Удалой молодец - гордость запада (Герой)

fb2
Синг Миллингтон Джон

Действие комедии «Удалой молодец — гордость Запада» происходит в таверне на берегу моря близ маленькой ирландской деревушки. Ее главные герои — молодая особа, дочь кабатчика по прозвищу Пегин Майк, ее жених Шоон и пришелец с Запада — Кристофер Мехоун, скрывающийся от правосудия… Впрочем, рассказывать эту историю дело неблагодарное. У ирландцев ведь никогда не угадаешь — побьют тебя за правду или превознесут до небес!

 by  (1907)

перевод В. Д. Метальников

Действующие лица:

Кристофер Мехоун.

Старик Мехоун, его отец, мелкий фермер-овцевод.

Майкл Джеймс Флейерти (в просторечии Майкл Джеймс), кабатчик.

Маргарет Флейерти (по прозванию Пегин Майк), его дочь.

Вдова Куин, женщина лет тридцати.

Шоон Кьоу, ее двоюродный брат, молодой фермер.

Филли Каллин } мелкие фермеры. Джимми Фэррел Нэлли

Сара Тэнзи } деревенские девушки. Сусанна Брейди Онор Блейк

Глашатай

Крестьяне

Место действия: недалеко от деревни, на скалистом берегу моря, в округе Мейо. Первое действие происходит осенью, поздно вечером, остальные два — на следующий день.

Действие первое

Деревенский кабачок, или по-ирландски шибин, очень примитивный и грязный. Справа нечто вроде прилавка, с полками над ним, на которых расставлены бутылки и кувшины. Пустые бочонки стоят у прилавка. Сзади, несколько слева от стойки, дверь на улицу, еще левее — ларь с сиденьем, над ним полки, тоже с кувшинами, и стол поблизости от окна. Слева большой камин, в котором горит торф, и рядом маленькая дверь во внутреннее помещение.

Пегин, двадцатилетняя девушка, с резкими чертами лица, но хорошенькая, пишет у стола. Она одета в обычное крестьянское платье.

Пегин (медленно, по мере того как она пишет). Шесть ярдов материи на желтое платье. Пару башмаков со шнурками, на высоких каблуках, с медными колечками. Шляпу — на свадьбе без нее не обойтись. Частый гребень. Послать вместе с тремя бочками портеру в плетеной тележке Джимми Фэppaла вечером перед ярмаркой мистеру Майклу Джеймсу Флейерти. С нижайшим почтением, Маргарет Флейерти.

Шоон Кьоу (молодой человек, жирный и белокурый, входит в тот момент, когда она ставит свою подпись. Увидев, что она одна, смущенно озирается). А сам-то где же?

Пегин (не глядя на него). Сейчас придет. (Надписывает адрес.) Мистеру Шимасу Малрою, торговцу вином и спиртными напитками, Каслбар.

Шоон (беспокойно). Я не видел его на дороге.

Пегин. Как же ты мог его видеть (лижет марку и наклеивает ее на конверт), когда уже с полчаса, как совсем стемнело?

Шоон (вновь оборачивается к двери). Я тут постоял немного за дверью — все не мог решиться, войти ли мне к тебе, Пегин Майк, или лучше пройти мимо. (Подходит к огню.) И когда я так стоял, слышно было, как в ночной тиши коровы дышат и вздыхают во сне, но от этой калитки и до самого моста никаких шагов я не слыхал.

Пегин (вкладывает письмо в конверт). Он пошел туда наверх, к перекрестку, где должен встретить Филли Каллина и еще кое-кого, чтобы им всем вместе идти на поминки по Кейт Кэссиди.

Шоон (с изумлением глядит на нее). И он пойдет так далеко в такую темень?

Пегин (нетерпеливо). Да, именно, а меня оставит торчать здесь одну на вершине холма. (Встает и кладет письмо на буфет, затем начинает заводить стенные часы.) Не правда ли Шоон Кьоу, теперь слишком долгие ночи, чтобы оставлять здесь бедную девушку одну-одинешеньку, чтобы она сидела да считала часы до самого рассвета?

Шоон (с неловкой шутливостью). Ну, ничего, дай срок, как мы с тобой обвенчаемся, тебе уж жаловаться не придется, потому я не охотник шляться по поминкам да по свадьбам в ночную пору.

Пегин (со слегка презрительной, но добродушной насмешкой). Ты, кажется, твердо уверен, что я за тебя выйду.

Шоон. А почему нет? Дело хорошее. Да и ждать-то нам всего надо, пока отец Рейли получит разрешение на брак от епископов или запросит святейший престол в Риме.

Пегин (смотрит на него лукаво, в то время как она моет посуду за кухонным столом). Ну, не чудно ли это, Шанин, что святейший отец вдруг станет беспокоить себя из-за такого, как ты. Если бы я им была, я бы и не взглянула на наши места, где только и можно встретить, что рыжего Линахана, с его косым глазом, и хромоногого Пэтчина, или этих бешеных Малрэнни, которых и из Калифорнии-то выгнали за то, что они полоумные. Чудной мы народ, чтобы в теперешнем-то нашем ничтожестве соваться к святейшему отцу и тревожить его на его святом престоле.

Шоон (оскорбленный в своих лучших чувствах). А чем мы хуже других? Может, мы еще почище будем.

Пегин (презрительно). Не хуже, ты говоришь? Гдe это ты теперь найдешь такого, как Дэнин Салливан, что вышиб глаз полицейскому? Или такого, как Маркас Куин, царствие ему небесное, которого засадили на полгода за то, что он калечил чужих овец, а он какой мастер был всякие чудеса рассказывать про святую Ирландию. Бывало, старухи заливаются — плачут, его слушая. Где ты теперь таких найдешь, я тебя спрашиваю?

Шоон (робко). А если и не найти, то, может, это и к лучшему. Потому что (говорит с особым весом) отец Рейли не очень-то одобряет, чтобы такие молодцы увивались около девушек и лезли к ним с разговорами.

Пегин (нетерпеливо, выплескивая воду из лохани за дверь). Ах, отстань ты от меня с твоим (передразнивает его) отцом Рейли, когда я сейчас только о том думаю, как мне просидеть здесь целую ночь одной и не помереть со страху. (Становится у двери и смотрит на улицу.)

Шоон (робко). Может, мне сходить за вдовой Куин?

Пегин. Это за убийцей-то? Нет уж, избавь.

Шоон (подходит к ней, стараясь ее успокоить) Я все-таки думаю, что хозяин останется дома, когда увидит, что ты вся дрожишь от страха. Ночь-то, поди, будет долгая, и на дворе черным-черно, а мне еще послышалось, как будто кто-то ворочается в придорожной канаве, тут, поблизости, среди кустов дрока, нехорошо так не то стонет, не то ворчит, точно собака, что вот-вот сбесится. Так что и впрямь ты не зря боишься.

Пегин (резко оборачивается к нему). Что такое? Ты видел кого-то чужого здесь поблизости?

Шоон (отступает). Видеть я его не видел, но слышал, что кто-то стонет, будто сердце у него разрывается. По голосу судя, это молодой человек.

Пегин (идет за ним). И ты даже не подошел к нему узнать, не ранен ли он или не приключилось ли с ним чего?

Шоон. Нет, я не подходил, Пегин Майк. Место там глухое, кругом темно, — где же вступать в разговоры с таким человеком.

Пегин. Ну и смельчак же ты! А что если завтра, по утренней росе, они найдут его мертвое тело, что ты тогда скажешь полиции или мировому судье?

Шоон (пораженный, как ударом грома). Я об этом не подумал. Ради самого создателя, Пегин Майк, не выдавай меня, не говори, что я тебе о нем рассказывал. Ни слова ни отцу, ни тем людям, что он с собой приведет, а то если они прослышат об этом, то нынче же ночью на поминках все разболтают.

Пегин. Может быть — скажу, а может — и нет.

Шоон. Они подходят к двери. Так помалкивай, — слышишь?

Пегин. Сам ты помалкивай. (Идет за стойку)

Майкл Джеймс, дородный и веселый кабатчик, входит в сопровождении Филли Каллина, тощего и недоверчивого малого, и Джимми Фэррела, человека толстого и сластолюбивого, лет сорока пяти.

Мужчины (хором). Спаси тебя господь. Мир дому сему.

Пегин. И вас спаси господь.

Майкл (мужчинам, которые направляются к стойке). Присаживайтесь пока и отдохните. (Подходит к Шоону, стоящему у огня.) А ты как поживаешь, Шоон Кьоу? Ты тоже идешь с нами через дюны, на поминки по Кейт Кэссиди?

Шоон. Нет, я не пойду, Майкл Джеймс. Я пойду домой и прямиком в кровать.

Пегин (говорит из-за стойки). И отлично сделаешь. Как это тебе не стыдно, Майкл Джеймс, уходить на всю ночь и оставлять меня одну здесь в, лавке?

Майкл (добродушно). А не все ли это равно, уйду ли я на всю ночь или только на время? А ты тоже хороша дочка, если хочешь заставить меня ночью тащиться обратно, через Луговину Покойниц, да еще когда я буду навеселе.

Пегин. Может, я и плохая дочка, но и отец тоже у меня хорош, когда он оставляет меня одну на всю ночь, чтобы я тут сидела да торф в огонь подкладывала и слушала, как собаки воют и телята мычат, и зуб на зуб со страху у меня бы не попадал.

Джимми (льстиво). Кто это тебя обидит, такую ладную да сильную девку, которая любого мужика одним ударом с ног свалит?

Пегин (все более возбуждается). А мало ли здесь, что ли, батраков шляется, у которых в глотке горит и языки суконными стали от жажды, да еще тут ходит целая шайка лудильщиков, что расположились табором в восточной долине, и целый полк этой милиции, — чтоб им всем подохнуть, — что околачивается здесь поблизости, без всякого толку. Сколько тут этого всякого сброда, который меня обидеть может. И не останусь я тут одна, делай со мной, что хочешь!

Майкл. Если ты уж так трусишь, пускай Шоон Кьоу с тобой останется. Ему теперь и сам бог велел, я считаю, за тобой присматривать.

Все оборачиваются к Шоону.

Шоон (в страхе и смущении). Я бы с полным моим удовольствием, Майкл Джеймс, но я боюсь отца Рейли; и что еще на это святейший отец скажет и все его римские кардиналы, если они такое обо мне узнают?

Майкл (презрительно). Бог с тобой, право! Что, ты не можешь посидеть тут, около огня, когда свет зажжен, а она у себя рядом в комнате? Нет, право, оставайся, а то я слыхал, что здесь неподалеку какой-то бродяга прячется в канаве, — не то он очумел, не то подыхать собрался, — так ей спокойнее будет, если кто-нибудь с ней побудет нынче ночью.

Шоон (в отчаянии, жалобно). Я боюсь отца Рейли, я тебе говорю. Не вводи ты меня в искушение, хоть мы и почти с ней женаты.

Филли (с холодным презрением). Да запри ты его на ключ, в чулан. Он тогда останется и не в чем ему будет каяться попу.

Майкл (Шоону, становясь между ним и дверью). Ну, проходи.

Шоон (визгливо кричит). Не держи меня, Майкл Джеймс! Выпусти меня! Христа ради, я тебя прошу. Отпусти меня! (Пытается проскользнуть мимо него). Пусти меня отсюда, и да смилуется над тобой господь, когда тебе туго придется.

Майкл (громко). Перестань ты орать и садись здесь у огня. (Толкает его к огню и, смеясь, возвращается к стойке.)

Шоон (поворачивается к нему спиной, ломая руки в отчаянии). О отец Рейли и все святые угодники, куда же мне теперь деваться? Святой Иосиф, и святой Патрик, и святая Бригитта, и святой Иаков, смилуйтесь надо мною! (Оборачивается, видит открытую дверь и порывается выскочить.)

Майкл (хватает его за полу куртки). Ты что это — удирать?

Шоон (с воплем). Пусти меня, Майкл Джеймс, пусти меня, старый греховодник, отпусти меня, а не то я наведу на тебя проклятие ото всех священников и от римских епископов, что ходят в пунцовых мантиях. (Внезапным движением выскальзывает из своей куртки и скрывается в открытую дверь, оставив куртку в руках Майкла.)

Майкл (поворачивается к остальным и показывает куртку). Ну, вот вам куртка доброго христианина. Великого праведника обрели мы, видно, в нашем глухом углу! По милости божьей, достал я тебе пристойного муженька, Пегин, не придется тебе за таким присматривать, хоть дюжину молодых девок нанимай себе полоть при нем гряды.

Пегин (берет под защиту свою собственность). Какое право ты имеешь измываться над бедным малым за то, что он считается со священником, когда ты сам кругом виноват, что пожадничал нанять мне подручного, какого-нибудь грошового мальчишку, который помогал бы мне управиться с делом и придавал бы мне смелости в работе. (Вырывает куртку из его рук и уходит с ней за стойку.)

Майкл (опешив). Где это я тебе достану подручного мальчишку? Что ты мне прикажешь, глашатая, что ли, с колокольчиком пустить по улицам Каслбара?

Шоон (приоткрыв дверь, просовывает голову в щель и говорит слабым голосом). Майкл Джеймс.

Майкл (передразнивает его). Чего тебе?

Шоон. Тот парень, что помирать собирался, выглядывает из своей канавы. Он, верно, пришел сюда красть твоих кур. (Оглядывается через плечо). Господи помилуй мя, он идет за мной по пятам (вбегает в комнату), и, если он слышал, что я сказал, он теперь убьет меня до смерти, а мне еще идти домой, одному, когда кругом так темно — хоть глаз выколи.

С минуту все с любопытством смотрят на дверь. Кто-то кашляет снаружи. Затем Кристи Мехоун входит в комнату, — это тщедушный молодой человек, у него очень усталый вид, он чрезвычайно грязен и кажется испуганным.

Кристи (вполголоса). Спаси вас господь!

Мужчины. И тебя спаси господь.

Кристи (подходя к стойке). Я бы попросил у вас стаканчик портеру, хозяюшка. (Кладет монету на стойку.)

Пегин (подает ему стакан). Вы не из тех ли лудильщиков будете, молодой человек, что раскинули свой табор там в долине?

Кристи. Нет, я сам по себе. Но я очень устал, ходивши.

Майкл (покровительственно). Так присаживайся тогда сюда, поближе к огню. Ты совсем посинел от холода.

Кристи. Да вознаградит вас господь. (Берет свой стакан и переходит налево, затем останавливается и оглядывается.) А что, часто заглядывает сюда полиция, хозяин?

Майкл. Если бы ты пришел сюда засветло, то увидел бы над дверью вывеску большими белыми буквами: «Продажа пива и спиртных напитков распивочно с разрешения властей». И чего ради полиция будет шпионить за мной, если здесь кругом на четыре мили ни одного приличного дома не найти и если здесь все добрые христиане живут очень честно, разве кроме одной только вдовы тут по соседству?

Кристи (с облегчением). Значит, это надежное место. (Подходит к огню, испуская вздохи и стоны, потом садится, ставя стакан рядом с собой, и принимается грызть репу, слишком подавленный, чтобы замечать любопытные взоры, устремленные на него.)

Майкл (подходит к нему). А ты что это, из-за себя боишься полиции? Может, тебя ищут?

Кристи. Многих теперь ищут.

Майкл. Да уж многих, это как есть, при плохом-то урожае и после окончания войны. (Снимает с веревки висевшие у огня чулки и тряпки и украдкой относит все это подальше). Это, поди, тебя за воровство, а?

Кристи (печально). Тут, пожалуй, другое слово подошло бы, покрепче.

Пегин. Вот тоже чудак. Или тебя, паренек, в школе никогда не пороли, что ты даже не знаешь названия своему поступку?

Кристи (застенчиво). Ученье мне туго давалось, я всегда был неважным учеником.

Майкл. Да будь ты хоть совсем дурак, ты все равно должен был бы знать, что воровство — это грабеж или кража. Это тебя за такие дела ищут, а?

Кристи (с внезапным порывом семейной гордости). Меня — сына богатого фермера… (вздрогнув) упокой господи его душу, — который еще недавно мог бы купить весь этот ваш старый балаган, со всеми его потрохами, запустив одну руку в карман и вынув оттуда такую малость, что ему и невдомек было бы, что в кармане стало легче.

Майкл (проникается к нему уважением). Ну, если не кража, то, может, что и почище?

Кристи (польщенный). Да, может, и почище!

Джимми. У него и рожа-то самая гнусная, у этого малого. Может, он напал на какую девицу где-нибудь в пустынном месте в ночную пору.

Кристи (возмущенный). Что вы, мистер, бог с вами! Я всегда был парень скромный.

Филли (оборачиваясь к Джимми). Ты глупый человек, Джимми Фэррел. Он же тебе сказал, что отец его был еще недавно зажиточным фермером, а теперь посмотри на него, в каком он виде. Может, у него его землю оттягали, и он сделал только то, что всякий порядочный человек сделал бы на его месте.

Майкл (к Кристи, таинственно). Ты что это — пристава?

Кристи. Черта с два!

Майкл. Управителя?

Кристи. Черта с два!

Майкл. Помещика?

Кристи (раздраженно). Да нет же, я вам говорю. О таких пустяках печатают у нас в Манстерской провинции в каждом паршивом городском листке. А я такое сделал, что за мной никому не угнаться, ни благородному, ни мужику, ни судье, ни присяжному.

Они все подходят к нему ближе, преисполненные восторженным любопытством.

Филли. Ну уж, этот малый такую загадку загадал — всему свету на удивление.

Джимми. Этот, пожалуй, еще почище будет, чем Дэн Дейвис со своим цирком или даже чем святые миссионеры, которые проповеди читают о людской мерзости. Ну-ка, Филли, расспроси-ка его еще.

Филли. Может, ты из олова золотые деньги делал или, скажем, серебряные шиллинги?

Кристи. Нет, не делал, мистер, даже шестипенсовиков, даже фартингов не делал.

Джимми. Ты, может, на трех бабах сразу женился? Я слыхал, что на севере, у почтенных лютеран, кое-кто этим занимался.

Кристи (застенчиво). Я и на одной-то никогда женат не был, а не то, что на двух или на трех.

Филли. Может, он ходил воевать против нас вместе с бурами, как вот тут один человек, которого за это присудили повесить и четвертовать и выпотрошить напоследок. Не ездил ли ты на восток, молодой человек, и не дрался ли ты там не на живот, а на смерть за Крюгера и за освобождение буров?

Кристи. Я никогда из своего прихода не уходил до вторника на прошлой неделе.

Пегин (выходит из-за стойки). Да ничего он не сделал, — вот и все. (К Кристи.) Коли ты никого не зарезал и ничем другим плохим не занимался — ни фальшивой монетой, ни грабежом, ни убийством, нечего было тебе совсем бежать из дому. Ты ни в чем не повинен.

Кристи (уязвленный ее словами). Нехорошо такие слова говорить бедному страннику, сироте, у которого тюрьма позади, впереди виселица и ад кромешный отверст под ногами.

Пегин (делает знак мужчинам, чтобы они помолчали) Все это пустая брехня. Ничего ты не сделал. Такому тихоне, как ты, и горла визжащей свинье не перерезать.

Кристи (оскорбленный). Неправду ты говоришь.

Пегин (с притворным негодованием). Ах, так, неправду говорю? А не хочешь ли, я возьму метлу да тебя за это по башке тресну?

Кристи (судорожно цепляется за ее руки и дико кричит от ужаса). Не бей меня! Я убил моего бедного отца за это самое, но вторник на прошлой неделе.

Пегин (с изумлением). Ты убил своего отца?

Кристи (несколько успокаиваясь). Да, с божьей помощью, я это сделал, да будет ему на том свете заступницей пречистая богородица.

Филли (отступает от него вместе с Джимми). Ну и храбрый же ты малый!

Джимми Господи помилуй нас!

Майкл (с большим почтением). Да за такое преступление тебе, голубчик, виселица грозит. Видно, уд серьезные причины у тебя были, коли ты на такое дело решился.

Кристи (очень рассудительным тоном). Поганый он был человек, царствие ему небесное, и чем старее делался, тем сварливее, так что я уж не мог под конец его выносить.

Пегин. И ты его пристрелил насмерть?

Кристи (отрицательно качает головой). Я никогда и оружия-то никакого не имел. У меня на это разрешения не было, а я закон почитаю.

Майкл. А может, ты его эдак ножиком — таким, с ручкой? Я слыхал, нынче все больше такими ножами орудуют.

Кристи (громко, возмущенный). Ты что, меня за мясника принимаешь, что ли?

Пегин. Да уж не повесил ли ты его, вот как Джимми Фэррел свою собаку повесил, чтобы не платить за нее налога, и она у него три часа визжала и корчилась в петле, а он препирался с полицией, божился, что она сдохла, а они клялись, что она еще жива.

Кристи. Нет, ничего подобного. Я просто замахнулся на него заступом и двинул его острым концом по черепу, он и осел на обе ноги, как пустой мешок, и без всякого стона, и даже не крякнул.

Майкл (мигнув Пегин, чтобы она наполнила стакан Кристи). А как же это вышло, мистер, что вас не повесили? Вы его закопали, что ли?

Кристи (раздумывает). Да. Я тут же его и похоронил. Ведь я в это время картошку копал в огороде.

Майкл. И что же, полиция за тобой не следила все те одиннадцать дней, что ты шлялся по дорогам?

Кристи (отрицательно качает головой). Никогда, никогда — ни одна собака. Я шел себе вперед по дороге и ни на что не глядел, ни на черта, ни на дьявола.

Филли (сочувственно кивает). Это только когда дело касается простых, нестрашных убийц, то эти молодцы пойдут на то, чтобы своей шкурой рискнуть, а тут им попался человек, которого только тронь, так он такого страху нагонит, что ужас!

Майкл. Да уж что говорить! (К Кристи.) А где же ты это дельце-то обстряпал, милый человек?

Кристи (смотрит на него с подозрением). Далеко отсюда, хозяин, на таком высоком, гористом месте, где только ветры одни гуляют.

Филли (кивает одобрительно). Он человек осторожный. Да это и правильно.

Пегин. Вот бы ты такого парня, мудрого, как Соломон, и взял в подручные, Майкл Джеймс, если ты только взаправду кого-нибудь ищешь.

Филли. Ведь сами полицейские его боятся, и если ты такого парня возьмешь к себе в дом, то ни один из них сюда и носу не покажет, хоть тут у тебя среди двора из помойной ямы собаки будут самогон лакать.

Джимми. Храбрый человек — это настоящий клад в пустынном месте, а парень, что родного отца прикончил, я так полагаю, самого рогатого черта на вилы посадит, коли его на самом дне преисподней встретит.

Пегин. Они правду говорят, и если бы этот малый был у меня в доме, то я бы никого не боялась — ни этих проклятых головорезов, из солдатни распущенной, ни даже покойников, встающих из гроба.

Кристи (преисполненный неожиданным торжеством). А то как же — слава тебе господи!

Майкл (почтительно). Что бы ты на это сказал, человек хороший, если бы тебе предложили остаться здесь подручным, и положили бы тебе приличное жалованье, и не очень утруждали бы тебя работой?

Шоон (выступает вперед, в смущении). Чудно это было бы все-таки, если бы такого проходимца ввели в честный, порядочный дом, к такой девушке, как Пегин Майк.

Пегин (весьма резко). Заткнись ты, пожалуйста! Тебя кто-нибудь спрашивает?

Шоон (отступает). Такого убийцу, у которого руки в крови, и ты…

Пегин (накидывается на него). Заткнись, я тебе говорю — нечего нам тут голову морочить. (К Кристи, медовым голосом.) А вы, право, молодой человек, остались бы у нас? Мы бы уж постарались, чтобы вы ни в чем нужды не терпели.

Кристи (вне себя от удивления). А здесь я могу быть спокоен, что меня эти псы-полицейские не разыщут? Майкл. Вполне можешь быть спокоен. Они сами тебя, поди, бояться будут. Да и полицейские-то у нас свои, такие смирные ребята, что и дворовой собаки не обидят, да и выпить они не дураки. Они и ночью-то никогда не приходят, не предупредив загодя.

Пегин (очень ласковым и убедительным тоном). Ну хоть недолго останься у нас. Ты, наверное, устал до смерти, и ноги себе, поди, натер до кровавых волдырей. Да и помыться тебе, я думаю, не мешает, а то ты ведь, наверное, грязен, как самая паршивая овца.

Кристи (с довольным видом оглядывает комнату). Славная это у вас комнатка, — и коли вы не шутите, то я, пожалуй, останусь.

Джимми (вскакивает). Ну, теперь, по милости божьей, она в эту ночь может быть спокойна, с таким-то человеком, который родного отца убил, — уж этот ее в обиду не даст. Ну, нам пора, Майкл Джеймс, а то они на поминках без нас все хорошее вино вылакают.

Майкл (идет к двери с остальными). А простите, пожалуйста, мистер, как вас величать по имени, хотелось бы все-таки знать?

Кристи. Кристофер Мехоун.

Майкл. Ну, спасай тебя господь, Кристи, и отдыхай себе на здоровье. А завтра, когда солнце будет стоять высоко на небе, мы с тобой увидимся.

Кристи. Спаси вас господь.

Мужчины. И тебя благослови господь.

Они все уходят, кроме Шоона, который мнется, стоя у двери.

Шоон (к Пегин). А ты не хочешь, чтобы я остался и __ постерег тебя, чтобы чего не случилось?

Пегин (сердито). А ты ведь сказал, что боишься отца Рейли?

Шоон. Теперь, я думаю, никакого греха не будет, раз он тут тоже остается.

Пегин. Ты не хотел остаться, когда в тебе нужда была, так теперь, пожалуйста, выкатывайся, и побыстрее, когда ты больше никому не нужен.

Шоон. Разве я тебе не говорил, что отец Рейли…

Пегин. Ну и отправляйся к своему отцу Рейли (насмешливо), и пусть он тебя пострижет в монахи, а мне оставь этого малого.

Шоон. Если я встречу вдову Куин…

Пегин. Иди, иди, я тебе сказала, нечего тебе тут добрых людей будить своим криком. (Выталкивает его и запирает дверь на засов.) Этот парень святого — и того из себя выведет. (Суетливо прибирает в комнате, затем снижает с себя передник и завешивает им окно вместо шторы, в то время как Кристи робко следит за ней глазами. Затем подходит к нему и говорит добродушно-ласково,) Вытяни ноги тут у огня, молодой человек. Ты ведь, наверное, устал ходивши.

Кристи (снова оробев, снимает сапоги). Конечно, я устал, за одиннадцать-то дней, что я брожу как помешанный и просыпаюсь со страху по ночам. (Подняв ногу, трогает свои волдыри и жалостно разглядывает их.)

Пегин (стоит рядом с ним и смотрит на него с восхищением). У тебя, должно быть, большие господа были в предках — вон у тебя какие ноги маленькие. И имя-то у тебя не простое, а благородное, как у вельмож или у королей во Франции или в Испании.

Кристи (с гордостью). Еще бы, мы были важные господа, ведь у нас страх какие просторные земли были в богатой Манстерской провинции.

Пегин. А разве я не то же говорила, да и сам ты разве не красивый и ладный парень с благородным лицом?

Кристи (приятно удивленный). Кто — я?

Пегин. Ну да. Ты что, никогда этого не слышал от молодых девушек, там, на западе или на юге, откуда ты родом?

Кристи (злобно). Нет, не случалось. Эх, в нищем приходе, где я вырос, окромя злобного слова ничего не услышишь.

Пегин. Ну, если не там, то уж, наверно, ты слышал это по дороге от молодых девок и баб, когда шел сюда и им свою историю рассказывал.

Кристи. Я нигде и никому не рассказывал этой истории до сегодняшнего вечера, Пегин Майк, и здесь-то я, может быть, дурака свалял, что дал волю языку. Но вы люди порядочные, надо думать, и ты сама, кажись, хорошая женщина, оттого я тебя и не испугался.

Пегин (набивает мешок соломой). Ты, может быть, такое же говорил в каждой хижине, в каждой лачуге, где встречал какую-нибудь девушку.

Кристи (подходит к ней, постепенно возвышая голос). Нигде я этого не говорил до сегодняшнего вечера, я тебя уверяю. Я нигде ни одной не видал, похожей на тебя, за все те одиннадцать дней, что я шатался по дорогам и направо и налево глядел через высокие и низкие заборы на каменистые поля и болота. А видел я там немало молодых, проворных девок и бойких задорных бабенок, что на мужиков зубы скалили.

Пегин. Если бы ты не устал так с дороги, мне думается, ты столько же мог бы рассказать или даже спеть, как Оуэн Роу О' Салливан или кто-нибудь из поэтов из Дингл-Бэя. И я всегда слышала, что поэты похожи на тебя, — такие же красивые, горячие парни и бешено вспыльчивые, если их из себя вывести.

Кристи (подходит к ней немного поближе). Сколько у тебя этих колец, боже ты мой! А не в обиду тебе будь сказано, ты еще не замужем?

Пегин. Зачем это мне, такой молодой, замуж идти?

Кристи (с облегчением). Так ты, стало быть, такая же, как и я.

Пегин (положив мешок на скамейку, взбивает его). Я своего отца не убивала. У меня бы смелости не хватило, разве, что у меня бы от бешенства все в глазах помутилось, как вот у тебя, ведь, поди, вы друг другу ребра порядком пересчитали, прежде чем ты его тюкнул.

Кристи (расцветая от удовольствия, что и ему наконец- впервые в жизни — выпало счастье поговорить доверительно с женщиной). Нет, тогда не было этого. Тут дело было такое, что пришла одна стерва-баба из-за горы. А если он всегда сварлив был, то когда его подзуживала злющая баба, то тут уж с ним ни сам черт, ни его чертов батька не сладили бы.

Пегин (с любопытством). Вот чудеса-то, да неужто они тебя не боялись?

Кристи (весьма доверительно). До самого того дня, пока я не прикончил моего родителя, ни одна душа в Ирландии не подозревала, что я на такое способен. И я пил, ел, спал, просыпался, как самый что ни на есть простой, смирный и тихий малый, и никто на меня даже не смотрел.

Пегин (достав стеганое одеяло из шкафа, расстилает его поверх тюфяка). А может, девушки зато на тебя засматривались, а ты перед ними охорашивался да с ними зубоскалил.

Кристи (отрицательно качает головой, простодушно). Нет, и девушки на меня не смотрели, — не стану тебе врать. Никто, как есть, на меня там не смотрел, кроме разве бессловесной скотины в поле. (Садится у огня.)

Пегин (разочарованно). А я-то думала, что ты жил там у себя, словно король какой норвежский или владыка восточный.

Кристи (с горьким смехом). Это я-то король норвежский? Когда я только и знал, что всю жизнь потел да пыхтел и с темна до темна в земле копался да ковырялся. И никогда никакой радости я не имел, никакого развлечения, разве только пойдешь когда темной ночью ловить чужих кроликов, куда-нибудь за холмы, потому я черт знает как любил, прости господи, поохотиться, где это запрещено. (Очень наивно.) И мне раз чуть шесть месяцев не дали за то, что я вздумал навозными вилами бить рыбу в пруде.

Пегин. И ты это называешь развлечением — ночью шляться где-то одному по пустынным дорогам?

Кристи. А то как же? Я, слава тебе богу, просто от счастья сиял, глядя, как светлеет на небе и как ветер относит полосы тумана, пока вдруг где-нибудь не завизжит кролик, и я — ну бежать за ним по дроку. А затем, когда я досыта наохочусь, возвращаюсь это я к себе вниз и вижу, как утки и гуси лежат себе и спят посреди дороги. А еще не доходя до навозной кучи, я уже, бывало, слышу, как родитель мой храпит, — он всегда храпел, когда спал, громким таким, тоску нагоняющим храпом. Ах, что это был за человек! Как только глаза продерет, сейчас начинает беситься, все одно как офицер в золотых позументах, только и слышишь, как он ругается, кричит и клянет всех и вся на чем свет стоит последними словами.

Пегин. Матерь пресвятая богородица, спаси и помилуй!

Кристи. Да, ничего бы другого ты и не сказала, если бы видела его, когда он запоем пил. Пьет это он себе несколько недель подряд беспробудно, а потом как встанет на самой заре, а то и того раньше, и выйдет гол, как осиновый кол, на двор и начнет по звездам комья земли швырять, пока поросят насмерть не перепугает и свиньи со страху не завизжат.

Пегин. Да я бы тоже такого чудища испугалась. И никого, кроме вас двоих, в доме не было?

Кристи. Ни лысого беса, никого, хотя сыновей у него и дочерей куча, чуть ли не в каждом большом городе и в каждой стране во всем мире. И ни один из них по сей день не преминет проклясть его на чем свет стоит всякий раз, как невзначай чихнет или проснется ночью от кашля.

Пегин (качая головой). Ну и чудной же вы, видно, народ, как я посмотрю. Я никогда еще так не кляла своего отца, хоть мне уже за двадцать.

Кристи. Ну, а моего-то ты, наверное, стала бы клясть, это уж как пить дать. Он такой человек был, что от него никому житья не было, только и вздохнешь иногда, когда его засадят за решетку месяца на два, на три, или когда он попадет в работный дом за драку с полицией или за нападение на прохожих. (Мрачно.) Горькая моя была жизнь, я тебе скажу, так что, наконец, в прошлый вторник я не выдержал и раскроил ему череп.

Пегин (кладет ему руку на плечо). Зато здесь ты будешь жить мирно, Кристи Мехоун, и никто тебя не обидит, да и пора уж такому хорошему парню получить свою долю счастья на земле.

Кристи. Да уж, конечно, пора. Я ведь, право, неплохой малый, и сильный очень, и храбрый, и…

Кто-то стучит в дверь.

(Цепляется за Пегин.) О господи! Кому бы это стучаться об эту пору? Я нынче страх как стал бояться полицейских и привидений.

Стук повторяется.

Пегин. Кто там?

Голос (снаружи). Я.

Пегин. Кто это я?

Голос. Вдова Куин.

Пегин (вскакивает и сует Кристи в руки кружку молока и кусочек хлеба). Кончай скорее со своим ужином и притворись, что тебе хочется спать, потому, если она увидит, что ты такой мастак говорить, то она тут будет до завтрашнего утра лясы точить.

Кристи берет от нее хлеб и робко усаживается спиной к двери.

(Отворяя дверь, с раздражением.) Что случилось? Что тебе надо в такую позднюю пору?

Вдова Куин (делает шаг вперед и во все глаза смотрит на Кристи). Я только что встретила там внизу Шоона Кьоу вместе с отцом Рейли, и они мне рассказали о вашем диковинном госте. Они очень боялись, как бы он у тебя не перепился и не стал шуметь и буянить.

Пегин (указывает на Кристи). Вот посмотри, как он буянит. Сидит себе и клюет носом. Видно, его после ужина и кружки молока ко сну потянуло. Ступай теперь туда вниз и расскажи это отцу Рейли и Шанину Кьоу.

Вдова Куин (выходит вперед). Я их больше не увижу, потому что они велели мне увести этого молодца ночевать к себе.

Пегин (остолбенев от изумления). Как, сегодня ночью?

Вдова Куин (переходя на другую сторону). Сегодня ночью. «Негоже это, — сказал священник, — чтобы такой человек, как он, оставался ночевать у незамужней девицы, да еще сироты». (К Кристи.) Спаси вас господь, мистер!

Кристи (застенчиво). Спасибо, и вас спаси господь!

Вдова Куин (глядит на него с чуть насмешливым любопытством). Ах вот ты какой, смирнехонький да улыбающийся. Поди, уж очень страшные муки довели тебя до того, что ты на кровавое дело пошел.

Кристи (нерешительно). Пожалуй, что и так.

Вдова Куин. Да уж чего там «пожалуй», это так и есть, как я говорю. Сердце переворачивается смотреть на тебя, как ты сидишь себе такой тихоней, за молоком да лепешкой. Тебе бы больше пристало катехизис повторять, чем отца родного резать.

Пегин (за стойкой, перемывает стаканы). Это все чепуха. Он может голову держать высоко, каждому видно, что он чудо из чудес среди людей. Уходи ты отсюда, я не желаю, чтобы к нему приставали, он и так устал, ходивши по дорогам целую неделю со вторника на той неделе.

Вдова Куин (примирительно). Мы пойдем с ним, когда он кончит ужинать. И ты увидишь, молодой человек, мы с тобой отлично поладим. Ведь о таких, как ты да я, уличные певцы распевают стихи на августовской ярмарке. Кристи (невинно). А ты тоже убила своего отца?

Пегин (с презрением). Куда ей. Стукнула мужа старой киркой, и ядовитая ржавчина ему кровь отравила, так что он от этого оправиться не мог и помер. Это было самое что ни на есть подлое убийство, и мало оно ей славы доставило даже у деревенских мальчишек. (Переходит налево и становится рядом с Кристи.)

Вдова Куин (благодушно). А хоть бы и так, а все-таки каждый скажет, что вдовушка, схоронившая своих детей и погубившая мужа, более подходящая компания для молодого парня, чем какая-нибудь девчонка, вроде тебя, которая готова побежать за всяким мужчиной, стоит ему только ей мигнуть.

Пегин (приходит в бешеную ярость). И у тебя смелости хватает говорить такое, вдова Куин, когда ты и сейчас отдышаться не можешь, так ты бежала на гору в нетерпении поглядеть на него.

Вдова Куин (презрительно смеется). Это я-то? Ну, я скажу, отец Рейли разумно рассудил, что решил вас разлучить. (Тянет к себе Кристи.)

Он встает.

Великий соблазн для нашей сестры мужчина, который прикончил своего папеньку, — и потому лучше нам уйти, молодой человек. Вставай-ка и пойдем со мной.

Пегин (хватает его за рукав). Он не двинется отсюда. Он здесь служит подручным, и я не потерплю, чтобы его воровски из дому уводили, когда хозяина нет.

Вдова Куин. Да только какой-нибудь полоумный батрак будет тебе ночевать в том же кабаке, где он днем работает. Так что ты не смущайся и иди ночевать ко мне, молодой человек. Ты у меня посмотришь мое маленькое хозяйство, я живу тут совсем рядом, рукой подать, на склоне соседнего холма.

Пегин. Подожди до утра, Кристи Мехоун. Подожди, тогда ты своими глазами увидишь, что на дырявой крыше ее дома растет больше травы для ее козла, чем на всем ее дрянном лугу. И хоть бы бродяга какой-нибудь был у нее в услужении, чтобы смотреть за хозяйством, а то ведь как есть никого.

Вдова Куин. Когда бы ты видел, Кристи Мехоун, как я ловко управляюсь одна в моем садике, ты бы смог поклясться, что господь бог для того меня и создал, чтобы я жила одна, так как лучше меня никто во всем Мейо не умеет перестилать крышу или косить, или стричь овец.

Пегин (в крикливом раздражении). Это уж как есть правда, что господь бог создал тебя очень ловкой. Ведь всему свету известно, что ты выкормила собственной грудью черного барана, так что когда лорд-епископ Коннаутский кушал его почки, то сразу почувствовал в них христианскую кровь. А разве люди не видали, как ты брила за три пенса рыжего французского шкипера, и еще ты получила от него в придачу пачку такого вонючего табаку, что, кажись, горного козла и того бы с него вырвало.

Вдова Куин (потешаясь над ней). Ты ее слышишь, молодой человек? Ты понимаешь теперь, как она тебя будет честить через какую-нибудь неделю?

Пегин (к Кристи). Не слушай ты ее. Вели ей идти обратно в ее свиной хлев и не надоедать нам больше. Вдова Куин. Я пойду, но он пойдет со мною. Пегин (трясет его). Да ты что, онемел, что ли, малый? Кристи (робко к вдове Куин). Да воздаст вам господь за вашу доброту, но я поступил в услужение в этот дом, и потому я лучше здесь останусь.

Пегин (торжествующе). Теперь ты его слышала и убирайся отсюда подобру да поздорову.

Вдова Куин (оглядывает комнату). Жутко в такое время одной подыматься в гору, и, если он со мной не пойдет, мне, может быть, лучше остаться с вами здесь на ночь. Позволь мне здесь лечь на ларе, Пегин Майк, а он может устроиться тут у огня.

Пегин (отрывисто и злобно). Нет уж, клянусь, этого не будет. Уходи отсюда, или я тебя выгоню.

Вдова Куин (закутывает голову платком). Это просто страсть божеская, эти двадцатилетние девки. (К Кристи.) Спаси тебя господь, молодой человек, и советую тебе быть поосторожнее, а то ты не оберешься всяких неприятностей, если будешь любовь крутить с такой, как она. Меня, кстати, просили тебе сказать, что она только и ждет, чтобы ей прислали разрешение на пергаменте из бараньей кожи, чтобы обвенчаться с Шооном Кьоу из Киллакина. (Уходит.)

Кристи (подходит к Пегин, в то время как она запирает дверь на засов). Чего это она такое сказала?

Пегин. Вранье это и сплетни, нечего тебе слушать. Но, я скажу, и бессовестный же этот Шоон Кьоу, чтобы так за мной шпионить! Дай срок, я до него доберусь. Пусть только подождет!

Кристи. А ты за него, стало быть, не выходишь замуж?

Пегин. Я бы за него не пошла, если бы сам епископ пришёл сюда, чтобы нас повенчать.

Кристи. Ну и слава богу!

Пегин. Вот тут твоя постель. Я тебе постелила одеяло, которое я недавно сама, собственными руками, стегала. А тебе, я думаю, сейчас лучше лечь спать, и дай бог тебе отдохнуть хорошенько, а я тебя разбужу поутру, когда петухи пропоют.

Кристи (вслед ей, в то время когда она уходит в соседнюю комнату). Да благословит тебя господь и пречистая дева Мария и святой Патрик и воздадут тебе сполна за твои ласковые речи.

Пегин закрывает за собой дверь. Кристи неторопливо оправляет свою постель, с огромным удовольствием ощупывая одеяло.

Уж это ли не постель — и чистая-то и мягкая. Наконец-то я нашел свое счастье и попал в хорошую компанию — две женщины редкой красоты дерутся из-за меня! Я уж теперь начинаю думать, что я дурак был, что не догадался прикончить своего родителя много раньше.

Занавес

Действие второе

Та же декорация. Яркое солнечное утро. Кристи, веселый и сияющий, чистит женские башмаки.

Кристи (про себя, считая кувшины на буфете). Полсотни там. Десяток здесь. Штук двадцать там наверху. Восемьдесят кружек. Шесть чашек и одна битая. Два блюда. Стаканов — без счету. Бутылок столько, что даже школьному учителю — и тому не сосчитать, а в них, мне думается, достаточно питья, чтобы всему графству Клер пропить все свое достояние с рассудком в придачу. (Осторожно ставит башмачок на пол.) А вот и ее башмачки — чистые и аккуратные, можно будет ей теперь их вечером надеть. А щетки у нее какие — загляденье! (Кладет их на место и понемногу подвигается к зеркалу.) А хорошо бы весь свой век провести здесь на этом месте, где есть с кем поговорить — много честного народа сюда ходит, — не то, что дома, где только старых собак да кота видишь. И работы-то всего — ходи себе да похаживай и трубочку покуривай, а пить — пей себе столько, сколько душа просит, и ничего-то с тебя не спрашивают, разве что когда раскупоришь бутылочку или вытрешь стакан, или выполощешь кружечку для хорошего человека. (Снимает зеркало со стены и прилаживает его к спинке стула, затем садится перед ним и начинает мыть себе лицо.) Я ведь всегда знал, что я недурен собой, хотя у нас дома и черт знает какое зеркало было, — в нем будь то ангельский лик — и тот бы, кажется, на сторону скосило. А теперь я стану делаться день ото дня лучше, кожа у меня станет нежная да белая, и не буду я больше похож на неуклюжую деревенщину, что день-деньской копается в земле и в навозе. (Вздрагивает.) Это не она ли идет? (Смотрит в окно.) Незнакомые девушки. Господи боже мой, куда это мне спрятаться, ведь вся моя голая, длинная шея торчит наружу. (Выглядывает в дверь.) Пожалуй, лучше пойти в ту комнату и одеться как следует. (Подбирает куртку и зеркало и убегает в соседнюю комнату.)

Кто-то открывает наружную дверь, и в щель просовывается голова Сусанны Брейди. Затем Сусанна начинает стучаться в дверь.

Сусанна. Никого, видно, нет. (Опять стучит.)

Нелли (вталкивает ее внутрь и входит за ней в сопровождении Онор Блейк и Сары Тэнзи). Что-то уж слишком рано для того, чтобы им по холмам гулять.

Сусанна. Я так полагаю, Шоон Кьоу над нами посмеялся. Никакого чужого мужчины здесь нет.

Онор (указывает на соломенный тюфяк и одеяло). А гляньте-ка сюда. Он здесь ночевал. Страсть как досадно будет, если он теперь уже ушел и мы никогда не увидим человека, который убил своего отца. А мы еще вскочили ни свет ни заря и все ноги обломали, бежавши по холмам.

Нелли. Что, как вы думаете, это его сапоги?

Сара (беря их в руки). Если это его, то на них должны быть следы крови его отца. Разве вы никогда не читали в газетах, что кровь брызжет и льется из убитых?

Сусанна. А это что, не кровь ли на них, Сара Тэнзи?

Сара (нюхает сапоги). Нет, верно, болотная ржавчина. Но это его сапоги, это уж без сомнения, потому я никогда не видала таких сапог — чего только на них нет: и белая глина, и красная, и торф, и мелкий морской песок. Ну, я вам скажу, видно, этот человек исходил-таки немало. (Отходит направо и надевает один сапог.)

Сусанна (подходит к окну). Может, он удрал в Белмаллет в сапогах Майкла Джеймса. Тебе не мешало бы побежать за ним вдогонку, Сара Тэнзи, не ты ли тогда запрягла осла в тележку и проскакала десять миль только затем, чтобы взглянуть на человека, который на северном берегу прокусил нос одной желтолицей даме. (Смотрит в окно.)

Сара (бежит к окну, в одном сапоге). Не болтай ерунды, нас и так нынче одурачили. (Надевает второй сапог.) Эта пара сапог мне как раз впору, и я их возьму себе. По крайности, будет в чем попу на исповеди признаться, а то ходишь к нему и зиму и лето, а покаяться не в чем.

Онор (она подслушивала у двери). Тсс! Там кто-то есть в комнате. (Приотворяет дверь.) Это мужчина.

Сара скидывает с ног сапоги и ставит их на прежнее место. Девушки становятся в очередь и заглядывают в щелку двери.

Сара. Я кликну его. Мистер, а мистер!

Кристи просовывает голову в дверь.

Что, Пегин дома?

Кристи (входит тихонько и скромненько, как мышка, держа за спиною зеркало). Она там наверху, на лугу, пошла коз искать, чтоб мне молоком чай забелить.

Сара. А простите, пожалуйста, это не вы ли будете тот человек, что убил своего отца?

Кристи (пробирается бочком к тому гвоздику, на котором висело зеркало). Я самый, с божьей помощью!

Сара (вынимает яйца, которые она принесла с собой). Тогда желаю вам здравствовать и всякого благополучия и радости. Я прибежала сюда и принесла вам парочку утиных яиц к завтраку. Утки у Пегин ничего не стоят, а эти яйца — самые лучшие, первый сорт. Протяните вашу руку, и сами увидите, что я не вру.

Кристи (робко выходя вперед, протягивает левую руку). Да, ничего себе — крупные и тяжелые.

Сусанна. А я прибежала с куском масла. Негоже вам есть сухую картошку, когда вы так намучились по дорогам, с тех пор как папашу убили.

Кристи. Премного вам благодарен.

Онор . А я принесла кусочек пирожка, потому как у вас, наверно, живот подвело, так долго ходивши-то по белу свету.

Нелли. А я вам курочку принесла — она уже вареная, совсем, совсем готовая, — ее только вчера вечером задавил наш священник, когда ехал в своей тележке. Пощупайте, мистер, какая у нее жирная грудка.

Кристи. Да, прямо-таки лопается с жиру. (Дотрагивается до курицы рукой, в которой держит подарки.)

Сара. А вы ущипните ее. Или у вас правая ручка такая святая, что вы ею не пользуетесь? (Заглядывает ему за спину.) Да у него там зеркало! Вот никогда не видела, чтобы мужчина зеркало за спиной прятал. Видно, те, которые отцов убивают, много о себе воображают.

Девушки хихикают.

Кристи (невинно улыбаясь, складывает подарки на зеркало). Очень, очень, премного вам всем благодарен…

Вдова Куин (поспешно входит, говоря еще в Дверях), Сара Тэнзи, Сусанна Бренди, Онор Блейк! Скажите, ради бога, чего это вас принесло в такую рань?

Девушки (хихикают). Это тот самый человек, что убил своего отца.

Вдова Куин (подходит к ним). Ну, знаю, что тот самый! Я для того и пришла, чтобы позвать его на праздник, с нашими потягаться. Там будут бега, скачки, метание в цель и бог знает что еще.

Сара (восторженно). Вот это правильно, вдова Куин, бьюсь об заклад на мое приданое, что он всех за пояс заткнет.

Вдова Куин. Если ты так в этом уверена, ты лучше бы позаботилась о том, чтобы он поел и пришел туда свежим, как огурчик. Соловья баснями не кормят. (Берет у него подношения.) Тебя, парень, кормили или нет?

Кристи. С вашего разрешения, нет.

Вдова Куин (громко). И на что вы только годитесь? Ну-ка, пошевеливайтесь и дайте ему позавтракать. (К Кристи.) Подойди ко мне сюда… (Усаживает его на скамейку рядом с собой.)

Девушки приготовляют чай и завтрак.

И расскажи-ка нам, пока Пегин не вернулась, все про себя, вместо того чтобы улыбаться, распялив рот до ушей, точно полная луна в мае месяце.

Кристи (начинает расплываться в удовольствии). Это длинная история — вы устанете слушать.

Вдова Куин. Подумаешь, скромник! Ладный, смелый парень — и такой хитрющий! Ты что же, в своем доме его по башке треснул?

Кристи (конфузливо, но, видимо, польщенный). Нет, не в доме. Мы с ним копали картошку на откосе, на этом его чертовом, каменистом поле на юру.

Вдова Куин. И ты стал выпрашивать у него денег или заявил, что хочешь жениться на такой бабе, которая его из собственного дома выжила бы?

Кристи. Ничего подобного. Я копал себе и копал, и вдруг он мне говорит: «Эй ты, дурак косоглазый, ступай сейчас вниз и скажи попу, что ты недельки через три на вдове Кейси женишься».

Вдова Куин. А кто же она такая?

Кристи (с ужасом). Ходячее пугало с той стороны гор. Ей лет сорок пять, весу в ней шесть пудов с лишком. Сама она хромоногая, одним глазом не видит, и вдобавок еще всем известная гулящая баба, что ни старого, ни молодого не пропустит.

Девушки (толпятся вокруг него, прислуживая ему). Господи боже!

Вдова Куин. А чего это ему понадобилось тебя женить на ней? (Берет у него с тарелки кусочек курицы.)

Кристи (ест с возрастающим удовольствием). Он уверял, что мне нужен какой-нибудь защитник и покровитель, иначе меня всякий обидит, а сам только о том думал, как бы ему в ее лачугу забраться и начать пропивать ее денежки.

Вдова Куин. Что же, тут ничего особенно плохого я не вижу: дают тебе теплый угол, возможность пропустить вечерком стаканчик-другой и еще вдовушку в придачу. Ну и что же, ты тут его и прихлопнул?

Кристи (постепенно возбуждается). Нет еще. «Я на ней не женюсь, — сказал я ему, — потому что всем известно, что она кормила меня грудью целых шесть недель, когда я только родился, а теперь она стала настоящая ведьма, а язык у ней такой ядовитый, что вороны и чайки — и те разлетаются при виде ее, чтобы даже тень их не упала бы на ее сад, — так они боятся ее проклятий».

Вдова Куин (поддразнивая его). С такой небось сладко заживешь,

Сара (с жадным любопытством). Не слушай ты ее. Ты что же, тут его и убил?

Кристи. А он мне говорит: «Она еще слишком хороша для такого, как ты. Уходи ты от меня, а не то я тебя раздавлю, как ползучего гада, что забрался под телегу». — «Нет, ты этого не посмеешь», — говорю я ему. — «Убирайся отсюда, — отвечает он мне, — а не то дождешься ты, что черт нынче же ночью будет делать подвязки из твоей шкуры». — «Нет, ты этого не посмеешь», — говорю я ему. (Выпрямляется и в возбуждении размахивается кружкой.)

Сара. Правильно. Молодец!

Кристи (внушительно). И в аккурат тут солнце вышло из-за туч над холмом — и прямо мне в лицо. Аж в глазах у меня зазеленело. «Да помилует господь твою душу», — сказал он и замахнулся на меня косой. — «А может, твою», — отвечаю я и поднимаю заступ.

Сусанна. Вот это так история!

Онор . И как он ее рассказывает! Кристи (польщенный, продолжает доверчиво, размахивая куриной костью). Тут он кинулся на меня с косой, я отскочил налево, а потом как развернусь и дам ему заступом по самой макушке — череп у него сразу надвое и раскололся, по самое горло — вот до сих пор. (Тычет себе косточкой в адамово яблоко.)

Девушки (хором). Да ты настоящее чудо! Спаси тебя господь! Вот так молодец!

Сусанна. Господь вседержитель, верно, нарочно направил его по этой дороге, чтобы сделать из него второго мужа для вдовы Куин. Ей ведь не терпится выйти замуж поскорее, а все тут у нас ее боятся. Ну-ка, посади его к ней на колени, Сара Тэнзи.

Вдова Куин. Не дразни ты его.

Сара (быстро подходит к столу, потом к стойке и достает два стакана и бутылку портеру). Оба вы настоящие герои, осушите же теперь стаканчик на радостях, сцепившись локтями, как эти заморские любовники, о которых поется в матросской песне. (Сцепляет их руки и подает им стаканы.) Вот так. Выпейте же за чудеса нашего запада, за морских разбойников, за проповедников, за самогонщиков, за лошадиных барышников, за полицейских, что вечно ходят с пересохшей глоткой, да за присяжных, что набивают себе брюхо, торгуя направо и налево английским законом. (Размахивает бутылкой.)

Вдова Куин. Вот это так прекрасный тост, Сара Тэнзи. Ну, что же, Кристи, выпьем!

Они пьют, сцепившись локтями; он держит стакан в левой руке, она — в правой. В это время Пегин Майк входит с кувшином молока и останавливается на пороге, пораженная. Все отскакивают от Кристи в разные стороны. Он сам отходит влево к авансцене. Вдова Куин остается сидеть по-прежнему.

Пегин (раздраженно к Саре). Тебе что здесь нужно?

Сара (перебирает пальцами свой передник). Унцию табаку.

Пегин. У тебя есть два пенса?

Сара. Я кошелек дома забыла.

Пегин. Так ты бы лучше сбегала за ним, чем здесь нам башку задуривать. (К вдове Куин с изысканной язвительностью.) А вам что угодно, вдова Куин?

Вдова Куин (нахально). Крахмалу на пенни.

Пегин (выходит из себя). Это тебе-то, когда у вас во всей семье не то что белой рубашки, а тряпки чистой не было с самого потопа! Нет у меня крахмала для таких, как ты! Убирайся лучше обратно в свой Килламак.

Вдова Куин (уходя с девушками, оборачивается к Кристи). Больно ты легко беситься стала, Пегин Майк, а ты, молодой человек, не забудь про праздник и про скачки, нынче после полудня.

Девушки и вдова Куин уходят.

Пегин (повелительно). Выкинь вон всю эту дрянь и убери чашки.

Кристи поспешно убирает со стола.

Придвинь скамейку к стене.

Кристи исполняет ее приказание.

И повесь зеркало на гвоздь. Кто его снял?

Кристи (смиренно). Я только хотел немного в порядок себя привести; ведь здесь у вас так много молоденьких и хорошеньких девушек.

Пегин (резко). Не смей говорить о девушках. (Идет направо к стойке.)

Кристи. А разве не всякий захотел бы в порядок себя привести в таком месте…

Пегин. Молчи ты, я тебе говорю.

Кристи (заглядывает ей в лицо в большой тревоге, затем в качестве последнего довода в свою пользу достает из угла заступ и обращается к ней с напускной самоуверенностью). Вот таким вот заступом я убил своего отца.

Пегин (по-прежнему резко). Ты уже седьмой раз рассказываешь мне все это сегодня с раннего утра.

Кристи (укоризненно). Странное дело, вот ты меня и слушать не хочешь, а эти девушки четыре мили прошли, чтобы только на меня посмотреть.

Пегин (оборачивается с удивлением). Четыре мили?

Кристи (извиняющимся тоном). Да ведь сам хозяин говорил, что тут поблизости все честные люди живут, врать они не станут.

Пегин. Если идти по дороге, то так и выйдет, но вся эта шайка прошла с того берега, прыгая по камням. Тут и двадцати ярдов не будет, если идти напрямик. Я сама туда уже сбегала нынче утром, чтобы просмотреть газеты у почтальона в сумке. (С особенным выражением, многозначительно.) Сегодня в газете важные новости, Кристофер Мехоун. (Уходит в комнату налево.)

Кристи (подозрительно). Это не о моем ли убийстве?

Пегин (из комнаты). Да, об убийстве.

Кристи (громко). Об убийстве отца?

Пегин (возвращается обратно в комнату и переходит направо). Нет, не об этом, но там была большая статья, на полстраницы, как повесили одного человека. Ах, страшный это, должно быть, конец, паренек, а уж тому, кто убил своего родителя, наверное, и того хуже будет. Уж тут никакой пощады не жди. И как покончат они с таким человеком, то положат его, голубчика, в узкую могилу, за-вернут его всего в дешевую дерюгу и выльют ему на голову негашеной извести, вроде как бабы, что выливают помои из плошки.

Кристи (приниженно). Господи помилуй мя грешного. Как ты думаешь, меня здесь не тронут? Ты говорила вчера вечером, что я здесь у вас в безопасности.

Пегин (сурово). Нигде ты не будешь в безопасности, если ты будешь болтать с полоумными девками, вот вроде этих, которые шляются по ночам с полицейскими и заводят с ними шашни. Кристи (в ужасе). Ты думаешь, они проболтаются?

Пегин (с притворным сочувствием). А господь их знает.

Кристи (громко). А что им за радость, если меня повесят?

Пегин. Мало ли что им может взбрести в голову, и кто может ручаться за то, что они сделают. Хотя, казалось бы, даже замшелые камни — и те завопили бы от ужаса, если бы представили себе, как это ты повиснешь и будешь болтаться в петле. А у тебя крепкая, здоровая шея, помогай тебе бог! Ты с такой шеей, поди, с полчаса мучиться будешь, пока помрешь.

Кристи (достает сапоги и натягивает их себе на ноги). Если они уж такие ужасные, то мне, пожалуй, лучше снова пойти странствовать, как Исаву или Каину с Авелем, скитаясь по берегам Нейфина или по долине Эрриса.

Пегин (поддразнивая его). Пожалуй, что так будет лучше, а то, я знаю, здешние судьи — народ бессердечный.

Кристи (с горечью). Тут не только судьи одни у вас бессердечны. (Глядит на нее.) И разве это не обидно опять мне пускаться в путь? И стану я опять один-одинешенек и буду глядеть на женщин и девушек, как бедные падшие ангелы смотрят на лик господень.

Пегин. Чего тебе быть одинокому-то, когда нас, бедных девушек, теперь тысячи разгуливают по Мейо?

Кристи (мрачно). Ты прекрасно знаешь, почему я одинок. Ты очень хорошо знаешь, что невеселое это дело пробираться одному через поселки, когда ночь наступает и в домах огоньки зажигаются, и что неуютно идти по незнакомому месту, когда впереди тебя лает собака, а позади другая собака брешет. А как подходишь ты к городу, то слышишь, как в тени каждого забора кто-то целуется, и слышатся тебе слова любви, а ты должен шагать все дальше, с пустым брюхом, и тебя тошнит от голода.

Пегин. Чудной ты какой-то, как я посмотрю, Кристи Мехоун. Такого чудака я в жизни еще не видела.

Кристи. А как не станешь чудаком, ежели ты всю жизнь, как перст, одинок?

Пегин. А ведь вот я не чудная, хотя живу совсем одна с отцом.

Кристи (с беспредельным восхищением). Как же такой славной прелестной девушке, как ты, быть одинокой, когда, поди, все мужчины толпятся около тебя, чтобы только услышать твой нежный голосок, и дети маленькие — и те, я думаю, бегут за тобой по пятам, когда ты идешь по дороге.

Пегин. А вот и мне тоже невдомек, как это ты, такой льстивый малый, жалуешься, что все один.

Кристи. Это я-то льстивый?

Пегин. Ты что же, хочешь меня уверить, что у человека, который никогда не болтал с девушками, найдутся такие слова, что ты говоришь? Это ты только так прикидываешься сиротой, чтобы ко мне подольститься.

Кристи. Дай бог, чтобы я прикидывался. Нет, я родился таким, и всегда был один-одинешенек, как месяц на рассвете. (Идет к двери.)

Пегин (смущенная его словами). Я что-то этого совсем в толк не возьму, почему ты хуже других, Кристи Мехоун? Эдакий смелый и ладный парень, и нрав у тебя такой горячий, что родного отца не пощадил.

Кристи. Я и сам мало что понимаю, — знаю только, что сердце ты мне сегодня как ошпарила, и уйду я отсюда, и великие пространства разделят нас скоро с тобой, и никогда больше не придется мне проснуться около тебя на рассвете, до самого судного дня, когда мы с тобой встанем из гроба и со всеми святыми угодниками пойдем на последний, на страшный божий суд. А теперь я, пожалуй, лучше возьму свою палку и пойду, потому в петле висеть мне радости мало. (Поворачивается, чтобы идти.) И все равно не найду я уже привета и ласки в этом доме.

Пегин (резко). Кристи!

Кристи оборачивается.

Подойди ко мне.

Кристи подходит.

Брось эту палку и подкинь торфу в огонь. Ты здесь работаешь подручным, и я не потерплю, чтобы ты уходил отсюда.

Кристи. Но ты же сама сказала, что меня повесят, если я останусь.

Пегин (наконец совсем ласково). Я спустилась в деревню и перечитала все происшествия в газетах за последние две-три недели, читала о самых страшных злодействах, что случились в Ирландии, но ни слова там не было о твоем убийстве. (Встает и переходит к стойке.) Они, видно, не нашли тела. Так что ты здесь у нас в безопасности.

Кристи (медленно, с изумлением). Значит, ты надо мной только подшутила? (Идет за ней — опасливо, но с радостью.) И я могу остаться и работать здесь около тебя и не знать больше, что такое быть одному?

Пегин. А почему бы тебе не остаться? Вот разве эта вдова да эти девушки завлекут тебя к себе?

Кристи (в упоении). И с нынешнего дня твои слова будут постоянно звучать у меня в ушах, и глаза твои смотреть мне в глаза, и буду я видеть, как ты бродишь по холмам, нежась на солнышке, или вечером перед сном моешь себе ножки.

Пегин (ласково, но несколько смущенно). Мне думается, ты будешь хорошим, честным работником, и если ты меня и рассердил малость давеча, что связался с этими девками, то я все-таки люблю таких, как ты, и гроша медного не дам за парня, который нравом не смел и духом не весел…

Шоон Кьоу стремительно вбегает с корзинкой за плечами, за ним следом вдова Куин.

Шоон (к Пегин). Я шел сейчас низом и видел, как твои горные овцы пожирают капусту у Джимми в огороде. Беги туда скорее, а то они еще, чего доброго, лопнут.

Пегин. Господи боже — вот еще напасть-то! (Набрасывает платок на голову и выбегает.)

Кристи (глядит то на Шоона, то на вдову. Он еще в возбуждении). Мне, может, пойти ей помочь? Я привычен к овцам-то.

Вдова Куин (запирает дверь). Она сама с этим справится, а Шанину с тобой всерьез поговорить надо. (Садится, лукаво улыбаясь.)

Шоон (вынимает что-то из кармана и передает Кристи). Видишь ты это, мистер?

Кристи (рассматривает то, что ему дали). Билет четвертого класса до Америки!

Шоон (дрожа от волнения). Я дам тебе этот билет и мою новую шляпу в придачу (вынимает ее из корзины), и штаны с двойным сидением (вынимает их), и новую куртку, что связана из самой черной шерсти — лучше ее не найти на три мили в окружности (передает ему куртку), — все это я тебе отдам вместе с моим благословением и, может быть, даже и с благословением отца Рейли, если только ты уйдешь отсюда и оставишь нас в покое жить так, как мы жили до вчерашнего вечера.

Кристи (с не свойственным ему дерзким вызовом). И с чего это ты вдруг захотел от меня отделаться?

Шоон (просительно смотрит на вдову, ища у нее поддержки). Я человек не ученый, мало во мне этой лжи и хитрости, так что я тебе скажу всю правду, Кристи Мехоун. Я скоро буду венчаться с Пегин, и не по душе мне, чтобы у нее в доме жил такой умный, бесстрашный мужчина, как ты.

Кристи (почти с угрозой). Ты что же это, хочешь меня подкупить, чтобы выжить меня отсюда?

Шоон (умоляющим тоном). Да ты не сердись, милый человек. Разве тебе за морем не будет лучше? У тебя там будут цепочки золотые и одежда знатная, и будешь ты ездить на великолепных лошадях с самыми прекрасными барынями. (С отчаянием кивает вдове Куин, чтобы она пришла ему на помощь.)

Вдова Куин (подходит к ним). Верно он тебе говорит, уезжай ты лучше отсюда и не крути голову бедной девушке, раз Шанин думает, что ты с ней не уживешься, хотя все кругом болтают, что она за тебя выходит вскорости.

Кристи сияет от восторга.

Шоон (всерьез напуганный). Не уживешься ты с ней, ведь нрав у нее чертовский, и вы за горло бы принялись душить друг друга через три недели после свадьбы. (Показывает рукой, как бы они друг друга душили.) Она ведь только такому, как я, подходит: кроткому да простодушному, который ее и пальцем не тронет, если она даже ему все глаза выцарапает.

Вдова Куин (надевает шляпу Шоона на Кристи). Примерь-ка лучше его платье, молодой человек, может, он тебе его уступит на сегодняшний праздник. (Подталкивает его к внутренней двери.) Поди, примерь его, а ответ ему дашь, когда увидишь, что оно тебе годится.

Кристи (сияет, в восторге от нового платья). Ну, хорошо. Мне бы хотелось, чтобы она меня увидела в этом платье и в новой шляпе. (Уходит в комнату, затворяя за собой дверь.)

Шоон (с великой тревогой). Он хочет, чтобы она его увидала. Он не уедет отсюда, вдова Куин. Это черт какой-то, а не человек, и уж, наверное, он женится на Пегин.

Вдова Куин (насмешливо). Да уж это верно, что все девушки любят сильных и смелых и терпеть не могут таких, как ты.

Шоон (в отчаянии шагает по комнате). О, что же мне делать, вдова Куин? Я бы на него донес, да боюсь, что он убежит из Килмейнамской тюрьмы, и уж тогда он меня наверняка прикончит, уж не помилует. Если бы я так бога не боялся, я бы подкрался к нему сзади и всадил ему вилы в бок. Ох, и тяжелое же это дело быть сиротой и не иметь около себя отца, чьи повадки ты все знаешь и которого тебе раз плюнуть убить, чтобы тебя потом все за героя считали. (Подходит к ней.) Ах, не надумаешь ли ты чего такого, если я тебе пообещаю овцу за это?

Вдова Куин. Овца — это дело маленькое, но что ты мне дашь, если я сама за него выйду и таким образом спасу тебя?

Шоон (с удивлением). Ты?

Вдова Куин. Да. Дашь ты мне твою бурую корову и горного барана, и позволишь ты мне ходить через твое ржаное поле, и дашь ты мне еще телегу навозу к Михайлову дню и торфяное болото на западном склоне холма?

Шоон (загораясь надеждой). Конечно, все дам и в придачу еще то обручальное кольцо, что у меня есть, а ему дам надеть мой новый костюм, чтобы у него был пристойный вид на свадьбе. Я вам еще подарю пару козлят для свадебного обеда и полторы четверти самогона и приглашу на свадьбу волынщика из Кроссмолины или из Бэллины, пусть приедет на своей длинной линейке и играет вам всякие танцы. Я вам еще дам…

Вдова Куин. Достаточно, и этого хватит. А теперь помолчи, а то он идет сюда.

Кристи входит, очень нарядный в новом платье. Вдова Куин в восхищении подбегает к нему.

Если бы ты мог себя сейчас видеть, я думаю — ты так бы возгордился, что не захотел бы с нами разговаривать. Что за жалость, право, что ты уезжаешь из Мейо в Америку.

Кристи (расхаживает, гордый, как павлин). Никуда я не поеду. Хоть, правда, дрянное это место, а я все-таки не гордый — я и здесь проживу.

Вдова Куин подмигивает Шоону, чтобы он их оставил.

Шоон. Ну, я пойду, измерю площадку для состязаний, пока еще держится отлив. Я тебе оставляю платье, и дай тебе бог сегодня удачи. Спаси тебя господь! (Незаметно ускользает, приоткрыв дверь.)

Вдова Куин (любуется Кристи). Что за нарядный молодец — удивление, да и только! Ну, а теперь давай-ка сядем, пока нам никто не мешает, да потолкуем.

Кристи (с хвастливым самодовольством). Я пойду наверх, на гору, поискать Пегин.

Вдова Куин. Успеешь ты двадцать раз найти твою Пегин. А ты слышал, что я тебе вчера вечером сказала, что мы с тобой должны бы стать друзьями.

Кристи. А на кой прах мне еще эти друзья, когда и так всякий мнеe тащит кто еду, а кто одежду (спесиво задрав голову кверху, направляется к двери, затягивая на себе кушак), лишь бы взглянуть одним глазком на храброго сироту, что с одного удара разрубил своего папеньку пополам до самого пояса на штанах. (Открывает дверь и вдруг в ужасе пятится.) Святые угодники! Ангелы хранители у престола всевышнего!

Вдова Куин (подходя ближе). Что с тобой?

Кристи. Это привидение моего убитого папаши.

Вдова Куин (выглядывая из дверей). Это кто же, этот бродяга?

Кристи (в диком ужасе). Куда мне спрятаться, горемычному, от этого адского наваждения?

Дверь распахивается, и старик Мехоун появляется на пороге. Кристи одним прыжком прячется за дверью.

Вдова Куин (в безграничном изумлении). Спаси вас господь, добрый человек!

Мехоун (грубо). Не замечала ли ты, не проходил здесь мальчишка один, вчера вечером или нынче рано поутру?

Вдова Куин. Что это ты невежа какой — входишь и даже не здороваешься.

Мехоун. Так не видала ты мальчишку-то?

Вдова Куин (сухо). Какой он из себя?

Мехоун. Да самый настоящий бродяга, и харя у него самая каторжная. А ходит он с палочкой. Я тут одного бродягу встретил, так тот видел, как он шел в эту сторону вчера вечером.

Вдова Куин. Теперь время жатвы, сотни людей проходят тут мимо, по дороге к Слайгоу, на перевоз. А зачем он тебе понадобился, милый человек?

Мехоун. А я его хочу изничтожить за то, что он мне башку проломил заступом. (Снимает свою широкополую шляпу и с некоторой гордостью показывает свою голову, всю в пластырях и повязках.) Вот, полюбуйся, что он сделал. Разве это не настоящее чудо, что я с такой дырой на чердаке вот уже десять дней за ним гоняюсь по следу?

Вдова Куин (берет его голову в обе руки и рассматривает ее с огромным удовольствием). Да, это уж будь здоров! А кто это тебя так отделал-то? Должно, разбойник какой?

Мехоун. Мой родной сын меня так хватил. И никакой он не разбойник, ни черта подобного, он жалкий сопляк и еще заика притом.

Вдова Куин (выпускает его голову из рук и вытирает их своим передником). Ты бы все-таки поостерегся, а то так и мозговое воспаление схватить можно, — так это, кажется, называется-то, — шляясь целый день с такой раной по самому солнцепеку. Что и говорить, страшный удар, и ты, видно, уж очень его разъярил, раз он посмел так хватить родного папашу.

Мехоун. Это я-то?

Вдова Куин (потешаясь над ним). Ну да. И очень это даже стыдно, когда старый да брюзгливый изводит так молодых.

Мехоун (в бешенстве). Я его изводил? Это я-то, который все от него терпел и сносил с ангельской кротостью, и дождался теперь того, что впереди меня ждет одно разорение, а я сам на старости лет должен шляться по дорогам без всякой поддержки и помощи.

Вдова Куин (все более наслаждаясь его злобой). Удивительное дело, как это злоба ослепляет и портит человека!

Мехоун. Это моя-то злоба? Да ты что, не поняла, что ли, что он моей смерти искал? И брехун-то при этом и лодырь — целый день, бывало, только валяется где-нибудь под кустом, кверху брюхом.

Вдова Куин. И работать не хотел?

Мехоун. Какая там к черту работа! А коли начнет работать, то горе одно: стог сена станет складывать, так обязательно кривой, а взялся пасти нашу последнюю корову, так загонял ее до того, что сломал ей ногу в бедре. А то еще начнет забавляться с разными пичужками, которых он себе завел, с зябликами да дроздами, или вдруг ни с того ни с сего принимается рожи корчить перед осколком зеркала, что мы на стену повесили.

Вдова Куин (взглядывая исподтишка на Кристи). С чего же это он таким дураком вышел? Али уж очень за девками бегал?

Мехоун (с громким смехом). За девками бегал? Да стоило ему издали завидеть, как из-за горы баба идет да бедрами в красной юбке виляет, как он мигом шмыг в кусты и пялит на нее оттуда свои бараньи глаза. А у самого уши торчат, как у зайца, что промеж листьев что-то высматривает. Девки — ишь, что выдумала!

Вдова Куин. А может, он выпивал?

Мехоун. Куда там! Такому мозгляку достаточно дать бутылку водки понюхать, как он уже пьян будет. Брюхо, что ли, у него какое-то гнилое, не как у людей, но как намедни я дал ему три раза затянуться из моей трубки, так с ним прямо родильные схватки приключились, и пришлось запрягать осла и везти его к повитухе.

Вдова Куин (всплеснув руками). Ну уж, признаюсь, я никогда в жизни ничего подобного не слыхала ни об одном мужчине!

Мехоун. Еще бы, разве такого второго найдешь! Ни в жисть! Ведь он был посмешищем всего бабьего сословья у нас на границе четыре округов, до того, что, бывало, девки только завидят его на дороге, сейчас бросают работу — и ну хохотать над ним и фефелой обзывать.

Вдова Куин. Я бы, кажется, все на свете дала, чтобы только взглянуть на такого. Каков он из себя?

Мехоун. Маленький да плюгавый.

Вдова Куин. И волосом черный?

Мехоун. Черный и грязный.

Вдова Куин (обдумывает). Пожалуй, что я его и видела.

Мехоун (с жадным нетерпением). Негодяя этого с поганой рожей?

Вдова Куин. Омерзительного вида проходимец, страшилище просто, и похож на тебя как две капли воды.

Мехоун. В какую сторону он побежал?

Вдова Куин. Пошел через те холмы к морю, хотел на какой-нибудь местный пароход сесть и на север или на юг поехать.

Мехоун. Ты думаешь, я мог бы его догнать?

Вдова Куин. Если ты пройдешь прямиком через отмель, пака еще не начался прилив, то ты придешь в одно время с ним, потому что ему пришлось сделать миль десять крюку, чтобы обойти залив. (Указывает на дверь.) Сначала все прямо к тому мысу, а потом иди все по дороге, на северо-восток.

Мехоун поспешно уходит.

(Кричит ему вслед). И всыпь ему как следует, когда его поймаешь, но только смотри, не попадись, — уж очень это будет обидно, если за свою-то правду ты угодишь в руки полиции и судья в черной ермолке прочитает тебе смертный приговор. (Захлопывает дверь и некоторое время смотрит в упор на Кристи, который весь съежился со страху, — затем разражается хохотом.) Нечего сказать, удалой молодец явился к нам с Запада! Гак это твой несчастный старик, которого ты разрубил пополам до самого пояса на штанах?

Кристи (выглядывает из-за двери, затем — к ней). Что Пегин скажет, когда об этом узнает? Что она мне теперь скажет?

Вдова Куин. Стукнет, верно, тебя по затылку и взашей выгонит. Она ведь, прости господи, и в самом деле тебя приняла за невесть какое чудо, а ты, выходит, просто хвастунишка, который наврал тут с три короба, что родного отца укокошил.

Кристи (повернувшись к Двери, сперва почти не находит слов от бешенства, потом говорит вслух, но как бы обращаясь к самому себе). Нет, представиться мертвым, а потом воскреснуть и пуститься за мной следом, словно старый хорек, что вынюхивает крысу, и прийти за мной сюда, чтобы разлучить меня с первейшими красавицами Ирландии! А сам-то что? Падаль вонючая, что только в море и вышвырнуть…

Вдова Куин (степенно и трезво). Негоже так выражаться единственному сыну про родного отца!

Кристи (выходит из себя). Что? Единственному сыну? Чтоб у него во рту один-единственный зуб остался — и тот бы ныл и болел, и один глаз — чтоб семьдесят семь чертей на всех перекрестках видеть, и одна нога, чтобы он на старой деревяшке ковылял, покуда он в адский пламень не кувырнется. (Выглядывает.) Вон он идет по пескам. Господи боже, пошли ты на него высокую волну, чтобы смыть его с лица земли.

Вдова Куин (возмущенная). Как тебе не стыдно? (Кладет ему руку на плечо и поворачивает его лицом к себе.) Что с тобой? Ты никак плачешь?

Кристи (в отчаянии). Не мне ли воссияла звезда любви на ее ясном челе, не от нее ли я слышал нежные слова, какие, может, одна святая Бригитта говорила непорочным младенцам, а теперь она вернется и будет поносить меня дурными словами, как какая-нибудь старуха, что понукает своего колченогого осла идти в гору.

Вдова Куин. Как это ты красно говоришь о такой шелудивой девчонке, которая всей пятерней скребется у всех на глазах и вдобавок вся насквозь провоняла самогоном, целый день торгуя в своем кабаке.

Кристи (нетерпеливо). Ей не в кабаке нужно бы торговать, а в божьем раю. Но что же мне теперь делать, я тебя спрашиваю, когда я еще вчера был живым чудом, упавшим с небес?

Издали слышатся девичьи голоса. Посмотрев в окно, вдова Куин быстро подходит к Кристи.

Вдова Куин. А по-моему, тебе следует сделать то же, что я сделала, когда сгубила своего муженька. Ведь я давно сижу там наверху одна-одинешенька, и порой мне очень весело бывает сидеть одной на солнышке и штопать чулки или чинить белье. Правда, подчас и взгрустнется, когда взглянешь на шхуны, на баркасы и на рыбачьи лодки, как они плывут по морю, и подумаешь, сколько на них сильных, косматых молодцов, а ты тут сиди год за годом в одиночестве…

Кристи (заинтересованный). Так ты вроде меня, стало быть.

Вдова Куин. Да, вроде, и потому-то ты мне и приглянулся. Тут недалеко, на горушке, стоит у меня домик, там бы ты у меня жил как у Христа за пазухой, и никто бы не стал спрашивать, убийца ты или еще кто-нибудь.

Кристи. А что бы я стал делать, если бы ушел от Пегин?

Вдова Куин. Я бы тебе нашла отличную работу — ты бы собирал ракушки для известки, чтобы побелить стены в нашем домике, или построил маленький хлев для гусей, или натянул новую кожу на мой старый челнок. А хижина-то моя, хоть и на отшибе, но меня навещают, и часто можно встретить почтенных старых людей вокруг моей прялки. А уж какое раздолье нам там будет шушукаться да обниматься…

Голоса (кричат далеко, за сценой). Кристи! Кристи Мехоун! Кристи!

Кристи. Это, пожалуй, Пегин Майк.

Вдова Куин. Это девчонки, поди, идут тебя звать вниз на этот праздник. Что же мне им прикажешь сказать?

Кристи. Помоги мне жениться на Пегин. Никого, кроме нее, мне не надо.

Вдова Куин встает и отходит к окну.

Помоги мне добиться ее, и я буду за тебя весь мой век молить бога, чтобы он протянул тебе свою руку в твой последний час, и провел бы тебя через селения праведных прямиком в обитель райскую, и поставил у самого подножия престола Христа Спасителя.

Вдова Куин. Вот это так молитва!

Голоса (ближе). Кристи! Кристи Мехоун!

Кристи (в волнении). Идут. Клянешься ты Христовым именем помочь мне и спасти меня?

Вдова Куин (некоторое время глядит на него молча). А если я тебе помогу, клянешься ты, когда станешь хозяином, дать мне право прохода по твоей полосе и дашь ты мне горного барана и тележку навоза к Михайлову дню?

Кристи. Да, дам, клянусь тебе в этом всем святым, что есть на земле и на небе.

Вдова Куин. В таком случае мы никому ни слова не скажем о твоем старике, и Пегин так во веки веков и не узнает правды.

Кристи. А если он вздумает вернуться?

Вдова Куин. Мы будем клясться, что это какой-то помешанный, а не твой папаша. Я под присягой могла бы показать, что я видела нынче, как он бесновался на взморье.

Вбегают девушки.

Сусанна. Идем скорее на игры. Пегин сказала, что ты тоже с нашими будешь тягаться.

Сара Тэнзи. Прыжки через препятствия уже начались, и мы принесли тебе жокейский костюм, чтобы ты надел его для скачек на мулах.

Онор. Ну что же, идем?

Кристи. Если Пегин там внизу, я пойду.

Сара. Она тут на дорожке, потешается над Шанином Кьоу.

Кристи. Ну, так я сейчас иду к ней. (Убегает в сопровождении девушек.)

Вдова Куин. Ну, если в конце концов все это и плохо кончится, то все-таки это занятно, что некому будет его тогда пожалеть, кроме какой-то бедной вдовушки, вроде меня, что схоронила своих детей и сгубила своего муженька. (Уходит.)

Занавес

Действие третье

Та же декорация. В тот же день, ближе к вечеру. Входит Джимми, слегка подвыпивший.

Джимми (зовет). Пегин! (Подходит к двери в соседнюю комнату.) Пегин Майк! (Возвращается обратно на середину сцены.) Пегин!

Входит Филли, он также навеселе.

(Обращается к Филли.) Ты не видал ее?

Филли. Нет, не видал. Но я велел Шоону Кьоу запрячь осла в тележку и поехать за хозяином. (Пробует открыть ящики, но они все заперты.) Ну скотина же он, я скажу, — так нализаться на поминках по покойнику! И эта его чертова девка тоже хороша — все заперла. У самой только этот молокосос на уме, и ей на все наплевать, а ты тут хоть помирай от жажды, никому до тебя дела нет.

Джимми. И не удивительно, что она за ним бегает, — ведь он обыграл и дотла разорил банкомета в рулетке и жулика с его горошиной обставил, и в тире сразу в нос толстому болвану попал, и во всех играх, в прыжках, в скачках, в плясках — всюду как есть — оказался на первом месте! Везет же ему, скажу я тебе.

Филли. Ну уж, везет ему или нет, а заберут его обязательно. Ведь он двух слов сказать не может без того, чтобы не похвастаться тем, как он своего отца убивал и как он хватил его заступом.

Джимми. Не могут человека повесить за то, что он сам на себя наплетет, а отец его теперь, поди, давно уже сгнил.

Старик Мехоун медленно проходит мимо окна.

Филли. Ну, а предположим, кто-нибудь длинной лопатой будет выкапывать картошку на этом поле, и предположим, что он выкинет на свет божий две половинки разбитого черепа? Что тогда скажут газеты и судебные власти?

Джимми. А они скажут, что это череп какого-нибудь древнего датчанина, который утонул во время потопа.

Старик Мехоун входит, садится у двери и прислушивается.

Ты разве никогда не слыхал о черепах, которые показывают в Дублине? Они там выставлены в один ряд, точно синие кувшины на полке в Коннаутокой деревне.

Филли. И ты этому веришь?

Джимми (с задором). Еще бы, их один наш парень своими глазами видел, когда с полевых работ ливерпульским пароходом возвращался. «У них там, — рассказывал он, — целая выставка сделана, чтобы показать, какие большие люди раньше жили на свете. Там есть и белые черепа, и желтые, и совсем черные, некоторые со всеми зубами, а некоторые только с одним зубом во рту».

Филли. А может, это и правда, потому, когда я был мальчишкой, у нас было кладбище рядом с домом, и мы однажды отрыли останки человека, у которого бедренная кость была что твоя рука длиной. Страшилище это было, скажу тебе, и мы часто, бывало, по воскресеньям для смеху собирали его всего по костям, а кости у него были белые и блестящие, таких уж нигде на свете не увидишь.

Мехоун (встает). Нигде на свете, ты говоришь? А вот взгляни на этот череп и скажи мне, где ты второй такой найдешь, когда его со всего маху ударили заступом, а он только щербину дал.

Филли. Господи Иисусе! Кто же это тебя так угостил?

Мехоун (торжествующе). Никто как собственный сынок. Можешь ты этому поверить?

Джимми. Да как сказать — чужая душа потемки!

Филли (подозрительно). А как же это случилось-то?

Мехоун (прохаживается по комнате). Я исходил уже десятки и сотни миль, и повсюду меня укладывали спать в чистую постель и кормили меня до отвала — только за то, что я рассказывал истинную правду об этом деле. (Подходит к ним и говорит с некоторым задором.) Поднесите мне стаканчик — и я вам все расскажу.

Входит вдова Куин и, пораженная, останавливается за его спиной. Он стоит лицом к Джимми и Филли, с левой стороны сцены.

Джимми. Попроси вон у нее. У нее под платком кувшинчик спрятан.

Вдова Куин (быстро подходит к Мехоуну). Ты здесь? Не далеко же ты ушел.

Мехоун. Пароход отошел перед моим носом, мне захотелось пить, и ногу мне свело судорогой, я и подумал: «А ну его к черту, в самом деле», — и повернул обратно. (Заглядывает ей под платок.) Дай ты мне одну рюмочку, уж очень я устал, шатаясь по дорогам с прошлого вторника.

Вдова Куин (достает стакан и говорит приторно-ласковым голосом). Садись сюда к огню поудобнее и отдохни хорошенько. Еще бы тебе не устать, столько-то ходивши и после такой драки, и идя по такому солнцепеку. (Наливает ему стаканчик самогону из каменного кувшина, который она принесла с собой.) На-ка вот, выпей за здоровьице, и дай бог тебе счастья и долгой жизни.

Мехоун (с жадностью выхватывает стакан из ее рук и присаживается к огню). Да вознаградит тебя господь!

Вдова Куин (незаметно отводит мужчин вправо). Знаете, что я вам скажу? Человек этот, видно, не в своем уме после такого ранения и несет какую-то околесицу. Я его недавно встретила, и он мне болтал, что какой-то лудильщик его треснул по башке. Затем он, видно, услыхал о Кристи, и теперь он уж уверяет, что его сын ему раскроил череп. Ах, страсть какая — эти помешанные! Он еще, того гляди, кого-нибудь убьет, решив, что это тот человек, который хватил его заступом.

Джимми (совершенно убежденный ее словами). А то как же не страсть! Я одного знавал, которому рыжая кобыла копытом пробила голову, и он долгое время после этого все лошадей резал, пока раз не проглотил пружину от стенных часов, отчего и помер.

Филли (подозрительно). А он видал Кристи?

Вдова Куин. Нет, не видал. (Делает ему предостерегающие знаки.) Не упоминай о нем, не наводи его на такие мысли, а не то тебя первого призовут к ответу, если случится смертоубийство. (Оглядывается на Мехоуна.) Тише вы! Он нас слышит. Постойте, я с ним сейчас потолкую по душам и все это дело распутаю. (Подходит к Мехоуну.) Как ты себя теперь чувствуешь, милый человек? Легче тебе стало?

Мехоун (слегка растрогавшись после выпитого самогона). Нет, не очень. Уж больно это тяжело — остаться одному на старости лет, когда я с ним возился с самого дня его рождения, с этим несчастным дураком. Ведь он и в школе-то дальше азбуки не пошел, так что все, бывало, идет домой и на обе ноги припадает и зад себе почесывает, а шкура у него была всегда вся в синяках, что у цыганского осла. Тяжелое это дело, я тебе скажу, когда самый близкий тебе человек, твоя же плоть и кровь, поднимает на тебя руку и тебе после этого только и остается, что умереть в одиночестве, рыдая от тоски, в глухую ночь.

Вдова Куин (не зная, что и сказать). Послушать тебя, как это ты так спокойно говоришь, не поверишь, что ты тот самый человек, который сегодня утром проходил мимо.

Мехоун. Тот самый, ей-ей. Старой развалиной сделался я в шестьдесят лет. Ужасно это, право, дожить до того, что твои же собственные дети, как сукины дети, начнут на тебя кидаться, а у тебя уже сил не хватает, чтобы на них орать и затрещины им давать и бог весть еще что с ними делать.

Филли (к Джимми). Нет, он не сумасшедший. (Вдове Куин.) Расспроси-ка его, какой из себя его сын?

Вдова Куин (Мехоуну, посмотрев на него внимательным взглядом). Твой сын, который хватил тебя по голове, это не малый лет двадцати с небольшим, большой искусник по части скачек и прыжков и кулачных боев?

Мехоун (поворачивается к ней с яростным ревом). Ты что, не слыхала, что ли, когда я тебе говорил, что он отпетый дурак, посмешище всему свету. Теперь-то он узнает, как сиротой по миру ходить, когда стар и мал смеяться над ним будут и ругать и проклинать, а то еще ногой ему в зад поддадут, точно собачонке паршивой.

За сценой в некотором отдалении радостные крики многих голосов.

(Затыкая себе уши.) Господи боже, чего это они там так разорались?

Вдова Куин (с еле заметной улыбкой). Это они чествуют одного молодого парня, победителя на всех состязаниях, удалого молодца — гордость Запада.

Крики становятся громче.

Мехоун (подходит к окну). Всю внутренность у меня переворачивает от этого крика, ведь у меня и без того уж целую неделю в ушах звон стоит. Что у лих там, скачки, что ли?

Джимми (смотрит в открытую дверь). Ну да, именно. Его теперь сажают на мула. Они будут скакать по песчаной косе. Наш-то герой едет на муле с наглазниками.

Мехоун (пораженный). Этот вот малый? Если бы ты его назвал дураком, то я бы чем угодно поклясться мог, что это двойник моего сына-бродяги. (В волнении проводит рукой по лицу.) Нет, право, пойду-ка я погляжу поближе на эти скачки.

Вдова Куин (останавливая его, говорит резко). Никуда ты не пойдешь. Лучше отправляйся-ка ты отсюда в Белмаллет, а не торчи непустому здесь, где тебе все равно негде даже переночевать.

Филли (выступает вперед). Не слушай ты ее. Вставай сюда, на эту скамейку, отсюда все тебе будет видно. Они ведь спешат кончить до прилива, а пока ты будешь спускаться по тропинке между скал, поди все уже и кончится.

Мехоун взбирается на скамейку, вдова Куин тоже становится на нее, рядышком с ним.

Мехоун. Отсюда все прекрасно видно до самого моря. Вот они косу прошли. Он впереди. Кто же он такой?

Вдова Куин. Говорят тебе, что он чемпион мира, и он все призы сегодня возьмет, до последнего гроша.

Филли (пристально глядит вниз, увлеченный скачками). Смотрите, смотрите! Они его нагоняют.

Джимми. Все равно выиграет.

Филли. Подожди малость, Джимми Фэррел. Рано еще теперь судить.

Вдова Куин. Смотрите, как через загородку перескочил. Вот это езда!

Джимми (восторженно). А ну-ка, наддай, паренек, а ну-ка еще!

Мехоун. Он уже идет третьим.

Джимми. Он их еще обставит.

Вдова Куин. Он их всех обставит, хотя бы он тягался не с одним десятком.

Мехоун. А мул-то его как летит, — прямо звезды с неба сбивает копытами!

Вдова Куин. Вот это прыжок, так прыжок! (В увлечении хватает за руку Мехоуна.) Что это — он упал? Нет, уж опять в седле! Ей-ей, он их всех обскачет!

Джимми. Ну и нахлестывает он своего мула!

Филли. А наши-то девчонки его подзадоривают!

Джимми. Последний круг! Теперь — прямо к столбу!

Мехоун. Глядите, какое узкое место. Он сейчас в болото свалится! (С криком.) Вот это ездок! Вывернулся-таки!

Джимми. Они идут голова в голову.

Мехоун. Молодчина! Черт подери, он уже у столба!

За сценой слышны громкие крики, все присутствующие к ним присоединяются.

(Нерешительно.) Что это? Они подхватили его на руки. Несут сюда. (С воплем изумления и ярости.) Это Кристи, клянусь звездами небесными! Стоит ему только плюнуть — вмиг его узнаю, хоть бы он верхом на самой луне сидел. (Соскакивает со скамейки и бросается к двери.)

Вдова Куин хватает Мехоуна и тянет обратно.

Вдова Куин. Сиди здесь смирно! Это совсем не твой сын. (К Джимми.) Задержи его, а не то тебе не миновать месяца тюрьмы за подстрекательство к убийству, да еще вдобавок тебя оштрафуют.

Джимми. Я держу его.

Мехоун (вырывается). Пусти меня! Пустите меня вы все, чтобы я мог с ним разделаться.

Вдова Куин (трясет его изо всей силы). Это не твой сын. Это человек, который скоро женится на здешней хозяйской дочери. А торговля здесь у них прекрасная, — у них и на вино свидетельство выправлено и самогоном они из-под полы торгуют.

Мехоун (пораженный). Что? Он женится на порядочной девице с приданым? Да ты рехнулась! Куда я попал? В приют для умалишенных баб, что ли?

Вдова Куин. Ты сам рехнулся, с тех пор как тебя по башке двинули. Этот паренек — гордость всего Запада.

Мехоун. Я вижу, что это мой сын.

Вдова Куин. А я вижу, ты ополоумел.

За сценой крики.

Слышишь ты, как его там на каждом повороте дороги чествуют? А ты ведь сам рассказывал, что сын у тебя дурак, а кто же станет чествовать идиота от рождения?

Мехоун (растерянно и печально). Может, и впрямь несуразно, чтоб это был он. (Опять развеселившись.) Уж его-то, конечно, никто не станет чествовать. О, да я, должно быть, действительно помешался и только добрых людей пугаю! (Садится, приложив руку к голове.) Было однажды, что я видел десять ярко-красных чертей, которые хотели закупорить мою душу в водочную бутылку, а в другой раз я видел крысу, величиной с барсука, которая высасывала у меня кровь из ушной мочки, но никогда в жизни мне еще не случалось принимать этого слюнтяя за человека. Видно, я и на самом деле рехнулся.

Вдова Куин. А что же тут удивительного, если тебе башку раскроили пополам?

Мехоун. Чтоб мне подохнуть вместе с ним от жажды, никогда я еще не лишался рассудка, а ведь еще трех недель не прошло с тех пор, как я с утра до ночи пьянствовал с девками из Лимерика до одури, до бесчувствия. (Внезапно обращается к вдове Куин.) Что, у меня лицо не перекосило?

Вдова Куин. Конечно, перекосило. У тебя и смех-то безумный, это всякий младенец тебе окажет.

Мехоун (несколько повеселев). Тогда не пойти ли мне вниз, в больницу, там меня, наверно, примут с распростертыми объятиями. (С большой гордостью.) Я тебе скажу, я самый страшный, самый бешеный больной из всех, какие есть, я там у них один раз уже был и так в смирительной рубашке рычал, что семь докторов вокруг меня собрались и все мои слова записывали в печатную книгу. Можешь ты этому поверить?

Вдова Куин. Хоть ты и чудо заморское, а ты все-таки отсюда выметался бы, а то здесь наши мальчишки раз как-то поймали одного такого помешанного и так его бедного камнями закидали, что он от них бежал себя не помня, с пеной у рта, и так и бросился в море и потоп.

Мехоун (рассудительно). Это верно, люди обычно злы бывают, как черти, когда у тебя голова не в порядке. Ты меня выпусти, и я проберусь как-нибудь вдоль по тропинке, чтобы никого не встретить.

Вдова Куин (выпроваживает его). Вот и прекрасно. Беги сейчас направо, и никто тебя не заметит.

Мехоун убегает.

Филли (глубокомысленно). Ты чего-то хитришь, вдова Куин. Но я пойду за ним, накормлю его обедом и дам ему выспаться, и тогда посмотрю, правда ли он сумасшедший или так же здоров, как ты.

Вдова Куин (встревоженно). Если ты пойдешь за ним, то не сносить тебе головы. Это я тебе правду говорю. Ты разве не слыхал, как он сам признался, что по временам на него находит?

Филли. Мало ли чего он тут болтал. И сдается мне, мы еще порядком позабавимся до вечера. (Уходит.)

Джимми. Ну, уж этот Филли — упрямый и глупый человек. Как у этого сумасшедшего голова будет варить, Когда у него черепок-то треснувши? Я пойду за ними, чтобы посмотреть, как он бросится теперь на Филли. (Уходит.)

Вдова Куин прячет принесенный ею самогон под стойку. За сценой шум многих голосов.

Голоса. Вот он какой! Вот так прыгун! Вот так ездок! Молодец! Этот всех победит! Несите его, несите сюда!

Входит Кристи, в костюме жокея, в сопровождении Пегин Майк, Сары и других девушек и парней.

Пегин (к толпе). А теперь уходите и не приставайте к нему больше. С него пот градом льет. Ступайте отсюда, я вам говорю, и начинайте тянуть ваш канат, а он покуда обсохнет.

Толпа. Вот его призы! Волынка! Скрипка, на которой в старину играл бродячий певец, и дубинка из терновника, которой можно выгнать всех ученых дураков из города Дублина!

Кристи (берет призы у парней). Покорно благодарю, очень, очень вам признателен. Но это все пустяки, вы бы посмотрели, как я недавно человека одного уложил на месте с одного удара.

Деревенский глашатай (за сценой звонит в колокольчик). Внимание! Последнее состязание сегодня! На лугу будут тянуть канат — кто кого перетянет! Идите все, от мала до велика! Граждане Мейо нынче себя покажут!

Пегин. Уходите же, дайте ему отдохнуть и обсохнуть. Идите, идите, вам говорят. Сегодня он уже ничего делать не будет. (Выпроваживает толпу.)

Вдова Куин уходит с остальными.

Парни (уходя). Ну, идемте. Счастливо оставаться!

Пегин (сияющая, вытирает лицо Кристи своим шейным платком). Ну и молодец же ты! Теперь ты заживешь на славу, когда ты сумел выиграть такую массу призов и еще по такой жаре в самый полдень.

Кристи (радостно смотрит ей в лицо). Тогда я только заживу на славу, когда выиграю самый главный для меня приз. А приз этот — твое обещание выйти за меня замуж через две недели, как только успеют оглашение сделать в церкви.

Пегин (отстраняется от него). И ты смеешь мне это говорить, когда всем известно, что ты к какой-нибудь девке полетишь в свою деревню, как только месяцев через четыре-пять твой отец окончательно в могиле сгниет.

Кристи (возмущенно). Мне уйти от тебя? (Следует за ней.) Никогда. А вот станет теплее месяца через четыре, через пять, пойдем мы с тобой бродить по росе на берегу Нейфина, когда солнце сядет, и сладким духом повеет в воздухе, и, может, тонкий и чистый молодой месяц будет спускаться за холмы.

Пегин (смотрит на него с лукавой усмешкой). Ты что же это, собираешься любовью заниматься на берегу Нейфина, темной ночью, точно вор какой?

Кристи. Не очень-то ты тогда будешь разбирать, что у меня за любовь, воровская или, может, графская какая, как обхвачу я тебя этими руками, и потянешься ты ко мне, а я буду лепить тебе в губы поцелуй за поцелуем. И уж тогда я, право, самого господа бога пожалею, что он во веки веков сидит один-одинешенек на своем золотом престоле.

Пегин. А что, славное бы это было дело, Кристи Мехоун. Пожалуй, не одна девчонка надорвет сердце себе, искавши, прежде чем на такого, как ты, набредет, что так красно говорит и обращение имеет такое обходительное.

Кристи (ободренный ее словами). Погоди, дай срок, то ли еще будет, когда мы после страстной пятницы пойдем бродить по Эррису да, глотнув из ключа, станем мокрыми губами целоваться или на солнце в траве играть, и будешь ты лежать вся как есть в цветах по шею, только голова твоя видна будет.

Пегин (тихо, захваченная убежденностью его тона). А как думаешь, хороша я тогда буду?

Кристи. Ты-то? Да если бы все епископы в золотых митрах тебя увидали, ума бы они решились, словно святые пророки, когда они Елену Троянскую с небес заприметили и чуть все райские решетки не выломали. А она-то, Елена-царица, знай себе взад и вперед прогуливается, а цветы у нее к золотой шали пришпилены.

Пегин (с непритворной нежностью). И что это ты, Кристи Мехоун, во мне нашел, что я тебе полюбилась, когда ты такой герой и смельчак и говоришь, словно стихи читаешь?

Кристи (тихо). А разве твое сердце не горит светом семи небес? Ты будешь сиять передо мною теперь, словно ангельская лампада, и освещать мне дорогу, когда я темной ночью пойду бить лососей в Оуэне и Кэрроуморе.

Пегин. Если бы я стала твоей женой, Кристи Мехоун, я бы тебе не дала в эти ночи одному оставаться. Увидал бы ты, как я умею подольститься к начальству и какой у меня нрав веселый, что каждой-то звездочке на небе я сметное прозвище дам.

Кристи. Тебе уходить со мной? Чтобы ты насмерть простудилась, стоя под градом или бродя по утренней росе среди туманов?

Пегин. Ничего, мы с тобой легко укроемся под любым кустом. (С дрожью испуга в голосе.) Но все это, может, пустое. Потому с чего это такому орлу, как ты, селиться в нашей дрянной хибарке под соломенной крышей.

Кристи (обнимает ее за талию). Не будь я добрым христианином, я бы на голых коленках каждой соломинке в твоей крыше молился, каждому камешку на тропинке к твоему дому!

Пегин (сияя от радости). Если только это правда, я каждый день теперь буду всем чудотворцам свечи ставить, что они привели тебя сюда с юга. А там хоть сейчас повенчаемся, у меня уже все платья для приданого куплены.

Кристи. Воистину, это чудо! Правду ты сказала. Долго я надрывался на работе и долго плутал по дорогам, а не думал, не гадал, что с каждым шагом все ближе подхожу к этому блаженному дню.

Пегин. А меня-то девчонку все подмывало за моря махнуть да за еврея богатого с десятью бочками золота выскочить. И совсем я не чувствовала, что такой вот, как ты, вдруг придет ко мне, точно звезда господня.

Кристи. И подумать только, что я давным-давно уж слышу, как женщины говорят нежные слова всяким безмозглым дуракам, и вот в первый раз слышать приходится мне самому их — и кто же — ты, ты сама говоришь их своим нежным голосом, для того чтобы доставить мне радость и счастье.

Пегин. И это я их тебе говорю, Кристи Мехоун, когда здесь у нас все деревни в округе до смерти боятся моего злого языка. Да уж поистине нет ничего чудеснее на свете, чем человеческое сердце, и, верно, с этого дня не сыщется во всем Мейо таких счастливых влюбленных, как мы с тобой.

За сценой слышится пьяное пение.

Это мой отец возвращается с поминок. Когда он проспится, мы ему все скажем, потому что он тогда бывает в духе.

Майкл (поет за сценой).

Тюремщики догнали В два счета нас бегом, И вот опять мы пленники И снова под замком.

Входит, поддерживаемый Шооном.

Вот лежим и стонем За решеткой мы…

Видит Кристи. Подходит к нему нетвердой походкой и долго трясет его за руку.

Пегин и Шоон разговаривают с левой стороны сцены.

(К Кристи.) Да благословит тебя господь и все силы небесные, молодой человек. Мне сказали, что ты все призы выиграл там внизу на празднике. Стыд и срам, право, что я не взял тебя, такого удалого молодца, с собой, на поминки по Кейт Кэссиди. Вино лилось там рекой, а мы все так надрались, что, когда мы нынче в полдень опускали ее кости в могилу, пять мужиков… нет — шесть на ногах не удержались, а растянулись кто где на самых могилах и все плиты заблевали.

Кристи (беспокойно, наблюдая за Пегин). Неужто это правда?

Майкл. Верно тебе говорю. И ты тоже хорош, ничего лучшего не выдумал, как зарыть своего несчастного родителя в картофельном поле, когда мог взвалить его тело на спину мула и отправиться с ним на запад — как святой Иосиф во время оно. А мы бы здесь его похоронили честь-честью, как следует, вместо того чтобы ему гнить черт знает где, и помянули бы его по-христиански, пропустив стаканчик-другой за упокой его души.

Кристи (с сердцем). И так полежит, стоит об нем еще думать.

Майкл (хлопнув его по спине). Ну и душегубец же ты бесчувственный! Ежели тебе какая-нибудь бабенка приглянется, то, поди, ее муженьку-то не поздоровится. (Указывая на Шоона.) А вот взгляни сюда на этого скромника, добропорядочного и богобоязненного, которого я выбрал в мужья своей дочери. Я нынче получил такую бумагу, с золотым обрезом, что им можно немедленно повенчаться.

Кристи. И ты хочешь их сегодня же повенчать?

Майкл (выпрямляясь). Ну да. А ты что думаешь, если я пьян, то позволю моей дочери жить одной, без присмотра, с таким пройдохой, как ты?

Пегин (отходя от Шоона). Правда это, что пришло разрешение?

Майкл (торжествующе). Отец Рейли сам прочел его на этом собачьем языке, по-латыни, и сказал мне: «Оно пришло как раз вовремя. Я их теперь быстренько обвенчаю, а то я что-то боюсь этого, молодца, что у вас тут звезды с неба хватает».

Пегин (с горячностью). Опоздал он со своим разрешением. Я теперь за него выхожу замуж, за Кристи Мехоуна.

Майкл (громко, с ужасом). Ты хочешь, чтобы он стал моим сыном, когда кровь его отца на нем еще не просохла?

Пегин. Ну да. Уж очень это незавидная доля для девушки — выходить за такого, как Шанин, за этакое чучело гороховое. Нет у него никакой строптивости в характере, и двух слов он ладно связать не может.

Майкл (задыхаясь, падает на стул). Ну и дочка у меня! Креста на тебе нет, ты весь жир мне растрясла в сердце, а я и без того так нагрузился, что еле дышу. Ты что же, хочешь, чтобы они оба теперь на меня набросились, как собаки, и я бы ревел здесь до зари, пока у меня сердце не лопнет? Что же ты молчишь, Шанин? Скажи хоть слово. Или ты совсем не ревнуешь? Шоон (с убитым видом). Уж очень это страшно — ревновать к человеку, который своего родного отца угробил?

Пегин. Ну, я скажу, радости мало — выходить за такого, как, ты. Видно, бедную сироту всякому обмануть легко, и счастье еще, что я не вышла за тебя раньше, а дождалась, когда он придет сюда с запада или там с юга.

Шоон. Хорошее дело — подцепить себе в мужья какого-то грязного оборванца с большой дороги.

Пегин (насмешливо). А ты думаешь, что ты так хорош, что всякой девушке лестно с тобой пройтись по солнышку в воскресный день нового года? Да уж, не о лилиях и не о розах будет вспоминать такая девушка, гуляя с тобой, а скорее уж о бычьей печенке.

Шоон. А всю страсть моей любви ты забыла? А что разрешение пришло, тоже? И что я тебе лучших телок своих даю, да еще золотое кольцо в придачу?

Пегин. Мне думается, что уж больно ты завидный жених для такой, как я, Шоон Кьоу из Киллакина, и уходи-ка ты лучше отсюда подальше и поищи себе какую-нибудь роскошную леди где-нибудь в Мийтской долине, чтобы она принесла тебе целое стадо быков в приданое и сама бы была разодета и разукрашена драгоценными камнями, как фараонова мать. Это будет для тебя подходящее дело. А теперь — отправляйся-ка отсюда с богом! (Отходит и прячется за спину Кристи.)

Шоон. Послушай, что я тебе скажу…

Кристи (свирепо). Уходи-ка ты отсюда, молодой человек, пока я еще одного убийства не прибавил к своим сегодняшним славным делам.

Майкл (вскакивает с криком со стула). Что, убийства? С ума вы спятили, что ли? Ты в моем доме замышляешь убийство, когда всюду здесь самогон припрятан для сегодняшней выпивки? Ступайте себе на берег моря, если вам уж так приспичило драться, там прилив живо смоет всякое воспоминание о человеке, кто бы он ни был. (Толкает Шоона по направлению к Кристи.)

Шоон (вырывается и прячется за спину Майкла). Не пойду я с ним драться, Майкл Джеймс. Я уж лучше как-нибудь холостым проживу до конца своих дней, медленно сгорая от страстей, чем пойду драться с этаким дикарем, который бог знает откуда свалился. Тресни его сам по башке, Майкл Джеймс, а то не видать тебе больше ни моих телок, ни сивого бычка, что я привел из Снийма.

Майкл. Что же это мне лезть с ним в драку, когда он на собственном батьке убийству научился? (Подталкивает вперед Шоона.) Иди ты, дурак, и дерись с ним сам.

Шоон (несколько выступает вперед). Чем же я его хвачу? Не кулаком же?

Майкл. Да вот возьми заступ в углу.

Шоон. Я боюсь угодить на виселицу, если его хвачу заступом.

Кристи (хватает заступ). Ну так я заставлю тебя не дрожать перед виселицей, а не то убирайся сейчас же ко всем чертям из этого дома.

Шоон в ужасе выскакивает за дверь.

Ну, и скатертью дорога. (Идет к Майклу, заискивающе.) Право, совсем тебе не тоже держать в доме такого мерзкого слюнтяя, как он. Уж лучше благослови нас обоих и послушай, как она мне поклянется в верности. Мне теперь такое счастье выпало на долю, что при этаком везении всякому будет удача во всяком доме, где я буду жить.

Пегин (подходит к Майклу с другой стороны). Благослови же нас, потому я клянусь, что пойду только за него и не отступлю от своего слова.

Майкл (стоит между ними и опирается на них, чтобы не упасть). Такова уж воля божья, видно, что одному суждено легкой смертью свои дни покончить, а другому — мучительной, и такова воля господня, чтобы все люди плодились и размножались, чтобы населить землю. Хорошо ли человеку жить одному, я вас спрашиваю? В одном доме он чего-нибудь поест, в другом выпьет, а своего угла-то нет, и будет он вроде старого осла, что ревет благим матом, заблудившись среди скал. (К Кристи.) Многие, поди, не взяли бы к себе в дом такого, как ты, из страху, как бы он их нежданно-негаданно не прикончил. Но я честный ирландец и уж лучше до срока сойду в могилу, да зато увижу около себя дюжину здоровых вручат, которые будут ругаться во славу божью, чем потерплю, чтобы у моего смертного одра пищали какие-нибудь хилые золотушные щенки, которых только и может породить Шанин Кьоу. (Соединяет их руки.) Смелый человек — это редчайший алмаз здесь на земле, а тот, кто с одного удара своего родителя пополам раскроил, тот десятерых храбрецов стоит, и потому да благословит вас господь и пречистая дева и святой Патрик и умножит ваше потомство, как песок морской.

Кристи и Пегин (вместе). Во веки веков. Аминь!

За сценой шум и голоса. Вбегает старик Мехоун, сопровождаемый толпой народа, в том числе и вдовой Куин. Он кидается на Кристи, с одного удара сбивает его с ног и принимается его колотить.

Пегин (удерживает его за руку и оттаскивает его назад). Перестань! Перестань, тебе говорят! Кто ты такой?

Мехоун. Я его отец, прости господи.

Пегин (отступает назад). Что это — он воскрес из мертвых?

Мехоун. Ты что же думаешь, что меня так легко прикончить с одного удара заступом? (Снова принимается колотить Кристи.)

Пегин (в упор глядит на Кристи). Так ты, стало быть, все врал, когда уверял вас, что ты его пополам разрубил, — оказывается, ничего подобного.

Кристи (завладевает палкой Мехоуна). Он не отец мне. Это какой-то буйный помешанный, от которого бежать нужно. (Указывает на вдову Куин.) Вон она знает, что это правда.

Толпа. Ты что, Пегин надуть хочешь? Выходит, вдова Куин его уже нынче видела и ты это знал? Лгун ты и обманщик, вот что!

Кристи (пораженный как громом). Сам он обманщик — растянулся на земле с проломленным черепом и мертвым прикинулся.

Мехоун. Что ты видел? Ты бросился бежать со всех ног в гору, прежде чем я успел прийти в себя от удивления, что ты на такое дело решился.

Пегин. И подумать только, как мы все здесь за ним ухаживали и с ним носились, а он ровнешенько ничего не сделал — только тюкнул его легонько по башке и со всех ног бросился бежать, весь в холодном поту со страху. Убирайся вон отсюда сейчас же!

Кристи (жалобно). Ты видела сегодня, на что я способен, так спаси же меня теперь от этого старика. Почему тебе так загорелось вдруг меня прогнать от себя, почему ты хочешь моей погибели?

Пегин. Потому что во мне все горит от такой обиды, от такого предательства, мне теперь даже подумать дико, что всего полчаса тому назад я тебя держала в своем сердце. (Мехоуну.) Убери его отсюда, мне перед людьми совестно, что я из себя выхожу из-за такого дрянного хвастунишки, из-за такого дурака безмозглого.

Мехоун. Ну вставай, пойдем со мной на расправу.

Толпа (насмехаясь над Кристи). Вон он, герой-то! Вон он молодец, который думал нами всеми командовать здесь в Мейо! Отделай его по первое число, папаша.

Кристи (поднимается в страхе и смущении). Что вы ко мне привязались, за что вы меня мучите? Да разрази меня гром небесный на этом самом месте, если я когда кого пальцем тронул, кроме того единственного раза, что я его ударил.

Мехоун (громко). Вот это-то и плохо. Если ты никого не обидел, стало быть — грош тебе цена. И разве не от таких вот, как ты, все зло на свете происходит?

Кристи (вздымает руки). Во имя господа всемогущего…

Мехоун. Не гневи ты бога. Ты хочешь, чтобы он наслал на нас засуху, лихорадку, куриную слепоту и холеру?

Кристи (вдове Куин). Приди хоть ты ко мне на помощь — стань здесь между нами.

Вдова Куин. Я уж, кажется, слава тебе господи, сделала все, что могла. Больше я уже ничего не могу.

Кристи (в отчаянии озирается кругом). И что же теперь — мне опять возвращаться на прежнюю каторгу? Или сделаться мне бродягой и скитаться по работным домам да по большим дорогам и глотать осеннюю придорожную пыль, или дрожать весной в стужу, когда ветер свистит у тебя между ребрами?

Сара. Попроси Пегин тебе помочь. Девичий нрав переменчив.

Кристи. Не буду я ее просить. Красота ее — для меня одна мука, хоть и хороша она так, что сам полуночный месяц — и тот бы горд был и счастлив, если бы встретил ее здесь среди вереска на Килских холмах. И к чему я притащился сюда, чтобы только от одного взгляда ее мне всю душу огнем опалило?

Пегин (Мехоуну, порывисто, боясь расплакаться). Уведи его поскорей, а то я, право, подговорю парней, чтобы они с ним разделались.

Мехоун (подходит к нему, размахивая палкой). Ну идем, если не хочешь, чтобы я с тебя шкуру опустил здесь же, при всем честном народе.

Пегин (смеясь сквозь слезы). Так ему и надо, чтобы весь свет видел, как его драть будут, этого мерзкого лгунишку, который тут разыгрывал из себя героя и грозу всех людей.

Кристи (Мехоуну, очень резко). Отстань от меня!

Толпа. Так, так. Ну-ка, Кристи, смелее! Вот будет весело, если они оба подерутся.

Мехоун (старается ухватить его за ворот). А ну-ка, подойди ко мне.

Кристи (еще более угрожающе). Отстань от меня, — тебе говорят!

Мехоун. Я, может, и отстану, когда тебе ноги переломаю и на заднице синяков наставлю.

Толпа. А ну давай! Чего еще ждать! Я ставлю на старика! Ну, ты, молодец, начинай!

Кристи (тихим голосом, но с чрезвычайной силой). Заткнитесь. Вы из меня нынче сделали героя — и только потому, что попались на мою ложь. А теперь я начинаю думать, что, как ни худо быть одиноким на этом свете, еще хуже, пожалуй, якшаться с такими дураками, как вы.

Мехоун делает движение навстречу ему. (Почти кричит.) Убирайтесь вон… а не то я сейчас так хвачу вас всех, что все ваши ангелы-хранители там, на облаках, только заморгают глазами со страху. (Оборачивается и внезапным резким движением хватает заступ.)

Толпа (отчасти испуганно, отчасти забавляясь). Да он взбесился! Берегитесь! Спасайтесь от этого бешеного идиота!

Кристи. Пускай я буду идиот, а все-таки все слышали, как я произносил такие слова, что сделали бы честь любому из сказителей, что выступают на ярмарках. И я взял первый приз на ваших скачках и был первым в прыжках…

Мехоун. Заткни свою глотку и ступай за мной.

Кристи. Я пойду, но прежде разделаюсь с тобой. (Бросается на старика Мехоуна с заступом и выгоняет его за дверь на улицу.)

Вся толпа и вдова Куин выбегают за Кристи и стариком Мехоуном. За сценой страшный шум, потом слышен дикий крик, за которым следует мертвое молчание. Кристи, ошеломленный, входит обратно в комнату и садится к огню.

Вдова Куин (вбегает впопыхах и подходит к нему). Они все теперь накинутся на тебя. Идем скорее, а то тебя и взаправду повесят.

Кристи. Я думаю, что теперь Пегин опять станет восхищаться мною, как раньше.

Вдова Куин (нетерпеливо). Идем сюда, через заднее крыльцо. Радости мало будет, если тебя вздернут на виселицу.

Кристи (возмущенно). Никуда я не пойду. К чему мне жизнь, если я покину Пегин?

Вдова Куин. Идем со мной, и будешь ты жить не хуже, чем вчера. А ты теперь уже дважды убийца, будет чем тебе похвастаться перед девками.

Кристи. Я не оставлю Пегин Майк.

Вдова Куин (нетерпеливо). Да что на ней — свет клином сошелся? Да в любом кабаке от Бингамстона до Мийтской долины можно встретить не хуже ее девку. Идем же скорей, я тебе говорю, и я найду тебе такую красотку, не этой чета, — и что ни месяц, у тебя будет новая.

Кристи. Никого, кроме Пегин, мне не надо. И что мне из того, даже если ты мне пригонишь целое стадо молоденьких девушек и они станут предо мною в одних рубашках отсюда и до самого края земли?

Сара (вбегает, на ходу сбрасывая с себя одну из своих юбок). Они идут сюда, чтобы его повесить. (Протягивает ему юбку и платок.) Надень это на него, и пусть его бежит на восток.

Вдова Куин. К нему сейчас не подступишься, но мы все же его переоденем, и я его переправлю на пароме к пароходу.

Кристи (слабо сопротивляясь). Оставьте меня, прошу вас. Сегодня мне везет во всем. Она за меня выйдет наверное, ведь я все-таки всем доказал, что я герой.

Они пробуют обвязать ему юбку вокруг пояса.

Вдова Куин. Возьми его за левую руку, и мы его силком вытащим отсюда. Ну идем же, молодой человек!

Кристи (внезапно очнувшись). Вы хотите меня разлучить с ней? Ревнуете меня, потому что я женюсь на ней. Убирайтесь отсюда, слышите! (Хватает стул и замахивается на них.)

Вдова Куин (уходя). В сумасшедший дом его надо посадить, а совсем не в тюрьму. Мы сбегаем черным ходом за доктором и все-таки его спасем. (Выходит вместе с Сарой через внутреннюю дверь.)

На пороге наружной двери показывается толпа мужчин. Кристи снова садится к огню.

Майкл (трагическим шепотом). А что, старикан-то на самом деле убит?

Филли. Я сам видел, как он вздохнул в последний раз и испустил дух.

Все с любопытством уставились на Кристи.

Майкл (с веревкой в руках). Взгляните на него, как он смирно сидит. Сделайте затяжную петлю и накиньте ему на голову, пока он нас не видит.

Филли. Возьми ты веревку и сделай это, Шанин. Ты из нас всех здесь самый трезвый.

Шоон. Что, мне подходить к нему, когда он на меня больше всех злится? Нет, уж лучше пусть Пегин Майк это сделает.

Пегин. Ладно, давай.

Пегин подходит к нему, за ней остальные, и они накидывают ему затяжную петлю на шею.

Кристи. Что вам надо?

Шоон (торжествующе, в то время как они тую затягивают ему руки веревкой). Идем-ка теперь в полицию, там тебя живо вздернут.

Кристи. Меня!

Майкл. Если мы тебя пожалеем, то может статься, что господь бог нас покарает за это, наслав на нас нынче же все судебные власти. Так что уж лучше пойдем с нами без крику, спокойно, — смерть на виселице — смерть быстрая и легкая.

Кристи. Я с места не сдвинусь. (К Пегин.) Что же теперь скажешь, когда я совершил то же самое и у всех на глазах?

Пегин. Я скажу, что если из чужих мест придет человек и начнет вести смелые речи — это чудо из чудес; но когда видишь, как на заднем дворе человек другого заступом хватит, тут понимаешь, что удаль в речах и грязное дело — совсем не одно и тоже же. (Мужчинам.) Уберите его отсюда, а то еще, того гляди, нас всех за него засудят.

Кристи (с ужасом). И ты, ты сама гонишь меня прочь отсюда и жаждешь, чтобы палач заскорузлыми пальцами мне за ухом петлю прилаживал?

Мужчины (тянут его за веревку). Ну, идем, чего там! (Стаскивают его на пол.)

Кристи (цепляется ногами за ножки стола). Разрежь веревку, Пегин, и я уйду от вас всех куда глаза глядят и буду жить, как тот помешанный в Кийле, что всякую пакость жрет и водоросли, приставшие к камням.

Пегин. Это чтобы нас повесили за такого нахального пустобреха, как ты? (Мужчинам.) Уберите его, тащите его вон отсюда, сейчас же.

Шоон. А вы подтяните ему петлю на шее, пойдет тогда.

Филли. Сам подтягивай. Не беспокойся, он тебя теперь не тронет, если только ты подальше станешь, чтобы он тебя не укусил.

Шоон. Боюсь я его. (К Пегин.) Вот что, достань-ка ты кусок торфу из огня и прижги ему ногу.

Пегин (раздувает пламя мехами). Отцепись-ка от стола, парень, а не то я тебе прижгу пятки.

Кристи. Ты раздуваешь огонь, чтобы мучить меня? (Голос его становится сильнее и громче.) Ах, вот ты какая? Ну, теперь поберегитесь вы все, потому — если меня ждет виселица, то уж я себя перед смертью потешу и пущу кое-кому из вас кровь — так и знайте.

Шоон (в ужасе). Держи его крепче, Филли. Будь осторожнее, Христа ради. Потому, я думаю, он первым делом на меня накинется, чтобы отомстить за свои обиды. Кристи (почти весело). Дай только мне до тебя добраться, так уж будешь ты у меня висеть, нынче же ночью, заместо чучела огородного и пугать чертовых ворон. Ах, веселенькая это будет для тебя прогулочка — прокатиться по преисподней вместе с тенью моего покойного батюшки Шоон (к Пегин). Скорее ты, слышишь? О господи, это не человек, а зверь какой-то, а вы все тут еле на ногах держитесь и что делать не знаете. Уж правду говори отец Рейли, что водка — это наше проклятие.

Кристи. Если бы я хоть кому-нибудь из вас мог свернуть шею, я бы на суде был горд, как король, глядя, как присяжные трясутся со страху. А когда меня вздернут на виселицу, вот рев-то поднимется по всему Мейо — знатные барыни в шелку и в атласе — и те, поди, станут себе носы утирать кружевными платочками. И уж, наверное, стихи и песни будут петь потом про мою горькую долю (Извернувшись, лежа на полу, кусает Шоона в ногу.)

Шоон (кричит). Он укусил меня за ногу. Он, наверное, вроде бешеной собаки, и я теперь беспременно помру. Кристи (весьма довольный собой). Уж это будь здоров. Так что ты можешь теперь весь ад разукрасить флагами, к моему приходу туда, недели через две-три, потому, я думаю, у сатаны немного таких, которые своего родного отца укокошили и притом сначала разок в Кэрри, а потом еще раз в Мейо.

Старик Мехоун вползает на четвереньках сзади. Его никто не замечает.

Мужчины (к Пегин). Неси же огонь скорее.

Пегин (подходит к нему). Ну, господи благослови! (Прижигает ему ногу.)

Кристи (брыкается и визжит). Ой, боже милостивый! (Отпускает ножки стола, за которые держался, его тащат к двери.)

Джимми (замечает старика Мехоуна). Взгляните-ка, что тут приползло!

Все бросают Кристи и перебегают налево.

Кристи (с трудом становится на колени и вдруг оказывается лицом к лицу со стариком Мехоуном). Ты что, хочешь, чтобы тебя в третий раз убили? Чего тебе еще надо?

Мехоун. Зачем это они тебя связали?

Кристи. Они хотят меня сдать полиции, чтобы меня повесили за то, что я тебя укокошил.

Майкл (извиняющимся тоном). На то уж воля господня, что всякому хочется свою хижину уберечь от суда да следствия. И что бы моя дочь стала делать, если бы они меня разорили или повесили?

Мехоун (развязывая Кристи, мрачно). А мне наплевать, хоть повесь ей мешок на спину, и пусть ее ракушки собирает до самой ее смерти. А мы с сыном теперь пойдем своей дорогой. Эх, и радость же будет рассказывать про подлецов, что живут в Мейо, да про здешних дураков. (К Кристи, который освободился от своих пут.) Ну, пошли.

Кристи. Что, мне идти с тобой? Ну, ладно, но только я пойду как доблестный воин со своим басурманским рабом. Иди вперед, и с нынешнего дня ты станешь мне варить овсянку и чистить для меня картошку, потому — я теперь победитель во всех боях. (Подталкивает Мехоуна.) Иди же, тебе говорят!

Мехоун. Ты это мне?

Кристи. Не разговаривать. Пошел вон.

Мехоун (уходя, оглядывается через плечо на Кристи). Слава тебе, господи! (Широко улыбается.) Видно, я опять помешался. (Уходит.)

Кристи. Да будут благословенны все здесь, отныне и до века. Ведь вы в конце концов сделали из меня удалого молодца, и теперь не жизнь будет мне, а масленица, и буду я жить в радостных мечтах до самого дня страшного суда. (Уходит.)

Майкл. Ну, слава тебе, господи, теперь и выпить можно. Поднеси-ка нам, Пегин!

Шоон (подходит к ней). Ну, разве это не чудо, что отец Рейли в конце концов нас все-таки может повенчать. И никто теперь нам не помешает, лишь бы мне только вылечиться от его поганого укуса.

Пегин (закатывает ему пощечину). Убирайся вон, чтобы я тебя больше не видала. (Накидывает платок себе на голову и разражается дикими рыданиями.) О горе мне — теперь я его потеряла навеки! Я потеряла несравненного удалого молодца — гордость Запада!

Занавес