© Форш Т., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

Седовласый мужчина с пересекающим лицо шрамом сидел в глубоком кресле возле остывающего камина. У его ног, свернувшись клубком, дремал черный кот, время от времени приоткрывавший то один, то другой глаз, чтобы рассказчик не замолкал, уж очень интересно тот говорил.

– Я убил ее. Хотел напугать, но страх ей неведом… Как неведома тьма – яркому солнцу, или засуха – безбрежному океану… Боль, вот все что мне осталось… Знаю, за что господь наказал меня такой болью… За убиенных, за пытанных, за служение мое верное… Да… Грешен я?

Кот дернул ухом и едва слышно мяукнул. Было совершенно непонятно, согласен ли он с этим утверждением, но рассказчику необходим был слушатель.

– Прошел ровно год, как ее не стало, но я чувствую – она рядом. Она ждет меня! Сегодня ночью я попрошу ее в очередной раз прийти и забрать меня с собой! И простить… Я устал быть живым мертвецом и видеть тех, жизни которых забрал. Теперь они со мной каждый день. Пусть. Я давно привык и уже не пугаюсь их перекошенных физиономий, прозрачных тел и безумного блеска в мертвых глазах.

Кот поднялся, выгнул спину и, широко зевнув, запрыгнул на колени к мужчине.

Рука рассеянно погладила черную шерсть, кот мурлыкнул, устраиваясь поудобнее, и наконец заснул. Он не помнил, почему остался один и когда придет его хозяйка, но знал, что должен ждать ее вместе с этим печальным человеком. А рассказчик меж тем продолжал говорить, не обращая внимания на то, что его уже никто не слушает.

– Я ищу ее в круговерти лиц, прислушиваюсь к голосам в надежде различить среди них звонкий колокольчик ее смеха. Но все напрасно. Она покинула меня навсегда, не оставив даже надежды на новую встречу. Веры в прощение больше нет. А ведь все могло быть совсем иначе…

– Куда прешь, урод! – рявкнул голос из притормозившего на мгновение черного джипа, добавил еще пару нелестных эпитетов, и машина рванулась вперед, обдав Макса облаком пыли. Светофор призывно запиликал, поторапливая особо неторопливых пешеходов, и тут же зажегся красным.

Ну и денек! Одним словом, понедельник – день тяжелый! Сначала утром выяснилось, что его фирме отказано в пролонгации лицензии, затем заглохла машина. Пришлось везти ее на станцию техобслуживания, а когда Макс уже собрался плюнуть на все и для снятия стресса закатиться с другом в бар, раздался звонок.

– Максим Александрович? – вежливо поинтересовался незнакомый женский голос.

– Слушаю! – буркнул он с неохотой. Наверняка опять огорошат: или поставки сорвались, или груз застрял в Тмутаракани.

– Меня зовут Инесса Игоревна. У меня для вас неприятная новость: ваш дед, Захаров Александр Петрович, умер сегодня утром. Также я должна сообщить, что у меня на руках находится завещание покойного. Скажите, когда мы сможем с вами встретиться?

Макс даже отстранил трубку от уха и озадаченно повертел в руках, разглядывая. Дед? Ну, насколько он знал, оба его деда живы-здоровы. Один загорает сейчас с новой женой где-то в Крыму, второй живет в деревне Макеевка Тверской области. И хотя занятой внук не навещал его уже лет десять, но точно знал, что дед Василий еще ого-го! Каждый месяц присылал Максиму по бутылке первача, который равнодушный к крепким напиткам Макс ставил в бар, а иногда баловал друзей, любящих заглядывать в его холостяцкую квартиру.

– Э‑э… – он наконец перестал разглядывать трубку и решил внести ясность. – Девушка, мне кажется, вы ошиблись. У меня с родственниками все в порядке. Я точно знаю, что…

– Ваша информация неверна! – Вежливо, но твердо перебила настырная девица. Хотя, может, и не девица. Может, дама бальзаковского возраста? Черт их определишь, этих служительниц закона. Вместе с юридическим образованием они словно получают умение говорить бесстрастно и навязчиво! – Вы – Воронцов Максим Александрович?

– С утра был! – рыкнул он, зверея. Сейчас эта девица, вместо того чтобы признаться в своей ошибке и исправлять косяк, будет доказывать, что он не прав. И ведь докажет же! – Девушка, дорогая! А не пойти бы вам на… работу вместо того чтобы доставать весьма занятых людей тупыми звонками!

– Я с удовольствием посоветовала бы вам тот же маршрут, – фыркнул голосок, наполняясь красками и эмоциями, – но вынуждена соблюсти все правила и обязанности, которые, увы, свалились на мои плечи вместе с завещанием, оформленным на вас!

– Даже так?! – Максим остановился и, не замечая прущих в подземку горожан, заорал. – Да нет у меня третьего деда! И Воронцовых в столице до ешкиной матрешки! Не говоря уж о Максимах Александровичах!

В трубке на мгновение повисло молчание, сменившееся затем деловым стрекотанием собеседницы.

– Вам тридцать четыре года. А еще… Ваш рост метр девяносто восемь, вы яркий брюнет с зелеными глазами. Видимо, прямой нос, тонкие губы и волевой подбородок достались вам от вашего прапрапрадеда – князя Воронцова Александра Дмитриевича. Дело в том, что я сейчас держу его фото, доставшееся мне вместе с дневниками и завещанием от вашего усопшего родственника, а также смотрю на ваш фотопортрет, что выдал мне «Гугл». И знаете? Я просто шокирована таким сходством! Надеюсь, диктовать адрес вашего места жительства и данные паспорта не надо? Вы до сих пор думаете, что я ошибаюсь?

Макс сглотнул и оглянулся. Черт! А может, его занесло в шоу «розыгрыши»? Нда… не хочется думать, кто из друзей ему это подстроил. Потому что завтра он этого смельчака просто сожрет!

– Ладно. Ближе к делу! – скрипнул он зубами, представляя себе расправу. – Что я должен делать?

– Приехать ко мне в офис и получить все, что вам причитается! Адрес запомните или эсэмэской скинуть? – В голосе девицы послышались победные интонации.

– Эсэмэской! – процедил Макс и отключился первым. Через секунду пискнул мобильник, сообщая о прибывшем сообщении. Открыв адрес, Максим чуть не сплясал. Во‑первых, рядом! Квартал, не больше. Во‑вторых, это его последний экстрим на сегодня! А после он обязательно завалится в спорт-бар!

«Еще чуть-чуть!» – пообещал себе Макс и зашагал к маячившему за девятиэтажками небоскребу бизнес-центра.

Лето обещало быть душным. От раскаленного майским солнышком асфальта тянуло смрадным пеклом, и горячий воздух казался живым. Он шевелился, впитывая в себя выхлопные газы спешащих машин, увозящих своих хозяев в преддверии выходных в прохладу пригородных дач.

В холле здания Макс постоял несколько минут, наслаждаясь воздухом, охлажденным кондиционером. В голове снова призывно шевельнулась мысль о холодном пиве. Не найдя в списке фирм ни одной нотариальной конторы, Макс решительно направился к дремавшему над газеткой охраннику.

– Слышь, мужик! Мне бы к нотариусу. Где он у вас тут находится?

Охранник сонно моргнул, озадаченно нахмурился, пытаясь понять вопрос, а потом вертикальные морщинки на его лбу разгладились.

– А здесь нотариуса нет. Выйди… – но договорить ему Максим не дал, взревев раненым зверем.

– Че-го?! Я по такой жаре перся, чтобы понять, что меня об… гм… манули? Какая-то баба? И ты хочешь, чтобы я снова вышел в этот ад?! А вот заюшки не кукуюшки?! Пока такси не вызову – никуда не пойду!

Охранник выслушал его с видимой скукой и, когда речь иссякла, невозмутимо продолжил.

– Выйди из главного входа, поверни направо. С торца пристройка. Увидишь крыльцо и двери из синего стекла – смело заходи. Там арендует помещение нотариальная контора, и она единственная в этом здании.

– А… Спасибо, мужик! – Макс наконец осознал информацию и, расплывшись в белозубой улыбке, рванул к выходу, мгновенно позабыв о поджидавшем пекле.

Едва он оказался на улице, ему и вправду показалось, что попал на раскаленную сковородку, но страдать по этому поводу было некогда. В три прыжка слетев по лестнице, Макс обогнул изломанный торец высотки и замер перед уходящими наверх ступенями, созданными из лоснящегося на солнце черного мрамора. Они вели, как и сообщил охранник, к здоровенным двойным дверям из синего стекла. Над дверью золотыми буквами была высечена скупая надпись: «Нотариальное содружество». Ни названия фирмы, ни имен…

– Шарашкина контора какая-то! – разочарованно хмыкнул Максим и, нечего делать, легко взбежал по ступенькам. Через мгновение он уже входил в приемную. Сидевшая там девица смерила его холодным взглядом и тут же расплылась в улыбке.

– Чем-то могу помочь?

– Мне звонили. По поводу завещания. У кого я могу об этом узнать? – начал без прелюдии Макс хриплым от жары голосом, но девица вместо того, чтобы ответить, спросила.

– Воду? Чай? Прохладный лимонад?

– Воду! – не раздумывая, выпалил Макс и криво усмехнулся. – Литр!

– Да хоть пять! – девица кивнула на кулер и снова с искренней улыбкой посмотрела на опешившего от такой наглости парня.

До него начало доходить.

– Так это ты та стервочка, что мне звонила?!

– Попрошу без оскорблений! – не переставая улыбаться, предупредила та. – Я всего лишь выполняла работу. И если вам не нужны старинный особняк и поместье Воронцовых стоимостью в пятьдесят миллионов, тогда не смею задерживать. Дверь за вами.

Какое там! Услышав сумму, в какую оценивалось его наследство, Макс побурел. Вот оно! Быстрая продажа «семейного склепа» и спасение фирмы! И еще открытие с десяток филиалов по Подмосковью!

– Ладно, вода подождет, – как ни в чем не бывало отмахнулся он и уселся напротив девицы. – Где завещание?

– У нотариуса! – Девица перестала улыбаться и указала на единственную черную дверь, на которой золотыми буквами было написано «Ковальский И. Э. и компания». – Проходите. Игорь Эдуардович ждет вас.

Максим поднялся и направился к двери. Без стука распахнув ее, он шагнул в прохладный полумрак.

Ничего так себе хоромы у этого Ковальского И. Э.! Стены затянуты черным бархатом, на котором за отполированными стеклами, заключенные в кричащие дороговизной рамки, золотыми самородками поблескивали фотографии незнакомых мужчин и женщин. Видимо, та самая «компания». Матовый свет лился с потолка, создавая атмосферу таинственности и какой-то похоронной мрачности. У стен стояли изысканные кожаные диванчики, а на гигантском черном столе, расположенном у огромного окна, даже журчал настоящий фонтанчик.

Просто королевские апартаменты! Только короля не наблюдалось.

Макс прошел к столу, выдвинул массивный стул и, прежде чем сесть, громко кашлянул.

Словно в ответ, черный бархат зашевелился, и из скрывающейся за ним двери показался невысокий, полноватый, явно страдающий одышкой человек лет сорока – сорока пяти. Увидев бесцеремонно разглядывающего его гостя, толстячок расплылся в улыбке и засеменил к столу.

– Мое почтение! – Он плюхнулся в кожаное кресло, троном стоявшее во главе стола, и, вытерев платком лоб, без предисловия начал. – Максим Александрович! Как я счастлив, что вы так быстро посетили нас! Скорблю о вашей утрате, но дела прежде всего! Как вам уже известно, Захаров Александр Петрович оставил завещание, в котором указал вас как единственного наследника поместья и усадьбы, принадлежавших роду Воронцовых.

– Так! Стоп! А вы уверены, что я именно тот, кто вам нужен? – говорить этого очень не хотелось, но Максим был честным, и даже свалившиеся нежданным образом миллионы не могли заставить его пустить на самотек желание докопаться до правды. – Ведь Воронцовых в Москве очень много.

– Согласен! – снова заулыбался нотариус. – Но в вашем случае ошибка исключена. Полгода назад ваш дедушка обратился ко мне с просьбой составить завещание. Также он указал ваши паспортные данные, ваши дату и место рождения, имена ваших родителей и номер телефона. Поэтому найти вас не составило никакого труда.

– Телефона? – Макс нахмурился. Он сменил номер всего неделю назад! Как же этот мифический дед смог узнать о нем, да еще полгода назад? Или, может, речь идет о домашнем телефоне? – Но…

– Да вы не переживайте! – Игорь Эдуардович снял трубку с аппарата и заискивающе попросил: – Инночка, не принесете нам воды со льдом?

– Да я и не переживаю! – Макс сглотнул в предвкушении самого вкусного напитка в этой стоявшей уже несколько недель жаре. – Если вы хотите отдать мне такие деньжищи – кто же запрещает!

– Речь идет не о деньгах! – нахмурился нотариус, аккуратно водружая трубку на место. – Речь идет о памятнике культуры! Поместье Воронцовых построено еще в восемнадцатом веке, но, увы, до сих пор не попало в руки государства, наверняка бы сохранившего историческую ценность этой усадьбы. Насколько мне известно, дом всегда имел хозяина и являлся частной собственностью, и теперь он в ваших руках. Вы можете отдать его под музей, а можете жить сами. Последний его хозяин даже додумался открыть в усадьбе что-то типа гостиницы.

– Но мне не нужен этот дом! – Макс смерил взглядом девушку, незаметно вошедшую в кабинет с подносом, на котором поблескивали стерильной чистотой два наполненных водой бокала. – Мне нужны деньги! Надеюсь, я могу продать усадьбу? Я имею право распоряжаться своей собственностью как хочу?

– Безусловно! – Игорь Эдуардович благодарно кивнул девушке, проследил, когда за ней закроется дверь, и взял стакан. – Вы можете отказаться от дома в пользу города и получить причитающиеся вам десять процентов от стоимости. Вы можете выставить его на аукцион, когда пройдет необходимое для оформления документов время. Либо вы можете сдавать его…

– А как быстро я смогу организовать аукцион? А что, идея хорошая! Выставить за первоначальную стоимость и выручить миллиона на два или три побольше!

– Аукцион вы сможете организовать хоть завтра! – улыбнулся толстяк. – А вручите ключи от особняка счастливому обладателю где-то через месяц, время, которое нужно для оформления всех документов.

Максим помолчал, раздумывая. Просрочка по долгам фирмы в месяц грозила весьма большим количеством нервов, но благодаря аукциону он сможет отдать и долги и проценты, которые за этот месяц нагорят.

– Где документы?

– Сейчас! – Нотариус выдвинул ящик стола и шлепнул на стол кожаную папку. – Здесь завещание, некоторые счета и документы, оставшиеся от прежних владельцев. Прошу. Ознакомьтесь.

Он протянул папку Максиму. Тот с каким-то невесть откуда возникшим трепетом взял ее в руки и осторожно раскрыл. Он не знал, что ожидал увидеть, но явно не новенькое с голографическим знаком завещание, в котором скупо говорилось, что его новоиспеченный дед оставляет поместье и пять гектаров земли своему внучатому племяннику. Дальше в новенькой мультифоре хранились какие-то документы, но Макс решил не тратить время на их изучение и с готовностью взглянул на внимательно наблюдавшего за ним толстячка.

– Отлично! Что я должен делать дальше?

– Для начала расписаться здесь и здесь. – Нотариус выудил из ящика стола толстенный журнал и, раскрыв, ткнул пальцем напротив его фамилии. Максим чиркнул предложенной ручкой закорюку. – И еще: прежде чем вы пройдете к секретарю, я должен сообщить о последней воле покойного.

– У него завалялся еще один особняк? – За усмешкой Макс попытался скрыть тревогу. Уж больно пафосно нотариус сообщил о «последней воле». Сейчас окажется, что на усадьбе миллионные долги и он должен будет оплатить их в кратчайший срок. Или еще чего похуже! Хотя куда уж хуже?

– Увы. – Толстяк с милой улыбкой развел руками, и в его толстых пальчиках, черт его знает откуда, появился небольшой, но пухлый конверт. – Александр Петрович просил передать вам свою последнюю волю. А именно: вы должны находиться в особняке «Лисий Яр» после похорон ровно в шестнадцать ноль-ноль.

– После похорон? А когда они состоятся? – Не было печали! Сейчас еще и похороны заставят оплачивать…

– Они состоятся послезавтра, в среду. Ваш родственник упокоился сегодня утром, а я стараюсь не откладывать дела в долгий ящик.

– Хорошее качество. Я выполню последнюю волю покойного…

– Уверены? – нехорошо прищурился Игорь Эдуардович.

– Абсолютно! – Максим поднялся.

– Ну… – На лоснящемся лице снова заиграла благодушная улыбка, но сейчас она напомнила Максу улыбку кота, только что сожравшего мышь. – Тогда не смею больше задерживать. Пройдите со всеми документами к Инночке, она сделает необходимые копии и скажет, какие еще бумаги понадобятся для оформления наследства. Всего хорошего, Максим Александрович. Еще увидимся…

– Всего хорошего… – Макс поднялся и, крепко сжимая драгоценную папку, направился к двери, пытаясь не обращать внимания на мерзопакостное чувство, возникшее на душе после последней фразы. – Еще увидимся.

Лиза распахнула глаза и долго бездумно смотрела в белоснежный потолок, вспоминая сон. Даже и не сон, а… реальность, что ли? Как будто в этих странных, порой страшных, беспокойных снах была вся ее жизнь. Настойчивая трель телефона заставила Лизу вздрогнуть. Вытащив аппарат из-под подушки, девушка поднесла его к уху.

– Да?

– Проснулась? – голос отца звучал на удивление бодро и многообещающе.

– Почти… – Девушка перевела взгляд на льющееся в окно солнечное майское утро. – Ты где?

– На полпути к дому. Есть разговор!

Удивительно! После смерти мамы их общение сводилось к пожеланиям доброго утра и спокойной ночи. Ах, нет! Еще короткие ответы на ее вопросы. Да и нет. А тут – РАЗГОВОР! Возможно, она бы даже обрадовалась, если бы не было так странно.

– О чем? – Лиза даже затаила дыхание в ожидании ответа, но отец остался верен себе, и связь оборвалась.

Перевернувшись на другой бок, она отложила умерший телефон, вновь вспоминая сон… Сны интересовали Лизу гораздо больше, чем предстоящий долгожданный разговор. Ее психолог говорил, что в них ее подсознание пытается справиться с болью потери. Может, поэтому Елизавете снятся мрачные, безысходные сны?

Надо сегодня же позвонить Сигизмунду Марковичу и назначить встречу. Девушка устала видеть смерть, устала просыпаться с мрачными предчувствиями. Устала видеть маму и не иметь возможности кому-либо об этом рассказать!

Вскоре из открытого окна донесся звук подъезжающей машины.

Отец!

Хватило пяти минут, чтобы соскочить с кровати и, наспех ее застелив, одеться. Выйдя из комнаты, девушка направилась в столовую, когда дверь в холл открылась, впуская его.

– Привет.

– Привет, па. – Она по привычке ему улыбнулась и по привычке не обиделась, не увидев улыбки в ответ. Может, его бодрый тон оказался одной из иллюзий, что ей подсовывал разум? – Что-то случилось?

– Пока не случилось. – Отец прошел на кухню и тяжело опустился на стул. За три года после трагедии он сильно постарел. Некогда высокий, спортивный, жизнерадостный мужчина превратился в развалину. Было время, когда они всей семьей путешествовали, проводили шикарные праздники, отдыхали в загородном доме… Сейчас для отца остался только бизнес. Нет, конечно, Лиза понимала, что он пытается заботиться о ней. У нее было все, о чем только можно мечтать… Кроме самого главного. Семьи. – Но случится. Через неделю тебе исполняется двадцать лет. Я хотел поговорить об этом.

Сердце полоснула горечь. Последние три года она ненавидела дни рождения. Нет, конечно, отец дарил подарки, точнее давал деньги, чтобы она могла их купить себе, но… Лучше бы он этого не делал. Лучше бы просто забывал о ней!

– Внимательно слушаю. – Лиза наполнила кружку кипятком, от души насыпала туда растворимый кофе и села за стол, старательно помешивая. Лишь бы только не встречаться с ним взглядом. Пустым, потухшим взглядом мертвеца.

– Ты уже выбрала подарок?

Она все же посмотрела на отца.

– Ты хочешь дать мне денег? – Если бы отец знал, какой приличный «подарочный» счет у нее образовался, он бы не торопился оплачивать ее очередной день рождения.

– На этот раз я сам куплю тебе все, что ты пожелаешь. Но я не об этом хотел с тобой поговорить.

Лиза не отводила от него взгляда. Отец поднялся, тоже сделал себе кофе и начал издалека.

– Двадцать лет – рубеж, после которого нужно принять решение, выбор, который поможет тебе в дальнейшем.

– Какой выбор? – Этот его менторский тон отчего-то разозлил девушку. Конечно, легче всего жить прошлым. Три долгих года она искала возможность склеить их в одночасье разлетевшуюся вдребезги жизнь. Пыталась достучаться до отца. Объяснить, что она-то в отличие от матери – живая! И вот теперь он будет рассказывать ей про рубежи и выборы!

– Ты должна определиться с тем, кем ты будешь в этой жизни. Я… – Он замолчал, продолжая стоять, глядя в окно, звонко бряцая ложкой о фарфоровые бока кофейной чашки. – Ты все равно когда-нибудь останешься одна и будешь вынуждена занять мое место. Я предлагаю тебе познакомиться с делами моей компании уже сейчас, не дожидаясь этого «когда-нибудь».

Компания?

– Па, но я ничего в этом не смыслю!

– Я тебя научу…

– Но я не хочу! Мне не нравится продавать и покупать. Я не хочу стать слепцом и не видеть ничего, кроме цифр, не интересоваться ничем, кроме деловых встреч! Я не хочу! – Лиза сама не заметила, как сорвалась на крик, и, увидев больной взгляд отца, замолчала. – Пап, это я не о тебе! Ты не такой, и ты, конечно же, все видишь и всем интересуешься.

– Лиза, мне не важно, будешь ли ты руководить моей фирмой или найдешь себе занятие по душе. Мне важно, чтобы ты нашла себя, но для начала научилась зарабатывать себе на эту мечту! Понимаешь?

– Не понимаю! – Лиза стиснула губы в ниточку. Что еще он придумал?

Ответ не заставил ждать.

– Я хочу открыть тебе собственный бизнес.

– И какой?

И тут отец впервые за эти годы по-настоящему улыбнулся.

– Я хочу купить гостиницу. И знаешь где?

Лиза не ответила. Где бы ни находилась эта чертова гостиница, девушка прекрасно понимала, что отец просто нашел способ от нее отделаться. Чтобы лишний раз не напоминала ему о матери, о его вольной или невольной причастности к трагедии.

Он так и не дождался ответа дочери и сам восторженно выпалил.

– В бывшем дворянском гнезде! В историческом памятнике культуры! Ты же любишь все это, дочка?

Губ девушки коснулась едва заметная улыбка. Да. Она интересовалась историей, любила раскрывать ее тайны… вместе с мамой – доктором исторических наук, археологом со стажем…

– Хорошо! Я подумаю над этим.

– И дашь мне ответ.

– Дам. А где находится это дворянское гнездо?

– Где-то в Подмосковье. Более подробный адрес мне сегодня сообщит… ээ… сообщат! – поспешно закончил отец, видимо, не торопясь посвящать будущую хозяйку гостиницы в мелкие тайны бизнеса, и, сделав глоток, поставил кружку на стол. – Чем думаешь сегодня заняться?

– Хочу сходить к Сигизмунду Марковичу.

– К Сигизмунду? – Отец нахмурился. – Я думал, что после лекарств тебя больше не мучают видения…

– Не мучают! – поспешно согласилась она и поторопилась уверить: – Лекарство просто чудо. Мама мне больше не видится. Но теперь меня начали преследовать сны. В них я вижу себя в прошлом, и там меня убивают…

Отец задумчиво пожевал губами и кивнул.

– Конечно. Если тебе нужно – иди. Возьми Владимира, он тебя довезет.

– А как же ты без водителя?

– Поведу сам.

– Может, я лучше на такси?

– Ты поняла, что нужно сделать? – Он посверлил ее взглядом.

– Поняла, па. – Лиза снова уставилась в чашку, разглядывая свое отражение на черной глади уже остывшего кофе.

– Тогда до вечера.

Он вышел. Лиза слушала гулкие звуки его шагов, пока их не обрубил стук закрываемой двери. Она ненавидела этот огромный дом с большими коридорами и массой безликих дверей. Здесь она чувствовала себя в коммуналке, где коридор – это негласная граница между суверенными территориями бедолаг, пытающихся в течение бесконечных лет ужиться друг с другом, ну или хотя бы не так явно ненавидеть.

Она помнила детство в такой берлоге, где совершенно не испытывала подобных чувств. Да и сейчас невольные воспоминания о коммуналке вызывали у девушки не сожаление о бесцельно потерянных днях, а скорее чувство какой-то волчьей тоски. Тогда у нее были друзья: брат с сестрой из соседней комнатушки. Она даже запомнила их имена: Вика и Вадим. Тогда у нее были мама и отец, который катал дочь на закорках и до полуночи читал сказки. Тогда у нее не было кошмаров и одиночества, ставшего закадычным приятелем в этом огромном, пустом доме, выстроенном отцом незадолго до гибели мамы.

Склеп! Точно! Этот дом напоминал Лизе склеп, где она похоронила мечты и надежды. Нет ничего и ничего не будет! Как бы отец ни мечтал вернуть ее к жизни, Лиза понимала всю ложь его намерений. С диагнозом «депрессивная шизофрения» вряд ли есть надежда на будущее. На ее будущее… А вот стать марионеткой ее всесильного отца – главы корпорации «Фараон» – она могла, даже не напрягаясь. Что, впрочем, и сулило его сегодняшнее предложение.

Неожиданно голос отца, донесшийся из раскрытого окна, вырвал Лизу из невеселых мыслей.

– …Да! К тебе должна подъехать Лиза? Во сколько? Ясно. Тогда перенесем нашу встречу на шесть. Все. Буду.

В голове клубком ленивых змей зашевелились мысли.

С кем он говорил? К кому она должна подъехать? Очевидно, к его приятелю Сигизмунду Марковичу, у которого и наблюдалась Лиза. За последние два года дела у психиатра пошли в гору, он даже открыл свою практику. Явно не без помощи вливания денег Лизиного отца.

Не дожидаясь горничной, Лиза ополоснула посуду и направилась в комнату. До визита к врачу у нее в запасе еще три часа. Отлично. Можно будет сделать то, что она так долго хотела, а именно, сменить гардероб, оставив в этом доме свои старые вещи, кошмары и болезнь…

Войдя в комнату, девушка щелкнула пультом, и жалюзи поползли вверх, позволяя яркому майскому солнышку вызолотить белые стены, рассыпаться огнем по рыжим прядям волос девушки, поставить на ее вздернутом носике еще парочку крошечных веснушек и поселиться в ее зеленых, как воды Чистых прудов, глазах, навсегда прогоняя тоску и страх.

Распахнув окна, Лиза с жадностью втянула в себя чистый весенний воздух, тонко пронизанный ароматом распустившейся на днях сирени, и вдруг улыбнулась.

И пусть! Пусть будет все что угодно, только бы выбраться из этой тюрьмы! Да! Почему нет? Она согласна стать Лизаветой Сергеевной, заведующей подмосковным отелем. Даже нарисует ему для начала три звезды и докажет себе, отцу да и всему миру, что не сумасшедшая! И если она видит призрак мамы… ну и что? Кто-то видит НЛО, но его же не травят таблетками. Посмеялись и забыли! Так почему она должна пить всякую гадость только потому, что отец не верит ей? Да и врач тоже. И папашина прислуга… Почему Лиза должна днем ходить как сомнамбула, а ночью попадать в персональный ад?

Правильно! Не должна!

Встав так, чтобы попасть в поле зрения всевидящего ока камеры, Лиза взяла с тумбочки ярко-зеленую баночку, демонстративно достала маленькую пилюлю и проглотила ее. И даже поморщилась!

Отец всегда просматривает записи. Она как-то видела его ночью, когда он уснул с бутылкой виски перед телевизором, где его дочь танцевала, ела, пила таблетки, читала, спала, снова танцевала и опять пила таблетки.

Закрыв баночку, Лиза сунула ее в сумку и, взяв из гардероба линялые джинсы и пеструю, под стать жаркому дню, футболку, юркнула за ширму. Надо подарить Анне французские духи. За то, что горничная пару месяцев назад купила эти безобидные витамины, да не одну, а целых пять баночек, Лиза уже подарила ей конфеты, но она также понимала, что вовек не расплатится. Девушка уже и забыла, каково это жить, а не существовать от кошмара к кошмару, которые дарили ей лечебные пилюли Сигизмунда Марковича.

Подменить лекарство на витамины было не просто, но она справилась. Для начала выкрутила лампочку в ночнике, который совершенно не попадал в угол обзора камеры, но включался сам, едва Лиза гасила основной свет. Ну а пересыпать в темноте пилюли и поставить баночку на место не составило труда.

Хотя, скорее всего, вся эта операция по освобождению от безумия была придумана совершенно зря. Подмени она баночки, не совершая всех этих манипуляций, – и результат был бы тот же. Отец уже привык, что его дочь – безропотная овечка, не способная на бунт. Вряд ли он присматривается. Главное сам факт.

Успокоив себя этими мыслями, Лиза быстро переоделась и вышла из комнаты.

День накануне похорон деда пролетел незаметно. Была, правда, пара странных моментов, но Макс решил не обращать на них особого внимания. Для начала он обзвонил родителей с вопросами о новоиспеченном дедуле. Мама посоветовала проспаться и положила трубку, а отец долго не отвечал, и когда Макс уже отчаялся до него дозвониться, позвонил сам.

– Привет, сынок, звонил? Извини, не услышал, повез Марьяну знакомиться со стариками.

Макс усмехнулся. Папа ушел от мамы не так давно, года три назад, и каждую весну ездил с новой пассией в гости к родителям, свято веря, что это именно оно и навсегда. Мама презрительно называла отца «кобелем экстра-класса», но снисходительно принимала от него денежные вливания и подарки. Максу она постоянно надоедала с вопросом о внуках, а когда получала определенный ответ, только вздыхала: «яблочко от яблоньки».

– К слову о стариках. У меня есть дедушка Захаров Александр Петрович? – Макс даже затаил дыхание, пытаясь услышать ответ, но в трубке стояла тишина. – Алло?! Черт!

Макс снова набрал отца, но в ответ услышал только равнодушное: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети…» Ну и ладно! Значит, о привалившем наследстве он узнает только завтра… или потом.

После он провозился почти весь день, собирая нужные документы и тратя время в офисе нотариуса. Благо там оказалось не так скучно. Секретарша Инночка составляла документы, делала ксерокопии и мило улыбалась пошлым шуточкам Максима.

«Надо будет после всей этой канители откатать с ней программу. По полной!» – подумалось ему, когда в очередной раз он заметил цепкий и явно не равнодушный взгляд девушки. Впрочем, вниманием женщин Макса было не удивить. Он едва ли не со школы привык к любовным записочкам, а после звонкам и эсэмэскам. Да и не мудрено… Яркий брюнет с точеными, даже немного хищными чертами лица и бирюзовыми глазами, Максим не оставлял равнодушным никого. Немного не ясно в кого, при среднестатистическом росте родителей он вымахал под два метра, но, впрочем, этот вопрос его никогда не смущал. Вымахал, и слава богу!

Как любит говаривать отец: «Наверху и воздух чище».

Наконец уже под вечер пришел нотариус, передал Максу пухлый пакет и с торжественной ноткой в голосе сообщил:

– Максим Александрович, похороны вашего дедушки состоятся завтра в три часа пополудни на кладбище города Лисий Яр. В конверте ключ, завещание и кое-какие документы. Думаю, вам будет интересно познакомиться с вашей, пусть и ненадолго, собственностью поближе. – Губ Игоря Эдуардовича коснулась вежливая улыбка. – К слову, вы хотели провести аукцион, так вот, я позволил себе смелость найти для вас довольно состоятельных клиентов, которые весьма заинтересованы в покупке особняка. Как я и говорил, документы на собственность будут готовы через месяц, но бумаги, подтверждающие ваши права на дом, я составил. Вы их тоже найдете в конверте. Куплю-продажу оформим задним числом, а для начала напишем доверенность на владение домом тому счастливчику, кто окажется в состоянии его приобрести. Если нет вопросов – увидимся завтра на кладбище.

– У меня только два вопроса. – Макс не оценил улыбки, оставаясь предельно холодным. – Первый. Что вам с того? Зачем помогаете? На барыш рассчитывать не советую. Разве только на тот, что вам причитается за бумаги. Я сейчас в полной жо… жёлтой тоске, поэтому зря стараетесь… И второй. Лисий Яр? Я так понимаю – это город, где жил мой дед? А если мой дед жил в особняке, значит, мое наследство находится в той же жо…

– Пе… гм… перестаньте быть сквалыгой, Максим Александрович! – обиженно нахмурился нотариус. – Я совершенно не ищу выгоду в несчастьях других. И конечно же, отвечу на все ваши вопросы. Во‑первых, я помогаю не только вам. У меня есть парочка друзей, которые хотели купить подобный дом в Подмосковье. И во‑вторых, – да! Лисий Яр – город, где находится ваше родовое гнездо. Точнее, его пригород. И кстати, совсем неподалеку от довольно популярного в свое время санатория «Лисий Яр».

– Охренеть! – Макс скривился, точно хлебнул уксуса. – Мне досталась лачуга на краю географии. – Тяжело вздохнул. – Ладно. Если кому-то нужен этот шалаш, приглашайте. Хоть завтра!

– Боюсь, что на завтра у нас с вами совсем другие планы, – снова улыбнулся ему Игорь Эдуардович. – Давайте после похорон и обсудим дату торгов. Вы не против?

– Да нет. Только одно условие – чем скорее, тем лучше! Начальная цена пятьдесят миллионов, а за пятьдесят пять пусть забирают. – Макс развернулся и, не прощаясь, вышел из прохладного офиса. Вот же! И чего он сразу не спросил, где эта развалюха находится…

И еще интересно, кто устраивает деду похороны? Или тот был настолько богат, что оплатил их себе сам? Да и домик посмотреть не мешает. Может, подшаманить его до торгов… Глядишь, уйдет подороже.

Сам того не замечая, Макс вышел в душный вечер уже вполне себе в приподнятом настроении. А действительно? Чего он раскис, как барышня? Обломился такой куш, а он еще и недовольный!

Поймав машину, Макс задумался. И куда теперь? На работу не хотелось. Заместитель и по совместимости друг Пашка справится и без него. К тому же после вчерашнего пивбара сегодня он, как примерный семьянин, рано пойдет домой замаливать грехи. А может, в торговый центр? Надо прикупить себе по случаю похорон что-нибудь классическое черное.

Нет, у Макса, конечно же, были костюмы, но он предпочитал светлые тона, которые так выгодно оттеняли его черную шевелюру и смуглый оттенок кожи.

Послушный таксист тормознул машину у одного из довольно неплохих торговых центров и, получив расчет, исчез в пестром потоке машин. Роскошь, окружившая Максима, едва он вошел, просто обескураживала. Даже невероятно, сколько же бабла имеет хозяин всего этого! По сравнению с этакой акулой бизнеса Макс вместе со своей фирмой почувствовал себя блохой. У него даже не фирма, так – фирмочка!

То, что в торговом центре происходит нечто странное, Макс понял по количеству столпившихся в холле охранников. Впрочем, чему удивляться? Он в столице. Ну, приехала какая-нибудь «шишка» приодеться, вот и поставили всех на уши.

Поднявшись на второй этаж, молодой человек огляделся, читая вывески. Наконец на одном рекламном баннере Максим увидел мужчину, одетого в строгий костюм. То, что мужчина стоял возле очаровательной девушки, Макса не смутило. Сейчас во многих бутиках продают одежду как для мужчин, так и для женщин.

Он прямиком направился к стеклянным дверям. И вот тут-то случилась еще одна странность. Сразу у входа на него налетела сногсшибательная рыженькая девица. Он едва успел придержать ее за талию, спасая от падения на мраморный пол, но вместо того, чтобы рассыпаться в благодарностях или хотя бы улыбнуться своему спасителю, рыжая замерла, смущенно разглядывая его огромными малахитовыми глазищами. И Макс понял, что растерялся. Он впервые в жизни не знал, что сказать девушке! И конечно же, ляпнул какую-то чушь! Что-то вроде: «Зачем же бросаться на людей». Как будто такие красотки бросаются на него по дюжине в день.

Девица смутилась еще больше. Румянец на щеках спрятал даже по-детски наивные веснушки. А вот Макс почувствовал себя увереннее, и вместо того чтобы разжать руки, так уютно примостившиеся на девичьей талии, притянул ее к себе, явно намекая на продолжение знакомства. И даже приготовился к падению крепости. Сейчас она улыбнется, продиктует ему номер телефона и упорхнет, приглашающе оглядываясь… Пару недель или даже пару месяцев ему будет с ней интересно.

Тут рыжая действительно открыла ротик, но только затем чтобы сказать:

– А я местный псих, мне положено! Что касается вашей внешности… я, пожалуй, отнесла бы вас к роду искусителей, а никак не к роду людей. Значит, ваша фраза абсурдна и в этой ситуации на людей я не бросалась…

– Че-го? – Макс даже разжал руки, так изумленно разглядывая красотку, словно она стала покрываться зелеными перьями. Может, он ослышался? Она же должна была сказать совсем другое! Сейчас ей надлежало вовсю с ним заигрывать! А тут получается что его, ЕГО – грязно отшили?! Да еще обозвали каким-то чертом! – Че-го?!

– Да вы еще и глухой? – девушка сочувствующе вздохнула. Уверенно отстранившись, она, не оглядываясь, прямиком направилась к выходу. За ней послушными марионетками потопали два охранника, точно елки, наряженные висевшими в руках яркими пакетиками с покупками этой рыжей стервочки.

Максим с трудом заставил себя отвести взгляд от ее роскошной фигурки, развернуться и зайти в приглашающе распахнутые стеклянные двери.

Злость, раздражение… да чего там – бешенство, бурлившие в нем, вскоре прошли, отдаваясь в виске ноющей болью. Подумаешь! Может, она и впрямь местный псих? А чего тогда на психов обижаться?

Какой он купил костюм, Макс даже не понял, предоставив двум молоденьким девчонкам одеть его на их вкус. Он только попросил, чтобы цвет был черным, а больше его ничего и не волновало.

Хотя, наверное, волновало… Он пытался объяснить это волнение предстоящими похоронами и знакомством с родовым гнездом, но… оно поселилось где-то внутри, все больше не давая ему покоя. Точно он упустил что-то важное.

– Эй, братан! – спустившись на первый этаж, Макс подошел к охраннику, замершему у входных дверей. Лицо знакомое… кажется, он стоял тут, когда Максим заходил. – Не в курсе, куда пошла деваха в красном платье? Рыжая?

Тот скосил на посетителя глаза и вдруг обидно усмехнулся.

– Это не деваха. Это – Лиза, дочь Сергея Аристахова. Лучше, братан, на нее не облизывайся. К тому же у нее не все дома. С тех пор, как матушка разбилась. Уже года три. А может, и больше… Аристахов ее охраняет как зеницу ока!

Дочь Сергея Аристахова? Одного из двадцатки Форбс? Ух ты! Да уж…

Макс вышел на улицу. В голове не осталось ничего, кроме непечатных слов и корыстных мыслей. Вот на ком бы он женился! Плевать, что у нее не все в порядке с головой, зато красивая! Благодаря такому браку Максим стал бы королем! Но… где он и где она…

Вечером он напился, чтобы не думать о несовершенстве мира, и уснул на диване перед тихо бормочущем телевизором, и ему всю ночь снились эта рыжая девчонка и какая-то запредельная муть.

Ночь была живой, напоенной запахами и звуками. Где-то вдалеке заливался соловей, кукушка щедро отсчитывала годы припозднившемуся путнику, в траве распевали цикады и сверчки. В посеребренной воде купались крупные звезды, а лягушки вдоль берега тянули заунывные серенады. Варвара даже остановилась на мгновение, чтобы вдохнуть полной грудью сочный, наполненный благоуханием полевых цветов воздух.

Вроде обычная ночь, но на сердце у Вари было неспокойно, тягостно. Еще и Настасья всю дорогу молчала, словно онемела вдруг. Шла впереди, изредка оглядываясь: проверяла, не отстала ли от нее Варвара.

Луна вдруг спряталась за невесть откуда набежавшую тучу, а потом выплыла уже совсем другая: алая с желтой каймой, словно крови напившаяся упырица. И вокруг сразу наступила тишина, только плеск в реке, это лягушки в воду прятались. Настасья подхватила Варвару под локоток и почти волоком потащила к замаячившей впереди избе.

И ночь сразу перестала быть обычной. Словно с иконы краску соскоблили да под святым ликом бесовская рожа проявилась.

Из-за речки послышалось жалобное тявканье, перешедшее в протяжный вой. Варя вздрогнула и посмотрела на Настасью, которая озиралась по сторонам, что-то бормотала себе под нос. Варвара тоже огляделась. Гладь реки показалась ей багровой, вдруг почудилось, что и не вода вовсе течет меж берегов, а кровь. Девушка зажмурилась, а когда снова посмотрела в реку, наваждение пропало. Луна багряная заморочила, вот и привиделось бог весть что.

– Это лисы, – Настасья улыбнулась, заметив беспокойство Вари. – Здешние места всегда ими кишели. Вот и повадились богачи на охоту сюда ездить: уж шибко модно это у них считалось, каждый норовил выделиться и трофеями побахвалиться. Тогда нашей деревеньки еще в помине не было, только чащи непроходимые. Сама я не знаю, но люди сказывают, мол, до того места эти одному помещику полюбились, что решил он здесь же и поселиться. Выписал зодчего из заграницы, сладили ему усадьбу. Долго не думавши, назвали имение Лисьим Яром. Вроде даже на гербе у него морда лисья есть, да я не видала, мне батюшка в усадьбу запретил соваться.

– И что теперь этот богач?

– Так помер он уж лет сто как. Уже его внук свой век доживает, Дмитрий Алексеевич Воронцов. Ох и лютый мужик!

– Это чем же?

– Много ты знать хочешь, как я погляжу, – фыркнула вдруг Настасья и встала как вкопанная. – Пришли мы, вот дом Аглаи. Я с тобой не пойду, старуха не жалует гостей особо. – И добавила злобно. – Поскорее бы уже преставилась, все мы вздохнем с облегчением.

Варвара не ожидала такой дерзости от тихони Настасьи. Но не зря ведь говорят про чертей в спокойном омуте. Хотела еще что-то спросить, оглянуться не успела, а Настасьи уже и след простыл. Только тут была, и вдруг нет. Как сквозь землю провалилась. Ох, не к добру они в эту деревню заехали, не иначе нечистая сила завела. Только бы утра дождаться, а там и лошадка будет, уедут они подальше да забудут все пережитое.

Старуха жила в добротном доме с крепким забором и новым, еще пахнущим свежевыструганным деревом крыльцом. В сказках, которые рассказывал ребятишкам Степаныч, ведьмы селились в стылых землянках, подальше от людских глаз. Значит, никакая Аглая не ведьма, а Настасья только зря Варвару пугала. Только непонятно, зачем ей это?

Да все равно не было в этом месте покоя. Варвара даже поежилась, точно ветер вдруг задул. Варе показалось, что кто-то за ней наблюдает. Она поозиралась по сторонам, но никого не увидела.

– Пришла. – Скрипучий голос пробрал Варвару до самых костей. Ее точно ледяной водой окатили. – Ну, проходи.

От неожиданности Варя вздрогнула.

Сгорбленная тень стояла на крыльце, вцепившись скрюченными пальцами в длинную палку, похожую на посох. Сразу и не разберешь, человек перед тобой или нечисть ночная. Тень не шевелилась, а об ее ноги терся пушистый кот, толстый и черный как смоль. Глазищи у него пылали багрянцем, точно в них луна отразилась.

Варю сковал страх. Вот только она с Настасьей говорила, как та испарилась, что туман к полудню. Теперь эта тень. Неужели старуха немощная сама ее встречать вышла? Варвара даже не услышала, когда открылась дверь.

– Здравствуйте, бабушка, меня к вам Настасья прислала.

Голос Вари осип и срывался, царапая горло, словно она ежа проглотила.

– Заходи в хату.

Старуха, тяжело ступая, прошла в дом. Кот зыркнул на Варю: глазищи его вспыхнули ярче и потухли, а сам он, слившись с темнотой, исчез.

Варя страшилась, но перечить не стала и прошла следом за тенью. Переступив порог дома, она оказалась в кромешной темноте. Вытянула руку, но даже ее не увидела, где уж тут тень разглядеть. В доме было зябко, словно не лето на дворе, а осень стылая, и пахло какими-то горькими травами. Варя перекрестилась, прошептав про себя короткую молитву. Тут же мрак отступил перед пламенем оплывшей свечи. И в неверном свете проявилось морщинистое лицо старухи с крупным мясистым носом. Из-под черного платка свисали сальные нечесаные патлы.

Варя едва удержалась от вскрика. Как же старуха ее увидала, она ведь слепая! В глазах молочно-голубые лужицы бельм, обвитые кровавыми паутинками. И смотрит она не на Варвару, а куда-то в сторону.

Старуха вдруг повела мясистым носом, раздувая широкие ноздри, и, оставив свечу на столе, сама присела на лавку. К ней на колени тут же запрыгнул кот и принялся прожигать Варвару немигающим взглядом. Точно охраняет свою хозяйку.

Света от дрожащего огонька хватило для того, чтобы рассмотреть очертания и скудную обстановку горницы. Стол, лавка возле него, у печи широкий топчан да сундук в углу. Там, где должны висеть иконы, болтался лишь пучок сухой травы. Окна наглухо закрыты ставнями.

Варя хотела было перекреститься еще раз, но старуха прошамкала:

– Не смей. Ты в мой дом пришла, вот и будь добра мои правила исполнять.

– Какие правила, бабушка? – удивилась Варвара. – Я всего и хотела, что крестным знаменем себя осенить.

– Еще раз это услышу, пойдешь во двор ночевать, пусть тебя лисы там обглодают.

– Как же так, бабушка? Ты ведь сама меня позвала.

– Ты знала, к кому шла, теперь не строй из себя святую простоту. Или Настасья про меня не рассказала?

В бельмастых глазах старухи плясали лепестки оранжевого пламени, а морщинистая кожа казалась сухим пергаментом, который вот-вот затрещит и лопнет, разбежится трещинами-ранами, а страшное лицо рассыплется в прах.

– Ничего не говорила, только велела ночь с вами пробыть, а утром нам староста лошадку ссудит. Артисты мы бродячие…

– Дальше не рассказывай, – старуха скинула с колен возмущенно фыркнувшего кота, поднялась на ноги и, уперевшись о палку, подошла к Варе.

Аглая стояла так близко, что Варвара чувствовала ее смрадное дыхание, хотя ростом та едва Вари до груди доставала. Ноздри старухи раздувались и подергивались, что у борзой, втягивая воздух. Тонкие, почти бескровные губы шевелились, но никаких звуков из черного провала беззубого рта старухи не вылетало. В какой-то момент Варя решила, что оглохла, но потом старуха легонько толкнула ее в грудь кулачком, и слух вернулся.

– Боишься, – прозвучало утвердительно, а не вопросительно. – Только меня тебе бояться не стоит, а вот себя бы поостереглась. Да об этом после. А пока скажи-ка мне, неужели и правда поверила, что я могла дитя невинное погубить ради спасения от засухи? Ведь так тебе про меня Настасья сказала?

Варвара хотела возразить, что ничего такого не было, но помимо своей воли кивнула, соглашаясь. Она была уверена, что старуха ее видит, хоть и не понимала, как той это удается.

Аглая вернулась на лавку. К ней на колени тут же запрыгнул кот. Но теперь он уже не смотрел на Варвару враждебно.

– Ты садись, в ногах правды нет, – Аглая вытянула руку со свечой, указывая на табурет, который Варя до того не приметила. – Да послушай, что я тебе расскажу. Может, и сама все поймешь. А не поймешь, так уже не моя забота.

Старуха погладила кота, тот мяукнул, ткнулся лбом в ее сухую ладонь и, улегшись поудобнее, задремал.

– Хочешь верь – а хочешь не верь, да только мальчонку я не трогала. Даже помочь ему хотела. Авдотья, жена нашего старосты, принесла ко мне Егорку, когда тот почти неживой был. Горел так, что от него можно было печь затопить. Я спрашивала, чего Авдотья раньше не спохватилась, так она на меня понесла. Мол, лечи давай, а не разговаривай. Пригрозила, что ежели с сыном чего приключится, она заставит старосту меня из Лисьего Яра выгнать. Глупая баба.

Варвара была готова слушать любые истории, только бы ночь переждать, да в путь снова тронуться.

– Помер тогда Егорка, я и сделать ничего не успела. Поздно его Авдотья принесла, всего бы на две ночи раньше, спасла бы мальчонку. Как же она выла и меня проклятьями осыпала. Обещала хату спалить со мной вместе. Да разве меня этим напугаешь? Я свою жизнь прожила. – Аглая прервала рассказ и повернула голову к окну, в которое заглянула любопытная багровая луна. Сдвинула брови, точно недовольна была увиденным и продолжила: – Егорку схоронили в тот же день. Я только потом узнала, что Авдотья про меня наплела. По ее словам, я дитя в жертву черной силе отдала. Засуха и впрямь в тот год была сильная, а как Егорушку схоронили, так дожди пошли. Вот ей и поверили.

Старуха вдруг закашлялась, вцепившись в горло скрюченными, словно птичья лапка, пальцами, и махнула другой рукой, указывая на кадушку с водой, стоявшую у стола. Варя наполнила лежавший на столе ковш и поднесла хозяйке.

Напившись, старуха отдала ей опустевшую посуду, вновь уставилась в окно и забормотала.

– А Егорка с тех пор ко мне приходить стал, – Аглая говорила о мертвом, как о живом. У Вари побежали мурашки. – Придет и стоит под окнами: «Помоги мне, баба Агаша, холодно тут». Я уж чего только не перепробовала: заговоры, отвары и зелья разные, на могилу ему помины носила, так все без толку. И ведь сколько ни спрашивала, чего ему от меня надобно, молчит. Только через полгода открылся. Мне сон приснился, в котором он попросил лошадку ему вернуть, что отец сострогал. Сказал еще, что лошаденка его у меня в хате припрятана. А я ни сном, ни духом.

Аглая снова замолчала. Эти паузы пугали Варвару. Старуха молчала, разглядывая слепыми глазами что-то за окном. Может, и нет там ничего. Да только страх сковывал, что и не пошевелиться.

– Нашла я его игрушку. Под крыльцом была. Оказывается, ее Авдотья с могилы Егорушкиной забрала и мне подбросила. Небось, хотела старосту на меня натравить, чтобы избавиться от ведьмы, которая сына ее погубила. Да только не виновата я в том, что мальчонка не выжил. Не успела бы я его вылечить. Она ведь его поздно привела.

Варя поняла, что рассказ сейчас пойдет по второму кругу. И никакая Аглая не ведьма, а просто одинокая старуха, к которой никто не приходит. Вот она и нашла себе отдушину в разговорах.

Варя встала, хотела подойти к окну, самой узнать, что там Аглая высматривает, но ее окрик заставил девушку снова упасть на табурет.

– А ну сядь! Думаешь, ежели я без глаз, уже и не увижу ничего? Я и видеть-то по-настоящему стала, когда свет белый померк. Дослушай, а потом скажу, для чего тебя Настасья ко мне отправила. Чую, как тебя любопытство изнутри грызет. Да придется потерпеть и дослушать. На чем я остановилась? Ах да, рассказала, значит, Авдотья всему Лисьему Яру эту байку. Тут уж меня злость разобрала. – Аглая ударила кулачком по столу. Свечка, стоявшая возле нее, упала под стол. В наступившей темноте вспыхнули красные глазищи кота, а Варя зажмурилась от страха. Она до сих пор не могла поверить, что все это не сон, и хотела поскорее проснуться, а рядом чтобы был большой и теплый Захар.

Только желанию не суждено было исполниться. Пришлось нашарить под столом огарок свечи и снова его запалить. Аглая же все это время продолжала смотреть в окно и говорить, точно и не произошло ничего.

– Взяла я коника, да пошла сама к старосте. Буря разгулялась не на шутку, но я уже решила, что дойду. Авдотья ведь не унималась, все поклепы собирала. Даже грозу себе в пользу обернула, мол, помирает ведьма Аглая, силушка колдовская выхода не находит. Я и сама думала, помру, но дойду до старосты, расскажу все как есть. Пришла, а хата-то пустая. Дожидаться не стала, как подсказал мне кто, бросила коника в сенях, а сама ушла. Души неупокоенные, они ведь такие, если привяжутся к чему, то не уйдут. Егорушка вот к игрушке своей прицепился. Теперь куда деревяшка эта, туда и он. Подумала, что Авдотья услышит плач сыночка, да одумается, но, видно, надо было ей лошадку эту прямо в морду сунуть! Но что сделано, то сделано.

Так вот почему жена старосты перепугалась, увидев Варвару с лошадкой в руке. И староста их не просто так прогнал. На его месте Варвара так же поступила бы.

– Не подумала, что Авдотья ко мне в ту же ночь примчится, – Аглая рассмеялась скрипучим смехом. – Сама бледная, растрепанная, и глазищи, что блюдца. Зло, оно же завсегда возвращается к тому, кто его сотворил. По делу и наказание. Кричала она, грозила мне, да разве уже чего исправишь? Староста ведь лошадку в печь бросил, теперь Егорка навечно к их хате привязан.

Варвара будто приросла к табурету. Значит, не померещилось ей и не приснилось. Она и в самом деле плач детский слышала. А ведь в кошмаре том старуха Варвару своей назвала. Аглая то была или нет, теперь и не вспомнить.

– Только Авдотья все не уймется. Обмануть вот меня вздумала. Я ведь велела ей Настасью прислать ко мне на ночь, пообещала, что тогда Егорушку от страданий избавлю, а ее от мук душевных. Да ты не пужайся, – махнула рукой Аглая, – ничего я Настасье не сделала бы, просто все рассказать хотела, как есть. Да только вон как оно вышло-то. Мне ведь и правда помирать скоро. В церкви отпевать не станут, так хоть теперь душу облегчу. А ты, девка, слушай да не перебивай. По молодости и горячности я много чего наворотила. На том свете с меня много и спросится. И ведь могла по-другому жизнь прожить, да глупая была, думала, не придется расплачиваться. Ты вот что, девка, как завидишь, что меня крутить и ломать начнет, уходи и не оглядывайся. Уговор ты выполнила, ночь со мной пробыла. Потому и оплату получишь от старосты. Об одном прошу, расскажи Настасье все, что я тебе поведала. Ни словечка не утаи, пусть знает.

Ночь пробыла? Варя точно очнулась, заметив, как темнота стала выцветать, предвещая скорый рассвет. Тьма больше не имела силы, постепенно отступая пред светом нового дня. Багровая луна истаяла, как и не было.

Аглая кивнула Варваре на кадку. Та все поняла и зачерпнула ковшиком воду. А когда подавала его старухе, та вдруг вцепилась ей в запястье и бесцеремонно задрала рукав сарафана. Руки у Аглаи были холодные и шершавые. Варе даже почудилось, что та оцарапала ей кожу.

– Это у тебя откуда? – Аглая больно ткнула Варю в родимое пятно. И откуда узнала?

Варвара, сколько себя помнила, всегда жила с этой отметиной, чем-то похожей на лист клевера. Ей никогда не нравилось пятно, оно казалось уродливым. А вот Захар, как только увидел, сказал, что этот знак делает ее особенной. Если бы Варя только знала, насколько особенной, то никому бы его не показала. А уж тем более Аглае.

– Родилась я такой, – буркнула Варвара, пытаясь вырваться и удержать при этом ковшик, но хлипкая на вид старушка держала мертвой хваткой. – Пустите, мне больно!

– А ну сядь, девка, и слушай меня! – Аглая вдруг разжала руки, выхватила ковшик и жадно осушила. – Ты не просто так ко мне попала. Сама судьба тебя в мой дом привела.

Пока она пила, первые лучи солнца коснулись ее дряблой кожи, румяня щеки. Аглая улыбнулась. Пусть улыбка не сделала ее краше и моложе, но теперь Варя видела перед собой не ведьму, а самую обычную дряхлую старушку, которую и бояться-то грешно. Может, с рассветом, ночные мороки больше не имели над Варварой власти?

– Бабушка, я уговор выполнила. Можно теперь пойду? Меня друзья заждались. – Она тоже робко улыбнулась.

– Друзья? – улыбка старой женщины стерлась. – Неужели ты не понимаешь, что всегда была чужой для них? Я ведь все про тебя узнала. В душу к тебе заглянула.

– И что же у меня в душе? – Варе придавал смелости солнечный свет, отвоевывавший себе все больше пространства, выгоняющий ночной сумрак из самых дальних уголков дома.

– Пустота и тоска бесконечная. Сама знаешь, что не такой ты жизни себе хотела. И пляски эти шутовские тебе не по нутру. Понимаешь ведь, что все это пустое и, сколь себя не успокаивай, легче не станет. Ноги давно в кровь сбила, а все пляшешь. Сколько тебе так плясать еще осталось? Два или три лета. А потом? Кому ты будешь нужна? Хорошо, если какой убогий на тебя заглядится, а то ведь и вовсе в девках помрешь.

Слова старухи били хлестко, точно плетью. И каждое попадало в цель. Сердце от обиды и злобы разрывалось, душа свербела. А Аглая все не унималась.

– Ты ведь их семьей привыкла считать, а для бедняков лишний рот, что целая орава голодных цыган, – одна обуза. Как перестанешь им деньги приносить, выкинут тебя, как старый лапоть, и забудут!

– Не верю! Они меня любят! – Варя вскочила с места и бросилась к двери. Злые слезы туманили глаза, только слова старухи летели вдогонку отравленными кинжалами.

– Уходи, коль так решила. Только знай. Не иначе от любви большой они кота твоего в реке утопили, пока ты богатеев плясками развлекала.

– Ты врешь! – Варя резко развернулась и кинулась к старухе. – Тимка сам убежал. Молодой, дурной был…

Кот недовольно заурчал, точно понимал их разговор и был не согласен с некоторыми Вариными высказываниями.

– Вспомни, как он ластился к тебе в тот день, когда пропал. Коты – твари умные и смерть свою чуют за версту. Можешь мне не верить, только спроси у самого старшего из вашей труппы, может, и признается.

И Варя вдруг все вспомнила. В тот день им повезло, труппу пригласил к себе богатый помещик, у его жены был день рождения, заплатили хорошо. На те деньги они все вместе пару месяцев могли спокойно жить. Тимофей, который всегда ждал Варвару в телеге и никуда не уходил, пока она танцевала на сцене, вдруг увязался за ней. Не хотел оставаться со Степанычем и другими стариками, которые уже не могли работать, но и деться им было некуда. Варя пообещала, что скоро вернется, а Тимка так на нее посмотрел, что сердце сжалось.

Варвара с трудом дождалась окончания спектакля и со всех ног помчалась к телеге, но Тимки нигде не было. Тогда-то Фекла, дальняя родственница Степаныча, ей и сказала, что коты умирать уходят подальше от хозяина. Только ведь Тимка еще молодой был!

Варя не поверила и долго, до глубокой ночи, его искала. Бродила по окрестностям, но так и не нашла. Степаныч неделю ходил угрюмым и молчаливым, точно воды в рот набрал. Вот, значит, почему. Степаныч хоть и велел Варваре с собой кота забрать, да постоянно упрекал, что «самим еды не хватает, так еще и зверя твоего кормить». Теперь как пелена с глаз упала!

Вот только откуда Аглае знать, что действительно произошло с котейкой? Она ведь там не была! Или действительно старуха – ведьма?

– Это не я, а ты слепая, ежели до сих пор не поняла, что не простая в тебе кровь течет. – Аглая точно слышала все ее мысли, понимала сомнения. – Сила в тебе есть, да только спит она крепким сном. Я ведь тебя и не прогнала потому, что родство почуяла, а как метку увидела, так и последние сосмнения исчезли. Нашего ты рода, девонька. Ведовского!

Аглая взяла Варвару за руку, но та вырвалась и попятилась.

– Настасье ваши слова я передам, – затараторила Варвара. – А больше ничего слышать не хочу. Сирота я, и никакого родства у меня с вами нет.

Старуха стукнула палкой по деревянному полу.

– Уйдешь сейчас – больше не возвращайся. Я перед смертью хотела доброе дело сотворить, но если не просят, то любое добро злом обернуться может. Ступай, удерживать тебя не стану. Вот только как мать тебе в следующий раз явится да браниться станет…

Аглая говорила что-то еще, да только Варя больше не слушала. В висках застучало, а сердце ухнуло куда-то вниз. Она никому об этом не рассказывала! Сама боялась того, что с ней творится.

Первый раз мама пришла к ней сразу после того, как Степаныч забрал ее девчонкой сопливой в труппу. Варя тогда подумала, что это сон и мама ей попросту снится. Только прикосновения были именно такими, какими Варя их запомнила. Нежные, теплые мамины руки гладили ее по рыжим кудрям, тихий голос убаюкивал. Мама говорила, что не даст свою малышку в обиду и станет присматривать за ней, пока та не поднимется на ноги. Мама предупреждала ее о бедах и несчастьях, о лихих людях и даже о переменчивой погоде. Всякий раз ее слова сбывались, и Варя привыкла, что мама всегда рядом. Только вот о том, что поджидает ее в этой деревне, матушка не предупредила.

Неужели знала и нарочно не пришла? И старуха говорит правду?

– Знаю я, что она к тебе приходила. – Аглая снова подошла к окну, и со стороны могло показаться, что она любуется восходящим над лесом солнцем. Только теперь было не страшно, ночь отступила, а вместе с ней и страхи. – Знаю, что силу ведовскую отринула, оттого и померла в расцвете лет. Да видно поняла, что и тебя такая же участь ждет, вот и привела ко мне. Только заставлять я тебя не буду. А ну, помоги мне на крыльцо выйти.

Варя удивилась, почему Аглая, встречавшая ее на крыльце ночью, не может выйти теперь, но не спорила. Подошла к старухе и, поддерживая, вывела ее за порог.

Ранним утром воздух всегда свежее и прозрачнее. Пока еще не наступила жара, можно гулять по сырой от росы траве, подставляя лицо теплому солнышку. Только сейчас Варвара этой красоты не видела, думала совсем о другом. Не обманывает ли ее старуха? И руку заголила именно ту, где родимое пятно имелось, будто знала, и об остальном ведала. Только зачем ей понадобилась именно Варя? И что еще за сила такая – ведовская? Варя отродясь в себе ничего подобного не чуяла. А то что мамку мертвую привечала – так видения это все, которые в домах для душевнобольных лечатся!

– А теперь ступай. – Голос старухи вырвал Варю из размышлений. – Не держу.

Варвара, как во сне, спустилась с крыльца и дошла до забора. Обернулась, и как что кольнуло ей в сердце. Откуда-то всплыло понимание, что она все для себя решила и уже никуда не уйдет.

Аглая, словно прочитав ее мысли, улыбнулась и подняла морщинистое лицо к солнцу. При свете дня она не казалась страшной, скорее даже милой. Фекла, Степаныча родственница, и та безобразнее.

Варя еще немного постояла и решительно направилась к крыльцу. Из приоткрытой двери на порог лениво выполз черный кот. Теперь в его зеленых глазищах девушка не увидела багровых отблесков. Кот мазнул Варвару равнодушным взглядом, сощурился и принялся умываться.

Гостей намывает, подумалось Варе. Только кому в голову придет напрашиваться к одинокой старухе в гости?

Девушка вдруг поняла, насколько Аглая одинока и несчастна. А ведь рядом люди! Живут, работают, влюбляются и женятся. Рожают детей, нянчат внуков. И никому нет дела до этой старухи. И в этом они с Варей похожи. Она так и не смогла принять свою новую «семью». Всегда чувствовала себя обузой в труппе. А ведь ее танцы особенно любят зрители, приходящие поглазеть на представление. Только нет рядом того, кто мог бы за нее искренне порадоваться. Даже мама, приходя в полусне-полуяви, никогда не говорила о том, какая ее дочка умница!

Черный кот вопросительно глянул на хозяйку, а та, словно почувствовав взгляд, опустила голову и едва заметно кивнула. Словно получив разрешение, кот спустился с крыльца и мягкой поступью направился к Варваре. Подойдя, он как бы невзначай боднул Варину ногу и, задрав хвост, вышел за калитку.

Старуха же развернулась и зашла в дом, приглашающе оставив за собой приоткрытую дверь.

Утро для Максима началось с трезвона в дверь.

– Кого, блин, принесло? – Макс поднялся и вышел в прихожую. Заглянув в глазок, он едва удержал ругательство. Отщелкнул задвижку и открыл дверь. – Давно не виделись, Игорь Эдуардович…

На пороге стоял нотариус.

– Прошу прощения за беспокойство, Максим Александрович, но у меня возникли некоторые проблемы с тем, как добраться до Лисьего Яра. Тут я вспомнил, что вы тоже едете, и решил напроситься в попутчики. Вы не против?

– Не против. Только кофе выпью. – Макс развернулся и направился на кухню, оставив нежданного гостя самого разбираться с дверью. Принесла же нелегкая! И чего он прицепился? Хотя нотариус еще вчера сообщил, «чего». И не друзьям он помогает, а явно выгоду хочет получить с продажи особняка. А вот не станет Макс его продавать, и что тогда?

Кстати, хорошая идея! Что, если сегодня сообщить о таком повороте событий? Мол, не готов, надо подумать… Как ушлый визитер себя поведет?

– Кстати, Максим, а не нальете ли и мне кофейка? – Толстяк быстренько управился с замком и уже закатился на кухню, оккупировав его, Макса, любимое кресло.

Досчитав до пяти, Максим налил еще одну чашку кофе и придвинул ее гостю.

– Благодарю. – Тот осторожно взял чашку большим и указательным пальцами, по-барски оттопырив мизинец, и сделал небольшой глоток. – Всю ночь не спал, а тут еще похороны. Особняк. Но дела важнее всего.

– Кстати, а зачем вы едете в Лисий Яр? – Макс отставил пустую чашку. – Если из-за меня, то не стоит волноваться. А по поводу аукциона…

– Именно, мой хороший! До меня дошли слухи, что на том же самом кладбище будут проходить похороны какого-то столичного врача-психиатра. Он вроде бы как из тех же мест. Так вот, почтить его память прибудут бизнесмен Аристахов и его дочь Лизонька. – Толстяк притянул к себе вазочку с печеньем и аппетитно им захрустел. – Один мой хороший знакомый, что искал клиентов для покупки вашего особняка, сообщил вчера по секрету, что Аристаховы тоже заинтересованы в этом. Впрочем, непонятно, зачем такому богатому человеку эти руины, до которых еще поди доберись, зная состояние его дочери…

– И зачем же? – Макс бросил взгляд исподлобья на гостя.

– Чтобы отослать ее из столицы от греха подальше, – с видом заядлой сплетницы пояснил нотариус. – Зачем она ему? Только имидж портит…

Кулаки сжались сами собой.

– А вы уверены, что все так плохо? Может, этот уединенный дом нужен ему самому? Я слышал, что у Аристахова проблемы с алкоголем, да и с законом тоже, после того как он потерял жену.

– Все может быть… – мило улыбнулся гость. – Но это их дела. А нам нужно как можно быстрее избавить вас от обузы в виде особняка.

– А почему вы настаиваете, чтобы я продал особняк? – Макс поднялся.

– Это вы настаиваете, молодой человек. А я просто весьма отзывчивый нотариус, считающий своим долгом помогать клиентам до тех пор, пока они не останутся удовлетворены. Я подкинул вам проблему с завещанием, я ее и решу. К тому же на особняке скопились весьма крупные долги по коммунальным платежам. И еще. Через месяц вам придется заплатить некоторую сумму, чтобы окончательно вступить в свои права, и поверьте мне, сумма будет исчисляться не одной сотней тысяч.

– А почему вы все это говорите мне только сейчас?! – Хорошо бы вышвырнуть наглого толстяка и поехать без него!

– Потому что вы при первой же нашей встрече сообщили о своих планах касательно усадьбы. Следовательно, платить долги и налоги будете не вы, а тот, кто вскоре станет хозяином Лисьего Яра. Я сейчас об усадьбе. Именно так когда-то назвал свое имение граф Петр Воронцов. Потом название перешло к деревне, что появилась по соседству, а после и городку.

– Откуда вам это известно?

– Дело в том, что раньше, до открытия собственной практики, у меня было хобби. Я изучал историю нашего края и, в частности, историю сохранившихся дворянских усадеб. Поверьте, Максим, знать чуть больше, чем остальные, – выгодно! – Нотариус улыбнулся ему и потянулся за печенькой.

Макс не мог объяснить даже самому себе, отчего этот добродушный толстяк вызывает у него такие смешанные чувства брезгливости и гнева. К счастью, от гостя его отвлек телефонный звонок.

– Воронцов Максим Александрович? – деловито спросил женский голос и, не дожидаясь ответа, оповестил: – Вы вчера заказывали такси на десять утра? Машина ждет вас у подъезда. Номер и телефон водителя вы узнаете по смс. Приятной поездки.

– Спасибо! – облегченно выдохнул Макс в умершую трубку и, на ходу натягивая костюм, скомандовал: – Поехали!

Захар грохнул об стол деревянной кружкой и поднялся. Стены харчевни вдруг начали кружиться, сдвигаясь ему навстречу, а пол под ногами так и заходил волнами. Он вспомнил, как они рыбачили с бродячими артистами и началась гроза. Плохонькая лодчонка норовила перевернуться и окунуть всех в ледяную воду. Теперь у него было ощущение, что он снова попал в ту лодочку, но на этот раз удержаться в ней никак не получится.

Пришлось сесть на место. К Захару тут же подошла разбитная девица с задорными рыжими косичками и плюхнула на стол еще одну кружку пенного напитка. Улыбнулась пьяному великану, вильнула крутым бедром и развернулась, чтобы уйти. Но Захар угадал ее маневр и, поймав за руку, усадил себе на колени.

– Аккуратнее, верзила, – беззлобно фыркнула девица и провела ладошкой по Захаровой кудрявой голове, – я на работе.

– А я твой гость, и ты обязана выполнять мои прихоти. – Захар пьяно усмехнулся и от души приложил ее по заду.

– Да ты, дружок, уже набрался, зря я тебе еще одну кружку приволокла. У тебя хоть деньги-то есть?

– Чтобы оплатить выпивку в вашей забегаловке, хватит.

Девица, даже если и обиделась, вида не подала. Хозяин велел улыбаться каждому гостю, как делают в дорогих ресторациях. А этому громиле улыбаться было совсем несложно. Высок, широк в плечах и совсем не противен, как большинство завсегдатаев.

– А кроме выпивки? – девица призывно подмигнула. – Вдруг ты еще чего захочешь?

Захар не сразу понял, что она пытается ему сказать, а когда смекнул, спихнул девицу с колен, но уйти не позволил.

– Может, и захочу. Присядь-ка со мной, поговорим. – Захар указал на табурет, стоящий с противоположной стороны стола.

Девица зыркнула в сторону бара, откуда на них с Захаром поглядывал угрюмый мужик в заляпанном фартуке. Захар положил руку на карман, на что мужик кивнул и, улыбнувшись одними губами, отвернулся к пьянчуге, который уже пытался сам налить себе вина.

– Ну, давай поговорим. – Девица перегнулась через стол, открывая для Захара соблазнительный вырез на груди. – Только, может, закажешь и для меня что-нибудь? На сухую как-то нет интереса болтать.

Захар в ответ надолго приложился к кружке. На стол поставил уже пустую.

– Ну так сходи. Принеси нам еще по парочке…

– Максим? – девичья рука коснулась его щеки, скользнула на губы. – Проснись, Макс! Ты так стонал… Я подумала, что тебе снится кошмар!

Максим приоткрыл глаза и, щурясь от солнечных лучей, улыбнулся.

– У тебя веснушки…

– Всегда были… – Лиза смутилась, точно он у нее на носу прыщ усмотрел, и потребовала: – А ты мне не объяснишь, что именно я делаю в таком виде в твоей спальне?

– Так это… – У Макса весь сон как рукой сняло. Вчерашнее наваждение уже не казалось таким безумным, но все же… – Ты сама пришла в мою комнату с предложением… гм… руки и сердца… Я, конечно, согласился, но тут ты грохнулась в обморок, а я ушел за подмогой. А когда вернулся, у тебя случилась истерика. Видишь, как вещи перерыты?

Лиза проследила взглядом за его рукой и едва заметно кивнула.

– Ну вот! Твоих рук дело! А когда ты решила надавать мне тумаков, я привел тебя в чувство… Нежно! И так же нежно усыпил. Точнее, ты сама уснула, используя меня как подушку и одеяло вместе взятые. Но я совсем не против! Хоть десять раз на дню!

– Так, значит… – Лиза шумно выдохнула и криво усмехнулась, – А я думала, мне приснилось! Всю ночь что-то такое… снилось… а оказывается, нет? Макс… Я честно не знаю, что на меня нашло. Помню только запах тошнотной мерзости, обморок, а потом оказавшуюся в моей комнате Инну… Она куда-то меня звала… А еще она напевала вальс: раз-два-три… Раз-два-три… Я выбежала из комнаты, потому что поняла, что мне нужно кого-то увидеть… И проснулась сейчас… С тобой… Нет, ты не думай! Я такой счастливой никогда не была, но… я не ощущала все это как реальность… Ты меня понимаешь?

– Охренеть! – Макс сел на постели. – А я твоему отцу признался… Ну, что… люблю тебя… А ты этого даже не помнишь…

– Признался? – Девичьи руки обвили его за шею, и Макс, не удержавшись, схватил ее в объятия. Лиза рассмеялась: – Действительно любишь?

– И даже твоей руки попросил! – покивал Макс, припоминая ночь. – Только мне кажется, он ничего этого не вспомнит. Они все, как и ты, были одурманены чем-то и дружно танцевали…

– Это призрак графа! – тут же насторожилась Лиза, но Макс в сомнении покачал головой.

– И рядом не валялся! Пока я по дому бегал, хоть бы раз какого призрака увидел. А вот нотариус…

– А чего нотариус?

– Да с ним такой пакости, как со всеми, не случилось отчего-то…

– Ну и что? – Лиза подергалась, требуя ее отпустить, и, оказавшись на свободе, села рядом. – С тобой, как я поняла, – тоже!

– Ты меня в чем-то подозреваешь? – Макс смотрел на девушку, а та, словно издеваясь, принялась перечислять:

– Тебе перепало наследство, и из-за тебя мы оказались здесь. Когда мы захотели уехать, на нашу машину упало дерево обхвата в три, значит, его как минимум надо было подпилить. А еще в этом поместье оказалась именно я, потому что кто-то знает, что я вижу призраков, и кому-то вчера кое-что приспичило сделать со мной… – Она поднялась и, натянув на себя одеяло, принялась ходить по комнате, о чем-то размышляя.

– Я честно не хотел! Точнее хотел, но чтобы и ты тоже… – Макс натянул штаны и подошел к ней. – Лиза… Прости меня! Мы поженимся, и я стану самым лучшим и заботливым мужем!

Девчонка остановилась и восторженно уставилась ему в глаза.

– Точно! Вчера кому-то нужно было всех нас…

– Не, ну это поклеп! Меня на всех точно не хватит! И ты вообще слышала, что я сказал? – возмутился Макс, но Лиза его перебила.

– Гипноз! Массовый гипноз! Вот почему они все танцевали, а я что-то делала, но помню только смутные обрывки… – и, заметив его расстроенное лицо, стремительно чмокнула в щеку. – Я обманула. Я помню все, что касается тебя… И… я поговорю с папой, чтобы этот особняк достался мне в качестве свадебного подарка!

Она открыла дверь и, не прощаясь, бросилась к себе.

– Два – два! Счет равный, – буркнул Максим, подходя к окну. Гипноз? Что за бред?

И улыбнулся.

Вот что за девица? Не сильно напрягаясь, вскружила ему голову до такой степени, что стало ясно только одно: он не может без нее уже ни секунды!

Да еще и одеяло сперла!

Прижимая к себе одеяло, Лиза юркнула в комнату и, заметив отца, остановилась.

Смерив дочь холодным взглядом, он подошел к ней.

– И где ты была? Да еще в таком виде…

Лиза сглотнула. Вот и что теперь сказать? Занималась всю ночь любовью с тем, кого он ненавидит?

– Немедленно отвечай! – загрохотал тот.

Вздрогнув, она даже не заметила, как с губ сорвалось:

– Па, какая разница? Я взрослая женщина и в оправданиях больше не нуждаюсь!

– С кем ты тут спуталась? – окончательно вызверился отец. – Я волнуюсь, что с тобой могло произойти что-то ужасное! Сегодня я проснулся в интересной компании в зале, который был пуст, заброшен и закрыт! А на слое пыли заметил множество следов, как будто, пока мы там спали, в дом ворвались и раз пять мимо нас пробежались! У тому же Толстый сказал, что не видел тебя со вчерашнего дня! А ты, как последняя…

Он сыпал обидными словами, но Лиза уже не слышала отца. Она перевела взгляд на появившийся возле него туманный силуэт, который вскоре обрел черты матери.

«Не вини его…» – едва слышно донеслось до Лизы. – «Он уже потерял семью, потерял меня. А теперь боится потерять и тебя!»

– Мама?

Отец, осознав, что его обвинения больше никто не слушает, замолчал, покосился туда, куда, не отрываясь, смотрела Лиза, а затем уже совсем другим тоном спросил:

– Доча, тебе плохо? Снова началось?

– Нет, па! – Она взглянула на него и замолчала, стараясь не пропустить ни слова призрака, а затем заговорила. – Здесь мама. Она действительно здесь, поверь мне! Она просит тебя не винить себя за тот скандал, который послужил причиной ее смерти. Она просит передать, что перила были подпилены, и ты знаешь, кто это сделал. Если хочешь узнать, зачем, она позволит тебе самому у него спросить. А еще она интересуется: готов ли ты ей поверить?

Аристахов какое-то время смотрел на дочь остекленевшими глазами, а после часто-часто закивал.

– Я знаю. Дом только достраивался, когда мы въехали в него. Перила действительно были подпилены. Но… – он сглотнул и уставился в окно, – один мой товарищ помог мне их заменить, и милиция все списала на несчастный случай. Я думал, что всему виной халатность рабочих, но кто будет разбираться? А если меня обвинят в ее смерти, ты останешься совсем одна…

Он снова посмотрел на Лизу, старательно поморгал, избавляясь от непрошеных слез, и спросил:

– Что еще говорит мама?

– Она стоит у двери и ждет. Она так долго ждала, чтобы показать тебе того, кто повинен в ее смерти, что не отступится сейчас. Поэтому и раньше не уходила. Была рядом.

– Что? Он здесь? Тот, кто убил ее? Да быть не может! Единственный, на кого я грешил, – мертв!

– Мама сказала, что демонам в людских обличьях свойственна хитрость. Мам, мы сейчас пойдем с тобой. Только мне нужно оде… гм, переодеться. – Лиза смущенно улыбнулась и направилась к шкафу.

Отец поднял стоявшие у порога пакеты и еще раз смерил пустую запертую дверь больным взглядом, затем нерешительно потоптался и направился вслед за Лизой.

– Доча, вон сумки! Я вчера привез из города твою одежду и много новой, чтобы ты не носила это старье… – Он положил вещи на кровать и снова отступил к двери.

– Спасибо, пап. – Лиза выбрала из шкафа темно-синее платье и качнула головой. – Но хозяин этого дома хочет, чтобы я была той, кем была!

Она юркнула в ванну, оставив отца переварить ответ, и вскоре выпорхнула удивительно похорошевшая, но в то же время какая-то торжественная. Решительно тряхнув рассыпавшимися по плечам золотыми прядями, Лиза направилась к двери.

Интересно, какой сейчас час?

Макс приоткрыл глаза, пытаясь сориентироваться во времени, идущем в этом чертовом месте совершенно по своим законам. Полумрак, царящий в комнате, мог обозначать как раннее утро, так и поздний вечер. За окном снова бушевала гроза, воя, точно бешеная собака.

Он повернул голову, разглядывая лежавшую рядом Лизу. Вчера он успокоил ее не сразу! В конце концов, когда за окнами уже немного посветлело, Лиза, все порывавшаяся танцевать, успокоилась.

Макс еще какое-то время сидел, разглядывая, как она сладко спит, задвинул щеколду, на всякий случай забаррикадировал дверь креслом и отрубился рядом с танцовщицей.

– Лиз… – позвал он ее, ласково убирая падающие на лицо пряди. – Рыжик!

Ноль эмоций! Еще бы! Лунатить до утра! Интересно, а так он ее разбудит? Макс приподнялся на локтях и коснулся холодных губ. Да она еще и замерзла! Еще бы! В каменном здании …

– Лиз, просыпайся! Иначе буду согревать в принудительном порядке! – Он тронул ее за плечо, затем провел пальцами по лифу и замер, ощутив что-то липкое. Медленно поднял руку и сглотнул, глядя на окровавленные пальцы. Макс подскочил, в ужасе разглядывая расплывшееся у нее на груди багровое пятно и маленькую дырочку в платье напротив сердца.

– Лиза! Очнись! Лиза-а! – На миг он понял, что ослеп и оглох, а сердце, сделав последний толчок, замерло, отказываясь работать. В этот миг, который оказался вечностью, Максим думал, что потерял все ценное, что у него когда-либо было, но тут сонный голосок вернул его к жизни.

– Ну и чего ты так кричишь? – Не открывая глаз, она потянулась и заявила: – Я жду!

– Чего? – хрипло выдохнул Макс, понимая, что постепенно начинает оживать.

– Ты обещал меня согреть… – Она распахнула зеленые глазищи и призывно протянула к нему руки.

– Не, Лиз, погоди… – Макс поднялся с кровати. – Сначала скажи, как ты себя чувствуешь?

Девушка пожала плечами.

– Здорово! Выспалась, как за год! И ничего не помню из того, что снилось! Такое впечатление, что я закрыла глаза всего на минуту… А где нотариус?

– Меня меньше всего волнует сейчас этот гад! – Макс провел ладонью по ее груди. – Как думаешь, что это? Каким кетчупом ты вымазалась и где ты его взяла? – Он бросил на всякий случай взгляд на дверь. Закрыта! И кресло рядом. Значит, не выходила и никто не заходил.

– Я ничего не понимаю! – Лиза резко села. – Это снова твои шуточки?

– Если бы! – Макс без церемоний вытер руку о подол ее платья. – Чуть сам не того… У тебя в комнате есть во что переодеться?

Лиза поднялась с кровати, ощупала себя и, оглядев окровавленные ладони, бросилась в ванну.

– Да! Максим, пожалуйста, принеси мне одежду! – донесся под шум воды ее голосок. – Вчера отец вещи привез. Не хочу больше одеваться во все эти музейные экспонаты!

Хм. Давно пора!

Макс сдвинул в сторону тяжеленное кресло, щелкнул щеколдой и вышел в коридор.

Год спустя

– Рыжик, хватит копаться! Господин Аристахов мне русским по белому заявил, что уволит меня из предполагаемых зятьев, если я не доставлю его бесценную дочь к алтарю ровно в три ноль ноль! – Макс в белом смокинге и черной рубашке был неотразим, и Лиза, спускаясь с лестницы, даже остановилась, любуясь женихом. Тот тоже не сводил с нее счастливых глаз и, подойдя ближе, просто сгреб на руки. – Никуда тебя больше не отпущу! Один-единственный раз позволил, и то вернулась с громадной шишкой!

– И еще машину угробила… – мурлыкнула Лиза, томно прищурив глаза.

– Да плевать на машину! Особенно когда у меня тесть – олигарх… – усмехнулся тот.

– И ты сам – миллионер… – Лиза скользнула пальчиками по его гладко выбритой щеке, довольно улыбаясь. – Была хорошая идея сделать из дома с привидениями загородный клуб в стиле девятнадцатого века…

– Мы ведь все это заслужили!

– А если бы Игоря Эдуардовича не посадили за мошенничество и махинации с бумагами, а Инночка бы не сбежала?

– Думаешь, они пришли бы заявлять свои права? – Макс фыркнул и направился со своей бесценной ношей к двери. – Да ни ему, ни его доченьке в жизни не доказать родство со своим папашей. К тому же он сам, лично, составил и подписал завещание на особняк. Так что теперь он наш!

Макс распахнул дверь новенького дома, построенного совсем недавно в городке Лисий Яр, и опустил невесту на крыльцо. Стоявший на подъездной дорожке лимузин приветливо просигналил.

– Кстати, Макс, а ничего, что я пойду на свадьбу в подарке графа Воронцова? Можно сказать, что он нам теперь почти что родственник…

– Лиза, ты с ума сошла? – Макс нервно сглотнул и оглянулся. – Да если кто-нибудь увидит… нам же до дома не доехать!

– Глупости! Скажем, что это кристаллы Сваровски! Ну сам посуди, кто поверит, что это все – настоящее? – Она приподняла подол белоснежного платья, и лучи майского солнца заиграли на гранях драгоценных камней, усыпавших идеально сидевшие на ее ногах туфли.