© ЭИ «@элита» 2013

– Не говори глупостей, – сказала Ангела.

– А если это не глупости? – возразил Тагнер.

– Ты же не хочешь мне помочь…

– Но это безумие!

– Ну, вот! Ни о каком доверии не может быть и речи, ты первый побежишь к отцу предупреждать.

– Ну, хорошо, я погорячился. А теперь расскажи, что надумала, а твой друг Тагнер поделится и своими мыслями.

– Мне уже известно, что мой друг скажет.

– Я же дал слово выслушать, а потом что-нибудь вместе решим. Я тебя в такую минуту одну не оставлю, даже если весь мир будет против меня.

Ангела вздохнула и рассказала ему о своем замысле. Тагнер глубоко задумался, потом уверенно заявил:

– Сначала надо еще раз с отцом поговорить. Не бойся, я пойду с тобой. Потому что он, только он сможет убедить правительство хоть раз отступить от своего железного правила и помочь другой планете. Если и это ничего не даст, тогда мы рискнем и угоним один из кораблей. Только так можно помочь твоему Камрину!

– Но это очень рискованно, я не могу тебя впутывать в такое дело.

– Да я уже впутался, чего там! А вот насчет риска ты права, и нам надо поступать разумно, значит – не торопиться. И все-таки несколько дней можно потерпеть. Я знаю, что время не ждет, но если мы без разрешения попытаемся угнать корабль, силы ПВО могут просто нас сбить при взлете.

– Это уж слишком, они не посмеют, мы же фериняне!

– Но предательство никому не прощается. А наш побег будет выглядеть именно так, и я тебе не позволю поступать настолько безрассудно.

– Что же ты предлагаешь?

– На следующей неделе будут отправлять корабль на Юнист с какой-то научной экспедицией. Но готовится и другая группа. Я могу поговорить с твоим отцом, чтобы туда отправили именно нас. Скажу, что тебе нужно развеяться, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Если отец даст согласие, а я уверен, что он согласится, мы вылетим со своей группой или вдвоем. Пока я с тобой, он не догадается о подобном замысле. Ну, что скажешь?

– Разумно, к тому же я все равно другого выхода не вижу. Ты настоящий друг, Тагнер, – сказала Ангела, поцеловав его в щеку. – Что же мы будем делать сейчас?

– Нельзя терять времени, тебе надо поговорить с отцом, – ответил Тагнер. – Мы заранее знаем, что он откажет, но подумает, что после отказа ты отступилась, и ослабит бдительность.

Приняв такое решение, Ангела и Тагнер отправились в кабинет адмирала Фенерона.

Худощавый, с невозмутимым видом Фенерон сидел в кресле перед компьютером. Однако, когда он увидел через приоткрытую дверь Ангелу, от его спокойствия не осталось и следа.

– Если опять станешь болтать о своей идее-фикс, можешь и не начинать, – сразу категорично предупредил он. – Не хочу тебя слушать, да и времени на это у меня нет.

Ангела молчала.

– Она не одна хотела с вами поговорить! – Тагнер выступил вперед и продолжал: – Фенерон, пожалуйста, выслушайте нас. Вы же не знаете, о чем пойдет речь.

– Кто бы мог подумать, и ты туда же! Танцуешь под ее дудку, а еще офицер научно-исследовательской экспедиции. Я уж не говорю о своей дочери. – Адмирал перевел свой суровый взгляд на Ангелу, потом снова на Тагнера. – Я бы охотно тебя разжаловал – непростительно феринянскому офицеру вести себя столь легкомысленно!

– Позвольте мне, отец, – заступилась Ангела. – Он ни в чем не виноват, а срывать с него погоны ни к чему – он не нарушал закон! Разве феринянские офицеры не должны страдать душой, разве они не должны оплакивать чужое горе? Там гибнут тысячи тысяч людей, разве мы вправе закрывать на это глаза? С наших спутников поступают ужасные данные. Вы, как адмирал флота можете изменить правила, к тому же мы пока не говорили с народом. Что еще народ скажет?

– Замолчи, Ангела, не выводи меня из себя! – воскликнул Фенерон. – И не выставляй себя перед народом на посмешище. Ради своей цели, ради ветреного увлечения ты хочешь подвергнуть всю планету опасности. Я всегда любил тебя и сейчас люблю, но не позволю из-за твоего легкомыслия втянуть нас в авантюру!..

Фенерон перевел дух и, чуть успокоившись, продолжал тоном ниже:

– Я никогда я не повышал на тебя голос, но ты вынудила меня накричать! Да, если не было бы угрозы для нас, то проблема решалась бы, и не так уж сложно. Ты думаешь, я не переживаю за их планету? Я сопоставил все данные с исследовательских зондов – их планету ждет катастрофа, против которой мы бессильны. К тому же, там из-под контроля выпущен смертоносный вирус. Чтобы его нейтрализовать, потребуются огромные усилия и, возможно, жизни феринян. Если же мы занесем неизвестную болезнь к нам, это может иметь катастрофические последствия уже и для Ферины. Посему, я не могу дать приказ помочь планете Аури, и не стану рисковать ни одним феринянином. А теперь закончим этот разговор и, если еще раз, Ангела, ты заговоришь на эту тему, мне придется вот этими руками лишить тебя воинского звания и уволить из армии. Будешь сидеть дома и заниматься разведением цветов. Или выдам насильно замуж, начнешь детей рожать. Конечно, мне в душе будет больно навязывать тебе свою волю, но я так сделаю! Веди себя, как офицер, а не как маленькая капризная девочка!

Атмосфера накалилась, и Тагнер осторожно плечом коснулся плеча Ангелы. Это означало, что положение вышло из-под контроля – следовало пока удалиться. Оба вытянулись по стойке «смирно»:

– С вашего позволения, адмирал… постараемся все обдумать снова!

– Думайте, как следует, – проворчал Фенерон. – Это в ваших же интересах. А теперь можете идти, мне надо работать!

После их ухода Фенерон не смог сосредоточиться и продолжить дела. Он вытянулся в мягком кожаном кресле и задумался над тем, что был очень груб с единственной родственной душой. Он вспомнил своего покойного брата, его жену – людей, которых Фенерон искренне любил. В память о них осталась только она – Ангела. Он больше жизни любил ее. «Ах, Ангела, моя ласточка, нежный цветочек. Почему ты не хочешь понять, что я не могу позволить, чтобы погубить себя и всех нас? – думал Фенерон. – Увы, ты просишь у меня невозможного…»

Выходя следом за Ангелой, Тагнер облегченно вздохнул:

– Фу, я уж подумал, что этот старый сокол действительно снимет с нас погоны, – и, осмотрев свой китель, погладил их. – Это же моя честь! И я бы не хотел, чтоб все закончилось так сурово.

– Ты не обязан из-за меня так рисковать, – сказала Ангела Тагнеру.

– Тебе что – нравится, когда я часто повторяю, что за тебя я на все готов?

Такой ответ развеселил Ангелу и она усмехнулась, хотя и не очень весело.

– Ладно, надо приготовить защитные костюмы, необходимы медикаменты, в общем, все необходимое. Теперь иди, отдохни – в свое время я за тобой заеду.

Когда Фенерон вошел в дом, он, прежде чем подняться в свою комнату, решил в знак примирения преподнести Ангеле желтую бархатную розу, зная, что она будет рада такому знаку внимания. В обеденном зале увидел на столе ужин на двоих, и записку «Я очень люблю старого ворчуна».

– Ах, так! Это я-то старый ворчун? Ну ладно, ладно, выходи, я уже не сержусь! – улыбаясь, произнес он вслух.

Ангела притаилась за дверью. При этих словах она вышла, обхватила отца сзади за шею, обняла и поцеловала:

– Ты прости, если я тебе докучала. Больше не буду!

Настроение Фенерона улучшилось и он потрепал Ангелу по щеке.

– Вот и славно, я знал, что ты благоразумная девочка.

Сердце Ангелы разрывалось от того, что ей приходится рисковать честью друга и, вдобавок, обманывать этого седовласого старика, которого она любила, как родного отца. После смерти родителей у нее не осталось никого ближе Фенерона – он стал для нее отцом и матерью. Но ужин прошел непринужденно и весело – девушка постаралась ничем не выдать свои намерения, но после, зайдя в свою комнату, он прижалась спиной к двери и прошептала:

– Потерпи еще немного, Камрин, я к тебе прилечу!

Потом открыла шкаф и посмотрела на летную форму. Ангела очень любила свою работу и знала, что отец не шутил, сказав, что снимет погоны за ее самовольство. Любуясь мундиром, она подумала: «И, все-таки, по-человечески я поступаю правильно».

Как и было намечено, Тагнер в конце недели зашел за Ангелой.

– У меня отличная новость, – начал он. – Я обо всем договорился с Фенероном, я сейчас от него. Мне удалось его уговорить, но сначала он, конечно же, не хотел ничего слышать.

– Вот как?!

– Ну, мы чуть поспорили, конечно, но я его убедил. В основном я напирал на то, что тебе пойдет на пользу немного отвлечься, лишний раз окунуться с ложную работу. В общем, мы вылетаем завтра, на рассвете. Сегодня твой отец сам расписал все полеты, а я снарядил корабль. Поздравь меня, все удалось!

Ангела с радостью бросилась ему на шею. Он обхватил ее за талию и стал кружить, но девушка вдруг отстранилась:

– Подожди, подожди. Тагнер, ты ничего не сказал о составе экипажа. Они нам не помешают?

– Естественно, я об этом подумал – мы летим вдвоем! – он развел руки в стороны и изобразил птицу в полете. – Фенерон понимает, что я тебя люблю, и дает свое благословение на наш брак. Вот я ему и сказал, что, возможно, побыв вдвоем с тобой, я смогу уговорить тебя выйти за меня замуж. Моя идея ему понравилась.

– Ты просто гений, Тагнер!

Утром все было готово к вылету, экипажу пожелали счастливого полета. Ангела подошла к отцу и обняла:

– Ты прости, отец, я иногда бываю не права…

Фенерон, ничего не подозревая, тоже обнял дочь:

– Ах ты, моя непослушная ласточка. Ты меня тоже прости, если я был груб с тобой. Но мы ведь уже помирились, правда? Главное, возвращайтесь невредимыми.

Тагнер опустил люк и, когда они заняли места в креслах, подал команду бортовому компьютеру на включение всех систем, после чего запросил у наземной службы разрешение на взлет.

Выйдя в открытый космос, Тагнер сообщил координаты полета, после чего отключил приборы связи, несмотря на опасность встречи с инопланетным противником. Другого выхода не было – ведь перед ними стояла особая цель.

Когда они приземлились на острове христосцев, там уже опускалась ночь, и дождь лил как из ведра. Для посадки было выбрано место на краю леса, поближе к замку.

– Тагнер, у меня плохое предчувствие, – прошептала Ангела. – Такое впечатление, что все вымерло.

– Ангела, о чем ты говоришь?! Ты ждала, что нас встретят толпы народа? И в прошлые разы, даже днем, в это место христосцы ходили нечасто, а в такую погоду они наверняка сидят дома и пьют горячий шоколад!

– Не шути в такой момент, пожалуйста! Ты же знаешь, у меня телепатические способности сильнее, чем у других. Я чувствую, что здесь все плохо…

– Успокойся, все будет хорошо. Надевай защитный костюм, и выходим.

Они облачились в те самые переливчатые комбинезоны, в котором Камрин впервые увидел Ангелу, но в этот раз надели и шлемы, чтобы уберечься от возможного заражения. Взяв саквояжи с медикаментами, они отправились на поиски людей.

Округа, действительно, словно вымерла – на всем пути до замка они не увидели света в домах, не встретили ни души. Само королевское жилище так же оказалось покинутым – Ангела и Тагнер осмотрели все помещения, но никого не нашли.

Ангела не переставала звать любимого, но все было тщетно.

– Не может быть, чтобы они все погибли! – чуть не плача проговорила девушка. – Если все умерли от эпидемии, то где же их тела?

– Ангела, может быть, нам стоит перелетать к другим населенным пунктам? – предложил Тагнер. – Возможно, болезнь свирепствовала здесь сильнее, чем в других местах, и выжившие просто ушил?

– Не знаю, – прошептала девушка, может быть… Слушай, я чувствую что-то!.. Стоп, я все поняла, пошли со мной!

Она схватила фонарь и бросилась в сторону леса, в противоположную сторону от места их нынешней посадки.

Ангела направилась через голые пустоши, к лесу, на поляну, где когда-то встретила свою судьбу. «Только бы он был жив», – думала она, и по мере приближения к заветному месту сердце ее билось все чаще и чаще.

С включенным фонарем Ангела пробиралась между деревьями сквозь мокрые голые кусты.

– Камрин, Камрин! – звала она плачущим голосом, и вдруг замерла, чуть не споткнувшись о лежащего человека.

– Тагнер, сюда! – закричала она. – Я нашла!

Она перевернула на спину тело человека в помокшей одежде, смахнула с лица прилипшие жухлые листья – и, увидев перед собой любимого, с криком отпрянула.

– Что случилось, Ангела? Что… – воскликнул Тагнер, выбегая на поляну, но не договорил, увидев в свете фонаря обезумевшее лицо девушки.

Склонившись над телом, он тоже узнал Камрина.

– Он совсем холодный, Тагнер… – дрожащим голосом проговорила Ангела.

– Возьми себя в руки, космолетчица! Очнись, сейчас не место слезам – надо нести его на корабль.

Камрин лежал без сознания, а у Ангелы по щекам катились слезы.

Тагнер встряхнул ее за плечи:

– Приди в себя! – приказал он и добавил: – Только никак не могу понять, что он делал в лесу в такую погоду?

Ангела через слезы ответила:

– Это же то место, где мы с ним впервые встретились! Наверняка, он думал, что пришла его смерть, и хотел умереть здесь. Но если он умер, то и мне не жить. Я его смерть никогда не смогу простить ни себе, ни отцу. Если бы мы оказались здесь днем раньше, он был бы….

– Успокойся, он, кажется, еще жив. Сердце бьется, но слабо, такое впечатление, что он потерял много крови. Окажем необходимую помощь, а когда он придет в себя, то объяснит, что произошло. Никого не вини, и себя в том числе! Радуйся, что он жив, и что мы его нашли.

Ангела сняла шлем и обняла любимого:

– Ради всех святых, ради нашей любви не умирай, Камрин, – умоляла она, и хотела снять шлем, чтобы поцеловать безжизненное лицо, но Тагнер ее остановил.

– Так дело не пойдет, Ангела! – воскликнул он. – Не смей снимать шлем. Если мы заразимся, кто его вылечит?

Тангер отодвинул девушку в сторону и раскрыл чемоданчик с набором средств первой помощи.

К утру Камрин пришел в себя. Увидев перед собой Ангелу, он решил, что она ему снится, и, боясь, что сон исчезнет, снова закрыл глаза, но тут же понял, что это все происходит наяву.

– Господи, неужели это не сон!? – слабым голосом проговорил он.

– Нет, любимый, нет! Это я стою перед тобой! – улыбаясь сквозь слезы, прошептала Ангела и обняла его.

Камрин чуть повернул голову и увидел Тагнера:

– Тагнер, друг мой!.. Как вы оказались здесь?

– Наши исследовательские зонды передали сообщение, что на вашем острове началась эпидемия – к сожалению, оно поступило с большим опозданием, да и от меня его скрывали. Нам пришлось пойти на хитрость, чтобы заполучить корабль, но мы вырвались! – Она виновато улыбнулся: – Надеюсь, не слишком поздно.

Камрин рассказал о том, что произошло, а Тагнер еще раз по приборам проверил состояние здоровья Камрина, и, снимая шлем, произнес:

– Ты прав, заражение происходит исключительно воздушным путем и в определенной стадии активности вируса. Вирус, находящийся в организме, не опасен для окружающих – он активен, только из специального источника, ну или… – он на секунду замялся, – выделяясь из разражающихся трупов. Но какое чудо тебя спасло?

– Что здесь непонятного? – возразила Ангела, продолжая всхлипывать. – Моя любовь оберегает его.

Однако к полудню состояние Камрина резко ухудшилось, он потерял сознание, и Ангела все время находилась рядом.

– Да, Ангела… плохи дела, – сказал Тагнер. – Он может впасть в кому.

Девушка решительно вскинула голову:

– Думаю, единственный выход – лететь домой! Только там есть надежда, что его спасут – мы здесь вряд ли поможем в таком состоянии.

– Полагаешь, они нас примут? – с сомнением спросил Тагнер.

– Но что делать? Нам этого не избежать – Камрину необходимо срочное серьезное лечение. В том состоянии, в каком он находится, помочь можно только на Ферине – там есть соответствующая аппаратура, специалисты. Главное, мы выяснили, что этот вирус не передается от человека к человеку – только через воздух в неактивной фазе.

Тагнер вздохнул:

– Да уж, придется долго и упорно объяснять, что вирус больного человека не опасен. Но выхода нет, летим. А пока нам надо продумать, как действовать на месте – там на раздумья времени не останется. Продолжай наблюдать за Камрином, чтобы ситуация не стала еще хуже.

Заметив в глазах Ангелы боль и отчаяние, Тагнер поспешил хоть как-то ее успокоить:

– Ничего, Ангела, вот увидишь, Камрин выздоровеет. Не может быть, чтобы наше руководство оставило беспомощного человека на произвол судьбы. Да, мы не вмешиваемся в дела планет, но тут же отдельный человек, и, в конце концов, мы же тоже люди.

– Я тоже так думаю, – устало проговорила Ангела.

На космодроме их встречали.

Тагнера сильно взволновало, когда он увидел из иллюминатора не только отца Ангелы, но и самого Президента в сопровождении нескольких министров. Кроме того, рядом стояли и люди из группы специального назначения.

– Вот этого я не ожидал. Сам Президент… не говоря еще о спецгруппе. Как мы выйдем? Они проверят компьютер и поймут, что мы умышленно отключали все приборы. А потом найдут Камрина, и все станет ясно без слов. Тогда мне не хотелось бы увидеть лицо твоего отца.

– Позволь, я выйду первая.

– Нет, ты оставайся с Камрином, я сам. Если они за нас беспокоились, значит, будет возможность объяснить причину. Пожелай мне удачи, – сказал Тагнер.

Не увидев Ангелы, Фенерон забеспокоился.

– А где второй член экипажа, капитан? Что случилось? – взволнованно спросил он. Президент сурово на него посмотрел:

– За халатность в выполнении своих обязанностей, адмирал, вы тоже понесете наказание, – затем он повернулся к Тагнеру:

– Доложите нам, капитан, как случилось, что пропала связь? Мы решили, что на вас совершено нападение, собирались поднимать силы флота по тревоге!

Президент ждал ответа., а Тагнер стоял перед ними по стойке «смирно».

Адмирал взглянул на ручной коммуникатор, и лицо его посветлело, несмотря на гнев Президента.

– Все в порядке, мой Президент, – сказал он. – На корабле никаких происшествий – второй член экипажа жив и здоров.

– Тогда я ничего не понимаю! Почему мне сообщили о потере связи с боевой единицей флота? Что это значит, адмирал?

На суровый вопрос Президента ответил Тагнер:

– Мой Президент, позвольте! Адмирал ни в чем не виноват – мы умышленно отключили связь, получив данные о ситуации на планете Аури. Там на острове от смертельного вируса погибают люди. Один из них – глава этого островного народа, находится здесь, на нашем корабле. Мы надеемся на вашу милость и снисхождение… – и Тагнер рассказал о путешествии на Аури, утаив, однако, некоторые элементы их с Ангелой плана.

Президент вспылил:

– Чем вы здесь занимаетесь, адмирал, черт побери? Я не собираюсь рисковать благополучием всей планеты а, значит, жизнями ее жителей! В этом Безумном поступке своих подчиненных разбирайтесь сами. Экипаж – под арест, а ваше ведомство пусть немедленно обеспечит карантин и займется исследованием этого вируса или чего там. И я жду от вас письменного доклада о ситуации и принимаемых мерах. – Глава планеты повернулся и отбыл в сопровождении своей свиты.

Лицо Фенерона словно окаменело, из-под фуражки стекали капли пота. По нему было видно, что он с великим трудом сдерживает себя:

– Где Ангела? – ледяным голосом спросил он.

– Я здесь, – Ангела сошла с трапа, встав перед ним.

Увидев ее живой и невредимой, Фенерон на секунду успокоился, но тут же сказал жестко:

– Это измена своему народу, иначе не скажешь. Изменить курс, обмануть главнокомандующего, обмануть весь народ… Вы представляете, чем это вам грозит, капитан Тагнер? Что?.. Не слышу ответа.

– Да, мой адмирал, – пробормотал Тагнер. – Трибуналом.

– Для начала вы разжалованы! – Фенерон подошел к Тагнеру и резким движением сорвал с него знаки отличия.

– Это практически предательство, капитан Тагнер! Вы запятнали честь мундира вместе со своим помощником! – Подойдя к Ангеле, адмирал испепеляющее посмотрел на нее и тоже снял с нее погоны.

– Вы сами заставили меня принимать жестокие меры! Ваше самоволие погубило вас, и это станет хорошим уроком! А смерть аурианина окажется на вашей совести – придется освободиться от вашего друга, но для начал определить, чем он там заражен, чтобы исключить возможное распространение заразы уже через вас.

По его знаку два человека из уже прибывшей карантинной команды хотели войти в салон корабля, но Тагнер с Ангелой встали на их пути.

– Это что еще за выходки?! – вскричал Фенерон.

– Отец, прошу, выслушай меня! Камрин находится в коме. В таком состоянии с ним нельзя обращаться как с военнопленным!

– И ты мне говоришь о том, что можно, а что нельзя?! Кто нарушил закон, которому не одно столетие? Кто ослушался приказа, не вы ли?

– Отец, умоляю тебя! – Ангела рухнула на колени. – Ему нужна помощь! Мы виноваты, можешь нас наказывать. Но если он умрет, с ним умру и я. Он мой муж! Разве было бы справедливо отдавать его своими руками на смерть? Он не опасен для наших людей, этот вирус не передается контактно от больного. Пусть наши доктора займутся его лечением и, заодно, конечно, исследованием вируса.

– Встань и веди себя, как офицер, – с осуждением молвил Фенерон. – Где твоя гордость? Ладно, даю вам последний шанс: если после его обследования врачи обнаружат хоть малейшую угрозу для нашей планеты – он немедленно будет уничтожен. И больше чтобы я об этой проклятой Аури не слышал!

Ангела встала и сделала шаг назад, закрывая собой вход в корабль. Отчаяние охватило ее влюбленную душу, и она выхватила оружие:

– Не подходите, я за себя не отвечаю!

– Нет, нет! Не делай этого, Ангела, – крикнул Тагнер и хотел броситься к ней, но сильные руки спецназовцев остановили его.

– Это черт знает что! – вскипел Фенерон. – Как отец, прошу, не осложняй положения! Неужели ты так низко пала, Ангела, что можешь поднять оружие на своих? И ради чего?!

– Ради любви, отец, ради человеческих чувств! Я только теперь поняла, почему моя мать выбрала моего отца, и ты всегда ревновал ее к своему брату. Для тебя был превыше всего долг, долг перед страной, перед делом. Но ты всегда забывал о долге перед каждым из нас, перед человеком в отдельности. Ты не понимаешь в полном смысле, что такое настоящая любовь. Камрина до сих пор защищает только сам Бог – и моя любовь.

– Не смей, сопливое дитя, говорить со мной таким тоном! Ты представить себе не можешь, что значит слово «любовь». Оно предназначено не только для одного человека. Любовь никому не должна принести вреда. А ты – эгоистка, и думаешь только о своем счастье. Брось оружие! Не заставляй меня отдать приказ стрелять в собственную дочь.

Ангела усмехнулась и приставила лучемет к своему виску.

– Камрина на расстрел я не отдам! Ты прав, отец, я не смогу выстрелить по своим, но если они подойдут, я убью себя!

– Не устраивай показухи, и не глупи, девчонка! Все равно тогда его точно уничтожат. Я же сказал: проведут обследование твоего больного, и если угрозы нет, и будет найдено эффективное лечение, то тогда его не тронут, но на Ферине, разумеется, не оставят, а вернут на Аури…

Ангела помотала головой, не опуская оружия:

– Нет! Мне нужны от тебя гарантии, что его не тронут в любом случае, и оставят здесь, со мной!

Фенерон глубоко вздохнул, сжал кулаки, мотнул головой, закатывая глаза в бессильной ярости.

– Так, мне необходимо подумать. Всем оставаться на местах! – приказал он солдатам оцепления и отошел в сторону.

Он направился к скамейке, стоявшей невдалеке от посадочной площадки под деревом, присел на нее и какое-то время сидел, почти не шевелясь, глядя себе под ноги.

Все с замиранием сердца ждали последнего решения адмирала. Наконец он, тяжело ступая, вернулся к шеренге солдат, полукругом стоявших у корабля, и заговорил так, словно каждое слово давалось ему с огромным усилием.

– Тяжело мне принимать тут решение, – сказал он. – Вряд ли им останется доволен Президент, но коли он сам приказал мне действовать по моему смотрению, ну, что же… Мы поступим так. Капитана Тагнера после пребывания в карантине отдать под трибунал за халатное отношение к своим обязанностям и пренебрежение интересами своего народа. С капитана Ангелы Фенерон, агента межпланетных дел, снять все полномочия и изгнать с планеты Ферина навсегда за то, что личные эгоистические чувства она поставила выше интересов Родины и вековых устоев нашего общества!

Фенерон пристально, исподлобья посмотрел на Ангелу.

– Что ж, хочешь вечно быть со своим возлюбленным – будь с ним! Медики возьмут образцы тканей Камрина – нам необходимо найти противовирусные препараты на случай, если зараза уже попала к нам через вас, – он почти брезгливо ткнул пальцем сначала в Ангелу, затем в Тагнера. – После этого я дам тебе корабль, медицинское оборудование и медикаменты – и лети на все четыре стороны! Считай, что корабль подарен от имени нашего народа! – махнул рукой Фенерон. Если сможешь вылечить его и себя – если и ты больна, – будьте счастливы где-то там, далеко. Ты так боролась за свое счастье, и ты его, конечно, заслужила – для себя и по своим эгоистическим меркам. Может быть, на чужбине ты также осознаешь, что это такое – любовь к своей планете, к своему народу. Как отец, я благословляю тебя, но как адмирал я бесконечно тебя порицаю, и никогда не дам снисхождения. Если надумаешь изменить курс и приземлиться на Ферин в другой части света, твой корабль будет уничтожен.

– Обнимать тебя не стану – мне и так, как и всем здесь присутствующим, придется пройти карантин.

Фенерон тяжелой поступью направился к своей летательной машине. Глядя на него, невольно можно было подумать, что на шее у адмирала повис тяжелый камень, отчего он весь ссутулился.

Ангела опустила лучемет и тихо заплакала, не делая ни малейшего движения, чтобы вытереть лившиеся по щекам слезы.

Карантинная команда тем временем развернула вокруг корабля настоящее оцепление и устанавливала необходимое для выполнения приказа оборудование.

– Плачь, плачь, Ангела, – сказал Тагнер. – Тебе будет легче. Я тоже хотел бы остаться с тобой.

– Не надо испытывать судьбу, Тагнер. Спасибо тебе за все, и прости меня. Может быть, я бы и стала с тобой счастлива, но сердцу не прикажешь. Ты еще найдешь свое счастье, а трибунал… Надеюсь, он будет достаточно снисходителен к тебе.

Тагнера увезли, а Ангела вернулась на корабль. Прибывшие медики осмотрели Камрина и сделали необходимые анализы, на корабль загрузили обещанное медицинское оборудование медикаменты и запасы продовольствия, после чего разрешили взлететь и выйти за пределы атмосферы.

Тагнер, который покидал космодром вместе с медиками и под охраной, видел отлет корабля. Он до последнего смотрел в чистое голубое небо, и люди впервые заметили в его глазах слезы – у всех на виду.

Тем временем Ангела, не зная пока, куда лететь, включила автопилот на простое удаление от планеты на невысокой скорости в сторону, противоположную ее движению по орбите, и смотрела, как на экране обзора Ферина становится все меньше и меньше.

Планета уменьшалась и вскоре превратилась из голубого, местами подернутого облаками диска, превратилась просто в очень яркую звезду. Последний раз Ангела посмотрела на тающую в темноте космоса Ферину и подошла к лежащему в отдельном отсеке Камрину.

– Как хорошо, что ты не видел, что произошло, – сказала она вслух. – Ты должен жить, ты не можешь оставить меня одну во Вселенной. Но, главное, пока мы вместе.

Положив голову ему на плечо, она тихо произнесла:

– Надо подумать, куда нам держать путь…

Требовалось найти место, где она могла бы спокойно заняться лечением Камрина. Аури отпадала. На самом острове христоцев никто не мог бы гарантировать, чтобы они не заболеют вновь, даже если вылечатся, да и не хватило бы имеющегося оборудования и медикаментов для лечения всех больных.

Совершать посадку в других регионах планеты тоже не выглядело разумным. Садиться в населенных районах было опасно, во-первых, по причине по причине возможной передачи вируса незараженному местному населению. Во-вторых, там она и ее оборудование стали бы объектом пристального интереса аборигенов, что вряд ли способствовало тому, что она смогла бы спокойно заниматься лечением своего возлюбленного. Найти же укромный уголок на Аури, планете с достаточно развитой цивилизацией, представляло определенную задачу, на которую Ангела не хотела сейчас тратить время. Кроме того, по прогнозам планету ждали серьезные катаклизмы.

Она посидела у компьютера, посматривая данные и прикидывая все «за» и «против». Ей требовался спокойный уголок, но вместе с тем, она инстинктивно хотела бы высадиться на планете, населенной людьми.

– Что ж, остается Земля, – сказал Ангелина вслух. – Это судьба.

Землю ранее изучали экспедиции феринян, и Ангела знала, что отношения между аборигенами там примитивны и грубы, но земляне находились на низкой ступени технического развития, не знали даже огнестрельного оружия, и пустынных мест там хватало. Так что вместе с тем, какая никакая, но – цивилизация.

Прыжок через гиперпространство занимал туда несколько большее время, чем до Аури, но, тем не менее, чуть больше, чем через пятнадцать часов по бортовому отсчету корабля, наконец, приземлился в горах, покрытых лесом недалеко от побережья континента, который земляне называли Северной Америкой.

Сутки Ангела провела в корабле, оценивая окружающую обстановку по данным бортового компьютера, и только на следующий день решилась выйти наружу.

В первом приближении все выглядело не так уже и страшно – воздух был чист и благоухал ароматами близкого океана и хвойных деревьев, росших вокруг. В лесах росли грибы и ягоды, а в реках с чистой, прозрачной водой водилась рыба.

Требовалось найти кров, так как ограниченный объем корабля, рассчитанный на экипаж из двух человек, не был приспособлен под длительное проживание. Кроме того, Ангела надеялась, что если Камрину суждено выздороветь, то не только медикаменты, но и чистый воздух и естественные продукты питания помогут в этом. Биосфера Земли, как еще давно показали исследования, была идентична биосфере как Аури, так и Ферины, поэтому проблем с местными воздухом, водой и пищей не существовало. Ангела лишний раз про себя поблагодарила Творца всего сущего за создание таких условий человеку в бескрайней Вселенной.

Ей повезло – после долгих поисков она наконец обнаружила пещеру, вход в которую зарос густым кустарником. Пещера оказалась просторной и глубокой, но в ней было сухо, а через небольшую боковую расщелину в светлое время суток проникало достаточно света, и туда же мог уходить дым костра.

Находкой Ангела осталась очень довольна – первый день не прошел даром, и она считала его знаком, подающим большие надежды. Ей больше ничего и не хотелось, лишь бы быть вместе с любимым и постараться поднять его на ноги.

Осторожно спускаясь к подножию горы, Ангела остановилась – прямо перед ней стоял огромный волк, вперив в девушку кровожадный взгляд.

Ангела почувствовала, как холодок страха липкими лапами пополз по спине.:

– Ага, у нас гости!… – проговорила она, отвлекая внимание волка голосом и одновременно вытягивая из кобуры лучемет, который ей, к счастью, оставили. – К тому же, кажется, слишком голодные и наглые, к тому же приходят без приглашения… Нет, это будет слишком обидно: после всего того, что я вытерпела, угодить прямо в пасть хищнику с другой планеты…

Тем не менее, она хотела обойтись без стрельбы и телепатически избавиться от хищника, но, сделав несколько осторожных шагов назад, споткнулась и упала – и волк прыгнул. Больше не теряя ни секунды, Ангела выстрелила, прошивая лучом зверя в полете.

Она остановилась рядом с упавшим волком, присела на корточки и погладила его густую шерсть.

– Какой же ты огромный, наверняка много жрешь, – произнесла она, грустно усмехаясь. – Прости, дружище, ты сам был виноват, а твоя мягкая шуба мне нужна: придется ее снять.

Всех астронавтов учили выживать в самых диких условиях на других планетах. Ангела достала из-за пояса нож и занялась снятием шкуры.

Здесь стояло лето, ни жаркое, ни холодное.

«Очень удачно, – подумала Ангела. – Для Камрина как раз необходима средняя температура».

На следующий день в пещере было все готово, пахло свежей листвой, наскоро выделанная шкура лежала на охапке благоухающих трав в виде мягкой постели. Оставалось только перевезти Камрина.

Ангела перегнала корабль поближе и с помощью антигравитационного транспортера, использовавшегося для доставки разнообразных грузов при исследовательских работах, перенесла оборудование и Камрина в пещеру и переложила на новую постель. Затем она на всякий случай включила визуальную защиту корабля, сделав его практически незаметным для постороннего глаза. Кроме того, Ангела включила специальное устройство, отпугивающее хищников.

Можно было начинать новую жизнь, главной целью которой была борьба за жизнь любимого человека.

Когда она с Тагнером нашла Камрина, они успели сделать только самые первые анализы, а поскольку на Ферине его вообще никто не обследовал, Ангела занялась точным определением свойств вируса и поиском тех препаратов, которые могли бы на него воздействовать.

День проходил за днем, но найти нужный противовирусное средство не удавалось. Ангела экспериментировала днем и ночью с разными химическими и биологическими препаратами, но результата не было. Правда, она точно подтвердила первичные анализы, что вирус распространяется только в свободном состоянии через воздух – больной человек был не опасен. А вот из разлагающихся трупов вирус мог распространяться очень даже легко: каким-то образом он связывался только с живыми клетками, а после смерти организма-носителя мог снова высвобождаться. Ясно было, что он получен искусственно – видимо ученые на Аури постарались на славу, создав столь смертоносное средство.

Но они просчитались – вакцину создать не удалось, и таким, образом, аназийские диверсанты выпуская вирус на свободу на острове христосцев, вырыли яму очень и очень многим на Аури, если не всем. Возможно, это действительно была кара Божья за всех грехи, что тамошнее человечество успело совершить.

Тем не менее, параллельно с медицинскими исследованиями Ангела успела добыть несколько шкур медведей, собрала и насушила грибов, ягода, навялила мяса и рыбу.

Чтобы замедлить болезнетворные процессы в организме любимого, Ангела решила использовать специальный прибор, замедлявший все обменные процессы. Расчет был на то, что и развитие болезни замедлится, и Ангела выиграет время в этой борьбе с Аназийской чумой, как она сама стала назвать эту рукотворную напасть. Она подключила аппарат к Камрину, а сама продолжила поиск лекарства.

Время летело, а состояние Камрина, несмотря на все усилия Ангелы, хоть и медленно, но становилось все хуже.

Ангела вдруг вспомнила, что среди медицинского оборудования есть прибор, который фериняне использовали для увеличения продолжительности жизни – с его помощью воздействовали определенным образом на геном человека и замедляли функцию «гена старения». Благодаря использованию данной технологии фериняне жили по несколько сот лет.

Ангела провела курс по продлению жизни, но все показания остались на прежнем уровне – организм Камрина, судя по показаниям приборов, медленно угасал.

У девушки опустились руки: она перепробовала все, провела множество бессонных ночей – и напрасно.

Ангела вышла из пещеры в темноту позднего вечера, в уже слегка морозный воздух – в этой местности и ранней осенью, видимо, случались заморозки, и от ее тяжелого дыхания изо рта вырывался парок.

Все было напрасно, все…

Ангела хотела заплакать, но, казалось, в глазах не осталось слез. Да и сил не оставалось уже ни на что – даже на плач.

– Господи, – простонала девушка, – господи…

Она упала на колени, и, устремив сухие, воспаленные глаза к небу, на котором все ярче разгорались незнакомые созвездия, начала молиться.

Она молилась о своей любви, о той несостоявшейся радости, которую они могли бы испытать вместе с Камрином, но не испытали из-за того, что изобретение злых людей отнимало у нее любимого. Она молилась о прощении Фенерона, который мог помочь ей спасти Камрина, но вместо этого, ведомый косными принципами невмешательства, оттолкнул ее от себя, заставив лететь в бездну космоса. Она молилась о спасении тех, возможно оставшихся в живых христосцев, которые смогут пережить Аназийскую чуму, и о том, чтобы выжила Афра, которой она была несказанно благодарно за то, что подарила ей хоть немного, но самых сладких минут любви.

– Боже! – воскликнула Ангела, не опасаясь, что ее кто-то может услышать – вокруг далеко не было ни одной живой души. – Боже, сделай так, чтобы он выжил! Прости меня, если я имею пред тобой прегрешения, возьми мою жизнь, мою душу, но помоги Камрину! Помоги христосцам, сделай так, чтобы этот народ, который один из немногих во Вселенной хранил верность твоим заветам и истинную веру в тебя, не исчез. Боже!..

Крик Ангелы рванулся к темному небу и растаял среди звезд, равнодушно смотревших с него на землю грешной планеты Земля, а сама она упала на увядающую осеннюю траву, прихваченную первыми заморозками и лишилась чувств.

Очнулась Ангела от холода – она почти закоченела. Чувствуя сильнейший озноб, она провела ладонью по лицу, словно смывая с него кошмар и невзгоды, и вернулась в пещеру, тишина которой нарушалась лишь тяжелым дыханием Камрина.

Ангела несколько секунд смотрела на любимого, понимая, что ей осталось недолго быть с ним, затем легла рядом, укрылась медвежьей шкурой и крепко обняла Камрина. Ей показалось, что тело его какое-то особенно горячее, а, возможно, это она сильно замерзла на улице, но, так или иначе, согреваясь, Ангела быстро провалилась в усталое беспамятство. Последней ее мыслью снова была немая мольба к Всевышнему.

Камрин медленно приходил в себя. Казалось, он всплывает со дна вязкой, тягучей бездны, поглотившей его. Он уже смирился с тем, что придется сгинуть в ней, но вдруг в этой угольно-черной пучине, где-то высоко над головой, сверкнула слабая вспышка света. Словно ласковый и всепрощающий голос, возможно, голос матушки, любимой Ангелы, милой Афры или же голос самого Небесного Отца позвал его, давая понять, что еще не все кончено, и что он нужен там, где еще остались свет, вера, надежда и любовь.

Он поднял веки. В глазах стояла белая пелена, которая постепенно таяла, и Камрин увидел, что рядом спит Ангела.

Быстро оглядевшись по сторонам, он увидел, что находится в просторной пещере, вход в которую был завешан лохматыми шкурами. В центре тлел почти потухший костер, но достаточно света давал какой-то прибор, установленный на треноге. Вообще в пещере было еще много каких-то приборов, некоторые из которых стояли рядом с ложем, где сейчас лежал Камрин и спала Ангела.

В каменном жилище было тепло и уютно, а голый камень покрывали шкуры или связки высушенных трав.

Камрин снова перевел взгляд на Ангелу – лицо ее выглядело изможденным, усталым, но вместе с тем оно было озарено таким благодатным и чистым светом, что Камрин невольно зажмурился, думая, что он так и не вырвался из плена забытья.

– Господи! Какой чудесный сон! – проговорил он и, снова закрыв глаза, под приятное видение попытался обнять Ангелу. Ему казалось, что если он ее не обнимет, то его сон потеряет весь смысл.

Ангела почувствовала, что чьи-то руки стараются обхватить ее. Она испуганно дернулась за оружием, которое положила у изголовья, но тут явственно почувствовала, что ее обнял Камрин!

Ангела резко приподнялась на локте и устремила взгляд на любимого, вглядываясь в его спокойное – и, главное, выглядевшее вполне здоровым лицо. Уголки рта мужчины чуть подрагивали, словно он сдерживался, чтобы не улыбаться.

– Боже, Боже! Ты услышал мои молитвы. Ну-ка, любимый, открой глаза! Как ты себя чувствуешь?

Камрин открыл глаза и снова закрыл:

– Теперь я тебя слышу, наверняка я еще во сне, – достаточно слабым, но уже вполне живым голосом проговорил он.

– Нет, нет, это не сон! Это чудо, любимый, очнись, открой глаза! – Ангела начала целовать его, отбросив шкуру медведя.

Все еще не осмыслив происходящего, Камрин с удивленной улыбкой посмотрел на Ангелу:

– Неужели это не сон?! – он воздел руки к небу. – Я боюсь тронуть тебя, Ангела, вдруг ты исчезнешь…

– Я тебя уверяю – это не сон! Боже, мне до сих пор не верится, что я с тобой разговариваю, ведь я каждый день этого ждала. Я не помню дня, чтобы я была так счастлива, как сегодня.

– Но где я, что происходит? Помню только, что заболел, что почти все наши, спасаясь от эпидемии, отбыли в Изавию, где нам выделили участок территории. Помню, как из последних сил шел под дождем на нашу с тобой поляну, а потом – все, полный провал в памяти.

– Я тебе все расскажу, но сейчас надо осторожно подняться и выйти на свежий воздух.

Он с ее помощью, пошатываясь, вышел из пещеры. Сверкающий иней, переливаясь в лучах утреннего солнца, ослепил Камрин, и он схватился за ближайший выступ скалы.

– Тебе плохо? – подхватила его под локоть Ангела.

– Чуть голова кружится, – вдохнув полной грудью, сказал молодой человек и откинул с лица волосы. – Как прекрасна природа!

Он нагнулся, подобрал горсть инея и потер им лицо.

– Господи, я уже и не верила, что ты выздоровеешь, – не уставала повторять Ангела и предупредила: – Не увлекайся, ты еще слишком слаб.

– Мы сейчас это проверим, – воскликнул Камрин и попытался подхватить Ангелу на руки, однако тут же сам понял, что ему еще стоит набраться сил.

– Вот видишь, – засмеялась Ангела, прижимаясь к нему и поддерживая от падения, – Господь напоминает тебе, что сначала надо окрепнуть. Воздай молитву ему за твое чудесное исцеление. Это действительно чудо Господне!

– Ты права, – смиренно молвил Камрин и, опустившись на колени, вознес молитву Небесному Отцу, благодаря его за спасение и прося счастливой участи для всех христосцев.

Окончив молится он встал и взял Ангелу за руку.

– А сейчас, любимая, прошу – расскажи, что случилось и где мы с тобой?

Ангела ласково его поцеловала, увела в пещеру, где налила большую кружку молока, которое тут же подогрела в микроволновой печи, взятой с корабля и запитаной от его силовой установки. Одновременно она дала ему несколько общеукрепляющих капсул.

– Пей и слушай, – сказал Ангела, и начала рассказывать.

Ангела обстоятельно поведала о том, что случилось, и почему они оказались на планете Земля.

– Поразительно, что твой отец так с тобой поступил! – возмутился Камрин. – Истинные христиане так не поступают.

– Я простила его, дорогой, – мягко возразила Ангела. – Мы должны прощать, ты же сам знаешь. Тем более что я уверена, что сейчас он раскаивается, но он верен принципам нашей нации – невмешательство в дела других планет. Поэтому все так и получилось…

Она вздохнула и на некоторое время замолчала, грустно глядя на костер, языки которого напоминали лепестки ярко-оранжевого живого цветка, излучающего приятное тепло.

– Значит, мы находимся на планете Земля? – спросил Камрин. – Интересное дело, в наших древних сказаниях эта планета упоминается. Когда-то я мечтал увидеть другие планеты и, в частности, землю. Но разве я мог представить, что когда-нибудь попаду сюда и при таких обстоятельствах!

– Это лишний раз доказывает, что Бог един, и когда-то он дал часть знаний вашему народу, который посчитал избранным, – улыбнулась Ангела, ласково гладя его по руке. – Наши экспедиции бывали на Земле, изучали эту планету, но уже многие годы решено не вмешиваться в жизнь ее обитателей, которые движутся по совершенно неверному и не праведному пути, все более и более забывая Божьи заповеди.

– Расскажи мне о Земле – ты ведь, наверное, кое-что знаешь?

– Конечно, любимый, а что не знаю, мне подскажет компьютерная система корабля – там есть информация и о Земле. Это очень красивая планета, как и наши с тобой, но люди здесь жестоки и живут в полном смысле слова в грязи. Они пока еще развиты весьма слабо, но уже умеют плавить металл, знают порох, подбираются к созданию паровых машин. Но все развитие техники они уже сейчас направляют на уничтожение своего мира, своей природы. Там, где они ставят заводы по выплавке металла, леса вырубаются на десятки километров, в их городах царит грязь и антисанитария. И друг к другу они относятся грубо и холодно. Они вершат от имени Бога все грязные дела, не верят в силу дружбы, не понимают истинного смысла слов «возлюбить ближнего». Не хотят понять, что это и есть их спасение. И если на Аури есть хотя бы один богоизбранный народ – христосцы, то здесь таких народов не осталось, а, возможно, никогда и не было. Странно, конечно, что Господь распорядился именно так…

Ангела посмотрела в свой коммуникатор для связи с кораблем и продолжала:

– Когда-то, почти тысячу восьмисот лет назад по местному исчислению сын Божий являлся к ним, но они распяли его на кресте. И что поразительно – теперь в большинстве развитых по местным меркам странах летоисчисление ведут от Рождества Христова. Этой планете осталось по нашим прогнозам еще лет триста-четыреста, не больше, и люди уничтожат сами себя, вызвав гнев Божий. Здесь итак часто происходят землетрясения, страшные эпидемии, да еще и войны. Через несколько сотен лет жизнь на этой планете будет закончена – местное человечество исчезнет. Оставшуюся горстку людей, истинно верующих в него и молящихся в белой церкви, Иисус сам поведет под новые небеса. Понадобятся века и тысячелетия, чтобы земля отдохнула, обрела вновь силу. Природа ведь живая и нуждается в отдыхе. Она напоминает мне седоволосую мать, которая все время плачет о непутевых своих детях, – вздохнула Ангела и подвела итог: – Нелегко нам придется на этой планете – жизнь здесь пока не только жестока, но еще и невежественна. Мы должны быть осторожны – если встретим местных жителей, они не должны узнать, откуда мы. Это очень неудобно, но нам придется терпеть столько, сколько придется.

– До тех пор, пока на моей планете все успокоится?

– Тебе самому пока нужен душевный покой, – уклончиво ответила Ангела, – Давай чуть позже поговорим.

– Нет, пожалуйста, я очень обеспокоен за свой народ, – запротестовал Камрин. – Я потерялся во времени. Сколько же я находился в коме? Почти месяц, плюс, как ты говоришь, замедление времени в космолете при этих скачках через пространство. В общем, там прошло месяца два. Но я верю, что черные тучи над моим небом скоро рассеются.

– Увы, Камрин, вряд ли это так…

– Тогда объясни, почему ты спасла только меня? Почему не оставила на Аури? Что мы делаем на этой Богом забытой Земле?!

– Мы хорошо изучили вашу планету и имеем полную информацию. Видимо, люди там разгневали Бога, и природа-мать уже не в силах терпеть выходки большинства правителей. И Земля очень похожа на Аури, не считая острова христосцев. Видимо, ради вас существовала ваша планета, вы покрывали все грехи остальных ее жителей – Бог иногда может простить за одного верного человека всю стаю. Твой остров заражен. и уничтожить вирус почти невозможно, он будет вновь и вновь давать о себе знать, будут снова умирать люди. Тебя спасло просто чудо – видимо, Богу по каким-то причинам нужна твоя жизнь, я уверена, он и дальше будет тебя хранить. То, что сейчас случилось на твоей планете – это впервые. Бог не оставит вас и вам не придется жить под другим небом, как будут жить люди с планеты Земля…

– Ты мне говоришь страшные вещи. Разве заражение нельзя остановить? Если бы найти выход и очистить землю от вируса, может, тогда можно будет спасти мою планету, мой народ. Может, поэтому я остался жив? Ангела, мне нужны твой острый ум и любящая душа. Я должен оказаться там и придумать что-нибудь. В этом поможет ваша планета, вы же очень развиты!

– Да, наша цивилизация достигла больших высот, а в галактике есть и не менее развитые цивилизации. Но они все, не исключая нашу, не вмешиваются в жизнь других планет и не позволят вмешиваться в свою. На этой планете, где мы с тобой сейчас находимся, люди воюют друг с другом. У нас на Ферине не так – хотя мы и воюем в космосе, но только тогда, когда одна планета мешает жить другой. Одна такая планета, Каванта, уже уничтожена. Жители ее были очень жестоки, но при этом, на удивление, достигли высокого уровня развития техники. Они стремились к захвату других миров и, что ужасно, кавантцы были людоедами. Ни один их праздник не обходился без блюда, приготовленного из человеческого мяса. Когда они вышли в космос, то начали вытворять такое же с жителями других планет. Слава богу, что они не добрались до Аури. Каванту называли «врата ада» – там не существовало никакой веры и не признавали они живого Бога. Они утверждали, что жизнь возникла в просторах космоса сама по себе, а ее споры разносятся и заселяют планеты. Ферина воевала с ними, так как ни на какие увещевания прислушаться к голосу Бога кавантцы не шли, и, в конце концов, их пришлось уничтожить. Думаю, наши космические силы в данном случае и были карающей рукой Господа.

– Ты намекаешь, что Земля напоминает Каванту?

– Нет, конечно, слава Богу, людоедство здесь не процветает и везде осуждается, но образ жизни чем-то напоминает мирскую жизнь той планеты своей жестокостью и очень формальной, не искренней верой в Творца. Ученые землян уже давно начали оспаривать божественное происхождение человека, а дальше будет больше, судя по нашим прогнозам. И из-за этого Землю тоже ждут страшные времена.

Я почти не сомневаюсь, Камрин, что твое исцеление – чудо Господне, ты избран Богом. Но чтобы спасти планету Аури, необходимо уничтожить весь остров, чтобы остался только пепел. Лишь прах может остановить эпидемию. Может быть, тогда твоя планета будет спасена. Ты можешь это сделать сам, но ты не готов морально и физически. Просить помощи у моих соплеменников бесполезно – ты уже столкнулся однажды с нашими правилами. Но я тебе обещаю, мы найдем путь спасти Аури.

Камрин задумался, потом спросил:

– Каким образом?

– Не забывай, у нас есть космолет! Одного его хватит, чтобы уничтожить весь остров. Весь верхний слой почвы будет сожжен, его омоют воды океана, и вода очистит его, не зря же говорится в легенде, что только вода видела живого Бога. Даже Иисус до своей смерти не видел Отца.

– Ты меня заинтриговала – такую легенду я не слышал, Расскажи, это очень интересно.

– Расскажу, если ты обнимешь меня.

– Об этом можешь и не напоминать. Ты всю жизнь будешь в моих объятиях, – и стал нежно целовать ее.

– Если дело дальше так пойдет, тогда я тебе ничего не смогу рассказывать!

– Могу потерпеть какое-то время, – смеясь, ответил Камрин.

– Значит, так… – начала Ангела. – По преданиям, когда Бог создал планету и человека, он отправил своих ангелов к людям, узнать, как они живут. Один из них возвращается и говорит: «Мой Господь, твой народ недоволен тем, что ты послал урожай на тыкву. Они все заболели расстройством кишечника». Тогда раздался голос Бога: «Иди к ним и скажи пусть сначала каждый из живых тварей возьмет свою долю – люди не должны мешать ни животным, ни птицам взять их долю. А что останется после тех, пусть берут, сколько хотят». Приходит второй ангел и говорит: «Бог мой, они тебя уже не хотят слушать и не хотят кормить нищего. Одна молодая женщина пекла лепешки, мимо проходил странник, просил хлеба, она не накормила его, но дала своему ребенку и подстелила ему коврик, что бы мягко было сидеть». Услышав такое, Господь разгневался и сказал: «Они забыли мою заповедь любить ближнего. Я дал им разум, чтобы они помогали друг другу, тогда не будет ни бедных, ни богатых. Если не будут соблюдать сию заповедь, будут среди них вечно и бедные, и голодные, и возникнет угнетение народа народом. Больше моего голоса вы не услышите!» Бог так гневался, что раздался гром среди ясного неба, и он перестал с людьми разговаривать.

Приходит третий ангел и говорит: «Бог мой, плохи дела. Земля без воды горит, если так пойдет, погибнет весь урожай хлеба. Дело в том, что вода не хочет течь. Говорит, что пока Бога не увижу – не потеку».

Тогда Господь сказал речке: «Ты почему ослушалась отца своего?» Речка, услышав голос Бога, отвечала: «Бог мой, я влюблена в твой голос, в тебя, но пока не увижу твоего лица, ни за что не потеку!» Бог на это ничего не смог ответить и позволил увидеть свое лицо. Речка была ослеплена ярким Божьим светом и потеряла дар речи. Так до сих пор речка не разговаривает, а только журчит, но где бы ни преграждали ей путь, она все равно находит дорогу дальше. После этого Господь создал сына своего возлюбленного по своему подобию и отправил к людям не только с открытым лицом, но и с человеческими способностями…

– Очень трогательная легенда! – задумчиво сказал Камрин.

– Может в этой легенде есть доля правды? – заметила Ангела. – Если наша жизнь начинается с легенд, то должна и заканчиваться легендами.

Оба замолчали и некоторое время сидели, обняв друг друга.

– А где же твой летающая машина, космолет? – вдруг спросил Камрин. – Я его тут нигде не видел.

Ангела засмеялась:

– Пойдем, покажу! Он рядом, но спрятан от чужих глаз.

Они отправились к месту, где стоял корабль, благо это было в нескольких десятках метров от пещеры.

– Мы пришли, – объявила Ангела.

Камрин, ничего не видя, недоуменно посмотрел на нее.

– Он перед тобой, отбрось эти ветки!

– Хорошо замаскировала, – кивнул Камрин, озираясь. – Где же он, это же не иголка, чтобы спрятать? Да нет здесь ничего, ты меня разыгрываешь!

– А ты вытяни руки вперед и потрогай! – смеясь, приказала Ангела.

Камрин недоверчиво протянул руки и, пошарив в воздухе, нащупал холодный твердый предмет.

– Здесь что-то есть! – воскликнул он.

– Это и есть наш корабль! – Ангела нажала на браслете кнопку, и перед ними тотчас появился уже знакомый Камрину дискообразный летательный аппарат высотой около четырех метров.

– Вот это да! Вы достигли совершенства в технике! – восхищенно сказал Камрин. – А я и не знал, что ваши корабли так могут.

– Как же ты думал, мы изучали Аури, и нас почти никогда никто не видел? – улыбнулась Ангела. – У нас и костюмы-невидимки есть, ты в таком меня и встретил, только он не был включен на невидимость. Ладно, теперь ты знаешь, что у нас тут имеется.

Постепенно жизнь молодых супругов вошла в свою колею – Ангела с помощью Камрина поймала дикую козу, и у них постоянно появилось молоко, не консервированное, из запасов корабля, а натуральное.

По справочнику Ангела быстро освоила вязку и связала теплый белый свитер для любимого. Километрах в пятнадцати, внизу на побережье оказалось поселение – поселок Новоархангельск, основанный людьми из-за моря, называвшими себя русскими. Камрин несколько раз выбирался туда – посмотреть на жизнь аборигенов, и выменять что-нибудь из продуктов на мясо и дичь. Конечно, они не знали языки народов Земли, но в памяти корабельного компьютера имелась масса информации о планетах, изученных феринянами, и о народах, живущих на них. В частности, там были данные по всем основным языками Земли с возможностью выучить эти языки легко и быстро.

В Новоархангельске в целом население было не большое, но хватало разных национальностей, и потому легкий акцент Камрина не вызывал никаких вопросов.

Так они и жили, какой-то простой и праведной жизнью, любили друг друга, и Камрин даже не подозревал, что впереди его ожидает мучительная разлука. Ангела знала об этом, но всегда сомневалась, надеясь, что это ошибка.

Три счастливых месяца навсегда остались у Камрина в памяти.

Однажды утром, проснувшись, Ангела ожидала сладкий поцелуй.

– Я давно так крепко не спала, – проговорила она протяжно, но открыв глаза, увидела, что вместо Камрина обнимает шкуру медведя.

Отбросив шкуру, она вышла из пещеры. Вокруг уже лежал снег, ослепительно белый и чистый.

– Камрин!..

В ответ прозвучало лишь эхо. С недовольным выражением лица Ангела нехотя принялась умываться снегом.

– Как же Камрин это делает? – произнесла она вслух. – Я бы предпочла принять ванну с ароматом трав и цветов…

– Опять мечтаешь? – раздалось за спиной.

– Ой, Камрин, – воскликнула Ангела, прикрывая свое обнаженное тело руками. – Дай я оденусь… – и побежала в пещеру.

Камрин бросил на снег у входа подстреленного зайца и поспешил за нею.

– Можешь не спешить, снег холодный, но я горячий. Могу тебя согреть.

– Ты же говорил, снег дает бодрость, – сказала Ангела, зябко дергая плечами.

– Но не настолько, как это могу сделать я. Когда же ты перестанешь стесняться меня, ведь я твой муж?..

Вместо ответа Ангела ответила страстным поцелуем:

– Ты опять утром оставил свой цветок в одиночестве!

– Я же хочу, чтобы мой цветок каждое утро питался свежим жареным мясом и козьим молоком, чтобы у него было больше силы обнимать меня.

– Обнять тебя у меня всегда найдется сила, в этом можешь не сомневаться. Ты всегда будешь чувствовать себя в моих объятиях. К тому же, кроме меня ни одна женщина этого не дождется. Ну, все на сегодня, а то на вечер не останется поцелуев. Иди лучше мясо приготовь.

– Ты сомневаешься, – Камрин хотел поймать ее, но она весело рассмеялась, увернувшись из рук, и побежала во двор.

Посмотрев на лежавшую на снегу добычу, Ангела сказала:

– Ты опять спускался в деревню, я же просила не делать этого. Пойми, здесь люди опасны, они не такие, как твои христосцы.

– Милая моя, люди всегда и везде люди. Просто некоторые узрели истину, а некоторые пока нет.

– Дай бог, чтобы ты был прав…

– Любовь моя, не сердись. Я тут видел одну бедную женщину в этом поселке. Она и ее дети голодают – пьяный муж сломал ей как-то руку, ей трудно работать. Она все время ждет, когда кто-нибудь что-нибудь даст поесть ей и ее детям. Разве у нас позволили бы матери голодать?

– Не у вас, но в других странах вашей планеты такое происходило сплошь и рядом! Поэтому тебе надо быть подальше от их проблем, все равно ты их всех не прокормишь. Это не твоя родина, ты только раньше времени попадешь в беду.

– Что ты, Ангела, разве их тебе не жалко?

– Жалко, но я их не пойму. На моей планете такого не встретишь, а эти сами себя губят. Как же низко надо пасть, чтобы позволить унижать себя, быть для кого-то рабыней. Бог наделил всех разумом, и я не представляю, что человек может быть чьим-то рабом. Как можно позволить другим людям помыкать собой? Слава Богу, что наша планета поднялась выше этого. Ну и твой народ тоже, – добавила она.

Камрин наколол дров, развел огонь и начал разделывать тушку зайца. После завтрака, когда они убрали посуду, Камрин сказал:

– Ангела, надои, пожалуйста, молока, я специально принес котелок. Хочу сходить в поселок после обеда, меня будет ждать мать, я обещал ей принести молоко горной козы.

– Ты и так каждый раз относишь дичь.

– Никогда не думал, что тебе жалко.

– Ты хорошо знаешь, что мне ничего не жалко. Но это их проблемы, пусть сами разбираются. Мне жаль только нас. Если они узнают о нашем существовании, то не дадут покоя. А нам некуда податься, мы гости здесь, не забывай!

– Вот именно, гости. Но нас никто искать не станет – снег глубокий, и они вряд ли пойдут в горы. И что с нас взять? Разве что мой нежный цветок, так я еще в силах его сберечь. Весной нас не будет здесь, мы улетим, не так ли? А пока мне необходимо общаться с этими людьми, надо ведь мясо менять на другие продукты.

Камрин был уже достаточно знаком с земной жизнью в этом небольшой портовом поселке, куда иногда приплывали смешные по его понятиям и очень неуклюжие местные парусники. И эта жизнь вызывал у него отвращение – многие люди здесь жили явно на грани нищеты, а кто-то ходил сытый и довольный всем. Видя это, ему быстрей хотелось вернуться на свою планету, к христосцам, брошенным на произвол судьбы. И ничего, кроме этих переживаний, его не волновало. Но это была не только тоска по родине, а волнение от неведения происходящего.

Ангела промолчала. Боль в душе не покидала ее, и как она ни старалась не думать о разлуке, страх с каждым днем почему-то нарастал.

Возвращаясь из города уже затемно, Камрин шел по деревне мимо маленьких и неказистых изб бедняков и больших добротных просторных домов зажиточных людей. То тут, то там был слышен лай собак. Но прежде, чем свернуть к окраине поселка, Камрин еще издали увидел бедную женщину и очень удивился:

– Матушка, уже поздно и холодно, а ты все сидишь на морозе. Почему не идешь домой?

– Ждала тебя, сынок, что-то долго ты не приходил. Я беспокоилась за тебя, думала, что-то случилось. Я душой чувствую, ты не от мира сего. Ты неземной ангел, пришедший с небес от Бога облегчить нашу жизнь.

– Что ты, матушка, я такой же человек, как и вы все. Я уже сто раз об этом говорил. – Камрин достал лепешку и жареное мясо из своего мешка. – Дети, наверное, тебя заждались, иди, матушка, домой, со мной все в порядке.

– Они дети моей дочери, мои внуки. Муж бросил ее, и мы до сих пор не знаем, жив он или мертв. А дочь умерла, еще в прошлом году, – троих детей оставила на меня, старуху. А я сама не знаю, доживу ли до утра с такими мыслями, когда ложусь спать. Молю Бога, чтобы дал мне жизни на то, дабы поднять деток на ноги. У нас тут был дом, ну, не скажешь, что большой, но жить можно было. Да зять мой на пьяную голову проиграл его в карты, и мы остались на улице. Вот и приходится мне просить милостыню, а дети служат при постоялом дворе. Хозяин понятливый, дал нам там уголок, так и живем.

– Сколько лет малышам?

– Старшенькому Богдану, одиннадцать, Насте – восемь, а Витюньке – четыре годика всего. Спасибо тебе, сынок, за помощь. Ты нас подкармливаешь, мы уж чуть ли не каждый день мясо едим, пьем молоко. Даже хозяин интересовался, откуда у нас свежая дичь. А я говорю, что один неземной ангел-охотник меня угощает. Вот сегодня опять Богдан снимет с этого зайца шкурку, а Настя их собирает – будет шить себе шубу. Спасибо тебе сынок!

– Не бойтесь, матушка. А сколько стоит небольшая часть земли, чтобы можно было построить дом и содержать огород? У каждого человека должен быть свой кусок земли.

– Что ты, сынок! – бедная женщина только всплеснула руками. – Каждый бедняк бы мечтал о твоем слове.

Когда Камрин возвратился к пещере, было уже далеко за полночь. Ангела, услышав его шаги, хотела встать с постели и выйти навстречу, но Камрин, положив мешок, бросился к ней:

– Как ты, любимая?

– Да как, – вздохнула Ангела. – Весь день тебя ждала – все ходишь где-то.

Камрин встал перед ней на колени и взял за руки:

– Прости меня, радость моя! Но, знаешь, я снова видел эту старушку. Им с внуками негде жить – ютятся в какой-то каморке при местном постоялом дворе – тут так гостиницу называют. Мне хочется дать этой женщине что-нибудь ценное, чтобы продав, она смогла себе купить землю и выстроить дом.

– У нас здесь нет ничего ценного, – возразила Ангела, – если только ты сумеешь добыть зверя с дорогим мехом. Но ты сам говорил, что зимой охотиться трудно, зверя почти не видно…

Уловив взгляд Камрина, остановившийся на подаренном ей Омеаной золотом кольце с дорогим камнем, Ангела посмотрела на него виновато:

– О, нет, и не думай Камрин, это я тебе не отдам. Это же память о твоих предках, а я подарю его твоему сыну, этим подарком меня с тобой обручили!.

– Кстати, а где мой обручок? Я могу его подарить.

– Ты не можешь так поступить, а я не отдам свой! И ты не должен. Это же память об Афре. Здешние люди говорят, что отдать обручальное кольцо – плохая примета, к разлуке, а я не хочу с тобой разлучаться, – обиженно проговорила Ангела.

– Да, нам не придется долго задерживаться на этой сатанинской земле, – чуть сердито сказал Камрин. – А то переймем все их противные привычки.

– Ну ладно, можешь взять мои украшения, что с тобой делать! – Ангела сняла с руки браслет, кольцо, вынула из ушей бриллиантовые серьги. – Их подарил мне отец. Я бы хотела оставить их для дочери, но видно не судьба.

– Ну, что ты, Ангела!..

– Не перебивай! Когда на твоей планете все утихнет, ты такой же подарок сделаешь мне. А обручки я оставила на корабле, про них забудь, – и завернула драгоценности в платок.

– Спасибо, родная! Я знал, что у тебя добрая душа, – Камрин расплылся в улыбке и, ласково погладив ее по щеке, вздрогнул: – Но меня беспокоит твое состояние, ты вся словно горишь!

– А твои ноги не устали? – улыбнулась Ангела. – Ты до сих пор стоишь передо мной на коленях! Встань, сядь рядом и обними меня крепко. У меня для тебя есть хорошая новость.

– Что, скоро можем улететь отсюда? – Камрин поднялся с колен, прилег рядом с нею и обнял.

– Мы же говорили о весне, за это время я научу тебя всем секретам корабля.

– Тогда что это за хорошая весть?

– Угадай сам, мы же муж и жена!

– Этого я еще не забыл.

– Только попробуй, – и Ангела пощекотала его, зная, что он боится щекотки.

– Все-все, постараюсь быть разумным и серьезным.

– Мои родители были мужем и женой, твои тоже. В результате получились мы…

– Ну и что?

– Но, Камрин, я все равно тебе не скажу. Это радостное известие ты сам должен угадать. От любви двух человек получается кто?..

Камрин замер.

– Хочешь сказать, что у нас будет малыш? Нет, это невозможно.

– Почему? – удивленно спросила Ангела.

– Нет, конечно, возможно. Только мне не верится, что я буду отцом. Ангела, это же большая радость – ты подаришь мне ребенка! Я буду отцом! – Камрин с радостью выскочил из пещеры и громко закричал:

– Я буду отцом!!!.. – в темноте покатилось радостное эхо.

Он вернулся и, подхватив Ангелу на руки, стал танцевать:

– Мы будем самыми счастливыми, любовь моя. Я тебе обещаю, что всегда буду рядом. Любить, любить буду вечно, – он осторожно поставил ее на землю: – Что с тобой, кружится голова? Это что-то новое – ты же всегда была здорова!

– Эта обычное явление во время беременности, – постаралась успокоить его Ангела. – А когда ты боишься, твои глаза знаешь мне кого напоминают?

– Кого?

– Испуганного оленя, который боится за свое семейство. И еще: ты похож на наивного ребенка.

– Дороже тебя у меня никого нет, ангел мой. Может, тебя горячим молоком напоить?

– Нет, нет, поешь сам, там все приготовлено, ты, наверняка, голодный, и завари цветочный чай. Я поднимусь, не бойся.

– Знаешь, если честно: если этот ребенок заставит тебя болеть или разлучит тебя со мной, то мне не хотелось бы иметь его. Кроме тебя мне никто не нужен. Я тебя ужасно люблю. Ангела, не болей, ради всех святых!

– Что ты, любовь моя, не говори так, а то он услышит и обидится на тебя. Этот ребенок будет рожден от самой чистой любви и надежды. Он проложит мост между двумя планетами. В конце концов, наступит мир и согласие.

– Как ты узнала, что беременна? Почему я не узнал первым, это же мой ребенок?

– Он сам сказал мне.

– Как?!

– Ну, ты точно еще наивный ребенок. Я же мать, а инстинкт матери предупреждает раньше.

– Что еще я тоже должен знать про все эти дела? Когда он родится, я хочу быть готовым. Что мне сделать, как подготовиться? Ангела, мне страшно, я ничего не умею тут, как вам помочь?

Ангела слабо рассмеялась:

– Не смеши меня. Насколько я знаю, перед родами матерям становится страшно, а с отцом остается ожидание.

– Тебе легче сказать – чего ждать? И, главное, когда же малыш к нам придет? Скоро?

– Ну, не так скоро, как ты его ожидаешь. Не раньше, чем через восемь месяцев. Не было уверенности, поэтому я раньше не говорила.

Камрин приготовил горячий цветочный чай и напоил ее, накрыв одеялом из шкуры медведя.

– Засыпай, а завтра обследуем тебя на твоем корабле.

Рано утром Камрин собрался в поселок.

– Ты уже уходишь? – сонно спросила Ангела, открывая глаза.

– Проснулась, радость моя? У тебя ночью был жар, я все время менял холодные компрессы. Сегодня обязательно надо обследоваться, пока не проверишься, не успокоюсь.

– Наверное, простудилась. Я сама проверюсь, не волнуйся.

– Я быстро, – пообещал Камрин. – А ты не вставай, попей горячего молока с медом, в молоко я добавил еще козий жир. Если, это простуда, то тебе поможет. До моего прихода будешь здорова, отдохнешь. А я постараюсь вернуться пораньше.

Придя в поселок, он еще издалека увидел женщину. Она медленно переваливалась из стороны в сторону, осторожно вышагивая по снегу, боясь поскользнуться и упасть. Недолго думая, он пошел ей навстречу:

– Здравствуйте, матушка! Как ваше здоровье?

– Благодаря тебе, сынок, мы и горя не знаем – впервые за много дней кушаем вдоволь…

Камрин поставил за землю сверток со шкурками:

– Вот вам еще – чтобы не мерзнуть. Тут шкурки зверей – сошьете что-нибудь теплое себе и детям.

Старушка всплеснула руками:

– Ну, ты точно ангел-хранитель, спасибо тебе! Дети вообще хотели тебя увидеть. Я не думала, что ты придешь так рано, и сказала им, что вечерком придем вместе сюда.

– Я рано потому, что обещал помочь. – Камрин достал из-за пазухи сверток с драгоценностями. – Но это еще не все – вот! Это подарок от моей жены. Купи себею и дом. Но будь осторожна, чтобы тебя не обманули!

Увидев драгоценности, старушка испугалась:

– Что ты, сынок! Это очень дорогие камни. Нам, нищим, такое и во сне не снилось. Пусть жена оставит себе, вы еще очень молоды. Будет у вас дочь, тогда она ей подарит.

– Нет, матушка, – это от нее подарок, а подарки не возвращают. Ты можешь нас отблагодарить, если будешь молиться за здоровье моей жены – она немного болеет. И еще: ты скоро будешь прабабушкой.

– Она беременна?! Вот это хорошая весть. Новый ангелочек появится на земле.

– Вряд ли на Земле…

– А где же? – удивленно спросила она.

– Мать, я пока ничего не могу сказать, не обижайся, все равно не поверишь. Я лучше пойду, беспокоюсь за нее.

– Мне можешь не говорить, но у меня есть глаза. Может надо мне пойти с тобой, чем-нибудь помогу?

– Нет, матушка, спасибо. Тебя ждут дети, и обязательно купи дом.

– Я обещаю, сынок. Я и мои детки будут молиться за вас всю жизнь. Сынок, дойдешь до леса, сверни немного влево, там увидишь кусты ежевики. Наломай их и завари – это полезно для здоровья. Да благословит вас Господь! – крикнула женщина ему вслед.

– Хорошо, матушка, – прозвучал ответ Камрина, и он двинулся в обратный путь.

Вернувшись в пещеру с ветками ежевики, Камрин заботливо присел рядом на постели.

– Ну, как, ангел мой, каков результат?

– Нет, сначала ты, – ответила Ангела на вопрос вопросом. – Что за ветки ты принес?

– Они лечебные. Матушка передала для тебя и ребенка, называется ежевика. У нас она тоже растет, но ягоды очень крупные. Сейчас заварю. Она не хотела брать твои драгоценности, говорила, чтобы дочке своей оставила, но я настоял. Еще она хотела прийти, тебе помочь. Но я не позволил ей идти в такую даль, сам за тобой буду ухаживать. А теперь скажи, какой результат?

– Еще на ходила, не смотри на меня так. Обещала, значит пойду. Немного отдохну, потом вместе пойдем.

Камрин успокоился, приготовил обед и заставил Ангелу поесть, несмотря на все ее отговорки. После этого он тепло одел ее, и они отправились к месту, где стоял корабль.

Пока они шли, Камрин задумчиво спросил:

– Как ты думаешь, Ангела, сколько всего существует планет, где живут люди?

– Не знаю, Камрин. Пока мы открыли пять, считая Землю и вашу Аури. Есть гипотеза, что таких планет может быть семь. Исходя из религиозных учений в одной неделе семь дней, возможно, и обитаемых планет столько же. Хотя, кто знает: Вселенная бездонна, а мы пока обследовали только незначительную ее часть. А религия – это наука, и всю информацию мы черпаем именно из нее.

О солнце тоже существует поверье, что благодаря солнцу жизнь начинается, но так же им и заканчивается. То есть, солнце как бы врата рая, и именно там живет Бог, в окружении святых. Ведь Бог есть свет, а Иисус встречает и ведет в новую жизнь души людей…

– Погоди, – возразил Камрин, – но ведь для каждой планеты, где живут люди, существует свое солнце, своя звезда. Коли так, то что – на какой из них находится Бог? Тогда кто из жителей ближе к нему?

Ангела развела руками:

– Возможно, он везде, на каждой звезде. Возможно, звезды связаны неизвестными нам путями, составляя единый мир. Пока никто не смог открыть этот путь и приблизиться к солнцу. Возможно, яркий свет – это защита от суетного мира. Ад находится как на этой земле, так, говорят, и под землей. Но ты посмотри на жизнь людей – зачем им искать другой ад, если они уже его сами создали? После смерти непрощенных душа остается на земле, их никто не может видеть, но они видят всех. Видят и мучаются, как их родные совершают те же самые необдуманные поступки, которые не должны совершать, так как за это им потом придется расплачиваться перед Богом. Они не могут остановить их и сказать, что так нельзя поступать, поэтому и пребывают в страшных муках – это уже есть ад, поверь мне…

Ангела при помощи своего браслета открыла люк, и они вошли в салон.

– Вся наша жизнь, Камрин, – философия. И покуда будут возникать вопросы: «почему», «когда», «где», «зачем», «откуда» и так далее, будут существовать и тайны Вселенной. Когда все тайное перестанет быть тайной, перестанет существовать философия. Это будет жизнь с Богом в реальности.

На этом разговоре они поставили точку. В данный момент Камрина волновали здоровье Ангелы, безвыходное положение его самого и судьба его народа. Ангела села на стул под стеклянный колпак, и через минуту-другую на компьютере появилась информация. Затем она заняла место за компьютером. Тщательный просмотр заключительного диагноза привел к тому, что глаза ее наполнились слезами.

– Что с тобой, любимая? Скажи, ты не должна скрывать от меня правду. Что там написано?

– Это закодированный язык, его знают только фериняне.

– Тогда объясни, что происходит, почему ты плачешь? Душой чувствую – это не простуда. Выкладывай все начистоту, – потребовал Камрин.

– Сначала пойдем к себе…

– Нет, скажи правду! – он взял ее лицо в свои ладони, не дав договорить. – Неужели… заражение?!

– Да, но ты не беспокойся, – проговорила она низким голосом.

– О чем ты говоришь, как не беспокоиться?! Во всем виноват я. Тебе нужно немедленно вызывать своих – сообщи, что мы отправляемся обратно. Я не позволю тебе умереть. Я уже видел смерть в своей жизни и не хочу больше вечных разлук с дорогими мне людьми.

– Сообщать я не буду. И туда, к тому же, путь закрыт.

– Почему? Когда они узнают, что ты в опасности, то придут на помощь. Разве не в этом ваш смысл жизни? Что там произошло? Я чувствую, ты мне что-то недоговариваешь. Скажи правду, тебе будет легче.

– Да, помощь – это символ нашей жизни. Если один не опасен другому.

– Что ты хочешь сказать?

– Я заражена вирусом и не смогу появиться на своей планете, и помощь просить уже бесполезно.

– Ты так хладнокровно говоришь об этом. Речь идет о моей любви к тебе и о нашем ребенке, а ты убиваешь и его. Без тебя я не могу дышать, Ангела. Ты должна сообщить, кроме них никто не сможет тебе помочь!

– Пойми, Камрин, сообщать бесполезно.

– Но почему, что случилось?

– Уверена, они не помогут. Я вами бы никогда не рисковала, но теперь уже поздно. Я не знаю, когда произошло заражение вирусом, но приборы не ошибаются.

– Хочешь сказать, что нет спасения? Но ведь я-то жив! Те же способы, которыми ты лечила меня, мы будет использовать для твоего выздоровления. Ты же говорила, что подключала к какой-то вашей установке – давай сделаем так же. Давай кровь перельем – у меня универсальная группа!

– Хорошо, я попробую сделать все, что от меня зависит, но без переливания, хоть у нас и одна группа крови. Не хочу, чтобы твой организм ослаб – в слабом организме вирус быстрее развивается, а я не уверена, что у тебя возник иммунитет. Какой толк болеть вместе?

– Я не могу думать о своей жизни, когда твоей угрожает опасность. Ты ради меня принесла себя в жертву!

– Пойми, у меня другие симптомы заболевания, не уверена, что все то же самое поможет. Это такой вирус, который, видимо, не умирает и сметает все на своем пути. Смерть неизвестно, когда наступит, но наступит она обязательно, при этом, судя по всему, нельзя оставлять мое тело на Земле, т. к. в этом случае высвободятся активные формы вируса. Надо смотреть правде в глаза. Вы же христосцы – смерти не боитесь. Моя смерть не должна остановить твою жизнь, никто и ничто не должно помешать твоему счастью.

– О чем ты говоришь?! Ты и есть мое счастье!

– Милый, прежде всего, обещай, что все трудности жизни не сломают тебя. Род христосцев должен возродиться с тебя!

– Господи, похоже, что это прощальный вечер… – сказал Камрин, пуская руки.

– Успокойся, нет, конечно. Я, может быть, даже поправлюсь, – ответила Ангела, пытаясь вселить в него маленькую надежду. – Мы же хотели помочь твоим христосцам. Сначала надо уничтожить остров, сжечь его энергетическим лучом. Вирус можно остановить только таким способом. Только тогда, наверное, можно остановить вирус. Ведь эти ослы – я имею в виду чужеземцев – не понимали, что натворили. Не только остров останется в опасности – вся Аури. Но я уверена, Бог этого не допустит.

– Это какой-то кошмар. Но где взять такой мощный энергетический луч? Придется все равно просить помощи.

– Не придется, у нас есть корабль. В крайнем случае, взорвем корабль на острове.

– Но, после уничтожения корабля назад пути с острова не будет!.. А, кажется, я понимаю твой план. В таком случае, ты с моим ребенком останешься здесь, и все свои силы положишь на выздоровление. А я отправляюсь туда и предупрежу своих… Да, ну и скитания выпали на долю моего народа, но кто-то должен будет спастись – всегда же остается не тронутым какой-то клочок земли и горстка людей, чтобы от них начался род человеческий. Бог сам оставит себе верных людей.

– Но ты не сможешь управлять кораблем!

– Ты научишь меня! А тебя я не отдам в руки смерти, – повысив голос, сказал Камрин, силой снимая с ее руки браслет-коммуникатор. – Так мне будет спокойнее. А завтра утром начнешь обучение.

– Это безумие! – воскликнула Ангела. – Да, я заражена, но тебе не позволю погибнуть зря.

– Нет, твой поступок Безумнее. Ты хочешь спасти меня, а я тебя. Мне непонятно, почему ты опустила руки, ведь из любой ситуации можно найти выход! Уф, у меня сейчас голова расколется!..

Это была их первая ссора, и в ней каждый старался защитить друг друга от смерти.

Всю ночь они не сомкнули глаз. Ангела думала, как забрать у Камрина браслет – ждать, когда он заснет, было уже бесполезно, наступило утро. Значит, ей придется обучать его управлять кораблем и отпустить на погибель, а этого она никогда бы себе не простила.

Но это был единственный выход – без Камрина она теперь не могла попасть на корабль. Придется пойти на хитрость: как только откроется люк, можно будет обойтись и без браслета, поскольку управление осуществляется и с пульта корабля, и Камрин об этом не знал.

Ангела повернулась к Камрину:

– Камрин, я же знаю, ты не спишь… Послушай, хорошо, я согласна, как скажешь, так и будет. Я подчиняюсь.

Довольный тем, что сумел настоять на своем решении, Камрин сказал, прижимая Ангелу к себе:

– Это самое правильное, поверь мне – Когда же ты поймешь, что без тебя я не могу представить свое существование?

– Я это уже поняла.

– Издеваешься. Выходит, раньше я тебя меньше любил?!

– Ну что ты, – ласково промурлыкала она. – А вот скажи мне, кого бы ты хотел, сына или дочку? Наверное, сына?

Камрин мечтательно улыбнулся:

– Если честно, дочку. Я бы назвал ее твоим именем – Ангела. Я уже представляю ее: такие же светло-серые глаза, длинные ресницы, нежное лицо…

– А мне хотелось бы мальчика, чтобы был похож на тебя!

– Будет, любовь моя. У нас будет много детей. Ты поправишься, и все встанет на свои места. Скоро будет бегать много Камринов, Ангел, и они будут называть своих детей нашими именами, – и, поцеловав ее в губы, Камрин заметил слезы в глазах любимой.

– Ты плачешь?

– Нет, это от радости. Ты правильно сказал, все встанет на свои места. И будут бегать Ангелы, Камрины, Афры, Тавыны, Фенероны. Почему бы и нет? Не зря же говорят: время – великий доктор.

– Я рад, что смог тебя переубедить. Сейчас каждая минута дорога. Ты спасла меня, а я спасу тебя, я найду выход, обещаю. Теперь встанем и пойдем, ты меня будешь учить, но только управление будет у меня.

– Хорошо, но, учти, с одним условием.

– Каким?

– После твоего поцелуя, – и он, поцеловав ее, продолжил: – Когда вернемся, такие условия будут существовать и дальше.

Камрин оказался способным учеником. Запоминал все, что показывала ему Ангела, и вполне уверенно отвечал на проверочные вопросы, радуясь, как ребенок точным своим ответам.

Но Ангела была со своими мыслями далеко. В душе ей очень хотелось остаться рядом с ним и никогда не покидать любимого, но мысль о том, что симптомы болезни будут нарастать, и она уже окажется не в силах помочь его планете, не давала ей покоя. И за бессмысленную смерть ее душа мучилась бы.

– Ангела! – голос Камрина вырвал ее из раздумий. – Что с тобой, тебе плохо? Пойдем, ты полежишь, отдохнешь, а я приготовлю чего-нибудь горячее. Утром кроме молока ты ничего не ела.

– Да, на сегодня хватит. Камрин, скажи, что любишь меня!

– Конечно, люблю, моя радость. Тебя, и только тебя на всем свете, во всей Вселенной!

– Обними крепко, но лучше не целуй, так как, кто его знает – вдруг болезнь может передаться, – она отстранилась. – И поклянись, что если болезнь возьмет верх, обещай: ты женишься на Афре. Лучше жены ты себе не найдешь. Главное, ты должен продолжить род христосцев, ваш народ не должен исчезнуть из этого мира – это святой долг каждого из вас. Обещай мне!

– И не думай! Как я могу жениться на другой?! Моя душа любит только тебя, тебя. Не забывай об этом никогда, мои слова вдохновят тебя, и ты поправишься!

Ангела нежно обняла его, но тут же сделала вид, что покачнулась:

– Что-то мне плохо, любимый. Принеси мне пригоршню снега, лоб горит…

– Давай лучше выйдем вместе на свежий воздух, тебе легче будет дышать.

– Нет, я тут прилягу. Сделай мне на голову холодный компресс, – но, заметив на себе подозрительный взгляд, продолжила: – Что с тобой, чего боишься?

– Боюсь, что ты обманешь меня.

– Милый, о чем ты? Управление ведь у тебя на руке! Без него я не смогу закрыть дверь. Пожалуйста, любимый, сделай мне компресс, меня опять в жар бросило, – и, обхватив голову руками, она начала стонать.

Камрин заторопился.

– Я мигом, – крикнул, выскочил наружу он и наклонился, чтобы зачерпнуть снегу, но тут же услышал позади себя тихое жужжание сервомоторов – люк космолета закрывался.

Камрин понял, что Ангела его провела. Он кинулся к кораблю и стал изо всех сил бить кулаками и ногами по металлической обшивке аппарата.

– Открой, Ангела! Не поступай со мной так! Я умоляю тебя, открой, слышишь, открой!.. Ты думаешь, я смогу без тебя жить? Если ты не откроешь, я на твоих глазах брошусь со скалы. Ангела, дай возможность быть рядом, вместе примем смерть – так будет честно!

На мгновение опомнившись, Камрин начал тыкать кнопки ручного пульта, но было уже поздно – Ангела сразу же заблокировала внешнее управление люком. Слезы душили ее, а на прощальные слова не осталось ни физических, ни психических сил, да и все было уже сказано.

Камрин продолжал колотить по обшивке:

– Я тебя слишком люблю, чтобы дать согласие на твою смерть! Слышишь, не делай этого!..

Корабль с тихим свистом медленно, чтобы не ударить юношу, поднялся на несколько метров, а потом рванулся ввысь и почти моментально пропал из вида. Камрина воздушной волной отбросило на мягкий снег.

Нервное потрясение почти полностью лишило его сил. Обнимая следы от опор корабля, оставшиеся в снегу, он горько повторял:

– Ангела, моя Ангела…

Вскоре начало темнеть. Но Камрин не собирался уходить. Он привалился спиной к большому валуну, громоздившемуся неподалеку от того места, где стоял космолет, и невидящим взглядом смотрел в верх, на загорающиеся звезды, словно надеясь, что Ангела передумает и вернется.

Эта ночь прошла в мучительной тоске и ожидании следующего дня, но Ангелы не было и на второй день. Одна-единственная мысль о том, что она не вернется, доводила Камрина до сумасшествия. Он ничего не ел и не пил, метался по пещере и не находя себе места. Наверное, эти два дня стоили Камрину многих лет жизни – в его черных волосах появилась седина.

На третий день Камрин вскарабкался на отвесную скалу, откуда он когда-то показывал Ангеле окрестности. Теперь его окружало одиночество, внизу зияла бездна, наверху – небесный простор голубого неба, вдали – холодный лес, уходивший к не менее холодному океану.

Он хотел броситься вниз и разом покончить с мучениями, в надежде увидеть любимую в другой жизни, но вдруг словно услышал голос Ангелы. Любимая просила его:

«Камрина, не совершай безрассудства! Ты нужен своему народу, помни об этом!»

Он резко обернулся – на мгновение ему показалось, что Ангела вернулась и сейчас стоит позади него, но скала была пуста. Только его следы неровной цепочкой темнели на свежем снегу, укрывавшем все вокруг.

Камрин судорожно вздохнул и, словно лунатик, деревянно переставляя ноги, побрел вниз.

Ангела навсегда покинула планету Земля и теперь держала путь на планету Аури.

Шли дни, недели. Бедная старушка, заждавшаяся своего доброго ангела, решила его поискать:

– Настя останься с братом, а я с Богданом пойду в горы, поищем неземного ангела. Чует моя душа, что-то с ним стряслось. Жена его была больна, нельзя друга бросать в беде.

– Бабушка, может, они уже улетели отсюда? Ты же говоришь, что он неземной ангел…

– Это я так говорю…

Богдан надел шубку, сшитую из подаренных Камрином шкурок, и они отправились на поиски. Несколько часов блужданий по окрестному лесу не дали результатов, пока, наконец, мальчик не заметил неприметную тропинку, ведущую вверх по склону через густой ельник.

– Бабушка, пойдем сюда, посмотрим. Он должен быть где-то в горах, – предложил Богдан.

Они двинулись по тропинке, которая долго петляла каменистым склонам и по лесу, но, в конце концов, следы привели к вершине горы.

– Покричи, – предложила старушка, – может, он услышит.

Богдан стал звать «дядю Камрина». Через минуту из кустов, скрывавших пещеру, кто-то пьяно крикнул в ответ:

– Кто еще там?..

– Славу Богу это он! – образовалась женщина.

Ориентируясь на голос, они нашли замаскированный вход в пещеру и вошли. Внутри было почти темно, только чуть тлел костер, бросая красноватые отсветы на стены.

– Раздуй костерок, Богдан, – попросила женщина. – Вон, бересты подкинь.

Дрова лежали рядом, и вскоре огонь осветил жилище. Все вещи в пещере находились в беспорядке, а Камрин, почти ничего не соображая, сидел и тупо смотрел на непрошенных гостей.

– Ах ты, господи, боже мой! – запричитала бабушка. – У нашего хранителя, беда, похоже. Ладно, пусть он очухается, а пока надо навести порядок. Давай приберемся, Богдаша.

Женщина скинула тулупчик и занялась наведением порядка. Она согрела воду, перемыла посуду, сложила разбросанные вещи. И, чтобы поскорее привести в чувства хозяина пещеры, набрала снега и умыла его им, после чего, стала прикладывать на лоб холодные компрессы.

– Что за беда, все мужики хотят утопить свою боль в чарке, – приговаривала она. – Богдан, придется нам с тобой здесь заночевать, уже темнеет. Правильно я сделала, что Настеньку предупредила, чтобы не беспокоилась…

Она нагнулась над тихо стонавшим Камрином:

– На-кось, хлебни похлебочки горяченькой, а ты, Богдаша, ложись спать. Я посмотрю за ним.

Всю ночь Камрин во сне плакал, как дитя, и звал Ангелу. Проснулся он, услышав знакомые голоса:

– Где я? – пробормотал он, озираясь вокруг, и тут увидел старушку и Богдана. Он сел на постели и с тоской посмотрел на женщину: – Как болит голова!..

– Как же ей не болеть? – отозвалась женщина. – Перепил ты, а ночь всю бредил, то на каком-то незнакомом языке, то по-русски кричал, звал свою Ангелу.

Камрин упал на медвежью шкуру, на которой спал и уронил голову на руки:

– Все кончено, матушка, и моя жизнь тоже! Ее больше нет, и я себе места не нахожу.

– Ты не сокрушайся, так горю не поможешь. Поди, умойся и переоденься, потом потолкуем. Я заварила тебе трав и согрела еще похлебочки – благо у тебя мясо тут было, и корешков всяких заготовлено. Бедную козу я тоже покормила – она чуть не окочурилась, сколько-то ты ей корма не давал?.. – Она строго посмотрела на Камрина: – Что стоишь как каменный, иди, умывайся, слушай старуху! А я за тебя волновалась, что долго не показывался? А ты, оказывается, и в поселок спускался за огненной водой – вон, сколько штофов валяется, а нас не захотел даже и проведать. Что случилось, Камрин, сынок? Не плачь…

Камрин судорожно вздохнул:

– Сначала вы скажите, как у вас дела?

– Ничего с нами не случилось. Слава Богу, все хорошо. Хозяин обещал продать небольшой дом с участком – эти драгоценности ему сильно понравились. Спрашивал, откуда они у меня, я и сказала, что дал неземной ангел. Да, говорит, он, точно неземные – земные просто так не дарят дорогие каменья… Ладно, давай-ка делом займемся…

Она заставила его привести себя b порядок, накормила и напоила травяным чаем. По большому счету, Камрин был совсем еще юноша, и он уже настолько истосковался по родным и дорогим людям, что потеря Ангелы истощила все его надежды на будущее, и сейчас он, как никогда, нуждался в человеческом понимании и материнской заботе. Поэтому молодой человек без утайки рассказал старой женщине, обо всем – кто он, откуда и почему здесь.

Старушка слушала его, вздыхала и дивилась.

– Да, – протянула она, смахнув слезу, когда он закончил говорить, – диво дивное, поверить трудно, но, видать, взаправду такое возможно, коли ты рассказываешь. Не выдумать такого никому нарочно… Печально зело… А жена у тебя великая, знатная женщина – не зря мать ее нарекла Ангелой. Жалость-то какая, что не пришлось мне повстречаться с ней, ох жалость-то. Не каждый человек способен животом своим пожертвовать за других или за любовь, да будучи с дитем… Бог успокоит ее душу, если она уже мертва, а если жива – пусть случится чудо. Ты не должен убивать себя, это будет негоже по отношению к ней, зря все получится, стало быть.

А то, что ты рассказываешь – чудно, конечно. Оказывается, и на небе люди живут, надо же… Ну, знать, на все воля Господа. А я ведь догадывалась, что вы не от мира сего, Коли так, то тебе нужно жить на нашей земле с опаской, и никому более не говорить, кто ты и откуда. Не хочешь оставаться с нами, живи тут. Ты можешь охотиться, а я буду продавать шкуры или менять тебе на продукты. Здесь, в горах, тебе будет спокойнее, а чтобы не скучал, оставлю с тобой Богдана. Я же еще похлопочу, чтобы тебе выправили пашпорт, как на моего сына. Денег-то ты нам в достатке оставил. Без бумаги в этой жизни человек – не человек, не дай Господь, еще и арестуют. Хоть мы и далеко от Большой земли, а у бедного человека всегда и везде найдется хозяин… Ну, ладно, пора мне. Пока вы тут не оголодаете, а завтра приду.

– Спасибо тебе, матушка, если бы не ты…

– Это тебе, сынок, спасибо, что ты у меня объявился. Ну, пошла я.

С этими словами женщина отправилась в обратный путь.

– Дядя Камрин, чем мы сегодня будем заниматься? На охоту возьмете меня? – спросил Богдан сразу после ее ухода.

– Если сделаешь одно одолжение, – попытался улыбнуться Камрин.

– Какое?

– Во-первых, не называй меня «дядей». Во-вторых, не называй меня на «вы», мы же с тобой друзья. А то и я начал перенимать ваши обычаи.

– Хорошо, коли вы… коли ты так желаешь, – улыбнулся мальчишка.

– Ну а теперь, давай – готовь охотничьи снасти, а я пока побреюсь.

Богдан хихикнул:

– А вы… то есть, ты, Камрин, как немцы да англичане бреешься! А у нас мужики все больше с бородами, только офицеры флотские бреются. Говорят, при императорском дворе в Санкт-Петербурге, все бреются…

Камрин не нашелся, что на это ответить, развел руками, улыбнулся и занялся своим делом.

Приведя себя в порядок, он вдруг вспомнил о том счастливом времени, когда только и делал, что дразнил Афру. Боль и тоска снова прокрались в его душу.

Он вышел из пещеры, вдохнул полной грудью морозный воздух и почувствовал некоторое облегчение:

– Надо жить, Ангела, – сказал он, обращаясь к высокому небу и заснеженным верхушкам елей. – Любовь моя, обещаю тебе, что эта суровая жизнь не сломает меня, и ты будешь всегда со мной…

Камрин быстро привык к маленькому сорванцу, да и Богдан привязался к нему. Камрин учил его стрелять из лука, владеть ножом и в случае опасности защищать себя. Исходив немало по заснеженной тайге, с богатой добычей они вернулись к пещере:

– Это твоя удача, браток, – воскликнул Камрин, хлопая Богдана по плечу. – Ты, наверное, проголодался?

– Мужчина должен быть терпеливым, – ответил Богдан с серьезным видом. Бабушка это часто повторяет, когда мы просим есть. Теперь у нас будет много мяса, правда, Камрин? Бабушка будет довольна.

– Теперь, брат, вы никогда не будете голодать – я этого не позволю. Но и ты тоже должен мне помогать. И еще ты должен молиться. Ты должен каждый день молиться за себя, за родных, за свою землю, за людей, даже тех, которых не знаешь.

– Но чего ж за них молиться, если я их не знаю? Они же нам не помогают!

– Надо молиться для блага всех!

Поздним вечером женщина пробиралась по заснеженным тропам к пещере. Запах жареного мяса донесся до нее раньше, чем она, уставшая и измученная, вошла в пещеру и опустилась на скамейку, не без удовольствия наблюдая за Богданом.

– Меня угостите, молодцы? С утра во рту ни крошки не было. Аж уже голова кружится.

Недолго думая, Камрин передал гостье лучший кусок жареного мяса.

– Богато живете, – проговорила она, указывая на уже растянутую для просушки шкуру оленя.

– Мы думали, что сегодня не придешь. Говорила утром, а сейчас уже темно.

– Вы же не знаете, что я вам скажу. Я купила дом, рядом с участком хозяина. Он сам привез меня туда, на своей упряжке и сказал, что все бумаги готовы, потом принесет сам. Что делают деньги с человеком!.. Другой раз я бы в жизни не сидела с ним, да, видимо, украшения были очень ценные.

– Это большая радость, матушка, сейчас нальем горячего молока и отметим. – И Камрин хотел дотянуться рукой до чугунка с молоком, но женщина остановила его.

– Нет, для такого случая у меня есть другое питье, в этот раз-то можно! – Она достала из-за пазухи бутыль с мутной самогонкой. – Ну, как!? За счастье старушки выпьешь немножко? Ой, только не смотри на меня так. Я знаю, о чем ты подумал; мол, советует мне подальше держаться от выпивки, а сама пьет. Я тоже не любительница, но иногда это помогает забыть голод, холод и прочие невзгоды. А сегодня – на счастье. Спасибо тебе за дары, Господи! – и, осенив себя крестным знамением, она залпом опрокинула стопку и шумно выдохнула, переводя дух.

Камрин слабо улыбнулся.

– Ладно, – продолжала старушка, – собирайся, сынок, теперь один не останешься. У нас есть дом, будешь жить с нами. По правде говоря, это твой дом. Поживешь среди людей, немножко забудешься, а тут будешь мучиться от тоски.

– Ты права, здесь только часть моего прошлого и будущего. Хотя я знаю, что скоро ее не будет, а может, уже и нет, но я боюсь признаться себе в этом. Без нее будущего у меня тоже нет. Пойдемте.

– Сначала собери вещи, не пропадать же добру, а утром чуть свет пойдем.

Новый дом для Камрина оказался ничуть не хуже первого. Он располагалась в стороне от основного поселка, на опушке леса, в окружении высоких елей и кедрачей. Здесь, как и в глуши, лишь трели синиц, да стук дятла иногда нарушал тишину, а ядреный звенящий воздух был чист и прозрачен.

Корабль Ангелы мчался к планете Аури – на землю, где она мечтала жить со своим любимым.

– Может, это и есть вечная жизнь, умирать на земле мужа, значит быть рядом… – думала она.

Последний раз, выйдя на связь со своей планетой, она оставила сообщение для Тагнера о том, что направляется на Аури, и была уверена, что он его получит. Она знала точно: хотя Тагнера и отдали под трибунал, жизни его никто не лишит, ведь фериняне никогда не убивают своих. Тагнер рано или поздно будет прощен, хотя и лишится своей профессии навсегда, как бы ни было ему тяжело.

Сообщение Ангелы гласило:

«Мой верный друг Тагнер, ты достойный сын своего народа, я благодарю тебя за все, что ты для меня сделал. Я всегда была верной и любящей дочерью своей планеты, и я это докажу! От меня требовали бросить любимого во благо Родины – я так и поступаю. Но я должна спасти Аури и, возможно, и другие планеты. Кто знает, как и куда может распространиться этот проклятый вирус. Там остались тысячи трупов – именно они сейчас являются главным источником заразы, и пока мало кто это понимает. Единственное спасение – сжечь остров дотла. Сами жители Аури, даже если бы понимали суть дела, не смогу выполнить такую задачу – им просто не хватит технического потенциала, да и не решатся тамошние власти уничтожить такие месторождения золота и драгоценных камней, какие есть там. Рано или поздно кто-то полезет на остров – и Аназийская чума распространится на всю планету, а, возможно, и выйдет за ее пределы.

Я поступаю так, потому что люблю вас всех. Я заражена и все тщательно взвесила – другого выхода нет. Выздоровление Камрина – чудо, которое может не повториться. Не хочу снова рисковать жизнью любимого и всеми вами, поэтому запрограммировала корабль на самоуничтожение. Все во власти Божьей.

Передай отцу – каждый из нас по-своему был прав, теперь я это понимаю. Поэтому я и решилась на такой шаг, не предавая мой народ, спасая любимого, а может быть, и весь мир. Передай ему, я его очень люблю и горжусь своим отцом и его решениями.

Покидая вас, прошу выполнить мою последнюю просьбу – надеюсь, отец не откажет мне: дайте обещание, если возможно, вернуть Камрина на его планету – Аури, а также спасти девушку из народа христосцев – Афру.

На прощание хочу еще раз сказать вам: я всех вас люблю, мои фериняне. Именно ваша любовь дает мне силу решиться. Время залечит все раны. Прощайте!»

Связь оборвалась – Ангела просто отключила ее. На экране монитора, перед которым сидел Фенерон, проявилась рябь обычных эфирных помех. И поскольку до Аури был не один световой год, все понимали, что Ангела передала это сообщение буквально за несколько секунд до своей гибели. Значит, несмотря на пакетную передачу сигнала через гиперпространство, к моменту получения сообщения ее корабль давно превратился в ослепительную вспышку, сжигающую поверхность острова христосцев на далекой планете.

Фенерон послал за Тагнером, а когда тот прибыл, все ему рассказал. Сейчас он сидел, вжавшись в кресло, моментально постаревший на годы, убитый и потерянный. Тагнер был не в состоянии утешить отца Ангелы – он сам беззвучно плакал, закрыв лицо ладонями, и слезы сочились сквозь его плотно сомкнутые пальцы – мужские горькие слезы боли и безысходного горя.

Фенерон вдруг вскочил, его безжизненное, казалось лицо, исказилось яростью, Как озлобленный зверь в клетке он стал ходить взад и вперед по кабинету.

– Это невозможно! – вскричал он. – Ангела не могла поступить так безответственно, она не должна убивать себя ради кого-то. Как она могла оставить своего старика с одиночеством и болью?! Это он во всем виноват, ее возлюбленный Камрин. Лучше бы он умер! Я никогда не прощу ему смерть моей дочери, я найду его и уничтожу!

На его крик сбежались люди – таким Фенерона еще никто никогда не видел. Тагнер, по-прежнему стоял, не отрывая руки от лица.

– Тагнер, возьми себя в руки! – проговорил один из офицеров, погладив его по плечу, стараясь успокоить. – Смерть Ангелы для нас всех беда…

Тагнер, с трудом подняв голову, расширенными глазами посмотрел на офицера.

– Беда, говоришь?! Да лучше бы умер я! Я жил в разлуке с ней, но знал, что она жива, где бы она ни была, с кем бы ни была. Знал, что она смеялась или плакала, но теперь ее нет! О чем вы говорите, друг мой? Ее нет, и этим все сказано.

Он встал и подошел к Фенерону.

– Говорите это невозможно, почему же, мой адмирал? Разве не вы сами ее изгнали? Именно ваше решение стало для нее приговором! Что же ей осталось делать, кроме как принести себя в жертву и, спасая нас всех, получить ваше прощение? Она всем нам доказала, что никогда не была предателем. Вы сами беспощадно бросили Ангелу в объятия этого аурянина! Было бы разумнее оставить его здесь, и тогда она осталась бы жива. Я смирился бы с ее любовью к Камрину, а теперь, клянусь, я найду его, и было бы лучше, чтобы он оказался мертв. Но если жив, я сам оторву ему голову. Один раз я уже чуть не сделал это, во второй ему никто не поможет. Так что, Фенерон, вам придется еще раз вынести свой приговор. А я отказываюсь от родины, от своей планеты Ферины – я буду мотаться по космосу до тех пор, пока моя душа не найдет покой…

Адмирал гневно взглянул на Тагнера и, казалось, к нему вернулось прежнее самообладание.

– Замолчи, мальчишка! – прорычал он. – Не успел молоко с губ утереть, а учишь других! Да, Ангелы нет, – это удар не только для меня, но для всех нас. Я тоже испытал такую же любовь, как и ты, – к ее матери. Но эта любовь была безответна, потому что она была женой брата. А ты, как ты выпустил ее из своих рук?! Она все время была с тобой, она была свободна. Ты не только не годишься быть офицером корабля, но и мужем быть не достоин. Она погибла из-за твоего слабого характера. Мне дорог каждый феринянин, каждое деревце здесь, каждый камень. Да, я – отец, потерявший дочь, у меня на душе смертельная рана, но я даже дочери не позволил нарушать покой нашей планеты, закон наших предков!

В этот момент по двусторонней связи в их пререкания вмешался сам Президент планеты – его кабинет был подключен к кабинету адмирала почти сразу же, как только начало поступать сообщение от Ангелы.

– Все прекратите истерику! – громко приказал он и махну рукой на экране. – Когда мне доложили о том, что происходит, я сначала не поверил. Как отца, мне жаль Фенерона, но как представитель закона нашей планеты он прав, и я им горжусь. Иначе фериняне не могут поступать. А насчет юного офицера… Я думал, ты сгоряча отказываешься от своей планеты, Тагнер. Принять такой отказ было бы очень суровым наказанием по отношению к тебе. Пойми, Тагнер, смерть Ангелы – достойное решение для офицера. Ее имя будет записано золотыми буквами на обелиске Славы и навсегда останется в памяти всех феринян. Но каждый выбирает свою судьбу, и ее последняя просьба будет исполнена. И этот будет твой путь, твой крест, Тагнер, поскольку ты – достойный сын своего народа. С тебя снимаются все имеющиеся обвинения, ты восстановлен в звании. Отправляйся в космос, на Землю, на Аури – куда требуется. Тобой управляет любовь, но не забывай, что и Ангелой тоже управляла она. Ты должен поступать обдуманно, но выполнить желание Ангелы, а желанием ее было спасти богоизбранный народ христоцев. Мы не вмешиваемся в дела других планет, но мы должны помогать при этом нести свет Святой Веры во Вселенной. Найди этих обоих молодых людей – Афру и Камрина и сделай так, чтобы они продолжили нить праведной жизни на Аури. А когда все сделаешь – возвращайся домой. Здесь всегда будут помнить о вас обоих и ждать тебя. Вы можете отправляться, как только все будет готово. Вы свободны, офицер Тагнер!

Слезы Тагнера давно высохли. Он высоко поднял голову и сказал, словно выдохнул:

– Благодарю вас, мой Президент! Вы меня вразумили, вы напомнили мне про долг перед памятью Ангелы.

Вся эскадрилья по стойке «смирно» стояла на площади у Вечного огня, отдавая последнюю память. Был поднят феринянский флаг, произнесены речи. В конце траурного митинга Фенерон сказал последние слова:

– Прощай, ласточка моя. Пусть душа твоя найдет покой там, не найдя его здесь.

Президент обнял Фенерона, выражая свое соболезнование, и попрощавшись со всеми, они удалились.

На борту корабля все напоминало Тагнеру о присутствии Ангелы – большой букет желтых роз стоял перед электронным изображением любимой.

Тагнер не мог, не попрощавшись со всеми, просто закрыть люк и исчезнуть. Ведь это была его родина, здесь оставались родные, друзья, которых он долго не увидит, а возможно, и никогда. Тагнер глазами поискал Фенерона и, заметив его одобрительный взгляд, кивнул головой в знак прощания, и, поцеловав родную землю, по которой ходил, ступил на корабль. Его взгляд вновь столкнулся с портретом Ангелы:

– Ничего, моя любовь, – прошептали губы, – главное, мы опять вместе. Все образуется, поверь, я все сделаю, как ты хочешь. Все будет миром, обещаю, – с этими словами он опустил люк.

Машина загудела и поднялась. Затем, сделав круг над космодромом, корабль исчез из виду.

Подлетая к Аури, Тангер получил сообщение от феринянских зондов, круживших над планетой, о начале там необычной сейсмической активности. Камеры зондов передавали всполохи вулканов, сотрясавшие планету, в атмосферу взлетали тучи пепла и пыли. Похоже, на Аури начиналась предсказанная глобальная катастрофа, и хотя учетные Ферины предполагали такое развитие событий, но рассчитывали, что это случится много позже.

Высаживаться было опасно, но Тагнер должен был осмотреть остров христосцев, вернее – то, что от него осталось, а затем попытаться найти Афру.

Посадив корабль на острове христосцев, Тагнер, хотя и был разумом готов к тому, что там увидит, но все равно остолбенел. Его окружал выжженный дотла земля, на которой совсем недавно кипела благодатная жизнь здешнего народа. Стояла мертвая тишина, если не считать гула далеких вулканов. Почва и тут заметно вздрагивала.

Тагнер вспомнил шумевшие здесь леса и прохладные реки с чистой водой – все это исчезло без следа, испарилось, обратилось в пепел. Оказалось, что видеть такое очень тяжело – Тагнер вдруг осознал, что этот остров стал и ему очень дорог.

Он глубоко вздохнул и тихо произнес:

– Кажется, я понял, Ангела, ты привела меня сюда и, кажется, навечно.

Теперь вместо зеленой травы и деревьев всю землю покрывали уголья, пепел и оплавившаяся корка земли, неприятно хрустевшие под подошвами ботинок.

– Ангела, Ангела. Где же ты, любимая? И тут от тебя ничего не осталось, кроме твоего духа, – Тагнер опустился на колени, погладил обгоревшую землю, взял горстку пепла, пустил по ветру. – Я обойду весь остров. Не может быть, чтобы от тебя ничего не осталось.

Но поиски ничего не дали – взрыв был настолько силен, что корабль разметало в пыль. Вернувшись в кабину своего корабля, Тагнер задал анализаторам программу поиска материала корабельной обшивки. В конце концов, ему повезло – датчики указали на точку среди пожарища, где, просеяв пепел, астронавт нашел маленький осколок от металлической обшивки, на котором даже виднелась часть гравировки феринянского флага. Это было все, что осталось у него от Ангелы.

Требовалось выполнять намеченный план далее.

В компьютере корабля имелось изображение Афры, поскольку аппаратура зафиксировала его еще при первых встречах с христосцами на той самой заветной поляне, от которой теперь не осталось и следа.

Дав задание бортовому компьютеру на сканирование поверхности планеты, поиск девушки по заданному изображению и на одновременное фиксирование всего происходящего, Тагнер поднял корабль на высоту двух километров и направил его к той местности, куда по имевшимся сведениям были эвакуированы остатки народа христосцев. Местами машина прорывалась сквозь густые облака дыма и вулканического пепла. Землетрясения сдвигали горные гряды, рушились города, на берега океанов наползали гигантские цунами, смывая все на своем пути. Из-за многочисленных и сильных извержений Тагнеру пришлось подняться еще на пару километров.

Несколько дней корабль кружил над территорией, где, вероятно, находилась Афра. Всего в паре десятков километров рождался новый вулкан, вырастая не по дням, а по часам в огромную гору застывающей лавы. Из-за огненного дыхания недр невозможно было снизиться – на глазах у Тагнера планета разверзалась, горела жарким пламенем, и это пламя виделось даже в воде, превращая ее в облака кипящего пара.

Тагнер уже начал терять надежду – найти человека в этом огненном аду казало невозможно даже совершенной технике феринян. В конце концов, Афра могла уже десять раз погибнуть, как гибли на глазах Тагнера сотни тысяч жителей Аури.

Наконец, сенсоры корабля к великой радости феринянина зафиксировали искомый объект – Афра пока уцелела! Моментально снизившись до высоты в несколько метров, Тагнер устремил машину в указанном направлении и вскоре даже визуально увидел ту, кого он с таким трудом искал в этом аду.

Афра стояла на коленях и молилась среди разрушенного поселка, который уже с двух сторон охватывали потоки лавы.

Тагнер открыл люк и закричал через внешний мегафон корабля:

– Афра, быстрей на борт!

Так как девушка не сразу сообразила, откуда раздается голос, Тагнер посадил корабль и подбежал к ней:

– Не время молиться, кому говорю, дай руку!

Через несколько секунд они уже взлетали к облакам, недобрым облакам, стелившимся над Аури.

– Слава Богу, Афра, все уже позади. Если бы я не успел тебя спасти, то был бы виноват перед моей Ангелой, – и Тагнер, устало откинулся в кресле с чувством исполненного долга.

– Происходит какой-то ужас! – заговорила Афра, вытирая слезы. – Все началось так неожиданно. Этот огонь из-под земли, землетрясения, огненные реки. Дома рушились, гибли люди, все горело. Мы пытались укрыться лесу, но там начался пожар. Потом вдруг все задрожало, и я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Вернулись в поселок… моя подруга упала в огненную трещину, и я ничем не смогла помочь. У нас ту почти все погибли, я как-то чудом уцелела… Ах, Тагнер, что происходит? Это только здесь или везде так?

– Везде то же самое, увы. Я давно кружу над поверхностью, искал тебя. Почти нигде невозможно посадить корабль. Нам помогло чудо. Это страшное событие, Афра, страшное, но историческое. Мы с тобой стали свидетелями гибели планеты. Конечно, страшно об этом говорить, но, похоже, Аури отжила свое.

– Этого не может быть, Тагнер! Что ты такое говоришь?

– К сожалению, может. Увы, это циклы жизни планет – наверное, так Господу угодно. А тут так уж совпало – выпали эти испытания на ваше время.

Страх Афры перешел в панику:

– А как же Камрин?! Их там осталось несколько человек на острове. И там так же?

– Да нет, когда я там высаживался, там вулканы еще не появлялись, – сказал Тагнер, прикидывая, как начать рассказывать о судьбе Ангелы и Камрина.

– Тагнер, я умоляю тебя, помоги ему! – Афра упала перед феринянином на колени. – Вдруг он жив. Нельзя терять не минуты, но надо поискать людей и тут – может быть, кто-то выжил, и им тоже надо помочь, – тараторила она в слезах.

– Успокойся, Афра. Им теперь ничем не поможешь, да и корабль этого класса может взять ну еще 5–6 человек – как мы должны выбирать, кого спасать? А я прилетел конкретно за тобой – это просьба, своего рода завещание Ангелы… Мы сейчас вообще улетаем с Аури. Твоего Камрина на острове больше нет – мы держим курс на планету Земля. Возможно, ты слышала о такой? Мне с моей Ангелой довелось побывать на этой планете.

– Подожди, подожди, Тагнер, у меня сейчас остановится сердце, – Афра села в кресло, так как ноги ее больше не держали. – Что с Камрином? Ты сказал, что его больше нет на острове – где же он?! И при чем здесь планета Земля? А почему ты сказал – «завещание Ангелы»? Что с ней, что с Камрином? Я душой чувствую – что-то случилось. Он, что… мертв? – Она сама испугалась своих слов и прикрыла губы ладонью… – Скажи, скажи!

Тагнер вытер ей слезы и протянул стакан с водой и капсулу успокоительного:

– Выпей, тебе станет легче, – сказал он. – Я расскажу обо всем по порядку. Не смотри так на меня, Афра. С твоим Камрином все в порядке, он жив. Умер бы он, если бы не моя Ангела…

Услышав слово «жив», Афра облегченно вздохнула, но когда узнала от него, что произошло на самом деле, снова пришла в ужас.

– Да, да, Афра… Теперь она – моя, никто не может вырвать Ангелу из моего сердца… И когда мы найдем Камрина – а мы обязательно его найдем! – клянусь самому себе, я изобью его до полусмерти. Он ответит мне за Ангелу. Я не зря говорил тебе о планете Земля, мы держим курс именно туда. Надо сказать, что между вашими планетами есть большое сходство. Может, поэтому моя Ангела оставила его там. Цивилизация на этой планете пока находится на достаточно примитивном уровне, они даже и не поняли бы, что среди них появились чужеземцы – инопланетяне. Назад пути у Ангелы пока не было, на другой планете спрятаться сложнее, поэтому это было верное решение.

– Не может быть, невозможно! – повторяла Афра. – Ангела мертва?! Нет, нет! Господи, только не это, не могу больше слушать кошмары. Один Бог знает, что я любила Ангелу, хоть и считала соперницей, поверь мне, Тагнер.

– Я верю, верю тебе. Афра. Успокойся, слезами теперь ничему не поможешь, – Тагнер обнял девушку, дав ей возможность выплакаться.

– Боже мой, а как же Камрин? Он же без нее не сможет жить.

– Опять он! Разве не он виноват в случившемся? Выходит, и ты ничем не лучше, если защищаешь этого безмозглого кабана! В душе, наверное, сама радуешься, что нет моей Ангелы? Все ополчились на нее, вот ее и не стало!.. – подойдя к стене, он в ярости ударил в нее кулаком.

– Что ты говоришь, Тагнер? Сам знаешь, что это неправда! В тебе говорит обида, но я понимаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Я тоже сошла бы с ума, если бы потеряла Камрина. Ты живешь надеждой исполнить ее последнюю просьбу, твоя душа успокоится, выполнив ее. И мне нелегко будет жить с надеждой на то, что он жив. Может быть, я никогда его не найду, но в моей памяти он всегда живой благодаря твоей Ангеле. Поэтому никто тебя не поймет лучше меня. Позволь обнять тебя, пожалеть твою душу и свою тоже.

– Прости, Афра. Я действительно схожу с ума, не понимаю, что говорю и делаю. Потерял покой и сон…

– Это и видно. Тебе надо поспать, отдохнуть. Ведь твой корабль может пока лететь самостоятельно, верно? Спи, а я буду рядом. Твоя сила и разум сейчас необходимы, как никогда, чтобы выполнить последнее желание Ангелы.

Тагнер устало кивнул:

– Да, корабль может лететь сам, и даже сядет на Землю сам – я задал ему программу полета. Так что и ты можешь отдыхать.

– Наверное, я сейчас не усну – я слишком возбуждена, взволнована и огорчена, – ответила Афра.

Подойдя к портрету Ангелы, он коснулась пальцами изображения.

– Какая она здесь счастливая, еще не знает горя. Ее глаза, как звезды горят. Ангела, Ангела, прости меня, сама не знаю за что. Прости хотя бы за то, что я жива, а тебя нет. Я любила тебя, как родную сестру.

– Она была самой яркой звездой. Я ее так и называл: звезда моя. Мы с ней часто были в полетах. Она была самая желанная звезда, которую я всегда хотел покорить…

Тагнер отправился спать, но настоял, чтобы и Афра тоже легла отдыхать. В конце концов, девушка согласилась, и, так как усталость взяла свое, через несколько минут она уже спала глубоким сном.

Утомленные и морально, и физически, они проспали разгон и гиперпереход, а когда проснулись, корабль уже подходил к Земле. Они успели позавтракать, когда корабль вдруг сильно тряхнуло, да так, что система гравитационного компенсирования не успела сработать, и люди упали на пол. К счастью, обошлось без серьезных ушибов, но тут заверещал сигнал тревоги.

– Что это? – встревожено спросила Афра, догадываясь, что возникла некая непредвиденная ситуация.

Тагнер встал, потирая локоть, и помог подняться Афре.

– Вот так неудача! – выругался он, посмотрев показания компьютера. – Нас зацепило метеоритом! Такое, хоть и редко, но бывает – и вблизи крупных планет чаще, чем в открытом космосе. К сожалению, не всегда срабатывает система обнаружения таких камешков. Корабль идет на посадку – ему требуется провести авторемонт, но это возможно только на поверхности Земли, а не в открытом космосе. Нам требуется садиться срочно, и, к сожалению, сядем мы, скорее всего, в стороне от нужного места.

– Мы не сможем найти Камрина? – почти с ужасом прошептала Афра.

– Нет-нет, – успокоил ее Тагнер, – на ремонт потребуется несколько часов, а после этого корабль будет готов перелететь туда, куда нам нужно, все нормально, Просто небольшая задержка.

Похожий на диск космолет, выполнил вираж в атмосфере и опустился в гористой местности среди разлапистых сосен.

– Ну, добро пожаловать на планету Земля, – с мрачной иронией молвил Тагнер. – Осмотримся? Все равно нам некоторое время придется тут торчать.

Афра с опаской выглянула в открытый люк – там моросил мелкий дождь, а в остальном природа вокруг была красива и спокойна. Девушка удивилась – она ожидала чего-то более зловещего.

– Что это за планета, Тагнер? – спросила она. – Каковы люди, что здесь живут?

– В общем-то, они мало отличаются от нас, но, как я уже говорил, их цивилизация находится на довольно низкой ступени развития. Нам надо вести себя аккуратно, чтобы не попасть в беду.

– Почему? Они такие злые?

В эту минуту Афра выглядела по-детски наивной, и Тагнер не мог удержаться от улыбки при взгляде на нее, решив подшутить.

– Они настоящие людоеды! – сказал он, насупив брови.

Афра ахнула, прижимая руки к груди:

– Да ты что? Неужели все?!

Тагнер усмехнулся:

– Я пошутил, не все, конечно. Только отдельные племена, которые совсем дикие, да и то не все и они. Но по отношению даже вполне, казалось бы, цивилизованных землян друг к другу их можно назвать и так. Они весьма жестоки, точнее – жизнь у них такая – так будет правильнее сказать. Но каждая раса сама делает свою жизнь. Ладно, давай выйдем, – сказал он, беря оружие.

Корабль не до конца убрал посадочные опоры – очевидно, так требовала ремонтная ситуация, и до земли оставалось более метра. Тагнер спрыгнул и, протянув руки Афре, подхватил ее.

– Теперь скажи: пришла с миром и уйду с миром! Эта клятва всех наших пилотов. Мы всегда клянемся не нарушать без необходимости жизнь иных планет и стараться свою не подвергать опасности.

Афра послушно повторила и осмотрелась вокруг.

– А здесь красиво, глубоко вдохнув, проговорила она. – И воздух чист, как у нас, не скажешь, что стою на другой планете. Если бы не дождик, то все вообще было бы хорошо. Тагнер, расскажи побольше о землянах – об их культуре, психологии.

– По-моему, они сами еще не знают своей психологии. Да разве мало я тебе уже о них рассказывал? – феринянин с иронией посмотрел на нее.

– Ну, на этот раз без шуток.

– Афра, дитя ты прекрасное. Как Камрин был слеп, если в своем саду не рассмотрел бутон такой розы! Не сорвал бы другой цветок, не ранил другое сердце. Ладно, говорить о землянах можно много – с точки зрения исследователя, ученого. А все, что надо знать пока тебе – они достаточно дикая цивилизация. Разделены на множество народов и племен на очень разных уровнях развития. Некоторые уже живут в больших городах в красивых домах, пользуются письменностью, развивают науку. Другие сущие дикари. Некоторые считают себя культурными – ну и в смысле культуры быта, они действительно культурнее дикарей, живущих на уровне каменного века, а по уровню нравственности не далеко от них ушли. Вроде бы и верят в единого Бога, но готовы растерзать ближнего своего при первой возможности. Жажда наживы и алчность – вот их путеводная звезда.

– Так как описываешь ты, это весьма похоже на мир, который существовал у нас на Аури вдали от нашего острова, – задумчиво сказала Афра.

– Так оно и есть, – кивнул Тагнер. – Только технически земляне пока еще отстают от того уровня лет этак на сто, не меньше. Для землян это целая эпоха – ведь живут они едва ли семьдесят-восемьдесят лет, да и то при такой жизни, какой живут они, старость подкрадывается к ним намного раньше.

– Но ведь и мы на Аури живем примерно столько же! – возразила Афра.

Тагнер поднял вверх указательный палец, словно вспомнил о чем-то.

– Кстати, о годах! – сказал он. – Когда-то и мы на Ферине жили столько же. Но наша наука научилась продлевать жизнь человека до трехсот-четырехсот лет. Ангела передала в своем последнем блоке информации, что провела с Камрином цикл продления жизни. Такой же аппарат есть на борту нашего корабля. Давай-ка пока идет ремонт, я проведу с тобой такой же цикл. – Он улыбнулся: – Ведь Камрин стал теперь долгожителем, значит, и тебя тоже надо стать такой же.

Они провели необходимые процедуры, и когда закончили, Афра спросила:

– А мы далеко от места, где приземлились Камрин с Ангелой?

– Да, далековато – между нами огромный океан. Мы в стране, называющейся Япония. В этой стране живет умный и довольно странный народ. Умный, потому что предпочитает все в истинном виде. Странный, потому что по манерам своим, по культуре сильно отличается от многих других народов. Эти люди крайне жестоки к женщинам, беднякам и чужеземцам, отличающимся от них внешне. Я уверен, что когда-нибудь и в этой стране все изменится и наступит равенство, не будет отличия по цвету кожи, вероисповеданию. Но пока реальность такова, какая есть, и нам придется это учитывать, если мы столкнемся с аборигенами. Но, надеюсь, мы здесь не задержимся – нам надо перелететь и поискать Камрина там, где он пока еще может находиться.

Последние слова Тагнер произнес с затаенной злостью, и это не ускользнуло от Афры.

– Может, уже хватит держать на него обиду? – сказала она. – Иногда я боюсь думать о вашей встрече. Если твоим разумом управляет злоба, ты можешь натворить, Бог знает что. Ничего хорошего от этого не будет.

– Ничего не будет, поверь. Мне тоже хочется найти его живым и здоровым. Просто у меня чешутся руки, – криво улыбаясь, ответил Тагнер.

Наконец, тучи рассеялись, и сквозь них и мокрую листву засверкало солнце. Воздух был живительно свеж и благоухал пряно и остро.

Афра восторгалась красотой этого мира, многозвучием птичьих голосов, зеленью листвы, буйством разнотравья и глубоко вдыхала живительные ароматы природы.

– Тагнер какая красота! Ведь все как у нас, правда?

– Правда. Но климат не такой, как у вас. Здесь уже осень, значит, скоро наступит зима. Лучше надень вот эти ботинки, а то простудишься, – и он помог девушке обуться.

– Я немного похожу по лесу, поищу ягоды, ладно. Попробую, где вкуснее, и тебя не забуду. Позволишь? – улыбнулась она.

– Вот, возьми малый контейнер для образцов, как раз, может и соберешь. Я проверил по компьютеру – корабль закончит исправлять повреждения еще примерно через час-полтора, а я пока проконтролирую работу автоматов. Ты только не уходи далеко, но знай, что на корабле есть система контроля биопараметров – я ее настроил на тебя. Так что я буду видеть на мониторе, где ты находишься и все ли с тобой в порядке. А тебе вот навигатор – он укажет направление на корабль, если ты отойдешь подальше и заблудишься. В любом случае, береги себя – ты сейчас – единственное мое утешение. И, кстати, надень маскировочный комбинезон – тебя не заметят, если что. Кроме того, вот – возьми этот парализатор, – он показал, как пользоваться этим оружием и навигатором.

– Ты думаешь, мне тут понадобится оружие? – спросила она.

– На всякий случай, – заверил ее Тагнер. – Мы в достаточно глухой местности, но вдруг встретится какой-нибудь зверь? Мало ли что.

Афра благодарно, улыбнулась Тагнеру и двинулась на поиски ягод.

Пока корабль завершал восстановление повреждений, Тагнер поглядывал на монитор и видел, как метка Афры перемещается по лесу. Девушка выполняла наставления Тангера и ходила примерно по кругу, не удаляясь более чем метров на сто – сто пятьдесят от места посадки.

Наконец, компьютер доложил, что ремонт окончен, и Тагнер собрался подать сигнал на навигатор Арфы, чтобы та возвращалась, но передумал, и решил сам прогуляться по лесу и позвать девушку.

Тагнер взял браслет-коммуникатор, включил на всякий случай на корабле режим невидимости и двинулся в сторону, где по данным навигационного датчика находилась Афра.

Но пройдя всего несколько десятков метров, на большой поляне он чуть ли не нос к носу столкнулся группой из пары десятков воинов в местных одеждах, характерными для этих мест мечами, копьями и примитивными ружьями. Тагнер замер, как громом пораженный. Он не рассчитывал, что здесь может оказаться какой-то отряд – сели они в стороне от всех ближайших поселений и от каких-либо дорог, поэтому он не взял не то что лучемет, но даже такой же парализатор, который отдал Афре. Более того, он, в отличие от Афры, не рассчитывая гулять по лесу долго, не надел маскировочный комбинезон, поэтому его сразу же заметили.

Тагнер остановился в горьком сожалении о своей оплошности, разглядывая воинов, которые тут же вскинули ружья и выставили копья. Звать на помощь Арфу с парализатором он не решился: девушка не имела навыков обращения с таким оружием настолько, чтобы управиться с двумя десятками пусть и примитивных, но воинов, а подвергать жизнь Ары опасности Тагнер не хотел.

Пока он соображал, как действовать. Воины начали что-то выкрикивать ему и делать движения оружием. Ситуация было дурацкая во всех отношениях. Тагнер показал свои пустые руки и на не очень хорошем японском языке, который он как исследователь Земли учил когда-то, попытался объясниться с землянами:

– Я пришел с миром и уйду с миром!

Японцы с нескрываемым любопытством наблюдали за Тагнером. Они о чем-то заговорили между собой, но слишком быстро, и Тагнер почти ничего не понимал. К тому же, его мысли оставались с Афрой – что она будет делать, если с ним случится беда? Ведь браслет, открывающий люк, у него, да и девушка просто не увидит корабль в режиме невидимости. Но даже если бы видела и могла войти – что толку? Управлять кораблем Афра не умела.

Японские воины приказали Тагнеру, чтобы он встал на колени. Феринянин попытался протестовать, но получил укол копьем и счел необходимым подчиниться – от него мертвого пользы Афре не будет вообще никакой.

Его обыскали. В карманах у него практически ничего не было, но, самое главное, с него сняли брасле. Стоя на коленях, Тагнер искоса посмотрел сквозь заросли туда, где находилась девушка.

«Боже мой, – подумал он, – сейчас она подойдет к месту посадки, увидит пустоту и сойдет с ума»…

Тем временем, дождь начал моросить снова, и Арфа решила, что пора возвращаться на корабль. Посмотрев на навигатор, она ужаснулась: метки корабля там не было! Афра не знала, что для того, чтобы регистрировать корабль в режиме невидимости, навигатор следовало переключить в другой режим.

К счастью, выросшая среди лесов, девушка хорошо ориентировалась в подобной местности и потому направилась точно к месту посадки. От обнаружения японцами ее спасло то, что она была в комбинезоне-невидимке и, кроме того, она не ломилась сквозь заросли, а ступала очень тихо и аккуратно.

Естественно, уже знакомая ей поляна выглядела пустой, и Арфу охватил ужас – получалось, что она осталась совершенно одна в лесу на чужой планете!

Дождь не переставал моросить. Арфа была в смятении: неужели Тагнер бросил ее и улетел? Но почему он так поступил? Чуть подумав, девушка пришла к выводу, что такого быть не может – для чего Тагнер тогда спасал ее на Аури и вез сюда? Ну не для того же, чтобы поизмываться, оставив на одной планете с Камрином, но в тысячах километрах от него!

«Вдруг Тангера кто-то похитил?» – подумала Афра. Но это не объясняло, куда делся корабль – разве только похитители на нем и увезли феринянина. Тогда это могли быть только сами фериняне, но, по словам, Тагнера, он отправился сюда с разрешения и по заданию Фенерона.

«Нет, не сходится», – решила Афра и стала осторожно осматривать окрестности. Двигаясь по лесу, он вдруг услышала какие-то резкие голоса. Двинувшись в направлении, откуда они звучали, Афра сквозь кусты увидела японцев, уводивших связанного Тангера.

Одна загадка разрешилась, но оставалась вторая – куда делся космолет? Спрятать его куда-то аборигены явно не могли. Впрочем, сейчас главное было помочь Тангеру – наверняка он объяснит, куда девался корабль.

Но с парализатором, с которым она обращалась не слишком-то уверенно, было глупо пытаться справится с несколькими десятками вооруженных людей, и Афра это понимала. Тем не менее, она отправилась по тропинке, по которой шли японцы. Поиски привели ее на поляну, где, судя по следам, отряд поджидали лошади – теперь Афра уж точно не имела шансов догнать пленивших Тангера воинов.

Тем временем дождь разошелся все сильнее. Афре пришлось искать укрытие, которое она нашла на склоне каменистого холма под корнями упавшего дерева. Она присела там, обхватила колени руками и стала думать, что ей делать дальше.

Тангера захватили воины местного сёгуна Иэясу и доставили в усадьбу, располагавшуюся в сорока километрах от города Эдо. Усадьба сёгуна стояла рядом с поселком, где жил простой люд – крестьяне и мастеровые, подданные феодала.

Пока ферирянина вели по поселку, местные ротозеи пялились на него – тут не часто видели людей иной внешности. Кроме того, Тагнер был выше всех вокруг, а его одежда разительно отличалась от одежды любого из местных жителей. Его внешний вид удивил и сёгуна Иэясу, и его супругу Мэйсё, когда он предстал перед ними.

Солдаты передали сёгуну вещи, отобранные у Тангера, главным из которых был браслет управления кораблем, после чего пленника развязали и стали задавать множество вопросов. Хотя пленник не слишком хорошо владел японским языком, ему удавалось отвечать вполне сносно. Кроме того, определенные способности феринян к телепатии помогали ему понимать, чего от него хотели. А от него требовали признаний о том, откуда он и с какой целью явился, предупреждали, что обман лишь усугубит его положение. Из разговора Тангер понял, что посадку корабля в аварийном режиме видели местные крестьяне – они и сообщили воинам сёгуна о большом странном предмете в форме плоской ракушки, опустившемся в предгорьях в лесу. Однако, осмотрев лес в указанном месте, воины сёгуна встретили Тангера, но саму «ракушку» не нашли.

– Дорогая моя, он точно из другого мира, – проговорил сёгун, сидя рядом с супругой. – Он, наверное, какое-то чудовище, да и высокий такой. Может быть, сам дьявол отправил его к нам, чтобы нас уничтожить? И куда он дел свою ракушку? На чем он прилетел? Надо его посадить в тюрьму!

– Успокойся, супруг мой, – молвила Мэйсё, внимательно рассматривая Тангера. – Возможно, он просто европеец, он на них похож. Где доказательства того, что он имеет отношение к этой летающей ракушке? Да и ракушку эту не нашли.

– Что в лесу тут у нас может делать европеец? Европейцы сидят в портах. Мы еще поищем эту ракушку, моя госпожа. На всякий случай, пока его стоит принять как уважаемого гостя. Это будет нам на пользу, особенно если он, действительно, гость с неба, в чем лично я очень сомневаюсь.

Мэйсё кивнула:

– Возможно, вы правы, мой господин. Но что подумают слуги, как расценит это сёгунат и сам император? Может быть, стоит сообщить в Эдо и в Киото, а не скрывать его у себя?

Иэясу задумался – попасть под немилость императора или собрания главных феодалов Японии ему совсем не хотелось. Тем не менее, если пришелец владеет чем-то ценным, это может стать достоянием его, сёгуна Иэясу, и делиться подобным он не желал ни с кем.

– Пока нет никакой необходимости спешить и куда-то сообщать, – сказал он. – Незнакомец на моей земле приземлился, будь он дьявол или ангел. Здесь никому не позволено не уважать мои законы. А кто ослушается – голова с плеч! С его же головы ни один волосок не должен упасть. Ты отвечаешь за него лично! – кивнул он начальнику личной стражи.

Мэйсё улыбнулась.

– Мой господин, – хихикнула она. – Почему вы решили, что он дьявол, может, сам ангел явился к нам? Он выглядит мирным и хорош собой. А если же он все-таки дьявол, то почему же до сих пор нет от него вреда?

Сёгун сверкнул на жену глазами:

– Вы много рассуждаете, дорогая! Или вы уже положили на него глаз? Имейте в виду, я терпелив и прощаю вам многое, но всему есть предел. Головы можете лишиться и вы.

Мэйсё чарующе улыбнулась, смиренно кланяясь:

– Мои похождения, мой господин – ничто по сравнению с вашими. В конце концов, это не у меня живут пять наложниц, которых вы меняете раз в несколько месяцев. Кроме того, не забывайте, что я дочь одного из ближайших советников императора.

– Внебрачная дочь, заметьте! – сверкнул глазами Иэясу.

– Конечно, мой господин, конечно, – многозначительно улыбаясь, снова поклонилась Мэйсё. – Но очень любимая дочь, не забывайте.

Сёгун снова сверкнул глазами, но улыбнулся:

– Вы пользуетесь еще и тем, что я вас ценю как женщину – в постели вам нет равных.

Мэйсё смиренно улыбнулась:

– Все для радости моего господина! Но пусть и господин не забывает о некоторых договоренностях, существующих между нами.

Тагнер с трудом понимал эту учтивую перепалку, но уяснил главное: несмотря на явное внешнее подчинение, у супруги есть какие-то рычаги влияния на сёгуна. Это следовало запомнить и, по возможности, как-то использовать. Ведь его вполне могли начать пытать, стараясь узнать, где он спрятал корабль.

Мэйсё ласково погладила супруга по руке:

– Я думаю, нам надо покормить нашего гостя – вы же сами говорите, что с ним надо обращаться хорошо. С вашего позволения, мой господин, я распоряжусь, чтобы его вымыли, переодели, а затем отвели в гостевой флигель, где и покормили.

Сёгун несколько секунд важно думал, а потом кивнул, соглашаясь.

– Возможно, завтра или чуть позже, мы продолжим нашу беседу, – многозначительно сказал он пленнику-гостю. – Советую быть более разговорчивым.

Мэйсё хлопнула два раза в ладоши и отдала приказания слугам. После купания в большой круглой деревянной ванне, Тангера переодели в свободные местные одежды и, усадив в достаточно просторной комнате на циновку, где лежало множество небольших подушечек, подали еду.

Тагнер проголодался и, несмотря на малознакомую пищу, поел с большим аппетитом, так как все оказалось вполне съедобным. Смакуя сакэ из небольшой пиалки, Тангера думал об Афре. «Что будет, если она попадет в лапы этого жирного свиньи-сёгуна? Он уж точно не упустит случая записать ее в свои наложницы…»

Тагнер изнывал от нетерпенья вернуться и найти Афру, эти мысли постоянно его мучили. Когда стемнело, и терпенье его было на исходе, он хотел осторожно выйти из своей комнаты на улицу, но слуги преградили дорогу.

– Разве ваш господин и госпожа не разрешили мне ходить свободно? – возмутился он, но стражники оставались неумолимы.

Вскоре во флигель Тагнера пожаловал сам сёгун. Он хитроумно улыбнулся и деланно-учтиво поинтересовался:

– Куда же ты собрался, мой гость? Или тебе плохо во дворце сёгуна? Эх, не благоволил бы я к желаниями моей супруги, я бы заставил тебя говорить. Но я тебя раскусил, кто бы ты ни был – ведь ты хотел отправиться на поиски своих – значит, ты тут не один, верно? Ничего, ты мне все расскажешь со временем. – И он удалился, приказав удвоить охрану подозрительного, но явно ценного пленника.

Все ночь Тагнер не сомкнул глаз, думая об Афре под шум не прекращающего дождя. Наконец, наступило утро, светлое солнечное, и дождь кончился.

Слуги принесли ему таз для умывания, а затем завтрак, но к сёгуну его не вызывали, Погулять выпускали на задний дворик флигеля, и все время рядом дежурили пять-шесть солдат с мечами и ружьями.

Сёгун не появлялся. Солдаты на вопросы Тагнера не отвечали, кланялись с каменными лицами, а на все попытки выйти за охраняемую территорию отвечали направленными стволами ружей и обнаженными мечами. Тагнеру оставалось только ждать.

Когда подошло время обеда, тут же, во флигеле накрыли стол, а после того, как он поел, вошла Мэйсё.

Она опустилась рядом с циновкой, на которой от нечего делать прилег Тагнер. Астронавт встал и поклонился.

– Садитесь, уважаемый, – почти ласково проговорила японка. – Я хотела бы с вами поговорить. Супруг мой в отъезде – он поехал лично осмотреть место, где вы появились на нашей земле, потому что местные крестьяне вчера рассказали ему удивительные вещи…

Сердце Тагнера похолодело: если сёгун и его люди станут обшаривать на месте посадки каждый уголок, они могут схватить Афру, которая – Тагнер не сомневался – наверняка все еще находится где-то поблизости, надеясь на возвращение своего спутника. В любом случае, Афре без Тагнера и корабля делать на Земле нечего.

Мэйсё заметила, что Тагнер переменился в лице.

– У вас там есть какие-то друзья? – спросила она.

Тагнер задумался. Это могла быть хитрая провокация, но мог быть его шанс. Интуитивно, как сын своего народа, владевшего определенными телепатическими способностями, Тагнер чувствовал, что Мэйсё не имеет никаких задних мыслей. Более того – он чувствовал в ней глубокий интерес к себе лично, интерес, если не сказать большего…

Мэйсу посмотрела на него, чуть прищурив узкие глазки. Тагнер видел, что, несмотря на не совсем привычную для феринянина внешность, Мэйсё красива. Верно говорят художники и скульпторы: красота – это гармония. В отношении человека, это не конкретный тип овала лица, формы носа или разрез глаз – это совокупность этих параметров, помноженная на глубину души. А душа видна во взгляде человека. Взгляд Мэйсё лучился искренним интересом, а биоволны несли Тагнеру сообщение, что эта женщина испытывает к нему интерес как к мужчине – первая ступень на пути к вершине искреннего чувства любви. Конечно, на эту ступень встают почти все – но не все понимаются далее, однако, кое о чем это говорило. Тем более что выбор у Тагнера был не велик.

– Моя госпожа, – сказал Тагнер на манер местного общения, – давайте не будем ходить вокруг да около. Насколько я понимаю, вы здесь не просто из любопытства. Я вас внимательно слушаю.

Мэйсё, сидя на коленях, поклонилась Тагнеру.

– Наш уважаемый гость все правильно понимает. Мой супруг отправился обследовать место, где, как он считает, упала ваша ракушка. Не буду ходить вокруг, да около, как вы выразились. Ваше появление здесь – значительное событие. Вы явно человек не этого мира. Значит, вы обладаете какими-то возможностями, которые нам недоступны. Мой отец влиятельная фигура при дворе императора. Наша страна вступает в стадию новой политической борьбы. Не знаю, в курсе вы или нет, но у нас есть сёгунат – и есть император. Последние десятилетия власть сёгуната мешает развитию страны. Император желает усилить свою власть и ликвидировать власть этих феодалов с пережитками тысячелетней давности. Если этого не сделать, страны Европы задавят Японию. Вы меня понимаете?

Тагнер, посвятивший несколько лет изучения цивилизации Земли, представлял в общих чертах, о чем речь, и потому кивнул.

– Прекрасно! – воскликнула Мэйсё и сейчас же, сообразив, что слишком выдает свои эмоции, чуть потупила взор и продолжала более сдержанно: – Вы человек явно откуда-то оттуда, – она указала пальцем в потолок. – Мы имеем некоторое представление о строении Вселенной, и допускаем, что где-то могут быть иные миры, жители которых добились большего прогресса в науках. Мой муж сёгун, но он сторонник императора, а не сёгуната. Собственно, поэтому возник и наш с ним союз – любви у меня к нему, как и у него ко мне, нет, мы делим ложе из практических соображений. Вы оказались здесь, судя по всему, из-за какой-то беды, иначе, не сомневаюсь, никогда бы не попали в руки наших солдат. Если вы сможете помочь нам своими знаниями, мощью людей другого мира в борьбе с сёгунатом, то и мы будем снисходительны к вам, и кажем и вам нужную вам помощь. Вечером появится мой супруг – он захочет с вами побеседовать на эту же тему. Что скажете?

Мэйсё улыбнулась и поклонилась Тагнеру, и феринянин даже и без телепатии чувствовал, что говорит японка искренне.

Тагнер понимал, что, несмотря ни на что, доверять целиком этим людям нельзя, но сейчас самое главное получить возможность попасть на корабль. Которая появится именно в том случает, если он согласится сотрудничать с сёгуном.

– Я готов, моя госпожа, – сказал он.

Японка улыбнулась и коснулась руки Тагнера.

– Вы очень красивый мужчина, – сказала она. – Хотела бы я встретиться с вам в несколько иных обстоятельствах, но сейчас вы пленник сёгуна. Ждите вечера! – и она упорхнула, как бабочка.

Вечером Тагнер стоял перед сёгуном, с нетерпением ожидая нового решения. Иэясу с улыбкой, которая, впрочем, выглядела скорее зловещей, чем доброй, не отводил глаз от гостя и что-то говорил супруге, сидевшей рядом. Тагнеру показалось, что Мэйсё слегка и доброжелательно улыбнулась ему. Они были одни в комнате, но вокруг дома стояли солдаты.

Сёгун, прищурившись, посмотрел на Тагнера и рукой указал на подушки рядом с возвышением, где сидел он и супруга:

– Подойди!

Тагнер кое-как пристроился рядом с сёгуном и стал ждать дальнейших решений.

– Наверное, ты уже понимаешь, – заговорил Иэясу, – что мне нужны твои знания. Я мог бы получить их под пытками, но моя супруга упросила отнестись к тебя более мягко, и я с ней согласился. – Он немного помедлили и свирепо посмотрел на феринянина. – Я рассчитываю на твою благодарность!

Тагнер молчал склонил голову, ожидая продолжения.

– Жители окрестных сел, там, где упала твоя ракушка, думают, что их преследует колдовская сила, – сказал Иэясу. – Они пробовали ходить в лес в том месте, но страх гонит их прочь…

Тагнер постарался скрыть улыбку – это работал генератор, совмещенный с режимом невидимости корабля: он посылал волны определенного излучения, которые воздействовали на мозг человека, и чем примитивнее был альфа-ритм, тем более сильное чувство страха гнало человека прочь от невидимого объекта. Сделано это было специально, чтобы отваживать непрошеных гостей от мест посадок на примитивных планетах.

– Два человека со страха упали на том месте и больше не поднялись, – продолжал сёгун, – остальные разбежались. Никто из них не хочет приближаться к тому месту, даже старосты деревень. И народ требует отрубить тебе голову: они утверждают, что ты дьявол. Ими управляет страх, и они хотят побыстрей освободиться от того, кто навел на них этот страх. И люди по-своему правы!

Иэясу усмехнулся и смерил Тагнера взглядом сквозь прищуренные веки, отчего его глаза сделались похожими на узкие щелки.

– Я могу заверить вас, что я не дьявол, – впервые открыл рот Тагнер.

Сёгун посмотрел на супругу и громко засмеялся. Мэйсё улыбнулась – больше Тагнеру, чем кому бы то ни было вокруг.

Иэясу чуть наклонился к феринянину, и доверительно сказал:

– Ты знаешь, я тоже так думаю. В конце концов, я же не настолько невежественен, как эта чернь. Но я уверен, что ты можешь быть мне полезен. У нас в стране назревают большие перемены, император считает, что нам стоит повернуться в сторону европейского образа жизни, хочет сделать нашу страну более открытой, но этому противится сёгунат. Явно грядет большая смута, и я хочу воспользоваться этим. Я прекрасно вижу, что за тобой стоит какая-то сила, но, вместе с тем, ты явно сейчас в моей власти, и ничего сделать не можешь, ведь верно? – Он хитро усмехнулся. – А иначе бы ты давно сбежал. Я прекрасно понимаю, что тебе надо добраться до твоей ракушки, так? Поэтому я хочу заключить сделку: ты расскажешь мне, кто ты и откуда, покажешь свою ракушку, поделишься знаниями, а я, так и быть, отпущу тебя.

– Ваша милость не знает границ, – сказал Тагнер, понимая, что надо использовать предоставляющийся шанс.

Иэясу кивнул и потребовал:

– Рассказывай, кто ты такой!

– Хорошо, я буду с вами откровенен, – начал Тагнер, – но вы мне все равно не поверите…

Сёгун нетерпеливо махнул рукой:

– Это мое дело – верить тебе или нет. Говори!

– Вы верите в существование иных миров? – начал Тагнер. – Если да, то знайте, что я оттуда. Я со звезд. Большинство жителей вышей планеты пока еще думает, что на небе живут только боги. Богов нет, есть один отец Бог, живой на всех планетах. На моей, на вашей, на других. Все в его власти – природа, животные, люди. Я отношусь к одному из этих миров. У меня такая же планета и мы живем мирно, для всех народов существует один закон. С болезнями проблем у нас нет. По развитию мы на много веков опережаем вас, несмотря на то, что вы, японцы, считаете себя властителями мира и самыми умными. Я сюда прилетел ради друга, вот заберу его и уеду с миром. Если бы я захотел вам навредить, я мог бы сделать это с легкостью, даже находясь на небе…

Тагнер старался говорить в максимально доступной форме. Про Афру он решил умолчать, справедливо полагая, что если ее до сих пор не нашли, то так оно и лучше. Если ему удастся вырваться, он с легкостью найдет ее сам.

Иэясу переглянулся с супругой.

– Возможно ли такое?!

– Ну вот, – развел руками Тагнер. – Вы мне уже не верите. Как же мне с вами объясняться, если вы мне не верите? Чтобы убедиться в этом, посмотрите хотя бы на тот браслет, что забрали у меня. Возможно ли на Земле изготовить такую вещь?

Сёгун тут же вытащил из складок одежды браслет и стал его рассматривать. Наверняка он крутил его в руках уже много раз, но сейчас словно видел впервые.

– Да, – молвил он, наконец, – это, похоже, изделие не наших мастеров. Хорошо, допустим. А откуда ты знаешь наш язык, разве там, – он указал пальцем вверх, – тоже говорят по-японски?

Тагнер улыбнулся как можно более доброжелательно:

– Нет, вы же заметили, я разговариваю с акцентом и не так уж хорошо. Просто мы давно изучали ваш мир, и все исследователи учили местные языки. С помощью имеющихся у нас устройств выучить другой язык не сложная задача.

– А почему же ты сам не смог скрыться, как скрыл свой корабль?

– Досадная случайность, – ответил Тагнер совершенно искренне. – Я не бог, я не могу предусмотреть всего. Я вышел без специального костюма. Будь я в нем, ваши солдаты меня бы просто не увидели. Это лишний раз доказывает, что мы тоже совершаем ошибки, то есть, мы такие же люди, как и вы, только имеем более развитую технику.

Сёгун понимающе покивал, выпятив губу:

– Я не ошибся – ты можешь быть даже более полезным, чем я думал сначала. Летающая машина, костюм-невидимка. Наверняка у тебя и оружие есть более мощное, чем наше. Да мы сможем создать такую армию, что нашей стране не будет равных!

Феринянин благоразумно промолчал.

Сёгун довольно потер руки:

– Завтра с утра мы отправимся в лес, и ты покажешь свою ракушку.

– Это называется «космолет», – сказал Тагнер, надеясь, что подобрал правильное словосочетания на японском. – И мне будет нужен мой браслет.

– Космолет? – повторил Иэясу. – Хорошо, пусть так.

– Ну, еще мы называем это «корабль».

– Корабль? – удивился Иэясу. – А, ну то же верно: коли он плавает среди звезд, как ты утверждаешь, то, конечно, корабль… Ладно, браслет ты получишь завтра. И не вздумай меня обманывать – головы лишишься!

Когда Тагнер и сёгун в сопровождении солдат остановились на пустой поляне и феринянин заявил, что они пришли, Иэясу был до крайности удивлен – перед собой он абсолютно ничего не видел:

– Где же твой космолет?

– Он перед вами.

– Кроме кустов и деревьев я ничего не вижу. Или я слеп?! – раздраженно проворчал сёгун.

– Мне нужен браслет, – напомнил Тагнер.

Сёгун с сомнением посмотрел на пленника.

– Дать его тебе? А ты не попытаешься сбежать.

– Браслет был у меня, когда меня захватили – и я не сбежал. Впрочем, если не хотите ничего узнать – не давайте.

Подозрительно поглядывая на Тагнера, сёгун сделал солдатам знак не спускать глаз с пленника и протянул тому браслет.

Тагнер приложил руку к груди в знак благодарности, ввел код, и в одно мгновение перед ними предстал объект в форме утолщенного серебристого диска. Все отпрянули назад, по цепи солдат пронесся благоговейный шепоток. Иэясу сам был поражен, однако прикрикнул на них и приказал быть начеку – он справедливо опасался, что пленник может что-нибудь выкинуть.

– Далее, если хотите, я могу открыть дверь в мой космолет и показать, что там внутри.

Сёгун снова засомневался:

– Погоди! Так дело не пойдет…

Он вытащил пистолет, такой же примитивный с точки зрения феринянина, как и ружья солдат, взвел курок и направил оружие на Тагнера.

– Я тебя застрелю, если попытаешься бежать, понял?

Тагнер понимающе кивнул, одновременно прикидывая, успеет ли он добежать до люка и прыгнуть в него, чтобы не быть подстреленным. Выходило, что не успеет: если промахнется сёгун, то вокруг стоят наизготовку два десятка солдат – кто-то, да попадет. Значит, сейчас надо спокойно открыть люк, дойти до него вместе с Иэясу, а оказавшись на борту, он закроет люк, а там уж один на один с сёгуном будет проще.

Но Тагнер недооценил японца.

– Со мной пойдут два солдата – чтобы ты не задумал ничего.

Тагнер чертыхнулся про себя. С таким эскортом на борту он вряд ли что-то сможет, а если с ним что-то случится, то ни в коем случае нельзя оставить космолет в руках этих варваров.

Тагнер ввел на коммуникаторе несколько кодов, подготавливая корабль к худшему варианту и переходу в соответствующие режимы.

– Что ты там делаешь? – подозрительно спросил Иэясу.

Тагнер улыбнулся:

– Открываю дверь в корабль.

Люк начал распахиваться. Иэясу жестом подозвал солдат:

– Пойдете со мной. Убейте его, – он ткнул пальцем в феринянина, – если он попытается сделать что-то не так.

В этот момент сёгун отвернулся от Тагнера, и феринянин рванулся к почти уже открытому люку.

– Хватайте его! – завопил сёгун, но двое или трое самых рьяных солдат спустили курки сразу, как только Тагнер побежал. Хотя ружья были примитивные, но пули попали феринянину в спину – и Тагнера швырнуло на траву. Однако, падая, он успел нажать кнопку исполнения введенной последовательности кодов.

Люк, почти открывшийся, закрылся, а корабль с легким гудением ушел в небо и исчез за маревом серых облаков, готовых снова пролиться дождем на землю страны Восходящего солнца.

«Надо было еще ввести передачу сигнала нашим…», – подумал Тагнер, и это была его последняя мысль.

Гневу сёгуна не было предела. Он пальнул из своего пистолета вслед кораблю и с криком швырну разряженное оружие в ближайшего стрелявшего солдата, угодив тому в голову. Солдат схватился за разбитый лоб, а Иэясу выхватил меч и одним движением разрубил несчастного чуть ли не до пояса.

– Идиоты! – взвизгнул он. – Я же приказал хватать, а не стрелять!

Двое других стрелявших замерли, ни живы, ни мертвы. Однако сёгун уже немного успокоился и не стал больше махать мечом.

– Убрать падаль! – приказал он, кивнув на труп солдата. Чужеземца заберите – несите во дворец! Может, не сдох еще.

Солдаты осмотрели Тагнера, погрузили тело на лошадь, и вся процессия направилась во дворец сёгуна.

Несчастная Афра действительно не уходила далеко от места посадки корабля. В первый раз, вернувшись на поляну, она наткнулась на невидимый космолет, поняла, что корабль остался на месте, и стала ждать возможного возвращения Тагнера. Благодаря защитному костюму, не обнаружили, и сейчас девушка все видела. Сначала Афру охватила радость, когда она увидела Тагнера живым и здоровым, а когда он упал, сраженный пулями, она чуть не закричала от ужаса, зажимая рот кулаками.

Бедная Афра, сколько уже испытаний легло на ее безгрешную душу на грешной планете Земля! Все эти дни она терпеливо ожидала возвращения Тагнера, днем мокнув под часто проливающимся дождем, а ночью зябко ежась от прохлады. В минуту, когда произошли ужасные для нее события, она стояла за деревьями, не смея выйти. Горькие слезы текли по ее лицу при виде жуткой картины – смерть Тагнера потрясла ее куда больше, чем отлет корабля.

– Ты же мог защититься, как защищал корабль от чужих глаз! Что же тебя заставило показать им его? Что я буду без тебя делать, как ты мог оставить меня одну на этой забытой Богом планете?.. Как больно умирать на чужбине! Как мне забрать твое тело, как похоронить? Я даже не знаю, куда тебя увезли. Впрочем, теперь душа твоя успокоится, встретив там Ангелу…

Так рассуждала Афра. Она хотела последовать за японцами, просить отдать тело и на коленях умолять, чтобы позволили похоронить его по христианскому обычаю, но здравый смысл восторжествовал. «Я все равно ему уже ничем не смогу ему помочь, – подумала Афра, – а меня ведь обязательно возьмут в плен. Тогда как же Камрин?.. Нет, я не имею права собой рисковать, я нужна Камрину! Прощай и прости меня, Тагнер, брат мой».

Стоя на коленях, практически невидимая в маскировочном комбинезоне, девушка с горькими слезами молилась за душу феринянина.

Поскольку Тагнер рассказывал, где примерно должен был находиться Камрин, Арфа для начала решила добраться до берега океана, где, возможно, удастся попасть на какое-либо судно.

К сожалению, Афра не знала, что Тагнер быть только ранен. Организм феринян после определенных медицинских процедур, которые проходили все жители, а астронавты особенно, обладал повышенными способностями к восстановлению, так что там, где обычный человек не имел бы шансов, Тагнер выжил.

Раненого Тагнера доставили в дом сёгуна, где оставили под охраной на попечение Мэйсё и слуг. Иэясу ускакал в Эдо и Киото – он мотался между сёгунатом и императорским дворцом с каким-то поручениями.

Для жены сёгуна было горько видеть человека, к которому она сразу испытала душевную слабость, в таком состоянии, а ранение, тем не менее, оказалось тяжелым – Тагнер трое суток был без сознания.

Мэйсё ухаживала за ним, меняла повязки и накладывала целебные примочки и мази на раны, не переставая удивляться тому, как быстро затягиваются последние. На третьи сутки феринянин пришел в себя и открыл глаза.

Рядом сидела Мэйсё, а чуть позади нее стоил лекарь сёгуна, старый Ясуто.

– Ваш пленник поразительно быстро идет на поправку, – заметил лекарь. – Воистину нечеловеческая сила!

Японка сделала ему знак рукой, попросив удалиться.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она у Тагнера.

Астронавт кивнул, все еще чувствуя слабость:

– Спасибо, вроде бы жив. Что случилось?

Мэйсё всплеснула руками:

– Я так переживала за вашу жизнь!.. А случилось… Сёгун в ярости – вы же сделали так, что этот ваш корабль улетел. А он сильно на вас рассчитывал. Дело в том, что он хотел использовать ваши знания для того, чтобы помочь императорской стороне одолеть сёгунат – в нашей стране назревает открытая борьба между императором и сёгунатом. Сейчас он оказался в явной немилости у императора, и я не удивлюсь, зная натуру своего мужа, что он не переметнется на сторону сёгунов, так же как когда-то он стал тайно служить императору. Неужели вам трудно было поделиться своими знаниями? Если бы муж получил то, что хотел, он бы отпустил вас – тогда бы и я могла на него оказать влияние. А теперь…

Тагнер вздохнул:

– Поймите, Мэйсё, он бы и никто сейчас на вашей планете не смог бы воспользоваться моими знаниями. Дело даже не в том, что я не являюсь специалистом, чтобы сделать для сёгуна оружие или что-то подобное, не говоря уж о самом корабле. На всей Земле сегодня никто это не сделает, даже если бы у меня были бы все нужные знания. У вас нет необходимых технологий… Не понимаете, что это значит? Ну, в двух словах, сделать оружие, которым пользуемся мы или построить такой корабль – это намного сложнее, чем сделать ваши мечи и ружья. На всей Земле сегодня не вплавить такой металл, из которого сделана обшивка моего космолета, даже если бы я точно знал, как его выплавлять… Эх, вы не понимаете!

Мэйсё сокрушенно покачала головой:

– Не понимаю! Если вы знаете, как что-то сделать, вы всегда можете рассказать это кому-то другому.

– Господи, далеко не всегда! – горячо возразил Тагнер и поморщился от боли в боку. – Ну, представьте себе, что вы знаете, как сделать ваши ружья. И теперь представьте, что вам надо научить этому людей, которые жили тысячу лет тому назад. Получится у вас? Они не умели выплавлять такой металл, какой умеете плавить вы, не умели делать порох, и так далее. Возникает множество проблем, которые складываются в одно большое «невозможно». Ведь ружье делается не одним человеком, это сложный процесс, где участвует множество разных мастеров. Каждый со своими приемами. Это и называется «технология». А корабль не летает сам по себе – там есть устройство, которое двигает его, двигатель. Его производство – отдельный вопрос, ведь для изготовления корабля мало сделать его корпус, образно говоря, нужны паруса и весла. И нужные здесь «паруса» и «весла» на Земле сегодня не сделать – между моими технологиями и вашими тысяча лет!

Тагнер вздохнул и продолжал:

– Конечно, я мог бы дать сёгуну то оружие, которое есть на борту корабля, но у меня его не много. И так же как когда к вашим ружьям кончается порох, они становятся бесполезными, так же и тут: когда иссякнут заряды, от моего оружия толку не будет. Понимаете?..

– Кажется, теперь понимаю, – не слишком уверенно сказала японка. – Ладно, посмотрим, что будет делать сёгун. Умоляю вас, не гневите его – лучше верните свой корабль и хоть как-то удовлетворите его ожидания, а то можете поплатиться головой. А мне будет очень горько видеть вас обезглавленного.

Мэйсё поклонилась и ушла, а Тагнером снова занялся лекарь.

Ясуто осмотрел его, цокая языком и приговаривая:

– Ваши раны от пуль, почти затянулись, и это за три дня! За всю свою жизнь я впервые наблюдаю такое чудо! У вас, чужеземец, очень здоровое и крепкое тело. Вы будете жить очень долго.

– Долго – это сколько? – невольно улыбнулся Тагнер.

– Может, сто лет проживете, если сёгун ранее вам не отрубит голову…

– Да, все может быть, – пробормотал феринянин, – так и не поживешь столько, сколько отмеряно…

Лекарь удалился, оставив Тагнера. Лежа на постели, он остался наедине со своими мыслями о любимой Ангеле и о том, в каком положении оказались он и бедняжка Афра.

Так прошло еще три дня, сёгун пока не возвращался, а Тагнер почувствовал себя почти совершенно здоровым. Если бы он знал, где браслет, то обязательно попытался бежать, но заняться поисками устройства дистанционного управления кораблем, отправленным им на спутник Земли, не позволяла постоянная сонливость, и феринянин понял, что ему специально подмешивают какое-то сонное зелье в еду.

Он так и спросил об этом жену сёгуна. Мэйсё посмотрела на него, хлопая узкими глазками, а потом примирительно улыбнулась.

– Да, мой господин, – сказала она, – для вашего же блага. Сёгун приказал не спускать с вас глаз. Солдатам отдан приказ убить вас, если вы попытаетесь бежать, а я не хочу, чтобы вы снова пострадали. Второй раз даже при ваших чудесных исцеляющих силах вы можете и не выжить. А я буду сильно опечалена, если такое случится…

Последние слова она сказала с таким чувством, что до Тагнера, наконец, дошло, что японка к нему неравнодушна. Он благодарно протянул руку.

Мэйсё мягко вложила свою узкую ладошку в его, и Тагнер медленно поднес ее к губам и поцеловал.

– Благодарю вас, моя госпожа!

Жена сёгуна улыбнулась и ушла, но перед тем, как скрыться за раздвижной дверью, бросила на пленника-гостя долгой взгляд.

Глубокой ночью феринянин почувствовал, что его кто-то касается его тела. Не успел он открыть глаза и проронить слово, как нежная, но уверенная женская рука прикрыла ему рот и скользнула по груди, опускаясь все ниже.

– Не беспокойтесь, любовь моя, это я, Мэйсё…

В полумраке ее обнаженное тело казалось видением, возникшем из тьмы. Грудь женщины часто вздымалась – было видно, что она вся горит от страсти и предвкушения близости. Дрожащими губами она поцеловала лоб, глаза и впилась в губы, но почти тут же тихо вскрикнула:

– Боже мой! Да вы как лед! Неужели мои ласки вас ничуть не трогают? Не гоните меня – я хочу вас, чужеземец. Это не похоже на все чувства, которые я испытывала, а у нас с мужем по договоренности довольно свободные отношения… Это что-то большее, даже не могу найти нужных слов. Не гоните меня, позвольте уснуть в ваших объятиях.

Она легла рядом и крепко прижалась к нему. Где-то раздавался стрекот сверчка, мягко светила Луна через оконные проемы. Аромат ее тела, ласки пробудили в Тагнере нежные чувства. Он ласково обнял ее, осторожно, будто держа в руках цветок, боясь помять хрупкую красоту.

– Мэйсё, я хочу быть с вами откровенен. Вы правильно заметили, сказав, что я как лед…

– Вы не человек? – удивилась японка.

– Нет-нет, я – человек, но…

– Тогда я согрею вас своей любовью, – быстро прошептала она, снова ища губами его губы.

Тагнер вздохнул:

– Боюсь, я не растаю. Превратилась в лед моя душа тогда, когда я потерял единственную и вечную любовь – мою Ангелу. Я верен ей душой, и нет разницы, сколько мне жить. Моя душа и тело не просят взамен другую. Она погибла, оставив меня в этом мире, и встретимся с ней мы только в мире ином, у Господа Бога. Единственная моя мечта – исполнить ее последнее желание, – и он рассказал ей историю своей жизненной драмы.

Мэйсё слушала, как завороженная.

– Невероятно, что она могла полюбить другого! – прошептала она. – Неужели тот человек был достоин ее? Но вы живы, я не позволю вам убить себя ради той любви. Это же мучительно: каждую секунду думать о ней, мечтать ее воскресить, зная, что это невозможно. Если вы исполните ее последнее желание, для вас жизнь потеряет всякий смысл? Нет, я вас никуда не пущу! Ведь не иметь близких отношений с женщинами еще и вредно для здоровья. И я сама пришла к вам – возьмите меня!

– Простите, моя госпожа, но я хочу сохранить верность своей единственной любви. Я не могу предать ее память.

Мэйсё еще теснее прижалась к нему:

– От жизни убежать невозможно. У природы есть свои законы, по этим законам живут все – даже птицы, животные. А вы разумный человек. Может, вам по душе мужчины? Мне горько будет это сознавать, но ради вашей радости я приведу вам мальчика…

– Боже, что за гадости вы говорите! А только что назвали меня разумным человеком.

– Тогда там у вас, на звездах, наверное, по-другому делаются дети?

Тагнер усмехнулся, но совершенно не весело:

– Все так же, но только по любви. Любовь к женщине, как и любовь к ближнему – высшая ценность, которую нельзя разменять или променять на что-то иное. Любовь это чудо Господне. Это, прежде всего, и доказывает, что человек создан по подобию Бога. Господь хотел открыть людям глаза на это, указав на Христа: вот он, сын мой, возлюбите друг друга и уверуйте в него – и вы станете совершенны…

– Разве такое возможно?.. – спросила Мэйсё.

– Да! – уверенно ответил астронавт.

Японка вздохнула:

– Вероятно, это возможно у вас, среди звезд. На нашей грешной земле все иначе… Но, в любом случае, я прошу вас быть осторожнее с моим мужем. Когда он вернется, он снова потребует вас рассказывать о тех возможностях, которыми вы обладаете, Ваш браслет у него. Он будет пытаться заставить вернуть ваш корабль и научить делать оружие, которым вы обладаете.

Тагнер горько воздохнул:

– Я смогу только повторить ему то же, что сказал вам: ничего не выйдет, даже если бы я знал, как делать это оружие.

– Он применит к вам пытки! Поэтому, прошу вас, не перечьте ему сразу, Сделайте вид, что соглашаетесь, а я придумаю выход. Я кое-что знаю, что моему мужу сильно не понравится, и уже приняла меры.

– О чем вы, моя госпожа? – удивился Тагнер, но Мэйсё не стала ничего более говорить, и уже через минуту Тагнер услышал ее тихое и ровное дыхание.

Тагнеру хотелось расспросить, что она имела в виду, но Мэйсё уснула так сладко, что он не посмел ее разбудить. Через какое-то время заснул и он.

Тагнер увидел сон. Будто стоял он на самой высокой горе и смотрел вслед уходящей вдаль Афре. Потом громко, громко закричал: «Прости меня, Афра, я не смог тебя защитить. Не уходи, вернись назад!..»

Тагнер проснулся от своего голоса. Мэйсё уже исчезла, он не мог понять смысла сна, но приход японки явно не был сном, это он помнил отчетливо.

Впереди была неизвестность ожидания.

Через два дня вернулся Иэясу. Немало подивившись выздоровлению Тагнера, он тут же вызвал его и потребовал начать рассказывать о секретах, имевшихся у феринянина.

Астронавт повторил ту же «лекцию», что он уже читал супруге сёгуна, но, естественно, безрезультатно – Иэясу это не убедило.

– Лучше расскажи, из какой страны ты появился? Англичанин? Ты похож на них. Хотя, конечно, я не могу поверить, что даже англичане смогли построить твою «ракушку». Но если ты действительно оттуда, – японский князек указал пальцем вверх, – то я тебя не убью. Ты вернешь свой этот, как его, космолет. Поможешь мне построить такой же, сделать оружие – у тебя же там наверняка есть оружие. Я стану императором, а мы, японцы, будем обладать всем миром, всеми богатствами!.. Можешь не бояться, – засмеялся он, – на ваше богатство мы не посягнем.

Тагнер сокрушенно покачал головой:

– Я уже объяснил вам, что ничего не получится, даже если я вам нарисую подробные чертежи. Гордыня и невежество – одни из самых страшных грехов! Сотни лет пройдут, а ваши люди не смогут построить такой же корабль!

– Когда я стану императором, мы все сможем, мы покорим всю вашу паршивую Вселенную!

Несмотря на общий трагизм своего положения, Тагнер расхохотался.

– Гордыня и невежество лишают человека разума и способности правильно оценивать свои силы. А для покорения Вселенной не нужна жестокость – нужны знания, любовь и Божье чудо. Без этого вы бессильны что-либо построить.

– Построю, щенок, и знаешь как? С твоей помощью! Ты сам будешь строить этот корабль. Составишь чертежи, а все, что надо, я достану, хоть из-под земли, – заявил сёгун, сжимая кулаки.

Тагнер развел руками:

– Я уже сказал вам – ничего не выйдет.

– Выйдет или нет – посмотрим, твое дело рисовать чертежи и рассказывать, что и как. А для начала верни свой корабль сюда!

Для вида, чтобы потянуть время Тагнер и готов был бы порисовать какие-нибудь «чертежи», но возвращать корабль он не собирался. Иэясу достаточно хитер, и после первого прокола вряд ли даст пленнику хоть малейший шанс. Чем дольше корабль остается вне его досягаемости, тем лучше, и феринянин ответил на этот приказ категорическим отказом.

– Ах, так? – вскипел Иэясу и распорядился: – Отвести в пыточную! Пусть палач пытает его. Бить до потери сознания, пытать всеми возможными способами – может, это сделает его сговорчивее. Только смотрите, не убейте его насмерть, идиоты!

Палач положил калиться на огонь железные спицы, а пока принялся хлестать пленника плетью. Тагнер впервые испытал насилие – палач наносил ему ужасные удары, оставляя кровавые следы на всем теле. Истерзанный и залитый кровью, Тагнер начал слабеть, а затем и вовсе потерял сознание от боли.

Его окатили холодной водой, приводя в чувство.

– Скажи, чужеземец, согласен ли ты рассказать сёгуну то, что он желает? А то ведь я вынужден буду втыкать в тебя раскаленные спицы, – сказал ему палач с ухмылкой. – Я этого не хочу – но приказ моего господина для меня закон!..

– Что ты с ним болтаешь? – вступил в разговор его напарник. – Давай спицы, я сам разделаюсь с ним, а то господин придет и с нас шкуру спустит, что не смогли развязать язык этому чужестранцу.

– Твоя правда, – кивнул палач и вонзил раскаленную спицу в бедро Тагнеру, отчего тот дико закричал на всю округу.

За первой последовала вторая спица, а затем и третья, после чего, захлебывающийся воплями Тагнер снова потерял сознание.

– Снова потерял сознание, – с неудовольствием констатировал палач и распорядился: – Откуда у него столько терпения? Сказал бы, сволочь, и нас бы не мучил. Не сможем разговорить его – от хозяина крепко достанется…

Его помощник с сомнением посмотрел на обвисшего в цепях Тагнера.

– Не факт, что сможем разговорить. В основном-то мы кем занимаемся? Крестьянами паршивыми, а это явно воин. Он не скажет ни слова, а если переусердствуем, то богу душу отдаст. За что мы сами голов лишимся. Так что давай поаккуратнее с ним, не так резво…

Они продолжили. Вопли Тагнера оглашали все вокруг, затем наступала тишина, когда пленник терял сознание. Его приводили в чувство, и допрос продолжался до вечера. Несколько раз в пыточную заходил сёгун и, узнавая, что пленник по-прежнему молчит, бросал изничтожающие взгляды на палачей.

Вечером сделали перерыв до утра, а с восходом солнца процесс возобновился, но примерно к полудню Тагнеру стало настолько плохо, что одна холодная вода не помогала приводить его в сознание. Кусая от досады губы, сёгун решил дать пленнику передохнуть пару дней.

У Тагнера наступила передышка, во время которой он валялся в пыточной на подстилке и глухо стонал. Лекарь Ясуто менял повязки и сокрушенно цокал языком. Однажды заглянула Мэйсё и выбежала, подавляя рыдания.

На третий день сёгун хотел продолжить процесс дознания, но неожиданно прибежал один из его солдат и доложил, что приближается посланник императора.

– Что!? – Иэясу словно громом поразило. – Только этого не хватало! Голову оторву, если узнаю, что кто-то проболтался… Пленника не показывать, а про меня скажете, что срочно, еще вчера, уехал в Эдо.

Иэясу кинулся к тайному ходу из поместья, но там его встретила охрана императора.

– Куда это вы собрались, любезный? – приветствовал его начальник имперского стражи Сидзе.

Сёгуна взяли под руки и привели в его же дом, где поставили на колени перед Токимото, советником императора и отцом Мэйсё.

Выяснилось, что Иэясу вел двойную игру: якобы сотрудничая с императором в его делах против сёгуната, на самом деле докладывал в сёгунат о всех намерениях первого. Про Тагнера, как выяснилось, он не сообщил никому – ни людям императора, ни представителям главного собрания феодалов Японии. Император уже имел некоторое подозрение в двурушничестве сёгуна, но последний донос на него поступил от Мэйсё, которая представила своему отцу неопровержимые доказательства предательства мужа, выкрав нежные бумаги.

Токимото выслушал сбивчивую болтовню сёгуна, и махнул рукой:

– Собака! Ты предал мой доверие к тебе. Более того, ты предал императора! Думаю, ты знаешь, что делать, чтобы до конца не опозорить честь самурая!

Ползая на коленях перед советником, Иэясу молил о пощаде – совершать харакири ему не хотелось.

– Жалкий пес, – презрительно молвил Токимото, – если у тебя не хватает духу, то я помогу тебе: сниму твою поганую голову с плеч!

С этими словами он вынул меч. Предатель распластался на полу и, пытаясь спасти свою шкуру, стал рассказывать о Тагнере. Советник императора слушал с большим недоверием.

– Дочь моя, – спросил он Мэйсё, – ты можешь подтвердить это?

Молодая японка поклонилась:

– Только со слов самого чужестранца. Не знаю, со звезд ли он. Он, конечно, отличается внешне от нас, но вполне может сойти за европейца, а не жителя звезд.

– Что ты болтаешь, женщина! – завопил Иэясу. – Не слушайте ее, мой господин! Она выгораживает его, она в него влюбилась…

– Какая ерунда! – фыркнула Мэйсё, и отвернулась.

– …И потом она не видела его летающей корабль, а я видел! – торопливо продолжал сёгун. – Корабль, который становится невидимым, и управляется вот этим браслетом…

Иэясу судорожно достал браслет Тагнера и протянул его Токимото.

Советник заинтересованно взял устройство и некоторое время разглядывал его, не убирая меч, о лезвие которого попробовал поцарапать пульт дистанционного управления.

– Да, эта вещица сделана явно не у нас, и даже англичанам не под силу изготовить такое – сталь не оставляет на ней царапин!

– Воистину, я говорю вам правду, мой господин, – снова затараторил Иэясу. – Вы можете использовать этого чужака на благо императора, так как если заставить его все рассказать, то мы сами могли бы строить такие корабли…

– Ты думаешь? – спросил Токимото сёгуна.

– Уверен, мой господин, уверен! – Иэясу заискивающе посмотрел на советника снизу вверх.

– А что он тебе успел рассказать? – поинтересовался Токимото.

– Ничего, он только показал корабль, но хотел сбежать, и мои солдаты его подстрелили. Мы его вылечили – раны у него заживают в десять раз быстрее, чем у обычного человека – и после я приказал его пытать, но он пока молчит, – посетовал Иэясу, косясь на обнаженный меч, который советник продолжал держать в руке.

Токимото задумался, стоя над сёгуном. Наконец, он сказал:

– Ладно, думаю, если все так, как ты говоришь, мы найдем способ узнать от чужестранца то, что нам нужно. А где его летучий корабль?

Иэясу объяснил, что Тагнер сделал так, что корабль улетел.

– Это плохо, – посетовал советник, словно разговаривая сам с собой, – но если корабль был, а вот этой штукой, – он потряс браслетом, который держал в левой руке, – этим кораблем можно управлять на расстоянии, то чужак его вернет, мы заставим его это сделать. Ну а ты, – он повернулся к Иэясу, – тебе в данном случае я не имею оснований не верить, хотя ты и предал нас. Но ты молодец, что не дал чужаку сбежать.

– Я готов служить императору, мой господин! – осмелев, отчеканил сёгун, думая, что тучи над его головой начали рассеиваться.

Токимото с сожалением посмотрел на Иэясу.

– Нет, пес, в твоей службе император более не нуждается. А для Мэйсё я постараюсь найти более достойного мужа.

– Но, мой господин… – начал сёгун, поднимая голову.

– Ты нам более не нужен! – отчеканил Токимото и резко махнул мечом.

Обезглавленное тело Иэясу мгновение стояло на коленях, а затем завалилось на бок, заливая пол кровью.

– Убрать! – коротко бросил советник слугам.

Токимото осмотрел Тагнера, нашел, что раны сейчас не позволят транспортировать феринянина в Киото, да и лучше будет, по мнению советника, если чужак останется пока в стороне от большого количества глаз. Он поручил раненого заботам Мэйсё, очень этим обрадованной, вокруг поместья выставили охрану, и Токимото отбыл, пообещав вернуться через десять дней. С собой советник забрал и браслет Тагнера.

Прошла неделя после казни сёгуна, Мэйсё наследовала его дом, земли и слуг. Благодаря силам своего организма, заботе хозяйского лекаря и самой хозяйки, Тагнер отошел от последствия пыток, и как-то утром Мэйсё встретила его в саду, окруженном охраной – Тагнеру позволял гулять здесь, но не разрешали выходить за пределы поместья.

– Ну вот, вы снова здоровы и полны сил, мой друг Тагнер, – улыбаясь сказал она. – Шрамы делают вас немного старше, но это даже украшает мужчину, как говорится. А я себя чувствую, так, словно мне пятнадцать лет…

Тагнер вздохнул – он понимал, куда клонит Мэйсё. Когда он еще лежал израненный в постели, она говорила с ним и предлагала остаться. Если он согласится сотрудничать с людьми императора, говорила Мэйсё, она сможет убедить отца разрешить ей жить с Тагнером как с мужем.

– Ну как, друг мой, вы подумали? Вы будете служить императору, – сказал Мэйсё и, посмотрев прямо в глаза Тагнеру, добавила: – И мы сможем быть вместе. Я сделаю все, чтобы вы меня полюбили и чтобы вам было хорошо. Подумайте, ведь без своего корабля на нашей грешной земле вы далеко не уйдете, вас ждет много опасностей.

Тагнер склонил голову в знак благодарности.

– Спасибо вам, – сказал он после короткого молчания, – вы оказываете мне великую честь, моя госпожа. Но я не могу принять вашу милость, даже если и отказ будет стоить мне жизни. Во-первых, я не смогу – не смогу, а не не захочу! – научить ваших ученых строить такие корабли, и я это уже объяснял вам. Вы мне до конца не верите – не поверят и люди императора. Значит, меня постараются заставить это сделать – а люди императора явно не более снисходительны, чем ваш бывший супруг…

– Я упрошу отца… – начала Мэйсё, но Тагнер умоляюще сложил руки перед грудью.

– Вы же сами понимаете, что упрашивать отца вы сможете до определенного предела. Если я верну корабль, и его увидят – покоя мне точно не будет, меня снова начнут пытать. Кроме того, если не главное, на вашей планете потерялись двое моих друзей, и я обязан им помочь. Я действительно не знаю, как я это осуществлю без корабля – ваш отец забрал браслет, а без него я корабль не верну, но я должен их найти. Поэтому самая большая милость, которую вы можете сделать для меня – позвольте мне уйти, а сами попытайтесь добыть браслет. Я найду друзей и вернусь к вам за браслетом, чтобы воспользоваться кораблем.

– А вы не боитесь, Тагнер, что я могу насильно оставить вас у себя? – Мэйсё жестко посмотрела прямо в глаза феринянину, и он понял, что за маской ласковой кошечки тут вполне может скрываться настоящая тигрица.

– Увы, моя господа, – сказал он, – вы же сами понимаете, что меня у вас не оставят, если только я не соглашусь сотрудничать. А я не смогу научить вас строить летающие корабли. Даже если я стану для вида рисовать какие-то чертежи, то смогу лишь выиграть время, и рано или поздно от меня потребуют результат, а его не будет. Кроме того, такой выигрыш времени окажется предательством по отношению к моим друзьям.

Мэйсё опустила руки, и лицо ее стало печальным.

– Хорошо, Тагнер, – сказал она упавшим голосом, – я понимаю, что не могу удержать вас душой, а удерживать силой или хитростью не хочу. Я помогу вам бежать, постараюсь выкрасть браслет у отца, и буду ждать вашего возвращения. Обещайте мне только одну вещь: если, Богу будет угодно, чтобы вы вернулись, то тогда вы заберете меня с собой на небо. Обещаете?

«Наверное, это не будет ни ложью, ни предательством к памяти Ангелы, если я сейчас оставлю этой славной женщине надежду на счастье», – подумал Тагнер.

– Обещаю, – кивнул он, целуя руку Мэйсё.

Прошло много времени, и оно показалось Афре целой вечностью. Она покинула Японию украдкой, проникнув в порту Киото на одно из судов, и попала на большую землю. Однако через Тихий океан к месту, где по сведениям Тагнера, пребывал Камрин, из Японии суда не плавали, и Афра оказалась не в Америке, а в Китае.

Днем она скрываться от людских глаз, а ночью выходила на поиски пищи и вновь продолжала свой нелегкий путь. Ее сильно выручал маскировочный костюм, но он сам по себе не кормил, и еду приходилось добывать украдкой, по-простому говоря, красть, что вызывало у Афры угрызения совести. Поэтому воровала она только по самой крайней необходимости, недоедала, сильно ослабла и исхудала. Несколько раз, несмотря на маскировочный костюм, ее чуть не поймали, но спасал парализатор Тагнера, но потом в нем кончились заряды и он стал бесполезной игрушкой.

Скитания по деревням и городам привели ее на юг Китая – в любом случае, ей требовалось попасть на судно, которое могло плыть через океан, в страну, называвшуюся Америкой. Однажды ночью, голодная Арфа вышла на пристань. Увидев рыбацкое судно, готовившееся к отплытию, она подошла ближе, прикидывая, как лучше на него пробраться. Неожиданно голова ее закружилась, и земля ушла из-под ног.

Афра очнулась, увидев перед собой старого китайца. Ей показалось, что она опять в Японии и в плену убийцы Тагнера, но во рту все пересохло. Старик что-то сказал на своем языке молодому китайцу, и тот в пиалке принес горячий рыбный бульон. Афра осмотрелась – судя по всему, маскировочный костюм как раз перестал действовать – его ткань потеряла эффект «невидимки», Вероятно, батарея, которая была встроена в костюм, истощилась.

– Пей, дочка, будет легче, – старик раскрошил в бульон хлеб. – Только немного: у тебя от голода голова закружилась, много пока нельзя. Ты потеряла сознание около нашего судна, поэтому мы тебя подобрали. Старый Лю так понял, что ты странствуешь по земле и тебе негде остаться, поэтому я посмел забрать тебя собой. Тебе повезло, что мы тебя подобрали – могла бы попасть на торговцев живым товаром. По крайней мере, у нас ты будешь сыта, и никто тебя не тронет – я тебя беру под свою защиту. Пока отдохни, потом поговорим. Слепому ясно, что ты не из наших мест…

Афра не понимала ни слова, но ориентируясь на добрые интонации старика, благодарно кивала.

– Я во многих странах побывал, и похожих на тебя людей видел, – продолжал старый китаец. – А мы занимаемся рыботорговлей, доставляем рыбу в крупные города и продаем. Там покупаем другой товар и возвращаемся обратно. Вот так и живем. Каждый живет, как может. А вот этот мой младший сын, Вэй, – он указал на парня, который улыбнулся и отвесил поклон, – а вот старший в прошлом году умер от холеры. Он оставил троих детей и жену, они живут с моей старушкой. Кормить, растить очень тяжело, а что прикажете делать, ведь это моя семья? Пойманную рыбу приведем в товарный вид, ты поможешь. Можете остаться с нами, если некуда идти. Одним человеком больше или меньше, это дела не меняет, да… Утром прохладно, – старик набросил Арфе на плечи циновку, но скоро взойдет солнце, будет даже жарко…

– Возьми, попей – согреешься и быстрей уснешь, – проговорил молодой китаец, поднеся чашечку рисовой водки.

Афра, не зная, что ей подали, и залпом выпила, а потом долго приходила в себя, открыв рот и с жадностью глотая воздух; ее лицо перекосилось. Вся команда смотрела на простодушную девушку и покатывались от смеха.

– Видимо, впервые пьет, – проговорил один из матросов.

– Ладно, хватит глазеть, идите, занимайтесь делами, а она пусть отдыхает, – прикрикнул хозяин судна и поманил Афру рукой: – А ты, дочка, иди за мной. В каюте тебе будет удобно. А мы поработаем, скоро будет дождь, после него всегда бывает богатый улов, – старый китаец привел ее в каюту и уложил в постель. – Не бойся, спи спокойно.

Он поднялся на палубу и подошел к сыну.

– Мне кажется, Бог нам отправил ангела с неба. Нас ждет удача, и ее нам принесет эта красивая девушка. Жаль, она не похожа на нас, а то я подумал бы, что сам Всевышний послал тебе жену.

Он заметил, что девушка вызывала добрые чувства у сына. Афра между тем, положив голову на подушку, тут же заснула. Она спала долго и сладко. А проснулась только на следующий день к полудню. После ее тщетных поисков и скитаний ей казалось, что она проспала целый век и почувствовала бодрость.

Девушка поднялась на палубу. Вся команда как раз обедала. Старик, увидев ее, улыбнулся и жестом указал на место рядом с ним, предложив ей рис с отварной рыбой. Афра с большим аппетитом съела свою порцию, и тогда старик дал ей еще.

– Поешь, дочка, тебе надо отъедаться.

Вэй снова предложил ей водку, но она поморщилась и отказалась. Старый Лю засмеялся:

– Дайте ей чай! Ну, теперь, дочь, можешь, не стесняясь старого отца, рассказывать, что заставило тебя одну-одинешеньку скитаться по миру. Где твой дом, где твои родители? Если в Аравии или в Турции тебя увидят торговцы, то тебя похитят и продадут богатому хозяину в рабство. Тебе надо быть очень осторожной. Но ты не бойся, пока ты с нами, мы сможем тебя защитить. Только не отходи от нас ни на шаг.

Афра молчала, лишь благодарно смотрела на старика.

– Бедняжка, кажется, немая и, наверное, сирота. Не бросим же ее, заберем домой, будет нам дочерью, – проговорил отец и заметил, как у Вэя заблестели глаза.

– Вы правы отец, я смогу ее защитить.

Неожиданно для всех Афра обрела дар речи. И по мере того, как она говорила, команда переглядывалась друг с другом, уже не сомневаясь в том, что она не немая. Но на каком языке говорила Афра, они не могли знать.

– Я благодарна вам, отец, за все. Но я вас не понимаю.

– Нет, я никогда не слышал этот язык, – сказал старик. – Много мне приходилось слышать языков, но этот какой-то странный, не похож ни на один, который я знаю. Но из всего можно понять, что она благодарит нас.

– Это мы поняли, – проговорил Вэй.

– Говорил же я вам – это Божье благословение. Хорошо, будем объясняться жестами, главное, душой понимать друг друга.

– Пойдем, приготовили тебе одежду. У тебя хорошая одежда, – старик потрогал комбинезон Афры, – но она странная, как и твои ботинки, лучше не выделяться. Мы ее продадим, получим неплохие деньги.

С этими словами он провел ее в каюту, достал из шкафчика две пижамы и нитки с иголкой, объясняя жестами что штаны и рукава блузки надо подогнать под ее рост. Кроме того, взамен ботинок он дал Афре парусиновые сандалии.

Оставив Афру в каюте, он вернулся на палубу.

Через некоторое время Афра поднялась в новом одеянии, распустив волосы.

– Ну, вот теперь ты настоящая китайская девушка, – объяснился жестами старик.

Афра грустно улыбнулась, понимая, что надолго застряла на этой планете.

Вся команда надеялась на богатый улов. Вытянув невод, они остались довольны: кроме обычных пород рыб туда попалась средних размеров акула. Радость старика была велика, ведь мясо акулы на рынке ценилось. Он распорядился, чтобы Афру угостили сластями – это была его благодарность Богу за ниспосланную удачу.

При живом общении с командой Афра сносно выучила китайский язык, и объяснила Лю, что ей требуется попасть в Америку. К тому времени их судно находилось далеко на юге, откуда на Аляску не плавал никто.

– Почему ты думаешь, дочка, что твой друг все еще там? – спросил Лю.

– Я не уверена, но именно там он оказался, попав в ваш мир, – сказал Афра. – Он здесь никого не знает, так же как и я. Его подруга, с которой он прибыл, погибла. Куда же ему оттуда идти?

Старик согласился, что, скорее всего, так оно и есть, и предложил узнавать во время заходов в порты, не встретится ли какой-то корабль, идущий к берегам Аляски.

Судно китайских рыботорговцев заходило в один порт за другим, а удобного корабля все не поворачивалось. Так прошел год, Афра работала наравне с командой, она сделалась для них своим человеком. Сын хозяина судна все чаще поглядывал на девушку и делал недвусмысленные намеки, что хотел бы видеть ее своей женой. Афра не знала, как ей быть – подобная ситуация не сулило ничего хорошего.

Китайцы планировали идти в сторону Индии, а это уводило бы Афру еще дальше от Аляски, по сравнению с тем, где она была сейчас. Она уже собиралась сойти на берег, где придется, и искать удачи на другом судне, но однажды вечером старик Лю завел с ней разговор.

– Вижу, дочка, что сердце твое неспокойно как и в первый день, когда мы тебя встретили. Признаюсь, сильно надеялся, что забудешь ты своего суженого и, может быть, станешь женой моему Вэю. Вижу, что собралась ты нас покинуть. Не хотел говорить тебе, но насильно мил не будешь, значит – скажу.

Афра, сердцем чувствуя, что сейчас произойдет нечто важное, все обратилась в слух.

– Беседовал я тут с одним капитаном, он недавно из Индии, куда и мы собирались идти. Так вот, рассказывает он, что видели там одного человека – странный, по всем статьям. Высокий, темноволосый, красивый как бог, сильный, боец умелый – на мечах или саблях никому не даст спуску. И при этом проповедовал веру в Христа, такую же как твоя. Учил, что надо любить ближнего как самого себя, что человек не должен быть алчным. Индусы, которые с ним встречались, прозвали его «блаженным ангелом». Может это быть твой друг?

Душа Арфы сжалась в комок.

– Может, может! – только и нашла она в себе силы произнести.

– Коли так, мы скоро плывем в Индию – пойдешь с нами?

– Конечно! – закивала головой Афра. – Конечно!

– Погоди, дочка, это еще не все. Тот же капитан рассказал, что странный человек уже покинул Индию и отправился в сторону Египта.

– Ну, что же делать? – не растерялась Афра. – Стало быть, и я отправляюсь в эту страну, что бы меня там не ожидало!

– Да, в Египет намного легче попасть из Индии, чем отсюда, – сказал Лю. – Когда будем там, что-нибудь придумаем.

В Индии Лю договорился с хозяином судна, которое отправлялось в Египет. Он предупредил, чтобы тот обходился с пассажиркой вежливо, дал немного товара для нее и убеждал всех, что она дочь знаменитого разбойника, сбежавшая из дому. Так что тех, кто попытается ее обижать, ждет смерть. А главное, чтобы хозяин не посмел продать девушку в рабство, он наказал Афре, чтоб она ни с кем не разговаривала и скрывала свое прекрасное лицо.

– Это тебе будет не трудно – там все женщины закрывают лица.

– Я всю жизнь буду за вас молиться, – сказала Афра на прощание Лю. – Вы возвращайтесь с Богом, я сама найду дорогу. Бог поможет, не пропаду!

Видя, что сын старого китайца собирается последовать за ней, она остановила его:

– Не волнуйтесь, Вэй, я справлюсь сама, тебе не о чем беспокоиться. Все равно я ищу любимого, и мое сердце занято. А тебе нельзя оставлять отца одного, береги его. После него ты должен будешь кормить семью.

Старик вытер слезы, дал узелок с едой и немного денег.

– Возьми, дочка. По земле без них ходить невозможно. Пока они в руках, ты человек, нет голода, нищеты и собачьей смерти. Они не дадут тебе какое-то время быть зависимой. Потом тебе твой Бог поможет. Желаю побыстрей найти твоего друга и вернуться домой – в тот ваш мир. Пусть вас там ждет счастье!

Старик заплатил хозяину судна, идущего в Египет так, чтобы на борту Афра ни в чем не нуждалась, и они расстались.

До Египта судно, на котором плыла Афра, шло в караване из еще нескольких судов и британского военного корвета, так что путешествие прошло без при приключений.

Оказавшись на египетском берегу, Афра решила осмотреться и расспросить местных жителей, чтобы понять, куда направить свои поиски. Бродя по узким извилистым улицам египетского города, Афра отметила некоторое сходство с родиной в одежде людей, в том, какие они выращивают фруктовые сады, рощи финиковых пальм и виноградники.

Климат был сухой и жаркий, и Афра мучилась от жажды. У колодца она увидела женщину с кувшином воды и подала ей монету, попросив напиться. Женщина, увидев серебряник, протянула кувшин. Отпив несколько глотков и омыв лицо и руки, Афра пояснила, что вода ей больше не нужна и монету женщина может оставить себе. Ее взгляд остановился на маленькой девочке лет семи – та едва держалась на тоненьких ножках, от слабости прислонившись к каменной стене.

Афра приложила к ее лбу руку – у девочки явно был сильный жар, она вся горела. Глазные яблоки ее выглядели желто-красными, живот вздут и тверд, как барабан.

Женщина жестами показала Афре, что это ее дочь, и что она больна. Афра так же знаками показала, что ребенка надо лечить. Женщина развела руками, давая понять, что она не знает, как это сделать.

Афре стало ясно, что эти бедные и невежественные люди жили, как придется. Она осмотрелась по сторонам, и в глаза ей бросилась трава, которую она хорошо знала. Девушка сорвала ее с радостным возгласом.

– Это она, та самая! На тонком стебельке с мелким цветочками и растет только вдоль дорог. Она поможет спасти вашу дочь от болезни!

Женщина ничего не поняла, но ориентируясь на интонацию Афры, почувствовала, что появляется надежда.

– Господи, неужели все время придется объясняться жестами? – воскликнула Афра. – Нет, надо начинать изучать язык этого народа.

Подняв ребенка не руки, Афра дала понять, что надо идти домой. Мать поняла, что от нее требуется, взяла кувшин с водой и направилась вперед, показывая дорогу.

Дом впрочем, трудно было назвать «домом» – единственным предметом обстановки являлся старый обшарпанный ковер, валявшийся на земляном полу. Кроме больной девочки на руках у Афры, на ковре лежали еще четверо.

Сердце Афры сжалось при виде такой бедности и беспомощности. Девушка попыталась объяснить матери, что эту траву необходимо немедленно помыть и заварить. Беда сплотила их, и теперь они уже молча понимали друг друга. Они искупали детей, прокипятили в чану всю одежду, предварительно бросив туда речные камни, обладавшие, по мнению Афры, дезинфицирующим свойством. Затем они вымыли все помещение и напоили отваром детей. Афра объяснила, что отвар нужно давать часто.

– Отдохни, сядь, – женщина подставила Афре скамеечку. – Тебя, наверное, боги направили ко мне. Меня Заида зовут. Много дней уже молюсь, чтобы они сжалились над этими сиротами. Не знаю, чем помочь – мать с отцом ушли на заработки на десять дней. Прошло уже два месяца, боюсь, как бы не случилось чего. Мой Бахиж тоже с ними ушел, говорит, там строится храм для паши. Он хорошо платит и кормит, но почему-то они задерживаются. Лекаря позвать – тоже денег нет. Еле-еле перебиваемся, из дома почти все продали. Стираю белье у одного знатного человека, он платит вовремя. Умоляла его, чтобы отправил своего лекаря осмотреть детей. Он пришел, дал какой-то напиток, но он им не помог. Другой лекарь даже и слушать не хочет. У нас многие болеют этой болезнью. Ты сама-то кто и откуда? Строгая, красивая, высокая, У настолько некоторые мужчины почти такого роста. Почему я это говорю? Ты не пропадешь, если бы узнал о тебе паша, он бы сделал такую девушку своей женой… Эх, чего я тебе говорю, все равно ты ничего не смыслишь в нашем языке!

Но Афре чувство подсказало, что женщина жалуется ей на свою судьбу. Она ей улыбнулась и ласково погладила по плечу.

Семь дней внимательного ухода за детьми привели их к выздоровлению. Афра продолжала по утрам собирать различные целебные травы, и скоро все окрестное население знало о ней и о том, что она лечит людей.

Жизнь пошла на лад. Заида и Афра подружились и во всем поддерживали друг друга. Когда вернулись родители детей, они рассказали о том, что в городе Каире распространяется страшная болезнь, от которой люди быстро умирают. Всех умерших от болезни сжигали на костре. Поэтому паша приостановил строительство храма. Даже его личный лекарь бессилен излечить заболевших.

Родители были очень признательны Афре за спасение детей, но признательность исходила не только от них. За время пребывания Афры в этой местности она научилась понимать язык и обычаи этого народа, а все полюбили ее за добрый нрав и всегда обращались за помощью. Слух о ее целительстве распространился и далеко за пределы городка, и люди шли к ней в надежде на спасение.

Вспышка заболевания захватила большую территорию – даже в соседнем Судане умирали люди. Народ тянулся длинными вереницами к дому, где жила Афра, и многие из них умирали прямо под окнами.

– Я не могу больше Заида, нет сил. Мне больно смотреть на то, как умирают люди. Я не знаю вашу растительность, все-таки, она отличается от нашей. В моей стране я бы с закрытыми глазами собрала нужные растения и помогла больным.

– А где твоя страна, Афра? Может, муж мой Бахиж, поможет? Он найдет все, что ты скажешь.

На ее отзывчивость Афра только рассмеялась.

– Нет, Заида, он не найдет. Я из очень далекой страны и не хочу об этом больше говорить. На заре надо ехать в горы, может, там найду необходимые травы. Да и голова разболелась, надо немного поспать, а утром с Бахижем пойдем.

Заида испуганно смотрела на Афру.

– Не бойся. Я не заразилась, а детей не пускай на улицу. Ни с кем не общайтесь, в любом случае наденьте повязки на лицо, которые мы сшили. Я просто устала, пойду лягу.

Солнце уже поднималось из-за горизонта, озаряя весь небосвод ярким утренним светом, когда Афра с Бахижем оказались на зеленеющей равнине у подножия скалистых гор.

– Бахиж, собери травы, которые видишь, но с корнями, а я – кору деревьев. Может, найду ответ, когда буду готовить отвары.

Назад они вернулись затемно, с тяжелым мешком с разнотравьем и кореньями.

Афра продолжала лечить людей, с раннего утра до позднего вечера. Так продолжалось долгое время.

– Афра, если бы ты так лечила пашу, он бы осыпал тебя золотом, – сказал ей как-то Бахиж.

– Не шути так, Бахиж, народ стоит дороже золота.

Но, действительно, скоро слава о чудесных исцелениях донеслась и до дворца паши, и тогда в дом пожаловали его слуги во главе с визирем, спрашивая Афру.

Девушка не стала скрывать свое имя и назвала себя.

Визирь уважительно поклонился:

– О, спасительница людей! Тебя вызывает сам паша Мохаммад Али, он просит, чтобы ты незамедлительно последовала с нами в его дворец. Его сын смертельно болен, и паша тоже ощущает недомогание. Если ты спасешь им жизнь, получишь золота столько, сколько пожелаешь.

– Бахиж, твои молитвы были услышаны, – с иронией проговорила Афра. – Только, как оставить этих людей? Они каждый день приходят сюда, – обратилась она к посланнику паши.

– Приказ паши не обсуждается! – ответил тот. – Он может разгневаться. Прошу мою госпожу собираться в путь.

Афра не знала, что делать.

– Не дури, Афра, отправляйся, – шепнула Заида. – Я здесь помогу людям, только мне еще раз все объясни, я все запомню. Не губи себя, иди! И давай, сестренка, попрощаемся, чувствую, что паша назад тебя не отпустит. Пусть твой Бог пребудет с тобой!

Афра, обнимая подругу, заплакала, вспомнив родной остров, и то время, когда ее вот так забирали против воли в неизведанные дали.

– Целительница может сесть в паланкин, – предложил визирь, учтиво обращаясь к Афре. – Дорога дальняя, вы устанете.

– Нет, не беспокойтесь. Мне жалко людей, которые понесут паланкин. У меня есть ноги, я сама дойду. А вот на вашего коня я бы села.

– Дайте коня целительнице! – приказал визирь.

– Нет, я же сказала – на вашего коня. Зачем беспокоить других? Если сами не хотите идти пешком, зачем же других заставляете?

– Вы действительно отважная девушка! Таких не только паша, все египтяне уважают.

Он сошел с коня и хотел помочь Афре, но она лихо вскочила в седло, поразив всех присутствующих. Визирь восхитился ее красотой и непринужденной манерой поведения, в которой, однако, не чувствовалось ни грамма кокетства – только искренность и душевная простота, и они преображали ее красоту в настоящую силу.

– Истинная богиня! – восхищенно повторил визирь.

Заида и Бахиж долго стояли и махали вслед процессии.

– Храни тебя Бог, Афра! – сказала Заида, смахивая слезу.

Сыну паши помочь не удалось – когда Арфа занялась им, он находился уже при смерти, а вот сам паша под внимательным наблюдением и лечением Афры вскоре поправился. Было отдано распоряжение собирать соответствующие травы, готовя из них лекарства, и вскоре эпидемия пошла на спад.

– Мне очень больно, – тяжело вздохнул паша, когда беседовал с Афрой, – что не удалось спасти моего сына, наследника. Но ты, моя богиня, проси меня, о чем хочешь, ты это заслужила. Ты спасла мой народ и меня. Какому богу ты служишь? Я буду уважать его. Кто ты и откуда? Если не хочешь отвечать, не надо. Как достойна та мать, которая родила тебя, та страна, что взрастила тебя. Твоей красоте нет равных. Я полюбил тебя с первого взгляда и спрашиваю тебя, моя принцесса, хотела бы ты стать моей госпожой?

Афра склонила голову, но твердо ответил:

– Нет, повелитель, у меня уже есть избранник. Я ищу его по всему белому свету. Я слышала о ваших достоинствах – вы можете в благодарность подарить мне свободу.

– Ты и так свободна. Но странствовать одной опасно, и я тебе этого не позволю. Сделаем так: мои люди будут искать твоего возлюбленного. Когда найдут, приведут сюда. Я сам буду свидетелем на вашем бракосочетании. Даю слово паши! Но с одним условием – все это время ты будешь жить у меня. Я слышал, ты была в Турции, Индии, Китае, даже в Японии. Неужели, правда? Откуда столько терпения и выдержки?

– Меня ведет любовь, мой повелитель, любовь. Это чувство сильнее самого человека.

– А что ты думаешь о странах, в которых побывала?

– Индия великая страна, но народ там живет в бедности. Индийский народ истинен в дружбе, чести, доброте. В Японии жестокость. В Турции, Иране и других странах люди как рабы. Правителей там интересует только их безграничная власть.

Паша покивал.

– Видишь ли, – сказал он, – каждый народ живет своим умом. Но правитель должен думать о народе, ведь народ – самое главное богатство, которое есть у властелина.

– Вы сами постоянно думаете о благе своего народа? – чуть лукаво спросила Афра.

Мохаммад Али усмехнулся:

– Формально я – вассал турецкого султана, но я хочу сделать Египет процветающей страной. У этой страны и ее народа есть все возможности для этого. К сожалению, сам народ, да и отдельные люди из знати не всегда понимают, как достичь настоящего процветания страны. Богатеи алчны, им все мало, и все подай сразу, они стремятся обобрать народ, не думая о будущем. А народ темен и не образован. Поэтому правителю, который видит дальше других и стремится к истинному процветанию своей державы, приходится порой действовать жестоко. Недавно я казнил шестьсот мамлюков – они в своем тупом непонимании мешали реформам, которые я пытаюсь осуществлять в Египте.

– Вы считаете, что какие-либо реформы стоят жизней такого количества людей? – ужаснулась Афра.

Али-паша снова усмехнулся:

– Правителя рассудит только Всевышний – и время.

Прошли годы. Мохаммад Али-паша много добился для самостоятельности Египта, но не все его начинания удались. Паша постарел и чувствовал себя слабым и больным. Однажды он позвал к себе Афру.

– Я никогда тебя не принуждал говорить мне правду, ждал терпеливо, пока не расскажешь сама. Но прошло немало лет и перед тобой уже семидесятилетний старик. А ты ничуть не изменилась, как была лепестком розы, такой и осталась. Но у розы тоже есть шипы, без труда их не сорвешь. В чем твоя тайна? Или же ты действительно богиня?

– Богиня у нас одна – это мать Иисуса, что привела на свет нашего спасителя. Поэтому народ ей дал имя Матерь Божья. Роза действительно нежный цветок, но властный. Не зря ее называют королевской, особенно желтые розы. Поэтому насколько она нежна и прекрасна, настолько горда и опасна своими шипами, не подпуская к себе никого. А у моего любимого цветка нет королевской грациозности, он нежен и наивен, – это незабудка. У каждого голубенького незащищенного лепесточка бьется сердце. Этот цветок влюблен в солнце, он хочет насладиться его светом, не думая о времени.

Печальные глаза девушки тронули пашу.

– Ты плачешь? Наверняка, разговор о цветах тебе что-то напомнил, и ты скрываешь слезы от меня. Расскажи, тебе будет легче на душе – и мне не скучно.

– Я вспомнила одну девушку, которую называла сестрой. Она действительно была достойна самого лучшего. Желтые розы были ее мечтой и любимыми цветами.

– Почему говоришь о ней в прошедшем времени?

– Она погибла, погибла достойно.

– Когда-нибудь мы все умрем – философски молвил Али-паша. – Смерть грустна, но жизнь в загробном мире находит свой смысл, который мы не можем найти здесь, в мире живых. Уверен, что придет время, и все на земле будет известно. Как из прошлого человечества, так и из будущего… Но мы удалились от темы. У меня есть хорошее известие, может, оно заставит тебя сказать правду. Двадцать семь я лет ищут твоего суженого, и, наконец-то о нем услышали и даже его увидели!

Лицо Афры вспыхнуло светом надежды. Она почти утратила доверие к паше из-за того, что обещание давалось так давно, а о любимом до сих пор ничего не было известно.

– Да, да, моя богиня! – молвил правитель Египта. – Он так же молод, как и ты, высокий, стройный, сильный, очень красивый, говорят, со светлыми глазами…

– Со светлыми глазами!? – удивилась Афра.

«Кто же этот человек?» – думала Афра. Явно, не Камрин. Но Тагнер исключается, ведь она видела его убитым. Неужели еще кто-то прилетел с планеты Ферина?..

– Мой господин! – взмолилась она. – Отпустите меня, вы же дали слово! Скажите, где он?

– В этом-то вся сложность! Я обещал его привезти сюда, но ничего не вышло – он скрылся. Мы продолжим поиски, такие люди не исчезают бесследно. Единственное, что удалось установить – он отправился на корабле в великую страну – Америку.

Афра всплеснула руками:

– Позвольте, теперь я сама продолжу поиски. Я буду очень осторожна. Знаю, вы беспокоитесь за меня, вы мой благодетель. Но разрешите мне найти единственную и неповторимую любовь.

– Твоя выдержка, терпение мне и многим другим на многое открыли глаза. Я тебя отпущу, слово Али-паши! Все равно я уже не достоин тебя, я стал стариком. Но и ты должна быть благодарна, и за это открой мне тайну. Кто ты?

– Хорошо, я вам расскажу правду, но вряд ли вы мне поверите…

Из всего того, о чем она поведала, Али-паша узнал, что кроме Земли есть другие планеты, на которых живут люди, некоторые из которых научились летать через бездны космоса. Но разум его еще не был готов принять подобную информацию. Он был поражен до глубины души и теперь сидел в глубокой задумчивости. Потом вышел на галерею дворца и долго смотрел в ночное небо, повторяя:

– Аури, Аури… А почему бы и нет?.. Афра, твой рассказ больше похож на сказку для маленького ребенка перед сном. Отправляйся с Богом! Утром мои люди проводит тебя до моих границ. Не хочу остаться перед твоим живым Богом в долгу. Иди с миром, и пусть твой Бог благословит тебя и меня!

Спустя два дня Афра уже находилась на судне, которое несло ее навстречу судьбе. Капитан корабля был предупрежден, чтобы с Афрой обращались уважительно и не давали в обиду. Али-паша отпустил ее обеспеченным человеком – Афра не могла отказать ему в этой милости, да и в любом случае, она давно поняла, что в этом мире деньги – вещь очень полезная, особенно, когда тебе приходится странствовать.

А паша теперь каждую ночь выходил на галерею дворца под звездное ночное небо, долго наблюдая за звездами и тихо повторяя про себе имя, в которое был влюблен: «Афра, Афра, моя богиня!» Спустя какое-то время у Али-паши наступило нервное расстройство и помешательство, но Афра об этом никогда не узнала.

В Америка Афра встретила совершенно иной уклад жизни, чем знала в Китае, Индии или Египте. Здесь было больше власти закона, а не отдельного правителя, но так же, как и везде на Земле, прежде всего, здесь правили деньги.

За долгие годы она обшарила всю Америку, добралась и на Аляску. В районе Новоархангельска, недавно проданного Россией американцам, она нашла упоминания о человеке, который по описаниям походил на Камрина: как ей рассказали, он уехал из этих мест не так давно, и пока не возвращался, но светлоглазого незнакомца, на след которого вышли люди Али-паши, тут не видели вообще.

Не зная, куда двигаться дальше, она купила домик в поселке на берегу Юкона, и жила тихо и незаметно.

Сорок с лишним лет Камрин скитался по Земле и вновь вернулся на Аляску.

Он шел по заповедному лесу, не плутая, в знакомый дом к старой матушке, который он когда-то помог ей купить.

Уже стемнело, когда он добрался до цели. Привязанная во дворе собака, почуяв чужого, злобно залаяла. В доме послышались тяжелые шаги, и мужской хрипловатый голос прикрикнул на пса:

– Опять разлаялся! Наверняка, чужой пожаловал…

Дверь, чуть скрипнув, отворилась, и на пороге появился пожилой, но все еще крепкого телосложения человек с фонарем в руке. В его свете он увидел перед собой молодого парня и остолбенел. От растерянности он чуть не выронил фонарь из рук.

– Боже мой, Камрин! – и опустился на завалинку.

Следом вышла жена и, увидев мужа на завалинке, хватающегося за грудь, словно ему не доставало воздуху, заподозрила неладное.

– Что ж вы делаете, господин? – укоризненно сказала она. – Мы уже пожилые люди, никому не мешаем. Только не бейте моего мужа, освободим мы скоро дом. Вот внука дождемся, как он вернется.

Богдан поднялся, встал перед Камрином и со слезами на глазах проговорил:

– Ну, покопайтесь в памяти, не узнали? Ну да, вы остались такой же молодой, красивый. Это понятно – вы же из другого мира. Дядя Камрин!..

Эти слова «дядя Камрин» отбросили память христосца на много лет назад, когда мальчик Богдан не отходил от него ни на шаг.

– Богдан?! – прошептал он.

– Наконец-то узнал! – и они крепко обнялись.

Богдан не мог скрыть огромную радость, увидев старого друга. Поцеловал его и вытер свои слезы рукавом.

– Пойдем в дом, вспомним прошлое, – пригласил он. – Что ж мы тут-то стоим?..

В доме все оставалось почти по-прежнему, лишь прибавилось старых ненужных вещей.

– Садись, садись. Что стоишь, как чужой? – повторял Богдан, доставая из-за печи бутыль самогона и ставя ее на стол. – За встречу по чуть-чуть не откажешься?

Но, заметив, что Камрин глазами искал кого-то, добавил:

– Не ищи матушку, лет-то сколько прошло! Давно схоронили, царствие ей небесное. Была нам вместо матери, такой и останется в памяти. Сестра вышла замуж, трое деток у нее, уж взрослые. С мужем живет дружно, в соседней деревне. Муж – мельник. У меня уж внуки, трое! А вот младшего брата в прошлом году похоронил. Но так-то, слава Богу, живем неплохо. А как ты, Камрин? – Он засмеялся и крякнул: – Теперь и не скажешь «дядя Камрин», когда передо мной юноша сидит, эх…

Богдан махнул рукой и обратился к супруге:

– Ты-то чего уши развесила? Приготовь чего-нибудь, не видишь, кто к нам пришел?

– Боже! Неужели тот самый твой дядя? Что делается в жизни! Кто ж после скажет, то чудес не бывает! – заохала женщина, и начала накрывать на стол. – А вы знаете, дня не было, чтобы он про вас не говорил. Я сейчас, я быстро…

Появилось тушеное мясо в горшке из печки, соленые огурцы, грибы, моченые ягоды, каравай хлеба.

– Камрин не давал нам с голоду помереть в свое время, – приговаривал Богдан, помогая жене накрывать стол. – Спасителем нашим был. Я впервые-то поел нормально, когда он у нас появился…

Хозяин дома разлил по стопкам самогон, положил Камрину в миску мяса, пододвинул соленья.

– Ну, с Богом! Добро пожаловать в свой дом, свою семью, друг!

– Спасибо, брат! – память и благодарность тронула душу Камрина, они звонко чокнулись кружками и выпили.

– Ну, крепкий, – выдохнул Камрин, – видно, что сам сделал.

– Ты ешь, ешь. Конечно, сам гнал, из ягод. Ты о себе рассказывай, где пропадал? Сын бывает на большой земле, сдает в фактории пушнину. Я описывал тебя ему на случай, если встретит, наказывал, чтобы привез к нам. Не встретил… А бабушка перед смертью называла твое имя…

– Я тоже вспоминал вас, скучал. Вот, вернулся назад. Вы стали моей семьей на этой земле. Странствовал я много, столько стран обошел – не сосчитать. Сам не знаю, кого ищу, зачем?… И возраст меня не берет – уж старится должен. Это Ангела моя постаралась – устройство у нее такое было на корабле, жизнь продлевает…

Богдан присвистнул:

– Так на этом же знаешь, какие деньги можно заработать? А где оно сейчас?

Камрин с сожалением посмотрел на Богдана:

– Вот, и ты туда же… Деньги, деньги… Начнем с того, что этой машины уже нет – уничтожена, взорвалась. А если бы и была… Ну ладно, если бы счастье долгой жизни можно было бы дать всем людям. Так ведь нет же! Ваши богатеи, заполучи они такую машину, стали бы торговать долголетием – не каждому, а только тем, кто заплатит. Ладно, в общем, нет этой машины, нету!

Богдан вздохнул:

– Ну что ты так… Да нет, конечно, здорово было бы иметь такую машину, но ты, наверное, прав: простые люди ничего от этого не выиграли бы, все прибрали бы богатеи в свои лапы.

– Вот-вот, – сказал Камрин, – слава Богу, хоть ты понял. А что до долгой жизни – так не нужна она мне, без любви. А ее нет, потеряна, упущена. Мне и жить-то не хочется, но вот – живу, и долго. Смерть меня пока не берет, я от нее не прячусь, но – не берет!

– Перестань глупости говорить! Тебе надо строить жизнь – пока на этой земле, а другой, может, и не будет. Я не хочу обижать тебя, но ты сам учил меня говорить правду в лоб. Правда есть истина, истина есть Бог, верно? Я не забыл твои учения! Значит, вот что я тебе скажу: ты должен забыть прошлое, хотя бы на время!

– Прошлое человек не забывает, если даже очень сильно захочет. Прошлое – это есть настоящее и будущее. А теперь понимаешь смысл этих слов? Пока туда нет дороги, – Камрин большим пальцем указал вверх.

– Ну так и учись жить здесь. Может, сосватать тебя? Это помогает, знаешь ли. Сколько красивых девок мечтали бы выйти за тебя, – поддержала разговор жена Богдана.

– Слушай, – оживился Богдан, – а, может, и вправду девку тебе подобрать какую? У нас тут хорошие есть?

Камрин махнул рукой:

– Теперь ты глупость не говори, Богдан.

– Чего ж глупость-то? – снова вступилась Анастасия, – ты вон парень-то видный.

Богдан цыкнул на нее:

– Молчи, женщина, в чем не понимаешь, не суй нос! Соображай, чего говоришь. Он сам от себя бежит. Ему больно видеть, как его друзья стареют, умирают, а он хоронит их своими руками. Пойдем лучше выйдем на свежий воздух, Камрин, покурю я.

Выходя. Богдан захватил шапку из собачей шкуры.

– Надень-ка, а то холодно, простудишься, я заметил, ты без шапки. Хоть и одет тепло, и воротник высокий, голова-то все равно открытая. Здесь север и зимы морозные. Оставь себе шапку. Я сам себе сшил, но у меня еще есть…

Камрин почувствовал отцовское внимание и заботу Богдана, несмотря на то, что тот на много лет был моложе, и на душе у него стало чуть-чуть теплее.

С приходом весны лес становится похож на невесту. Все вокруг цветет, кружит голову лесной аромат цветов и листвы, птицы поют на разные голоса. Все оживает и продолжает радовать человеческую душу. Поистине в такие минуты лес напоминает райский уголок.

Камрин сидел с удочками у реки. Увидев приближающегося Богдана, проговорил несколько недовольно:

– Что так долго, ты же говорил, придешь следом за мной? Что-нибудь случилось?

– Да кабатчик местный не отстает от нас. Я уже рассказывал тебе. Отец его, что продал нам дом в свое время, умер, теперь сын его просит освободить участок. Говорит, что документы не в порядке. Вроде как старый обманул бабушку: не продал, а сдавал как бы в аренду. Теперь, мол, вышел срок, пора освобождать. Говорю – дай свадьбу внуку хоть сыграть, потом уйдем.

– Вы действительно хотите уйти?!

– Другого выбора нет. А то старосту привезет, тогда посадят. В моем-то возрасте только по тюрьмам скитаться. Да и внука жалко, горяч слишком. А как подумаю, что придется уходить отсюда, сердце кровью обливается. Ведь все мое детство прошло вот здесь.

– А ты не представляй, а действуй.

– Да как действовать-то?

Камрин задумался ненадолго, затем решительно сказал:

– Покажи, где этот кабан живет. Подождешь меня на улице, я сам разберусь.

– Может, не надо?.. – спросил Богдан с сомнением.

– Чего боишься, он же меня не знает. Сегодня вечером посмотрим, как живет ваш хозяин питейных заведений. А пока лучше лови рыбу, не грусти, все образуется, – улыбнулся Камрин. – Бабушка меня ангелом-хранителем называла, придется продолжить им служить.

Небо загорелось яркими звездами, и полная луна висела над крышами деревенских домов. Камрин с опаской осмотрелся по сторонам и глубоко вздохнул.

– Ну, Бог с нами! – и направился к дому кабатчика.

– Будь осторожен, – прошептал Богдан вслед, но тут же пожалел о том, что сказал.

«Какой я дурак, что разрешил! Если его поймают, что с ним будет? Старый дурень, захотел молодость вспомнить. Помилуй, Господи, больше этого не повторится!»

Так он стоял, переживая с полчаса, и, наконец, услышал чьи-то шаги. Богдан поспешно отступил еще глубже в тень деревьев, но тут же услышал шепот Камрина, зовущий его.

– Это ты? – осторожно спросил он.

– Да я, я. Неужели испугался?

– Не за себя же, за тебя, Камрин.

– Поэтому и прячешься? – усмехнулся тот.

– Не шути! Ну, как дела? Получился разговор?

– Еще как получился! Я через окошко забрался. Смотрю, никого, думаю – все равно придет спать, а я был в его спальне. Заходит он и насвистывает, а когда меня увидел, чуть не захлебнулся от свиста. В общем, разобрался я с ним. Оказывается, документы все были в порядке, все по закону, на имя бабушки. Я помню, она ходила с ним оформлять бумаги. Но бумаги-то остались у хозяина – наверное, она на радостях не сообразила, а хозяин забыл или с каким умыслом не отдал, уж не знаю. Вот сынок, мерзавец, и решил использовать эту возможность, обмануть вас и вернуть участок с домом.

– Хорошо, что не успел сжечь бумаги. Ты их забрал?

– Зачем? – шутливо спросил Камрин. – Пусть у него хранятся.

– Да ты что! Так как же… А зачем тогда ходил?

– Ну, конечно, забрал. Уж и пошутить нельзя? – засмеялся Камрин, очень довольный, протягивая документы.

– Пусть теперь попробует забрать у меня мою землю! – и Богдан поцеловал бумаги. – Ты нас опять выручил, ангел ты наш.

Наутро, когда все еще спали, в дом забежал Семен, внук Богдана, и впопыхах проговорил, что кабатчик едет сюда и с ним поселковый староста и пристав.

– Камрин, вставай быстрей! Уходи в лес через огород – если они тебя увидят – арестуют!

Камрин спешно оделся, выбежал из дома и скрылся в лесу, услышав позади себя крик петуха.

Кабатчик приехал вместе со старостой, но обыск им ничего не дал.

– Это правда, что ты и твой дружок сегодня ночью обокрали кабатчика? – спросил староста.

– Я был ночью дома, никакого дружка не знаю… – Богдан получил сильный удар в ухо и отлетел к стене.

– Будешь врать, получишь еще!

– За что бьете деда, он действительно был дома, – вмешался Семен.

– Может, ты с ним был заодно? – закричал кабатчик. – Воры украли все у моего отца и живут себе припеваючи.

– Документ имеется на землю?

– Разумеется, ваше благородие. Неси документ, Анастасия, – суровым голосом приказал Богдан жене.

Изучив внимательно бумаги, пристав нахмурил брови, посмотрел на кабатчика и сказал.

– Документы-то в порядке. По закону, они владеют этим участком земли и домом. Здесь я ничем не могу помочь, уважаемый, поскольку бессилен перед законом. А вот за то, что они вчера у вас украли, мы можем заставить заплатить сполна…

Кабатчик назвал такую сумму, что у Богдана от изумления открылся рот, и он долго не мог произнести ни слова. На такую сумму можно было купить эту землю снова.

– Он говорит неправду, ваше благородие! – наконец воскликнул Богдан. – Не верьте ему!

– Это я говорю неправду?! Ах ты, скотина! Ну, ничего, вы у меня научитесь вежливо разговаривать!

– Мы перед законом и совестью чисты! – разгорячено проговорил Семен.

– Вижу, ты шустрый. Почему не пошел в солдаты?

– Все мои сыновья отслужили государю, этого не отдам. Есть указ государя – последних кормильцев не берут на службу.

– Ладно, ладно. Ну, вот что… Если завтра, до первых петухов не принесете требуемую сумму, придется решать вопрос о владении землей – будете ею рассчитываться.

– Но это невозможно, у нас нет таких денег!

Староста, кабатчик и пристав молча вышли из дому, сели в бричку и уехали. Семья Богдана стояла в растерянности, не зная, что делать.

– Беги за Камрином, – наконец проговорил Богдан, почесав затылок.

Когда Семен привел Камрина, то, выслушав, что произошло, усмехнулся недобро и сказал:

– Ну, что же, опять придется к нему в гости наведаться!

– Что ты, Камрин! Надо как-то иначе…

– Да никак иначе с такими нельзя. Знаешь, я вырос среди такого народа, где никто не применял насилия. И что же? Их уничтожили, растоптали! Если все время подставлять щеки под удары, то кровью истечешь. Ладно, не волнуйся и доверься мне. Этот сукин сын сам заберет свою жалобу.

– Чего ты надумал?

– Скоро узнаешь.

Дождавшись темноты, Камрин подобрался к дому кабатчика. У калитки болтался какой-то бугай – видимо, опасаясь повторного визита ночного гостя, кабатчик нанял охранника. Улучив момент, когда сторож отвернулся, Камрин перемахнул через забор, но окно в спальню кабатчика оказалось закрыто. К счастью, со стороны заднего двора дверь входа для прислуги была не заперта, и он прокрался в комнату кабатчика. Тот сидел за столом и что-то писал. Неожиданно он проговорил:

– Чего стоишь, как истукан, поставь и убирайся.

Видимо, он решил, что вошел кто-то из слуг, но, не услышав ответа, повернулся с раздражением. При виде Камрина, лицо его исказилось.

– Это опять ты? Как ты попал сюда? – процедил он сквозь зубы. – Знал, что кормлю предателей, ну, я им покажу, – он выдвинул ящик стола и выхватил двуствольный пистолет, но, прежде, чем кабатчик взвел курки, Камрин, метнувшись молнией, успел схватить его за руку, выворачивая запястье.

Кабатчик хотел заорать, зовя на помощь, но Камрин приставил пистолет к его голове.

– Молчи, гнида, убью!

– Что тебе нужно? – пролепетал кабатчик.

– Я же тебе говорил вчера, чтобы больше не приставал к честным людям, иначе подвешу за ноги. Вот – пришел сдержать слово. Ах, ты, мразь! Я когда-то отдал за эту землю все драгоценности, что остались от моей жены, и заплатил твоему папаше. Купил землю этим добрым людям, чтобы они спокойно могли тут жить. А ты, тварь, нарушаешь их покой. Тебе что, денег мало, скотина? Ты бы хоть на секунду задумался, откуда у тебя право – обижать другого человека? Только в воле Бога решать, кого наказывать!..

– Ну, так тогда и не тебе меня наказывать… – прошипел кабатчик, косясь на стволы, приставленные к виску.

Камрин, засмеялся:

– Ах, как ты заговорил, сволочь! Но – считай меня наместником Бога в данном случае. Если что, я перед ним отвечу. В общем, так, паскуда, если завтра свой донос не заберешь – тебе не жить: из-под земли достану и убью. Если снова начнешь к Богдановой семье приставать – тоже прикончу. И никакие приставы тебе не помогут. Третий раз не прощу! Живи так, словно Богдана для тебя нет на свете – не гляди даже в его сторону!

Он связал кабатчика и подвесил вверх ногами с кляпом во рту на крюк у стены.

– Покедова, гаденышь! – сказал он на прощание.

Когда Камрин вернулся в дом Богдана, тот облегченно вздохнул:

– Ну, наконец-то, пришел! Мы уж тут извелись все. Ну, как там?

– Все хорошо, – заверил Камрин, рассказав о своей вылазке. – Завтра утром зайдешь к приставу узнать, забрала ли эта свинья он свой донос.

Богдан не знал, смеяться или готовиться к худшему. Молча лег в постель, натянув на себя одеяло. Утром он с тяжелым сердцем отправился в контору к приставу, но вернулся оттуда в хорошем настроении: кабатчик забрал обвинительную бумагу против него.

Кабатчик внял увещеванием Камрина, и у семейства Богдана наступили спокойные времена. Камрин жил в своей пещере, ловил рыбу, бил зверя, иногда навещал друзей – казалось, у него исчезла цель в жизни, и он просто существовал на земле словно плыл по течению.

Как-то в такую же зиму, спустя двенадцать лет после истории с кабатчиком, Камрин сидел у постели совсем уже дряхлого и больного старика.

– Почему так холодно, Камрин? – прошептал Богдан. – Наверное, смерть приближается ко мне? Я слышал, что перед смертью человека морозит…

Камрин подбросил несколько поленьев в печь, хотя в избе было тепло.

– Что ты мучаешься, не молчи, скажи что-нибудь, – попросил Богдан. – Это ж естество, от смерти не сбежишь, вот и мой час пришел. Не сегодня-завтра умру. Спасибо тебе, друг, за все. Держись ближе к нашим, Семен тебя не оставит. И твой разум ему необходим. Ведь в одиночестве тоже несладко – это смерть души.

Камрин взял старика за руку и погладил.

– Это правда, друг, – сказал он, тяжело вздыхая. – Но получается, я обречен на одиночество. Вот дали мне жизнь долгую – а что толку? Смотреть, как друзья твои умирают? Один я на свете – все любимые люди умерли, сжигает это мою душу. И я в таком огне уже давно горю. Отправлюсь я снова странствовать – решил перебраться через океан. Не могу представить, что ты на моих руках… – Камрин недоговорил. – Мне больно, Богдан. Ты же знаешь, как ты мне дорог, поэтому ничего не говори. Я уйду прямо сейчас. Пока совсем не стемнело, уйду через лес, чтобы никто не видел…

– Я тебя понимаю, брат мой, – проговорил Богдан слабым голосом. – Хорошо, иди с миром. Но перед дорогой посиди, у нас так принято. И обними меня крепко-крепко.

Камрин обнял его на прощание и направился к двери.

– Пусть Бог оберегает тебя везде и всегда, – прозвучал ему вслед слабеющий голос Богдана.

Так началась жизнь Камрина на другом берегу.

Прошли не только годы, десятилетия, столетия. Камрин немного постарел, но все еще выглядел красивым мужчиной в полном расцвете сил. Он долго странствовал по стране, которая называлась Россией. Много трудных времен пережил вместе с ее народом и непростой историей. Камрин выжил, а страдания людей, среди которых он жил, закалили его. Он ни с кем старался не сходиться близко, и, в конце концов, пришел к тому, с чего начал – скрылся от жизненных коллизий в глуши, которая и в начале 22 века оставалась в центре Сибири. Правда, он слушал сводки новостей, смотрел передачи голо-ТВ.

Однажды он сидел на берегу озера, забрасывая удочку. Неожиданно послышался хруст сломанной ветки. Камрин обернулся – прямо перед ним стоял вооруженный человек в каком-то комбинезоне и драной куртке.

– Стой, а то продырявлю! Руки на затылок!

Камрин отрешенно посмотрел на него, думая о том, откуда в такой глухомани мог взяться этот человек – лагерей поблизости не было, хотя ясно, что беглый зэк.

Удилище согнулось под тяжестью улова. Камрин отвернулся от мужчины и потянул рыбину.

– Эй, ты! Куда?.. Выстрелю же!

Камрин, накручивая леску на катушку, проговорил:

– Нет, не выстрелишь, зачем тебе это?..

– Да ты блаженный, парень!.. Черт с тобой, ты тут один или тут еще кто-то есть? Ладно, не бойся меня, не такой уж я и плохой. По телевизору показывают меня, как убийцу, но это неправда, сижу за истину. Я человек военный, меня засадили ни за что, чтобы рот заткнуть, но мне удалось бежать. В мусоровозке – я зарылся в мусор, вот так и сбежал. А потом на одном посту у полицая вот этот игломет отобрал. – Он посмотрел на Камрина и улыбнулся: – Только не знаю, можно ли тебе доверять?.. А, думаю, можно. Вроде мужик ты нормальный, и в глуши живешь, явно неспроста тоже. Откуда такой здоровый вылепился, звать-то как? А меня – Афиноген. Не удивляйся, мне это имя дед дал. Греческое имя, дед по отцу грек был, бабка татарка, а вот мать чисто русская. Так кто я по национальности, как определить? – Афиноген засмеялся.

Камрин в это время уже чистил большого муксуна и не обращал на незнакомца ни малейшего внимания. Афиноген, немного подумав, махнул рукой – видимо, ему надоело всех опасаться, – снял с себя грязную одежду и вошел в воду, даже оставив оружие на берегу.

Закончив разделывать рыбину, Камрин взял ее за жабры и направился к своему жилищу, оборудованному по привычке в оказавшейся неподалеку пещере. Незнакомец вышел из воды и поторопился следом.

– Постой, а как же я? Весьма рад твоему гостеприимству, – засмеялся он, на ходу одеваясь.

Зайдя в пещеру, он тут же дал оценку:

– У-у, по всему видно, давно здесь живешь… А, может, из одежонки чем поделишься? Все-таки холодно, несмотря на то, что лето, – добавил Афиноген.

Камрин улыбнулся и подал брюки и свитер, и Афиноген сразу же начал переодеваться. Когда, заворачивая рукава свитера, новый знакомый вышел из пещеры, Камрин уже жарил рыбу на костре.

– Ну, ты геркулес! – резюмировал он. – Твоя одежда даже мне великовата…

Еда была готова. Камрин молча поставил на стол, тарелки и два стакана. Аппетит Афиногена разыгрался от запаха жареной рыбы, печеного хлеба и холодной самогонки.

– Извини, я голоден как волк, и на вежливость нет времени… – пробормотал он и торопливо принялся жевать, а затем поднял стакан с самогоном.

– Так оголодал, что про оружие забыл? – насмешливо спросил Камрин, показывая игломет, который мужчина оставил без присмотра, а Камрин незаметно подобрал. – Ну, ты даешь!

Афиноген дернулся чуть затравленно:

– Ах ты, черт… Стой, ты чего, сейчас мне будешь угрожать?

– Да была нужда… Поешь – и топай своей дорогой! – Камрин бросил пистолет через импровизированный стол, сделанный из стесанных с одной сторону бревнышек.

Беглый зэк поймал оружие, но больше наставлять его на Камрина не стал, а, покрутив в руке, сунул за пояс.

– Ладно, – сказал он, чуть подумав, и поднял стакан, – за тебя, друг! Спасибо! А я и не заметил, как ты забрал «пушку» у меня… Молодец, а я ведь в военной разведке служил, все-таки. Эх, расслабился на минутку!.. Зовут-то тебя как?

– Камрин.

– Интересное имя! А меня… Афиноген. Да ты уже знаешь, – и оба засмеялись.

– Пей, давай, – сказал Камрин.

– Правильная мысль, – согласился Афиноген, и они выпили, а потом еще и еще.

Вино вскружило им голову, и теперь во всем чувствовалась свобода и легкость, так что Камрин и Афиноген стали охотно делиться воспоминаниями и рассказывать друг другу истории своих жизней. Так началась их дружба.

– А за что на тебя убийство-то повесили?

– Да был я, видишь ли, секретным агентом, занимался исследованиями свидетельств существования НЛО и тому подобными штуками. Узнал об одной проделке нашего Президента с американцами – насчет инопланетян. Вот меня и запихали, чтобы молчал. В принципе, могли просто замочить, но, видимо, мне повезло – просто сбагрили с глаз долой.

– А что там за секреты такие? – довольно вяло поинтересовался Камрин и усмехнулся саркастически, думая о своем: – Ха, инопланетяне!

– Могу рассказать, – кивнул Афиноген. – Слушай. В одном зарубежном архиве мне попался материал за девятнадцатый век. Есть очень весомые данные, что в Японии когда-то давным-давно приземлялся настоящий инопланетный корабль. Он там описан – все чин-чинарем: серебристый диск, натуральный НЛО. Только нет там ответа, каким образом они его захватили. Сбить его в начале девятнадцатого века, да в Японии явно не могли при всем желании. Добровольно инопланетяне с самураями тоже в контакт вряд ли вступили бы. Из архивных документов получается, что в руках японцев был даже один космонавт, и он как-то потом отправил корабль в космос, чтобы не достался самураям, а сам сбежать не смог. Был он в руках у некого сёгуна, который хотел угодить и их собранию феодалов – ну, вроде нашей Думы было такое, – и императору. А император тогда как раз начинал борьбу за централизацию власти. В общем, хотел он этот корабль использовать в своих целях, даже пытал инопланетянина, чтобы рассказал, как такой же построить. Инопланетянин, понятное дело, не мог ничего рассказать – разве наш сегодняшний космонавт мог бы научить дикарей, как построить планетолет?..

– Погоди, а откуда такие точные сведения? – удивился Камрин.

– Собственно, это все из дневников одной японки того времени, жены сёгуна, который захватил инопланетянина. Прямо любовная история, роман можно писать! – Афиноген хихикнул. – Муж начал пытать инопланетянина, а японка, похоже, влюбилась, и заложила мужа императору. В общем, самурая казнили, а инопланетянину японка помогла бежать. Представляешь, какая романтичная история?.. Так этот инопланетянин, видимо, у нас на Земле и сгинул. Ну, или, может быть, позже корабль свой все-таки как-то вернул и улетел. Но это, судя по всему, вряд ли: японка пишет, что у него был пульт дистанционного управления кораблем, который забрал сёгун, когда схватил инопланетянина, а затем, уже после казни сёгуна, – люди императора. Поскольку папаша японки был какой-то крупной шишкой у императора, японка надеялась вернуть браслет и как-то передать этому парню с «тарелки». Но в дневнике об этом нет упоминаний – он вообще обрывается. То ли умерла японка, то ли умертвили, может быть – ну, времена-то тогда какие были!..

– Можно подумать, нынешние времена лучше, – заметил Камрин и спросил, нервно вертя в руках нож: – И что этот корабль, нашли?

– А ничего, не нашли! Правда, смотри какая штука, как наши в спецотделе рассуждали. Если считать, что дневники – правда, то, значит, корабль где-то не далеко. Ведь не мог же пульт дистанционки действовать на неограниченном расстоянии, логично? Разумно было бы представить, что инопланетянин поднял свой корабль на орбиту над Землей. Но в космос уже сто пятьдесят лет летают, и на орбите ничего такого нет. Значит, скорее всего, корабль на Луне – ее еще не всю обшарили. Кроме того, в дневнике японки упоминается, что корабль мог становиться невидимым, значит, так просто его не найти.

Камрин глубоко вздохнул:

– И что, этот инопланетянин был похож на землян? – спросил он с уже плохо скрываемым волнением.

– Да один в один! – воскликнул Афиноген. – Если верить японке, конечно. Высокий, красивый, европеоидного типа.

– Интересно, – Камрин подался вперед, ловя взгляд Афиногена, – и когда это было? Когда японка дневник свой писала? В какие годы?

– Когда писала – не знаю, а если про встречу с инопланетянином говорить, то описывает она тысяча восемьсот девятый год.

– Через пять лет, как мы сюда с Ангелой попали… – поговорил под нос Камрин.

Афиноген не расслышал и переспросил:

– Ты чего там бормочешь? Ты попал? Куда?.. Да этот инопланетянин, если и был, то давно уж умер…

– Это я так… – отмахнулся Камрин. – Умер… Мог и не умереть, я-то живу…

Мужчина уставился на Камрина:

– Парень, ты не больной? То-то я смотрю, чудной ты какой-то. Ты что хочешь этим сказать?..

– Да ничего я не хочу сказать! – отмахнулся Камрин. – Скажи лучше, тебя – что, из-за этого старинного дневника в тюрягу упрятали?

– Фактически, да. Я его обнародовал, журналистам сдал. Ясное дело, они из этого балаган устроили, но меня все равно – упекли.

– А зачем сдал-то?

Афиноген усмехнулся:

– Смотри, какая штука. Используя эти данные, стали бы искать корабль на Луне. Но наше продажное правительство, довело страну уже до того, что вся космическая индустрия у нас развалена окончательно, а ведь когда-то первыми в космосе были! За подобными вещами сильно охотятся китайцы – они же все еще сильны, несмотря на то, что развалились, фактически на два государства. Кроме того, сейчас за таким же фактами охотится и Всемирный Халифат – они реальная сила, они уже всю Европу подчинили. Я не был уверен, что продажные чины из нашего ведомства не сдадут эту наводку, скажем, тем же людям халифа Мохаммеда.

– И что ты сделал?

– Да передал сведения американским журналистам и журналистам из Латиноамериканского Союза. Мне устроили подставу за хищение государственных средств, уволили и завели уголовное дело. Пришлось бежать. Собственно, меня не сильно искали – достаточно было дискредитировать, и меня, и саму идею. Вот так.

– Понятно, – сказал Камрин, и видно было, что его занимает другая мысль. – Но вот ты сказал, что эта японка описывала инопланетянина, и что она вроде как в него влюбилась. А там не было его имени? Не помнишь?

– Да было, было… Сейчас, кажется… – Афиноген чуть скривился, вспоминая, и вдруг, заметив состояние Камрина, хохотнул: – Э, да что с тобой?! Ты чего так напрягся-то? Уж не ты ли был этот инопланетянин? – пошутил он.

– Я задал вопрос первым! – суровым голосом ответил Камрин, и стал сдвигать на столе грязные миски. – Так ты помнишь, как она его называла?

– Ладно-ладно, спокойно! Что-то вроде Тангер или Тагнер, как-то так…

Камрина словно кипятком ошпарило, он вскочил, роняя посуду со стола.

– Как?!?!?!

– Что с тобой?

– Повтори, как ты сказал, – Камрин схватил Афиногена за грудки; его губы дрожали. – Ты сказал – Тагнер?!

– Да, да, как-то так, вроде. Да отпусти меня… – Афиноген высвободился и ухмыльнулся, отодвигаясь в сторону. – Хорошенькое дельце… Конечно, неувязочка – не мог ты жить в то время, но у меня нюх на такие штучки: ты явно как-то связан с этим, вон так ручонками замахал! Дружище, давай, колись. Я-то ведь тебе про себя все рассказал. Тем более я как бы вне закона, так что вреда тебе не причиню. А, может, и помогу. Поделись, а? На душе легче станет!

Камрин медленно пустился на чурбан, на котором сидел.

– Господи, Тагнер… – повторил он, глядя куда-то мимо Афиногена. – Но как он попал сюда? А, может, и Ангела все-таки жива, и они ищут меня!…

Он налил вина и залпом выпил, а затем пристально посмотрел на нового приятеля:

– Рассказать, говоришь?.. Ладно, дело тут такое – это мои друзья. С нами случилась беда много веков назад… – Он успокоился, как мог, и рассказал Афиногену о том, что случилось с ними.

Тот слушал Камрина с вытаращенными глазами и отвисшей челюстью.

– Вот это да! – сказал он, когда христосец закончил рассказ. – Если бы я не занимался поисками материалов в этой области, я бы решил, что ты, парень, либо спятил, либо ты – очередной любитель создать дешевую сенсацию. Значит, это ты тот «безумный ангел», упоминания о котором встречались иногда в старинных источниках, вот оно что… За твою голову дали бы большие деньги, особенно с учетом того, что ты такой долгожитель. За одно это за тобой бы начали охоту – чтобы выбить секрет долголетия.

Камрин покачал головой:

– Меня можно было бы пытать до смерти на эту тему – я не знаю этого секрета. Его знаю фериняне – аппарат для такой обработки человека был на борту корабля Ангелы, а корабль погиб вместе с нею. Я сам не знаю об этой технологии ни-че-го! Я даже не знаю, сколько мне отпущено. Ангела говорила, что фериняне живут до трехсот-четыресот лет… А, может, это не действие их аппарата, а какое-то Божье наказание?.. В общем, я ничего рассказать не смогу, даже если сильно захочу.

– Ну, тогда тебя бы просто забрали, как подопытного кролика. Это ж такие перспективы!..

– Заработать на мне решил? – глаза Камрина стали суровыми.

Афиноген махнул рукой:

– Мне-то с этого что? Сдам тебя – а меня уж точно в расход, как лишнего свидетеля. А даже если бы они, – он ткнул пальцем вверх, имея в виду, очевидно власти и подконтрольных им ученых, – и нашли бы в тебе что-то, что дало бы им возможность повторить такую технологию долголетия, то простому народу они бы хрен чего дали. Все бы оставили для олигархов, с которых можно деньги за это получать. Так что – пошли он в туда!

Камрин усмехнулся, но промолчал.

– Но как тебе удалось до сих пор остаться на свободе? Если тебе помогали друзья, то, считай, что у тебя появился еще один. Я читал данные по твоим проповедям, хотя ты давно уже не показывался, так сказать, широким массам.

– Спасибо за понимание… Да, я давно сижу тут, в глуши, но, похоже, время приходит. Всемирный Халифат, к сожалению, благодаря попустительству Европы и Америки в свое время, стал большой силой. Европа уже под ним, Китай в упадке, Америка, как и века тому назад, рассчитывает отсидеться за океаном. Да и у них там тоже нет единства. Россия становится все слабее. Халиф Мохаммад объявил себя вторым Пророком и призывает поднять знамя ислама над всей планетой. Но любая религия, которая призывает утвердить себя силой – аморальна…

Камрин встал, глядя на Солнце, опускающееся за лесистый горизонт. Ветерок развевал его длинные волосы, а закатные блики сверкали в глазах.

– Главное, чтобы люди, наконец, поняли, что нельзя Иисуса предавать дважды. Спасение только через Него, единого Отца нашего. А тропинку к Нему знает только Иисус. Иисус хотел оставить после себя любовь, и дико, чтобы народ убивал друг друга за нее. Есть заповедь – любить ближнего, и тогда будет мир на земле. Иисус хотел, чтобы эти слова дошли до разума каждого. В этом и есть спасение человечества и всей планеты. И пока эти простые слова не дойдут до человека, между людьми всегда будет непонимание. И это всегда приводит к войне. Любовь – это есть жизнь, это есть Бог. Любя нас всех, всех людей Вселенной, Иисус отдал свою жизнь на этой планете. Я достаточно изучил историю Земли, пока жил здесь. И поверь мне, друг, придет время, все живые и мертвые пройдут через руки Иисуса Христа. И тогда каждый человек спросит себя: чем был занят мой разум, что я не уразумел? Куда смотрели мои глаза, что я не смог отличить свет от тьмы? Почему не разбудил свою спящую душу и не послушал разум?..

Афиноген, слушая это, сначала усмехался, а затем вдруг улыбка сошла с его лица.

– А ведь, действительно, – тихо сказал он, – почему?..

Шел 2101 год, 22-й век от Рождества Христова. Планета, созданная Богом, по-прежнему не изменяла законов природы и вращалась на своей орбите. Изменился только мир, созданный людьми, и проблемы, которые вставали перед всем человечеством и каждым человеком в отдельности, лишь множились.

Люди лечили старые болезни, но вместо них все чаще возникали новые, борьба с которыми отнимала много сил, а поскольку все более дорогое лечение становилось доступно только богатым, то в основном погибали бедные. И хотя человечество плодилось, умирало все больше и больше людей.

Климат тоже продолжал меняться. Едва уловимый ветерок сменялся ураганом или смерчем, сметая все на своем пути. Дожди переставали выпадать там, где они поили землю тысячелетиями, и земля выгорала. Наоборот, в других сторонах света, где ранее было сухо и жарко, ливни проливались потоками воды с небес.

И вода эта была не животворной, а отравленной все тем, что человек выбрасывал в воздух и в почву. А ведь испокон веков считалось, что вода – это жизнь. Вода – это жизнь, жизнь – чистое голубое небо. А небо – это любовь, любовь же – цветок, который под ласковыми лучами солнца открывает свою жизненную силу. Жизнь – это Бог, а когда его нет, то мир людей окутывается черной паутиной сатанинских идей. И отношения между людьми рушатся, превращаются в набор правил, которые каждый трактует так, как ему выгодно, а чаще – по подсказке Сатаны. Земля людей задыхалась под толстым слоем асфальта и бетона, а души людей – под слоем лжи и ненависти, убивающим все, что было подарено Богом для жизни не бесцельной, но счастливой.

Появилось все больше свободы для совершения греха. И те, от кого получена такая свобода, должны были бы понять, что уничтожают самую последнюю надежду на жизнь – любовь и понимание, даже если они еще в ком-то теплятся, а человеческие отношения есть продолжение жизни вообще.

Правда, часто появляются правители, которые провозглашают борьбу с грехом методами, основанными на жестокости и тирании, а на самом деле, преследуют одну цель – достижение абсолютной власти и еще большее унижении человека. Их цель не любовь к ближнему, а жестокость и гордыня. И с каждым днем человек теряет сам себя и свой дом – свою планету…

Камрин решил отправиться в Стамбул, туда, куда не так давно глава Всемирного Халифата, всемогущий халиф Мохаммад, перенес столицу из Мекки.

Услышав об этом, Афиноген пришел в ужас:

– Ты сошел с ума! Не зря тебя называют Безумным ангелом. Ты не сможешь в одиночку изменить мир. Попадешься в руки халифа Мохаммада, он казнит тебя! Это не твоя планета, не твоя земля – стоит ли за нее умирать? Думаешь, земляне тебе будут благодарны? Как бы не так – они ведь сами уже отдали когда-то сына Божьего на смерть. Нет, я тебя не пущу, или своими руками убью! Это лучше, чем потом на кресте видеть распятым, – кричал Афиноген, стараясь силой удержать друга.

Камрин спокойно улыбнулся:

– Ну, так чего же стоишь – убей! Может, тогда моя душа успокоится. Больше сил моих нет, устал я, Афиноген, мотаться по чужой планете. Устал жить, не умирая, и видеть смерть друзей.

– Успокойся, христосец! Где же твоя вера? Или ты забыл, кто ты? Разве плоха вечная жизнь? А, может, от тебя и пойдет вечная жизнь по земле? – Афиноген хлопнул Камрина по плечу.

– Спасибо, успокоил, – полушуткой ответил Камрин, мягко отстраняя руку друга. – Я и врагу не пожелал бы такой жизни.

– Ты оставайся, Афиноген – тебя я с собой не зову: если поймают тебя, повесят раньше меня. А я пойду путешествовать по земле Халифата. Если мои проповеди дойдут до душ народа, я с их помощью построю на той земле храм, это будет спасение для верующих. Они будут надеяться и ждать пришествия Иисуса Христа – по всему видно, что осталось не так много времени. Сколько можно на земле воевать?! Это халиф завоевывает земли, убивает христиан и всех, кто думает иначе, чем он. Он не понимает, что его участь уже предрешена. Постараюсь с ним поговорить и вразумить, чтобы не трогал невинных людей…

– Ты собираешься отдать себя злому шакалу, жаждущему разорвать тебя на куски?! Нет, надо подумать, должен быть другой выход, Камрин!

– Другого выхода нет. Когда-то же я умру – какая разница, когда? Лучше я спасу этот мир, да и эту многострадальную страну, где мы стоим с тобой сейчас. Я ведь обошел весь земной шар и опять вернулся в Россию. Она меня всегда тянула к себе. Видимо, она более под рукой Господа, чем иная другая страна. Я имею в виду Землю, где люди давно забыли Бога…

– Я пойду с тобой! Сам сказал, какая разница, где умирать за благое дело, если, конечно, на это будет Божья воля. Если чужеземец-инопланетянин не жалеет собственную жизнь во имя спасения моей родины России, да и всей планеты от Сатаны, то как же мне, гражданину России, сыну своей планеты, смотреть на то, как слава перейдет к тебе? Решено: я иду с тобой! – ответил Афиноген и потер висок.

– Ну, после такой речи, спорить с тобой бесполезно. Пока будем находиться на российской территории, маскируйся, чтобы не узнали, а там…

– А там мир узнает, кого они хотели убить. Сына своего отечества, как предателя… Я им докажу! Всему миру докажу, что я люблю свою Родину!

– Надо любить планету, весь мир – она и есть твоя родина. Весь мир есть народ. Без моих распоряжений – никуда не лезь. И вообще, я хочу, чтобы ты остался жив, Афиноген. Если меня убьют – а я чувствую, что смерть близка, – схорони меня на Аляске, на вершине одинокой скалы у городка Ситка, когда-то он был Новоархангельском, где когда-то я так недолго был счастлив с Ангелой. Помнишь, я тебе рассказывал?..

На всякий случай попрощались здесь, боясь что на земле Халифата им не представится случая.

Смертельно уставший и голодный от бесчисленных переходов через границы государств, Камрин лежал на холме, покрытым выгоревшей на солнце травой. На этих просторах царил закон ортодоксального ислама, но поскольку Халифат совсем недавно и силой вобрал в себя исторически слишком разнородные народы, многие люди относились к Камрину доброжелательно, и его появление в этих краях иногда встречали словами «Безумный ангел вернулся…»

В основном люди боялись подходить к нему: подданному Халифата, замеченному рядом с ним, а так же членам его семьи, грозила жестокая расправа. Но встречались люди, более близкие к Богу в душе, и их не останавливали угрозы. Иногда они собирались тайно, и Камрин рассказывал о смысле жизни и Божьих заповедях, а люди кормили и одевали его.

Очень скоро весть о «безумном ангеле» дошла до халифа Мохаммада. Новый «спаситель мира», объявивший себя прямым потомком Пророка из седьмого века, и носивший его имя, пока что принес народам не радость и единство, а лишь слезы и страдания.

Начинал Мохаммад командиром звена боевиков, а во время второй Варфоломеевской ночи во Франции, когда было вырезано более пятнадцати миллионов христиан, равно как и множество мусульман, не согласных с радикальными мерами ваххабитов, он выдвинулся в видные лидеры движения. В две тысячи сто восемьдесят восьмом году он сместил шейха Абдаллаха, который правил Арабским Халифатом, занимавшем тогда лишь Саудовскую Аравию и Север Африки, и за пять лет, пройдя огнем и мечом по земле Европы от Апеннин до Швеции, расширил новую Империю Ислама до Балтийского моря. Не решался он пока двинуться через океан на второй век медленно агонизирующую Америку и на Россию, обладавшую малочисленными, но высокотехнологичными вооруженными силами и, самое главное, новым оружием – так называемым «черным светом». Впрочем, это было дело времени: полностью погрязшие в коррупции чиновники в Москве вели тайные переговоры с эмиссарами халифа о поставках соответствующих технологий. Опыт истории ничему их не научил: так же, как когда-то англичан, рассчитывали направить военную машину Гитлера на Восток, сейчас деятели Российского МИД надеялись, что удастся направить орды ваххабитов через океан на США. Ради этого Мохаммаду была сделана уступка в виде передачи Халифату земель Северного Кавказа с, якобы, идеологически «родственным» населением. Тех жителей Кавказа, которые не хотели иметь таких «родственников», никто не спросил.

Халиф Мохаммад возлежал на широком ложе в своем дворце на берегу Босфора. Под тихое журчание вод в фонтанах и сладкие звуки музыки вокруг тенями извивались полуобнаженные танцовщицы.

– Сам Аллах отправил его в мои руки, – сказал халиф, когда до него дошли вести о Камрине. – Назначьте награду тому, кто укажет мне, где скрывается этот гяур! Я научу его, как стоять перед потомком Мохаммада, душа которого живет во мне.

Придворный, стоя на коленях, склонил голову до самого пола, выложенного полированным наномрамором:

– Великий и могущественный халиф, нет нужды искать его! Он не скрывается. Осмелюсь сказать, если великий халиф не разгневается… – слуга замер в нерешительности.

– Не тяни верблюда за хвост, говори скорей!

– Он уже здесь, Великий халиф, читает проповеди…

– Как он смеет, неверный пес! Что еще за проповеди?!

– Я не решаюсь, мой повелитель…

Халиф гневно махнул рукой:

– Говори, а не то ты первый лишишься головы!

Слуга сжался, но нашел в себе силы продолжать:

– Я только передаю его слова, мой повелитель… Он вещает, что вы отправлены Сатаной, и губите души всех людей. Что близится час пришествия спасителя Иисуса Христа. Он говорит – это Сын Божий, именно тот Сын Божий, которого когда-то распяли на кресте. Говорит, что о нем написано во всех священных писаниях, даже в Коране, что он придет и спасет верующих в Отца его, и под другим небом все будут жить в согласии с Богом. Неверующие на этой земле погибнут. Говорит, что вы так пропитаны дыханием сатаны, что спасет вас только огонь. Он у ворот и сам просится к вам во дворец, и…

– Так он вообще здесь?! – вскипев от гнева, Мохаммад дернулся к пульту обзора и включил камеры у ворот дворца.

За воротами собралась толпа воинов из охраны Дворца, вооруженных импульсными автоматами «ятаган». Какой-то высокий человек с длинными волосами стоял в их окружении и что-то говорил, периодически воздевая руки к небу. Воины, к удивлению халифа, слушали незнакомца.

– Его называют Безумным ангелом, – дрожащим голосом сообщил придворный.

– Ага, так сам Безумный ангел пожаловал к нам? – Халиф ткнул пальцем в экран. – Это как понимать – он мне бросает вызов, несмотря на то, что его ожидает мучительная смерть?! – в гневе правитель сжал кулаки. – И моя же армия, развесив уши, слушает его? Какой позор! Куда смотрят твои глаза, Паша-Бек, или свет тебе уже не мил?

– Помилуйте, великий халиф! Все не так, как вы думаете, воины окружили его потому, что если вдруг он захочет бежать… Вот, решили сначала вам сообщить, чтобы…

– Чего сообщать, если знаешь, что за его голову золото обещано?! Тащи его сюда. Паша-Бек, если ты сам дурак, оно и видно, а меня дураком не считай. Не то твоя пустая голова украсит ворота моего дворца. Увидев голову, твои потомки скажут: вот Паша-Бек улыбается нам в назидание отрубленною головой, – захохотал Мохаммад, а потом сердито проговорил: – Если бы он хотел бежать, не стоял бы перед воротами так долго, идиот! Глупому понятно, что он пришел сам за своей смертью…

Он какое-то время вглядывался в экран, а затем махнул рукой танцовщицам, и те удалились.

– Он один? – спросил халиф.

– Судя по всему, да, мой повелитель. Правда, видели с ним какого-то русского, но он не всегда рядом. С вашего позволения, я сейчас притащу этого мерзавца к ногам Великого халифа, спасителя всех правоверных…

– Прекрати, не трать время на лесть – сам Пророк не терпел льстивых. Лучше приведи его побыстрей. Не терпится увидеть, что за человек этот Безумный ангел, почему он так спешит на собственную казнь. Говорят же, что он очень молодой…

Низко кланяясь, Паша-Бек кинулся исполнять приказание Великого халифа.

Камрин, заметив, что к ним направляется внутридворцовая стража, шепнул стоявшему рядом Афиногену:

– Тебе пора уходить. Ударь меня, чтобы я мог упасть и кричи, что все, что я говорил – ложь. Потом убегай, будто тебе противно меня слушать.

– Но, Камрин… – начал, было, возражать Афиноген.

– У нас нет времени! Или уже забыл о моем последнем желании, похоронить меня как христосца? А ты живой нужен своей стране, твой народ должен знать, что ты достойный сын. Действуй, они уже близко!

Афиноген ударил Камрина для вида и с криком «Не слушайте неверного», юркнул в толпу. Солдаты внешней охраны дворца, стоявшие рядом, тоже заметили, что к ним направляется отряд личной стражи халифа, налетели на Камрина, нанося удары то прикладами винтовок и ногами.

– Отстранитесь! Он нужен живым великому Халифу, – громкий повелительный голос остановил их.

Камрин выпрямился, вытирая разбитые губы.

– Давай! – Паша-бек лично толкнул его к воротам. – Тебя ждет Великий халиф.

Четверо солдат под предводительством Паша-бека провели Камрина через утопавший в зелени и цветах сад, а затем через длинные анфилады золоченых апартаментов в покои Великого халифа.

Мохаммад, сам человек немалого роста, подошел к Камрину, смерив его взглядом и высоко подняв голову – Камрин стоял перед ним, словно могучая гора.

– Значит, предо мной стоит с соколиным взглядом сам Безумный ангел? – насмешливо молвил халиф. – Жаль, что ты не воин в моей армии. Сам великий воин халиф Али гордился бы таким противником. Он всегда предлагал таким атлетам вступить в свою армию, а получив отказ, отрубал головы. Не зря тебя называют Безумным, хоть и ангелом – народ мудр, обмануть его невозможно: только безумец может сам прийти за своей смертью!

Камрин улыбнулся и ответил со своей обычной прямотой:

– Верно говоришь, Мохаммад: народ не удастся долго обманывать. Говоришь правильно, но дела у тебя со словами расходятся.

– Выходит, это я обманываю народ?! Могу вразумить тебя, чужеземец. Пусть с вами занимается учитель Ахунд. Он почитает Коран – священную книгу, а я подожду, пока откроются твои глаза. Аллах отправил последнего своего Пророка, именем которого назвали и меня, поправить мир, перестроить тот закон, который остался от первого пророка Моисея. Только верующие в Ислам люди найдут покой. А твой Иисус морочил голову вечной жизнью. Нет жизни после смерти, нет души. Все блага в этой жизни, и ад, и рай. За правильную веру, за добрые дела, за милостыню, Аллах благодарит своего раба и дает все земные блага. От него останется слава, добрая память для потомков – это и есть душа и вечная жизнь. Неверующего в единого Аллаха, он покарает в огне ада – уничтожит совсем. И никто о нем не вспомнит. Он милостив к избранным. Я получил милость от него, и буду строить единый мир, народ и единую веру – веру Ислама, чего бы мне это ни стоило. Только так может существовать вечная жизнь!

– Гитлер мечтал примерно о том же. О чем и ты: есть избранные, а остальных мы уничтожим! Сначала слепые овцы тоже любили и поддерживали его, а когда открыли глаза на свершенные деяния, испытав их на собственной шкуре, тогда не только взрослые, но даже дети стали кричать: «Гитлер капут!» А ты, Мохаммад, уверен, что так называемый «твой народ» тебя любит, и после твоего поражения не бросит в тебя камень? Ты уничтожил миллионы людей в Европе и Африке, ты готовишься напасть на Россию, на народ, который веками старался сохранить братство людей. Тех, кого ты подчинил, держат под страхом смерти. А когда народ живет со страхом, от него нельзя ждать любви. Рано или поздно произойдет бунт, поверьте мне, и будет еще больше крови. Бог не может давать благословения на подобные дела, неважно, как его называть – Аллах, Будда или Криша. Тебе не терпится начать новую мировую войну? Я пришел предложить себя в обмен на жизни всех людей, кого ты собираешься убить.

Халиф несколько секунд с удивлением смотрел на Камрина, а потом захохотал, упирая руки в бока.

– Коли ты сам пришел, безумец, тем более, – стоит ли делать обмен? – спросил он, вытирая тонким батистовым платком слезы, выступившие от смеха.

– У каждого человека должна быть ответственность – за себя и за других. Ты хочешь занять место третьего антихриста? Кстати, тебя уже народ так и называет – третий антихрист. Люди живут надеждой на пришествие спасителя, который очистит мир от грязных дел твоих рук, об этом мечтают даже мусульмане, те люди, которые действительно веруют в Бога, а не в придуманную приспешниками Сатаны «избранность». Огонь жестокости в людях разжигают такие как ты.

Я не придерживаюсь ни одной веры, от ортодоксальной веры одни беды, что и демонстрируешь ты и твои приспешники. Просто нужна любовь друг к другу – это и есть христианство, только пойми меня правильно – христиане тоже сами превратили христианство в веру, и за это тоже много крови проливалось. Иисус после себя не оставлял никакой веры как свода незыблемых законов, он просто-напросто очистился под христианством, в смысле дружбы и любви между людьми.

Ни Моисей, ни Мохаммад, ни другие ваши земные пророки не показали людям истину, все твердили от имени Бога, будто говорили с ним. Все прикрывали волей Бога, якобы тем, что Он так хотел. Им ничего не стоило забрать жену от мужа и зачать с ней ребенка, стать царем, опять же по воле Бога, чтобы построить Иерусалим. Имея жену, принимать наложниц, не смотря уже на нее, как на жену, ибо таких жен становится много. И вы считаете – все это от Бога?! Люди плодились, и от их множества началось разделение на национальности. В них развивались жажда власти, зависть, алчность, они начали убивать. Это не воля Бога, это воля человека, который всегда стремился сделать все по-своему, но от имени Бога, потому что видит свою выгоду, а наказание за провинность не получает сразу! Никто после совершения грехов человеком никогда с Богом не разговаривал, кроме сына его Иисуса! Господь не мог больше смотреть на людей, которые, обманывая себя, использовали Его Имя оправданием во всех своих грехах, и потому отправил Сына Своего к ним, дав возможность понять людям, что он такой же человек, по их образу и подобию.

И еще: Господь не отличал Сына от людей – Сын пришел на землю без мании величия и он был прост! При рождении человек наделен двумя линиями судьбы, и обе в его воле. Одна линия ведет к праведной блаженной райской жизни, и человек должен сам найти свою дорогу, и для этого Бог наделил человека разумом и душой. Разумей, душой люби, тогда будешь чувствовать Его частицу в себе, и когда очень захочешь, Его яркий свет, сияние и божественная благодать могут успокоить тебя. Найди ответ. Если тебе дан Богом дар разума, проникновение душой, но ты не будешь слушать Отца Небесного, тогда тебя ожидает другая линия судьбы, вершина которой достигается опять же самим человеком. На этом пути многие люди попадаются на хитрость Сатаны, и некоторые попались на нее до второго пришествия Иисуса, и ты, в том числе. Откажись от войны, ты уже разнес пол-Европы, неужели тебе мало, неужели тебя ничуть не трогают слезы невинных детей?..

Паша-бек вмешался:

– Позволь отрубить этому шайтану голову, Великий халиф? Он слишком много говорит!

Халиф Мохаммад махнул рукой, с усмешкой наблюдая за Камрином:

– Пусть говорит! Пока он говорит, я думаю, какую же казнь для него приготовить. Отрубить голову – это слишком простая и быстрая смерть. А мне нужно, чтобы он мучился, и весь народ видел мучения своего Безумного ангела. В руках Мохаммада нет ничего невозможного.

– Ты не испугаешь меня, поверь! – спокойно молвил Камрин. – Гитлер дрожал перед своей смертью от страха и ненависти, он перед кончиной видел и слышал каждый день, ежеминутно чувствовал свой крах. А ведь он хотел создать свою империю из молодых и глупых – как и ты! И, несмотря на то, что сейчас уже наступил двадцать второй век, история из века в век повторяется, но никто не имеет права забыть о пролитой крови. За это не расплатиться на том свете!

Неужели, тебя это не пугает? Или ты не веришь в то, что ты – антихрист? На своем веку я много повидал, и мне надоело смотреть на то, как вы на Земле на каждом шагу продаете Бога сатане, будь это осознанно или неосознанно. Может, поэтому я перед тобой, Мохаммад, чтобы умереть поскорее. Умереть во имя Бога более великое дело, чем принять собачью смерть. Хочу умереть, как настоящий христосец, не хочу, чтобы моя жизнь и смерть была и похожа на вашу.

Халиф Мохаммад с сомнением посмотрел на Камрина исподлобья.

– Не пойму я, – сказал он, – ты в самом деле сумасшедший или нарочно ведешь себя так?.. Нет, что сумасшедший тоже не скажешь, в твоих словах есть доля истины. Но ты как-то странно говоришь, словно противопоставляешь нас, землян себе. Кто же ты сам тогда? Ты высадившийся инопланетный проповедник, подосланный неверными с какого-нибудь Альдебарана?

Все, кто находился в зале, засмеялись.

– Поскольку это чушь собачья, лучше скажи, из какой страны тебя отправили шпионить за нами? Русские? Ну, так этим собакам недолго осталось!

– Говоришь, что не глупый, а сам задаешь глупый вопрос, усмехнулся Камрин. – Был бы я шпион – не действовал бы открыто. Частично ты угадал, только я не с Альдебарана, а с планеты, которая вращается вокруг другой звезды, и, если чкестно, я точно не знаю, какой, так я не сам сюда летел.

Халиф остановился и, посмотрев на Камрина, глубоко задумался, расхаживая взад и вперед. Потом прилег на тахту и через минуту-другую, разразился гомерическим хохотом:

– Да… он в самом деле безумец! Паша-бек, а, может, он и не опасен? Сделать из него придворного шута – и пусть себе живет, потешая нас, верно? – вытирая от слезы, выступившие от смеха, проговорил Мохаммад. – Со звезд он прилетел! И где же твой звездолет, не продемонстрируешь нам?.. Нет, хочешь быть придворным шутом – сочини что-нибудь поинтереснее, а то глупости говоришь: прилетел со звезд, и не знаешь, откуда. Чушь собачья! Ладно, давай, посмеши нас еще!

Камрин усмехнулся – даже не презрительно, а устало и с сожалением.

– Неужели ты так близорук, Великий халиф, что не допускаешь подобного? Вы многого не знаете, земляне, хотя считаете, что достигли больших высот в науке. Я с далекой планеты, где тоже был Иисус, и где один лишь народ внял его заповедям, и, построив праведную жизнь, находился в гармонии с самим собой и с природой…

– Ох, ты! – саркастически воскликнул Мохаммад. – А коли так, так что ж ты полез к нам? Сидел бы себе в своем раю!

– Кроме моего народа, жившего по заповедям Христа, на моей планете Аури было много других, погрязших, как и вы, в сонме пороков. Эта алчные грешники уничтожили мой народ, и Бог наказал их – жизнь на Аури погибла, а я оказался здесь.

– Стало быть, ты теперь нас прилетел спасать?! – лукаво посмотрел на него халиф, подмигивая Паше-беку. – А где же, все-таки, твой звездолет? Мне бы он очень пригодился – я ты тогда показал этим американцам и русским, проклятым неверным!

– Звездолет мой погиб вместе с моей любимой, а ты не хуже меня знаешь, что даже в Святом писании сказано, что мир придет спасать сам Иисус, а не появившиеся ни до него, ни после него пророки. А я даже не пророк, но любому, кто даст себе хоть каплю усилия задуматься, станет ясно, что истина Иисуса – верховная истина: прощать врага своего, любить ближнего, а не ветхие слова – кровь за кровь, месть за месть. А у вас один закон: кто не примет веру Ислама – мечом по шее. Разве жестокость может заменить любовь Господа, который через Сына хотел открыть и нам, и вам глаза на мир?.. Убей меня, но ты ничего не изменишь: Божья кара ждет всех вас, алчущих крови и золота и прикрывающихся именем Бога!

Мохаммад продолжал развлекаться – он почти с отеческим с сожалением посмотрел на Камрина:

– А не спешишь ли ты за смертью, христосец? Кажется, ты назвал себя именно так, верно? Ну, что ж, ты сам подсказал мне идеальное решение для своей смерти. Все, о чем ты тут рассказал, похоже на сказку, а я живу в реальной жизни. Эх, христосец… Смотрю на тебя, стоишь ты гордо, хоть и кровью обливаешься, и словно не понимаешь, что находишься в моей власти. Не бойся, ты будешь достоин такой смерти, – усмехнулся халиф, и глаза его зло сверкнули сквозь усмешку. – Смерть есть смерть, и этим все сказано. Паша-бек закажет тебе крест, хороший крест, из хорошего дерева, под стать твоему росту – и ты умрешь так же, как умер твой Иисус. Пусть его последователь-христосец мучается и орет во все горло!

– Это ваше больное воображение говорит вам, что Иисус кричал во все горло. Он терпеливо принял человеческую смерть. И я покажу вам, как принимают смерть христосцы.

– Вот тогда и народ поймет: что толку в этой вере, коли дважды их спаситель висит на кресте…

– А в третий раз он покажет вам Божью силу, поверьте, – перебил халифа Камрин.

– Хватит! – махнул рукой Мохаммад. – Не верю я ни одному твоему слову! Но, как видишь, я сегодня добрый. Слушай, а имя-то у тебя есть?

– Я принц Камрин. Точнее, после смерти отца – король Камрин Тавын Авегон Тарион.

Широко открыв глаза, Мохаммад, казалось, был поражен услышанным:

– Выходит, сам король мой пленник!.. Решил дурачить меня, чужеземец? Ну что ж, до смертного часа можешь побыть хоть королем, хоть Президентом Америки.

Камрин не обратил внимания на издевательский смех халифа и его прислуги.

– Я говорю истину. Наши люди жили богато, очень богато. Среди алмазов, золота, ради которого вас и брат убивает брата. Мы жили просто, не придавая богатству значения. По крайне мере, знали покой на своем острове, в отличие от других стран. Пока не появились такие же алчные, как и ты. Узнав о нашем богатстве, соседние страны отняли наш покой, извели мой народ, и случилось страшное – кара Господня! Твои действия тоже могут погубить Землю. Одумайся, пока не поздно, и прекрати войну!

– Пес ты паршивый! – выругался халиф. – Какая кара? Я подниму над всей Землей знамя Ислама, и вот тогда наступит истинное благоденствие и жизнь по законам Аллаха. А кто будет противится, я всех поджарю на огне, они сгинут в страшных муках, проклиная час, когда явились на свет или минуту, когда решились противиться мне. А кто пойдет за мной, попадет в истинный рай правоверных. Сначала я атакую Россию, затем Америку, затем добью этот вырождающийся Китай, мнящий себя Поднебесной империей. Остальные обезьяны не в счет. Я оберну планету зеленым знаменем и заставлю вертеться под мою дудочку. Вся земля будет молиться мне, молиться Исламу, молиться второму Мохаммаду! Веками будет существовать одна нация, от наших мужчин все женщины нарожают детей, а не повинующихся их мужей я покараю, остальных заставлю работать на нас, понял?..

Халиф выпалил это все на одном дыхании, на секунду остановился и сказал уже тоном ниже:

– Ну ладно, для этого всего у нас еще есть время. Так, о чем ты тут болтал, называл себя королем?! Хоть я и не верю тебе, но это, можно сказать, дает тебе шанс быть распятым не как оборванец, а как король – считай это моей милостью, – произнес Мохаммад насмешливо и разлил по бокалам вино. – За твой высокий чин угощаю тебя итальянским вином, раз ты король.

Камрин усмехнулся:

– А тебе вера не запрещает пить вино?

Мохаммад скорчил презрительную гримасу.

– И ты еще говоришь, что ты знаешь все про нашу веру! Пророк ничего не говорил про вино вообще – он говорил про запрет на пальмовое вино, которое скисало в жару в Аравийской пустые, и воины могли заболеть животами. Это был чисто практический запрет, а потом слишком ревностные составители Корана занесли под запрет все спиртные напитки. Ладно, пей, или гордость тебе помешает поднять бокал, как ты говоришь, с антихристом? Помешает?

– Перед Богом все равны, а дорогу каждый себе сам выбирает. У меня на острове были все равны, и мы с тобой одного Бога дети. Не отделяю тебя от других, поэтому я подниму с тобой бокал вина, Мохаммад…

Камрин усмехнулся, и, в свою очередь насмешливо посмотрел на халифа. На Мохаммаде по восточной традиции, которой тот следовал, был надет парчовый халат, вышитый узорами золотой нитью, на голове – чалма, украшенная самоцветами, за широким шелковым поясом – кинжал, искусно выкованный восточными мастерами. Все это попугайское в двадцать втором веке средневековое великолепие дополнять голографический коммуникатор последней модели, тоже, впрочем, обрамленный алмазами, изумрудами и рубинами.

– Я назову тебя просто – Мохаммад, по-братски, – сказал Камрин. – Ты, скорее всего, был когда-то неплохим парнем, а потом с тобой что-то случилось. Ты стал жесток. У тебя вид храброго воина, но на самом деле это давно не так. Храбрый воин никогда не поднимет руку на безоружного человека, на женщин, детей и старикова. Только трусливые шакалы от собственного страха нападают на соседских кур – значит, страну…

– Ты не сможешь вывести меня из себя – ядовито ухмыльнулся халиф, но крепко сжал рукоять кинжала, с трудом сдерживая гнев. – Кроме болтовни с тобой меня ждут важные дела. Так что у меня терпения еще хватит, а ты пока выпей, выпей христосец.

Камрин поднял кубок:

– За народ Землю, за его терпение я выпью с тобой, Мохаммад!

– За мою власть, за власть Ислама, принц Камрин! – язвительно проговорил самолюбивый правитель и вдруг, давая выход копившейся внутри ярости, выплеснул вино в лицо Камрину и тут же ударил его рукоятью кинжала.

Камрин пошатнулся, но устоял на ногах.

– Уведите этого глупца, – приказал халиф, – путь готовится к смерти. Завтра на закате я казню его. И приготовьте ему большой и, так и быть, красивый крест, пусть тащит его через всю площадь на самый высокий холм. Соберите весь народ, посмотрим, как его Бог или Иисус – без разницы, станет спасет его от смерти!

Камрин молча вытерев разбитые губы и лицо от вина, а Мохаммад махнул рукой:

– И молись очень усердно – может, твой Бог тебя услышит! Вот, если спасет тебя твой Бог, я стану перед ним на колени, ха-ха! Теперь проваливай!

Площадь была переполнена людьми и при появлении узника громко зашумела. Многие истерично визжа, требовали казни. Некоторые молча, с жалостливым сожалением, смотрели на напряженное, измученное лицо Камрина, несшего на себе огромный деревянный крест и подгоняемого плетью всадника, оставлявшей на его боках кровавые следы. Другие тупым взглядом провожали его, проговаривая:

– Безумный ангел, идет Безумней ангел…

В указанном месте Камрин сбросил с себя ношу и, откинувшись на землю, терпеливо молился Отцу небесному. Все ожидали появления Великого халифа. Наконец, огромная толпа народа расступилась, и как ветер по кронам деревьев, по ней прокатился шепот:

– Халиф идет! Халиф!..

Мохаммад выехал на мощном бронированным джипе на воздушной подушке в окружении эскорта из пяти бронетранспортеров.

Халиф пристально следил за тем, как христосцу связали ноги, содрали свитер и до колен обрезали кожаные брюки, потом его положили на крест, разведя руки в стороны. Палач перевел дух и вопросительно посмотрел на Паша-бека, стоявшего рядом и наблюдавшего за процессом, а тот, ожидая приказа, – на халифа, высившегося в верхнем люке джипа, как на трибуне.

Но Мохаммад тянул время, то ли просто выжидая и смакуя ситуацию, то ли вся эта зловеще-трагическая сцена все-таки как-то тронула его душу. Но он не желал продемонстрировать нерешительность и, подозвав к себе начальника отряда оцепления, что-то сказал ему. Военный подбежал к Паша-беку, пошептался с ним, и советник халифа громко проговорил в висевший у него на груди мегафон, обращаясь к Камрину, но так, чтобы слышало как можно больше людей:

– Великий халиф хочет тебе в последний раз дать шанс! Твой Бог тебе не поможет, откажись от него и прими волю Ислама. В этом случае халиф обещает тебе прощение. Более того, он тебя простит – он уважает и ценит храбрых воинов.

Камрин отрицательно покачал головой:

– Нет! Передайте вашему великому халифу, чтобы не забыл о нашем разговоре.

– Не упрямься, чужеземец. Разве не видишь, сам Мохаммад не хочет пачкать кровью свои руки?..

– А, может, он боится?

Паша-бек развернулся, дав отрицательный знак халифу, и тот в ответ, взмахом руки подал сигнал к началу казни. Камрин застонал от боли, крепко стиснув зубы и в кровь кусая губы, когда стали вбивать в его руки никелированные костыли.

Закончив свою работу, палач вздохнул и с сочувствием тихо проговорил:

– Прости меня, Безумный ангел. Я не волен в своих делах – Паша-бек кого хочешь заставит. А я еле-еле кормлю семью. Если не я, он нашел бы сотню других вместо меня, а я бы лишился головы. Ты там своему Богу скажи, пусть на меня обиду не держит.

– Ступай с Богом, – слабеющим голосом проговорил Камрин, сдерживаясь, чтобы не стонать от боли.

Паша-бек отдавал приказ поднять крест с телом Камрина. С минуту стояла поразительная тишина – было слышно, как люди, переминаются с ноги на ногу, как кто-то шмыгает носом и тяжело дышит. Потом люди зашевелились, и толпа загудела, словно рой гигантских пчел. Многие, давая волю чувствам, зарыдали.

Афиноген находился в толпе и наблюдал за мучениями друга. Он дернулся вперед, но Камрин отрицательно покачал головой, и Афиноген остался на месте, глотая безмолвные слезы. Не в силах смотреть на это далее, он выбрался из толпы и встал за деревом, скребя ногтями кору в бессильной злобе и отчаянии.

Афра прожила на северо-западе Америки много десятилетий, занимаясь врачеванием вдали от городской суеты и политических дрязг большого мира. Она хорошо научилась обходить вопросы, связанные с тем, что по сравнению с землянами, она старела во много раз медленнее. Для этого в нужные моменты она переезжала с места на место и меняла паспорта – благо с теми деньгами и драгоценностями, которыми ее снабдил Али-паша, и ценность которых только возрастала с течением лет, делать это было не так сложно. Кроме того, целительство прилично ее кормило. Она подобрала грим, который, когда надо, делал ее и старше, и уродливее – это снимало многие вопросы и отгоняло непрошенных женихов.

Так и жила Афра и не знала, что любимый находился в Сибири, по ту сторону Тихого океана.

Она продолжала заниматься траволечением, и приобрела значительную известность в округе, хотя старалась как можно меньше афишировать свою деятельность.

Однажды, в обычный день, она случайно услышала разговор двух женщин, о каком-то «безумном ангеле». В душе Афры что-то екнуло, она подумала о Камрине и сразу погрустнела. Кем же мог быть этот человек? По тому, как описывали его женщины, его внешность напоминала внешность Камрина. Или это тот, со светлыми глазами? Афра знала, что люди стали безразличны ко всему и о том, о чем они сейчас говорили, через неделю будет забыто. Поэтому она решилась подойти к ним сама.

– Извините, я случайно услышала ваш разговор про Безумного ангела. Не могли бы вы рассказать подробнее?

Женщины, всегда готовые поболтать с удовольствием поведали ей новости, тараторя и перебивая друг друга.

– Вчера вечером его распяли в Стамбуле, и чуть ли не он сам к халифу пришел. Начал ему проповедовать про всемирное братство и любовь. Халиф Мохаммад давал ему шанс на жизнь, если тот примет ислам, но незнакомец отказался. Его приколотили к кресту, как Иисуса Христа!

– Самое странное, – сказала другая женщина, – пишут, будто он то ли общался с инопланетянами, то ли сам инопланетянин! Ну, вы знаете эту «желтую» прессу…

Афру бросило в жар, когда она услышала о смерти Безумного ангела.

– А имени его там не сообщали?..

Женщины не помнили, говорилось ли в информационных сообщениях о имени распятого, но и без этого Афра вдруг поняла – это был Камрин.

У нее закружилась голова, и она вышла из магазина на воздух и встала, прислонив к стене дома.

Она решила незамедлительно ехать в Халифат. Для нее не представляло трудности пересечь пролив, чтобы продолжить путь, так как она имела нужные средства, да и кое-какие личные связи. Старый капитан экранолета сообщил, что его корабль отправляется через пару часов к российским берегам, а именно в российский порт Находка, и он может ее взять с собой.

Келли, девушка, которая помогала ей готовить травы для лечения, и с которой Афра поделилась своими проблемами, посоветовала:

– Тебе лучше добираться со старым капитаном Беном. У него широкий круг знакомств, довезет тебя до Находки, а там через Россию на стратоплане куда-нибудь поближе до границы с Халифатом, куда-то в район Черного моря, А там уж проберешься. Да и нет уже смысла торопиться, как ни печально: все равно этот человек уже мертв, а снимать с креста его никто не посмеет, пока тело не начнет разлагаться. Смотри, не попадись в лапы людям халифа – они всех красивых баб забирают. Ну а если окажется, что это не твой Камрин, возвращайся назад – мы тут тебе всегда рады.

– Я все время молюсь, Келли, чтобы это был не он. Я согласна всю жизнь искать его, только бы не видеть мертвым. Наверняка, где-то чья-то невеста тоже молится, чтобы он оказался не ее женихом. Но что делать? Иногда мы бываем эгоистами, желая только своего любимого видеть живым…

Из Находки Афра перелетела в Ростов-на-Дону, а там с контрабандистами по Дону, а затем на малой скоростной подводной лодке через Азовское и Черное моря добралась до окрестностей столицы Великого Халифата. Несмотря на то, что Халифат находился в состоянии войны с половиной мира, продажность неокапиталистической экономики была настолько велика, что какие-то движение частного характера через границы не находились под запретами. Во всяком случае, не под слишком жесткими запретами.

Старик Бен сразу же подсказал Афре, как лучше всего не привлекать внимания к своей красоте, да они и сама это прекрасно знала и умела гримироваться. Один из руководителей цеха контрабандистов на юге России, Михаил или просто Миша, оказался старым знакомым Бена, и всячески содействовал Афре. Когда они расставались в укромной бухте на бывшем побережье Болгарии, он предупредил, что будет ждать столько, сколько нужно.

Найти место казни Камрина для любящего сердца не составляло труда – да и достаточно было спросить любого человека в городе, как они тут же указывали на холм неподалеку от мегаполиса, и еще издали Афра увидела крест и распятого на нем человека. Ее охватила холодная дрожь.

– Боже мой! Только бы не он, только бы не он, – повторяла она срывающимся шепотом.

Приблизившись, она несколько секунд не решалась посмотреть на мертвое тело с низко опущенной головой, а, заглянув в его лицо и узнав любимого, чуть не закричала, но горло девушки сдавило, а слез уже и не осталось, чтобы заплакать. Афра обхватила холодные, окровавленные ноги Камрина и поцеловала.

– Камрин, любимый… – прохрипела она и упала без чувств.

Местные жители города один за другим стали подходить, молча разглядывая бесчувственную девушку. Афиноген, постоянно выжидающий, когда снимут тело друга, все это время наблюдал за прекрасной незнакомкой. И вдруг его осенила мысль, и он невольно проговорил вслух:

– Афра, это может быть только она!.. Но как она попала сюда? Камрин же говорил, что он один, а другие погибли…

Но на раздумье не было времени. Он быстрыми шагами приблизился к лежавшей на земле Афре.

– Пустите, это моя сестра, – буркнул он и, подняв ее на руки, отнес подальше от людских глаз.

Очнувшись, Афра увидела рядом с собой мужчину и отстранилась, испуганно оглядываясь по сторонам.

– Кто вы? – воскликнула она.

– Не бойтесь меня. Там висит мой друг, Камрин.

– Ваш друг? – услышав имя любимого, она снова разволновалась. – Умоляю вас, расскажите, почему его распяли? – и ее на глазах появились слезы.

– Сначала скажите – ведь вас зовут Афра? Мне о вас многое рассказывал Камрин. Одно мне не ясно: как вы оказались здесь, на Земле? Ведь он был уверен, что остался тут совершенно один.

– Да, я Афра. О прежней жизни слишком долго рассказывать, и кроме нас, наверняка, никого не осталось… Но если вы его друг, почему тело до сих пор не сняли? – тихо спросила она, готовая вот-вот снова расплакаться.

– Вы только успокойтесь – я же вижу, как вам тяжело сознавать его гибель. Но это уже случилось, теперь ничего не поделаешь. Остается только исполнить его последнее желание – похоронить как христосца. Он просил, чтобы, если это случится, я потом забрал тело. Вот теперь прячусь и выжидаю, чтобы исполнить его волю. Вы думаете, мне легко? Я, как трус, просто вынужден ждать момента, когда его снимут. И вам тоже надо быть осторожной – ради него…

– Я пойду к халифу! Если этот человек даже сам черт, я вырву тело Камрина из его лап!

Афра горько расплакалась, закрыв руками лицо. Афиноген не стал ее успокаивать, решив, что слезами она облегчит свою измученную душу. Наконец, Афра немного успокоилась, собралась с духом и направилась к человеку, охранявшему распятие с телом Камрина, пытаясь упросить его. Однако, опасаясь за себя и свою семью, охранник отказался отдать тело без приказа, даже за дорогой перстень.

Афра поняла, что остается идти к халифу. Она беспрепятственно добралась до дворца правителя и попросила встречи с ним. В конце концов, к ней вышел Паша-бек. Поскольку Афра была вне себя от горя, он не подумала воспользовалась гримом, и предстала перед советником халифа во всей своей красоте. Паша-бек впился в нее масляными глазенками и уже прикидывал, какую получит награду от повелителя, когда доставит красавицу к нему.

В то же самое время Афиноген мучился, проклиная себя за то, что позволил отпустить Афру одну в руки кровожадных палачей. Он хорошо знал, что халиф теряет голову при виде красивых женщин, но вдруг поймал себя на мысли, что вместе с боязнью за ее жизнь, почувствовал ревность.

– Неужели влюбился?! – вырвался голос из его груди.

Действительно, когда Мохаммад увидел Афру, он оцепенел. Перед ним стояла не женщина, а небесный ангел, красота которого не поддавалась описанию.

– Слава Аллаху, что создал на моей земле такой цветок! Кто ты, прекрасная пери? – восторженно спросил он.

– Меня зовут Афра.

– Твои имя почти что Афродита, богиня любви! У меня нет слов – передо мной действительно стоит сама богиня любви! Что же я сделал такого, что Аллах удостоил меня вашим присутствием? Что привело вас в мою страну? Обещаю выполнить любое ваше желание!

– Даете слово халифа? – спросила девушка, решившись идти до конца.

– Богиня любви сомневается в верности моих слов? Даю слово халифа во славу Аллаха исполнить любое ваше желание, если даже оно и невозможное!

Мохаммад не мог и подозревать, о чем попросит Афра. В его груди она разожгла столь сильный пожар, что потушить его было уже невозможно. Похоть затмила халифу разум, и он не мог уже ни о чем больше думать.

– Освободите юношу, распятого на кресте, во имя Бога прошу! Его тело должно найти покой, – сказала Афра, твердо глядя в глаза Мохаммаду с пылающими щеками и блестящими от волнения глазами, впервые в жизни по-настоящему почувствовав безудержную решимость.

Халиф заворожено смотрел на нее. Только слепой мог не заметить, что халиф влюбился решительно и бесповоротно, но требование Афры он посчитал за каприз.

– Да это не трудно, – отмахнулся халиф, не придавая значения сумасбродной, по его мнению, просьбе, и продолжал, – но почему все джейраны по своей природе не хотят попасть в руки человека, зная, что будут окружены заботой, любовью и вниманием?

– Может потому, что они ценят свободу больше!

– Свобода! Что это такое, любовь моя, богиня моей души? Каждый понимает свободу по-своему. Впрочем, не важно… Этот месяц для меня, видно, удачный. Он подарил мне Безумного ангела, который висит на кресте, радуя мой взор и подтверждая правильность моих, угодных Аллаху устремлений, и богиню любви, саму пришедшую припасть к ногам своего повелителя. Но за второй подарок я стократ благодарен судьбе и Всевышнему. А свобода, любовь моя, это власть. Власть сильных рук решит все! Вот этот добрый Безумный ангел – к чему привела его доброта? Что, разве ему народ помог? А ведь это за них он оказался на кресте! Ну, так пусть теперь ему его добрый Бог поможет, если мой Бог жесток! Я понимаю, смерть чужеземца не могла не затронуть такое нежное сердце, как ваше, но… Впрочем, не важно, не важно! Судьба моя, по-видимому, вы отправлена мне высшей силой!

Афра, которой безысходность придала неимоверные душевные силы, усмехнулась:

– Возможно, я же не с вашей планеты.

– Как? Вы тоже с Альдебарана, цветок мой? – восхищаясь ею, иронически проговорил халиф.

– Если хотите знать, то я и Камрин – мы оба с далекой планеты.

– Камрин?.. – продолжа иронизировать в любовном угаре Мохаммад. – Что-то это имя мне очень знакомо…

– Так это же тот, что висит на кресте, – подсказал Паша-бек.

– Неужели я забыл, дурак? – вполголоса проговорил халиф, и, снова обратив взор на Афру, продолжил:

– Может, скажете, что он еще был королем? И откуда пери о нем знает? – ревниво спросил он.

– Да, мы действительно оттуда, и он действительно король. Какой толк обманывать, мы оба говорим правду.

– Почему ты от его имени говоришь, ведь он мертв? – Мохаммад не заметил, как перешел на «ты».

– Для меня он всегда жив, – уверенно ответила девушка.

– Он твой брат или… – Халиф не договорил и с нетерпением ждал ответа.

Но Афра сама была в смятении и не знала, как ответить, ведь она всегда называла Камрина своим братом, а теперь, после смерти Ангелы, любовь жила в ее душе с удвоенной силой. И отдавать Камрина Афра никому уже не хотела, даже мертвого.

– Он мой жених! – заявила она. – И вы дали мне обещание, что снимете тело. Сегодня третий день пошел, как он распят. Надеюсь, вы сдержите свое слово?

Радушное и улыбающееся красивое лицо халифа сменилось гримасой раздражения. Он резко повернулся и вышел на балкон своего дворца, стоявшего на высоком холме на северной окраине мегаполиса. Чуть в стороне городские кварталы обрывались, а рощи миндальных и оливковых деревьев спускались по склонам плавными зелеными волнами, окунаясь в голубые волны Босфора.

Паша-бек, верный пес, подошел, мягко ступая, и льстиво начал разговор:

– Великий халиф, вы мудрый и поймете, что все розы имеют шипы. Но потом все равно оказываются в руках хозяина.

Халиф повернулся и издали наблюдал за Афрой, стоявшей, как изваяние, в центре зала. Ей все равно некуда было бежать – у каждой двери стояли солдаты в броне и с «янычарами» наизготовку.

Паша-бек заметив взгляд властителя, поспешил подыграть своими рассуждениями.

– Разве мертвое тело для вас так важно, о Великий? – елейно спросил он. – Этот Безумный ангел все равно мертв, а на кресте его съедят черви или в земле – нет разницы. Народ увидел его смерть и понял, что его Бог его не спас – он просто морочил всем голову. Победа осталась за вами, мой господин, и в ее глазах вы должны вызывать невольное подчинение. В этом же нуждаются все женщины.

– Меня волнует другое, Паша-бек: она его любит мертвого! Если бы он образумился, я мог бы просить его, а теперь я смотрю на нее и теряю над собой контроль! Неужели, это любовь? У меня семнадцать жен – и ни одна из них не тронула моего сердца. Это хорошо, что я этого ангела повесил раньше – был бы он живой, не знаю, смог бы я освободить его для нее… – Немного помолчав, он решительно ответил сам себе: – Нет, не смог бы! Власть это и есть любовь, и по-хорошему я ее не отдал бы никому, а и по-плохому она тоже была бы моей!

– Правильно, – вставил Паша-бек, – она будет вашей восемнадцатой женой!

Можаммад взглянул на советника и засмеялся смехом победителя, уверенного в своих силах. Собственный смех его взбодрил и, вернувшись в зал, Мохаммад мягко продолжил разговор:

– Прости меня, роза моя прекрасная, но почему принцесса до сих пор стоит на ногах? – Он кивнул Паша-беку: – Переоденьте ее, и пусть в честь нашей богини будет веселье! А тебе, моя принцесса, скажу, что твои желания будут всегда исполняться. Сегодня же этого безумца снимут с креста и приготовят к похоронам со всеми почестями. Вот, и не такой уж я кровожадный, – проговорил халиф, глядя на Афру затуманенным взором.

Архитектура дворца, выстроенного всего три года тому назад, напоминала средневековый Восток. Внутри имелся широкий двор с фонтанами, окруженный галереей со множеством колонн. Постройки были богато украшены резьбой по камню, мозаикой и сложными орнаментами из прихотливого переплетения геометрических линий и стилизованных цветков, пронизанных арабской вязью, которая передавал суры из Корана.

Танцовщицы, полуоблаченные в сияющие шелка, почти беспрестанно исполняли эротичные восточные танцы, а по дорожкам сада грациозно вышагивали павлины, раскрыв свои венценосные хвосты. В опаловых и сапфировых вазах всюду стояли сласти и фрукты. Любой, кто оказался бы здесь, почувствовал себя в сказочном мире, и Мохаммад постарался для Афры создать именно такое ощущение. Он нетерпеливо расхаживал туда-сюда в ожидании ужина.

В эту минуту дворецкий объявил о появлении Афры. Она переступила порог зала в одежде восточной принцессы. На ней был наряд из белого атласного шелка, расшитый золотой нитью и жемчугом. Голову украшала небольшая корона редкой ручной работы с подвесками из драгоценных камней. На руках и ногах красовались золотые браслеты с алмазной россыпью. Афра сияла не только блеском надетых на ней каменьев, но еще больше своей естественное, данной природой красотой, и никто и не догадывался, что все это было для нее нестерпимой пыткой.

– У меня нет слов, чтобы описать твою красоту! – вскричал Мохаммад. – Ты прекрасна, как белый лебедь. Я хочу, чтобы ты сегодня осталась в этом дворце – не улетай от меня, богиня!

– А если голубь все-таки улетит, что тогда будет? – насмешливо спросила Афра. – Убьют голубя?

– Разве я могу отрубить столь нежную головку? Просто прикажу остричь ее крылья, чтобы далеко не смогла улететь от хозяина.

– А если лебедь привыкла к рукам другого хозяина?

– Но этот хозяин мертв…

Увидев слезинки в ее глазах, Мохаммад пожалел о том, что сказал – ведь все равно она была в его руках.

– Я не хотел тебя обидеть, любовь моя, наоборот! Рад сообщить хорошую новость, обещанную мной: твоего бывшего возлюбленного сняли с креста, и уже завтра похоронят по вашему обычаю. Ты же так хотела? Только сегодня ни слова об этом! Сегодня мой день, и я хочу насладиться твоей красотой!

– Вы хотите силой взять меня и сделать любовницей? – гордо спросила Афра. – Думаете, это у вас получится?

– Ну, зачем же так грубо? Разве не видишь, как я сражен твоей красотой, и какую властью надо мной ты приобрела? Была бы вместо тебя другая, я бы не играл с ней в кошки-мышки, и, действительно, уже не раз взял бы ее силой. С тобой иначе, но имей в виду: я – Великий халиф, завоеватель Европы, и я не потерплю женских капризов. Ты станешь мне не любовницей, а женой, хочешь ты этого или нет. Женщины все одинаковые, что бы вы ни болтали, и после того, как мужчина овладевает ей, женщина становится его, вне зависимости от каких-то предыдущих предпочтений. Но я бы хотел, чтобы наша первая ночь наслаждения началась не с насилия, а с согласия.

– Тогда дайте мне время, Великий халиф, во имя вашей любви и чести, о которой вы столько рассуждаете. Я хочу завтра сама его похоронить, подальше от городских ворот на пустынном берегу. Ведь он жил один, вдали от мирской суеты, пусть и покоится так же. Можете приставить ко мне охрану, но я хочу быть рядом с ним, молясь Богу за его покой. И если ваша любовь, Мохаммад, действительно столь глубока, разрешите мне сделать это! Только тогда мы сможем всерьез рассуждать о каком-то согласии в ночь любви.

Халифу было приятно, что Афра многообещающе назвала его по имени, и, кроме того, столько откровенные слова его даже смутили, и Мохаммад посмотрел на своего поверенного, ища совета. Паша-бек многозначительно кивнул:

– Куда лебедь может улететь с мертвым телом, да еще под личной охраной халифа?

– Ладно, пусть будет по-твоему, – согласился халиф. – Видно, красота требует жертвы. Никогда и никому я не шел на уступки, кроме тебя!

Афра с тревогой и надеждой дожидалась минуты, когда она сможет проститься с Камрином, но мысль о побеге не давала ей покоя. Она вышла в сад – здесь все благоухало многообразием грациозных роз, пестрело множеством экзотических растений, привезенных из разных стран. Из-за кустов вышел олененок, он уставился большими черными глазами на Афру, вытянул мордочку вперед, потянув носом воздух, уткнулся в ее ладонь. Афра ласково погладила его, ощутив себя на миг словно на родном острове, одно воспоминания о котором уже тонули в глубине веков.

«Но как же быть с охраной? – думала она. – Солдаты надо как-то отвлечь, усыпить, пока я буду прощаться с Камрином, но как?..»! Решив положиться на волю Божью, она глубоко вздохнула и вернулась к Мохаммаду, ожидавшему ее у стола со множеством блюд.

Халиф сдержал свое слово, и вот наступил момент, когда измученная горем Афра стояла над телом Камрина. Его молодое красивое лицо казалось спокойным, будто он не висел три дня на кресте, а спал и был готов вот-вот проснуться. Тело совершенно не было тронуто признаками разложения.

Афра поцеловала любимого и поправила волосы. Уже совсем рассвело, и солнце начинало нагревать влажный приморский воздух. Воины халифа стояли в стороне, выжидая, когда Афра закончит церемонию прощания. Им было приказано охранять принцессу, будущую жену халифа.

Издалека вдруг послышался громкий голос торговца прохладительными напитками. Здесь неподалеку проходило шоссе, по которому люди из окрестных городков и сел ездили на главную ярмарку Стамбула. Сейчас машин на дороге было не много, а со стороны моря показался автоматический грузовичок, расписанный арабскими письменами, рекламировавшими холодную вода, лимонад и безалкогольное пиво – правители халифата, строго следили за тем, чтобы в стране не продавали алкоголь, хотя сами в своих дворцах и апартаментах испокон веков практиковали возлияния.

– Лимонад, холодный алычовый лимонад! – кричал торговец.

Начальник охранников посмотрел на быстро карабкающееся по небу солнце и позвал продавца воды:

– Эй, правоверный, поднимайся сюда!.. Сегодня парит, как никогда. Сколько нам тут еще торчать, не известно, так хоть вкусного лимонада попьем.

Грузовичок на мягких резиновых гусеницах, ведомый длиннобородым человеком, вскарабкался на холм. Торговец взял изотермический ящик и обносил солдат холодным лимонадом. Предложил он и Афре баночку, но та отрицательно покачала головой, отрешенно глядя куда-то мимо в пространство: она уже понимала, что бежать с телом Камрина у нее никак не получится.

– Эй, оборванец! – прикрикнул на торговца начальник стражи. – Как ты смеешь с ней говорить? Это жена халифа, не протягивай к ней лапы! – Он грубо толкнул мужчину и немного удивился: – Ох ты, крепко на ногах стоишь! Такой здоровый, а ума Аллах не дал. Ладно, проваливай отсюда поскорее.

– Расплатиться бы за лимонад, господин, – попросил торговец.

– Чего?! – захохотал охранник. – Скажи своему хозяину, что лимонад и воду у тебя конфисковали воины халифа. Аллах ему зачтет это на небесах!

Торговец, испуганно кланяясь, вскарабкался в кабину грузовичка, и через минуту его мотор затих где-то за холмом.

Открыв банки, солдаты вволю пили, кряхтя и утирая обильно проступавший пот.

Отчаяние охватило Афру: стоя на коленях, она склонилась перед телом любимого и горько заплакала. В ее памяти всплыли воспоминания детства и юности с Камрином на дорогой сердцу земле.

Сколько времени она провела, словно в полузабытьи, Афра сказать не могла, но неожиданно она услышала, что ее кто-то окликнул по имени. Она обернулась и снова увидела бородатого торговца лимонадом.

– Что вы делаете здесь? Они увидят вас и отрубят голову, это им ничего не стоит – у вас ведь уже забрали ваш товар, не заплатив. Вот, возьмите сапфир, и уходите скорее! – она попыталась оторвать камень со своего одеяния, но сильная и уверенная рука остановила ее.

– Камни нам еще понадобятся, пусть пока побудут у вас… – сказал торговец, подмигивая ей.

Афра вгляделась в густую бороду.

– Афиноген! – радостно воскликнула она и только тут увидела, что все солдаты халифа, расположились в отдалении на земле в позах, свидетельствующих, как минимум, о глубоком сне, если не хуже.

– Раз не узнала, значит, хорошо замаскировался, – сказал Афиноген, забирая у одного из солдат автомат и сумку с магазинами.

– Как тебе удалось все это сделать? – воскликнула Афра. – Как ты догадался?..

Афиноген усмехнулся в свою фальшивую бороду:

– Догадаться было не трудно – ты бы наверняка постаралась уговорить халифа позволить тебе похоронить Камрина. И, если бы тебе это удалось, ты оказалось бы здесь, возле креста. Конечно, я не был уверен, что получится все именно так, но – получилось все, как по нотам.

– Но как?.. – начала Афра.

– Я усыпил солдат? – закончил за нее Афиноген. – Девочка моя, я же все-таки бывший военный разведчик. Твой перстень стоит хороших денег, на них я купил и этот грузовик, и все, что надо – яд, лимонад, и даже оружие, – он отогнул полу халата и показал здоровый разрядник, заткнутый за пояс. Если бы они не стали пить, я бы их просто перестрелял, а оружие это практически бесшумное. Ладно, поговорим обстоятельно после, сейчас надо делать ноги, у нас в запасе не более пары часов, пока тебя хватятся.

Афиноген, кряхтя, погрузил тело Камрина в холодильник грузовичка, и они поспешили в условленное место, где Афру обещал ждать контрабандист Миша на своей подводной лодке.

– Видимо, Бог на нашей стороне, девочка, – громко сказал Миша, закрывая люк и давая команду на погружение. – Я за вас очень переживал, но, слава Богу, все обошлось. Ну что, как настроение? Вижу, не очень – сочувствую, но таки вы хоть живы, и это уже большая удача, поверьте бывалому моряку. Мне звонил Бэн, он договорился о некоторой смене маршрута – на всякий случай, береженого бог бережет. В Ростов не пойдет, пойдем в Одессу. Старина Бэн зафрахтовал там для вас небольшой частный стратопланчик – через два часа будете в Петропавловске-Камчатском, а там и до Аляски – рукой подать.

Субмарина, урча стравливаемым из балластных цистерн воздухом, быстро зарывалась в сероводородную глубину Черного моря. Всплыла она уже только в Одесских лиманах.

Предосторожности Бэна оказались не напрасными. Едва они погрузились, радистом принял массу сообщений, что Великим халифом развернута беспрецедентная охота. Пользуясь продажностью российских и украинских чиновников, агенты Мохаммада чуть ли не в открытую шерстили все морские и аэропорты Черного моря за границами «империи Ислама» на пути возможного следования «двух преступников с телом мужчины». За поимку было обещано огромное вознаграждение, так что договоренность Бэна с частным стратопланом была чрезвычайно мудрым ходом. Более того, чтобы все прошло гладко, Бэн сам прилетел в Одессу.

Сейчас капитан стратоплана, тоже уже пожилой дядька, включив автопилот, и они с Бэном закурили трубки.

– Надо же, все срослось – покачал головой Бэн, глядя как в блистере воздушного судна косо вниз убегали облака. – Скажу честно: не сильно я надеялся.

Он шумно втянул дым и, взглянув мимо плеча сидевшей напротив Афры, вдруг чуть не выронил трубку. Лицо его побагровело, глаза широко открылись, он чуть не задохнулся от дыма и закашлялся.

– Чур меня, чур! – в страхе пробормотал Бен, перекрестив воздух перед собой: тело Камрина, лежавшее в изотермическом мешке на боковых сидениях, вдруг зашевелилось.

Афра оглянулась, вскрикнула и лишилась чувств. Афиноген, который сжимал зубы, чтобы тоже не закричать, осторожно посадил ее в кресло и сам плюхнулся рядом, вцепившись в подлокотники и силясь понять, не видение ли у него.

– Этак не мы его, а он нас раньше похоронит, – проговорил он, вытаращив глаза.

Капитан стратоплана попятился в кабину пилота, готовый в любой момент захлопнуть дверь с той стороны.

В целом, безусловно, зрелище было не для слабонервных: изотермический мешок лопнул изнутри, разрываемый сильными пальцами, и Камрин поднялся с носилок, шатаясь в разные стороны и обхватив голову руками. Морщась, словно от страшной боли, он спросил осиплым голосом:

– Где это я? – и с этими словами рухнул на пол.

Капитан Бен, первым придя в себя, с опаской подошел к телу Камрина и потрогал его, убеждаясь в реальности случившегося. Потом он осмотрел его запястья – распятие оставило там сквозные раны от вбитых костылей.

– Эй, вы все! Идите хоть раз посмотреть на Божье чудо в этом паршивом мире! – крикнул он и позвал – Камрин, сынок, ты меня слышишь?

Камрин с трудом поднял тяжелые веки и снова закрыл, оставаясь неподвижным.

– Давайте уложим его, – скомандовал Бэн и осенил себя крестным знамением. – Слава тебе, Господи! Не знаю, чудо ли это перед новым пришествием Спасителя или же просто организм у парня такой здоровый, но – слава тебе Господи еще раз! В любом случае, надо любить сына Бога, а в его лице и всех людей, надеяться и ждать…

Они с Афиногенм и капитаном стратоплана снова уложили Камрина на носилки, накрыли одеялом, с благоговением глядя на него. Кивнул на лежавшую без сознания Афру, Бэн сказал:

– Эти двое – чудо сами по себе. Храни их Господь!

Афиноген с сомнением покачал головой, только-только приходя в себя:

– Но ведь с того света никто не возвращается, дружище.

– А вот он как-то вернулся, – Бэн подмигнул ему, кивнув на Камрина. – И это хорошо!

Он вытащил из-за пазухи объемистую фляжку:

– Ну, во славу Господа, и для снятия стресса!

Во фляжке оказалось хорошее, выдержанное виски. Они выпили и Афиноген, желая удостовериться, что все случившееся не сон, достал небольшое зеркальце, протер его и поднес к ноздрям Камрина. Стекло запотело.

– Вот неверующий Фома! – крякнул Бэн. – Дышит он, дышит! Дай бог, вытащим парня, скоро уж на месте будем. Давайте-ка еще по одной за такую радость!

Афра пришла в себя и, видя капитана и Афиногена в веселом расположении духа, первую секунду не поняла, в своем ли они уме.

– Зря не сердись, богиня любви! Я скажу то, отчего ты будешь на седьмом небе. Понимаешь, Афра, мой друг воскрес! Этому чуду поверить трудно, но это факт. Все видели собственными глазами. Мы его уложили в постель. Сейчас ему нужны силы. – Афиноген с нежностью обнял ее. – Надеюсь, за эту весть я получу от тебя поцелуй, конечно, по-братски, а то твой медведь заломает меня.

Бедная Афра! Весть о возвращении любимого к жизни привела ее в странное чувство. Она молча стояла, словно прикованная к месту, смотрела широко открытыми глазами на то на Афиногена, то на капитана Бэна и по щекам ее неудержимо катились слезы.

– Что ты, Афра! Он жив, можешь посмотреть на него, потрогать и удостовериться. Видимо, Богу не хочется уничтожать корни христосцев, от вас пойдут потомки, вы возродите свой народ!

– Боже мой… Слава тебе, Отец на небесах! – наконец проговорила она и бросилась к Камрину.

– А поцелуй? – крикнул вслед Афиноген, усмехаясь.

Только к утру, уже в Петропавловске, уже на экранолете Бэна, Камрин очнулся от глубокого сна.

– Камрин, любовь моя!.. – Афра положила руки ему на грудь, с нежностью глядя в глаза. – Ну, проснулся же, вижу, что проснулся. Помнишь, что с тобой случилось после разговора с Мохаммадом?

– Меня-то помнишь, друга своего? – насмешливо спросил Афиноген на упорное молчание Камрина.

– Что заладил – помнишь, помнишь!.. Конечно, помню. Не вышел же из разума после собственного удивления, – спокойно ответил Камрин. – Афра, Боже мой, это невозможно! Неужели это ты, откуда? Афра! – Камрин крепко прижал ее к груди.

Афра не смогла сдержать боль, накопившуюся за все века на этой земле. Она понимала любимого и страдала вместе с ним. Это была ни с чем не сравнимая тоска по родному дому – ведь все это время они жили надеждой и верой вернуться на свою планету, встать на колени и, поцеловав родную землю, сказать:

– Здравствуй мать – земля моя, здравствуй небо – отец мой: мы вернулись к вам!

Афиноген с капитаном хотели отойти и не мешать встрече, но Камрин их остановил.

– Не уходите, друзья, – попросил он. – Афиноген, я хочу, чтобы мою радость разделили со мной и вы тоже. Вы уже знакомы с Афрой? Не уходи, отец, если вы здесь, значит, друг моих друзей. Я хотел бы знать, что произошло?

– Я капитан Бен, владелец этого экранолета, – и большим пальцем старик провел по седым усам. – Сынок, мы рады твоему воскресению. Через тебя мы поняли, безбожники, что надо молиться Отцу небесному. Он есть, и был, и будет. Теперь я уверен: Божье чудо это не сказка, оно есть. Но ты нас так напугал, что я даже… – и он начал рассказывать о случившемся, слегка приукрашивая сюжет.

– Ну, ладно, – сказал Афиноген, когда старый моряк закончил свой рассказ. – Вам есть о чем поговорить, пока мы будем накрывать на стол – в честь тебя, друг! Но сначала богиня любви должна сдержать свое обещание…

– Богиня любви… – задумчиво повторил Камрин. – Боже мой, Афра! Неужели все эти годы мы были рядом, и я, дурак, не мог найти тебя?..

– Не вини себя, Камрин, без меня хватило тебе горя. Твоя душа, разум были наполнены болью народа – и нашего народа, и народа земного. И у тебя была боль от утраты любимой. Но ты выжил, ты жил, как мог, помогал здешним людям, пытался открыть им глаза через любовь. Когда я услышала о Безумном ангеле, на душе вдруг стало тоскливо, и я подумала о тебе. Любовь не гаснет. Она может веками или годами молчать, но когда любящая душа встретит любимого, угли возгораются и пылают огнем. И мне очень жаль, поверь, что так случилось с Ангелой. Я не хотела, чтобы твое счастье превратилось в несчастье – об Ангеле я все знаю.

– Знаешь?! – удивился Камрин.

– Да, мне Тагнер говорил.

– Тагнер? – удивился Камрин, хватаясь за голову. – Выходит, мои близкие люди были рядом со мной, а я не знал? Я ничего не знал!.. Но расскажи, как вообще ты тут оказалась? Я даже не спросил тебе об этом, совсем голову потерял…

Афра рассказала обо всем – и о том, что поведал ей Тагнер, и о гибели Ангелы. О том, как Тагнер спас ее на пылающем материке Изавии, о том, как они с ним отправились на поиски Камрина на Земле, и как Тагнер попал в плен к сёгуну, и о том, как он упал, сраженный пулями на глазах у Афры.

– Знаю, как трудно будет тебе услышать обо всем сразу. Но ты просто обязан все знать и не забывать верных тебе людей.

Камрин молча поднялся, склонился к иллюминатору корабля. Он долго смотрел на волны, мчавшиеся навстречу несущемуся на высоте трех метров над водой судну, на бесконечный простор моря, освещенного ярким солнцем, на белые пушистые облака, проплывающие над ними, и гористый берег Камчатки, сейчас уже выступавший далекой ломаной линией на горизонте.

– Неужели я стою того, чтобы жить? – пробормотал он, качая головой. – Видя смерть моих друзей, их страдания? За что это? Почему я выжил? Я так хотел умереть… Я был готов умереть!

– Камрин, не говори так! – горячо возразила Афра. – Значит, ты нужен Богу. Он любит тебя и верит, что ты сможешь продолжить жизнь по его законам, как жили и твои предки.

– Афра! – вскрикнул Афиноген, обратив внимание на руки Камрина. – Да ты посмотри на его руки: на них не осталось следов гвоздей! А еще утром там были раны. Это благословение на новую жизнь – без следов горьких воспоминаний. Пойду, скажу старику, пусть радуется. – Он глубоко вздохнул и хотел встать с кресла, но голос Афры остановил его.

– Подожди, Афиноген. О каком обещании ты говорил, я не помню. Но за прекрасный день и радостную весть я готова не один раз поцеловать тебя, а три.

Афра положила ему руки на плечи и поцеловала в щеки. Мужчина вдруг покраснел, посмотрел на Камрина с видом нашкодившего ребенка, развернулся и вышел вон.

– Пойдем, Камрин, – сказал Афра. – Капитан ждет нас.

Стол в кают-компании был уже почти накрыт, и капитан придирчиво поправлял приборы, ожидая друзей.

– Чего вы так долго? – пожурил он Афиногена. – Что с тобой, друг мой? У тебя такой вид, будто инопланетянка поцеловала тебя – весь.

Афиноген в знак согласия кивнул головой.

– Да ну?! – крякнул Бэн. – Я не выдержу больше чудес, это вредно в моем-то возрасте…

– Еще одно чудо произошло, пока ты накрывал на стол, – сообщил Афиноген.

– Какое же еще? – спросил капитан, придвигаясь поднимаясь ближе к Афиногену.

– У Камрина исчезли на руках следы от гвоздей!

– Ну да! Пойду, посмотрю.

– Куда ты! – остановил его Афиноген и, улыбаясь продолжил: – Еще успеешь, отец. Там два голубя одиноко летали по разным странам, теперь встретились. Пусть поворкуют.

Бэн добродушно улыбнулся:

– Конечно, чего это я? Пусть поговорят, а мы подождем их. Пока нальем себе виски, вспомним мою молодость…

Тем временем Камрин с Афрой сидели и смотрели друг на друга и то говорили, то замолкали. Сейчас, когда основное было уже сказано, они понимали друг друга почти без слов.

– А ты не замечаешь, что он без памяти от тебя? – сказал вдруг Камрин.

– Кто? Афиноген? Странно, я не заметила…

Афра почувствовала в голосе Камрина скрытую ревность, и это порадовало ее.

– Кроме тебя, моя душа и тело замечать никого не будут. Ты есть мое начало, Камрин, – и она положила голову ему на грудь. – Когда вернемся на Родину, построим храм, храм Иисуса Христа. Я буду там молиться Богу за твою жизнь, за то, что он тебя вернул ко мне.

Судно подлетало к Южно-Сахалинску – Бэн требовалось взять там груз.

– Вы не спешите, – посоветовал он, – часов пять у нас есть. Прогуляйтесь, зайдите, выпейте где-нибудь кофейку или чего еще. А я пока загружусь – и потом в путь, домой.

– Пойдем, хоть отметим нашу встречу на земле, – предложил Камрин, обняв Афру. – А то все то в воздухе, то на море. У тебя голова уже кружится немного от болтанки.

– А у меня ничего, привычная, видимо, – засмеялась Афра, вспоминая свои первые плавания с китайцами почти три сотни лет тому назад. – У тебя это скорее не от моря, а от отмечаний с Бэном и Афиногеном.

– Поэтому и зову, – шутливо ответил Камрин. – Куда, кстати, девался Афиноген? – Он огляделся и, не увидев друга, махнул рукой: – Ну, он не пропадет!

И, действительно, как только они вошли в кафе неподалеку от порта, как там обнаружился Афиноген, который подозвал их за свой столик.

– О чем я тебе говорил! – подмигнул Камрин Афре, присаживаясь рядом с ним.

– А о чем он говорил тебе, Афра, обо мне?

– Что ты не заставишь себя долго ждать.

– Понятно…

Все засмеялись. На столе уже стоял кофе на три персоны со свежими булочками и бутылка красного вина. Афиноген показал друзьям несколько объемных пакетов, стоявших рядом со столом на полу.

– Я тут вам одежку прикупил – хватит в старье ходить, со Стамбула не переодевались!

Камрин мельком взглянул на подарки и просто поблагодарил друга, а Афра все бросала взгляды на пакеты и, в конце концов, не удержалась и попросилась в женскую комнату примерить обновки. Афиноген галантно вскочил, отодвигая стул и провожая ее долгим взглядом.

Камрин немного неодобрительно посмотрел на него:

– Я вижу, ты везде успеваешь, друг.

– А ты что же, ревнуешь?

– Когда успел влюбиться по уши?

– А что, это так заметно? – чуть смутился Афиноген.

– Заметно, если посмотреть в твои глаза.

– Да ладно тебе… Ты ведь хорошо знаешь, из-за кого она приняла столько мучений и в кого безответно влюблена. Скажи правду, что теперь будешь делать? Ангелу ты не вернешь. Афру мучить просто скотство – женись на ней, не будь свиньей. Неужели ты, дурак, не понял, она и есть твоя судьба? Поэтому Бог и соединил вас, ваш брак небесный храм благословил!

Камрин тяжело вздохнул:

– Это не так просто. Возможно, от нас и пойдет род новых христосцев, но пусть пройдет немного времени, а потом мы повенчаемся в храме, по закону Божьему.

Афиноген, чуть прищурившись, посмотрел на Камрина, было видно, что на языке у него вертится какой-то вопрос, но он не решается его задать. Наконец, словно собравшись с духом, он обернулся, взглянул, не возвращается ли Афра, и торопливо проговорил:

– Знаешь, давно хочу тебя спросить… Вот мне не верится, что можно жить веками, не иметь женщину и оставаться верным своей любви, которой уже нет. Не обижайся на меня, я знаю, как тяжело тебе, но неужели?..

Камрин невесело усмехнулся:

– Да нет, Афиноген, я не был таким святым, каким ты меня представляешь. Я даже не знаю, как Бог простил меня за мои слабости, если он простил. Вообще, скажу честно: пусть меня Отец небесный сочтет грешником, но сильно я сомневаюсь, что мое воскрешение – его рук дело. Во-первых, тут все дело, видимо, в том, что Ангела провела со мной лечение для предупреждения старости и курс обновление организма – фериняне умели это делать. Во-вторых, ну какой я праведник, чтобы меня воскрешать? И с женщинами я возился, и бывал я много в кабаках, а позже в барах и ресторанах. И выпивал до потери пульса, чтобы хоть на минуту забыть о горе. И в драках участвовал, да еще как! Один раз меня так избили, что ничего не помню. В Америке это было. Очнулся только на следующий день, все тело болит, весь в синяках и кровоподтеках, глаза заплыли. И сидит передо мной девушка лет двадцати пяти по земным меркам, не больше… Только потом из ее рассказа я понял, что это она подобрала меня. Звали ее Джейн. Запретила мне пить, и стали мы жить с ней. Надо сказать, жить хорошо. Пока не случилось то, чего я боялся до смерти…

– Изменила? – уныло предположил Афиноген.

– Если бы – она сообщила мне, что беременна! Это известие обожгло меня, как электрический ток. Как раз перед смертью моя Ангела тоже была беременна. Когда она сообщила мне эту радостную весть, думал, взлечу над землей от радости… Но крылья мои долго не продержались. Судьба ее быстро забрала от меня, и я потерял не только мою любовь, но и первого еще не появившегося ребенка.

В общем, когда Джейн сообщила мне о ребенке, я, ничего не ответив, ушел из дому. Снова стал выпивать, домой не шел – мотался у друзей. Потом она снова меня нашла без сознания, а утром сообщает, что если я не хочу ребенка, с ним можно расстаться. Правда, она была не уверена, что способна сделать аборт от любимого мужчины, да и в то время в Америке с этим были проблемы, надо сказать. Я объяснил ей, что дело совсем не в том, что она беременна, а что я не такой, как все, я живу долго, и не хочу хоронить своих друзей, а еще и потомков. Для меня это жутко и очень тяжело. Сначала она не поверила, пришлось ранить себя ножом, она испугалась. Но я хотел просто ей показать. Легкие-то раны на мне быстро и бесследно заживают, глубокие за час, ну там рубцы иногда остаются. Пришлось в это чудо ей поверить. Вечером она сообщила, что не даст мне переживать, потому что слишком любит меня. Тогда я не понял смысл ее слов, а на утро ее уже не было. Она собрала вещи и ушла, несмотря на то, что домик был ее. Своей крыши я никогда не имел, поэтому жил всегда либо в чужих домах, либо вдали от людей. В своей записке она просила не искать ее и не беспокоиться. А меня мучило то, что если она избавится от ребенка, я буду в этом тоже виноват…

Я нашел ее через месяц. Узнал, что она жила у тетки. Я пришел к ней на работу, а когда она меня увидела, заплакала и сообщила, что потеряла ребенка. Она успокаивала меня и говорила, что моей вины здесь нет. Видимо, Богу не было угодно, чтобы рождались на земле мои дети. Ну, мы, в общем, снова стали жить вместе, пока она не увидела, что теряет молодость. Хотела уйти от меня, чтобы я не видел ее старости, но с моей стороны было нечестно бросать ее. К ее внешности я привык, не пускал никуда. Так мы жили, а на 60-м году жизни, мне пришлось похоронить ее собственными руками. Я оставил все ее имущество ее родственникам и уехал тогда в Россию.

Потом была Инга, хорошая девушка, эстонка по отцу, а мать русская. Много позже – Олеся, баскетболистка, высокая такая. Это только те, с кем жили долго. А так, конечно, много было всяких мимолетных связей, и греха было много.

Я застал целые эпохи в жизни этой планеты и особенно России, надо сказать. В двадцатом веке, в первой половине, тут были сплошные войны. Самая страшная началась в сорок первом году. Я даже служил в Красной армии! Как-то во время одного наступления получил ранение – тяжелое, в область сердца. Посчитали мертвым, а когда хоронить стали в братской могиле, я и застонал. Под сердцем оказался большой осколок, требовалась операция, но в отряде была только медсестра. Я заверил ее, что не умру, и смерть сама меня боится. Тогда она сделала свое дело, расковыряла мне грудь, а потом от моей раны остался небольшой рубец. Свидетелей этого было достаточно, и меня, конечно, сдали бы серьезным врачам для исследований, поэтмоу пришлось скрываться, а то бы привлекли за дезертирство. Во время войны за такое грозил расстрел, как ты понимаешь. Тогда страной правил Сталин – слышал про такого правителя в России? За малейшее неповиновение власти тогда отправляли в тюрьму, в лагеря. Такое было…

Но в двадцатом веке и позже стало сложнее бывать на людях так, чтобы на тебя, на твои возможности, не обращали внимания, и я понял, что мой удел– одиночество. Так вот и встретились с тобой на таежном озере…

– Знаешь, Камрин, как вот ты рассказываешь, так у тебя вроде и не много женщин было за все твои века. Это же – века! – Афиногне помотал в воздухе выставленных указательным пальцем, словно грозил кому-то в пространство. – Я бы, была бы у меня такая длинная жизнь, да здоровье, ни одну красивую женщину бы не пропустил, я как их вижу, у меня кровь кипит…

– Вижу, вижу… – начал Камрин, но вдруг шикнул: – Стоп, вот и Афра идет!

Афиноген вскинул глаза на девушку и расплылся в улыбке.

– Вот это да! – только и выговорил он, восторгаясь.

Афра предстала перед ними в белой короткой юбке под белый кожаный ремень и в белоснежной блузке.

– Боже мой, какая женщина! – протянул Афиноген.

– Не пускай слюни, – ревниво заметил Камрин.

– Да уж, не зря тебя называют Безумным ангелом…

– Ну, как я выгляжу? – поспешно спросила Афра, чтобы прервать намечающуюся перепалку мужчин. – Правда, юбка коротковатая, но в брюках мне уже ходить осточертело.

«В брюках любила ходить Ангела», – подумал Камрин.

– Хороша Маша, да жаль – не наша, – пробормотал Афиноген.

– Болтуны! – засмеялась Афра. – Пошли, найдем капитана.

Камрин посмотрел на часы:

– Рано пока, Бэн же сказал, что у нас часов пять есть. Давайте посидим еще.

Афиноген вдруг, словно решился на что-то, хлопнул себя ладонями по коленкам и встал.

– Вы, ребята, сидите, а вот я пойду… – И усмехнулся: – Ха, ребята, а ведь вы мне в пра-пра-деды и пра-пра-бабки годитесь…. Ладно, не важно: прощайте!

Камрин удивленно уставился на друга:

– Куда ты собрался, я не понял?

– Нам пора прощаться, Камрин, – твердо произнес Афиноген.

– Как, разве ты с нами не едешь?!

– Нет, друг, теперь ты уже не один, и я буду вам только мешать. Я поеду в Грецию, к матери, она у меня одна там осталась. Поеду окружными путями – на российской территории мне не следует долго болтаться, я же, все-таки, в розыске.

Камрин вздохнул и развел руками:

– Афиноген, мы будем жить на Аляске… – Он объяснил, где. – Там до сих пор глушь, а в России у меня появилось слишком много знакомых. Если вдруг надумаешь приехать, я буду очень рад – я горжусь дружбой с тобой и я тебе очень благодарен за помощь. Но если когда-нибудь появишься, а нас не найдешь – ну, кто его знает, что случится? – то рядом с пещерой, о которой я тебе рассказывал, есть большой валун – под ним я оставлю для тебя письмо, куда мы отправились. Когда будешь читать, вспоминай о нашей дружбе. Если найдешь себе в Греции красивую гречанку и нарожаешь детей и внуков, будешь рассказывать им о нас. Прощай, друг, иди с миром. Бог-Отец да пребудет с тобой!

Они крепко пожали друг другу руки и обнялись.

– Будь счастлива, Афра, – стараясь выглядеть веселым, напутствовал ее Афиноген. – Сама знаешь: Камрин неплохой парень и никогда тебя в обиду не даст. Просто ему нужно в себе разобраться.

Афра обняла его, как родного брата:

– Спасибо за все, Афиноген! У тебя есть деньги?

– Конечно! – расплылся в улыбке бывший разведчик. – Ты же мне столько каменьев срезала с нарядов халифа, что я пол-Греции купить могу. Спасибо тебе, сестренка!

Афиноген махнул рукой и ушел, а Камрин и Афра посидели некоторое время, почти не разговаривая – слова тут не требовались: она понимали, что расстались с добрым другом, и что судьбой им предначертано быть теперь вместе.

Они бы немало удивились, если бы видели, что Афиноген прямиком направился на летающее судно капитана Бена. Он рассказал про то, куда собрался, но добавил:

– Бен, у меня есть небольшая идея, так что я пока немного задержусь…

Его идея пришлась по душе капитану.

– Это ты здорово придумал, но будь тут осторожен, ты же в розыске. Может, я помогу чем-нибудь?

– Нет, нет, спасибо! Вы отправляйтесь, они ничего не должны знать, а то эти голубки до глубокой старости будут лишь ворковать друг подле друга, пропадут без меня. Надо немедленно принимать меры, а для начала купить все необходимое для жениха и невесты. Ну и кое-какие вопросы еще решить.

– Денег-то у тебя хватит, может, немного подбросить?

– Спасибо, Бен, есть даже больше, чем надо, – Афиноген показал крупный алмаз – подарок Афры. – Его хватит на многое.

– Ну, будь тогда здоров. Будешь на Аляске, не забывай старика Бена!

– Не забуду, отец!

Они попрощались, и Афиноген направился в торговый центр.

Камрин вновь ступил на землю, некогда оставленную им. Миновав городок, который давно сменил русское название, но стал намного более цивилизованным, они пробирались по заповедному лесу через кустарники ежевики и можжевельника. Давно исчезли тропинки, протоптанные Камрином, выросли новые деревья, но он чутьем угадывал дорогу среди сосен, елей и кедрача, по которой его вела душа.

– Камрин, какая красота здесь вокруг! Ты только посмотри, планета Земля тоже очень красива, только жаль, что люди сами ее губят.

– Это правда, Земля красива. Не зря ее называют голубой планетой.

Наконец они добрались до пещеры на высокой горе. Вход в нее был расположен так, что с одной стороны его прикрывал массивный валун, а с другой – разросшиеся еще больше за все годы кусты. Таким образом, пещера по-прежнему была надежно скрыта от случайного взора.

Внутри все, что когда-то строил Камрин, давно истлело – требовалось обустраивать жилище заново. Но Афру это не пугало – она была на седьмом небе оттого, что снова находилась рядом с любимым. Они взялись за дело, и вскоре в первом приближении пещеру можно было даже назвать уютным гнездышком.

Камрин отряхнул руки и сказал:

– Ну вот, ты пока отдохни, а я пойду и постараюсь что-нибудь принести к ужину.

– Надо же, – шутливо удивилась Афра, – были времена, ты терпеть не мог охоту. Видимо, жизнь всему научит. Нет, я пойду с тобой, и не спорь: я охотник не хуже тебя, если не лучше. А по дороге соберем ягоды.

Летние сумерки опустились над лесом. Сухой треск веток, подбрасываемых в огонь, красно-желтые языки пламени навевали на них грустные воспоминания. Афра не верила, что время поисков и одиночества закончилось, и что теперь ее ждала долгая и счастливая жизнь.

Камрин снял с себя куртку и набросил ей на плечи.

– Вечерами здесь холодно. Спасибо за вкусный ужин – я снова почувствовал себя дома. Иди, ложись, я немного посижу, погляжу на звезды…

Было уже поздно, когда. Камрин погасил огонь и осторожно, на ощупь, вошел в пещеру. Из темноты раздался голос Афры:

– Полежи со мной немного – что-то мне страшно одной.

– Раньше ты не была трусихой, – чуть усмехнулся он. – Но это можно понять, если учесть, что пришлось тебе пережить за эти века…

Камрин обнял ее и, впервые за многие годы почувствовав себя спокойно, уснул крепким безмятежным сном.

Афра положила голову ему на грудь и слушала его шумное хрипловатое дыхание, потом улыбнулась и подумала: «А раньше спал тихо, как мышь…»

Она вспомнила далекое детство. В пять-шесть лет Афра забиралась на постель к Камрину и слушала его вечерние сказки. Иногда сказки обрывались долгим молчанием, и тогда, приложив ухо к его груди, и не услышав дыхания, она поднимала страшный крик. На крик сбегались все взрослые и на их вопросы она, плача, показывала на Камрина, лепеча, что он не дышит и умер. Тогда он открывал сонные глаза и недовольным голосом говорил, что она мешает спать.

Приятые воспоминания успокоили ее и Афра заснула.

Ранним утром их разбудил лай собаки и громкий голос Афиногена, вещавший перед пещерой:

– Дети мои! Согласны ли вы перед Богом стать мужем и женой?

Открыв глаза, Камрин спросил.

– Афра, ты спишь?

– Нет.

– Значит, ты слышала то же, что и я? Как ни странно, но это, вроде, голос Афиногена.

Они вышли из пещеры, жмурясь от яркого солнца, и были до крайности удивлены неожиданным появлением православного священника, который держал в одной руке крест, в другой икону Иисуса Христа.

– Кого я буду венчать? – спокойным голосом спросил он, словно всю жизнь только и занимался венчанием среди глухого леса.

Камрин с Афрой переглянулись в недоумении. В эту минуту из-за валуна вышел Афиноген в праздничном костюме, сияя улыбкой, словно утреннее солнце. Рядом с ним бегал большой красивый пес.

– Что смотрите, не узнаете? Просто подумал: без меня ни черта нормально не сделаете. Вот и вернулся, и вместе со святым отцом. – Он протянул Афре и Камрину по объемному пакету: – Переодевайтесь, да поскорее. Там внизу батюшку ждет вездеход, потом я его провожу. Ну, а пока вы готовитесь, я накрою на стол, разожгу огонь, и до утра будем играть свадьбу.

Из-за того же валуна появилась масса новых пакетов. Афиноген начал раскладывать дрова на вчерашние угли, ставить привезенный мангал и жаровни.

На их импровизированном столе, сколоченном Камрином наскоро накануне, появились банки, бутылки, закуски, вскоре запахло жареным мясом и рыбой.

– Здорово ты все организовал, – сказал Камрин, подойдя к Афиногену.

Тот придирчиво оглядел его.

– Ну-ка, повернись… А ты настоящий жених, тебе идет свадебный фрак. Надеюсь, я сделал все правильно?

– Главное, Афра довольна, – улыбнулся в ответ Камрин. – А я очень рад тебя снова видеть.

Они обнялись.

Из пещеры вышла Афра в длинном белом платье с многочисленными складками, ниспадающими от талии. Собранные в высокую прическу волосы, увенчанные многочисленными белыми цветами, переходящими в длинную фату, делали Афру ослепительно красивой. Она стояла среди девственного леса, как принцесса из сказочной страны, с большим букетом белых роз в руках.

– Вот это да! Твоей красоте нет равных, Афра! – воскликнул в восхищении Афиноген. – Счастливец же ты, Камрин, сукин сын. Ну, чего рот разинул, пойдем к алтарю, батюшка ждет!

Камрин не мог сойти с места, представив Ангелу в свадебном платье в церкви. Но счастливые глаза Афры заставили его все-таки сказать комплимент.

– Ты прекрасна… – пролепетал он.

Афра счастливо улыбалась.

– Ты своей растерянностью меня тоже запутал, – махнул рукой Афиноген. – Иди, встань перед батюшкой, жди невесту. Ее к тебе подведет шафер – значит я, твой друг. Вот только включу музыку.

Из маленькой магнитолы торжественно зазвучал свадебный марш.

– Ну, Афиноген! – покачал головой Камрин. – Ничего не забыл. Знаешь, друг, этот день для меня будет очень дорог и навсегда останется в памяти.

– Да, Афиноген, – взволнованно сказала Афра. – Ты просто прелесть.

Когда отзвучала музыка, голос священника прозвучал торжественно и строго:

– Раб божий Камрин Тавын Авегон Тарион, согласен ли ты взять рабу божью Афру Гуатр Арис в жены и разделить с ней свою судьбу в горе и радости, пока смерть не разлучит вас?

В горле Камрина неожиданно застрял комок, а во рту все высохло. Он кашлянул, не говоря ни слова. Сердце Афры сжалось. Афиноген не выдержал и дернул сзади Камрина за фрак.

– Я знаю, сын мой, – сказал священник, чтобы прервать паузу, – вы были обручены в церкви перед Богом, но не были женаты. А ваша первая жена погибла. Таким образом, перед Богом ты не в долгу, вот почему я снова начну церемонию.

– Да, да, батюшка, – проговорил Афиноген, теряя терпение, и шепнул на ухо Камрину: – Не смей обижать Афру, а то шею сверну! Будь мужчиной, друг!

– Если эта церемония тебе не по душе, мы можем ее прекратить, – задрожавшим голосом проговорила Афра.

– Что вы все прицепились ко мне? Разве не видите – я волнуюсь во время женитьбы. Имею право на собственной свадьбе волноваться или нет? – ответил Камрин, стараясь разрядить накалившуюся обстановку и сжимая руку Афры в своей руке. – Пожалуйста, святой отец, начинайте снова.

На вопрос, согласен ли он быть для нее супругом, Камрин, на этот раз не задумываясь, ответил «да», и почувствовал одобрительное похлопывание по плечу.

– Дочь моя Афра Гуатр Арис, согласна ли ты взять в мужья раба божьего Камрина Тавына Авегона Тариона? И быть с ним в горе и радости, пока смерть не разлучит вас?

– Да, да, отец! – незамедлительно ответила Афра, и на глазах у нее появились слезы.

– Есть ли из присутствующих кто-то, кто против этого брака? Пусть скажет, – после некоторой паузы священник снова заговорил: – Раз все согласны…

– Все согласны, батюшка – небо и земля, и все твари божьи. Слышите их голос? – не смог удержаться от радости Афиноген, но, увидев на себе чуть укоризненный взгляд священника, замолчал:

– Извините…

– Тогда благословляю вас перед Богом и объявляю мужем и женой. Жених может поцеловать невесту. Живите в мире и согласии и будьте счастливы!

– Ура! Ура-а-а! Вот это по-нашему! – прокричал Афиноген и, достав из кармана ракетницу, салютовал вверх. – Пусть сегодня весь мир радуется. Мой друг женится!

– Вразуми, Господи, непутевую овцу твою, – перекрестив его, улыбнулся батюшка.

Камрин нежно поцеловал невесту, поднял на руки и стал кружить.

– Ну, теперь я откланиваюсь, – засобирался священник.

– Э, нет, отец! Пока не отведаете свадебного вина, не пущу! Потом сам провожу до машины.

Они подняли бокалы с вином за жениха и невесту, выпив за их счастье. Потом Афиноген встряхнул бутылку с шампанским так, что пробка выстрелила с громким хлопком, и фонтаном пены из нее стал благословлять молодых. Отведав свадебного угощения в столь романтической обстановке, священник поблагодарил за все и отправился назад. Афиноген проводил его до вездехода и вернулся продолжать свадебный вечер в качестве друга и шафера.

Уже на землю опустились сумерки, небо загорелось множеством звезд, а яркий диск Луны излучал серебряный свет, освещая их очаг. Тихонько потрескивал костер. Камрин взял гитару, подаренную другом на свадьбу, и некоторое время настраивал ее, извлекая отдельные ноты, звуки которых таяли в глубине леса.

– Для вас спою старинную песню, ей уж лет сто пятьдесят где-то, – сказал он и запел:

Афра погрустнела, а Афиноген чуть нахмурился.

– Сегодня радостный день, не надо петь грустные песни! – укоризненно сказал он, вставая. – Ладно, я пошел спать. Вон там, за валуном, хорошее местечко – я уж там и веток заготовил.

– Иди, ложись в пещере, места всем хватит, – крикнул ему вслед Камрин, но Афиноген обернулся и в ответ покрутил указательным пальцем у виска.

Оставшись наедине с Афрой, Камрин сейчас не знал, как вести себя. Он всегда ее чувствовал, как любящую сестру, не более, и надеялся на единственную соломинку – друга, но тот удалился спать.

– Что-то похолодало… – сказал он, словно разговаривая сам с собой. – Хочешь, наиграю нашу мелодию? Слушай…

Красивые и добрые звуки музыки невольно воспроизвели в памяти замечательную, ни с чем не сравнимую жизнь на родном острове. Афиногену, лежавшему с сигаретой за валуном, тоже понравилась мелодия, но он тут же подумал: «Вот дурак, вместо того, чтобы невесту укладывать спать, он песни поет…»

Наконец, музыка стихла, и в воздухе повисло несколько неловкое молчание.

– Что-то мне спать не хочется… – сказал Камрин, а потом поднял Афру на руки и отнес ее в пещеру.

Прислушиваясь к каждому звуку, Афиноген пробормотал: «Ну, наконец-то додумался»…

Камрин уложил Афру на мягкую постель из трав и нежно поцеловал.

– Спасибо тебе за то, что ты всегда со мной и всегда меня понимаешь, – и, взяв одеяло, со словами «Отнесу Афиногену, ночью будет холодно», вышел.

Услышав приближающиеся шаги, Афиноген чертыхнулся про себя и сделал вид, будто спит.

– Можешь не храпеть, знаю, что не спишь. – Камрин накрыл друга вторым одеялом и сел у костра, в горькой тоске наблюдая за звездами.

Афиногену не выдержал, поднялся и присел рядом. Какое-то время они молчали, наконец, Афиноген сказал:

– Послушай, Камрин, есть старая поговорка «Иван-дурак», но сейчас надо говорить: «Камрин-дурак». Ты в своем уме, дружище? Кто же заставляет невесту ждать в первую брачную ночь?

Камрин вздохнул:

– Ну что ты мне под шкуру лезешь, дружище? Тяжело мне, как ты понять не можешь…

Неожиданно голос Афры заставил их обернуться.

– Что-то мне тоже не спится. – В руках у нее была бутылка красного вина. – Пока вы тут говорите, я приготовила глинтвейн, он нас согреет.

– Ну и ну, вижу, вы оба… – начал Афиноген, но не договорил из уважения к Афре. – Я пошел спать, а вы как хотите. – Он залпом выпил вино и быстро ушел в пещеру. – Скоро утро, а эти… Будто не их свадьба!

Вскоре послышался его храп, Камрин улыбнулся, забрал одеяло, оставленное Афиногеном, и набросил его на Афру, обнимая ее. Очутившись в объятиях любимого, она почувствовала себя защищенной, счастливой и спокойной тем, что нашла его. И незаметно для себя уснула.

Разбудило ее громкое щебетание птиц.

– Боже мой! Неужели я уснула вот так? Скажу честно, я счастлива, что впервые в жизни уснула и проснулась в твоих руках.

– Я тоже рад, только мне спать не хотелось. Я всю ночь смотрел на тебя. Только вот сейчас чуть задремал…

– Солнце уже встало, – сказала Афра, потягиваясь. – Надо вставать, работать, обустраиваться…

– Нет, нет. Ты будешь нашей принцессой, и сегодня не снимешь это платье. Эй, соня, вставай! – Камрин заглянул в пещеру, надеялся увидеть там друга. – Странно, его нет!

– Может, к реке спустился?

– Нет, не думаю. Мы бы его уже слышали. Наверное, он ушел, когда я задремал.

Вдруг Камрин громко рассмеялся. Афра вопросительно смотрела на него.

– Что так рассмешило тебя?

– Когда я проснулся, во рту были травинки. Сначала не понял, в чем дело, а сейчас дошло. Наверняка, увидев нас, Афиноген решил посмеяться надо мной. Это его знак прощания, – сказал Камрин с грустью. – Настоящего друга в этом мире не часто найдешь…

– Да, тебе с ним повезло, – сказала Афра, прижимаясь к Камрину и заглядывая ему в глаза.

Их взгляды неожиданно разожгли друг в друге пламень. Камрин вдруг рывком поднял Афру и понес в пещеру. Белое платье ослепительным пятном выделялось на брачном ложе на фоне мрачных каменных стен.

– Не уходи, полежи со мной, – попросила Афра.

– Я не собирался уходить. – Камрин снял с себя свитер, обнял Афру и, крепко прижав к себе, стал целовать ее губы и смуглую шею. Аромат ее тела напомнил о незабудках и ударил в голову. Он торопливо снял с нее свадебное платье и нижнее белье, и под слабые ее стоны вдруг почувствовал ее боль.

– Ты плачешь? Прости меня, если я тебе сделал больно…

– Что ты, любимый, ты ни в чем не виноват. В первую ночь всем девушкам бывает больно, но на какие-то минуты… – Она счастливо засмеялась – Когда ты чувствуешь себя виноватым, всегда стараешься спрятать взгляд, как сейчас. Лучше обними крепко, не обращай внимания на мои слезы, они от счастья. Ты мой, я твоя жена…

Так прошли месяцы.

Однажды Камрин вернулся из Ситки мрачнее тучи, и, поставив пакет с припасами на стол, сказал:

– Опять плохие вести: Мохаммад добил Англию, он ударил по ней «черным светом», это дьявольское оружие продали ему предатели из России, не понимая, что совсем скоро их ждет та же участь. Америка в страхе, люди уже здесь в панике и злые, как собаки. Если этот дьявол продолжит войну дальше, человечество погибнет. Обидно умирать на чужбине после таких долгих скитаний.

– Не теряй надежду, – проговорила Афра и вдруг схватилась за живот. – Не конец же света? Я этого даже и слышать не хочу, ты забыл о чуде Бога, что он дал тебе жизнь, спас меня и спасет нашего ребенка.

– Какого еще ребенка? Хорошо, что их нет, а то я сходил бы с ума, опасаясь за их жизнь.

– Не говори так. Я хотела тебе сообщить приятную новость. Это мое первое материнское чувство.

– Афри, я тебя не пойму, говори яснее, – и Камрин начал освобождать пакет. – Вот, принес батареи к телеприемнику. Теперь будем смотреть за тем, что происходит в мире. Ты вчера хотела каштанов – вот, обменял на кое-что. – Он очистил три каштана и подал ей.

– Хорошо, хорошо. Скажу прямо: скоро ты станешь отцом: я беременна!

Камрин ничего не мог ответить. Он вдруг занервничал и вышел из пещеры.

– Что случилось, Камрин? – виновато спросила Афра, следуя за ним. – Ты расстраиваешься из-за ребенка? Здесь я бессильна. Я люблю этого малыша безумно. Ведь в нем твоя кровь, твоя плоть, я умру без него.

– Перестань, не плачь. Дело не в тебе, а во мне. Мы оба будем любить первенца. Я буду хорошим любящим отцом, – обняв ее, сказал он. – Но воспоминания не дают мне покоя. Когда я потерял Ангелу, она тоже была беременна. Понимаешь? Ты всегда меня понимала лучше всех. Потерпи еще, это у меня пройдет, время лечит все раны…

– Я не терплю, я живу вместе с тобой. Ты мое солнце, а с ним живет и дышит природа. Я даже не обиделась, когда в нашу первую брачную ночь ты называл меня ее именем, и даже не во сне – во сне ты каждый день зовешь ее.

– Афра…

– Не переживай, со мной все в порядке. Конечно, мне было больно слышать ее имя с тобой в постели. Ты был не со мной, вернее, твое тело было со мной, а душа с ней. Но противостоять этой боли мне помогла моя любовь к тебе. Я успела полюбить Ангелу и называла своей сестрой, но ее больше нет. И я не хочу, чтобы ты страдал – пусть моя любовь будет для тебя хоть каким-то утешением. А ее любовь пусть живет в нашем очаге, я не обижусь, если ты этим счастлив. Теперь пойдем домой, милый, и будь что будет.

И вновь потянулось время. Вслед за летом пришла осень, за ней морозная зима, а следом – весна. Появились новые заботы, которые требовали терпеливой работы. Необходимо было вскопать землю, обрабатывать ее, чтобы собрать урожай и накормить не только себя, но и небольшое хозяйство, чтобы выжить в это трудное время. Все вокруг цвело и зеленело. Афра рано утром вышла из жилища подоить козу. Она разулась, бродя по мокрой и прохладной траве.

– Это полезно для ребенка, – сказала она, придерживая живот.

– Не беспокойся, принцесса, я сам подою козу, – сказал Камрин, который уже был на ногах. – Ты лучше береги моего сына.

– Может, дочку?

– Нет, первым должен появиться мальчик. Я тоже чувствую, отцовским чувством. Мой первенец будет помощником отцу… – Он протянул ей кружку с парным молоком: – Попей, будь умницей, и мой сын станет богатырем.

– Камрин, кажется, у меня есть для тебя новость…

– Я слушаю, моя принцесса.

– Кажется, я сейчас начну рожать!

– Только не это! В такой ранний час… – Камрин несколько растерялся. – Что мне делать, Афра, я же в таких делах ни бум-бум. Может, подождешь немного, я сбегаю в город, вызову врача?

– Не смеши меня. Я уже рожаю. Отведи меня домой и не бойся, когда начну кричать. Все матери кричат, когда рожают.

Афра предусмотрела все заранее, поэтому приготовила простыни и пеленки. Горячая вода тоже была наготове.

– Только будь рядом… – попросила она.

Камрин заботился о ней, вытирая пот с лица, ежеминутно спрашивая, все ли в порядке.

– Успокойся, Афра, отдохни… О, чудо: кажется, я вижу его головку! Кажется, он выходит… – вскричал он радостно.

Афра прикрыла глаза, произнося слова молитвы.

– Он в мои руки выпал, я его поймал!.. Что мне делать дальше? – держа ребенка дрожащими руками, в панике кричал Камрин.

– Положи рядом, перевяжи пупок и отрежь пуповину. Теперь обмой теплой водой и запеленай… Значит, ты выиграл пари, ночью сыну будешь петь баюшки. Дай мне глоток воды.

– Сейчас, я его уложу рядом с тобой. Как ты, любовь моя? – спросил Камрин и увидел, что Афра плачет. – Если больно, можешь кричать. Я же вижу, ты сдерживаешься, чтобы не пугать меня.

– С Божьей помощью все обошлось хорошо и быстро. Кричать больше не нужно. Я плачу от счастья. Сегодня радостный день для меня вдвойне, – родился наш ребенок, и ты впервые меня назвал любовь моя. Никогда так нежно ты не называл меня. Повтори еще раз.

– Любовь моя, любовь моя. Спасибо тебе за нашего малыша. Мы будем всегда тебя любить, ты будешь принцессой для двух богатырей.

– Я хочу от тебя много детей, Камрин. Пусть вокруг нас бегают наши дети, внуки, правнуки. Но первенца я назову твоим именем, его всегда мне недоставало.

Камрин обнял ее своими сильными руками и она взаимно отдалась ему в сладком поцелуе. В эту минуту младенец закричал.

– Ах, какой он голосистый, проголодался. Сейчас, сейчас, и ты успокоишься, – приговаривала Афра, поднося младенца к груди, к которой тот тотчас же и припал.

Камрин с умилением наблюдал за этой идиллической сценкой, думая о том, как прекрасны мать и младенец, и приговаривал:

– Какой он жадный и сильный. Даже ручкой держит грудь, не пускает… Когда же он откроет глаза? Все спит, спит, лентяй!.. Я – отец, даже не верится. Жаль, наши родители не смогли увидеть этот день.

Камрин укрыл мать и младенца одеялами из шкур, а сам отправился готовить обед.

– Не неси сюда, я сама встану, – сказала Афра, когда еда была готова. – Не бойся, мне все равно надо малыша перепеленать, он мокрый. Сейчас проснется, помою его снова, шейка вся в крови: ты помыл только голову.

– Будь осторожна, ничего не поднимай. Если что нужно, скажи мне, я все подам.

Он хотел обнять Афру, но крик ребенка потребовал ее внимания.

– Ну вот, гром и молния, – нежно пробурчал Камрин.

Пока заботливый отец готовил ванну, Афра меняла подгузники.

Плач ребенка беспокоил Камрина.

– Быстрей, Афра, – попросил он. – Не видишь, он плачет!

– Пусть поплачет, не бойся, все дети такие. А когда почувствует воду, еще громче будет орать. Так что кончились твои спокойные дни, отец… – шутливо ответила Афра, разворачивая пеленки. Вдруг она замолчала, а потом громко засмеялась.

Камрин в недоумении смотрел на нее, широко раскрыв глаза.

– Ребенок плачет, а ты смеешься! – сердито проговорил он.

– По всему видно, убаюкивать придется тебя нам, принцессам. Подойди ближе. Ну? – она отстранилась, показав руками на ребенка: – Ты не мог распознать мальчик это или девочка?

Камрин хлопал глазами.

– Эх вы, богатыри! – с укоризненным смехом сказал Афра. – Я же говорила, будет дочь. Но как ты не заметил раньше?! Видно, растерялся очень, все-таки первая практика… Камрин наконец обрел дар речи и махнул рукой:

– А, так еще лучше! Одной принцессой больше будет среди красавиц.

Вдруг малютка перестала плакать и открыла глазки. Камрин с Афрой переглянулись – у девочки были совершенно светлые глаза.

Камрина охватило волнение:

– Тебе не кажется, что она нас видит и улыбается?

– Для этого она еще очень маленькая, но любовь родителей она уже почувствовала. Ты заметил, как она похожа на Ангелу? Давай ее так и назовем, а потом пусть родится сын.

Камрин словно обезумел от счастья. Он схватил ребенка, поднял над собой, а потом вынес из пещеры и во весь голос закричал:

– Я назову тебя Ангелой! Ты снова родилась, моя Ангела! Ты в моих руках, – затем он прижал младенца к своей груди и, стоя на коленях, возблагодарил Господа.

– Спасибо тебе, Господи за дочь, за Ангелу мою. Благослови имя, которым назвал ее я, став отцом.

– Осторожно, любовь моя. Она еще маленькая, хрупкая. Лучше помоги искупать ее, – тихо попросила Афра.

Ожидания крика оказались напрасны: как только девочка почувствовала ласковые руки и теплую живительную влагу, она тут же заснула.

Счастье Камрина и Афры от рождения дочери омрачалось сводками новостей. Великий халиф, у ног которого уже лежала вся Европа, готовился к войне против остальной части Света. В состав великого халифата за это время вошли Малайзия и Индонезия. Пятая колонна исламистов активно действовала на Филиппинах, в северной Индии и в южном Китае. Россия пока держалась, но действия ее властей, заигрывавших с халфом в расчете на то, что он в первую очередь направит свои армии на США, не предвещали ничего хорошего – Камрин хорошо помнил, как почти двести лет тому назад руководство СССР так же заигрывало с Гитлером, и что из этого вышло.

Неплохо пока держалась и Латинская Америка, но эмиссары халифа действовали и там, и уже приходили свидетельства, что некоторые племена Амазонии приняли ислам в пику католическим правительствам большинства стран этого континента. Таким образом, халиф Мохаммад простер зеленое знамя ислама от Атлантики до Тихого океана и даже за него, накрыв им больше половины мира.

Как-то ближе к вечеру Камрин работал на участке, который служил им и огородом, и полем. Возделанная земля, на которой Камрин выращивал овощи и пшеницу, располагалась на южной стороне склона горы и была защищена от холодных ветров густым таежным лесом и кустарником. Солнце за короткое лето успевало хорошо прогреть здесь почву, и земля в первый же сезон принесла неплохой урожай. Его хватило не только на питание зимой, но и на семена.

Подул свежий, прохладный ветерок, небо было голубым и безоблачным. Камрин, вскопав землю, немного устал и присел отдохнуть. Вдруг он ощутил в своей душе странное волнение, а сердце забилось сильнее и чаще – и он никак не мог объяснить причину. Ему вдруг показалось, что, несмотря на солнечный день, неожиданно стало еще светлее. Свет ослеплял и в то же время позволял отчетливо видеть все, что окружало – лес, далекие склоны гор, землю.

Почувствовав чье-то присутствие, Камрин обернулся. К нему по склону приближался какой-то человек. В ставшем более ярким и отчетливым свете дня можно было хорошо разглядеть его: волнистые темные волосы до плеч, спокойное лицо с тонкими, слегка изогнутыми бровями над карими глазами. Ростом человек был под стать Камрину. Когда он подошел и улыбнулся, стали видны ровные, жемчужные зубы.

– Бог тебе в помощь, христосец, – его голос звучал, как небесная мелодия.

Камрин застыл на месте, не проронив ни слова.

– Не позволишь ли испить чистой горной воды? А то путь мой лежит далеко, – он указал рукой куда-то в пространство, – и жажда сильно мучит.

Его длинная одежда, скрепленная на плече пряжкой, и сандалии с переплетом напомнили Камрину о своем мире. В глаза незнакомца было что-то столь знакомое и родное, Камрин почему-то затрепетал, осенил себя крестным знамением и про себя прочитал молитву Отцу небесному.

Человек закончил его молитву словом «аминь», что привело Камрина в еще большую дрожь.

– Аминь, христосец! Ты правильно решил позвать на помощь Отца нашего, и вот я, сын его, стою перед тобой. Двери Отца Небесного открыты через терпение и любовь, и все твои грехи прощены невинной кровью твоих сородичей. Они освободили тебе путь для твоих потомков – истинно Божьего народа.

Скоро возьмешь ты свою семью и вернешься на свою землю – Аури, на свой остров. Планета воспаряла из пепла благодаря милости Отца нашего, а ангелы и святые духи будут встречать вас, принимая в свои духовные объятия. Вся планета будет твоей – ты должен своей любовью построить новый Божий храм, одну веру, один народ. Только ты, христосец, избран успокоить души своих предков и получить милость от Отца нашего. Запомни: найди то место, где твой народ жил на земле Изавийской, там тебя ждет еще одно Божье чудо. Ты должен благодарить судьбу: тебя спасло не только мое благословение, но любовь, слезы и терпение Афры.

– Иисус! – дрожащим голосом проговорил Камрин и упал перед ним на камни в слезах. – Прости меня, Господи! Ты всегда был моей надеждой, я знал, что ты придешь. Через тебя освободится мир, и ты покажешь истинную тропу к Богу-Отцу нашему. Народ твой ждет тебя, народ задыхается. Боже, помоги нуждающимся и верующим в тебя! Неужели это конец света пришел? Как я тебя долго ждал, Иисус, Спаситель мира, Бог наших душ! – Камрин не мог сдерживать рыдания.

– Через твои слезы выходит твоя боль, сын мой, – молвил Иисус. – Я знал, ты меня ждешь, христосец, вот и пришел к тебе. Часто говорят о пришествии через тысячелетие, но не люди для срока, а срок для людей – и срок этот пришел. Ты отдал жизнь за меня, открывал глаза людям, терпел такую же боль, как я когда-то. Вот я и снова здесь, спасти того, кто душой остался верным Отцу Небесному. Крик Земли позвал меня – она плачет от бессилия, устав выносить бездушие людей. Это хуже любой тяжести, она постарела, ей нужен отдых. Люди не видят ее мук, и надо вразумить их, а твоя миссия здесь уже исполнена.

– Возьми меня с собой, Господи, я буду верным слугой тебе!

– Бог тебе в помощь, христосец, но иди своей дорогой, а я своей. Итак, не угостишь ли меня водой? – сказал Иисус и снова улыбнулся.

– Рядом есть родник, я с собой не беру фляги, поскольку здесь близко. – Камрин поднялся и пошел вперед, показывая дорогу.

Пройдя к роднику, он встал на колени и зачерпнул в ладони воду:

– Позволь, я сначала омою ноги твои, Бог мой?

– Я лучше ею омою лицо. Ты своей верностью уже омыл тело мое, спасибо тебе, брат мой. Я сам хочу почувствовать дыхание матери Земли. – Он, склонившись на колени, утолил жажду, а потом вытер рукавом губы.

– Будь моим гостем! – попросил Камрин. – Божьим светом освети мой очаг, надломи мой хлеб, дай свое благословение семье моей.

– Хорошо, пусть будет по-твоему, – согласился Иисус.

Увидев Камрина возвращающегося с незнакомцем, Афра на мгновение обмерла, а затем узнала Иисуса.

– Боже, Боже! – воскликнула она, осеняя себя крестным знамением и становясь на колени. – Тебе вечно благодарна за то, что ты отправил Сына своего к нам. Добро пожаловать к нам, Иисус! С возвращением Тебя!

– Встань, Афра, – молвил Иисус, помогая ей подняться. – Я не мог отказать Камрину и не увидеть жену, любовью своей спасавшей жизнь его. Как ты сразу меня узнала, даже не усомнилась?

– Как я могла усомниться в Тебе? Такого, как Ты, не может быть более. Благослови нас, о Иисус, Сын Божий, рукой своей на нашу вторую жизнь!

Камрин стоял рядом, виновато опустив глаза. Он понял, что грешен, но был прошен, потому что избран.

– Я восхищаюсь ее любовью к Богу, – произнес Иисус, – ее преданностью и любовью.

Подойдя к кроватке с малюткой Ангелой, он ласково посмотрел на нее, перекрестил и молвил:

– Будь счастливая, малышка. Дай бог тебе не знать тех горестей и забот, что выпали на долю твоих родителей.

Повернувшись к благоговейно наблюдавшим за этим Афре и Камрину, он улыбнулся:

– Будь счастлива, Афра. Ты это счастье заслужила, – он поцеловал женщину в лоб. – Так же и ты, брат мой, – Иисус обнял и поцеловал Камрина. – А теперь можно немного перекусить перед дорогой.

Камрин с Афрой засуетились, накрывая на стол для долгожданного и любимого гостя, поймав самого большого козла из прирученных в окрестностях диких коз, Камрин хотел зарезать его, прежде спросив благословения. На это Иисус улыбнулся, и в глазах его появилась печаль.

– Отпусти это прекрасное животное – и так всему тут приходит конец. Хлеб и вода, зелень, сыр – все на столе. Присаживайтесь рядом, это наша первая и последняя встреча: дальше сами будете строить свою жизнь. А теперь да благословим же Отца в этот день за хлеб и за соль!

Афра очистила яйцо от скорлупы и подала Иисусу. Камрин с сожалением вздохнул, сказав, что в такой радостной день в доме не оказалось вина.

– Ты уже держишь вино в руках, брат мой, – сказал Иисус и опустошил бокал за память предков.

Когда трапеза окончилась, Иисус встал из-за стола со словами благодарности:

– Спасибо вашему дому, что напоили и накормили. Теперь пора в нелегкий путь. И вам скоро предстоит дорога дальняя, потому как вы должны будете выполнить миссию свою – возродить землю христосцев. Готовьтесь в путь.

– Но Отец мой, – воскликнул Камрин, – как же мы попадем на нашу Аури?..

– Все в руках Господа! – ответил Иисус. – И вы снова убедитесь в этом. Осталось вам ждать недолго: ныне я благословляю вас на новую землю – готовьтесь в дорогу, соберитесь с духом. Да пребудет с вами Бог-Отец!

Иисус еще раз обнял и поцеловал Камрина и Афру и двинулся по тропинке в сторону побережья.

Он давно уже скрылся за деревьями леса, но Камрин с Афрой все еще молча продолжали смотреть ему вслед, ощущая Его божественную силу. Когда-то они внимали рассказам предков, полные надежды и любви, и недавнее явление Христа еще больше укрепило их веру в то, что Он был, есть и будет во веки веков.

Неожиданно начался теплый дождь, а когда прошла туча, на голубом небе засияла радуга. Плач маленькой Ангелы заставил родителей обратить на нее внимание.

– Да ты мокрая, радость моя, – счастливо улыбаясь, сказала Афра. – сейчас я тебе перепеленаю. Посмотрите, милая, как нам светит разноцветная радуга – это, крошка, приветствие от Бога!

Слова Иисуса зародил в душах Камрина и Афры надежду на возвращение на Родину, но прошел день, затем неделя, затем две, три – а ничего не происходило. Только все напряженнее поступали новости из большого мира, все ближе надвигалась угроза войны, которая могла привести к гибели человечества.

Обычно Афра вставала, когда первые солнечные лучи касались горных вершин, но сегодня она спала очень крепко и когда проснулась, Камрина уже не было рядом – он отправился на охоту.

Афра замесила тесто и, закутав горшки с ним, поставила в тепло. Выйдя к загону, чтобы покормить коз, она увидела понимавшегося по тропинке человека. На секунде она подумала о возвращении Иисуса, но почти тут же обмерла, узнав в высоком мужчине крепкого сложения Тагнера.

Афра прижала руки к груди – ей казалось, что она увидела призрака.

– Тагнер! Боже мой, Тагнер, ты жив! – радостно вскрикнула она и бросилась навстречу.

– Ты узнала меня? – тоже, улыбаясь, спросил Тагнер.

– Конечно, Тагнер! Счастлива видеть тебя живым – мне просто не верится, что ты стоишь передо мной. Я же видела тогда, как они твое мертвое тело несли на руках, – Афра разволновалась и заплакала, обняв друга: – Добро пожаловать домой, брат мой.

– Здравствуй, сестра моя. Афра… как хорошо, что ты жива Я не ожидал увидеть тебя, честно говоря, я всегда боялся думать о том, что ты мертва…

Тагнер рассказал о том, чего не знала Афра – как он выжил в плену у сёгуна и как ему пришлось отправить корабль с Земли. Браслет-коммуникатор пропал: Мейсе пыталась выкрасть его у императора, но не смогла, а потом она умерла от тифа во время очередной эпидемии. Появиться в Японии для Тагнера означало верное самоубийство, кроме того, вторая половина девятнадцатого века в этой стране была весьма бурным временем. Одним словом, все следы браслета затерялись, и Тагнеру ничего не оставалось делать, как просто жить среди землян, скрывая свою истинную сущность и, как и Камрину с Афрой, стараться не привлекать внимания своим долголетием.

Он слышал несколько раз о неком человеке, прозванном «Безумным ангелом», который вел затворнический образ жизни и только изредка появлялся среди людей для публичных проповедей. Поскольку слухи эти бродили в разные эпохи, у Тагнера возникло подозрение, что это мог быть Камрин, но ему никак не удавалось найти его. Услышал он и о том, что Моххаммад распял на кресте некого одного несчастного по кличке Безумный ангел, но тело потом исчезло.

– Честно говоря, – сказал Тагнер, – я думал, что это пустые россказни. Но месяц тому назад мне было видение – я видел Иисуса!

Афра ахнула:

– Он и у нас был!

– Как это был? – удивился Тагнер.

Афра рассказала ему про визит Спасителя и про то, что он предрекал им скорое возвращение домой, на Аури.

– Теперь я понимаю, – медленно произнес Тагнер. – А я-то думал, что это было видение во сне. Значит, Иисус и ко мне приходил наяву. Он рассказал мне, что вы живы, и что живете в этой пещере – после его ухода я совершенно точно знал, как сюда добраться. Кроме того, он рассказал мне, где искать браслет – он уцелел и находился в Японии: человек, который отвечал за него у императора, как раз отец Мэйсё, закопал браслет вместе с кладом золотых монет неподалеку от усадьбы ее мужа. Видимо, времена в Японии начинались смутные, и советник чего-то здорово опасался, а потом и сам сгинул. В общем, сегодня мне не составило труда съездить в Японии – ее пока еще не захватил Великий халиф – и найти клад. Советник императора прекрасно упаковал все, и браслет, в частности, так что он полностью в рабочем состоянии. Корабль за эти годы никто в космосе не обнаружил – у землян и сейчас пока еще нет нужных технологий. Поэтому мы можем улетать отсюда – похоже, здесь скоро наступят времена не менее жаркие, чем были на вашей Аури когда-то. А где Камрин-то, он далеко отправился?

– Нет, он к горной реке пошел, наловить рыбы – там ее можно чуть ли не руками ловить. Пойдем, я тебя пока покормлю. Отдохнешь, потом и он придет. Я сейчас…

Афра вошла в пещеру и собрала на стол.

– Тесто поднимается, – сказал она, – к ужину будет горячий хлеб.

Тагнер поблагодарил и нетерпеливо осмотрелся по сторонам – ему хотелось поскорее увидеть Камрина, но тот появился, только когда Афра уже покормила феринянина.

Камрин поднялся на гору и вышел из-за деревьев, направляясь к пещере – в руках он нес несколько крупных рыбин, нанизанных через головы на прут. Увидев Тагнера, он замер на месте, выронив из рук улов.

– Тагнер! Боже, спасибо Всевышний за сон наяву. Тагнер, друг мой! Как я рад видеть тебя! – Он бросился к нему навстречу.

Но Тагнер неожиданно ударил Камрина кулаком в лицо, да так, что свалил того на землю.

– Я тоже рад, – сказал он, – руки мои чешутся от радости.

Камрин поднялся, вытирая кровь. Он недоуменно смотрел на Тагнера, и не мог понять, что происходит.

– Ты что?! Это же я, Камрин! Что с тобой, неужели эта суровая жизнь изменила тебя и совсем вышибла ум из головы? Перестань, дай обнять тебя. Ты думаешь, ты один страдалец? Только Богу известно, как я жил без Ангелы все эти годы, и как теперь живу, тая боль в душе.

Тагнер саркастически усмехнулся:

– Оно и видно – жена, дети. Ты всегда от жизни брал и берешь все, что она тебе дает. А я так не могу! Куда бы я ни посмотрел, я всюду вижу ее. Прожив много веков, я даже не испытал женской ласки, ни разу я не изменил моей Ангеле. Тебе в это поверить трудно – ты эгоист, другим словом тебя не назовешь!

– Я всегда ее любил и люблю. Душой я никогда не изменял Ангеле, и никто никогда не заменит ее мне. Тебе не понять, но я избран Богом: я и Афра – единственные, оставшиеся в живых из христосцев, Божьего народа. Мои потомки должны жить и создавать один народ на земле Аури, понимаешь?

Тагнер вздохнул, потирая кулак и словно раздумывая, не ударить ли Камрина еще раз.

– Мне понятно одно, – сказал он, – что ты не только эгоист, но и осел. Здесь стоит твоя жена, которая тебя боготворит и прощает тебя во всем и всегда. А ты забываешь о ней.

Камрин посмотрел на Афру – та вышла из пещеры и тихо плакала, стоя с малышкой на руках: в ее памяти воскресла сцена, случившаяся на лесной поляне острова христосцев много лет назад тоже из-за Ангелы.

– Камрин, Тагнер, – воскликнула она, – вы оба хуже детей! Все эти годы словно ничему вас не научили. Немедленно подайте друг другу руки и помиритесь поскорей, а то я уже теряю терпение.

– Вот так новость. Я впервые слышу от тебя такие слова!

– Не будете мириться, увидите, что я с вами сделаю! – пригрозила Афра.

– Я не против, – хмыкнул Камрин, – но ведь это он начал, Я-то даже и не дрался.

– Ладно тебе, – примирительно произнес Тагнер. – Афра, как всегда, права, а я вел себя глупо. Мир!

Они крепко поджали руки.

– Ну, здравствуй, Камрин, наконец-то я тебя нашел.

– Здравствуй и ты, Тагнер, я рад тебя видеть. Сейчас поужинаем, и поговорим. Вчера ведь нас тут благословил Сын Божий. Ты не поверишь!

– Поверю – Афра уже обо всем мне рассказала. Более, того, и у меня было видение!..

Стол был накрыт под открытым небом, и ужин прошел славно. Когда он был закончен, Тагнер достал браслет.

– Наверное, пора им воспользоваться!

Тагнер ввел комбинацию кодов, и они стали ждать. Примерно через час, когда уже совершенно стемнело, раздалось тихое гудение, и с неба ударил узкий луч света – корабли завис над кронами деревьев, выбирая место для посадки. Четыреста лет он прятался на Луне, и вот теперь снова, как верный пес, вернулся к хозяину.

Радость Камрина и Афры была бесконечной, но и Тагнер вздохнул с облегчением: все-таки, он не был до конца уверен, что за столько лет с машиной ничего не случилось.

Всю ночь они не спали – готовили запасы в дорогу. Под утро Камрин вышел и выпустил из загона коз, отвязал собаку. «Может быть, это место кому-то пригодится», – подумал он.

Тагнеру он сказал:

– Напоследок у меня тут есть два дела. Во-первых, отправить письмо одну другу. Во-вторых, должок есть у меня к Великому халифу – хочу еще раз переговорить с этим антихристом с глазу на глаз и доказать ему Божье чудо, истину Иисуса.

– Не надо, Камрин, – попытался отговорить его Тагнер. – Стоит ли? Теперь Иисус сам решит вопрос, как жить Земле. Давай уедем скорее от греха подальше.

– Камрин, ты с ума сошел! – воскликнула Афра. – Я не пущу тебя, вот уж точно блажь! Я с ума сойду, снова потеряв тебя.

– Успокойся, Афра, – ласково ответил Камрин, пытаясь ее успокоить, – я пройду так, что и охранники не заметят – ведь у Тагнера на корабле есть разные полезные устройства.

– А меня ты спросил, хочу ли я, чтобы тебя там снова к кресту приколотили? – спросил Тагнер.

– Тагнер, прошу тебя! – настаивал Камрин. – Вылазка займет полчаса, не больше. А ты мне дашь парализатор и костюм-невидимку.

Тагнер виновато взглянул на Афру и развел руками.

Мохаммад возлежал на тахте, опираясь на горку атласных подушек, и предавался размышлениям. Он планировал нанести удар по Соединенным Штатам, но не был уверен, что разумно оставлять у себя за спиной Россию. Паша-бек убеждал его, что это безопасно – Россия будет до последнего стараться сохранить нейтралитет в отношениях с Великим халифатом.

Появление Камрина, казалось из ниоткуда, повергло их в крайнее изумление. Паша-бек замахал руками, пятясь и повторяя:

– Спаси на Аллах, чур меня, чур!

Потом он схватился за пистолет, но Камрин нажал на кнопку парализатора, и советник халифа свалился, словно у него подрубили ноги.

– Это же Безумный ангел! – успех прохрипеть он.

Халиф словно оцепенел – лицо его вытянулось, подбородок слегка отвис, взгляд его словно прирос к Камрину.

– Я же тебя распял! – наконец выдавил он из себя. – Правда, тело выкрали, но ты не мог выжить! Неужели ангел стал чертом? Но как ты прошел мимо охраны и датчиков слежения?

Камрин стоял перед ним гордо, с высоко поднятой головой.

– Я их уложил, как и твоего верного пса, но я их не убил – они очнутся через пару часов, отнимать жизни – твое искусство. Ну, так вот, Мохаммад, помнишь, я тебе говорил, что мой Бог спасет меня, я приду к тебе и буду стоять перед тобой вот на этом самом месте? Объясняю, если ты еще не понял: я перед тобой, и мой Бог уже на Земле, я виделся с ним! А твоя вера – что сделала она для тебя, если у тебя есть вера, а не одна алчность и жажда людской крови? Земля от твоей жестокости кровью плачет, она звала на помощь Иисуса, и он пришел! Пусть теперь твоей душой занимается он, а я пришел сказать, что мы возвращаемся на свою планету. Надеюсь, ты понял, что служил всю свою жизнь ложной вере – сатане. Значит, и сам стал сатаной. Хоть один раз помолись единому Богу, Отцу нашему, через Сына его Иисуса Христа – он и есть наше спасение. Прощай!

Камрин снова включил режим невидимости своего костюма, и беспрепятственно покинул дворец.

После того, как спазм отпустил его горло, халиф разразился громогласными проклятиями. Как бешеный зверь в безысходном бессилии он кричал и метался по покоям своего роскошного дворца, круша все подряд, пока не упал замертво – сердце антихриста отказало.

Корабль Тагнера с Божьего благословения взял курс на планету Аури.

Фотография Ангелы по-прежнему стояла на пульте, и, волей-неволей, взгляды Тагнера, Камрина и Афры останавливались на ней, и каждый думал о своем.

«Здравствуй, любимая моя Ангела, вот мы снова вместе. Мы смотрим друг на друга, но потом опять разлучимся: Тагнер улетит и тебя возьмет с собой. Но моя любовь к тебе, всегда со мной…» – думал Камрин.

«Здравствуй, любовь моя, Ангела, ну, вот опять я рядом с тобой, и мы держим путь на дальнюю планету. Я сдержал слово и исполнил твое последнее желание: везу Камрина и его семью к ним домой. С ним все хорошо и трудности позади, сам Бог сотворил чудо. Так пусть твоя душа обретет покой…» – думал Тагнер.

«Здравствуй Ангела, сестра моя! Вот мы и увиделись – всему воля Бога. Но сердцу не прикажешь – Камрин, как и прежде, любит тебя. Хоть мы муж и жена, но его душа принадлежит тебе. Так пусть Бог будет милостив к тебе, ты многое сделала для нашей планеты. Дочь мы назвали в честь тебя, поэтому ты как была, так и останешься между нами. Но я люблю тебя, Ангела…» – думала Афра.

Когда корабль вышел на орбиту Аури, Тагнер задал координаты острова христосцев. Снизившись до высоты в один километр, корабль летел над возродившимися землями. Крутые склоны гор были покрыты густыми лесами, среди которых различалась глубоко врезавшаяся в долины извилистая река Онтур.

– О чудо, – прошептала Афра, – здесь все, как и раньше!..

Затем Тагнер, как просил его Камрин по наказу Иисуса, направил корабль к территории бывшей Изавийской республики.

От молодых листьев и раскрывшихся диких цветов веяло ароматами, лес звенел тысячью голосов птиц, сквозь ветви деревьев было видно небольшое стадо оленей, пришедшее на водопой.

Камрин задумчиво огляделся вокруг.

– Должно произойти еще какое-то чудо, – тихо сказал он. – Иисус об этом предупреждал.

Вдруг откуда-то из глубины леса раздался плач младенца.

– Слышите?! Здесь есть люди! – воскликнул Камрин.

Они бросились на голос и увидели шалаш, в котором лежала молодая женщина без признаков жизни, а рядом стоял мальчик лет пяти, с трудом держа на руках младенца. Дети истошно плакали – один от голода, другой от страха и безысходности. Мальчик плакал и умолял мать проснуться.

– Боже мой! – воскликнула Афра и тут же принялась утешать мальчика: – Не бойся нас, маленький. Дай ребеночка – я успокою и покормлю. – Она отошла в сторону, села на землю и дала ребенку грудь.

Мальчик, увидев добрые намерения незнакомых людей, осмелел – и говорил он на языке христосцев!

– Это хорошо, что вы пришли. Мама уже почти час спит и не просыпается, – он подошел к матери, обнял ее и снова заплакал. – Моя мама не умерла, ведь, не умерла?

Взрослые старались утешить ребенка, но мальчик, давясь слезами, рассказывал:

– Недавно она папу похоронила. Сама болеет тоже – мы долго жили под землей. Недавно вышел отец, сказал, что на земле все изменилось. Не знаю, что он имел в виду. Там внизу все погибли, кроме нас. Но наверху отец тоже не мог жить, говорил – в груди давит… Он здесь, – мальчик показал на свежую могилу неподалеку от шалаша. Три дня назад мы с мамой могилу копали… А мама вырыла вторую могилу, и сказала, что если что-то случится, то чтобы я… чтобы я не боялся… Чтобы я ее туда тащил и закопал. А за мной и сестренкой присмотрит Бог-Отец…

Камрин содрогнулся от всего того, что услышал. Он с трудом проглотил комок в горле и сказал:

– Ты уже большой, сам все понимаешь. Мы тоже потеряли родных, поэтому будем жить все вместе.

– Пойдем, мы тебя покормим, – пригласил Тагнер. – А как звали твоих папу и маму?

– Сантен и Винуэла… – ответил мальчик, вытирая слезы.

– Боже мой! – воскликнул Камрин. – Да это же имена наших друзей!

– Камрин, успокойся, – Афра ласково погладила его по руке. – Прошло триста с лишним лет, это не могут быть наши друзья. Но, очень может быть, это их потомки. А как зовут тебя и сестру?

– Камрин и Афра, – сказал мальчик.

– Господи! – снова вырвалось у взрослого Камрина.

– Да, – кивнул Камрин юный, – отец говорил, что это имена наших славных предков, они давно умерли. Про них сложили легенду!

– Ну почему на долю Афр выпадают одни слезы? – печально молвила Афра. – Что ж, теперь у нас в семье будет почти комплект имен, не хватает только Тагнера. А ты, малыш, согласен жить с нами?

– Согласен…

– Я отведу мальчика на корабль и покормлю, – сказал Афра, – а вы похороните его мать.

– Может быть, мы перезахороним тела на острове христосцев? – спросил Камрин.

– Нет, – покачала головой Афра, – не стоит. Ее похороним здесь – изавийская территория, на которой оставались жить наши братья и сестры, стала одной большой могилой, поэтому не будем искать специальное место для захоронения. А новое поколение христосцев всегда будет помнить своих предков. Вы с Тагнером пока сделайте крест, а я чуть позже соберу цветы. Ее сын потом положит их на могилу своей матери, а мы должны начать новую жизнь, теперь все зависит от нас. С какой любовью ее построим, так дальше все и пойдет.

Тело женщины похоронили по христианскому обычаю, и последние молитвенные слова, произнесенные Афрой, были подхвачены легким ветерком и унесены в голубое небо, раскинувшееся над возрождающейся планетой.

Корабль Тагнера перенес выросшее семейство на ту часть острова, где когда-то стоял замок. Истосковавшись душой, Камрин наконец почувствовал облегчение. Его глаза блестели от счастья и, первое время, несмотря на массу дел и забот, они с Афрой и Тагнером подолгу гуляли по окрестностям, любуясь природой.

– Афра, именно вот здесь был построен наш замок, – говорил Камрин, – помнишь? Придет время, и на этом месте будет стоять такой же, построенный мной и моими детьми. А пока мы будем жить в шалаше – сначала я должен построить Божий дом, храм нашему Отцу. Его колокольный звон будет доноситься до небес, а силы и терпения нам хватит. В нем мы с тобой повенчаемся, Афра, ведь это была твоя давняя мечта, и мой долг – исполнить ее пред тобой и Отцом нашим.

Так они подошли к крутому берегу Онтура.

– Боже мой, – воскликнул Камрин, воздевая руки к небесам, – как прекрасна наша земля! Вновь она ожила, вновь на ней шумят леса, в них скачут звери, звучат голоса птиц, журчат ручьи и реки! Спасибо тебе, Господи – за нашу возрожденную планету, за нашу жизнь!

День был солнечным и ясным. Афра положила обоих младенцев на берегу, а сама присела рядом, задумчиво глядя на солнечные блики в бегущей воде. Камрин-младший испросил разрешения искупаться и под присмотром Афры весело плескался в прохладных струях.

Камрин с Тагнером, разговаривая, незаметно для себя дошли до ущелья алмазной горы.

– Вот здесь я нашел осколок от корабля Ангелы, – Тагнер замолчал, проглотив комок, подкатившийся к горлу; горькие воспоминания привели их в состояние грустной задумчивости.

Камрин молчал, понимая, что в данном случае сказать ему нечего и они молча стояли, каждый думая о своем.

– Ну, мне пора, Камрин, надо прощаться, – произнес, наконец, Тагнер. – Я выполнил свое обещание перед моей… – он немного помолчал и потом добавил: – Нет, перед нашей Ангелой. Надеюсь, ее душа, увидев тебя, найдет покой, а я возвращаюсь к себе. Там столько, наверное, всего изменилось – новые пилоты, новая техника… Сейчас меня там никто не узнает. Но Ферина зовет меня – я смертельно скучал. Видимо, душа успокоилась за вас, и пришло время, а я хотел бы умереть на своей земле.

Прощание было грустным – Афра волновалась за Тагнера и думала, как примут его на родной планете, Камрин все больше молчал, угрюмо глядя куда-то в пространство. Тагнер же выглядел умиротворенным, словно с души у него упала громадная тяжесть.

– Все уже позади, Афра, – сказал он. – Пришел конец нашим страданиям. Теперь будете жить спокойно и с верой в будущее.

Тагнер нежно обнял ее и поцеловал в лоб.

– Почему «будете»? – удивилась Афра. – Будем жить, Тагнер! Обещай, что ты к нам снова прилетишь!

В ответ Тагнер мягко улыбнулся:

– Будете, Афра будете. У вас будет много детей – вам нужно возрождать народ христосцев. А у меня… Ну, у меня другие взгляды на это и, наверное, Господь отвел мне иную роль. Я чувствую, что я свой долг перед ним уже выполнил, мне нужен покой.

– Бог с тобой, Тагнер, – промолвил Камрин и они крепко обнялись. – Тебя ждать?

– Нет, не ждите – это моя последняя встреча с вами. Оставайтесь с Богом! – и, не спеша, Тагнер направился к кораблю.

В проеме люка он остановился и помахал рукой:

– Прощайте, живите с миром. С миром пришел, с миром ухожу!

Люк закрылся, и через минуту-другую корабль взмыл в небо, сделал прощальный круг и навсегда исчез в его голубой бездне. Афра еще некоторое время смотрела ввысь, словно пытаясь разглядеть след от корабля, а потом, вздохнув, вернулась к детям.

Проводив Тагнера, они занялись делами насущными. Камрин незамедлительно принялся за строительство жилища. Недалеко от реки он выбрал свободное от деревьев место и именно здесь решил построить большой временный шалаш. Афра, накормив младенцев грудью, уложила их спать на траве, оставив под присмотром младшего Камрина, а сама собралась в горы в надежде поймать горную козу, чтобы напоить детей молоком.

– Ты пока собирай фрукты и ягоды, что природа нам дала, – посоветовала она мальчику. – А потом у нас и хлеб появится. Видишь, колосья ржи? Ее тут много. Осенью мы их соберем, часть оставим на семена, а остальное перемелем и из муки напечем хлеб. Постепенно у нас все будет – главное, Бог нам дал нам нашу прекрасную землю, живую и здоровую.

– А ты справишься, мама? – мальчик уже стал именно так ее называть.

– Да, сынок, – ответила она ему с такой нежностью и мягкостью в голосе, которые присущи только любящей свое матери дитя. – Я раньше с дедушкой Тавыном, отцом твоего отца, часто ходила на охоту. И пока ничего не забыла – жизнь не дала забыть.

В это время Тагнер был на пути к своей Родине.

На подлете к Ферине его встретили новые истребители, имевшие форму уже не дискообразную, а треугольную.

Тагнер подал сигнал, что он житель этой планеты и имеет право посадки на свою родную землю. Будучи еще в космосе, он выходил на связь с планетой, предупреждая о своих намерениях и сообщая о координатах.

Посадку ему разрешили, но истребители сопровождали его до самой поверхности.

Взглянув на экраны внешнего обзора, Тагнер увидел людей, собравшихся на космодроме. Они терпеливо ожидали встречи с легендарной личностью – как ему сообщили, его здесь не забыли. Фенерона давно не было в живых, но еще продолжали службу многие одногодки Тагнера, так что его помнили.

Люк открылся, и Тагнер предстал перед встречающими в военной форме и в том же звании капитана. Он ступил на землю и в эту секунду почувствовал, что ноги стали слабеть и сделались словно ватными. Тагнер снял форменную фуражку и опустился на колено.

– Здравствуй, земля моя родная, – прошептал он. – Вот я опять в твоих объятиях и опять плачу, третий раз в своей жизни. На этот раз от радости, – он поднялся, надел фуражку и, отдавая честь, парадным шагом подошел к небольшому возвышению, где стояли новые Президент планеты и командующий космическим флотом.

Президент и адмирал переглянулись и улыбнулись.

– Это все лишнее, – произнес Президент и, шагнув вперед, крепко обнял Тагнера. – Мы с тобой не были знакомы, но все о тебе хорошо знают. О тебе и Ангеле буквально сложили легенду.

Адмирал тоже крепко пожал ему руку.

– Тагнер, – продолжал Президент, – в твою честь мы накрыли огромный стол под открытым небом для всех, кто пришел тебя увидеть. Люди приехали даже из других городов. Стол накрыт на памятном месте, которое осталось неизменным с тех времен, а пока мне хотелось бы спросить: как тебе удалось выжить на той грешной планете?

Тагнер вздохнул:

– Мне давала силы любовь, мой Президент, любовь…

Они вышли на огромную площадь. На ней длинными рядами стояли празднично столы. Если на космодроме звучали бравурные марши, то здесь – веселая музыка и песни, большинство из которых Тагнер никогда не слышал.

«Видимо, новые песни», – подумал он.

– Времена изменились, Тагнер, – как бы отвечая на его вопрос, заговорил Президент, и музыка на время смолкла. – Люди приходят и уходят, но память о них остается в наших сердцах. Ты это лучше меня знаешь. Поэтому от всего феринянского народа мы вручаем тебе награду – орден Славы. Твое возвращение – это великая радость и честь для нас. Несмотря на то, что поступили с тобой не вполне справедливо, ты вернулся, ты не забыл свою родину, хотя мог найти свою судьбу в ином мире. Но твоя планете ждала тебя, как мать ждет сына, и ты снова здесь.

Все внимательно слушали речь Президента, и как только бриллиантовый орден с изображением феринянского герба был приколот на мундир Тагнера и прозвучал его ответ «Слава и честь родине!», раздался гром аплодисментов, и зазвучали поздравительные речи в его адрес. Люди поднимали бокалы и задавали вопросы о жизни на Земле, о том, что пришлось пережить там Тагнеру.

Он до глубины души был тронут радушным приемом и едва удержался от слез.

– Вы все услышите историю моих странствий, но чуть позже. Пока я летел домой, я записал свой рассказ, и его можно будет услышать и увидеть по каналам вещания. А сейчас я хочу подойти к обелиску, увидеться… – он глубоко вздохнул и продолжил: – …с моей Ангелой.

Выбрав из всех подаренных цветов желтые розы, Тагнер в сопровождении молодого адъютанта адмирала направился к обелиску. В отличие от христосцев, фериняне кремировали своих умерших, после чего прах развеивали по ветру, так что кладбищ как таковых, на Ферине не было, а в память об ушедших гражданах на площадях городов стояли мраморные обелиски, где высекались их имена с изображениями. Люди приходили в эти места, возлагали цветы, тем самым отдавая последнюю дань ушедшим.

На обелисках Тагнер увидел немало друзей и тех, кого он знал когда-то. Там оказалось и имя Фенерона – отца Ангелы. Тагнер встал по стойке «смирно» и отдал честь. Увидел он и фотографию своей матери.

– Здравствуй, мама. Вот твой блудный сын вернулся к тебе, на свою родину, – стоя на коленях, проговорил Тагнер и положил цветы.

Много живых цветов оказалось возложено перед обелиском Ангелы. Тагнер медленно подошел и положил свой букет желтых роз рядом с другими.

– Здравствуй, любовь моя! Я же говорил, что не оставлю тебя одну. Вот и вернулся. Чувствую, и твоя душа находится на родной земле. Тебя здесь любят и не забывают, ты достойна всеобщего внимания, милая моя… – Он достал из внутреннего кармана кителя узелок и не торопясь принялся развязывать.

– Это часть корабля Ангелы, – пояснил он стоявшему чуть поодаль адъютанту, кладя обломок под обелиск. – Единственное, что у меня от нее осталось… Прошу вас, сейчас оставьте меня наедине с Ангелой.

Адъютант понимающе кивнул, козырнул и удалился, а Тагнер коленопреклоненно продолжал разговаривать с любимой:

– Как мне тебя не хватает, Ангела. Твою последнюю просьбу я выполнил – твой Камрин жив, имеет детей. Афра ему любящая жена. Хоть теперь позволь быть рядом с тобой, радость моя, жизнь моя, любовь моя единственная, Ангела. Я не могу, Ангела, я хочу к тебе. Все эти долгие годы на той ужасной планете я молился Богу, чтобы дал мне возможность выжить, лишь чтобы умереть рядом с тобой. Я люблю тебя, Ангела, вот и настал тот час…

На праздничной площади все нетерпеливо ожидали возвращения Тагнера, но минута бежала за минутой, а его все не было.

Президент вызвал адъютанта по коммуникатору:

– Капитан, где Тагнер?

– Он остался с Ангелой, просил меня уйти.

– Ну, это и понятно… Но уже прошло много времени, позовите его, пожалуйста. Теперь времени у него уйма. Всегда сможет увидеться со своей любовью.

– Понял, мой адмирал. Я его приведу.

Офицер вернулся к обелиску Ангелы, где на коленях стоял Тагнер, прижимаясь лбом к холодному камню; рядом лежала его фуражка. Адъютант немного постоял в нерешительности, а затем извиняющимся тоном произнес:

– Прошу прощения, капитан Тагнер, но вас зовет Президент…

Не услышав ответа, офицер осторожно тронул Тагнера за плечо.

– Боже! – невольно вскрикнул адъютант. – Кажется, он мертв…

Он опустился на колени рядом с Тагнером, и, осторожно уложив его у подножия обелиска, проверил пульс.

– Боже, – повторил адъютант, – он действительно умер. Проделал такой путь, и умер у памятника своей возлюбленной.

Молодой офицер встал и отдал честь.

– Действительно, говорят, что любовь – это дар Божий, – прошептал он, – и не каждому дано испытать это чувство. А Божья любовь не гаснет…

Неожиданная смерть Тагнера потрясла всех.

– Этого не может быть! – воскликнул Президент. – Он же только был с нами в добром здравии!

Никто не верил в скоропостижную кончину Тагнера. Все ринулись к обелиску Ангелы, а там долго смотрели, не решаясь дотронуться до тела.

– Надо готовить церемонию прощания, – с печальным вздохом молвил Президент.

Через три дня Тагнера кремировали, а прах развеяли в атмосфере Ферины. Теперь с фотографии с обелиска теперь смотрела не одна Ангела, а рядом с ней влюбленными глазами смотрел на радостный и сияющий мир Тагнер.

В память о них люди возлагали цветы и многие не могли удержать слезы скорби и жалости.

– Наконец-то они теперь вместе, на своей земле, – не раз произносил кто-нибудь из феринян.

Однажды ночью на далекой Аури Камрин проснулся от страшного сна. Несколько секунд он лежал, вздрагивая и шумно дыша.

– Что с тобой, любимый? – спросила проснувшаяся Афра. – Ты весь вспотел. – Плохой сон привиделся?

– Да, увидел, будто Тагнера хоронят вместе с Ангелой…

– Успокойся, душа моя. Думаешь, его там плохо встретили?

– Нет, я думаю, что он раньше меня ушел к Ангеле… Вижу его с ней рядом, немного постаревшим. На висках седина. Спрашиваю, как это ты так быстро поседел? А он мне отвечает: Я уже нахожусь в ином мире. Нет, Афра, это не сон, это было видение, Афра. Тагнер успокоил душу на своей земле, он там умер, поэтому он так спешил…

Камрин шумно вздохнул и сел на постели.

– Что-то стало очень грустно. Не могу больше спать, лучше пойду, поработаю. Да и светает уже.

Собираясь, он слышал за спиной молитвенные слова Афры за Тагнера.

Вскоре у Камрина с Афрой родился сын, которого назвали Тагнером.

Постепенно увеличивалось и их подворье и вскоре превратилось в большое хозяйство. Камрин и Афра ухаживали за козами, буйволами, заботились о домашней птице. Обрабатывали землю теми же орудиями, какие были у их отцов и дедов. Землю пахали легким плугом, а когда поспевал урожай, колосья жали серпами, молотили палками, а затем провеивали зерно по ветру. Муку получали на каменных мельницах. Кроме мяса, молока и хлеба, они питались фруктовыми плодами, которых вокруг было в изобилии. Из них они могли приготовить не только фруктовые салаты, но и сварить варенья или сделать домашнее вино.

Афра с помощью Камрина соорудила ткацкий станок и ткала ткани не только из льна, но даже из шелка, разведя тутового шелкопряда. У Камрина была уже настоящая кузница с мастерской по изготовлению изделий из металла и, кроме того, он начал строительство храма.

Им всегда помогали дети, которые, видя любовь, понимание и заботу о них, росли послушными и разумными. Одним словом, первозданная земля была благодатна и за нелегкий труд благодарно воздавала своими плодами.

Так прошло семь лет с той поры, когда впервые ступила нога человека на эту землю. Наконец-то наступил день, когда строительство храма завершилось. Архитектура его была очень проста – четырехугольное невысокое строение с колокольней. Стены Камрин сложил из отесанного камня, а изнутри выложил мраморной плиткой. Потолок.

Во всем чувствовалась простота и кропотливая аккуратность.

Это был сюрприз для всей семьи, когда их ранним утром разбудил колокольный звон. Дети радостно закричали:

– Это отец! – и побежали к нему, а следом за ними поспешила Афра.

Камрин вышел из храма им навстречу с лицом, светящимся от счастья, и, держа руку за спиной, торжественно произнес:

– Я смог построить его, благодаря вашей любви, и первое обещание я выполнил – построил вот этот храм. Твоей мечтой, Афра, было повенчаться на нашей земле в храме христосцев. Вторую мечту я тоже выполнил, – и с этими словами он показал шесть золотых обручков.

Афра от изумления прижала руки к груди.

– Ты хотела Афра, повенчаться на нашей земле, в храме христосцев. – И мы будем с тобой венчаться по нашему обычаю! Священником тоже буду я, а во время церемонии обменяемся обручками. С Ангелой мы приготовили тебе сюрприз, втайне сшили платье – подвенечное платье! Его наденешь первая ты, потом твои дочери и невестки. Ангела, отведи маму в дом и помоги ей переодеться, даю вам десять минут. Долго не могу ждать, хочу быстрей обнять мою невесту.

– Пойдем, матушка… – позвала Ангела.

– Вы что, серьезно? – сомневаясь, спросила Афра, и Камрин громко засмеялся.

Совсем скоро Афра стояла в красивом свадебном платье – подобному тому, какое имелось у нее еще в годы юности, в день венчания. Волосы, собранные в высокую прическу, украшали нежные незабудки. Ее лицо залилось румянцем, а темно-карие глаза сверкали живым огнем. Афра была женственна и грациозна, и по-прежнему очень красива – тяжелый труд и семейные заботы почти не состарили ее. Она по-прежнему Безумно любила Камрина и была счастлива тем, что ее давняя мечта сбылась. Как только девочки подвели ее к жениху, в ту же минуту громко зазвучал колокол. Жених поднял невесту на руки и внес в храм.

– Афра Гуатр Арис, согласна ли ты терпеть всю жизнь этого надоедливого Камрина Тавына? – торжественно произнес он.

– Да, всю свою жизнь, – сказала Афра и, улыбнувшись, спросила в свою очередь:

– Камрин Тавын, согласен ли взять себе в жены самый прекрасный цветок?

Он без промедления ответил:

– Да!

Затем они обменялись обручками.

– Объявляю перед Богом, наш брак считать действительным и называть нас мужем и женой. А теперь я имею право поцеловать невесту, – Камрин нежно обнял Афру и страстно поцеловал в губы.

Дети радостно захлопали в ладоши.

– Поздравляем, поздравляем! – дружно кричали они, осыпая их лепестками красной розы.

– Я не узнаю тебя сегодня, Камрин, откуда такой пыл? – взволнованно спросила Афра.

– Разве это была не твоя мечта? – ответил на вопрос вопросом Камрин. – Я твой душой и телом. У нас растут дети и перед Господом ты моя жена. По-другому и быть не может. Ты должна быть счастлива.

– Спасибо, душа моя, за добрые слова, – на ее глазах выступили слезы.

Потом они вошли в соседнюю комнатку. Здесь, на голубом фоне потолка, художественной росписью был изображен крупным планом Иисус в окружении двух детей-ангелочков и их отца с матерью.

– Узнала?

– Я всегда знала, что ты хорошо рисуешь…

– Пусть смотрят на Иисуса наши потомки и знают, каким он был на самом деле. Все остальное дорисуют наши дети, а они научатся и скульптурному делу.

– Я рада, что мы находимся под рукой Господа Бога – не хотелось бы снова жить на грешной земле.

– Не бойся! Я могу с уверенностью сказать, что ни нам, ни детям наших детей не придется больше жить с грехом. А теперь пойдемте на солнце, – он снова поднял Афру на руки и вынес из храма.

Перед самым входом в храм Афра увидела вороного скакуна, украшенного незабудками. Цветы были вплетены в гриву и маленькими букетиками прикреплены к уздечке.

– Это же Сурадж! – воскликнула она. – Камрин, он похож на него, как две капли воды.

– Это и есть Сурадж. Дети его так и назвали.

– Что это значит? Вы все были в курсе и молчали? – восхищаясь их умением хранить секреты, спросила Афра у детей.

Камрин, смеясь, поднял ее, усадил в седло и загадочно проговорил:

– Теперь мы тебя отвезем домой. А дома тебя ожидает подарок…

– Я люблю получать подарки!

– Эта скромность мне знакома с давних времен.

Когда они подъехали к дому, Камрин попросил:

– Закрой глаза!

Пока Афра стояла с закрытыми глазами, сыновья подвели к ней гнедого скакуна в крупных белых пятнах.

– Теперь можешь открывать. Эта коровка тебе знакома?

Афра громко воскликнула:

– Боже мой, это же копия мой лошади! Какой сегодня прекрасный день! Спасибо вам, мои родные!

Камрин помог ей сойти с коня. Афра ласково погладила животное по крепкой жилистой шее и поправила на гриве букетики цветов.

– Все, как в прежние времена, – вздохнув, произнесла она и в ее глазах появилась грусть.

– Мы и хотим вернуть хотя бы частичку той юности. А еще нас ожидают танцы!

Этот день надолго остался в их памяти, как и когда-то любимый для христосцев месяц май.

– Дети мои! Вы поздравили нас, теперь я хочу сказать вам. Пройдет время, и на вашей свадьбе будут звучать колокола, и мы будем веселиться до утра. От вас пойдет продолжение рода. Будьте достойны Бога, соблюдайте его заповеди. Тогда будет одна вера, единая любовь, один народ. Учите своих детей любить ближнего. Любовь – это все. Это наша планета Аури, так же и любовь – она вечна. В ней звучит голос новой жизни, в ней есть терпение, простота, нежность. Любовь – это чистота и искренность. Без этих качеств человек становится грубым и злым, я таких в свое время видел. Хочу, чтобы вы исполнили простое желание вместо меня. Постройте в память о нас, замок. Проект здания я оставил. Мы с вами начинаем новую эру и сейчас отчет времени идет с первого века. Я вас всех очень люблю и горжусь тем, что у меня хорошая семья. Теперь можно и выпить от радости. – И Камрин поднял бокал вина.

Ранним утром, Камрин хотел выйти из дома незамеченным, но Афра уже не спала.

– Ты куда в такой ранний час?

– Не спишь?..

– Я всю ночь не сомкнула глаз – с тобой что-то происходит, Камрин. Ты не болеешь?

– Что ты! Ты ведь сама сказала, что я стал очень веселым.

– Видимо, ошиблась. Думала над вчерашней твоей речью. Вечер был похож на прощание. Не оставляй меня, любимый, я без тебя не справлюсь с этой жизнью. И детей надо поднимать на ноги. Они взрослеют, их нужно поженить, но пока они еще нуждаются в отце. У нас хорошие дети, все послушные, слава Богу, не лентяи. Ты всему их научил, – взволновано проговорила Афра.

– Что ты так волнуешься? Я хотел пойти поискать осколки от корабля. Вряд ли найду, конечно, но хотя бы возьму горсть земли в том месте, где когда-то встречались с Ангелой, и где погибла она. Я хочу поставить ей памятник на высоком холме, ведь она заслужила добрую память. Мы все ей жизнью обязаны.

– Я не против, и дети тебе помогут. Но зачем все делать втайне?

– Нет, я хочу все сделать один. Я уже подготовил мраморный крест и подписал его. Ты всегда понимала меня, так пойми и сейчас.

Афра молчала и смотрела на него с грустной безнадежной любовью…

Вскоре на холме появилась первая могила.

– Вот, Ангела, пусть твоя душа найдет покой, – прошептал Камрин. – Прости, что не сделал этого раньше, не мог своими руками хоронить тебя – для любящего сердца это слишком тяжело. Но наконец-то я нашел в себе силы похоронить свою любовь тоже.

Он услышал шаги за спиной и обернулся. Это была Афра с детьми – они держали в руках букеты диких желтых роз.

– Я тоже хочу со своей сестрой попрощаться, – сказал Афра и положила розы на могилу, а следом за ней так же сделали и дети.

– Да, ей больше нравились дикие розы, – печально кивнул Камрин…

Прошло еще несколько лет обычной, повседневной жизни. Они по-прежнему заботливо вели большое хозяйство не покладая рук. Камрин научил детей ценить труд, и они уже практически везде могли работать самостоятельно. Вечером сыновья вернулись с поля, после жатвы. Следом за ними пришел с рыбалки и сам хозяин. Положив улов на пороге дома, он сел на лавку и, тяжело вздохнув, сказал:

– Кажется, дождь накрапывает, наверное, будет ливень. Дни стали холоднее, надо до холодов успеть зерно собрать. А я что-то в последнее время стал уставать…

– Ты у меня возмужал, – ласково заметила Афра и подошла к нему. – Вот и волосы твои седеют, и в бороде седины уже немало. И ты стал слишком сентиментальным.

– Хочешь сказать, что я старею? – усмехнулся Камрин и вдруг махнул рукой, оглянувшись по сторонам – не слышат ли дети. – Да, конечно, старею. Я знаешь, о чем все думаю, Афра? Вот то, что Ангела и Тагнер продлили нам жизнь – на сколько хватает этих их методов? Я Ангелу не спросил, а ты, похоже, Тагнера не спросила. Мы живем уже очень долго, так что стареть пора, наверное. Не знаю, подарил ли нам эту жизнь Христос или действительно это все наука феринян, но я вот что думаю: ведь по наследству это нашим детям не передастся, да и двое вообще не наши дети. Понимаешь, к чему я?

Афра какое-то время пристально смотрела на него, а затем печально сказала:

– Кажется, понимаю. Ты хочешь сказать, что дети наши проживут обычный жизненный срок?

Камрин кивнул.

– Именно так. Я пережил многих друзей на Земле, и не хочу переживать своих детей. Да и представляешь, если мы переживем их – каково им будет себя чувствовать стариками, если мы будем выглядеть моложе их… Мы не вырастим нормальный народ, если сами будем в чем-то выше его, понимаешь? Поэтому я все время молюсь богу, чтобы он вмещался и сделал все так, как надо. Понимаешь?..

– Любимый, – Афра села рядом и обняла его, – послушай: наши дети пока еще слишком малы, чтобы думать о том, переживем мы их или нет. А когда они подрастут, там и видно будет. Надеюсь, что все в воле Господа. А пока живи, родной, и я вместе с тобой буду жить… Баня теплая, иди, вымойся. Потом ляжешь, отдохнешь, я приготовлю для тебя горячее вино. Оставь дверь открытой, я спину тебе потереть приду.

– Спасибо, я сам, – благодарно молвил он, вставая. – Ты лучше сама отдохни – все время на ногах, даже не присядешь. Что ты будешь со мной, как с маленьким возиться.

Афра посмотрела на него снизу вверх:

– Ты и есть мое самое маленькое дитя…

Камрин улыбнулся и вышел.

Наконец-то все домашние дела были сделаны, и вечер был предоставлен отдыху. Дети находились в комнате и были увлечены дрессировкой орла. Камрин вернулся из бани посвежевший и довольный – Афра постелила ему чистую постель и подала горячее вино.

– Пей, и ты еще лучше согреешься.

– Спасибо, Афра, за все спасибо. За терпение, за любовь, не знаю, достоин ли я твоей любви, – он смотрел на нее благодарными глазами, и выглядел сейчас по-детски наивным ребенком.

Афра помнила этот взгляд: когда Камрин был чем-то озабочен или что-то должно было случиться.

– Ты всегда была заботливой, любящей женой и матерью моих детей. Я благодарен судьбе, поверь мне, – продолжал он.

– Ты моя жизнь, Камрин, вся моя жизнь! Не мучай себя дурными мыслями, ложись и спи. Наверняка завтра опять рано уйдешь.

– Наши дети уже большие, Афра, они тебя не оставят одну. Ты должна ради них жить, повенчать их в храме. Ты – моя богиня любви, и ты должна научиться без меня жить.

– Ты весь дрожишь. Не заболел ли ты, душа моя?

– Нет, просто купался в Онтуре.

– В такую погоду? Ты же ходил в баню!

– Грех не искупаться перед смертью в нашей реке.

– Все это не зря, что ты о смерти мне говоришь. Завтра тебя никуда не пущу.

– Хорошо, я сам не пойду никуда из твоих объятий…

Прижавшись к Афре, он уснул на ее груди, словно ребенок в объятиях матери.

На заре Афра проснулась, и Камрина рядом уже не было.

– Опять убежал… – недовольно проговорила она.

Как только дети проснулись, Афра накормила их, давая наставления:

– Наверняка, отец ваш в поле. Оденьтесь теплее, а эту жилетку отнесите ему. Вчера у него был озноб. А позже я приготовлю обед и принесу вам. До вечера надо все зерно собрать, если не успеете, все сгниет. И за отцом приглядывайте: последнее время его часто морозит, – обеспокоено проговорила она и добавила: – Да и ночью он спит плохо, ему снятся кошмары и планета Земля.

– С отцом что-то серьезное? – осторожно произнесла Афра.

– Нет, сестричка, просто он ждет твоего внимания. Когда же его младшая дочь пойдет с ним на охоту, – пошутил Тагнер.

– Мы за отцом присмотрим, мама, ты не беспокойся, – заверили все, поцеловали мать и ушли в поле.

Когда Афра принесла им в поле обед, она с удивлением оглянулась по сторонам:

– Ангела, а где отец?

– Его здесь не было, – ответил, ответил Камрин-младший, укладывая сжатые снопы на повозку.

– Мы думаем, он уже дома, – ответил Тагнер.

К ним подошла Ангела.

– Отец там, мама, – глухим голосом проговорила она. – Я видела издали, он там – на одинокой могиле. Но я не решилась туда идти, я боюсь, мама…

– Ангела! – в голосе Афры появился страх, и глаза ее испуганно забегали.

Афры, как раненая тигрица, бросилась к могиле, которую Камрин обустроил своими руками. Глаза ее заливали слезы, и она, не видя дороги, как Безумная, бежала, повторяя снова и снова:

– Боже, только не это! Боже, только не это! Возьми меня раньше, я не вынесу его смерти!..

Обессиленная, Афра поднялась на холм и, запыхавшись, смотрела на тело Камрина. Он сидел, прислонясь к кресту и обняв его обеими руками. Она подошла ближе и осторожным тихим голосом позвала:

– Камрин, Камрин, любовь моя, – но, не услышав ответа, тронула за плечо.

Голова его безжизненно склонилась, соскользнув с креста. Афра обхватила любимого и заглянула ему в лицо – оно было не живое, а тело холодным.

Все еще не веря собственным глазам, Афра умоляюще повторяла:

– Камрин, Камрин, душа моя, проснись! Холодно, пойдем домой, ты простудишься, Камрин!

Дети были уже здесь. Они бежали вслед за матерью и теперь остолбенели, увидев безжизненное тело отца. Они смотрели и не верили, что он мертв. Афра встала на колени перед ним и, обняв голову Камрина, прижала ее к груди. Дикий, леденящий душу ее голос вспугнул птиц – они шумной стаей пролетели, сотрясая воздух шумом хлопающих крыльев и звонким многоголосьем.

– Матушка, пойдем домой! – сказала Ангела. – Ты ему уже ничем не поможешь. Смерть не возвращает, пусть братья заберут тело отца.

– Нет, я его никому не отдам! Похороните меня с ним живую, – умоляюще простонала Афра.

Но Камрин-младший проявил настойчивость, поднял мать и отвел ее в сторону. К ней тут же подошла Ангела и обняла.

Бедная Афра стояла перед мертвым телом горячо любимого мужа и рыдала. Ноги ее ослабели, и она без чувств могла бы упасть на землю, если бы старший сын не удержал ее. От страха младшие дети тоже заплакали.

– Прекратите! – прикрикнула на них Ангела, хотя сама испытывала не меньшее потрясение. – Возьмите себя в руки. Надо все обдумать. Не бойтесь, матушка не умрет, она потеряла сознание. Вот когда очнется, будет хуже, она не вынесет смерти отца. Надо поддержать ее, как только можно.

Ангела низко склонилась над телом и вдруг, не удержавшись, навзрыд плакала.

– Он чувствовал свою смерть, – сказал теперь уже единственный Камрин, стоя около матери. – Не зря отец говорил нам, когда мы подолгу втроем сидели не берегу реки, чтобы мы друг друга не бросали и любили. И детей своих учили любить, и чтобы матушку не оставляли ни на минуту.

– Нам он говорил то же самое. Когда были на охоте или наблюдали за звездами, – всхлипывая сквозь слезы, проговорила Афра.

– И мне вчера говорил, чтобы я вас растила, не бросала. Он боялся, что после его смерти я смогу наложить на себя руки. Нет, это будет не угодно Богу. Всему его воля, – произнесла Афра, придя в себя и вставая с земли.

Лицо ее было мертвенно-бледным. Дети обеспокоено смотрели на мать.

– Не бойтесь, просто хочу быть с ним. Идите хоть немного успокойтесь, я побуду с ним… – спокойным и низким голосом проговорила она.

Три дня Афра оплакивала тело Камрина. Она нечего не пила и не ела, ее беседа речь с ним прерывались лишь длительным скорбным молчанием и слезами. Она обмыла его и одела в чистое белье. Дети, приложив все силы, сделали из красного дерева гроб и положили в него отца.

– Подождите, – остановила их мать, когда они хотели накрыть гроб крышкой. – Малыш, ты не забыл вложить меч в его руки, но забыл цветы. Дайте одну желтую розу – положим ему на грудь, пусть его душа будет спокойна.

Сыновья установили крест из красного дерева, Афра прочитала молитву и, возложив на могилу цветы, залилась горькими слезами.

– Матушка, пойдем домой, – обняла ее Ангела. – Слезами отца не вернешь, но он навсегда останется у нас в памяти.

Дети обняли Афру и, утешая, плакали вместе с ней.

– Идите домой, дети мои, – наконец проговорила она тихим голосом, – не бойтесь, со мной ничего не случится. Я еще побуду с ним, потом приду. Идите.

– Ну, вот, любимый, ты и оставил меня одну, – сказал Афра, когда дети удалились. – А я ведь тебя просила, просила не оставлять нас. Дети без тебя тоскуют. Я не знаю, смогу ли я утешить их, если сама никак не успокою себя. Не знаю, где земля, где небо от горя. Боже мой! Могла ли я представить себе когда-либо, что буду хоронить тебя своими руками?.. А с детьми будет все хорошо – я буду с ними. Когда у нас появятся внуки, тогда я приду к тебе. И ты не сможешь помешать мне, ведь ты сам говорил перед Богом: я тебе жена…

Она стояла между могилами двух влюбленных и продолжала говорить:

– Наверное, ты спокойна Ангела? Он теперь с тобой. Береги его там, пока я не приду к вам. Спи спокойно, любимый, а я к тебе сюда каждый день буду приходить, – она перекрестилась, прочитала молитву и со словами «Спите спокойно, мои дорогие. Пусть Бог будет милостив к вам», отправилась домой.

Уже наступил вечер, дети, выполнив работу по дому и хозяйству, ждали возвращения матери. Как только Афра вошла в дом, они окружили ее заботой и вниманием, на которое способны только благоразумные и послушные дети заботливых и любящих родителей. Афра была подавлена горем и от усталости уже не могла стоять на ногах.

– Ничего не хочу, дорогие мои, – сказала она, ложась в постель. – Идите спать, я тоже лягу. Уж очень голова разболелась, да и всем надо отдохнуть. Жизнь продолжается, будем жить ради будущих поколений.

Она тут же уснула и во сне видела Камрина.

– Как твой новый дом? – спрашивала она его. – Почему ты такой грустный? Если тебе так плохо, вернись домой, мы тебя ждем.

– Здесь все хорошо, – отвечал он. – Видишь, наши христосцы все здесь. И даже Тагнер.

Афра видела Камрина, Ангелу, христосцев, они все улыбались ей.

– Вижу, любимый. Почему же ты тогда грустишь?

– Грущу потому, что ты грустишь, дети страдают. Не мучай себя и детей. Ты же знаешь, я не умер, просто перешел в иной мир…

Афра проснулась, но все еще находилась под впечатлением сна. Дети были уже на ногах и занимались делами по хозяйству. Кто-то доил коз, кто-то чистил животным загон. Маленькая Афра наводила в доме порядок и готовила завтрак.

– Матушка, тебе принести в постель горячее молоко? – спросила она.

– Нет, Афра. Я уже встаю. Все вместе будем завтракать, потом пойдем работать.

За столом Афра рассказала детям свой сон.

– Сегодня отец снился мне. Говорил, чтобы вы не страдали, а то я своими слезами на вас нагоняю тоску.

– Нам он тоже всем сообщил, что он жив. И чтобы мы не страдали, а то он, смотря на нас, мучается… – ответила Ангела.

У всех на лице появились добрые улыбки и в глазах сверкнули искорки надежды.

С тех пор прошло еще девять лет. Сыновья мало-помалу начали воздвигать стены замка, наподобие того, в котором жили их предки и отец. Когда Ангеле исполнилось восемнадцать, а Камрину двадцать три, Афра обвенчала их в Божьем храме по любви и согласию.

– Камрин Сантен, согласен ли ты взять себе в жены Ангелу Камрин Тарион и быть с ней в горе и радости до конца дней своих?

– Да!

– Ангела Камрин Тарион. согласна ли ты взять себе в мужья Камрина Сантена и быть с ним в горе и радости до конца дней своих?

– Да.

– Объявляю вас перед Богом мужем и женой. Живите в вечной любви, – провозгласила торжественно Афра.

Их союз был скреплен поцелуем под звон колокола. Жених поднял невесту на руки и, выйдя из храма, усадил на коня светло-золотистого окраса, с белой длинной гривой. Из храма они сразу же отправились к могиле отца и Ангелы и возложили там букеты незабудок с желтыми розами.

– Можешь быть за нас спокоен, отец, мы будем достойными тебя детьми. Придет время, и твой малыш тоже женится.

И, спустя еще пять лет, венчались Тагнер и Афра.

Жизнь Афры-матери по-прежнему продолжалась, и рождение внуков принесло новые радости и надежды. Конечно же, она любила и детей и внуков. Заботилась о них всех, радовалась их счастью и волновалась, когда с ними происходило что-нибудь не так. Но и дети любили свою мать – Афру нельзя было не любить за ее вечную любовь, понимание и терпение.

Но они не смогли полностью заполнить пустоту в ее душе – Камрин целиком вошел в ее жизнь, а когда Камрина не стало, Афра потеряла главный смысл существования и ждала, когда наконец наступит час, чтобы она смогла увидеть себя рядом с ним. Тоскуя о нем днем и ночью, Афра чувствовала приближение своей кончины.

Однажды, в окружении детей и двенадцати внуков, она пришла на могилу мужа.

Афра подошла вплотную к кресту и тихо, так чтобы не слышали дети, проговорила:

– Здравствуй, любовь моя. Посмотри, какие у тебя прекрасные внуки и внучки. Ты видишь, сколько их вокруг меня бегает… Это Тавын, Омеана, Гуатр, Арадана, Сантен, Винуэла, Орфей, Монтеней. Камрин с Ангелой не хотят ехать на другой континент и оставлять меня одну. Твой конь все так же ходит в одиночестве, и никого не подпускает к себе, и мы отпустили его на волю. Детей я обвенчала, как ты и хотел, и была с ними до конца. Теперь они сами стали родителями, и во мне нет уже такой нужды. Меня теперь уже ничто не остановит прийти к тебе, а без тебя, любовь моя, дни мучительны. Я приду к тебе, больше нет сил, не могу жить без тебя. Прощай, скоро приду к тебе навсегда…

Затем она кивнула детям, и каждый из них положил на могилу живые цветы.

Работа по хозяйству была закончена и с наступлением темноты вся большая семья собралась дома. Афра сидела на своей кровати в окружении только что умытых любимых внуков. Она целовала их, желая спокойной ночи.

– Матушка, с тобой все хорошо? Что-то ты уставшей выглядишь, – обеспокоилась Ангела.

– Не поднимай шум, Ангела. Сейчас все побегут ко мне спрашивать, что со мной. Я же живой человек – ну, немного устала. Лучше после детей пойду, искупаюсь.

Как только первые лучи солнца появились над землей, в ее комнату вошли дети, чтобы пожелать матери доброго утра, но Афры уже не было – постель была уже аккуратно застелена.

Они поняли, куда могла пойти их мать – ведь после смерти мужа она каждый день ходила на его могилу.

– Надо пойти на могилу отца, посмотреть, как там матушка, – сказала Ангела, а сама глубоко задумалась, и вдруг ей ясно представилось бездыханное тело матери.

На мгновение она замерла, а потом уверенно произнесла:

– Матушка теперь с нашим отцом, она отдала душу Богу…

Из рук Афры выпал кувшин с молоком и разбился.

– Как ты вот так спокойно говоришь о смерти нашей матушки?! – в сердцах произнес Тагнер.

– Родной мой, без матери нам будет тоскливо, и мне нелегко. Но твоя жена ждет ребенка и ей вредно волноваться, и детей нельзя пугать. Она чуть свет ушла из дома, и теперь я осталась за старшую, вместо матушки. – Ангела вошла в комнату, и, закрыв за собой дверь, разрыдалась.

Был месяц май. Безжизненное тело Афры лежало на могиле горячо любимого мужа. Она ушла из жизни, не дожив до своего очередного дня ангела, как и ее Камрин.

Афру предали земле вместе с огромным букетом незабудок. Теперь перед юными христосцами было три могилы – три упокоившихся, но любящих когда-то сердца.

– Теперь они все вместе там, – сказал Тагнер. – Матушка нашла отца и успокоила душу. Я ждал, что она мне приснится сегодня, но не приснилась…

– Приснится, мой милый. Она обязательно к нам придет, – ответила Ангела, убеждая в этом и саму себя.

Церемония погребения закончилась последними словами молитвы. Но никто из них не хотел уходить, глубокая скорбь царила в душах детей. Видя слезы своих родителей, малыши громко плакали.

Вдруг они увидели Афру – она смотрела на них с небес добрыми и радостными глазами. Ее волнистые, с проседью, до плеч волосы развевались по ветру. Лицо было спокойным и красивым, потом она уверенно произнесла:

– Не бойтесь, это я. Не плачьте, дети мои. Идите с Богом и живите в любви и согласии. На вас сошел Дух Святой, вы будете жить под рукой Господа Бога. Здесь у нас свой мир, это закон Божий, – и тут же исчезла.

Для всех них явление Афры было полной неожиданностью. Наконец, придя в себя, дети успокоились.

– Пойдемте. Мы теперь знаем: наши родные там живы. Человеческая жизнь вечна. От наших предков никого не осталось, закон природы вершит свою работу. Но остались мы, новые жители новой эры, – сказал Камрин, и как отец или старший брат и повел их домой.

Ночью началась гроза. Ветер дул с такой силой, что, казалось, готов вырвать с корнем лес. Деревья скрипели, сопротивляясь его силе. Сверкнула молния, и громыхнул раскат грома. Начался ливень.

Но природа не испугала преданное человеку животное. Конь Афры стоял над могилой хозяйки, низко опустив голову, поджав уши. Неподалеку стоял верный друг Камрина – Сурадж, подарок от Бога.

– Матушка говорила, когда хоронили отца: «Даже природа оплакивает его смерть». Теперь и ее природа оплакивает. Смотрела я на эти три могилы и думала – любовь вечна. Она не умирает и не гаснет, – проговорила Ангела.

– В моей душе любовь к матери и отцу никогда не угаснет, – поддержала разговор Афра.

– В моей тоже, – грустно сказал Тагнер.

– Это так, – ответил Камрин.

Казалось бы, рождение весны должно начинаться с голубого неба и теплых ласковых лучей солнца, а вместо этого небо оплакивало судьбы трех любивших людей, покоящихся теперь на высоком холме.

Но разве их любовь исчезла? Она осталась в их детях, и она перейдет через них дальше и дальше.

Через любовь люди становимся добрее. Почувствовав любовь, они отгоняют от себя зло и становятся более внимательными и сострадающими к тем, кто рядом. Кто говорит, что нет на свете любви, тот глубоко ошибается. Значит, еще не пришла его весна. Ведь любовь – это новая жизнь. Если кто-то в своей жизни не чувствовал аромата любви, значит, его душа еще не проснулась. Любовь едина – в ней бьется сердце планеты. Любовь – это человеческое прошлое, настоящее и будущее. Любовь – это сила, она не исчезнет, не умрет и не сгорит. Если она таится в глубине души человека, то обязательно проснется, пусть через много лет или перед самой смертью, и вновь разожжет тлеющие угольки. Любовь – это воспоминания людей, их близость друг к другу, их радость, их прощение.

Для землян на Земле жизнь – это игра. Кто выигрывает, тот живет. И они существуют, не понимая смысла жизни, не зная, для чего рожден человек, не ведая настоящей любви…

А любить ближнего учил нас сам Иисус, и, глубоко задумавшись над этими словами, можно осознать, что любовь это еще и сама жизнь Богом подаренного тебе мира. Она сравнима с простором голубого неба, шумом ветра в кронах деревьев, бликами солнца в струях журчащей воды. Она никогда не утратит истинной ценности для тех, кому открылось понимание этого.

И это значит – любовь не гаснет!..