В этой книге мне часто придется начинать разговор издалека, иначе многое будет просто непонятно.

Европейские революции середины XIX века оказали влияние и на русское революционное движение, а через него и на русский терроризм. Правда, произошло это весьма необычно… Революционные настроения подтолкнули так называемое движение народников.

А началось все с того, что русский писатель и публицист Александр Иванович Герцен в 1848 году оказался в Париже. По взглядам Герцен являлся сторонником демократической республики. Соответственно, монархическую форму правления Герцен ненавидел в принципе. Поэтому он очень хорошо отнесся к французской революции[2], уничтожившей режим короля Луи-Филиппа. Напомню, что хотя тогда термина «мировая революция» еще не было, ход мыслей республиканцев был похожий: вот оно, началось дело всеевропейского «освобождения от тирании». А там, глядишь, и до России докатится…

Однако при ближайшем рассмотрении возникшая во Франции республика Герцену сильно не понравилась. Как и многие идеалисты того времени (да и не только того), он полагал: установление демократической формы правления автоматически принесет всеобщее счастье. Однако выяснилось, что это совсем не так. Смена власти низшим малоимущим слоям общества не дала ровным счетом ничего. Попытки что-то требовать пресекались очень жестко – огнем на поражение…

Но что и как там было во Франции, в данном случае несущественно. Главное – как воспринял это Герцен. Он разочаровался в «буржуазной демократии» и обратился к социалистическим идеям, в частности, к учению уже упомянутого Жореса Прудона. Однако Герцен полагал, что на Западе социалистам ничего не светит. Дескать, все там уже слишком обуржуазились и данные светлые идеи не воспримут. И Герцен обратил свой взгляд на Россию.

Идеи его заключались в следующем. В России существовало коллективное крестьянское землепользование. Земля принадлежала общине («миру»), внутри которой и распределялась «по едокам». Мир решал и внутренние вопросы. Тут, кстати, стоит пояснить и одну правовую тонкость. Как известно, до 1861 года в Российской империи существовало крепостное право. Крестьяне лично зависели от помещиков и обязаны были либо определенное время работать на землях помещика («барщина»), либо платить барину конкретную сумму денег («оброк»). Но в любом случае общинная земля была крестьянской. Отнять ее у крестьян помещик не мог.

Так вот, Герцен видел в общине уже готовую ячейку будущего социалистического общества. Дело было за малым – послать к черту паразитов-эксплуататоров, и все будет хорошо. К капитализму Герцен относился плохо. Как впоследствии и все народники. Они полагали, что Россия сможет прийти к социалистическому обществу, минуя капитализм.

В 1853 году Герцен основал в Лондоне «Вольную русскую типографию», в которой стал печатать разные издания революционного направления. В частности, началась раскрутка героического мифа о декабристах, о которых к этому времени почти позабыли. Именно оттуда пошло представление о них как о самоотверженных борцах за счастье народа. К реальности это имело очень отдаленное отношение – но кому какое дело! Для революционного движения нужны герои. Пока не появились новые, приходилось раскручивать старых.

В 1857 году Герцен совместно с другим революционером, Н. П. Огаревым, начал издавать в Лондоне газету «Колокол», в которой проповедовал свои идеи. Разумеется, в России это издание было запрещено. Однако запрет был, можно сказать, условным. Издание бойко тащили через границу все, кто только мог. И читали тоже все. В романе Достоевского «Бесы» губернатор, которому сообщают, что один из героев хранит нелегальную литературу, отмахивается:

– Да «Колокол» у всех есть! Общий тираж «Колокола» за десять лет его существования составил полмиллиона экземпляров. За границей тогда подобную литературу читать было особо некому – так что все шло в Россию. «Колокол» читал даже сам Александр II. И среди тех, кто поставлял газете информацию, имелись и достаточно высокопоставленные чиновники. В том числе и будущий знаменитый идеолог консерватизма К. П. Победоносцев. Так что «Колокол» не являлся эдаким листком, где кучка эмигрантов публикует свои измышления. Информированность издания была очень серьезной.

А почему чиновники так поступали? Дело в том, что в конце 1850-х годов российское общество было наэлектризовано слухами о предстоящем освобождении крестьян. Вообще-то считалось, что реформа готовится в страшной тайне, но на самом-то деле об этом знали все. В том числе и крестьяне. Мнения по данному вопросу были разные. Вот, видимо, кое-кто и «не мог молчать»…

Однако главными читателями «Колокола» являлись представители молодежи из так называемых разночинцев. Это была быстро растущая социальная группа. Дело-то в чем? Российская империя являлась сословным государством. Имелись: дворяне, крестьяне, купцы, мещане (городские жители), цеховые ремесленники. Плюс к этому – духовенство. В общем-то, каждый житель должен был быть «приписан» к какой-либо категории. У всех, кроме дворян, имелись те или иные права и обязанности. (Дворяне имели только права, никаких обязанностей к этому времени у них не было.)

К примеру, купцы освобождались от рекрутской повинности[3]. Но для того, чтобы записаться в купцы, требовалось «объявить капитал», то есть владеть определенной суммой. Государственные служащие, имевшие чин, начиная с самого низкого, XIV класса Табели о рангах, приписывались к еще одному сословию – «почетных граждан», которые также повинностей не несли.

Но в этой системе была одна тонкость. Среднее образование, полученное, допустим, мещанином, освобождало его от соответствующих повинностей. Если он шел на службу, то все понятно. А если не шел? Так что статус детей священников и купцов[4]², если они не хотели идти по отцовской дороге, а подались, к примеру, в студенты, был не слишком понятен. Аналогично – детей низших и средних чиновников.

А число таких людей стремительно росло – взять тех же студентов – развитие страны требовало все больше образованных людей.

Ребята это были своеобразные. Они являлись выходцами отнюдь не из неимущих слоев – обучение в гимназии стоило дорого. С другой стороны, начитавшись книжек, они весьма скептически относились к «отцам». А почитав ещё – и к российскому государственному устройству.

Иногда разночинцев противопоставляют дворянам, что не совсем верно. В описываемое время далеко не все дворяне были помещиками. А уж тем более – богатыми помещиками. Да и, в конце-то концов – выходцы из дворянских семей (конечно, те из них, кто не поступил в кадетские корпуса) учились в тех же университетах. Просто разночинцев численно было больше. К тому же у дворян за спиной были определенные традиции. К примеру, даже анархист князь Петр Кропоткин свои «Записки революционера» начинает с того, что кратко повествует о своих предках чуть ли не с Рюрика[5]. У разночинцев ничего такого не было – поэтому радикальные идеи они воспринимали куда проще. С другой стороны, разночинцы переняли чисто дворянский комплекс – чувство вины перед народом. Этот комплекс на много лет станет очень важной чертой в мировоззрении народников.

Стоит отметить еще одну интересную вещь. Петр I, прорубив окно в Европу, стал хватать оттуда все подряд – что надо и что не очень. А точнее, он отчаянно пытался перестроить российскую жизнь по западным меркам. Кое-какие успехи в данном деле имелись, но это касалось исключительно элиты. Большинство же людей жили, как жили. В итоге в России образовались две параллельные культуры, которые существовали отдельно друг от друга. (Некоторые историки вообще считают, что в России имелись две разные нации.) У представителей «элитарной» был совершенно иной менталитет. Даже провозглашая патриотические лозунги, они ориентировались на Запад. Разночинцы проникались этой «элитарной» культурой. Иначе и быть не могло. Они ж учились в гимназиях, а потом в университетах. А ведь школа и вуз не столько дают знания, сколько приучают к определенному образу мышления. Выпускник гимназии по определению становился «барином». Пусть у него и гроша за душой не было. Именно поэтому для народников собственно народ казался чем-то малопонятным – и про него сочинялись разнообразные мифы.

В конце 1850-х годов радикальная молодежь ждала революции. В этой среде были уверены, что освобождение крестьян приведет к взрыву. Забавно, что тем же пугали Александра II «крепостники» – противники реформы. Хотя никаких оснований к этому не было. Но одним хотелось верить, другие, возможно, искренне этого боялись.

Но ничего не случилось. Освобождение крестьян прошло на удивление спокойно. Хотя их, говоря современным языком, откровенно «кинули». Условия «воли» были для крестьян крайне тяжелыми. Это аукнулось гораздо позже – в 1905 и 1917 годах. Пока что все шло хорошо и почти не больно.

Но наиболее активные народники не успокаивались. В 1861 году была создана организация «Земля и воля». Ее лидерами были Н. Г. Чернышевский и А. А. Серно-Соловьевич. Примечательно, что один из лидеров, Серно-Соловьевич, был дворянином и закончил элитный Александровский лицей.

Структура была серьезной. Ее отделения располагались в 14 городах и объединяли по разным оценкам от 2000 до 3000 человек. Что касается планов, то они были такие. На 1863 год был намечен завершающий этап реформы. Крестьяне должны были подписать так называемые уставные грамоты, определявшие размеры отведенной крестьянам земли и взимавшихся за пользование ею повинностей. Революционеры полагали – вот тут-то мужички и поймут, что их обманули. А дальше…

П. Г. Зайчневский (кстати, сын генерала) в прокламации «Молодая Россия» писал:

«Когда будет призыв “в топоры”, тогда бей императорскую партию, не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на площадях, если эта подлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесных переулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам! Помни, что тогда, кто не с нами, тот будет против; кто против, тот наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами».

Чернышевский не отставал, выпустив прокламацию «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». В ней он пытается писать народным языком. В документе, кратко проанализировав общественно-политическую обстановку, автор призывает крестьян к восстанию:

«А кроме того, ружьями запасайтесь, кто может, да всяким оружием.

Так вот оно какое дело: надо мужикам всем промеж себя согласье иметь, чтобы заодно быть, когда пора будет. А покуда пора не

пришла, надо силу беречь, себя напрасно в беду не вводить, значит спокойствие сохранять и виду никакого не показывать. В пословице говорится, что один в поле не воин. Что толку-то, ежели в одном селе булгу поднять, когда в других селах готовности еще нет? Это значит только дело портить да себя губить.

А когда все готовы будут, значит везде поддержка подготовлена, ну, тогда и дело начинай. А до той поры рукам воли не давай, смиренный вид имей, а сам промеж своим братом мужиком толкуй да подговаривай его, чтобы дело в настоящем виде понимал.

А когда промеж вами единодушие будет, в ту пору и назначение выйдет, что пора, дескать, всем дружно начинать. Мы уж увидим, когда пора будет, и объявление сделаем. Ведь у нас по всем местам свои люди есть, отовсюду нам вести приходят, как народ, да что народ. Вот мы и знаем, что покудова еще нет приготовленности. А когда приготовленность будет, нам тоже видно будет. Ну, тогда и пришлем такое объявление, что пора, люди русские, доброе дело начинать, и что во всех местах в одну пору начнется доброе дело, потому что везде тогда народ готов будет, и единодушие в нем есть, и одно место от другого не отстанет. Тогда и легко будет волю добыть. А до той поры готовься к делу, а сам виду не показывай, что к делу подготовка у тебя идет».

Заметим, что Чернышевский, мягко говоря, преувеличивает свои силы. 3000 человек – это все-таки маловато для подготовки восстания. Да и не готовили они ничего.

Впрочем, в этом документе самое интересное другое. Народо-любец Чернышевский, разумеется, видит положительные примеры на Западе:

«Вот у французов есть воля, у них нет розницы: сам ли человек землю пашет, других ли нанимает свою землю пахать; много у него земли – значит, богат он, мало – так беден, а розницы по званью нет никакой, все одно как богатый помещик, либо бедный помещик, все одно помещик. Надо всеми одно начальство, суд для всех один и наказание всем одно.

Вот у англичан есть воля, а воля у них та, что рекрутства у них нет: кто хочет, иди на военную службу, все равно, как у нас помещики тоже юнкерами или офицерами служат, коли хотят. А кто не хочет, тому и принужденья нет. А солдатская служба у них выгодная, жалованье солдату большое дается; значит, доброй волей идут служить, сколько требуется людей».

С точки зрения пропаганды такая аргументация не может работать по определению – хотя бы потому, что тогдашние крестьяне очень смутно представляли, кто такие англичане и французы, и как они жили. (О французах, разве что знали по рассказам стариков, воевавших с Наполеоном.) Но Чернышевский этого просто не понимал!

Закончилась история первой серии «Земли и воли» бесславно. В 1862 году загребли Чернышевского и Серно-Соловьевича. Впоследствии арестовали и остальных. Но что самое главное – никаких волнений не произошло и в 1863 году.

Мало того. Репутации как «Колокола», так и «Земли и воли», нанесло большой ущерб восстание в Польше, начавшееся в 1863 году. (Напомню, Царство Польское входило в состав Российской империи.) Революционеры, разумеется, горячо поддержали «борцов за свободу». Однако быстро выяснилось, что гордые польские шляхтичи мало того что мечтают о восстановлении Польши в границах 1772 года (то есть со всей Белоруссией и половиной Украины), так еще и выступают за «старые добрые порядки» – то есть за совершенно неограниченную власть панов над «быдлом». Даже радикально настроенным народникам показалось, что это как-то слишком.

На некоторое время в активных действиях народников наступает перерыв.

Итак, в начале 60-х годов XIX века наиболее активные бунтари были властями надежно заперты. Однако общая ситуация продолжала развиваться в том же направлении. Более того, реформы 1861–1863 годов, кроме освобождения крестьян, принесли с собой общую либерализацию жизни. Так университетский Устав 1863 года вводил для высших учебных заведений частичную автономию университетов, а также выборность ректоров и деканов. Радикальной молодежи стало казаться, что это только начало. Да и различных идеологов стало появляться все больше и на любой вкус. Чернышевский, сидя в каземате Петропавловской крепости, написал свою знаменитую книгу «Что делать?», которая стала для народников культовой. Михаил Александрович Бакунин выдвинул свои анархистские идеи. Это было народничество, доведенное до своего логического конца. В самом деле, если имеются самоуправляемые общины, то зачем вообще государство? Сами между собой договорятся. Методы к достижению цели Бакунин допускал абсолютно любые. Впрочем, непосредственно к терроризму он не призывал.

Для него это было слишком мелко. Бакунин в молодости вдоволь побегал по горячим точкам революций 1848 года, так что мечтал и в России устроить что-нибудь эдакое. Петр Никитич Ткачев, называвший свои взгляды «якобинством», ратовал за захват власти небольшим революционным меньшинством. Петр Лаврович Лавров более налегал на пропаганду среди народных масс. Все эти ребята (кроме Чернышевского) сидели на Западе, но их труды проникали в Россию и массово обсуждались. Сюда же подверстывался литературный критик Дмитрий Иванович Писарев с его размашистым отрицанием авторитетов. Точнее, работы Писарева были чем-то вроде курса молодого бойца. Ознакомившись с ними, можно было переходить и к более крутым авторам.

Строго говоря, альтернатива появилась еще до начала походов в народ.

В 1866 году прозвучали первые выстрелы – Д. В. Каракозов возле Летнего сада стрелял в Александра II. Правда, не попал. Точнее, ему помешал находившийся поблизости крестьянин Осип Комиссаров.

Каракозов был членом московского кружка Н. А. Ишутина. Кружковцы как раз и пытались претворять в жизнь идеи Чернышевского по созданию кооперативов как островков социализма. Однако это сочеталось у них и с идеями «заговора по Ткачеву», а также терроризма. Историки по-разному оценивают серьезность всего этого. В созданных Ишутиным структурах под названием «Организация»

и «Ад» уж слишком много «игры в солдатики». Но как бы то ни было, а слова у Каракозова перешли в дело.

С этим покушением далеко не все ясно. Вот фрагмент из допроса Каракозова:

«– Когда и при каких обстоятельствах родилась у вас мысль покушиться на жизнь государя императора? Кто руководил вас совершить это преступление, и какие для сего принимались средства?

– Эта мысль родилась во мне в то время, когда я узнал о существовании партии, желающей произвести переворот в пользу великого князя Константина Николаевича. Обстоятельства, предшествовавшие совершению этого умысла и бывшие одною из главных побудительных причин для совершения преступления, были моя болезнь, тяжело подействовавшая на мое нравственное состояние. Она повела сначала меня к мысли о самоубийстве, а потом, когда представилась цель не умереть даром, а принести этим пользу народу, то придала мне энергии к совершению моего замысла. Что касается до личностей, руководивших мною в совершении этого преступления и употребивших для этого какие-либо средства, то я объявляю, что таких личностей не было: ни Кобылин[6], ни другие какие-либо личности не делали мне подобных предложений. Кобылин только сообщил мне о существовании этой партии и мысль, что эта партия опирается на такой авторитет и имеет в своих рядах многих влиятельных личностей из числа придворных. Что эта партия имеет прочную организацию в составляющих ее кружках, что партия эта желает блага рабочему народу, так что в этом смысле может назваться народною партиею. Эта мысль была главным руководителем в совершении моего преступления. С достижением политического переворота являлась возможность к улучшению материального благосостояния простого народа, его умственного развития, а чрез то и самой главной моей цели – экономического переворота. О Константиновской партии я узнал во время моего знакомства с Кобылиным от него лично. Об этой партии я писал в письме, которое найдено при мне, моему брату Николаю Андреевичу Ишутину в Москву. Письмо не было отправлено потому, что я боялся, чтобы каким-либо образом не помешали мне в совершении моего замысла. Оставалось же это письмо при мне потому, что я находился в беспокойном состоянии духа и письмо было писано перед совершением преступления. Буква К в письме означает именно ту партию Константиновскую, о которой я сообщал брату. По приезде в Москву я сообщил об этом брату словесно, но брат высказал ту мысль, что это – чистая нелепость, потому что ничего об этом нигде не слышно, и вообще высказал недоверие к существованию подобной партии».

Теперь пояснения. Константин Николаевич – это брат Александра II. По взглядам он был куда более последовательный либерал. Именно он осуществлял всю техническую работу по подготовке освобождения крестьян. Во время польского восстания Константин Николаевич был наместником царства Польского, где пытался решить вопрос мягкими методами, за что и был отстранен. (На смену ему прислали М. Н. Муравьева, который стал действовать круто.) А Константин Николаевич в 1866 году составил конституционный проект. Считается, что это и породило слухи о готовящемся дворцовом перевороте.

Что касается болезни, то Каракозов заразился сифилисом, который тогда лечить не умели.

Считается, что Каракозова слегка переклинило на этой почве. Однако историк Владимир Брюханов полагает, что ишутинцы ненавязчиво подтолкнули Каракозова в порядке эксперимента. Решили поглядеть, что получится. Кстати, попасть куда-то навскидку из тогдашнего пистолета было делом почти безнадежным.

Как бы то ни было, ишутинцам выстрел Каракозова обошелся дорого. Сам террорист был казнен, его участь разделил и Ишутин «как зачинщик замыслов о цареубийстве и как основатель обществ, действия коих клонились к экономическому перевороту с нарушением прав собственности и ниспровержением государственного устройства». Еще 32 человека были приговорены к разным срокам.

Однако на тот момент это был отдельный выплеск. Как и знаменитая история с организацией «Народная расправа» Сергея Нечаева, возникшей на обломках ишутинцев. Нечаев прославился прежде всего тем, что действовал по принципу «цель оправдывает средства».

Так за границей, общаясь с Бакуниным и Огаревым, он рассказывал, что за ним в России стоит мощная организация. В России же выдавал себя за представителя серьезной международной структуры. Как известно, Нечаев, решив повязать членов сколоченной им организации кровью, в 1869 году подбил своих товарищей на убийство студента И. И. Иванова. Потом бежал, скрывался за границей, был выдан царскому правительству как уголовник. В конце концов умер в Петропавловской крепости, успев распропагандировать охрану.

«Там же, в Тюмени, догнали нас солдаты петропавловского гарнизона, так называемые нечаевцы, осужденные на поселение за сношения, которые через них вел Нечаев с народовольцами. Помню двоих из них: средних лет, добродушные, они с удивительной любовью говорили о Нечаеве. Он точно околдовал их, так беззаветно преданы были они ему. Ни один из них не горевал о своей участи, напротив, они говорили, что и сейчас готовы за него идти в огонь и воду».

(О. К. Буланова, революционерка)

Однако более всего прославился Нечаев своим «Катехизисом революционера», который произвел на многих сильное впечатление. И это понятно: Нечаев очень четко сформулировал принципы, которых придерживались и придерживаются террористы всех времен и народов.

«1. Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией.

2. Он в глубине своего существа не на словах только, а на деле разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него – враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то только для того, чтобы его вернее разрушить.

3. Революционер презирает всякое доктринерство и отказывается от мирной науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения. Для этого, и только для этого, он изучает теперь механику, физику, химию, пожалуй, медицину. Для этого изучает он денно и нощно живую науку людей, характеров, положений и всех условий настоящего общественного строя, во всех возможных слоях. Цель же одна – наискорейшее и наивернейшее разрушение этого поганого строя.

4. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ее побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции.

5. Революционер – человек обреченный. Беспощадный для государства и вообще для всего сословно-образованного общества, он и от них не должен ждать для себя никакой пощады. Между ними и им существует или тайная, или явная, но непрерывная и непримиримая война не на жизнь, а на смерть. Он каждый день должен быть готов к смерти. Он должен приучить себя выдерживать пытки».

Нечаев интересен еще и потому, что имел, выражаясь языком психологов, «религиозный тип личности». Хотя скорее такой тип можно назвать «сектантским». Подобных людей среди террористов мы встретим очень много. Люди во имя своей веры готовы идти на что угодно, не жалея ни себя, ни других. Недаром Нечаеву очень нравились иезуиты. Он этого и не скрывал:

«Да, конечно, да, иезуиты были самые умные и ловкие люди, подобного общества никогда не существовало. Надобно просто взять и все их правила с начала до конца, да по ним и действовать – переменив цель, конечно».

Кстати, сам Нечаев в религиозности замечен не был, но, как мы увидим дальше, многие террористы в детстве и юности были крайне религиозны.

Поначалу Нечаев и его «Катехизис» своим демонстративным аморализмом и стремлением к созданию организации с жесткой дисциплиной вызвал резкое отторжение в революционной среде. Народники дисциплину шибко не любили. Но некоторое время спустя, продолжая ругать Нечаева, наиболее последовательные стали приходить к тем же самым идеям. В силу логики деятельности. Получалось, что действовать надо или именно так, или никак.

После Нечаева некоторое время народники не рвались кого-то убивать. Однако неудачи с крестьянами и рабочими озлобляли. Еще более озлобляли продолжающиеся аресты. Народовольцы справедливо полагали, что основным источником сведений для жандармов являются «шпионы» (информаторы) и «предатели» (то есть те, кто, попавшись, тут же сдавал всех). И тех, и других было достаточно – и их стали понемногу уничтожать. Даже в наш безумный век удивительно, с какой легкостью народники, в большинстве своем интеллигентные ребята, начали убивать.

Первой такой «ликвидацией» явилось убийство полицейского агента Тавлеева, произошедшее 5 сентября 1876 года в Одессе. Убийцей был Ф. Н. Юрковский, кстати, выпускник одного из самых элитарных российских учебных заведений: Морского корпуса[7] (это которые гардемарины) – и недоучившийся студент.

Его жена, А. А. Алексеева, писала об этом так: «Прийдя однажды домой очень поздно ночью, Юрковский сказал мне: “Ну, Галя, я убийца. Я только что убил шпиона Тавлеева, и это мне было легче сделать, чем убить собаку”».

2 февраля 1878 года в Ростове-на-Дону было совершено убийство агента жандармов Акима Никонова. Это сделала так называемая группа Осинского, первая в России провозгласившая терроризм главным методом борьбы.

В прокламации группы говорилось: «Это убийство произведено нами, революционерами-социалистами. Мы объявляем об этом во всеобщее сведение и поучение… По всем концам России погибают тысячи наших товарищей жертвой своих убеждений, мучениками за народ. И во время этой травли, продолжающейся уже столько лет, находятся люди без чести и без совести, люди, которые по пустому страху или из корысти шпионят за нами или изменяют нам и выдают наши дела и нас самих на бесчеловечную расправу правительству. Так поступил и Аким Никонов. Он был предатель – стало быть, враг народного дела…

Мы не хотим долее терпеть. Мы решились защищаться. Мы будем искоренять этих иуд, искоренять без пощады и снисхождения, и объявляем об этом громко и открыто. Пусть знают, что их ждет одна награда – смерть!»

Это оказалось не пустой угрозой. Человека, заподозренного в том, что он «стучит» на жандармов, убивали очень легко. Более всего это поветрие распространилось на юге России.

Из справки III отделения: «5 марта 1879 года, в г. Москве, в гостинице Мильгрен, найден убитым тайный агент III Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, мещанин Николай Рейнштейн, причем к платью его пришпилена была записка следующего содержания: “Николай Васильев Рейнштейн, изменник, шпион, осужден и казнен русскими социалистами-революционерами; смерть иудам-предателям!”»[8]

Речь, как вы, наверное, догадались, шла об убийстве царя. Отношение у народовольцев к этой акции было разным. Но некоторое время данный вопрос находился в сфере теоретических дискуссий. И тут на горизонте петербургского отделения «Земли и воли» появился их саратовский товарищ по борьбе…

Вокруг терроризма всегда ведется множество разных игр. Причем порой не очень понятно, кто и за кого играет. И здесь «Народная воля» служит прекрасным примером. Благо история этой организации очень хорошо известна, в ней нет «белых пятен». А было в этой истории всякое…

Самым эффективным средством борьбы с террористами являлось (да и является) внедрение в их среду агентов спецслужб. Однако в 70-х годах XIX века получалось это не очень хорошо. Точнее, агентов-то было много, но действовали они, в основном, на периферии движения. Причина была в низком профессионализме работников тогдашних спецслужб. У них был сильно развит хватательный рефлекс. Выявили какого-то террориста – вяжи его! Речь не шла о каких-то оперативных играх – оставить террориста на свободе, установить за ним наблюдение, дабы выявить подельщиков, связи и так далее… Подобные методы практически не применяли.

Дело тут не в умственных способностях жандармов. Просто они прекрасно знали свои возможности. Ведь вот оставишь на свободе террориста – а вдруг он скроется и кого-нибудь убьет? Кто будет отвечать? И основания к этому имелись. Тогда ведь даже не существовало централизованного банка данных по террористам. Он появится лишь в 90-х годах. Дактилоскопия[14] еще не вошла в широкий обиход, а качество фотографий было такое, что человека на снимке узнать было еще сложнее, чем по сегодняшнему фото-роботу. И если жандармы, занятые на оперативной работе, имели некоторый опыт борьбы с террористами, то их начальники сделали карьеру до возникновения этого явления. Они просто не понимали новых реалий…

Так что долгое время жандармы «били по хвостам». Но со временем спецслужбы стали приобретать кое-какие навыки. Все-таки совсем глупых в жандармские офицеры не брали. Первую выдающуюся комбинацию они провернули с уже арестованным террористом.

Итак, уже знакомый нам Георгий Гольденберг, убийца генерал-губернатора князя Кропоткина. Он, безусловно, был смелым человеком. Но… Георгий являлся тем, о ком говорят «на миру и смерть красна». Он очень любил себя в качестве такого вот беззаветного героя и откровенно наслаждался восхищением околореволюционой молодежи. Ощущал себя эдакой звездой революционного подполья. Нельзя сказать, что Гольденберг выбалтывал какие-то секреты, но он любил в беседах с «салагами» напускать на себя значительность – и всем было понятно: перед ними ну о-очень крутой человек. Поэтому многие народовольцы смотрели на него косо. Не тот человек для подпольной борьбы. Но людей-то у них было мало, так что выбирать не приходилось. Это 20 лет спустя Азеф будет выбирать нужных людей из множества добровольцев. В 70-е годы XIX века желающих идти в террор было немного. Так что с особенностями характера Гольденберга мирились.

И все бы хорошо, но 14 ноября 1880 года Георгий был задержан на станции Елисаветград (сейчас – Кировоград, Украина) с чемоданом динамита. Его этапировали в Петербург и посадили в Петропавловскую крепость. И вот тут-то Гольденберг почувствовал себя плохо. Он оказался один, без привычной ему моральной «подпитки». Это заметили жандармы. К тому времени кое-кто из них уже кое-чему научился. С Гольденбергом повели игру. Ему стали внушать, что среди высших чиновников тоже есть сторонники изменения существующего строя. Так что, дескать, мы с вами делаем одно дело. Вы выскажете на суде свои взгляды – и всем будет хорошо. Ну, а пока расскажите-ка нам о вашей организации… Дело раскручивалось на самом высшем уровне. Так, Гольдеберга навещал в камере сам граф Лори-Мелихов. В курсе был и Александр II.

Гольденберг «повелся». Он сдал всех, кого знал. Подчеркиваю – не из трусости, не из желания облегчить себе участь. В общем-то, говоря современным языком, жандармы Георгия откровенно «развели». Другое дело, что не каждый поверит своему непримиримому врагу (а террористы именно так относились к представителям властей). Одно дело, когда таким образом уговаривают какого-нибудь мальчика, случайно оказавшегося в рядах экстремистов, а другое – матерого боевика. Человек должен быть внутренне готов поверить.

Гольденберг писал:

«…Я решился на самое страшное и ужасное дело: я решился употребить такое средство, которое заставляет кровь биться в жилах, а иногда и горячую слезу выступить на глазах. Я решился подавить в себе всякое чувство озлобления, вражды (к чему призываю всех своих товарищей) и привязанности и совершить новый подвиг самоотвержения для блага той же молодежи, того же общества и той же дорогой нам всей России. Я решился раскрыть свою организацию и все мне известное и таким образом предупредить все то ужасное будущее, которое нам предстоит в виду целого ряда смертных казней и вообще репрессивных мер.

Решившись дать полные и обстоятельные показания по всем делам, в которых я обвиняюсь, я руковожусь не личными видами и не стремлюсь путем сознания достигнуть смягчения собственной участи. Я всегда был далек от личных интересов, находясь вне тюремных стен, и теперь я далек от эгоистических побуждений…»

Впрочем, тут сыграло роль и тщеславие террориста. Ему ведь предлагали публично выступить на суде и сказать все, что он хочет.

Благодаря показаниям Гольденберга были арестованы очень многие террористы. В конце концов, Григорий осознал, что сделал что-то не то, и покончил жизнь самоубийством. Но он был уже и не нужен. Все, что он знал, он рассказал. Другое дело, что не всех сумели арестовать. Тут уж никто не виноват.

Но и террористы тоже были не лыком шиты. Они провернули блестящую операцию, которая вызывает восхищение. Они сумели внедрить своего человека аж в III Отделение. Это весьма редкий случай. В истории терроризма работники спецслужб нередко начинали сотрудничать с экстремистами – из-за денег, став жертвой шантажа, порой даже из убеждений. Но внедрить «с нуля»… Это бывало нечасто.

Идея внедрить своего человека в органы правопорядка появилась чуть ли не с самого создания «Народной воли». Но дело это было непростое. Речь не шла о жандармских офицерах – туда был жестский отбор.

Для того, чтобы стать жандармским офицером, надо было соответствовать следующим требованиям. Человек должен быть потомственным дворянином некатолического вероисповедания (это ограничение было введено из-за вечной оппозиционности поляков). Кандидат должен был окончить военное или коммерческое училище по первому разряду, прослужить в армии не менее шести лет, не иметь долгов. Тех, кто соответствовал этим критериям, заносили в список кандидатов на службу в корпус. Затем их вызывали в Петербург; после четырехмесячного курса они сдавали экзамен. В случае успешной сдачи экзамена их направляли на службу в жандармские управления. Реально же в то время брали только офицеров.

То есть у террористов тут шансов не было. Но в III Отделении имелись и, говоря современным языком, вольнонаемные работники – канцеляристы и тому подобное. Однако и здесь было непросто. Большинство террористов и им сочувствующих отметились в молодости в разных «студенческих историях» и прочих неблагонадежных развлечениях. Так что для работы в III Отделении они всяко не подходили. Желающих поступить в эту контору проверяли очень серьезно.

Но тут на горизонте террористов появился Николай Васильевич Клеточников.

Это был своеобразный человек. Он являлся типичным сереньким мелким провинциальным чиновником. Да и внешность у него была так себе. Эдакий ничем не приметный задохлик. Не сравнить, к примеру, со здоровенным и красивым парнем Андреем Желябовым. Мимо такого, как Клеточников, пройдешь и не заметишь. Словом, гоголевский персонаж, «маленький человек». Революционными идеями он не увлекался. Работал себе в Симферополе на низкой чиновничьей должности. Но вот в 1878 году его понесло в Петербург. Вот как он сам об этом рассказывал:

«До 30 лет я жил в глухой провинции, среди чиновников, занимавшихся дрязгами, попойками, вообще ведущими самую пустую, бессодержательную жизнь. Среди такой жизни я чувствовал какую-то неудовлетворенность, мне хотелось чего-то лучшего. Наконец попал в Петербург, но и здесь нравственный уровень общества не был выше».

Так или иначе, но Клеточников решил, что жить хорошо – это скучно. Интереснее жить весело. Ну, а раз человек ищет приключений, то он их найдет. Клеточников сумел выйти на одного из лидеров «Народной воли» Александра Михайлова. Непонятно, почему тот поверил никому не известному провинциалу. Но вот поверил! И, как оказалось, не прогадал.

Михайлов оценил открывшиеся возможности и начал операцию по внедрению агента. Действовал террорист тонко, используя особенности бюрократической системы, которая тогда (как, впрочем, и сейчас) во многом держалась на протекции. Кстати, Михайлов был самым «продвинутым» из народовольцев. В отличие от большинства своих коллег, он великолепно знал не только систему власти, но и большинство «персоналий», отслеживая перемещения чиновников, изучая по мере возможности их связи. Особого секрета это не представляло. Петербург, как известно – город маленький, все друг друга знали. Другое дело, что остальные террористы полагали лишним изучать врага.

Так вот, Михайлов предложил Клеточникову снять комнату у некой Екатерины Кутузовой, о которой было известно, что она имеет связи с III Отделением. Даме бальзаковского возраста тихий и интеллигентный молодой человек понравился. И когда он пожаловался, что, дескать, не может найти работу, она порекомендовала его в III Отделение.

«5 или 6 декабря 1878 года Клеточников переехал в меблированные комнаты Кутузовой, где по вечерам происходила карточная игра. Ввиду того что будущий успех Н. В. Клеточникова основывался на его проигрышах корыстолюбивой хозяйке, то естественно, что их оплачивал Ал. Дм. Михайлов из сумм “Земли и воли”. В течение месяца он передал Клеточникову около 300 рублей. Зато Кутузова была совсем очарована своим жильцом. Поведения он был самого скромного, вежлив, как хорошо воспитанный человек, и, в довершение всего, проигрывал хозяйке порядочное количество денег.

И так как добрый и благовоспитанный жилец впадал иногда в уныние и жаловался на свою судьбу, не посылающую ему хорошего места, то сердобольная женщина принимала эти жалобы к сердцу и предложила Николаю Васильевичу свою рекомендацию к ее родственнику Кириллову, служащему в III Отделении. Словом, все шло, как рассчитывал А. Д. Михайлов. Постоялец Кутузовой был очень тронут любезностью хозяйки и от волнения в этот вечер проиграл ей несколькими рублями больше, чем обыкновенно.

Со своей стороны Кириллов был доволен, когда с рекомендацией Кутузовой к нему явился солидный человек средних лет, университетского образования, служивший прежде в окружном суде. Однако, хотя все преимущества были на стороне Клеточникова, традиции III Отделения заставили Кириллова назначить тщательное расследование об искателе места в “почетном” учреждении. Справки наводились довольно долго, и только 25 января 1879 года Николай Васильевич был водворен на службу в III Отделение, в канцелярию, которой заведовал Кириллов».

(А. П. Прибылева-Корба, народоволец)

В самом деле, ведь что вышло? Клеточников не имел никаких «порочащих связей», просто такой вот мелкий человечек.

Тогдашние революционеры вряд ли что-то знали о методах работы разведки. В те времена даже шпионских романов не было, не говоря о более серьезной литературе[15]. Но террористы, возможно случайно, получили козырной туз в своей игре. Ведь чтобы получать информацию о противнике, совсем ни к чему иметь в стане врага высокопоставленного «штандартенфюрера Штирлица». Достаточно, чтобы был мелкий чиновник, который переписывает бумаги… Клеточников оказался именно таким персонажем.

«Служба его устроилась так, что все время, т. е. целых два года (1879 и 1880 гг.), он работал в канцелярии. Ему доверяли переписку секретных бумаг, и в его ведении находились шкафы, в которых хранились тайные документы. Ему поручали переписку их в виду его красивого почерка. В начале его службы его принял столоначальник Кириллов, и скоро Клеточников был назначен помощником делопроизводителя. В начале 1880 г. III Отделение было переименовано в Департамент государственной полиции, и Клеточников был принят в новом учреждении на должность, которую занимал раньше в III Отделении; в ней он оставался до конца своей службы, т. е. вплоть до своего ареста.

Окончательно положение Клеточникова в отделении Кириллова решил его прекрасный почерк, ввиду которого Н. В. был назначен переписчиком в канцелярию и в первый же день службы в свое распоряжение получил стол с ящиками, запиравшимися на ключи. Назначение в канцелярию в значительной степени успокоило Клеточникова, так как исключало возможность предложения участвовать в сыске. Назначение переписчиком имело и другую выгодную сторону. Клеточникову давались для переписки важнейшие бумаги. Таким образом он узнавал многое, что оставалось неизвестным его сослуживцам. Ему вручали для хранения наиболее важные секретные бумаги и ключи от хранилищ этих документов. Он и хранил их тщательно, но пользовался этими ключами для получения интересных секретных бумаг в те часы, когда он один оставался в канцелярии под предлогом, что ему тоскливо сидеть у себя в комнате в одиночестве и два лишних часа, проводимые им за работой, помогают ему сокращать тоску одиночества. В эти тихие часы, когда никто не мешал ему работать, он перечитывал, делал заметки и выписки, которые на свиданиях передавал Ал. Михайлову».

(А. П. Прибылева-Корба)

В общем, террористы имели всю информацию о планах жандармов. Газета «Народная воля» печатала имена и приметы жандармских осведомителей. Кстати, жандармы не понимали, что происходит. Они довольно быстро смекнули, что в их системе сидит «крот»[16], но высшие офицеры подозревали друг друга. И никак не могли понять, кому и зачем из них нужно поддерживать террористов? Учитывая непростой политический расклад того времени, к этому были основания. К примеру, и сейчас существуют версии, что III Отделение все знало о готовящемся убийстве императора, и, дескать, они дали ему совершиться. Это, конечно, вряд ли. Такие приемы станут применять через 20 лет. А вот то, что мелкий незаметный чиновник знает все, – им просто в голову не приходило. Долгое время террористы чувствовали себя за Клеточниковым как за каменной стеной.

Хотя, с другой стороны, именно тогда в органах правопорядка начали появляться совершенно чудовищные люди. О них рассказ еще впереди.

А Клеточникова сдал тоже очень интересный человек.

Речь идет об Иване Федоровиче Окладском, или как его звали друзья по борьбе, «Ванечке». По некоторым данным, этот человек работал «ликвидатором» – то есть убивал тех, кого террористы считали стукачами. Впрочем, точных данных на этот счет нет, на суде ему ничего подобного не предъявляли, да и при СССР данных не нашли. На нет и суда нет, не будем грешить на человека.

«Иван Окладский, в начале 70–74 гг. прошлого столетия, будучи еще совершенным мальчиком, в числе других фабричных детей того же возраста был определен Петром Алексеевым для обучения грамоте в коммуну на Манежной или Вульфовской улице. Жильцы этой тогда очень популярной школы-коммуны состояли из студентов Медико-хирургической академии. Коммуна была организована Василием Семеновичем Ивановским, носившим прозвище “Василия Великого”. Самыми частными посетителями Манежной квартиры был Петр Алексеев, И. Смирнов и другие рабочие с фабрики Торнтона».

(П. С. Ивановская, революционерка)

То есть человек воспитывался на революционных идеях чуть ли не с детства. Окладский был веселый рубаха-парень. Его любили не только собственно террористы, но и более умеренные народники.

4 июля 1880 года Окладский был арестован.

На суде он вел себя как герой. Террорист сказал таковы слова:

– Я не прошу и не нуждаюсь в смягчении своей участи. Напротив, если суд смягчит свой приговор относительно меня, я приму это за оскорбление.

Однако… Помирать он как-то не захотел.

Перспектива висеть в петле ему не понравилась. Он подал прошение о помиловании, которое и получил. Разумеется, не за просто так. Окладский стал сдавать тех, кого знал. А знал он многих.

Из доклада министра внутренних дел Александру III:

«По указаниям Окладского обнаружены две конспиративные квартиры, в одной из коих летом 1880 года помещалась тайная типография, а в другой изготовлялся динамит. Розыски лиц, проживавших в этих квартирах, имели прямым последствием задержание нескольких видных деятелей преступного общества, а именно: Фриденсона, Баранникова, Колоткевича, Клеточникова и, наконец, Тригони, в квартире которого был арестован Андрей Желябов… Личности задержанных под ложными фамилиями злоумышленников обнаружились, главным образом, при негласном предъявлении их Окладскому».

Окладский сделал очень много для разгрома «Народной воли». Именно благодаря ему был разоблачен Клеточников. Да и, по сути, смертельный удар петербургским террористам нанес именно он. Впоследствии Окладский был выпущен из тюрьмы.

Вот мнение одного из террористов:

«…Факт, что для “Народной воли” Окладский явился злым гением, именно его указания нанесли наиболее тяжелый и грандиозный удар по всей “Народной воле”. Несомненно было для меня, что если бы не этот удар, “Народная воля” жила бы много больше и принесла бы больше пользы. После удара, нанесенного Окладским, сохранившиеся остатки сумели провести несколько крупных фактов, а в последующее время она стала падать. Принимаю во внимание все это, особенно то обстоятельство, что Окладский, получивший такую крупную награду, которую он получил за свое дело, не мог не дать самых крупных фактов. Царское правительство оценивало надлежащим образом это предательство и сумело наградить его так, как он заслуживал, и я думаю, что это прямое доказательство того, что он и не переставал в дальнейшем действовать точно так же, как в начале. У меня в голове напрашивалась мысль, что, быть может, предательство Окладского началось не после суда. Мне казалось, что он мог быть до известной степени предателем, уже будучи на суде. Я выводил это из сопоставления простой психологии. Для меня было непонятно, каким образом человек, сегодня говорящий о том, чтобы его отнюдь не щадили, самым вызывающим образом держащийся на суде, завтра уже мог продать своих товарищей. Этой психологии я не понимаю. И, наоборот, я понял бы, если бы было доказано на суде, что Окладский и в то время, когда был на суде, уже работал в пользу Охранного отделения в том смысле, что вызывающим своим поведением он в то же время пользовался для указания своих товарищей и в дальнейшем.

Вероятнее всего, простой угрозы смертной казни или вечного заточения с собственной жаждой жизни было достаточно для двадцатилетнего малообразованного мальчишки».

(А. В. Прибылев, народоволец)

На самом-то деле далеко не все так просто. Другие террористы тоже меняли убеждения. Видный народоволец Лев Александрович Тихомиров успел сбежать в Европу. Там он раскаялся и в 1888 году написал брошюру «Почему я перестал быть революционером».

И ведь Тихомиров не стал «тупым охранителем устоев». Он разочаровался именно в террористических методах. Но принимал участие в попытках создания легального рабочего движения. Работал и с полковником Зубатовым, и со Столыпиным. В том, что у них ничего не вышло, он не виноват, – ни у кого бы не получилось.

Что же касается Ивана Окладского, то его освободили из тюрьмы, он под другой фамилией стал штатным агентом Охранного отделения[17]. Работал на Кавказе, потом в Петербурге. По мере сил боролся с революционерами, сумел разоблачить множество народа. К началу Первой мировой войны Окладский отошел от активной деятельности, приобрел пятикомнатный дом в городе Луге и жил себе припеваючи солидным домохозяином.

Сумел пережить все революции. Хотя вообще-то в 1917–1918 годах большевики выявленных агентов охранки ставили к стенке без долгих разговоров. Но его не выявили.

Погорел Окладский по собственной глупости. В 1926 году, живя под иной фамилией (фамилий у него было много) и работая мастером на заводе, он указал в анкете, что был членом «Народной воли». Тогда за это можно было получить много разных «пряников». Вот тут-то чекисты и подняли документы… Интересно, что следователи проделали огромную работу и вытащили на свет практически все эпизоды деятельности Окладского. Дело в том, что в 20-е годы народовольцы с точки зрения официальной идеологии считались беззаветными героями и «своими в доску»[18]. Так что чекистам явно хотелось досконально разобраться во всем. Ведь для суда за глаза хватило бы и пары эпизодов.

Суд над агентом охранки был по моде того времени открытым и представлял сильное зрелище. Туда явились многие народовольцы, в том числе и те, кто отправился из-за него на каторгу, – на тот момент уже старики. В итоге он получил 10 лет. (В 1926 году нравы были достаточно гуманные.) Умер Окладский в тюрьме.

Перейдем к одному из самых известных агентов (известнее его только Азеф) – Сергею Дегаеву. Впрочем, в играх между подпольщиками и спецслужбами действуют те же законы, что и в шпионских историях. Наиболее известен тот, кто попался. Скажем, Окладского разоблачили, когда «Народная воля» стала уже далекой историей, ее заслонили куда более веселые события. А имя Дегаева до разоблачения Азефа, то есть до 1908 года, было среди революционеров и либералов нарицательным, чуть ли не синонимом Иуды. Хотя для краха «Народной воли» он сделал куда меньше, чем Окладский.

Сергей Петрович Дегаев являлся достаточно необычной для народовольцев фигурой. Хотя бы потому, что был военным. Причем погоны носил с детства. Вот что пишет его сестра, Н. П. Маклецова (Дегаева):

«…Ему еще не было 9 лет, когда он поступил в закрытое учебное заведение, второй Московский кадетский корпус, откуда, как лучший воспитанник и ученик, перешел в Артиллерийское училище, где окончил курс в числе первых трех, получивших премию, юнкеров, затем он уехал офицером на службу в Кронштадт. Стало быть, среда, в которой воспитался и вращался Сергей, была сначала средой закрытого учебного заведения, затем военной и, наконец, средой революционной партии.

Самым чистым и прекрасным периодом в жизни Сергея я считаю двухлетнее пребывание его в Кронштадте. Я помню его там еще до начала знакомства его с революционными кружками. В то время он страстно увлекался политической экономией, изучал Маркса, Милля и, по обыкновению, очень много занимался математикой. Способности у Сергея были блестящие, ум большой и оригинальный; характера в то время он был веселого и кроткого, но в нем всегда замечалась одна особенность: все, что он начинал, он доводил непременно до конца, до крайности…»

Стоит отметить, что увлечение Марксом в 70-е годы XIX века не являлось признаком революционных настроений. Народники этого мыслителя как раз не жаловали. Хотя не знать его считалось признаком дремучего невежества. Но тогдашние российские революционеры, в том числе и народовольцы, полагали: Россия сумеет избежать капитализма.

Что же касается Дегаева, то он вышел в отставку в чине штабс-капитана. Причины не очень понятны, но считается, что начальство смотрело на него косо из-за неблагонадежности. Он поступил в Институт путей сообщения – то есть в вуз, открывавший очень заманчивые карьерные перспективы. Тем не менее, Дегаев, не являясь членом «Народной воли», крутился в среде революционеров. И одновременно поддерживал контакты в офицерской среде. Для народовольцев это было очень важным. Дело в том, что после провалов покушений 1880 года они несколько перевели дух и задумались всё над тем же проклятым вопросом: ну, убьем мы царя, а дальше что? Впоследствии эти мысли вновь отошли на задний план, но некоторое время народовольцы носились с идеей восстания, которое должно произойти после убийства царя. О народе речь уже не шла, на него махнули рукой. Теперь расчет был на путч – то есть на захват власти с помощью военных. Упор делался на пропаганде среди офицеров. И некоторые основания к этому были…

Я немного сверну с магистральной дороги своего повествования, чтобы рассказать о малоизвестных вещах, связанных с деятельностью народовольцев. Мотивация как революционной деятельности Дегаева, так и его предательства станет куда понятнее.

Дело в том, что революционную программу разделяли не только недоучившиеся студенты, начитавшиеся «не тех» книжек, но и офицеры. Причем, не только мальчики-поручики. А ведь офицеры – это люди совсем иной психологии.

В России возникла так называемая военная организация. Она не являлась филиалом «Народной воли», но террористы приняли в ее создании самое активное участие, да и впоследствии постоянно поддерживали контакты с офицерами. Наиболее крупные структуры организации, помимо столицы, имелись в Одессе, Николаеве и Тифлисе. Однако кружки располагались и в других городах.

Вот что говорят официальные документы.

Из дознания по «процессу 14-ти»[19]:

«Первая военная группа создалась в конце 1880 г. и получила название центральной, в состав ее вошли: лейтенанты Суханов и Штромберг с военной стороны, Желябов и Колодкевич – со стороны Исполнительного Комитета. Члены группы занялись разработкой “Устава военного центрального кружка”.

Месяца через два после образования центральной группы число членов центрального военного кружка достигло 10–15 человек, а в Петербурге и его окрестностях составилось 7 кружков, число членов которых, в общей сложности, доходило до 50 человек. В состав центрального кружка вошли артиллеристы: штабс-капитаны Дегаев и Похитонов, поручик Рогачев и подпоручик Панин; флотские офицеры: Буцевич, Завалишин и Дружинин. К ним примкнули Колодкевич и Желябов, Савелий Златопольский, Анна Корба и Вера Фигнер (Филиппова). Деятельность центрального военного кружка на первых же порах его существования ознаменовалась появлением в подпольной литературе, в августе 1881 г. двух преступных воззваний: а) “К офицерам русской армии” и б) “Славному казачеству войска Донского, Уральского» и пр. объявления Исполнительного Комитета. Оба эти воззвания призывали офицеров присоединиться к тайному обществу для защиты народа и, в случае открытого восстания, принять в нем участие.

…

В Петербурге, по инициативе Дегаева и Папина, к концу

1880 г. были образованы кружки в артиллерийской академии, в которые в числе прочих вошли: Похитонов, Николаев, Дубинский; в Константиновском военном училище: из Котова, Элиавы, Губаревича-Радобыльского и др. и наконец, обер-фейерверкерский, основанный при посредстве обер-фейерверкера Богородского в среде служивших на пороховых заводах обер-фейерверкеров. В следующем году, в Петербурге же, образовался кружок из офицеров разных частей войск, известный под именем “Сборного”, к коему принадлежали тот же Похитонов, Рогачев, Дмитрий Чижов, Константин Степурин и другие.

Еще в апреле 1881 года, на одном из заседаний центрального кружка, Суханов произнес речь, в которой утверждал, что последние события доказали, что дела партии идут хорошо, и что, в виду этого, она может через год сделать попытку произвести инсуррекционное движение. Под этим движением разумелось не производство демонстраций, вроде бывшей в 1876 году на Казанской площади, а напротив, вооруженное восстание всей партии в такое время и при таких обстоятельствах, когда будет некоторая надежда на успех, и возможно будет, хотя временно, прекратить действие правительственной власти и популяризовать требования и цели партии путем печатного слова, при посредстве захваченных типографий, воззваний на сходках и площадях. В видах практического осуществления подобного движения, признавалось крайнею необходимостью заняться подготовительными работами, как-то: собиранием различных сведений, приготовлением складов, изучением местностей будущего восстания и пр., но главное – упрочением революционной военной организации.

…

… Летом 1881 года членами центрального военного кружка предприняты были поездки в различные местности Империи для вербовки новых членов в военной среде. Лейтенант Буцевич, получивший служебную командировку в Николаев, принял на себя организацию военных кружков как в этом городе, так и в Одессе; туда же летом отправилась Вера Фигнер. Анна Корба, летом 1881 года, ездила в Тифлис и положила начало Мингрельскому кружку. Дружинин был в Киеве, но поездка его осталась без результатов. Успех деятельности Корба и Буцевича объясняется тем, что на Кавказе и в Одессе почва для пропаганды среди военных была подготовлена местными деятелями. Дмитрий Петров находился уже ко времени поездки Буцевича в Одессу в сношениях с офицерами Крайским, Стратановичем, Ашенбреннером; этот последний, будучи прикомандирован к 58-му Прагскому полку, расположенному в Николаеве, перенес преступную пропаганду в общество офицеров этого полка; на Кавказе поручик Антонов следовал внушениям учителя Китани и литератора Чрелаева».

Повторяюсь: методы у народовольцев и их военных друзей были даже не большевистские. Большевики и в 1905 году, и в 1917-м, готовили именно восстание. Они полагали, что солдаты – это те же самые пролетарии, которым дали винтовки и кое-чему обучили. А вот народовольцы ориентировались именно на военный переворот.

Из дознания «по процессу 14-ти»:

«…Военные местные кружки не имели между собою тесного общения. Несмотря, однако, на разрозненность, следует признать, что они были устроены по одному образцу и руководствовались одинаковыми правилами. Назначение их было привлечь на сторону замышляемого народовольческим сообществом восстания, как можно больше офицеров, состоящих на службе. Но возлагая на каждого члена обязанность пропагандировать в среде товарищей, основатели и руководители кружков строго воспрещали офицерам распространять пропаганду на нижних чинов, как в пехотных полках, так и во флоте (выделено мной. – А. Щ.). Офицеры должны были лишь намечать, каждый в своей части, солдат и матросов, наиболее способных к восприятию социально-революционных учений, и дальнейшее их развращение предполагалось возложить на особых пропагандистов из примкнувших к сообществу рабочих. Сами офицеры, члены кружков, не должны были участвовать в каких бы то ни было предприятиях сообщества, пока состояли на службе. Наиболее пригодные для таких предприятий и приглашенные к участию в них офицеры обязывались предварительно выйти в отставку и перейти на нелегальное положение».

Трудно сказать, насколько это все было серьезно. Вот что пишет террористка В. Н. Фигнер о кронштадском кружке:

«В состав группы моряков входило человек тридцать. Конечно, не все были равноценны по качествам. Были привлечены не только люди, в своем революционном миросозерцании вполне установившиеся, но и такие, которых обыкновенно зачисляют в разряд “сочувствующих”. В военной среде мерка пригодности того или иного лица в члены организации была иная, чем у нас. Сообразно роду нашей деятельности, прежде всего пропагандистской, мы были гораздо требовательнее по отношению к теоретической подготовке кандидатов в члены, а для приема был нужен известный стаж, некоторая опытность. У офицеров не требовалось ничего подобного, все они были новичками и смотрели на дело упрощенно – простое товарищество легко превращалось у них в организацию заговорщиков. Многих в эти ряды влекла не твердая решимость идти до конца, с полным сознанием тяжелой ответственности, которую придется нести за свои действия, а дружеские чувства, товарищеская солидарность и молодая удаль».

Большинство военных отрицательно относились к террористическим методам. Впрочем, подобное их отношение сводилось лишь к тому, что они сами не желали принимать в них участие.

Считается, что подобные структуры существовали в 20 городах и охватывали более 500 человек. Возможно, в большинстве случаев вся деятельность сводилась к болтовне. Однако, как видно из многочисленных исторических примеров, революционная болтовня в такой среде – вещь очень небезопасная. Уж больно серьезные возможности имеются у офицеров.

Но… Организацию вовремя разгромили.

У читателя может возникнуть вопрос: а почему офицеров понесло в революцию? Тогда ведь в кадетских корпусах и военных училищах воспитательная работа была поставлено неплохо. Это вам не студенты.

Причины чисто экономические.

«…Что же за причины такого непомерно быстрого распространения революционной пропаганды среди войска? Объяснение, что будто бы “мальчишки-неучи” увлекаются новизною непонятных им идей, мне кажется до крайности наивным. Во-первых, во главе военного движения стоят люди или окончившие курс академии, или занимающие более или менее высокий пост в войске; перед теми и другими открыта карьера, и их уж никак нельзя назвать “мальчишками”. Во-вторых, к партии пристают офицеры средних чинов (поручики, штабс-капитаны, капитаны и выше), т. е. люди, прослужившие не менее 7–8 лет. В-третьих, если идеи могут казаться заманчивыми, зато виселица, каторга и бессрочное заключение далеко не привлекательны и с успехом могут отрезвить и уничтожить увлечение юношества. Мы видим тому пример у нас в России: в 60–70-х годах волновалась и увлекалась почти исключительно учащаяся молодежь; когда же правительство приняло решительные меры, она отступила на второй план, и в настоящее время в движении фигурируют люди от 25-летнего до 40-летнего возраста.

…

Я уже сказал, что существует много причин недовольства в войске, но из них две главные: 1) нищенское содержание офицера; 2) произвол начальствующих лиц и бесправие в подчинении. Относительно первой причины я могу быть кратким: в последнее время на этот вопрос обращено особое внимание и даже приняты были некоторые реформы с целью улучшить материальное положение офицера. Поэтому и скажу прямо: ежемесячное содержание офицера таково, что он может удовлетворять своим только самым необходимым потребностям; если же у него явится какой-либо экстренный расход, то денег не хватит. Но даже и необходимые расходы не могут покрываться жалованьем. Так, например, ремонт одежды требует ежегодно рублей 150–200. Откуда их возьмет офицер? Вот почему я смело утверждаю, что у нас нет офицера, который не был бы отягощен долгами, если только он не имеет своих средств. Но такие чрезвычайно редко встречаются: в настоящее время военная служба представляет слишком мало привлекательного, чтобы туда шли богатые люди (я не говорю о некоторых гвардейских полках). Находясь в таком жалком экономическом положении, офицер, сколько-нибудь знакомый с состоянием России, понимает, что его положение, по крайней мере в настоящее время, не может быть улучшено».

(Н. М. Рогачев, один из лидеров военной организации)

Тут стоит пояснить. В дореформенной армии офицеры служили в значительной степени за свой счет. (В гвардии такое положение сохранилось аж до 1917 года. Там расходы офицера на жизнь примерно в три раза превосходили жалование.) Это было, как говорили в советское время, «пережитком феодализма». Ведь изначально, при Петре I, предполагалось: наличие поместья уже является платой за службу. Времена изменились, а перемены в военном ведомстве за временами не успевали…

Но вернемся к Дегаеву. Теперь причины его деятельности становятся понятнее. Почему бы и не поучаствовать в заговоре? Дело, конечно, рискованное, зато при успехе… Он оставался посредником между террористами и офицерами. Однако в святая святых – в Исполнительный комитет его не допускали. Попал Дегаев в него лишь в 1882 году – то есть после того, как жандармы народовольцев изрядно прорядили. Тут особо выбирать не приходилось. Да и вообще, новых террористов набирали с бору по сосенки. Этим занималась Вера Фигнер, которая совершенно не разбиралась в людях. Да и организатором была тем еще…

Дегаев не занимался непосредственно террористической деятельностью. Основной его задачей было создание подпольных типографий, где в том числе предполагалось выпускать издания, ориентированные на офицеров.

На этом 18 декабря 1882 года и попался. Арестовал его подполковник Георгий Порфирьевич Судейкин. Об этом человеке будет рассказано ниже. Пока что стоит отметить, что подполковник, лучший сыскарь того времени, взял Дегаева в оборот. Он действовал по схеме, которая впоследствии станет классической.

Так, Судейкин говорил:

«Вы сами знаете, как слаба теперь партия: с каждым днем она теряет все более и более своих талантливых членов; вот и вы погибнете, а с вашим умом и способностями до чего вы могли бы дойти, если бы решились – действовать не против правительства, а с ним заодно…»

Дегаев подумал и согласился. А что ему оставалось? На каторгу ему явно не хотелось.

Разумеется, он стал действовать «заодно с правительством» не бесплатно.

С. П. Дегаев, прошение, 10 февраля 1883 года:

«Начальнику Санкт-Петербургского охранного отделения, его благородию господину Г. П. Судейкину от потомственного дворянина, штабс-капитана в отставке Дегаева Сергея Петровича, 1857 года рождения, прошение. Покорнейше прошу, Ваше благородие, дать распоряжение о зачислении меня на службу в Санкт-Петербургское охранное отделение с окладом 300 рублей в месяц».

Как видим по датам, особо долго Дегаева уговаривать не пришлось. Со времени его ареста прошло меньше двух месяцев. Кстати, 300 рублей по тому времени – это больше жалования полковника[20].

И Дегаев начал свое жалование добросовестно отрабатывать. Прежде всего, он стал «косить» под дурака и труса. К примеру, он постоянно предлагал совершенно нереализуемые планы. Впрочем, это никого не удивляло – вспомним «копательный синдром» народовольцев. Одновременно Дегаев проявлял сверхосторожность, что тоже мешало террористам что-либо учинить. И, разумеется, сдавал всех. Именно переданные им сведения легли в основу уже упоминавшегося «процесса 14-ти». И все бы ничего, так как это обычное дело там, где играют в террористические игры, но куратор Дегаева, подполковник Судейкин, являлся такой интересной личностью, что оторопь берет…

Необычной биография Судейкина становится с самого его вступления во взрослую жизнь. Сразу после окончания кадетского корпуса он добился зачисления в Отдельный корпус жандармов. Необычность заключается вот в чем. С одной стороны, жандармы стремились привлекать в свои ряды более зрелых людей, прежде всего – офицеров, имеющих стаж службы. С другой – служить жандармом в Российской империи, мягко говоря, было не слишком почетно. К примеру, офицеру было «западло» пожать жандарму руку. Чистоплюи-с… В молодости подобные вещи воспринимаются очень болезненно. Только с возрастом одни проникались сознанием необходимости этой грязной работы, по принципу «если не я, то кто же?», других же вынуждали материальные причины – жандармам платили гораздо больше. Однако Судейкин являлся сыскарем по призванию. Этот человек не только отличался выдающимися способностями в деле розыска, но и получал удовольствие от самого процесса. При том, что, как уже говорилось, средний уровень политической полиции был в 70–80-е годы чрезвычайно низким.

«Судейкин был выдающаяся из общего уровня личность, он нес жандармскую службу не по обязанности, а по убеждению, по охоте. Война с нигилистами была для него нечто вроде охоты со всеми сопровождающими ее впечатлениями. Борьба в искусстве и ловкости, риск, удовольствие от удачи – все это играло большое значение в поисках Судейкина и поисках, сопровождающихся за последнее время чрезмерным успехом».

(А. А. Половцев, член Государственного совета)

В 80-х годах XIX века было предпринято несколько попыток реанимировать «Народную волю». До конкретных дел – взрывов и выстрелов – не дошло. Из всех этих попыток более всего интересна «Террористическая фракция “Народной воли”». Дело не в том, что руководитель этой структуры, Александр Ильич Ульянов, являлся старшим братом будущего «вождя мирового пролетариата». Дело именно в его личности. Его путь в террористы был весьма нетипичным.

Александр Ульянов не принадлежал к представителям революционной молодежи. Он был подающим надежды ученым-естественником. (Тогда еще в науке не существовало узких специализаций.) Ульянов занимался в первую очередь биологией. Я интересовался мнением специалистов в этой области. Так вот, профессор Юрий Полянский утверждал, что Ульянов был серьезным и талантливым молодым ученым.

К революционерам Ульянов относился без особой симпатии. Он полагал: каждый должен добросовестно делать свое дело на своем месте. Правда, он увлекался марксизмом, но тогда это отнюдь не свидетельствовало о симпатии к революции, тем более – к терроризму. Скорее, наоборот. Марксизм был моден среди интеллектуалов. Они рассматривали учение Карла Маркса как продвинутую теорию, объясняющую нашу жизнь. Революционные выводы из нее в России пока еще никто не делал, это случится несколько позже. К тому же народники терпеть не могли марксистов. Их считали «бухгалтерами», которые, дескать, повязнув в своих экономических выкладках, не воспринимают истинно революционного духа…

То есть, по современным представлениям, Александр Ульянов был вполне успешным человеком, который занимался любимым делом[23]. Да, был не слишком доволен существовавшей властью – так в среде молодых интеллигентов ее критиковали чуть ли не все поголовно… Обычное дело. Но вот вдруг Ульянова переклинило…

«Точкой поворота» послужило следующее событие. 17 ноября 1886 года студенты решили отметить 25-летие смерти критика и публициста Н. А. Добролюбова, еще одной культовой фигуры народников. Дабы возложить венок на могилу своего кумира, около полутора тысяч человек организованной толпой двинулись к Волковскому кладбищу. Среди студентов был и Александр Ульянов.

Власти знали, что будет дальше. Начнутся речи – и, понятное дело, отнюдь не верноподданнические. Поэтому полиция блокировала подходы к кладбищу. Однако начальство разрывалось между двумя установками: «не допущать» и «не обострять». Поэтому полицейские предложили компромиссный вариант: группа студентов прошла к могиле и возложила венок.

Однако большинство собравшихся подобный расклад не устраивал. Стоило ради эдакой малости тащиться на край города! (Волковское кладбище являлось глухой окраиной.) Так что студенты решили, распевая революционные песни, двинуться к Казанскому собору. И двинулись. Далеко, правда, не ушли. На перекрестке Расстанной улицы и Лиговского проспекта дорогу им перегородили казаки. Они окружили толпу, и подоспевшие жандармы начали «фильтрацию» прямо на месте. Процедура неприятная. К тому же пошел дождь… В итоге около 40 человек было выслано из города. Но главным было совсем иное. У тогдашних студентов было своеобразное чувство собственного достоинства. Они считали совершенно нормальным публично унижать профессоров, подвергая их обструкции (то есть, попросту – освистывая), но вот к себе требовали исключительно джентльменского отношения. Так что тогда они были страшно оскорблены.

На следующий день в университете появилась выполненная на гектографе[24] листовка:

«У нас на памяти немало других таких же фактов, где правительство ясно показывало свою враждебность самым общекультурным стремлениям общества… Грубой силе, на которую опирается правительство, мы противопоставим тоже силу, но силу организованную и объединенную сознанием своей духовной солидарности».

Заметим, к реальным действиям листовка не призывает. Обычная болтовня. Но…

Так уж исторически сложилось, что во второй половине XIX– начале ХХ века терроризм был наиболее развит в двух странах, общественный строй которых современники считали чуть ли не противоположным, – в Российской империи и в Северо-Американских Соединенных Штатах (САСШ). В самом деле, разница в общественном устройстве очевидна. С одной стороны – жестко централизованная абсолютная монархия, с другой – весьма рыхлая федеративная демократическая республика. Но тем не менее…

Самая крупная в истории террористическая организация была создана отнюдь не социалистами, а сторонниками идей, которые принято называть реакционными.

О Ку-клукс клане люди знают мало. Точнее, слово-то слышали все, но немногим известно, что Ку-клукс клан являлся самой мощной террористической организацией в истории, по сравнению с которой русские эсеры и ирландская ИРА выглядят забавами дилетантов.

А началось все в 1865 году, после окончания американской гражданской войны. Эта война проходила большей частью на территории южных штатов и велась очень жестокими методами. К примеру, генерал северян Джордж Паттон активно применял тактику выжженной земли. Да и солдаты федералистов развлекались как могли. Так что ненависти накопилось много. Можно представить реакцию какого-нибудь парня из Алабамы или Миссури, который вернулся после войны на свою ферму и обнаружил вместо нее головешки. Причем родных он тоже мог не встретить. Федералисты, конечно, были не эсесовцами и массовым уничтожением гражданского населения не занимались, но сколько людей умерло в южных штатах от голода, никто не считал. Прибавьте сюда неизбежный экономический бардак и мародеров…

Кроме всего прочего, после войны в южных штатах началась так называемая реконструкция. То есть перестройка всей общественной системы. В данном случае не существенно, что общество, построенное на рабстве, трудно назвать справедливым. Но южане-то считали его нормальным. А тут оно оказалось «унесенным ветром». По сути, в Америке произошла революция. А революции гуманными не бывают.

Вдобавок реконструкцию проводили люди, которых называли «саквояжники», – прибывшие с Севера чиновники. Как вы догадываетесь, далеко не все из них были бескорыстными идеалистами. Большинство стремилось урвать в послевоенном хаосе все, что не привинчено. Да и те, кто был идеалистом, жаждал «разрушить всё до основанья, а затем…». Трудно сказать, кто из них был хуже.

Так что бывшие солдаты Конфедерации стали слегка звереть… Кстати, далеко не все из них являлись в прошлом рабовладельцами. Вообще-то крупных плантаторов, знакомых нам по роману Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», было немного. В процентом отношении – не больше, чем помещиков в России. Для большинства южан отмена рабовладения отнюдь не являлась жизненной катастрофой. Но ведь и в российской гражданской войне не все белогвардейцы были помещиками и капиталистами. Мир, в котором они ощущали себя комфортно, рухнул. Хороший это был мир или не очень – не в том дело. Южанам он нравился. Это видно из книги той же Митчелл. Она жила совсем в иную эпоху (книга была опубликована в 1936 году). Но вот сохранилась ностальгия по «Америке, которую мы потеряли».

Ку-клукс клан был создан 24 декабря 1865 года в городе Пьюласки (штат Теннеси). Его основателем стал судья Томас Л. Джонс и еще шестеро человек. Почти все – боевые офицеры армии южан. Кстати, на здании суда до сих пор присутствует мемориальная доска. Американцы своих террористов не стесняются. Новую организацию хотели сначала назвать «Рыцари куклос» («куклос» по-гречески – круг). Однако передумали. Один из учредителей, капитан Томас, шотландец по национальности, предложил слово «клан». Как известно, в средневековой Шотландии верность своему клану была непреложной. Так что версия, приведенная Артуром Конан-Дойлем в рассказе «Пять зернышек апельсина», что якобы название ККК образовано от ассоциации со звуком взводимого затвора, сомнительна.

Желая отпраздновать создание своей организации, ночью «отцы-учредители» закутались в белые простыни, сели на лошадей и принялись скакать по улицам города. В первое время чернокожие считали клановцев душами убитых южан. Возможно, это-то их и натолкнуло на мысль об униформе в духе «а вдоль дороги мертвые с косами стоят».

Вообще, для ККК была характерна тяга к дешевой романтике. Всем известны их маски, высокие колпаки и балахоны, а также обычай зажигать во время ночных сборищ крест (это символизировало сошедший на землю небесный огонь).

С организационной структурой тоже было весело. Во главе стоял Великий дракон со штабом из восьми «гидр». Организация делилась на 11 «королевств», каждая охватывала штат. «Королевство» подразделялось на «домены», равные избирательному округу по выборам в Конгресс США. Во главе «домена» стоял «великий титан» с помощниками, именовавшимися «фуриями». «Домены» делились на «провинции», возглавляемые «великим гигантом» и четырьмя «домовыми». Первичной ячейкой являлась «пещера» во главе с «великим циклопом» и двумя «ночными ястребами». Имелись и другие должностные лица: «великий волхв» (замещавший «циклопа» в его отсутствие), «великий монах», исполнявший функции главы «пещеры» в случае отсутствия «циклопа» и «волхва». «Великий казначей» распоряжался финансами; «великий Турок» оповещал «вампиров», рядовых членов Клана, о предстоящих собраниях; «великий страж» являлся привратником «пещеры»; «великий знаменосец» хранил «великое знамя» – клановые регалии. Да уж, с хорошим вкусом у американцев всегда были проблемы.

Все бы это походило на дурную комедию, если бы не было так серьезно. Программный документ был принят в апреле 1867 года на подпольном съезде в городе Нашвилл. В нем говорилось, что ККК возник, чтобы «остановить гибель нашей несчастной страны и избавить белую расу от тех невыносимых условий, в которые она поставлена в последнее время. Нашей основной задачей является поддержка верховенства белой расы: Америка была создана белыми и для белых, и любая попытка передать власть в руки черной расы является одновременно нарушением и Конституции, и божьей воли: Права негров должны быть признаны и защищены, но белые должны оставить себе привилегию определить объем этих политических прав. И до тех пор, пока негры не ответят, как они понимают свои политические права, Клан поклялся не допустить политического равенства чернокожих».

Причем организация являлась террористической в буквальном смысле этого слова. Напомню, что террор в переводе с греческого означает «страх». Так вот, в задачу ККК входило именно запугать своих противников. Как чернокожих – чтобы «знали свое место», так и белых «саквояжников». Первоначально клановцы планировали поставить во главе организации знаменитого генерала Роберта Ли, неплохо воевавшего во главе южан. Однако он предпочел от этой чести отказаться. На пост «великого мага» был назначен бывший генерал Конфедерации Н. Б. Форрест, тоже весьма известный на Юге человек. В 1871 году на заседании комиссии Конгресса, расследовавшей деятельность Ку-клукс-клана, Форрест сказал: «Я люблю старый строй[25], я люблю старую Конституцию. Я думаю, что правительство Конфедерации было самым лучшим правительством во всем мире».

Идея стала набирать популярность. В 1868 году в качестве районов деятельности Клана вошли штаты, не входившие в Южную Конфедерацию, – Мериленд, Массачусетс, Кентукки. Но наиболее популярен ККК был в «самых южных» штатах – в Теннеси, Алабаме, Северной Каролине и Луизиане. Точная численность ККК неизвестна. Сам Форрест называл цифру в 550 тысяч человек. По другим данным – около двух миллионов. Ни одна террористическая организация в истории даже близко не приближалась к таким цифрам.

К примеру, численность эсеров в самый пик их террористической деятельности не превышала 40 тысяч[26].

Впрочем, точно о численности клановцев сказать трудно, поскольку ККК часто действовали под прикрытием, под иными названиями – «Белое братство», «Рыцари черного креста», «Стражи Конституции», «Рыцари белой камелии». Это делалось для того, чтобы клановцы могли с чистой совестью присягать в суде, что ни к какому Ку-клукс-клану они отношения не имеют…[27]

Разумеется, не все полмиллиона человек занимались активными террористическими действиями. Иначе бы США[28] превратились в ад кромешный. Однако благодаря массовой поддержке клановцы были великолепно осведомлены и всегда знали, куда и когда наносить удар. Действовали они мобильными группами, количество людей в которых зависела от проводимых операций – иногда по 10 человек, иногда собирались сотней и больше. Свидетелей в живых не оставляли. Причем часто боевики проявляли запредельную жестокость. Губернатор Флориды Флемминг рассказывал, что как-то раз, после того, как одного негра сварили в котле заживо, его кости хирург-клановец собрал в единый скелет, который «вампиры» повесили на перекрестке дорог для устрашения.

«Фирменным знаком» ККК стали суды Линча. Вообще-то подобный способ правосудия существовал с момента возникновения США. В этом был резон. Американская власть в XIX веке была чудовищно коррумпирована. А порой судьи были элементарно запуганы бандитами. Вот народ иногда и разбирался собственными средствами. Однако Ку-клакс-клан превратил такие расправы в систему. Только по официальным данным комиссии Конгресса было установлено, что в период с 1865 по 1870 год Ку-клукс-клан совершил более 15 тысяч убийств. В 1880 году член палаты представителей Г. Вильсон свидетельствовал, что только за политическую деятельность в южных штатах было убито 130 тысяч человек. Куда уж тут эсерам или «Красным бригадам»! Развлекались клановцы не только убийствами простых людей, они уничтожали и политических деятелей. К примеру, в 1868 году в Джорджии был убит кандидат от республиканской партии на пост губернатора штата. В том же году в Алабаме было совершено нападение на двух членов Законодательного корпуса. Одного застрелили, другой, оставшийся в живых, свернул свою деятельность. В 1869 году клановцы убили одного сенатора и члена Законодательного собрания. Опасаясь покушения, один из радикалов[29] во Флориде, Гиббс, устроил дома настоящий арсенал, окружив себя охранниками. Но и это не помогло – Гиббса отравили. Просто средневековая Италия какая-то.

Кроме того, как и все террористы, клановцы не брезговали и другими видами криминала. К примеру, деньги на борьбу они добывали с помощью контрабанды и грабежей. С деньгами, кстати, у ККК было всегда хорошо.

Вообще-то, думается, что такая активность клановцев была связана не только с их «крутизной», но и с беспомощностью тогдашней правоохранительной системы. В стране на тот момент вообще не имелось никаких федеральных правоохранительных структур. В каждом городе была собственная полиция, которая никому не подчинялась. Каждый штат ревниво заботился о собственных правах, без всякой симпатии относясь к чужакам, явившимся что-то расследовать. ФБР появилось только в 1907 году, а его сегодняшний статус сложился лишь в 20-е годы ХХ века. То есть достаточно было преступнику переехать в другой штат – и его поиск становился весьма проблематичным.

Деятельность ККК имела успех. Большинство декларированных гражданских свобод оказалось для чернокожих фикцией. Никто особо высовываться не рвался, понимая, чем это может закончиться. Кстати, железнодорожные вагоны, школы и церкви «только для белых» просуществовали на Юге США до 50-х годов ХХ века. Такая вот демократия. Многие бывшие рабы вернулись на плантации. Теперь формально они считались вольнонаемными, их нельзя было продать как вещь, но работали они фактически «за еду».

Некоторое время американские власти делали вид, что никакой проблемы не существует. Однако в конце концов они были вынуждены принять меры. В 1877 году Ку-клукс-клан был официально запрещен. По южным штатам прошли многочисленные аресты. Правда, никто из высших руководителей организации не пострадал. Против них просто-напросто не имелось улик.

Кстати, ККК является редким случаем, когда деятельность террористической организации резко прекратилась. Как мы увидим дальше, обычно на место арестованных приходят новые борцы, и переломить эту тенденцию очень непросто. Но вот тут все довольно резко прекратилось. Причины не очень понятны. То ли клановцы решили, что они достигли своих целей («реконструкция» была фактически свернута), то ли, поняв, что с ними больше возиться не будут, дали задний ход. Ведь до этого они действовали фактически безнаказаннно. «Великий дракон» Форрест умер своей смертью, освободив перед этим членов Ку-клукс-клана от всех клятв. «Первая серия» ККК завершилась. Потом организация возникнет снова. Но это будет уже в иную эпоху.

Между тем американские борцы за рабочее дело тоже не отставали. Из всех радикальных социалистических течений на североамериканском континенте наиболее популярен был анархизм. И это неудивительно, если вспомнить историю страны. Освоение территории американцы завершили лишь в 70-е годы XIX века. А на Аляске оно продолжалось до начала ХХ. На свежезаселенных просторах власти порой не было вообще. С одной стороны, сложившаяся ситуация приучала людей к тому, что лучший защитник – это изобретение мистера Кольта вкупе с дробовиком. С другой стороны, суровая жизнь приучала людей к самоорганизации. О шерифах знают все. Но куда интереснее местная милиция, или минитмены.

В первоначальном значении – вооруженное население. Так, в городках Запада каждый мужчина знал, куда приходить и что делать в чрезвычайной ситуации.

Да и государственная власть представляла из себя нечто такое, на что глаза бы не глядели. Уровень коррупции был настолько высок, что даже наши сегодняшние российские реалии по сравнению с тогдашними американскими кажутся образцом законности и порядка. Поскольку нам сейчас вбивают в голову, что США – это образец во всем, стоит привести одну типичную для того времени историю некого Уильяма Марси Твида.

Он родился в Нью-Йорке, в семье мебельщика. Начал с работы пожарного, где за полтора года продвинулся с должности рядового до начальника. Но тушить пожары ему показалось малодоходным делом. Твид решил заняться политикой. В 1850 году он выдвинул свою кандидатуру в городской совет Нью-Йорка, заручившись поддержкой людей из Демократической партии, подумавших, что из парня выйдет толк. Его выбрали. Место было веселое. Недаром в народе Совет носил красноречивое название «Сорок воров». «Член совета был хозяином в том избирательном округе, от которого он баллотировался. Он назначал полицейских и предоставлял лицензии владельцам питейных заведений, вместе с другими членами совета он выдавал разрешения на функционирование линий омнибусов, городских железных дорог, паромов. Каждый из членов участвовал в судопроизводстве и не отказывался от возможности повлиять на состав жюри и на саму судебную процедуру, а значит – и на исход дела».

(Ю. Соломатин, историк)

Твид на достигнутом не остановился. В 1852 году он выбрался в Конгресс США все от той же любимой Демократической партии. То есть «на наши деньги» стал депутатом Госдумы. Но Твиду в Конгрессе не понравилось. Дело в том, что среди конгрессменов существовала своя иерархия – для того, чтобы пообтереться и пробиться к источникам хороших доходов, требовалось просидеть там не один срок. Кстати, это характерно как для тогдашней, так и для нынешней государственной системы США. Люди в Конгрессе сидят годами, а порой и десятилетиями. Так что главное – попасть в «партийную обойму». А потом вас будут выдвигать ровно столько раз, сколько вы будете устраивать партийных боссов.

Но Твиду вся эта волынка показалась скучной – он переходит на партийную работу и вскоре добивается поста руководителя городской партийной организации Нью-Йорка. А там уж автоматом Твид очутился и в сенаторах.

И закипела работа! Трудился босс много. «Ни один политический деятель в Нью-Йорке или где-либо еще не похож на руководителя окружного комитета Демократической партии, и никто не работает так, как он. Как правило, кроме политики, у него нет никакого другого занятия в жизни. Он ведет политическую игру день и ночь круглый год, и на двери его штаб-квартиры написано “Не закрывается”».

(Ю. Соломатин)

Результаты деятельности впечатляли. Свидетельство американского журналиста:

«Твид фактически стал душой-организатором коррупционеров-законодателей. Как правило, “посланники народа” ценили свои услуги достаточно высоко. Так, в споре за контроль над железной дорогой “Эри” они запросили с конкурирующих сторон по 1 тыс. долл. за голос, а потом довели цену до 5 тыс. долл. Твид же, будучи отнюдь не рядовым законодателем, а ключевой закулисной фигурой, получил за помощь бизнесменам гораздо больше: его включили в состав директоров железной дороги, где он только за 3 месяца положил в карман 650 тыс. долл. дивидендов.

Впрочем, взятки от бизнесмена (скрытые и явные) давали Твиду отнюдь не главную часть его астрономических доходов. Городская казна щедро кормила нью-йоркского босса, и обычно из раздутого по смете какого-либо контракта подрядчик получал лишь 35 % его стоимости, Твид – 25 %, а его приспешники – все остальное. По одному из строительных контрактов расходы были определены в 1858 г. в 250 тыс. долл., но к завершению строительства в 1872 г. городской бюджет был вынужден “раскошелиться” почти на 14 млн долл.

Выборы 1868 г. символизировали кульминацию политического могущества У. Твида. Ему удалось провести своего ставленника не только на пост мэра, но и на пост губернатора штата Нью-Йорк. Эти выборы стали также примером беспрецедентных избирательных манипуляций. Традиционно ускоренная процедура натурализации позволяла партийным боссам вербовать новые отряды своих сторонников из числа новообретенных граждан. Однако при Твиде натурализационный конвейер заработал в ускоренном режиме (в низших судах в среднем опрашивалось по 2 свидетеля за минуту), более того, нью-йоркский босс подключил к процедуре своего приспешника – члена Верховного суда штата Дж. Барнарда. В период с 8 по 23 октября он умудрился “штамповать” по 718 новых граждан в день».

(Ю. Соломатин)

Впрочем, имелись и другие способы увеличения поддержки родимой партии. На избирательных участках подкупали чиновников, и нанятые люди голосовали по несколько раз. Кроме того, голоса неправильно подсчитывали. В общем, демократия процветала.

Чтобы Твида не беспокоили, он за счет городской казны содержал 87 печатных изданий, которые славили его мудрое руководство. Кончилось это, правда, плохо. Твид зарвался. В результате на партийного босса «наехали» газета «Нью-Йорк таймс» и еженедельник «Харперс Уикли». Видимо, в цене не сошлись. Твид попытался сунуть газетчикам по пять миллионов баксов, но что-то не заладилось. Возможно, конкуренты из Республиканской партии дали журналистам больше. В конце концов, доблестный сенатор угодил в тюрьму на 55 лет.

Кстати, во время следствия и суда подконтрольные Твиду газеты истошно кричали нечто, до слез напоминающее стенания наших либералов во время суда над Ходорковским. Дескать, все воруют, а почему взяли именно его? Это политические интриги!

Это точно. Как показало расследование, Твид украл из государственного бюджета около 200 миллионов долларов. Впечатляет. Особенно если учесть, что масштаб цен в те времена был совершенно иной. По нынешним ценам это, по крайней мере, в двадцать раз больше.

Представители правосудия было примерно такими же. Неудивительно, что граждане порой предпочитали решать вопросы своими силами. К примеру, в 1901 году в Новом Орлеане была арестована банда, которая некоторое время «держала» город – примерно как российские бандиты в «лихие девяностые». Всем было известно – власти и суд куплены на корню, бандитов, скорее всего, выпустят. Жители решили воспользоваться тем, что тамошние братки оказались в одном месте под замком. Они, вооружившись ружьями, явились к тюрьме, разогнали охрану и без затей развесили бандитов на фонарях…

С социальными конфликтами тоже было весело. Капитализм тогда был диким, как Тарзан. Причем эта дикость имела и свое идеологическое обоснование. Его корни уходят в наиболее радикальное направление в протестантстве – кальвинизм. (Первые европейские поселенцы в Северной Америке были как раз кальвинистами.) Согласно этому учению, если человек богат, то он угоден Богу. А если нет – уж извините. То есть делать что-то для бедных – грех. Сюда же подверстывался и вошедший в моду в конце XIX века социал-дарвинизм.

Но на всякое действие имеется и противодействие. Рабочие, как всегда и всюду, хотели жить лучше и начали борьбу за свои права. Ребятами они были решительными и на закон плевать хотели. Социалистические идеи, то есть стремление устроить жизнь без капиталистов, были во всем мире популярны. А традиции самоорганизации вели к простой мысли: а на фига это государство нам вообще нужно? Оно только и умеет, что драть с нас налоги и защищать богатеев. Мы уж как-нибудь сами между собой договоримся.

Отсюда и анархизм. Точнее, в САСШ была распространена одна из его разновидностей – анархо-синдикализм. Суть этого учения в следующем. Предприятия отбираются у частных собственников и передаются в собственность трудовых коллективов в лице профсоюзов (синдикатов), которые уже договариваются между собой. Эдакая «свободная федерация производителей» по Михаилу Бакунину, только в индустриальном варианте. Предполагалось, что в такой системе государство и все его институты являются пятым колесом в телеге. Американцы всегда были прагматичными ребятами, болтать они не любили. Решили бороться – будем бороться. А стрелять они умели и любили…

Эта песенка очень хорошо характеризует особенности классовой борьбы в САСШ.

Первая рабочая организация в САСШ была создана в 1869 году рабочим-портным Урией Стивенсом. Она называлась Орден рыцарей труда. Члены организации первоначально рассчитывали бороться за права рабочих исключительно мирными способами. К тому же создатели ордена играли в разные псевдомасонские игрушки. Так, каждый новичок должен был дать на Библии клятву полного молчания; воспрещено было произносить название ордена, обозначать его следовало лишь пятью звездочками. Общество было тайным, в нем существовало несколько степеней посвящения, различные обряды. Вспомним Ку-клукс-клан. Видимо, дешевая романтика нравилась тогда в САСШ совершенно разным людям. Свою задачу орден видел прежде всего в пропаганде идей синдикализма, без «анархо». То есть в создании профсоюзов. Второй задачей было основание кооперативов. Напомню, что и в России в те времена была популярна идея построения подобных «островков социализма». Однако постепенно в орден стали проникать анархисты. Количество же членов организации быстро росло. Их точная численность неизвестна, однако по оценкам американских историков речь идет о тысячах человек. Орден перешел к практической деятельности – его активисты начали организовывать забастовки.

Все эти игры в тайны масонского двора привели к тому, что рабочее движение вышло далеко за рамки ордена. Взять его под контроль лидеры организации не могли. Идеи солидарности и справедливости плюс анархизм, вырвавшись на волю, жили уже собственной жизнью. И некоторые их понимали весьма своеобразно.

Впрочем, первая рабочая террористическая организация не имела вообще никакой внятной идеологии. Точнее, это была, так сказать, «третья производная» от идеологии Ордена рыцарей труда. Кто-то что-то слышал – ну, и понял так, как понял.

Итак, организация появилась в 70-х годах XIX века в штате Пенсильвания. В те времена восточная часть этого штата была чем-то вроде Донбасса – то есть краем шахт. Шахтеры – люди суровые и решительные. В период русских революций тот же Донбасс являлся по политическим пристрастиям большинства рабочих «ярко-красным». Труд шахтера, как известно, не только очень тяжелый, но опасный и вредный для здоровья. А на охране труда предприниматели экономили во всех странах. О каких-то компенсациях рабочим, пострадавшим в авариях, речь вообще не шла. Так что озлобленность шахтеров можно понять.

Вот и американские шахтеры не желали терпеть то, что они считали несправедливым. Возникла организация «Молли Магвайрз». Ее создали рабочие ирландского происхождения. В этой книге еще пойдет рассказ об Ирландии и тамошних развлечениях. Сейчас же достаточно сказать, что ирландцы выделялись полной отвязностью даже на веселом пенсильванском фоне. «Молли Магвайрз» начала заниматься тем, что теоретики несколько позже назовут «экономическим терроризмом». Члены организации стали отстреливать кое-кого из горного начальства – дабы те, в кого не стреляли, внимательнее прислушивались к требованиям рабочих.

Другой сферой приложения сил шахтеров-террористов была борьба со штрейкбрехерами. Сегодня многие, возможно, этот термин уже и не знают, так что стоит пояснить.

Как известно, радикальным средством решения трудового конфликта является забастовка. Рабочие бросают работу и выдвигают свои требования. Если администрация не хочет вступать в переговоры с работягами, у нее тоже есть радикальное средство – локаут. Бастующих рабочих увольняют и нанимают других. Кстати, именно по этой причине и нужны профсоюзы – их членам чужие места занимать не положено.

Так вот, тех, кто приходит на место уволенных забастовщиков, называют штрейкбрехерами (от английского strike breaker – ломающий забастовку). В рабочей среде всех стран идти в штрейкбрехеры было «западло». К тому же чревато последствиями. К этим людям относились как к предателям. К примеру, в России могли подстеречь в темном переулке и с помощью разных тяжелых предметов объяснить азы классовой солидарности. Была даже разработана методика – на голову штрейкбрехера накидывали мешок, чтобы он никого не опознал, и начинали воспитывать…

Но это в России. Шахтеры из «Молли Магвайрз» сразу стреляли… Иногда это происходило в том же темном переулке, но порой дело доходило и до открытых столкновений. Ведь штрейкбрехерам необходимо пройти на рабочее место. Вот у проходных их и поджидали пикеты забастовщиков, которые пытались «ломающих стачку»[30] не пропустить на рабочее место. И тут ирландцы предоставляли слово «товарищу Кольту». Охрана шахт, разумеется, тоже была вооружена, она в долгу не оставалась. Так что было весело.

Кончилось это веселье тем, что в 1878 году 19 членов «Молли Магвайрз» были повешены. Впрочем, некоторые американские исследователи полагают, что никакой организации не существовало. Дескать, ее выдумали шахтовладельцы, дабы оправдать крутые репрессии против активистов рабочего движения. Но в штрейкбрехеров и представителей администрации точно стреляли.

Между тем рабочее движение продолжало расти. В 1877 году состоялась массовая забастовка железнодорожников, вызванная снижением заработной платы по всем линиям к востоку от Миссури, в которой приняло участие более 100 тысяч человек. Железнодорожников поддержали горняки и рабочие других специальностей. Забастовки перекатывались из одного штата в другой, в нескольких городках рабочие захватывали власть и создавали комитеты безопасности. То есть приходили суровые ребята с ружьями и заявляли, что дальше будут действовать они… Для подавления забастовок впервые в истории США были призваны войска. В некоторых штатах власти были вынуждены пойти навстречу рабочим.

В 1878 году Орден рыцарей труда под давлением рядовых членов отказался от своих масонских игрищ. Он стал нормальным профсоюзом. Правда, не совсем. Поначалу организация легализовалась под названием «Союз пяти звезд». Это являлось как бы легальной надстройкой, а Орден продолжал существовать параллельно. Но в конце концов «нелегальная и «легальная» ветви переплелись.

Так или иначе, организация начала стремительно расти.

В 1883 году Союз насчитывал 52 000 членов, в 1884 году – 71 000, в 1885 году – 111 000, в начале 1886 года – 200 000. Росту популярности ордена способствовало то, что он принципиально отличался от классической тогда схемы профсоюза – английского тред-юниона, получившего распространение как в Европе, так и в САСШ. Собственно, профсоюзное движение тогда называли тред-юнионизмом.

Так вот, главный принцип создания тред-юнионов – элитарность. Эти организации создавались представителями «рабочей аристократии», то есть высококвалифицированными и высокооплачиваемыми рабочими. Для защиты исключительно собственных интересов. На остальных представителей рабочего класса им было глубоко наплевать. В Америке к тому же существовал и расовый вопрос. Чернокожих, китайцев[31] и прочих в тред-юнионы не принимали.

Понятно, что тред-юнионы не тяготели к радикальным методам. Зачем им это было надо? Квалифицированных рабочих найти очень непросто. И тогда, и сейчас. Так что с ними предпринимателям приходилось договариваться.

А вот Орден рыцарей труда стоял за объединение всех рабочих. Хотя бы потому, что его лидеры не просто хотели улучшить жизнь представителей рабочего класса, они хотели изменить мир. Нет, в программных установках организации нет упора на революцию. Общественные отношения предполагалось изменить, так сказать, явочным порядком. Одним из способов были уже упоминавшиеся кооперативы или, как они назывались в САСШ, ассоциации производителей, которые стали расти как грибы.

Союзом (орденом) был открыт ряд собственных магазинов для сбыта продуктов, производимых ассоциациями. Местные отделения всячески призывали членов организации совершать покупки именно в этих заведениях. При этом треть чистой прибыли должна была поступить в общую кассу Союза, треть в кассу самого кооперативного учреждения и треть – в пользу трудившихся там рабочих. В 1889 году на всемирной выставке в Париже делегаты ордена заявили, что общее число участников его кооперативных учреждений достигло 30 тысяч, а количество ежемесячных продаж – суммы в 500 миллионов долларов. Может, они и прихвастнули, но в любом случае – это были не единичные эксперименты, как, например, в России.

Однако некоторые члены ордена начали разочаровываться в этих методах. Ведь законы капитализма никто не отменял – конкуренция есть конкуренция. Так что условия труда на успешных кооперативных предприятиях не слишком отличались от обычных.

Кроме того, на рабочих активистов давили. Предприниматели нередко использовали при этом откровенно бандитские методы. В этом, например, отличились работники сыскного агентства Пинкертона. Оно очень напоминало российские частные охранные предприятия 90-х. То есть являлось, по сути, легальной криминальной структурой.

Не отставала и американская Фемида. Фабрикация «липовых» дел тогда была заурядным явлением. И дело не только в том, что судей подкупали, хотя и такое было. Многие представители истеблишмента искренне считали деятельность ордена разрушительной.

Что же тут удивляться, что среди членов ордена все большую популярность стали приобретать радикальные социалистические идеи. По сути – анархо-синдикалисткие. Слово «анархист» большинство рабочих не любило – в массовом сознании оно ассоциировалось с отморозками, одержимыми мечтой о тотальном разрушении. Хотя хватало и собственно анархистов. Стали появляться и иные профсоюзные организации.

Большое впечатление произвели события, произошедшие в начале мая 1886 года в Чикаго. Именно благодаря им левые всех стран до сих пор празднуют 1 мая.

Эта дата в профсоюзной пропаганде была знаковой. Еще в 1884 году на съезде американских профсоюзов Федерация тред-юнионов и рабочих союзов Соединенных Штатов и Канады вынесла резолюцию:

«С 1 мая 1886 г. и впредь законным рабочим днем считается 8-часовой рабочий день, и мы рекомендуем всем рабочим организациям, начиная с этого дня, соотносить свои требования с данным постановлением»[32].

Борьба за 8-часовой рабочий день была «священной коровой» левых всех стран. В конце апреля начала постепенно разгораться массовая забастовка под лозунгами: «С первого мая – рабочий день 8 часов!», «Долой трон, алтарь и денежные мешки!» Нельзя сказать, что анархисты ею руководили. Но в числе лидеров был, к примеру, Альберт Парсонс, анархист и основатель Международной Ассоциации Рабочих.

Всерьез забастовка разгорелась 1 мая, когда в Чикаго количество бастующих увеличилось до 40 тысяч человек. Вскоре их число дошло до 80 тысяч. Всего же в САСШ в этой акции приняло участие около 300 тысяч человек.

Кстати, в мае того же года в Санкт-Петербурге также началась грандиозная забастовка, получившая название «промышленной войны». Там впервые отметилась РСДРП. Так что в те времена идея мировой революции отнюдь не казалась бредом.

3 мая у ворот завода механических жаток Маккормика произошла очередная стычка забастовщиков со штрейкбрехерами. В заварухе были убиты шестеро рабочих. В ответ чикагские анархисты выпустили листовку:

«Месть!

Рабочие, к оружию!

Хозяева выслали своих кровавых псов – полицию. Сегодня после полудня они убили у завода Маккормика шестерых ваших братьев, они убили бедняг за то, что те, подобно вам, имели смелость не повиноваться произволу ваших хозяев. Они убили их за то, что те осмелились потребовать сокращения часов тяжелого труда. Они убили их, чтобы показать вам, “свободные американские граждане”, что вы должны быть довольны тем, что соблаговолят дать вам хозяева, иначе вас убьют. Вы годами сносили самые отвратительные унижения, годами терпели нужду и голод; своих детей вы приносили в жертву фабричным лордам – словом, все эти годы вы были жалкими и покорными рабами. Для чего? Для удовлетворения ненасытной алчности, для наполнения сундуков бездельников и грабителей, – ваших хозяев? И теперь, когда вы просите облегчить ваше бремя, они высылают своих кровавых псов, чтобы те стреляли в вас и убивали вас. Если вы мужчины, если вы подлинные сыны ваших великих предков, которые проливали свою кровь для вашего освобождения, то вы восстанете и своей могучей геркулесовой силой уничтожите отвратительное чудовище, которое хочет уничтожить вас. Мы призываем вас к оружию! К оружию!

Ваши братья».

Главные события произошли на следующий день, 4 мая. В Чикаго на площади Хеймаркет проходил очередной митинг. Он был довольно немногочисленным – собралось около двух тысяч человек (шел дождь). Митинг протекал мирно, но в самом конце, когда люди уже собрались расходиться, кто-то кинул в полицейских бомбу. Один полицейский был убит, 53 ранено (один из раненых вскоре скончался). В ответ копы открыли беспорядочный огонь по толпе. Точное число пострадавших неизвестно, поскольку раненые рабочие предпочли не «светиться» и скрывали свое участие в митинге.

Кто кинул бомбу – до сих пор неизвестно. Власти, разумеется, обвиняли анархистов, левые говорили о полицейской провокации. Хотя, как мы уже видели, между этими версиями есть множество промежуточных. К примеру, какого-нибудь горячего парня могли использовать «втемную». Агентство Пинкертона было склонно к провокациям. Сторонники метания бомб в стране уже имелись. Правда, в основном, в Нью-Йорке. Но поезда в САСШ ходили исправно…

На следующий день было арестовано семь анархистов, причастных к организации. Альберт Парсонс сдался добровольно. Их обвинили в организации взрыва. Никаких доказательств у суда не имелось. За улику пытались выдать упомянутую листовку, но, согласитесь, как-то это неубедительно. Тем не менее, самый «демократический» суд приговорил семерых из них к смертной казни через повешение, одного – к 15 годам заключения. Впоследствии были помилованы еще двое. Еще один, Луис Линг, покончил в камере жизнь самоубийством. Совершил он это весьма необычным способом – ему принесли динамит в сигаре. 11 ноября 1887 года Август Шпис, Альберт Парсонс, Адольф Фишер и Георг Энгль были повешены.

Власти явно перестарались. Бездоказательность обвинения была видна невооруженным глазом. И тут мы снова проводим аналогию с Россией. Там тоже пытались задавить поднимающееся рабочее движение с помощью репрессий. Но именно из-за этого в нем все большую популярность стали приобретать радикальные идеи. В том числе и идеи терроризма. Дескать, если вы с нами так, то и от нас пощады не ждите…

Для террориста без соответствующей теории жизнь плохая, не годится никуда. Разумеется, речь не идет о толстых книгах и всяких заковыристых «измах». Но иметь какое-то оправдание своим действиям необходимо. Иначе чем террорист отличается от уголовника?

Замечу, что наилучшая позиция властей по отношению к террористам – это лишать их ореола героических бойцов за какое-то там дело, то есть изображать их обыкновенными бандитами. Но это тогда мало кто понимал. (Да и сейчас не все понимают.) В Америке СМИ, стараясь напугать обывателя, описывали страшный международный заговор «социалистов и анархистов», планировавших разрушить американский образ жизни. Кто-то, конечно, испугался, а кто-то из числа недовольных существовавшим положением вещей, наоборот, приободрился. Дескать, наших много и они всюду…

Что же касается идеологии терроризма, то в САСШ она пришла из Европы в конце XIX века в лице лидера германского анархистского движения Иоганна Йозефа Моста. Начинал он как социал-демократ, но счел это направление слишком умеренным и перешел на анархистские позиции. (Интересно, что в Германии анархизм никогда не пользовался особой популярностью. Дело, видимо, в немецком менталитете.)

В статье под названием «Советы террористам», вышедшей еще в 1884 году, то есть за два года до майских событий в Чикаго, Мост выдвигал основную идею террористов: «Для борьбы против порядка воров все средства законны». «Не будем больше прислушиваться к идиотским разговорам об оскорблении “морали” хищением и воровством… В устах социалистов подобный вздор есть самая невообразимая бессмыслица».

Этот персонаж скрывался от германских властей в Англии, но там тоже не успокоился. В 1885 году вышла его самая известная книга «Наука революционных военных действий: руководство по использованию и приготовлению нитроглицерина, динамита, пироксилина, гремучей ртути, бомб, запалов, ядов и прочего». После чего его выдворили и с «родины демократии». Особого выбора у Моста не было – его понесло в Новый свет. Там он обнаружил обстановку куда более веселую, чем в Европе. И Мост развернулся по полной. Он начал издавать несколько газет, в которых стал пропагандировать анархизм в самом крайнем, то есть в террористическом варианте.

Мало того. В Америке террористические методы рассматривались прежде всего как борьба против конкретных противников, так сказать, на местном уровне. К примеру, уже знакомые нам парни из «Молли Магвайрз» стреляли в представителей администрации и штрейкбрехеров. Они полагали, что таким образом защищаются от тех, кто их прижимает. Покушаться, допустим, на губернатора штата им просто в голову не приходило. Мост же утверждал, что лучшая защита – это нападение. «Чем выше цель, на которую направляется выстрел или удар, и чем более совершенно выполнена попытка, тем больше ее пропагандистский эффект».

«Мост сформулировал принцип, названный им “эффектом эхо”, согласно которому каждый террористический акт находит подражателей и вызывает следующие акты, в силу чего якобы и должна возникнуть своеобразная цепная реакция, приводящая к взрыву, уничтожающему общество эксплуататоров. Высокая революционная значимость террористической акции, по Мосту, дает право и даже требует во имя дела ликвидировать все и всех, кто может помешать осуществлению этой акции.

Согласно его утверждениям, революционер не имеет права отвергать какие бы то ни было средства, способствующие достижению его цели. Средства эти, считал он, неизбежно должны быть варварскими не только потому, что их выбирают революционеры, а потому, что существующая система является варварской и уничтожить ее можно лишь ее собственным оружием. Убийц самих следует убивать. Дорога к гуманизму, по мнению Моста, лежит через варварство. Закон джунглей всегда преобладал в истории, заявлял он, победитель всегда был прав, поэтому и “революционеру”, стремящемуся одержать верх над противником, следует принять эти “правила игры”.

Большое внимание Мост уделил задаче “методических приготовлений” к террору. Он описывал предпочтительные для террористов виды оружия, среди которых особое его внимание привлек динамит. В интересах овладения секретами его производства и с целью хищения взрывчатки (удавшегося ему) он даже на некоторое время поступил на работу в контору завода, производящего динамит. Мост был первым, кто предложил посылать намеченным жертвам по почте посылки с бомбами, взрывающимися в момент вскрытия упаковки. Мост считал необходимым формирование группы высокопрофессиональных мастеров-снайперов, которые должны были использовать оружие против “командиров буржуазии” в то время, как остальная масса обращает его против “рядовых гангстеров”».

(М. П. Требин, историк)

В своих теоретических трудах Мост далеко опередил время, в которое жил. Тогда идея использовать снайперов для ликвидации политических противников не приходила в голову никому, включая спецслужбы. (Это начали практиковать только после Второй мировой войны.) Хотя пригодное для этого оружие уже имелось. К примеру, знаменитые английские ружья для охоты на крупного зверя, стрелявшие разрывными пулями. Хороший стрелок попадал из них в цель за полкилометра. Оптические прицелы тоже имелись. А ведь это в Европе охотой на крупного зверя развлекались, в основном, богатые люди. В САСШ же охотников (то есть хороших стрелков)

было сколько угодно среди представителей всех классов. К счастью для представителей американского истеблишмента, в те времена мысль о стрельбе из винтовок с дальней дистанции как-то не нашла последователей.

Интересна и жизненная философия Моста. Он придерживался весьма тогда популярных идей «сильной личности». Более всего эти идеи известны в изложении немецких философов – родоначальника анархо-индивидуализма Макса Штирнера и, разумеется, Фридриха Ницше. Хотя на самом-то деле они так прославились именно потому, что данные мысли были буквально разлиты в воздухе – и эти двое были первыми, кто их четко и литературно красиво сформулировал.

Мост полагал: капиталисты правят миром по праву силы. Следовательно, из рабочей среды должны выдвинуться «сильные личности», которые будут круче, чем проклятые эксплуататоры… Причем проявятся эти самые личности, только когда «каша заварится». «Готовность может выявиться во всем величии в момент конфликта, не позже, не раньше». А значит – надо любыми средствами провоцировать конфликт. А там – «сильные личности» укажут дорогу трудовому народу. И опять параллели с Россией. Многие члены партии эсеров, о которой речь еще пойдет, придерживались точно таких же взглядов.

«Еще одним из жрецов культа “сильной личности” был философ Рейнер Редбёрд. Этот американский философ прославлял сильных и безжалостных, ибо они правят на земле, проклинал слабых, ибо они наследуют рабство».

(М. П. Требин)

Можно привести пример из литературы. Знаменитый американский писатель Джек Лондон в какой-то период одновременно увлекался леворадикальным движением и ницшеанством. Так что подобные идеи ему были очень понятны. Он их изложил в рассказах «Друзья Мидаса», «По ту сторону рва» и «Мечта Дебса». Там данная философия разжевана, что называется, для тех, кто умом не блещет.

Однако Мост являлся всего лишь теоретиком. Как и знаменитый русский анархист того же поколения – князь Кропоткин. (Последний был на четыре года старше Моста.) Однако у него нашлись последователи. Самые знаменитые из них – Эмма Гольдман и Александр Беркман. Оба были эмигрантами из Российской империи, родом из Вильно (Вильнюса). Правда, Эмма в 13 лет с родителями переехала в Санкт-Петербург, где примкнула к народовольцам. После убийства Александра II Эмма в возрасте 17 лет от греха подальше уехала в САСШ. Беркман отправился в эмиграцию прямо из родного города. Как видим, связей между Россией и Америкой чем дальше, тем больше.

Познакомились они уже в Америке, где стали товарищами по борьбе и постели. Эта сладкая парочка занималась практикой. Они руководили первой акцией под названием «оккупационная забастовка». В 1892 году рабочие сталелитейного завода Эндрю Карнеги в Хоумстеде, штат Пенсильвания (опять эта Пенсильвания!), захватили предприятие, вышибли за ворота представителей администрации и попытались установить собственные порядки. Попытки осуществить такие действия станут «визитной карточкой» анархии-синдикализма всех стран.

В Хоумстеде ничего хорошего из этого не вышло. Братва из агентства Пинкертона при поддержке полиции одержала верх и в свою очередь выгнала рабочих. Тогда Беркман попытался организовать покушение на управляющего заводом Генри Клей Фрика. Покушение сорвалось, а Беркман получил 22 года. Пытались привлечь и Эмму Гольдман, но против нее не нашлось улик.

Дальше еще интереснее. Иоганн Мост, конечно, был крутым теоретиком, но когда его идеи начали претворяться в жизнь, откровенно струсил. Срок ему не угрожал, а вот выслать вполне могли. Он подверг Беркмана резкой критике. Это было «не по понятиям» – ведь последний уже сидел. Крутая дама Эмма Гольдман, которая была не только анархисткой, но и радикальной феминисткой, публично обвинила Моста в предательстве и отхлестала его хлыстом по лицу. От Моста все отвернулись. Он умер в 1906 году в полном одиночестве. Но идеи его жили и процветали.

Что же касается неукротимой Эммы Гольдман, то она села в 1893 году – за то, что как агитатор ездила по стране и читала лекции. Тезисы их просты:

«Требуйте работы! Если вам не дают работы – требуйте хлеба! Если вам не дают хлеба – возьмите его сами!»

Эмме дали год тюрьмы, после чего она продолжила свою деятельность. В своей пропагандистской работе Гольдман не ограничивалась «стреляющими лозунгами», продолжая развивать идеологию терроризма.

«Вот я и добралась до пункта моего мировоззрения, по поводу которого в сознании американской общественности царит огромное непонимание. “Ну, скажи же, не проповедуешь ли ты насилия, не проповедуешь ли ты убивать венценосных особ и президентов?” Кто сказал, что я это делаю? Слышал ли ты, чтоб я такое говорила, слышал кто-нибудь, чтоб я такое говорила? Видел ли кто-нибудь подобное в нашей литературе, черным по белому? Нет, но тем не менее это утверждают газеты; все это утверждают; значит, так и есть. О, эта проницательность, эта логика дорогой общественности!

Я утверждаю, что анархизм – это единственная философия мира, единственная теория социального порядка, которая ставит человеческую жизнь превыше всего. Я знаю, некоторые анархисты совершали акты насилия, но их подтолкнули к таким поступкам страшное экономическое неравенство и великие политические несправедливости, а не анархизм.

Каждый существующий общественный институт основан на насилии; даже наша атмосфера пропитана им. Пока это состояние продолжается, мы с таким же успехом можем надеяться остановить Ниагарский водопад, как и заставить насилие исчезнуть. Я уже упоминала, что в странах с определенным уровнем свободы слова почти не бывает или совсем нет террора. В чем мораль? Все просто: никакое из деяний анархистов не свершалось во имя личной выгоды, прибыли или ради того, чтобы привлечь к себе внимание, но из сознательного протеста против определенных репрессивных, произвольных или тиранских мер сверху».

(Эмма Гольдман. «Что я думаю»)

«По сравнению со всеми насилиями капитала и правительства, политические акты насилия являются лишь каплей и море. То, что это делают лишь немногие, является самым сильным доказательством того, насколько силен должен быть конфликт между их задушевными убеждениями и невыносимым социальным неравенством.

Одаренные высокой чувствительностью, с душой, натянутой, как струна, они мучаются, видя, как жестока, упорна и чудовищно несправедлива наша жизнь. В момент отчаяния струна лопается. Непосвященные и непонимающие слышат при этом только диссонанс. Но те, кто чувствуют крик агонии, понимают высочайшую гармонию этого момента и видят в нем выполнение величайшего человеческого долга».

(Эмма Гольдман. «Анархизм»)

Тем временем рабочее движение в САСШ продолжало развиваться. С конца XIX века в нем наметились две тенденции. Первую представляла Американская федерация труда (АФТ). Эта организация стояла на позициях «классового партнерства». В АФТ принимали в основном квалифицированных рабочих, не было туда хода «цветным». Другая тенденция – это революционный синдикализм с сильным черно-красным[35] оттенком.

В радикализм несло не только рабочих, но и другие категории наемных работников. Причина тут не только в чисто экономических конфликтах – к ним подверстывались и другие. Были проблемы расовые. А еще – проблема женского равноправия. Во всем мире женщинам в те времена платили за ту же работу меньше, нежели мужчинам. Но в САСШ имелась еще и своя специфика. Как известно, эта страна являлась запредельно ханжеской. Причем ханжество доходило до полного абсурда.

К примеру, в 1902 году школьный совет одного из городков Массачусетса вывесил «Свод правил для учителей женского пола» следующего содержания (выделения автора):

«1. Не выходить замуж.

2. Не покидать город в любое время без разрешения школьного совета.

3. Не бывать в компании мужчин.

4. Находиться дома с 8 часов вечера до 6 часов утра.

5. Не сидеть в кафе-мороженых в центре города.

6. Не курить.

7. Не садиться в коляску с каким-либо мужчиной, кроме отца

или брата.

8. Не одеваться ярко.

9. Не красить волосы.

10. Не носить платье, если таковое более чем на два дюйма выше лодыжки».

Уважаемые дамы, вы бы хотели работать на таких условиях? А левые говорили: если мы победим, такого не будет.

В 1905 году радикалы вышли на федеральный уровень, создав профсоюз «Индустриальные рабочие мира» (ИРМ[36]). Сам профсоюз не имел большой численности, однако к акциям он привлекал множество сочувствующих рабочих. Идеологией являлся революционный синдикализм.

Один из лидеров ИРМ, Уильям Дадли Хейвуд (более известный как Большой Билл Хейвуд) на учредительной конференции заявил:

«У рабочего класса и класса работодателей нет ничего общего. Не может быть мира, пока голод и нужда преследуют миллионы трудящихся, а горстка тех, кто представляет класс работодателей, получают все блага жизни.

Борьба между этими двумя классами должна продолжаться до тех пор, пока трудящиеся все вместе не выйдут на поле битвы в политике и промышленности, пока при помощи экономической организации рабочего класса, не связанной с какой-либо политической партией, они не возьмут и не удержат в руках то, что производят своим трудом».

Некоторые члены ИРМ поняли это слишком буквально. В 1905 году губернатор штата Айдахо Ф. Стейнберг не смог договориться с Федерацией шахтеров Запада. 30 декабря 1905 года он был убит членами профсоюза. Они выпустили листовку, в которой заявили, что действуют от имени всей организации. Что вообще-то не соответствовало истине. По этому делу был арестован Большой Билл Хейвуд, но никаких фактов против него не было.

Вообще, деятельность «Индустриальных рабочих мира» вызывала у властей сильное раздражение. Они были ушлыми ребятами и осваивали передовые методы классовой борьбы. Такие, к примеру, как «итальянская забастовка» (по американской терминологии – «work-to-rule», «работа строго по правилам»). Как показывает практика, если скрупулезно соблюдать все инструкции, работа встанет. Особенно это эффективно на таких структурах, как железная дорога. Подобные методы стали применять, когда в разных штатах начали вводить законы, запрещающие забастовки и предусматривающие уголовную ответственность за их организацию. А в этом случае что-то сделать против забастовщиков невозможно!

Давление на ИРМ усиливалось. Как судебное, так и «дикое». В последнем случае в авангарде шли агенты детективных агентств и просто нанятые бандиты.

Рабочие озверели и вспомнили про терроризм. Начали греметь взрывы. Так, октябре 1910 года произошел взрыв в помещении газеты «Лос-Анджелес тайм», которая отличалась резкой антипрофсоюзной направленностью. Погибли или были тяжело ранены около 40 человек. По этому делу были арестованы секретарь-казначей союза сталелитейщиков Джон Макнамара, его брат Джеймс и О. Макманигал. (Союз входил в ИРМ.) Братья отрицали свою вину, однако в этот раз ни о какой фальсификации дела речь не шла. Улики были слишком очевидны. Джон Макнамара, спасая жизнь брату, признал себя виновным. Он был приговорен к пожизненному заключению, а его брат – к 15 годам тюрьмы.

Но самым известным явлением в истории ИРМ были так называемые «колорадские войны», в которых принял участие Большой Билл Хейвуд. К истории терроризма это не имеет прямого отношения, но очень хорошо демонстрирует обстановочку, сложившуюся в Штатах.

Речь идет о забастовке угольщиков, которая началась в сентябре 1913 года и кульминацией которой стала «бойня в Ладлоу» в апреле 1914-го. Одиннадцать тысяч горняков, в основном иммигранты (греки, итальянцы, сербы), работали на юге штата Колорадо на компанию «Colorado Fuel and Iron Company», принадлежавшую семейству Рокфеллер. Возмущенные убийством одного из профсоюзных лидеров, они начали забастовку, протестуя против низкой зарплаты, опасных условий труда, феодального контроля за их жизнью в поселках, которые были полностью подчинены добывающим компаниям.

Когда началась забастовка, ее участников немедленно выселили из бараков в шахтерских поселках. При помощи Объединенного союза горняков[37] рабочие разбили на близлежащих холмах палаточные городки и продолжили стачку и пикетирование, используя эти поселения как свою базу.

«Нанятые представителями Рокфеллеров детективы из агентства Болдуина-Фелтса, вооруженные пулеметами Гэтлинга и винтовками, совершали налеты на палаточные лагеря. Список погибших шахтеров все увеличивался, но они держались, захватили во время одной из перестрелок бронепоезд, сражались, не пуская на шахты штрейкбрехеров. В ситуации, когда горняки продолжали сопротивление и не сдавались, а шахты простаивали, губернатор штата Колорадо (которого управляющий шахтами, принадлежавшими Рокфеллеру, как-то назвал “наш маленький губернатор-ковбой”) вызвал Национальную гвардию, которой платили жалованье Рокфеллеры.

Сначала шахтеры сочли, что национальных гвардейцев направили для их защиты, и приветствовали отряды флагами и одобрительными возгласами. Вскоре они узнали, что гвардия прибыла для разгона забастовки и под покровом ночи завела на территорию шахты штрейкбрехеров, не сообщив им, что идет стачка. Гвардейцы избивали горняков, сотнями арестовывали их, конные стражи порядка разгоняли демонстрации женщин на улицах Тринидада, центрального поселка района.

Но шахтеры отказывались сдаваться. После того как они продержались всю холодную зиму 1913/14 г., стало ясно, что для прекращения забастовки нужны экстраординарные меры воздействия. В апреле 1914 г. две роты Национальной гвардии расположились на холмах выше самого населенного палаточного городка бастующих у Ладлоу, где жили тысяча человек. Утром 20 апреля по палаткам был открыт пулеметный огонь. Шахтеры начали отстреливаться. Их вожака, грека по имени Лу Тикас, пригласили на холм для обсуждения условий перемирия, а затем рота гвардейцев расстреляла его. Женщины и дети, чтобы спрятаться от пулеметного огня, окапывались под прикрытием палаток. На закате гвардейцы с факелами спустились с холмов, подожгли жилища, и семьи шахтеров бежали в горы; от выстрелов погибли 13 человек.

Новости быстро распространились по стране. В Денвере ОСГ выпустил “Призыв к оружию”, в котором говорилось: “В целях обороны собирайте все оружие и боеприпасы, разрешенные законом”. Триста вооруженных забастовщиков отправились из других палаточных городков в район Ладлоу, перерезали телефонные и телеграфные провода и начали готовиться к бою. Железнодорожники отказывались перевозить солдат из Тринидада в Ладлоу. В Колорадо-Спрингс 300 горняков – членов Союза оставили рабочие места и отправились в район Тринидада, имея при себе револьверы, винтовки и дробовики».

(Говард Зинн, историк)

Всего с обеих сторон было убито 33 человека.

Интересный момент. Среди русских большевиков, находившихся в эмиграции, наиболее последовательными сторонниками мировой революции являлись те, кто жил в САСШ. (К примеру, Лев Троцкий тоже сидел в этой стране.) Почему – я думаю, понятно. Они насмотрелись на все эти классовые бои и вполне допускали, что в Америке может тоже полыхнуть…

Новый критический момент наступил в 1918 году после победы большевиков в России. Американским властям стало страшно, что местные рабочие последуют примеру русских товарищей. И началось…

«Уже 16 мая 1918 года был принят “Акт о шпионаже”, обещавший до 20 лет тюрьмы всем, кто “высказывается устно или письменно в нелояльном, хулительном, грубом или оскорбительном тоне о форме государственного устройства”. В 23 штатах сверх того вступили в действие законы, также предусматривающие тюремные сроки для антиправительственных агитаторов, законы о “криминальной анархии”. Наконец, в 33 штатах приняли особые законы, запрещающие вывешивать красные флаги, сочтя это проявлением намерения свергнуть правительство, а власти Оклахомы постановили даже сажать за появление в публичном месте с любой символикой, указывающей “на нелояльность или веру в анархию”. Естественно, американская общественность, традиционно болезненно реагирующая на всякую попытку ограничить демократические свободы, была всем этим весьма недовольна. И тогда по всей стране загремели взрывы.

Началось все с Чикаго, где в сентябре 1918 года взорванная в одном из федеральных зданий бомба отправила на тот свет четырех чиновников. В апреле 1919 года чудом уцелели мэр Сиэтла Хансен и отставной сенатор из Джорджии Хардвик, причем у последнего были ранены жена и служанка. Тогда же почтовая служба выявила 16 начиненных взрывчаткой пакетов, адресованных судьям, чиновникам и крупным бизнесменам, включая самого Рокфеллера, а 2 июня бомбы взорвались сразу в восьми городах. Самой крупной мишенью неизвестных террористов оказался генеральный прокурор Палмер, однако в итоге досталось лишь его вашингтонскому особняку. Единственным же погибшим во время теракта стал сам разорванный в клочья бомбист, зато оставленная им революционная листовка попала в руки полиции целой и невредимой. Наконец, 16 сентября 1920 года у банка Моргана на Уолл-стрит взорвалась конная подвода, разнесшая на куски добрых полсотни прохожих».

(Ю. Нерсесов, журналист)

Кто устраивал эти взрывы – дело темное. Многие историки утверждают, что это была провокация властей. Или, по крайней мере, террористам позволили их совершить. После террористических актов было привлечено к суду 184 активиста «Индустриальных рабочих мира». Они получили от трех до двадцати лет тюрьмы. Однако никаких убедительных доказательств их причастности к терактам найдено не было.

«Единственный признавшийся в причастности к ним типографский рабочий эмигрант Андреа Салседо заблаговременно покончил с собой незадолго до суда. И даже изготовители адской машины с Уолл-стрита остались безнаказанными, хотя в качестве эксперта к расследованию был подключен знаменитый физик Роберт Вуд…»

(Ю. Нерсесов)

В ходе этого судебного процесса получил свою «двадцатку» и Большой Билл Хейвуд. Однако долго он не просидел. В 1921 году Хейвуд был освобожден под залог на время подачи апелляции – и, не будь дурак, бежал в Советскую Россию. Есть версия, что власти на это закрыли глаза – решили, что так будет спокойнее. Хейвуд ведь являлся своеобразным символом – рабочим лидером, несправедливо осужденным за правду.

В отличие от Эммы Гольдман, Большому Биллу в СССР понравилось. Он работал в МОПР (Международная организация помощи борцам революции). Участвовал в 1922 году в создании Автономной индустриальной колонии «Кузбасс». (Это была экспериментальная промышленно-сельскохозяйственная структура в Кемерово, на которой работало около 750 иностранцев левых взглядов.) Умер в Хейвуд в 1928 году и похоронен в Кремлевской стене.

Что касается «Индустриальных рабочих мира», то репрессии их не сломили. Наоборот, именно на 20-е годы XX века приходится расцвет этой организации. Правда, к террористическим методам они уже не прибегали…

В начале ХХ века Старый и Новый свет жили каждый своей жизнью. Жители разных частей света не слишком-то интересовались делами друг друга. А вот Россия и Европа – это совсем иное дело. Здесь всё было рядом. Так что стоит рассказать о том, что творилось в «старушке Европе». Там террористы тоже отнюдь не скучали. Во многих странах Западной Европы находились любители пострелять.

По части терроризма в Европе лидировали Франция и Испания. Началось все, как и в Америке, с «рабочего терроризма» – в городе Монсоле-Мин, вокруг которого имелись угольные шахты. Так что трудовыми конфликтами там было не удивить. Первые акции являлись, так сказать, символическими.

«…У углекопов из Монсоле-Мин, приведенных в отчаяние притеснениями со стороны владельца шахт, – ревностных католиков, начался род восстания. Они устраивали тайные сходки и обсуждали всеобщую стачку; каменные кресты, стоявшие на всех дорогах вокруг шахт, были опрокинуты или же разрушены теми динамитными патронами, которые в большом количестве употребляются рудокопами в подземных работах и часто остаются у работников».

(П. А. Кропоткин)

Однако главные события произошли в Лионе, который находится примерно в 100 километрах от Монсоле-Мин. В «шелковой столице» Франции были свои проблемы.

«В конце 1882 года в Лионском округе свирепствовал страшный кризис. Производство шелков было совсем парализовано, а нищета среди ткачей была так велика, что множество детей толпилось по утрам у ворот казарм, где солдаты раздавали им остатки своего хлеба и супа».

(П. А. Кропоткин)

Рабочие начали звереть…

«Местом, особенно ненавистным работникам, было кафе в подвальном этаже театра Бэлькур, которое оставалось открыто всю ночь. Здесь до утра журналисты и политические деятели пировали и пили в обществе веселых женщин. Не было сходки, на которой не слышались бы полускрытые угрозы по адресу этого кафе, а раз ночью кто-то взорвал там динамитный патрон. Рабочий-социалист, оказавшийся случайно в кафе, кинулся, чтобы потушить зажженный фитиль патрона, но был убит взрывом, который также слегка ранил некоторых пирующих буржуа. На следующий день динамитный патрон взорвался в дверях рекрутского присутствия, и пошла молва, что анархисты намереваются взорвать громадную статую богородицы на холме Фурвиер, близ Лиона. Нужно жить в Лионе или в его окрестностях, чтобы видеть, до какой степени население и школы находятся еще в руках католических попов, и чтобы понять ту ненависть, которую питает к духовенству все мужское население».

(П. А. Кропоткин)

После этих терактов Кропоткин «попал под раздачу». Он был арестован вместе с несколькими французскими анархистами. Правда, причастность к взрыву им «шить» и не пытались – лионские рабочие ни к каким организациям не принадлежали. Судили Кропоткина за принадлежность к Анархистскому интернационалу[38]. Хотя на тот момент эта структура была скорее мертва, чем жива. Анархисты получили разные сроки. Кропоткин, к примеру, получил пять лет. По некоторым сведениям – не без влияния российского правительства. Правда, отсидел всего год и отбыл в Англию, которая, как известно, пригревает всех бунтарей, если, конечно, они бунтуют против другого государства.

Вторая серия началась в 90-х годах. Теперь террористы уже называли себя анархистами, хотя каждый из них действовал на свой страх и риск. Причем большинство анархистов от террористов всячески отмежевывались. Что касается идеологии, то она была у этих ребят проста, как штопор: «Мочи всех!» Все «буржуа» заслуживают смерти уже потому, что они вот такие. А что будет дальше – не важно.

Особенностью французских террористов стало то, что их деятельность вполне подходит и для книги, посвященной истории бандитизма.

Одним из наиболее знаменитых деятелей этой сферы является Франсуа Клавдий Кенигштайн, более известный как Франсуа Равашоль.

Причина не в его ловкости и неуловимости и не в масштабах совершенных им акций. Равашоль является прямо-таки классическим образцом отморозка-бомбиста, каким рисуют анархистов противники.

Детство у Равашоля было тяжелое. Он родился в рабочей семье. Мать трудилась на фабрике, где производили шелковые ткани, отец был кузнецом. Когда будущему террористу исполнилось восемь лет, отец семью бросил, оставив мать с четырьмя детьми.

Равашоль пошел работать. Сперва он трудился пастухом, потом перепробовал уйму разных профессий, в поисках работы много перемещался по Франции – и познакомился с социалистическими и анархистскими учениями. Постепенно Равашоль приходит к выводу, что воровать лучше, чем работать. Начал он скромно, с краж кур, но потом развернулся – участвовал в контрабанде и даже был причастен к изготовлению фальшивых денег. Как-то раз его посадили, но отсидел он недолго. В 1891 году Равашоль и вовсе отличился – темной ночкой он раскопал могилу старой аристократки, графини Рошетель, которая завещала похоронить себя вместе со своими драгоценностями…

18 июня 1891 года он убил Жака Брюнеля, 93-летнего отшельника. Цель – деньги, которые тот накопил с подаяний…

Равашоль был арестован, но сумел бежать. И вот тогда-то этот персонаж переключился с уголовщины на терроризм. 15 февраля 1892 года он в компании с подельщиками украл 30 килограммов динамита со склада возле города Суази-суз-Этиоль. Взрывчатка у ребят не залежалась.

11 марта 1892 года Равашоль со товарищи взорвали дом № 136 на бульваре Сен-Жермен в Париже. Причина теракта заключалась в том, что в данном здании жил судья апелляционного суда мсье Бенуа, который приговорил ряд анархистов к каторжным работам в Новой Каледонии. (Это была своего рода «французская Колыма».) Осудили их за организацию 1 мая 1891 года демонстрации, закончившейся перестрелкой с полицией.

Взрыв нанес большие разрушения зданию, но обошлось без жертв. Через четыре дня Равашоль взорвал казарму муниципальных гвардейцев. (Это нечто вроде внутренних войск.) Опять обошлось без жертв – террористы плохо представляли расположение помещений в казармах. Полиция начала шерстить анархистов – и на одной из квартир была найдена прокламация, призывавшая устраиваться работать прислугой в дорогие рестораны и в богатые семьи, чтобы иметь возможность травить буржуев. Однако выяснилось, что известные полиции анархисты к терактам не причастны. Действовала какая-то автономная группа. В конце концов, в результате оперативных действий выяснили, что главаря зовут Франсуа Равашоль, узнали и место, где он жил. Туда наведались и обнаружили изрядный запас динамита. Кстати, дверь была заминирована. Полицейских спасло то, что они проникли в помещение через окно. Но самого террориста взять не удалось.

Газетчики раскопали подробности биографии Равашоля – и он стал суперзвездой. На этом примере очень хорошо проявился симбиоз террористов и журналистов. Они Равашоля раскручивали изо всех сил, что было только на руку анархистам!

Мало того. Террорист связался с редактором газеты «Ле Голуа» мсье Жарзюэлем и дал ему интервью (!), где были такие слова:

«Нас не любят. Но следует иметь в виду, что мы, в сущности, ничего, кроме счастья, человечеству не желаем. Путь революции кровав. Я вам точно скажу, чего я хочу: прежде всего терроризировать судей. Когда больше не будет никого, кто посмеет нас судить, тогда мы начнем нападать на финансистов и политиков. У нас достаточно динамита, чтобы взорвать каждый дом, в котором проживает судья».

Как видим, «акулы пера», берущие интервью у чеченских террористов, были далеко не первыми…

Равашоль успел взорвать еще одну бомбу, пока его не арестовали.

Во время следствия он сказал: «Я испытываю физическое отвращение к труду, как к одной из форм рабства. В то же время я очень люблю комфорт, и чтобы получить его, мне пришлось заняться контрабандой и кражами, а потом и убийствами. Когда власти стали преследовать меня, я, как убежденный анархист, считал, что имею право сопротивляться, и стал устраивать взрывы в домах судейских чиновников».

Равашоль был казнен 11 июля 1892 года, но дело его не пропало.

Шумиха в прессе продолжалась. В результате именно благодаря ей у террориста нашлись подражатели.

«9 декабря 1893 года бомба взорвалась в Бурбонском дворце, когда там заседали депутаты. Через два дня полиция арестовала анархиста Вайяна, совершившего это покушение. 10 января он предстал перед судом; смертный приговор был приведен в исполнение 5 февраля. Возмездие последовало незамедлительно. Вечером 12 февраля молодой человек лет двадцати, Эмиль Анри, допущенный к экзаменам в Политехнической школе, бросил снаряд в кафе “Терминюс” на вокзале Сен-Лазар, когда там шел концерт; он был задержан на месте преступления. Анри стал застрельщиком “безмотивного террора”, направленного не столько против власти, сколько против обывателей, на которых власть опирается. И именно акт Анри Феликс Фенеон назвал самым анархистским».

(Дмитрий Жвания, журналист)

Эмиль Анри происходил из обеспеченной семьи. На суде он заявил:

«Вы вешаете в Чикаго, отрубаете головы в Германии, душите в Хересе, расстреливаете в Барселоне, гильотинируете в Монбризоне и Париже – но анархия – это то, что вы никогда не сможете уничтожить… Она восстает как насильственное ответное движение против порядка этого общества, она представляет все мечты о равенстве и освобождении, о разрушении современного авторитета. Она всюду; ее нигде нельзя схватить, и она уничтожит вас».

Но это было только началом.

По всей Франции начали греметь взрывы – совершенно бессмысленные. А чему тут удивляться? Анархизм был в то время во Франции моден в определенной среде. Причем не в качестве социального учения, а как образец асоциального поведения. Произведения самых известных поэтов того времени – Поля Верлена и Артюра Рембо и их бесчисленных подражателей – это ведь тот же индивидуалистический анархизм. Представители богемы бомб не кидали. Но вот нашлись любители…

Кое-кто не ограничился взрывами в кафе. 24 июня 1896 года анархист Санте Казерио убил ножом в Лионе президента Франции Франсуа Сади Карно. Это был человек совершенно иного типа. Он являлся фанатиком идеи.

«Чрезвычайно религиозный, он со страстностью помогал во время богослужения и изображал во время процессии Св. Иоанна; мечтал поступить в семинарию и стать священником, апостолом. Когда товарищи Санте воровали яблоки по огородам, то одно это зрелище приводило его в ярость.

В 10 лет он совершенно неожиданно для всех тайно покинул семью и отправился пешком в Милан, где тотчас же поступил на службу в контору. Жизнь свою он проводил вдали от вина, игры и женщин, в противоположность своим товарищам; зато он много читал и спорил о прочитанном, увлекаясь иногда в спорах до такой степени, что раз разбил бутылку о голову одного из своих товарищей (13 лет)».

(Чезаре Ломброзо)

С этим мы уже сталкивались и еще не раз столкнемся – люди, разочаровавшись в религии, начинают верить в революцию.

«Анархистом он становится с 17 лет. Кажется, что первое знакомство с учением анархистов произошло через одного товарища по мастерству. Во время немногих свободных часов он не скрываясь читал газеты и брошюры анархистов и распространял их учение в родной деревне, чем вызвал насмешки односельчан».

(Чезаре Ломброзо)

Казерио в одном из своих писем писал: «Как анархист, я должен был бы, не чувствуя укоров совести, при нужде ограбить какого-нибудь буржуа и взять деньги там, где найду их; но, признаюсь, я не чувствую себя способным на это».

А вот убийство он совершил так, что профессиональный киллер позавидует.

«Приехав в большой и шумный, сверкающий праздничными огнями город – Париж, – до тех пор совершенно незнакомый ему, Казерио, вместо того чтобы потеряться, прекрасно ориентируется в нем; будучи уже на площади, где ему предстоит совершить преступление, за несколько минут до момента, который он считает последним в своей жизни, Казерио не перестает быть наблюдателем более точным и равнодушным, чем все посторонние лица. Он отмечает все, что может способствовать ловкости его удара: за несколько минут до убийства он соображает, как нужно пересечь улицу, чтобы очутиться по правую сторону экипажа, где обычно сидят важные особы во время официальных выездов».

(Чезаре Ломброзо)

На некоторое время все более-менее успокоилось. Но в 1911 году появилась новая «суперзвезда» – Жюль Бонно.

«Жюль Бонно родился в 1876 году в горной провинции Ду, прозванной за холодный климат северным полюсом Франции. Его отец был потомственным рабочим, и сам Жюль пошел поначалу на завод, где быстро примкнул к анархистам. Впрочем, это его увлечение длилось недолго: Бонно женился, завел дом, стал отцом. Но жена, захватив с собой ребенка, сбежала вместе с приказчиком, который, оказывается, давно был ее любовником. Поначалу Жюль хотел повеситься, но, поразмышляв, понял: виновато во всем общество, которому он теперь будет мстить. Жестоко!

У Бонно, по мнению парижских анархистов, было много неоспоримых достоинств. Во-первых, он хорошо стрелял с обеих рук. Во-вторых, он умел то, что по тем временам было доступно во Франции только единицам: водил машину! На заводе “Берлие”, где он когда-то работал, патрон – большой оригинал, почему-то симпатизировавший Жюлю, – обучил Бонно управлять “безлошадной каретой”, как в начале века нередко называли автомобиль. Ну а в-третьих, Жюль Бонно был недурно начитан: труды Кропоткина, Прудона и Бакунина перемешались у него в голове с декларациями знаменитого бомбиста Равашоля… Отбирать же надо только силой, причем – неожиданно! Не бойтесь нажимать на курок первыми! Стреляем, а потом разбираемся».

(Кирилл Привалов, журналист)

Бонно набрал себе помощников среди парижских анархистов, изнывающих от безделья, группировавшихся вокруг газеты «Анархия».

«Редакция боевого листка под названием “Анархия” была местом весьма своеобразным. В 1911 году здесь, у русского политэмигранта Виктора Сержа (настоящая фамилия – Кибальчич) и у его подруги Риретт Мэтржан собирались на огонек самые странные люди. Среди авторов “Анархии” были Раймон Кайемен по кличке Ученый, не устававший требовать “экспроприации экспроприаторов”, и здоровяк Каруи, тратящий редкие заработки на покупку птиц, которых он потом выпускал из клетки. А еще – наивный поэт Вале, прозванный за огненную шевелюру Рыжиком, и красавец Гарнье с глазами, как дуло пистолета. И еще – чахоточный, вечно мерзнущий Суди по прозвищу Невезуха и бесцветный Дьедонне, единственным достоинством которого были лихие усы в форме велосипедного руля… Всех их объединяло одно – острое ощущение собственной неприкаянности в мире набиравшего обороты капитализма».

(Кирилл Привалов)

Как это ни странно, теоретики-анархисты без малейших сомнений стали бандитами. Видимо, им уж очень надоело болтать… Тем более что в этот период во Франции среди левых рулили умеренные социалисты (социал-демократы[39]), которые уверенно набирали силу и пользовались большой популярностью среди рабочих. Анархистов особо слушать не хотели.

Первую акцию они совершили 21 декабря 1911 года. Они убили и ограбили инкассатора банка «Сосьете женераль». При этом грабитель (грабил один Бонно, еще один член банды ждал в автомобиле), приблизившись к пролетке, в которой ехал инкассатор, без слов открыл огонь на поражение, хотя тогдашние перевозчики денег не были вооружены. Франция не знала американских гангстеров и российских революционных «экспроприаций». Дальше было еще веселее.

«Курьер очнулся (видимо, пуля попала в пуговицу) и схватил преступника за ноги. Тот, однако, не растерялся и деловито выпустил вторую пулю точно в спину Каби, купавшегося в луже крови. После чего пальнул пару раз над головами собравшихся зевак, сел в непонятно откуда появившийся никелированный автомобиль и умчался».

(Кирилл Привалов)

Грабители прихватили 20 000 франков. (По тогдашнему курсу – это примерно 5000 золотых рублей. Российские эсеры времен первой русской революции и пальцем бы не шевельнули ради такой добычи.)

Более всего полицейских шокировало то, что грабители скрылись на автомобиле. В парижской полиции не имелось ни одной автомашины!

Бонно стал продолжать в том же духе. 10 января 1912 года террористы ограбили оружейный магазин, пополнив запас оружия и боеприпасов.

«25 марта 1912 года в восемь утра новенький “Дион-Бутон” вальяжно ехал по аллее Сенарского парка в окрестностях Парижа. На одной из опушек стояли три прилично одетых человека, махавшие платками. Любопытный водитель остановился и сразу же попал под град пуль! Убийцы деловито выгрузили из салона труп, протерли забрызганные кровью кожаные сиденья носовыми платками и в компании еще трех товарищей, вышедших из кустов, стремительно сорвались с места. Они спешили на дело.

В Шантийи – старинном столичном пригороде – роскошный “Дион-Бутон” остановился у банка “Сосьете женераль”. Держа руки в карманах, четыре человека вошли в банк. Не говоря ни слова, они выхватили револьверы и дали залп по кассирам, один из которых был убит на месте, а двое других – тяжело ранены. Побросав в сумки все, что хранилось в сейфах, грабители вышли на улицу, где на шум уже собралась толпа любопытных. И тогда тщедушный человечек, остававшийся в автомобиле (это был Суди-Невезуха), выхватил охотничий карабин и принялся стрелять в скопище зевак!

Несколько человек рухнули на землю, остальные, топча раненых, бросились в ужасе в разные стороны… Бандиты же уехали на авто, который был найден в тот же день на берегу Сены».

(Кирилл Привалов)

Как видим, действия грабителей выходят за рамки бандитских.

Это психология крайних анархистов, для которых «все, кто не мы» являются «обывателями», то есть слугами режима. А значит – жалеть их нечего.

Еще одной страной, в которой бурно расцвел терроризм, была Испания.

«Страна, в которой соседствовали консерватизм и революционность; традиционное общество с темпераментом, принимавшим в своих проявлениях крайние формы. Испанский народ был способен на вспышки насилия и проявление великодушия; строжайшие нравы переплетались с крайней независимостью духа. Люди не теряли чувства собственного достоинства даже в нищете. Здесь анархизм встретил весьма благоприятную почву, а через полвека он превратился в движение, которое не идет в сравнение по своей значимости для истории страны с подобными ему движениями анархистов других европейских стран. Для Испании анархизм был идеей, будоражившей бедняков, делом, насчитывавшим сотни тысяч приверженцев среди рабочих Барселоны и Мадрида, но более всего среди крестьян Андалусии и Арагона, Леванта и Галисии».

(Джон Вудкок, историк)

Обстановочка в стране была «душевная». В 1868 году в Испании произошла очередная революция. В испанской истории она называется Пятой! И все пять случились за 60 лет[40].

В результате Пятой революции была в очередной раз свергнута власть, королева Изабелла II бежала из страны. 6 июня 1869 года была опубликована конституция, провозглашавшая Испанию наследственной монархией. Конституция вводила всеобщее избирательное право для мужчин, свободу печати, собраний, ассоциаций, гражданский брак, впервые в испанской истории провозглашала свободу вероисповедания. 3 января 1874 года генерал Павия и маршал Серрано совершили государственный переворот. В стране была установлена военная диктатура. 29 декабря 1874 года – новый переворот. Альфонс XII был провозглашен королем Испании.

Ничего удивительного, что в такой обстановке стали бурно расти как рабочие, так и анархистские организации, которые действовали очень радикально.

«Рабочие бумагоделательных фабрик, преобладавших в Алькое, объявили стачку с требованием установления 8-часового рабочего дня – т. е. реализации части индустриальной программы правительства федералистов. Когда по демонстрации рабочих, проходившей в центре города, открыла огонь полиция, в Алькое начались бои. К концу следующего дня рабочие, согласно легенде, возглавляемые Альбарасином, восседавшем на белом коне, установили контроль в городе, убив при этом с дюжину полицейских. Они расстреляли мэра, ответственного, по их мнению, за начало стрельбы, подожгли несколько богатых домов, и в завершение этой вспышки продефилировали по улицам с головами своих поверженных врагов.

…

для южных сельских районов это было время, когда крестьянский анархизм с его особым полурелигиозным энтузиазмом стал разворачиваться в движение, ставшее в Андалусии могущественной силой на ближайшие 50 лет».

(Джон Вудкок)

Вот как описывает происходящее очевидец, Джеральд Бранан: «Идея, как ей называли, передавалась от деревни к деревне анархистскими “апостолами”. В бараках батраков при свете масляного светильника “апостолы” говорили о свободе, равенстве, справедливости восхищенным слушателям».

Эти люди верили в наступление в скором времени некоего «золотого века». А раз так – почему бы кое-кого не пристрелить, чтобы этот век приблизить?

Что же касается Австро-Венгрии, то там было весьма неспокойно. Эту страну называли «лоскутной империей». В самом деле, это многонациональное государство было лишено какой-либо объединяющей идеи. Так что с сепаратизмом там было все хорошо.

Самой горячей точкой являлась Босния. До 1908 года она находилась под властью Османской империи. 5 октября 1908 года император Франц Иосиф подписал указ об аннексии Боснии и Герцеговины, приобретя себе на голову множество проблем. Дело в том, что Босния тоже являлась многонациональным краем. Жившие там сербы полагали, что Боснию неплохо было бы присоединить к королевству Сербия. Желающих прирастить территорию хватало и в Сербии. Правда, из-за политических сложностей национал-радикалы действовали вроде как нелегально, хотя на самом-то деле имели очень сильные позиции во всех властных структурах.

В 1911 году группа офицеров создала организацию «Объединение или смерть», более известную как «Черная рука». В начале ХХ века этой организации приписывали страшное могущество, хотя многие историки полагают, что тут больше мифов, чем правды. Возможно, они предпочитали оставаться в тени, а «засветились» другие – вчерашние школьники…

В 1903 году в боснийском городе Мостар учащиеся местной школы создали организацию «Молодая Босния». Первоначально это было типично школьное «тайное общество», где развлекались патриотической говорильней. Однако все вышло куда интереснее. Закончив школу, ребята разъехались, но не утратили связь друг с другом.

Лидером «Молодой Боснии» был Владимир Ганович. Он продолжил образование в Сербии, где, разумеется, общался с сербскими националистами. (Заметим, что «Черной руки» еще не существовало.) Кроме националистических идей Ганович интересовался теориями анархистов и российских эсеров. Цели этих ребят были ему чужды – «Молодая Босния» была не против монархии – если она сербская, но вот тактика левых экстремистов пришлась ему по вкусу.

Первой акцией «Молодой Боснии» стало покушение Богдана Жераича на губернатора Боснии генерала Варешанина. Оно произошло 15 июня 1910 года и закончилось провалом. Террорист же покончил с собой.

Но ведь в терроризме далеко не всегда важен конкретный результат. Важен PR. Вот тут Ганович постарался. Он начал создавать из Жераича культовую фигуру, написав для начала брошюру «Смерть одного героя». Видимо, он действовал не один, потому как на могилу Жераича потянулись паломники. Там побывал и даже посадил цветы школьник по имени Гаврило Принцип… Впоследствии он примкнул к организации Гановича.

К 1914 году большинство членов «Молодой Боснии» вернулись в Сараево. Отсутствовал лидер, но его заменил сельский учитель Данило Илич. Он начал издавать газету «Звоно» («Колокол»), в которой вел антиавстрийскую пропаганду.

Попутно ребята стали готовить теракт на наследника австрийского престола Франца-Фердинанда, которого ждали с визитом в столицу Боснии – Сараево.

Это была не самодеятельность. По австрийским данным, оружием террористов снабдила сербская разведка. Владеть оружием они научились во время пребывания в Сербии, в рядах националистической организации «Народная оборона». Историк Слободан Йованович утверждает, что трех террористов (Неделько Чабриновича, Трифко Грабежа и Гаврило Принципа) лично отобрал начальник сербской военной разведки Драгутин Димитриевич. Якобы они вступили в «Черную руку». Может так, может нет… Доказательств господин Йованович не привел.

Сербские националисты были заинтересованы в смерти эрцгерцога. Дело в том, что Австро-Венгрия имела два центра – Австрию и Венгрию. Другие народы оказывались как-то сбоку. А Франц-Фердинанд носился с идеей превратить государство в Австро-Венгро-Славию, то есть создать третий «центр силы» – славянский. Теоретически это могло ослабить сепаратистские настроения. Нет смысла обсуждать, насколько это было реально. Но вот человек так считал. И, соответственно, для сепаратистов такие взгляды являлись серьезной угрозой их планам.

Однако с другой стороны, организация теракта отдает явной любительщиной. Переданное оружие – по пистолету и по гранате на каждого. А почему так мало? У сербской армии гранат больше не нашлось?

Подготовка к покушению не составила особого труда. Маршрут всех передвижений Франца-Фердинанда был известен из газет.

Так что утром 28 июня 1914 года на пути эрцгерцога оказались террористы. Кортеж двигался по набережной Апель. Террористы расположились возле мостов через реку. Один из боевиков не смог кинуть бомбу, рядом с ним оказался полицейский. Хотя по другим сведениям он просто струсил. Второй террорист по пути следования

тоже ничего не предпринял. А третьему, Неделько Чабриновичу, удалось-таки кинуть гранату в автомобиль эрцгерцога. Однако шофер, увидев летящую гранату, правильно отреагировал и дал газу… Граната упала на задник машины и скатилась под колеса следующей… Был убит шофер, ранены находившиеся в ней офицеры и несколько прохожих. Террорист тоже был ранен, он бросился бежать, по дороге проглотив цианистый калий, но отравиться не получилось, его лишь вырвало.

Шофер Франца-Фердинанда действовал правильно. Эрцгерцог приказал ему остановиться, но тот рванул с места происшествия и домчал до цели поездки – до ратуши. После протокольных мероприятий эрцгерцогу захотелось поговорить с раненым террористом. Машина двинула в госпиталь все по той же набережной, но шофер свернул в боковую улицу, следуя намеченному еще утром маршруту. Ехавший в той же машине губернатор приказал вернуться. Автомобиль начал разворачиваться…

И тут произошла случайность, на которые так богата история. Дело в том, что после провала покушения террористы разбежались кто куда. Гаврила Принцип, который тоже сидел в засаде на набережной, приводил нервы в порядок в кондитерской за чашкой кофе. И тут он увидел разворачивающийся автомобиль эрцгерцога… Он отреагировал мгновенно – выхватил револьвер, выскочил из заведения и начал стрелять… Франц-Фердинанд и его жена Софья Хотек были убиты. Гаврила так же, как Неделько Чабринович, проглотил цианистый калий – и его тоже лишь вырвало… Странное какое-то качество было тогда у этого мощнейшего яда. Напомним, что Соловтев, стрелявший в Александра II, отреагировал на отраву так же. Что же удивляться, что впоследствии он и на Распутина не подействовал…

Все террористы были схвачены. На суде Ганович сказал: «Не думайте о нас худо. Мы никогда Австрию не ненавидели, но Австрия не позаботилась о разрешении наших проблем. Мы любили свой собственный народ. Девять десятых его – это рабы-земледельцы, живущие в отвратительной нищете. Мы чувствовали к ним жалость. Ненависти к Габсбургам у нас не было. Против Его Величества Франца Иосифа я ничего не имею… Нас увлекли люди, считавшие Фердинанда ненавистником славянского народа. Никто не говорил нам: “Убейте его”. Но жили мы в атмосфере, которая делала его убийство естественным… Хотя Принцип изображает героя, наша точка зрения была иная. Конечно, мы хотели стать героями, и все же мы испытываем сожаление. Нас тронули слова: “Софья, живи для наших детей”. Мы все что угодно, но не преступники. От своего имени и от имени моих товарищей прошу детей убитых простить нас. Пусть суд нас покарает, как ему угодно. Мы не преступники, мы идеалисты, и руководили нами благородные чувства. Мы любили наш народ и умрем за наш идеал…»

Террористов приговорили к смерти, кроме… Принципа. Ему было 19 лет, по австрийским законам – несовершеннолетний. Поэтому он получил 20 лет каторги. Умер в тюрьме, в 1918 году от туберкулеза.

Считается, что выстрелы Гаврилы Принципа были первыми выстрелами Первой мировой войны. На самом-то деле война уже давно назрела. Не было бы этого повода – нашелся бы иной… Но это с точки зрения автора. А ведь было и есть множество тех, кто полагает: историю делают отдельные личности. Не было бы думающих так – терроризма просто не существовало бы…

И ведь по итогам войны сербы получили все, что хотели, и даже более – было создано Королевство Югославия, где «рулили», в общем-то, именно они. Так что для многих, возможно, это стало примером того, как может повернуть историю человек с пистолетом…

Вернемся на наши берега. В России террористическую волну вроде бы сбили. Но именно «вроде бы». Да, активных террористов перевешали и пересажали, но корни-то выкорчевать не удалось. И тут никто ни в чем не виноват. Ну, не умели представители тогдашних правоохранительных структур бороться с этим явлением. Жандармы вели «огонь по площадям». То есть, допустим, все знали, что среди студентов сильны революционные настроения. Так вот, жандармы регулярно проводили обыски у наиболее заметных представителей студенчества. Но ведь самый горластый – далеко не всегда самый опасный. Более того. Представим, что некий молодой человек взял почитать некую «крамольную» брошюрку. Возможно, он и не сочувствует изложенным в ней взглядам, а просто решил ознакомиться для общего развития. У него устраивают обыск, издание находят… За такое в 80-х годах XIX века полагалась высылка с исключением из вуза. Такой человек не пропадал – в стране повсюду требовались образованные люди, но… Допустим, он уезжал куда-нибудь в Тверь, Вологду или еще куда. Там устраивался, предположим, канцеляристом в конторе некоего купца. Но вот в местной среде тех, кто сочувствовал революционным идеям, он уже приобретал авторитет. Пострадавший за правду, так сказать… С тех пор и до самого краха Российской империи любой бездельник, вышибленный из университета или из гимназии, намекал, что это случилось «из-за политики». И ведь им сочувствовали! И считали героями. То есть среда, порождавшая террористов, продолжала существовать.

В начале ХХ века началась совершенно иная эпоха. Терроризм в России стал массовым. И это были не демонстративные взрывы, как во Франции, а огонь на поражение…

Во второй половине 90-х годов XIX столетия среди народников началось оживление, связанное с ростом напряженности в стране. 27 мая 1896 года началась так называемая «промышленная война» – массовая забастовка петербургских текстильщиков, в которой участвовали около 30 тысяч человек. Причем рабочие были хорошо организованы – они установили связи между предприятиями и координировали свои действия. На «промышленной войне» впервые отметились конкуренты радикальных народников – марксисты. Разумеется, «Союз освобождения рабочего класса» стачкой не руководил – члены Союза лишь осуществляли, так сказать, информационную поддержку. Но прославились они всерьез.

Народникам стало обидно. Конкуренты прут вперед, а мы что же? К тому же благодаря амнистии 1896 года на свободу вышло некоторое количество «старых бойцов». Самой активной из них оказалась Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская, севшая еще по «процессу 193-х», то есть в 1878 году. Ее прозвали «бабушкой русской революции» (хотя в 1896 году ей было 54 года). Дама была совершенно неукротимая. Едва оказавшись на свободе, она снова взялась за старое.

Только вот объединиться было непросто. За годы дебатов, проводившихся как на воле, так и в ссылках, каждый приобрел собственное мнение и соответствующие амбиции. Тем не менее, к концу века существовали две более-менее внятные организации – «Южная партия социалистов-революционеров» и «Северная группа» тех же товарищей. Первая охватывала Юг и Запад России. Центр второй находился в Москве, но к ней же принадлежали и некоторые сибирские города, например Томск. «Северяне» выпускали газету, которая позже стала общепартийной, – «Революционная Россия». Особого согласия между группами не было. «Северяне» являлись чистыми террористами. «Южане» тоже признавали террор, но только как один из методов. Главным делом они видели подготовку к вооруженному восстанию.

А чего вообще хотели эсеры? (Так их тогда еще не называли, но понятно, о ком речь.)

Человек, запомнивший хоть что-то из школьного курса истории, ответит: «Они были за крестьян». На самом-то деле это в значительной степени – декларация.

В их партийной программе сказано: «Вся тяжесть борьбы с царизмом, несмотря на наличность либерально-демократической оппозиции, охватывающей преимущественно промежуточные в классовом отношении элементы “образованного общества”, падает на пролетариат, трудовое крестьянство и революционно-социалистическую интеллигенцию».

Но с пролетариатом уже работали эсдеки. Они гораздо лучше понимали «рабочий вопрос» и, что главное – знали подход к рабочим. У эсеров это выходило хуже. Вот и пришлось вспомнить про крестьян. Но на самом-то деле в эсеровских изданиях основное место занимают разговоры о борьбе за демократию и прочую свободу. Социал-демократы добросовестно пытались привлечь в свои ряды рабочих. А вся деятельность эсеров, да и весь строй и стиль партии был ориентирован прежде всего на «революционную интеллигенцию». Хотя, когда в 1903 году начались крестьянские восстания, знакомая нам Брешко-Брешковская заявляла: «Это мы их подготовили». Только вот в жандармских документах нет ничего на этот счет. А ведь если готовили, значит, кто-то должен был и попадаться… Так что выбор террористического пути был для социалистов-революционеров предопределен.

Кроме того, в дело вмешался случай. 14 февраля 1901 года вольнослушатель Берлинского университета П. В. Карпович выстрелом из револьвера убил министра просвещения Н. П. Боголепова. Он, одетый в военную форму, вошел в кабинет министра и выстрелил в него. В суматохе Карпович мог бы скрыться, но предпочел сдаться властям.

Он вспоминал:

«Как только я решил, сделалось так спокойно на душе, так тихо: временами было как-то уютно, тепло. Вот уже больше недели, но ни одного сомнения, ни один нерв не дрогнет. Ясно, очень ясно».

Причиной были события 4 (17) мая 1900 года на Казанской площади Санкт-Петербурга. Студенты устроили очередную демонстрацию, казаки попытались ее разогнать. Закончилось все большой

дракой. Бунтари использовали арматуру и даже стреляли из револьверов (правда, ни в кого не попали), казаки их лупили шашками в ножнах… В итоге нескольких студентов отправили служить в армию. Вот Карпович и решил отомстить.

Террорист был одиночкой. За ним никто не стоял, хотя он и посещал за границей народнические кружки.

9 (13) марта статистик Самарской земской управы Логовский пытался убить обер-прокурора Священного Синода Н. К. Победоносцева, который считался главным вдохновителем «реакции». Он стрелял через окно, но не попал. Логовский был тоже одиночка, хотя на допросе и заявил, что разделяет программу социалистов-революционеров.

По поводу Карповича власти попытались «не гнать волну», обвинив его в «преднамеренном убийстве частного лица»[44]. Но это помогло мало. Теракты вызвали большой энтузиазм среди оппозиционно настроенной публики. «Революционная Россия» писала, что, дескать, вот вам пример, вперед, ребята!

Эти события не только подтолкнули к объединению социалистов-революционеров, но и окончательно определили направление деятельности партии.

Упомянутые теракты явились не только детонатором новой волны терроризма, они определили первоначальную тактику эсеров.

Формально партия была учреждена в 1901 году в Женеве. Ее создали четыре человека – В. Чернов, М. Гоц, Г. Гершуни и… Е. Азеф, который уже тогда являлся платным сотрудником охранного отделения. Об Азефе рассказ еще пойдет. Гоц и Гершуни для нашей темы не слишком интересны. Гоц никакой активной деятельности не мог вести физически – он был прикован к инвалидному креслу. На каторге после одного из столкновений «политических» и охраны ему повредили позвоночник. Чернова даже однопартийцы характеризовали как человека не слишком умного. Он являлся теоретиком терроризма: «Террор бывает троякий: эксцитативный, дезорганизующий, агитационный». То есть, по большому счету, Чернов занимался болтовней. Характерно, что он безвылазно сидел в эмиграции до Декабрьского манифеста 1905 года – то есть предпочитал не рисковать. А вот Гершуни – это была личность… Его уважали даже противники. Пришел Гершуни не из народников, а из «Бунда» – еврейской социалистической партии. В конце XIX века в этой организации также заговорили о терроризме, но дальше слов дело не пошло. Первоначально Гершуни стал известен тем, что во время «ликвидации»[45] «Бунда» провел лучшего сыскаря Российской империи полковника Зубатова. Зубатов имел привычку переубеждать тех революционеров, которые казались ему идейно нестойкими. Смысл был в этом самый практический. «Перекованные» товарищи становились либо секретными сотрудниками, либо шли работать в Охранные отделения. Попытался сыграть полковник в эту игру и с Гершуни. Тот вроде бы «повелся» – нарассказывал сказок о том, что его, бедного еврея, обманули и запутали. И в итоге открутился. А ведь Зубатов был не тем человеком, которого легко провести. Однако, оказавшись на свободе, Гершуни тут же ушел в подполье и бежал за границу.

Так вот, именно этот товарищ стал реально создавать партию. Прихватив для солидности Брешко-Брешковскую, он стал метаться по России, создавая партийные организации. Одновременно эти двое стремились вытащить из ссылки перспективные кадры. К примеру, именно благодаря деятельности Гершуни бежали из ссылки такие знаменитые впоследствии террористы, как Борис Савинков и Иван Каляев. Интересно, что до своего побега они числились весьма умеренными марксистами.

Тем не менее, партия так и осталась очень рыхлой. Как идеологически, так и организационно. Исключением являлась Боевая организация (БО), возникшая одновременно с партией. Она олицетворяла любимую эсерами идею «центрального террора». То есть предполагалось, что теракты должны осуществляться не абы как, а по приказам ЦК. Разумеется, ничего толкового из этого не вышло.

Первоначально БО являлась, скорее, «виртуальной» организацией. Такова была тактика Гершуни. Он принципиально отвергал какую-либо тщательную подготовку «акций». Дело происходило примерно по одинаковой схеме. Наметив жертву, Гершуни приезжал в нужный город и находил исполнителей на месте. Такая тактика имела успех. Даже если жандармы узнавали о готовящемся теракте, они не успевали отреагировать.

27 марта 1902 года С. Балмашов убил министра МВД Д. С. Сипягина, в том же году был ранен харьковский губернатор князь И. Оболенский, в начале 1903-го был убит уфимский губернатор Н. Богданович.

Николай II хотел Балмашова помиловать, но тот отказался: «Я вижу, что вам труднее меня повесить, чем мне умереть. Мне никакой милости от вас не надо».

Гершуни понимал, что найденные «прямо на месте» могут оказаться отчаянными парнями, но никудышными стрелками. Так что он подстраховывался, снабжая террористов отравленными стрихнином пулями. Как видим, выбирая средства, товарищ не стеснялся.

Гершуни стал своеобразной легендой как среди революционеров, так и среди жандармов. Он приобрел репутацию неуловимого. Но, разумеется, в конце концов, 13 (26) мая 1903 года он попался. Военно-окружной суд в Петербурге в феврале 1904 года приговорил Гершуни к смертной казни. Однако казнь заменили пожизненной каторгой – времена были относительно гуманные. Чрезвычайные трибуналы, которые не церемонились с революционерами, ввели позже.

Однако дело Гершуни не пропало. Пришел Азеф…

Революционное движение, как и война, требует денег, денег и еще раз денег. На голом энтузиазме что-то сделать трудно. И если у народовольцев финансы вечно пели романсы, то вот у эсеров с этим все было хорошо. Откуда?

Оставим в стороне «масонские» источники, поскольку их никто не видел. Равно как и сионистские. Сионисты как раз к эсерам относились плохо – они отвлекали горячую молодежь от их собственных структур, таких как «Поалей Цион».

А вот иностранные разведки – прежде всего английская (с Англией отношения были в начале века очень натянутые), а позже и японская… Это да, как же без этого? Радикальные организации всегда подпитываются «заклятыми друзьями» и противниками. Революционерам и прочим экстремистам ведь все равно – они ведь всегда полагают переиграть спонсоров и использовать финансовые вливания себе во благо. Так что не стоит считать террористов прямыми агентами чужих спецслужб. Интересно иное – почему российская разведка не финансировала в ответ, допустим, ирландских сепаратистов? Вряд ли из высоких моральных принципов. Просто не сумели…

Всем известен и другой источник эсеровских доходов – экспроприации, то есть обыкновенный грабеж. Интересно, что у террористов существовали определенные принципы – грабили только государственные учреждения. Частников не трогали. С чего бы это радикальным социалистам беречь добро буржуев? А вот так.

Кстати, до эсеровских «эксов» вооруженных налетов Россия просто не знала. После одного из первых ограблений, случившихся в Петербурге, пресса подняла крик, что город превращается в Чикаго. Персонажи вроде Мишки Япончика просто переняли передовой опыт…

Как известно, деньги давали и капиталисты. Финансировали, впрочем, не только эсеров, но и разнообразных социал-демократов. Но денежный поток, шедший к эсерам, был куда больше. Почему? Так все просто. Дело как раз в эсеровской идеологии. Сперва демократия, а земля и воля как-нибудь потом. А либеральных свобод хотелось многим. Вот многие и полагали – террористы, напугав царя и правительство, вынудят их идти на реформы. И ведь в какой-то степени так и вышло…

Но имелись и более интересные источники денег.

Одно из темных мест истории русских революций – участие в них старообрядцев и других «альтернативных» религиозных течений.

При слове «старообрядцы» многим представляются люди, живущие в глухомани, крестящиеся двумя перстами и придерживающиеся странных для современного человека обычаев. Но это не вся правда. Старообрядцы обладали огромной финансовой мощью. По некоторым оценкам они контролировали 40 процентов российской промышленности! Любить царское правительство им было особо не за что.

А ведь имелись еще и хлысты, численность которых составляла несколько сот тысяч человек. Это была уже типичная тоталитарная секта со всеми ее атрибутами – в том числе и ненавистью ко всем, «кто не они». А денег у них было тоже достаточно. У этих-то мотивация простая – революционеры способствуют падению «бесовской власти», а после ее краха воссияет «истинная вера».

Фигура Евно Азефа является самой таинственной в истории русского революционного движения, причем во всех отношениях. До сих пор ведутся споры, на кого все-таки работала эта загадочная личность. О том, кто он был такой «по жизни», неизвестно практически ничего. Он никогда ни перед кем не раскрывался. Сплошной мрак.

На службу в Охранное отделение Азеф пошел совершенно добровольно. Он учился в Германии на инженера-электрика и обратился с письмом в охранку с предложением «освещать» деятельность эмигрантских революционных кружков. Охранка дала «добро» – и Азеф стал получать 50 рублей в месяц.

Агентом он оказался толковым – его заметили и оценили, повысили гонорар до 100 рублей. Получив диплом, Азеф вернулся в Петербург и устроился на работу по специальности. (Кстати, инженеры-электрики очень хорошо получали.) Однако и на департамент полиции работать он не бросил, начав внедряться в «Северную организацию социалистов-революционеров». Получалось это у него очень удачно. Азеф не спешил, первоначально объявил себя сочувствующим, но, обладая незаурядным организационным талантом, вскоре сделался незаменимым. У эсеров с организаторами всегда было неважно.

Действовал он продуктивно – к примеру, «слил» жандармам типографию в Томске, в которой печаталась газета «Революционная Россия». Сделал он это очень чисто, на него никто и не подумал. Азеф ведь всегда говорил, что печатные издания надо издавать за границей…

Так или иначе, но в 1901 году он оказывается отцом-учредителем партии эсеров. Заметим, что этим Азеф нарушил сразу два правила тайных агентов: секретный сотрудник не имел права входить в руководство революционных организаций и непосредственно участвовать в террористических группах. Полковник Зубатов, курировавший Азефа, был категорически против таких методов и фактически разругался со своим агентом. Но в 1903 году Зубатова, заигравшегося в политические игры, вышибли в отставку.

А его преемники, видимо, решили, что если нельзя, но очень хочется, – значит, можно… Тем временем, как мы помним, погорел Гершуни, и Азеф возглавляет БО. И ведь никто не знает, что бы получилось из организации без Азефа. Дело в том, что он не только являлся великолепным организатором, но и прекрасно чувствовал людей. С тех пор в БО не смог проникнуть ни один секретный агент. Мало того, в организацию путь был закрыт морально нестойким людям, которые бы, попавшись, «раскалывались». Все набранные Азефом люди держались с исключительным мужеством. Кстати, людей Азеф набирал лично… Он привлек к деятельности другого знаменитого террориста – Бориса Савинкова.

То есть что получается? Агент Охранного отделения фактически превратил БО в свою вотчину. Она стала фактически неподконтрольна эсеровскому ЦК. А полиция тоже знала только то, что Азеф считал нужным ей сообщить. Это уже провокация чистейшей воды.

Азеф в корне изменил тактику БО. Теперь это была полностью автономная организация, которая не поддерживала никаких контактов с партийными «первичками». Покушения, как и при народовольцах, стали тщательно готовиться. С той разницей, что ребята Азефа не баловались такими глупостями, как земляные работы и прочими дурацкими проектами. Главным оружием террористов стали самодельные бомбы. При этом провокатор фактически бесконтрольно распоряжался очень солидными деньгами, которые партия выделяла на террористическую деятельность. Сколько их прилипло к рукам Азефа, никто не знает. А хорошо пожить Евно Фишевич любил. Он обожал дорогие кабаки, общество элитных проституток, да и в игорных домах не прочь был посидеть. В общем, жил в свое удовольствие. С охранки, кстати, он тоже не забывал получать деньги. Постепенно выплаты ему поднялись до 1500 рублей. Это зарплата министра.

А как же обстояло дело с его службой на охранку? Вот тут совсем интересно. Азефа курировал лично начальник Департамента полиции А. Лопухин.

И что? 15 июля 1904 года членом БО Егором Сазоновым был убит Министр МВД В. К. Плеве. Теракт был «поставлен» Борисом Савинковым, но стоял-то за ним Азеф!

Считается, что провокатор грамотно отоврался – дескать, он тут не при чем. Но с Азефом жандармы продолжили работу! Хотя за такой «прокол» стоило бы послать агента куда подальше. Более того. Охранка имела возможность арестовать и Савинкова, и Сазонова, и других… Но… Им позволили резвиться, а Савинков после теракта спокойно отбыл за рубеж. 4 февраля 1905 года великий князь Сергей Александрович был убит в Кремле Иваном Каляевым. Теракт снова готовил Савинков. И опять благополучно скрылся. Азеф продолжал получать деньги от охранки. Конечно, он многих террористов «сдал», но БО как структура оставалась в неприкосновенности.

А арестованные террористы почти тут же заменялись другими, никаких проблем с поиском исполнителей не имелось. Наоборот – в БО чуть ли не очередь стояла! И в этом заключалось главное отличие обстановки начала ХХ века от эпохи народовольцев. Теперь множество людей прямо-таки рвались умереть за «свободу, землю и волю». Вся тактика террористов была рассчитана на то, что непосредственные исполнители «актов» были фактически обречены. Если их не убивало взрывом той же бомбы – их почти всегда ловили и вешали. Но меньше их не становилось. Психологию этих людей метко описал Борис Акунин в романе «Статский советник». Люди чувствовали себя спичками, поджигающими костер. Спичка сгорит, но пламя вспыхнет… Так что, отлавливая исполнителей, охранка черпала воду решетом.

И при этом во главе БО стоял высокооплачиваемый агент полиции…

Что-то тут не так, вам не кажется? Особенно если учесть, что Плеве ненавидели очень многие в чиновничьей среде. Против него создался заговор. В который входил… А. Лопухин! Во время убийства Сергея Александровича именно Лопухин, зная о готовящемся

покушении, не предпринял никаких мер для охраны великого князя! Каляев совершенно свободно подошел к карете и кинул бомбу.

При этом между двумя убитыми есть сходство. Оба были «правыми» – то есть сторонниками жесткой линии. А Лопухин явно тяготел к «реформаторам», главой которых являлся министр финансов С. Ю. Витте. И убитые отнюдь не были узколобыми консерваторами. Просто очень многие понимали, что либерализация, которая случилась после манифеста 17 октября, – это запуск механизма развала страны.

Можно вспомнить еще два очень интересных убийства. 21 декабря 1906 года членом БО Евгением Кудрявцевым был застрелен петербургский градоначальник фон Лауниц. По взглядам – сторонник «Союза русского народа», то есть ультраправых. Начальник Петербургского Охранного отделения полковник Герасимов знал о месте и времени покушения. Однако охрану не обеспечил. Правда, Лауниц во многом сам виноват, поскольку больше полагался на боевиков из «СРН», нежели на полицию, а черносотенцы оказались ни на что не годны. Но все же странно. Особенно если учесть, что Лауниц упорно добивался отставки Герасимова, и, кроме того – насмерть конфликтовал с премьером Столыпиным. А Герасимов являлся человеком премьера…

9 декабря 1906 года в Твери эсером Сергеем Ильинским (для разнообразия – не членом БО, а другой боевой структуры) был убит граф А. Игнатьев, лидер правых в Государственном Совете и противник политики как Витте, так и Столыпина. Охрана черного хода, по которому и прошел террорист, была снята по «приказу свыше».

Вот такие «милые» царили нравы. Заметим, что и сам Столыпин пал жертвой разухабистых темных игр. В его убийстве некрасивая роль охранки видна невооруженным взглядом. Убийцу, Дмитрия Богрова, к Столыпину буквально подвели. А действия Киевского Охранного отделения по охране премьера выглядят просто образцом дилетантизма. Зато один из заместителей Столыпина, П. В. Курлов, находился с премьером в состоянии перманентного конфликта. Курлов являлся человеком министра двора Дедюлина, представителя враждебной Столыпину группировки…

Оружие – непременный атрибут хоть революционера, хоть террориста. Причем оно во многом и определяло стиль и тактику борьбы.

Как мы помним, народовольцы пользовались кинжалами и револьверами. Но револьверы тогда были тяжелые, и что самое главное, необходимо было взводить курок после каждого выстрела. Вера Засулич так плохо стреляла просто потому, что не могла удержать тяжелый армейский «Смит-Вессон». Александр II во время покушения Соловьева остался жив из-за того, что террористу приходилось постоянно взводить курок. Соловьев стрелял из того же «Смит-Вессона». Да к тому же в патронах тогда применяли дымный порох. То есть после выстрела перед лицом стрелка поднималась облачко дыма, которое мешало прицелиться второй раз.

Револьвер Нагана являлся очень надежным оружием[46], он был легче, и патроны к нему были снабжены уже бездымным порохом. Но взводить курок всё равно приходилось.

Но вот в начале ХХ века появился самозарядный «Браунинг» (FN Browning M1900). Имея такое оружие, можно было в считанные секунды выпустить в жертву всю обойму. К тому же этот пистолет имел очень маленькие габариты – его можно было носить где угодно, хоть в женской сумочке. Весил он достаточно мало, отдача от выстрела была несильной. То есть даже слабая девушка могла вполне успешно отстреляться по цели.

Правда, имелись и недостатки. Про этот пистолет острили, что из него можно только застрелиться. В самом деле, точность у браунинга была та еще. А ведь человек – очень живучее существо. С одной пули навскидку убивают только в кино. Так что террористу надо было приблизиться к жертве в упор. То есть шансов скрыться практически не оставалось. Именно поэтому эсеры раскручивали идею жертвенности. Правда, у террористов была иная задача, нежели у солдат в бою. Ведь недаром есть такой термин – «останавливающая сила пули». На войне вражеский солдат, даже будучи смертельно ранен, может найти силы, чтобы пальнуть и в вас… Так что, цинично говоря, надо в него шмальнуть так, чтобы больше не дергался. Поэтому браунинг для войны мало пригоден. Но у террористов речь шла не о войне с вражескими солдатами, которые вооружены, обучены и тоже готовы убивать. Приведу простую ассоциацию. Я думаю, большинству читателей (хотя бы мужской половине) в жизни приходилось драться. Так, согласитесь, одно дело, когда ты уже настроен на мордобой, а совсем иное – когда прохожий вдруг неожиданно врезал тебе по морде… В этом и суть терроризма – нападать тогда, когда противник не ждет атаки. Но главное-то в том, что террористам, в отличие от солдат, совсем ни к чему убивать свою жертву прямо на месте. Пусть он через несколько дней умрет от ран. Дело-то сделано. Недаром Гершуни давал своим боевикам отравленные пули. Стрихнин не убивает мгновенно, но шансов выжить у раненого меньше.

То же самое вышло и с бомбами. Самодельные бомбы также впервые применили террористы во время убийства Александра II. Но прочно они вошли в обиход у эсеров. Французские анархисты пользовались динамитом. Их российским коллегам было труднее. Еще после взрыва царского поезда правительство резко ужесточило контроль за продажей взрывчатых веществ. Так что эсеры изготовляли нитроглицерин в домашних условиях. Причем все ингредиенты можно было купить в магазинах, не вызывая особых подозрений. С точки зрения химии изготовление нитроглицерина – дело не слишком сложное, но очень опасное. Нитроглицерин имеет свойство взрываться, когда хочет…

Вот как описывает устройство бомбы генерал Спиридович, знакомый с этим не понаслышке:

«Каждый снаряд состоял из двух жестяных, вкладывавшихся одна в другую коробок, между которыми оставался зазор в полдюйма.

Коробки закрывались задвижными крышечками. Внутренняя коробка наполнялась порошком пикриновой кислоты с прибавкой еще чего-то. В нее вставляли детонатор в виде стеклянной трубочки, наполненной кислотой. На трубочку надевался грузик – железная гайка. Свободное место между стенками коробок заполнялось железными стружками и гвоздями. Снаружи снаряд представляет плоскую коробку, объемом в фунта полтора-два чаю.

При ударе снаряда обо что-либо грузик ломал трубочку, и находившаяся в ней кислота, действуя на гремучую ртуть и начинку малой коробки, давала взрыв. Железные стружки и гвозди действовали как картечь».

Самым опасным было «снаряжение» бомб, вставка в них трубочек. Тут чуть дрогнула рука – и человек взлетал на небеса в буквальном смысле… Снаряжали бомбы непосредственно перед делом…

Я уже упоминал, что подобные взрывные устройства тоже не оставляли террористам никаких шансов.

Потом уже появились бомбы-македонки, а позже – ручные гранаты…

К счастью, у русских террористов было плохо с фантазией. Так, никому не пришло в голову использовать снайперов. Хотя тогда уже были отличные винтовки и оптические прицелы. Но ладно, снайпера надо долго учить. Однако не пришла им в голову и идея использовать такую простую вещь, как обрез двустволки. Помните, как это делает герой Бодрова в фильме «Брат»? Из такого оружия даже целиться не надо – только направить примерно в нужную сторону. Будучи заряжен крупной дробью, а тем более – обрезками гвоздей, обрез с 10 метров не оставляет жертве никакого шанса. Его легко спрятать, допустим, под летним пальто (пальто часто носили и летом, оно напоминало современный плащ).

А ведь двустволок валялось по помещичьим усадьбам видимо-невидимо… Но вот не догадались…

Но мы забежали вперед. Что касается «центрального террора», то он очень быстро оказался «одним из». Любителей пострелять и покидать бомбы имелось в Российской империи очень много. Кроме БО появилось несколько так называемых «летучих отрядов», которые действовали на свой страх и риск и не подчинялись никому. Хватало среди эсеров и «индивидуалов», которые просто брали пистолет и стреляли в кого душе было угодно.

Так, за 1905 год было убито 232 и ранено 358 представителей власти. В результате случился так называемый «домашний арест министров» – представители власти просто-напросто не осмеливались покидать свои дома.

Однако пик террора пришелся на 1906 год. Дело зашло уже слишком далеко – и Октябрьский манифест многих уже не удовлетворял. Казалось, что можно добиться и большего.

После опубликования Октябрьского манифеста ЦК эсеров приняло решение прекратить террор. У лидеров партии, которые сами никого не убивали, появилась возможность вернуться в Россию и заняться в Думе болтовней. Особенно за это выступал знакомый нам Чернов, который, как показала вся его дальнейшая биография, только это и умел делать. Однако выяснилось, что партия Центральному комитету элементарно не подчиняется! Слишком много людей увлеклись стрельбой. Тем более у эсеров появились «конкуренты слева». Они выросли из так называемой «оппозиции эсеровской партии». Данные товарищи критиковали ЦК за умеренность, они также выступали против «центрального террора», потому как полагали – стрелять надо как можно больше и в кого придется.

В начале 1906 года оппозиционеры откололись и образовали «Союз социалистов-революционеров-максималистов». Чаще их называют просто максималистами.

Признанным главой максималистов был М. И. Соколов (кличка «Медведь»).

Это были уже леваки в чистом виде. Они отрицали парламентскую, да и вообще какую-либо легальную борьбу. (До такого не доходили даже большевики.)

Какой-либо внятной программы у максималистов не имелось. Все просто – террористические акты вызывают всеобщее народное восстание, к власти приходит «организованное пролетарское меньшинство», а там будет видно:

«”Союз социалистов-революционеров-максималистов” выступает как авангард социально-революционного движения с лозунгом полного революционного переворота, организуя широкие слои трудящегося народа в могучий союз работников молота, плуга и мысли для решительной и активной революционной борьбы за право на труд, за право на жизнь, за полную волю трудового народа».

Максималисты создали собственную боевую организацию. Они вернулись к тактике Гершуни – «быстрота и натиск». Еще одной особенностью максималистов было то, что они совершенно наплевательски относились к случайным жертвам. Дескать, лес рубят, щепки летят. Эсеры все-таки старались свести случайные жертвы к минимуму: не из гуманизма, а просто потому, что заботились об общественном мнении. Максималистам на «буржуазное» общественное мнение было наплевать.

Самой известной акцией максималистов был взрыв в 1906 году дачи П. А. Столыпина.

«12 августа организацией Соколова был произведен взрыв дачи министра. Около 3 часов дня, у подъезда дачи министра, на Аптекарском острове, остановилось ландо. В нем сидело три максималиста, из которых двое, по кличкам “Ваня маленький” и “Григорий”, были в форме жандармских офицеров. Один из мнимых офицеров, имея под рукой большой портфель, пошел к крыльцу, но бывший на дежурстве чин охраны не пропустил его в подъезд, а стал расспрашивать о причине приезда. Тогда офицер бросил в подъезд портфель. Раздался взрыв, разрушивший почти всю дачу. Из числа лиц, находившихся на даче, 32 человека были убиты, 22 ранены. Погибли также и приехавшие в ландо максималисты. Министр остался невредим».

(Генерал А. Спиридович)

От подобного беспредела отмежевались даже эсеры. 14 октября 1906 года в Петербурге на углу Екатерининского канала и Фонарного переулка карету помощника казначея Петербургской портовой таможни С. П. Германа, экскортируемую конными жандармами, атаковала боевая дружина максималистов. Максималисты кинули бомбы под лошадей и в конвой, потом вступили в перестрелку с уцелевшими. Террористы потеряли шесть человек, еще десятерых, включая «Медведя», довольно быстро поймали и повесили, а вот 400 тысяч рублей так и не нашли. Как видим, эти люди за ценой не стояли. Кстати, деньги после «экса» были отвезены на квартиру княжны Мышецовой. Интересные люди шли в террор…

Кроме Боевой организации в стране действовало множество максималистских групп. Они отрицали партийную организацию, так что каждая группа действовала сама по себе. Недаром их иногда сравнивают с анархистами. Честно говоря, особой разницы и не было.

Сторонники анархии тоже не скучали. Больше всего их было на юге и в «черте оседлости». Ввиду принципиального отвращения к дисциплине, анархисты предпочитали спонтанные акты, а кто попадался под огонь – их совершенно не волновало.

«6-го октября 1904 г. тот же Фарбер в ответ на расстрел полицейскими мирного собрания рабочих бросил бомбу в полицейский участок. Бомба ранила двух городовых, шпиона-писаря и убила двух буржуа, случайно находившихся в канцелярии, и самого Ниселя (начальник полиции. – А. Щ.)».

(Из рассказа члена белостокской группы анархистов)

Обратите внимание на полное равнодушие к случайным жертвам.

Раз «буржуа» – так ему и надо. На частную собственность анархистам тоже было наплевать. «ОДЕССА, 9, II. Анархисты произвели вооруженное нападение на домовладельца Горника. Уходя, анархисты отстреливались, причем ранили жандармского вахмистра, кондуктора конки и двух женщин. До сих пор полицией арестовано 26 человек анархистов. Главари не задержаны».

(Газета «Новое время»)

Да и вообще, сторонники безвластия куда активнее занимались грабежами, нежели терактами. Так что отделить их от бандитов невозможно. Тем более что «экснуть» деньги, а потом прогулять – было в их стиле.

Зато анархист Саша Шлюмпер прославился тем, что воплотил в России нравы Дикого Запада – он с дружками останавливал поезда под Екатеринославом (Днепропетровском) и грабил богатых пассажиров… Так что у Нестора Махно были предшественники…

Под влиянием таких развеселых ребят стали звереть и эсеры. У них появился так называмый Летучий боевой отряд Северной области под руководством Карла Тауберга. Эти тоже действовали по принципу «быстрота и натиск». Еще одной их отличительной чертой было исключительное бескорыстие. То же Азеф постоянно тянул с партии значительные деньги. А эти жили буквально на «подножном корму». Имелась у боевиков Тауберга своеобразная «специализация» – они стали отстреливать сотрудников тюремного ведомства.

17 января 1907 года убит начальник Дерябинской тюрьмы Гудим, 13 августа тоже года – начальник Петербургской тюрьмы Иванов, летом 1908-го – начальник Алгачинской каторжной тюрьмы Бородулин.

Однако самым знаменитым терактом этой группы было убийство 15 октября 1907 года начальника Главного тюремного управления А. Максимовского. Необычность теракта в том, что здесь террористы намного опередили время.

Убийцу звали Евлампия Рогозникова, ей было 20 лет. Эта девушка обучалась в консерватории по классу рояля. Потом у нее обнаружили хороший голос, и она перешла на вокальное отделение. Что характерно – обучали ее бесплатно, тогда такие льготы в консерватории давали только ввиду выдающихся способностей. И вот эту девушку понесло в террор. Да как понесло…

Сначала все шло по тем временам обычно. Рогозникова явилась на прием к чиновнику и прострелила ему сонную артерию. Однако это было только начало. Террористка оказалась обвешанной взрывчаткой.

Из протокола обыска: «По снятии кофты лифа и корсета на ней оказался бюстгальтер величиной от шеи до талии, причем спереди представлял из себя мешок из двусторонней плотной клеенки, который был набит по всей площади груди 13 фунтами экстрадинамита. Посередине груди был помещен детонатор, от которого отходил черный шнурок, настолько длинный, что охватывал талию на корсете с лифом и наружную кофту».

План был такой – когда Рогозникову арестуют, то повезут в Охранное отделение, а там она рванет заряд. Однако девушку решили обыскать на месте. Тогда она попыталась взорвать заряд там.

Не удалось это только потому, что взрывное устройство было плохо сделано. Как видим, это уже в духе современных шахидов…

Итог за 1906–1907 годы следующий. Было убито: 33 губернатора, генерал-губернатора и вице-губернатора, 16 градоначальников, начальников охранных отделений, полицмейстеров, прокуроров, помощников прокуроров, начальников сыскных отделений, 24 начальника тюрем, тюремных управлений, околоточных и тюремных надзирателей, 26 приставов, исправников и их помощников, 7 генералов и адмиралов, 15 полковников, 68 присяжных поверенных, 26 агентов охранного отделения.

Постепенно эпидемия терроризма стала затихать. С одной стороны, явно действовали крутые меры Столыпина. Военно-полевые суды за доказательствами особо не гонялись, к тому же доставалось не только непосредственным исполнителям. К примеру, причастность к террористической организации уже открывала дорогу на виселицу. С другой стороны – революция отступала. Становилось понятным, что ничего таким образом добиться не удастся. Последние теракты были уже выплесками отчаяния.

И, разумеется, громадную роль сыграло разоблачение Азефа. Разоблачил провокатора эсер Владимир Бурцев. К террористической деятельности он не был причастен ни с какого краю, хотя и являлся горячим сторонником террора. Поначалу занимался литературным трудом, затем переключился на «охоту за провокаторами». О наличии агента полиции в самой верхушке партии подозревали давно. Однако на Азефа не думал никто. Он вообще в эсеровских кругах являлся легендарной личностью. Так что Бурцев, заподозрив Азефа, пошел против течения. Как оказалось, особо глубоко копать было и не надо. Очевидные факты имелись, просто революционеры их видеть не желали – по принципу «этого не может быть, потому что не может быть никогда». Тем не менее над Бурцевым был назначен партийный суд как над злостным злопыхателем и клеветником.

Но охотник за провокаторами сумел достать показания уже знакомого нам А. Лопухина, находившегося к тому моменту в отставке. Тот подтвердил, что несколько раз встречался с Азефом. Этого было достаточно.

Почему Лопухин дал эти показания – непонятно. Угрожать Бурцев ему ничем не мог, подкупить – тоже. Объяснения, что он был «либерал и аристократ», которому была противна такая грязь, тоже не проходят. Как мы уже видели, человеком он являлся своеобразным.

Так или иначе, но двойная игра Азефа стала известна. Интересно, что боевики фактически дали провокатору скрыться. По какой причине – тоже не слишком понятно. Впоследствии его найти не пытались, хотя он жил в Германии, не особо скрываясь.

Разоблачение Азефа нанесло партии эсеров страшный удар. К примеру, Савинков пытался возобновить террор, собираясь убить великого князя Николая Николаевича. Но из этого ничего не вышло. Сколоченная в Петербурге боевая группа ничего не делала. Сам же Савинков оказался в страшной депрессии, шлялся по парижским кабакам и по проституткам. Его можно понять. Савинкова не слишком волновала партийная программа и все светлые цели эсеров. Он был ницшеанцем, ему нравилось чувствовать себя сверхчеловеком, который «право имеет». А тут оказалось, что его просто использовали как пешку… К тому же поползли слухи, что и сам Савинков кое в чем замаран…

В общем, желающих идти на смерть ради такой партии больше не нашлось. Как отрезало. Да и руководители партии стали какими-то неуверенными в себе… По большому счету, в 1917 году возродилась уже совершенно иная организация…

Но и охранке история с Азефом вышла боком. Только ленивый не обсуждал, кто из полицейских чиновников стоял за терактами. К тому же доверие к секретным агентам было подорвано. А уж потом случилось убийство Столыпина… Высшие чиновники стали относиться к Охранному отделению с откровенной опаской – а что еще они там мутят? Так что к Февральской революции русская политическая полиция пришла фактически в недееспособном состоянии…

Так закончилась вторая волна террора в России. В дальнейшем она придет с совершенно иной стороны…

По сравнению с концом XIX – началом ХХ века период между мировыми войнами не слишком богат на террористические организации. Наступило время массовых движений. Анархизм продемонстрировал свою полную бесплодность. На фоне таких движений, как коммунизм, социал-демократия, национал-социализм, фашизм, он как-то не смотрелся. Но это не значит, что терроризма совсем не было. Но этих персонажей при разговоре о терроризме почему-то обычно не упоминают…

На фоне морей крови, пролившихся в гражданской войне, террористические акты как-то были и незаметны. Конечно, можно вспомнить три покушения на Ленина. Первое случилось 1 января 1918 года, в результате был ранен коммунист Фридрих Платте, заслонивший вождя собой. Покушение было организовано членами партии кадетов (по крайней мере, так заявлял кадет Д. И. Шаховской).

Второе организовывалось «Союзом георгиевских кавалеров», организацией, придерживавшейся антибольшевистских позиций. Но оно не было доведено до исполнения. Исполнитель явился в ЧК и покаялся, всех повязали.

Про третье, случившиеся 30 августа 1918 года, знают все. Правда, оно самое загадочное. Многие историки полагают, что стреляла не только Фаина Каплан.

25 сентября 1919 года анархисты устроили взрыв в Леонтьевском переулке в Москве. Хотели убить большевистских вождей, но пострадали, в основном, рабочие, чем анархисты изрядно подпортили свою репутацию в рабочей среде.

Далее – убийство 6 июля 1918 года левым эсером Яковом Блюмкиным немецкого посла Вильгельма Мирбаха. Цель – желание левых эсеров вновь втравить Советскую Россию в войну.

Что еще? 30 июля 1918 года в Киеве эсером Борисом Донским был убит командующий немецкой армией фон Эйхгорн.

В 1919 году анархисты Витольд Бжостек и Мария Никифорова собирались убить в Крыму генерала Слащева, но были пойманы на дальних подступах.

Были, конечно, и другие теракты. Но вообще-то во время войны граница между терактом и другими формами борьбы весьма условна. Если, к примеру, кто-то стрелял из кустов из обреза в комиссара – это теракт, партизанская война или бандитизм? А если в командира белогвардейского карательного отряда?

Не говоря уже о массовом терроре, который практиковали все фигуранты гражданской войны…

Однако, когда война пошла на спад, те, кто ее проигрывал, начали использовать террористические методы. Это тоже закономерность. Если испробованы все средства – открытые боевые действия, партизанская война, – остается терроризм.

Первым отличился наш старый знакомый Борис Савинков. Большой период его жизни лежит вне рамок повествования этой книги, так что я отмечу его пунктиром.

После депрессии, в которую его повергло разоблачение Азефа, занимался литературным трудом. По некоторым сведениям именно в этот период его завербовала английская разведка. К активности его пробудила Мировая война. Савинков стал активным проповедником «войны до победного конца». Работал военным корреспондентом во Франции. После Февральского переворота Савинков вернулся в Россию, где занял пост комиссара (представителя Временного правительства) Юго-Западного фронта. К эсеровским его взгляды уже не имели никакого отношения. Недаром Савинков сыграл видную роль в выступлении Корнилова. Некоторые историки полагают, что именно он толкнул генерала на заведомо обреченную авантюру.

После победы большевиков Савинков создал «Союз защиты Родины и свободы», организовывал антибольшевистские структуры в красном тылу, принимал участие в подготовке ряда восстаний, самым крупным из которых было Ярославское. Предполагалось, что он таким образом помогает белым, однако генерал Деникин высказывался о его деятельности резко отрицательно. Собственно говоря, генерал был прав. Савинков применял всю ту же эсеровскую тактику – вперед, ребята, на смерть, а там видно будет.

В 1921 году Савинков оказался в Польше, благо с диктатором, генералом Пилсудским, он был знаком еще по Варшавской гимназии. Так он совместно с другим авантюристом, генералом Булак-Балаховичем, начал организовывать партизанские рейды на территорию Советской Белоруссии, провозгласив идею «третьей революции».

«Мысль моя была такова – чтобы попытаться придать более или менее организованную форму зеленому движению, попытаться вызвать большое массовое крестьянское восстание, посылать в Россию людей именно с этими задачами».

Это дело тоже провалилось. Оставалось одно. С польской территории стали выдвигаться мелкие отряды, которые действовали именно террористическими методами. То есть речь уже не шла о попытках создания на советской территории массовых партизанских отрядов, а уж тем более – о попытке взять под контроль какую-то территорию. Это была позиция – «мочи всех, кто попадется». Попадались не только коммунистические и советские работники, но и все, кого подозревали в лояльности к Советской власти. Последние, причем, гораздо чаще. Потому что это было проще. Ничего хорошего в итоге не вышло. Савинков не желал учитывать местной специфики – в Белоруссии к Советской власти относились неплохо[47], зато поляков, мягко говоря, не любили. А террористы-то приходили из Польши! Не понимал он и то, что люди уже настрелялись по самое не могу. Большевики начали наводить порядок. А тут снова появляются любители повоевать… Не зря ведь ближайшими соратниками Савинкова являлись известные символисты, рафинированные интеллигенты Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. Этим-то собственные фантазии всегда были интереснее, нежели грубая реальность. Эти двое ненавидели «хамов» за то, что те, гады такие, перестали обеспечивать им комфортную жизнь в «башне из слоновой кости». Сволочи, правда?

Впрочем, создается впечатление, что Савинкову, как и раньше, был интересен сам процесс. Тем более что теперь он был умнее – и сам с боевиками не ходил.

В конце концов Савинков снова остался не у дел и написал очередную покаянную книгу: «Конь вороной».

Это интересно с психологической точки зрения. При чтении его книг создается впечатление, что политический деятель Савинков и писатель Савинков – это два разных человека. Из его произведений – повестей «Конь бледный» и «Конь вороной», романа «То, чего не было», следует: вооруженная борьба, как революционная, так и контрреволюционная, бессмысленна. Но… Дописав эти покаянные книги, Савинков снова бросался с головой в борьбу… Видимо, спокойно жить он был уже не в состоянии.

Чекисты знали ему цену – так что на всякий случай предпочли выманить его на территорию РСФСР под «легенду» о существовании антисоветской подпольной организации. Там-то его и повязали. На суде Савинков снова раскаялся, выпустил статью «Почему я признал Советскую власть». Получил 10 лет, а 7 мая 1925 года в здании ВЧК на Лубянке выбросился в лестничный пролет. Конечно, есть версии, что его убили чекисты, но доказательств этому нет никаких. Да и какой в этом был смысл? В тюрьме Савинков снова занялся литературным творчеством. В своих тюремных рассказах он чрезвычайно едко описывал как белую эмиграцию, так и антибольшевистское подполье. Гораздо более убедительна иная версия – Савинков рассчитывал, что чекисты его привлекут к работе и пошлют куда-нибудь заниматься любимым делом. Но вот не сложилось…

По большому счету, Савинков был авантюрист, который предпочитал «жить ярко и интересно». Однако были куда более интересные ребята.

Речь идет об образовавшемся 1 сентября 1924 года Русском обще-воинском союзе (РОВС) под предводительством барона Врангеля.

Основу его составили офицеры врангелевской армии и примкнувшие к ним белогвардейцы, называвшие себя «непримиримыми». Дело в том, что в эмиграции имелось несколько течений, по-разному относившихся к РСФР/СССР. Так вот, «непримиримые» полагали: с большевиками надо бороться до конца – любыми способами, сотрудничая с кем угодно. Как видим, все та же психология, что и у революционеров, только более ярко выраженная. Ни для кого не было секретом, что западные страны совсем не собирались возрождать Россию. Но кого это волновало! Еще одним отличием было то, что у революционеров, когда они боролись против власти, имелись в России свои структуры. У РОВС с этим было гораздо хуже. Соответственно, отличалась и тактика.

Первоначально, еще до создания РОВС, «непримиримые» рассчитывали на крестьянские восстания. Потом, уже объединившись, уповали на прямую интервенцию западных стран. Но с этим как-то тоже не складывалось. Тогда была выдвинута идея терроризма.

Многие сторонники разных пламенных идей, осуждая терроризм вообще, «своих» террористов считают героями. Как же! За великое дело… Это относится и к истории создания государства Израиль.

Тут необходимо начать с предыстории. В конце XIX века среди евреев получило широкое распространение учение под названием сионизм. Сегодня, благодаря писанию наиболее упертых борцов с жидомасонами, под этим термином понимается все что угодно. На самом-то деле основной идеей (по крайней мере, на тот момент) было создание еврейского государства на Земле обетованной – то есть в

Палестине. Сионизм был достаточно популярен. Причем в России, точнее, в «черте оседлости», пользовалась популярностью его «левая» разновидность. То есть евреи должны поехать в Палестину и строить социализм там… Кстати, поэтому сионистам покровительствовали наиболее умные русские жандармы, вроде полковника Зубатова. Он в 1903 году пробил идею проведения первого в России легального сионистского конгресса. Его точка зрения понятна – да пусть себе едут, по крайней мере, не будут лезть в революцию здесь…

Пропаганда сионистов имела определенный успех. Впрочем, ей способствовали и разные веселые события в Европе. Евреи начали перебираться в Палестину. Если в 1880 году там жило 24 тысячи евреев, то в 1923-м – уже 90 тысяч. А за следующие пять лет прибавилось еще 82 тысячи. Но начались проблемы…

Тут стоит пояснить, что представляла собой эта территория в политическом смысле. До Первой мировой войны Палестина являлась провинцией дряхлеющей Османской империи. Эта страна участвовала в войне на стороне Германии, так что победители ее изрядно обкорнали[49]. Палестина стала так называемой подмандатной территорией Лиги наций под управлением Великобритании. Если попросту, то это значит: территория вроде бы находилась под контролем Лиги наций, но реально заправляла там Великобритания.

Англичане первоначально сочувственно отнеслись к планам переселения евреев в Палестину. Еще во время войны, 2 ноября 1917 года, была принята так называемая Декларация Бальфура (по имени министра иностранных дел Великобритании Артура Джеймса Бальфура). Там было сказано:

«Правительство Его Величества с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране».

Правда, эта декларация никакой юридической силы не имела. Но сионисты в своей пропаганде об этом предпочитали не упоминать.

Скорее всего, британцы глобальную идею сионистов – создание собственного государства – не воспринимали всерьез. А некоторое количество европейских переселенцев, да еще поддерживаемых еврейскими финансовыми кругами, было для них не лишним.

Но… Они явно не рассчитывали, что желающих будет так много. В Палестине начались конфликты евреев с арабами, которые были неизбежны. По чисто экономическим причинам.

Все просто – земельный дефицит. Земли, пригодной для обработки, в Палестине было мало. Владели ею представители арабской аристократии (шейхи), у которых ее арендовали мелкие крестьяне.

Прибывшие поселенцы эту землю у шейхов покупали. А старые арендаторы? Извините, ребята… Но традиционные отношения продолжались веками! Вот тут-то, разумеется, арабы вспоминали и про «борьбу с неверными» и вообще «понаехали тут».

И начались столкновения. Наиболее известными из них являются так называемые Палестинские беспорядки 1929 года, прошедшие в ряде городов. Обычно их именуют еврейскими погромами. Начали и в самом деле арабы. Но вот количество убитых: 133 еврея и 116 арабов. Приехавшая сионистская молодежь неплохо умела защищаться… В еврейской среде стали появляться радикальные настроения. 10 апреля 1931 года была образована организация «Иргун Цваи Леуми» (далее – «Иргун»). Она откололась от «Хаганы» – военизированной организации, занимавшейся охраной еврейских поселений.

Новая организация начисто распрощалась с социалистическими идеями. Это были крайние националисты. Если левые сионисты полагали, что с арабами можно договориться, то ребята из «Иргун» мыслили по принципу: «Бог с нами, хрен с ними». Так что многие современники называли организацию фашистской. Правда, подразумевался итальянский вариант фашизма. Кстати, Муссолини тоже считал «Иргун» идейно близкой.

Некоторое время «Иргун» продолжал охранять еврейские поселения. Однако ситуация обострялась все больше. Из-за роста нацистских настроений (а это происходило не только в Германии) резко увеличился поток еврейских переселенцев.

В 1929–1933 годах в Палестину приехали 250 тысяч евреев. Конфликтов становилось все больше, а в 1936 году они приобрели массовый характер. Я не останавливаюсь здесь подробно на арабском терроризме – о нем еще пойдет рассказ. Однако стоит упомянуть: еврейские историки полагают, что агрессия арабов подогревалась англичанами.

Возможно. Дело в том, что британцы планировали после окончания действия мандата создать подконтрольное себе государство. Для этого необходимо было, чтобы большинство проживающих там были арабами, а тут выходило совсем по-другому. Так что росла враждебность евреев к англичанам.

Так или иначе, но «Иргун» принял новую тактику: «око за око». Суть ее в том, «чтобы форма возмездия или его место должны были соответствовать нападению, которое вызвало ее». То есть главной целью стали мирные жители. И пошло-поехало. Разумеется, под раздачу попадали и посторонние, и свои. Вот всего лишь несколько примеров из многочисленных акций «Иргун».

17 августа 1936 года. Одна армянка убита и 5 арабов ранены в ходе нападения на поезд в Яффо.

14 ноября 1937 года. 10 арабов убиты в окрестностях Иерусалима.

12 апреля 1938 года. 2 араба и 2 британских полицейских погибли в результате взрыва бомбы в поезде Хайфа.

6 июля 1938 года. 18 арабов и 5 евреев погибли в результате взрыва двух бомб на рынке в Хайфе.

25 июля 1938 года. 53 араба погибли в результате взрыва бомбы на рыночной площади в Хайфе.

19 июня 1939 года. 20 арабов погибли в результате взрыва заминированного осла на рынке в Хайфе.

В общем, если за арабами и в самом деле стояли англичане, то «Иргун» великолепно «повелся» на провокацию, втянувшись в бессмысленную бойню. Хотя альтернатива очевидна – отстреливать лидеров арабских любителей пострелять. Они были достаточно хорошо известны.

И тут последовал удар с английской стороны. 17 мая 1939 года была опубликована так называемая «Белая книга» – отчет министра колоний Великобритании Малькольма Макдональда. В нем сказано черным по белому: «Целью правительства Его Величества является основание в течение десяти лет независимого палестинского государства». Вот только евреев в нем должно быть не более трети. В течение пяти лет количество въехавших евреев не должно превышать 75 тысяч, а потом планировалось и вовсе запретить въезд. Вдобавок – на 95 процентах подмандатной территории запрещалось продавать землю евреям.

В ответ на все претензии англичане разводили руками: вы ж видели, мы их пустили, а они вон что устроили…

Теперь англичане стали врагом № 1. Начали отстреливать и их. А 1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. И перед еврейскими террористами встал вопрос: а за кого сражаться? Мнения настолько резко разошлись, что в организации произошел раскол. Кое-кто полагал, что следует поддержать… Гитлера.

«В августе 1940 года от террористической “Иргун Цваи Леуми” (“Национальной военной организации”), руководство которой решило на время войны помириться с британцами, отделяется группировка “Лохамет херут Исраэль” (“Борцы за свободу Израиля”) во главе с Авраамом (Яиром) Штерном. Боевики Штерна успешно отстреливают британских офицеров и чиновников, грабят банки и пытаются наладить контакты с Третьим Рейхом. Посланник Штерна Нафтали Любенчик встречается в Бейруте с сотрудником министерства иностранных дел Германии Вернером Отто фон Хентигом, и они даже публикуют совместное заявление о грядущей дружбе Израиля и Третьего Рейха.

Англичане звереют, убивают Штерна, сажают многих активистов организации, но остальные продолжают действовать. Фактическим лидером организации становится сбежавший из тюрьмы уроженец белорусского поселка Ружаны Ицхак Езерницкий. Венец его террористической деятельности – убийство британского министра по делам Ближнего Востока Уолтера Гиннеса 6 ноября 1944 года и ликвидация представителя ООН Фольке Бернадотта 17 сентября 1948 года. Затем Езерницкий, более известный как Ицхак Шамир, уходит в политику и 10 октября 1983 года занимает высокий пост премьер-министра Израиля.

Нынешний Израиль Бегина, Шамира, Штерна и их соратников почитает чрезвычайно, а в честь последнего один из поселков страны назван Кохав Яир (Звезда Яира). Однако в те годы соплеменники обзывали их фашистами и сдавали англичанам».

(Ю. Нерсесов, журналист)

Взрыв отеля «Царь Давид» явился первым громким терактом послевоенной эпохи. Так и пошло дело. После Первой мировой войны террористические акты стали обыденностью. Их начали устраивать все – левые, правые националисты, сепаратисты, расисты… И даже военные.

Началось все в Алжире. Как и большинство африканских стран, Алжир являлся колонией. В 1830 году на его территорию вторглись французы, и после достаточно долгой и упорной борьбы с местным населением, арабами, в 1848 году Алжир был объявлен частью Франции. Началась колониальная история.

Тут стоит пояснить: колонии были очень разные. Возьмем для сравнения другое заморское владение Франции – расположенное в районе экватора Французское Конго (ныне – Республика Конго). Белых там жило очень мало, да и те чаще всего ехали туда за длинным франком. Зарабатывали себе капиталец и возвращались домой. То есть никаких особенных чувств они к этой территории не испытывали.

Алжир – совсем иное дело. Сюда ехали поселенцы, которые разводили плантации и строили дома. К середине ХХ века многие жили в Алжире уже несколько поколений и считали этот край своей родной землей. Разумеется, в составе Франции. У местных белых было даже особое название – колоны («черноногие»). К середине столетия их насчитывалось около миллиона человек – 15 процентов населения Алжира.

Разумеется, ни о каком гармоничном сосуществовании колонов и арабов речь не шла. Так, белые владели 40 процентами всей пригодной для обработки земли, причем лучшей ее частью. В 1840 году один из организаторов колонизации, выступая во французском парламенте, сказал: «Там, где есть вода и земля, мы должны размещать колонистов, не особо заботясь о том, кому это все принадлежит». И так далее, и тому подобное. Хотя заметный разрыв в жизненном уровне был прежде всего следствием передовой агротехники колонов.

Алжирцы являлись беспокойными ребятами и регулярно восставали. Но это были локальные возмущения, которые подавлялись. Все изменилось после Второй мировой войны…

Эта война нанесла огромный ущерб престижу белых людей в Африке. Особенно – в Северной Африке. Алжирцы воевали на стороне союзников, в том числе и в Европе – и кое-чего набрались. Впрочем, кое-кто воевал и за немцев. Сепаратистские настроения стали расти. Причем лидеры сепаратистов не из пустыни на верблюдах приехали, а учились во французских университетах.

Первая попытка борьбы за независимость произошла в мае 1945 года. Однако восстание было плохо организовано, и его быстро подавили. На некоторое время стало тихо. Но только на время. 1 ноября 1956 года был создан Фронт национального освобождения (ФНО), объединивший все конкурирующие сепаратистские организации. Очень интересна одна из ключевых фигур ФНО – его идеолог Франц Омар Фанон. Он не был арабом, родился на принадлежащем Франции острове Мартиника. Участвовал в высадке союзников в Нормандии и в дальнейшей войне. Затем в Лионском университете выучился на психоаналитика и набрался коммунистических убеждений. В Алжир Фанона занесло потому, что он ненавидел колониализм в принципе и готов был бороться против него всюду. В общем, эдакий предшественник Че Гевары.

ФНО не были коммунистами, как кричали французы (как же – «рука Москвы»). Не являлись они и исламскими фундаменталистами, как это пишут сейчас, подгоняя события того времени под современность[50]. Взгляды у лидеров ФНО были очень простые. Пункт первый: выгнать колонов из страны. Пункт второй: поделить то, что от них останется. Правда, впоследствии Алжир объявил о своей социалистической ориентации, но это было просто желанием «подоить» СССР.

ФНО было создано не просто так, чтобы поболтать. Сразу же, в ночь после создания, боевики этой организации начали атаку на французские военные объекты. Война началась. ФНО придерживался партизанской тактики. При этом его бойцы нападали не только на военных и полицейских, но и на мирное население.

Французские войска не оставались в долгу. Основной ударной силой являлись парашютисты и солдаты Иностранного легиона. Последние были великолепно подготовленными вояками, но имелась у них одна особенность. В Иностранный легион принимали любого желающего, не спрашивая никаких документов. Соответственно, в его частях было множество очень своеобразных ребят. В том числе – бывших солдат Ваффен-СС. Так что методы зачисток были понятно какие. Прибавьте добровольческие отряды колонов, которые тоже слегка озверели…

ФНО ответил на это тем, что, вдобавок к партизанской войне, стал массово устраивать террористические акты в городе Алжире[51].

Причем это был терроризм в самом оголтелом виде. Бомбы взрывали в людных кварталах, где жили колоны. Только вот масштаб был не палестинский. Взрывы гремели почти каждый день…

Каждый новый боец ФНО должен был в порядке боевого крещения отправиться в город и что-нибудь там устроить.

«Наибольшую известность получили операции, которые проводили “девушки Ясефа” (Ясеф был руководителем подполья в столице колонии – городе Алжире) – выходцы из урбанизированных мусульманских семей, часто – студентки престижных учебных заведений. Именно они открыли эпоху городского террора, который по методам и размаху вполне напоминает нынешние операции Хамаса в Израиле. 30 сентября 1956 года они взорвали несколько людных кафе в столице. Именно по этому поводу Рамдан Абан, один из лидеров ФНО, сказал (когда один из единомышленников упрекнул его в жестокости): “Я не вижу никакой разницы между девушкой, которая подкладывает бомбу в молочное кафе, и французским пилотом, который сбрасывает бомбы на деревню”. Подобные ответы обычно не слишком нравятся той стороне, в распоряжении которой есть самолеты, но в логике отказать им никак нельзя…

На протяжении второй половине 1956 г. террор в городах продолжал нарастать. “Девушки Ясефа” взорвали танцевальный зал городского казино во время вечерних танцев, а другой их агент застрелил мэра столицы. На многолюдных похоронах мэра новая бомба взорвалась в самом центре погребальной процессии. После этого начался мусульманский погром: уцелевшие участники погребальной процессии сами стали избивать всех попавшихся им на глаза алжирцев – несколько человек были убиты».

(Сергей Читатель, журналист)

В задачу этой книги не входит рассказ о дальнейших перипетиях Алжирской войны. Она была долгой, кровавой, отмеченной бесчисленными зверствами с обеих сторон. К 1958 году повстанческие отряды были рассеяны, так сказать, в первом приближении. Казалось – «еще немного, еще чуть-чуть»… Однако началась политика. Война требовала огромных расходов. Опять же – усиливалось давление левых (а левые были во Франции очень серьезной силой). Да и на международной арене Франция смотрелась не очень. Париж решил-таки предоставить Алжиру автономию.

В ответ на это тамошние войска фактически устроили мятеж. Речь пошла о походе на Париж. А ведь в Алжире были сосредоточены наиболее боеспособные части… Впрочем, в намерении идти на Париж было больше разговоров. Иностранный легион, наемники, может быть, и согласился бы. А вот остальные… Ведь это была по сути гражданская война.

На этом фоне к власти вернулся Шарль де Голль – герой Второй мировой войны, лидер антифашистской «Сражающейся Франции», пользовавшийся огромной популярностью как в гражданском обществе, так и в армии. Уж его-то никак нельзя было назвать парламентским болтуном. И армейцы, и колоны полагали – этот человек наведет порядок в Алжире.

Сперва, казалось бы, де Голль оправдал их ожидания, заявив: «Алжир – это Франция!»

«Легенда (возможно, вполне обоснованная) утверждает, что ожидавший де Голля снайпер из числа экстремистов должен был застрелить генерала, если бы тот заявил о признании независимости колонии. Услышав начало речи, снайпер отложил винтовку в сторону».

(Сергей Читатель)

Война продолжалась.

Но… Не все было так просто. Де Голль прекрасно понимал, что Алжир удержать не удастся. Ну, задавят это восстание – грохнет следующее… Очень уж большой была территория, чтобы держать ее исключительно с помощью военной силы. А других вариантов уже не было, слишком далеко зашло противостояние. Тем более партизаны паслись в соседних Тунисе и Ливии. (В Ливии тогда еще не было Каддафи, но алжирцам все равно там было неплохо.)

Де Голль хитрил. Ему требовалось успокоить «ястребов» на время, пока он готовил государственные реформы, усиливавшие президентскую власть[52]. Так вот…

16 сентября 1959 года де Голль выступил с речью, в которой впервые признал право алжирцев на самоопределение. Начались переговоры с ФНО. Независимость Алжира была провозглашена в 1962 году.

Уже первые шаги президента стали для колонов полным шоком. Они прекрасно понимали, чем все это закончится: им придется, распродав по дешевке имущество, уезжать из страны. Военных тоже можно понять. Они обильно полили эту землю своей кровью. (А ведь многие легионеры воевали тут и во время Второй мировой.) Получалось – все это зря?

Сдаваться они не собирались. В 1961 году была создана Секретная вооруженная организация (ОАС). Ее целью являлась помощь армии в борьбе против сторонников независимости. Причем речь шла прежде всего о террористических методах. ОАС состояла большей частью из офицеров.

Случай редчайший. Ядро Ку-клукс-клана и РОВС составляли бывшие офицеры. А тут терроризмом занялись люди, находившиеся на службе!

Дело было поставлено с размахом. Организация имела сложную и разветвленную структуру, в которую входили отдел снабжения, отдел пропаганды, разведка и контрразведка… Словом, все по-военному. Забегая вперед, стоит отметить: возможно, именно это ОАС и погубило. Подполье – не армия, оно не терпит подобных сложностей…

Базой ОАС являлся Алжир. Однако деятельность организации распространялась и на Европу. Так, склады оружия и взрывчатки находились в Бельгии, тренировочные лагеря – в Италии. Разумеется, хватало агентуры и во Франции. К концу 1961 года в ОАС состояло около 4 тысяч человек. Своих людей организация имела чуть ли не всюду, в том числе и в спецслужбах. К армейским офицерам и колонам присоединились и некоторые ультраправые. Кстати, среди ОАСовцев были и бывшие офицеры СС.

Эти ребята болтать не любили, они стали действовать примерно теми же методами, что и ФНО. В Алжире начался «фестиваль взрывов», как это назвали журналисты. За первые 4 месяца 1962 года было взорвано 1190 бомб.

Но Алжиром ОАС не ограничилась. Боевики действовали и на территории Франции. Разумеется, здесь они не занимались тотальным террором, а наносили удары по политическим противникам. Покушения были совершены на 9 сенаторов, 38 депутатов Национального собрания, 12 журналистов. Заодно убили нескольких высоких полицейских чинов из числа сторонников де Голля.

Толку от этого было немного. Де Голль упорно продолжал гнуть свою линию на признание независимости Алжира. Он был не из тех, кого можно запугать. ОАС продолжала действовать. 12 апреля 1962 года в Алжире было совершено 12 290 покушений, более 1,5 тысяч человек убито и 4 тысячи ранено. Во Франции было совершено 657 покушений. Заодно террористы устроили взрыв в Министерстве иностранных дел Франции, поджог парламента… Кстати, по доброй традиции террористов ребята из ОАС занимались и грабежом банков. Они же два раза пытались поднять в Алжире восстание, но неудачно.

Тем временем в ОАС назревал раскол. Часть офицеров поняли бесполезность борьбы и решили ее прекратить. Этому способствовало то, что руководитель организации, генерал Рауль Салан и еще несколько людей из ее верхушки были арестованы. Да и вообще, СДЕСЕ, французская спецслужба, не бездействовала. Ее люди в свою очередь стали проникать в ряды ОАС. Однако остались и те, кто не желал прекращать борьбу.

Отдельно стоит выделить покушения на де Голля. Кроме ОАС существовала и еще одна организация, тесно с ней связанная, – «Старый штаб армии».

«Это был заговор, разветвленный и глубоко законспирированный. Он сформировался еще в 1956 году. В то время речь, естественно, не шла об убийстве генерала де Голля. Заговор ставил своей целью свержение IV Республики, правительства которой, по убеждению заговорщиков, собирались ”отдать” Алжир. В зародыше членами “Старого штаба” были только военные – генералы и старшие офицеры, действовавшие умно, осторожно, державшиеся поодаль от шумных сторонников “французского Алжира” и правых экстремистских группировок. Несколько лет подряд они плели свою паутину, налаживая контакты с политическими деятелями и деловыми кругами. Они сыграли важную роль в подготовке путча 13 мая 1958 года. Кстати сказать, большинство руководителей “Старого штаба” поначалу были голлистами.

…

Культ засады, поклонение винтовке с оптическим прицелом, базуке и бомбе охватили политических деятелей, которых ничто в прошлом не готовило к терроризму и заговорам. Депутаты и сенаторы, бывшие министры и бывшие премьер-министры стали готовиться к тому, чтобы взять власть в свои руки и сформировать правительство после того, как под большим секретом им сообщили, что во Франции существует диверсионная группа бывших легионеров из Индокитая и офицеров в бессрочном отпуске, которая изучает маршруты президентских поездок, а один опытный химик родом из Алжира, подпольная кличка такая-то, занят изготовлением надежной “адской машины”. Было известно, что генерал де Голль не считал нужным заботиться о своей безопасности. Руководителям полиции и секретной службы, которые уговаривали его подчиниться определенным правилам предосторожности, президент неизменно отвечал: “Я делаю свою работу, а вы извольте заниматься вашей”».

(Франсуа Кавильоли, французский журналист)

На том берегу Атлантики тоже было интересно. Здесь снова поднял голову Ку-клукс-клан. Это была уже третья волна. Но тут стоит немного вернуться назад и рассказать о второй.

Как мы помним, ККК прекратил свое существование в конце 70-х годов XIX века. Однако в октябре 1915 года состоялось учредительное собрание «нового» Ку-клукс-клана. Примечательно, что председательствовал на нем спикер Законодательного собрания штата Джорджия. Организация начала быстро расти.

Причины тут чисто экономические. В 1910-х годах в США широко распространились сельскохозяйственные машины – тракторы и разные там сеялки-веяки-косилки. Это привело к тому, что потребность в рабочих руках в сельской местности стала резко сокращаться. А значит… Правильно. «Эти черномазые у нас работу отнимают!» К тому же многие чернокожие стали переселяться в большие города, что нравилось далеко не всем уже в городах.

О настроениях, царивших тогда в Америке, свидетельствует феерический успех фильма Дэвида Уорка Гриффита «Рождение нации». Надо сказать, что Гриффит являлся не каким-нибудь халтурщиком. Он был один из тех, кто превратил кино из балаганной забавы в искусство. К примеру, впервые использовал такие приемы, как наплыв, крупный план, затемнение, монтаж в современном понимании. Кроме того, Гриффит был одним из тех, кто собственно и создал Голливуд. То есть человек серьезный.

Так вот, этот режиссер снял, по сути, рекламный фильм про «старый» Ку-клукс-клан. Премьера, состоявшаяся 8 марта 1915 года, прошла весело. Как отмечала критика, «люди кричали, вопили, орали и стреляли в экран, чтобы спасти Флору Каперон (героиню фильма. – А. Щ.) от черного насильника».

Киноведы до сих пор спорят, являлся ли Гриффит расистом. Но это и не важно. Главное – он почувствовал конъюнктуру.

Стремительному росту рядов ККК способствовал и приход к власти большевиков в России. Как мы видели, с классовой борьбой в Америке было всё хорошо. Так что количество желающих устроить революцию увеличивалось. На 1920-е годы приходится расцвет знакомого нам анархо-синдикалистского профсоюза ИРМ. В 1919 году была создана Коммунистическая партия США.

Но большинству американцев такая перспектива была не по душе. ККК быстро сориентировался в ситуации. К расизму прибавился радикальный антикоммунизм. А чтобы не мелочиться – заодно антисемитизм и ненависть ко всем, кто «понаехали тут».

В клановские структуры люди шли в буквальном смысле рядами и колоннами. К 1924 году в ККК насчитывалось по разным оценкам от 6 до 9 миллионов человек. Для сравнения: в ВКП(б) в 1926 году состояло 623 тысячи человек.

«В 20-е гг. Клан пользовался бешеной популярностью в стране. В июне 1923 г. был организован “Женский Ку-клукс-клан”, в 1924 г. – “Младший Ку-клукс-клан” для мальчиков и юношей в возрасте от 12 до 18 лет. Количественный рост “вампиров” происходил и в городе, и в деревне. Журналисты писали потом, что это было похоже на массовое безумие. В деревнях и мелких провинциальных городах суды Линча напоминали народные гуляния. Веселящиеся влюбленные, мужественные мужчины средних лет, благообразные старички и старушки, что называется, тусовались, общались друг с другом, закусывали. А на столбах на центральной площади висели несколько только что казненных негров.

Капитал Клана рос. С 1920 по 1925 гг. доходы только от членских взносов составили 90,0 млн долларов, т. е. в год – 15 млн.

В 1922 г. на посты губернаторов штатов Джорджия, Алабама, Калифорния и Орегона прошли люди, сочувствующие делу Клана. В 1924 г. число губернаторов-“вампиров” увеличилось за счет Колорадо, Мена, Огайо, Луизианы. В том же, в 1924 г. “великий казначей” “империи” ассигновал для поддержки сенатора от штата Джорджия 500 тыс. долларов. Когда противник будущего сенатора узнал, что его соперник поддерживается Кланом, он сразу отказался от борьбы».

(Марина Латышева, журналист)

Размах деятельности ККК был поменьше, чем в XIX веке. Но тоже впечатлял. Так, в 1918 году клановцами было убито 70 человек, с 1919 по 1922 годы – 239 человек. Дальше пошло так же. К примеру, в 1938–1940 годах только в штате Джорджия клановцы провели более 50 террористических актов.

Лидеры ККК горячо сочувствовали Гитлеру. Однако сведений о серьезном сотрудничестве между нацистами и клановцами нет. Трудно понять, почему – германские спецслужбы, создавая «пятую колонну» в других странах, обычно работали с кем угодно. Возможно, не договорились…

Как бы то ни было, во время Второй мировой войны ККК продолжал функционировать. Однако клановцы увлеклись американской народной забавой – уклонением от налогов. Этого в США не прощают. В 1944 году Ку-клукс-клан был распущен.

Через два года Ку-клукс-клан возродился в третий раз – на месте своего первого рождения – в Атланте. «Великим магом» стал Сэмуэл Грин, во «второй серии» являвшийся «Великим вампиром» штата Джорджия.

Однако времена были уже не те. Хотя дело шло, вроде бы, не слишком плохо. К концу 40-х численность ККК составляла около 10 тысяч человек. Однако после смерти Грина в 1949 году организация начала раскалываться. Возникло несколько структур, каждая из которых претендовала на то, что они-то и есть истинные клановцы.

Неизвестно, чем бы дело кончилось, но тут ККК (уж будем их всех так называть) помогла жизнь. Началась борьба чернокожих за свои права. В тогдашних США до политкорректности было очень далеко. Особенно на Юге. Во многих штатах существовали так называемые «Законы Джим Кроу» (название пошло от имени персонажа шуточных песенок, популярных в конце XIX века). Суть в том, что школы, церкви, пляжи, железнодорожные вагоны в «самой демократичной стране» разделялись на те, что «для белых», и те, что «для черных». Понятное дело, это нравилось далеко не всем. Движение чернокожих за гражданские права возглавил баптистский проповедник Мартин Лютер Кинг. Он являлся принципиальным противником насильственных действий. Поэтому тактика борьбы сочетала многочисленные обращения в Верховный суд по поводу антиконституционности «законов Джим Кроу» с различными эффектными акциями.

Ребятам из ККК это не понравилось, и они начали противодействие. Вот, к примеру, нашумевший на всю Америку эпизод. В городе Монтгомери (штат Алабама) в городских автобусах четыре

первых ряда сидений были «только для белых» – вроде как у нас «для пассажиров с детьми и инвалидов». Разница в том, что чернокожие были обязаны уступать эти места при появлении в транспорте «белого господина». (Автобусы ходили достаточно набитыми, на всех сидячих мест не хватало.) Попытки отменить закон в суде к успеху не привели. Тогда с подачи Мартина Лютера Кинга чернокожие жители… стали ходить пешком. Для автобусных компаний это было сильным ударом – они потеряли 70 процентов пассажиров. Попытки бороться с помощью принятия «антипротестных» законов успехом не увенчались. В самом деле – запрещать ходить на своих двоих – это как-то диковато… Тогда за дело взялся ККК. В январе 1956 года в дом Кинга бросили бомбу. Активисты движения стали получать угрозы от клановцев. Когда автобусные компании сдались, по машинам стали постреливать…

Между тем сторонники Кинга добивались успехов. Так, в южных штатах стали отменять раздельное обучение. И так далее, и тому подобное. Расисты тоже активизировались.

«Так, в городе Мобил (Алабама) в январе 1957 г. Клан взорвал за одну ночь три дома, совершил вооруженные налеты на три жилища негров, спалил негритянский дом и здание школы. Всего с 1955 по 1965 гг. расисты Юга убили 85 чел., из них 69 негров и 8 белых борцов за права “цветного населения” США».

(Марина Латышева)

Правда, некоторые американские историки утверждают, что причастность клановцев к тому или иному теракту далеко не всегда очевидна. Оно и понятно – трудно определить, были ли террористы членами одного из нескольких соперничавших «кланов» или какие-то отморозки просто взяли раскрученный бренд…

Но это и неважно. Если расисты хотели остановить процесс, то они добились полностью противоположных результатов. Расистские идеи были уже не в чести. Зато Ку-клукс-клан превратился в «черный миф». Такой же, как ОАС во Франции или Национал-демократическая партия в Германии (о последней речь ещё пойдет).

Кроме того, деятельность ККК породила левые группы, которые тоже стали применять насилие…

Стоит рассказать о дальнейшей судьбе ККК. Тут вышел уже полный анекдот.

Ку-клукс-клан больше не пытался прибегать к крайним мерам. Зато продолжал размножаться прямым делением. На сегодняшний день известны около 20 его осколков. Что же касается их деятельности…

Вот что заявил лидер одного из «кланов» Дэвид Дюк: «Мы не убиваем чернокожих. Это – неправильное представление о Kлане. Просто раньше к Клану присоединялись люди, которые хотели воспользоваться символами и положением клановца, чтобы убивать. Если бы мы убивали черных, нас бы все время арестовывали. Некоторые мелкие кланы до сих пор уверяют, что они сражаются с неграми. С одной стороны, это просто смешно. С другой – мы часто думаем, не провокаторы ли это? Не хотят ли они скомпрометировать Клан?»

«А вот как справили клановский праздник в Иллинойсе. Членов клана в этом штате не более сотни. Активистов, желающих таскаться по ночам с деревянными крестами, – и того меньше. Во время одной из “вечеринок” клановцы даже не смогли затащить крест на холм – он оказался слишком тяжелым, и пришлось подрубить его до приемлемых размеров. Когда его таки затащили на холм, выяснилось, что древесина отсырела и не хочет заниматься. Христова огня не вышло, на том и разошлись».

(Марина Латышева)

Еще смешнее получилось в Нью-Йорке. Клановцы решили провести марш по улицам города. Мэр Нью-Йорка объявил: пожалуйста, но только без колпаков и масок. Тогда великий и ужасный ККК обратился к… «Союзу защиты гражданских свобод». Весь прикол в том, что эту организацию, как и других правозащитников, клановцы всегда люто ненавидели. Упомянутый «Союз…» как раз и поднялся на борьбе за права чернокожего населения! Но деваться расистам было некуда. Благо правозащитники зла не помнили. Они вписались. После долгого и нудного судебного разбирательства суд разрешил шествие в балахонах и масках. Клановцы прошествовали. В количестве 50 человек.

В 1990-х годах ККК пытался проникнуть и в Россию. По мнению упомянутого Дэвида Дюка, наша страна остается «последним бастионом белой расы». Понятно, что бороться против чернокожих в России не актуально. Дюк решил делать акцент на евреях. Но в этом секторе общественно-политической жизни с избытком хватает и местных кадров. Так что ККК у нас поддержало только некоторое количество проходимцев из ультраправой тусовки – те, кто хотел бы кататься на халяву в США на разные конгрессы и съезды.

В настоящее время деятельность ККК переместилась в Интернет. Благо, чтобы поддерживать сайт, достаточно одного энтузиаста. Сайтов Клана в Сети множество. Все они повествуют о своей крутизне и в обязательном порядке содержат призыв: пришлите нам немного денег…

Поднявшуюся в 60–70-х годах ХХ века волну левого терроризма очень трудно объяснить в рамках традиционной политологии. Вполне благополучные люди в вполне благополучных и демократических странах вставали на этот скользкий путь. Но вот так было…

После Второй мировой войны среди западной молодежи стали пользоваться популярностью левые идеи. Правда, традиционные левые – коммунисты и социалисты – не получили от этого больших дивидендов. Они казались слишком скучными. Советский Союз, на который между двумя большими войнами с умилением смотрело большинство левых[54], также в значительной степени потерял свою привлекательность. Одна из причин – ХХ съезд КПСС. Но не потому, что Хрущев «разоблачил» на нем «преступления Сталина».

Совсем наоборот. Курс Хрущева австрийский левый философ Эрих Фромм презрительно назвал «гуляш-коммунизмом». Идея «догнать и перегнать Америку по производству мяса и молока» как-то не вдохновляла. Скучно…

Появилось движение под названием «новые левые». Радикальная молодежь обратила внимание на национально-освободительное движение в странах «третьего мира». Именно тогда и появился этот термин. Я уже упоминал про Алжир. Но это был далеко не единственный пример. Та же самая Франция воевала и понесла сокрушительное поражение в Индокитае. Были и еще «горячие точки». Но наибольшее впечатление на мировую общественность произвела разразившаяся в 1959 году революция на Кубе. Она изумила всех. В самом деле. Революционеры под предводительством Фиделя Кастро высадились на Кубе в количестве 70 человек и победили! Находясь под самым боком у США, они послали Америку куда подальше. Кроме всего прочего лидеры кубинской революции были молодыми и красивыми парнями – то есть вполне годились в харизматические лидеры. Эти люди казались настоящими революционерами. Никакого сравнения с лидерами традиционных левых партий. Времена Эрнста Тельмана, Георгия Димитрова и Долорес Ибаррури[55] прошли – теперь лидеры коммунистов и социалистов выглядели как преуспевающие чиновники.

Позже подоспела и война во Вьетнаме, где американцы ничего не могли сделать с партизанами Вьетконга.

Подоспела и идеология. Собственно, законченной теории у «новых левых» не было. Их мировоззрение представляло набор различных леворадикальных идей, которые каждый комбинировал по желанию. Однако появились и новые «центры притяжения». Самыми важными были маоизм и геваризм.

Маоизм, как и следует из названия, был разработан лидером Китая Мао Цзэдуном. Главным вопросом современности, как поэтически выразился Мао, является «борьба большого города и большой деревни». Под «городом» понимались индустриально развитые страны, которые объявлялись империалистическими. Причем разницы между СССР и США Мао не делал. И та и другая страна считались «империалическими». «Деревня» соответственно – это страны «третьего мира», в задачу которых входит совершить мировую коммунистическую революцию. В тактическом же плане маоизм основной силой полагал не «организованное движение пролетариата», как коммунисты или троцкисты, а партизанское движение.

Интересно, что Мао именно себя считал подлинным продолжателем дела Ленина-Сталина. Один из самых известных маоистких символов – «великая пятерка» – профили Энгельса, Маркса, Ленина, Сталина и Мао.

Мао Цзэдун позаботился о распространении своих идей. На все основные языки мира была переведена и выпущена огромным тиражом так называемая «Красная книжка» – сборник цитат Мао, разбитых на тематические разделы. «Великий кормчий» умел формулировать лозунги.

«Народы всего мира, сплачивайтесь и громите американских агрессоров и всех их приспешников! Народы всего мира, будьте мужественны, смело сражайтесь, не бойтесь трудностей и идите вперед волна за волной! Тогда весь мир будет принадлежать народам.

А всякая нечисть будет полностью уничтожена».

«Революция – это не званый обед, не литературное творчество, не рисование или вышивание; она не может совершаться так изящно, так спокойно и деликатно, так чинно и учтиво. Революция – это восстание, это насильственный акт одного класса, свергающего власть другого класса».

«Всякий, кто стоит на стороне революционного народа, – революционер. Всякий, кто стоит на стороне империализма, феодализма и бюрократического капитализма, – контрреволюционер. Всякий, кто только на словах стоит на стороне революционного народа, а на деле поступает иначе, является революционером на словах. Всякий, кто стоит на стороне революционного народа не только на словах, но и на деле, является настоящим революционером».

«Все войны в истории делятся на два рода: справедливые и несправедливые. Все прогрессивные войны являются справедливыми, а все войны, препятствующие прогрессу, – несправедливыми. Мы, коммунисты, боремся против всех несправедливых войн, препятствующих прогрессу, но мы не против прогрессивных, справедливых войн. Мы, коммунисты, не только не выступаем против справедливых войн, но и принимаем в них активное участие».

«Борьба, поражение, вновь борьба, вновь поражение, вновь борьба и так вплоть до самой победы – такова логика народа, и он также никогда не действует вопреки этой логике. Это тоже марксистский закон. Согласно этому закону происходила революция русского народа, согласно этому же закону происходит и революция китайского народа».

«Народно-освободительная армия всегда была и будет боевым отрядом. Даже после победы во всей стране она будет оставаться боевым отрядом в течение целого исторического периода, до тех пор пока в стране не будут уничтожены классы, а в мире будет существовать империалистическая система. Тут не должно быть никаких недоразумений и колебаний».

Эти цитатники в большом количестве появились у западных интеллектуалов. Что у циников вызывало изрядное веселье – то, что «Красная книжечка» по своей сути изначально предназначалась для малограмотных пропагандистов…

Что же касается геваризма, то он был похож на учение Мао. Разница заключалась в более терпимом отношении к Советскому Союзу и в более узкой цели – в задачу геваристов входила прежде всего революция в Латинской Америке и образование там структуры вроде СССР.

Ко всему этому подверстывалась теория «городской герильи», созданной бразильцем Жуаном Карлосом Маригеллой. (Он был сперва коммунистом, потом порвал с Компартией Бразилии, обвинив ее в «оппортунизме» и отказе от революционной борьбы.) Городская герилья – это тактика боя повстанцев в городских условиях с заведомо превосходящими силами противника.

Одновременно одной из целей вооруженной борьбы Маригеллы являлось отвлечение масс от «манипулятивного воздействия СМИ». А вот это уже называется терроризмом…

И что получалось? Западные «новые левые» ощущали себя бойцами той самой «большой деревни», а впоследствии – городскими партизанами, сражавшимися в тылу врага… Все террористические левацкие организации выросли из этого.

При этом «новых левых» не слишком волновало, что в «третьем мире» реально происходит. Ведь та самая Куба не смогла бы продержаться без помощи СССР. Да и вьетнамские партизаны – тоже. Но даже не в этом дело. «Новые левые» приписывали повстанцам и партизанам собственные цели. За что они там в горах и джунглях боролись? За свободу. Но ведь свобода – понятие философское.

«Новые левые» воспринимали Запад как «общество подавления». С их точки зрения, Система (именно с большой буквы) с помощью воспитания, СМИ и прочего подавляла человеческую личность и не давала ей самовыражаться. То есть их борьба была, говоря философским языком, «индивидуалистическим бунтом». Почему-то считалось, что революционные движения, разрушив «общество потребления», освободят людей от этого подавления. Тех, «кто не они», «новые левые» считали «буржуазными свиньями» и никаких теплых чувств к ним не испытывали.

Стоит отметить и события, оказавшие огромное влияние на мировоззрение «новых левых». Речь идет о парижском Красном мае.

Суть событий такова. В начале мая 1968 года мелкая стычка леваков с полицией внезапно переросла в массовые студенческие беспорядки. 12 мая случилась так называемая ночь баррикад – по всему центру Парижа взбунтовавшиеся студенты понастроили этих сооружений, начались массовые стычки с полицией. Хотя с Красной Пресней 1905 года это не сравнить. Оружия полиция не применяла – только дубинки и водометы. Студенты отбивались булыжниками и «коктейлем Молотова».

Лозунги у гошистов (так называли себя французские леваки) были очень своеобразные:

«Будьте реалистами, требуйте невозможного!» «С 1936 года я боролся за повышение зарплаты. Раньше за это же боролся мой отец. Теперь у меня есть телевизор, холодильник и “фольксваген”, и всё же я прожил жизнь, как козёл. Не торгуйтесь с боссами! Упраздните их!»

«В обществе, отменившем все авантюры, единственная авантюра – отменить общество!»

«Один уик-энд без революции гораздо более кровав, чем месяц перманентной революции».

Как видим, политическими эти лозунги можно назвать с большой натяжкой. Это был, по сути, «праздник непослушания». И неизвестно, чем бы дело закончилось, но тут вмешались французские профсоюзы, которые контролировались социалистами и коммунистами. У рабочих были собственные, чисто прагматичные интересы. Их лозунгом было «40–60 – 1000» (40-часовая рабочая неделя, пенсия в 60 лет, минимальный оклад в 1000 франков).

Однако профсоюзники воспользовались случаем и под лозунгом «не позволим бить наших детей!» начали всеобщую забастовку. Данное мероприятие по своему эффекту сравнимо с вооруженным восстанием. Другое дело, что организовать его мало кому удавалось. Но тут удалось. В стране начался бардак. Президент де Голль убыл (бежал) из страны в Германию, где располагались надежные французские воинские части.

Под шумок студенты захватили территорию Сорбонны и театр «Одеон», в последним была устроена «свободная трибуна». Набравшиеся левацких идей молодые рабочие захватили завод «Рено», над которым подняли красный флаг…

Кстати, советские лидеры пребывали в полной растерянности. С де Голлем у СССР были хорошие отношения. Да и вообще – тогдашнего советского лидера звали Леонид Ильич Брежнев, а не Лев Давыдович Троцкий. Лезть в эту заваруху никто не хотел…

Весь дурдом продолжался чуть больше месяца. В конце концов де Голль удовлетворил требования профсоюзов – хотя до майских событий он даже разговаривать с ними об этом не хотел. Профсоюзники забастовку свернули. Приободрившиеся полицейские вышибли леваков из занятых ими помещений. Характерно, что никаких преследований активистов после этого не было. Всё спустили на тормозах. Красный май закончился.

Эти события оцениваются очень по-разному. Но любопытнее всего мнение леваков. Так вот, с их точки зрения, в мае 1968 года в Париже осуществилась их давняя мечта – поднять город «на уши» без какой-либо особой предварительной подготовки. Им казалось, что они почти победили. И если бы не «предательство профсоюзов»… О том, что они бы делали дальше, даже если бы им удалось захватить власть, они не задумывались. Хотя среди гошистов просто не было таких, кто был способен как-то осмысленно действовать во главе страны. Но какая разница!

Но. С одной стороны, казалось – всё возможно, надо только, как сказал в свое время Ленин, «действовать решительнее и энергичнее». С другой – леваки прониклись ещё большим презрением к традиционным левым, которые, дескать, всегда продадут.

В каждой западной стране, помимо общих черт, левые радикалы имели свои особенности. В США таких особенностей было две: движение за права чернокожих и вьетнамская война. Начнем со второй.

Война во Вьетнаме являлась самой непопулярной за всю историю США. К ней резко отрицательно относились не только левые, но и многие либералы. В самом деле – а за что воюют? Официальная пропаганда на тот момент не смогла это внятно объяснить. С точки зрения многочисленных американских левых это была «грязная война», которую начали «ястребы»-империалисты против свободолюбивого вьетнамского народа.

Протестные настроения усилились в 1966 году. Американская армия в то время комплектовалась по призывному принципу. Так

вот, в этом году была отменена отсрочка от призыва для студентов. Понятное дело. Если раньше эти ребята протестовали против некоей абстрактной несправедливости, то теперь у них возникла перспектива надеть каски, взять в руки штурмовые винтовки – и отправиться в джунгли сражаться невесть за что. Студентам этого не очень хотелось. Уклонение от армии приняло масштабные размеры. По разным данным, в конце 60-х от призыва уклонялись от 50 до 100 тысяч человек. Многие из этих уклонистов, кстати, подались в Европу, где добавили веселья.

Но если одни удовлетворялись подобным пассивным протестом, то другие выбирали активную жизненную позицию. Именно из таких состояла организация «Студенты за демократическое общество» (СДО). В 1960-х она росла стремительно. Если в 1964 году в СДО состояло 900 человек, то в 1968-м – 100 000!

Это была достаточно рыхлая структура, общим для которой было неприятие тогдашней Америки. В первую очередь – Вьетнамской войны. Одновременно организация выступала против расового неравноправия, против «холодной войны», а также против антикоммунизма в любых его видах. Напомню, что в конце 50-х – начале 60-х в США бушевала истерия так называемого маккартизма, прозванная «охотой на ведьм». Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, возглавлявшаяся сенатором Джозефом Маккарти, поставила цель выявить всех, сочувствующих коммунистам. При этом термин понимался очень широко. Выглядело это гнусно – многие американцы стали с энтузиазмом писать друг на друга доносы. В результате этой кампании, к примеру, из Америки был вынужден уехать знаменитый режиссер Чарли Чаплин. (Тоже мне, нашли коммуниста!) Такая обстановочка не всем нравилась.

СДО старались держаться в определенных рамках. Их любимые акции – организация массовых демонстраций. Самой заметной стал проведенный в августе 1967 года «Поход на Пентагон», в котором принимали участие около 200 тысяч человек. Именно оттуда знаменитые кадры – студенты суют цветочки в дула винтовок преградившим им путь национальным гвардейцам.

Демонстрации разгонялись достаточно жестко. Впоследствии ребята из СДО неоднократно пытались повторить парижский Красный май, захватывая университетские кампусы. Разумеется, их разгоняли. А дальше понятно. Кое-кто из левых стал звереть…

Одновременно набирала обороты и борьба чернокожих за гражданские права. Тут тоже находились свои экстремисты. В 1966 году в Окленде, Калифорния, была создана организация «Черные пантеры».

В одном из учредительных документов говорилось: «Мы хотим земли, хлеба, жилья, образования, одежды, справедливости и мира. Народ может изменить или ликвидировать правительство и создать новую форму правления, в основе которой должны лежать такие принципы и такая организация власти, которые бы обеспечивали бы народу безопасность и счастье».

«Первое публичное выступление “Пантер”, произведшее фурор среди черных националистов и не меньший – среди белой прессы, произошло в феврале 1967 года в аэропорту Сан-Франциско. Черные парни в черных беретах, в черных же кожаных брюках и куртках, с карабинами наперевес встречали самолет с Восточного побережья. Это была открытая декларация присутствия новой – вооруженной – силы в афроамериканском движении против расовой дискриминации.

“Пантеры” встречали вдову Малколма Экса, Бетти Шаббаз, летевшую в Калифорнию для участия в ряде мероприятий, связанных с двухлетней годовщиной со дня убийства Малколма Экса, “самого сердитого негра Америки” и “апостола насилия”, как его в разное время называли. Мастерски написанная автобиография Экса читалась “Пантерами” и другими бойцами “черной революции” как новая благая весть. А его речи последнего года жизни были столь же своеобразными апостольскими посланиями – они сформировали основные риторические сюжеты радикального черного движения последующих лет».

(Мария Завьялова, историк)

С идеологией у «Черных пантер» обстояло все очень интересно. Их культовый персонаж, Малколм Литтл, более известный как Малколм Экс (хотя точнее переводить как «Малколм Икс» – его псевдоним означает именно алгебраический икс, то есть «неизвестный»), был одним из первых чернокожих американцев, принявших ислам. Вообще, персонаж любопытный.

«Малколм Литтл, сын проповедника-гарвииста[56], он же – гарлемский воришка по кличке Рыжий Детройт, он же – сиделец Чарльстонской и Норфолкской тюрем, он же – Малколм Экс, проповедник организации “Исламская нация”, и наконец, после паломничества в Мекку, Эль-Хадж Малик Эль-Шаббаз».

(Мария Завьялова)

Кстати, именно Малколм Икс изобрел термин «афроамериканец». Он же первый высказал обычные впоследствии риторические приемы чернокожих экстремистов.

«Мои дорогие черные братья и сестры! Обернитесь и взгляните друг на друга. Посмотрите на лица людей вокруг вас! Для белых мы все черные, но на самом деле мы имеем тысячу и один цвет, от сливочного и медового до шоколадного. Обернитесь, взгляните друг на друга!.. Во времена рабства редкая из наших прабабушек не была изнасилована белым хозяином. Белый господин отнял мужество у наших мужчин, и страх до сих пор живет в наших сердцах. Вспомните об этом, вспомните о черном рабе, затыкавшем уши, чтобы не слышать криков насилуемой жены, матери, дочери. Когда вы видите белого, знайте, что видите дьявола. Вспомните, что на окровавленных спинах ваших предков была построена империя, самая богатая в нынешнем мире, не знающая преград, империя, которую ненавидит весь мир за жадность и глупость».

Однако активисты «Черных пантер» сочетали идеи Малколма Икс с маоизмом.

Мао писал: «Национальная борьба в конечном счете относится к классовой борьбе. Негров в США угнетают лишь те белые, которые образуют реакционные правящие круги. Они никак не могут представлять рабочих, крестьян, революционную интеллигенцию и других прогрессивно настроенных лиц, составляющих абсолютное большинство белых».

Поэтому «пантеры» сотрудничали с любыми иными радикальными движениями, независимо от цвета кожи. А тут произошло еще кое-что.

4 апреля 1968 года в городе Мемфис (штат Теннесси) выстрелом из винтовки убит борец за права чернокожих пастор Мартин Лютер Кинг. По официальной версии убийца, Джеймс Эрл Рей, являлся одиночкой. Однако это и тогда, и сейчас вызывает очень большие сомнения. По крайней мере, следствие так и не смогло доказать, что выстрел был совершен из винтовки Рея. Сам же убийца сначала признался, потом отказался от своих показаний… В общем, дело темное.

А вот как для чернокожих активистов, так и для белых левых все было ясно – за убийством стояли то ли расисты из Ку-клукс-клана, то ли ФБР. (Для леваков той поры «ФБР» звучало так же, как для советских диссидентов – «КГБ».)

По стране прокатились беспорядки, учиненные чернокожим населением. «Черные пантеры» решили активизировать свою деятельность. Ведь получалось, что они правы! Мирными методами ничего не добьешься. К этому времени численность «Черных пантер» насчитывала около двух тысяч бойцов. По психологии это были в большинстве не «студенты», а, скорее, уличные хулиганы. Так что «Систему» для них представляли прежде всего полицейские.

Строго говоря, терроризмом бойцы «Черных пантер» не занимались. По крайней мере, поначалу. Они давили полицейским на нервы. За патрульными полицейскими машинами следовали автомобили, набитые вооруженными до зубов боевиками. Они держали наготове оружие, чаще всего дробовики, не досылая патрон в ствол. (По американским законам ходить с оружием на боевом взводе запрещено. Но если патрон в ствол не дослан, тогда никаких проблем.) Вот так и висели над душой у копов. Те, разумеется, тоже держали оружие на изготовку. Хотя, по сведениям полиции, по ночам «пантеры» расправлялись с теми, кого считали расистами.

Но и противостояние с копами ничем хорошим закончится не могло. У кого-то не выдержали нервы…

«И вот тогда началась война “Пантер” с полицией. В августе 1968 года перестрелки были в Детройте и Лос-Анджелесе. Летом и осенью 1968 года полиция нападает на офисы “Пантер” в Идианаполисе, Детройте, Сиэтле, Окленде, Денвере, Сан-Франциско, Нью-Йорке. В сентябре 150 полицейских напали на 12 “Пантер” прямо в зале суда. За 1969 год было арестовано 348 “Пантер”».

(Сайт www.agentura.ru)

В итоге «Черные партеры» распались. Впрочем, они и раньше не являлись особо сплоченной группировкой. Одни скатились в «войну против всех», а впоследствии превратились в обыкновенные преступные группировки. А вот другие примкнули к иным левакам, что добавило последним куражу. Еще бы! На помощь студентам пришли уличные хулиганы.

Стоит отметить еще одну особенность «молодежной революции», как часто называют то время. Без нее понять дальнейшие события трудно.

Одновременно с «новыми левыми» бурно расцвела так называемая контркультура. В наиболее законченном виде она была представлена аполитичным движением хиппи. Хотя и они, декларируя пацифизм, выступали против войны во Вьетнаме. Однако на самом-то деле контркультура и политический радикализм тесно переплетались. Возьмем, к примеру, две самых известных установки контркультуры 60-х – «сексуальная революция», идеологическая свободная любовь и «психоделическая революция», идеологическая наркомания. Эти забавы считались «революционными», поскольку предполагалось, что они помогают избавиться от «буржуазного сознания». Так вот эти нравы были очень распространены в леворадикальной среде. Так же как и старательно культивируемый идеологами контркультуры иррационализм. В результате получались очень интересные гибриды. К примеру, Интернациональная молодежная партия, более известная как йиппи. Собственно, на партию это движение не походило никоим образом. По сравнению с ним даже анархисты выглядели образцом дисциплинированности. Это были агрессивные хиппари. Они принципиально отрицали любую внятную идеологию, стратегию и тактику, упирали на полную спонтанность.

Вот что писал идеолог йиппи Джерри Рубин в своей знаменитой книге «Действуй!» («Do it!»):

«Американские мифы – от Джорджа Вашингтона до Супермена и от Тарзана до Джона Уэйна – мертвы. Потому американской молодежи приходится создавать мифы самой.

Новый герой родился с косяком в зубах во время блокады Пентагона, но миф, который мог бы его охарактеризовать, еще не сформировался. Не существовало мифов, которые могли бы обрисовать всех 14-летних канзасских фриков[57], глотающих кислоту, отращивающих патлы и косящих от призыва домой или в школу. Не было мощей, изображающих всех тех художников, которые сбегали из тюрьмы среднеклассовой Америки, чтобы жить и создавать искусство на улицах.

На планете завелся кислотный марксист, психоделический большевик. Он не чувствовал себя комфортно среди «Студентов за демократическое общество», он не был интеллектуалом с кампуса или хиппи, проповедующим власть цветов. Обдолбанный политикан. Гибрид нового левого и хиппи вылился в нечто совершенно новое.

Фрик, дерущийся на улице, отщепенец со стволом на бедре. Такой страшный, что среднеклассовая каста в ужасе от его внешнего вида».

Как видим, наркотики возводились в культ. Символом йиппи был листок марихуаны на фоне красной звезды. Разумеется, ребята больше шумели. Но это были уже готовые кадры для леваков.

В 1969 году от СДО откололся ряд экстремистских группировок. Самой известной и деятельной была «Weather Underground Organization» («Подпольная организация погоды»), они же «везермены», они же «метеорологи». Название было взято из песни известного исполнителя фолк-рока Боба Дилана: «You don’t need a weatherman to tell which way the wind blows» («Вам не нужен синоптик, чтобы знать, куда дует ветер»).

Однако начали они несколько раньше, опять-таки с контркультуры.

«В 1968 году же в Чикаго возникла коммуна “National Collective”. Осень 68-го провели, слушая рок и doing drugs (употребляя наркотики. – А. Щ.) – набираясь, как учил Джон Джекобе (его, как начинающего Великого Учителя, уже звали фамильярно-почтительно – J. J., Джей-Джей), опыта для общения с пролетарской молодежью. J. J. даже внешне стал копировать стиль greasy (нечто вроде американского эквивалента урлы[58]) и, как говорят, здорово преуспел. Словом, всерьез готовились к работе с массами.

Одновременно завязывались контакты с единомышленниками. Подобных “Коллективу” групп и коммун тогда было видимо-невидимо. Особенно потряс визит “политическо-контркультурной группировки” под названием “MOTHERFUCKERS”, следовавшей с ног до головы в черной коже и с оружием в свое партизанское укрытие в горах Нью-Джерси. До них еще было расти и расти.

Джей-Джей наставлял на стрелке SDS: “Диалектика – это не маятник, раскачивающийся из стороны в сторону, это ядро, прошибающее одну стену за другой, затем еще, еще и еще одну – одну за одной”.

Наркотики ходили принимать “на территорию врага” – в Чикагский музей науки и промышленности. Называлось это trip-in[59]. Видимо, музей стал символом технической цивилизации, олицетворением ее. Как не вспомнить старую песенку Манфреда Манна, где различие hip и square представало как противостояние одинокого дома в Калифорнии и института в Чикаго. Семиотикой города это называется.

В плане духовной подготовки важнейшим из мероприятий стала кампания smash monogamy (разбиение моногамии. – А. Щ.), развивавшая коллективизм и наповал разившая самые стойкие буржуазные предрассудки. Терри Робинс обосновывал групповой секс так: “People who fuck together – fight together” (“Люди, которые трахаются каждый день, – каждый день сражаются”. – А. Щ.), a все это вместе называлось WARGASM. Своей подружке Лори Мейснер Терри сказал: “The only thing better than making love to you would be killing the right people”. (“Единстственная вещь, лучшая, нежели занятия любовью, – это убивать “правых”. – А. Щ.)

… С групповым сексом получилось, как в переделанной малолетними хулиганами крыловской басне “Квартет”: “…., а толку нет”. Новая реальность не наступала никак, хотя старались сильно. Стало яснее ясного, что простыми групповухами буржуазную цивилизацию не сокрушить – свободный секс, как и другие формы нонконформизма – тот же рок, например – капиталистическое общество сумело ассимилировать и поставить себе на службу, подчинив, так сказать, морали чистогана. Тогда, чтобы раздвинуть границы возможного и невозможного, окончательно истребив обывательские комплексы, руководство потребовало практиковать гомосексуальные связи – тоже коллективно. Как видно из смущенно-забавных воспоминаний юных ниспровергателей, предались разрушению последнего прибежища эксплуататорской психологии с неменьшим пылом и революционным рвением, чем в случае с гетеросексуальными акциями, но без того удовольствия. С некоторым даже омерзением: как-никак, глубоко засели в подсознании родимые пятна капитализма и частнособственнические пережитки, никак их не вытравить».

(Н. Сосновский, журналист)

Среди террористов попадались и совершенно жуткие персонажи. Один из них – Чарльз Мэнсон. Хотя многие его считают просто спятившим уголовником. Однако факт есть факт – до сих пор (!) этот тип в США является одним из символов радикального протеста. А «везермены» им восхищались…

Чарльз Мэнсон родился в 1935 году. Его мать была проституткой, отец неизвестен. Все детство Мэнсон провел в приютах, откуда плавно перебрался на «малолетку». В 17 лет он изнасиловал одного из своих соучеников по очередной «спецухе». И, разумеется, отправился уже на взрослую зону. Откинувшись, Чарльз попробовал наладить нормальную жизнь, но ничего не вышло. Решил покататься на чужой машине – и злые американские копы снова запихали его на три года. Так дело и пошло. Есть сведения, что во время одной из отсидок его «опустили». Законы преступного мира примерно одинаковы во всех странах – поэтому, выйдя в очередной раз, в 1967 году, на свободу, Мэнсон предпочел держаться подальше от уголовников. Но не на завод же идти работать! Благо в США бушевала «молодежная революция», а в особенности в Калифорнии.

С хиппарями Мэнсон и связался. Дело обычное. Подобное я своими глазами видел много раз. Мелкие уголовники очень легко не просто вписываются в эту среду, но и быстро завоевывают там авторитет.

Чарльз тоже быстро освоился. К этому времени он был фанатом «Битлз», кроме того сам бренчал на гитаре и что-то такое сочинял. Вскоре Мэнсон уже являлся главой «Семьи», состоявшей в основном из девушек, которая жила на «кинематографической» (построенной для съемок фильма и потом заброшенной) ферме возле Лос-Анджелеса.

Согласно некоторым сведениям, «Семья» Мэнсона являлась структурной единицей возникшей в 1968 году «Церкви Сатаны» Антона Ла-Вея. Но это сомнительно. Бесспорно то, что членом структуры Ла-Вея являлась, по крайней мере, одна из этой тусовки – Сьюзанн Эткинс. Она раньше участвовала в представлениях Ла-Вея в качестве ведьмы. Вообще-то сатанизмом баловались многие представители контркультуры. Правда, Сатану они воспринимали так же, как и романтики ХIX века, вроде лорда Байрона или Лермонтова – эдаким первым «борцом против Системы».

Мэнсон провозгласил себя Христом и Сатаной «в одном флаконе». Его учение было явно взято из третьих рук и заключалось во всё той же романтизации «Черной революции», перемешанной с религиозными мотивами – также у кого-то позаимствованными. Мэнсон провозглашал, что настало время, когда вот-вот начнется «хелтер-скелтер» – война между расами. По предсказаниям, победят в этой войне черные. Они уничтожат белую расу на всей земле, естественно, за исключением самого Мэнсона и тех, кто пойдет за ним. А потом будет все хорошо. К этому времени подобные идеи были уже, что называется, растворены в воздухе. Они стали уже общим местом, чем-то самим собой разумеющимся.

Развлечения в «Семье» были веселыми. К примеру, новая присоединившаяся девушка подвергалась групповому изнасилованию мужской частью тусовки. Большой популярностью пользовались ритуальные групповухи. Вот как описывает это дело один из свидетелей:

«Они закололи собаку, затем привели девушек, двух девушек. Они их раздели донага и облили собачьей кровью. Попросту держали труп собаки, из которого хлестала кровь, над их головами. Потом они обмазали девушек кровью там, куда вначале кровь не попала. Потом они все совершали с девушками половые акты, а в промежутках пили собачью кровь. Все это было омерзительно».

Забавно, что недостатка в новых членах «Семьи» не наблюдалось. Видимо, в других подобных группах нравы тоже были те еще. Но ребята Мэнсона являлись персонажами, с которыми в темном переулке лучше не встречаться.

Чарльз полагал, что необходимо нанести удар «в самое сердце системы». Что интересно, члены «Семьи», среди которых лишь Мэнсон ранее был не в ладах с законом, не только легко пошли «на дело», но и сумели его провернуть. А ведь это была даже не стрельба и не взрывы бомб. Дело было куда мрачнее.

И вот тут-то пересеклись два «сатанинских следа». На пути банды Мэнсона оказалась вилла режиссера Романа Полански, который, как и многие в Голливуде, увлекался чертовщиной. Вопрос о том, совпадение это было или нет, до сих пор вызывает жаркие споры. Возможно, Чарльзу, считавшему себя самым крутым, было обидно, что какие-то «сытые свиньи» трогают грязными руками чистый, как антрацит, образ Дьявола. Звучит несколько шизофренично, но, с другой стороны, поступки Мэнсона логическому объяснению не поддаются в любом случае. Но вообще-то в этом деле очень много непонятного. Глубоко там не копали. Возможно, выкопали бы не то… Тот же Полански в молодости увлекался педофилией – по причине которой чуть не угодил в тюрьму в родной Польше.

Но в любом случае – голливудские деятели были яркими представителями «буржуазных свиней». К тому же «новые левые» ненавидели не только СМИ, но и Голливуд. Это так же являлось общим местом.

9 августа 1969 года «боевая группа» в количестве трех девиц (среди них была и Сьюзанн Эткинс) проникла на виллу Романа Полански, где его жена, актриса Шарон Тейт (находящаяся, кстати, на девятом месяце беременности) принимала гостей. Члены «Семьи» принялись воплощать заветы своего гуру. Тейт убили 16 ударами ножа, остальные тоже умирали долго и мучительно. На стенах ребята Мэнсона оставили нарисованные кровью перевернутые пентаграммы и прочие сатанинские рисунки.

Второй удар Чарльз нанес на следующий день. На этот раз он пошел на дело сам. Под раздачу попали владелец сети супермаркетов Ла Бианки и его жена Розмари. (Опять ассоциации с фильмом Полански!)

Тут все сложилось вообще как в фильме ужасов. Мэнсон и трое его подельщиков (одной было 17 лет, она являлась в прошлом королевой красоты своего колледжа) развлекались тем, что при помощи ножей и вилок отрезали от живых еще супругов куски мяса. На стене кровью написали «Месть!» и «Смерть свиньям!». Одна из девиц, Линда Кренвинкл, участвовавшая и в прошлом убийстве, вырезала на животе хозяина слово «война» и воткнула вилку. Потом компания уселась ужинать рядом с телами.

Разумеется, в конце концов всех повязали. Поначалу участникам убийства дали «вышку», но вдруг смертную казнь в Калифорнии отменили. Потом ее, правда, восстановили, но члены «Семьи» сумели проскочить и отделались пожизненным заключением.

Как видим, история дикая даже для террористов. Но… Мэнсоном восхищались.

«Бернадин (Бернадин Дорн, одна из лидеров «везерменов». – А. Щ.) Черной революции было мало. Она бросила еще более забористый лозунг: “Дать просраться жлобской Америке!” (“Scaring the shit out of honky America!”) Но, как известно, Америку трудно удивить. Примером для подражания Дорн выбрала Чарльза Мэнсона (из-за несогласия в авторах Забриски о нем пока мало знают, но кое-что наверняка слыхали). Мэнсон восхитил Дорн, и вот чем: “Убили свиней, съели их хавку и – вилку в живот!”, – Бернадин выбросила вверх три пальца – салют вилки (fork salute)».

(Н. Сосновский)

Скажете: «Это эпатаж, доведенный до абсурда», – но Мэнсон, продолжающий сидеть в тюрьме, и сегодня получает множество писем от поклонников. Что уж говорить о тех временах?

История терроризма в США богата на разные закидоны. Примером экзотики может служить так называемая Армия Освобождения Симбионтов (А.О.С). Некоторые исследователи вообще считают эту организацию сектой. Впрочем, прославилась она совсем иным…

Начало организации положили в 1973 году несколько женщин – педагогов и психологов, увлекавшихся маоизмом, идеей «Черной революции» и какой-то мистикой. Они работали в тюрьмах Калифорнии и Сан-Франциско и рассчитывали сагитировать и привлечь к революционной борьбе заключенных, с которыми они регулярно сталкивались по долгу службы.

Программа А.О.С. выглядит любопытно. Вот выдержки из нее: «Мы, Федерация Симбионтов и А.О.С., – дети всех угнетенных

народов, решили переопределить себя как Расу и Народ Симбионтов. Тем не менее, мы признаем богатство каждой культуры и обязуемся соблюдать права на существование всего множества наших культур внутри объединенной федерации независимых и суверенных наций, каждая из которых имеет право охранять свои собственные законы и правила самоопределения и процветать под ними.

…

Мы, Федерация Симбионтов и А.О.С., определяем себя этим именем и тем самым заявляем, что более мы не намерены дозволять врагу всех наших людей и детей убивать, притеснять или эксплуатировать нас, так же как и определять нам цвет, поддерживая тем самым вражду между нами. Мы объединились под предводительством черного меньшинства, невзирая на все различия наших рас и народов, чтобы построить новый и лучший мир для наших детей и людей. Мы – объединенный фронт и федеративная коалиция Освободительных Движений, состоящих из Азиатов, Черных, Коричневых, Индейцев, Белых, Женщин, Серых и Геев.

…

Осознавая это, Федерация Симбионтов и А.О.С. понимает, что наше убийственное отчуждение друг от друга есть источник силы и способности капиталистического класса убивать и угнетать всех нас. Но, не позволяя им разделять нас по цвету, а также уяснив для себя ложность этих разделительных определений, зная что наши умы и тела сталкиваются с одним и тем же врагом, и что все мы представители одного угнетенного и истребляемого народа, отныне мы способны стать объединенным народом в рамках Федерации Симбионтов и сделать истинными наши принципы единства, которые истребят расы и родят нацию, которая будет свободна.

Итак, мы, Федерация Симбионтов и А.О.С., действуем не по праву тех, кто обрек на смерть, подавление и эксплуатацию наших детей и наш народ, но по праву, данному людям Декларацией независимости Соединенных Штатов. Ныне мы действуем по праву наших детей, народа и Вооруженных Сил, и каждой каплей нашей крови мы объявляем Революционную Войну против Фашистского Капиталистического Класса и всех его агентов, несущих убийства, подавления и эксплуатации. Силой и Оружием мы поддерживаем борьбу всех угнетенных народов за их независимость и самоопределение внутри Соединенных Штатов и Всего Мира. Тем самым мы предлагаем всем освободительным движениям, революционным рабочим группам и народным организациям наше содействие и поддержку в борьбе за свободу и справедливость для всех народов и рас. Мы призываем всех революционных черных и других угнетенных людей Фашистских Соединенных Штатов совместно присоединиться к Федерации Симбионтов и сражаться в войсках».

В другом документе сказано конкретнее: «Разрушить все формы и институты Расизма, Сексизма, Эйджизма[62], Капитализма, Фашизма, Индивидуализма, Собственничества, Конкуренции и все тому подобные институты, на которых закрепляется капитализм».

В общем, все, до основанья. Даже анархисты могут позавидовать. Тактические задачи были обычны для леваков: «Развивать, делать революцию, стреляя и убивая полицейских». Вскоре численность группы возросла до нескольких десятков бойцов.

Первый теракт симбионисты совершили 3 ноября 1973 года. Был убит смотритель школ в Окленде Маркус Фостер. Его объявили «попутчиком правящего класса». Затем организация совершила еще несколько покушений. Однако самой знаменитой акцией А.О.С., прославившей ее, было похищение в феврале 1974 года 19-летней Патриции Херст, дочери известного газетного магната и миллиардера. Первоначально ее намеревались обменять на двух членов организации, которые сидели в тюрьме, но что-то не срослось. Впоследствии симбионисты получили от семьи Херст 4 миллиона долларов, но Патрицию не вернули. Газеты лили слезы по поводу несчастной девушки. И тут… 15 апреля 1974 года террористы ограбили банк «Хиберния». Камеры наблюдения зафиксировали, как девушка бодро бегает с автоматом… Как выяснилось позже, дочка олигарха взяла себе псевдоним Таня – по имени Тамары (Тани) Бунке, боевой подруги Че Гевары, погибшей вместе с ним во время его знаменитого рейда в Боливию. Среди леваков это был культовый женский персонаж. Если парни равнялись на Че Гевару, то девушки – на Таню. Стоит отметить, что Бунке являлась агентом восточногерманской разведки «Штази». Но это как-то предпочитали не замечать.

Что тут началось… Стали высказываться разнообразные идеи о «промывке мозгов» и прочем изощренном психологическом воздействии.

Сама же Патриция ограбление банка описывала так: «В назначенный день, 15 апреля 1974 г., в понедельник утром, наше оружие было тщательно разложено в надлежащем порядке вдоль стены спальни. Оно было полностью заряжено, готово к использованию. Когда я проснулась в это утро, я просто не могла поверить, что настал тот день, когда я, Патриция Кэмпбелл Херст, собираюсь принять участие в вооруженном ограблении банка. Это должна была быть по замыслу нашего главного фельдмаршала Чинк-ве тщательно спланированная и подготовленная военная операция. Внутри банка мы должны были называть друг друга по номерам, а не по именам. После того как планы были разработаны, мы вновь и вновь тщательно отрабатывали, как каждый из нас войдет в банк и что должен делать внутри. Мы репетировали это словно пьесу, которая пойдет на Бродвее. Я старательно заучивала и повторяла небольшую речь, которую должна была произнести в банке.

Она длилась почти столько же, сколько вся операция, – две с половиной минуты. Громким, ясным, решительным голосом я должна была назвать свое имя – Патриция Херст, подпольную кличку – Таня и объявить, что происходит не ограбление, а экспроприация капиталистической собственности в пользу Объединенной освободительной армии, которая ведет войну против Соединенных Штатов от имени всех бедных и угнетенных людей, что я вступила в ООА добровольно и сражаюсь вместе с ними по собственной воле.

Для совершения революции, объявил Чинкве, ООА должна разделиться на три группы, по три члена в каждой, основываясь на их сильных и слабых личных качествах. Группы должны действовать как совершенно независимые, самообеспечивающиеся единицы, совместно тренирующиеся и действующие. Когда мы выходили на улицы, мы должны были идти каждый своим путем, не встречаясь, за исключением временных военных совещаний всех групп ООА. Каждая боевая группа должна вербовать сообщников и перестраиваться с тем, чтобы стать полным боевым отрядом.

Наша следующая боевая операция должна была быть самой значительной, заявил Чинкве, поскольку мы обязаны развивать революцию, вступая на путь “поиска и разрушения”, стреляя и убивая полицейских. По ночам мы должны рыскать по улицам, охотясь на полицейских. Везде, где мы натолкнемся на них, – на постах или в полицейских машинах, мы должны открывать пулеметный огонь и затем исчезать в ночи. Так выглядит настоящая партизанская война. ООА должна нападать только на полицейских и других врагов народа. Пройдет время, и народ осознает нашу миссию и будет укрывать боевые группы ООА в своих домах. Другие присоединятся к нам, когда все это начнется.

Укрывшись в сыром темном убежище, мы жили в своем собственном мире. Смерть витала в спертом воздухе этого убежища. Чаще, чем когда-либо раньше, все говорили о смерти. Не проходило ни дня, ни ночи, чтобы кто-нибудь не упомянул о смерти, а другие сразу же подхватывали эту тему. Они не только считали, что смерть прекрасна. Она стала для них необходимостью. Единственный способ для ООА доказать в конце концов людям серьезность своих намерений – это умереть за дело, которому они служат».

Что там было на самом деле – не очень понятно. Дело в том, что, когда террористов повязали, родственники Патриции Херст стали ее «отмазывать» от тюрьмы. Возможности у них были. Так что суд вынес решение, что Патриция вступила в террористы под угрозой смерти. По ее рассказу об ограблении это заметно? Согласитесь, не очень. Да и вообще – только полный кретин поведет на операцию запуганного человека, который может в решительную минуту всё сорвать. А уж дать ему в руки оружие… Впоследствии приплели к этому и «стокгольмский синдром» – это когда заложники, движимые

страхом за свою жизнь, начинают испытывать к террористам странную симпатию. Случай с Херст – явно не из этой серии… Всякая там «промывка мозгов» – это из области фантастики. Нет, «промыть мозги» можно. Разнообразные сектанты сегодня это замечательно делают. Но для этого требуется немного больше времени, и не условия подполья… К тому же необходимо желание «клиента». В те же «Свидетели Иеговы» никого за шкирку не тащат – сами идут.

Между тем объяснение лежит на поверхности. Кто такая была Патриция Херст? Представительница «золотой молодежи», у которой с детства все было! Скучно было девушке. А тут такое интересное приключение. И ведь Патриция, наверняка, не сомневалась, что в случае чего папа ее «отмажет». Что и случилось. Кстати, вспомним, сколько детей из богатых семей шли в народовольцы и эсеры.

«Патриции – Тане сейчас пятый десяток. В 2000 г. она получила от умершего отца огромное наследство – около миллиарда долларов. Причем, по завещанию отца, 100 тысяч она обязана прокутить как можно быстрее. Бывшая террористка живет в Коннектикуте со своим мужем (ее бывшим охранником) и двумя детьми. Недавно она снялась в кино, сыграла присмиревшую мать партизана в картине Джона Уотерса, режиссера нашумевшего в свое время фильма “Мамочка-маньячка”».

(М. П. Требин)

Уже к 1974 году терроризм в США практически сошел на нет. Те террористы, которых не отловили и которые не отошли от своих идей, превратились в болтливые карликовые левацкие организации. К примеру, это произошло с «везерменами».

Достижения же террористов мягко говоря сомнительные. Именно с той поры начала победное шествие, не к ночи будь помянута, «политкорректность». И это понятно. Призрак «Черной революции» американцев всерьез испугал. И бросились в иную крайность. Американцы не меньше, чем русские, склонны к крайностям. Кстати, оттуда же идут «права сексуальных меньшинств» и прочее безобразие. Другое дело, что хотели леваки совсем не этого. Но уж что вышло…

А в Европе в 1974 году все только начиналось…

В каждой стране левый терроризм имел свои особенности, зависящие не только от обстановки в стране, но и от менталитета. Вот, к примеру, Германия. Террористическую организацию RAF многие немцы до сих пор вспоминают с содроганием…

Общей чертой психологии «новых левых», особенно европейских, являлось ожидание, что «Система» в скором времени скатится к фашизму. Некоторые основания к этому имелись. Так, в 1967 году в Греции произошел военный переворот, и к власти пришли так называемые «черные полковники». Это была типичная хунта латиноамериканского образца, правоконсервативного толка. Своей целью они поставили борьбу с «коммуно-анархической опасностью», под которой понимали все, что им не нравилось. В том числе, к примеру, рок-музыку. (Которую в СССР считали «буржуазной»[63].) Методы у «черных полковников» были жесткие – всех, кто им не нравился, отправляли в концлагеря. Европейские левые, разумеется, расценивали эту диктатуру как фашистскую.

Сюда же подверстывался и знакомый нам ОАС. Дескать, они ведь тоже могли бы…

«Причем в отличие от сегодняшних леворадикалов, считающих, что главная угроза фашизма исходит от таких же мелких, как и они сами, радикальных неонацистских групп, проповедующих этническую ксенофобию, тогдашние леворадикалы ожидали возникновения военно-фашистской диктатуры и из недр Системы. Фашизм представлялся как результат военного переворота совершенного в интересах финансовой олигархии реакционной частью государственного аппарата вроде ОАС или черных полковников».

(А. Колпакиди, историк)

И ведь так мыслили не только леваки. К примеру, описанные знаменитым американским фантастом Рэем Брэдбери в романе «451 градус по Фаренгейту» США будущего являются, по сути, фашистским государством. Напомню, что в нем власти действуют, как грибоедовский полковник Скалозуб: «Все книги бы собрать да сжечь». В буквальном смысле. Потому что книги вызывают ненужное брожение умов…

Эти опасения были, в общем и целом, безосновательными. Но ведь дело не в том, что происходило на самом деле, а как люди думали. Что же касается ФРГ, то в этой стране дело обстояло, с точки зрения левых, очень даже серьезно. О подъеме неофашизма говорили не только леваки, но и либералы.

После Второй мировой войны в Германии, как известно, проводилась денацификация. Однако в 1960-х годах в ФРГ дело повернулось в обратную сторону. Военных преступников стали досрочно выпускать из-за решетки. К этому времени многие бывшие эсэсовцы занимали довольно высокие должности – как в частных компаниях, так и в государственных структурах. Это объясняли так: дескать, надо ведь кому-то работать. Но что самое главное – бывшие нацисты как-то перестали стесняться своего прошлого. Именно тогда активизировались такие структуры, как «Союз изгнанных», объединявший жителей Восточной Пруссии и других территорий, отторгнутых у Германии, «Союз немецких солдат», «Союз лиц, возвратившихся на родину», «Союз бывших военнослужащих войск СС». Во внешней политике была принята так называемая «доктрина Хильштейна». Суть ее заключалась в отказе признавать ГДР. Кроме того, правительство ФРГ отказывалось устанавливать дипломатические отношения со всеми странами, которые имеют дипотношения с Восточной Германией – то есть со всеми государствами Восточного блока. Исключение делалось лишь для СССР. Всё это получило название «реваншизм». Людям левых взглядов данные политические игры очень не нравились. Особенно – молодым, которые видели в них признаки возрождения нацизма.

Имелось и еще кое-что. 20 ноября 1964 года была создана Национал-демократическая партия Германии (НДПГ). Некоторые историки и сегодня считают ее правопреемницей нацистской НСДАП. В самом деле, НДПГ является праворадикальной организацией. С самого своего основания партия выступала с территориальными претензиями к соседним странам – до границ 1937 года. В развязывании Второй мировой войны обвиняется Польша. (В настоящее время партия придерживается таких же позиций.) Кроме того НДПГ выступает за «здоровые национальные традиции немецкого народа». То есть против любой иммиграции. В 60-е годы ХХ века проблема турок ещё не стояла, зато имелись югославы, которых немцы нанимали на работу. В представлении тогдашних левых выпады против гастарбайстеров звучали как жуткий фашизм.

При этом НДПГ занимала (да и занимает) резко антиамериканскую позицию. Это и понятно – ведь организация выступала за «великую Германию», а мало кто сомневался, что ФРГ превратилась в сателлита США. Партия выступала за выход из НАТО, требовала убрать с территории ФРГ американские военные базы и так далее[64]. Все это обеспечивало национал-демократам определенную поддержку не только правых, но и просто антиамерикански настроенных немцев.

Начала НДПГ бодренько. Во второй половине 60-х годов партии несколько раз удалось преодолеть пятипроцентный барьер на выборах в земельные парламенты[65]. Ободренные успехом, национал-демократы нацелились на бундесвер. Правда, у них ничего не вышло. НДПГ так и осталась мелкотравчатой партией, которую время от времени пытаются запретить. Но в конце 1960-х немецкие леваки об этом не знали. Им казалось – вот она, растет новая партия, аналогичная гитлеровской. Тем более что против демонстраций леваков – Социалистического союза немецких студентов (ССНС) и прочих подобных структур полиция действовала весьма жестко, а вот НДПГ проводила свои марши вполне свободно. На самом-то деле причина заключалась в том, что правые, в отличие от леваков, порядка не нарушали и безобразий не устраивали. Но у левых-то было иное объяснение: власть сочувствует «неофашистам».

Так что мысль о «городской герилье» начала потихоньку шевелиться в умах леваков…

Не обошлось в Германии и без контркультуры. В 1967 году в Западном Берлине возникла «Коммуна № 1». В 1968 году там же возникла коммуна Виланда. Тут, разумеется, был и групповой секс, и травка, и разные околополитические приколы вроде метания тортов в политических противников. Но вообще-то в Европе конткультурной составляющей было меньше, а политической – больше, нежели в США. Особенно – в Германии. Такая уж особенность немецкого менталитета. Любую мысль они додумывают до логического конца.

Вот и многие члены коммун, начав с безобидной клоунады, впоследствии влились в террористические организации…

Однако начали все не коммунары. 2 июня 1967 года на демонстрации против визита персидского шаха в ФРГ и Западный Берлин полицейский застрелил студента Бенно Онезорга. Уже потом выяснилось, что убитый был студентом-теологом, к левым не принадлежал и оказался на демонстрации случайно. К тому же убитый отличался примечательной внешностью. В газетных фотографиях Онезорг сильно походил на изображения снятого с креста Иисуса Христа…[66]

Присутствующая на месте происшествия Гудрун Энслин крикнула:

«Неужели вы не видите – это фашистское государство! Это поколение Освенцима, и с ними можно говорить только языком насилия»…

На этой демонстрации Гудрун и познакомилась с Адреасом Баадером. У них начался роман, но не только…

Покушение на Дучке стало поворотным моментом для Ульрики Майнхоф. Вскоре после этого она сформулировала знаменитый лозунг: «Демократия – это скрытый фашизм». И ее неудержимо понесло по направлению к терроризму…

Именно на квартире Майнхоф и начало формироваться ядро будущей организации.

Правда, Баадера, который находился в бегах, снова замели, арестовав при обычной проверке документов. Но впоследствии ему удалось бежать. Заключенному позволили работать в библиотеке Института социальных исследований, откуда он благополучно сделал ноги с помощью своих товарищей. Причем побег был эффектный, со стрельбой, случайно был ранен библиотекарь. Именно день побега Баадера, 14 мая 1970 года, и считается днем рождения Фракции Красной Армии (RAF). Хотя само название появилось позже. Первоначально группа называлась «Бригада Баадера-Майнхоф». Вообще-то журналисты приписывали RAF все теракты, совершенные в 1970-е в Германии левыми террористами. Эта организация стала своеобразном символом.

Террористы подошли к делу с немецкой основательностью. Они отправились в Иорданию, в лагерь палестинских беженцев. Палестинцы еще неоднократно встретятся на страницах этой книги. Пока лишь скажу, что эти ребята с большой охотой обучали всех желающих основам террористической деятельности. В этом лагере немецкие экстремисты и прошли боевую подготовку. Ульрика Майн-хоф была в восторге. Она говорила, что учиться стрелять из автомата – куда интереснее, нежели стучать на пишущей машинке…

К террористам присоединилась и группа Вольфганга Хубера. Это был тоже очень колоритный персонаж. Он являлся психиатром и исповедовал теорию, что главной причиной психических заболеваний является капиталистическое общество. А значит – надо устроить мировую революцию, чтобы всех вылечить. Хубер создал группу под названием «Коллектив социалистических пациентов». Психи пытались сами что-то устраивать, но не слишком удачно. Вот те из них, кого не поймали, присоединились к «фракции». Веселая была компания…

Как я уже говорил, главный вопрос террористов – финансовый. Так рафовцы начали… правильно, с грабежей. Ранним утром 29 сентября 1970 года террористы в Берлине ограбили одновременно три банка. Прихватить удалось более 200 000 дойчмарок. Полиция довольно быстро вычислила грабителей и устроила засаду на конспиративной квартире. Главарей не поймали, зато в руки властей попал Хост Малер, совмещавший работу адвокатом и занятие терроризмом. Кстати, он был прямым потомком знаменитого композитора. Арестовали и еще кое-кого. Однако это ничего не изменило.

Примечательно, что три месяца спустя полиция задержала и Ульрику Майхоф. Однако ее… не узнали! Хотя террористка всего лишь перекрасилась. Так что девушку отпустили. Вот так работала хваленая немецкая полиция. В ФРГ вообще не существовало никакой единой полицейской организации (органы правопорядка подчинялись правительствам субъектов федерации). Только после начала деятельности RAF была создана комиссия по антитерроризму, которую возглавил Альфред Клаус. Все было как всегда: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Как видим, такое свойственно не только России.

Террористы этим положением дел с удовольствием пользовались. Между тем рафовцы продолжали заниматься бандитизмом. 15 января 1971 года в городе Кассель они грабанули два банка на общую сумму 115 000 марок. Интересно, что свои акции террористы совершали, используя краденые машины. Причем любимым транспортом являлись автомобили «BMW», потому что их легко было завести. Леваки угнали такое количество «бумеров», что остряки шутили – концерн им приплачивает в рекламных целях…

В мае 1972 года был опубликован манифест организации, и термин «RAF» начал гулять по страницам прессы. Появился и знаменитый символ – красная звезда с надписью «RAF» и чешским автоматом «Скорпион». Название очень показательно. «Фракция» в переводе с латыни означает «часть». То есть террористы считали себя только отрядом борцов за всемирную революцию. Стоит отметить, что к советскому варианту социализма рафовцы относились резко отрицательно. Они полагали, что СССР «переродился». Не испытывали террористы никаких иллюзий и по поводу рабочего класса, полагая, что он обуржуазился. Вообще-то в пропагандистских материалах террористы далеко ушли от обычной политической терминологии.

«Отличительной чертой политической лексики RAF стал термин “свиньи”, под ним в зависимости от контекста подразумевали всех противников – полицейских, государство, капиталистов, военных: “Свиньи захотели…”, “Свиньи думали…”»

(А. Колпакиди)

Я уже неоднократно упоминал, что террористы бессильны, если нет среды, которая им сочувствует. С этим у немецких леваков было все отлично. В июне 1971 года Институтом Алленсбауха был проведен социологический опрос. Выяснилось, что каждый пятый немец (разумеется, опрашивались лишь жители ФРГ) симпатизирует RAF. А каждый десятый с радостью готов приютить террористов на ночь! То есть рискнуть нарваться на неприятности за пособничество. Вот вам и законопослушные немцы! В Третьем Рейхе людей, сочувствующих антифашистам, а уж тем более готовых им помогать, было неизмеримо меньше. Что ж удивляться, что полиция не добилась особых успехов в борьбе против террористов.

А рафовцы продолжали грабежи. Заметим, что пока они никого не убили. В отличие от других левацких структур. Так, анархисты из «Движения 2 июня», лидеры которого вышли из знакомых нам коммун, 2 февраля взорвали бомбы в Британском яхт-клубе в Западной Берлине. При взрыве был убит смотритель (немец). Террористы заявили, что они совершили это в знак солидарности с Ирландской республиканской армией.

Впрочем, члены RAF начали убийства со своих. После очередного ограбления (на этот раз прихватили 285 тысяч) одна из членов группы позвонила домой и сообщила матери, что разочаровалась в терроризме и скоро приедет домой. Больше ее никто не видел. Прямых доказательств, что ее убили рафовцы, нет, но…

Впрочем, вскоре появились жертвы и с другой стороны. Правда, это были полицейские, погибшие при попытках арестовать террористов. Те в подобных случаях тут же открывали огонь. Но пока рафовцы не ставили убийство целью терактов.

Однако… 11 мая 1971 года Баадер, Энслин и еще двое товарищей взорвали во Франкфурте три бомбы возле Вооруженных сил США. Один человек, американский офицер, погиб.

После этого террористы увлеклись взрывами полицейских автомобилей. Убитых не было, но раненые имелись.

Вообще-то, так бывает нередко. Террористы первоначально пытаются проводить «бескровные» акции, однако постепенно увлекаются… Именно это и случилось с членами RAF. От «демонстративных» акций они перешли к взрывам, при которых без жертв обойтись было просто невозможно. Они устраивают взрывы возле издательства «Шпрингер». Убитых снова нет, ранены 17 человек. Зато 24 мая в Гетеборге они взрывают машины со взрывчаткой – снова возле офиса ВС США. Убиты трое – два американских военнослужащих и друг одного из них. Члены RAF заявили, что это ответ на бомбардировки американцами Вьетнама. Итак, через кровь террористы перешагнули…

Однако все это продолжалось недолго. В июне полиция одного за другим арестовала трех самых видных деятелей RAF – Бадера, Энслин и Майнхоф. Гудрун Энслин вляпалась по глупости. Она пришла в универмаг и стала примерять свитер. Продавец заметил под ее кофтой очертания пистолета и звякнул куда надо. Тоже мне, конспираторы! То, что они так долго оставались на свободе, можно объяснить лишь бездарной работой полиции.

Впоследствии арестовали и многих других. Не всех, но ядро RAF оказалось за решеткой.

Забегая вперед, скажу, что в 1976–1977 годах Ульрика Майнхоф, Адреас Баадер, Гудрун Энслин, Ирмгард Мёллер и Ян-Карл Распе один за другим погибли в тюрьме «Штамхайм», где они находились в одиночном заключении. Официальная версия – покончили жизнь самоубийством. Однако в это не верит никто кроме германского официоза. Множество фактов откровенно не лезут ни в какие ворота. Так, Баадер якобы застрелился из пистолета, пронесенного адвокатом. Причем, как в анекдоте – «покончил с собой» выстрелом в затылок!

К тому же лидеры RAF были очень беспокойными заключенными. Так, они провели две голодовки, наделавшие много шума. Более того.

«Баадер и в тюрьме развернул бурную деятельность – через адвокатов руководил оставшимися на свободе бойцами RAF, писал манифесты, составлял листовки, разрабатывал планы новых акций».

(А. Колпакиди)

Но самое главное другое. Леваки не оставляли надежды освободить своих лидеров. Было совершено два похищения с требованием освобождения заключенных. Четверо палестинцев захватили самолет, потребовав освободить многих заключенных разных стран. В их число входили и рафовцы. Так что, видимо, власти просто решили, что спокойнее будет, если террористов ликвидировать. Правда, непонятно, почему они это сделали так топорно…

Германские власти рано радовались. Деятельность RAF на некоторое время была парализована. Однако в планы террористов входило создать на территории ФРГ много «фракций». В какой-то степени это удалось. В дело вступили террористы из «Движения 2 июня». Это были анархисты, во многом не соглашавшиеся с рафовцами. В частности, они не разделяли пессимизма последних по поводу немецкого народа, считая, что его можно поднять.

Этим отличается ситуация с терроризмом в ФРГ от ситуации в России начала ХХ века. У нас каждая группировка считала себя самой правильной, существовала сама по себе. А «новые левые» полагали, что они делают общее дело, на идеологические разногласия им было наплевать. Как мне сказал современный немецкий анархист:

– Я не разделяю идей RAF. Но те, в кого они стреляли, такая сволочь…

«В тюрьме заключенные первого поколения RAF регулярно объявляли голодовки, во время одной из таких голодовок 1974 года, на 83-м дне голодовки умер Хольгер Майнц. Его посмертная фотография обошла все газеты. До ареста это был красивый, здоровый парень, студент факультета кинематографии, ему не было еще 30-ти. И фотография мертвеца – огромная борода, заострившийся нос, лицо как у скелета, кажется, что это столетний старик. На следующий день после его смерти председатель Верховного суда Западного Берлина Гюнтер фон Дрекман отмечал день рождения. В разгар праздника в дверь раздался звонок. Хозяин открыл – на пороге стояли две юные красавицы. Одна протянула ему букет роз, а другая достала автомат и изрешетила тело судьи. Это девицы из “Движения 2 июня” отомстили за смерть Хольгера Майнца. Это было одно из самых громких дел “2 июня”, другая акция, принесшая славу этой организации, которой, казалось, самой судьбой было предначертано вечно оставаться в тени своих старших товарищей из RAF, это похищение лидера христианских демократов Западного Берлина Петера Лоренца. И в обмен на него они добиваются освобождения нескольких членов своей организации. В это же время происходит захват посольства в Стокгольме. Четверо “социалистических пациентов” захватили западногерманское посольство в Стокгольме. Двое погибли – Ульрих Вессель и Зигфрид Хаузнер. Удачное похищение Лоренца среди бела дня из машины, убийство Дрекмана, захват посольства в Стокгольме, освобождение террористов – все это способствовало подъему новой волны террора. Из той же коммунарско-анархистской среды, в которой родилось

“2 июня”, в 1973 году вышла новая террористическая организация – Revolutionаren Zellen (RZ) – Революционные ячейки. Эта организация была еще более анархической, чем “2 июня”, которое состояло все-таки из профессиональных революционеров, а не из любителей, промышлявших террором в свободное от работы время».

(А. Колпакиди)

Интересно, что «Движение 2 июня» сохранило приверженность к контркультурным хэппинингам[67]. Так анархисты украли несколько тысяч билетов на метро и раздавали их бесплатно жителям Западного Берлина. А во время ограблений банков раздавали посетителям и служащим шоколадки. Букет роз перед убийством – из той же серии…

Что касается «Революционных ячеек», то они тоже не скучали. Интересно, что эти террористы одними из первых применили сетевой принцип организации. То есть у них не было центра, ячейки контактировали друг с другом «на параллельном» уровне. А ведь, в самом деле, зачем террористам центр?

«Первой вооруженной акцией “Революционных ячеек” стала атака на представительство американской корпорации ITT в ФРГ, произошедшая в ноябре 1973 года. Цель акции состояла в том, чтобы выразить протест против той роли, которую эта корпорация сыграла в ходе подготовки и проведения военного путча в Чили в сентябре 1973 года, в результате которого над Чили почти на 20 лет воцарилась темная ночь фашизма.

Спустя два года происходит еще одна весьма примечательная акция – девушки-участницы RZ подкладывают мощное взрывное устройство в здание Федерального Конституционного суда в Карлсруэ на следующий день после того, как эта инстанция признала правомерным закон, ограничивающий право на аборт.

…

В июне 1976 года группа террористов захватила авиалайнер компании “Эр Франс”, следовавший рейсом из Тель-Авива в Париж, и приказала экипажу лететь в угандийский аэропорт Энтеббе, после посадки в котором угонщики выдвинули требование освобождения 53 политических заключенных, включая 40 участников палестинского сопротивления, отбывавших сроки в израильских тюрьмах, и 6 арестованных “городских партизан” в Германии».

(Михаил Шувалов, журналист)

В последнем случае террористы были обезврежены израильским спецназом.

«Деятельность RZ была теснейшим образом связана с акциями Карлоса[68] и палестинцев. Они участвовали во всех их знаменитых акциях, таких как, например, захват в 1974 году министров стран-членов ОПЕК в Вене. Ячейка – одна из немногих террористических организаций, которая продолжает действовать до сих пор: в прошлом году они дали о себе знать серией взрывов. Особо громких самостоятельных акций им совершить не удалось, но все же за ними числится убийство регионального министра экономики Кирри в 1981 году. Непонятно зачем. В 1984–1985 годах совершили ряд покушений на высокопоставленных чиновников. Они вообще-то стараются не убивать; стреляют и взрывают так, чтобы жертву ранить или покалечить, так чтобы всю жизнь потом помнил, чтоб знал. В 1974–1975 году действуют в основном SPK, “2 июня” и RZ в компании с Карлосом. Новой волной RAF пока и не пахнет».

(А. Колпакиди)

Но вернемся к RAF. В 1977 году террористы начинают деятельность по второму кругу. Лидером второй волны становится Бригита Монхаупт. Она была причастна к деятельности первого поколения и даже отсидела какое-то время в тюрьме, но ее на свою беду выпустили.

Новая смена сразу начала с убийств. 7 апреля 1977 года в Карлсруэ был убит генеральный прокурор ФРГ Зигфрид Бубак, выступавший обвинителем на процессе против Ульрики Майнхоф. Под раздачу попали и двое его друзей, имевших несчастье оказаться рядом с ним. Через несколько дней во франкфуртский офис Немецкого агентства печати пришло письмо, в котором было сказано: «Это за Ульрику Майнхоф».

30 июля того же года на загородной вилле в Оберурзеле убит президент «Дрезденер-банка» Юрген Понто. В чем провинился директор банка? В том, что «буржуазная свинья». Этого хватило.

Между тем террористы пытались применять более крутые виды оружия. 25 августа 1977 года боевики установили напротив здания Федеральной прокуратуры в Карлсруэ… пусковую установку для ракеты. Из этого ничего не вышло. Впоследствии один из террористов, инженер, отвечавший за техническую сторону дела, утверждал, что раскаялся и вывел из строя устройство. Правда, судьи ему не поверили.

Я уже упоминал, что оружие определяет очень многое. Так, распространению в странах «третьего мира» партизанского движения во многом способствовало появление автомата Калашникова. Как известно, это оружие отличается исключительной простотой – так что его быстро может освоить технически неграмотный Али, Педро или Мбамба. Кроме того, автомат очень надежен, что при партизанской войне в горах и джунглях немаловажно. Благо «калаши» производили не только в СССР и странах Варшавского договора, но в Китае и в других странах – и даже (нелегально) – в США. Впрочем, сейчас тоже производят[70].

Недаром АК присутствует на знаменах и эмблемах не только многих радикальных движений, но и на флагах и гербах ряда стран. Товарищи помнят, чему они обязаны своим приходом к власти…

Однако, что партизану хорошо, то террористу – не очень. Хотя «калаши» использовали бойцы RAF, «Японской Красной Армии» и многие другие экстремисты. Однако «калашников» – автомат для боя. Террористам нужно иное оружие.

И вот на горизонте появился автомат, точнее, пистолет-пулемет, «Скорпион», ставший чуть ли не символом левого терроризма. Именно он изображен на эмблеме RAF.

Родиной этого оружия является Чехословакия. Эта страна и до Второй мировой войны имела мощные оружейные

заводы. Оружие там производили не только для себя, но (большей частью) на продажу. Кстати, на чехословацких заводах производилось множество оружия для Третьего Рейха. Например, штурмовые, противотанковые и зенитные самоходки, причинившие много неприятностей как советским войскам, так и союзникам, производили именно чехи.

То, что Чехословакия стала социалистической, ничего особенно не изменило. Тем более что социализм там был своеобразный. Любой желающий мог приехать и закупить партию разных стреляющих железок. Правдоподобно процесс покупки-продажи описан в книге Фредерика Форсайта «Псы войны». После «Пражской весны» положение слегка изменилось. Но не слишком. Теперь продавали оружие не каждому, а, скажем, каждому второму…

Пистолет-пулемет[71] «Скорпион» был принят на вооружение чехословацкой армией в 1961 году и предназначался для связистов, танкистов и других солдат, для которых личное оружие не является главным. В армии он не слишком понравился. «Скорпион» имел не очень высокую точность, зато излишне высокую скорострельность. (Для армейского оружия последнее является недостатком.) Но! Террористов-то точность не сильно волнует, а высокая скорострельность для них, скорее, плюс. Им ведь надо с небольшого расстояния за минимальное время выпустить как можно больше пуль.

Пистолет-пулемет имел длину 270 миллиметров (со сложенным прикладом) – то есть его легко можно было спрятать под пиджак или куртку. «Скорпион» был достаточно прост и обращении и, что немаловажно, относительно дешев.

Чехи быстро сориентировались в рыночной конъюнктуре и стали выпускать пистолет-пулемет не только под патрон, принятый в странах Варшавского договора, 7,65 мм, но и под более распространенный на Западе – 9 мм, «парабеллумовский».

«Скорпион» приобрел огромную популярность среди сторонников «городской герильи». Не только у леваков, но и у Ирландской республиканской армии и других. Именно это оружие использовали боевики «Красных бригад», любившие следующий способ терактов: террорист в закрытом мотоциклетном шлеме, сидящий на заднем сидении мотоцикла, открывает шквальный огонь по жертве. После чего двухколесная машина уносится. Как известно, догнать спортивный мотоцикл в условиях городского движения – задача трудно выполнимая.

Впрочем, террористы использовали и более серьезное оружие, включая гранатометы.

Изготовить взрывные устройства при уровне техники 1970-х было несложно. А что касается взрывчатки, то на территории Европы хватало военных складов времен Второй мировой, про которые воюющие стороны позабыли, и хранившееся там добро растащили местные жители. Одним из любимых приемов террористов стали взрывы автомобилей, набитых взрывчаткой. В больших городах проделать такое легче легкого. Вот и взрывали.

RAF и «примкнувшие к ней» организации всегда были малочисленными, плохо организованными и законспированными. Хорошей организации мешал прежде всего декларируемый антиавторитаризм. Однако имелись и левацкие структуры, организованные по совершенно иным принципам…

В Италии к началу 70-х годов XX века терроризмом трудно было кого-то удивить. После окончания Второй мировой войны было две террористических волны. Первую устроили тирольские сепаратисты. Вторую – неофашисты. Однако все это поблекло, когда на сцену вышли «Красные бригады».

В Италии, кроме общих для Запада левых настроений, имелись и свои особенности.

В начале 1970-х Компартия Италии первая среди всех европейских держав провозгласила переход на позиции так называемого еврокоммунизма. Суть этой доктрины в том, что коммунисты не только отказывались от революционных методов, а вообще посылали куда подальше идею захвата власти. Тут надо пояснить. Можно взять власть и вполне демократическим путем, а потом сделать так, что больше демократическая система работать не сможет. Так, к примеру, было в 1936 году в Испании. Подобным образом поступил Гитлер. А вот сторонники еврокоммунизма провозглашали, что надо «играть по правилам». С точки зрения демократии и прочего гуманизма, это звучит красиво. Но суть-то в том, что крайние партии могут победить только тогда, когда плюют на «демократические» правила игры.

Мотивы такого поворота были вполне понятны – руководители Компартии решили войти в истеблишмент и стать солидными сеньорами, заседая в парламенте. Но это устраивало далеко не всех. Итальянские коммунисты были весьма серьезными ребятами. После окончания Второй мировой войны Италия некоторое время балансировала на грани новой войны – гражданской. Коммунисты, получившие некоторый опыт борьбы в рядах Сопротивления, хотели строить социализм. Их оппоненты не хотели. Тогда этот спор решили, в общем и целом, без особой крови. Но идеи-то куда девать? Люди остались. Многие воспринимали новый курс Компартии как предательство. А ведь имелись и бурно распространялись идеи новых левых…

Между тем в Италии накатили новые проблемы. В начале 70-х эта страна испытывала мощный экономический бум. Только вот, с точки зрения рабочих, был он какой-то сомнительный. Возникало множество новых предприятий, на которые действие профсоюзов не распространялось, а значит, никто не защищал рабочих от произвола предпринимателей. Впрочем, профессиональные союзы и не особо рвались кого-то защищать. Они тоже начали исповедовать идею «социального партнерства».

Но молодым и горячим ребятам из числа рабочих такое положение дел совсем не нравилось. И они стали искать альтернативу… Вот тут-то и пересеклись интересы радикальных левых и горячих рабочих парней. Так что если американские или немецкие леваки базировались, в общем-то, на абстрактных идеях, то итальянские имели под собой куда более серьезную почву. Поэтому итальянский левый терроризм выглядел совсем по-иному…

К примеру, здесь имелась более тесная связь со «старыми» левыми, разочаровавшимися в своих прежних товарищах, но тем не менее…

«В “Красных бригадах” в отличие от всех остальных левых терорганизаций действительно было несколько людей, которые участвовали в Сопротивлении еще будучи молодыми людьми. Это и старик-партизан – эксперт по оружию, которого долгое время не могли найти спецслужбы (его знал только узкий круг руководителей), и издатель-миллиардер Фельтринелли, который параллельно с BR создавал собственную организацию “Группа партизанского действия” (GAP) и трагически погиб в 1972 году, якобы подорвавшись на собственной бомбе при попытке взрыва линии электропередач, подававшей энергию к месту проведения съезда официальной компартии».

(А. Колпакиди)

Подобные товарищи имели меньше светлых иллюзий, но зато куда больший опыт. Именно поэтому итальянские террористы строили свою деятельность гораздо серьезнее.

Однако имелись и общие черты. Прежде всего – уверенность в том, что в стране можно поднять реальную «городскую герилью», которая сметет власть. Характерно, что люди, непосредственно стоявшие у истоков итальянского левого терроризма, являлись студентами-социологами. В 60-е годы социология была очень популярна среди левых. Тогда она не являлась, как теперь, коммерческим предприятием, в котором либо делают «чего изволите», либо отрабатывают гранты, выделенные понятно кем. Во времена «молодежной революции» было понятно, что марксистский экономический анализ к европейским странам уже не применим. Место политэкономии заняла социология. А если иные товарищи делали вывод о необходимости революции, так что ж тут поделать. Они за свои слова ответили.

Главное отличие «Красных бригад» в великолепной организации, которая наводила ужас на итальянцев, да и не только на них, в том, что они действовали не торопясь, постепенно и обстоятельно. Начали они, как и все левые террористы, с дискуссий.

Ядро будущей террористической группировки сложилось среди студентов университета города Тренто. Сначала они просто дискутировали, но постепенно пришли к выводу о необходимости вооруженной борьбы. 1 ноября 1969 года в городе Кьявари прошло совещание лидеров левацких группировок. На нем студент Ренато Курчо призвал «перейти к вооруженной борьбе». Целью было – «освободиться от власти капитала». Но заявления можно делать всякие. До поры до времени леваки ограничивались революционной деятельностью на бумаге. В 1970 году стал выходить журнал «Sinistra proletaria» («Левый пролетариат»). Поначалу его эмблемой был серп и молот, но потом к нему добавили автомат. 20 октября 1970 года журнал объявил о создании «Красных бригад». По-итальянски – Brigate Rosse. Поэтому эту организацию часто обозначают аббревиатурой «BR».

Непосредственным создателем и руководителем BR был Ренато Курчо.

«Ренато Курчо родился в 1942 году в нищей семье. Учился в католическом колледже. Потом, выиграв в конкурсе, получил стипендию в Трентском университете, где учился на факультете социологии. Но диплом защищать не стал. В 1961 году он был фашистом, активистом неофашистской группировки “Новый порядок”. В 1965 году уже оказался в студенческой католической организации “Университетское согласие”. В 1967 году создает свою организацию “Альтернативный университет”, знакомится с Маркузе[72] и Руди Дучке. В 1969-м он женится на Маргарите Кагол и переезжает в Милан, где создает “Столичный политический комитет”, который вскоре переименует в “Левую пролетарскую группу”. В Милане этот “заезжий полуфашист-полукатолик”, ставший левым, требует от “местных” товарищей радикализации борьбы. Курчо черпал идеи из сочинений Маркса и Мао. Говорил, что “Красные бригады” идеологически восходят к китайской культурной революции. Оппонентов именовал “ревизионистами” и классовыми врагами пролетариата, “бригадистов” – “пролетарскими борцами”. Считал борьбу, ведущуюся BR, частью борьбы за дело пролетариата, ведущейся во всех Европейских странах: “во Франции, Германии, Испании, Португалии существуют формирования, которые действуют на базе той же, что и мы, стратегической гипотезы”».

(Марина Латышева)

Изгибы политических пристрастий сеньора были интересные.

Но тут важен не его переход от неофашистов к левакам. Это как раз понятно. Человек хотел изменить мир, который ему сильно не нравился. Вот он и пытался… Тут важнее иное. Леваки на тот момент бредили протестом против «авторитаризма», под которым понимали всё, включая дисциплину. А вот неофашисты были как раз «за порядок». Ультраправые организации во всех странах стараются использовать военный или полувоенный стиль. Курчо, видимо, кое-чего насмотрелся и кое-чего понял. И он сделал верный вывод, который задолго до него сделал товарищ Ленин. Раздолбаи-тусовщики победить «Систему» не способны. Нужна жесткая организация.

В отличие, скажем, от немцев итальянские террористы куда больше говорили не об освободительной борьбе далеких стран, а о пролетариате. Причины я уже называл – в Италии имелось достаточно молодых и злых рабочих… Вот что они писали:

«Нужно выбросить из головы как можно скорее и раз и навсегда, что превращение вооруженной борьбы в длительную народную борьбу может быть стихийным процессом… Создать условия для альтернативной власти, организовать революционный потенциал пролетариата – это сознательный и насильственный процесс, производимый коммунистическим авангардом. Вооруженная борьба – это политическая стратегия, а не одна из возможных форм борьбы. Вооружение рабочего класса должно сегодня трактоваться и практиковаться исходя из целей создания боевой партии».

Именно поэтому «Красные бригады» начали с небольших акций, стараясь завоевать симпатии наиболее отчаянной части рабочих.

«С 1970 г. “бригадисты” распространяют листовки, производят поджоги автомобилей, диверсии на предприятиях, экспроприации, похищения и “пролетарские” суды. Первая операция “Красных бригад” проведена 28.11.1970 – осуществлена серия взрывов на заводе “Пирелли”. В первые годы деятельности BR террор осуществлялся против начальников заводской администрации, управляющих, руководителей предприятий.

17 сентября 1970 г. “Красные бригады” сожгли автомобиль чиновника фирмы “Сит-Сименс”. Еще автомобили были сожжены в ноябре и декабре, но только 25 января 1971 года “Красные бригады” получили национальную известность, взорвав три грузовика в Лаинате. 3 марта 1971 года “Красные бригады” совершили первое похищение, захватив Идальго Маччиарини, видного чиновника “Сит-Сименс”. После короткого допроса они выпустили его, с лозунгом вокруг шеи “Ударь одного, чтобы научить сотню”. Все это было сфотографировано и отправлено в газеты».

(Марина Латышева)

Как видим, «Красные бригады» во многом повторяли путь американских бунтарей XIX века – они начали с «экономического террора». У «бригадистов» был точный расчет. Многие рабочие не любят начальство. И если кто-то начальнику вломит, то сочувствующие этому делу найдутся.

Понятно, что не обходилось и без грабежей. В декабре 1971– начале 1972 года «бригадисты» ограбили три банка и изрядно пополнили свою кассу.

В этот период террористы, так сказать, «тренировались на кошках». В отличие от немцев, а уж тем более американцев, их не слишком пугали «авторитарные тенденции» в своей среде. Возможно, сказалось влияние старших товарищей, а также товарища Курчо. Лидеры BR гораздо лучше, чем их коллеги из других стран, понимали, во что они ввязываются. Они объявили войну «буржуазному обществу». А что нужно на войне для того, чтобы победить? Правильно. Хорошая организация и железная дисциплина.

Еще одна цитата из их теоретических изысков: «Крупный город является также скоплением целей, которые следует поражать. Здесь перед нами огромный фронт, причем противник никогда не знает, в какой именно точке его ждет наш удар. Поскольку все цели на этом фронте легко достижимы, противник вынужден постоянно и повсеместно быть в состоянии боевой готовности. В результате нигде он не будет достаточно силен, и небольшое число партизан сможет блокировать значительные неприятельские силы. Военные действия следует начинать в наиболее важных укрепленных районах противника: против всех институтов этого общества, против административных служб и полицейских участков, против руководства крупных промышленных комплексов и их ответственных чиновников… Военными противниками партизанских формирований являются полиция и армия. Однако партизанские группы действуют в подполье или полуподполье, и успешность их действий зависит от того, насколько им удается действовать скрытно, не попадая в поле зрения противников.

В этом смысле партизанская война представляет ряд преимуществ. После осуществления акции группы могут быстро и эффективно скрываться в заранее подготовленных убежищах, не прибегая для этого к помощи населения. Передвижение по крупным городам с их интенсивным уличным движением может происходить практически незаметно… В то же время именно в городах, особенно крупных, гораздо легче устанавливать и поддерживать связи с источниками информации, сторонниками наших действий, самими членами различных формирований…»

Вот они и создавали структуры. Итальянские ребята куда внимательнее читали Маригеллу, чем их коллеги из других стран.

Это не значит, что «бригадисты» не занимались ничем, кроме грабежей. Они продолжали гнуть свою линию. Так, к примеру, 12 февраля 1973 года боевики BR похитили профсоюзного босса Бруно Лабата. Выбор очень показателен. Профсоюзных деятелей леваки (да и многие рабочие) считали «продавшимися капиталистам», что, в общем-то, было недалеко от истины. Многие из этих товарищей крутили на своих должностях разнообразные делишки в целях личного обогащения. Лабату ничего особо плохого не сделали. Его приковали наручниками к воротам завода фирмы «Фиат Мирафтори», где его и обнаружили через несколько часов. Как видим, эти акции – «агитационные».

Но 18 апреля 1974 года боевики «Красных бригад» похитили в Генуе судью Марио Сосси. В обмен на его освобождение террористы потребовали выпустить из тюрьмы восьмерых леваков. Власти требования удовлетворили, судью выпустили. Именно после этого «Красные бригады» приобрели общенациональную известность.

15 мая 1974 года террористы впервые применили метод, ставший впоследствии «фирменным знаком» «Красных бригад», – прострелили колени адвокату Массимо Де Каэролису. Смысл метода понятен – человек выживает, но становится инвалидом, демонстрируя всем своим видом «силу пролетарского гнева».

До некоторых пор террористы никого не убивали. Возможно, поэтому на них власти и не обращали особенного внимания.

И напрасно. Первое убийство было совершено 17 июня 1974 года. Боевики BR проникли в помещение неофашистской партии «Итальянское социальное действие», где расстреляли двух человек.

В том же году Курчио был арестован, его выдал внедрившийся в ряды «бригадистов» осведомитель. Впрочем, сидел он недолго, чуть более пяти месяцев. 18 февраля 1975 года жена главного террориста в сопровождении двух боевиков вошла в тюрьму Казале Монферра-то, где содержался Курчио. Под пальто сеньора держала знакомый нам пистолет-пулемет «Скорпион». Двое ее товарищей тоже шли не с пустыми руками… В итоге Курчио террористы освободили. Хорошую жену человек себе нашел… Второй раз Курчио поймали в 1976 году. Но это уже ничему не могло помешать.

Тем временем «Красные бригады» создали очень четкую организационную структуру. Имелось «Стратегическое руководство». В него входили как подпольщики, так и люди, которые вели «цивильную» жизнь. Однако эти люди решали только общие вопросы. Непосредственно акциями командовало «Исполнительное руководство». Вся организация делилась на «колонны» – по одной на город: Рим, Милан, Турин, Генуя, Венеция. «Колонны» делились на «бригады», каждая их которых состояла не более чем из пяти членов. Кроме того, существовала разведка и контрразведка. Специальная служба занималась внедрением людей в разные учреждения, в том числе и в полицию, на предприятия и так далее. К информационной войне BR подошли очень серьезно. У них была не только информационная служба, но даже нечто вроде социологического отдела, который изучал реакцию общества на террористические акты. Причем все это работало!

Точная численность «Красных бригад» неизвестна. По оценкам итальянских историков, в 1974–1976 годах в BR входило, по крайней мере, несколько тысяч человек. По другим данным – аж 25 тысяч. Из них – 500–600 боевиков, остальные – «обеспечение».

Надо сказать, что в «бригадистах» не было ничего «контркультурного». Вообще. В инструкциях, написанных руководством BR для боевиков, черным по белому написано: бойцы должны быть консервативно одеты, аккуратно подстрижены. При проживании на квартирах следовало вести себя тихо, быть вежливыми с соседями. Вроде бы азы конспирации, но многие другие левые экстремисты так и не научились их соблюдать. Разумеется, и речи не шло ни о каких наркотиках и «сексуальной революции». Дисциплина, словом. Поэтому, когда позже пошли массовые аресты членов «бригад», люди часто были в шоке: оказывалось, что их сосед, тихий симпатичный молодой человек – страшный террорист…

Применялись методы, совершенно нехарактерные для любых экстремистских групп, зато очень распространенные в разведке. Кое-каких людей «замораживали». То есть человек вступал в «Красные бригады», после чего резко порывал со всякими левыми кругами и начинал вести жизнь законопослушного обывателя. Смысл этого понятен. Итальянская полиция, разумеется, присматривала за леворадикальными тусовками. Но в этой среде огромная текучка. Одни приходят, другие уходят. И отследить за всеми ушедшими просто нет возможности, особенно если человек переезжал в другой город. Понятно, что ему куда легче было устроиться куда-нибудь на нужное место. А в один прекрасный момент такой товарищ получал приказ…

Что-то знакомое, правда? Именно. Это называется – «мафия». И тут нет ничего удивительного. Итальянцы сорганизовались так, как они привыкли.

«Красные бригады» были пролетарскими не только по самоидентификации. Основную массу боевиков составляли именно молодые рабочие. Те, кому подобная жизнь показалась веселее, чем стоять у станка. Так ведь и в мафию идут такие же ребята.

Тут возникает вопрос: а имели ли «Красные бригады» контакты с «обычной» мафией? Несомненно. BR ведь добывали деньги не только грабежом, но и рэкетом. То есть сферы интересов революционеров и мафиози пересекались. И как-то договаривались. По некоторым сведениям, «бригадисты» успешно продавали мафиозным «семьям» оружие. Благо к этому времени в мире сложился своеобразный «террористический интернационал». В него входили не только леваки Европы, Азии и обеих Америк, но и Ирландская республиканская армия, палестинцы, баскские сепаратисты и другие. Эти люди активно контактировали и оказывали друг другу разные услуги.

Что же касается взаимодействия с разведками, то тут – темный лес. На Западе «Красные бригады» обвиняли в связях с чехословацкими спецслужбами. В СССР – в связях с ЦРУ. Скорее всего, террористы имели дело со всеми…

Во второй половине 70-х «Красные бригады» резко активизировались. Они провозгласили отход от «демонстрационных акций» и переход к «постоянным действиям».

«Действовать надлежит в городах, где находится организационный и политический центр эксплуатации. Надо нанести удар в самое сердце системы… наносить удары в сердце государства, уничтожать символы власти», – говорилось в одном из материалов BR.

Короче, начали стрелять направо и налево. Именно тогда вошла в моду стрельба с мотоциклов. Террористы взяли манеру предупреждать прессу об убийствах за 10–15 минут.

Жертвами являлись разные люди. Это были и предприниматели – такой вот имелся способ решения трудовых конфликтов; и государственные чиновники; и профсоюзные боссы.

В 1977 году боевики начали охоту за журналистами, которые отрицательно отзывались о «бригадах». За работников масс-медиа принялись всерьез.

Так в июне был ранен вице-директор журнала «Секоло XIX» Витторио Бруно и убит директор «Джорнале Нуово» Индро Монтанелли; в августе ранен директор телепередачи «Ти-Джи-1» Эмилио Росси, в сентябре – редактор Туринского отделения газеты Итальянской компартии «Унита» Нино Ферреро.

Надо признать, что войну против СМИ «бригадисты» вели грамотно. Они покушались не на журналистов, а на медианачальников. Потому что всех акул пера и телекамеры не перестреляешь. Да и не запугаешь – среди них много смелых парней. А вот редакторы и директоры, как правило, куда более ценят свое здоровье…

К «традиционным» коммунистам «бригадисты» не испытывали никаких теплых чувств, считая их такими же врагами, как и главных коммунистических оппонентов – христианских демократов. А уж последних отстреливали с превеликим удовольствием. На их функционеров за три года было совершено более 50 покушений.

Всего же в период с 1976 по 1979 год боевики «Красных бригад» совершили более 8700 террористических актов. Не все они заканчивались убийством. Так, террористы активно занимались стрельбой в колени. Простой подсчет показывает, что «Красные бригады» в последние три года совершали в среднем по восемь терактов в день! Если учесть, что Италия – не слишком большая страна, то можно представить, что там творилось…

О реакции на деятельность BR говорит тот факт, что когда власти решили начать процесс над попавшимися террористами, то не могли найти присяжных! Никто не хотел рисковать своим здоровьем и жизнью.

И вот мы переходим к акции «Красных бригад», о которой упоминается в любой справке об этой организации. Речь идет о похищении председателя Совета Министров Италии, лидера Христианско-демократической партии Альдо Моро.

Этот государственный деятель проводил политику сближения с коммунистами. Надо сказать, что политическая обстановка в Италии была своеобразной. После окончания Второй мировой войны Христианско-демократическая партия Италии (ХДП) постоянно находилась у власти, что во многом способствовало популярности «Красных бригад». Получалось, что «буржуазная демократия» и в самом деле является фикцией. С другой стороны, именно ХДП винили во всех проблемах. А их в Италии хватало.

Моро решил изменить ситуацию – по его плану в новое правительство должны были войти и коммунисты. То есть получить свой «кусочек пирога», а заодно – разделить ответственность. Так что для ультралевых он являлся врагом № 1.

Похищение произошло 16 марта 1978 года. Моро как раз направлялся на празднование по случаю образования нового правительства, которое поддерживала и Компартия Италии.

Операция была проведена грамотно. Автомобиль, в котором ехал Моро, передвигался по Риму в сопровождении машины с охраной. В первой машине находились шофер, Оресте Леонарди, телохранитель, сидевший рядом с водителем, на заднем сиденье сидел сам Моро. Во второй машине было еще три охранника. Внезапно на одном из перекрестков путь перегородила выехавшая задним ходом белая машина. Водитель Моро врезался в этот автомобиль, а сзади их ударила машина охраны… Из белой машины выскочили двое – сидевшая за рулем женщина и ее спутник. Оба были вооружены пистолетами-пулеметами. Для разнообразия, они использовали не «Скорпионы», а «Беретты М12». Из них парочка открыла шквальный огонь по передним сиденьям. Водитель и телохранитель были убиты мгновенно. Одновременно из расположенного рядом бара выскочили несколько террористов, одетых в ярко-голубые авиационные униформы, и расстреляли машину охраны. Еще несколько террористов прикрывали подступы и блокировали движение.

Расстрел занял около 15–20 секунд. Один из охранников попытался сообщить по рации о нападении, но был убит раньше, чем успел что-то сказать. Еще один охранник успел-таки достать оружие и даже выскочить из машины, но тут и его настигла пуля.

Террористы запихали Моро в поджидавший «Фиат» и были таковы. Как выяснилось позже, боевики сумел заблокировать все окрестные телефонные линии. Полиция могла перекрыть дороги только через 47 минут. Но было уже поздно.

Описывая это похищение, обычно упирают на крутую подготовку террористов. Но впоследствии некоторые его участники, выйдя из-за решетки, говорили совсем иное. Разумеется, это были не уличные хулиганы, кое-чего они умели и перед захватом отрабатывали взаимодействие. (А это куда важнее, чем умение стрелять – с трех шагов из пистолета-пулемета промахнуться трудно. А вот быстро выскочить группой из узкой двери бара, не устроив возле нее толкучки, – куда сложнее.) Но какими-то супербойцами, вроде сегодняшних спецназовцев, они не являлись. Просто охрана была бездарно организована. В самом деле – что могли поделать четверо охранников, вооруженных пистолетами, против людей с автоматическим оружием?

Как часто случалось и случается, террористы шли на шаг впереди государственных служб. Такой наглости никто от «Красных бригад» не ожидал.

Через двое суток террористы позвонили в полицию и предложили прислать людей в один из римских подземных переходов.

Прибывшие обнаружили фотографию Моро на фоне знамени с эмблемой «Красных бригад». Надпись рядом с фотографией гласила, что Моро посажен в «народную тюрьму», поскольку он «самый авторитарный лидер, бесспорный теоретик и стратег христианско-демократического режима, который тридцать лет угнетал итальянский народ».

В «Коммюнике № 3» сообщали: «Разумеется, мы стремимся именно к войне. Наши усилия мешают противнику нормализовать обстановку и добиться тактической победы в этой битве последнего десятилетия, породившей столько ожиданий и надежд».

Однако, несмотря на такие крутые заявления, требования террористов были не слишком оригинальными. Они выдвигали в том числе и обычное в подобных ситуациях требование: «освобождения всех коммунистических заключенных». Для подкрепления своих требований террористы убили двух тюремных работников – один из них работал в тюрьме, где сидел Ренато Курчио, другой был большим начальником в том же ведомстве. Впоследствии они конкретизировали свои требования, выставив список из четырнадцати видных членов «Красных бригад».

Но главным было другое. «Похитив Моро, “Красные бригады” пытались вынудить правительство пойти на переговоры и признать таким образом “Бригады” полноценным политическим оппонентом».

(Марина Латышева)

К этому мы еще вернемся.

Правительство заняло жесткую позицию: никаких переговоров!

Одновременно Моро активно искали. Было задействовано 35 тысяч полицейских и солдат. Безрезультатно.

Между тем сам Моро отнюдь не горел желанием умирать за светлые христианско-демократические идеалы. Он полагал: партия его бросила. Вот что он писал в письме, переданном террористами:

«Возможно, что все вы согласны в желании моей смерти во имя якобы интересов государства… почти как спасения для всех проблем страны?.. Если вы не вступитесь, кошмарная страница будет написана в Истории Италии. Моя кровь будет на вас, на партии, на стране».

Это длилось 54 дня. В это время BR не прекращали теракты. В конце концов, террористы поняли, что из переговоров ничего не выйдет, а похищенного рано или поздно смогут найти. 9 мая 1978 года в Риме в багажнике красного «Рено» был обнаружен труп Альдо Моро. Причем «бригадисты» припарковали машину между офисами христианских демократов и Компартии (они располагались на одной улице). Как показала экспертиза, Моро был убит из двух пистолетов-пулеметов. Один из них – «Скорпион». Тот самый, что на эмблеме RAF…

Конечно же, похищение и убийство Моро потрясли Италию. Правда, трудно сказать, что потрясло итальянцев больше – методы «Красных бригад» или полная беспомощность спецслужб.

Согласно распространенной версии, многие их тех, кто раньше сочувствовал «бригадистам», после «дела Моро» от них отвернулись. Но это только так считается. Ведь и до этого террористы тоже не стеснялись в методах. И если кто-то сочувствовал боевикам, ежедневно совершавшим теракты, то смерть Моро вряд ли их поколебала…

А вот «Красные бригады» теперь прославились на весь мир. Есть в этом деле и темные места. «Кстати, с убийством Моро до сих пор много неясного. До своего похищения Моро неожиданно дал согласие на так называемый “исторический компромисс”, согласно которому компартия Италии впервые стала поддерживать правительство. Против такого союза яростно выступили, в частности, в США. Уже тогда возникло подозрение, что к делу Моро было причастно ЦРУ. До сих пор неясной остается и роль в похищении итальянских спецслужб. Особенно когда стало известно, что в те годы их возглавляли лица, тесно связанные с подрывной масонской ложей “П-2”, которая замышляла в Италии правый переворот».

(Марина Латышева)

После «дела Моро» террористы активизировали свою деятельность. Причем они стали нападать на школы, университеты и даже транспорт. 1979 год стал рекордным по количеству террористических актов. Их было 2150. Из них:

133 – на учебные заведения;

110 – на профсоюзы;

106 – на секции ХДП;

91 – на секции Итальянской коммунистической партии;

90 – на казармы карабинеров и полицию.

Тут стоит обратить внимание на психологический фактор. Как видим, BR являлись жестко организованной и законспирированной террористической структурой. Такой, что по сравнению с ней Боевая организация эсеров – кучка дилетантов. Но подпольная жизнь не проходит даром. Люди вращаются исключительно в собственной среде, да и то все контакты доведены до минимума. Очень много времени уходит на весьма муторный процесс обеспечения собственной безопасности – бесконечные проверки – а нет ли за тобой «хвоста» и так далее. И, разумеется, постоянное нервное напряжение. А люди вокруг живут и плевать хотят на твою героическую борьбу… Что удивляться, что террористы неизбежно начинают звереть. Круг врагов всё расширяется. И ведь отступать-то некуда… Дело даже не в страхе перед наказанием. Как правило, людям очень трудно признать, что лучшие годы жизни пущены псу под хвост.

В дальнейшем «Красные бригады» тоже не сидели без дела. Теперь они ополчились на судебную и тюремную системы. В декларации, опубликованной в 1980 году, сказано:

«Наносить удары по эксплуататорам, верхушке Министерства юстиции, по тюремной администрации, органам следствия».

В рамках этой программы было убито 11 человек. Самой известной акцией стало похищение 12 декабря 1980 года судебного чиновника Д’Урсо. За его освобождение террористы потребовали закрыть тюрьму в городе Азинаре (Сицилия). Власти выполнили требование боевиков, чиновника выпустили. Интересно, а «бригадистов» в этом случае не мафиози попросили об этом?

В 1981 году был обнародован очередной документ: «Этот режим не имеет более никакого оправдания для своего существования и держится только на силах антипролетарского уничтожения… Если атаковать и подорвать эти силы, режим окажется абсолютно бессильным и немощным. Отсюда – шизофренические конвульсии различных партий, различных управленческих и судебных органов и т. д. Единственный цементирующий элемент, позволяющий этому режиму держаться на ногах, – это коррупция и страх».

BR решили расширить сферу деятельности – и начали борьбу против структур НАТО. Так, в январе 1982 года был похищен американский генерал Джеймс Доузер. Однако времена изменились. Генерала освободила спецгруппа полиции.

В борьбе с «Красными бригадами» более всего помогли не оперативные мероприятия спецслужб, а принятые в 1980 году законы. Согласно им, за сотрудничество с полицией, которое могло предотвратить новые акции, террористы имели возможность получить очень серьезное смягчения наказания. И арестованные «бригадисты» начали «колоться»! Первым таким был П. Печи, занимавший в «бригадах» высокое положение. Потом нашлись и другие.

В 1982 году полиция провела грандиозную операцию, которая длилась несколько недель. Были арестованы 300 террористов. Четыре «колонны» – Туринская, Миланская, Римская, Венецианская оказались полностью разгромленными. Дальше дело пошло легче. До конца года за решетку удалось посадить еще 1000 террористов. Причем, около 400 из них объявили, что раскаиваются. Основной мотив – «Красные бригады» занесло куда-то не туда… Около 600 человек успели сбежать из страны.

С 14 апреля 1982 года по 25 января 1983 года в Риме проходил процесс по «делу Моро». Перед судом предстали 54 обвиняемых. Еще 9 успели удрать. 32 человека получили пожизненное заключение, 23 осудили на разные сроки, остальных оправдали (тех, кто был в бегах, осудили заочно).

«Красным бригадам» был нанесен страшный удар, однако это был еще не конец. Кое-кто остался на свободе – и ни бежать, ни сдаваться они не собирались. Конечно, силы были уже не те. О массовом терроре речь уже не шла. «Бригадисты» стали наносить тщательно подготовленные «точечные удары». То есть стали похожи на RAF. Жертвами становятся… теоретики-экономисты. Дело в том, что в ту пору в Италии разрабатывалась экономическая модель развития страны. Она была направлена прежде всего на усиление интеграции с США. А вот с социальными программами было хуже. А значит… Мочи козлов!

В мае 1983 года произошло покушение на экономиста Джино Джуньи. Впрочем, экономистами дело не ограничилось. Тогда же были убиты главный прокурор Турина Бруно Качча и экс-мэр Флоренции Ландо Конти.

В феврале 1984 года был убит американский генерал Лемон Хант.

27 марта 1985 года в Риме боевики BR убили профессора политэкономии Римского университета Эцио Тарантелли, возглавлявшего исследовательский центр Итальянской конфедерации профсоюзов.

Одновременно с этим в рядах «Красных бригад» возник раскол. Причем по чисто теоретическому вопросу – об отношении к двум сверхдержавам. Представители старшего поколения полагали: СССР и США друг друга стоят, обе страны наши враги. Молодежь считала главным врагом Америку, а Советский Союз это, дескать, дело десятое. Никакой практической ценности дискуссия не имела. Потому как Компартию Италии к этому времени можно было назвать промосковской лишь с большой натяжкой. Итальянские коммунисты стремились влиться в истеблишмент и на советских товарищей плевать хотели. К примеру, они увлеченно подтягивали любимым песням западной пропаганды: «о нарушении прав человека в СССР» и «о причастности Советского Союза к международному терроризму». Товарищи так не поступают…

Но подобные расколы в радикальных организациях бывают нередко – они вызваны прежде всего бездействием. Я уже упоминал о коловшемся Ку-клукс-клане. Однако лидируют в этом деле троцкисты, которые с 1940 года (то есть начиная с убийства Троцкого) раскололись более чем на 80 (!) ненавидящих друг друга «тенденций».

«Красные бригады» тоже пережили раскол – из них получились «Красные бригады – Коммунистическая сражающаяся партия»

(BR-PCO) и «Красные бригады – союз сражающихся коммунистов» (BR-UCC).

Кое-что эти ребята делали. 14 февраля 1987 года в Риме группа из девяти боевиков напала на почтовый фургон. Погибли двое полицейских, один был ранен. 20 марта того же года был убит генерал Джорджери, возглавлявший в Министерстве обороны отдел разработки авиатехники. В апреле 1988 года террористы проникли под видом водопроводчиков в квартиру сенатора от ХДП Роберто Руфилли и застрелили государственного мужа. Но это были последние выплески. Казалось, история «Красных бригад» закончилась.

Кстати, о разгроме этой организации существуют разные мнения. Вот что считает историк и социолог А.Тарасов, видный специалист по левым организациям:

«И когда говорят, что итальянские правоохранительные органы “победили” “Красные бригады” и другие организации левого вооруженного подполья, то все это – чистая пропаганда. Арестовано было свыше 6 тыс. человек, причастных к вооруженному левому подполью, в то время как только в “Красные бригады” входило не менее 25 тыс. человек (не все из них стреляли, многие обеспечивали явки, оружие, транспорт, документы, финансирование). Подавляющее большинство этих людей до сих пор не известно итальянским правоохранительным органам – и многие подозревают, что эти люди сегодня в Италии занимают важные посты, вплоть до министерских (во всяком случае, именно с такими обвинениями выступила правая пресса – за известной итальянской террористкой Сильвией Баральдини, освобожденной из тюрьмы в США, был прислан правительственный самолет, а в аэропорту в Риме ее встречал министр юстиции Оливеро Дилиберто). Говоря иначе, левое террористическое подполье в Италии прекратило вооруженную борьбу, так как оказалось вовлечено в легальный политический процесс, позволивший ему на равных участвовать в соревновании за власть».

И в самом деле. Никто из «бригадистов» не отсидел полностью своего срока. На сегодняшний день ни один из них не находится в тюрьме. А уж тем более – никто не закончил в тюрьме жизнь «самоубийством». И тут стоит вспомнить эсеров. Их руководители выступали за террор, но как только замаячила перед глазами даже такая призрачная власть, как Государственная Дума, сразу дали задний ход. А уж когда после Февральской революции они дорвались до реальной власти – то позабыли про все на свете. Они тоже просто хотели попасть в политический истеблишмент.

Но, как оказалось, история «Красных бригад» не закончилась. «Случилось это в октябре 1999 года. Утром в полицейское отделение Музокко заказной почтой поступил пластиковый пакет, в котором позднее была обнаружена видеокассета, начиненная 150 граммами взрывчатого вещества. Трагедия была предотвращена только благодаря интуиции начальника отделения, заподозрившего неладное и вызвавшего специалистов по чрезвычайным ситуациям. А в 7 часов утра в среду в самом центре города, на площади Диас, всего в нескольких десятках метров от знаменитого Домского собора было обнаружено взрывное устройство с часовым механизмом и 250 граммами взрывчатки.

Бомба была спрятана в одной из клумб, расставленных по диаметру площади. Полиция установила, что бомбу заложили еще в воскресенье. Она должна была взорваться примерно в одно время с прибытием начиненного взрывчаткой письма, но не сработала… из-за сырости.

И это не первые акты “новых” бригад. Дело в том, что еще летом именно “Красные бригады” взяли на себя ответственность за убийство близкого к правительственным кругам римского адвоката Массимо Дантоны. Адвокат вышел из дома, но, не успев сделать и нескольких шагов по тротуару, он был сражен тремя выстрелами. Молодой человек в джинсах и красной рубашке стремительно промчался несколько метров, вскочил на ожидавший его мотоцикл и исчез за поворотом.

Массимо Дантона был известным специалистом в области трудового права и занимал последнее время пост советника министра труда Италии. Он был активным участником переговоров между работодателями и профсоюзами страны, а также одним из авторов заключенного пакта, в центре которого стояла проблема безработицы и трудовых конфликтов. Он же являлся одним из разработчиков и так называемого плана обеспечения занятости, усиленно рекламируемого итальянским правительством.

Именно это обстоятельство и ставилось в вину Дантону, а заодно и всей его партии левых демократов, выходцев из расколовшейся несколько лет назад Компартии Италии. На волне недавнего общеевропейского “порозовения” они пришли к власти и стали правящей партией в стране. Ответственность за убийство Дантона взяли на себя “Красные бригады”, которые полагают, что заключенные соглашения не решают в действительности социальных проблем.

В редакции крупных газет было разослано коммюнике на 28 страницах, в котором осуждалась агрессия НАТО против Югославии и политика итальянского правительства (полицейские эксперты пришли к выводу, что коммюнике подлинное). И в неприятии войны на Балканах “Бригады” выражали общее мнение итальянцев. С апреля 1999 года по стране шли марши и демонстрации протеста. Состоялось несколько забастовок с требованием немедленного прекращения бомбардировок. Одними из первых откликнулись на события в Югославии рабочие Турина, где в апреле был организован марш протеста и несколько забастовок. Натовские базы оказались во враждебном окружении на территории союзного государства. Размах протеста достиг такого масштаба, что итальянский парламент принял заявление о прекращении боевых действий против Югославии, и премьер Далема был вынужден не только отстаивать эту позицию в Брюсселе, но и лично принять участие в уличных шествиях своих сограждан.

А на следующий день после убийства адвоката Дантоны на стенах домов в крупных итальянских городах появились граффити с символикой “Красных бригад”».

(Марина Латышева)

Эта небольшая организация заслуживает отдельной главы. Хотя бы потому, что многие тенденции левого экстремизма в ней были доведены до крайности. Японские леваки не на словах, а на деле являлись борцами с «международным империализмом». Кроме того, если западные ультралевые обычно заканчивали принципом «мочи всех», то японцы с него начали…

Левый экстремизм в Японии, как и во многих других странах, вырос из коммунистического движения. О Компартии Японии (КПЯ) стоит сказать несколько слов. Она была создана в 1922 году. Тогда в Японии был совсем не демократический режим, так что партии пришлось начинать действовать в подполье. Причем японские власти к коммунистам относились гораздо жестче, чем в свое время российские – к большевикам. Дело в том, что коммунисты выступали за отстранение императора от власти. Если в России к идее отмены царской власти относились как к чисто политическому вопросу, то для японцев это являлось чем-то совершенно запредельным. Нам и сравнить не с чем.

Так что с самого своего создания КПЯ формировалась по методу Бориса Савинкова, из пятерок – как террористическая организация.

Люди в Компартии были разные. Имелись умеренные, которые предлагали даже снять лозунг свержения императора – именно он обеспечивал КПЯ основные проблемы. Но были и другие. В 1930-х годах на японских заводах стали появляться группы из

3–5 человек, которые разбрасывали листовки и вели агитацию среди рабочих. Дело, казалось бы, обычное во всем мире. Но только вот эти ребята были вооружены и неплохо владели приемами карате. При попытке их задержать они тут же начинали демонстрировать свои навыки. До убийств доходило редко, но количество раненых полицейских исчислялось десятками.

Коммунистическая партия была легализована в 1945 году, после капитуляции Японии. В общем-то, она заняла достаточно умеренную позицию. Однако имелись и буревестники. Они призывали взять курс на вооруженное восстание.

Я уже упоминал о бесчисленных национально-освободительных войнах, разгоревшихся после Второй мировой войны. Но если для европейцев это была далекая экзотика, то у японцев все это происходило буквально по соседству. В 1949 году в Китае победили коммунисты под руководством Мао Цзэдуна. Причем победили они в результате партизанской войны. С 1945 по 1953 год шла война во Французском Индокитае (колониальные владения Франции в этом регионе включали современные Вьетнам, Камбоджу и Лаос). Она закончилась полным поражением Франции. С 1953 по 1955 год шла война между Северной и Южной Кореей, которая левыми воспринималась как антиимпериалистическая – на стороне Северной Кореи воевали китайские войска[73].

Так что радикальное крыло компартии выступило за подготовку вооруженного восстания по образцу соседей. Руководству КПЯ такая перспектива не понравилась, так что ультралевым пришлось уйти.

Долгое время леваки занимались лишь «кружковщиной», сопровождавшейся грызней между различными группками на тему того, кто из них наиболее правильный революционер.

Однако в конце 60-х Японию тоже коснулась «молодежная революция» – в том числе и массовые студенческие волнения. Самой шумной являлась студенческая организация «Дзенга-курен». Ее активность была направлена прежде всего против увеличения американского военного присутствия в Японии. Во время Вьетнамской войны Страна восходящего солнца стала для США главной тыловой базой. Развлекались ребята серьезно. Самой известной акцией «Дзенгакурен» явилась блокада аэропорта Ханеда, чтобы помешать премьер-министру Киси отправиться в США. Но кроме того, случались и демонстрации, перерастающие в драки с полицией, и захваты университетских городков, и все такое прочее.

Здесь необходимо немного отвлечься и рассказать о кое-каких событиях. Речь идет о начавшейся в Китае в 1966 году «Культурной революции». Из этого весьма сложного явления стоит отметить следующее. Мао боролся как со своими политическими противниками, так и просто с «обуржуазившимися» деятелями Компартии и представителями интеллигенции с помощью хунвейбинов – отрядов отмороженной на всю голову молодежи, которые наводили «революционный порядок» так, как они его понимали. Это понравилось многим в разных странах. Ведь один из главных тезисов радикального движения 60-х – «Молодежь права уже потому, что она молодежь». Да и вообще, вытащить за шкварник на площадь какого-нибудь нелюбимого профессора и заставить его публично каяться казалось очень привлекательным… А вам подобного в студенческие годы не хотелось?

Однако в Японии к идеям «культурной революции» отнеслись куда серьезнее. Возможно, дело тут не только в том, что Китай был по соседству, но и в японском менталитете. Как известно, у японцев очень развита самодисциплина. Но опыт показывает – если у такого вот дисциплинированного человека «срывает крышу», то мало не покажется никому.

Так что студенческими волнениями дело не ограничивалось. Появились мотоциклетные хулиганские группировки под названием «Черные шлемы». Вообще-то подобные банды были во многих странах. Например, «Ангелы ада» в США, «Блюзон нуар» во Франции. Однако в Японии эти парни исповедовали леворадикальные идеи.

«Эти японские “Ангелы ада” разъезжали на своих мотоциклах по богатым пригородам Токио и швыряли буржуям в окна бутылки с коктейлем Молотова, или же ловили в подворотне богатого маменькиного сынка и метелили его железными цепями. Глубокой идеологии у них не было, но несколько важнейших фраз из “Красной книжечки” великого председателя Мао они затвердили наизусть».

(Дмитрий Костенко, леворадикальный журналист)

Именно из них набирали себе людей активисты возникшей в 1969 году организации «Сэкигун». В переводе это означает… «Фракция Красной Армии»! Напомню, что в Германии такой организации еще не существовало. А немцы вряд ли особо интересовались японским студенческим движением. Так что – тенденция, однако. На разных континентах люди разных культур мыслили примерно в одном направлении…

«Учредительная конференция “Сэкигун” состоялась 4 сентября 1969 г. Новая организация взяла себе за образец революционные партизанские армии, действовавшие в свое время в России, на Кубе и в Китае. Целью была провозглашена мировая революция, которую должна будет осуществить единая Красная Армия народов Африки, Латинской Америки, Вьетнама, Кореи и Японии. Революция, которая начнется в странах “третьего мира”, и охватит потом всю планету… В качестве ближайших задач в принятой на съезде декларации “Призыв к войне” были указаны следующие: “Мы должны взорвать Пентагон, Главное полицейское управление и Управление национальной обороны Японии. Мы должны смести буржуазию с лица Земли”».

(Дмитрий Костенко)

Начали они свою деятельность… Именно. С добычи средств на революционную борьбу.

«Для того, чтобы организация могла вести подпольную боевую работу, требовался крепкий финансовый базис. Поэтому первой операцией, осуществленной “Сэкигун”, стала операция “М” (“money”). Японские красные партизаны начали регулярно изымать деньги из банков, почт, контор, у отдельных инкассаторов. Дело это было новое, опасное, новички постоянно совершали ошибки – более полусотни бойцов “Сэкигун” было арестовано полицией во время экспроприаций. Попал в лапы полиции и основатель организации Такая Сиоми. Лидером организации стал видный теоретик и практик городской герильи Цунэо Мори. Укрепление финансовой базы дало свои результаты – были созданы 4 новых отряда, и теперь деятельность “Сэкигун” охватывала всю территорию страны.

Были претворены в жизнь планы новых операций: операция “Б” предусматривала создание баз организации за границей, что позволило ей впоследствии перенести свою деятельность на Ближний Восток, операция “П” (“Пегас”) представляла собой план захвата посольства одной из западных стран с требованием освободить Такая Сиоми и предоставить самолет для того, чтобы все участники акции и вождь могли беспрепятственно улететь в Красный Китай. Эта операция была намечена на 15 июля 1969 г., но не состоялась, потому что буквально накануне, в результате деятельности засланного в организацию провокатора, полиция произвела массовые аресты среди членов “Сэкигун”. Зато прогремела на весь мир операция “Ф”, названная так в честь птички Феникс, изображенной на эмблеме японских авиалиний».

(Дмитрий Костенко)

15 июля 1971 года обе организации объединились под новым названием – «Рэнго сэкигун» (Объединенная Красная Армия). Для начала террористы устроили тренировочную базу в горно-лесистой местности в префектуре Гумма. И тут выяснилось, что идеями маоизма боевики «Объединенной Красной Армии» прониклись очень даже серьезно.

Они занялись общепринятым в Китае того времени развлечением под названием «самокритика»

Сам Великий Кормчий об этом говорил:

«Поговорка “проточная вода не гниет, в дверной петле червь не заводится” означает, что постоянное движение препятствует проникновению и разъедающей деятельности разных микробов и паразитов. Постоянно проверять свою работу, широко внедрять в процессе этой проверки демократический стиль в работе, не бояться критики и самокритики, а следовать таким поучительным поговоркам китайского народа, как например: “если знаешь – скажи, если говоришь – говори все”, “предостерегающему – не в укор, внемлющему – в поучение”, “если у тебя есть ошибки, исправляй их; если ошибок нет, поступай еще лучше” – это для нас единственное эффективное средство борьбы против засорения голов наших товарищей и организма нашей партии всякого рода политическим мусором и политическими микробами.

…

Мы, китайские коммунисты, руководствуясь высшими интересами самых широких масс китайского народа, уверены в полной правоте своего дела, не пожалеем ради этого дела принести в жертву все личное и всегда готовы отдать за него свою жизнь, – так разве возможны такие идеи, взгляды, мнения, методы, от которых, если они не отвечают требованиям народа, коммунисты не могли бы отрешиться! Разве мы можем допустить, чтобы какая-нибудь политическая грязь или политические микробы пачкали наше чистое лицо и отравляли наш здоровый организм? Память о бесчисленных борцах революции, пожертвовавших своей жизнью во имя интересов народа, наполняет болью сердце каждого из нас, живущих. Так разве могут у нас быть такие личные интересы, которыми мы не могли бы пожертвовать, такие пороки, от которых мы не могли бы отрешиться!»

На практике же это означало следующее. Собиралась партийная ячейка, и каждого по очереди критиковали товарищи. В конце каждый товарищ должен был покритиковать себя сам[74].

Западные леваки эту светлую идею товарища Мао как-то не очень хорошо восприняли. Хотя в знакомой нам берлинской «Коммуне I» самокритикой занимались. Правда, там это касалось, в основном, недостаточно четкого соблюдения некоторыми несознательными товарищами принципов группового брака.

А вот члены «Объединенной Красной Армии» пошли куда дальше китайских товарищей.

Мао специально подчеркивал:

«Всякого, кто, допустив ошибку, не скрывает свою болезнь и не уклоняется от лечения, не упорствует в своей ошибке настолько, чтобы не оказаться в конце концов в неизлечимом состоянии, а поступает честно и искренно, выражает желание лечиться, исправиться, мы будем приветствовать и вылечим его, чтобы он стал хорошим членом партии. С этой задачей невозможно успешно справиться, если действовать в минутном порыве и бить как попало. При лечении идеологических и политических болезней нельзя рубить сплеча: единственно правильным и эффективным методом лечения будет “лечить, чтобы спасти больного”».

А вот японские леваки просто-напросто казнили 14 человек, заподозренных в недостаточной преданности делу мировой революции. Это вызвало, да и теперь вызывает, некоторую оторопь. Да, люди из «Красных бригад» убивали своих даже по подозрению в предательстве. Как и другие террористы. Но вот таким образом прореживать своих… Нечаев отдыхает. Некоторые авторы объясняют это специфическим японским менталитетом.

«Психология современного японца сильно отличается от психологии современного европейца. Она формировалась тысячелетиями, и основу, стержень ее составляет идея преданного служения. Первоначально это была сформулированная самурайским кодексом чести Бусидо идея верного служения своему феодальному владыке, после революции Мэйдзи – идея служения императору, в наше время – идея служения корпорации, на которую работает японец. Этим во многом и объясняются их феноменальные успехи в экономике. Отступление от избранного пути, малейшее проявление слабости, сомнения в верности считались позором, смыть который могла лишь кровь, и самурай, заподозренный в измене или трусости, обязан был совершить харакири. Не всякому доставало силы воли вскрыть себе живот самому, и опозоренный просил ближайших друзей быть помощниками в совершении этого мрачного обряда. Бойцы “Рэнго сэкигун” в полной мере были ревнителями самурайского кодекса чести, только вместо феодальных властителей или сомнительных религиозных доктрин они служили идее мировой революции. Они сами считали, что нетвердость их убеждений заслуживает наказания смертью, и просили своих товарищей помочь им смыть позор кровью. Один из уличенных в отступничестве даже попросил, чтобы ему помогли сделать харакири его младшие братья. Подобная твердость и бескомпромиссность японских революционеров достойна уважения».

(Дмитрий Костенко)

Может, оно и так. А может, и нет. Как мы увидим дальше, японские леваки отличались полной беспощадностью – да и себя не жалели. В презрении к собственной жизни они превзошли даже русских эсеров и максималистов.

Кончились эти развлечения плохо. Полиция начала большую облаву на боевиков. Уходя от преследования, террористы переместились в соседнюю префектуру Нагано и там в поселке Каруидзава захватили богатую виллу, взяв хозяйку в заложницы. 28 февраля 1972 года полицейское спецподразделение взяло дачу штурмом.

Было арестовано 17 членов организации. Несмотря на кодекс Бусидо, кое-кто раскололся. Вот так. Столько своих порешили, а, как оказалось, все без толку…

Так что полиция разгромила все базы «Объединенной Красной Армии». Цунэо Мори покончил с собой в тюрьме. Хироко Нагата была приговорена к смерти.

Выловили не всех террористов. Однако на перспективу дальнейших действий в Японии они смотрели с пессимизмом. Большинство японцев, даже из числа левых радикалов, решили, что «резня в префектуре Гумма» – это уже чересчур. Террористы оказались в положении Нечаева, от которого все отреклись. «Красных самураев как-то не оценили»…

И тогда они вспомнили про план «Б». Про перенос действий за границу. Связи у них наверняка имелись. Особенно если вспомнить захвативших самолет и перелетевших в Северную Корею боевиков. Согласитесь, что были и иные способы попасть в эту страну. Но надо было продемонстрировать свою крутизну, чтобы террористы других стран зауважали… И это японцам вполне удалось.

Почти в то же время на противоположной стороне политического поля существовал еще один поклонник самурайской романтики. Речь идет об известном писателе Юкио Мисиме. В последние годы жизни Мисима придерживался крайне правых взглядов. В Японии они заключались в идее возврата страны к тому состоянию, в котором она находилась до капитуляции. Однако подобные взгляды были не слишком популярны. Тем не менее, Мисима на гонорары со своих книжек создал из студентов военизированную организацию «Общество щита». По сравнению с леваками это была просто опереточная структура, хотя ее члены и занимались военной подготовкой. Но всерьез это общество никто не воспринимал.

Мисима вместе с тремя товарищами попытался поднять вооруженный мятеж.

«25 ноября 1970 года <…> из машины, остановившейся во дворе столичной военной базы Итигая, вышел затянутый в опереточный мундир “Общества щита” писатель Юкио Мисима. На боку у него висел старинный, XVI века, меч. Сопровождали “центуриона” четверо молодых людей в точно таких же мундирах. Гостей провели в кабинет коменданта базы генерала Маситы. В 11.05 по сигналу своего предводителя студенты скрутили генерала и забаррикадировали дверь. Мисиме, обладателю пятого дана по фехтованию, не составило труда отбить мечом два вторжения растерянных, ничего не понимающих штабных офицеров (при этом несколько человек он легко ранил – пролилась первая кровь этого кровавого дня). В 11.30 требование террористов собрать во дворе солдат гарнизона было принято. В 12.00 Мисима вышел на широкий балкон здания, взобрался на парапет и, картинно подбоченясь, замер. Жестикулируя рукой в белой перчатке, он начал произносить заранее подготовленную речь, но его почти не было слышно: над базой уже пятнадцать минут висели полицейские вертолеты; взбудораженные солдаты кричали и шумели – не могли уразуметь, зачем знаменитый писатель захватил их командира.

“Самураи вы или нет?! Мужчины или нет?! Ведь вы воины! Зачем же вы защищаете конституцию, которая запрещает существование армии?” – надсаживал голос Мисима. А солдаты кричали:

“Идиот!”, “Слезай оттуда!”, “Отпусти командира!”, “Пристрелите его!”

Через пять минут, так и не закончив речи, Мисима спрыгнул с парапета и вернулся в комнату. “Они даже не слушали меня”, – сказал он своим “преторианцам”. Затем расстегнул мундир, надетый на голое тело, приспустил брюки, снял с руки часы и сел на красный ковер. Один из студентов протянул ему бумагу и кисточку – Мисима собирался написать своей кровью прощальное стихотворение, как того требовал самурайский обычай. “Это мне не понадобится”, – спокойно произнес он. Взял в руки кинжал и, трижды прокричав “Да здравствует император!”, вонзил клинок в левую нижнюю часть живота. Закончив длинный горизонтальный разрез, он рухнул лицом на ковер.

Теперь, согласно ритуалу, секундант должен был прекратить муки самоубийцы, отрубив ему голову мечом. Морита, которому через минуту предстояло тоже умереть, три раза с размаху опускал клинок на еще живое тело, но попасть по шее так и не сумел. Другой студент отобрал у него меч и закончил дело: голова покатилась по полу…»

(Г. Чхартишвили, он же Борис Акунин)

Итак, «Объединенная Красная Армия» решила вести боевые действия вне родных островов. Им было все равно. Если цель – мировая революция, то какая разница, где воевать? О том, как и когда японцы налаживали связи с различными террористическими организациями, можно только догадываться. Так или иначе, боевики «Объединенной Красной Армии» стали в полном смысле международными террористами.

Тут необходимо пояснить некоторые тонкости борьбы с терроризмом. Самолеты уже стали захватывать. Однако система безопасности в большинстве стран на новую угрозу не слишком реагировала. И дело здесь даже не в неповоротливости спецслужб. Хотя и в этом тоже. Главное – реакция общественности. В конце-то концов, два-три захвата самолетов из множества ежедневных рейсов особого впечатления не произвели. Как известно, большинство людей полагают, что неприятности могут случиться с кем угодно, но только не с ними… А ведь авиация опасна не только угрозой захвата самолетов. Этот вид сообщения позволяет террористам стремительно перемещаться по всему миру. Не говоря уже о диверсиях. Это сейчас самолет не взлетит, если зарегистрировавшийся пассажир не явится на посадку. А тогда очень даже спокойно взлетали… В самом деле – ну, засиделся человек в баре, всех ждать, что ли? То, что можно сдать бомбу в багаж, как-то всерьез никого не волновало.

К тому же любая государственная организация – это бюрократическая структура со всеми ее радостями. А вот у террористов бюрократии нет…

Но проблема ведь была еще и в том, что усиление мер безопасности – это прежде всего усиление контроля, а значит – «ущемление гражданских свобод». Это и сейчас актуально, а уж тогда… Как это – кто-то будет контролировать, что вы несете на борт. Фашисты! Кто летал в последние годы, представляет все «радости» современного контроля. Политикам было очень нелегко «пробивать» такие непопулярные меры.

Так что никаких особых мер безопасности в большинстве стран предпринято не было.

Исключением являлся Израиль. Евреи прекрасно понимали, что они находятся в состоянии постоянной войны. Так что меры безопасности в этой стране были куда серьезнее. Нельзя сказать, что уж очень суровые, но кое-что израильтяне делали.

В частности, в аэропорту Тель-Авива охрана обращала повышенное внимание на «лиц арабской национальности». Честно говоря, мне трудно понять, как можно по внешности отличить, к примеру, сирийского еврея от араба. Но это точка зрения «гоя». Они-то, возможно, отличают.

Как бы то ни было, но Организации освобождения Палестины очень хотелось устроить какую-нибудь гадость в аэропорту Тель-Авива. Желательно – очень громкую и кровавую. В те времена многие из «полевых командиров» искренне придерживались ультралевых взглядов. Так что в контактах с японцами нет ничего удивительного. А тем, как я уже говорил, было все равно…

Кстати, стоит отметить и такую тонкость. У японцев, в отличие, скажем, от немцев, не было никакого комплекса вины по отношению к евреям. Японская армия во время Второй мировой войны совершила множество зверств, но вот массовым уничтожением евреев они как-то не прославились.

«За последние несколько десятилетий IRA и PIRA, новое право-экстремисткое крыло, выделившееся из IRA, не прекратили существования. Они продолжают бомбить Объединенное Королевство и контролировать Северную Ирландию. Тем временем, Англия – беспомощна. Это – партизанская война, где нет определенных целей или неприятеля. Англичане не знают, кто является участниками IRA и что они планируют. И в зависимости от того, кого вы спросите, вам сообщат, что одна сторона – права, а другая – нет. Эта проблема не имеет легкого решения. IRA может никогда не установить контроль над Северной Ирландией, а англичане могут никогда не увидеть конца террора IRA. Единственные люди, которые являются жертвами в этой ситуации, – невинные наблюдатели и дети, которые постоянно попадают в бомбардировки из-за того, что их присутствие игнорируется. Если вы думаете, что в современном мире Англия и IRA должны разрешить свой конфликт без войны, это кажется идеалистичным. Действительность – то, что эта война никогда не закончится, ирландцы слишком решительно настроены добиться справедливости за все, что англичане сделали; и англичане никогда не отдадут часть своей империи».

(Мэлони, ирландский журналист)

Об Ирландской республиканской армии (ИРА) слышали, вероятно, все. Однако в Северной Ирландии дело обстоит куда сложнее. Ситуация там чем-то напоминает Палестину 30–40-х годов. В том смысле, что в Ольстере действуют разнообразные террористические группировки, декларирующие борьбу за права двух враждебных категорий населения. ИРА – просто самая раскрученная в СМИ. Да и с ней не все просто, имелись и кроме нее сепаратистские структуры, которые иногда воевали и друг с другом. А им противостоят не менее отмороженные проанглийские террористы.

Но… В России любят ирландскую культуру. Возможно, потому, что мы тоже постоянно воевали. И нам эти ребята как-то близки.

Ирландию называют первой колонией Англии. Так оно и было. Этот остров был захвачен англичанами в XII веке. Но некоторое время дело обстояло, в общем, как везде при феодализме. Проблемы появились в XVII веке, когда в Англии было принято протестантство. И вот тогда началась очень гнусная история. Ирландцы переходить в новую веру решительно не желали. Именно оттуда пошло противостояние католиков и протестантов. Причем ирландцы не являлись какими-то упертыми религиозными фанатиками. Но национальная идентификация была именно по вере. В 1691 году были приняты законы, которые лишили католиков свободы вероисповедания, права на образование, на голос и на государственную службу. То есть ирландцы в своей стране стали никем. Дальше больше. Началась колонизация. Ирландцев попросту стали сгонять с их земли. К 1703 году всего 14 процентов земли оставалось в руках ирландцев. В 1845–1849 годах в Ирландии случился страшный голод, в результате которого умерла четверть населения. Почему так вышло – вопрос сложный. Но ирландцы однозначно обвиняли английскую политику.

Какой выход был у жителей Ирландии? Собственно, два. Либо эмигрировать, либо бунтовать. Эмигрировали многие, в основном, в Америку. Там эти ребята жили, как уж получалось, но сохраняли любовь к покинутой родине.

Оставшиеся же время от времени поднимали восстания. Причем повстанцы понимали безнадежность своего дела. Но они считали – «лучше умереть в бою, чем жить на коленях». Возможно, поэтому русским людям и близка ирландская культура. «Умираем, но не сдаемся», – это нам понятно.

Впрочем, не всегда ирландцы применяли радикальные методы. Во многих языках существует слово «бойкот». Так вот, оно пришло из Ирландии. Такой метод борьбы, прекращение всяческого общения, применили впервые к некоему ирландцу, Джону Бойкотту, которого считали коллаборационистом.

Во второй половине XIX века появилась организация «Ирландское республиканское братство» (ИРБ), или, как они себя называли, фении. Члены этой структуры имелись не только в Ирландии, но и в Америке. Организация была ориентирована на террористическую деятельность.

Когда началась Первая мировая война, британское правительство осознало, что вопрос с Ирландией надо решать. Иначе был риск получить удар в спину в самый ненужный момент. Пошли разговоры о предоставлении острову определенной автономии. Разумеется, после войны.

Ирландские сепаратисты раскололись. Одни были готовы поддержать метрополию в войне и даже пойти добровольцами в армию. (Ирландцев не призывали.) А вот ИРБ стало вести переговоры с Германией. У немцев просили предоставить оружие и военных специалистов. В Германии на это реагировали без особого энтузиазма. Хотя кое-что все-таки подкинули – весной 1916 года выделили 20 тысяч винтовок и 10 пулеметов. Специалистов не дали. Но военный груз по назначению не попал. Судно «Ауд», перевозившее оружие, было обнаружено британским флотом и затоплено.

Тем не менее, 24 апреля 1916 года в Дублине началось так называемое Пасхальное восстание. Далеко не все ирландцы его поддержали. Скорее, наоборот. Повстанцев было несколько тысяч человек. Тем не менее, они продержались аж шесть дней. Но британцы сами себе подгадили. Они открыли артиллерийский огонь по центру города, захваченному повстанцами. Как известно, снаряды не разбирают, кто виноват, а кто не очень. Так что, хоть восстание и было подавлено, число сторонников радикальных сепаратистов резко выросло. Появилась новая структура – «Ирландская гражданская армия». В 1919 году после слияния с ИРБ возникла знаменитая Ирландская республиканская армия. Возглавил ее Майкл Коллинз. В документах ИРА сказано:

«Британское Правительство не имеет никаких прав в Ирландии, и никогда не имело, и не будет иметь, любое поколение Ирландцев готово идти на смерть, чтобы утвердить эту истину, против правительства узурпаторов, осуществляющего преступление против прогресса».

Первоначально ИРА не являлась террористической структурой. Это было нечто вроде российской Красной Гвардии – то есть народное ополчение. В 1919 году началась война за независимость Ирландии – и ИРА вступила в бой. Англичане обладали ощутимым преимуществом как в численности войск, так и в боевой подготовке. Так что сепаратисты вынуждены были действовать партизанскими методами. Англичане применили тактику, отработанную еще во время второй англо-бурской войны 1899–1902 годов, – массовый террор. По сути, на территории Ирландии шла гражданская война, которая по свирепости не уступала российской. Так, к примеру, 21 ноября 1920 года в Дублине шел матч по гэльскому футболу (национальная ирландская игра, нечто среднее между английским футболом и регби). Сепаратисты, разумеется, не оставили массовое мероприятия без внимания, превратив матч в митинг.

Британские войска окружили стадион и открыли огонь на поражение… 14 человек были убиты, число раненых неизвестно, поскольку большинство предпочли не обращаться в больницы. Ребята из ИРА решили отмстить.

На тот момент самой активной была так называемая Коркская бригада, которой руководил Том Барри. В Ирладнии он известен, примерно, как в России Григорий Котовский или Борис Савинков. Причем, главной целью членов бригады являлись даже не британские войска, а полицейские спецподразделения – Royal Irish Constabulary Reserve Force – резервные силы королевской полиции и ADRIC (Auxiliary Division of the Royal Irish Constabulary) – Вспомогательная дивизия королевской полиции Ирландии. Это были профессионалы, в этих подразделениях служили бывшие армейские офицеры, имевшие военный опыт. Вот как описывается «акция возмездия» на официальном сайте ИРА. Русский язык у ребят корявый, и оценка событий у них понятно какая, но зато это подлинный текст современных террористов.

«В графстве Корк основной базой ADRIC был городок Макрум, из которого они производили налеты на близлежащие деревни, с целью запугать население, отвратив его от поддержки ИРА. Поэтому именно “вспомогательные” были выбраны Томом Барри в качестве основного объекта атаки, 21 ноября 1921 года, когда он собрал свою летучую колонну, численностью в 36 человек в Клогере, графство Майо. Вооружены они были из рук вон плохо – по 35 патронов приходилось на каждую винтовку плюс несколько револьверов и две ручные гранаты. Кроме того, стоило учитывать, что волонтеры в большинстве своем вчерашние крестьяне, служащие или студенты, в то время как британцы помимо превосходного оснащения имеют также опыт боев мировой войны. В такой ситуации хорошая подготовка операции значила очень многое. Барри, на лошади, лично обследовал все возможные для засады места, в итоге выбрав участок дороги Макрум – Данманвей в районе Килмайкла, через который ежедневно передвигались отряды ADRIC. Ночью 27 ноября колонна прибыла на место, и бойцы, разделившись на три группы, заняли позиции по обеим сторонам дороги, спрятавшись между камнями. Несколько невооруженных разведчиков так же были расставлены чуть дальше, с целью предупредить о приближении врага.

28 ноября в 4 часа 5 минут вдали появился грузовик с девятью “вспомогательными” в кузове. Барри в форме офицера ИРА вышел на дорогу с поднятыми руками. Расчет на то, что в темноте британцы примут человека в форме за своего, полностью оправдался – грузовик замедлил движение и, когда между ним и Барри оставалось около 30 метров, Том отдал приказ открыть огонь и швырнул в кабину гранату. Бой все еще продолжался, когда к месту действия подъехал второй грузовик с еще 9 “вспомогательными”. Впрочем, он сразу же попал под огонь третьей группы, до этого не участвовавшей в сражении. Поняв, что в условиях численного перевеса ИРА “вспомогательные” не имеют никаких шансов, водитель попытался увести машину подальше, однако грузовик застрял, и британцам пришлось принять бой. Прекратился он после того, как Барри посчитал, что все неприятели уничтожены. Однако один из них, Форд, был тяжело ранен и парализован, что как ни странно спасло ему жизнь. Остальные 17 “вспомогательных”, включая полковника Френсиса Крейка, были убиты. Погибли также 3 волонтера – Майкл Маккарти, Джим О,Салливан и Пэт Дизи.

Моральный эффект от атаки был огромен. Ореол неуязвимости, существовавший вокруг ADRIC с того момента, как эти части прибыли в Ирландию, был разрушен. Британское правительство ответило новой волной террора – центр города Корка был сожжен, а полиция получила право расстреливать на месте любого, у кого были бы обнаружены оружие или взрывчатка».

5 апреля 1920 года боевики ИРА одновременно уничтожили 152 налоговых учреждения в 32 графствах. В конце апреля предпринято 182 нападения на полицейские участки. 14 июня – сожжено 70 казарм.

Снова обратимся к сайту ИРА. «Осенью 1920 года в ответ на репрессии английской полиции, военный министр Ирландской Республики[75] Катал Бругга решил перенести военные действия на территорию метрополии. Руководил операциями начальник технической службы ИРА О`Коннор. ИРА в Лондоне, Ливер-пуле, Манчестере, Глазго, Ньюкасле нанесли удары по промышленным и торговым объектам, коммуникациям. Провели теракты против офицеров, полицейских и солдат, возвращающихся из Ирландии – “чтобы англичане почувствовали то же, что чувствовали по всей стране ирландцы во время зверств карателей”, предпринимаются нападения на лидеров страны, правительственные здания, проводятся операции по нарушению связи, электрических сетей, телефона. Боевики готовили покушения на Черчилля и Ллойд Джорджа, но были схвачены».

Вот так и воевали. В итоге англичане поняли, что с ирландскими сепаратистами им не справиться. 6 декабря 1922 года англо-ирландское соглашение провозгласило создание Ирландского свободного государства. Точнее, это был доминион – уже не колония, но и не совсем самостоятельная страна. Такой же статус имели тогда Канада и Австралия. Постепенно Ирландия все больше удалялась от метрополии и, наконец, в 1949 году была провозглашена уже полностью независимая республика Ирландия.

Но имелась одна тонкость. Доминионом стал не весь остров. Северная часть Ирландии, провинция Ольстер[76], точнее, не вся провинция, а 6 графств, в которых протестанты составляли большинство, осталась под английским господством. Дело в том, что именно Ольстер в наибольшей степени подвергся английской колонизации. С XVII века английские власти буквально зазывали сюда поселенцев как из Англии[77], так и из Шотландии. Если в остальной Ирландии у местного населения сохранилось 14 процентов земельной собственности, то в Ольстере – только 7 процентов. Англичане и шотландцы являлись протестантами, ирландцы – католиками. На самом-то деле ни те, ни другие не отличались религиозным фанатизмом. Но принадлежность к той или иной конфессии была определяющим фактором в противостоянии.

С точки зрения демократии, раздел страны был вроде бы справедлив. Большинство населения Северной Ирландии выступало за то, чтобы жить в Соединенном королевстве. Но ирландцы-то полагали это неправильным! Так что возник политический тупик, выхода из которого попросту не имеется. Точнее, выход, возможно, и нашелся бы, если бы не экстремисты. Они были с двух сторон. Крайних католиков представляла ИРА. Крайних протестантов – Оранжевый Орден. Они называли себя «юнионистами». У тех и у других к противникам были претензии.

Интересно, что правительство Ирландии как-то не особенно претендовало на Ольстер. Хорошие отношения с Великобританией были куда ценнее. Это вам не Япония, в которой отказ от претензий на «северные территории» означает для любого деятеля политическую смерть. Генеральная линия всех ирландских правительств сводилась к тому, что, дескать, черт с ним, с этим Ольстером. Что способствовало экстремистским настроениям. Ведь если власти такие гады, лишенные истинного патриотизма, что остается? Правильно – воевать. Так что ИРА относилось к Ирландскому свободному государству как к предателям.

Интересно, что жители Ирландии относились к ИРА без особого воодушевления. Нет, горячие ирландские парни могли покричать в пабе за стаканом виски: «Ольстер наша земля», но реально экстремистов поддерживали немногие. С гораздо большим энтузиазмом к террористам относились американцы ирландского происхождения. Впрочем, возможно, они были просто побогаче и выделить какую-то денежку на «священную борьбу» им было проще. Идея «возвращения домой» («home again») была и остается очень популярной. В чем-то это похоже на сионизм до создания государства Израиль. Множество евреев давали деньги на «святое дело». Куда меньше людей туда ехало. Только в случае с Ольстером все было более карикатурно. Деньги-то давали, но домой не очень рвались. Причем далеко не всегда деньги давали добровольно. Ирландские землячества были весьма жесткими структурами, немногим отличавшимися от того, что описано в бессмертном романе «Крестный отец». И если тамошний главарь предлагал скинуться, то это было предложение, от которого невозможно отказаться. Связи ИРА с американскими преступными группировками – дело темное. Точных сведений нет, ребята из ИРА, разумеется, эту связь отрицают. Но ведь любая террористическая структура – это та же ОПГ. Так что точки соприкосновения всегда найдутся…

Итак, ИРА не смирилась с тем, что Ольстер остался в Великобритании. Они продолжали войну. Один из лидеров ИРА, Морис Туоми, заявил:

«Британия не должна получить помощи от Ирландии. Трудности Англии – шанс для Ирландии. Следующая война неизбежна, и Ирландия должна воспользоваться ею, сражаясь не за, но против Англии!»

Накануне Второй мировой войны ИРА разработала «план С». Цель была – достичь полной независимости Ирландии. Руководство ИРА, объявившее себя «подпольным правительством», опубликовало такой документ: «Правительство Ирландской республики рассматривает находящиеся в Ольстере английские войска как враждебную армию, требует их немедленной эвакуации и отказа английского правительства от вмешательства во внутренние дела Ирландии».

Однако вышло не очень хорошо. Снова предоставим слово самим террористам:

«Конец тридцатых был для ИРА временем катастрофы. Так называемая “Bombing Campaign”, в ходе которой боевики взрывали бомбы в английских городах, окончилась провалом – практически все республиканцы, приехавшие из Ирландии, и их добровольные (подчас абсолютно не знавшие о том, кому и в чем они помогают) помощники из ирландских эмигрантов, давно осевших в Англии, были арестованы и приговорены к значительным срокам заключения, а тогдашний командующий по личному составу Шон Рассел был вынужден эмигрировать в США. Его должность временно занял Стивен Хейс, в компетентности которого были определенные сомнения – в частности известна была его любовь к спиртному. Однако рекомендации Рассела, который оказал существенное влияние на всю историю ИРА и пользовался среди ее офицеров заслуженным уважением, сказали свое слово. Таким образом, Хейс, никогда не бывший гением конспирации, оказался во главе и без того разгромленной и деморализованной организации. Борьба на два фронта (против британцев и против Ирландского свободного государства) распыляла силы, а прокатившиеся после “Bombing Campaign” аресты практически парализовали работу ИРА. Кроме того, постепенно в противовес погрязшим в политиканстве южанам из дублинского командования все большую силу набирал Белфаст, делавший ставку на силовые акции (хотя стоит отметить, что особенного успеха они не достигли – сказывалось то, что на севере католики были все же меньшинством). Белфаст довольно быстро стал единым центром, объединявшим вокруг себя подразделения севера страны, и вполне мог стать и своеобразной альтернативой Дублину, который постепенно все больше погружался в политиканство и пустые пропагандистские мероприятия вроде ежегодных парадов. Постепенно южное командование теряло последние остатки авторитета. Достаточно вспомнить, что к тому времени из его подчинения самовольно вышли бригады из графств Корк и Керри.

Помимо проблемы с децентрализацией организации у ИРА постепенно всплывало и многое другое. В частности полнейшая материальная необеспеченность. Рассел, не терявший времени в Америке, пользуясь старыми связями с Clann na Gael (политическая организация американских ирландцев, сочувствующих республиканцам), наладил поставки в Ирландию автоматов Томпсона (знаменитых Томмиганов, хорошо зарекомендовавших себя в гангстерских разборках времен сухого закона). Однако, получив автоматы, ИРА практически не имела патронов к ним, что сводило практическую ценность оружия к нулю.

И тогда боссы ИРА обратили внимание на арсеналы Сил обороны Ирландии – армии Ирландского свободного государства. Основная масса принадлежавшей ей амуниции находилась на складах форта Магазин, построенного в 1735 году на западе Дублина в Phoneix park. Примечательно, что подобная идея уже предлагалась в 1937 году, однако тогдашний командующий Мик Фитцпатрик назвал ее абсолютно невыполнимой. Однако сложившиеся обстоятельства не оставили ИРА выбора. Охрана форта была невелика – один офицер, два унтер-офицера и десять человек, вооруженных винтовками и пулеметом Люиса. Помощь персонал форта мог вызвать, лишь связавшись с седьмым пехотным батальном, расквартированным неподалеку, в бараках Портабелло (ныне бараки имени Катал Бру). Поэтому вполне логично, что волонтер Лайам Брейди совместно с несколькими товарищами был послан перерезать телефонный кабель. После этого они остались следить за местностью, в то время как подразделение ИРА атаковало форт. Атака произошла молниеносно, а командир охраны, оценив ситуацию, отдал приказ капитулировать, так что жертв не было. Очень скоро в ворота парка начали въезжать грузовики, общим количество 13 штук. Всего же из форта было вывезено несколько тонн оружия и боеприпасов. Пока же погрузка продолжалась, Брейди заметил паркового служащего, обнаружившего перерезанный кабель. Оглушив его, он доставил служащего в форт, где ему была оказана медицинская помощь, а позже за побои была выплачена денежная компенсация. Кроме того, был обнаружен часовой, патрулирующий оборонительный вал. К счастью, это был всего лишь новичок, совершивший какую-то провинность, и поэтому задержать его оказалось не сложно. Вскоре грузовики начали покидать форт, за ними исчезли и боевики. В целом операция прошла успешно.

Однако итог ее был плачевен. Расшатанная структура ИРА не смогла обеспечить должное хранение груза на свободе (в такой маленькой стране, как Ирландия, спрятать тринадцать грузовиков, доверху набитых патронами, вообще кажется сомнительным делом). Вскоре практически 3/4 украденного было возвращено, а практически все фигуранты арестованы. Судьба Хейса оказалась печальной. После ряда провалов ИРА решила, что причина всем неудачам – информатор и этим информатором является Хейс. Вскоре он был схвачен и доставлен в одинокий домик в горах, где его держали прикованным и, по его словам, регулярно избивали, требуя, чтобы он подписал признание в своей шпионской деятельности. До сих пор неизвестно как, но подобное признание вскоре было получено, и Хейс был приговорен к смерти. Однако, опять же точно неизвестно как, но ему удалось бежать, и в Дублине он опроверг свои предыдущие слова, заявив, что все это было сказано под пытками.

Подобные истории окончательно разрушили и без того слабую ИРА, а когда с началом войны Ирландские власти начали интернировать боевиков в концлагере Карра, стало окончательно понятно, что ИРА как организация практически прекратила свое существование».

Разгром был полный. Во время Второй мировой войны англичане быстро забыли про демократию и пересажали всех, кто представлял хотя бы потенциальную опасность. К примеру, за решеткой оказались все члены Британского союза фашистов Освальда Мосли – в том числе и те, кто чисто физически не смог бы устроить какую-нибудь гадость по причине слабого здоровья. Ирландское свободное государство тоже принимало участие в войне, так что там с боевиками ИРА не слишком церемонились. Немцы, которые поддерживали любых врагов своих противников, ничего во время войны в Ольстере устроить не сумели.

Однако ИРА возродилась, как Феникс из пепла. Ненависть к протестантам порождала новых бойцов. Тут стоит пояснить. Обстановка в Ольстере никогда не была спокойной. Так, к примеру, главный город Северной Ирландии Белфаст делился (и делится) на протестантские и католические районы. И в каждом из них имеются крутые парни, которые всегда готовы начистить морды ребятам из иного района. Разумеется, дракой «район на район» кого-то удивить сложно. Так бывало во все времена и во всех странах. Но именно из этих уличных бойцов и вербовали террористы боевиков.

К середине 50-х ИРА созрела, чтобы снова начать действовать. Завязался так называемый «пограничный конфликт». В 1956 году ИРА совершила в Ольстере около 600 терактов. Однако эта волна довольно быстро схлынула. В руководстве организации оказались марксисты. Причем не леваки, а довольно умеренные. Дело-то в том, что католики были в среднем беднее, нежели протестанты. Среди католиков было больше безработных и так далее. Так что лидеры ИРА решили, что возможно решить вопрос без насилия – с

помощью профсоюзной борьбы и всего такого прочего. Но вот, не вышло. В 1969 году столкновения между католиками и протестантами перешли ну в очень активную фазу.

14 августа 1969 года Лондон отправил в Ольстер войска. Произошло это из-за возникших в Белфасте беспорядков. Оранжисты (протестанты) 12 августа решили провести марш. Как это было принято, маршировали через протестантские районы. Их встретили камнями. Вмешалась полиция, но католики ее встретили «коктейлем Молотова». А потом пошли развлекаться. 6 человек было убито, 150 домов сожжено и 3500 семей лишено жилья. В Белфаст вошли британские войска.

Это были парашютные части, то есть десантники. Ребята очень крутые и суровые во всех странах. Так что разбирались они жестко. Оценки последовавших событий, разумеется, разнятся в зависимости от пристрастий авторов. Английские говорят, что солдаты просто наводили порядок, ирландские – что они поддерживали протестантов.

Между тем в ИРА случился раскол. Примерно такой же, как между большевиками и меньшевиками в России. Одни полагали, что проблему можно решить миром. Ну, не совсем миром, но более-менее цивилизованно. А вот другие выросли как раз из уличных бойцов. Марксистские идеи их как-то не особо волновали, они мыслили проще: «Мочи козлов!»

Формальный раскол произошел, когда руководство ИРА (высший военный совет) объявило о признании легитимности ирландского и североирландского парламентов. Радикалы ни того, ни другого не признавали. Так что в 1969 году образовалась Временная Ирландская республиканская армия (ВИРА).

В их документах говорилось: «Теперь мы начинаем то, во что мы верим, – долгую войну. Мы верим в изматывающую войну, мы знаем, сейчас нам не хватает сил, чтобы одолеть Британскую армию, но мы измотаем их так, как это делали наши предки в прошлом, и мы приведем их к ситуации, когда они будут вынуждены вывести войска из Северной Ирландии. И мы убедим наших Протестантских соседей в том, что они страдали из-за ложного восприятия».

Другие стали называться Официальной Ирландской республиканской армией. (ОИРА).

Последние тоже были совсем не мирными ребятами. Так, 3–5 июля 1970 года около 80 бойцов ОИРА участвовали в боях с английскими солдатами. В декабре 1971 года боевики ОИРА убили Джона Барнхилла, сенатора от Ольстерской партии юнионистов.

30 января 1972 года произошло знаковое событие, которое получило название «Кровавое воскресенье». В этот день католики вышли на демонстрацию. Мероприятие было запрещено правительством, однако никто на это внимания не обращал. И тут парашютисты стали стрелять. 13 демонстрантов было убито, из них шестеро несовершеннолетних. Расследование признало законность действий десантников. (Во время второго расследования, в 2010 году, суд вынес противоположное суждение.)

Это событие повлекло за собой новый всплеск насилия. 22 февраля 1972 года террористы из ОИРА устроили взрыв в Алдершоте, графство Гэмпшир. Целью была штаб-квартира парашютного полка, участвовавшего в расстреле демонстрации во время «Кровавого воскресенья». Погибло семь человек, все мирные жители. Причем один из убитых являлся… католическим священником.

Началась война по принципу «око за око». Причем, кроме ИРА, стали появляться и другие террористические организации. Среди ОИРА появились леваки. Их возглавлял Шеймас Костелло. Он создал Ирландскую республиканскую социалистическую партию, у которой тоже появилось боевое подразделение – Ирландская национально-освободительная армия (ИНОА). Эта организация являлась второй по численности после ВИРА. Кроме борьбы с протестантами сепаратисты воевали и друг с другом. 5 октября 1977 года Шеймас Костелло был расстрелян бойцами ОИРА. А боевики из ИНОА расстреляли своего отступника, Хью Торни, который отметился убийством командующего по личному составу ИНОА Джино Галлахера. Как видим, весело ребята жили…

В настоящее время боевики ИНОА стали, в общем-то, обыкновенной преступной группировкой.

Тем временем ВИРА продолжала борьбу за счастье ирландского народа.

«Многие интересуются, почему IRA атакует невиновных, почему они уничтожают так много людей на земле, которую они по собственному признанию защищают. Ответ прост. Эдди Бойл[78] говорит, что основная цель IRA – нарушить вражеский образ жизни и экономику Севера. Они сделают все, чтобы продемонстрировать, что Армия никогда не оставит попытки и никто не сможет вычислить, какой объект атаки будет выбран следующим. Сталкиваясь с постоянной тревогой, Англичане вряд ли захотят оставаться здесь. Если они уйдут отсюда – IRA достигнет одной из множества своих целей».

(Катти Силливан, журналистка)

То есть стратегия следующая. Нагнетается напряжение. Англичане, понимая, что жить в Северной Ирландии неуютно, начинают уезжать. Католики оказываются в большинстве. А дальше уже дело техники.

Террористы действовали не только в Ольстере, они, так сказать, перенесли боевые действия на территорию противника. Вот некоторые акции ВИРА.

4 февраля 1974 года взорвана бомба в автобусе, перевозившем британских десантников из Манчестера.

В марте 1979 года террористы подложили бомбу под автомобиль члена британского парламента Эйри Нива, представителя консервативной партии от Северной Ирландии. Нив был убит.

20 июля 1982 года члены ВИРА взорвали две бомбы во время парада британских военнослужащих в Гайд-парке и Риджентс-парке в Лондоне. Было убито 22 солдата, более 50 солдат и гражданских лиц было ранено.

17 декабря 1983 года – взрыв у лондонского универсама. 1984 год – покушение на премьер-министра Маргарет Тэтчер.

Премьер осталась жива.

1993 год – взрыв автомобиля возле Торгового центра Уорингтона.

11 марта 1994 года – обстрелян из минометов аэропорт Хитроу (Лондон).

20 сентября 2000 года – боевики обстреляли из гранатомета РПГ-22 здание МИ-6 (британская разведка).

Во время «холодной войны» западная пропаганда обвиняла СССР во всех грехах, в том числе и в поставке оружия ирландским террористам. На самом деле это не так. Главными поставщиками оружия ИРА[79] являлись Ливия и США. В последней стране главным организатором поставок был Джордж Харрисон (не гитарист из «Битлз», просто однофамилец). Он занимался этим с 50-х годов, и только в 80-х ФБР сумело прикрыть его лавочку. Были и иные попытки, но не слишком удачные. ФБР сформировало специальное подразделение для борьбы со сторонниками ИРА в США.

Впоследствии оружие доставлялось, в основном, из Ливии. Однако в 90-х годах полковник Каддафи отказал ирландским террористам в помощи. Более того, он информировал британские власти о предыдущих поставках.

Об имеющихся у ИРА запасах оружия точно не известно. Но представители британских спецслужб предполагают, что основные склады находятся на территории Ирландии. В 1984 году ирландскими военно-морскими силами был захвачен траулер «Марита Энн», набитый разнообразным смертоносным грузом.

В ходе длительной террористической войны боевики ИРА научились очень неплохо оборудовать склады. Они обычно прячут оружие в бункерах, расположенных под фермами.

Вот данные только об известных поставках. 1969 год. Из США. Около 70 шт. стрелкового оружия: карабины

M1; M3 «grease guns»; 60 000 шт. боеприпасов. Оружие первоначально приобреталось для кампании 50-х годов. Доставлено в Ирландию контрабандой через «сеть Харрисона».

1970 год. Из Испании. 50 револьверов. Поставка осуществлена баскской террористической организацией ЭТА.

1969–1970 годы. Из ФРГ. 500 пистолетов, 180 000 шт. боеприпасов. Вооружения приобретались не для IRA, а для групп самообороны на Севере, но IRA спланировала захват этой партии.

1970 год. Из США. Винтовки Armalite AR-15. Груз ввезен в Ирландию контрабандой группой сочувствующих ИРА из Филадельфии.

1971 год. Из США. Стрелковое оружие и боеприпасы. Шесть чемоданов, полных стрелкового оружия и боеприпасов, захвачено полицией в порту Дублина после доставки судном из США.

1971 год. Из Чехословакии. 4,5 тонны стрелкового оружия. Доставку груза обеспечил знакомый нам Дэвид О,Коннор.

1972 год. Из Ливии. Стрелковое оружие. Неподтвержденное сообщение, согласно которому два груза оружия из Ливии достигли Ирландии.

1972 год. Из Европы. Гранатометы РПГ-7. Сообщалось об импорте РПГ-7 из неизвестного источника в Европе.

Начало 70-х годов. Из США. Винтовки M-16 и AR-15. Доставлено в Ирландию контрабандой через «сеть Харрисона».

1973 год. Из Ливии. 250 штук автоматов AK-47 и другое снаряжение. Оружие чешского производства было поставлено полковником Каддафи, груз на борту судна «Клаудия» захвачен Ирландскими властями.

1974 год. Из США. 100 винтовок. Агенты Отдела Казначейства США раскрыли план ИРА по доставке груза оружия, купленного в оружейном магазине в штате Мэрилэнд. Позже пять человек в США приговорены к тюремному заключению.

1977 год. Из стран Ближнего Востока. 29 шт. AK-47, 7 шт. SMG, 2 шт. гранатометов РПГ-7. Автоматы Bren Guns; гранаты; боеприпасы; взрывчатка. Оружие поставлено «Фатх», подразделением Организации освобождения Палестины. Груз отправлен судном через Кипр; захвачен в Антверпене. Один участник IRA арестован ирландской полицией. Оружие, скорее всего, поставлено из Ливана.

1977 год. Из США. Винтовки: 6 шт. M-60 MG, 100 шт. M-16. Оружие похищено со склада армии США. Доставлено в Ирландию контрабандой морским путем через «сеть Харрисона».

1973–1978 годы. Из США – 500 000 шт. 5, 56 x 45 мм патронов. Боеприпасы похищены с базы морских пехотинцев США Camp LeJeune в Северной Каролине. Скорее всего, доставлено в Ирландию через «сеть Харрисона».

1979 год. Из США. 150 винтовок и 60 000 шт. боеприпасов, включающих 2 шт. M-60 MG, M-14, 1 шт. AK-47. Груз доставлен в Ирландию контрабандой морским путем через «сеть Харрисона». Груз захвачен полицией в порту Дублина.

1981 год. Из США. 350 шт. MAC-10 SMG; 12 шт. AK-47. График поставок «сеть Харрисона» сорван ФБР. Сеть прекращает работу.

1982 год. Из США. 50 шт. стрелкового оружия и боеприпасов; взрыватели. Таможня США находит оружие в грузовике в доках города Ньюарк, штат Нью-Джерси. Четверо участников ячейки ИРА позже заключены в тюрьму.

1982 год. Из США. 200 ящиков различного оружия. Пять человек арестовано при въезде в США из Канады. Обнаружен «Список покупок» оружия.

1983 год. Из США. Взрывчатка. ФБР пресекает попытку ИРА приобрести взрывчатку в штате Вайоминг.

1984 год. Из США. 7 тонн оружия, боеприпасов и взрывчатки. Груз на борту рыболовецкого судна «Марита Энн» обнаружен Ирландским Военно-морским Флотом. Один человек заключен в тюрьму в США, один в Ирландии. Вооружения приобретались бандой торговцев наркотиками из Бостона.

1985 год. Из США. Стрелковое оружие. ФБР пресекло попытку ИРА приобрести стрелковое оружие в штате Колорадо.

1986 год. Из Нидерландов. 40 шт. огнестрельного оружия, включая: 13 шт. винтовок FN FAL, 1 шт. AK-47. А также: две ручные гранаты, бочки с нитробензолом, 70 000 шт. боеприпасов. Голландская полиция захватывает оружие во время налета на квартиру в Амстердаме. Два видных участника IRA арестованы.

1984–1986 годы. Из Норвегии. Винтовки Heckler& Koch G3. Ирландская полиция захватила 10 шт. винтовок G3 в 1986-м – часть партии в 100 шт., похищенных с базы Норвежских Резервистов около Oslo в 1984 г.

1986 год. Из США. Лазерные прицелы, винтовки M-16, M-60 MG, MP-5 SMG, 11 шт. пуленепробиваемых жилетов. ФБР перехватило груз оружия, который планировалось отправить частным самолетом из Бостона в Ирландию.

1985–1987 годы. Из Ливии. 150 тонн оружия: AK-47, SAM-7, взрывчатка «Семтекс», гранатометы РПГ-7, пистолеты Taurus и другие материалы. Четыре груза оружия и взрывчатки успешно доставлено в Ирландию морским путем шкипером по имени Адриан Хопкинс.

1987 год. Из Ливии. 1000 шт. AK-47, 20 шт. SAM-7, гранатометы РПГ-7, 2 тонны Semtex. Французский военно-морской флот захватил груз на судне «Эксанд».

1988 год. Из Нидерландов. 1720 литров нитробензола. Груз провозили контрабандой из Амстердама на грузовике.

1988 год. Из США. Стрелковое оружие, описанное как «высо-комощные винтовки». Таможня пресекает попытку приобрести винтовки у торговца оружием в Алабаме.

1982–1988 годы. Из США. Детонаторы для бомб; ракетная система «Земля – Воздух». Группа сторонников IRA заключена в тюрьму в Бостоне в 1990 году за попытку провезти контрабандой в Ирландию самодельную ракетную систему. Член группы, как полагают, также осуществил поставку детонаторов в 1982–1988 годах.

Конец 80-х – начало 90-х годов. Из США. Ракетные системы «Stinger». ФБР пресекает попытку приобрести «Стингеры» на черном рынке в Майами. Произведено несколько арестов.

Из-за того, что такой объем поставок шел из Америки, многие левые публицисты заявляли, что ирландских террористов спонсирует ЦРУ. Но это не доказано, а на нет и суда нет.

Но стоит отметить отношение к ИРА советской пропаганды. Оно было, в общем и целом, положительным. О террористах писали как о героических борцах за свободу. Возможно потому, что Коммунистическая партия Ирландии (она действовала и на территории Ольстера), как, впрочем, и Коммунистическая партия Великобритании, представляли из себя ну очень карикатурные структуры…

Пора перейти к рассказу о людях с другой стороны. Именно противостояние экстремистов с двух сторон во многом делает ситуацию тупиковой. Мало того, что многие молодые люди идут в терроризм, руководствуясь не идеями, а чувством мести, так ведь они еще и воспитываются в такой среде, в которой борьба с протестантами/ католиками считается делом каждого настоящего мужчины…

Постепенно лидерам террористов стало понятно, что такими методами ничего не добьешься. К тому же, думается, им просто-напросто надоело находиться в подполье, постоянно опасаясь не только ареста, но и пули или бомбы идейных противников.

Попытки прекратить войну принимались неоднократно. Так, в 1994 году «официальная» ИРА объявила о прекращении боевых операций. Но что-то не заладилось. Еще раз о том же было объявлено 1998 году. Да дело-то в том, что ИРА существует в нескольких лицах. Я уже упоминал о двух, но имеются и еще. В 1987 году «временная» ИРА раскололась и из него выделилась «ИРА продолжения» (cIRA). В 1997 году произошел еще один раскол, в результате которого возникла «Подлинная» (real) или «несогласная» (dissident) ИРА (dIRA).

И причины тут понятны. Одни хотят заканчивать со стрельбой, а другие – не очень. Так что обе организации наплевали на соглашение и продолжили свою деятельность. К примеру, 15 августа 1998 года боевики «подлинной ИРА» взорвали в Ольстере автомобиль, начиненный 200 килограммами взрывчатки. В итоге погибло 28 человек, сотни были ранены.

Правда, в том же году ПИРА объявила о приостановке (а не о прекращении) террора. А вот «несогласная» ИРА осталась. И по привычной схеме – взрыв в гольф клубе, минометный обстрел полицейского участка, взрыв в офисе таможенного управления и так далее.

На другой стороне было то же самое. UDF и UDA в 1998 году попытались прекратить террор. Но не вышло. Нашлись упертые товарищи…

Вот, к примеру, биография одного из непримиримых, Билли Райта. Он родился 7 июля 1960 года в Вулверхэмптоне, в семье ирландцев-протестантов (имеются и такие). В детстве он никаких проблем со сверстниками-католиками не имел. Однако в 70-х во время пика противостояния начались убийства просто за то, что кто-то иной веры… Нередко этим занимались не члены экстремистских организаций, а просто шпана. Убивали друг друга – и говорили, что, дескать, это мы из мести. Райта более всего потрясла так называемая «Кингсмилльская резня», произошедшая в 1975 году. 10 протестантов были убиты республиканцами из «Сил республиканского действия Южной Армы» (организация, действовавшая в данной провинции) в отместку за убийство шести католиков… Райт впоследствии рассказывал об этом так:

«Мне было пятнадцать, когда этих людей вытащили из автобуса и расстреляли. Я был протестантом и понимал, что их убили только потому, что они были протестантами. Я покинул Маунтноррис и отправился в Портдаун, где и записался в молодежное крыло UVF. Я понял, что мой долг – помогать моим людям, и это то, чем я с тех пор занимаюсь».

Впрочем, в 1977 году Райта замели за вооруженное нападение и угон машины. Было ли это связано с борьбой двух общин или нет – история умалчивает. Так или иначе, Райт получил шесть лет, которые и отсидел, после чего вроде бы ушел в частную жизнь, женился и завел двоих дочерей.

Однако в середине 80-х его вновь понесло в юнионистское движение. Довольно быстро он выбился в командиры подразделения в городе Портдауне. Эти ребята совмещали убийства католиков и торговлю наркотиками. Впрочем, возможно, католики являлись конкурентами… Бойцы Райта называли себя «командой негодяев» («Brat pack»). Согласитесь, название больше подходит для бандитской, а не для политической группировки. Недаром один из журналистов переименовал их в «крысиную команду» («Rat pack»), а самого Райта обозвал «крысиным королем». К обиде последнего, кличка приклеилась…

Кого и зачем убивали «крысы», было уже совершенно непонятно. К примеру, один из членов группировки, Клиффорд МакКеон,

9 июля 1996 года расстрелял таксиста. На суде он заявил, что это убийство было подарком Райту к его дню рождения.

Руководству UVF развлечения Райта надоели, и его выперли из организации, чтобы не позорил идею. Но тому было уже все равно. Он создал новую структуру – Лоялистские волонтерские силы (LVF). Всего на счету ребят Райта – более 30 человек. В марте 1997 года он был арестован и помещен за решетку. Там он присоединился к соглашению о прекращении огня. Однако это его не спасло. 27 декабря того же года он был прямо в тюрьме убит боевиками ИРА.

Впрочем, LVF продолжила свое существование. Протестантам пришлось разбираться друг с другом. В борьбе между UDA и UVF было убито 7 человек. В 2005 году «волонтеры» расстреляли 4 боевиков LVF. Только тогда последние объявили о самороспуске.

В 2008 году ИРА (уже трудно понять, какая именно) вновь отдала приказ о прекращении боевых действий. Снова начались мирные переговоры. Но…

«Вести», 04 сентября 2011 года: «То, что сейчас происходит в Северной Ирландии, многие поспешили назвать возвращением террора. Во всяком случае, три убийства за два дня – это слишком много. Накануне стало известно, что в сорока километрах от Белфаста, в местечке Крайвагон, был убит полицейский. Впервые за последние десять лет.

В полицию поступил вызов от женщины, она просила о помощи. На место были посланы два наряда. Как только полицейские прибыли и вышли из машин, началась стрельба. Два сотрудника правопорядка были ранены, один позднее скончался. Пока никто не взял на себя ответственность за этот инцидент.

Убийство полицейского в Крайвагоне произошло через два дня после гибели двух британских солдат из саперной части, расквартированной на базе “Массерин”. Поздно вечером в субботу четверо солдат вышли к воротам базы, чтобы забрать заказанную пиццу. Боевики поджидали их в припаркованном напротив автомобиле, из которого и открыли автоматный огонь. Когда солдаты упали на землю, боевики вышли из машины и дали по лежащим еще несколько очередей».

Ответственность взяла на себя «Подлинная ИРА» (иногда в России название переводят как «истинная»), всплывшая из небытия.

А противники? И они тут. Из сообщения Ирландской Республиканской информационной службы:

«26.01.2011.

Группа, называющая себя “Силы лоялисткого действия”, сегодня обратилась в службы новостей Белфаста, Северная Ирландия, и взяла на себя ответственность за сегодняшнюю атаку жилого дома, расположенного на Ballymena Road город Carnlough, округ Antrim. Семь семей было эвакуировано из района предполагаемого взрыва. Взрывное устройство обезврежено. В ходе атаки никто не пострадал.

20.06.2011.

По сообщению источника анклав Short Strand в г. Белфаст, Северная Ирландия, сегодня подвергся атаке подразделения UVF, одетого в камуфляж и хирургические перчатки. Подразделение начало скоординированную атаку на дома жителей анклава с использованием бензиновых бомб, пакетов с краской, камней и кирпичей. Несколько человек получили ранения.

Также была атакована католическая церковь св. Матфея, сообщалось, что лоялисты пытались поджечь церковь».

Как видим, жизнь продолжается.

В разных странах национал-сепаратисты поставлены в разные условия. Одни хотят попросту отделиться и образовать собственное государство. Другие, как ИРА, выделиться из одного и влиться в другое. Но бывают и более тяжелые случаи – когда народ разделен между двумя и более странами…

Баски – это народ, живущий на севере Испании и юго-западе Франции. От соседних народов они отличаются языком и своеобразной культурой. Во все непростые и противоречивые исторические периоды баски сохраняли определенную культурную независимость, однако своего государства у них никогда не было. А характер эти ребята имели горячий. Все знают шевалье Шарля д’Артаньяна (это исторический персонаж). Так вот, гасконцы – это как раз французские «лица басконской национальности»[80]. В XIX веке баски активно участвовали во всех испанских гражданских войнах (а их, напомню, хватало).

В конце XIX века кое-кто из басков увлекся повальной тогда европейской модой – национализмом. В 1894 году некий Сабино Арана создал Баскскую националистическую партию (БНП), выступавшую за создание независимого национального государства. Он же придумал флаг, герб и гимн Страны Басков, а также учредил национальные праздники. Впоследствии Арана стал культовой фигурой баскских националистов.

Длительное время БНП ничем особенным себя не проявляла. Положение изменилось после испанской гражданской войны 1936–1939 годов. Как известно, в результате ее к власти в Испании пришел суровый генерал Франциско Франко. Его режим не являлся фашистским в строгом смысле этого слова, однако генерал разделял многие идеи Бенито Муссолини. К примеру, один из ключевых тезисов фашистов – тема «единой нации». Поэтому Франко резко отрицательно относился к любым национальным анклавам. В Стране Басков генерал начал проводить жесткую политику испанизации. Баскский язык и культуру стали целенаправленно «задвигать» – закрывались баскские школы, газеты, театры и все такое прочее.

Кстати. Во время гражданской войны, 26 апреля 1937 года, франкистами была проведена прогремевшая на весь мир бомбардировка города Герники, во время которой было разрушено 75 процентов зданий. В масштабах свирепого ХХ века жертв было не так уж и много (по разным оценкам, в зависимости от политической ориентации оценивающих – от 120 до 2000 человек). Но главное – Герника является культурным центром Страны Басков. Так что эта бомбардировка для баскских националистов стала символом. Они до сих пор утверждают, что франскисты это сделали специально, чтобы нанести удар по национальному самосознанию народа.

Так или иначе, наиболее горячие парни из БНП перешли к партизанской войне. С ними стали взаимодействовать и левые. Как известно, разнообразных левых в Испании было множество. Франко, придя к власти, с ними сурово разобрался, но кое-кто остался. Но взаимодействие между «красными» и БНП не ограничивалось лишь боевым сотрудничеством. Националисты набрались и кое-каких социалистических идей…

Партизанская война была достаточно вялой, однако справиться с ней властям удалось лишь к концу 50-х годов. В итоге БНП приняла решение отказаться от вооруженной борьбы. Но… Вы поняли.

В 1959 году была основана новая организация «Страна Басков и свобода» («Euskadi ta Askatasuna»), которую в русской традиции обычно называют ЭТА. Оформлялась она долго и стала реальной организацией только в 1962 году. Целью ЭТА стало создание на землях, населенных басками, независимого социалистического государства Эускади (термин тоже заимствован из наследия Арана). Социалистической ориентации способствовало влияние не только старых левых, но и рабочего движения. Франко его тоже давил по мере сил, как и любую оппозицию. Так что режим генерала рассматривался как классово чуждый.

Подразумевалось, что в независимое государство должен войти и кусочек территории Франции. Однако до некоторого времени на этом внимания не заостряли. Дело в том, что французы давали приют «борцам с авторитарным режимом». Так что про французских басков старались не упоминать.

Первоначально ЭТА не являлась исключительно террористической организацией. Она чем-то напоминала большевиков образца 1905 года. То есть националисты пытались сочетать работу в рабочем движении, политическую и собственно «военную» деятельность. Правда, если большевики готовили вооруженное восстание, то боевая деятельность ЭТА была именно террористической. В 1960-х годах они стали активно заниматься взрывами полицейских участков, казарм, железнодорожных путей, покушениями на жандармов и чиновников. Причем их деятельность распространялась на территорию всей Испании.

Баски деятельность ЭТА горячо поддерживали. Кроме упомянутого давления Франко на их культуру были и иные причины. Например, религиозная. Испанские католические иерархи горячо поддерживали режим Мадрида. А вот местные – как-то не очень… Им тоже явно хотелось отделиться.

Имелась и совсем интересная причина сочувствия радикалам. Страна Басков экономически развивалась успешнее, нежели остальная Испания, и уровень жизни там был заметно выше. Казалось бы, при таком раскладе людей не тянет к радикализму. А вот и нет. Дело обстояло с точностью до наоборот. В среде басков было очень распространено представление: дескать, мы тут вкалываем не покладая рук, а эти ленивые испанцы сидят на нашей шее… А раз так – почему бы и не отделиться?

Примечательно, что и в Испании в 60-е годы ЭТА пользовалась большой популярностью. Режим Франко нравился далеко не всем. И организацию воспринимали прежде всего как борцов с авторитаризмом. Знакомо?

Примерно в конце 60-х Франко повел курс на постепенную демократизацию режима. В том числе и по отношению к баскам. Одновременно ужесточились законы против терроризма. Так, в 1968 году было арестовано 1963 человека. 19 из них были осуждены на смертную казнь. Франко либерализмом не страдал.

ЭТА начала колоться. В 1966 году произошел раскол на националистов (ЭТА-V) и леваков (ЭТА-VI). Первые более склонялись к легальности, вторые выпустили документ «Основополагающие установки», написанный в левацком духе. Цель – социалистическая революция, методы – терроризм. Потом появилась «Новая ЭТА»…

Впрочем, все расколы были верхушечными дрязгами. Это не ИРА, где представители разных течений отстреливали друг друга. На низовом уровне ЭТА ничего особо не изменилось.

Хоть ЭТА и являлась леворадикальной, для нее были совершенно несвойственны характерные для «новых левых» того времени пассажи про страны «третьего мира» и так далее. Причина в изначальной «местечковости» целей. Ну, не в состоянии националист маленького народа думать о глобальных проблемах. Так что идеологи ЭТА ориентировались на албанский вариант социализма. Албанский лидер Энвер Ходжа провозгласил полную самодостаточность своей не слишком большой страны и практически полностью закрыл ее от всего мира. Впоследствии, правда, бойцы ЭТА, побывавшие в Албании, в тамошнем опыте разочаровались. Но принципиально своих позиций не поменяли, полагая, что сумеют-таки на своей земле построить настоящий самодостаточный социализм.

В 1973 году Франко самоустранился от власти и передал пост премьер-министра адмиралу Карреро Бланко[81]. Однако на этом посту он пробыл недолго. В декабре 1974 года Бланко был убит боевиками ЭТА.

Премьер ездил в бронированном автомобиле. Поэтому боевики действовали в лучших традициях народовольцев. Террористы сняли квартиру в центре Мадрида и устроили подкоп под улицей, по которой Бланко ездил в церковь. Взрывчатки не пожалели. Полуторатонный автомобиль перелетел через шестиэтажное здание и упал на террасу монастыря иезуитов… Террористы так и не были пойманы. Однако в 1978 году один из организаторов акции, Хосе Мигель Беньяран, также был взорван в своем автомобиле. Ответственность за это убийство взяла организация, именовавшая себя «Испано-баскский батальон», о которой никто ничего не знал. Только совсем недавно выяснилось, что за этим терактом стояла группа испанских военных и жандармов правых взглядов. Непосредственно для осуществления акции привлекли наемников: бывшего члена ОАС Жан-Пьер Шерида, бывшего боевика Антикоммунистического альянса Аргентины (ультраправая организация) Хосе Марию Боккардо и итальянского неофашиста Марио Ричи.

Вернемся к ЭТА. Следующей заметной акцией был взрыв 13 сентября 1974 года в кафе «Роландо» в Мадриде. Погибло 12 человек. Более мелких акций насчитывалось множество.

В 1975 году умер Франко. После чего в Испании началась широкая демократизация. В 1976 году Стране Басков была предоставлена широчайшая автономия. До сих пор в Европе баски из всех народов, не имеющих собственной государственности, имеют более всего самостоятельности. Были освобождены политзаключенные, боевикам ЭТА обещали амнистию, если они отойдут от террористических методов.

Однако ЭТА не только не успокоилась, но, наоборот, резко активизировала свою деятельность. Дело в том, что настроения в Стране Басков очень напоминали то, что происходило в Ольстере. Бойцы ЭТА считались национальными героями, и какой-то разговор о примирении расценивался если не всеми, то многими жителями как предательство.

Мне доводилось общаться с басками, разделяющими взгляды ЭТА. По образу мышления они похожи на национал-сепаратистов из республик бывшего СССР времен «перестройки». Нужна независимость! А что вы будете с ней делать? Неважно, всё равно нужна и точка.

Именно на вторую половину 70-х годов приходится пик активности организации. Теперь это уже были террористы в чистом виде. Все остальные от них отошли. Они действовали по всей стране. Наиболее известны такие региональные подразделения ЭТА, как «командо Мадрид», «командо Бискайа», «командо Доностиа», «командо Алава» и «командо Андалусиа».

26 ноября 1979 года боевики ЭТА впервые убили политика левых взглядов – социалиста Германа Гонсалеса, который выступал против них.

Пик наступил в 1980 году, когда от рук террористов погибли 118 человек.

В 70-х баски стали поправлять свои дела похищениями людей с целью выкупа. С 1970 года похищены 77 человек, из них 8 убиты, 10 ранены. Последний случай зафиксирован в январе 1996 года.

Но более широко были распространены поборы под названием «революционный налог». К баскским предпринимателям приходило письмо, в котором на бланке ЭТА очень вежливо предлагали отстегнуть определенную сумму. Если предприниматель медлил, то приходило второе послание, в котором ему угрожали «пролетарским гневом». Третьего напоминания предпочитали не ждать.

Испанские власти попытались применить адекватные методы. В 1983 году была создана так называемая антитеррористическая группа, которая начала применять методы французской спецслужбы СДЕСЕ 60-х годов. То есть попросту ликвидировать боевиков без особых затей. Получилось довольно коряво. Мало того что испанские ликвидаторы работали совершенно бездарно – за четыре года они убили 27 совершенно непричастных к террористам людей. Но главное-то в том, что при описанных настроениях в Стране Басков такие методы совершенно бесполезны.

Новый всплеск терроризма пришелся на 1986 год. Франция стала выдавать террористов испанским властям. 14 июля 1986 года в Мадриде взорвалась машина, начиненная взрывчаткой, погибло 12 человек. Руководство ЭТА провозгласило, что будет теперь нападать на французских туристов, «дальнобойщиков» и так далее.

В конце концов главарей террористов удалось выловить. Террор стал постепенно затихать, однако время от времени происходили убийства. Продолжался и «уличный терроризм» – взрывы небольших бомб, брошенных в урны.

С демократией в Стране Басков получили распространение молодежные банды, которые развлекались драками с полицией, закидыванием камнями полицейских участков и всем таким прочим. Это было отличным кадровым резервом для террористов.

Благо, для того, чтобы кинуть бомбу в урну, особой подготовки не надо.

Поэтому, например, в Барселоне во второй половине 80-х урны с улиц вообще убрали.

С ЭТА неоднократно вели переговоры о прекращении огня, несколько раз организация заявляла о завершении террористической деятельности… Последний крупный теракт к моменту написания этой книги состоялся 29 июля 2009 года в городе Бургос. Взорвался автомобиль, припаркованный рядом с одним из зданий казарм Гражданской Гвардии, где проживали полицейские с семьями. В результате взрыва 46 человек получили ранения. 5 сентября 2010 года ЭТА в очередной раз выступила с заявлением об отказе вооруженной борьбы. Пока все тихо.

У ЭТА имеется еще одна интересная особенность. Цели у упомянутой организации «местечковые» – создание в Европе маленького государства, а их и так там множество. Но при этом ЭТА имела огромные связи по всему миру. Ладно бы там – с ИРА и «Красными бригадами». Баскские террористы плотно контактировали с Ливией, Никарагуа, Кубой, Южным Йеменом. У них стажировались боевики и из чилийской леворадикальной организации МИР. Ребята из ЭТА и сами нередко ездили в Латинскую Америку, где делились опытом с тамошними террористами. (Интересно, знал там кто-нибудь, кто такие баски?) Так что организация занимала далеко не последнее место в системе международного терроризма…

Кстати, испанские ультраправые тоже не скучали. Единой организации у них не имелось, поскольку правые «ультра» придерживались разных взглядов. Это были и радикальные католики вроде «Христова воинства», и неофашисты. В июле 1976 года ультраправые осуществили 30 взрывов в различных учреждениях в Мадриде. 24 января 1977 года неофашисты из группировки «Новая сила» напали на адвокатскую контору на улице Аточа, где убили четырех адвокатов-коммунистов и секретаря.

В 1979–1980-х годах неофашистами совершены нападения на факультет права Мадридского университета, кафе «Сан-Бао», кафе «Калифорния-47» в Мадриде (8 человек убиты и 50 ранены).

Эта организация вызывает многочисленные споры. Являются они террористами или нет? Речь идет о Курдской рабочей партии.

Если баски в силу исторических обстоятельств оказались разделенными между двумя странами, то курдам повезло еще меньше. Они оказались на территории четырех стран – Турции, Ирака, Ирана и Сирии. Причем все эти страны имели множество претензий друг к другу. Можно вспомнить кровопролитную ираноиракскую войну 1980–1988 годов.

Наибольшая курдская диаспора оказалась в Турции, где они составляли около 30 процентов населения. Положение их во многом напоминало положение басков при Франко, только еще хуже. Основатель современного турецкого государства Мустафа Кемаль[82], он же Ататюрк, выступал за единство нации. Так что не только полностью была запрещена курдская культура, но не разрешалось даже разговаривать на курдском языке. Книги на их языке были сожжены. Слова «курд» и «Курдистан» были вычеркнуты из учебников. Курдов называли «горными турками», которые, дескать, заблудились в горах, одичали и забыли родной язык… Парадокс ситуации в том, что курды живут на своей земле около 5000 лет, а вот турки-османы пришли на территорию современной Турции только в XI веке…

Однако тонкость была в том, что курды – это расколотые на множество племен крестьяне, которым идея любого государства была вообще не слишком понятна. Как всегда, главными носителями национал-сепаратизма являлись выходцы из образованных кругов.

«Поздним вечером 24 ноября 1978 года в одном из домов в предместье Анкары собралась группа молодых людей, – в основном студентов. Мероприятие было сугубо конспиративным, и не только потому, что собравшиеся были марксистами, но и в силу того, что они говорили на курдском языке, нарушая тем самым сразу два положения турецкого законодательства. Звучали пламенные и проникновенные речи о судьбе многомиллионного курдского народа, имеющего многовековую историю, но не имеющего своей собственной страны, разделенного границами пяти государств, угнетаемого правителями и титульными нациями, нищего и не образованного. Присутствующие пришли к консенсусу: выход – вооруженная борьба за свои права; оружие – автомат системы товарища Калашникова; знамя – национал-марксизм. Для координации всех усилий необходима (в соответствии с учением классиков) организация, которая и была создана тем вечером, – Курдская рабочая партия. На сходке особо выделялся своими повадками лидера молодой мужчина харизматической внешности с густыми усами, которого избрали председателем новорожденной организации. Его звали Абдулла Оджалан, партийный псевдоним “Апо”».

(Джангир Арас, историк)

Как мы уже убедились, локальные цели не мешают широкому размаху. Но если ИРА и ЭТА ограничивали свою деятельность собственной территорией и «метрополией» (соответственно – Великобританией и Соединенным Королевством), то палестинские террористические группы действовали чуть ли не по всему миру. Мало того. Собственно, именно они и стали «точкой притяжения», центром, вокруг которого в 70-х годах вращалось террористическое движение.

Сегодня многие, перенося нынешние реалии на другое время, представляют палестинских экстремистов как мусульманских фанатиков. Между тем это было далеко не так. Первоначально тамошний терроризм был «светским».

«Я не понимаю вашего оптимизма. Почему арабы должны хотеть мира? Будь я арабским лидером, я бы не искал компромиссов с Израилем. Ничего удивительного: мы отняли у них страну… Да, эта земля обещана нам Богом, но это не их Бог. Это правда, что наши корни здесь, в древнем Израиле, но с тех пор прошло две тысячи лет – какое им до того дело? Мы повидали антисемитизм, нацистов, Гитлера, Освенцим, но была ли это их вина? Они видят только одно: пришли мы и украли их землю. С какой стати они должны мириться с этим? Может, через одно-два поколения забудут об этом, но не сейчас. Так что все очень просто: мы должны быть сильными и иметь мощную армию. Если мы не будем придерживаться политики, арабы нас уничтожат».

(Давид Бен Гурион, первый премьер-министр Израиля)

В 1967 году был создан Народный фронт освобождения Палестины (НФОП). Он возник на базе трех экстремистских групп, которые особо себя не проявили. Сам же «Национальный фронт» вошел в ООП.

Главную роль в создании НФОП играли два человека – Джордж Хабаш (Аль-Хаким) и Вади Хаддад (Абу-Хани). Биографии их похожи. Оба родились в достаточно зажиточных палестинских православных семьях. (В 1948 году на территории Палестины численность арабов-христиан разных конфессий[87] составляла 25 процентов населения.)

Тем не менее, с началом войны семьи будущих террористов предпочли уехать, потому что евреи вытесняли не мусульман, а арабов.

Много лет спустя Хабаш говорил: «Я всегда считал себя добрым христианином, который помогает бедным. Когда оккупировали мою землю, у меня не осталось времени думать о религии».

Но, что характерно, уехали они в Ливан, где христиане составляют около 40 процентов населения. Это единственная подобная страна на Ближнем Востоке. И Хабаш, и Хаддад учились на медицинском факультете так называемого Американского университета в Бейруте. Обучение в этом вузе, основанном в 1866 году американским миссионером Дэниелем Блиссом, построено по западным принципам, без всяких мусульманских особенностей.

Неудивительно, что отцы-создатели НФОП обратились к популярным тогда идеям «новых левых». А что? Ситуация в Палестине вполне подходила под левацкие теоретические выкладки. Израилю помогали США, то есть «мировой империализм». Палестинские экстремисты боролись за свободу. По крайней мере, они так сами считали. Мало того – они ощущали себя на переднем крае борьбы с империалистической агрессией.

Тут я немного отвлекусь, чтобы рассказать, как относились к событиям на Ближнем Востоке крайне левые. Люди старшего поколения помнят советскую пропаганду на эту тему. Так вот, западные леваки придерживались точно такой же точки зрения, только еще жестче. Израиль однозначно воспринимался как агрессор. Как эдакие новые колониалисты. В самом деле, как это выглядело со стороны, если не вникать? У палестинцев землю отобрали? Отобрали. Территорию за счет соседей постоянно расширяют? Именно. Шестидневную войну по факту начали первыми? Так и было. К тому же «буржуазные» западные СМИ занимали, в основном, произраильскую позицию. А раз эти буржуазные свиньи кого-то хвалят…

Тем более сионизм многие «новые левые» рассматривали как разновидность фашизма. Да и не только они. Сегодня как-то не любят вспоминать, что в 1975 году на ХХХ сессии Генеральной Ассамблеи ООН была принята резолюция № 3339, которая признала сионизм формой расизма и расовой дискриминации[88] (72 голосами при 35 против и 32 воздержавшихся). Списывать все на козни СССР и арабов несерьезно. Значит, данное мнение было распространенно. А что уж говорить о леваках, которые видели наступление нового фашизма буквально во всем. Основатели НФОП во время пребывания в университете попутно изучали иврит и сионистскую литературу, поэтому могли вполне грамотно его обличать.

Именно с тех пор куфия, палестинский платок (в России он более известен как «арафатка»), на долгое время стал отличительным признаком молодого человека или девушки леворадикальных взглядов. (Сейчас идеологический смысл куфии уже размыт, его носят все кому не лень. Но еще лет 10 назад в Гамбурге или в Лондоне за «арафатку» можно было без разговоров огрести по башке от скинхедов.)

Соответственно, палестинские экстремисты выглядели героическими борцами. Так вот, до Джорджа Хабаша дошло, что леваков всех стран можно привлекать к совместной борьбе. Впоследствии из этого выросла целая система…

Левацкие взгляды НФОП определили и выбор тактики. Если, как они считали, за Израилем стоит мировой сионизм и столь же мировой империализм, значит, врага надо бить там, где это удобнее, не ограничиваясь территорией Израиля. А удобнее это было делать в Европе. Напомню, что RAF, «Красные бригады» и прочие подобные товарищи начали свою деятельность позже. Так что европейцы находились в некоторой расслабленности.

Первой своей акцией НФОП внесли целых два новшества в копилку терроризма. 23 июля 1968 года боевиками НФОП был захвачен израильский самолет «Боинг-707», выполнявший рейс Рим – Тель-Авив. Тем самым была открыта эпоха авиатерроризма. Второе новшество было, так сказать, местного масштаба. Группой боевиков руководила женщина – 24-летняя Лейла Халед. Для арабов это было радикальным новшеством. До этого они использовали женщин только на вспомогательных ролях. А чтобы дама руководила мужчинами… Но леваки из НФОП смотрели на вещи шире.

Самолет перегнали в Дамаск. После приземления террористы отпустили всех 215 заложников. Вы спросите: а какие требования выдвигали террористы? В том-то и дело, что никаких. Как Лейла говорила впоследствии – их целью было привлечь внимание мировой общественности к палестинской проблеме. То есть PR в чистом виде. А освобождение из плена летчиков – это уж так, попутно.

Как оказалось, террористы были правы. НФОП прославился. Кроме того, у него имелось то, чего недоставало европейским экстремистам, – места, где можно спокойно обучаться нелегкому ремеслу террориста.

И люди разных стран к ним потянулись…

6–8 сентября 1970 года боевики НФОП осуществили угон уже четырех самолетов сразу. Три машины были захвачены успешно – два самолета было угнано в Иорданию, один в Каир. Пассажиров обменяли на 12 террористов, находившихся в тюрьмах Германии и Швейцарии. А вот с четвертым вышла незадача. Его пытались захватить знакомая нам Лейла Халед в компании с горячим никарагуанским парнем Патрисио Аргуэльо. На их беду на борту оказались сотрудники израильской службы безопасности. Так что террористам не повезло.

«Когда они добежали до каюты пилотов, пилот резко пошел на снижение, и террористы упали. В последующей драке Аргуэльо бросил ручную гранату в проход самолета. Она не взорвалась, а сам Аргуэльо был застрелен. Халед схватили мужчины – пассажиры самолета и жестоко побили. Она пыталась добраться до гранат, которые были спрятаны внутри ее бюстгальтера.

И затем, когда самолет приземлился в аэропорту Хитроу, Халед стала предметом жаркого спора между израильской службой безопасности и британской полицией – каждая из секретных служб претендовала на террористку. Каждая считала, что именно она имеет юридические основания на задержание Лейлы Халед. В конечном счете, израильтяне уступили, и Халед осталась в Британии».

(Патрик Белами, бывший сотрудник спецслужб)

И напрасно. Меньше чем через месяц боевики из НФОП захватили еще один самолет, летевший рейсом Бомбей – Лондон. Требование было одно – в 72 часа освободить Лейлу Халед и еще шестерых членов радикальных организаций. Англичане их освободили.

Тогда еще мало кто понимал: выполнять требования террористов – это только подталкивать их на новые акции. Вот и выполняли…

Что же касается Лейлы, то после освобождения она уже больше не принимала участия в терактах. Некоторое время она работала в «политическом» крыле ООП. Халед до сих пор живет в Иордании, замужем, имеет двоих детей. Ни о чем не жалеет, хотя осуждает «Аль-Каиду», которая ей чужда как по методам, так и по целям.

В феврале 1972 года одна из групп НФОП захватила самолет немецкой компании «Люфтганза» со 172 пассажирами. Одним из них оказался Джозеф Кеннеди, сын сенатора Роберта Кеннеди[89]¹, убитого в 1968 году. Члены этого знаменитого клана были совсем не бедными ребятами, поэтому заложников быстро отпустили в обмен на 5 миллионов долларов.

В том же году боевики НФОП совершили еще один громкий теракт.

«Нападение на нефтеперерабатывающий завод в Триесте (Италия) превзошел все их дикие ожидания. 12 кг пластиковой взрывчатки разрушили не только завод, но и нанесли серьезный ущерб Трансальпийскому трубопроводу, который снабжал нефтью Баварию, Вену и всю центральную Европу. Нефтяной пожар, длившийся два дня, уничтожил 250 тыс. т сырой нефти и нанес Австрии 2,5 млрд долларов убытков».

(Патрик Белами)

До событий 11 сентября в Нью-Йорке захват заложников из израильской сборной на Мюнхенской Олимпиаде в 1972 году был, пожалуй, самым известным в мире терактом. Правда, более всего он прославился вопиющей беспомощностью властей. Именно после него люди по-настоящему поняли: они беззащитны перед террористами…

Эту акцию организовала палестинская террористическая группа «Черный сентябрь». По сути, она являлась спецгруппой ФАТХ для проведения особых операций. Хотя формально она никак не была связана с организацией Ясира Арафата. Свое название группа получила из-за событий в Иордании в сентябре 1970 года, о которых подробнее будет рассказано в следующей главке. Сейчас стоит сказать, что из-за противоречий между ООП и властями Иордании из страны были вышиблены все палестинские боевики. Именно поэтому группировка начала свою деятельность с убийства 28 ноября 1970 года премьер-министра Иордании Васфи Телля. Кроме того, были убиты еще ряд иорданских бизнесменов, находившихся на Западе. Занимались боевики «Черного сентября» угонами самолетов и взрывами. Причем так же как и НФОП, они действовали, в основном, в Европе. Но прославил их именно «олимпийский» теракт. Главной целью акции было «показать Палестину миру». То есть чисто пропагандистская.

Этот теракт, как уже говорилось, для немецких спецслужб является одним большим позорищем.

Итак, вторая половина 1972 года, ФРГ готовится к Олимпийским играм в Мюнхене. Терроризм на тот момент еще не набрал обороты, но все-таки теракты были уже не редки. Более того, уже все, кому надо, четко знали: существуют группировки, чья деятельность ориентирована на действия против граждан Израиля, причем в разных странах. А ведь Олмпиада – «лакомая» цель по определению. На Играх собирается множество иностранцев, среди которых легко затеряться боевикам; постоянно проходят публичные зрелища. И что немаловажно и ценно для террористов – имеется огромное количество журналистов со всех стран. Так что вероятность, что экстремисты могут попытаться что-нибудь устроить на Олимпиаде, секретом не являлась. Доктор судебной психологии Джордж Сибер по заказу Оргкомитета разработал 26 возможных сценариев террористических актов, которые могли бы провести разные известные на тот момент экстремистские группы. Среди них был и тот, который осуществил «Черный сентябрь». Но… Специалист пописывает, заказчик почитывает. Никто никаких выводов не сделал.

Некоторые исследователи связывают благодушие организаторов и властей с политикой. Дело в том, что это была уже не первая Олимпиада на немецкой земле. Первая состоялась в 1936 году в Берлине. То есть при нацистах. Вопреки расхожим мифам, ничего особо «тоталитарного» в организации Игр не было. Так, создатель олимпийского движения Пьер да Кубертен, посетив Берлин незадолго до начала Олимпиады, был просто очарован уровнем организации. Да и вообще, в 1936 году большинство европейцев воспринимали режим Гитлера спокойно, а многие и с симпатией[90].

Но ведь важнее не то, что было, а что о тогдашних событиях написали впоследствии. Разумеется, «вспомнили» и про тотальную слежку, и про жесточайший контроль, про эсесовцев на улицах и так далее. Полагают, что баварские власти боялись любой ассоциации с берлинскими Играми.

Тем более что «антиавторитаристов» в начале 70-х хватало, в том числе и среди журналистов. Эти ребята только и ждали, чтобы закричать: «Вот видите, у них снова как при Гитлере!»

Может, и так, а может, и нет. Как бы то ни было, обстановка на Олимпиаде и вокруг нее была очень либеральной. Было объявлено, что главной целью службы безопасности являются безбилетники и пьяные. В Олимпийской деревне охранникам было запрещено иметь при себе оружие. В составе команд было запрещено иметь сотрудников безопасности. Немцы уверяли, что, дескать, мы сами все обеспечим. Правда, СССР и ГДР на эти запреты наплевали.

Среди их команд товарищи в штатском имелись. А вот Израиль на свою беду подчинился правилам.

Проникнуть же в Олимпийскую деревню при желании мог вообще кто угодно. Припозднившиеся спортсмены просто сигали через забор. (Сравните с тем, как был организован контроль на последних Олимпиадах.) Руководитель израильской команды Шмуэль Лалкин сказал:

«Организаторы заботились о том, чтобы сама атмосфера заставляла нас почувствовать – Германия стала другой».

Вот и позаботились… Террористы между тем являлись профессионалами и совсем не собирались лезть «на хапок». Благодаря подобной раздолбайской организации охраны они преспокойно изучили место будущей акции, даже побывали внутри дома, где располагалась израильская делегация. Интересно, что палестинцы, проходя под разными предлогами на территорию Олимпийской деревни, выдавали себя за… бразильских болельщиков. А что? Простому немецкому полицейскому не отличить араба от латиноса. Да и португальский, на котором говорят в Бразилии, – не самый распространенный язык. Наблюдателей было всего трое – и никто не озаботился вопросом: «А что это они тут постоянно околачиваются?» Поскольку была дана установка на «мир и дружбу».

Теперь весь вопрос был в оружии. Конечно, боевики из «Черного сентября» не полетели с грузом оружия и боеприпасов прямо в Мюнхен, они приземлились во Франкфурте-на-Майне, находящимся в 300 километрах от олимпийского города. Немецкая таможня показала «класс». Мимо таможенных работников преспокойно пронесли в чемоданах шесть автоматов Калашникова, два пистолета-пулемета и огромное количество боеприпасов. Позже тем же путем подогнали еще два «калаша» и большое количество гранат. Интересно, а гаубицу мимо немецких таможенников можно было протащить?

«Час икс» был намечен на 5 сентября. Восемь террористов, одетые в спортивную форму, проникли через забор, пристроившись к спортсменам из США. Они захватили здание, в котором находилась сборная Израиля. Боевики взяли в заложники десять человек, еще двое были убиты, а одному удалось уйти. Оставшихся десятерых членов сборной боевики не стали искать.

Террористы выдвинули требования: освобождение 232 террористов, находившихся в израильских тюрьмах, а также Ульрики Майхоф и Андреаса Баадера.

Премьер-министр Израиля Голда Мейер категорически отказалась вести какие-либо переговоры с боевиками. На тот момент это был первый подобный случай. Немцы были готовы выпустить рафовцев, но террористам этого было мало. Существуют разные мнения насчет того, рассчитывали ли всерьез боевики добиться выполнения своих требований. Напомню, главной их целью являлось «показать Палестину миру». По крайней мере, у них существовал продуманный план действий на случай, если ничего из переговоров не выйдет.

Между тем баварские власти пребывали в полной растерянности. Первоначально предполагалось освободить заложников прямо на территории Олимпийской деревни. Но в Германии просто-напросто не имелось специальных антитеррористических подразделений! Так что операцию собирались проводить силами обычных патрульных полицейских. А тогдашние немецкие полицейские зачастую и стрелять-то не умели…

Но самое ужасное, что баварские власти не отогнали журналистов. В результате те показывали все перемещения полиции в прямом эфире! Как вы, наверное, догадались, террористы все это видели по телевизору.

Тут я немного отвлекусь. Я уже неоднократно говорил о симбиозе террористов и СМИ. Особенно это интересно в случае с телевизионщиками-новостниками, когда они ведут прямой репортаж. У этих людей такая уж психология – «гнать картинку» в эфир несмотря ни на что. Иногда они лезут ради этого под пули, и тогда их посмертно считают героями. А иногда… Выходит вот так. В некоторых случаях репортеров надо грубо и жестко останавливать. Но вот не остановили. Примерно то же самое случилось 23–26 октября 2002 года в Москве на Дубровке. Там телевизионщики тоже изрядно порезвились, фактически выдав террористам людей, скрывавшихся в разных подсобных помещениях захваченного Дома культуры. Не со зла – но вот просто надо было что-то давать в эфир…

В Мюнхене же подготовка к штурму прервалась еще на первоначальном этапе.

Снова попытались договориться. Предлагали террористам деньги, а также кое-кого из членов правительства взамен заложников. Тех подобные предложения не волновали. В конце концов, террористы потребовали самолет, дабы убраться. Однако власти понимали – позволить им улететь с заложниками – значит опозориться на весь мир. Так что решили проводить силовую акцию в военном аэропорту Фюрстенфельдбрук, куда должны были подать самолет.

План был такой. Террористов на вертолетах доставляют в аэропорт. Самолет подается, но без пилотов. Внутри должны были находиться переодетые полицейские – в их задачу входило застрелить тех террористов, которые придут осматривать самолет. Однако от второй части плана отказались. По одной версии – потому что опасались взрыва самолета в результате перестрелки, по другой, более вероятной – что не нашлось героев, согласных пойти на подобный риск. Оставались пять полицейских снайперов. Правда, таковыми их можно было назвать весьма условно. Они числились снайперами. У одного была винтовка… без оптического прицела. А дело-то происходило ночью. Интересно, что в Мюнхене имелись армейские, серьезно подготовленные снайперы. Но… По закону армейцев было запрещено использовать в полицейских операциях. Их и не использовали. То есть все высокие чины более всего боялись взять на себя отвественность.

В итоге все закончилось полным провалом. Снайперы открыли огонь, когда двое террористов, убедившись, что самолет пуст, рванули назад к вертолетам, где находились остальные боевики и заложники. Началась беспорядочная стрельба с обеих сторон – благо патронов у террористов хватало – и они укрылись в тени. Стреляли долго, около полутора часов. Тут на взлетное поле вылезли бронетранспортеры. Что они там забыли – непонятно. Стрелять-то они все одно не могли – пулеметы-то не разбирают, где боевики, где заложники. Кстати, бронетранспортеры опоздали на полтора часа, потому что… застряли в пробке.

Появление БТРов поставило точку в этой истории. Террористы расстреляли заложников в одном вертолете, в другой один из боевиков кинул гранату, рванул топливный бак, от машины остались одни обгорелые обломки. Итог событий: убиты все заложники, пять террористов и один полицейский. Троих боевиков захватили живыми.

После чего канцлер ФРГ Вилли Брандт получил сразу два требования. Первое было от Муамара Каддафи. Он захотел получить трупы террористов. Ему их выдали. И напрасно. Потому что ливийский лидер превратил похороны в грандиозную PR-акцию. В траурной процессии приняло участие 30 тысяч человек, а возглавлял ее сам полковник.

Израиль потребовал у ФРГ выдать живых боевиков, но получил отказ. Их решили судить в Германии. И тоже напрасно. Потому что 29 октября 1972 года палестинцы захватили очередной самолет и потребовали освободить оставшихся в живых участников акции. Тех освободили. Впоследствии «Черный сентябрь» совершил еще несколько терактов и даже готовил покушение на Голду Мейер.

Однако почти сразу после событий в Мюнхене израильская разведка «Моссад» начала наносить ответные удары. Развернулась операция «Гнев Божий». Формальной ее целью было покарать не только исполнителей, но и организаторов теракта на Олимпиаде. Однако в реальности израильтяне стали ликвидировать всех известных им палестинских террористов. Потом, впрочем, перешли и на другие группы, работающие против Израиля. Но к коренному перелому в ситуации это не привело.

Что же касается «Черного сентября», то его деятельность заглохла в 1974 году. Но появились иные товарищи…

Фигура Ильича Рамиреса Санчеса является ярким примером симбиоза терроризма и средств массовой информации. Он раскручен как крутой и страшный террорист. Между тем большинство терактов, сделавших его известным, на самом-то деле закончились провалом. Но СМИ был нужен очередной «плохой парень» в виде символа. Тем более его биография очень подходила для исполнения одной из любимых песен западных СМИ 70–80-х годов – о том, что чуть ли не за всеми террористами стоит страшный КГБ. Хотя СССР давно уже нет, а терроризм мир просто захлестывает…

По своему происхождению Ильич Санчес не имеет никакого отношения к палестинцам и вообще к арабам. Он родился 12 октября 1949 года на другой стороне Земли – в городе Каракас, Венесуэла. Его отец являлся упертым коммунистом. Настолько упертым, что своих троих детей он назвал в честь вождя мирового пролетариата: Владимир, Ильич и Ленин. Санчес-старший, будучи преуспевающим юристом, нанял для своих сыновей домашних учителей, дабы воспитать их в марксистском духе.

Ничего удивительного в этом нет. Радикальные левые настроения в Латинской Америке во второй половине ХХ века были чрезвычайно сильны. Это вам не Европа с ее вялыми соглашательскими компартиями. Споры между традиционными коммунистами («сталинистами») и появившимися позже сторонниками Че Гевары и Мао сводились лишь к следующему: делать революцию прямо сейчас или все-таки выждать удобный момент…[91]

В январе 1964 года Ильич вступил в местный комсомол – Союз Венесуэльской Коммунистической Молодежи.

В возрасте 17 лет Санчес вроде бы побывал на Кубе. «Вроде бы» – потому что точных данных нет, все сведения очень сомнительные.

А дальше начинаются мифы. «Позже о нем сообщали как о подающем надежды революционере, которым руководил ни больше ни меньше, как сам Фидель Кастро, а то и КГБ. Согласно нескольким публикациям, в те годы молодой Ильич был отправлен в лагерь на Кубе для идеологической обработки. Этот лагерь назывался “Mantanzas”, и управлялся он совместными усилиями Кастро и советником Кастро из КГБ Виктором Семеновым.

Историки предполагают, что Ильич в лагере был студентом самого Антонио Дагуес-Боувиера, эквадорского партизана, знатока революционной войны и старшего офицера КГБ. Ильич научился пользоваться взрывчаткой, автоматическим оружием, овладел методами шифрования. Другие источники утверждают, что он лично встречался с отцом Камилльо, колумбийским священником, ставшим партизанским лидером у Че Гевары.

Учился ли Шакал у кубинцев, так пока и непонятно. Но два эпизода считаются маловероятными. Первый – то, что он не мог встретиться с отцом Камилльо, так как солдаты Колумбийской армии убили священника в феврале 1966 года. Кроме того, генерал Семенов не был советником Кастро приблизительно до 1968 года, то есть стал влиятельным на Кубе человеком лишь спустя два года, как Ильич, предположительно, там учился.

Эти истории относительно обучения Ильича были, очевидно, распространены ЦРУ. Они основаны на информации, полученной от одного из перебежчиков из кубинского посольства в Париже. Возможно, перебежчик и рассказал ЦРУ, что Ильич был одним из многих венесуэльцев, которые учились терроризму на Кубе. В ЦРУ потом признали, что у них не было подтверждения этой информации».

(Патрик Белами)

Вообще-то, перебежчик, дабы набить себе цену, мог наплести и не то. Хотя, скорее всего, дело тут в фантазиях журналистов. Интереснее же, если знаменитый террорист готовился к своему делу чуть ли не с пеленок…

На самом-то деле, как я уже писал, на Кубу мог попасть любой желающий, особенно человек левых взглядов. Возможно, чему-то Санчеса там и научили – военной подготовкой на Кубе буквально бредили. Лозунг «Будь готов к труду и обороне» был там не пустым звуком. Так что азы военного дела Ильич вполне мог получить в любом кубинском молодежном лагере[92]. А вот насчет спецподготовки… Как мы увидим дальше, ее как-то у Санчеса и не было заметно во всех его знаменитых акциях.

В 1966 году Санчес с матерью (она развелась с отцом) и братьями оказался в Лондоне, где продолжил учебу. Хотя, на самом-то деле, в основном бил баклуши.

«Раньше, чем стать знаменитым террористом, Ильич стал знаменитым в Лондоне плэйбоем. Его часто видели в сопровождении матери на различных приемах и коктейлях в посольстве. Вскоре после прибытия в Лондон он присоединился к группе британских активистов, желавших основать международную ассоциацию студентов-коммунистов. Но Ильич лишь однажды посетил собрания этих активистов и бросил их, когда узнал, что за этими встречами тщательно следит полиция».

(Патрик Белами)

В 1968 году, во времена Красного мая, Ильич побывал в Париже.

Однако о его участии в событиях сведений нет. Если он и участвовал, то не на главных ролях. В том же году отец Санчеса подсуетился – и будущий террорист оказался в Москве, в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы.

Вот на эту тему существует бездна спекуляций. Тут уже действуют пропагандистские штампы времен «холодной войны». В Москву поехал? Значит, точно КГБ завербовало. Тем более что упомянутый университет западные СМИ называли «школой терроризма». Что, конечно, полная чушь. Разумеется, в данном учебном заведении воспитывали просоветски настроенных иностранцев. Странно, если бы было иначе. И кого-то «контора» вербовала. Но не всех же оптом… Тем более, в отличие от своего брата, Ленина, который прилежно занимался, Ильич развлекался, в основном, пьянками и походами по девицам. Обычное дело. Дорвался товарищ до русской водки и до женской общаги. Не он первый, не он последний.

«Власти университета сделали несколько попыток убедить Ильича прекратить его распутную жизнь и сконцентрироваться на учебе, но он остался глух к этим увещеваниям. Ильич стал даже более жизнелюбивым и осмеивал любого, кто смел критиковать его. Наконец в 1970 году, когда Ильич принял участие в демонстрации арабских студентов, он был официально обвинен в “антисоветской провокационной деятельности” и отчислен из университета. Согласно одной из теорий, изгнание было лишь уловкой КГБ, чтобы скрыть его работу на советскую госбезопасность. Но свидетельств такой теории нет».

(Патрик Белами)

Я уже упоминал, что между партизанами, террористами и бандитами нет четкой границы. Вот и некоторые латиноамериканские повстанческие движения были, так сказать, едины в трех лицах. Я расскажу о самых примечательных.

Уход в партизаны является традиционной латиноамериканской народной забавой. С ХIX века после бесчисленных местных путчей, называемых для красоты «революциями», оппозиция брала винтовки и шла в горы и джунгли. Потом случался новый путч… А во второй половине ХХ века появились автоматы Калашникова, которые сделали герилью куда более эффективной. Прибавьте к этому, что в 60–70-х годах Латинская Америка буквально бредила ультралевыми идеями. Успех кубинских революционеров хотелось повторить многим. В 1967 году Че Гевара попытался поднять революцию в Боливии (по другим сведениям – континентальную революцию). По оценкам специалистов, он сделал все ошибки, какие только можно, и погиб, ничего не добившись. Зато он стал символом, примером, побуждавшим других брать в руки автоматы.

К началу 1970-х годов партизанские отряды существовали в большинстве стран Латинской Америки. Но даже на этом фоне выделялась Колумбия, в которой с начала 60-х шла вялотекущая гражданская война – крестьяне регулярно бунтовали против правительства. Однако во второй половине 60-х война стала набирать обороты. Начали появляться крупные повстанческие группировки – причем всех оттенков красного. Первой возникли Революционные силы Колумбии (ФАРК) – это была военная структура Коммунистической партии Колумбии, считавшейся просоветской. (Хотя реально она являлась «сталинистской»[97].) Следом образовалась геваристская (прокубинская) структура – Национально-освободительная армия (ЕЛН). Не остались в стороне и маоисты. Сторонники Великого Кормчего стали бегать по горам и сельве под именем Народной национальной армии (ЕПЛ). Интересно, что интересы трех группировок не пересекались – они по-братски поделили между собой регионы Колумбии. (Отряды ФАРК базировались на востоке и юге страны, ЕЛН – на северо-западе, ЕПЛ – на северо-востоке.)

Так что в Колумбии было весело. Партизанские отряды занимали города…

Однако эти три группировки действовали, в основном, в сельской местности. В крупных городах развернуться у них не получалось. Но в 1974 году появилась еще одна структура – «Движение 19 апреля», более известное как «М-19». Для разнообразия, эта группировка не позиционировала себя как марксистская. Она основывалась, скорее, на так называемой «теологии освобождения» – теории, пытающейся совместить радикально-социалистические идеи и католицизм. Тем не менее, группировка начала с грабежей банков. Эти ребята пользовались большой популярностью как в сельской местности, так и в городах, где они устраивали взрывы, нападения на солдат, полицейских и так далее. Отличались они и выпендрежными акциями. К примеру, как-то украли из виллы-музея Симона Боливара, которого по всей Латинской Америке считают национальным героем[98], его меч, эполеты и шпоры. Этим боевики хотели показать, что «антинародное правительство» недостойно владеть реликвиями великого человека. В 1979 году они проникли на столичную оружейную базу, увели оттуда 5000 автоматических винтовок (половину столичного арсенала, больше просто не смогли вынести) – зато «в утешение» развесили по территории базы свои флаги… Что, разумеется, делало им рекламу.

Однако на весь мир «М-19» прославилась 27 февраля 1980 года. В этот день группа боевиков, вооруженных АК-47 и гранатами, захватила посольство Доминиканской республики. Все бы ничего, но там как раз праздновали День независимости страны. Так что гостей было полно. В итоге было захвачено 65 человек. Среди них – папский нунций в Колумбии, дипломаты Австрии, Бразилии, Коста-Рики, Доминиканской Республики, Египта, Сальвадора, Гватемалы, Гаити, Израиля, Мексики, Швейцарии, США, Уругвая и Венесуэлы, Боливии, Ямайки, Парагвая, Перу и Колумбии. Расчет верный – при таком раскладе власти ни при каких обстоятельствах не решились бы на штурм…

Террористы потребовали 50 миллионов долларов, освобождение 311 заключенных. Пошли переговоры. Обе стороны торговались как на восточном базаре. В итоге сошлись на 2,5 миллионах и на самолете до Кубы. Деньги получили, до острова Свободы добрались благополучно.

Однако к этому времени проявилась и другая сторона деятельности партизанских групп. Дело в том, что в 1977 году произошло еще одно знаковое событие, казалось бы, имеющее отношение не к истории революционной борьбы, а к истории организованной преступности, – был создан так называемый медельинский картель. Предыстория такова. В США имелось множество людей, готовых платить хорошие деньги за кокаин. А Колумбия – страна, где лучше всего в мире растет кока. То есть желающих погреть на этом руки хватало. Проблема была с транспортировкой. Некоторое время кокаиновые боссы, к примеру, Пабло Эскобар, работали кустарно – использовали чемоданы с двойным дном и все такое прочее. Однако в 1976-м появились двое рационализаторов – Карлос Ледер и Джек Яковач. Первый был колумбийцем, хорошо пообтершимся в США, второй и вовсе американцем. Они предложили Эскобару не мелочиться, а действовать с американским размахом. В Карибском море был арендован пустынный остров, принадлежавший Панаме, где оборудовали перевалочный пункт. Оттуда в США кокаин стали перевозить транспортными самолетами. Именно под этот «островной проект» и был создан медельинский картель. (Название происходит от города Медельин.) Потом стали применять подводные лодки и прочую технику.

Примечательно, что Ледер и Яковач являлись «людьми контркультуры». Яковач считал себя хиппи, Ледер был фанатом «Битлз» и на своей гасиенде в Медельине поставил статую Джона Леннона. Так что в контрабанде кокаина они не видели ничего плохого, даже наоборот.

Так или иначе, если раньше счет контрабандного кокаина шел на килограммы, то теперь он пошел на тонны. Что радикальным образом изменило ситуацию с белым порошком в Штатах. Теперь кокаин могли покупать не только богатые, цены упали, он стал доступен всем наркоманам и нарколюбам. Соответственно, резко возросло производство.

И вот тут-то на сцене появляются партизанские группы – прежде всего ФАРК и «М-19». Они взяли на себя силовое прикрытие деятельности картеля. Прежде всего – охрану заводов в джунглях, где производился кокаин, а также доставку химикатов, необходимых для работы. (Производство наркотика требует большого количества эфира – так что нетрудно отследить, куда везут столько этого химиката. Но партизан отслеживать – вредно для здоровья.)

Не стоит думать, что леваки играли в этом деле роль простых наемников. Дело в том, что крестьянам, за которых революционеры вроде бы боролись, выращивать коку было выгоднее, чем что-либо другое. Так что леваки защищали их интересы. А что от кокаина дохнут проклятые богачи-гринго[99] – так им и надо.

Но этим дело не ограничилось. Власти США довольно быстро пришли в себя. Как ни странно, они очень долго не могли обнаружить «кокаиновый остров». Видимо, им в голову не приходило, что картель действует с такой милой непосредственностью. Американцы стали давить на власти Колумбии с требованием принять меры против кокаиновых боссов. Получалось это не очень. Большинство чиновников было куплено картелем на корню. Однако нашлись и те, которые то ли оказались принципиальными, то ли, что скорее всего, американцы им заплатили больше. Этих людей стали понемногу отстреливать. Причем стиль убийств был очень похож на тот, который применяли «Красные бригады». Кто это делал – люди из «М-19» или собственные боевики картеля – неизвестно. В итоге желающих лезть в кокаиновые дела становилось все меньше.

Однако в 1985 году американцы сумели-таки додавить колумбийские власти – те приняли закон об экстрадиции в США лиц, обвиняемых в контрабанде наркотиков.

Одновременно правительство провело ряд антипартизанских операций. Главную роль в них играли «эскадроны смерти» – наемники, формально не состоящие на правительственной службе. Действовали эти структуры в соответствии со своим названием – то есть методом «выжженной земли». Страдали, разумеется, прежде всего крестьяне.

И вот… 6 ноября 1985 года 35 боевиков «М-19» проникли на грузовике в подземный гараж Дома правосудия в Боготе. Они захватили здание и заложников в количестве 300 человек. Террористы выдвинули требование: отставка президента Белисарио Бетанкур и предание его суду. Разумеется, ни один глава государства такие требования даже не будет рассматривать. Тем более что Бетанкура, как и любого латиноамериканского президента, было за что судить.

Начался штурм при поддержке бронетехники, артиллерии и вертолетов. Войска с ходу отбили три этажа и 200 заложников, но на четвертом этаже, где находился архив, возник пожар…

В итоге погибло около 120 человек, включая всех партизан и почти половину судей (11 человек из 25). Все дела по экстрадиции сгорели…

Вот и разбирайтесь, что двигало бойцами «М-19». Между тем в Колумбии началось полное веселье. Войска и «эскадроны смерти» стали предпринимать рейды с целью уничтожения кокаиновых заводов и посевов. Порой деревни полностью сжигались вместе с посевами. На этот раз они действовали в зоне влияния

ФАРК, партизаны тоже не оставались в долгу. В довершение всего Паболо Эскобар создал собственную террористическую организацию – «Лос Экстрадитаблес». Вообще-то это были уже обычные бандиты, но они тоже позиционировали себя как борцы за народное счастье. Но это уже иная история.

В конце концов медельинский картель бы разгромлен. «М-19» перешла на легальное положение. ЕЛП фактически распалась. Однако ФАРК и ЕЛН остались. Эти организации и сегодня контролируют более 30 процентов территории страны. И столь же бодро продолжают совершать теракты.

А на место медельинского картеля пришел картель Кали (город на юге Колумбии). Так что с подработкой у партизан тоже неплохо. Борьба продолжается?

Перу в истории левого радикализма известна прежде всего организацией «Сендеро Люминосо» и захватом японского посольства в Лиме. Обе темы заслуживают внимания.

«Сендеро Люминосо» («Сияющий путь») была создана в конце 1960-х преподавателем Национального университета святого Августина в городе Арекипе (второй по величине город Перу), бакалавром философии Абимаэлем Гусманом. Интересны темы диссертаций Гусмана: «Кантианская теория пространства» и «Буржуазно-демократическое государство». И такие люди создают террористические организации.

Возникла СЛ не на пустом месте, а на основе маоистской Коммунистической партии, созданной в 1964 году. Так бывает – в один прекрасный момент кому-то надоело болтать, и они решили заняться чем-то более серьезным.

Идеологической основой организации стал маоизм, понимаемый буквально – то есть именно «борьба большого города с большой деревней». Причины для этого были. Крестьяне в предгорьях Анд жили не плохо, а очень плохо. И прекрасно видели, что властям на них наплевать. Подверстывался и национальный момент. Большинство крестьян были индейцами. Так вот, Гусман провозглашал

создание индейского государства. То есть попросту – выгоним, ребята, всех этих гадов и заживем по справедливости. Хотя, конечно, националистами основателей «Сендеро Люминосо» назвать никак нельзя – индейцы разделены на множество племен, говорящих на разных языках.

Еще одной особенностью СЛ было то, что они ни на кого не ориентировались – ни на СССР, ни на Кубу, ни даже на Китай. Гусман без ложной скромности считал свое учение «четвертой стадией коммунистического движения» (поле Ленина, Сталина и Мао). Сразу видно философа по образованию. Так что всех остальных он полагал ревизионистами.

«Лидеры группы поставили задачу добиться контроля над страной наступлением из деревни на город, создать рабоче-крестьянское правительство. Конечная цель – удушение городов, ставка на натуральное хозяйство, разрушение техники и зданий, “завоевание власти с оружием в руках с помощью народной войны”».

(Марина Латышева)

Тем не менее, затея имела успех. Видимо, крестьян все достало. «Структура СЛ трёхчленна: базовые силы – местные силы – главная сила. Под базовыми силами подразумевались местные боевые ячейки. Боевыми акциями руководили командиры среднего звена; руководство организации, находящееся в относительной безопасности, занималось выработкой стратегии борьбы и идеологии движения. Благодаря децентрализованной структуре руководство оставалось в относительной безопасности, было полумифично и особенно притягательно из-за своей таинственности.

Так как СЛ контролировать постоянно поселки не в состоянии, создают в них законспирированные ячейки, которые информируют вышестоящих руководителей о положении в деревне и отчитываются в своей деятельности. Революционную власть осуществляют комиссары: разъезжая по отведенной им территории, ведут учет материальных ценностей, собирают “налоги”, лично осуществляют суд и расправу».

(Марина Латышева)