Избранная лирика

От составителя

Трудно охарактеризовать творчество поэта в короткой статье. Одно можно сказать с уверенностью: поэт твердых творческих убеждений, Иосиф Уткин и в зрелые годы оставался верным идеалам молодости. Он пришел в литературу со стихами, в «лад боевой марсельезы» которых нежно «девичий голос гремел». Объемней и глубже становилось с годами это умение сплавлять в единый слиток гражданские мотивы и лирику, пронесенные поэтом сквозь всю его жизнь.

Комсомольская юность, мать-Родина Россия — вот тот круг жизненных явлений и проблем, которые всегда волновали поэта, которые он органически продолжал и развивал, хотя мир его поэзии выходит далеко за пределы этой сквозной темы творчества. Естественностью и непринужденностью пленяет поэзия Иосифа Уткина: чувства лишены сентиментальности, мастерство — бессмысленной виртуозности, напряженность — нервного возбуждения. Отличительная ее черта — предельная искренность, преданность правде жизни.

Он любил жизнь: ее переменчивость, контрасты, многообразие. И такой предстает она в его стихах. Со всей зоркостью нравственной молодости и чистоты однажды Иосиф Уткин постиг жизнь во всех ее противоречиях, и с тех пор не изменили ему ни разу ни сердце, ни рука. Он писал жизнь такой, как она есть: с ее вершинами и провалами, с ее кровью, жестокостью и трагизмом, но вместе с тем с ее величием, красотой и героизмом. Вот почему, излучая оптимизм, поэзия Иосифа Уткина не располагает к благодушию.

Образ мыслей поэта неотделим от его характера. И по, быть может, незаметному для самого поэта тяготению к определенным эпитетам, образам, темам, по инстинктивным его пристрастиям, по едва уловимым, но характерным приметам стиля мы можем представить себе личность Иосифа Уткина.

«Он звал к благородству и сам был благороден, славил любовь и сам был полон любви, призывал к мужеству и был необыкновенно мужествен… Он мог мягко, осторожно, доверчиво положить руку на плечо читателя, не уговаривать, а убеждать его. Убеждать в том, что человечество обладает великим здоровьем, несмотря на временные болезни… Пусть это звучит несколько выспренно, но он был пророком хороших чувств…».

Михаил Светлов

А когда поэт высказывает такие мысли, мы видим прежде всего человека своей эпохи, разделяющего с молодежью ее стремления и надежды. И в этом залог бессмертия поэта, ибо, невзирая на свой тысячелетний возраст, человечество всегда молодо.

Давид Фикс

Молодежи

Нас годы научили мудро Смотреть в поток До глубины, И в наших юношеских кудрях До срока — Снежность седины. Мы выросли, Но жар не тает. Бунтарский жар В нас не ослаб! Мы выросли, Как вырастает Идущий к пристани корабль.

1925

Девушке

Ни глупой радости, Ни грусти многодумной, И песням ласковым, Хорошая, не верь. И в тихой старости И в молодости шумной Всего сильней Нетерпеливый зверь. Я признаюсь… От совести не скрыться: Сомненьям брошенный, Как раненый, верчусь. Я признаюсь: В нас больше любопытства, Чем настоящих и хороших чувств. И песни пел И в пламенные чащи Всегда душевное носил в груди! И быть хотел Простым и настоящим, Какие будут Только впереди. Да, впереди… Теперь я между теми, Которые живут и любят Без труда. Должно быть, этот век, Должно быть, это время — Жестокие и нужные года!

1926

Стихи о дружбе

Я думаю чаще и чаще, Что нет ничего без границ, Что скроет усатая чаща Улыбки приятельских лиц, Расчетливость сменит беспечность, И вместо тоски о былом Мы, встретясь, Былую сердечность Мальчишеством назовем. Быть может, Рассудочной стужей Не тронем безусых путей. Быть может, Мы будем не хуже И все-таки будем не те… Вот девушку любим и нежим, А станет жена или мать — Мы будем все реже и реже Любимой ее называть…

1926

Двадцатый

Через Речную спину, Через Лучистый плес Чугунной паутиной Повис тяжелый мост. По краю — Тишь да ивы, Для отдыха — добро. А низом — прихотливо Речное серебро. На тишь, На побережье Качает паровик… — Я, милая, приезжий, Я в отпуск, фронтовик… Сады родные машут! Здесь молодость текла, И золотые чаши Подняли купола. Привет вам, Отчьи веси! С победой И весной!.. Но что-то ты не весел, Мой город дорогой. Дома тихи И строги. И не слыхать ребят. И куры на дороге, Как прежде, не пылят. И яблони бескровны, И тяжелы шаги, И на соседских бревнах Служивый… без ноги. Да, ничего на свете Так, запросто, не взять — Когда родятся дети, Исходит кровью мать! Но вот И наши сени. Но вот И милый кров, Где первые Сомненья, Где первая Любовь. И в этом Все, как прежде, — И сад, И тишь, И крик: — Я, бабушка, приезжий, Я в отпуск, фронтовик. И, взгляд последний бросив, Старуха обмерла: — Иосиф, ах, Иосиф, Я так тебя ждала! И я в объятьях стыну… — Иосиф, это ты?! . . . Чугунной паутиной Качаются мосты. И мчатся эшелоны Солдат, Солдат, Солдат! Тифозные перроны Под сапогом хрустят. По бедрам Бьются фляги, Ремень, наган — правей. И синие овраги Под зарослью бровей. В броне, В крови, В заплатах — Вперед, Вперед, Вперед! — Страдал и шел Двадцатый Неповторимый год!!

1927

Звенья

Пятнадцатилетию комсомола

Вспоминаю С истинным восторгом То, чего не знала просто ты: Героизм, Одетый в гимнастерку Неправдоподобной красоты. Вот они — Встают передо мною Юноши В семнадцать-двадцать лет Недоступной И живой стеною Ныне воспеваемых Побед. Без сапог, Не чесаны, Не бриты!.. Но щетиной Этих юных лиц Были, как штыками, Перерыты Все обозначения Границ. Под огнем, В затрепанных обмотках, Сквозь огромный азиатский Дождь С песней, С жаром, С кровью в сердце… Вот как Шла к бессмертью Наша молодежь… От Владивостока И до Польши Проведен Пунктир кровавый Тел. Но спроси… поставь любого… Больше Ничего никто и не хотел. Да и так ли мало Быть пунктиром Или историческим звеном Между старым и грядущим Миром? Мы и не мечтали об ином. Но, трудясь До белого каленья, Бедствуя И плавя мрамор зим, Мы откроем Новым поколеньям Путь в грядущее, Как двери в… магазин. И когда, Не кончив песнопенье, Трупом я свалюсь среди других, Пусть по мне, Как по одной ступени, Прогремит победа молодых.

1933

Искры

…Пуля, им отлитая, отыщет грудь мою

Н. Гумилев

Я следил за небом робко, Где — впопад и невпопад — Как по спичечной коробке Чиркал спички звездопад. Так вот некогда горела, Рассказал бы я тебе, Трубка старого карела В достопамятной избе. Так когда-то не без риску, Корпус лихо накреня, Высекал я насмерть искры Из армейского кремня! Да, ни в хижине чухонца, Ни в крутом седле бойца Ни звезды своей, ни солнца Не сыскал я до конца. Где-нибудь в немецкой Туле, Нами занятой в бою, Отливает мастер пулю — Искру, стало быть, мою…

1938

Комсомольская песня

Мальчишку шлепнули в Иркутске. Ему семнадцать лет всего. Как жемчуга на чистом блюдце, Блестели зубы У него. Над ним неделю измывался Японский офицер в тюрьме, А он все время улыбался: Мол, ничего «не понимэ». К нему водили мать из дому. Водили раз, Водили пять. А он: — Мы вовсе не знакомы!.. — И улыбается опять. Ему японская «микада» Грозит, кричит: — Признайся сам!.. — И били мальчика прикладом По знаменитым жемчугам. Но комсомольцы На допросе Не трусят И не говорят! Недаром красный орден носят Они пятнадцать лет подряд. …Когда смолкает город сонный И на дела выходит вор, В одной рубашке и кальсонах Его ввели в тюремный двор. Но коммунисты На расстреле Не опускают в землю глаз! Недаром люди песни пели И детям говорят про нас. И он погиб, судьбу приемля, Как подобает молодым: Лицом вперед, Обнявши землю, Которой мы не отдадим!

1934

Песня об убитом комиссаре

Близко города Тамбова, Недалеко от села, Комиссара молодого Пуля-дура подсекла. Он склонялся, Он склонялся, Падал медленно к сосне И кому-то улыбался Тихо-тихо, как во сне. Умирая в лазарете, Он сказал: — Ребята… тут Есть портрет… Елизавета — Эту девушку зовут. Красным гарусом расшитый — Вот он, шелковый кисет! Ну, так вы ей… напишите, Что меня… в помине нет… Мы над ним Не проронили Ни единого словца. Мы его похоронили Честь по чести, как бойца. Но тамбовской ночью темной, Уцелевшие в бою, Мы задумались, И вспомнил Каждый девушку свою… …Я хотел бы, дорогая, Жизнь свою прожить любя. Жить — любить. И, умирая… Снова вспомнить про тебя!..

1935

Сердце

Ничего не пощадили — Ни хорошее, ни хлам. Все, что было, разделили, Разломали пополам. Отдал книги, Отдал полки… Не оставил ничего! Даже мелкие осколки Отдал сердца своего. Все взяла. Любую малость — Серебро взяла и жесть. А от сердца… отказалась. Говорит — другое есть.

1935

Лыжни

Вы уедете, я знаю. За ночь снег опять пройдет. Лыжня синяя, лесная Постепенно пропадет. Я опять пойду средь просек, Как бывало в эти дни. Лесорубы, верно, спросят: — Что ж вы, Павлович, одни?.. Как мне гражданам ответить? О себе не говорю! Я сошлюсь на сильный ветер И, пожалуй, закурю. Ну, а мне-то… Ну, а мне-то?.. Ветра нет… ведь это ж факт… Некурящему поэту Успокоить сердце как? Или так и надо ближним, Так и надо без следа, Как идущим накрест лыжням, Расходиться навсегда?..

1935

На Можайском шоссе

Не люблю — если сыро и гнило. Красотой этих мест покорен, Для своей односпальной могилы Я бы выбрал Можайский район. Мне сподручно: семейные козы, Холм зеленый да речка вдали… Уступите мне, люди колхоза, Если можно, немного земли. Говоря без стыда и зазнайства, Честный лирик, не шалопай, В коллективном советском хозяйстве Я имею свой маленький пай. Мне не надо «паккардов» очкастых, Стильных дач… Я прошу об одном: Отведите мне скромный участок В две сосны под зеленым холмом. Это мало. И, думаю, это Не испортит природы красот. А засеете? Сердце поэта Снова честным зерном прорастет. Не имея других капиталов, Это сердце, питавшее стих, И при жизни собою питало Современников славных моих.

1936

Народная песня

— Ну-ка, двери отвори: Кто стоит там у двери? — Это нищий, Аннушка. — Дай краюху старику, Да ступай-ка на реку: Кто там стонет, Будто тонет? — Это лебедь, Аннушка. — Ну, так выйди за плетень: Почему такая тень?! — Это ружья, Аннушка. — Ну, так выйди за ворота, Расспроси, какая рота: Кто? Какого, мол, полка? Не хотят ли молока? — Не пойду я, Аннушка! Это белые идут, Это красного ведут, Это… муж твой, Аннушка…

1939

Посвящение

Трудно нам с тобой договориться. Трудно, милая, трудней всего: Резко обозначена граница Счастья твоего и моего. И, усталые, полуживые, Зубы стиснувши и губы сжав, Мы с тобой стоим как часовые Двух насторожившихся держав.

1939

Снегурочка

Любовь моя, снегурочка, Не стоит горевать! Ну, что ты плачешь, дурочка, Что надо умирать? Умри, умри, не жалуясь… Играя и шутя, Тебя лепило, балуясь, Такое же дитя. Лепило и не думало, Что не веселый смех — Живую душу вдунуло Оно в холодный снег! И что, когда откружится Безумный этот вихрь, Останется лишь лужица От радостей твоих…

1940

«Я видел девочку убитую…»

Я видел девочку убитую, Цветы стояли у стола. С глазами, навсегда закрытыми, Казалось, девочка спала. И сон ее, казалось, тонок, И вся она напряжена, Как будто что-то ждал ребенок… Спроси, чего ждала она? Она ждала, товарищ, вести, Тобою вырванной в бою, — О страшной, беспощадной мести За смерть невинную свою!

1941

Если будешь ранен, милый, на войне…

Если будешь ранен, милый, на войне, Напиши об этом непременно мне. Я тебе отвечу В тот же самый вечер. Это будет теплый, ласковый ответ: Мол, проходят раны Поздно или рано, А любовь, мой милый, не проходит, нет! Может быть, изменишь, встретишься с другой — И об этом пишут в письмах, дорогой! Напиши… Отвечу… Ну, не в тот же вечер… Только будь уверен, что ответ придет: Мол, и эта рана Поздно или рано, Погрущу, поплачу… все-таки пройдет. Но в письме не вздумай заикнуться мне О другой измене — клятве на войне. Ни в какой я вечер Трусу не отвечу. У меня для труса есть один ответ: Все проходят раны Поздно или рано, Но презренье к трусу не проходит, нет!

1941

Если я не вернусь, дорогая…

Если я не вернусь, дорогая, Нежным письмам твоим не внемля, Не подумай, что это — другая. Это значит… сырая земля. Это значит, дубы-нелюдимы Надо мною грустят в тишине, А такую разлуку с любимой Ты простишь вместе с родиной мне. Только вам я всем сердцем и внемлю, Только вами я счастлив и был: Лишь тебя и родимую землю Я всем сердцем, ты знаешь, любил. И доколе дубы-нелюдимы Надо мной не склонятся, дремля. Только ты мне и будешь любимой, Только ты да родная земля.

1942

Ты пишешь письмо мне

На улице полночь. Свеча догорает. Высокие звезды видны. Ты пишешь письмо мне, моя дорогая, В пылающий адрес войны. Как долго ты пишешь его, дорогая, Окончишь и примешься вновь. Зато я уверен: к переднему краю Прорвется такая любовь! …Давно мы из дома. Огни наших комнат За дымом войны не видны. Но тот, кого любят, Но тот, кого помнят, Как дома и в дыме войны! Теплее на фронте от ласковых писем. Читая, за каждой строкой Любимую видишь И родину слышишь, Как голос за тонкой стеной… Мы скоро вернемся. Я знаю. Я верю. И время такое придет: Останутся грусть и разлука за дверью, А в дом только радость войдет. И как-нибудь вечером вместе с тобою, К плечу прижимаясь плечом, Мы сядем и письма, как летопись боя, Как хронику чувств, перечтем…

1942

Сестра

Когда, упав на поле боя — И не в стихах, а наяву, — Я вдруг увидел над собою Живого взгляда синеву, Когда склонилась надо мною Страданья моего сестра, — Боль сразу стала не такою: Не так сильна, не так остра. Меня как будто оросили Живой и мертвою водой, Как будто надо мной Россия Склонилась русой головой!..

1943

Затишье

Он душу младую в объятиях нес…

М. Лермонтов

Над землянкой в синей бездне И покой и тишина. Орденами всех созвездий Ночь бойца награждена. Голосок на левом фланге. То ли девушка поет, То ли лермонтовский ангел Продолжает свой полет. Вслед за песней выстрел треснет Звук оборванной струны. Это выстрелят по песне С той, с немецкой стороны. Голосок на левом фланге Оборвется, смолкнет вдруг… Будто лермонтовский ангел Душу выронил из рук…

1943

«Дни склоняются и меркнут…»

Дни склоняются и меркнут. Лишь не меркнет боль живая, Как солдата на поверку, Юность громко вызывая. Но в ответ — одно молчанье. Только сам вздохнешь порою, Как вздохнет однополчанин Над могилою героя…

1943

Стихи о России

Не знаю, ей-богу, не знаю, Но чем-то мне очень близка И эта вот небыль лесная Над курной избой лесника. И эта вот звездная небыль, С которой я с детства знаком, Где кровля и синее небо Связуются тонким дымком. Бывал я и в Праге и в Польше[1], И все мне казалось: крупней Граненые звезды и больше Над Родиной милой моей. И люди, казалось мне, выше: Красивый народ и большой! А если кто ростом не вышел — Красив и прекрасен душой! …Я помню: морозная чаща, Дымок к небосводу прирос, Сверкает хрустальное счастье Одетых по-царски берез. И вдруг неожиданно бойко Взметнулась старинная страсть! Крылатая русская тройка, Земли не касаясь, неслась! Как в детстве далеком, как в сказке Гармоника… зубы девчат… А яркие русские краски С дуги знаменитой кричат. И сразу все стало ненужным Душе, умиленной до слез, — Все, кроме вот этой жемчужной И царственной дремы берез. Россия… За малую горстку Из белого моря снегов Все прелести жизни заморской Отдать россиянин готов! За песню в серебряном поле! За этот дымок голубой! За родинку малую, что ли, Над вздернутой алой губой! За взгляд, то веселый, то грустный, За влажных очей изумруд, За то, что, я думаю, русским Нерусские люди зовут!

1942–1944

Послушай меня

Послушай меня: я оттуда приехал, Где, кажется, люди тверды, как гранит, Где гневной России громовое эхо, Вперед продвигаясь, над миром гремит. Где слева — окопы, а справа — болота, Где люди в соседстве воды и гранат Короткие письма и скромные фото, Как копии счастья, в планшетах хранят. Здесь громкие речи, товарищ, не в моде, Крикливые песни совсем не в ходу, Любимую песню здесь люди заводят — Бывает — у смерти самой на виду! И если тебя у костра попросили Прочесть, как здесь принято, что-то свое — Прочти им без крика стихи о России, О чувствах России к солдатам ее, Как любят их дети, как помнят их жены… И станут тебе моментально слышны И снег и деревья — весь слух напряженный Овеянной стужей лесной тишины. И как бы при звуках родной им трехрядки, Словам твоей правды поверив не вдруг, Веселый огонь молодой переглядки, Искрясь, облетит их внимательный круг. И кто-то дровец, оживляясь, подбросит, И кто-то смущенно оправит ружье, И кто-то любимую песню запросит, И кто-то тотчас же затянет ее… В холодных порядках серебряной чащи Осыплется пепел с верхушек седых: Как будто простое солдатское счастье Горячим дыханьем коснется и их. А русская песня, что с кривдой не в мире, Пойдет между тем замирать на лету, Потом, разрастаясь все шире и шире, Как храбрый разведчик уйдет в темноту.

1944

Весна в Москве

Еще вчера ты видел сам Зимы холодные приметы. А нынче взмыла к небесам Стрижа певучая ракета. Над древним городом кружа, Ликует маленькая птица. И звонкие круги стрижа Звучат, как праздник, над столицей. Как будто, скинув снежный наст И хлынув в синеву густую, Природа на день раньше нас Победу нашу торжествует.

1944

Книги И. П. Уткина

(Библиографическая справка)

Повесть о рыжем Мотэле, господине инспекторе, раввине Исайе и комиссаре Блок. М., изд-во газеты «Правда», 1926; изд-во «Пролетарий», Харьков, 1928; М. — Л., Гос. изд. худож. лит., 1931; М., изд-во «Молодая гвардия», 1933.

Первая книга стихов. М. — Л., Госиздат, 1927 (два издания), 1928, 1929, 1931.

Лирика. М., «Огонек», 1927.

Публицистическая лирика. М., «Огонек», 1931.

Стихи о войне. М., Гос. изд. худож. лит., 1933.

Милое детство. Поэма. ОГИЗ, изд-во «Молодая гвардия», 1933.

Стихи. М., изд-во «Молодая гвардия», 1935.

Избранные стихи. М, Гослитиздат, 1936.

Поэмы. М., Гослитиздат, 1938.

Лирика. М., Гослитиздат, 1939.

Я видел сам. М., изд-во «Советский писатель», 1942.

Фронтовые стихи. Ташкент, изд-во «Советский писатель», 1942.

О Родине. О дружбе. О любви. М., ОГИЗ, 1944.

Суровый ветер. М., изд-во «Советский писатель», 1950.

Стихи и поэмы. М., Гослитиздат, 1956.

Стихи и поэмы. М., Гослитиздат, 1961.