Алька сидел за столом и разукрашивал последнюю тетрадную страницу — так делали все одноклассники, напрочь игнорируя замечания учителей. Своего рода, единый подростковый протест против ненавистного режима принуждения. Добиться чего-то подобным образом естественно не представлялось возможным, но ощущение всеобщего неповиновения только лишний раз поднимало собственную самооценку.

Альке нравилось просто рисовать, а потому принципы школьных друзей его мало заботили. Тем более, общеизвестно: не кусай руку, что тебя кормит — точнее, учит, — потому что, в противном случае, помощи на контрольных ждать будет просто не от кого. Надежды на шпаргалки так же могут легко кануть в небытие, а о том, что будет в этом случае, не хотелось даже задумываться.

Алька предпочитал видеть свою жизненную позицию между двумя крайностями — не тихоня-отличник и не бездарь, какой, отъявленный, — но всё равно не мог с собой ничего поделать. К рукам словно привязали две неразличимые ниточки и с наслаждением дёргали за них, любуясь тем, как безропотно отзывается на каждый очередной позыв податливое человеческое тело. Кем были эти шутники, Алька естественно не знал, но был уверен, что те всегда рядом — поджидают момента, когда можно будет снова посмеяться всласть.

Сегодня Алька рисовал обычный самолёт, пикирующий к земле в облаке инверсионного следа, — последний никак не получался. То краски не те, то заливка слишком мощная, то смешается то, что вроде бы, должно стоять обособленно друг от друга. В общем, самые настоящие проблемы, из-за которых очередь никак не дойдёт до домашнего задания.

Алька решил передохнуть, заодно дать краскам подсохнуть, а себе — пофантазировать. Вдруг чего ещё на ум придёт, чем можно будет дополнить картину неминуемой катастрофы.

На ум тут же пришла беседа с дедом, который рассказывал о том, что именно поступки красят человека. Причём не только обширные и глобальные, но и, на первый взгляд, совершенно малозначимые, однако, на деле, как оказывается, не менее важные и стоящие. Потому-то, — рассуждал дед, — и нужно сперва тщательно всё взвесить, оглядеться по сторонам, чтобы заметить упущенную из вида мелочь, на которую все остальные попросту закрыли глаза, в силу своего суетного равнодушия. А, как правило, именно такие, на первый взгляд ничего не значащие моменты, и слагают нашу жизнь по крупицам. Поэтому не стоит, скрепя зубами, цепляться за очевидное — на деле оно может оказаться вовсе не таким уж и очевидным, — иначе можно запутаться и заплутать. Пойти не по тому пути. А последний многих уже завёл в тупик.

Алька смутно понимал, что именно хотел вдолбить в его бестолковку дед, но кое-что до него всё же дошло: ни в чём нельзя спешить, всё нужно сперва тщательно взвесить и, если есть время, как сейчас, ещё раз переосмыслить — вот тогда-то и гарантирован успех.

Алька усмехнулся, схватил кисть и принялся спешно дорисовывать под самолетом купол парящего парашюта — вот, она, надежда, вот, он, смысл игры красок!

В комнату неслышно вошёл Александр Сергеевич. Постоял на пороге, осматривая обыденный беспорядок, что царил буквально на каждом шагу, после чего деликатно откашлялся.

Алька быстро обернулся и, ни капли не смутившись, громко сказал:

— А это ты, деда! Посмотри, что я нарисовал!

Александр Сергеевич поморщился от звонкого голоса внука.

— И что там у нас такое? — Он выглянул из-за Алькиного плеча, прищурился. — Никак снова школьную утварь изводишь…

— Ну я только одну страничку!

— Да она у тебя и без того одна в тетрадке осталась. Ну же, глянь сам-то.

Алька засопел. Растерянно посмотрел на «худую» обложку. Потом нерешительно оглядел стол, заваленный скомканными листками бумаги, на которых отчётливо проступали следы красок от неудавшегося инверсионного следа.

— Деда, я не знаю, как… Я просто рисовал… и вдруг… Потом ты пришёл… А это… Я… Деда, прости…

— Ох, горе ты моё луковое, — Александр Сергеевич потрепал шмыгающего носом внука по торчащим во все стороны волосам. — А я маме твоей сегодня сказал, что ты тут у нас взрослеешь понемногу.

Алька вскинул подбородок.

— И взрослею! Ты же сам говорил, что человеческий путь складывается из поступков и что не всегда эти поступки правильные.

— Вы только посмотрите, какой ёжик колючий у нас в квартире завёлся, — ничего поперёк ему не скажи. Ловко ты меня переиначил! — Александр Сергеевич усмехнулся. — А хорошим чем-нибудь можешь похвастаться?

— А то! — Алька шустро соскочил со своего места и пулей устремился к заваленной школьной формой кровати, перевернул кучу с ног на голову, чем-то там прожужжал — молнией от рюкзака, наверное, — и так же стремительно вернулся обратно к столу.

Александр Сергеевич встревоженно ждал.

— Вот! — И Алька, сияя от уха до уха, протянул деду сложенный вдвое лист бумаги. — Ты только, деда, сядь, когда читать будешь.

— Непременно, — Александр Сергеевич медленно осел на стул.

«Сейчас что-то отмочит. Точнее уже отмочил, судя по выражению лица и проницательному взгляду, каким он обычно пытается определить мои мысли. Что ж, расхлёбывай, деда, теперь, раз сам не уследил!»

— Мы, ниже подписавшиеся, Алексей Сергеевич Белов и Руслан Андреевич Колеватов просим педагогический совет школы номер шестьдесят шесть города Екатеринбурга, рассмотреть наше прошение о переводе в другое учебное заведение… — Александр Сергеевич, сам не зная зачем, глянул в окно, затем помассировал указательными пальцами виски и встревоженно посмотрел на продолжающего улыбаться внука. — Это что такое?

Алька пожал плечами, прищурился, явно предугадывая возможность потенциального нагоняя.

— Прошение — там же написано.

— Это я вижу, — Александр Сергеевич встрепенулся, снова взглянул на корявые буквы, выведенные рукой внука. — Ввиду непростой семейной ситуации… отсутствия других родственников… материальных средств… собственного желания, просим вас ходатайствовать о переводе нас в Суворовское Военное Училище на казарменную форму обучения… — Александр Сергеевич схватился за сердце. — Алька что это такое?!

Алька сжался, поник, превратился в трясущийся комочек отчаяния.

— Вот и Руслан не поверил.

— Во что?

— Что нас кто-нибудь поймёт.

— А что я должен понять?

— Что я сам это решил! — Алька гневно сверкнул глазами-бусинами и сжал крохотные кулачки. — Руслан так и сказал: мало ли что мы решили, всё равно последнее слово останется за взрослыми!

— Да кто этот Руслан такой?

— Мой друг. У него родители пьют по-чёрному, вот он и решил, что хватит. Потому что понял, что рано или поздно, и сам превратится в то… Во что уже превратились его родители!

Александр Сергеевич попытался расшевелить память.

— Постой-постой. Как, то бишь, его фамилия? Колеватов?

— Колеватов, — Алька стоял, широко расставив ноги и разведя руки по сторонам, сильно подавшись грудью вперёд, — точно припёртый к стене партизан, что, не смотря на близкое дыхание смерти, по-прежнему не желает идти на поводу у своих мучителей.

— Колеватов… Ну как же, помню! За его родителей на школьные собрания обычно бабушка приходила. Всё говорила, будто те в командировке…

— Ага, как же! — Алька гневно нахмурился; всё же не удержался и шмыгнул носом — Александру Сергеевичу снова показалось, что перед ним застыл вовсе не родной внук, а один из персонажей фильмов про мальчишек-партизан, что бегали в тыл к врагу, таскали на передовую снаряды и воевали рука об руку с обычными солдатами. — На вокзале их командировка: день там синячат, а под вечер, когда деньги заканчиваются, подтягиваются уроки проверять. Злыдни! Знаешь, как они его за двойки колотят? А у него двойки эти из-за того, что бабушка совсем немощная! — У Альки задрожали губы, но он не сдался — попёр до конца. — Вот Руслан и носится после школы по делам, а на учёбу забивает. А эти — родители его — всё видят и ничего не меняют! Потому что им плевать! Деда, это они должны страдать, а не наша мама! Это они заслужили боль! Ну почему так?! — Алька всё же не выдержал — заплакал. Однако стиснутых кулачков так и не разжал.

Александр Сергеевич быстро стряхнул с себя оцепенение, навеянное пламенной речью внука, обхватил того за плечи, поскорее прижал к себе. Алька казался каким-то нескладным, угловатым, выпирающим во все стороны — Александр Сергеевич не сразу понял, что внук просто пытается высвободиться из его объятий.

«Ну, ничего себе…» — Александр Сергеевич, сам не понял, как оказался в одной части комнаты, а Алька — в противоположной.

Внук продолжал что-то доказывать, но Александр Сергеевич с трудом разбирал слова. Душа походила на влажную губку, что стремительно впитывает в себя каждое новое слово, не позволяя донести смысл до встревоженного сознания.

— На той неделе у Руслана умерла бабушка. Он теперь совершенно один… а этим… — Алька брезгливо поморщился. — А этим по-прежнему нет ни до чего дела! Вот Руслан и решил податься в Училище, потому что больше некуда, — не в обычный же приют, который ничем не лучше дома! А я с ним вызвался. Куда он один-то пойдёт? К тому же я его лучший друг — мы с первого класса вместе. И тогда ещё поклялись, что куда — один, туда и другой!

Александр Сергеевич снова осел на стул.

— Значит, решил, говоришь…

Алька кивнул, насупился.

— Решил. Но тут всё равно без взрослых — никак!

— Почему же?

— Нужно согласие хотя бы одного из родственников. Деда, расскажи им всё как есть про Руслана, а то ОНИ ВСЕ не верят!

Это — ОНИ ВСЕ — заставило сознание Александра Сергеевича содрогнуться.

«ОНИ ВСЕ действительно всё знают. Просто ИМ ни до кого нет дела. Как и мне нет дела до мнения собственного внука. В особенности после того, как я сам разглагольствовал перед больной дочерью о том, каких заоблачных высот взросления достиг наш любимый Алька. Действительно, отчего же всё именно так? Где эта долбанная справедливость, когда она так нужна?! В каком сраном пейнт-хаузе потягивает вискарь, рассуждая о дешёвых девках и ценах на углеводороды?»

Александр Сергеевич обхватил руками голову.

— Деда, ты чего? — Алька тут же возник перед дедом, попытался того легонько растормошить. — Ну же, деда, перестань меня так пугать! Ну, пожалуйста! Прости за то, что я тебе только что наговорил! Прости, прости, прости!

— Всё в порядке, Алька, — Александр Сергеевич вдохнул полной грудью, попытался изобразить на лице беспечную улыбку — вроде вышло. — Неожиданно всё просто как-то: вчера ты и думать не думал о самостоятельной жизни, а сегодня, вон, о чём заговорил… Эх, что же теперь с тобой делать? С тобой и другом твоим горемычным?..

Алька смущённо опустил взор, взял деда за сухую ладонь.

— Деда, я стану таким, как ты. Я буду стараться — не то, что в школе! Честное слово! И мне всё равно, что там подъём в шесть утра и зарядка — я всё это преодолею! Ведь это совсем не сложно, по сравнению с тем, что происходит, например, с Русланом.

Александр Сергеевич вздохнул, запустил свободную руку в неподатливые волосы внука — на сей раз в глазах того царило смирение.

Алька просто ждал окончательного вердикта, целиком излив душу.

«А ведь он всё делает правильно. Потому что, так или иначе, останется один, как друг Руслан. Потому что мать смертельно больна. Потому что и ты, старый хрыч, что-то задумал! Решил, как в молодости: напролом, сквозь тернии, к звёздам! А что?.. Не так уж это и неправдоподобно звучит, в особенности, если учесть всё то, что творится вокруг, да около. А бояться глупо».

— Вот, Алька, у меня для тебя тоже кое-что есть… — И Александр Сергеевич протянул внуку измятый конверт. — Посмотри, куда меня зовут.

Алька отдёрнулся, густо покраснел.

— Деда, я нечаянно, прости! Ещё вчера. Конверт лежал в прихожей на столике. Я не знал, что в нём! Теперь знаю. Деда, так ты и впрямь полетишь к звёздам?

Аверин сидел на одной из лавочек, что опоясывали фонтан кольцом веселья, изредка посматривая на скульптуру «Похищение Европы». Всё последнее время он не прекращал попыток разобраться во всём произошедшем… да и происходящем поныне. Неведение — угнетало. Особенно по ночам, являясь в образе чёрной бездны, из которой бесконечным потоком лились жуткие стоны отчаяния. Аверин мог бы поклясться чем угодно, что он не раз и не два слышал среди общего хаоса голосов своё имя. Точнее прозвище.

Мысли неизменно уводили в далёкое детство, будто первопричина и впрямь скрывалась именно там. Более того, отчего-то вспоминалось то самое лето. Лето, когда он познакомился с Колькой. И они с чем-то столкнулись. С чем-то, прибывшим извне.

«Столкнулись… Но чем же оно было?»

Шмыги естественно и след простыл. Через урок после неприятного инцидента по классу пополз слух, что Димка наведался в лазарет и со страху разыграл там комедию, в духе, «как сильно у меня разболелась голова». Фельдшер, Антонина Марковна, без особого труда выявляла ложь, по одному лишь внешнему виду горе-актёра. И если номер не прокатывал, исполнитель тут же отправлялся прямиком на ковёр к Дим Дымычу. Там он мог играть сколько душе угодно, если конечно не иссякал пыл.

На деле мало кто желал, а тем более, отважился на подобные эксперименты. Только если уж совсем край.

«Выходит, Шмыга не на шутку струхнул, раз решился на столь сомнительное мероприятие. И сыграл, получается, что надо, раз отпустили. Хотя мог просто сбежать».

Но в этом случае непонятно, какими мотивами он руководствовался. Хотя… Схрон, Чича и Децл — могут ещё и не такие мотивы выработать. Святая троица, блин!

Яська не понимал главного — смысл бежать? Всё равно, рано или поздно поймают, а тогда — всыпят по полной.

Как теперь всыпят ему самому.

Яська сидел за партой мрачнее тучи и тоже уже начинал задумываться о бегстве. Однако его здравый рассудок оказался нечета сознательности Шмыги — просто Яська всё прекрасно понимал. Ту ситуацию, в которой оказался, возможные варианты действий, в конце концов, последствия инцидента.

«Ладно бы просто поколотили — бог с ним. Можно зажмуриться и перетерпеть».

Но вот как быть, если начнут издеваться по-настоящему, — а ведь начнут! — в попытке не только запугать на будущее, но и вдобавок ко всему, сделать школьным посмешищем? Вот это как раз и есть самое страшное, перед чем меркнут даже синяки и ссадины.

Уроки бежали быстро. Впрочем, так всегда, когда впереди поджидает что-то не очень приятное, как например, поход к стоматологу или домашняя упряжка от мамы. Хотя это всё так, цветочки. А ягодки созрели сегодня! Плюс налились кровавым соком, укрылись переплетёнными стеблями, ощетинились острыми шипами — иди, Ясик, к нам, поиграем.

«Хочешь в прятки, хочешь в войнушку, а если есть желание, можем просто над кем-нибудь поиздеваться! Например, над тобой же самим, заодно научим уму-разуму — у тебя ведь нет ни того, ни другого, раз так упёрто полез в растянутую петлю. Или как, не хочется? Естественно, не хочется. А кому охота умирать? Да-да, ты не ослышался: можно и в это. Потому что никто не увидит. Ведь никому нет дела до ученика, затравленного уличной шпаной. Разве не так? Иди, попроси кого-нибудь заступиться, ну же, смелее, посмотрим, что из всего этого выйдет…»

Яська тряхнул головой, в попытке избавиться от неприятных мыслей. Те вроде как подотстали, но лишь на какой-то миг, после чего вновь закопошились внутри головы, будто стайка жуков-пожарников в гнилой скамейке.

На последнем уроке добило сочинение по русскому языку. Правильно говорят: беда не приходит одна. Яська пытался заставить мозг думать на заданную тему, однако ничего не получалось. Максимум, всё та же минута, после чего тропа рассуждений принималась лавировать из стороны в сторону, неизменно приводя к неподъёмной глыбе с выведенной на её поверхности мелом надписью: «твая песинка спета, Ясёна». Явно писали от руки, даже наделали ошибок. Наверняка кто-нибудь вроде Децла, а может и он сам. Только откуда всё это? Разве мог Децл наведываться в чужие мысли, тем более, изменять или контролировать их ход?

«Вряд ли, хотя на деле может быть всё, что угодно…»

Вот так Яська и писал, точнее думал, неизменно отвлекаясь на насущное. А последнее не являлось в одиночку. Тащило вслед за собой что-нибудь ещё, этакое двухэтажное с карнизом и крылечком, где с чёрного хода лает собака, а под забором резво скачет шайка юрких воробьёв.

«Снова шайка, хоть ты тресни!»

Когда прозвенел звонок, Яська обнаружил, что так ничего и не написал. Только число и тему: «Мой самый счастливый день на свете!..»

«Счастливый, чего уж там говорить, радость так и прёт через носик, как у свистящего чайника! У того хоть есть надежда — снял крышку и враз избавился от всякой ерунды, что так и норовит причинить вред».

Подошла Светка Стригунова — вся такая аккуратная, в тёмной блузке с приколотым к правому отвороту значком в виде двух сросшихся вишен, платьице ниже колен, белых гольфах и лакированных туфлях. Точно Барби с витрины универмага. Глянула на чистые страницы Яськиной тетрадки, наклонилась.

— Оставь. Скажешь потом, что забыл сдать. А дома напишешь.

Яська глупо уставился на обеспокоенную одноклассницу.

— Чего?

— Я говорю, тетрадь спрячь, пока Валентина вся в себе.

Яська машинально глянул на учительницу — та и впрямь мысленно пребывала по ту сторону окна.

«Кого-то высматривает…»

Обычно её встречал невзрачный мужичёк с усами и зонтиком. Он брал Валентину под руку, и они медленно прогуливались вдоль школьных аллей, буквально тая от нежных чувств друг к другу, совершенно не обращая внимания на несущееся им вслед улюлюканье малышни. Валентине было уже под сорок — Яська только сейчас сообразил. Видимо это был последний шанс. Попытка ухватиться за ускользающее из-под рук счастье. Хотя какое ему до этого дело — своих проблем вагон и маленькая тележка. Жаль только Валентину. Не хочется врать именно ей… и именно сегодня.

Сегодня вообще не хотелось делать ничего плохого! Хотелось превратиться в этакого пай-мальчика, у которого если и есть проблемы, так это по части какой-нибудь скрипки или краеведческого кружка.

Стригунова, тем временем, видя Яськин ступор, сделала всё сама: сумку на распашку, тетрадь поглубже, молнией — вжик! — и готово, комар носа не подточит.

Яська только глупо моргал. Затем посмотрел на Стригунову — оказывается, та просто собирала тетради, потому и подошла, — пролепетал:

— Спасибо.

Стригунова тут же поменялась в лице — видимо попыталась вспомнить, когда ей в последний раз приходилось слышать благодарность от мальчишки, тем более, одноклассника.

— Не за что, — пожала плечами девочка. — Да ты не накручивай себя так. Чего они тебе сделают? Поколотят, да отпустят. Ты только сам на большее не нарывайся.

— Нарвался уже, — прохрипел Яська, чувствуя, как над головой сгущаются мрачные тучи.

«И куда только подевался тот лучик — хоть какая-то надежда! — Он поднялся из-за парты и решительно двинул на выход. — А так… Семи смертям не бывать, одной не миновать».

Его уже ждали. Те же трое, плюс молчаливый Гуня.

Чича сразу же активировался.

— А вот и Ясёна-трусёна! А мы уж думали, что искать придётся.

— Не придётся. Вот он я.

Децл холодно ухмыльнулся.

— Что ж, сосед, признаться, не ожидал от тебя такого.

— Такого — чего? — огрызнулся Яська, отмечая про себя, что недавний страх вновь куда-то улетучился, как и в столовой.

Децл явно не ожидал подобной агрессии, но виду не подал.

— Чего — это ты нам должен сказать, — он помолчал, колупая грязный ноготь. — Чего лезешь не в свои дела?

Яська отвернулся, всем своим видом демонстрируя полнейшее пренебрежение.

— Ты чего башку воротишь! — Гуня, не задумываясь, махнул ногой.

Яська ждал этого. Гуня — твердолоб, он как баран. Никогда не изменяет традициям, дай только повод помахаться. Яська увернулся и, недолго думая, поймал Гунину ногу. Все на секунду потеряли дар речи, даже мастер почесать языком — Чича. Гуня вылупился, словно увидел НЛО, а Яська возьми и толкни… Рефлекторно, не задумываясь, — схватил и оттолкнул! А чего? Пускай видят, что он их не боится. Ни до, ни после того, что они сотворят с ним в отместку!

— Ах ты, сука! — Гуня кое-как сохранил равновесие и ринулся на Яську, будто взбесившаяся бетономешалка на нерадивого гастарбайтера. — Да я тебе башку за это сверну!

— Не здесь! — Децл решительно вклинился между Яськой и Гуней. — Тащите его «на базу». Там разберёмся.

— Да я ему и тут наваляю! — не унимался уязвлённый Гуня. — И мне насрать, что кто-нибудь увидит!

— Да успеешь ещё, — прохрипел Схрон, и уже обращаясь к Яське: — А где дружочек-то твой? Штанишки стирает на очке?

Яська скривил подбородок.

— Да даже если бы знал, всё равно не сказал бы!

Схрон молча сунул под дых.

Воздух в лёгких кристаллизовался. Перед глазами вспыхнули жёлтые кляксы. Яська стал оседать.

— Держи его, дурень! — послышался совсем рядом злобный шепот Децла. — Ну же, давай, пока никто не видит!

Яська почувствовал, что его куда-то волокут — определённо за угол школы.

«Лишь бы всё обошлось только тумаками!»

Нет, не обошлось.

За углом Яську мгновенно привели в чувства — очередными тумаками, подзатыльниками, пинками. Особо усердствовал Гуня, желавший как можно скорее восстановить утраченный перед дружками авторитет. Один он бил больно — остальные так, порядка ради.

Яська укрыл голову руками и просто терпел.

Когда силы мучителей иссякли, Схрон спросил в лоб:

— Где Шмыга? Говори!

Яська пожал плечами.

— Не знаю.

— Всё ты знаешь, — ласково проворковал Чича. — Выёживаешься просто, по простоте душевной. Вот это видел? — Он сунул Яське в нос испещренный шрамами кулак. — Говори, где эта скотина, а то всё за неё получишь!

— Не по лицу, — снова предостерёг Децл. — Хочешь завтра с Дымычем объясняться?

— А чего объясняться-то?.. — рассудил Гуня и неожиданно двинул Яське по лбу кулаком. — Дурачку вот этому нужно объяснить находчиво, как всё обстоит, а то он вроде как не вкуривает, что с ним может приключиться!

Чича засмеялся.

Яська поднялся с корточек. Поморщился — в голове неприятно гудело. По очереди оглядел противников.

— Только так и можете. Вчетвером на одного! А один на один — слабо?!

— Да я тебе сейчас такое один на один покажу! — Гуня замахнулся, но ударить всё же не посмел.

Точнее не успел — Децл перехватил руку.

— Спокойно, говорю же. Если щас не угомонишься, лично нахлобучу! Усёк?

Гуня замялся в нерешительности.

— А чего с ним сюсюкаться-то? Потому что сосед?..

Децл злобно улыбнулся.

— В гробу я видал таких соседей. А, Ясик… Хочешь в гробу побывать? — И Стасик улыбнулся, словно только сейчас придумал наказание, соответствующее проступкам подсудимого.

Яська почувствовал в груди холод. Льда пока ещё не было, но заморозки обозначились явные. В голове крутилась одна-единственная мысль:

«Не посмеют! Что угодно, но закопать не посмеют!»

Но он в очередной раз ошибся.

Естественно, рыть новую могилу не пожелали — лень, да и на дворе декабрь. Тут если только ломом орудовать — а оно им надо? К тому же и Схрон нагнал страху: мол, ещё по весне, он со своими старшими дружками проник на одно городское кладбище… и на силу ноги унёс! Дело вовсе не в потревоженных покойниках и даже не в кладбищенских привидениях — всё обстояло намного проще и обыденнее.

Проникли на территория кладбища без особых проблем — через арку центрального входа, — но дальше сразу же возникли проблемы. Всё началось с того, что принесла нелёгкая местного сторожа — мужичка, лет пятидесяти, бывшего афганца. Среди уличных пацанов уже тогда хаживали слухи, что сторож не вполне в себе. Одним словом, контуженный на всю башню, причём как в прямом, так и в переносном смысле. Ему схватить с земли рогатину, кирпич или что-нибудь ещё — плёвое дело. Как говорится, «палец в рот не клади», — не провоцируй лишний раз, а то тебе же потом боком выйдет.

Парни всё это знали, как и сам Схрон, но так уж получилось. «Засветились», да вдобавок ещё начали мужичка подначивать, чтобы не так обидно было: мол, контузило наверняка не в бою, а где-нибудь в каптёрке с кружкой неразбавленного спирта. Сторож тогда побагровел — каким-то неимоверным образом, Схрон и его дружки разглядели метаморфозу даже в вечерних сумерках, — заскрипел зубами, выпятил оба глаза, затрясся. А потом выудил из-под пол телогрейки самый настоящий обрез и ну палить куда ни попадя, словно со всех сторон его атаковали обдолбанные «духи»!

Схрон тогда сразу смекнул, что дело дрянь. Точнее даже труба. Дрянь хоть отстирывается, а вот труба… это точно труба. Пока сторож просто отводил душу, не замечая реальных обидчиков, те разбежались в разные стороны, думая выбраться по отдельности, — беспроигрышная тактика любого отступления, когда преследователь один, а беглецов — прорва. Но с одним кратким «но»… Беспроигрышная для всех остальных и шансовая для того, за кем всё же погнались.

Схрона пронесло — так, по крайней мере, казалось ему самому в момент метаний по кладбищенским зарослям. Правда пару раз он всё же слышал над ухом свистящий рикошет — ничего, бывает и такое, особенно с реальными пацанами, которые не теряют самообладания и в подобных не простых ситуациях. Это нюня, там какая-нибудь, на вроде Шмыги, весь подол на бегу уделает — тут же страха не было и в помине, только злость, что приходится удирать.

Децл сразу догадался, что если парня не образумить прямо сейчас, то фантазии у того хватит на остаток дня, — предложил заткнуться, всё равно ни о каком кладбище не может быть и речи, поскольку, как уже было сказано, — зима. Так что, хоть в чём-то, Ясику всё же повезло.

Гуня тут же отвесил пинка и заметил, что это ещё не факт.

Яська хотел броситься в ответ с кулаками, но не бросился — смысл? Всё равно скрутят, уломают, навешают ещё. Били хоть и не сильно, но всё равно ощутимо. Особенно усердствовал имбицил Гуня. Не будь малость рассудительного Ищенко, от Яськи к этой минуте вероятно и мокрого места не осталось бы.

Не получив сдачи — даже словесного оскорбления, — Гуня тут же потерял к Яське всяческий интерес. Спросил Схрона, как тот всё же выбрался.

Схрон деловито так улыбнулся — мол, салаги вы все, не то, что я, — затем, не смотря на холодрыгу, задрал полы куртки, вместе с ветровкой и майкой, и продемонстрировал уродливый шрам во весь бок. Яську даже передёрнуло — ему бы такую рану, отключился бы, как пить дать! Не от того, что крови много вытекло и не от боли, а просто так, от жути.

Схрон выждал момент, пока Чича с Гуней не умолкнут, обсуждая как ТАКОЕ можно заполучить и от кого, а потом показал тоненьким пальчиком на Яську и сделал так: «пуф» — словно из пистолетика выстрелил.

— Да гонишь всё! — тут же отреагировал Децл, на что Схрон лишь улыбнулся. Он, похоже, тоже был не прочь поприкалываться, даже с самим главарём и идейным вдохновителем.

Оказывается, Схрон впотьмах всё же выбежал к ограде, что опоясывала кладбище по какому-то странному многограннику, — кстати, полезли ребята на погост именно по этой причине. Выбежал и, недолго думая, сиганул вверх по металлическим пруткам. Уже наверху зачем-то оглянулся. Вовремя. Сторож как раз вылетел из зарослей, точно рассвирепевший чёрт из чистилища, и ну палить куда придётся! Схрон увернулся, но не сохранил равновесия и полетел вниз, думая: всё, песенка спета. Однако пронесло и тут. Только вот боком он основательно прочертил. Сантиметр влево — и тю-тю, не реальный пацан, а барашек на вертеле! Так бы и нашли поутру, свеженасаженным. Но всё обошлось, а кто не рискует, тот не пьёт пива!

Децл пропустил всю эту похвальную браваду мимо ушей и так, тихонечко, словно невзначай, спросил, что за кладбище такое и на кой чёрт Схрону и его дружкам понадобилось туда лезть.

Схрон сразу же переметнул стрелку на притихшего Яську, правда перед этим нехотя рассказал про многогранники какие-то… По всему было видно, что он не особо желает распространяться на данную тему, да и вообще уже жалеет о том, как далеко зашёл в своих россказнях. Яська понял: что-то не так. И Децл сразу же в лице поменялся — каким-то задумчивым сделался, будто игра с жертвой ему уже порядком поднадоела. Но именно тогда Яська не придал этому значения — чего ему до каких-то там отношений между Децлом и Схроном, а тем более, до кладбища и сумасшедшего сторожа? Тут о себе нужно думать — и так, вон уже до чего докатилось.

Потом Схрон полез щипаться, отчего Яська и вовсе позабыл его рассказ.

…Он, конечно, не верил, что закопают, но на душе всё равно повисла какая-то неприятная тяжесть, словно уже закопали. Точнее закапывают, отчего с каждым новым шорохом земли, становится труднее дышать!

А вес на груди всё больше и больше…

Яська понял, что если продолжит размышлять на эту тему и дальше, то попросту задохнётся!

Забыв про кладбище, двинули на «базу».

Яська знал это место — старая школьная котельная. После строительства новой, в ней хранили всевозможную школьную утварь, которую хоть и списали, но выкидывать всё же не спешили — мало ли что.

Однако за людей по-своему распорядилась стихия.

Прошлой зимой в здании прорвало систему отопления. Естественно, залило всё, включая «законсервированные» вещи. Потом сразу же мороз, а по весенней оттепели — непроходимое болото. Яська видел его собственными глазами, когда лазал с друзьями в затопленное здание, чтобы раздобыть шифера — тот здоровски грохает, если подложить в костёр! Развлекаться ведь как-то надо, пускай и не совсем традиционно.

Котельная ещё в бытность складом не внушала особенного доверия — в плане устойчивости. Сквозь рыжую извёстку на стенах проступал рыхлый красный кирпич. Он крошился от одного прикосновения, так что порою Яське казалось, что поскреби он ногтём более терпеливо и тщательно в одном месте, возможно, удастся так просто преодолеть стену: без дверей, окон и прочего. Он словно уже тогда догадывался, что подобное и впрямь возможно, только несколько иначе.

В огромных окнах — их три и все с лицевой стороны — ровными рядами были уложены блоки из зелёного стекла. Если присмотреться к осколкам, что валялись под ногами в несчитанном количестве, то можно было различить внутри каждого кристаллика нехитрый узор, как в мозаике или пазле. Узоры эти не были однородными — по крайней мере, вида три Яська тогда точно определил. Объединяла же странные блоки гладкая внешняя поверхность и зеленоватый оттенок граней.

Яська невольно вздрогнул. Кажется, до сих пор в карманах курточки побрякивает парочка рельефных стёклышек — на одном узор в форме звёздочки, а на другом множество многогранников, вроде пчелиных сот.

«Опять эти многогранники!»

Яська тут же скользнул пальчиками в карманы — и впрямь, вот они, знакомые грани, лежат, дожидаясь назначенного часа. Отчего-то так захотелось их достать, подержать в кулаках, погреть, а потом посмотреть на зимнее небо… какое оно не такое, когда смотришь через толстое стекло. Но нет же, сейчас даже не стоит пытаться — вмиг отнимут, да и «маминой мулей» обзовут в придачу. Не без того.

Яська глянул на огромные деревянные ворота, что заменяли двери. Правая створка перекосилась на одной петле — другая и вовсе лопнула, — отчего образовалась щель, постепенно расширяющаяся книзу. Щеколда с амбарным замком висела просто для красоты — понятное дело, что на старую котельную попросту наплевали, как, собственно, и на затопленный склад. Теперь здание интересовало вовсе не завучей или учителей; оно приманивало совершенно иной контингент — забулдыг, подобных Ищенко, и прочих нелюдей. Им тут и впрямь было самое место! Подальше от нормальных людей и дневного света — ну как-то не вязалось и то, и другое с постоянно ухмыляющимися рожами, которым лишь бы ничего не делать — только мучить, унижать, да издеваться. По крайней мере, не вязалось в Яськиной голове… а как там у других, кто его знает.

Вокруг здания торчали трубы прежней теплотрассы. Они походили на обгорелые человеческие кости. Обтягивавшую их «плоть» растащили хищники. Рубероид — достался малышне и завхозу Кириллу Захаровичу. Первая опять же резвилась у костров, подбрасывая мелкие кусочки — «гори-гори ясно!» — в огонь, а второй заделал кусками, что побольше, крышу собственного сарая, в котором хранил рыболовецкую снасть. Кирилл Захарович не являлся заядлым рыболовом, он был просто куркуль, — так однажды заметил Шмыга. А потом добавил, что большую часть своей жизни теперешний завхоз оттарабанил прапорщиком в какой-то захудалой уральской части под Челябинском. Так что по сроку службы положено тащить домой всё подряд, не зависимо от того, нужна данная конкретная вещь или же нет.

За стекловатой приехали строители в толстых тулупах. Смотали потрескивающее убранство, погрузили на самосвал и укатили восвояси. Яськины одногодки и мальчишки помладше тогда синхронно выдохнули, а в особенности Димка Селивёрстов из параллельного класса, по прозвищу Шнурок. Он единственный, в полной мере ощутил действие стекловаты на собственном организме, в чём, собственно, был сам же и виноват.

Все знают, что прозвище не возникает на пустом месте, само по себе, вот и случай с Димкой исключением не стал. Носился Димка вечно с развязанными шнурками, отчего и страдал — причём прозвище оказалось самым безобидным наказанием за хроническую невнимательность. Синяки, болячки, кровоподтёки — чего только не было на Димкиных локотках и коленях, потому что «зашнуровывался» он носом вперёд регулярно. Падал и не желал исправляться. В итоге получил своего персонального «лишаёнка». Да так, что и впрямь не позавидуешь!

Пару слов о «лишаёнке». Пытка эта возникла естественно с появлением Ищенко и его сотоварищей. Скорее даже не возникла, а эволюционировала из таких общеизвестных подколов, как «слива» или «крапивка». Последние две не являлись чем-то из разряда вон выходящим — так, просто, чтобы развлечь и себя, и товарищей, когда уж ну совсем скучно. «Лишаёнка» же, по сравнению со «сливой» и «крапивкой», казалась чуть ли не высшей мерой наказания. По крайней мере, после всего произошедшего со Шнурком. Однако поначалу всё было чинно — ну, огреют куском стекловаты по незащищённым ладоням или коленками, да и отпустят чесаться по добру, по здорову — не орать же на весь двор, будто тебя в девичий туалет затолкали или прилюдно истязали почём зря. Но после случая со Шнурком все не на шутку насторожились.

В тот злополучный для себя день Димка по обыкновению забыл завязать на кедах шнурки. Естественно полетел. Только не на твёрдый асфальт, не в лужу и даже не в кабинет к Дим Дымычу — случалось и такое, — а прямиком на покуривающего у теплотрассы Чичу. Тот то ли не ожидал, то ли ничего не видел, то ли до последнего оставался уверенным, что с ним, с Чичей, на территории школы не может случиться ничего такого непредвиденного. Так или иначе, врезался в него Шнурок на полном ходу, да так, что полетел Чича своей наглой рожей прямиком на укутанные стекловатой трубы. Вполне возможно, если бы просто звезданулся об голый металл, Димка бы ещё и отделался малой кровью, а так… Шнурка потом вываляли в той же стекловате, да так, что «скорую» в школу вызывать пришлось. Естественно, пронесло обе стороны. Шнурку прописали какую-то вонючую мазь, отчего он буквально сразу же превратился в Стельку, а про конфликт и вовсе никто ничего не узнал — решили, что Димка в очередной раз удачно «зашнуровался». Впрочем, так и было.

На секунду Яське сделалось страшно, — а что если и его сейчас, как Шнурка или Стельку? Хотя… Он вновь глянул на почерневший металл, что торчал из земли суставчатыми коленями. Тут уж лучше просто голышом привязать — и того хлеще выйдет. Как он сам однажды по лёгкому морозцу катался на санках и зачем-то решился лизнуть обледеневший полоз. Слава богу, языком прикоснуться не успел — прилип растопыренными губами, словно в безудержном поцелуе. Ясик-губасик! А когда все во дворе принялись смеяться и тыкать пальцами, Ясик-губасик естественно заревел и ринулся прочь.

Крови тогда натекло столько, что дворник дядя Паша наутро был вынужден посыпать место Яськиного жертвоприношения песком из пожарного щита. А то ранние прохожие задавали слишком много вопросов. Ну очень много. О том, как в тот вечер успокаивали и лечили его самого, не хотелось даже вспоминать. Кажется, мама тогда впервые в жизни произнесла ту самую фразу, которая в дальнейшем переросла в крылатую: «Ну горе, а не ребёнок!»

Хотя так, думается, у всех.

Яська снова вздохнул. Да нет, и это тоже навряд ли. Мороза как такового и нету. По крайней мере, не прилипнуть так основательно. А смотреть на то, как кто-то медленно синеет у тебя на глазах, по крайней мере, противно, хотя и в духе садиста Схрона.

Они подошли вплотную к воротам. В воздухе пахло сырой извёсткой. Чуть в стороне раскачивалась высокая труба, — метров десять в вышину, если не больше, — удерживаемая в вертикальном положении тремя прикрепленными к бетонному основанию тросами. К металлической поверхности были приварены гнутые скобы — ступеньки, — а на самой верхушке еле угадывалась маленькая смотровая площадка с закопченным навесом.

Яська мимолётно вспомнил, как прошлым летом они с одноклассниками на спор лазили, «кто выше и не струхнёт»! Сенька Громов тогда оказался смелее всех — почти до самой верхушки долез. Там, правда, случилась беда — Сенька зарядил коленом по скобе, так что спускался потом уже на одних руках. Герой, чего и говорить!

«Хотя, и не одноклассник он вовсе, а второгодник, — такому и проиграть не зазорно».

Гуня больно толкнул в плечо.

— Чё замер? Приглашение выписать?

Яська не успел и рта раскрыть, как Гуня его боднул. Спасибо шапочка на месте, — а так бы точно шишка вскочила.

— Да пускай на свет ещё посмотрит, пацаны. Жалко вам что ли? — Схрон говорил в полголоса и без выражения, словно перед ним был вовсе и не человек, а какой-то там бесполезный предмет, который и выбросись не жалко. Не понять — шутит он или нет.

Чича оскалился.

— Чего, Ясик-фигасик, очко жим-жим?

Яська собрал остатки воли в кулак. Всё что осталось. А осталось не так уж и много. Особенно из-за переживаний. Хотя так всегда, когда не колотят сразу и по-настоящему, а таскают за собой, как овечий хвост, не зная, чего бы ещё сделать такого гадкого.

«То ли удовольствие растягивают, то ли ещё чего…»

Шиш вам, а не удовольствие! И Яська выдал:

— Да не боюсь я вас! Всё равно ничего не сделаете. Трусы!

Гуня замер, точно кобра перед броском — вроде можно уже и решать, но всё равно интересно, а что же дальше. Эдак, ну давай, нарвись по-настоящему, тогда тебе точно кранты, тут уж без вопросов! Ну же, сделай полшажочка и получишь так, как отродясь и не снилось!

А Яська просто развернулся и пошёл прочь.

— Стоять, — процедил Децл, понимая, что именно сейчас на кону вопрос его авторитета. — Взять его!

Яська так и не обернулся. Хотя и знал, что сейчас схватят. Обернуться, значило испугаться. То есть проиграть. А он же сказал, что не боится. И не боялся! Так это, временами хандрил, но в основном держался, не заплакал даже ни разу. А бить, пускай бьют. Подумаешь… Ну кого ни разу в жизни не били?

В спину бить всё же не стали. Развернули. И на — прямо в нос и губы!

Подобного Яська не ожидал. Хотя от Гуни следовало бы. Потом стало уже не до размышлений. Сознание обожгло, губы осушило, с кончика носа закапало. В желудок тоже полилось, затуманивая разум и подкашивая ноги. Но Яська всё же устоял, шмыгнул носом, понимая, что непременно уделает одежду.

А потом снова ударили, причём в то же самое место. Получилось совсем неожиданно, а оттого, обидно — ну ударил, кровь пустил, унизил! Чего ещё надо-то?..

Им видимо было надо чего-то ещё, потому что ударили и в третий раз. Профессионально, стараясь угодить сбоку в челюсть. Попали. Яська на миг провалился в оранжевую пустоту, а когда снова открыл глаза, уже валялся на земле в какой-то ну очень неудобной позе, так что болели оба бока и спина. Шея оказалась согнута под неестественным углом, а от каждого неосознанного движения хрустели позвонки.

Яська кое-как переборол боль, сгруппировался, перекатился на бок. Тут же во что-то уткнулся. А это что-то подло наподдало под дых! Яська задохнулся. В горло заново хлынула кровь. Причём хлынула — это ещё мягко сказано! Самый настоящий водопад, стремящийся непременно затопить лёгкие. Яська закашлялся. Это немного притормозило ускользающую реальность. Пространство уже не вращалось столь стремительно, а сам Яська в каком-то полуобморочном состоянии ждал, когда же Децл наконец скажет «хватит». Но тот всё не говорил, и Яську принялись нещадно лупцевать ногами.

Где-то далеко-далеко, на горизонте подсознания возникла тревожная мысль: «А ведь не остановятся, пока не убьют! Раньше боялись, что синяки кто-нибудь на лице увидит, а теперь — не боятся. Значит того, решили, что хватит с меня на сегодня. Решили убить».

Мысль не пронеслась, а просто возникла перед затуманенным сознанием и принялась еле заметно пульсировать, словно курсор на мониторе компьютера, ожидающий команды пользователя.

Яська заверещал, как раненный зайчонок. Наугад метнулся в сторону, потому что уже толком ничего и не видел. Его сознанием словно что-то завладело. Примитивное и прямолинейное, направленное на одно-единственное действо: выжить любой ценой! Даже причинив смерть.

От последовавшей догадки, с Яськиной груди свалился камень — ему как бы позволили делать всё, что заблагорассудится, отшвырнув прочь рамки дозволенного.

Яська безумно улыбнулся и подобрал с земли тот самый камень.

— Те чё мало, придурок, или эт я тебе так мозги повышеб? — спросил Гуня, делая шаг к Яське.

С его стороны это оказалось грубейшей ошибкой — Яськи как такого на прежнем месте уже не было.

Вместо него между четверыми подонками застыло окровавленное существо, движимое лишь слепыми инстинктами и напрочь лишённое остальной палитры чувств, свойственных человеческому детёнышу. Этакий космический зверёк, спустившийся со Звезды, с которым лучше не шутить. Иначе… Иначе возможно всякое, даже самое страшное, чему обучены обитатели планеты Земля.

Яська облизал с разбитых губ кровь. Сознание возликовало, а рука решительно двинулась сверху-вниз…

Гуня замычал, будто укушенная слепнем корова, и осел на колени.

А Яська ударил снова. И потом ещё раз, пока все пребывали в ступоре, вызванном его решительными действиями.

Гуня растянулся на земле — оторванная от забора жердь, иначе не скажешь, — а Децл скомандовал:

— Валите его! С этой тварью нужно что-то делать.

Яська принял тварь на свой счёт. С визгом бросился на посерьёзневшего Децла.

Кто-то подставил предательскую ножку…

Тварь молниеносно исчезла.

Сперва Яська почувствовал боль. Скорее всего, именно она и вернула в сознание. В висках упруго стучало, будто где-то совсем рядом скакала конная кавалерия. Каждый новый удар отдавал пульсирующей болью в переносице и паху. Один глаз явно заплыл, второй просто не открывался. Яська ощупал лицо. Тут же пришла догадка — спёкшаяся кровь! Именно она и не позволяет разлепиться ресницам.

Яська принялся осторожно работать пальцами, потом всё же додумался их послюнявить. Вроде как вышло, однако от резких движений заломили отбитые рёбра. Это хорошо: значит, жив. Хотя если вспомнить, как били… По-настоящему бил, разве что дурень Гуня. Но последний хук явно принадлежал Схрону.

Гады!

Постепенно Яська вспомнил, чем именно всё закончилось. Точнее на каком эпизоде его поглотила бездна. От навеянных воспоминаний повеяло колючим холодом. Интересно, как там Гуня и что теперь ждёт его самого?.. Ответа конечно же не последовало, но Яська и без того понимал, что ничего хорошего ближайшее будущее точно не сулит.

Он кое-как принял вертикальное положение, упёрся спиной в холодную стену. Всхлипнул. Кровотечение вроде прекратилось, но глаз всё равно ничего не видел.

«А вдруг выбили?!»

Яська снова засуетился, напрочь игнорируя усилившуюся боль в паху — видать всё же много чего напропускал. Принялся ощупывать глаза более тщательно. Правый и впрямь заплыл, причём довольно основательно. Впрочем, прикасаться было не больно, только если надавить посильнее. Кожа была горячей и липкой, а коротенькие реснички — словно металлические. Левый глаз казался целым, — по крайней мере, на ощупь. Яська облегчённо выдохнул, понимая, что причиной его слепоты, скорее всего, является полнейшее отсутствие света в том месте, где он оказался.

Сознание в очередной раз подняло панику:

«А что если и впрямь, того… закопали или замуровали, как и задумывали изначально?!»

Сердце забилось сильнее. Из непроглядного мрака выглянуло мамино лицо с клочком кухни за спиной. Яська затаил дыхание. А мама глянула на него усталыми глазами и сразу же заговорила таким отчётливым голосом, будто и впрямь находилась рядом:

«Ну наконец-то! А мы уж думали, не вернёшься сроду».

Яська проглотил страх. Попытался собрать мысли в кучу.

«Почему думали?» — не то сказал, не то подумал он.

Мама улыбнулась. Спрятала за ухо локон седеющих волос. Яська сразу же попытался вспомнить: так ли на самом деле. В смысле, была ли седина на момент их последней встречи. Последней… Как-то дико звучит. Словно никогда больше не увидятся. Не вспомнил, а мама снова заговорила, или подумала:

«Тут твой друг Димка заходил…»

«Шмыга?» — не поверил Яська.

Мамино лицо нахмурилось.

«Я тысячу раз просила вас не пользоваться этими дурацкими кличками. Ведь вы люди, а не какие-нибудь животные! И неприлично это. К тому же, тебе самому понравится, если твою фамилию или имя также вывернут?»

Яська притих. Мама удовлетворённо кивнула — пристыдила значит.

«Димка сказал, что у тебя проблемы со старшими мальчиками».

Яська невольно вздрогнул. Попытался заглянуть за мамино плечо — вдруг Шмыга действительно там! Точнее Димка.

Мама тут же разгадала жест.

«Хватит шею вытягивать, как страус, — нет твоего друга здесь. Ушёл. Здесь вообще никого нет — только ты, да я».

Яська кивнул.

«Ну, так что скажешь? У тебя есть проблемы, или Димка мне соврал?»

Яська вздохнул. Ну как тут быть? Да, несправедливо, когда вчетвером на одного, но такова школьная жизнь. А общих мальчишечьих принципов ещё никто не отменял. Конечно, проще простого разреветься маме в фартук — хотя того и не видно — и всё рассказать, но… Тогда он будет и сам ни чем не лучше Ищенко и его подельников. Школьные проблемы нужно решать самостоятельно, и не важно, какими бы фатальными те не казались на первый взгляд. А скинуть наболевшее на чужие плечи — это проще всего. Да и одноклассники не поймут. Всех ведь били. И все молчали. Значит, нужно молчать и ему. А если так хочется вякнуть, то он уже знает, что именно нужно делать. Бить в кость, как научил кто-то свыше!

Мама терпеливо ждала, теребя в пальцах кухонное полотенце.

Яська отрицательно помотал головой.

«Нету проблем».

Мама склонила голову набок.

«Значит, Димка мне всё же соврал? Но почему?»

Яська пожал плечами. Потом вспомнил, что мама, скорее всего, не видит этот его жест и добавил вслух, а может, снова мысленно:

«Он ничего не понял. Показалось, наверное, просто, — вот он и решил помочь».

Мама покачала головой.

«Странный он для этого выбрал способ. А что же с твоим лицом?»

Яська вспыхнул похлеще новогодней ёлки — он-то думал, что его не видно! По крайней мере, не так отчётливо, чтобы можно было различить следы побоев. Хотя какая разница — ведь всё равно заметят. Не сейчас, так позже, когда он выберется.

А что если…

Что если всё происходящее, лишь элемент реальности, обыгранный в его отчаявшемся воображении? В сознании, что стремительно несётся вниз. Потому что ничего этого никогда не случиться взаправду.

Яська поменялся в лице. Зубы застучали через раз. Под ложечкой нестерпимо заныло. Конечности обмякли.

А мама молча ждала ответа.

Яська почувствовал, что сейчас непременно разревёться — к горлу уже подкатил комок, который казалось невозможным протолкнуть обратно. Единственный здоровый глаз намок. Тут же защипало веки, да так, что хоть волком вой.

Яська шмыгнул разбитым носом — протяжно из-за образовавшегося в носу тромба.

«Я не специально. Так получилось…»

Мама посерьёзнела, откинула в сторону полотенце.

«Я могу быть уверенной, что ссору затеял не ты?»

Яська кивнул — аж шейные позвонки хрустнули. Вниз по позвоночнику понеслись электрические разряды. Яська поморщился.

«Я только отбивался. Честно!»

«А почему же сначала соврал?»

«Потому что сам разберусь! Без взрослых».

Мама улыбнулась уголками губ.

«Значит, вырос уже. Что ж, так тому и быть. Но ты должен пообещать мне, что являешься передо мной в таком виде в первый и в последний раз!»

Яська невольно вздрогнул. Пообещать. В первый и в последний раз… А что если и впрямь так? И раза в реальности просто не будет!

«Я… Я… Я обещаю, — всё же подумал он, уверенный в обратном. — Мама, прости меня! За всё прости!»

Мама осталась серьёзной, словно чувства сына её ничуть не тронули.

«Яська, в жизни каждого человека наступает такой момент. Момент, когда куча проблем накрывает тебя с головой, и кажется, что уже не выплыть. Но это всё — наши страхи. Они рисуют нам утраченные образы, показывают ошибочные пути, просто поджидают в тёмном переулке, чтобы повалить наземь. Они знают, что подняться вновь человеку очень сложно, а потому творят свои чёрные дела снова и снова. К сожалению, мы, люди, — слепы. Мы думаем, что всё это бог… Что именно он посылает нам испытания, которые человек, впоследствии, должен пытаться преодолеть. Преодолеть для того, чтобы в конце пути соприкоснуться с чем-то неизвестным, соприкоснуться с утраченным смыслом. Люди думают именно так. Что нет такого испытания, которое нельзя было бы преодолеть, и что, в конце концов, всё обернётся истинным совершенством, — мама вздохнула. — Но, к сожалению, все мы ошибаемся. Истинный Бог просто наблюдает за нами, чтобы на примере наших ошибок сохранить невредимым свой собственный род. А соответственно, помочь людям в силах только Тьма. Да, как бы жутко это не звучало, но выбраться из глубокого колодца без посторонней помощи, попросту не дано. Любой из нас будет стремиться вверх, к небу и звёздам, как то велит судьба. Он будет беспомощно карабкаться вверх по гладким стенам, сбивая руки в кровь и ломая ногти. И только один из миллиарда сможет перебороть собственный страх и нырнуть на глубину. Пойми, сын, свет хоть и манит, но ещё неизвестно, к чему именно он приведёт. Светлый ребёнок может вырасти в убийцу и тогда придёт черёд винить в том его родителей. А в чём повинны именно они? Что всю жизнь дарили избалованному чаду свет и тепло? Что выполняли все его требования и капризы? Или что слишком поздно отдали во взрослую жизнь?.. Так сказать, неподготовленным к внешним воздействиям. Он не привык слышать «нет», а когда всё же слышит, единственное, что испытывает — это страх. За время забвения, в его голове скопилось много всего. И оно прибыло через «родничок» оттуда… — Мама жестом указала на небо за окном. — Оно прибыло со Звезды, чтобы запутать. Так что запомни: чтобы выжить в глубоком колодце, необходимо нырнуть на самое дно, иначе — смерть. Болезненная и мучительная. А для того, чтобы нырнуть, нужно сперва перебороть собственный страх, а затем просто «плыть», пока не натолкнёшься на Мост. Именно он укажет истинный путь и даст возможность бежать от судьбы».

Яська сжался в комок. Мама говорила страшные вещи, но он привык ей верить — ещё там, в реальности. А раз так, значит привычка должна продолжаться и тут. Ничего другого попросту не остаётся.

Яська кивнул.

«Хорошо, мама. Я всё понял. Но как же ты меня нашла?»

Мама усмехнулась.

«Каждая мать способна «плыть». Просто не многие догадываются об этом. Ну же, поторопись, а то опоздаешь!»

Яська хотел спросить что-то ещё, но не успел. Мамино лицо сначала замерцало, потом исказилось рябью, словно прерывающийся телевизионный сигнал на экране телевизора, после чего растеклось по стенам темницы молочным туманом.

Яська огляделся.

Он сидел на небольшом бетонном выступе, упершись спиной в металлическую дверь. Абсолютно гладкую с тёмным зрачком замочной скважины на уровне груди. Ниже подогнутых ног начинались ступеньки. Точнее начинались и тут же заканчивались, уходя в мутноватую жидкость, что заливала пол помещения. Кое-где виднелась корка чёрного льда, усыпанная крупой отвалившейся с потолка побелки. Стены напирали с четырёх сторон, в попытке раздавить, — мрачные, хищные, бесчувственные, они не ведали о сострадании. Им было плевать на маленького мальчика, что оказался запертым неведомо где на неопределённый срок. Наоборот, данность приводила их в высшую степень эйфории, отчего мрачные поверхности то и дело пускались в жуткий пляс.

Яська зажмурился, силясь унять круговерть в голове. Потом открыл здоровый глаз и медленно поднялся на ноги. Немного подташнивало. Пришлось даже ухватиться за ледяную дверь, чтобы не полететь вниз головой. Ладонь обожгло холодом, но Яська стерпел и это. Он оттолкнулся и шагнул на нижнюю ступеньку. С трудом наклонился, стараясь удержать равновесие. Понюхал воду. Извёстка. Впрочем, она тут повсюду. Точнее не она, а её разъедающий слизистые оболочки носа шлейф. Яська поморщился и сунул трясущиеся руки в воду. Снова обожгло. Кожа на кистях мгновенно онемела, пальцы заломило. Яська переборол холод и боль, плеснул водой в лицо. Показалось, что в кожу впились мириады тонюсеньких иголок — тех самых, что мама держит в шкафу на верхней полке, воткнутыми в маленькую подушечку. Яська стиснул зубы. Дёрнулся всем телом, гоня прочь приставучую дрожь. Вроде как помогло, отстала.

За спиной что-то прошуршало.

Яська стремительно обернулся. Застыл с отвисшей челюстью, словно увидел очередного призрака. Хотя так и было.

На том месте, где несколькими минутами ранее сидел он сам, стояла маленькая девочка в белом платьице с брошью в виде остроконечной звёздочки на груди. Она неловко переминалась с ноги на ногу и постоянно отводила голубые глаза — Яська это увидел! Как увидел и то, что, не смотря на низкую температуру, миниатюрная малышка была одета совершенно по-летнему. Помимо аккуратного платьица, такие же белые гольфы, чуть не доходящие до колен, лакированные туфельки на застёжках, полумесяц ободка на голове в приглаженных волосах. Такое ощущение, что девочка просто гуляла по летнему парку после уроков и вдруг, по какой-то необъяснимой причине, оказалась в тёмном подвале, насквозь пропитавшемся запахом сырой извёстки.

«Или это всё очередные проделки Ищенко сотоварищи?»

Девочка будто прочла Яськины мысли — переступила с ноги на ногу и улыбнулась, показывая знак дружбы.

Яська вконец опешил.

— Ты кто такая?.. — спросил он, силясь унять дрожь в отбитых коленках.

Девочка кивнула. Сделала аккуратный реверанс. Ответила вопросом на вопрос:

— Ты ведь Яська?

Яська глупо кивнул. Девочка улыбнулась шире.

— Я так и подумала. Смешной такой.

Яська насупился. Скривил голову набок, чтобы девочке не было видно его гематом.

— Чего смешного-то? Подумаешь, поколотили малость… — Он шмыгнул носом. — Знаешь, сколько их было?

Девочка прыснула в кулачёк.

— Как же не знать. Но ты всё равно молодец! Сумел за себя постоять!

Яська с неподдельным наслаждением сжал правый кулак — так этому Гуне, пускай только ещё подкатится!

— Он больше не тронет, — уверенно заявила девочка. — Никто не тронет. Таким нужно всего лишь раз дать отпор — и всё.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросил Яська.

Девочка пожала плечами.

— Я много чего знаю, только не всё могу рассказать.

— Но почему так?!

— Просто нельзя.

— А чего пришла тогда? — Яська тут же понял, что сморозил глупость — ну как, спрашивается, девочка могла попасть за закрытую дверь? Да и агрессивно как-то вышло…

«Стоп! А кто сказал, что дверь заперта? Вот ведь дурья башка!»

Девочка грустно улыбнулась.

— Заперта. И она больше не откроется. Этой ночью здание рухнет, — она грустно посмотрела на тёмную воду. — Из-за повышенной влажности.

Яська остолбенел, даже забыл задать очередной вопрос, на счёт того, как же тогда девочка тут вообще очутилась. А девочка продолжила пугать:

— Тебя так и не найдут. Точнее не найдут твоё тело. Ты не вернёшься домой и больше никогда-никогда не увидишь маму.

Яська ощутил в груди пустоту. Снова не обратил внимания на странную интонацию в голосе незнакомки.

— Но как же… Ведь так не бывает!

Девочка сделалась неимоверно серьёзной.

— Бывает, случается много чего. Например, люди летят в самолёте и размышляют о том, как проведут сегодняшний вечер. Никто из них и подумать не может, что вечера сегодня не будет. Точнее будет, но именно для них, он не настанет.

— Как это?

— Очень просто. Разве новости по телевизору не смотришь? Бац, и грозовое облако. Самолёт теряет управление… падает… все кричат от страха… И всё. Конец.

Яська чуть было не отступил в воду — вовремя опомнился!

— Но… откуда ты всё это знаешь?!

Девочка грустно улыбнулась.

— Знаю, потому что я оттуда… — И она взмахом руки указала на тёмный угол вблизи себя. — Там известно всё, но там не так-то просто быть.

— Где это — там?

Девочка качнула головкой.

— Далеко.

— А если на звездолёте?

Девочка улыбнулась.

— Не долететь. Очень далеко. Долететь можно только досюда… — Она дотронулась до звёздочки на брошке. — Но там тоже плохо. Очень плохо. Потому что всё постоянно меняется.

Яська с трудом сдерживал наскоки бесчисленных вопросов.

— А ты как же?

— Я услышала ваш разговор. С мамой. Случайно, — она потупила взор. — Я никогда не подслушиваю, не подумай чего… Просто с близкими людьми так иногда случается.

— С близкими?

Девочка вконец смутилась.

— Ну, с сыном и матерью, например. Связь настолько прочна, что преодолевает пространство. И её, эту связь, можно почувствовать на расстоянии. Далеко-далеко — даже не представить себе так просто! Не саму связь, а те эмоции, что скользят внутри неё, как радиоволны, — девочка возбуждённо выдохнула. — Вот я и услышала их. А потом пришла к тебе, чтобы поддержать. Яська, нужно выбираться. Иначе мама этого не переживёт!

— Кто ты такая?

Девочка снова отрицательно качнула головкой.

— Смотри, — она спустилась по ступенькам, скользнула мимо ошарашенного Яськи в ледяную воду и окунулась целиком.

Яська почувствовал, как всё его тело покрылось мурашками, словно в воде очутился он сам!

— Эй, ты чего?.. — только и смог выговорить он, наблюдая за неадекватным поведением странной гостьи.

Девочка поднялась над водой. Пригладила спутавшиеся волосы, поправила прилипшее к телу платье. Глянула на застывшего Яську.

— Нужно перебороть страх здесь, — она коснулась груди, — иначе ничего не выйдет. Вспомни о том, что говорила мама, — девочка развернулась и пошла к одной из стен, разгребая пред собой воду руками.

Яська смотрел на гремящие волны, не понимая, что такое вообще происходит.

Внезапно до него дошло, что пол под ногами еле заметно вздрагивает. С потолка посыпалась ледяная крошка. Угодила за шиворот. Яська встрепенулся. Огляделся вокруг. Вроде бы ничего не изменилось, вот только… Окружающее пространство наполнилось еле различимой дымкой — будто смог на рассвете нового дня, только не неподвижный, как это бывает в действительности, а клубящийся, медленно сползающий по стенам в волнующуюся воду.

«Словно живой… точнее наделённый смыслом!»

Яська разинул рот, попятился к двери. Тут же угодил задником ботинка в ступеньку, взмахнул руками, силясь сохранить равновесие, но всё же сел на холодный бетон.

— Ну же! — воскликнула из воды девочка. — Ты должен решиться! Другого шанса выбраться живым нет!

Яська ошалело привстал. Попытался заставить обмякшие ноги шагнуть вперёд. Наступил на развязавшийся шнурок — совсем как настоящий Шнурок, — кубарем скатился в ледяную воду.

Поначалу обожгло, да так, что выступили слёзы. Однако спустя пару секунд грудь сдавил жуткий холод. Яська выдохнул, в надежде избавиться от стужи внутри себя. Тщетно. Та устремилась вниз по глотке голодной змеёй. Лёгкие содрогнулись в ужасном спазме, а Яська разразился гортанным кашлем. Складывалось ощущение, что закрой он сейчас рот, грудную клетку непременно разорвёт изнутри чудовищной силой, что любым доступным способом стремится найти себе выход. Левый бок закололо, а перед взором замелькали оранжевые болиды.

Яська отдёрнулся от проникшей в голову жути, заработал руками и ногами, силясь выбраться на поверхность. На сковавший тело холод он уже просто не обращал внимания. Буквально из неоткуда возник пол — стопы спружинили, а на лицо накатила свирепая волна. Яська с присвистом вдохнул полной грудью.

Девочка застыла буквально в метре, протянула синюю руку. Попыталась улыбнуться, но не смогла — личико исказила судорога. Прошептала, клацая зубами:

— «Плыви» за мной, иначе — смерть.

Яська потянулся к своей спасительнице, — а как иначе?

Пол под ногами вновь задрожал. С потолка посыпалась бетонная крошка. Стен видно не было — кругом один единый вращающийся шквал.

— Что нужно делать? — просипел Яська, силясь унять дрожь в голосе.

— Просто «плыть», — прозвучало в ответ. — Нам нужно найти угол, чтобы преодолеть эту грань.

Яська почувствовал, как его тянут за руку. Тут же отдался на волю увлекающей себя силе. Ладони уже ничего не чуяли, а пальцы просто звенели, особенно соприкасаясь с ледяной стихией.

Внезапно всё вздрогнуло, словно при землетрясении.

Яська взвизгнул. С трудом удержался на ногах. Принялся что есть мочи помогать себе свободной рукой.

Девочка не обратила на его всхлипы внимания. Лишь так же ускорила шаг; она понимала, что время неумолимо ускользает.

Внезапно до Яськи дошло, что пол под ногами понижается. Каждый новый шаг погружал их всё глубже и глубже. Поначалу ледяная стихия едва доходила до груди, а сейчас… Яська поднялся на цыпочки, но кромка воды всё равно сомкнулась над головой. К уже давно завладевшей сознанием панике прибавилось самое настоящее отчаяние. А ещё страх, только не за себя, а за девочку — та была намного ниже ростом, просто крохой.

Яська вновь оттолкнулся от дна. Взмыл над волнами, будто дельфин, стремящийся преодолеть гравитацию. Осмотрелся по сторонам. Странно, но вода едва доходила его проводнице до пояса. Яська пригляделся тщательнее. Понял, что девочка уже дошла до стены и теперь просто держится рукой за змеевик недействующей системы отопления. Попутно манит синюшным пальчиком к себе. Яська догадался, что в момент последнего толчка их объятия разомкнулись. Паника усилилась во стократ, а сам Яська, что есть сил, бросил своё коченеющее тело вперёд.

Девочка неуловимым движением ухватила его за ворот. Подтянула к себе, показала, как нужно держаться, чтобы осталась возможность продвигаться вдоль стены. Яська тут же сообразил. Пропустил ржавую трубу подмышкой, прижал локотком. Только сейчас понял, что руки онемели по самые запястья. Правую ногу свело, а сердце как-то надсадно заколотилось, словно пошло на износ, предчувствуя скорый конец.

Яська снова всхлипнул, стараясь совладать с тянущей на дно конечностью. Вроде как вышло — судорога отступила.

Вновь тряхнуло, да так, что спасительный змеевик чуть было не вывернулся, как скользкий вьюн. Совсем рядом в воду что-то упало, подняв снопы обжигающих брызг. И так снова и снова, буквально вгоняя в жуткое оцепенение.

Чуть поодаль взвизгнула девочка.

Яська тут же обернулся. Попытался всмотреться в перекошенное болью личико. На том застыла маска противоборства. Так бывает, когда нестерпимо больно, но всё равно пытаешься не выдать собственных чувств перед кем-то ещё. Но получается не всегда.

Девочка тёрла отбитое плечо и виновато посматривала на Яську: мол, не хотела пугать, а вышло иначе. Прости!

Яська заскрипел зубами. Не от жалости к девочке — хотя и от этого тоже, — а оттого, что кирпичом досталось именно ей. Так не должно быть! Это неправильно! Получить должен был он! До кучи, — какая ему сейчас разница, и так всё отбито по самое не балуйся.

Девочка улыбнулась — словно прочитала Яськины мысли. Проглотила боль, кивнула, давая понять, что с ней всё в порядке. Снова поманила за собой трясущейся рукой — нужно спешить!

Яська знал это и без того — вода вновь доходила до подбородка. Зачем-то он глянул вверх — батюшки-светы! — вот он, потолок, которого раньше даже видно не было. И вращающаяся пелена его больше не укрывает.

От последовавшей догадки, Яську всего буквально передёрнуло: если здание и устоит — чего не случится, если верить словам девочки, — тогда они просто утонут в ледяной воде! Захлебнуться как малые котята, которых добросовестная хозяйка, за неимением средств, отправила «учиться»! Яська помнил эту жуть. Так любила говаривать его же собственная бабушка, когда непутёвая кошка Мурка приносила неожиданный приплод. И это не значило ничего хорошего. По крайней мере, не для котят.

Волны снова укрыли с головой. Яська проглотил попавшую в нос воду, совладал с фейерверком в голове, попытался всплыть. Отчаянно оттолкнулся от трубы, метнув себя вверх, точно из гаубицы. Лучше бы не метал. Потолок материализовался из ничего, словно отбойник на пути автогонщика, что пропустил поворот. В сознании ахнула очередная вспышка — Яське даже показалось, будто он слышит звон осколков, на которые рассыпались искры, что вылетели из его единственного глаза.

«Вот она, грань, которую так тщательно ищет незнакомая девочка!»

В полубессознательном состоянии Яська скользнул в карман. Попытался нащупать бесчувственными пальчиками осколки — они должны быть тут, ведь он ощутил их собственным прикосновением, когда находился внутри кольца из школьной шпаны. Они точно были! А сейчас… Нету!

«Они рассыпались на составляющие части, а может и вовсе превратились в пыль, после чего были унесены ледяной стихией неведомо куда».

Унесены с одной единственной целью — чтобы не выпустить из мрака жизнь!

Яська, в отчаянии, полез в другой карман — и там пусто.

«Может просто не чую?»

Может и так, но как быть в этом случае?

Вода уже доходила до самого потолка — осталось сантиметров десять, а может и того меньше. Из пенящейся стихии возникло встревоженное личико девочки.

— Угол… Вот он! Дальше — стена! — Она отплёвывала лезущую в рот воду и тяжело дышала. Её волосы походили на слипшиеся водоросли — они раскачивались на волнах единой тёмной массой так и норовя окружить и опутать. Сдерживавший их ободок куда-то подевался. — Ты готов?..

Яська неуверенно мотнул головой, стиснул протянутые пальчики. Да какое там неуверенно, мотнул так, что чуть уши не оторвались. Не был он ни к чему готов! Да и к чему тут быть готовым?! Разве что к смерти. А умирать не хотелось. Ох, как не хотелось, просто из кожи лезь вон!

Яська почувствовал, что задыхается. Вода всё ещё оставляла небольшое пространство — словно издевалась! — а воздуха уже не хватало.

— Пора! — выдохнула девочка и скрылась под водой.

Яська до последнего удерживал её миниатюрные пальчики, даже сейчас, когда вроде бы уже не имело смысла. Нет, смысл был! Остаться совершенно одному, когда вокруг тебя леденящая смерть — смерти подобно! А потому, достаточно даже бесчувственного прикосновения, чтобы поверить в небесный промысел.

Яська отпихнул прочь бесполезную трубу — та сразу же исчезла во мраке, будто и не было её сроду. Пространство перестало быть — рассеялось, растворилось или просто кануло в небытие. Тем более, тут есть куда кануть — под ногами самая настоящая бездна.

Рука девочки продолжала тянуть на глубину. Яська завизжал во всё горло. Он не хотел вот так — в ледяной воде, в абсолютном мраке. Так можно только во сне, когда ворочаешься от очередного кошмара, не в силах проснуться, а с тебя при этом сползает спасительное одеяло… Ты ощущаешь касание бездны, но не можешь проснуться. Тебя словно не пускают назад, к жизни. Однако явь всё же настает, как только в горло попадает первая капля воды.

Потому как вода нас и породила.

Но она может и погубить.

«Я тебя породил, я тебя и убью!»

И как бы в ответ на эти мысли, некая неведомая сила выдернула пальчики девочки из Яськиной ладони!

Не осталось ничего. Только барахтающийся в воде Яська, и удушливая мгла.

Яська попытался всплыть. Не вышло. Он скрёб ногтями по бетону над головой, силясь прорваться через строительные швы. Но все его попытки были обречены на неудачу.

В груди жгло всё сильнее. Хотелось просто вздохнуть полной грудью, чтобы унять разрывающий сознание огонь, но Яська понимал, что это явный конец. Правда понимал лишь пока… как и то, что рано или поздно, всё же придётся вдохнуть.

Внезапно над головой обозначилась брешь. Яська устремился к ней, словно это был лучик спасительного света. Вынырнул. Принялся отхаркивать попавшую в рот воду. Затем кое-как отдышался, попытался ощупать свод над головой. Сразу же пришла догадка: именно отсюда свалилась часть плиты, из-за которой и возник тот фонтан брызг, что обдал их с девочкой колючими брызгами. С девочкой… Яська вспомнил миг, когда что-то утянуло её вниз. Прочувствовал. Сразу же накатило оцепенение — так бывает в воде, когда уверен, что под тобой что-то плавает! Туда-сюда, выжидая подходящего момента, чтобы ухватить за ногу.

Яська вздрогнул. Принялся вертеть головой, в попытке определить местоположение невидимого врага.

«Бред! Она просто захлебнулась и камнем пошла на дно. Пока в лёгких есть хотя бы грамм живительного воздуха, тело всё равно будет держаться на поверхности, даже если не размахивать руками и ногами. А вот когда воздуха больше нет, а его место занимает вода, тогда точно, как камень на дно или топор в топь! Хотя какая разница…»

Приняв мысль за данность, Яська вновь сосредоточился на нише — жалеть бедную девочку у него не было ни сил, ни времени.

Яська понял, что судьба с ним просто играет, даруя один шанс за другим. На деле же, это всё ничего не значит — рано или поздно, вода затопит и этот «колокол», а тогда уж точно всё. Придётся нырнуть, чтобы больше не выныривать. Никогда-никогда, как бы ни было страшно и больно.

«Бедная мама…»

Яська вдохнул полной грудью, оттолкнулся от потолка и медленно пошёл на дно, силясь не сойти с ума от того, что делает. Перед затуманенным взором вновь стоял образ мамы, только теперь не на кухне на фоне окна, а на скамеечке у дома. Мама протягивала к нему руки и почему-то плакала.

Правой рукой Яська совершенно случайно прочертил по полам разбухшей от воды курточки. Наверное, просто хотел спрятать руки в карманы — он так частенько делал, негласно признавая собственную вину.

Под синтепоном проступило что-то твёрдое и острое. Яська что есть сил рванул подкладку. Потом вцепился зубами, принялся буквально рвать куртку на части.

Что-то чуть уловимо хрустнуло — боли Яська даже не почуял. Он схватил гладкий многогранник и прочертил пальчиком по знакомым сотам. Зажмурился, пытаясь преодолеть раздирающий лёгкие спазм.

Сердце зашлось в груди.

Это было оно! Зелёное стёклышко, некогда заключавшее в себе естество живой природы, провалившееся в дыру кармана.

Удушье сделалось нестерпимым, и Яська в отчаянии разлепил ресницы.

Буквально в метре над головой раскачивалась бликующая кромка воды. За ней мерцал глаз красного солнца.

Яська вскрикнул, выпуская из лёгких остатки воздуха. Тут же сообразил, что такое творит и поскорее закрыл рот. Всё же не поверил в происходящее, снова зажмурился. А когда заново открыл глаз, принялся что есть мочи грести вверх — там грезилась поверхность! Поверхность, которая не была ограничена чем-то свыше, за исключением небесной сферы. Это походило на сказку, а возможно и являлось последней.

Яська вынырнул и буквально оглох от собственного вопля.

Яська вылетел из воды, будто мячик! А когда плюхнулся обратно толком и не понял, во что угодил. Такое ощущение, что в кипяток — и это ещё мягко сказано. Открытые участки тела обожгло, а за шиворот полезло что-то белое и густое, на вроде молочных сливок или растопленного масла. Однако поначалу Яська не обратил на это внимания — он просто вдохнул полной грудью и принялся отхаркивать известковую воду.

Рядом прокричали:

— Яська!

Яська на секунду замер. Потом машинально обернулся, не совсем понимая, каким образом продолжает удерживаться на мерных волнах непонятной субстанции, совершенно не двигая руками и ногами. Странно, но вдобавок ко всему, он стал лучше видеть. Хотя поначалу, Яська списал данность на яркий свет, который казался буквально ослепляющим после непроглядного мрака темницы.

— Яська, ты сделал это! У тебя получилось!

Девочка восторженно размахивала руками в нескольких метрах от Яськи и улыбалась.

— Я знала, что у тебя получится! Я была в тебе просто уверена!

Яська ошалело моргнул.

— Что получится? — прошептал он враз севшим голосом, по-прежнему не веря в столь чудесное избавление.

— «Плыть!» Ведь ты сумел пройти сквозь грань! И вот, мы здесь!

— Так где мы? — Яська встревожено огляделся по сторонам. — И что это такое? — Он зачерпнул в горсть белую субстанцию, что раскинулась вокруг бескрайним, изредка вздрагивающим океаном.

Девочка развела руками.

— Мы — между мирами. Неужели не ясно?

— Как это — между мирами? Где расположено это место? — Яська оглядел туманный горизонт, где молочный океан перетекал в бордовое небо — больше не было ничего.

— Оно — везде! Достаточно лишь пожелать «плыть», как сразу же окажешься здесь.

— Но почему мы не тонем? — Яська ощупал насквозь промокшую курточку, набухшие штаны, ботинки.

— Не знаю, — пожала плечами девочка. — Только тут так всегда. В подобной среде легче «плыть» — вот и всё. Давным-давно кто-то придумал это место, и Река распространилась повсюду.

— Так это река? — не поверил Яська и снова завертел головой, силясь разглядеть хоть какой-нибудь ориентир. Но тщетно — кругом лишь розовое молоко и ничего более. — И как же она называется?

— У неё много названий. Всяк называет её по своему. Одни — Смородиной. Другие — мрачным Стиксом. Третьи ещё как-нибудь… Река ведь повсюду, а потому у неё просто не может быть одного единственного названия.

— И куда же она течёт?

Девочка грустно вздохнула.

— Не знаю. Этого вообще никто не знает, потому что мало кто отважился плыть до конца. А те, кто всё же рискнули, не вернулись обратно. Пойми, это просто Путь, рассчитанный на нашу сознательность. «Плыть» можно лишь до определённого места — у каждого человека оно своё, — после чего нужно неизменно выныривать, иначе…

— Что — иначе?

Девочка потупила взор. Зачерпнула горсть «молока». Пропустила сквозь пальцы, наблюдая за тем, как ленивые капли с причмокиванием возвращаются в родную стихию.

— Иначе не вернёшься, как не вернулись те, что пожелали заглянуть за горизонт. Хотя я не знаю… Возможно, они всё же куда-нибудь и выплыли, только вот, что именно их там ждало — и ждало ли — неизвестно.

Яська притих. На секунду попытался представить себе такое место, где тебя могут ждать, не смотря на то, что никогда до этого не видели. Что бы это оказались за существа? Люди ли, или что-нибудь необъяснимое, что даже невозможно представить — тем более, постичь?

— И что же нам теперь делать? — спросил Яська, гоня прочь липкие мысли.

— «Плыть» дальше, — улыбнулась в ответ девочка и легла на спину.

Только сейчас Яська заметил, что на его спутнице нет больше платьица. Ободок бесследно канул ещё в темнице. Осталась только остроконечная звёздочка. Правда теперь она была вовсе не брошью, как прежде, а маленьким кулончиком на цепочке. Звездочка дрожала на обнаженной груди девочки, а «молоко» волн и багровость странного светила придавали ей зловещую кровавую окраску — словно там, далеко-далеко за невидимой гранью, кипела бесконечная война не на жизнь, а на смерть. Война во славу света или тьмы.

Яська сглотнул подкравшийся к горлу страх, нерешительно дотронулся до порванной подкладки… Ничего.

Скорее всего, потерял.

«Вот ведь растяпа! Но как?! Ведь держался так, как утопленник не хватается за протянутое весло! И, тем не менее, не удержал. Жалко-то как!»

Девочка в очередной раз прочитала Яськины мысли. Прикоснулась к своему кулончику, вынула из «молока».

— Он достался мне от мамы, — она с трудом переборола дрожь в голосе, нехотя отвела взор. — Мама носила его рядом с сердцем, а после того, как я… После того, как её дочки не стало, оставила кулончик ей.

Яська почувствовал на щеках едкие слёзы. Одновременно защемило под ложечкой.

«Ох, не разреветься бы!»

Девочка грустно улыбнулась.

— Он помогает мне «плыть». Не могу сказать, почему так, — но с ним легче. Он как бы указывает Путь. Как дорожный указатель или стрелка на железнодорожной станции. Нужно просто прислушаться к зову сердца и захотеть. Сильно-сильно! Очень-очень! Как последний раз в жизни.

Яська кивнул. Просто так, чтобы незаметно проглотить слёзы, а попутно поддержать стойкую девочку.

— У тебя ведь тоже что-то было, — осторожно проговорила девочка, вновь топя кулончик в безразличных волнах.

Яська кивнул.

— Да, было. Только не кулончик и даже не подарок. Так, обыкновенное стёклышко с узором в форме пчелиных сот — что-то вроде талисмана. Той весной ещё нашёл. Только я его потерял, кажется…

Девочка улыбнулась.

— И вовсе не потерял!

— Тогда где же оно? — брякнул в ответ Яська. — Сколько искал, а так и не нашёл. Ни этого осколка, ни другого, с лучиками.

— Они просто выполнили своё предназначение и исчезли. Разрядились как батарейки — если тебе так понятнее.

Яська насупился.

— Какая же это батарейка… Обычное стекло.

— А вот и не обычное, — не согласилась девочка. — Не бывает ничего обычного. Всё чем-то заряжено. В твоём мире — это закон. Всё циклично и движется либо от начала к концу, либо наоборот. При этом один, отдельно взятый цикл, может быть разбит на ещё более мелкие подциклы, а те, в свою очередь, на мельчайшие подциклики! — Девочка озорно подмигнула: мол, не парься, сейчас объясню.

Яська пожал плечами, задрал голову и уставился на красный диск — тот повис ровнёхонько в зените.

— Это как закон сохранение энергии, только намного сложнее, — принялась объяснять девочка. — Ведь твой осколок не сразу стал таким, каким ты его нашёл. До этого он сменил много форм, испытал различные трансформации… Например, сначала он был плазмой внутри звезды. Потом космической пылью. Ещё через миллиарды лет извергнулся из недр нового мира в виде раскалённой лавы. Затем застыл, превратился в кварц, рассыпался на песок, был добыт в огромном котловане или же и вовсе в подземной шахте. Лишь только после всего этого где-то на промышленном предприятии смешали соответствующие компоненты для того, чтобы получилось стёклышко именно такой формы. А форму тоже кто-то придумал. Некий человек, который жил много лет назад, а может, живёт и поныне, даже не подозревая о том, какую пользу принёс всему человечеству в целом и лично тебе. Ведь не будь всего этого, стёклышко не только бы не появилось в реальности, оно бы не смогло впитать в себя всю ту энергию, что была затрачена на его изготовление. А к этому процессу были причастны многие виды энергии, многие люди, многие, на первый взгляд разрозненные события. Так что если стёклышка нет, это ещё не значит, что ты непременно его потерял. Оно просто исчезло, отдав всю накопленную энергию тебе. Ведь «плыть» очень сложно. А сам Путь отнимает неимоверно много сил. Особенно когда в первый раз.

Девочка умолкла и принялась вместе с Яськой лицезреть красную звезду — на спине ей было намного удобнее это делать.

Яська непроизвольно спросил:

— Но если всё действительно так, тогда почему же не пропадает твой кулончик? Ведь он тоже разряжается, когда ты перемещаешься вдоль своего пути. Разве не так?

— Всё так, — вздохнула девочка. — Просто… Ведь это подарок мамы. А он будет греть даже после того, как не станет её самой. Я не уверена, так ли это. Но я знаю, что всегда буду помнить самое дорогое, что у меня отняли.

Яська вновь почувствовал в груди щемящую тоску. Ещё ему сделалось стыдно перед такой отважной и умной девочкой. Ведь у него-то всё было. Точнее есть, только где-то за гранью, куда нужно ещё «выплыть». А у малышки… У неё только призрачный путь и память о маме.

Странно. Непонятно. Труднообъяснимо.

Раньше Яська думал, что после смерти, память остаётся лишь с одной стороны. На деле же оказалось, что всё иначе. Ушедшие в вечность, тоже что-то чувствуют, а возможно, и не только чувствуют…

— А что это за звезда? — спросил Яська просто так, чтобы сменить неприятную для девочки тему.

— Звезда, — тихо ответила та, не отводя взора от красной блямбы над головой.

— Та самая?

Девочка кивнула.

— А кто под ней живёт?

— Они и живут.

— Они?.. — Яська недоверчиво глянул на девочку.

— Они — те, кто наблюдают.

— За кем наблюдают?

— За нами. За всеми, кто по ту и по эту стороны бытия.

— А зачем им это?

Девочка пожала плечиками.

— Не знаю. Наверное, так надо.

Яська поднабрался смелости и в открытую спросил:

— А ты сама была там?

Девочка нездорово вздрогнула. Перевернулась со спины на живот. Внимательно огляделась по сторонам, видимо пытаясь определить нужное направление.

— Нужно «плыть» пока нас не унесло течением.

— Почему ты не ответила на мой вопрос? — настороженно спросил Яська.

Девочка казалась непреступной.

— Я и так пролила свет на что не следовало. Плыви за мной и не отставай!

Яська разозлился — зачем же тогда вообще подводить так близко к грани, чтобы потом захлопнуть дверь перед самым носом?!

Но делать было нечего, тем более что и проводница окончательно ушла в себя, словно Яськи сроду и не было.

Яська ещё раз глянул на Звезду. Та еле заметно пульсировала, поглощая мутной короной взор несмышлёного мальчишки. Потом замерла. Затаилась. И Яська понял, что видит лицо. Но не человеческое, а какое-то другое. А может и человеческое, только неимоверно осунувшееся, как после долгой болезни.

«Наблюдают».

Яська машинально потёр глаза кулаками. С трудом сдержал радостный возглас — гематома пропала! Как и всё остальное. Словно не было ни дневного инцидента, ни заключения в сырой темнице, ни жуткого потопа, что чуть было не унёс его жизнь. Остались только Путь и весёлая девочка, которая одновременно являлась мертвецом.

Яська понял, что искать объяснение происходящего с ним бессмысленно, а оттого просто поплыл за плывущей впереди девочкой, изредка метая тревожные взоры на диск красного светила.

Они плыли около часа. Хотя Яська не мог с уверенностью утверждать данность — время за приделами известной ему реальности могло протекать несколько иначе. Да и монотонное движение в вязкой субстанции наверняка внесло свои коррективы. Ведь оно — движение — тоже являлось условным. Так как не было ориентиров.

Яська специально размахивал руками снизу — вверх. Он словно летел, преодолевая все мыслимые законы гравитации! Летел наперекор судьбе, что совсем недавно пыталась его погубить. Летел назло своим обидчикам — чтобы вернуться. Как птица Феникс — только восстать вовсе не из пепла, а из совершенно иной стихии. Какая разница, если уж на то пошло?

Движениям ничего не мешало, а оттого в груди, под ямочкой, царил дикий восторг.

Шлепки вязкой субстанции отдавались от зыбкого тумана протяжным эхом — точь-в-точь, как будто под покровом непроглядной ночи ухает себе под нос беспокойный филин. Яська даже пару раз оглянулся назад — не плывёт ли кто за ними. Не сказать, чтобы это так уж пугало, но что настораживало — это точно. Да и смысл преследовать двух испуганных детей, стремящихся поскорее найти обратную дорогу домой? Хотя в действительности обратную дорогу искал лишь Яська — девочка, вне сомнений, разыскивала между мирами что-то ещё, так как в реальности её уже никто не ждал.

Яська старался гнать неприятные мысли прочь, но те неизменно возвращались, обволакивая сознание похлеще флегматичного тумана.

Постепенно Яська сообразил, что этот туман царил лишь по сторонам горизонта. Небо же оставалось ясным, с уродливой блямбой красной Звезды в зените. Яська не прочувствовал момента, когда та сделалось именно такой: хищной, подглядывающей, недружелюбной. Казалось, что внутри неё всё давным-давно умерло, как и мертва та жизнь, что она освещает, не смотря ни на что.

Но страшного лица он больше не видел.

Яська не знал, откуда в его голове берутся столь бредовые мысли, но он не спешил причислять их к лику съехавшей под воздействием внешних факторов крыши — чем чёрт не шутит, всё может обстоять именно так, как есть или кажется! Ведь вернулась же в мир живых мёртвая девочка, а это значит, что, не смотря на смерть, она всё же где-то существовала, взрослела, набиралась знаний. Она даже сумела обогнать в интеллектуальном развитии самого Яську, который вроде как выглядел старше — по крайней мере, на первый взгляд. Да и чувства. Девочка ничуть не стыдилась своего теперешнего облачения, а она была абсолютно ногой, и Яська это видел собственными глазами.

Странно?

Конечно странно, но как ни крути, всё являлось элементом реальности, хоть и разыгрывалось неведомо где, под чужой звездой.

Яська стал взмахивать руками чаще — точно несущаяся за добычей чайка. Сразу же нагнал уплывшую далеко вперёд девочку. Та обернулась. Засияла, как маленькая звёздочка.

— Не устал? — бодро спросила она, слегка замедляя темп.

Яська отрицательно мотнул головой, пристроился рядом.

— А что это за туман? Почему он только вдоль горизонта, а небо чистое?

Девочка широко улыбнулась.

— Снова ты за своё… Меньше знаешь — крепче спишь! — Она звонко рассмеялась.

— Причём тут это? — недовольно проскрипел Яська. — Просто странно всё. Он как будто расступается перед нами, этот туман.

— Так и есть. Мы чужие для него, вот он и пятится, не зная, как с нами быть.

— Шутишь, да?

— А вот и не шучу! У Моста его и сроду нет. Потому что там постоянно «плавают» путники. Это единственное место, где можно ничего не опасаться. Потому что там тучи над головой, и нет Звезды.

— А тут чего опасаться? — осторожно спросил Яська, вновь оглядываясь по сторонам. Хотя какие тут стороны — один единый размытый горизонт, куда ни плюнь.

Девочка долго не отвечала.

Яська уже было подумал, что беседа вновь окончена, как это было в начале их пути, но спутница всё же заговорила:

— Тут только на первый взгляд — пустынно и мертво. На самом деле, этот мир буквально кишмя кишит всяческой жизнью. Точнее нежитью. Просто она — нежить эта — не может никак на нас повлиять. Пока мы «плывём» — ничего не случиться, будь уверен. Опасность наступит, лишь когда появятся сомнения и ты остановишься. Вот тогда-то и нужно спешить, иначе Они непременно утянут к себе.

Яська уже жалел о том, что задал столь бездумный вопрос. Ну кто его за язык тянул? Хотя… Может девочка просто желает поскорее отвязаться от его глупых вопросов, потому и запугивает всяческой мракобесией, которой на деле и нету…

Яська прищурился.

— А ты их видела?

— Кого?

— Ну тех, которые могут утянуть.

— Да. Пару раз. Но только издалека. Пойми, это место всего лишь перевалочный пункт — здесь бродит много чего, как можно и увидеть, всё что угодно. Но пока не наступил «резонанс», как-то повлиять друг на друга обитатели различных миров не могут. Такова структура мироустройства — сиди запертым в своём муравейнике и дожидайся назначенного часа.

Яська пожал плечами — ну ничего не понятно. Теперь ещё этот резонанс…

Девочка снова улыбнулась.

— «Резонанс» — это конец Пути. Он наступает за миг до гибели мира. Тогда со Звезды спускаются Они.

— Но ведь ты же сама только что сказала, что они могут только наблюдать.

— Да. Пока всё чин чином — Они просто наблюдают. Иногда, правда, могут управлять системой, чтобы приблизить конец. Но это случается редко. Если появляется много «зараженных». Пока же мир процветает, Они просто сидят в своих норах и ждут. Но потом «печати» падают, и мрак начинает лезть изо всех щелей. Не подумай, что я пытаюсь тебя запугать. Просто так всё в действительности и обстоит. А морочить голову пустыми надеждами — глупо. Рано или поздно Тьма установится повсюду, а тогда родится новый мир.

— И что же это будет за мир?

— Не знаю. Поживём — увидим! — Девочка задорно подмигнула встревоженному Яське и указала на горизонт. — Смотри!

Яська посмотрел… и глазам своим не поверил.

Туман сделался прозрачным, так что сквозь его вращающуюся пелену проступили очертания двух берегов. Правый — песчаный, испещрённый множеством дорог. Левый — скалистый и неприступный со снежной вершиной ледника. Яська попытался прикинуть на глаз расстояние между берегами…

«Метров двести, если не больше!»

Будь тут обычная вода, а не податливое «молоко», ещё не факт, что можно было бы переплыть с одного берега на другой. Да даже, чтобы просто решиться на столь опрометчивый шаг, нужны стальные нервы и несокрушимая уверенность в собственных силах. Так и никак иначе.

Постепенно из-за пелены выступил и сам мост. Он был ферменный, из чёрного металла с огромными балками. У Яськи аж дух захватило при виде такой громадины — и кто только воздвиг такое чудо? Никак тут потрудилась бригада первоклассных строителей. Причём сделано всё было добротно, как для себя — так, по крайней мере, казалось издалека.

Над мостом нависли тёмно-бордовые тучи. Звезда заслонилась рваной бахромой их растрёпанных боков. Сразу же заметно потемнело, как и полегчало. На душе.

Яська присвистнул.

— Кто же построил такую громадину?!

— Никто, — безразлично ответила девочка. — Он был тут всегда… насколько я знаю.

— Разве так бывает? — не поверил Яська.

Девочка усмехнулась.

— Просто ты судишь, опираясь на законы своего мира. Тут — всё иначе. Из ничего может возникнуть всё, как и всё может кануть в ничто.

Яська помотал головой.

Девочка тут же пояснила:

— В вашем мире есть компьютеры. На каждый из них можно установить новую программу. Причём пишется эта программа на совершенно ином компьютере, который стоит обособленно. Понимаешь?

Яська глупо кивнул, силясь уследить за мыслью девочки.

— Так вот. После установки программы, компьютер необходимо перезагрузить, иначе обновление не сможет вступить в силу. А как только ты запустишь систему заново — опля! — а на экране есть то, чего не было раньше.

— Но так то на компьютере… — растянуто прошептал Яська, понимая что всё же до чего-то домыслил.

Девочка кивнула.

— Да, это всего лишь скучные программы, но если сопоставлять происходящее там, у вас и то, что мы имеем на месте, то есть здесь, — сходство на лицо. Что-то может возникнуть просто так, если его «создали» в другом мире, а потом просто «установили» где-нибудь ещё. После «перезагрузки», оно возникает из ничего и исчезает бесследно при «удалении»! Как-то так.

Яська понял, что спорить дальше бессмысленно, и не стал заморачиваться, приняв всё, как есть. Какая разница, и так неразрешимых загадок — выше крыши.

Они были уже непосредственно под массивными опорами из позеленевшего бетона, когда за спиной раздался грустный стон. Яська сразу же обернулся, понимая, что весь путь ему вовсе не казалось — за ними и впрямь кто-то плыл!

«Или что-то, отчего не легче».

Девочка тоже замерла. Оглянулась.

— Это молох. Они тут завсегдатаи. Охраняют глубины.

— Молох? — Яська почувствовал, как, не смотря на тёплую «воду», по спине рассыпался выводок холодных мурашек. — А он ещё кто такой?

— Не кто, а что, — поправила девочка. — Вон он, смотри, если не страшно.

Яська зрительно устремился туда, откуда они только что приплыли.

— Мамочки… — только и смог прошептать он, когда из глубин вынырнуло реликтовое чудовище. — Это же акула! Только очень большая. Разве такие водятся?

Девочка отрицательно покачала головой.

— Это не акула. Молох — стражник глубин. Он — существо из иного мира. Просто находится в услужении Тьмы.

— Но я видел точно таких же акул на картинках в учебнике по биологии! — не унимался Яська. — Они жили на Земле миллиарды лет назад! Только, как говорят учёные, все вымерли.

— Не говори ерунды! — рассердилась девочка. — Молохам нет места в вашем реальном мире! Учёные, мнения которых ты слышал или читал, — сами ничего не понимают! А картинки… — Она осеклась. — Картинки просто мог кто-нибудь выдумать. Вот.

Яська наблюдал за чудовищным монстром, уверенный в обратном. Девочка не верила очевидному, потому что так мало прожила в Яськином мире. Если бы она «дотянула» до средней школы, всё было бы иначе. Хотя… Вдруг всё обстоит именно так, как говорит эта очаровательная малышка, развитая не по годам. А именно, что молохам нет места в мире живых. Но как же тогда они туда пробрались и куда затем подевались, отставив морские просторы на откуп своим меньшим сородичам?

Молох раскачивался на кровавых волнах, изучая детей пустотой глаз. Потом протяжно застонал и ринулся в образовавшийся перед его носом шквал.

— О нет!.. — воскликнула испуганная девочка. — Скорее!

Яська, толком ничего не понимая, устремился за своей спутницей; та в два гребка доплыла до бетонного основания и, не оглядываясь, выскочила из воды — словно озорная девочка-дельфин! Яська естественно смутился её наготы, а потому замер в нерешительности.

— Живо из воды! — скомандовала девочка, так что Яську вконец обездвижило. — Неужели не видишь! — И она взмахом руки указала на небо. — Тучи разошлись!

Яська задрал голову. И обмер. Огромный красный диск навис над головой. Он сковывал движения, увлекал взор, просто поглощал погрязшее в ужасе сознание. В воздухе повис надсадный хрип. Точнее не повис, а раскачивался — из стороны в сторону, становясь то громче, то тише.

«Как на качелях… а может, на крыльях?..»

Яська мотнул головой, в попытке избавиться от жуткого оцепенения. Посмотрел сначала на испуганную девочку, потом снова на красный диск. Прошептал на пороге слышимости:

— Ты же сказала, что пока «плывем» — нам ничто не угрожает.

«Пока не появятся сомнения…» — прозвучало отголоском в голове.

Девочка ничего не ответила. Наклонилась и неуловимым движением схватила Яську за шкирку — совсем как во время потопа в котельной. Яська толком и сообразить ничего не успел… только в очередной раз подивился не дюжей силе своей спутницы. Та сопела, но хватки не ослабляла.

— Ну же, помогай!.. — с присвистом воскликнула она, падая на колени. — Не всё же мне самой делать!

Яська, без вопросов, заработал ногами и руками. Бетонная поверхность оказалась неимоверно скользкой, подёрнутой не то мхом, не то сизым лишайником, — и как только девочке удалось так ловко выбраться из воды?.. Однако Яська понимал, что думать нужно вовсе не об этом. Думать нужно о собственной шкуре, если он сам не хочет поближе познакомиться с инопланетной тварью. Но ведь та ещё далеко. Не может же она за секунду преодолеть столь огромное расстояние…

«Если только вместо плавников на ней не установлены гравитационные двигатели!»

Яська подивился соль глупой мысли, но как оказалось зря.

Из последних сил работая бесчувственными ногами, одновременно увлекаемый за шкирку девочкой, Яська всё же заполз на бетонную опору и ничком повалился на острые камешки. Однако это ему только показалось — девочка без тени смущения отвесила пощёчину. Видимо желала поскорее привести в чувства, после чего потянула ещё выше.

Яська хотел отмахнуться, понимая, что не может просто руки поднять, чего уж там говорить, про то, чтобы заново куда-то карабкаться. Хотел, но так ничего и не сделал. Точнее сделал диаметрально противоположное — и откуда только силы взялись?.. А перед этим он просто глянул вниз, на то место, где только что барахтался… «Молока» там больше не было, а была лишь огромная пасть, размером с дворовую коробку для игры в хоккей, с той лишь разницей, что обнесена она была вовсе не деревянным заборчиком, как в реальности, а частоколом из жёлтых клыков.

Челюсти молчаливо клацнули, швырнув в лицо Яське зловонную слизь. Такое ощущение, что на месте желудка у твари располагался муниципальный морг, со всеми сопутствующими спецэффектами. Яська задохнулся и чуть было не полетел вниз — хорошо ещё девочка не догадалась его отпустить, иначе точно быть беде.

Яська «прогулялся» над бездной и снова отфутболился к спасительному металлу, вжался спиной в рыжие заклёпки. А молох скрылся в пучине, будто и не было его вовсе.

— Как это? — не понял Яська, пытаясь унять дрожь во всём теле. — Откуда он взялся?

— Скорее! Нужно выше залезть, а то достанет! — Девочка оглядела сварную опору, ухватилась пальцами за металлические поперечины, подтянулась. — Лезь за мной, только вниз не смотри!

Яська кивнул.

«Молоко» внизу закрутилось в гигантскую воронку.

Девочка резко обернулась и дёрнула Яську к себе. Машинально прижала, словно младшего братишку. Яська уткнулся носом в её липкие волосы и попросту замер, не зная, как быть. Потом уловил за спиной движение, резко обернулся вместе с девочкой…

Первое что пришло на ум: ракета. Взлетает из-под воды, как это показывают в фильмах про стратегические атомоходы. Ничего такого, экстраординарного вроде не происходит. Только, вот, непонятно, из чего именно сделана обшивка этой ракеты. На алюминий не похоже. Да и на оцинковку тоже. Что-то серо-голубое и немного серебристое, подёрнутое липкой слизью. Скорее всего, какой-нибудь засекреченный материал, что до последнего держали втайне от народных масс. Ведь так обычно бывает. Потому что общеизвестно: знают двое — знают все.

Так или иначе, но Яська до последнего упорно заставлял собственное сознание верить в заявленный факт. Но «ракета» внезапно замерла, как-то ненормально накренилась на бок и рухнула вниз.

От неожиданности Яська даже зубами клацнул.

А молох повернулся вполоборота и исполинской «торпедой» ушёл на глубину. «Молоко» беззвучно сомкнулось, моментально ликвидировав следы только что сыгранной сцены.

— Чё он пристал-то?.. — с трудом выговорил Яська, по-прежнему держа девочку в дрожащих объятиях.

— Не знаю. Так никогда не было! Вдалеке я их видела много раз. Но чтобы вот так, напасть ни с того ни с сего, — это со мной впервые!

— И со мной, — выдохнул Яська, стараясь унять разошедшееся сердце.

Девочка тихо спросила:

— Это твоё так колотится… или моё?

Яська тут же сообразил, что держит в объятиях совершенно голую девочку, и отскочил в сторону, словно обжегся.

Девочка покраснела.

— Прости. Я привыкла уже так — всё время одна. Мне следовало догадаться раньше, — она виновато улыбнулась. — Теперь ничего не поделаешь. Переход за грань отнимает много сил. Я не уверена, что смогу «трансформироваться».

— Да не надо никуда трансформироваться! — воскликнул пришедший в себя Яська. — Ты когда меня обнимала, это… Только не смейся. Мне показалось, как братишку несмышлёного. Правда.

Девочка улыбнулась.

— Да. Как братишку. Я всегда хотела братишку! Только чтобы не старше и не младше, а одногодку. А ещё лучше — близняшку, чтобы и думал, как я сама и характером подходил. Ведь это так здорово! Наверное… — Она потупила взор.

Яська понял, что нужно сделать. Он шагнул к девочке и просто обнял её, снова коснувшись мокрых волос. Всё было как наяву, вот только от волос новоиспечённой сестрёнки пахло вовсе не персиками. От них пахло сырой землёй заросшего погоста.

За спинами детей вновь мелькнул молох. Его единственный, обращённый к детям глаз, был чёрен, как дымоход чадящей печи. На миг в нём отразилось кровавое небо. Молох протяжно застонал.

Если бы Яська не летал в облаках, он бы вне сомнений увидел, что молох не упал в «молоко» как прежде, он просто исчез в мутноватом облаке, что укрыло его, будто капюшон голову попавшего под дождь путника.

Они сидели на бетонном основании Моста и болтали босыми ногами. Молох исчез, оставив после себя лишь неприятные воспоминания; над головой хмурилось низкое небо. Бордовые облака завернулись в переливающуюся воронку, в центре которой угадывалось алое ядро — как семя. Оно изредка пульсировало, искажая горизонт яркими вспышками; создавалось впечатление, что вот-вот разразится беспощадная гроза. Река внизу, напротив, была спокойной. Молочная поверхность размеренно уносилась под Мост, сосредоточенная на своём собственном Пути.

Метрах в ста вверх и вниз по течению в нерешительности «мялся» туман; он словно раздумывал, стоит ли насылать на бесстрашных детей очередную космическую бестию, или же пора убраться восвояси. Скалистый берег оставался безучастным, нависая над Рекой всей своей многотонной громадой; проныра-ветерок развлекался, гоняя прибрежный песок.

Яська не сдержался и плюнул вниз.

— Зачем? — безразлично спросила девочка.

— Так просто. Разве обязательно нужна причина?

Девочка пожала плечами.

— Вовсе нет. Просто… Я ведь не плевалась там, у вас. Горизонты миров нужно уважать, какими бы они ни были. Да и оставлять свой «след» там, где тебе не рады, тоже ни к чему.

— А разве мне здесь не рады?

Девочка усмехнулась.

— Вот молоха ещё раз повстречаешь, у него и спроси.

Яська вздрогнул. На всякий случай ещё раз посмотрел вниз. Подобрал ноги, уселся как турецкий падишах.

— Ну его, этого молоха. Мне и одного раза хватило. И так теперь ночью приснится!

— Не приснится, — тут же отозвалась девочка. — Будь спокоен.

— А тебе почём знать?

— Просто знаю и всё.

Они снова молчали, любуясь низким небом.

Яська понимал, что близится момент расставания. Девочка хоть ничего и не говорила, но всё шло именно к этому. Яська горестно вздохнул — не хотелось расставаться. Вроде и знакомы от силы часа два, а между ним и девочкой уже возникла такая нерушимая связь, словно они вместе с момента рождения.

«Разве так бывает?.. Выходит что бывает».

Яська покосился на девочку. Спросил просто так, чтобы хоть как-то оттянуть неизбежное:

— Как думаешь, глубоко тут?

Девочка задумалась.

— Наверное… Молоху уж точно с головкой! Чего говорить про нас.

— А ты сама никогда не ныряла?

— Зачем мне это?

— Из любопытства.

Девочка снова умолкла — видимо пыталась разобраться в собственных чувствах. Потом всё же сказала:

— Если честно, я уже и забыла, когда в последний раз чего-то хотела. Похоже, мой Путь не имеет смысла. Он как тупик. Вдобавок, лишён светлого спектра чувств.

— Но ведь ты ведь сама говорила, что всегда хотела братишку. Значит, у тебя всё же есть мечта.

Девочка мило улыбнулась. Покосилась на сидящего рядом Яську. По-дружески толкнула плечом.

— Спасибо тебе, Яська! Хотя это и прозвучит глупо, но я рада, что всё вышло именно так!

Яська усмехнулся.

— Если кто и должен говорить спасибо, так это я. Без тебя меня бы уже не было, — он помолчал, пытаясь представить данность. — Как же теперь быть?

— Просто живи, а остальное само сбудется!

Яська неуверенно кивнул.

— Да уж… сбудется. Ищенко со своей сворой, наверное, меня уже похоронили. Гады! Я сроду и подумать не мог, что они на такое способны. Хотя, скорее всего, это Схрон всех остальных надоумил. Он самый опасный. Ему словно неведом страх.

— Ты про тот страх, что люди испытывают при приближении смерти?

— Ага, — Яська благодарно посмотрел на свою спутницу — та угодила в точку. Схрон не был трусом в обычном понимании этого слова — он был чем-то ещё.

«Существом, что должно чинить смерть просто так, в угоду собственной потребности раз за разом соприкасаться с мраком».

— К сожалению, на Пути встречаются и такие люди, — сипло проговорила девочка, обхватив руками худенькие плечи. — Их немного, но они всё же есть. Их души — заражены. А потому сознание не в силах отличить правду ото лжи. Такие особи постоянно ошибаются, а следствием их ошибок, частенько становится смерть. Точнее «трансформация». И ещё не факт, что их самих.

— А разве с этим ничего нельзя поделать? — с нескрываемой надеждой спросил Яська. — Лекарство, там, какое-нибудь придумать, или изолировать таких людей, чтобы они просто не могли причинить зло.

Девочка улыбнулась.

— А что, по-твоему, делают в психоневрологических клиниках? То самое и делают. Правда, иногда закрывают не тех, и это печально. Похоже, исполнительная система дискредитировала себя во всех мирах. Или это Они так умело путают следы, что в «клетку» всё чаще попадают невиновные.

— Так как же быть со Схроном?

— Никак. Думаю, ему хватит одного разочка тебя увидеть, чтобы остаток всей своей жизни обходить стороной! Тебе так не кажется?..

Яська почесал затылок. Моргнул сначала одним глазом, затем другим.

— И то верно! Вот рожи у них будут! Так и не терпится скорее посмотреть! Хоть глазочком!

— Ну, тогда иди. И так мы с тобой засиделись, — девочка выпрямилась, вновь позабыв о своей наготе.

Яська машинально отвёл взор. Тоже поднялся. Предпринял отчаянную попытку продлить сказку и дальше.

— А как же ты?

— А что я? Пойду дальше по своим делам, может услышу кого-нибудь ещё, кому нужна помощь. Хотя вряд ли.

— Пошли со мной! — Яська задохнулся от озвученной фразы — сердце в груди застучало на вроде пожарной помпы. — Мама точно не будет против! Только одеться бы тебе сперва…

Девочка улыбнулась.

— Да я бы с радостью! Но только…

Яська ждал именно этого. Суровой действительности, с которой попросту не поспоришь.

— Не хочешь…

— Разве я это сказала? — с укором прошептала девочка. — Эх, Яська-Яська, ты дослушай сначала до конца, а потом уж и строй умозаключения.

Яська виновато шмыгнул носом. Понурил голову. Сейчас он просто не узнавал себя. Когда такое было, чтобы девочка его в чём-то упрекала, а он просто стоял на месте, не в силах дать отпора? Да не было такого никогда, нечего даже и пытаться вспоминать!

Девочка шагнула к Яське. Тоже опустила глаза. Захлопала длинными ресницами, словно в чём виноватая.

— Мне нельзя к вам. Ваше Солнце меня не примет. А жить под покровом ночи я не хочу. Тем более, сам представь, на что я стану похожа в глазах твоих друзей и близких… Представил?

Яська стиснул зубы, силясь не разреветься, — а ещё мальчик называется, опора и надежда!

— Сам-то ты сможешь так… — не то спросила, не то просто констатировала данность девочка. — Вот и я думаю, вряд ли. А так, каждый из нас останется счастлив в своём мире. Разве это не стоит того, что мы сегодня пережили? А на двоих, у нас останутся воспоминания о сегодняшнем дне.

Яська кивнул.

Да, он был готов убегать от жуткого молоха каждый божий день — или как оно тут говориться? Тонул бы снова и снова в ледяной воде вдали от мамы. Был согласен терпеть побои и гонения веки вечные. Лишь бы рядом всегда была эта девочка! Пусть всего лишь в воспоминаниях.

(«Лишь бы была!»)

…Девочка, так похожая на старшую сестрёнку. И не важно, что она сама хочет братика-двойняшку. Ведь всё тут — относительно, и каждый из них может являться другому тем, кого тот желает видеть рядом с собой больше всего на свете. А это — замечательно! Когда рядом довольные чудак и чудачка.

«Это и есть счастье!»

Девочка отстранилась. Неуловимой тенью скользнула за балку. Мелькнула лентой по ветру. Исчезла. Растворилась. Будто и не было никогда.

Яська вздрогнул. Огляделся. Хотел окликнуть девочку, но не смог — не знал как, ведь та так и не назвала своего имени. А имя должно быть! Ведь даже бездушные предметы их имеют.

Яська заплакал. Обессилев, сполз на колени. Принялся тереть влажные глаза трясущимися пальчиками.

За спиной что-то просвистело.

Яська резко оглянулся.

«Лента!.. Нет».

Далеко на горизонте маячило что-то маленькое и подвижное — словно мошка на оконном стекле. Яська присмотрелся тщательнее, но так ничего и не разобрал.

«Наверное, просто птичка. Сбилась с пути, вот и мечется в поисках спасительного ориентира».

Яська вытер кулаком слёзы. Вдохнул полной грудью влажный воздух и полез вверх по металлическим перекладинам, прочь от жуткой Реки, прочь от ужасного молоха, прочь от неприятных воспоминаний. Вниз он не смотрел — зачем? Под ногами ничего больше нет. Лишь мрак ночи, пропитанный такими понятиями, как боль, расставание и одиночество. А вот над головой грезился свет — спасительный и манящий. И именно к нему Яська и тянулся всеми фибрами своей отчаявшейся души. Он хотел жить! Он хотел поскорее утешить маму — ведь та наверняка не на шутку обеспокоена его долгим отсутствием.

Ещё он хотел посмотреть в лицо этим четырём подонкам.

Он не помнил мамины слова, что на свет лучше не идти.

Вскоре подул колючий ветерок. Запахло морозным вечером. Выхлопным дымом автомобилей, тормозными колодками поездов, прочими реагентами, что вьются в черте промышленных городов.

Яська замер. Подышал на озябшие пальцы, перевёл дух. Всё же рискнул оглядеться.

Сгустились сумерки. Однако где-то над головой по-прежнему брезжил свет. Обычный, без багряных оттенков красной Звезды. Он то становился ярче, то заново угасал, словно удаляясь. Послышался лязг автомобильных двигателей, прерывистый разговор, прочий шумовой сумбур вечернего города.

Яська, что есть сил, ринулся вверх. Он понимал: осталось совсем чуть! Нужно только немного потерпеть и всё закончится. Непременно закончится, потому что он жив!

На соседнюю опору спикировала неясная тень. Яська невольно замер. Правда ненадолго — металл сделался обжигающе холодным, так что пальцы на руках онемели. Тень встрепенулась и разразилась жутким скрежетом. От неожиданности Яська чуть было не рухнул вниз — вовремя опомнился и вцепился в ледяной металл. Зачем-то зажмурился, словно это могло помочь.

Над головой захлопали крылья. Яська всё же приоткрыл один глаз. Выдохнул. На перекладине чуть в стороне сидела жирная ворона. Она вертела головой, посматривая на Яську то одним глазом, то другим.

— Кыш! — прохрипел Яська и напоказ дёрнулся вперёд. — Пошла прочь, тварь!

Ворона отшатнулась, расправила пыльные крылья и, недовольно прокаркав, растворилась в морозной дымке.

Яська перевёл дух и полез дальше.

Он с трудом перевалился через обледенелые перила и плюхнулся на тротуар, силясь отдышаться. По проезжей части, в клубах выхлопных газов, сновали автомобили. Как всегда суетились пешеходы — им было не до Яськи. Под ногами разразился тревожный гудок локомотива. В ушах застучало.

Яська огляделся. Потом вскочил на ноги, в усмерть перепугав двух интеллигентных старушек, что прогуливались вдоль моста. Одна, отойдя от шока, тут же принялась перемывать косточки современной молодежи, на что вторая лишь гортанно поддакивала: «Да уж… О времена, о нравы!»

Яське было на них плевать. Он бросился к перилам и глянул вниз.

Под мостом мелькали серые вагончики. Пахнуло углём из растопленных печек. По косогору рядом с полотном поскакали жёлтые блики окон.

Повсюду мерцали огни многоквартирных жилых домов.

Яська развернулся к проезжей части. Прислонился спиной к перилам. Всё же не устоял на ногах и сполз по гладкой поверхности. Уставился на мерцающий фонарь над головой. Сил не было вообще, даже на то, чтобы нормально мыслить.

«Как там говорила девочка? Первый раз «плыть» всегда трудно… Вроде так. Девочка…»

Яська попытался вспомнить личико незнакомки, но почему-то ничего не вышло. Всё произошедшее казалось сном. А во снах — всегда так: всё наиболее значимое, выглядит мимолётным видением на фоне замедлившейся реальности. Яська в отчаянии ударил кулаком по замёрзшему асфальту. Кисть прострелила боль. На глаза навернулись слёзы.

«Так не честно!»

«Это просто подло!»

«Ведь девочка сказала: всяк из нас будет счастлив, оказавшись в своей реальности, — не смотря ни на что!»

На деле же всё оказалось иначе.

Яська понял, что просто сойдёт с ума, если не вспомнит образ своей спасительницы.

На благо разболелось голова; мысли превратились в неповоротливых слизней, что могут лишь несуразно извиваться, как и неприятные воспоминания.

Последняя осознанная мысль: «Нужно незамедлительно двигать домой, иначе я просто пристыну к этим опостылевшим перилам!»

Яська не помнил, как добирался до дома. Вокруг вновь обозначился путь. Но на сей раз не абстрактный, каким он виделся за гранью, а самый обычный. Это походило на забвение, что обволакивает сознание в преддверии сна.

«Нужно дойти, во что бы то ни было! Просто зажмуриться и двигаться по прямой, пока под ногу не подвернётся ступенька…»

Яська брёл на автопилоте, с трудом обходя встречных пешеходов, силясь не завалиться в очередной сугроб.

…Мама встретила у подъезда. Она плакала. А при виде Яськи, с трудом сохранила самообладание. Потом она долго говорила, но Яська хоть убей, не мог понять, о чём именно. В голове надулся мыльный пузырь, который заслонил своей радужной оболочкой дрожащую реальность.

Единственное, что Яське всё же удалось уяснить — мама и не рассчитывала увидеть сына живым.

Яська прижался к маминому пальтишку и сказал, что был в другой части города с сестричкой. Мама обняла его за плечи и долго не отпускала. Её сильно трясло. Она говорила что-то ещё, но Яська этого уже просто не слышал. Он спал безмятежным сном и видел двух весёлых дельфинов — голубого и розового. Один был мальчиком, другой — девочкой.

Яська смотрел в окно на занимающийся рассвет. Он не мог понять одного: как нечто подобное можно было забыть? Игру, озорство, школьные неприятности — ещё куда ни шло. Но напрочь лишиться воспоминаний относительно путешествия в иной мир, а попутно, позабыть школьную шпану, заточение в сырой темнице и удивительное избавление — это было чем-то из разряда вон выходящим! Такое не забывается! По крайней мере, не в здравом рассудке. Если только он сам всё это не выдумал… Однако всплывшее в памяти никоим образом не походило на какую-нибудь игру воображения. Всё и впрямь произошло в действительности. А если и не в действительности, так где-то там, по ту сторону горизонта, где действительность называют как-то иначе.

Яська горестно вздохнул. Понаблюдал за тем, как по оконному стеклу медленно сползают искрящиеся капельки влаги. Сел на огромный сундук и уткнул влажное лицо в холодные ладони. Он не знал, что и думать… Маленькая девочка из прошлого, что так мечтала обрести брата. Уже взрослая не Тимка, что явилась в его сон сегодняшней ночью, чтобы о чём-то предупредить. Страшные события предыдущего дня. Да и всё остальное, таинственное и загадочное, что лезло в жизнь на протяжении последнего года.

На первый взгляд всё казалось разрозненным и бессвязным. Однако, с другой стороны, вполне могло быть элементом чего-то целостного, что закручивало изо дня в день свой хитрый сюжет, распутать который попросту не представлялось возможным. По крайней мере, именно сейчас. Что-то будет дальше…

Яська помнил, как выпучились глаза у Чичи, когда на следующий день они встретились у дверей школы. Чича отшатнулся, будто увидел привидение, и так и застыл с отвисшей челюстью, напрочь позабыв все свои шуточки.

Следующим, кому не поздоровилось, стал Гуня. Тот и вовсе сел на зад посреди коридора. А когда Яська встал напротив, как-то странно сглотнул и принялся ползти спиной вперед, смешно дрыгая тонкими ногами. Замер он, лишь когда упёрся спиной в стену. Затем нерешительно обернулся, не понимая, что именно препятствует его продвижению, и задал такого стрекача, что Яська и сам не на шутку испугался.

Такие, вот, они бандюки: когда целая свора — горазды затюкать кого не попадя, а поодиночке — жалкие трусы, с которыми и связываться-то противно!

Схрон с Децлом повели себя более сдержанно — первый, недоверчиво прищурился, словно перед ним стоял не сам Яська, а некая подделка на оригинал. Ищенко же просто отступил в сторону и долго тёр острый подбородок, размышляя о чём-то своём. О чём именно, так и осталось загадкой.

Девочка оказалась права — Яську больше не трогали. А при встрече старались если уж не обходить за версту, то просто игнорировать, спеша поскорее «срулить» куда-нибудь в сторону. Яська никак не реагировал на столь необычное поведение своих обидчиков, а вскоре и вовсе позабыл о случившемся.

Теперь же воспоминания навалились непосильным грузом, заполнив собой всё внутреннее пространство грудной клетки — не продохнуть. Что с этим всем делать, оставалось только гадать, как и над тем, что теперь будет с ним самим. Принять всё как есть Яська не мог — было страшно. Разбираться в случившемся, раскладывая всё по своим местам — и того хуже. Разве что поделится отдельными эпизодами с новыми друзьями — втроём-то не так страшно! — и попытаться решить головоломку общими усилиями? Ещё не факт, что поверят. Тимка-то ещё может, а вот как быть с Фомой-неверующим — Колькой, — опять же загадка не из лёгких.

Совершенно спонтанно на первый план всплыла мамина седина. Яська почувствовал, как защемило в груди. Мама поседела в тот самый вечер, когда он оказался запертым в хлипкой темнице. В своих молитвах она дала согласие отдать всё что угодно, лишь бы ещё разок увидеть пропавшего сына. А когда заявился гадкий Шмыга и сказал, что видел Яську с взрослыми ребятами у старой котельной, мама и вовсе была готова принести в жертву собственную душу.

Яська так и не простил Шмыге маминой седины, как и всего остального, — после неприятного инцидента они больше не разговаривали.

Мама, вне сомнений, лишилась части души. Может именно из этой искорки и зажглась маленькая звёздочка, что явилась в трудную минуту, как ангел-спаситель, чтобы вынести Яську на своих руках к свету. Хотя… Малышка не совсем лестно отзывалась об общепринятом мироустройстве, к тому же была уверена, что и сама является частью тьмы. Мамин образ же и вовсе озвучил страшные вещи, так что Яську всего аж затрясло.

«Может именно поэтому и забыл? Чтобы не так страшно… Да и девочка что-то про это говорила. Что мы останемся счастливы, каждый в своём мире, не смотря ни на что».

Стоп!

Яська чуть было не кувырнулся с сундука — мысль возникла буквально из ничего и пронеслась перед сознанием, словно сверхзвуковой бомбардировщик в бирюзе неба. Яська её всё же поймал и подтянул поближе.

«А что если девочка просто подросла? Ведь вырос и я. По крайней мере, сделался взрослее. Что если недавняя гостья — и есть она!»

«Да ну, не может этого быть. Хотя, с другой стороны, девочка ведь сама говорила, что можно представить кого хочешь».

Просто из всех доступных девочек рядом оказалась лишь Тимка. А это значит, что та, подросшая девочка из сна, вполне может походить именно на Тимку! А то, что она ничего не говорит про прошлое, тоже вполне объяснимо: просто она так же ничего не помнит.

«Как и я!»

Яська с трудом удержался, чтобы не издать радостный вопль.

Не давало покоя существо в капюшоне — чего было нужно ему?

«Ничего, время ещё есть — разберусь!»

Довольный подобными умозаключениями, Яська соскочил с сундука и поспешил вниз — не хватало, чтобы бабушка застукала его тут — потом вопросов не оберёшься.

Днём зашёл Колька. Яська изнывал от желания всё рассказать другу, но всё же не решился. Ну расскажет, а что потом? Возьмёт Кольку в собственные сны? Бред. А каких-то реальных доказательств попросту нет. Если только не считать заброшенную водонапорную башню — там по любому что-то завелось. А ведь Колька непременно потянет в темень — относительно этого нет никаких сомнений! Странно, почему этого не случилось раньше. Наверное, в данный момент сознанием друга, в большей степени, властвовала кучка фанатиков. Хотя опять же, как знать…

Колька мялся у входной двери, по обыкновению засунув руки в карманы. На нём были надеты старенькие полинялые шортики с металлическими заклёпками по краям штанин, клетчатая рубашка, застёгнутая на две нижние пуговицы, — остальные попросту отсутствовали — и традиционные галоши на босу ногу. Самая настоящая безында, над которой утратили всяческий контроль.

Бабушка при виде Кольки лишь разочарованно покачала головой: мол, ну и порядочки в семейке, — после чего поспешила удалиться, предупредив на ходу Яську, чтобы к обеду был дома.

Яська кивнул, не понимая, каким образом бабушка определила, что Колька его сейчас непременно куда-нибудь утянет. А бабушка, словно в воду глядела.

Колька прокатился с носка на пятку, вынул руки из карманов, почесался. Потом деловито хмыкнул и сказал:

— Ты прям как плюшевый.

Яська молниеносно оценил собственный вид. Ну конечно, при виде его льняной пижамы с розовыми слониками у Кольки могли возникнуть только плюшевые ассоциации.

— На себя посмотри! — фыркнул в ответ Яська, давая понять, что не намерен терпеть какие-то там насмешки в свой адрес.

— Да ладно, не кипятись. Давай, переодевайся и пошли.

— Куда это?

— Как куда? — Колька с прищуром глянул на Яську. — Лодку проверить нужно. Мало ли чего за ночь могло случиться…

— Например?

— Отвязаться могла и уплыть, — загадочно ответил Колька, отступая к выходу.

— Может Тимку с собой возьмём? — совершенно спонтанно выпалил Яська. — Я её вчера видел…

Колька как-то странно улыбнулся.

— Опомнился… Она уже битый час под твоей калиткой дежурит.

— Дежурит???

— Ну да. Стесняется просто зайти. Я звал, а она — ни в какую.

Яська глупо улыбнулся. Вот так новость. Всем новостям, новость!

— Живее, давай, — подстегнул напоследок Колька и был таков.

Яська быстренько переоделся, думая только о девочке. Всё остальное отступило на второй план, сделавшись малозначимым и совсем не важным. Яська не мог сказать, отчего всё стало именно так. По крайней мере, не мог сейчас. Может, после чего надумает, а пока нужно спешить.

Он наспех заправил маячку в шорты, сунул босые ноги в сандалии и выскочил на улицу под палящее солнце.

В траве тренькал одинокий кузнечик. Волосы шевелил приветливый ветерок, так и норовя скользнуть под маячку. По небу проносились кучерявые облака. В пыли у сарая возились непоседливые воробьи. Во всём чувствовалось лето.

Тимка от калитки помахала рукой. Затем широко улыбнулась, подставив солнышку веснушки на носу. На девочке было цветастое платье с ромашками и одуванчиками. На ногах — тапочки со стоптанными задниками, закатанные в полдлины гольфы. Русую головку обвивал венок из всё тех же одуванчиков, отчего Тимка казалась ну просто рыжей-рыжей, конопатой!

«Дочка солнца!»

Яська хрюкнул. Тут же смутился и помахал в ответ.

Тимка кивнула, пряча руки за спиной.

Колька сидел у калитки, прислонившись спиной к покосившемуся столбу, и жевал длинную былку «лисьего хвоста». Всем своим видом он изображал мощную мыслительную деятельность, словно пытался в один миг решить все насущные проблемы планеты Земля.

Яська подошёл ближе. Потупил взор. Сказал:

— Привет.

— Привет! — кокетливо отозвалась Тимка, краснея до кончиков ушей.

— А ты чего не зашла?

— Не знаю… Думала, рано. Вдруг спишь ещё.

— Во-во! — усмехнулся под ногами противный Колька. — Этим-то он как раз и занимался. Дрых, пока люди его тут дожидались на жаре.

— А вот и не дрых! — вскипел Яська. — Я, может, пораньше всех вас сегодня проснулся!

— Ага, как же… — не поверил Колька. — По тебе оно и видно было.

Яська прекрасно понимал, что лучше не спорить — иначе можно запросто проговориться, а тогда непременно завалят вопросами. Однако слышать откровенную ложь и при этом бездействовать — было превыше его сил.

Яська открыл было рот, чтобы поставить смутьяна на место, но Тимка его опередила, в очередной раз непринужденно разрядив обстановку, — уж что-что, а это она делать умела.

— Да ладно вам о ерунде спорить. Какая разница, кто сегодня во сколько поднялся… Разве это главное? Главное что день только-только забрезжил, и глупо начинать его вот так!

— Это как же? — оскалился Колька.

Тимка улыбнулась. Ничего не ответила. Просто развернулась и пошла вдоль улицы, распугивая воробьёв.

Яська увидел в её сведенных за спиной руках толстую книжку. Пошёл следом, никак не реагируя на кряхтящего позади Кольку, — наверняка снова ночевал невесть где, отчего все бока отлежал.

— Что за книжка? — спросил Яська, нагнав девочку.

Тимка улыбнулась в ответ.

— Так просто… Приключения. Не знала, как себя ещё развлечь пока под домашним арестом сидела, вот и втянулась.

— А о чём она?

— Что, книжка? — Тимка задумчиво уставилась в голубое небо. — Зачем тебе это?

— Интересно просто.

— Могу дать почитать, как сама осилю.

Яська поморщился — сам он читать не особо любил. Просто времени не было — то одно, то другое, а там ещё позавтракать, пообедать и поужинать надо. Плюс нехитрые задания по хозяйству выполнить. Тем более, какое там чтение, когда на дворе — лето и каникулы… Тут уж сам бог велел носиться, где не попадя, выплескивая накопленную за зиму энергию.

— Не хочешь? — переспросила Тимка, хлопая длинными ресницами.

— Хочу! — выпалил Яська.

— Тогда не стану ничего рассказывать, а то потом читать не интересно будет.

Яське осталось только проглотить. А чего ещё делать?

Так, за беспечными разговорами, дошли до берега речки. Словно «доплыли», как то было прошлой зимой.

Тимка пустилась объяснять, как удобнее всего плести венки: на какую сторону оборачивать жёлтые головки, куда прятать подернутые горьким молочком стебли, как в конце перетянуть конструкцию длинным листком, чтобы та не рассыпалась.

Берег речки встретил влажным воздухом и запахом рыбной чешуи. Колька сразу же скатился вниз, к самой воде, — будто мелкий камушек, что сорвался с вершины крутого склона.

Яська и Тимка переглянулись. Заспешили вслед за другом, спотыкаясь об засохшие пласты глины. Кое-где торчала куцая осока — по всему завидовала своим сородичам, что поселились ближе к воде. Яська оступился, взмахнул руками, в надежде за что-нибудь уцепиться… Уцепился. За всё ту же осоку. Подлая трава безжалостно рассекла кожу на ладони.

Яська сел и обхватил правую кисть пальцами левой. На рыжую глину закапало. Яська разжал пальцы, с сожалением осмотрел глубокий порез. Тут же погрозил осоке здоровым кулаком: мол, гадина эдакая, не могла как-нибудь иначе свою подлость провернуть, не всё же кровь пускать почём зря!

Трава ничего не ответила, лишь засуетилась под наскоками игривого ветерка.

Подошла Тимка. Присела рядом. Осмотрела Яськину рану.

— Эх ты… — грустно вздохнула она. — Сильно болит?

Яська злобно помотал головой — не любил он вот этих мусей-пусей девчачьих.

«Сейчас ещё лечить полезет наверняка!»

Не хотелось думать так именно о Тимке, но Яська ничего не мог с собой поделать. Дух истинного воина, коему на поле боя не до теплоты женских рук, восстал внутри Яськи, буквально подчинив себе каждый нерв.

— Дай посмотрю, — Тимка придвинулась ближе, так что Яська ощутил кожей её частое дыхание.

— Не трогай! — тут же предостерёг он.

— Да не трогаю я. Просто надо бы чем-нибудь перевязать, а то ведь сами рассуждали о том, что может в ранку попасть… Когда я с велика брякнулась. Помнишь?

— Само зарастёт. На мне, как на собаке всё заживает!

Тимка посерьезнела — видимо всё же догадалась, что всему виной вредоносный мальчишеский характер, которому ни в коей мере не хочется признавать собственной беспомощности.

— Так хоть кровь тогда нужно остановить, — хмыкнула Тимка. — Уделаешься ведь с головы до ног.

Яська склонил голову на бок. Тут же отвёл окровавленную руку подальше от тела — буквально Тимке в нос тыкнул.

— Так мне, правильно! — засмеялась девочка. — Чтобы нос не совала, куда ни следует.

Яська хрюкнул — Тимка снова «разрядила» ситуацию! И как это только у неё выходит? Неужели и впрямь уже взрослая?

Тимка лукаво улыбнулась. Вынула из нагрудного кармашка белый платок.

— Давая, перевяжу.

Яська заёрзал.

— Нее, не надо. Не отстирается потом.

— Ну и что. Это же всего лишь платок. А если кто спросит, скажу, что сама заляпала. У меня частенько кровь носом идёт.

— Из-за чего? — тут же забеспокоился Яська.

Тимка отмахнулась.

— Да так… Давление по утрам скачет, вот и результат.

— А от чего оно скачет? — не унимался Яська.

— Почём мне знать? Оно у всех скачет, особенно когда только проснулся и резко встал. Просто не у всех от этого течёт кровь.

Яська пожал плечами — он как-то об этом и не задумывался.

Стоп!

А вот с этого самого места — поподробнее!

Яська нерешительно глянул на Тимку. Та снова улыбнулась в ответ. Осторожно коснулась кончиками пальцев Яськиной ладони. Вздрогнула.

— Глубокая, — грустно прошептала она. — И не подумаешь, что от какой-то травы.

— Не от какой-то, а от болотной, — поправил Яська. — Просто разрослась уже везде, дрянь противная!

Тимка засмеялась.

Яська вздрогнул. Глянул на коленку — отчего так щекотно? Оказалось, всему виной Тимкин волосок, что выбился из-под венка и теперь скользил — взад-вперёд — по голой коже. По телу пронёсся рой встревоженных мурашек, а в груди приятно защекотало. Яська с трудом сдержался, чтобы не расплыться в довольной улыбке.

— Ой, извини, — между делом сказала Тимка, пряча локон за ухо. — Промыть бы не мешало, прежде чем завязывать. Только где… В речке, наверное, не стоит.

Яське было плевать. Промывай, не промывай — какая разница! Всё равно ладонь рано или поздно заживёт. Не отвалится же, как хвост у ящерки… А вот то, что Тимка так быстро убрала озорной локон, поселило в груди разочарование и тоску, так что Яська даже на какое-то время позабыл о надуманном. А о чём он, собственно, думал? Ах, да! Тимка сказала, что с утра скачет давление. У всех. Что бы это могло значить?

Яська разинул рот.

«Словно и впрямь ходим во сне, а точнее бегаем от неизвестности, в попытке выскочить к свету, — вот от чего неизменно скачет давление! Потом просыпаемся и ничего не можем вспомнить, потому что запрещено. А когда всё же вспоминаем, обзываем кошмаром или обычной чушью. Ведь так спокойнее жить. А тех, кто пытается в чём-то разобраться, того: подальше от здорового населения, чтобы не сеяли смуту. Ведь могут заразить! Что-то делать тогда? Хоть атомную бомбу взрывай!»

— Ты чего это? — забеспокоилась Тимка. — Крови что ли боишься?

Яська тут же встрепенулся. Попытался взять себя в руки.

— Ничего я и не боюсь! Так просто, задумался…

— И о чём же?

Яська засопел. Мельком глянул Тимке в лицо — нет ли на том «смешинок»? Вроде нет, серьёзна, как никогда.

Яська набрался смелости и спросил:

— А как ты думаешь, во снах можно путешествовать?

— Путешествовать?

— Ну да. Плыть, там, куда-нибудь, или в гору лезть?

Тимка задумалась. Принялась машинально перевязывать Яськину руку. Потом тихо сказала, пряча глаза:

— Наверное, можно. Есть такие люди — лунатики, — которые ходят во сне. Никто не может определить причину, почему происходит именно так. Точнее могут, но только с научной точки зрения.

— А разве надо объяснять как-то ещё?

Тимка всё же глянула Яське в глаза.

— Конечно. В одиночку наука не может дать ответа даже на самый просто вопрос.

— Например?

— Например, что такое вода. Два газа соединяются между собой, так что получается жидкое вещество. Учёные не могут сказать, как именно это происходит. Значит, помимо науки, в исследованиях нужно учитывать что-то ещё. То же самое, и в случае с лунатиками. По какой-то причине они ходят во сне. Но узнать эту причину современной науке не дано, как и то, где именно бродят лунатики на пару с реальным миром, — Тимка умолкла, но потом всё же добавила: — А почему ты заговорил именно о снах?

Яська пожал плечами.

— Мне сны последнее время снятся какие-то странные.

— Кошмары?

— Я бы не сказал, что именно кошмары. Но и не цветочки, там, всякие.

— И что снится?

Яська уставился на Тимку и выдал:

— В мои сны наведывается странная девочка.

Тимка никак не прореагировала — закончила с повязкой и посмотрела на Яську.

— И кто же она такая?

— Я не знаю, — разочарованно ответил Яська.

— А она сама разве ничего не говорит?

— Говорит. Только я мало чего понимаю. Она постоянно твердит, что нужно «плыть».

— Плыть?

— Да нет же! — Яська открыл, было рот, чтобы всё объяснить, но понял, что не знает, с чего начать.

— Тогда я совсем ничего не понимаю, — Тимка состроила жалобную гримасу. — Объясни толком, прошу!

— Я вот и пытаюсь. Понимаешь, это «плыть» — только на первый взгляд похоже на то плавание, какое мы знаем. Та девочка имеет в виду что-то другое. Помнишь, как в «Алисе?..»

Тимка встревожено кивнула.

— Ты хочешь сказать, что эта девочка, которая является во сны, приказывает тебе перемещаться в пространстве?

— Ничего она не приказывает. Просто говорит: мол, для того, чтобы чего-то добиться нужно «плыть»… а ещё всякие странности рассказывает, от которых кровь стынет в жилах.

— Хм… — Тимка подобрала книжку. — Здесь тоже про это.

— Про что? — не удержался Яська.

— Про перемещение и жуть. Мальчишка, вроде тебя, попадает в прошлое. Перед этим он с друзьями исследует подземные коммуникации заброшенного города. На развилке мальчишки разделяются, чтобы сэкономить время, но в итоге всё получается наоборот — они теряют друг друга. Потом происходит обвал. Коммуникации засыпает вместе с ребятами. В живых остаётся лишь один мальчишка. Он долго бродит по лабиринту и когда уже вконец отчаивается найти выход на поверхность, судьба всё же дарует ему шанс. Мальчишка оказывается в средневековой Европе, где всюду расползлась кровожадная чума. Что послужило этому причиной — не понятно. По крайней мере, я ещё не дочитала до развязки.

— Страшно, — поёжился Яська. — А как его звали, этого мальчишку?

— Павлик.

Яська кивнул, словно одного-единственного имени для него было достаточно, чтобы нарисовать в мыслях образ незнакомого мальчишки, что прошёл сквозь пространство и время.

Тимка прижала книжку к груди.

— Я не особо люблю читать фантастику, но чего-то другого попросту не нашла. А потом втянулась в сюжет, ведь… — Тимка осеклась.

— Похоже на то, как было с нами?

Тимка молча кивнула.

Яська вздохнул. Сжал кулак, проверяя повязку — туго, но ничего, ещё растянется.

— Спасибо, — сказал он и улыбнулся.

Тимка улыбнулась в ответ.

— А зачем нужно «плыть»? — спросила она.

Яська пожал плечами.

— Сам не могу взять в толк. Мне кажется, что та девочка хочет, чтобы я бежал.

— Бежал? Но от кого и куда?

— Не знаю я от кого. Да и куда — тоже без понятия! Хотя… Я однажды уже бежал из закрытого подвала… прямо сквозь стены.

Тимка смотрела на него ничего не понимающим взором.

— Не веришь?

— Почему же. После того случая в пещере, я теперь много во что верю. Просто ты слишком поверхностно всё рассказываешь. Трудно уловить суть.

Яська кивнул.

— Ладно, идём, а то Колька сейчас переполошиться. Потом как-нибудь расскажу.

Тимка кивнула. Помогла Яське подняться. Затем озорной песчинкой скатилась вниз.

Колька о них, такое ощущение, и думать забыл — лишь помахал рукой и тут же скрылся под плакучими стеблями ивы.

— Лихо вы это придумали, — радостно сказала Тимка. — С берега ничего не видно.

Яська кивнул.

— Только, — продолжила Тимка назидательным тоном, — не хорошо было делать вот так: брать без спросу.

— Да она и не нужна Юлию Валентиновичу вовсе, — принялся оправдываться покрасневший Яська. — Он, поди, о ней и думать забыл.

— И что с того?

Яська пожал плечами. Обругал про себя руки, которые по привычке скользнули вдоль тела в поисках карманов шорт.

Тимка выждала паузу, потом всё же закончила мысль:

— По-твоему, выходит, что если человек забыл про какую-нибудь вещь, так её можно присвоить просто так?

— Ничего мы не присваивали! Просто одолжили на время. Сплаваем на ту сторону и вернём сразу же. Честно!

Яська и сам не понял, откуда возникло последнее слово, — наверное, просто слетело с языка, отдавая дань поучительному тону Тимки.

Девочка отвернулась.

— Тебе бы самому понравилось, если бы и с тобой так же?

Яська насупился, повёл плечом.

— Эй, чего вы там замерли?! — Колька выбрался на берег, сияя от уха до уха. — Айда сюда!

Яська облегчённо выдохнул — при Кольке Тимка уж точно отстанет со своими лекциями. Они заспешили к другу.

Колька ждал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— На месте? — спросил Яська.

Колька кивнул.

— Ага. Может прокатимся?

— Прокатимся?.. — не понял Яська.

— А чего? Зря, что ли, в такую даль топали?..

— А если увидит кто?

— Кому тут видеть? — Колька развёл руками. — Да даже если и увидят, что с того? Юлий Валентинович ещё спозаранок с друзьями на турбазу укатил — это теперь до воскресенья, как минимум. Потом ещё дня два «хворать» будет, а то и больше…

Яська задумался.

«Ну, а действительно, чего такого? Поднимемся вверх по течению, сделаем полукруг и благополучно спустимся назад вдоль берега. Даже если кто и увидит нашу навигацию, подумают, что просто игра. Могут, конечно, из вредности «накапать» бабушке. Хотя… Кто с такого расстояния разглядит лица?»

— Ну чего? — поторопил Колька.

— Давай, — кивнул Яська.

Колька тут же засуетился. Спросил на ходу:

— Тимка, ты с нами?

Девочка стояла поодаль, обнимая твёрдый переплёт книги руками, сведёнными крест-накрест на груди.

Яська примирительно улыбнулся. Он понимал, что Тимка молчит вовсе не потому, что не желает плыть на позаимствованной без спроса лодке. Вовсе нет. Девочка молчала из-за него, Яськи. Потому что он так и не смог в открытую признать собственной вины. Более того, пытался оправдаться, как какой-нибудь отпетый воришка, пойманный за руку.

Яська просто протянул руку ладонью вверх — он не знал, что ещё сказать в их с Колькой оправдание. Да и стыдно было за собственное поведение. Колючести, её тоже должно быть в меру, как и оправданий, особенно когда за тобой и впрямь притаилась вина.

Тимка состроила разоблачительную улыбку, словно в очередной раз прочла Яськины мысли, — и протянула руку в ответ.

Они пробрались под иву. Осторожно залезли в раскачивающуюся плоскодонку. Колька профессионально отдал швартовые и вывел послушное судно на фарватер. Когда вода дошла до груди, Колька вскарабкался на борт. Тут же перебрался на корму и ухватился за своё самодельное «весло».

Тимка с книжкой уселась на носу, Яська — посередине.

Мутная вода пахла водорослями. У ближнего берега, местами, плавали флегматичные кувшинки. Разорялись лягушки, видимо не понимая, что за странный зверь заплыл в их края. Земноводные сигали с крутого берега как по команде, после чего выглядывали из воды, на вроде диверсионной группы, и смешно надували щёки в попытке запугать. Один раз из прибрежной осоки выглянул клюв задумчивой цапли. Кваки тут же ушли на дно, будто и не было сроду.

На зеленоватые волны было приятно смотреть — по всему видно, что тёплые. Яська свесился с борта и прикоснулся пальцами к воде. И впрямь теплынь! Яська аж вздрогнул от удовольствия.

— Осторожнее там! — приказал Колька капитанским тоном. — Сам плюхнешься и лодку перевернешь!

Яська, от греха подальше, «вернулся» на борт.

Колька медленно вырулил на середину речки. Стал забирать левее и впрямь собираясь подняться вверх по течению, — кто бы сомневался, ведь кладбище находилось именно там. Течение оставалось спокойным, так что маневрированию ничего не мешало.

Противоположный берег заметно приблизился. Хотя на нём и не было ничего особо интересного: узкая прибрежная полоса, заваленная мусором, что принесла паводковая вода; пологие холмы, заросшие голубоглазым цикорием; всё те же одинокие проплешины рыжей глины, так похожие на запущенный лишай.

Какое-то время Яська пристально смотрел на пологий берег, в надежде всё же что-нибудь разглядеть. Но довольно скоро данное занятие наскучило окончательно, и он предпочёл сосредоточиться на молчаливой Тимке.

Девочка смотрела на стелящиеся вдоль реки волны, на беспечных водомерок, что ловко скользили попутным курсом. Над ними вились трескучие стрекозы. Тимка по-прежнему сжимала у груди книгу. Яська уже давно заприметил на лицевой стороне картинку, просто всё никак не мог её разглядеть. Да и сама Тимка то прятала книгу за спиной, то вот так, обнимала, словно опасаясь, что кто-нибудь отнимет столь ценную вещь.

Яська пригляделся и понял, что сходит с ума.

На обложке Тимкиной книги был изображён тот самый Доктор, что вывел их из царства мёртвых, а потом явился и в Яськин сон. Да, в этом не было никаких сомнений. Маска с длинным носом, на вроде птичьего клюва, круглые очки, плащ, серповидный топорик в правой руке. В левой — растрепавшийся томик, так похожий на настенный отрывной календарь. Человек — точнее существо — застыл вполоборота и смотрел куда-то вниз. Яська проследил его взор. Тот упирался в застывшего неподалёку мальчишку. Паренёк испуганно таращился в ответ, словно не понимал, где именно он оказался и что происходит вокруг. На заднем плане двое монахов в рясах сновали по мешкам скрюченные человеческие тела — трупы. Рядом стояла запряжённая тележка, на которой возвышалась груда сложенных друг на друга мешков.

Яська, в страхе, застучал зубами.

«Что же это такое?..»

— Ты чего, припадочный что ли?! — Колька возвышался над ним, гневно сверкая глазами. — Думай, чего творишь!

— А чего я-то?.. — глупо переспросил Яська, не совсем понимая, что происходит.

— У тебя что-то вроде эпилептического припадка случилось, — сказала срывающимся голосом Тимка. Она застыла в странной позе: вроде бы тянулась к Яське, в попытке помочь или поддержать, и, в то же время, с трудом сдерживалась, чтобы не прыгнуть в воду, как есть — в платьице и с книжкой.

Яська сглотнул. Тут же поперхнулся и закашлялся.

Колька глянул на вздрагивающую Тимку.

— Ты это… Как только что сказала?

Тимка ответила, не сводя с Яськи беспокойного взора:

— Эпилептический припадок.

— А чего это? — снова не понял Колька.

— Болезнь. С головой что-то не так или с нервами — не помню точно. Но это врождённое. В смысле, с самого рождения моментами случается.

Колька подозрительно глянул на Яську: мол, давай, колись, раз уж сам «спалился».

Яська смахнул с губ вязкую слюну. Перевёл дух. С присвистом выдавил из себя:

— Нет у меня никакой ПИПИЛЕПСИИ вашей!

— А она говорит, что есть, — монотонно возразил Колька, вновь переводя взгляд на Тимку.

Тимка в очередной раз вздрогнула.

— Я вовсе не это хотела сказать!

— Но сказала именно это, — Колька остался непреклонен.

— Да нет же! — Тимка всплеснула руками, отложила в сторону книгу. — Иногда это и так, само по себе, случается! — Она в отчаянии глянула сначала на Кольку, затем на Яську.

Колька молча ждал.

— Я слышала, что припадок может произойти, когда очень страшно.

Колька хмыкнул.

— Я думал, когда страшно, обычно в обморок падают.

— Не обязательно! Может и так быть. Ведь все люди разные: одним всё до фени, а другие оказываются очень впечатлительными.

Колька помотал головой — по всему, не верил.

— Эк, тебя скрутило, впечатлительный ты наш.

Он не успел договорить, потому что Яська бросился на него с кулаками. Лодка закачалась, чуть было не перевернулась. Тимка взвизгнула, вскочила на ноги, но тут же сообразила, что не стоит этого делать, и снова присела, держась за борта.

Яська повалил Кольку на дно, не совсем понимая, как быть дальше. Однако друг тут же пришёл на помощь: вцепился в ответную, извернулся, подмял под себя. Они принялись кататься из стороны в сторону, изредка стучась лбами о борта, дно, друг дружку. Яське казалось, что после каждого нового удара из его глаз высыпается ворох раскалённых искр, словно из открытой топки, — дыма видно не было, но в остальном сравнение имело смысл быть. В левый бок упёрлось что-то острое, отчего тут же перехватило дыхание. Яська зажмурился и толкнул Кольку изо всех сил. Противоборство тут же прекратилось, а из-за борта донёсся всплеск воды.

— Да чего вы творите такое! — воскликнула Тимка, хватая брошенное Колькой «весло». — Совсем что ли с ума посходили?!

Яська поднялся и выглянул за борт.

Колька раскачивался на волнах и мрачно лицезрел расходящиеся по воде круги — Яську он просто игнорировал.

Тимка подала ему широкую часть «весла».

— Хватайся!

— Обойдусь, — Колька отмахнулся от спасительного шеста и в два гребка подплыл к вращающейся плоскодонке.

Яська отполз поближе к Тимке, потирая ушибленный лоб.

— Чего, болит? — недобро спросила Тимка. — Посильнее надо было!

— Куда сильнее-то… — промямлил Яська, всецело сознавая собственную вину.

И чего это на него нашло?

Хотя… Колька сам виноват: незачем было представление из всего случившегося устраивать. А то привык свои шуточки шутить по делу и просто так. А случись с ним то, что случилось с Яськой, ещё неизвестно, как бы после всего этого повёл себя он сам. Но с другой стороны, если вспомнить вчерашний инцидент с Тимкой, тогда — уж точно перебор. На него временами словно что-то находит. Что-то, что он не в силах контролировать.

«Проклятая козявка — это всё она!»

Яська подполз к борту. Протянул отдувающемуся Кольке руку.

— Ты это… извини.

Колька сплюнул в воду.

— Проехали… — Он ухватился за Яськину руку и, словно невзначай, потянул на себя.

Яська рыбкой нырнул в воду. Во все стороны полетели брызги. Уши заложило, а в нос, словно боксёрской перчаткой ткнули! До самых мозгов пробрало, даже слезы выступили.

Яська кое-как перевернулся, попытался всплыть на поверхность, однако потерялся в пространстве и очутился лицом кверху. В нос хлынула самая настоящая сель. Она крушила, ломала, уносила, разбирая сознание на части. Яська выскочил из воды точно мячик — даже вроде как перевернулся в воздухе. Естественно, последнее показалось, но в совокупности со всем остальным, было самое то.

Колька рядом смеялся.

— Ты чего, ни за что не держался что ли? Зачем тогда руку тянул?

Яська на силу отплевался от пахнущей водорослями воды. Развернулся к другу.

— Я ведь извинился!

— А я специально что ли?.. — ответил Колька и дурашливо брызнул Яське в нос.

Яська зажмурился. Потом брызнул в ответ. Так они дурачились минут десять, радуясь тому, что конфликт забыт. Даже Тимка на сей раз их усмирить не смогла — получила свою порцию «мокрого счастья», отчего сразу же залегла на дно плоскодонки.

— Ладно, хорош! — Колька нырнул под лодку и всплыл уже на другой стороне. — Вымотал ты меня, сдаюсь. Уф!..

Над бортом тут же возникло серьёзное Тимкино личико.

— Ну и дурачьё! Балбесы — больше никак и не назовёшь! — Она кое-как затащила на борт сначала Кольку; затем уже вдвоём они принялись тягать Яську.

Яська шлёпнулся на дно и буквально носом уткнулся в книжку. Сознание тут же сковала всепоглощающая паника, по спине поскакали мурашки. Яська загнанно обернулся.

— Кто это такой?..

Тимка безразлично ответила:

— Чумный доктор.

— Чумный — кто? — переспросил Яська, вновь не без содрогания смотря на картинку.

— Док-тор чум-ный, — ответила Тимка по слогам.

Яська всё же поборол страх. Прислонился спиной к борту, глянул на друзей, прошептал еле слышно:

— Я его знаю.

— Чего? — Колька сидел на корме и выжимал рубашку, демонстрируя всем на зависть медный загар.

— В смысле, знаешь? — навострилась Тимка. — Читал, что ли, книжку уже?

Яська отрицательно мотнул головой.

— Нет, не читал. Но этого точно видел! Даже разговаривал с ним. А ты разве и впрямь ничего не помнишь?

Тимка молча качнула головой — в её глазах читался неподдельный испуг.

— Это ты так — оттого, что увидел его на обложке?

Яська виновато кивнул.

— Я просто не ожидал.

— Так где ты его видел? — Колька смотрел с прищуром — вроде бы и верил, но всё равно не до конца, так и норовя вновь за что-нибудь уцепиться.

— Там и видел, — безразлично ответил Яська и вылил воду из снятых сандалий.

Повисла гнетущая тишина — все прекрасно понимали, где именно находится это «там».

Колька всё же переспросил:

— Где именно?

— На кладбище в другом мире. Можно подумать, вы сами ничего не видели. Просто признаться боитесь, так и скажите!

Тимка вздохнула.

— Я, правда, не помню. Помню, как пыталась вас об опасности предупредить, когда они — существа эти — с разных сторон заходить стали, а потом, — Тимка с трудом проглотила удушливый ком, — когда они со всех щелей полезли, я подумала, что конец. Не вернёмся. Испугалась очень. После этого — всё в белых пятнах. Помню только смех и как ехали на вагонетке, — Тимка выдохнула снова, виновато посмотрела на Яську. — Прости.

Яська потупил взор. Затем уставился на Кольку.

— А ты? Ты что-нибудь помнишь?

Колька сплюнул. Отвернулся. Снял галоши и принялся разглядывать отваливающуюся подошву. Так продолжалось с минуту. Потом Колька сказал:

— Думал, показалось.

— Так ты видел его?! — Яська подскочил, да так, что лодка снова взволнованно закачалась.

— Тише ты! — зашипел Колька. — Не накупался что ли ещё?! — Он подождал, пока Яська заново не осядет на дно, после чего сказал, колупая ногтём сырой борт: — Говорю же, думал, что показалось. Тем более, ещё эти, полуголовые, со всех сторон полезли, словно черти. Не до того мне было, чтобы головой по сторонам вертеть! Я, может быть, тоже думал, что шиндец нам! Хорошо ещё, что пронесло.

Тимка кивнула.

— Я даже думать об этом боюсь, чего уж говорить про то, чтобы вспомнить ещё что-то, — она заломила кисти рук, с надеждой посмотрела Яське в глаза. — Яська, ты если сам чего помнишь, так говори. Мы же не со зла всё это. Специально не верим что ли!.. Мы бы рады помочь! Просто страшно очень.

Яська кивнул — если бы они только знали, как страшно ему.

— Когда всё началось, я за тебя очень сильно перепугался, — Яська глянул на замершую рядом Тимку, тут же потупил взор, покраснел. — Значит, перепугался и подумал, как бы назад вернуться, к беседке. Сначала боялся высунуться, а потом всё же рискнул. Выглянул, а там ты стоишь на пригорке, а за твоей спиной — он! — И Яська ткнул пальцем в человека на обложке.

Тимка как-то нездорово выгнула спину — будто и сейчас позади неё что-то было.

— Я этого больше всего на свете боюсь, — прошептала девочка не своим голосом. — Когда кажется, что за спиной кто-то стоит. Вроде нет никого, да и быть не может, а всё равно чувствуешь, что есть.

— У бабки в доме половицы по вечерам так поскрипывают… — задумчиво проговорил Колька, смотря на воду. — Скрип-скрип, скрип-скрип… И прямо за спиной замирают. Словно подкрадывается кто.

Тимка вздрогнула.

— А ты оборачивался хоть раз?

Колька мотнул головой.

— Смысл?.. Думаешь, для чего крадутся? Чтобы ты заметила просто так? Вряд ли. Крадутся совсем за другим, просто неизменно выдают себя.

— Хватит, а! — Тимка нервно заломила пальцы на руках. — А то я совсем одна находиться не смогу!

Колька посмотрел на Яську.

— И куда же он потом делся?

— А ты помнишь, как «плыл»?

— Чего?

— Облако помнишь? Чёрное. Такое же рядом со мной возникло!

— Ну…

— Баранки гну! Неужели ты не понял, что это такое?!

Колька покачал головой.

Яська глянул на притихшую Тимку.

— Тимка, как ты это назвала вчера?

Девочка вздрогнула. Собралась с мыслями, всё же ответила:

— Червоточина.

Яська кивнул.

— Точно! Через неё можно в любое место попасть! И выбраться, откуда угодно! Это он так сделал, чтобы спасти нас, а потом и сам ушёл! — И Яська вновь ткнул пальцем в незнакомца.

— Хорошо, пусть так, — согласился Колька. — А что он сам делал на кладбище?

Яська пожал плечами.

— Да какая разница! Важно другое: если он нас всех спас, значит, он вовсе и не плохой. Тем более, он даже разговаривал со мной.

— Разговаривал?.. — Колька еле сдержался, чтобы не добавить традиционное в таких случаях «да гонишь ты».

— Разговаривал. Во сне.

Колька отмахнулся.

— Снов нам ещё только не хватало, — он задумчиво посмотрел на Тимку. — А что в книжке?

Тимка тут же встрепенулась.

— Чумные доктора впервые появились в средневековой Европе. Основной их обязанностью являлось лечение больных бубонной чумой или как её ещё называли — «чёрной смертью». Маска с клювом птицы, — Тимка указала на изображение, — была отличительной особенностью их внешности.

— Так причём тут всё это? — Колька выжидательно смотрел на Тимку, будто та знала ответ.

Тимка посмотрела на книжку.

— Не знаю. Тут всё иначе. Не могу просто так уловить какую-нибудь связь. К тому же я её даже не дочитала ещё.

— Надо дочитать, — тут же приказал Колька. — Связь быть должна. Особенно если всё было действительно так, как рассказал Яська.

Яська понурил голову, силясь ускользнуть от прощупывающего взгляда Кольки. Затем нерешительно прошептал:

— А эти доктора… Ведь их заставляли лечить больных? Я где-то слышал, что чума очень заразная. А ещё, что от неё умерло много народу.

Тимка кивнула.

— Вымирали целые города. Сначала людей пытались лечить, но когда понимали, что всё без толку, просто помещали в карантин. До тех пор, пока не скончается последний житель. Потом приходили мортусы и собирали тела — вывозили по нескольку сотен тележек и сжигали всё, включая тела умерших, чтобы зараза не распространилась дальше.

Тимка умолкла, грустно перелистывая страницы.

Ни Колька, ни Яська так и не решились нарушить тишину. А Тимка заговорила снова:

— В тысяча триста сорок восьмом году Папа Римский Климент-шестой пригласил несколько докторов для лечения поражённых «чёрной смертью» жителей Авиньона — откуда именно, неизвестно. После этого, примеру Папы стали следовать сюзерены или городские советы страдавших от чумы крупных городов, после чего чумные доктора стали неотъемлемой частью жизни Европы на многие столетия, — Тимка вздохнула и добавила уже от себя: — Их никто не заставлял. Они сами проникали в заражённые города и занимались целительством. Правда никто не знает, кем именно они были и какие цели преследовали.

— То есть, они ничего не получали взамен? — недоверчиво спросил Колька. — Это ведь безумие.

— Возможно, — согласилась Тимка. — Но ведь если не найти противоядия, участь поражённых пандемией городов рано или поздно могла настигнуть семьи самих чумных докторов. Они по любому опасались, но в первую очередь, за жизни своих близких. Ведь как бы далеко те не находились от заражённых мест, одна миллионная доля вероятности была постоянно против них. А это уже что-то.

— А эта чума, — спросил Яська, — откуда она взялась?

Тимка долго молчала.

— Её Бог ниспослал израильтянам, чтобы те могли выстоять в войне с филистимлянами. Так, впрочем, и вышло, но затем людей настигла кара. Проказа перестала служить кому бы то ни было — она принялась пожирать всех подряд, словно в попытке уничтожить всяческую жизнь!

— Лихо, — улыбнулся Колька. — Похлеще современного биологического оружия, которым пугают кого не попадя.

Тимка задумалась.

— Мне тоже так показалось. Мне не понятно другое: зачем Бог так поступил?

— А может это был вовсе и не Бог, — предположил Яська.

— Тогда кто же? — спросил Колька.

— Те, кто наблюдают.

Больше Яська ничего не сказал, он лишь подумал:

«Это и впрямь эксперимент. Они проводят опыты над телами, сознанием и душами людей! Чтобы быть как можно дольше».

Никто так и не решился спросить, кого именно имел в виду Яська под теми, кто наблюдают. Наверное, из-за поселившегося в груди страха. Потому что и без того уже было не по себе — даже сверх меры! Да Яська и сам ни за что на свете не решился бы озвучить ту версию, что поселилась в его голове в связи с последними событиями. Верил ли он сам во Тьму, как в высшее естество? А во что ещё верить, если, как оказалось на деле, Она повсюду? Куда не плюнь, за что не ухватись, о чём ни подумай — на первый план неизменно выползает бездна! От неё, такое ощущение, и впрямь невозможно скрыться. По крайней мере, ему, Яське. Тьма словно и впрямь заинтересовалась его личностью — он был ей зачем-то нужен. А это пугало похлеще всего остального.

Обратный путь проделали молча. Колька правил на корме, изредка стреляя глазами по дальнему берегу. Пару раз он пробормотал, что вроде как видел в осоке Огурцова. Хотя чего ему там делать, на той стороне? Зарабатывать на очередные «люли» от папаши — только и всего. По любому, гад, не всё рассказал, теперь, вот, шпионит в придачу!

Тимка никак не реагировала на Колькину браваду — уткнулась в свою книжку, напрочь отстранившись от реальности.

Яська пару раз пытался заговорить с подружкой, но та только шикала в ответ и отворачивалась, всем своим видом демонстрируя, что Яська ей мешает. Яська всё понял без слов и отстал. Он пробрался на нос лодки и склонился к воде.

По волнам одним с ними курсом скользили беспечные водомерки. Они резко дёргались из стороны в сторону, замирали, словно прислушиваясь к водной стихии, затем снова пускались в путь. Крохотные насекомые чем-то походили на дельфинов, которые катаются на волнах, оставляемых огромными морскими судами, — Яська видел это пару раз по телевизору. Кажется, в программе Жака-Ива Кусто.

Страх сразу же немного подотстал, но лишь на какое-то время. С заросшего берега налетела стая голодных стрекоз и враз изничтожила всех водомерок. Яська пробовал отогнать хищников, однако ничего не вышло. Да и сами водомерки сглупили: бросились кучей от лодки, так что на Яськины телодвижения стрекозы просто не обратили внимания.

Вид смерти вернул всё на круге своя, и Яська вновь загрустил.

На берегу сразу же распрощались.

Колька привязал плоскодонку на прежнем месте, под ивой, после чего заявил, что пойдёт тормошить Огурцова — может проговорится, если поначалу и впрямь недосказал чего. Хотя какой смысл тому врать? Но всё же… Как говорится, «бережёного, бог бережёт»!

Тимка сразу же заметила, что это совсем не то, о чём следует задумываться именно сейчас. Думать нужно о том, как они будут себя вести, оказавшись на той стороне. Ведь там всё будет против них, как уже было в другом мире. На то она и та сторона, чтобы подстерегать незваных гостей подлыми ловушками.

Яська тут же спросил, что именно Тимка имеет в виду под «подлыми ловушками».

Девочка ничего не ответила, а лишь заявила, что займётся этим сама, и тоже ускакала на одной ноге, не спуская взгляда со страниц.

Яська остался совершенно один и побрёл домой.

Бабушка встретила очередными упрёками: мол, сколько не говори, такое ощущение, что и впрямь всё в одно ухо влетает, а из другого вылетает!

Яська поначалу не понял, с чего весь сыр-бор, однако хватило всего лишь одного взгляда на раритетные ходики с крикливой кукушкой, как всё сразу же стало ясно: половина третьего дня! Нехило они поплавали.

Яська машинально соврал, что были на том конце деревни: помогали тёте Зое поливать грядки. Бабушка вроде как поверила, по крайней мере, перестала ворчать, однако как только Яська накинулся на остывший обед, тайное сразу же стало явным — ну не могла тётя Зоя отпустить не накормив, тем более, столь «добропорядочных работничков»!

Яська смутился и молча хлебал борщ, смиренно внимая, что может случиться с мальчиком его возраста, если тот постоянно врёт старшим. Что язык отвалится — это Яська уже слышал от мамы. Что всерьёз никто потом воспринимать не станет — от папы. В школе, на уроках ОБЖ, Семён Семенович Воронков — бывший КМСник по спортивной ходьбе — говаривал, что с лжецом не пойдёт в разведку, а в бане и вовсе спиной не повернётся. С разведкой ещё всё было ясно — хотя, если называть вещи своими именами, так стыдили всяких трусов и предателей. Ну да бог с ними. А вот пример с баней стоял обособленно. К чему он?..

Бабушка подлила масла в огонь. Сказала, что на том свете зачтётся, а ещё вспомнила, как врунов наказывали в царские времена: приводили на центральную площадь, сгоняли народ и прилюдно заливали в рот лжецу расплавленный свинец!

Яська на силу проглотил последнюю ложку и поскорее ретировался прочь — ну её эту бабушку, с её кровожадными примерами. И без того жути навалом. Не хватало ещё, чтобы лгуны средневековые ночью привиделись с открытыми ртами, прожженными насквозь глотками и выпученными от боли глазами.

Яська помотал головой, силясь избавиться от плохих мыслей, и с разбегу брыкнулся на кровать. Радовало одно: одежда успела просохнуть и бабушка не привязалась ещё и с этим.

То ли бессонная ночь сказалась, то ли прогулка на свежем воздухе, то ли сытный обед, — но Яська понял, что засыпает. С потолка спустилась сказочная дрёма и раскинула своё цветастое покрывало.

Яська вспомнил про смешного человечка по имени Оле Лукойе. Тот всегда приходил к детям перед сном и раскрывал один из своих зонтов. Один зонтик был цветным, усеянным сказочными картинками, — он предназначался для хороших мальчиков и девочек, которые во всём слушаются старших, не врут и не дерзят. Таким деткам по ночам снились сказочные сны. А другой — для озорников и врунишек, на вроде Яськи. Этот зонтик был чёрно-белым, как были блеклы и скучны их сны. Если вообще были.

Засыпая, Яська подумал: за что Оле Лукойе мог так на него взъесться? Чем он хуже других?.. Да, не подарок — бабушка любит так говаривать, — но и нечета тому же Ищенко и его шайке. Что же тогда снится по ночам им? И что за зонтик открывают над их твёрдыми лбами?

Оле Лукойе явился под переливчатую трель соловья. Он спустился по солнечным лучам, что пробивались в щель между оконной рамой и не задёрнутой шторкой — будто по ступенькам. Коснулся лакированной туфелькой с загнутым носком пола, тут же приставил вторую ногу. Поклонился и смешно опёрся на оба зонтика.

Яська улыбнулся, изучая наряд человечка. Колпак с помпоном и тремя пуговицами, пришитыми одна над другой на линии переносицы. Длинный камзол с высоким воротником и белыми манжетами, застёгнутый на все пряжки. На ногах — чулочки выше колен, как у аристократа, и некое подобие современных бридж.

Оле лукаво улыбнулся и заговорил, чуть склонив голову на бок:

— Яська, а почему ты думаешь, что всё дело именно во мне?

Яська пожал плечами.

— Ну, ведь вы же повелеваете снами.

Человечек подбоченился.

— Э, нет. Тут вы, молодой человек, не правы. Я просто рассказываю детям сказки, которые они потом видят во сне. То же, что видишь ты, — не похоже ни на одну из моих сказок. Это вообще ни на что не похоже, если только… — Оле задумался, сунул зонтики под мышки обеих рук — видимо по привычке.

— Что, «если что»? — шёпотом спросил Яська.

— Если только к тебе не зачастил мой тёмный братец, — ответил Оле без тени улыбки. — Плохо, когда он является к маленьким детям, вроде тебя. Очень плохо. Это означает, что тебя ждёт Путь — и никуда от этого не деться.

— Ваш брат? — удивился Яська. — Я ничего о нём не слышал. Простите…

— За что же ты просишь прощения? — усмехнулся Оле, подходя ближе. — Мальчишкам, вроде тебя, не нужно знать про него, потому что он приходит с той стороны, чтобы вложить в ладонь обречённого метку. Чёрную метку.

— С той стороны? — Яська побледнел. — Из-за Молочной Реки?

Оле нахмурился.

— Ты знаешь про неё?

Яська кивнул.

— Плохо, — Оле Лукойе присел на край постели. — И когда это началось? Как давно ты «прозрел»? В смысле, вышел на Путь?

— Полгода назад. Меня заперли в подвале котельной. Потом случился обвал, но мне помогла маленькая девочка. Она показала, как «плыть», и мы направились к Мосту, потому что на нём расположена развязка — грань между разными мирами. Потом, правда, мы расстались. Она не могла пойти со мной, потому что… Потому что она была мёртвой.

Яська потупил взор.

— Вон оно значит как, — вздохнул Оле. — Мой брат такой. Он не щадит ни стара, ни млада — приходит, как только Тьма кликнет его.

— Это его рисуют в капюшоне и с косой?

Оле Лукойе рассмеялся.

— Вовсе нет. Так изображают Смерть — забирает именно она. Мой брат просто даёт понять: пришло время выйти на Путь. А уж как быть дальше, каждый решает для себя сам.

— Значит, это он указал Путь той девочке? Она говорила, что побежала за кошкой и больше не вернулась.

Оле Лукойе помолчал. Потом спросил:

— Тоскуешь по ней?

Яська кивнул.

— Плохо, что я даже не знаю её имени. Когда есть имя, хранится и память о человеке. А без имени — не пойми что выходит… Как будто выдумал всё.

— Не расстраивайся, — успокоил Оле Лукойе. — Ведь у вас всё относительно. Я покажу тебе, как её увели. Ты должен познать истину.

— Увели? Какую ещё истину???

Оле Лукой поднялся, молча раскрыл над Яськиной головой цветной зонтик, следом — чёрно-белый. Яська тут же куда-то провалился. В его голове звучал лишь голос сказочного человечка:

— Сны вовсе не вымысел. Они являются частью реальности. В них сокрыта истина, которую большинство индивидов гонят прочь, не в силах постичь. Смотри же на реальное и нереальное, что соприкоснулось друг с дружкой, породив материю!

…Яська очутился в больничной палате. Посреди комнаты стояло странное кресло с вытянутыми ручками, оканчивающимися некоим подобием скоб. Оно отдаленно напоминало кресло дантиста, но и впрямь лишь отдалённо. Ещё на нём кто-то лежал.

Под потолком мерцали раскалённые трубки. Что-то противно пищало, всякий раз неизменно отзываясь в груди щекочущим страхом. Со всех сторон напирали зелёные стены.

У кресла столпились люди в белых халатах, шапочках и марлевых повязках на лицах — всего трое. На руках у каждого — резиновые перчатки.

Яська нерешительно подошёл ближе. Выглянул из-за спин, непроизвольно вздрогнул, издав тонюсенький писк, который тут же прервался. От увиденного моментально пересохло в горле, а перед глазами поплыло марево.

Яська взмахнул руками, силясь сохранить равновесие; отступил к стене.

На него не обращали внимания, словно его тут и не было. Молоденькая медсестра склонилась над стеклянным стеллажом, чем-то зазвенела в выдвинутом ящике; спустя мгновение, выудила из темноты ампулу; сжала поблескивающее стекло трясущимися пальцами.

— Что это? — прохрипел Яська. — Зачем вы мучаете маму?

Медсестра вздрогнула. Испуганно огляделась по сторонам. Посмотрела мимо Яськи на стену. Глубоко вдохнула, побрела, покачиваясь, к своим коллегам.

Яська двинул следом.

Он остановился напротив спящей в кресле мамы и сказал:

— Мама, что они с тобой делают?

Мама не ответила. Её скрюченное тело с разведёнными ногами опутывали разноцветные провода и трубочки. В последних бурлило что-то бордовое и вязкое. Яська вытянул шею. Дико заверещал, увидев мамин живот — тот был огромен: внутри него что-то завелось!

Врачи огляделись по сторонам.

— Кажется, ребёнок… — сказал фальцетом ближний.

— Держите себя в руках! — Это седовласый со скальпелем — он стоял ближе всех к маме. — Здесь никого нет! За дело. Живо!

— Но я тоже что-то слышала, — возразила медсестра с ампулой. — Мне не могло показаться!

— Лекарство, — сухо приказал седовласый, протягивая руку.

— Господи, что мы такое творим! — послышалось с другой стороны.

Яська увидел ещё одного — он склонился у двери. Неясная тень с пляшущими белками глаз.

— Мы избавляем себя от ненужных проблем, — монотонно ответил седовласый, надламывая ампулу.

— А что если она знает про двойню? — Это снова фальцет.

Седовласый нахмурился.

— Я наблюдал её с момента начала беременности. Знаете, сейчас очень часто встречаются семейные пары, которые не хотят заранее узнавать пол ребёнка, — они отказываются от результатов УЗИ и просят ничего им не говорить. Только общую информацию, как развивается плод.

Яська глянул на фальцета — тот был явно на грани.

— Ну как же так! Неужели нечего нельзя сделать?!

— Нужно было в институте на лекциях сидеть, а не с дружками по бабам шляться! — Седовласый отвернулся. — Не случись вашей ошибки, ничего этого сейчас бы не было! Хотя, как знать…

Мелькнул огромный шприц, скальпель, зажим.

— Мама! — Яська бросился на нелюдей, не понимая, что такое вообще происходит. — Мама, очнись!

Врачи растворились, словно их не было и в помине, а самого Яську встретила твёрдая стена. Из глаз полетели искры, в носу потеплело, закапало…

— Чёртов шельма! — выругался седовласый за спиной. — Кто впустил сюда эту тварь?!

Яська резко обернулся. Глянул в противоположную сторону, силясь унять стремительную карусель в голове. Врачи застыли на прежних местах — он прошёл сквозь них, ничуть не задев!

— Мамочка… — пропищал испуганный Яська, пытаясь подняться. — Мамочка, проснись… и пойдём отсюда. Слышишь, мамочка?! Эти люди плохие! Это они убили её, а вовсе не Тьма!

Под креслом метнулась тень.

Яська замер.

— Лови, лови его! — слышалось от двери.

Фальцет ползал на карачках под креслом, нервно ксыкал. Седовласый оглядывался по сторонам, натужно сопел. Медсестра наматывала на локоть розовый жгут.

Яська пополз вперёд.

Из-под кресла, как по команде, выскочил огромный кот. Сверкнул глазами, точно поезд во тьме, и злобно зашипел на Яську.

— Вон он, сзади! — скомандовал седовласый. — Да вон же, дубина!

Кот замер, уставился на Яську, что-то припоминая. Потом открыл усеянную клыками пасть и жутко зашипел. Яська машинально пополз назад. А пасть всё увеличивалась в размерах, будто кот был резиновый! Всё больше, больше и больше… Вот уже глаза оказались на макушке, а уши и вовсе на месте лопаток.

Внезапно Яська понял, что перед ним застыл вовсе не кот, а какая-то жуткая тварь из ночных кошмаров, в большей степени походящая не то на птицу, не то на летучую мышь, не то на что-то ещё, что и не обзовёшь никак на нормальном человеческом языке.

Из пасти существа сквозило гнилью и потусторонним холодом.

Яська дёрнулся назад, а тварь сгорбилась, так что стала похожа на куль чего-то мерзко пахнущего, и прошипела человеческим голосом:

— Ты забыл, где твоё место? Напомнить?..

Яська зажмурился. Он, конечно, понимал, что так от существа не отделаться, но всё равно ничего не мог с собой поделать. Организм снова перешёл во власть слепых инстинктов, так что с этим оставалось только смириться.

— А ну иди сюда, мерзкое животное! — разорялся совсем рядом фальцет. — Киса-киса-киса…

— За хвоста его, за хвоста! — подначивал вошедший в раж седовласый.

— У пациентки обильное кровотечение! — визжала медсестра. — Скорее сюда, я не знаю что делать!

Яська тотчас открыл глаза.

— Мама… — прошептал он враз севшим голосом. Подался вперёд. Еле успел замереть, потому что, куда не глянь, раскинулась бездна. Островок со спящей в кресле мамой и её мучителями медленно удалялся, теряясь за радужной оболочкой взмывающего вверх пузыря. Стены осыпались, как пепел. Потолок с хищными лампами поглотила сизая дымка. Кафель на полу вздулся, потрескался, порос ржавой коростой.

Яська вскочил на ноги, сделал пару шагов, глянул вниз. Ничего! Только спиральная облачность со вспышками далеких зарниц в центе. В звенящей тишине гнусаво промяукали. Яська вздрогнул. Медленно оторвал взор от волнующейся под ногами материи. Кот сидел на самом краю уплывающего прочь островка и умывался лапой. Он не сводил хищного взора с лица трясущегося Яськи. Потом всё же оторвался от своего занятия и прошипел:

— Она знает, что нужно сделать для того, чтобы ты занял своё место. Ты обязательно вернёшься, так как противоположности притягиваются.

Яська разинул рот. Тварь улыбнулась в ответ, подражая Чеширскому Коту из сказки про Алису. Яська мотнул головой, потёр веки кулаками — улыбка не пропала, а сделалась ещё шире. Шерсть на макушке кота вновь собралась в уродливую складку, образовав некое подобие на хаер. Глаза растянулись в тонюсенькие щёлки, лукаво заблестели. Кот, по всему, вышел на охоту.

Кресло с мамой и врачи — пропали.

Из тумана за спиной твари вышла маленькая девочка — совсем ещё кроха — в ночнушке и босиком.

Яська в ужасе замер — та самая, только ещё малышка!

Девочка присела на коленки и принялась почёсывать тварь за ухом. Она напевала какой-то весёлый мотивчик и не обращала внимания на происходящее вокруг. Кот удовлетворённо заскрипел, подмигнул шокированному Яське.

— Скальпель мне! — заорал в темноте седовласый. — Тампон, ну же!.. Есть какой-нибудь пакет?.. Да любой сгодится!

Яська упал на колени. Набрал в лёгкие побольше воздуха. Хотел было крикнуть, но так и не смог. Он по-прежнему не знал имени своей мёртвой сестрёнки. Имени, которого попросту никогда не было.

Яська заплакал.

— Кто-то идёт! — испуганно шикнули от двери.

Картинка с жуткой палатой вновь тускло забрезжила на горизонте сознания.

Яську осенило: если умершей девочке так и не дали имени, тогда получается, что… Это нужно сделать сейчас — дать имя! Ведь он родной брат этой замечательной девчушки! Кому как не ему брать на себя ответственность в столь ответственный момент!

— Росинка, гони его прочь! Он пришёл, чтобы сманить! — Яська не знал, почему именно Росинка — просто крикнул и всё. И лишь потом, спустя несколько секунд, пришла догадка: что ещё может быть столь красивым во тьме, как не роса на стеблях отдыхающих после зноя трав.

Росинка вздрогнула, обернула к Яське свою кудрявую головку. Разинула рот и машинально сунула в него большой палец.

Тварь у её ног зашипела, словно отвинченный газовый баллон, потом как-то сразу напыжилась и, такое ощущение, увеличилась в размерах.

Росинка рассеянно посмотрела на то, что застыло у её коленей… на то, к чему она только что прикасалась… Затем закатила глаза и жутко завизжала во весь голос.

— Господи! — раздался фальцет. — Она же ещё живая!

— Ненадолго, — отозвался седовласый, отчего крик и впрямь сделался тише. — Малышка потеряла слишком много крови. Её не спасти.

Росинка захлебнулась. Вытаращилась на растущую тварь, как на что-то иррациональное. Хотя как ещё это назвать?

— Росинка, отойди от края! — завопил что есть мочи Яська. — Я сейчас к тебе перепрыгну!

Девочка попыталась подняться на ноги, но тварь не позволила. Она положила свой облезлый хвост ей на плечи и выжидательно зашипела.

Яська шагнул назад, позабыв, что вокруг больше ничего не осталось. В последний момент, он всё же вспомнил, как во всех направлениях воцарилась бездна, но было уже слишком поздно. Он сорвался. В беспамятстве, от сковавшего душу страха, ухватился пальцами за развороченный кафель.

У двери с облегчением выдохнули:

— Кажись, пронесло… И кого только принесло в такой час?

Яська подтянулся, выгнул шею, попытался отыскать взором сестрёнку.

— Мешок! — скомандовал седовласый. — И забыли об этом!

Яська увидел Росинку. Она вновь щекотала пузо гадкого кота, вымахавшего до размеров телёнка. Обоих окружала матовая сфера, на вроде мыльного пузыря, только совсем мрачная и не переливающаяся всевозможными цветами, как та, что обволокла маму и врачей. Повсюду царила муть всеобщего безразличия. Это было оргстекло, что буквально вырезало из реального мира частичку света.

Яська почувствовал, что соскальзывает. Из последних сил он прокричал:

— Росинка!!!

Девочка никак не отреагировала — по всей видимости, сфера не пропускала звук.

Яська понял, что падает.

…В последний миг Росинка всё же оглянулась — ей показалось, что кто-то впервые окликнул её по имени, — но так ничего и не увидела. Такое ощущение, что с той стороны на стеклянную поверхность накинули чёрное покрывало или мешок, смешав цвета и оттенки в грязь. Где-то далеко-далеко угасала еле различимая звёздочка. Росинка потянулась на свет, но кот тут же вырвался из рук и поскакал прочь, будто огромный футбольный мяч.

— Стой же! — крикнула испуганная Росинка. — Мне страшено тут одной! Ну куда же ты?.. — Она развернулась спиной к мерцающей в пол силы искорке и на ощупь двинулась за котом. — Киса-киса-киса…

Кот изредка мурлыкал, чтобы девочка не сбилась с пути.

Спустя миг их обоих не стало…

— Попался, голубчик! — довольно заключил фальцет, затягивая жгут на шее трясущегося в предсмертных судорогах кота. — От медицины не уйдешь!

— Чего кот-то тебе сделал? — послышалось от двери.

— Он мне щёку расцарапал! — обиженно выкрикнул фальцет. — Вот, погляди!

— Хорош вам языками чесать! — выругался седовласый, пытаясь унять ревущего на руках младенца. — Быстренько навели тут порядок и по местам!

— Какой славненький! — ворковала подле окровавленная медсестра.

— Отнесите его в бокс. Мать до утра всё равно не оклемается. И смотрите у меня, чтоб комар носа не подточил! Иначе, сами знаете, что светит… — Он резко развернулся. — Чёрт!

— Что ещё? — не выдержал фальцет.

— Медальон оторвался. Смотрите под ноги!

Хруп.

— Ну что за дела… — расстроился фальцет. — Сегодня точно не мой день.

Седовласый наклонился, что-то подобрал, протянул фальцету.

— В пакет. Скажем, потерялся.

— А не много ли мы на себя берём? — вновь прозвучало от двери.

— На том свете грехи искупим, — отозвался седовласый, снимая перчатки. — А пока нужно жить дальше.