Приручение строптивой
Игра Застырца в одну из самых любимых комедий Шекспира представляет собой загадку. Что это? Глубокомысленная декларация вечных ценностей или циничная шутка? Кто мы? Грешные проходимцы, которых для смеха нарядили в роскошные одеяния и развлекают сценическим зрелищем? Или лорды и леди, вдруг пробудившиеся от сновидения, в котором были бродягами и женщинами легкого поведения?
© Аркадий Застырец, 2015
© Аркадий Застырец, дизайн обложки, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Персонажи в порядке появления
Жук, человек без определенного места жительства.
Хозяйка, пивной в чистом поле.
Лорд, со свитой.
Первый егерь.
Второй егерь.
Слуга, Лорда, представляющий актеров.
Актеры хором.
Режиссер.
Первый слуга, Лорда.
Второй слуга, Лорда.
Третий слуга, Лорда.
Паж, Лорда, в женском платье.
Прекрасный вестник.
Люченцо, богатый дворянин из Пизы.
Транио, слуга Люченцо.
Баптиста, крутой падуанский дворянин.
Гремио, пожилой падуанский дворянин, сосед Баптисты.
Катарина, старшая дочь Баптисты.
Гортензио, обычный падуанский дворянин.
Бьянка, младшая дочь Баптисты.
Бьонделло, другой слуга Люченцо.
Петручио, бывалый дворянин из Вероны.
Грумио, слуга Петручио.
Слуга в доме Баптисты.
Герпис, другой слуга Петручио.
Группа товарищей, слуги в доме Петручио.
Челночник, из Мантуи.
Безумный шляпник.
Храбрый портняжка.
Винченцо, крутой дворянин из Пизы, отец Люченцо.
Пристав, немой страж порядка.
Вдова Гортензио.
Действие 1. Падение и взлет
Сцена 1
Я те вставлю еще. Будь спок.
Скорее я тебя выставлю, пьянь! Натурой, натурой… Вот и кончилась твоя натура!
Кончилась? Почему?
Захлебнулась наверно! Погибла в сражении с неуёмной жаждой.
Ну дай же… человеку немного… протрезветь…
Уж я ли тебе протрезветь не даю! Да только всё без толку. Чуть протрезвеешь – орешь: «Дай выпить!» Верное слово: пьянь и импотент!
Шлюха ты! Никогда Жуки импан… инпом… инпа-тентами не были. Учи историю: мы пришли с Ричардом Завоевателем и всех тут прижучили и отымели. Сечешь? О-ты-ме-ли!
Вот именно отымели. Раз и навсегда! С тех пор у вас, жуков, и не стоит. Но за разбитые стаканы ты мне заплатишь!
Да чем же заплачу, коли не стоит?
(пытается петь)
Ступай, Джеронима! Согрей
Постель холодную свою…
Ладно, поглядим, кто кого прижучит и отымеет. Думаешь, подержал женщину за грудь – и выпивку даром себе обеспечил? Я вот пойду сейчас и пристава позову!
Да хоть трИстава, хоть четырИстава, хоть пятИстава! Не стоит! Фу ты, ну ты, не стоит! А вот как раз… А вот я этому трИставу скажу: я тут стоял, стою и веки вечные стоять буду!
С моими гончими будь, егерь, понежней:
Расчаль Балбеса: выдохся, бедняга.
А Труса надо высворить еще.
Зато Бывалый нынче отличился!
Видал ты, как он след простывший взял?
За сто кусков его бы я не продал!
Ну, Шурик-то не хуже был, милорд.
И кто сказал, что он подслеповатый?
Послушайте меня, он лучше всех!
Была охота слушать дилетанта!
Да будь Бывалый чуточку резвей,
Он дюжины б таких, как Шурик, стоил.
Гляди же мне, всю свору накорми:
Мы завтра на охоту едем снова.
Охота вам неволи пуще, сэр…
А это что? Покойник или пьяный?
Он дышит хоть?
Он спит, милорд. Но так,
Уж верно, накануне нализался,
Что спать сумел бы даже под водой.
Вот гадость-то! Разлегся, как свинья!
О, смерть, как тошнотворен твой прообраз!
Где ты теперь, бессмертная душа?
Чем связана ты с телом неподвижным?
Но… господа! Мне в голову пришла,
По-моему, веселая идея:
Что, если подобрать нам мужичка,
Раздеть, умыть, полить одеколоном
И уложить в шикарную постель?
И поглядеть, что после он устроит —
На шелковых очнувшись простынях,
Украшенный цепями и перстнями,
Заверенный десятком ловких слуг,
Что вовсе он не нищий забулдыга,
А важный лорд и жертва амнезии.
Да эдак, лорд, и впрямь свихнется он
И сам себя, любимого, забудет.
Вот будет номер – со смеху умрешь!
А кто из нас до смеха не охотник?
Так решено – взялись и понесли.
Тихонько – под коленки и за плечи.
Тащите в спальню лучшую мою,
Кругом повесьте резвые картинки,
Героя в теплой вымойте воде,
Камин топите яблоней и вишней
Да музыкантов с кухни позовите,
Чтоб, как проснется, спели что-нибудь.
Заговорит – вы с низким реверансом
Подобострастно молвите в ответ:
«Что вашей чести приказать угодно?»
Один ему – серебряную чашу,
Наполненную розовой водой,
Другой – кувшин, а третий – полотенце:
«Извольте освежиться после сна».
Ты – разложи пред ним штук семь костюмов:
Какой на вас, мол, нынче надевать?
Ты – расскажи о гончих, о кобыле
И о его супруге, что скорбит
С тех пор, как мужу память вдруг отшибло.
А если он объявит, кто он есть,
То, всхлипывая, все перечьте хором,
Что он ваш лорд и больше ничего.
Все, как по нотам, тщательно сыграйте,
И пьеса выйдет просто на ура,
Коль петуха никто из вас не пустит.
Милорд, поверьте, так сыграет каждый
Свой эпизод, что он решит, что он —
Не он, а тот, кем мы его считаем.
Эй, кто-нибудь, узнайте, кто трубит.
Ведь кто попало так трубить не станет.
Надеюсь, то – не та еще труба,
Что протрубит всему тут напоследок…
С трубой пришли актеры, ваша честь.
Надеются, что денег вы дадите…
А что? И дам.
Ребята! Вот и вы!
От всей души привет вам, ваша милость.
Что ж нынче? Заночуете со мной?
Мы – щедрости рабы, душой и телом.
Не поскуплюсь. А, вон тот паренек!
Изображал он фермерскую дочку,
Влюбленную в богатого вдовца.
Да как его? Запамятовал имя…
Но очень натурально он играл!
Так все у нас играют натурально.
Пожалуй… Да… Постойте, господа!
Вы именно сегодня очень кстати!
Как раз я тут затеял разыграть
Одну преуморительную штуку.
Намедни подобрал я одного…
Да нет, к чему подробности… Короче.
Игрой развлечь вам нынче предстоит…
Ну, как бы, скажем, лорда. И учтите,
Что этот лорд – в театре не бывал
Ни разу в жизни, тонкостей не знает,
И стоит вам сфальшивить – все поймет.
Милорд, поверьте, мастерством своим
Мы покорим любого мастодонта.
Эй, человек, сведи на кухню их.
Пусть шведский стол накроют для артистов.
И каждому нальют… по двести грамм!
А ты пажа сыщи-ка моего:
Пускай наденет женские наряды,
Накрасит губы, брови подведет —
И срочно в спальню к этому пьянчуге.
Зови пажа почтительно – «мадам» —
И передай, чтоб слишком не кривлялся
И бедрами покачивал – слегка,
Как водится у леди благородных,
И лучше бы совсем не говорил,
А больше целовался, обнимался
Да преклонял головку, весь в слезах,
На плечи к новоявленному лорду.
И кстати, слезы. Чтоб наверняка
Они текли из юноши – под носом
Пусть луковицу держит он в платке.
Ну, что еще… Все прочее – на месте.
Что стал? Беги!
Я тоже поспешу.
Ведь глаз да глаз потребны за народом,
А чуть зевнешь, моргнешь, не доглядишь —
Чуть волю дашь – они и в ступе воду,
И спилят сук, и палку перегнут,
И, как дурак, напьются на поминках,
И маслом пламя станут заливать…
Сцена 2
Ради всего святого, кружечку светлого пива…
Вот, ваша милость, рюмочку малаги…
Цукаты на закуску, ваша честь…
Во что одеться ваша честь изволят?
Я – Кристофер Жук, и отродясь у меня не бывало ни милости, ни чести. И в жизни я не пил малаги. И на кой мне сдались эти ваши цукаты, если моя главная пища – полуфабрикаты?! И зачем все эти тряпки? К чему, объясните вы мне, человеку больше штанов, чем у него задниц? Больше чулок, чем у него ног? Больше башмаков, чем у него пяток? Да у меня то и дело как раз пяток оказывается больше, чем башмаков! Давеча вот одна сволочь хромая стянула с меня правый башмак. И что бы ему оба стянуть! Не так было бы обидно! Не-е-ет, у него ж, у мерзавца, всего одна нога и левый башмак ему без надобности. И что мне было делать? Поневоле взял грех на душу – стырил правый у такого же, как я, горемыки. А он поди тоже проснулся в одном башмаке и снова правый у кого-нибудь потянул… А тот опять, а тот по новой… Помяните мое пророчество: не пройдет и года, как пол-Европы в разных башмаках гулять по свету станет. И все из-за этого одноногого поганца!
Откуда эта глупость в вашей чести?
О, Господи! Пусть сей достойный муж
Немедленно с достоинством вернется
К себе на ум, с которого сошел!
Чего? Психом меня выставить решили? Хотите сказать, что я – не Кристофер Жук, сын старого Жука из Навозной пустоши, по рождению разносчик, по образованию чесальщик, по жизни загонщик, а по профессии лудильщик? Спросите толстую Мэри из пивной в чистом поле. И уж если она скажет, что я ей ничего не должен, считайте, что… я вообще не должен никому и ничего! Вот!
Вот почему супруга ваша плачет!
Вот почему прислуга вся в слезах!
О господин, отбросьте эти бредни.
Взгляните же, вы дома у себя.
Тут все и вся всегда к услугам вашим.
Хотите музыки? Чу! Вот она звучит…
Хотите спать? Молчать!
И тишина
На цыпочках покой ваш охраняет,
И на руках вас верные рабы
Несут на ложе, как… Семирамиду.
Решили в путь? Уж лошади давно
Запряжены, копытом бьют в воротах,
И сбруя блещет золотом в лучах.
Опять объяла душу страсть к охоте?
И вот уже десяток соколов
На стаю лебедей пущаше в поле,
И гончие по утренней росе —
Гав-гав, гав-гав, гав-гав! Такая жизнь.
Имеешь сразу все, чего захочешь.
Картины любишь? Нравится смотреть?
Пожалуйста. Искусный живописец
Изобразил Сатира для тебя
И голых нимф количеством три штуки…
А лучше вот, где Зевс к лежащей деве
Подкрался, обернувшийся быком.
Какой сюрприз! Глядите – как живая…
Вы – лорд, милорд, и больше вы никто,
И лордом будучи, имеете вы леди —
Конкретную, красавицу собой!
Да жаль, она рыдает всю дорогу.
А если б не опухшее лицо,
Была бы в мире первою красоткой!
Ну, или… ладно, минимум – второй.
Не, мужики… Я – лорд? Имею леди?
Я сплю? Или проснулся наконец?
Я вижу, слышу, говорю, сморкаюсь…
Во сне так не бывает… Я не сплю!!!
Не Кристофер, не Жук и не лудильщик —
Могучий лорд! Подать сюда жену!..
И ради Бога – хоть полкружки пива.
Ох, батюшки, умойтесь поскорей!
Вот радость-то – в себя пришел хозяин!
Пятнадцать лет без малого – как в коме,
И вот проснулся, будто просто спал.
Пятнадцать лет! Как в коме? Да иди ты!
И все пятнадцать лет – лежал молчком?
Отнюдь, милорд. Вы часто говорили.
Но сплошь о фантастических вещах…
По именам вы звали то и дело
Людей, что и не жили никогда.
Какой-то Бадд, какая-то невеста,
Еще змея… Не помню, как ее…
Не Мамба, часом, Черная?
Вот-вот!
А главное – все время вы твердили,
Что страшно насолил вам некий…
Билл!
А! Билл Вонючка!
Может, и Вонючка.
Но мы пугались жутко всякий раз,
Чуть вы о Билле вспомните об этом.
«Убить его, гаденыша, убить!» —
И ну скакать, и ну махать руками.
Ну, слава Богу, бредил я, и только.
Аминь.
О, Господи, теперь я твой должник.
Ах, неужели лорду стало лучше?
Еще б не лучше! Столько здесь жратвы!
Но где жена?
Да вот же я! Как прежде,
Увы, мой лорд меня не узнает?
Не плачь, голубка, тотчас и узнаю.
Зачем же лордом мужа ты зовешь?
Супруг – мой лорд, милорду я – супруга,
Покорная, как верная раба.
А звать-то как?
Мадам.
Ну-ну, понятно.
А дальше? Бовари? Иль Баттерфляй?
Мадам, и все. Так принято у лордов
Своих прекрасных леди называть.
Мадам жена, а правду мне сказали,
Что, будто, я проспал пятнадцать лет?
Лишенная супружеского ложа,
Пятнадцать лет год за два я жила.
Бедняжка! Ну, теперь-то наверстаем.
Все вон пошли! Оставьте нас вдвоем!
Мадам жена, живее! Раздевайтесь!
Нет-нет, милорд! Простите, невозможно
Так после перерыва подвергать
Нешуточной нагрузке ваши члены.
А ну, как приключится рецидив
И вы опять забудетесь в кошмаре?
Чем хороша законная жена?
Да тем, что можно с ней всегда и всюду.
Надеюсь я, что станет сей резон
До вечера отсрочке – оправданьем…
Ну, лично мой резон стоит настолько,
Что вечера дождаться тяжко. Но
Признаться, возвращенья прежних бредней
Я не хочу сильнее, чем тебя.
Искусные актеры, ваша честь,
Прослышав о терзавшем вас недуге,
Пришли для вас комедию сыграть,
И ваши доктора их поддержали,
Поскольку от печали стынет кровь
Тоской и скукой кормится безумье,
А смех, напротив, может врачевать,
И даже продлевает наши годы.
Раз так, пускай сыграют. Что там? Фарс?
Или какие новые колядки?
Гораздо интереснее, милорд.
Ну-ну, поглядим. Мадам жена, сядьте рядом и прижмитесь ко мне покрепче.
И катись оно всё, ведь с каждым часом мы вовсе не молодеем.
Действие 2. Прекрасный век
Сцена 1
Глянь, Транио, какая красота!
Сбылась мечта – мы в Падуе, дружище.
Со скидкой на невежество твое
Добавлю – мы в Ломбардии столице,
На севере Италии, куда
Приехали с порядочного юга,
А именно – из Пизы, не забыл?
Зачем же принесло нас в эти веси?
Постой-постой, я сам. Начнем сначала.
Итак, на свет родился в Пизе я,
В семье купца по имени Винченцо.
Кормилица, пеленки, молоко,
Прогулки возле Падающей башни,
Проказы, порка, азбука и счет,
И вот – я вырос, жажду совершенства
И продолжать учение хочу,
Отец дает на это кучу денег,
А провожатым – верного тебя,
Три дня трясемся мы в пыли дорожной —
И Падуя, чуть свет, у наших ног.
Она, рассадник знаний изощренных,
Премудрости ухоженный цветник.
Уж вот где я за книги-то засяду,
В гранит науки с жадностью вгрызусь!
Прошу пардону, добрый мой хозяин,
Практически согласен с вами я
И понимаю страстное желанье
Сосать познаний сладостный нектар.
Но стоиков прилежно постигая,
В другом не потерять бы стойкость вам!
Воздав с рассветом должное Платону,
Овидия читайте перед сном,
Оттачивайте логику в любовных
Записочках, а в праздной болтовне
Риторики приемы постигайте.
Тогда гранит не страшен будет вам —
Зубов здоровых он не обломает.
Совет хороший, так и поступлю.
Ведь в Падую решился я из Пизы,
Как тот ныряльщик храбрый со скалы
В пучину вод за перлами ныряет.
Но где ж Бьонделло с нашим багажом?
Постой, а что за люди нам навстречу?
Похоже, мэр послал для нас эскорт.
Все, баста, господа. Ни слова больше.
Я младшую за вас не выдам дочь,
Пока не отыщу супруга старшей.
Ее хотите? Милости прошу.
Клянусь покойной матерью, что Бьянки
Вам не видать, как собственных ушей,
Покуда в девках зябнет Катарина.
Гортензио, женись на старшей ты!
Уж не прикажете ль еще задрать мне ногу
Чтобы привадить этих кобелей?
Что? Кобелей?! Да ни один кобель
Не поглядит на этакую… злюку!
Ручаюсь, сэр, что зря боитесь вы,
На вас ей поглядеть противней вдвое,
А если бы не вдвое, уж она
Башку вам причесала б табуретом
И рожу б расписала как шуту.
Не введи нас во искушение и избави нас от лукавого!
И меня, Господи!
Видали вы, хозяин? Ну, дела!
С приветом девка иль чертовски зла.
Зато другая, глянь, как терпелива!
Она – напротив, райского разлива…
Отлично сказано! Но т-с! Любуйтесь молча.
Чтоб вам понятно стало, господа,
Что слов на ветер я тут не бросаю,
А ну-ка, Бьянка, живо в дом ступай!
И не реви – люблю тебя, как прежде.
Рева-корова, дай молока!
Сколько стоит? Три пятака.
Порадуйся, сестра, моей беде.
Отец, я вашей воле подчиняюсь:
Пусть книги с инструментами меня
В моей унылой келье развлекают.
Чу, Транио! Минерва говорит.
Синьор Баптиста, все же очень странно,
Что так любя, вы Бьянку огорчили
До слез.
И наказали заточеньем
Сеньор Баптиста, вы ее, бедняжку,
За сестрин невоздержанный язык.
Баптиста кончил. Молча повинуйтесь.
Иди же, Бьянка.
Так как мне известно,
Что музыка ей в радость и стихи,
Хочу принять я в доме педагогов,
Что наставляют взрослых дочерей.
И если вам, Гортензио, знакомы
Искусные такие мастера, —
К вам, Гремио, я с тем же обращаюсь, —
Скорее приведите их ко мне.
Прощайте же. Останься, Катарина,
Пооботрись чуток среди господ.
Вот новости! Мне, стало быть, остаться
И здесь торчать, как в будке часовой?
Так что ли, а? Ушла за алебардой!
Можешь идти к чертовой матери: твои прелести настолько хороши, что никто за тебя цепляться не станет… Разумеется, Гортензио, конфуз одного соперника – другому в радость. Но наши с вами зубы лежат на одной полке, а желанный пирог сыроват с обеих сторон. Прощайте. Пойду искать учителя для моей Бьянки.
И я пойду, но не для вашей, а для моей. Впрочем, еще на пару слов. Хотя характер нашей схватки переговоров не допускает, знайте: чтобы снова сделаться счастливыми соискателями бьянкиной любви, теперь нам необходимо потрудиться вдвоем ради одной цели.
Ради какой же это?
Ясное дело, сэр, найти мужа ее сестре.
Черта ей, а не мужа!
А я говорю – мужа.
А я говорю – черта. Думаете, если отец ее сказочно богат, то наяву найдется кретин, готовый добровольно под звон свадебных колоколов спуститься в геенну?
Полно, Гремио! Если у нас с вами не хватает терпения сносить ее атаки, это отнюдь не означает, что в мире перевелись крепкие парни и не найдется среди них такой, что в придачу к хорошим деньгам возьмет ее со всеми ее недостатками.
Может, оно и так. Только, по-моему, это все равно что взять ее приданое с условием каждое утро подвергаться бичеванию на лобном месте.
Не спорю. Но знаете, что самое трудное? Выбирать из двух зол в темной комнате. Особенно, когда их там нет. И раз уж этот окоп на холме сделал нас союзниками, давайте дружно искать мужа для старшей дочери, чтобы освободить для замужества младшую. Успеем еще потягаться. Сладенькая Бьянка! Счастлив тот, кому она перепадет! Кто первым прискачет, тому и колечко на пику. Согласны, синьор Гремио?
Согласен. И даже готов подарить тому, кто к ней посватается, лучшую в Падуе лошадь – чтобы он поскорее сговорился, женился, случился и свалил с ней из дома.
С кем? С лошадью? Или с Бьянкой?
С Катариной, товарищ! Ну, да неважно. Идемте отсюда поскорей!
Акститесь, сэр! Такого не бывает,
Чтоб вспыхнула любовь за пять минут!
О, Транио, я тоже так считал,
Но оба мы ужасно заблуждались.
Ты видел? Никого не трогал я,
Стоял себе, глазел, куда попало —
И вот – скажу тебе, поскольку ты
Мне дорог, точно Цезарь Клеопатре, —
Я заживо горю, тону, пропал,
О Транио, без этой юной девы
Я просто труп. Спаси меня, спаси,
Скорее что-нибудь, хоть посоветуй,
Или, на крайний случай, ущипни!
Хозяин, для щипков теперь не время.
Щипками не поможешь делу тут.
Но веселей! На всякую холеру
Отыщется какой-нибудь стрихнин.
Спасибо, брат. Ты только не молчи.
Давай, поговори со мной об этом.
В девицу вы вперяли жадный взгляд,
А главное, по сути, проморгали.
О да, вперял. И видел на лице
Мельчайшие прекрасные детали —
Буквально каждый прыщик! Так же Зевс,
Должно быть, изучал свою Данаю.
А кроме прыщика? Видали, как сестра
Зазнобы вашей тут разбушевалась
И выстроила всех по одному?
Нет, Транио, я видел только губ
Коралловые веточки живые
Под носом у избранницы моей!
Ну все, пора кончать сеанс гипноза.
Очнитесь, сэр! Считаю до пяти!
Влюбились – так подумайте, что делать,
Как путь себе расчистить к алтарю.
Три, два, один! Останется в девицах
Возлюбленная ваша до тех пор,
Пока отец сестру ее не выдаст
Хоть за кого. Но кто ж ее возьмет?
По-твоему, жениться мне на старшей
Придется, чтобы младшую спасти?
Отец ее жесток, но – ты заметил? —
Учителя он ищет…
Во, теплей.
Похоже, виден свет в конце туннеля…
В один туннель мы въехали вдвоем!
Сначала ты признайся: что придумал?
Вам надо к ним учителем пойти!
А кто же за меня пойдет учиться?
Кто в доме станет принимать гостей
В парадном платье? Кто вернется в Пизу?
Не, не пойдет.
Пойдет, не тормозите.
Ведь в Падуе не знают нас в лицо.
Вполне могу я – вами притвориться,
А вы наденьте шляпу и очки
И, платьями со мною поменявшись,
Прикиньтесь из Вероны бедняком,
Естественно, ученым. А Бьонделло
Меж тем при мне меня изобразит.
Тут нечего и думать. Раздевайтесь!
Ну, если ты считаешь…
И штаны.
Меня отец ваш, к вам определяя,
Наставил так: «Служи ему, как пёс».
Конечно, он всего не мог предвидеть,
Но думаю, одобрил бы мой жест.
Я вас люблю, а выше проявленья
Любви и не бывает, чем вот так
Стать временно любви своей предметом.
Нет, лично я в любви своей предмет
Не жажду превращаться и на время,
Но бедняком ученым притворюсь,
Чтоб тот предмет… А, вот и наш Бьонделло!
Где шлялся ты?
Кто шлялся? Я? А вы сами-то где шлялись? Но что это? Мой кореш Транио стащил вашу одежду? Или это вы стянули у него кафтан? Или оба пустились во все тяжкие? Что тут вообще у вас происходит?
Не зли меня! Не склонен я шутить.
Товарищ твой в меня переоделся,
Чтоб я…
Чтоб господина уберечь
От скорого суда и казни лютой!
Поскольку не успели мы прибыть,
Он у ворот зарезал человека.
Да ты рехнулся! То есть, в смысле… да!
Недаром говорят – не зарекайся.
Так, слово за слово, повздорили, вспылил —
И ножиком по горлу пассажира.
И в розыске теперь. И я, любя,
На время стану нашим господином.
А почему не я?
По кочану!
Усвой, Бьонделло, Транио здесь нету.
Люченцо – понял? – так меня зовут.
Ничего не понимаю.
Ну, и не надо. Главное запомни:
Он – больше не Люченцо, а со мной —
Повежливей, особенно при людях,
И Транио не вздумай называть.
Ну, я пошел?
Погодите, хозяин. Не могу же я вас одного в такой передряге бросить. Я тоже пойду к Баптисте и стану просить руки его младшей дочери.
Что?! И ты, Транио?..
Да нет же, не по вкусу мне вовсе ваша голубка. Но поспешим, я по дороге вам все объясню.
Сцена 2
Верону покидая, как мечтал
Я в Падуе приятелей увидеть,
И прежде всех – заклятого дружка
Гортензио. Живет он в этом доме.
Вдарь, Грумио! Чтоб стекла зазвенели!
Вдарить, сэр? Кому? Где тот разбойник, что смеет угрожать вашей милости?
Мерзавец! Вот посмей мне не ударить!
Ударить – вам, сэр?! Да за что? И что я пред вами, чтоб руку на вас поднимать, сэр?
Ударь, да посильнее – в эту дверь,
Не то тебя ударю, глупый зверь!
Вы злитесь, а ударь я в спешке вас,
И кто бы ударял кого сейчас?
Тебе слова, как видно, невдомек.
Что ж, не стучи! Подергаю звонок!
На помощь! Господин рехнулся мой!
Ударю в двери я твоей башкой!
Эй, эй! Что за потасовка? Старина Грумио! Мой добрый друг Петручио! Так вот чем вы в Вероне развлекаетесь!
Гортензио! Скорей включайся в драку!
Отделаем как следует собаку!
Коза ностра бьенвенутто, мольто поко аллегро, синьор мио Петруччио! Вставай, Грумио, вставай! Уймитесь оба, тут вам не Верона.
Без толку по-итальянски размовлять, сэр. Всё, надоело. Уйду я от него. Судите сами, сэр. Приказывает мне его бить. Вдарь ему что есть мочи, и все тут. Разве можно слуге так обращаться с господином, даже если любой в этой стычке поставил бы на слугу тридцать к одному? А жаль, что со всего не врезал духа! Теперь бы не мое болело ухо.
Подлец бессмысленный! Гортензио, послушай,
Мерзавцу я велел ударить в дверь.
А он давай мне голову морочить.
Ударить в дверь? О, Господи! Да вот в точности ваши слова: «Вдарь мне так, чтобы стекла в домах звенели! Ударь меня, врежь мне посильнее, а не то я тебя ударю!» А теперь-то, конечно, вы можете говорить, что вам угодно, – «ударить в дверь, ударить по рукам, бей в яблочко, за девкой приударить…»
Заткнись иль отойди – советую, любя.
Петручио, терпенье. Я ручаюсь,
Тебя расстроить вовсе не хотел
Твой старый, добрый, верный, неподкупный,
Простосердечный набожный слуга!
Но за каким вы лешим из Вероны?
Да за которым всюду молодежь
По свету непоседливую носит
Туда-сюда… Короче говоря,
Гортензио, скончался мой папаша…
Не может быть! Антонио почил?
Да ладно, что уж… Я теперь свободен.
В наследство, правда, больше ожидал,
Но деньги есть, в дому полно скотины —
Вот и пустился сдуру в лабиринт
С надеждою повыгодней жениться,
А заодно увидеть белый свет.
Петручио! Ты легок на помине!
Как раз тут есть на выданье одна…
Сказать по чести, злобная мегера,
Любого мужа за год вгонит в гроб,
Зато до неприличия богата.
Женись на ней, и я тебе клянусь…
Мне за совет спасибо ты не скажешь.
Увянешь, потеряешь аппетит,
Сопьешься преждевременно и дружбу
Ты нашу громогласно проклянешь,
Когда в слезах я стану на колени
У твоего предсмертного одра…
Нет, не женись, дружище, умоляю!
Она не для тебя!
Не для меня?
Но ты сказал, что… как она богата?
До неприличия.
Все прочее – пустяк.
С мошной сплясать на свадьбе я мечтаю.
И будь жена страшна, как бегемот,
Стара, как Рим, и зла, как сотня фурий,
Мне это фиолетово. Пускай
Шумит себе, как буря в синем море, —
Ее валов девятых не боюсь.
Я в Падую приехал, чтоб жениться.
И – знаешь, что? – я в Падуе женюсь!
Не, вы только послушайте, сэр. Так пластом и выложил все, что у него на уме. Мол, дайте ему золота и жените хоть на карге беззубой, хоть на кукле тряпичной, хоть на петле булавочной! Тридцать к одному – он и не заметит, на чем женился, – деньги будет считать.
Петручио, поскольку мы с тобою
С младенчества знакомы, знаю я:
Уж если ты чего, то не отступишь.
И мужем стать тебе я помогу
Не к ночи будь помянутой девицы,
Здоровой и богатой, но с одним,
По-моему, несносным недостатком —
Она строптива, мягко говоря.
И лично я ее не взял бы в жены
В придачу даже к шахте золотой.
Да ты хоть видел шахты золотые?..
А говоришь! Отца мне назови
Девицы той. Решился я на приступ.
Ее отца Баптистою зовут,
Саму ж девицу кличут Катариной
Естественно, Баптистовной.
Ага!
А о Баптисте этом я наслышан —
Отец мой с ним при жизни вел дела.
Гортензио, всерьез я загорелся:
Ни спать, ни есть, ни пить уж не смогу,
Пока своей невесты не увижу.
Пойду к Баптисте тотчас. Ты со мной?
Не ходите, сэр! Шутки кончены. Пусть его идет, куда вздумается. Бедная девушка, если бы она знала его, как знаю я, то не рассчитывала бы пронять бранью. Хоть двадцать раз с головы до ног его обложи – все нипочем. А когда он начнет свои коленца заворачивать, – такую фигуру ей в личико выставит, что враз она прокиснет и уже не поднимет глаз – так и станет ему в руки носом тыкаться, на манер слепого котенка. Вы его еще не знаете, сэр.
Петручио, я с вами до конца,
Поскольку там же, в доме у Баптисты,
Заветный ларчик есть и у меня —
Та комната, где он скрывает Бьянку,
Дочь младшую, и в жены не отдаст
Ее он раньше гнусной Катарины.
Гнусная Катарина? Хорошенький аттестат для зрелой девицы!
Петручио, дружище, помоги!
Сейчас я нацеплю очки и шляпу,
И старому Баптисте ты меня
Представь преподавателем… сольфеджо.
Уж за пюпитром вволю я смогу
Ухаживать за Бьянкой, и она хоть
Под маской, может, влюбится в меня.
А это как по-вашему? Не плутовство? И заметьте: ежели надо старикам голову заморочить, молодежная солидарность работает, как часы.
Хозяин, хозяин, глядите, кто это к нам пожаловал?
Т-с, Грумио. Петручио, постой.
В любви соперник мой сюда явился.
Да, мальчик для любви вполне созрел!
Итак, еще раз. Что это у нас?
Стихи и песни, женские романы…
Отлично, сэр, вот именно по ним
Вы нашу Бьянку грамоте учите —
Я заложил там нужные места.
Бумагу надушили?
Вот, «Шанелью».
М-м-м, это аромат самой любви!
Флакончик мне до завтра одолжите?
Пожалуйте. И все исполню я —
Решительно как мы договорились.
О том – ни слова, лишь об ЭТОМ с ней.
О нежностях, о шелке, о резине,
О томных позах, радостных слезах,
Из мебели – о валиках и пуфах…
Ну, словом, не пройдет и года, как
Из искры в Бьянке пламя возгорится:
Уж я-то знаю, как его раздуть.
Наука – сокрушительная сила!
Но ей не сокрушить таких ослов.
Помалкивай, ботаник!
Цыц, ребята!
А, Гремио! Вы снова тут как тут!
Гортензио? Вот, кстати, угадайте
Куда идем мы с этим… пареньком?
К Баптисте?
Да, к нему… Вы знали, знали!
Для Бьянки я учителя нашел.
Он – высший сорт. Профессор из Вероны.
Земляк? Здорово. Ну-ка, покажись.
Монтекки знаешь?
Собственно, в Вероне
Я пробыл год, в науку с головой…
Суха, суха теория, земеля,
А древо жизни мокрое стоит!
И я, и я профессора тут встретил —
В Милане он натаскивал певцов.
Я нынче же его командирую
К моей любимой Бьянке.
Нет, к моей.
Не время спорить. Лучше поглядите.
На то, что лучше всех профессоров.
Мой старый друг Петручио. Согласен!
Согласен?..
Катарину в жены взять!
Не может быть! А вы ему сказали?..
Сказал о том, что с норовом, что зла,
Что бранью мужа в гроб она загонит.
Все ерунда. Приданое важней.
Ну, здесь вы не останетесь в накладе.
Ее отец – почетный гражданин
И входит в тройку местных олигархов.
А сами из каковских?
Из Вероны.
Антонио, покойный мой отец,
Лет сорок торговал пенькой и хлопком,
А я трудам женитьбу предпочел.
Вы хорошо подумали? По мне, так
Уж лучше в Апеннинах лес валить,
Чем на такой жениться…
Не волнуйтесь,
Не мальчик я, такое повидал…
Расскажете потом. Но если твердо
Решили нас избавить от нее,
Чем в силах, от души я помогу вам
К проклятой Катарине подкатить!
И подкачу!
А там и укатает!
И что вы все пугаете меня?
Боялся разве львиного я рыка?
Я ль шторма рев не смог переорать?
Я ль грома пушек вражеских не знаю
И боевого клича янычар?
Что, дрогнул я от грохота лавины,
Когда ходил с друзьями на Монблан?
Или от труб язычников тибетских,
По сорок футов каждая длиной?
Так почему же должен я смутиться
От женской болтовни? Да мне она —
Как треск в жаровне лопнувших каштанов.
Пиф-паф! – пугайте мальчиков.
А мужу
Каштаны не страшны.
Понятно, что ж,
Гортензио, ваш друг на счастье прибыл!
Ни разу он меня не подводил.
К столу он и меня подводит редко.
Бон джьорно, господа. Скажите, где
Найти мне дом синьора э-э… Баптисты?
Того, что держит пару дочерей.
Вы ж ищете его?
Его-его, Бьонделло.
А может, сэр, ее?
Ее, его,
Ей-богу, сэр, а вам-то что за дело?
Меня задела старшая сестра,
Что с перцем. Попрошу ее не трогать.
Я острого не ем. Не трону, сэр.
Недурно, Транио.
Куда вы так спешите?
А прочее, без перца, – вы едите?
Не станете ж вы, сэр, навязывать мне блюда?
Не станет, если прочь вы скроетесь отсюда.
Италия – свободная страна.
Свободны вы и я.
Но не она.
Я умоляю! По какому праву?
А по такому, разлюбезный сэр,
Что я ее люблю, давно и страстно.
И что она – избранница моя.
Спокойно, господа! У нас, дворян,
В обычае – выслушивать друг друга.
Баптиста – благородный дворянин,
Они с моим отцом почти знакомы.
И даже если б к дочери его
Посваталась толпа, как к Пенелопе,
Я тоже замешался бы в толпу,
Подобно Одиссею, полагая,
Что кончится все очень хорошо.
И если бы спросили мы у Бьянки,
Она бы предпочла наверняка
Широкий выбор низкому коварству.
Гортензио, о чем он говорит?
Скажите, сэр, вы Бьянку-то видали?
Конечно. То есть, нет. На рынке я слыхал,
Что Катарина много хуже Бьянки.
Э! Э! Потише. Первая – моя!
Достанется она вам, как Гераклу
Один из жутких подвигов его.
Скажите, сэр, с торговками судача,
Вы разве не усвоили еще,
Что младшую отец не выдаст замуж,
Покуда старшей мужа не найдет?
Простите, сэр?..
Петручио. Тот самый.
Тот самый – кто?
Тот самый бравый муж.
Тот самый друг.
Тот самый камикадзе,
Что Катарину примет на себя.
Скорей – наоборот, закроет грудью.
Позвольте вашу руку. Сэр, я рад
Знакомству с выдающимся героем.
Но если записаться в женихи
Решили к Бьянке тоже вы отныне,
То храброму Петручио вы просто
Обязаны поставить магарыч!
Конечно, господа, я всех сегодня,
Сейчас прошу пожаловать ко мне!
Отпразднуем обильным возлияньем
Петручио готовность – головой
Пробивши лед, очистить нам фарватер.
Ну, что ж, пока давайте пировать —
Подобно прокурору с адвокатом,
Что днем, как шавки, лаются в суде
И веселятся вечером в обнимку!
Прекрасный век! Прекрасные сердца!
Прекрасный эль! Прекрасные закуски!
Действие 3. Музыкант из дочери не выйдет
Сцена 1
Сестрица, ты не мне – себе вредишь,
Связав меня, как жалкую рабыню.
Мне все равно, но прежде развяжи
Чтоб я могла стащить с себя одежду.
И платье, и рубашку я сниму,
И все, что мне прикажешь, я исполню,
Поскольку старших слушаюсь всегда.
Кого, скажи, из этих женихов
Ты любишь больше всех? И не юли мне!
Поверь, сестра, из всех живых мужчин
Мне до сих пор никто не приглянулся.
Ты лжешь, изменница! Гортензио, поди?
О нет, клянусь, и вместо оправданья, —
Коль нравится – возьми его себе.
Все ясно. Возбуждает нас богатство.
Ты Гремио продашь свою красу!
К нему меня ревнуешь ты серьезно?
Нет, шутишь ты! Теперь я поняла.
Шутила ты со мной все это время.
Сестрица, умоляю, развяжи!
Шучу? Так вот еще тебе, шутя!
Как? Что это? Да что ж это за мерзость!
Стань здесь, дитя. Бедняжка, вся в слезах.
Ведь говорил: не связывайся с нею!
А ты… В тебя вселился что ли бес?
Зачем ты мучаешь сестру, что не сказала
Тебе ни разу слова поперек?
Молчит она с издевкой! Погоди же!
При мне ты смеешь? Бьянка, уходи.
А сами как со мной? Я не слепая:
Она – сокровище, ей – нужен добрый муж.
А я на свадьбе у нее пляши босая
И пропадай от вашей к ней любви!
Ну, всё! Пойду запрусь и стану плакать,
Пока не выйдет случай отомстить.
Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом,
Особенно, когда их две!
С добрым утром, сосед Баптиста.
С добрым утром, сосед Гремио.
Не дай вам Бог, господа!
И вам сеньор! Имеете ль вы дочь —
Прекрасную девицу Катарину?
Ну, если номинально… В общем, да.
Вы гоните! Давайте по порядку.
Кто гонит? Гремио, займитесь чем-нибудь!
Я дворянин, проездом из Вероны,
И все мне прожужжали уши здесь
О прелестях, о нраве образцовом,
О скромности, манерах и т. д.
Одной из ваших дочек – Катарины,
И вот, с утра пораньше я пришел,
Ведь сказано же – лучше раз увидеть…
А чтобы разговор наш поддержать,
Примите в дар вот этого… беднягу.
(Выталкивает вперед Гортензио.)
По алгебре и музыке доцент,
Плохому ваших дочек не научит.
Не примите – вы мой смертельный враг.
Родился в Парме, звать его – Лисицкий.
Да что вы, сэр, обоих вас приму!
Касательно же этой… Катарины —
Уверен, вам она не подойдет.
Выходит, вам расстаться с нею жалко.
А может, я в зятья не подхожу?
Да вы-то что! На вид-то не мошенник.
Хотя, пожалуй… Паспорт есть у вас?
Петручио. Тот самый. Сын Антонио.
Отец мой был при жизни знаменит.
Я знал его. Прошу без церемоний.
Петручио, позвольте же и нам!
А, Гремио! А я о вас забыл…
Кто бы сомневался, сэр. Соседушка, прими и от меня в подарок вот этого ученого типуса. (Выталкивает вперед Люченцо.) Учился в Реймсе, преподавал в Вероне, по-гречески и по-латынски шпарит, как кухарка из-за печки. По имени – Камбуз, по профессии – филолог. Берете?
Премного благодарен за такое.
Для Камбуза работу мы найдем.
А вы, синьор, сдается, иностранец?
Зачем пришли? – осмелюсь я спросить.
Я сам-то, сэр, осмелился едва,
Поскольку впрямь я в Падуе впервые,
Просить у вас руки… Не вашей, нет!
А дочери прекрасной вашей – Бьянки.
Не враз решился: мне тут рассказали,
Что старшую хотели вы сперва
Пристроить как-нибудь. И вот, свершилось.
Теперь-то можно? Чтобы доказать
Намерений великую серьезность,
Я тут для вас подарочек припас —
Вот, лютня – мне сказали, что Амати, —
И связка книг на мертвых языках.
Зачем они живым?.. Ну, разберетесь.
А звать вас…
Я – Люченцо, сын Винченцо.
Из Пизы мы…
Пизанского Винченцо
Я тоже знаю. Милости прошу.
Давайте лютню, книги – пригодятся
Лисицкому и Камбузу они.
Синьор Баптиста, бизнес мой не дремлет,
И свататься мне часто не досуг.
Отца вы знали, я – его наследник,
Именье растранжирить не успел.
Скажите прямо, если с Катариной
Поладим и в законный вступим брак,
Что, не скупясь, в приданое дадите?
Умру – так половину всех земель,
И золотом в день свадьбы двадцать тысяч.
Своей вдове (ну, вдруг переживет!)
Я отпишу все земли – десять соток,
И все, что мы совместно наживем.
Согласны вы, синьор? Договорились?
Согласен, да. Но будет ли она
Согласна с нами? В этом все и дело!
Пустое, папа! Ты уж мне поверь:
В два счета с ней консенсуса достигнем!
Когда в лесах случается пожар,
Огню огонь навстречу посылают,
Костер горит сильней от ветерка,
А ураганом вмиг его задует.
В теории оно, конечно, так…
Но приготовьтесь к страшным испытаньям!
Монблан под ветром непоколебим,
А дует там, поверьте, беспрерывно.
Что с вами, друг? Растерянны, бледны…
Я бледен? Да. От ужаса наверно.
Так музыкант из дочери не выйдет?
Скорей фельдфебель выйдет из нее,
Держа в руках не лютню, а базуку!
Вы к лютне не смогли ее склонить?
Она меня склонила, треснув лютней!
Лады лишь попытался показать,
Легонько стиснув пальцы ученице, —
Она как завопит: «Лады? Лады?
Вот я тебя налажу, извращенец!»
Со всей-то дури – бац! – по голове!
Еще раз бац! – и я уже сквозь щепки
И струны рваные гляжу на белый свет
Да звон в ушах стенаньем заглушаю…
Ай, молодца! Ай, девка хороша!
Теперь она мне в десять раз милее!
Жду не дождусь, увидеться бы с нею.
Пойдем, дружок, я к младшей отведу,
Она и перевяжет, и утешит,
И выучит прилежно твой урок.
Синьор Петручио, поднимитесь вы сами?
Не то я Кэт велю явиться к вам.
Валяйте.
Лучше здесь я обожду.
Любимая, приди ко мне скорее!
На брань твою воскликну я в ответ,
Что ты нежнее горлицы воркуешь.
Нахмуришься – скажу, что ты свежей
И сексуальней розы на рассвете.
Зафыркаешь и выпятишь губу —
Я в умиленьи разведу руками
И девичью стыдливость восхвалю.
Набычишься – сравню тебя с ягненком.
Отвергнешь с поношением меня —
Спрошу, какие ты предпочитаешь
В день нашей свадьбы платье и фату.
Пошлешь подальше – подойду вплотную.
Но вот она! Петручио, держись!
Здорово, Кэт! Так звать тебя, я слышал?
Ослышался. Компотом уши мыл?
Среди людей зовусь я Катариной.
Не лги мне, Кэт, по имени ты – Кэт,
И кошечка по сути и обличью,
Хорошенькая мягонькая Кэт,
Твои покои – милый Кошкин домик,
На коврике мурлычешь ты во сне,
А пробудившись, выгибаешь спинку
И лапкой моешь мордочку свою.
Давно хочу я взять себе котенка,
И лучше Кэт мне киски не сыскать.
Так чудо ли, что нынче я подвинут
Из дальних весей прямиком сюда —
Просить у Кэти лапку… то есть, руку.
Подвинут! Х-м! Вот, кто тебя подвинул,
Пускай и отодвинет. По всему,
Подвижный ты!
Подвижный? Может быть!
Как стул!
Я стул? Садись, пока не занят!
Ослы нас возят на себе! Так ты из них?
Нас бабы возят на себе, а ты из них!
Тебе – найдется кляча на конюшне.
Не бойся, Кэт, не сяду на тебя —
Ты так легка! Будь сверху поначалу!
Легка, легка! Замаешься ловить!
А сяду на нос – раздавлю в лепешку!
Ну, я замешан круто!
Ничего!
Мы молочком и яйцами разбавим.
А яйца где возьмешь? Снесешь?
Сорву!
Я знаю ветку, где их собирают.
Лети, оса! На ветке есть нектар.
А лучше поберегся бы ты жала!
Ну, жало-то я вырву у тебя!
Найти его ума тебе не хватит!
Известно всем, где жало у осы, —
В заду, конечно.
В языке, тупица.
В чьем языке?
В твоем, когда про зад
Заговорил. Прощай же.
Эй, куда ты?
Уходишь с языком моим в заду?
Я дворянин. Скорее возвращайся.
Уже вернулась. Вот тебе!
Петручио
Еще!
Чтоб от души и я тебя отшлепал.
И сложишь ты оружие тогда.
Мужлан ты, если женщину ударишь.
Оружие мужланам не к лицу.
Да ты герольд! Внеси меня в записку!
А как же! С петушиным гребешком.
Курок на взводе – вот мой герб сегодня.
Ощипанный куренок – твой курок.
Иди сюда и рассмотри поближе!
Была охота – жабу рассмотреть!
Здесь нету жабы. Глянь – и убедишься.
Да здесь она!
Да где же? Покажи.
Жаль зеркала с собой не прихватила.
Так это я!
Умен не по годам.
Играть с тобой мне старшие позволят.
Несвежий мальчик.
Это от забот.
Мне нету до твоих забот заботы.
Останься, Кэт. С тобой мне нравится возиться.
И хочешь от меня еще ты занозиться?
Ну, Кэти, ты клевещешь на себя.
Груба, сказали, зла и своенравна,
Такого про тебя мне наплели!
А ты нежна, послушна, как теленок;
Чуть ротик отворишь, слетает с губ
Весенняя прохлада, слаще меда,
Улыбкою лицо озарено,
Как солнышком на юге летний полдень,
Чужим речам внимаешь, чуть дыша,
На все вопросы тихо отвечаешь,
Краснея, как прилежный ученик.
Да что же люди врут! Да как не стыдно!
Наш мир погряз во лжи и клевете!
Еще сказали мне, что ты хромаешь.
Не верю, нет! Пройдись, я погляжу.
Приказывай, дурак, свое прислуге!
Да пред тобой ничто сама Диана.
Диана – тьфу! Диану рядом с Кэт
Никто не назовет уже богиней,
На фоне Кэт – кикимора она.
Откуда понабрался красноречья?
От мамы по наследству перешло.
А ум застрял, как видно, по дороге.
По-твоему, я глуп?
Зато горяч.
И сохраню тепло в твоей постели.
С отцом твоим в приданом мы сошлись,
И на тебе женюсь я, Катарина,
Во что бы то ни стало. Ты – моя.
Как только красоту твою увидел,
Я понял: никому не уступлю.
И, уж поверь, тот самый я мужчина,
Кому судьбой назначено тебя
Из дикой кошки в ласковую киску,
Как палочкой волшебной, превратить.
Вон твой отец. Отныне будь послушна.
Считай, что ты уже моя жена!
Ну, как, Петручио, вы с дочкой преуспели?
А как же, сэр! Еще б не преуспел!
Что скажешь, дочь? Ты все еще не в духе?
Синьор, простите, это вы ко мне?
Ах, да! Ведь то с отеческой любовью
Вы психопату отдали меня,
Да, Джеку Потрошителю, который,
Кому бы, ищет, выпустить кишки!
Не реагируй, папа, это юмор.
Ни слова из того, что слышал я
Дурного о прекрасной Катарине,
Меж нами подтвержденья не нашло.
Она нагой Лукреции скромнее,
А терпелива – в точности Рахиль,
Не мудрено, что дружно мы решили,
Согласие лобзанием скрепив,
Что наша свадьба в это воскресенье.
Скорей тебя повесят в воскресенье!
Петручио! Повесят? Но за что?
М-да, преуспел! Похоже, нам не светит.
Спокойно, господа, все под контролем:
Мы просто с ней условились, шутя, —
Что лишь со мною паинькою будет,
А публику – по-прежнему пугать.
Да вы и не поверите, как страстно,
Как нежно полюбила Кэт меня:
На шею виснет и взасос целует,
Да так, что невозможно оторвать!
А если не целует – в ухо шепчет
Такое!.. Господа, вы – новички!
Вам не понять, как опытный мужчина
Любую ведьму может приручить
За пять минут. Итак, я не прощаюсь.
В Венецию слетаю – прикупить
Для нашей свадьбы разных безделушек.
Как раз до воскресенья обернусь.
Ах, вот в чем дело! Дети, дайте руки!
Благословляю брачный ваш союз!
Аминь! Теперь сестра ее свободна!
Отец, жена и джентльмены, адью!
Вернусь – продолжим. Кэт, не поцелуешь?..
Ну, ладно. Воскресенья обождем.
Что это было?
Сделка, господа.
Мне полегчало, точно я партнеру
Сгрузил товар негодный. Полный трюм!
Вот только шхуна с этаким товаром
Не ляжет ли уж в гавани на дно?
По мне, снялись бы с якоря скорее!
Да снимутся! Не промах – капитан.
Теперь, Баптиста, к младшей вашей дочке
Позвольте приступить. И прежде я.
Как ваш сосед, на то имею право…
А я зато люблю ее, да так,
Что вашей философии не снилось!
Моя любовь любви юнца дороже.
Лед холодней воды.
И крепче тоже.
Стой, авангард. Гвардейцы наступают.
А девушки в кустах гусар ласкают.
Стоп, господа. Кто больше даст калым,
Того и ждет победы сладкий дым.
Что, Гремио, предложите вы Бьянке?
Известно – дом в четыре этажа,
До притолки имуществом набитый —
Тарелками, столовым серебром,
Кувшинами, китайскими тазами…
Кругом висят персидские ковры,
В секретных сейфах – золото, наличка,
На каждом этаже санузел есть,
Две сауны – с бассейном и джакузи,
Одежды – море, ломятся шкафы:
Армани, Гуччи, Дольче и Габбана.
Паркет – из вяза, шторы – из парчи,
Мой кабинет – карельская береза,
Подземная конюшня – восемь мест…
Ну, что еще? Всего и не упомнишь.
Годами я не мальчик, а помру,
Оставлю Бьянке всё…
Синьор Баптиста!
Ей-богу, это даже… не смешно.
Я у отца – единственный ребенок,
И все, что нажил, он оставит мне,
А я, понятно, Бьянке завещаю.
Так вот, у папы в точности таких
Домов, но только выше и богаче
Четыре штуки. Вру! Конечно пять!
В начале года пятый прикупил он
От центра Пизы в двадцати шагах.
Не говоря худого слова – плюс
Три магазина, две мануфактуры,
Четырнадцать иль около того
Лабазов и две тысячи дукатов
Дохода от картофельных полей.
Что, Гремио, вы скажете на это?
Две тысячи? Едва ли полторы
Приносят в год мои мне мандарины.
Но у меня есть собственный корвет —
В порту марсельском сохнет на приколе.
У папы два корвета, галеон
И, кажется, пятнадцать – плоскодонок.
Что скажешь? Плоскодонками добил.
Сосед, я – пас. Решение за вами.
Синьор Баптиста, девушка – моя.
Не отпирайтесь, вы же обещали.
Согласен, вы – завиднее жених.
Но только если даст мне подтвержденье
Отец ваш лично. Если нет – простите.
Вдруг батюшка ваш всех переживет?
Куда там! Он уже на ладан дышит!
Ну, как сказать! Цвел юноша вечор…
Все, господа. Довольно словопрений.
Надеюсь, что в ближайший уикенд
Петручио я сбагрю Катарину.
Ну, а через неделю Бьянку – вам,
Коль батюшку доставите из Пизы,
А нет – так вам, соседушка. Пока.
Благодарю обоих за вниманье.
Пока, сосед.
Ну что, товарищ, съел?
Твой батюшка с таким-то состояньем,
Я думаю, уж верно, не дурак —
Все выложить за прихоть юной страсти.
А значит, мне под старость светит счастье.
Коварный лис! Не кончена игра!
Хотя уж вскрыл козырную десятку,
Я знаю, как хозяина спасти:
Ведь могут собственных Винченцо
Люченцо ложные рождать!
Обычно все наоборот бывает,
Но чтоб хозяина женить, пойду я до конца
И скоро сын произведет на белый свет отца.
Действие 4. Петручио пребывает
Сцена 1
Полегче, бандурист! Не напирай.
Забыл уже о ласковом приеме,
Что ты у Катарины получил?
Писака вздорный! Музыка одна
К гармонии небесной приобщает.
И ей сперва часок мы посвятим,
А после – ты с проклятою латынью.
Осел абсурдный! Все наоборот!
Ты музыки-то знаешь назначенье?
Ее изобрели когда-то, чтобы
Отвлечься от работы и учебы.
Мы время посвятим литературе,
А час – потехе, массовой культуре.
Ну, эт-то уж-же пере-ходит вся-кие границ-цы!
Вы толку не добьетесь, ученицу
Лишая слова. Может быть, еще,
Как двоечницу, высечь захотите?
Нет, вы – мои рабы, хозяйка – я:
Учусь тому, что мне самой угодно.
Внимание! Приказываю сесть.
Возьмите и настройте вашу… домру.
Пока читаем, кончите как раз.
Вы кончите, как только все настрою?
Настраивай! Сказали же тебе!
Вот-вот. На чем мы там остановились?
Здесь, госпожа:
О темпорэ, о морэс, люпус эст,
Эт репетицио эст матэр студиорум.
Переводи.
О темпорэ – как я вам уже говорил; о морэс – меня зовут Люченцо; люпус – сын Винченцо из Пизы; эст – замаскированный, чтобы добиться вашей любви; эт репетицио – а тот Люченцо, который к вам посватался, эст – на самом деле мой слуга Транио; матэр – который изображает меня; студиорум – чтобы надуть вашего старикана.
Готово, госпожа! Я все настроил.
А ну-ка… Фу, бемоль-то дребезжит!
В ладошки поплевал – и за работу!
Теперь слушай, как я переведу. О темпорэ, о морэс – да что ты о себе возомнил? Люпус эст – почему я должна тебе верить? Эт репетицио – а ты хоть подумал, что будет, если нас услышат? Эст матэр – не думай, я не такая. Студиорум – но ты забавный.
Настроил, госпожа!
А как бемоль?
Ты свой бемоль подстрой! Раздребезжался…
Филолог? Похотливый негодяй!
Ведь девушку уводит из-под носа!
Ну, мы еще посмотрим, кто кого…
Потом – как знать? Пока тебе не верю.
Поверьте, умоляю! Я клянусь,
Что темпорэ действительно о морэс,
А матэр по-любому люпус эст.
Учителя обязана я слушать.
Допустим, что поверила. Ну, всё!
Теперь Лисицкий. Только без обиды
На то, что я с обоими пока!
Ступай во двор, проветрись, литератор.
Мой экзерсис рассчитан на дуэт.
Я лучше почитаю тут в сторонке.
Глаз не спущу. Сдается, что в нее
Наш Паганини по уши влюбился.
Нет, госпожа, не трожьте инструмент.
Прочувствуйте сперва мою пальцовку
И самые гармонии азы.
Я научу вас гамме очень быстро,
Приятным и проверенным путем.
Давненько уж не трогала я гамму.
Гортензио свою вам преподаст.
Вот здесь. Читайте!
До, ре – засох Гортензио от страсти.
Ми – Бьянка, нету мне без вас житья!
Фа, соль – теперь я в вашей власти.
Ля, си – скорее стань моей женой,
Си, до – а то расстанешься со мной». —
Вы эту чепуху зовете гаммой?
А я-то думала! Давайте инструмент.
Я покажу вам пару септаккордов…
Отец вас просит, барышня, сейчас
Учебу бросить и помочь сестрице
В уборной. Завтра ж свадьба у нее!
Ну, я пошла. Прощайте, педагоги.
Без вас и мне тут незачем торчать.
Пойду и я, пожалуй… Неужели
Ты этого зануду предпочла —
О, Бьянка, – мне, серьезному мужчине?
Всю ночь ведь эту «гамму» сочинял…
Ну, если ты такая… ветряная,
Есть у меня тропинка запасная!
Сцена 2
Уж полдень, а Петручио все нет.
Что скажете? Какая передряга
Так задержать способна жениха,
Когда уже невеста закипает
И три часа в соборе сам прелат
Стоит и ждет: ну, где же молодые?
За что нам выпал этакий позор?
Не вам, а мне! Ведь я вам говорила!
Кому вы, папа, отдали меня?
Хлыщу с большой дороги, сумасброду,
Мерзавцу, негодяю, дураку!
Да он, должно быть, просто посмеялся,
Пари в пивной с дружками заключил —
Поставил золотой на Катарину,
На то, что клюнет, вцепится в него,
Как в карася мурена с голодухи,
И радостная в церковь прибежит.
Он так, поди, уж двести раз венчался!
Кто я теперь? Та самая жена
Петручио, что так и не женился?
Баптиста, Катарина, не спешите.
Петручио давно я раскусил:
Он без причин обманывать не станет.
Хотя он прям, тупого не тупее;
Хотя он шут, но честный человек.
Хотя бы век его я не видала!
Поплачь, дитя. Тебя я не виню.
Тут и святой в истерике б забился!
А каково с характером твоим?
Хозяин, хозяин! Я принес новость! Старую, но совершенно неслыханную!
Старую и неслыханную? Как же это?
Старую, потому что ни для кого не новость, что Петручио пребывает.
Он прибыл?
Да нет же, сэр.
А что же?
Он пребывает.
Когда же он прибудет?
Когда встанет на то место, где вы теперь видите меня.
И что же неслыханного в этой старой новости?
Да то, что Петручио пребывает в неслыханной шляпе и старом камзоле, в старых трижды перелицованных бриджах и в башмаках, годных разве на то, чтобы в них свечи хранить, – один на шнурках, второй – на липучке. Ржавая дедовская шашка с поломанной рукояткой и наголо; измученная сапом лошадь под молью битым седлом с веревочными стременами, вместо спины у нее горный хребет, ухо порвано, глаз навыкате, губы навыворот, хромает на три ноги, хвост отрезан, зубы выпали, грива облезла, – пристрелить бы ее, чтоб не мучилась, – недоуздок из овечьей кожи порван и связан в трех местах, подпруга – из шести кусков, велюровый подхвостник с монограммой – от женской сбруи, тут и там все держится на соплях и шпагатиках.
А кто при нем?
О, сэр, при нем лакей, одетый под стать лошади: одна нога – в чем-то полосатом, другая – в шерстяном чулке на красно-голубых резинках, тирольская шляпа, а к ней вместо пера пришпилен какой-то бред болезненный. Одним словом, чудище, чудище неземное, какой-то, ей-богу, Чужой-3!
Обычно с ним такого не бывает —
Наверное, от счастья одурел…
Пускай он будет хоть в одних кальсонах, —
Я рад тому, что близко наш жених.
И вовсе он не близко, сэр.
Ты же сам сказал, что он прибывает!
Кто прибывает? Петручио?
Ну, да, болван! Кто же еще?
Не, сэр, вы не поняли. Это лошадь его прИбывает, а он прЕбывает у нее на хребте.
Ну, разве это не одно и то же?
Даже с лошадиной рожей
Муж на лошади его —
Доложу вам, это все же —
Вовсе не одно и то же.
Это больше одного.
Ну, где тут насчет жениться? Есть кто дома?
Добро пожаловать, сэр.
Какое там добро! Добрался еле-еле.
Добро, что как угодно добрались!
Вот разве что в костюме не добротном.
А что не так? Оделся второпях…
Но где же Кэт? Возлюбленная, где ты?
Да что тут, папа? Хмуришься, как сыч…
Друзья, вас точно чем-нибудь пришибло!
Глядите, словно я – метеорит,
Или, не знаю… Точно я – Бен Ладен!
А как вы думали? Мы ждали вас с утра!
И дождались… Хорошенькое дело!
Вы что же, в этих тряпках шутовских
Намерены в день вашей же женитьбы
Торчать бревном в глазу у торжества?!
Да уж, дружище. Кстати, расскажите,
Какой такой случился форс-мажор,
Из-за чего вы как бы… припозднились?
Сказать по правде, если объясню
Вам, господа, причину опозданья…
Нет, ни за что! И так не в духе вы.
Бывают в жизни гадости, которых
Здоровым людям лучше и не знать.
Но где же Кэт? Измучен я разлукой!
В зените день – венчаться нам пора!
В таком отрепье явитесь невесте?
Зайдем ко мне, наденете мое.
Спасибо, нет. Я к ней – пойду и в этом.
Пойдете в этом к ней… А под венец?
И под венец. Она же, согласитесь,
Берет в мужья меня, а не костюм.
Эх, если бы любовь мою под старость,
Как мой пиджак, портной мог перешить!
Но – вот дурак! – я тут болтаю с вами,
А где-то там – в помаде и слезах —
Невеста, не целованная мною!
Ох, неспроста! Ох, что-то он задумал!
Нам надо бы его уговорить:
Пускай хотя бы шляпу поменяет.
Пойду за ним. Не вызвать ли врача?
Одной ее любовью сыт не будешь!
Старик уперся: вынь, мол, да положь
Ему из Пизы самого Винченцо…
Да ладно, я и в Падуе сыщу
Какого-нибудь старенького перца,
Способного талантливо сыграть
Здесь моего… нет, вашего папашу,
И смирным поручительством своим
Скрепить любые брачные посулы, —
И вы на Бьянке женитесь тогда.
Мне кажется, все это как-то… сложно.
Вот если бы Лисицкий не ходил —
Коллега мой – за нами как собака —
Давно бы обвенчались мы тайком
И плыли бы на белом пароходе…
Все будет по порядку, все путем,
Не лохи, чай, – профита не упустим
Лисицкого обставим по очкам
И Гремио, подагрика, надуем
И бьянкиного папу разведем —
Все ради вас, хозяин мой Люченцо.
А, Гремио! Что новенького в церкви?
Удрал я, как с урока ученик.
А как невеста с суженым? Готовы?
Вы говорите «с суженым»? Увы!
Знать, некому судить его и сузить!
И даже ей слабо? Не может быть!
Куда там! Дьявол! Бес почище бесов!
Кто бес? Кто дьявол? Он или она?
Она пред ним – дитя, овечка, ангел!
Когда святой отец его спросил:
«Согласны в жены взять вы Катарину?»
«Да, мать твою!» – в ответ он рявкнул так,
Что уронил священник на пол книгу!
Да наклонился, чтобы подобрать…
Ну, чокнутый жених его и шлепнул,
Священник с книгой – кубарем в ногах,
А он орет: «Ты что это затеял?!»
И что невеста?
Шок! Бледным-бледна,
Кусая губы, молча наблюдала
За безобразной сценой.
А потом?
Потом, когда обряд свершился наспех,
Потребовал жених бокал вина,
«За тех, кто в море!» – выкрикнул и выпил,
И выплеснул в лицо пономарю
Остатки со словами: «Всем налейте!»
Потом невесту за щеки схватил
И смачный поцелуй такой отвесил,
Что эхо потрясло церковный свод.
Уж даже я – от сраму сделал ноги,
И остальные, кажется, за мной.
Вот это свадьба! Хлеще карнавала!
Однако чу! Уж слышен Мендельсон.
Друзья, как говорится, и родные!
И близкие. За все – благодарю.
Попировать надеялись со мною?
Увы, увы! Дела, дела, дела!
И снова в путь – опасный и далекий.
Да как же? На ночь глядя? Не пущу!
Пардон, я должен. Служба – дни и ночи.
Быть бизнесменом – страшная судьба!
И как бы вам я ни был благодарен
За то, что мне отдаться помогли
Душой и телом этому созданью,
Хоть тресните, остаться не могу!
Гуляйте, пейте, пойте и пляшите,
А я пошел…
Останьтесь, я прошу.
Никак не можно.
Я вас умоляю!
Низзя, низзя.
Я лично вас прошу.
Я просто счастлив.
Счастливы остаться?
Я счастлив, что вы лично попросили.
Но не останусь. Кто бы ни просил.
Останьтесь, если любите меня вы.
По коням, Грумио!
Да, сэр. Лошадь ваша готова: овса у нее полный бак.
Ну, что ж, ступай! А я останусь тут.
Сегодня, завтра, сколько пожелаю.
Вот Бог, а вот порог! Иди, беги!
Наверное, крепки твои подметки
Ты всем здесь показал, какой ты шут,
И шут с тобой! Давай, вали отсюда!
Да ладно, Кэт, чего ты? Не сердись.
Хочу сердиться – и сержусь! Тебе-то что?
Спокойно, папа. Муж мой остается.
Поехало! Ну, сэр, теперь держись!
Прошу к столу вас, гости дорогие!
Дурачить можно женщину, пока
Ей духу не хватает поперечить.
Они тебя послушаются, Кэт.
За стол, живей! Уважьте молодую!
Танцуют – все! Вот загодя вам тост:
«За непорочность праведной невесты».
Сожрите всё, упейтесь до чертей!
Мне дела нет, но Кэт со мною будет.
Ругайтесь, топайте, грозите кулаком —
Но собственности я своей хозяин:
Она – мое имущество, мой дом,
Гумно, конюшня, пасека и пашня,
Моя корова, лошадь и свинья,
Моя! А ну, посмейте только тронуть!
Я осажу любого, кто мне путь
Из Падуи наружу перекроет.
Эй, Грумио, подай-ка шашку мне!
Разбойники! Скорей, нас окружают!
В опасности хозяйка! Заряжай!
Не бойся, душечка, они тебя не тронут —
За мной ты, как за каменной стеной!
Да пусть уходят! Дружная семейка.
И то! Уж я от смеха еле жив.
Во учудил мужик-то! Во устроил!
Что думает об этом госпожа?
Их можно поместить в одной палате.
Так начался Петручио закат.
Друзья, соседи! Пусть их, молодых!
Ведь главное – законный повод выпить!
Люченцо, сядешь вместо жениха,
А Бьянка пусть сестру свою заменит.
Пускай потренируется. Да, папа?
Пускай, Люченцо. Господа, за мной!
Уходят все.
Действие 5. Битва за престол
Сцена 1
Знаете, в чем беда? Не дураки, нет! И не дурные дороги. Беда – это когда дураки по дурным дорогам в такую холодрыгу отправляются в путь. Кабы не микромотор на спирту, у меня теперь губы примерзли бы к зубам, язык обледенился бы с нёбом, сердце, как «Титаник» среди айсбергов, затонуло бы в брюхе… Но я всю дорогу раздувал в себе огонек, поддерживал, так сказать, внутреннее сгорание топливной подачей. А без этого в такую морозь хорош бы я был – как Наполеон в русском сугробе! Ау! Эй, Герпис!
Кто тут орет как полярник на льдине?
Поздно, доктор. Это не полярник, это уже ледяная глыба и есть. Если не веришь, можешь скатиться по моей спине на фанерке. Огня, Герпис!
А, Грумио… А где хозяин с женою?
Разводи огонь, механик, и не разводи сырость!
А правду говорят, что она огонь-баба?
Была, Герпис, была. Пока холода не ударили. Зима ведь, как известно, приручает любого – и мужа, и жену, и всякую скотину. Никто этой таски не миновал – ни мы с хозяином, ни его жена, ни ты, Герпис.
Полегче, ты, метр с кепкой! Я тебе не скотина!
Я-то с кепкой. А ты без кепки – рога мешают. Но разведешь ты огонь наконец? Гляди, пожалуюсь новой хозяйке, и она своей рукой, хоть и сама теперь в надежных руках, мозги твои запаренные вмиг проветрит!
Ну, ладно, старина. Расскажи хоть, что там в мире-то происходит?
В мире холодно, Герпис. А здесь могло быть тепло. Давай, давай, сделай дело и гуляй смело. Говорят же тебе: хозяин с хозяйкой едва не до смерти замерзли.
Будет тебе огонь. А мне, старина Грумио, новости подавай.
Будут тебе новости. Больше, чем в желтой прессе.
Еще бы! Ты ж у нас настоящий борзописец!
Зажигай давай, пока я от холода вконец не оборзел. Где повар? Надеюсь, ужин приготовили, полы подмели, соломки постелили, паутину сняли? Все слуги по уставу – в плюшевых сюртуках и белых панталонах? Все кружки хороши внутри, а чушки хороши снаружи? Половики постираны? Шнурки поглажены?
Все тип-топ. Пожалуйста – грейся. И – новости, новости, умоляю!
Во первых строках, лошадь моя притомилась, и хозяин с хозяйкой низко пали.
Низко пали?!
Ниже некуда – из седел в грязь. И тут началась такая чувственная история…
Ну же, Грумио, расскажи!
Так ухо-то наклони.
Ну!
Антилопа гну!
Это называется чувствительная история, а не чувственная.
Это называется вызвать сочувствие слушателя. Я просто постучался в твое ухо. Вдруг не все дома? Итак, я начинаю. Значит, едем это мы с дурацкой горки, причем хозяин скачет позади хозяйки…
Оба на одной лошади?
Тебе не все равно?
Мне-то всё. А лошади?
Вот и озвучивай сам остальное! А если бы не перебивал, так услышал бы, как лошадь ее упала, а она – под лошадь. Я б тебе расписал, в какой грязище она барахталась, пока он не поднял ее вместе с лошадью, и как он врезал мне за то, что лошадь споткнулась, а она подползла в грязи на четвереньках, чтобы оттащить его от меня, какими словами он костерил все на свете, а она, вообще не привыкшая просить, умоляла его успокоиться, как я заревел белугой, как лошади разбежались, как уздечка порвалась и подхвостник потерялся… И много чего еще достойного вечной памяти, но теперь обреченного на забвение из-за твоей невоздержанности, пещерное ты животное. Понял, что потерял?
По гамбургскому счету выходит, он сварливей, чем она.
Во-во! И он уже близко к вашим загривкам – твоему и всей твоей братии. А ну, свистать всех наверх! Зови сюда Хулио, Вальтера, Рикки, Мартина, Бориса, Моисея и всех остальных. Да проследи, чтобы космы разгребли, ливреи почистили, подвязки распутали и чтоб каждый встал на левое колено и не смел коснуться волоска в лошадином хвосте хозяина, пока не расцелует ему руки. Все готовы?
Так точно, товарищ старшина.
Построй тут всех.
Слыхали? Вы должны так встретить хозяина, чтоб хозяйке не повадно было.
Притом, что повадка-то у нее своя, особая.
Известное дело.
Ну и банда! Да ей от одного вашего вида уже не повадно станет.
Самые надежные профессионалы!
М-да, любой надежду потеряет, входя в такую компанию. Здорово, молодцы!
Здравия желаем, ваше высокобляуродие!
Здорово, брат. – Как сам? – Привет, курилка. – Ну, как жена? – Как детки? – Подтянись! – Заправь в штаны. – Всё! Тихо! Они идут!
Куда все делись? Никого в воротах!
Пришлось к столбу мне лошадь привязать!
Где Борька, Моисей? Где Мартин с Рикки?
Тут, сэр, все тут, сэр, все мы тут!
Заладили! «Тут сэр мы, сэр мы тут»!
Тупые плосколобые холопы!
Ни взгляда, ни поклона, ни руки!
Где эта дрянь, что загодя послал я?
Тут, сэр. Но тут и там – все та же дрянь.
Дубина! Недоумок! Сукин сын!
Я ль не велел тебе встречать нас в парке
И этих… пионеров взять с собой?
У Хулио подметка отвалилась,
На Вальтера напал соседский пес,
Свалила Рикки страшная ангина,
На ржавый гвоздь случайно Мартин сел,
Чулки цыгане сперли у Бориса,
А Моисей в чулане угорел.
Но всех я здесь построил через силу,
Чтоб оказать достойный вам прием.
За дело, быстро! Ужин подавать!
Куда, куда вы удалились, весны моей…
Куда все провалились? —
Ты дома, Кэт. Садись, располагайся. —
Эх-эх-эх-эх! Уф-уф-уф-уф!
(Возвращаются слуги с ужином.)
Мне долго ждать? – Ну, Кэти, ты чего? —
Стяните сапоги, головорезы!
Жил на свете капитан,
Он объехал много стран,
И не раз он бороздил…
Пшёл вон, босяк! Ты вывихнул мне ногу!
На, получи! Чтоб стягивал нежней.
Кэт, веселей! – Воды нам, пес! И кстати —
Где Жулик, мой любимый буль-терьер?
И Фердинанда, бедного кузена
Не видно что-то… Кэт, уж ты его
Должна расцеловать – бедняга болен.
Умойся, Кэт, горяченькой с дороги… —
Тварь полорукая! Смотри, что натворил!
Прошу, потише! Он же ненароком.
Растяпа, моль, вредитель, таракан! —
Сядь, Кэт, я знаю: ты проголодалась.
Постой, сперва помолимся… – Итак,
Что тут у вас? Баранина?
Ага.
Кто подал?
Я.
И скажешь, не заметил?
Все подгорело! Мясо – как песок!
Да что же вы сегодня, сговорились?
Где повар? А? Удрал? Догнать, догнать!
Собаками травите негодяя!
А это – жрите сами! Все убрать!
Тупая невоспитанная сволочь!
Что? Хмуритесь? Ну, я вам покажу…
Мой дорогой, не гневайтесь, прошу вас:
Мне кажется, баранина была…
Чистейший уголь! Кэт, не спорь, я знаю,
В журнале медицинском прочитал,
Что хуже нет, чем мясо пережарить
И съесть. Оно – сплошной канцероген.
Для печени – пить уксус здоровее!
Тем более ужасно – перед сном
Набить себе желудки чем попало.
Уж лучше мы потерпим до утра,
А завтра на просторе запируем…
Давай тебя я в спальню отнесу.
Видали вы когда-нибудь такое?
Ее же вилы в бок он ей вонзил.
Ну что там? Где он?
В спальне у нее.
Не сказку на ночь – проповедь читает.
Стоит, как призрак дедушки, над ней
И поучает, пальцем не касаясь,
Как «плохо» отличить от «хорошо» —
Спать не дает бедняжке…
Он! Полундра!
Я славно начал битву за престол,
Но как бы раньше времени не кончить!
Соколик мой на взводе так хорош,
Нахохлился, сложил на грудку клювик…
А рано, рано выпускать его:
Дай только волю, он и не вернется.
И жалко птичку голодом морить,
Да прежде травли сокола не кормят.
Еще немного, чуточку дожать —
И станет Кэт навеки мне послушна:
Какой скажу, нацепит колпачок
И на спину серебряный бубенчик,
И по небу кругами полетит,
Когда велю… Но что я? Размечтался!
Не дал поесть – теперь не дам ей спать,
Шум подыму, что простыни сырые,
Найду в подушках колкое перо,
Велю взбивать перины до рассвета…
Что? Неприятель дремлет на посту?
А вот как раз дремать я не позволю
И на уши поставлю гарнизон.
Вперед! На штурм! И крепость будет наша!
Сцена 2
Лисицкий, друг, я не могу поверить,
Чтоб мне, Люченцо, – Бьянка предпочла
Какого-то филолога…
Клянусь вам!
Да вот они. Увидите сейчас!
Ну как тебе пришлась моя наука?
Какой раздел имеешь ты в виду?
Раздел… Да вот – науку страсти нежной!
Я убедилась: ты в ней преуспел.
А кстати – повторенье мать ученья.
Видали, как? А вы еще клялись,
Что Бьянке всех милей синьор Люченцо.
Я потрясен! Коварный женский род!
Она разбила сердце мне, Лисицкий!
Довольно лжи! Открою правду вам.
Я не Лисицкий – я им притворялся.
Но больше не могу, когда вот так
Она, пренебрегая дворянином,
С интеллигентом сходится… Синьор,
Меня зовут Гортензио.
Приятно.
Да мы знакомы! Знаю я, что вы
Всерьез на Бьянке хочете жениться,
И с вами за компанию готов
Отречься от изменницы навеки.
Фу, как противно лижутся они!
Вот вам моя рука, синьор Люченцо,
А вместе с ней – торжественный обет
На Бьянке не жениться, даже если
Она, рыдая, станет умолять.
И я, синьор, вам мамою клянусь,
Что ни за что на Бьянке не женюсь!
Вот так! Пускай теперь кусает локти.
А мы не пропадем!
Не пропадем!
Тут есть одна вдова, слегка за тридцать.
Богата и добра, как Дед Мороз.
Во мне она давно души не чает…
Довольно колебаний, решено!
Прощайте, друг! Пойду вдове сдаваться!
Синьора, к счастью и здоровью —
Желаю век прожить с любовью!
С Гортензио застукали мы вас
И тут же отреклись от вас на пару.
От нас обоих оба отреклись?
От вас одной.
Конец тебе, Лисицкий!
Он женится на крепенькой вдове.
О, Господи!
Ну, может обойдется.
Ты – оптимист.
В душе я – семьянин.
Ты – семьянин? В каком же это смысле?
Петручио, синьора, – мой кумир:
По жизни-то отнюдь не укротитель,
А голову – известно в пасть кому
Он сунул ради ценностей семейных.
Хозяин, есть! Как хитрый сенбернар,
Я рыскал целый день в толпе народа
И наконец приметил старичка.
Идет сюда.
Хорош старик, Бьонделло?
Не знаю. На челночника похож.
Но если приодеть его и вымыть,
И причесать – он точный ваш отец.
Что делать, Транио?
Хозяин, не волнуйтесь.
Мне не впервой морочить старичков.
Я все подстрою так, что он сыграет
Перед Баптистой вашего отца,
И брачный договор – у вас в кармане.
Теперь вдвоем уйдите с глаз моих!
Позвольте, сэр!
Синьор, мое почтенье!
Надолго к нам?
Я, сэр? Недели на две.
Товар вот закуплю – и сразу в Рим,
А выгорит – и в Триполи подамся.
Надолго – это хорошо! А сами родом
Откуда будете?
Из Мантуи.
Что?! Нет!
И ходите по Падуе открыто?
Ну, да, хожу. Мне нечего скрывать…
Вы ничего не знали об указе?
Каком указе?
Герцогском. Хватать
Здесь в Падуе из Мантуи приезжих
И без суда казнить.
Мой Бог! За что?
Причина в том, что в среду на рассвете
Наш герцог, выйдя в море, наскочил
На пару мантуанских канонерок.
На абордаж! А тут еще пираты…
Не вышло. Все в Венеции сидят —
В подвале, ожидая приговора,
И вот – указ. Никто вам не сказал?
Увы, синьор! От вас об этом слышу
Впервые. Я сюда бы не ногой,
Да мне один тут должен десять тысяч.
Я вижу, вы – хороший человек.
Помочь бы надо… Есть одна мыслишка!
А в Пизе доводилось вам бывать?
Да в Пизе-то торчу я постоянно.
Я знаю Пизу. Пиза – это да!
А знаете такого там Винченцо?
Слыхал о нем, но лично не знаком.
Предприниматель крупного масштаба.
Он – мой отец. И должен вам сказать
Вы на него разительно похожи.
Чтоб в этой переделке выжить вам,
От доброты душевной предлагаю.
Поскольку знают все, что мой отец
На днях меня проведать собирался,
Я объявлю по городу, что вы
И есть папаша мой синьор Винченцо.
Поселитесь пока что у меня,
Оденетесь, конечно, поприличней,
Разок-другой приветите гостей…
А, Бог не выдаст, денежки вернете —
Отправитесь себе… Куда там?
В Рим!
И вам за все по гроб обязан буду!
Да не вопрос! Хотя – еще одно.
Я сватаюсь тут к дочери Баптисты,
Придется вас представить и ему.
Так вы уж постарайтесь натуральней:
Мол, то да сё… Мол, где тут подписать?
Поставите в контракте брачном крестик.
Формальности! Ну, милости прошу!
Уходят.
Сцена 3
Нет, не просите. Рад бы – не могу.
Чем дальше в лес, тем больше мухоморов:
Зачем женился? Чтобы уморить?
Ведь нищие, с протянутой рукою
В отцовский дом стуча, – и те могли
Рассчитывать на корочку хотя бы.
А мне на что надеяться, когда
Ни есть, ни спать мне муж не позволяет,
И самое противное, что все
Оправдывает трепетной любовью:
«Не ешь, не пей – тебе же хуже будет.
Так подыхай, голубушка моя!»
Но волю даже на смерть осужденных
Гуманный есть обычай – исполнять.
Прошу еды какой-нибудь! Немножко!
Как скажете. Сойдет телячья ножка?
Сойдет, сойдет. Неси же поскорее!
Боюсь вот только, мясо гонит жёлчь.
А может, лучше макароны с сыром?
Годится, Грумио, я с детства их люблю.
Нет, не годится. Вредно вам мучное.
А есть еще с горчицей холодец.
Тащи. Готова съесть его без хлеба.
Опять не то: горчица – горячит.
Дай холодец, и к дьяволу горчицу!
Да как же? Без горчицы холодец
К господскому столу?! Не по уставу.
Так по уставу дай хоть что-нибудь!
Пожалуй, принесу стакан горчицы.
Вон! Вон отсюда, ты, глумливый раб!
Кормить меня названиями вздумал?
Так вот тебе! Держи без лишних слов
За то, что над моим смеешься горем.
Вон, сказано тебе! Пошел! Пошел!
А вот и мы! Что котик приуныл?
Синьора, как вы?
Хуже не бывает.
Вдохнув поглубже, выдохни семь раз,
Как давеча учил я. Не забыла?
Гляди-ка, что я кисоньке принес!
Теперь уж сам, как надо, я пожарил…
Насупилась? Молчишь? Не угодил?
Выходит, зря с утра потел на кухне…
Все выбросить?
Оставьте, я прошу.
А слово где волшебное?
Спасибо.
Петручио, ты это… чересчур!
Синьора, я позавтракаю с вами?
Садись, Гортензио! Здесь хватит на троих.
Кэт, кушай побыстрей. Пора в дорогу —
Мы едем в гости к папе твоему.
Уж там ты окунешься в кутерьму —
Из юбок, шляпок, золотых колечек,
Из штучек-дрючек, бархатных уздечек,
Из кисточек, сережек, вееров,
Браслеток, бус от лучших мастеров.
Ты все жуешь? А ждет портной в прихожей
Твой стан овить бесценною одежей.
Входи, наперсток. Что ты нам принес?
Клади на стол.
А ты с чем нынче, сударь?
Вот шляпка, ваша милость, – ваш заказ.
Так это шляпка? А по форме – кружка,
Нет, миска с кашей! Фу, какая дрянь!
И маленькая, точно подзатыльник.
Фитюлька, клипса, детский колпачок!
Получше нет? И главное – побольше.
Не надо больше. Это тот фасон,
Который носят правильные леди.
Стань правильной – и я тебе куплю
Одну такую.
Мне кажется, я, сэр, имею право
Сказать, что думаю. Ведь я уж не дитя.
Не нравится – так уши заложите,
Язык мой должен сердце разгрузить,
Иначе сердце просто разорвется.
Я рождена свободной и хочу
В замужестве свободной оставаться,
Хотя бы на словах…
Ну, и скажи.
Нет, правда, ну не дрянь ли эта шляпа!
Ракушка, фунтик, шелковый пирог:
Люблю тебя за критику халтуры!
Не любишь, любишь, – это подойдет.
Я ничего другого не желаю.
Вот это платье? Дай-ка нам взглянуть.
О, Господи! А это что за штука?
Рукав? Подол? Мортиры что ли ствол…
Что верх, что низ, – разъехалось, как пудинг.
И так, и сяк – сплошной перекосяк!
Черт побери, ты что ж это состряпал?
Как вы сказали – в точности по моде
Все раскроил и аккуратно сшил.
Вот дать бы тебе в точности по морде,
Все раскроить и аккуратно сшить!
А после всем сказать, что так и было.
И денег взять побольше. Убери!
Тебе не место даже в подмастерьях.
Я в жизни платья лучше не видала,
А именно – роскошней и модней.
Задумал из меня ты сделать куклу?
Да! Куклой хочет сделать он тебя!
Она имела в виду, что куклу из нее желает сделать ваша милость.
Ты что, наглец чудовищный, там врешь?
Линейка ты, игла, мелок, обмылок!
Блоха ты, вошь, запечный стрекотун!
В моем дому булавка – мне указчик?
Прочь, ты, лоскут, ничтожество, ремок,
Пока твоим же метром не отделал
Тебя я так, чтоб навсегда молчок!
Испортил платье – и еще болтает…
Я, ваша честь, все сделал по заказу.
Ваш Грумио заказ мне передал.
Передавал я только матерьяльчик.
А также – как я должен платье шить…
Да как? Понятно. Ниткой да иголкой.
Не вы ли наказали мне – покрой?
А вы, синьор, отделывать-то мастер?
Ну, да!
Вот только меня не надо отделывать. И покрывать не советую. Может, кто и говорил вам: «Покрой меня, покрой!» Только не я. Терпеть не могу, когда меня отделывают и кроют почем зря. И ничего такого я вам не наказывал. Нечего сочинять!
Вот, здесь. У меня все ходы записаны.
Ладно, читай.
Записаны у него! Я же говорю – сочинитель.
Хозяин! Что он там понаписал? Свободное? Да кто ж его посадит? Оно же платье! Я говорил просто – платье.
Валяй дальше.
Накидку признаю. Смешно отпираться.
А вот рукавов было два.
«Рукава причудливо срезаны»
А вот тут уже мерзость.
Очепятка, сэр, очепятка! Я командовал, чтоб рукава были срезаны и сразу вшиты обратно. И докажу свои слова. Мизинца в наперстке не испугаюсь!
Я говорю правду. И готов с тобой встретиться в условленном месте.
Я и здесь к твоим услугам: держи покрепче свою записку, а мне дай линейку – и бей, не жалей.
Боже сохрани, Грумио! Ты не оставляешь ему шансов.
Короче говоря, сэр, мне это платье не подходит.
Погодите, сэр. Оно же для хозяйки!
Вот, подбери его и делай что угодно!
Стой, подлец, не позволю! Сэр, вы хоть думаете, что говорите?! «Подбери хозяйкино платье и делай что угодно»? Не подходи – убью!
И успокой, скажи, что все оплатим.
Да ладно, Кэт, поедем в гости мы
В своих обычных честных серых платьях.
Скромней одет – полнее кошелек.
В здоровом теле важен дух здоровый.
Да разве сойка лучше соловья
Лишь потому, что ярче оперенье?
И что, ужа приятней крокодил
Благодаря его красивой коже?
И так же ты не станешь хуже, Кэт,
Хоть в тогу нарядись, хоть в супермена.
И не стыдись. Вали все на меня:
Мол, рада бы, да муж не позволяет.
Однако в путь, уж семь без десяти:
Бог даст, успеем в Падую к обеду.
Позвольте, сэр, недавно било два.
И к ужину-то верно опоздаем.
Я говорю вам – семь. А если нет,
Велю, чтоб распрягали. Мы не едем.
Я не рискну пуститься в путь с женой,
Которая все время мне перечит.
Ну, хорошо, согласна: семь, так семь.
Способны приручить вы даже солнце!
Сцена 4
Вот этот дом. Ну, что? Я постучу?
Стучите. Да не бойтесь, обойдется:
Баптиста вспомнит, может быть, меня.
Мы в Генуе, назад тому лет двадцать
С ним жили в номере гостиницы «Пегас».
Как жили?!
А? Нет, в шапочном знакомстве.
Ну, ладно. Испугали вы меня.
Да полно, сэр.
А вот и ваш слуга.
Ему, признаться, выучку б я вправил.
Да справится.
Учти, подлец, что он теперь Винченцо.
Учту-учту. Вот! Всё. Уже учел!
Ты передал, что велено, Баптисте?
Сказал, что уж в дороге наш отец
И в Падую вот-вот буквально будет.
Отлично, парень. На тебе на чай.
Баптиста здесь!
Синьор Баптиста! Вас ли вижу я?
Сэр, это он. Отцом примерным будьте
И Бьянку отвоюйте для меня.
Сыночек мой!
Синьор, прошу прощенья.
Я в Падую по делу заскочил —
Собрать долги и… в общем, все такое.
И встретил сына. Надо же! Сынок…
Вот повезло! Ну, сели, выпиваем…
Как вдруг – скажите-ка! – еще один сюрприз.
Буквально со слезами мой… Люченцо
Мне рассказал, что страстно полюбил
Тут вашу дочку…
Бьянку.
Точно, Бьянку!
А главное – влюбилась и она.
Причем в него. Что важно. В чем же дело?
А дело в том, что не было меня,
Чтоб с вами поболтать по-стариковски
И договор их брачный подписать.
Так вот он я, заранее согласен
На все условия. Спросите: почему?
Да потому что с детства о Баптисте
Как честном человеке услыхал
И все мечтал: вот с ним бы породниться!
Синьор, и вы простите старика.
Мне ваша прямота весьма приятна.
Люченцо с Бьянкой точно влюблены
Друг в друга, если оба не лукавят.
К чему бы им лукавить? Ха-ха-ха!
А потому, мне кажется, мы хором
Свою судьбу должны благодарить
За встречу, за любовь, за звезды в небе,
За нравственный закон… Но где бы сесть,
И обсудить условия подробно?
Я в принципе-то дочь готов отдать…
Так может, к вам?
Нет, нет! У стен есть уши!
А лучше бы в секрете все пока…
И Гремио, сосед, поскольку тоже
Питал надежду Бьянкой овладеть,
Узнав про свадьбу, может все расстроить…
Тогда ко мне. Пожалуйте, отцы.
Вот, правда, в доме с выпивкой не густо.
Но пустяки – кого-нибудь пошлем.
И, кстати, вы за дочерью пошлите
Кого-нибудь. Хоть Камбуза! А ты
Нотариуса к нам веди, Бьонделло.
И то. Эй, Камбуз, сбегай-ка домой
И Бьянке расскажи, о чем услышал.
Обрадуй девушку, так прямо и скажи,
Что скоро замуж. Пусть прихорошится
И в дом Люченцо к ужину придет.
Мы к ужину как раз договоримся.
Надеюсь!
Но и сам-то не плошай!
Беги, пока контора не закрылась.
Синьор Баптиста, я вас провожу.
Вот так. А вы, отец, идите слева.
Винченцо, эй!
Я слушаю, мой друг!
Ну, как там Пиза?
Пиза – процветает!
Эй, Камбуз, пст!
Чего тебе, Бьонделло?
Видали, как мой господин, который ваш слуга, корчил вам рожи и подмигивал?
Ну, и что? Обычное его занятие.
Да нет, все сложнее гораздо. Я ж нарочно вернулся, чтобы, согласно его поручению, растолковать вам все эти ужимки и прыжки.
И в чем же мораль сей басни?
А вот в чем. Баптиста вне игры, поскольку занят беседой с подставным отцом о подставном сыне.
А что с ним не так?
А вам, между тем, поручено привести его дочь на ужин.
А с ней что?
Старый священник из церкви Святого Луки к вашим услугам в любую минуту.
Да зачем он мне? Я только что, в пятницу исповедался.
Ой, я не могу! Пока они там обсуждают права сторон, вы можете обеспечить себе одно пожизненное право в церкви. Только прихватите пару надежных свидетелей.
Какое право? Свидетелей чего?
Все, мне надо бежать. Слушайте внимательно: знавал я женщинку, которая в один прекрасный день вышла замуж, пока ходила в огород за петрушкой для кролика. Так вот, сэр, вы вполне можете оказаться на ее месте. Засим прощайте, сэр. Мой хозяин, который ваш слуга, велел мне сказать священнику, чтобы он сегодня никуда не уходил и поджидал вас с вашим аппендиксом.
Скажите, что священнику аппендикс?
Он не хирург… Пойду и расскажу
Все Бьянке. Уж она-то разгадает
Бьонделло непонятную мораль.
Уходит.
Сцена 5
Еще чуть-чуть. Рывок – и мы на месте.
Какая нынче яркая луна!
Помилуйте, луна? Да это ж солнце!
Вот здравствуйте! Луна, я говорю.
Я знаю: это солнце светит в небе.
Я внуком бабушки моей клянусь, собой бишь,
Над нами быть луне, или звезде,
Или тому, что будет мне угодно!
А нет – так поворачивай коней!
Все поперек да накрест, что ни слово!
Пускай луна. Ведь правда, повернет.
От дома в двух шагах и возвращаться?
Да что угодно – солнце ли, луна.
Пожалуйста! Да хоть свечной огарок.
Что скажете, я то и повторю.
Я говорю, луна.
Луна, известно.
Да что ты врешь! Луна средь бела дня?
То солнце!
Солнце? Тьфу ты, точно солнце!
А скажете, что нет, – скажу, что нет.
Да будь ваш ум изменчив, как приливы,
Весь мир для Катарины станет тем,
Чем вы его сегодня назовете.
Петручио, ты взял еще редут.
Так под гору летит сизифов камень,
А не наоборот. Но кто там на дороге?
Откуда ты, прекрасное дитя?
Кэт, дорогуша, честно мне признайся:
Видала ли ты девушку свежей?
Ведут войну на щечках алый с белым,
Прекрасны, точно в небе две звезды,
Глаза горят на личике небесном,
Скорей ее в объятья заключи
За красоту чудесную такую!
Не съехал бы старичок с катушек от этих комплиментов!
О, юная прелестная девица,
Свежа и хороша ты, как бутон!
Как счастливы такого чада предки!
Счастливее еще тот паренек,
Кого тебе любить назначат звезды!
Кэт, что с тобой? Надеюсь, не горячка?
Ты девушкою дедушку зовешь
В регалиях, сединах и морщинах!
Ой, дедушка! Обман усталых глаз!
На солнце слишком долго я глядела
И путаю предметы и цвета.
Теперь-то вижу: старец ты почтенный.
Закрой глаза, прошу, на мой конфуз.
Простите нашу выходку, отец.
Куда вы направляетесь, скажите.
Кто знает, вдруг нам с вами по пути?
И вас, синьор, и вас, дитя, прощаю.
В пути мне эти шутки не впервой.
Винченцо я, живу обычно в Пизе,
А нынче к сыну в Падую спешу.
Давненько уж не виделись мы с сыном.
А звать его?
А звать его Люченцо.
Ну надо же! Вот это повезло!
Теперь уж не по возрасту – по праву
Могу своим отцом я вас назвать.
С сестрой моей жены, вот этой дамы
В финале обвенчается ваш сын.
И не тревожьтесь. Девушка что надо!
Красавица! Отец ее – богач.
Любому дворянину чем не пара?
Но дайте же мне, дайте вас обнять
И проводить к счастливому Люченцо.
Я представляю, как он будет рад!
Вы правду говорите или эдак
Еще меня решили разыграть?
Петручио, откуда… Ты уверен?!
Где шутки – там доверию конец.
Поедем дальше – сами убедитесь.
Я до сих пор надеялся… И вот —
Петручио поддал мне скипидару!
Скорей к вдове! Синица-то в руках
Получше журавлицы в облаках.
Уходит.
Действие 6. Счастливый бастион
Сцена 1
Бегом на цыпочках, сэр. Священник уже заждался.
Лечу, Бьонделло. Но тебя, наверно, тоже заждались. Беги домой.
Вот подведет вас к алтарю невеста, —
И побегу, а нет – не сдвинусь с места.
Где Камбуз-то? Помрешь, пока придет!
Вот в этом доме, сэр, живет Люченцо.
А тестя моего подальше дом,
У рынка. Мы пошли?
А как же выпить
По рюмке за знакомство? Нет, мой друг.
Сейчас мы тут и выпьем, и закусим!
Да дома, дома. Стукните ногой.
Вот так.
Вы что там себе позволяете? Дверь вышибить решили?
Синьор Люченцо дома?
Дома, но никого не принимает.
А если узнает, что ему принесли тысчонку-другую, все равно не примет?
Оставьте себе свои тысчонки: пока я жив, он с голоду не помрет.
Ну, что я говорил? Вашего сына в Падуе просто на руках носят. Эй, вы, сэр, как вас там, кончайте валять дурака! Немедленно передайте синьору Люченцо, что тут его папаша – прямиком из Пизы и все еще торчит под дверью!
Чего ты врешь! Его папаша давно уж в Падуе и в настоящий момент глядит из этого самого окошка на твою нахальную физиономию.
Это кто? Это ты что ли его папаша?
Натурально, сэр. По крайней мере, так мне мать его говорила. А у меня нет оснований не доверять покойнице.
Хватайте негодяя! Держите, пока он чего-нибудь не натворил, выдавая себя за меня!
Вот, и все, довел их до алтаря и, как говорится, большому кораблю – большая…
Ай, кто это? Мой старый хозяин Винченцо! Недолго музыка играла…
А ну-ка, подойди сюда, ухорез.
А по какому, сэр, собственно, праву?
Поди сюда, разбойник. Что, уже забыл меня?
Забыть вас, сэр! Да как вам не стыдно? Повернулся же язык. Да как я могу вас забыть… когда я вас до этого ни разу в жизни не видел!
Что?! Висельник ты отпетый! Смеешь утверждать, что ни разу не видел хозяйского отца Винченцо?
Напраслина за напраслиной! Вовсе я этого не утверждаю. Хозяйского отца я видел. И не однажды. И теперь его вижу – вон, из окна выглядывает.
Действительно. Выглядывает. Тьфу! Запутал!
Спасите-помогите! Хулиганы зрения лишают!
Сынок, на помощь! Караул, синьор Баптиста!
Кэт, дорогая, постоим тут в сторонке. Надо же узнать, чем кончится эта заварушка.
Отходят в сторонку. Входят Челночник, Транио, Баптиста и др.
Кто вы такой, сэр, что позволяете себе избивать моего человека?
Кто я такой, сэр? Нет, это ты кто такой, сэр? Бессмертные боги! Это ты, злодей! Шелковый камзол! Бархатные штаны! Белый плащ с кровавым подбоем! Ох, беда! Пока я в Пизе зарабатываю тяжким капиталистическим трудом, мой сын со своим слугой проматывают все денежки в Падуе!
О чем это вы? Что за чепуха!
Мужчина, вам нехорошо?
Сэр, вы вроде бы одеты прилично, выглядите солидно, а выступаете, как на митинге. Ну, какая вам невзгода в моих брюликах и «роллексе»? Они же не на бюджетные деньги куплены. Спасибо моему папе – ни в чем не отказывает.
Твоему папе! Мерзавец! Да твой папа в Бергамо паруса шьет!
Ошибаетесь, сэр, ошибаетесь. Вы думаете, кто это? Как его имя?
Его имя! Мне ли не знать его имени, когда я подобрал его в грязи, сопливым трехлетним пацаненком. Транио! Вот его имя.
Уйди, уйди, безумный лиходей! Его имя Люченцо, и он мой единственный сын и наследник. А мое имя – синьор Винченцо.
Люченцо! Ох, он убил и ограбил своего хозяина и выдал себя за него! Именем короля, хватайте супостата! Сынок, сыночек мой! Где он, душегуб? Куда? Куда ты спрятал труп моего сына?
Все, я зову пристава. Пристав!
Посадите в кутузку этого безумного проходимца. Синьор Баптиста, прошу вас, проследите, чтобы его отвели куда следует.
Меня – в кутузку?!
Стой, пристав! Он не пойдет в кутузку.
Помолчите, синьор Гремио! Он пойдет в кутузку. Это я, Баптиста, вам говорю.
Опомнитесь, синьор Баптиста. Вы ничего не понимаете. Чует мое сердце, что он и есть настоящий Винченцо.
Так побожись!
Не стану я божиться.
Может, твое сердце еще чует, что я – не Люченцо?
Нет, почему? Я знаю: ты – Люченцо.
Все, хватит! Уведите пациента!
Как на чужбине горе по пятам!
О злобный, о чудовищный мерзавец!
Всё! За ним уже пришли! Не узнавайте! Отрекитесь! Сын за отца не ответчик!
Папаша, виноват!
Живой, сынок? Живой!
Отцы, простите нас.
За что простить?
А где Люченцо?
Я и есть Люченцо.
Законный сын законного Винченцо.
И с дочерью мы вашей обвенчались,
Пока вы тут с фальшивыми общались.
Надо же, всех провели! И только старого Гремио интуиция не подвела!
Где ж Транио? Сыщите негодяя,
И я ему за все накостыляю!
Постойте, погодите. Ты – не Камбуз?
Ну, сколько можно, папа. Он – Люченцо.
Любовь! Она одна всему виною,
Верней, ее кривые зеркала.
Влюбившись в Бьянку, мы переоделись,
Я Транио велел назваться мной,
А сам назвался Камбузом, поскольку
Хотел как можно ближе к Бьянке быть.
Всю эту хитрость я, отец, придумал,
А Транио ни в чем не виноват.
А в кутузку меня тащить тоже ты его надоумил?
Стоп. Давайте отмотаем. Вы что ж это, сэр, обвенчались с моей дочерью? А вам папа разве не говорил, что в таких случаях надо спрашивать разрешения у старших?
Баптиста, не сердитесь. Смотрите, как со мной поступили, я и то держу себя в руках. А сына я воспитывал по японской системе – позволял делать все, на что ума хватает.
И вырастили хитреца! Ай-ай-ай! Ну, да ладно, пойдемте. Чему быть, того не миновать. А того, что было, – тем более.
Вот видишь, Бьянка! А ты говорила: «Прибьют, прибьют…»
Пирог поспел. И втайне съеден. Точка.
Всем хорошо. А мне – так ни кусочка.
Пока наблюдала за этой глупейшей сценой, мне в голову пришла прекрасная идея насчет того, как нам с вами, дорогой супруг, увеличить наше состояние.
Сказать ли?
Поцелуй меня сначала!
Как, прямо здесь?
Стесняешься меня?
Неловко мне при людях целоваться.
Ах, так! Опять? Тогда – назад, домой.
Нет-нет, постойте! Я вас поцелую…
Как? Хорошо? И кстати, перестань,
Пожалуйста, мне выкать, Катарина.
Сцена 2
Итак, все хорошо, что хорошо
Кончается. Чума ли то, война ли.
Отмучились. Ведь в Падую, друзья,
Из Пизы я скакнул как тот ныряльщик
За перлами в пучину со скалы.
И вытащил в итоге приключений
Крупнейшую жемчужину – жену.
Надеюсь, ты отца полюбишь, Бьянка,
Как я уже Баптисту полюбил.
Ну, брат Петручио с сестрою Катариной,
И вы, Гортензио с премиленькой вдовой,
Прошу к столу. Садитесь, поболтаем
И досыта, конечно, поедим.
Опять еда. И снова разговоры.
А в Падуе, сынок, вот так всегда.
Практически всё то же и в Вероне.
И всё же мне не слишком повезло.
Гортензио, вдовы своей побойся!
Ага! Намек на то, что я страшна?
Нет, просто оборот: «побойся Бога,
вдовы побойся», в смысле – «что ты врешь?»
Как вывернулся с этим оборотом!
Так оборотист.
Леди, вы про что?
Про зуб, что на – меня ваш муж имеет.
Имею вас? Гортензио, ты как?
Моя вдова сказала, зуб имеешь.
Отбил вдову.
«Как вывернулся с этим оборотом»…
Что значат эти странные слова?
Ваш муж взят в оборот своей женою,
А вывернуть решил на моего.
Понятно вам, кого в виду имели?
Вас на виду имели?
Нет, тебя!
Ну, да. Тебя – и тайно не имеют.
Добавь ей, Кэт!
Ату ее, вдова!
Поставлю сотню, Кэт ее завалит.
Позволь! Уж это дело-то – мое.
Сказал, как деловой! Твое здоровье!
Как, Гремио, болтушки? Хороши?
Болтливы поровну.
Болтливы и бодливы.
Бодливых украшение – рога.
Невеста, эй! Для мести вы проснулись?
Ага, уже. Теперь еще вздремну.
Э, нет, сестра! Теперь пойдут уколы.
Готовься к бою, раз уж начала.
Не девочка, уколов не боюсь
И, если очень надо, уколюсь.
А ну-ка, выйдем!
И поговорим.
А от моих уколов убежала.
Что, Транио? Ты тоже не догнал?
Давай за тех, кто вечно мимо кассы.
Я как бы для Люченцо был борзой,
Ему и отдал загнанную тушку.
Пассаж хорош, но псиной отдает.
Ну, вы-то, сэр, охотились без своры, —
И ваша лань сама загрызла вас.
Хо-хо, Петручио! А Транио – не промах.
И между прочим, верный мой слуга.
Признай, признай, Петручио, ты ранен!
Слегка задет в бедро. Но рикошет
Задел еще больнее вас обоих.
Сынок, увы, как это ни печально,
Строптивей всех досталася тебе.
Ну, я бы не сказал. Легко проверить.
Пусть каждый за своей женой пошлет.
Чья из троих придет на зов скорее,
Тот и сорвет весь банк. Согласны? Нет?
Согласен. Сколько?
Например, пятнадцать!
Пятнадцать? Нет! На суку или лошадь
Я ставлю столько. Больше в двадцать раз
Готов я на жену свою поставить.
Пятьсот?
Семьсот.
По штуке!
Эх, согласен!
Грабеж! Да ладно, сам я виноват.
Кто первый?
Я. Эй, сбегай-ка, Бьонделло,
Скажи хозяйке – пусть придет ко мне.
Иду.
Сынок, возьмешь меня за Бьянку в долю?
Еще чего! Я Бьянкой не делюсь.
Ну, что ж она?
Хозяйка вам просила
Сказать, что не придет, поскольку занята.
Как «не придет, поскольку занята»?
Хорош ответ!
Ответ вполне приличный.
Молитесь, сэр, чтоб вам такой пришел.
Авось, придет.
Поди к моей, Бьонделло,
Скажи: прошу ее ко мне сюда.
Ага! Он просит! Эдак-то конечно!
На просьбу-то откликнуться должна.
Ну, уж свою-то вряд ли ты упросишь,
Хоть стой, хоть падай.
Ну же, где жена?
Она сказала: «Верно, это шутка?»
И вам велела срочно к ней прийти.
Еще не легче! Шутка! Вот так шутка!
Ужасно! Нестерпимо! Ну и ну!
Что ж, Грумио, ступай к своей хозяйке,
Скажи, я ей велю прийти сюда.
Ответ я знаю.
Что же?
Черта с два!
Случались и похуже огорченья.
Святая Дева! Вот она! Идет!
Что вам угодно, сэр? За мной вы посылали…
Где ж Бьянка и Гортензио вдова?
Беседуют в гостиной у камина.
Обеих приведи скорей сюда.
А станут упираться – ты их плетью
Гони как скот в объятия к мужьям!
Вот чудо-то! Загадочное чудо!
Какое чудо! В сговоре они!
Да, в сговоре, друзья! И этот сговор —
Супружества счастливый бастион,
А гарнизон – любовь и пониманье.
Петручио, сынок, ты победил!
И выиграл две тысячи. Немало —
Для партии в железку и триктрак.
Но дочь моя – не пиковая дама,
А я – не крохобор какой-нибудь
И к двум добавлю ровно двадцать тысяч,
Удвоив тем приданое ее!
Не откажусь. Но выиграл я нынче
Получше приз. Любовь нельзя купить!
Любовь бесспорно – честная победа.
Но я еще вам это докажу,
Когда моя сюда притащит ваших.
Послушай, Кэт, сними ты эту дрянь,
Что сдуру нацепила на макушку,
И растопчи!
Как скажешь, милый мой.
Не дай мне Бог скатиться до такого.
Так унижаться? Дудки! Лучше смерть!
Какая глупость! Что с тобой, сестрица?
Ах, Бьянка, жаль, что ты не так глупа!
От мудрости твоей в постели даже
Ночесь я оробел, а только что продул
Аж тысячу!
Бревно тебя умнее!
Оно хоть не поставит на меня.
Прошу тебя, любимая, открой им,
В чем нашего согласия секрет.
Да запросто. Та женщина проворней,
Умнее и сильнее мужика,
Чья жизнь в законном браке не сложилась.
Я знаю. Я сама была такой.
Умом и непокорностью блистала,
Проходу не давала никому
И думала, что Бог меня с мужчиной
Во всем, по сути, равной сотворил.
Так и жила, пока не полюбила.
А полюбив, мгновенно поняла:
Я не хочу на мужа быть похожей,
С моим супругом так же мы равны,
Как пуговица с петелькой на платье,
Как болт и гайка, гвоздик и доска,
Как толстый шмель и хмеля цвет душистый…
Ну, словом, чтоб держалось это все,
Уже в Раю мы разнились заметно.
Мой муж – мой царь. Пока он надо мной,
Я в нем найду опору и защиту,
Свободная от мужниных забот.
Он – пахарь, пастырь, воин и добытчик,
В воде – матрос, а в небе – космонавт.
Он борется за время и пространство,
Он добывает пищу и тепло,
Летит во тьму в любое время года,
Идет в поля под снегом и дождем,
Пока его я дома поджидаю,
Над детскою кроваткою тайком
Слезу смахнув. Я жду – и он вернется.
Понятно вам, девчонки? Надо ждать,
Любить, ласкать и нежно подчиняться…
Сотрудничество лучше мятежа
И наш союз с годами укрепляет,
От этого и вертится Земля!
Иди ко мне! Целуй меня, родная!
Ну, я дурак! А парню повезло!
На склоне лет мы в детях расцветаем!
А в браке правду жизни постигаем.
Пойдем же, Кэт, давно пора в постель.
Здесь четверо мечтали выбить цель.
Но я один попал в нее. А впрочем,
Желаю всем – веселой доброй ночи!