивно присутствовать при всей этой комедии.
На днях, вероятно, у Вас будет Ольберг. То, что он рассказывает о Грузии, весьма неутешительно даже после того, что я уже знал. Самый неприятный вывод, который напрашивается из его разговоров, – это что в основе грузинской демократии лежит та же некультурность и социальная азиатчина, которая в Великороссии лежит в основе большевистской диктатуры. Там и здесь – патриархальная опека народа «спевшейся» кучкой, с той разницей, конечно, что грузинские опекуны, пропитанные чувством национальной солидарности со всеми
По рассказам Ольберга, к которым я, ввиду его желчного характера, отношусь осторожно, вытекает, что отношение Жордания и других к Каутскому самое своекорыстное и, по-моему, просто неприличное, несмотря на все восточное гостеприимство. Впрочем, об этом он сам Вам расскажет. Сейчас мы поглощены выпуском нашего (по-русски) «бюллетеня», который, пока его готовили, превратился в целый «вестник». Должен выйти к 1 февраля.
Пока французы мне разрешения не давали, но надежды получить его я не теряю. Если дело затянется еще на две недели, я предпочту воспользоваться разрешением лишь после венского конгресса (22 февраля), чтобы иметь возможность не ограничивать пребывания в Париже 1–2 неделями, а пробыть хоть с месяц. Помимо того, что я бы хотел иметь достаточно времени для бесед с Вами, я думаю, что и для воздействия на французов в их теперешнем состоянии нельзя ограничиться кратковременным пребыванием.
[…]
Письмо П. Б. Аксельроду, 30 января 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
История с соц[иалистами]-революционерами и меня не только и не столько возмущает, сколько огорчает, и именно по тем соображениям, которые приводите Вы. Если эта партия снова, как в 17-м году, окажется несостоятельной в роли руководительницы тех масс, которых мы, оставаясь сами собой, не можем вести за собой, то пресловутая дилемма Ленина «или красная диктатура, или белая» явится как бы подтвержденной фактами. Во всяком случае, уже сейчас, в процессе собирания сил, одно известие о том, что эсеры «целовались» с Милюковым и выступили под ручку с ним на международной арене, будет иметь тот эффект, что от их партии в России отделятся опять отдельные рабочие и интеллигенты помоложе, чтобы примкнуть к коммунистам. И почти наверное можно предсказать, что такой же удар рикошетом постигнет и нас: потому что в нашей публике довольно ясно живет сознание связи между нашими перспективами будущего преодоления большевизма и возрождением партии эсеров, как способной к развитию силы, и каждый раз, как эсеры обнаруживали свою несостоятельность, это сказывалось тем, что у нас большевистская концепция «или Ленин, или Врангель» приобретала новых сторонников, из которых тот или иной скоро уходил к большевикам. Теперь, при первом известии о парижском совещании, ЦК принял в Москве резолюцию гораздо более резкую, чем та, которую мы с Абрамовичем выпустили здесь от нашего имени. Там прямо говорится, что если из совещания вырастет новая коалиция, с[оциал]-д[емократия], несмотря на свою враждебность большевизму, станет на сторону последнего. Это показывает, как там тревожно смотрят на подобные комбинации, грозящие подорвать доверие наших сторонников к перспективе социалистической антибольшевистской коалиции, о которой Вы пишете.
Должен сказать, что, по моему убеждению, тактика нашей партии по отношению к эсерам за все эти три года была безупречна. Я даже не помню случая, когда бы сами эсеры высказали какое-нибудь неудовольствие на то, как мы относились к ним. Несмотря на все их грехопадения, глупости и прямые скандалы, мы щадили их в полемике, к которой почти не прибегали, старались действовать на их лидеров в частных беседах (разговоры Федора Ильича с Гоцем и мои с Черновым позволяли нам повлиять на них в вопросе о том, чтобы сделать борьбу за снятие блокады лозунгом партии; тут, конечно, помогла позиция Сухомлина [469] и Русанова [470] за границей). По приезде за границу я, как Вы знаете, и в речи в Галле, и в статье в
Лозунг «признания советского правительства» мы тоже довольно долго не считали возможным выставить от имени партии. Мы пришли к тому, что это необходимо сделать, хотя и в сдержанной форме, когда убедились, что фактически для европейских правительств без политического соглашения (которое предполагает признание или ведет к нему) не может быть речи о действительном возобновлении торговли, и когда увидали, как борьба и интриги за «непризнание» облегчают европейской буржуазии признание правительств и представительств Врангелей, тем самым тормозя самое восстановление экономических отношений.
Получил новое письмо от Федора Ильича. Жалуется, что в партии неблагополучно и что мое возвращение необходимо, так как ему не справиться. Слева и справа центробежные стремления опять усилились. Суханов ушел из партии, внезапно открыв в себе симпатии к тактике «завоевания III Интернационала путем вхождения в него». Говорят, что в партию коммунистов все же не записался. Снова «полевел» Ерманский на почве кое-каких обид, и считаются с возможностью, что и он уйдет. Оба – потеря не бог знает какая, но на внешний мир и на партийных рабочих дезертирство таких имен произвело бы скверное впечатление. В нездоровой атмосфере варения в собственном партийном соку трудно бороться с взаимной подозрительностью и недоверием. Левые подозревают правых в том, что, внешне подчинившись партийной дисциплине, они лишь ждут того, чтобы, пользуясь наступлением мирного времени, раздорами внутри большевиков и т. д., партия перешла к более активной борьбе с большевиками, чтобы тогда снова, как это было в 1918 году, за спиной партии возобновить шашни с буржуазными элементами и сообща подготовлять «российский термидор» [474] . И, конечно, основания для такой подозрительности есть; кое в чем несомненно наши правые поумнели и кое-чему научились, но вполне от идеи возрождения коалиции в будущем они не отказались, а главное, они находятся в постоянном контакте с потресовцами и плехановцами, уже формально стоящими вне партии и без всяких колебаний стоящими на почве коалиции и термидоpa. Эта связь нашей правой с той с[оциал]-д[емократической] резервной армией, которая состоит из с.– д., ориентирующихся на обывателя, вносит разложение в партию. При условиях малейшей свободы печати мы бы давно, я думаю, изжили эту болезнь без всякой «хирургии» и ассимилировали бы все социалистически ценное, что среди правых есть, хотя серьезные разногласия и остались бы. В тепличной атмосфере, в которой партия живет, это невозможно, и гниющий нарыв все время болезненно чувствуется. Уже целый год левые поэтому ведут кампанию за то, чтобы партия приняла какой-нибудь программный документ, который в отмену или в дополнение программы 1903 года [475] был бы
Я Вам не посылал «официального» приглашения сотрудничать в «Вестнике» не только потому, что считал это разумеющимся само собою, но и чтобы не «дразнить» Вас предложением написать что-нибудь к сроку, так как знаю, как плохо отражается на Вашем настроении, когда Вы пытаетесь запрячь себя в ярмо газетного поденщика. Но для нас (и для русских коллег), конечно,
Жму крепко руку.
Из письма Н. Е. Щупак, 5 февраля 1921 г
Дорогая Надежда Евсеевна!
Меня очень порадовало получение Вашего письма; гораздо меньше то, что, судя по нему, Вы чувствуете себя изрядно-таки утомленной. Я, признаться, даже после 4 месяцев пребывания в Европе все еще не то чтобы в праздничном настроении, но в состоянии «отдыха» от российской misere [480] – чисто внешней misere: отсутствия минимального комфорта, ощущения большого города, газет, света и т. п. В конце концов, от этих вещей так же легко отвыкаешь, как и от вина и устриц, и довольно легко приспособляешься к убого-спартанскому образу жизни, если он не связан с прямыми лишениями и унижениями. Но когда затем попадешь опять в сферу «гнилой цивилизации», где вопрос о получении ванны не есть головоломная задача, то все-таки чувствуешь некое блаженство отдыха. Поэтому настраиваешься
«Ваши» эсеры и меня не столько возмущают, сколько огорчают. Если принимать их за воплощение подлинного духа русской демократической интеллигенции, то придешь к пессимистическому выводу о бездарности славянской расы (включая колено глупых евреев). Вик. Мих. [Чернов], кажется, счел за благо не поднимать брошенной ему мной перчатки. […] В этой борьбе я имею на своей стороне его нынешнюю жену, которая, по моим соображениям, должна его периодически пилить с таким кротким видом, что не устоит даже толстая кожа его совести. Она –
Зима в Берлине стоит отвратительная: каждые два дня меняется погода самым нелепым образом. Но постоянно либо слякоть и дождь, либо резкий ветер. В результате – из простуженного состояния не выходишь и редко когда не испытываешь головной боли.
В последнее время я живу в пансионе и почти не встречаюсь с людьми – ни русскими, ни немецкими. К сожалению, не удается использовать это одиночество так, как следовало бы: занимаюсь сравнительно мало, как-то скоро устаю и неэкономно распоряжаюсь временем. Ощущение этого – маленькая черная точка на безмятежном, в общем, моем душевном состоянии.
«Ромен-ролландизм» [485] разных толков и здесь в литераторских и художественных кружках пустил глубокие корни. Коммунистами по всей форме числятся многие молодые поэты. Даже гордость немецкой сцены – трагик Александр Моисси [486] – считает себя коммунистом. Вероятно, коммунистка и слышанная мною в одном кабаре молодая артистка, декламировавшая с совершенно не немецким темпераментом и задрапированная с совершенно не немецким вкусом. Она декламировала довольно сильное стихотворение одного из таких кабаретных коммунистических поэтов – Вальтера Меринга [487] и произвела сильный эффект. После я узнал, что она дочь Отто Поля, моего парижского приятеля (он теперь представитель Австрии в Москве по делам военнопленных и тоже склоняется к коммунизму)… Но крупного в художественном смысле, по-видимому, новое течение здесь ничего не дало.
Ну, всего хорошего. Авось свидимся. Крепко жму руку.
Письмо С. Д. Щупаку, 5 февраля 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Выпустили мы наконец № 1 «Вестника», третьего дня выслали Вам первые экземпляры, а вчера должно было быть отправлено из экспедиции 100 экз. Как находите газету? Для России мы дали еще приложение: бернский манифест и выработанные в Инсбруке проекты резолюций.
Для заграницы их печатать не стоило. Надеемся, что пара сотен экземпляров скоро уже будет в России. Приступаем ко второму номеру. Для него имеем уже очень много русских материалов: речь Дана (очень хорошая) на съезде Советов и внесенные нашими резолюции по основным вопросам. Постараюсь до выхода номера этот материал Вам прислать.
В начале января Ф[едор] Ильич, после пребывания на съезде, все еще не получил окончательного решения своего дела об обратном переводе в Москву. Н. Н. Суханов вдруг вышел из партии (не переходя к коммунистам). Последнее его «левение» началось в связи с моим выступлением в Галле: он вдруг открыл, что это мы раскалываем массовые партии, удерживая их от вхождения в III Интернационал, куда следовало бы всем войти, чтобы «изнутри» его реформировать. Коммунистический Бунд [491] покончил свое существование: он принял ультиматум РКП – распуститься, как Бунд, и войти в РКП на положении «еврейской секции». Освободили наших печатников, затем ростовцев (Локерман, Васильев и др.) и южан, осужденных на концентрационные лагеря (Астров, Кучин и др.), но Бэр и прочие, осужденные по тому же делу, успели быть высланными в Грузию. Грузинское правительство протестовало против превращения Грузии в место российской ссылки. Наши тюрьмы все же не пустуют: в Киеве опять арестовали решительно всех (Балабанова, Семковского, Давидзона, Кушина и др.).
Скоморовский писал из Константинополя, что едет в Кишинев к матери и предлагает свои услуги для партийной работы здесь, в Берлине. Я должен был ответить, что, к несчастью, у нас оплачиваемой партийной работы нет, а здесь приискать заработок нелегко. Не знаю, как он поступит. Сюда приехала еще одна харьковская меньшевичка (Якобсон), дельная девица, которая будет полезна. Рабинович обещает распространять газету в Либаве.
С пресловутой «лондонской» группой придется, видно, еще считаться. Она приобрела и связи, и влияние в
Мы предложили Павлу Борисовичу ехать с нами в Вену в качестве делегата. Не знаю, как он отнесется к этому предложению. Боюсь, что при его нервности он, если поедет, останется неудовлетворенным, так как, помимо всего прочего, нам в Вене придется очень и очень подчеркивать, что вынужденное обстоятельствами объединение с Реноделем не есть компромисс с их социал-патриотизмом.
Я тоже, как и Вы, боюсь затеянной Бернштейном истории с немецкими деньгами [496] . Вероятно, у него ничего веского нет и, вероятно, и вообще-то большевики,
Знаете ли, что министром иностранных дел в Армянской Советской республике состоит Александр Бекзадян? [498]
Не знаю уж, напялил ли он коммунистический мундир (он был сначала оборонцем, а потом до недавнего времени в Тифлисе был в нашей оппозиционной группе), но для министра иностранных дел окраинного государства он одним качеством обладает: охотник до «блефов» (по крайней мере, в покере).
С моей визой, видно, дело не делается.
Был вчера у меня Бренер. Он, как видно, большой путаник. Привет Н. Е.
Из письма П. Б. Аксельроду, 20 февраля 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Сегодня выезжаю в Вену. Как у меня водится, перед самым отъездом простудился, изрядно кашляю и говорю ужасно хриплым голосом, так что с беспокойством думаю о предстоящих ораторских упражнениях. Правда, сейчас я не один: со мною будут Абрамович и Далин, хорошо говорящие по-немецки, так что я могу и помолчать. […]
Я не верю, чтобы программа интернациональной борьбы за пересмотр Версальского мира могла действительно объединить все партии II Интернационала, кроме Дашинского [499] и Кº. Начать хотя бы с бельгийцев, которые
Наш «Вестник», по-видимому, вызвал к себе интерес! Отовсюду русские обращаются за газетой. В «окраинных» государствах предъявляется большой спрос – в Грузии, Латвии и т. д. Направили в Россию несколько сот экземпляров, и есть надежда, что они скоро дойдут.
Далин привез «приказ» от ЦК, чтобы я кончал свой «отпуск» и возвращался, ибо при отсутствии Федора Ильича (он теперь переведен в Петербург) ЦК не под силу справиться с работой. Не знаю, как решить, займемся этим сейчас или после Вены. Щупак все подает надежду, что я получу визу во Францию. А с Вашей неужели все замерло?
Крепко жму руку.
Из письма С. Д. Щупаку, 5 марта 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
О русских событиях мы своих сведений не имеем, знаем только, что латышский
Далин приехал за несколько дней до Вены. Что он собирается приехать, мы знали, но думали, что его не пустят. Между тем, когда ЦК подал заявление Карахану, что посылает Далина с поручением за границу, то сейчас же получил ответ, что паспорт будет ему выдан. И даже жену позволили ему взять с собой. Все это, вместе с высылкой Бэра и др., показывает, что они сознательно выталкивают нас за границу.
О визе в Париж я беседовал с Реноделем и Грумбахом. Ренодель обещал, что Блюм [503] будет стараться. У меня определенное впечатление, что они относятся к делу более чем небрежно. Приехавший сейчас из Цюриха Ольберг говорит, что П. Б. [Аксельрод] до сих пор ничего не получает. Надо бы заставить их двинуть вперед дело П. Б., а потом заставить деловым образом заняться моим. Иначе, чувствую, я и к 14 июля не попаду в Париж. Может быть, Мергейм, который об этом со мной беседовал в Берлине, возьмет на себя подстегивать депутатов или пустит в ход свои пути? Особенно важно кончить скорее дело с Пав. Бор. Он томится в Цюрихе и, по словам Ольберга, в последнее время ему там совсем плохо, ибо жена А[лександра] Пав[ловича Аксельрода] чем-то заболела и старику приходится бегать в
С Грузией я тоже не нахожу себе места. Ахметели как будто питает какие-то надежды, Курский [505] тоже; Скобелев, который сейчас здесь, смотрит более пессимистически. Может быть, сейчас еще Ленин остановится на полдороге, опасаясь или слишком упорного сопротивления в горах, или плохого впечатления на Европу, но и тогда он закрепит свою «победу», превратив Грузию в вассала России в какой-нибудь форме, а через некоторое время последует большевистское восстание или новое армянское нападение [506] .
Подписные листы высылаю сегодня. В экспедиции обещали № 3 (он только что вышел) выслать Вам без опоздания. Экспедиция, вообще, у Ладыжникова поставлена весьма плохо, но ставить свою при двухнедельном выпуске и при страшной дробности и разбросанности рынка нам не под силу. Литва отказалась пропустить нашу литературу; очевидно, для нее это – «большевизм». Это весьма неприятно, ибо там наверное бы нас читали. […]
Чувствую себя физически плохо. Все кашляю, охрип, и сердце часто пошаливает. Из России очень давно нет писем. В Вене встретили Скоморовского [507] , пробиравшегося из Грузии через Румынию в Берлин. Сейчас ждет отсюда визы.
Жму крепко руку. Привет Н. Е.
Из письма П. Б. Аксельроду, 7 марта 1921 г
[…] Грузии придется плохо. Едва ли большевики надолго там утвердятся, но экономически это добьет страну.
Сейчас мы, конечно, полны противоречивыми сведениями о России. Еще трудно разобраться, что верного в этих вестях и что – слухи и прямая выдумка. В здешних большевистских кругах ничего не знают, но признают, что положение серьезно. В немецких кругах (официальных) последние известия сообщают, что Петербург в руках белых (?), что в Москве арестовано 82 меньшевика и что восстание крестьян в Тамбовском районе (оно длится уже с лета и имеет вождем некоего Антонова, числящегося эсером, хотя и сомнительным) разрастается [508] . Были ли серьезные события в Москве, неясно – скорее впечатление, что там была только забастовка, может быть, и мирная манифестация. В Петербурге в конце февраля несомненно была бурная генеральная забастовка и как будто с политическими требованиями. Упомянутое немецкое известие как будто подтверждает ту версию, что первоначально подавленное, это движение вновь вспыхнуло под влиянием Кронштадта и приняло характер восстания [509] . В Кронштадте самом совершенно несомненно было восстание, по-видимому, в ответ на массовые аресты, которыми власти ответили на давно, уже месяца два, длящееся там брожение (вероятно, на почве недовольства «суровыми рукавицами» Троцкого). Упоминаемый в большевистских сообщениях генерал Козловский [510] – один из первых, перешедших после октября на сторону большевиков. Стало быть, если он во главе восставших, то это не новая врангелевщина, а первое проявление предсказанного нами бонапартизма [511] , вырастающего из нового большевистского империализма и стоящего на почве социальных сил, созревших в течение революции. Только такая контрреволюция опасна для большевизма. Думаю, что на этот раз еще Ленин справится и ближайшим результатом будет сплочение большевиков перед новой опасностью, которое на время остановит процесс их раздоров и разложения. Но очень скоро именно этот процесс начнет развиваться с еще более неудержимой силой. Для демократии и социализма от всего этого прибыли будет мало. Если даже сейчас матросы и рабочие сохраняют за движением «левый» характер, то неизбежно, что уже сейчас из Ревеля, Финляндии и т. д. в Кронштадт начнут стекаться все проходимцы, авантюристы и идейно честные черносотенцы, остатки юденичевской и прочих армий и заполнят ряды повстанцев собой как профессионально выдрессированный для боевой работы элемент. В самой России тоже немало таких элементов. Если большевизм так катастрофически сменится новым порядком, демократическое правительство будет, вероятно, весьма кратким эпизодом. Другое дело могло бы быть, если б до падения от большевиков откололось умеренное или ставшее умеренным крыло и в борьбе с крайними было вынуждено искать опоры вправо. Тогда «термидор» мог бы, пожалуй, послужить прологом к утверждению демократической революции. Но для этого нужно, чтоб часть большевиков, хотя бы во имя сохранения, дошла до разрыва и с партией, и с утопической программой, на что едва ли им история даст еще достаточный срок. Поэтому я весьма пессимистичен.
По-моему, если с французами у Вас ничего не выйдет, конечно, лучше Вам приехать в Берлин. Здесь Вам можно будет устроиться. Каутские приезжают сюда на днях.
Как я писал, я простудился и очень сильно кашляю. Вообще, чувствую себя неважно. Из России уже месяц не было писем. Сведения об аресте и даже расстрелах меньшевиков кажутся весьма правдоподобными. За Федора Ильича я очень боюсь.
Крепко жму руку.
Скоморовский еще в Вене, ожидаем его сюда.
Письмо П. Б. Аксельроду, 24 марта 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Очень рад был узнать, что моя статья о Грузии и резолюция Вам понравились. Увы! Дела Грузии, видно, плохи, и Жордания, судя по сегодняшней телеграмме, уже прибыл в Константинополь. Может быть, в этом завоевании есть и хорошая сторона: борьба, которую грузинам теперь придется повести против большевизма, став внутрироссийской борьбой, может быть, их снова сблизит с русскими революционными силами и выведет их из довольно безнадежного тупика, в котором они очутились на своем островке. Но пока эти положительные результаты скажутся, им придется выпить тяжелую чашу.
Из России давно нет вестей, и мы не знаем о размерах постигшего нас разгрома. По некоторым сведениям, арестованы все, кто были известны как меньшевики. Что ЦК арестован [512] , подтвердил приехавший сюда секретарь Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, «либеральный» рабочий-большевик Лутовинов [513] . Он сказал, что меньшевики арестованы, но не надолго, ибо «у них ничего не найдено», и за их судьбу можно не беспокоиться. Я просил передать ему, что это известие неверно, ибо я знаю, что найдена у них меньшевистская экономическая программа, которую Ленин украл и теперь выдаст за свою. Действительно, Ленин целиком взял нашу продовольственную платформу: государство кормит тысячи [неразборчиво] и рабочих и для этого взимает с крестьян в виде налога часть урожая; остальной же хлеб идет в свободную торговлю. Мы уже год твердили, что примирить крестьян с революцией и приостановить дальнейший упадок земледелия нельзя без этой меры [514] . Разумеется, приняв ее, коммунисты впадут в тысячи противоречий со своей общей экономической системой и им предстоят немалые сюрпризы.
Из пришедших московских газет видно, что аресты меньшевиков на этот раз вызвали неудовольствие среди большевиков же, и газеты весьма раздраженно доказывают этим «сентиментальным дурачкам», что без этих арестов нельзя обойтись. Однако и в этих статьях – тоже впервые – нет угроз «расстрелов» и все ограничивается доказательством неизбежности временной «изоляции». Это все характерные (в числе многих других) показатели внутреннего развала большевиков, отсутствия у них прежней сплоченности и прежнего дикого фанатизма.
Кронштадтское восстание само является показателем радикальной перемены в положении дел. Совершенно очевидно, что во главе его все время стояли элементы, прошедшие большевистскую выучку и лишь недавно отпавшие от коммунизма. И лозунги их, и аргументация статей, и терминология – все говорит об этом, не считая уже того, что Кронштадт вообще был оплотом большевиков. Есть в большевистской прессе намеки на то, что и в Москве в стачечном движении участвовали рабочие, числившиеся большевиками. Я считаю, что теперь приближается момент, когда сможет и должна будет образоваться умеренно-большевистская фракция, которой, как термидорским якобинцам, суждено будет сыграть главную роль в ликвидации большевистского наследия, причем меньшевики смогут играть роль подталкивающих эту фракцию вперед и толкающих ее на союз с эсерами как крестьянской партией. Разумеется, такую роль эта партия сможет играть, лишь круто порвав со старобольшевистскими элементами, и трудно даже представить себе, чтобы такой разрыв мог совершиться иначе, как в форме вооруженной борьбы, при которой одна сторона будет стремиться истребить другую. Впрочем, Кронштадт и показал, как это может случиться. Вспыхни такое же восстание в момент, когда налицо уже будет такая фракция, последняя неизбежно стала бы в его главе.
Для нашей партии сейчас главный политический выигрыш тот, что ее тактический лозунг – свободно выбранные Советы как рычаг упразднения диктатуры коммунистов – воспринимается самыми широкими рабочими массами, которые на нем могут восстановить свой единый фронт (а на требовании Учредительного Собрания еще не могут, потому что рабочие массы, которые в 1918 году боролись против чехословацкого предприятия Комитета Учредительного Собрания [515] , связывают с этим именем свою борьбу против продолжения войны, во имя которого тогда эсеры и Антанта шли на большевиков). До восстановления единого фронта пролетариата еще не близко, ибо все еще остаются и преданные большевизму и развращенные им элементы, но, по-видимому, большой шаг вперед уже сделан в петербургском и кронштадтском движении. В газетах была телеграмма, что в Петербурге на заводе Лесснера [516] , который уже много лет являлся твердыней большевизма, рабочие выбрали делегатом в Совет нашего петербургского лидера Каменского (был оборонцем в первом ЦИК) 500 голосами против 7, поданных за коммуниста.
В последнее время мое здоровье очень подалось (и легкие, и сердце), и я воспользуюсь праздниками, чтобы пойти к специалистам, чтобы заняться серьезно его ремонтом. Как Вы себя чувствуете? Щупак писал, что все еще надежды не теряет, что Вы получите визу. Но это уже тянется чересчур долго. Крепко жму руку.
Письмо С. Д. Щупаку Берлин, 30 марта 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Целую вечность Вам не писал; некоторое время потому, что довольно плохо себя чувствовал и к вечеру чересчур уставал, чтобы писать, а днем не мог улучить свободной минуты; с неделю я уже чувствую себя лучше и бодрее, но тут приходилось спешно готовиться к выпуску пятого номера. Ваши письма и открытки от Вас и Над. Еве. получил. У нас наступает уже весна, бывают весьма теплые дни; воображаю, как хорошо сейчас в Париже.
На днях неожиданно получили письма из Москвы от 14 марта и могли кое-что узнать о тамошних делах. Только кое-что, ибо, как только начались события, наших начали повсюду арестовывать, связи порвались, и сведения перестали поступать. В Москве было стачечное движение в одном (Хамовническом) районе, в одном случае при попытке рабочих войти в красноармейскую казарму была стрельба – двух убили. Путем уступки (снятия заградительных отрядов) и увещаний мобилизованных на фабрики коммунистов движение успокоилось. Наши были, видимо, им застигнуты врасплох и не успели вмешаться в события, которые прошли стихийно; на митингах забастовщиков настроение было очень оппозиционное, но и с большой примесью черносотенства и антисемитизма. Это, в связи с неизвестностью о характере кронштадтского движения, которое большевистская пресса с невероятной наглостью изображала как «выступление генерала Козловского», за которым стоит Антанта [517] и вел. кн. Дмитрий Павлович [518] , видно, совсем сбило с толку нашу публику, и она издала весьма неудачную прокламацию, в которой защищается от большевистских обвинений в сеянии стачек и вспыхивании восстаний и не дает никакого лозунга политического, а лишь продовольственный – натуральный налог и свобода торговли излишками, т. е. то, что большевикам пришлось через пару дней принять. Лучше действовал Петербургский комитет, который во время забастовки выступил с обличающей экономическую политику прокламацией и с требованиями свободных перевыборов Советов и политических свобод. О событиях в Питере москвичи были недостаточно осведомлены, пишут о забастовках, уличных демонстрациях (по-видимому, стрельбы не было), о требованиях свободных Советов, кое-где Учредительного Собрания, но чаще – коалиционного социалистического правительства. Однако и о Питере пишут, что настроение масс сильно пропитано антисемитизмом. Во время кронштадтского восстания питерцы, как видно, были о нем лучше осведомлены, ибо выпустили прокламацию с требованием немедленного вступления в переговоры с кронштадтцами и ведения этих переговоров открыто при участии делегатов, выбранных фабриками и заводами. Прокламация призывает немедленно выбирать таких делегатов.
Все сведения о восстании в других городах и губерниях явная на девяносто девять сотых ложь. В Сибири и на Украине действительно процветает партизанщина.
Разгром наших произошел скоро после начала событий. Уже 20 февраля в Москве произвели облаву на наш «с[оциал]-д[емократический] союз молодежи», забрали 5 человек за печатанием их журнала («Юный пролетарий», успел выйти первый номер), в том числе моего племянника Андрея Кранихфельда [519] , а заодно забрали заседавший в соседнем помещении пленум ЦК Бунда. Но последний через 2 дня освободили, 25-го же оцепили общегородское партийное собрание и забрали его полностью – 170 человек, после чего человек 50 постепенно выпустили (главным образом, женщин) и, вероятно, выпустили бы всех, но поспел Кронштадт, и оставшихся свыше ПО чел. перевели в Бутырку. Там сейчас сидят Череванин, Алек. Малкин, Ежов, Плесков, С. Моносзон, Николаевский, Кузовлев, Девяткин, Чистов, Гейликман, Дюбуа, Конст. Рик (помните петербургского оборонца?), Фишгендлер, С. Цейтлин, Израэль, Григ. Осипович, Броунштейн, Аронсон [520] (бундовец цекист), Илья Светицкий [521] и мн. др. Успели из взятых выпустить Юдина (Айзенштата), Конкордию Ивановну [522] , Югова, С. Л. Волкенштейна и Розу Ос. Левит [523] , кроме более или менее случайных, да Ерманского и Гоникберга, которых пришли взять на дому, не застали дома. Так что на свободе осталось совсем немного людей, помещение опечатано, печать забрана и т. д. В провинции аресты были во многих местах.
Со вчерашнего дня я очень удручен: прочел в
Здесь у нас якобы революция с динамитными покушениями, резолюциями о всеобщей забастовке и проч. [524] Более жалкого предприятия не затевала еще, вероятно, даже ни одна коммунистическая партия ни в одной стране. Просто из пальца высосанное движение; с таким же правом можно в любой стране, где есть пара сот тысяч безработных и где положение пролетариата тяжелое, в любой момент открыть, что «пора начать» социальную революцию. Никакого сомнения нет, что коммунисты разобьют себе на этом свой медный лоб и либо развалятся, либо потеряют значительную часть своих сил; но также несомненно, что буржуазные массы будут этим безумным движением отброшены вправо и здешняя реакция усилится.
А Ленин не на шутку перетрусил и решил уловлять мужичка свободной торговлей. Уступка задумана довольно большая, включающая и «независимые кооперативы», имеющие право сбывать на вольном рынке хлеб и др. продукты сельского хозяйства. На практике, конечно, полумиллионная армия продовольственников, чекисты и фанатики коммунизма будут стараться шиканами всякого рода и саботажа свести реформу к жалкому минимуму. Это поведет к дальнейшему разложению большевизма, ибо все «совбуры» [525] , наверное, первым делом пристроятся прямо или косвенно к этому легализованному капитализму, чтобы погреть вокруг него руки. Ленин ведет, конечно, чисто зубатовскую политику [526] : экономические уступки при сохранении политической диктатуры. Так пишут нам и из Москвы, указывая, что «диктатура сердца» по отношению к мужикам, наверное, будет сопровождаться еще большей травлей меньшевиков и эсеров.
Подробности кронштадтского движения, данные «Волей России», вполне подтверждают, что это восстание, по существу, есть бунт большевистских масс против большевистской партии. Это придает ему еще более громадное значение. На эту тему я теперь пишу статью для «Вестника».
У меня здесь ничего нового. Забыл упомянуть, что в Питере при арестах взяли Фед. Ильича [Дана], Рожкова [527] , Каменского. Все кашляю и без голоса. Начинаю сомневаться, чтобы удалось увидеть Париж. […]
Иорданский в своем «Пути» ведет такую подозрительно соглашательскую кампанию за большевиков, что дает «Рулю» право писать о нем как о «продавшемся человеке».
Всего лучшего. Привет Над. Ос.
Из письма П. Б. Аксельроду, Берлин, 5 апреля 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Наконец-то мы получили Ваше сентябрьское письмо и могли с ним ознакомиться. Один экземпляр при первой же оказии отошлем в Москву.
Оставляя в стороне то, что Вы пишете об Интернационале (об этом ниже), Ваша критика нашей позиции сводится к трем пунктам: а) оценка большевистской революции; б) отношение к восстанию; в) лозунг борьбы на почве Советов. После Ваших разъяснений второй пункт я считаю вообще результатом недоразумения. Мы отрицаем восстание против большевиков точно так же, как и Вы, только по соображениям целесообразности, и даже наша первая резолюция, в которой мы (после Ярославского восстания [528] ) выступили летом 1918 года против агитации за восстание, заключала в себе оговорку: «признавая по-прежнему право на восстание за пролетариатом (или, кажется, народом) против угнетающего его строя». Выступая впоследствии против восстания, мы всегда аргументировали тем, что при данном соотношении сил оно, в случае успеха, обеспечит перевес силы за буржуазной или дворянской контрреволюцией (тем более, что, в отличие от эсеров, мы вовсе не верим в то, что крестьянство обязательно пойдет в своей массе за демократией, а не за этой контрреволюцией). Сентиментальное соображение, что вообще недопустимо восстание против правительства, которое состоит из социалистов или революционеров, нам, конечно, чуждо. Но когда мы становимся на почву целесообразности, мы ясно отдаем себе отчет в том, что
По пункту третьему – о Советах – разногласие не так велико, поскольку Вы условно допускаете возможность этого лозунга как тактического. Для нас решающую роль играют соображения тактические. В январе – три года, когда большевики дискредитировали Учредительное Собрание [530] как «социал-соглашательское» по составу, мы старались доказать рабочим, что его нужно отстаивать именно потому, что его большинство эсеровское, т. е. выражающее революционные интересы крестьян, а потому именно способное под давлением пролетариата пойти и дальше тогдашней программы эсеров (в остром вопросе о мире). Только так и можно было ставить вопрос в стране, переживающей революцию при отсутствии предварительной политической школы у масс: аргумент о неприкосновенности
Остается первое – и, конечно, важнейшее – разногласие об оценке большевистской революции. Начну с того, что нельзя ставить на одну доску сравнение большевизма с 1793 годом и – с Парижской Коммуной. Если б большевиствующие европейцы были правы, видя в большевистской революции прежде всего, хотя и незрелую, революцию пролетариата, они были бы вправе сопоставлять ее с Парижской Коммуной. Тот же, кто момент пролетарского классового восстания считает лишь вторичным в большевистском перевороте, лишь осложняющим основной момент – крестьянско-мещанской революции, – тот вправе обращаться к аналогии с революцией французской. Именно усвоение европейцами, что это – не коммуна, а по своим историческим предпосылкам явление, гораздо ближе стоящее к революции XVIII века, есть основное условие рассеяния мифа о большевизме, и это видно именно на книжке О. Бауэра, несмотря на ее апологетический привкус. Усвоив себе, что Россия переживает революцию XVIII века, европейцы, вслед за Бауэром, успокаиваются на выводе, что для России большевизм, стало быть, прогрессивен, они останавливаются на полдороге. Это жаль и очень плохо, и их надо ругать за оппортунизм, диктующий им эту половинчатость, но не надо вместе с водой выплескивать и ребенка. Если в России на почве, сходной с французской XVIII века, выросла революция, невольно повторяющая методы французской, этим еще вовсе не решается вопрос о «законности» якобинизма в XX веке. Так как на аналогичной социальной базе в России XX века возвышалось здание крупной промышленности, не бывшей во Франции XVIII века, и так как международная среда русской и французской революций совершенно различна, то тут только и начинается вопрос оценки. Вопрос стоит так: 1) может ли
Теперь – об Интернационале. Тут у нас, вообще, конечно, более глубокие разногласия, вытекающие из неодинакового отношения к «правому» социализму. Знаю, что нежности Вы к нему не питаете. Но – и я не забываю, что Вы уже в [19]15 – [19]16 гг., предвидя это развитие, держались той же линии – Вы, если можно так выразиться, считаетесь с правым социализмом, как с элементом социалистической культуры, еще противостоящей большевистскому вандализму. В 15-16-м годах я, хотя и не соглашался с Вами, но еще внутренне колебался в этом вопросе. Теперь же, после 5 лет, я для себя подвел итог в том смысле, что вандализм большевистский (имею в виду большевизм европейский, лишь развращаемый и усиливаемый Москвой, но имеющий свои корни в Европе) есть прежде всего неизбежная реакция на вандализм «военного социализма» [538] и что поэтому преодоление в европейском движении этой новой бакунинской заразы [539] немыслимо, пока не изжит военный социализм. А он не изжит – не только в Германии и Польше, но и в Бельгии, и во Франции, и в Англии, Чехии и т. д. И пока он не изжит, мы дорожим всеми элементами, ушедшими от военного социализма и не попавшими в рабство к Москве, и склонны снисходительно относиться даже к самым неприятным чертам, которыми эти «центральные» фракции отличаются частью в силу субъективной потребности равняться налево, частью – в силу длительного наследия общего социалистического кризиса. Вот почему мы «по-христиански» относились к самым возмутительным фактам замалчивания русского большевизма и пресмыкательства перед ним, считая это неизбежным временным злом – привходящим явлением упростительной психологии, выросшей из реакции против «военного» социализма. Вот почему мы радуемся началу исцеления от этого апологетического отношения к Москве и, например, в книжке Бауэра (которую я еще обязательно буду критиковать) увидели в России нашу победу, потому что она сказала половину правды о России и о большевизме. Я думаю, что уже с тех пор, как Вы писали письмо, положение в этом смысле все же очень улучшилось (знаю, что это не заслуга самих социалистов, а результат московских подзатыльников), и хотя инциденты вроде грузинского в Вене [540] показывают, как еще далеко до правильного отношения этих социалистов к данному вопросу, чем дальше, тем дело пойдет быстрее.
Сегодня мне звонила Ева Львовна, что получила от Вас письмо и что Вы в нем предлагаете поместить в «Социалистическом вестнике» Ваше письмо целиком или в выдержках. Я предлагаю Вам сделать так: мы перепечатаем всю критику нашей позиции (устранив такие места, вытекшие, по-видимому, из недоразумения, как приписывание Вам слов о нашем «октябризме»). Что касается той части, которая говорит об Интернационале, то у меня есть
Как себя теперь чувствуете? Вижу я, что наши французские друзья умеют затягивать такое дело, как получение визы, на непозволительное время. То, что они делают с Вами, совершенно непростительно. Мое здоровье как будто лучше с наступлением теплого времени, но я все же завтра иду к врачу, чтобы дать себя осмотреть. Может быть, обойдется и без санатории, если окажется, что мой кашель и особенно все усиливающаяся потеря голоса не заключают в себе особенно серьезного.
Сегодня приехал сюда Скоморовский. Говорит, что Каутские все еще не знают, когда переберутся сюда.
Здесь, кажется, последний коммунистический
Сегодня я был у доктора. Для начала пошел к хорошему русскому врачу для общего осмотра, считая, что в таком осмотре очень важно понимание и обстановки, и условий жизни, и проч. «национальных» свойств пациента. Он меня, в общем, успокоил, найдя, что в легких когда-то начинался процесс, а сейчас имеется только бронхит, который он надеется вылечить. Сердце хуже, потребует лечения, но, может быть, обойдется лечением здесь, не придется даже уезжать куда-нибудь. Горла он не мог осмотреть за отсутствием специальных приборов и направил меня к специалисту, но высказал свое убеждение, что в этой области ничего серьезного нет – просто сильное раздражение от ораторских упражнений, и он думает, что специалист будет лечить меня весьма простыми средствами и что голос скоро будет восстановлен. Окончательный «приговор» положит после визита у специалиста и анализа мокроты, но в заключение еще раз обнадежил, что ничего особенного нет. Сегодня вышел № 5 газеты, завтра будет Вам выслан. Всего хорошего.
Письмо П. Б. Аксельроду, 20 апреля 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Рад, что Вы наконец перебрались в Париж. Как Вы там устроились? Как себя чувствуете?
Я еще ничего не знаю насчет своей судьбы. Лечу у специалиста горло – ничего серьезного не оказалось, но состояние его, благодаря как ослаблению связок (от речей), так и постоянному раздражению от непрекращающихся в последнее время бронхитов и кашля, очень воспаленное, и мне придется, как видно, 2–3 недели лечить его, хотя уже после первых визитов констатировано улучшение (смазывает горло каким-то раствором, запретил курить и приказал возможно меньше говорить). Прекращение курения очень плохо отразилось на мне: утратил работоспособность, плохо сплю и хожу страшно вялым, не находя себе места. Ну, да авось привыкну. С другими болезнями дело определится на днях, т. е. врач мне скажет, нужно ли мне в санаторию или достаточно поехать на лето куда-нибудь в горы либо к морю или же просто надо пожить где-нибудь на даче на определенном режиме. В зависимости от этого решения я смогу решить, ехать ли мне в Париж и когда. На случай поездки в Париж или для лечения мне деньги понадобятся; а до тех пор держите их у себя.
По полученным из Москвы сведениям, Федор Ильич все еще сидит, и притом в Петербурге, так как Зиновьев не соглашается перевезти его в Москву, где сидят все остальные наши. А Лидия не может поехать в Петербург заботиться о нем, потому что в дополнение к Сергею теперь забрали еще Конкордию Ивановну, и ей приходится заботиться об их двух детях. Владимир тоже сидит, и маленький мой племянник Кранихфельд (студент) тоже, так что оставшимся членам семьи приходится заботиться о пяти заключенных, чего еще ни разу при большевиках у нас не было.
Беспокоит меня очень судьба грузинской партии. Теперь для нее настал критический момент. По полученным нами сведениям, товарищи, оставшиеся в Тифлисе для продолжения работы в пролетариате, настроены очень определенно: борьбу за освобождение Грузии отныне вести на почве, созданной «советизацией» Грузии, то есть ее фактическим присоединением к России; коренным образом отвергают всякую попытку освобождаться путем интервенции Антанты или спекуляции турок, а возлагают надежды на освобождение от большевистской диктатуры вместе с русским народом. Между тем они опасаются, что Жордания и его правительство пойдут в атмосфере эмиграции по другому пути – снова заинтересовывать влиятельные круги Антанты в том, чтобы сделать Кавказ базой борьбы против советской России, или в том, чтобы через Грузию она похитила у России бакинскую нефть. Они этого опасаются тем более, что во время пребывания в Грузии в последнее время правительство все надежды возлагало только на Антанту да еще на Мустафу Кемаля, который их в конце концов надул после того, как они, поверив в возможность его поддержки против большевиков, преждевременно отступили из Тифлиса, не исчерпав всех сил для обороны и стремясь увести на соединение с турками (в Батум) возможно нетронутую армию (когда же они привели армию в Батум, кемалисты отказались от союза с ними и армию обезоружили). Я тоже боюсь, что Жордания пойдет по этой проторенной дорожке армянских, украинских, кубанских и т. п. пострадавших от большевиков эмигрантских демократических правительств. Но на этом пути они не только скомпрометируют себя и нас перед международным пролетариатом (разумеется, ничего не выиграв, ибо
Судя по нашим сведениям, большевики не производили в Грузии ни расстрелов, ни арестов и позволили нашим выпускать газету и вести партийную работу. Но уже намечается поворот к политике «осадного положения». Пока начинаются конфликты местных (грузинских) коммунистов с московскими, которые хотят сейчас же вывозить из Грузии запасы сырья. Местные коммунисты протестуют.
Надеюсь, что, прочтя пятый номер, Вы «апологии» рижского мира [546] в нем не нашли. Не знаю, патриотическая ли муха укусила в этом случае нашего импрессионистски легкомысленного Щупака и он серьезно хочет резервировать за собой право объявить после падения большевиков недействительной границу, установленную рижским миром, или он более просто хотел бы говорить «всегда наоборот» большевикам: если б они отказались подписать невыгодный для России мир, кричать караул, а если они согласились подписать, то тоже кричать караул. Боюсь, что кроме желания быть «непримиримым», в его недовольстве этой статьей ничего нет. А что нам надо во что бы то ни стало разбить впечатление, произведенное умниками-эсерами на эстонцев, латышей, литовцев и поляков их заявлениями о недействительности всех договоров, формально обеспечивших их независимость (разумеется, вместе с «маленькими» аннексиями, которые им удалось при этом урвать), – об этом умник Щупак не думает. Между тем со времени парижского съезда учредильцев [547] вся мелкобуржуазная пресса прибалтийских государств усвоила ту точку зрения, что для них большевизм, несмотря на его захватно-революционные стремления, менее опасен, чем русская демократия, которая поставит под вопрос прежние договоры и выставит знамя «единой неделимой». Во время Кронштадтского восстания все почти польские партии стали на ту же точку зрения, откровенно заявляя, что только сохранение большевистского правительства в интересах польской нации. Поэтому уже из тактических соображений необходимо подчеркивать, что социал-демократия не намерена в борьбе за власть в России
Вообще, Щупак своим флюгерством очень огорчает меня.
Как Вам нравится, что и Леви [549] , и Клара Цеткин, и Ад. Гофман [550] уже попали у Зиновьева и Кº в число еретиков?
Привет всем грузинским товарищам. Жму крепко руку.
Письмо П. Б. Аксельроду, 27 апреля 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Вчера только заметил, что при печатании в № 6 «Вестника» Вашего письма выпала отметка: «Окончание следует». Обширные цитаты из первой половины сделаны в здешнем «Голосе России», бедном органе прогрессивного направления.
Выяснилось, что ехать в Париж я не смогу. Дело в том, что, вопреки надеждам врача, бактериологическое исследование обнаружило все-таки у меня туберкулезный процесс (найдены бациллы Коха и т. д.). Ввиду этого придется записаться в сословие инвалидов и недели через две (до того я должен еще здесь лечиться) поехать в санаторию (где-нибудь в Шварцвальде), где должен пробыть месяц или два. Если санатории удастся поднять сопротивляемость моего организма, то, думает врач, затем уже я могу, лечась «на воле», вылечиться, т. е. дождаться зарубцевания.
Теперь вопрос об имеющихся у Вас деньгах стал поэтому насущным. Благодаря тому, что большевики недавно национализировали издателя моих мемуаров [551] , которому до сих пор позволяли жить и который меня кормил регулярными авансами, я теперь лишился этого дохода: он перестал присылать сюда деньги. Поэтому я остался без ресурсов, взял было переводно-редакционную работу, но боюсь, что в санатории меня заставят не работать. Поэтому попрошу Вас теперь выслать мне эту сумму; она разрешит все затруднения.
Мое самочувствие последние дни неважно. Усилился кашель, есть другие явления легочного процесса (пот, температура). Главное, конечно, истощенное состояние всего организма, уже плохо сопротивляющегося даже легким простудам.
А Вы как? Что решаете с операцией? Щупак говорил, что в Париже сейчас уже настоящая весна (в сущности, лучшее время в Париже); здесь же апрельская весна [552] носит петербургский характер: сыро и холодно.
Следите ли за развалом среди немецких коммунистов?
Щупак побыл здесь два дня и поехал в Варшаву; на обратном пути еще остановится здесь.
Крепко жму руку.
Письмо П. Б. Аксельроду, 13 мая 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Мой отъезд несколько задержался из-за погоды, так как здесь было холодновато и уезжать в горы было преждевременно. Пока, по наблюдению моего врача, и сердце, и легкие мои поправились, и он настроен оптимистически по отношению к моему излечению. Условились, что я поеду в
1000 фр. Евой Львовной от Вас получены. Еще раз спасибо. Что касается дальнейших, то их можно будет из Швейцарии высылать частями, как Вы предлагали. Я уже с места сообщу Вам точный адрес, и Вы тогда уведомите Александра Павловича. Пока мне денег хватит месяца на полтора, наверное.
С Россией у нас за последний месяц ухудшились сношения, давно не имели писем. От приезжих коммунистов знаю, что наши по-прежнему все сидят, в том числе и мои. На 5 лет тюрьмы приговорены наши старые ростовцы (Васильев и другие). Один бундовец умер в тюрьме (московской) от чахотки. Мы решили обратиться к партиям и синдикатам с воззванием о сборе денег для помощи арестованным большевиками социалистам и их семьям. Рассчитываем, что в этой форме решатся выразить нам сочувствие и те партии и фракции, которые прямо протестовать по «дипломатическим» соображениям не захотят. А мы уже сами будем интерпретировать сборы, как всеобщую манифестацию протеста против большевистского террора.
Чтобы снова наладить сношения с Россией, посылаем Далина в Ковну, Ригу и Ревель, что встречает большие затруднения с визами. С деньгами у нас обстоит недурно, мы обеспечены еще на несколько месяцев, и Гильфердинг обещает собрать для нас немалую сумму среди состоятельных членов партии, которых немало.
Просил передать Вам особый привет Лапинский, и специально по поводу Вашего письма в «Вестнике». Он хотя и числится коммунистом (вместе со всей «девицей») – правда, весьма не правоверным, – и хотя его именно из всех нас более всего было оснований обвинять в том, что, признав историческую необходимость русского большевизма, он делал из этого фаталистические выводы, – тем не менее, по собственному признанию, был потрясен непримиримостью Вашего протеста против всей большевистской системы идеологии и политики. Говорит, что после всеобщего оппортунизма по отношению к большевизму такое выступление производит «освежающее» действие, хотя он и не разделяет Вашей оценки октябрьского переворота.
Вы знаете, конечно, что здешние коммунисты между собой переругались и все сколько-нибудь взрослые люди оказались на стороне исключенного Леви.
В России, по-видимому, «обуржуазение» политики большевиков идет гораздо быстрее, чем можно было ждать. Можно думать, что
Как себя чувствуете? Пока пишите на адрес Евы Львовны. Привет Ираклию Георгиевичу [Церетели] и кавказцам вообще.
Крепко жму руку.
Письмо С. Д. Щупаку, 30 мая 1921 г
Ну вот, дорогой Самуил Давидович! Я уже на лоне природы – в
Перед самым отъездом получил письмо от Абр. Никиф. [Алейникова], из которого я узнал, что он должен ехать в Берлин по командировке от Комиссариата земледелия для закупки сельскохозяйственных машин, но что ЧК не пускает, требуя подтверждения от берлинской миссии, что им такой специалист действительно нужен. Поручил Марку Ис[аевичу Бройдо] и Павлу Людв[иговичу Лапинскому] пустить в ход разные аргументы, чтоб это устроить. Едет он один. Когда он писал письмо, Женя еще сидела. (После, как я Вам писал, ее выпустили.) Вообще, из России очень плохие сведения: сотнями арестуют наших. В Бутырке было избиение политиков (при переправе их в отвратительные провинциальные тюрьмы). В числе избитых, между прочим, называют Израэля. Подробности будут опубликованы у нас в девятом номере.
Что Вы? Что Пав. Бор.? Хорошо ли ему в
Чхеидзе я не дождался. Воображаю, с чем он будет разъезжать по Прибалтике!
Перед самым отъездом повидал только что приехавших Каутских, которые окончательно перебираются в Вену.
Присылайте, пожалуйста, мне газеты. Мой адрес:
Жму крепко руку.
Из письма С. Д. Щупаку, St. Blasien, 8 июня 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Оказывается, из нас двух, по-видимому, настоящий больной Вы, а не я. Вам необходимо обратиться к врачу и серьезно полечиться. Что касается меня, то я здесь откармливаюсь и жарюсь на солнце; чувствую себя хорошо. У врача еще не был, но думаю, что не только субъективно, но и объективно мое здоровье сильно улучшилось за последние 2–3 месяца.
Относительно московских избиений и массовых арестов мы выпустили манифест, который теперь уже должен был появиться в «Populaire» и «People» [556] . Рассылался он уже без меня, но в «Freiheit» и «Forwärts» я его уже видел. Мы остановились на мысли звать не к митингам протеста, ибо очень боялись, что их окажется так мало, что коммунисты смогут торжествовать, а к сборам пожертвований для выражения сочувствия жертвам большевистского террора. Отчасти это имеет и утилитарную цель, ибо Красные Кресты изнемогают под непосильной тяжестью кормежки сотен заключенных, а потому получение какой-нибудь тысячи франков (по-русски – 5 млн. рублей) будет громадным подспорьем (мы уже отослали в Москву 3000 марок). Но, главное, мы рассчитываем, что всякий синдикат и партийная группа не откажется подписать 10–20 франков и можно будет достигнуть, что в течение сравнительно долгого периода постоянно будут вспоминать о «большевистских тюремных ужасах», так что и самим большевикам, может быть, станет неприятно. Митинги, если можно устроить, конечно, тоже не помешают. Но главное – сборы в рабочей среде и в интеллигенции. На это надо налечь. Обязательно переговорите с Мергеймом, чтобы он устроил, чтобы хоть несколько синдикатов что-нибудь пожертвовало и чтоб это было отмечено в «People»; затем с Лонге и Реноделем, чтобы сделали «коллекту» [557] в редакции и среди депутатов и в партийных организациях. Надо говорить и с Лонге, и с Реноделем, чтоб первый не обиделся. Хорошо бы, чтоб и грузины между собой сделали сбор.
А затем нужно использовать в печати громадный материал о гонениях, помещенный уже в № 9. В 10-м появится дальнейший материал. Я постараюсь послать на этих днях статейку в «Populaire», в которой сообщу некоторые имена.
Мои все сидят. Женя действительно выпущена, но больною (с воспалением легких, думали сначала, что возвратный тиф); теперь выздоровела. Серг[ей] Осип[ович Цедербаум] с Плесковым и Николаевским голодали 5 дней, пока добились разрешения книг и свиданий.
Как я, однако, предвидел, на этот раз Ленину не удастся надолго продержать большевиков в террористическом настроении, когда нет ни «Антанты», ни Врангеля под рукой. Вы видели в «Воле России» описание первого заседания Московского совета? Там принят наш запрос об избиениях и назначена комиссия для расследования, из которой, конечно, ничего не выйдет. А теперь пришла телеграмма, что на втором заседании Совета наши заставили принять декрет о недопустимости ареста членов Совета без утверждения последнего! Это тоже останется, разумеется, на бумаге, но весьма показательно: очевидно, среди самих коммунистов нет на этот раз никакой уверенности в нужности этого башибузукства, и они уже не сдерживаются партийной дисциплиной.
О страшном разложении внутри большевиков – в связи с голодом, недовольством масс и ленинской политикой возврата к капитализму – пишут нам много интересного: низы восстают против верхов, верхи разбиваются на враждующие клики. Среди московских большевиков, в отличие от петербургских, народилось «умеренное» течение против массовых арестов и за легализацию нас. Думаю, что развал и раскол большевистской партии уже не за горами. […]
Живется мне здесь в достаточной степени скучно – знакомств никаких, а завязывать таковые с табльдотными немцами нет никакой охоты. Книг тоже мало, так что пробиваюсь чтением газет. […]
Далин уже уехал из Берлина в Прибалтику, так что Раф[аил] Абр[амович Абрамович] один должен, в сущности, вести газету.
Отыскали ли Вас супруги Меринги [558] , которые на днях с семьей уехали в Париж? В Париж же направляется бежавший из Киева наш молодой член Главного украинского комитета Д. Чижевский [559] (он теперь в Варшаве, откуда мне писал), много работавший на юге. Он тоже «правый», но, судя по всему, «правый» в смысле Вас или Пав[ла] Бор[исовича Аксельрода], а не в смысле Степан Иванычей [560] , и его пребывание в Париже может быть очень полезно. Он, между прочим, сообщил, что и Семковский, и Астров на свободе. […]
Из письма П. Б. Аксельроду, 8 июня 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Я, уезжая из Берлина, затерял Ваш новый адрес и только сегодня получил его вновь. Очень рад, что Вы устроились в дачной местности у своих людей. Хорошо ли Вам там? Как себя чувствуете? Судя по отчетам о Вашем выступлении на собрании в память Плеханова, можно думать, что Вы совсем сносно себя чувствуете.
Я уже 10 дней в
Из России, как Вы знаете, скверные новости: полоса гонений не прекращается, просто удивляешься, что партия еще жива и ухитряется себя проявлять. Получил известие, что Семен Юльевич [Семковский] и Исак Сергеевич [Биск] на свободе каким-то чудом. Большевистская охранка не только арестует наших, но и восстановляет приемы царской охранки, чтобы отравить существование арестованных: рассылает по грязным провинциальным тюрьмам, не дает свиданий, избивает и т. д. И при всем том Ленину уже не удается создать «пафос террора» среди своих большевиков. Очевидно, очень уже не подходит это новое изуверское преследование социалистов к моменту, когда он сам с азартом проповедует экономические реформы, намеченные теми же социалистами и означающие отказ от коммунизма. Часть большевиков, и немалая, проявляет недовольство этими бессмысленными репрессиями, что выразилось в решении Московского совета назначить расследование об избиении наших в тюрьме.
А Ленин в экономической области действительно зашел далеко. В его последней брошюре [561] имеются прямо сногсшибательные места, и можно только пожелать, чтобы с ними ознакомились его
Все это, конечно, потому выражено в такой резкой форме, что масса коммунистов, и не [неразборчиво] Маркса, решительно восстает против новой ленинской политики со свободой торговли, концессиями, инициативой частного капитала и т. д. Можно поэтому категорически предсказывать, что никакой «новой политики» на практике не получится (коммунисты будут ее саботировать), если только Ленин не решится, опираясь на более умное меньшинство партии, произвести
Обратите внимание на помещенное в «Воле России» (1 и 2 июня) письмо ЦК эсеров. Оно интересно тем, что рекомендует партии нашу тактику использования в борьбе с большевизмом «легальных возможностей», и прежде всего участия в Советах.
Думаю, что останусь здесь не менее двух месяцев. Стало быть, сюда мне можно посылать и деньги из Швейцарии.
[…]
Письмо П. Б. Аксельроду, 24 июня 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Мои дела обстоят хорошо. При первом же осмотре здешний профессор (один из лучших германских специалистов) сказал мне, что меня можно излечить, но что на это потребуется не меньше 3 месяцев, так как дело не столько в туберкулезе верхушек обоих легких, который, по его мнению, уже идет на убыль и скоро, может быть, зарубцуется совсем, но в хроническом катаре легких, при продолжении которого процесс может легко возникнуть в новом пункте. Поэтому он считает нужным ликвидировать этот катар и считает, что это – при условии трехмесячного пребывания – вполне возможно. Сегодня я у него был во второй раз, и он с удивлением констатировал большое улучшение в моем состоянии на протяжении 8 дней, что дает ему надежду на то, что дело излечения пойдет весьма быстро.
Сегодня получил письма из России. Из моих родичей выпустили только сестру Женю и Володю, обоих в общем болезненном состоянии. Жене, выдержавшей воспаление легких, пришлось лечь в санаторию. Лидия получила свидание с Федором Ильичом в Петербурге: он тоже две недели болел в тюрьме, очень исхудал и пессимистически смотрит на свое положение, думая, что просидит уже до самого конца большевизма. Возможно, однако, что будет иначе. Рожков, которого арестовали одновременно с ним, был внезапно привезен вечером из тюрьмы в ЧК, где ему объявили, что освобождают, и предложили автомобиль для отправки домой, а предварительно председатель ЧК просил его ответить на вопрос, как он смотрит на новую экономическую политику Ленина
Товарищи пишут о быстро подвигающемся разложении коммунистической партии. Часть пролетарских элементов в Москве образовали новую «социалистическую партию рабочих и крестьян» с программой «власть Советов, но не партии»; в этой партии преобладают люмпенские (по идеологии) и демагогические элементы (в том числе много подозрительных в смысле антисемитизма). От этой «внешней» оппозиции протягиваются нити к той «рабочей оппозиции» [563] , которая внутри самой коммунистической партии борется за «демократизм в партии» и которая смущена политикой уступок капитализму.
Очевидно, главное значение этих «оппозиций», углубляющих разрыв между Лениным и пролетарскими и люмпенскими массами, – это то, что они его будут еще более толкать на путь бонапартизма. То, что говорила Вам Меринг, верно относительно слоев крестьянства, наиболее «нейтральных» по отношению к большевизму. Если б Ленин лично был более «эгоцентричен», он бы за эти два года уже мог создать себе в деревне действительную «наполеоновскую легенду» [564] в этом духе: ему бы стоило только больше рекламировать себя перед мужичками. Надо отдать справедливость, что он до сих пор мало об этом заботился и упустил немало случаев для саморекламы на счет партии в целях создания легенды о «мужицком заступнике». Тут, как и во всей его политике, партия заслоняла его от масс. Но теперь именно настает, по-моему, момент, когда он вынужден устранить партийный барьер, чтобы опереться прямо на мелкобуржуазные массы. Это и есть момент 9 термидора, когда ведь Робеспьер активно пытался освободиться от своей маленькой партии – «Комитета общественного спасения» [565] . Робеспьер на этом сломал себе шею. Посмотрим, сумеет ли Ленин избежать этого финала и стать во главе термидорской ликвидации революционного периода, вместо того чтобы быть ее жертвой.
Дела «Вестника» как будто идут хорошо. Далин объехал прибалтийские государства, чтобы наладить более обильную переправу газеты в Россию, и пишет, что достиг благоприятных результатов.
В Берлине на пути в Париж находится бежавший из России молодой активный товарищ (Чижевский), член нашего Украинского областного комитета (из правого крыла).
Чхеидзе и Рамишвили в Берлине не остановились. А в Варшаве были чествуемы польскими «государственными людьми» самого скверного сорта. Ни в их заявлениях в Варшаве, ни в заявлениях Жордания в Брюсселе нет и намека на связывание судеб Грузии с судьбой России, ни намека на русскую демократию.
Я перед Вами очень виноват: мое длинное письмо к Вам я оставил среди бумаг, оставленных мною в Берлине (в чемодане, который находится на хранении у Евы Львовны). Так что смогу Вам вернуть его только по возвращении в Берлин, но обещаю не забыть это сделать.
Деньги из Цюриха пришли, но я еще не мог их получить, потому что здешние почтовые педанты требуют паспорта, а я оставил свой в Берлине, чтобы мне выхлопотали продление
Как себя чувствуете на новом месте? Жму крепко руку.
Из письма Н. Е. Щупак, 28 июня 1921 г
Дорогая Надежда Евсеевна!
Сижу целый месяц в своей «одиночке», и мой профессор обещает не выпустить меня раньше конца августа.
Впрочем, пока он доволен мной: говорит, что процесс исцеления идет быстрее, чем он ожидал. Это, по-видимому, потому, что я веду примерный образ жизни, удивляя этим даже своих немцев-сопансионеров: из них никто не вылеживает всех положенных сроков, как я, жертвуя всеми здешними немногими соблазнами: «концертами» тощего оркестра в курзале,
Мое мнение все-таки, что «сидеть здесь», т. е. в Париже, если и не решает вопроса, то все же предпочтительнее поездки в Россию в данное время. Сидя там можно – или приходится – создавать себе хоть подобие дела, из которого, в конечном счете, жизнь извлечет хоть минимальную пользу. Но когда подступать к этому, так сказать, с «заранее обдуманным намерением», то невозможно не взвесить всех плюсов и минусов и в итоге получается все-таки, что, кроме толчения воды в ступе, ничего не выйдет. Приходится «ждать»…
[…]
Из письма С. Д. Щупаку, 4 июля 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Давно не писал Вам. Поверите ли, выполнение всех врачебных предписаний отнимает у меня столько времени, что в остающиеся полтора-два часа я едва успеваю справляться с небольшой работой для «Вестника», которую я выполняю.
За это время получил снова письма от сестер, довольно печальные. Женя после своей болезни должна была снова лечь в санаторию; потеряла страшно много в весе и лихорадит, так что я за нее серьезно беспокоюсь. У Сергея Осиповича в ЧК развилась сильная цинга, и его должны были перевести в Бутырки [568] , а тамошний врач открыл у него еще порок сердца. Теперь хлопочут, чтобы его выпустили по болезни. Лидия Осип. разрывается, хлопоча о «передачах» для сидящих, а тут еще у нее свое горе: у ее дочери обнаружился туберкулез. Словом, невесело. Фед. Ильича все не удается вырвать из руки Гришки [Зиновьева] и перевести в московскую тюрьму. Он тоже в тюрьме был болен две недели и пережил немало, не говоря уже о проделанной над ним комедии увоза ночью в Петропавловскую крепость [569] , он после был свидетелем увоза на расстрел 44 кронштадтцев, с которыми он долго сидел и сблизился и которые были уверены, что их миновала расправа.
Лидия Осип. пишет, что моральная атмосфера стала в последнее время совсем невыносимой. Ну а материальная обстановка и подавно ухудшилась: все ждут зимы, которая превзойдет ужасами прежние. […]
Чхеидзе и Рамишвили виделись с Раф. Абрам., и последний вынес от бесед с ними столь же пессимистическое впечатление, как и Вы. Говорит, что они всю свою линию строят на перспективе господства в России (после большевиков) реакции и анархии и, стало быть, на восстановлении своей независимости с помощью антирусских сил. В этом смысле мне их поездка в Варшаву и якшание с Дашинским и Кº весьма не нравится.
Живу здесь уже 5 недель. Кажется, придется пробыть еще месяца два, хотя мой профессор пока весьма мною доволен и говорит, что улучшение происходит быстрее, чем он ожидал. Жизнь достаточно монотонная, но выносимая. Зато местность действительно великолепная, чисто швейцарская, и как раз то, что я люблю: нет жары. Иногда слышится русская речь, но нечасто (у меня в пансионе тоже вдруг обнаружился молодой прибалтийский немец из Москвы, вдобавок бывший в армии Вермонта [570] , но, несмотря на это, приличный). Здесь же в
А Берлацкий [572] попал-таки в «калифы на час». Очень похоже, что японцы с каппелевцами [573] слопают Дальневосточную республику [574] или ее слопает Москва, чтобы не досталась японцам.
Судя по приходящим известиям, конгресс III Интернационала [575] не «помилует» ни Серрати, ни Цеткиной и Кº, чего я очень опасался. Если б они в этом отношении сделали поворот вправо, они могли бы еще продлить свои успехи. А теперь я совершенно спокоен: апогей успеха уже пройден и, даже если они завоюют CGT [576] , то они все-таки покатятся под гору.
Знаете, что у латышей, на почве вступления правых в коалицию, произошел раскол: ЦК исключил 16 депутатов? Это приходится приветствовать, потому что, судя по рассказам тамошних бундовцев, в партии развивался такой пошлый национализм, что пришлось бы, пожалуй, за них стыдиться всему «2½» Интернационалу.
Как чувствуете себя? Устраиваются ли дела? Жму руку.
Из письма С. Д. Щупаку, 31 июля 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Ну, что у Вас нового, неужели так-таки промучитесь все лето в Париже, где, как видно, ужасная жара? Что поделываете, как себя чувствуете? Как дела? Устраивается у Вас что-нибудь?
У меня более или менее по-старому. Лечение продвигается, но медленно, так что буду доволен, если к концу осени меня отсюда выпустят. Субъективно все же чувствую себя весьма окрепшим. Через три дня приезжает Ева Львовна с дочкой, так что моему одиночеству приходит конец. Из России я давно уже не имел вестей, и это меня начинает тем более беспокоить, что последние письма сообщали о серьезной болезни Серг. Осип. в тюрьме и о трудности добиться его освобождения. Воображаю, какой ад теперь в Москве и Питере! Кажется, что начинается уже безусловно самая черная полоса в жизни России и уже становится не столь важно, полугодом раньше или позже уберутся большевики. Теперь и я думаю, что протянут они недолго, но все меньше надежды, чтобы их наследство досталось демократии.
Я думаю, что то, что Вам говорили о разговорах Красина, довольно правдоподобно. Очень вероятно, что Ленин, душа из всех сил оппозицию, не прочь пойти на флирт с ней, если за ее спиной можно будет добиться серьезных экономических соглашений с Англией или Америкой. От такой зубатовщины польза была бы лишь одна – это разложило бы окончательно большевистскую партию и, может быть, вокруг Ленина и при содействии американских агентов образовалась бы сильная партия из спецов и совбуров, с которой, при всем ее морально-отрицательном характере, можно было бы в переходный период разговаривать. Это еще единственная надежда, которая у меня остается.
Раф. Абрам. писал, что Чхеидзе и Рамишвили вели себя во Франкфурте на совещании «2½ Интернационала» весьма глупо, так что возмутили не только его, но и Курского. Их там Шрейдер стал обвинять в разных отступлениях от демократизма, в националистской политике и т. д., и, как пишет Абрамович, они, дав удовлетворительные объяснения о своей внешней политике, насчет внутренней предпочли отрицать самые очевидные факты, утверждали, что в Грузии была идеальнейшая последовательная демократия и пр., так что произвели на всех отвратительное впечатление. Впрочем, он это говорит, главным образом, о Чхеидзе, ибо Рамишвили держался умнее и кое-что признавал, стараясь дать объяснение, почему не все было идеально.
У нас в Берлине Звездич [577] , Станкевич [578] и др. образовали комитет помощи голодающим [579] и пригласили нас с Раф [аилом] Абрамовичем, Дав[ида] Юльевича, Коссовского [580] и Франца [Курского], так же как левых с[оциалистов]-р[еволюционеров]. Мы, посоветовавшись, решили, что поскольку подчеркивается, что комитет чисто благотворительный и политических целей себе не ставит, то неловко отказаться, если только учредители дезавуируют одного из членов комитета Григорьянца, который в «Vorwärts» написал, что «само собой разумеется, большевики в таком комитете не могут быть». Так как никаких границ вправо не проведено, то это ограничение влево, конечно, придает политический характер всей затее и без всякой нужды, ибо едва ли кто-либо из большевиков станет баллотироваться, а с миссией входить в официальные сношения учредители все равно признали нужным. Если они согласятся, что принципиально допускается всякий, кто может быть полезен, мы войдем, хотя сидеть рядом с Набоковым, Гессеном да и самим Звездичем не такое уж удовольствие. […]
Из письма П. Б. Аксельроду, 7 августа 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Вижу по Вашей открытке, что Вы опять похварываете. Жаль, что не смогли выступить на чествовании Жореса! [581] Оно, по-видимому, сошло хорошо. Лучше ли Вам теперь? Как на Вас действует ужасная жара нынешнего лета (даже здесь, в горах, ее временами чувствуешь)?
Мне все время было хорошо, но на прошлой неделе я, должно быть, незаметно простудился, благодаря чему вернулся уже исчезнувший кашель. Теперь это проходит, но весь эпизод свидетельствует, что до решения главной задачи моего лечения еще далеко. Она состоит именно в том, чтобы закалить легкие, которые в последние годы у меня постоянно находились в состоянии простуды, благодаря чему в конце концов создалась почва для туберкулеза. Вся суть в том, чтобы настолько подправить их, чтобы в ближайшую осень и зиму быть гарантированным от хронической простуды. Пока, как видно, мало достигнуто, если какой-нибудь незаметный сквознячок при здешней ровной погоде и моем спокойном образе жизни вызывает новый бронхит. Боюсь, что пребывание мое здесь затянется.
Из России уже месяц нет писем, и это вызывает беспокойство как о судьбе наших, так и о функционировании нашего маленького транспорта, который до сих пор быстро и аккуратно доставлял «Вестник» в небольших количествах и как раз теперь должен был расшириться почти до 1000 экземпляров.
На лето в Берлине почти никого не осталось, и это не могло не отразиться на делах. В частности, меньше было сделано в области агитации по поводу гонений на социалистов в России, чем можно было сделать, принимая во внимание готовность, на этот раз проявленную независимыми. Благодаря отсутствию всех нас, не устроили ни одного массового собрания, что было возможно. В провинции кое-что было сделано. А теперь вопрос о помощи голодающим естественно вытеснил наш маленький вопрос. В этом деле наше отсутствие тоже не могло не отразиться. Благодаря ему не независимые, а коммунисты успели взять на себя инициативу обратиться к партиям и Gewerkschaft’ам [582] с предложением образовать общий рабочий комитет для сбора денег и т. д. Mehrheiter’ам ответили поэтому отказом с нелепой мотивировкой, что это дело надо вести вне всякой политики, а следовательно, не нужно особого рабочего комитета. Тогда Unabhangigen, разумеется, отказались образовывать комитет с одними коммунистами. Далин пытался втолковать Mehrheiter’aм, что комитет можно и должно образовать так, чтоб он не попал в зависимость от коммунистов, но что образовать его нужно, ибо если сборы среди рабочих будут сконцентрированы в особом комитете и не растворятся в суммах, собираемых немецким Rotes Kreuz [583] , то комитет сможет делегировать своих уполномоченных, чтобы отвозить купленные на пролетарские деньги продукты, медикаменты и проч., и в самой России самостоятельно организовывать при Московском общественном комитете раздачу помощи; он указал ему, насколько это важно не только для того, чтобы в России знали, что это пролетарская помощь от «социал-предателей» и т. д., но и чтобы эти делегаты могли, вернувшись, дать отчет здесь о том, что делается в России и как большевики ведут дело «борьбы с голодом». […]
Для большевиков характерно, что, образуя в Москве «общественный комитет» [584] , они набрали для него «буржуев», отказавшихся от политической борьбы, и интеллигентов типа Кусковой, но не впустили не только нас и эсеров (что с политической точки зрения понятно), но и наших «дезертиров», которые ушли от нас в качество «левых» и почти-болыпевиков, но не захотели войти в коммунистическую партию (Горев, Суханов, Трояновский, а в последнее время сам «симпатичный» Ерманский). Они от нас потому и ушли, что «партийное клеймо» закрывало им доступ к неполитической деятельности, которую они могли бы вести рука об руку с большевиками. Но для большевиков эти «левые», как связанные с рабочей массой, более нежелательны, чем Кускова или Е. Смирнов (Гуревич) [585] , которого они пригласили, хотя он правее правого кадета. Привет кавказцам. Пишите, как себя чувствуете. Обнимаю Вас.
Деньги из Цюриха я давно получил.
Из письма С. Д. Щупаку, 8 августа 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Ваше сообщение о беседе с Матв[еем] Иван[овичем Скобелевым] меня очень позабавило. Ясно, что он, горя желанием «играть роль», клюнул на удочку каких-то неопределенных планов Красина путем кое-каких «либеральных» жестов подготовить почву для большого займа за границей. Теперь – с закрытием Прокукиша [586] и победой чекистов – эти планы, очевидно, ухнули, но мне сдается, что мало-помалу «умеренно-буржуазная» фракция в большевизме все же образуется и борьба с чекистско-левой фракцией только начинается (уже были статьи Стеклова, грозящие «левым» строгостью революционных законов за саботирование «новой экономической политики»). Ленин, по обыкновению, лавирует, но думаю, что, благодаря голоду, он все-таки вынужден будет стать на сторону умеренных. Может быть, тогда дело дойдет до открытой «драки» и раскола, а это могло бы двинуть вперед застоявшееся болото русской жизни.
Пока что настроение наших самое пессимистическое – не видят выхода из тупика.
Я писал Павлу Борис[овичу Аксельроду] о «скверном анекдоте», приключившемся с почтенным Ерманским (он, надеюсь, рассказал Вам?). Теперь расскажу Вам другой анекдот. Как Вы знаете, от польского Бунда на московский конгресс поехал Виктор Альтер [587] (брат парижского). С ним приключилась такая история. Перед разъездом он одной английской коммунистке (Грей) передал письмо с просьбой вручить
Не знаю, как подействовало на Альтера, но он после освобождения побывал у наших и привез нам от них вести. Оказывается, в конце августа удалось созвать конференцию в Москве, что представляет большой успех, принимая во внимание разгромы повсюду. О решениях конференции еще не знаем; важно то, что решили создать специальный нелегальный аппарат для транспортирования и распространения «Вестника» и статей из него. Стало быть, не складывают рук.
А денежные дела у нас плохи.
[…]
Из письма Р. А. Абрамовичу, 10 августа 1921 г
Дорогой Раф. Абр.!
[…] Я все думаю о том, что мы еще могли бы сделать в пользу сидящих, и пришел к выводу, что мы должны (и быстро) выпустить по-немецки брошюру, о которой говорили еще весной, начиная кампанию. Собрать в ней материалы о последних преследованиях с описанием избиения, положения в тюрьмах, дать общую статью о режиме диктатуры по отношению к социалистам и получить от Каутского предисловие (я не сомневаюсь, что он даст, и охотно). С его именем брошюра (листа в полтора-два) имеет шансы разойтись, ибо ее не будут бойкотировать
Вчера меня поразило в «Руле» упоминание о том, что в правительственном сообщении о петербургском заговоре упоминаются «члены РСДРП Назарьев и Богомолов». Сегодня в списке расстрелянных (в «Голосе России») обоих имен нет, так что можно думать, что ЧК этих двух не относит к самому заговору, но каким-то образом (через матросов, которые, очевидно, из Финляндии проникали в Питер) связывает их косвенно с заговорщиками. Чтобы речь шла о Ф. Назарьеве, трудно и поверить, принимая во внимание, что он сидит с февраля. Боюсь, что кто-нибудь из Финляндии был направлен в Питер с явкой к Назарьеву, как наиболее известному вовне представителю нашей партии, причем люди не знали, что он сидит. Думаю, это отчасти потому, что «Богомолов» очень напоминает псевдоним «Богумил» (по прежней болгарской фальшивке), под которым в Петербурге
Если за последнее время получали русские газеты, пришлите. Я давно их не видел.
Жму руку. Привет всем.
В запоздавшем письме Лид[ия] Ос[иповна Дан] пишет, что Суханов хотя и продолжает отстаивать свой взгляд по вопросу о III Интернационале, но уже «тоскует» по партии. Такой же
Из письма Р. А. Абрамовичу, 11 августа 1921 г
[на почтовом штемпеле открытки:
[…] В списке расстрелянных в Питере есть проф. Тихвинский [593] , бывший с[оциал]-д[емократ] из [группы] «Освобождение труда» [594] . Я его знал: он был раньше профессором Киевского политехникума и в 90-х годах за границей был не в группе «Освобождение труда», а в «Союзе русских с[оциал]-д[емократов] за границей» [595] , где вместе с Тимофеевым [596] , Прокоповичем, Кричевским [597] и др. составлял оппозицию Плеханову. Позже, после раскола 1903 г. [598] , одно время был большевиком. Как я и предполагал, в числе расстрелянных много явно не имевших отношения к «заговору», а, вероятно, связанных более или менее косвенно с непосредственно замешанными лицами. Во всяком случае, приведенные в «Голосе России» мотивировки расстрелов ряда лиц позволяют заключить, что это еще более «суммарное» массовое убийство, чем какое было в 1919 г. по делу Штейнингера и др. Поэтому я бы советовал, если у Вас уже будет номер московской газеты с полным текстом прав, сообщения, непременно дать в конце номера короткую статейку об этой расправе (и если даже не будет, то в последнюю минуту написать десяток строк). Событие слишком вопиющее и опасно симптоматическое, ибо несомненно, что это попытка раздуть угасающее пламя террора. […]
Письмо П. Б. Аксельроду, 15 августа 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Ваше последнее письмо написано с таким
Прилагаю статью Р. Абрамовича из
Статья Далина мне тоже не понравилась по той же причине, что и Вам. Думаю, что он поддался соблазну «подразнить» специально берлинских кадетов из «Руля», которые с постными минами отказались от своей прежней точки зрения: пусть Россия подыхает, но с большевиками никаких сношений. Боюсь, что он, когда писал, не был осведомлен о том, как держатся в этом вопросе другие буржуазные круги, особенно «милюковцы», которые без колебаний и без ужимок заговорили сразу приличным языком. Я написал на эту тему статью, которая должна сгладить впечатление далинской. Последняя попала в печать без всякого обсуждения, ибо в то время и Абрамович был на даче. Я нисколько не возлагаю особых надежд на левокадетские и т. п. круги в будущем в деле демократического строительства России, ибо думаю, что
Передовица в последнем номере действительно моя. Жаль, что не дошли статьи об Интернационале. Я в ней противопоставляю планам организационного слияния именно идею общих Aktionen [605] и общих же временных организаций. К сожалению, разговоры и писания на эту тему мало могут подвинуть дело, а нам, не представляющим собой никакой политической
Я пишу Еве Львовне, чтобы Вам тотчас же послали № 13-й [607] . Она только вчера уехала отсюда, пробыв 10 дней. После ее отъезда стал наконец ощущать, что мне таки надоело это бездействие. Чувствую себя опять недурно. Врач говорит, что моя простуда не имела никаких последствий; процесс «зарубцовывания» идет нормально и не беда, если я еще пару раз схвачу легкий бронхит (теперь пошли здесь холода и дожди).
Свой паспорт я уже давно получил. По паспорту я
Нам тоже, как и Вам, пришлось войти в «комитет помощи» в Берлине (Абрамовича тоже заочно выбрали в руководящую коллегию), но у Вас хоть то утешение, что это – комитет одних «левых», а у нас «общий», есть и октябристы и т. п. Зато мы добились, чтоб были приглашены и кое-какие безвредные большевики.
Ну, всего лучшего. Жму руку.
Письмо С. Д. Щупаку, 21 августа 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Будьте добры, передайте или пошлите прилагаемые письма Михаилу Семеновичу Алейникову. Его адреса не знаю, но, Вы помните, у него служил Виктор Семенович Майер [608] . Адрес его, конечно, в Париже известен многим.
Только сегодня после почти двух месяцев получил наконец письма от своих и несколько успокоился, хотя вести неважные. Мои по-прежнему сидят – Фед. Ильич, и Сергей, и Конкордия, и Андрей. Бедной Лидии приходится выбиваться [из сил], чтобы кормить детей Сергея. И она, и Абр. Никиф., видно, порядком устали и истрепались. Абраму Никиф. все не удается выбраться за границу, и семье его – тоже. Здоровье Серг. Ос. очень плохо (сердце), уже три врачебные комиссии признали, что его нельзя держать в тюрьме, но его все не выпускают. Удалось стараньями Рязанова выцарапать Федора Ильича из рук Гришки [Зиновьева] и перевести в Москву, в Бутырку, так что можно хоть за жизнь его не бояться. Рязанову же удалось отхлопотать перевод Бинштока [609] из провинциальной тюрьмы в Бутырку. Жене так будет лучше.
Пишут о пресловутом «Прокукише». Оказывается, в Москве отношение левой публики к нему довольно плохое, ибо его состав подбирали (по желанию коммунистов) возможно более «правый» и цензовый, спекулируя на том, что все эти экс-кадеты, как Головин [610] , «спецы» и профессора будут «законопослушнее», чем действительные демократы, а тем паче партийные меньшевики и эсеры. Пошел туда Потресов и попробовал указать, что комитет, чтобы иметь авторитет, должен привлечь рабочих. На него огрызнулись: «Довольно с нас рабочих!» – и он бросил это дело.
При выборе делегации за границу забраковали Е. Смирнова (Гуревича): неудобно посылать еврея в Европу, нужно посылать только «истинных представителей русского общества», и предложили Смирнову, что его возьмут с собой как «секретаря, не входящего в состав делегации». Он имел мужество отказаться. Все это я сообщаю для Вас и Пав[ла] Бор[исовича Аксельрода], но отнюдь
Лидия Осиповна справедливо пишет, что при таком составе и тенденциях комитет, конечно, не справится с задачей борьбы против превращения его в ширму для большевиков.
Кончаю уже свой третий месяц в
Сегодня нанес мне визит отыскавший меня в списке курортных гостей парижанин Ярблюм, которого я помню очень смутно (по его словам, он был приятель Паперно). Сюда приехал за семьей, которая провела здесь лето.
Забавно было письмо Нахамкиса [612] к консьержке, помещенное в «Общем деле» [613] . Я думаю, оно подлинное.
Слушайте, голубчик. В последнее время все чаще случается, что из Ваших газет я получаю только одну-две с оборванной бандеролью. Очевидно, в дороге бандеролька лопается и «содержимое» выпадает, так что доходит только верхняя газета, если к ней прилепилась бандеролька. Поэтому нельзя ли либо под бандеролькой перевязывать газеты, либо наклеивать две бандерольки?
И еще просьба: с наступлением длинных вечеров здесь все тоскливее становится. Если у Вас или у кого [из] знакомых есть
Прошла у Вас бешеная жара? Как Вам теперь живется? Какие надежды на работу? A
Из Берлина мне пишут, что наши денежные дела за лето ухудшились сильно, а тут еще из-за
Последнее письмо Пав. Бор. написано было так живо и бодро, как будто ему много лучше стало. В комитет он все-таки не вошел?
Я думаю, что из этих заграничных комитетов ничего практически не выйдет, но польза их все же в том, что у более приличной публики поддерживается менее зоологическое отношение, проявленное ею при первых известиях о «Прокукише». Я считаю, что и это полезно, ибо прямо с ужасом думаю о том, что станет с Россией, если после большевиков сразу нахлынет эта громадная масса оголтело-озлобленных и от злобы поглупевших людей! Тут никакая демократия не выдержит этого напора бешенства.
Ну, пора кончать. Привет Над. Ос. Крепко жму руку.
Из письма П. Б. Аксельроду, 31 августа 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Чек на 5000 марок получил, большое спасибо.
На прошлой неделе наконец пришли письма из России после долгого перерыва. Несколько успокоился за участь Федора Ильича, которого, благодаря хлопотам Рязанова, наконец перевели в московскую тюрьму. Он же добился перевода Бинштока и некоторых других из провинциальных тюрем в Москву же. Ведь вот ведет он себя в Москве прилично, а приехал теперь (недели две уже) в Берлин и даже не зашел к Каутским, чем они очень обижены.
Теперь ходят какие-то слухи, что нашу публику стали в России освобождать. А одна телеграмма сообщила, что Центральный Исполнительный Комитет назначил особую комиссию для пересмотра дел меньшевиков, эсеров и анархистов и дал ей право одних из них освобождать, а «непримиримых врагов советской власти» высылать за границу. Очень боюсь, что комиссия использует это право и вышлет за границу десятки людей, которым тут будет невозможно пристроиться. Другое дело, если б выслали Федора Ильича и еще пару товарищей, которые нашли бы за границей применение своим силам.
Товарищи пишут, что благодаря «Вестнику», жизнь наших организаций оживилась. Он приходит весьма аккуратно, а теперь есть серьезная надежда, что будет приходить в достаточно больших количествах. […]
На днях выходит новая книжка Каутского против Троцкого [616] . Глава из нее, помещенная в
Крепко обнимаю.
Письмо П. Б. Аксельроду, 4 сентября 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Спешу сообщить Вам, что я «официально» признан
Все это очень кстати, так как мое отсутствие уже начало плохо отражаться на наших делах, которые пришли в некоторых отношениях в неважное состояние (между прочим, и в финансовом).
Пересылаю Вам полученное мною для передачи Вам письмо Б. С. Васильева [617] . Это – наш старый «оборонец», председательствовавший на нашей партийной конференции в мае 1917 года, на которую мы с Вами попали прямо с вокзала [618] . Человек заслуженный, но фанатично правый, из породы тех наших правых, которые по своей фракционной психологии и в 1917 году, и теперь приближались к своим антиподам – большевикам. Насколько я мог заметить, и прилагаемое послание носит черты той же психологии, абсолютно неспособной
Часть письма Васильева зашифрована. Он пишет, что «ключ» пошлет другим путем (пока я не получил). Самуил Давыдович, конечно, поможет Вам произвести расшифровку.
Так что, если Вас заинтересуют «обвинительные пункты» письма, напишите мне, какие остановили Ваше внимание, и я Вам пошлю свое разъяснение.
Последнее письмо, полученное из Москвы, не сообщает ничего отрадного: наши продолжают сидеть; курс большевиков по-прежнему «твердый» (что, впрочем, явствует и из разгона кусковского комитета). Не знаю, догадались ли Вы уже сами, что эта парочка Прокопович – Кускова хотя внутренне и настроена весьма обывательски консервативно, но по своим природным свойствам проявляла – еще до комитета – изрядную дозу приспособляемости к советским владыкам и, совместно с такими тряпичными людьми, как Гуревич [Смирнов], внесла тот же дух и в комитет (потому-то и не пускали они в него наших). Однако и это не помогло им.
Любопытную новость сообщают про Ерманского. Она меня очень позабавила, хотя ему самому не до смеха. Я Вам уже писал, что с полгода назад он ушел не только из ЦК, но и из партии (как он написал, «временно»). Для нас всех было ясно, что этот уход носит характер очень трусливого и подловатого действия. Ерманский уже давно стремился вырваться за границу, что, конечно, простительно. Он же первый и поднял у нас вопрос, чтобы мы энергично добивались у большевиков паспортов для наших делегатов. Он нас также убедил, но когда стали назначать кандидатов, то ни один голос не был подан за него, хотя он и заявлял, что ему хотелось бы поехать «заняться научной работой». Но все наши боялись, что он будет компрометировать партию, и его намеков не понимали. Тогда он пытался добиться от какого-нибудь ведомства «научной командировки», но безуспешно. Очевидно, ему дали понять, что его меньшевизм является помехой. И вот он внезапно подает заявление о выходе из партии, которое с начала до конца звучит фальшью. Он не решился (для этого он слишком честен или слишком труслив) заявить, что принципиально отвергает партийную линию, а потому спрятался за мою спину и заявил, что пока-де во главе ЦК был я, он мог, поддерживая меня, обеспечить правильную линию ЦК, но с моим-де отъездом ЦК якобы стал «праветь», делать уступки «мелкобуржуазным тенденциям», а потому он, не будучи в силах один бороться, «временно отходит от партии», чтобы вернуться снова, когда его деятельность сможет быть полезна.
Я не пожалел подробностей, так как знаю Вашу давнюю и глубокую «симпатию» к этому бездарному педанту. А притом это довольно характерный для наших порядков эпизод, не правда ли?
Получил и прочел новую брошюру Каутского против Троцкого. Увы! Она меня немало разочаровала. Уже его
Ну, я заболтался. […] Обнимаю.
Письмо С. Д. Щупаку, St. Blasien, 15 сентября 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Уезжаю отсюда (окончательно) 19-го (в понедельник). Пришлось ускорить отъезд, чтобы поспеть к 20-му во Франкфурт, где состоится совещание венского Исполнительного Комитета. Там я пробуду два дня, и в Берлин. Квартиры пока в последнем не имею.
Петербургский «заговор» сфабрикован по всем правилам чекистской науки. «Меньшевики», там фигурирующие, суть та «группа с.– д.», которая в последнее время составилась из остатков наших правых и остатков «Единства» [627] . Ясно, что между этой группой, матросами, прибывшими из Финляндии, и интеллигентами кадетского толка были личные связи, которые при помощи провокаторов или «раскаявшихся» нетрудно было превратить в «заговор». Как видно, то же готовится и в Москве с Кишкиным [628] . Во всем этом всего более поражает наивность этих старых кадетских дураков, прежде всего пишущих длинные записки о будущем строе России и хранящих эти записки у себя.
Читал о том, как Загорский и Степан Иванович [Португейс] пытались в вашем комитете сказать «свое слово».
Привет Над. Ос. и Павлу Борис.
Хорошо было бы где-нибудь отметить, что Григорий Алексинский [629] против обыкновения рассказал в
Письмо П. Б. Аксельроду, 17 сентября 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Окончательно уезжаю послезавтра, сначала в Франкфурт, где будет заседание венской экзекутивы [632] , а потом в Берлин. Как только буду иметь постоянный адрес, дам Вам знать.
Вчерашний последний осмотр у врача подтвердил, что мои легкие в полном порядке. Таким образом, я могу считать себя «приведенным в норму» и по этому поводу вспомнить прежде всего об оказанном Вами содействии, без которого не смог бы прожить здесь так долго, как это требовалось для излечения.
На первое время мне предписан все же некоторый режим, ради которого благоразумнее будет водвориться сначала в Берлине, чтобы слишком резким переходом и сутолокой не подвергать себя риску. Но думаю, что уже сравнительно скоро смогу направиться в Париж, тем более что сообщаемое Вами решение друзей о поддержке «Вестника» позволяет надеяться, что газета теперь станет на ноги и что мы сможем даже расширить нашу работу (я очень подумываю о создании немецкого бюллетеня о России) без того, чтобы я должен был безотлучно оставаться в Берлине.
Секрет друзей мы, конечно, соблюдем самым строгим образом; я потому и им не пишу, а прошу Вас передать им нашу сердечную благодарность за это решение, которое приходит как нельзя более кстати: мы получили известие, что ЦК удалось, несмотря на весь террор, созвать совещание провинциальных работников, которое, между прочим, решило в благоприятном смысле вопрос, поднятый нашими пленниками (Сергеем, Федором Ильичом и другими), и вызывавшее практическое
Ну, всего хорошего. Хорошо ли устроились на новом месте? Обнимаю.
Письмо П. Б. Аксельроду, 12 октября 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Все откладывал письмо к Вам в ожидании, что найду комнату и смогу сообщить Вам постоянный адрес. Только теперь это удалось сделать: здесь нынче нелегко найти комнату. […]
Переезд в Берлин, кажется, нисколько не отразился на моем здоровье, и я чувствую себя вполне хорошо.
Как Вам теперь? Скоморовский говорил, что, когда он уезжал, Вы себя хорошо чувствовали. Как с Вашими планами переезда в Берлин? Вашу идею мы решительно поддерживаем. Здесь все-таки гораздо больше ощущается связь с Россией, чем в Париже, и Ваше участие в судьбах партии будет более непосредственным. Да и с европейским движением, мне кажется, Вы будете связаны больше, чем в Париже. Каутские очень обрадовались, узнав, что Вы предполагаете приехать. Когда Вы думаете собраться? Надо, чтобы мы знали заранее, чтобы отыскать для Вас подходящую квартиру.
Здесь у нас число меньшевиков все увеличивается. Между прочим, приехал Панин [633] с семьей после тяжелого несчастья, которое их постигло: их старший сын, который был так болен, умер недавно. Оба они совсем разбиты. Он занимает здесь «важное» место при здешней советской коммерческой миссии (по части переговоров о концессиях). Приехал также Чарский [634] , уехавший из России уже полгода назад, но застрявший в Риге и Ковно. Очень болен, по-видимому. И Панины, и он просили переслать Вам привет.
Из России вести все те же: за исключением пары десятков человек, наших продолжают держать в тюрьмах. Новая экономическая политика завоевывает себе, по-видимому, все новые позиции: основали Государственный банк, вводят много денежных налогов, сдают в аренду все, на что находятся охотники. Удастся ли таким образом поднять промышленность, большой вопрос, но что эта политика разложит и расколет большевиков, становится все более очевидным. Любопытный пример: нижегородский комитет коммунистов опубликовал результат «чистки партии» в губернии. Исключено несколько сот человек за пьянство, взятки и т. п. дела и около 150 человек «за уклон в сторону меньшевизма». Очевидно, это либо чересчур горячие сторонники новой экономической политики, либо недовольные рабочие, которые повторяют наш лозунг «свободно избранных Советов».
От парижских друзей мы первый взнос получили. Нужно бы им напомнить о втором, потому что их берлинские представители, не уверенные, что это ежемесячный платеж, без особого приказа не выдадут.
Москвичи молят о деньгах для кормления сидящих в тюрьме; того, что мы им послали, не хватает и на половину сидящих. При случае поговорите с Реноделем, чтобы французы хотя бы среди своих «верхов» собрали пару сотен франков в пользу наших сидящих. До сих пор только немецкие рабочие кое-что собрали, да и то поднявшаяся кампания в пользу голодающих прекратила эти сборы. А между тем наши пишут, что 10–12 тысяч марок в месяц могли бы обеспечить всех сидящих.
Ну, надо спешить в типографию выпускать номер восемнадцатый. Крепко обнимаю.
Письмо П. Б. Аксельроду, 30 октября 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Получил Вашу открытку. Перед тем от общих друзей получили очередную тысячу франков и сверх того 500 франков на заключенных. Это на советскую валюту составит миллиона 3–4, то есть сумму весьма внушительную. Ваши же 3000 марок почти удваивают эту сумму. Но я боюсь, не чересчур ли Вы уже урезали себя? Это было бы совсем напрасно, тем более что теперь на заключенных начинают поступать приличные суммы, так что они нуждаться не будут. Во всяком случае, что касается меня, то больше мне денег не присылайте: этих 4 тысяч мне хватит на два месяца, а за это время должен приехать мой издатель (моих воспоминаний), который по условию должен меня обеспечить.
Вы ничего не пишете о Вашем плане переезда. Конечно, торопиться – поскольку это связано с Вашими работами и лечением – особенно не нужно, но, раз Вы вообще решили переезжать, то хорошо было бы, если бы Вы это сделали до начала настоящей зимы: все-таки переход из одного климата в другой требует осторожности. Хотелось бы, во всяком случае, чтобы новый год мы «встретили» с Вами вместе. Мне кажется, что здесь Вы себя будете чувствовать все-таки ближе к России (достаточно того, что мы уже получаем теперь регулярно большевистские газеты).
Последняя политическая новость – ползущие со всех сторон по иностранной печати слухи о предстоящем якобы «соглашении» большевиков с нами и эсерами и даже об уже начавшихся переговорах. Слухи идут с разных сторон, попадают в такие солидные органы, как
Советую Вам прочесть в 7-й книжке «Современных записок» [639] письмо из России: оно дает очень живую картину перерождения коммунистической партии в бонапартистскую или термидорскую. Решительно все наблюдения сколько-нибудь вдумчивых людей – и русских, и иностранцев, – приезжавших за последнее время, сходятся на этом констатировании образования «нового русского общества» – насквозь буржуазно-индивидуалистического, – родившегося под суровой ферулой [640] большевистской диктатуры. Весь вопрос в том: настолько ли далеко подвинулась экономическая разруха, чтобы сделать для этой
Читали ли Вы в последних номерах «Вестника» статьи Сумского? [642] Это – новый наш сотрудник (из «Киевской мысли» [643] ), недавно приехавший (партийный человек), который подает большие надежды.
Чувствую себя хорошо, несмотря на уже наступившую осень. Не видал еще Каутских после их возвращения из Копенгагена, где он читал серию лекций.
Всего хорошего. Привет Ираклию Георгиевичу. Обнимаю. […]
Письмо С. Д. Щупаку, 2 ноября 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Вчера вечером пришла Ваша телеграмма. Посылаю Вам прилагаемое письмо для отправки. Надеюсь, оно придет еще вовремя.
Насчет отправки посылок мы поговорим и решим в четверг. В Париже наши хотят устроить, совместно с эсерами, Красный Крест для помощи заключенным. Мы ничего не имеем против совместного с эсерами Креста, но боимся, чтобы в Париже такое предприятие не попало в руки «беспартийных демократов»
Как Вам нравится нота Чичерина? [645] Думаю, что большевики сильно опоздали: полгода назад, когда антагонизм между Англией и Францией был еще сильнее, они могли бы признанием долгов кое-чего добиться. А теперь, судя по
Из России уже три с половиной недели не имеем никаких писем, что начинает даже беспокоить. Приехавшая из Москвы девица, видевшая Рубина [646] 20 октября, передавала, что все по-прежнему сидят и теперь еще меньше надеются на освобождение, чем прежде. О моих ничего не могли сообщить. Боюсь, что Рите не удалось получить паспорта.
От Павла Борисовича имел всего лишь одну открытку. О своем переезде в Берлин он что-то не пишет.
По-видимому, французский конгресс прошел достаточно бледно. Я послал туда большое приветственное письмо с описанием большевистских репрессий по отношению к нашей партии. До сих пор французы ни одного су для нас не собрали!
Не надоело ли Вам уже в Латвии?
У нас ничего нового. Финансовые дела «Вестника» несколько улучшились: кое-кого из меньшевистских «буржуев» удалось обложить «налогом», и если так пойдет, то мы будем обеспечены, несмотря на растущую дороговизну расходов. Ева Львовна собирается ехать на время в Свенцяны выручать свою старшую дочку, которая вырвалась из Сов. России и не может добиться выезда из Польши.
Здоровье мое прилично, несмотря на осеннюю погоду. А ваше как?
Ну, всего хорошего. Спешу на почту. Жму крепко руку.
Из письма С. Д. Щупаку, 25 ноября 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Чек Мазовера [647] получил. Сообщите, получили ли 1000 марок, которые Ева Львовна должна была выслать Вам по получении мною Вашего предыдущего письма (она сейчас уехала в Вильну к своей дочери, и я не уверен, что она перед отъездом исполнила поручение). Если не получили, я вышлю Вам все 1330 марок.
Дела «Вестника» теперь недурны, можно было бы сказать, что мы обеспечены на несколько месяцев, если б не полная невозможность строить какие-либо расчеты при нынешнем состоянии валюты. Пока жизнь дорожает, хотя и чуть ли не с каждым днем, но медленно (сравнительно); но в конце концов, если пропорция 1 доллар – 250–300 марок останется надолго, то цены должны будут учетвериться по сравнению с прошлогодними. Во всяком случае, здесь жить становится уже не так легко. Особенно скверно с квартирами и комнатами, которые и дорожают ужасно, и ненаходимы. А между тем сюда ежедневно перебираются все новые и новые россияне. Особенно бегут из Парижа. Уже сюда переехали и Минский [648] , и Алексей Толстой [649] , и еще кой-какие писатели. И вдобавок: объявился Степан Иванович, которого, как видно, Петр Пильский [650] окончательно не пустил в «Сегодня» [651] . Он приехал с женой и устроился в «Голосе России». Но, оказывается, его нахальство еще больше, чем Вы думали на основании его обращения к Вам. Ибо он немедленно по приезде подал заявление о желании вступить в наш с[оциал]-д[емократический] клуб (и жена тоже). Скромно ссылается на то, что 23 года работал в разных с.– д. организациях. Получит, конечно, должный ответ.
Здесь тоже довольно холодно. Я покашливаю, но чувствую себя неплохо. Последние письма из России были невеселы: сидящие там по провинциальным тюрьмам приуныли (очень уж там плохо). В Бутырке, по словам Бориса Ивановича [Николаевского], от которого получили письмо, живется теперь сносно. Освободили Андрюшу Кранихфельда; остальные все сидят. Рите Каменев, вопреки торжественному обещанию, не устроил паспорта за границу.
Да! Лебедева [652] я нашел, и он письмо мне передал. Что касается Зензинова, то, как мне кажется, через него я Вашего письма не получал, ибо, помнится, все полученные от Вас письма были с латвийским штемпелем.
Пав. Бор. пишет, что в январе обязательно переберется сюда. О грузинах говорят, что они твердо решили перебраться в Вену.
Насчет книжного заказа для латышей справлюсь у Штейна.
«Роста» [653] категорически опровергает как покушение на Чичерина, так и аресты эсеров, якобы последовавшие затем. Как видно, действительно, латышей кто-то надул; теперь в Берлине уйма буржуазных корреспондентов, так что если б что-либо подобное было, теперь, наверное, уже где-нибудь были бы подробности. А вот насчет отставки Богданова (председателя Совнархоза), которая якобы последовала потому, что ему отказались дать серьезные гарантии против ЧК для представителей иностранных капиталистов, разъезжающих по провинции, – это похоже на правду, хотя здесь в миссии тоже опровергают.
Если уже видели 20-й номер, то прочли о том, как «вычищали» из РКП не только Стеклова, но и Луначарского, и Бонча, а также почти всех бундистов. Передают, что Эстер [Фрумкину] [654] «экзаменовали» насчет твердости убеждений так: «А согласны ли Вы со статьей Ленина о необходимости очистить РКП от бывших меньшевиков?»
Каутские видели Горького [655] (по его желанию) и говорят, что он настроен вовсе не большевистски; советуют мне с ним повидаться (он справлялся обо мне). Я что-то не решаюсь сделать первый шаг. […]
В Польше арестовали жену Гроссера. Вообще, там, как видно, начинается полоса белого террора.
Ну, всего хорошего. Жму крепко руку.
Письмо П. Б. Аксельроду, 3 декабря 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Давно Вам не писал, потому что накопил десятки неотвеченных писем и никак не мог справиться. С наступлением холодов стал, по обыкновению, простуживаться, но, кажется, в этом году мои насморки и кашли менее злокачественного характера, да я их и не запускаю и принимаю меры предосторожности, так что чувствую себя все-таки хорошо.
Из России очень печальные вести, о чем сможете судить по 21-му номеру «Вестника». Наших снова «потрепали» и в Москве, и в Петербурге, и в Ростове, так что на свободе осталась совсем малая кучка, да и из тех некоторые скрываются, так как за ними уже приходили арестовывать. В некоторых тюрьмах положение так ужасно, что со дня на день можно ждать какой-нибудь трагедии. В Москве «сидится» лучше, но товарищи уже совершенно измучены 10-месячным сидением (не говоря уже об эсерах, которые сидят по два года, как Гоц, и более). Сергей уже лежит все время: от болезни сердца у него образовались отеки. Впрочем, и оставшиеся на свободе товарищи во многих случаях физически разбиты. Получили известие, что Софья Моисеевна Зарецкая, по-видимому, безнадежно больна (она в Тифлисской больнице, у нее грудная жаба). […]
Дела «Вестника» (денежные) настолько теперь, благодаря помощи друзей, поправились, что можно думать о расширении нашей работы. Хочу поставить обязательно информационный бюллетень на немецком языке, так как без такого специального бюллетеня партийная немецкая пресса почти не информирует о России.
Наша агитация по поводу заключенных имела один приятный результат. Один здешний известный капельмейстер обратился к нам и независимым с предложением организовать грандиозный концерт в пользу заключенных в Советской России социалистов и организовать его с лучшими немецкими артистами (что он гарантирует) при посредстве обеих с[оциал]-д[емократических] партий. […]
Из России сообщают, что все больше на фоне «новой политики» усиливается политическое значение военных элементов, так что даже «чека» оттесняется на второй план. Передают, что один из наших разговаривал с одним из самых влиятельных генералов и спросил его, когда же будет термидор, на что получил ответ: термидор уже произошел (новая экономическая политика), а теперь мы уже подходим к 18 брюмера [656] . Всего вероятнее, что военные круги так себе и представляют дело и готовятся к брюмеру.
Получили письмо одного из наших товарищей из ЦК, который посетил Грузию. То, что он пишет о хозяйничании там большевиков, вполне совпадает с тем, что печатают об этом грузины; подтверждает он и всеобщую к ним ненависть (письмо это появится в № 22). Но он же сообщает и весьма неутешительный факт: под влиянием гнета «оккупантов» самый невыносимый шовинизм охватил все слои. Насколько это отражается на настроении самих социал-демократов, видно из такого факта: наши товарищи, находящиеся в Тифлисе, хотели нести красное знамя в процессии, сопровождающей похороны умершего в тюрьме Чичинадзе [657] . Устроители им заявили: сегодня Грузия хоронит своего военного министра, а не социал-демократического деятеля, поэтому никаких партийных знамен не может быть допущено. Ничего доброго от этого развития национализма я не вижу, ибо Грузия слишком мала и беспомощна, чтобы отстоять свою независимость от России, не превратившись в полного вассала какой-нибудь другой державы.
Между прочим, обратите при случае внимание Сухомлина на такое обстоятельство: Вы знаете, вероятно, что эсеры хотели поставить свою газету в Риге и что им помешали большевики, обещавшие латышскому правительству экономические льготы, если они не пустят эсеров. Теперь
Ева Львовна с неделю уже уехала к дочке в Вильну.
Как идут Ваши воспоминания? И как Вы себя чувствуете с наступлением зимы? Все наши шлют привет. Крепко жму руку.
Из письма С. Д. Щупаку, 23 декабря 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Давно Вам не писал; под конец не знал, писать ли Вам в Ревель еще или уже в Ригу. Все наши письма получил, равно как и почту из Ревеля и книги. Но последних в пакете оказалось всего три штуки (номер «Коммунистического Интернационала» [658] , старая брошюра Ленина о «левизне» [659] и еще какая-то), маленькая пачка газет, а между тем из Вашего письма я заключил, что речь идет о солидном пакете. Не растащили ли, грешным делом, эстонцы? У них при пересылке почты бывают какие-то странности. В письме от 4 декабря москвичи, например, пишут, что получили через эстонцев всего 5 экземпляров номера 20-го и недоумевают, почему так мало. Я же на днях получил из Ревеля вместе со свежими письмами из Москвы письмо от Лидии Осиповны от
Здесь был Бруно [660] пару дней, и мы с ним подробно толковали о дальнейшем функционировании пути. Кажется, теперь пойдет на лад. О чем договорились с финнами по поводу помощи заключенным и говорили ли с ними о возможности наладить новый путь?
Из России сведения печальные. Юдин еще сидит, Рубин и Роза Осиповна Левит освобождены, но приговоры о ссылке в Ташкент начали приводиться в исполнение, и публика в отчаянии (сосланы, между прочим, Израэль и Аронсон). Сейчас сюда прибыл высланный за границу из Бутырок анархист Эйхенбаум [661] . Их выслали несколько человек, и он говорит, что после анархистов будут сосланы за границу «лидеры эсдеков». Это все же было бы лучше, чем дальнейшее морение их в тюрьме.
У моих все по-старому, пишут, что живут материально лучше, чем летом. […]
Сейчас видел Виктора Михайловича [Чернова] – проездом в Прагу. Вы знаете, что с 5 января будет выходить еженедельно (в Праге) «Воля России»?
Здесь – сенсация, о которой, вероятно, Вы уже слышали: Пауль Леви издал наконец антибольшевистскую брошюру Розы [Люксембург] [662] (написана в сентябре 1918 г.), которую коммунисты скрывали 3 года и в которой она ругательски их ругает не только за Брестский мир, но и за разгон Учредительного Собрания. В постановке вопроса о диктатуре и демократии она почти буквально сходится с Каутским, так что впечатление от этой публикации колоссальное. […]
Письмо С. Д. Щупаку, 30 декабря 1921 г
Дорогой Самуил Давид.!
Сегодня вместе с почтой из Ревеля пришло прилагаемое письмо, явно для Вас (как это они напутали?).
В письмах нового только то, что в последний момент приостановили ссылку наших в Туркестан и есть надежда, что от этого плана откажутся. Внезапно сообщают (от 13 дек.), что пришла первая посылка 3-м путем, но странного состава: 170 экз. № 17 и 10 – № 20-го. Во всяком случае, начало действовать.
От П. Бор. давно не имел писем. Виделись здесь с Ноем Рамишвили; держится прилично, но видно, что на уме у него многое, о чем не говорит. Ну, всего лучшего. Счастливого Нового года!
Обращение [Без даты]
Дорогие товарищи!
Наша партия всегда придавала большое значение организации общей международной социалистической конференции как первому шагу к преодолению нынешнего раскола рабочего движения. Поэтому она энергично поддерживала все усилия, направленные к тому, чтобы сделать такую конференцию возможной и устранить еще имеющиеся на пути препятствия [663] .
С этой точки зрения мы целиком поддерживаем позицию, формулированную тов. Адлером на парижском совещании в противовес попыткам Вандервельде и де Брукера [664] поставить партиям III Интернационала особые условия для участия в конференции, и именно условия, связанные с прекращением в России террора против социалистов и угнетения национальностей.
Мы считаем, что приостановка дальнейшего дробления сил международного пролетариата и его сплочение есть та центральная задача, которой должны быть с нашей стороны подчинены все остальные соображения.
Но решительно отвергая всякую попытку осложнить и затруднить переговоры с III Интернационалом введением вопроса о преследовании русских, грузинских, армянских и т. д. социалистов, мы в то же время глубоко убеждены, что этот вопрос не может быть без вреда для дела и для престижа международного союза социалистических партий совершенно обойден на самой конференции.
Ибо нельзя упускать из виду особого положения, в котором на этой конференции окажутся социалистические партии России.
Поставленные в Советской России
Мы считаем поэтому необходимым, чтобы на конференции этот вопрос в подходящей форме был затронут. Разумеется, так, чтобы это не дало желанного повода сорвать или испортить работу конференции кому бы то ни было.
Нам представляется это возможным в такой форме, чтобы партии, входящие в наше международное объединение, предварительно выработали для соглашения на конференции общую декларацию, в которой было бы высказано, что, взяв на себя инициативу созыва общей конференции, имеющей целью организацию единого фронта пролетариата, и видя в подобных конференциях средство постепенно сгладить и смягчить взаимные отношения между расколотыми частями пролетариата в отдельных странах, наши партии обращают внимание на исключительное положение, в котором находятся социалисты России под властью коммунистического правительства и которое стоит в вопиющем противоречии с идеей единства пролетар[ского] фронта. Поддерживая требование о прекращении такого положения и предоставления социалистическим партиям в России хотя бы той свободы борьбы, которой пользуются коммунисты в странах, управляемых буржуазией, наши партии выражают надежду, что логика участия в общих международных конференциях приведет русскую коммунистическую партию к необходимости сделать этот вывод.
Так приблизительно представляем мы себе смысл того общего выступления «центральных» партий, которым было бы демонстрировано, что путь соглашения с коммунистами, на который соц. партии вступают, не ослабляет их солидарности с нами, не означает принесения русских социалистов в жертву единству, которое при этом условии было бы фиктивным.
Подобное солидарное выступление сделало бы для нас возможным, не поступаясь кровными интересами русского социалистического пролетариата, не требовать постановки в порядок дня конференции, со своей стороны, вопроса о русском терроре и тем избежать тех осложнений, которые могли бы возникнуть при непосредственном объяснении между нами и нашими палачами.
Мы просим вас, товарищи, обсудить это наше предложение и одобрить его основную мысль так, чтобы мы могли рассчитывать на то, что в той или другой форме солидарная декларация наших партий оправдает в глазах русского социалистического пролетариата наше участие на конференции.
С тов. приветом.
1922
Письмо П. Б. Аксельроду, 7 января 1922 г
Дорогой Павел Борисович!
Вчера мы получили из Москвы (от 5-го числа) удачно прошедшую через цензуру
Надеюсь, что
Реноделя и Грумбаха здесь не видел, но их уже Каутские оповестили об этом деле.
Я Вам все это пишу, зная, что, может быть, Вы как раз лежите после операции; но на этот случай даю «директиву» Берте Борисовне [Меринг] письма Вам не показывать и самой сделать то, что она сможет.
Спешу отправить письмо. В Лейпциге пробуду дня три. Самый сердечный привет Вам от всех наших и пожелание скорее Вас видеть здесь – и здоровым.
Обнимаю Вас.
Из письма Е. А. Ананьину, Берлин, 8 марта 1922 г
Дорогой Евгений Ананьевич!
Беда мне с Вами: Вы ставите вопрос – о передаче статьи в журнал Степана Ивановича, – который ставит меня в щекотливое положение. Что ответить? Вопрос или слишком ясен (для человека
О журнале Степ. Ивановича известно следующее: в «Голосе России» было сообщено, что Степ. Иванович, Загорский и др. основывают журнал, который будет выражать «взгляды меньшевиков-оборонцев, как они в 17 году были представлены Плехановым и Потресовым», и поведет борьбу против «линии «Социалистического вестника» и ЦК РСДРП».
Из этого я делаю вывод. Люди, издающие журнал, считают, что мы, социал-демократы, «разложили армию», играли в руку германскому штабу; они отплевываются при слове «Циммервальд», равнозначащем с «изменой»; они считают, что в свое время нужна была интервенция, и отказались от последней, ибо виноград оказался зелен; они до сих пор думают, что интересы отечества требовали, чтобы все антибольшевики поддерживали Колчака и Деникина, но жалеют, что Колчак и Деникин пошли слишком вправо, а потому сорвали дело освобождения от большевиков. Они отплевываются при слове «Вена» и считают Адлера, Лонге и т. д. «полубольшевиками». От слов «социальная революция» и «интернационал» их тошнит, от слов «классовая борьба» – коробит, слово «товарищ» для них ругательство, зато сердце загорается от слов: «живые силы», «нация», «сочетание сил», «крестовый поход против анархии».
Когда такие люди, внутренне отлично сознающие, что они – свои люди у Милюковых и Коноваловых и что все их революционное прошлое для них покрылось пеплом, называют себя социал-демократами и хотят оформить какие-то течения чуждой им партии, то мы их характеризуем как политических спекулянтов, считаем себя вправе заподазривать их мотивы и относим их к разряду мародерской сволочи, пытающейся поживиться около развалин и трупов, посеянных гражданской войной.
Вы знаете уже, что в Париже и в Берлине все – вплоть до очень вправо от нас стоящих – товарищи единогласно отвергли всякую мысль о том, чтоб Степана Ивановича пустить даже в с[оциал]-д[емократический] клуб. При объяснении с ним выбранной для этого комиссии
Ввиду этого положения дел Вы спрашиваете, нельзя ли дать Степану Ивановичу не агрессивную против «Вестника» статью? Да, если Вы хотите морально поддержать члена интервенционистского Союза Возрождения [675] С. Ивановича и члена ЦК «Единства» Загорского, демонстрируя, что Вы считаете их социалистами и их борьбу против РСДРП, Вены, Циммервальда и т. д. полезной борьбой. Да, если Вы хотите им дать право козырять Вашим именем и при его помощи привлекать к сотрудничеству и помощи журналу разных колеблющихся и неустойчивых людей. Да, если Вам «наплевать», что появление Вашего имени в числе сотрудников будет понято так, что Вы демонстративно отмежевываетесь и от нас, возобновляя публицистическую деятельность после многолетнего перерыва на столбцах именно этого журнала.
Вы меня простите, но надо все-таки выбирать. Или с социалистами какого угодно оттенка, или с людьми, для которых красный флаг стал тряпкой, слово «товарищ» – презрительным термином, а слово «буржуазия» утратило всякий оттенок враждебности. Я бы не хотел, чтоб Вы думали, что я из кожи лезу, чтобы расстроить ваш «брак» с Степаном Ивановичем. Нет, право, с 1914 года я утомился «тащить за фалды» поодиночке каждого из меньшевиков и убеждать его, что после плутания по окольным дорогам у него наступит неизбежно
Сказались ли на Вас как-нибудь результаты «лежания»? Прибавили ли весу? Если можете добиться продления отпуска, непременно сделайте это. За себя я тоже опасаюсь, что придется раньше или позже ехать «лежать» опять. Сильно кашляю и худею с наступлением здешней гнилой весны. Мечтаю, если состоится общесоциалистическая конференция в Италии, остаться там у моря на месяц.
Федор Ильич и Лидия Осиповна здесь, мы живем теперь вместе. Приехали не очень потрепанными. Федор Андреевич [Череванин] в последнюю минуту отказался от поездки за границу и добился разрешения жить в Рязани. Рита [Цедербаум-Алейникова] ничего, служит выгодно. Хорошая служба и у Володи [Цедербаум-Левицкого], но с ним случилось несчастье: упал и сломал себе ногу, так что, когда Лиля [677] выезжала, он еще ходил на костылях, но была надежда, что это пройдет бесследно. Вера [678] здорова, Женя [Цедербаум] бледна и слаба.
Берта Кулькес была у меня. Надеялся кое-что сделать, но теперь, кажется, выясняется, что ничего не выйдет. На простую канцелярскую работу слишком много охотников, а у меня «ходов» очень мало.
Наши шлют привет. […]
Из письма А. Н. Штейну, 15 марта 1922 г
Дорогой Алек. Ник.!
Положительно скандально, что после статьи Раф[аила] Абр[амовича Абрамовича]
Эсеры сами растерялись и страшно мало делают, чтоб поднять шум в печати, и все падает на них. Один экземпляр можно послать и латышам.
Жму руку.
Вы не отметили также сообщения о выступлении коллонтаевской [680] «рабочей оппозиции» на конференции Коминтерна. Это очень знаменательный факт.
Письмо С. Д. Щупаку, 1 мая 1922 г
Дорогой Сам. Дав.!
Фамилия Астрова – Повес. Его раннюю биографию не знаю. В первую революцию работал в Одессе и, кажется, в Питере. Потом в Питере играл одну из главных ролей в легальном движении 1900-х годов. После Вашего отъезда все время работал в Одессе, пока в 21 г. не был выслан в Харьков (оставлен на свободе по выпуске из харьковской тюрьмы, куда был перевезен из Одессы). Работал в местной организации и в Главном комитете Украины.
Умер от сыпного тифа. По слухам, в той же партии еще четверо больных тифом, которых везут в том же вагоне. Умер в Самаре.
О голодовке Сергея больше нет сведений, и я очень беспокоюсь. Можно писать, что он мой брат.
Привет Н. Е. Жму руку.
Письмо Б. И. Николаевскому, 30 июня 1922 г
Дорогой Борис Иванович!
По-моему, сейчас нельзя терять ни минуты, и необходимо добиться, чтоб Горький выступил по поводу эсеров. Ведь совершенно ясно, что дело идет – и быстро – к кровавой развязке. При невозможности сделать теперь что-нибудь в Германии надо пустить в ход последние ресурсы: Горького и Ан. Франса [681] . В прилагаемом письме я прямо предлагаю Горькому обратиться к Франсу с просьбой о вмешательстве и опубликовать и свое обращение, и ответ. Последнее, конечно, вернее всего. Не зная адреса ни Горького, ни Вашего, посылаю Вам письмо через Ф. И. [Дана] с просьбой непременно поехать
Приложение
Письмо М. Горького А. Франсу, 1 июля 1922 г
Достопочтенный Анатоль Франс!
Суд над социалистами-революционерами принял цинический характер публичного приготовления к убийству людей, искренне служивших делу освобождения русского народа. Убедительно прошу Вас: обратитесь еще раз к Советской власти с указанием на недопустимость преступления; может быть, Ваше веское слово сохранит ценные жизни социалистов. Сообщаю Вам письмо, посланное мною одному из представителей Советской власти. Сердечный привет.
Письмо М. Горького А. И. Рыкову
Алексей Иванович!
Если процесс социалистов-революционеров будет закончен убийством, – это будет убийство с заранее обдуманным намерением, – гнусное убийство.
Я прошу Вас сообщить Л. Д. Троцкому и другим это мое мнение. Надеюсь, что оно не удивит Вас, ибо Вам известно, что за все время революции я тысячекратно указывал Советской власти на бессмыслие и преступление истребления интеллигенции в нашей безграмотной и некультурной стране.
Ныне я убежден, что если эсеры будут убиты, – это преступление вызовет со стороны социалистической Европы моральную блокаду России.
Из письма С. Д. Щупаку, 25 августа 1922 г
Дорогой Самуил Давидович!
Не писал Вам вечность, потому что здесь, в
Начну с себя: ввиду холодного лета не поехал в горы, а на лишний месяц остался здесь. Здесь очень хорошо, великолепно кормят, воздух чудный. Чувствую себя хорошо, но по непонятной причине не прибавляю в весе. Что до Павла Бор[исовича Аксельрода], то первое время после моего приезда он, хотя и избавился от внешних болей, но нервничал потому, что не мог заниматься из-за сонливости и усталости головы; был даже настроен совсем меланхолично. А теперь вдруг (недели две назад) сразу наступило улучшение, и он каждый день помногу работает (перерабатывает мемуары) и весьма (относительно) успешно, так что все его настроение, понятно, улучшилось коренным образом.
С эсерами, боюсь, плохо; все последние вести сходятся на том, что без казней не обойдется. Из России пишут: только вмешательство Запада может спасти, а на Западе, кажется, все, что можно, пущено в ход: и Горький, и А. Франс, и Р. Роллан [684] , и Уэльс [685] . Теперь Розенфельд с [Т.] Либкнехтом [686] совершают турне: были в Брюсселе, Роттердаме, Париже, едут в Швейцарию. Боюсь, что все это единодушие социалистической Европы не поможет: в Москве закусили удила…
Вы знаете, что и наших разгромили дотла. Рубин, Б. Н. Гуревич, еще кое-кто успели скрыться. Не знаю, удастся ли им восстановить партийную организацию. Определенно говорят, что будет судебный процесс меньшевиков [687] . Чуть ли не Майский возьмется у нас играть роль Семенова [688] .
Судя по последнему – перед провалом – письму, наши продолжают получать текущие транспорты. Одновременно сообщают, что получили третьим путем 100 экз. № 33, и тут же, что написали В. [689] о желательности его приезда. Так что как будто не подозревают о «залежах», ничего не поймешь. […]
Приехал сюда (с командировкой от Наркомпроса) Ерманский. Явился к Шварцу и держался, как если б считал себя «своим». Боюсь, что и ко мне заявится. Любит быть подкованным на все ноги.
С эсерами одно огорчение. Чернов в 20-м номере «Революционной России» [690] в рекламной статье по поводу процесса нагло лягнул нас (дескать, отказались от последовательного демократизма «ради чечевичной похлебки
Приехал сюда Моисей Алейников, брат Абр. Никиф. Говорит, что последний похварывает, иногда мечтает о загранице.
В. Ив. [692] спрашивает, получили ли его письмо о добыче «воспоминаний» от латышей?
Ну, всего лучшего. Жму руку.
В Заграничную делегацию РСДРП, 15 ноября 1922 г
Дорогие товарищи!
Предстоящее мне в больше нескольких месяцев пребывание вдали от Берлина делает для меня невозможным участие в редакции ЦО [ «Социалистического вестника»]. Предлагаю поэтому Заграничной делегации для обеспечения работоспособности и способности к решениям редакционной коллегии назначить кого-либо из товарищей моим заместителем на время моего отсутствия.
Письмо Н. Е. Щупак, 17 ноября 1922 г
Дорогая Надежда Евсеевна!
Не думайте, что я забыл о Вашем существовании или что стал совсем свиньей. Нет, просто с самого Вашего отъезда не было у меня дня, когда бы я не чувствовал себя больным. Сначала еще вставал утром на час-два, а затем пришлось и от этого отказаться. Сейчас и пишу лежа. Послезавтра везут меня в санаторию в Шварцвальде. Думаю, что там мне дозволят ходить часть дня. Напишу Вам оттуда. Болеть надоело изрядно. Крепко жму руку. Привет Волику.
Документы
1917
Ночное экстренное заседание Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов [693]
Заседание открывается в 12 час. 25 мин. ночи под председательством тов. Гоца. Председатель сообщает собранию, что в порядке дня стоит вопрос: оценка текущего момента.
С докладом по этому вопросу выступает Ф. И. Дан.
Доклад Ф. И. Дана
Товарищи! Мы собрали соединенное заседание ЦИК С[оветов] р[абочих] и кр[естьянских] деп[утатов] в настоящий момент, в один из самых трагических моментов русской революции. Для всякого политически здравомыслящего ясно, что вооруженные столкновения на улицах Петрограда означают не торжество революции, а торжество контрреволюции, которая сметет в недалеком будущем не только большевиков, но все социалистические партии.
В кратких словах положение России таково: враг приближается к столице, внутри страны ужасающая разруха во всех отраслях народно-хозяйственной жизни. Никогда контрреволюция не была еще так сильна, как в данный момент. Большинство масс рабочих и солдатских индифферентно относится к политическим вопросам.
На фабриках, заводах и казармах гораздо более значительным успехом пользуется черносотенная печать, газеты «Новая Русь» [694] и «Живое слово» [695] , чем печать социалистическая.
Высокая степень абсентизма это [696] показывает нам, например, отношение широких масс к выборам в Учредительное Собрание.
Беспорядки в Петрограде найдут немедленный отклик в провинции, в результате чего Петроград через короткий промежуток [времени] будет лишен хлеба, и власть, организованная большевиками, будет свергнута немедленно же широким недовольством масс. Железная рука голода охватит Петроград, и контрреволюция победит. Большевики не смогут выполнить тех обещаний, которые они дали массам: хлеба, мира и воли. Массы, обманутые большевиками, низвергнут эту власть столь же быстро, сколь быстро она будет захвачена.
Предпринимать сейчас выступление – преступление перед народом, армией и революцией.
ЦИК, верный своей политике, до последней минуты не перестанет напрягать всех своих усилий, чтобы удержать демократию от выступлений. Петроградский совет, дискредитируя и оплевывая ЦИК, оплевывает идею советских организаций вообще.
ЦИК до конца будет пытаться остановить кровопролитие.
Я утверждаю, что если Петроградский совет р[абочих] и с[олдатских] депутатов практически осуществит захват власти, то это поведет к срыву Учредительного Собрания, а в конечном итоге, к гибели всех Советов.
Та травля, которая идет против правительства, не является случайностью. Происходит это потому, что управлять государством в настоящий момент, нашим государством, – каторжная задача и никакая власть, ни Керенского, ни Советов, – вполне справиться с этой задачей не сможет.
До сих пор мы стояли на той точке зрения в своей борьбе за мир, что революционной России необходим светлый мир без какого бы то ни было ущерба для нашей страны.
Оказалось, что народные массы слишком измучились, доведены до последнего предела отчаяния и уже не в состоянии дождаться возможности осуществления такого мира. С этого момента придется идти другим путем, более ускоренным, в борьбе за мир.
В своем наказе нашему делегату на союзническую конференцию мы выставили требования, чтобы союзники немедленно начали переговоры о мире.
В Совете республики мы сегодня провели резолюцию, голосами всех левых фракций, в которой от правительства требуется издание декрета о переходе частновладельческих земель в руки земельных комитетов и о том, чтобы было потребовано от союзников начать немедленные переговоры о мире. (Голоса с мест: «Поздно».)
Будет поздно, если вы не посчитаетесь с этим решением Совета Российской республики, и будет не поздно, если вы построите свою дальнейшую тактику на этом постановлении Всероссийского совета республики.
Я кончаю свой доклад тем, что призываю вас еще раз сплотить ряды демократии воедино для движения нашей революции вперед и не действовать разрозненно отдельным частям ее, прибегая даже к вооруженным выступлениям. Ибо пусть знает эта часть демократии, что народная совесть и история взвесит это и тяжела будет ответственность этой группы демократии не только перед своим народом, но и перед всем человечеством.
Речь Либера
Товарищи! Мне предстоит довольно трудная задача: бороться с доводами того, кто стал героем дня, кто теперь особенно популярен [697] . Заранее учитывая настроение, которым будет встречено мое выступление, я считаю нужным все же выяснить свою точку зрения.
Затем тов. Либер переходит к критике отдельных частей речи Троцкого и заявляет, что та тактика, о которой говорил Троцкий, не имеет ничего общего с тактикой социалистической. Тов. Либер категорически отрицает, что тактика наступления разложила армию.
Указывая на то, что по всей России идет неорганизованное восстание крестьянских масс, что всюду задерживаются продовольственные грузы, тов. Либер предостерегает, что Советы власти не удержат, что она перейдет к неорганизованным массам и потому многие члены ЦИК принимают на себя все удары, откуда бы они ни сыпались, в борьбе с этой губительной возможностью.
Будучи уверен, что власть Советов не может выполнить всех задач и обещаний, которые она дает сейчас широким народным массам, тов. Либер называет такие призывы к захвату власти демагогической игрой (аплодисменты).
Тов. Либер призывает не приносить в жертву сегодняшнему дню завтрашний день и выражает надежду, что ЦИК не поддержит авантюру захвата власти.
Речь Мартова
По вопросу о происходящих событиях тов. Мартов указывает, что, несомненно, среди членов ЦИК нет ни одного, который не отрицал бы право пролетариата на восстание. Но в настоящий момент условия этому не благоприятствуют. И хотя меньшевики-интернационалисты не противятся переходу власти в руки демократии, но они высказываются решительно против тех методов, которыми большевики стремятся к этой власти.
Заканчивает тов. Мартов указанием, что ЦИК хорошо сделал, что поставил на повестку дня заседания вопрос о текущем моменте, т. к. он не исполнил бы своего революционного долга, если бы не произвел учета сил. Мартов призывает собрание присоединиться к резолюции, принятой Советом республики.
Заключительное слово Дана
Товарищи! Большевики говорят, что массы идут за ними. Если это так, – то это явление кратковременное. Непрочна та тактика, которая состоит в подлаживании к настроению масс. Массы горько разочаруются в тех обещаниях, которые выдали им большевики, ибо большевики не смогут их выполнить, и их временная победа через небольшой промежуток времени сменится горьким поражением, и тогда те же массы, которые сейчас идут за большевиками, – будут заниматься их травлей.
История повторяется. Ныне мы переживаем то, только в более широких размерах, что происходило в 1905 году, когда во главе Петроградского совета стал тот же Троцкий.
Если пролетарское движение возродилось после того разгрома, который пролетариат испытал в 1905 году и в следующие годы реакции, то не благодаря тактике Троцкого, а благодаря нашей тактике меньшевиков. Мы вели рабочий класс в Государственную думу, мы стояли во главе рабочего движения, и таким вождям рабочего класса, как Церетели, можно воздать, во всяком случае, не последнее место в деле возрождения революции.
Теперь большинство рабочих относится равнодушно к судьбам революции, настроение этих масс может изнасиловать всякий контрреволюционер и повести их за собой. За большевиками идет только тонкий слой пролетариата, у них нет большинства даже в рабочей среде, и в случае их победы это будет победа меньшинства, победа голого насилия. Большевики соответственно этой тактике голого насилия имеют и соответственные методы управления. Арестовать капиталистов и т. д. – вот их метод действия.
Победа их будет недолговечна – победители будут раздавлены, пролетариат потерпит поражение и лишится своих идейных руководителей. Не делайте этого пагубного дела. Знайте, что вы губите всю силу рабочего класса.
Тот метод террора, посредством которого будут управлять большевики, только ускорит провал демократии.
Товарищи, в ваших руках – либо обеспечить будущее русской революции, либо идти путем необдуманных выступлений – идти прямо в разверстую пропасть.
Товарищи, последний раз призываю вас – не делайте ничего, что может послужить торжеству контрреволюции.
Съезд Советов
Перед открытием
К моменту открытия Второго Всероссийского съезда Советов явилось 562 делегата; из них указало свою партийность 532.
Делегаты по партиям распределяются следующим образом: большевиков 252, 15 объединенных интернационалистов, 65 меньшевиков: из них 30 интернационалистов и 21 оборонец, 7 национальных социал-демократов, 155 эсеров, из них 16 правых. […]
Все время идут заседания фракций съезда, главным образом, меньшевиков и эсеров. К 9 часам вечера выяснилось, что меньшевики, включая сюда и интернационалистов, не считают возможным хотя бы косвенно поддерживать большевистскую авантюру и входить в какие бы то ни было комбинации относительно составления органов власти. Поэтому меньшевики решили отказаться от участия в съезде и, огласив свою декларацию, покинуть съезд.
Открытие съезда Предложение Мартова
Мартов от имени фракции меньшевиков-интернационалистов и еврейской социал-демократической рабочей партии [698] вносит предложение в первую очередь поставить в порядок дня вопрос о мирном разрешении создавшегося кризиса.
Мартов заявляет, что фракция меньшевиков-интернационалистов не считает возможным брать на себя политическую ответственность за авантюру, затеянную большевиками.
Необходимо принять меры, говорит оратор, чтобы приостановить военные действия с обеих сторон. Мартов настаивает на том, чтобы вопрос о мирном разрешении конфликтов был поставлен в первую очередь на разрешение съезда, так как вопрос слишком серьезен и гражданская война уже началась.
К предложению тов. Мартова присоединяются все фракции.
Резолюция меньшевиков
Принимая во внимание,
1) что военный заговор был организован и осуществлен партией большевиков именем Советов за спиной всех других партий и фракций, представленных в Советах;
2) что захват власти Петроградским советом накануне съезда Советов является дезорганизацией и срывом всей советской организации и подорвал значение съезда как полномочного представителя революционной демократии;
3) что этот заговор ввергает страну в междоусобицу, срывает Учредительное Собрание, грозит военной катастрофой и ведет к торжеству контрреволюции;
4) что единственным возможным мирным выходом из положения остаются переговоры с Временным правительством об образовании власти, опирающейся на все слои демократии;
5) что РСДРП (объединенная) [699] считает своей обязанностью перед рабочим классом не только снять с себя всякую ответственность за действия большевиков, прикрывающихся советским знаменем, но и предостеречь рабочих и солдат от пагубной для страны и революции политики авантюры, фракция РСДРП (объединенной) покидает настоящий съезд, приглашая все другие фракции, одинаково с нею отказывающиеся нести ответственность за действия большевиков, собраться немедленно для обсуждения положения.
Съезд Советов
На вечернем заседании 25 октября после заявлений с[оциалистов]-р[еволюционеров] и меньшевиков слово для внеочередного заявления получает тов. Эрлих.
Заявление тов. Эрлиха
От имени группы бундовцев я считаю долгом заявить, что мы считаем несчастьем все то, что происходит в Петрограде. Наш долг перед еврейским пролетариатом и пролетариатом всей страны заявить это. Мне поручено также сделать заявление от фракции меньшевиков и с[оциалистов]-р[еволюционеров]. Часть гласных городской думы решила пойти безоружными под расстрел на площадь Зимнего дворца ввиду того, что не прекращается обстрел дворца из орудий. Исполнительный комитет Совета крестьянских депутатов и фракция меньшевиков и фракция эсеров решили присоединиться к ним. Мы решили таким образом выразить свой протест против происходящего, и мы призываем всех, кто не желает кровопролития, идти с нами. Быть может, этот уход заставит безумцев или преступников опомниться.
После этого заявления соц[иалисты]-р[еволюционеры], меньшевики и бундисты покидают зал собрания под шум со стороны большевиков.
Заявление тов. Абрамовича
Я предлагаю съезду принять со своей стороны самые решительные меры к мирной ликвидации кровопролития. (Возглас: «Никакого кровопролития нет!»)
Я не знаю, есть ли обстрел или нет, но 25 минут тому назад из Зимнего дворца сообщили, что он обстреливается, и требовали, чтобы мы пошли на помощь сидящим в Зимнем дворце, среди которых находятся и делегированные нами партийные представители.
Я напомню вам тяжелые события 3–5 июля, когда ваше левое крыло находилось в такой же опасности, и тогда мы принимали все меры для предотвращения этой опасности. (Возгласы: «Неправда!») Нет, это правда, – взволнованно продолжает тов. Абрамович и настаивает на немедленной посылке делегации к Зимнему дворцу.
Второе заявление тов. Мартова
Сведения, которые здесь оглашались, еще более настойчиво требуют от нас решительных шагов. (Возглас: «Какие сведения? Это только слух».)
Сюда доносятся не только слухи, но если вы подойдете поближе к окнам, то вы услышите и пушечные выстрелы.
Если вы хотите, чтобы ваш съезд был правомочным не только потому, что он созван по какому-нибудь уставу, а потому, что он отвечает на грозные события дня, вы должны немедленно принять постановление, что съезд считает необходимым мирное разрешение конфликта.
Надо создать немедленно общедемократическое правительство, которое признавала бы вся демократия.
Съезд должен сказать, желает ли он прекращения кровопролития. В заключение тов. Мартов оглашает декларацию меньшевиков-интернационалистов и еврейской социалистической рабочей партии «Поалей Цион».
Уход интернационалистов
С внеочередным заявлением от имени меньшевиков-интернационалистов и еврейской СДРП «Поалей Цион» выступает тов. Капелинский [700] .
Мы полагаем, что положение в настоящий момент грозно, и необходимо принять срочные меры для избежания гражданской войны, которая погубит революцию. Необходимо найти мирные пути для разрешения кризиса и до этого ничего не обсуждать. С нашей стороны было сделано предложение отправить делегацию ко всем демократическим организациям для создания демократической власти. Наше предложение не только не встретило сочувствия, но даже встретило неодобрение. Все это заставило нас покинуть заседание съезда. Но каждый момент дорог, и ввиду того, что все-таки отрицательное отношение к нашему предложению здесь прямо не было высказано, то мы вернулись, чтобы поставить вопрос на немедленное обсуждение. Итак, мы вторично предлагаем избрать делегацию ко всем демократическим организациям. На этом мы можем и должны все сойтись, если действительно хотим создать единый революционный фронт. Помните, что к Петрограду подъезжают войска! Нам грозит катастрофа! Если делегация не будет избрана немедленно, мы уйдем со съезда.
Воззвание съезда (к рабочим, солдатам и крестьянам)
Представитель объединенных интернационалистов заявляет, что его фракция примет текст воззвания, но предлагает внести поправку о немедленной организации власти, опирающейся на самые широкие слои населения.
Представитель фракции меньшевиков-интернационалистов заявляет от имени своей фракции и фракции «Поалей Цион»:
– Вы, по-видимому, не хотите идти рука об руку со всей организованной демократией и превращаете Совет в партийную организацию. Мы не хотим в ней оставаться и уходим не для того, чтобы бороться против вас, а для того, чтобы организовать власть и чтобы, когда вы обанкротитесь, мы могли спасать вас и революцию.
Фракция объединенных интернационалистов через своего представителя заявляет, что, ввиду отрицательного отношения фракции к оглашенной здесь резолюции, она будет воздерживаться от голосования.
К экстренному партийному съезду
Товарищи! На 27 ноября назначен Чрезвычайный съезд нашей партии. Ему предстоит решить ее будущее, подвести итоги девятимесячному развитию в течение бурных месяцев революции. Трагический момент, в который соберется партия, ставит перед всеми ее организациями ребром вопрос о дальнейшем ее существовании как организованной партии вообще, как партии рабочего класса в особенности.
Поражение партии
Партия стоит перед фактом великого политического поражения. Она поражена 25 октября как одна из партий, на которые опиралось Временное правительство, свергнутое большевистским переворотом, она поражена как пролетарская партия фактом последовательных неудач на политических выборах всякого рода в крупнейших центрах, поражена последовательными разгромами при перевыборах Советов и армейских комитетов. Она поражена, наконец, как организация, которая через три месяца после объединительного съезда находится в состоянии внутренней анархии: образование на местах параллельных фракционных организаций, конкуренция фракционных списков на выборах в Учредительное Собрание и т. п. [701]
Все эти поражения находятся между собою в неразрывной связи: официальная политика партии сделала поражение Керенского и его кабинета ее поражением; она же питала анархию в рядах партии и стоила ей потери почти всякого влияния на широкие массы.
Оборонческая политика
Надо быть слепым или ослепленным фракционной близорукостью, чтобы не видеть, что не фатальное стечение обстоятельств и не одни только непреодолимые объективные условия привели к политическому разгрому меньшевистской партии, но и та политика ее руководящих верхов, которая, по уверению и по убеждению ее вождей, должна была вести партию, а вместе с нею и революцию от победы к победе.
На августовском объединительном съезде эта политика, вопреки всему опыту, была вновь санкционирована в основных вопросах – о власти и о войне. Политика коалиции и оборончества получила общепартийную санкцию. Личный авторитет популярных вождей подавил сомнения, питавшиеся уже тогда партийными массами. Не прошло и месяца, как в вопросе о власти партийное решение было превзойдено жизнью. Корниловщина заставила значительную часть оборонцев на местах требовать разрыва коалиции и образования демократической власти. На Демократическом совещании большинство меньшевиков отвергло коалицию. Она была вновь навязана партии тем демократическим блоком, в котором предыдущая политика партии растворила ее. Еще через месяц развал армии, ставший для всех очевидным, заставил меньшевистскую фракцию Предпарламента и Центральный комитет выйти за пределы резолюции съезда о войне и ребром поставить вопрос о немедленном мире. Было уже поздно. Партия уже утратила влияние на массы. Вопрос о власти и о войне решен другими силами, вступившими на путь заговора, террора и разнуздания гражданской войны.
Партийному центру пришлось, считаясь с создавшимся положением, наскоро перестраивать всю свою политику. Но, связанный прошлым, связанный союзом с мелкобуржуазными партиями, связанный внутренними противоречиями, раздирающими партию и угрожающими привести к открытому расколу, он колеблется, ощупью намечает линию партийной политики, отстает от местных организаций, которым приходится ориентироваться в новом положении на собственный страх.
Задачи съезда
Необходимо партии на съезде твердо и ясно установить линию политики в новых условиях, смело подведя итоги прошлому опыту, не боясь взглянуть прямо в лицо горькой действительности.
Дело идет не о том лишь, чтобы, считаясь с тем фактом, что метла солдатского бунта вымела коалицию и что армия отказалась продолжать войну, написать на своем знамени: «Власть без цензовиков [702] и немедленный мир». На этом сейчас сходятся почти все партии. Дело в том, чтобы иметь партийную линию, которая исключала бы сюрпризы решений, навязанных событиями вразрез с предвидениями партии и тенденциями ее собственной политики. Дело в том, чтобы покончить с политикой, следующей за стихийным ходом развития и противоречит революции и регистрировать (с опозданием) ее этапы [703] . Дело в том, чтобы из трезвого учета общественных сил и тенденций развития состроить политику, дающую партии возможность руководить массами и направлять ход событий силой стоящих за ней масс, а не дипломатическими колебаниями и политическим влиянием партийных вождей. Дело в том, чтобы собственной классовой силой влиять на другие силы, действующие в революции, а не искать компенсаций за утрату влияния на собственный класс в приспособлении к другим классовым силам. И в настоящем тягчайшем кризисе революции дело идет не о том лишь, чтобы зарегистрировать крах коалиции и оборонческой «подготовки мира», не о том, чтобы противопоставить факту бланкистского захвата власти [704] идею власти демократии. Дело идет о том, чтобы наметить и проводить линию действенной политики, объективно вытекающей для партии пролетариата из самого факта победы солдатско-рабочего восстания и содействующей тому, чтобы этот факт, который может стать исходной точкой крушения всей революции, стал, напротив, отправным пунктом прогрессивного развития и укрепления.
Смелое, ответственное решение должна принять для этого партия, порывая при намечении партийной тактики, если это необходимо, с некоторыми традициями и партийными антипатиями, не боясь признать ошибочными те или другие прошлые шаги.
Две перспективы
Две перспективы стоят перед меньшевистской партией в ближайшем будущем: или большевистский захват власти безболезненно будет ликвидирован образованием социалистического правительства для проведения политики укрепления и углубления завоеваний демократической революции. Если условия сложатся благоприятно в этом смысле, историческая роль меньшевиков должна заключаться в том, чтобы и на те пролетарские массы, которые стоят за большевиками, и на мелкую буржуазию, стоящую за народническими партиями, влиять в том направлении, чтобы сделать возможным честную общедемократическую коалицию, чтобы преодолеть, с одной стороны, тяготение правых элементов мелкобуржуазной демократии к цензовикам и их страх перед пролетарской стихией; чтобы, с другой стороны, излечить пролетарские массы от социального утопизма и анархических тенденций, принимаемых большевиками.
Или же такое вмешательство марксистского авангарда пролетариата окажется уже пришедшим слишком поздно, и раскол между пролетариатом и мелкой буржуазией, закрепленный большевистским переворотом, будет усугубляться, ведя через разложение большевизма, через усиление буржуазной контрреволюции к всероссийским июльским дням пролетариата [705] или к краху революции в другой форме. В этом случае меньшевистская партия, оттесненная или отстранившаяся от власти, должна спасать будущее классового движения, действуя как умеряющая борьбу между двумя флангами демократии сила, смягчающая остроту конфликтов между ними, содействующая тому, чтобы неизбежное в этом случае поражение революции и пролетариата возможно менее проходило в формах гражданской войны.
Необходимость самостоятельной классовой политики
В том и другом случае политика партии должна быть совершенно самостоятельной, независимой от мелкобуржуазной демократии, не растворяющей ее в последней. В том или в другом случае она должна руководиться стремлением наперед формулировать для пролетариата и всей демократии выдвигаемые развитием революции задачи, идти впереди революционного развития, хотя бы это обрекало временно партию на роль «безответного меньшинства».
Этим одним только и может быть создана та внутренняя спаянность партийных масс, которой доселе не было в нашей «объединенной» партии, пытавшейся существовать на основе механического соединения противоречивых тенденций. Пора понять, что в период революционных потрясений партия не может строиться на таком базисе. Революционное время – не время для каучуковых резолюций, для решений, ничего не говорящих и ни к чему не обязывающих, потому что их хотели сделать для всех равно приемлемыми. Единство действий партии может быть создано, и дисциплина внутри партии обеспечена лишь категоричностью и определенностью решений съезда на основе совершенно точного сговора относительно того, что партия намерена выполнять на ближайшем этапе революции.
Мы думаем, что возможность такого точного и ясного сговора дается фактом занятия большинством партийных организаций и органов однородной позиции в вопросе о выходе из нынешнего кризиса. Этим фактом дается возможность для меньшевистской партии изжить раскол между интернационалистами и революционными оборонцами, который развивался в течение девяти месяцев. Но эта возможность будет реализована лишь постольку, поскольку большинством партии будет ликвидирован социалистический оппортунизм, политика приспособления к обстоятельствам момента, политика саморастворения в демократии. Возрождение внутреннего единства большинства партии возможно лишь на основе последовательной марксистской политики, стремящейся сделать сознательный пролетариат действительным авангардом буржуазно-демократической революции, действительным авангардом борьбы с контрреволюционными силами. Если та часть вчерашних оборонцев, которая ныне встала на путь немедленного мира и отказа от коалиции, объединится с левым крылом партии на этой основе, укрепление и возрождение меньшевистской партии станет возможным.
Мы приглашаем вас, товарищи, при посылке делегатов на съезд, подробно обсудить создавшееся положение и стоящие перед партией задачи. Мы призываем вас делегировать на съезд товарищей, достаточно авторитетных, чтобы принимать от имени организации ответственные решения. Мы призываем вас приложить все меры к тому, чтобы действительное мнение партии было точно и ясно представлено на Чрезвычайном съезде.
Члены Центрального комитета и кандидаты (выбранные от меньшинства объединительного съезда):
Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной)
Съезд открывается 30 ноября в 12 час. дня. Ввиду отсутствия председателя ЦК тов. Аксельрода заседание открывается товарищем председателя тов. Ермолаевым. В краткой вступительной речи, охарактеризовавшей исключительные обстоятельства, побудившие ЦК взамен предполагавшейся Всероссийской конференции созвать партийный съезд [708] .
После речи тов. Ермолаева съезд по предложению частного совещания членов съезда избирает президиум в составе тт. Крохмаля, Абрамовича, Девдориани, Романова, Ерманского, Дементьева и Глухова.
Секретарями избраны тт. Бройдо и Зарецкая.
По предложению тов. Абрамовича съезд приветствует избранных членов Учредительного Собрания тт. Скобелева и Шишкина.
Тов. Крохмаль предлагает почтить вставанием память т. В. Дмитриева и бахмутского городского головы тов. Флейшера, убитого в гор. Бахмуте. Все встают.
Тов. Дан по поручению 34 членов съезда выступает с внеочередным заявлением. Находя, что связанность при голосовании на съезде фракционной дисциплиной является угрозой единству и искажением воли партии, эта группа членов съезда считает необходимым сохранение всеми членами съезда полной свободы голосования.
От имени тех же 34 членов тов. Дан предлагает послать от имени съезда приветствие товарищам, арестованным и вообще подвергшимся насилиям со стороны большевиков, а также послать приветствие тов. Церетели, которому тяжкая болезнь мешает присутствовать на съезде. Оба приветствия принимаются единогласно.
Затем съезд принимает регламент и следующий порядок дня:
1) Текущий момент и задачи партии в Учредительном Собрании.
2) О мире и перемирии.
3) Об участии членов партии в Советах р[абочих] и с[олдатских] деп[утатов], в Военно-рев[олюционных] ком[итетах] и т. п. организациях.
4) Об единстве партии.
5) О национальной и областной автономии.
6) Рабочий контроль и регулирование промышленности.
7) Текущие дела.
Затем выступает ряд ораторов с внеочередными заявлениями. Тов. Дан от имени своего и тов. Мартова предлагает образовать комиссию для выработки резолюции протеста против большевистских насилий и обращения к Интернационалу по тому же вопросу.
Тов. Романов предлагает помимо резолюции выпустить воззвание к рабочим и населению. Оба предложения принимаются. В комиссию по разработке резолюций протеста и обращения к Интернационалу избраны тт. Мартынов, Дан и Потресов. Воззвание к населению поручено выработать президиуму.
По предложению одного из товарищей съезд постановил довести до сведения Юго-Западного фронта, что представитель с[оциал]-д[емократической] организации Юго-Западного фронта тов. Войтинский не может принимать участия в работах съезда вследствие заключения его большевиками в Петропавловскую крепость.
По предложению тов. Мыскова [709] решено от имени съезда выразить приветствие основателю русской с[оциал]-дем[ократии] тов. Г. В. Плеханову, подвергшемуся грубому насилию со стороны большевиков [710] .
По предложению тов. Мартова съезд постановляет потребовать предоставления тов. Войтинскому возможности, хотя бы и под конвоем, посещать заседания съезда.
Текущий момент
По исчерпании внеочередных заявлений съезд переходит к обсуждению первого пункта порядка дня: к вопросу о текущем моменте и задачах партии в Учредительном Собрании. Докладчики: Либер, Мартов и Потресов.
Речь Либера
Чтобы определить тактику, надо прежде всего понять, что собственно случилось. Наши разногласия в области практической линии поведения коренятся в коренном разногласии в оценке происшедшего.
Большинство рабочих полагает, что 25 октября – новый шаг вперед русской революции; что Россия выступает в роли мирового революционного авангарда. На деле мы не впереди, а позади всей Европы. Как наиболее отсталую страну война истощила Россию раньше всех остальных стран.
В революции 27 февраля преобладающее значение принадлежит армии. Армия сыграла такую роль не потому, что она была сознательно революционна, а потому, что она устала, не хотела воевать. Это выражение усталости, а не воли к действию.
Многие думают, что надо было в самом начале революции решиться на заключение сепаратного мира. Тогда, полагают, мы избегли бы катастрофы. По этому поводу не мешает вспомнить, что воззвание к народам мира 14 марта [711] было принято лишь в результате пламенной речи Чхеидзе, говорившего, в отличие от духа манифеста, главным образом, о вооруженном отпоре Германии. После 27 февраля царское правительство обвиняли, что оно продавало страну, стремилось к сепаратному миру. Попытка заключить сепаратный мир тогда привела бы лишь к переходу всей власти в руки буржуазии. Но чем больше истощалась страна, тем сильнее росли стремления к миру. Создавалась иллюзия, будто самый темный и некультурный русский народ и армия – основы интернационального революционного движения в пользу мира.
«Похабный» мир – в настоящее время факт. Когда народ почувствует на себе его результаты, тогда мы увидим, как он извернется от этого нашего «интернационализма».
Главной движущей силой революции у нас являются солдаты, выступающие в ней как самостоятельная общественная сила, и в этом несчастье нашей революции. Солдаты деклассированы; их действия определяются их специальными солдатскими интересами, а не их классовыми интересами, как крестьян, рабочих и мещан. Когда же эти интересы проявятся, этот колосс распадется и докажет, что это – случайное объединение, не имеющее внутренней силы.
Крестьянство не имеет государственного сознания. Оно способно лишь на бунт. Оно было вовлечено в революцию, ибо его интересы не были удовлетворены. Когда же его интересы будут удовлетворены, оно перестанет быть даже революционно-демократическим. И если окуровцы [712] голосуют за большевиков, то это значит лишь, что они против данного правительства, но не за социализм.
До сих пор считалось истиной, что наша революция буржуазна, значит, буржуазия заинтересована и должна принять участие в переустройстве государства. Теперь буржуазия считается вся контрреволюционной, так [713] это и должно быть, если наша революция социалистическая. Но если она буржуазная, то, может быть, нынешние «контрреволюционеры» только и будут той плотиной, на которой задержится грядущий поток контрреволюции.
Что касается пролетариата, то в нем есть устремление к социальной революции, оно естественно и объясняется его социальным положением. Но не надо забывать, что значительная часть пролетариата связана с деревней, не надо забывать и соблазнительную для пролетариата возможность двинуть на защиту своих групповых интересов военную силу. В такой обстановке не солдаты идут под руководством рабочих, а, наоборот, рабочие подпали под влияние солдат, господствуют именно Сов[еты] солд[атских] депутатов. В тех центрах, где солдат немного, там большевистское движение не приняло такой формы, как в тех местах, где рабочие знали, что могут двинуть военную силу.
Создалось своеобразное положение. Боевыми революционными центрами являются не демократические органы самоуправления, а Советы, избранные часто на недостаточно демократических началах.
Нельзя сводить все случившееся к плохой тактике, хотя тактика и имеет большое значение. Часто говорят, что если бы ранее была организована однородная демократическая власть, то большевистского переворота бы не было. Это неверно.
Мы знаем, что в буржуазной революции во власти должна участвовать буржуазия: средняя и мелкая буржуазия – вот основа власти в буржуазной революции. Но мелкобуржуазное крестьянство не было сознательной политической силой; и социал-демократии пришлось принять участие во власти и принести с собой не удельный вес своего класса, а свои государственные способности. Но заместить несуществующую силу нельзя, не отказавшись от самих себя, и потому ничего, кроме способности быть мостом между двумя враждебными силами, мы дать не могли.
Если же мы взяли бы власть, нас штурмовали бы и справа и слева, и удержать власть можно было бы лишь методами большевиков. И так как мы не авантюристы, нам пришлось бы оставить власть.
Теперь рабочий класс охватывает разочарование. Но и оно проявляется в двух формах: во-первых, в форме анархо-синдикализма [714] . С этим движением надо бороться, но надо помнить, что оно основано на социальном положении пролетариата. Но есть и другая форма: разочарование не с точки зрения будущего, а с точки зрения прошлого, разочарование в демократической революции. Это внутренняя контрреволюция, более страшная, чем контрреволюция в Ростове-на-Дону [715] . Наша задача – бороться за сохранение завоеваний революции. Не приходится говорить о ее расширении и углублении, надо защищать завоеванное: самоуправление, свободы, всеобщее избирательное право, Учредительное Собрание. Со всеми посягающими на них нужно вести беспощадную борьбу, как боролись мы, бундовцы, в свое время в Польше с реакционными рабочими союзами «народовцев» [716] , хотя в них и участвовали массы рабочих. Мы – классовая партия, но мы защищаем будущее пролетариата и потому боремся с отрицательными сторонами его сегодняшнего движения.
Нельзя так общеустанавливать, будто революционный фронт – это там, где рабочие. Таким образом мы можем стать проводниками контрреволюции. Никаких компромиссов с контрреволюционным большевизмом быть не должно. Если мы хотим отколоть от большевизма рабочие массы, мы прежде всего должны отколоть от большевизма себя. Мы должны сохранить самостоятельную позицию, но не бояться поддерживать те партии, с которыми нам по пути. Как не поддержать кадетов в их борьбе за элементарные свободы против большевиков? Центрами нашей борьбы должны стать общенародные органы. Конечно, мы должны вести борьбу путем политическим, а не путем военных заговоров и авантюр. Но мы должны признать за народом право восстания против большевиков, мы должны перестать быть гасителями этой борьбы, иначе мы будем пособниками настоящего самодержавия, идущего на смену Ленина.
Речь Мартова
Следующим выступает тов. Мартов.
Переворот 25 октября не случайность, он предопределен всем ходом русской революции. Прекращение войны, создание условий нормального развития экономической жизни и радикальное решение аграрного вопроса – вот три основные проблемы нашей революции.
Они были быстро восприняты массами, и дальнейший ход революции зависел от того, какие социальные силы могут выставить свою кандидатуру на осуществление этих задач. Тов. Мартов, возражая тов. Либеру, утверждает, что в ходе революции буржуазия может закладывать основы нового строя, но сама революция может перерасти ее творческие силы и, как это было в революциях Запада, может настать момент, когда буржуазная революция будет развиваться против буржуазии. Это случилось и у нас.
Далее тов. Мартов доказывает, что осуществление задач революции оказалось не по силам мелкобуржуазной и деревенской демократии. Она не нашла в себе воли освободиться от тяготения к имущим классам, действовать без них и против них. Коалиция с буржуазией, стремление государственную власть в революции сделать во что бы то ни стало общенациональной сделали мелкую буржуазию непригодной к роли общенационального вождя революции, несмотря на всю возможность получить поддержку от пролетариата. И здесь известная доля ответственности ложится на нашу партию, которая благодаря особенностям развития русской революции оказывала такое крупное влияние на мелкобуржуазную демократию. Своим отношением к идее коалиции, господствовавшей в партии так долго, мы тормозили самоопределение буржуазной демократии.
Коалиция давно была изжита, и только большевистское выступление 3–5 июля продлило ее дни. Корниловский мятеж, вызвав огромный подъем энергии в массах демократии, создал новый факт: на местах почти повсеместно совершился переход власти в руки революционных органов. Это создало условие для чрезвычайно широкого распространения идеи однородного революционного правительства. Но демократическое совещание не пошло по этому пути, и в результате резкое противоречие между настроением масс и организацией центральной власти стало всем бить в глаза; и вопрос был лишь в том, произойдет ли взрыв до Учредительного Собрания или последнее предупредит его. И слева и справа были группы, заинтересованные в том, чтобы вопрос был решен путем стихийного взрыва.
Коалиция с буржуазией своей неспособностью решить задачи революции толкала пролетариат к мысли о решении этих задач собственными силами. Она изолировала пролетариат. Это было тем легче, что мобилизация 10 миллионов крестьян делала временно деклассированную солдатскую массу пролетарским союзником. В результате стихий путь уже факт [717] .
Мы должны прежде всего констатировать, что октябрьский переворот, несмотря на отрицательное отношение наше к его форме, ставит перед собою объективно прогрессивные задачи. Бесспорно, переворот, как и всякая попытка поставить объективно неосуществимые задачи, может быть прологом контрреволюции, ибо иначе, как крахом, он кончиться не может. Вопрос лишь в том, в какой форме будет осуществлена ликвидация этого переворота: в форме ли развала русской революции, или путем восстановления единства пролетарского движения и координации сил пролетариата и мелкобуржуазной демократии. Тот факт, что основные задачи революции не осуществлены, что применяемые большевиками пути решения их непригодны, создаст возможность идти вторым путем. Этим объясняется популярность лозунга единой революционной власти от н[ародных] с[оциалистов] до большевиков. Это единственный шанс на спасение революции.
Возможно, что когда большевики согласятся на него, будет уже поздно; но задача наша занять такую позицию, при которой на партию рабочего класса не падало бы ответственности за эту неудачу. Вся наша тактика в Учредительном Собрании должна быть построена таким образом, чтобы этот основной принцип руководил каждым отдельным [членом] нашей партии. Некоторые питают иллюзию, что в Учредительном Собрании, благодаря победе с[оциалистов]-р[еволюционеров], возможно будет однородное правительство без большевиков и без цензовых элементов. Это иллюзия. Такой власти пришлось бы отбиваться от натиска пролетарских масс, еще в большинстве идущих за большевиками, и при этом она была бы вынуждена опираться на правую часть Учредительного Собрания, что было бы скрытым восстановлением коалиции. Но теперь, после того, что свершилось, такая коалиция возможна только на трупах раздавленного пролетарского движения. Буржуазия хоть частично стать у власти может только как контрреволюционная диктатура. Пролетариат должен отказаться от анархических приемов диктатуры против демократии; но и демократия должна отказаться от мысли о создании власти без пролетариата. Оратор предвидит, что в Учредительном Собрании неизбежно разовьется борьба за власть; что теперешние обладатели ею из рук ее не выпустят без борьбы. Но борьба партии пролетариата должна мыслиться как борьба за перевоспитание, вернее, за первое политическое воспитание. По мере роста неизбежных конфликтов внутри большевиков мы должны выступить в качестве силы, сплачивающей пролетариат вокруг идеи суверенности Учредительного Собрания. Не в наших интересах форсировать кризис. В этом, мы видим, заинтересованы большевики. Нам, наоборот, в наших целях выгодно постепенное разрешение кризиса. При этом мы должны признать, что мы не имеем влияния на широкие массы, и наша задача – собирать массы. Для этого мы должны сохранять полную классовую самостоятельность. Это, конечно, не исключает соглашений, но исключает растворение. Нам нужна такая политика, которая исключала бы всякое приспособление к равнодействующей общественной силе, так как эта равнодействующая должна явиться результатом борьбы этих сил.
Речь Потресова
Последним докладчиком выступил тов. Потресов.
Вначале казалось, что февральский переворот произведен петроградским пролетариатом и петроградскими солдатами. На деле теперь должно быть всем ясно, что легкость его удачи обусловливалась тем, что это был переворот, совершенный гарнизоном; и это предупредило весь ход русской революции, в которой доминирующую роль играет армия. Если вглядеться в события последних месяцев, то мы увидим, что центр политической жизни все время был не в пролетарских организациях, не в Советах раб[очих] деп[утатов], а, главным образом, в Советах солд[атских] деп[утатов]. И если перейти к октябрю, то здесь даст себя знать в чистой форме этот солдатский характер переворота.
Пролетариат остался пассивен к движению. Маленькие отряды Красной гвардии [718] тонули среди массы солдат. Настроение у рабочих кварталов было не то выжидательное, не то равнодушное; поэтому нельзя говорить о народной войне, поднявшейся и снесшей коалицию.
Характерно другое: поразительное равнодушие масс, позволяющих группе режиссеров, опираясь на силу штыков, совершить переворот. И в этом перевороте поэтому гораздо больше не Европы, а Азии.
Что этот переворот по существу военный, видно и из того, что теперь, в новой власти [719] , гораздо сильнее приходится считаться с мнением солдатской массы, чем с мнением рабочих.
Оратор оспаривает мысль, что февральская революция порождена усталостью армии и народа от войны. Скорее наоборот: в народе и армии была боязнь предательства, зародившегося в царских дворцах; революция совершилась на почве продовольственной разрухи. Но важнее другое: то, что в перевороте сыграли роль мотивы не отчетливо государственные и что оно не выросло в национальное чувство движения во имя спасения страны [720] . И это сыграло фатальную роль. Не было в русской общественности национальной спайки перед революцией, не принесла ее и революция. В этом отношении все классы одинаковы. Говорят, в восемь месяцев коалиция изжила себя. Оратор отвечает: никакой коалиции не было. Это обвинение не одной стороны, а обеих. И когда слышатся теперь призывы к однородной социалистической или демократической власти, то хочется указать, что ведь у нас все время такая власть была с небольшими фиговыми листочками в виде отдельных буржуа-министров. Коалиции, принявшей определенный компромисс и проводившей его в жизнь, не было, ибо не было в русской действительности реальных условий для действительной коалиции – не было ни в рядах буржуазии, плохо организованной, ни в пролетариате, носившем в себе многое от вольницы XVII века [и] не знавшем необходимости ограничения своих требований известными рамками. Правда, пролетариату с самого начала говорили о буржуазном характере революции, но наряду с этим твердили и о том, что вот-вот начнется мировая социальная революция. Эта проповедь нашла благоприятную почву, и максималистские идеи победили: революция – так революция до конца! Эта вера в возможность перескочить через рамки буржуазной революции должна быть изжита; и мы присутствуем при интересном процессе ее изживания. Всякий имеющий очи видит его: ведь преграды исчерпаны, «буржуев» у власти нет, никто, кажется, не мешает, и все же сделать социальную революцию не могут, ибо мы живем не в передовой стране, где готовы посылки для социальной революции, а в самой отсталой. Все время говорили, что буржуазия не может решить задач революции. Но последний месяц с наглядностью показал, что пролетариат еще меньше может.
Это не осуществилось. И сейчас мы присутствуем при начале поворота масс от большевизма. Как бы слаб он ни был, но он несомненен. Дальше же он примет катастрофический для большевиков характер. Вероятны анархические конвульсивные попытки, но это уже будет агония. Все здоровые элементы неизбежно отойдут от большевиков. И теперь наше положение в высшей степени ответственно. Мы можем подойти к массам, – впервые с надеждою быть понятыми, – с призывом не только к классовой самостоятельности, но и национальному единению.
Между тем наша партия сейчас переживает катастрофическое состояние. Она стерта почти совершенно с политической арены. Здесь многое зависит от субъективных условий. Но хуже другое – мы не собрали сколько-нибудь сильных кадров, способных противопоставить себя большевикам. Мы метались между теми и другими. Мы не выявили своего лица перед массами. За это мы расплачиваемся. Теперь мы должны стать определенными. Мартов упустил из виду этот начинающийся поворот масс. А между тем он для нас решающий факт. В момент такого перелома мы должны провести грань между большевиками и собой, иначе поворот настроения выбросит с ними и нас. Если мы хотим быть партией не только сегодняшнего, но и завтрашнего дня, то мы должны как можно скорее провести это отмежевание.
Другой вопрос: как будем осуществлять идею национального единения. Здесь, конечно, существенно то обстоятельство, что нас почти не будет в Учредительном Собрании. И как действующая сила соглашения мы, может быть, не нужны. Но независимо от этого мы должны стоять за национальную концентрацию. Идея национального единства должна стоять в центре нашей тактики.
Съезд РСДРП (меньшевиков)
Вчера открылся съезд РСДРП (меньшевиков). Первая часть заседания посвящена докладам о текущем моменте. Доклады сделали: Потресов, Либер, Мартов.
Чрезвычайный Всероссийский съезд меньшевистской партии вынес следующую резолюцию:
Общее собрание членов Чрезвычайного съезда РСДРП (объединенной) в составе 100 чел., представляющих сотни тысяч организованных рабочих, констатирует, что большевистский Совет народных комиссаров [722] заполнил тюрьмы политическими заключенными и, в том числе, членами нашей партии, членами других социалистических партий; что как социалисты, так и члены буржуазных партий заключены исключительно в качестве политических противников группы, захватившей власть, что к ним не предъявляется никаких обвинений, что в числе заключенных имеются члены Учредительного Собрания, что все эти заключенные подвергаются такому режиму, издевательствам и насилиям, которые были бы достойны царского правительства; что в последнее время травля против этих пленников народных комиссаров приобретает такой характер, который заставляет думать о сознательной подготовке фактов кровавых самосудов над беззащитными заключенными.
Собрание призывает весь российский пролетариат протестовать самым решительным образом против позорящей российскую революцию системы террора, объявляет ответственной за всякий акт самосуда всю большевистскую партию как сознательных подстрекателей и постановляет также сообщить социалистическим партиям Западной Европы о совершенных и подготовляемых Советом народных комиссаров преступлениях.
Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной)
При открытии заседания председатель оглашает предложение группы членов съезда «послать приветствие основоположнику нашей партии дорогому Павлу Борисовичу Аксельроду, который, выполняя возложенную на него работу по восстановлению Интернационала, лишен возможности присутствовать на нашем Чрезвычайном съезде».
Предложение это принимается всеми голосами против одного.
Затем слово предоставляется тов. Виляцеру [723] для сообщения о положении дел на Дону. Оратор указывает, что до дня его отъезда не исчезла еще надежда на возможность предотвратить гражданскую войну, хотя горючий материал и накоплялся давно. Войсковое правительство [724] вело политику казачьих верхов, но, однако, и в самом казачестве имеются налицо достаточно сильные демократические течения, на которые представлялось возможным опереться.
Местные товарищи признали целесообразным соглашение с большевиками в расчете на то, что таким путем удастся успешнее бороться с анархо-синдикалистским влиянием большевиков, которые особенно после петроградского переворота усиленно использовали в целях своей агитации, с одной стороны, иллюзии [неразборчиво] ленные в массах петроградским переворотом, с другой стороны – традиционное и далеко не заслуженное недоверие к казачеству.
Соглашение с войсковым правительством намечалось. Все основные требования демократии были приняты. Со своей стороны, войсковое правительство настаивало на разоружении Красной гвардии: оружие должно быть передано не казакам, а пехотным частям с тем, чтобы оно выдавалось красногвардейцам лишь по постановлению демократических организаций; вместе с тем самая организация Красной гвардии сохраняется. Свой ответ по этому пункту большевики отказывались дать, затягивая дело под разными предлогами, явно в ожидании прибытия матросов. И вот в субботу на прошлой неделе они приняли решение, исключавшее возможность соглашения.
После сообщения Виляцера съезд переходит к прениям по заслушанным утром докладам. Первым берет слово тов. Дюбуа [725] . Речь Дюбуа
Наша тактика зависит от того, как мы представляем себе петроградский переворот. Если это есть социальное движение пролетариата, то наше положение – рядом с пролетарскими массами, независимо от тех ошибок, которые пролетариат допускает. Если это движение непролетарское, то отношение наше должно быть иным.
Наша фракция на съезде С[оветов] р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов] признала переворот непролетарским и покинула съезд. Дальнейшее подтвердило правильность этой позиции. Вопреки утверждению Мартова, петроградские события отнюдь не являются шагом вперед в ходе нашей революции. Здесь действовала лишь сила солдатского бунта.
Солдаты с самого начала восприняли революцию как освобождение от войны. Именно так они и поняли демократическую формулу мира. Революция немедленного мира не дала, и это обусловило отход солдатской массы от революции и ее вождей. Например, отношение солдат к Керенскому имело отнюдь не революционный, а черносотенно-погромный характер. Настроения недавнего съезда XII армии точно так же далеки от революционных.
Разочаровавшись в революции, солдаты поддерживают большевиков. Но и здесь они не доверяют центру и стремятся к заключению перемирия самостоятельно на отдельных участках фронта.
Солдатский бунт есть бунт против революции, пролетариат же лишь вовлечен сюда силою солдатского движения, ничего общего с классовым движением не имеющего. Поэтому связать себя с большевиками было бы ошибкой партии.
Мы не можем быть и против большевиков, но признать право страны свергнуть их вооруженной рукой мы должны.
Речь Орлова [726]Вхождение наших товарищей [в правительство] было бы ошибкой, т. к. им не на что было опереться: мелкая буржуазия была неорганизованна, лучшая же, наиболее сознательная часть пролетариата поглощена войной.
В настоящий момент мы изолированы. Мы не можем идти ни с мелкой буржуазией, т. к. она в определенный момент повернется против пролетариата, ни с большевиками, т. к. это значило бы санкционировать анархию.
Мы должны направить наши усилия на пролетарское строительство. Демобилизация армии, мобилизация промышленности – вот области нашей работы. С другой стороны, мы должны толкать мелкобуржуазные круги, которым придется взять власть для разрешения аграрной программы. Не можем мы отказаться и от связи с большевиками. Нам нужно установить эту связь раньше, нежели массы уйдут от большевиков. Начавшийся уход заставит и самих большевиков искать выход. Этот выход – однородное м[инистерство] для творческой работы в области аграрной и др[угих] социальных реформ.После речи тов. Орлова вносится, но отклоняется большинством предложение о гильотинировании прений [727] . Слово представляется тов. Ф. Дану. Речь Дана
Здесь было заслушано три доклада, и я не могу согласиться ни с одним из них. Тов. Мартов дал совершенно неверный, исключительно абстрактный анализ революции, не создав картины действительного соотношения сил. Он упустил из виду важнейший фактор нашей революции.
Действительно, более 10 миллионов наиболее здоровых людей были вырваны из обычной обстановки хозяйственной жизни, были деклассированы [728] . В силу этого обстоятельства в нашей революции превалировал деклассированный характер ее при относительной слабости классовых элементов. Движению оказались присущи черты, характерные для люмпенпролетарского движения.
Но нужно помнить в то же время, что в данном случае мы имеем дело не просто с деклассированной группой, а с группой, собранной в роты, полки и т. д., т. е. с постоянной армией – силой, по существу, контрреволюционной.
Русская революция была произведена контрреволюционной силой. Отсюда ее размах и ее слабость, обусловленная отсутствием здорового классового фундамента. Это обстоятельство нельзя забывать ни при анализе прошедшего, ни при построении ближайших перспектив.
Тов. Мартов говорил, что уже во время Демократического совещания мы проявляли склонность к образованию однородной демократической власти. Но ведь эта наша склонность вытекала из того обстоятельства, что уже тогда обнаружилось стремление солдатских масс к «похабному» миру и анархо-синдикалистские тенденции в рабочей среде. Однородная власть признавалась нами лишь в предвидении крушения революции как средства спасения того, что еще можно спасти. И сейчас мы готовы идти к созданию однородного социалистического министерства, если нет другого средства спасения. Но это не значит, что мы делаем шаг вперед. Мы стремимся таким путем дать возможность пролетариату наиболее безболезненно отступить с занятых им анархо-синдикалистских позиций.
Я согласен с Либером насчет превалирования в нашей революции деклассированных элементов. Несомненно, на местах это чувствуется еще яснее: движение сказалось больше именно там, где сильнее местные гарнизоны. Этой особенностью движения и объясняется реакционный, контрреволюционный характер большевистской диктатуры.
Но все же нужно признать, что в движение это втянуто огромное большинство пролетарских масс, подчиненных ему иллюзией с помощью штыков совершить социальный переворот. Эта иллюзия настолько глубоко проникла в рабочие массы, что даже петроградские рабочие-меньшевики иногда спрашивают: «А почему это невозможно?»
С этим обстоятельством приходится считаться, и наша задача в настоящий момент – такая ликвидация большевистской авантюры, при которой рабочий класс кроваво не пострадал бы.
Для этого есть два пути: быстрая катастрофическая ликвидация вооруженной силой и путь медленного оставления анархо-синдикалистских позиций массами и собирание их около классовой программы. Этим путем и является создание однородного социалистического министерства. Мы предлагаем соглашение не с теперешними лидерами большевизма, а с теми, кто идет под большевистскими лозунгами. Отход рабочих масс от большевизма отнюдь не выразится в том, что рабочие перестанут называть себя большевиками. Но в этот большевизм они будут постепенно вкладывать иное содержание. Это и создаст возможность соглашения, и мы бы не исполнили своей обязанности ни как партия пролетариата, ни как партия революции, отказавшись от соглашения с большевиками на определенно принципиальной платформе.
– Левые эсеры пробовали, – прерывают оратора возгласы с мест.
Здесь говорят, что левые эсеры пробовали. Это значит, что меня плохо поняли. Левые эсеры делали попытку столковаться со Смольным о дележе портфелей. Мы же говорим о соглашении на принципиальной платформе. Я утверждаю, что, именно стоя на почве такого соглашения, неся идею его в массы, мы нанесем сильнейший удар большевизму. Отказ же от соглашения с объективными обстоятельствами поставил бы нас против рабочего класса.
Я не рассчитываю на близкий успех. Я думаю, что движение рабочего класса еще долго будет оставаться под знаком синдикализма. Но именно на нас лежит обязанность сохранения классовых социалистических принципов движения. Только мы, повернувшись лицом к рабочему классу, сможем спасти его от кровавого разгрома. Если же нам этого не удастся, то этим путем мы придем все же, может быть, и через 10–20 лет, но к созданию действительной социал-демократической рабочей партии.
Речь РожковаНаша ошибка заключается в том, что нами сделано далеко не все возможное для выполнения задач, стоящих перед революцией. Это касается и вопроса о ликвидации войны и вопроса о борьбе с хозяйственной разрухой. Эти две ошибки были допущены потому, что мы сосредоточивали наше внимание на склеивании отношений между демократическими и буржуазными кругами. Коалиция себя не оправдала благодаря саботажу цензовых элементов. Такой коалиции больше быть не должно.
Выборы в Учредительное Собрание показали, что мы не представляем большой политической силы. Поэтому при организации власти нас могут и не спросить. Но поскольку с нами будут считаться, мы должны идти по тому пути организации власти, на который указывали тов. Мартов и тов. Дан. Мы не можем санкционировать право народа на вооруженное восстание против большевиков потому, что такое движение, несомненно, явится контрреволюционным. С другой стороны, не следует поддерживать вывески однородного социалистического министерства потому, что туда войдут и буржуазные по существу социалисты.
Либер и Потресов жаловались на террор, анархию и бонапартизм большевиков. Но все это является следствием политики коалиционного правительства, поддержанной частью нашей партии.
Наша революция – революция солдат. Этим объясняется не только [неразборчиво], но и глубина социального [неразборчиво] тельная постановка вопроса о земельной реформе, об изменении условий промышленной жизни стала необходима потому, что единственная вооруженная сила – армия – оказалась на стороне революции. Имущие классы, поставленные перед социальными проблемами, повернули к контрреволюции. Движение нашей революции волнообразно, и как раз теперь меньшевизм, благодаря происшедшему в массах перелому, имеет благоприятную почву, которую он должен использовать для утверждения гегемонии пролетариата.
Могут быть только две организации: против масс и в направлении соглашения с массами. Мы должны высказаться за ориентацию.
Речь Кибрика [729]Интернационалисты должны признать, что и они повинны в создании иллюзий. Но особенно это касается вопроса о войне, где мы исходили из неверного представления о готовности европейского пролетариата к международной борьбе за мир.
Основное расхождение с Потресовым для меня лежит в понимании классовой борьбы. Потресов утверждает, что тактика против буржуазии вредна. Мы не полагаем, что, организуя пролетариат и вводя его в русло самостоятельной классовой политики, мы именно и выполняем национальную задачу. Попытка коалиции с буржуазией привела бы к отходу пролетариата от передового авангарда его. Наоборот, идея объединения с большевиками расслаивает большевиков и создает ту группу, на которую мы можем опереться.
Ошибка Мартова и Ерманского в том, что они сливают рабочий класс с большевизмом. За большевиков же, несомненно, голосовало и мещанство и солдаты. Мы не можем говорить о вооруженной борьбе с большевизмом, но идейная борьба с большевизмом является очередной задачей нашей партии. Именно в результате такой борьбы создастся возможность соглашения, и в этом путь к спасению революции.Далее Волков указывает на то, что тактика советского большинства привела к большевистскому захвату, и указывает на опасности разгрома большевиков и призывает к соглашению.
Заседание открывается в 12 час. дня. Председательствует тов. Крохмаль. В порядке дня обсуждение докладов по вопросу о текущем моменте и задачах партии в Учредительном Собрании.
Речь АбрамовичаЧто пролетариат в эпоху буржуазной революции не должен пытаться переходить за рамки, поставленные объективными условиями, это – истина, но она не должна быть единственным критерием, определяющим деятельность партии. В жизни все классы действуют «по-большевистски», руководствуясь непосредственным инстинктом, и лишь тяжким опытом жертв и поражений научаются самоограничению. Скажут, что мы как партия на то и существуем, чтобы учитывать уроки истории. Но ведь мы – лишь тонкий слой, обволакивающий совершенно невоспитанную еще политическую массу, и потому мы не можем научить массы самоограничению, особенно если другие классы не ограничивают себя.
Большевизм выражает стихийно неизбежно возникающие в пролетариате стремления. Но считаться с этими настроениями будет доктринерством. Идея коалиции, абстрактно взятая, правильна, но ни пролетариат, ни буржуазия не доросли еще до коалиции.
Большевистский переворот совершен не одними солдатами, ему пассивно, а то и активно сочувствовало большинство рабочих. Это единственно понятная нашим массам форма социальной революции. Большевизм выражает революционные стремления пролетариата, ибо какие объективные интересы рабочего класса могут толкать его на контрреволюционный путь?
Большевики борются против свободы и демократии. Мы против их террора, но для нас ценность свободы стоит вне зависимости от морали.
Вопросом о терроре не исчерпывается оценка восстания. Коалиция сметена, и не нашлось ни одного класса в защиту ее. В этом ее банкротство, а не в том, что против нее оказались штыки.
Революция обнаружила две основные силы: рабочий класс охвачен анархическим настроением, но в нем же и все здоровые тенденции развития. Другая сторона сейчас стоит за демократические свободы, но ее объективные интересы контрреволюционны. По этим объективным интересам и надо ориентироваться.
Речь ЛевицкогоДан вчера нашел новую формулу. Как и все формулы, составленные, чтобы отмахнуться от противоречий, она безжизненна и бессодержательна. «С большевистскими массами, но без их вождей, на почве нашей программы» – это все равно что «коалиция без к[онституционных] д[емократов] на основе определенной демократической программы и т. п.». В действительности придется соглашаться с теми же Рязановым и Каменевым.
Нашу программу большевики не примут – это значило бы для них стать меньшевиками.
Нет, соглашение возможно лишь на почве компромисса. Большевики – контрреволюционеры. Это значит – компромисс с контрреволюцией.
Горев говорит, что соглашение нужно для просвещения большевистских масс, но нельзя вступать в соглашение с илиодоровцами [735] .
Говорят, соглашение нужно во избежание гражданской войны. И в Москве, и в Петрограде меньшевики ради избавления от этой [войны] не боролись активно против большевиков, играли роль «третьей силы», и что же – разве избегли гражданской войны?
Может быть, ради единства революционного фронта нужно соглашение. Но ведь это был бы контрреволюционный фронт!
Или ради сохранения рабочего движения от раз [неразборчиво]. Но для этого рабочий класс надо охранять от анархизма, а не толкать к нему.
Спрашивают, почему мы не так непримиримы по отношению к к[онституционным] д[емократам]. Но меньшевики всегда говорили, что, может быть, придется идти с кадетами, представляющими прогрессивное капиталистическое развитие, а не с социал[истами]-рев[олюционерами], учение которых заключает в себе реакционные элементы. То же и теперь. И в Учред[ительном] Собр[ании] будет идти речь не о демократическом мире, а о «похабном». И здесь мы будем вместе с кадетами, против большевиков! То же и в вопросе о культурных имениях, помещичьем инвентаре и т. д.
Мы должны быть классовой партией, но наша задача не приспособляться к предрассудкам пролетариата, но бороться с ними.
Сейчас мы стоим перед «похабным» миром, перед похабной политикой вообще. Абрамович дал теоретическое обоснование этой политики. Если мы не отречемся от нее, история нам [этого] не простит.Слово предоставляется докладчикам для заключительных речей. Речь Потресова
В наших речах не чувствуется той развертывающейся колоссальной драмы, которая, казалось бы, должна занимать теперь центральное место. Идет ожесточенная борьба за Учредительное Собрание. Вот об этом почти ничего не говорится, и я сомневаюсь, является ли для интернационалистов вопрос о защите Учредительного Собрания центральным, иначе мы не слышали бы речей [в] защиту соглашения с теми, кто готовит разгон Учредительного Собрания, когда на это соглашение не идут ни энесы, [н]и даже эсеры, оказывающиеся гораздо более твердыми, чем мы.
Но неверно, что наш рабочий класс навсегда прирос к идеям максимализма. Поворот неизбежен: он уже начинается, и в надежде на него мы должны строить свою тактику. Это не будет такой поворот, о котором говорил тов. Дан, – что мы-де, воюя с большевистскими вождями, будем помаленьку-полегоньку причесывать большевистские массы. Это будет катастрофа! Сейчас происходит подведение против большев[изма] с его азиатчиной [неразборчиво]тва. Когда станет очевидным, что большевизм ничего дать не может, – тогда рабочая масса может метнуться далеко вправо, прочь от социализма вообще. Большевизм станет тогда ненавистным не только в глазах буржуазии, но и для рабочих. Чтобы эта ненависть не шла и на нас, мы должны отмежеваться от большевизма.
Наш долг теперь пойти в рабочие кварталы и сказать прямо и открыто, что у нас нет ничего общего с большевизмом. Да, с буржуазной демократией у нас больше общего, чем со Смольным. Так было и на Западе. Там социал-демократия чаще выступала в ряде вопросов вместе с либералами, чем с анархистами, и никогда не выступала с теми, кто социализм обозвал «социализмом дураков»; наш же большевизм именно таким «социализмом дураков» и является.
Борьба за демократию должна стать основой нашей политики.
Здесь говорили о контрреволюции. Я утверждаю, что вы реально сформированных контрреволюционных сил за пределами большевизма не встретите. Но в Смольном вы найдете контрреволюцию, представленную персонально десятками разоблаченных и сотнями неразоблаченных. Симбиоз Смольного и департамента полиции продолжается. Большевизм нельзя причесать. Его можно сломить, но согнуть нельзя.
Сбросьте шоры, посмотрите: при самодержавии, для того чтобы наше движение было сильно, мы [неразборчиво] его на одном лозунге: Долой самодержавие! Да здравствует Учредительное Собрание! Так же должны поступить и теперь, концентрируя массы вокруг лозунга: Да здравствует Учредительное Собрание! Долой самодержавие Смольного!
Председатель тов. Крохмаль сообщает, что Красной гвардией захвачен Комитет демократических организаций [737] на Литейном № 21. Всех приходящих арестуют. Между прочим, среди арестованных одиннадцати человек член съезда тов. Мысков. Речь Мартова
Мартов начинает с возражений предыдущим ораторам.
Потресов предлагал бороться с большевиками так же, как западноевропейские социалисты борются с антисемитизмом. Но сейчас речь идет лишь о том, примкнуть ли к буржуазии для подавления большевизма или бороться самим путем критики.
Западноевропейские социалисты боролись с социализмом, когда он охватывал рабочих, последним путем. Жорес предлагал даже соглашение и был поддержан в этом Каутским.
Левицкий говорит, что нельзя «приспособляться». Нет, в известном смысле надо: надо действовать в зависимости от обстановки. В основе большевистского движения лежит неспособность коалиции осуществить задачи революции. Факт показывает, что многое можно было сделать, но это не было сделано из-за сохранения коалиции. Вот, например, Троцкий добился теперь освобождения Чичерина [738] . А что было сделано в вопросе о регулировании промышленности и др[угих] вопросах?
Сводить большевизм к авантюре – значит закрывать глаза на действительность.
Говорят, соглашение с большевиками недопустимо. Но в противном случае фактически неизбежна коалиция с буржуазией, обращенной в лагерь прямой контрреволюции на долгие годы. Если буржуазия примет вашу руку, то лишь для того, чтобы раздавить ее в своей.
Потресов прав, говоря, что большевистский режим привлекает авантюристов. Но ведь их было немало и вокруг Керенского. То был абсолютизм, хотя и весьма просвещенный, но он приучал массы к произволу и тем подготовлял восстание.
Потресов упрекает нас, что мы в своих построениях отводим мало места Учредительному Собранию, это неверно. Тезисы к моему докладу это опровергают. Мы думаем, что, лишь укрепляя демократические учреждения, пролетариат может победить.
Соглашение с большевиками, конечно, компромисс. Но, конечно, вопрос о буржуазном характере революции должен стоять вне компромисса.
Почва для соглашения может быть создана лишь в ходе событий, разочарования масс в большевизме и их давления на своих вождей. Пока этой почвы нет. Может быть, ее и не будет. Но совесть наша будет чиста.
Потресов думает, что, изолируясь от меньшевизма и изолируя пролетариат, мы добьемся того, что, разочаровавшись в большевизме, массы пойдут к нам. Нет, они прокатятся дальше и сметут и нас.
Может быть, это и произойдет. Но спасение возможно лишь по пути дальнейшего наступательного движения революции, по пути разрешения ее задач.
Речь Либера Наше левое крыло еще не усвоило той мысли, что большевики не являются партией, которая подлежит расстрелу, а наоборот, властью, которая имеет силу расстреливать. Надо определить отношение к большевикам не как к партии, а как к правительству.Горев и Дан говорят, что мы должны соглашаться не с большевиками, а с рабочими массами. Но ведь [будучи] единственной партией пролетариата, нам с рабочими не приходится не соглашаться, мы их часть. Вначале еще можно было надеяться, что, продемонстрировав свое желание единого революционного фронта, мы заставим массы понять нас, пойти за нами. Но как возможно соглашение теперь? Разве этот преторианский большевизм можно примирить с идеей Учредительного Собрания? Разве им не ясно, как и вам, что Учредительное Собрание с ними покончит? Или разве можно нам отречься от Учредительного Собрания? Это игра. Само собой разумеется, тех членов ЦК, которые провели решение о соглашении, составивших в ЦК новое большинство, я не обвиняю в желании идти вместе с большевиками. Но массы не поймут их политики.
Говорят, массы идут за большевиками. Наоборот, большевики идут за массами. У них нет никакой программы. Они принимают все, что массы выдвигают. Поэтому ясно, что [они] должны были победить и будут побеждать там, где не могли победить мы.
Нельзя разбить тех, кто программы не имеет, кто готов подписаться под любым лозунгом масс. В этом, конечно, ни мы, ни оборонцы, ни вы, интернационалисты, не можем конкурировать с ними. И поэтому ни мы, а паче вы, не будете иметь успеха у масс. Это ведь показали последние выборы. Ведь не только в выборах в Учредительное Собрание, но и в Петроградском совете еще до переворота никто не голосовал за нас. К чему, в самом деле, большевикам переговоры, когда есть перевороты.
Я должен здесь еще решительней отвергнуть обвинение в том, что мы принимали участие в арестах и репрессиях [739] . Целый ряд фактов, говорящих, что меньшевики после июльских дней всеми силами препятствовали развитию репрессий. Так, они защищали «Правду», московский «Социал-демократ», защищали Каменева, Стеклова, они добились [неразборчиво] Половцева [740] и Переверзева [741] . Переверзев [неразборчиво] штаба. И если они не все могли сделать, что было нужно, то в этом не их вина, а тех, кто [неразборчиво] [742] силы демократии. Абрамович сделал одно необольшевистское социологическое построение: если объективные интересы какого-нибудь класса не удовлетворены, то это делает данный класс революционным. Оно лежало в основе всех большевистских построений. Но одно, конечно, неверно. Одного факта неудовлетворения интересов мало. Необходимо, чтобы кроме революционного не было ни одного другого пути к удовлетворению требований данного класса. Разве может Абрамович утверждать, что так обстоит дело в нашей действительности? Что крестьянство не может пойти на некоторое сужение своих требований. А ведь это в корне подрывает все построение. И еще здесь упрекают, что революция не проявила своего творчества. Но это обусловлено тем, что в условиях вызванного войной разложения народного хозяйства не было объективной возможности к творческой работе. И подтверждение тому – теперешняя практика большевиков. Разве они творят? Разве можно плоды революции измерять количеством декретов и разбитых винных погребов? Ведь это не доходит до жизни. Разве, например, кто-нибудь из вас заметил, что он стал домовладельцем в силу декрета о конфискации домов? Величайшая опасность в том, что все это совершается при полной пассивности народа. Ведь народ молчит, когда разгоняют органы демократического самоуправления. Это признак разочарования в революции.
Я согласен с Потресовым, что тактика партии должна быть перестроена. В расчете на то, что демобилизация армии оздоровит атмосферу, мы должны готовиться к иной полосе развития русской революции и ни в коем случае не смешиваться со Смольным. Единство в эти трудные дни крайне необходимо. Но если это будет единство для перекидывания моста к Смольному, то такой ценой покупать единство мы не согласны. В такой партии никто из социал-демократов не останется.
На речи Либера заседание заканчивается.
Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной)
Утреннее заседание
Председательствует тов. Абрамович. На очереди дня вопрос о мире и перемирии. Докладчики тт. Дан, Абрамович и Потресов.
Речь ДанаПоложение [таково], что судьба революции зависит от вопроса о ликвидации войны, что дальнейшее продолжение войны грозит революции смертельной опасностью, что основной задачей революции должна быть ликвидация войны демократическим миром, обеспечивающим интересы русской революции, русского государства и международного пролетариата, – это положение стало теперь трюизмом. Но это положение вовсе не было столь ясным и бесспорным в начале революции.
В Петрограде революция была совершена силами тыловых солдат в условиях, снимавших с порядка дня вопрос о войне и мире. И те, кто тогда стоял во главе революции, не ставили этого вопроса, как определяющего всю тактику революционной демократии, в центр ее. Так, в декларации первого Временного правительства, составленной по соглашению с Сов[етом] раб[очих] и солд[атских] деп[утатов] с Вр[еменным] ком[итетом] Государственной думы, нет ни одного слова по этому вопросу. И это показывает, что молчаливо предполагалось продолжение войны.
Еще в первые дни марта мы, действительные интернационалисты, предлагали не только обратиться к народам мира с призывом начать борьбу против своих империалистов, но и потребовать от нашего правительства обращения к союзникам с предложением приступить к мирным переговорам.
Но этой мысли нет в воззвании 14 марта. И это особенно характерно, если вспомнить, что автором воззвания был Стеклов. Очевидно, и большевики тогда находили невозможным сделать идею мира основой правительственной политики.
Но эта идея, как основная и необходимая идея нашей революции, все же пробилась наружу. У нас даже в партии существует заблуждение, будто лишь злостный интернационализм внес эту идею в солдатские массы, разложил армию и является теперь ответственным за «похабный» мир.
Такое рассуждение слишком поверхностно. Понятно, что тыловые войска и рабочие, занятые в военной промышленности, не чувствовавшие тягот войны и страдавшие, главным образом, от продовольственных затруднений, не выдвинули идеи мира в качестве доминирующей идеи нашей революции.
Но когда весть о революции докатилась до действующей армии, не знавшей таких продовольственных затруднений, но истомленной двухлетней войной, эта весть прозвучала для них как колокол мира.
Армия была главной опорой революции. Естественно, что от нее пошла волна обратного влияния в тыл. К этому присоединилось сознание невозможности разрешить промышленные, финансовые и продовольственные затруднения без ликвидации войны. Тогда всякому имевшему очи, чтобы видеть, стало ясно, что без ликвидации войны невозможно торжество революции.
Тогда встал вопрос, как вести борьбу за мир. Мы видели в решении этого вопроса две стороны: непосредственная борьба за мир и укрепление обороны страны, пока мир не достигнут.
Первая задача досталась [743] непосредственным воздействием на трудящихся всех стран, в частности, созывом международной социалистической конференции, а также дипломатическим воздействием нашего правительства на правительства союзных стран. Это требование впервые появилось в программе первого коалиционного правительства и было выдвинуто именно нами.
Результаты дипломатического воздействия мы считали незначительными, потому что Россия и ранее была в тесной экономической и финансовой зависимости от союзных стран. Война превратила эту зависимость в кабалу. Освободить нас от этой кабалы могли не дипломатические переговоры, а сами народы союзных и враждебных стран. Перед ними должны были капитулировать правительства. Не преклоняться перед стихийным мещанским стремлением солдат разойтись по домам стремились мы, а овладеть им, направить его по революционному руслу, заключить мир, обеспечивающий интересы страны, русской революции и международного пролетариата.
Я считаю, что наша тактика имела блестящий успех. Если в течение восьми месяцев армия невежественных крестьян, переутомленных и стремящихся домой, не ушла с фронта и сохранила долю организованности, если за восемь месяцев ее все же удалось оплести целой сетью организаций – это результат нашей политики.
И все, что нам в этой области противопоставляли интернационалисты, было то же, что теперь проводят большевики. Мы говорили, что до тех пор, пока народы не заставили свои правительства пойти на мир, мы должны укреплять оборону страны. Интернационалисты вместе с большевиками говорили: «Нет, только не дезорганизовать армию». На практике это вело именно к ее дезорганизации, ибо сохранение 10-миллионного коллектива армии от дезорганизации невозможно без активной заботы о ней.
Другая идея интернационалистов: вместо организованной политической борьбы народов за мир – непосредственное общение воюющих армий: «братание». Братание нашей революционной, но невежественной армии с железной и преданной монархии германской армией могло привести и привело лишь к разложению нашей и укреплению вражеской армии.
Третья идея – немедленное всеобщее перемирие. Большевики показали, что в нынешней реальной обстановке и при нынешнем соотношении сил это сводится к сепаратному перемирию и бегству русской армии с фронта.
Последнее – интернационалисты требовали, чтобы правительство, не ожидая движения народов, предъявило союзникам ультимативное требование приступить к мирным переговорам, «не останавливаясь перед разрывом с союзниками». Большевики показали, к чему ведет этот разрыв. На словах – сепаратная война, на деле – сепаратный мир.
Теперь можно судить, кто был прав. Сколько бы ни было у нас ошибок, наша линия правильна. Правда, она потерпела крушение, но это было крушением революции.
Народное движение в Западной Европе нарастало слишком медленно, а между тем разруха у нас росла, армия разлагалась, и становилось все яснее, что ликвидировать войну с соблюдением интересов нашей революции и международного революционного рабочего движения невозможно. Становился [неотложным] уже вопрос о ликвидации ее с наименьшими жертвами.
Этот поворот определился в июльские дни. Требование созыва междусоюзнической конференции с участием представителей демократии было таким пунктом. Этим же стремлением достигнуть скорейшего мира, хотя и с жертвами, определилась и наша тактика в Предпарламенте.
Тогда началась борьба сначала со всем Временным правительством, затем с Терещенко. Мы хотели добиться мира с наименьшими жертвами путем поддержки западноевропейского пролетариата. Терещенко тоже видел, что дело плохо, и искал выхода в более тесной связи с союзниками ради получения от них большей поддержки. В глазах массы это было лишь затягиванием войны и потому лишь способствовало росту большевизма.
Это наше мнение в конце концов было признано и буржуазными министрами, ведавшими хозяйством России.
Несомненно, мы были на краю министерского кризиса, отставки Терещенко и принятия Временным правительством нашей мирной программы.
К чему привели большевики? Армии не существует, Россия изолирована и выдана с головой германскому империализму. Если германские требования будут отклонены – война затягивается неопределенно долго. Россия не может вынести этого. Если они будут приняты – сепаратный мир на условиях, невыразимо тягостных для русской революции, для международного, в частности, германского пролетариата.
Единственное средство спасти хоть что-нибудь – Учредительное Собрание. Оно может организовать признанную страной власть. И на приглашение этой власти могут отозваться и союзники и вступить в переговоры о всеобщем мире.
И в эти последние трагические минуты надо сделать все, чтобы побудить международный пролетариат помочь нам. Я предлагаю, чтобы съезд от имени партии предложил созвать международную социалистическую конференцию. Может быть, ничего все же не удастся спасти, тогда вина за это падет на большевиков и на имущие классы всех стран, в том числе и России.
Перед нами впереди еще ряд затруднений в связи с демобилизацией армии и промышленности.
Каковы бы ни были наши разногласия в прошлом, но сейчас в вопросе о мире в области практических шагов в нашей партии [неразборчиво] единство. Печально, что оно достигнуто на почве поражения. Будем надеяться, что оно сохранится и тогда, когда снова будет почва для движения революции вперед.
Речь АбрамовичаТов. Дан предлагал интернационалистам доказать, что наша тактика привела бы к успеху. Но с каких это пор для с[оциал]-дем[ократов] определяющим моментом при выборе тактики является соображение об осуществимости практических мероприятий? Ведь и сам тов. Дан говорил, что он не уверен в успешности рекомендуемых им мер. На самом деле для социал-демократа решающим является соображение, что данный путь, независимо от того, приведет ли он к практическим успехам или нет, является единственным при данных условиях могущим привести к ним с точки зрения пролетариата.
Мы все признаем, что ликвидация войны была не только интернациональной обязанностью русского пролетариата, но и национальной потребностью русской революции и страны. Здесь было редко встречающееся в жизни совпадение национальных и интернациональных интересов. Если так, то в центре отношения ко всем вопросам политики мы должны поставить эту потребность. Было ли это сделано? Дан говорит – вначале мы стремились к демократическому миру, но после убедились в невыполнимости этого плана и стали заботиться лишь об уменьшении неизбежных для России невыгод. Но это приговор для политика, который не мог предвидеть в мае то, что увидел в сентябре. Для нас было ясно с самого начала, что эта война не может решить выдвинутых проблем, и нашей задачей с самого начала было уменьшение тех опасностей, которые война делала возможными для всех, и нас в том числе. Поэтому максимумом, который мы выдвигали, было восстановление того положения, которое было до войны, «статус-кво». Мы знали, что надо стремиться к возможно скорейшему заключению мира, иначе война убьет революцию. Мы предсказывали все, что видим теперь. Мы даже указывали время, когда придет тот крах, который пришел теперь. Помните, мы говорили, что в ноябре с первыми морозами солдаты уйдут из окопов. Помните, что мы говорили, что наступление 18 июня неизбежно обречено на неудачу.
Вспомните, что нам отвечали. Я напомню слова Церетели, сказанные им в ЦК: «Я допускаю, что страна стихийно идет к сепаратному миру, но зато мы останемся чисты от обвинений в этом».
Это чистейшее доктринерство – принцип чистых риз в приложении к политике. Социал-демократ должен, исходя из конкретных условий и соотношения сил, строить свою тактику. Военный разгром, к которому страна неудержимо катилась, обозначал такое великое зло, перед которым все остальные соображения должны были отойти на задний план. А у нас останавливались перед риском активной внешней политики. Причиной этого бессилия была связанность внутри страны коалиционной политикой.
Мы рекомендовали другую тактику, тактику, не останавливавшуюся перед энергичными выступлениями во внешней политике. Тут было много прений: не псевдоним ли это сепаратного мира. Но почему теперь тов. Дан полагает, что обращение Учредительного Собрания к союзникам о приступе к мирным переговорам не встретит непреодолимых препятствий? Что изменилось за это время? Он убежден в том, что наш выход из коалиции делает союзникам невозможным дальнейшее ведение войны. Но в еще большей степени это было верно в мае, когда силы России еще не были истощены и когда политическое влияние ее было гораздо больше. И то, что теперь Дан кладет в основу своей тактики, то мы рекомендовали класть полгода назад. В борьбе за мир мы считали необходимым, с одной стороны, использовать антагонизм между империалистическими интересами различных воюющих стран, Англии, Франции и т. д., с другой стороны, мы рассчитывали, что есть такие интересы у международного пролетариата, которые вынудят его прийти к нам на помощь. Здесь говорят, что эта надежда наивна. Быть может. Но мы бы не были социал-демократами, если бы не верили в это. И не потому, что русский мужик интернационалистичен, как смеялись здесь, должна была Россия указывать путь европейскому пролетариату, а потому, что она была первой страной, где революция поставила у власти демократию, не заинтересованную в империалистских целях войны. Вы это сбросили со счетов, и в результате было сделало все, чтобы ослабить влияние русской революции на западноевропейский пролетариат.
Далее оратор выясняет связь бессилия внешней политики демократии с политикой коалиции. Он доказывает, что в стране, где происходит революция, где идет ожесточенная классовая борьба, коалиция, основанная на взаимном самоограничении разных классов, не имеет никакого смысла. Она тормозит развитие революции, и следствием ее во внешней политике было то, что последняя была непрерывной цепью уступок и уступок; оратор ссылается на позицию Терещенко в вопросе о Стокгольмской конференции, на письмо Гюисманса [744] и ряд других фактов.
Нам говорят, что иная тактика привела бы к тому, что теперь делают большевики. Неверно это. Так, как поступают большевики, вынуждена поступать власть, опирающаяся на меньшинство страны, цепляющаяся за мир как за средство для охраны своей власти от разнузданной солдатчины. Если бы на этот путь становилась демократия, имеющая за собой огромное большинство страны, ее голос звучал бы авторитетно, и тогда, делая определенные шаги в этом направлении, она могла бы и укреплять армию, удерживая ее на фронте, и бороться с разрухой страны. Ибо все видели бы, что в этой области имеются не только слова. И в результате значение политики было бы совершенно обратное тому, что мы видим сейчас у большевиков.
Доклад тов. Дана – блестящая иллюстрация того, какое банкротство потерпела их тактика. Он ставит в заслугу тот факт, что до сих пор армия еще не разбежалась. Да, армия в окопах. Но я спросил бы Дана, в каком она состоянии. Это должно было предвидеть и, исходя из этого, строить тактику полгода тому назад.
Тактика энергичной революционной внешней политики нами ни раньше, ни теперь не понималась как стремление к миру во что бы то ни стало. Наоборот, к сепаратному миру ведут те, кто взваливал на плечи пролетариата непосильное бремя, кто проводит неосуществимую тактику. Те же, кто предлагает учесть неизбежное и на этом строить всю политику, тот избавляет страну от позора сепаратного мира. Эта ваша тактика привела Россию к большевистскому сепаратному миру. Наша тактика могла его предотвратить, если вообще что-нибудь могло предотвратить его.
Речь ПотресоваВ предыдущих докладах была исключительно оценка прошлого. Лишь Дан слегка коснулся практических шагов, предположений для будущего.
Абрамович требовал энергичной внешней политики, но ведь он сам говорил, что страна стихийно влеклась к сепаратному миру. Он говорил, что еще весной надо было сознать, что выйти из войны без нарушения интересов революции нельзя, надо поступиться многим. Тогда, при правительстве, признанном страной и союзниками, может быть, и удалось бы добиться не «похабного» мира. Что же это за энергичная политика?
Получается странное положение: мы претендуем на совершение самых колоссальных преобразований внутри страны, а во внешней политике Абрамович не может предложить ничего, кроме шантажа, доказывающего лишь бессилие «ультиматума», смысл которого – «заключайте мир, а то мы порвем с вами, т. е. уйдем к Германии».
Правда, интернационалисты говорят еще об обращении к народам мира. Но, обращаясь к другим народам, надо иметь возможность предъявить еще что-либо, кроме шантажа.
Россия должна была сказать, что революционная страна будет защищать свои идеи против германских империалистов. Тогда мы были бы сильны и против союзного империализма.
Я знаю, что не всегда лишь успех доказывает правильность тактики, но характерно все же, что наибольшее поражение на выборах понесли именно интернационалисты.
Конечно, тактические ошибки не изменили общей картины событий, но все же они имеют свое значение.
Даже Абрамович говорил сегодня, что в армии еще есть здоровые элементы. Их было много в начале революции. Но общее идейное состояние руководящих кругов революционной демократии не благоприятствовало борьбе с разложением армии. Ведь даже в меньшевистских органах нельзя было говорить о защите отечества.
Война носит империалистический характер, но ведь и Абрамович говорил, что нужно выбирать меньшее зло, но если бы Англия даже захватила Малую Азию, Палестину, Персию и т. д., это было бы лучше, чем порабощение России Германией.
А ведь мы на краю вступления в Петроград германских войск.
Мой прогноз: большевики уступят место германским войскам и агентам, и перед ними встанет вопрос о реставрации в той или другой форме.
В случае победы Англии была бы почва для развития революционной социал-демократии в Германии, а теперь будет почва лишь для шейдемановщины. Вспомните, как сожалел Гаазе о разложении армии, о неудаче нашего наступления.
Идея обороны у вас никогда не была равноправной с идеей борьбы за мир. Мы всегда боялись обидеть Германию, в то время как дело шло о том, чтобы нам спастись от «похабного» мира.
Между тем в стране все же были элементы, способные к национальному подъему, но они систематически развращались, хотя бы и из самых лучших побуждений.
К чему мы пришли? Большевики заключают сепаратный мир. Пока большевики у власти, нам нечего делать, кроме того как нести в массы свои идеи и кричать, что большевики предатели.
Дан прав, лишь свержение большевиков и Учредительное Собрание могут спасти хоть что-либо. Но если бы перед властью, созданной Учредительным Собранием, была дилемма принять «похабный» мир или сделать последнюю попытку и организовать отпор врагу последним напряжением революционной энергии – [нужно] было бы избрать последнее. Пусть это грозило бы гибелью, но честь революции была бы спасена.
Вопрос чести
Во время самодержавия мы, социалисты, требовали, чтобы царские палачи содержали в сносных условиях своих пленников. Рабочие и интеллигенты, сидевшие в царских тюрьмах, были открытыми заклятыми врагами царизма, и царизм столько же ненавидел их, сколько боялся. И тем не менее мы, а вместе с нами все честные люди во всем цивилизованном мире, требовали, чтобы эти заклятые враги царизма, попав в плен к нему, подвергались человеческому обращению; чтобы их честь, здоровье и жизнь не были бы игрушкой в руках диких тюремщиков. Мы хотели заставить – и нам удалось заставить – варварских царских опричников соблюдать первое правило гуманности: обезоруженный враг неприкосновенен.
С той же решительностью мы требовали соблюдения того же правила от правительства Керенского, когда после 3–5 июля и поражения на фронте оно заполнило тюрьмы солдатами и рабочими-большевиками; когда оказалось, что министры коалиционного правительства не приняли вовремя мер к тому, чтобы эти политические заключенные не то чтобы содержались в приличных условиях, но и были ограждены от насилий стражи. Жгучее чувство стыда и возмущения охватывало нас при известии, что в тюрьмах республиканского правительства политические заключенные подвергаются побоям и вынуждены прибегать
Иные, во время господства «рабочего и крестьянского правительства», тюрьмы и даже тюремные подвалы снова переполнены политическими заключенными. Снова узнаем мы о невыносимых условиях заключения в нетопленых и битком набитых камерах, о голодном пайке, который выдается заключенным, о насилиях и оскорблениях, которым они подвергаются со стороны караула, об издевательствах со стороны «начальства», которому они жалуются на этот режим.
Мы слышали о большем: о Духонине [745] , которого из-под ареста вырвали, чтобы растерзать без суда; о кадете Кутлере [746] , которому при аресте прострелили ногу. Мы слышали об угрозах караула заключенным в «Крестах», в Смольном и в других тюрьмах, что их «всех перестреляют».
Рабочие, с таким возмущением протестовавшие против гнусного тюремного режима царских опричников, не могут терпеть, чтобы их именем совершались эти безобразия и подготовлялись эти ужасы. Рабочие должны призвать к порядку этих Троцких и Коллонтай, только что вышедших из тюрем и ныне самым низким образом покрывающих бесчинства тюремной стражи над новыми заключенными, этих Марий Спиридоновых [747] , взывавших к сочувствию всего мира, когда сами проходили по Голгофе [748] тюремных страданий в царских казематах, чтобы ныне благочестиво ораторствовать в Смольном об якобы наступающем царстве социализма в то самое время, как в подвале Смольного буржуа и социалисты, журналисты и пролетарии умственного труда подвергаются режиму морального истязания.
Если есть у русского пролетариата чувство
Немедленно организуйте, товарищи,
Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной)
Вечернее заседание
Заседание открывается прениями о порядке утверждения представительства от петроградских городской и губернской организаций, где число мандатов единогласным постановлением мандатной комиссии уменьшено: по городу из 7 интернационалистских мандатов утверждено 5, из 4 оборонческих – 3; по губернии из 3 оборонческих – 2, из 2 интернационалистских – 1. Кроме того, мандатная комиссия признала справедливым предоставить одно место Нарвскому городскому району, который не считает себя представленным ни интернационалистскими делегатами, ни оборонческими. Не обсуждая вопроса по существу, съезд утверждает постановление мандатной комиссии и переходит к прениям по докладам о войне и перемирии.
Речь Либера
Выступавшие ораторы стремились изобразить создавшееся положение как результат победы или поражения той или иной тактики. Марксисты должны бы понимать, что положение, как и господствующая политическая линия, является производным объективных обстоятельств. Это не исключает, конечно, того факта, что и тактика сыграла свою роль и что тактические ошибки дали свои пагубные последствия. Однако прежде всего мы должны установить те объективные условия, преодолеть которые оказалось не по силам русской революции.
Все говорят, что наша революция в обстановке длящейся войны. Для оправдания своей позиции интернационалисты должны были бы доказать, что революция обложена [750] достаточными творческими силами, чтобы эту войну остановить. Между тем тов. Абрамович высказывал здесь положения совершенно отличные от прежней обычной позиции интернационалистов, всегда строивших свои расчеты на развитии классовой борьбы в Европе. Абрамович исходил из оценки международного положения, из оценки боеспособности нашей армии.
Он пришел к продолжению той линии «мира по телеграфу», носителем которой был Ларин, явившийся сюда в качестве шейдемановского агента.
(Сильный шум с мест прерывает оратора.)
Я не из тех, которые отказываются от своих слов, и я повторяю, что Ларин – шейдемановский агент. Он предлагал нам выступить через него с мирными заявлениями и говорил, что ответ будет дан через официальную германскую печать.
Мы не знаем, подобно тов. Абрамовичу, – продолжает оратор, – двух различных интернационалистов. Мы вообще всегда противопоставляем империализм классовой борьбе. Мы знаем, что империалистские акулы готовы проглотить всякую добычу, если она может удовлетворить их аппетит. Абрамович говорил о необходимости развязанных рук. Теперь большевики разорвали с союзниками. Но оказался с развязанными руками именно империализм германский и империализм союзных стран, которые теперь с развязанными руками могут ликвидировать войну за наш счет.
Интернационалисты видят всю беду в коалиции, но пусть они вспомнят, что сами вначале выступали сторонниками чисто буржуазного министерства. Почему же теперь они обвиняют нас, что всему мешала коалиция?
Теперь уже поздно говорить о том, нужна ли оборона или нет. Армии уже нет, борьбы уже быть не может. Нужно думать о том, чтобы добиться возможно лучшего мира. Но полубольшевистскими приемами можно проиграть дело и здесь и превратить Россию в лакомую добычу для европейского империализма.
Только действительно государственная тактика, только напряжение всех национальных сил, только вера в будущее развитие наших сил и богатств может дать нам надежду на возможно лучший выход с точки зрения рабочего класса и демократии.
Речь Астрова
Ошибка наших противников, в том числе и Либера, выражается также и в том, что они находятся во власти прошлого. Необходимо признать факт большевистского восстания и соответственно с ним считаться.
Нельзя вытравить того, что сделано большевиками за 6 недель. Нельзя не видеть, что английский империализм начал спекулировать на укреплении советской власти. Несомненно, Англия признает советскую власть в случае, если выяснится возможность таким путем или продолжать войну, или выпутаться из войны, или, наконец, оставить Россию вне коалиции.
Те, кто склонен рассчитывать на помощь Интернационала, должны считаться с общественным мнением Интернационала. Факт, что Интернационал воспринимает большевистское восстание [так], как воспринимаем его мы. Доказательством служат письма Анжелики Балабановой, Раковского и, в особенности, Клары Цеткиной. Нужно понять, что если западноевропейские массы воспримут большевистское восстание как пролетарское социальное движение, то наше дело может быть выиграно.
Война прекращена. Так решили солдатские массы. Необходимо заключить мир, конечно, за счет России. И никакая власть в течение последних шести месяцев не могла бы заключить мира без ущерба для России.
Речь Дементьева
Только на десятом месяце революции, когда нашей армии уже не существует, интернационалисты заговорили о боеспособности армии. Очевидно, их надежды на восстание западноевропейского пролетариата покинули их, хотя они и не перестают говорить об этом.
Я полагаю, что в ближайшей перспективе и для большевиков, и для меньшевиков – разбитое корыто. Нужно заметить, что в ходе нашей революции оборонческое течение не имело заметного влияния. Тактика же интернационалистов представляет не отстаивание классовых интересов, а подлаживание под мещански настроенные массы. Их тактика никогда не была достаточно ясна, и в результате они были отброшены массами. Теперь нам остается спасать, что возможно. Необходимость укреплять боеспособность армии не для продолжения войны, а для получения мира, но не такого, какой предложит Германия. Массы в здоровой своей части настроены против «похабного» мира. Путь к спасению лежит через Учредительное Собрание, но нужно понять, что оно может быть созвано только без большевиков [751] .
Речь Павлова [752]
Опыт трехлетнего пребывания на фронте заставил меня прийти к выводу, что развал начался еще в пятнадцатом году, в семнадцатом году армия была уже убита, а теперь армии уже не существует. С самого начала революции солдаты воспринимали ее как окончание войны.
Оборонческая линия, которой придерживалась наша партия, представляется мне единственно правильной. Неуспех ее обусловливается объективными обстоятельствами, а также ядом агитации большевиков и их помощников, содействовавших ускорению разложения нашей армии.
Нам говорят, что наступление 18 июня было преступлением. Я не знаю, насколько осуществимо было успешное наступление вообще, но я утверждаю, что развившаяся тогда агитация большевиков против этого наступления обеспечила его неуспех.
Нужно было приложить все силы в поисках наилучшего выхода. Но строить какие бы то ни было расчеты на боеспособности армии, говорить о красивой смерти, как это делал тов. Потресов, представляется утопией вредной, опасной и преступной.
Речь Семковского
Я думаю, что никаким красноречием нельзя замазать банкротство оборонческого течения. Дан, Потресов и Либер вели атаку на нас, так как они хорошо усвоили себе фехтовальное правило, что нападение есть лучшая защита. Но этим не спасти положения.
Всю философию Потресова, в сущности, выразил в своей речи в Предпарламенте казак Агеев словами: «Мы протянули руку европейской демократии, но так как наша рука осталась висеть в воздухе, то мы должны свернуть ее в кулак и дать в зубы». Потресов не боялся сказать, что победа одной из империалистических коалиций требуется в интересах прогресса и международного движения пролетариата. Это, если хотите, тоже интернациональная точка зрения, но лишь постольку, поскольку национализм есть явление интернациональное. Если Потресов пораженец для Германии, то ведь и Шейдеман является пораженцем для другой стороны. Такова уже эта предустановленная гармония истории, что Потресовы каждой стороны являются пораженцами именно в отношении к стороне противника.
Если Потресов ничего не забыл и ничему не научился, то Дан же кое-чему научился из опыта последнего времени и хотел бы заставить съезд многое забыть.
Наш спор с Даном сводится, по существу, не к вопросу о необходимости обороны вообще и не о необходимости стремления к миру вообще, а к вопросу о правильной взаимозависимости национального и интернационального факторов в борьбе за мир. Мы утверждаем, что ваша национальная тактика подрывала тактику международную. Ваша борьба за мир не могла при этих условиях получить международного резонанса.
В подтверждение этого своего положения оратор ссылается на уничтожающую критику всей работы коалиц[ионной] дипломатии, которую в сентябре пришлось дать самим «Известиям» С[овета] р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов] [753] , и на отчеты советской делегации об отрицательном значении для дела мира политики коалиционного правительства.
Вы упустили время для борьбы за мир, – продолжает тов. Семковский. – Вы топтались на месте из-за страха разрыва коалиции и с союзниками и тем самым подготовили ленинский переворот и торжество их «интернационализма навыворот» – сепаратного мира. Необходимо было ребром поставить вопрос о целях войны, поставив в этом вопросе лицом к лицу народы и правительства во всех странах, и тем самым развязать революционные силы Европы. История произнесет свой приговор над оборонцами всех стран, но в отношении вас приговор этот произнесен раньше, чем в отношении других.
Вопрос о мире, неразрывно связанный с вопросом о власти, не является делом прошлого, но и настоящего, поскольку мы сейчас можем добиваться всеобщего демократического мира только путем общедемократической концентрации, а не той общенациональной, о которой говорил Потресов.
Речь Юдина
Наша задача не в том, чтобы раскрывать ошибки одних и раскрывать преступления других, а в том, чтобы найти выход из создавшегося положения. Политика большевиков объективно является политикой германского штаба. Они стремятся поставить Учредительное Собрание перед фактом сепаратного мира. Наша партия совместно с другими партиями должна стремиться не допустить этого. Нужно громко крикнуть, чтобы разбудить силы страны. Эти силы есть: находятся же они для гражданской войны. И большевики не опубликовывают германских условий перемирия именно потому, что боятся протеста здоровой части страны.
Наше спасение в том, чтобы добиться Учредительного Собрания, чтобы использовать силы наших союзников, восстановив с ними связь, разорванную большевиками. Тов. Астров отвлеченно говорил о двух империализмах, но ведь непосредственно угрожает германский империализм. Если положение может быть улучшено при помощи французского и английского империализма, то и это нужно использовать. Кроме того, мы вправе обратиться к германским с[оциал]-д[емократам] с призывом не совершать преступления против русской революции. И прежде всего это обязаны сделать интернационалисты, которые в свое время боялись нашего наступления из опасения повредить делу мира. Если мы пойдем по этому пути, то есть еще надежда на спасение. Не все еще погибло.
Речь Романова
Мы должны признать, что партия, ведя оборонческую линию, не сумела подчинить себе солдатскую стихию и справиться с хозяйственной разрухой. Игнорирование невозможности выполнить эти две задачи составляет основную ошибку оборонцев, ослаблявшую борьбу за мир. Благодаря этому вся реальная сила революционной демократии не была своевременно брошена на чашу весов.
Абрамович говорил о необходимости более энергичной тактики. Но ведь для укрепления наших финансовых сил «Заем свободы» [754] был необходим. Между тем интернационалисты клеймили всех, кто высказывался за заем. Потресов перегибает палку в другую сторону, обвиняя интернационалистов за Стокгольм [755] : нельзя выступать только с защитой страны, а интернационализм оставлять в стороне.
Наша задача в настоящее время – объединение сил пролетариата для борьбы с распродажей России.
Речь Мартова
Часть съезда превратила дебаты по вопросу о войне и перемирии в суд над интернационалистами. Это делается с целью использовать крах большевизма для дискредитирования интернационализма и для подновления национальной идеи.
Вчера нам кричали: «Что вы сделали!» Но ведь мы самостоятельной политики в отличие от нашей [756] не делали. Когда 3–5 июля большевики призывали на улицу, проводя свою политику, мы не пошли за ними. Мы не пошли за ними и тогда, когда они переводили на фронте на свой язык наши идеи. Мы не делали этого потому, что не верили в интернационализм и социализм масс. Мы не верили в мир помимо и против большинства демократии. Поэтому наша борьба была направлена на завоевание этой демократии, на классовое просветление масс, которые шли за нами. И поскольку ваша политика отгоняла массы от социал-демократии, мы удерживали их, хотя бы в минимальной степени. Успехи наши невелики: это показали выборы. Но успехи есть: от съезда к съезду наши силы внутри партии растут.
Мы не можем непосредственно отвечать за то, что было сделано для достижения мира. Но нельзя нас обвинять и в том, в чем виноваты большевики, так как мы всегда боролись против большевистского истолкования интернационалистских идей. Нас обвиняют в выступлениях против «Займа свободы». Мы выступали против него не потому, что деньги эти должны были быть израсходованы на пушки и ружья, а потому, что они предназначались для ненужных пушек и ружей. Для нас уже в июне ясна была необходимость сокращения армии. Между тем только в сентябре Верховский выступил с проектом такого сокращения, и именно благодаря этому он должен был уйти. Уменьшение вооруженных сил допускалось в угоду союзным империалистам и в интересах наших промышленников.
Вопрос о будущем существовании России не решается ни перемирием, ни миром, заключенным до Учредительного Собрания, или тем миром, который вынуждено будет признать Учредительное Собрание. Вопрос о будущем России может быть пересмотрен. Необходимо отказаться от политики коалиции, крах которой доказан тем, что не состоялись ни Стокгольмская, ни Пражская конференции. Мы должны поставить партию на рельсы классовой борьбы и помнить, что наши надежды должны покоиться не на возможности реванша, а исходить из расчета на демократическое движение на Западе. Таким путем можно добиться, чтобы и большевистское восстание оказалось шагом вперед в ходе революции.
Речь Горнштейна [757]
Те методы за лучший мир, о которых говорили интернационалисты, и те, о которых говорил Дан, неудовлетворительны, так как в обоих случаях предполагается заместительство. Массы оставляются в стороне в бездействии; им говорят: умри, а мы за тебя сделаем. Здесь предлагают обратиться к западноевропейскому пролетариату с призывом не допускать гибели русской революции. Но если с таким призывом обратится партия, а не сам пролетариат, то голос этот не будет услышан.
Нельзя идти к Интернационалу с одними жалобами на наши несчастья. Пусть армия разложилась. Но если армия отойдет от большевиков, то она отойдет также и вследствие внешней политики большевизма. Мы должны показать Интернационалу, что русская революция еще не погибла и что поэтому интересы международного пролетариата не допускают ликвидацию войны за счет России. Мы должны призвать всех, кто способен, к борьбе за элементарное существование России. Пусть уходит с фронта тот, кто не способен к этой борьбе. В здоровой части демократии должна найтись эта замена. Только этим мы покажем, что не признаем «похабного» мира.
Заключительные речи докладчиков Речь Потресова
Чтобы воздействовать на Европу, революционная Россия должна была создать внутри себя революционный подъем, необходимый для выполнения задач, поставленных войной и революцией. Однако такого подъема у интернационалистов и вообще у революционной демократии не наблюдалось. Мы «спекулировали на демократическое движение в Европе и проспекулировались». Именно к этому привела та агитация, которую вели интернационалисты. Они приехали сюда с определенным предрассудком, что в настоящей войне, как в войне империалистской, социалисты не должны применять свою обычную тактику; что оборона страны должна быть заменена «спекуляцией». Эта тактика могла быть еще применима в стране побеждающей, в стране же поражаемой вы лишь сеяли вредные иллюзии, мешая возникновению национального подъема. И в конечном итоге вы явились лишь тем удобрением, на котором вырос большевизм.
Наши надежды сводятся к тому, что Учредительное Собрание создаст подлинную власть, и эта власть сможет обратиться к правительствам воюющих стран и к международному социализму с предложением всеобщего демократического мира. Но нужно помнить, что внешняя политика тесно связана с политикой внутренней. Поэтому, чтобы наша деятельность в области политики внутренней не оказалась парализованной, мы не должны порвать всякую связь с инициаторами сепаратного мира.
Речь Абрамовича
Лишь потому, что я не хотел повторять зады, Либер пришел к выводу, что моя позиция отлична от прежней политики интернационалиста. Такого различия в действительности нет; и все, что говорилось нами раньше, я могу полностью подтвердить и сейчас.
С другой стороны, Потресов пытался подсунуть нам идею сепаратной войны. Между тем я говорил только, что мы не верим в прогрессивную роль империализма и не ждем от войны разрешения всех проблем, стоящих перед международной демократией. Кроме того, мы полагали, что для России, благодаря объективным обстоятельствам, окончание войны без некоторого ущерба недостижимо. Но мы совсем не говорили, что мир должен быть сепаратным. Вместе с тем, подобно Потресову, мы исходили из определенного учета международного положения, и на основании этого учета я и сейчас считаю возможным надеяться, что заключенный большевиками мир окажется не сепаратным, а общим.
Интернационалисты не поддержали борьбы за повышение боеспособности армии потому, что боеспособность служила лишь псевдонимом определенной политики пленения России союзными империалистами. По существу же мы всегда были сторонниками двуединой тактики и расходились с центром лишь по вопросу о взаимоотношении двух элементов такой тактики.
Речь Дана
В качестве докладчика центра я должен был защищать ту политическую линию, которой придерживалась наша партия, от нападок со стороны левого крыла. Мартов говорит, что интернационалисты не ответственны за ход русской революции потому, что они не вели самостоятельной политики. Но они требовали, чтобы мы вели эту их политику нашими руками. А так как мы этого не делали, то теперь они возлагают ответственность на нас. Именно потому я стремился показать на примере большевиков, к чему на практике приводят те лозунги, которые были выдвинуты интернационалистами.
Если теперь лозунги интернационалистов оказываются практически приемлемыми, то лишь ввиду поражения революции.
Я с удивлением услышал сегодня от Абрамовича, что интернационалисты всегда являлись сторонниками двуединой тактики. До сего времени мы знали лишь «единую тактику интернационалистов».
В ответ Потресову я должен сказать, что, исходя из факта нашего поражения, нельзя приходить к выводу о продолжении войны. Неуместен также его последний красивый жест. Если мы гибнем, то наша гибель будет так же некрасива, как всякая гибель. Не согласен я с Потресовым также и в том, что гибнущая русская революция не должна идти к Интернационалу. Именно к Интернационалу она и должна идти, так как в русской революции заинтересованы не только мы, а и все международное рабочее движение.
Выступления по личному вопросу
После окончания прений с краткими заявлениями по личному вопросу выступают тт. Мартов и Абрамович. Первый указывает, что Потресов неправильно передал содержание подписанного Мартовым документа, на который ссылался в своей речи.
Абрамович, отвечая Дану, указывает, что о признании интернационалистами двуединой политики в вопросе о войне им отмечалось еще на августовском съезде партии.
Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной)
Заседания 3 и 4 декабря
На заседании 3 декабря происходили прения по вопросу о единстве партии. Вечером происходили заседания секции по вопросу об автономии и федерации и о рабочем контроле. Кроме того, происходило совещание о постановке партийного органа, бюро печати и брошюрного издательства, а также заседание комиссии по выработке резолюции о текущем моменте. После внесения ряда поправок резолюция была в комиссии принята единогласно.
В дневном заседании 4 декабря были закончены прения по вопросу о единстве партии и об автономии и федерации. По этому последнему вопросу была принята за основу резолюция тов. Либера, которая затем в комиссии после ряда поправок принята единогласно.
В вечернем заседании была окончательно с незначительными поправками принята резолюция о текущем моменте (53 голоса [-] за, 26 – против, 2 воздержались) и об автономии.
Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной).
Вечернее заседание 3 декабря
В начале заседания делаются краткие сообщения о ходе работ в секциях и комиссиях. Решено во вторник обязательно окончить все работы съезда; соответствующие указания даны секциям.
Затем съезд переходит к голосованию по текущему моменту. Предложены 4 проекта: тт. Потресова, Мартова, Либера и Дана. Резолюции голосуются в таком же порядке.
Перед голосованием тов. Голиков от группы оборонцев-потресовцев заявляет, что в настоящий момент, по мнению его группы, ответ партии должен быть ясен и недвусмысленен. Поэтому их группа, считая возможным поддерживать резолюцию Либера, будет голосовать не только против резолюции Мартова, но и против резолюции Дана.
При голосовании резолюция тов. Потресова собирает 10 голосов, тов. Мартова – 50, тов. Либера – 13 и тов. Дана – 26. Затем производится проверка голосования:
В комиссию входят тт. Мартов, Мартынов, Бэр, Колокольников и Кибрик.
Единство партии
После этого съезд переходит к обсуждению вопроса о партийном единстве. Докладчиком выступает тов. Мартов.
Принципа единства во что бы то ни стало, по мнению докладчика, для партии быть не может. Единство было обязательно при наличии согласия основных принципов и разногласий лишь в области одной тактики. Когда разногласия доходят до основных принципиальных вопросов, то принцип единства перестает быть обязательным. Эти соображения руководили меньшевиками все время в их отношениях, например, к социалистам-революционерам. Поэтому как только стало ясно в начале войны, что наметившиеся разногласия касаются основных принципиальных вопросов, для нас принцип единства во что бы то ни стало стал пустой формулой. То же самое было и во всей Европе.
В начале революции в России создавшийся за годы войны раскол в меньшевизме не воспрепятствовал созданию единой партии. Но практика восьми месяцев доказала невозможность изжить разногласия, существующие внутри единой партии. Теперь ясно, что стремление к единству во что бы то ни стало может принести больше вреда, чем пользы. И все попытки вождей всех течений бороться с все усиливающимся расхождением оказались бесплодными. С разногласиями можно было мириться, пока политическая борьба шла внутри демократических организаций, где боролись различные социалистические партии; там было возможно мириться даже с выступлениями одних членов нашей партии против других. Но так продолжаться стало невозможным, как только политическая борьба была перенесена на всенародную арену, в учреждения, избранные на основе всеобщего и т. д. избирательного права.
Оратор отказывается останавливаться на истории разногласия и не хочет искать виновников создавшегося положения. Он не думает также все неудачи партии объяснять неправильностью партийной политики, хотя и признает ее крупную роль. Он центр тяжести переносит на невозможность сохранения такого положения в дальнейшем. Скованность действий всей партии, благодаря тому, что ни одна из партийных групп не считает себя связанной партийной дисциплиной, фактически сводит партию с политической арены. Особенно остры разногласия стали с того момента, когда партия стала превращаться в оппозиционную. Дошло даже до того, что отдельные члены партии считали возможным, вопреки партийному решению, принимать участие в гражданской войне. Не менее опасными прецедентами являются выступления на выборах в Учредительное Собрание с двумя партийными списками. В настоящее время внутрипартийная обстановка приближается к положению, подобному гражданской войне. При таких условиях позиция центра с его попытками механического сглаживания разногласий путем каучуковых формул резолюций, дающих право каждой стороне вкладывать в них свое собственное содержание, только способствовала усилению партийной разрухи. Она привела к тому, что центральные учреждения партии оказались лишенными возможности регулировать партийную политику, влиять на партийную работу на местах.
Все это заставляет оратора признать такой способ сосуществования внутри партии, какой существовал у нас до сих пор, невыносимым. Он должен быть закончен. Опыт прошлого говорит, что единство возможно только тогда, [когда] существует достаточно сильное большинство, которое может в основных политических вопросах выразить отчетливую линию и проводить ее достаточно энергично в жизнь, не нарушая, конечно, прав меньшинства на выражение мнений внутри партии. Если это окажется невозможным, то трудно сказать, что будет. Раскол может привести к распаду партии на четыре и больше фракций. Если же никто не возьмет на себя ответственности за начало раскола, то партии предстоит пережить период дальнейшего разложения.
Для всякого единства, конечно, нужна принципиальная основа, но такое положение, при котором люди, признавшие наличную принципиальную основу и решившиеся остаться в партии при этой основе, производили в то же время беспредельное политическое межевание, оплевывали партию, саботировали ее, – не должно быть допущено, этот опыт не должен быть повторен. Здесь все разыскивали начинавших. Но ведь интернационалисты уже на майской конференции заявили, что, оставаясь в партии, оставляют за собой свободу действий. Нужна, конечно, принципиальная основа, но принципы в нашей партии вовсе не обладают такой действительностью [758] . Я не думаю, что большинство на этом съезде создалось на почве прочной спаянности идейной. Причину создания нового большинства надо искать, вероятно, в том, что напуганный партийный обыватель шарахнулся в сторону стихий.
Когда стало намечаться поражение революции и тактика большинства партии стала сближаться с меньшинством, интернационалисты производили акты раскола, в которых не было никакой необходимости даже с точки зрения фракционной. В Предпарламенте, например, большинство нашей фракции встало на одну позицию с меньшинством по основным вопросам, интернационалисты все же образовали свою фракцию, оставаясь в ЦК, они принимали участие в заседаниях, противопоставлявших себя ЦК. В центральном органе интернационалистов беспрерывно травили партию и выводили все несчастья из линии партии.
На этом съезде фактически наметилось если не тождество, то такое сближение двух частей партии, какого не было раньше.
Объективные условия, созданные диктатурой, слишком кричащи.
Для раскола сейчас меньше данных, чем раньше. Я лично буду считать величайшим несчастьем для партии, если какая-нибудь часть ее отколется на этом съезде. Единство должно быть обеспечено введением дисциплины. Всякая попытка ослабить ее должна быть отметена. Кто согласен с мнением относительно текучести наших настроений, должен согласиться и с моими выводами.
На нынешнее большинство ложится большая ответственность. Боюсь, что оно очень плохо подготовлено для создания единства. Как сторонник единства, не разделяющий линии теперешнего большинства, за которой может скрываться желание укрыться от участия в решении больных вопросов жизни, я хотел бы, чтобы большинство оказалось достойно той ответственной задачи, которая ложится на него.
До войны приходилось вести борьбу по разным тактическим вопросам, например, по вопросу о разных кампаниях и других формах координирования сил.
Роль интеллигенции сложилась тоже на почве особенностей нашей жизни. В период реакции она болезненно раз[дели]лась. Через обслуживание разных буржуазных органов и газет сближалась с интересами других непролетарских слоев.
В рабочей среде растет тред-юнионизм без тред-юнионов. Растет французский министериализм. Мильерановского типа [760] . Потресов выдвинул формулу национально-государственного объединения.
Передо мной давно стоит вопрос о классовой розни в нашей среде. Я отвечал всегда на этот вопрос отрицательно, но когда для меня наметилась эта рознь, я перестал быть примиренцем.
Положение, конечно, серьезное. Если бы мы думали только о расколе, мы бы давно уже произвели его. Нам приходилось сопротивляться напору рабочих в этом вопросе. Как спасти меньшевизм? Как лечить болезнь его? Если лечить ее знахарскими приемами, единства не получится.
Нас связывает с вами только отрицание большевизма. Если бы не это, мы давно не были бы с вами. Единство нужно идейное. Надо спасти его ценой единства организованного.
Я согласен с тов. Даном, что объективные условия никогда не благоприятствовали единству так, как теперь при большевистском правительстве, когда в партии оборончество как руководящая линия ликвидировано. Оратор оспаривает взгляды тех интернационалистов, которые полагают, что оборонческая идеология оппортунистична. Он напоминает, что то же самое говорили большевики о так называемом ликвидаторстве [762] . Мы же тогда знали, что в русской [политической] деятельности ликвидаторство играет более революционную роль, чем большевизм. Аналогию с этим оратор находит и в деятельности оборонцев во время войны, когда их участие в Военно-промышленных комитетах [763] было крупным политическим фактом. Что же касается оборонческой теории, то он не находит в ней ничего равного теориям так называемого национального социализма, развившегося во время войны на Западе. Перестройкой теории наше оборончество не занимается, и в Потресове оратор не видит будущего Шейдемана. Причина острых форм наших разногласий в том, что мы не могли нащупать линии к окончанию войны. Но она [причина] не в национально русских условиях, а в международной обстановке. В России мы сделать ничего не можем. Что же касается до Запада, то оратор оптимист, он считает, что объективные условия ведут к восстановлению интернациональной борьбы пролетариата, к восстановлению Интернационала. В ближайшем будущем неизбежно национальное единение уступит место классовой борьбе. Близки глубокие потрясения, и только это спасет Россию и от сепаратного мира, и от всего, что с ним связано. И вера в это заставляет оратора надеяться, что наши партийные относительно мелкие разногласия будут затушеваны в дальнейшем.
Пока вас будут смешивать с большевиками не в лице рабочих масс, а авантюристов [767] , пропасти между нами не заполнить.
Мартов мужественно заявил, что мы не можем ужиться в единой партии. [Это] конечно, так, [особенно] если будет продолжаться внесение разврата в рабочую среду.
Если съезд представляет рабочую партию, если вы хотите положить предел настоящему, вы должны сказать, что хозяином делается рабочий класс.
Здесь достаточно представлен авангард рабочего класса, чтобы он мог взять в свои руки съезд меньшевизма. Если бы создалась здесь рабочая группа, которая получила бы представительство в ЦК, единство было бы обеспечено. Или вы с нами без большевиков, или мы без вас.
Здесь уже злоупотребляли словами: «Да здравствует раскол!» Позвольте и мне провозгласить: «Да здравствует единство партии!»
Вопрос только, в каких формах будет изживаться болезнь большевиков. Составляйте ЦК, ведите партию, и если вы не потащите партийное знамя в кровавой грязи – наша поддержка вам обеспечена. Саботажем мы не будем заниматься. Докажите, что может восторжествовать лишь Давдариани, тогда будет обеспечено единство.
По отношению к центрам должна быть полная лояльность. Если бы нам пришлось основать отдельную парламентскую фракцию, мы не стали бы выступать от имени партии. Партия не имеет права на раскол, не убедившись, что она не может быть едина.
Если бы дело было лишь в установлении теории, пришлось бы установить, что между нами непроходимые разногласия. Но сейчас речь идет о том, чтобы найти путь к настоящей классовой партии.
Здесь говорили о большевистских рабочих, с которыми надо искать сближения. К сожалению, приходится выбирать не только между партией и большевистскими рабочими, но и между большевистскими и меньшевистскими рабочими. Но на этих скамьях (направо) сидит все, что вы, тов. Мартов, воспитывали в течение полутора десятков лет. Это весь наш партийный капитал.
Ни в одной стране вопрос о расколе не решался так легкомысленно, как у нас. Я готов подчиниться какой угодно линии партии, но может повториться то, что было после августовского съезда. Будет принята резолюция и останется на бумаге. Чтобы не случилось этого, должны быть приняты во внимание все оттенки мнений, проявившиеся на съезде. Всем, кто дорожит будущим партии, я рекомендую учесть это обстоятельство. Мы должны быть едины даже в том случае, если будем существовать как партийные группы.
Переходя к группировкам внутри партии, оратор отмечает, что, по его мнению, сейчас происходит эволюция партийного центра по пути к III Интернационалу; это дает уверенность, что вместе с центром интернационалисты идти могут. Из этого следует, что между ними может быть выработана средняя линия, – у центра линии нет. Что же касается до Потресова, то по отношению к нему оратор бросает: «Лед и пламень, вода и камень не могут быть так различны, как мы с Вами» [771] .
Но среди интернационалистов, кроме Ерманского и Мартынова, есть Давдариани и Астров, с которыми работать можно, и поэтому оратор все же против позиции Голикова. Но, возражая против ухода из партии, оратор одновременно и против создания центральных учреждений на основе пропорционального представительства; центр должен быть не дискуссионным клубом, а политическим вождем, поэтому он должен обладать сплоченным большинством из числа представителей большинства съезда. Пусть последнее покажет и свое политическое лицо, и свою работоспособность. Оратор желает только, чтобы интернационалисты не сделали со всей партией того, что они сделали с петроградской организацией.
Оратор на прошлом съезде был в числе группы интернационалистов, которая осудила раскольническое выступление «двадцати семи» [772] , но воспрепятствовала их исключению. Практика убедила его, что так дальше продолжаться не может; это была практика санкционирования фактического раскола. Теперь единство должно быть создано на основе прочной партийной дисциплины.
Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной)
Заседания 4 декабря
Заседание открывается в 12 часов дня. По вопросу об единстве партии слово предоставляется Ежову.
Речь Ежова
Ежов объясняет, почему он вышел из ЦК: потому что ЦК отказался напечатать его заявление, а не потому, что он настолько расходился с линией ЦК, хотя обычно он и оставался в меньшинстве.
В вопросах организационных были не правы обе фракции. Такие вещи, как выставление двух параллельных списков, как выступление в качестве особой фракции в Сов[ете] республики и т. п. – недопустимы.
Когда выяснилось, что ЦК неспособен охранить единство партии – я вышел из ЦК. ЦК оказался в цепях даже в таком ясном вопросе, как вопрос о недопустимости наряду с партийным параллельного списка.
Трудно сказать, кто более виноват, но фракции чувствовали себя в ЦК не представителями единой партии, а представителями враждующих сторон. Теперь на съезде есть большинство, но я видел его представителей в петроградской организации. Там они были сектантами, и потому я боюсь за будущее.
В Петрограде у нас нет организации, ибо руководящими являются не партийные, а кружковые интересы. Это лишь разрушает партию. Мы должны помнить об этой болезни.
Речь Дана
От имени ЦК слово для объяснения берет тов. Дан. Дан разъясняет, что в таких, казалось бы, ясных вопросах, как вопрос о недопустимости параллельных списков на выборах, ЦК должен был воздержаться не потому, что он не сознавал недопустимости этого, а потому, что августовский съезд допустил не только свободу мнений внутри партии, но и свободу действий и право иметь особые организации внутри партии. Это делало единство партии лишь фиктивным. Чуть [ли] не 2–3 раза в неделю то одна сторона, то другая выступала в ЦК с ультимативными заявлениями, грозя расколом. ЦК считал своей обязанностью довести партию не усеченною до съезда, и теперь съезд должен сказать, был ли прав ЦК в своей тактике.
Речь Мартова
Заключительное слово предоставляется тов. Мартову. Мартов заявляет, что интернационалисты никогда не грозили уходом из партии, как сказал Дан. Они даже не уходили из ЦК. Было недоразумение, немедленно разъясненное, когда интернационалисты решили отозвать своих представителей из числа представителей ЦК в Комитете спасения [773] , а Абрамович ошибочно сообщил, что отозваны представители из ЦК.
А вот оборонцы, 11 человек, действительно уходили.
Нас обвиняют в том, что мы, с одной стороны, своими голосами подавляли в ЦК противные нам мнения, создавая искусственное большинство, а с другой – имели свою организацию, боролись против того же ЦК. Пока возможность для нас иметь в ЦК большинство была лишь случайностью, мы, правда, отказывались пользоваться этой случайностью.
Но обязательства не пользоваться своими голосами мы не давали. И когда после 25 октября мы с центром образовали довольно постоянное большинство – было бы искажением истинной воли партии, если бы мы отказом от голосования создавали искусственное большинство правому крылу.
Мой доклад поняли как обоснование раскола. Это ошибка. Я думаю, что в партии должна быть дисциплина, но при условии органического единства разных направлений в самом основном, а не механического господства одной фракции над другой.
Необходимо признать лишь общий организационный принцип, предоставив такту центров и фракций проводить его в жизнь, предоставив совести каждой фракции решить, могут ли они оставаться в рядах партии, приняв этот принцип. Этот принцип: признание руководящим критерием принципа международной солидарности пролетариата и классовой борьбы.
Обсуждение вопроса об единстве партии закончено. Для выработки резолюции по этому вопросу съезд избирает комиссию в составе Кибрика, Ахматова, Ежова и Мартова.
Съезд переходит к обсуждению вопроса об отношении партии к идущему теперь повсюду созданию национальных автономных областей и о возникающих в связи с этим потребностях в изменениях форм партийного строительства. Разрабатывавшая этот вопрос секция съезда к единодушному решению не пришла; поэтому выступают докладчики от обоих наметившихся в ней течений – тт. Либер и Семковский.
Речь Либера
Вопрос о национальной автономии является частью общего вопроса о демократизации государственного строя. До последнего времени вся наша партия считала, что необходимый процесс децентрализации должен идти параллельно укреплению нового демократического строя в центре. Мы были единодушны в том, что в интересах укрепления самой национальной автономии, в интересах предупреждения возможной взаимной борьбы между различными областями и центром необходимо, чтобы вопрос о пределах автономии областей был решен не путем ряда сепаратных соглашений, а путем общего решения Учредительного Собрания.
В этом была разница между нами и большевиками, которые и в данном вопросе проводили свою обычную линию демагогии – подлаживаться к самым разнообразным требованиям масс, чтобы закреплять свое влияние в этих массах: такова именно была политика большевиков в украинском, финляндском и др. вопросах на Первом съезде Советов; такова была их политика в Финляндии, где они провоцировали финляндцев, обещав им содействие русских гарнизонов, к выступлению, шедшему против интересов русской революции. Но судьба сыграла злую шутку над демагогами. Теперь, когда центральной власти фактически не существует, когда стремление к автономии уже выливается в форму сепаратистского движения, – теперь выясняется, что большевики ничего общего со стремлениями к областной автономии не имеют.
Все, что теперь происходит в этой области, вынуждает нас, стоя по существу на прежней позиции, пересмотреть вопрос из соображений практических. Теперь в целом ряде областей вопрос из автономии стал вопросом о существовании какой-либо власти на местах, способной бороться с анархией. Ведь надо сказать прямо – России как государства теперь нет. Совет комиссаров страна за правительство не признает. Старого правительства не существует. Аппарат власти действует лишь постольку, поскольку он не признает власти большевиков. При таком положении неизбежно должен возникнуть новый процесс собирания государства; он проявляется, между прочим, и в повсеместном стремлении к созданию областных объединений; таковые возникают на Украине, в Крыму, на Урале, в Сибири и др[угих местах], идет интенсивный процесс создания областных центров. И мы теперь должны не разбирать, как было бы лучше строить автономию, а как мы относимся к тому, что происходит на наших глазах – отрицательно или положительно.
Если мы займем позицию отрицания, встанем в стороне от движения, а оно выльется, быть может, единственным путем к воссозданию демократического строя [774] . Оратор возлагает большие надежды на местные объединения; если большевики будут разбиты, то демократическая власть на местах, которая создается в лице областных объединений, явится той природой, о которую разобьются волны реакции. Поэтому оратор видит большое прогрессивное значение в создании областных объединений. А раз так, то партия должна принять самое энергичное участие в этом движении.
В этой области нам предстоит выдержать жестокую борьбу с большевиками, которые всюду проводят политику управления путем навязанных сверху комиссаров, в то время как мы стоим на почве создания полновластных местных органов путем избрания на основе всеобщей, равной, прямой и тайной подачи голосов.
Каковы же должны быть директивы для нашей партии в этой области? Это особенно важный вопрос потому, что ненормальный способ образования областных центров создает возможность острых конфликтов самого разнообразного характера.
Спорных моментов в вопросе об областной автономии два – это вопрос о пределах автономии (по отношению к центральной власти) и о границах автономных областей. В первом споре мы подходим к вопросу об автономии и федерации. Оратор считает его теперь искусственным, так как ясно, что в ближайшее время Россия будет существовать как союз автономных областей. Вообще, мы, конечно, за автономию, так как добиваемся единого государства, как открывающего максимально широкую арену для развития и производительных сил, и классовой борьбы. Но при данных условиях и федерация явится прогрессивным явлением. Поэтому мы должны содействовать этому процессу. Всякий иной путь в данное время не только не соответствует государственным и местным интересам, но и вреден даже с точки зрения укрепления центральной власти, ибо содействовал бы увеличению центробежных сил. Лучше всего бороться за усиление централизма мы сможем тогда, когда, встав на почву существующего автономного движения, мы сами примем активное участие в областном строительстве и будем его направлять в желанную для нас сторону. Поэтому вопрос об автономии и федерации не нужно ставить на почву для борьбы. Надо стоять за Россию как союз автономных областей.
Переходя ко второму вопросу, докладчик отмечает, что в своем стремлении к территориальному расширению области сталкиваются друг с другом; уже были конфликты на этой почве в Крыму, в Молдавии, в Донецком бассейне и т. д. Борющиеся за свою автономию проявляются как очень великодержавно настроенные по отношению к смежным областям. Та же Украинская Рада [775] , так энергично воевавшая против всяких комиссаров сверху, сама назначает своих комиссаров в те области, где большинство составляют не украинцы. Наша позиция в таких вопросах должна быть требованием производства специального референдума среди населения о том, куда он[о] хочет примкнуть.
Дальше встает вопрос о национальных меньшинствах. Еще предыдущий объединительный съезд включил в избирательную платформу пункт о национально-культурной автономии. Теперь этот вопрос встает повсеместно; в положении национальных меньшинств в разных местах оказываются самые разнообразные нации – и великороссы в том числе. Многие уже стали на почву требования культурно-национальной автономии, например мусульмане в Поволжье. Поэтому надо требование национально-культурной автономии, несомненно наилучшим образом гарантирующей права национальных меньшинств, сделать общим и выдвинуть его как свой лозунг. При проведении придется натолкнуться на массу трудностей, возникает вопрос о пределах национально-культурной автономии. На практике теперь среди евреев приходится наталкиваться на желание буржуазных групп расширить компетенцию органов автономной нации и не на культурно-автономные вопросы. С этим необходима решительная борьба.
Вместе с тем мы, признавая вообще право на самоопределение наций вплоть до отделения, мы, как партия рабочего класса, должны развить во имя интересов борьбы этого класса, во имя укрепления завоеваний революции самую энергичную борьбу против сепаратистских течений.
Вот в общих чертах политическая линия партии в данной области. Но она потребует от партии соответствующего изменения ее аппарата. Необходимо прежде всего границы партийно-областных объединений приспособить к границам автономных областей; надо создать, например, Украинскую область и т. д.
Но этого мало. Надо приступить к реорганизации и в другой плоскости, поскольку проводится культурно-национальная автономия, поскольку внутри каждой нации будут создаваться представительные учреждения и пр., нам, как партии рабочего класса, придется принять в них энергичное участие для защиты внутри них интересов рабочего класса, придется организовывать рабочие массы каждой национальности для борьбы в рамках этой национальности. Соответственно придется перестраивать всю партию по национальному признаку.
Только таким путем мы сможем создать партию и достаточно гибкую, чтобы удовлетворить все местные и национальные запросы, и достаточно сплоченную, чтобы противостоять центробежным стремлениям.
Речь Семковского
Мы все – сторонники самой широкой областной автономии, но то, что происходит сейчас, это – распадение России, а не создание областных самоуправлений. Отделяются не мелкие части, а добрая половина России: такие области, как Украина, куда переносится центр русской жизни.
Надо осознать, в каком направлении ведут длительные тенденции развития, чтобы определить свою тактику.
Внутренние тенденции хозяйственного развития России ведут к созданию все более тесных связей между областями. Поэтому так быстро были изжиты в 1905 году федералистские и сепаратистские настроения.
Теперь это все ожило, ибо война порвала прежние экономические связи. Бесплодие политики коалиции, не умевшей, в частности, решить и национального вопроса, создало недоверие к центру. Большевистское восстание возбудило против центра собственнические мелкобуржуазные слои деревни, столь многочисленные на окраинах России. Все это создало нынешней сепаратизм. Но все это временно и не должно определять нашу тактику. Из-за сегодняшнего дня нельзя забывать о завтрашнем.
Конечно, надо идти в окраинные представительные органы вроде Украинского Учредительного Собрания как единственные сейчас центры сплочения сил демократии, центры организующейся государственной власти. Но там мы должны, признавая право наций на самоуправление вплоть до отделения, советовать им самоопределяться в духе сохранения единства со всей Россией на почве широкой областной автономии, но отнюдь не федерации или отделения.
Нельзя забывать будущего. Сейчас национальные объединения – центры собирания России, в будущем они могут стать препятствием на пути ее объединения.
Федерация прогрессивна лишь как путь к объединению ранее отдельных частей, но не распадению былого единства. В русских условиях федеративные стремления иногда принимают прямо реакционный характер. Примеры: Кубанская республика, отменяющая всеобщее избирательное право, молдаванский федерализм с Сипадино во главе.
Что касается ближайшей практической работы в автономных областных органах, то, конечно, мы должны там отстаивать всеобщее избирательное право и свободы и бороться против других насилий большевиков, но вместе с тем мы должны бороться и с местными реакционными тенденциями. Должны мы бороться и со всякими аннексионистскими стремлениями автономных областей к расширению своих территорий за пределы, в которых само население признало бы себя принадлежащим к данному объединению.
Что касается до органов национально-культурной автономии, то их не следует переоценивать и забывать, что центр нашей деятельности все же в общеполитических органах. Этому же должно соответствовать и устройство нашей партийной организации. Не федерация национальных партий, а единая централизованная партия с широкой автономией для местных организаций. Не австрийский, а германский тип партии. Германская партия – пример того, как в рамках централизованной партии возможно приспособление к особенным политическим условиям Пруссии, Саксонии и т. п.
Еще два вопроса: первый – об участии в генеральном секретариате Рады. Этот вопрос должен быть решен так же, как общий вопрос об участии в правительстве. Нормально, конечно, быть партией оппозиции. Но если без участия с[оциал]-д[емократической] партии невозможна консолидация мелкобуржуазных слоев для образования правительства, тогда надо входить в правительство. Как в действительности обстоит дело, на месте виднее. Второй вопрос [-] о Донецком бассейне. Район этот не вполне украинский по составу населения, но Украина претендует на него. Между тем экономическая связь между ним и всей Россией очень тесна. Много имеет за себя решение вопроса путем выделения этого района впредь до плебисцита в особую самоуправляющуюся область. Это показало бы также, что общие интересы страны имеют право на внимание к ним.
Если разбирать вопрос вне времени и пространства, то разрешение национального вопроса путем автономии имеет все преимущества. Но мы не в нормальных условиях. Сейчас идет распад страны, растет сепаратизм, и вопрос о том, как ему воспрепятствовать. Надо принять самые широкие рамки либеральной автономии, чтобы отстоять единство России. Под этим лозунгом надо выступить на выборах в Украинское Учредительное Собрание.
Сейчас на Украине атмосфера политической борьбы чисто национальная; классовое содержание в ней теряется, классовые группировки стираются. Украинские с[оциал]-д[емократы] идут с другими украинскими партиями и против русских и еврейских с[оциал]-д[емократов]. Задача наша – эту национальную борьбу перевести на рельсы классовой борьбы. Это легче всего удается достигнуть, если мы от спора об автономии и федерации перейдем к спору об единстве России.
В украинском движении помимо националистического движения есть сильный момент демократического движения; как таковое оно заслуживает поддержки. Но этой поддержке есть предел, каковым является единство России. Пока украинское движение стоит на почве этого единства – мы его поддерживаем; когда оно сойдет с этой почвы – мы выступим решительно против него. Оратор поддерживает резолюцию Либера.
Семковский, полагая, что борется против федерации, на самом деле предлагает чистейшую федерацию: соглашение национальных центров с Всероссийским Учредительным Собранием.
Основная ошибка наша в том, что мы рассуждаем так, будто мы – большинство в Учредительном Собрании и можем диктовать свою волю, тогда как национальные движения идут помимо нас под руководством национальных социалистических партий.
Может быть и вероятно, что позже возникнет движение в сторону объединения, но сейчас движение идет в сторону федерализма. Противодействие ему лишь вызвало бы нас из рядов широких масс. Мы должны стать на почву движения, бросить тактику осторожности в этом отношении; надо сблизиться с национальными партиями, кровью связанными с движением. Это главное. Если у нас будет тесная связь с массой и реальным движением, тогда будет легко на основании практики установить и формы объединения отдельных партий в одно партийное целое без нарушения интересов как целого, так и частей.
Вайнштейн прав, полагая, что главное – не спор об автономии и федерации, а практическая деятельность. Но Вайнштейн не прав, думая, что, например, украинский пролетариат объединен украинской с[оциал]-д[емократической] партией. В Екатеринославской губернии, например, эта партия еще не достигла организационного состояния. Мы должны образовать на Украине социал-демократическую партию, объединяющую все местные пролетарские элементы.
Мы за самоопределение наций, но мы должны найти такие для него формы, чтобы национальные отношения не тормозили развития капитализма. И перед нами в Донецкой области стоит вопрос, может ли развиваться российский капитализм, если питающий его район, Донецкий бассейн, будет отрезан от России таможенной стеной со стороны Украины. Союз казачьих республик, со своей стороны, хочет отделить Донецкий район таможенной чертой и от Украины, и от России.
Наилучшее решение вопроса было бы выделение бассейна в самоуправляющуюся область, может быть связанную и с Украиной, и с Доном, но прежде всего – со Всероссийским Учредительным Собранием.
Вечернее заседание 4 декабря
Почти все заседание съезд посвящает обсуждению и голосованию резолюции по текущему моменту. Редакционная комиссия несколько видоизменила проект Мартова, голосованием съезда положенный в основу, в том смысле, что в проекте комиссии несколько резче подчеркнуто значение объективных обстоятельств, затрудняющих выполнение тех задач, которые стояли перед русской революцией. В процессе обсуждения проекта было предложено и принято съездом несколько поправок, не имеющих сколько-нибудь существенного значения.
Заседание открылось докладом представителя редакционной комиссии тов. Абрамовича, который указал, что все поправки, внесенные комиссией в проект Мартова, принимались ею без голосования, за исключением одного случая, когда предложенное изменение касалось самих принципов, положенных в основу резолюции. Затем докладчик по пунктам резолюции делает сообщение о всем ходе работ комиссии.
По требованию правого крыла съезда пункт 3-й второй части резолюции был подвергнут поименному голосованию. Точно так же поименное голосование было применено и в отношении всей резолюции в целом.
Перед этим последним голосованием на трибуну поднимается Ф. Дан и от имени меньшинства редакционной комиссии призывает всех тех, кто в основных частях согласен с предлагаемой резолюцией, голосовать за нее. Оратор указывает, что в результате работы комиссии резолюция значительно видоизменена. В первоначальном проекте были недостаточно ярко подчеркнуты те объективные условия, которые больше препятствовали развитию революции, нежели злая воля тех или иных классов. Именно в этом отношении резолюция была исправлена комиссией, причем при обсуждении вопросов по существу обнаружилось большое единство там, где первоначально при словесной формулировке намечалось будто бы непримиримое расхождение.
Кроме того, практические выводы резолюции признаны меньшинством комиссии соответствующими тактическим выводам и той оценке момента, которая у меньшинства имеется. Несогласие с отдельными частностями не должно мешать высказаться за эту резолюцию, так как желательно, чтобы создалось внушительное, а не слабое большинство там, где в партии нет действительного расхождения.
Ф. Дана на трибуне сменяет Либер, который от группы единомышленников призывает голосовать против резолюции, указывая, что в резолюции вся буржуазия отнесена в лагерь контрреволюции, противопоставлен же ей блок пролетариата с мелкой буржуазией. Кроме того, стремление к образованию власти на условиях соглашения с большевиками, какие бы при этом утопические условия ни выставлялись, заставит сторонников такого соглашения оказаться в одном лагере с захватчиками из Смольного.
Отсутствие значительного большинства за этой резолюцией должно послужить предостережением для рабочих, которым предстоит разобраться, кто отстаивает действительно интересы рабочего класса и кто лишь гонится за уловлением настроения.
Тов. Левицкий от имени участников съезда, голосовавших за резолюцию Потресова, говорит о своем присоединении к заявлению Либера.
Голосование дало такую картину. Всего мандатной комиссией зарегистрировано 120 участников съезда. Из них в поименном голосовании пункта 3-го принимало участие 86 делегатов, из которых за этот пункт голосовало 55 человек, против – 30, воздержался 1. В голосовании резолюции в целом приняло участие 87 делегатов: за – 57, против – 28, воздержалось – 2.
По предложению Либера съезд постановляет относительно непосещения некоторыми делегатами заседаний съезда довести до сведения организаций, которые этими делегатами представлены. Ряд ораторов выступает по мотивам голосования.
Быховский [776] указывает, что, будучи оборонцем, он голосовал за резолюцию, так как полагает, что большевистский переворот действительно отбросил буржуазию в лагерь контрреволюции.
Зарохович указывает, что он, не принадлежа ни к оборонцам, ни к интернационалистам, голосовал против резолюции, так как приведенная в резолюции оценка роли классов является, по его мнению, полным разрывом с меньшевизмом.
Телия говорит о том, что, оставаясь оборонцем, он голосовал за резолюцию, так как в соглашении с большевизмом он видит средство для предотвращения гражданской войны, а в этих целях он готов на соглашение не только с большевиками, но с чертом и его бабушкой.
Затем съезд заслушивает письменное заявление Голикова, который признает, что слова в его речи по вопросу о единстве партии «Да здравствует раскол!» являются выражением неудачным, ляпсусом.
Заслушав далее заявление Центрального комитета о необходимости ввиду принятых съездом решений произвести перевыборы его состава, съезд переходит к голосованию резолюции об отношении к областной автономии. Резолюция принимается.
Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной)
Утреннее заседание 5 декабря
Заседание открывается в 12 часов дня. Председатель тов. Крохмаль оглашает телеграмму фронтовой комиссии Юго-Западного фронта по выборам в Учредительное Собрание от Юго-Западного фронта. Известие встречается рукоплесканиями.
Единство партии
Слово предоставляется тов. Кибрику, докладчику комиссии по выработке резолюции об единстве партии. Кибрик сообщает, что в комиссии первая часть резолюции Мартова, принятая за основу, встретила некоторые сомнения. Устанавливаемые ею принципиальные основы единства, вообще говоря, общепризнаны. Но в наших партийных условиях признание принципа международной солидарности и самостоятельной классовой политики может быть понято как интернационализм во фракционном значении этого слова и использовано против оборончества. Поэтому возбуждался вопрос, не установить ли в качестве основы единства лишь решения съезда. В конце концов в комиссии единогласно была принята первая формулировка.
Необходимо принять и вторую часть резолюции, запрещающую выступать против решений партийных органов. Царившему до сих пор в этой области разврату должен быть положен конец.
Дан полагает, что принцип международной солидарности и классовой борьбы или ничего не говорит – тогда он не может служить основой единства партии. Его ведь признают все социалисты, даже Ленин и Камков [777] . Значит ли это, что у нас есть основы для единства с ними? Или здесь есть смысл. Тогда его надо расшифровывать. Если классовая политика есть отрицание коалиции, а международность – признание обязательными положений Циммервальда – Кинталя, то Дан против такой формулировки, ибо это повело бы к расколу.
Реальная основа единства – политическая работа на почве решений съезда. Поправку в этом смысле тов. Дан и предлагает принять съезду.
Мартов настаивает на прежней формулировке. Признание классовой борьбы не исключает революционной коалиции даже с буржуазией, точно так же как признание принципа международной солидарности не выбрасывает из партии товарищей, не разделяющих позиции Циммервальда, но требует, чтобы национальная и интернациональная точка зрения не противопоставлялись и чтобы исход не отыскивался на пути компромисса между ними.
Мы взяли за основу единства то, под чем должен подписаться всякий марксист. Если это ничего не говорит, то не более говорит и предложение Дана взять за основу решения съезда.
Поправка Дана отклоняется съездом, и резолюция, предложенная комиссией, принимается в целом с некоторыми редакционными изменениями 58 [голосами] против 5, при 20 воздержавшихся.
О войне и мире
Съезд переходит к голосованию резолюции о войне и мире. Оглашаются проекты резолюций, предложенных тт. Абрамовичем, Даном и Потресовым. При голосовании резолюция Потресова собирает 12 голосов, Абрамовича – 44, Дана – 40. Производится повторное голосование между двумя получившими наибольшее количество голосов резолюциями. В результате большинством 51 против 47, при 1 воздержавшемся решено взять за основу проект, предложенный тов. Даном. После этого съезд постановляет передать резолюцию в согласительную комиссию в составе трех лиц: Либера, Дана и Абрамовича.
Рабочий контроль
Съезд переходит к обсуждению вопроса о рабочем контроле. Вопрос этот предварительно рассматривался в секции. Секцией в качестве докладчиков выставлены тов. Череванин от большинства и тов. Майский от меньшинства секции.
Речь Череванина
Рабочий контроль – не случайный продукт советской власти. Идея контроля – результат хозяйственной разрухи и специального характера классовой борьбы на фабриках и заводах в эпоху революции. От этой борьбы не выиграла ни одна из борющихся сторон, а проигрывала промышленность страны.
Пролетариат, играющий столь крупную роль в нашей революции, естественно, не мог мириться дальше с прежним тягостным положением, когда рост его заработной платы отставал от роста цен, а предприниматели на его глазах богатели.
Борьба эта встретила резкий отпор предпринимателей, так называемый «саботаж». Предприниматели закрывали предприятия. Это встречало сопротивление рабочих. Тогда предприятия велись так, чтобы их закрытие стало неизбежным.
В результате – падение производительности, вызванное не только и не главным образом понижением производительности труда самих рабочих, но и техническими причинами, отсутствием ремонта зданий и машин и т. п. Самый факт борьбы приводил к понижению производительности труда рабочих.
Заработная плата повышалась, но рост ее компенсировался повышением цен: промышленники, работая главным образом на государство, могли предъявить к нему какие угодно требования в смысле цен, государство же, благодаря возможности выпускать бумажки, не ограниченные в своей покупательной способности, удовлетворяло их требования. Повышение цен в одной области отраженно вызывало их повышение и в других.
Борьба делалась бессмысленной. Невозможность улучшить свое положение путем увеличения заработной платы толкала рабочих на вмешательство в управление предприятием: рабочие добывали для заводов сырье, ссуды на дальнейшее ведение дела и т. п.
Уже для выполнения этих функций рабочим нужно было знать истинное положение дел в предприятиях. Поскольку рабочие имели основание предполагать, что предприниматели намеренно ведут дело к краху – это лишь увеличивало в рабочих стремление к вмешательству в дела предприятий.
Из создавшегося положения возможны были лишь три выхода: [первый – ] «обуздать» рабочих. Но это было бы началом конца революции, так как требовало бы кровавого подавления рабочего движения. Второй, все время отстаивавшийся революционной демократией, – государственное регулирование производства, распределения цен, заработной платы и прибыли на демократических началах с преобладанием революционной демократии в регулирующих органах, и третий – склониться перед стихией и признать рабочий контроль.
Идея рабочего контроля возникла в результате классовой борьбы рабочих с предпринимателями, и это в обстановке борьбы, естественно, выдвигало требование господства рабочих в контрольных организациях (две трети голосов). Но господство рабочих в экономической области требует для своего осуществления политической диктатуры пролетариата. Не случайно поэтому большевики ради обеспечения успеха своей политической диктатуры выдвигали идею рабочего контроля. Это – основа их господства. Если бы власть своевременно вступила на путь регулирования промышленности, идею рабочего контроля можно было бы победить.
В практической борьбе можно было бы столковаться и с большевистски настроенными массами. В существовавших до сих пор регулирующих органах нам всегда удавалось выступать единым революционным фронтом. Можно столковаться и в будущем. Поэтому мы не должны бойкотировать органов рабочего контроля. Если мы повернемся здесь к массам спиной, то к моменту, когда контроль провалится, мы будем чужды рабочей массе, и она за нами не пойдет. Не можем мы также допустить и разрушения промышленности.
Но, идя в органы рабочего контроля, мы должны там разоблачать неправильность этого пути вмешательства в экономическую жизнь и указывать правильный путь, пользуясь каждым конкретным случаем. Лишь в том случае, если органы контроля станут на путь захвата фабрик, оттуда нужно будет уйти.
Речь Майского
Майский, докладчик меньшинства комиссии, доказывает необходимость бойкота органов рабочего контроля.
В настоящее время наша партия разбита и наше влияние на массы ничтожно. Единственное наше сокровище – будущее. Но мы – единственная марксистская партия. Мы убеждены также, что в рабочем классе будущее обеспечено марксистской партии. И поэтому все наши шаги должны предприниматься с точки зрения будущего. С этой точки зрения я за бойкот органов рабочего контроля.
Рабочий контроль отдает промышленность целиком в руки рабочих. Это создает неустойчивое равновесие. Или предприниматель оказывается сильнее рабочих – тогда контроль становится орудием в руках предпринимателя, – так было в Туле. Там на контрольных комиссиях лежит вся черная работа: добывать сырье, топливо, деньги, заказы, производить расчеты рабочих, давать взятки и даже отбивать заказы у других предприятий.
Противоположное происходит в Петрограде, например на Металлическом заводе. Там была создана контрольная рабочая комиссия. Последняя выделила рабочую дирекцию. Капиталистическая дирекция отказалась работать совместно с рабочей. Завод перешел целиком в руки рабочих. Здесь-то и начались неурядицы. Возник конфликт между чернорабочими и квалифицированными рабочими. В результате завод закрыт.
Между этими двумя полюсами всегда вращается политика рабочего контроля. Ибо на фабрике – здесь непосредственно сталкиваются два непримиримых врага, борьба между ними может кончиться лишь победой одного из них. Сейчас соотношение сил в пользу рабочих. Поэтому в ближайшее время надо ожидать массового захвата фабрик. Рабочие не справятся с делом руководства промышленностью, особенно при противодействии технического персонала. Промышленность будет дезорганизована.
Не лучше последствия рабочего контроля и в смысле социалистического воспитания рабочих. Уже сейчас рабочие в области контроля не удовлетворяются большевиками, а слушают анархо-синдикалистов. Профессиональные союзы превращаются из органов классовой борьбы в органы контроля и руководства предприятиями, в органы анархистских утопий.
Мы всегда стремились вывести сознание рабочих за ограниченные пределы его мастерской, профессии и т. п. – контроль же развивает в рабочих массах заводской патриотизм, мещанские собственнические инстинкты. Контроль разбивает рабочих на конкурирующие группы, и в этом его громадная опасность.
Наша задача – непримиримая борьба с идеей рабочего контроля. Тов. Череванин за борьбу изнутри. Я считаю это гибельным. Опыт с рабочим контролем неизбежно потерпит крах, и это будет крахом и нашей промышленности, и партий, связавших свою судьбу с рабочим контролем и защищающих его.
Чтобы наша партия не была увлечена в пучину в этой катастрофе, мы должны вести борьбу в такой форме, чтобы наша непричастность к контролю была ясна всем. Для рабочих масс контроль – это социализм; крах контроля будет для них крахом и социализма.
Бойкот наш не должен быть пассивным. Мы должны разъяснять массам всю гибельность идеи контроля, пользуясь каждой неудачей его органов для пропаганды своих взглядов.
Съезд решает прений по докладам не открывать и переходит к голосованию резолюции. Мотивировочная часть в обеих резолюциях совпадает, и она принимается почти без прений. Оглашаются резолютивные части резолюций тт. Череванина и Майского. При голосовании резолюция Череванина собирает 45 голосов, резолюция Майского – 31 и воздержалось 6. Вносится ряд поправок из резолюции тов. Майского. Большинство из них отклонено, и вся резолюция [Череванина] в целом принята.
Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной)
Заседание 7 декабря
Заседание открылось в 4 часа под председательством Абрамовича. Сандомирский внес предложение создать Совет партии из представителей областных центров. Это предложение встретило возражение ввиду того, что вопрос не разработан.
По предложению Либера съезд принял предложение, которым ЦК поручается созывать совещания из представителей областных организаций для решения наиболее ответственных вопросов. Съезд заслушал краткие сообщения представителей ЦК об отдельных отраслях его деятельности и выразил пожелания, чтобы ЦК озаботился рассылкой агитаторов и расширением деятельности партийного издательства. После перерыва съезд приступил к выборам в ЦК.
Выбраны: Аксельрод, Абрамович, Астров, Ахматов, Бэр, Е. Бройдо, Волков, Горев, Гогуа [778] , Дан, Ежов, Мартов, Мартынов, Майский, Пинкевич, Семковский, Череванин, Эрлих, Югов. Кроме того, в ЦК войдут еще два члена по выбору от кавказских социал-демократов и один представитель от Бунда. Съезд наметил и утвердил, кроме того, список кандидатов из числа товарищей, не живущих в данный момент в Петрограде и не могущих потому войти в ЦК.
Группа делегатов в 22 человека заявила о том, что при голосовании делегатов в ЦК они воздержались от голосования. Это заявление поддержано 9 делегатами с совещательными голосами. Заявление мотивировано тем, что принятые съездом резолюции находятся в резком противоречии со всей прежней меньшевистской тактикой, что выразилось, между прочим, в признании возможности создания социалистического правительства и соглашения с большевиками для этой цели.
Экстренный Всероссийский съезд РСДРП (объединенной)
Вечернее заседание 5 декабря. Заседания 6 декабря
Заседание оказалось гильотинированным забастовавшими швейцарами и дворниками, которые объявили, что после 10 час. вечера никто ни из дома, ни в дом пропущен не будет. Президиуму пришлось вступить в специальные переговоры, и лишь после этого съезду было разрешено заседать до 11 час.
Заседание открывается сообщением тов. Зурабова об отношении кавказской организации к последним событиям и о начавшейся в Тифлисе, по полученным сведениям, гражданской войне.
Затем съезд переходит к обсуждению вопроса об отношении партии к Советам, органам местного самоуправления и общественным организациям. В комиссии по данному вопросу наметились три точки зрения. В соответствии с этим выступают три отдельных докладчика: тт. Мартынов, Колокольников и Кибрик.
Речь МартыноваВсе мы знаем, что Советы должны постепенно терять многие из своих первоначальных функций. Но я думаю, что все согласятся с тем, что Советы должны существовать не как органы управления, а как центры революционных сил демократии, пока идет революционная борьба и существует контрреволюционная опасность.
Изменение отношения к Советам обнаружилось тогда, когда там получили преобладание большевики. Именно тогда стали говорить, что Советы должны отмирать. После же захвата власти большевиками часть нашей партии склонна стала считать Советы оплотом контрреволюции.
Несомненно, однако, что это неправильно. Не нужно забывать, что в данном случае мы, собственно, имеем дело со стихийным стремлением масс к социальному высвобождению. Кроме того, самый факт захвата власти большевистской партией уже сам по себе способствовал развитию в массах максималистских тенденций. Правда, мы должны признать это движение не пролетарским, а скорее санкюлотским, тем не менее освободительный характер его не подлежит сомнению.
Даже и то, что вносится в это движение большевиками сверху, их якобинизм, порождающий политику террора и насилия, может быть до известной степени объяснен специфическими особенностями исторической обстановки.
Демократия реагировала на большевистское восстание не так, как следовало бы: образовались Комитеты спасения для подавления большевистского восстания при помощи военной силы и для восстановления старой или создания новой власти без большевиков. В отдельных случаях и органы местного самоуправления прибегали к вооруженной силе в борьбе с большевистскими попытками разгона. При этом мотивы такой защиты иногда носили чисто либеральный характер, объединявший социал-демократов с кадетами, что объективно приводило к созданию блока против рабочего класса.
Конкретные выводы сводятся к следующему: недопустимо участие в большевистских боевых организациях, равно как и в Комитетах спасения, поскольку эти последние стоят на почве применения военной силы и отрицательно относятся к политике соглашения внутри демократии. В органах местного самоуправления также необходимо бороться с попытками использовать военную силу.
Участие в большевистских Советах следует признать необходимым в целях воздействия на массы, противодействия большевистской диктатуре и проведения политики соглашения.
Что же касается ЦИК, то ввиду характера этой организации большинство интернационалистов немедленное вхождение туда считает недопустимым. Но в то же время представляется желательным не закрывать для Центрального комитета возможности ввести в ЦИК представительство партии в тот момент, когда начинающееся в рабочих массах отрезвление приведет к накоплению сил вокруг нашей организации, что даст нам возможность явиться в ЦИК крупным фактором его политики. Мы должны рассматривать такое вхождение как средство предупредить катастрофическое разрешение большевистского кризиса.
Речь КолокольниковаУпадок Советов вызывается причинами объективного свойства. Причины эти следующие: отход от Советов ряда функций, расхождение внутри демократии на почве различных социально-экономических интересов групп, входящих в Советы, создание органов самоуправления на местах и Учредительное Собрание в центре. Однако процесс отмирания Советов не всюду протекает одинаковым темпом. Кроме того, возможно и возрождение Советов, пока мы живем в условиях революции и пока нет достаточно оформленных массовых политических и профессиональных организаций. Ввиду этого необходимо участие в небольшевистских Советах в целях борьбы изнутри с анархо-синдикалистскими тенденциями.
Наоборот, совершенно недопустимо участие в Советах, превратившихся в органы большевистской власти. Практически такое участие привело бы лишь к санкционированию большевистской политики, политически же оно представляется недопустимым, поскольку большевистские Советы ведут борьбу с органами местного самоуправления и с Учредительным Собранием.
Основной нашей задачей должно быть сплочение сил демократии около органов самоуправления и Учредительного Собрания. До сего времени на эту задачу не было обращено достаточно внимания, и этим именно объясняется возникновение новых организаций, [таких] как Комитеты спасения и т. д. Однако, если такого рода организации уже возникли, мы должны принять в них активное участие, сплачивая вокруг них силы для борьбы за Учредительное Собрание. При этом необходимо проводить должную грань между такими организациями и органами самоуправления. Нужно помнить, что органы самоуправления, которые должны быть политическими организациями, являются надежными окопами для защиты революции и в будущем послужат надежным оплотом демократического движения.
Речь КибрикаЯ расхожусь с Колокольниковым по вопросу об участии в большевистских Советах. С другой стороны, для меня совершенно не приемлемо отношение к ЦИК, изложенное в докладе Мартынова.
То расхождение в рядах демократии, на которое указывал Колокольников, существовало, хотя и в меньшей степени, с самого начала революции. Но оно перерабатывалось внутри Советов в единое действие. То же возможно и сейчас. Что касается органов самоуправления, то это также фактор не новый. Тем не менее мы признавали, что Советы должны существовать как органы, способные быстро схватывать настроение масс и овладевать этим настроением.
В массах назревает перелом. Этот перелом всего легче будет уловить в Советах; вместе с тем мы должны признать возможным, что Советы смогут еще явиться защитниками Учредительного Собрания не против большевиков, а против иных сил. Однако, участвуя в Советах, мы не должны участвовать в исполнительных органах большевистской власти.
От ЦИК мы должны отмежеваться самым решительным образом. Мартынов и сам не может логически обосновать свое отношение к ЦИК. Именно поэтому отличаются такой расплывчатостью те условия, которыми он обставляет возможность вхождения. В вопросе о Смольном институте мы должны со всей ясностью сказать, боремся мы с большевиками или не боремся. Иначе мы сами аннулируем ту директиву, которую дали в нашей общей резолюции.
Обсуждение и голосование резолюции о войнеВвиду того, что съезду осталось заседать около часу, принимается предложение отложить прения по вопросу об отношении к Советам и перейти к обсуждению и голосованию резолюции о войне и перемирии. После краткого доклада представителя редакционной комиссии Ф. Дана съезд по пунктам голосует резолюцию. Поправки, вносимые интернационалистами к отдельным пунктам этой резолюции, систематически отклоняются съездом.
Съезду не удалось, однако, закончить голосование, так как наступили роковые 11 часов и заседание пришлось закрыть.
Утреннее заседание 6 декабряБольшая часть заседания посвящена голосованию резолюции о мире и перемирии. В качестве докладчика редакционной комиссии выступает тов. Дан, резолюция которого по вопросу о мире была съездом принята за основу. Большинство пунктов в окончательном виде принимается единогласно; некоторые с незначительными редакционными изменениями.
Абрамович предлагает дополнить мотивировочную часть резолюции указанием на недостатки нашей внешней политики: сохранение старого дипломатического корпуса, недостаточное давление на союзников.
Либер указывает, что эта мысль правильна сама по себе, но в ней лишь часть истины. Здесь не указаны объективные условия, делавшие нашу внешнюю политику нерешительной. Без этого же указания пункт будет однобоким и демагогичным. Ведь и наша социалистическая дипломатия тоже потерпела неудачу в вопросе о Стокгольмской конференции.
После непродолжительных прений принято соответствующее предложение Абрамовича, прибавление ко второму пункту резолюции.
Пункт резолютивной части также возбуждает прения. Мартов предлагает: место резолюции, где говорится, что переговоры должны вестись в согласии с союзниками на основе признания ими принципов демократического мира, должно быть формулировано так: поскольку они эти принципы признают. Иначе выходит, что в случае отказа союзников принять эти основы мы будем продолжать войну.
Дан возражает Мартову, указывая, что раз в резолюции указывается, что переговоры могут идти совместно с союзниками лишь на этой основе, раз в резолюции говорится, что России необходим немедленный мир, – совершенно ясно, что отказ союзников не мог бы привести к затягиванию войны. Нам пришлось бы заключить в этом случае мир в одиночку.
Поправка Мартова отклоняется при разделении голосов: 45 за, 45 против. Голосование производится поименно.
Абрамович предлагает упомянуть, что разрыв с союзниками возможен лишь в том случае, если Германия будет согласна на демократический мир, и единственное препятствие будет в несогласии союзников.
Дан возражает и против этой поправки. Смысл ее тот же, что предыдущей поправки Мартова.
Если мы хотим действительно всеобщего мира, если мы считаем сепаратный мир несчастьем, а не подыскиваем себе только оправданий разрыва (что делают большевики), если мы не хотим, чтобы нашу позицию смешивали с позицией большевиков, об этом упоминать не следует.
Поправка Абрамовича после продолжительных прений принимается.
Затем большинством 62 против 7, при 11 воздержавшихся принимается и самая резолюция (см. «Новый луч», № 6).
Съезд переходит к обсуждению вопроса об
Товарищи Зарецкая и Дан настаивают на выборах особой комиссии, к чему присоединяется и тов. Мартов. Голосованием решено принять проект за основу и избрать особую комиссию, которая должна окончательно отредактировать воззвание с тем, чтобы оно могло появиться в печати не позднее субботы. В состав комиссии избраны Мартов, Мартынов, Колокольников, Горев и Дан.
Объявляется перерыв для обсуждения вопроса о составе будущего Центрального комитета.
Вечернее заседание 6 декабряЗаседание открывается внеочередным сообщением Н. Д. Соколова о немцах в Петрограде [779] .
Затем съезд переходит к прениям по вопросу об отношении к Советам, органам местного самоуправления и общественным организациям. Решено, что каждое из трех течений, наметившихся в комиссии, будет представлено двумя ораторами. Первым получает слово тов. Ерманский.
Речь ЕрманскогоЯ буду говорить исключительно по вопросу о вхождении в ЦИК. Внутри нашей партии по этому вопросу существует расхождение, но расхождение это не носит принципиального характера, так как сводится лишь к различию в оценке условий момента. Те, кто говорит, что нет еще подходящих условий для вхождения в ЦИК, говорят, что, если мы войдем туда сейчас, мы будем лишь покрывать большевистскую политику. Я в качестве гостя бывал на заседаниях ЦИК, и я утверждаю, что входящие в состав ЦИК левые социал[исты]-революционеры, объединенные интернационалисты и группа Викжеля не только служат декорацией. Между тем та критическая работа, которую они там проводят, могла бы вестись много лучше. Нужно отметить, что там бывали уже голосования, когда Ленин получал большинство всего в один голос. Достаточно твердая оппозиция могла бы заставить Ленина с ней считаться.
Если мы были в третьеиюньской Думе [780] , если мы входим в Комитеты спасения, были в ставке, то тем более мы должны быть в ЦИК, где обсуждаются важнейшие с точки зрения интересов масс вопросы. Массы, не видя меньшевиков, естественно приходят к выводу, что меньшевики не с массами.
Мы должны быть в ЦИК не только для того, чтобы вести борьбу внутри [н]его, но и для того, чтобы не оторваться от масс.
Я не надеюсь, что меня поймет правая часть съезда, так как я убедился, что в этом зале представлены два различных мира.
Речь ДанаЯ не могу согласиться ни со вступительной, ни с заключительной частью резолюции Мартынова. Вступительная часть предполагает развитие Советов как центров революционных сил, действующих параллельно и согласованно с органами местного самоуправления, т. е. таких центров, которые оказывают давление на органы всеобщего избирательного права.
Я не отрицаю необходимости классового давления на такие органы. Но Советы отнюдь не являются подходящей формой. Они перестали уже быть пролетарскими, превратились в организации солдатские, и давление их неизбежно сведется к подготовке вооруженного восстания.
Признание такой формы давления подводит русскую революцию к той черте, за которой начинается кровавое подавление пролетариата.
Я не призываю, конечно, к бойкоту Советов. Участие в нормально функционирующих Советах необходимо. Но мы всегда должны помнить, что Советы естественно отмирают. Попытка вывести Советы за нормальные исторические рамки приведет лишь к тому, что Советы будут убиты и так, что подведут под секиру рабочий класс.
Заключительная часть резолюции Мартынова не может быть объяснена никакими законами логики. В посылках говорится, что ЦИК представляет из себя и то-то и то-то, а вывод – следует войти в ЦИК. Очевидно, это построение приходится обсуждать на почве психологии. И вот пришел товарищ из другого мира и дал нам образец такой психологии. Оказывается, все дело в том, чтобы плохих представителей оппозиции ЦИК заменить хорошими. В резолюции говорится, что мы войдем в ЦИК тогда, когда за нами будут массы. Я полагаю, что если так будет, то мы не пойдем к большевикам, а будем обсуждать вопрос, допускать ли нам большевиков.
Речь МартоваЯ разделяю мнение, выраженное в резолюции Мартынова. Я полагаю, что войти в ЦИК возможно, но лишь тогда, когда для этого создадутся подходящие условия. Мы ушли со съезда потому, что увидели крушение прежней линии Совета и вместе с тем политическое крушение нашей партии. Мы не считали возможным оставаться в качестве маленькой, слабой, протестующей группы. Но в этом отношении положение сейчас не улучшилось. Это показали выборы.
Однако я надеюсь, что как быстро отхлынули от нас массы, так же быстро они могут и возвратиться к нам. А в этом случае мы, уже опираясь на массы, должны вести борьбу не только вне Смольного, но и в Смольном. Не следует поэтому связывать рук Центральному комитету.
Дан проявляет большую близорукость, не замечая, что вопрос об участии в Советах тесно связан с политикой, выраженной в формуле «от энесов до большевиков».
Я считаю преждевременным и опасным говорить, что Советы должны уже уступить место нормальным политическим организациям. Если опять, подобно тому, как это было в корниловские дни, возникает контрреволюционная опасность, то вновь создастся почва для существования Советов. Все революции знают самочинные массовые организации. И всегда эти организации проявляли тенденции к борьбе с органами всеобщего избирательного права.
Фатально ли это?
Я именно и полагаю, что наша политика соглашения дает возможность безболезненного перехода от революционного периода к нормальному демократическому строю. Эта политика содействует превращению Советов в органы нормального политического давления.
Речь БрусинаВопрос об участии в Советах нельзя рассматривать ни с точки зрения упрощенного бойкотизма, ни с точки зрения упрощенной апологии. Я видел достаточно примеров неудачных попыток со стороны Советов брать на себя совершенно различные функции. Несомненно, что Советы не могут выполнить всей той работы, которую на них часто возлагают. Но хоронить Советы, конечно, рано. Нужно признать лишь недопустимым участие в Советах, ставших органами большевистской власти.
Ерманский говорил, что мы плохо знаем, что делается в Смольном. Это не так. В Смольном делается та работа, которая наполнила тревогой сердца провинциальных товарищей, от которой стоит стон по всей России.
Мы не идем против Советов. Но мы решительно боремся за Учредительное Собрание, которое, по нашему мнению, более способно разрешить очередные вопросы, чем Ленин и Кº. Вхождение в ЦИК явилось бы не чем иным, как фактической капитуляцией социал-демократии перед анархо-синдикализмом, перед лениновщиной.
Речь РомановаТов. Колокольников упреждает события, говоря, что Советы уже изжили себя. Но, с другой стороны, нельзя придавать Советам значение центра революционных сил. В действительности Смольный, например, является притяжением для сил контрреволюционных.
В резолюции Мартынова бросается в глаза нелогичность ее построения. Причина этого – желание за волосы подтянуть мотивы для получения нужных выводов.
Для меня лозунг «в Смольный» совершенно неприемлем. Ерманский ссылался на голосование в Смольном. Но эти цифры не имеют никакого значения. Оппозиция была бы просто выброшена из Смольного, ибо и там не рабочий класс, а рабочая олигархия.
Мы должны вести работу для Смольного [781] , и это избавит нас от опасности оторваться от масс.Речь Либера
Основная ошибка, допущенная ораторами, – это отсутствие исторической постановки вопроса. Товарищи забыли, что всегда считали Советы лишь теми лесами, которые мы возводим, пока не созданы нормальные политические организации. В этот период Советы и сыграли свою крупную роль.
Товарищи слева забыли об этой исторической роли Советов и встали на точку зрения противопоставления их органам самоуправления и Учредительному Собранию. Это не что иное, как диктатура, лениновщина, отсутствие веры в демократию.
Партия 10 лет боролась за Учредительное Собрание. И теперь, когда члены партии входят в общественные организации для защиты Учредительного Собрания, их объявляют виновниками гражданской войны. Возможно ли большее извращение?
Когда кончится война и армия будет демобилизована, ведь мы сами скажем, что солдаты, как солдаты, не могут принимать участия в решении политических вопросов. И вот при этих условиях разве Советы смогут играть прежнюю роль?
(Тогда революция погибнет, – раздается слева возглас, покрытый шумными ироническими аплодисментами справа и из центра.)
Ясно поэтому, – продолжает Либер, – что диктатура Советов – диктатура солдатская. Я вас спрашиваю: когда Советы выступят определенно против органов всеобщего избирательного права, пойдем ли мы с общественными организациями против Советов.
Отношение к ЦИК, высказанное Ерманским, – типичный образец кружкового представления о политике. Разве можно сравнивать Государственную думу, орган, существующий для всей страны как обязательный, с самочинными советскими организациями, вхождение в которые ни для кого не обязательно.
Самую мысль о вхождении в Смольный я считаю оскорбительной. Это значило бы лишь увеличить свиту Ленина, превратить партию в оппозицию Его Величества Ленина.
Заключительная речь Колокольникова
Романов и Кибрик по недоразумению приписали мне мысль о том, что Советы уже отмерли. Я говорил лишь, что они перестают играть роль повседневных руководителей политической жизнью, и при этом не отрицал возможности их возрождения даже и тогда, когда будет существовать Учредительное Собрание.
Но я решительно против участия в Советах, которые в руках большевиков стали орудиями борьбы против завоеваний демократии. Именно отказом от участия в таких Советах мы не дадим скомпрометировать идею Советов и сохраним возможность их сохранения.
Заключительная речь Мартынова
Брусин говорил о том, что нельзя вступать в большевистские Советы. Но что же делать, если большинство Советов в руках большевиков?
Далее, по вопросу о вхождении в ЦИК в моей резолюции предусмотрена необходимость определенных условий. Дан, по-видимому, не заметил этого.
Рассуждения Либера о исторической роли Советов – классический пример либерального историзма. Если Учредительное Собрание будет созвано, то это значит уже, что оно будет существовать. Разве под флагом всеобщего избирательного права кадеты не могут пытаться проводить монархию? То, что говорил Либер, принято называть парламентским кретинизмом.
История Советов за период господства меньшевиков дает картину капитуляции партии перед влиянием мелкой буржуазии. Если я говорю, что Дан, Церетели и Чхеидзе виноваты в этом, то лишь потому, что они были олицетворением этой капитуляции партии. Чтобы выйти из этого положения, нужно идти в Советы и там содействовать высвобождению пролетариата из-под влияния мелкой буржуазии, превращая Советы в орудие классовой борьбы. Такое воздействие возможно даже и в отношении солдат. Факты подтверждают это. Если вы хотите, чтобы пролетариат повел массы в защиту революции, то идите в Советы, где все силы революции сталкиваются в активной работе.
Затем съезд переходит к обсуждению и голосованию резолюции, которая и принимается со значительными изменениями.
Ю. Мартов. Революция и Учредительное Собрание
«Поэтому Учредительное Собрание так и дорого всем открытым врагам революции, что оно, по их представлению, должно остановить социалистическую революцию в России». Так пишут «Известия».
Программа РСДРП ясно и недвусмысленно выставила целью российской революции создание
Между целью и средством в программе имелось полное соответствие.
История блестяще подтвердила правильность предвидения РСДРП. Тот факт, что значительное большинство Учредительного Собрания составили именно эсеры, наиболее близкая к крестьянству партия, выражающая его революционные стремления к земле и к разрушению сословности, к установлению демократии, этот факт показывает, что Учредительное Собрание
Но недаром серые рабочие обычно на вопрос: «Вы социал-демократ?» отвечают: «Нет, мы – большевики». Большевизм порвал с программой РСДРП бесповоротно, когда объявил задачей революции – социалистический переворот в России.
Быть органом
Большевики это настолько понимают, что провозглашают откровенно: «При данных условиях осуществление лозунга «Вся власть Учредительному Собранию» означает остановку революции», и отождествляют «победу советской власти» (над Учредительным Собранием) с «победой социализма».
А если так, то никакого практического значения не имеют преподносимые под соусом учености «Известиями» ссылки на общественный факт, что во всех революциях «только революционный авангард» оказывался «способен применить надлежащие меры для обеспечения уже достигнутых завоеваний и проявить революционную инициативу в целях дальнейшего их расширения». Ведь спор у нас с большевиками идет сейчас не о том, нужно ли, чтобы рядом с выражающим «среднее сознание» представительным органом существовал более «левый» класс, ведущий самостоятельную политику и «толкающий его на решительные шаги», а о том, нужно ли, чтобы над Учредительным Собранием существовала «более левая» и
Это – во-первых. А во-вторых, роль двигающего вперед фактора революционный авангард в 1792 г. [786] и в 1848 г. [787] играл и мог играть по отношению к общенародному представительству лишь постольку, поскольку он фактически стоял на почве
Сознательные рабочие-социалисты, понимающие, какой громадный шаг вперед в деле действительного освобождения российского и международного пролетариата будет означать завоевание
Ю. Мартов. Рабочие и Учредительное Собрание
Конференция петроградских рабочих для защиты Учредительного Собрания состоялась, несмотря на происшедший в понедельник тихий набег «народных комиссаров». На втором собрании конференции присутствовало до 240 делегатов от различных рабочих коллективов.
На фоне мрачной русской жизни последних недель это –
Без рабочего класса, без его сознательной и активной поддержки немыслимо отстоять Учредительное Собрание, немыслимо отстоять революцию от грозящей ей гибели. Мы призываем все партийные организации самым активным образом поддержать мобилизацию рабочего класса вокруг дела защиты Учредительного Собрания.
Ю. Мартов. Роль партии пролетариата (К событиям в Ростове)
Как солнце в малой капле воды, отражается в событиях, пережитых городом Ростовом-на-Дону, борьба общественных сил, которую предстоит испытать всей России.
Началось с большевистской диктатуры. Гарнизон и заводы – на их стороне. В Совете рабочих и солдатских депутатов они господствуют. Городскую думу, в которой меньшевики и эсеры всячески стараются предотвратить гражданскую войну, они [большевики], как водится, травили за «соглашательство» и непризнание «советской власти». Словом, все как у добрых людей.
Ведя обычную для них наступательную тактику, большевики доводят дело до открытого столкновения с казаками Новочеркасска. Меньшевики и эсеры выходят из Военно-революционного комитета. Гражданская война разнуздана. Город обстрелян с суши и моря. Сотни убитых – в большинстве рабочих. Каледин победил.
Победитель обещает умеренно пользоваться своей победой. Но вызванные гражданской войной страсти не утишены. Происходят бесцельные расстрелы рабочих-большевиков, произвольные аресты и обыски и иные эксцессы.
Усердие военных победителей подхлестывается вспыхивающей ярким пламенем
Поднята травля против городской думы. Собрание адвокатов и судебных деятелей требует ее роспуска. Обе местные кадетские газеты домогаются того же. Пытаются организовать движение домовых комитетов под лозунгом роспуска ненавистной думы. И заметьте: аргументация та же, что у большевиков. Дума «перестала выражать волю избирателей».
В агитации принимают участие и некоторые горе-«демократы». В органе нашей партии – «Рабочем деле» – один из них, гласный – «народный социалист» Шик, характеризуется следующей эпиграммой:
Богаевского [789] свободно
Защищает он, речист,
Отчего же он – «народный»?
Отчего – «социалист»?
Генеральских слов угодник,
С ними спорить не привык,
Без народа он народник,
И с трудом он трудовик.
Наиболее храбрыми «в борьбе с подлинной социал-демократией», разумеется, оказались те кадеты и кадетствующие, которые во время большевистского террора всю «честь» открытой борьбы с диктаторами предоставили нашим товарищам и, по словам «Рабочего дела», «тихо сидели на своем шестке, когда городские самоуправления Ростова и Нахичевани смело призывали к ответу… виновников гражданской войны».
Поощряемые общественной реакцией победители расправляют крылья. Репрессии усиливаются. Рабочим организациям запрещается вмешиваться в ход дела в предприятиях. Печати воспрещается «призывать к неповиновению». Словом, «совсем как у нас», и лишь будущий историк разберется в вопросе, кто у кого большему научился – Ленин у Каледина или Каледин у Ленина.
С первых дней поражения большевиков меньшевистская организация всю свою энергию концентрирует на защите пролетариата и всей ростовской бедноты от тяжелых последствий поражения в гражданской войне, в которую они дали себя втянуть большевикам. Меньшевики выносят повсюду резолюции протеста против репрессий, требуют освобождения всех заключенных, разоблачают случаи расстрелов большевистских рабочих казаками. По поводу радостного сообщения буржуазных газет об аресте скрывшегося большевистского лидера Сырцова [790] «Рабочее дело» помещает стихотворение:
… И всякий спешит со двора
Ударить их крепким копытом…
… Поверженный враг и соратник,
Когда над тобою стервятник,
Когда сломлен и разбит, —
Привет тебе – ныне безвредному.
В лицо беснованью победному,
Под топот ослиных копыт.
12 декабря состоялось по инициативе комитета собрание Совета. Председателем был избран меньшевик, старый член партии, М. В. Смирнов. Совет принял резолюцию, в которой, признавая «войсковое правительство и Военно-революционный комитет борющимися сторонами», отрицает за победителями право судить побежденных, требует освобождения арестованных и приглашает городские думы и другие демократические учреждения «не участвовать ни в следственной комиссии, ни в судебном трибунале, который будет вести свой суд над арестованными».
Партийная организация стала во главе движения рабочих масс против поднявшей голову контрреволюции. На ряде заводов состоялись многолюдные собрания, неизменно требующие вывода с фабрик казаков, освобождения помещений рабочих организаций, освобождения арестованных. Рабочие завода «Аксай» – прежде бывшие большевиками – объявляют при этом: «Мы заявляем, что не подчинимся ни властям войскового правительства, ни Совету народных комиссаров. Наша власть – Учредительное Собрание, а до него –
Собрание представителей всех профессиональных союзов и заводских комитетов решило устроить торжественные похороны жертвам гражданской войны. Чтобы судить о настроении ростовских масс в данное время, достаточно прочесть лозунги, которые решено было выставить на знаменах во время похоронной процессии.
Вот они:
Подведем итоги. Мы видим несомненное «отрезвление» ростовских рабочих после анархо-большевистского хмеля. Но мы видим, что «отрезвление» это не отбросило их вправо, не замело их волной политического индифферентизма, не лишило их классовой боеспособности, но углубило их демократическое самосознание. Мы видим, что не без связи с этим фактом калединская контрреволюция далеко не сможет сразу овладеть положением, вынуждена действовать осторожно в деле стеснения демократических свобод и прав рабочих.
С полным правом можем мы утверждать, что в достижении того и другого результатов немалую роль сыграла политика местных меньшевиков. И вполне уверенно можем мы заключить, что, что бы ни было в будущем, связь между нашей партией и ростовским пролетариатом сильно окрепла за эти дни, когда партия, резко выступив против большевистского авантюризма, ясно и отчетливо показала пролетариату, что она остается с ним и готова заслужить почетную ненависть всех крупных, вредных и мелких буржуа своим отказом соучаствовать в травле и политической изоляции сбившихся с пути рабочих масс.
Именно этой политики решения съезда и требуют от всех членов партии в период всероссийской гражданской войны.
1918
Чрезвычайный съезд (Четвертый съезд Советов) [791] . Речь Мартова.
Речь Мартова производит сильное впечатление. В особенности с большим вниманием прислушиваются к оратору, когда он говорит
Где слова Троцкого о священной войне? – спрашивает оратор.
Троцкий так недавно сказал: «Если Германия откажется от заключения демократического мира, то мы объявим ей священную войну». Где эта война? Мы требуем, – заканчивает свою речь Мартов, – немедленного созыва Учредительного Собрания. Долой империалистов и их приказчиков!
Мартов сходит с кафедры. Раздаются бурные аплодисменты справа и шиканье слева.
Война и мир (Выступления Абрамовича и Мартова)
Под таким названием меньшевики-объединенцы устроили вчера свой митинг в Политехническом музее [794] . Митинг привлек многочисленную публику, переполнившую аудиторию и балкон; присутствовало 2000 человек.
В противовес рядом заседающему съезду Советов настроение – резко антибольшевистское. Живой и полный остроумных выпадов доклад Р. Абрамовича встречается с энтузиазмом, давно уже утраченным нашими публичными собраниями; в наиболее эффектных местах зала, наполненная интеллигентной и рабочей молодежью, устраивает оратору восторженные овации, являющиеся солидной противобольшевистской демонстрацией.
Гражданская война на Украине, – говорил оратор, – и разгон Учредительного Собрания знаменуют собой распад России на отдельные куски. Большевики, действуя на низкие инстинкты толпы, добились не крестьянской и рабочей диктатуры, а диктаторства преобладающей группы центрального большевистского комитета. Утверждение Ленина, что позорный мир [795] явился следствием политики самодержавия и Керенского, неверно. Разве 24 октября немцы могли бы захватить Двинск десятком солдат на велосипедах? Разве тогда побежали бы 2000 русских солдат от семи немцев, как это имело место в феврале? Разве продавались батареи и автомобили врагу, а на улицах Петрограда пулеметы шли по 25 рублей? А не в феврале ли команда одного славного русского крейсера распродала всю обстановку, посуду и медные части и поделила выручку по 8000 рублей на брата! Я спрашиваю вас, товарищи, кто довел до этого?…
Со всех сторон аудитории несутся возгласы: «Ленин, Троцкий…»
Стремление перестроить армию в 24 часа на выборных началах было, – продолжает оратор, – бредовой идеей, а желание большевиков захватить власть разрушило армию.
Далее докладчик анализирует мирные условия и указывает, что уплата немцам по русским займам будет равносильна уничтожению декрета об аннулировании займов, так как капитал интернационален. Хлестаковское легкомыслие большевиков [796] вообще и, в частности, «красивый жест» Троцкого в Бресте дали нам этот позорный договор, только что оглашенный на съезде. Большевики не могут ссылаться на грехи своих предшественников: они у власти и они виноваты.
Докладчик перелистывает брошюру с мирным договором и недоумевает: где же карта, определяющая границы немецкой оккупации и пределы украинского государства? На эту карту есть ссылка в договоре, но съезд вынужден ратифицировать мир вслепую.
Оратор переходит к критике экономических условий «хлебного мира», как его называют теперь в Германии, ибо он даст каждому немцу лишнюю четверть фунта хлеба каждый день.
Русский рабочий, по мнению оратора, обречен отныне на роль раба германского капитала.
В заключение докладчик характеризует телеграмму Вильсона [797] съезду как предостережение, говорящее нам, что скоро Россия явится ареной борьбы двух враждебных коалиций. Единственное наше спасение – в объединении и напряжении сил для подготовки сил к будущему сопротивлению. Если мы создадим на Урале центр обороны и к развязке мировой войны хоть отчасти восстановим нашу боевую мощь, с нами принуждены будут считаться, и мы заставим западных империалистов аннулировать позорные условия большевистского мира. Большевики этим миром разбили германский социализм; смешно было бы ожидать, чтобы немецкий рабочий устроил революцию против власти, которая ему дала украинского хлеба и сала, сибирского масла, русского металла и угля. Нам не в чем обвинять германского рабочего!
Оратор заканчивает требованием сопротивления неприятелю, возможным только при осуществлении ряда политических предпосылок: нужно восстановление единого революционного фронта и собирание русской земли. Лучший вывод сейчас – отказ от ратификации мирного договора и созыв Учредительного Собрания.
Последние слова оратора покрываются бурными, долго не смолкающими овациями всей залы в честь Учредительного Собрания.
Выступающий вторым докладчиком Л. Мартов является живой иллюстрацией той отчаянной борьбы, которую приходится выдерживать на съезде «оппозиции», – его измученный вид и охрипший голос свидетельствуют об этом.
Через несколько часов решится вопрос о подписании мира, – говорит он, – но это не будет означать прекращения войны. Этот мир – акт о разделе России, и, если страна не воспрянет, он будет прологом к окончательному ее расчленению.
В заключение Л. Мартов подчеркивает знаменательность перемены большевиками названия их партии и превращения их в «коммунистов» [798] : большевики отреклись от социал-демократии, и она не берет на себя ответственности за несчастный мир. Если верно утверждение, что революция катится под гору, то лучше погибнуть, чем сдаться. Наша задача – бороться против позорного мира и за восстановление демократической республики. Только свободная демократическая Россия освободит преданные большевиками родные народности и поведет народы по путям восстановления рабочего Интернационала.
Аудитория шумно аплодирует оратору. Положения, высказанные докладчиками, настолько разделяются присутствующими, что желающих оппонировать не находится, и митинг заканчивается без прений.
Всероссийское совещание РСДРП [800]
21 мая открылось совещание представителей с[оциал]-д[емократической] организации, созванное Центральным комитетом для обсуждения очередных задач партии.
Несмотря на исключительно неблагоприятные условия сообщения, на совещание прибыло 64 делегата (реш[ающих] гол[осов было] 52) от 14 губернских объединенных и местных организаций. Прибыли делегаты из Центральной Промышленной области, Северной области, Поволжья, Украины, Минска, Баку, Восточной Сибири и др. мест.
В президиум избраны тт. Хинчук, Абрамович, Череванин и Шнеерсон [801] . После докладов с мест совещание начало свои работы с заслушивания докладов тт. Ф. Дана – о войне и мире, Мартова – о государственном распаде России и Либера, выступавшего в качестве содокладчика по докладам тт. Дана и Л. Мартова.
После прений 29 [голосами] против 10 за основу приняты тезисы докладов Л. Мартова и Ф. Дана.
По вопросу о Советах докладчиком выступил тов. Р. Абрамович, содокладчиком – тов. Либер. В прениях приняли оживленное участие делегаты с мест. Выработка резолюции поручена комиссии.
Всероссийское совещание РСДРП в мае 1918 г. Государственный распад России (Тезисы тов. Мартова).
I. Государственное расчленение России, которое не вызвано процессом свободного самоопределения ее народов на почве прогрессивного экономического развития, но является результатом побед германского империализма и совершается под его давлением в атмосфере порожденной войной разрухи, представляет собою исторически реакционное явление, стремящееся свести на нет прогрессивные результаты процесса развития, спаявшего эти народы в единый государственно-хозяйственный организм.
II. Тем самым это расчленение означает само по себе поражение российской революции, историческая задача которой заключалась, прежде всего, в освобождении производительных сил, развившихся в рамках единой Российской империи, от гнета сословно-крепостнических пережитков.
III. Распад России, вместо такого высвобождения производительных сил и обеспечения им беспрепятственного развития, напротив, распыляет их, раздробляет единый национально-хозяйственный организм и, по частям закабаляя их мировому империализму и прежде всего германскому, облегчает реставрацию ликвидированных революцией социальных и политических отношений и победу в отдельных областях России низших ступеней экономической и общей культуры над высшими (умерщвление крупной промышленности, аграризация индустриальных областей и т. п.).
IV. Для пролетариата всех частей страны государственный распад ее означает рядом с регрессом промышленного развития, отбрасывающим назад его классовое движение, низводящим его на низший уровень благосостояния и ослабляющим его позиции по отношению к другим классам; рядом с измельчанием общественной жизни в искусственно выкроенных и искусственно ограниченных полусвободных государствах, рядом с неизбежным сужением горизонта всей общественно-политической жизни, которое должно будет подавляюще действовать на развитие самого рабочего движения, еще и пропитание его движения элементами национальной розни и национальной грызни, поглощение всех духовных сил народных масс борьбой за национальное существование, рост шовинизма, ослабление того интернационализма российского пролетариата, который выработался в течение десятилетий совместной борьбы многоплеменных рабочих масс России и который является наиболее прочной гарантией классовой независимости пролетариата по отношению к буржуазным классам. Для пролетариата Великобритании к этому прибавляется еще насильственное отдаление его от пролетарского движения Западной Европы, ослабление связей с ним.
V. Являясь искусственным результатом побед империалистической реакции в мировой войне, вопреки тенденциям внутреннего развития России, ее расчленение не может считаться окончательным и определяющим дальнейшие исторические судьбы ее народов, не может быть признано даже необходимо длительным ее состоянием [803] до тех пор, пока не закончилась в ее нынешней острой [форме] борьба империалистских сил на мировой арене разгромом одной из коалиций или компромиссом между ними и пока продолжают действовать во всем охваченном мировой войной цивилизованном мире те факторы, которые питают собой возмущение пролетарских масс и таят в себе возможность их революционного движения против империалистской реакции.
VI. Поэтому борьба за возможно скорое и возможно полное уничтожение искусственного распада единого государственно-хозяйственного организма России, за восстановление ее единства и политической и экономической независимости, за ее освобождение от кабалы германского империализма и за создание положения, при котором она не сможет стать добычей других империалистов, является основной задачей российской революции и российского пролетариата в данный момент и останется такой же задачей для следующих поколений пролетариата и демократии, если мировая война и нынешняя революция закончится, не изменив международного положения России, созданного Брестским миром.
VII. Эта основная задача национального возрождения и восстановления государственного аппарата является для пролетариата не чем-то, противостоящим задачам его классовой борьбы, и не чем-либо, противоречащим его революционной миссии, а напротив, тесно связана с задачами классовой борьбы и демократической революции, поскольку распад России являлся, в конечном счете, результатом непримиримого противоречия между демократической революцией и различными силами мирового империализма, стремившимися и стремящимися использовать народы России для своих реакционных целей, поскольку борьба против этого распада и его последствий, в которой объективно заинтересованы все классы населяющих Россию наций, ослабляется у недемократических классов их антагонизмом к революции и пролетариату. Буржуазия, как землевладельческая, так и промышленная, различных частей России ищет сообразно этому выход из создавшегося положения в различных «ориентациях» в сторону той или иной группы иностранных держав, в смысле добровольного подчинения господству иностранного империализма, жертвует общими интересами национального освобождения и объединения в интересах восстановления «порядка», т. е. контрреволюции, и вступает в борьбе с демократическими классами в союз со стремящимися к полной реставрации силами прошлого, которые не могут утвердиться иначе, как в роли прямых агентов иностранного нашествия. Поэтому лишь как задача продолжения и развития демократической революции, приостановленной в своем развитии распадом России, может быть решена задача восстановления национального государственного единства; не путем союза с имущими классами различных частей России, отвернувшихся от демократии, может быть она решаема пролетариатом, а его независимой политикой, стремящейся сплачивать и двигать вперед в борьбе за укрепление и развитие завоеваний революции все демократические силы страны.
VIII. Лозунгами этой революционной борьбы против распада России и ее последствий для российской с[оциал]-д[емократии] являются: уничтожение условий Брестского мира, восстановление единой Российской Демократической Республики, основанной на свободном самоопределении национальностей; определение условий свободного существования народов России Всероссийским Учредительным Собранием и сохранение и укрепление связей между политическими и профессиональными организациями пролетариев разрозненных частей России.
IX. Стремясь к восстановлению полного государственного единства республиканской России, как восстановлению ее независимости, социал-демократия во всех порабощенных Германией и другими государствами частях страны борется против оккупационного режима, режима колониального грабежа, участвуя в местных законодательных и представительных органах, отстаивает демократические, общественные и государственные учреждения и всеобщее равное избирательное право, борется против всяких попыток насаждения туземных и иностранных династий, защищает [права] национальностей и [угнетенных меньшинств, энергично выступает против всякой политики «ориентации» и против всякой политики разжигания шовинизма и национальной распри между народами России. X. Ставя своею целью восстановление Российской республики как единого государства и принимая республиканскую федерацию лишь как переходную фазу от полного распада к государственному объединению, социал-демократия будет, поскольку нынешние искусственно созданные Брестским миром границы сохранятся, отстаивать установление между отдельными частями России тесного таможенного союза, торговых, железнодорожных, почтовых и т. п. соглашений, подготовляющих восстановление государственного единства в будущем; будет отстаивать в пределах каждой части России распространение на граждан всех остальных частей тех политических и гражданских прав, которыми пользуются местные жители; в частности, будет добиваться распространения на граждан всех остальных частей местного рабочего и аграрного законодательства.
Ю. Мартов. Письмо в редакцию
В «Известиях» гр. Радек утверждал на днях, будто меньшевики требуют, чтобы советское правительство объявило войну Германии, а в пятницу на митинге на заводе Михельсона тот же Радек заявил, что тов. Дан от имени меньшевиков предлагает советскому правительству поддержку, в случае если оно объявит Германии войну.
Нельзя не удивляться тому, что, лишивши социал-демократию всякой возможности гласно высказывать свое мнение, некоторые люди пользуются монополией устного слова, чтобы приписывать нам всякие несообразности. Ни тов. Дан, ни кто-либо из членов ЦК нашей партии нигде вопроса о войне с Германией не возбуждал. Подлинная резолюция ЦК по этому вопросу будет своевременно сообщена гр. Радеку, и мы увидим, какое употребление он из нее сделает.
Далекая от мысли толкать большевиков к войне с Германией, социал-демократия считает необходимым в данный момент выдвинуть на первый план требование заключения всеобщего мира и, как одно из основных условий его реализации, – увода с территории России всех иностранных войск – как германских, так и союзных и чехословацких.
Меньшевики и советская власть (Беседа с Ю. Мартовым)
Последнее время в советских газетах указывалось на распадение социал-демократической партии и массовый переход ее членов к коммунистам. Наш сотрудник по этому поводу обратился к одному из виднейших деятелей этой партии Л. Мартову за разъяснением действительного положения вещей.
– Верны ли слухи, – был первый вопрос, – о каком-то сближении между меньшевиками и советской властью?
– Вы, очевидно, имеете в виду статью Радека о «Голосе из гроба» в «Правде» [805] . Он усматривает попытку сближения в нашей резолюции, в которой мы не говорим об Учредительном Собрании, а требуем лишь «коренного изменения политики советской власти». Но это, разумеется, пустяки. Коренное изменение советской политики необходимо в нынешний критический момент для того, чтобы народные массы Сибири, Урала, Украины и т. д.
– Но вы, значит, согласитесь тогда примириться с советской властью?
– Вовсе нет. Мы останемся убежденными, что только в народовластии, в демократической республике, трудящиеся классы найдут рычаг своего освобождения и спасения революции, отовсюду угрожаемой.
– Все же от Учредительного Собрания вы отказываетесь?
– Почему? Ведь и при царизме мы выдвигали в каждый данный момент требования, осуществление которых создавало бы более благоприятные условия для завоевания республики и созыва Учредительного Собрания. Это отнюдь не означало, как обвиняли нас тогда друзья гр. Радека, измены лозунгу Учредительного Собрания. Так делаем мы и теперь.
– Значит, ваша партия останется в оппозиции и при требуемом вами изменении курса политики советской власти?
– Конечно, ибо идущая с нами часть пролетариата не может уверовать в «немедленный социализм» и в спасительность тех способов, какими он насаждается.
– А что верного в том, что шедшие за меньшевиками массы покидают их?
– Ни одного факта, который говорил бы об этом, я не знаю. Ведь доводы, применявшиеся в борьбе с нами, заключались лишь в заселении тюрем членами нашей партии, в закрытии всех наших газет и организаций, в объявлении нашей партии «вне закона». Уровень развития русского рабочего класса не таков, чтобы подобными доводами его можно было убедить в правоте людей, их применяющих.
– Но Радек утверждает, что отход массы вы можете установить «по спискам членов своей партии».
– О нет. Эти списки в большинстве случаев в распоряжении чрезвычайных комиссий, которые по ним действительно сокращают кадры нашей партии, переводя часть их в подвалы, иных (как в Рыбинске, Нижнем [Новгороде] и пр.) прямым путем на тот свет.
– Вы, однако, согласились, что политически ваша партия в настоящее время мертва.
– Ну, мне думается, что известие о нашей смерти «несколько преувеличено», как говорил Марк Твен [806] . Убеждает меня в этом хотя бы то, что добрые коммунисты, хотя и признают нас трупом, вот уже два месяца не перестают интересоваться и заниматься тем, что мы думаем и что намерены делать. О мертвецах, как известно, надо либо говорить хорошее, либо совсем не говорить. Правда, это буржуазный предрассудок, но коммунисты его тоже признают. Возьмите, например, Ф. Лассаля [807] . Этот «социал-предатель» видел в всеобщем избирательном праве альфу и омегу диктатуры пролетариата. Однако ему не только поставили памятник, но при открытии последнего ни Луначарский, ни Зиновьев не упомянули об его слабостях и не только ни разу не назвали его ни «социал-мерзавцем», ни «лакеем буржуазии», но даже пролили о покойнике несколько теплых слез. Между тем, хотя на нас и возводят небылицы «как на мертвых», однако о нас продолжают говорить всякую пакость. Из этого я заключаю, что мы все-таки живы. Вообще, – закончил разговор Л. Мартов, – марксистская социал-демократия – народ очень живучий.
1919
Ю. Мартов. Письмо в редакцию
Не откажите поместить нижеследующее письмо.
В помещенной в «Известиях» от 31 декабря статье г-н Мгеладзе [808] , возмущенный резолюцией партийного совещания с[оциал]-д[емократов] о расстреле членов партии во время периода красного террора, ставит вопрос о нашем отношении к участию членов партии в актах белого террора, совершенных по отношению к большевикам в разных местах России.
Запальчивый тон статьи г-на Мгеладзе может вызвать впечатление, что он говорит о каких-то установленных фактах.
На самом деле не только ни одного факта не установлено, где бы меньшевики оказались бы причастными к актам белого террора, но, напротив, установлены десятки случаев, когда организации РСДРП со всей энергией выступили против террористических расправ в тех местах, где таковые чинились над побежденными коммунистами.
В Самаре и Казани, как и в Ярославле, и Ростове-на-Дону, и в Донецком бассейне, и на Украине социал-демократы сделали все возможное для того, чтобы остановить террористическую волну. И кое-где им удалось многого достигнуть в этом отношении.
В Самаре член партии погиб, защищая большевиков от расправы разъяренной толпы.
Большевики сами хорошо знают, что только такою была повсюду роль меньшевиков в эпизодах белого террора. Противоположные заявления г-на Мгеладзе и ему подобных являются сознательным извращением истины. Это я заявляю с полной категоричностью.
К социалистам и рабочим всего мира
В то время, как правительство Ленина выразило согласие принять участие в конференции на Принцевых островах [810] и, со своей стороны, предложило союзным правительствам мир на основе восстановления аннулированных займов, отказа от революционной пропаганды и обеспечения экономических интересов союзников концессиями и даже территориальными уступками, союзные правительства продолжают держать над революционной Россией дамоклов меч вооруженного вмешательства, питать надеждами интригующих против нее русских контрреволюционеров и душить голодающую страну блокадой. Ввиду отказа правительства контрреволюционеров Колчака и Краснова [811] и изменившего революции бывшего социалиста Чайковского [812] вступить в предложенные союзниками общие переговоры справедливость требует, – если только Антанта не выступит в роли открытого врага русской революции, – чтобы она согласилась возобновить дипломатические и экономические отношения с советским правительством и приняла его предложение о мирном разрешении спорных вопросов.
Между тем, вопреки заявлениям глав правительств стран Согласия, военные приготовления к походу против России продолжаются. Военные инструкторы и миссии английской и французской армий присутствуют везде, где только формируются русские контрреволюционные силы, и своим присутствием санкционируют все те бесчеловечные меры репрессий, те расстрелы, виселицы, истязания и пытки, которыми генералы белой гвардии сопровождают свою борьбу с большевиками. В то же время по прямому одобрению правительства г-на Клемансо [813] , вновь созданная и уже захваченная в руки местных клерикалов и националистов Польская республика с г-ном Пандеревским [814] во главе готовится поставить главные военные силы для подавления революционной России. Заключив перемирие с Чехией и Украиной, добившись при помощи давления союзников на Германию у последней права пропуска своих войск через занятые немцами территории, реакционная Польша собирается осуществить свои планы аннексии литовских, белорусских и украинских земель в награду за роль жандарма европейской буржуазной контрреволюции.
Прибытие в Варшаву Нуланса [815] и Нисселя [816] , этих главных проводников боевой контрреволюционной политики союзников в Москве, достаточно показывает, какие силы вдохновляют польских шовинистов в этом деле.
Такой же ценой реакционное правительство Финляндии надеется добиться завоевания Петрограда и всего побережья Финского залива. Если прибавить сюда все растущие аппетиты румынских бояр, издавна стремящихся сделать Одессу своим торговым портом, и «патриотическое» соглашение адмирала Колчака с Японией, отдающее ей контроль над [Дальне]восточными [железными] дорогами, то ясно станет, что агрессивные планы союзников-империалистов против русской революции связаны с новым расчленением и ограблением России и с отдачей ее народов во власть самых реакционных внутренних и внешних ее врагов.
Трудящиеся массы России будут до последней крайности защищаться против перспективы порабощения реакционными силами, которые смогут прийти к власти только при помощи польских, финляндских, румынских и японских реакционеров. «Восстановление порядка» этими силами сможет совершиться лишь в новых потоках крови, которые добьют достаточно истерзанную страну. Но новое расчленение России и водворенное с помощью иностранных штыков господство полицейских, помещиков и капиталистов никогда не будут санкционированы русскими трудящимися массами, которые новыми восстаниями отвоюют свою свободу и национальное единство. К этой ли перспективе стремится буржуазная Европа? Стремится ли буржуазная Франция к тому, чтобы в русском народе были окончательно вытравлены все еще сильные симпатии к ней, когда он убедится, что именно французская республика руководит крестовым походом помещиков и капиталистов Польши, Финляндии и Румынии, восстанавливающих в России старый ненавистный режим и грабящих ее территорию?
И допустит ли пролетариат Западной Европы, чтоб эти реакционные правительства вновь созданных всемирной войной или усиленных ею государств, у себя дома подавившие белым террором собственное рабочее движение, приобрели после успешных карательных экспедиций в Россию патент на роль международной жандармерии для подавления рабочего класса во всем мире? Чтобы армии Пандеревских, Братиану [817] и Маннергеймов [818] стали полицейской вооруженной силой того священного союза капиталистов, в который империалистические хищники стремятся превратить «Лигу народов» [819] ?
Вот вопросы, которые российская социал-демократия ставит общественному мнению всего мира. Она вновь напоминает ему, что, выступая со всей энергией против вооруженного иностранного вмешательства, она делает это как представительница той части рабочего класса России, которая стоит в оппозиции к основам большевистского режима и методам большевистского правления, которая признает утопической и пагубной социальную политику большевиков и которая в силу всего этого преследуется правительством Ленина. Но протест против русских реакционеров и примкнувших к ним ренегатов русской демократии питается уверенностью в том, что такое вмешательство и отказ союзных правительств от соглашения с советской Россией лишь затянут и углубят кризис, от которого гибнет русский народ. Этот протест питается сознанием, что всемирная контрреволюционная мобилизация против русского большевизма есть начало такой же мобилизации против международного социалистического движения пролетариата.
РСДРП уверена, что опасность иностранного нашествия может только усилить господство террористических и утопических тенденций в советской России, подавляя всякую оппозицию им со стороны трудящихся масс, в то время как предоставление России возможности мирного развития и снятие удушающей ее блокады неминуемо вырвут почву из-под этих тенденций и дадут свободным от максималистических и анархических иллюзий элементам рабочего класса возможность успешно бороться за оздоровление политического строя советской России, за восстановление политической свободы и за торжество экономической политики, соответствующей социальным условиям нашей страны.
РСДРП обращается ко всем социалистическим партиям и профессиональным союзам с призывом удесятерить агитацию против контрреволюционной политики вооруженного вмешательства в открытой или замаскированной форме и за соглашение союзной Европы с правительством Ленина.
Приветствуя от всей души решение социалистических партий послать в Россию делегацию для изучения ее положения и ожидая, что этот приезд авторитетных представителей западной социал-демократии окажет русскому пролетариату существенную моральную помощь в его попытках найти выход из невыносимого состояния, ЦК российской с[оциал]-д[емократической] партии твердо верит, что активное вмешательство международного пролетариата охранит русскую революцию от занесенного над ней ножа.
Долой вооруженное вмешательство!
Руки прочь от революционной России!
Да здравствует международная борьба объединенного пролетариата!
Да здравствует революционный социализм!
Центральный комитет Российской социал-демократической рабочей партии:
Ю. Мартов. Листовка «Товарищи!» [820]
Товарищи!
В ночь на 31 марта [1919 г.] Всероссийская чрезвычайная комиссия открыла охоту на социалистов. Десятки социал-демократов и социалистов-революционеров, интеллигентов и рабочих заполнили собой тюрьмы – старые сидельцы царских казематов, борцы, всей своей жизнью доказавшие преданность рабочему делу.
В числе арестованных – многие члены Центрального и Московского комитетов РСДРП.
В ноябре прошлого года партия коммунистов торжественно объявила, что позиция нашей партии позволяет признать ее право на легальное существование в советской России. Она обещала нашей партии и прекращение гнусных полицейских преследований, жертвой которых социал-демократия была до тех пор. Она вероломно нарушила теперь свое обещание.
Ничего с прошлого ноября в позиции с[оциал]-д[емократической] партии не изменилось; как и в ноябре, она признает, что при данном внутреннем и международном положении всякие попытки насильственно низвергнуть стоящую у власти партию могли бы сыграть на руку русской и международной контрреволюции. Как и в ноябре, с[оциал]-д[емократическая] партия стремится к одному лишь: организовать рабочих и крестьян для того, чтобы, добившись в первую голову честного исполнения советской конституции, сделать вновь Советы выразителями подлинной воли трудящихся масс. Как и в ноябре, с[оциал]-д[емократическая] партия стремится средствами
Как и в ноябре, партия, оставаясь оппозиционной нынешнему режиму, стремится к тому, чтобы те принципы демократизма и политической свободы, вне которых, по ее мнению, немыслима подлинная власть трудящихся классов, и та свободная от утопизма экономическая политика, без которой невозможно спасение страны от развала и революции от гибели, восторжествовали волей самих трудящихся на развалинах побежденной российской и международной контрреволюции.
Но полгода системы террора до такой степени развратили правящую партию, что она не способна терпеть возле себя никакой независимой от нее силы. Обладая многомиллиардным бюджетом, монополией просветительной работы, сотнями органов печати, монополией типографии, бумаги и годных для собраний помещений, она испугалась насмерть того, что в течение трех недель массы могли читать две страницы выходящей с трудом оппозиционной социалистической газеты; что на фабриках в Москве меньшевики могли выступать на митингах и в ряде союзов агитировать за партийных кандидатов при выборах в правления. Признавая свое полное бессилие в идейной борьбе с «ничтожной», по ее словам, «группой меньшевиков», правящая партия решила покончить с «легальностью» социалистических партий и вернуться к системе террора.
В поисках предлога для возобновления преследований большевистская партия стала взваливать на РСДРП ответственность за ряд рабочих и красноармейских волнений, вспыхнувших на почве стихийного недовольства.
Центральному комитету было нетрудно документально установить лживость попытки приписать РСДРП участие в событиях в Петрограде, Туле, Брянске. Доносчики вынуждены были стыдливо умолкнуть. Последняя инсинуация – будто меньшевики вызвали остановку работ в мастерских Александровской жел[езной] дор[оги], также легко разбивается фактами.
Но и изобличенные во лжи, большевики не перестают ежедневно утверждать, что какие-то факты, компрометирующие партию, уличающие ее в контрреволюционных происках, имеются. Но никогда определенных, точных фактов клеветники привести не могут.
Их нет и быть не может.
Ибо кто из самих большевистских лидеров серьезно поверит, чтобы партия, всегда решительно и безоговорочно отвергавшая всякий авантюризм в тактике, всякое бунтарство в политической и экономической борьбе, вдруг поставила бы себе целью расстройство транспорта и дальнейшее ухудшение положения масс, чтобы вызвать в них озлобление и этим путем свергнуть советскую власть?
А именно таковы вздорные обвинения, которым подвергается социал-демократическая партия.
Если при Временном правительстве Керенского, когда экономическая разруха была еще не так ужасна, с[оциал]-д[емократическая] партия предостерегала рабочих от того злоупотребления стачками, которое всячески поощряли большевики, то теперь, при катастрофическом положении хозяйства, партия опозорила бы себя, вздумай она, по большевистскому примеру, толкать отчаявшиеся массы на путь «стачкизма». Нет! РСДРП с презрением отвергает ту двойную бухгалтерию, по которой большевики в России объявляют всякую стачку государственной изменой, и в Германии, переживающей не менее катастрофическое состояние, подстрекают рабочих к непрерывным забастовкам как средству взорвать Учредительное Собрание и установить диктатуру партии; ту двойную бухгалтерию, по которой призывают русских рабочих к подъему производительности труда и введению трудовой дисциплины и тут же с торжеством констатируют, что в Германии, благодаря агитации коммунистов, производительность труда неудержимо падает.
Точно так же нужно быть сумасшедшим или лжецом, чтобы предположить, что РСДРП может видеть в фактах разложения Красной армии, в ее бунтах, отказах идти на фронт и т. д. явления, на которых она может строить какие-либо политические расчеты или которым может сочувствовать. С первого дня образования Красной армии социал-демократия приветствует все, что содействует ее превращению в подлинную народную милицию, все, что способствует упрочению в ней строгой демократической дисциплины и искоренению тех навыков распущенности и паразитизма, которые в течение целого года господствующая ныне партия с такой бессовестностью насаждала в демагогических целях в старой армии.
Мы еще раз повторяем: ни одному из обвинений, выдвинутых против нас, не верят сами обвинители. И именно потому, что они не верят сами, все их действия и выступления против РСДРП носят характер такой явной бессмысленности и противоречивости. Нашу газету закрывают, затем нам сообщают, что это закрытие не безусловное и что мы можем получить вновь разрешение, если дадим гарантию, что не будем «подрывать силу сопротивления советской России ее врагам». Нам запечатывают помещение, затем распечатывают и вновь запечатывают. Нас арестуют под предлогом проверки наших документов и в печати уже публикуют, что среди нас оказалось пять дезертиров. Нас выпускают с извинениями и через неделю снова арестовывают. В промежутках Президиум Московского совета объявляет, что мы – партия легальная и что можем пользоваться всеми правами легальной партии, а через несколько дней тот же Московский совет объявляет нас врагами рабочего класса и своей резолюцией освящает произведенные среди партии массовые аресты и поднятую против нее официальными газетами травлю.
Еще никогда так обнаженно не выступало нравственное бессилие партии, стоящей у власти; еще никогда правительство, называющее себя революционным и рабочим, не подражало в такой мере худшим приемам правительств черносотенных.
Народные массы, изголодавшиеся и измученные, проявляют свое недовольство стихийными вспышками. Вместо того чтобы понять глубокие корни этого недовольства, вместо того чтобы признать необходимость изменения той нелепой политики, которая ухудшает и без того тяжелое положение народа, правящая партия старается отвлечь внимание голодных рабочих в сторону… «внутреннего врага», внушить ему, что и голод, и остановка транспорта, и прочие бедствия происходят от происков злых меньшевиков, эсеров и т. д., задавшихся целью довести народ до отчаяния.
Но если ложью являются
Такова та власть трудящихся, «… власть Советов», от имени которой говорит большевистское правительство. Большевистская партия ясно говорит массам: «Советское государство – это я! Всякая социалистическая партия, стремящаяся идейной борьбой завоевать влияние в Советах, будет мною уничтожена».
Это ясно. Рабочие массы сделают свой вывод.
Его сделает и РСДРП.
Первый период террора пошел нам на пользу. Когда мы получили возможность общения с массами, оказалось, что они с жадностью потянулись навстречу нам. Гонения окружили социал-демократию в глазах масс ореолом бескорыстной защиты их действительных интересов. И новая полоса гонений приведет лишь к тому же. Массы укрепятся еще более в том мнении, что большевистское правительство, не боящееся ни Клемансо, ни Вильсона, морально бессильно перед так называемой «ничтожной группой меньшевиков», которая смеет в царстве террора говорить народу всю правду и одну только правду.
Центральный комитет призывает товарищей сплотить свои ряды ввиду наступающих новых гонений и спокойно выжидать того момента, когда бессмысленность террористической политики снова предстанет перед большевистской массой в свете тех поражений и банкротств, к которым эта политика неизбежно приведет.
Каковы, однако, ни были бы условия, в которые будет поставлена деятельность партийных организаций, линия их поведения не должна отклониться ни на йоту от намеченной в решениях декабрьского партийного совещания [821] .
Призывая всех членов партии оставаться в эту трудную минуту на своих постах, ЦК выражает уверенность, что твердое и достойное поведение социал-демократии позволит ей и на этот раз, хотя бы ценой новых тяжелых жертв для отдельных лиц, выйти из предстоящего испытания окрепшей и завоевавшей себе новые симпатии масс.
Если господствующая партия будет упорствовать в политике террористической партийной диктатуры и подавления всякой свободы внутри рабочего класса, она возьмет на себя всю тяжесть ответственности за неизбежное в том случае торжество контрреволюции, в лагерь которой будут все более отбрасываться распыленные массы, утратившие надежду осуществить свои права. С себя всякую ответственность за это торжество контрреволюции РСДРП снимает.
Сменяющиеся у власти демагоги и тюремщики белого и красного террора приходят и уходят. Революционная социал-демократия, выражающая постоянные интересы пролетариата и разум его классового движения, остается. За нею, и только за нею, будущее.
К социалистическим партиям стран Согласия
Товарищи!
Парижская конференция [822] ваших правительств заявила о поддержке Колчака в его войне с советской Россией.
Прервав начатые было переговоры с правительством Ленина, Согласие обещало Колчаку усиленную поддержку продовольствием, деньгами и амуницией. Тем самым предрешено признание Колчака как всероссийской власти, и вместе с тем союзными империалистами сделан новый решительный шаг для подавления русской революции.
В нас, российских социал-демократах, никто не заподозрит апологетов того строя, который установился в России полтора года тому назад. Но мы должны со всей решительностью протестовать против той лжи, которую распространяют во всем мире, будто вмешательство союзных правительств в русские дела и поддержка Колчака обеспечат в России свободу, экономическое развитие и прекращение гражданской войны.
Ибо – вы должны это знать, товарищи, – Колчак означает для России восстановление главных экономических и политических элементов старого режима.
Важнейшие достижения этих революционных лет, купленные ценой бесконечных жертв, будут вычеркнуты из русской истории, и обессиленный и побежденный народ вновь попадет под иго тех, кто душил его в течение долгих десятилетий.
Русское дворянство было при царизме тем правящим классом, который направлял всю внутреннюю и внешнюю политику и который создал режим, не только ненавидимый русским народом, но и презираемый всем цивилизованным миром.
Революция покончила с этим классом. Передав власть в новые руки, она лишила дворянство его правительственных функций, уничтожив сословные различия, она лишила его былых привилегий. Передав крестьянам помещичью землю, она лишила его, наконец, и его экономического значения. Все старое дворянство – это[т] отживший паразитический класс, осуждавший Россию на прозябание и нищету, – оказалось ликвидированным благодаря революционному перевороту.
Движение, во главе которого идет Колчак, есть не что иное, как военное усилие этого главного социального слоя старой России вновь взобраться на корабль, за борт которого оно сброшено революционной волной, и вновь взять в свои руки руль политического и хозяйственного управления. Никаких иллюзий на этот счет: победа Колчака есть реставрация старого режима.
Кто окружает Колчака в Сибири? Кто составляет подлинную силу его правительства? Это отряды офицеров-дворян, откровенно монархических, с явными и нескрываемыми симпатиями к царизму. Это старые жандармерия и полиция, восстановленные в своих правах и готовые служить реставрированному царизму теми же методами, какими они служили царизму старому. Это министры и чиновники старой России, вскормленные на дворянских хлебах, до бешенства ожесточенные против революционного переворота. Таковы те социальные слои, которые направляют политику Колчака. Его главную военную силу составляет развращенная царско-дворянским милитаризмом и выбитая войной из колеи офицерская масса, способная жить только паразитизмом и прямым грабежом. И если Колчака поддерживает еще ненавидящая революцию и жадно бросающаяся на спекуляцию буржуазия, то никакой реальной силы в правительстве Колчака она не составляет и готовит себе столь же жалкую роль, какую играл весь буржуазный класс при старом царизме.
Если дворянские силы, окружающие Колчака, до сих пор еще не вступили в конфликт с крестьянством, получившим дворянские земли, то лишь потому, что Сибирь не знала дворянского землевладения. Если бы войскам Колчака удалось занять значительную часть советской России, старый правящий класс бросился бы в деревню с ружьем и нагайкой, чтобы восстановить себя в своих старых правах.
Союзные правительства в своих переговорах с Колчаком обошли этот основной вопрос. И это вполне понятно: никакие обещания Колчака, никакие программы его министерства и никакие добрые пожелания его либеральных друзей не способны будут остановить поход на деревню того класса, который в тот момент окажется победившей политической и военной силой. Как германское и австрийское правительства спасовали на Украине перед аппетитами украинских дворян, точно так же спасуют все добрые советчики перед действительной реальной силой контрреволюции, возглавляемой Колчаком. И точно так же, как на юге России победа «порядка» в период Скоропадского [823] вызвала в крестьянстве бурное революционное движение в пользу большевиков, так и победа Колчака приведет непосредственно к новому всенародному движению против реставрации старых отношений. Это иллюзия, будто Колчак даст России «порядок». Его победа – лишь пролог к новому взрыву гражданской войны. Его не признает ни одна народная партия. Его отвергнут все революционные классы. Его свергнет новый взрыв революции.
Столь же ясно, что для рабочего класса победа такой реакции будет означать разгул самой дикой эксплуатации, уничтожение всех социальных преобразований и разгром политических и профессиональных организаций пролетариата.
И столь же ясен, наконец, вопрос, какой политический режим несет Колчак России. Его правительство нигде не говорит о республике. Но сторонники его откровенно говорят о монархии. Уже восстановлен в Сибири уголовный кодекс старой России, и выступление против Колчака карается по законам об оскорблении величества. Монархия – единственно мыслимая и неизбежная форма власти в случае победы реакционных сил, сгруппировавшихся ныне вокруг Колчака. Но монархия, которую готовит Колчак, это даже не монархия буржуазного типа, как в Италии или Бельгии, – его монархия должна утвердиться в борьбе с крестьянством. Даже в Сибири, где классовые антагонизмы в деревне ничтожны, он сумел восстановить против себя всю крестьянскую массу. Массовая порка крестьян сделалась в Сибири обыденным явлением. И отношение сибирского крестьянина к Колчаку уже проявляется в непрекращающихся восстаниях, которые грозят ему каждый день политическим переворотом. Вообще правительство Колчака находится в ожесточенной войне с народными массами города и деревни: таково беспристрастное свидетельство наших уполномоченных, посланных нами специально для ознакомления с положением дел в Сибири и на Урале, а также и сибирских организаций нашей партии.
Союзные правительства запросили Колчака об его отношении к Учредительному Собранию. Колчак ответил, что он готов в подходящий момент назначить новые выборы, и союзники этим, по-видимому, удовлетворились. Но такое обещание, не говоря уже об его неопределенности, останется на бумаге или приведет к контрреволюционной комедии. Ибо где же видано, чтобы военная диктатура, опирающаяся на паразитические элементы, сдала свою власть свободно избранным представителям народа?
Принцип народовластия и демократических свобод никому не дороже, чем нашей партии. Мы и сейчас держимся того мнения, что и социалистическая диктатура пролетариата предполагает полное развитие демократии. Во имя борьбы за принципы демократии и политической свободы мы и сейчас стоим в оппозиции к политике российской коммунистической партии, ибо и по сей час еще многие члены нашей партии, в том числе некоторые видные ее деятели, пребывают за это в тюрьме. Но ни у кого из нас не возникает и мысли, будто пролетариат и крестьянские массы могут обеспечить себе минимум демократических свобод при том режиме, который несет Колчак. И мы не находим слов, чтобы заклеймить тех русских псевдодемократов, называющих себя и социалистами, которые затушевывают перед западноевропейской демократией истинное положение дел.
Если Колчак сделается хозяином всей России, трескотня ружей и пулеметов, расстреливающих революционный народ, сольется со свистом нагаек и гиком и визгом антисемитских погромщиков. Террористический режим, господствующий уже сейчас в Сибири, является этому порукой. Массовые расстрелы и массовая порка применяется в таких размерах, каких никогда не знал царизм. Тюрьмы полны «политическими преступниками», не только большевиками, но и социалистами вообще. Ряд членов нашей партии расстрелян. И пусть не думают ваши товарищи, что присутствие иностранных военных сил в лагере Колчака является какой-либо гарантией против этого азиатского режима. Напротив, они сами служат этому режиму. Происшедшая в феврале сего года конференция сибирских организаций нашей партии была вынуждена заклеймить «участие отрядов союзных войск в карательных экспедициях» и варварские расправы этих экспедиций. Так империалисты на спинах русских граждан тренируют те жандармские отряды, которые будут двинуты, быть может, на подавление рабочей революции в Европе.
Российская социал-демократия вместе со всеми революционными элементами народа уже делает и будет делать все возможное, чтобы повергнуть в прах воскрешающие силы прошлого и покончить с ним навеки. И мы просим вашей помощи в этом деле, ибо силы Колчака невелики и еще ничтожнее силы его собратьев – генерала Деникина на юге и генерала Юденича под Петроградом. И если они все еще угрожают революции и ведут против нее военный поход, то лишь потому, что их снабжают союзные правительства, которые отвергли далеко идущие навстречу предложения советской власти и объявили ей войну до конца. Для нас это означает экономическую оторванность от всего мира, рост продовольственных затруднений и ожесточения в гражданской войне, т. е. сохранение и усиление всей террористической стороны большевистского режима.
А для вас это – продолжение войны, но уже в новой форме, – войны не только оборонительной, но и во всех смыслах слова реакционной. Ибо если бы поход Колчака при содействии союзных стран оказался бы победоносным, на востоке Европы была бы выстроена новая крепость мировой реакции, которая не только раздавила бы русскую революцию, но и убивала бы своим холодным дыханием все ростки социализма на Западе.
Призывая русский пролетариат сплотить свои силы для защиты революции, наша партия ждет, что пролетариат союзных стран мощными массовыми выступлениями сломит злую волю своих империалистов и принудит их дать мир истерзанной революционной России. Наша партия ждет от вас самой активной, самой настойчивой и энергичной борьбы против всякой поддержки Колчака и против всякого вооруженного вмешательства в русские дела вообще.
Сделайте все, чтобы этого добиться. Заставьте ваши правительства отказаться от серьезных попыток водворения реакции в России! Сделайте все возможное, чтобы компромиссы, на которые готово идти правительство Ленина, сделались исходным пунктом переговоров! Заставьте снять блокаду России и возобновить с советской властью дипломатические и экономические отношения.
Центральный комитет Российской социал-демократической рабочей партии:
Ю. Мартов. Линия социал-демократии
В качестве марксистской рабочей партии РСДРП отнеслась отрицательно к перевороту 25 октября. Наша марксистская программа считала единственным путем, ведущим действительно к социализму – путь утверждения последовательной демократии (не формальной буржуазно-парламентской демократии, оставляющей забронированными целый ряд цитаделей политического господства имущих, а системы учреждений и социальных мер, обеспечивающих подлинное проявление и господство воли трудящегося большинства народа). Она как утопию, ведущую к неминуемому разгрому, отвергала мысль о «скачке» к коммунистическому хозяйству на основе убогих производственных отношений современной России.
Но коммунисты захватили власть, опираясь на стихийное возмущение рабочих и солдатских масс нерешительной внешней политикой коалиционных правительств, на недовольство значительной части крестьянства их аграрной политикой. Это обстоятельство делало всякую борьбу против октябрьского переворота борьбой внутри рабочего класса и трудящихся масс вообще. Для партии, желавшей оставаться пролетарской и сохранить под ногами базис революции, отсюда вытекало с железной необходимостью заключение: стремясь отвлечь от большевизма и его программы следовавшие за ним рабочие и крестьянские массы, партия должна была заранее отказаться от таких действий, которые могли бы сделать раскол и борьбу внутри рабочего класса рычагом в руках помещичьей и капиталистической контрреволюции, естественно напрягавшей все силы, чтобы движение против большевизма сделать исходным пунктом для возвращения утерянных позиций и для удушения всей революции.
Этим сознанием диктовались первые принципиальные решения прежнего Центрального комитета, выдвинувшего немедленно вслед за октябрьским переворотом лозунг «соглашения всех социалистических партий» и «общесоциалистической власти» и сделавшего все от него зависевшее, чтобы лозунг этот, встретивший горячую поддержку и в пролетариате столицы, и в армиях фронта, был принят победившей партией и правым крылом социалистов. Этот момент в жизни партии отмечен выходом из состава ЦК его меньшей половины – акт, который провел отныне нестирающуюся борозду между политикой, всецело и без оглядки ориентирующейся на выпрямление линии революции путем ее дальнейшего развития, и той, которая стремится вернуть все общественное развитие назад к «здоровому капитализму» и «национальному объединению», существовавшим если не в действительности, то в иллюзиях кануна и первых дней февральской революции.
В самые дни переворота партийная линия нашла свое выражение в усилиях всех партийных центров не допустить участия находившихся под влиянием партии элементов в каких бы то ни было попытках вооруженного отпора перевороту, поскольку эти попытки опирались или должны были опираться главным образом на офицерство, казачество, юнкерство, ударников [824] и т. п., а политически на «общенациональную» группировку вправо – к кадетам и другим буржуазным группам. Московский комитет исключил члена партии, принявшего участие в вооруженной борьбе на стороне местной Думы; Центральный [комитет] отозвал своих представителей из «Комитета спасения родины и революции», как только убедился, что некоторыми элементами, группирующимися около него, предпринимаются действия, рассчитанные на контрвосстание при участии офицерства.
Ноябрьский (1917 г.) съезд партии закрепил эту линию, образовав «блок» бывшей фракции интернационалистов и левой части прежнего партийного большинства (циммервальдисты – революционные оборонцы). Отвергнув возвращение к коалиционной политике и признав из программы октябрьского переворота то, что в ней было не утопического и лежащего на линии революционного развития: немедленный мир, передача земли крестьянам, государственное регулирование всего производства, – съезд тем самым наметил основные вехи той тактики, которую партии пришлось затем вести среди меняющихся обстоятельств за торжество своих идеалов демократического социализма, реалистической классовой политики восстановления революционного единства пролетариата.
Разгон Учредительного Собрания [825] , показавший, что активная часть народных масс еще всецело увлечена идеей диктатуры меньшинства в ее обманчивой форме «всей власти Советам», поставил перед партией задачу длительной борьбы за влияние на трудящиеся массы в Советах и пролетарских организациях.
Этот процесс оборвался попытками правых социалистов, опиравшихся на начинающееся охлаждение крестьянских и частью рабочих масс к большевизму, поднять открытое восстание для свержения советской власти и созыва Учредительного Собрания.
Партия заранее отрицательно отнеслась к этим попыткам, предвидя, что при данном соотношении сил такое восстание окажется неизбежно в плену у контрреволюционного офицерства и империалистических правительств, а потому явится на деле фактором не торжества демократии, а ее компрометации и удушения. Ни один из членов Учредительного Собрания – социал-демократов – не явился поэтому на «слет», который имел место в Поволжье [826] . Когда же выступления чехословаков [827] , морально поддержанные широкими слоями рабочих и крестьянства Поволжья и Зауралья, поставили партию перед совершившимся фактом, ее позиция определилась всей ее предыдущей политикой и решением майской общепартийной конференции 1918 года, постановившей, что партия категорически отвергает всякое вмешательство союзных держав во внутренние дела России. Поскольку вокруг комитета Учредительного Собрания [828] мобилизовались под знаменем народовластия и аграрного переворота революционно-демократические элементы, опирающиеся на крестьянство и хотя бы часть рабочих, партия не могла активно выступить против этого движения рядом с большевистской властью, программу и методы которой она принципиально отвергает: это значило бы содействовать углублению и обострению начавшейся гражданской войны внутри демократии. Но поскольку партия была убеждена в
Когда летом 1918 года, в параллель с чехословацким наступлением, произошло восстание в Ярославле, в которое вовлечена была часть местных рабочих, ЦК, санкционировав исключение местной организацией тех партийных деятелей, которые приложили свои руки к этому авантюристскому предприятию, вслед за тем снова формулировал позицию партии в вопросе о методах ее борьбы с большевизмом. Он отверг свержение большевистской диктатуры путем народного восстания, при данном соотношении сил неизбежно ведущим к тому, что такое восстание в случае успеха похоронило бы вместе с большевизмом и самую революцию. Решения последовавшей затем областной конференции Центрального района подтвердили эту позицию и в общем и в частном (ярославском) вопросе.
Октябрьские (1918 года) резолюции ЦК [830] и решения декабрьского общепартийного совещания подвели итог партийному опыту в свете новых событий, эра которых открылась революцией в Германии и Австрии [831] и прекращением мировой войны [832] . Признав сохранение политической власти трудящихся классов (конечно, не в призрачной форме диктатуры меньшинства) как прочный результат, который может и должен остаться длительным завоеванием российской революции, и наметив перспективу экономического взаимодействия российской и международной революции, делающего возможным сокращение пути, ведущего социально отсталую страну к социализму, эти решения дали принципиальную базу партийной политики.
Уже из этих решений со всей ясностью вытекало, что, независимо от степени остроты нашей внутренней борьбы с большевизмом, мы признаем его носителем общих интересов революции в его войне с колчако-деникинской контрреволюцией и ее вдохновителями – союзниками. Дважды эту позицию формулировал ЦК в своих обращениях к международному пролетариату, направленных против вмешательства и оказавших свое действие на развитие пролетарского движения на Западе против вмешательства. В то же время, как в Сибири в феврале сего года, так и на Украине в конце лета, местные организации, действуя в контакте с ЦК, сделали другой тактический вывод из партийной позиции, признав, что в местностях, захваченных контрреволюционными правительствами, борьба за их революционное свержение должна вестись под лозунгом воссоединения с советской Россией и что текущая деятельность партии в таких областях должна быть всецело подчинена этой революционной задаче.
При таком направлении партийной политики вопрос об активном участии партии и военной обороне советской России и степени его активности имел уже не принципиальное, а лишь практическое значение.
Уже в мае этого года, обращаясь к Интернационалу, ЦК заявлял в своем воззвании, что в борьбе с стремлением Колчака и Деникина навязать стране военную диктатуру весь пролетариат без различий партий отдаст последнюю каплю крови. Такие заявления партии обязывали, и ЦК, делая их, знал, что при определенных условиях задачу активного участия в обороне советской России он должен будет поставить в центре революционных задач партии. Уже в тот момент эти условия наступили в местном масштабе, когда перед нашими украинскими товарищами стал во всей остроте вопрос о пассивности и подчас враждебном настроении пролетариата перед лицом надвигающихся казачьих банд Деникина. Украинская организация повела самую активную борьбу с этими настроениями и много сделала в деле непосредственно организационной работы по мобилизации рабочих масс для обороны. ЦК одобрил попытку украинских товарищей, подчеркнув лишь необходимость ни на один момент и в этой работе не отклоняться от самостоятельной линии партии, остающейся оппозиционной данному режиму. В остальной России пока что центр тяжести нашего участия как партии оппозиции в борьбе с контрреволюцией должен был лежать в разъяснении пролетариату той политики, которая одна может обеспечить успех обороны революции и закрепить ее плоды. Когда же в значительной мере, конечно, благодаря политике советской власти, опасность победы контрреволюции подвинулась чуть ли не к воротам Петербурга и Москвы, причем самым слабым местом революции оказались те же равнодушие и пассивность масс, партии пришлось и здесь, как и на Украине, поставить задачу активного содействия обороне в центре своей работы.
Делая это, партия в полном согласии со всей своей линией стремится в меру своих сил ускорить наступление момента военного и политического краха российской контрреволюции. С наступлением этого краха руки ее будут развязаны, и свою борьбу за выпрямление линии революции она сможет вести, не скованная той атмосферой отчаяния, которую создало обостренное блокадой всероссийское разорение, и не парализуемая естественной и законной боязнью лучшей части трудящихся масс поднять свой голос в защиту своих прав и своей власти в таких условиях, когда революционное правительство отбивается на всех фронтах от злейших врагов народа.
Для партии оппозиционной, но стоящей на том же классовом базисе, как и правительство, с которым она борется (а таково положение нашей партии в советской России), вопрос участия в обороне страны и степени и формах этого участия определяется двусторонностью этого ее положения. Свести всю свою работу на роль подсобного аппарата для организации обороны значило бы потерять смысл своего существования как партии оппозиции, добивающейся привлечения масс на сторону своей программы. Напротив, занять – потому, что она непримиримая оппозиция, – положение лишь критикующей и обличающей партии значило бы становиться на почву классовой борьбы с данной властью, т. е. объективно сойти с классовой почвы пролетарского движения. Это значило бы, в лучшем случае, держаться линии политического нейтралитета в борьбе между Деникиным и большевизмом, в худшем – сыграть роль пособника деникинской контрреволюции. А уже майское (нынешнего года) совещание при ЦК [833] высказало, что в этой борьбе мы отвергаем позицию нейтралитета, становясь на сторону большевистской власти, объективно отстаивающей в данный момент интересы не только своей партии, но и всей революции.
В зависимости от практических обстоятельств и политической обстановки степень и формы участия оппозиционной в указанном смысле партии в деле обороны могут изменяться от простого лишь морального воздействия на общественное мнение Европы и России, как это было прошлой зимой, когда нормальное действие государственного аппарата обеспечивало достаточно самозащиту советской России, – до того призыва отодвинуть временно на второй план все остальные задачи и вступить в прямое сотрудничество с враждебной властью в деле организации обороны, как это имеет место сейчас. Эти изменения нисколько не затрагивают основной линии поведения. Последняя дается общей нашей принципиальной позицией, все элементы которой наметились уже зимой 1917/18 г. и которая была достаточно отчетливо формулирована в целом в период октября – декабря 1918 г. Борясь за действительные и постоянные интересы пролетариата против утопического и антидемократического коммунизма, мы не сходим с общей для нас с ним почвы революции в борьбе с грозящими революции в целом классовыми врагами пролетариата, мы готовы защищать самое большевистскую революцию там и тогда, где и когда история вручила ей миссию сдерживать напор мировой контрреволюции.
Декларация РСДРП по внутренней политике на Седьмом съезде Советов [834]
Со времени Седьмого съезда прошел год с лишним [835] ; между тем, согласно точному указанию конституции, съезды должны созываться регулярно каждые шесть месяцев.
Если бы этот факт нарушения советской конституции оставался единичным и случайным, дело было бы поправимо.
На деле управление страной в течение года без помощи высшего органа советской иерархии лишь увенчало собой целую систему нарушений, которая постепенно сводит на нет все то, что в советской государственной организации являлось наиболее жизненным и ценным с точки зрения интересов пролетариата.
Не созывался ни разу съезд, но почти не созывался за этот год ЦИК – этот по конституции высший орган управления в промежутки между съездами.
Почти ни один декрет, вышедший за этот год, не обсуждался и не голосовался в ЦИК. От имени последнего в самых важных актах внутренней и внешней политики неизменно выступает его президиум, когда декреты не исходят прямо от имени Совета народных комиссаров или экстренно созданных органов власти, совершенно непредусмотренных конституцией и образованных опять-таки помимо ЦИК.
В результате такого положения Совет народных комиссаров перестал быть учреждением подотчетным и регулярно контролируемым. Самые перемещения народных комиссаров и назначения новых совершаются помимо ЦИК.
Точно такое же перерождение органов власти совершается повсюду на местах: уездные и городские Советы собираются в редких случаях и для наименее важных дел. Вся полнота власти и все управление на местах сосредоточились в неконтролируемых представителями рабочих и крестьян и редко переизбираемых исполкомах. Переизбрание самих Советов совершается все реже и реже. В Москве уже полтора года не было выборов.
Рядом с этим вымиранием основных учреждений, на которых построена советская конституция [836] , шло вытравливание из них всякого духа свободы. Насильственное устранение из Советов одних некоммунистических партий за другими и полное подавление свободы выборов фактически лишило значительную часть рабочих и крестьян возможности иметь своими представителями тех лиц и те группы, которым они доверяют. Советы и их съезды постепенно превратились в формальные отделения организаций и конференций одной коммунистической партии. Небольшая часть пролетариата является фактически носителем той власти, которая по конституции должна быть властью всего пролетариата и трудового крестьянства.
Такое положение вещей, дополненное полным отсутствием свободы печати для всех, кроме коммунистов, и превращением всех рабочих организаций в зависимые от органов власти, убивает в корне всякие признаки самоуправления и самодеятельности широких масс трудящихся. Массы не только не приучаются сами творить государственное дело и брать на свои плечи всю ответственность за него, но и теряют постепенно уже приобретенные в прошлом навыки в этом деле.
На этой почве, с одной стороны, происходит то развитие бюрократизма во всем механизме управления, которое убивает непроизводительно значительную часть энергии, затрачиваемой государством на дело борьбы с голодом, холодом, болезнями и другими недугами нашей жизни. Целый ряд самых необходимых мер в области топливного, транспортного и т. п. кризисов применяются, благодаря бюрократическому произволу и бюрократической неспособности, с большим опозданием, теряя значительную часть своей действительности. Никакие увещания и понукания сверху не помогут ослабить это зло бюрократизма, если все больше будет воспитываться в широких массах уверенность, что дело управления есть удел одного лишь привилегированного сословия коммунистов.
С другой стороны, на той же почве возрождается и укрепляется воспитанная столетиями царского и крепостного рабства апатия масс, паралич гражданского сознания, готовность перелагать всю ответственность за свои судьбы на плечи правительства. Если в моменты крайней опасности перед лицом угрожающего классового врага массы на время испытывают прилив революционной энергии, благодаря чему не раз советской России удавалось в последнюю минуту отбивать натиск контрреволюции, то с минованием этой опасности массы снова погружаются в апатию, снова равнодушие губит часть плодов уже одержанной победы.
И, наконец, на той же почве бюрократического вырождения власти и обывательского вырождения граждан создается возможность образования государства в государстве – превращения в самодовлеющую всевластную силу тех органов репрессии и полицейского надзора, которые породила гражданская война. За истекший год механизм чрезвычайных комиссий, первоначально рассматривавшихся как временный орган борьбы, разросся до гигантских размеров. После ряда попыток ввести этот механизм в строго определенные рамки, подчинив его контролю революционных судов и Советов, власть совершенно капитулировала перед чрезвычайными комиссиями, отдав в их руки жизнь, свободу и честь граждан. Чудовищное развитие террора, упразднение всякого подобия суда и страшное господство произвола явилось результатом этой политики вместе с крайним ожесточением широких масс населения, более опасным революции, чем те заговоры, с которыми расправляются ЧК.
РСДРП усматривает величайшую опасность для революции от такого положения дел, тесно связанного с фактическим упразднением советской конституции.
Результаты самых блестящих успехов Красной армии над контрреволюционными полчищами будут постоянно сводиться на нет, если в освобожденных от Деникина и Колчака территориях бесконтрольная бюрократия и специалисты террора вновь будут, как это имело место до сих пор, в короткое время вытравлять симпатии масс к революционному строю и вызывать вновь контрреволюционные настроения, столь облегчавшие Деникиным и Колчакам их задачу.
Борьба советской России за достижение мира и снятие душащей нас блокады шла бы значительно успешнее, если бы империалистические хищники не имели возможности тормозить мобилизацию пролетарских и демократических сил в защиту русской революции указаниями на неопровержимые, к несчастью, факты ничем не оправдываемых эксцессов, возмутительных насилий и произвола, которыми терроризм дискредитирует идею социализма и пролетарской власти.
И, наконец, когда нам все же удастся сломить китайскую стену блокады и принудить империалистический мир возобновить с Россией экономические отношения, никакое возрождение производительных сил не будет возможно, если рабочие и крестьянские массы, благодаря воспитанию и школе бесправия и бюрократической опеки, окажутся неспособными поднять до высшей точки производительность своего труда, развить добровольную дисциплину и проявить умение в деле самоорганизации и хозяйственного самоуправления. В этом случае самое открытие окна в капиталистическую Европу и Америку лишь отдаст трудящиеся массы России в колоссальное закабаление хищникам империалистической буржуазии.
Исходя из этих соображений и более чем когда-либо убежденная, что подлинная власть трудящихся может быть построена лишь в соответствии с принципами демократизма, РСДРП полагает, что для укрепления и развития завоеваний революции и обеспечения возможности экономического возрождения страны необходимо:
1. Возобновление действия советской конституции и дальнейшая ее демократизация. Организация действительной ответственности всех органов власти перед рабочими и крестьянскими массами и подотчетности их представителям. Правильное функционирование и регулярные перевыборы Советов.
2. Равенство прав всех трудящихся города и деревни.
3. Свобода печати, союзов и собраний.
4. Неприкосновенность личности, гарантированная подсудностью всех граждан одним и тем же народным судам, действующим на основе точных законов.
5. Отмена бессудных расправ, административных арестов и правительственного террора.
1920
Всем организациям РСДРП
В Екатеринбургскую организацию РСДРП
Товарищи! ЦК посвятил свое заседание 4 мая обсуждению политического положения в связи с польско-украинским наступлением [837] , начавшимся в конце апреля и несущим новые испытания русской революции.
ЦК постановил призвать все партийные организации к самому деятельному участию в обороне страны и революции от новой контрреволюционной опасности.
Формы, в которые при этом выльется наша партийная работа, будут, конечно, чрезвычайно разнообразны, как в зависимости от силы местных партийных организаций, степени и глубины идейно-политического влияния на них, так и от тех полицейских условий, в которых каждая организация находится и от которых зависит большая или меньшая возможность проявить свою активность.
Поэтому ЦК предоставляет всем организациям самую широкую свободу выбора в зависимости от местных условий, методов борьбы с наступающими против нас легионами Пилсудского, начиная с агитации, разъясняющей народу причину войны и ее характер, пропаганды за добровольное вступление в армию, участия партийных товарищей в деле снабжения ее, помощи больным и раненым и пр., вплоть до мобилизации членов партии для боевой работы в рядах войск.
В этом же заседании ЦК поручил тов. Мартову выступить 5 мая в Московском совете с речью, выясняющей позицию РСДРП в вопросе о польском наступлении, и принял в согласии с советской фракцией декларацию, оглашенную на этом же заседании Совета. (Она напечатана в «Известиях ВЦИК» от 7 мая с нарочито неоговоренным пропуском двух абзацев, искажающим ее смысл, – против чего ЦК заявил протест.)
О всех шагах, которые вами будут предприняты в духе настоящего письма, извещайте регулярно (1-го и 15-го каждого месяца) ЦК по адресу: Москва, Мясницкая, 31, кв. 23, Рабочий клуб «Вперед», секретариату.
ЦК РСДРП
[После 7 мая 1920 г.]
Секретарь
Письмо к английской делегации [838]
Товарищи!
Наша откровенная беседа с вами и особенно выступление членов нашей партии в Московском совете и на митинге печатников в вашем присутствии вызвали со стороны правящей партии против нас неслыханную травлю. Нас обвиняют в том, что мы вам дали материал, обличающий большевистский режим, с целью ослабить борьбу английского рабочего класса против интервенции. Для того чтобы натравить против нашей партии темные массы, нашу деятельность ставят в связь с приписываемыми агентам польского штаба взрывами складов со снарядами, имевшими место в Москве, и нам недвусмысленно грозят суровыми репрессиями как «пособникам польских поджигателей». В воскресенье 30 мая Всероссийская чрезвычайная комиссия опубликовала приказ всем местным комиссиям о беспощадной расправе как с виновниками покушения на склады, так и с «доносчиками Ллойд Джорджу», под каковым именем теперь в большевистской печати фигурируют все, доставлявшие вам беспристрастные сведения.
В пояснении такого названия большевистская пресса утверждает, что среди английской делегации имеются если не прямые агенты Ллойд Джорджа, то сторонники его внешней политики.
Опубликованные 1 июня «тезисы» Московского комитета партии коммунистов заявляют, что правительства Антанты, чтобы ослабить движение пролетариата в защиту советской России, послали делегацию тред-юнионистов для собирания обличительных материалов против советского режима.
На следующий день, 2 июня, на заседании Московского совета, когда мы пытались заклеймить всю эту травлю и особенно недостойное оклеветание вас перед русскими рабочими, г. Бухарин, официальный представитель коммунистической партии, отвечая нашему товарищу, заявил, что среди английской делегации есть бесспорно «сторонники Ллойд Джорджа, поддерживающие его политику», и что эти лица приехали в Россию, чтобы собирать материалы против советской России.
Одновременно русским рабочим объясняется, что не вы, а лишь недавно приехавшие делегаты фабрично-заводских комитетов Лондона имеют право говорить от имени английского рабочего класса, и что вы неправильно присвоили себе представительство последнего.
Нам нечего объяснять вам, с какими чувствами рабочие, которые входят в нашу партию, встречают подобные заявления, представляющие бесстыдную и сознательную ложь, очевидную для всякого сколько-нибудь знакомого с нынешними отношениями между английским правительством и пролетариатом Англии. Но, не имея в своем распоряжении печати, мы не можем даже осведомить широкие массы о нашем отношении к бесчестной инсинуации г. Бухарина, которая в течение нескольких дней повторялась всей большевистской прессой. Между тем ни то дело, ради которого вы приехали в Россию, ни общие интересы революции не допускают, чтобы широкие массы русского народа оставались под впечатлением, что вы не можете ответить на брошенное вам публичное обвинение, будто одни из вас приехали сюда с тайным поручением от контрреволюционного английского правительства, а другие согласились состоять с первыми в общей делегации. И это тем более, что после вашего отъезда тот же Бухарин будет толковать ваше молчание как подтверждение брошенного им обвинения.
Со своей стороны мы, конечно, сделаем все, что в наших скромных силах, чтобы громко протестовать против этой кампании клеветы, так позорно попирающей элементарные требования международной социалистической солидарности. Но мы считаем абсолютно необходимым, чтобы и вы, со своей стороны, ответили на брошенное вам перед русскими массами лживое обвинение и добились от большевистской прессы опубликования вашего разъяснения о действительных отношениях между вашей делегацией и английским правительством. Только тогда клевета будет убита в корне.
От имени всех социалистических сознательных элементов русского пролетариата мы просим у вас, товарищи, извинения за это парадоксальное проявление специфического национального гостеприимства, которому вы подверглись в нашей стране и которое считает вполне возможным сегодня чествовать наших приезжих парадами, банкетами и знаменами с надписью «Добро пожаловать», а завтра объяснять массам, что чествуемые достойны виселицы и, во всяком случае, являются самозванцами. Мы хотели бы, чтобы по этому образцу культуры народных комиссаров большевистской партии вы не делали ошибочных выводов о том уровне культуры народа, который достигнут нашей славной революцией.
Нам нечего прибавлять, что печальный эпизод, вызванный безумным партийным фанатизмом, не может, по глубокому нашему убеждению, ни в малейшей степени ослабить вашей симпатии к геройскому социалистическому пролетариату России и отклонить вас от вашего намерения с еще большей, чем прежде, энергией вести в Англии кампанию против преступной интервенции и за признание советской России державами Антанты. Каков бы ни был прием, встреченный вами в России, ваше пребывание в ней, мы уверены, свяжет тесными узами движение рабочих классов обеих стран.
Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии.
Председатель:
Члены:
Секретарь:
Представитель Бунда (с.– д.)
Ю. Мартов. Письмо в редакцию «Известий»
В № 127 «Известия» в статье от 13 июня с. г. под заглавием «Абрамович, Трояновский и… колчаковцы» г. Гойхбарг сообщает, что во время недавнего процесса колчаковских министров в Иркутске выяснился факт, компрометирующий тт. Абрамовича, Трояновского и Кучина-Оранского, а именно: когда в Сибири в августе 1918 г. был поднят вопрос об обмене задержанных чехословаками жен и детей представителей советской власти на арестованных в Сибири чехословаков, то «по соглашению между к[онституционными] д[емократами], с[оциалистами]-р[еволюционерами] и с[оциал]-демократами]» было решено, кроме чехословаков, вытребовать в обмен на женщин и детей еще по три кадета и эсера и трех социал-демократов, упомянутых выше.
Факт этот представляется автору настолько компрометирующим тт. Трояновского, Абрамовича и Кучина, что его перо стыдливо отказывается охарактеризовать этих с[оциал]-д[емократических] деятелей, стремившихся таким путем попасть в «колчакию».
Позвольте просить вас, в интересах восстановления истины, установить следующие истины:
1) Ни в каких совещаниях с кадетами, эсерами по вопросу об обмене чехословацких заложников на большевистских жен РСДРП никогда не участвовала.
2) Она и не могла участвовать в подобных совещаниях уже потому, что с самого момента установления советского режима отказывалась от каких-либо политических переговоров с партией кадетов и ни разу в такие переговоры не вступила.
3) О чьем-либо желании выменять тт. Абрамовича, Кучина-Оранского и Трояновского на задержанных чехословаками жен большевиков ЦК РСДРП до сих пор ни официально, ни частным образом никто никогда не сообщал.
4) Насколько мне известно, переговоры об обмене заложников между чехословаками и советским правительством велись официально и даже одна из задержанных на Урале заложниц была чехословаками для этих переговоров отпущена в советскую Россию; следовательно, если бы в то время требование о выдаче трех названных членов ЦК РСДРП было выдвинуто, это было бы известно советской власти с осени 1918 года и без сомнения давно использовано против тт. Абрамовича, Кучина и Трояновского.
5) Стало быть, если что-либо подобное тому, что сообщает г. Гойхбарг, имело место, то разве лишь в виде недошедших до реализации проектов отдельных лиц и переговоров на каких-нибудь частных неответственных совещаниях где-нибудь в Сибири.
6) Возможность того, что кем-нибудь в Сибири в период эсеровского Комитета Учредительного Собрания (а не в последующий период диктатуры Колчака) вопрос об Абрамовиче, Кучине и Трояновском мог быть поднят, я не могу отрицать, ибо – о чем г. Гойхбарг умалчивает – в то время (август – сентябрь 1918 г.) эти три члена ЦК содержались в Бутырской тюрьме и за пределами России шли упорные слухи о грозящем им расстреле (в украинской печати сообщались сведения о том, что этот расстрел уже совершился). Стало быть, вопрос мог быть кем-либо поднят не о впуске этих трех товарищей на территорию, оккупированную чехословаками – куда они не имели ни малейшей охоты двинуться, – но об их освобождении из тюрьмы.
7) Во всяком случае, были ли в Сибири такие переговоры или нет, факт тот, что об этом тт. Абрамовичу, Кучину и Трояновскому до сего дня ничего не было известно и обрызгивать их по этому поводу грязью нет и видимости основания.
8) Напротив, ЦК РСДРП известно, что, когда грузинские социал-демократы, обеспокоенные слухами об угрозе жизни названных товарищей, послали им предложение возбудить вопрос об их обмене на содержащихся в Грузии большевиков, наши товарищи ответили категорическим отказом выйти на свободу таким путем и продолжали требовать, чтобы их судили за то дело, за которое их арестовали.
9) Будучи арестованы вместе с десятками рабочих по делу о созыве беспартийной рабочей конференции и обвиняемы в руководстве этой конференцией, наши товарищи, и с этим согласится всякий знакомый с политической физиономией и прошлым Р. Абрамовича, Д. Кучина-Оранского и А. Трояновского, – и не могли бы ответить иначе, как решительным отказом на всякое предложение, которое бы их отделило от других обвиняемых и избавило бы от участи, ожидаемой арестованным вместе с ними десятком менее ответственных деятелей рабочего движения.
Я понимаю, в атмосфере разгоряченных страстей нельзя требовать слишком уж большой разборчивости в выборе «материалов» для заклеймения репутации политического противника. Но не находит ли редакция «Известий» и ее читатели, что новейший непреклонный революционный Катон [839] – г. Гойхбарг – все же несколько злоупотребил быть неразборчивым?
Председатель ЦК РСДРП
Заявление
23 августа «чрезвычайная комиссия» произвела массовые аресты и обыски в Москве среди социал-демократов и социалистов-революционеров. Арестовано было свыше 200 человек, из которых часть была вскоре освобождена. В числе арестованных много бывших членов социалистической партии, давно уже покинувших политическую жизнь. Даже некоторые коммунисты, находившиеся в дружеских отношениях с тем или другим социалистом, подверглись аресту. Такова была судьба начальника воздушного флота Акашева [840] (освобожден) и заведующего управлением Воробьева (до сих пор под арестом). На одной лишь резиновой фабрике «Богатырь» арестовано 50 рабочих.
Во время арестов обыскано и запечатано помещение Центрального комитета РСДРП и ее клуба, причем все приходившие арестовывались. К этому времени в Москву как раз приезжали делегаты на общепартийную конференцию РСДРП, и многие из них, таким образом, были арестованы. Кроме них, арестованы члены самого Центрального комитета А. Ерманский, А. Плесков, Трояновский; у Абрамовича и Ю. Мартова был обыск. Большинство арестованных социал-демократов было освобождено через месяц.
Одновременно в Харькове произведены были такие же массовые аресты, причем целиком заключена в тюрьму вся конференция социал-демократов Южной России, предшествовавшая общерусской конференции. В числе 60 арестованных находятся наиболее известные социал-демократические деятели юга России: И. Бэр, Беловский, Штерн [841] , Рубцов [842] , Скаржинский, Кучин и др. Большинство арестованных не освобождено до сих пор.
Никаких обвинений арестованным не предъявлено и никакого судебного дела против них не возбуждается, вопреки первоначально циркулировавшим слухам. По-видимому, большевики просто хотели арестами расстроить общерусскую конференцию социал-демократов, что им и удалось и что внесло в жизнь социал-демократической партии серьезную дезорганизацию, так как на конференции должны были обсуждаться важные вопросы программы и тактики.
Попытки социал-демократов возбудить в Московском совете обсуждение вопроса о причинах этого акта произвола пока успеха не имели. Запрос, внесенный социал-демократической фракцией Совета 7 сентября, был отложен.
Ю. Мартов. Кровавое безумие
В московских газетах от 30 ноября появилось заявление советского правительства, которое должно вселить страх и ужас в каждого, кто знаком с положением в России. В этом извещении советское правительство заявляет, что русская контрреволюция, потерпевшая поражение в лице Врангеля, Балаховича [843] и Петлюры, теперь решилась прибегнуть в своей борьбе с советским правительством к террору. В заявлении говорится далее, что на основании сведений «соответствующих органов советской власти» (т. е. тайной полиции) для выполнения ряда террористических актов против представителей правительства будто бы состоялось объединение различных белогвардейских организаций, а именно: группы Савинкова, группы Чернова, группы «Национального и тактического центра» [844] , а также и некоторых групп врангелевских офицеров. Правительства Антанты будто бы открыли широкие кредиты контрреволюционным убийцам.
Все это будто бы установлено тайной коммунистической полицией. Но на основании неоспоримых фактов уже много раз доказано, что ленинская тайная полиция состоит из таких же изолгавшихся и грязных отбросов, как и любая тайная политическая полиция какого-либо буржуазного государства, что эти господа не стесняются пускать в ход подделку и провокацию и что их доклады правительству относительно раскрытых ими «заговоров» справа или слева кишат подтасовкой и ложью.
И на этот раз ничего не изменилось, так как и новый советский манифест содержит совершенно невероятные заявления, вымышленность которых сейчас же поймет всякий русский политический деятель. «Группа Чернова» объединяется с Врангелем, Савинковым и другими организациями для террористических актов! В России нет «группы Чернова», там есть партия социалистов-революционеров, признанным вождем и теоретиком которых является Чернов. То, что эта партия в лице ее официального представителя может войти в союз с Врангелем и подобными белогвардейскими группами для общих террористических действий, является предположением, которое должно даже многим большевикам показаться совершенно невероятным и неудачным плодом полицейской фантазии.
Но цель этого заявления делается ясной из того предостережения, с которым советское правительство обращается ко всем своим врагам: «Советское правительство рассматривает все эти группы как связанные круговой порукой на почве рабоче-крестьянского правительства и заявляет, что все члены группы Савинкова,
Для кого этот текст недостаточно красноречив, тот пусть вспомнит кровавый опыт, который уже был раз произведен в советской России. В сентябре 1918 года после убийства начальника петербургской полиции Урицкого и после покушения на Ленина советское правительство объявило всех заключенных в тюрьмах антибольшевиков заложниками на случай дальнейших покушений; но одновременно советская власть в ответ на уже совершенные террористические акты расстреляла в разных городах большое число этих заложников.
До сих пор неизвестно число убитых тогда мужчин и женщин. После того как были опубликованы первые списки казненных, общее возмущение населения заставило правительство скрыть размеры массовой резни.
Но из опубликованных списков видно, что в Петербурге было расстреляно 512 человек, в Пензе 152, в Нижнем Новгороде 41, в Смоленске 30, в Москве 29, в Можайске 6, в Моршанске 4, в Нижнем Львове 7. Последним отголоском этой бури безумия является опубликованное в феврале 1919 г. заявление Чрезвычайной комиссии в Петрозаводске (северная Россия), что ею для отмщения Розы Люксембург и Карла Либкнехта казнены 14 заложников из буржуазии.
Сейчас же после упомянутых покушений на Ленина и других большевиков партия социалистов-революционеров официально заявила, что она ничего общего с этими покушениями не имеет. Это не помешало тому, чтобы повсюду расстреливали, как собак, схваченных членов именно этой партии. Однажды освобожденное от пут террористическое безумие не делало слишком больших различий между отдельными категориями политических противников. В Петербурге расстреляли металлиста Краковского, члена социал-демократической партии, в Рыбинске – трех членов той же партии, руководителей местных профессиональных союзов (Романов, Соколов, Левин), в Нижнем Новгороде – секретаря комитета нашей партии, товарища Ридника.
Громадное большинство казненных принадлежало к буржуазии и не имело ничего общего с политикой; они были арестованы не за определенные преступления, а лишь как «подозрительные», с целью изоляции. Мужчины и женщины, старики и юноши, все подлежали расстрелу, потому что два отдельных лица из политического фанатизма намеревались убить двух коммунистических вождей.
Неужели нам придется вторично пережить этот кровавый опыт, этот позор убийства заложников?
Из-за того, что в каком-то темном реакционном углу куются преступные планы, должны быть расстреляны тысячи и тысячи людей, ничего общего с этими планами не имеющих, ничего о них не знающих; в течение недель и месяцев они должны каждую ночь спрашивать себя, не явится ли она последней ночью в их жизни. Из того, что завтра может быть произведено покушение на большевистского вождя, должны сегодня тысячи жен, матерей и детей дрожать за жизнь своих несчастных близких.
И все это совершается во имя социализма, во имя освобождающей мир революции!
Партия социалистов-революционеров недавно вновь заявила, что она не строит террористических планов против большевистских вождей.
Можно ли возложить на нее ответственность за действия изолированных групп или за деятельность авантюриста и кондотьера [845] Бориса Савинкова (ничего общего с группой не имеющего), и насколько нужно быть полицейски ограниченными, для того чтобы думать, что путем угрозы убийства невинных можно удержать от покушения фанатика или хладнокровно обращающегося с чужой жизнью белогвардейского террориста! Неужели и на этот раз допустят, чтобы большевистская полиция перешла от цинических угроз к новым кровавым деяниям?
Быть может, сейчас еще не поздно. Быть может, голос европейского пролетариата вовремя будет услышан в России теми, кто уже устал от террора, но за недостатком гражданского мужества не решается призвать к порядку собственных партийных вождей.
Завтра, быть может, будет уже поздно.
И первыми должны поднять свой голос европейские коммунисты! Пусть они открыто скажут, одобряют ли они вызванную к жизни всемирной войной систему заложников, расстрел товарищей по убеждению.
От Клары Цеткин и Деймига до Марселя Кашена и Серрати ко всем мы обращаемся с этим вопросом. Кто из них будет иметь наглость уклониться от прямого ответа?
А революционному пролетариату всего мира мы говорим: здесь затрагивается твое личное дело! Не в том суть, что в великолепной кровавой бане а 1а Зиновьев вновь будет убито несколько десятков русских социал-демократов и социалистов-революционеров.
По немецкому опыту и в Европе уже привыкли к подобным второстепенным явлениям гражданской войны. Суть в том, чтобы революционный пролетариат понял, что ужасы белого террора в Венгрии, Румынии, Ирландии и т. д., низости бывших царских генералов и бывших вильгельмовских офицеров [846] в различных стадиях гражданской войны, что вся жестокость, рожденная мировой войной и внесенная в гражданскую войну, – что все это не может быть преодолено, если мы не сумеем безжалостно изгонять из наших рядов всякие следы милитаристической жестокости.
Ибо в великой исторической борьбе между старым и новым миром окончательно победит тот класс, который через всю классовую борьбу, через все страсти гражданской войны пронесет незапятнанным знамя гуманности!
Здесь затрагивается твое личное дело! Единодушным выражением мнения революционного пролетариата могут быть и должны быть спасены в России мужчины и женщины, жизням которых грозит опасность из-за нового кровавого безумия.
Примечания
1
2
См.
3
4
5
6
См. об этом:
7
8
9
10
11
12
13
VI съезд РСДРП (большевиков). Август 1917 года. Протоколы. М., 1958. С. 194.
14
15
16
17
18
19
20
Родина. 1990. № 8. С. 16.
21
Социалистический вестник. 1922. № 16. С. 8.
22
23
Отточие Балабановой.
24
Социалистический вестник. 1964. № 2. С. 79.
25
26
27
28
29
30
31
32
Известия. 1962. 21 апреля.
33
Н. В. Вольский писал сестре Мартова Л. О. Дан 12 мая 1962 г.: «Исторически это неверно, насколько знаю. Ленин открыто, а не секретно дал Мартову позволение выехать за границу. Но вся статья в «Известиях» меня поразила. Весь тон ее не тот, с каким компресса обычно говорит о меньшевиках» (From the Archives of L. O. Dan. Amsterdam, 1987. P. 177).
34
35
36
37
См. например: Свободная мысль. 1991. № 16.
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
Так в тексте.
66
67
68
69
70
71
72
73
74
Демократическое совещание (Всероссийское демократическое совещание) состоялось в Петрограде 14–22 сентября (27 сентября – 5 октября) 1917 г. Было созвано руководством ВЦИК с целью стабилизации политического положения в стране и создания временного парламентского учреждения. На совещании был избран Временный совет Российской республики (Предпарламент).
75
В меньшевистскую фракцию Демократического совещания входили 172 человека. По численности она была второй (532 эсера).
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
Предпарламент (правильное наименование Временный демократический совет Российской республики) был избран на Демократическом совещании 20 сентября (3 октября) 1917 г. в качестве представительного органа всех партий до созыва Учредительного собрания. В него вошли свыше 30 участников Демократического совещания и 120 представителей других организаций. Председателем был Н. Д. Авксентьев, товарищами председателя В. Н. Крохмаль, А. В. Пешехонов, В. Д. Набоков. На первом заседании Предпарламента Л. Д. Троцкий огласил документ об уходе из него большевиков.
86
87
88
Отъезд Церетели и Чхеидзе на Кавказ был временным. Вскоре они возвратились в Петроград.
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
Борьбы до победного конца.
102
Военно-революционный комитет при Петроградском Совете был создан 12 (25) октября 1917 г. формально для организации обороны города в случае приближения германских войск, фактически же – для проведения большевистского переворота. Военревкомом непосредственно руководил председатель Совета Л. Д. Троцкий. Военревком был ликвидирован 5(18) декабря 1918 г.
103
104
105
Речь идет о политическом кризисе 3–5 (16–18) июля 1917 г., который начался с отставки 3 июля министров-кадетов, протестовавших против уступок украинской Центральной раде, сделанных во время переговоров в Киеве Керенским, Церетели и Терещенко. В этот же день в Петроград из Кронштадта прибыла группа вооруженных матросов, которые вместе с солдатами из пулеметного полка по призыву большевистского руководства 4 июля организовали вооруженную демонстрацию под лозунгом передачи власти Советам. Однако Ленин выступил перед демонстрантами с балкона особняка Кшесинской, призвав их к сдержанности, заявив, что не следует допускать насильственных акций в отношении Временного правительства. Это ослабило влияние большевиков, правда, на короткое время (в конце августа – начале сентября оно вновь стало расти). Демонстрация 4 июля в ряде мест превратилась в вооруженное столкновение с войсками. 5 июля власти произвели аресты, разоружили рабочие отряды и армейские группы, оказавшие сопротивление властям и поддержавшие большевиков. В числе арестованных был ряд большевистских лидеров и Л. Д. Троцкий, который еще формально не был большевиком. Ленин и Зиновьев скрылись.
106
107
108
109
Речь идет о II Всероссийском съезде Советов, состоявшемся 25–27 октября (7–9 ноября) 1917 г. в Петрограде. Участвовали 670 делегатов. При открытии съезда присутствовали 50 меньшевиков-оборонцев, 33 меньшевика-интернационалиста (включая членов группы «Новая жизнь», которые организационно в РСДРП (объединенную) не входили), около 200 эсеров (2/3 левые эсеры), свыше 300 большевиков. На рассвете 26 октября съезд объявил о низложении Временного правительства и переходе власти в руки Советов. Перед этим почти все меньшевики и эсеры покинули зал заседания, и декларация была принята при двух голосах против и двенадцати воздержавшихся. Столь же беспрепятственно были вслед за этим утверждены декреты о мире и земле и образовано правительство во главе с В. И. Лениным. Съезд избрал новый состав ВЦИК (101 член, в том числе 62 большевика, 29 левых эсеров, 6 социалистов-интернационалистов, 3 украинских социал-демократа, 1 эсер-максималист).
110
111
112
Группа «Новой жизни» на II Всероссийском съезде Советов была представлена несколькими делегатами, которые не покинули съезд, подобно членам РСДРП (объединенной), а продолжали принимать в нем участие, по-разному реагируя при голосовании декларации о низложении Временного правительства и декретов о мире и земле.
113
Речь идет о так называемом «мятеже Керенского – Краснова» – вооруженном выступлении воинских частей, находившихся под Петроградом, последовавших призыву бывшего министра-председателя Временного правительства А. Ф. Керенского и генерала П. Н. Краснова. Выступившие части 26–31 октября (8-13 ноября) 1917 г. пытались захватить Петроград и свергнуть власть большевиков. Их поддержали юнкера военных училищ Петрограда, попытавшиеся 29 октября (11 ноября) начать антибольшевистское вооруженное выступление по призыву Комитета спасения родины и революции. Оба выступления были подавлены вооруженными отрядами под руководством большевиков.
114
Имеется в виду государственный переворот, осуществленный при опоре на наемные войска с помощью грубой силы. Термин происходит от наименования «преторианцы»: в Древнем Риме – наемная охрана полководцев, а затем императорская гвардия, участвовавшая в дворцовых переворотах.
115
9 термидора второго года Республики (27 июля 1794 г.) – событие из истории французской революции 1789–1799 гг. (единственной из буржуазных революций, которой в марксистском, а затем в марксистско-ленинском лексиконе было присвоено наименование «великой»). Революция решительно покончила с феодально-абсолютистским строем, создав почву для прогрессивного развития Франции. В ходе революции шла острая борьба политических сил – фельянов (правых), жирондистов (умеренных), якобинцев (левых радикалов). Жирондисты сменили у власти фельянов и правили в августе 1792 – мае 1793 г., когда были свергнуты и уступили власть якобинцам. После свержения тиранической, кровавой диктатуры якобинцев в июле 1794 г. (9 термидора) вновь возобладали умеренные течения. Революция завершилась переворотом Наполеона Бонапарта в ноябре 1799 г. Впоследствии термины «термидор», «термидорианство» широко применялись в качестве хлесткого определения перерождения революционного руководства, его отступления от первоначально провозглашенных задач, хотя такая аналогия была исторически некорректной.
116
Речь идет об отказе государственных служащих, прежде всего чиновников министерств, признать власть большевиков непосредственно после Октябрьского переворота 1917 г. и выполнять распоряжения назначенных ими в органы государственного управления эмиссаров. «Стачка чиновников» осуществлялась по призыву кадетов, меньшевиков и правых эсеров. Постепенно (в январе 1918 г.) государственные служащие возвратились на работу.
117
Насильственный переворот
118
119
Речь идет о распространенных в странах Латинской Америки (в Мексике в меньшей степени, чем в южноамериканских странах) государственных военных переворотах (пронунциаменто).
120
121
Сведений о французском общественном деятеле Люпере обнаружить не удалось.
122
123
Энесы (народные социалисты, Трудовая народно-социалистическая партия) выделились в 1906 г. из правого крыла партии эсеров. Программа включала создание демократической республики, отчуждение помещичьих земель за выкуп, сохранение крупного крестьянского землевладения. Лидерами были Н. Ф. Анненский, В. А. Мякотин, А. В. Пешехонов. В июне 1917 г. энесы объединились с трудовиками. В 1918 г. партия была официально запрещена большевистскими властями.
124
125
126
127
128
Речь идет о Батурском Борисе Соломоновиче (1879–1920), фамилия которого в документе указана неточно. Батурский – деятель меньшевистской партии, юрист. В годы Первой мировой войны входил в состав Организационного комитета партии меньшевиков. В 1917 г. один из лидеров революционных оборонцев. Член Исполкома Петроградского Совета. После Октябрьского переворота выступал против власти большевиков. Был арестован. Умер от сыпного тифа через два дня после освобождения из заключения.
129
130
131
Речь идет о Викжеле – Всероссийском исполнительном комитете профсоюза железнодорожников. Непосредственно после Октябрьского переворота 1917 г. Викжель настаивал на создании «однородного социалистического правительства», угрожая всеобщей стачкой железнодорожников. За правительственное сотрудничество в рамках социал-демократии высказались и некоторые большевистские деятели (Каменев, Рыков, Милютин, Ногин и др.). 29 октября – 2 ноября (11–15 ноября) 1917 г. под эгидой Викжеля проходили соответствующие переговоры, и даже, казалось, дело близилось к созданию коалиционного правительства с участием трех меньшевиков, двух большевиков и одного эсера под председательством В. М. Чернова. Фамилии Ленина и Троцкого из состава будущего правительства были исключены. Однако неудача наступления на Петроград войск Краснова и подавление восставших юнкеров в самом городе сделали Ленина и его приверженцев непримиримыми. Переговоры были прерваны. Несогласные с этим большевистские лидеры в знак протеста подали в отставку, почти тотчас же, впрочем, возвратившись к исполнению властных функций.
132
Партия левых социалистов-революционеров (левых эсеров) образовалась в результате раскола партии эсеров в 1917 г. и окончательно оформилась непосредственно после Октябрьского переворота. Издавала газету «Земля и воля». Левые эсеры вступили в коалицию с большевиками. Представители партии вошли в правительство Ленина и другие органы власти, заняв второстепенные посты. Лидерами партии были М. А. Спиридонова, Б. Д. Камков, М. А. Натансон, П. П. Прошьян. Левые эсеры выступили против Брестского мира. В начале июля 1918 г. в результате провокаций властей и убийства 6 июля германского посла Мирбаха партия левых эсеров была обвинена в организации мятежа, которого на самом деле не было. Это послужило поводом для ареста лидеров и фактического запрещения партии, установления не только фактического, но и формального большевистского единовластия. Разрозненные группы левых эсеров в 1918 и 1920 гг. присоединились к большевистской партии.
133
Речь идет об Исполкоме Всероссийского съезда крестьянских депутатов, избранном на I Всероссийском съезде крестьянских депутатов 4-28 мая (17–10 июня) 1917 г. Большинство в Исполкоме имели правые эсеры. Исполком поддерживал Временное правительство, считая его правительством спасения революции.
134
135
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
Проводится сравнение с диктаторским режимом Стефана Стамболова (1854–1895) – болгарского революционера и участника национально-освободительного движения 70-х гг. XIX в., являвшегося в 1881–1887 гг. регентом, а в 1887–1894 гг. премьер-министром Болгарии. Режим Стамболова прославился циничным пренебрежением конституционными нормами, фальсификациями во время выборов, произвольными арестами и убийствами политических противников. Вскоре после того, как князь Фердинанд уволил Стамболова в отставку, он был убит.
147
Раскол произошел на совещании, предшествовавшем Чрезвычайному Всероссийскому съезду Советов крестьянских депутатов 11–25 ноября (24 ноября – 8 декабря) 1917 г. Большинство на съезде имели левые эсеры. Избранный на съезде Исполком вступил в переговоры о своем слиянии с ВЦИК, избранным II Всероссийским съездом Советов рабочих и солдатских депутатов, что и было осуществлено. 19–28 ноября (2-11 декабря) 1917 г. в Петрограде состоялся учредительный съезд партии левых социалистов-революционеров, принявший решение о сотрудничестве с большевиками. Вслед за этим прошли переговоры о вступлении левых эсеров в правительство, в результате которых они получили 7 мест в Совете народных комиссаров.
148
149
Государственный переворот
150
151
152
Экстренный партийный съезд меньшевиков, назначенный на 27 ноября (10 декабря) 1917 г., открылся 30 ноября (13 декабря) и продолжался до 7 (20) декабря. Победу на съезде одержало левое крыло во главе с Мартовым. За резолюцию о единстве партии, предложенную Мартовым (она требовала запрещения самостоятельных выступлений против решений партийных организаций), было подано 58 голосов, против – 5, воздержались 20 делегатов. Правые фракции – оборонцы из группы Потресова, правое крыло революционных оборонцев во главе с Либером, Батурским и др. отказались войти в избранный съездом ЦК, который был образован на основе соглашения группы Мартова с левым крылом революционных оборонцев во главе с Ф. И. Даном. Из 19 членов ЦК 9 входили в группу Мартова. В редакцию партийной газеты вошли Мартов, Дан и Мартынов.
153
Циммервальдская международная социалистическая конференция состоялась 5–8 сентября 1915 г. в поселке Циммервальд (Швейцария). В ней участвовали социалисты, выступавшие против мировой войны (38 делегатов от Франции, Германии, Италии, России, Польши, Швейцарии и других стран). Ленин выступил с обоснованием своего экстремистского лозунга превращения империалистической войны в гражданскую. Большинство на конференции составляли центристы. Конференция приняла манифест, акцентировавший внимание на «империалистическом характере» войны, но не содержавший прямого призыва к революции. Ленин, а также другие левые присоединились к манифесту, но создали на конференции свою фракционную группу (Циммервальдскую левую). Возникшее Циммервальдское объединение явилось временным блоком, существовавшим фактически до 1917 г. Официальное решение о «роспуске» Циммервальдского объединения было принято в одностороннем порядке I конгрессом Коммунистического интернационала в марте 1919 г.
154
155
156
157
158
159
160
До бесконечности
161
162
Это достаточно показательно
163
164
165
166
167
168
Меньшевикам удалось выпустить всего один номер журнала «Рабочий интернационал», который был закрыт властями, как и предыдущие периодические издания.
169
Речь идет о письме Н. С. Кристи, публикуемом ниже. Надежда Семеновна Кристи – пианистка, друг Мартова. С 1906 г. жила во Франции и Швейцарии вместе с мужем, социал-демократом М. П. Кристи, являвшимся политэмигрантом.
170
Печатается по архиву. Опубл. в кн. «Мартов и его близкие». Нью-Йорк, 1959.
171
Под аракчеевским пониманием социализма автор имеет в виду террористический деспотизм большевистской власти, напоминавший политику А. А. Аракчеева, жестоко душившего общественное недовольство, введшего палочную дисциплину в армии и систему военных поселений.
172
Речь идет о понимании классовой борьбы как беспощадного кровавого бунта, свойственного крестьянским восстаниям XVII–XVIII вв. и особенно восстанию под руководством Е. И. Пугачева, донского казака, хорунжего, который под именем императора Петра III поднял мятеж яицких казаков, в августе 1773 г. превратившийся в продолжавшуюся свыше года крестьянскую войну против регулярных войск империи. В сентябре 1774 г. Пугачев был выдан властям и казнен в Москве.
173
174
Имеется в виду власть древнеримского диктатора Гая Юлия Цезаря (102 или 100-44 до н. э.). Являясь полководцем, Цезарь, опираясь на армию, установил единовластие. Был убит в результате заговора республиканцев.
175
176
177
178
Его отец министр
179
180
Штейн (настоящая фамилия Рубинштейн) Александр Николаевич (1881–1948) – меньшевик. С 1906 г. жил в Германии. В 1917–1922 гг. был членом Независимой социал-демократической партии, редактировал газету «Фрайхайт». С 1933 г. жил в Чехословакии, затем во Франции и в США.
181
182
183
Речь идет об установлении союза между эсерами и кадетами при формировании самарского Комитета членов Учредительного собрания (Комуч), а затем Директории в Уфе в 1918 г. Вначале самарский Комуч встретил сочувствие подавляющего большинства крестьянского населения края, недовольного продразверсткой, и значительной части рабочих. Однако тенденция к восстановлению капиталистической собственности в городах и землевладения помещиков в сельской местности изменила настроение социальных низов, что облегчило наступление Красной армии и разгром Чехословацкого корпуса на Волге осенью 1918 г. Все это привело к ликвидации Комуча.
184
185
186
Комитет активной борьбы за возрождение России во главе с одним из лидеров меньшевиков М. И. Либером был разновидностью комитетов общественной безопасности, которые создавались в крупных городах России в октябре – ноябре 1917 г. Целью этих комитетов было возвращение к демократическим началам в управлении Россией, как правило, мирным путем. Одним из вариантов считалось создание однородного социалистического правительства. Попытки такого рода окончились неудачей. Комитет активной борьбы за возрождение России выступал за ликвидацию большевистской власти с помощью иностранных держав, но уже в начале 1918 г. распался. Сам Либер отошел от активной политической деятельности.
187
188
189
190
Речь идет о местной Чрезвычайной комиссии в Петрограде.
191
192
193
194
195
196
197
198
199
200
201
202
203
204
205
Сведений о меньшевике латыше Вецкальне обнаружить не удалось.
206
207
208
209
Необразованные массы
210
211
Независимые
212
213
214
215
Сведений о И. А. Блюме обнаружить не удалось.
216
217
218
Речь идет о Крупской Надежде Константиновне (1869–1939) – социал-демократке с 1898 г. В 1917–1920 гг. работала в Наркомате просвещения РСФСР в качестве заведующей отделом внешкольного образования. В 1920–1930 гг. председатель Главполитпросвета при Наркомпросе РСФСР. В следующие годы заместитель наркома просвещения. В 1925–1926 гг. краткое время принимала участие в оппозиционных группах в составе большевистской партии, но порвала с оппозицией и перешла к безоговорочной поддержке Сталина, несмотря на негласную враждебность между ними.
219
220
221
222
223
224
Речь идет о национальном движении на Украине в 1918–1920 гг., одним из лидеров которого был Симон Васильевич Петлюра (1879–1926). Петлюра был руководителем Украинской социал-демократической рабочей партии, одним из организаторов Центральной рады (1917) и Директории (1918), главой последней с февраля 1918 г. В советско-польской войне 1920 г. выступил на стороне Польши. В 1920 г. эмигрировал. Был убит в Париже.
225
226
227
228
229
230
Сведения, связанные с отдельными личностями
231
Отклонения, уклоны
232
Под союзниками имеются в виду страны Антанты.
233
234
Комитет общественной безопасности, чрезвычайный орган сыска и политического террора, созданный во время якобинской диктатуры (1793–1794) периода французской революции 1789–1799 гг. (фр.).
235
236
В дополнение (
237
238
239
240
241
Имеется в виду Коммунистический интернационал (Коминтерн) – международное объединение компартий, образовавшееся в результате раскола коммунистами социалистического движения. На всем протяжении своего существования (1919–1943) был фактическим проводником линии советского руководства в международном коммунистическом движении. Рассматривался как всемирная коммунистическая партия, основанная на принципе «демократического» централизма, причем компартии выступали в качестве «секций». В 1919–1926 гг. председателем Коминтерна был Г. Е. Зиновьев. На VI конгрессе (1928) пост председателя был упразднен. На VII конгрессе (1935) был введен пост генерального секретаря, который до ликвидации Коминтерна занимал болгарский коммунист Г. Димитров. Коминтерн был распущен в мае 1943 г. под формальным предлогом, что он выполнил свои задачи и условия войны требуют новых форм объединения компартий. Однако ряд его структур и подразделений был сохранен. В большей степени это решение должно было продемонстрировать лидерам западных держав отказ И. В. Сталина от вмешательства во внутренние дела зарубежных стран. Попытки восстановить Коминтерн в завуалированной форме, предпринятые после Второй мировой войны, не увенчались успехом.
242
243
Имеется в виду Бернская конференция (3-10 февраля 1919 г.). Конференция заслушала доклады Я. Брантинга, К. Каутского, Э. Бернштейна и др. и приняла решение о восстановлении II Интернационала. Люцернское совещание II Интернационала (1-10 августа 1919 г.) наметило его основные тактические установки.
244
Заранее (
245
246
247
248
Соответственно
249
Политика гражданского мира
250
251
Речь идет о подготовке к созданию Второго с половиной интернационала.
252
В данном случае под импрессионизмом подразумевается непосредственное впечатление.
253
Имеется в виду съезд Независимой социал-демократической партии Германии.
254
255
Речь идет о VII Всероссийском съезде Советов 5–9 декабря 1919 г. Съезд рассмотрел вопросы о советском строительстве, топливном и продовольственном положении, выступил с предложением к странам Антанты начать мирные переговоры с Россией.
256
257
Речь идет о группе «Народ», являвшейся зачатком партии левых эсеров. После Октябрьского переворота 1917 г. группа была преобразована во Временное центральное бюро левых эсеров, которое подготовило I съезд партии, открывшийся 20 ноября (3 декабря) 1917 г.
258
Аксельрод Александр Павлович – сын П. Б. Аксельрода.
259
Речь идет о Щупаке Самуиле Давидовиче (1880–1944) – меньшевике-интернационалисте и члене Бунда, друге Мартова. В 1919 г. эмигрировал, жил в Париже. Был представителем Заграничной делегации РСДРП при Французской социалистической партии.
260
261
Так же звали Потресова, но сообщение о смерти В. И. Засулич Мартов получил именно от Штейна, с которым находился в регулярной переписке.
262
Речь идет о так называемом капповском путче – попытке государственного переворота в Германии 13–17 марта 1920 г., предпринятой монархистами и высшими военачальниками во главе с землевладельцем В. Каппом, генералами Э. Людендорфом, В. Лютвицем и др. Попытка путча была ликвидирована в результате совместных действий республиканских демократических сил, в частности путем всеобщей забастовки рабочих.
263
264
Речь идет о Независимой социал-демократической партии Германии.
265
Речь идет о решении Национального совета Французской социалистической партии (август 1916 г.) о созыве конференции социалистов стран Антанты в конце 1916 г. В октябре руководство партии приняло решение перенести конференцию на март 1917 г. Цель конференции должна была состоять в обсуждении условий мирных переговоров. Организация ее возлагалась на Международное социалистическое бюро II Интернационала. Приглашения были посланы социалистическим партиям 14 стран. Конференция не состоялась, поскольку большинство приглашенных партий отказались участвовать в ней.
266
Речь идет о Международной федерации профсоюзов (Амстердамском интернационале), созданной в 1919 г. на конференции в Амстердаме (Нидерланды). Амстердамский интернационал объединял нейтральные профсоюзы и профсоюзы, находившиеся под руководством социалистических и социал-демократических партий. Был распущен в 1945 г.
267
268
Сведений о меньшевике Скаржинском обнаружить не удалось.
269
270
Сведений об А. Романове, меньшевике, одном из руководителей профсоюза печатников, обнаружить не удалось.
271
272
273
Рубинштейн Татьяна Яковлевна – жена А. Н. Штейна.
274
Речь идет о побывавшей по решению конгресса тред-юнионов в советской России в 1920 г. английской рабочей делегации. Делегацию возглавлял Бен Тернер. По возвращении делегация опубликовала критический доклад о положении в России.
275
Так в тексте.
276
В Николаеве официальная мотивировка исключения: на 1-м заседании при выборе почетного президиума меньшевики воздержались при голосовании Ленина, заявив, что, уважая в Ленине революционного деятеля, желают выразить свою несолидарность с его политикой.
277
Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) была создана в декабре 1917 г. Председателем был назначен Ф. Э. Дзержинский. Официальной целью ВЧК была борьба против контрреволюции и саботажа. В 1918 г. образованы губернские и уездные чрезвычайные комиссии. ВЧК и ее местные органы являлись основным инструментом большевистского террора против инакомыслящих. В 1922 г. ВЧК была реорганизована в Государственное политическое управление (ГПУ).
278
279
280
281
Речь идет о том, что в условиях «военной тревоги», связанной с обострением отношений между советской Россией и Польшей и фактическим состоянием войны между ними (широкомасштабные военные действия начались в апреле 1920 г.), большевистские власти развернули пропагандистскую кампанию против «пособников интервентов» внутри страны, которая стала предлогом для арестов меньшевиков, эсеров и других противников режима.
282
283
284
285
Речь идет о чрезвычайном съезде Независимой социал-демократической партии Германии в Лейпциге 30 ноября – 6 декабря 1919 г. Мартов выражал недовольство тем, что программа действия и другие документы, утвержденные съездом, были близки к коммунистическим установкам и оправдывали большевистскую диктатуру в России, квалифицируя ее, при ряде оговорок, как диктатуру пролетариата.
286
Автор так определяет период между прекращением деятельности I и II Интернационалов. Формально I Интернационал прекратил свою деятельность в 1876 г., но после перевода его Генерального совета в США в 1872 г. он прекратил функционирование в Европе.
287
Преодоление
288
Сомнения
289
290
Речь идет о II конгрессе Коммунистического интернационала, состоявшемся в Москве 19 июля – 17 августа 1920 г. Конгресс завершил оформление Коминтерна как централизованной политической организации, находившейся фактически под полным господством РКП(б). Этой цели служили основные документы, принятые конгрессом: устав, 21 условие приема в Коминтерн, тезисы по национально-колониальному вопросу, тезисы по аграрно-крестьянскому вопросу. В основу решений конгресса была положена появившаяся незадолго до него брошюра В. И. Ленина «Детская болезнь „левизны" в коммунизме».
291
Имеется в виду Независимая социал-демократическая партия Германии.
292
293
Речь идет о мерах, направленных на фактический раскол Амстердамского интернационала и создание международного профцентра, руководимого Коминтерном. Этот курс, проводимый Коминтерном, привел к созданию в 1921 г. Красного интернационала профсоюзов (Профинтерна), прекратившего деятельность в 1937 г. в связи с новым курсом Коминтерна на создание народного фронта.
294
295
296
Постоянно, перманентно
297
Весной 1920 г. после снятия с России экономической блокады были начаты британско-советские торговые переговоры. Летом 1920 г. они были прерваны в связи с советско-польской войной и возобновились после ее окончания осенью того же года. 16 марта 1921 г. было подписано торговое соглашение.
298
299
Письмо Мартова Е. Л. Бройдо в архиве отсутствует.
300
Попросите его переслать Вам.
301
По-видимому, имеются в виду декреты ВЦИК и Совнаркома РСФСР от 13 и 27 мая 1918 г. о чрезвычайных полномочиях и реорганизации Наркомата продовольствия. Эти декреты способствовали развертыванию вооруженного похода в деревню, ограблению крестьянства и террору в сельской местности, фактической ликвидации власти местных Советов и подчинению всех продовольственных органов центру.
302
303
304
Социалистическая академия общественных наук была создана в Москве в 1918 г. В 1919 г. стала называться Социалистической академией, с 1924 г. до ликвидации в 1936 г. – Коммунистической академией. В 1920 г. Мартов вел преподавательскую работу в Социалистической академии. Являясь научно-исследовательским учреждением, академия также готовила кадры исследователей-марксистов. Имела институты философии, истории, литературы, искусства, советского строительства и права, мирового хозяйства и мировой политики, экономики, аграрный, естествознания. С 1929 г. существовало отделение в Ленинграде.
305
Жизненный уровень
306
307
Речь идет о семьях В. Д. и М. Д. Бонч-Бруевичей.
308
309
310
311
312
313
314
Речь идет об Охотном Ряде, улице в центре Москвы, где сосредоточивались лавки и магазины, в основном торговавшие продовольствием. В советское время носил название проспекта К. Маркса. После распада СССР старое название было восстановлено.
315
План милитаризации труда и создания трудовых армий был выдвинут Л. Д. Троцким в начале 1920 г. в связи с крайней нехваткой рабочей силы на промышленных предприятиях (из 1150 тыс. рабочих в 1917 г. в 1920 г. в промышленности осталось не более 300 тыс.). Введение всеобщего принудительного труда, при котором каждый рабочий, по словам Троцкого, должен был чувствовать себя «солдатом на фронте труда», было одобрено Лениным. Для реализации плана был образован специальный орган Главкомтруд. Одновременно некоторые воинские соединения преобразовывались в трудовые армии. Все эти меры были одобрены IX съездом РКП(б) (конец марта – начало апреля 1920 г.) и III Всероссийским съездом профсоюзов (апрель 1920 г.). Назначенный в марте 1920 г. комиссаром железнодорожного транспорта, Троцкий приступил к практическому введению системы принудительного труда, прежде всего на транспорте. Однако эта система оказалась недолговечной. После перехода к новой экономической политике Главкомтруд был распущен, а принудительный труд сохранен только в качестве наказания.
316
317
Имеется в виду группа демократического централизма (децисты), существовавшая в РКП(б) в 1920–1921 гг. и возобновившая свою деятельность одновременно с объединенной оппозицией в 1926 г. Руководителями были Н. Осинский, Т. В. Сапронов, В. М. Смирнов. Группа требовала введения «подлинного» демократического централизма в руководстве партией, государством и народным хозяйством, в частности выступала против единоначалия в промышленности, за подлинную коллегиальность и свободу фракций в партии. Участники группы наивно полагали возможными демократические преобразования в обществе без ликвидации коммунистической монополии на власть. Группа демократического централизма выступала на IX и X съездах РКП(б) и потерпела поражение. Впоследствии члены группы были расстреляны во время Большого террора.
318
319
320
321
322
323
324
325
326
327
Речь идет о В. И. Ленине.
328
Имеется в виду наступление французской армии во время якобинской диктатуры, наиболее значительным результатом которого была победа при Флерусе, открывшая французской армии путь в Бельгию, Голландию и Рейнскую область Германии.
329
330
331
332
333
334
335
336
337
Сведений о В. И. Броудо обнаружить не удалось. Не исключено, что речь идет о Бройдо Григории Исааковиче (1885–1956) – меньшевике, с 1919 г. большевике. В 1921–1923 гг. был заместителем наркома по делам национальностей. В 30-х гг. заместитель наркома просвещения РСФСР. Был также директором Партиздата.
338
Мартов пишет о «зиновьевских» выборах в Петрограде в связи с тем, что Зиновьев являлся в то время председателем Петроградского Совета.
339
340
341
342
343
344
345
346
Символ веры
347
На совещании руководящей группы меньшевиков в апреле 1920 г. было принято решение направить за границу в качестве представителя партии Л. Мартова. Фактически совещание отстранило Аксельрода от исполнения функций ее представителя за рубежом.
348
349
350
Автор имеет в виду наступление Красной армии на Варшаву, которое происходило под лозунгом советизации не только Польши, но и Германии. О намерении советизировать Польшу свидетельствовало создание в июле 1920 г. в Белостоке Польского революционного комитета, члены которого, будучи поляками по национальности, являлись российскими коммунистами. После начала польского контрнаступления в середине августа 1920 г. Польревком прекратил существование.
351
Партийные чиновники
352
353
354
355
Добросердечный совет
356
357
358
359
360
361
Неурожай 1891 г. в России последовал за двумя предыдущими неурожайными годами. Голод, эпидемии холеры и тифа охватили десятки губерний. По официальным данным, население страны уменьшилось на 1 млн человек. Голод усилил приток крестьян на промышленные предприятия. Неурожаи и голод способствовали оживлению оппозиционного и революционного движения.
362
Речь идет о делегации Независимой социал-демократической партии Германии на II конгрессе Коминтерна, в состав которой официально входили Криспин и Дитман. От них потребовали признания 21 условия присоединения партий к Коминтерну и, следовательно, вхождения в компартию. Возвратившись в Германию, они выступили против присоединения своей партии к компартии.
363
Речь идет о резолюции чрезвычайного съезда Независимой социал-демократической партии Германии в Лейпциге в конце 1919 г.
364
Уважение
365
Версальский мирный договор был подписан во время Парижской мирной конференции 1919–1920 гг. (28 июня 1919 г.) державами-победительницами в Первой мировой войне (Великобритания, Франция, Италия, США и др.) с Германией. Германия возвратила Франции Эльзас и Лотарингию, некоторые территории Бельгии и Польши. Данциг был объявлен вольным городом. Саарская область перешла на 15 лет под управление Лиги Наций. На франко-германской границе была создана демилитаризованная зона. Территория Германии к западу от Рейна была оккупирована британскими и французскими войсками. Сухопутная армия Германии была ограничена численностью в 100 тыс. человек. Германии запрещалось иметь современные виды вооружений. Колонии Германии были превращены в подмандатные территории победителей. В текст договора был включен статут международной организации Лиги Наций.
366
Речь идет о поражении Венгерской советской республики, существовавшей с 21 марта по 1 августа 1919 г. Правительство Венгерской советской республики (Б. Кун, Т. Самуэли, Е. Ландлер и др.) в духе коммунистической доктрины осуществляло политический террор. Коммунистическая власть в Венгрии была ликвидирована вооруженными силами соседних государств (Румынии, Чехословакии) при поддержке стран Антанты и внутренних антикоммунистических сил.
367
368
Бандитское хозяйничанье, господство бандитов
369
370
371
372
Видимо, речь идет о письме С. Д. Щупаку от 26 июня 1920 г.
373
Ментальность
374
Четверть часа, в данном случае момент
375
376
Речь идет осъезде Независимой социал-демократической партии Германии, открывшемся 12 октября 1920 г. в Галле. На съезде обсуждался вопрос о присоединении к Коминтерну и о 21 условии присоединения партий к нему, которые перед съездом были отклонены партийной конференцией в начале сентября 1920 г. На съезде 236 делегатов голосовали за принятие 21 условия, 150 – против. Это привело к расколу партии. Часть ее вступила в компартию, остальные возвратились в социал-демократическую партию.
377
378
379
Речь идет о Штребеле.
380
381
382
Доверенные лица
383
Выполнено
384
Беседа
385
Правление
386
Речь идет о Ф. Адлере.
387
Резиденция, место жительства
388
Париж resp. Лондон – здесь «или».
389
Общий итог
390
391
Спальный вагон
392
393
Товарищ
394
Кровавая собака, вешатель, Носке, мясник
395
396
Очень последовательный
397
Компромисс
398
Профсоюзный работник
399
Речь идет о 21 условии приема в Коминтерн – документе, написанном Г. Е. Зиновьевым и позже приписанном В. И. Ленину (последний действительно редактировал и дополнял текст). Условия были утверждены II конгрессом Коминтерна в качестве барьера, преграждавшего допуск партиям, не желавшим безусловно выполнять указания большевистского руководства. В числе условий были требования разрыва партий с реформистами и центристами, безоговорочная поддержка советской России, введение «демократического» централизма как организационной основы, установление жесткой дисциплины. Коминтерн рассматривался как всемирная компартия. Каждая партия должна была принять название: коммунистическая партия такой-то страны, секция Коммунистического интернационала.
400
Бескультурье
401
Видимо, имеются в виду события не 1791, а 1792 г., непосредственно предшествовавшие началу войны между Францией и коалицией европейских держав. Война началась 20 апреля 1792 г. 20 июня толпа парижан, вдохновляемая якобинцами, совершила нападение на дворец в Тюильри. 10 августа в Париже произошло восстание, в результате которого король Людовик XVI был лишен власти и созван Национальный конвент. 20 сентября французские войска разгромили прусскую армию при Вальми.
402
Женевский конгресс II Интернационала состоялся 31 июля – 4 августа 1920 г. В нем приняла участие делегация меньшевиков (П. Б. Аксельрод, Г. О. Биншток, С. Д. Щупак и др.).
403
404
Дезорганизующим образом
405
Функционер, штатный работник
406
407
408
С сентября 1920 г. на XIII съезде социал-демократической партии Чехословакии произошел раскол партии, из которой выделилась социал-демократическая левая партия, тяготевшая к коммунизму. Правые и центристы сохранили социал-демократическую партию, проведя свой съезд в ноябре 1920 г. В мае 1921 г. съезд социал-демократической левой партии одобрил 21 условие приема в Коминтерн и переименовал партию в коммунистическую.
409
410
Сведений о меньшевике эмигранте Пескине обнаружить не удалось.
411
412
413
414
Сведений о меньшевике Брейтвейге обнаружить не удалось.
415
Брестский мир России с Германией был подписан 3 марта 1918 г., ратифицирован IV чрезвычайным Всероссийским съездом Советов 15 марта и денонсирован сначала Германией 5 октября, а после начала Ноябрьской революции в Германии 1918 г. и подписания Компьенского перемирия между Германией и западными державами Россией (13 ноября). Подписанию договора предшествовала дискуссия в РКП(б), сущность которой состояла в том, следует ли подписывать сепаратный мир с Германией, переговоры по поводу которого велись с перерывами с декабря 1917 г. в г. Брест-Литовске. Ленин и небольшая группа его сторонников, озабоченные более всего сохранением и закреплением советской власти в руках большевистской партии, настаивали на подписании мира. Группа «левых коммунистов» во главе с Н. И. Бухариным, не без оснований полагая, что мир означает крах надежд на революцию в Западной Европе, выступала против его подписания, за революционную войну. Осторожную позицию затягивания переговоров занимал Л. Д. Троцкий. На эту позицию в конце концов встал и Ленин. Путем ряда тактических комбинаций Ленину удалось провести в ЦК, а затем на VII съезде партии и IV съезде Советов свои решения. Брестский мир был ратифицирован IV съездом Советов 724 голосами против 276 при 118 воздержавшихся.
416
417
418
Линия поведения
419
Объяснение, дискуссия
420
Без церемоний, откровенно
421
Высоко дисциплинированные товарищи
422
Здесь: смягчение
423
В декабре 1920 г. в Берне состоялась конференция центристских партий, отказавшихся восстановить свое членство во II Интернационале. РСДРП (объединенную) представлял Мартов. Конференция носила подготовительный характер к учредительной конференции центристского Интернационала. Было внесено предложение создать общий совет трех Интернационалов, против которого выступил Мартов, так как «общий Совет от Шейдемана до Ленина вызвал бы только смех с обеих сторон»
424
425
426
427
428
Молодой, новый, недавний человек
429
Речь идет о выступлении Мартова на съезде Независимой социал-демократической партии Германии в Галле.
430
Речь идет о съезде французской социалистической партии в Туре 25–30 декабря 1920 г., на котором рассматривался и был положительно решен вопрос о присоединении партии к Коминтерну, было принято 21 условие присоединения к Интернационалу. Партия была переименована в коммунистическую. Правые и центр сохранили существование социалистической партии.
431
432
433
434
Эмфаза – выразительность
435
436
437
438
439
440
Видимо, имеется в виду «мужицкую».
441
V Всероссийская конференция профсоюзов состоялась в начале ноября 1920 г. На заседании коммунистической фракции конференции Л. Д. Троцкий выступил с заявлением о необходимости «перетряхивания» профсоюзов, то есть замены административным путем их руководящих кадров. Это заявление вызвало недовольство профсоюзных бюрократов и резкое отторжение некоторых партийных кадров, которые образовали «рабочую оппозицию». Ее деятели (А. Г. Шляпников, A. M. Коллонтай и др.) называли Троцкого и Ленина «военизаторами труда», выдвигали требование созыва Всероссийского съезда производителей, который взял бы в свои руки народное хозяйство. Возникла так называемая «профсоюзная дискуссия», продолжавшаяся до X съезда РКП(б) в марте 1921 г. Победили установки «платформы десяти» (в их числе был Ленин).\\\Были осуждены взгляды «рабочей оппозиции», и вместе с тем Троцкий отказался от требования «перетряхивания» профсоюзов, согласившись с установкой Ленина на «партийное руководство» профсоюзами, которая отличалась от его позиции лишь по форме.
442
443
444
Имеется в виду Венгерская советская республика.
445
Речь идет о так называемой «рабочей революции» в Финляндии 1918 г., начавшейся под влиянием революционных событий в России. 28 января в Гельсингфорсе (Хельсинки) отряды Красной гвардии захватили правительственные учреждения, банки, железнодорожные вокзалы и т. д. В этот же день было сформировано правительство – Совет народных уполномоченных – в составе левых социал-демократов, стоявшее на проленинских позициях. 1 марта был заключен договор о дружбе и братстве с РСФСР. В начале мая финляндские революционные войска были разгромлены отрядами антибольшевистских сил и германскими войсками.
446
447
Упорядоченная жизнь
448
Имеется в виду VIII Всероссийский съезд Советов, состоявшийся 22–29 декабря 1920 г. Помимо большевиков, на съезде присутствовали 8 меньшевиков, 8 бундовцев, 3 левых эсера. Съезд принял план государственной электрификации России (ГОЭЛРО), решение о сокращении численности Красной армии, положение о Совете рабоче-крестьянской обороны. Меньшевики пытались выступить на съезде, но слово получить не смогли.
449
450
451
452
Направленность
453
454
455
456
Движения за повышение заработной платы
457
458
Съезд Итальянской социалистической партии в Ливорно состоялся в январе 1921 г. На съезде произошел раскол, образовалась Итальянская коммунистическая партия.
459
460
461
462
463
464
Речь идет о предстоявшей учредительной конференции Второго с половиной интернационала. Конференция состоялась в Вене в феврале 1921 г. Официально новая организация называлась Международным объединением социалистических партий. Объединение рассматривалось в качестве временного, по замыслу организаторов (среди них видная роль принадлежала Мартову), оно должно было стать инструментом для создания единого Интернационала. Непосредственными задачами объединения должны были стать защита русской революции от иностранного империализма, ликвидация Версальского договора и освобождение колониальных народов. Второй с половиной интернационал существовал два года. В начале 1923 г. было принято решение о его слиянии с II Интернационалом, которое произошло на объединительном конгрессе в Гамбурге 21–26 мая 1923 г.
465
466
Отрицание
467
Товарищи по общему делу
468
Имеется в виду А. А. Аракчеев.
469
470
471
472
473
Горькая правда
474
475
Имеется в виду программа РСДРП, принятая II съездом (1903), в которой выдвигались минимальные (свержение царизма и установление демократической республики, введение 8-часового рабочего дня, равноправие наций и их право на самоопределение, предоставление всем гражданам политических свобод, уничтожение остатков крепостничества в сельском хозяйстве, отделение церкви от государства) и максимальные задачи (свержение капитализма, установление диктатуры пролетариата, введение общественной собственности на средства производства и бестоварного планового хозяйства, уничтожение классов).
476
Программа действия
477
И так далее
478
479
Заранее
480
Нищета
481
Заранее
482
Между нами
483
Смехотворный, нелепый
484
Из чисто товарищеского отношения
485
486
487
488
489
490
491
В марте 1920 г. состоялась XII конференция Бунда, большинство делегатов которой полностью солидаризовались с коммунистами. Было принято решение о вступлении в Коминтерн. Бунд порвал с меньшевистской партией, в которую до этого входил в качестве автономной организации. Социал-демократическое меньшинство покинуло конференцию, заявив, что сохраняет социал-демократический Бунд.
492
493
494
495
На рыночных началах
496
Речь идет о том, что видный германский социал-демократ Э. Бернштейн, занимавший пост заместителя министра финансов Германии и получивший доступ к соответствующей информации, опубликовал 14 января 1921 г. в социал-демократической газете «Форвертс» статью «Темная история», устанавливавшую, что во время Первой мировой войны большевики получили от Германии крупные денежные суммы (свыше 50 млрд золотых марок), предназначенные на агитацию в России в пользу ее поражения в войне. После Второй мировой войны были опубликованы многочисленные документы, подтверждающие финансирование большевиков Германией (Germany and the Revolution in Russia 1915–1918. Documents from the Archives of the German Foreign Ministry, edited by Z. A. B. Zeman. London, Oxford University Press, 1958).
497
498
499
500
Зимой 1920/21 г. в Петрограде произошли забастовки и волнения рабочих ряда предприятий. Рабочие выражали протест не только против своего нищенского положения, но и против политического насилия ЧК, коммунистического самовластия. Забастовки были пресечены насилием, угрозами и обещаниями уступок. Вместе с Кронштадтским восстанием и восстанием крестьян в Тамбовской и соседних губерниях они были важнейшим фактором, побудившим Ленина перейти к нэпу.
501
502
Имеется в виду профсоюзная дискуссия в РКП(б).
503
504
Sansalevol – столовая в Цюрихе.
505
506
Предсказания Мартова подтвердились. В мае 1920 г. в Грузии, которая провозгласила свою независимость (правительство было организовано меньшевиками), была создана коммунистическая партия, которая вначале действовала легальными методами. Между РСФСР и Грузией был подписан договор, согласно которому Россия обязалась не вмешиваться во внутренние дела Грузии. Однако по распоряжению из Москвы грузинские большевики начали организовывать беспорядки, пользуясь амуницией и денежными средствами, которые они получали из России. Мятежами руководили специально присланные агитаторы и военные организаторы. Им активно содействовала советская дипломатическая миссия, в составе которой числился огромный штат (до 400 человек). Но для свержения национального правительства этого оказалось мало. Пришлось обратиться «за помощью» к Красной армии, части которой вступили в Тифлис 25 февраля 1921 г., насильственно установив в Грузии советскую власть.
507
508
509
Речь идет о выступлении моряков крепости Кронштадт 28 февраля – 18 марта 1921 г., явившемся продолжением волнений рабочих Петрограда зимой 1920/21 г. Выступление было проявлением массового недовольства населения, в частности военных моряков, всевластием компартии, которая, по их мнению, изменила своим обещаниям и установила антинародную диктатуру. Восставшие избрали Временный революционный комитет во главе с С. М. Петриченко. Военным руководителем стал бывший генерал А. Р. Козловский. Были выдвинуты лозунги «Советы без коммунистов» и «Власть Советам, а не партиям». Выдвигались требования отмены продразверстки и свободы торговли. 1 марта кронштадтцы приняли резолюцию с требованиями перевыборов Советов тайным голосованием, свободы слова и прессы для рабочих и крестьян, свободы рабочих профсоюзов и крестьянских организаций, освобождения заключенных деятелей социалистических партий, предоставления крестьянам возможности свободно распоряжаться землей и т. д. Стихия недовольства коммунистической диктатурой была в Кронштадте настолько всеобщей, что выступление поддержала часть большевистской организации крепости. В конечном счете восстание было жестоко подавлено Красной армией при участии делегатов X съезда РКП(б) под руководством М. Н. Тухачевского и Л. Д. Троцкого. Захваченные руководители восстания и многие его участники были расстреляны. Части восставших (около 8 тыс. человек) удалось уйти в Финляндию.
510
511
Обычно под бонапартизмом имеется в виду военная диктатура, установленная путем военного переворота. В марксистской фразеологии, приверженность которой проявляли не только большевики, но и меньшевики, бонапартизмом именовалась контрреволюционная диктатура крупной буржуазии, опирающаяся на армию и консервативно настроенное крестьянство, лавирующая между классами и сочетающая демагогию с атаками на демократию и революционное движение. Термин связан с установлением личной диктатуры Наполеона Бонапарта в 1799 г.
512
25 февраля 1921 г. в Москве были арестованы члены ЦК меньшевистской партии и другие активные меньшевики (около 100 человек). Перед этим большая группа меньшевиков была арестована в Харькове. Арестованных в Москве вскоре освободили, не объяснив причин ареста. Арестованных в Харькове держали в заключении более месяца, а затем часть из них отправили в лагеря, а остальных в ссылку.
513
514
Речь идет о введении продовольственного налога на крестьян в соответствии с решением X съезда РКП(б) (март 1921 г.), принятым по докладу Ленина о замене разверстки натуральным налогом, размеры которого должны были заранее фиксироваться, а не быть произвольными. Эта мера фактически стала началом перехода к новой экономической политике большевиков.
515
Речь идет об образовании в Самаре после захвата города в июне 1918 г. чехословацким корпусом антибольшевистского органа власти – Комитета членов Учредительного собрания (Комуч). В состав Комуча вошли кадеты, октябристы, эсеры и один меньшевик – И. М. Майский. За этот поступок и последующие аналогичные действия Майский был исключен из партии. Комуч уступил власть Уфимской директории в сентябре 1918 г. и был переименован в Съезд членов Учредительного собрания, существовавший до декабря 1918 г.
516
Речь идет о заводе «Новый Лесснер» в Петрограде, производившем оружие, на котором большевики в 1917 г. добились решающего влияния. Собрания рабочих этого завода, как правило, принимали резолюции, продиктованные большевиками.
517
518
519
520
521
522
523
524
Имеются в виду мартовские события 1921 г. в Германии – вооруженное выступление рабочих Среднегерманского промышленного района, организованное в основном коммунистами 23 марта – 1 апреля в ответ на введение на предприятия войск. Выступление закончилось поражением рабочих.
525
526
Речь идет о так называемой «зубатовщине» (по имени жандармского полковника, начальника Московского охранного отделения (с 1896 г.) и особого отдела департамента полиции (1902–1903) Зубатова Сергея Васильевича (1864–1917). «Зубатовщину» называли еще «полицейским социализмом». Ее существо состояло в создании в 1901–1903 гг. легальных рабочих организаций под контролем полиции (Москва, Петербург, Киев, Минск и другие города), в которых проповедовались идеи экономической борьбы и сотрудничества рабочих с властями. В связи с тем, что зубатовские союзы не оправдали надежд, они были ликвидированы властями, а сам Зубатов снят со своего поста.
527
528
Ярославское восстание 6-21 июля 1918 г. против большевистской власти происходило под руководством тайной организации Союз защиты родины и свободы во главе с Б. В. Савинковым. В восстании принимала участие также меньшевистская организация города. Было жестоко подавлено Красной армией.
529
Последнее по местоположению, но не по значению
530
Речь идет о кампании в советской прессе против Учредительного собрания в конце 1917 – начале 1918 г. и последовавшем затем его разгоне.
531
Речь идет о Национальном Учредительном собрании, избранном 8 февраля 1871 г. во Франции во время франко-прусской войны, после свержения режима Второй империи. Национальное собрание утвердило правительство во главе с А. Тьером. Члены собрания и правительство бежали из Парижа после восстания 18 марта 1871 г. в бывшую резиденцию французских королей Версаль и находились там во время Парижской коммуны (до последних чисел мая). После разгрома коммуны представители Национального собрания возвратились в Париж.
532
533
Отклонения, ошибки
534
535
Речь идет об «Искре», социал-демократической газете, выходившей в 1900–1905 гг. После II съезда РСДРП с октября 1903 г. газета находилась под руководством меньшевиков. Именно этот период («новая» «Искра») имеется в виду в данном случае.
536
537
Имеется в виду
538
539
Имеются в виду анархистские настроения, родоначальником которых был
540
Учредительная конференция Второго с половиной Интернационала состоялась в Вене 22–27 февраля 1921 г. Были представлены Независимая социал-демократическая партия Германии, Независимая рабочая партия Великобритании, Социалистическая партия Франции и ряд других организаций, в том числе РСДРП (объединенная) и партия левых эсеров. На конференции возникли серьезные разногласия по поводу положения в Грузии. В адрес конференции поступили обращения правительства и Социал-демократической партии Грузии с призывом протестовать против происходящего в это время наступления советских войск на столицу Грузии Тифлис, означавшего большевистскую агрессию против Грузинской демократической республики. Несмотря на призывы меньшевиков принять решительное заявление протеста, конференция ограничилась двусмысленным документом, осуждавшим интервенцию, если та действительно имеет место, но заявлявшим, что защита русской революции остается задачей международного пролетариата.
541
542
543
Имеются в виду мартовские события 1921 г. в Германии (см. примеч. 474). Putsch
544
Во имя прекрасных глаз
545
В неверном направлении
546
Рижский мирный договор между РСФСР и Польшей (18 марта 1921 г.) завершил советско-польскую войну, установил границу, согласно которой в составе Польши были сохранены Восточная Галиция (Западная Украина) и Западная Белоруссия, регламентированы дипломатические и торговые отношения.
547
Речь идет о конференции депутатов российского Учредительного собрания, находившихся в эмиграции. Конференция состоялась в Париже 8-10 января 1920 г. Ее участники резко осудили большевистский террор, единовластие большевиков и призвали западные державы оказать помощь России в восстановлении демократического устройства.
548
Переигрывать, пересматривать
549
550
551
Речь идет об издательстве Гржебина, действовавшем в Берлине и в Москве. В 1922 г. издательство приступило к выпуску мемуаров Мартова (вышла первая часть), но конфискация собственности Гржебина в России прервала эту работу. Мартовские «Записки социал-демократа» (часть 1) были переизданы в Москве в 1924 г. по инициативе его брата СО. Цедербаума (Ежова), но, безусловно, с санкции высших большевистских иерархов. Мемуарные элементы содержались также в книгах Мартова «Развитие крупной промышленности и рабочее движение в России». М.; Пг., 1923, «Общественное и умственное развитие в России. 1870–1905». М.; Л., 1924, «История российской социал-демократии. Период 1898–1907». М.; Пг., 1918.
552
В тексте ошибочно «война». Оговорка свидетельствует о резко ухудшившемся самочувствии Мартова.
553
554
555
Табльдот, коллективный обеденный стол по общему меню в гостиницах и пансионатах
556
557
558
Имеются в виду деятельница меньшевистской партии
559
560
Имеется в виду
561
Речь идет о брошюре В. И. Ленина «О продовольственном налоге (Значение новой политики и ее условия)», опубликованной в мае 1921 г.
562
«Вы находитесь на самом лучшем пути»
563
564
Под «наполеоновской легендой» имеются в виду факты, предания и вымыслы, составляющие в комплексе культ французского императора Наполеона I. «Наполеоновскую легенду» поддерживали и усиленно распространяли во Франции бонапартисты – сторонники восстановления династии Бонапартов после падения Первой (1814) и Второй (1870) империй. «Наполеоновская легенда» потеряла политический характер, оставшись социокультурным фактором, с конца XIX в.
565
566
Разрешение на пребывание, на проживание
567
Чай в пять часов, пятичасовой чай, обычай англичан
568
569
Петропавловская крепость расположена напротив Зимнего дворца на другом берегу Невы. Заложена Петром I в 1703 г., затем достраивалась (архитекторы Д. Трезини, Н. А. Львов). В крепости содержались политические и другие «государственные» заключенные. Имела арсенал и являлась важным стратегическим пунктом Петербурга (Петрограда). Ныне Историко-революционный музей.
570
571
572
573
Речь идет о
574
575
Речь идет о III конгрессе Коминтерна, состоявшемся 22 июня – 12 июля 1921 г. в Москве. Основными вопросами были: мировой хозяйственный кризис и задачи Коминтерна, о тактике РКП(б), о борьбе против Амстердамского интернационала, о движении коммунистической молодежи, о женском движении, о кооперативном движении, вопросы отдельных партий. Конгресс одобрил тактику развития массовой борьбы, завоевания большинства рабочего класса на основе непримиримой борьбы против социал-демократии, которая оценивалась как главная социальная опора буржуазии.
576
577
578
579
Берлинский комитет помощи голодающим был создан как автономное ответвление Всероссийского комитета помощи голодающим (Всероспомгола), образованного 18 июля 1921 г. в составе официальных лиц (председатель Каменев, члены Литвинов, Семашко, Красин и др.) и ряда видных общественных деятелей, в основном из числа бывших кадетов и беспартийных интеллектуалов. В состав комитета вошли Е. Д. Кускова, С. Н. Прокопович, писатели М. Горький, М. Осоргин и др. Почетным председателем был объявлен В. Г. Короленко. Советские власти обвинили неугодных им членов Всероспомгола в том, что они используют комитет в своих политических целях. 27–31 августа «буржуазные» члены комитета были арестованы.
580
581
582
Профсоюз
583
Красный Крест
584
Имеется в виду Всероссийский комитет помощи.
585
586
587
588
589
590
591
592
Кошачье несчастье, жалоба (иронически)
593
594
595
Союз русских социал-демократов за границей был создан в 1894 г. в Женеве группой «Освобождение труда». Издавал социал-демократическую литературу на русском языке, сборник «Работник». I съезд РСДРП признал Союз заграничным представительством партии. С 1899 г. издавал журнал «Рабочее дело». В конце XIX в. стоял на позициях «экономизма». Был распущен по решению II съезда РСДРП.
596
597
598
Имеется в виду раскол на меньшевиков и большевиков на II съезде РСДРП 17 июля – 10 августа 1903 г. (Брюссель, Лондон). Размежевание произошло при голосовании первого параграфа устава партии, при выборах ЦК и редакции центрального партийного печатного органа. Хотя раскол был формально преодолен на IV съезде РСДРП (1906), фактически он не прекратился и вновь официально был провозглашен большевиками на VI (Пражской) конференции в январе 1912 г., присвоившей себе право исключить «меньшевиков-ликвидаторов» из партии и избрать большевистский ЦК.
599
Подъем, размах
600
Речь идет о руководящем органе Второго с половиной интернационала.
601
602
603
Имеется в виду руководящий орган Амстердамского интернационала.
604
Установить
605
Действия
606
Понимание
607
Речь идет о журнале № 3 «Социалистический вестник».
608
Сведений о B. C. Майере обнаружить не удалось.
609
610
611
612
613
614
615
Репарации
616
Полемика между Каутским и Троцким по вопросу о демократии и диктатуре происходила в книгах:
617
618
Имеется в виду возвращение Мартова из эмиграции.
619
Подлинный
620
621
Работа К. Каутского «Терроризм и коммунизм. К вопросу о естественной истории революции» была опубликована в Берлине в 1919 г. В работе подвергались острой критике власть большевиков, их полный отказ от демократии, террористические установки. Указывалось на неготовность России к социалистическим преобразованиям и выражалась надежда, что страны Запада смогут осуществить мирный и постепенный переход к социализму.
622
Громче, с нарастающей громкостью
623
Неизбежный разрыв
624
Принудительный труд
625
Государственное рабство
626
Речь идет о брошюре Л. Д. Троцкого «Терроризм и коммунизм» (1920), являвшейся ответом на брошюру К. Каутского под тем же названием. В брошюре Троцкого содержались попытки обосновать законность власти большевиков в качестве диктатуры пролетариата, откровенно указывалось, что большевики отвергли демократию «во имя концентрированной власти пролетариата», всячески оправдывался террор большевистской власти.
627
628
629
630
631
О М. М. Литвинове см. примеч. 204. Под «экспроприаторским прошлым» Красина и Литвинова имеется в виду их связь с участниками бандитских налетов боевиков большевистской партии с целью захвата денежных средств. Об участии Красина в попытках реализовать похищенные деньги см. примеч. 443. Литвинов на деньги, полученные, в частности, в результате «эксов», готовил транспорты с оружием для переброски в Россию во время революции 1905–1907 гг.
632
633
634
635
636
И якобы я отклонил ввиду несогласия большевиков созвать Учредительное Собрание.
637
Имеется в виду информационная газета Nieuwe Rotterdams Courant («Новые роттердамские куранты»), выходившая в 1844–1945 гг.
638
639
640
641
Так в тексте.
642
643
644
645
В октябре 1921 г. нарком иностранных дел РСФСР Г. В. Чичерин предложил Ленину и Троцкому в целях нормализации отношений с западными державами покинуть Исполком Коминтерна и признать долги царского и Временного правительств. Первое предложение Ленин отверг. Второе потребовал переработать. Согласно утвержденному им второму проекту, носившему более сдержанный характер, советское правительство должно было объявить о признании в принципе долгов до 1914 г., но реальную выплату начать только в случае создания необходимых условий: признания советского правительства де-юре, заключения «всеобщего мирного договора», гарантии нерушимости советских границ. 28 октября 1921 г. эти предложения в форме декларации правительства были направлены правительствам зарубежных государств.
646
647
648
649
650
651
652
653
Российское телеграфное агентство (РОСТА) являлось центральным информационным агентством РСФСР (СССР) в 1918–1925 гг. После создания в 1925 г. Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС) стало агентством РСФСР. Было ликвидировано в 1935 г.
654
655
656
Проводится сопоставление положения в советской России с положением во Франции накануне военного государственного переворота Наполеона Бонапарта 18 брюмера (ноябрь 1799 г.), в результате которого он стал консулом – фактически военным диктатором страны.
657
Допущена ошибка. Военным министром Грузинской демократической республики был Григол Лордкипанидзе.
658
«Коммунистический интернационал» – журнал, орган Исполкома Коминтерна. Выходил на русском и ряде других языков в 1919–1943 гг. Был главным печатным органом, через который советское руководство осуществляло идеологический контроль над международным коммунистическим движением. Прекратил выход в связи с роспуском Коминтерна.
659
Имеется в виду брошюра В. И. Ленина «Детская болезнь „левизны" в коммунизме» (май 1920 г.). Тактические положения брошюры об участии коммунистов в реформистских профсоюзах, о компромиссах и т. д. были положены в основу решений II конгресса Коминтерна в том же году.
660
661
662
663
Речь идет о конференции трех Интернационалов, состоявшейся в Берлине 2–5 апреля 1922 г. В ней участвовали деятели II, Второго с половиной и III Интернационалов. Созыв конференции был попыткой создать единый фронт рабочего класса в международном масштабе. Однако образованная на конференции «девятка» (комиссия из представителей трех Интернационалов) провела лишь одно заседание в Берлине 23 мая 1922 г., на котором соглашение об едином фронте, объявленное в апреле, было признано потерявшим силу. Ликвидация «девятки» была спровоцирована большевиками, вышедшими из комиссии под предлогом того, что она саботирует созыв всемирного рабочего конгресса. Действительные причины состояли в том, что после неудачи Генуэзской конференции 1922 г. советские руководители начали отход от тактики единого фронта.
664
665
666
667
668
669
670
Задабривание
671
672
673
674
675
Имеется в виду Союз возрождения России.
676
Речь идет о сосредоточении в г. Кобленц (Западная Германия) французской дворянско-монархической эмиграции после начала революции 1789–1799 гг. Эмигранты организовали армию, которая участвовала в австро-прусской интервенции во Франции. В 1794 г. французские войска заняли Кобленц, положив конец кобленцской эмиграции. Кобленц стал символом союза контрреволюционных сил с зарубежной реакцией в их попытках ликвидировать завоевания революции.
677
678
679
В феврале 1922 г. был арестован ряд лидеров партии эсеров. Вместе с находившимися ранее в заключении членами этой партии они были преданы суду, происходившему 18 июня – 7 августа 1922 г. (всего фигурировало 47 обвиняемых). Это был первый в большевистской России крупный политический «показательный» процесс. Эсеры обвинялись в том, что они были агентами Антанты, покушались на жизнь советских вождей и т. д. Суд сопровождался массированной пропагандистской кампанией. 20 июня в Москве была проведена демонстрация с требованием смертной казни для обвиняемых. Однако на состоявшейся в апреле конференции трех Интернационалов в Берлине делегация Коминтерна вынуждена была дать обязательство, что эсеры не будут казнены. Хотя Ленин негодовал по этому поводу (он опубликовал статью «Мы заплатили слишком дорого»), большевистское руководство вынуждено было считаться с международным общественным мнением. В Москву были допущены в качестве защитников видные юристы-социалисты Э. Вандервельде, Т. Либкнехт, К. Розенфельд, А. Ваутерс. Однако они были поставлены в такие противоправные условия, что были вынуждены выступить с протестом и покинуть Москву. 14 обвиняемым был вынесен смертный приговор, неисполнение которого было обусловлено прекращением «контрреволюционных выступлений» эсеров. Лидеры партии, таким образом, стали заложниками, что было сформулировано, в частности, в листовке ЦК РСДРП от 9 августа 1922 г.
680
Имеется в виду
681
682
О действиях Б. И. Николаевского по привлечению Горького и Франса к кампании в защиту эсеров см.:
683
684
685
686
687
Судебный процесс над меньшевиками в 1922 г. не состоялся. По-видимому, широкая международная кампания протеста против суда над эсерами заставила большевистское руководство отказаться от нового «шоу-процесса». В условиях, когда Ленин ориентировался на единый фронт с социал-демократическими партиями за рубежом, суд над руководителями меньшевиков оказался невозможным.
688
689
Инициал «В.» расшифровать не удалось.
690
691
692
Инициалы «В. Ив.» расшифровать не удалось.
693
Заседание ВЦИК, состоявшееся в ночь с 25 на 26 октября (с 6 на 7 ноября) 1917 г., выразило протест против поведения Военно-революционного комитета Петроградского Совета, который накануне II Всероссийского съезда Советов предпринял действия, равнозначные государственному перевороту. ВЦИК констатировал грубые нарушения при выборах делегатов на съезд Советов и его незаконность.
694
695
696
Так в тексте.
697
Либер отвечал на речь Л. Д. Троцкого.
698
699
700
701
Так в тексте.
702
В данном случае цензовики, цензовые элементы – лица, обладавшие собственностью, с которой уплачивался подоходный налог.
703
Так в тексте.
704
Речь идет о тактике большевиков, в которой они, по мнению автора, следовали за французским социалистом Луи Огюстом Бланки (1805–1881). Бланки был участником революций в 1830 и 1848–1849 гг. во Франции. В 30-х гг. руководил тайными республиканскими обществами. Придерживался сектантского курса, связывая успех революции с заговором тайной организации революционеров, которых, по его мнению, в решающий момент поддержат народные массы.
705
Проводится сравнение с событиями в Петрограде в начале июля 1917 г.
706
707
708
Так в документе.
709
710
О насилии над Плехановым после Октябрьского переворота 1917 г. см. примеч. 13.
711
14 марта 1917 г. Петроградский Совет выступил с обращением «К народам всего мира». В документе уведомлялось о свержении «векового деспотизма царя», намерении созвать Учредительное собрание на основе всеобщих равных, прямых выборов при тайном голосовании. Содержался призыв к решительным действиям в пользу мира. В то же время указывалось, что русская революция не отступит перед штыками завоевателей и не позволит задавить себя внешней военной силой. В воззвании содержался призыв к восстановлению международного единства трудящихся.
712
713
Возможно, следует читать «как».
714
715
Под контрреволюцией в Ростове-на-Дону имеется в виду выступление казаков области Войска Донского против большевистской власти в конце октября 1917 г. (см. примеч. 674).
716
Партия народных демократов (народовцев) в Польше образовалась в 1897 г. Лидеры Р. Дмовский, 3. Балицкий, В. Грабский.\\\Партия выдвигала лозунги классовой гармонии, выступала за независимость Польши. Под руководством народовцев были созданы рабочие профсоюзы.
717
Так в документе.
718
719
Так в документе.
720
Так в документе.
721
722
723
724
725
726
Орлов К. – рабочий петроградского завода «Новый Парвиойрен», меньшевик-интернационалист. Участник I Всероссийского съезда Советов. Член ВЦИК.
727
Это странное выражение означало прекращение издания.
728
Имеется в виду мобилизация в армию.
729
Кибрик Борис Самойлович (1884-?) – петроградский меньшевик. Участник всероссийской конференции меньшевиков в мае и экстренного съезда в конце 1917 г.
730
731
О большевистском деятеле Шнеуре сведений обнаружить не удалось.
732
733
3 декабря 1917 г. в газете «Новый луч» было помещено следующее «Письмо в редакцию»: «Моя речь на партийном съезде по вопросу о текущем моменте и задачах партии по случайным причинам изложена во вчерашнем номере нашей газеты таким образом, что представляет совершенно [неразборчиво] и бессмысленный набор отдельных выхваченных случайно фраз и не дает даже отдаленного намека на то, что я действительно говорил. Некоторые мысли моей речи я надеюсь развить в ряде статей.
734
735
736
Речь идет о
737
738
В 1917 г., находясь в эмиграции в Великобритании, Г. В. Чичерин был председателем Комитета делегатов русских организаций, настаивавшего на предоставлении эмигрантам возможности свободного возвращения в Россию. Комитет работал в контакте с посольством России. Чичерин был арестован британскими властями в августе 1917 г. за антивоенную пропаганду. 28 ноября (11 декабря) нарком иностранных дел РСФСР Л. Д. Троцкий направил ноту Великобритании с требованием освобождения Чичерина. В январе 1918 г. он был освобожден и возвратился в Россию.
739
Речь идет об участии в репрессиях против большевиков в июльские дни 1917 г. После этого в тексте пропущено слово «имеется».
740
741
742
По-видимому, неразборчиво слово «расколол».
743
Имеется в виду «решалась».
744
745
746
747
748
749
750
Имеется в виду «обладает».
751
7 декабря 1917 г. в газете «Новый луч» было опубликовано следующее «Письмо в редакцию»: «В № 4 «Нового луча» (вторник, 5 декабря) в изложение моей речи на съезде вкралась существенная неточность. Я не говорил, что Учредительное Собрание должно быть созвано без большевиков, а сказал, что оно будет созвано против злой воли большевиков.
752
Павлов М. А. – социал-демократ. В 1917 г. меньшевик-оборонец, член редколлегии петроградской газеты «Голос солдата», руководитель военной секции Организационного комитета и комитета Петроградской организации меньшевиков. Участник I Всероссийского съезда Советов. Член ВЦИК.
753
Газета «Известия» начала выходить 28 февраля (13 марта) 1917 г. в качестве органа Петроградского Совета рабочих депутатов. После Октябрьского переворота стала органом ВЦИК. Затем несколько раз меняла формальных издателей, оставаясь органом высшего органа государственной власти в РСФСР, затем в СССР. С 1992 г. независимая газета.
754
755
Имеется в виду III Циммервальдская социалистическая конференция, состоявшаяся в Стокгольме 23 августа – 1 сентября 1917 г. На ней присутствовали представители большевиков (В. В. Боровский, Н. А. Семашко), меньшевиков (П. Б. Аксельрод, М. С. Панин), меньшевиков-интернационалистов (О. А. Ерманский), социалистов Финляндии, Румынии, Австрии, Швеции, Польши. Конференция приняла манифест, в котором говорилось о целях в войне империалистических держав, росте борьбы рабочего класса, провозглашались задачи поддержки пролетариата России, пролетарской борьбы за мир. Вследствие непримиримой позиции большевиков на конференции Циммервальдское объединение левых социал-демократов и центристов фактически распалось.
756
Имеется в виду политика, отличная от общепринятой.
757
Горнштейн Абрам Яковлевич (1882-?) – социал-демократ с 1900 г., с 1903 г. меньшевик. Подвергался арестам и ссылкам. Во время Первой мировой войны находился в ссылке в Иркутске, где участвовал в группе «иркутских циммервальдовцев». После Февральской революции 1917 г. остался жить в Иркутске. Участвовал в деятельности меньшевистской организации по крайней мере до 1921 г. Дальнейшая судьба неизвестна.
758
Так в документе.
759
Имеется в виду Ю. Ларин.
760
Проводится сравнение с политическим курсом Александра Мильерана (1859–1943) – французского политического деятеля. В конце XIX в. он был одним из руководителей социалистического движения Франции. В 1899 г. вошел в состав правительства Вальдека – Руссо в качестве министра. «Казус Мильерана» (первое в истории вхождение социалиста в «буржуазное» правительство), который породил термины «мильеранизм», «министериализм», вызвал острую борьбу между течениями международного социалистического движения. Левые течения остро осуждали этот поступок как крайнюю форму политического сотрудничества с буржуазией. В 1904 г. Мильеран был исключен из социалистической партии и продолжал деятельность как независимый политик. В 1920–1924 гг. был президентом Франции.
761
762
763
764
765
Имеется в виду Кинтальская (II Циммервальдская) конференция социалистов-интернационалистов, проходившая 24–30 апреля 1916 г. (в первый день в Берне, а затем в деревне Кинталь в Швейцарии). Был принят манифест с призывом к борьбе против войны, за социализм. На конференции наряду с социалистами-центристами присутствовали левые, в том числе представители экстремистского социалистического течения во главе с В. И. Лениным. Экстремисты и другие левые составили так называемую Циммервальдскую левую, поддержавшую лозунг превращения империалистической войны в гражданскую, выдвинутый Лениным.
766
Под Гриммовским интернационалом имеется в виду Циммервальдское объединение, руководителем которого (председателем Интернациональной социалистической комиссии) был швейцарский социал-демократ Р. Гримм.
767
Так в документе.
768
Сведений об участнике съезда РСДРП (объединенной) Брусине обнаружить не удалось.
769
Так в документе.
770
Так в документе.
771
Использованы строки из «Евгения Онегина» А. С. Пушкина: «Они сошлись. Волна и камень,//Стихи и проза, лед и пламень//Не столь различны меж собой».
772
Речь идет о выступлении 26, а не 27 меньшевиков-интернационалистов на объединительном съезде РСДРП. От их имени Мартов огласил заявление о сохранении ими за собой права на неподчинение ЦК, критики решений партии и «мобилизации партийных масс» с целью воздействия на центральные учреждения. От группы 26 в ЦК РСДРП (объединенной) были избраны Мартов, Мартынов, Семковский, Астров.
773
774
Так в документе.
775
776
777
778
779
Точный смысл сообщения о «немцах в Петрограде» (декабрь 1918 г.) установить не удалось. Видимо, имеется в виду возможность захвата столицы немецкими войсками.
780
Речь идет о III Государственной думе (1 ноября 1907-9 июня 1912 г.), избранной по измененному избирательному закону от 3 июня 1907 г., сократившему представительство крестьян и рабочих. В Думе оказалось большинство правых партий и октябристов.
781
Так в документе. Видимо, имеется в виду «вне Смольного».
782
Выражение «Заяц, если его бить, спички может зажигать» взято из рассказа А. П. Чехова «В Москве на Трубной площади».
783
784
785
786
Речь идет о событиях 10 августа 1792 г. в Париже – восстании, которое привело к свержению монархии, роспуску Законодательного собрания и созыву Национального конвента, в котором решающую роль играли вначале жирондисты, а затем якобинцы.
787
Речь идет о революции 1848–1849 гг. во Франции, носившей демократический характер. В начале революции была провозглашена республика (Французская Вторая республика). На выборах в Учредительное собрание (апрель 1848 г.) победили республиканцы. В декабре 1848 г. президентом был избран Луи Бонапарт, организовавший в декабре 1851 г. государственный переворот и установивший личную диктатуру. Через год Луи Бонапарт провозгласил себя императором Наполеоном III, образовав Вторую империю.
788
789
790
791
IV Всероссийский Чрезвычайный съезд Советов состоялся в марте 1918 г. 724 голосами против 276 при 118 воздержавшихся он 15 марта ратифицировал Брестский мирный договор России с Германией.
792
Речь идет о том, что после заявления Троцкого о прекращении мирных переговоров с Германией в Брест-Литовске на основе формулы «Ни мира, ни войны» 11 (24) февраля 1918 г. во все штабы фронтов русской армии была направлена телеграмма главнокомандующего Н. В. Крыленко о прекращении войны, демобилизации армии и уводе войск с передовых позиций, которая резко усилила развал вооруженных сил.
793
794
795
Речь идет о Брестском мире.
796
Проводится аналогия с героем комедии Н. В. Гоголя «Ревизор» Иваном Александровичем Хлестаковым.
797
Президент США В. Вильсон обратился к IV Всероссийскому съезду Советов с телеграммой, в которой выражал сочувствие русскому народу в связи с заключением Брестского мира и уверенность, что Россия сможет восстановить свой суверенитет и великую роль в жизни Европы и всего человечества. Съезд ответил телеграммой, в которой выразил уверенность в свержении ига капитализма и установлении социалистического устройства общества во всем мире.
798
Речь идет о переименовании РСДРП(б) в РКП(б) по решению ее экстренного VII съезда 6–8 марта 1918 г.
799
800
801
802
803
Так в документе. Имеется в виду: «такое ее состояние не может быть признано даже допустимым».
804
805
Статья К. Б. Радека «Голос из гроба» («Правда», 15 октября 1918 г.) была написана в связи с осуждением меньшевистской партией создания Директории антибольшевистских сил в Уфе. Руководство меньшевиков в статье именовалось «центральным комитетом партии мертвецов».
806
807
808
809
810
811
812
813
814
Речь идет о
815
816
817
818
819
Имеется в виду Лига Наций, созданная в соответствии с Версальским мирным договором.
820
Листовка. Печатный текст. В конце текста датирована апрелем 1919 г. Дата проставлена рукой Мартова, что позволяет предположить его авторство.
821
Речь идет о совещании руководящих деятелей меньшевистской партии в Москве 27 декабря 1918 г. – 1 января 1919 г., закрепившем за партией левосоциалистическое направление. Совещание признало советский строй. Оно подтвердило исключение из партии И. М. Майского за его участие в антисоветском правительстве. Совещание осудило образовавшиеся в партии «группы активной борьбы за восстановление независимого и демократического строя в России», обвинив их в союзе с контрреволюцией, осуществив, таким образом, решительное размежевание с правыми меньшевиками.
822
Речь идет о Парижской мирной конференции, созванной державами-победительницами в Первой мировой войне для подготовки мирных договоров с побежденными странами. Проходила с 18 января 1918 по 21 января 1920 г. Во время конференции были выработаны и подписаны мирные договоры с Германией (Версальский), Австрией (Сен-Жерменский), Венгрией (Трианонский), Болгарией (Нейиский), Турцией (Севрский, не вступивший в силу). Был утвержден устав Лиги Наций, вошедший в тексты мирных договоров. Решающую роль на конференции играли Великобритания, Франция, США.
823
824
В данном случае имеются в виду ударные части русской армии (ударные батальоны, батальоны смерти, штурмовые батальоны и др.), созданные во время Первой мировой войны для прорыва обороны противника во время позиционных военных действий. После Октябрьского переворота 1917 г. ударные части почти исключительно примкнули к Белому движению.
825
О разгоне Учредительного собрания см. примеч. 37.
826
Речь идет о том, что в 1918 г. в Самаре ряд членов разогнанного Учредительного собрания различной политической ориентации (в основном кадеты и эсеры) с помощью Чехословацкого корпуса установили власть Комитета членов Учредительного собрания (Комуч).
827
Речь идет о вооруженном выступлении Чехословацкого корпуса (около 45 тыс. чел.), состоявшего из бывших военнослужащих австро-венгерской армии, захваченных в плен русскими войсками, во время продвижения эшелонов чехов и словаков на восток для дальнейшей отправки на Западный театр военных действий для участия в них на стороне Антанты. Непосредственной причиной был приказ Л. Д. Троцкого о разоружении корпуса. Вооруженные столкновения начались в мае 1918 г. в Поволжье, на Урале и в Сибири, и постепенно корпус фактически овладел Транссибирской железной дорогой. В ходе выступления образовались антибольшевистские правительства, участвовавшие в Гражданской войне. Выступление чехословаков было разгромлено в сентябре 1918 г. в результате наступления Красной армии и взятия ею Симбирска и Самары.
828
Комитет членов Учредительного собрания (Комуч) был образован в качестве правительства в Самаре 8 июня 1918 г. при занятии города Чехословацким корпусом. К августу 1918 г. Комуч с помощью частей корпуса установил власть над рядом губерний Поволжья и Приуралья. Правительство прекратило существование после образования Директории в Уфе осенью 1918 г.
829
Речь идет об избрании Государственным совещанием, состоявшимся в Уфе в сентябре 1918 г., Директории под председательством эсера Н. Д. Авксентьева и перевороте, совершенном правыми силами 18 ноября того же года, который привел к передаче власти А. В. Колчаку.
830
Речь идет о циркулярном письме ЦК партии меньшевиков от 16 октября 1918 г., в котором были подвергнуты критике решения Государственного совещания в Уфе. В письме заявлялось, что меньшевики не будут поддерживать Директорию, созданную на этом совещании, и что социал-демократия должна сохранить полную политическую самостоятельность в отношении коалиции мелкобуржуазных партий с партиями контрреволюции и стремиться «увлечь демократические массы на путь строительства подлинной демократической республики»
831
Речь идет о начале демократических революций в Германии и Австро-Венгрии. Ноябрьская революция 1918 г. в Германии привела к ликвидации монархии, провозглашению республики, введению демократических свобод, частичному решению аграрного вопроса в пользу крестьянства, ликвидации господствующего положения дворянства, в частности прусского юнкерства. В результате революции в Австро-Венгрии произошел ее распад на Австрию, Венгрию, Чехословакию (часть территории вошла в состав Югославии, Польши, Румынии, Италии). Австрия и Чехословакия стали республиками.
832
Первая мировая война завершилась поражением Германии и ее союзников. 29 сентября 1918 г. прекратила военные действия Болгария, 30 октября Турция, 3 ноября Австро-Венгрия. 11 ноября было подписано Компьенское перемирие между Германией и странами Антанты, в котором Германия признала свое полное поражение. Окончательно условия мирных договоров с Германией и ее бывшими союзниками были выработаны на Парижской мирной конференции 1919–1920 гг.
833
Речь идет о совещании членов ЦК партии меньшевиков, Главного комитета Украины, ЦК Бунда, Московского и Петроградского комитетов 18–30 мая 1919 г. Совещание призвало меньшевиков к участию в отпоре контрреволюции, в частности путем добровольного поступления в Красную армию и подчинения мобилизации, проводимой большевистскими властями.
834
VII Всероссийский съезд Советов состоялся 5–9 декабря 1919 г. Были рассмотрены вопросы: о советском строительстве, топливный, продовольственный. Съезд обратился с предложением к странам Антанты начать мирные переговоры с Россией. От имени партии меньшевиков на съезде выступали Дан и Мартов, предложившие создать единый фронт с большевиками не только для обороны революции, но и в области «революционного строительства». Базой единого фронта они считали советскую конституцию, но лишь в том случае, если бы она применялась на практике. Мартов в своих выступлениях резко критиковал политику большевистского правительства: нарушения конституции и избирательных прав, бюрократизацию государственных органов, превращение ВЧК в автономную организацию, практикующую массовый террор и незаконные репрессии.
835
В тексте оговорка: имеется в виду VI Всероссийский съезд Советов, состоявшийся 6–9 ноября 1918 г.
836
Речь идет о конституции РСФСР 1918 г., утвержденной V Всероссийским съездом Советов (июль 1918 г.). Конституция провозглашала, что вся власть в центре и на местах принадлежит Советам (фактически Советы к этому времени были полностью лишены власти), значительная часть граждан, отнесенных к «эксплуататорам» и «слугам старого режима», была лишена избирательного права (служители культа, торговцы, частные собственники), избирательные права крестьян ограничивались (5 голосов крестьян приравнивались к 1 голосу рабочего), выборы были открытыми и многостепенными, что открывало широкие возможности давления на избирателей. Полностью были лишены избирательного права около 5 млн человек.
837
Речь идет о советско-польской войне, которая тлела в форме пограничных конфликтов с 1919 г. и началась в широком масштабе 25 апреля 1920 г. наступлением польских войск на Киев, который был ими взят. В польском наступлении участвовали украинские национальные вооруженные силы под командованием СВ. Петлюры.\\\ 26 мая Красная армия перешла в контрнаступление, а к середине августа вышла к Варшаве и Львову. Однако в результате контрнаступления польской армии советские войска отступили. 12 октября было заключено перемирие, а 18 марта 1921 г. подписан Рижский мирный договор, устанавливавший границу, дипломатические и торговые отношения.
838
Летом 1920 г. Москву посетило несколько зарубежных рабочих делегаций, в основном состоявших из представителей профсоюзов (английская, итальянская, немецкая, французская и др.). ЦК партии меньшевиков организовал встречи с ними и передал материалы о положении в России. Некоторые из этих материалов были опубликованы в отчете британской рабочей делегации. На митинге в честь английской делегации в Москве удалось выступить находившемуся в подполье лидеру эсеров В. М. Чернову.
839
840
841
842
843
844
Название «Национальный и тактический центр» неточно. Тактический центр – подпольное объединение партий и организаций, выступавших против большевистской власти. Был создан в Москве в апреле 1919 г. Входили: Союз возрождения России, Совет общественных деятелей, Национальный центр и другие организации. Участники Тактического центра были арестованы ВЧК в феврале 1920 г.
845
846
Речь идет о бывшем германском императоре Вильгельме II (1859–1941), являвшемся императором Германии и королем Пруссии в 1888–1918 гг. Был свергнут в результате Ноябрьской революции 1918 г., провозгласившей республику, после чего жил в Голландии.