Она корчилась от боли, лежа на холодном асфальте. Жизнь короткой вспышкой пробежала у нее перед глазами.

На дворе была осень и желтые листья лениво сползали вниз с деревьев. Проворные воробьи радостно прыгали вокруг и что–то клевали на влажной земле. Через затянутое тучами небо робко пробивался маленький лучик солнца.

Сквозь пелену тумана послышался звук уезжающей машины, приближающийся топот ног, озабоченные голоса рядом. Это было не важно. Она умирала.

Что заставило ее выйти из дома в этот пасмурный день? Может она просто решила пойти в магазин купить молока. Может она торопилась на свидание с молодым человеком, который сейчас терпеливо ждет ее на одной из станций метро. Нервно перетаптывается с ноги на ногу, время от времени посматривая на часы в своем телефоне. Он думает о том, что она редко опаздывает, что они договорились встретиться уже 15 минут назад. Наконец он не выдерживает и набирает номер, она не подходит, это уже не важно, она умирает.

Она была уже без сознания, когда приехала скорая. Ее быстро погрузили в машину и увезли в неизвестном, для стоящих вокруг людей направлении. Больше они ее не увидят, но это не важно, им все равно. Они может быть искренне переживают за нее, но им все равно. Они могут придти домой, рассказать семье, друзьям знакомым за кружкой чая, кофе, пива о том, что увидели. Они могут обсуждать это в подробностях, строить предположения, но никто не будет пытаться узнать что с ней, почему это произошло, выжила она или нет, им это не важно. Достаточно того, что они не прошли мимо, остановились, сделали все что могли. Да, больше они ничего не могли, они сделали не мало, другие бы даже не остановились.

Сколько уже написано о любви и о смерти? Тысячи, миллионы строк? Я не берусь сказать об этом. Думаю никто не сможет. Практически любой человек, умеющий писать касался этой темы. Почему? Потому что это важно людям.

Принято считать, что человек ищет любовь и бежит от смерти. Так–ли это? Многие–ли себя об этом спрашивали? Ищет–ли любви человек, запертый в четырех стенах, человек, который никуда не ходит, ни с кем не общается, в лучшем случае занимается только своей работой? Ищет–ли ее человек, который боится открыть свою душу? Ищет любовь или бежит от нее? И тоже самое со смертью. Бежит от смерти человек, прыгая с парашютом ради развлечения? Бежит от смерти алкоголик или наркоман? Бежит от смерти или ищет ее?

Мне, пожалуй, ближе тема смерти, о ней проще говорить, она понятнее, логичней. Я задаю себе вопрос, делятся–ли люди на две группы в зависимости от их отношения к смерти? Одни бегут от смерти, другие ее ищут. Страх смерти вполне понятное чувство, это и страх неизвестности и инстинкт самосохранения, элементы нравственности, религиозности, воспитания. Все говорит, что смерти нужно бояться, избегать ее. И, тем не менее, мы знаем о великом множестве случаев самоубийств, самоубийств явных и самоубийств неявных, когда человек на протяжении своей жизни каждый день уничтожает себя.

Тяга к самоуничтожению, пожалуй, лучше всего описана у Достоевского. Многие его герои так и говорят своим видом: «А зачем мне жить?». Остался бы на земле хоть один человек, если бы религия, этика и прочие институты контроля над человеческим самосознанием говорили бы — «Смерть это хорошо!», «Смерть любой ценой!», «Чем раньше умрешь, тем лучше».

А что нас в сущности удерживает от смерти? Ведь мало кто может уверенно сказать зачем он живет, люди, вероятно очень быстро забывают зачем родились. А если не знаешь зачем живешь — зачем так уж цепляться за жизнь? Оставить после себя детей, след в истории, прожить жизнь, чтобы не было стыдно. Это основные причины, что приходят мне в голову. Но если рассуждать дальше — дети тоже станут пеплом, твой след со временем померкнет и о нем забудут, ну а то, что тебе было стыдно — так до этого вообще нет никому дела. Да и вообще, скорее всего человечество рано или поздно исчезнет, все к этому идет, так что эти «мирские» усилия так или иначе пойдут прахом.

Тут мы в плотную подходим к различным религиозным учениям. Если все наши «земные» дела так или иначе бессмысленны, может они найдут отголосок в чем–то другом? В том, что мы не видим из нашей ограниченной земной реальности? Христианская вечная жизнь с ее раем в современной реальности во многом выглядит банально, как–то по детски. Всего два цвета — черный и белый, без градаций. Более позднее деление ада на 7 кругов не особо прижилось в православной традиции, я, например, слышал об этом только у Данте. Да есть довольно четкие указания, что не надо делать, но не вполне понятно почему так, зачем. А нужно–ли понимать? Способен–ли понять это человек, который ест, пьет, прожигает жизнь? Возможно, что способен, очень многие люди в определенные этапы жизни ищут Бога. Они могут не признаваться в этом никому, даже себе, но ищут. Но как и в обычной жизни они видят лишь догмы — это нельзя, это тоже, а что взамен? Почему современному человеку постоянно нужно что–то взамен?

Основная проблема и вся парадоксальность ситуации заключается в том, что чтобы понять причины этих запретов, даже не понять, почувствовать, что это правильно, нужно достичь определенного духовного уровня, а чтобы его достичь, во многом, нужно соблюдать эти запреты, но, чтобы человек осознанно, без фанатизма соблюдал эти запреты ему нужно понимать их. Именно поэтому церковь зачастую держится на угрозах, как заботливые родители детям она говорит — не делай этого, иначе я накажу тебя. И как родители, строгие, но любящие, она говорит так не потому что не любит своих детей, а потому что дети не понимают слишком многого. Родители и дети слишком далеки друг от друга. Детям никогда не хватает терпения выслушать ваши доводы, они хотят играть в свои игры, так и духовно незрелый человек подобен ребенку, он играет в свои взрослые игры, он не видит, не слышит, что происходит в мире, он воспринимает мир по–своему, для него мир — это что–то слишком внешнее, чужое. Он еще не смог осознать себя частью Великого Целого.

По мере взросления, человек, например, начинает осознавать себя частью общества, по мере духовного взросления, человек начинает осознавать себя частью Вселенной. Не вселенной, как некой материальной субстанции в которой все находится, а Вселенной, как некий живой организм, в котором все взаимосвязано в которой одна часть отмирает, чтобы дать жизнь другой, но даже отмирая, любая ее часть перерождается, просто начинает выполнять другую функцию, ведь ничего не пропадает бесследно в этом мире. Так почему мы думаем, что в физическом мире материя, умирая, просто меняет свое состояние, например, из человека становится пеплом, а в духовном мире человек испаряется, становится ничем? Какие основания у нас для этого? Почему человек ассоциирует себя со своим телом?

Недавно я прочитал книгу. «Схимник» Де Куатье. Там человек, превозмогая все, усталость, просто неспособность тела слушаться идет к своей цели. Сам по себе этот образ довольно часто используется в литературе, к нему уже привыкли. Но тогда я подумал о том, что есть в человеке, о том, что может заставить ленивое, праздное, слабое, беспомощное тело сделать невозможное, двигаться, действовать несмотря ни на что. Да что тут говорить, телу нужен сон, еда, удовлетворение всевозможных естественных потребностей, отдых, ему не нужно подвигов, ему не нужно кого–то спасать, оно лишено чувства благородства. Жизнь потребностями этой материальной субстанции человека часто сравнивают с жизнью животного, этому противопоставляют духовную жизнь человека, сюда же включают, например, искусство. Нужно–ли искусство телу? Думаю нет, хотя вполне можно придумать теорию, которая будет объяснять необходимость самовыражения человека через потребности его тела.

Хочу привести один пример, это произошло сегодня и заставило меня задуматься. Я как обычно ехал на работу, с той лишь разницей, что мне пришлось выехать раньше и было значительно больше машин на дорогах. И, разумеется, я стал свидетелем ряда случаев нестандартного (хотя оно все больше становиться нормальным) поведения на дорогах. Сначала я ехал по дороге, на которой было две полосы, и сразу несколько машин перед лежачим полицейским обгоняли своих «собратьев» по встречной полосе. Одного из них мне даже пришлось пропускать, потому что он ехал прямо на меня. Среди них была милицейская машина с мигалками, но о ней я молчу, это как раз нормально и ехали они куда менее агрессивно. Затем был поворот налево по стрелке, я простоял два светофора и оказался на третьем первым. Когда загорелся зеленый для тех, кто едет прямо, я проехал немного вперед, специально, чтобы никто не смог вклиниться предо мной. Тем не менее одна машина, раскорячившись и мешая проехать другим, все же встала передо мной. Может, кто–то еще хотел поступить так же, надеюсь им пришлось проехать этот перекресток прямо, потому что больше места не было. Это может показаться вредностью, нетерпимостью, да, так оно и есть. Просто я не понимаю, почему все должны стоять, а кто–то плюет на это и осознанно лезет вперед. Я не просто так это пишу, чуть позже я хочу подробнее порассуждать на эту тему. Итак, вернемся пока к моей недолгой, но навевающий на массу размышлений дорогу. Затем был Т-образный перекресток. Поворот налево и стрелка направо, считая карман — две полосы в моем направлении. В кармане как обычно очередь, и как обычно многие минуя очередь проезжают вперед, пытаясь вклиниться между рядами, поворачивающими налево и направо. Сегодня их было особенно много. Я пытался встать левее, чтобы не дать им проехать, но это не помогло, они спокойно объезжали меня. Причем я так поступил скорее не из вредности, а из желания, чтобы всё было по правилам. Пусть не идеальным, но уж какие есть.

В общем вкратце я рассказал что было, на самом деле ничего необычного, обычные дорожные ситуации, да и потерял я из–за этих людей минут 5 — 10 от силы. Но меня до сих пор преследуют три вопроса, о них я и хотел бы поговорить. Что заставляет их так поступать? Что мешает мне так поступать? Почему у меня на это такая реакция?

Попытаюсь ответить на каждый вопрос по–порядку.

С первым вопросом все выглядит просто. Они торопятся (современному человеку свойственно постоянно торопиться), это позволяет им проехать перекресток быстрее. Но на самом деле вопрос глубже. Торопится большинство стоящих на поворот, но не все ведут себя так. В чем разница между этими людьми, почему одни считают себя в праве осознанно стремиться проехать быстрее, тем самым задерживая тех, кто остается позади них, а другие нет. Возможно они долгое время так же как я стояли и ждали своей очереди, а мимо них проносились машины, они смотрели на них с неприязнью, и так же ругали их, как я сейчас. Но они проезжали быстрее и им ничего за это не было. Потом те кто ждали тогда, решили попробовать вести себя так же. Сначала робко, неловко, потом спокойно, потом даже агрессивно, с осознанием своей правоты. Возможно они просто не думают, что тем самым кого–то задерживают, возможно они вообще мало о чем думают в тот момент.

Второй вопрос, что мешает мне делать так. Сразу скажу — не страх какого–то административного наказания, я так уже делал, тут я не могу сказать, что я чист, ездил по–разному и иногда тоже считаю себя вправе кого–то обогнать, даже нарушая правила (по обочине, например). Я понял, что на вряд–ли мне за это что–то будет, а даже если будет — небольшой штраф меня не сильно смущает. Но и вводить большие штрафы — не выход, зачастую водители делают такие или похожие маневры по ошибке, по невнимательности, когда реально очень сильно торопятся, бывает всякое, неприятно когда это откровенное хамство. Меня останавливает от таких поступков не страх, а осознание того, что это не правильно, это вредит другим и замедляет движение в целом. Я не человек, когда еду на машине, я часть общего процесса. Прежде всего я часть общего процесса движения. И прежде всего я должен думать о благе движения в целом. У врачей есть гениальное правило — «не навреди». Жаль, что оно только у врачей. Не знаю, надолго–ли хватит у меня этого чувства справедливости. И более интересен вопрос, получаю–ли я что–то взамен. Думаю многие задаются вопросом — вот я, мол, хороший, а другие нет, и где при этом я, а где они. Да, многие люди, нарушающие какие–то нравственные принципы выглядит успешней. И тут уже возникает другой вопрос, о разницы слова успешней и счастливей и вообще о месте успеха в контексте наличия каких–то материальных благ в нашей жизни.

Последний вопрос о моей реакции на происходящее. Что мешает сказать мне — они такие и ничего с этим не поделаешь, можно даже ехидно добавить: «но я‑то лучше». Можно также сказать — да, мир не совершенен, но это не повод постоянно трепать себе нервы. Эти фразы у меня ассоциируется с тем, что обычно предлагает религия. Это звучит как утешение, фраза которая, по–моему, еще никогда никого не утешала — «повезет в другом». На самом деле это очень правдивая фраза. Человек не может успевать все, не может во всем добиваться успеха и если он будет больше внимания акцентировать не на неудачах, а на успехах — ему станет легче. Совершенно не важно, что кто–то обошел вас в чем–то. Он — не вы, а вы — не он. Я стоял на перекрестке и не думал о том, что для меня важнее, доехать быстрее в данный момент или уважительно относиться к другим людям в принципе. Я думал только о том, как мне быстрее доехать. Не давало обогнать других лишь чувство некой упертости, я сидел и стиснув зубы говорил себе — не надо, так не правильно. Это те самые религиозные и нравственные догмы, только в рамках одного маленького человечка. Который не может себе объяснить почему не стоит так делать, который что–то теряет в материальном мире не делая так, но который все же остается стоять и ждать.

Человеку важно соответствовать своим ожиданиям. Это едва–ли не главное, к чему человек стремится. Но это причина множества внутренних конфликтов. Начнем с банальностей. Например, человек посмотрел, что у соседа (у друга, у коллеги по работе) машина лучше, чем у него. Что это, зависть? Да вовсе не обязательно, человеку свойственно искать себе прототипы. Мы смотрим на людей вокруг и говорим себе — из его жизни я хочу машину, из его славу, из его красивую жену. Это не всегда зависть, за частую это помогает ставить цели. Но, человек — существо ненасытное и он часто хочет больше, чем ему нужно. Это было бы не так страшно, если при этом человек умел правильно расставлять приоритеты. Есть вещи без которых он никогда не сможет быть счастливым, а есть вещи, которые помогают ему быть счастливым. Осмелюсь сказать, что вещи без которых путь к счастью для человека закрыт относятся скорее к духовной сфере, а мир материального — содержит скорее вспомогательные вещи.

У каждого есть выбор, выбор есть всегда. Это опять из Куатье, уже другая книга. Каждый сам для себя решает, стоит–ли получать что–то в мире материальном, теряя при этом что–то в мире духовном или нет. Я мог бы сейчас сэкономить несколько минут времени, а потом всю жизнь с этим жить, я сижу и улыбаюсь, да, это звучит слишком пафосно, не тот масштаб проблемы. Попробую привести другие примеры. Измена. Стоит только один раз поддаться соблазну и ты уже никогда не сможешь почувствовать себя абсолютно чистым по отношению к человеку, который рядом с тобой. Минуты радости пройдут, а ложь останется. Навсегда.

Все начинается с малого, стоит один раз соврать и ложь станет делом уже более привычным, второй раз будет проще. В каждый момент времени человеку приходится выбирать, что делать. Каждый миг — это испытание. Глобальные цели, которые ставит человек в своей жизни имеют право на существование, но это миф. Весь ужас этих целей в том, что их можно достичь. Мне могут возразить — когда достигнешь одну цель — надо ставить следующую, нет пределу совершенству. Отвечу, тут снова встает вопрос приоритетов. Сейчас я выскажу свое мнение, я не хочу его никому навязывать. Жить нужно так, чтобы в каждый момент времени не боятся умереть. Если человеку нечего скрывать, он не будет боятся, что о нем что–то узнают. Так и в жизни, если человеку нечего стыдиться — он не будет бояться смерти.

Это было обычное утро, ничем не отличающееся от всех остальных. Та же кружка кофе, те же бутерброды, тот же телевизор, показывающий очередное утреннее шоу. Мысли медленно крутились в голове, но в сознании ничего не задерживалось. Все было как всегда, одинокое утро с одной кружкой кофе.

Что заставило ее выйти на улицу? Может быть скука, поиск чего–то нового? Бегство от одиночества? Вполне возможно. А может быть все проще, может в квартире было душно и не было никакой психологии. Организм захотел свежего воздуха. Несколько минут задумчивости, надо выбрать что надеть. Самое начало весны, еще прохладно, но в зимнем не походишь. Остановилась на плаще. Мог пойти дождь, хотя пока было солнечно, промокнуть не хотелось. Плащ уже довольно старый, не один сезон ей довелось носить его почти каждый день, но он ей нравился, она только недавно его почистила и он выглядел хоть и немного потертым, но вполне прилично, менять его она пока не собиралась. Несколько минут прошло в поисках ключей от квартиры. Сначала рука привычно пошарила в кармане, их там не оказалось. Наступил легкий ступор, так часто бывает, когда изменяется привычное течение жизни. Какое–то время организму нужно чтобы понять, что пора думать. Начала думать. Конечно, в прошлый раз выходила в зимней куртке, значит ключи там. Взяла ключи, открыла дверь, вышла.

Подъезд как обычно встретил полумраком. Привычно вызвала лифт, поехала, задерживаться в подъезде не хотелось. Это в жарким летом бывает приятно подольше задержаться в прохладном подъезде, зная, что и на улице, и дома температура куда выше. Да и зимой, когда не торопишься выходить из тепла на мороз иногда нет нет, да задержишься лишний раз проверить почту, объявление прочитать, с соседкой парой слов перекинуться.

Она уже даже не помнила когда у нее появилась привычка гулять одной. Это было не часто, может раз в месяц — два, но возникала потребность выйти на улицу, не для того чтобы встретиться с кем–то, не для того, чтобы посмотреть что–то, а чтобы побыть одной. Это может показаться странным, первое время ей и самой было странно, что на улице, в городе, где кругом люди можно лучше удовлетворить свою тягу к одиночеству, чем дома. Но, если задуматься — это как раз вполне логично. Когда ты сидишь дома, ты знаешь, что ты одна, но ты знаешь, что у тебя есть знакомые, что ты в любой момент можешь снять трубку телефона, позвонить подруге, поговорить с ней, пригласить к себе. Ты знаешь, что можешь включить телевизор и он будет рассказывать тебе какие–то истории, пусть не очень интересные, но именно тебе. В конце концов ты знаешь, что ты всегда можешь выйти на улицу, а там люди. А что происходит когда выходишь? Там люди, идущие по своим делам, люди которые смотрят сквозь тебя, которые видят тебя и не замечают. Ты находишься в этот момент как будто в другом мире, чувствуешь себя как гость в этом городе. Обилие людей только подчеркивает ту бездну, которая между тобой и ними. Когда ты тоже идешь по своим делам — не обращаешь на это внимание, а когда у тебя есть время оглянуться вокруг, подумать, понаблюдать — именно тогда это становится заметно.

Трудно идти совсем без цели. Странно, но когда человек идет, у него непременно должно быть припрятано некое «куда», это собственно то, что он ответит на вопрос: «Куда ты идешь?». Так и у нашей героини на самом деле была цель прогулки, она шла в парк. Разумеется не потому, что у нее там было какое–то дело, не потому что она хотела именно в парк, дело было именно в потребности в каждый момент осознавать что ты делаешь. Не знаю, зачем это человеку нужно, возможно чтобы в любой момент, если он спросит себя: «Ты живой?», можно было ответить: «Да, ведь я иду в парк».

В парке оказалось не слишком много народу. Даже удалось занять лавочку напротив озера. Пожалела, что не взяла хлеба покормить уток. Огляделась по сторонам. Справа, через лавочку, сидели подростки, что–то пили, разговаривали громко. Люди, проходя, оглядывались, ничего тем не менее не говорили, шли дальше. Слева на скамейке сидела парочка, девушка что–то эмоционально рассказывала, молодой человек внимательно слушал, кивал, время от времени отвечал короткими фразами. Прямо рядом с озером склонился маленький мальчик лет пяти, кормил уток, рядом стояла озабоченная мамаша, как бы не упал, как бы не промочил ноги. Параллельно с наблюдением за происходящим неторопливо текли мысли, о чем–то своем, далеком, сейчас не важном и не нужном. Встряхнулась, подставила лицо солнцу, зажмурилась, ловя каждый лучик. Природа постепенно просыпалась после зимы.

Она посидела так еще минут пятнадцать — двадцать и пошла домой. Торопиться было некуда, погода была приятная, солнечная, настроение тоже. Внезапно в нее практически врезался какой–то взъерошенный молодой человек. Вид у него был озабоченный, он сильно торопился и постоянно озирался по сторонам. Это происшествие столь бесцеремонно вырвавшее ее из уединения возмутило девушку. Какое–то время она ошалело смотрела на побеспокоившую её личность, личность отвечала ей взаимностью.

— Ты что, с ума сошел? — почти прокричала она.

— У тебя паспорт с собой? — будто и не думая отвечать на ее справедливый гнев выпалил он.

— Да с собой, — опешив проговорила она, буквально через секунду она разозлилась на себя, с какой стати отвечать незнакомому на такие вопросы, да еще и при таких обстоятельствах, этот негодяй похоже даже не думает извиняться.

— Слушай, если сейчас подойдут люди, ты, ну в общем скажи, что меня знаешь, — произнес этот странный человек, все еще оглядываясь по сторонам.

Она молча на него смотрела опешив от его наглости. У нее, разумеется не было ни малейшего желания помогать этому человеку чем–либо. Скорее хотелось заехать ему по голове сумочкой или что–то в этом духе. Сумочки с собой к сожалению не оказалось, мозг бешено работал, пытаясь придумать, чтобы такого ответить по язвительней, чтобы надолго желание отбить так себя вести. Как назло, ничего не приходило в голову, время шло, он выжидательно и как–то даже с надеждой смотрел на неё. Друзья считали её острой на язык. Она всегда могла ответить так, чтобы больше спрашивать ничего не хотелось. Сейчас же, когда это было нужно — ничего не шло на ум, нет вдохновения, пошутила она про себя и даже как будто улыбнулась. Улыбка правда исчезла с лица не успев появиться, странный незнакомец мог истолковать её по–своему, в такой ситуации любое проявление дружелюбия было недопустимо.

Ответить она так и не успела. К ним торопливо подошли два человека в форме. Милиция, подумала она, только этого не хватало, ну за что мне это, не хочу никаких приключений, сейчас еще в отделение потащат, показания давать. Стражи порядка теперь медленно приближались, не сводя взгляд с молодого человека. Молодой человек заметно нервничал.

— Молодой человек, что убегаем? Сопротивление оказываете правоохранительным органам. Знаете что за это бывает? — протянул один из стражей порядка, было видно, что если бы не девушка рядом, говорил бы он совсем другим тоном и другими словами.

— Да я ничего, я не знаю, просто испугался, понимаете, я паспорт дома забыл, а тут вы, обычно беру, а тут… — промямлил потенциальный клиент ближайшего отделения милиции, запинаясь через слово. — Хорошо знакомую встретил, подтвердить может, что я — это я, а не кто–то другой.

— Вы знаете этого молодого человека? — Милиционер повернулся к девушке.

Она уже почти ответила нет, я его первый раз вижу, почти была готова добавить, что он чуть–ли не приставал к ней, спасибо мол пришли вовремя, славься наша доблестная милиция, что мол, если бы не они — на улицу бы страшно выйти было. Но то–ли какое–то природное стремление защищать слабых и любой ценой прятать их от сильных, процветающее в наших широтах, то–ли какая–то зарождающаяся симпатия к стоящему перед ней человеку, то–ли желание сначала разобраться, прежде чем отдавать возможно невинного человека милиции. Они там, конечно разберутся, но все знают, что система не совершенна, бывают иногда ошибки, злоупотребления, выдавания желаемого за действительное. Например, преступление по сути ещё не раскрыли, улик мало, а человек уже за решеткой, письма домой пишет. Она знала, что это возможно, хотя и никогда серьезно об этом не задумывалась. Да, конечно, идеальных людей нет, да и людей идеально выполняющих свою работу тоже найти не просто.

Так или иначе, одна из этих причин, а может и какая–то другая, заставили ее соврать:

— Да, это сосед мой, я его часто вижу, насчет знакомой он погорячился, конечно, но знать знаю.

— Так, хорошо, документы можете показать или тоже забыли?

— Вот, держите, — протянула паспорт.

— Ладно, не буду вас больше задерживать, и без вас дел полно, а вы, — он повернулся к странному незнакомцу, — не бегайте если скрывать нечего, сами чуть проблем себе не нажили и нам попотеть пришлось на ровном месте. Скажите спасибо знакомой вашей, или соседке, тут уж сами разберетесь, — он слегка улыбнулся и как будто подмигнул, — если бы не она, так легко не отделался бы.

Милиционеры ушли, а они так и остались стоять посреди дороги. Она думала о том, что она все–таки дура и зачем ей это нужно, он тоже думал о чем–то своем, друг на друга не смотрели и вообще всячески делали вид, что рядом никого.

— Спасибо, — после долгого молчания сказал он, — выручила ты меня.

— Не за что, — высокомерно ответила она, и уже хотела уходить, но врожденное любопытство не пускало, — с чего вдруг они гнались–то за тобой?

— Документы проверяли, я паспорт не взял, решил убежать.

— Зачем?

— Ну мало–ли что, в отделение поведут для выяснения личности, не хочу.

— Понятно, — сказала она, но что–то ей не очень верилось что все так просто. Выяснять тоже желания не было, в конце концов не пытать же его. В принципе ничего ее тут не держало, и вроде бы как надо продолжать путь домой, надо как–то попытаться вернуть себе хорошее расположение духа. Но что–то заставило остаться, смотреть как он переменяется с ноги на ногу, видно, думает что сказать дальше. Может мешала уйти ответственность, которую часто испытывают по отношению к тому, кому помогли, а может ей просто доставляло удовольствие смотреть как он мучается выбирая слова. Она решила слегка улыбнуться, чтобы снять напряжение. Получилось.

— Может… Давайте я вас кофе угощу или ещё что, вы мне помогли как–никак?

— Мы уже достаточно тесно знакомы, чтобы перейти на вы? — не удержалась от шутки, парень явно волновался и действительно внезапно перешел на вы.

— А как тебя… вас называть?

— Да как хочешь, можешь и на ты, раз уж начал, — он уже начинал ей надоедать, еще пара таких же неловких фраз и встреча закончится не начавшись.

— Хорошо, ну так, что, ты примешь мое приглашение? — сказал уже более уверенно.

— Ладно, почему бы и нет, у меня сейчас как раз есть время, — сказала она и подумала, а собственно и правда, почему нет, она честно заслужила свой кофе, у нее нет других планов и хоть компания не самая привлекательная, было ощущение, что ей могут рассказать что–то интересное.

— Славно, тут недалеко есть кафешка, пойдем? — он сделал жест, который вероятно по задумки должен был означать, что он галантно предлагает взять ее под руку, но галантно не получилось и она чуть отстранившись согласилась пойти.

В кафе они сели у окна, она заказала кофе с каким–то пирожным, он просто кофе. Долго молчали, друг на друга не смотрели.

— Чем занимаешься по жизни, — наконец спросила она, просто так сидеть совершенно не радовало, а раз уж согласилась пойти, почему бы не поговорить.

— Будущий инженер, — с энтузиазмом ответил он.

— Ну а хобби какое–нибудь есть? — спросила она, так как перспектива слушать про математику, физику и прочие технические науки её как–то не привлекала. Ещё со школы предпочитала по возможности обходить эти дисциплины стороной.

— Ну я всякие девайсы собираю, — оживился он, — сегодня как раз собирался съездить, микросхем прикупить, ну да не к спеху, потом съезжу, с тобой вроде тоже посидеть не плохо.

«Вроде не плохо! Ну не хам–ли», — промелькнула мысль, но решила пропустить мимо ушей, можно запомнить, а потом если что всегда можно отыграться. По правде сказать разговор несмотря на её усилия всё–таки начал переходить в нежелательное русло. Надо было срочно что–то делать, иначе ей часа два подряд придется слушать о гениальных идеях, о том, что пока не все удается, но очень скоро будет собрано нечто великое, не имеющее аналогов в мире и так далее. Был уже к сожалению такой опыт. Тем не менее, природная вежливость и умение слушать взяли вверх.

— Что за девайсы? — спросила она без особого энтузиазма.

— Пока не хочу говорить, вот если что получится, тогда с удовольствием.

— Ладно, пытать не будем, — лучшего для неё ответа и придумать трудно было, она внутренне преисполнилась благодарности к собеседнику, хотя вида, разумеется не подала.

В общем просидели они так около часа, даже разговорились о чем–то, собеседником, не смотря на ее опасения он оказался довольно сносным. Так что когда он встрепенулся, посмотрел на часы и сказал, что ему уже пора бежать, она даже немного расстроилась, хотелось еще немного посидеть. На прощание он сказал, что раз она ему помогла, его долг в случае чего также ей помочь и накорябал на салфетке номер своего мобильного. Положил на ее сторону стола, кивнула головой, мол вижу, но трогать не стала.

— В общем звони если помощь нужна будет, я немного в технике разбираюсь, компах, у девушек бывают с этим проблемы, — бросил он на прощание.

— Обязательно, — ответила она. По её словам невозможно было понять, что она имеет в виду. То–ли это ирония и этот человек последний, к кому она обратиться, а салфетку как только он уйдет скомкает и выбросит, то–ли правда будет иметь в виду и ответила искренне.

Он бросил на неё прощальный взгляд и быстро вышел. Она не заметила в его поведении сожаления от того, что встреча закончена, это её слегка задело, хотя пока это ощущение ещё не оформилось в конкретную, осязаемую мысль. Ведя обычно довольно замкнутый образ жизни, трудно сходиться с новыми людьми. Да, разумеется у нее были знакомые, довольно много знакомых, друзей, подруг, бывших одноклассников, с которыми ежегодно встречалась. Но новые люди редко и трудно появлялись в её жизни.

Интересная вещь — та сила, которая заставляет людей стремиться к чему–то новому. В современном мире большинство людей, в целом имеют все что человеку нужно. Да, каждый хочет большего, но еда, тепло, вода вполне доступны. Казалось бы, живи изо дня в день, пользуйся благами и не придумывай себе проблем. Так ведь нет, кто–то ищет признания, кто–то богатства, кто–то событий. Каждый человек что–то ищет, в людях где–то глубоко заложена тяга развиваться. Но возможно–ли развитие ради развития, можно–ли без внешних стимулов удовлетворить эту потребность или для этого обязательно нужны призы, некая отдача, достижение некой абстрактной цели, которую человек сам себе поставил.

Другое дело — так называемые развлечения. Несмотря на то, что зачастую они также позволяют чему–то научиться, они в основном являются как бы заменой процессу познания и развития, уверен, что многие считают их даже антиподом. Развлечения — это вид деятельности с как правило очень низким порогом входимости. То есть человек, не обладающий какими–то специфическими знаниями и навыками может легко научится, например, смотреть телевизор. Однако чтобы начать хотя бы даже вышивать крестиком, нужен определенный опыт и ряд знаний. Что делает человек, которому предложат по вышивать крестиком? Скорее всего ответит — я не умею. Для того, чтобы начать это делать, надо приложить определенные усилия, надо с чего–то начать.

Тут мы подошли к одной из ключевых функций человеческого общения. Это, разумеется, обучение, передача накопленных знаний, опыта. Тут как и в ряде других случаев трудно провести четкую грань между обучением и развлечением. С одной стороны, если человек нам симпатичен и нам с ним приятно говорить — это похоже на развлечение. С другой стороны мы учимся как минимум общению, умению выражать мысли, улавливаем реакции людей на те или иные слова, поступки. Пригодится нам это в жизни? Думаю да, несомненно. Кроме того, общаясь с человеком рано или поздно начинаешь узнавать о его навыках, интересах. Часть из них могут быть для вас значимыми, это в наибольшей степени помогает их освоить, понять с чего начать, понять, что не так уж это и сложно и ты тоже сможешь.

Так вот, наша героиня, оставшись одна, стала невольно прокручивать в голове недавний разговор. Все чаще её мысли останавливались на загадочных девайсах. На самом деле она даже не вполне понимала, что значит это слово. Так случайный разговор несколько расширил кругозор, подтолкнул к изучению чего–то нового. Но что она знала в данный момент об этих девайсах, то что они существуют, их можно собирать и предполагала, что они как–то связаны с техникой. И, разумеется, ответа на то, где узнать что–то большее по этой тематике у нее не было. Пожалела, что не расспросила подробнее. О том чтобы позвонить по номеру на салфетке пока не было даже и мыслей. Тем не менее сунула бумажку в карман плаща. Пошла домой. На этот раз без приключений.

Трудно поверить в такие совпадения, но через два дня у неё что–то случилось с компьютером. То есть не просто что–то, а он несколько раз истошно пищал, но никак не хотел загружаться. Ей сразу вспомнилось несколько советов, как нужно вести себя в этой ситуации. Но было потрачено пол часа на бесплотные попытки и все навязчивей вкрадывалось в душу отчаяние. Нужно было сегодня отправить статью редактору. Второй раз опоздания ей не простят. Можно было бы, конечно взять статью и побежать в редакцию, пока он ещё там, но, статья–то в компьютере, а копию на флэшке сохранить не позаботилась.

Она уже пол года писала статьи для нескольких журналов. Сегодня надо было отправить в самый для нее перспективный. Её туда могли взять на постоянную, причем очень не плохую работу, если все будет нормально. Как вы понимаете в данной ситуации ни о каком нормально не могло быть и речи.

В порыве отчаяния побежала к телефону, трясущиеся руки с трудом попадали по кнопкам. Глубоко вдохнула, это немного привело в чувство. Стала обзванивать всех знакомых, кто хоть немного разбирался в компьютерах. Таких было не много. Кто–то из них был занят, кто–то пытался давать советы, но все это она уже пробовала. Вспомнила, что рядом с домом есть мастерская, можно было вызвать мастера, но это слишком долго, неизвестно сколько он еще провозится. Стала собираться, решила пока сходить на разведку без компьютера, слишком тяжелый. Да и отключать все самой страшно, в свое время ей его привезли, установили, показали кнопку включения, научили пользоваться DVD приводом и флэшками. За исключением этих нехитрых манипуляций она предпочитала не прикасаться к этому железному монстру.

Оделась, вышла из дома, санитарный день. Если не везет — то не везет сразу по крупному, подумала она, опустившись на лавочку перед мастерской. Рука опустилась в карман, нащупала какую–то бумажку. Достала, решив выкинуть. Посмотрела — салфетка с номером. Вспомнила недавние события и, поколебавшись минут пять, решила позвонить. Трубку долго не брали, уже решила вешать.

— Алло, — наконец прозвучало на том конце радиоволны, — кто это?

— Мы два дня назад в кафе сидели, ты мне ещё телефон оставил, сказал, что если что с техникой или компом — поможешь, — затараторила она смущаясь. Ответа долго не было, «вспоминает, сволочь, уже забыл меня такую прекрасную», — больно уколола мысль, но быстро ушла, мол, что за глупости, мне все равно. Вообще бы не позвонила, если бы не такая оказия.

— Да помню, что–то сломалось? — почему–то оживленно ответил он.

— Да, мне комп срочно нужен, а он не включается!

— Хочешь за моим посидеть? — съязвил этот нахал. Подавила желание возмутиться и повесить трубку.

— Нет, мне мой нужен, там информация важная, мне она срочно нужно, сегодня.

— Тебе повезло, я сейчас не занят, могу приехать посмотреть, — сказал он поначалу немного заносчиво, а к концу фразы, будто испугавшись своего тона почти заискивающе.

— Ладно, адрес записывай, у меня похоже других вариантов нет, — обреченно сказала она, и не удержавшись добавила, — и попрошу заметить, что ещё неизвестно кому повезло.

Он не ответил на последнее замечание, записал адрес, пощелкав с минуту на клавиатуре, сказал, что будет через пол часа. Радостно согласилась, повесила трубку. Через секунду вскочила как ошпаренная. Пол часа! Это же почти сейчас, мне же подготовиться надо, у меня не убрано. Побежала домой, ругая себя за то, что решила готовиться к визиту этой сомнительной личности. Успокоила себя тем, что кем бы он ни был, но гость есть гость и к его приходу надо готовится, особенно, если он ещё и не просто поесть приходит, а ещё и помочь чем–то.

Дома на самом деле оказалось все прибрано, но надо было в этом убедиться. Подумала что надо бы принарядиться, тут же подумала — много чести, оделась подчеркнуто просто, хотя и в вещи, которые вполне подчеркивали её достоинства и скрывали недостатки. Делала все быстро, так что осталось еще минут десять. Заглянула в холодильник, благо если что, чем угостить найдется. Как будто успокоилась, села на диван ждать. Как обычно, процесс ожидания отразился в сознании каким–то неуютным состоянием. Когда вроде и скучно просто так сидеть, но и начинать что–то делать вроде как тоже смысла уже нет.

Вспомнила, что как будто забыла о компе за всей этой суетой. Заставила себя снова забеспокоится. На всякий случай еще раз попыталась включить. Не хотелось опозориться, вдруг он придет, нажмет одну кнопку, а всё работает. Кем она тогда выглядеть будет? Но все осталось по прежнему, комп по скрипел, по скрипел и застыл с черным экраном, не подающий признаков жизни.

В это время зазвонил звонок в дверь. Вскочила, ринулась было почти бегом к двери, спохватилась, пошла медленно, степенно. По дороге бросила взгляд в зеркало. Прическа в порядке, одежда нигде не весит, можно открывать.

На пороге стоял её недавний знакомый, в руках нес какой–то огромный, плотно набитый чем–то пакет.

— Привет, — тихо сказала она.

— Привет, где пациент?

— Какой пациент? А, ты так комп назвал, забавно, решил во врача поиграть?

— Да нет, не поиграть, ладно, показывай, что у тебя там не работает, — произнес он разуваясь.

Она проводила его к компьютеру. Он включил, ничего не заработало, посмотрел внимательно, подождал, полез в пакет.

— Тебе ведь главное сегодня на флэшку что–то с винта скинуть?

— Откуда скинуть?

— Ну с диска.

— Ну да, наверное с диска, в общем мне статью сегодня отправить нужно. Как можно скорее.

Он покопался в своем кажущемся бездонным пакете, достал отвертку.

— Будем разбирать, — сказал он загадочно.

— Только аккуратно, мне с ним ещё жить, — попыталась пошутить она.

— Сделаем всё в лучшем виде.

— Ты уж постарайся.

— На самом деле все просто, скину на ноут твою статью, сделаешь с ней всё, что тебе нужно, а там, если время останется, попытаемся комп реанимировать.

— Ладно, я уже на всё согласна.

Он деликатно промолчал… Открыл свой пакет, достал оттуда ноутбук, отвертки, какие–то девайсы и прочее, она не очень в этом всем разбиралась, но и расспрашивать в данный момент сочла неуместным.

Манипуляции с отвертками и прочими приспособлениями заняли около 20 минут, после чего на свет божий была извлечена маленькая черная коробочка, со словами:

— Вот твой винт!

— Да, спасибо, и что мне с ним делать? — она искренне недоумевала.

— Думал тебе интересно будет, ладно, просто подержи.

После этого из бездонного пакета был извлечен ноутбук, какое–то странное приспособление тоже в виде маленькой черной коробки, правда чуть поменьше той, что была извлечена из компьютера. Маленькая коробочка была засунута в большую, после чего, средь полной тишины, прозвучал вопрос:

— Где у тебя тут розетки?

— Ну комп к ним подключен, можешь отключить.

Он поморщился, но всё же полез под стол искать розетки. Довольно долго там копался, что–то выключал, что–то включал. Она не смотрела, задумалась о чем–то. Потом и не вспомнить о чем…

Вообще интересная вещь мысль человека. Бывает задумаешься о чём–то, а потом и не вспомнишь о чём, зачем думал.

А вы задумывались когда–то, зачем мысли человека часто вертятся вокруг отвлеченных вещей, не имеющих к нему непосредственного отношения?

Что, например мне даст в моей реальной жизни размышление о том, как живут люди в другой стране, например, если я не собираюсь туда поехать. Зачем мне знать как производятся микросхемы, если я не собираюсь их производить.

Как человек вообще выбирает о чем ему думать, а о чем нет? Можно сказать, что у каждого человека есть своя сфера интересов, где каждая тема расположена с определенным приоритетом. У ряда людей с высшими приоритетами темы, которые могут непосредственно повлиять на их жизнь. Например, как лучше сделать что–то на работе, чтобы заслужить повышение, как найти работу получше, что для этого подучить, где купить какую–то вещь подешевле. Таких людей принято называть прагматиками.

Ряд людей, наоборот, в качестве наиболее приоритетных для себя тем выбирают какие–то нереальные, оторванные от их жизни темы, например, могут часами рассуждать об НЛО, причем не думая всерьёз, что когда–то увидят это чудо, могут просто размышлять о том, что было бы если. Это довольно забавная игра. Что было бы, если бы у меня был миллион, уж я бы тогда развернулся, купил бы то, это, пятое, десятое. Таких людей можно назвать мечтателями.

В случае с миллионом, хорошо видно различие между ними. В то время как мечтатель думает о том, что он с ним сделает, прагматик думает скорее как его получить. И у того и у другого положение незавидное, если задуматься. Мечтатель, который скорее всего так никогда и не добьется воплощения своих мечтаний, может из–за этого потерять много возможностей реального роста, развития, достижения каких–то успехов в жизни.

А что с прагматиком? Он вполне возможно добьётся своего. Значит его положение выгодней? Возможно, но скорее с точки зрения мечтателя. Во–первых, прагматик скорее всего и после достижения цели не перестанет быть прагматиком. А это значит, что он будет ставить себе всё новые и новые цели. Сможет–ли он в таком случае в полной мере насладиться плодами своих трудов? Маловероятно, это сможет мечтатель, и то навряд–ли его это так уж осчастливит, потому что и он не перестанет быть мечтателем и уходить от реальности в мечты, скорее всего ему быстро надоест осуществлённая мечта, ведь она перестаёт быть мечтой как только воплощается в жизнь.

Вполне возможно, что кроме вышеперечисленных есть ещё и так называемые реалисты. Мне о них трудно что–то сказать, может я даже не правильно подобрал термин, я и не претендую на какую–то точность и гладкость изложения мыслей. Так вот, реалистов можно считать как что–то среднее между мечтателями и прагматиками, но это было бы слишком просто и поверхностно. Скорее их можно представить как людей с повышенной способностью выбора приоритетных тем.

Ничего особенного, просто люди лучше понимают, чувствуют, когда нужно помечтать, а когда и поработать. Они легче отказываются от целей и меняют их на другие, более соответствующие изменившейся реальности. Как и везде, тут есть оборотная сторона медали, частая смена целей мешает зачастую довести до логического завершения хоть что–то.

Реалист, в моей терминологии, склонный больше к мечтательству, будет говорить — хочу это, ой, нет, лучше это, и ещё вот это. В то время как настоящий мечтатель, как правило долго верен своей мечте, ему трудно её поменять. Именно поэтому мечтатели часто выбирают несбыточные мечты. Реалист, больше склонный к прагматизму, будет говорить — мне надо сделать это, ой нет, лучше это, это и то. Настоящий же прагматик, скорее всего выберет себе большую, сложную, но реальную цель, разобьёт её на ряд этапов, чтобы лучше контролировать ситуацию, и, возможно, очень долго совсем не будет замечать, что твориться в остальном мире.

Теперь я подошёл к выводу, что независимо от того, к какому типу людей вы относитесь, процесс мышления протекает одинаково. У вас в голове мелькает ряд мыслей, уж и не знаю по какому алгоритму, а вы выхватываете из этого потока те, которые приоритетны для вас в данный момент. Дальше, по ассоциативной цепочке к ним «прилипают» другие мысли сходной тематики. В общем с этого момента вы будите думать на эту тему до тех пор, пока вам не надоест или вы не переключитесь на что–то другое.

А что за состояние так называемого ступора, когда вы даже как будто ни о чем не думаете и толком не можете сказать о чём и зачем думали? Это когда все мысли, что вертятся у вас в голове, для вас малозначимы и вы уделяете каждой слишком мало внимания, чтобы она прочно зафиксировалась у вас в голове. Зачастую это происходит когда для вас в данный момент очень важна какая–то тематика, остальные темы становятся с очень низким приоритетом, а мыслей именно на эту тему всё не приходит.

— Отлично, готово, — сказал он, — твой диск подключен к ноуту, вроде он работает, ничего не повредилось, смотри, что там тебе скинуть надо было.

— Что? — она очнулась от размышлений.

— Я говорю иди, смотри, что тебе там перекинуть надо.

— А, сейчас, там в моих документах папка статьи, можешь их все скинуть, если влезут, не повредит, а то непонятно ещё, что с компом будет.

— Да влезут, статьи мало весят, это же текст, на эту флэшку вся русская классика поместится с большим запасом, не думаю, что ты больше статей написать успела, — произнес он тоном, не допускающим возражений, после чего с минуту покопался в ноутбуке и добавил, — хотя… Ничего себе они у тебя весят, триста метров, там куча картинок что–ли, или ты круглосуточно сидишь пишешь?

— Что, не влезают? — озабоченно спросила она.

— Да нет, влезть–то влезут, просто не ожидал, что так много получится. Ладно, сейчас перепишу, а что дальше–то с ними делать?

— Ну мне надо переслать одну из них редактору, только вот комп накрылся, ты свой ноут к интернет подключить сможешь?

— Можно попробовать, у тебя через чего инет?

— Через телефон вроде. Вот штуковина на столе стоит, посмотри.

— Через телефон — это может быть плохо. Ладно, давай посмотрим что там такое.

Он покрутил агрегат для подключения к интернет, посмотрел на него с разных сторон, внимательно проследил, куда уходит второй конец кабеля, смешно перебирая вдоль него руками. После чего отсоединил его от компьютера, подключил к ноутбуку. Долго ковырялся, жал на разные кнопки, но, судя по его виду что–то не очень у него получалось.

— У тебя диск есть к модему? — наконец произнес он.

— К чему?

— Ты когда интернет подключала, тебе диск какой–нибудь дали вместе с этой штукой?

— Я не знаю, я не сама подключала, мне настроили, до сегодняшнего дня все работало, я туда вообще старалась не лезть.

— А вот это правильно, — неудачно пошутил он, — так или иначе, а без диска я ничего не смогу настроить.

— И что же делать?

— Не знаю, я вижу два варианта: найти кого–то, у кого есть интернет или попытаться реанимировать твой комп. Причем первый мне кажется более реалистичным.

— Может всё–таки попробовать второй вариант, — робко спросила она.

— Можно попробовать, хотя я признаться не знаю в чем дело, по идее надо его по–тестировать как следует на предмет работоспособности отдельных узлов, но я, как ты понимаешь всего с собой не мог захватить, да у меня их может и не быть, я ведь даже не знаю какой у тебя комп. Ты сама–то знаешь?

— Нет, мне говорили, но я забыла, а это важно?

— Нет, не важно, — обреченно–усталым тоном ответил он. — Могу его забрать на время, посмотреть дома, так оно проще будет. Но я не напрашиваюсь, решать тебе, в конце концов с чего тебе мне доверять…

— Да нет, я доверяю, но тут другое, я как–то не привыкла так напрягать малознакомых людей, да и знакомых–то стараюсь по минимуму. Я лучше в ремонт отнесу, только решу со статьёй проблему. Я и хотела в ремонт пойти, но те, что рядом с домом как назло не работают сегодня.

— Ну как знаешь, мне в принципе не трудно, в железе копаться я люблю, у меня, кстати и инет есть, так что можем заодно отправить твою статью.

— Ты меня к себе что–ли приглашаешь, — произнесла она каким–то непонятным тоном, так как совершенно не понимала как ей реагировать. То–ли сердиться, то–ли благодарить, то–ли ещё что–то.

— Ну я не то чтобы приглашаю, просто это всё, чем я тебе помочь могу, а для этого удобнее всего с тобой зайти. Если хочешь — скажи мне что куда отправить, я сам всё сделаю, а завтра или когда там починить успею — занесу. — засмущался он.

Для неё это почему–то прозвучало как вызов, мол не нужна ты мне и без тебя всё сделаю. И, сама себе удивляясь, так как это все совсем не входило в её планы, ответила:

— Нет уж, так я и дала тебе свою статью, от своего имени ещё пошлёшь куда, пойдем уж вместе.

Есть довольно интересное понятие — взять на слабо. Как это происходит, почему люди могут совершать поступки, которые им не свойственны, не нужны, не входят в их планы, только для того, чтобы доказать кому–то, что они это могут в принципе?

К ответу на этот вопрос трудно подойти не затрагивая проблему мотивации вообще. По сути, большинство поступков людей направлены на получение каких–то благ. Устранение неудобств тоже будем считать благом, потому что, по сути, устранение голода, например — устранение неудобства, а поглощение еды — пользование благом. Так что это все очень сильно взаимосвязано.

Так вот, казалось бы, логичное предположение, что все мотивы сводятся к достижению благ. Но какое благо получает человек, перебегающий дорогу перед несущимися машинами наспор? В лучшем случае никаких. Стал бы человек это делать просто от нечего делать? Нет, не думаю, люди, конечно разные, но для большинства тут, думаю, ключевым словом будет наспор.

Я не вижу других путей решить этот вопрос, кроме как копать в психологии, но я, к сожалению не психолог, поэтому попытаюсь наоборот, зная факт, попытаться предположить его предпосылки.

Не думаю, что это страх упасть в глазах значимых для этого человека людей, зачастую это вообще малознакомые люди, до которых нет дела. Тут скорее какие–то внутренние мотивы, вероятно человек хочет доказать что–то себе, а не окружающим его людям.

Возможно это явление связано с в разной степени у разных людей развитом стремлении быть лучше или, хотя бы, не хуже других, потенциальных конкурентов в жизни прежде всего. Люди, которые всегда и во всём хотят быть лучше других, могут, вероятно согласиться на любую авантюру, им наоборот нравятся поступки, на которые другие из их окружения не способны. Разумеется, это не значит, что таких людей на слабо можно заставить сделать что угодно. Это просто их движущая сила, но кроме нее у большинства людей есть и тормоза.

С людьми, которые хотят быть хотя бы не хуже других дело обстоит примерно так же, с той лишь разницей, что они с меньшей охотой берутся за то, что никто другой не может, но уж если большинство из окружения этого человека способны на какой–то поступок и совершали его, они будут считать своим долгом также его совершить. И их мотивация в этом случае зачастую даже превосходит людей, стремящихся быть лучше всех.

Разумеется, люди разные, и если человека ни за какие коврижки не заставишь участвовать в споре — это, разумеется не означает, что он стремиться быть хуже всех. Скорее всего у него сильное влияние на поведение оказывают тормоза. Такие люди, зачастую, стараются принимать более взвешенные решения и вряд–ли будут совершать заведомо глупые поступки, о которых, в лучшем случае, просто не будут жалеть.

Отказ от участия в провокациях, думаю черта, присущая скорее прагматикам, так как у них сильнее установка на достижение цели.

А, вероятно, наиболее подвержен этому тип людей, который можно назвать разочаровавшиеся. Это, как правило, люди, которых мало что связывает с этим миром в плане привязанностей и надежд на него возлагаемых. Причем их зачастую нельзя назвать вечными пессимистами. Они могут вполне себе позитивно смотреть на жизнь, просто значения ей будут придавать меньше, чем многие в современном мире.

Тут мы переходим к теме ценностей, скажу в рамках этой главы только пару слов об этом, чтобы у вас не возникло ложное представление о разочаровавшихся. Дело в том, что человеческая жизнь, как высшая ценность, появилась в культуре, а, скорее, в цивилизации, относительно недавно. До сих пор, когда я думаю об этом тезисе, он мне кажется весьма сомнительным. Может я наивен, но хочется верить, что есть хоть какие–то, например, духовные ценности выше жизни. Материальные блага тоже активно возводятся в культ. Опять же, хочется верить, что в жизни есть вещи значительно более важные. Но речь не о том, да и морали читать вам никто не собирается.

Это лирическое отступление было для того, чтобы вы лучше могли понять суть разочаровавшихся. Это люди, зачастую, потерявшие веру в доминирующие в мире ценности и так и не нашедшие себе достойной альтернативы. Зачастую ряд их поступков можно свести к протесту.

Они спешно упаковали компьютер, перевязав его скотчем, чтобы удобнее было нести, собрали необходимые вещи и, не откладывая дела в долгий ящик, вышли из дома.

Он нес её компьютер, ей в свою очередь был торжественно вручен её пакет, не слишком тяжёлый, но занимающий целую руку, а поэтому не удобный для транспортировки вместе с компьютером. По частой смене рук, было заметно, что ноша и так для него не слишком легкая, но ничего такого он не говорил и всем видом старался этого не показать.

Дорога была не то чтобы сильно дальняя, но много приходилось идти пешком, долго стоять на светофорах, долго искать ключи от квартиры в бездонных карманах джинс.

Наконец, они зашли внутрь. Внешне это была обычная квартира, обычная мебель, немного странные обои, не–то с цветочками, не–то с вениками для бани. Только вот комната… Комната — это отдельный разговор. Ей показалось, что на полу, полках, шкафах толстым слоем лежат какие–то приборы, детали, инструменты. Казалось, что там даже пройти нельзя из–за этого. Только если летать, хотя, куда там лететь, если на диване и стульях творилось тоже самое.

— Проходи аккуратно, — сказал он, идя вперед. Она обнаружила, что среди всех этих вещей всё–таки есть небольшая тропинка и старалась идти за ним след в след.

— Как ты тут живешь? Тут же шагу ступить некуда, не то что присесть.

— А, да нет, ты не думай, у меня не всегда так, просто сейчас работаю над одной штуковиной, это всё нужно постоянно, а место у меня как видишь ограничено, мастерской нет, разумеется, — прервался, подумал, — извини что не предупредил, не подумал как–то…

— Да ничего страшного, я же за тебя волнуюсь, — съязвила она, — что за штуковину делаешь расскажешь?

— Сейчас по сути ещё не о чем рассказывать, ничего не готово.

— И не будет? — не удержалась, спросила.

— Что не будет?

— Готово.

— Не знаю, как пойдёт, может быть это вообще нереально, я скорее экспериментирую просто, — ответил невозмутимо, то–ли не почувствовал сарказма, то–ли проглотил.

— И много ты разных штуковин насобирал?

— Насобирал — это как на помойке, — ага, значит неприкрытого сарказма он не видит, а тут обиделся, странный тип, — я их можно сказать творю.

— Не слишком–ли пафосно и амбициозно?

— Да шучу я, просто насобирал действительно как–то звучит… В общем мне не очень понравилось. Ладно, давай я тут разгребу немного, освобожу тебе места присесть, перекиним твою статью и я попробую комп починить.

— Мне твой план нравится, — ей действительно нравилось, когда её ставили на первое место, сначала заботились о ней, а потом уже обо всем остальном. Поэтому свои слова она сопроводила очаровательной улыбкой.

После чего, в считанные секунды на диване образовался небольшой, но очень уютный уголок совершенно свободный от посторонних предметов. После чего был включен то–ли компьютер, то–ли гора железа, сложенная в кучу, это ей так и не удалось разобрать. Это нечто жутко гудело и пыхтело, однако, в отличии от её красивого, с аккуратно прикрученными детальками компьютера, после включения этой горы мусора, как она про себя назвала это чудо, на экране что–то появилось.

Проблем с отправкой статьи не возникло и ей впервые за этот напряжённый день удалось облегченно вздохнуть.

— Ну вот, с этим всё, — тоном профессионала произнес он, — предлагаю прерваться и попить чаю.

— Спасибо, не откажусь, — приятно удивила неожиданная учтивость со стороны этого человека. Вспомнила, что сама в суматохе забыла исполнить долг гостиприимства, стало не удобно. Даже подумала пригласить как–нибудь ещё, загладить вину, но здраво рассудив решила, что это уже чересчур, что сделано не воротишь, а из–за необдуманных попыток что–то исправить, как правило вырастают ещё большие проблемы.

Гостеприимство — интересная черта характера, свойственная, кстати, не всем культурам. А ведь казалось бы, зачем выставлять на стол всё самое лучшее, когда приходит даже незванный гость. Разумеется, мало кто сделает для незнакомого человека много, но стремление–то накормить, отогреть случайного гостя возникает у многих. У кого–то в результате берет верх прагматизм, у кого–то ещё что–то, а кто–то следует этому желанию.

Откуда пошли эти традиции — трудно сказать, то–ли это желание сказать всем вокруг, мол у нас всё хорошо, всё есть. Но не думаю. Скорее уж это одно из опровержений фразы «человек человеку волк».

А в сущности, так–ли нелепо отношение между людьми в формате взаимопомощи? Разве каждый сам за себя — это аксиома?

Человечество, по крайней мере то, что я наблюдаю, завершает переход от семейного строя, если можно так сказать, дальше будет видно, почему я за незнанием другого, выбрал этот термин, к полному индивидуализму. До этого был переход от кланового строя к семейному, при котором сильно пострадали родственные связи, выходящие за рамки семьи вида «мама, папа, дети». До этого был осуществлён переход от общинного строя к клановому, при котором сильно пострадали связи между людьми одного племени, проживающих на одной территории, но не ведущих свое происхождение от одного рода.

Это довольно умозрительная классификация, не претендующая на какую–то особенную точность и научную достоверность, я хотел ей лишь показать тенденцию развития сообществ людей. Вероятно, это обусловлено тем, что с развитием цивилизации, у конкретного человека есть всё больше благ, которые он не хотел бы потерять и которыми он бы не хотел делиться. Как не крути, а законы совершенствуются, войн становится меньше, достижения медицины позволили лечить ранее смертельные болезни. Да и вообще, весь уклад жизни, всё построение общество огараживает людей от смерти, создавая иллюзию, что они бессмертны. А ведь когда постоянно осознаешь возможную близость смерти — очень многое в жизни переосмысляется. Я бы даже сказал, что для большинства в наше время, возможно, осмысляется в первый раз, да и то не надолго.

Вернемся к нашей так сказать системе эволюции человечества. Исходя из описанной выше тенденции, можно предположить, что на заре своего существования, люди относились к любому представителю своего вида так, как мы сейчас только к самым близким людям, если не лучше, что вполне вероятно.

Принимая во внимание этот факт, а также тот факт, что чем древнее привычка, тем она глубже сидит в нашем подсознании. Возьмем хотябы инстинкты — самые древние привычки, до сих пор не многим людям удается их контролировать на сколько–нибудь приличном уровне. Особое благоговейное отношение к огню тоже пошло с древних времен и до сих пор, мало кто остается равнодушным на него глядя.

Так вот, принимая во внимание всё вышеизложенное, логично предположить, что гостеприимство пошло именно от некоего издревле сложившегося особого отношения между людьми. Отношение взаимопомощи, ведь только так можно было выжить, слишком много всего было враждебного в мире, чтобы враждавать ещё и между собой. Все понимали, что каждая особь может внести свой посильный вклад в выживание вида.

Ну и в завершение темы. Можно сказать, что и гостиприимство развивается так же, как и человеческие отношения. Сейчас это скорее перерастает в дружеские визиты друг к другу. Многими начинает восприниматься как долг, дань традиции. В наше время вообще многое переосмысляется, у людей стало много времени…

Чай был обычный, с сухими, чуть солеными крекерами, но сейчас это было то, что нужно. Горячая жидкость быстро поднимала тонус, успокаивала, настраивала на неторопливый лад. Печенье напомнило о том, что она с утра не ела и в связи с этим показалось особенно вкусным.

Они почти не говорили и не смотрели друг на друга, увлеченные каждый своей кружкой и миской с печеньем. Потом он сказал:

— Я пойду комп смотреть, ты если хочешь ещё чаю наливай, не стесняйся, печенье можешь всё доедать, я завтра ещё куплю. Просто поздно уже, и если ты не хочешь тут до завтра остаться нам лучше поторопиться.

— Хорошо, спасибо, я тоже сейчас подойду, — она не понимала, как ей относиться к этой фразе про до завтра остаться. То–ли это намек какой–то, то–ли он просто так выразился, без злого умысла… Так или иначе, решила не возмущаться, в конце концов он же ей помогает, может себе и что–то провокационное отпустить позволить, но только немного и, разумеется, за рамки приличий ни–ни.

Неторопливо допив чай, она помыла обе кружки, поставила в сушку. Остатки печенья убирать не стала, не запомнила где лежат. Решила немного посидеть в одиночестве, осмотреться, поразмышлять немного. На кухне как не странно всё выглядело прилично, как не вглядывалась, не удалось обнаружить даже одной крошки, нигде не валялось грязной посуды, что странно, учитывая в каком состоянии находилась комната. Подумала, что зря не поверила, что у него только сейчас бардак, а обычно нормально.

Время пролетело незаметно, от размышлений её отвлёк громкий радостный возглас:

— Готово!

— Что готово?

— Ну комп, работает, можешь принимать.

— Уже, так быстро? — спросила не восторженно, как, вероятно от неё ждали, а скорее растерянно, ещё не успела отойти от своих мыслей и поэтому с трудом воспринимала внешние раздражители.

— Ничего себе быстро, я почти час возился, ну и горазды вы чай пить, госпожа.

— Что это с вашей манерой говорить, сударь, я не против некоторой старомодности в поведении, но во–первых это уже перебор какой–то, а во–вторых — я же знаю, что вы не всегда так говорите.

— Может быть до этого я скрывал свое истинное лицо и только теперь, на правах хорошего знакомого, решил приоткрыть свою истинную сущность.

— Да, и с каких пор мы с вами хорошие знакомые?

— Ну как же, сударыня, мы же с вами чаёвничали!

— Ладно, допустим, и какие же ещё ваши грани мне неизвестны, — её всё больше начинала забавлять эта игра в манерность и она тоже решила оторваться по полной.

Но, к сожалению, игра прервалась гораздо быстрее, чем бы ей того хотелось.

— Да ладно, это же я так, просто пошутить хотел, — внезапно стушевался он, только что соплями при этом не шмыгал. Видно не надолго хватило запала.

— Ладно, не важно, — попыталась скрыть легкое в нём разочарование она. Вечер обещал быть довольно весёлым, но заканчивался так по сути и не начавшись, — спасибо за комп, как думаешь я его смогу донести?

— Разумеется нет, я тебе не дам его нести, если мы сейчас выйдем — я ещё успею занести тебе комп и домой вернуться спокойно.

— Спасибо.

На улице было уже темно и гораздо прохладнее. Они шли молча, быстрым шагом. Хотя он и говорил, что нормально успевает обратно, все понимали — нужно торопиться. Да и по правде сказать она уже изрядно хотела спать. Пока ещё удавалось сдерживаться и не зевать в голос, но долго это продолжаться не могло.

Заснула практически сразу после его ухода. Компьютер он подключил, но они его даже проверять не стали — поздно. В прочем она как–то не сомневалась, что он работает, а на интуицию ей было грех жаловаться.

Утро пришло неожиданно. Видимо спала крепко, без снов. Было такое впечатление, что только легла, закрыла глаза, через секунду открыла, а уже светло, утро, и на удивление при этом спать хотеться перестало.

В начале дня, когда никуда не надо спешить — приятно полежать подольше, не вставать сразу делать себе завтрак, а просто лежать, неторопливо прокручивать в голове недавние события, строить прогнозы, планы, мечтать в конце концов.

Разумеется, вчерашние события оставили след в её размеренно текущей жизни. Она понимала, например, что симпатия к её недавнему случайному знакомому становится всё сильнее. А ведь надо было держать всё под контролем. И надо в каждый момент отдавать себе отчет в том, что сейчас происходит.

Довольно интересно, почему с одними людьми легко и непринужденно, а с другими довольно трудно общаться. И ладно было бы можно разделить людей по этому признаку. Что–то вроде: это человек с которым легко, а вот это нет, с ним вообще не интересно, постоянно слова подбирать приходится. Но, всё получается гораздо сложнее. С человеком, с которым легко мне, у вас могут возникнуть сложности, в то время как люди с которыми легко вам, в свою очередь, могут вызвать чувство панического страха у меня.

Бытует мнение, что друзей выбирают среди похожих на тебя людей. Если это так, то это отчасти отвечает на поставленный мной вопрос. Если вдуматься, то это вполне логично — у похожих людей зачастую сходные интересы, им проще наладить совместную друг с другом деятельность. Потенциально они могут лучше друг друга понять.

Но даже если это правило верно, глупо предполагать, что оно абсолютно. Если бы дружили только сильно похожие люди — по сути образовались бы практически не пересекающиеся группы людей со слабо налаженным между ними взаимодействиями. Возможно звучит сложно, приведем пример, интроверты и экстраверты. Исходя из принципа выбора похожих друзей получается, что люди поделились бы на две группы. В одной только интроверты, дружащие между собой, но не дружащие с экстравертами, во второй группе наоборот. Ну и, допустим, есть небольшое количество людей, для которых характерно и то и другое и они нормально могут общаться и с теми и с другими, но предпочитают также общаться с такими как они.

На практике все, конечно, сложнее, зачастую у одного человека предпочтения могут меняться в зависимости от этапа жизни, например, изменения уровня своего развития и многих других факторов. Думаю влияние оказывает также такая черта характера как стремление быть как все или выделяться. Если ты стремишься выделиться, то вероятно найдешь себе в друзья ничем особо не выделяющуюся на твоём фоне личность.

Так или иначе, вероятно, стремление общаться с тем или иным человеком обусловлено необходимостью как–то дополнить, подчеркнуть или развить свою личность. Один из ярких примеров такого дополнения — неуверенный в себе человек, который может черпать уверенность в своем более решительном собрате. Для последнего эти отношения могут быть полезны как раз в контексте подчеркивания его достоинств, ведь он на фоне неуверенного человека будет ощущать себя ещё увереннее. С дополнением по сути тоже все просто, это могут быть отношения, например, коллег, один из которых лучше знает одни аспекты их общей деятельности, а другой другие. Подобные же отношения наблюдаются в тандеме ученик–учитель с той лишь разницей, что дополнение происходит в данном случае только у ученика.

«Ну вот, опять я вспоминаю этого типа», — в очередной раз поймала она себя на мысли. И что в нём такого–то? Не понимаю. Ну да, помог, рукастый вроде, о чём поговорить скорее всего найдется, если смущаться перестанет. Ну и что, мало–ли у меня знакомых с кем поговорить можно? А ведь и правда не много, как–то это всегда второстепенным казалось, не важным. Вот работа, образование — это важно, поставить себя на ноги, стать человеком… Вспомнились какие–то патриотические книги советского периода, что приходилось читать сначала в школе, потом в институте. Хотя почему приходилось, читать ей всегда нравилось, да и в книжках этих что–то явно было. По крайней мере не современная штамповка похожих один на другого романов, будто специально созданные для убийства времени от одной станции метро до другой. Наверное для того и созданы, очень на это похоже.

Сама звонить не буду! Неожиданно прервала она свои размышления, как будто именно об этом и думала. Видимо мысль засела где–то глубоко и сознательно не допускалась в сознание. А тут вдруг прорвалась, заявила о себе решительно, громко, в полный голос.

Ладно, надо выкинуть это все из головы и вернуться к обычной жизни. Для начала надо встать, выпить горячего кофе, окончательно проснуться, сбросить наваждение. Потом нужно проверить почту, может редактор уже просмотрел её статью и написал свой отзыв, замечания. Если есть замечания — надо срочно их исправить.

Быстро позавтракав она подошла к компьютеру. Включился. Зашумел. Побежали привычные картинки, работает, хорошо. Редактор действительно успел оценить статью. Она не переставала удивляться его оперативности. Иногда казалось, что он 24 часа в сутки работает, а остальное время думает, что бы еще такого сделать. Статья понравилась, были мелкие замечания, которые можно исправить на месте. Приглашал приехать в редакцию, поговорить о дальнейшем сотрудничестве.

Отлично, всё складывается как нельзя лучше, внутри она чуть не прыгала от радости, хотя внешне выглядела вполне себе хладнокровно. В редакцию было назначено к четырём, у неё ещё оставалась пара часов до выхода. Хотя нет, всего пара часов, это же даже одеться не успеть нормально, надо торопиться. Ещё бы с запасом выйти, мало–ли что, иногда автобус до метро минут 40 едет, так и опоздать можно сильно, уж лучше там погулять в окрестностях, посмотреть лишний раз центр, не часто удается выбраться.

Сказано — сделано и через полтора часа она уже выходила из дома, надев свой лучший официальный наряд. Погода выдалась очень даже приятная и девушка лишний раз порадовалась, что вышла раньше.

В редакции её встретили тепло, предложили чаю с печеньем. «Прямо де жа вю какое–то», — подумала она про себя и улыбнулась. Сработало правило, что улыбка располагает к более продуктивному общению, атмосфера стала ещё более домашней и располагающей.

— Мне понравилась ваша статья, — начал, наконец, редактор, — вы и раньше показывали неплохие результаты, так что я готов взять вас в штат, если вы, разумеется не против.

— Для меня большая честь работать у вас, — каких неимоверных усилий стоило ей это хладнокровное лицо, с которым был произнесен ответ.

— Хорошо, тогда предлагаю обсудить детали и, если всех всё устроит, можете приступать к работе хоть завтра.

Детали показались ей весьма привлекательными и она без долгих разговоров согласилась, не забыв, конечно задать несколько вопросов по поводу условий труда, чтобы не выглядеть совсем уж на всё согласной простушкой. Вопросы впрочем были скорее формальные, её собеседник прекрасно понимал, что его ответы на них едва–ли смогут поменять решение его будущей работницы.

Думаю не ошибусь, если скажу, что проблема работодателя и собственно работника интересует многих. Я не собираюсь тут касаться экономических аспектов вопроса, скорее так, с житейской точки зрения. Думаю мало кто станет возражать, что у этих двух людей, вообще говоря, противоположные интересы. В том смысле, что один стремиться заработать как можно больше, а второй — заплатить как можно меньше. Но на этом, пожалуй, противоречия заканчиваются.

Гораздо интереснее сфокусироваться на каких–то общих целях, чем в сотый раз перемалывать всем известные прописные истины.

Будем рассуждать преимущественно от лица работника, так как таких всё же большинство, да и мне как–то проще, ибо я — тоже большинство.

Так вот, одна из целей — саморазвитие и образование. При хорошем раскладе это нужно как работнику, так как став более квалифицированным сотрудником он с большими основаниями сможет претендовать на увеличение зароботной платы, своего статуса в организации, каких–то других благ. В то же время, это выгодно так же и работодателю, так как развиваясь, сотрудник улучшает так же качество своего труда, а, если повезет, то и производительность. Обратная сторона медали — это когда работодатель не хочет или не может повышать оплату труда, но и уход сотрудника для него не желателен. Тогда, очевидно, он не слишком заинтересован в быстром росте своего подчиненного. Кроме того, начальник может также опасаться и за свое место, это тоже может быть немаловажным аспектом его поведения. Отмечу, что работник при плохом исходе может потерять лишь время и деньги на обучение.

Интересы компании — тоже потенциально мощный стимул для начальника и его подчиненного работать в одном направлении. Тут понятно, чем успешнее компания в целом, тем, в общем случае, лучше каждому её сотруднику.

Далее, условия труда. Менее очевидный, но тоже вносящий свою лепту фактор, чем комфортнее работник ощущает себя на рабочем месте, тем меньше он отвлекается от работы, больше энтузиазма испытывает. Очевидно, что нахождение значительной части жизни в негативных условиях не может положительно влиять на жизненный тонус и работоспособность.

Подобные факторы можно перечислять очень долго. Это может даже стать темой для целой книги и не одной. Но, гораздо сложнее вопрос, почему на практике эти простые правила далеко не всегда работают и какие условия необходимо создать для максимального их воплощения в жизнь.

Серьёзным препятствием может служить так называемое социальное расслоение. Зачастую начальник не воспринимает себя на одной социальной ступени с подчинённым. Обратное также характерно. Это мнение не вполне оправдано, так как различие людей по тому, что они умеют делать и их социальный статус не должны быть взаимосвязанны. «Все работы хороши, выбирай на вкус», — как сказал классик.

По сути — это один из аспектов другой, более глобальной проблемы — часто люди ставят какие–то личные предпочтения выше, в ущерб своей профессиональной деятельности. Я не призываю быть роботами на работе, но, тем не менее, особенно это касается как раз руководителя, возвышение личного над рабочим ставит под большой вопрос профессионализм сотрудника.

Тут мы подошли к ещё одной проблеме — отношению к профессионализму. Такое впечатление, что ряд компаний считает его ненужным атовизмом. И вроде как многим не нужно, чтобы сотрудник хорошо разбирался в своем деле. Возможно, как я уже упоминал выше, ни один вышестоящий начальник, вероятно не захочет, чтобы подчиненный стал разбираться в деле лучше, чем он. Это, кстати тоже не совсем правильно, как правило, руководящие должности не должны сильно переплетаться с непосредственно производящими.

Под конец хотел бы отметить, что пока, человеческие отношения на работе, являются слегка изменённой копией их отношений в жизни. И как и в жизни, там есть положительные и отрицательные моменты.

На выходе из редакции её, как ни странно, ждал герой вчерашнего вечера, спасший, по сути её новую должность и её компьютер. Подавив в себе изумление, девушка невозмутимо спросила:

— Ты как сюда попал? — прозвучало несколько зловеще, поэтому добавила, — я к издателю ходила.

— И как успехи? Новая работа? А ты знаешь о традиции, когда получаешь новую работу, угощаешь друзей пивом, например?

— Не знаю я такой традиции, с первой зарплаты ещё слышала, а при приеме — нет.

— С первой зарплаты? Долго ждать. А радостное событие отпраздновать никогда не грех.

— Тебе–то какая разница когда я что буду отмечать? Во–первых, не думаю, что мы успели стать друзьями, во–вторых, я вроде как никуда тебя не приглашала, а в-третьих — с чего ты вообще взял, что у меня новая работа?

— Начну с конца, это же элементарно, как говорил один мой старый друг. Ты выходишь из издательства, вся светищься от счастья. Вряд–ли это из–за статьи, потому что отзыв тебе наверняка прислали по почте и ты уже была подготовлена к тому, что тебе скажут. Про то, что ты туда хочешь на работу и тебя обещали взять, если всё нормально будет — ты вчера говорила. Ну и в твоём таланте я не сомневаюсь, значит тебя взяли.

— Ну и тирада, да, в целом правильно, но не элементарно, а длинно, растянуто, с кучей ненужных фактов и неумелой лестью в конце. Так с чего ты взял, что я должна тебя куда–то звать или чем–то угощать?

— А ты этого не хочешь? Нет, если моя компания вам неприятна — можем разойтись в разные стороны прямо сейчас.

Как–то странно всё произошло, откуда он вообще взялся, такое впечатление, что это «нападение» было заранее спланировано. Но откуда он знает где издательство и когда она там будет? Почта? Я вчера отправляла почту с его компа. Вот сволочь, ему покажу как мою переписку читать! Ну что, может угостить его, пусть подавится, нахал этакий, а потом высказать всё в самый неподходящий момент.

— Ладно, пойдем, повезло тебе, что у меня настроение хорошее, — у неё оно действительно было хорошее и уже возникло непреодолимое желание подшутить над ним как–то при случае, да так, чтобы надолго запомнил.

Сели в обычном кафе неподалёку, заказали кружку пива и кофе.

— Понравилась статья? — спросила она неожиданно, после нескольких минут молчания.

— Очень не плохая, — ответил он и понял, что попался, — я на самом деле много статей читал, какая именно тебя интересует?

— А как ты думаешь, о какой статье я могу тебя спрашивать?

— Да, понравилось, у тебя талант, — понял, что не отпереться и решил попробовать исправить дело лестью.

— У тебя, похоже тоже талант, но из другой области, — она уже почувствовала вкус добычи, — и откуда, простите вы её взяли?

— У тебя пароль от почты сохранился на моём компе, я случайно зашёл, решил почитать, ты же мне не чужой человек, интересно, что пишешь…

— И что ты ещё интересного прочитал? Раз уж у тебя привычка смотреть чужую переписку — не думаю, что она ограничилась одной статьёй.

— Ничего, просто статью, ты столько говорила о ней, а я как–то попросить вчера не решился, извини, я не думал, что ты против будешь.

— Да, я понимаю, ответ ты, вероятно тоже не читал? Совершенно случайно сюда пришёл.

— Ну это совсем случайно, я когда статью читал, письмо пришло, а я забыл, что это не моя почта и прочитал. А потом решил придти, поздравить, думал тебе приятно будет.

— Да уж, приятней некуда, — приятно, разумеется было, но прощать такое она тем не менее была не намерена, по крайней мере не сразу.

— Чем я могу загладить свою вину? — обычно эта фраза работала, правда всегда был риск, что ответят что–то такое, чем заглаживать не захочется.

— Ладно, так и быть, разрещаю пригласить меня в кино, но учти, вина будет только слегка заглажена, но ни в коем случае не забыта. У меня очень хорошая память на такое.

— Отлично, мы ещё успеем на семичасовой сеанс, — у него в самых светлых мечтах не было варианта так легко отделаться.

Что заставляет людей беречь свою конфиденциальную информацию? Я не беру людей, которым есть что скрывать, не беру людей, которые вынуждены хранить профессиональные, коммерческие тайны. С ними как раз всё понятно, разглашение этой информации может нанести им прямой ущерб. Меня интересует вопрос оберегания именно личной информации, которая по большому счету и не предоставляет интереса для других лиц. Можно назвать это одним из проявлений оберегания личного пространства.

Я, например, уважаю свое личное пространство и не слишком люблю, когда его нарушают. Однако, к личной информации у меня более легкомысленное отношение. Разумеется есть ряд вещей, потенциально относящихся к моей интеллектуальной собственности и я не спешу её обнародывать. Даже, признаться честно, осознавая не слишком её большую ценность.

Тем не менее я часто слышу возмущения по поводу того, что спецслужбы, например, читают частную переписку. Мне лично — всё равно, пусть читают, но раз есть люди, которым это не нравится, значит есть и проблема.

Рассмотрим эту проблему поближе. Безусловно, вызывает опасения тот факт, что при определённом стечении обстоятельств, практически любую информацию о человеке можно использовать против него. Не даром в некоторых государствах при задержании, правоохранительные органы обязаны сообщать, что всё, что подозреваемый скажет — может быть использовано против него в суде.

Кроме того, часто проскальзывает тема, что собрав достаточное количество информации о гражданах, правительство сможет организовать систему их тотального контроля. Эта идея многим не нравится, я сам от неё не в восторге. Всё–таки приятнее хотя бы думать, что ты ведёшь себя более не менее самостоятельно. Хотя я против того, чтобы поощрять заблуждения и, если это так, предпочитаю знать об этом, ничего, переживу как–нибудь.

Всё, что я перечислил выше — имеет право на жизнь, но не думаю, что тот, чью переписку, например, прочитали, ставит эти факторы во главу угла. В этой ситуации, скорее, люди боятся, что посторонним станет доступна какая–то лишняя информация. Когда человек кому–то что–то пишет, он осознает, что готов это рассказать именно своему собеседнику, однако о том, готов–ли он рассказать то же самое какому–то другому лицу, он даже не задумывается.

Так вот, когда это другое лицо случайно или намеренно получает доступ к этой информации, автор, который не анализировал содержание того что писал в контексте этого названного читателя, просто не может для себя решить, есть там что–то такое, что он не хотел бы публиковать или нет.

Человек подсознательно имеет свойство как бы разделять известную ему информацию по уровням доступа. Например, очень близким людям он может рассказать практически всё. И, если он пишет очень близкому человеку, он не задумывается о том, можно это ещё кому–то читать или нет.

Вероятно это и есть основная причина, по которой люди не желают разглашения (распространения) их конфиденциальной информации, они просто не хотят каждый раз задумываться о том, кому могут попасть те или иные данные, а кому нет. Если бы вся ваша информация была доступна каждому, вы бы вероятно писали бы только то, что готовы рассказать абсолютно незнакомому человеку, а это серьёзно ограничивает общение. Как деловое, так и личное.

Кино оказалось так себе, но тем не менее она посчитала, что вечер проходит лучше, чем мог бы и решила смилостивится и всё–таки угостить его пивом. Да и он прав, потребность как–то отметить событие наблюдалась отчетливо.

— Ну как тебе кино? — прервал он её внутренний монолог.

— Не плохо, конечно, но я видела фильмы куда лучше. Тем не менее я рада, что пошла. И ещё, я решила, что ты всё–таки прав, с меня пиво.

— Отличная идея, я как раз весь сеанс хотел пить. Как чувствовал, организм готовился.

— Да у тебя, я смотрю, хорошо развита женская интуиция, — сказала она самым ироническим тоном, на который была способна.

— У меня много что хорошо развито, но речь сейчас не об этом, сейчас надо тебя всячески восхвалять и подбадривать.

— А что меня подбадривать? Я сейчас и так вполне довольна жизнью. А насчет восхвалять — почему бы и нет, не откажусь, иногда это приятно.

— Ладно, я как раз хотел сказать, что мне очень понравилась та статья, что я нечаянно прочитал. Очень живым языком написана и в то же время не пошло. Актуальность там умело сдобрена вечными ценностями, — пока он разглагольствовал в том же стиле, они уже заняли столик у окна и сделали заказ.

— Не могу сказать, что мне это неприятно слышать, но многое в твоей фразе произнесено незаслуженно, прервала она его, — кстати, я уже довольно долго слушаю о себе, да о себе, а почему бы не послушать о том, чем ты занимаешься?

— Да ничего интересного. Придумываю разные приборы, пытаюсь их как–то улучшать, испытываю.

— Отлично, а что за приборы–то?

— Ну разные, по сути что получится, то и хорошо.

— Не могу сказать, что я хоть что–то поняла, ты бы хотя бы пример привёл какой–то. А то ты уже подозрительно много обо мне знаешь, а я про тебя почти ничего. Может ты шпион какой–то?

— Нет, не шпион, хотя даже если бы был шпионом, это что–то поменяло бы?

— Я бы вела себя с тобой осторожнее. Ну так что, про прибор расскажешь?

— Ладно, подумаю о чем бы таком рассказать… Дело в том, что я редко придумываю им названия, поэтому придется говорить в стиле штука, которая делает то и то, хорошо?

— Хорошо, хорошо, не томи уже! Рассказывай!!!

— Ладно, недавно я такую штуку придумал, она показывает что происходило вокруг предмета какое–то время назад.

— В смысле показывает?

— Ну вот смотри, например, сижу я сейчас, пью пиво, а через сто лет можно взять кружку и увидеть как мы разговариваем. Недавно доделал, чтобы и услышать можно было, так что полное кино получается.

— Да ладно тебе выдумывать, как такое можно сделать?

— Ну как, сделали же фотографию? Она–то у тебя не вызывает никаких сомнений?

— Фотография не вызывает, но вот всё, что происходит записывать, да ещё и на любой предмет…

— Ты не поняла, я ничего никуда не записываю, я только считываю, записывается всё и без меня. Насчет сравнения с фотографией тоже всё логично, просто для фотографии используется специальный материал, который после обработки позволяет получить доступ к изображению такому нечувствительному прибору как человеческий глаз. Ты ведь не можешь увидеть фото до проявки? Ты не можешь увидеть цифровое фото на карте памяти, а ведь оно там есть и не одно.

— Ну допустим, и как же это происходит в случае с кружкой. Я не хочу сказать, что я большой знаток фотографии, но ничего принципиально нового ты мне сейчас не сказал.

— Ну ты, вероятно знаешь, что звук и свет распространяются волнами?

— Да, что–то такое слышала, я даже помню слово корпускулярно–волновой дуализм.

— Слово помнишь, уже хорошо, — улыбнулся он, — так вот, эти волны в каждый момент времени оставляют на кружке след. Причем след этот не затирается, а накладывается как бы слоями. Глазами это разумеется не различишь, да и не каждый прибор зафиксирует, что кружка вообще как–то меняется.

— И ты хочешь сказать, что научился использовать эту информацию?

— Ну а как иначе я бы собрал эту девайсину?

— Вероятно никак, — она не могла решить — верить ему или нет. С одной стороны слишком уж невероятная история, а с другой — зачем ему так врать нагло…

На самом деле она понимала, конечно, что люди могут врать, чтобы произвести впечатление на собеседника, кстати этот вариант казался ей наиболее вероятным. А ещё, чего доброго, он задумал заинтересовать её, а потом пригласить показать. Работать разумеется именно в этот день ничего не будет, но домой он её таким образом затащит…

И, признаться, она бы пошла, любопытно ведь, вдруг правдой окажется. Тем более, в этом случае это будет не первый её к нему визит.

А для чего ещё люди могут врать? Рассмотрим пока вариант, при котором у человека нет никаких значимых мотивов, чтобы говорить неправду. У некоторых это практически патология, они могут врать, практически это не осознавая без видимых причин. Но всё–таки, чаще это можно привязать всё к тому же стремлению быть не хуже других или лучше окружающих.

Допустим, у тебя в жизни ничего особенного не происходит, а вокруг все рассказывают какие–то истории интересные. Например, все говорят о том, где они отдыхали летом, а ты весь отпуск провел дома, проходя какую–нибудь игру на компьютере. Причем ты знаешь, что информация о том, как ты успел прокачаться или сколько успел пройти уровней мало кого заинтересует. По сути, видимых мотивов врать нет, не думаю, что узная правду, кто–то хуже к тебе относиться будет, а прослушав твою историю — будут относиться сильно лучше. Скорее всего собравшимся вообще не слишком важно кто как отдыхал, просто интересно поговорить, обменяться какой–то информацией, похвалиться друг перед другом.

Вероятно, как раз ради похвалиться, человек в этой ситуации и способен пойти на враньё. Свой вклад может также внести зависть. Как, у кого–то есть чем хвалиться, есть какие–то достижения, а у меня нет. И чтобы исправить эту несправедливость — можно либо реально добиться желаемого, либо, осознав, что тебе это вообще говоря не нужно и стоит потратить время на что–то более полезное. А есть ещё другой способ, придумать что–то подобное и выдать за реальность. В таком случае несправедливость частично исправится, по крайней мене собеседник не догадается о её существовании.

Так или иначе, такое безобидное враньё никому обычно особых неприятностей не доставляет. Его, безусловно, можно и нужно осудить с нравственной стороны, но большого вреда оно не наносит. Конечно, человек в этом случае может перестать реально осознавать свои возможности, погрузиться в мир иллюзий, что не вполне соответствует честному и открытому восприятию мира. Я сам иногда предпочитаю закрыть на что–то глаза, специально не заметить неприятный для себя факт, всё бывает, что тут сказать, каюсь. Тем не менее я придерживаюсь мнения, что чем адекватнее твои представления о себе и окружающем мире, тем лучше. Всего знать, разумеется, невозможно, особенно в виду постоянно увеличивающегося объёма информации. Человек физически не может успевать воспринимать даже новую информацию, появляющуюся каждую секунду, а ещё есть огромные массивы информации, накопленные человечеством за свою историю.

Однако, одно дело не знать что–то, а другое дело — намеренно искажать. Это искажение снежному кому подобно. Стоит только неправильно воспринять одну вещь и она начнет преломлять через свою призму также новую поступающую информацию, с ней связанную.

О вранье ради выгоды долго распространяться не буду, это и так все понимают. Ещё один способ получения максимума результата, прилагая к нему минимум усилий. В этом случае, как правило, иллюзий не возникает, кроме, может быть иллюзии, что всё в этом мире можно и ничего тебе за это не будет.

Отдельно ещё можно рассмотреть враньё по малодушию. Например, ребенок может соврать, чтобы его не наказывали. Но это можно свести к первому случаю. Только тут вместо того, чтобы стремиться поднять себя в глазах собеседника — он стремится не опустить.

— Ну и что ты собираешься делать с этим твоим устройством? — Она решила пока предположить для себя, что это может быть правдой и продолжить разговор так, будто она ему верит. Составить окончательное мнение на этот счёт можно и потом.

— Не знаю даже, довольно бесполезная оказалась вещица…

— Ну как же, ей много применений можно найти. Например, в суде, любая улика может сама дать показания, причем гораздо более объективно, чем любой другой участник процесса. Для историков это незаменимый инструмент. С ним можно открыть множество белых пятен.

— Я там пока ничего полезного не видел. Боюсь, что вреда от такой штуки куда больше чем пользы.

— Не знаю, тебе решать, по–моему — гениальное изобретение, очень полезное, если конечно оно и вправду работает.

— Ну и что хорошего могут узнать люди с помощью этого гениального изобретения? Да они никогда не смогут чувствовать себя в безопасности, это хуже, чем камеры и микрофоны на каждом углу. Даже тайну исповеди уже никто не сможет гарантировать.

— Люди привыкнут. В конце концов они рано или поздно должны свыкнуться с мыслью, что за всё надо отвечать и всё тайное рано или поздно становится явным.

— Может ты и права. Но мой опыт использования этой штуки не показался мне таким уж безоблачным.

— И что же такого ты там увидел?

— Ладно, пример, незадолго до этого, друг мне подарил подарок небольшой, приехал откуда–то, сувенир в общем. Ну я как собрал свой агрегат, думаю на чём проверить, ну и увидел эту штуку.

— И что, твой друг оказался мутантом?

— Да нет, просто пока смотрел как он этот сувенир выбирал — такого про себя наслушался… Повторять не буду, но ничего приятного, поверь мне.

— Да ладно, не удачный опыт, первый блин всегда комом. Просто, видимо не стоит смотреть, что записано на вещах, связанных с близкими тебе людьми, — задумалась на несколько секунд, — да, и никогда не смей смотреть, что там записано на моих вещах. Я теперь буду внимательно следить, чтобы у тебя даже платка носового моего не было.

— Ну вот видишь, тоже неприятный аспект. А теперь представь, что такая штука может оказаться у каждого довольно легко.

— Да, это аргумент, но я думаю первое время, конечно будут неприятные моменты и неразбериха, а потом все привыкнут. Что ты ещё там видел, что тебя так отталкивает эта штука.

— Ну хорошо, лежала у меня на столе еда какая–то, не помню что уже, так вот я увидел где она хранилась, как её делали. Неделю почти потом есть не мог.

— Да, это, пожалуй, было глупо, очень глупо…

— Да тут куда не посмотри — всё глупо.

— А ещё что–то делал?

— Ну мелочевку какую–то посмотрел, на столе у меня давно лежала.

— И, что, что–то неприятное вспомнилось из серии вечером хорошо, а утром всё забыл?

— Да нет, если бы, о жёнушке своей узнал много чего интересного…

— Так ты ещё и женат? Что же ты не сказал–то об этом?

— Был женат, а что об этом говорить? Это имеет какое–то значение?

— Нет не имеет, — ответила она, хотя судя по ощущениям это её слегка задело, но признаваться в этом было в высшей степени политически не выверено, — хотя об этом обычно говорят несколько раньше.

— Мне казалось нам и так есть о чём поговорить помимо моей личной жизни.

— Ну я же должна знать того, с кем разговариваю?

— Наверное, но я ведь тоже о тебе почти ничего не знаю.

— И не узнаешь, вот ещё… По крайней мере я не замужем и не была замужем.

— Ладно, я же знаю, потом сама расскажешь, а я не тороплюсь никуда.

— Вы самоуверенны до неприличия, сударь, — сказала она шутливым тоном и добавила, чтобы сменить тему, — а что с женой, из–за этой штуки разошлись?

— Да, из–за неё, ну и из–за того, как она себя повела после этого. Если бы хоть извинилась нормально, может как–то подругому сложилось бы.

— Тебе и правда есть за что не любить своё создание. Даже не уверена теперь, хотела бы я его увидеть или нет.

— Смотреть на него не опасно, главное не включать.

— Ой, слушай, — она посмотрела на часы, — заболтались мы с тобой, уже времени много, того и гляди домой не попадем.

— Давай провожу, а то правда поздно.

Минут через двадцать они подошли к её дому.

— Ладно, спасибо за кино, за рассказ, было интересно, — сказала она, улыбаясь кончиками губ.

— Тебе спасибо за пиво, за то, что послушала, было приятно.

— А если я захочу — покажешь мне эту твою штуковину?

— Если захочешь — покажу.

— Давай, пока, а то опоздаешь.

— Пока.

Если посмотреть на судьбу многих человеческих изобретений, становится не понятно, чего от них больше, вреда или пользы. Самый, вероятно, яркий пример, иллюстрирующий этот вопрос — создание атомной энергетики. Как только человек научился расщеплять атом, он стал жить в постоянной опасности с этим связанной. В любой момент может случиться авария на одной из сотен атомных станций в мире. Каждая такая потенциальная авария может лишить жизни тысячи людей, а миллионам людей нанести существенный вред здоровью.

Не стоит также забывать про атомное оружие, которое вообще способно легко и быстро уничтожить всё человечество, да и всю планету в придачу. Возможно, если всё пойдет в том же духе и современная цивилизация не рухнет ещё долго, будет изобретено оружие, способное уничтожить разом всю вселенную, не мелочась. Хорошо, если хватит ума не испытывать…

Что касается пользы атомной энергетики — она, безусловно, есть в рамках сложившегося устройства жизни людей, очень сильно привязанных к благам цивилизации. Прежде всего это дешёвая электроэнергия, являющаяся, по заверению ряда специалистов, экологически чистой.

Разумеется, все понимают, что это не совсем так, подавляющее число отходов атомных станций не перерабатываются, а помещаются в контейнеры и закапываются в землю, при этом, вероятно, на какой–то секретной карте ставится очередной крестик. Но тут, надо признать, уже проблема организации технологического процесса, а не в технологии.

Попытаемся привести более необычный пример, который не так у всех на слуху. Тот же пластик, при всей его дешевизне, бывает токсичен и не перерабатывается в земле, что является вмешательством в биосферу и может привести к самым неожиданным последствиям. Однако, сейчас уже трудно представить мир без пластика, полиэтилена и других подобных вещей. При таком количестве людей и товаров для них производимых, уже невозможно ограничиваться металлическими, например, корпусами как раньше. Дерево так же не слишком подходит. Оно сложно в обработке, ему практически невозможно придать произвольную форму. Кроме того, дерево проще испортить при падении и прочих неприятностях.

Если долго–долго рассуждать в том же духе, можно придти к вопросу, а нужен–ли нам вообще технический прогресс? Именно технический. Понятно, что только благодаря ему на нашей планете может жить такое количество людей, как сейчас. В первую очередь, разумеется, благодаря достижениям в сельском хозяйстве. Нужно–ли такое колечество людей нашей планете или нет я тут рассматривать не буду. Это вопрос не столько философский, математический или статистический, сколько, как не странно, нравственный.

Тем не менее, технический прогресс не только помог увеличить популяцию людей, но и сделал с планетой ряд обратимых и ряд необратимых изменений. Какие последствия будут у этих изменений — время покажет, но ряд из них наблюдается уже сейчас. Прежде всего это связано с изменениями климата. Учёные пока не доказали прямую связь между ним и деятельностью человека, но большинство сходятся на том, что человеческий вклад в этот процесс значителен. Может статься, что на земле будет такая температура, что она станет непригодна для жизни человека. При увеличении или уменьшении среднегодовой температуры даже на доли градусов в год — сами можете посчитать, когда станет сложно, когда невыносимо, а когда просто невозможно жить.

Другая проблема — экологическая обстановка в контексте загрязнений, она, конечно, пока имеет не такой глобальный характер, как изменение климата, но тоже серьезная. Несмотря на то, что районы не слишком активно участвующие в технологическом прогрессе, относительно благополучны, даже на них оказывается серьёзное влияние.

Есть ещё ряд проблем, связанных с культурой, духовностью, качеством питания, отношением между людьми, но они более спорные, тут же я планировал рассказать только о том, что лежит на поверхности.

Так уж случилось, но, несмотря на новую работу, у неё неожиданно появилось очень много свободного времени. Так как работа над статьями шла в основном дома, писала она довольно быстро, а заказов было, разумеется, весьма ограниченное количество.

Время от времени появлялись мысли найти что–то ещё, чтобы так сказать не терять времени зря, но, поразмыслив, она решила, что денег ей хватать будет, так зачем напрягаться.

Нельзя сказать, что она не имела на это морального права. Только недавно нашла неплохую работу, имеет право отдохнуть в своё законное свободное время, не думая тратить прорву времени на какую–нибудь ерунду.

Со знакомыми встречаться получалось не часто, не у всех же столько свободного времени, так что сидела в основном дома. Телевизор быстро стал надоедать, он хорош больше тогда, когда параллельно занимаешься ещё чем–то. Но был ещё и компьютер.

Первое время она пыталась читать статьи, сидеть на профессиональных форумах, чтобы повышать свой профессиональный навык. Но с работой и так вроде всё было не плохо и ей это довольно быстро надоело.

Начала расширять круг своих интересов, заново открыла для себя службы мгновенных сообщений. Нельзя сказать, что она раньше никогда ими не пользовалась, но всё использование обычно сводилось к деловым вопросам. Теперь же они всё больше использовались для того, чтобы поболтать с друзьями, узнать какие–то их новости, просто пообмениваться анекдотами в конце концов. Там у неё впервые добавился в контакты ряд людей, которых она вообще никогда не видела в реальной жизни.

Так постепенно, незаметно, область её интересов стала всё больше смещаться в сторону сети. И нельзя сказать, что ей это не нравилось, так было гораздо проще. Можно даже сказать, что она с упоением окунулась во что–то новое, хотя это будет преувеличением.

Через какое–то время девушка вспомнила, что ей многократно доводилось слышать о неких социальных сетях. Никогда она их не пробовала, всё как–то руки не доходили, да и интереса особо не было. Как–то в разговоре с подругой обмолвилась, что решила зарегистрироваться в чем–то таком, та ей посоветовала пару вариантов.

Нельзя сказать, что там сразу всё было ясно и понятно. Помимо довольно запутанного интерфейса и большого количества функционала, назначение которого ей было непонятно, там был целый ряд условностей, неких неписанных правил, непонятно откуда появившийся среди участников.

Однако было интересно, там она нашла ряд своих старых знакомых, с которыми давно не общались, хотя по началу, конечно чаще находили её. Можно было следить за новостями своих друзей, смотреть их новые фотографии и прочие приятности.

С некоторых пор у неё это стало занимать большую часть свободного времени. Даже с друзьями хотелось видеться не так часто. Просто было лень видеться. В сети и так можно было прекрасно поговорить, но для этого не надо было никуда идти, ничего придумывать, готовить в конце концов, если гостей к себе звать.

Дни потекли быстро.

Через какое–то время она увидела, что к ней на страничку заходил какой–то знакомый молодой человек. Она долго вспоминала кто он и всё–таки ей это удалось. Это был тот самый её недавний знакомый изобретатель. Она тоже зашла на его страницу, посмотрела есть–ли там что интересное. Ничего интересного для себя не нашла. Решила поинтересоваться, как он её нашёл, не изобрел–ли он какой–нибудь специальный прибор для этого.

Ответ она получила не сразу, через несколько дней, к чему она не привыкла, в сети всё было обычно куда быстрее. Там как будто сама жизнь протекала в другом темпе.

— Нет, ничего такого я не изобретал, нашел случайно, просто увидел лицо знакомое, зашёл. У тебя нормально всё, как работа, не разонравилась ещё?

— Да нет, всё нормально, я вот решила расслабиться какое–то время, просто посидеть в интернете, никуда не ходить, ни о чем не думать.

— Какое–то время — это сколько? Всю жизнь?

— Да нет, конечно, я долго этой ерундой маяться не буду. У меня и поважнее дела найдутся.

— Не кипятись, но так многие говорят, а на деле всё меньше и меньше дел находится помимо этого.

— Слушай, если ты думаешь, что мне некому нотации почитать — ты глубоко ошибаешься. Я как–то сама привыкла разбираться, что мне делать, а что нет.

— Ладно, не важно, мне бежать надо, до связи.

— Пока.

Она, конечно, не считала его обвинения обоснованными, но осадок остался, появились мысли. Девушка почувствовала себя организмом, очнувшимся ото сна. Правда не надолго, через несколько минут ей кто–то написал какую–то ерунду и она всё забыла.

Вспомнила об этом лишь на следующий день, когда он сам написал ей. Они какое–то время поговорили о ерунде, у неё даже промелькнула мысль: «Сам–то такой же, а меня ещё обвиняет в чем–то, хам». Мысленно вернулась к его рассказу о прочтении того, что «видел» и «слышал» предмет. Стало интересно — правда–ли это.

— Слушай, я тут подумала, а можешь всё–таки мне своё изобретение показать? — Спросила она как бы невзначай.

— Да нет никакого изобретения, я его придумал.

— Я почему–то так и думала, — она была разочарована и обижена одновременно, — и зачем ты мне наврал?

— Ну я почти сам в него верил, мне так жить больше нравится, мир слишком скучный.

— Нда, я то хоть в сети сижу, никого не обманываю и вполне себе неплохо провожу время. А ты мне ещё и какие–то претензии предъявлял.

— Ты пользуешься миром, который кто–то придумал, я придумываю, каждому свое, но мне кажется, когда идея воплощена, ну или доведена до уровня, когда уже видно, что она из себя будет представлять — она теряет всю привлекательность. Ты сидишь в ограниченном, заранее придуманном мире. Да, там есть и реальные люди, но им на практике отводятся второстепенные роли, все они говорят примерно одно и тоже и редко кого интересного найдешь.

— Может, я тут недавно…

Вот так и бросает людей по жизни от одной иллюзорной реальности к другой. И я не могу с уверенностью сказать хорошо это или плохо. Так есть, и ничего с этим не поделать. Если даже представить, что есть человек, живущий в абсолютно объективном мире, без каких–либо примесей иллюзорности, он непременно придумает себе реальность и плавно переселится в неё.

На практике, иллюзорная реальность и виртуальная реальность, как её частный случай, разумеется, не вытесняют объективную реальность полностью. Если даже такое случается — это скорее клинический случай. Вероятнее всего, все эти «ненастоящие миры», выполняют для человека некую компенсаторную функцию. К ним прибегают, чтобы получить то, что они не могут, или им сложно получить в реальном мире.

По сути своей, алкоголь и другие стимуляторы выполняют похожую функцию. Они позволяют легко получать те эмоции, которые человеку нужны, однако в обычной жизни он не склонен к поступкам, которые эти эмоции вызывают.

Если попытаться абстрагироваться от иллюзий и посмотреть на мир, что называется, широко открытыми глазами, что мы увидим? Мы увидим, что на самом деле, нас ведут по жизни иллюзии. Причем каждая из них «кормит» другую.

Приведу простой пример. Вы решили, что вам просто необходима какая–то престижная, дорогая вещь. Предположим, что на самом деле она вам не нужна, так бывает, имеем первую иллюзию. Исходя из неё, уже путём строгой формальной логики, вы приходите к тому, что вам нужна вторая работа. Этот сам по себе правильный вывод, порожден первой иллюзией, опирается только на неё, и, если бы её не было, не было бы и его.

Как вы понимаете, цепочку можно продолжать долго, может дойти до того, что вы решите непременно стать великим изобретателем только для того, чтобы купить новый телевизор.

А теперь представим, человек всю свою жизнь живёт только ради того, чтобы стать этим великим изобретателем, а потом вдруг понимает, что нет, не то… Естественно, у него возникнет вопрос, что теперь? Возможно даже вопрос — зачем жить? А ответа не будет.

Вот тут–то и могут пригодиться защитные иллюзии. То, на что можно «переключиться», чтобы не возникало такого вопроса, и те, которые смогут на него ответить, пусть не верно, пусть лишь в первом приближении, но в этой ситуации, вероятно, не важно каким будет ответ, в этой ситуации важно, что он будет.

Когда человек всё потерял, когда ему больше не во что верить, незачем жить, его может спасти даже тень иллюзии.

Она корчилась от боли, лежа на холодном асфальте. Жизнь короткой вспышкой пробежала у нее перед глазами.