Опубликовано в журнале: «Октябрь» 1999, № 1
Галерея: Загадки Альбиона
Лен Грэй
Маленькая старушка из Крикет-Крик
Арт Боуэн и я с головой зарылись в бумаги, когда вошла моя секретарша Пенни Топ.
— Ну, Пенни, что там?
— Господин Каммингс, в приемной женщина. Она хочет работать у нас.
Пенни положила заявление на мой стол.
— Хорошо, хорошо. Надеюсь, она не только что из университета… — И тут у меня глаза полезли на лоб. — Пятьдесят пять лет! — завопил я. — Какого черта?
Арт взял у меня заявление.
— Успокойся, Ральф. Не можем же мы выгонять людей только за то, что им больше лет, чем нам хочется. А вдруг старушка умеет работать?
Старик Арт у нас миротворец. Настоящий скаут.
— Ладно, — все еще неуверенно проговорил я. — Мэйбл Джампстоун. Большой стаж. Кажется, нам подходит. Хочешь задать ей пару вопросов?
— Конечно. Почему бы и нет? Давай вместе.
Вообще-то в нашей страховой компании так поступать не полагалось. Мы должны были по одиночке разговаривать с претендентами и нести за них персональную ответственность.
— Звать? — надменно спросила Пенни, выражая тем самым свое отношение к очередной кандидатке.
— Зови, Пенни. Давай сюда мисс Джампстоун.
Она вошла, улыбаясь и кивая головой, в черном костюме, вышедшем из моды, должно быть, еще до первой мировой войны. Пурпурную шляпку украшали пластмассовые цветочки. Старушка напомнила мне мою экономку Иду Крабтчи, чьей единственной страстью было гоняться в желтом «паккарде» за кошками.
— Привет! — громко сказала она, усевшись на стул.
Я смотрел на Арта, который весь подался вперед, забыв закрыть рот и выпучив от изумления глаза.
— Э… Мисс Джампстоун, — сказал я.
— Мэйбл, пожалуйста.
— Хорошо. Мэйбл. Мистер Боуэн, мой коллега.
Я махнул рукой в сторону Арта, который бормотал что-то малопонятное себе под нос.
— У вас очень интересная анкета, Мэйбл. Вы написали, что родились в Крикет-Крик, штат Каролина.
— Правильно, молодой человек. В доме Джона и Мэри Джексонов, — подтвердила она с гордой улыбкой.
Арт еще больше подался вперед.
— Джона и Мэри Джексонов?
— О да! Они разводили гладиолусы.
Он попытался улыбнуться. Молодец старина Арт.
— Да — да, конечно. Должно быть, я забыл. Дай мне анкету, Ральф.
Мэйбл и я смотрели друг на друга, и каждый раз, когда она мне подмигивала, я переводил взгляд на потолок.
Арт оторвался от анкеты.
— Вы проработали в страховой компании десять лет. Почему вы ушли?
Молодец Арт. Оказывается, он умеет ловить людей врасплох. Вот уж чего никогда за ним не замечал.
Мэйбл пожала плечиками.
— Молодой человек, вы когда-нибудь жили на севере? Совершенно другой мир. Холодный, пасмурный. Я не могла не уехать. Я сказала Гарри… Это мой муж. Он недавно скончался. Боже, упокой его душу. Ну вот, я ему сказала, что мы должны переехать сюда. Мистер Боуэн, вы не представляете, как я люблю солнце. Но вы, верно, никогда не бывали в Крикет-Крик, — прибавила она.
И это было правдой. Не думаю, чтобы Арт даже слышал о Крикет-Крик. У него вдруг сделался такой вид, будто больше всего на свете ему хотелось убежать и спрятаться. А Мэйбл весело кивала ему.
— Мэйбл, — сказал я, — вы должны будете содержать наши бумаги в порядке. Это нетрудно. У нас ведь небольшая контора.
— Вот как?
— Именно. Иногда вам придется печатать на машинке. Вы умеете печатать?
— О Боже, конечно! Хотите проверить?
— Да, да. Прекрасная идея. Сейчас отыщем машинку. Ты идешь, Арт?
— А как же! — усмехнулся он.
Мы вышли из конторы, и Арт шепнул мне:
— Держу пари, у нее не больше десяти слов в минуту.
Оказалось больше девяноста. Каретка летала взад и вперед с такой скоростью, что у Арта заболела шея.
Мэйбл вручила мне три страницы. Я не смог найти ни одной ошибки. Арт изучал каждую страницу так, словно искал отпечатки пальцев.
Мэйбл вернулась в мой кабинет, а Арт и я прошли дальше по коридору и завернули за угол.
— Что ты думаешь? — спросил Арт.
— Она самая лучшая машинистка в этом здании.
На другой день Арт просунул голову в мою дверь.
— Проверил, почему она ушла с предыдущей работы?
— С ней все в порядке. Мы ее берем.
— Вот удивятся тут! — рассмеялся Арт.
За два месяца Мэйбл Джампстоун стала самой популярной личностью во всем здании. В дни рождения коллег она приносила кексы и подавала их во время двенадцатичасового перерыва. Люди, у которых были затруднения, теперь валом валили к ней за советом. Она приходила раньше всех и уходила позже всех. И не пропустила ни одного рабочего дня. Ни одного.
Шесть месяцев спустя Арт неожиданно ввалился в мой кабинет и тяжело плюхнулся на стул. Глаза у него были стеклянные.
— Что с тобой? — спросил я.
— Почтовые переводы, — простонал он.
Мы получали довольно много переводов от наших клиентов и раз в неделю, в пятницу, отвозили их в банк. Была пятница.
— Ну и что, Арт? Давай же, говори!
— Харви отправился в банк. Он звонил десять минут назад. Его ограбили. Ударили по голове. Догадываешься, кто?
— Кто?
— Мэйбл. Мэйбл Джампстоун. Наша маленькая старушка.
— Ты шутишь! Не может быть, Арт.
Он покачал головой.
— Харви сказал, что она сама захотела его сопровождать. А потом вытащила из своей сумочки пистолет и приказала ему убираться. Деньги и машина Харви исчезли без следа.
— Не могу поверить.
— Но это правда. Каждое слово. Что будем делать?
Я щелкнул пальцами.
— Анкета. Идем.
Мы побежали в комнату, где хранились документы, открыли папку с надписью «Сотрудники», но вместо бумаг Мэйбл нашли лишь аккуратно напечатанную записку: «Выхожу в отставку. Искренне ваша, Мэйбл».
Имя тоже было напечатано. Ни подписи, ничего. Мэйбл никогда ничего не писала. Она все печатала на машинке.
Арт умоляюще посмотрел на меня.
— Ты помнишь хоть что-нибудь из ее анкеты?
— Ради Бога, Арт, это было шесть месяцев назад! — Я немного подумал. — Помню только одно…
— Что?
— Она жила в Крикет-Крик. Интересно, такое место существует?
Мы проверили. И не нашли его.
Домой я вернулся поздно. Полицейские нам очень сочувствовали и даже не засмеялись, когда мы сказали, что нашей грабительнице пятьдесят пять лет. Они попросили фотографию или образец подписи.
У нас не было ни того, ни другого…
Я открыл банку с пивом и вошел в комнату.
Мэйбл сидела на кровати и аккуратно раскладывала семьдесят восемь тысяч долларов на две равные кучки.
Я улыбнулся и окликнул ее:
— Мама!