Чистый nonsense

fb2

Настоящее издание – явление удивительное, даже уникальное, во многих аспектах. Полное собрание сочинений. Автор – Эдвард Лир (1812–1888), знаменитый английский поэт и художник XIX века. Основоположник поэзии нонсенса. Отец литературного лимерика. Переводчик – Борис Архипцев, совершивший своего рода творческий подвиг, отдав работе над книгой без малого четверть века. Значительная часть текстов переведена на русский впервые. Всё, переведённое заново, выводит отечественные интерпретации Э. Лира на новый, прежде недостижимый уровень. Переводы Архипцева (ему же принадлежат и все прочие русские материалы в книге – предисловие, комментарии и т. д.) отличает редкостный сплав точности, верности автору, его замыслу и воле, с поразительной свободой изложения, лёгкостью и изяществом слога. Книга двуязычна: переводы сопровождаются авторскими текстами на языке оригинала и собственными иллюстрациями Эдварда Лира.

Перевод сделан по изданиям: The Complete Nonsense Book by Edward Lear, N. Y.: Dodd, Mead & Company, 1912; The Nonsense Verse of Edward Lear, London: Mandarin Paperbacks, 1992; Edward Lear. The Complete Verse and Other Nonsense, London: Penguin Books, 2001.

© Архипцев Б. В., перевод, предисловие, послесловие, комментарии, составление, 2016

© «Геликон Плюс», макет, 2016

* * *

Lear showing a doubting stranger his name on his hat to prove that Edward Lear was a man and not merely a name.

Drawn by Himself.

Лир, показывающий недоверчивому незнакомцу своё имя на шляпе в доказательство того, что он реальный человек, а не просто имя.

Авторский рисунок.

От переводчика

Предвидя, что некоторых взыскательных читателей могут смутить, озадачить, покоробить, а возможно, и обескуражить словесные диковинки вроде аккурайдо или гневицца, разбросанные там и сям по страницам книги, хотел бы начистоту объясниться с ними. Проще всего, разумеется, заподозрить и обвинить переводчика в недостаточно твердом владении родным языком или в излишне вольном обращении с ним. Однако отнюдь не исключены и иные варианты-объяснения, не правда ли? Например, все это может быть сделано вполне осознанно, причем по нескольким причинам сразу.

По порядку. Это могло быть устроено, подстроено, содеяно, во-первых, просто для улыбки. Во-вторых, ради особо точной, звонкой, прямо-таки звенящей рифмы, весьма желательной в лимерике. Третье. Сам автор, Эдвард Лир, вряд ли возражал бы против такого, ибо сам был большим шутником, озорником, любителем веселой языковой игры: придуманные им забавные словечки вроде scroobious, ombliferous или borascible вот уже почти два столетия не дают покоя лингвистам, знатокам и рядовым носителям английского языка – никто так доселе и не прознал, что же они, черт побери, в действительности означают! Нередко он (Лир) упрощал затейливую английскую орфографию (это когда, помните, пишут Манчестер, а читают Ливерпуль), добиваясь не только звукового, но и графического подобия рифмуемых слов, например, записывал охру (ochre) как oker для большего совпадения с poker (кочерга), а ocean как otion – мотив неясен, сознательно нарушал родную грамматику, употреблял просторечия (O law вместо O Lord, It ain’t вместо It isn’t, a-telling вместо telling) и т. д. А уж каламбуристом был таким, что еще поискать: друга своего Фортескью (Fortescue) именовал в письмах не иначе как 40scue, немцев делил на Ger-man, Ger-woman and Ger-children, а нарциссы (daffodillies) однажды взял да и назвал daffy-down-dillies – типа нарц-вниз-сы!

Ну и наконец, четвертое и основное. Никто не возбраняет и ничто не мешает любому «несогласному» читателю корректировать текст сообразно своим вкусам и представлениям, заменяя при чтении раздражающие слова более привычными, традиционными, напрашивающимися: небольшое творческое усилие – и вычурное аккурайдо превратится в нормальное (хотя и чуть скучноватое, быть может) наречие аккуратно, жизнирадисто – в жизнерадостно, хоулда – в холода и т. д. Такие же слова, как злоключиться или ненасыпный, являющиеся формально неологизмами, на мой взгляд, просто обязаны наличествовать в языке – коль скоро имеются злоключение, приключиться, ненасытный, и в то же время совсем недавно еще не было ни влюбленности, ни промышленности, ни даже летчика (зато был летун). При этом еще затевается забавная интерактивная игра, а читатели становятся своего рода соавторами переводчика! Как там говаривал Юлий Цезарь… Заинтриговал? Увлек? Убедил?

Б. В. Архипцев

Something Like a Preface to The Book of Nonsense

(From the private letters of Edward Lear)

MY DEAR F. I want to send you, before leaving England, a note or two as to the various publications I have uttered, bad and good, and of all sorts, also their dates, that so you might be able to screw them into a beautiful memoir of me in case I leave my bones at Palmyra or elsewhere. Leastwise, if a man does anything all through life with a deal of bother, and likewise of some benefit to others, the details of such bother and benefit may as well be known accurately as the contrary.

Born in 1812 (12th May), I began to draw, for bread and cheese, about 1827, but only did uncommon queer shop-sketches selling them for prices varying from ninepence to four shillings: colouring prints, screens, fans; awhile making morbid disease drawings, for hospitals and certain doctors of physic.

In 1831, through Mrs. Wentworth, I became employed at the Zoological Society, and, in 1832, published The Family of the Psittacidse, the first complete volume of coloured drawings of birds on so large a scale published in England, as far as I know unless Audubon's were previously engraved. J. Gould's Indian Pheasants were commenced at the same time, and after a little while he employed me to draw many of his birds of Europe, while I assisted Mrs. Gould in all her drawings of foregrounds, as may be seen in a moment by any one who will glance at my drawings in G.'s European birds and the Toucans.

From 1832 to 1836, when my health failed a good deal, I drew much at the Earl of Derby's; and a series of my drawings was published by Dr. Gray of the British Museum a book now rare. I also lithographed many various detached subjects, and a large series of Testudinata for Mr. (now Professor) Bell; and I made drawings for Bell's British Mammalia, and for two or more volumes of the Naturalist's Library for the editor, Sir W. Jardine, those volumes being the Parrots, and, I think, the Monkeys, and some Cats.

In 1835 or 36, being in Ireland and the Lakes, I leaned more and more to landscape, and when in 1837 it was found that my health was more affected by the climate month by month, I went abroad, wintering in Rome till 1841, when I came to England and published a volume of lithographs called Rome and its Environs. Returning to Rome, I visited Sicily and much of the South of Italy, and continued to make chalk drawings, though in 1840 I had painted my two first oil-paintings. I also gave lessons in drawing at Rome and was able to make a very comfortable living.

In 1845 I came again to England, and in 1846 gave Queen Victoria some lessons, through Her Majesty's having seen a work I published in that year on the Abruzzi, and another on the Roman States.

In 1847 I went through all Southern Calabria, and again went round Sicily, and in 1848 left Rome entirely.

I travelled then to Malta, Greece, Constantinople, and the Ionian Islands; and to Mount Sinai and Greece a second time in 1849, returning to England in that year.

All 1850 I gave up to improving myself in figure drawing, and I continued to paint oil-paintings till 1853, having published in the meantime, in 1849 and 1852, two volumes entitled Journals of a Landscape Painter, in Albania and Calabria.

The first edition of the Book of Nonsense was published in 1846, lithographed by tracing-paper.

In 1854 I went to Egypt and Switzerland, and in 1855 to Corfu, where I remained the winters of 1856-57-58, visiting Athos, and, later, Jerusalem and Syria. In the autumn of 1858 I returned to England, and 59 and 60 winters were passed in Rome.

1861, I remained all the winter in England, and painted the Cedars of Lebanon and Masada, going, after my sister's death in March, 1861, to Italy. The two following winters 62 and 63 were passed at Corfu, and in the end of the latter year I published Views in the Ionian Islands.

In 1862 a second edition of the Book of Nonsense, much enlarged, was published, and is now in its sixteenth thousand.

O bother!

Yours affectionatelyEDWARD LEAR.

Нечто вроде предисловия к «Книге нонсенса»

(Из частного письма Эдварда Лира)

Мой дорогой Ф., хочу послать вам, прежде чем покинуть Англию, пару заметок, касающихся различных публикаций, осуществлённых мною, плохих, хороших и всяких прочих, а также дат этих публикаций, дабы вы могли украсить ими мою биографию, сложи я косточки в Пальмире или где бы то ни было ещё. Во всяком случае, если человек на протяжении всей жизни трудится над чем-то с большим усердием, а также с некоторой пользой для других, то детали такого усердия, равно как и подобной пользы, могут заслуживать определённого внимания, как, впрочем, и наоборот.

Родившись в 1812 году (12 мая), рисовать я начал, хлеба и сыра насущного ради, около 1827 года, но малевал только какие-то странные картинки для лавок, сбывая их по цене от девяти пенсов до четырех шиллингов; раскрашивал эстампы, ширмы, веера, временами делая зарисовки патологических больных для больниц и практикующих врачей.

В 1831 году, попечением миссис Вентворт, я получил работу в Зоологическом обществе и в 1832-м опубликовал «Семейство попугаевых», первый, насколько мне известно, полный альбом цветных рисунков птиц такого масштаба, изданный в Англии, если только Одюбон не был гравирован ранее. Тогда же Дж. Гоулд начал издавать «Индийских фазанов», а некоторое время спустя он заказал мне множество рисунков для своих «Птиц Европы»; одновременно я помогал миссис Гоулд рисовать все передние планы, в чём всякий легко убедится, едва взглянув на мои рисунки в гоулдовских изданиях «Птиц Европы» и «Туканов».

С 1832 по 1836 год, когда моё здоровье сильно пошатнулось, я много рисовал в поместье у графа Дерби, и серия моих рисунков была опубликована доктором Греем из Британского музея, книга эта сейчас раритет. Я также выполнил много литографий отдельных объектов и большую серию «Черепах» для мистера (ныне профессора) Белла, делал рисунки для его «Млекопитающих Британии» и для двух или более томов «Библиотеки натуралиста» издателя сэра У. Джардина, это были тома «Попугаев», кажется, «Обезьян» и частично «Кошек».

В 1835 или 36 году, обретаясь в Ирландии и на Озёрах, я почувствовал сильную тягу к пейзажу, и когда в 1837 году выяснилось, что здоровье моё с каждым месяцем подвергается всё большему влиянию климата, я уехал за границу и проводил зимы в Риме вплоть до 1841 года, когда я приехал в Англию, опубликовав альбом литографий под названием «Рим и его окрестности». По возвращении в Рим я посетил Сицилию и объездил большую часть Юга Италии, продолжая делать рисунки мелом, а в 1840 году написал две первые картины маслом. В Риме я также давал уроки рисования, что позволяло мне вести безбедное существование.

В 1845 году я вернулся в Англию и в 1846-м дал несколько уроков королеве Виктории; Её Величество видела мои зарисовки, сделанные в Абруцци и других итальянских королевствах и опубликованные ранее в том же году.

В 1847 году я обошёл всю Южную Калабрию и вновь исколесил Сицилию, а в 1848-м покинул Рим окончательно.

Затем я ездил на Мальту, в Грецию, Константинополь и на Ионические острова, а в 1849 году – на гору Синай и повторно в Грецию, в том же году вернувшись в Англию.

Весь 1850 год я посвятил совершенствованию в технике рисования человеческих фигур и продолжал писать маслом вплоть до 1853 года, издав тем временем, в 1849 и 1852 годах, два альбома, озаглавленные «Журнал ландшафтного художника (Албания и Калабрия)».

Первое издание «Книги Нонсенса», с литографиями с кальки, увидело свет в 1846 году.

В 1854 году я отправился в Египет и Швейцарию, а в 1855-м – на Корфу, где и провёл зимы 1856, 57 и 58 годов, посетив Афон, а затем Иерусалим и Сирию. Осенью 1858 года я вернулся в Англию, проведя зимы 59 и 60-го в Риме.

Всю зиму 1861 года я оставался в Англии и писал кедры Ливана и Масады, уехав, после смерти моей сестры в марте 1861 года, в Италию. Две следующие зимы, 62 и 63 годов, были проведены на Корфу, и в конце последнего года опубликованы «Виды Ионических островов».

В 1862 году вышло второе издание «Книги Нонсенса», значительно расширенное, и тираж близок к шестнадцати тысячам.

О зануда!

Ваш любящийЭдвард Лир.

Lear’s Introduction to an Expanded Edition of The Book of Nonsense

In offering this little book – the third of its kind – to the public, I am glad to take the opportunity of recording the pleasure I have received at the appreciation its predecessors have met with, as attested by their wide circulation, and by the universally kind notices of them from the Press. To have been the means of administering innocent mirth to thousands, may surely be a just motive for satisfaction, and an excuse for grateful expression.

At the same time, I am desirous of adding a few words as to the history of the two previously published volumes, and more particularly of the first or original Book of Nonsense, relating to which many absurd reports have crept into circulation, such as that it was the composition of the late Lord Brougham, the late Earl of Derby, etc.; that the rhymes and pictures are by different persons; or that the whole have a symbolical meaning, etc.; whereas, every one of the Rhymes was composed by myself, and every one of the Illustrations drawn by my own hand at the time the verses were made. Moreover, in no portion of these Nonsense drawings have I ever allowed any caricature of private or public persons to appear, and throughout, more care than might be supposed has been given to make the subjects incapable of misinterpretation: Nonsense, pure and absolute, having been my aim throughout.

As for the persistently absurd report of the late Earl of Derby being the author of the First Book of Nonsense, I may relate an incident which occurred to me four summers ago, the first that gave me any insight into the origin of the rumor.

I was on my way from London to Guildford, in a railway carriage, containing, besides myself, one passenger, an elderly gentleman: presently, however, two ladies entered, accompanied by two little boys. These, who had just had a copy of the Book of Nonsense given them, were loud in their delight, and by degrees infected the whole party with their mirth.

“How grateful,” said the old gentleman to the two ladies, “all children, and parents too, ought to be to the statesman who has given his time to composing that charming book!”

(The ladies looked puzzled, as indeed was I, the author.)

“Do you not know who is the writer of it?” asked the gentleman.

“The name is Edward Lear,” said one of the ladies.

“Ah!” said the first speaker, “so it is printed; but that is only a whim of the real author, the Earl of Derby. Edward is his Christian name, and, as you may see, LEAR is only EARL transposed.”

“But,” said the lady, doubtingly, “here is a dedication to the great-grandchildren, grand-nephews, and grand-nieces of Edward, thirteenth Earl of Derby, by the author, Edward Lear.”

“That,” replied the other, “is simply a piece of mystification; I am in a position to know that the whole book was composed and illustrated by Lord Derby himself. In fact, there is no such a person at all as Edward Lear.”

“Yet,” said the other lady, “some friends of mine tell me they know Mr. Lear.”

“Quite a mistake! completely a mistake!” said the old gentleman, becoming rather angry at the contradiction; “I am well aware of what I am saying: I can inform you, no such a person as Edward Lear exists!”

Hitherto I had kept silence; but as my hat was, as well as my handkerchief and stick, largely marked inside with my name, and as I happened to have in my pocket several letters addressed to me, the temptation was too great to resist; so, flashing all these articles at once on my would-be extinguisher's attention, I speedily reduced him to silence.

Long years ago, in days when much of my time was passed in a country house, where children and mirth abounded, the lines beginning, “There was an old man of Tobago,” were suggested to me by a valued friend, as a form of verse lending itself to limitless variety for rhymes and pictures; and thenceforth the greater part of the original drawings and verses for the first Book of Nonsense were struck off with a pen, no assistance ever having been given me in any way but that of uproarious delight and welcome at the appearance of every new absurdity.

Most of these Drawings and Rhymes were transferred to lithographic stones in the year 1846, and were then first published by Mr. Thomas McLean, of the Haymarket. But that edition having been soon exhausted, and the call for the Book of Nonsense continuing, I added a considerable number of subjects to those previously-published.

EDWARD LEAR.VILLA EMILY, SAN REMO,August, 1871.

Авторское предисловие к расширенному изданию «Книги нонсенса»

Предлагая публике эту книжицу, третью в своём роде, я рад возможности засвидетельствовать удовольствие, испытанное мною от высокой оценки двух её предшественниц, получивших широкое распространение, а также удивительно благосклонные отзывы прессы. Быть источником чистой радости для тысяч – это ли не повод для внутренней удовлетворённости и не оправдание для внешнего выражения благодарности.

Вместе с тем я желал бы добавить несколько слов относительно истории двух ранее опубликованных книжек, и в особенности – первой, или оригинальной, «Книги Нонсенса», которая породила немало абсурдных домыслов, вроде того, что она сочинена покойным лордом Брогэмом, покойным же графом Дерби, etc.; что стишки и картинки созданы разными людьми, или что всё это в целом имеет некое символическое значение, etc.; тогда как каждый стишок сочинил я и каждая из иллюстраций нарисована мною собственноручно – причём одновременно с сочинением стихов. Более того, ни в одном из этих бессмысленных рисунков не позволил я себе ни малейшего намёка ни на одно частное или общественное лицо, напротив, всячески старался не допустить превратного их истолкования: Нонсенс, чистый и абсолютный, являлся моей единственною целью.

Что касается упорно-абсурдных сплетен, приписывающих авторство первой «Книги Нонсенса» покойному графу Дерби, то я могу припомнить случай, произошедший со мною четыре года назад, когда я впервые осознал подоплёку всех этих слухов.

Я следовал из Лондона в Гилдфорд по железной дороге, и в вагоне, кроме меня, был один пассажир, пожилой джентльмен; вскоре, однако, вошли две дамы, сопровождаемые двумя маленькими мальчиками. Эти последние, вертевшие в руках только что полученный ими экземпляр «Книги Нонсенса», бурно выражали свой восторг и постепенно заразили весельем и всю компанию.

«Как же благодарны, – сказал пожилой джентльмен, адресуясь к обеим леди, – все дети, и родители тоже, должны быть государственному мужу, который потратил своё время на сочинение сей прелестной книжки!»

(Леди выглядели озадаченными, а я, автор, – и того более).

«Неужели вы не знаете, кто её написал?» – спросил джентльмен.

«Да вот же имя – «Эдвард Лир», – сказала одна леди.

«Ах! – сказал первый собеседник, – так только напечатано, но это всего лишь прихоть подлинного автора, графа Дерби. «Эдвард» – его имя, а LEAR (Лир), как вы видите, это тот же EARL (Граф), только с переставленными буквами».

«Но, – заметила леди несколько неуверенно, – здесь и посвящение имеется – правнукам, внучатым племянникам и племянницам Эдварда, тринадцатого графа Дерби, от автора – Эдварда Лира».

«Всего лишь, – парировал тот, – ловкая мистификация; уж я-то знаю, что вся книга сочинена и проиллюстрирована лордом Дерби самолично. А такого человека, как Эдвард Лир, вообще нет».

«Да, – сказала другая леди, – но некоторые мои друзья утверждают, что знакомы с мистером Лиром».

«Заблуждение! Полное заблуждение! – воскликнул пожилой джентльмен, раздражаясь от того, что ему противоречат. – Я знаю, о чём говорю, заверяю вас, никакого такого «Эдварда Лира» не существует!»

До сего момента я молчал, но поскольку подкладку моей шляпы, а также носовой платок и трость, украшало моё имя, а в кармане по случаю имелось несколько адресованных мне писем, то искушение было слишком велико, чтобы ему противостоять; и вот, обрушив на моего «отрицателя» целый ворох доказательств собственного существования, я быстро заставил пустослова прикусить язык.

Много лет назад, в те дни, когда жизнь моя протекала в основном под крышей некоего сельского дома, полного детей и веселья, один высокочтимый друг предложил мне стишок, начинающийся строкой «Был один старичок из Тобаго», в качестве стихотворного образца, открывающего безграничный простор для фантазии в изобретении стишков и картинок, и с тех пор большая часть оригинальных рисунков и стихов для первой «Книги Нонсенса» стекла с моего пера, без малейшей посторонней помощи, но при шумных проявлениях восторга и радости от появления каждой новой бессмыслицы.

Большинство из этих рисунков и стишков были приведены в первом издании в 1846 году. Но так как оно быстро разошлось, а призывы продолжать «Книгу Нонсенса» всё не стихают, то я в данной книге и продолжил, добавив изрядное число стишков и картинок к ранее опубликованным.

Эдвард ЛирВилла Эмили, Сан-РемоАвгуст 1871 года.

A Book of Nonsense, 1846

Книга Нонсенса, 1846

There was an Old Derry down Derry,Who loved to see little folks merry;So he made them a book,And with laughter they shookAt the fun of that Derry down Derry.Обожал старый Дерри из Дерри,Чтобы радостно дети галдерри;Он им книжку принёс,И смешил их до слёзУморительный Дерри из Дерри.There was an Old Man with a beard,Who said, 'It is just as I feared!Two Owls and a Hen,Four Larks and a Wren,Have all built their nests in my beard!Был один старичок в бороде,Он сказал: «Так и знал, быть беде!Две совы и несушка,Корольки и кукушкаУгнездились в моей бороде!»There was a Young Lady of Ryde,Whose shoe-strings were seldom untied;She purchased some clogs,And some small spotty Dogs,And frequently walked about Ryde.Клоги юная леди из РайдаШнуровала весьма аккурайдоИ, купив не за такМелких пёстрых собак,Всё гуляла по улицам Райда.There was an Old Man with a nose,Who said, 'If you choose to supposeThat my nose is too long,You are certainly wrong!That remarkable Man with a nose.Был старик с выдающимся носом.«Коли вы зададитесь вопросом,Не велик ли мой нос, —Это ложный вопрос!» —Молвил старец с отвесистым носом.There was an Old Man on a hill,Who seldom, if ever, stood still;He ran up and down,In his Grandmother's gown,Which adorned that Old Man on a hill.На холме был подвижный старик,Он спокойно стоять не привык;Вверх и вниз всё резвейВ платье бабки своейПрихорошенный бегал старик.There was a Young Lady whose bonnetCame untied when the birds sate upon it;But she said, 'I don't care!All the birds in the airAre welcome to sit on my bonnet!У девицы все ленты на шляпкеРастрепали пернатые лапки;Но она не гневицца:«Ведь сама этих птиц яПосидеть приглашала на шляпке!»There was a Young Person of Smyrna,Whose Grandmother threatened to burn her;But she seized on the Cat,And said, 'Granny, burn that!You incongruous Old Woman of Smyrna!Внучку юную бабка из СмирныСжечь дотла угрожала настырно;Та схватила котаИ отверзла уста:«Жги его, старушонка из Смирны!»There was an Old Person of Chili,Whose conduct was painful and silly;He sate on the stairs,Eating apples and pears,That imprudent Old Person of Chili.Странноватого старца из ЧилиВ поведеньи дурном уличили;На ступенях сидел он,Груши-яблоки ел он,Опрометчивый старец из Чили.There was an Old Man with a gong,Who bumped at it all the day long;But they called out, 'O law!You're a horrid old bore!So they smashed that Old Man with a gong.День-деньской колотил старичонкаВ брюхо звонкого медного гонга;А прохожие в крик:«О, гремучий старик!»Сокрушённый, замолк старичонка.There was an Old Lady of Chertsey,Who made a remarkable curtsey;She twirled round and round,Till she sank underground,Which distressed all the people of Chertsey.Обожала старушка из ЧертсиВ реверансе юлою вертертси,Меры в том не приемля,И однажды сквозь землюПровернулась, печалуя Чертси.There was an Old Man in a tree,Who was horribly bored by a Bee;When they said, 'Does it buzz?He replied, 'Yes, it does!It's a regular brute of a Bee!Некий старец на ветке ветлыБесконечно терпел от пчелы;А спроси: «Зла пчела?» —Он в ответ: «Ох, и зла!Это аспид в обличье пчелы!»There was an Old Man with a flute,A sarpint ran into his boot;But he played day and night,Till the sarpint took flight,And avoided that Man with a flute.К старику, оснащённому флейтой,Змей в сапог проскользнул пёстрой лентой;Тот играл день и ночь,Змею стало невмочь,Дал он дёру от дедушки с флейтой.There was a Young Lady whose chinResembled the point of a pin;So she had it made sharp,And purchased a harp,And played several tunes with her chin.Подбородок у юной девицыБыл подобием кончика спицы;Посильней заострив,Развесёлый мотивИм на арфе сыграла девица.There was an Old Man of Kilkenny,Who never had more than a penny;He spent all that moneyIn onions and honey,That wayward Old Man of Kilkenny.В кошельке старика из КилкенниНикогда не водилось и пенни;Тратил скудный доходЛишь на лук да на мёдТот причудистый мот из Килкенни.There was an Old Person of Ischia,Whose conduct grew friskier and friskier;He danced hornpipes and jigs,And ate thousands of figs,That lively Old Person of Ischia.Сей персонистый старец на ИскииВёл себя всё неисто-неистовей;Отплясал сотни джигИ сжевал тыщи фигЖизнедышащий старец на Искии.There was an Old Man in a boat,Who said, 'I'm afloat, I'm afloat!When they said, 'No! you ain't!He was ready to faint,That unhappy Old Man in a boat.Гаркнул старец, забравшийся в лодку:«Я плыву, я плыву!» – во всю глотку.А ему: «Не плывёшь!»Старца бросило в дрожь,Обмер старец, забравшийся в лодку.There was a Young Lady of Portugal,Whose ideas were excessively nautical;She climbed up a tree,To examine the sea,But declared she would never leave Portugal.Дева юная из ПортугалииВсё рвалась в океанские дали иС крон дерев то и делоВ сине море глядела,Но осталась верна Португалии.There was an Old Man of Moldavia,Who had the most curious behaviour;For while he was able,He slept on a table,That funny Old Man of Moldavia.Был курьёзный старик из Молдавии,И подобных едва ли видали вы;На свету и во мглеПочивал на столеНенасыпный старик из Молдавии.There was an Old Man of Madras,Who rode on a cream-coloured ass;But the length of its earsSo promoted his fears,That it killed that Old Man of Madras.Взгромоздился старик из МадрасаНа осла мелового окраса;Уши страшной длиныЖивотине даны,В страхе помер старик из Мадраса.There was an Old Person of Leeds,Whose head was infested with beads;She sat on a stool,And ate gooseberry fool,Which agreed with that Person of Leeds.Обожала старушка из Лидса,В кудри бисер вплетя, опустидсаНа стулец массой всей,И вкушала кисельИз крыжовня старушка из Лидса.There was an Old Man of Peru,Who never knew what he should do;So he tore off his hair,And behaved like a bear,That intrinsic Old Man of Peru.Кудреватый старик из ПеруВсё не знал, чем заняться в миру;Неуклюж как медведь,Выдрал кудри на третьЛысоватый старик из Перу.There was an Old Person of Hurst,Who drank when he was not athirst;When they said, 'You'll grow fatter,He answered, 'What matter?That globular Person of Hurst.Был персонный старик, житель Хёрста,Не от жажды пивал он, а просто.«Растолстеешь, питак!»«А хотя бы и так?» —Отвечал круглый старец из Хёрста.There was a Young Person of Crete,Whose toilette was far from complete;She dressed in a sack,Spickle-speckled with black,That ombliferous Person of Crete.У девицы на острове КритВ платье незавершённость царит;Носит пёстрый мешок,В пятнах каждый вершок,Омблиферочка с острова Крит.There was an Old Man of the Isles,Whose face was pervaded with smiles;He sang high dum diddle,And played on the fiddle,That amiable Man of the Isles.Был милейший старик с Островов,Весельчак, трулялист, острослов;Пел, пиликал на скрипке,Излучая улыбки,Дружелюбный старик с Островов.There was an Old Person of Buda,Whose conduct grew ruder and ruder;Till at last, with a hammer,They silenced his clamour,By smashing that Person of Buda.Грубый старец из города БудаВёл себя всё грубее, покудаНекто, взяв молоток,Не пристукнул чутокГорлодёра из города Буда.There was an Old Man of Columbia,Who was thirsty, and called out for some beer;But they brought it quite hot,In a small copper pot,Which disgusted that Man of Columbia.Мучим жаждой, старик из КолумбииВздумал, что выпить пива не глупо бы;Принесли торопливоКружку тёплого пива,Отвратив старика из Колумбии.There was a Young Lady of Dorking,Who bought a large bonnet for walking;But its colour and sizeSo bedazzled her eyes,That she very soon went back to Dorking.Прикупила девица из ДоркинаДля гуляния шляпку на торге, ноКрой её и окрасОслепил и потряс,В дом вернув, ту девицу из Доркина.There was an Old Man who supposedThat the street door was partially closed;But some very large RatsAte his coats and his hats,While that futile Old Gentleman dozed.Зряшный старец, не чая напасти,Дверь считал затворённой отчасти;Но тандем крупных крысСъел пальто, шляпы сгрыз,А старик был у дрёмы во власти.There was an Old Man of the West,Who wore a pale plum-coloured vest;When they said, 'Does it fit?He replied, 'Not a bit!That uneasy Old Man of the West.Обитавший на Западе дедВ сливоватый жилет был одет;Спросишь: «Впору жилет?» —Он в ответ: «Ну уж нет!»Вот такой неулюбчивый дед.There was an Old Man of the Wrekin,Whose shoes made a horrible creaking;But they said, 'Tell us whetherYour shoes are of leather,Or of what, you Old Man of the Wrekin?Башмаки старикашки близ РикинаРасскрипелись весьма подозрительно;Вот его и спросили:«Это что – кожа или?..Что за скрип, старикашка близ Рикина?»There was a Young Lady whose eyesWere unique as to colour and size;When she opened them wide,People all turned aside,And started away in surprise.У одной яркоглазой девицыВелики безразмерно зеницы;Встретив этакий взгляд,Норовит стар и младОт девицы стремглав отдалиццы.There was a Young Lady of Norway,Who casually sat in a doorway;When the door squeezed her flat,She exclaimed, 'What of that?This courageous Young Lady of Norway.Моложавая фру из НорвегииПримостилась в дверях в кои веки, иДверью сплющило тело;А она: «Эко дело!»Хладнокровная фру из Норвегии.There was an Old Man of Vienna,Who lived upon Tincture of Senna;When that did not agree,He took Camomile Tea,That nasty Old Man of Vienna.Жил-был старец из города Вены,Попивавший настойку из сенны;Перебрав невзначай,Пил ромашковый чайНеприязненный старец из Вены.There was an Old Person whose habitsInduced him to feed upon Rabbits;When he'd eaten eighteen,He turned perfectly green,Upon which he relinquished those habits.Был старик, учредивший обычайДелать кроликов лёгкой добычей;Съел без двух двадцать штук,Зелен сделался вдругИ отверг нездоровый обычай.There was an Old Person of Dover,Who rushed through a field of blue Clover;But some very large beesStung his nose and his knees,So he very soon went back to Dover.Припустил старикашка из ДувруПо цветущему клеверу сдувру;Пчёл немало впилосьИ в коленки, и в нос,И старик повернул прямо к Дувру.There was an Old Man of Marseilles,Whose daughters wore bottle-green veils;They caught several Fish,Which they put in a dish,And sent to their Pa' at Marseilles.Дочки старого мсье из МарселяИзумрудны вуали надели;Наловив окуней,Отослали онеИх на блюде Папа из Марселя.There was an Old Person of Cadiz,Who was always polite to all ladies;But in handing his daughter,He fell into the water,Which drowned that Old Person of Cadiz.Сей галантный старик, житель Кадиса,Юным дамам служил жизнирадисто,Впрочем, также и прочим;Но подсаживал дочь он,В воду плюх и утоп житель Кадиса.There was an Old Person of Basing,Whose presence of mind was amazing;He purchased a steed,Which he rode at full speed,And escaped from the people of Basing.Жил-был старец из города Бейсинга,Не терявший в душе равновейсинга;И, купив скакуна,Ускакал старинаПрочь от жителей города Бейсинга.There was an Old Man of Quebec,A beetle ran over his neck;But he cried, 'With a needle,I'll slay you, O beadle!That angry Old Man of Quebec.Шею старца в пределах КвебекаНекий жук сделал местом забега;Хвать иглу старина:«Насажу тебя наОстриё, скорожук из Квебека!»There was an Old Person of Philae,Whose conduct was scroobious and wily;He rushed up a Palm,When the weather was calm,And observed all the ruins of Philae.Был персонный старик, житель Фил,Археолух и скрубиофил;В вёдро влезет на древоИ глядит вправо-влево,Озирая развалины Фил.There was a Young Lady of Bute,Who played on a silver-gilt flute;She played several jigs,To her uncle's white pigs,That amusing Young Lady of Bute.Презабавная дева из БьютуВ руки флейту взяла на минутуИ сыграла на нейПару джиг для свинейПрестарелого дяди из Бьюту.There was a Young Lady whose noseWas so long that it reached to her toes;So she hired an Old Lady,Whose conduct was steady,To carry that wonderful nose.У девицы одной чудо-носРос и рос, и до полу дорос;Так старушку, бывало,Ту, что твёрдо ступала,Нанимала носить этот нос.There was a Young Lady of Turkey,Who wept when the weather was murky;When the day turned out fine,She ceased to repine,That capricious Young Lady of Turkey.В непогоду девица из ТурцииВся в горючих слезах и в нахмурции;А в погоду онаУмиротворена,Капризуля-девица из Турции.There was an Old Man of Apulia,Whose conduct was very peculiar;He fed twenty sonsUpon nothing but buns,That whimsical Man of Apulia.Эксцентричный старик из АпулииБыл весьма специфичным папулеюДвадцати сыновей;И кормил их, ей-ей,Только сдобой старик из Апулии.There was an Old Man with a poker,Who painted his face with red oker;When they said, 'You're a Guy!He made no reply,But knocked them all down with his poker.На лице старика с кочергоюОхрой крашено то и другое;Скажет кто: «Ну и шут!» —Уж старик тут как тутИ в нокдаун того кочергою.There was an Old Person of Prague,Who was suddenly seized with the Plague;But they gave him some butter,Which caused him to mutter,And cured that Old Person of Prague.Жил да был некий старец из Праги,Злоключилась чума у бедняги;Так бы жизнь и угасла,Да коровьего маслаДали вовремя старцу из Праги.There was an Old Man of the North,Who fell into a basin of broth;But a laudable cookFished him out with a hook,Which saved that Old Man of the North.Бултыхнулся старик-северянинВ чан с бульоном, глубок и пространен;Но стряпуха ловка —На крючок старика,Так спасён был старик-северянин.There was a Young Lady of Poole,Whose soup was excessively cool;So she put it to boilBy the aid of some oil,That ingenious Young Lady of Poole.Предприимная дева из ПулаГреть супец на спиртовке рискнула;Чтобы вдруг не погасло,В пламя постное маслоПодливала девица из Пула.There was an Old Person of Mold,Who shrank from sensations of cold;So he purchased some muffs,Some furs, and some fluffs,And wrapped himself well from the cold.Некий старец из города МоулдаОпасался простуды и хоулда;В пух, и в мех, и в манто бОн закутался, чтобНе бояться простуды и хоулда.There was an Old Man of Nepaul,From his horse had a terrible fall;But, though split quite in two,With some very strong glueThey mended that Man of Nepaul.Был один старичок из Непала,Он с коня полетел как попало:Был один – стало два;Крепким клеем едваСклеен был старичок из Непала.There was an Old Man of th' Abruzzi,So blind that he couldn't his foot see;When they said, 'That's your toe,He replied, 'Is it so?That doubtful Old Man of th' Abruzzi.Не дано старику из АбруццоДо ступни своей взором коснуццо;Скажут: «Вот же она!» —Он в ответ: «Вот те на!»Недоверчив слепец из Абруццо.There was an Old Person of Rhodes,Who strongly objected to toads;He paid several cousinsTo catch them by dozens,That futile Old Person of Rhodes.Зряшный старец на острове Родос,Ненавидевший жабью породу-с,Нанял бойких кузинИз болот и низинИзвести жаб на острове Родос.There was an Old Man of Peru,Who watched his wife making a stew;But once, by mistake,In a stove she did bakeThat unfortunate Man of Peru.Наблюдал старичок из Перу,Как жена жарит дичь на жару;По оплошке онаПодрумянила наТом жару старичка из Перу.There was an Old Man of Melrose,Who walked on the tips of his toes;But they said, 'It ain't pleasantTo see you at present,You stupid Old Man of Melrose.Был один старичок из Мельрозы,Всё на пальцах ходил, строил позы;А ему: «МерзогадкиЭти ваши повадки,Худоумный старик из Мельрозы».There was a Young Lady of Lucca,Whose lovers completely forsook her;She ran up a tree,And said, 'Fiddle-de-dee!Which embarrassed the people of Lucca.Молодая особа из Лукки,Пострадав от любовной разлукки,Взгромоздясь на платан,Спела там «трам-там-там!»К замешательству жителей Лукки.There was an Old Man of Bohemia,Whose daughter was christened Euphemia;But one day, to his grief,She married a thief,Which grieved that Old Man of Bohemia.Был один старичок из Богемии,Давший дочери имя Евгении;Но, к несчастью родителя,Вышла та за грабителя,Огорчив старичка из Богемии.There was an Old Man of Vesuvius,Who studied the works of Vitruvius;When the flames burnt his book,To drinking he took,That morbid Old Man of Vesuvius.Был старик у подножья Везувия,Изучавший творенья Витрувия;В пламя выронив том,Выпил рому потомНехороший старик у Везувия.There was an Old Man of Cape Horn,Who wished he had never been born;So he sat on a chair,Till he died of despair,That dolorous Man of Cape Horn.С малолетья старик с мыса ГорнБыл не рад, что на свет порождёрн;Всё на стуле сидел он,Горевал и скорбел он,Так и помер горюн с мыса Горн.There was an Old Lady whose follyInduced her to sit on a holly;Whereon, by a thornHer dress being torn,She quickly became melancholy.Из каприза, по прихоти чисто,Леди села на куст остролиста;О колючку порвавИ подол, и рукав,Леди сделалась меланхолиста.There was an Old Man of Corfu,Who never knew what he should do;So he rushed up and down,Till the sun made him brown,That bewildered Old Man of Corfu.Жил-был старец на острове Корфу,Никчемушный с младенческих пор, фу;Бегал взад и вперёд,Пока солнце печёт,Бронзовея на острове Корфу.There was an Old Man of the South,Who had an immoderate mouth;But in swallowing a dish,That was quite full of fish,He was choked, that Old Man of the South.Был ротастый старик, житель Юга,С пастью в виде огромного круга;Но, пихая тудыБлюдо рыбной еды,Подавился старик, житель Юга.There was an Old Man of the Nile,Who sharpened his nails with a file,Till he cut off his thumbs,And said calmly, 'This comesOf sharpening one's nails with a file!Был старик там, где плещется Нил,Он напильником ногти пилил,А как стал восьмипал,Хладнокровно сказал:«Зря напильником ногти пилил!»There was an Old Person of Rheims,Who was troubled with horrible dreams;So, to keep him awake,They fed him on cake,Which amused that Old Person of Rheims.Впечатлительный старец из РеймсаВидел в снах лишь кошмары да зверства;Чтоб взбодрить и развлечь,Кексы начали печь,Стали потчевать старца из Реймса.There was an Old Person of Cromer,Who stood on one leg to read Homer;When he found he grew stiff,He jumped over the cliff,Which concluded that Person of Cromer.Был один старичок из Кромера,В позе цапли читавший Гомера;Но когда он затёкОт макушки до ног,Прыгнул в море старик из Кромера.There was an Old Person of Troy,Whose drink was warm brandy and soy,Which he took with a spoon,By the light of the moon,In sight of the city of Troy.Некий старец из города ТроиТёплый бренди и соус из соиЛил в столовую ложкуИ вкушал понемножкуПри луне на окраине Трои.There was an Old Man of the Dee,Who was sadly annoyed by a flea;When he said, 'I will scratch it,They gave him a hatchet,Which grieved that Old Man of the Dee.Был старик из окрестностей ДиДонимаем блохою, поди;Он сказал: «Дам отпор!»Протянули топор,Горько старцу в окрестностях Ди.There was an Old Man of Dundee,Who frequented the top of a tree;When disturbed by the crows,He abruptly arose,And exclaimed, 'I'll return to Dundee.Примостился старик из ДандиНа тенистых ветвях, ты гляди;Загалдели вороны,И с насиженной кроныЗакричал он: «Скорее в Данди!»There was an Old Person of Tring,Who embellished his nose with a ring;He gazed at the moonEvery evening in June,That ecstatic Old Person in Tring.Жил-был старец из города Тринг,В нос просунул кольцо сей старинг;И порою ночнойЛюбоваться лунойЭкстатический бегал старинг.There was an Old Man on some rocks,Who shut his wife up in a box;When she said, 'Let me out!He exclaimed, 'Without doubt,You will pass all your life in that box.Жил на скалах старик вдалеке,Он супругу закрыл в сундуке;А на все её пениОтвечал: «Без сомнений,Ты всю жизнь просидишь в сундуке».There was an Old Man of Coblenz,The length of whose legs was immense;He went with one pranceFrom Turkey to France,That surprising Old Man of Coblenz.Долгоногий старик из КобленцаБыл горазд на такие коленца:Прыгнет раз и, глядишь,Из Стамбула в ПарижУгодил попрыгун из Кобленца.There was an Old Man of Calcutta,Who perpetually ate bread and butter;Till a great bit of muffin,On which he was stuffing,Choked that horrid Old Man of Calcutta.Бутерброды старик из КалькуттыНепрестанно жевал почему-тты,И погожим денькомПодавился кускомТёплой сдобы едун из Калькутты.There was an Old Man in a pew,Whose waistcoat was spotted with blue;But he tore it in pieces,To give to his Nieces,That cheerful Old Man in a pew.На церковной скамье некий дедРазорвал свой нарядный жилет;Эти пёстрые клочьяРаздарить, мол, не прочь яТрём племянницам, сказывал дед.There was an Old Man who said, 'HowShall I flee from that horrible Cow?I will sit on this stile,And continue to smile,Which may soften the heart of that Cow.Был старик, рассуждавший здорово:«Как спастись от бодливой коровы?Примощусь на заборе,Улыбаясь, и вскореУмягчу этим сердце коровы».There was a Young Lady of Hull,Who was chased by a virulent Bull;But she seized on a spade,And called out, 'Who's afraid?Which distracted that virulent Bull.Услыхала девица из ХаллаБугая за спиною, нахалла;Хвать лопату девица:«Ну, – кричит, – кто боится?»Чем немало смутила нахалла.There was an Old Man of Whitehaven,Who danced a quadrille with a Raven;But they said, 'It's absurdTo encourage this bird!So they smashed that Old Man of Whitehaven.Пригласил старичок из УайтхэвенаНа кадриль чёрна ворона, эвона;Все кричат: «Да ведь онПоощряет ворон!»Сокрушён старичок из Уайтхэвена.There was an Old Man of Leghorn,The smallest that ever was born;But quickly snapped up heWas once by a Puppy,Who devoured that Old Man of Leghorn.Был один старичок из Ливорно,Самый крошечный в мире, бесспорно;Но какой-то щенокРаз его подстерёгИ сожрал старичка из Ливорно.There was an Old Man of the Hague,Whose ideas were excessively vague;He built a balloon,To examine the moon,That deluded Old Man of the Hague.Иллюзорный старик из ГаагиСделал шар из тряпья и бумаги;Воспарил в вышинуИ взирал на лунуТот подзорный старик из Гааги.There was an Old Man of Jamaica,Who suddenly married a Quaker;But she cried out, 'O lack!I have married a black!Which distressed that Old Man of Jamaica.Жизнь связал старикашка с ЯмайкиС юной квакершею без утайки;Та воскликнула вдруг:«Чёрен ликом супруг!»,Огорчив младожёна с Ямайки.There was an Old Person of Dutton,Whose head was as small as a button;So, to make it look big,He purchased a wig,And rapidly rushed about Dutton.Головёнка у старца из ДаттонаСтоль мала, что почти не видна-тт она;Приобрёл сей старикПышнокудрый парикИ носился по улицам Даттона.There was a Young Lady of Tyre,Who swept the loud chords of a lyre;At the sound of each sweepShe enraptured the deep,And enchanted the city of Tyre.Моложавая дама из ТируОбметала метёлкою лиру;И проворные руки,Выметавшие звуки,Чаровали насельников Тиру.There was an Old Man who said, 'Hush!I perceive a young bird in this bush!When they said, 'Is it small?He replied, 'Not at all!It is four times as big as the bush!Старичок призывал к тишине: «Тсс!На кусте притаился птене-тсс!»«Птенчик, знать, невелик?»«Чушь! – ответил старик. —Как четыре куста, сей птене-тсс!»There was an Old Man of the East,Who gave all his children a feast;But they all ate so much,And their conduct was suchThat it killed that Old Man of the East.На пиру у папаши с ВостокаЧада съели и выпили стока,Так вели себя в зале,Что вконец истерзалиИ преставили старца с Востока.There was an Old Man of Kamschatka,Who possessed a remarkable fat Cur;His gait and his waddleWere held as a modelTo all the fat dogs in Kamschatka.У почтенного старца с КамчаткиПёс на редкость вальяжный и гладкий;Внешний вид и походкаЭтой псины – находка,Образец для собак на Камчатке.There was an Old Man of the Coast,Who placidly sat on a post;But when it was cold,He relinquished his hold,And called for some hot buttered toast.Вдальсмотрящий старик с побережияНа столбе восседал в безмятежии;Но когда холодало,Столб тогда покидал он,Тосты с маслом заказывал свежие.There was an Old Person of Bangor,Whose face was distorted with anger;He tore off his boots,And subsisted on roots,That borascible Person of Bangor.Злоба пылкому старцу из БэнгораИсказила лицо, исковэркала;С ног сорвал сапожкиИ жевал корешкиБоразибельный старец из Бэнгора.There was an Old Man with a beard,Who sat on a Horse when he reared;But they said, 'Never mind!You will fall off behind,You propitious Old Man with a beard!Конь под старцем с большой бородойНа дыбки – ни тудой, ни сюдой;Все кричали: «Умора!Опрокинешься скоро,Благосклонный старик с бородой!»There was an Old Man of the West,Who never could get any rest;So they set him to spinOn his nose and chin,Which cured that Old Man of the West.Был на Западе старец-невротик;Вставши на нос и на подборотик,Он вращался, покойПри поддержке людскойОбретал в этом старый невротик.There was an Old Person of Anerley,Whose conduct was strange and unmannerly;He rushed down the StrandWith a Pig in each hand,But returned in the evening to Anerley.Разухабистый старец из АнерлиПо широкому Странду, не странно ли,Бегал ветра шальней,Подхватив двух свиней,Но под вечер вернулся он в Анерли.There was a Young Lady of Troy,Whom several large flies did annoy;Some she killed with a thump,Some she drowned at the pump,And some she took with her to Troy.Докучали девице из ТроиЖирных мух оголтелые рои;Этих – палкой убила,Тех – в воде утопила,А последних доставила в Трою.There was an Old Man of Berlin,Whose form was uncommonly thin;Till he once, by mistake,Was mixed up in a cake,So they baked that Old Man of Berlin.Был один старичок из Берлина,Чрезвычайно субтильный мужчина;По ошибке, безгрешен,В пироге был замешен,Запечён старичон из Берлина.There was an Old Person of Spain,Who hated all trouble and pain;So he sate on a chair,With his feet in the air,That umbrageous Old Person of Spain.Ненавидел старик из ИспанииТреволнения и трестрадания;Восседал, экий нрав,Кверху ноги задрав,Жизнесидкий старик из Испании.There was a Young Lady of Russia,Who screamed so that no one could hush her;Her screams were extreme,No one heard such a screamAs was screamed by that Lady of Russia.Голосила девица в России,Сколь умолкнуть её ни просили;Слушать не было сил,Сроду не горлосилТак никто, как девица в России.There was an Old Man who said, 'Well!Will nobody answer this bell?I have pulled day and night,Till my hair has grown white,But nobody answers this bell!Был старик, он сказал: «А теперь,Не откроет ли кто-нибудь дверь?Я звоню дни и ночи,Стал седым, но не хочетМне никто отворять эту дверь!»There was a Young Lady of Wales,Who caught a large Fish without scales;When she lifted her hook,She exclaimed, 'Only look!That ecstatic Young Lady of Wales.Изловила девица из УэльсаОкунька – бесчешуйное тельце;Вынув рыбку из вод,Закричала: «Ну вот!» —Экстатичная дева из Уэльса.There was an Old Person of Cheadle,Who was put in the stocks by the beadleFor stealing some pigs,Some coats, and some wigs,That horrible Person of Cheadle.Некий старец из города ЧидлаБыл в колодки забит волей бидла,Воровал, говорят,Парики, поросятИ пальто злостный старец из Чидла.There was a Young Lady of Welling,Whose praise all the world was a-telling;She played on a harp,And caught severalCarp,That accomplished Young Lady of Welling.Совершенной девицей из ВеллинаВосторгался весь мир, будто веллено;Ведь пиесы для арфыИ ужение карповСовмещала девица из Веллина.There was an Old Person of Tartary,Who divided his jugular artery;But he screeched to his wife,And she said, 'Oh, my life!Your death will be felt by all Tartary!Полоснул старичок из ТартарииТесачком да по сонной артарии,И воззвал он к жене;Ну а та: «Горе мне!Горе всей безутешной Тартарии!»There was an Old Person of Chester,Whom several small children did pester;They threw some large stones,Which broke most of his bones,And displeased that Old Person of Chester.Был старик, так детишки из ЧестераПокусились на жизнь и на честь его;Хоть малы, тем не менееРазмозжили каменьями,Огорчив старикашку из Честера.There was an Old Man with an Owl,Who continued to bother and howl;He sat on a rail,And imbibed bitter ale,Which refreshed that Old Man and his Owl.Был один старикашка с совой;Постоянно сидел сам не свой,Примостясь на заборе,И в печали и гореГорький эль пил на пару с совой.There was an Old Person of Gretna,Who rushed down the crater of Etna;When they said, 'Is it hot?He replied, 'No, it's not!That mendacious Old Person of Gretna.Жил да был некий старец из Гретны,Что однажды упал в кратер Этны.«Там не жарко, скажи?»Сильно склонный ко лжи,«Да ничуть!» – молвил старец из Гретны.There was a Young Lady of Sweden,Who went by the slow train to Weedon;When they cried, 'Weedon Station!She made no observation,But thought she should go back to Sweden.Как-то дева из Швеции (Свидена)Села в поезд, идущий до Видона;Но доехав до Видона,Дева, где это видона,Села в поезд, идущий до Свидена.There was a Young Girl of Majorca,Whose aunt was a very fast walker;She walked seventy miles,And leaped fifteen stiles,Which astonished that Girl of Majorca.Тётка юной особы с МайоркиБыстро бегала в горку и с горки;Одолела миль сорокИ пятнадцать заборовК удивленью девицы с Майорки.There was an Old Man of the Cape,Who possessed a large Barbary Ape,Till the Ape, one dark night,Set the house all alight,Which burned that Old Man of the Cape.Приобрёл старичок, житель Мыса,Обезьяна, без всякого смысла;Ночью сей гамадрилДом его подпалил,И сгорел старичок, житель Мыса.There was an Old Lady of Prague,Whose language was horribly vague;When they said, 'Are these caps?She answered, 'Perhaps!That oracular Lady of Prague.У туманной старушки из ПрагиЧто ни слово – витки и зигзаги;Коль спросить осторожно:«Это шляпки?» – «Возможно!» —Отвечает оракул из Праги.There was an Old Person of Sparta,Who had twenty-five sons and one daughter;He fed them on snails,And weighed them in scales,That wonderful Person of Sparta.У персонного жителя СпартыДочь одна и сынов двадцать пять ртов;Окормляя улитами,На весы стать велит он им,Восхитительный старец из Спарты.There was an Old Man at a casement,Who held up his hands in amazement;When they said, 'Sir, you'll fall!He replied, 'Not at all!That incipient Old Man at a casement.Примостившись в проёме оконном,Старец руки воздел изумлённо.«Сэр, к чему этот риск!»«Вздор!» – ответил стариск,Падкий старец в проёме оконном.There was an Old Person of Burton,Whose answers were rather uncertain;When they said, 'How d'ye do?He replied, 'Who are you?That distressing Old Person of Burton.Некий старец из города БёртонаОтвечал на вопросы увёртанно;Вы ему: «Жив-здоров?»Он: «А ты кто таков?»Грубый старец из города Бёртона.There was an Old Person of Ems,Who casually fell in the Thames;And when he was found,They said he was drowned,That unlucky Old Person of Ems.Некий старец из города ЭмзаПо оплошности с берега ТемзыПовалился как сноп;Изловили – утопНезадачливый старец из Эмза.There was an Old Person of Ewell,Who chiefly subsisted on gruel;But to make it more nice,He inserted some mice,Which refreshed that Old Person of Ewell.Пожилая персона из ЮэллаЕла кашу, когда голод чуялла;А чтоб было свежей,Кашу парой мышейЗаправляла персона из Юэлла.There was a Young Lady of Parma,Whose conduct grew calmer and calmer;When they said, 'Are you dumb?She merely said, 'Hum!That provoking Young Lady of Parma.Тихомирная дева из Пармы,Не лишённая этакой шармы,На вопрос: «Вы немы?»Только хмыкала: «Хмы!»,Провоцируя жителей Пармы.There was an Old Man of Aosta,Who possessed a large Cow, but he lost her;But they said, 'Don't you seeShe has rushed up a tree?You invidious Old Man of Aosta!Был покинут старик из АостыКоровёнкой своей вертихвостой;Все кричат: «Старина!Ведь на древе она!Иль не видишь, нахал из Аосты!»There was an Old Man, on whose noseMost birds of the air could repose;But they all flew awayAt the closing of day,Which relieved that Old Man and his nose.На носу старика-долгоностаПомещалось легко пташек до ста;Но когда эти стаиНа ночлег улетали,Облегченье испытывал нос-то.There was a Young Lady of Clare,Who was sadly pursued by a Bear;When she found she was tired,She abruptly expired,That unfortunate Lady of Clare.Убегала девица из КлeраОт медведя большого размера;Испытала усталостьИ внезапно скончаласьРазнесчастная дева из Клeра.There was an Old Man of Kildare,Who climbed into a very high chair;When he said, 'Here I staysTill the end of my days,That immovable Man of Kildare.Говорил старичок из Килдера,Сидя в кресле высотном сверх меры:«Не покину сей тронДо скончанья времён!»Недвижимый старик из Килдера.There was an Old Man of New York,Who murdered himself with a fork;But nobody cried,Though he very soon died,For that silly Old Man of New York.Был один старичок из Нью-Йорка;Он пырнул себя вилкой, но горькоТам никто не рыдал,Хоть тотчас дуба далТот чудной старичок из Нью-Йорка.There was an Old Sailor of Compton,Whose vessel a rock it once bump'd on;The shock was so great,That it damaged the pateOf that singular Sailor of Compton.Жил-был старый моряк, житель Комптона,О скалу его судно раскокано;А удар был такой —Повредился башкойТот моряк небывалый из Комптона.

Nonsense Songs, Stories, Botany, and Alphabets, 1871

Бестолковые песни, истории, ботаника и азбуки, 1871

The Owl and the Pussy-Cat

IThe Owl and the Pussy-Cat went to seaIn a beautiful pea-green boat,They took some honey, and plenty of money,Wrapped up in a five pound note.The Owl looked up to the stars above,And sang to a small guitar,'O lovely Pussy! O Pussy my love,What a beautiful Pussy you are,You are,You are!What a beautiful Pussy you are!IIPussy said to the Owl, 'You elegant fowl!How charmingly sweet you sing!O let us be married! too long we have tarried:But what shall we do for a ring?They sailed away, for a year and a day,To the land where the Bong-tree grows;And there in a wood a Piggy-wig stood,With a ring at the end of his nose,His nose,His nose,With a ring at the end of his nose.III'Dear Pig, are you willing to sell for one shillingYour ring? Said the Piggy, 'I will.So they took it away, and were married next dayBy the Turkey who lives on the hill.They dined on mince, and slices of quince,Which they ate with a runcible spoon;And hand in hand, on the edge of the sand,They danced by the light of the moon,The moon,The moon,They danced by the light of the moon.

Совёнок и Кошечка-Киска

IСовёнок и Кошечка-КискаНа лодочке в море уплыли,Кубышку деньжонок и мёду бочонокВ дорогу они захватили.Совёнок запел под звездой ночной,Гитарной струной звеня:«О милая Киса! Любимая мной!Нет прекраснее Кис для меня,Меня,Меня!Нет прекраснее Кис для меня!»IIИ она не таится: «Вы видная птица!С пленительно-нежным баском!Пора пожениться! Довольно томиться —Но где же кольцо мы возьмём?»И плыли они год и сутки одни,И в Бонго-дремучем лесу,В далёком краю, узрели СвиньюС блестящим колечком в носу,Носу,Носу,С блестящим колечком в носу.IIIИ к ней поспешили: «Отдайте за шиллингКолечко!» А Свинка: «Отдам».И назавтра мил друг обвенчал их Индюк,Что жил на холме где-то там.И был обед, и фарш для котлетИ айву ели ложкой чудной;В руке рука, у кромки пескаПлясали они под луной,Луной,Луной,Плясали они под луной.

The Duck and The Kangaroo

ISaid the Duck to the Kangaroo,‘Good gracious! how you hop!Over the fields and the water too,As if you never would stop!My life is a bore in this nasty pond,And I long to go out in the world beyond!I wish I could hop like you!’Said the Duck to the Kangaroo.II‘Please give me a ride on your back!’Said the Duck to the Kangaroo.‘I would sit quite still, and say nothing but “Quack,”The whole of the long day through!And we’d go to the Dee, and the Jelly Bo Lee,Over the land, and over the sea; —Please take me a ride! O do!’Said the Duck to the Kangaroo.IIISaid the Kangaroo to the Duck,‘This requires some little reflection;Perhaps on the whole it might bring me luck,And there seems but one objection,Which is, if you’ll let me speak so bold,Your feet are unpleasantly wet and cold,And would probably give me the roo —Matiz!’ said the Kangaroo.IVSaid the Duck, ‘As I sate on the rocks,I have thought over that completely,And I bought four pairs of worsted socksWhich fit my web-feet neatly.And to keep out the cold I’ve bought a cloak,And every day a cigar I’ll smoke,All to follow my own dear trueLove of a Kangaroo!’VSaid the Kangaroo, ‘I’m ready!All in the moonlight pale;But to balance me well, dear Duck, sit steady!And quite at the end of my tail!’So away they went with a hop and a bound,And they hopped the whole world three times round;And who so happy, – O who,As the Duck and the Kangaroo?

Утка и Кенгуру

IУтка крякнула Кенгуру:«Мой бог! Как прытки вы!По полю, заводи и бугруВы скачете! Я, увы,Жизнь скучную в мелком веду прудуИ оказии вырваться жажду и жду:Скакать, как вы, – по нутру», —Утка крякнула Кенгуру.II«На спину взберусь втихаря, —Утка крякнула Кенгуру, —Ни словца, ни-ни, не скажу, кроме «кря»,Ни утром, ни ввечеру;Полетим мы стремглав к Ди и к Джелли-Бо-Ли,Выше воды и выше земли;Умчите меня – иль умру!» —Утка крякнула Кенгуру.IIIКенгуру ответствовал так:«Это требует размышленья.Быть может, удачу сулит сей шаг,Но видится возраженье,В том, если будем с вами честны,Что лапки у вас мокры, холодны,Подхвачу ненароком я ру —Матиз», – сказал Кенгуру.IVА Утка: «Средь скал и песковВсё обдумала досконально:Накупила потолще носков —Сидят они идеально;И купила пальто, чтоб грело в пути,И добрых сигар хочу я найти;Из любви эти меры беруК милому Кенгуру».VВ ответ Кенгуру: «Ждёт дорога,В небе луна чиста;Но ради баланса держитесь строгоКонца моего хвоста».И пустились они по прямой и кривой,Обскакав троекрат шар земной.И кто счастливей в миру,Чем Утка и Кенгуру?

The Daddy Long-legs and the Fly

IOnce Mr. Daddy Long-legs,Dressed in brown and gray,Walked about upon the sandsUpon a summer's day;And there among the pebbles,When the wind was rather cold,He met with Mr. Floppy Fly,All dressed in blue and gold.And as it was too soon to dine,They drank some Periwinkle-wine,And played an hour or two, or more,At battlecock and shuttledore.IISaid Mr. Daddy Long-legsTo Mr. Floppy Fly,'Why do you never come to court?I wish you'd tell me why.All gold and shine, in dress so fine,You'd quite delight the court.Why do you never go at all?I really think you ought!And if you went, you'd see such sights!Such rugs! Such jugs! and candle-lights!And more than all, the King and Queen,One in red, and one in green!III'O Mr. Daddy Long-legs,Said Mr. Floppy Fly,'It's true I never go to court,And I will tell you why.If I had six long legs like yours,At once I'd go to court!But oh! I can't, because my legsAre so extremely short.And I'm afraid the King and Queen(One in red, and one in green)Would say aloud, “You are not fit,You Fly, to come to court a bit!”IV'O Mr. Daddy Long-legs,Said Mr. Floppy Fly,'I wish you'd sing one little song!One mumbian melody!You used to sing so awful wellIn former days gone by,But now you never sing at all;I wish you'd tell me why:For if you would, the silvery soundWould please the shrimps and cockles round,And all the crabs would gladly comeTo hear you sing, “Ah, hum di Hum”!VSaid Mr. Daddy Long-legs,'I can never sing again!And if you wish, I'll tell you why,Although it gives me pain.For years I cannot hum a bit,Or sing the smallest song;And this the dreadful reason is,My legs are grown too long!My six long legs, all here and there,Oppress my bosom with despair;And if I stand, or lie, or sit,I cannot sing one little bit!VISo Mr. Daddy Long-legsAnd Mr. Floppy FlySat down in silence by the sea,And gazed upon the sky.They said, 'This is a dreadful thing!The world has all gone wrong,Since one has legs too short by half,The other much too long!One never more can go to court,Because his legs have grown too short;The other cannot sing a song,Because his legs have grown too long!VIIThen Mr. Daddy Long-legsAnd Mr. Floppy FlyRushed downward to the foamy seaWith one sponge-taneous cry;And there they found a little boat,Whose sails were pink and gray;And off they sailed among the waves,Far, and far away.They sailed across the silent main,And reached the great Gromboolian plain;And there they play for evermoreAt battlecock and shuttledoor.

Комар-долгоног и Муха-жик

IРаз мистер Комар-долгоног,В буро-сером своём,По прибрежному шёл пескуНевзрачным летним днём.И там средь голышейПри колючем ветре томГлядь – мистер Муха-жик идёт,Весь в сине-золотом.К обеду выпили до днаБутыль цветочного винаИ долго резались потомТо ль в воланбол, то ль в волантон.IIВдруг мистер Комар-долгоногСпросил у Мух-жика:«Что ж при дворе вас не видать?Прошу ответьте-ка.Такой наряд пленяет взгляд,Он создан для двора.Зачем не ходите туда?Пора, давно пора!Там блеск такой, что жаль очей!Ковры! И кубки! Жар свечей!И Королевская Чета,Тот – в красном, и в зелёном – Та!»III«О мистер Комар-долгоног, —Мух-жик в ответ ему, —Не приближаюсь ко двору,Скажу вам почему.Будь у меня шесть ваших ног,Пойти я был бы рад!Но не могу, увы – моиКороче многократ!И Королевская Чета(Тот – в красном, и в зелёном – Та),Боюсь, в сердцах воскликнут вслух:«Не место при дворе для Мух!»IV«О мистер Комар-долгоног, —Мух-жик добавил вдруг, —Зумзутской песенкой своейМой усладите слух!Ужасно славный голосокБыл дан вам одному,Но больше не поёте вы,Скажите почему;Начнёте петь – хрустальный звукПленит креветок всех вокруг,Моллюски, крабы приползут,Чтоб лучше слышать «зум-зу-зут»!VА мистер Комар-долгоног:«Не петь мне уж боле, нет!А почему – открою вам,Хоть это больно мне.Давно не в силах пропищатьЯ песенок простых;А страшная причина всяВ размере ног моих!Они и там, они и тут,Торчат, растут, меня гнетут;И стой, лежи или сиди —Ни звука из твоей груди!»VIИ мистер Комар-долгоногИ Мух, его собрат,Уселись оба у воды,Уставя в небо взгляд.Рядили: «Форменный кошмар!Испорчен мир, когдаКороткая нога – бедаИ длинная – беда!Тот – ко двору уж не ходокКоротких по причине ног;Другой – убил в себе певца,Поскольку нет ногам конца!»VIIТут мистер Комар-долгоногИ мистер Муха-жикВ бурливый кинулись поток,Издав фон-танный крик;Там парусник чего-то ждал,Был розов он и сер;Комар забрался на него,И Муха-жик подсел.Отплыли и достичь смоглиРавнин Громбульянской земли;Досель играют в крае томТо ль в воланболл, то ль в волантонн.

The Jumblies

IThey went to sea in a Sieve, they did,In a Sieve they went to sea;In spite of all their friends could say,On a winter's morn, on a stormy day,In a Sieve they went to sea!And when the Sieve turned round and round,And everyone cried, ‘You'll all be drowned!’They called aloud, ‘Our Sieve ain't big,But we don't care a button! we don't care a fig!In a Sieve we'll go to sea!’Far and few, far and few,Are the lands where the Jumblies live;Their heads are green, and their hands are blue,And they went to sea in a Sieve.IIThey sailed away in a Sieve, they did,In a Sieve they sailed so fast,With only a beautiful pea-green veilTied with a riband by way of a sail,To a small tobacco-pipe mast;And everyone said, who saw them go,‘O won't they be soon upset, you know!For the sky is dark, and the voyage is long,And happen what may, it's extremely wrongIn a Sieve to sail so fast!’Far and few, far and few,Are the lands where the Jumblies live;Their heads are green, and their hands are blue,And they went to sea in a Sieve.IIIThe water it soon came in, it did,The water it soon came in;So to keep them dry, they wrapped their feetIn a pinky paper all folded neat,And they fastened it down with a pin.And they passed the night in a crockery-jar,And each of them said, ‘How wise we are!Though the sky be dark, and the voyage be long,Yet we never can think we were rash or wrong,While round in our Sieve we spin!’Far and few, far and few,Are the lands where the Jumblies live;Their heads are green, and their hands are blue,And they went to sea in a Sieve.IVAnd all night long they sailed away;And when the sun went down,They whistled and warbled a moony songTo the echoing sound of a coppery gong,In the shade of the mountains brown.‘O Timballo! How happy we are,When we live in a Sieve and a crockery-jar,And all night long in the moonlight pale,We sail away with a pea-green sail,In the shade of the mountains brown!’Far and few, far and few,Are the lands where the Jumblies live;Their heads are green, and their hands are blue,And they went to sea in a Sieve.VThey sailed to the Western Sea, they did,To a land all covered with trees,And they bought an Owl, and a useful Cart,And a pound of Rice, and a Cranberry Tart,And a hive of silvery Bees.And they bought a Pig, and some green Jack-daws,And a lovely Monkey with lollipop paws,And forty bottles of Ring-Bo-Ree,And no end of Stilton Cheese.Far and few, far and few,Are the lands where the Jumblies live;Their heads are green, and their hands are blue,And they went to sea in a Sieve.VIAnd in twenty years they all came back,In twenty years or more,And everyone said, ‘How tall they've grown!For they've been to the Lakes, and the Torrible Zone,And the hills of the Chankly Bore.’And they drank their health, and gave them a feastOf dumplings made of beautiful yeast;And everyone said, ‘If we only live,We too will go to sea in a Sieve, —To the hills of the Chankly Bore!’Far and few, far and few,Are the lands where the Jumblies live;Their heads are green, and their hands are blue,And they went to sea in a Sieve.

Джамбли

IПоплыли они в Решете, о да,В Решете по морским волнам;И сколь бы друзья ни судили их,Кинжалящий зимний ветер не стих —В Решете по морским волнам!Когда Решето закружила вода,Вослед им неслось: «Пропадёте! Куда!»«Кораблик мал, – моряки в ответ, —Только нам плевать, нам и горя нет! —В Решете по морским волнам!»Есть земля, искониДжамбли – жители той земли;Зелены головами, руками сини,В Решете в синеморе ушли.IIУплыли они в Решете, о да,В Решете быстро плыли они,И привязанный к трубке табачной платокТрепетал на ветру, как зелёный листок,Был он парусу вроде родни.И каждый, кто их встречал, замечал:«Не ждёт ли вдали печальный причал?Небеса темны, и протяжен путь,И может с лихвою лиха хлебнуть,Кто плывёт в Решете, как они!»Есть земля, искониДжамбли – жители той земли;Зелены головами, руками сини,В Решете в синеморе ушли.IIIПроникла вскоре вода, о да,Проникла туда вода;Обернув розоватой бумажкой ступни,Из воды снова вышли сухими они —Так выходит у них всегда.И, встречая в кувшине рассветный час,Говорили: «Да кто же мудрее нас!Небеса темны, и протяжен путь,Но в безрассудстве себя упрекнутьНе могли мы, плывя, никогда!»Есть земля, искониДжамбли – жители той земли;Зелены головами, руками сини,В Решете в синеморе ушли.IVИ вот уже сутки они в пути,И солнца померкли взоры;И свищут они и поют в унисонМеланхольную песню под гонговый стон,И бурые высятся горы.«О Тимбалло! Счастья достигли вершин!Мы путь в Решете и кувшине вершим,И льётся с небес бледно-лунный поток,И реет на мачте зелёный платок,И бурые высятся горы!»Есть земля, искониДжамбли – жители той земли;Зелены головами, руками сини,В Решете в синеморе ушли.VИ плыли на Запад они, о да,В страну, где лесистый дол,И купили Сову, и Портплед для дорог,И Рису мешок, и Брусничный Пирог,И улей серебряных Пчёл.И купили Свинью, и зелёных Сорок,И Обезьянку с ландринками ног,И сорок бутылок Вина Ринг-Бо-Ри,И Сыру Стилтон мешка два-три.Есть земля, искониДжамбли – жители той земли;Зелены головами, руками сини,В решете в синеморе ушли.VIИ вернулись они, двадцать лет, считай,Морской бороздили простор;И все говорили: «Как подросли!Достигли Озёр, и Ужосной Земли,И дальних холмов Чанкли-Бор!»И пили за них на весёлых пирах,И ели блины на дрожжах и жирах;Мечтали: «До светлого дня доживём —И мы в Решете за моря уплывём,К далёким холмам Чанкли-Бор!»Есть земля, искониДжамбли – жители той земли;Зелены головами, руками сини,В Решете в синеморе ушли.

The Nutcrackers and the Sugar-Tongs

IThe Nutcrackers sate by a plate on the table,The Sugar-tongs sate by a plate at his side;And the Nutcrackers said, 'Don't you wish we were able'Along the blue hills and green meadows to ride?'Must we drag on this stupid existence for ever,'So idle so weary, so full of remorse, —'While every one else takes his pleasure, and never'Seems happy unless he is riding a horse?II'Don't you think we could ride without being instructed?'Without any saddle, or bridle, or spur?'Our legs are so long, and so aptly constructed,'I'm sure that an accident could not occur.'Let us all of a sudden hop down from the table,'And hustle downstairs, and each jump on a horse!'Shall we try? Shall we go! Do you think we are able?The Sugar-tongs answered distinctly, 'Of course!IIISo down the long staircase they hopped in a minute,The Sugar-tongs snapped, and the Crackers said 'crack!The stable was open, the horses were in it;Each took out a pony, and jumped on his back.The Cat in a fright scrambled out of the doorway,The Mice tumbled out of a bundle of hay,The brown and white Rats, and the black ones from Norway,Screamed out, 'They are taking the horses away!IVThe whole of the household was filled with amazement,The Cups and the Saucers danced madly about,The Plates and the Dishes looked out of the casement,The Saltcellar stood on his head with a shout,The Spoons with a clatter looked out of the lattice,The Mustard-pot climbed up the Gooseberry Pies,The Soup-ladle peeped through a heap of Veal Patties,And squeaked with a ladle-like scream of surprise.VThe Frying-pan said, 'It's an awful delusion!The Tea-kettle hissed and grew black in the face;And they all rushed downstairs in the wildest confusion,To see the great Nutcracker-Sugar-tong race.And out of the stable, with screamings and laughter,(Their ponies were cream-coloured, speckled with brown,)The Nutcrackers first, and the Sugar-tongs after,Rode all round the yard, and then all round the town.VIThey rode through the street, and they rode by the station,They galloped away to the beautiful shore;In silence they rode, and 'made no observation',Save this: 'We will never go back any more!And still you might hear, till they rode out of hearing,The Sugar-tongs snap, and the Crackers say 'crack!Till far in the distance their forms disappearing,They faded away. – And they never came back!

Щипцы для орехов и щипцы для конфет

IЩипцы для орехов за скучным обедомСказали соседям, Конфетным Щипцам:«Хотите ли, с вами кататься поедемПо синим холмам и зелёным лугам?Достойно ль влачить эту жизнь безучастно,Глупее, нелепее день ото дня, —Когда остальные блаженствуют, частоСчастливыми кажутся, сев на коня?IIНеужто нельзя обойтись без инструкций?Без сёдел, уздечек и звяканья шпор?Четыре ноги совершенных конструкцийПозволят скакать во весь дух и опор.Соскочить со стола – и забыть о постылом,По лестнице вниз, на коня и вперёд!Рискнём ли? Поедем? Иль нам не по силам?»Щипцы для конфет отвечали: «Идёт!»IIIПо лестнице длинной запрыгали вместе:Одни – «дзинь да дзинь», а другие – «крях-крях»;Конюшню открыли – лошадки на месте,На них взобрались да и вскачь на рысях.Кошак с перепугу взметнулся и скрылся,И прыснули Мыши из сенной копны,Норвежские бурые, чёрные КрысыКричали: «Две лошади уведены!»IVДрузья и соседи пришли в изумленье,Все Чашки и Блюдца пошли ходуном,Тарелки и Блюда в глубоком волненье,Солонка вскричала и стала вверх дном,Зазвякали Ложки, смеясь или плача,Горчичница прыг на Крыжовный Пирог,Половник глядел сквозь Котлетки ТелячьиИ крик удивленья умерить не мог.VКричит Сковородка: «Иллюзия зренья!»А Чайник шипит и чернеет лицом;И все устремляются в жутком смятеньеСледить за великою гонкой Щипцов.А те, не тая восклицаний и смеха(На двух лошадях бледно-пёстрых мастей),От стойла шажком друг за дружкой отъехав,По городу мчались на скорости всей.VIСкакали по улице, мимо вокзала,Галопом по берегу, там и тогдаВ безмолвии полном-то и прозвучало:«Назад не вернёмся уже никогда!»Ещё долетало Щипцов бормотанье,Кряхтенью и звяканью было сродни,Покуда не стёрла фигур очертаньяДалёкая даль. – Не вернулись они!

Calico Pie

ICalico Pie,The little Birds flyDown to the calico tree,Their wings were blue,And they sang 'Tilly-loo!Till away they flew, —And they never came back to me!They never came back!They never came back!They never came back to me!IICalico Jam,The little Fish swam,Over the syllabub sea,He took off his hat,To the Sole and the Sprat,And the Willeby-Wat, —But he never came back to me!He never came back!He never came back!He never came back to me!IIICalico Ban,The little Mice ran,To be ready in time for tea,Flippity flup,They drank it all up,And danced in the cup, —But they never came back to me!They never came back!They never came back!They never came back to me!IVCalico Drum,The Grasshoppers come,The Butterfly, Beetle, and Bee,Over the ground,Around and around,With a hop and a bound, —But they never came back to me!They never came back!They never came back!They never came back to me!

Ситцевый Пай

IСитцевый Пай,Грай Птичьих стайВ синей кружил вышине,Мелькали крыла,«Тилли-лу-тилли-ла!» —Песня вдаль уплыла, —И они не вернулись ко мне!Уже никогда,Уже никогдаОни не вернулись ко мне!IIСитцевый Сок,Плыл ОкунёкПо пуншевопенной волне,Приподняв котелок,Привечал ОкунёкВсех, кого только мог, —Но он не вернулся ко мне!Уже никогда,Уже никогдаОн не вернулся ко мне!IIIСитцевый Чад,Мышата спешатЧайку похлебать в тишине,Испили и в мигВ ту чашечку прыг —Сплясать пару джиг, —Но они не вернулись ко мне!Уже никогда,Уже никогдаОни не вернулись ко мне!IVСитцевый Луг,Кузнечики, Жук,И Пчёлка, и Бабочка с ней —За дружкой дружок,За кругом кружок,И за шагом прыжок, —Но они не вернулись ко мне!Уже никогда,Уже никогдаОни не вернулись ко мне!

Mr. and Mrs. Spikky Sparrow

IOn a little piece of wood,Mr. Spikky Sparrow stood;Mrs. Sparrow sate close by,A-making of an insect pie,For her little children five,In the nest and all alive,Singing with a cheerful smileTo amuse them all the while,Twikky wikky wikky wee,Wikky bikky twikky tee,Spikky bikky bee!IIMrs. Spikky Sparrow said,'Spikky, Darling! in my head'Many thoughts of trouble come,'Like to flies upon a plum!'All last night, among the trees,'I heard you cough, I heard you sneeze;'And, thought I, it's come to that'Because he does not wear a hat!'Chippy wippy sikky tee!'Bikky wikky tikky mee!'Spikky chippy wee!III'Not that you are growing old,'But the nights are growing cold.'No one stays out all night long'Without a hat: I'm sure it's wrong!Mr. Spikky said 'How kind,'Dear! you are, to speak your mind!'All your life I wish you luck!'You are! you are! a lovely duck!'Witchy witchy witchy wee!'Twitchy witchy witchy bee!Tikky tikky tee!IV'I was also sad, and thinking,'When one day I saw you winking,'And I heard you sniffle-snuffle,'And I saw your feathers ruffle;'To myself I sadly said,'She's neuralgia in her head!'That dear head has nothing on it!'Ought she not to wear a bonnet?'Witchy kitchy kitchy wee?'Spikky wikky mikky bee?'Chippy wippy chee?V'Let us both fly up to town!'There I'll buy you such a gown!'Which, completely in the fashion,'You shall tie a sky-blue sash on.'And a pair of slippers neat,'To fit your darling little feet,'So that you will look and feel,'Quite galloobious and genteel!'Jikky wikky bikky see,'Chicky bikky wikky bee,'Twikky witchy wee!VISo they both to London went,Alighting on the Monument,Whence they flew down swiftly – pop,Into Moses' wholesale shop;There they bought a hat and bonnet,And a gown with spots upon it,A satin sash of Cloxam blue,And a pair of slippers too.Zikky wikky mikky bee,Witchy witchy mitchy kee,Sikky tikky wee.VIIThen when so completely drest,Back they flew and reached their nest.Their children cried, 'O Ma and Pa!'How truly beautiful you are!Said they, 'We trust that cold or pain'We shall never feel again!'While, perched on tree, or house, or steeple,'We now shall look like other people.'Witchy witchy witchy wee,'Twikky mikky bikky bee,Zikky sikky tee.

Мистер и миссис Спикки Спэрроу (Воробей)

IНа сучке в тени ветвейМистер Спикки ВоробейС Воробьихою своейТорт готовят из червей —Пять весёлых ВоробьятВ гнёздышке рядком сидят.Мать с улыбкой во весь ротДеткам песенку поёт:«Твикки-викки-викки-ви,Викки-бикки-твикки-ти,Спикки-бикки-би!»IIВдруг жена: «Мой бедный умНынче полон мрачных дум,Что слетаются к нему,Будто мухи на хурму!Прошлой ночью, средь листвы,Всё кашляли, чихали вы;Думала: всё оттого,Что нету шляпы у него!Чиппи-виппи-сикки-ти!Бикки-викки-тикки-ми!Спикки-чиппи-ви!IIIВам и годы – хоть бы хны,Только ночи холодны.Вредно, Спикки, дорогой,Спать с раскрытой головой!»Мистер Спикки ей в ответ:«Добросердней птицы нет!Я желаю вам добра!И ни пуха! ни пера!Виччи-виччи-виччи-ви!Твиччи-виччи-виччи-би!Тикки-тикки-ти!IVЯ и сам терпел страданье,Видя ваших глаз морганье,Слыша хлюпанье-сопенье,Встало дыбом оперенье;Сердце плакало моё:Невралгия у неё!И головке милой зябко!Ей необходима шляпка?Виччи-киччи-киччи-ви?Спикки-викки-микки-би?Чиппи-виппи-чи?VВ город надобно слетать нам!За таким для вас за платьем,Чтоб его по моде местнойПоясок стянул небесный.Пару тапочек к тому жЛюбящий добудет муж,Чтобы выглядеть женеФранковатою вполне!Джикки-викки-бикки-си,Чикки-бикки-викки-би,Твикки-виччи-ви!»VIПоднялись в один момент —В Лондон, там на МонументСели, он такой один,И скорее в магазин;Пару шляп нашли хороших,Платье в меленький горошек,Атласный синий поясокИ пару тапочек для ног.Зикки-викки-микки-би,Виччи-виччи-миччи-ки,Сикки-тикки-ви.VIIРазоделись в пух и прах —И домой на всех парах.Дети хором: «Па и Ма!Вы прекрасны без ума!»А те: «Ни холода, ни болиНе страшны теперь нам боле.Мы выглядеть отныне будемНе хуже, чем другие люди.Виччи-виччи-виччи-ви,Твикки-микки-бикки-би,Зикки-сикки-ти».

The Broom, the Shovel, the Poker and the Tongs

IThe Broom and the Shovel, the Poker and the Tongs,They all took a drive in the Park,And they each sang a song, Ding-a-dong, Ding-a-dong,Before they went back in the dark.Mr. Poker he sate quite upright in the coach,Mr. Tongs made a clatter and clash,Miss Shovel was all dressed in black (with a brooch),Mrs. Broom was in blue (with a sash).Ding-a-dong! Ding-a-dong!And they all sang a song!II'O Shovel so lovely! the Poker he sang,'You have perfectly conquered my heart!'Ding-a-dong! Ding-a-dong! If you're pleased with my song,'I will feed you with cold apple tart!'When you scrape up the coals with a delicate sound,'You enrapture my life with delight!'Your nose is so shiny! your head is so round!'And your shape is so slender and bright!'Ding-a-dong! Ding-a-dong!'Ain't you pleased with my song?III'Alas! Mrs. Broom! sighed the Tongs in his song,'O is it because I'm so thin,'And my legs are so long – Ding-a-dong! Ding-a-dong!'That you don't care about me a pin?'Ah! fairest of creatures, when sweeping the room,'Ah! why don't you heed my complaint!'Must you need be so cruel, you beautiful Broom,'Because you are covered with paint?'Ding-a-dong! Ding-a-dong!'You are certainly wrong!IVMrs. Broom and Miss Shovel together they sang,'What nonsense you're singing today!Said the Shovel, 'I'll certainly hit you a bang!Said the Broom, 'And I'll sweep you away!So the Coachman drove homeward as fast as he could,Perceiving their anger with pain;But they put on the kettle and little by little,They all became happy again.Ding-a-dong! Ding-a-dong!There's an end of my song!

Лопата, щипцы, кочерга и метла

IЛопата, Щипцы, Кочерга и МетлаПоехали на променад.Распевали в пути: «Динь-динь-дон, ла-ла-ла»,Лишь в потёмках вернувшись назад.Господин Кочерёг – строен, прям и пригож,Мистер Щипц – дребезжал тенорком,Мисс Лопата – вся в чёрном (изящная брошь),А Метла – в голубом (с пояском).Динь-динь-дон, ла-ла-ла!Песня вольно текла!II«Лопатка, о златко, – пропел Кочерёг, —Заточили вы сердце в острог!Динь-динь-дон, ла-ла-ла, коли песня мила,Будем яблочный кушать пирог!Вы сгребаете угли, поя «ла-ла-ла», —Жизнь моя восхищенья полна!Ваш носик сияет, головка кругла,И фигурка тонка и стройна!Динь-динь-дон, ла-ла-ла!Песня вам не мила?»IIIВздыхал мистер Щипц: «Леди, миссис Метла,Оттого ль, что ужасно я тощ,Ноги, как вертела – динь-динь-дон, ла-ла-ла! —Вы меня и не ставите в грош?Ах, дивная фея, метя пыль и сор,Ах, как же вы глухи к мольбам!Оттого ли суров и жесток приговор,Что бесцветность неведома вам?Динь-динь-дон, ла-ла-ла!Вы неправы, Метла!»IVМисс Лопата и миссис Метла пели так:«Не слыхали мы песни глупей!»И Лопата: «Примите хороший тумак!»А Метла: «Выметайтесь живей!»Кучер этаких сцен не видал на векуИ лошадок погнал во весь дух;Дома, сев к огоньку и хлебнувши чайку,Как-то все успокоились вдруг.Динь-динь-дон, ла-ла-ла!Песня вся утекла!

The Table and the Chair

ISaid the Table to the Chair,'You can hardly be aware,'How I suffer from the heat,'And from chilblains on my feet!'If we took a little walk,'We might have a little talk!'Pray let us take the air!Said the Table to the Chair.IISaid the Chair to the table,'Now you know we are not able!'How foolishly you talk,'When you know we cannot walk!Said the Table with a sigh,'It can do no harm to try,'I've as many legs as you,'Why can't we walk on two?IIISo they both went slowly down,And walked about the townWith a cheerful bumpy sound,As they toddled round and round.And everybody cried,As they hastened to the side,'See! the Table and the Chair'Have come out to take the air!IVBut in going down an alley,To a castle in a valley,They completely lost their way,And wandered all the day,Till, to see them safely back,They paid a Ducky-quack,And a Beetle, and a Mouse,Who took them to their house.VThen they whispered to each other,'O delightful little brother!'What a lovely walk we've taken!'Let us dine on Beans and Bacon!So the Ducky and the leetleBrowny-Mousy and the BeetleDined and danced upon their headsTill they toddled to their beds.

Стол и Стул

IСтулу Стол признался как-то:«От тебя не скрою факта:Исстрадался от жары,От мороза и хандры!Вот бы погулять вдвоём,Поболтать о том о сём!Ах, пойдём скорей, молю!И отказа не стерплю».IIСтул Столу сказал в ответ:«Знаешь ведь, что ходу нет!Что же глупость городить:Не умеем мы ходить!»Стол, не подавляя вздоха:«Всё ж попробовать неплохо,Восемь ножек на двоих —На двоих пошли своих?»IIIВниз вразвалочку спустилисьИ по городу пустились —Ножек гулкий перестукРассыпается вокруг.Зря процессию такую,Все бежали врассыпную:«Ох, и чудные дела —Мебель из дому ушла!»IVПродвигаясь по аллееК замку белого белее,Перепутали пути,Сутки проплутав почти.Глядь – навстречу Кря-утёнок,Жу-жучок и Пи-мышонок,Те, понятно, не бесплатно,Отвели друзей обратно.VДома Стол и Стул на ушкиВсё шептали дружка дружке:«Как я рад, о милый брат!Был прекрасен променад!»И обед – бекон с бобами —Разделив с тремя гостями,В пляс пошли вниз головойИ в постель – на боковой.

Nonsense Stories

Бестолковые истории

The Story of the Four Little Children Who Went Round the World

Once upon a time, a long while ago, there were four little people whose names were Violet, Slingsby, Guy, and Lionel; and they all thought they should like to see the world. So they bought a large boat to sail quite round the world by sea, and then they were to come back on the other side by land. The boat was painted blue with green spots, and the sail was yellow with red stripes; and when they set off, they only took a small Cat to steer and look after the boat, besides an elderly Quangle-Wangle, who had to cook dinner and make the tea; for which purposes they took a large kettle.

For the first ten days they sailed on beautifully, and found plenty to eat, as there were lots of fish, and they only had to take them out of the sea with a long spoon, when the Quangle-Wangle instantly cooked them, and the Pussy-cat was fed with the bones, with which she expressed herself pleased on the whole, so that all the party were very happy.

During the daytime, Violet chiefly occupied herself in putting salt-water into the churn, while her three brothers churned it violently, in the hope that it would turn into butter, which it seldom, if ever did; and in the evening they all retired into the Tea-kettle, where they all managed to sleep very comfortably, while Pussy and the Quangle-Wangle managed the boat.

After a time they saw some land at a distance; and when they came to it, they found it was an island made of water quite surrounded by earth. Besides that, it was bordered by evanescent isthmusses with a great Gulf-stream running about all over it, so that it was perfectly beautiful, and contained only a single tree, 503 feet high.

When they had landed, they walked about, but found to their great surprise, that the island was quite full of veal-cutlets and chocolate-drops, and nothing else.

So they all climbed up the single high tree to discover, if possible, if there were any people; but having remained on the top of the tree for a week, and not seeing anybody, they naturally concluded that there were no inhabitants, and accordingly when they came down, they loaded the boat with two thousand veal-cutlets and a million of chocolate drops, and these afforded them sustenance for more than a month, during which time they pursued their voyage with the utmost delight and apathy.

After this they came to a shore where there were no less than sixty-five great red parrots with blue tails, sitting on a rail all of a row, and all fast asleep. And I am sorry to say that the Pussy-cat and the Quangle-Wangle crept softly and bit off the tail-feathers of all the sixty-five parrots, for which Violet reproved them both severely.

Notwithstanding which, she proceeded to insert all the feathers, two hundred and sixty in number, in her bonnet, thereby causing it to have a lovely and glittering appearance, highly prepossessing and efficacious.

The next thing that happened to them was in a narrow part of the sea, which was so entirely full of fishes that the boat could go no further; so they remained there about six weeks, till they had eaten nearly all the fishes, which were Soles, and all ready-cooked and covered with shrimp sauce, so that there was no trouble whatever. And as the few fishes that remained uneaten complained of the cold, as well as of the difficulty they had in getting any sleep on account of the extreme noise made by the Arctic Bears and the Tropical Turnspits which frequented the neighbourhood in great numbers, Violet most amiably knitted a small woollen frock for several of the fishes, and Slingsby administered some opium drops to them, through which kindness they became quite warm and slept soundly.

Then they came to a country which was wholly covered with immense Orange-trees of a vast size, and quite full of fruit. So they all landed, taking with them the Tea-kettle, intending to gather some of the Oranges and place them in it. But while they were busy about this, a most dreadfully high wind rose, and blew out most of the Parrot-tail feathers from Violet’s bonnet. That, however, was nothing compared with the calamity of the Oranges falling down on their heads by millions and millions, which thumped and bumped and bumped and thumped them all so seriously that they were obliged to run as hard as they could for their lives, besides that the sound of the Oranges rattling on the Tea-kettle was of the most fearful and amazing nature.

Nevertheless they got safely to the boat, although considerably vexed and hurt; and the Quangle-Wangle’s right foot was so knocked about, that he had to sit with his head in his slipper for at least a week.

This event made them all for a time rather melancholy, and perhaps they might never have become less so, had not Lionel with a most praiseworthy devotion and perseverance, continued to stand on one leg and whistle to them in a loud and lively manner, which diverted the whole party so extremely, that they gradually recovered their spirits, and agreed that whenever they should reach home they would subscribe towards a testimonial to Lionel, entirely made of Gingerbread and Raspberries, as an earnest token of their sincere and grateful infection.

After sailing on calmly for several more days, they came to another country, where they were much pleased and surprised to see a countless multitude of white Mice with red eyes, all sitting in a great circle, slowly eating Custard Pudding with the most satisfactory and polite demeanour.

And as the four Travellers were rather hungry, being tired of eating nothing but Soles and Oranges for so long a period, they held a council as to the propriety of asking the Mice for some of their Pudding in a humble and affecting manner, by which they could hardly be otherwise than gratified. It was agreed therefore that Guy should go and ask the Mice, which he immediately did; and the result was that they gave a Walnut-shell only half full of Custard diluted with water. Now, this displeased Guy, who said, ‘Out of such a lot of Pudding as you have got, I must say you might have spared a somewhat larger quantity!’ But no sooner had he finished speaking than all the Mice turned round at once, and sneezed at him in an appalling and vindictive manner, (and it is impossible to imagine a more scroobious and unpleasant sound than that caused by the simultaneous sneezing of many millions of angry Mice,) so that Guy rushed back to the boat, having first shied his cap into the middle of the Custard Pudding, by which means he completely spoiled the Mice’s dinner.

By-and-by the Four Children came to a country where there were no houses, but only an incredibly innumerable number of large bottles without corks, and of a dazzling and sweetly susceptible blue colour. Each of these blue bottles contained a Blue-Bottle Fly, and all of these interesting animals live continually together in the most copious and rural harmony, nor perhaps in many parts of the world is such perfect and abject happiness to be found. Violet, and Slingsby, and Guy, and Lionel, were greatly struck with this singular and instructive settlement, and having previously asked permission of the Blue-Bottle-Flies (which was most courteously granted), the Boat was drawn up to the shore and they proceeded to make tea in front of the Bottles; but as they had no tea-leaves, they merely placed some pebbles in the hot water, and the Quangle-Wangle played some tunes over it on an Accordion, by which of course tea was made directly, and of the very best quality.

The Four Children then entered into conversation with the Blue-Bottle-Flies, who discoursed in a placid and genteel manner, though with a slightly buzzing accent, chiefly owing to the fact that they each held a small clothes-brush between their teeth which naturally occasioned a fizzy extraneous utterance.

‘Why,’ said Violet, ‘would you kindly inform us, do you reside in bottles? and if in bottles at all, why not rather in green or purple, or indeed in yellow bottles?’

To which questions a very aged Blue-Bottle-Fly answered, ‘We found the bottles here all ready to live in, that is to say, our great-great-great-great-great-grandfathers did, so we occupied them at once. And when the winter comes on, we turn the bottles upside down, and consequently rarely feel the cold at all, and you know very well that this could not be the case with bottles of any other colour than blue.’

‘Of course it could not;’ said Slingsby, ‘but if we may take the liberty of inquiring, on what do you chiefly subsist?’

‘Mainly on Oyster-patties,’ said the Blue-Bottle-Fly, ‘and, when these are scarce, on Raspberry vinegar and Russian leather boiled down to a jelly.’

‘How delicious!’ said Guy.

To which Lionel added, ‘Huzz!’ and all the Blue-Bottle-Flies said ‘Buzz!’

At this time, an elderly Fly said it was the hour of the Evening-song to be sung; and on a signal being given all the Blue-Bottle-Flies began to buzz at once in a sumptuous and sonorous manner, the melodious and mucilaginous sounds echoing all over the waters, and resounding across the tumultuous tops of the transitory Titmice upon the intervening and verdant mountains, with a serene and sickly suavity only known to the truly virtuous. The Moon was shining slobaciously from the star-bespringled sky, while her light irrigated the smooth and shiny sides and wings and backs of the Blue-Bottle-Flies with a peculiar and trivial splendour, while all nature cheerfully responded to the cerulaean and conspicuous circumstances.

In many long-after years, the four little Travellers looked back to that evening as one of the happiest in all their lives, and it was already past midnight, when – the Sail of the Boat having been set up by the Quangle-Wangle, the Tea-kettle and Churn placed in their respective positions, and the Pussy-cat stationed at the Helm – the Children each took a last and affectionate farewell of the Blue-Bottle-Flies, who walked down in a body to the water’s edge to see the Travellers embark.

As a token of parting respect and esteem, Violet made a curtsey quite down to the ground, and stuck one of her few remaining Parrot-tail feathers into the back hair of the most pleasing of the Blue-Bottle-Flies, while Slingsby, Guy, and Lionel offered them three small boxes, containing respectively, Black Pins, Dried Figs, and Epsom Salts: and thus they left that happy shore for ever.

Overcome by their feelings, the Four little Travellers instantly jumped into the Tea-kettle, and fell fast asleep. But all along the shore for many hours there was distinctly heard a sound of severely suppressed sobs, and of a vague multitude of living creatures using their pocket-handkerchiefs in a subdued simultaneous snuffle – lingering sadly along the wallopping waves as the boat sailed farther and farther away from the Land of the Happy Blue-Bottle-Flies.

Nothing particular occurred for some days after these events, except that as the Travellers were passing a low tract of sand, they perceived an unusual and gratifying spectacle, namely, a large number of crabs and crawfish – perhaps six or seven hundred – sitting by the water-side, and endeavouring to disentangle a vast heap of pale pink worsted, which they moistened at intervals with a fluid composed of Lavender-water and White-wine Negus.

‘Can we be of any service to you, O crusty Crabbies?’ said the Four Children.

‘Thank you kindly,’ said the Crabs, consecutively. ‘We are trying to make some worsted Mittens, but do not know how.’

On which Violet, who was perfectly acquainted with the art of mitten-making, said to the Crabs, ‘Do your claws unscrew, or are they fixtures?’

‘They are all made to unscrew,’ said the Crabs, and forthwith they deposited a great pile of claws close to the boat, with which Violet uncombed all the pale pink worsted, and then made the loveliest Mittens with it you can imagine. These the Crabs, having resumed and screwed on their claws, placed cheerfully upon their wrists, and walked away rapidly on their hind-legs, warbling songs with a silvery voice and in a minor key.

After this the four little people sailed on again till they came to a vast and wide plain of astonishing dimensions, on which nothing whatever could be discovered at first; but as the Travellers walked onward, there appeared in the extreme and dim distance a single object, which on a nearer approach and on an accurately cutaneous inspection, seemed to be somebody in a large white wig sitting on an arm-chair made of Sponge Cakes and Oyster-shells. ‘It does not quite look like a human being,’ said Violet, doubtfully; nor could they make out what it really was, till the Quangle-Wangle (who had previously been round the world), exclaimed softly in a loud voice, ‘It is the Co-operative Cauliflower!’

And so in truth it was, and they soon found that what they had taken for an immense wig was in reality the top of the cauliflower, and that he had no feet at all, being able to walk tolerably well with a fluctuating and graceful movement on a single cabbage stalk, an accomplishment which naturally saved him the expense of stockings and shoes.

Presently, while the whole party from the boat was gazing at him with mingled affection and disgust, he suddenly arose, and in a somewhat plumdomphious manner hurried off towards the setting sun, – his steps supported by two superincumbent confidential cucumbers, and a large number of Waterwagtails proceeding in advance of him by three-and-three in a row – till he finally disappeared on the brink of the western sky in a crystal cloud of sudorific sand.

So remarkable a sight of course impressed the Four Children very deeply; and they returned immediately to their boat with a strong sense of undeveloped asthma and a great appetite.

Shortly after this the Travellers were obliged to sail directly below some high overhanging rocks, from the top of one of which, a particularly odious little boy, dressed in rose-coloured knickerbockers, and with a pewter plate upon his head, threw an enormous Pumpkin at the boat, by which it was instantly upset.

But this upsetting was of no consequence, because all the party knew how to swim very well, and in fact they preferred swimming about till after the moon rose, when the water growing chilly, they sponge-taneously entered the boat. Meanwhile the Quangle-Wangle threw back the Pumpkin with immense force, so that it hit the rocks where the malicious little boy in rose-coloured knickerbockers was sitting, when, being quite full of Lucifer-matches, the Pumpkin exploded surreptitiously into a thousand bits, whereupon the rocks instantly took fire, and the odious little boy became unpleasantly hotter and hotter and hotter, till his knickerbockers were turned quite green, and his nose was burned off.

Two or three days after this had happened, they came to another place, where they found nothing at all except some wide and deep pits full of Mulberry Jam. This is the property of the tiny Yellow-nosed Apes who abound in these districts, and who store up the Mulberry Jam for their food in winter, when they mix it with pellucid pale periwinkle soup, and serve it out in Wedgwood China bowls, which grow freely over that part of the country. Only one of the Yellow-nosed Apes was on the spot, and he was fast asleep: yet the Four Travellers and the Quangle-Wangle and Pussy were so terrified by the violence and sanguinary sound of his snoring, that they merely took a small cupful of the Jam, and returned to re-embark in their Boat without delay.

What was their horror on seeing the boat (including the Churn and the Tea-kettle), in the mouth of an enormous Seeze Pyder, an aquatic and ferocious creature truly dreadful to behold, and happily only met with in those excessive longitudes. In a moment the beautiful boat was bitten into fifty-five-thousand-million-hundred-billion bits, and it instantly became quite clear that Violet, Slingsby, Guy, and Lionel could no longer preliminate their voyage by sea.

The Four Travellers were therefore obliged to resolve on pursuing their wanderings by land, and very fortunately there happened to pass by at that moment, an elderly Rhinoceros, on which they seized; and all four mounting on his back, the Quangle-Wangle sitting on his horn and holding on by his ears, and the Pussy-cat swinging at the end of his tail, they set off, having only four small beans and three pounds of mashed potatoes to last through their whole journey.

They were, however, able to catch numbers of the chickens and turkeys, and other birds who incessantly alighted on the head of the Rhinoceros for the purpose of gathering the seeds of the rhododendron plants which grew there, and these creatures they cooked in the most translucent and satisfactory manner, by means of a fire lighted on the end of the Rhinoceros’ back. A crowd of Kangaroos and Gigantic Cranes accompanied them, from feelings of curiosity and complacency, so that they were never at a loss for company, and went onward as it were in a sort of profuse and triumphant procession.

Thus, in less than eighteen weeks, they all arrived safely at home, where they were received by their admiring relatives with joy tempered with contempt; and where they finally resolved to carry out the rest of their travelling plans at some more favourable opportunity.

As for the Rhinoceros, in token of their grateful adherence, they had him killed and stuffed directly, and then set him up outside the door of their father’s house as a Diaphanous Doorscraper.

Рассказ о четырёх малых детях, которые обошли вокруг света

Когда-то, а точнее, давным-давно, были четыре маленьких человечка, звали коих Вайолет, Слингсби, Гай и Лайонел; и однажды они решили, что хорошо было бы повидать мир. И вот купили они большую лодку, чтобы обойти под парусом по морю вокруг всего света, а вернуться с другой стороны уже по суше. Лодка была голубой в зелёный горох, а парус – жёлтый в красную полоску; при отплытии же они взяли с собою только молоденькую Кошечку, сидеть на руле и присматривать за лодкой, да пожившего Хитро-Вангла, в чьи обязанности входило готовить обед и заваривать чай, для каковых целей прихвачен был большой металлический чайник.

Первые десять дней плыли они расчудесно и в еде себе не отказывали, ибо море кишело рыбой и нужно было всего лишь вычерпывать её из воды длинною ложкой, чтобы Хитро-Вангл тут же её и приготовил; и Киска питалась косточками, чем была в общем и целом довольна, так что вся компания блаженствовала.

В дневное время Вайолет преимущественно занималась заливанием солёной воды в маслобойку, а трое её братцев энергично взбивали воду в надежде, что она взобьётся в масло, что крайне редко, но всё же случается; а вечером все забирались в чайник, где и почивали со всеми удобствами, покуда Киска и Хитро-Вангл управлялись с лодкой.

Вскорости увидали они землю вдали, а когда подплыли, то выяснили, что это остров, сделанный из воды и полностью окружённый сушей. К тому же, он был опутан ненадёжными перешейками и обильно омывался Гольфстримом; в общем, был он совершенно прекрасен, а произрастало на нём единственное дерево, 503 футов высотою.

Высадившись, они осмотрели остров и, к великому своему удивлению, выяснили, что весь он усеян телячьими отбивными и шоколадным драже, а больше на нём ничегошеньки нет. И вот все вчетвером вскарабкались они на то самое единственное древо, посмотреть, нету ли каких людей; но, просидев на верхушке не меньше недели и так никого и не высмотрев, они пришли к естественному умозаключению, что никаких обитателей на острове и нет и, следовательно, он необитаем; посему, спустившись, они погрузили в лодку две тысячи отбивных и миллион шоколадных дражинок, каковые припасы и давали им пропитание в течение месяца с лишком, пока они продолжали плавание в полнейшем восторге и апатии.

После этого они подошли к берегу, на коем обитало не менее шестидесяти пяти огромных красных попугаев с синими хвостами, причём все они сидели в ряд на жёрдочке и крепко спали. И как ни печально, но приходится признать, что Киска и Хитро-Вангл тихохонько подкрались и понадёргали перьев из хвостов у всех шестидесяти пяти попугаев; за что Вайолет подвергла обоих суровому порицанию.

Это не помешало ей, однако, воткнуть все перья – числом двести шестьдесят – в свою шляпку, придав последней таким образом совершенно ослепительный вид, чрезвычайно привлекательный и эффектный.

Следующее происшествие произошло с ними в узкой части моря, где было столько рыб, что лодка в них попросту застряла; вот они и провели там около шести недель, покуда не съели почти всех рыбёшек, а это была камбала, готовая и даже политая креветочным соусом, так что они и горя не знали.

А поскольку те немногие рыбки, что остались недоеденными, жаловались на холод, а также на невозможность заснуть ввиду чрезвычайного шума, создаваемого белыми медведями и тропическими вертунами, бесцеремонно шнырявшими по соседству целыми толпами, то Вайолет весьма любезно связала нескольким рыбкам маленькие шерстяные платьица, а Слингсби предложил им опиумных капель; благодаря такой заботе рыбки быстро согрелись и дружно захрапели.

Потом приплыли они в страну, сплошь поросшую огромными апельсиновыми деревьями громадного размера, увешанными спелыми плодами. И вся четвёрка сошла на берег, прихватив свой чайник, дабы наполнить его апельсинами. Но едва они приступили к делу, как поднялся ужасающе ужасный ветер и выдул большинство попугаичьих перьев из шляпки Вайолет. Это, однако, было сущим пустяком в сравнении с градом из миллионов и миллионов апельсинов, кои посыпались на их головы и били и лупили, колотили и молотили по ним по всем с такой яростью, что детям пришлось пуститься наутёк со всех ног, спасая свои жизни; надо ли говорить, что грохот апельсинов по чайнику носил характер до изумления устрашающий.

Тем не менее все благополучно добрались до лодки, хотя были весьма раздражены и изрядно побиты; а правой ноге Хитро-Вангла досталось так, что ему пришлось не меньше недели просидеть, засунув голову в свою тапочку.

Это происшествие ввергло их всех на какое-то время в некую меланхолию, которая так, возможно, никогда бы и не рассеялась, кабы не Лайонел, с похвальнейшей преданностью и стойкостью стоявший на одной ноге и громко насвистывавший для них весьма живой мотивчик, что резко взбодрило всю честную компанию и постепенно привело её в прежнее доброе расположение духа; и все порешили, коли доведётся вернуться домой, на собственные средства воздвигнуть в честь Лайонела скрижаль из имбирного пряника с малиной как серьёзнейшее заражение своей искренней и благодарной признательности.

Проплавав спокойно ещё несколько дней, прибыли они в другую страну, где с удовольствием и удивлением увидели несметные толпы белых Мышей с красными глазами, которые сидели, образовав огромный круг, и неспешно поглощали пудинг с заварным кремом, держа себя при этом крайне церемонно и изысканно.

А поскольку четвёрка путешественников изрядно проголодалась, долгое время питаясь одной только камбалой и апельсинами, то они держали совет относительно уместности выяснения у Мышей, в самой скромной и трогательной до слёз манере, а иначе нечего было и пробовать, не поделятся ли они частью своего пудинга. И было решено направить к Мышам Гая, что он незамедлительно и исполнил; в результате переговоров была получена скорлупка грецкого ореха, лишь наполовину наполненная заварным кремом, разбавленным водою. Это вызвало естественное недовольство у Гая, сказавшего: «От такого здоровенного пудинга, как ваш, смею заметить, можно было бы уделить и побольше». Но не успел он договорить, как Мыши обернулись все разом и чихнули на него в самой ужасной и мстительной манере (а невозможно вообразить более скрубиозного и противного звука, чем тот, что вызван одновременным чиханием многих миллионов злобных Мышей); так что Гай бросился назад к лодке, успев, однако, прежде бросить свою фуражку в самую середину вожделенного пудинга, чем совершенно испортил Мышам трапезу.

Вскоре четверо деток прибыли в страну, где не было ни одного дома, но только невероятное множество больших бутылок без пробок, ослепительно-приятного синего цвета. В каждой из этих синих бутылок сидело по Бутылочной Мухе-Синебрюхе; а все эти прелюбопытные существа постоянно живут вместе в полной гармонии сельского типа: редко в каких уголках мира можно найти столь прекрасное и унизительное счастье. Это уникальное и поучительное поселение прямо-таки поразило Вайолет, Слингсби, Гая и Лайонела; и, предварительно испросив разрешения Синебрюх (каковое было любезнейше дано), они причалили лодку к берегу и приступили к приготовлению чая в непосредственной близости к частоколу бутылок; но поскольку у них не осталось заварки, то они просто бросили в кипяток несколько подвернувшихся под руку камешков-голышей, а Хитро-Вангл сыграл над чайником несколько мелодий на гармонике, в результате каковых действий, понятно, сразу же получился напиток наилучшего качества.

Затем детки вступили в разговор с Синебрюхами, кои вели беседу в спокойной и благородной манере, хотя и с чуть заметным гудящим акцентом, в основном вследствие того факта, что каждая из них сжимала в зубах маленькую платяную щётку, что, естественно, придавало их выговору некую привнесённую шипучесть.

«Не будете ли вы столь любезны сообщить нам, – сказала Вайолет, – почему вы, собственно говоря, квартируете в бутылках; и если уж в бутылках, то отчего же не в зелёных, или, скажем, фиолетовых, или, наконец, не в жёлтых?»

На эти вопросы одна весьма почтенная Синебрюха отвечала: «Мы нашли все эти бутылки пригодными для проживания; то есть, вообще-то, это наши пра-пра-пра-пра-пра-мамухи нашли; ну, мы сразу же в них и вселились. И с наступлением зимы мы переворачиваем бутылки кверху дном и поэтому редко когда мёрзнем; а как вам хорошо известно, это невозможно ни с какими другими бутылками, кроме синих».

«Это уж само собой, – сказал Слингсби. – Но если уж нам позволено касаться любых тем, то чем же вы преимущественно кормитесь?»

«Главным образом пирожками с устрицами, – сказала Синебрюха, – а когда их не хватает, то малиновым уксусом и желе из русской кожи, то есть юфти».

«Вкуснотища!» – воскликнул Гай.

«З-з-з!» – добавил Лайонел. «Ж-ж-ж!» – дружно отозвались Синебрюхи.

В это время пожилая Синебрюха сказала, что пришёл час вечернего песнопения; и был подан сигнал, и все Синебрюхи принялись дружно и согласно жужжать в весьма эффектной и звучной манере; мелодичные и вязкие звуки плыли над водами и эхом отдавались в беспокойных верхушках эфемерных выступов неопределённых и зелёных гор с безмятежной и болезненной учтивостью, присущей лишь истинной добродетели. Луна безбашенно сияла с усыпанного блёстками звёзд неба, а свет её заливал гладкие и блестящие бока, и крылья, и спинки Синебрюх особым и тривиальным великолепием, тогда как вся Природа весело откликалась на эти лазурные и бросающиеся в глаза обстоятельства.

Много лет спустя четыре маленьких путешественника вспоминали этот вечер, как один из счастливейших во всей своей жизни; и уже минула полночь, когда парус лодки был поднят Хитро-Ванглом, чайник и маслобойка помещены в надлежащее место, Киска разместилась у руля и каждый из детей нежно распрощался с Синебрюхами, которые все как одна спустились к кромке воды, дабы воочию видеть отбытие путешественников.

На прощание в знак уважения и признательности Вайолет сделала земной реверанс и воткнула одно из немногих уцелевших попугаичьих перьев в причёску приятнейшей из Синебрюх, тогда как Слингсби, Гай и Лайонел одарили их тремя маленькими коробочками, наполненными, соответственно, чёрными булавками, сушёными фигами и английской солью; вот так они покинули сей счастливый берег навсегда.

Переполненные эмоциями, четверо маленьких путешественников тотчас же запрыгнули в чайник и уснули без задних ног. Но ещё много часов вдоль всего берега были отчётливо слышны звуки сурово подавляемых рыданий и шуршание носовых платков, применяемых несметным множеством живых существ в попытке приглушения одновременных всхлипываний, печально плывшие вдоль плещущих волн, пока лодка всё дальше и дальше уходила от Земли Счастливых Бутылочных Мух-Синебрюх.

В продолжение нескольких дней после описываемых событий ничего примечательного не происходило, не считая того, что, когда путешественники проплывали вдоль низкой песчаной косы, они стали свидетелями необычного и ласкающего глаз зрелища, а именно: многие и многие Крабы и Раки – возможно, сотен шесть или семь – сидели у самой воды и не жалея сил распутывали огромный клубок бледно-розовой пряжи, которую они периодически увлажняли жидкостью, состоящей из смеси лавандовой воды и бело-винного негуса.

«Мы можем чем-нибудь помочь вам, о хрустящие Крабятушки?» – спросили четверо деток.

«Весьма вам признательны, – отвечали Крабы один за другим. – Мы пытаемся связать рукавички, да не знаем как».

На что Вайолет, которая была отлично знакома с искусством вязания рукавиц, сказала Крабам: «Ваши клешни отвинчиваются, или они вставлены намертво?»

«Они все отвинчиваются», – сказали Крабы и незамедлительно сложили большую кучу клешней к самой лодке, а Вайолет расчесала ими всю бледно-розовую шерсть и затем связала из неё самые прекрасные рукавички, какие только можно вообразить. Крабы, вернув и привернув свои клешни на место, бодро натянули рукавички на запястья и быстро удалились на задних ногах, распевая песни серебристыми голосами и в минорной тональности.

После этого четыре маленьких человечка продолжали плавание, пока не достигли обширнейшей равнины пугающих размеров, на которой поначалу вообще ничего не было обнаружено; но по мере продвижения путешественников вперёд на неопределённом, но значительном расстоянии возник некий объект, который при большем приближении и тщательном ощупывании показался кем-то в большом белом парике, сидящим в кресле, сделанном из бисквитов и устричных раковин. «Что-то это не очень похоже на человека», – сказала Вайолет с сомнением; и они так и не могли разобрать, что же это в действительности такое, пока Хитро-Вангл (которому доводилось уже бывать в кругосветках) не воскликнул нежно громким голосом: «Да это ж Кооперативная Цветная Капуста!»

И так оно и оказалось: они вскоре поняли, что принятое ими поначалу за огромный парик в действительности было не что иное, как макушка кочана Цветной Капусты; полное отсутствие ног отнюдь не мешало ему вполне сносно ходить, грациозно раскачиваясь на единственной кочерыжке, – при этом он ещё изрядно экономил на чулках и башмаках.

И вот пока вся компания из лодки глазела на него со смешанным чувством приязни и отвращения, он внезапно поднялся и в несколько плюмдомфиозной манере поспешно затопал в направлении заходящего солнца – нога в ногу с ним шагали два напыщенных доверенных Огурца, а путь ему пролагали тучи Трясогузок, по три плюс три в ряд – пока он наконец не исчез на западном краю неба в кристаллическом облаке потогонного песка.

Столь эффектное зрелище не могло не произвести на четвёрку детей весьма глубокого впечатления; и они тотчас же вернулись к своей лодке с сильным предощущением одышки и зверского аппетита.

Вскоре после этого путешественникам пришлось проплывать непосредственно под некими высокими нависающими скалами, с вершины одной из которых мальчуган препротивного вида, одетый в розовые бриджи и с какой-то оловянной посудиной на голове, запустил в лодку огромной тыквой, от чего та немедленно и перевернулась.

Но этот переворот не имел ни малейших последствий, ибо вся компания обладала отличными плавательными навыками; и, собственно говоря, они в охотку поплескались до восхода луны, когда же вода начала холодать, купальщики спонт-фонтанно вернулись на лодку. Между тем Хитро-Вангл зашвырнул тыкву обратно с такой невероятной силой, что она бухнулась на скалы, где обретался злонамеренный паренёк в розовых бриджах; когда же, будучи буквально набита люцисерными спичками, тыква ненароком разлетелась на тысячу осколков, скалы мгновенно запылали и гнусный мальчонка начал неблагоприятно нагреваться всё бо-, и бо-, и более, пока его бриджи совершенно не позеленели, а нос не подгорел.

Спустя два или три дня после этого происшествия прибыли они в другое место, где не обнаружили ровным счётом ничего, кроме нескольких широких и глубоких ям, доверху наполненных тутовым джемом. Это собственность крошечных Желтоносых Обезьян, кишмя кишащих в этих местах и запасающих тутовый джем для пропитания в зимнее время, когда они смешивают его с прозрачным супом из бледного барвинка и подают в чашах из веджвудского фарфора, которые свободно растут повсюду в тех краях. Из всех Желтоносых Обезьян на месте был единственный Обезьянчик, да и тот спал беспробудным сном; однако его неистовый и кровожадный храп привёл наших путешественников, Хитро-Вангла и Киску в такой ужас, что они зачерпнули только маленькую чашечку джема и поспешили без промедления вернуться к лодке для отплытия.

Каков же был их ужас, когда они увидели свою лодку (вместе с маслобойкой и чайником) в пасти огромадного Морза Глота, аква-свирепого существа, на которое даже смотреть нельзя без содрогания и которое, к счастью, водится только в тех неумеренных долготах! В мгновение ока прекрасная лодка была раскушена на пятьдесят пять тысяч один миллион сто миллиардов кусочков; и сразу же стало яснее ясного, что Вайолет, Слингсби, Гай и Лайонел больше уже никаким образом не могут продолжать свой поход по морю.

И четвёрка путешественников вынуждена была вследствие этого решиться на продолжение своих странствий по суше; и надо же было случиться такому счастью, что в этот самый момент мимо проходил один пожилой Носорог, которого они тут же и обратали; и вся четвёрка уселась ему на спину, Хитро-Вангл сел на рог и держался за уши, а Киска раскачивалась на кончике носорожьего хвоста, и они отправились в путь, имея при себе только четыре маленьких боба и три фунта картофельного пюре на всю оставшуюся дорогу.

Они, однако же, исхитрялись во множестве ловить кур, индюков и прочую птичь, то и дело садившуюся на голову Носорогу с целью сбора семян рододендрона, там произраставшего; и всех этих пернатых они самым деликатным образом приготовляли посредством огня, разведённого на крестце у Носорога. Их сопровождала стая любопытных и самодовольных Кенгуру и гигантских Журавлей; так что у них всегда была компания и они двигались вперёд этакой, как бы сказать, пышной и триумфальной процессией.

Таким образом, меньше чем за восемнадцать недель все благополучно добрались восвояси, где и были встречены восхищёнными родственниками с радостью, разбавленной презрением, и где они в конце концов решили отложить завершение своих туристических планов до лучших времён.

Что же касается Носорога, то в знак их благодарной преданности он был убит и сразу же набит, а затем и выставлен перед дверью их отчего дома в виде этакого превратника или даже привратьника.

The History of The Seven Families of The Lake Pipple-Popple

История семи семейств с озера Пиппл-Поппл

Chapter I. Introductory

In former days, – that is to say, once upon a time, – there lived in the Land of Gramble-Blamble seven families. They lived by the side of the great Lake Pipple-Popple (one of the seven families, indeed, lived in the lake), and on the outskirts of the city of Tosh, which, excepting when it was quite dark, they could see plainly. The names of all these places you have probably heard of; and you have only not to look in your geography-books to find out all about them.

Now, the seven families who lived on the borders of the great Lake Pipple-Popple were as follows in the next chapter.

Глава I. Вводная

В былые дни, – то есть, так сказать, давным-давно, – жили в краю Грамбл-Бламбл семь семейств. Они жили в окрестностях великого озера Пиппл-Поппл (одно из семи семейств, собственно говоря, жило в озере) и в предместьях города Чуш, который они могли видеть как на ладони в любое время суток, исключая самое тёмное. Названия всех этих мест вы, возможно, слышали; только не стоит пытаться узнать о них больше из географических справочников.

Каковы же были те семь семейств, что жили по берегам великого озера Пиппл-Поппл, явствует из следующей главы.

Chapter II. The Seven Families

There was a family of two old Parrots and seven young Parrots.

There was a family of two old Storks and seven young Storks.

There was a family of two old Geese and seven young Geese.

There was a family of two old Owls and seven young Owls.

There was a family of two old Guinea Pigs and seven young Guinea Pigs.

There was a family of two old Cats and seven young Cats.

And there was a family of two old Fishes and seven young Fishes.

Глава II. Семь семейств

Было там семейство из пары старших Попугаев и семи юных Попугайчат.

Было там семейство из пары старших Аистов и семи юных Аистят.

Было там семейство из пары старших Гусей и семи юных Гусят.

Было там семейство из пары старших Сов и семи юных Совят.

Было там семейство из пары старших Морских Свинок и семи юных Морских Свинят.

Было там семейство из пары старших Кошачьих и семи юных Котят.

И было там семейство из пары старших Рыб и семи юных Рыбят.

Chapter III. The Habits of The Seven Families

The Parrots lived upon the Soffsky-Poffsky trees, which were beautiful to behold, and covered with blue leaves; and they fed upon fruit, artichokes, and striped beetles.

The Storks walked in and out of the Lake Pipple-Popple, and ate frogs for breakfast, and buttered toast for tea; but on account of the extreme length of their legs they could not sit down, and so they walked about continually.

The Geese, having webs to their feet, caught quantities of flies, which they ate for dinner.

The Owls anxiously looked after mice, which they caught, and made into sago-puddings.

The Guinea Pigs toddled about the gardens, and ate lettuces and Cheshire cheese.

The Cats sate still in the sunshine, and fed upon sponge biscuits.

The Fishes lived in the lake, and fed chiefly on boiled periwinkles.

And all these seven families lived together in the utmost fun and felicity.

Глава III. Привычки семи семейств

Попугаи жили на Соффски-Поффских деревьях прекрасного вида, покрытых голубыми листьями; а питались они фруктами, артишоками и полосатыми жучками.

Аисты ступали в озеро Пиппл-Поппл и выступали из него и ели на завтрак лягушек, а чай пили с тостами, намазанными маслом; но ввиду исключительной длины своих ног они не могли присесть, поэтому непрерывно вышагивали.

Гуси, перепончатолапчатые, ловили тучи мух, коими и обедали.

Совы сосредоточенно высматривали мышей, а после поимки заправляли ими саговые пудинги.

Морские Свинки похаживали по садам и поёдывали чеширский сыр с листьями латука.

Кошачьи нежились на солнышке и питались бисквитным печеньем.

Рыбы жили в озере и кормились преимущественно варёными улитками.

И все эти семь семейств жили дружно, чрезвычайно весело и счастливо.

Chapter IV. The Children of The Seven Families are Sent Away

One day all the seven fathers and the seven mothers of the seven families agreed that they would send their children out to see the world.

So they called them all together, and gave them each eight shillings and some good advice, some chocolate-drops, and a small green morocco pocket-book to set down their expenses in.

They then particularly entreated them not to quarrel; and all the parents sent off their children with a parting injunction.

“If,” said the old Parrots, “you find a Cherry, do not fight about who should have it.”

“And,” said the old Storks, “if you find a Frog, divide it carefully into seven bits, but on no account quarrel about it.”

And the old Geese said to the seven young Geese, “Whatever you do, be sure you do not touch a Plum-pudding Flea.”

And the old Owls said, “If you find a Mouse, tear him up into seven slices, and eat him cheerfully, but without quarrelling.”

And the old Guinea Pigs said, “Have a care that you eat your Lettuces, should you find any, not greedily, but calmly.”

And the old Cats said, “Be particularly careful not to meddle with a Clangle-Wangle if you should see one.”

And the old Fishes said, “Above all things, avoid eating a blue Boss-Woss; for they do not agree with Fishes, and give them a pain in their toes.”

So all the children of each family thanked their parents; and, making in all forty-nine polite bows, they went into the wide world.

Глава IV. Дети семи семейств выходят в мир

Однажды все семь отцов и семь матерей семи семейств порешили отправить своих отпрысков повидать свет.

И вот собрали они их всех вместе и дали каждому по восемь шиллингов и по доброму совету, понемножку шоколадного драже и по маленькой карманной книжице в зелёном сафьяновом переплёте, для учёта дорожных расходов.

Затем все родители настоятельно просили своих чад не ссориться и дали им на дорогу прощальное родительское напутствие.

«Если, – сказали старшие Попугаи, – доведётся вам найти Вишенку, не вздумайте передраться из-за того, кому она достанется».

«И, – сказали старшие Аисты, – если вы добудете Лягушку, разделите её аккуратно на семь кусочков, но ни за что не ссорьтесь из-за неё».

А старшие Гуси сказали семерым юным Гусятам: «Делайте что хотите, но только не прикасайтесь к Блохе Рождественского Пудинга».

А старшие Совы сказали: «Если найдёте Мыша, разорвите его на семь кусочков и живенько съешьте, но без ругани».

А старшие Морские Свинки сказали: «Позаботьтесь о том, чтобы поглощать Латук, который вам, возможно, удастся найти, не жадно, но с достоинством».

А старшие Кошачьи сказали: «Встретившись ненароком с Кланглом-Ванглом, ни под каким видом не связывайтесь с ним».

А старшие Рыбы сказали: «Ради всего святого избегайте поедания голубых Босс-Воссов, ибо они не усваиваются Рыбами, а только вызывают боль в плавниках».

И все отпрыски всех семейств благодарили своих родителей и, отвесив в общей сложности сорок девять вежливых поклонов, вышли в большой мир.

Chapter V. The History of The Seven Young Parrots

The seven young Parrots had not gone far, when they saw a tree with a single Сherry on it, which the oldest Parrot picked instantly; but the other six, being extremely hungry, tried to get it also. On which all the seven began to fight; and they scuffled,

and huffled,

   and ruffled,

      and shuffled,

         and puffled,

            and muffled,

               and buffled,

                  and duffled,

                     and fluffled,

                        and guffled,

                           and bruffled,

and screamed, and shrieked, and squealed, and squeaked, and clawed, and snapped, and bit, and bumped, and thumped, and dumped, and flumped each other, till they were all torn into little bits; and at last there was nothing left to record this painful incident except the Сherry and seven small green feathers.

And that was the vicious and voluble end of the seven young Parrots.

Глава V. История семи юных Попугайчат

Семеро юных Попугайчат недалеко ушли, когда увидели вишню с единственной ягодкой на ней, каковую старший Попугайчик мгновенно и схватил; но остальные шестеро, будучи анафемски голодны, попытались овладеть ею также. Из-за чего все семеро учинили потасовку, и они дрались,

и брались,

   и врались,

      и грались,

         и жрались,

            и зрались,

               и крались,

                  и мрались,

                     и нрались,

                        и прались,

                           и трались,

при этом вопя, и оря, и визжа, и пища, и когтясь, и щёлкаясь, и кусаясь, и тычась, и биясь, и бросаясь, и колошматя друг дружку до тех пор, пока все они не были разодраны в мелкие кусочки; так что под конец не осталось ни единого свидетельства сего болезненного инцидента, кроме разве той самой Вишенки да семи зелёных пёрышек.

И таков был ужасный и красноречивый конец семерых юных Попугайчат.

Chapter VI. The History of The Seven Young Storks

When the seven young Storks set out, they walked or flew for fourteen weeks in a straight line, and for six weeks more in a crooked one; and after that they ran as hard as they could for one hundred and eight miles; and after that they stood still, and made a himmeltanious chatter-clatter-blattery noise with their bills.

About the same time they perceived a large Frog, spotted with green, and with a sky-blue stripe under each ear.

So, being hungry, they immediately flew at him, and were going to divide him into seven pieces, when they began to quarrel as to which of his legs should be taken off first. One said this, and another said that; and while they were all quarrelling, the Frog hopped away. And when they saw that he was gone, they began to chatter-clatter,

blatter-platter,

   patter-blatter,

      matter-clatter,

         flatter-quatter,

more violently than ever; and after they had fought for a week, they pecked each other all to little pieces, so that at last nothing was left of any of them except their bills.

And that was the end of the seven young Storks.

Глава VI. История семи юных Аистят

Выйдя в путь, семеро юных Аистят в течение четырнадцати недель шли или летели по прямой и ещё шесть недель – по кривой; а после этого они не жалея ног бежали, преодолев сто восемь миль; после чего они остановились и преспокойненько стояли, производя своими клювами хинхронный дребезжаще-грохочаще-стучащий шум.

Примерно в это же время заприметили они упитанного Лягуха, всего в зелёных пятнах и с небесно-голубой полоской под каждым ухом.

И вот, крепко оголодавшие, налетели они на него и совсем уже собирались разделать его на семь кусочков, как тут же и разругались из-за того, какую из его ног оторвать первой. Один сказал – эту, а другой сказал – ту; и пока они так собачились, Лягух ускакал. А увидав, что он удрал, начали они дребезжать-бребезжать,

вребезжать-фребезжать,

   пребезжать-вребезжать,

      гребезжать-бребезжать,

         зрябезжать-крябезжать

пуще прежнего; и продравшись целую неделю, они расклевали друг дружку на мелкие кусочки, так что в конце концов не осталось от них ничего, кроме клювов.

И таков был конец семерых юных Аистят.

Chapter VII. The History of The Seven Young Geese

When the seven young Geese began to travel, they went over a large plain, on which there was but one tree, and that was, a very bad one.

So four of them went up to the top of it, and looked about them; while the other three waddled up and down, and repeated poetry, and their last six lessons in arithmetic, geography, and cookery.

Presently they perceived, a long way off, an object of the most interesting and obese appearance, having a perfectly round body exactly resembling a boiled plum-pudding, with two little wings, and a beak, and three feathers growing out of his head, and only one leg.

So, after a time, all the seven young Geese said to each other, “Beyond all doubt this beast must be a Plum-pudding Flea!”

On which they incautiously began to sing aloud,

“Plum-pudding Flea,Plum-pudding Flea,Wherever you be,Oh! come to our tree,And listen, oh! listen, oh! listen to me!”

And no sooner had they sung this verse than the Plum-pudding Flea began to hop and skip on his one leg with the most dreadful velocity, and came straight to the tree, where he stopped, and looked about him in a vacant and voluminous manner.

On which the seven young Geese were greatly alarmed, and all of a tremble-bemble: so one of them put out his long neck, and just touched him with the tip of his bill; but no sooner had he done this than the Plum-pudding Flea skipped and hopped about more and more, and higher and higher; after which he opened his mouth, and, to the great surprise and indignation of the seven Geese, began to bark so loudly and furiously and terribly, that they were totally unable to bear the noise; and by degrees every one of them suddenly tumbled down quite dead.

So that was the end of the seven young Geese.

Глава VII. История семи юных Гусят

Когда семеро юных Гусят тронулись в путь, оказались они на большой равнине, на коей росло всего одно дерево, да и то весьма чахлое.

И вот четверо из них взобрались на верхушку древа и осмотрелись; а остальные трое в это время шатались вразвалочку взад-вперёд, повторяя стихи и шесть своих последних уроков по арифметике, географии и кулинарии.

И тут они заприметили вдалеке некий объект исключительно интересного и жирного вида, с абсолютно круглым телом, точь-в-точь похожим на готовый рождественский пудинг, с парой крылышек, клювиком, тремя пёрышками, произрастающими из его головы, и на одной ножке.

И вот чуть погодя все семеро Гусят сказали друг дружке: «Вне всякого сомнения эта тварь должна быть Блохой Рождественского Пудинга!»

После чего они безрассудно громко запели:

«Блоха, а Блоха,Не будь же плоха,Приди к нам сюдаПод древо, о да,Послушай, о, слушай, о, слушай сюда!»

И не успели они допеть куплет, как Блоха Рождественского Пудинга запрыгала и заскакала на своей единственной ножке с устрашающей скоростью прямо к дереву, где и остановилась, озираясь по сторонам с отсутствующим и многозначительным видом.

Всем этим семеро юных Гусят были крайне встревожены и сильно задрожены-заброжены: и вот один из них вытянул свою длинную шею и легонько дотронулся до Блохи кончиком клюва; но не успел он этого сделать, как Блоха Рождественского Пудинга заскакала и запрыгала пуще и выше прежнего; после чего раскрыла рот и, к великому изумлению и негодованию семерых Гусят, разразилась таким оглушительным и яростным и ужасающим лаем, что они просто не в состоянии были вынести этого звука и мало-помалу все внезапно свалились замертво.

И таков был конец семерых юных Гусят.

Chapter VIII. The History of The Seven Young Owls

When the seven young Owls set out, they sate every now and then on the branches of old trees, and never went far at one time.

And one night, when it was quite dark, they thought they heard a Mouse; but, as the gas-lamps were not lighted, they could not see him.

So they called out, “Is that a Mouse?”

On which a Mouse answered, “Squeaky-peeky-weeky! yes, it is!”

And immediately all the young Owls threw themselves off the tree, meaning to alight on the ground; but they did not perceive that there was a large well below them, into which they all fell superficially, and were every one of them drowned in less than half a minute.

So that was the end of the seven young Owls.

Глава VIII. История семи юных Совят

Выйдя в путь, семеро юных Совят время от времени присаживались на ветви старых деревьев, причём никогда за один перелёт далеко не залетали.

И однажды ночью, когда было совсем темно, им показалось, что они слышат Мыша; но поскольку газовые фонари не горели, разглядеть его они не могли.

И тогда они закричали: «Это Мыш?»

На что Мыш отвечал: «Сквики-пики-вики! да, это он!»

И мгновенно все юные Совята снялись с дерева, рассчитывая спуститься на землю; но они не разглядели внизу большого колодца, в который они все и попадали, погрузившись на небольшую глубину, и в котором один за другим утонули быстрее чем за полминуты.

И таков был конец семерых юных Совят.

Chapter IX. The History of The Seven Young Guinea Pigs

The seven young Guinea Pigs went into a garden full of goose-berry-bushes and tiggory-trees, under one of which they fell asleep. When they awoke, they saw a large Lettuce, which had grown out of the ground while they had been sleeping, and which had an immense number of green leaves. At which they all exclaimed, —

“Lettuce! O LettuceLet us, O let us,O Lettuce-leaves,O let us leave this tree, and eatLettuce, O let us, Lettuce-leaves!”

And instantly the seven young Guinea Pigs rushed with such extreme force against the Lettuce-plant, and hit their heads so vividly against its stalk, that the concussion brought on directly an incipient transitional inflammation of their noses, which grew worse and worse and worse and worse, till it incidentally killed them all seven.

And that was the end of the seven young Guinea Pigs.

Глава IX. История семи юных Морских Свинят

Семеро юных Морских Свинят прибежали в сад, заросший кустами крыжовня и деревьями тиггоря, под одним из которых они и заснули. Пробудившись, обнаружили они большой кочан Латука с несметным числом зелёных листочков, который вырос как из-под земли, пока они спали. На что они дружно воскликнули:

«Латук, о Латук,Позволь, милый друг,Позволь нам, Латучек,Съесть несколько штучекЛисточков, позволь, о Латучек!»

И тут же семеро Морских Свинят очертя голову бросились на кочан Латука, при этом врезавшись в его кочерыжку головами с такой силой, что столкновение сразу же вызвало переходное воспаление их носов, которое уси-, и уси-, и уси-, и усиливалось, покуда случайно не убило всех семерых.

И таков был конец семерых юных Морских Свинят.

Chapter X. The History of The Seven Young Cats

The seven young Cats set off on their travels with great delight and rapacity. But, on coming to the top of a high hill, they perceived at a long distance off a Clangle-Wangle (or, as it is more properly written, Clangel-Wangel); and, in spite of the warning they had had, they ran straight up to it.

(Now, the Clangle-Wangle is a most dangerous and delusive beast, and by no means commonly to be met with. They live in the water as well as on land, using their long tail as a sail when in the former element. Their speed is extreme; but their habits of life are domestic and superfluous, and their general demeanor pensive and pellucid. On summer evenings, they may sometimes be observed near the Lake Pipple-Popple, standing on their heads, and humming their national melodies. They subsist entirely on vegetables, excepting when they eat veal or mutton or pork or beef or fish or saltpetre.)

The moment the Clangle-Wangle saw the seven young Cats approach, he ran away; and as he ran straight on for four months, and the Cats, though they continued to run, could never overtake him, they all gradually died of fatigue and exhaustion, and never afterwards recovered.

And this was the end of the seven young Cats.

Глава X. История семи юных Котят

Семеро юных Котят пустились в странствия с большим восторгом и охотою. Но, поднявшись на вершину высокого холма, заприметили они в отдалении Клангла-Вангла (хотя правильнее писать Клангела-Вангела); и, забыв про полученное предостережение, побежали прямо к нему.

(В наши дни Клангл-Вангл – самый опасный и иллюзорный зверь, с которым обычно нереально встретиться. Они живут как в воде, так и на суше, причём в первой среде пользуются своим длинным хвостом, как парусом. Перемещаются они с невероятной скоростью, однако образ жизни ведут излишне домашний и поведения, в общем, раздумчивого и чистого. Летними вечерами их можно наблюдать стоящими на голове и мурлыкающими свои национальные мелодии. Питаются они исключительно овощами, кроме тех периодов, когда едят телятину, или баранину, или свинину, или говядину, или рыбу, или селитру).

Увидев приближение семерых юных Котят, Клангл-Вангл тут же пустился наутёк; и поскольку он бежал четыре месяца без остановки, то Котята, хотя тоже не останавливались, так и не могли за ним угнаться и постепенно все поумирали от усталости и истощения и никогда уже больше не восстановились.

И таков был конец семерых юных Котят.

Chapter XI. The History of The Seven Young Fishes

The seven young Fishes swam across the Lake Pipple-Popple, and into the river, and into the ocean; where, most unhappily for them, they saw, on the fifteenth day of their travels, a bright-blue Boss-Woss, and instantly swam after him. But the Blue Boss-Woss plunged into a

perpendicular,

   spicular,

      orbicular,

         quadrangular,

            circular depth of soft mud;

where, in fact, his house was.

And the seven young Fishes, swimming with great and uncomfortable velocity, plunged also into the mud quite against their will, and, not being accustomed to it, were all suffocated in a very short period.

And that was the end of the seven young Fishes.

Глава XI. История семи юных Рыбят

Семеро юных Рыбят по озеру Пиппл-Поппл переплыли в реку, а затем в океан; где, к своему великому несчастью, увидели, на пятнадцатый день странствий, ярко-голубого Босс-Восса и сразу же припустились за ним. Но Голубой Босс-Вocc нырнул в

перпендикулярную,

   спикулярную,

      круглярную,

         четырёхуголярную,

            округлярную глубь мягкой тины,

где, собственно говоря, и было его жилище.

И семеро юных Рыбят, которые плыли с невероятной и некомфортной скоростью, тоже нырнули в ту же тину совершенно против своей воли и, не бывши к ней приспособленными, все в ней и задохнулись в самый короткий срок.

И таков был конец семерых юных Рыбят.

Chapter XII. Of What Occurred Subsequently

After it was known that

the seven young Parrots,

and the seven young Storks,

and the seven young Geese,

and the seven young Owls,

and the seven young Guinea Pigs,

and the seven young Cats,

and the seven young Fishes,

were all dead, then the Frog, and the Plum-pudding Flea, and the Mouse, and the Clangle-Wangle, and the Blue Boss-Woss, all met together to rejoice over their good fortune. And they collected the seven feathers of the seven young Parrots, and the seven bills of the seven young Storks, and the Lettuce, and the Cherry; and having placed the latter on the Lettuce, and the other objects in a circular arrangement at their base, they danced a hornpipe round all these memorials until they were quite tired; after which they gave a tea-party, and a garden-party, and a ball, and a concert, and then returned to their respective homes full of joy and respect, sympathy, satisfaction, and disgust.

Глава XII. О том, что случилось потом

Когда же распространилась весть о том, что

семь юных Попугайчат,

и семь юных Аистят,

и семь юных Гусят,

и семь юных Совят,

и семь юных Морских Свинят,

и семь юных Котят,

и семь юных Рыбят

все перемёрли, тогда Лягух, и Блоха Рождественского Пудинга, и Мыш, и Клангл-Вангл, и Голубой Босс-Восс сошлись все вместе, чтобы отпраздновать свою невиданную удачу. И они собрали семь пёрышек семи юных Попугайчат, и семь клювиков семи юных Аистят, и Латук, и Вишенку; и, положив последнюю на лист Латука, а прочие предметы разложив по кругу на месте встречи, они пустились в пляс и отплясывали грубый матросский танец вокруг всех этих реликвий до упаду; после чего они закатили чаепитие, и вечеринку в саду, и бал, и концерт, а потом вернулись каждый в свой дом, переполненные радостью и уважением, симпатией, удовлетворением и отвращением.

Chapter XIII. Of What Became of The Parents of The Forty-Nine Children

But when the two old Parrots,

and the two old Storks,

and the two old Geese,

and the two old Owls,

and the two old Guinea Pigs,

and the two old Cats,

and the two old Fishes,

became aware, by reading in the newspapers, of the calamitous extinction of the whole of their families, they refused all further sustenance; and, sending out to various shops, they purchased great quantities of Cayenne pepper and brandy and vinegar and blue sealing-wax, besides seven immense glass bottles with air-tight stoppers. And, having done this, they ate a light supper of brown-bread and Jerusalem artichokes, and took an affecting and formal leave of the whole of their acquaintance, which was very numerous and distinguished and select and responsible and ridiculous.

Глава XIII. О том, что сталось с родителями сорока девяти детей

Но когда пара старших Попугаев,

и пара старших Аистов,

и пара старших Гусей,

и пара старших Сов,

и пара старших Морских Свинок,

и пара старших Кошачьих,

и пара старших Рыб

узнали из газет о столь трагическом угасании всех своих родов, они отказались от любых попыток поддержания дальнейшего существования посредством питания и послали закупить в разных магазинах неимоверные количества кайенского перца, и бренди, и уксуса, и синего сургуча, помимо семи огромадных стеклянных бутылей с плотно пригнанными затычками. А содеяв это, они съели лёгкий ужин из чёрного хлеба с топинамбуром и трогательно и формально распрощались со всеми своими знакомыми, кои были весьма многочисленны, и изысканны, и избранны, и дисциплинированны, и смехотворны.

Chapter XIV. Conclusion

And after this they filled the bottles with the ingredients for pickling, and each couple jumped into a separate bottle; by which effort, of course, they all died immediately, and became thoroughly pickled in a few minutes; having previously made their wills (by the assistance of the most eminent lawyers of the district), in which they left strict orders that the stoppers of the seven bottles should be carefully sealed up with the blue sealing-wax they had purchased; and that they themselves, in the bottles, should be presented to the principal museum of the city of Tosh, to be labelled with parchment or any other anti-congenial succedaneum, and to be placed on a marble table with silver-gilt legs, for the daily inspection and contemplation, and for the perpetual benefit, of the pusillanimous public.

And if you ever happen to go to Gramble-Blamble, and visit that museum in the city of Tosh, look for them on the ninety-eighth table in the four hundred and twenty-seventh room of the right-hand corridor of the left wing of the central quadrangle of that magnificent building; for, if you do not, you certainly will not see them.

Глава XIV. Заключительная

И после этого они наполнили бутыли ингредиентами для маринования, и каждая пара запрыгнула в отдельную бутыль; вследствие каковых усилий все они, разумеется, немедленно скончались и за пару минут полностью промариновались; заблаговременно же они составили завещания (при содействии наиболее видных юристов округи), в коих оставили строгие указания насчёт того, что затычки семи бутылей должны быть тщательно залиты тем самым предусмотрительно закупленным синим сургучом; и что сами они, в бутылях, должны быть доставлены в главный музей города Чуш и, с наклеенными ярлычками из пергамента или любого другого неподходящего заменителя, выставлены на мраморном столе с посеребрёнными ножками для ежедневного созерцания и изучения и к вечной пользе малодушной публики.

А буде вам когда-либо доведётся побывать в Грамбл-Бламбле и посетить помянутый музей в городе Чуш, ищите их на девяносто восьмом столе в четыреста двадцать седьмой комнате правостороннего коридора левого крыла центрального четырёхугольника сего величественного здания; в противном случае вам их не видать как своих ушей.

Nonsense Cookery

Extract from the Nonsense Gazette, for August, 1870.

Our readers will be interested in the following communications from our valued and learned contributor, Professor Bosh, whose labours in the fields of Culinary and Botanical science, are so well known to all the world. The first three Articles richly merit to be added to the Domestic cookery of every family; those which follow, claim the attention of all Botanists, and we are happy to be able through Dr. Bosh's kindness to present our readers with illustrations of his discoveries. All the new flowers are found in the valley of Verrikwier, near the lake of Oddgrow, and on the summit of the hill Orfeltugg.

Three receipts for domestic cookery

To Make an Amblongus Pie

Take 4 pounds (say 4 1/2 pounds) of fresh Amblongusses, and put them in a small pipkin.

Cover them with water, and boil them for 8 hours incessantly; after which add 2 pints of new milk, and proceed to boil for 4 hours more.

When you have ascertained that the Amblongusses are quite soft, take them out, and place them in a wide pan, taking care to shake them well previously.

Grate some nutmeg over the surface, and cover them carefully with powdered gingerbread, curry-powder, and a sufficient quantity of Cayenne pepper.

Remove the pan into the next room, and place it on the floor. Bring it back again, and let it simmer for three-quarters of an hour. Shake the pan violently till all the Amblongusses have become of a pale purple color.

Then, having prepared the paste, insert the whole carefully; adding at the same time a small pigeon, 2 slices of beef, 4 cauliflowers, and any number of oysters.

Watch patiently till the crust begins to rise, and add a pinch of salt from time to time.

Serve up in a clean dish, and throw the whole out of window as fast as possible.

To Make Crumbobblious Cutlets

Procure some strips of beef, and, having cut them into the smallest possible slices, proceed to cut them still smaller, – eight, or perhaps nine times.

When the whole is thus minced, brush it up hastily with a new clothes-brush, and stir round rapidly and capriciously with a salt-spoon or a soup-ladle.

Place the whole in a saucepan, and remove it to a sunny place, – say the roof of the house, if free from sparrows or other birds, – and leave it there for about a week.

At the end of that time add a little lavender, some oil of almonds, and a few herring-bones; and then cover the whole with 4 gallons of clarified Crumbobblious sauce, when it will be ready for use.

Cut it into the shape of ordinary cutlets, and serve up in a clean table-cloth or dinner-napkin.

To Make Gosky Patties

Take a pig three or four years of age, and tie him by the off hind-leg to a post. Place 5 pounds of currants, 3 of sugar, 2 pecks of peas, 18 roast chestnuts, a candle, and 6 bushels of turnips, within his reach: if he eats these, constantly provide him with more.

Then procure some cream, some slices of Cheshire cheese, 4 quires of foolscap paper, and a packet of black pins. Work the whole into a paste, and spread it out to dry on a sheet of clean brown waterproof linen.

When the paste is perfectly dry, but not before, proceed to beat the pig violently with the handle of a large broom. If he squeals, beat him again.

Visit the paste and beat the pig alternately for some days, and ascertain if, at the end of that period, the whole is about to turn into Gosky Patties.

If it does not then, it never will; and in that case the pig may be let loose, and the whole process may be considered as finished.

Бестолковая Кулинария

Из «Нонсенс Газетт» за август 1870 г.

Наших читателей несомненно заинтересуют нижеследующие сообщения от нашего уважаемого высокоучёного автора, профессора Боша, чьи труды в области Кулинарии и Ботанической науки столь хорошо известны всему миру. Первые три Статьи вполне достойны внесения в Поваренную книгу каждой семьи; те же, что последуют далее, привлекут внимание всех Ботаников, и мы счастливы, что имеем возможность, пользуясь добротой доктора Боша, познакомить наших читателей с примерами его открытий. Все новые цветы обнаружены в долине Ферриквир, близ озера Оддгроу и на вершине холма Орфелтугг.

Три рецепта для домашней стряпни

Пирог с амблонгусами

Возьмите 4 (ну, или 4 1/2) фунта свежих амблонгусов и положите их в маленький глиняный горшочек.

Залейте их водою и кипятите в течение 8 часов непрерывно; после чего добавьте 2 пинты свежего молока и продолжайте кипятить ещё 4 часа.

Установив, что амблонгусы приобрели достаточную мягкость, выньте их и поместите в широкую кастрюлю, позаботившись прежде хорошенько их встряхнуть.

Натрите на поверхность амблонгусов немного мускатного ореха и аккуратно присыпьте их толчёными имбирными пряниками, порошком карри и достаточным количеством кайенского перца.

Отнесите кастрюлю в соседнюю комнату и поставьте на пол. Принесите обратно и варите на медленном огне три четверти часа. Энергично трясите кастрюлю до тех пор, пока все амблонгусы не приобретут бледно-фиолетового оттенка.

Затем, подготовив тесто, аккуратно начините его полученной массой, одновременно добавив небольшого голубя, 2 ломтика говядины, 4 головки цветной капусты и устриц без ограничения.

Терпеливо ждите, пока не начнёт появляться корочка, не забывая время от времени добавлять щепотку соли.

Разложите на чистом блюде и как можно скорее выкиньте всё в окно.

Крошкоблезлые котлеты

Возьмите несколько кусочков говядины и, максимально измельчив их, продолжайте мельчить всё больше – восьми – или даже девятикратно.

Когда всё будет таким образом изрублено, быстренько расчешите полученное новой платяной щёткой и хорошенько размешайте ложечкой для соли или половником.

Поместите полученное в кастрюлю и поставьте её на солнце, – скажем, на крышу дома, если на ней нет воробьёв или каких других птиц, – и оставьте её там примерно на неделю.

По истечении этого срока добавьте немного лаванды, чуточку миндального масла и несколько селёдочных костей; затем залейте всё 4 галлонами крошкоблезлого соуса, и блюдо готово к употреблению.

Придайте полученной массе форму обычных котлет и подавайте на чистой скатерти или на обеденной салфетке.

Пирогоски

Возьмите свина лет трёх-четырёх и привяжите его к столбу за крайнюю заднюю ногу. Поместите 5 фунтов изюму, 3 – сахару, 2 кучи гороху, 18 жареных каштанов, свечу и 6 бушелей репы в пределах его досягаемости и по мере поедания припасов постоянно поставляйте ему новые.

Затем возьмите немного сливок, несколько ломтиков чеширского сыра, 4 дести писчей бумаги и пакет чёрных кнопок. Переработайте всё в пасту и размажьте её для просушки на куске чистой коричневой парусины.

Когда паста полностью высохнет, но не прежде, начинайте яростно метелить свина ручкой большой метлы. Если он будет визжать, отметельте его ещё разок.

Приглядывайте за пастой и лупцуйте свина поочерёдно в течение нескольких дней и установите, не готово ли всё в конце концов превратиться-таки в пирогоски.

Если не готово, то и никогда уже не будет готово; и в этом случае свина можно со спокойной душой отпустить и весь процесс считать законченным.

Nonsense Botany

Бестолковая ботаника

Bottlephorkia SpoonifoliaБутылевилкия ЛожколистаяSmalltoothcombia DomesticaМелкозубогребёнкия ДомашникаBluebottlia BuzztilentiaСинемухия ЖужжилентияPollybirdia SingularisПопкоптичия SingularisPhattfacia StupendaТолсторожия ИзумительнаяPlumbunnia NutritiosaИзюмобулкия ПитательниозаManypeeplia UpsidowniaМноголюдия КверхногамияGuittara PensilisГиттара ВисячисCockatooca SuperbaКакадука ПревосходнаяBaccopipia GracilisТабакотрубкия ГрацилисFishia MarinaРыбия МорскинаPiggiawiggia PyramidalisПодсвинкия Пирамидальная

Nonsense Alphabets

Бестолковая азбука

AA was an antWho seldom stood still,And who made a nice houseIn the side of a hill.aNice little ant!ММ – муравей,Подвижный весьма,Он домик воздвигНа склоне холма.мМил муравей!BB was a bookWith a binding of blue,And pictures and storiesFor me and for you.bNice little book!ТТ – это том:Переплёт голубой,Картинки, рассказыДля нас лишь с тобой.тМиленький том!CC was a catWho ran after a rat;But his courage did failWhen she seized on his tail.cCrafty old cat!КК – это кот,Он крыс стережёт;Цап крыса за хвост —Трепещет прохвост.кХитр старый кот!DD was a duckWith spots on his back,Who lived in the water,And always said ‘Quack!’dDear little duck!УУ – это утка,Вся в пятнах спина,В воде обитаетИ крякать должна.уСлавная утка!EE was an elephant,Stately and wise:He had tusks and a trunk,And two queer little eyes.eOh, what funny small eyes!СС – это слон,Могуч и умён:Есть бивни и хобот,И с глазками он.сО, с глазками он!FF was a fishWho was caught in a net;But he got out again,And is quite alive yet.fLively young fish!ОО – окунёк,Грубо пойманный в сеть;Но сбежал он оттуда,Жив и жить будет впредь.оМил окунёк!GG was a goatWho was spotted with brown:When he did not lie stillHe walked up and down.gGood little goat!КК был козёлВесь в бурых пятнах:Когда он не лежал,Ходил туда-обратно.кСлавный козёл!HH was a hatWhich was all on one side;Its crown was too high,And its brim was too wide.hOh, what a hat!ШШ – это шляпаКривая, чья тульяНе в меру высокаИ широки поля.шО, что за шляпа!II was some iceSo white and so nice,But which nobody tasted;And so it was wasted.iAll that good ice!ПП был пломбир,Не знал вкуснее мир,Никто не ел, однако,Пропал пломбир, бедняга.пВесь тот пломбир!JJ was a jackdawWho hopped up and downIn the principal streetOf a neighboring town.jAll through the town!ГГ – это галка,Что скачет налегкеПо улице центральнойВ соседнем городке.гВ том городке!KK was a kiteWhich flew out of sight,Above houses so high,Quite into the sky.kFly away, kite!ЗЗ был воздушный змей,Он воспарил, ей-ей,Превыше облаковИ в небе был таков.зПрощевай, змей!LL was a lightWhich burned all the night,And lighted the gloomOf a very dark room.lUseful nice light!ОО был огонь,Горел ночью он,Всю ночь освещалОчень мрачный подвал.оПолезный огонь!MM was a millWhich stood on a hill,And turned round and roundWith a loud hummy sound.mUseful old mill!ВВ был ветряк,Вращал он крылья так,Что на боку холмаСтоял, шумя весьма.вЦенный ветряк!NN was a netWhich was thrown in the seaTo catch fish for dinnerFor you and for me.nNice little net!СС – это сеть,Закинувши в волну,Мы ею поймалиРыбёшку не одну.сСлавная сеть!OO was an orangeSo yellow and round:When it fell off the tree,It fell down to the ground.oDown to the ground!АА – жёлтый апельсин,И круглый, и сочный:Он с дерева упал —Попал на землю точно.аНа землю точно!PP was a pig,Who was not very big;But his tail was too curly,And that made him surly.pCross little pig!ПП – порося,Невеликая вся;Хвост у ней крючковат,А видок мрачноват.пЗла порося!QQ was a quailWith a very short tail;And he fed upon cornIn the evening and morn.qQuaint little quail!КК – один куропат,Чей хвост коротковат;Днём ли, ночью – равноЗнай клюёт он зерно.кЧудной куропат!RR was a rabbit,Who had a bad habitOf eating the flowersIn gardens and bowers.rNaughty fat rabbit!КК – это кролик,Несносный цветоголик:Цветочки любит – есть ихВ садочках и поместьях.кЖирненький кролик!SS was the sugar-tongs,Nippity-nee,To take up the sugarTo put in our tea.sNippity-nee!ЩЩ – это щипчики,Для сахара, чай,Кусочек прихватишьИ сразу же в чай.щЩипчики, чай!TT was a tortoise,All yellow and black:He walked slowly away,And he never came back.tTorty never came back!ЧЧ – черепашек,Он чёрен и жёлт:Лениво ушёл он,А взад не пришёл.чЧеря взад не пришёл!UU was an urnAll polished and bright,And full of hot waterAt noon and at night.uUseful old urn!ЧЧ – это чайник,Блесящ и пузат,Горячую водуВсегда в нём хранят.чЭто же чайник!VV was a villaWhich stood on a hill,By the side of a river,And close to a mill.vNice little villa!ВВ – это виллаНа склоне холмаИ от мельницы старойБлизенько весьма.вМилая вилла!WW was a whaleWith a very long tail,Whose movements were franticAcross the Atlantic.wMonstrous old whale!КК было китомС длиннющим хвостом,Взрезавшим гигантскийПростор океанский.кУжасным китом!XX was King Xerxes,Who, more than all Turks, isRenowned for his fashionOf fury and passion.xAngry old Xerxes!КК – царь восточный Ксеркс,Он тюрков прочих всех-сИзвестен больше злобой,Манерою особой.кЗлой старый Ксеркс!YY was a yew,Which flourished and grewBy a quiet abodeNear the side of a road.yDark little yew!ТТ – тёмный тис,Что рос, тянулся ввысь,Где домик был убогийУ самой у дороги.тТенистый тис!ZZ was some zinc,So shiny and bright,Which caused you to winkIn the sun's merry light.zBeautiful zinc!ММ – белый металл,Блескучий в лучах,И всякий моргалОт блеска в очах.мЦинк, славный металл!AA was once an apple-pie,Pidy, Widy, Tidy, Pidy, Nice insidy,Apple-pie!ЯЯ был яблочный пирог,Пайди, Вайди, Аккурайди,Яблочный пирог!BB was once a little bear,Beary, Wary, Hairy, Beary, Taky cary,Little bear!ММ – прелестный медвежок,Бери, Вери, Двери, Звери, Распрелестный медвежок!CC was once a little cake,Caky, Baky, Maky, Caky, Taky caky,Little cake!КК – хороший крошка-кекс,Кекси, Бекси, Мекси, Кекси, Тексикекси, Крошка-кекс!DD was once a little doll,Dolly, Molly, Polly, Nolly, Nursy dolly,Little doll!КК – хорошенькая кукла,Кукли, Букли, Пукли, Тукли,Прехорошенькая кукла!EE was once a little eel,Eely, Weely, Peely, Eely, Twirly, tweely,Little eel!УУ – какой-то угорёк,Ели, Пили, Били, Или, Твёрли твили,Угорёк!FF was once a little fish,Fishy, Wishy, Squishy, Fishy, In a dishy,Little fish!РР был маленький рыбец,Фиши, Виши, Сквиши, Фиши, Тиши,Маленький рыбец!GG was once a little goose,Goosy, Moosy, Boosey, Goosey,Waddly-woosy, Little goose!ГГ – малюсенький гусёк,Гуси, Муси, Буси, Пуси, Вуси,Крошечный гусёк!HH was once a little hen,Henny, Chenny, Tenny, Henny. Eggsyny,Little hen!ЦЦ был маленький цыплок,Хени, Чени, Яйце-эни, Тени,Маленький цыплок!II was once a bottle of inkInky, Dinky, Thinky, Inky, Blacky minky,Bottle of ink!ЧЧ – бутылочка чернил,Инки, Динки, Тинки, Инки, Блэк,Бутылочка чернил!JJ was once a jar of jam,Jammy, Mammy, Clammy, Jammy, Sweety, swammy,Jar of jam!ДД – в какой-то банке джем,Джемми, Мэмми, Клэмми, Джемми,В баночке какой-то джем!KK was once a little kite,Kity, Whity, Flighty, Kity, Out of sighty,Little kite!ЗЗ – один воздушный змей,Кайти, Вайти, Не видайти, Улетай,Воздушный змей!LL was once a little lark,Larky, Marky, Harky, Larky, In the parky,Little lark!ЖЖ – малютка жаворон,Ларки, Марки, Харки, В парки,Этот крошка жаворон!MM was once a little mouse,Mousy, Bousy, Sousy, Mousy, In the housy,Little mouse!ММ – малюсенькая мышь,Мауси, Бауси, Сауси, Мауси, В хаоси,Мелкая мышь!NN was once a little needle,Needly, Tweedly, Threedly, Needly, Wisky, wheedly,Little needle!ИИ – тончайшая игла,Игли, Фигли, Мигли, Игли, Виски,Тонкая игла!OO was once a little owl,Owly, Prowly, Howly, Owly, Browny fowly,Little owl!СС – некрупная сова,Словли, Пловли, Сновли, Словли, Кровли,Мелкая сова!PP was once a little pump,Pumpy, Slumpy, Flumpy, Pumpy, Dumpy, thumpy,Little pump!ВВ был некий водокач,Помпи, Сломпи, Фломпи, Помпи, Домпи, томпи,QQ was once a little quail,Quaily, Faily, Daily, Quaily, Stumpy-taily,Little quail!КК – весёлый куропат,Квейли, Фейли, Гдейли, Квейли, Коки-тейли,Куропат!RR was once a little rose,Rosy, Posy, Nosy, Rosy, Blows-y, grows-y,Little rose!ЦЦ был розовый цветок,Рози, Пози, Нози, Рози, Блози,грози-вый Цветок!SS was once a little shrimp,Shrimpy, Nimpy, Flimpy, Shrimpy. Jumpy, jimpy,Little shrimp!КК был маленький кревет,Шримпи, Нимпи, Флимпи, Шримпи, джимпи,Маленький кревет!TT was once a little thrush,Thrushy, Hushy, Bushy, Thrushy, Flitty, flushy,Little thrush!ДД – один малютка дрозд,Дрозди, Гвозди, Грозди, Дрозди, Гозди, Брозди,Крошка дрозд!UU was once a little urn,Urny, Burny, Turny, Urny, Bubbly, burny,Little urn!ЧЧ был чайничек один,Чайни, Байни, Тайни, Чайни, Крайни,Чайничек один!VV was once a little vine,Viny, Winy, Twiny, Viny, Twisty-twiny,Little vine!ЛЛ – цветущая лоза,Лози, Вози, Кози, Лози,Виноградная лоза!WW was once a whale,Whaly, Scaly, Shaly, Whaly, Tumbly-taily,Mighty whale!КК – один могучий кит,Кити, Скити, Шити, Крыти, Брити-прыти,Серый кит!XX was once a great king Xerxes,Xerxy, Perxy, Turxy, Xerxy, Linxy, lurxy,Great King Xerxes!ЦЦ был царь великий Ксеркс,Ксеркси, Перкси, Серкси, Ксеркси, Меркси,Царь Великий Ксеркс!YY was once a little yew,Yewdy, Fewdy, Crudy, Yewdy, Growdy, grewdy,Little yew!ТТ был тисом небольшим,Тиси, Фиси, Криси, Тиси, Плиси,Тисом небольшим!ZZ was once a piece of zinc,Tinky, Winky, Blinky, Tinky, Tinkly minky,Piece of zinc!ЦЦ был цинк, один кусок,Цинки, Винки, Глинки, Цинки, Кринки, Цинк,один кусок!AA was an ape,Who stole some white tape,And tied up his toesIn four beautiful bows.a!Funny old Ape!ГГ – гамадрил,Что ленту стащилБелей простыниИ украсил ступни.г!Смешной Гамадрил!ВB was a bat,Who slept all the day,And fluttered aboutWhen the sun went away.b!Brown little bat!НН – нетопырь,Проспал он весь день,А ночью порхал,Летал он везде.н!Мал нетопырь!CC was a camel:You rode on his hump;And if you fell off,You came down such a bump!c!What a high camel!ВВ – это верблюд:Вы можете всластьКататься на нём,Только страшно упасть!в!Высокий верблюд!DD was a dove,Who lived in a wood,With such pretty soft wings,And so gentle and good!d!Dear little Dove!ГГ – голубок,Что на дереве жил,Имел пару крыл,Был он кроток и мил.г!Мил Голубок!EE was an eagle,Who sat on the rocks,And looked down on the fieldsAnd the-far-away flocks.e!Beautiful eagle!ОО – горный орёл,Что на скалах сидел,Озирая поляИ далёкий предел.о!Красавец орёл!FF was a fanMade of beautiful stuff;And when it was used,It went puffy-puff-puff!f!Nice little fan.ВВ – веерок,Каков матерьял!Когда им махали,Он шу-шу-шуршал!в!Мил веерок.GG was a gooseberry,Perfectly red;To be made into jam,And eaten with bread.g!Gooseberry red!КК был крыжовень,Весьма краснокож;Крыжовенный джемДюже с хлебом хорош.к!Ох, краснокож!HH was a heron,Who stood in a stream:The length of his neckAnd his legs was extreme.h!Long-legged Heron!ЦЦ – это цапель,Стоял, одинок,В ручье, длинношейИ длинно – же – ног.ц!Ногастый Цапель!II was an inkstand,Which stood on a table,With a nice pen to write withWhen we are able.i!Neat little inkstand!ПП – чернильный прибор,Перо рядом с ним,Мы писать можем письма,Когда захотим.п!Чудный прибор!JJ was a jug,So pretty and white,With fresh water in itAt morning and night.j!Nice little jug!КК – это кувшин,Столь изящный на вид,В нём денно и нощноВодичка стоит.к!Чудный кувшин!KK was a kingfisher:Quickly he flew,So bright and so pretty! —Green, purple, and blue.k!Kingfisher, blue!ЗЗ – зимородок,Он быстро порхал,Красив был и ярок,Синь, зелен и ал.з!Зелен и ал!LL was a lily,So white and so sweet!To see it and smell itWas quite a nice treat.l!Beautiful Lily!ЛЛ – это лилия,Бела и нежна,Для глаза и носаУслада она.л!Чудная Лилия!MM was a man,Who walked round and round;And he wore a long coatThat came down to the ground.m!Funny old Man!СС – это старик,Часто видеть могли,Как идёт он куда-тоВ сюртуке до земли.с!Странный Старик!NN was a nutSo smooth and so brown!And when it was ripe,It fell tumble-dum-down.n!Nice little Nut!ОО – это орех,И гладок, и мал,Когда он созрел,Он тук-тук-упал.о!Чудный Орех!OO was an oyster,Who lived in his shell:If you let him alone,He felt perfectly well.o!Open-mouthed oyster!УУ – это устриц,Покуда покровЕго не нарушен,Он жив и здоров.у!Глупенький устриц!PP was a polly,All red, blue, and green, —The most beautiful pollyThat ever was seen.p!Poor little Polly!ПП – это попка,Он весь расписной —Такой не бываетКрасы неземной.п!Бедненький Попка!QQ was a quillMade into a pen;But I do not know where,And I cannot say when.q!Nice little Quill!ПП – птичье перо,Добыто из гуся,Незнамо где, когда,Туманна сказка ся.п!Что за Перо!RR was a rattlesnake,Rolled up so tight,Those who saw him ran quickly,For fear he should bite.r!Rattlesnake bite!ЗЗ был гремучий змей,Свернувшийся в клубок,Всяк от него бежал,Ужалить чтоб не мог.з!Змей чтоб не мог!SS was a screwTo screw down a box;And then it was fastenedWithout any locks.s!Valuable screw!ШШ был шуруп,Скреплявший легкоКоробку и ящикБез всяких замков.ш!Ценный шуруп!TT was a thimble,Of silver so bright!When placed on the finger,It fitted so tight!t!Nice little thimble!НН был напёрсток, в нёмСеребряный металл!Он к пальцу был прилаженИ плотно прилегал!н!Был палец в нём!UU was an upper-coat,Woolly and warm,To wear over allIn the snow or the storm.u!What a nice upper-coat!ДД – добротный костюм,Тёплый и шерстяной,Чтоб носить его сверхуВ снег и стужу зимой.д!Вот добротный костюм!VV was a veilWith a border upon it,And a ribbon to tie itAll round a pink bonnet.v!Pretty green Veil!ВВ – это вуальС широкой каймою,Привязана к розовойШляпке тесьмою.в!Прелесть Вуаль!WW was a watch,Where, in letters of gold,The hour of the dayYou might always behold.w!Beautiful watch!ЧЧ – златые часы,И по ним без трудаЧас который узнатьМожем мы завсегда.ч!Чудо часы!XX was King Xerxes,Who wore on his headA mighty large turban,Green, yellow, and red.x!Look at King Xerxes!КК – царь грозный, Ксеркс,Он носил ятаганИ преогромныйТрёхцветный тюрбан.к!Грозен был Ксеркс!YY was a yak,From the land of Thibet:Except his white tail,He was all black as jet.y!Look at the Yak!ЯЯ – это як,Из тибетских сторон:Белый хвостик, а самВесь как смоль чёрен он.я!Вот это Як!ZZ was a zebra,All striped white and black;And if he were tame,You might ride on his back.z!Pretty striped Zebra!ЗЗ – это зебра,Полосата вполне;Вот если б верхомПрокатиться на ней!з!Славная Зебра!

More Nonsense Pictures, Rhymes, Botany &c. 1872

One Hundred Nonsense Pictures and Rhymes

Ещё бестолковые рисунки, стишки, ботаника и азбука, 1872

Сотня бестолковых рисунков и стишков

There was an old man of Hong Kong,Who never did anything wrong;He lay on his back,With his head in a sack,That innocuous old man of Hong Kong.Был старик в городишке Гонконг,Не приемлющий зла испоконг;Он лежал в закутке,Головою в мешке,На спине в городишке Гонконг.There was an old person of Fife,Who was greatly disgusted with life;They sang him a ballad,And fed him on salad,Which cured that old person of Fife.Жил-был старец из города Файфа,Получать не умеющий кайфа;Ему спели балладу,Наложили салату,И воспрял скорбный старец из Файфа.There was a young person in green,Who seldom was fit to be seen;She wore a long shawl,Over bonnet and all,Which enveloped that person in green.Очертанья девицы в зелёномРасплываются под балахоном;Это длинная шаль,Под которою жаль,Что не видно девицы в зелёном.There was an old person of Slough,Who danced at the end of a bough;But they said, 'If you sneeze,You might damage the trees,You imprudent old person of Slough.’Некий старец из города СлауНа суку расплясался на славу.«Не чихни, старичок,Обломаешь сучок», —Говорят ему жители Слау.There was an old person of Putney,Whose food was roast spiders and chutney,Which he took with his tea,Within sight of the sea,That romantic old person of Putney.Был гурманистый старец из Патни,Жарил он пауков, в острый чатниНепременно совал ихИ чайком запивал ихВ романтической гавани Патни.There was a young lady in white,Who looked out at the depths of the night;But the birds of the airFilled her heart with despair,And oppressed that young lady in white.По ночам в чём-то белом девицаОбожала на небо дивиться;Но небесные птицыОмрачили девицу,И девица уже не дивится.There was an old person of Brill,Who purchased a shirt with a frill;But they said, 'Don't you wish,You mayn't look like a fish,You obsequious old person of Brill?Некий старец из города БриллНа сорочку жабо водворилл;А ему: «Предпочли бБыть похожим на рыбВы б, угодник из города Брилл?»There was an old man of Three Bridges,Whose mind was distracted by midges;He sate on a wheel,Eating underdone veal,Which relieved that old man of Three Bridges.Некий старец вблизи Трёх Мостов,Натерпевшийся от комаров,На колёсико севИ телятину ев,Утешался вблизи Трёх Мостов.There was an old person of Wick,Who said, 'Tick-a-Tick, Tick-a-Tick;Chickabee, Chickabaw.And he said nothing more,That laconic old person of Wick.Краткий старец из города ВикПроизнёс: «Чик-чивик, чик-чивик,Чикави, чикаво»;Сверх того ничегоНе сказал житель города Вик.There was a young lady in blue,Who said, 'Is it you? Is it you?When they said, 'Yes, it is,She replied only, 'Whizz!That ungracious young lady in blue.Дева в платье небесного цветаГоворит: «Это вы? Вы ли это?»«Мы, кому же и быть!»А в ответ лишь «фьюить!»От девицы небесного цвета.There was an old person of China,Whose daughters were Jiska and Dinah,Amelia and Fluffy,Olivia and Chuffy,And all of them settled in China.Был персонистый старец в Китае,Чьи дочери Джиска, Даная,Амелия, Флаффи,Оливия, ЧаффиВсе шесть обитали в Китае.There was an old man of the Dargle,Who purchased six barrels of Gargle;For he said, 'I'll sit still,And will roll them down hill,For the fish in the depths of the Dargle.Взял старик из окрестностей ДорглаБочек шесть полосканий для горла:«Сидя тихо весьма,Я скачу их с холмаРыбе в воды глубокие Доргла».There was an old man in a Marsh,Whose manners were futile and harsh;He sate on a log,And sang songs to a frog,That instructive old man in a Marsh.Грубый старец, насельник болот,Жизнь пустую ведёт среди вод;Он сидит на бревне,Дидактично вполнеПесни лягве поёт средь болот.There was a young person in red,Who carefully covered her head,With a bonnet of leather,And three lines of feather,Besides some long ribands of red.Леди в красном с девических порГоловной почитала уборВ виде кожаной шляпки,Птичьих перьев охапки,Алых лент – с идиллических пор.There was an old person of Bree,Who frequented the depths of the sea;She nurs'd the small fishes,And washed all the dishes,And swam back again into Bree.В толщу моря старушка из БриЗаплывает при свете зари,Нянчит малых рыбят,Все тарелки подрядПеремоет и рыбкою – в Бри.There was an old man in a barge,Whose nose was exceedingly large;But in fishing by night,It supported a light,Which helped that old man in a barge.Был один старичок на барже,С носом – больше не сыщешь уже;Ставил на нос лампадкуИ удил он стерлядкуПо ночам, примостясь на барже.There was an old person in black,A Grasshopper jumped on his back;When it chirped in his ear,He was smitten with fear,That helpless old person in black.Старичка в облачении чёрномСаранча оседлала проворно,В ухо так стрекоча,Что задал стрекачаСтаричок в облачении чёрном.There was an old man of Toulouse,Who purchased a new pair of shoes;When they asked, 'Are they pleasant?He said, 'Not at present!That turbid old man of Toulouse.Приобрёл старичок из ТулузыБашмаки, преогромные шузы;На вопрос: «Пара впору?»Отвечал: «Будет скоро!» —Сей туманный старик из Тулузы.There was an old man of Blackheath,Whose head was adorned with a wreathOf lobsters and spice,Pickled onions and mice,That uncommon old man of Blackheath.Лоб у старца в местечке БлэкхитБыл венком из омаров увит,Вплёл мышей, кучу специйИ лучок в жгучем перцеВ свой венок житель места Блэкхит.There was an old man on the Humber,Who dined on a cake of burnt Umber;When he said, 'It's enough!They only said, 'Stuff!You amazing old man of the Humber!Съел старик, обитавший на Хумбере,За обедом кусок жжёной умбры иГоворит: «Сыт по горло!»А ему: это вздор, мол,Поразибельный старец на Хумбере!There was an old person of Stroud,Who was horribly jammed in a crowd;Some she slew with a kick,Some she scrunched with a stick,That impulsive old person of Stroud.Престарелую леди из СтраудаКрепко в давке сдавили, что страму-то;Так она тех – пинком,А других – посошком,Импульсивная леди из Страуда.There was an old man of Boulak,Who sate on a Crocodile's back;But they said, 'Tow'rds the nightHe may probably bite,Which might vex you, old man of Boulak!Старичок из местечка БулакОседлал крокодила, вот так;Все кричат: «Ближе к ночиЗверь покушать захочет —Вас, чудак из местечка Булак!»There was an old man of Ibreem,Who suddenly threaten'd to scream;But they said, 'If you do,We will thump you quite blue,You disgusting old man of Ibreem!Огалделый старик из ИбримаПригрозил завопить нестерпимо;Но его упредили:«Ты оставь это, илиИзобьём, горлопат из Ибрима!»There was an old lady of France,Who taught little ducklings to dance;When she said, 'Tick-a-tack!They only said, 'Quack!Which grieved that old lady of France.Престарелая дама из ФранцииОбучала утят пляске, танцу ли,«Раз-и-два!» говоря;А в ответ – только «кря!»Огорчённой старушке из Франции.There was an old man who screamed outWhenever they knocked him about;So they took off his boots,And fed him with fruits,And continued to knock him about.Был старик, и к нему приставали,Он вопил, коль его лупцевали;Тут его разували,Кушать фруктов давали,После этого вновь лупцевали.There was an old person of Woking,Whose mind was perverse and provoking;He sate on a rail,With his head in a pail,That illusive old person of Woking.Был старик извращённый из Уокинга,Не носивший ни шляпы, ни смокинга;Восседал на зареС головою в ведреНа заборе сей старец из Уокинга.There was a young person of Bantry,Who frequently slept in the pantry;When disturbed by the mice,She appeased them with rice,That judicious young person of Bantry.Почивала девица из БантриВ кладовой, где кувшины и банкри;Если ж мыши скреблись там,Ублажала их рисомХладнокровная дева из Бантри.There was an old man at a Junction,Whose feelings were wrung with compunction;When they said, 'The Train's gone!He exclaimed, 'How forlorn!But remained on the rails of the Junction.Некий старец на рельсах у станцииОбретался в тоске и пространции,Молвя: «Поезд ушёл!Это нехорошо!»Но не сделал ни шагу со станции.There was an old man, who when littleFell casually into a kettle;But, growing too stout,He could never get out,So he passed all his life in that kettle.В детстве в чайник упал старичок,Провалился на дно и молчок;Там он рос и толстел,Но когда захотелВыйти вон, то не смог, и молчок.There was an old lady of Winchelsea,Who said, 'If you needle or pin shall seeOn the floor of my room,Sweep it up with the broom!That exhaustive old lady of Winchelsea.Говорила старушка из Винчелси:«Вы метлою извольте-ка выместиГвоздик или иглу,Увидав на полу!»Скрупулёзна старушка из Винчелси.There was a young lady of Firle,Whose hair was addicted to curl;It curled up a tree,And all over the sea,That expansive young lady of Firle.Моложавая леди из ФёрлаЗмеевидные кудри простёрлаВверх по древу, и вскореВсё опутала мореЭкспансивная леди из Фёрла.There was an old person of Rye,Who went up to town on a fly;But they said, 'If you cough,You are safe to fall off!You abstemious old person of Rye!Некий старец из города РаяРазвлекался, на мухе летая.«Если кашлянешь ты,Полетишь с высоты!» —Говорят ему жители Рая.There was an old man of Messina,Whose daughter was named Opsibeena;She wore a small wig,And rode out on a pig,To the perfect delight of Messina.Жил-был старец во граде Мессина;Дочь его, что звалась Опсибина,Оснастясь паричком,Разъезжала бочкомНа свинье – восторгалась Мессина.There is a young lady, whose noseContinually prospers and grows;When it grew out of sight,She exclaimed in a fright,'Oh! Farewell to the end of my nose!Есть девица, а нос у девицыУдлиницца всемерно стремицца;Кончик носа как разСкрылся с девиных глаз.«О, прощай!» – возопила девица.There was an old person of Cannes,Who purchased three fowls and a fan;Those she placed on a stool,And to make them feel coolShe constantly fanned them at Cannes.Покупала старушка из КанновОпахало и трио фазаннов;Птиц на стульчик сажалаИ в жару освежалаОпахалом старушка из Каннов.There was an old person of Barnes,Whose garments were covered with darns;But they said, 'Without doubt,You will soon wear them out,You luminous person of Barnes!Одежонка на старце из БарнсаВся в заплатах, что у оборванца;Все кричат, языкаты:«Изорвёшь и заплаты,Попугаистый старец из Барнса!»There was an old man of Cashmere,Whose movements were scroobious and queer;Being slender and tall,He looked over a wall,And perceived two fat ducks of Cashmere.Жердевидный старик из КашмираБыл курьёзом восточного мира;Навалясь на забор,Он часами в упорНаблюдал жирных уток Кашмира.There was an old person of Hove,Who frequented the depths of a grove;Where he studied his books,With the wrens and the rooks,That tranquil old person of Hove.Тихий старец из города ХоуваЧасто в чаще лесочка ольхоува,Средь вьюрков и грачей,Изучал, книгочей,Фолианты из города Хоува.There was an old person of Down,Whose face was adorned with a frown;When he opened the door,For one minute or more,He alarmed all the people of Down.От рождения старцу из ДаунаБогомерзкая мимика дадена;Дверь откроет на мигКвазимордый старик —Разбегаются жители Дауна.There was an old man of Dunluce,Who went out to sea on a goose;When he'd gone out a mile,He observ'd with a smile,'It is time to return to Dunluce.Старичок, обитавший в Данлюсе,Вышел в море на лапчатом гусе;Не проплыл и двух миль, ноУлыбнулся умильноИ сказал: «А вернусь-ка в Данлюс я».There was a young person of Kew,Whose virtues and vices were few;But with blameable haste,She devoured some hot paste,Which destroyed that young person of Kew.Равномерная дева из Кью,Равномерность утратя свою,Проглотила, увы,Фунт горячей халвы,И скончалась девица из Кью.There was an old person of Sark,Who made an unpleasant remark;But they said, 'Don't you seeWhat a brute you must be,You obnoxious old person of Sark!С уст преклонного жителя СаркаСорвалась площадная ремарка;Тут ему попеняли:«Ну не зверь, не свинья лиВы, несносный старик, житель Сарка!»There was an old person of Filey,Of whom his acquaintance spoke highly;He danced perfectly well,To the sound of a bell,And delighted the people of Filey.Искромётного старца из ФайлиЧрезвычайно друзья одобряйли;Он отплясывать могПод звенящий звонокК восхищению жителей Файли.There was an old man of El Hums,Who lived upon nothing but crumbs,Which he picked off the ground,With the other birds round,In the roads and the lanes of El Hums.Птицевидный старик из Эль-ХамсаТолько крошками хлеба питамсаИ клевал эти крошкиНа тропе, на дорожкеСреди прочих пернатых Эль-Хамса.There was an old man of West Dumpet,Who possessed a large nose like a trumpet;When he blew it aloud,It astonished the crowd,And was heard through the whole of West Dumpet.Был старик-трубконос из Вест-ДампетаИсключением в городе данном-то;Если нос продувал он,Было слышно, бывало,В уголке самом дальнем Вест-Дампета.There was an old man of Port Grigor,Whose actions were noted for vigour;He stood on his head,Till his waistcoat turned red,That eclectic old man of Port Grigor.Эклектичный старик из Порт-ГригораНа макушке стоял, ножкой дрыгая;И проделывал это,Покрасненья жилетаДостигая, старик из Порт-Григора.There was an old person of Bar,Who passed all her life in a jar,Which she painted pea-green,To appear more serene,That placid old person of Bar.Пожилая особа из БараВ некой банке всю жизнь прозябара,Цвета зелени нежной,Отчего безмятежнойИ казалась особа из Бара.There was an old person of Pett,Who was partly consumed by regret;He sate in a cart,And ate cold apple tart,Which relieved that old person of Pett.Меланхольный старик, житель Петта,Чуя, что его песенка спетта,На тележку присел,Тортик яблочный съел,И взбодрился старик, житель Петта.There was an old person of Newry,Whose manners were tinctured with fury;He tore all the rugs,And broke all the jugs,Within twenty miles' distance of Newry.Буйный старец из города НьюриБушевал наподобие бури;Ткань, стекло и металлРвал, колол и металМиль на двадцать в окрестностях Ньюри.There was an old person of Jodd,Whose ways were perplexing and odd;She purchased a whistle,And sate on a thistle,And squeaked to the people of Jodd.Престарелая леди из Джодда,Музыкантша особого родда,На колючках омелыСо свистулькой сиделаИ свистела для жителей Джодда.There was an old person of Shoreham,Whose habits were marked by decorum;He bought an Umbrella,And sate in the cellar,Which pleased all the people of Shoreham.Некий старец из города ШорэмСоблюдал неуклонно декорум:Залезая в подвал,Зонтик свой раскрывал,Чем весьма умилял город Шорэм.There was an old man of Dumbree,Who taught little owls to drink tea;For he said, 'To eat miceIs not proper or nice'That amiable man of Dumbree.Обучал старичок из ДамбриЧаепитью совят до зари.Поучал глупышей:«Поеданье мышейПорицается крайне в Дамбри».There was an old person of Wilts,Who constantly walked upon stilts;He wreathed them with lilies,And daffy-down-dillies,That elegant person of Wilts.Элегантный старик, житель Вилтса,На ходули всегда становилтса;Для гармониидиллииИ нарц-вниз-сы, и влилииВ те ходули вплетал житель Вилтса.There was an old man whose remorseInduced him to drink Caper Sauce;For they said, 'If mixed upWith some cold claret-cup,It will certainly soothe your remorse!Был старик, он грызущую совесть-тоУтишал рюмкой горького соуста;А ему: «Влейте в этоЛедяного кларета,Беспременно утишится совесть-то!»There was an old person of Cassel,Whose nose finished off in a tassel;But they call'd out, 'Oh well!Don't it look like a bell!Which perplexed that old person of Cassel.Кончик носа у старца из Кэссела,Завершавшийся кисточкой вэссело,Каждый видевший могПринимать за звонокК удивлению старца из Кэссела.There was a young person of Janina,Whose uncle was always a fanning her;When he fanned off her head,She smiled sweetly, and said,'You propitious old person of Janina!Над племянницей дядя из ЯниныОпахалом махал постоянно и,Увлечённый всерьёз,С плеч ей голову снёс,А она: «Милый дядя из Янины!»There was an old person of Ware,Who rode on the back of a bear;When they ask'd, 'Does it trot?He said, 'Certainly not!He's a Moppsikon Floppsikon bear!Оседлал старикашка из УэраМедведястого дикого звэра;И поди разберись —То рысца или рысь?«То Ведь Медь!» – рявкнул старец из Уэра.There was an old person of Dean,Who dined on one pea, and one bean;For he said, 'More than that,Would make me too fat,That cautious old person of Dean.Был в обед некий старец из ДинаСыт горошинкой только единойИ бобом: «Переем —Стану толстым совсем», —Осторожничал старец из Дина.There was an old person of Dundalk,Who tried to teach fishes to walk;When they tumbled down dead,He grew weary, and said,'I had better go back to Dundalk!Обучал старичок из ДандолкаРыбятишек ходьбе, но без толка;Видя, что они мрут,Он сказал: «Зряшный труд!Не вернуться ли, право, в Дандолк, а?»There was a young person of Ayr,Whose head was remarkably square;On the top, in fine weather,She wore a gold feather,Which dazzled the people of Ayr.Молодая особа из Эра,С головою квадратной не в меру,На макушке поройНосит злато перо,Ослепляя насельников Эра.There was an old person of Skye,Who waltz'd with a Bluebottle fly;They buzz'd a sweet tune,To the light of the moon,And entranced all the people of Skye.Отличился старик, житель Ская,В танце муху кружа и таская;И жужжали онеТомный вальс при лунеК удовольствию жителей Ская.There was an old man of Dumblane,Who greatly resembled a crane;But they said, 'Is it wrong,Since your legs are so long,To request you won't stay in Dumblane?Долгоногий старик из ДамблейнаЦаплевиден был до изумлейнья;Но соседи строги:«Коли ноги долги,Вам бы, право, покинуть Дамблейн, а?»There was an old person of Hyde,Who walked by the shore with his bride,Till a Crab who came nearFill'd their bosoms with fear,And they said, 'Would we'd never left Hyde!Шёл с невестою старец из ХайдаПо-над морем, умильно вздыхал, да;Подползающий крабЗаронил в души страх:«Ах, зачем мы покинули Хайд, а?»There was an old person of Rimini,Who said, 'Gracious! Goodness! O Gimini!When they said, 'Please be still!She ran down a hill,And was never more heard of at Rimini.Восклицала старушка из Римини:«Боже мой! Не покинь! Не отринь меня!»Ей: «Уймись, тараторка!»Та – сбежала с пригоркаИ уже ни ногой в город Римини.There was an old man in a tree,Whose whiskers were lovely to see;But the birds of the airPluck'd them perfectly bare,To make themselves nests in that tree.Был старик в бакенбардах на дереве,На него умилённо глядели вы;Но небесные пташки,Ощипав старикашку,Гнёзд на том же наделали дереве.There was a young lady of Corsica,Who purchased a little brown saucy-cur;Which she fed upon ham,And hot raspberry jam,That expensive young lady of Corsica.Дева юная с острова КорсикаСодержала нахального пёсика;Тёплый джем из малинкиДа кусочек ветчинкиСуть меню псинки с острова Корсика.There was an old person of Bray,Who sang through the whole of the dayTo his ducks and his pigs,Whom he fed upon figs,That valuable person of Bray.Некий старец из города БреяПесни пел целый день, душу грея,Уткам, свинкам своим,Фиги скармливал имСлавный старец из города Брея.There was an old person of Sestri,Who sate himself down in a vestry;When they said, 'You are wrong!He merely said, 'Bong!That repulsive old person of Sestri.Севши в ризнице, старец из СестриПотерял представленье о чести;На упрёк: «Ты не прав!»Он сказал только «гав!»Омерзительный старец из Сестри.There was an old person of Bude,Whose deportment was vicious and crude;He wore a large ruffOf pale straw-coloured stuff,Which perplexed all the people of Bude.Некий старец из города БьюдаВёл себя недостойно и худо:Надевал пышный рюш,Бледно-жёлтый к тому ж,Эпатируя жителей Бьюда.There was an old person of Bow,Whom nobody happened to know;So they gave him some soap,And said coldly, 'We hopeYou will go back directly to Bow!Никому некий старец из БоуНе известен, спросите любоу;Дали старому мылоИ сказали уныло:«Сей же час возвращаешься в Боу!»There was a young lady of Greenwich,Whose garments were border’d with Spinach;But a large spotty CalfBit her shawl quite in half,Which alarmed that young lady of Greenwich.Одеянье девицы из ГринвичаОкаймлялось шпинатом игривично;Но пятнистый телок,Откусив, уволокПолу-шалок девицы из Гринвича.There was an old person of Brigg,Who purchased no end of a wig;So that only his nose,And the end of his toes,Could be seen when he walked about Brigg.Старикашка из города БриггПриобрёл преогромный паригг;При хожденьи видны всегоНос да кончики ног его,Старикашки из города Бригг.There was an old person of Crowle,Who lived in the nest of an owl;When they screamed in the nest,He screamed out with the rest,That depressing old person of Crowle.Совы мрачного старца из КраулаПриютили в гнезде, аки равного;Не жалеючи силИз гнезда голосилВместе с птицами старец из Краула.There was an old person in gray,Whose feelings were tinged with dismay;She purchased two parrots,And fed them with carrots,Which pleased that old person in gray.Престарелая дамочка в сером,Истерзавшись предчувствием скверным,Пару ара купилаИ морковью кормила,Что утешило дамочку в сером.There was an old person of Blythe,Who cut up his meat with a scythe;When they said, 'Well! I never!He cried, 'Scythes for ever!That lively old person of Blythe.Некий старец из города БлайзаРезать мясо косой сподоблялся;Все кричат: «Никогда!»Он: «Коса навсегда!»Жизнедышащий старец из Блайза.There was an old person of Ealing,Who was wholly devoid of good feeling;He drove a small gig,With three Owls and a Pig,Which distressed all the people of Ealing.В сем персонистом старце из ИлингаДобросердия ни на полшиллинга;Он в повозку своюСов сажает, свинью,Чем шокирует жителей Илинга.There was an old person of Ickley,Who could not abide to ride quickly;He rode to KarnakOn a tortoise's back,That moony old person of Ickley.Старика, обитавшего в Икли,Быстро скачущим видеть отвыкли;Для поездки в КарнакЧерепаху запрягСей старик лунноватый из Икли.There was an old man of Ancona,Who found a small dog with no owner,Which he took up and downAll the streets of the town,That anxious old man of Ancona.Услыхал старичок из АнконыПса бездомного вздохи и стоны,И водил удручённоОн того собачоннаПо дворам и задворкам Анконы.There was an old person of Grange,Whose manners were scroobious and strange;He sailed to St. BlubbIn a waterproof tub,That aquatic old person of Grange.Некий старец из города ГранджаВёл себя скрубиозно и странджо;Доплывал по водеВ просмолённой бадьеДо Сент-Блабба акватик из Гранджа.There was an old person of Nice,Whose associates were usually Geese.They walked out togetherIn all sorts of weather,That affable person of Nice.Жил да был некий старец из Ниццы,Выводивший гусей верениццы,Несмотря на погоду,Погулять на природу,Славный старец из города Ниццы.There was an old person of Deal,Who in walking used only his heel;When they said, 'Tell us why?He made no reply,That mysterious old person of Deal.Дивный старец из города ДилПостоянно на пятках ходил;На вопрос: «Почему?»Ничего никомуНе сказал житель города Дил.There was an old man of Thermopylae,Who never did anything properly;But they said, 'If you chooseTo boil eggs in your shoes,You shall never remain in Thermopylae.’Старичок из седых ФермопилПостоянно чудил и глупил.«Но сварить попытаетсяВ башмаках всмятку яйца – иБудет выдворен из Фермопил».There was an old person of Minety,Who purchased five hundred and ninetyLarge apples and pears,Which he threw unawaresAt the heads of the people of Minety.Закупил некий старец из МайнтиСотни яблок и груш, понимаете,И швырял из засады,Очевидно с досады,Их на головы жителей Майнти.There was an old man whose despairInduced him to purchase a hare:Whereon one fine dayHe rode wholly away,Which partly assuaged his despair.Некий старец, дабы не отчайца,Приобрёл легконогого зайцаИ погожливым днёмВ даль унёсся на нём,И с тех пор не боится отчайца.There was an old person of Pinner,As thin as a lath, if not thinner;They dressed him in white,And roll'd him up tight,That elastic old person of Pinner.Старичок плоскотелый из ПиннераТоньше прутика был тополиного;В белый холст облачёнДа и скатан в рулонСтаричок эластичный из Пиннера.There was an old person of Bromley,Whose ways were not cheerful or comely;He sate in the dust,Eating spiders and crust,That unpleasing old person of Bromley.Был старик невесёлый из Бромли,Чьей судьбины печальней найдём ли;Ел, в пыли восседая,Корки чёрствые да иПауков грустный старец из Бромли.There was an old man of Dunrose;A parrot seized hold of his nose.When he grew melancholy,They said, 'His name's Polly,Which soothed that old man of Dunrose.Сей старик из местечка Данроз,Попугаем укушенный в нос,Предался меланхолии,А ему: «Это ж Полли!» – иСтих старик из местечка Данроз.There was an old man on the Border,Who lived in the utmost disorder;He danced with the cat,And made tea in his hat,Which vexed all the folks on the Border.Жил старик на земле пограничнойЖизнью странною и неприличной:С кошкой он танцевал,В шляпу чай наливал,Огорчая народ пограничный.There was an old man of Spithead,Who opened the window, and said,'Fil-jomble, fil-jumble,Fil-rumble-come-tumble!That doubtful old man of Spithead.Был неясный старик из Спитхеда,Он окно открывал, и оттеда:«Фил-джомбал, фил-джамбал,Фил-рамбал-кам-тамбал», —Бормотамбал старик из Спитхеда.There was an old person of Sheen,Whose expression was calm and serene;He sate in the water,And drank bottled porter,That placid old person of Sheen.Некий старец из города Шина,Чрезвычайно спокойный мушшина,Сидя в водах залива,Кушал тёмное пиво,Кроткий старец из города Шина.There was an old person of Florence,Who held mutton chops in abhorrence;He purchased a Bustard,And fried him in Mustard,Which choked that old person of Florence.Привередный старик из ФлоренцииОтбивным не давал преференции;Он зажарил дрофуПод горчицею, тьфу,Подавился гурман из Флоренции.There was an old person of Loo,Who said, 'What on earth shall I do?When they said, 'Go away!She continued to stay,That vexatious old person of Loo.»Что же делать?» – старушка из ЛооВопрошала капризно и злоо.Ей в ответ: «Прочь пошлаа!»Но стоит где былааБеспокойная леди из Лоо.There was an old person of Pisa,Whose daughters did nothing to please her;She dressed them in gray,And banged them all day,Round the walls of the city of Pisa.Не желали девицы из ПизыУважать старой мамы капризы;Обрядивши в дерюжку,Их гоняла старушкаДень-деньской по окраинам Пизы.There was an old man in a garden,Who always begg'd everyone's pardon;When they asked him, 'What for?He replied, 'You're a bore!And I trust you'll go out of my garden.Говорил некий старец из сада:«Ах, простите меня, супостада!»«Но за что, в самом деле?»А старик: «Надоели!Выходите немедля из сада».There was an old man of Thames Ditton,Who called out for something to sit on;But they brought him a hat,And said, 'Sit upon that,You abruptious old man of Thames Ditton!Грубоватый старик из Темз-Диттона:«Дайте сесть!» – говорил невоспиттона;Шляпу бросили на полИ: «Садитесь на шляпу,Произвольный старик из Темз-Диттона!»There was an old man of Dee-side,Whose hat was exceedingly wide;But he said, 'Do not fail,If it happen to hail,To come under my hat at Dee-side!Старец в шляпе огромной с ДисайдаГоворил, широтой потрясал, да:«Коль посыплется град,Приютить буду радЯ под шляпой своей пол-Дисайда!»There was an old man at a Station,Who made a promiscuous oration;But they said, 'Take some snuff!You have talk'd quite enough,You afflicting old man at a Station!Пустословил старик на вокзале,А ему между прочим сказали:«Малость передохни,Табачку вот нюхни!Хватит уж болтовни на вокзале!»There was an old person of Shields,Who frequented the valleys and fields;All the mice and the cats,And the snakes and the rats,Followed after that person of Shields.Некий старец из города ШилдсаПо полям и долинам влачилсяВо главе своры змей,Крыс, котов и мышей,Со всего собиравшихся Шилдса.There was a young person in pink,Who called out for something to drink;But they said, 'O my daughter,There's nothing but water!Which vexed that young person in pink.В бледно-розовом платье девицаПопросила однажды напицца;Ей сказали тогда:«Из питья лишь вода!»Огорчилась ужасно девица.There was a young person whose historyWas always considered a mystery;She sate in a ditch,Although no one knew which,And composed a small treatise on history.Дева юная та, чья историяВся таинственность и аллегория,Восседала на травкеВ неприметной канавкеИ строчила трактат по истории.

Nonsense Botany

Бестолковая ботаника

Barkia Howlaloudia.

Лающия Воющегромкия.

Enkoopia Chickabiddia.

Энкупия Мелкокуррия.

Jinglia Tinkettlia.

Дребезжалия Чайничалия.

Nasticreechia Krorluppia.

Мерзкотвария Петеллия.

Arthbroomia Rigida.

Щёткошвабрия Ригида.

Sophtsluggia Glutinosa.

Мягкослизния Клейкоза.

Minspysia Deliciosa.

Минспайсия Восхитителиоза.

Shoebootia Utilis.

Туфлесапожия Утилис.

Stunnia Dinnerbellia.

Оглушилия Звонобедия.

Tickia Orologica.

Тиктакия Хронологика.

Washtubbia Circularis.

Лоханния Циркулярис.

Tigerlillia Terribilis.

Тигролиллия Террибилис.

Twenty-Six Nonsense Rhymes and Pictures

Двадцать шесть бестолковых стишков и рисунков

The Absolutely Abstemious Ass,who resided in a Barrell, and only lived onSoda Water and Pickled Cucumbers.Очевидно Осмотрительный Осёл,проживавший в Бочке и питавшийся исключительноСодовой Водой и Маринованными Огурцами.The Bountiful Beetle,who always carried a Green Umbrella when it didn't rain,and left it at home when it did.Жизнелюбивый Жук,постоянно носивший Зелёный Зонтик в сухую погодуи забывавший его дома, когда лил дождь.The Comfortable Confidential Cow,who sate in her Red Morocco Arm Chair andtoasted her own Bread at the parlour Fire.Крупная Конфиденциальная Корова,восседавшая в своём Красном Марокканском Креслев гостиной и обжаривавшая Хлеб на Огне Камина.The Dolomphious Duck,who caught Spotted Frogs for her dinnerwith a Runcible Spoon.Утлая Утка,ловившая Пятнистых Лягушек на обедКовшевидной Ложкой.The Enthusiastic Elephant,who ferried himself across the water with theKitchen Poker and a New pair of Ear-rings.Самозабвенный Слон,преодолевавший водную гладь с помощьюКухонной Кочерги и Новой пары Ушных серёг.The fizzgiggious Fish,who always walked about upon Stilts,because he had no legs.Раззнежженный Рыбец,постоянно ходивший на Ходулях,поскольку был лишён ног.The Goodnatured Grey Gull,who carried the Old Owl, and his Crimson Carpet-bag,across the river, because he could not swim.Чудаковатая Чернявая Чайка,которая перенесла Старого Филинас его Багровым Саквояжемчерез реку, потому что он не умел плавать.The Hasty Higgeldipiggledy Hen,who went to market in a Blue Bonnet and Shawl,and bought a Fish for her Supper.Неосторожная Ненаглядистая Несушка,которая пошла на рынок в Голубой Шляпке и Шалии купила Рыбу на Ужин.The Inventive Indian,who caught a Remarkable Rabbit in aStupendous Silver Spoon.Изобретательный Индеец,поймавший Великолепного КроликаПревосходной Серебряной Ложкой.The Judicious Jubilant Jay,who did up her Black Hair every morning witha Wreath of Roses,Three feathers, and a Gold Pin.Самостоятельная Смешливая Сойка,каждое утро украшавшая свою Пышную Причёску Венком из Роз,Тремя перьями и Золотой Булавкой.The Kicking Kangaroo,who wore a Pale Pink Muslin dresswith Blue spots.Капризная Кенгуруша,одетая в Бледно-Розовое Муслиновое платьев Голубой горошек.The Lively Learned Lobster,who mended his own Clothes witha Needle and a Thread.Ловкий Любознательный Лобстер,починявший свою Одеждус помощью Иголки с Ниткой.The melodious Meritorious Mouse,who played a merry minuet on thePiano-forte.Мелодический Музыкальный Мыш,сыгравший весёлый менуэтна Форте-пьяно.The Nutritious Newt,who purchased a Round Plum-puddingfor his grand-daughter.Трепетный Тритон,купивший Круглый Сливовый Пудингдля своей внучки.The Obsequious Ornamental Ostrich,who wore Boots to keep hisfeet quite dry.Сервильный Сияющий Страус,носивший Ботфорты,чтобы ноги были сухими.The Perpendicular Purple Polly,who read the Newspaper and ate Parsnip Piewith his Spectacles.Перпендикулярный Пурпурный Попугай,читавший Газету и поедавший Пирог с Пастернакомв Очках.The Queer Querulous Quail,who smoked a Pipe of tobacco on the top ofa Tin Tea-kettle.Подозрительный Постоянно недовольный Перепел,куривший Табачную трубку на ручкеОловянного Чайника.The Rural Runcible Raven,who wore a White Wig and flew awaywith the Carpet Broom.Вящий Воронсибельный Ворон,надевший Седой Парик и улетевшийс Ковровой Щёткой.The Scroobious Snake,who always wore a Hat on his Head, forfear he should bite anybody.Злодобронамеренный Змей,всегда носивший Шляпу на Головеиз опасения кого-нибудь укусить.The Tumultuous Tom-tommy Tortoise,who beat a Drum all day long in themiddle of the wilderness.Чрезвычайно Чум-чумовой Черепах,целыми днями бивший в Барабанпосреди Пустыни.The Umbrageous Umbrella-maker,whose Face nobody ever saw, because it wasalways covered by his Umbrella.Зловещий Зонтичных дел мастер,чьего лица никто никогда не видел, потому чтооно всегда было прикрыто Зонтом.The Visibly Vicious Vulture,who wrote some Verses to a Veal-cutlet in aVolume bound in Vellum.Совершенно Свирепый Стервятник,писавший стихи Телячьей отбивнойв Книге, одетой в Пергамент.The Worrying Whizzing Wasp,who stood on a Table, and played sweetly on aFlute with a Morning Cap.Особо Одарённая Оса,стоявшая на Столе и нежно игравшаяна Флейте в Утреннем Чепце.The Excellent Double-extra XXimbibing King Xerxes, who lived along while ago.Пьющий Отличный Двойной экстра ХХЦарь Ксеркс, жившийв незапамятные времена.The Yonghy-Bonghy-Bo,whose head was ever so much bigger than hisBody, and whose Hat was rather small.Йонги-Бонги-Бо,чья Голова была куда больше Тела,а Шляпа совсем мала.The Zigzag Zealous Zebra,who carried five Monkeys on his back allthe way to Jellibolee.Зигзагущая Зверская Зебра,которая несла на спине пять Обезьяндо самого Джеллиболи.

Laughable Lyrics

A Fourth Book of Nonsense Poems, Songs, Botany, Music, &c. 1877

Смехотворная лирика

Четвёртая книга бестолковых стихов, песен, ботаники, музыки и азбуки, 1877

The Dong with a Luminous Nose

When awful darkness and silence reignOver the great Gromboolian plain,Through the long, long wintry nights; —When the angry breakers roarAs they beat on the rocky shore; —When Storm-clouds brood on the towering heightsOf the Hills of the Chankly Bore, —Then, through the vast and gloomy dark,There moves what seems a fiery spark,A lonely spark with silvery raysPiercing the coal-black night, —A Meteor strange and bright: —Hither and thither the vision strays,A single lurid light.Slowly it wanders, – pauses, – creeps, —Anon it sparkles, – flashes and leaps;And ever as onward it gleaming goesA light on the Bong-tree stems it throws.And those who watch at that midnight hourFrom Hall or Terrace, or lofty Tower,Cry, as the wild light passes along, —'The Dong! – the Dong!The wandering Dong through the forest goes!The Dong! the Dong!The Dong with a luminous Nose!Long years agoThe Dong was happy and gay,Till he fell in love with a Jumbly GirlWho came to those shores one day,For the Jumblies came in a Sieve, they did, —Landing at eve near the Zemmery FiddWhere the Oblong Oysters grow,And the rocks are smooth and gray.And all the woods and the valleys rangWith the Chorus they daily and nightly sang, —'Far and few, far and few,Are the lands where the Jumblies live;Their heads are green, and their hands are blueAnd they went to sea in a Sieve.Happily, happily passed those days!While the cheerful Jumblies staid;They danced in circlets all night long,To the plaintive pipe of the lively Dong,In moonlight, shine, or shade.For day and night he was always thereBy the side of the Jumbly Girl so fair,With her sky-blue hands, and her sea-green hair.Till the morning came of that hateful dayWhen the Jumblies sailed in their Sieve away,And the Dong was left on the cruel shoreGazing – gazing for evermore, —Ever keeping his weary eyes onThat pea-green sail on the far horizon, —Singing the Jumbly Chorus stillAs he sate all day on the grassy hill, —'Far and few, far and few,Are the lands where the Jumblies live;Their heads are green, and their hands are blueAnd they went to sea in a Sieve.But when the sun was low in the West,The Dong arose and said, —'What little sense I once possessedHas quite gone out of my head! —And since that day he wanders stillBy lake and forest, marsh and hill,Singing – 'O somewhere, in valley or plainMight I find my Jumbly Girl again!For ever I'll seek by lake and shoreTill I find my Jumbly Girl once more!Playing a pipe with silvery squeaks,Since then his Jumbly Girl he seeks,And because by night he could not see,He gathered the bark of the Twangum TreeOn the flowery plain that grows.And he wove him a wondrous Nose, —A Nose as strange as a Nose could be!Of vast proportions and painted red,And tied with cords to the back of his head.In a hollow rounded space it endedWith a luminous Lamp within suspended,All fenced aboutWith a bandage stoutTo prevent the wind from blowing it out; —And with holes all round to send the light,In gleaming rays on the dismal night.And now each night, and all night long,Over those plains still roams the Dong;And above the wail of the Chimp and SnipeYou may hear the squeak of his plaintive pipeWhile ever he seeks, but seeks in vainTo meet with his Jumbly Girl again;Lonely and wild – all night he goes, —The Dong with a luminous Nose!And all who watch at the midnight hour,From Hall or Terrace, or lofty Tower,Cry, as they trace the Meteor bright,Moving along through the dreary night, —'This is the hour when forth he goes,The Dong with a luminous Nose!Yonder – over the plain he goes;He goes!He goes;The Dong with a luminous Nose!

Донг-светозарный Нос

Когда, во мрак погружена,Громбульян глушит тишина,А ночь зимой длинным-длинна;Когда свирепых волн напорКолеблет твердь прибрежных горИ клочья Туч повиснут наВершинах острых Чанкли-Бор;Тогда сквозь мрака чернотуУвидеть можно искру ту,Тот одинокий огонёк,Тот Метеор, пучком лучейПронзающий нуар ночей,Петляя вне любых дорог,Далёкий и ничей.Блужданье – пауза – шажок —Мерцанье – вспышка – и прыжок;И, Бонговый минуя лес,Он озаряет свод небес.И всякий, глядя в полночный часИз Комнат, Башен высоких, Террас,Кричит – звучит ликующий гонг:«Донг! Донг! Донг! Донг!Скиталец Донг свой Светоч пронёс!Донг! Донг! Донг! Донг!Донг! Донг-светозарный Нос!»Давно-предавноБыл весел Донг и силён,Но влюбился в Деву-Джамблийку он,Когда приплыли они в Решете,Те Джамбли, в края Чанкли-Борские теИ вышли на берег у Земмери-Фидд,Где Устриц Овальных полноИ вылизан серый гранит.И не смолкал средь долин и лесовНи на мгновение Хор голосов:«Есть земля, искониДжамбли – жители той земли;Зелены головами, руками сини,В Решете в синеморе ушли».Таяли, таяли дивные дни!Хороводы водили ониПо ночам до рассветной звездыПод наигрыш Донговой горькой дудыВ лунных лучах и в тени.Денно и нощно он был при ней,Зеленовласой Деве своей,Деве, чьи руки небес голубей.Да подкралось утро злосчастное то,Когда Джамбли запрыгнули в РешетоИ уплыли – оставив Донга в слезахСледить, следить до боли в глазахЗа зелёным парусом – он там,За дальним уже горизонтом, —И петь Джамблийской Песни припев,День на зелёном холме просидев:«Есть земля, искониДжамбли – жители той земли;Зелены головами, руками сини,В Решете в синеморе ушли».Когда же солнце прильнуло к траве,Донг встал и отверз уста:«Не много было ума в голове —Теперь же и вовсе пуста».И с этого дня он идёт, идётСредь гор и лесов, озёр и болот,Поёт он: «О, где, у озёр ли, морей,Следы отыщу я Джамблийки моей!Пройду бесконечной дальности путьИ Деву мою найду где-нибудь!»С тех пор, на дудке вереща,Он бродит, милую ища;А глаза во тьме не ахти остры —Так он добыл молодой корыТвангума, что в долине рос,Да и сплёл превосходный Нос —Престранный Нос, как для детской игры!Громадный, цвета багряной листвы,Привязанный к темени головы.Из недр сквозного плетёного НосаСтруится свет Фонаря-светоноса,Укрыто пламяНадёжно бинтами,Чтоб не задуло его ветрами;И острые клинки лучейСверкают в сумраке ночей.И каждую ночь всю ночь напролётОн ходит по свету взад и вперёд;Вопят Шимпанзе, Кулики и Дрозды —И Донговой не заглушают дуды,Всё ищет – напрасны усилья его —Свою ненаглядную: нет никого…Дик, одинок и отчаян до слёз —Тот Донг-светозарный Нос!И всякий, глядя в полночный часИз Комнат, Башен высоких, Террас,Воскликнет, узрев Метеора лучиВ чёрной тоскливой кромешной ночи:«Дальше он, дальше Светоч понёс,Донг, Донг-светозарный Нос!Вон – по широкому полю пронёс,Пронёс,Пронёс!Донг, Донг-светозарный Нос!»

The Two Old Bachelors

Two old Bachelors were living in one house;One caught a Muffin, the other caught a Mouse.Said he who caught the Muffin to him who caught the Mouse, —'This happens just in time! For we've nothing in the house,'Save a tiny slice of lemon and a teaspoonful of honey,'And what to do for dinner – since we haven't any money?'And what can we expect if we haven't any dinner,'But to loose our teeth and eyelashes and keep on growing thinner?Said he who caught the Mouse to him who caught the Muffin, —'We might cook this little Mouse, if we had only some Stuffin'!'If we had but Sage and Onion we could do extremely well,'But how to get that Stuffin' it is difficult to tell' —Those two old Bachelors ran quickly to the townAnd asked for Sage and Onions as they wandered up and down;They borrowed two large Onions, but no Sage was to be foundIn the Shops, or in the Market, or in all the Gardens round.But some one said, – 'A hill there is, a little to the north,'And to its purpledicular top a narrow way leads forth; —'And there among the rugged rocks abides an ancient Sage, —'An earnest Man, who reads all day a most perplexing page.'Climb up, and seize him by the toes! – all studious as he sits, —'And pull him down, – and chop him into endless little bits!'Then mix him with your Onion, (cut up likewise into Scraps,) —'When your Stuffin' will be ready – and very good: perhaps.Those two old Bachelors without loss of timeThe nearly purpledicular crags at once began to climb;And at the top, among the rocks, all seated in a nook,They saw that Sage, a reading of a most enormous book.'You earnest Sage! aloud they cried, 'your book you've read enough in! —'We wish to chop you into bits to mix you into Stuffin'! —But that old Sage looked calmly up, and with his awful book,At those two Bachelors' bald heads a certain aim he took; —And over crag and precipice they rolled promiscuous down, —At once they rolled, and never stopped in lane or field or town, —And when they reached their house, they found (besides their want of Stuffin',)The Mouse had fled; – and, previously, had eaten up the Muffin.They left their home in silence by the once convivial door.And from that hour those Bachelors were never heard of more.

Два старичка-холостячка

Два Старичка-холостячка, живя в одном домишке,Добыли: Маффина – один, второй – подкрался к Мышке.И тот, что с Маффином, сказал подкравшемуся к Мышке:«Ужасно кстати! Ведь шаром кати у нас в домишке:Лимона ломтик небольшой да мёд – большая ложка,А денег на обед нема – ни мало, ни немножко?А без обеда ждать чего, что может злоключиться:Зубов лишишься и ресниц, став тощим, аки спица?»А тот, что Мышку изловил, сказал не без заминки:«Я б эту Мышку потушил, да нет у нас Начинки!Добыв Шалфей и Лук, тотчас избавимся от мук,Но где Начинку взять, ума не приложу, мой друг».И Старички-холостячки бегом пустились в город,Везде Шалфей и Лук ища, злой ощущая голод;Взяв пару Луковиц взаймы, Шалфей искали страстноНа Рынке, в Лавках и в Садах окрестных – всё напрасно.Но крикнул некто: «Холм стоит, на север прямиком,А у холма вершина есть – торчит торчмя торчком;Там посреди отвесных скал сидит, камней древней,Учёный изучая текст, премудрейший Шалфей.На горку влезете – ату, хватай его за пяткиИ вниз тащи: круши, кроши, шинкуй его, ребятки!Затем смешав его с Лучком, что прежде был покрошен,Получите готовый Фарш, возможно, что… хороший».И Старички-холостячки, не тратя время зря,По тропке в горку поползли, проклятьями соря;И на вершине, средь камней, в укромном уголке,Глядят – и впрямь сидит Шалфей, огромный том в руке.«Послушай, ревностный Шалфей, довольно уж читал ты!Тебя порубим мы, – кричат, – чтоб добрым Фаршем стал ты!»Старик Шалфей, взглянув едва, обрушил жуткий томНа главы лысых Старичков-холостячков; притомМеж пропастей и острых скал те покатились внизИ мимо сёл и городов без отдыха неслись;Катило их, крутило их и к дому прикатило:Начинки нет, сбежала Мышь и Маффина схарчила.В безмолвии Холостячки из дома вышли в дверь,И больше ничего нельзя сказать о них теперь.

The Pelican Chorus

King and Queen of the Pelicans we;No other Birds so grand we see!None but we have feet like fins!With lovely leathery throats and chins!Ploffskin, Pluffskin, Pelican jee!We think no Birds so happy as we!Plumpskin, Ploshkin, Pelican jill!We think so then, and we thought so still!We live on the Nile. The Nile we love.By night we sleep on the cliffs above;By day we fish, and at eve we standOn long bare islands of yellow sand.And when the sun sinks slowly downAnd the great rock walls grow dark and brown,Where the purple river rolls fast and dimAnd the Ivory Ibis starlike skim,Wing to wing we dance around, —Stamping our feet with a flumpy sound, —Opening our mouths as Pelicans ought,And this is the song we nighly snort; —Ploffskin, Pluffskin, Pelican jee!We think no Birds so happy as we!Plumpskin, Ploshkin, Pelican jill!We think so then, and we thought so still!Last year came out our daughter, Dell;And all the Birds received her well.To do her honour, a feast we madeFor every bird that can swim or wade.Herons and Gulls, and Cormorants black,Cranes, and flamingoes with scarlet back,Plovers and Storks, and Geese in clouds,Swans and Dilberry Ducks in crowds.Thousands of Birds in wondrous flight!They ate and drank and danced all night,And echoing back from the rocks you heardMultitude-echoes from Bird to bird, —Ploffskin, Pluffskin, Pelican jee!We think no Birds so happy as we!Plumpskin, Ploshkin, Pelican jill!We think so then, and we thought so still!Yes, they came; and among the rest,The King of the Cranes all grandly dressed.Such a lovely tail! Its feathers floatbetween the ends of his blue dress-coat;With pea-green trowsers all so neat,And a delicate frill to hide his feet, —(For though no one speaks of it, every one knows,He has got no webs between his toes!)As soon as he saw our Daughter Dell,In violent love that Crane King fell, —On seeing her waddling form so fair,With a wreath of shrimps in her short white hair.And before the end of the next long day,Our Dell had given her heart away;For the King of the Cranes had won that heart,With a Crocodile's egg and a large fish-tart.She vowed to marry the King of the Cranes,Leaving the Nile for stranger plains;And away they flew in a gathering crowdOf endless birds in a lengthening cloud.Ploffskin, Pluffskin, Pelican jee!We think no Birds so happy as we!Plumpskin, Ploshkin, Pelican jill!We think so then, and we thought so still!And far away in the twilight sky,We heard them singing a lessening cry, —Farther and farther till out of sight,And we stood alone in the silent night!Often since, in the nights of June,We sit on the sand and watch the moon; —She has gone to the great Gromboolian plain,And we probably never shall meet again!Oft, in the long still nights of June,We sit on the rocks and watch the moon; —She dwells by the streams of the Chankly Bore,And we probably never shall see her more.Ploffskin, Pluffskin, Pelican jee!We think no Birds so happy as we!Plumpskin, Ploshkin, Pelican jill!We think so then, and we thought so still!

Пеликанья песнь

Королевская мы четаПеликанья; и нам не четаПтицы прочие все, у нихНет ни ног, ни зобов таких!Плюхты да Пляхты, Пеликан эх!Пеликан-птица счастливей всех!Бухты, Барахты, Пеликан шмяк!Так будет прежде, и впредь было так!Живём на Ниле. Нами Нил любим.На тёплых скалах ночами спим;Мы днём рыбачим, а вечеркомСтоим на утёсе, прикрытом песком.Когда же солнце плывёт к закатуИ скалы бурые тенью объяты,Где Белые Ибисы, словно клинки,Взрезают поверхность пурпурной реки,Там мы танцуем, к крылу крыло,Шлёпая ластами тяжело,Каждый, раскрыв Пеликаний рот,Фыркает, крякает – песню поёт:Плюхты да Пляхты, Пеликан эх!Пеликан-птица счастливей всех!Бухты, Барахты, Пеликан шмяк!Так будет прежде, и впредь было так!Не минуло года, как доченьку, Делл,Мы вывели в свет – свет с восторгом глядел.И задали пир мы в дочкину честь,Гостей собралось – и не перечесть.Аисты, Чайки, Баклан смоляной,Цапли, Фламинго с алой спиной,Зуйки, Журавли и Гусиный косяк,Лебеди, Утки и Селезень всяк.Тысячи Птиц устремились в полёт!Они пировали ночь напролёт,И множило эхо, со скал подхватив,Лихой Пеликаньей песни мотив:Плюхты да Пляхты, Пеликан эх!Пеликан-птица счастливей всех!Бухты, Барахты, Пеликан шмяк!Так будет прежде, и впредь было так!Выделялся среди гостейРасфрачённый Король Журавлей.Синий фрак столь шикарен на вид,И хвост между фалдами реет, парит!Пришита к зелёным штанам бахрома,Что ноги скрывает надёжно весьма(Хоть все и молчат, знает каждый с пелёнок,Что нет между пальцев его перепонок!).Едва увидав нашу дочку Делл,Король воспылал, возлюбил, восхотел, —Мила, угловата, движенья неловки,Венок из креветок на русой головке.И прежде чем день погрузился во тьму,Делл отдала своё сердце ему;Жених преподнёс ей вместо кольцаЯйцо Крокодила и торт из Тунца.Делл поклялась Королю ЖуравлейОставить свой Нил ради чуждых полей.И взмыли они к звезде голубойИ облако Птиц увлекли за собой.Плюхты да Пляхты, Пеликан эх!Пеликан-птица счастливей всех!Бухты, Барахты, Пеликан шмяк!Так будет прежде, и впредь было так!Над нами небес темнеющий крайИ птичий вдали замирающий грай, —Всё дальше и дальше, и скрылись они —В безмолвной ночи мы остались одни!Ночами в июне сидим на пескеИ на луну взираем в тоске;В Громбульяне дочь приземлилась давно,Увидеться с ней, видно, не суждено!Ночами июньскими часто в тоскеГлядим на луну и сидим на песке;У струй Чанкли-Борских осела давно,Нам свидеться с дочкой, увы, не дано.Плюхты да Пляхты, Пеликан эх!Пеликан-птица счастливей всех!Бухты, Барахты, Пеликан шмяк!Так будет прежде, и впредь было так!

The Courtship of the Yonghy-Bonghy-Bò

IOn the Coast of CoromandelWhere the early pumpkins blow,In the middle of the woodsLived the Yonghy-Bonghy-Bò.Two old chairs, and half a candle, —One old jug without a handle, —These were all his worldly goods:In the middle of the woods,These were all the worldly goods,Of the Yonghy-Bonghy-Bò,Of the Yonghy-Bonghy-Bò.IIOnce, among the Bong-trees walkingWhere the early pumpkins blow,To a little heap of stonesCame the Yonghy-Bonghy-Bò.There he heard a Lady talking,To some milk-white Hens of Dorking, —''Tis the lady Jingly Jones!'On that little heap of stones'Sits the Lady Jingly Jones!Said the Yonghy-Bonghy-Bò,Said the Yonghy-Bonghy-Bò.III'Lady Jingly! Lady Jingly!'Sitting where the pumpkins blow,'Will you come and be my wife?Said the Yonghy-Bonghy-Bò.'I am tired of living singly, —'On this coast so wild and shingly, —'I'm a-weary of my life:'If you'll come and be my wife,'Quite serene would be my life! —Said the Yonghy-Bonghy-Bò,Said the Yonghy-Bonghy-Bò.IV'On this Coast of Coromandel,'Shrimps and watercresses grow,'Prawns are plentiful and cheap,Said the Yonghy-Bonghy-Bò.'You shall have my chairs and candle,'And my jug without a handle! —'Gaze upon the rolling deep('Fish is plentiful and cheap)'As the sea, my love is deep!Said the Yonghy-Bonghy-Bò,Said the Yonghy-Bonghy-Bò.VLady Jingly answered sadly,And her tears began to flow, —'Your proposal comes too late,'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!'I would be your wife most gladly!(Here she twirled her fingers madly,)'But in England I've a mate!'Yes! you've asked me far too late,'For in England I've a mate,'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!VI'Mr. Jones – (his name is Handel, —'Handel Jones, Esquire, & Co.)'Dorking fowls delights to send,'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!'Keep, oh! keep your chairs and candle,'And your jug without a handle, —'I can merely be your friend!' – Should my Jones more Dorkings send,'I will give you three, my friend!'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!VII'Though you've such a tiny body,'And your head so large doth grow, —'Though your hat may blow away,'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!'Though you're such a Hoddy Doddy —'Yet a wish that I could modi —'fy the words I needs must say!'Will you please to go away?'That is all I have to say —'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò!'Mr. Yonghy-Bonghy-Bò! .VIIIDown the slippery slopes of Myrtle,Where the early pumpkins blow,To the calm and silent seaFled the Yonghy-Bonghy-Bò.There, beyond the Bay of Gurtle,Lay a large and lively Turtle, —'You're the Cove, he said, 'for me'On your back beyond the sea,'Turtle, you shall carry me!Said the Yonghy-Bonghy-Bò,Said the Yonghy-Bonghy-Bò.IXThrough the silent-roaring oceanDid the Turtle swiftly go;Holding fast upon his shellRode the Yonghy-Bonghy-Bò.With a sad primæval motionTowards the sunset isles of BoshenStill the Turtle bore him well.Holding fast upon his shell,'Lady Jingly Jones, farewell!Sang the Yonghy-Bonghy-Bò,Sang the Yonghy-Bonghy-Bò.XFrom the Coast of Coromandel,Did that Lady never go;On that heap of stones she mournsFor the Yonghy-Bonghy-Bò.On that Coast of Coromandel,In his jug without a handleStill she weeps, and daily moans;On that little hep of stonesTo her Dorking Hens she moans,For the Yonghy-Bonghy-Bò,For the Yonghy-Bonghy-Bò.

Сватовство Йонги-Бонги-Бо

IКак на взморье Коромандел,Где от тыкв рябым-рябо,Поживал в глуши лесовНекий Йонги-Бонги-Бо.Стула два, свечи полштучкиДа кувшин, лишённый ручки, —Вот и всё, в конце концов,Чем владел в глуши лесовПосле дедов и отцовЭтот Йонги-Бонги-Бо,Этот Йонги-Бонги-Бо.IIКак-то по лесу плутая,Где от тыкв рябым-рябо,Кучку гальки, поражён-с,Видит Йонги-Бонги-Бо.Льётся Леди речь простая,К белым курам долетая.«Это Леди Джингли ДжонсТам, на гальке, – поражён-с! —Вижу Леди Джингли Джонс!» —Молвил Йонги-Бонги-Бо,Молвил Йонги-Бонги-Бо.III«Леди Джингли! Леди Джингли!Где в глазах от тыкв рябо,Станете ли мне женой?» —Молвил Йонги-Бонги-Бо.«Я устал без половинки,Жизнь пуста, в ней нет живинки,Леди, сжальтесь надо мной:Если станете женой,Станет жизнь моя иной», —Молвил Йонги-Бонги-Бо,Молвил Йонги-Бонги-Бо.IV«Здесь, на взморье Коромандел,От жерух в глазах рябоИ цена креветкам грош, —Молвил Йонги-Бонги-Бо. —Стула два, свечи полштучкиИ кувшин, лишённый ручки, —Будут ваши, дар хорош(Рыба тоже стоит грош),От любви бросает в дрожь», —Молвил Йонги-Бонги-Бо,Молвил Йонги-Бонги-Бо.VЛеди с грустью отвечала,И от слёз в глазах рябо:«Поздно, поздно, милый друг,Мистер Йонги-Бонги-Бо!Я б женой охотно стала(Пальцы яростно ломала),Только в Англии супруг!Слишком поздно, милый друг,Если в Англии супруг,Мистер Йонги-Бонги-Бо,Мистер Йонги-Бонги-Бо!VIМистер Джонс (сказать бы лучше —Хэндел Джонс, Эсквайр, энд К°) —Яйценоских кур развод,Мистер Йонги-Бонги-Бо!Берегите стулья, штучкиИ кувшин, лишённый ручки.Буду другом вам, вот-вотМне мой Джонс курей пришлёт,Трёх отдам вам на развод,Мистер Йонги-Бонги-Бо,Мистер Йонги-Бонги-Бо!VIIПусть вы карликова роста,С головою, как жабо,Ветер дунет – шляпа прочь,Мистер Йонги-Бонги-Бо!Пусть вы с виду чайник просто —Рада бы, но я не в состо —янье это превозмочь,Посему подите прочь,Этого не превозмочь,Мистер Йонги-Бонги-Бо,Мистер Йонги-Бонги-Бо!»VIIIВниз по скользким склонам Мёртла,Где от тыкв рябым-рябо,К морю устремил свой бегБедный Йонги-Бонги-Бо.А в далёкой бухте ГёртлаЧерепах лежал как мёртвый,Но живой. «Вы мой ковчег.В море устремим свой бег,Черепах, вы мой ковчег!» —Молвил Йонги-Бонги-Бо,Молвил Йонги-Бонги-Бо.IXОкеан был тих, истошен,Черепах поплыл резво;В панциря вцепившись край,Сверху Йонги-Бонги-Бо.Первобытен и дотошен,К островам закатным БоушенЧерепах летел, как в рай.В панцирный вцепившись край:«Леди Джингли Джонс прощай!» —Пел наш Йонги-Бонги-Бо,Пел наш Йонги-Бонги-Бо.XС побережья КороманделЛеди отступить слабо;На камнях ревмя ревётВсё о Йонги-Бонги-Бо.И на кучке без отлучкиВ тот кувшин, лишённый ручки,Ежедневно слёзы льёт;Куриц доркингских берётИ пред ними слёзы льётВсё о Йонги-Бонги-Бо,Всё о Йонги-Бонги-Бо.

The Pobble Who Has No Toes

IThe Pobble who has no toesHad once as many as we;When they said, ‘Some day you may lose them all;’He replied, ‘Fish fiddle de-dee!’And his Aunt Jobiska made him drinkLavender water tinged with pink;For she said, ‘The World in general knowsThere's nothing so good for a Pobble's toes!’IIThe Pobble who has no toes,Swam across the Bristol Channel;But before he set out he wrapped his noseIn a piece of scarlet flannel.For his Aunt Jobiska said, ‘No harmCan come to his toes if his nose is warm;And it's perfectly known that a Pobble's toesAre safe – provided he minds his nose.’IIIThe Pobble swam fast and well,And when boats or ships came near him,He tinkledy-binkledy-winkled a bellSo that all the world could hear him.And all the Sailors and Admirals cried,When they saw him nearing the further side, —‘He has gone to fish, for his Aunt Jobiska'sRuncible Cat with crimson whiskers!’IVBut before he touched the shore, —The shore of the Bristol Channel,A sea-green Porpoise carried awayHis wrapper of scarlet flannel.And when he came to observe his feet,Formerly garnished with toes so neat,His face at once became forlornOn perceiving that all his toes were gone!VAnd nobody ever knew,From that dark day to the present,Who had taken the Pobble's toes,In a manner so far from pleasant.Whether the shrimps or crawfish gray,Or crafty Mermaids stole them away,Nobody knew; and nobody knowsHow the Pobble was robbed of his twice five toes!VIThe Pobble who has no toesWas placed in a friendly Bark,And they rowed him back, and carried him upTo his Aunt Jobiska's Park.And she made him a feast, at his earnest wish,Of eggs and buttercups fried with fish;And she said, ‘It's a fact the whole world knows,That Pobbles are happier without their toes.’

Поббл без пальцев ног

IУ Поббла без пальцев ногПальцы были в прежние дни;Говорят ему: «Береги их, сынок»;Он в ответ: «Ту-ру-ру ни-ни!»И Тётка Джобиска поила егоНастойкой лавандовой – оттогоЧто: «Мир ничего придумать не смогПолезней для Поббловых пальцев и ног».IIТот Поббл без пальцев ногБристольский канал переплыл;Но прежде добыл фланели кусокИ нос хорошо утеплил.Твердила же Тётка: «Не свалится бедНа пальчики ножек, коль носик согрет.Знает всяк, что не будет для пальцев угроз,Коль Поббл бережёт и лелеет нос».IIIА Поббл плыл и плыл, быстро плыл,И, видя идущее судно,Он «дзынь-дрынь-ля-ля» в колокольчик звонил —Не услышать его было трудно.И каждый Матрос, Капитан, Адмирал,Завидев его, восхищённо орал:«Поплыл он за рыбкой для Киски,Любимицы Тётки Джобиски!»IVНо на берег ступить он не смог,На берег того же канала, —Дельфин голубой фланель уволок,Что нос плывуна согревала.Когда же он бегло взглянул на ступни,Что пальцы красили в прежние дни,Мгновенно лицо омрачила беда:Все пальцы исчезли незнамо куда!VИ тайны никто не прозналС того и до этого дня,Кто пальцы у Поббла отнял,Глухое молчанье храня.Креветок ли стая, рачок ли один,А может, Русалки из тёмных глубин,Не знает никто; только уж не сыскатьТех пальцев украденных – дважды по пять!VIИ Поббла без пальцев ногНа Барк мимошедший – шварк,Водою и сушей в короткий срокВ Джобискин доставив Парк.Та, нажарив племяннику рыбы с яйцомИ цветочной приправой, блеснула словцом:«И целый мир отрицать бы не мог,Что Побблы счастливей без пальцев ног».

The New Vestments

There lived an old man in the Kingdom of Tess,Who invented a purely original dress;And when it was perfectly made and complete,He opened the door and walked into the street.By way of a hat he'd a loaf of Brown Bread,In the middle of which he inserted his head;His Shirt was made up of no end of dead Mice,The warmth of whose skins was quite fluffy and nice;His Drawers were of Rabbit-skins, so were his Shoes;His Stockings were skins, but it is not known whose;His Waistcoat and Trowsers were made of Pork Chops;His Buttons were Jujubes and Chocolate Drops;His Coat was all Pancakes, with Jam for a border,And a girdle of Biscuits to keep it in order;And he wore over all, as a screen from bad weather,A Cloak of green Cabbage-leaves stitched all together.He had walked a short way, when he heard a great noise,Of all sorts of Beasticles, Birdlings, and Boys;And from every long street and dark lane in the townBeasts, Birdies, and Boys in a tumult rushed down.Two Cows and a Calf ate his Cabbage-leaf Cloak;Four Apes seized his Girdle, which vanished like smoke;Three Kids ate up half of his Pancaky Coat,And the tails were devour'd by an ancient He Goat;An army of Dogs in a twinkling tore up hisPork Waistcoat and Trowsers to give to their Puppies;And while they were growling, and mumbling the Chops,Ten Boys prigged the Jujubes and Chocolate Drops.He tried to run back to his house, but in vain,For scores of fat Pigs came again and again:They rushed out of stables and hovels and doors;They tore off his stockings, his shoes, and his drawers;And now from the housetops with screechings descendStriped, spotted, white, black, and gray Cats without end:They jumped on his shoulders and knocked off his hat,When Crows, Ducks, and Hens made a mincemeat of that;They speedily flew at his sleeves in a trice,And utterly tore up his Shirt of dead Mice;They swallowed the last of his Shirt with a squall, —Whereon he ran home with no clothes on at all.And he said to himself, as he bolted the door,«I will not wear a similar dress any more,Any more, any more, any more, never more!»

Новое одеянье

Жил один старичок в Королевстве Тестесс,Он костюм сочинил – всех чуднее чудес;Едва он одёжку дошил, довершил —Как дверь отворил и пройтиться решил.Убор головной – из Буханки Ржаной,Другой не найдётся такой ни одной;Рубаха – из тысяч покойных Мышей,Нет меха приятней для спин и для шей;Кальсоны – из Кролика, и Башмаки;Из шкуры безвестного зверя – Чулки;Жилет и Штоны – из Свиных Отбивных;Застёжки – из Мятных Драже и иных;Сюртук из Блинов, Джемом весь оторочен,Бисквитным ремнём схвачен был и упрочен;Ну а сверху, щитом от погоды ненастной, —Плащ из листьев Капустных зелёно-прекрасный.Сделав пару шагов, рёв услышал и вой:И Зверьё, и Птичьё, и Детьё – злой толпойУстремились из улиц и тёмных дворов,Пронося полувой-полурык-полурёв.Корова с Телком пол – сжевали – Плаща;Четыре Макаки – Ремень сообща;Козлята, ведомые старым Козлом,Сжевали Сюртук в умышлении злом;Свирепые Псы Отбивные срывалиЖилет и Штоны, и Щенятам давали;Как Псы не щадили Котлет Отбивных,Мальцы – Шоколадных Драже и иных;Хотел воротиться домой, но вотще:Отрезали Свиньи отход вообще,Покинувши стойло, и хлев, и загон, —Не стало Чулок, Башмаков и Кальсон;Вопя, из подвалов и с крыш-чердаковНеслись разномастные тьмы Кошаков:На плечи вскочили, сбив Шляпу, еёМгновенно всю-всю исклевало Птичьё;И ворот порвали, и каждый рукав,Рубаху на мелких Мышей разодрав;Остатки Рубахи доели дотла —Домой прибежал он в чём мать родила.Дверь захлопнув, сказал: «Режь меня, если хошь, —Не надену отныне подобных одёжНикогда ни за что – ешь меня, если хошь!»

Mr. and Mrs. Discobbolos

IMr. and Mrs. DiscobbolosClimbed to the top of a wall.And they sate to watch the sunset skyAnd to hear the Nupiter Piffkin cryAnd the Biscuit Buffalo call.They took up a roll and some Camomile tea,And both were as happy as happy could be —Till Mrs. Discobbolos said, —'Oh! W! X! Y! Z!'It has just come into my head —'Suppose we should happen to fall!!!!!'Darling Mr. DiscobbolosII'Suppose we should fall down flumpetty'Just like pieces of stone!'On the thorns, – or into the moat!'What would become of your new green coat'And might you not break a bone?'It never occurred to me before —'That perhaps we shall never go down any more!And Mrs. Discobbolos said —'Oh! W! X! Y! Z!'What put it into your head'To climb up this wall? – my own'Darling Mr. Discobbolos?IIIMr. Discobbolos answered, —'At first it gave me pain, —'And I felt my ears turn perfectly pink'When your exclamation made me think'We might never get down again!'But now I believe it is wiser far'To remain for ever just where we are. —And Mr. Discobbolos said,'Oh! W! X! Y! Z!'It has just come into my head —' – We shall never go down again —'Dearest Mrs. Discobbolos!IVSo Mr. and Mrs. DiscobbolosStood up and began to sing,'Far away from hurry and strife'Here we will pass the rest of life,'Ding a dong, ding dong, ding!'We want no knives nor forks nor chairs,'No tables nor carpets nor household cares,'From worry of life we've fled —'Oh! W! X! Y! Z!'There is no more trouble ahead,'Sorrow or any such thing —'For Mr. and Mrs. Discobbolos!

Мистер и миссис Дискобболос

Первая часть

IМистер и Миссис ДискобболосВлезли на стену вдвоём.Взирают и внемлют: алеет закат,Ньюпитеры-Пиффкины звонко кричат,А Баффало-Бискит – баском.Вкушают рулет и Ромашковый чай,И счастливы оба, блаженствуют, чай, —Вдруг Миссис Дискобболос: «Нет!Ох! Дабл-ю! Экс! Уай! Зет!Влетит же в лоб этакий бред —А вдруг мы сейчас упадём!!!!!Милый Мистер Дискобболос!IIА что если мы грохотнёмся,Будто пара камней?На колючки? Иль в жуткий проём?В новом зелёном жакете своёмНе соберёте костей!А если другая беда —Вдруг на землю не ступим уже никогда!»И Миссис Дискобболос: «Нет!Ох! Дабл-ю! Экс! Уай! Зет!Как в лоб вам влетел этот бред —На стену залезть? – живейОтветствуйте, Мистер Дискобболос!»IIIМистер Дискобболос молвил:«Насквозь вы меня прожгли,Краснею до самых ушей —Ужель до скончания днейНогой не коснуться земли!Но вижу – гораздо умней для насОстаться навеки там, где сейчас».И Мистер Дискобболос вслед:«Ох! Дабл-ю! Экс! Уай! Зет!Совсем никакой не бред —Не коснёмся ногой земли,Милая Миссис Дискобболос!»IVТут Мистер и Миссис ДискобболосПривстали и спели вдвоём:«От распрей вдали и суетПроживём до скончания лет,Динь-динь-дон, динь-динь-дом!Не надо нам стульев, столов,Ни вилок, ножей, ни ковров,Сбежали от тягот и бед —Ох! Дабл-ю! Экс! Уай! Зет!И в будущем мы, о нет,Печали и горя не ждём —Мы, Мистер и Миссис Дискобболос!»

Mr. and Mrs. Discobbolos

(second part)

IMr. and Mrs. DiscobbolosLived on the top of the wall,For twenty years, a month and a day,Till their hair had grown all pearly gray,And their teeth began to fall.They never were ill, or at all dejected,By all admired, and by some respected,Till Mrs. Discobbolos said,'Oh! W! X! Y! Z!'It has just come into my head,'We have no more room at all —'Darling Mr. DiscobbolosII'Look at our six fine boys!'And our six sweet girls so fair!They have all been born upon this wall,'And not one of the twelve has happened to fall'Through my maternal care!'Surely they should not pass their lives'Without any chance of husbands or wives!And Mrs. Discobbolos said,'Oh! W! X! Y! Z!'Did it never come into your head'That our lives must be lived elsewhere,'Dearest Mr. Discobbolos?III'They have never been at a ball,'Nor have ever seen a bazaar!'Nor have heard folks say in a tone all hearty“What loves of girls (at a garden party)Those Misses Discobbolos are!”'Morning and night it drives me wild'To think of the fate of each darling child!But Mr. Discobbolos said,'Oh! W! X! Y! Z!'What has come to your fiddledum head!'What a runcible goose you are!'Octopod Mrs. Discobbolos!IVSuddenly Mr. DiscobbolosSlid from the top of the wall;And beneath it he dug a dreadful trench,And filled it with dynamite, gunpowder gench,And aloud he began to call —'Let the wild bee sing,'And the blue bird hum!'For the end of our lives has certainly come!And Mrs. Discobbolos said,'Oh! W! X! Y! Z!'We shall presently all be dead,'On this ancient runcible wall,'Terrible Mr. Discobbolos!VPensively, Mr. DiscobbolosSat with his back to the wall;He lighted a match, and fired the train,And the mortified mountain echoed againTo the sound of an awful fall!And all the Discobbolos family flewIn thousands of bits to the sky so blue,And no one was left to have said,'Oh! W! X! Y! Z!'Has it come into anyone's head'That the end has happened to all'Of the whole of the Clan Discobbolos?

Мистер и миссис Дискобболос

Вторая часть

IМистер и Миссис ДискобболосПрожили на стенеИ день, и месяц, и двадцать лет,И каждый из них стал жемчужно-седИ стал беззубым вполне.Ни хвори не знали они, ни печалиИ лишь восхищённые взгляды встречали,Вдруг Миссис Дискобболос: «Нет!Ох! Дабл-ю! Экс! Уай! Зет!Втемяшется ж этакий бред —Теснимся на крутизне,Милый Мистер Дискобболос!IIШесть славных парней завели!И столько же дочек любимых!Вся дюжина здесь родилась, на стене,Все целы, здоровы и живы вполне,Материнской заботой хранимы.Неужто всю жизнь им прожить вот так,Забыв про мужей, про жён и про брак!И Миссис Дискобболос вслед:«Ох! Дабл-ю! Экс! Уай! Зет!Ну разве же это бред,И съехать отсель не должны мы,Дражайший Мистер Дискобболос?IIIНе бывали на бале они!На базаре – невинный каприз!Не слыхали, как скажет иной по старинке:«Что за прелесть (на загородной вечеринке)Все эти Дискобболос Мисс!»И денно, и нощно мне в сердце стучатТревоги за наших возлюбленных чад!»Но Мистер Дискобболос: «Нет!Ох! Дабл-ю! Экс! Уай! Зет!Как в лоб вам влетел этот бред!Вы гусыня, глупейших из!Спрутище Миссис Дискобболос!»IVВнезапно Мистер ДискобболосСнялся с вершины стены;И, вырыв под нею огромный ров,Динамит в нём и порох до самых краёв,Возопил из души глубины:«Пусть поёт пчелаИ жужжит щегол!Потому что конец нашим жизням пришёл!»А супруга ему в ответ:«Ох! Дабл-ю! Экс! Уай! Зет!Не жить нам больше ни дня, о нет,На плешине сей древней стены,Ужасный Мистер Дискобболос!»VСумрачный, Мистер ДискобболосСидел, прислонясь к стене;Он спичку зажёг, поджёг фитилёк,И грянувший взрыв за собою повлёкКрушенье горы в стороне.Взлетело семейство Дискобболос в высь,Сто тысяч кусочков по небу неслись,И никто уж не скажет, нет:«Ох! Дабл-ю! Экс! Уай! Зет!Да в чей бы лоб влетел этот бред —Что будет подобным конецВеликого Клана Дискобболос?»

The Quangle Wangle's Hat

IOn the top of the Crumpetty TreeThe Quangle Wangle sat,But his face you could not see,On account of his Beaver Hat.For his Hat was a hundred and two feet wide,With ribbons and bibbons on every sideAnd bells, and buttons, and loops, and lace,So that nobody ever could see the faceOf the Quangle Wangle Quee.IIThe Quangle Wangle saidTo himself on the Crumpetty Tree, —‘Jam; and jelly; and bread;‘Are the best of food for me!‘But the longer I live on this Crumpetty Tree‘The plainer than ever it seems to me‘That very few people come this way‘And that life on the whole is far from gay!’Said the Quangle Wangle Quee.IIIBut there came to the Crumpetty Tree,Mr. and Mrs. Canary;And they said, – ‘Did ever you see‘Any spot so charmingly airy?‘May we build a nest on your lovely Hat?‘Mr. Quangle Wangle, grant us that!‘O please let us come and build a nest‘Of whatever material suits you best,‘Mr. Quangle Wangle Quee!’IVAnd besides, to the Crumpetty TreeCame the Stork, the Duck, and the Owl;The Snail, and the Bumble-Bee,The Frog, and the Fimble Fowl;(The Fimble Fowl, with a corkscrew leg;)And all of them said, – ‘We humbly beg,‘We may build out homes on your lovely Hat, —‘Mr. Quangle Wangle, grant us that!‘Mr. Quangle Wangle Quee!’VAnd the Golden Grouse came there,And the Pobble who has no toes, —And the small Olympian bear, —And the Dong with a luminous nose.And the Blue Baboon, who played the Flute, —And the Orient Calf from the Land of Tute, —And the Attery Squash, and the Bisky Bat, —All came and built on the lovely HatOf the Quangle Wangle Quee.VIAnd the Quangle Wangle saidTo himself on the Crumpetty Tree, —‘When all these creatures move‘What a wonderful noise there'll be!’And at night by the light of the Mulberry moonThey danced to the Flute of the Blue Baboon,On the broad green leaves of the Crumpetty Tree,And all were as happy as happy could be,With the Quangle Wangle Quee.

Шляпа Хитро-Вангла

IНа Крампетти-Древе в те дниВоссел Хитро-Вангл – каково,Лицо его скрыто в тениПод Шляпой Бобровой его.В той Шляпе сто футов и два ширины,К ней ленты и пленты прикреплены,Бубенчики, петельки и кружевца,Так что никто и не видел лицаТого Хитро-Вангла Куи.IIХитро-Вангл рассуждал меж тем,Восседая на Древе в тени:«Хлеб, желейка и джем —Лучше нету еды искони.Но, чем дольше живу я на вышине,Тем ясней и ясней представляется мне:Никого не ведут восмояси пути,И в целом-то жизнь весела не ахти», —Рассуждал Хитро-Вангл Куи.IIIНо к Крампетти-Древу в те дниПришли Канарейки парой.«Нет места воздушней, взгляни,Сей Крампетти-Древины старой.Могли б мы гнездо завести средь полейЧудесной раскидистой Шляпы сей?О, дайте нам гнёздышко свить поутруИз того матерьяла, что вам по нутру,Дорогой Хитро-Вангл Куи!»IVСледом к Крампетти-Древу пришлиБелый Аист, Утка, Лягушка,Сова и Улитка, Шмели,И Птица, по виду Несушка(Несушка с корявой ногой);И хором они: «Хитро-Вангл, дорогой,Позвольте дома завести средь полейЧудесной раскидистой Шляпы сей,Дорогой Хитро-Вангл Куи!»VИ Рябчик пришёл Золотой,Поббл, чьи пальцы кто-то унёс,Олимпийский Медведь небольшой,Также Донг-светозарный нос.Голубой Бабуин с нежной Флейтой тут,И Телец из далёкого Края Тьют,И Аттери-Вош, и Биски-Летучиймыш, —Пришли и на Шляпе отстроились, вишь,Того Хитро-Вангла Куи.VIИ сказал Хитро-Вангл себеНа Крампетти-Древе в тени:«То-то славный будет шумок,Как в движенье придут они!»И ночью при свете Багровой ЛуныПлясали под Флейту Примата, полныТакого счастья они, просто ах,На широких зелёных Древесных листахБлиз Хитро-Вангла Куи.

The Cummerbund

An Indian Poem[1]

IShe sate upon her Dobie,To watch the Evening Star,And all the Punkahs as they passed,Cried, 'My! how fair you are!Around her bower, with quivering leaves,The tall Kamsamahs grew,And Kitmutgars in wild festoonsHung down from Tchokis blue.IIBelow her home the river rolledWith soft meloobious sound,Where golden-finned Chuprassies swam,In myriads circling round.Above, on tallest trees remoteGreen Ayahs perched alone,And all night long the Mussak moan'dIts melancholy tone.IIIAnd where the purple Nullahs threwTheir branches far and wide, —And silvery Goreewallahs flewIn silence, side by side, —The little Bheesties' twittering cryRose on the fragrant air,And oft the angry Jampan howledDeep in his hateful lair.IVShe sate upon her Dobie, —She heard the Nimmak hum, —When all at once a cry arose, —'The Cummerbund is come!In vain she fled: – with open jawsThe angry monster followed,And so, (before assistence came,)That Lady Fair was swallowed.VThey sought in vain for even a boneRespectfully to bury, —They said, – 'Hers was a dreadful fate!(And Echo answered 'Very. )They nailed her Dobie to the wall,Where last her form was seen,And underneath they wrote these words,In yellow, blue, and green: —Beware, ye Fair! Ye Fair, beware!Nor sit out late at night, —Lest horrid Cummerbunds should come,And swallow you outright.КамербандИндийская поэма[2]IОна, на Доби сидя,Глядела на Звезду,Галдели Панкахи кругом:«Красива на беду!»Камсамахи вокруг неёРосли в листве густой,И Китмутгары вниз теклиИз Тчоки голубой.IIВнизу ручей бежал, струяСвой мелубичный звук,Чупрасси стаями вились,Чертя за кругом круг.Вверху, на дальних деревах,Зелёных Ай привал,И грустный Массак до утраСтенал и подвывал.IIIГде Наллахи тянулись ввысь,И вдоль, и поперёк,И Гориволлахи неслисьБесшумно, к боку бок,Там крошки Бхисти, щебеча,Вдыхали ароматыИ часто злобный Джампан выл,Берлогою объятый.IVОна сидит на Доби,И Ниммак слышен ей,Как вдруг возник ужасный крик:«О Камербанд, злодей!»Она бежать, но тщетно —Разверзнув пасть, уродБеспомощную ЛедиСожрал, как бутерброд.VХотя бы косточку найтиБыл каждый озабоченИ молвил: «Горестный удел!»(А Эхо: «Очень, очень…»)Прибили Доби ко стене,Сидела Леди, мол, там,И снизу вывели словаЗелёным, синим, жёлтым:«О Леди! Бдите! По домамСидите в поздний час!Чтоб Камербанды не пришлиИ не сожрали вас!»

The Akond of Swat

Who, or why, or which, or what, Is the Akond of SWAT?Is he tall or short, or dark or fair?Does he sit on a stool or a sofa or a chair,or SQUAT,The Akond of Swat?Is he wise or foolish, young or old?Does he drink his soup and his coffee cold,or HOT,The Akond of Swat?Does he sing or whistle, jabber or talk,And when riding abroad does he gallop or walkor TROT,The Akond of Swat?Does he wear a turban, a fez, or a hat?Does he sleep on a mattress, a bed, or a mat,or COT,The Akond of Swat?When he writes a copy in round-hand size,Does he cross his T's and finish his I'swith a DOT,The Akond of Swat?Can he write a letter concisely clearWithout a speck or a smudge or smearor BLOT,The Akond of Swat?Do his people like him extremely well?Or do they, whenever they can, rebel,or PLOT,At the Akond of Swat?If he catches them then, either old or young,Does he have them chopped in pieces or hung,or shot,The Akond of Swat?Do his people prig in the lanes or park?Or even at times, when days are dark,GAROTTE?O the Akond of Swat!Does he study the wants of his own dominion?Or doesn't he care for public opiniona JOT,The Akond of Swat?To amuse his mind do his people show himPictures, or any one's last new poem,or WHAT,For the Akond of Swat?At night if he suddenly screams and wakes,Do they bring him only a few small cakes,or a LOT,For the Akond of Swat?Does he live on turnips, tea, or tripe?Does he like his shawl to be marked with a stripe,or a DOT,The Akond of Swat?Does he like to lie on his back in a boatLike the lady who lived in that isle remote,SHALLOTT,The Akond of Swat?Is he quiet, or always making a fuss?Is his stewart a Swiss or a Swede or Russ,or a SCOT,The Akond of Swat?Does like to sit by the calm blue wave?Or to sleep and snore in a dark green cave,or a GROTT,The Akond of Swat?Does he drink small beer from a silver jug?Or a bowl? or a glass? or a cup? or a mug?or ROT,The Akond of Swat?Does he beat his wife with a gold-topped pipe,When she let the gooseberries grow too ripe,or ROT,The Akond of Swat?Does he wear a white tie when he dines with friends,And tie it neat in a bow with ends,or a KNOT,The Akond of Swat?Does he like new cream, and hate mince-pies?When he looks at the sun does he wink his eyes,or NOT,The Akond of Swat?Does he teach his subjects to roast and bake?Does he sail about on an inland lakein a YACHT,The Akond of Swat?Some one, or nobody, knows I wotWho or which or why or whatIs the Akond of Swat!

For the existence of this potentate see Indian newspapers, passim. The proper way to read the verses is to make an immense emphasis on the monosyllabic rhymes, which indeed ought to be shouted out by a chorus.

Суатский Имам

Кто или что он, скажет ли вам сам Суатский Имам?Он высок или нет, блондин ли, брюнет,Он садится на корточки, стул, табурет,сух и прям,Суатский Имам?Он премудр или глуп, стар ли, молод,Предпочитает в супе и кофе холодпарамСуатский Имам?Он поёт ли, свистит иль ведёт разговор,Семенит ли трусцой, мчит во весь ли опорпо холмам,Суатский Имам?Носит феску ли, шляпу, берет иль тюрбан,Спит на том, что зовётся кровать иль топчан,по ночамСуатский Имам?Предавая бумаге раздумий плоды,Повсеместно ли ставит он точки над «i»,упрям,Суатский Имам?Письмецо написать, если б сильно напрягся,Он сумел бы красиво и чисто, без кляксы,к друзьям,Суатский Имам?Слуги любят его, воздают ли почёт,Или к бунту и козням их властно влечёт,мол, хамСуатский Имам?Их на этом поймав, мстит ли он подлецам,Рубит их на куски, предаёт ли свинцам,кострамСуатский Имам?Привержены кражам они, грабежамИ, приближаясь к ночным рубежам, —ножам?О Суатский Имам!Знает наперечёт нужды их и заботы,Иль значение он придаёт без охотыих правам,Суатский Имам?Чтоб владыку развлечь, обращаются тамСлуги к творчеству, к живописным холстам,стихам,О Суатский Имам?Когда от кошмаров кричит по ночам,Приобщают его к пирожкам, пирогамиль тортам,О Суатский Имам?Он питается репой, чаями, рубцом,Покрывает ли голову шарфом, чепцом,шалью дамСуатский Имам?Любит в лодке порой полежать на спинеВроде Леди Шаллотт в той далёкой стране,близкой нам,Суатский Имам?Нравом тих иль, напротив, крикун и буян?Эконом у него швед, швейцарец, армяниль саам,Суатский Имам?Любит он посидеть у спокойных вод?Иль в пещере храпеть, где зелёный свод,только там,Суатский Имам?Любит выпить в охотку глоточек пивка?Из серебряной кружки? кувшина? горшка?по утрамСуатский Имам?Он табачною трубкой жену приогрелЗа то, что крыжовень у ней перезрелк шутам,Суатский Имам?Отдаёт предпочтенье, встречая гостей,Бабочке белоснежной своейиль узлам,Суатский Имам?Любит сливки, мясной ненавидит пирог?А на солнце глядит – и глазами морг-морг, —боль глазам,Суатский Имам?Учит подданных он кашеварству, стряпне?А на яхте плывя по озёрной волне,правит самСуатский Имам?Никто, и я тоже ответа не дам,Кто он, что, и зачем он там,Сей Суатский Имам!

Подтверждение существования сего властителя можно найти в индийских газетах, любых. Надлежащий способ чтения этих стихов состоит в том, чтобы делать сильный акцент на односложные рифмы, которые вообще-то лучше скандировать хором.

Nonsense Botany

Бестолковая Ботаника

Armchairia Comfortabilis.

Креслия Комфортабилис.

Bassia Palealensis.

Бассия Бутыленсис.

Bubblia Blowpipia.

Пузырия Выдувания.

Bluebottlia Buzztilentia.

Синемухия Жужжилентия.

Crabbia Horrida.

Краббия Хоррида.

Smalltoothcombia Domestica.

Мелкозубогребёнкия Домашника.

Knutmigrata Simplice.

Арехмиграта Простая.

Tureenia Ladlecum.

Супниция Черпакум.

Puffi a Leatherbellowsa.

Пуффия Кожесильфония.

Queerifl ora Babyoides.

Страннофлора Младенцевидная.

Nonsense Alphabet

Бестолковая азбука

AA was an Area ArchWhere washerwomen sat;They made a lot of lovely starchTo starch Papa's Cravat.AА – Арочный проём;И прачек в нём толпаКрахмал варила день за днём —Крахмалить Шарф Папа.BB was a Bottle blue,Which was not very small;Papa he filled it full of beer,And then he drank it all.ББ – синяя Бутыль,Вместительна она;Папа в неё всё пиво влилИ выпил всю до дна.CC was Papa's gray Cat,Who caught a squeaky Mouse;She pulled him by his twirly tailAll about the house.КК – серый Кот Папа;Попался мыш ему,И он таскал мыша за хвостПо дому по всему.DD was Papa's white Duck,Who had a curly tail;One day it ate a great fat frog,Besides a leetle snail.УУ – Уточка Папа,У коей хвост завит;Она лягушек жирных естИ тошченьких улит.EE was a little Egg,Upon the breakfast table;Papa came in and ate it upAs fast as he was able.ЯЯ – мелкое Яйцо,Что на столе лежало;Папа пришёл и съел его —Яйца как не бывало.FF was a little Fish.Cook in the river took it;Papa said, ‘Cook! Cook! bring a dish!And, Cook! be quick and cook it!’ЩЩ – Щучка, из рекиДобыта поварёнком;Папа: «Беги и запеки!Подай на блюде тонком!»GG was Papa's new Gun;He put it in a box;And then he went and bought a bun,And walked about the Docks.РР – новое РужьёПапа убрал в сундукИ, булочку купив, гулялПо Докам и вокруг.HH was Papa's new Hat;He wore it on his head;Outside it was completely black,But inside it was red.ШШ – Шляпа, у ПапаНа голове она;Снаружи угольно-черна,Зато снутри – красна.II was an Inkstand new,Papa he likes to use it;He keeps it in his pocket now,For fear that he should lose it.ЧЧ – скляночка Чернил,Полезная вещица;Папа в карман её убрал,Боялся, что лишится.JJ was some Apple Jam,Of which Papa ate part;But all the rest he took awayAnd stuffed into a tart.ДД – вкусный Джем, егоПапа откушал часть,В пирог остаток положив,Добру не дал пропасть.KK was a great new Kite;Papa he saw it flyAbove a thousand chimney pots,And all about the sky.ВВ был Воздушный змей;Папа видал, как днёмЛетал над тысячами трубОн в небе голубом.LL was a fine new Lamp;But when the wick was lit,Papa he said, ‘This Light ain't good!I cannot read a bit!’ЛЛ – Лампа; фитилёкПапа затеплил сам,Но заявил: «Огонь дурён!Темно читать глазам!»MM was a dish of Mince;It looked so good to eat!Papa, he quickly ate it up,And said, ‘This is a treat!’ММ – это фарш Мясной;Он аппетитен так,Что, вмиг тарелку проглотив,Папа промолвил: «Смак!»NN was a Nut that grewHigh up upon a tree;Papa, who could not reach it, said,‘That's much too high for me!’ОО был Орех, что росНа ветке в вышине;И, не достав, Папа сказал:«Орешек не по мне!»OO was an Owl who flewAll in the dark away,Papa said, ‘What an owl you are!Why don't you fly by day?’ФФ – это Филин, онМелькнул во тьме; о нёмПапа сказал: «Ну вот ещё!Летал бы лучше днём!»PP was a little Pig,Went out to take a walk;Papa he said, ‘If Piggy dead,He'd all turn into Pork!’СС – поросёнок, Свин,Тот, что гулял один;Папа изрёк: «Настанет срок —Свининой станет Свин!»QQ was a Quince that hungUpon a garden tree;Papa he brought it with him home,And ate it with his tea.ГГ – Груша, что рослаНа ветке, на сучку;Папа принёс её домойИ выпил с ней чайку.RR was a Railway RugExtremely large and warm;Papa he wrapped it round his head,In a most dreadful storm.ПП – Плед, дорожный Плед;Папа в него стократГлаву укутывал своюВ метель, грозу и град.SS was Papa's new Stick,Papa's new thumping Stick,To thump extremely wicked boys,Because it was so thick.ТТ – это Трость Папа,Пригодна штука таМальчишек порченых учить —Увесиста, толста.TT was a Tumbler fullOf Punch all hot and good;Papa he drank it up, when inThe middle of a wood.ХХ – это Тодди Хот,Горячий, горячащий;Папа всю чашу вылил в рот,Бредя лесною чащей.UU was a silver Urn,Full of hot scalding water;Papa said, 'If that Urn were mine,I'd give it to my daughter!ЧЧ – это Чайник, онНаполнен кипяточком;Папа сказал: «Будь он моим —Его отдал бы дочкам!»VV was a Villain; onceHe stole a piece of beef.Papa he said, ‘Oh, dreadful man!That Villain is a Thief!’НН был Негодник; онКус мяса как-то спёр.Папа сказал: «О, гнусный тип!Негодник этот – Вор!»WW was a Watch of Gold:It told the time of day,So that Papa knew when to come,And when to go away.ЖЖ – Жёлтые Часы:Они Папа всегдаПодскажут, приходить когдаИ уходить когда.XX was King Xerxes, whomPapa much wished to know;But this he could not do, becauseXerxes died long ago.ЦЦ – Царь персидский Ксеркс;Папа что было силС ним познакомиться хотел,Да Ксеркс давно почил.YY was a Youth, who kickedAnd screamed and cried like mad;Papa he said, ‘Your conduct isAbominably bad!’ЮЮ – некий Юнош, онВопил и всех лягал;Папа сказал: «Ведёшь себяКак редкостный нахал!»ZZ was a Zebra stripedAnd streaked with lines of black;Papa said once, he thought he'd likeA ride upon his back.ЗЗ – Зебра, зверьПолосно-полосат;Папа проехаться верхомНа зебре был бы рад.

From Posthumous Works, Letters & Diary

Из посмертных изданий, писем и дневников

Dingle Bank

He lived at Dingle Bank – he did; —    He lived at Dingle Bank;And in his garden was one Quail,    Four tulips, and a Tank;And from his windows he could seeThe otion and the River Dee.His house stood on a Cliff, – it did,    In aspic it was cool;And many thousand little boys    Resorted to his school,Where if of progress they could boastHe gave them heaps of buttered toast.But he grew rabid-wroth, he did,    If they neglected books,And dragged them to adjacent cliffs    With beastly Button Hooks,And there with fatuous glee he threwThem down into the otion blue.And in the sea they swam, they did, —    All playfully about,And some eventually became    Sponges, or speckled trout; —But Liverpool doth all bewailTheir Fate; – likewise his Garden Quail.

Дингл-Бэнк

Он жил в местечке Дингл-Бэнк,В Дингл-Бэнке жил всегда;В саду тюльпаны, штуки три,И Перепел, ну да;Из окон видел впередиОн акиан и речку Ди.Дом на скале стоял, ну да,Туда под тёплый кровСходились толпы сорванцов,Смышлёных школяров;И каждый разумом крепчалИ тосты с маслом получал.Но если некий ученикБежал от книг, тогдаУчитель в ярость приходил,Тащил его, ну да,И радостно с окрестных скалВ лазурный акиан спускал.И неучи в морских волнахБарахтались, ну да,Форелью пёстрой становясьИль губками, беда;Весь Ливерпуль о них скорбел —И Перепел печально пел.

Spots of Greece

Papa once went to Greece,     And there I understandHe saw no end of lovely spots     About that lovely land.He talks about these spots of Greece     To both Mama and meYet spots of Greece upon my dress     They can’t abear to see!I cannot make it out at all —     If ever on my FrockThey see the smallest Spot of Greece     It gives them quite a shock!Henceforth, therefore – to please them both     These spots of Greece no moreShall be upon my frock at all —     Nor on my Pinafore.

Достопятна[3] Греции

Был в Греции Папа,И там, я поняла,Он видел пятна красоты,Которым несть числа.О них он только и твердитОбеим нам с Мама,Но пятна грецкие на мнеВыводят их с ума!Бывает, пятнышко одноУкрасит мой наряд —Родители – все из себя,Ругаются, корят!И впредь – чтоб старшим угодить,На платье ни одноНе заведётся у меняКрасивое пятно.

Epitaph

‘Beneath these high Cathedral stairsLie the remains of Susan Pares.Her name was Wiggs, it was not Pares,But Pares was put to rhyme with stairs.’

Эпитафия

«В соборе сем в тени ступенейПочиет в мире Сьюзан Пеней.Звалась при жизни Уиггз, не Пеней,Но Пеней – рифма для ступеней».

The Youthful Cove

In medio Tutorissimus ibis. “Thou shalt walk in the midst of thy Tutors.”

ONCE on a time a youthful cove     As was a cheery ladLived in a villa by the sea. —     The cove was not so bad;The dogs and cats, the cows and ass,     The birds in cage or groveThe rabbits, hens, ducks, pony, pigs     All loved that cheery lad.Seven folks – one female and six male, —     Seized on that youthful cove;They said – ”To edjukate this chap     Us seven it doth behove.”The first his parrient was, – who taught     The cove to read and ride,Latin, and Grammarithemetic,     And lots of things beside.Says Pa, “I’ll spare no pains or time     Your school hours so to cut,And sqare and fit, that you will make     No end of progress – but —,”Says Mrs. Grey, – ”I’ll teach him French,     Pour parler dans cette pays —Je cris, qu’il parlera bien,     Même comme un Francais – Mais – ”Says Signor Gambinossi, – ”Si     Progresso si farà,Lo voglio insegnare qui,     La lingua mia, – ma,” —Says Mr. Grump, – ”Geology,     And Mathetics stiffI’ll teach the cove, who’s sure to go     Ahead like blazes, – if – ”Says James – ”I’ll teach him everyday     My Nastics: now and thenTo stand upon his ‘ed; and make     His mussels harder, – when” —Says Signor Bianchi, – ”Lascia far; —     La musica da me,Ben insegnata gli serà; —     Farà progresso, – Se – ”Says Edmund Lear – ”I’ll make him draw     A Palace, or a hut,Trees, mountains, rivers, cities, plains,     And p’rapps to paint them – but – ”So all these 7 joined hands and sang     This chorus by the sea; —“O! Ven his edjukation’s done,     By! Vot a cove he’ll be!”

Юный недоросль

In medio Tutorissimus ibis.

«Внемли Наставникам твоим»

Когда-то недоросль один,И весел, и пригож,В усадьбе возле моря жилИ был вполне хорош.Коровы, кошки, псы, ослы,Лошадка и овца,И птицы в клетке и в лесу —Любили все мальца.Решили как-то шесть мужейИ дама, всемером:«Должно нам парня абучать,Пока не грянул гром».Радитель научал егоЧитать, писать, щитать,Латини, Граммаалгебре,Слагать и отымать.Па молвит: «Сил не пощажу,Но только всё равноТы, парень, станешь у меняМужом учёным – но…»«Французский! – молвит Миссис Грей. —Pour parler dans cette pays —Je cris, qu’il parlera bien,Mệme comme un Francais – Mais…»Синьор же Гамбиносси: «SiProgresso si farà,Lo voglio insegnare qui,La lingua mia, – ma…»Тут Мистер Грамп: «БотанииИ Матике к тому жМальца я научу, и онВперёд рванётся – уж…»А Джеймс: «Его я научуМойнастике: тогдаСтоять он будет на главеИ мышц крепить – когда…»Синьор же Бьянки: «Lascia far; —La musica da me,Ben insegnata gli serà; —Farà progresso, – Se…»И Эдмунд Лир: «Он малеватьДворец, избу, гумно,Деревья, горы, городаВраз наловчится – но…»И, взявшись за руки, ониЗапели всемером:«О! Станет юный недоросльАбученым мужом!»

Mrs Jaypher

to be read ‘sententiously and with grave importance’

Mrs Jaypher found a waferWhich she stuck upon a note;This she took and gave the cook.Then she went and bought a boat,Which she paddled down the stream,Shouting, ‘Ice produces cream,Beer when churned produces butter!Henceforth all the words I utterDistant ages thus shall note —‘From the Jaypher Wisdom-Boat.”Mrs Jaypher said, ‘It’s saferIf you’ve lemons in your head;First to eat, a pound of meat,And then to go at once to bed.Eating meat is half the battle,Till you hear the Lemons rattle!If you don’t, you’ll always moan,In a Lemoncolly tone;For there’s nothing half so dread —Ful, as Lemons in your head.’

Миссис Джейфер

Читать «назидательно и с особой важностью»

Миссис Джейфер видит в сейфеПачку пухлую банкнот;В краткий срок берёт челнокИ гребёт на нём вперёд,И, гребя вперёд, орёт:«Сливки порождает лёд,Масло – коль взбивают – пиво!Слово каждое красиво —И пускай хранят века«Мудрость Джейфер-челнока».Миссис Джейфер: «Коль не дрейфяДержишь в голове лимон,Ты допрежь фунт мяса съешь,И марш в постель, и сразу в сон».Кушай мясо упоённо,Слушай перестук лимонный!А не будешь слушать коль,В грусть впадёшь и в лимонхоль;Хуже нету умилён —Но в башке держать Лимон».

Incidents in the Life of my Uncle Arly

IO my aged Uncle Arly!Sitting on a heap of Barley     Thro’ the silent hours of night, —Close beside a leafy thicket: —On his nose there was a Cricket, —In his hat a Railway-Ticket; —     (But his shoes were far too tight.)IILong ago, in youth, he squander’dAll his goods away, and wander’d     To the Tiniskoop-hills afar.There on golden sunsets blazing,Every morning found him gazing, —Singing – “Orb! you’re quite amazing!     How I wonder what you are!”IIILike the ancient Medes and Persians,Always by his own exertions     He subsisted on those hills; —Whiles, – by teaching children spelling, —Or at times by merely yelling, —Or at intervals by selling     “Propter’s Nicodemus Pills.”IVLater, in his morning ramblesHe perceived the moving brambles —     Something square and white disclose; —‘Twas a First-class Railway-Ticket;But, on stooping down to pick itOff the ground, – a pea-green Cricket     Settled on my uncle’s Nose.VNever – never more, – oh! never,Did that Cricket leave him ever, —     Dawn or evening, day or night; —Clinging as a constant treasure, —Chirping with a cheerious measure, —Wholly to my uncle’s pleasure     (Though his shoes were far too tight.)VISo for three-and-forty winters,Till his shoes were worn to splinters,     All those hills he wander’d o’er, —Sometimes silent; – sometimes yelling; —Till he came to Borley-Melling,Near his old ancestral dwelling; —     (But his shoes were far too tight.)VIIOn a little heap of BarleyDied my aged uncle Arly,     And they buried him one night; —Close beside the leafy thicket; —There, – his hat and Railway-Ticket; —There, – his ever-faithful Cricket; —     (But his shoes were far too tight.)

Эпизоды жизни моего дяди Арли

IО мой Арли незабвенный!Ночью на копне ячменнойОн сидел в тени ольхи:На носу – Сверчок дотошный,Шляпа, железнодорожныйВ ней билет пустопорожний(Жутко жали башмаки).IIВ юности, давно когда-то,Жил он праздно и богато,Всё спустил, побрёл к Холмам.Там прижился, наблюдаяХод светил и распевая:«Солнце! Сфера золотая!Ты загадка!» – по утрам.IIIСловно перс или мидянин,Он трудился, неустанен,Чтобы жить среди Холмов —Детям знанья отдавая,Временами завываяИ недужным продаваяГруды разных порошков.IVКак-то на прогулке раннейУглядел квадратик странный —На земле билет белел;Дядя Арли встрепенулсяИ поднять его нагнулся,Тут Сверчонок подвернулся,Прыг – и на нос Арли сел.VТак они и задружились —Пили, ели, спать ложилисьНеразлейные дружки;Пел Сверчок не умолкая,Вкусу дяди потакая,Арли нравилась такаяЖизнь (хоть жали башмаки).VIСорок три зимы и летаОн бродил по белу свету,Башмаки стирая в прах;И пришёл – то напевая,То молча, то завывая —На порог родного края(В жутко жмущих башмаках).VIIНочью на копне ячменнойУмер Арли незабвенный,Погребён в тени ольхи;С ним Сверчок его надёжный,Шляпа, железнодорожныйТот билет пустопорожний(Жали жутко башмаки).

* * *

But Ah! (The landscape painter said.)A brutal fly walks on my headAnd my bald skin doth tickle;And so I stop distracted quite,(With itching skin for who can write?)In most disgusting pickle.

* * *

Ах! (Пейзажист зашёлся аж).Ползёт по голове букаш,И плешь свербмя свербит;Терпеть не в силах адский зуд,Бросаю кисть (попишешь тут?),Унижен и убит.

* * *

It is a virtue in ingenuous youth,To leave off lying and return to truth,For well it’s known that all religious moralsAre caused by Bass’s Ale and South Atlantic Corals.

* * *

Ведёшь себя достойно, молодёжь,Когда не лжёшь, но к истине идёшь,Всяк знает: суть религий и моралиВся в Пиве Басс и в Атлантическом Коралле.

* * *

When “Grand old men” persist in folly     In slaughtering men and chopping trees,What art can soothe the melancholy     Of those whom futile “statesmen” teaze?The only way their wrath to cover     To let mankind know who’s to blame-o —Is first to rush by train to Dover     And then straight onward to Sanremo.

* * *

Когда старьё по глупой волеНа молодых срывает зуд,Излечит что от меланхолииТого, кого они грызут?Есть способ гнев, излитый сдуру,Смягчить, коль воспринять смиренно —На поезде умчаться к Дувру,А там уж прямиком – в Сан-Ремо.

* * *

Saith the Poet of Nonsense“Thoughts into my head do comeThick as flies upon a plum.”

* * *

Молвит Нонсенса Поэт:«Мысли у меня в умеКишат, как мухи на хурме».

And this is certain (His Garden)

And this is certain; if so beYou could just now my garden see,The aspic of my flowers so brightWould make you shudder with delight.And if you voz to see my rozizAs is a boon to all men’s noziz, —You’d fall upon your back and scream —‘O Lawk! O criky! It’s a dream!’

И это правда (Его сад)

И это правда; коли так,Тебе не миновать никакМой сад, который бы исторгДрожь восхищенья и восторг.Увидя сад, где ярки розыМужчинские пленяют носы,Ты, навзничь пав, издал бы стон:«Мой Бог! Неужто! Это сон!»

The Children of the Owl and the Pussy-Сat

(An incomplete fragment of a sequel to ‘The Owl and the Pussy-Сat’)

Our mother was the Pussy-Сat, our father was the Owl,And so we’re partly little beasts and partly little fowl.The brothers of our family have feathers and they hoot,While all the sisters dress in fur and have long tails to boot.    We all believe that little mice    For food are singularly nice.Our mother died long years ago. She was a lovely Сat.Her tail was 5 feet long, and grey with stripes, but what of that?In Sila forest on the East of fair Calabria’s shoreShe tumbled from a lofty tree – none ever saw her more.Our owly father long was ill from sorrow and surprise,But with the feathers of his tail he wiped his weeping eyes.And in the hollow of a tree in Sila’s inmost mazeWe made a happy home and there we pass our obvious days.From Reggian Cosenza many owls about us flitAnd bring us worldly news for which we do not care a bit.We watch the sun each morning rise, beyond Tarento’s strait;We go out – – – – – before it gets too late;And when the evening shades begin to lengthen from the trees– – – – – as sure as bees is bees.We wander up and down the shore – – – – —Or tumble over head and heels, but never, never moreCan see the far Gromboolian plains – – – – – —Or weep as we could once have wept o’er many a vanished scene:This is the way our father moans – he is so very green.Our father still preserves his voice, and when he sees a starHe often sings – – – to that original guitar.– – – – – – – – – – – – – —– – – – – – – – – – – – – —The pot in which our parents took the honey in their boat,But all the money has been spent, beside the ₤5 note.The owls who come and bring us news are often – —Because we take no interest in poltix of the day.

Дети Совёнка и Кошечки-Киски

(Незавершённый фрагмент продолжения «Совёнка и Кошечки-Киски»)

Нам Киска мама, славный Сов – наш папа дорогой,От части мы пернатые, пушные – от другой.Все братья в перьях папиных и ухают баском,А сёстры в шубках сереньких и с маминым хвостом.Мы все на том стоим всегда,Что мыши – лучшая еда.Она была прелестное кошачье существо:Роскошный полосатый хвост, да только что с того?В Калабрии, в лесу глухом, где скуден солнца свет,С высокой ветки сорвалась – и мамы больше нет.Внезапным горем папа был сражён и поражён,Но опереньем хвостовым отёр слезинки он.Большое дерево нашли, дупло во древе том,В лесной чащобе, – наш приют и милый сердцу дом.Над нами совы стаями снуют туда-сюда,Мирские вести принося, не стоит и труда.Залив Таренто видим мы и солнечный восход;Выходим утром – – – скорей, чем тьма падёт;Когда под вечер тень дерев становится длинней,– – – – – как пчёлы – пчёлы, ей-же-ей.По берегу блуждаем мы – – – – —Иль кувыркаемся, резвясь, но больше никогдаРавнин Громбульяна не зреть далёких – – —Иль плачем, сценой скорбною разбередив сердца,Припомнив те страдания, рыдания отца.Свой голос папа сохранил, сберёг гитару онИ с появлением звезды поёт под струнный звон.– – – – – – – – – – – – – —– – – – – – – – – – – – – —Горшочек тот, в котором мёд родители везли,Но деньги все потратили, 5 фунтов лишь спасли.Нередко совы-вестники – – – – – —Ведь нас ничуть не трогает смешная злоба дня.

The Scroobious Pip

1The Scroobious Pip went out one dayWhen the grass was green, and the sky was grey.Then all the beasts in the world came roundWhen the Scroobious Pip sat down on the ground.     The cat and the dog and the kangaroo     The sheep and the cow and the guineapig too —     The wolf he howled, the horse he neighed     The little pig squeaked and the donkey brayed,     And when the lion began to roar     There never was heard such a noise before.     And every beast he stood on the tip     Of his toes to look at the Scroobious Pip.At last they said to the Fox – “By far,You’re the wisest beast! You know you are!Go close to Scroobious Pip and say,Tell us all about yourself we pray —For as yet we can’t make out in the leastIf you’re Fish or Insect, or Bird or Beast.”The Scroobious Pip looked vaguelyy roundAnd sang these words with a rumbling sound —     Chippetty Flip; Flippetty Chip; —My only name is the Scroobious Pip.2The Scroobious Pip from the top of a treeSaw the distant Jellybolee, —And all the birds in the world came there,Flying in crowds all through the air.     The Vulture and Eagle, the cock and the hen     The Ostrich the Turkey the Snipe and the Wren;     The Parrot chattered, the Blackbird sung     And the owl looked wise but held his tongue,     And when the Peacock began to scream     The hullabaloo was quite extreme.     And every bird he fluttered the tip     Of his wng as he stared at the Scroobious Pip.At last they said to the owl – “By far,You’re the wisest Bird – you know you are!Fly close to the Scroobious Pip and say,Explain all about yourself we paray —For as yet we have neither seen nor heardIf you’re fish or insect, beast or bird!”The Scroobious Pip looked gaily roundAnd sang these words with a chirpy sound —     Chippetty Flip; Flippetty Chip; —My only name is the Scroobious Pip.3The Scroobious Pip went into the seaBy the beautiful shore of Jellybolee —All the fish in the world swam roundWith a splashing squashy spluttering sound.     The sprat, the herring, the turbot too     The shark, the sole and the mackerel blue,     The flounder spluttered, the purpoise puffed    ………………………………………………………     And when the whale began to spout    ………………………………………………………     And every fish he shook the tip     Of his tail as he gazed on the Scroobious PipAt last they said to the whale – “By farYou’re the biggest Fish – you know you are!Swim close to the Scroobious Pip and say —Tell us all about yourself we pray! —For to know you yourself is our only wish;Are you beast or insect, bird or fish?”The Scroobious Pip looked softly roundAnd sang these words with a liquid sound —     Pliffity Flip; Pliffety Flip; —My only name is the Scroobious Pip.4The scroobious Pip sat under a treeBy the silent shores of the Jellybolee;All the insects in all the worldAbout the Scroobious Pip entwirled.     Beetles and with purple eyes     Gnats and buzztilential flies —     Grasshoppers, butterflies, spiders too,     Wasps and bees and dragon – flies blue,     And when the gnats began to hum     bounced like a dismal drum,     And every insect curled the tip     Of his snout, and looked at the Scroobious Pip.At last the said to the Ant – “By farYou’re the wisest insect, you know you are!Creep close to the Scroobious Pip and say —Tell us all about yourself we pray,For we can’t find out, and we can’t tell why —If you’re beast or fish or a bird or a fly.”The Scroobious Pip turned quickly roundAnd sang these words with a whistly sound —     Wizzeby wip – wizzeby wip —My only name is the Scroobious Pip.5Then all the beasts that walk on the groundDanced in a circle round and round —And all the birds that fly in the airFlew round and round in a circle there,And all the fish in the JellyboleeSwum in a circle about the sea,And all the insects that creep or goBuzzed in a circle to and fro.And they roared and sang and whistled and criedTill the noise was heard from side to side —     Chippetty tip! Chippetty tip!It’s only name is the Scroobious Pip.

Скрубиус Пип

1Сей Скрубиус Пип вышел как-то пройтись —Над зелёной травой неба серая высь.И только что он собрался присесть —Глядь, подходит зверьё, всё, какое ни есть.Собака и кошка, и бабуин,Овца и корова, барашек один.Волк волком завыл, конь конягой заржал,Осёл заревел, а свин завизжал,Лев зарычал, будто их было сто,Подобного гвалта не слышал никто.И каждый на цыпочки встал – как-нибудьНа Пипа на Скрубиуса да взглянуть.Воззвали к Лису они тогда:«Вы мудрый зверь! Вы мудрейший, о да!Идите к Пипу, молите егоРассказать о себе, не тая ничего,Ибо нам не понять ни потом, ни теперь —Рыба он, Насекомое, Птица ли, Зверь».А Скрубиус Пип огляделся вокругИ спел, издавая рокочущий звук:«Чиппетти Флип; Флиппетти Чип,Я Скрубиус Пип, просто Скрубиус Пип».2А Скрубиус Пип видел где-то вдалиС верхушки древа Джелиболи.И слетелись небесные пташкиК древу толпой без оттяжки.Петух и несушка, и Гриф, и Орёл,Индюшка и Страус, Бекас и Щегол;Болтал Попугай, пел чёрный Кулик,Держала Сова за зубами язык,Когда же ещё и Павлин завопил,То слушать сей гам больше не было сил.И всяк трепетал и мечтал – как-нибудьНа Пипа на Скрубиуса да взглянуть.К Сове воззвали они тогда:«Вы мудрая птица! Мудрейшая, да!Летите к Пипу, молите егоРассказать о себе, не тая ничего,Ибо нам не понять ни потом, ни теперь —Рыба он, Насекомое, Птица ли, Зверь».А Скрубиус Пип огляделся вокругИ спел, издавая щебечущий звук:«Чиппетти Флип; Флиппетти Чип,Я Скрубиус Пип, просто Скрубиус Пип».3А Скрубиус Пип плыл в море вдалиОт брега прекрасного Джелиболи,И вот он собрался на сушу полезть,Глядь – рыба кругом, какова только есть:И килька, и сельдь, а также форель,Акула, треска, голубая макрель,Плескалась сёмга, пыхтел нарвал– – – – – – – – – – —Когда же кит открыл фонтан– – – – – – – – – – —Дрожа всем хвостом, всяк желал как-нибудьНа Пипа на Скрубиуса да взглянуть.К Киту воззвали они тогда:«Вы крупная Рыба! Крупнейшая, да!Плывите к Пипу, молите егоРассказать о себе, не тая ничего,Ибо нам не понять ни потом, ни теперь —Рыба он, Насекомое, Птица ли, Зверь».А Скрубиус Пип огляделся вокругИ спел, издавая текучий звук:«Плиффети Флип; Плиффети Флип,Я Скрубиус Пип, просто Скрубиус Пип».4А Скрубиус Пип обретался вдалиПод древом на береге Джелиболи.Все мушки-букашки землиВкруг Пипа узоры плели.Жуки и… глаза велики,Москиты, термиты, другие жучки,Кузнечики, бабочки и пауки,Осы, пчёлы, стрекозы, легки,Когда же москиты устроили гам,запрыгал, как унылый там-там,Головкой вертя, всяк желал как-нибудьНа Пипа на Скрубиуса да взглянуть.Воззвали они к Муравью тогда:«Вы мудрее всех нас! Вы мудрейший, о да!Ползите к Пипу, молите егоРассказать о себе, не тая ничего,Ибо нам не понять ни потом, ни теперь —Рыба он, Насекомое, Птица ли, Зверь».А Скрубиус Пип огляделся вокругИ спел, издавая свистящий звук:«Виззеби вип; Виззеби вип,Я Скрубиус Пип, просто Скрубиус Пип».5И все животные твари землиТогда хоровод круговой завели,Пернатых несметные стаиПо небу кругами летали,А рыбы, живущие в Джелиболи,Кругами по морю пошли,А букашек густые стадаС гуденьем летали туда и сюда.И рычанье, и пенье, и шум тот, и гамБыло слышно и тут, слышно было и там:«Чиппетти тип! Чиппетти тип!Он Скрубиус Пип, просто Скрубиус Пип!»

«Cold are the crabs that crawl on yonder hills…»

Cold are the crabs that crawl on yonder hills,Colder the cucumbers that grow beneath,And colder still the brazen chops that wreatheThe tedious gloom of philosophic pills!For when the tardy film of nectar fillsThe simple bowls of demons and of men, or ample?There lurks the feeble mouse, the homely hen,And there the porcupine with all her quills.Yet much remains – to weave a solemn strainThat lingering sadly – slowly dies away,Daily departing with departing day.A pea-green gamut on a distant plainWhen wily walrusses in congresses meet —Such such is life —

«Прохладный краб ползёт по тем холмам…»

Прохладный краб ползёт по тем холмам,Внизу холодных огурцов гряда,Ещё хладней котлеты, без стыдаВредящие пилюлям мудрым там!Едва нектар, медлительно лиясь,Наполнит чаши демонов, людей,Притихнут стаи куриц и мышей,Весь в иглах затаится дикобраз.Но много больше в мрачности своейПечально гаснет, погружаясь в теньИ провожая уходящий деньЗелёноватой гаммою полей,Когда моржи общительно-хитры —Вот так и жизнь —

The Adventures of Mr. Lear, the Polly and the Pusseybite on their way to the Ritertitle Mountains

Приключения мистера Лира, Полли и Кискуса по дороге в Райтертайтлские горы

Aug. 23, 1866.

1, Upper Hyde Park Gardens

23 августа 1866 г.

1, Верхние Хайд—Парк Гарденз

Mr. Lear goes out a walking with Polly and the Pusseybite.

Мистер Лир прогуливается с Полли и Кискусом.

Mr. Lear, feeling tired, and also the Polly and the Pusseybite, sit down on a wall to rest.

Уставший мистер Лир, а также Полли и Кискус, присаживаются отдохнуть.

Mr. Lear, the Polly and the Pusseybite go into a shop to buy a Numbrella, because it began to rain.

Мистер Лир, Полли и Кискус направляются в магазин с целью покупк Изонта, ибо пошёл дождь.

Mr. Lear, the Polly and the Pusseybite having purchased umbrellas, proceed on their walk.

Мистер Лир, Полли и Кискус, купив зонты, продолжают прогулку.

Mr. Lear, the Polly and the Pusseybite arrive at a bridge, which being broken they do not know what to do.

Мистер Лир, Полли и Кискус подходят к мосту, который оказывается разрушенным, и не знают, что делать.

Mr. Lear, the Polly and the Pusseybite all tumble promiscuous into the raging river and become quite wet.

Мистер Лир, Полли и Кискус все беспорядочно падают в бурную реку и промокают до нитки.

A page missing here from the manuscript.

Здесь в рукописи отсутствует страница.

Mr. Lear, the Polly and the Pusseybite peruse their journey in a benevolent boat.

Мистер Лир, Полли и Кискус продолжают своё путешествие в спасительной лодке.

Mr. Lear, the Polly and the Pusseybite incidentally fall over an unexpected cataract, and are all dashed to atoms.

Мистер Лир, Полли и Кискус внезапно попадают в большой водопад и рассыпаются на мелкие частицы.

A page missing here from the manuscript.

Здесь в рукописи отсутствует страница.

The 2 venerable Jebusites fasten the remains of Mr. Lear, the Polly and the Pusseybite, but fail to reconstruct them perfectly as 3 individuals.

Два маститых Иевусея собирают оставшееся от Мистера Лира, Полли и Кискуса, но не могут восстановить их в первозданном виде.

Mr. Lear and the Pusseybite and the Pollycat and the 2 Jebusites and the Jerusalem Artichokes and the Octogonal Oysterclippers all tumble into a deep hole and are never seen or distinguished or heard of never more afterwards.

Мистер Лир, и Кискус, и Полликот, и 2 Иевусея, и Иерусалимские Артишоки, и Восьмиугольные Устрицы все проваливаются в глубокую яму, и с тех пор о них ни слуху ни духу, ни рылу ни уху.

Teapots and Quails

Teapots and Quails,Snuff ers and Snails,Set him a sailingand see how he sails!..Mitres and Beams,Thimbles and Creams,Set him a screamingand hark! how he screams!..Houses and Kings,Whiskers and Swings,Set him a stingingand see how he stings!..Ribands and Pigs,Helmets and Figs,Set him a jiggingand see how he jigs!..Rainbows and Knives,Muscles and Hives,Set him a drivingand see how he drives!..Tadpoles and Tops,Teacups and Mops,Set him a hoppingand see how he hops!..Herons and Sweeps,Turbans and Sheeps,Set him a weepingand see how he weeps!..Lobsters and Owls,Scissors and Fowls,Set him a howlingand hark how he howls!..Eagles and Pears,Slippers and Bears,Set him a staringand see how he stares!..Sofas and Bees,Camels and Keys,Set him a sneezingand see how he'll sneeze!..Wafers and Bears,Ladders and Squares,Set him a staringand see how he stares!..Cutlets and Eyes,Swallows and Pies,Set it a fl yingand see how it fl ies!..Thistles and Moles,Crumpets and Soles,Set it a rollingand see how it rolls!..Tea urns and Pews,Muscles and Jews,Set him a mewingand hear how he mews!..Watches and Oaks,Custards and Cloaks,Set him a pokingand see how he pokes!..Bonnets and Legs,Steamboats and Eggs,Set him a beggingand see how he begs!..Volumes and Pigs,Razors and Figs,Set him a jiggingand see how he jigs!..Hurdles and Mumps,Poodles and Pumps,Set it a jumpingand see how he jumps!..Pancakes and Fins,Roses and Pins,Set him a grinningand see how he grins!..Gruel and Prawns,Bracelets and Thorns,Set him a yawningand see how he yawns!..Chimnies and Wings,Sailors and Rings,Set him a singing,and hark how he sings!..Trumpets and Guns,Beetles and Buns,Set him a runningand see how he runs!..Saucers and Tops,Lobsters and Mops,Set it a hoppingand see how it hops!..Puddings and Beams,Cobwebs and Creams,Set him a screamingand hear how he screams!..Rainbows and Wives,Puppies and Hives,Set him a drivingand see how he drives!..Houses and Kings,Oysters and Rings,Set him a singingand see how he sings!..Scissors and Fowls,Filberts and Owls,Set him a howlingand see how he howls!..Blackbirds and Ferns,Spiders and Churns,Set it a turningand see how it turns!

Чайнички и перепёлки

Чайник, Удод,Ножик и Крот,Вы поглядите,Красиво плывёт!Митра и Кит,Перстень и Щит,Слушайте только,Как он верещит!Дом и Магнит,Ус и Гранит,Вы поглядите,Ну как он язвит!Лента, Зипун,Шлем и Колун,Вы поглядите,Ну что за плясун!Дом и Поддон,Зуб и Бидон,Вы поглядите,Ну как едет он!Мышка и Злак,Чашка и Рак,Вы поглядите,Он прыгает как!Цапля, Нарвал,Шаль и Подвал,Вы поглядите,Как он зарыдал!Лобстер, Мандрил,Ножницы, Ил,Пусть он завоет,Ах, как он завыл!Груша, Самшит,Волк и Карбид,Вы поглядите,Ну как он глядит!Пчёлы и Стул,Слон и Баул,Вы бы слыхали,Ну как он чихнул!Вафли и Мак,Стол и Гамак,Вы поглядите,Уставился как!Слива и Мел,Стриж и Придел,Вы бы видали,Как он полетел!Хвощ, Гамадрил,Пышка, Настил,Вы бы видали,Как он покатил!Чайник, Барак,Мускул, Овраг,Вы бы слыхали,Мяукает как!Шапка и Мёд,Крем и Помёт,Вы бы видали,Красиво гребёт!Шляпка, Сипай,Бриг и Лишай,Вы поглядите,Каков попрошай!Книги, Узор,Фиги и Сор,Вы поглядите,Ну что за танцор!Стены и Вьюн,Пёс и Табун,Вы поглядите,Ну что за прыгун!Блин и Бокал,Роза, Шакал,Вы поглядитеНа этот оскал!Каша и Сок,Серьги, Песок,Вы поглядитеНа этот зевок!Трубы, Пыльца,Соль и Овца,Вы не слыхалиТакого певца!Трубки, Бурун,Жук и Скакун,Вы поглядите,Каков он бегун!Блюдца и Злак,Рыба и Рак,Вы поглядите,Он прыгает как!Пудинг и Кит,Кремы и Щит,Вы бы слыхали,Ну как он визжит!Дождь и Поддон,Пёс и Бидон,Вы поглядите,Как носится он!Дом и Овца,Рак и Маца,Вы не слыхалиТакого певца!Ножницы, Ил,Кедр и Мандрил,Пусть он завоет,Ах, как он завыл!Чайка и Грот,Червь и Урод,Пусть повернётся,Каков поворот!

* * *

There was an Old Man with a ribbon,Who found a large volume of Gibbon,Which he tied to his nose,And said, ‘I supposeThis is quite the best use for my ribbon.’Некий старец, украшенный лентой,Взявши Гиббона том тяжеленный,К носу том привязал,«Лучше нету, – сказал, —Применения этаким лентам».There was an Old Man of Carlisle,Who was left on a desolate isle,Where he fed upon cakes,And lived wholly with snakes,Who danced with that Man of Carlisle.Был заброшен старик из КарлайлаРаз на остров на необитайлый,Там пирожные всластьКушал, в танце кружасьСо змеюшками, житель Карлайла.There was an Old Man of Girgenti,Who lived in profusion and plenty;He lay on two chairs,And ate thousands of pears,That susceptible Man of Girgenti.Обретался старик из ДжирджентиВ изобилии и в бездвиженти;Возлегая на стульях,Кушал тысячи дуль, ах,Пожилой сибарит из Джирдженти.There was an Old Person of Leith,Who had the most dolorous teeth;So she had a new set.‘I’ll eat quantities yet,’Said that fortunate woman of Leith.У преклонной старушки из ЛисаРот беззубый запал и ввалился;Вставив новую челюсть:«Это чтоб лучше елость», —Говорила старушка из Лиса.There was an Old Man of Orleans,Who was given to eating of beans,Till once out of sport,He swallowed a quart,That dyspeptic Old Man of Orleans.Был старик посередь Орлеана,Поглощавший бобы непрестанно,И на спор был готовСлопать кварту бобовДиспептичный жилец Орлеана.There was an Old Man of the Dee,Who always was partial to tea.Buttered toast he abhorred,And by muffins was bored,That uncommon Old Man of the Dee.Редкий старец в окрестностях Ди-тУпоённо за чаем сидит.Но блины, тосты с масломОтвращают всечасноЧаехлёба в окрестностях Ди-т.* * *There was a Young Man in Iowa,Who exclaimed, ‘Where on earth shall I stow her!’Of his sister he spoke,Who was felled by an OakWhich abound in the plains of Iowa.Юный житель равнинной АйовыВосклицал: «Где ж сокроем её мы!»Горевал о сестре он,Что раздавлена древом,Дубом, росшим на землях Айовы.There was an Old Man who forgot,That his tea was excessively hot.When they said, ‘Let it cool,’He answered, ‘You fool!I shall pour it back into the pot.’Был старик, тот, который забыл,Сколь горячим чаёк его был.«Дай остыть ему в чашке!»А старик: «Вы дурашки!Вылью в чайник, откуда добыл».There was an Old Person of Diss,Who said, ‘It is this! It is this!’When they said, ‘What?’ or ‘Which?’ —He jumped into a ditch,Which absorbed that Old Person of Diss.Был персонистый старец из Дисса,«Вот оно! Вот оно!» – он твердил всё.На вопрос: «Что оно?»Он в канаву, на дно,Сиганул, и пропал житель Дисса.There was an Old Person of Harrow,Who bought a mahogany barrow,For he said to his wife,‘You’re the joy of my life!And I’ll wheel you all day in this barrow!’Приобрёл некий старец из ХэрроуТачку славную красного дэрроу,И сказал он жене:«Будешь, свет мой, на нейЦелый день ты кататься по Хэрроу!»There was an Old Man whose giardinoProduced only one little bean O!When he said, ‘That’s enough!’They answered, ‘What stuff!You never can live on one bean O!’Во садочке взрастил старичонкоОдинокий бобовый стручонк О!И сказал: «Есть еда!»А ему: «Ерунда!Не прокормит тебя твой стручонк О!»There was an Old Person of Brussels,Who lived upon Brandy and Mussels.When he rushed through the town,He knocked most people down,Which distressed all the people of Brussels.Выпив бренди, старик из БрюсселяКушал мидии и от бездельяБегал, шумно дыша,Всех прохожих круша,Огорчал населенье Брюсселя.There was an Old Man of the hills,Who lived upon Syrup of Squills;Which he drank all night long,To the sound of a gong,That persistent Old Man of the hills.Жил старик с бугорка небольшогоНа сиропе из лука морского;Пил сироп ночью тёмной,В гонг дубася огромный,Стойкий старец с бугра небольшого.There was an Old Man with a book,Who said, ‘Only look! Only look! —Osquation, Obsgration —At Waterloo Station —Enquire if there ain’t such a book!’Раздобыл старичок где-то книжку,Бегал с этою книжкой вприпрыжку,Бормоча: «На вокзалеВатерлоо, трали-зали,Раздобудьте такую же книжку!»There was an Old Person of Twickenham,Who whipped his four horses to quicken ‘em;When they stood on one leg,He said faintly, ‘I begWe may go back directly to Twickenham!’Старичок, обретавшийся в Твикнеме,По четвёрке хлестал с диким гиканьем,Поднял всю на дыбыИ сказал: «Надо быВоротиться немедленно в Твикнем мне!»There was an Old Person of Bradley,Who sang all so loudly and sadly;With a poker and tongs,He beat time to his songs,That melodious Old Person of Bradley!Старичок мелодичный из БрэдлиПел тоскливо и зычно намедни;Кочерёжкою длинноюИ щипцами каминнымиКаждый такт отбивал житель Брэдли.There was an Old Person of Cheam,Who said, ‘It is just like a dream,When I play on the drum,And wear rings on my thumbIn the beautiful meadows of Cheam!’Молвил старец персонный из Чима:«Явь от грёзы ведь неотличима,Коль на чудном лугуВ барабан бить могу,Весь в перстнях, недалечко от Чима!»There was an Old Man who made bold,To affirm that the weather was cold;So he ran up and down,In his grandmother’s gown,Which was woollen, and not very old.Был один старичок сумасбродный,Недовольный погодой холодной;Взад-вперёд бегал сейВ платье бабки своей,Шерстяном, а покрой – старомодный.There was an Old Man who felt pertWhen he wore a pale rose-coloured shirt.When they said, ‘Is it pleasant?’He cried, ‘Not at present —It’s a leetle too short – is my shirt!’Проявлявший дурные замашки,Был старик в розоватой рубашке.На вопрос: «Как одёжка?»«Мала вата немножко!» —Горлопанничал старец в рубашке.* * *There was an Old Person of Paxo,Which complained when the fleas bit his back so;But they gave him a chair,And impelled him to swear,Which relieved that Old Person of Paxo.Блохи мучили старца на Паксо.Как истошно вопил старый плакса!Стул ему предложилиИ совет: «Обложи их!»Полегчало страдальцу на Паксо.* * *There lived a Small Puppy at Narkunda,Who sought for the best tree to bark under,Which he found, and said, ‘Now,I can call out Bow Wow,Underneath the best cedar in Narkunda.’Обыскался щенок из НаркундыДеревца, чтобы лаять оттунды,И сказал, отыскав:«Буду делать гав-гавИз-под лучшего кедра Наркунды».* * *There was an Old Man of Narkunda,Whose voice was like peals of loud thunder.It shivered the hillsInto Colocynth Pills,And destroyed half the trees of Narkunda.Был старик-громоглас из Наркунды,Он молчком не сидел ни секунды.Гласом горы дробилИ под корень срубилПоловину деревьев Наркунды.* * *There was a Small Child at Narkunda,Who said, ‘Don’t you hear, that is Thunder!’But they said, ‘It’s the BonzesA-making responsesIn a temple eight miles from Narkunda.’Говорил мальчуган из Наркунды:«Гром гремит!» А ему: «В храме БуддыЭто местные бонзыЛупят в гонги из бронзыМилях этак в восьми от Наркунды».

An unfinished limerick

There was an Old Man who said, ‘NowI’ll sit on the horns of that cow.’[4]

Неоконченный лимерик

Был старик, и сказал он сурово:«Посижу на рогах у коровы».[5]

The Pobble Who Has No Toes

(alternative version)[6]

IThe Pobble who has no toesHad once as many as we;When they said, ‘Some day you may lose them all;’He replied, ‘Fish fiddle de-dee!’And his Aunt Jobiska made him drinkLavender water tinged with pink;For she said, ‘The World in general knowsThere's nothing so good for a Pobble's toes!’IIThe Pobble who has no toes,Swam across the Bristol Channel;But before he set out he wrapped his noseIn a piece of scarlet flannel.For his Aunt Jobiska said, ‘No harmCan come to his toes if his nose is warm;And it's perfectly known that a Pobble's toesAre safe – provided he minds his nose.’IIIThe Pobble swam fast and well,And when boats or ships came near him,He tinkledy-binkledy-winkled a bellSo that all the world could hear him.And all the Sailors and Admirals cried,When they saw him nearing the further side, —‘He has gone to fish, for his Aunt Jobiska'sRuncible Cat with crimson whiskers!’* * *The Pobble went gaily on,To a rock by the edge of the water,And there, a-eating of crumbs and cream,Sat King Jampoodle’s daughter.Her cap was a root of Beetroot redWith a hole cut out to insert her head;Her gloves were yellow; her shoes were pink;Her frock was green: and her name was Bink.Said the Pobble – ‘O Princess Bink,A-eating of crumbs and cream!Your beautiful face has filled my heartWith the most profound esteem!And my Aunt Jobiska says, Man’s lifeAin’t worth a penny without a wife,Whereby it will give me the greatest pleasureIf you’ll marry me now, or when you’ve leisure!’Said the Princess Bink – ‘O! Yes!I will certainly cross the channelAnd marry you then if you’ll give me nowThat lovely scarlet fl annel!And besides that fl annel about your noseI trust you will give me all your toes,To place in my Pa’s Museum collection,As proofs of your deep genteel aff ection!’The Pobble unwrapped his nose,And gave her the fl annel so red,Which, throwing her beetroot cap away,He wreathed around her head.And one by one he unscrewed his toes,Which were made of the beautiful wood that growsIn his Aunt Jobiska’s roorial park,When the days are short and the nights are dark.Said the Princess – ‘O Pobble! My Pobble!I’m yours for ever and ever!I never will leave you my Pobble! My Pobble!Never, and never, and never!’Said the Pobble – ‘My Binky! O bless your heart! —– But say – would you like at once to startWithout taking leave of your dumpetty FatherJampoodle the King?’ – Said the Princess – ‘Rather!’They crossed the Channel at onceAnd when boats and ships came near them,They winkelty-binkelty-tinkled their bellSo that all the world could hear them.And all the Sailors and Admirals criedWhen they saw them swim to the farther side —‘There are no more fish for his Aunt Jobiska’sRuncible Cat with crimson whiskers!’They danced about all day,All over the hills and dales;They danced in every village and townIn the North and the South of Wales.And their Aunt Jobiska made them a dishOf Mice and Buttercups fried with fish,For she said – ‘The World in general knowsPobbles are happier without their toes!’

Поббл без пальцев ног

(альтернативная версия)[7]

IУ Поббла без пальцев ногПальцы были в прежние дни;Говорили ему: «Береги их, сынок»;Он в ответ: «Ту-ру-ру ни-ни!»И Тётка Джобиска поила егоНастойкой лавандовой – оттогоЧто: «Мир ничего придумать не смогПолезней для Поббловых пальцев и ног».IIТот Поббл без пальцев ногБристольский канал переплыл;Но прежде добыл фланели кусокИ нос хорошо утеплил.Твердила же Тётка: «Не свалится бедНа пальчики ножек, коль носик согрет.Знает всяк, что не будет для пальцев угроз,Коль Поббл бережёт и лелеет нос».IIIПоббл быстро и резво плыл,И, видя идущее судно,Он «дзынь-дрынь-ля-ля» в колокольчик звонил —Не услышать его было трудно.И каждый Матрос, Капитан, Адмирал,Завидев его, восхищённо орал:«Поплыл он за рыбкой для Киски,Любимицы Тётки Джобиски!»* * *И весело Поббл подплылК скале, где сидит в одиночку,Вкушая сливки и чёрствый хлеб,Принцесса, Джампудлова дочка.Свекольный чепец на главе у нейУстроен ловко и мака красней.Перчатки, туфли зари нежней,Зелёное платье: Бинк имя ей.Поббл воззвал: «О Принцесса Бинк,Что сливки вкушает и хлеб!Увидел прекрасное ваше лицоИ от уваженья ослеп!А Тётя сказала – Мужчине ценыНе больше пенни, коль нет жены,И вы наградите блаженством сущимМеня, став женой хоть сейчас, хоть в грядущем!»А Принцесса Бинк: «О! Да!Я б канал пересечь желалаИ за вас пойти, коль дадите мнеФланели чудесной алой!Сверх кусочка фланели, что нос берёг,Отдадите мне, верю, все пальцы с ногДля семейной музейной коллекцииВ доказательство нежной аффекции!»И Поббл размотал фланель,Что его утепляла нос,И, сбросив свекольный чепец,На голову дамы нанёс.И пальцы дружно вывернул тут,Из дерев были сделаны, что растутВ парке Тёти Джобиски, о да,Когда краток день, ночь темна когда.А Принцесса: «О Поббл! Мой Поббл!Я ваша на вечные веки!Не смогу вас покинуть, мой Поббл! Мой Поббл!Я вовеки веков, вовеки!»Молвил Поббл: «Моя Бинки! Молюсь за вас!Готовы ль поплыть вы прямо сейчас,Не услышав прощального словаДжампудла, Отца, Короля?» – «Готова!»Плывя по Каналу, они,Приметив идущее судно,Давай в колокольчик звонить «дзынь-ля-ля» —Не услышать его было трудно.И каждый Матрос, Капитан, Адмирал,Завидевши их, громогласно орал:«Знать, нет больше рыбки для Киски,Любимицы Тётки Джобиски!»В долинах и на холмахПлясали они весь деньВ Уэльсе, в любом городкеИ в каждой из деревень.Изготовив обед из Мышей с Тунцом,Их Тётя Джобиска блеснула словцом:«И целый мир отрицать бы не мог,Что Побблы счастливей без пальцев ног».

The Octopods and Reptiles

The Octopods and Reptiles,They dine at 6 o’clock,And having dined rush wildly outLike an electric shock.They hang about the bannistersThe corridors they blockAnd gabbling botheringA most unpleasant flock.They hang about the bannistersUpon the stairs they flockAnd howly-gabbling all the whileThe corridors they block.

Рептилии и осьминоги

Рептилии и ОсьминогиОбедают ровно в шесть,Откушав, они врассыпнуюБросаются все как есть.Они висят на перилах,Проход забивают собой,Вопят, и галдят, и горланятВесьма неприятной гурьбой.Они висят на перилах,На лестницах вьются гурьбой,Немолчно вопя, завывая,Проход забивают любой.

* * *

There was an old person whose legs,Bore a striking resemblance to pegs;When they said, 'Can you toddle?He answered – 'I waddle,What else should I do with my legs?Был персонный старик, до чего жеЕго ножки на спички похожи.«Как же ходишь, старик?»«Ковыляю, привык,Как ещё – коль на спички похожи?»* * *There was an old man whose delight,Was to play on the trumpet all night;When they said, ‘You’re a bore!’He answered, ‘What for?Mayn’t I play on the trumpet all night?’Сей старик, отдыхая от дел,До рассвету в дуду продудел.Все кричат: «Где предел!»А старик: «Не хотел!Так, немножко в дуду подудел!»* * *There was an old man who said, ‘See!I have found a most beautiful bee!’When they said, ‘Does it buzz?’He answered, ‘It does,I never beheld such a bee!’Старец молвил: «За честь я почёлПознакомиться с лучшей из пчёл!»«Что же, и не жужжит?»«Не жужжит. Дребезжит.Я не видывал этаких пчёл!»* * *There was an old man of Lodore,Who heard the loud waterfall roar;But in going to look,He fell into a brook,And he never was heard of no more.Услыхал старичок близ ЛодораВодопада ревучие хоры;Но пошедши на звук,В воду плюхнулся вдруг —И ни духу, ни слуху, ни взору.* * *There was an old person so silly,He poked his head into a lily;But six bees who lived there,Filled him full of despair,For they stung that old person so silly.Старец в умственном полном бессилииСунул голову в чашечку лилии;Пчёлы, жившие там,Закусали к шутамИ отчаяли старца в бессилии.* * *There was an old man whose repose,Consisted in warming his toes;When they said, ‘Are they done?’He answered, ‘What fun!Do you think I’m a’cooking my toes?’Старичок для спокойствия могНа углях согревать пальцы ног;На вопрос: «Не готовы?»Отвечал он: «Да что вы!Разве стану я есть пальцы ног?»* * *There was an old man whose despair,Induced him to purchase a bear;He played on some trumpets,And fed upon crumpets,Which rather assuaged his despair.Некий старец боялся отчайца,И купил он медведя, не зайца,В дудки дул и кларнетыИ жевал он галеты,Перестав опасаться отчайца.* * *There was an old person of Sidon,Who bought a small pony to ride on;But he found him too smallTo leap over the wall,So he walked, that old person of Sidon.Для езды стариком из СидонаМелкий пони был приобретён, ноВзять не может поняшкаНи стены, ни овражка —Ходит пешим старик из Сидона.* * *There was an old person whose mirth,Induced him to leap from the earth;But in leaping too quick,He exclaimed, ‘I’m too sickTo leap any more from the earth.’Чистой радости старец взалкалИ по полю козлом заскакал.«Всё здоровье вразлом,Если скачешь козлом».Больше старец козлом не скакал.* * *There was an old lady of Leeds,Who was always a’doing good deeds;She sate on some rocksWith her feet in a box,And her neck was surrounded with beads.Всей душою старушка из ЛидсаБлагодействием жаждет излидса:Возлежа на горе,Ножки держит в ларе,Чистый бусер по шейке струидса.* * *There was an old man in a boat,Who complained of a pain in his throat;When they said, ‘Can you screech?’He replied, ‘I beseechYou won’t make any noise in my boat!’Старичок, обретавшийся в лодке,На першение жалился в глотке;Скажешь: «Горло прочисть!»,А старик: «Да ни в жисть,Будет громко от этого в лодке!»* * *There was an old man whose desire,Was to sit with his feet in the fire;When they said, ‘Are they ‘ot?’,He replied, ‘No, they’re not!You must put some more coals on the fire.’Некий старец не первый денёкОпускает ступни в огонёк.На вопрос: «Горячо?»«Нет, – кричит он, – есчоКинуть бы угольку в огонёк!»* * *There was an old person of Calais,Who lived in a blue marble palace;But on coming downstairs,He encountered some bears,Who swallowed that person of Calais.Жил персонный старик из КалеВо дворце голубом, не в шале;Но на лестнице вечеромБыл медведями встречен он,И проглочен старик из Кале.* * *There was an old man with a light,Who was dressed in a garment of white;He held a small candle,With never a handle,And danced all the merry long night.Старец с голою свечкой одной,Драпирован рубахой ночной,Свечкой той потрясал,И скакал, и плясалДо рассвету старик шебутной.* * *There was an old man who said ‘O! —Let us come where the humble bees grow!There are no less than fiveSitting still on a hive,Singing songs to their children below.’Некий старец витийствовал: «О!Вот оно, скромных пчёл естество!Там, на улье, штук семь,Недвижимы совсем,Деткам песни жужжат – каково!»* * *There was an old man whose GiardinoWas always so cheerful and green O —Every hour he could spare, —He sate on a chairIn the midst of his summer Giardino.Был у старца зелёный джардино,Летний садик, красив как картино —Не бывало денька,Чтоб того старенькаНе сидело на стуле в джардино.* * *There was an old person of Sheen,Whose carriage was painted pea-green;But once in the snowThe horse would not go,Which disgusted that person of Sheen.У двуколки мушшины из ШинаЦвет горохово – был – лягушиный;Но однажды в снегуКонь застрял на бегу —Отврашшон был мушшина из Шина.* * *There was a young lady of Harwich,Who built a remarkable carriage;It held just one hundred —So everyone wondered —And cried – ‘Gracious me! What a carriage!’Заимела девица из ХэриджуЭкипаж – преогромну каретишшу;Ровно сотню вмешшал он,И народ восхишшал он:«Боже! Дал же такую каретишшу!»* * *There was an old person of Shields,Who rambled about in the fields;But, being infirm,He fell over a wormAnd sighed that he’d ever left Shields.Дряхлый старец из города ШилдсаНа прогулку в поля поташшился;Наступил на червяИ вздохнул, душу рвя,Мол, не видеть мне более Шилдса.* * *There was an old person whose tearsFell fast for a series of years;He sat on a rug,And wept into a jugWhich he very soon filled full of tears.Сей персонистый старец, слезамиВсё вокруг заливавший часами,Сесть на коврик решилИ, рыдая в кувшин,Вмиг его переполнил слезами.* * *There was an old person of Ramleh,Who purchased a little green GamlehAs well as three pigs,Some mice, and some figs,All of which he took with him to Ramleh.Приобрёл некий старец из РамлыНебольшую зелёную Гамлу,С нею тройку свиней,Кучу фиг и мышей,И всё это доставил он в Рамлу.* * *There was an old person who sung,‘Bloo – Sausages! Kidnies! And Tongue!Bloo! Bloo! My dear Madam,My name is Old Adam,Bloo! Sausages – Kidnies, and Tongue!’Распевал голосистый старик:«Блю! Сосиски! И почки! Язык!Дорогая мадам,Это старый Адам —Блю! Сосиски! И почки! Язык!»* * *There was an old man who said – ‘Hum!I am always a-spraining my Thumb,’When they said, ‘Tell us how?’He made them a bow, —And said, ‘I’ve no joints in my Thumb!’«Кхе, – прокашлялся старец с душой. —Как растянут мой палец большой!»«Как же вытянут он?»Тот, отвесив поклон:«Без суставов мой палец большой!»* * *There was a great Person of Stratton,Who fell fast asleep with his Hat-on.He slept for one hour,And awoke with more powerTo leave Micheldever for Stratton.Господин благородный из СтрэттонаЗадремал прямо в шляпе конкретно – ноЧас примерно спустяПробудился, хотяМичелдевер покинуть для Стрэттона.* * *There was an old person of Athos,Whose voice was distinguished by pathos.He fed upon tripeAnd played jigs on a pipe,That excessive old person of Athos.Сей персонистый старец с АфонаПел и пафосно, и громофонно.Поедая рубец,Исполнял на трубе-сДжиги старец причудный с Афона.* * *There was an old man of Teog,Who purchased that Narkunder dog,Whom he fed on the hills,With those Colocynth pills,Till he wholly ran off from Teog.Был один старичок из Теога,Приобретший наркундского дога,Пса водил он на горуИ лечил от запору,Так что дог наутёк из Теога.* * *There was an old man of Mahasso,Who sang both as Tenor and Basso;His voice was that high,It went into the sky,And came down again quite to Mahasso.Был белькантный старик на Махассо,Пел зараз и теноре, и бассо;Сей небесный вокалСень небес протыкалИ обратно стекал на Махассо.* * *There was an old person of Fagoo,Who purchased a ship and its Cargo;When the Sails were all furled,He sailed all round the world,And returned all promiscuous to Fagoo.Ботик с грузами старца из ФагоПриобресть побудила отвага;Он свернул паруса,В кругосвет подалсяИ вернулся, потрёпанный, в Фаго.* * *There was an old man, whose approachWas made in a globular coach —It ran upon reels,Instead of on wheels,And was pulled by a little cockroach.Был один старикашка на свете,Разъезжал он на круглой карете —Отовсюду неслось:Шпульки вместо колёс,А везёт таракан дрожки эти!* * *There was an old lady of JoppaWho ran so that no one could stop her —She rushed towards the southWith six pipes in her mouth,And was never more heard of in Joppa.Неуёмно старушка из ДжоппыОбегала и тропки, и троппы —Раз на юг побежала,А во рту содержалаТрубок шесть, и сокрылась из Джоппы.* * *There was an old person of Oude —Who fled when no creature pursued.When called back by his mother —He merely said – “bother!” —That uncivil old person of Oude.Был персонный старик из Ауда —Бегал он то туда, то оттуда.А звала его мама —Огрызался – «ну прямо!» —Тот несносный старик из Ауда.* * *There was an old man of the Rhine,Who thought it was going to be fine,So he walked for six hoursThrough wind and through showers,That resolute man of the Rhine.Некий старец на Рейне-рекеТолько лучшего чаял в тоске,И бродил вечерамиПод дождями, ветрамиСтойкий старец на Рейне-реке.* * *There was an old man in a Tonga,Who said, ‘If this ride lasts much longer, —Between shaking and dust,I shall probably bust,And never ride more in a Tonga.’Молвил старец, трясущийся в тонге:«Коль не будет конца этой гонке —Пыль и злая трясняДоконают меня,И не ездить мне более в тонге».

The Heraldic Blazon of Foss the Cat

Геральдическая эмблематика Фосса, Кота

Фосс возлежащий

Фосс, подлинный

Фосс вздыбленный

Фосс танцующий

Фосс, назадсмотрящий

Фосс ммрмр

Фосс, шествующий

* * *

Mrs. Blue Dickey-bird, who went out a-walking with her six chickey birds: she carried a parasol and wore a bonnet of green silk.

The first little chickey bird had daisies growing out of his head, and wore boots because of the dirt.

The second little chickey bird wore a hat, for fear it should rain.

The third little chickey bird carried a jug of water.

The fourth little chickey bird carried a muff, to keep her wings warm.

The fifth little chickey bird was round as a ball.

And the sixth little chickey bird walked on his head, to save his feet.

Миссис Синяя Пташка, вышедшая на прогулку со своими шестью цыптенчиками: в руке – парасоль, на голове – шляпка из зелёного шёлка.

У первого крошки-цыптенчика росли маргаритки из головки, и был он в сапожках по причине грязюки.

Второй крошка-цыптенчик был в шляпе, из опасения дождя.

Третий крошка-цыптенчик нёс кувшинчик с водой на головке.

Четвёртая крошка несла муфту, чтобы не зябли крылышки.

Пятый крошка-цыптенчик был круглым вроде мяча.

А шестой крошка-цыптенчик шёл на голове, потому что хотел поберечь ножки.

These three illustrations for the well-known rhyme “The Owl and the Pussy Cat” by Lear have not been published before

Ещё три иллюстрации к «Совёнку и Кошечке-Киске», при жизни Лира не публиковавшиеся

* * *

One evening after dinner when on a visit to Lady Waldegrave and Lord Carlingford at Chewton Priory, Lear drew the above parrot, a species of bird with which he was well acquainted, having illustrated the bird section of Lord Derby's “Knowsley Menagerie.” After he had finished it Ward Brahan, Lady Walaegrave's brother drew the caricature of bird and artist, reproduced on page 57, which amused Lear greatly.

Однажды вечером после ужина у леди Уолдгрейв и лорда Карлингфорда в Чутон-Прайори Лир нарисовал вышеприведённого попугая, вид птицы, с которым он был хорошо знаком, иллюстрируя раздел птиц в «Зверинце Ноусли» лорда Дерби. После того как он закончил, Уорд Брэм, брат леди Уолдгрейв, нарисовал воспроизведённую ниже карикатуру, изобразив художника в виде птицы, чем весьма Лира позабавил.

A caricature by Ward Braham, Lady Waldegrave's brother, of Edward Lear singing.

Карикатура Уорда Брэма, брата леди Уолдгрейв, на поющего Эдварда Лира.

Edward Lear's companion for years, and of which he made many ridiculous pictures.

Многолетний компаньон Эдварда Лира, запечатлённый им на множестве забавных рисунков.

Ger-woman loq. Oh! I have my baby in the water dropped! and I think that it drowned will be.

Ger-man loq. That is natural: it is here so deep!!

Mr. Lear had a dislike of Germans, but it was accentuated by the hotel which dominated and eventually ruined his beautiful Villa Emily at San Remo, having been built and run by that race.

The above was probably drawn and sent off to his friend Fortescue at a moment when this fact was strong in his mind.

Гер-манка: О! Я мой бэйби в вода ронял! И я думай, что он утонуть будет.

Гер-манец: Это натурально: здесь есть такой глубокий!!

Мистер Лир питал неприязнь к немцам, которая обострилась вследствие строительства отеля вблизи его прекрасной Виллы Эмили в Сан-Ремо, в конце концов разрушенной этим отелем, выстроенным и управлявшимся оной нацией.

Вышеприведённое было, вероятно, нарисовано и отправлено им другу Фортескью в минуту душевных терзаний.

15, Stratford Place, Oxford Street, 9th November

O! Mimber for the County LouthResiding at Ardee!Whom I, before I wander South,Partik'lar wish to see; —I send you this – that you may knowI've left the Sussex shore,And coming here two days agoDo cough for evermore.Or gasping hard for breath do sitUpon a brutal chair,For to lie down in Asthma fitIs what I cannot bear.Or sometimes sneeze: and always blowMy well-developed nose,And altogether never knowNo comfort nor repose.All through next week I shall be here,To work as best I mayOn my last picture, which is near —– er finished every day.But after the thirteenth, – (that's Sunday)I must – if able – start(Or on the Tuesday if not Monday)For England's Northern part.And thence I only come againJust to pack up and run,Somewhere where life may less be pain,And somewhere where there's sun.So then I hope to hear your waysAre bent on English moves,For that I trust once more to gazeUpon the friend I loves.(Alas! Blue Posts I shall not dareTo visit e're I go —Being compulsed to take such careOf all the winds as blow.)But if you are not coming nowJust write a line to say so —And I shall still consider howAjoskyboskybayso.No more my pen: no more my ink:No more my rhyme is clear.So I shall leave off here I think. —Yours ever,Edward Lear.

15, Стратфорд-плейс, Оксфорд-стрит, 9 ноября

О! Придставитель графства Лаус,Бытующий в Арди!Увидеть коего пытаюсь:На юг ведут пути.Я к вам пишу, сказать желая,Что Сассекс позабыл,Два дни тому пришёл сюда яИ кашляю сверх сил.Или, хватая воздух ртом,Сижмя сижу до ночи,Ведь с Астмой слечь, лежать пластомУж не хватает мочи.Чихаю, вечно прочищаюНос грандиозный свойИ обрести отнюдь не чаюХоть краткий, но покой.Неделю я корпеть намеренНад начатым холстомИ завершу его уверен —– но несколько потом.Тринадцатого (в воскресенье)Хочу я выйти в путь,Чтоб северного направленьяДостигнуть как-нибудь.Когда же я вернусь оттоль,То не замедлю здесь:Туда, где жизнь – не только боль,Где место солнцу есть.И верю, друг бесценный мой,Когда в хороший часВернётесь вы к себе домой,Я вновь увижу вас.(Увы! В «Блю Постс» я не ходок,Покуда не отъеду —Бурлив поток забот, тревог,Уж тут не до обеду).А не приедете, тогдаЧеркните хоть словечко,Я буду думать, как всегда,Далекрылеовечка.И нет чернил, и перьев нет;Устала, смолкла лира.Кончаю. Дружеский приветОт Эдварда,От Лира.

Parody of Tennyson's To Edward Lear on His Travels in Greece

Delirious Bulldogs; – echoing callsMy daughter, – green as summer grass; —The long supine Plebeian ass,The nasty crockery boring falls; —Tom-Moory Pathos; – all things bare, —With such a turkey! such a hen!And scrambling forms of distant men,O! ain’t you glad you were not there!

Пародия на Теннисона – «К Эдварду Лиру, путешествующему по Греции»

Псы делиричны; эха стонДочь кличет, – зеленее трав;Лежит Плебей, лицо задрав,Посуды препротивный звон;Том-Мури Пафос; – все наги, —С такою курой! с индюком!Вдали мужчины – смутный ком,О! жаль, там вашей нет ноги![8]

Imitation of The Olden Poets

Time is a taper waning fast!Use it, man, well whilst it doth last:Lest burning downwards it consume away,Before thou hast commenced the labour of the day.Time is a pardon of a goodly soil!Plenty shall crown thine honest toil:But if uncultivated, rankest weedsShall choke the efforts of the rising seeds.Time is a leasehold of uncertain date!Granted to thee by everlasting fate.Neglect not thou, ere thy short term expire,To save thy soul from ever-burning fire.

Подражание поэтам старой школы

О время, ты горящая свеча!Не мешкай, муж, покуда горяча:Не то сгорит, растает без следа,Тогда дневного не начать тебе труда.О время, добрый плодородный грунт!Обильный сбор твой увенчает труд:Но в поле неухоженном сорнякЗадушит всякий благородный злак.О время, займа ненадёжный срок!Его тебе отмерит вечный рок.Единого не трать впустую дня —Душа избегнет вечного огня.* * *Oh! Chichester, my Carlingford!O! Parkinson, my Sam!O! SPQ, my Fortescue!How awful glad I am!For now you’ll do no more hard workBecause by sudden pleasing-jerkYou’re all at once a peer, —Whereby I cry, God bless the Queen!As was, and is, and still has been,Yours ever, Edward LearО! Чичестер, мой Карлингфорд!О! Паркинсон, мой Сэм!О! Я пою, мой Фортескью!И счастлив я совсем!Ведь не грозит тяжёлый трудСчастливцу, коего зовутЛорд, пэр и мой кумир, —Кричу я: – Королеве честь!Как был, так буду, так и естьВаш верный, Эдвард Лир* * *She sits upon her BulbulThrough the long long hours of night —And o’er the dark horizon gleamsThe Yashmack’s fitful light.The lone Yaourt sails slowly downThe deep & craggy dell —And from his lofty nest, loud screamsThe white plumed Asphodel.Присела на БюльбюлеВ томительной ночи —Над тёмным горизонтомЯшмак струит лучи.И одинокий ЙогуртПлывёт не по воде,И Асфодель, весь в белом,Кричит в своём гнезде.* * *O dear! how disgusting is life!To improve it O what can we do?Most disgusting is hustle and strife,And of all things an ill fitting shoe —ShoeO bother an ill fitting shoe!О боже! как жизнь гнусна!О, где силы снести этот гнёт?Горе, если недуг иль война,Вдвое – если ботинок жмёт —Жмёт,О, как же ботинок жмёт!* * *The Uncareful Cow, she walked about;But took no care at all;And so she bumped her silly headAgainst a hard stone wall.And when the bump began to growInto a horn, they said —“There goes the Uncareful Cow, – who hasThree horns upon her head!”And when the bumpy horn grew large,“Uncareful Cow!” – they said —“Here, take and hang the Camphor bottleUpon your bumpy head! —And with the Camphor rub the bumpTwo hundred times a day!” —And so she did – till bit by bitShe rubbed the horn away.Беспечная КоровушкаПошла гулять весной;К стене беспечно подойдя,Мотнула головой.Вмиг шишка вздыбилась на ней,И понеслась молва:«На голове КоровушкиТри рога, а не два!»И все советовали ей,Кричали на бегу:«Бутылку Камфоры повесьНа глупую башку!И Камфорой сто раз на днюШишак усердно три!»Совет хорош, и вскоре что ж —Два рога, а не три.* * *‘O mummery! Torcher me know more!The present’s all or-cast.My opes of fewther bliss is or —In mussey-spare the past!’О вздор небесный! Пощади!Тезя моя рачна.Не жду лаженства переди —И в прошлом оль одна!

Alphabet Poem

A tumbled down, and hurt his Arm, against a bit of wood.B said, ‘My Boy, O! do not cry' it cannot do you good!’C said, ‘A Cup of Coffee hot can't do you any harm.’D said, ‘A Doctor should be fetched, and he would cure the arm.’E said, ‘An Egg beat up in milk would quickly make him well.’F said, ‘A Fish, if broiled, might cure, if only by the smell.’G said, ‘Green Gooseberry fool, the best of cures I hold.’H said, ‘His Hat should be kept on, keep him from the cold.’I said, ‘Some Ice upon his head will make him better soon.’J said, ‘Some Jam, if spread on bread, or given in a spoon.’K said, ‘A Kangaroo is here, – this picture let him see.’L said, ‘A Lamp pray keep alight, to make some barley tea.’M said, ‘A Mulberry or two might give him satisfaction.’N said, ‘Some Nuts, if rolled about, might be a slight attraction.’O said, ‘An Owl might make him laugh, if only it would wink.’P said, ‘Some Poetry might be read aloud, to make him think.’Q said, ‘A Quince I recommend, – A Quince, or else a Quail.’R said, ‘Some Rats might make him move, if fastened by their tail.’S said, ‘A Song should now be sung, in hopes to make him laugh!’T said, ‘A Turnip might avail, if sliced or cut in half.’U said, ‘An Urn, with water hot, place underneath his chin!’V said, ‘I'll stand upon a chair, and play a Violin!’W said, ‘Some Whiskey-Whizzgigs fetch, some marbles and a ball!’X said, ‘Some double XX ale would be the best of all!’Y said, ‘Some Yeast mixed up with salt would make a perfect plaster!’Z said, ‘Here is a box of Zinc! Get in my little master!We'll shut you up! We'll nail you down!We will, my little master!We think we've all heard quite enough of this sad disaster!’

Поэма-азбука

А Ахнулся и повредил ручонку о сучок.Б Бросил: «Будет! Ведь от слёз нет проку, дурачок!»В Веско молвил: «Кофеёк горячий не во Вред».Г Гаркнул: «Скоренько его оздоровит омлет».Д вставил: «Доктора позвать, чтоб рану осмотреть».Е мямлил: «Если есть кисель, он будет здороветь».Ё выпалил: «В сметане Ёрш излечит, как ничто».Ж жахнул: «Чтоб не Жёг мороз, есть шляпа и пальто».З Звонко: «Чтоб ему помочь, на лоб кладите лёд».И: «Можно джем ему на хлеб, И можно – ложку в рот».Й крикнул: «Капля Йода – и всё снимет как рукой».К: «На картинке Кенгуру – пусть поглядит, какой».Л ляпнул: «Лампу засветить – ячменный сделать чай».М: Мол, орехи покатать – он отвлечётся, чай.Н Нервно: «Пусть сова моргнёт – он рассмеётся враз».О: «Острого на стол подать ему, и сей же час».П влез: «Поэзию читать, чтоб Пищу дать уму».Р Рявкнул: «Пару крыс связать и подвести к нему».С вякнул: «Песенку пропеть – он рассмеётся Сам!»Т: «Взять Турнепс, нашинковать иль резать пополам».У встрял: «Немедленно Умыть горячею водой!»Ф: «Скрипку взяв, со стула я сыграю Фа и до!»Х Хрипло: «Примет добрый эль – и понесётся вскачь!»Ц: «Виски, шариков ему Цветных и Целый мяч!»Ч: «Чуточку дрожжей и соль смешать – вот вам и пластырь!»Ш: «В этот ящик полезай – и всё, и Ша, и баста!Тебя закроем в нём! Забьём!Забьём тебя – и баста!И о злосчастье толковать довольно нам сейчас-то!»

Examples of Lear’s Nonsense Similes (1847–1887)

Образцы лировских бестолковых сравнений (1847–1887)

What is the use of all these revolutions which lead to nothing? – as the displeased turnspit said to the angry cookmaid.

Что проку во всех этих переворотах, которые ни к чему не ведут? – как говорил недовольный вертел вертевшей его злобной кухарке.

Now I am at the end of replying to your letter – & a very jolly one it is. – So I must e'en turn over another stone as the sandpiper said when he was alooking for vermicules.

Теперь я подхожу к концу ответа на ваше письмо – и конец этот будет весьма чрезвычайным. Поэтому я должен даже перевернуть еще один камень, как говорил кулик, искавший червячков.

I find my efforts vain – all vain – as the mouse said when she climbed up as far as the top of the church steeple.

Я считаю мои усилия тщетными – совершенно тщетными, как сказала мышь, когда забралась на самый кончик церковного шпиля.

Now my dear boy I must close this as the Cyclopes used to say of their one eye.

А теперь, мой дорогой мальчик, я должен закрыть это, как говаривали Циклопы о своём единственном глазе.

… that is quite uncertain, as the tadpole observed concerning his future prospects and occupations, – when his tail fell off and his feet came forth and he was altogether in a spasmodic rhapsody of arrangement fit to throw him into a fever.

… всё это не слишком определённо, как заметил головастик относительно своих будущих перспектив и занятий, когда хвост у него отвалился, а ножки отросли, и он был весь в судорожном переустройстве, приведшем его в лихорадочное состояние.

Cheer up – as the limpet said to the weeping willow.

Веселее! – как говорила улитка плакучей иве.

I'll make up for lost time as the Tadpole said when he lost his tail & found he could jump about.

Я наверстаю упущенное время, как сказал Головастик, когда лишился хвоста и обнаружил, что умеет прыгать.

… it can’t be helped as the Rhinoceros said when they told him he had a thick skin.

…это непоправимо, как отвечал Носорог, когда ему сказали, что у него толстая кожа.

… my thread of thought is broken as the spider said to the housemaid.

… нить моих размышлений прервана, как сказал паучок горничной.

Never mind. They will be useful when I am dead – those pictures; – as the reflective & expiring bear thought when he considered that his skin would become muffs.

Не сомневайтесь. Они пригодятся, когда я умру – эти картины; как думал испускающий дух рефлексирующий медведь, считавший, что его шкура пойдёт на муфты.

Concentrate your ideas if you want to do anything well & don't run about – as the Tortoise said to the Armadillo.

Сосредоточься, если хочешь сделать что-либо хорошо, и не суетись, как говорила Черепаха Броненосцу.

… as the obstinate spider said when the amiable Bee offered to make part of his web, – ‘I must do it myself.’

… как сказал упрямый Паук, когда Пчела любезно предложила соткать часть его паутины, – «Я должен сделать это сам».

This is my tale as the pertinacious peacock said aloud when he spread his in the radiant sumbeans.

Это мой хвост, как воскликнул упрямый павлин, распустив его в ослепительных солнечных лучах.

I must stop, as the watch said when a beetle got into his wheels.

Приходится остановиться, как сказали часы, когда в их механизм залез жук.

I am in a very unsettled condition, as the oyster said when they poured melted butter all over his hack.

Моё состояние крайне неопределённо, как сказала устрица, когда её полили кипящим маслом.

… my eyes ache my Isaac! – as Rebekah said when she had the opthalmia.

… о как болят глаза, мой Исаак! – как воскликнула Ревекка, когда у неё случилась офтальмия.

… there is as yet but little advance made in this affair, as the snail said when he crawled up the Monument.

… дело продвигается, хотя и медленно, как говорила улитка, ползя вверх по Монументу.

It is unpleasant to feel prickly spiny pains in one's eyelids, as the – o dear! – I had such a beautiful nonsense simile – but the excellent cat Foss has just most improperly upset the biscuit box (I believe with a view of gain in the scramble) & all has gone out of my head.

Неприятно ощущать колкую колющую резь в веках, как сказ… бог ты мой! – Я нашёл такое прекрасное бестолковое сравнение – но превосходный кот Фосс только что самым грубым образом перевернул коробку с печеньем (полагаю, с намерением извлечь из переворота известную выгоду), и всё вылетело из моей головы.

What will happen to me, as the oyster said when he very inadvertently swallowed the gooseberry bush, nobody can tell.

Что со мною произойдёт, как сказала устрица, по неосторожности проглотившая куст крыжовня, никто не может сказать.

I do not know what I may do, as the Oyster said when they asked him if he could fly.

Я не знаю всех своих способностей, как сказала Устрица, когда её спросили, умеет ли она летать.

Time will show as the Lobster said when they assured him he would become red if he fell into the boiler.

Время покажет, как говорил Лобстер, когда его уверяли, что он покраснеет, если упадёт в кипяток.

O cricky! – here's a go! as the Flea said when he jumped into the middle of the plate of apricots & found nothing to eat.

Вот так штука! Как сказала Блоха, когда прыгнула в самую середину блюда абрикосов и обнаружила, что поесть-то нечего.

1 will leave off talking as the frog said when the pike swallowed him. ibid.

Придётся бросить привычку болтать, как сказала лягушка, когда её проглотила щука.

… truth is truth, as the Guineapig said when they told him he had no tail, & he didn't care a button whether he had or not.

… что верно, то верно, как сказала Морская Свинка, когда ей сообщили, что у неё нет хвоста, и при этом ей было совершенно безразлично, есть он или нет.

I have had so much to be thankful for in a longish life, that one ought to check any tendency to growl – as the well-bred cat said to her irascible kitten.

В моей довольно долгой жизни было столько такого, за что можно быть благодарной, что следует пресекать любую склонность к ворчанию, как говорила хорошо воспитанная кошка своему вспыльчивому котёнку.

On the whole, as the morbid & mucilaginous monkey said when he climbed up to the top of the Palm-tree & found no fruit there – one can't depend upon dates.

Вообще-то, как заметил грустный и медлительный обезьян, когда, взобравшись на самую верхушку пальмы, не обнаружил там плодов, – нельзя зависеть от фиников.

I suppose everything will come right some day, as the Caterpillar said when he saw all his legs fall off as he turned into a Chrysalis.

Полагаю, всё однажды образуется, как сказала Гусеница, заметив, что её ножки отваливаются одна за другой и она превращается в Куколку.

I have a vast deal to be thankful for as the tadpole said when his tail fell off, but a pair of legs grew instead.

Я за столькое должен быть благодарен, как сказал головастик, когда его хвост отвалился, но зато выросла пара ножек.

… regarding this matter there seems a little misunderstanding between us, as the fly said to the spider when the later bit 4 of his legs off.

… в этом, похоже, между нами есть некоторое недопонимание, как сказала муха пауку, когда тот откусил ей 4 лапки.

So after all one has much to be thankful for as the Centipede said when the rat bit off 97 of his hundred legs.

И всё же несмотря ни на что есть многое, за что нужно быть благодарным, как сказала Многоножка, когда крыса откусила 97 из ста её ножек.

When you have fully digested my proposal – as the stag said when he offered to jump down the Boa Constrictor's throat – please let me know.

Когда вы полностью переварите моё предложение, – как сказал Олень, собиравшийся запрыгнуть в глотку Удаву, – пожалуйста, дайте мне знать.

Che so io? as the fly said – he was an Italian fly – when the Hippopotamus asked him what the moon was made of.

Che so io? – как сказала муха – это была итальянская муха, когда Бегемот спросил у неё, из чего сделана луна.

… what is done is done as the tadpole said when his tail fell off.

… что сделано, то сделано, как сказал головастик, когда у него отпал хвост.

Let us hope for ‘lucidity’ as the Elephant said when they told him to get out of the light, because he was opaque. ibid.

Будем надеяться на «прозрачность», как сказал Слон, когда ему велели отойти от света, потому что он не стеклянный.

I am glad to find you writing in better spirits. It is a good thing to be in spirits, as the wise but spotted Lizard observed when they put him into a bottle of spirits of wine and shunted him onto the 45th shelf of the 8th Compartment in the National History Gallery at Pekin.

Я рад, что вы повеселели. Приятно быть навеселе, как заметила мудрая, но порочная Ящерица, когда её поместили в бутыль со спиртом и поставили на 45-ю полку 8-го отдела Национальной исторической галереи в Пекине.

… all is well as ends well, as the tadpole said when he became a phrogg.

… всё хорошо, что хорошо кончается, как сказал головастик, превратившись в леггушку.

1 feel better, as the old Lady said after she has brought forth twins.

Я чувствую себя лучше, как сказала старая Леди, после того как родила двойню.

… it was not my turn – as the cartwheel said to the Vindmill, – for I wrote last.

… это была не моя очередь – как сказало колесо повозки Витряной мельнице, – ибо я писал последним.

I will now look over your last letter & make ozbervatims on its points, as the monkey said when he casually sate down on the pincushion.

Теперь я хорошенько изучу ваше последнее письмо и разбиру его по пунктам, как сказал обезьян, случайно усевшись на подушечку для булавок.

I have done well to come to a new place, & that I find it ‘agrees with me’ as the snake said when he swallowed the ox.

Я не зря стремился к этому, и нахожу, что это мне «по нутру», как сказал змей, проглотив быка.

It has just come into my head – as the little charity boy said of the unexpected advent of an undesirable parasite.

Это только что пришло мне в голову, как сказал маленький приютский мальчик о внезапном появлении нежелательной вши.

… sufficient to the day is the weevil thereof, as the hazelnut said when the caterpillar made a hole in his shell.

… на сегодня достаточно и долгоносика, как сказал лесной орешек, когда гусеница прогрызла его скорлупу.

‘Een in our hashes live their wanted fire’[9] – as the poetical cook said when they said her hashed mutton was not hot enough.

«Агонь желанья в нашем жив рагу», – как говорила поэтичная кухарка, когда ей пеняли, что её рубленая баранина недостаточно горяча.

I am not sure as the Tadpole said when the mouse asked him if he were going to walk or swim.

Я ещё не решил, как сказал Головастик, когда мыш спросил его, собирается ли он идти или плыть.

I suppose however, as the Caterpillar said when he became a Chrysalis, – time will show what will happen.

Я полагаю, однако, как сказала Гусеница, превратившись в Куколку, – время покажет, что будет дальше.

Hence onward, my letter will be confused & indicative of my mucilaginous & morose mind – all more or less queer & upside down as the mouse said when he bit off his grandmother's tail – having mistaken it for a Barley Straw.

С этого момента моё письмо будет путаным и отражающим вязкость и мрачность моих мыслей – всё до некоторой степени странно и перевёрнуто вверх ногами, как сказала мышка, откусившая хвостик своей бабушке – приняв его за Ячменную Соломинку.

These subjects are not final, but subject to change – as the convulsed caterpillar said as he was a turning into a Chrysalis.

Эти вещи не являются окончательными, но подвержены изменениям – как говорила конвульсирующая гусеница, превращаясь в Куколку.

I can’t write much. Am all over eduneyyers in my AT illustrations, which I hope to bubblish some day – in a series of 10 to 20, but to be had separately, – as the centipede said of his 100 legs when they kept dropping off as he walked through the raspberry jam dish and the legs stuck in the juice.

Я не могу писать много. Я весь с головой в моих иллюстрациях, кои надеюсь однажды обуббликовать – сериями по 10–20, но по отдельности, – как говорила многоножка о своих 100 ногах, которые отваливались, когда она шла по блюду малинового варенья, а ноги увязали в сиропе.

As for myself, I am sitting up today for the first time – partly dressed as the cucumber said when oil & vinegar were poured over him salt & pepper being omitted.

Что касается меня, то я нынче впервые засиделся допоздна – частично одетый, как сказал огурец, когда его полили маслом и уксусом, а солью и перцем не посыпали.

I may not have thyme later, as the busy bee said when the snail urged him to lie in bed.

Может статься, познее у меня не будет время, как говорил деловитый пчёл, когда улит убеждал его полежать в постели.

… one oughtn't to judge harshly, as the chaffinch said when he heard the snail call the Hedgehog a cursed old pincushion.

… следует воздерживаться от категорических суждений, как сказал зяблик, услыхав, что улит называет Ежа мерзкой старой подушечкой для иголок.

I fear I have only the alternative before me of beginning & executing the whole zoo over again, or of giving up my 40 years work, altogether a disgust & humiliation I shrink from, as the snail said when they showed him the salt cellar.

Боюсь, что передо мной единственная альтернатива – снова начать и довести до конца весь зоопарк, либо зачеркнуть 40 лет работы, в общем, испытываю отвращение и унижение, как сказала улитка, когда ей показали солонку.

“A Pessimistic Conversation”

Setting out for India in 1873, Edward Lear met a German Pessimist who sought to advise him on the spectacles he should wear. The following conversation took place:

G. P. You vear spectagles alvays?

E. L. Yes.

G. P. They vill all grack in India; von pair no use.

E. L. But I have many pairs.

G. P. How many?

E. L. Twenty or thirty.

G. P. No good. They vill all grack. You should have got of silver.

E. L. But I have several of silver.

G. P. Dat is no use; they vill rust; you might got gold.

E. L. But I have some of gold.

G. P. Dat is more vorse; gold is alvays stealing.

End of conversation

«Пессимистический диалог»

Отправляясь в Индию в 1873 году, Эдвард Лир повстречал Германского Пессимиста, который дал ему рекомендации по ношению очков. Произошел следующий разговор:

Г. П. Ви носить очки фсегда?

Э. Л. Да.

Г. П. Они фсе ломать в Индия; один пар не есть польза.

Э. Л. Но у меня много пар.

Г. П. Сколько?

Э. Л. Двадцать или тридцать.

Г. П. Не есть карашо. Они фсе ломать. Ви должен иметь серебра.

Э. Л. Но у меня есть несколько пар из серебра.

Г. П. То не есть польза; они ржафеть; ви может добыть солото.

Э. Л. Но у меня есть и золотые.

Г. П. То есть более хуше; солото фсегда воруй.

Конец диалога

A Moral Fable

Once upon a time three poor students, all very near-sighted, and each possessing a single pair of horn-rimmed spectacles, set out to walk to a remote university, for the purpose of competing for a professorship.

On the way, while sleeping by the road-side, a thief stole their three pairs of horn-rimmed spectacles.

Waking, their distress was great: they stumbled, they fell, they lost their way; and night was at hand, when they met a pedlar.

‘Have you any spectacles?’ said the three miserable students.

‘Yes,’ said the pedlar, ‘exactly three pairs; but they are set in gold; and with magnificent workmanship; in fact, they were made for the king, and they cost so much – …’

‘Such a sum,’ said the students, ‘is absurd; it is nearly as much as we possess.’

‘I cannot,’ the pedlar replied, ‘take less; but here is an ivory-handled frying pan which I can let you have for a trifling sum, and I strongly recommend you to buy it because it is such an astonishing bargain, and you may never again chance to meet with a similarly joyful opportunity.’

Said the eldest of the three students, ‘I will grope my way on as I eal. It is ridiculous to buy a pair of this man’s spectacles at such a price.’

‘And I,’ said the second, ‘am determined to buy the ivory-handled frying pan; it costs little, and will be very useful, and I may never again have such an extraordinary bargain.’

But the youngest of the three, undisturbed by the laughter of the two others, bought the gold-rimmed sumptuous spectacles, and was soon out of sight.

Thereon, No. 1 set off slowly, but, falling into a ditch, by reason of his blindness, broke his leg, and was carried back, by a charible passer-by in a cart, to his native town.

No. 2 wandered on, but lost his way inextricably, and, after much suffering, was obliged to sell his ivory-handled frying pan at a great loss, to enable him to return home.

No. 3 reached the University, gained the prize, and was made Professor of Grumphiology, with a house and fixed salary, and lived happily ever after.

Moral. – To pay much for what is most useful, is wiser than to pay little for what is not so.

Нравоучительная басня

Однажды трое бедных студентов, все очень близорукие, причём каждый обладал единственной парой очков в роговой оправе, отправились пешком в удалённый университет, с целью соискания профессорской должности.

В пути, когда они спали у обочины дороги, вор украл все три пары их роговых очков.

Пробудившись, они предались великой скорби: они спотыкались, они падали, они сбивались с пути; а когда приблизилаь ночь, они повстречали коробейника.

«Нет ли у вас очков?» – спросили трое несчастных студентов.

«Есть, – сказал коробейник, – ровно три пары; но они в золотой оправе, весьма искусно изготовленной; собственно, они были сделаны для короля, и стоят они столько-то…»

«Такая сумма, – сказали студенты, – абсурдна; это почти столько, сколько у нас есть».

«Я не могу, – ответил коробейник, – взять меньше; но вот сковорода с ручкой из слоновой кости, которую я могу уступить вам за бесценок, и я настоятельно рекомендую вам купить её, ибо это такая удивительная сделка, какие выпадают не чаще одного раза в жизни».

Старший из трёх студентов сказал: «Я буду прокладывать путь наощупь. Нелепо покупать пару очков у этого человека за такие деньги».

«А я, – сказал второй, – полон решимости купить сковороду с ручкой из слоновой кости; она и стоит немного, и будет очень полезна, а мне никогда в жизни больше не подвернётся такая необыкновенная сделка».

Младший же из троих, не обращая внимания на смех двух товарищей, купил роскошные очки в золотой оправе и вскоре скрылся из виду.

После чего № 1 медленно тронулся, но, упав в канаву по причине слепоты, сломал ногу и был доставлен в повозке сердобольным проезжим в родной город.

№ 2 медленно брёл, но заплутал и окончательно сбился с пути и после долгих мытарств вынужден был продать свою сковороду с ручкой из слоновой кости с большим ущербом для себя, что позволило ему вернуться домой.

№ 3 добрался до университета, получил стипендию и занял должность профессора Грамфиологии, с домом и хорошим жалованьем, и жил себе долго и счастливо.

Мораль. Платить много за то, что наиболее полезно, мудрее, чем платить мало за то, что наоборот.

Eclogue

Composed at Cannes, December 9th, 1867

(Interlocutors – Mr. Lear and Mr. and Mrs. Symonds.)

Edwardus – What makes you look so black, so glum, so cross?Is it neuralgia, headache, or remorse?Johannes – What makes you look as cross, or even more so?Less like a man than is a broken Torso?E – What if my life is odious, should I grin?If you are savage, need I care a pin?J – And if I suffer, am I then an owl?May I not frown and grind my teeth and growl?E – Of course you may; but may not I growl too!May I not frown and grind my teeth like you!J – See Catherine comes! To her, to her,Let each his several miseries refer;She shall decide whose woes are least or worst,And which, as growler, shall rank last or first.Catherine – Proceed to growl, in silence I'll attend,And hear your foolish growlings to the end;And when they're done, I shall correctly judgeWhich of your griefs are real or only fudge.Begin, let each his mournful voice prepare,(And pray, however angry, do not swear!)J – We came abroad for warmth, and find sharp cold!Cannes is an imposition, and we're sold.E – Why did I leave my native land, to findSharp hailstones, snow, and most disgusting wind?J – What boots it that we orange trees or lemons see,If we must suffer from such vile inclemency?E – Why did I take the lodgings I have got,Where all I don't want is: – all I want not?J – Last week I called alout, O! O! O! O!The ground is wholly overspread with snow!Is that at any rate a theme for mirthWhich makes a sugar-cake of all the earth?E – Why must I sneeze and snuffle, groan and cough,If my hat's on my head, or if it's off?Why must I sink all poetry in this prose,The everlasting blowing of my nose?J – When I walk out the mud my footsteps clogs,Besides, I suffer from attacks of dogs.E – Me a vast awful bulldog, black and brown,Completely terrified when near the town;As calves perceiving butchers, trembling reel,So did my calves the approaching monster feel.J – Already from two rooms we're driven away,Because the beastly chimneys smoke all day;Is this a trifle, say? Is this a joke?That we, like hams, should be becooked in smoke?E – Say, what avails it that my servant speaksItalian, English, Arabic, and Greek,Besides Albanian; if he don't speak French,How can I ask for salt, or shrimps, or tench?J – When on the foolish hearth fresh wood I place,It whistles, sings, and squeaks, before my face;And if it does unless the fire burns bright,And if it does, yet squeaks, how can I write?E – Alas! I needs must go and call on swells,That they may say, ‘Pray draw me the Estrelles.’On one I went last week to leave a card,The swell was out – the servant eyed me hard:‘This chap's a thief disguised,’ his face expressed:If I go there again, may I be blest!J – Why must I suffer in this wind and gloom!Roomattics in a vile cold attic room?E – Swells drive about the road with haste and fury;As Jehu drove about all over Jewry.Just now, while walking slowly, I was all butRun over by the Lady Emma Talbot,Whom not long since a lovely babe I knew,With eyes and cap-ribbons of perfect blue.J – Downstairs and upstairs, every blessed minute,There's each room with pianofortes in it.How can I write with noises such as those?And, being always discomposed, compose?E – Seven Germans through my garden lately strayedAnd all on instruments of torture played:They blew, they screamed, they yelled: how can I paintUnless my room is quiet, which it ain't?J – How can I study if a hundred fliesEach moment blunder into both my eyes?E – How can I draw with green or blue or red,If flies and beetles vex my old bald head?J – How can I translate German Metaphys —– Ics, if mosquitoes round my forehead whizz?E – I've bought some bacon (Though it's much too fat),But round the house there prowls a hideous cat;Once should I see my bacon in her mouth,What care I if my rooms look north or south?J – Pain from a pane in one cracked window comes,Which sings and whistles, buzzes, shrieks and hums;In vain amain with pain the pane with this chordI fain would strain to stop the beastly dischord!E – If rain and wind and snow and such like illsContinue here, how shall I pay my bills?For who through cold and slush and rain will comeTo see my drawings and to purchase some?And if they don't, what destiny is mine?How can I ever get to Palestine?J – The blinding sun strikes through the olive trees,When I walk out, and always makes me sneeze.E – Next door, if all night long the moon is shining,There sits a dog, who wakes me up with whining.Cath. – Forbear! You both are bores, you've growled enough:No longer will I listen to such stuff!All men have nuisances and bores to afflict 'um;Hark then, and bow to my official dictum!For you, Johannes, there is most excuse,(Some interruptions are the very deuce),You're younger than the other cove, who surelyMight have some sense – besides, you're somewhat poorly.This therefore is my sentence, that you nurseThe Baby for seven hours, and nothing worse.For you, Edwardus, I shall say no moreThan that your griefs are fudge, yourself a bore;Return at once to cold, stewed, minced, hashed mutton —To wristbands ever guiltless of a button —To raging winds and sea (where don't you wishYour luck may ever let you catch one fish?) —To make large drawings nobody will buy —To paint oil pictures which will never dry —To write new books which nobody will read —To drink weak tea, on tough old pigs to feed —Till spring-time brings the birds and leaves and flowers,And time restores a world of happier hours.

Эклога

Сочинена в Каннах 9 декабря 1867 г.

(Собеседники – мистер Лир и мистер и миссис Симондс)

Эдуардус. Ну что мрачны, смурны, черны с утра?Что – невралгия? Иль мигрень? Хандра?Йоханнес. Что сами злы, как будто из-под розог?Не человек, а брошенный набросок!Эдуардус. Что ж, лыбиться, коль жизнь худым-худа?В том дикарям уподобляясь, да?Йоханнес. Как обойтись, коль жизнь – одни страданья,Без скрежета зубов и без стенанья?Эдуардус. Не обойтись никак; на вас похож,Зубами скрежещу, стенаю тож.Йоханнес. А вот и Кэтрин; мы пред ней, пред нейСтраданья обнажим недавних дней.И пусть решает, беды чьи беднейИ кто из нас двоих брюзжит складней.Кэтрин. Брюзжать пожалте, не сроню словца,Пустой ворчни я стану ждать концаИ отличить смогу навернякаБеду реальную от пустяка.Слезы побольше в голосе обоим(Не кончилось бы только мордобоем!).Йоханнес. Из дальних мест – к теплу, но жгучий холодДают нам Канны, жульнический город.Эдуардус. Я родину покинул, и не рад —Тут снег, колючий ветер, колкий град.Йоханнес. Что пользы нам от апельсиновых дерев,Когда живём, от стужи зверской озверев?Эдуардус. Зачем квартирку снял – коль по угламВ ней только рухлядь старая да хлам?Йоханнес. Намедни волком взвыл я: Гу-у-у!Земная твердь утоплена в снегу!И я от мысли от одной продрог,Что наша суша – сахарный пирог!Эдуардус. Чтоб истребить простуду в голове,Надеть мне шляпу или сразу две?Поэзию теснит и душит проза,Когда течёт безудержно из носа!Йоханнес. В грязи кромешной утопил башмак,К тому ж я стал приманкой для собак.Эдуардус. В меня бульдог огромный, чёрно-бурый,Вселяет страх одной своей фигурой.Телец дрожит, учуя мясника,И я дрожу при виде пса-быка.Йоханнес. Не раз уже сменили мы жильё,Где дым и смрад – какое там житьё;Что это, мелочь? Шутка, не пойму?Коптиться, что ли, ветчиной в дыму?Эдуардус. Вот мой лакей, что проку, коли онВ полдюжине наречий искушён?Французским не владеет он, увы,Не спросишь ни креветок, ни плотвы.Йоханнес. Когда в камин полено я кладу,Поёт он, свищет и дудит в дуду;А коль над ухом свищут и гудут,До сочинительства ли будет тут?Эдуардус. Нередко слышу я от богачей:«Звезду мне нарисуй, красу очей!»На днях в хоромы к одному проник —В дверях лакей суровый в тот же миг,Глядит в упор: «Ты часом ли не вор?»Навек запомню этот разговор!Йоханнес. Что, мне страдать в тоске на сквознякеИ руматтизма ждать на чердаке?Эдуардус. А по дорогам носятся, злодеи,Ну чисто Ииуй по Иудее;По улице сейчас спокойно шёл вотИ был задавлен Леди Эммой Толбот.А девочкой была совсем другою,С глазами синими и лентой голубою.Йоханнес. И каждый тут, будь трезв он или пьян, ах,Не ест, не пьёт – бренчит на фортепьянах.Бедлам такой, что выдавишь едва льХоть строчку, сам расстроен, как рояль!Эдуардус. Семь немцев, как-то в мой проникнув сад,Устроили чистилище и ад,Ревели, выли, ржали, как скоты:Как будешь краской покрывать холсты?Йоханнес. А как мне грызть гранит моих наук,Когда от мух терплю я столько мук?Эдуардус. Получится рисунок ли хорош,Коль плешь мою язвят то жук, то вошь?Йоханнес. Переводить Германский Метафиз —ик под москитный вечный «виз-визз-виззз»?Эдуардус. Купил бекона (жирного весьма),Котяра гнусный углядел, эх-ма,Сожрал бекон, и мне не всё ль равно —На север смотрит иль на юг окно?Йоханнес. В оконной раме треснуло стекло —В него свистело, дуло и мело;Напрасно страстно зажимал опасныйПролом в окне, чтоб шум унять ужасный!Эдуардус. Дождь, ветер, снег – худая череда,Не оплатить счетов мне никогда!Кто в слякоть, дождь и злые холодаРисунки поглядеть придёт сюда?А не продам рисунков и картин —Вовек не доберусь до Палестин?Йоханнес. Едва увижу солнце средь олив —Как расчихаюсь, бледен и соплив.Эдуардус. Встревоженная жёлтою луною,Всю ночь собака воет за стеною.Кэтрин. Довольно! Слушать нудный ваш скулёжНевмоготу уже и невтерпёж!У всех свой повод есть, чтоб стать сердитым;Склонитесь же перед моим вердиктом!Йоханнес, вас оправдываю я(Имеете причины для нытья),Вы молоды и не вполне здоровы,Не то, что ваш противник, муж суровый,Но столь же вздорный, – вот вам мой наказ:Понянчиться с Дитём хотя бы час.Вам, Эдуардус, новый приговор:Зануда вы, все беды ваши – вздор;Назад ступайте к фаршу и котлетам,К не ведающим пуговиц манжетам;К бушующему морю (коль свезёт,Рыбёшку малую добудете из вод) —Марать листы, не купит ни один,Марать холсты несохнущих картин,Писать книжонку, много ль проку в ней,Хлебать чаёк, раскармливать свиней —Пока весна, сменив снега-бураны,Душевные не уврачует раны.

The Self-Portrait of the Laureate of Nonsense

How pleasant to know Mr Lear!Who has written such volumes of stuff!Some think him ill-tempered and queer,But a few think him pleasant enough.His mind is concrete and fastidious,His nose is remarkably big;His visage is more or less hideous,His beard it resembles a wig.He has ears, and two eyes, and ten fingers,Leastways if you reckon two thumbs;Long ago he was one of the singers,But now he is one of the dumbs.He sits in a beautiful parlour,With hundreds of books on the wall;He drinks a great deal of Marsala,But never gets tipsy at all.He has many friends, laymen and clerical;Old Foss is the name of his cat;His body is perfectly spherical,He weareth a runcible hat.When he walks in a waterproof white,The children run after him so!Calling out, ‘He’s come out in his night —Gown, that crazy old Englishman, oh!’He weeps by the side of the ocean,He weeps on the top of the hill;He purchases pancakes and lotion,And chocolate shrimps from the mill.He reads but he cannot speak Spanish,He cannot abide ginger-beer:Ere the days of his pilgrimage vanish,How pleasant to know Mr. Lear![10]

Автопортрет лауреата Нонсенса

Как приятно знать мистера Лира!Исписал он тома чепухой!Для одних он чудак и задира,Для других – человек неплохой.Ум его утончён и отточен,Нос его грандиозно велик;Лик его не особо утончен,Борода его точно парик.Уши есть, пара глаз и десятокПальцев, если считать два больших;Был когда-то певцом из завзятых,Но со временем он попритих.Горы книг он воздвиг, и из залыОн устроил себе кабинет;Выпивает немало Марсалы,Не хмелея нимало, о нет.Дружен с клириком он и с мирянином;И при нём старый Фосс, верный кот;Телом кругл и отменно пространен он,Ходит в шляпке чудной круглый год.Ребятня надрывается вслед,Коль в плаще белоснежном идёт он:«Вон, в ночную рубаху одет —– ый Британец идёт, идиот он!»Он рыдает с морскою волною,Он рыдает на гребне холма;Он скупает блины и спиртное,Он влюблён в шоколад без ума.По-испански молчит, но читает,Эль имбирный отверг сей придира;И пока его след не растает,Как приятно знать мистера Лира!

Я Лира посвятил народу своему

I see life as basically tragic and futile and the only thing that matters is making little jokes.

Edward Lear

Я вижу жизнь по преимуществу трагической и тщетной, и единственное, что имеет значение, – это шутки.

Эдвард Лир

Women are like translations: the beautiful are not faithful, and the faithful aren’t beautiful.

George Bernard Shaw

Женщины подобны переводам: красивые – не верны, а верные – не красивы.

Джордж Бернард Шоу
1

Едва ли на глобусе есть другая страна, у которой было бы столько разных, и вполне официальных, имён. Соединённое королевство Великобритании и Северной Ирландии. Великобритания. Британия. Англия. Альбион (Туманный)… Как нет, пожалуй, второго такого места на земле, где бы здоровый консерватизм нации столь же органично сочетался и естественно уживался с самыми разнообразными, нередко экстремальными, проявлениями человеческой индивидуальности, самобытности, при безоговорочном уважении прав личности, частной жизни, знаменитого privacy. Места с таким невероятным процентом чудаков, эксцентриков, юродивых, благородно, тихо помешанных среди народонаселения.

И в наши дни можно, к примеру, встретить джентльмена, забрасывающего удочку прямо на лужайке в парке, тренирующегося подобным образом ловить форель на муху. А train spotters – коллекционеры поездов! Нигде не работающие, а занимающиеся исключительно тем, что записывают номера поездов и места их назначения – в блокнот, а звуки, ими издаваемые, – на диктофон, для домашнего прослушивания.

Два-три столетия назад проявление эксцентризма вообще считалось формой искусства и всячески поощрялось в обществе. Говорили, что эксцентрики «развлекают, раздражают и очаровывают нацию». Они принимали молочные ванны, делили трапезу со сворой собак, надевали по две пары брюк единовременно и высовывали ноги из вагона идущего поезда – «для поддержания необходимой температуры тела». Все эти и подобные экстравагантные выходки и привычки подробно и горделиво описаны в английской литературе.

There was an old person of Wick,Who said, 'Tick-a-Tick, Tick-a-Tick;Chickabee, Chickabaw,And he said nothing more,That laconic old person of Wick.Краткий старец из города ВикПроизнёс: «Чик-чивик, чик-чивик,Чикави, чикаво»;Сверх того ничегоНе сказал житель города Вик.

Понятно, что именно на этой земле, в Лимерикобритании, по остроумному словцу Ю. Сабанцева, только и могли родиться литературный нонсенс и Эдвард Лир – зачинатель и, как часто и небезосновательно утверждают, единственный истинный представитель его. Там он и родился – в Лондоне, городе знаменитых туманов и смога, этом Туманополе (Foggopolis), как сам он его называл, 12 мая 1812-го – в один год с Чарльзом Диккенсом, в семье Джеремии и Энн Лир, двадцатым ребёнком из двадцати одного. Родители уделяли своему отпрыску мало внимания и душевного тепла, препоручив заботу о воспитании юного Эдварда его старшей (на 22 года) сестре Энн, соединявшей, по словам биографа Лира, «строгость принципов и незаурядную силу характера с необычайным очарованием».

Мальчику было 13 лет, когда отец (биржевой маклер) обанкротился и попал в долговую тюрьму (что вполне объяснимо при таком-то количестве ртов в семье). Чтобы вызволить его оттуда, через четыре года, матери пришлось продать дом и большую часть имущества. Эдвард рано вынужден был начать зарабатывать себе на жизнь. Помогли обнаружившиеся у него способности к рисованию, и уже в 15-летнем возрасте он рисует анатомические вывески для врачей, объявления для торговцев, раскрашивает литографии. А в восемнадцать получает от Зоологического общества заказ на серию рисунков коллекции попугаев, собранной в Риджентс-парке. В результате он приобретает репутацию превосходного художника-орнитиста и знакомится с графом Дерби, владельцем роскошного собрания диковинных птиц и животных.

В имении графа, близ Ливерпуля, Лир прожил четыре года, подготовив и издав великолепный том рисунков попугаев, фазанов, сов, обезьян, черепах, змей, упрочивший славу художника. Там же, в имении Ноусли, он подружился с детьми графа, этими «верными друзьями и ценителями прыганья на одной ножке», и начал сочинять и иллюстрировать для них забавные «бессмысленные» стишки, используя в качестве образца форму, подсмотренную им в довольно редкой книжке – «Приключения пятнадцати джентльменов», изданной в начале 1820-х годов и содержавшей такое, к примеру.

There was a sick man of TobagoLived long on rice-gruel and sago;But at last, to his bliss,The physician said this:‘To a roast leg of mutton you may go.’Сей болезненный муж из Тобаго,Долго живший на рисе и саго,Был растроган до слёз,Только врач произнёс:«Жарьте ногу баранью, бедняга».

Чистый лимерик, заметит современный начитанный и наблюдательный читатель. И будет прав… только наполовину. Ни Лир, ни, уж тем более, безымянные авторы упомянутой занятной книжки термина этого не употребляли, а возможно, и не знали (Лир предпочитал – «нонсенс», «бессмыслица»). Название «лимерик» (иначе – лимрик) утвердилось лишь в конце Х1Х века, а восходит оно, похоже, к одноимённому городу в Ирландии (Limerick), жители коего, сказывают, любили во время застолий распевать весёлые песни, этакие частушки, в озорной, шутейной форме живописующие события диковинные либо маловероятные, а также деяния сотрапезников и собутыльников. Уже в наше время была выдвинута прелюбопытная гипотеза происхождения названия «лимерик» от имени самого Лира (Lear+lyric), но это, пожалуй, слишком экстравагантно и фантастично, чтобы быть правдой.

Год 1846 оказался поистине судьбоносным для Эдварда Лира. Один за другим увидели свет сразу три его печатных труда: альбом пейзажей (и описаний) Италии, альбом рисунков экзотических питомцев графа Дерби и миниатюрная книжица (томов премногих тяжелей, однако) A Book of Nonsense – «Книга Нонсенса», сборник забавных пятистиший, каждое из которых было любовно проиллюстрировано автором. Любопытно, что первую поэтическую книжку, за которой последуют ещё несколько, как бы стесняясь своего литературного дара, Лир выпустил под псевдонимом – «Derry down Derry (Дерри из Дерри)». «Первенец» имел ошеломляющий успех, многажды допечатывался, переиздавался, и третье издание уже украшало подлинное имя сочинителя.

There was an Old Derry down Derry,Who loved to see little folks merry;So he made them a book,And with laughter they shookAt the fun of that Derry down Derry.Обожал старый Дерри из Дерри,Чтобы радостно дети галдели;Он им книжку принёс,И смешил их до слёзУморительный Дерри из Дерри.

Популярность и, как сказали бы сейчас, востребованность литературной диковинки были таковы, что даже Британский музей не располагает первым её изданием, довольствуясь третьим, 1861 года. Первое фолио Шекспира, говорят, и то сыскать легче!

Персонажи «Книги Нoнсенса», натурально, предавались всевозможным чудачествам-лимеричествам: стояли на голове, отплясывали кадрили с воронами, ели краску или кашу, заправленную мышами, обучали ходьбе рыб, жили в птичьих гнёздах и в кратерах вулканов, etc.

There was an Old Man of Peru,Who never knew what he should do;So he tore off his hair,And behaved like a bear,That intrinsic Old Man of Peru.Кудреватый старик из ПеруВсё не знал, чем заняться в миру;Неуклюж как медведь,Выдрал кудри на третьЛысоватый старик из Перу.

В лимерике, несмотря на предельный лаконизм и примитивное, на первый взгляд, содержание, довольно много чего происходит, в нём, как тонко подметил один вдумчивый исследователь, найдена золотая середина между растянутостью романа и чрезмерной краткостью пословицы. И сюжет, как правило, развивается по классической схеме: завязка, развитие, кульминация, развязка. И форма отнюдь не проста – непременно пять строк (заданной длины), неизбежно анапест и непреложно весьма хитрая рифмовка, aabba.

There was an Old Man of Nepaul,From his horse had a terrible fall;But, though split quite in two,By some very strong glue,They mended that Man of Nepaul.Был один старичок из Непала,Он с коня полетел как попало:Был один – стало два;Крепким клеем едваСклеен был старичок из Непала.

В том же 1846 году уроки рисования у Лира, наслышавшись о его талантах, брала сама королева Виктория, в те поры совсем молодая. Ученица и учитель остались довольны друг другом, а Лир продолжал карьеру художника до конца дней, «переквалифицировавшись», впрочем, в «топографического пейзажиста», по его собственному определению.

Отличаясь слабым здоровьем, терпя жестокие приступы эпилепсии, страдая хроническим бронхитом и астмой, Лир вынужден был покинуть родные острова с их сырым, холодным климатом и колесить по свету в поисках работы и вдохновения. Италия, Греция, Албания, Мальта, Египет, Индия, Цейлон нашли отражение как в его живописных и графических произведениях, так и в стихах. И за границей он всё с тем же упорством искал (и находил!) столь милых его сердцу чудаков и оригиналов.

There was an old man of Cashmere,Whose movements were scroobious and queer;Being slender and tall,He looked over a wall,And perceived two fat ducks of Cashmere.Жердевидный старик из КашмираБыл курьёзом восточного мира;Навалясь на забор,Он часами в упорНаблюдал жирных уток Кашмира.

Или просто приписывал черты эксцентризма французам, итальянцам, грекам, татарам, молдаванам…

There was an Old Man of Moldavia,Who had the most curious behaviour;For while he was able,He slept on a table,That funny Old Man of Moldavia.Был курьёзный старик из Молдавии,И подобных едва ли видали вы;На свету и во мглеПочивал на столеНенасыпный старик из Молдавии.

А сколь часто на «портретах» персонажей проступают черты самого автора – его бородатость, лысоватость, шароватость и особенно – легендарная носоватость!

There was an Old Man with a nose,Who said, 'If you choose to suppose,That my nose is too long,You are certainly wrong!That remarkable man with a nose.Был старик с выдающимся носом.«Коли вы зададитесь вопросом,Не велик ли мой нос, —Это ложный вопрос!» —Молвил старец с отвесистым носом.

Иногда герои лимериков переживают сердечные драмы.

There was a Young Lady of Lucca,Whose lovers completely forsook her;She ran up a tree,And said, 'Fiddle-de-dee!Which embarrassed the people of Lucca.Молодая особа из Лукки,Пострадав от любовной разлуки,Взгромоздясь на платан,Спела там «трам-там-там!»К замешательству жителей Лукки.

А подчас – и подлинные трагедии.

There was a young person of Kew,Whose virtues and vices were few;But with blameable haste,She devoured some hot paste,Which destroyed that young person of Kew.Равномерная дева из Кью,Равномерность утратя свою,Проглотила, увы,Фунт горячей халвы,И скончалась девица из Кью.

А уж с непониманием и неприязнью окружающих, этих вездесущих злобных Они, лировские персонажи сталкиваются на каждом шагу.

There was a Young Lady whose eyes,Were unique as to colour and size;When she opened them wide,People all turned aside,And started away in surprise.У одной яркоглазой девицыВелики безразмерно зеницы;Встретив этакий взгляд,Норовит стар и младОт девицы стремглав отдалиться.

У них собственные представления об одежде…

There was a young person in green,Who seldom was fit to be seen;She wore a long shawl,Over bonnet and all,Which enveloped that person in green.Очертанья девицы в зелёномРасплываются под балахоном;Это длинная шаль,Под которою жаль,Что не видно девицы в зелёном.

…и свои предпочтения в еде.

There was an old person of Dean,Who dined on one pea, and one bean;For he said, 'More than that,Would make me too fat,That cautious old person of Dean.Был в обед некий старец из ДинаСыт горошинкой только единойИ бобом: «Переем —Стану толстым совсем», —Осторожничал старец из Дина.

В своих вечных странствиях Лир границ российской земли не достиг, однако воображение нередко уносило его и туда.

There was an Old Man of Kamschatka,Who possessed a remarkable fat cur;His gait and his waddleWere held as a modelTo all the fat dogs in Kamschatka.У почтенного старца с КамчаткиПёс на редкость вальяжный и гладкий;Внешний вид и походкаЭтой псины – находка,Образец для собак на Камчатке.

Эдвард Лир завершил свой земной путь в 1888 году. Этот болезненный, неприкаянный человек, одиночество которого скрашивал только верный кот Фосс, прожил 76 лет, оставив потомкам небольшое, по привычным меркам, но удивительно цельное творческое наследие. Поэзия его светла (хотя порою грустна и элегична) и редкостно человечна, она жизнеутверждающа: ни одной мёртвой или злой строчки!

2

Лир оказал заметное влияние на литературу ХХ века – как на поэзию, так и на прозу. Д. Хармс называл его в ряду своих самых любимых авторов. Сочинением лимериков «баловались» Р. Киплинг, Дж. Голсуорси, Дж. Джойс и ещё сотни и тысячи известных и безымянных пиитов, не только в Англии, но в России и в разных других уголках земли.

There was a young lady of Niger,Who smiled as she rode on a tiger.They returned from the rideWith the lady inside,And a smile on the face of the tiger.Улыбалась девица из Нигера,Оседлавшая дикого тигера.А теперь, посмотри:Вся девица внутри,А улыбка – на морде у тигера.There was a translator of Lear,Who made a fantastic career,Shook cabbage and kings,Hands, flippers and wings;Of late he’s been shaking Shakespeare.Прелагатель абсурдного Лира,Сотворив из поэта кумира,Крест тяжёлый неся,Потрясал всех и вся;И теперь потрясает Шекспира.Говорила рязанская леди,Утопая в мохеровом пледе:«Краше наших ледейНе найдёте людейНи в Париже, ни в Риме, ни в Бледе!»

Нередко авторы посвящали Лиру свои оригинальные сочинения, например, великий англо-американский поэт У. Х. Оден – потрясающий сонет:

W. H. Auden

Edward Lear

Left by his friend to breakfast alone on the whiteItalian shore, his Terrible Demon aroseOver his shoulder; he wept to himself in the night,A dirty landscape-painter who hated his nose.
The legions of cruel inquisitive TheyWere so many and big like dogs: he was upsetBy Germans and boats; affection was miles away:But guided by tears he successfully reached his Regret.How prodigious the welcome was. Flowers took his hatAnd bore him off to introduce him to the tongs;The demon's false nose made the table laugh; a catSoon had him waltzing madly, let him squeeze her hand;Words pushed him to the piano to sing comic songs;And children swarmed to him like settlers. He became a land.

У. Х. Оден

Эдвард Лир

Хлеб свой вкушать без милого друга невмочьВ Италии светлой; Грозный Демон занёсГлаву над его плечом; он плакал всю ночь,Ландшафтописец, свой ненавидевший нос.
Кишащие своры злобных ОниСродни инквизиции; он был не радГерманцам и лодкам; любовь далека искони:Но слёзы вели неуклонно стезёю Утрат.Встретил славный приём. Имел у цветов успех,Привечен ими, представлен каминным щипцам;Фальшивым демонским носом он вызвал смех;Жал ручку кошке, кружа её в пляске шальной;Под рояль пел куплеты подобно певцам;И был захвачен детьми-поселенцами. Стал страной.

Традиция перевода Лира насчитывает у нас уже более полустолетия. Глубина и обаяние лировских миниатюр таковы, что привлекают всё новых и новых интерпретаторов, позволяя каждому внести что-то своё в прочтение таких бесхитростных, на поверхностный взгляд, стишков (с балладами, правда, дело сложнее).

Количество, однако, не всегда гарантирует качество, и многочисленные (не такие уж, впрочем) попытки приведения Лира к русскоязычному читателю на поверку чаще всего оказываются не переводами в истинном смысле слова, а в лучшем случае – вольными пересказами, своевольными переложениями, а то и вовсе – фривольными подражаниями Лиру, виршами собственного сочинения, по непонятной (или, напротив, очень даже понятной!) причине приписываемыми гению нонсенса.

Ещё бы полбеды, что никто не заботится сохранять оригинальные географические названия, авторские топонимы (хотя тогда с неизбежностью возникают Шербур вместо Португалии и Дубно вместо Апулии, но это никого не смущает, ведь не пушкинское же «На холмах Грузии…» бестрепетно перевели как «На холмах Греции…» или «На холмах Швеции…», к примеру; боюсь, правда, что и подобные попытки имеются), но уже прямо беда, когда волюнтаристски меняют национальность, место жительства, возраст персонажей, производя над ними подчас даже операции по смене пола(!), содержание кромсают и перекраивают на свой вкус, оставляя лишь самую общую сюжетную канву, буквально рожки да ножки от авторского замысла, при этом щедро делясь с ним, автором, собственным житейским опытом и избыточным чувством юмора и всячески стремясь сделать бессмыслицы более смешными и – что уж совсем смешно и бессмысленно – логичными!

С подобными проблемами перманентно сталкиваются, например, и музыканты-исполнители. Великий дирижёр Ю. Темирканов любит говорить: «Не интерпретировать надо, а исполнять. Партитуру. Записанные в ней ноты. По порядку, все до единой. Ничего не пропуская, не опуская, не переставляя. Исполнять партитуру, записанные в ней собственноручно автором ноты. То есть его же, автора, творца, волю и замысел исполнять. И не тщиться улучшать и модернизировать таких гениев, как Моцарт или Бетховен. Безнадёжно! А поскольку кругом сплошь одни новаторы и интерпретаторы, то истинным модернистом и даже революционером на этом фоне выглядит – и является! – как раз почти исчезнувший ныне традиционалистский, высокопрофессиональный музыкант, добросовестно и самозабвенно играющий Чайковского и Малера (такой вот парадокс), а не собственные фантазии и вариации на их темы, и ставящий интересы и доброе имя исполняемых гениев хотя бы не ниже своих интересов и самых благородных устремлений». Золотые слова. Браво, Маэстро!

Толкователи же и «улучшатели» классического поэтического нонсенса неизменно кивают на великую тень С. Маршака, кстати, открывшего Лира для отечественного читателя в середине минувшего столетия: мол, вольно же ему было и названия авторские менять, и целые строфы при переводе опускать-купировать, и сюжеты перекраивать (а мастер работал только с крупной формой, по невыясненной причине лимериков избегая), и фирменные пионерско-октябрятские мотивы непринуждённо вводить («По-испански не пишет он, дети, // И не любит он пить рыбий жир…», тогда как автор ни к какой возрастной группе в особенности не обращался и терпеть не мог… имбирного пива, а об отношении к рыбьему жиру попросту умалчивал). И забывают (либо не понимают) как минимум три важнейших обстоятельства. Что Маршак был титаном перевода, одним из столпов советской переводческой школы. Что был он первопроходцем, коим действительно многое позволено. И что переводят они даже если и бред (а ведь нонсенс, абсурд – это по-нашему и впрямь бессмыслица, чепуха, вздор, чушь, бред, – один маститый переводчик «серьёзной» поэзии, так сказать, поэзии «сенса», дал нонсенсу наиболее колоритную дефиницию, повторять которую как-то неловко), то ведь бред не чей-нибудь, а – великого Эдварда Лира, гения чистого абсурда.

Другая крайность в деле перевода – ремесленническое копирование оригинального текста, нередко ценою варварского разрушения самой строгой и стройной формы лимерика (грубое удлинение коротких средних строк, когда визуально, графически пятистишие из фигурки изящной девушки с выраженной талией превращается в оплывшую матрону; замена непокорного лировского анапеста до боли родным пушкинским ямбом, чуть ли не маяковской лесенкой, а то и прозой и т. д.) при нетвёрдом владении техникой стихосложения, а подчас и родным русским языком.

Проиллюстрировать сказанное можно на знаменитом пятистишии, в коем единственный раз у автора прямо упоминается имя нашей страны России.

There was a Young Lady of Russia,Who screamed so that no one could hush her;Her screams were extreme,No one heard such a scream,As was screamed by that lady of Russia.

Его переводили (чаще, естественно, перепирали, как говаривал в подобных случаях незабвенный И. Тургенев) десятки раз, так что выбор тут богатый. Любопытно, что первый перевод (который сам он называл «перефразировкой по-русски») выполнил ещё В. Набоков для прекрасной автобиографической книги «Другие берега», вышедшей в нью-йоркском издательстве имени Чехова в 1954 году. Это вообще первый установленный русский перевод Лира, имеющий, таким образом, более полустолетия от роду. У Набокова с Лиром и лимериком связан памятный эпизод детства, прелестно описанный в «Других берегах». Писатель вспоминает своего английского учителя, «светлоглазого шотландца с прямыми желтыми волосами и с лицом цвета сырой ветчины… Перед самым его уходом я выпрашивал у него любимую пытку. Держа в своем похожем на окорок кулаке мою небольшую руку, он говорил лимерик (нечто вроде пятистрочной частушки весьма строгой формы) о lady from Russia, которая кричала, ‘screamed’, когда ее сдавливали, crushed her, и прелесть была в том, что при повторении слова screamed Бэрнес все крепче и крепче сжимал мне руку, так что я никогда не выдерживал лимерика до конца. Вот перефразировка по-русски:

Есть странная дама из Кракова:орет от пожатия всякого,орет наперед и все время орет —но орет не всегда одинаково».

Несколько замечаний о «перефразировке».

Немудрено, что «глупая частушка» навечно врезалась в память ребенка – «любимая пытка» как-никак, но даже самая блестящая память может невзначай подвести: глагол scream в лимерике действительно повторяется несколько раз, играя важную смысловую роль, а вот глагол crush в нём начисто отсутствует! Он, конечно, просится в строку, делая сюжет более осмысленным, и, несомненно, был бы в тексте, будь это настоящая частушка, а не «нечто вроде». И в этом вся разница: частушка осмысленна, подчас сатирична, лимерик же – по определению – беззлобен и бессмыслен, ибо осмысленный нонсенс – это, простите за каламбур, полный нонсенс, потому как уже и не нонсенс вовсе! И у персонажей лимериков всё так: они если и орут, то не от боли («сдавливания»), если плачут, то не с горя, коли поют или пляшут, то, уж будьте покойны, не с радости какой, а пёс знает с чего, чаще всего – ни с того и ни с сего. Вот уж поистине, есть не только смех, но и плач, крик, пляс – и всё без причины. В лимериках, во всяком случае.

Приведённый колоритный эпизод свидетельствует о том, что лировские «бессмыслицы» бытовали в России уже сто лет назад, на заре прошлого века, – в оригинальном, английском, виде, хотя сам Набоков, вероятно, автора лимерика не идентифицировал – ни тогда, в детстве, ни десятилетия спустя, когда писал свои воспоминания и делал знаменитую «перефразировку».

А после Набокова было вот что…

«Жила девица юная в России…»

«Дико воет девица из Скопле…»

«Громогласна девица из Сити…»

«Безутешная мисс из Манилы…»

«У старушки одной на Руси…»

И даже…

«Жил мальчик вблизи Фермопил…»

И т. д. и т. п.

Приведены, разумеется, лишь первые, «титульные», строки лимериков, но уже и они вполне позволяют представить и оценить всё буйство фантазии и оригинальность мышления интерпретаторов Э. Лира.

Автор данной книги предпринял в своё время, в начале 90-х годов минувшего века, отчаянную попытку опровергнуть постулат парадоксального остроумца Шоу (доказав, что и среди признанных красавиц нет-нет да и объявится верная жена) и, совместив несовместное – лёд и пламень, импровизаторов-абстракционистов и ремесленников-буквоедов, скрестив, фигурально выражаясь, Моцарта с Сальери, Маршака с Лозинским (дабы возник этакий Маршазинский или Лозиншак!), предъявить наконец русскоязычному читателю чистого, неприкрашенного, неразбавленного Лира. Подобный творческий порыв Н. Горбаневская характеризует такими словами: «… Архипцев переводит Эдварда Лира, как благочестивый толковник – Писание: передает и смысл, и звук. Точен – часто до мельчайших деталей. Звучен – до самой лихой эквилибристики…»

Эдвард Лир при жизни опубликовал в нескольких книжках 216 лимериков. Вот их-то все сто с лишком лет и перетолмачивали. Однако изредка лироведам удаётся откопать нечто новенькое, такое, что удивляет и потрясает читающий мир. Так, видный современный английский художник-иллюстратор Джон Вернон Лорд, влюблённый в Лира, потратил несколько лет жизни, чтобы буквально по крупицам собрать то, что осталось после поэта неизданным, и недавно обнародовал ещё 23 с половиной(!) прелестных стишка, среди коих попадаются и чистые шедевры. Замечу в скобках, что имел счастливую возможность познакомиться с мистером Лордом, услышав неожиданно лестную оценку моих переводов и получив ряд весьма ценных практических советов от признанного знатока творчества Лира.

Заново переводить неоднократно до того переведённое и очень интересно – льстишь себя надеждой учесть ошибки предшественников и хоть чуточку приблизиться к истине, сделав перевод наиболее оригинальным, то есть приближенным к Оригиналу, и крайне сложно – ведь впередиидущие, в конце концов, уже использовали многие хорошие русские слова, повторять которые негоже! Но не менее заманчиво самому в чём-то оказаться первопроходцем, высказав по-русски то, что прежде на великом и могучем ещё не звучало.

There was an old man of the Rhine,Who thought it was going to be fine,So he walked for six hoursThrough wind and through showers,That resolute man of the Rhine.Некий старец на Рейне-рекеТолько лучшего чаял в тоске,И бродил вечерамиПод дождями, ветрамиСтойкий старец на Рейне-реке.

Эта книга, плод двадцатитрёхлетнего радостного труда, – полнейший свод художественных текстов великого абсурдиста, лимериков и не лимериков, в наиболее адекватном и точном, на сегодняшний день, русском переводе. Она не имеет аналогов в отечественной «лириане» по объёму контента, да и на родине поэта, в Англии, отмечено лишь одно издание, The Сomplete Verse and Other Nonsense, 2001 года, несколько более полное – за счёт отрывков из дневников и писем и первых детских стихотворных опытов. Один хороший критик сказал, что «книги, подобные этой, делаются не по контракту, а по искренней и бескорыстной любви». Верно, по любви. Но и… нет, не по расчёту, конечно, – с расчётом, ещё вернее – в расчёте: на то, что кто-то, пусть очень немногие, прочтёт, быть может, удивится, возможно, восхитится, может статься, порадуется и даже – чем шут не шутит – восторгнётся. За годы работы я не просто влюбился в Эдварда Лира, но сроднился, сжился, сросся с ним. Надеюсь, что и вы, любезный читатель, полюбите «лауреата Нонсенса» так же, как люблю его я, ибо невозможно устоять перед обаянием человека, сказавшего о себе с лукавой улыбкой: «Как приятно знать мистера Лира! Исписал он тома чепухой!»

Борис АРХИПЦЕВ