Патрик О'Лири

Важен только сон

Гужов Е., перевод

После долгого пребывания за рулем неуверенный отец распаковал чемодан на постели, где его светловолосый сын уже валялся на животе и с такой скоростью переключал телеканалы, что палец почти расплывался в глазах на кнопке удаленника. Конкурс Бикини, Суффле, Танк, Суд, Расстрел-Команда. Отец подумал: как он может щелкать так быстро? От кого он этому научился? Не от меня.

К несчастью, невозможно отвлечься от мерцающего экрана или от наличной задачи. Их номер в мотеле был анонимен. Он мог быть номером кого угодно. Белые стены. Белые полотенца. Шумный кондиционер. Картинка обнаженной красотки, поднявшей пляжный зонтик, застенчиво прикрывая свои лучшие места. Коричневая ореховая постель развалилась, накрытая матрацем, где незнакомцы занимались любовью и были разочарованы, где подростки занимались любовью и были разочарованы, где любовники занимались любовью.

И были разочарованы.

Отец спросил: "Тебе не кажется странным спать на постелях других людей?"

"Здесь нет постелей других людей", ответил сын, не отрываясь от телевизора. "Они еще не приехали."

Этот мальчик всегда заставляет его смеяться. И если дойдет до худшего, он будет скучать по нему. Он надеется, что мать будет тоже. Он надеется, что она будет скучать по ним обоим.

На пути в клинику он сказал: "Это просто проверка. Не о чем беспокоиться."

"А кто беспокоится?", отозвался сын.

Доктор сам взял кровь. У него была козлиная бородка и намек на французский акцент. Он прижал ватный шарик к сгибу локти мальчика. Тот воспринял все, как мужчина.

"Вы принесли чек?"

Отец передал его. "Никто больше не покрывает никаких расходов."

Чек исчез во внутреннем кармане белого халата доктора. "Теперь вы", сказал он.

Отец закатал рукав. Мальчик следил. Доктор вручил обе пурпурные пробирки санитарке, сказав: "Побыстрее с этим."

Отец и сын сравнили повязки. Ноги мальчика свисали со смотрового стола болтаясь туда-сюда.

"Мне надо было захватить свою карточку с играми", сказал мальчик.

Доктор, казалось, обрадовался возможности поболтать. "Ты играешь в "Маму-снайпера"?"

"Ага."

"Я тоже. Какой у тебя ранг?"

"Кахуна", ответил мальчик.

"Вот дети", хохотнул врач. "У них такие рефлексы, что нам и не снились."

Отец кивнул.

"Моя любимая - "Учитель Стрип"", сказал мальчик.

"Тебе немножко рано в нее играть, не так ли?"

"Я... Мы не верим, что детей надо защищать от реальности. Я понимаю, он еще мал..."

"...я шучу", сказал доктор. "Мои дети в нее тоже играют."

"Нет смысла замазывать факты", сказал отец.

"Конечно, нет", согласился доктор.

"Мы не можем жить в культуре отрицания."

Доктор кивнул.

Санитарка молча вернулась с двумя листками бумаги. Она даже не взглянула на мальчика, который пристально смотрел на ее браслет из белых жемчужин.

Доктор воззрился над очками. Он попросил мальчика немого подождать; им надо кое-что обсудить с отцом. Они вышли в коридор.

"Я извиняюсь", сказал доктор.

Мужчина закрыл глаза и медленно выдохнул, сморщив губы. Приятели говорили, что это помогает. Помогло.

"Вам стоит подумать, как лучше сообщить эту новость."

Через минуту мужчина сказал: "Извините?"

"Мальчику."

Мужчина кивнул.

"Прямая откровенность вызывает меньше дискомфорта. Это как вырвать зуб."

Мужчина кивнул. Доктор тронул его руку и из пухлого кармана достал браслет из черного жемчуга. Тот лег в открытую ладонь мужчины словно перевернутая кобра.

Естественные логические последствия, подумал он. Так писалось в книгах, когда они были молодыми родителями. Не кара. Не даже наказание. Последствия.

На самом деле он даже может воспользоваться этим словом, когда отдаст ей жемчуг. И посмотрит, как с этим справится ее лицо.

Он заметил санитарку чуть дальше по коридору, которая следила за ними, притворяясь, что пишет в записной книжке. "На что вы смотрите?", рявкнул он. Она опустила глаза.

Дверная ручка была ледяной, когда он вновь вошел в смотровую и увидел мальчика, сидящего на застеленный бумагой столе, засунув руку в свой большой карман. Он сел рядом и сказал: "Анализ положительный."

Мальчик ничего не сказал.

Он ничего не говорил, когда на машине ехал обратно в мотель, хотя думал, что все выглядит в точности так же, как на пути сюда, но это больше не так. Однако, если не слишком присматриваться, то большой разницы не увидишь.

Снова в номере мальчик сказал: "Мне этот доктор не понравился."

"Почему?"

"Он врун."

Мужчина кивнул, упаковал свое белье и вышел с чемоданом.

Мальчик долго смотрел на дверь, после того, как мужчина закрыл ее.

Он галопом мчался по телеканалам, пока не проголодался. Нашел эмблему пиццы на одной из кнопок телефона. "Обслуживание номеров." Ткнул ее и заказал маленькую с сыром и пепперони. Пришел доставщик, но когда увидел, что мальчик один, вызвал менеджера. Несколько вопросов, и когда он ответил "клиника" и "кровь", его повели в вестибюль. Сказали сидеть. Сказали ждать.

Стало темно.

Он подумал о пицце. Почему он не схватил кусочек, пока доставщик говорил по телефону? Было бы правильно.

И глупый телевизор высоко на стенке показывает только спорт. А он любит мультики. У них этот спорт по всем выходным. Теперь уже совсем ночь. Борьба. Футбол. Бокс. Дзюдо.

Через какое-то время, как ушел этот человек, молчаливая женщина из-за стойки дала ему пончик и тронула его золотые волосы. Ее браслет был из белого жемчуга.

Потом он уснул в большом кресле.

Его разбудили двое полисменов, которые посадили его в хвосте патрульной машины. Между ними был экран. Холодный на ощупь.

Они чьи-нибудь папы? Он задумался.

На станции он отвечал на вопросы. Ответы занесли в компьютер, он отдал им свою карточку. Они ее не вернули.

Его повезли из города в большую старую школу, залитую светом в ночи, словно плавучий замок.

Двое мужчин вели его по длинному коридору, пока у него не устали ноги.

"Последний в партии?"

"Угу."

"Всего?"

"Семьдесят два."

"Серый денек."

Его привели в длинную комнату полную детей, тесно сбившихся в темноте. На высоких окнах, куда вливался лунный свет, были стальные решетки. Некоторые дети были в тени, некоторые на свету. Некоторые плакали. Большинство нет.

Дверь за ним со стуком закрылась наглухо. На стеклянном окошечке на ней тоже была стальная решетка. Когда светловолосый мальчик больше не слышал звука шагов, кто-то из темноты спросил: "Когда дадут поесть?"

"Заткнись."

"Мне холодно", сказала маленькая девочка из пятнышка лунного света.

"А ты заплачь."

"Я не стану. Мне уже шесть."

"И мне."

"И мне."

Число повторялось шепотом на многие голоса в гимнастическом зале, пока очень маленький мальчик с заячьей губой не сказал: "Мне cесть с половиной."

Наступило молчание.

"Я хочу к маме", заплакал мальчик, и кто-то ударил его.

"Она врала", сказал светловолосый мальчик и все замолкли, прислушиваясь к нему. "Они все врали."

Дети расступались перед ним, когда он шел к окну. Он держал руки в карманах. Ему было сказано: "Если не можешь владеть руками, держи их в карманах!" Это была одна из многих дурных вещей. Обманывать на экзаменах. Брать папину мелочь. Подслушивать, как мама говорит наверху по телефону. Врать.

Но это же не честно. Никто о них совсем и не вспомнит.

В дверном проеме черным силуэтом встал мужчина. Он не выглядел полисменом. А когда он заговорил, стало очевидным: он ничей папа. "Дети! Мне необходимо ваше полное внимание. Я знаю, что большинство из вас устали и вы хотите хорошо отдохнуть. Я дам каждому из вас таблетку. Это таблетка для сна. Она поможет вам заснуть. Если вы проголодались, она тоже поможет. Теперь мне нужно, чтобы вы встали в очередь. Не толкайтесь, пожалуйста. Каждый получит такую же таблетку, поэтому не надо спешить. Очень хорошо. Берите таблетку и глотайте ее. Если не можете проглотить, то держите во рту и она растворится сама. Как леденец. Или разжуйте ее, если сможете. Это будет самое лучшее. Потом найдите себе удобное местечко и ложитесь, а утром вы почувствуете себя гораздо лучше. Я вам обещаю. Утром здесь будут игрушки."

Все шло быстро: очередь, раздача.

Очень маленький мальчик с заячьей губой попросился в туалет и его повели по коридору. Дети начали устраиваться на полу. Уходя он видел в открытую дверь, что большинство жуют. Баскетбольный обруч висел у них над головой. Без сетки. Некоторые мальчики и девочки начали передразнивать его и смеяться: "Хосю в туалет! Хосю в туалет!" Но он к этому привык.

Когда он вернулся, ему сказали принять таблетку до того, как войти в зал. Она была сладкой, с прилипчивым вкусом.

Пол был усеян детьми. Некоторые положили головы на животы других.

Дверь за ним захлопнулась и мужчина посмотрел на него из-за зарешеченного стекла. Что-то там проговорили, но он не расслышал ни одного слова. Однако, ясно различил щелканье резиновых перчаток.

Мальчик стал играть в некую игру. Он то перешагивал тела мальчиков и девочек, то ступал между ними, а иногда дотрагивался до них. В конце концов он подошел к одному из высоких окон, выходивших в ночь. От стальной решетки стало холодно пальцам. Он поднял обе руки и сказал против того, что чувствовал: "Я этого не делал!"

Никто не шевельнулся.

Черная птица пролетела мимо, потом вернулась. Она приземлилась на выступе окна, выходящего на зеленую лужайку, залитую светом прожекторов. Это была очень большая птица и перья ее казались влажными. Большой глаз повернулся, чтобы пристально посмотреть на него. Из-за решетки казалось, что птица сидит в очень большой клетке. Через секунду мальчик почувствовал, словно птица хочет его съесть. Он читал о таких птицах. Они грабят гнезда с яйцами. Или едят птенчиков, прежде чем они научатся летать.

Отвернувшись от окна, он уселся и обратил внимание, что дети стали гораздо спокойнее, чем были весь день. Никто не хныкал, никто не плакал. Так-то лучше, заключил он. Он тронул лодыжку светловолосого мальчика, лежавшего на животе, положив голову на согнутую руку. В другой руке он держал удаленник от телевизора. Палец все еще был на кнопке.

Это мы сами в клетке, подумал он. Решетка не для того, чтобы не впускать птиц, она для того, чтобы не выпускать нас.

А потом все изменилось.

Ему очень захотелось спать. Ночь, птица, клетка больше не имели значения. Осталась лишь сладкая пустота, которая, казалось, манила его. И после криков в доме, после поездки, странного мотеля, уколов, прощального объятия и этих детей, это было просто облегчением.

Он закрыл глаза и мысленно увидел браслет из черных жемчужин, который какой-то мужчина надел на запястье его матери. Только в мыслях жемчужины были крошечными черными птичками, которые образовали круг, вцепившись в хвосты друг другу.

Но все это больше было не важно.

И даже не важно было то, что он не сын своего отца.

Важен был только сон.

Конец.