— Бориска, ну долго ты ещё?.. — Юрка глянул на яркое мартовское солнце. В глаз тут же скакнул проныра-зайчик — ослепил. Юрка заслонился рукой, наморщил веснушчатый нос. Машинально помахал солнцу в ответ: мол, я про твои шуточки всё знаю!

За спиной что-то грохнулось.

— Бориска, давай уже, а то так до вечера не обернёмся!

Действительно, извилистые овраги деревни Подгорной расползались во всех направлениях от подножий Лысой горы, петляя замысловатыми лабиринтами по окрестным полям и лугам. Местами они скрывались под зарослями хлипких рощиц, а ещё дальше на юг и восток — и вовсе зарастали непроходимыми лесами — забреди в такую чащу, вовек не сыскать! С востока — на запад нёс свои неспешные воды сонный Мельчус — в редких местах вода доходила до пояса. Тут ни нырнуть, как следует, ни пошалить, дёргая девчонок за босые ноги.

— Да иду я. — Из-за деревянных ворот покосившегося на правый бок сарая выглянул чумазый Бориска. Голова запорошена соломой, с ушей свисает приставучая паутина, лёгкая осенняя курточка — нараспашку. Тёмно-синие брюки с выглаженными стрелками пестреют пятнами слежавшейся пыли. Галоши со стоптанными задниками попеременно упираются в створку ворот, силясь оттолкнуть ту прочь. Естественно, руки-то заняты.

Юрка, завидев друга, расплылся в довольной улыбке — Чеширский кот попросту отдыхает.

— Ну наконец-то! Ты как невеста на выданье!

Бориска насупился.

— Сам ты невеста…

— Нашёл?

— Нашёл. — И Бориска продемонстрировал нетерпеливо перетаптывающемуся другу свою находку — старенький запылённый компас в металлическом корпусе с треснувшим стеклом.

— А это ничего? — тут же забеспокоился Юрка, указывая на покоцанное стекло.

Бориска пожал плечами, да так откровенно, что задействовал всё тело: привстал на носочки, расправил плечи, прокатился на пятку и притих. Потом вздрогнул и начал медленно-медленно поворачиваться вокруг собственной оси.

Юрка, с замиранием сердца, следил за стрелкой.

Какое-то время та никак не реагировала на Борискины телодвижения. Потом нерешительно дрогнула — совсем как сам Бориска вначале манёвра — и повернулась на невидимый ориентир.

— Кажись фурычит, — сказал Бориска и крутанулся на носке правой ноги, будто юла.

— Ага, — заключил Юрка, вставая спиной к солнцу, — вот он, север.

Бориска бережно стёр пыль с раритетного прибора. Провёл ногтём по трещине. Понюхал.

— Чем пахнет? — спросил Юрка.

— Морем, — не задумываясь, ответил Бориска. — С ним мой дед Севастополь защищал от фашистов.

— Врёшь!

— А вот и не вру! Тут даже надпись есть на обратной стороне! — Бориска перевернул компас и прочитал выгравированные на металле буквы: — «За проявленную доблесть в битве за освобождение Севастополя от фашистских завоевателей адмиралу И. П. Яхонтову».

Юрка присвистнул.

— Ничего себе! А чего ты раньше молчал?

Бориска бережно прислонил компас к груди.

— А ты спрашивал что ли? — неожиданно ощетинился он. — Да и кому, какое дело до того, что было семьдесят лет назад…

— Дело должно быть! А иначе дела твоего деда все насмарку пойдут.

— Это ещё почему?

— Потому что помнить надо, на чём этот мир замешан!

— А на чём он замешан?

— На крови! Неужели не ясно? — Юрка развернулся к солнцу. — Люди гибли на войне, силясь возродить утраченный мир, а мы теперь толком и не помним этого. А потому и не говорим. А говорить надо! Иначе всё вернётся на круге своя.

— Почему?

— Да потому что забудут люди, что такое война! А вместе с этим, утратят и страх. А ничего не боятся только дураки… вроде Гуни из шестого… Вымахал, дубина, с эти ворота, а ума хватает только на то, чтобы у малышни деньги отнимать! Мне кажется, фашизм именно с таких и пошёл.

Бориска кивнул. Снова посмотрел на компас.

— А вдруг он там сломается?

Юрка усмехнулся.

— В старом сарае не сломался, а тут вдруг сломается…

— Так то в сарае… а то там… Там ведь не пойми чего творится. Ещё огни эти по ночам… Может ну его всё, а?..

— Сдрейфил? — Юрка прищурился.

Бориска отвёл глаза. Вцепился побелевшими пальчиками в компас, словно прося у того помощи.

— Нет. Просто не по себе как-то.

Юрка потрепал друга по плечу.

— Ничего, прорвёмся! Тем более, нам последний рукав осталось разведать — нечего с этим затягивать!

— А вдруг и впрямь найдём чего?..

— Так ради этого и ходим!

— Я не про то. — Бориска почесал свободной рукой лоб. Спохватился и вынул из порванного кармана скомканную шапочку. Небрежно натянул её одной рукой на растрепавшиеся волосы. — Чего нам потом с этим делать?

Юрка поднял руки над головой, потянулся.

— Расскажем всем. А то чего людям зря в неведении томиться!

Окрестности Лысой горы считались проклятым местом. В лесах то и дело бесследно пропадали грибники. В небе над деревней носились оранжевые болиды, а молнии при грозе так и метили в самую вершину. Естественно, это не могло ни привлекать людей со стороны. Регулярно наведывалась милиция, спасатели и телевизионщики. Последние привозили с собой странных молчаливых типов, одетых по гражданке, и затем ходили за ними по пятам, словно овцы за пастухом… Чего выискивали — неизвестно. Хотя среди местных жителей с исконных времён хаживала не совсем приятная легенда… или просто страшилка, придуманная с той лишь целью, дабы отвадить любопытную ребятню от походов за грань.

Давным-давно на месте деревни стоял цыганский табор. И жила в нём гадалка — дряхлая старуха, явно выжившая из ума. Она не гадала, как все остальные по руке. Сперва просила принести старинную вещь. Не важно какую, лишь бы с той были связаны какие-нибудь воспоминания прошлого. Затем, в присутствии себя, заставляла подумать о самом дорогом и, попутно, о той цене, которую не жалко заплатить за обретение истины. При этом гадалка сжимала в костлявой руке странный предмет, похожий на дубинку милиционера, только не резиновый, а с металлическим блеском. Что это была за штука, никто не знал, как и то, куда именно она подевалась спустя столетия. Последнее, что было необходимо сделать, это пролить в пламя костра несколько капель собственной крови. После всего этого, проситель истины гадалке больше не требовался.

В полнолуние она плелась к излучине оврага и дальше в гору. Никто не знал, куда именно она ходила. Те, кто всё же отважились проследить, никогда не возвращались, а их близкие и родственники наутро покрывались загадочной сыпью, затем начинали задыхаться и умирали мучительной смертью, в попытке расцарапать собственную грудь. А жители табора, в отсутствии гадалки, были вынуждены всю ночь напролёт содрогаться от жутких стонов, несущихся с Лысой горы, над вершиной которой наблюдались резкие вспышки голубоватого цвета.

К утру всё стихало. Гадалка возвращалась, и весь день её рвало серой массой, так похожей на расплавленный свинец. Кое-кто говорил, что так оно и было — якобы над тошнотворной массой поднимался еле различимый дымок. Однако куда пострашнее выглядели трансформации с речкой — вода в Мельчусе принимала красноватый оттенок, а рыба плавала кверху брюхом, вздувшаяся и зловонная. Хаживали слухи, что это была и вовсе не вода, а самая настоящая кровь… Но попробовать на вкус так никто и не решился. Потом с неба падали птицы и начинался мор.

На следующий день приходил человек, пожелавший познать свою судьбу. Гадалка разжигала пышущий жаром костёр, резала кинжалом собственные запястья и шептала что-то человеку на ухо… А тот слушал и седел буквально на глазах! Потом медленно разворачивался и шёл прочь, словно тряпичная кукла на ниточках… Никто не возвращался заново. Приходили лишь новые искатели истины.

В конце концов, жителям табора надоело жить в постоянном страхе, и они погнали гадалку прочь. В ответ та прокляла жителей, и те явились к её жилищу с вилами… Дальше легенды расходились в суждениях, противореча одна другой. Согласно одним, гадалку закололи, а тело сожгли. В других говорилось, будто гадалка бежала на Лысую гору и живёт там поныне. Третьи и вовсе приплетали нечистую силу: якобы с неба спустился раскаленный добела шар, втянул в себя гадалку и умчался прочь, поджигая на своём пути всё подряд. А когда наутро рассвело, то куда ни глянь, раскинулось обширное пепелище.

Так или иначе, но странные аномалии, что наблюдаются и поныне, вне сомнений, были плодом деятельности гадалки, которая, по сути, являлась самой настоящей ведьмой. Только вот было не совсем понятно, куда именно она ходила, с кем договаривалась и какую цену платила за передачу информации…

— Так может потому и живы, что ничего не знаем. — Бориска сокрушённо вздохнул. — А если вдруг чего выведаем, тогда мало ли что…

Юрка отмахнулся.

— Если бы, да кабы, не росли бы грибы! Айда!

И они пошли.

Под ногами хрустела перемешанная со льдом грязь. По обочинам дороги серели проплешины выглянувшей из-под снега земли. Сам снег был порист и рыхл. Из него торчали окурки, пластиковые стаканчики и бутылки. Деревья украсились почками, а прошлогодняя трава полегла в поле, словно сражённая хворью рать. Аккуратные домишки, расползшиеся по краям обочины, пестрели разноцветными крылечками и неустанно хлопали ставнями. Между ними резвился весенний ветерок, пропахший запахом костра.

Юрка раскраснелся от быстрой ходьбы. Расстегнул оранжевую курточку. Снял бело-синюю шапочку. Дурашливо маршировал, стуча новенькими ботинками по асфальтированному тротуарчику. Бориска пыхтел позади. То и дело сновал пальцами по карманам, страшась потерять оставшуюся от деда память.

— А ты чего его в сарае-то хранил? — спросил, оборачиваясь, Юрка.

Бориска подтянулся. Зашагал рядом.

— Так это бабка всё. Совсем из ума выжила на старости лет. Думает, что мы всё это распродадим, как безделушки! Ну не я, а родители, конечно. А родителям — оно надо? Память, как-никак. А бабка этого всё понять не может. Хотя скорее не верит. Вот она всё, что от деда осталось дома — в смысле, вещи, — в чулан и под замок. А сама рядом постоянно в кресле, будто часовой на посту. Даже спать умудряется как-то! Наверное, притворяется… Ты просто так мимо проходишь, а она глаз один приоткроет и традиционное своё: «Опять лоботрясничаешь, никак задумал чего?.. Смотри у меня, я за тобой наблюдаю, в отличие от родителей…» А я и возразить ничего не могу, будто к полу пристыл. Да и смысл отнекиваться — всё равно не поверит. Мальчишкам вообще мало кто верит… Даже родители и те косо смотрят.

— Так что с компасом?

— Стянул.

— Ну ты и лазутчик! — подивился Юрка.

— Да там случайно всё вышло… — развёл руками Бориска. — Гости из города нагрянули, пришлось для них спальные места освобождать — а кроме чулана, больше и негде. Вот мама и заставила всё оттуда выносить в бабушкину комнату. А бабушки, как на грех, не было — она в церковь ещё с самого утра ухромала. Ну, я носил, носил коробки, перетаскивал с места на место вещи… Потом добрался до дедушкиной формы. Стал разглядывать медали, приколотые к мундиру, — сначала хотел что-нибудь из наград умыкнуть…

— А чего не умыкнул?

— Так награда ведь. Какое я имел право?

Юрка одобрительно кивнул.

— Я бы тоже ни за что не взял!

Бориска вздохнул.

— А знаешь, как хотелось?.. Как будто кто-то навис над плечом и шепчет в ухо: «Бери, не раздумывая, пока бабушка не вернулась. Бери…» Я ещё испугался тогда не на шутку! Думал, что в комнате кто-то есть, помимо меня!.. Потом глядь, а рядом с мундиром компас лежит, а на обороте гравировка эта… — Бориска снова извлёк из кармана компас и благоговейно обтёр тот от крошек. — Схватил я его, и дёру, пока бабка не вернулась! А где ещё прятать, как не в сарае — туда никто и не ходит. Сыро, правда, только…

— А как разбил?

Бориска аж вспыхнул.

— Что ты, это не я! Дед сам рассказывал, ещё при жизни, как во время обороны Севастополя в него осколок от вражеского снаряда отскочил… Чиркнул, говорит, вроде по касательной, незаметно так. Дед даже поначалу внимания не обратил. А когда бой закончился, он глядь, а мундир-то весь на груди распорот! Словно голодный волк его рвал когтями. Так вот, ткань по ниточке, а крови нет. Дед поначалу ничего не понял. Даже поверил в благосклонность небесных сил… Хотя так, наверное, и было. Он собирался было уже отойти от борта, как совершенно случайно бросил взгляд под ноги. А там, на палубе у борта, лежал этот самый компас. Он, по-видимому, выпал из разорванного нагрудного кармана. Скорее всего, именно он и спас деду жизнь… А потом и всему экипажу корабля. Как выяснилось позже, взрывом повредило навигационное оборудование, и корабль попросту ослеп. Компас помог и тут… а потом треснул.

— Разве так бывает взаправду? — не поверил Юрка. — В смысле, вещи просто так ломаются?..

Бориска пожал плечами.

— Тут, наверное, немного иначе всё… Если спасаешь кого, то непременно ценой собственной жизни. Вот и компас спас.

— Да брось ты! Он ведь работает, а значит… — Юрка осёкся. — Нормально всё, в общем.

Бориска пожал плечами.

— А бабка так и не догадалась, что вещь пропала?

— Да мне кажется, что она толком и не помнит всего, что сторожит.

— А смысл тогда сторожить?

— Она оберегает память деда… А вещи так, просто… чтобы было к чему прикоснуться. Ведь к деду больше не прикоснёшься.

Так, за разговорами, ребята миновали кирпичную церковь с высокой колокольней, на самой макушке которой свила гнездо бесстыжая галка. Дальше начинались бывшие колхозные поля, мастерские и гаражи — всё это разрушено и наполовину разворовано. За небольшим озерцом, где летом можно удачно порыбачить, пестрели пустыми глазницами дзоты изъеденных временем ферм. Из виска одной торчал манипулятор ржавого транспортёра, по которому когда-то наружу выбрасывались всяческие отходы. За дзотами высились бетонные заграждения силосных ям — необъятные взором монолиты, возвышающиеся над головой, словно неприступные колоссы. Зимой с их верхних оснований прыгали на спор в сугробы. Прыгнул — свой человек, добро пожаловать в игру! Струсил и присел — девчонка! Такие, вот, суровые порядки… Впрочем, как и везде.

За ямами начиналась колхозная свалка. Из редкого кустарника выглядывали башни и бункера покосившихся комбайнов. Допотопные бульдозеры, без крыш, с перебитыми гусеницами, походили на узников, обреченных на вечное заточение. Из заросшего мхом пригорка торчала корма амфибии — та прошла носом сквозь грунт, словно космический корабль через пространство.

Юрка подёргал рулевой киль. Тот отозвался протяжным скрипом, так похожим на стоны боли. Гнутые винты не крутились, и Юрка тут же потерял к машине всяческий интерес.

Сразу за свалкой раскинулся овраг.

Ребята шли к нему, словно по минному полю… Вокруг, куда не глянь, валялись колёса, разнообразные металлические детали, резиновые шланги, промасленные фильтры. Казалось, что когда-то давно всё это было единым организмом, что двинулся навстречу неизвестности… Однако он не успел сделать и шага. Его подкинуло в воздух взрывом чудовищной силы, а когда всё стихло, Земля проснулась усеянная разорванными останками…

— Смотри! — Юрка указал пальцем, на что-то блестящее в кустах.

Бориска замер.

— Что это?

Юрка в два прыжка — словно гепард — подскочил к кустарнику и принялся бороться с его недружелюбными объятиями.

— Ничего себе!

— Да чего там у тебя? — забеспокоился Бориска.

— Во! — Юрка упал на пятую точку и тут же подскочил, словно кот, шлёпнувшийся в лужу! В руке он сжимал продолговатый цилиндр, искрящийся в лучах солнца. Поверхность была цельнометаллической, без зазубрин и сколов.

— Тяжёлый? — спросил Бориска.

— Не-а. — Юрка странно скривил губы. — Щиплется только…

— Как это?

— Не знаю. Сам попробуй.

Бориска протянул дрожащую ладонь. Принял цилиндр. Тут же вскрикнул и разжал пальцы.

— Ты чего? — не понял Юрка.

— Жжётся!

Ребята присели.

— Интересно, что это за штука такая?.. — сказал Юрка.

— Может соленоид… — предположил Бориска.

— Сам ты соленоид! Смотри!!!

Бориска уставился куда тыкал Юркин палец.

— Стрелка!.. Чего это с ней?

Бориска выронил и компас. Стрелка под расколотым стеклом стремительно вращалась, будто припадочная.

— Ничего себе! — выдохнул Юрка. — Я такое только по телику видел!..

— А я слышал, — испуганно прошептал Бориска.

— Где?

— От милиционеров, когда они с Лысой горы вернулись. Они говорили, что там невозможно ориентироваться на местности. Потому что все приборы с ума сходят.

— Ещё бы! Там даже вертолёты перестали летать. Боятся, что упадут!

Бориска осторожно подобрал компас. Стрелка замедлилась. Потом замерла и вовсе.

— Это всё из-за «штуки», — заключил Бориска. — Не нравится она мне. Пойдём отсюда, а?

— Вот ещё! — Юрка взял цилиндр и поднялся на ноги. — Ведь мы на правильном курсе!

— Только куда этот курс приведёт…

— Идём! — подстегнул Юрка, пряча странную находку в карман курточки.

И они пошли.

Овраг встретил талой водой, рыжими берегами и зловещей тишиной — ни одна птаха не крикнет. Под ногами скользила глина. Она липла к подошвам, обрастала слой за слоем, окончательно сковывая движения.

— Смотри не навернись! — предостерёг Юрка, осторожно ступая по краю берега.

В соседней рощице что-то противно затрещало.

Ребята резко обернулись.

В ветвях молоденькой берёзки вращался жёлтый шар. Кора в месте соприкосновения со странным объектом обуглилась. Ветви оплавились и поникли. Вниз, на оттаявшую землю, срывались густые, будто смоль, капли.

Бориска с трудом устоял на ногах.

— Не двигайся! — скомандовал Юрка. — Они на движение идут!

Бориска невольно попятился.

Шар словно уловил это движение. Дёрнулся к ребятам, но запутался в поникших ветвях и зашипел ещё громче. Кора загорелась. Голодные язычки фиолетового пламени ринулись вверх и вниз, отчего сама берёзка превратилась в гигантскую свечку.

Дунул ветерок.

Юрка медленно наклонился. Зачерпнул в охапку грязный снег, слепил пёстрый снежок. Смерил расстояние от себя до шара.

Бориска покачал головой.

— Не надо…

Юрка размахнулся и кинул снежок в сторону шара, словно заправский метатель ядра. Снаряд угодил точно в цель. Шар вспыхнул ярче прежнего, увеличился в размерах и умчался в небеса хвостатой кометой.

Ребята переглянулись.

— Чего ей надо было? — спросил Бориска.

Юрка пожал плечами.

— Кто её знает. Наблюдает, наверное, просто.

— А чего за нами наблюдать?

— Они за всеми наблюдают. Шмыга из соседнего дома рассказывал, что одна забралась к нему в комнату…

— В комнату?!

— Ну да. Сижу, говорит, вечером за столом, уроки учу и кажется мне весь вечер, что в ухе звенит. А потом оборачиваюсь, невзначай, а эта штука у меня над головой висит и жужжит, этак, вкрадчиво, словно чему учит. Потом по комнатам летать принялась, как будто осматриваясь… В одной комнате пожужжит, в другой — как пить дать, ищет чего!

— А он так за ней и ходил?

— Ага.

— Вот ведь бесстрашный! — Бориска испуганно огляделся. — А дальше что?

— А дальше самое интересное! — Юрка выждал паузу.

— Ну, не томи!

— Она к иконке в углу подлетела, а стекло возьми и лопни — видимо от жара…

— И?

— Внутри всё запотело, так что ничего не разобрать, а она запульсировала, раздулась больше прежнего и зарычала, будто зверь! Повисела так над иконой с минуту, а потом резко дёрнулась к окну — и в форточку, сквозь стекло!

— Разбила?

— В том-то и дело и что нет. Даже трещинки не осталось!

— А как же в иконе стекло?

— А кто его знает… Страшнее другое. То, что осталось от Христа.

— Что осталось?..

— Изуродованное тело на кресте — по словам Шмыги, обгрызенное, — а всё что под стеклом было… кровью забрызгано.

— Мамочки!

— Вот тебе и мамочки. Ребята из старших классов говорят, что так у всех по деревне… Просто никто ничего не говорит в открытую. Боятся. А у тебя разве ничего не было?

Бориска отрицательно качнул головой. Отвёл глаза.

Юрка сделал вид, что не заметил этого жеста.

— Идём, пока заново не прилетела.

— Идём. — Бориска затравленно покосился на догорающую берёзку. — А ты откуда узнал, что надо вот так, снежком?

— Блаженный Игнат рассказал. Я ему ещё то лето велосипед помогал чинить — он ведь без него, всё равно, что без ног. Ходить-то толком не может — болезнь какая-то…

Бориска кивнул.

— Так вот, Игнат говорил, что по ночам они стаями вьются вокруг его дома. Однако внутрь не суются, потому что побаиваются.

— Побаиваются?

— Ага. Он одну из них прижучил. Газетой, как таракана! Вытянул перед собой лист, когда она на него полетела, потому что больше ничего под руками не оказалось, и поймал. Она словно прилипла к газете — ни ближе подлететь не может, ни отлететь, от греха подальше! Так Игнат с ней весь вечер и просидел. Говорит, что она что-то шептала. Только не по-нашему. А потом принялась показывать мрак.

— Мрак?

— Так Игнат сказал.

— И что он увидел?

— Этого он не сказал. Но говорит, что посидел именно тогда. Хотя врачи считают, что посидел он просто из-за её близости. Испугался не на шутку, бедняга.

— А что было потом?

— Потом треснула ваза на столе и капли воды попали на шар. Тот просто погас, как испорченная лампочка.

— Ничего себе!

— Куда интереснее, что именно Игнат увидел. Жаль, он так ничего и не рассказал.

— Наверное, что-нибудь очень страшное…

— Как знать.

Они осторожно спустились на дно оврага. Здесь заново огляделись по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, двинули вверх по руслу, в сторону Лысой горы.

Друзья уже толком и не помнили, в чьей голове родился этот жуткий план: обследовать окрестности Лысой горы на предмет потустороннего. Казалось бы, все те необъяснимые вещи, что происходили, да и происходят в этих местах поныне, должны были отпугнуть прочь даже взрослого человека, что уж говорить о двух пятиклассниках, утративших страх. Однако тяга к обретению истины, словно блокировала отдел мозга, отвечающий за чувство страха. Хотя, возможно, ребята просто увлеклись игрой и не верили, что всё происходящее с ними — часть суровой реальности, от которой никуда не деться.

…Как-то раз после школы — ещё зимой, — Юрка предложил своему другу Бориске покататься с горок в овраге недалеко от дома. Бориска согласился и, позабыв о домашнем задании, ребята двинули к лесу.

Зимний овраг зачаровывал своим белоснежным убранством. Запорошённые снегом деревца пребывали в зимнем летаргическом забвении. С лап исполинских сосен оседали снежные хлопья — они словно звенели в лучах низкого зимнего солнца. Под ногами вкрадчиво скрипел снег.

Катались до алого заката. Солнце нависло огромным диском над полями, словно в раздумьях. Окрепший морозец щипал носы. Промокшие варежки совсем не грели, а одежда буквально смёрзлась от пота и стояла колом — ни шагнуть толком, ни наклонится, ни повернуться.

Когда сообразили, что пора двигать к дому, окончательно стемнело. На небо высыпали яркие звёзды и разлетелись во всех направлениях, будто далёкие светлячки. Они оседали на внутренней части чёрной сферы, сучили задними лапками и то и дело расправляли крылышки, отчего казалось, будто далёкий огонёк еле заметно пульсирует.

Затем началась чертовщина.

Ребята двигались, как и сейчас, по дну оврага. А краем берега, параллельным им курсом, двигался кто-то ещё. Причём делал это так, чтобы, по возможности, не выдать своего присутствия. Шагал синхронно с ребятами, замирая всякий раз, как замирают они, в попытке определить, откуда доносится хруст снега.

Сказать, что было страшно — это ничего не сказать. Бориска и вовсе попрощался с жизнью. Особенно в тот момент, когда провалился в непонятно откуда взявшуюся на пути яму.

Юрка, не задумываясь, сиганул следом. Отыскал в темноте друга, успокоил. Когда Бориска совладал с болью в ушибленном колене, стали думать, как выбраться из подлой ловушки.

Юрка задрал голову вверх, а там мерцал тусклый свет, излучаемый неведомо чем. И на его фоне раскачивается фигура человека, только неимоверно высокая и сутулая, с длинными, как плети руками. Тут уже обмер и сам Юрка. Стало понятно, что через этот проход им не выбраться. Точнее попытаться-то можно, но только вот на встречу чему они вскарабкаются, неизвестно.

Тогда ребята принялись озираться по сторонам, в поисках других ходов. Поначалу ничего не было видно, однако когда глаза привыкли к абсолютной темноте, сделалось понятно, что не такая уж эта темнота и абсолютная. От выступивших из мрака стен исходило еле заметное голубоватое свечение — словно от медуз за стеклом аквариума.

Юрка потрогал мерцающую поверхность. Та оказалась неимоверно гладкой и тёплой.

Они провалились вовсе не в яму, как показалось вначале, а в большую подземную пещеру со сводчатым потолком и бетонным основанием. В воздухе витал неприятный запах меди. На полу под отверстием, через которое свалились ребята, лежала круглая решётка с герметичной крышкой, как на подводной лодке или в космическом корабле.

Бориска хотел было что-то спросить, но Юрка, тычком, вовремя предостерёг друга от столь необдуманного поступка.

Ребята, молча, пошли вдоль одной из стен. Потом свернули в подвернувшийся на пути коридор. Тот полого уходил вниз. Стены продолжали излучать свет, а потолок заметно снизился. Коридор привёл в огромную сфероидальную залу, в центре которой возвышалось нечто, похожее на алтарь или трибуну. Ребята подошли ближе. Странный предмет оказался креслом, только значительно больше и шире обычного. К массивным подлокотникам были приделаны металлические скобы. Точно такие же, но большего диаметра, находились и на ножках. Из-за спинки выглядывал металлический колпак, отдалённо напоминающий дуршлаг.

Походило на электрический стул.

Бориска, естественно, так и сказал… Хотя Юрку, в большей степени, интересовало нечто другое: кого сажали в это кресло и за что?

Чуть в стороне стоял столик, обычный, под человеческий рост, без стула. На нём лежали запылённые таблички с непонятной геральдикой. Юрка взял одну. Подивился тому, насколько невесомым оказалась пластина — на вид, должна быть тяжелее. Переплетающиеся символы ничего не значили… по крайней мере, для ребят. Но Бориска нашёл такие таблички, на которых вместо письменного текста располагались чёткие рисунки и чертежи. На одной, график каких-то зависимостей… Причём не в трёх координатах, как приятно в школе, а в пяти! На другой — человек с разведёнными в разные стороны руками и ногами, распятый внутри зубчатого колеса. Лицо человека скрывала маска боли. По обе стороны от него, две двери: одна приоткрыта, а другая закрыта на навесной замок. В верхней части таблички изображена стайка курсоров — они словно вьются над человеком. Внизу — многочисленные ямы, из которых тянуться острые, словно лезвия стебли, силясь ухватить человека за ногу…

Ещё одну табличку Юрка нашёл сам. Она валялась на полу, словно кем-то оброненная… На ней — чёрный человек с крыльями за спиной. Сидит в том самом кресле, смотрит вертикальными зрачками горгоны и улыбается. Чуть ниже, странная надпись: «Not liberate inferis». Под ней, странные символы, выстроенные в определенную последовательность. Что-то вроде функции или координат, по которым можно было бы ориентироваться в пространстве. Текст венчали три цифры: 666 и странная команда «Natant».

Юрка не на шутку испугался и в этот самый момент, в центре сферического зала буквально из ничего возникло чёрное семя. Еле различимая точка, на фоне мерцающих лазурью стен, повисла в пространстве, ни на что не опираясь, и принялась буквально на глазах увеличиваться в размерах, приобретая форму сферы, повторяющей очертания залы. Её внутреннее пространство порозовело. Буквально тут же тряхнуло, будто от взрыва. С потолка посыпалась крошка.

В голове возникли странные мысли… Несмышлёный мальчишка берёт подушку и подходит к люльке своей младшей сестры… Девочка с торчащими в разные стороны косичками зачем-то открывает на кухне все газовые конфорки. Снова мальчик — засовывает в микроволновку пищащего котёнка… А над всем этим — суетная жизнь, которая, такое ощущение, не замечает происходящего. Никто не желает останавливать ради того, чтобы выхватить из пальцев мальчишки подушку, отвести от газа девочку с косичками или спасти хнычущего котёнка. Все заняты лишь собственными проблемами, а в это время из глубины, сквозь пространство, надвигается огромный корабль, укутанный в ночь. Под его обшивкой кишит паразитическая жизнь, жаждущая обзавестись физической оболочкой… Для того чтобы подчинить себе ещё один мир. Однако этой атаки так же никто не замечает. Открываются люки и наружу вырываются орды озлобленных чудовищ…

Сфера замерла и враз сменила цвет с прозрачно-розового на чёрную муть.

Юрка тряхнул головой. Глянул на замершего подле Бориску. Тот закатил глаза, высунул изо рта язык и держал тот пальцами обеих рук за самый кончик, изредка подёргивая. Ещё он мычал, но Юрка тогда не обратил на это внимание. Он схватил друга за руку и поволок прочь от кресла, прочь от залы, прочь от растущей в пустоте сферы!

Напоследок он всё же обернулся… Сфера вновь была прозрачной, а внутри неё…

Нет, просто показалось — Юрка заставлял себя думать именно так. Потому что иначе можно было свихнуться.

Они выбрались через щель в стене коридора, которая, скорее всего, образовалась от упругого взрыва. Скатились на дно оврага, не совсем понимая, как подобное возможно, — ведь явно спустились ниже уровня дна! — и без оглядки бросились в сторону деревни.

Ребята никому и ничего не рассказали. Даже между собой молчали, опасаясь заново поднимать страшную тему. Потом Юрка всё же пересилил страх и поинтересовался у Бориски, взаправду ли всё было. Тот не нашёлся, что ответить, а потому решили вернуться, чтобы определить истину всего. Однако ничего не нашли. А потому стали искать… Хотя Юрка на все сто знал, где именно всё произошло… В каком рукаве, на каком месте, в какой извилине. Но Лысая гора словно смеялась над ними, то и дело меняя рукава местами, отчего Юрке всё чаще казалось, что они элементарно ходят по кругу.

Как белка в колесе.

Чем дальше забирались ребята, тем темнее становилось. Со всех сторон напирал непролазный бурелом. Путь то и дело преграждали стволы от упавших деревьев. Через них приходилось перелезать, силясь не зацепиться за торчащие во все стороны сучки. Под некоторыми — наиболее массивными и ветвистыми, — приходилось подлазить, прижимаясь к сырой глине и остаткам слежавшегося снега. Потом появились дополнительные излучины и ответвления. Приходилось исследовать каждый такой рукав, неизменно возвращаясь к развилке.

В конце концов, Юрка понял, что ноги его уже попросту не держат. Он сказал:

— Достань компас.

— Зачем? Заблудился что ли?..

— Да нет. Думаю, так проще будет. А то мы так вконец запыхаемся.

Бориска пожал плечами. Полез в карман. Но компас так и не достал. Лишь прошептал:

— Смотри, там, у той излучины…

Юрка резко обернулся.

Там кто-то стоял. За стволом огромной сосны. Явно прятался.

— Эй! — крикнул Юрка, приседая. — Чего надо?

Ответа не последовало.

Ребята настороженно переглянулись.

— Давай с двух сторон, — прошептал Юрка, медленно отползая на четвереньках в сторону.

— Зачем? — просипел Бориска. — Бежать надо. Вдруг бандит, какой…

— Да откуда ему тут взяться, бандиту твоему?.. Место дурное. Сюда и сунуться никто не рискнёт.

— Мы же сунулись.

Юрка отмахнулся.

— Живее, давай.

Они стали медленно заходить с двух сторон. Словно партизаны на притаившегося врага. Под Юркиной ногой хрустнула сухая ветка. Где-то вдали заорала ворона — словно услышала. Вряд ли… А вот тот, кто прячется за деревом, наверняка услышал! Ещё бы, ахнуло, словно из гаубицы, на весь лес!

Юрка замер. Осторожно выглянул из-за склона рукава. У сосны — никого. Хотя если учесть тот угол, на который они разошлись с Бориской, выходит, что один из них должен был видеть стоявшего за деревом — тому попросту некуда деться! А это значит одно: если не видит он, Юрка, значит, видит Бориска!

Юрка привстал, силясь отыскать на противоположном склоне друга. Того нигде не было, словно испарился. Юрка в отчаянии скакал взором с дерева на дерево, от кустика к зарослям, с места на место… И… увидел Бориску… Той стоял, выпрямившись во весь рост, и сосал большой палец. В глазах читалось безумие, а за сосной снова что-то было. И Бориска и впрямь видел это! И это видело Бориску.

Юрка сорвался с места. Перепрыгнул через ствол выкорчеванного дерева. Поскользнулся. Больно приложился подбородком о рыхлую глину. Прикусил язык. Кое-как совладал с болью, смахнул с ресниц выступившие слёзы и, что есть сил, ринулся на выручку другу!

Его встретил негостеприимный склон Лысой горы. Совсем рядом белел скальный пятак вершины. Повсюду неистовствовал ветер.

Бориска шептал что-то на вроде молитвы. Только бессвязно и непонятно. Это вообще была полнейшая белиберда!

Юрка встал перед другом и встряхнул того за плечи. Бориска никак не отреагировал. Тогда Юрка замахнулся и отвесил Бориске пощёчину. Звонко, даже ладонь осушил. Борискин взгляд упёрся в глину под ногами. Потом медленно вскарабкался по Юркиному телу до уровня груди.

Дрогнули губы.

— Я… Я… Я не знаю, как безопаснее к этому стоять… Лицом или спиной…

— Чего?!

Бориска вздрогнул.

— Лицом хоть и страшно, но… если представить, что это засело за спиной, а ты не видишь… Вообще смерть.

Юрка молниеносно обернулся.

Ничего.

— Оно отошло, как только ты обернулся.

Юрка снова посмотрел на друга.

— Что ты видел?

Бориска отрицательно мотнул головой.

— Что за деревом?! — повторил Юрка.

Бориска зажмурился и принялся причитать:

— Я не знаю! Правда! Давай уйдём! Нам нельзя дальше! Оно не позволит!

Юрка попятился. Вновь обернулся к сосне. Скакнул к той, не совсем понимая, что такое творит. Вляпался в пузырящуюся глину. Глянул вниз… Да так и остался стоять, не зная, как быть дальше. Кроме его следов ничего больше не было. Совсем.

Впервые за прогулку Юрка ощутил в груди истинный страх. Тот пауком скользнул под ямочку и принялся там вить свои путы, буквально сковывая по рукам и ногам.

Юрка выдохнул и пошёл вокруг дерева…

Первые два круга он даже не смотрел на всхлипывающего поодаль Бориску. На третьем всё же взглянул. Бориска качал головой.

— Нет. Оно не хочет так.

Юрка стиснул зубы. Зашагал быстрее. Но вновь ничего.

На девятом круге он нос к носу столкнулся с Бориской. Тот проглотил слёзы и заявил:

— Дальше я тебя не пущу. Нельзя!

— Отстань! — Юрка попытался отпихнуть друга в сторону, но тот не позволил.

— Оно же с той стороны, — прошептал Бориска. — Идём отсюда подобру.

— Что с той стороны?! — вскипел Юрка. — Почему ты видишь, а я нет?!

Бориска вздрогнул.

— Отвечай! — заорал Юрка. — Ну же!..

Бориска окончательно сник.

— Оно уже приходило.

— Что?

Бориска виновато засопел.

— Помнишь, ты говорил, что со всеми в деревне происходят странности?..

— И?

— Я соврал, что ничего не было.

Юрка напрягся пуще прежнего. На всякий случай обернулся — пусто.

— А что было?

— Мой отец священник…

— Я в курсе.

Бориска сглотнул.

— Наверное, именно поэтому пришло это.

— Что?

— Я не знаю. Отец сказал, что это Мрак. Он давно поселился в здешних местах, потому что место хорошее… Проклятое. Отсюда его не выжить, а он сам может творить всё что угодно.

— А откуда это известно твоему отцу?

— Я… Я не знаю. Наверное, из Библии… Он постоянно её перечитывает. Всё твердит про какие-то «печати»… Что якобы человек их сам рушит, когда стремится что-то преодолеть.

— Например?

Бориска заломи кисти рук.

— Ну, взрывы, там, всякие страшные… Люди из колб… Какое-то число «пи» округлили где-то там… А самое страшное, что пытаются создать «чёрную дыру»!

— Чего?

Бориска пожал плечами.

— Так отец говорит! Почём мне знать, что это такое?..

— А «печати» причём?

— Они якобы сдерживают Мрак. Каждая «печать» Библии, в действительности — закон. Закон, который нельзя менять или преодолевать. Потому что когда это происходит… Мрак крепнет.

— Твой отец — больной?

— Не думаю. Он называет себя «проснувшимся», а всех остальных — «слепцами».

Юрка скривил губы.

— Так на что он был похож?

— Кто?

— Мрак.

— На меня.

Юрка долбанул кулаком по стволу дерева.

Бориска зажмурился. Прошептал:

— А отец уверен, что на него. А мама и вовсе ничего не говорит…

— Хорошо, — выдохнул Юрка. — И что ему было нужно?

— Он хотел, чтобы я впустил его.

— Куда? В дом?

Бориска мотнул головой.

— Нет. В себя.

— Зачем?

— Я не знаю. Но отец тогда сильно испугался. Он попросил нас с мамой собраться в центре комнаты и начертил мелом на полу круг… А потом читал «Отче наш…» До самого утра…

— И что?

— И Мрак ушёл.

— И больше не приходил?

— До сегодняшнего дня… нет. — Бориска стрельнул глазами за спину Юрке.

Юрка обернулся… и осел. Он словно вновь заглянул внутрь сферы, избавившейся от мути… или просто смотрелся в обычное зеркало… На него смотрел точно такой же Юрка, только с синюшной кожей, бездной в глазах и слипшимися на голове волосами. Он был абсолютно нагим, но словно не замечал этого. Он парил над взмокшей от воды глиной и, естественно, не оставлял следов. Потом скосоротился, приоткрыл рот и зашипел, словно змея, источая кипящую слизь…

Настоящий Юрка попятился, смотря на гнилые зубы своего двойника. Споткнулся о предательский корень. Шлёпнулся в вязкую жижу, не в силах отвести взора от самого же себя.

Где-то рядом хныкал Бориска.

Лже-Юрка склонился над своим оригиналом. Схватил того за подбородок и приподнял над землёй.

— Девятый круг, есть обретение истины. Теперь ты прозрел и можешь сделать выбор… Но сперва, верни копьё.

Юрка замотал ногами, силясь вырваться из мёртвых объятий.

— Верни! — рокотал Мрак, поднимая Юрку всё выше и выше.

Огромная ель осталась далеко внизу… Как осталась и Лысая гора и континент Европа… Всё дальше удалялась Земля, подёрнутая пеленой слоистых облаков. А Юрка всё сопротивлялся и изворачивался. Промелькнул диск белой Луны… Странные постройки и ангары на оборотной стороне. Юрка видел огромный радар, направленный в вечность, и именно в вечность тянул Лже-Юрка.

Тогда Юрка сунул ладони в карман и схватил первое, что подвернулось под руку. Стиснул покрепче в скользких пальцах и принялся яростно размахивать перед собой, так и метя в лицо противнику! Тот зашипел. На Юрку хлынуло что вязкое и противное, отдающее гнилью. Леденящие объятия разомкнулись, и Юрка понял, что падает… Настолько стремительно, что просто захватывает дух! Напоследок он глянул во Мрак. Тот водил из стороны в сторону слепой головой с открытой черепной коробкой и издавал булькающие звуки… А ещё падал, укутавшись в порванные крылья… Только непонятно куда. Тогда Юрка посмотрел на свои руки. В его пальцах был зажат тот самый цилиндр. Пространство дрогнуло, замедлилось, и на секунду Юрке показалось, что это вовсе и не цилиндр, а самый настоящий кинжал!

Но лишь на миг, после чего он всё же упал…

— Юрка! Юрка! Ты слышишь? Ну же, Юрка!..

Юрка с трудом разлепил ресницы. Отпихнул прочь Бориску.

— Где мы?

Бориска пожал плечами.

— Наверное, во Мраке… Ты разве ничего не помнишь?

— А что я должен помнить?

Бориска не нашёлся, что ответить.

Юрка поднялся на ноги. Огляделся.

Незнакомая местность. Огромная равнина. Вдалеке виден берег. Река тоже огромна, как огромен ферменный мост, что перекинулся через неё. На другой стороне — скалы. Огромные массивы, просто несоизмеримые с тем, что до этого видел Юрка в реальности. Где-то далеко-далеко звучит гудок стартующего поезда.

Юрка ещё раз посмотрел на цилиндр.

— И что дальше?

— Надо домой… А то и так, наверное, уже хватились!

— Так куда идти? Я вообще понятия не имею, где мы!

— Сейчас! — Бориска полез в карманы курточки. Долго рылся, потом извлёк компас. — Вот! — И улыбнулся, душа простецкая!

— Чего, вот?! — не сдержался Юрка.

Бориска потупил взор.

— Он домой выведет.

— Ты уверен?

Бориска кивнул.

— Тут же написано…

— Что?

Бориска показал прибор.

— «Туда» — «обратно», — прочёл Юрка на шкале. — Так откуда он? И куда нам?

— От деда, — пожал плечами Бориска, оставив второй вопрос без ответа.

— Разве так бывает?

Бориска улыбнулся.

— Наверное, бывает…

— Тогда пошли.

Ребята взялись за руки и пошли. Бориска сразу же спрятал компас в карман, а потому было неясно, куда именно они пошли…

Они шли бесконечно долго по внутреннему радиусу чёрной сферы. Через раскаленные пустыни, сквозь покинутые города, наперекор непроходимым лесам… Они видели других путников. Ослеплённых, отчаявшихся, просто невосприимчивых к чужому несчастью. Они видели детей, сидящими на берегу океанов. В их лица бил раскалённый прибой атомных вихрей. С небес сыпали кислотные дожди, а в душе каждого из них порхал воздушный змей. И так было везде на их пути…

Потому что в кольце — всегда так.

Но всё же они вышли.