Все сразу

fb2

Арсений Ровинский родился в 1968 году в Харькове. Учился в Московском государственном педагогическом институте, с 1991 года живет в Копенгагене. Автор стихотворных сборников «Собирательные образы» (1999) и «Extra Dry» (2004). Федор Сваровский родился в Москве в 1971 году. Автор книги стихов «Все хотят быть роботами» (2007). Леонид Шваб родился в 1961 году в Бобруйске. Окончил Московский станкоинструментальный институт, с 1990 года живет в Иерусалиме. Автор книги стихов «Поверить в ботанику» (2005).

Мария Степанова. Предисловие

Под этой обложкой – все и сразу – живут три книги стихов очень разных и очень любимых мною авторов – Арсения Ровинского, Федора Сваровского и Леонида Шваба; но говорить я буду о том, что у этих стихов общего. В конце концов, их прекрасную разность читатель сможет оценить сам.

Во-первых, мне кажется, что эти тексты разными словами и способами описывают одну, единую реальность – притом эта реальность существует под некоторым углом к, скажем так, общепринятой: нашей. Угол совсем небольшой, и о его присутствии можно догадаться лишь по легкому головокружению.

Во-вторых, уже через несколько шагов приходится усомниться в том, что именно нашу реальность следует принимать за точку отсчета – то, что происходит в этих стихах, парадоксальным образом имеет больше отношения к настоящему, правильному порядку вещей, чем события нашего сегодня и языки, способные их описать.

В-третьих, эта новая реальность почти не стеснена законами физики – зато имеет прямое отношение к тому, что Бродский для краткости называл метафизикой. Эти стихи пишутся в присутствии вертикали (более властной, чем знакомые нам), в ведении добра и зла, и более того – со стороны (или на стороне) добра. А это большая редкость и еще бóльшая радость. Но лучше всего то, что плотную метафизическую подкладку этих стихов можно не заметить – и не замечать сколько душе угодно. Просто читать себе и читать, получать удовольствие.

Возможно, дело в том, что эти (смешные, легкие, неожиданные, удивительные и удивляющие) стихи написаны очень всерьез – в полном сознании силы собственной тяжести. Там, где они написаны, наверняка слышали о Смерти Автора – но твердо знают, что за любой смертью следует воскресение – даже если речь идет всего лишь о буквах, расставленных в правильном порядке.

Мария Степанова

Ровинский

«она вошла и сказала степану…»

она вошла и сказала степанустепан это надо не для меняно для пения надобно дай от опеля ключ степанпотому что верхнее ля сказала терпениенавсегда степан эти вольты сопротивленияэта опель чёрный опель во всём виноват землятополя стены степан весь этот вопель

«апельсины: маленьких штучек семь…»

апельсины: маленьких штучек семьчерешни 400 грамм завесьте взвесьтеи вот представьте пустили по проводам вместо токапричём действительно клешни действительно режут                                                                           напополамну что бы делали вы на их местепоможет только напалм но где же его возьмёшьвставай дежурный по комнате что же ты не встаёшь

«Гавриил Степанович встал и покачнулся…»

Гавриил Степанович встал и покачнулсяне ожидал от тебя Ираклий мне казалось мы были                                                                          друзьямипомнишь вашу квартиру на Леселидзе превратили                                                          в фотолабораториюты забыл Ираклий кто помогал тебе все эти годыу кого ты одалживал деньги на поездки в Луганск                                                                  и Великие Лукиславу как бублик тебе подносил я в тёплых ладоняхтеперь из-за двух сожжённых киосков подводишь меня                                                                         под статью

«кинжал мне одолжили иноверцы…»

кинжал мне одолжили иноверцызане любые открывал я дверцысолёных дев мадерой угощална белой стрекозе летал в Форосетеперь вокруг Савёловский вокзалв долине дикой средь медведь и скалпод снегом я фиалку отыскал

«по именам людей которых нет…»

по именам людей которых нетпо их немногочисленным заявкаммы посылаем пламенный приветлетучею ракетой-томагавкомнам с высоты доступен каждый злаки ваши отвратительные слёзывы слушаете радио «Маяк»

«это други песня лебединая исполняется лишь раз…»

это други песня лебединая исполняется лишь раззавещаю Ростов славянам взамен Стамбуланеделимый огонь драгоценный гази последний залп почётного караулапьяный лекарь припрётся откроет беззубый ротзимний воздух в трубочку соберёти тихонько любимого гоголя заиграет

«вах, как они провожают…»

вах, как они провожают —они провожают какнавсегданевесомые, неземныебабочки, разношёрстные странницы,все они ненормальные, даже капустницы,где хоровод водить им без разницы

«последний тренер умрёт…»

последний тренер умрётпоследний кто знает эту игру и кто хорошо с детьмии скажут – «давай, Резо!»как облака провожают небесную значит тучкубыстренько но и с достоинством под первой и третьей                                                             росой прорастаемвдох и немедленный выдохкакие же вы неумёхи

«Там, за горами, за реками, есть…»

Там, за горами, за реками, есть —должны быть – равнины, степь,далее Лодзь, Европа,в океане движутся айсберги, пароходы.Слышал, что всё это шар и чтоможно вернуться. Здесьначинается ночь. Говорит Кавказ.

«никого не видно и практически ничего не видно…»

никого не видно и практически ничего не виднони земли ни неба и это вдвойне обидноздания превращаются в классические окуркино хуже всего эти звуки – пила, юлапепел падает с неба и детворавыбегает на улицы в пёстрых курткахи кричит по-арабски ялла ялла

«чего же ты хочешь чего хочу…»

чего же ты хочешь чего хочупо флотским простым деламдомой говорит лечулегчайший зависший над головойдымок довоенных странкогда барабанщик выходит косойи бьёт не в тот барабан

«вчера смотрели кино сегодня с утра…»

вчера смотрели кино сегодня с утрана горячих камнях хорошолежишь сам себе мавзолей курган видишь чтобыло трещиной на скале никакая нетрещина вон часть лица волосы голова вотпереносица наконец очень плавно нажимаешькурок

«жаль что нельзя повторяться а то бы он повторял…»

жаль что нельзя повторяться а то бы он повторялнебольшая деревня лежащая между скалеле-еле слышится смех ребёнкаместо вроде знакомое место вродепрочих весёлых мест где он уже побывали скворец задержавшийся на свободепо привычке поёт чего нет в природе

«кто любит ножки любит ручки…»

кто любит ножки любит ручкиа также родину грибыгробы родные плавуныночное пение лангуставсё замечает видит вотздесь были сад и огородкрасивые теперь здесь пусто

«извольте видеть – кружевной платок…»

извольте видеть – кружевной платокв крови, но партизаны не сдаютсявозможно что-то можно изменитьвозможно есть возможность увернутьсято встретятся то снова разойдутсяно если специально попроситьони могли бы даже улыбнуться

«очнулся мужик и увидел как всё изменилось…»

очнулся мужик и увидел как всё изменилосьобыкновенно стоял сразу за речкою бор где огромные                                                                       сосны гуделизяблики-детки отцу подносили гранёный и мутный                                                                               на диводалее вниз за плотиной был плёсзолотых голавлей с пацанами ловили всего не                                                                         припомнишьвот ведь когда пригодится что грамоте не обучалсяда где ж это батюшки всё

«вот говорят „поезда“ а куда нам спешить поездами…»

вот говорят «поезда» а куда нам спешить поездамив лучший карман уберут и увозят на дембель гулятьне пора ли и нам распрощатьсялётчик о чём тебе небо свистит улетаякачнёмся бесценным смычком станут и нас привечатьпыль собралась на гашетке сотри эту пыль а под намигород как воин лежит себя разрешивший убить

«кто хочет может это знать а я не буду знать…»

кто хочет может это знать а я не буду знатькак знает таня букву ять и ваня букву ятьзольдаттен должен умирать красиво умиратьпобеда тем кто победил хорошим пацанамони не станут нас удить мозги не станут намзаймётся ветер их лечить любимый с детства газкто хочет может подождать а я скажу сейчас

«истлели во что превратились старинные вязы деревья…»

истлели во что превратились старинные вязы деревьясовсем как растения мрут если холодно в комнате нужно                                                                                держатьтолько бабочки мушки бессмертны пчела паучки                                                                           дрозофилынетерпеливый иду через лес золотистую воду хлебатьвовремя спал яувидел весёлые сны и проснулся тяжёлой монетойв воздух подбрось и готова опять в оборот

«друг мой узбек Пахлавон когда мы служили во флоте…»

друг мой узбек Пахлавон когда мы служили во флотетак говорил иногда вот говорил напримердвое матросов представь вместе выходят на берегвстретят красавиц бывалых в утехах весь день проведута потом золотая пучина и поросль льда и бугульма                                                                             впереди!вот как великий Хафиз всё о том же писал незабвенноворон клюёт анашу что вдоль роз твоих я посадил

«в старом грузовике путешествуя по…»

в старом грузовике путешествуя поИталии слушать радио например Масканьи                                                           «Сельская честь»смотреть в зеркальце заднего вида тоткто искал это место нашёл это место здесьсан бенедетто дель тронто что-нибудь в этом родев поворотном ряду шестисотый со джипом столкнулись                                                                                 и вотмедленно вылезают

«если хочешь можешь сам себе оставить эти чудо-города…»

если хочешь можешь сам себе оставить эти чудо-городасо стрекозою любись над тропинкой овечкою мудрою                                                          стань коль не хочешьговорила матерь-ворскла головой своей качала всей                                                                   седой туда-сюдане потрогать твоих глазок не познать мне твоё пение                                                                                сыночекмандельштам просыпал яблоки напротив здания                                                                  полтавского судасобирает их в корзинку что-то непонятное бормочетскифских баб щекочет на вокзале в Лозовой

«потому что всегда новый замес…»

потому что всегда новый замескекс пахлавановая голова вместо старой убогой безнехороших сцензаместо дешёвых небес прост как паоло яшвилиза занавесками лесв лесу ягоды

«эй борода седая иди сюда…»

эй борода седая иди сюдачто тебе надо здесь борода седаяули-уля мало любили малоучили тебя?мимо руляжизнь неотложнаяулиуля

«думал что навсегда ленинград…»

думал что навсегда ленинградв ленинграде том тьма безбожная кур доятплох ясир плох совсем сдох ясирчтоб ты сдох так особенно часто они говорятневозможныесами почти неживыеони говорят

«молоховец сказала не думай о…»

молоховец сказала не думай опропорцияхберёшьсколько захочешьэто немного нокак-то вдругстало спокойно

«ганс-ханс давай наиграй на гармошке пиесу…»

ганс-ханс давай наиграй на гармошке пиесу«сказание о люфтваффе» во время воздушного боя какгруппенфюрер лесную царевну спасалпредпоследним патроном инопланетцаморудие вывел из строя запомни припевна шпилях на башенках даже и в очень холодные ночинемецким ангелочкам не больно

«проба аккордеона или зурны…»

проба аккордеона или зурнына вокзале вечером в шесть сорок пятьв шесть сорок пять оба два телефона одновременнопопросит она дайна грузинские деньги зелёныесны ледяные да сласти слоёныередкие клёны и тополя

«партизан чернокрыл в севастополе бомбу большую взорвал…»

партизан чернокрыл в севастополе бомбу большую                                                                             взорвалшмуль-самуил рассказал там где керчь теряет своё                                                                           свечениеподорожник ко ранкам своим приложивпочивают в соседских могилках лежатодногодкикрым-чернокрым разносится ветром аки растениена подстанциях клевер ворует крыл-чернокрыл

«фамилия заказчика вписуется вот сюда…»

фамилия заказчика вписуется вот сюдатакое впечатление мужчина что вы неграмотныйсовершенно все уникальные двух одинаковых никогдау нас не бывает дальше пишите «дав совершенстве» теперь смотритену как если бы трещина и вам очень нужно тудана ленинградский проспект только копию сохраните

«гоча снится сам себе но горы другие…»

гоча снится сам себе но горы другиене такие белые на вершинах не такие крутыекак бы полые горы то есть внутри пустыеможет быть это сочи или где-нибудь недалеко от сочина тропу выбегает лисичка серая и хвост у неё корочечем у местных лис на чуть-чутькороче хорошо умереть во сне просыпаясь думает гоча

«их язык был понятен но как-то звучал чуднó…»

их язык был понятен но как-то звучал чуднóбыло видно что это Ирландия видно солнце её и токак быстро оно садитсямальчишки гоняли чаекпастухи собирали стадо в родных горахоставалось только ступить на береги превратиться в прах

«во дворе впервые тепло он идёт покурить во двор…»

во дворе впервые тепло он идёт покурить во дворзажигает спичку и затянувшись видитяркие точки точнее вспышки в горахи после со стороны горнесколько тонких пунктирных линийодновременно направленных на негои в последний момент говорит помилуй

«неприятности на работе одновременно несколько…»

неприятности на работе одновременно несколькодам уходят в декретостаются безнадёжные дуры плюсдома во Владивостоке мама серьёзно сломала рукув очень сильный снег он стоит под навесом у метро                                                                       Маяковскаядумает видимо это всёчего мы хотели

«забывает но хочет…»

забывает но хочетвспоминать иногдане забудет корочечто они означалиэти «нет» эти «да»очень редко вначалеа потом никогда

«до чего ты дошёл Бурахович говорит Саморджан…»

до чего ты дошёл Бурахович говорит Саморджанв твоём лифте имя твоё процарапано в неприличном                                                                         контекстечас дня Бурахович а ты совершенно пьянлучше уйди Саморджан говорит Бураховичтебя дурака в 99-м не смогли откачать а я ещё раньше                                                                                  уехали собственный дом и главноеникакого лифта

«Жора вылазит из-под обломков и смотрит вокруг…»

Жора вылазит из-под обломков и смотрит вокругповсюду одни виноградники видимо это югвидимо всё приключилось на самом делевспоминает как огромные челюсти сомкнулись                                                                и заскрипелипауки и бабочки всё это видит он как будто впервыеего окружают хлопают по плечу ну что живыекричат живые а где Ашот

«птица гугук…»

птица гугукдля коготкавот тебе веткаслёзки лиямимо летаядура тупаязабудь где я

«перед входом в ботанический сад покупает бутылку белого вазисубани…»

перед входом в ботанический сад покупает бутылку                                                       белого вазисубанипод лавкой всегда дожидаются несколько свежих                                                             грецких ореховпри этом его истории достоверныбешеный огурец Ecballium elaterium одна из любимых                                                                тем его лекцийплюющийся семенами на десять и более метров                                              Морис Метерлинк замечал:это действие столь необычно как если бы нам удалосьспазматическим резким движеньем выбросить все наши                                                    органы кровь и сосуды

«есть на Рейне утёс из самородного золота…»

есть на Рейне утёс из самородного золотана том месте кончается музыка и начинается                                                          гальванопластикамолодые герои встают готовые к новым сражениямвот Брунгильды рассядутся в малом зале бакинской                                                                 консерваториипочему не в большом богатырши просто не понимаюткаждая знает что она виновница смерти Зигфридано дирижёр как бы медлит и ничего не решает

«в музее электричества чисто по-прежнему…»

в музее электричества чисто по-прежнемуодин сотрудник говорит другому вот раньше                                                            в семидесятыепростая подстанция в Свиблово была простою                                                подстанцией в Свибловооставались различия между нулём и фазойоба смотрят в окно сильно покрытое копотьюна внутренний двор где посетители продолжают                                                                    вздрагиватьв тени огромных чёрных расколотых ещё дымящихся                                                                              вязов

«марьиванна камбала…»

марьиванна камбалабылажила в ней неминучая силагде б мы ни прятали всё равно находилажизнь говорила вся вокруг письменного столазолото к золоту положилалёд ко льду прибрала

«я не могу есть артишоки такого цвета…»

я не могу есть артишоки такого цветаговорит Георгию жена его Лизаветатень от соседской сливы мой артишок погубилас каким удовольствием всех бы передушилаГеоргий сделай чтобы к ним на дачу упала кометанебольшая но чтобы со смыслом и со скоростью светакак только ты умеешь

«как хорошо что дома нет пианино…»

как хорошо что дома нет пианиноговорит сестра Георгия Нинапианино напоминало бы мне нашей семьи историюдедушку с бабушкой всякую там филармонию                                                              консерваториюэто ведь ты Георгий сделал так чтобы они исчезлипостроил для них больницы и кладбища придумал                                                                        болезнипомолчи хоть сегодня

«всё ходила и спать не могла прочитала у Пушкина смерть…»

всё ходила и спать не могла прочитала у Пушкина смертьпосреди рокового неравного боя мгновенна прекраснаон погиб под кинжалами жертвой невежества                                                                    и вероломстваболе не врач-ларинголог она из поликлиники                                                                     на ГалушкинаКоломийцева Анна не может подняться вставать                                                               на работу досталибудильник звонил в пол седьмогоона продолжает лежать и не двигается

«Гоча приходит к врачу говорит ему Даниил…»

Гоча приходит к врачу говорит ему Даниилвидимо сохраняется только то чего сам сохранилсвет не сошёлся клином на твоей поликлиникеднём просто ходишь идёшь где всегда ходилвечерами на кухне сидишь в темнотеневольно вспоминаются всё какие-то глупости Даниили уже не важно где больно а где не больно

«главное что…»

главное чточтобы вначалезвёзды медалидумаю яразницы мало чтобы потомтенирастения

«меня повесят убьют говорит Халед…»

меня повесят убьют говорит Халедво дворе на гранатовом дереве и плоды будут падать5 или 10 минут может быть прямо сейчас войдутперережут горлоХалид приходит домой говорит наконец-то праздник                                                                   его повесятна шелковице ягоды будут падать 5 или 10 минутвсё всё отдам за только бы видеть

«максим спотыкается выходя из зала суда…»

максим спотыкается выходя из зала судаему помогают идти говорят туданаружу где тысячи стражей где ждёт воронокхлопчик не бойсявот они ёлки для бедных теперь они навсегда сынок                                                       вот что он слышиткогда конвой и случайные зрители слышат только                                                                        хлопок

«отдай Сачинаве дудочку а Георгию все мои ордена…»

отдай Сачинаве дудочку а Георгию все мои орденапотому что без героизма без подвига полная лабудаполучается никаких удовольствийАвтандил поохотилсяв тесном ущелье укрывшись щитомраненый и окружённый врагамион пишет

«жизнь она навсегда говорит Фарида…»

жизнь она навсегда говорит ФаридаЛёня увёз меня в Полинезию онработал на органы а в 90-мстал заниматься коммерцией вот результатВы как великий художник вдохнитев эту скульптуру хоть и надгробнуюпобольше жизни

«Алик всегда любил пэтэушниц и вот женился вернулся домой…»

Алик всегда любил пэтэушниц и вот женился вернулся                                                                               домойкак бы остепенилсявот он летит и знает что здесь родилсячто все предоставлены самому себеили это у всех детей в самолёте глаза такие прозрачныеили это особенно видно при длительных перелётахзимой

«у него якорёк на плече якорёк на плече…»

у него якорёк на плече якорёк на плечевероника григорьевна морщится потому что она                                                              кардиологинтеллигентная женщинасмотрит на мониторе как сердце его сжимается                                                  в специальном лучевсе устроится все устроится думает вероникаи вдруг морячёк кричит так что веронике самойстановится плохо от этого крика

«рядом со своей сестрой Изабеллой…»

рядом со своей сестрой ИзабеллойИраида выглядит неуклюжей какой-то дебелойцелый день она слушает новости и поётвот она опять напивается и красиво поёт по-русскив старом спортивном костюме идёт курить на балконнесколько раз повторяет Кавказ подо мной Кавказ                                                                   подо мноювот она опять напивается слушает новости и поёт

«как бы со стороны Бурчуладзе видит своё положение…»

как бы со стороны Бурчуладзе видит своё положениекак некстати думает эти абреки их новые карабины                                             вообще всё их вооружениеБог с ними с этими овцами не нужно было за ними                                                                            гонятьсяне мой день сегоднясвет он везде также как тьма повсюду думает Бурчуладзеруки и ноги начинают неметь язык заплетатьсяа картинка плывёт и плывёт и не думает останавливаться

Сваровский

Рыбак

снова войнаидет 95-йгодпахнет мятойночьспят мятежникии государственные солдатызакрывает глаза отрядкарателейспят часовыевойна – не войнавсе спятв темнотев горахна краюзаблудился путникноги его поцарапаныв носках – семенапотерял пистолетон раненчерное небо над головой пересекает спутникавгустлунаон говорит себе:знаешь, ты – рядом с какой-то разрушенной крепостьюи никого тут неттраваи траваиты невидимыйв темнотеложисьподоткни одеяло – уже не страшнопогаси фонарь – засыпают дикие зверитолько висят москитыстоят какие-то башнии под слоем сухой землипод тобойостаются те, что умерли самите, что давно убитылежатв сорока сантиметрахпод твоей щекойвечный покой(и хотя под тобой – скелетесли тебе его жальто боязни нет)он закрывает ладонью лицовсюду шипит травав ней он угадывает какие-то неразборчивые словаподнимаетсяивздыхаетнад его головой в луче фонаря летаютночные жукион чистит от колючек носкипотомподнимает бинокльи смотритна морена море – тьматакая, что можно сойти с умано где-то стучит моторв пустоте уплывает катерон переводит прибор на лунуна луне видно каждый кратерложится вниз животомдумает:раньшездесь был каменный домво дворе – два тополяплетеные табуреткикофена столе какие-то листья, вязаные салфеткивиноградная водкаинжирвнизу привязана лодкалодка трется о камниона скрипитнад нею небо не черное, а голубоеи впереди – не бегство, а жаркий деньдопустим, что я – рыбаксегодня я в море не выйдуостанусь сидеть с тобоюна низких скамейках, поджав коленисидими вокруг никогопо земле пробегают тениоблакови ветер меняет тенилистьеви слышны удары прибоя

Катя кусает брата

1Катя не дружит с братомпотому что он ее обижаетбьет по головетяжелые подушки в нее кидаетвсе времякомандует и считаетее дурой(при этомдавлении даже летомдо пяти часовК. заставляютмучиться над пианинной клавиатурой)тогда какКатя хотела бы жить в большом лесут. е. чтобы замок, река и лестакже мечтает о принцекоторый почему-то живет у нее в носу(он похож на музыкантаиз группы «Спейс»)2однаждыбрат без всякого объявлениявойныбез предупреждениявдруг хватаетее за ногии дергаети поднимаетвверхобычно Катя сразу ему сдаетсяи висит как тряпка, пока брат, наконец, не уйметсянона этот разпринцесса идет на принципрешаетему отомстить за всех3за техкто живет в изгнаниине у моряв дурацком городегде кругом бетонные зданияза тех, кто против воливынужден есть жареную колбасу, пельмениа не свежие какие-нибудь салатыкто носит пузырящиеся колготкикоторые маловатыкого поставили на коленикто полон болии внутренне умираеткто отчаялся и более не мечтаетвернуться домойи увидеть свои имения4подвешеннаявниз головойона решаетдатьпоследнийбой5К. вроде плачети вдруг что есть силыоткрываетроти вотза тех, кто подвергается пыткам и не ждет подмогиза подробности бытаза тайную боль, которая всегда глубоко сокрытаза все страданияот увяданияжизниза противные ногибрата в шортахКатякусаеткусаеткусает

Кто украл мотор

два рыбакаТарик и Айханобсуждают, кто спермоторАйхан невысокий такойзащищается небольшой рукойговорит:старикэто не яэто точно какой-то ворэто, знаешь, один англичанинтут пьяный живетходит в печалипо пляжуи по поселкужена его бросилаи больше с ним не живетденьги-то естьсчастья нети потеряна честьон и укралнетрезвыйунес в Кумлюбюктак что не бейесли помнишьты с детства мне другмы еще недавно вот так играли с тобой в лотолучше, Тарик, чем ятебя не понимает никтоТарик поднимает над ним кулакАйхан говорит еще:что мне и тебе, Тарикпослушайвот, жизнь это только мигдавай разойдемся такну, зачем тебе этот мотордавай разойдемся такпотомвдругуплываютпод ними —ровное, прозрачное мореони —только парус вдалимотора не слышномотора-то нетвечерв розовом светесливаются вода и очертания островов, землилодка бежитхорошоскользитна просторе

Послевоенная музыка

1все конченовсе разгромленыи война оконченано те же деревьяте же в небе движутся облакапри этом вместо северного шоссе течет рекавместо города – озерои земля опять непонятнаи кажется бесконечнойи смерть, как всегда, близка2хорошо, когда летобабушка на раскаленной бочкежарит лепешкикоторые она называет оладьии вкусные крысиные почки3но сейчасдругое времяи коричневые листьяветер уносит вдоль грязного поляне хватает солии жир отрезаютредкоот большого общественного кускав общем, это тебе не летоно вчерана заброшенном складепарни нашли старый проигрывающий кассетымагнитофонслушают музыкуна обсыпавшейся пленкеи голос женщины похож на голос какого-то недоразвитогоребенкаскорость не таи звук металлический и ужасныйно им она кажетсязагадочной и прекрасноймузыка прерываетсяи звучит как бы издалека

Новый арабский фильм

майор в отставке Камальвернулсявокруг февральдождь падает перед домом на залитый бензином асфальтпахнет едойтот же супта же мятатакой же зеленый лежит лимонта же покрытая пылью травапокрывает склонмайорукажется: что-товсе времявзрывается изнутрихочется что ли поцеловать курицу во дворесходить куда-нибудь в гостиприставать к дяденастаивать: подтяни тормозапротризаднее у Мерседеса стеклои давай съездим к морюведь, вроде, еще светлозаходит к троюродному братудоктору: посмотричто там у меня во ртутакоекакоетостранноеночью в майке на крышес биноклем рассматривает темнотуи вотпозжетанцует на свадьбебратав красной рубашкегрузныйчастично седойдевушкисмотрятвнезапнодождь усиливается

В лифте

Петя застрял в лифтена собственном 18-м этажеэтого-то и боялсянервы на взводеи воздух, как ему кажется, совсем ужена исходеа аварийная не приходит15 минут дозванивался женену – говорит – я попалчувствую себя как на войнев горящем танкев затонувшей подводной лодкепо которой, при этом стреляют прямой наводкойи какие-то артефактные ощущениябегают по животу, затылку, спиненаконец подруга вышлана лестницуда – говорит – действительно ты застряла у меня там радио играет, и ничего не слышноон говорит: задыхаюсьдавай скорейчто-нибудь тут раздвинемзасунули толстую палку между дверейа у него с собой в покупках был сухой Мартинивыпил поллитрасильно не помоглоно, по крайней мере, немного обогатилась палитрацветов окружающего серо-белого лифта «Отис»а она еще наливает ему коньякпередает в узком стакане по вставленной между створок                                                                                    доскевот какчеловек напиваетсяв предсмертной своей тоскесмотрит на себя в лифтовое зеркалобледныйпод глазом сам собойобразовалсяголубойсинякжена смотрит в щельговорит ему: бедный, бедныйпошлапривела собакупринесла себе табуреткуселасмотрит на него через щельговорит: не бойсяи успокойсясейчас уже кто-то приедетПетя слышит:на площадку выходят обеспокоенные соседиТульчинские, Марковы, там, Пановыгромко что-то спрашивает одна психованная с восьмогои тут пошла истерика у него по-новойдумает, молится громко вслух:Господи, помогивсеконец наступаетлопнет сейчас голова, и потекут мозгипот шквальным образом распространяется по спинесрывает с себя футболкуспокойнее и прохладнее не становитсяникакого толкужмет кнопку диспетчерской:предупреждаюеще 5 минут и я двери вот этираздвину и разломаюв ответ: аварийная едета он ужебьетсябьетсяскоро сердце не выдержитмозг сдаетсялает собаканапряженно переговариваются жильцыв близлежащих квартирах пугаются детидвери на лестничную клетку поочередно открываютсято тето этивдругзвонит мобильныйпо голосу, вроде, жена его в телефоне:это 26-й?с вами говорит Шуримфрея Дильзонеаварийный штурман 16-го квадратавы находитесь в охраняемой нами зоневаш корабль расстреляни он горитно с лунной базы уже вышла спасательная эскадраничего не бойтесьотряд спешитрасслабьтесь и успокойтесьс вами весь флот Его Величества ИмператораХайруруману Хлуггаговорит ему: такжес Титана передаютто есть с базы по кодированной:вас сильно любяткак мужа, боевого товарищапросто другадержат кулакии за ваше здоровье все время пьютда, вот, и монтерыужев подъездеониидут

Аутотренинг

генеральный директор Галис сидит в тюрьмепсихолог говорит ему по мобильному:главное без истериквам нужны йога и аутотренингвспоминать хорошеедумать о лучшемлучше всего – говорит – вспоминать о детствеотдыхать от реальностигде-то в своем умеГалис родилсяв Азииза полярным кругомненормальный учитель математики лет 45-ти был еголучшим другомназвание этого поселка стыдно вспомнить даже средиродных и близкихглавным лакомством тамбыли ссохшиеся ирискиникаких приятных воспоминаний о детстве нету:ну, полярная ночьну, полярный деньсерые доски какие-тои полмесяца летоГалископается в памятиавот, навскидкуесть, конечно, один такой деньпозволяющий временно позабыть затянувшуюся отсидку:несколько лет назадв Лондонемы пошли гулять в Кенсингтон Гарденсфотографировали облупленные фонтаныШумилин рассказывал Танечто мы с ним звездные капитаныв отставкедразнили утокбыло утрочасов 11яркое солнцеповезло в этот день с погодойели покупные какие-то бутербродыкурили на красивой фигурной лавкепили коньякпрямо такбез стакановобсуждали, в основном, собака потомя ботинком попал в дерьмопотомкупили Татьяне синюю газировку, чипсы и эскимоближе к обедунаблюдали, как в дымке сотня взрослых людейв полосатомиграют ужасной толпой в футболмежду старых деревьевтолщиной метра тризабивают голвидели сумасшедшего с орденамив наглухо застегнутом сером пальтопозжена Портобеллокупили окаменевшее неизвестно чтовечером начался дождьпод дождем покушали шаурмувсе казалось тогда отличнымне знаю ужпочемудо гостиницы шли пешкомпромокли все трое насквозья хотел переехать в Лондонно как-то не довелосьничего этого больше нет —думает Галисглядя то в потолокто на множественные наколкина спине Толясикаколлегис расположенной ниже полкиточнее шконкида – продолжает свой аутотренинг Галис —это было, кажется 24 октябряа я был в одной футболкеповорачивается лицом к стенетам у него – свой уголокпо совету психологаразвешаны фотографиивырезки из газетиконки

Балясин и покойный Старцев вспоминают детство

вечером на окраине СилькеборгаБалясин напоминает умершему Старцевукоторый внезапно к нему пришелчто они делалив детствев Москвев 1977–1980 годах:все, что ни делали, было для нас хорошовоняли жжеными газетамиподжигали травубоялись стать жертвамиманьякав овраге, заваленном строительными материаламикапали на растительность полиэтиленомловили тритоновпиявокплавали на плотуиз дверейпо болотувлюблялись поочередно в какую-то Свету, Ленуобзывали друг друга «еврей»ругались матомгрозились только что вернувшимся из армии братомтырили у строителей электродыкарбидупивались сидромдоставали сторожа в школе, когда он спитгуляли часами вне зависимости от погодынаходили в зарослях трупыиграли раскладными и кухонными ножамиворовали в детском саду черешнюпугали людей пойманными ужамикурили сигареты «Опал», «Родопи», «Амиго»«Лайка» с бумажным фильтромбросали друг в друга дерьмокроме того, натыкали его на палкуи говорили, что эскимов воскресенье ходили на 10.00 в кинособирались в ржавом холодильнике на помойкепекли картошку на костре из ворованных ящиковвыкрикивали гадостицелыми днями бегали среди плит на какой-нибудь стройкеобъедали корку у черного хлебапили кваспо три литра на одного за разлежа на спине, плевались в небоцеловали японские календариискалии находили на земле у метро рублигрелись в подъездемочились в мусоропроводподжигали самодельные целлулоидные шашкиорганизовывали взрывынапрягая пресс, били друг друга в животстроили штабсами себе выписывали военные документыубегали от милиции по крышам гаражейиграли в карты на веранде в детском садуновсе это прекратилосьв 1990 годупотому что, жаль, все куда-то уехали в 90-м году —говорит БалясинСтарцев отвечает:а мне не жалкочестно говоря, детство было ужаснымтеперь у меня есть опытмогу сравнитьзнаешь, мы жили, фактически, как в аду

Из Харькова в Лисичанск

1Марии Семеновне97 летвсегда ухаживала за собойлечиласьа на день рождениянеожиданно впала в комукак-то много хлопот получилосьродственникам и знакомым2все думаютона без сознанияничего не видит и не понимаета она едет в 1919-м на поезде с мамойиз Харькова в Лисичанскмама ее целует и обнимаетвесело в поездес ней увлеченно разглагольствуют офицеры(конечно, об оперетак как она певицаи скоро поедет в Милан учиться)она демонстрируетусвоенные в гимназии изысканные манерына остановке в станционном буфетекаждый из артиллеристовпокупает ей по пирожному или конфетевсе смотрят на нее и думают: вот невестабудетв вагоны заходят людистановится все интереснееи все меньше меставечеромвдруг делает вид, что пойдет в туалетсама же выходит в тамбурсмотрит в окновдоль путей передвигается цыганский таборзагорается свет в домахи наступает тьмаона смотрит на пролетающие в сумеркахскирдыдворыдомана затянутые прозрачным дымом сельские виды3полтретьего ночидежурный врач в возбуждении звонит домой:ты не поверишь —о, Боже мой —старушка в комепоетв полный голоскакую-то ариюкажется, из Аиды

Бедная Дженни

Корищенко первый раз поехал на отдыходинна жену денег не хватилорастрата обусловлена воспалением легкихврач сказал нужно где-то прогретьсянеобходим теплый, насыщенный йодом воздухно в ближних странах все дорого теперьпришлось выбирать из далекихна пляже смотрит:толстая шестнадцатилетняя Дженникупается с папой и мамой на надувном матрасенад рыхлой попою у неевременная кельтская татуировкаплывет поперек матрасанеловкопередвигая белымибольшими ногамиКорищенко думает:спасиГосподьвсех неуклюжихсделай из них людей великодушныхсделай их такимичтобы лучше этих всех загорелыхстройныхдумает:если так ужвсе это необходимочтобы она такаяпусть эта Дженнивыйдет замужза хорошего какого-нибудь умного мужахоть за моего младшего братаДимуон кандидат наук и доцент, биологили за двоюродного Женюон вообще пишет книги и уважаемый в научномсообществе археологмуж будет ценить вот эти толстые ее движенияведь она жене виноватапусть у них родятся красивые детиженского полаи позже еще ребятадаже позвонил женерассказал про все этоона заплакалаговорит: Сережа, у тебя нету братаДимынету никакого Жениу тебя вообще родственников нету10 лет как никого не осталосья же говорилавот этого я и бояласьэто опять обострениеу всех обычно веснойа у тебяпочему-то летомсейчас же начинай пить лекарствои в середине дня вообще не выходи из тениКорищенко отвечает:конечноне беспокойсяи думает:ни Димы тебени Женибедная ДженнибеднаянашаДженни

Чай с покойником

Татьяна Петровнаговорит по вечерам:вот Михаил Николаевична кого же ты меня и зачем оставилпослеобычно тихосумеркиникто ей конечно не отвечаета тут вдруг он ей говорит ниоткуда:давай что ли выпьем чаютрясущимися руками она ставит чайникпотом трясущимися наливаета он тогда говорит ей:ты ничего не тоскуй не бойсяТворец наш всех определенно спасаетвсех нас вверху и внизу надежно объединяети ничего нас Татьяна Петровна не разъединяеткроме конечнопока чтосмерти

Бегство с Кавказа

1кажется, это было в 92-мя по некоторым причинамоставил доми бежалза пределы Кавказазнакомый из соседней страны меня пригласилпереждатьи я торопилсячто было силц2ехал не поездома нанимал таксивсего оставалось километров 100попросилостановитьсявышел, чтоб облегчиться3стоюпередо мнойволнамиидет трававсе шумити мыши бегут в глубинена днебабочки вьютсянад сухими стеблямивысовывается моя голова4вдалив шевелящемся воздухев тишинететки движутся в сторону моряих догоняет мужик с ведром(он в трусах в горошек)слева – тяжелое облакоиз него раздается громсправа – медленноподнимается дымначинается ветермимо проносится вырванный пляжный зонтикпенятся акациина горизонтесам себе говорю: это место мне кажется каким-то                                                                     застывшимпридуманным мной самимт. е. хорошим5по моей ногепробегает мышьговорю себе:тутвсе такоекак будто спишьно сейчас уже должен проснутьсяили, допустим, умерно еще не можешь в это поверитьи в машинееще говорю:когда будет возможностьнужно сюда вернутьсячтобы еще раз проверить6а потому берега начинается жизнькак она есть:железнодорожная станцияпыльжарамагазинбензинпомойкиобколупанные постройкиржавая жестьна земле – арбузыи стая каких-то псовжелтыйпожарный прудв которомместные детивсе коричневыеорути купаются без трусов

Весна на Петроградской

в середине весныот пули преступникана Петроградской истекаеткровью милиционеркашляет и икаетсреди сверкающихотражающихнебо лужвспоминает детствокаким он был:баскетболист, пионера потом сталофицер и муждумает:вот и пронеслась моя жизнькак какие-то смутные сныв голубые глазапопадает светпредзакатного солнцанаклоняется медсестраему кажется, что она беззвучно открывает рота на самом деле онаговорит понятому: вроде, такой уродна первый взгляда какие глазажизнь продолжаетсямимо проходят сумки, ботинки и туфлисвистят тормозаи в его голове слышныкакие-то тихие голоса:– он бил людейдетейдаже били дома никто не расстроитсячто он не вернется– да, но у него еще девять с половиной минутты рано обрадовалсяпускай еще слуги твоиподождутвдругсейчас раскаетсяи спасется

Жена космонавта

тетя в голубом лифчикев апреле на пляжехолодный ветерна гальке перелистываются журналыона загораетдумает: бедный мой бедныйа муж ее – космонавтникто об этом не помнитне знаетсовершенно одинна помойной орбитеот дома – 36 000 с небольшим километровмертвыйс открытым глазамилетаетлетаетглаза у него голубыеВиталий

Святой

Дима Зелениноднозначно уже человек святойтак говорят воробьикаждый день на Петроградской сидит в Макдональдсекофе пьети каждому воробью хоть что-нибудьно даетсредоточие птичей любвидаже картошку специально берет для птицхотя по виду и человеквнутри – настоящая свободная птицалучшая можно сказать из птицсколько благодаря ему снесено полноценныхбольшихнепустыхяицворобьи ему говорят:ты вернул нам веру в простых людейстрах ушели закрылся ади всеблагодаря тебеты наш другты брат42 годабелый весь как снеги как снег простойходит медленнотрясет бородойгустойпернатые говорят:великий вселенский наш воробейтихо смотрит на негоиз космосаулыбаетсявосхищаетсяего добротой

Маша

1Машас этой девочкой я всю школу вместе училсяи любила потом будто бы позабылзанимался безобразиямиработал, долбил, лечилсяи теперь мне уже 35во вторник выпустили из дурдомасередина июняи запахи такие вокругчто как будто домаперемещаюсь в пустоте по пространствупыльных, заброшенных комнатв моей квартиредумаю:кто-то же меня тут все-таки помнит?завариваю чайделаю себе бутерброды с колбасой и сыромтакое впечатление, что внутри сгорели какие-то датчикии затруднена коммуникация с окружающим миромивсе такоекак будто бы ты в параллельном миревсе одновременно родноеи при этомкакоето все не нашеи вдруг меня пронзает сладкая мысль:Маша!2позвонилтелефон через столько лет оказался прежнимты, казалось, удивленано говорила таким молодыми нежнымголосомговорила почему-то медленноосторожноподбирая словадоговорилисья потом курили смотрел на дым3нетидти, конечно же, невозможнокак посмотрит на меня Машаувидит, что я теперь оченьтолстыйсразу поймет по лицу, что я в одиннадцать ночиобъедаюсь бутербродами с плавленным сыромс сервелатом и масломнетвсе ужасноподумает: у него проблемы с подкожным и прочим жирома она-тобудет еще стройнапрекрасначто я скажу ей?скажу, наверное: ты меня не помнишья любил тебя в детствеа после в больнице лежал как овощ4помнюкак ты приехала из-за границыв 4-м классеи практически сразу захотелось погибнуть на фронте, спитьсяа однажды я встретилтебя в универсаме на кассеи тогда я сразу решил, что у насбудут обязательно красивые детии весь мир погибнет от бомби мы останемся единственными на светея написал тебе записку с признанием, подложил в твою сумкуно не смог дождаться, когда ты прочтешьне в состоянии выдержать эту мукуя решил пока что скрыть свои чувствабудучи жирнымчтобы выглядеть лучше в твоих глазахя демонстрировал близость к миру искусстваи стыдился бегать на физкультуремне открыто физрук говорил:ты, Савин – мешок с гуаном, в натуре5нетдаже в мыслях не целовал эти добрые руки-ногине трогал я эти волосыне нюхал твое пальто на большой переменея понимал, что для тебя – я ничто, убогийвыскочка-юморист, недоразвитый оригинал из 6-го классанектодаже не имеющий права преклонить пред тобой коленипростокакая-то постоянно растущаяжировая масса6незаметно проходят школьные наши годыпроисходит смена приколов, значков, погодывсе как прежде: я толстыйтонкие, жирные волосыя невзрачныйа ты без обмана – блондинкаты смеешьсяи зубы у тебябелыеи при этом они прозрачнысиний цвет глаз твоихсильнее возможностей воображениядень за днемя смотрю на взрослые изысканные кисти рук твоихмолчабеззвучноиздалиизучаю твои движения7в 82-м в трудовой этот лагерь я, вообще, не поехалмне зачем?я был уверен, что и в этом году не добьюсьуспехаты поехалаи потом я внутренне виделкак ты гуляешь с местными парнями по имени Игорьпо самую голову в кукурузе, подсолнухахсквозь заросли подзывают тебя: Марусьи как этот Игорь тебя обиделно, конечно, я знал – ты сама чистотаты внутренне, Маша, вышеэтих всех обычных, которые целуются там на крышено меня одолевали постоянные подозрениямучили страхиказалось, ты уже с кем-то встречаешьсяи я дергался на переменеуслышав сзади:вот, вчера напились у Махи8жизнь прошлаосталась одна квартирародители умерлииз знакомых осталась лишь тетя Ирадумаю: что мне сидеть и бояться встречи?пенсию как раз принесли вчераи сегоднякак, собственно, и всегдау меня не заполнен вечер9вотвстречаемся с ней у Макдональдса на перекресткеи она идетзагорелаяголова в аккуратной такой прическевся в какой-то модной одеждеповсюду пришиты различные ленты, клепки, полоскиничего я ей не сказалстоял просто таки зажата в руке мобилааона говорит:я лучше сразу скажудавно тебя полюбилапомнишь, ты читал стихи на вечере в нашем спортивном зале?в 7-м это было классеа потом мне сказалиэто Пушкин, Цветаевая плакалаи после только уже о тебе мечталапомнишь, как стояли с тобой на кассе?знаешь, как я ждала?как я без тебя усталажитьвремя прошло, но то, что внутри – посильней металлавидимо, я от рождения – для тебя подругадумаю, мы были созданы друг для другавнутренне я всегда была лишь с тобойждала, когда ты, наконец, решишьсяи все эти годы ты, Петя, мне ночью снишьсяи все это время, заметь, я ни с кем никогда не дружиламне уже 37а я еще никому головы на плечо не ложилаты пропално я все равно повстречаться с тобой хотелаи готовиласьглядя в зеркалодумала в ванной: вот, эти душа и телодля тебявотя богатая, кстатиа ты самый лучший на свететы – для меня мужчинахочешь, прямо сейчас повенчаемся?давайу меня за углом машинаэто, кажется, все10рассказчик в конце говорит за кадром:этот пример хорошо иллюстрирует фактчто люди живутпросто такне задумываясь о главномлюди томятся в себев своем поврежденном, ущербном телемногие не понимают, кого они любят на самом деледля таких, возможно, Творец и разворачивает ходПровиденьяи вместо каких-нибудь похорон они вдруг празднуют деньрожденьятакживетчеловек как траваи вдругвместо мучений, страстис ним случаетсяне какой-нибудь полный ужаса наоборотнаступает счастье

Тайное место

1ДД-3218 – сломанное устройствов развлекательном парке вышла из строясистема поддержки средыоказалосьпроще бросить и строить новыйзвери умерлиДД-3218 растерялосьне знаетчто со всем этим делатьи суслики мышии кролики белкавсе передохлиходит подбираетхоронит2прилетели потомчерез два года после аварии инженерыразгреблидемонтировали аппаратурусмотрятна искусственной лесной поляне —множество могилнадгробные камнина которых нарисованы зверивсе могилы выложены увядшимивысохшими цветами3инженеры – люди суеверныетеперь у них появилось такое предание:все кого люди гладили и любилитакже роботы из техобслуживания парков —они конечно без души поэтому не воскресаютно есть у Творца тайное местогде их все-таки собираютвместечинят и лечати никто их больше не обижает4тами дохлая мышьи умерший от авитаминоза кролики хореки белые крысыи задохнувшиеся попугаии другие зверикоторые раньше где-либо жилии роботы которые им служиличистили клетки выгуливали сторожиливсе вместе там обитаютне грустят и о прошлом не вспоминают5дикие люди инженеры-наладчикибольшинство с позволенья сказать – цыганемало им мира окружающегомало того что повсюду летаютденьги огромные за работу свою получаютмало им нормальной религии и различных ученийим бы подумать о том как самим избежать мученийтак еще о загробной жизни для каких-то зверей мечтают

Охота на посла

Анна вместе с мамой в посольство пошлана приемво дворе жарили колбаски, сосискик сожалению, там двое всего оказалось детейда и те разговаривали по-английскией стало скучнои она в сторону отошлаи решила построить западню на пославырыла яму, прикрыла ее травойк счастью, посолтуда не пошели теперь все еще живойкак хорошопотому что это был новый посолдобрый, веселыйпрежний был депрессивнымпри нем семь сотрудниковпокончили за год с собой

Песня о капитане Моралесе

эта песня о капитане Моралесеон человек непростойзакончил академиюдворянинв детстве – собственный коньи в спальне горел каминнаизустьцитирует Муллона и Де Пьетрифуги Баха себе перед сном поетпальцы узкиеголубые глазачто ни попросишь всякому все даетголос тонкийи алкоголь не пьетно видимоне боится смертина кровавом берегу Параны30 ноябряв черный для 18-й армии день земного календарясобирает оставшихся симбионтов, полузверей, людейзапасную рубашку на полосы быстро рветзавязывает как умеет ранысмотриткак последний транспорт уходит почти пустойно никуда не рветсяа остаетсяна выжженном берегууже отданном обезумевшему врагусклоняясь над смертельно раненым клономговорит ему красным разбитым ртом:не бойсямой золотойвотвам песня о капитане Моралесеи о том что смерти на свете нети что жизнь может выглядеть не только как тьмаили яркий светно и просто как береги покрывающая его траваи нечто красное на зеленом

Осеннее видение в карауле

вот рассветв карауле стоит рядовой Александр Кочкинутром он умретдва других рядовых отобьют Александру почкино сейчас он видит будущее:и оно прекраснопрямо перед ним – высокое здание из стекла и металлана юго-западетам где Ступицынонад лесом краснымогромные кораблиидут на посадкубеззвучнонежнокасаясь блестящими стойками металлическими землидумает: неужели это Россия?неужели будущее настало?воти восходчистые белые здания оранжевым солнцем освещеныслева на горизонте – город великий Нижний Скобецлежитроссыпью драгоценных камнейразноцветных мерцающихпо рассветному холодупо опавшей яркой листвене спешаприближаются к ясновидцуего товарищи

Эльфы

поздним вечеромв ноябре 1988 годамы стояли у Электрозаводскойа вокруг нас бились уркиурки готовые на всеурки в тренировочных костюмахнеистовые подмосковные уркилетели кровавые ошметкихрустели хрящипар поднимался над бьющимися теламисвистели велосипедные цепиприехали ментыи менты бежалии потом менты уже искалеченных забиралии врачи увозили бесполезные исковерканные телаа мы со Стасомнеподвижныенетронутые стоялистояли среди жизни неподвижновечерому Электрозаводской в 1988 годукругом шла мочняа мы говорили о звездах и ветрео пахучей траве на холмахо побегах омелы на древних дубахо серебристых букахо немыслимых существахо смене времено конце всех эпохо древней любвитихобеседовалипо-эльфийски

Правила поведения на бензоколонке

цыганам нельзя проходить мимо бензоколонкис подушками и одеяламиникому нельзя резко вдавливать газразгонятьсянельзя тормозить со скрипом и визгомвыйдя из автомобиля нельзя передвигаться неожиданнобыстротакже нельзя дразнитьи показывать рожинельзя подходить слишком близконельзя очень громко кого-то зватьпотому что становится страшнонужно за все хвалитьотдавать недоеденные сосискиласково говорить о хорошемпотому что я – главная в этом местемной законно обоссана вся стоянкаи часть прилегающего кварталаДжуля —хозяйка этой бензоколонкиДжуляа не этибессмысленно передвигающиеся цыгане

Копенгаген не принимает

1Копенгаген не принимаетвзлетные полосы расплавленыкролик валяется, дышит за унитазомв парке, на кладбище – голые людиразнузданные молодчики с бутылкамиоскорбляют очередного короля и его коняйогурт нагревается по пути ко ртукупаться можно лишь ночьюпотом будешь говорить:помнишь, помнишьлето, 94-й?как я никого не любили никто не любил меня2а Мортен женился на русской соседкесам еле ходитпрактически не говоритне умеет пользоваться отжимоми в целом стиральной машиной плохо владеетНаташауже не можетмоется все чаще и чащево время бесполезных прогулок по центруплачетвспоминает о Всемогущем Богекоторый легко спасает от улиц фабричныхот красного кирпичаот служб социальныхвыручает воров в магазинахпокрывает угонщиков велосипедовнелегальных звонильщиков прячет в чащеи, наконец, отводит фермерскую машинуот молодого румыназаснувшего на лесной дороге

Прошедшее время

помните ли братьякак были счастливы мыв поселке Насосныйхоть и вдали от столицыа была своя атмосферацелый день жарацелый день кофевечером подпевали магнитофонусигареты все – пополамраз в неделю каждому поносить – джинсовая рубашкаконьяк – поровнузакрутка – по кругуобщий карманвосьмерка – одна на всехпод шелковицейкак ласточка белаяплечом к плечус армейскими ремнями в рукахразговаривали с милициейни тебе пустотыни тоскини смертиАликАзизАнвар КаримовичКоляЖорикМуслимИгорьпрошедшим временемв сердцевысечены сияющиедрузей имена

Шваб

«Мы будто бы спим, и будто бы сон…»

Мы будто бы спим, и будто бы сон,И Фридриху темного пива несем.И Фридрих торжественно, неторопливоПьет, как вино, темное пиво.Хмельное молчанье неловко хранит,На Эльзу Скифлд, волнуясь, глядит.Мы будто совещаемся, пусть, мол, их —И оставляем влюбленных одних.И ждем, и ждем, и ждем до утра,И она выходит – пойдемте, зовет, пора.А Фридрих спит и дышит покойно, тихо,Как будто бы обнимает Эльзу Скифлд.

1987–1989

«И солнце бледнеет до полной луны…»

И солнце бледнеет до полной луны.Англичанин выходит, ступает на снег.И снег подтаивает, струится под ним.И кто-то настроенный против него.Рождается и умирает в душе у него.И чувство потери тревожит его.И он поднимается, ослепший.Наощупь выводит на снегу – англичанин.

1987–1989

«Эти маньчжурские плато…»

Эти маньчжурские платоНапоминают Чкалов.В Чкалове на ШевченковскихТочно такие места.В Маньчжурии с первых днейЧувствуешь подавленность,Неуверенность в себе,Ты немногословен, сдержан.На Шевченковских легче,Это же Чкалов.Точно такие места —Немногословен, сдержан.

1987–1989

«Фридрих идет как Бетховен…»

Фридрих идет как Бетховен,Рукою власы шевелит,Он наш, он пуглив и греховен,Он смертен и даровит.А мы устремляемся следомИ ходим за Фридрихом вслед,И нашим бесчисленным летамИ вправду счисления нет.

1990

«Когда стеклянны дверцы шкапа…»

Когда стеклянны дверцы шкапа,Скрипя, распахиваются вдруг,В природе пышно расцветаетПронзительный, негромкий звук.Мы все выходим ради Бога,Гуляет почва под ногой,И придорожные оврагиПереполняются водой.И провода поют и рвутся,Не в силах электричество сдержать,И мы печем картофель в углях,Поскольку некуда бежать.И на сырой земле вповалку,Под гром и молнии разряд,Мы засыпаем сладко-сладко,Как много-много лет назад.

1990

«Входит двоюродный брат…»

Входит двоюродный брат,Просит передать деньги нуждающемуся товарищу.Постой, брат,Твоего товарища давно нет в живых.Нет, брат, веришь – бесконечно нуждается.

1992

«Вывешивать белье…»

Вывешивать белье,Питаться снегом,В наш двор не заходило время,Нас не боялась детвора.Припомним – детвора с магнитомПроходит нашей улицею торопливо…………….

1992

«Был опыт в градостроительстве…»

Был опыт в градостроительстве,Строил в Польше,На рубеже первичных изысканийИспытывал отвращение как профессионал,Замыкался в себе,Отвечал самым высоким требованиям.

1992

«На нашей Энской улице…»

На нашей Энской улицеБыл исправительный дом,С копьевидною оградою,Готическим окном.Там, заградивши проходную,Дежурил часовой,И нашу улицу роднуюСчитал своей родной.И днем и ночью музыкаИграла в замкнутом дворе,И заключенные, как девушки,Пританцовывали при ходьбе.И взгляд холодный и стороннийЧерез барьер не проходил,И с неба ангелы ГосподниБросали мишуру и серпантин.

1993

«Нет, никогда не может статься…»

Нет, никогда не может статься,Чтобы электрик молодойНе отрицал основ естествознания,Не рисковал жизнью.Он повествует о войне,Неразличимой невооруженным глазом.Радиопомехи беспрестанно вмешиваются в его речь,Прощай, электрик.

1994

«И сестры, осмелев, выходят к полднику…»

И сестры, осмелев, выходят к полднику,И пьют ситро, и утирают пот,И гость снимает со стены гармонику,И неаполитанскую поет.И как прибой накатывает ужин,Окно задето фосфорным огнем,И сестры полагают гостя мужем,И переодеваются при нем.

1994

«Ах, чайки кружатся над фабрикой…»

Ах, чайки кружатся над фабрикой,Слышится колокольный звон.Я беден, я вычищаю сточные колодцыВ термических залах.И первый подземный толчокЯ расцениваю как предательство,Я обнаруживаю прогорклый запахПриродного газа.Я обращаюсь к бегущим товарищам:«Который час, дорогие мои?»Они отвечали: «Прощай, Александр,Мы погибли, нам нужно идти».Они провидчески отвечали:«Ты распрямишься, станешь субподрядчик, Александр!»Я пританцовывал, обмирая от страха,Я не был Александром.

1994

«Камнями девочки играли в бриллианты…»

Камнями девочки играли в бриллианты,Заканчивалась Тридцатилетняя война,И словно перочинный ножичекПо мостовой катилась рыбья голова.Дальние овраги фосфоресцировали.Продовольственные склады тщательно охранялись.Караульные исполняли комические куплеты,Как будто артисты.«О, Господи, – шепталися в домах,—Мы что-то не очень хорошо себя чувствуем.Мы, в сущности, наповал убиты,Как подсказывает сердце.Предназначения судьбы не применяются в точности,Отсюда страшная неразбериха.Мы перекувырнемся и станем Габсбурги,Нам хочется блистать, кощунствовать».На заставах еще постреливали,Свободные передвижения были запрещены.В войсках беспрестанно жаловались на самочувствие:«Мы не очень хорошо себя чувствуем».

1994

«Ударим в веселую лютню…»

Ударим в веселую лютню,Поедем на аэродром.Воскликнут часовые:– Сюда нельзя, панове!– Как жаль, мы проездом, панове,Мы лютню продаем.У вас на аэродромеСветло, как будто днем.Очевидно, празднества святые,И нам скрываться не пристало,И, значит, наши золотыеМы раздадим кому попало.

1995

«Я уехал в Монголию, чтобы поверить веселому сну…»

Я уехал в Монголию, чтобы поверить веселому сну,Сопровождал военизированный караван,Подножка вертолета скользнула по виску,На всю жизнь остался фиолетовый шрам.Подростки латали бечевкою войлочный мяч,Пастухи выпивали, передавая узкий стакан.Я оставался в полном сознании, чтобы слышать приказ,У развилки дорог стоял истукан.К ночи пыль оседала, я споласкивал рот,Освобождался от наплечных ремней,Удары сердца я воспринимал как парольИ гордился озабоченностью своей.И обернувшись худым одеялом, как учил проводник,Я слышал было шаги развеселого сна,Но являлся мой старший брат и песен не заводил,И простуженно кашлял, и исчезал как луна.Я звал его, шарил по воздуху непослушной рукой,Обыскивал местность при поддержке ночного огня,И товарищи, смертельно уставшие за переход,Угрожали избавиться от меня.

1996

«И в страшном сумраке аллей…»

И в страшном сумраке аллейВставал учитель слободской блаженной памятиС пятнадцатилетнею утопленницей в обнимку,Страна была Китай.На рукаве цветочной клумбы горела свеча,Любовники недоумевали.В воздухе пахло грозой,Кленовый лист прилеплялся к губам.За пограничным ограждением обнаруживался свежий                                                                               провал,Аллеи распрямлялись в единую линию,И шторм прощальный уж не огорчал,И ослабление государства.

1996

«Гирканскому вепрю пристанище отыскать…»

Гирканскому вепрю пристанище отыскать,Размочалить ресницы, свежий ландышУкрепить на загривок – от греха, понимаешь.Он похож на Приама, он болен.Он перекатывается посредством кувырковПо направлению к Монголии, по направлению к Марсу,Слюну расплескивает, как отработанны масла,Он татарин, он луч золотой.У него на груди припрятан крошечный аккордеон,Его, как белку, мучат серафимы —Чернейшие тайны музы́ки разоблачая,То, как товарища, упрашивая потерпеть.

1996

«И над каждою крышей звезда…»

И над каждою крышей звезда,И шоссе золотое от крови.Нетвердо очерченный берег морскойГлядит государственной границей.На самых дальних на дистанцияхБлестят зеркала нержавеющей стали.Овраги немногочисленны, за столетнею дамбоюРаскинулся авиационный полк.Приютские девушки варят кулеш,На сердце, очевидно, нелегко.Причалы бездействуют, девушки различаютПение гидр под землей.Живая душа не имеет глагола,Обеды в поле не страшны.Форштадтская улица есть преднамеренный Млечный Путь,И каждый суп накормит человека.

1997

«За домом, за крыжовником любым…»

За домом, за крыжовником любымБелел макет Европы дымчатого целлулоида,Как памятник разделу Польши.Играла музыка из-под землиНа случай расставания, друзья,И тополь напоминал садовника,И яблоко напоминало зеленщика.В траве водились горностаи,На глинистых террасах блестели золотые монеты.Живая изгородь стояла насмерть,Как перед войной.Мы и сами едва дышали,Мы ели сливы, как картофель,Прямая речь сводилась к псалмопению,Верхний слой почвы оставался прозрачным, ей-Богу.На наших мускулах блестела роса,Земля была Месопотамией,Мы были один человек – очевидно, прославленный                                                                     военлетчик —Без возраста, без предчувствий.

1997

«Голова моя сокол…»

Голова моя сокол,На пастбищах плоскогорных никого не осталось,Богородица летает над водою,Как над Измайловским озером.И в башне запертый военный летчикВыплакал упрямые глаза.Он родом из Удмуртии, он сломлен,Не унывает никогда.Судьба и совесть ходят как враги,Я вижу летчика хозяином земли.Я тоже останусь в живых, как герой, как единственный                                                                                    сын —Огромного роста, с заячьей губой.

1997

«Где было поле обособленное, вырастает роща…»

Где было поле обособленное, вырастает роща,На камне свечечка горит.На самых дальних на дистанцияхМои товарищи смеются надо мной.И часовые не придерживаются позиций,На подступах к Хеврону лужи да цветы.Дорогие мои, скоро праздник,Хеврон не принимает.Как хорошо, я приласкаюсь к сваям трубопрóвода,Мы пришлые, мы ничего не понимаем.Олень, как колесо, приподнимается на воздух,Качая белою или зеленой головой.Благая весть уж не благая весть,Овраги переполнены продовольствием, медикаментами.Я выйду со скрипкой и бубном – я микробиолог,Неистовостью приводящий в изумление сослуживцев.

1998

«И некого зачем предупредить…»

И некого зачем предупредить,Автомобилем с птичьего полета, хромым коростелемРаспоряжаться по собственному усмотрению,Погода велика. ОдушевленныйПредмет неуязвим.Грядет бездушная замена каруселей,И венгр венгерский запоет внутренним голосом,Прекрасный камень телевизор,Прекрасный город стадион,И венгр венгерский под страхом смерти Венгрию                                                                   не покинет.

2000–2003

«Одновитязя зверь неизвестен…»

Одновитязя зверь неизвестен,И праздник случится мирским, беспорядочным,Поскольку ничего не видать,И товарищ уж не товарищ.Помилуй, Господь, матросаВ преддверие трапезы бесконечной,Матрос такой же одновитязь,При нем и зверь бесподобный.

2000–2003

«Кришна не плачет…»

Кришна не плачет.Медведи в саду преследуют дочь англичанина.Назревает гроза, девочка схоронилась за камнем.За оградой произрастают петунии.Чем меньше планета, тем молния долговечней.На рассвете стучится домой со товарищи англичанин,Девочка спит на траве, дождь перестал.Вместо медведей мы видим сборщиков хлопка.

2000–2003

«Тюльпан был тополем, аэродром был конус…»

Тюльпан был тополем, аэродром был конус.Невдалеке определился молочный рынок.Форштадты, некогда враждующие между собой,Влачили жалкое существование.Строительны площадки пустовали,В исходной почве обнаруживались пустоты.Караульные варили фасоль, озираясь по сторонам,Освещение улиц поддерживалось в аварийном режиме.И некий стройподрядчик останавливался посреди                                                                       мостовойИ проповедовал как есть нетерпеливость —Мелиоратором себя не ощутить,Вертолетчиком никогда не проснуться.К подрядчику подкрадывалась девочка-альбиносИ обнимала как родного отца,И баюкала как родного отца.

2000–2003

«Под неслыханной силы трактором звездолетом земля ледяная…»

Под неслыханной силы трактором звездолетом земля                                                                            ледяная,Поля колосятся, и ветер сшибает головной убор.В медном кабеле запутавшийся оленьПерепугал дошкольников до полусмерти.Некий солдат в черном фартуке освобождает оленя.Играется свадьба по прошествии недолгого времени,Дети ведут для солдата царицу,Каковая глядит как жена,И хлеб, и луковица от простуды достаются солдату.

2000–2003

«Государство куриный бульон пустота…»

Государство куриный бульон пустота,В трансформаторной будке живут негодяи.Заболоченные красные луга подступают к форштадтам,И перепел, перепел ходит, как израненный военлетчик,Клювом кривым выцарапывает на камне:Любовь есть война есть любовь.Когда же авось авария приключится,И главный дизель раскурочит силовую подстанцию,Мальчишечка пролетит на лошади на свирепой,Он чужой, он Большая Медведица.Мимоза погасит огонь. Форштадтские легко оживают.Новое топливо будет аморфным, без запаха.Мальчик летает, выстреливая из охотничьего ружья                                                                    без разбору.Болото сворачивается в твердую тряпицу,Электричество даром уходит в подзол.

2000–2003

«Три красные полоски значат Бог…»

Три красные полоски значат БогНа полдник несут сметану и пряникВесь дом дребезжит как шкатулкаУстремленная алмазами в дымоходКолдуют баба и медведьБольшая мышь пятнистая соваНи одного незнакомого звукаНе существует для меняКогда звезда летит наискосокЕсть подлый смысл в головокруженьиВыходит из стены заплаканный мальчикОн варит кофе беспризорникВеликая почта лежит на землеНеверный шаг грозит пожизненной усталостьюЖивая кровь вливается в салатСтрана глядится в воду кипарисом

2004

«Я сделан из сыра у меня голова старика…»

Я сделан из сыра у меня голова старикаПо свистку начинается жизнь с серединыЯ стою над оврагом с оленем сверчком или братомВ житейском смысле нас зовут АлешаПоднимается вихрь как простейший пограничный заслонВырастают грибы из бумаги я стою на часахСо сдобною булкой как с осколочной бомбойЧтобы не растревожить родныхЯ колкостей не люблюТрепетание малых событий порождает а) правителя молодогоб) земледелие вечного летаЛюбовь начинается с ложки компотаМне трудно заплакать Алеша а жить неизмеримо легкоНавстречу выходит невеста умыться с дорогиПо касательной к дому плывут панорамные циркиИ я как демон слеп и глух как демон

2004

«Я падаю на мокрый барабан…»

Я падаю на мокрый барабанКак много золота в моих карманах полушубкаВыходит старец мертвый и хорошийНа правой руке старика восседает ястреб со сломанным                                                                                клювомЯ есть пропитанный солдатМеня несут четыре санитара

2005

«В заснеженных замках мохнатые принцы…»

В заснеженных замках мохнатые принцыПотакают суровым рабыням прячут ключи от подвалаКак будто тепло будто летом и здравствуйте господаМы не видели ваших сокровищ покажите сокровища вашиРади счастья народов никто не смыкает глазИ дворник с перламутровыми глазами ударяет                                                                 в лицо офицераИ офицер улыбнется и вынет табакИ наши сотрудники плачут от болиИ наши сотрудники извиваясьПрячутся в щель за батареями парового отопления

2006

«Пастух пасти овец пасет овец…»

Пастух пасти овец пасет овецАвтомобиль как камень односложенВ овраге за автозаправочной станциейВодятся страхи всех мальчиков мираНа твердом небе твердая звездаЗдравый смысл подражает природеВысокий бедный человек идет по дорогеКак рыцарь седой пожилойБумажный мусор в воздухе виситНа каждой странице печатными буквамиЗапечатлен рассказ или семейное преданиеИли просьбаНЕМЕДЛЕННО ПОКИНУТЬ ГОРИЗОНТЫ

2006

«Я жил на родине зверей…»

Я жил на родине зверейКак в угловом полуподвалеМотылек у меня барабанДверной замок у меня золотойНеделя в космосе неделяКому не хватит помидоров?Младенец ангельский подходитКо мне с надтреснутым лицомОн по-товарищески мигаетЖелезной каскою своейИ я разучиваю праздничные гимныИ кровь сочится из ушей

2006

«Что же еще тебе нужно каких тебе птиц и зверей повидать…»

Что же еще тебе нужно каких тебе птиц и зверей повидатьМне кажется слово мое из воска и тряпочек разноцветныхЯ знаю что ты не устал не поранился никогдаЕсли бы я не проспал не уснул вторично как студент                                                                           какой-тоТри ящерицы меня окружили и били хвостамиА ты стоял и смеялся дескать мне больно а тебе не больноНет дорогой мой друг мне больно а тебе страшно

2007