Proposed English title — Two to Tangle

Пьеса в двух действиях

От автора. Глубокая благодарность и признательность друзьям —

за бескорыстную помощь и без упрёков потраченное драгоценное время.

Семь персонажей: 3 мужские роли и 4 женские

Марк Фришмен, 45 лет, школьный учитель истории. Слегка располневший добряк — интеллигент. Постоянно улыбается, всегда готов к компромису. Обожает работы по дому, непрестанно стремясь в нем что-то усовершенствовать.

Мэрилин Фришмен, его жена, 45 лет. Театральный менеджер. Нервное, выразительное лицо. Небольшого роста, худенькая, с чрезвычайно короткой стрижкой. Почти неизменно в брюках. Резкая, быстрая в движениях.

Мэрилин и Марк вместе учились в школе, начиная с первого класса.

Алисон Фришмен, их дочь, 21 год. Студентка университета. Будущий специалист по маркетингу, мечтает стать моделью. Внешне похожа на мать, с которой часто пикируется. Очень привязана к отцу и бабушке.

Кэрол Росс, мать Мэрилин. Владелица крупного благотворительного фонда. В очень тёплых отношениях с внучкой и зятем.

Дино Манчини, 47 лет, преуспевающий страховой агент.

Динамичный, шумный, румянощекий крепыш. В разговоре активно жестикулирует. Типичный страховой агент — нахрапистый, самодовольный, но с ярко выраженным персоналити и обаянием. Одет всегда чуть пёстровато; из-под рубашки часто видна футболка с надписью «VIVA ITALIA». Голова непременно лоснится от джеля.

Анна Манчини, его жена, 42 года. Специалист по компьютерной бухгалтерии. Моложавая, статная, пышнотелая, с медоточивым голосом. Ранимая, деликатная. Обожает сладости.

Франко Манчини, их сын, 22 года. Студент выпускного курса школы искусств в одном из университетов. Мечтает стать фотографом. В свободное время подрабатывает барменом.

Дино (отхлёбывая). Замечательно, сынок. Высший класс. Никто не делает джин и тоник лучше тебя. (Картинно бросает на поднос купюру.) Мастерство надо поощрять. Ваши чаевые, сэр.

Кэрол. В моём возрасте уже надо пить только безалкогольные напитки. Ну да ладно. В День Благодарения можно. (Делает глоток.) Особенно, когда на дворе метель и стужа. Не помню второго такого студёного ноября в Нью-Йорке!

Анна (в переднике, с большой столовой ложкой, которой она только что орудовала в кухне). А вдруг я потеряю голову от твоих коктейлей и забуду про индюшку? И она подгорит.

Франко. Ещё никто не терял голову от джина с тоником. Другое дело — Лонг Айленд Айс Ти.

Марк. Этой индюшке уже ничего не грозит. Чуть раньше её перевернем, чуть позже, какая разница? Ну так покроется хрустящей корочкой. Только вкуснее будет.

Мэрилин (залпом выпивая коктейль и поправляя прическу). Пока эта птица там томится, давайте что-либо придумаем. Что-нибудь активное. Оригинальное. Ненавижу все эти праздники. После очередного страшного обжорства приходится две недели поститься.

Марк. Какая диета, дорогая? Ты — в прекрасной форме.

Дино. Мужское население домов солидарно. (Чокаясь с Марком.) По этому поводу, дорогой сосед, предлагаю тост. За женщин, которых мы любим!

Мэрилин. Ну, а раз любите, не сможете отказать им в небольшой просьбе. Анна, когда будет готова эта замечательная индюшка?

Анна. Минут через пять — семь…

Мэрилин. Тогда давайте потанцуем. Франко! Ты же не только бармен, но и диск-жокей, не так ли? Поставь что-нибудь лирическое.

Франко (добродушно). Франко — бармен, Франко — диск-жокей. Что ещё изволите? Аргентинское танго устроит?

Все дружно хлопают в ладоши:

— Устроит, устроит!

Алисон (после паузы). Хотите что-то оригинальное? Предлагаю «Белый танец». Дамы приглашают кавалеров. Как вам идея?

Дино (с воодушевлением). Браво, Алисон, браво!

Кэрол (чуть в сторону). А с кем прикажете танцевать одинокой вдове? Или вы мне закажете кавалера по интернету? Столетнего дедушку с подагрой и геморроем! (Все смеются.)

Марк. Дорогая теща, обещаю вам второй танец. Только сами знаете, какой я танцор.

Мэрилин. А как оно называется, это аргентинское танго?

Франко. «Танго предместий».

Анна. Я, пожалуй, лучше покараулю индюшку. Вы мне не простите, если она подгорит.

Дино. Нет, нет, дорогая. Это — танец влюблённых.

Мэрилин (Франко). А это твоё «Танго предместий» может быть белым танцем?

Франко. Понятия не имею. Завтра спрошу у ди-джея Рола. (Ставит диск.) Хотя я точно знаю, что во время танца можно меняться партнерами. (хлопает в ладоши.) Внимание! «Танго на два дома»! Танцуют все!

Мэрилин. Хорошо хоть мы не празднуем День Благодарения целой улицей. А то бы я точно растерялась, кого пригласить. (Подходя к Дино.) Разрешите вас пригласить, мистер Манчини?

Дино. С удовольствием, мадам-сосeдка. (Марку.) Марк, не отставай. Устроим небольшой танцевальный конкурс. Белое танго в предверии индюшачьего ужина.

Франко направляется к Алисон, собираясь её пригласить, но та опережает его и приглашает на танец бабушку.

Алисон. Извини, Франко. Но танец — белый. Поэтому я приглашаю своего самого замечательного партнера по жизни. Моего очаровательного бабулика. А ты пока приготовь свой Лонг Айлэнд Айс Ти. Я уже неделю про него слышу… (Почти силой увлекает за собой бабушку.)

Кэрол. А кто в паре будет кавалером?

Алисон. Ну, конечно, я. У меня в этом есть кой-какой опыт. Когда я брала уроки актёрского мастерства, иногда приходилось играть мужские роли. (Франко.) А ты не ленись, покажи миру, какой ты бармен.

Франко. Можете не сомневаться. Сейчас только немного поколдую. В коктейле главное — точная пропорция. Пол унции джина, пол унции водки, столько же белого рома и текилы. Но берегитесь, этот коктейль бьёт в голову!

Попеременно проходя в танце, на авансцене появляются все три пары. На мгновение приостанавливаясь, перебрасываются несколькими фразами и уплывают в глубь сцены. При этом Мэрилин и Дино танцуют весьма професионально, с шиком подчеркивая каждое па; Анна же с Марком неуклюже топчутся на месте, не попадая в такт музыки. В финале танца луч света фокусируется на Мэрилин и Дино.

Дино. Ты замечательно танцуешь.

Мэрилин. Я все-таки в прошлом профессиональная балерина. Если бы не проклятая лодыжка, наверняка стала прима — балериной в Хьюстонском балете. Бен Стивенсон во мне души не чаял… (после очередного паузы.) Да, но и ты — превосходный партнер! Откуда это?

Дино. О, танцы — моя старая страсть. В каких только клубах я не брал уроки. Сальса, румба, пасадобль, даже чечетка… Послушай, я давно хотел спросить. Ты раньше часто продюсировала новые постановки. Почему только драматические? Ты ведь — профессионал в балете…

Мэрилин. Я бы не перенесла провала в балете. Слишком болезненно. А продюсирование… Хватило последнего опыта с бродвейским мюзиклом. Спектакль стоил нам с партнёром 6 миллионов. Жил 3 дня… Потом мы решили его прикрыть, чтобы не усугублять потери. И, поверь, совсем неплохо получилось. Просто кто-то с нами сводил счёты. В «Нью-Йорк Пост» появилась заказная разгромная рецензия — и всё! Зрители не пошли, критики вежливо улыбались, а мы были мертвы. Я залезла в долги. Пришлось продать дом. Насилу выкарабкались. В мире нет более стрессовой специальности чем продюсер шоу — бизнеса. Сплошная борьба и нервотрёпка. Всегда на краю, всегда только одна попытка, без права на ошибку. Поэтому теперь я занимаюсь менеджментом. Просят организовать, платят — я готова. Хотя и эту работу курортом не назовёшь.

Дино. Решишь когда-нибудь создать балет, не забудь про меня. Готов быть даже статистом. (Увлекая за собой партнершу, проходит в танце по кругу, демонстрируя каскад замысловатых па. Потом, оставляя Мэрилин, уходит на кухню.)

Теперь на авансцене Анна и Марк.

Марк. Танцы никогда не были моим коньком. А однажды и вовсе вышел конфуз. На свадьбе у школьного друга я вдруг расхрабрился и пригласил на танец невесту. На венский вальс, который никогда в жизни не танцевал. В разгар танца ковровая дорожка под нами вдруг заскользила по паркету и я, в объятиях невесты, оказался под столом, в ногах у матери жениха. Вот смеху было.

Анна. Дино много раз предлагал мне взять несколько уроков. Даже учителя нашёл. Но я всё время находила какую — нибудь уловку, чтобы отвертеться. Может и стоило попробовать…

Марк. В танцах я — совсем бесталанный. Другое дело — что-либо по дому. Тут я — король… Но дамский танец с королевой кулинарии сочту за честь.

Анна (с напускным смущением). Ну, не надо преувеличивать. И потом, что-то мне не нравится сегодня эта индюшка… (Неуклюже продолжают танец, ежесекундно наступая друг другу на ноги.)

Высвечиваются Кэрол и Алисон.

Алисон. Бабуленция, ты — чудо. Боюсь, я никогда в жизни не найду лучшего партнера.

Кэрол. Пока был жив дедушка, мы часто ходили на разные танцевальные вечеринки. А иногда и дома танцевали. Просто ставили пластинку и танцевали. Вдвоём… И никто нам был не нужен…

В комнату с большой, клубящейся паром керамической миской в руках входит Дино.

Дино. Паста готова, дамы и господа! (пробует.) Сюрприз от шефа — «Паста ди Песто!» Пальчики оближете!

Кэрол, Мэрилин, Анна, Алисон, Марк (одновременно.) Дино, ты неисправим! При чём тут паста, когда мы готовим индюшку?!

Дино. Паста всегда к столу! Поверьте, итальянцу. Нет пасты, нет праздника!

Франко (хлопая в ладоши). Коктейль готов. Экспресс из Лонг Айленда прибыл точно по расписанию!

В этот момент раздается оглушительный вой сирены. Потом аларм начинает посылать громкие прерывистые сигналы тревоги. Внезапно гаснет свет. В наступившей кромешной темноте звучит разрозненный хор голосов:

Анна. О, Mай Гот! Сигнализация! Я все-таки забыла про нашу индюшку-толстушку!

Дино. Да здравствует День Благодарения — 2008!

Марк. Я же говорил, что индюшка получится с корочкой!

Алисон. Бабуля, где ты? Ты жива?

Кэрол. Я здесь, моё золотко.

Мэрилин. Бедная невинная индюшка. Придется ограничиться коктейлями.

Франко. А вот в этом можете не сомневаться. Мой бар открыт 24 часа в сутки. Что изволите, дамы и господа?!

Дино. Франко обещал быть через 10 минут. У них завтра открытие выставки. Знаете, как они её назвали? «В плену у города». Неплохо, правда?

Марк (после долгой паузы). Я видел несколько работ. Я бы её назвал «Город заневоленных лиц». Нью-Йорк — есть Нью-Йорк.

Анна. Давайте ещё раз подумаем, как лучше всё объяснить. Боюсь даже представить их реакцию.

Мэрилин. Будем мы готовиться, не будем, по большому счету ничего не меняет. (Роняет чашку с кофе, чашка разбивается.) Чёрт, всё валится из рук.

На втором этаже появляется Алисон. Она в экстравагантном, весьма открытом платье. Две самые отличительные детали туалета — крупный цветок на груди и достаточно крупное татуированное лого дизайнера на обнаженном животе.

Алисон (спускаясь по лестнице). Попрошу никого не падать в обморок. Этим платьем откроется показ новой коллекции «Дома Ольги Пеллини». И меня выбрали для его презентации. Потрясающе, правда?! А сейчас я должна вам показать мой выход.

Дино (с ухмылкой). По-моему, правильнее это назвать показом новой коллекции тел.

Анна, Мэрилин (одновременно). Дино!

Дино. Дух захватывает!

Марк. Как видно, у «Дома Пеллини» серьёзные финансовые трудности. Нет денег даже на ткани. Если это платье открывает показ, то кто его завершает?! Парад голых красоток! И вместо фиговых листков на интимных местах клеймо от Пеллини!

Алисон. Что так мрачно, папочка? И вообще, что случилось? На всех лица нет. Объясните.

Резкий звонок. Через мгновение дверь в дом шумно распахивается и на пороге, весь увешанный фотоаппаратами, появляется улыбающийся Франко.

Франко. Всем привет. Можете меня поздравить. Моя работа — на плакате нашей выставки. (стаскивает с себя фототехнику.) Умоляю, дайте глоток воды. Иначе, подобно греческому марафонцу, известив о победе, умру от жажды у ваших ног.

Анна молча наливает и подаёт сыну стакан с водой.

Франко (залпом выпивая). Ух, чуть легче. (наливает и так же жадно выпивает ещё один стакан.) Что произошло?!

Марк (собравшись с духом). Дорогие дети. Мы расходимся… (Совершая замысловатые пассы руками). И опять сходимся… Проклятие, не могу это сказать… Дино, что же ты молчишь?

Дино (совершая те же замысловатые пассы руками, но в противоположном направлении). И во втором случае мы тоже расходимся и сходимся… (Мэрилин подходит к Дино, кладёт свои руки поверх его, успокаивает. Алисон и Франко изумлённо переглядываются.)

Алисон и Франко (одновременно). Что-о-о? Что вы говорите? Кто с кем сходится?! Кто расходится?!

Мэрилин (решительно). Дорогие мои. Алисон и Франко. Мы с Марком, и Анна с Дино решили расстаться.

Анна. Но в тоже самое время Мэрилин и Дино, и мы с Марком решили попробовать… Но мы не расстаёмся врагами, нет…

Франко. Вы что, рехнулись? С ума сошли на старости лет?!

Алисон. Договорились, разыгрываете нас? Так что, бывает? Чтобы четыре человека, одновременно?

Франко (язвительно). Ещё скажите, что решили пожениться. (Позвякивая бутылкой о стакан, наливает ещё один стакан воды.) Или создать настоящую «шведскую семью»?!

Алисон (подходя к Марку). Папа, ты здесь единственный нормальный человек. Скажи, вы шутите? Правда? (Смотрит на календарь на стене. Начинает полуистерически хохотать.) Франко, Франко. Смотри. Они — таки нас надули.

Франко. Сегодня — Первое апреля?! День Смеха! Они нас разыграли! Признавайтесь, чья была идея. Гран-При в разделе «Чёрный юмор»!

Алисон. Уморили! (Подхватывая Франко и кружась с ним по комнате.) Заставили поверить что у нас будут крохотулечные братики и сёстры! Памперсы и соски! Что на старости лет мы не будем одни — одинёшеньки! (Анне.) Надеюсь, у вас нет мастита, дорогая мадам Манчини?! (Обнажая грудь перед Анной.) Не хотите ли покормить грудью очередную малютку?

Анна, теряя сознание, оседает на пол. С разных сторон к ней одновременно подскакивают Дино и Марк

Дино, Марк. Что с тобой?

Анна (открывая глаза). Не обращайте внимания. Голова закружилась.

Жарко. (Детям.) Дорогая Алисон! Франко! Это не шутка. Никто не подумал, что сегодня — Первое апреля. Это — совпадение. Но мы действительно решили попробовать…

Франко. Попробовать что? Лечь в одну постель? Ударно соорудить нам младших братьев и сестер? Вы что, с ума сошли?

Мэрилин. Мы понимаем, это большое потрясение. И мы…

Анна (подхватывая). Как матери решили, что лучше, если вы останетесь в своих домах, с матерями, никуда не переезжая.

Франко. Очень трогательно. Огромное спасибо. Вы, четверо, сделали всё, чтобы уничтожить нас, разрушить оба дома.

Алисон. (подбегает к стене, срывает парный фотопортрет родителей, с остервенением рвёт его на мелкие кусочки, топчет ногами.) Ненавижу!

Марк. Вы должны нас понять. Жизнь — сложнее всяких формул. Так сложилось…

Дино. И потом…

Анна (негромко, но твёрдо). Мы решили, это касается нас четверых. Нам так гораздо комфортнее, теплее, по крайней мере — сегодня. В жизни бывают повороты судьбы.

Дино. Со временем вы поймёте. Семейная жизнь это… (подбирая сравнение.) — не тротуар перед «Белым Домом». Бывают рытвины, ямы. И мы — не ангелы…

Алисон. А дальше что, ангелы? Что с нами будет, вы об этом подумали, так называемые «любящие родители»?

Мэрилин. Конечно, подумали. Наши новые дома открыты для вас в любое время. И отцы, и матери любят вас как прежде. И не важно, где мы живем — здесь, или где-то по соседству, когда продадим дома.

Франко (гневно). Как это неважно? Неважно где, неважно с кем, что же тогда важно? (Хватает и надкусывает яблоко, закашливается. Кашляя всё сильнее, тем не менее продолжает свою обличительную тираду.) Дерьмо! Блядуны! Компания лжецов!

В разговор включается Алисон. Одной рукой она яростно стучит по спине Франко, другой — совершает резкие рубящие движения в такт своим словам.

Алисон. Ни одному вашему слову нельзя верить! Ни одному! Что вы твердили с самого детства? Мой дом — моя крепость! Семья превыше всего! Демагоги! Болтуны!

Анна нервно доливает себе кофе. Залпом выпивает. Чашка падает, разбивается.

Алисон (распаляясь). Правильно. Бей, круши всё подряд! Было две семьи. Два по-своему, но счастливых дома. Ничего не осталось. Руины, осколки. (Хватая всё, что лежит под рукой, — подушки с дивана, надувные игрушки — запускает в родителей. Те тщетно пытаются уклониться от летящих в них предметов.) Обманщики! Ублюдки! Прелюбодеи! Фак ю!

Мэрилин. Алисон, Алисон, опомнись!

Марк. Дочка, доченька, что с тобой?

Алисон снимает туфлю и начинает иступленно лупить по огромному, в рост, парному фотопортрету отца и матери на стене. Портрет падает на пол. Франко растёгивает брюки и с преувеличенным удовольствием на лице начинает мочиться на портрет. Брюки спадают на пол.

Анна. Ты с ума сошёл, Франко! Что ты делаешь?!

Алисон ногой наносит ещё один удар по портрету.

Дино. Ну и бестия!

Алисон подхватывает с пола и запускает подушку в направлении отца, стоящего в этот момент у входной двери. Тот уклоняется, подушка сражает вошедшую в дом Кэрол.

Кэрол (обводя взглядом дом). Что тут происходит? Последний раз я видела подобное побоище 30 лет назад в сумасшедшем доме под Бос-тоном. Мы туда пришли с дедушкой вручать больным рождественские подарки. Но ведь там были — больные люди… Кстати, хотела вам сказать про своё завещание. Похоже, невовремя…

Дино (с экрана). Каждый из вас много раз на дню должен повторить одну простую — азбучную истину. Настойчивость, настойчивость и ещё раз настойчивость. Только каждодневная настойчивость найти и подписать новых клиентов, делают успешным страхового агента. Таким был мой путь, путь моих учителей, всех людей, успешных в Америке…

Франко (издевательски подхватывая, поверх голоса отца, продолжающего вещать с экрана). Вы должны работать всё больше и больше, 24 часа в сутки, без сна, без отдыха, без отпуска, без обеда и туалета, и когда-то там, в далеком будущем, вы, может, станете миллионерами. (Меняя тон.) И пока все эти дураки будут слушать тебя и верить, и работать всё больше и больше, без сна, без отдыха, без туалета, другие, более ловкие люди, будут делать настоящие, не выдуманные тобой, миллионы! А дураки — клиенты будут страховать свою жизнь и верить в сказки людей без совести, без чести — страховых агентов…

Дино (удивленно.) О, Мама Мия! Порка Мадонна! Ты как сюда прокрался, лазутчик?! Ты с ума сошел, Франко! Что ты несёшь? Я продал уже десять тысяч таких кассет. Нет, не десять, двенадцать! С огромным успехом выступал на конференциях в Майями, Чикаго и Вегасе. И никто никогда не говорил, что это — ерунда. Вот увидишь, и завтра, в Бостоне, весь зал, тысяча человек, без исключения, устроит мне овацию. И мы не слишком преувеличиваем необходимость страхования жизни. (после паузы, примирительно.) Слушай, прекрати демагогию. Пойдём куда-нибудь пообедаем. Это моё последнее утро дома… Я сейчас, только добреюсь…

Франко. Ну его к чёрту, твой обед. У меня натурные съемки в Центральном парке. (Запуская подушкой с дивана в экран.) Нет сил больше слушать эту галиматью. Хренятину. Дома бесконечно собой любовался и здесь та же заезженная плёнка.

Дино. При чём тут плёнка? Я завтра выступаю в Бостоне, решил посмотреть, что надо усилить, где были слабые места.

Франко (запальчиво.) Сколько можно оболванивать людей?! Супер — агент! Агент номер один! Тьфу! Противно слушать! Обманщик номер один — да! Оболваниватель номер один — да! Супер — лжец! Которому все равно, кому врать и всучивать свои проклятые страховки: одинокой чёрной матери, насмерть напуганному новому эмигранту или абсолютно нищему мексу, у которого нет денег даже на пропитание…

Дино (опять вспыхивая.) Ты — идиот, безмозглый крикун. Да, я всучиваю людям страховки, но для их же блага. Спроси у семей жертв Оклахома Сити или Ворлд Трейд Центра! Тысячи, сотни тысяч людей получили компенсацию за родных и близких. За свои увечья! Многие выжили только благодаря самой идее страхования жизни!

Франко. Твое спасение, что случилось несчастье. Сотням помогли, а миллионы — оболванили. (Хлопая дверью, уходит. Через мгновение возвращается. Кладёт на стол конверт.) На вот, передай Алисон. Отпечатал её фотографии для модельного агенства. (Уходит.)

Дино (нервно позвякивая стопкой о графин, наливает стопку водки. Залпом выпивает). Хорош сынок, нечего сказать. Вот тебе благодарность за все это. (Обводит рукой дом.) За поездки в горы, в Лондон, Барселону. За бесконечные классы фотографии. (Наполняет ещё одну стопку. Кричит вдогонку Франко.) Что ты, что твоя мамаша! Тексты под копирку!

Звонок в дверь. Дино открывает. На пороге Марк с дверью в руках.

Дино (удивлённо.) Марк?! Ты? А почему с дрелью?

Марк. А что тебя удивляет? Пришёл дверной замок поменять. Заодно и вещи свои заберу. (кивает на стоящие чуть в стороне от входной двери два полузакрытых чемодана с набросанными в них вещами.) Вот, всё, что накопил за 20 лет. Два чемодана. Не густо…

Дино.. Замок? Зачем?

Марк (иронически.). Как зачем? А вдруг я решу свой собственный дом ограбить? Драгоценности, которые сам подарил, украсть? Бывшую жену изнасиловать.

Дино. Кто это придумал?

Марк. Понятно, не я. Я бы не додумался… Наша драгоценная не постеснялась. Ты ведь не рукодел…

Дино. А зачем ты согласился?

Марк. А ты считаешь, я должен был её послать? Всегда всё по дому делал, а тут вдруг переродился.

Дино. Но тогда ты был в нём хозяином. Слушай, ну его, этот дурацкий замок, давай лучше выпьем по рюмке, поговорим.

Марк. Не, не могу. Работа по спецзаказу. Замок-капкан на самого себя. Чтоб больше в свой дом, к своей дочери ни ногой! Только — по специальному запросу! Иначе — наручники, тюрьма!

Дино. Полный идиотизм! К чёрту! Пойдём лучше выпьем по шату.

Хочешь виски?

Марк (вздохнув.) Ну давай. Кто сегодня за хозяина?

Дино. В отпуск уехал. Будем угощать друг друга. (достаёт из бара бутылку, фужеры, наливает, протягивает один Марку.) Ну, давай. Чтобы не разочаровались! (чокается.)

Оба выпивают. Дино наливает ещё по одной.

Марк. В точку! Иначе будем настоящими посмешищами! Хотя и раньше был посмешищем. Даже в собственных глазах.

Голосом Мэрилин. Я когда-нибудь могу получить вразумительный ответ? Чтобы мужчина никогда не имел собственного мнения! Не муж, а недоразумение. Одни дырки в голове.

Марк. Так чем тебе помочь, дорогая?

Дино (голосом Мэрилин). Помочь? И ты ещё спрашиваешь? Муж-невидимка на 25 лет. Я всегда одна: на презентациях, премьерах, церемониях вручения наград. И на наших театральных вечеринках одна — из всех семейных пар. Вечно вынуждена искать, кому подарить второй билет…

Марк. А что мне там делать? Я там — чужой. Среди снобов и выскочек. Ни одного нормального лица! Ни одного искреннего слова! Галерея масок! Музей лжецов! Захолустный филиал «Мадам Тюссо»!

Голосом Мэрилин. Ну конечно, все нормальные люди сосредоточены в школе Марка Твена. Учащиеся — гении, все без исключения: эфиопы, латинос; наши меньшие черные братья тоже чрезвычайно сметливы и когда-нибудь, лет через 200–300, по уровню развития догонят и перегонят…

Дино. Годы террора. И как ты это выдерживал?

Марк. Странно, но мы совсем неплохо прожили эти годы. Давай выпьем! (Дино наливает. Чокаются, выпивают.) Другое дело — её характер. Но что я мог сделать? Корни этих бешеных перепадов настроения, нервных срывов уходят в её детство — без любви и тепла. Родители любили только друг друга…

Дино. Характер — характером, но в чём — то она права. Какой женщине захочется вечно быть одной? И про школу тоже; зачем ты там торчишь 24 часа в сутки? Отработал, иди домой. В жизни так много интересного. Ты ведь не на комиссионные работаешь. Всё стабильно — зарплата, бенефиты.

Марк. Как ты не понимаешь, Дино? Это не просто работа, за которую платят деньги. Я — учитель. Учу детей, самых разных, отвечаю на их вопросы, стараюсь помочь, поддержать, если нужно. Некоторые из них безнадёжны, у меня нет иллюзий. Но я и их стараюсь тянуть вверх. Вниз они сами покатятся. И я уважаю свою профессию. Что тут странного? (меняя тему.)

А у тебя как было? Анна ведь гораздо мягче.

Дино (опрокидывая стопку). Там всегда одна песня. (голосом Анны.) На бис! Возьми меня с собой! Я всегда одна. Ты — в Майями, в Панаме, в Чикаго, а где я? Дома, одна в четырех стенах?! И ещё в своей рабочей клетке, выгородке два на два, перед монитором с мелькающими экранами. Я, как заневоленная пружина. Ненавижу эту проклятую работу! Биллы, вечные проклятия больных, возмущённых невероятными счётами от докторов, доктора, для которых мы лишь ничтожные пешки. Из дома на работу, с работы — домой… А что впереди? Грустная старость… Горбушка жизни…

Дино. Ну успокойся, успокойся дорогая. Какая старость? Мы всё ещё наверстаем.

Голосом Анны. Я тебе всё время говорю, надо ценить и радоваться каждому новому дню. Хочу наслаждаться жизнью, отдыхать, путешествовать, пока мы ещё в силах, здоровы… Но тебя никогда нет рядом.

Дино (теряя терпение). Порка Мадонна! Боже, я не в силах больше это слышать. Одно и тоже — изо дня в день, годами. Пашу, как сумасшедший, с утра до ночи, до чёртиков в глазах, и только и слышу упреки. И от кого — от жены, от сына, кого люблю, для кого стараюсь. Будь прокляты ваши стенания и жалобы! Поневоле будешь стремиться сбежать из дома. (Спохватываясь, поворачивается и идёт к жене. Не обращая внимание на её сопротивление, обнимает, целует.) Ну, хорошо, хорошо, ты права. Вернусь, поедем на Багамы. Следующую презентацию организую на круизе. Прекрасный корабль, сервис — неделю будем вдвоём!

Голосом Анны. И ещё три тысячи пассажиров — твоих клиентов! Прекрасная интимная поездка… Ты неисправим, Дино!

Дино (вдогонку). Но зато какой сервис! Мечта любой женщины. (Марку.) Наливай! (Марк наливает. Чокаются, пощатываются, смачно выпивают.)

Марк. Присоединяюсь! Наливай! (наливает, чокаются выпивают.) Не получится с новыми жёнами, будем жить вместе. Без ссор, без скандалов! Как люди! (выпивает из пустого бокала. Спохватившись, чертыхается, с силой разбивает бокал.) На счастье, мой друг!

Он. Я был очень рад, когда мы переехали в Нью-Йорк из Буфало. Как только мне предложили возглавить региональный офис, ни минуты не раздумывал. Фантастический город. Как его только не называют. Большого Яблока. жёлтого Дьявола. Имперский. 12 миллионов лиц.

Она. И миллиона сумасшедших!

Он. А здесь, на Бродвее, их, как минимум, половина. Им даже маски не нужны. Кого только нет. Короли и шуты, жулики и жертвы, трагики и комики — в одном лице.

Он (внезапно). Маска, я тебя знаю…

Она. Кто же я, о — незнакомец?

Он. Загадочная и очаровательная… А как эта маска танцует!

Она (снимая маску). Дино, не делай мне столько комплиментов. Боюсь, мне не выдержать подобного потока. Я так давно не слышала такого водопада замечательных слов в свой адрес.

Он (отбрасывая прочь маску). В них нет ни малейшего преувеличения. Ты — фантастическая женщина, Мэрилин, и я тебя обожаю. Ты всколыхнула всё лучшее во мне, то, что, я полагал, давно ушло.

Мэрилин. Но это благодаря тебе, Дино. Тому Дино, который сейчас перед мной. Не тому, кого я наблюдала изо дня в в день, из-за забора. Тот — самовлюбленный громкоговоритель, обрушивающий на окружающих сотни клише в минуту…

Дино. Да, но и ты — не та Мэрилин, которую я знал. Даже эти тремолирующие нотки в голосе, я их никогда прежде не слышал.

Мэрилин (на мгновение прислоняя маску к лицу). Вот — моё новое лицо.

Дино (подхватывая). И оно мне нравится!

Целуются. На мгновение отстраняются, улыбаются, целуются ещё страстнее.

Дино. Замечательный вечер. Честно сказать, я уже дважды видел «Продюсерс». Не хотел тебе говорить. Спасибо за приглашение. И за то, первое — на церемонию вручения наград.

Мэрилин. Это не мне — это Марку. Если бы не его отказ, мы не смогли быть сегодня вместе. Кажется, я зря его ругала…

Дино. Жаль, твоя команда не получила Тони. Ваши «Вакханки» — совершенно блестящая постановка.

Мэрилин (нежно проводя рукой по волосам Дино). Какое это теперь имеет значение? Наши спектакли уже четвёртый раз выдвигают на Тони. И это — не рекорд. Моего друга Ави Харли номинировали семь раз. И все семь приз давали другим. Но сейчас не хочу даже думать об этом. Все эти призы — погремушки на ярмарке тщеславия. Мир изменился в моих глазах. Даже краски вокруг стали другими.

Дино. И жизнь — другая. Ну ничего, получишь Тони в следующий раз. (меняя тему.) Ты твёрдо решила рискнуть?

Мэрилин. Да. Твёрдо.

Дино. И когда?

Мэрилин. Запускаемся через два, максимум — три месяца. Деньги нашли; пять миллионов дают инвесторы, пять — мама, из моей доли наследства. Насилу уговорила, никак не соглашалась. Говорила, что эти деньги, по завещанию отца, не могут быть получены заранее. Что не любит мюзиклы. Но мы с юристом всё-таки нашли лазейку в бумагах. Всё остальное — готово. Вчера подписали контракт с театром, закончили отбор актёров. Остались — мелочи.

Дино. Хороши мелочи, когда на кону десять миллионов долларов! И никаких гарантий!

Мэрилин. Гарантий нет никогда. И удача, увы, непостоянна. Постоянны только завистники!

Дино. И как ты к ним относишься?

Мэрилин. С возрастом помягчела. Раньше взрывалась, как порох. Потом поняла. Не завидуют тому, кто ничего собой не представляет. Если ты ничего не делаешь, все тебя любят. Говорят, какой прекрасный, замечательный, редкой души человек. А если горишь, стремишься к чему-то, страдаешь, требуешь отдачи, ты — сволочь, неврастенник, кровосос… (Улыбнувшись.) Меня надо беречься, Дино… Могу быть опасна.

Дино. Спасибо, что предупредила. Буду знать! (Глядя на часы.) Чёрт! Пора уже быть в аэропорту. Я должен вылететь в Чикаго первым рейсом.

Мэрилин. Я провожу тебя.

Дино. Спасибо, дорогая. Если не возражаешь, поеду в Ла-Гвардия один. У каждого свои странности. Люблю, когда меня встречают, и ненавижу, когда провожают. В среду вернусь, решим, что делать дальше.

Мэрилин. Ума не приложу. Столько людей в нашем замкнутом круге. Родители, дети, бывшие мужья и жены. Я больна от этих мыслей.

Дино. Дети совсем неуправляемы. Франко хамит с утра до ночи.

Мэрилин. А Алисон? У нас всегда были непростые отношения, а сейчас — просто кошмар. Конечно, я понимаю. Слишком неожиданно, слишком болезненно. Но ведь и мы — живые люди. У меня сердце болит с утра до вечера… Как бы они не натворили глупостей…

Дино. Я боялся, ты сорвёшься, когда она в антракте начала вдруг на тебя орать из-за упавшей программки.

Мэрилин. Да, просто чудом сдержалась. Чуть от стыда не умерла. Моя дочь кричит на меня. И где — в театре, где все меня знают, когда вокруг десятки знакомых. На спектакле, куда я её пригласила. Позор!

Дино. Забудь на время об этом. Положись на меня. А пока, подари мне ещё один танец! Мы ведь в самом сердце театрального Нью-Йорка.

Мэрилин. Да, но сейчас 2 часа ночи. Странный получится танец.

Вступает музыка. Проходя в танце по кругу, пара исчезает в кулисах. Гаснут огни Бродвея.

Дино. Странный? В Нью-Йорке, на Таймс Сквэр? Кого мы удивим в городе миллиона сумасшедших, где всем вокруг на тебя наплевать?! (Мэрилин кладет руку на плечо Дино.) Именно на Бродвее и нужно танцевать на рассвете…

Кэрол. Зачем ты нагрубила матери? В театре, где все её знают?

Алисон. Извини. Не сдержалась. Всё так противно. Мерзко. При одной только мысли, что надо возвращаться домой, у меня начинаются судороги. Этот противный Дино, с его вечно лоснящейся от джеля головой. Мама, вся светящаяся при одном только взгляде на него.

Кэрол. Я всё понимаю. Прошу только, не делай глупостей. Не озлобляйся. Нелегко всем — и тебе, и отцу, и матери.

Алисон. Мама, ладно. Но отец, ты знаешь, какие у нас были отношения. Он меня предал… Он был для меня и папой, и мамой. Я к нему шла со своими проблемами. Мать вечно торчала на своих репетициях, презентациях и премьерах. Я почти физически ощущаю его отсутствие дома…

Кэрол. Алисон, дорогая моя. Право, не знаю, что тебе сказать. Знаю одно: со стороны всё видится в ином свете. Жизнь — безумно сложная штука. Я твоего папу попрежнему люблю, как сына. И остаюсь председателем попечительского совета школы. И платиновым спонсором… Наверное, они действительно полюбили друг друга.

Алисон. Ты что, шутишь?! Все четверо? В один и тот же миг? И вообще, почему я должна остаться с ней? Мы с отцом гораздо ближе друг другу. Он — мой друг. Я даже похожа на него. Помнишь, ты мне рассказывала? Когда я родилась, и меня к вам вынесли, все ахнули: «Вылитый папа. Только без бороды и усов. Даже уши такие же…».

Кэрол. Ну вот, мы и улыбнулись. (меняя тему.) Так ты хочешь поехать с этим, как его …, Рокки… в горы, покататься на лыжах. И он хороший мальчик — этот твой Рокки?

Алисон. Не Рокки, бабушка, а Ронни. Рон-ни! И потом, мы — просто друзья. И оба любим лыжи.

Кэрол. Ах, ну да, друзья, лыжи. И он — католик, правда, моё солнце?

Алисон. Да, бабушка.

Кэрол. Ты знаешь, Алисон, как я тебя люблю. Ты — умная девочка. И ты помнишь, что если выйдешь замуж за хорошего еврейского мальчика, то получишь такой очень красивый, большой чек с многими — многими нулями. А если выберешь ну немножко другого мальчика, тоже очень достойного и умного, и он не пьёт, и не курит, но вместо синагоги по субботам — по воскресеньям ходит в церковь…

Алисон (смеясь). Бабушка, ну не смеши меня. Пожалуйста…

Кэрол (приобнимая внучку). Ты, дорогая моя Алисон, конечно, получишь тоже очень хороший чек, и красивый, но не такой большой, как в первом случае. Ну там… на два, на три нуля меньше. Я тебя очень люблю, моя девочка, и этого твоего… как его, Роджера, тоже почти уже люблю… Хотя он и католик.

Алисон. Не Роджер, бабушка, Ронни. И мы с ним дружим, бабушка. Какая разница — еврей, католик или китаец? Среди моих друзей много классных ребят из разных стран. В университете — студенты ста стран.

Кэрол. Нет разницы, детка. Ну, почти нет. И оба чека тоже почти одинаковые. Но один такой очень хороший, очень увесистый, и в нём оч-ч-чень — ну очень много нулей. А второй — из того же банка, с той же подписью, но гораздо скромнее. Его даже в банк положить будет стыдно, моя детка. Я не шучу, Алисон, подумай, пока я буду в отъезде.

Алисон. На сколько ты уезжаешь?

Кэрол. Планирую на три недели. Вчера был очередной теракт. 13 убитых, 72 раненых. Много детей.

Алисон. Когда всё это кончится? Этой Интифаде не видно конца.

Кэрол. Только за последние два года более тысячи жертв. Я горда, что мой фонд смог реально помочь жертвам террора.

Алисон. (Обнимая Кэрол.) Мне тебя будет не хватать. Я всегда грущу, когда тебя нет рядом.

Теперь Кэрол обнимает внучку, та тесно прижимается к ней. Из темноты появляется Франко.

Франко. Привет лучшим представителям семьи Фришмен. Что тут происходит? Алисон, пощади бабушку. Ты напоминаешь борца, который намертво захватил противника и готовится шмякнуть его на лопатки.

Алисон (фыркнув). Тоже мне специалист. Откуда ты знаешь?

Франко. Недавно фотографировал тренировку нашей национальной сборной. Получилась парочка просто замечательных фотографий. Хотите посмотреть?

Кэрол. Спасибо, Франко. Как-нибудь в другой раз. Мне надо выспаться. Утром поеду домой, начну собираться. В доме чёрт ногу сло-мит. Ремонту не видно конца. Проклятые строители! Умоляла их делать ремонт поэтажно, даже не подумали. Краски и мусор повсюду! Сколько не плати, никогда не соблюдают сроки! (Целует внучку, уходит в дом.)

Алисон. Бабушка завтра уезжает.

Франко. В Израиль? Там, кажется, опять что-то произошло?

Кэрол. Очередной теракт. Каждый раз, когда я вижу покалеченных детей, убитых горем родителей, неделями места себе найти не могу. (Внезапно.) А тут ещё дома такая обстановка…

Франко. Вы не расстраивайтесь. Мы обязательно отомстим за их подвиги.

Кэрол. Пожалуйста, очень вас прошу. Не усугубляйте конфликт. Не озлобляйтесь. Лучше от этого никому не станет. А для меня эти скандалы — просто губительны. (После паузы.) Пойду в дом. Что-то я сегодня непохожа на себя. Всё валится из рук…

Алисон. Тебе помочь?

Кэрол. Спасибо, я справлюсь. А вы тут пока поболтайте. (Уходит в дом.)

Франко. Кэрол безумно переживает. На ней лица нет.

Алисон. Кому это может быть приятно? Вся эта грязь, грязное бельё семейной жизни…

Франко. Мы должны отомстить.

Алисон. Но как? Что мы можем сделать? В суд на них что-ли подать?! Дома подпалить?! Глупо…

Франко. Не знаю. Но мы должны придумать. Ни о чём другом не могу сейчас думать. Как они растоптали нас, как унизили. Мы просто обязаны в ответ втоптать в грязь их чувства и эту их, так называемую, любовь! Я это сделаю!

Алисон внезапно всхлипывает. Прижимается к Франко. Тот пытается её обнять, поцеловать. Алисон мягко, но твёрдо отстраняется. Выскальзывает из его объятий.

Франко. Но почему, Алисон? Ты мне так нравишься! Ты — замечательная девушка. Я всегда мечтал именно о такой.

Алисон. Не обижайся, Франко. Я не могу. Ты мне тоже очень нравишься. Мы с тобой друзья, не так ли?

Внезапный мощный раскат грома, вспышка молнии, ещё один удар грома.

Алисон. Уже поздно, Франко. Идём по домам.

Очередная вспышка молнии, сопровождаемая громом.

Алисон. Помнишь эти стихи? «И ударил гром, и пронзила мир молния и высветила все его пороки, и руины, которые ждут людей, их породивших». Пойду помогу бабушке. Что-то она сегодня действительно не в себе.

Уходит в дом. Франко остаётся один. Хватает подвернувшееся под руку раскладное садовое кресло, с ненавистью швыряет его в дверь дома.

Дино (поднимая фужер). Дорогие мои. Сегодня — 6 месяцев нашей новой жизни. Франко, я знаю, тебе и Алисон труднее всех. Поэтому хочу предложить тост за тебя. Мы оба, я и Мэрилин, тебя очень любим и ценим. (Сдвигает свой фужер с фужером сына.)

Мэрилин. Разреши мне присоединиться. Вы с Алисон действительно замечательные ребята. Вами можно гордиться. (Придвигает фужер к фужерам Дино и Франко.)

Франко. (Сдержанно.) Спасибо. Оценили. (Не пригубив, отставляет бокал в сторону.) Мне бы не хотелось за это пить. Тоже мне, дата…

Дино. Но послушай, в конце концов, мы имеем право на собственную жизнь. И строитъ её так, как нам видится. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Но сколько можно пить нашу кровь? Хамить по пустякам. Неделями не ночевать дома. За последний месяц мы видели тебя едва ли два-три раза…

Мэрилин. (Примирительно.) Когда Дино вернется, можем поехать в Монреаль, на джазовый фестиваль? Согласен?

Франко (Отцу). Куда ты едешь? Зачем? Почему мне не сказал?

Дино. Интересно, как я мог это сделать, если тебя неделю не было дома, а мобильник ты отключил?

Франко. Не знаю. Захотел бы, нашёл.

Дино. Я лечу на семинар в Солт-Лейк-Сити. (Посмеиваясь.) В гости к мормонам. А оттуда — в Феникс, на переговоры об открытии нашего филиала. Буду недели через две, не раньше. Умоляю, не устраивай скандалы. Будь тем Франко, которого мы любим. Открытым, доброжелательным…

Мэрилин. Давайте всё-таки поедем в Монреаль. Потом можем заглянуть в Квебек и на «Тысячу островов».

Дино. Ну, так как?

Франко. (Неопределенно.) Надо подумать. Но вообще-то заманчиво.

Мэрилин. Ты бы поснимал. Я тебе устрою встречи со звездами. В этом году будут Кларк Терри, Херби Хэнкок, Биби Бриджвотер…

Дино. Соглашайся, Франко. А то нам придется самим превратиться в папарацци. Не уверен, что я, в моём возрасте, готов 24 часа в сутки гоняться за суперзвездами.

Франко. А что? Всяко лучше, чем охотиться за клиентами и предлагать им страховки и пенсионные планы.

Дино. А вот тут ты абсолютно прав. И именно поэтому должен составить нам компанию. По рукам? (Протягивает руку сыну.)

Франко (Нехотя ударяя по руке отца). Идёт.

Дино. Ну вот и отлично. (Глядя на часы.) Времени в обрез. Самолет через два часа. (Целует Мэрилин и сына.) Пожалуйста, не ссорьтесь.

Подхватывает стоящий у порога чемодан, уходит. Через мгновение раздается звук отъезжающей машины.

Франко. Извини мою грубость. Это не персонально против тебя. А где Алисон?

Мэрилин. Сегодня ночует на кампусе. У подруги — день рождения. Обещала вернуться завтра к вечеру.

Франко. У них там в колледже не менее 30 вечеринок в месяц. И это изо дня в день — третий год. Как ей не надоело?!

Мэрилин. А у вас что, не так?

Франко. Не, мы, конечно, тоже тусуемся. И гуляем, бывает, по 3–4 дня подряд. Но сейчас, конечно, меньше, не то, что на первом курсе. И потом, у нас нет кампуса. Да и времени у меня тоже нет. Если свободен, работаю в баре или снимаю что-нибудь.

Мэрилин. Ты очень похож на отца. И не только внешне. Та же неистовая страсть к работе.

Франко. Не, я вообще-то лентяй. Просто фотография — моя страсть. Готов снимать с утра до ночи. Это потрясающее чувство, когда вдруг видишь, что получается что-то настоящее. Неважно, портрет, пейзаж или коллаж. Но это — твоё, твой взгляд на мир, увиденное только тобой.

Мэрилин. А бар?

Франко. А что бар? Тоже — творчество. Попробуй придумай что-нибудь оригинальное. Плюс деньги. Могу никого ни о чём не просить, делать, что хочется. Кроме того, наш бар — Нью-Йорк в миниатюре. Каждую смену — сотни лиц. Я их всех фотографирую. Если не буквально, то глазами.

Мэрилин. Ну, а коктейли? Сам что-либо придумываешь? Или только традиционные?

Франко. И вовсе не только. Вот недавно придумал новый коктейль — «Небесный крючок»… Хочешь попробовать?

Мэрилин. А что это?

Франко. Водка, ром, джин, текила и всякие ароматические добавки. Клиентам нравится.

Мэрилин. Ну, это, похоже, напиток для настоящих ковбоев. Есть что-нибудь помягче?

Франко. Извольте. В основе мексиканский ликер — «Калуа». (Готовит напиток.) Готово! (Протягивает бокал Мэрилин.) А себе я, пожалуй, сварганю что-то покрепче. Я, правда, не ковбой, но, надеюсь, в седле держусь.

Мэрилин. За что пьём?

Франко. А чёрт его знает. Может, за одну удачу в год?

Мэрилин. Что это значит?

Франко. Это — девиз нашего фотоклуба. На рождество мы всегда вместе. И первый тост всегда за одну удачу в год. И неважно — удачный кадр, встреча, путешествие или любовь. Важно, чтобы случилось…

Мэрилин. Я — за! Действительно то, что надо всем без исключения. Хотя бы одна удача в год! За этот тост готова поднять даже два фужера. (Сдвигают бокалы, чокаются, пригубляют.)

Франко. Какой второй? Опять с ликёром? Может, айриш крим?

Мэрилин. Чересчур сладко. Лучше джин с тоником. Только, пожалуйста, не слишком много льда. (Делает ещё один глоток.)

Франко. Будет исполнено, мадам! (Готовит коктейль.)

Мэрилин тем временем подходит к стереосистеме, ставит диск. Звучит хит Б. Джоэля «I am in New York State of Mind».

Франко. Готово! Старина Билли Джоэль, конечно, феноменален. Тридцать лет на коне. Каждый год, как минимум, один-два хита. Когда я слышу «In the Middle of the Night», ноги сами начинают танцевать.

Мэрилин. (Начинает петь и приплясывать.): — In the Middle of the Night I Go Walking in My Sleep, Through the Jungle of Doubt to a River so Deep. (Песня «The River of Dreams»).

Франко (Смеясь.) Билли Джоэль номер два. Только в юбке. Одна песня на два исполнителя; зритель, правда, один. Слушай, что, если я тебя поснимаю. Мне пришла в голову фантастическая идея. Давай попробую создать серию твоих портретов. Назовем её «Лики». Ты будешь менять только только прическу и наряды, всё остальное — интерьер, грим — остаётся прежним. А я постараюсь, чтобы был диапазон настроений.

Мэрилин. Идея — хорошая. Боюсь только, главная героиня — неподходящая. Слегка в подпитии… И немолода…

Франко. Почему нет? Ты мне только немного подыграй. У тебя такое выразительное лицо. Ты справишься, я уверен. Ты же актриса. Будь сама собой. Мэрилин — деловая женщина. Мэрилин — на просмотре спектакля. В хорошем настроении, в плохом. Давай, возьмём театральные парики и начнём импровизировать…

Мэрилин (выпивая одним глотком джин с тоником.) Почти убедил. Теперь надо только, как говорит один мой хороший знакомый, «поймать наглость хода». Сделай мне ещё один джин и тоник.

Франко. Будет исполнено, мадам. А ты пока достань парики.

Мэрилин. Слушаюсь, сэр. (Встает с кресла, с фужером в руках направляется по лестнице на второй этаж.) Итак, первая фотография серии. Слегка нетрезвая женщина направляется в спальню.

Франко (подхватывая.) Нет, эта фотография будет называться «Вверх по лестнице, ведущей в небо». Почти как знаменитая когда-то книга внучки Шолом Алейхема. (Берёт фотоаппарат, делает вид, что снимает.) Внимание! Снимаю! Есть кадр!

Колдует над очередным коктейлем. Появляется Мэрилин — с охапкой париков, шляпок и накидок.

Мэрилин. Решила заодно прихватить всякое барахло. (Набрасывает накидку.) Итак, первый портрет. (Взъерошивает волосы.) Назовём его «Презрение». (Застывает в картинной позе.)

Франко. Снимаю!

Мэрилин. (Надевает первую попавшуюся шляпку.) Второй портрет серии — «Экстраваганца». (Соответствующей походкой дефилирует вдоль комнаты.)

Франко. Снимаю! Еще коктейль?

Мэрилин. Что-нибудь экстравагантное. В тон наряду. Но не слишком крепкое…

Франко. Будет исполнено, мадам. (Прищёлкивает каблуками. Смешивает ингридиенты. Мэрилин облачается в новый наряд. Франко подаёт ей коктейль).

Мэрилин. Как мы назовем этот портрет? (Чуть пригубив, пробует коктейль.) О, это, пожалуй, чересчур. По-моему, в нём все 100 градусов! (отставляет фужер.)

Франко. Ну, не надо преувеличивать. Только 40! Наш следующий снимок — «Оголтевшая феминистка на Пятой авеню».

Мэрилин отправляется в очередной поход по дому. Дойдя до лестницы, резко разворачивается. С трудом удерживает равновесие, чтобы не упасть.

Мэрилин. О, о… Главную героиню слегка пошатывает. Даже феминизм не помогает. (Ещё раз теряет равновесие. Едва успевает ухватиться за поручень лестницы.) Франко, кажется, я слегка опьянела. Помоги мне подняться в спальню. Сама я, боюсь, не дойду. (Обхватывает подскочившего Франко за шею.) Этот снимок будет называться «Скорбная процессия».

Франко. Почему же скорбная? Лучше назовем его «Уход в ночь».

По пути нажимает кнопку выключателя.

Свет гаснет. Мэрилин и Франко высвечиваются только лучом лунного света сквозь световое окно в потолке. Застывают на мгновение в стоп-кадре. Потом Франко начинает целовать Мэрилин — всё жарче, жарче.

Мэрилин. Франко, что же ты делаешь?

Франко. Целую самую обольстительную женщину в мире.

Мэрилин. Не надо. Ну, прошу тебя. Ну, Франко. Мы не должны… Ты с ума сошёл…

Франко (раздевая её). Ну тебе же не хочется сопротивляться. Ты такая жаркая. Иди же ко мне. Иди.

Мэрилин. Франко. О, Франко. Что ты со мной делаешь?

Целуясь и сбрасывая с себя одежды, продвигаются наверх. Застывают во внезапно ставшем еще более рельефным лунном сиянии.

Алисон. Нечего сказать. Хороша именинница. Пожалуй, последний скрюдрайвер был лишним.

Тщетно пытается взобраться на барное кресло. Падает на пол вместе с креслом. По лестнице в гостиную в вечернем платье спускается Мэрилин.

Мэрилин (ехидно). Восхождение явно не удалось. Горовосходитель рухнул в пропасть…

Алисон. К счастью, вершина была не слишком высокая, и он остался жив. Даже не покалечился.

Мэрилин. К счастью. Но это — сегодня. А что будет завтра?

Алисон. Завтра будут новые вершины. И — новые победы.

Мэрилин. На алкогольном фронте?! Тебе не кажется, что ты несколько перебираешь последнее время.

Алисон. Перебираю в чем?

Мэрилин. В градусах. Все время — под сорок!

Алисон (с вызовом). Ну и что? Что тебе не нравится? В конце концов, у меня — день рождения.

Мэрилин. Но день рождения — завтра. А какой повод был вчера? Или сегодня?

Алисон. Вчера поздно вечером поздравить меня приехали Мэгги с Питером и Ребекка. Завтра их не будет, они улетают в Сиэттл, на стажировку. Надарили мне кучу подарков, цветы, потом мы поехали в казино. В индейскую резервацию. И вернулисъ только сейчас…

Мэрилин. И ты, как всегда, проигралась в пух и прах, до последнего квотера?

Алисон (в тон матери). И ты, как всегда, не угадала. (Наливая в бокал воду и залпом выпивая.) Я поставила только два раза. Всё, что у меня было.

Мэрилин. И что?!

Алисон. Крупье лишился дара речи. Владельцы казино стояли на грани банкротства.

Мэрилин. Перестань меня разыгрывать. Расскажи толком, что произошло.

Алисон. В первый раз я поставила все фишки на ноль. Во второй — на два нуля. И оба раза шарик нырнул в лунки, как по заказу. Я выиграла кучу, кучу денег. Почти 18 тысяч долларов.

Мэрилин (отдуваясь.) Я… Ты… А как ребята реагировали? Где деньги?

Алисон. О, они хохотали и хлопали в ладоши, как безумные. Мэгги кричала: «Закройте скорее казино, а то она разорит бедных индейцев». Питер упал головой на стол и колотил по нему руками, крича: «Нули, нули, кругом нули! И чем больше, тем лучше. Да здравствуют нули!» И мы на радостях назаказывали разных дринков и куролесили ночь напролёт.

Мэрилин. Поздравляю. В следующий раз не забудь взять меня в долю. У нас сейчас не хватает где-то 100 тысяч долларов на постановку «Корабля дураков». (Целует дочь.) Больше сегодня не пей. Завтра к приходу гостей ты должна быть в форме. (Надевает плащ. Бросает взгляд на часы.) О, бедный Дино меня уже заждался.

Алисон. Когда вы вернётесь?

Мэрилин. Думаю, не рано. Сначала будет юбилейный спектакль Тонни Фаррелла, затем — банкет.

Алисон. А где бабулик?

Мэрилин. Её рейс задерживается. (Раздается удар грома, высверк молнии.) Из-за погоды. Скорее всего — до утра. По крайней мере, так объявили.

Алисон. А папа?

Мэрилин. Марк со школьниками на экскурсии в Вашингтоне; должен вернуться ночью. (Целует дочь.) Однако, ну и запах. От одного поцелуя можно опьянеть. А у меня у самой вечером — банкет… Завтра я тебя поздравлю, как всегда, под утро, ровно в пять, когда ты родилась. Традиции надо соблюдать.

Алисон. (Внезапно и с нажимом.) Мне нужны деньги!

Мэрилин. (Обескураженно.). Какие деньги? Ты же выиграла.

Алисон. Это я вначале выиграла. А потом проиграла. Проиграла всё, что у меня было. Плюс 13 тысяч.

Мэрилин. Три-над-цать тысяч?! Как же ты могла? Сколько раз ты мне обещала больше не играть в казино. Каждый раз один и тот же финал.

Алисон. У меня было ощущение, что выиграю. Но, увы… Я одолжила деньги у Мэгги. На двое суток, до дня рождения.

Мэрилин. На меня можешь не рассчитывать. Мы тебе, конечно, сделаем подарок, но принципиально — не деньгами. Я тебя миллион раз просила, забудь про рулетку. Какой смысл играть, если всегда проигрываешь? И все больше и больше.

Алисон. Попрошу у отца. Он — даст.

Мэрилин. Я запрещу ему! Всему есть предел!

Алисон (Зло и ехидно). Запрещу. Прикажу. Он уже не твой поднадзорный. Не твоя марионетка, которой можно приказывать, понукать, покрикивать… Хватит! Приказывай теперь своей набриолиненной голове.

Мэрилин. Что ты несёшь? Как не стыдно? Дино к тебе всей душой.

Алисон. Дино всей душой? И ты — всю жизнь! Что-то я тебя не помню рядом — ни в детстве, ни в юности. Всегда только папу.

Мэрилин. Не помнишь? Кто тебя таскал в лучшие театры, на концерты? Кто создал в доме круг друзей и знакомых? Ты знала всех: самые знаменитые артисты, музыканты, композиторы — все бывали у нас. Задаривали тебя подарками, фотографировались, приглашали на премьеры, в гости, на свои виллы. Учили уму-разуму… Кто тебе всё это дал?

Алисон. Можно подумать, я об этом просила. От твоих милостей можно только подавиться. Дашь на пенни, а благодарить надо всю жизнь. Назло тебе не приду завтра на день рождения. Сама развлекай своих поганых гостей.

Мэрилин. Ты — неблагодарная, маленькая дрянь! (Бьёт дочь по щеке.) Стерва! Не зря тебя хорошие юноши за квартал обходят.

Алисон (Всхлипывает). Да ты, ты сама… Как ты посмела?!

Мэрилин. (Безнадёжно махнув рукой.) Извини. Сама заслужила.

Круто развернувшись, уходит из дома, хлопнув на прощанье дверью. Алисон, продолжая жалобно всхлипывать, делает несколько судорожных глубоких вздохов, пытаясь успокоиться. Наконец, не без труда, ей это удаётся. Наливает себе в стакан виски. Звонок в дверь. Ещё один. Алисон нехотя направляется к двери.

Алисон. Кто там? (Удар грома. Ещё два нетерпеливых звонка.) Да иду я.

Алисон открывает дверь. На пороге — бородатый почтальон, в форменной одежде, в фуражке, чёрных очках. В руках — букет цветов и увесистый пакет.

Почтальон (заглядывая в ведомость). Алисон Фришмен? Распишитесь в получении.

(Протягивает Алисон ведомость и ручку. Та небрежно расписывается.)

Алисон. А от кого это?

Почтальон (вручая цветы и подарок.) Вам виднее. У вас что, сегодня день рождения?

Алисон. Да. То-есть вообще-то завтра. Но я его отмечаю со вчера. И довольно бурно. (Шутливо.) И сразу в нескольких странах.

Алисон. Угадайте с трех раз.

Почтальон. А если с одного?

Алисон. Получите шанс выпить за здоровье именинницы. Идёт? Хотя вы при исполнении…

Почтальон. Работа — не помеха. А теперь займёмся угадайкой. Судя по цвету… и запаху… Вы предпочитаете виски!

Алисон (хлопая в ладоши). Правильно. А как вы отгадали?

Почтальон (прокашливаясь). С моим опытом, деточка, это нетрудно. Я только не уверен, что в вашем возрасте этим можно злоупотреблять. Алкоголь, знаете ли, очень опасен для молодёжи. Тем более — для девушек. Красивых девушек.

Алисон. Опасен. Не опасен. А вам, собственно, какое дело? Надоели эти морали. Вручили посылку и езжайте дальше. Мало мне нравоучений родителей, так ещё первый попавшийся почтальон читает нотации. (Пытается выпроводить почтальона за дверь.) Учите собственных детей. Вырастут — будут трезвенниками. Скажут спасибо!

Почтальон (упираясь). Скажут, не скажут. Кто знает? Вы же не благодарите. А где мой виски? Должен же я вас поздравить?!

Алисон (бурча). Вовсе не обязательно. Вы уже всё сказали.

Почтальон. (Внезапно разворачивается, подходит к барной полке, наливает себе в бокал виски.) За прекрасных наивных именинниц, которые настолько наивны, что могут позволить себе выпивать в компании незнакомого бородатого почтальона в чёрных очках. (Залпом осушает фужер.) За очаровательную незнакомку — с пленительной улыбкой и сияющими глазами.

Стремительно идет к выходу. В дверях внезапно останавливается, резко разворачивается, срывает очки, бороду, фуражку. Перед нами — Франко.

Франко (хохоча). Браво, Франко! Браво! Какой актёрище, какой талант! Попрошу приз за лучшую мужскую роль! Не узнала ведь, даже не заподозрила?

Алисон (чуть смущённо). Действительно не заподозрила. Мне, правда, вначале подумалось, что борода — не натуральная, но я решила, что показалось. Спасибо за цветы! За подарок! А почему сегодня?

Франко. Завтра я с утра до ночи на съёмках. И потом, не хочу их всех видеть — родственников.

Обнимает Алисон, пытается поцеловать в губы. Та уклоняется. Ещё одна настойчивая попытка Франко. Ещё более решительно отстраняется Алисон.

Франко. Но почему, Алисон? Каждый раз, когда я пытаюсь тебя обнять, ты от меня отшатываешься, как от прокажённого. У нас прекрасные отношения. Ты мне безумно нравишься. Что тебе мешает?

Алисон. Послушай, Франко. Зачем тебе знать? Какая разница?

Франко. Может быть, я полюбил в первый раз в моей жизни. Может, Господь послал мне это чувство в первый и последний раз. Кто знает? Поверь, Алисон, я сделаю всё, чтобы ты была счастлива.

Алисон. Остановись, Франко. Выслушай меня ещё раз. Я чрезвычайно ценю нашу дружбу. Чрезвычайно! Я горжусь, что у меня есть такой замечательный, такой талантливый друг. Но я не могу…

Франко (нетерпеливо). Всё понятно. (Достает из кармана коробочку с таблетками. Потрясая ею, говорит — полушутя-полусерьезно.) Либо ты будешь со мной, либо я проглочу всю эту гадость. Прямо сейчас. И в записке напишу, что сделал это из-за тебя…

Алисон. Ты что, с ума сошёл? Отдай, отдай немедленно! (Тщетно пытается выхватить коробочку с лекарствами из его рук. После нескольких безуспешных попыток распаляется.)

Алисон. Да с какой стати ты обвиняешь меня в том, что собираешься с собой сделать! Это даже не эгоизм, а настоящая подлость. Не хочу с тобой после этого разговаривать! (Распахивает входную дверь.) Уходи! Чтобы я тебя больше не видела. Нашёл, чем девушку завоевать! (Буквально выталкивает Франко за порог.) Пошёл к чёрту! Идиот! (в сердцах.) И они ещё хотят, чтобы их любили! Так называемые мужчины! Бесчувственные эгоисты! Слепцы!

Обессиленно падает в кресло. За окном — темная ночь, комната едва-едва освещена вполнакала горящим торшером.

Алисон. Ну и денёк. Просто невероятное нагромождение событий. Пора, пожалуй, рухнуть в постель, чтобы забыться…

Направляясь в спальню, по пути прослушивает сообщения на автоответчике.

Голос девушки. Алисон, дорогая, мы тебя с Дереком поздравляем. Мы начали праздновать уже сегодня. Кто-то же должен быть первым. Будь… (Алисон проматывает пленку.) Будь…

Голос юноши. Алисон, сердце моё, как ты себя чувствуешь, став совершеннолетней? Я лично ощутил себя совершенным старцем. Все-таки двадцать один — это не пятнадцать! Наконец можешь выбросить фальшивые права и ходить в казино как взрослая девочка, и не врать охранникам про возраст. Поздравляю! Ха-ха-ха!

Хор голосов. Алисон, хай! Мы тебя не знаем, но всё равно за тебя выпиваем и очень даже неплохо. Как тебе этот звук? (Звук сдвигаемых стаканов.) Классно, правда? И тебе советуем. Говорят, ты красивая девушка. (Пауза.) Будь… будь… (Шуршание проматывающейся пленки.)

Несколько оглушительных раскатов грома. Сверкание молний. Звуки ливня. Пронзительные трели зазвонившего телефона.

Алисон. Идите все к чёрту! Разговаривайте сами с собой. А меня оставьте в покое.

Начинает подниматься по лестнице в спальню. Телефон звонит не переставая. К его трелям добавляются настойчивые звонки в дверь.

Алисон (разворачивается и направляeтся к входной двери.) Если это ты, Франко, я тебе не завидую! (Резким движением распахивает дверь. На пороге Анна; она — в лёгком халатике и ночной рубашке.)

Анна. Не пугайся, Алисон. Кто у вас дома? Где Франко?

Алисон (несколько удивлённо). Только я. Остальные — кто где. А что?

Анна. Я — одна в доме. Марк в Вашингтоне, а Франко куда-то исчез. Я боюсь. Места себе не нахожу.

Алисон. Боишься? Чего?

Анна. Молнии. Схожу с ума от страха — одна в доме. Можно я зайду, чтобы не быть одной. Я ужасно боюсь… (Всхлипывает.)

Алисон. Ну, заходи. Конечно, заходи. Только успокойся, не плачь. Это — совсем не страшно…

Анна (скороговоркой). Ты не удивляйся. Ты же знаешь, что я — ужасная трусиха. В детстве ко мне в спальню залетела шаровая молния. С тех пор я просто панически боюсь грозу и этих чёртовых молний. И каждый раз становлюсь просто невменяемой, едва грянет гром.

Алисон подходит к Анне, обнимает её. Та тесно прижимается к Алисон.

Анна. В доме никого нет. Извини, что побеспокоила.

Алисон. Ты вся дрожишь. Успокойся. Всё будет хорошо. (Гладит Анну, приговаривая.) Всё будет хорошо. Ты — в безопасности. (Целует Анну.) Ничего не бойся.

Анна. Сейчас, сейчас я успокоюсь.

Внезапно Алисон начинает целовать Анну всё страстнее. Целует в губы, шею, плечи.

Алисон. Ты — такая жаркая.

Анна. Что ты делаешь, Алисон? Зачем?

Алисон (продолжая целовать). Ты такая сексуальная. Я вся дрожу от желания. Ты мне всегда нравилась. Ты — сладкая, женственная…

Анна. Что ты со мной делаешь, Алисон? Ты с ума сошла!

Алисон, продолжая целовать Анну, расстегивает её халат. Щелчком выключает торшер.

Алисон. Ты — безумно соблазнительная. Неужели ты никогда не пробовала заниматься любовью с женщинами. О, мы знаем, как доставлять удовольствие друг другу. Знаем гораздо лучше, чем мужчины. Нам будет хорошо, вот увидишь. Ты только не сопротивляйся. Я сама всё сделаю.

Целует Анну все страстнее. В какой-то момент Анна отвечает ей. Раздеваются. Целуются ужё обнаженные, стоя в луче лунного света. Внезапно распахивается входная дверь. На пороге Кэрол, с букетом цветов. Зажигает свет. Видит обнаженных целующихся Анну и Алисон. Роняет чемодан.

Кэрол. О, боже! Только этого нам не хватало! Какой позор!

Бессильно оседает на пол.

Марк (разговаривая сам с собой и перебегая от одного места к другoму). Сюда… Нет, сюда. Нет, пожалуй, лучше вон туда… (Вонзается сверлом в стену.) Вот так — другое дело.

По лестнице в гостиную спускается Анна. Она в плаще, с небольшой дорожной сумкой. Заметив Марка, явно смущена.

Марк (улыбаясь). Привет, моё солнце. Ну что, готова? А я пока решил полочку для входящей почты приладить. А то вечно разбросана по всему дому. (Задерживаясь взглядом на жене.) А почему ты в плаще? И с сумкой? Мы же собирались порепетировать танго?

Анна (после паузы). Ах-да, танго. Ну конечно. А сумка… Это я на завтра приготовила. Старая одежда… (судорожно ищет слова) для Армии Спасения, чтобы налоги списать. У тебя больше ничего нет, дорогой?

Марк. Вроде нет. Хотя подожди, я нашел ещё один старый костюм.

Анна. Не надо. Не к спеху. Давай действительно станцуем танго. (Сбрасывает плащ.) Как, кстати, оно называется?

Марк. «Холодное солнце Аляски». Его рекомендовал наш учитель Эдди. Сказал, любимое танго.

Вытирает руки, берёт с полки диск, ставит в музыкальную систему. Вступает музыка; это та же мелодия, что напевал Марк, сверля дырки в стене.

Марк. Разрешите вас пригласить, мадам.

Анна (со странной улыбкой). С удовольствием, маэстро. Покажем, на что способны.

Начинают танцевать. В финале застывают в стоп-кадре.

Марк. А что, по-моему, получается. По крайней мере я начал получать удовольствие от танца. Не то, что в начале, когда буквально оттаптывал тебе ноги.

Анна. Ну, положим, я была не лучше. Топтались на месте, как два пингвина в зоопарке. Сколько мы уже взяли уроков?

Марк. Классов десять… Это, пожалуй, единственное, в чем была права моя бывшая жена. Танцы — это стихия, это — целый мир.

Анна. Давай пройдём ещё раз. Что-то я недостаточно комфортабельно чувствую себя.

Марк. Это потому, что ты не хочешь во всем следовать партнеру. Закрой глаза и следуй моим движениям. Помню, я где-то читал, танцевать танго — это танцевать ностальгию. Мужчина ведёт своим сердцем. Сердца партнеров — всегда напротив друг друга. Давай попробуем ещё раз.

Включает проигрыватель. Проходят в танце от одного края сцены до другого и обратно. В финале, когда Марк, закружив парнёршу, пытается эффектно завершить танец, пара теряет равновесие и, заскользив, падает. Музыка обрывается.

Марк (смеясь). Давно я не падал, танцуя с невестами. Однако, позвольте поблагодарить вас, мадам. Вы, как всегда, доставили мне огромное наслаждение. И как партнёp, и как женщина.

Анна. И вам спасибо, мистер Фришмен. Вы, как всегда, любезны и галантны. Скоро нас можно будет заявить на чемпионат мира среди ветеранов-любителей. Если не одно «но»…

Марк. Никаких «Но»! Хочешь что-нибудь выпить? Сок? Воду!

Анна. Пожалуй, мандариновый сок.

Марк достаёт из холодильника, разливает сок. Оба жадно, в глоток, опустошают стаканы.

Марк. Знаешь, хочу тебе признаться. Странно, так многое и так быстро изменилось. Я всегда думал, что способен любить только одну-единственную женщину — Мэрилин. И я действительно очень любил. А сейчас мне кажется, будто их никогда не было, наших 25 лет. Ничего не осталось. Она — совершенно чужой мне человек. И я люблю другую женщину. (Обнимает Анну.)

Анна (мягко выскальзывая из его объятий). Спасибо, Марк. Ты умеешь сделать женщину счастливой. Ты — сама заботливость и внимание.

Марк. Да, это, как в танго. Танго — идеальный танец для партнеров. Его можно сотворить только вдвоём. Как жизнь… Я тебя очень люблю, Анна.

Анна (после паузы). Я должна тебе сказать, Марк. Мне с тобой очень хорошо. Уютно, надежно и спокойно. Как никогда не было с Дино. Он мне отравил жизнь, выпил всю мою кровь. У меня с ним не было ни одной спокойной минуты. И не то, что он — подлец и негодяй. Нет, он работал, как вол. Заботился о нас. По-своему любил. Но счастливой меня сделать не смог. В конце я его почти ненавидела. Есть только одна проблема, Марк. (Пауза.) Похоже, я его по-прежнему люблю… Пополам с ненавистью… Плюс Алисон, да, Алисон… Я очень виновата перед тобой… Ты не сердись, просто так получилось. Но всё образуется, дай только время. Я к тебе замечательно отношусь…

Марк (совершенно потеряно). Любишь Дино? И Алисон… Что случилось с Алисон, Анна?

Анна. Не волнуйся, с ней все в порядке. Почти всё. А Дино… Наверное, он так кроваво из меня выходит. Нужно время… (Меняя тему.) Слушай, давай примем душ и пойдём в «Блю Ноут». Там сегодня наш любимый джаз-бэнд — Ларри Кристи. Идёт?

Марк (вяло). Ну что ж, пойдём, если хочешь. Мы давно собирались. Там и поговорим. (Направляясь по лестнице на второй этаж.) Я буду готов через 10 минут. (Уходит.)

Анна, ежесекундно оглядываясь на лестницу, нервно ходит взад-вперёд по дому. Потом начинает лихорадочно что-то искать в дорожной сумке. Достает сложенный трубочкой лист бумаги, вставляет в цветочную вазу на столе. Садится в кресло, обхватив голову руками. С внезапной решимостью вскакивает, надевает плащ, чёрные очки, подхватывает сумку и быстро выходит за порог двери, ведущей во двор. Звонок во входную дверь. Ещё один. По лестнице, в халате, с полотенцем на плечах, спускается Марк. Идёт открывать.

Марк. Иду. Иду. (Открывает. На пороге — Кэрол.)

Кэрол. Добрый день, Марк. Извини, что без звонка. Не хотелось это обсуждать по телефону. Надеюсь, ты мне простишь это вторжение.

Марк (приобнимая Кэрол). Конечно прощу. Вы же знаете моё отношение к вам.

Кэрол (прямо с порога). Хочу с тобой поговорить о моём «Фонде Помощи Детям — жертвам террора».

Марк (несколько озадачено). О фонде? Со мной?

Кэрол. Да, я должна тебе кое-что сказать. Как ты знаешь, мы работаем весьма активно. Многим удалось помочь. У нас — большие планы. Но я уже не в силах. И хочу тебя назначить управляющим фондом. Пожизненно! О деньгах можешь не беспокоиться. Твоя зарплата — 90 тысяч в год, на счету фонда — более 100 миллионов. Никому, кроме тебя, я не могу это доверить. Ты — единственный порядочный и честный человек, кого я знаю. Ты любишь и знаешь детей. Ты не будешь равнодушным к их бедам. И воровать не будешь.

Марк (удивлённо). А Мэрилин? А Алисон?

Кэрол. Ни одной из них я не могу это доверить. К сожалению, но не могу. Родные — они мне сейчас хуже чужих, противнее. Не хочу их видеть. Такая беда… А ты для меня всегда был, как сын. Так бывает в жизни — друзья оказываются гораздо ближе детей. По духу, по группе крови. Поэтому я переписала завещание.

Марк. Переписали завещание? Что случилось, Кэрол? Что-то экстраординарное?

Кэрол. Просто переписала и всё. Лишила их наследства, Обеих! Раз и навсегда! Решила, так будет лучше. Они меня обе разочаровали. Убили… (Меняя тему.) А где Анна?

Марк. Не знаю. Где-то наверху. Лишили наследства, обеих сразу… Невероятно. Что же они такое совершили? (Громко.) Анна, ты готова? Мы тебя ждем. То есть, я тебя жду. И Кэрол зашла… (После паузы, несколько нервно.) Анна, где ты?

Стремительно взбегает вверх по лестнице; так же стремительно сбегает вниз и начинает судорожно метаться по комнате.

Кэрол. Что? Что случилось?

Марк так же молча мечется по комнате. Замечает записку в вазе. Хватает её, разворачивает, читает. Внезапно всхлипывает.

Кэрол. Марк. Дорогой мой. Что с тобой?

Марк. Она… Она… (Безнадёжно машет рукой, протягивает Кэрол записку.)

Кэрол (читает): «Дорогой Марк! Я ухожу. Не пробуй меня искать. Есть обстоятельства, которые я не в силах преодолеть. Спасибо за всё. Извини. Будь счастлив. Анна.»

Марк (полурыдая). Что? Что она имела в виду? Какие обстоятельства?

Кэрол (обнимая Марка). Успокойся. Ну, успокойся, прошу тебя. Я уверена, это какое-то недоразумение.

Марк (рыдая в голос). Какое недоразумение, Кэрол?! И Мэрилин, и Анна. Я отдавал им всё! Мою любовь, тепло, заботу. Был им и мужем, и другом. Заботился, жил их жизнью. И что? Что в ответ? Предательство, обман, жизнь под откос. Никого нет. Только позор. Позор и пустота. Будьте вы все прокляты, прокляты! Ненавижу!!!

Бьётся в истерике. Кэрол молча пытается сдержать его вздрагивающие плечи.

Дино. Это — тебе, сюрприз. Никогда не отгадаешь, что в них.

Мэрилин (шутливо). Счета за последний год? Распечатка твоих клиентов? Собрание любовных писем школьных времен?

Дино (смеется). Ну, положим, их не было так много. Твой теперешний муж не был таким уж Дон-Жуаном. (Потрясая конвертами.) Это — наше путешествие в Испанию. Полный двухнедельный тур. От Барселоны до Мадрида. Плюс 3 дня на Канарах.

Мэрилин. Что случилось, Дино? Неужели ты решился взять отпуск? На две недели?! Не верю!

Дино. Да, решился. И это только начало. Вчера утром, после летучки, я вдруг подумал. Мне 47 лет. Я начал работать с пятнадцати. Чего только не делал. Развозил пиццу, участвовал в переписи населения, работал спасателем. Всегда говорил себе: — «Ты — победитель! Ты можешь!» И мог! Был трудоголиком, спал 4 часа в сутки. 20 лет продаю страховки. Как агент известен всей страховой Америке. И всегда работал, как ненормальный И всё думал, надо вот это, и то, и пятое, и десятое. Для Анны, для Франко, для семьи. Как мне вдолбили с детства. Что я видел? Тысячи договоров? Счета, расписки? Лица клиентов, самолёты и такси? И я решил, хватит. Ненормально, если человек в моём возрасте ни разу полноценно не отдыхал, не был в Европе. Я и Америку толком не знаю.

Мэрилин. Дино, ты меня поражаешь. Что ты это сделал. Что решился. Ты запомнил, что я никогда не была в Испании? (Целует Дино.)

Дино. Конечно, запомнил. У меня вообще неплохой слух. Я всё слышу, хотя многие считают, что я слышу только себя. Люди — странные существа. Каждый думает, что только он всё слышит и замечает…

Мэрилин. Знаешь, Дино, когда это случилось, мне нравилось твоё мужское начало, твоя энергия, размах. Но я никогда не думала, что встречу свою вторую половинку. Думаю, никто другой тоже не догадывается, каков он — настоящий Дино Манчини.

Дино (с полуулыбкой). Я даже на скрипке играл в детстве. Родители хотели вырастить знаменитого музыканта. В шесть лет я уже играл в знаменитом ресторане «Бельканто». Официанты пели, я — аккомпанировал и солировал. Имел бешеный успех, весь город знал меня в лицо. Но однажды другой маленький мальчик после моего соло бросил мне горсть монет и подарил шоколадную скрипку, которая на жаре начала таять у меня в руках. И всё! Я вдруг почувствовал, что никогда больше не смогу играть для этих людей, в этом игрушечном мире. За мелочь или за тысячи, не важно. И больше не взял в руки скрипку. Меня замкнуло… Родители с горя чуть с ума не сошли. Плакали, умоляли, но я был непреклонен…

Мэрилин. Мы мало что знаем друг о друге. Иногда даже о самых близких людях.

Дино. Я, признаюсь, никогда не думал уходить от Анны. Она меня бесспорно любила. И я — её. Просто, мы — совершенно разные люди. Хотя считается, что противоположности притягиваются. А у нас с тобой — всё наоборот.

Мэрилин. И мой Марк — тоже прекрасный человек. И муж, и отец. И я никогда не понимала, что меня так в нём раздражает. И только сейчас поняла. Он никогда в жизни не делал глупостей, не ошибался. Иногда мне казалось, что у него над головой светится нимб. Как у святого! Я всегда знала, что он скажет, что подумает, что сделает. Какие слова высекут у него на могильной плите. (С пафосом.) Здесь покоится Марк Фришмен. Образец для всех! Во всём! Апостол Марк!

Дино. Странно. По правде, ты тоже оказалась другой. Не такой, какой казалась из-за забора. Впрочем, я это уже говорил. Тебя все считали взбалмошной, вздорной. Чуть ли не нервно больной. Говорили, что причина твоих сумасшедших нервных приступов в несчастливом детстве.

Мэрилин. Не знаю, что-то во мне действительно уравновесилось. Успокоилось. Может, я никогда не любила Марка, и это была только привычка. А может, мне была противопоказана его сперма. Знаешь, однажды мы с Марком поссорились, и у меня был бурный роман с одним журналистом. После каждого свидания кожа моя пылала адским огнём, покрывалась волдырями. Впору было маску носить… Я была безумно увлечена, но лечь в постель было настоящей пыткой.

Дино. Не пугай меня такими ужасами! А то я добровольно уйду в монастырь.

Мэрилин (взъерошив его волосы). Нет, нет, только не это!

Дино (шутливо). Хорошо, обещаю повременить.

Мэрилин (внезапно меняя тему). Где мы сегодня будем ужинать? Надо же отпраздновать начало нашей «Испанской баллады».

Дино. Может, в «Casa del Plato»? Но сначала я тебя поцелую. Идёт?

Обнявшись, целуя друг друга, входят в дом Фришмен. Из дома Манчини на крыльцо выходят Алисон и Франко. Садятся в те же кресла.

Алисон. Зачем мы это сделали, Франко? Кому была нужна эта месть? Глупо… Мерзко…

Франко. На тот момент казалось, мы должны отомстить, постоять за себя. Я был уверен, что хочу их уничтожить. Совратить, испоганить им жизнь, а потом всем всё рассказать. И только потом осознал, когда открыл рот, чтобы выплюнуть это в лицо отцу. И не смог… Вдруг захлебнулся от отвращения к себе.

Алисон (прерывая его). Есть какие-то новости об Анне? Я себе места не нахожу. Как подумаю, что мы натворили… Я даже не думала, что так получится, Она сама пришла, сказала, что боится молнии, дрожит от страха… Теперь проклинаю себя…

Франко. Перестань каяться! Они тоже хороши. В конце концов, в каждой случайности есть своя закономерность. И потом, что мы теперь до конца своих дней должны каяться… Это уже случилось, прошло, так зачем теперь убиваться. Заниматься самоуничижением…

Алисон. Каяться — не каяться, но последние гвозди в гроб семейной жизни забили. По крайней мере, для Марка и Анны.

Франко. Хорошо хоть папа и Марк ни о чём не догадываются. Представляешь себе их реакцию?

Алисон. Что мне представлять? На Марка и без того больно смотреть. Совершенно убит. При одной только мысли, что папа и Дино всё узнают, я впадаю в истерику. Ты уверен, что они не узнают?

Франко. Если и узнают, что мы можем сделать? Я поклялся Мэрилин, что буду молчать. Сам, она меня не просила…

Алисон. Анна даже не звонила?

Франко. Я искал её по всей Америке. Летал из конца в конец, по всем знакомым, звонил, писал. Наконец, она позвонила, поздно ночью. Сказала, что всё в порядке. Живёт в Сан-Франциско, у какой-то новой знакомой. Что сама меня найдёт, когда всё образуется. И повесила трубку, я даже рта раскрыть не успел. И ни черта не понял…

Алисон (задумчиво, по слогам). В Сан-Франциско? С новой знакомой?! (с чувством.) С ума сойти можно!

Франко (не слишком уверенно). Но как-то же всё образуется.

Алисон (резко). Что образуется? Марк сойдёт с ума? Или ты найдешь другую маму?

Франко. Давай сменим тему. Я болен от этих мыслей. Не помню, когда нормально спал. Всё валится из рук. Я даже фотоаппарат два месяца в руки не брал. (Берёт руки Алисон в свои.) Слушай, давай убежим отсюда. Прямо сейчас, не откладывая. Поверь, так будет лучше для всех. Сколько раз я тебя просил быть со мной…

Алисон. Презираю нас за то, что мы сделали! (Вздохнув, тихо и очень грустно.) Зачем тебе всё это надо, Франко?

Франко. Просто я люблю тебя. Ничего не бойся. Я найду работу по специальности. Возможно, буду работать фотографом по контракту. У меня как-никак несколько призов за мои фото. Да и барменом всегда могу подработать. Но мы должны бежать из этого ада. Бежать, как можно скорее. Из этого заколдованного круга — с их романами, замужествами, разводами, побегами…

Алисон. Но как мы будем жить рядом? Я — лесбиянка. Я соблазнила твою мать. У меня отвратительный характер…

Франко. Ничего не хочу знать. Мне это неважно. Я люблю тебя!

Алисон. Я к тебе, конечно, очень хорошо отношусь, Франко. Привязана, как к брату. Но это ведь не семейные отношения.

Франко. Мы попробуем начать всё сначала. Пусть не сразу, постепенно, всё наладится. Но вначале мы должны бежать отсюда, как можно дальше, чтобы они даже не знали, где нас искать… Время покажет. Потом, может быть, дадим о себе знать.

Алисон. А дальше, дальше что? (После паузы.) Как же папа? Его все бросили. Я что-то совсем потерялась. (Прижимается к Франко.) Мне страшно за него… И за Анну.

Франко. Однажды твоя бабушка рассказала старую еврейскую притчу. Ученик захотел испытать своего учителя, уважаемого раввина, и говорит ему: «Ребе! В моей ладони зажат мотылёк. Отгадайте, он жив или мёртв?» При этом ученик подумал: «Если ребе скажет „жив“, я сожму ладошку и покажу ему мертвого мотылька. А если ребе скажет „мёртв“, я раскрою ладошку, и он увидит, что мотылёк — жив». Но мудрый ребе разгадал мысли ученика, улыбнулся и сказал: «Всё в твоих руках, сынок!» Всё в наших руках, Алисон!

Звонит мобильный телефон.

Алисон. Это — мой. (Включает телефон, слушает. Оседает на крыльцо.) Что, что ты сказала? Когда?.. Что же мы теперь будем делать?

Франко. Что, что случилось? На тебе лица нет.

Алисон. Бабушка… Бабушку забрали в госпиталь. В реанимацию. Врачи делают всё возможное. Сердце… Нет никаких гарантий. Пятьдесят на пятьдесят… (Плача.) Это я, я во всём виновата. Я её убила той ночью!

Франко. Хвалёная американская медицина. Всегда говорят правду в лицо. А если мне не нужна их проклятая правда?! (Крепко прижимает к себе плачущую Алисон.)

Алисон (Резко отстраняясь от Франко.) Убирайся! Не могу тебя больше видеть! Мы — мерзавцы, мерзавцы, понимаешь?! Как я могу после той ночи смотреть в глаза отцу, бабушке?! Ненавижу, презираю себя!

Убегает. Франко устремляется вдогонку, крича:

— Алисон, подожди, Алисон, куда же ты?! Я люблю тебя! Ты всё равно от меня никуда не уйдёшь! Неужели ты не понимаешь, мы должны быть вместе. (криком.) Зачем мне жить без тебя?! (очень тихо.) Не уходи, я умру без тебя.

Мэрилин. Год прошел. Ровно год. День в день. Сегодня — День Благодарения. Как бы то ни было, надо его отпраздновать. Какие есть идеи? Пока не появился этот тошнотворный агент по продаже…

Марк. Хотел бы я знать, кого и за что я должен благодарить. Для меня это год сплошного крушения. Проклятый год!

Дино. Что, от Анны по прежнему никаких вестей? Ты не расстраивайся, мы её обязательно найдем. Уверен, она скоро объявится.

Мэрилин. Не могла же она провалиться сквозь землю. У кого-то она должна жить. Может объявление дать? В газетах, на телевидении…

Дино. Чтобы все вокруг узнали о нашем позоре? Люди обращаются к ним с криком последней надежды. Когда кого-то, не дай бог, убили или похитили… А мы?

Мэрилин. Этот агент мне тоже снится ночами. Такой настырный тип.

Марк. Разводы, разделы, соглашения, юристы. Столько людей, интересов… Я абсолютно раздавлен. Ничего не понимаю… Где мои жёны, дети? Где мой дом? Зачем я живу? (Дино.) Ты не знаешь, где этот чёртов договор о продаже? У меня к тебе несколько вопросов.

Дино. Я тебе его вчера передал. Посмотри в бумагах.

Марк. О да, конечно. Сейчас принесу. Хочу всё обсудить до прихода этого прощелыги. (Уходит.)

Мэрилин (грустно глядя на Дино). Марк абсолютно прав. Где наши дети, Дино? Где наши дома?

Звонит телефон. Мэрилин и Дино одновременно бросаются к телефонным аппаратам, на кухне и в комнате, одновременно хватают трубки и кричат.

Мэрилин. Алло, алло. Алисон, это ты? Ну не молчи! Где же ты?! Я не могу без тебя…

Дино. Анна, это ты? Франко? Алло, алло, я слушаю…

Мэрилин. Молчание, опять молчание…

Дино начинает нервно ходить из конца в конец дома, бормоча нечто невнятное.

Мэрилин. Успокойся, Дино. Что ты мечешься? На тебе лица нет.

Дино. Какое лицо? У меня сердце разрывается! Куда она подевалась? Где она, что с ней?

Мэрилин. Ты опять про свою Анну? Не могу больше о ней слышать! На тебя невозможно смотреть в таком виде. Что у нас другой темы нет? От нас дети ушли, дома в руинах. Нам надо начинать жить заново, проблемы с детьми решать, это ей на всё наплевать!

Дино. Ты что, меня к ней ревнуешь?

Мэрилин. Ревную, я? Ты с ума сошёл!

Дино. Да пойми, мы столько лет прожили вместе, у нас сын общий. Я не могу просто так вычеркнуть её из своей жизни. Мы даже не знаем, что с ней. А тут ещё эта история с Алисон и Франко. (Пытается обнять Мэрилин.)

Мэрилин (Отстраняясь. В полупростации). Да, Франко, и я… (спохватившись.) К Франко это не имеет ни малейшего касательства. Но есть и другие обстоятельства…

Дино. О чём ты говоришь? Какие такие обстоятельства?

Мэрилин (думая о своём.) Это не важно. Я не могу это больше слышать. Франко, Анна. Анна, Франко. Я встаю, иду на работу, ложусь спать, живу с их именами на устах. Это просто невыносимо, сущий ад… Надо же как-то жить, работать.

Дино (вспыхивая). О, Мама Мия! Порка Мадонна! Почему ты всегда говоришь только о себе?! Я, я, я! Я сына потерял, жену, пусть бывшую…

Мэрилин (на крике). 24 часа об одном и том же! Хватит! (Неожиданно тихо.) Время всё вылечит, Дино. У меня тоже сплошные проблемы. Мама переписала завещание. Лишила нас с Алисон наследства. Где я теперь найду 5 миллионов?! Инвесторы — в бешенстве, грозят выйти из проекта. Есть только 2 недели. Иначе — банкротство, крах. И вечная слава неудачницы, проигравшей. Конец карьеры! В нашем мире этого не прощают!

Дино (прижимая к себе Мэрилин). К чёрту эти мысли! Всё образуется. О наследстве не думай. Я достаточно зарабатываю. Найдём деньги на другой мюзикл. Надо только пережить этот период. Скоро переедем в новый дом. Мы должны это преодолеть! (отстраняясь от Мэрилин.) Иначе, зачем мы встретились?! (судорожно сглотнув.) Что-то мне воздуха не хватает… Пойду прогуляюсь! (На ходу выхватывает из шкафа плащ и, круто развернувшись, почти бегом, выходит из дома через дверь во двор. Мэрилин безуспешно пытается его догнать; едва успевает убрать руки от захлопнувшейся двери.)

Мэрилин (тихо.) Неужели всё кончено? Но зачем мы тогда встретились?! (Опускается в кресло, сжимает голову руками.)

Одновременно со стуком хлопнувшей кухонной двери, звучат нетерпеливые звонки во входную дверь. В дом, с большим конвертом в руках, входит Марк.

Марк (помахивая конвертом). Нашёл. Вот он — договор. А где Дино? (оглядывается.) Какой-то сумасшедший дом! Каждую минуту что-то происходит, кто-то исчезает.

Мэрилин медленно доходит до кресла, падает в него. Обхватывает голову руками.

Мэрилин. С каждой минутой нас всё меньше, Марк. Иногда мне кажется, я схожу с ума.

Марк (проходя, похлопывает Мэрилин по плечу). Ты только сходишь, а я уже — клиент со стажем. (Внезапно меняя тему.) Один только год, а сколько изменилось. Хорошо тогда было. Помнишь?

Внезапно в доме зажигаются огни. С разных сторон появляются Кэрол, Анна, Дино, Алисон, Франко — с фотоаппаратом на шее и подносом с фужерами. Чуть слышно звучит тоже танго, что и год назад.

Дино (беря с подноса фужер). Никто не делает джин с тоником лучше тебя. (Картинно бросает на поднос купюру.) Ваши чаевые, сэр.

Кэрол. В моем возрасте надо уже пить только безалкогольные напитки. Ну да ладно. В День Благодарения можно. (Берёт фужер.)

Мэрилин. А вдруг я потеряю голову от твоих коктейлей? (Залпом выпивает.)

Франко. Еще никто не терял голову от джина с тоником. Другое дело — Лонг Айленд Айс Ти.

Анна. Ненавижу праздники. После очередного страшного обжорства приходится две недели поститься.

Марк. Какая диета, дорогая? Ты — в прекрасной форме.

Алисон. Хотите что-то оригинальное? Предлагаю «белый танец».

Кэрол. А с кем прикажете танцевать одинокой вдове? Или вы закажете мне кавалера по интернету? Столетнего дедушку с подагрой и геморроем! (все смеются.)

Франко (добродушно). Франко — бармен, Франко — диск-жокей. Бар работает 24 часа. Что ещё изволите? Аргентинское танго устроит?

Все дружно хлопают в ладоши: — Устроит! Устроит!

Алисон. Дамы приглашают кавалеров! Белый танец. Как вам идея?

Марк, Кэрол (одновременно.) Опасная идея! Голова может закружиться! (Все смеются.)

Музыка начинает звучать громче. Те же пары, что и год назад, танцуют танго, попеременно солируя и выходя на авансцену. Франко беспрестанно фотографирует. Когда танец достигает кульминации, музыка внезапно смолкает. Пары картинно застывают в финальной позе. Франко берет с подноса бутылку шампанского.

Франко (воодушевлённо). За День Благодарения! За самый любимый американский праздник! Чтобы он никогда не кончался!

Разноголосие вторящих голосов: За День Благодарения! Чтобы он никогда не кончался и дарил нам всё новые радости! Да здраствует День Благодарения!

Общее веселье нарушают несколько нетерпеливых звонков в дверь.

Мужской голос (из-за двери). Мистер Фришмен. Мистер и миссис Манчини. Это я — Стэнли Крауфорд, агент по продаже. Вы не забыли, в полдень у нас апойнтмент?! Прекрасные новости: оба дома проданы! Придут покупатели. Мы должны всё успеть оформить и ещё отпраздновать День Благодарения!

Музыка останавливается. Медленно гаснут огни в доме. Из бутылки шампанского вылетает пробка, шампанское льётся на пол…

Всё громче и трагичнее плачут и смеются обитатели домов: — Хорошие новости! Прекрасные новости! Проданы! С молотка, ха-ха-ха! Какая радость! Проданы! С молотка! В День Благодарения!!! Наши поздравления!!! Какой фантастический был год!

В воздух одновременно вылетают сразу несколько пробок шампанского. Гаснет свет, исчезают в темноте герои пьесы, медленно закрывается

Ремарка. Возможна и другая развязка, когда на финальном затемнении, на последних репликах героев — после выстреливающих пробок шампанского- раздаётся выстрел пистолета, и над сценой повисает тоненькая струйка дыма.

И на срежиссированные поклоны герои пьесы выходят по одному, давая возможность зрителям самим догадаться, кто же совершил роковой поступок. Кто именно нажал на курок, должно быть решено автором пьесы и режиссёром спектакля.