Кремль 2222. Замоскворечье
Юный дружинник Лан вместе со старшим братом Светозаром отправлен на секретное задание за стены Кремля. Но все пошло не так с самого начала. Предатель нанес удар в спину. В результате Светозар оказался в плену могущественной группировки Замоскворечья, а Лан… снова на Арене. Юный воин вновь вынужден выживать, сражаясь с кошмарными мутантами и отъявленными головорезами для развлечения толпы.
Сможет ли Лан вырваться из смертельных объятий Арены и выручить из беды брата? Ведь на этот раз никто не придет на помощь, и он окажется один на один против Замоскворечья – гиблого края, откуда не возвращаются.
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
Серия «КРЕМЛЬ» основана в 2011 году
© М. Д. Хорсун, 2016
© ООО «Издательство АСТ», 2016
Замоскворечье. Гиблое место испокон веку, откуда не возвращаются…
Похоже, это были живые мертвецы.
Серые лица в синюшных пятнах гнили, выпученные бельмастые глаза, волосы, покрытые плесневым налетом. Рваная одежда, дерганые движения марионеток, глухие угрожающие звуки, вырывающиеся из перекошенных и застывших в трупном окоченении пастей.
Мертвецы приближались, выстроившись широким полукольцом. Плохо гнущиеся в коленях ноги загребали босыми ступнями колючий песок Арены. Пять нелепых и пугающих существ: двое вооружены кривыми, обожженными для твердости кольями, у одного – ржавый меч с волнистым клинком, у двух – дробовики.
Откуда у мертвецов взялось дорогостоящее огнестрельное оружие? Кто разрешил применить его на Арене – вопреки правилам гладиаторских боев и наплевав на безопасность зрителей?
Да и вообще – откуда появились эти молодчики? Лан никогда не видел таких раньше, до этого момента он полагал, что молва о живых мертвецах – байки из тех, что рассказываются за кружкой пива, и то – не за первой. Впрочем, каких только страхолюдин не рождали изувеченные Последней Войной московские земли. Поэтому удивляться было нечему; враг – есть враг, а дальше все просто: или он тебя – или ты его.
Лан поднял взгляд: над Ареной нависал освещенный дрожащим светом факелов деревянный купол. Снаружи выл ветер, и конструкция содрогалась под ударами шквала, жалобно скрипя. Вдруг на Лана снизошло озарение, он понял что Арена, накрытая куполом, – это неоткрытая разновидность Поля Смерти, и что именно оно, Поле, вдохнуло в тела мертвых мародеров подобие жизни.
Это понимание внезапно окрылило Лана. Почувствовав прилив сил, он шагнул мертвякам навстречу. В его правой руке был меч, а в левой – пистолет ТТ. Почему-то Лана не удивило, что его тоже выпустили на Арену с честно добытым во время похода к маркитантам Арбата трофейным стволом. Раз мертвецам можно с ружьями, то ему – живому – и подавно позволительно.
Он отбил мечом брошенный в него кол легко, словно это был березовый прутик. Выстрелил, целя в посиневшую рожу мертвяка с дробовиком. Пуля своротила покойнику верхнюю челюсть, распухшая голова развалилась на две неравные части, а осколки кости и зубов просвистели над Ареной, словно шрапнель. И сейчас же Лан вскинул руку с мечом и пригвоздил к ограждению следующего зомби.
Чья очередь? Наверное, второго стрелка – лысого и пузатого мертвяка, что целился в Лана, прячась за спинами двух товарищей по неспокойной загробной жизни. Толстый даже после смерти пытался хитрить и подставлять под пули других, нетрудно представить, каким гадом он был, когда его сердце еще билось.
Пистолет и ружье грянули одновременно. На какой-то миг Лан понял, что может разглядеть каждую дробинку, летящую в его сторону. Крошечные шарики блистали в свете вырвавшегося из дула «винчестера» пламени, словно крупные снежинки, в иной ситуации это зрелище могло показаться Лану прекрасным и даже завораживающим.
Но не сейчас.
Дробь прошила его насквозь, словно он был бесплотным призраком. Ни боли, ни кровотечения, только тяжелое, как бетонная плита, осознание собственного проигрыша и еще – гнетущее предчувствие скорой и неминуемой гибели.
Лан упал на одно колено. Выронив оружие, он уперся ладонями в песок. Мертвецы подошли почти вплотную, Лан увидел возле своего лица зазубренное, покрытое бурыми пятнами лезвие.
Текли долгие секунды, трибуны возбужденно гудели, предвкушая расправу над раненным гладиатором. Внезапно Лан ощутил на Арене присутствие еще одного существа. Он отвел взгляд от острия меча и посмотрел дальше: мимо мертвецов, мимо застывшего на песке зомби с расколотой головой. Дальше, на противоположную сторону ристалища: туда, где дрожали, точно от ужаса, тени, и виднелись разверстые ворота, соединяющие Арену с подземельем, в котором ждали, когда их бросят в бой, свирепые бойцы – люди и нелюди.
Лан увидел хрупкую фигурку, окруженную светом, будто коконом.
Ее тоже нельзя было назвать человеком, хотя внешне она ничем не отличалась ни от благопристойных кремлевских молодок, ни от чумазых девок, живущих в поселке под высокими стенами Арены. Хорошенькая мордашка скрывалась под толстым слоем пудры, румян и сурьмы. На крепких мускулистых руках – наручи с шипами, на ногах, обтянутых тонкой тканью тренировочных брюк – поножи, укрепленные хитином жука-медведя. В кулаках – по стилету: крестообразные рукояти, длинные и тонкие, вроде больших шил, клинки. В глазах – зеленое пламя, похожее на радиоактивное свечение, только ярче.
Мара.
Когда они расставались на затянутой вонючим дымом от горящего «Маунтина» Воздвиженке, Мара выглядела иначе. Она едва держалась на ногах от усталости, ее скромная одежда была черна от копоти и пестрела прожженными прорехами. Стены Кремля были близко – один рывок, и Мара оказалась бы в безопасности среди друзей и родичей Лана. Но она выбрала иной путь, пошла туда, куда ее звал долг и желание восстановить справедливость. С тех пор не проходило ни дня, чтобы Лан не укорил себя за то, что не пошел с ней. Но у него – тоже долг, его жизнь – это служение Кремлю, и в тот день Лан был как никогда нужен своей общине. В тот день он выбрал свою сторону, и это был верный выбор, но голос сомнений не утихал, и уколы совести оставались такими же болезненными.
Мара приближалась мягким шагом. Зомби, глухо ворча, расступились, получив мысленный приказ не заслонять раненного гладиатора. Лан почувствовал телепатическое прикосновение Мары, и оно оказалось отнюдь не дружественным. Невидимые тиски сдавили ему голову, не позволяя пошевелиться. Лан оцепенел, а Мара тем временем шла все быстрее и быстрее, нацелив острия стилетов на его горло.
«Вот мы и встретились, – услышал Лан внутри черепной коробки чужой голос. – Ты бросил меня! Я осталась одна против всего мира! Предатель!»
И тогда Лан решил, что перед ним – ненастоящая Мара, ведь настоящую было бы непросто снова заковать в цепи и заставить драться на потеху пьяной толпе. Очевидно, Зона Смерти породила морок, наделив его телепатическими способностями девушки-бойца.
Тем не менее, она была уже близко. На ее бесстрастном, словно отлитом из гипса, лице не читалось ни единого сомнения, и глаза вблизи оказались, как стекляшки: ни жизни в них, ни души. Мара замахнулась…
Усилием воли Лан заставил себя проснуться и рывком сел. Сердце громыхало, словно у фенакодуса после хорошей скачки. Бледный предрассветный свет проникал в казарму через пару узких, похожих на бойницы, окон. Слышалось сопение и похрапывание: дружинники дрыхли. До побудки оставалось не меньше часа, самое время для крепкого сна и ярких грез. Но куда ему теперь спать? Лана с головой захлестнуло тягучее и назойливое, словно непогашенная изжога, ощущение надвигающейся беды. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтоб остудить голову. Хорош дружинник, если он подвержен паническим атакам. Так не мудрено снова очутиться в пахарях, и во второй раз уже никто не подарит ему возможность выбраться из подземных теплиц Кремля.
Он откинул тонкое солдатское одеяло, сноровисто намотал портянки, сунул ступни в разношенные сапоги. Светозар, спавший на соседней кровати, открыл глаза, хмуро поглядел на младшего брата, затем повернулся на другой бок и снова засопел. Светозара понять было не мудрено: ведь день, а порой и ночь дружинника – это дозоры, тренировки, учебные тревоги. Поэтому, если есть возможность – то надо спать. Или хотя бы не мешать восстанавливать силы остальным.
Лан, стараясь ступать бесшумно, выбрался из казармы. Воздух снаружи пах дождем, а дождь – ржавым железом и гарью. Двести лет прошло с Последней Войны, а небо до конца так и не очистилось, но сейчас хотя бы можно увидеть днем солнце, а при дедах, говорят, вообще были сплошные сумерки, холод, голод и повальный мор.
Брусчатка двора блестела. Мелкие капли – не то туман, не то морось – вихрились на порывистом ветру. Лан вспомнил, что завывания шквала он слышал даже во сне. Это был не первый кошмар про Арену, и, что печальнее, это был не первый кошмар, в котором он встречал Мару. И чем дальше, тем чаще и кровавее становились ночные видения. Наверняка, имелась какая-то причина, заставляющая его видеть такие сны. Какая точно – неизвестно, но вряд ли хорошая. Мара – мутант, мощный телепат, хотя этот дар выжигает ее изнутри. У Лана тоже есть способность к воздействию на мысли живых существ, но умение развито слабо, и его хватает только чтоб усмирять животных. Тем не менее он связан с Марой, а Мара – с ним. Эти невидимые узы возникли, когда они вместе сражались на Арене против головорезов и чудищ. И узы не разорвались, несмотря на разделяющее его и Мару расстояние: десятки километров городских руин, заросших хищными растениями, заселенных мутантами, трупоедами, мародерами, биороботами и Полями Смерти. И сейчас внутренний голос говорил Лану, что Мара нуждается в его помощи… а он даже не знает, в какую сторону идти, чтобы ее догнать. К тому же, никто не отпускал и не отпустит его за стену: в Кремле каждый дружинник на счету.
Лан поднялся по старинной винтовой лестнице на Никольскую башню.
– Здравия желаю, – поздоровался он с парой караульных. Немолодые вислоусые дружинники, кутаясь в мокрые плащи, надетые поверх доспехов, неотрывно вглядывались в мглистые предрассветные сумерки по ту сторону стены.
– Здорово, коли не шутишь, – прозвучало в ответ без намека на приветливость. – Какого тебе не спится?
– Внезапно захотелось воздухом подышать и видом помиловаться, – сказал первое, что взбрело в голову, Лан, продвигаясь к выходу на забрало.
– Молодо-зелено, – вздохнул второй караульный, – кабы погода была еще, так ведь нет погоды. Сейчас бы под теплое одеяло, да десятый сон досматривать… – он потянулся, зазвенев кольчугой. – А может, ты съел что-то несвежее? Или девица какая-то сердце покоя лишила? Так ведь? В девице дело?
Лан вздрогнул и потупил взгляд. Да, дело в Маре. Но о ней нельзя было разглагольствовать так легкомысленно, Мара сейчас пробиралась в далекое Одинцово, чтобы выручить сестренку. Мара была с ними одного поля ягода: такой же воин по духу. А еще не хотелось бы, чтоб кто-нибудь из ребят пустил слушок, дескать, дела сердечные мешают сыну пахаря, которого за особые заслуги осчастливили зачислением в дружину, нести службу, как подобает.
– Что ты пристал к парню? – первый дозорный почесал твердокаменную ладонь об дуло пушки, направленной в сторону ГУМа.
– Ступай-ступай, там уже один «милуется видами», – второй дозорный повернулся к Красной площади.
Лан рассеянно кивнул и вышел из-под конической, обшитой броневыми листами крыши на продуваемое ветром забрало. В тот момент ему не было дела, кому там еще не спится, но когда он увидел русоволосого дружинника, что стоял, сильно ссутулившись и положив руки на зубец стены, то сейчас же проникся сочувствием. Кого-то мучают неприятные сны и предчувствия, а у кого-то конкретная и предельно понятная беда случилась.
– Здравствуй, Денис! – обратился Лан к дружиннику. – Что… – он на секунду осекся, но если сказано «а», значит надо говорить и «бэ». – Так и не вернулось посольство?
– Нет, – буркнул Денис, не отрывая взгляда от предрассветного зеленовато-желтого зарева.
Отец Дениса – Савва – пропал вместе с посольством, отправленным Князем к очередному клану маркитантов за оружием и боеприпасами. В свое время Лану довелось участвовать в подобной операции, тогда община послала его с малым отрядом к арбатским маркитантам за дефицитными медикаментами. Лан на своей шкуре прочувствовал всю тяжесть существования вне кремлевских стен, а также навсегда уяснил, что несколько километров через руины московских улиц – это может быть очень много. Поэтому он прекрасно понимал, какие опасности грозили дружиннику Савве и его спутникам, и, само собой, разделял беспокойство Дениса.
Лан собрался пройти мимо, поскольку явно было видно, что Денис хочет побыть со своими переживаниями наедине, однако русоволосый дружинник вдруг сказал:
– К Князю пойду, сегодня же… – слова давались ему с трудом, словно горло было стиснуто спазмом, и голос звучал сипло, едва различимо. – Скажу, пусть отправляет меня на поиски. Я найду отца.
Что ж, нормальная реакция. Нормальное требование. Лан тоже взял бы отпуск на месяц и смотался за стену: помог бы Маре разрешить проблемы с нерадивой одинцовской общиной, да вот незадача – не полагаются дружинникам отпуска. Но поскольку пропавшее посольство имело большую важность для Кремля, Лан подумал, что у Дениса есть шансы добиться разрешения на поисковую операцию. В помощи Маре и ее сестре община не заинтересована: Кремль не может спасать всех подряд. А посольство – это свои, своих дружина не бросает.
– Поговори, конечно, с Князем, – сказал Лан опечаленному воину. – Удачи тебе.
– Пойду… – пробурчал Денис. – Как только солнце встанет – так сразу пойду…
Спозаранку, очевидно, попасть на прием к Князю не получится, хотя… чем черт не шутит. Ладно, Денис, жди рассвета, только построение не пропусти – иначе влетит от сотника по первое число.
Лан посторонился, пропуская стрельцов, вооруженных тяжелыми бердышами, затем отошел в сторону. Москва просыпалась; стылая мгла над Красной площадью поредела, отползла на близлежащие улицы. Среди руин что-то монотонно рычало, стенало, полоумно бормотало и вскрикивало. Что-то лишало жизни, а что-то – лишалось. Страшные каменные джунгли непрерывно перетирали челюстями из разбитого асфальта, бетонного лома и трухлявого железа бесчисленное множество существ – мелких и больших, нормальных и мутировавших под действием радиации или Полей Смерти.
Как всегда, Лану почудилось, будто он слышит Арену. Под гулким деревянным куполом грохочут барабаны и бубны, скрипки и флейты выводят дикарские мелодии, а рабы-воины сшибаются в смертельной схватке и льют реки обжигающей крови на присыпанное серым речным песком ристалище.
Почти месяц прошел с тех пор, как Лану удалось вырваться из объятий Арены. Сбежать ему помогли два лучших гладиатора – старый киборг Титан и Мара – девушка-мутант из Одинцово. Втроем они завершили миссию, которая была изначально возложена кремлевской общиной на отряд дружинников. А затем пути беглых гладиаторов разошлись, каждый направился к своей цели.
«Мара!» – мысленно позвал Лан, глядя на золотистый край солнечного диска, показавшийся над уродливыми грудами исковерканного бетона.
Отклик пришел почти сразу. Он походил на прикосновение теплого ветра с запахом яблоневого цвета, – совершенно нетипичного аромата для нынешней Москвы. Из этого следовало, что Мара жива и до сих пор «слышит» Лана. Но больше ничего не понять. Где она? Быть может, она ранена? Быть может, в плену? Быть может, выбилась из сил и погибает, спрятавшись в какой-нибудь норе, вроде старого сырого подвала?
За кремлевской стеной остались незавершенные дела, и они лишали Лана покоя. Он ощущал себя стрелой, готовой отправиться вдаль, как только будет спущена тетива. Он ощущал себя бойцовским крысопсом, ожидающим команды «фас». Он ждал, постепенно теряя терпение. Он ощущал приближение беды. Как бы тут не наделать глупостей…
Впрочем, Данила когда-то тоже сорвался в самоволку и вернулся в Кремль на танке да с кучей старинного оружия. Но то Данила – боец уважаемый, разведчик, едва воеводой его не назначили. Если же Лан оставит службу без дозволения, то это будет выглядеть чуть-чуть иначе. А разрешение ему никто не даст. Да уж, незадача.
Денис оттолкнулся от зубца и зашагал к башне, грохоча подкованными сапогами по настилу забрала. Очевидно, пошел брать штурмом княжеские покои. Лан, насупившись, поглядел ему вслед.
И у этого терпение закончилось.
Что ж, здравствуй – новый день.
Лан по-прежнему был последним из дружинников в мечевом бое.
Сказывалось, что детство и юность он провел в пахарях. Умом Лан это понимал, и остальные понимали. Какие-то важные моменты были упущены и, наверное, навсегда. Никто не попрекал его, не насмехался, но быть отстающим – всегда в тягость. На Арене он рубился – будь здоров, в боях против нео тоже не сплоховал, а тут… Даже дружинник Чеслав, едва-едва поднявшийся на ноги после серьезного ранения, полученного в схватке с «Рапторами», и тот уделывал Лана, как мальчишку. А ведь когда-то Лану рукоплескали зрительские трибуны Арены! Напрашивался простой вывод: кремлевский пахарь, прошедший базовые тренировки ополченца, был более умелым фехтовальщиком, чем мародеры и прочее отрепье, обитающее за кремлевскими стенами. Но все равно не мог соперничать в умении с дружинниками – профессиональными воинами.
Очередная тренировка подошла к концу. Получив новую пару ссадин и ушибов, Лан отказался от берестяного пластыря и холодных примочек. Он зажал погнутый тренировочный меч под мышкой, подошел к Мастеру и проговорил, набычившись:
– Я хочу фехтовать еще!
– Время вышло, – ответил Мастер, а потом добавил по-отечески мягко: – Отдыхай, друг, пока дают.
– Я не устал, могу драться еще!
– Зато я, знаешь, как устал с вами? – Мастер утер тугой кожаной наручью испарину, выступившую на украшенном шрамами лбу. – Не всем же быть такими железобетонными, как ты. Пойди, подыши воздухом. Остудись чуток.
С одной стороны – гадкие сны и дурные предчувствия, с другой – пропажа посольства и стоящее перед глазами упрямое лицо Дениса, явно задумавшего какую-то самоубийственную глупость. С третьей стороны – тоска по Маре и нехватка женской ласки, с четвертой – постоянное отставание от товарищей в части владения мечом. Лан скрипел зубами от переполнявших его темных страстей. В одной молодой и горячей голове не могло все это тихо-мирно, как говорят старики, «устаканиться». Ему бы сейчас в бой, в самое пекло, пусть даже на Арену, гори она синим пламенем!
Но вокруг все было спокойно и даже рутинно. От утренней хмари не осталось и следа, летнее солнце высушило лужи. Лишь ветер не собирался униматься, а все гудел-гудел, обтекая купола кремлевских Храмов и бронированные крыши башен.
Загрохотало вразнобой, и над стеной со стороны Красной площади вспухло облако пороховой гари. Лан жадно поглядел вверх, но это был не прорыв нео и не атака биороботов, а тоже всего лишь тренировка: под присмотром Светозара гражданские практиковались в обращении с дульнозарядными фузеями и пистолями.
Лан отдал погнутый меч раскрасневшемуся от жара пылающих горнов подмастерью кузнеца, сходил в трапезную за кувшином ледяного кваса, а потом поднялся к брату.
Ополченцы – пожилые пахари и мастеровые – стреляли в набитые опилками и тряпьем чучела нео, расставленные на площади на разном расстоянии от стены. Фузеи отчаянно грохотали, тяжелые пули высекали из площадной брусчатки искры. Все кремлевские мужики – ребята что надо. Никто в бою не струсит, Лану сразу вспомнилась та отчаянная оборона, когда на стене плечом к плечу стояли и дружинники, и стрельцы, и Хранители Веры, и ополченцы. Вот только не было у работяг врожденного таланта в обращении с оружием. У дружинников он был, а у них – нет.
Лан подошел к Светозару, отдал ему кувшин с квасом. Тот кивком поблагодарил, сделал несколько крупных глотков и поставил на не полностью восстановленный зубец стены. Среди ополченцев с фузеями оказался и Крив Чернорот – потомственный пахарь, отец Лана. Когда Лан был маленьким, Крив частенько колотил его всем, что только попадалось под руку, чувствуя, очевидно, чужую кровь. Люди судачили, что настоящим отцом Лана был дружинник Мечислав, от которого Лада – почившая мать Лана – родила своего старшего сына Светозара во исполнение указа Князя «О потомках». После того, как Лан выполнил задание на Арбате и был в награду зачислен в дружину, Крив разговаривал с ним подчеркнуто уважительно. Лан старательно отвечал той же монетой, однако каждому встречному-поперечному были очевидны натянутость и постоянный холодок в их взаимоотношениях.
Сейчас Крив даже не смотрел в сторону Лана. Пожилой пахарь стоял, вытянувшись, словно прилежный солдат. Его ухватистые ручищи сжимали фузею, а редкие седые волосы были взъерошены ветром.
– Огонь по команде! – заревел командирским голосом Светозар. – С дальнего конца шеренги! По одному! Пли!
Вновь загрохотали фузеи, а воздух стал настолько густым от кислого порохового дыма, что, казалось, его можно пить.
– Мимо! Попал-попал! Есть! – в коротких паузах между выстрелами Светозар отрывисто комментировал успехи и неудачи подопечных. – Мазила! Убил! Мазила и тупица! А вот ты – молоток! Попал!
Крив вообще пальнул «в молоко», и тяжелая фузейная пуля выбила облачко пыли из обветшалой стены ГУМа.
– Ты что – слепой? – рявкнул Светозар, но тут же переключил внимание на следующего ополченца. – Уже лучше, но все равно – косо! Нет, так не пойдет! Плохо!
Выстрелы стихли, ветер быстро очистил забрало от дыма. Светозар был недоволен. Он упер кулаки в бока и нахмурил брови. Низкая успеваемость учеников – вина наставника, ополченцы мажут, а краснеть перед воеводой предстоит Светозару.
– Лан, хотя бы ты им показал, как надо! – обратился старший брат к младшему. – Подай, так сказать, пример!
Лан не ожидал такой просьбы, но ломаться не стал. Взял с подставки два заряженных пистоля, подошел к бойнице, прицелился…
Солнце лупило прямо в глаза, неудивительно, что гражданские промахивались. Но в этом-то вся соль, нужно быть готовыми вести бой в любых условиях. Лан выбрал ближайшую мишень: почти бесформенное от времени и долгого использования на стрельбище чучело нео с деревянным ведром вместо головы.
Пистоли тяжелые, округлые рукояти покрыты мелкой насечкой. С одной стороны, оружие грубое и примитивное по сравнению со старинными пистолетами Макарова, Стечкина, Ярыгина. С другой стороны, было в них определенное благородство и привлекательность…
Щелкнул первый курок, вспыхнул, громко зашипев, на полке порох. Из дула вырвался яркий факел. Пуля угодила в надетое на чучело ведро. Разлетелись во все стороны щепки, показался фрагмент трухлявого черепа.
Щелкнул второй курок, и следующая пуля, прошив чучело насквозь, перебила жердину, на которую опиралась мишень. «Нео» завалился набок, ветер подхватил и разметал по брусчатке клочья выбитой шерсти. Ополченцы одобрительно загудели.
– Убил! – Светозар хлопнул Лана по плечу, а потом обратился к гражданским: – Вот! А ведь он, как и вы, вчера землю пахал!
«Не только пахал, – вспомнил Лан, потупив взгляд. – И в кузнице пот лил, и навоз за турами убирал».
– Дык… Светозар Мечиславович… – один из ополченцев – ряболицый дядя Завид – вытянул шею и произнес так, словно решил поведать величайшую тайну: – Всем известно, что наш Ланушка – дружинник по рождению и по праву, а то, что он в пахарях лямку тянул до своих семнадцати лет, – досадная ошибка.
На Крива жалко было смотреть. Его лицо побагровело.
– Это мой сын! – воскликнул пахарь, указывая внезапно задрожавшей рукой на Лана. – Лан – мой сын! Дружинник! Сокол! Мой! Никому не позволю лить напраслину!
Крив все еще сжимал разряженную фузею. Зная его крутой норов, Лан испугался, что нерадивый папаня вот-вот двинет Завида прикладом по плешивому затылку, и на этом песенка любителя рубить правду-матку окажется спетой.
– Батя-батя! – Лан примирительно поднял руки. – Спокойно! Ну, конечно – ты мой батя, а кто же еще? Помнишь, как поил-кормил, пока я рос? Помнишь, как воспитывал? А если еще кто-нибудь выскажет хотя бы слово сомнения, – он нахмурился точь-в-точь, как это делал Светозар, и ожег взглядом Завида, – того вызову на поединок! И нашинкую, бог свидетель, как кочан гнилой капусты, чтоб червям было жевать удобней.
Дружинники не вызывали пахарей на поединок: слишком велика разница в умениях, да и много чести для последних. Однако только круглый дурак посмел бы задирать воина. Завид стушевался, на него снизошло озарение, что Лан-мальчишка, которого можно было огреть сапогом под зад за нерасторопность во время уборки урожая, и Лан-воин, стоящий перед ним сейчас, – теперь два разных человека.
– Прости, Ланушка, – пролепетал он, побледнев, как смерть. – Какой-то бес грязный за язык дернул. Не то я совсем имел в виду…
– Какой я тебе Ланушка, шкура? – продолжил бушевать Лан. – Как стоишь передо мной, пугало огородное? Смирно! Напра-во! Нале-во! Кру-гом!
Ополченцы прыснули от Завида в разные стороны, словно тот был заразен. Решили, наверное, будто Лан приложит Завида кулаком, и побоялись попасться под горячую руку. Ряболицый глядел на Лана, словно побитый крысопес, его колени заметно дрожали.
– Вестовой от воеводы идет, – услышал Лан голос Светозара.
На стену поднялся воин в легком доспехе. Отыскав братьев взглядом, он сообщил:
– Вас обоих вызывают в Военный Приказ. Быть незамедлительно.
– Так точно, – отозвались в один голос Лан и Светозар.
Старший брат приказал гражданским собрать дульнозарядное оружие и построиться.
– Ополчение! Нале-во! За мной шагом марш!
Светозар повел мужиков во двор крепости. На ходу он отдал распоряжение юнакам, дежурившим у ворот, забрать с площади мишени. Пацаны воодушевились: для них каждый выход за ворота – приключение.
Лан тоже чувствовал интерес. С одной стороны, в Военном Приказе ему доводилось бывать неоднократно: он в деталях поведал штабистам, а также – самому воеводе об арбатских маркитантах, об Арене и всех тварях и опасностях, которые встретились ему на пути. С другой стороны, приказ явиться на глаза командования увязывался с тревожными предчувствиями, все сильнее одолевавшими его в последнее время. Сердце учащало ход в предвкушении боя. Душа дружинника жаждала действия, военной операции, громких команд, ощущения рукояти меча в руках и грохота автоматных очередей. Одновременно разливался внутри холодок, словно от напитка, настоянного на дикой мяте, поскольку разумный страх знаком даже самым лихим рубакам. А Лан прекрасно знал, насколько зловещим и коварным может быть лабиринт лежащих в руинах московских улиц.
В Военном Приказе братьев принял сам воевода. В зале с расписными стенами Лан увидел также сотника Ждана и Ворона – молодого, но уже уважаемого всеми разведчика, с которым ему довелось хлебнуть лиха во время похода на Арбат. Отряд воинов, возглавляемый Вороном, столкнулся сначала с мародерами, а потом – с привлеченными запахом крови «Рапторами». Лан, числившийся тогда гражданским, попал в плен, а затем – на Арену. А дальше – пошло-поехало…
Воевода, сотник и разведчик сидели за столом, на котором была развернута карта довоенной Москвы с многочисленными отметками, сделанными людьми Кремля уже после выхода из убежищ: там Поле Смерти, тут радиоактивная воронка, здесь змеится русло высвобожденной из-под бетонных сводов коллектора Неглинки. Ребята в казарме поговаривали, будто воевода прячет под картой вырезанные из старинных журналов фотограммы девиц без одеяния. Но о чем только не болтают в казармах.
Лан решил, что речь пойдет о пропавшем посольстве, поскольку сотник Ждан был непосредственным командиром Дениса, встревоженного за судьбу отца. Наверное, юноша пробился-таки спозаранку к Князю и настоял на проведении поисково-спасательной операции. А что, дело для общины крайне нужное…
Однако воевода, после того как предложил братьям занять место за столом, завел речь о другом.
– Лан, мы собрались, чтобы еще раз обсудить некоторые моменты твоего доклада. Они касаются Арены и поселка Новоарбатовка, в котором находится этот дурной цирк.
«Вот оно!» – подумалось Лану. Он кивнул, сосредоточенно слушая военачальника. Сердце стучало медленно, но громко: как бы остальные не услышали.
– Ты доложил, что биороботы не нападают на Новоарбатовку, несмотря на то, что поселок укреплен довольно слабо.
– Так точно, – ответил Лан. Действительно, любой боевой биоробот, будь он серии «А» или более легкой серии «В», при желании без труда пробил бы брешь в окружавшем поселок частоколе. И не остановило бы его легкое стрелковое оружие наемников, несущих дозор на сторожевых башнях, потому как пули против многотонного бронированного чудовища – все равно, что горох против танковой брони.
– А еще ты доложил, что жители поселка Новоарбатовка, возглавляемые неким человеком с дурацким прозвищем Профессор, заключили с биороботами договор. Новоарбатовка отдает стальным тварям мертвых бойцов Арены, а био за это не причиняют поселку вред.
– Так точно, – снова отчеканил Лан. Бои на Арене шли сутки напролет, на трибунах всегда толклись зрители, которые делали ставки, покупали еду и выпивку. Трудно было представить, какие богатства осели в закромах Профессора за годы работы этой кровавой фабрики зрелищ. Но груды трупов, которые выбрасывались за частокол, чтобы умилостивить вечно голодных и получающих энергию за счет расщепления органики биороботов, Лан видел собственными глазами.
– Мы боремся с биороботами со времен Последней Войны, – проговорил воевода. – И знания, которые мы добыли кровью, говорят, что для этих гадов все живое – мясо, и что с мясом они не договариваются.
Лан продолжал напряженно слушать. Он пока не понимал, к чему клонит воевода; Светозар, судя по его скучной физиономии – тоже.
– Военный Приказ заинтересовался, как это люди и биороботы смогли договориться, – продолжил воевода. – Скорее всего, ты не увидел всей подоплеки происходящего в Новоарбатовке. Что, в принципе, не удивительно и не зазорно, ведь перед тобой стояла задача выжить.
«Выжить, добраться до Арбата, выполнить задание и вернуться в Кремль», – дополнил мысленно Лан. Он с нетерпением ждал, когда воевода закончит вступительную часть и перейдет к сути. Зачем Военный Приказ вспомнил о Новоарбатовке? Причем – именно сейчас? Безусловно, эту обитель порока не мешало бы выжечь каленым железом из тела Москвы, но Лан подозревал, что перед Кремлем на данный момент стоят более своевременные задачи.
Воевода посмотрел на разведчика:
– Ворон, расскажи, что ты узнал.
Темноглазый воин с бородкой, обильно посеребренной ранней сединой, прочистил горло.
– Ходит молва о неких нейромантах, – прошелестел его сухой голос. – Нет точных сведений, кто они: может – люди со случайно проявившимися особыми способностями, а может – выведенные для Последней Войны мутанты. Говорят, что нейроманты способны силой мысли управлять биороботами.
Сотник Ждан покачал головой, а потом сказал, поджав губы:
– Прости, друг. Но сдается мне, что все это – сказки новых людей и полудиких трупоедов. Когда они смотрят из укрытия на идущего мимо голодного био, им очень хочется верить, что в мире существует сила, способная справиться с этой мощью. Какой-нибудь дух или волшебник.
– Лично я нейромантов не встречал, хотя, кажется, провел среди руин больше времени, чем в Кремле, – признался разведчик. – Но я знаю, что о нейромантах слышали в не связанных друг с другом племенах и общинах. Мои осведомители уверены, что такие существа – не выдумка. И я тоже полагаю, что это правда.
Лан и Светозар удивленно переглянулись.
– Мы с Князем пораскинули мозгами, и у нас появилась мысль, что Новоарбатовку может опекать один из этих нейромантов, – сказал тогда воевода. – Вот мы и прикинули, что в целях безопасности Кремля было бы уместно склонить такого мутанта к сотрудничеству. Хотя бы для того, чтобы он просто держал био подальше от наших стен.
На мгновение повисло молчание.
– Для начала Военный Приказ хочет узнать о нейромантах как можно больше: кто они такие, с чем их едят, за кого они вообще в этой ежедневной войне за жизнь… и чем можно их заинтересовать, – воевода многозначительно понизил голос и потер пальцами, собранными в щепоть. – Ближайший нейромант находится предположительно вот здесь, – он ткнул ногтем в карту. – Мы хотим внедрить в Новоарбатовку наших людей, чтобы они проверили на месте, что сказки, а что – правда. Заодно раздобыли о поселении больше сведений. Соседи как-никак… К тому же – вся шваль из ближайших районов расслабляется именно там, поэтому полезно было бы заиметь в Новоарбатовке глаза и уши. Лан, Светозар… – воевода поглядел на молодых дружинников. – Для вас есть не совсем обычное, но очень опасное и совершенно секретное задание. Готовы ли вы за него взяться?
– Так точно! – в один голос выпалили братья, хотя до сих пор они смутно представляли, в чем может заключаться их миссия. Светозар даже привстал, едва не опрокинув стул.
Не было ни тени сомнений. Скажут в бой – значит в бой. Скажут в пекло – значит в пекло. Лишь легкий холодок под ложечкой напоминал Лану, что он – все-таки живой человек, а не боевая машина.
– Разрешите высказаться… – Лан тоже поднялся, словно школяр, отвечающий на вопрос учителя. – В Новоарбатовке меня узнают, и я сразу же окажусь на Арене. Профессор не упустит шанса поквитаться со мной, и будь я проклят, если он не сделает из этого представление, на которое завлечет сотни зрителей.
– Да, – воевода кивнул. – Мы и рассчитываем, что Профессор захочет поиграть с тобой, как кошка с мышкой. Вряд ли кто-то заподозрит, что на Арене ты оказался с умыслом.
– Ну, тогда… – озадаченный Лан снова сел. – Я пока не совсем понимаю.
Воевода погладил ладонью карту. Бумага съехала в сторону, фотограмм девиц под ней не оказалось.
– Давайте по порядку, – он перевел взгляд на сотника Ждана. – Двое твоих парней собираются наделать глупостей: уйти в самоволку, чтобы найти пропавшее посольство Саввы.
– Так точно, – подтвердил сотник. – Денис и его друг – Мстислав. Денис с утра пороги Князя обивал. Насколько мне известно, Князь не согласился отпустить сына Саввы за ворота крепости.
– Пока нет, – сказал воевода. – Но завтра Князь переменит свое решение, таков наш план. Для сопровождения Дениса на первом этапе пути мы выделим… скажем… полсотни воинов на фенакодусах.
Сотник задумчиво потер бороду и кивнул.
– В составе этой полусотни будут Лан и Светозар, – продолжил воевода. – На обратном пути они отделятся от основной группы: погонятся за отрядом мародеров, который им якобы случайно встретится на дороге. Клан Кривых Шрамов готов оказать нам услугу в обмен на солонину и черный порох. Они возьмут братьев, так сказать, в плен… – воевода на миг замолчал, давая остальным четко осознать каждую фразу. – А затем продадут на Арену.
– Кривые Шрамы уже долгое время тайно сотрудничают с Кремлем, – вставил Ворон. – Среди них – много моих информаторов. Шрамы – это негодяи, но, как говорится, это наши негодяи. Благодаря муке и солонине, которой мы с ними расплачиваемся за сведения и самую разную помощь, Шрамы переживают зимы, не прибегая к людоедству. Им можно верить. В этом мире не каждому посчастливилось родиться за кремлевской стеной, – добавил разведчик весомо.
– Старшим в вашей паре назначается Светозар, – продолжил, глядя на братьев, воевода. – Ваша задача – обнаружить нейроманта и по возможности – завербовать его. Если нейромант на контакт не пойдет, то можете особенно с ним не церемониться: кляп в рот, мешок на голову. За частоколом Новоарбатовки вас будут ждать разведчики, они обеспечат вам отход. Повторяю, – воевода упер кулаки в стол и наклонился в сторону братьев, – вы будете не одни, и если что-то пойдет не так, Ворон и его ребята не оставят вас в беде.
Лан откинулся на спинку стула. Перед его внутренним взором мелькали картинки одна другой краше: трепет листвы хищной растительности, почувствовавшей теплокровных; почти непроходимые, погребенные под грудами бетонных обломков улицы; серые, тронутые гнилью рожи мертвяков из свежего ночного кошмара; забрызганный кровью песок Арены и беснующиеся на трибунах зрители; силуэт Мары, соткавшийся из теней, у противоположного входа на ристалище…
Арена звала его. Арена не позволяла о ней забыть. Он был должен Арене последний бой. Арена превратилась в злобного божка, черпающего силу благодаря ежедневным кровавым жертвам. И этот притаившийся в районе Нового Арбата божок диктовал ему свою волю.
«Вернись ко мне, как блудный сын. Помнишь, как любили тебя зрители? Помнишь, как они приветствовали каждый твой удачный удар? Вернись, ты еще не сослужил свою службу сполна…»
Светозар еще раз заверил воеводу, что они готовы выполнить любое задание Кремля. Лан ощущал волны жара, идущие от брата. Каждый дружинник живет от битвы до битвы: похоже, наступал момент, когда они смогут от души утолить жажду битв и приключений. И радостно было от этого, и тревожно.
«Мара, я иду», – как-то само собой подумалось Лану.
И ответом ему был летний ветер, распахнувший рамы стрельчатых окон, а затем пронесшийся по залу хулиганским порывом.
На следующий день выступили спозаранку. В центре внимания были Денис и Мстислав, о миссии Лана и Светозара знал лишь сотник Ждан, также участвовавший в конном рейде, и несколько десятников. Лан глядел на двух парней, которым предстояло отправиться на поиск посольства, и недоумевал: у них не было ни одного следа, ни одной зацепки, кроме уверенности Дениса, что отец – дружинник Савва – до сих пор жив. Они шли в никуда, им предстояло остаться один на один с огромным разрушенным городом, населенным кошмарными тварями, и людьми, которые по своему образу жизни теперь ничем не отличаются от чудовищ. У Лана и Светозара была цель: Новый Арбат и Арена. У братьев было конкретное задание; было прикрытие и пути отступления. А у Дениса и Мстислава – лишь два меча и квадратные километры заросших растениями-мутантами руин, которые предстояло прочесать пядь за пядью, руководствуясь лишь надеждой и интуицией.
Лан глядел на Дениса и видел самого себя. Он готовился шагнуть в ту же самую бездну. В будущем, если, конечно, оно у него будет. Если Арена во второй раз отпустит его живым. Он поклялся, что после этого задания отправится за Марой в далекое Одинцово. Он выполнит долг сердца и совести, поскольку больше не может иначе.
Он оставил в крепости «ремингтон» и ТТ, честно добытые во время похода на Арбат. Он, мысленно скрипя зубами от досады, оставил в Кремле свой палаш с узорчатым клинком из превосходного булата: до сих пор не выпало возможности опробовать благородное оружие, подаренное Князем, в деле. С собой имелись лишь железяки, с которыми не жалко будет расстаться на время «плена»: грубо выкованный каким-то подмастерьем короткий меч и дюжина заточек, сделанных из арматуры. У Светозара было копье, щит, больше похожий на деревянную крышку от бочки, и такой же набор заточек.
Застоявшиеся в конюшнях фенакодусы шли энергичной рысью. Дружинники сосредоточенно глядели по сторонам, за каждым был закреплен заранее свой сектор обзора.
Лан старался не думать о самодовольном выражении, которое появится на лице Профессора, когда тому доложат, что беглый гладиатор снова в цепях и подготовлен к прилюдной расправе на Арене. Что ж, придется показать такое шоу, какое в Новоарбатовке еще никто не видел; он снова завоюет толпу, а значит – выторгует право на жизнь, ведь Профессор не станет резать курицу, несущую золотые яйца.
Сначала Красная площадь, потом – Манежная. Затем полусотня выехала на Тверскую улицу. Места были Лану знакомы по арбатской операции. Он уже гонял по этим улицам, переулкам и площадям туда и обратно. С кем только не приходилось рубиться и перестреливаться: с бандюками, с наемниками Профессора, с вездесущими нео.
Лана и Светозара держали в середине строя, как и Дениса с Мстиславом. И тем, и другим было приказано вступать в бой лишь в крайнем случае. Но все было относительно спокойно до тех пор, пока полусотня не свернула в Камергерский переулок. Авангард заметил десяток нео: мутанты улепетывали со всех ног, заслышав поступь фенакодусов. Очевидно, это была мелкая и легковооруженная шайка, возможно – разведчики, возможно – обыкновенные разбойники и мародеры. Лан успел разглядеть выражение звериного ужаса на нечеловеческих лицах. Нео бросали на бегу свои нехитрые пожитки – свернутые рулонами блохастые шкуры, какой-то малопонятный хлам, добытый в развалинах.
Одна короткая команда, и скакуны дружинников припустили галопом. Копья опустились, мечи с шелестом покинули ножны, послышались щелчки сработавших арбалетов. Фенакодусы плотоядно заурчали и оскалили внушающие трепет загнутые клыки: свежие мозги нео были для скакунов самым желанным лакомством.
Когда дружинники нагнали убегающих, почти в каждом нео уже торчало по нескольку стрел. Полусотня накрыла мутантов, точно набегающая волна или лавина, и тогда для нео все закончилось в считаные секунды. Дружинникам, следовавшим в середине строя и в арьергарде, работы уже не нашлось. Под фенакодусом Лана промелькнуло кровавое месиво: это было все, что осталось от застигнутых врасплох нелюдей. Их исковерканные, выеденные черепа катались по разбитой дороге, словно пустые чаши.
На Кузнецкий Мост они въехали уже рысью и довольно долго следовали просто вперед, лавируя между заросшими лебедой по крыши остовами автомобилей и бронетехники. Время от времени путь преграждали завалы, но фенакодусы с цепкими когтистыми лапами, казалось, были способны взобраться даже на отвесную стену, не говоря о том, чтобы перемахнуть через груду битого кирпича.
С Денисом и Мстиславом расстались у какого-то безымянного проулка. Лан услышал, как сотник сказал на прощание: «Удачи вам, мужики!», и внезапно оказалось, что на двух фенакодусах больше нет седоков. Друзья ушли делать свое дело.
Полусотня же доскакала до ближайшего поворота и свернула в сторону Кремля. Лан и Светозар переглянулись: скоро и им предстояло покинуть строй. Где-то за Моховой должны были «случайно» попасться на глаза несколько бродяг из клана Кривые Шрамы. Оставалось надеяться, что ребята с ходу не напичкают мародеров стрелами. У дружинников чесались кулаки, утренний воздух и простор, не ограниченный красной зубчатой стеной, бодрил, а десяток случайно встреченных и мгновенно превращенных в фарш мутантов лишь распалил жажду действия.
Офисные центры, магазины, рестораны, музеи, храмы давно стали руинами, а руины вот-вот исчезнут под свежей почвой и густыми зарослями мутировавшей растительности. Природа поглощала и переваривала труп города, словно кусок мертвечины. Еще пара сотен лет, и все вернется на круги своя. Вновь будет лишь семь холмов на первобытной равнине, расчерченной плавными линиями очистившихся рек.
– Силуэты на два часа! Люди! – прозвучал чей-то звонкий голос.
Началось! Лан похлопал своего фенакодуса по шее, точно это скакуну, а не ему, требовалось утихомирить зачастившее сердце. Светозар привстал на стременах, высматривая неприятеля среди развалин, оплетенных живой камуфляжной сетью вьюнов.
– Светозар! – крикнул сотник, оглянувшись. – Бери брательника и проверь, что там.
– Есть, командир! Лан! За мной!
– Принято.
Дружинники перестроились, выпуская братьев из своих рядов. Сотник сердито заорал, когда за Ланом и Светозаром увязались еще несколько бойцов. В обычных обстоятельствах не помешало бы прикрытие, но сейчас братьям нужно было исчезнуть из поля зрения товарищей.
Плотоядная лебеда вяло шевелились, запоздало реагируя на проскользнувших мимо мародеров. Лан отчетливо видел на мхе, на влажном крошеве из рассыпавшейся штукатурки и мелкого щебня следы ног, обмотанных тканью; очевидно, сапоги для Кривых Шрамов были непозволительной роскошью. Братья переглянулись, затем Светозар пришпорил фенакодуса и решительно свернул с улицы. Секунда-другая, и он уже углубился в дикую мешанину из почерневших несущих стен, буйной растительности и груд разновеликих обломков. Проснулись и заметались, вереща ультразвуком, мелкие рукокрылы, которые до этого дневали, повиснув вниз головой на балках под живой крышей плотного переплетения вьюнов и травы. Фенакодус Лана, чуть всхрапывая от натуги, перебрался через то, что осталось от какой-то стены. Ненадежный камень крошился под когтистыми лапами верхового животного.
Лан вдохнул полной грудью холодный и сырой воздух. Среди руин в этот час было словно в кремлевском леднике – подвале, где хранилась всякая скоропортящаяся снедь. И пахло похоже: плесенью, подгнившими овощами, чем-то забродившим. Рукокрылы носились над головой, точно тяжелые арбалетные стрелы, и действовали на нервы своим писком.
Светозар упрямо пробирался сквозь заросли и ощетинившиеся ржавой арматурой груды. Хищные растения тянулись со всех сторон, их цепкие ветви подрагивали от предвкушения. Некоторые из них были посечены прошедшими только что мародерами: на свежих срезах пузырился горько пахнущий сок, а обрубки хрустели под лапами фенакодусов.
Братья прошли сквозь развалины и оказались на утопающей в густой тени улице. Через дорогу – ухаб на ухабе, расколотый асфальт и молодые деревца высотой в человека – возвышались еще более внушительные руины.
– Я уже бывал здесь, – Лан вытянул руку. – Это – Малый театр.
– Ничего себе – малый… – пробормотал Светозар, осматриваясь. Несмотря на утреннюю свежесть, из-под его шлема на лоб стекали капельки пота.
– А на том перекрестке, – Лан кивнул в сторону выезда на Моховую, – Ворон поджарил полчище сколопендр. Пламя было до неба, видишь – до сих пор пятна гари остались.
– Как здорово, что ты здесь бывал и все знаешь, – съязвил Светозар. – Однако не хочется забираться слишком далеко…
– Но, наверное, придется, – договорил за брата Лан. – Вот след!
Кто-то словно нарочно прошелся по кустарникам мечом. Светозар поправил шлем и тронул каблуками бока своего скакуна. Лан подумал, что сотник Ждан уже привел дружинников к Спасским воротам. Наверняка кто-то из ребят забеспокоился, дескать, а куда подевались братья? Но сотник велит помалкивать, сам же, заходя в ворота последним, он обернется и бросит долгий взгляд на руины, среди которых ему сегодня пришлось оставить четверых своих парней.
– Мне становится тошно, когда я думаю, что нам придется сдаваться в плен каким-то вшивым бродягам, вооруженным, наверняка, каменными топорами, – ворчал Светозар.
Всем известно, что дружинники в плен не сдаются. Почему-то так сложилось, что какая-то внутренняя сила заставляет их биться до последней капли крови, даже если расклад определенно не в их пользу. Да, дружинника можно взять в плен: навалиться на него гурьбой, связать, вырубить, в конце концов, ударом по голове. Но никогда еще воины Кремля добровольно не складывали оружие перед недругом.
– Считай, что это – военная хитрость, – проговорил Лан. Его больше беспокоила судьба фенакодусов. Он надеялся, что Кривые Шрамы передадут животных в целости и сохранности Ворону. Но где-то внутри сидело опасение, что клан, вынужденный прозябать на грани людоедства, пустит обоих боевых скакунов на мясо.
Братья осторожно продвигались по Неглинной улице на север.
– Чувствуешь? – Светозар с шумом втянул носом воздух.
Они остановили фенакодусов. В тишине было слышно, как вдалеке на Никольской башне ударили в било, отмечая начало нового часа. Шелестела листва, коротко и испуганно вскрикивали птицы, натужно жужжали зеленые квазимухи, собираясь в тучу над присыпанным землей и от этого похожим на могильный холм кузовом легкового авто.
Кровь, желчь и прочие жидкости человеческого тела. Порыв ветра дохнул в лица братьев запахом чужой смерти. Светозар поудобнее перехватил копье, а Лан, не говоря ни слова, вынул меч.
За слившимся с землей трухлявым кузовом лежали три мертвых человека. Все были высокими, мосластыми, с бритыми головами и покрытыми застарелыми ритуальными шрамами лицами. Из всех троих торчали стрелы, и глотка каждого оказалась взрезанной от уха до уха. Ноги убитых были обмотаны заскорузлым тряпьем и бечевкой. Это по их следу шли братья, собираясь, согласно плану, сдаться в плен. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: Кривых Шрамов кто-то обхитрил, напал исподтишка, утыкав стрелами, а потом для верности перерезал глотки.
Один из покойников вдруг дернулся и захрипел, выкашливая кровь. Его потемневшие веки распахнулись; взгляд оказался затуманенным и отсутствующим. Лану сразу вспомнилось, как во сне он сражался на Арене с живыми мертвецами. Но этот дикарь не смог бы даже сесть, не говоря уже о том, чтобы с кем-то драться. Его жизнь утекала в землю вместе с кровью из многочисленных ран, и не жизнь это была вовсе, а нечто вроде бега петуха с отрубленной головой.
– Они все еще здесь, – шепотом бросил Светозар, имея в виду тех, кто расправился с Кривыми Шрамами. Взгляд старшего брата метался от одной стороны улицы к другой. Слишком много укромных мест, откуда можно нанести предательский удар. – Нужно отступать. Сейчас же.
– Есть, – отозвался Лан. – Идем напрямик, самым коротким путем, – он отвернулся от дикаря, уставившегося в серое небо, точно увидел в нем полет ангелов.
Они развернули фенакодусов в сторону Кремля. До Красной площади – меньше километра. С Неглинной через Моховую – на Никольскую, а оттуда рукой подать до крепостных стен. Всего один рывок, и они – под прикрытием тяжелых фузей и пушек.
Как никогда остро почувствовалась нехватка привычного оружия. Лан сейчас отдал бы все за свой «ремингтон» и палаш.
Просвистела стрела. Лан услышал характерный звук, когда наконечник вспорол шкуру и мощные мышцы. Фенакодус под дружинником принялся гарцевать, при этом скакун выгибал шею и щелкал зубами, силясь достать торчащее из плеча древко с черным оперением.
Светозар принял щитом вторую стрелу, но третья угодила ему в бедро, пригвоздив к крупу. Почти одновременно послышались щелчки тетивы с другой стороны улицы, и новые стрелы рассекли воздух. Светозар пустил своего фенакодуса вскачь, но у того уже торчали из шеи два черноперых древка. Ослепленный болью боевой мутант рванулся с места и тут же налетел грудью на лежащий поперек дороги древний микроавтобус. Заскрежетало гнилое железо, заклубилось облако ржавой пыли, словно поднятое взрывом. Светозара выбросило из седла. Перелетев через голову фенакодуса и злосчастный старый кузов, он успел сгруппироваться, приземлился на руки и кувырком ушел в заросли кустарника. Несколько стрел полоснули по ветвям, но пущены они были явно для острастки, чем с намерением убить дружинника.
Раненный фенакодус Лана, высоко вскидывая задние ноги, кинулся в противоположную сторону – к перекрестку с Кузнецким Мостом. Лана такой маршрут не устраивал, кроме того, он не собирался оставлять брата один на один с неведомым врагом. Он привстал на стременах, оттолкнулся и прыгнул, крутанув в воздухе сальто. Вся эта акробатика получалась у Лана не так хорошо, как у тренированных с детства дружинников, но все же и он кое-чему научился.
Он приземлился спиной на крышу заросшего зобухами грузовика, и та с грохотом обвалилась под его весом. С двух сторон к нему бежали: на первый и очень быстрый взгляд, это были люди. Все они носили одинаковые маски из черной ткани с прорезями для глаз и рта. На ком-то была камуфляжная форма, позаимствованная, очевидно, на старых военных складах. На ком-то – кольчуги со стальными нагрудниками. На ком-то – одновременно и камуфляж, и доспехи. Но сильнее всего Лана поразило, что как минимум у половины приближающихся в руках были автоматы Калашникова разных модификаций.
Имея такой серьезный арсенал, зачем они применили луки и стрелы?
Разве только опасались, что пальбу могут услышать в Кремле.
Не было времени, чтоб заниматься построением умозаключений. Нужно было как-то выкручиваться. Светозар ранен, оружия – минимум, к тому же их, судя по всему, хотят взять живыми. Было б иначе – лучники стреляли бы по ним, а не по фенакодусам.
Половина неизвестных бандитов была вооружена огнестрельным оружием, половина – чем попало: у кого – топоры, у кого – дубинки. А кое-кто разматывал на бегу веревочные петли. Один из лиходеев был уже совсем рядом и даже начал замах дубинкой, которая, кажется, раньше называлась «бита» и использовалась для какой-то спортивной игры.
Лан все еще лежал на земле в куче ржавого железа. Тренированное тело выгнулось дугой, восстанавливая вертикальное положение; одновременно Лан рванул из ножен меч – обратным хватом, чтоб было быстрее. Повезло, что он, покидая крепость, выбрал короткое изделие подмастерья кузнеца, с таким можно было работать, как с кинжалом. В том же движении Лан послал клинок навстречу бандиту. Целился он не в корпус, поскольку сила замах могла оказаться недостаточной, чтоб пробить доспех, а в руку, сжимающую биту.
Кровь плеснула, словно вода из перебитого трубопровода под давлением. Дружинник – слишком опасный зверь, чтоб взять его живьем и остаться без царапин.
На бандитском поясе имелась предусмотрительно расстегнутая кобура, увы, Лан не успевал вытащить из нее пистолет. Счет шел даже не на секунды, а на совсем крошечные эфемерные отрезки времени, названия которых Лан не знал. С другой стороны уже приблизились двое, причем, один был с автоматом, а второй растянул двумя руками веревку, прикидывая, как бы обмотать ее вокруг Лана. Бандюган с автоматом что-то крикнул, наверное, что будет стрелять. Лан не стал разбирать слова, он швырнул меч в автоматчика, и тот под большим углом вошел в прикрытое маской лицо: острие пробило передние зубы и нёбо, а вышло над переносицей. Смертельно раненный бандит стиснул спусковой крючок, автомат зло выплюнул несколько одиночных зарядов. Пули ушли, само собой, «в молоко», но они заставили остальных нападающих чуть поостеречься и сбавить шаг.
Лан воспользовался замешательством неприятеля, навалился на налетчика с отрубленной рукой и изъял из его кобуры пистолет. Старый-добрый ПМ! Если магазин полный, то уже можно жить.
Он снова упал на спину, и с земли справа налево послал по пуле в каждого, чье лицо скрывалось под черной маской.
Давно он уже так не стрелял! От души! Как в последний раз, когда секунды становятся тягучими, словно мед, и заполненными самыми разнообразными и яркими ощущениями.
В кого-то он попал, в кого-то, ясное дело, нет. Но ему удалось сбить налетчиков с темпа и заставить искать укрытие, что для начала – уже неплохо.
– Светозар! – закричал Лан. Хоть в имени брата было три слога, Лан выпалил его на одном выдохе.
У Светозара дела шли куда хуже: бедро пробито стрелой, из оружия – только пара заточек. Копье и щит он потерял, когда летел через голову своего раненого скакуна. Шестеро бандитов атаковали раненого дружинника одновременно со всех сторон. Эх, а Лан надеялся, что ему удалось перестрелять большую часть налетчиков. Выходит – нет. Вряд ли они с братом справятся со всей этой кодлой.
Светозара ударили по спине автоматом, да так, что приклад разлетелся в щепки. Через миг дружинника уже опутали веревочные петли. Бандюганы, что-то приговаривая довольными сладострастными голосами, бодро вязали Светозара по рукам и ногам.
Ба-а-ам!
Брошенный топор угодил Лану в голову. Если бы не шлем, то череп раскололся бы, как гнилой орех. Из глаз посыпались искры, поле боя заволокло невесть откуда взявшимся туманом. Лан упал набок, перекатился, собираясь одним прыжком преодолеть расстояние до лежащего на траве автомата. Однако ноги подкосились, и прыжок не удался. Лан рухнул, на спину ему в тот же миг навалились сразу несколько человек. Ему попытались заломить руки, запястье почти нежно пощекотала веревка.
Лан заревел, точно впавший в боевое безумие нео. Он слепо рванул вперед, стесывая об остатки дорожного покрытия лицо, выламывая сапогами из растрескавшегося асфальта куски. Он выскользнул из-под кучи-малы. Перевернулся на спину, одновременно рубанул наугад ногой. Мысок сапога угодил в твердое; твердое с сухим треском сломалось и стало податливым. Один из бандитов выронил веревки и закрутился волчком, обхватив ладонями нижнюю часть лица. Другой перехватил автомат и направил ствол на Лана. Юный дружинник перекатился, на линии выстрела оказался бандит с раздробленной челюстью: тот, обезумев от боли, продолжал вертеться на месте, точно вознамерился забуриться в землю.
– Лан! Уходи! Уходи! – прозвучал за спиной отчаянный крик Светозара. Бандиты, закончив вязать старшего брата, кинулись к младшему.
Туман по-прежнему застилал взор. Дымка становилась то гуще, то реже, но не исчезала. Силуэты неприятелей двоились, в ушах стоял звон, а во рту чувствовался привкус крови.
Лан прыгнул, оттолкнувшись от земли руками и ногами, точно зверь. Заскочил на крышу вросшей в грунт легковушки, скатился по трупам Кривых Шрамов, и, не останавливаясь, кинулся в заросли.
В него стреляли, но снова – из луков. Стрелы пели, проносясь над головой. Лан шел напролом, невзирая на то, какую преграду ему предстоит форсировать: очередную ржавую груду, бывшую некогда автомашиной предков, или нагромождение бетонного лома, а может – полосу хищной растительности, что тщетно пыталась оплести его гибкими ветвями.
Фасад двухэтажного строения скрывался под сетью тяжелых, похожих на щупальца, вьюнов. Лан нырнул в оконный проем, и его тут же окружил сырой и липкий сумрак. Юный дружинник приземлился на циновку из полумертвой, задавленной более успешными конкурентами, мутировавшей флоры, видом и запахом больше напоминавшей водоросли, чем траву. Он рывком встал и, не обращая внимания на головокружение и тошнотворный треск в ушах, кинулся в глубь строения.
Его преследовали. Он не слышал идущих за ним бандитов, поскольку все звуки мира глохли на фоне трезвона, раздирающего ему черепную коробку, но он точно знал, что ему не позволят уйти. Точнее – попытаются не позволить, он же со своей стороны сделает все, чтобы преследователи умылись кровавыми слезами.
У него остались заточки, он вытащил сразу четыре и крепко стиснул в кулаке. Строение неожиданно оборвалось, сквозь обширный пролом в стене был виден двор, заросший высоченной сорной травой. Лан бросился вперед, к зданию на противоположной стороне двора, но почти сразу оказался лицом к лицу с черным человеком, который безмятежно стоял в дебрях бурьяна и миролюбиво глядел перед собой через полуопущенные веки. В правой руке незнакомец держал округлый предмет, Лан даже не сразу вспомнил, как он называется.
Черный истукан был памятником, а загадочный предмет в руке – шляпой.
Преследователи вывалили во двор следом за Ланом. Один был вооружен луком, второй – увесистой дубиной, а третий тащил моток веревок, впрочем, на ремне за спиной у последнего болтался еще и автомат. Примятые, раздвинутые сорняки безошибочно указывали, куда направился беглец. Встреча в зарослях с неподвижной человеческой фигурой оказалась неожиданной и для бандитов, они застыли в напряженных позах, но почти сразу дружно перевели дух.
В этот миг из-за спины черного монумента выпрыгнул Лан и швырнул с обеих рук по заточке. Он целил в головы преследователей, поскольку их туловища могли оказаться защищенными или кольчугами, или одеждой с вшитыми тонкими металлическими пластинами, которая, кажется, назвалась «бронежилетом». Обе заточки попали в цель, и два бандюгана одновременно рухнули, словно подкошенные. Не теряя ни секунды, Лан приготовил вторую пару заточек – до этого он держал их в зубах, – но бросить уже не успел. Последний уцелевший налетчик – здоровенный, почти как нео, увалень с дубиной – был слишком близко.
Могучий удар пришелся на защищенный кольчугой бок. Лана отбросило в сторону, в падении он метнул заточку, но та лишь зацепила бандиту плечо.
Жесткие стебли сорняков-великанов не позволили Лану упасть, спружинив, они толкнули дружинника на неприятеля. Лан поднырнул под тяжело разрубившей воздух дубиной и ткнул заточкой в прикрытый камуфляжной курткой живот. Острие сразу напоролось на что-то непробиваемое и скользнуло в сторону. Похоже, и в самом деле – бронежилет. Неприятель снова замахнулся, и очередной его удар пришелся вскользь по шлему дружинника.
Трезвон ушах мгновенно стал в сто крат сильнее. Усилием воли Лан запретил себе терять сознание. Силуэт противника то исчезал, то проявлялся сквозь серый туман, снова застеливший взор.
Лан отступал, пятясь сквозь заросли. Силы покидали его. Боль в пылу сражения не ощущалась, но тело стало ватным, выучка позабылась, а мысли превратились в скисшее молоко; работали лишь рефлексы.
В конце концов, за спиной оказалась стена, с которой свисала живая сеть из разноцветных плющей. Лан схватился за два стебля и дернул, точно надеялся, что сверху упадет стальная заслонка, которая отделит его от неуклонно приближающегося неприятеля. Заслонки не оказалось, зато свалился кусок карниза – как раз между Ланом и бандитом. Брызнуло каменное крошево, вспухло облачко едкой пыли. Бандит отшатнулся, Лан метнулся через пыль ему навстречу. Стремительно, словно атакующий рукокрыл, он обмотал вокруг запястья противника стебель вьюна, лишив его возможности замахнуться дубиной, затем по дуге переместился за спину бандита и набросил на шею петлю, скрученную из того же стебля. Вьюн был прочным, одеревеневшим. Петля врезалась в глотку врага, точно толстая проволока.
Дальше все происходило в молчании. Бандит упал на колени и сдавленно засипел, силясь вобрать в опавшие легкие хоть немного воздуха. Одновременно он пытался расцепить захват на горле, на его могучих плечах взбугрились мышцы, ткань куртки затрещала, расходясь по швам. Лан тоже давил молча, навалившись на загривок бандита всем весом.
Борьба затягивалась. В здоровяке было слишком много жизни, да и петля, похоже, не перекрывала полностью доступ воздуха. Лан понял, что у него почти не осталось сил удерживать бандита в захвате: еще немного и сознание погаснет окончательно. Дружинник выпустил из онемевших пальцев стебель. Бандит наклонился, коснувшись земли закрытым черной маской лицом, судорожно вдохнул…
Лан выхватил заточку и одним движением, точно большой гвоздь, вбил ее противнику в затылок, прихлопнув по сжимающему рукоять кулаку правой руки ладонью левой.
С полминуты Лан стоял в окружении безмолвно покачивающего кудлатыми верхушками бурьяна и рассеянно озирался, словно позабыл, кто он и как здесь оказался. Затем его взгляд упал на мертвецов, лежащих у подножья памятника. У одного из них был автомат!
Лан оскалился. Точно так же глупо и щербато усмехался великовозрастный кремлевский дурачок Максимка, всю жизнь ходивший в помощниках у скотника и живший в каморке в хлеву – через деревянную стену от тура-производителя.
Налетчики за Ланом больше никого не послали: и без того были велики их потери. Но скоро они станут еще значительнее. Лан вытянул из-под подрагивающего в конвульсиях мертвеца испачканный кровью АК-74. Приклад был туго обмотан жгутом, а на цевье темнели выжженные руны: наверное, какая-то бесполезная магия-шмагия для улучшения боевых характеристик. Лан залез в подсумок убитого и достал пару скрепленных клейкой лентой магазинов.
Вот теперь можно и повоевать!
– Эй! – крикнул Лан, повернувшись в сторону скрытой развалинами Неглинной улицы. – Эй! – его голос сорвался в мальчишеский дискант. – Теперь у меня есть автомат, сукины дети!
Кем были эти налетчики? Точнее, какую из многочисленных враждебных Кремлю группировок они представляли? Зачем они напали на двух дружинников, а перед этим – уничтожили отряд Кривых Шрамов?
Вопросы, вопросы… Голова кругом от этих вопросов! А Светозар тем временем в лапах у неприятеля. Нужно спешить! Нашпиговать свинцом всех, кто вероломно атаковал из засады. Спасти брата, пока он еще жив. Скорее! Скорее!
Лан пошел через заросли, в голове гудело и резонировало, из этого шума возникали голоса, обрывки чьего-то злорадного смеха, визгливые животные вопли. Лану казалось, будто он слышит трибуны Арены, и что за его перемещениями и попытками выжить наблюдают сотни зрителей.
Дебри сорной травы не знали конца и края. Лан целую вечность брел через сумрачные, насыщенные дурманящими испарениями джунгли. Несколько раз он падал, но каждый раз вставал, опираясь на жесткие, словно стальные прутья, стебли. Он уже давно должен был выбраться из проклятого двора и выйти на Неглинную, но развалины по-прежнему возвышались над ним со всех сторон, словно стены клетки.
Лан почувствовал, как что-то теплое щекочет ему подбородок. Он провел по лицу шершавой ладонью: кровь! Кровь обильно текла из носа и из-под шлема. Похоже, на этот раз его голове действительно крепко досталось.
Он присел, упер автомат прикладом в землю. Легкие работали, словно кузнечные меха, кольчуга звенела в такт дыханию. Брат был рядом, рядом были и их общие враги. Всего один рывок… Еще немного потраченных сил…
Лан заскрипел зубами, затем повалился на бок.
В проломе стены возникла трепетная – словно огонек свечи, словно отражение в зеркале потревоженной воды – фигурка. Тонкая рука была протянута к Лану.
– Мара… – прошептал он, и на душе сразу появилась легкость, которую не описать словами. Он поднялся над развалинами, над клочковатыми облаками, увидел с высоты окруженный рвами Кремль, увидел похожую на гигантское перевернутое корыто Арену, увидел мелкие, словно мураши, фигурки налетчиков, уводящих в плен связанного дружинника. Но, наверное, был всего лишь сон.
Холодная, воняющая тухлятиной вода накрыла его с головой. Лан понял, что тонет. Он дернулся всем телом, но это ни к чему не привело; руки и ноги не слушались, он был беспомощен, а от нехватки воздуха уже горело в груди.
Он открыл глаза, ожидая увидеть серую муть, расчерченную редкими солнечными лучами, пробившимися сквозь грязь на поверхности реки. Однако выяснилось, что он не идет на дно, а всего-навсего сидит в луже, и что перед ним стоят вооруженные люди. Причем, один из молодчиков держал в руках пустое брезентовое ведро.
Ветхая одежда, гривы спутанных волос, бороды, грязные лица, покрытые язвами и опухолями. Оружие – либо дульнозарядное, либо вовсе простецкое – луки, самострелы, топоры и сабли. Что ж, час от часу не легче. Лан переводил взгляд с одного рыла потомственного разбойника на второе. Некоторых он узнал.
– Доброе утро, дружище! – обратился к Лану громила с двумя дульнозарядными пистолями за поясом. – Уж за полдень, а ты все спишь и спишь.
Его приятели засмеялись. Но без особого веселья, с настороженностью.
– Я тебе вспомнил, – сказал Лан напрямик. – Ты – главарь тверской группировки. Ты вытащил меня из лап мамаши Лу и ее сыновей.
– Я тебя тоже узнал! – фальшиво обрадовался шеф тверской группировки. – Ты – парень из Кремля! В первую нашу встречу ты назвался пахарем, а сегодня ты в железе, как какой-то дружинник!
– С нашей первой встречи много воды утекло, – проговорил Лан, а потом сплюнул, поерзал задом по свежей грязи. Сапоги с него, само собой, сняли. И шлем. И оружие отобрали. Какой-то тип в тюрбане на ассиметричной, искаженной мутацией голове, теперь гордо носил на ремне автомат, который Лан позаимствовал у убитого налетчика. Быстро же в этом мире нужные вещи меняют владельцев…
Голова раскалывалась, но более-менее соображала, и зрение со слухом вернулись в норму. Лан не мог понять, где он находится; похоже, его утащили в глубь Тверского района, пока он был в отключке. Вокруг возвышались однообразные руины, взгляд не цеплялся ни за один знакомый ориентир.
– На вас мне плевать, – его голос был сухим и отрывистым, как лай старого крысопса. – Банда в черных масках, вооруженная старинными стволами. Была на Неглинной утром, атаковала наш разъезд. Вы знаете, кто это?
Шеф тверских покачал головой, внимательно глядя на Лана.
– Они от вас мокрого места не оставят, если вы случайно заступите им дорогу, – честно предупредил Лан.
Главарь развел руками. Мол, чему быть, того не миновать.
– И что дальше? – поинтересовался Лан, силясь подняться. – Мне нужно найти этих черномордых и свести кое-какие счеты…
В его плечи вцепились с двух сторон и снова усадили в грязь.
– Каждому из нас нужно с кем-то свести счеты, – философски проговорил главарь. – Месть – одна из древнейших человеческих страстей. Это опасное, темное чувство, парень из Кремля, никого оно до добра не доводило. Однако мне известно, что кое-кто даст за тебя приличную цену, – он даже мечтательно прищурился, словно представил блеск серебряных монет.
Проследить за ходом мысли главаря было немудрено. Тем более это именно он в прошлый раз продал Лана дельцам Новоарбатовки в качестве бойца Арены.
Несмотря на то, что еще утром перед Ланом стояла задача попасть в Новоарбатовку, беспокойство о судьбе брата перекрыло прочие заботы и устремления. Он должен был отбить Светозара у этих типов в черных масках; поэтому оказаться на Арене именно сейчас было бы очень некстати.
– Кремль даст за меня выкуп! – заверил он мародеров. Самому противно стало – вымаливать у вонючего отребья свободу. К тому же, он был уверен, что черный порох, сталь или еда, которыми обычно платят выкуп, Кремлю пригодились бы гораздо больше, чем жизнь вчерашнего пахаря, самого отстающего по боевой подготовке дружинника. Но речь шла о спасении Светозара!
Тверские захмыкали, переглянулись, послышалась приглушенная ругань. Главарь же покачал головой.
– Старый друг – лучше новых двух. В Новоарбатовке у нас наработанные связи, партнеры, кредит доверия. А Кремль… – он подергал себя за бороду. – Кто знает, как поведут себя твои приятели? Может, они начнут палить из пушек, как только мы выйдет из-за ГУМа.
– Слишком много чести – тратить ядра и порох на каких-то мародеров, – пробурчал Лан. Он понимал, что все увещевания бесполезны. Тверская шайка мысленно делила премию, которую Профессор отсыплет за беглого гладиатора. И премия эта, наверняка, была больше, чем мог предложить Кремль за спасение его жизни. – Наша община не забывает добра, – попытался он в последний раз, – и когда зимой вам не будет хватать еды, то вам нужно будет только дать знать…
– Я просто хотел посмотреть, каков он – человек, который бросил вызов Арене и утер нос наемникам Профессора. Я с первого взгляда разглядел в тебе талант, парень из Кремля. Талант убийцы.
Сказав это, главарь отвернулся. Ему стало неинтересно продолжать разговор с дружинником, сидящим в луже.
– Выдвигаемся, – бросил он, и шайка тут же взяла Лана в кольцо.
Пара мародеров помогла пленнику подняться на ноги. Лан брезгливо тряхнул плечами, точно мух отгонял. Велика заслуга: связали раненого воина, пока тот был без сознания, а теперь строят из себя крутых парней. И угораздило же так влипнуть…
Солнце висело в зените раскаленным горном, жгучий свет неторопливо просачивался сквозь серую дымку, затянувшую небо. Мародеры знали в своем районе каждую руину, однако все равно передвигались дисциплинированным походным порядком, проверяя и перепроверяя все подозрительные ямы, закутки, входы в подвалы и строения, в которых могли прятаться мутанты или другие бандиты, или же бандиты-мутанты. Мушкеты, фузеи, аркебузы, ручные картечницы – тяжело было найти два одинаковых ствола, у Лана даже в глазах запестрело от этого дульнозарядного разнообразия.
Идти было не очень весело. Портянки размотались, и теперь они только путались под ногами, абсолютно не защищая от острых камней, стекла и ржавья. Хорошо, что подошвы и пятки у него были твердокаменными, пахарскими, с такими и по углям пройтись не страшно.
Лан тоже внимательно глядел по сторонам. Была слабая надежда, что его выручат разведчики Ворона. Но если они и присматривали за угодившим в переделку дружинником, то никаких намеков на их присутствие не угадывалось. Но на то они и разведчики.
Время от времени на отдаленных высотах появлялись одинокие фигуры нео: это были наблюдатели, которые бесстрастно фиксировали передвижение вооруженных отрядов. Тверской группировке человекоподобные мутанты дорогу не заступали, может, договоренности были какие-то, а может, пока не пришло время.
Впрочем, на финальном отрезке пути отряд тверских перешел на бег. Лан так и не понял, в чем причина спешки. Но там слишком много всего бросалось в глаза: и многочисленные следы био разных видов, и металлический блеск отдельных, но нагло ведущих себя стальных сколопендр, предвещающих скорое появление всего роя, и тонкий слой желтоватой слизи на тропе, который говорил, что совсем недавно здесь побывал опасный мутант котях.
Отряд вбежал на свободную от габаритного мусора пыльную площадку, и лишь тогда последовала команда сбавить шаг и перевести дух. Лан ощутил гнетущую, а точнее – голодную, ауру этого места. Находиться здесь – все равно, что оказаться один на один с ненасытным зубастым био, вроде «Рекса» или «Раптора». Но никаких био поблизости, к счастью, не наблюдалось. Зато на глаза попались два трупа, которые оказались высохшими, словно забытые в духовке сухари; Лан даже не сразу понял, что это – покойники, а не груда заскорузлого мусора, за которую он их принял с первого взгляда.
Пленник и мародеры отдыхали недолго, вскоре послышались шаги и клацанье перекатывающегося под подкованными каблуками щебня. Кто-то приближался, не таясь. Тверские тоже особого беспокойства не проявляли, даже немного расхорохорились.
– С чем пришли? – послышался размеренный, скучный голос.
– Пришли мы выразить свое почтение, дорогой хозяин! – проговорил главарь. – И подарить за деньги вот этого человека.
Мародеры расступились, чтоб пришедшие могли увидеть Лана.
Ни сам Кудесник, ни его нарочито богатый наряд не изменились. Та же кучерявая, похожая на лобковые волосы бородка, те же уныло-бесстрастные глаза, те же скупые ленивые жесты.
Впрочем, с их последней встречи прошел всего месяц. Это для него, Лана, время выдалось насыщенным событиями и сильными эмоциями. А вот для Кудесника оно наверняка было заполнено всякой администраторской рутиной, бухгалтерией, ворчанием Профессора, капризами девочек из танцевальных ансамблей, выступающих на Арене в перерыве между гладиаторскими сражениями.
Вместе с Кудесником пожаловал Хомут – старый знакомый! – охранник с Арены, верный крысопес новоарбатских дельцов. Хомут был как всегда в камуфляже и с дробовиком, небрежно лежащим на плече.
Еще пришли трое необыкновенно хмурых, серокожих, словно несвежие трупы, парней в простой крестьянской одежде. Они не походили на головорезов, но их внешность была настораживающей и отталкивающей, а глаза – стеклянными, как у насекомых. Чутье дружинника подсказывало Лану, что эти молодые люди опасны. Опаснее, чем Хомут, чем любой из мародеров. А почему – непонятно, и от этого было еще тревожнее.
Кудесник поглядел на пленника без интереса.
– За этот товар уже было заплачено, – проговорил он, обращаясь к главарю тверских.
– Ха-ха! – оскалился тот, показав плохие зубы. – Уверен, что вы с Профессором не поскупитесь и сегодня! Тот, кого вы так долго искали! Тот, кто отправил к праотцам кучу ваших людей! Тот, за кого была обещана награда!
Его подельники возбужденно загомонили. Всех буквально трясло от предвкушения крупного барыша. Очевидно, слишком долго они перебивались с хлеба на воду: руины разграблены лет сто назад, нео беспредельничают. К тому же, имея в основном дульнозарядные стволы, тверские не способны конкурировать с более оснащенными бандитскими группировками.
– От дружинника слишком мало проку на Арене, – сказал Кудесник. – Товар беспокойный, непокладистый. Я дам за него… – помощник профессора прищурился. – Три серебряных «Георгия».
Главарь тверских опешил. Его люди на миг притихли, а потом приглушенно зароптали. Благодушие, которое только что читалось на их лицах, мигом куда-то подевалось.
– Да ты что, Кудесник! Шутить изволишь! – главарь одним прыжком переместился к Лану и сжал большим и указательным пальцами пленнику заросшие юношеской щетиной щеки. – Да это же тот самый! Беглый гладиатор! Тот, за кого Профессор обещал отсыпать золота по его весу! Не узнал, что ли? Вот ты, Кудесник, уморил! Я и не думал, что ты умеешь так шутить!
Кудесник развел руками. Лан шкурой ощущал нарастающее напряжение. На площадку, на которой шел торг, словно опустился купол из прозрачного стекла, и теперь под этим куполом как будто становилось все меньше и меньше воздуха.
– Прежние договоренности утратили силу, – на тонких губах Кудесника появилась легкая улыбка. – Мы больше не ищем беглых гладиаторов. К трем монетам я могу добавить связку арбалетных стрел, черный порох и мешок сухарей.
– Я чего-то не понимаю, Кудесник, – главарь положил ладони на рукояти пистолей, торчащих из-за пояса. – Поправь, если я не прав…
На холеном лице Кудесника появилось брезгливое выражение.
– Вы подняли на уши весь Центральный округ! – просипел севшим от гнева голосом главарь. – Всех! Наемников! Братков! Мутантов! – перечислил он, приближаясь к собеседнику. – Вы сулили горы золота и «ништяков»! И вам даже было наплевать – вернут вам рабов живыми для прилюдного смертоубийства или мертвыми для поругательства, – он понизил голос: – И теперь, говоришь, договоренности утратили силу?
– Да, – ответил Кудесник, словно само собой разумеющееся.
– Батяня, а давай вернем его в Кремль за выкуп! – бросил главарю один из подельников, но шеф лишь сердито отмахнулся, заставив напрячься стоящих за спиной Кудесника серолицых телохранителей.
– Подозреваю я, Кудесник, что ответ был бы другим, если бы парнишку вернули не мы, а, допустим, пацаны из Замоскворечья. Или люди маркитантов Арбата. Или савеловских маркитантов. Или Рарги. Или Ззарги. Им бы ты заплатил обещанное честь по чести без единого косого взгляда. Без попыток сбить цену или повесить дерьмо на уши. Подозреваю также, что ты относишься к нам без должного уважения, – главарь стоял, задрав нос, практически вплотную со вторым человеком Новоарбатовки; их бороды то и дело соприкасались, порождая крошечные, но все же заметные электрические разряды. – Так скажи мне, Кудесник, что заставляет тебя думать, будто ты способен развести нас, серьезных людей, на пальцах, будто младенцев?
Лан понял, что дело уже не в цене за его голову, а в принципе. Раздутое чувство собственного достоинства главаря уязвлено, он мечтал сорвать банк, а в итоге получил кукиш. Причем – в присутствии всей шайки. Кудесник, которого сопровождали всего четыре охранника, вел себя подобно железным сколопендрам, встреченным тверским отрядом по пути сюда: то есть нагло и вызывающе. Плевать ему было на мятые мушкеты и ржавые ручные бомбарды, обещанную награду он платить не собирался. Слишком много чести для немытой кодлы мародеров.
Снова прозвучало предложение вернуть Лана в Кремль, устами этого разбойника вещал сам здравый смысл; но кто будет прислушиваться к здравому смыслу, когда речь идет о бандитской чести и авторитете группировки?
– Что уставился, слизняк, сын котяха и бешеной нео… – главарь поймал Кудесника за край его щегольского плаща. – Откуда у тебя такие шмотки? Мужеложец ты эдакий! Молчишь, крысопесье дерьмо? Язык проглотил? Мы не уйдем, пока не получим свое и компенсацию за моральный ущерб!
– Вик, – сказал Кудесник, глядя в налитые кровью глаза главаря. Может, не сказал, а просто пискнул, или голос у него сорвался на середине слова.
Но в тот же миг один из серолицых телохранителей шагнул вперед, вскидывая руку. Блеснула сталь ухоженного и отполированного до зеркального блеска клинка. Главарь отшатнулся, прижимая ладонь к длинной, но поверхностной ране на предплечье. Капли крови тяжело, будто расплавленный свинец, забарабанили по покрытому коркой спекшейся пыли асфальту.
Дальше произошло нечто непонятное. Главарь засипел и повалился на колени. Кудесник отшагнул, словно испугался за чистоту своего плаща или хромовых сапог.
«Отравленное лезвие?» – подумалось Лану.
По грязному лицу мародера разлилась неестественная бледность, проявились дорожки вен, словно кровь в них заменили иссиня-черными чернилами.
Ударивший главаря серолицый почти сразу оказался на земле. Лан решил, что кто-то из тверских пырнул его ножом в отместку за шефа. Но, что странно, на мертвенном лице телохранителя проступил тот же рисунок вен. Так же, как и шеф мародеров, он засипел, жадно хватая ртом воздух.
Лан неожиданно понял, что тверские бегут. Не всех, но половину шайки словно ветром сдуло. А с главарем и телохранителем продолжали твориться непонятные Лану и страшные вещи. Их плоть усыхала, превращаясь в нечто, похожее на растрескавшуюся древесную кору. Одежда на обоих моментально стала просторной, мешковатой. Глаза ввалились, обескровленные губы почти исчезли, открывая пугающий оскал. Они были все еще живы, хотя уже почти не отличались от втоптанных в мусор мумий, которых Лан заметил у края площадки. Главарь из последних сил повернулся к пленнику и неразборчиво прохрипел. Наверное, он выражал сожаление, что не прислушался к голосу разума и не отдал Лана людям Кремля за выкуп. Поздно, батяня или как там тебя, прошлое не перепишешь.
Главарь и телохранитель одновременно испустили дух. Но выглядели они так, точно года два пролежали зарытыми в сухой песок. Наверное, более сухими могли быть лишь мушиные трупики, что давно болтались на старой паутине на солнцепеке. Послышались хлюпающие звуки: это блевал Хомут, придерживая одной рукой дробовик, чтоб не запачкать.
Кудесник удовлетворенно хмыкнул. Лан подумал, что остатки банды тверских сейчас изрешетят его вдоль и поперек. Но мародеры лишь обалдело пялились то на две мумии, скорчившиеся у их ног, то на нарочито невозмутимого представителя Новоарбатовки, то на двух серолицых телохранителей, что подступили ближе, словно желая отрезать тверским пути к отступлению.
– Мертвая земля выпила кровь убийцы и убитого, – проговорил Кудесник. – Но свою жажду она не утолит никогда. Кто еще готов применить на этом месте оружие? Есть такие?
– Говоришь, пять серебряных монет, стрелы и сухари? – спросил заискивающим голосом мародер с тюрбаном на кривой голове. – Мы согласны, Кудесник. Забирай парня! Он твой!
Лан фыркнул. Как же он все-таки презирал мародеров – эту мерзкую, трусливую породу, которая представляла опасность, лишь имея численный перевес и прочие преимущества над противником.
– Из-за вашего упрямства я лишился одного из приказчиков, – холодно произнес Кудесник. – А он обошелся мне куда дороже, чем вы можете представить своими мелкими, подточенными глистами и радиацией мозгами. Только пять монет! – он сдвинул брови. – И расходимся подобру-поздорову.
– Ладно-ладно, Кудесник! – зачастили тверские. – По рукам!
– Еще чего… держите свои руки при себе! – помощник Профессора снял с пояса туго набитый кошель, отсчитал монеты и бросил их на землю.
Один из серолицых подошел к Лану и положил руку на его плечо. Тщетно Лан пытался разглядеть на бледной физиономии хоть какие-то человеческие чувства: скорбь по погибшему товарищу, быть может, – гнев на Кудесника, или надлом и нежелание выполнять приказы. Ничего не читалось в стеклянных глазах. И пахло от него не как от человека, а какой-то химией. Лан подумал, что телохранитель Кудесника – на наркотиках, и те, выводясь из тела с потом, в ответе за этот запах.
Лан поднялся и пошел, опустив голову, туда, куда вели его люди Кудесника. При этом он постарался не задеть босыми ногами два мумифицированных тела, что лежали друг напротив друга на середине пыльной площадки.
Кудесник свернул на тропинку, что вела между высоченными грудами колотого кирпича и бетонных обломков. Хомут пошел сразу за ним, а Лан оказался рядом с двумя серолицыми.
– Как поживает Профессор? – поинтересовался Лан, осторожно ступая по россыпям щебня.
– Ты с ним встретишься, – уклончиво ответил Кудесник.
Лан хохотнул. Само собой, они встретятся! Позер Профессор не откажет себе в удовольствии плюнуть беглому гладиатору в лицо, а затем превратит свою личную месть в эпическое шоу.
Интересно, а сможет ли он – босой, не вполне оправившийся после ранения и со связанными руками – справиться с четырьмя? Ведь приличное оружие есть только у Хомута. Серолицые хмыри, вроде, неплохо обращаются с ножами, но ему хватит и ног, чтобы вырубить обоих. Кудесник не вооружен, к тому же он не производит впечатления человека силового действия.
Лан напрягся, мысленно прокручивая вероятный ход предстоящего поединка. Шансы были невелики, ведь Хомут одним выстрелом, даже не особо целясь, мог превратить его в решето.
Незадача. Так он и Светозару не поможет, и задание воеводы не выполнит. Черт, еще и эта миссия – как ком в горле. Но от мифического нейроманта, слава богу, в данный момент не зависит жизнь общины. Это во время похода на Арбат сотни раненных защитников Кремля нуждались в дефицитных лекарствах, причем – срочно. А сейчас дело было связано, скорее, с перспективой. Ну ее, эту перспективу, крысопсу под хвост! Брата нужно выручать, причем – как можно скорее! И если удастся вырваться из плена, а затем – спасти Светозара, то он с готовностью понесет любую ответственность за провал текущего задания.
Значит, решено. Сначала – Светозар, а потом все остальное. Воеводе можно будет сказать правду – действовал по обстоятельствам. Если Военный Приказ посчитает нужным – пусть разжалуют его в пахари. А еще лучше – изгонят из крепости, тогда он с чистой совестью сможет отправиться на поиски Мары.
От этих хаотичных мыслей разболелась голова. Носом снова пошла кровь, с подбородка закапало. В хорошей же он форме, чтоб идти с босыми пятками на ножи и дробовик. Что делать? Ведь ограда Новоарбатовки уже близка; когда он окажется за частоколом, выбраться на свободу будет во много раз сложнее.
Лан, борясь с подступающим отчаянием, осмотрелся.
Если пластуны Кремля сейчас наблюдают, то самое время им вмешаться. Но разведчиков Лан опять не увидел. Зато обнаружил, что из-за ржавой, оплетенной вьюнами опоры, венчающей одну из кирпичных груд, на них сверху пристально глядит «Раптор В1». На помятом, много раз ремонтированном корпусе био остались следы камуфляжной раскраски. Когтистые пальцы на передних лапах – таких похожих на человеческие руки – то сжимались, то разжимались, словно робот держал в ладонях по невидимому пульсирующему сердцу. Человеческие глаза, укрытые за мутными, треснутыми бронестеклами, излучали ненависть ко всему живому и всепоглощающее чувство голода. Но все же «Раптор» не нападал, и лишь непрерывное шевеление пальцами говорило, что он ведет нешуточную внутреннюю борьбу, кое-как удерживая себя от нападения на маленький отряд Кудесника.
Сначала Лан подумал, что здесь действительно не обошлось без чьего-то сверхъестественного вмешательства. Чтобы «Раптор» не набросился, видя перед собой легкую цель, – быть такого не могло! Не дробовика же он опасается. И фраза воеводы, дескать, Новоарбатовку может опекать один из этих нейромантов, обрела для Лана более определенный смысл.
Потом Лан подумал, что при попытке к бегству его добьет если не охрана Кудесника, то уж точно «Раптор».
Следом за этой мыслью пришло осознание, что он проиграл. Выкидывать фортели сейчас – самоубийство. Придется затаиться и снова подыгрывать дельцам Арены, чтобы выжить. А выжить нужно, потому что Светозар в плену у неизвестных. Потому что где-то там Мара в одиночку пробирается через населенные неведомыми мутантами окраины Москвы. Потому что Кремль ведет борьбу с полчищами нелюдей, стремящихся или изничтожить род людской под корень, либо загнать в каменный век, опустив до уровня трупоедов.
Остальные тоже заметили присматривающего за ними «Раптора». Ускорили шаг. Один из серолицых толкнул Лана между лопаток, и тот едва не потерял равновесие на месиве из кирпичного и бетонного лома. Но пленник молча проглотил этот толчок, даже не взглянув на обидчика.
За воротами Новоарбатовки его узнали. Завсегдатаи зрительских трибун Арены – бандиты и мародеры всех мастей, приходящие сюда, чтобы расслабиться и спустить награбленное, маркитанты, караванщики, бродяги-одиночки, мутанты, сохранившие привязанность к человеческой среде; местные жители, занятые в обслуживании Арены, новоарбатские кузнецы, плотники, гончары, кожевники, повара, лекари, огородники, шлюхи, скотники, торговцы – все, так или иначе, реагировали на появление Лана. Кто-то бормотал проклятья и плевал ему в след, потому что в свое время Лан вместе с Титаном и Марой отправили на корм трупоедам многих уважаемых наемников и охотников за головами. Кто-то изумленно таращился, а потом начинал похохатывать, показывая кулак с выставленным большим пальцем вверх, – эти люди помнили Лана в бою и открыто сопереживали ему, когда на беглецов была объявлена охота. Кто-то тут же бежал в контору Арены, чтобы сделать новую ставку. Кто-то старался обойти Лана десятой дорогой.
Над приземистыми и неказистыми строениями Новоарбатовки возвышалась Арена. Ее деревянные стены резонировали от гомона зрителей, звона железа, криков дерущихся рабов и боя барабанов. Этот зов Лан слышал даже за стенами Кремля; этот зов наполнял его неосознанной уверенностью, что он еще вернется на серый песок ристалища, чтобы лить кровь – свою и новых соперников – на радость толпе, которую он презирал. Это был его кошмар, его судьба и его путь.
Арена была голодна: так же, как и встретившийся им по дороге «Раптор». Арена рычала, ощущая, что беглец, который задолжал ей последний бой, вернулся.
Кудесник что-то проговорил Хомуту, а затем ушел. Серолицые последовали за ним, точно привязанные. Неподалеку от Лана и его оставшегося в одиночестве сопровождающего стали собираться наемники, блюдущие в Новоарбатовке порядок. Почти у каждого из них имелся на Лана зуб.
– Ну, что ж, – сказал Хомут. – Это – твой новый дом, – и он указал стволом дробовика на сруб из бревен хищных деревьев, что стоял по соседству с Ареной. Темные доски с отчетливым рисунком растительных псевдомышц, сосудов и пищеварительных каналов, плоская крыша, обросшая желтым гнилостным мхом, широко распахнутая двустворчатая дверь, клубящийся сумрак за порогом и резкий, вышибающий слезу животный смрад, что распространялся от строения волнами – узилище? живодерня? Лан не понимал, что ему уготовано; он ожидал, что после короткой беседы с Профессором, во время которой хозяин Арены вдоволь поглумится и позлорадствует над пленником, его сразу бросят в бой. Профессор не упустит возможность устроить грандиозное шоу, а Лану, как всегда, останется лишь одно: выживать-выживать-выживать и снова выживать.
Хомут подтолкнул Лана к срубу.
– Ты полегче с руками, я не всегда буду связан, – предупредил мордоворота пленный дружинник, на что Хомут лишь шепотом выругался и смачно сплюнул.
Из сруба доносились странные звуки: вздохи, неразборчивое бормотание, гнусавое мяуканье и шипенье. Лан, морщась, перешагнул порог. Вонь была куда ядреней, чем в кремлевском хлеву с турами и свиньями. Сумрачный коридор с покрытым жирной грязью полом из неструганных досок тянулся метров десять. По обе его стороны виднелись ржавые и местами сильно погнутые решетки. Клетки… Множество клеток, размером, примерно, три на три, и в каждой кто-то находился.
Ну, точно – тюрьма. Как прозаично… Неужели Профессор решил упрятать в застенки прославившегося несколькими удачными боями и еще более удачным побегом бойца? В таком случае шоу не состоится, а для Профессора шоу – важнее всего, это и его репутация, и богатство, и, в конце концов, форма самореализации. Ведь это он сплел паутину, а бойцы, равно как и зрители, – лишь угодившие в сеть мошки.
В дальнем конце коридора маячили громоздкие фигуры. Пузатый здоровяк с лицом идиота и распирающей драную майку почти женской грудью двинулся навстречу Лану. В его жирных, но безусловно сильных руках была зажата двухметровая жердина с петлей на конце, – такой штукой, наверняка, удобно ловить диких животных. Из-за спины здоровяка на Лана боязливо поглядывало существо столь чумазое и забитое, что его оказалось трудно с первого взгляда назвать человеком. Наверняка, это был немолодой дурачок из местных, который выполнял самую грязную работу.
Лан во все глаза глядел на приближающегося здоровяка, но особенно – на жердину с петлей в его лапищах. Не очень бы хотелось, чтоб эта веревка оказалась на шее.
Оглушительно лязгнуло железо, и возле головы Лана промелькнуло, самую малость не дотянувшись до виска, щупальце с длинным кинжаловидным когтем на конце. Лан дернулся, собираясь упасть и уйти перекатом подальше от опасности, но Хомут поймал его за локоть. В тот же момент здоровяк набросил пленнику на шею петлю. Лан оказался обездвиженным. Кое-как повернув голову, он увидел, что возле первой от входа решетки стоит, вцепившим мускулистыми ручищами в прутья, чудовищный мутант. У бестии была скульптурная фигура тяжелоатлета – сплошные рельефные мышцы, но из живота и из груди росли две пары щупалец с когтями. Лицо же мутанта представляло собой безобразное месиво из наслоений дикого мяса, а глаза светились, словно два уголька.
– Куда? – грозно проревел здоровяк, имея в виду Лана, и только тогда дружинник, наконец, смог оторвать взгляд от урода, пялящегося на него из-за решетки.
– В клетку, – отозвался Хомут сдавленным голосом.
– На кой?.. – спросил, не меняя интонации, здоровяк.
– Приказ Кудесника, – весомо ответил охранник.
– Ла-а-адно… – протянул пузатый и дернул за жердину.
– Полегче, окорок! – прошипел Лан, но его, похоже, никто не услышал. Поднялся шум и гам, решетки по обе стороны коридора содрогались от ударов лап, рук, щупалец, сегментированных хвостов кошмарных и невообразимых мутов, порожденных радиацией, Полями Смерти и генетическими экспериментами.
В одной клетке сидел страшно худой и угрюмый человек с крючковатым носом и похожими на плащ перепончатыми крыльями за спиной. В другой к прутьям притулилась замшелая коряга… которая при приближении Лана внезапно ожила, сверкнула красными плотоядными глазами и протянула сквозь решетку узловатую ветвь, оканчивающуюся почти человеческой кистью с длинными пальцами. В третьей клетке бесновался, пытаясь расшатать прутья, лоснящийся от пота двухметровый амбал с крысособачьей головой; из песьей пасти летели брызги слюны.
Зверинец. Лан вспомнил это слово. Он уже слышал его раньше, когда был гладиатором. В зверинце Арены люди Профессора держали самых экзотичных и злобных мутантов для будущих сражений. Для будущих шоу, – как любил называть эти действа Профессор.
В глубине коридора скрывался спуск, скользкие деревянные ступени вели в освещенную факелами подземную часть зверинца, которая, наверняка, находилась прямо под Ареной. Лан представил, как мерзких тварей выволакивают из клеток, затем их, взбешенных, тащат по коридору, опутав веревочными петлями, а потом выталкивают на ристалище, где уже ждет гладиатор.
Здоровяк распахнул клетку возле ступеней. В темной и смрадной глубине кто-то лежал, скорчившись на мягком от наслоений грязи полу. Громко жужжали мухи. Пузатый схватил лежащего за ногу и без всяких церемоний выволок в коридор. Лан увидел тщедушное существо с лысой пупырчатой головой и покрытой ороговевшими пластинами нижней частью лица. Одето оно было в бесформенную рубаху из мешковины. На глазах мутанта белели мутные бельма. Судя по оставшейся на полу дорожке из упитанных опарышей, существо было мертво, причем – не первый день.
Лан только открыл рот, чтобы сказать, что он ни за что не войдет в эту вонючую клетку, и что пусть его лучше убьют на месте, но в этот момент петля на его шее затянулась до такой степени, что стало невозможно говорить и вообще совершать осмысленные действия.
Пузатый, держа жердину одной рукой, сноровисто втолкнул Лана в клетку, и лишь после этого веревка на горле пленника ослабела. Лязгнула, захлопываясь, решетчатая дверь.
Лан хакнул, судорожно вдохнул полной грудью, и его едва не вырвало.
– Руки! – простонал он сквозь сжатые зубы. – Мои руки!
– Давай сюда, – пробурчал Хомут.
Дружинник просунул связанные руки между прутьями решетки. По покрытой плесенью и разводами стене промелькнул «солнечный зайчик» – блик от лезвия ножа. Но лезвие впилось не в веревки, стягивающие запястья Лана, а коснулось горла пленника над кадыком.
– Теперь тебе придется очень постараться, чтобы попасть на Арену, – услышал Лан за спиной прерывистый голос Хомута. – Ты теперь на дне, приятель. И никто не подаст руку помощи. Ты на самом нижнем кругу ада.
– Я понял, – отозвался Лан. – Руки развяжи.
Хомут хмыкнул, потом принялся торопливо пилить веревки. Лан вновь поморщился от боли, возникло ощущение, что по его венам хлынула не кровь, а лава. Охранник отошел от решетки, одновременно Лан отпрянул в глубь клетки. Руки пылали, и Лану пришлось сильно постараться, чтоб не заорать в голос. Нечего было радовать криками боли и без того взбудораженных появлением нового пленника мутов, а также самих тюремщиков: не дождутся.
– Будь осторожней во сне, – напутствовал Хомут, пряча нож за пояс. – Сдвинешься на метр влево – тебя сцапает вот это… – из соседней клетки Лана настороженно изучал, шевеля длинными тараканьими усами, очередной мутант, который представлял собой смесь человека, осьминога и насекомого. – Ну, а если сдвинешься вправо, – продолжил охранник, – тебя приласкает старая подружка…
«Мара!» – сразу же подумал Лан, и сердце его екнуло.
Но, увы, в соседней клетке справа Мары не оказалось. На полу сидела, приникнув оплывшим рылом к решетке, старая и толстая самка нео. Мамаша Лу… Действительно – вот так встреча. Некогда мамаша Лу возглавляла клан изгоев: самых опустившихся и звероподобных нео, с которыми брезговали знаться остальные кланы. Лан попал к ним в лапы вместе с Каином – одним из тверских мародеров. Сыновей мамаши Лу убили бандиты, когда вызволяли из плена своего человека, а жирную матрону продали Кудеснику вместе с Ланом. Это произошло во время похода на Арбат. С тех пор мамаша Лу томилась в клетке. Судя по многочисленным свежим шрамам, мамаша несколько раз побывала на Арене и выжила. Но при этом не стала менее жирной.
– Я помню тебя, хомо с глазами цвета моря, которого Лу никогда не видела, – медленно, с трудом подбирая слова, проговорила самка. – Я все помню. Как другие злые хомо убивали моих сыновей. И как плакал малыш, чья шерстка не успела обсохнуть после рождения. Злой хомо бросил кроху в котел с кипящей водой.
– В общем, любезничайте, – разрешил Хомут, затем смачно харкнул и удалился.
На Лане по-прежнему была кольчуга. Чтоб ее снять, потребовалось бы развязать пленнику руки и стащить доспех через голову; похоже, не нашлось никого, готового так рисковать. Кольчуга – уже что-то, защитит от ножа, от когтей и от зубов. Лан провел пальцами по холодным стальным кольцам, пытаясь хоть немного собраться с мыслями и отвлечься от боли в руках, полоумного бормотания старой нео и всепроникающего смрада.
– Чрево мамаши Лу с тех пор пусто, – продолжала бормотать самка. – Мамашу Лу больше никто не любит и не чтит. Мамашу заставляют драться с хомо, вооруженными острым железом. Мамаша давит черепа хомо руками. Зажимает их между ладонями и давит, как это делали ее любимые сыночки – Кой-Кой и Ырк, которых убили злые-злые-злые хомо.
Мутант из клетки слева – страхолюдный человек-осьминог-насекомое – попытался достать Лана щупальцем. Убедившись, что до дружинника не дотянуться, чудище пришло в неистовство: набросилось на прутья и стало протискиваться между ними, при этом тело его сминалось, становилось плоским, словно у пытающегося пробраться между половыми досками таракана. Возня мутанта снова всполошила весь зверинец; завыл собакоголовый, крылатый человек принялся метаться по клетке, оглушительно вереща и поднимая ветер. А на нижнем этаже подало голос нечто огромное, заглушив на несколько мгновений басистым рыком воцарившуюся какофонию. После этого шум начал стихать.
Так и не сумев просочиться сквозь решетку, человек-осьминог-насекомое отступил к задней стене зверинца, затем без видимых усилий взобрался по ней на потолок и там замер, мгновенно слившись с тенями и став невидимым.
Тогда Лан осмотрелся. Желоб с водой проходил вдоль стены зверинца через все клетки. Вода струилась ленивым потоком со стороны входа в глубь строения, неся мелкий мусор и клочки шерсти. То есть, Лану пришлось бы пить ту же самую жидкость, в которой полоскал языком человек-осьминог-насекомое и еще с полдесятка бестий. Из грязи, выстилающей пол, выпирало что-то округлое. Лан подцепил штуковину большим пальцем ноги и перевернул, оказалось – это глиняная миска. А засохшие потеки вокруг места, где раньше стояла миска, значит, остатки еды. М-да, питание здесь явно ни к черту. Хорошо, что покидая Кремль, они со Светозаром основательно подкрепились, – по распоряжению сотника им выдали двойные порции… Как там сейчас брат? Тоже угодил в дыру, наподобие этой? Или судьба ему уготовила нечто похуже?..
– Псс! Псс! – услышал Лан присвист. – Шеловеше!
Из клетки, что была через коридор, на Лана глядели двое дампов. Одинакового роста, одинакового дистрофичного сложения, вместо одежды – полосы ткани, прикрывающие гниющие заживо тела. С этой породой Лан уже сталкивался на Арене. Вдвоем с Марой они покромсали семерых таких же мутов, та еще была схватка.
– Пошабавимша… – пообещал один из этих двоих. – Нынше ношью… Пошабавимша…
А его товарищ провел по пруту решетки синим распухшим языком и по-змеиному зашипел, показав заостренные зубы.
Лан ушел в глубь клетки, сел на пол. В грязи копошились личинки, время от времени щекоча дружиннику босые ноги. С желоба капала вода, поэтому не могло быть и речи, чтоб привалиться спиной к задней стене и попытаться немного отдохнуть. А ложиться на грязь, подобно свинье… Нет, пока он не мог пересилить отвращение.
Какие на него планы у Профессора? Как подать сигнал своим, что ему требуется эвакуация? Где обещанное прикрытие?
Он сидел, обхватив себя руками. Холод стальных колец доспеха под подушечками пальцев немного успокаивал.
Может, разведчики не вмешались, потому что решили, будто все идет по плану?
Может, все действительно – как надо, и ему стоит сконцентрироваться на поставленной задаче?
Но какая может быть задача, когда Светозар в беде!
– Мамаша Лу так скучает по своим сыночкам, – продолжила старая нео. – Они были ей и детьми, и ласковыми мужьями. Может, хомо станет новым сыном мамаше Лу? Может, хомо станет ее новым мужем? – длинная обезьянья рука с отрубленными мизинцем и безымянным пальцем просунулась между прутьями решетки и пошарила внутри клетки Лана. К счастью, до человека ей было не дотянуться.
Лан старательно игнорировал мамашу. Толку-то отвечать полоумной? Бросишь фразу-другую, и она, чего доброго, решит, будто дружинник не прочь поболтать, и будет нудить бесперечь.
Мамаша заухала, вскочила на ноги и принялась расхаживать по клетке, почесываясь то там, то здесь.
– Побрешговал мамашей… – прокомментировал один из дампов, поправляя на голени «бинты». – Побрешговал, мальшишка… Мамаша хороша… Хороша… Шладкая…
Лан почувствовал, как что-то тупое тычется в прикрытое кольчугой плечо. Оказалось, что человек-осьминог-насекомое тихонько спустился с потолка и, оскалив от усердия пасть, снова пытался достать человека. Напряженное щупальце натянулось, словно канат, к которому подвешен солидный груз; слышалось, как скрипят сухожилия. Встретившись с Ланом взглядом, мутант принялся натужно дышать, при этом из его пасти вырывались облачка пара.
У предков было такое выражение: «оказаться между львом и крокодилом». Лан видел львов и крокодилов на рисунках в старинных книгах. Куда этим вымершим хищникам было до нынешних мутов – уродливых до омерзения, свирепых и хитрых, как маньяки.
Послышалось шлепанье босых ног по полу. У входа в клетку Лана возник сгорбленный силуэт. Лан было напрягся, но потом понял, что это всего лишь грязный и забитый дурачок, что маячил давеча в коридоре зверинца. В руках у опустившегося создания были грабли с налипшим на зубцах навозом, тяпка; на плече висела пара ведер со связанными веревкой ручками. Дурачок зачем-то остановился напротив Лана и стал пристально его разглядывать.
– Ты пришел почистить клетку? – спросил, поднимаясь на ноги, Лан. Было бы неплохо, если бы кто-нибудь соскоблил с пола грязь и червей. Лан даже сам бы это сделал, только он опасался, что тяпку ему не доверят, ведь этот инструмент в руках дружинника мог бы стать бердышом.
– Нет! – бросил неожиданно злым и напористым голосом дурачок. – Я пришел убедиться, что ты хорошо устроился!
Лан осторожно подошел к передней решетке. Человек-осьминог-насекомое все еще тщился достать его щупальцем, из пасти мута на пол капала слюна. Дурачок поставил ведра на пол, оперся на грабли и тяпку, словно на костыли.
Вместо одежды – лохмотья, словно на полудиком муте, который практически не держится за свою человекоподобность. Лицо в грязи и внушительных лилово-красных кровоподтеках, на голове – очень короткие плешивые волосы. Дурачок улыбнулся, – даже при почти полном отсутствии зубов это была злорадная, едкая, полная самых темных чувств усмешка.
– Узнал?
– Чур меня! – выдохнул Лан. Он был уверен, что эта встреча состоится. Знал, что кое-кто не упустит возможность поглумиться над беглым гладиатором, ныне очутившимся в плачевном и очень ненадежном положении. – Профессор! – от изумления Лан невольно открыл рот. – Вы ли это?
– Изменился, да? – грязный и жалкий человек положил бугрящиеся от кровавых мозолей руки на решетку. – И это все благодаря тебе, мой мальчик… – маленькие красные глаза глядели из-под распухших после побоев век прямо в душу Лана. Голос приобрел зловещий оттенок.
– Не могу сказать, что рад нашей встрече, – Лан немного оправился от неожиданности. – А с вами-то что случилось?
– Я потратил слишком много сил и ресурсов для поимки тебя, Титана и Мары, – сказал Профессор. – Погибло несколько десятков наемников и бандитов. Вас поймать не удалось, в итоге во всем оказался виноват я, и мне же пришлось, как говорят в некоторых районах, «ответить» перед группировками, – он тихонько засмеялся, подергивая губами, покрытыми кровавой коркой. – Потом Кудесник организовал переворот. Он отобрал все то, что было накоплено мной за годы существования Арены! Кудесник распорядился, чтоб мне отрубили голову, а тело отдали на корм био, как какого-то мертвого гладиатора. Но мне удалось вымолить пощаду! Да-да, я долго его умолял! Я лизал ему сапоги и валялся в пыли! Я пообещал, что буду служить ему до конца жизни и выполнять самую черную работу, которую мне только поручат, – Профессор отошел от клетки. – И вот я здесь, – он развел руками. – И ты теперь тоже здесь! Какое совпадение! Можешь представить мою радость?
Дело, конечно, труба. Но все пошло не так с того момента, как Лан увидел утыканные стрелами тела Кривых Шрамов. Сам по себе потерявший власть Профессор не выглядит очень опасным, в отличие от мамаши Лу или человека-осьминога-насекомого, если только бедолага не прячет под своими лохмотьями пистолет. Впрочем, последнее тоже не исключено. Профессору ничего не мешает выждать, пока пленника смотрит сон, и потом, проходя по коридору, выстрелить спящему в голову. Если жажда мести окончательно сведет бывшего хозяина Арены с ума, то он так и поступит…
Но эту ситуацию можно было бы попытаться повернуть в свою пользу, надо только надавить на нужные точки.
– Профессор, – Лан шепотом обратился к тени былого человека, – помогите мне выбраться, и вам больше не придется чистить клетки. Я уведу вас в Кремль, и вы сможете начать жизнь заново…
«И заодно расскажешь воеводе все, что знаешь о нейромантах», – договорил он про себя.
Небритая щека Профессора задрожала от мелкого тика.
– Ты… обещаешь мне защиту? – переспросил он, не веря своим ушам.
– Профессор, честное слово! – Лан положил руку на сердце. – Мне нужно поскорее выбраться! Мой друг… – он не стал раскрывать перед бывшим врагом все карты… – мой побратим попал в беду. Его взяли в плен какие-то сукины коты, которые носят черные маски на лицах и вооружены до зубов старинным оружием.
Профессор закивал. Мол, да-да, продолжай.
– Мы сейчас с вами в одной лодке! – убежденно проговорил Лан. – Помогите мне! Я знаю, что вы можете. А я помогу вам! Мне нужно поскорее отсюда выбраться!
Профессор отступил еще на несколько шагов. В зверинце было относительно тихо; лишь на нижнем уровне ворочался в клетке некто громадный, и каждое движение неведомого существа порождало небольшое, но ощутимое землетрясение. Лан слышал, как капает вода, как мамаша Лу ловит блох, а человек-осьминог-насекомое устраивается поудобнее среди теней на потолке.
– Лан, – Профессор поднял тяпку, повертел ее черенок в дрожащей руке, словно представляя, как острая стальная насадка раз за разом вонзается дружиннику в темечко. – Мой дорогой Лан… – повторил он и мечтательно улыбнулся. – Мне доставит неимоверное удовольствие наблюдать, как день ото дня ты будешь становиться слабее. Ты не сможешь спать, ты не сможешь есть и пить, каждое мгновение оставшейся жизни тебе будет грозить опасность.
Лан разочарованно вздохнул. Почему же все люди, которые сегодня встречались у него на пути, не хотят внимать голосу разума? А еще – Профессор… Ёжкин кот ты ходячий, а не ученый муж.
– Потом, когда ты совсем ослабнешь, – продолжал мечтать бывший хозяин Арены, – я впущу в твою клетку братьев Шептунов, – он указал на двух дампов, и те, увидев этот жест, снова подошли к передней решетке своего узилища и стали прислушиваться. – Они медленно разберут тебя на косточки, филе и требуху, оставляя в живых так долго, насколько это будет возможно.
– Пошабавимша… – вновь послышался шипящий гаденький голосок. – Шегодня ношью… пошабавимся!
Второй дамп неожиданно заперхал, подергиваясь всем телом и сплевывая бурую слизь. Он кашлял долго и мучительно; а следом по своей клетке принялся метаться крылатый человек, истошно вопя и колотя по решетке. Каждый крик мутанта бил по ушам, а заодно – и по нервам.
Лан отступил в глубь клетки. Профессор дождался своей минуты триумфа, не стоило давать ему повод растянуть эту минуту на больший срок.
– Из-за тебя я оказался на дне, из-за тебя я лишился всего, в том числе – и собственной личности, – сказал Профессор, когда шум в зверинце стих. – Но в моей власти сделать так, чтоб в нужный момент решетки одних клеток оказались открытыми. Этого будет достаточно, чтобы… – он сделал паузу, облизнул губы и со смаком договорил: – Чтобы насладиться тем, как ты умираешь. Твои соседи – потолочник, старая нео и дампы – идеально подходят, чтобы осуществить мою месть. Их ничему не надо учить, они сами сделают все, как надо.
Профессор пытливо заглянул в клетку Лана, он собирался добавить что-то еще, но на нижнем уровне прорычали:
– Проф, твою мать! Где тебя носит, чушка смердящая? Или навоз сам себя уберет?
– Бегу-бегу-бегу… – заблеял бывший делец, отступая от решетки. – Уже бегу-бегу-бегу…
Он исчез, только суетливо зашлепали по полу босые ноги. Потом внизу взревели – пьяно, нечленораздельно, загремели пустые ведра: очевидно, Профессора огрели за нерасторопность чем-то тяжелым.
«А как там, интересно, Денис и Мстислав?» – отстраненно подумалось Лану. Парням сейчас тоже, наверняка, непросто. Дай бог, чтоб у них все получилось, и они вернулись в крепость живыми и с найденным посольством.
«А как там Мара?..»
Лан потер ладонями виски. Быть может, все эти кошмарные сны и дурные предчувствия были предупреждением? Они предвещали, что в ближайшем будущем он серьезно влипнет… Но что теперь гадать? Что сделано – то сделано, от предложенной воеводой миссии он бы и во второй раз не отказался. Мир суров и бесчеловечен. А с воинов в нем двойной спрос. Попал в переделку – думай, как выкрутиться. А паниковать толку нет. Паникуют пахари, когда долгоносик урожай жрет.
Смотритель зверинца занялся кормежкой подопечных. Он катил по коридору тачку, на которой имелось несколько кусков сырого мяса и пара выварок со столь вонючей баландой, что ее запах перебивал даже обычный фоновый смрад. Подопечные оживились, заворчали, зашипели на разные голоса. Человек-осьминог-насекомое, которого Профессор назвал потолочником, получил половину туши крупной крысособаки. Зажав ужин в пасти, потолочник быстро взобрался на свое привычное место и там заработал челюстями, с хрустом кроша ребра и позвонки. Смотритель подошел к клетке Лана, просунул между прутьями решетки черпак на длинной ручке и до краев наполнил миску серо-желтой похлебкой. Из юшки всплыло человеческое ухо. Лан никак не отреагировал на это подношение. Смотритель, ухая то ли от икоты, то ли от смеха, покатил тачку дальше.
Лан пнул миску пяткой, та отлетела к боковой решетке и разбилась. Баланда растеклась по полу, личинки, живущие в грязи, радостно задергались.
Был поздний вечер – время, когда зрительские трибуны полны народу, а на Арене сражаются самые лучшие, любимые публикой гладиаторы. Лан измаялся. Время от времени он ходил по клетке, следя, чтоб из боковых решеток не выпросталось щупальце потолочника или лапа мамаши Лу. А в основном – сидел, уткнувшись лбом в колени, пока не начинала одолевать дремота.
По коридору снова прошелся смотритель, на этот раз в его руках была жердина с петлей. За ним следовали с полдесятка крепышей в камуфляжной экипировке наемников. Смотритель остановился возле клетки с собакоголовым и свистом разбудил мутанта. В следующее мгновение на шее чудища затянулась петля. Собакоголовый угрожающе заворчал, вцепился пальцами в веревку. Заскрипел замок, отворилась решетчатая дверь; клетку мутанта заполнили наемники. Не прошло и минуты, как собакоголового уже вели по коридору с заведенными за спину руками и с веревками на шее и в пасти.
«Ослаблен», – подумалось Лану. И это немудрено: в таких условиях содержания и с такой едой. Ему показалось, что, будь собакоголовый в лучшей форме, всем этим людям пришлось бы плохо.
Он подошел к передней решетке своей клетки и ударил по ней кулаками.
– Мне нужен Кудесник! – закричал, не жалея легких. – Позовите Кудесника!
Что он хотел от этого хлыща? О чем с ним думал договориться? Может, собрался валяться у его ног, обутых в хромовые сапоги, по примеру Профессора?
На Лана словно затмение нашло. Он продолжал колотить кулаками по решетке, требуя встречи с новым хозяином Арены. Но всем было наплевать на поднятый им гам, кроме крылатого человека, который ожидаемо всполошился и принялся метаться, оглашая зверинец пронзительными криками, похожими на скрежет раздолбанных сервоприводов биоробота.
В конце концов, Лан сдался и снова сел на пол в глубине клетки. Рассаженные ладони ныли. Плохо, что он умудрился потерять контроль. А еще, ёжкин кот, дружинник…
В плечо снова настойчиво ткнуло нечто тупое. Лан повернул голову и увидел потолочника, приникшего к боковой решетке клетки. С пасти мутанта капало, между зубами темнели ошметки крысособачьего мяса. Пыхтя от усилий, человек-осьминог-насекомое пытался оплести соседа щупальцем.
– Не нажрался, да? – Лан вскочил. Волна гнева снова накрыла его с головой. Этот густой от вони воздух, это отвратительное копошение червей под ногами, вопли крылатого человека, звероподобные фигуры, утробные рыки – всего этого было слишком много для одного молодого воина: измаявшегося, переполненного жаждой действия и страхом за попавшего в беду брата.
– Добавки хочешь? – Лан без страха шагнул в объятья щупалец, и те, горячие, как трубы с кипятком, трепетно обвили ему спину и плечи, подтолкнули навстречу раскрывшейся, словно вычурный алый цветок, пасти.
Лан одним неуловимым движением подхватил с пола осколок миски, – тот был жирным и скользким на ощупь, – сразу же вонзил его в фасеточный глаз потолочника на всю длину. Брызнула стеклянистая влага, смешанная с кровью. Мутант еще толком ничего не успел понять, а Лан уже перехватил его щупальца, будто это были поводья фенакодуса, и потянул к себе. Потолочник отпрянул, гибкие конечности натянулись и затрещали от напряжения. Мутант был силен… даже – дьявольски силен, но куда ему состязаться в «перетягивании каната» с взбешенным дружинником?
Лан рванул потолочника на себя, заставил его удариться грудью и мордой об решетку. Клацнули устрашающие зубы, чудовище откусило само себе половину языка. Когда Лан во второй раз приложил потолочника об решетку, в пасти у мутанта уже булькала кровь. Но Лан не останавливался, он с силой дергал за щупальца, раз за разом посылая беспокойного соседа на стальные прутья. От ударов содрогались сразу несколько клеток. Притихшие обитатели зверинца молча глядели на происходящее и лишь подергивали ноздрями, ощущая пьянящий запах крови.
Когда избитый потолочник обмяк, Лан просунул руку в его клетку, обнял мута за шею, словно старого приятеля, а потом с силой сжал. Хрустнули шейные позвонки, из пасти вывалился укороченный язык, а щупальца заметались, сворачиваясь кольцами и разворачиваясь обратно, словно гигантские дождевые черви.
Убедившись, что мутант мертв, Лан вернулся на середину своей клетки и снова сел. Он восстановил дыхание и приготовился терпеливо ждать, однако не прошло и десяти минут, как появился смотритель зверинца. Здоровяк вальяжно шел по коридору, звеня связкой ключей на поясе и громыхая по прутьям решеток жердиной с петлей. Возле клетки с мертвым потолочником он остановился, точно налетел на невидимую преграду. Его маленькие поросячьи глазки недоуменно заморгали.
– Кузя! – позвал он, осторожно приближаясь к решетке. – Кузнечик, ты чего? Приболел?
Потолочник, само собой, ничего ответить не мог. Он валялся с широко распахнутой пастью и глядел в пустоту помутневшими фасетками единственного уцелевшего глаза. Кончик одного из щупалец все еще подрагивал, реагируя на затухающие сигналы нервной системы.
– Кузя! – смотритель встревожился не на шутку. – Кузя, что стряслось?.. – он собрался было открыть дверь, но потом его осенила внезапная догадка. Здоровяк медленно отпустил связку ключей, и так же заторможенно, словно пребывая в сильнейшем шоке, повернулся к Лану.
– Ты! – в этой коротком выкрике можно было услышать и вопрос, и невозможность поверить собственным глазам, и обвинение.
Лан виновато развел руками и покачал головой.
– За него же было серебром уплачено! – вскипел смотритель. – Прекрасная половозрелая особь из МГУ! Да за это Кудесник с тебя шкуру спустит! – и, не имея больше сил сдерживать гнев, здоровяк перехватил покрепче свою жердину, а затем с привычной сноровкой сунул ее в клетку Лана, чтоб набросить на шею дружинника петлю. Но у Лана ушки уже были на макушке, и он не позволил поймать себя столь унизительным образом во второй раз.
У него не было плана действий. Он даже смутно не мог предположить, как будут развиваться события дальше. Все, что ему оставалось, – лишь действовать по ситуации, и искать возможности. Для начала – возможности сохранить себе жизнь.
Петля захлестнулась на левом предплечье Лана, которое тот специально выставил вперед. Когда веревка врезалась в мышцы, Лан вцепился в жердину пальцами, точно кузнечными клещами. Смотритель попытался освободить свой нехитрый инструмент, но не тут-то было. Лан ударил по жердине ногой и перебил ее на середине длины; мгновенно освободил предплечье из петли, перехватил оказавшийся у него в руках обломок, и накинул веревку на шею смотрителя. А дальше – поступил с ним примерно так же, как и с потолочником: бросил здоровяка физиономией на решетку своей клетки. Смотритель обиженно хрюкнул, вытащил из кармана складной нож, но Лан отобрал это оружие до того, как здоровяк успел понять, что происходит. Следом за ножом в руках у дружинника оказалась и связка ключей.
– Э! А ну – руки! – послышался чей-то испуганный голос. К клетке подбежал охранник арены, вооруженный помповым ружьем. Наемник был совсем юным, и старая, с чужого плеча, «горка» сидела на нем, точно мешок. – Ты чего?.. Совсем?.. Отпусти его! – от волнения он глотал слова.
Лан спрятался за прижатым к решетке здоровяком, словно за живым щитом. Чтоб у смотрителя зверинца отпала любая мысль о сопротивлении, Лан нанес ему короткий, но сокрушительный удар под дых.
– Руки! – молодой охранник метался за спиной у смотрителя, прикидывая, как бы подстрелить возмутителя спокойствия, не задев своего человека. – Помогите! Эй! – он запоздало принялся бить тревогу.
Лан метнул в охранника нож, бросать из-за решетки было не очень сподручно, но он все-таки попал в цель: острие вошло наемнику между шеей и ключицей. Рана была явно неглубокой, но кровь хлынула, как из зарезанной свиньи. Охранник смертельно побледнел и привалился к решетке находящейся за его спиной клетки. Лан увидел, как между прутьями просунулись руки, обмотанные грязными полосками ткани, как почерневшие пальцы схватили охранника, мгновенно лишив его возможности сопротивляться.
– Пошабавимся! Пошабавимся! – предвкушали дампы в два голоса.
Лан отбросил смотрителя зверинца подальше и, прикусив от усердия язык, принялся подбирать ключ от своего узилища. Дампы тем временем выдернули из раны на шее охранника нож и им же вспороли наемнику горло. Лан напрягся, когда увидел, что в руках у одного из братьев Шептунов появилось ружье.
– Быштрее! – дамп навел ствол на дружинника. – Клющ с ршавым верхом!
Действительно, ржавый ключ со скрежетом провернулся в замке, и Лан распахнул дверь. По полу коридора растеклась горячая кровь охранника. Смотритель зверинца лежал на боку и слабо хрипел, схватившись за объемистое пузо. Лан быстро осмотрелся: больше никого. Но то ли еще будет! Новоарбатовка хорошо охраняется, и, устраивая переполох, надо было брать в расчет, что придется иметь дело с вооруженными старинными стволами крепкими и в меру обученными ребятами, а не с очередным отрядом мародеров. Двустворчатая дверь, через которую Лана завели днем в зверинец, оказалась закрыта. Но так было даже лучше: никто со двора не увидит, что происходит внутри сруба со зловонными обитателями.
– Ошвободи нас! – потребовали дампы, продолжая держать Лана на мушке. – Пошабавися вмеште!
Ох, вот таким союзникам Лан бы ни за что не доверил свои тылы по доброй воле, но торг неуместен, когда тебе в лицо смотрит дуло МР-133.
– Такой ше клющ! Што ты пялишься? Делай шкорее, што тебе говорят!
Но Лан все еще сомневался. Дампы, заляпанные с ног до головы кровью, выглядели более чем зловеще: настоящие исчадия ада, посланники дьявола, а не подвергнувшиеся мутации коренные москвичи.
– А не кинете, братцы? – Лан встряхнул связкой ключей; в этот момент, наверное, все обитатели зверинца, которые обладали разумом или его зачатками, выстроились перед передними решетками своих клеток. Мутанты скулили и взлаивали, привлекая к себе внимание.
– Чешное шлово! – ответил дамп с ружьем, а его братец показал Лану язык и зашелся булькающим смехом, мол, ничего не обещаю.
Ключ действительно подошел к замку от клетки дампов. Братья Шептуны вырвались на волю, старший водил из стороны в сторону стволом ружья, выискивая, в кого можно было бы пострелять, а младшенький поигрывал ножом. Смотритель немного оклемался и поднял голову, он успел окинуть зверинец ошеломленным взглядом, прежде чем под подбородок ему вонзилось еще не успевшее забыть тепло предыдущей жертвы острие. Лан в это время отпирал клетку мамаши Лу; жирная, покрытая свежими шрамами самка нео монотонно бормотала что-то благодарное. Лан ее не слушал, он торопился освободить еще хотя бы несколько мутов для большего переполоха. И желательно таких, какие не вопьются в своего освободителя клыками, как только тот справится с замком.
Загремели по деревянным ступеням каблуки; с нижнего уровня поднялся второй охранник – матерый, лысоватый тип, вооруженный карабином СКС-45. Старший Шептун в него выстрелил, но, само собой, промазал. Впрочем, охранник не пожелал связываться со всей шайкой-лейкой и, недолго думая, отступил на этаж ниже.
Дампы кинулись к дверям, навалились на створки, но те не поддались. Выход во двор был закрыт.
– Вот шука! – выругался старший Шептун.
Лан открыл клетку с крылатым человеком, уродец недоверчиво высунул в коридор лысую носатую башку, а потом вспорхнул под потолок, подняв при этом нешуточный ветер.
Мамаша Лу присоединилась к дампам, створки прогибались под натиском мутантов, но не поддавались. Тогда старший Шептун принялся стрелять в дверь, рассчитывая сбить то, что могло препятствовать выходу. Бум! – убедительно рявкнуло ружье, и щепки раскидало по зверинцу. Бум! Бум! Запах пороховой гари немного перебил вольерную вонь.
Со стороны двора почти сразу последовала «ответка». Застрекотал автомат, очередь косо прошила дверь. В коридоре засвистели пули, часть из них высекла из решеток искры и разлеталась рикошетами по всему зверинцу. Оставшиеся в клетках чудища принялись метаться и вопить на все голоса. Мамаша заныла, схватившись за жирный бок. Старший Шептун запрыгал на одной ноге, поскольку колено второй разлетелось вдребезги. Младший дамп забрал у него винтовку, вручив взамен нож. Старший смиренно уселся на пол, запрокинул голову и вогнал себе лезвие под подбородок: Лан уже видел подобное на Арене, но в том случае искалеченный дамп использовал ритуальный клинок с волнистым лезвием. Сейчас же старшему Шептуну пришлось орудовать тем, что имелось… но он справился.
Лан не стал испытывать удачу возле расстрелянной двери, не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: во дворе ждет готовая к бою охрана. Всех смутьянов положат, как в тире, даже самых живучих мутов.
– За мной! Вниз! – было до омерзения дико и противоестественно обращаться ко всей этой богомерзкой нечисти, не сохранившей в своем облике, а главное – в душе, ничего человеческого. Но раз захотели «позабавиться», – кушайте теперь, не обляпайтесь.
Лан прыгнул с верхней ступени лестницы на пол нижнего уровня. Приземлился на руки и тут же ушел кувырком в сторону, ожидая услышать над собой визг пуль. Выстрелов не последовало, что с одной стороны обнадеживало, а с другой – настораживало. Коридор впереди был пуст, по обе его стороны возвышались грубо сваренные из разного металлического хлама ворота – по паре с каждой стороны. За ближайшими воротами слева возилось что-то здоровенное. Ворота справа были распахнуты, за ними виднелся неосвещенный бокс, в котором запросто поместился бы танк, на присыпанном соломой полу высились кучи навоза высотой в половину человеческого роста.
По ступеням неловко скатилась мамаша Лу, отмечая свой путь кровавой капелью. За ней спустился, цепляя крыльями стены, бестолковый летун. Младший дамп шел последним, на середине лестницы он задержался, словно задумался: не перестрелять ли ему временных союзников, пока есть такая возможность.
Послышался отрывистый всхлип. Неприметная тень пронеслась над полом открытого бокса от одной навозной кучи к другой. Лан сделал шаг за ворота: в сумраке пряталось до смерти испуганное ничтожное создание – Профессор. Бывший хозяин Арены стоял на коленях, обхватив руками голову, и хлюпал носом. Лану стало противно, он быстро отступил в коридор и двинулся вперед, – но уже в хвосте разношерстного отряда. Глядя на гротескные фигуры мутантов, самым несуразным из которых был летун, опирающийся при ходьбе на крылья, как это делают рукокрылы, Лан впервые за несколько насыщенных действием минут задумался о шансах на успех этого неожиданного для всех, в том числе – для него самого, восстания.
Скорее всего, шансов – ноль.
Но уж лучше погибнуть в бою, чем в клетке – в компании червей и обрастая нечистотами. Лан понимал, что для задания, конечно, было бы полезно затаиться, сделать вид, будто он – покорная скотина, но… много ли он сможет выведать, сидя за решеткой? Все-таки – не пахарь, несмотря на отставание и неудачи в мечевом бое. А у дружинника душа кипит и жаждет честной схватки. Дружиннику претит притворяться и подыгрывать врагу. Тем более, когда брат и боевой товарищ в беде.
Дамп выстрелом снес навесной замок с решетчатой двери, перегораживающей коридор. Мутанты устремились вперед и оказались в очередной пещере со стенами из ноздреватого бетона. И снова путь перегородила решетка, через которую лился яркий – особенно после сумрака зверинца – свет.
Мамаша Лу с силой дернула за решетку и практически сорвала дверь с петель. Крылатый человек надсадно завопил, затем протиснулся вперед и вдруг взлетел, обдав всех горячим ветром с запахом мускуса.
Лан в глубине души уже догадывался, что им предстоит увидеть за очередным порогом. Дамп опустил ружье, плечи его устало поникли. Мамаша Лу сгорбилась, оперлась на костяшки пальцев рук и что-то заныла, Лану показалось, будто она напевает колыбельную. Лишь крылатый человек гордо парил над бунтарями… раз за разом врезаясь и отскакивая от деревянного купола Арены.
Под ногами зашуршал серый песок. Ненадолго Лану казалось, будто воцарилась тишина, которую можно было бы назвать «мертвой» или «абсолютной», если бы не этот шорох. И если бы не бешеный стук сердца. И не полоумное бормотание мамаши Лу. И не шум крыльев над головой. И не гул зрительских трибун.
Органы чувств снова включились на полную мощность. Лан перешел из одной реальности в другую. Вот она – Арена. Дождалась его, стерва. Дождалась, упырица.
Глинобитное ограждение высотой в два человеческих роста опоясывало овальную площадку, размерами, примерно, тридцать на двадцать пять метров. В верхней части ограждения крепились факела, и их было много. Арену озарял мерцающий красноватый свет, трибуны же напротив скрывались в тени. Как раз был час наибольшего наплыва зрителей, и Лан различил в их гомоне самые разные эмоции. Удивление – ни с того, ни с сего текущий бой был прерван появлением весьма пестрой компании. Предвкушение – наверняка, сейчас что-то произойдет, и вполне обыденное вечернее шоу заиграет новыми красками. Ликование искреннее или злорадное – многие узнали беглого гладиатора Лана, и теперь ожидали, что же произойдет дальше: поглотит ли Арена парня из Кремля, или же он сможет оседлать злобную суку, как это бывало в прошлом.
На песке валялись тела. Люди в легких доспехах, а рядом – их мечи, боевые топоры, клевцы и копья. Воины-нео, защищенные грубой броней из досок, цепей и листовой стали, сжимающие в лапах утыканные арматурой дубины и мечи из заточенных рессор. Все были изувечены. Не просто изувечены, а буквально растерзаны некой злобной сущностью, наделенной огромной физической силой. Лан не слышал, чтоб кто-то мог раскатать нео в тонкие лепешки, если только на Арену не выпустили биоробота. Но биоробот на Арене – это было бы чересчур…
На созерцание и осмысление картины бойни ушло не более двух секунд, а затем расплывчатое буро-красное пятно, которое Лан до сих пор ловил боковым зрением на противоположной стороне ристалища, вдруг пришло в движение. Раздался рев, от которого задрожали стены и пол. Оглушительно зазвенели цепи, взорвались восторженными овациями трибуны…
На миг Ланом овладело чувство смертельной усталости и обреченности. Захотелось, словно в детстве, закрыть руками глаза, мол, я спрятался.
На Арене вместе с ними оказалось существо, вид и мощь которого подавляли волю. Огромное – не меньше старинной грузовой машины, шестилапое, полностью покрытое пластинами хитиновой брони, как танк – динамической защитой. Чешуйчатая, влажно блестящая морда, смутно напоминающая крысособачью, слюнявая пасть… «Жук-медведь!» – промелькнула в голове Лана страшная догадка, хотя об этих чудовищах ему было известно лишь понаслышке. Но не так трудно «сложить два и два», когда от такого экземпляра тебя отделяет не больше двадцати метров.
Жук-медведь приник к земле, словно готовясь к прыжку. Но через миг он выгнулся дугой, высоко выбросил вверх переднюю пару лап, точно гарцующий фенакодус, и потом с силой опустил на песок Арены. Сейсмическая волна едва не сбила Лана, мамашу и дампа с ног.
И только тогда Лан заметил толстые цепи, что крепились к крючьям, вбитым прямо в хитин исполинского мутанта по обе стороны головогруди. А еще – полурастерзанного собакоголового и лысого тщедушного подростка. Паренек на первый взгляд казался мертвым, но стоило жуку-медведю отвлечься на новых участников шоу, как он вскочил и на четвереньках бросился подальше от нависающей над ним горы хитина, мышц и рафинированной злобы. Однако было видно, что парнишке далеко не убежать, поскольку ему тоже досталось – будь здоров, и на этот рывок он потратит остаток сил.
– Назад! Уходим! – закричал Лан, обращаясь к мамаше, дампу и крылатому человеку; он еще не успел понять, что их временный союз распался, и что дальше каждый сам за себя.
Лан бросился к выходу, через который они попали на Арену, но этот путь уже был перекрыт. Пара охранников прилаживала на место свороченную мамашей решетку, и еще трое стояли, нацелив старинные ружья на дверной проем.
– Возвращайся! – приказал Лану старший наемник, причем его голоса слышно не было, но оказалось, что читать по губам – это несложно. – Быстро на Арену! – дуло карабина было направлено дружиннику в грудь.
Что ж, добегались. Через охрану с огнестрельным оружием не пробиться. Остается только Арена, будь она проклята.
На Арене, тем временем, события разворачивались своим чередом. Жук-медведь приближался короткими тяжелыми рывками, и каждый его шаг был обозначен лязгом цепей, которые разматывались с двух чугунных барабанов. Мамаша кинулась в противоположную от чудовищного исполина сторону ристалища и попыталась перебраться через ограждение. Тяжелая, толстая, раненная в бок, со скользкими от крови руками, она раз за разом набрасывалась на преграду, но всегда срывалась и падала на песок. Над ней собрались несколько десятков зрителей; они пытались раззадорить старую нео, осыпая ее плевками, объедками и забористой руганью.
Дамп, пятясь, взял жука-медведя на мушку, но нажать на спусковой крючок не успел: один из стоящих на зрительских трибунах охранников выстрелил ему в спину. Младший Шептун пошатнулся и выронил ружье. Человекоподобный, обмотанный полосами ткани мутант в этот момент как никогда походил на уродливую куклу, которая до последнего притворялась живой. Тонкие худые ноги подломились, дамп рухнул, превратившись в кучу тряпья и гнили. Лан кинулся к выроненному им ружью, но рядом с прикладом тотчас же заплясали выбитые пулями фонтанчики земли: охрана намекала, что неписаные правила Арены нарушать нельзя.
Лан остановился на полпути к ружью. Не к месту вспомнился сон, в котором он сражался на Арене с мертвецами. Убитых и сейчас было много, но все они лежали тихо и мирно. А вот буро-красная махина приближалась неотвратно. Цепи не позволяли жуку-медведю разогнаться и делали его движения неловкими, но от этого чудовище не становилось менее опасным.
– Мы с тобой в разных весовых категориях… – пробормотал Лан, глядя в маленькие, непроглядно-черные глазенки гиганта. Жук-медведь снова вскинул переднюю пару лап, продемонстрировав хитиновые когти, каждый из которых был не короче меча, а потом с грохотом ударил по присыпанным песком плитам пола.
Лан поплевал на ладони, медленно пошел к чудовищу. Возле изувеченных тел гладиаторов-людей он остановился, чтобы подхватить одной рукой топор, а второй – меч. Глядя на жука-медведя, он даже смутно не мог представить, как при помощи холодного оружия одолеть бронированного гиганта. Тут пригодилось бы то, что работало против танка или против био, но никак не топор…
В то же время, он отстраненно слышал, как трибуны скандируют его имя. Возле одного из зарешеченных входов на Арену стоял Профессор и тоже что-то выкрикивал. Жук-медведь смотрел на Лана, набычившись, точно в гляделки решил поиграть. С пасти чудища свисали тяжи густой слюны.
А он стоял с мечом и топором, как истукан, ощущая холодок от дыхания скорой смерти.
«Так и держись, – ворвался чужой голос в его безрадостные, скупые перед последним боем мысли. – Сегодня им не нужна твоя смерть. А толпу ты завел – лучше некуда, молодец».
«Мара?» – удивился Лан про себя, а потом издал беззвучный мысленный крик: «Мара, это ты!»
Перед его внутренним взором пронеслись километры руин и мутировавших лесов, рассеченных черными жилами загрязненных рек. Мара была где-то там – далеко за пределами Центрального округа Москвы, в неизведанных гиблых дебрях окраинных районов. И все же ее голос звучал в голове так чисто и громко, что можно было предположить, будто она находится на Арене вместе с ним, или – среди зрителей. Да-да, наверняка! Ведь он впервые увидел ее на трибунах: Мара пришла посмотреть его первый бой, это было всего месяц… а может – целую вечность назад. И сейчас она, наверняка, проникла сюда, смешавшись с толпой зевак…
«Не хочу тебя разочаровывать, но я – никакая не Мара, – вновь зазвучал в его голове чужой голос. – Я вообще – мужчина, но это сейчас не имеет значения… лучше следи за жуком!»
«Охренеть», – мысленно отозвался Лан.
«Охренеешь завтра, если оно для тебя наступит, – чужие мысли были злыми и напряженными, под стать звону цепей, которые тянуло за собой бронированное чудовище. – Кудесник уже распорядился увести жука в зверинец. Сегодня тварь и так хорошо поработала: десяток не самых слабых бойцов превратились в отбивные с кровью».
Исполинский мутант фыркнул, разбрызгав сопли, поскреб песок одной из лап. А потом бросился на Лана… но не одолел и трех метров: цепи натянулись, ранее свободно вращавшиеся барабаны оказались застопоренными. Более того, четверо дюжих, голых по пояс работников Арены взялись крутить, обливаясь потом и корчась от натуги, ручки лебедок. Жук-медведь понял, что его оттягивают от стоящей перед ним жертвы – такой близкой, такой слабой на вид – и принялся бесноваться.
Вновь прозвучал громогласный рев. Чудовище встало на дыбы, подняв вверх на этот раз две пары лап. Мощные челюсти, словно капкан, защелкнулись на туловище крылатого человека, который столь же упрямо, сколь и бестолково продолжал попытки пробить венчавший Арену купол. Раздался душераздирающий визг, по песку застучали крупные капли кровавого дождя. Жук-медведь принялся трепать жертву, словно крысопес – тряпку. Через несколько секунд летающий человекоподобный мутант превратился в груду переломанных костей и исковерканной плоти.
А цепи тем временем медленно, но неуклонно наматывались на барабаны. Лебедки жалобно скрипели от перегрузки. Гигант швырнул то, что осталось от летуна, Лану под ноги, очевидно – для пущего устрашения, а затем снова попер вперед, зарываясь лапами в песок.
«Мне что, так и стоять?» – мысленно спросил Лан.
«Сделай вид, что ты готов…»
Ответ оборвался. Одна из лебедок не выдержала, барабан вырвало из конструкции, и он, разметав служителей Арены, отлетел к задним лапам жука-медведя. Гиганта теперь удерживала лишь одна цепь. Трибуны разразились диким ором: зрители поняли, что безопасность их жизней тоже повисла на волоске. Если гигантский мутант освободится, то ему не составит труда форсировать ограждение, выбраться на зрительские места и вволю почувствовать себя лисом в курятнике или козлом в огороде.
«Вот черт, – услышал Лан шепот чужих мыслей. – Этого я не ожидал».
Лан фыркнул, утер запястьем взопревший лоб, и до боли в пальцах сжал рукояти меча и топора. Похоже, без битвы все равно не обойдется. И глупо было бы надеяться продержаться в ней хотя бы полминуты, если только не придет на помощь этот неизвестный доброжелатель…
«Я ищу-ищу способ! Еще немного!» – тут же ответил ему призрачный голос.
Жук-медведь развернулся к Лану боком, поймал вторую цепь челюстями и потянул. Клацнуло, лопаясь, слабое звено; обрывок цепи мелькнул в воздухе, тускло блеснув в свете факелов. На трибунах воцарилась паника, зазвучали хаотичные выстрелы, но пули лишь еще сильнее раззадорили бронированного гиганта. Жук посмотрел на зрителей поверх ограждения, – его крошечные черные глаза были холодны, как два кусочка антрацита, – а затем снова перевел взгляд на Лана. Чудовище приняло решение действовать поступательно: сначала зачистить Арену, а потом уже выбираться на трибуны.
Лан взмахнул топором, надеясь, что блеск острого железа перед мордой заставит жука-гиганта немного умерить свою прыть.
«Слушай внимательно! – ворвалась в его сознание чужая мысль. – У твари есть кнопка самоуничтожения…»
«Чего-чего?» – не понял Лан.
«Бутылка с маковым молочком в плече средней лапы слева! Ее вшил ветеринар Арены, чтобы с жуком можно было совладать, если он вдруг станет неуправляем! – мысль неизвестного помощника струилась бодро, как вода по сточному желобу в сильный ливень. – Ищи шрам на левой средней лапе! И бей по нему, чтоб разбить бутылку!»
Жук-медведь атаковал. Лан швырнул топор в раскрывшуюся над ним пасть и кувырком ушел вбок. Передняя лапа несколько раз ударила по полу, но припечатать к плитам оказавшегося неожиданно ловким человечка не удалось. Лишь когти прошлись по кольчуге вскользь, словно мечи нео на излете.
Гигант развернулся рывком, над Ареной просвистели цепи, причем одна до сих пор была прикреплена к барабану. Лан прыгнул, пропуская оборванную цепь под собой, вторая цепь – с барабаном – хлестнула по мамаше Лу, которая была слишком неловкой и к тому же – раненной, чтобы суметь уклониться.
Меч был слишком длинным и острым, чтобы кувыркаться с ним по Арене, не рискуя перерезать самому себе глотку. Поэтому Лан сменил клинок на тяжелый клевец. Жук-медведь старался не упускать дружинника из виду; между передними зубами гиганта торчала рукоять застрявшего в нёбе топора. Похожие на колонны лапы превращали тела мертвых гладиаторов в месиво.
«Уведи его в другую сторону!» – вновь подал голос помощник, на этот раз его мысль была прерывистой, вибрирующей, и Лан понял, что неизвестный боится. Точнее, не просто боится, а в ужасе.
Лан поспешил выполнить эту просьбу, потому что ему самому было жутко, и он не хотел лишиться последнего, пусть и призрачного, союзника.
«Почему ты мне помогаешь?» – не смог удержаться Лан от не самой уместной в этот момент мысли. Он помчался на противоположную сторону Арены. За ним по пятам припустил жук-медведь. От тяжести шагов гиганта дрожала земля, играли под ногами присыпанные песком плиты, а с купола непрерывно сыпалась какая-то деревянная труха.
«Чтобы втереться тебе в доверие, а затем убить и расчленить! – призрачный голос теперь буквально звенел в черепной коробке Лана. – Я помогу тебе, ты поможешь мне, понятно? Если ты даже с вонючим дампом был готов сдружиться, чтобы только выбраться, может и со мной удастся договориться?»
«По рукам!» – успел подумать Лан, прежде чем жук-медведь поддел его своим вытянутым рылом и подбросил в воздух.
Он взлетел выше ограждения, выше гигантского жука. Перед взором мелькнули трибуны, заполненные суетящимися человеческими фигурками, купол, песок Арены, сплошь покрытый багровыми пятнами. Затем он увидел прямо под собой распахнутую пасть, нагромождение кинжальных зубов в несколько рядов, короткий острый язык и бледно-розовую, с отчетливо проступающей сеткой синих сосудов глотку.
Лан понимал, что законы физики не переписать: он упадет точно в эту живую мясорубку. На нем, конечно, добрая кольчуга, которая немного защитит от зубов, но все равно тяжелых ран не избежать. В одно мгновение Лан прикинул возможные травмы: поломанные ребра, внутреннее кровотечение, возможно – потеря руки или ноги. На этом бой будет закончен. И операция будет закончена. И Светозар не дождется помощи, равно как и Мара… Обидно, ёжкин кот.
Но уже в следующий миг что-то заставило жука-медведя передвинуть голову на метр в сторону, зубы гиганта щелкнули в воздухе, Лан пролетел мимо жуткой морды и упал на песок под передними лапами мутанта. С земли он увидел, что мамаша Лу схватилась за одну из цепей и тянет жука на себя изо всех своих нечеловеческих сил.
Молодец, мамаша! Лан и не рассчитывал на ее помощь, тем более – в пиковый момент. Думал, что старая нео – тупая и кровожадная тварь, а она, оказывается, решила вписаться за человека…
«Как же! – вновь зазвучал в его голове чужой голос. – Если бы ты знал, что у нее творится в башке, и какое место занимаешь там ты, то ты бы не смог спать по ночам без пистолета под подушкой! Чего разлегся? Убирайся, пока она держит цепь!»
На самом деле этот мысленный диалог длился не более трех секунд. Но задерживаться под лапами огромного и злого насекомого действительно не стоило. Жук-медведь занес над Ланом ножищу, однако прежде, чем этот хитиновый столб опустился ему на спину, дружинник уже рванул с низкого старта вперед.
«Среднее плечо слева! – прозвенел голос. – Бей по шраму!»
Бежать было некуда. Метров пять – и ограда уже перед носом. Жук тем временем тоже не дремал, он двинулся за Ланом, причем – на двух задних парах конечностей, передние лапы мутант расставил в стороны, чтобы не позволить человеку улизнуть.
Лан метнулся к ограде. Взбежал по имеющей небольшой наклон стене к ее верхней части, и, пружинисто оттолкнувшись ногами, прыгнул назад – к жуку-медведю. В воздухе Лан перевернулся через голову и саданул клевцом по плечу чудища, за доли секунды разглядев на хитиновой плите нарост, похожий на квадратную заплатку из ороговевшей кожи.
Дружинники очень любят всякие замысловатые трюки: разнообразные прыжки, сальто, кульбиты, перекаты. Все это требовало дополнительной гибкости, ловкости и отточенности движений. Лану, влившемуся в дружину гораздо позже остальных, боевая акробатика давалась с трудом, и он практиковался в ней через «не могу» и «не хочу», полагая, что товарищи Калашников и Макаров помогут одолеть любого прыгуна, сколь бы ловок тот ни был. Сейчас же выяснилось, что не зря он, оказывается, потел и рисковал сломать шею, занимаясь нелюбимой дисциплиной.
Ударная часть клевца погрузилась в кожистую «заплатку». Несмотря на шум и кутерьму, Лан отчетливо услышал, как хрустнуло стекло.
Он приземлился на ноги, из-под босых пяток выстрелили струи песка. Повисло облачко пыли. Жук-медведь издал то ли стон, то ли всхлип и неуверенно пошарил в воздухе передней лапой. Затем мутант попятился, тяжело сел, снова поднял зад и снова всхлипнул.
«Молодец! – одобрил дружинника неизвестный помощник. – Ты его вырубил. Зрители твои!»
Только теперь Лан понял, что трибуны скандируют его имя, в такт топая ногами. Гвалт стоял неописуемый, ничего подобного раньше Лан не слыхал. Если бы он пришел на Арену за славой, то это был бы его звездный час. Но он пришел не за славой; и вообще, он предпочел бы оказаться сейчас совершенно в другом месте.
«Очнись!» – чужая мысль ворвалась в его сознание, как пуля, и Лан завертел головой, ища возможный источник опасности. У входа на Арену стоял Кудесник, его сопровождали несколько охранников, в числе которых был Хомут. Мамаша Лу лежала ничком на песке: жива или нет – непонятно. Жук-медведь возвышался в центре Арены, его без того маленькие глаза стали как две черные точки, а похожее на гору из красно-бурого хитина туловище раскачивалось из стороны в сторону, словно от сильного ветра.
«Помоги! Помоги! Что ты стоишь? – в панике воззвал бесплотный голос, а потом все-таки смог конкретизировать: – Я не могу встать! А оно сейчас упадет! На меня!»
Лан пошарил взглядом по ристалищу. Возле лап жука лежало много распластанных тел, и лишь одно выглядело целым. Это был лысый подросток, которого жук-медведь собирался растерзать за секунду до того, как на Арене появились крылатый человек, мамаша Лу, младший Шептун и Лан.
Делать нечего. Пообещал помочь – теперь дерзай. Тем более, без советов этого юного телепата бой наверняка закончился бы для Лана чуть позже, чем начался.
«Много думаешь! Быстрее!»
Под скандирование трибун, под недоумевающими взглядами Кудесника и его охраны Лан бросился к жуку-медведю. Мутант начал заваливаться набок – медленно, словно опутанный тяжелыми вьюнами старый столб. Босые ноги вязли в напившемся крови песке Арены, Лану казалось, будто он бредет – немощно, по-стариковски. И только постоянный трепет чужой мысли – «Быстрее! Быстрее!» – не позволял ему сдаться и застыть внутри этого растянувшегося времени, подобно угодившему в янтарь комару.
Лан схватил юношу за плечо, поднял его, почти невесомого, и потащил-потащил-потащил…
Жук-медведь рухнул. Земля качнулась, Лан не смог устоять и пропахал носом песок. С купола Арены сорвалось несколько досок, они загрохотали, ударившись о панцирь уснувшего или, быть может, умершего от избыточной дозы макового молочка гиганта. Что-то хлопнулось на зрительских трибунах, наверное, и там произошли незначительные обрушения. Лан решил, что Арена изначально не была рассчитана для боев с участием таких габаритных чудищ, как жук. Наверное, это Кудесник решил переплюнуть всех и вся – устроить доселе невиданное шоу. И гладиаторы, брошенные против жука, были обречены на гибель. В общем, никакого соблюдения баланса сил, никакой справедливости. Похоже, с приходом Кудесника к власти были похерены все правила и принципы, которыми Профессор регулировал происходящее на Арене.
Лан поднялся, попытался стряхнуть с одежды пыль, но это было бесполезно: над ристалищем словно повис сухой, удушливый туман. Тело гудело, руки и ноги стали ватными, голова кружилась. Слишком много было битв за сегодня. Слишком много.
Куда, кстати, подевался голос загадочного помощника? Почему он замолчал?
Лан нашарил в клубах пыли худое плечо, перевернул парнишку на спину, чтоб хоть посмотреть – жив ли он? И, перевернув, невольно отшатнулся. Поджилки затряслись от пробудившегося глубинного страха перед сверхъестественным.
Рот от уха до уха, полный хищных мелких зубов. Три глаза, один – который над переносицей – был налит кровью и слепо глядел на требующий ремонта купол, два других представляли собой лишь неглубокие глазницы, заросшие кожей. Нижние веки недоразвитых глаз – безвольно обвисшие отростки.
Шаман. Представитель почти мистического племени покровителей нео, враг Кремля.
С другой стороны, разведчика Данилу, спасшего крепость во время последнего штурма – самого яростного за десятилетие – как раз сопровождал друг шам. Лан собственными глазами видел этого Фыфа… так что, как говорится, в племени шаманов тоже не все так однозначно: есть нормальные пацаны, хоть они и в меньшинстве.
Этот шаман выглядел по сравнению с Фыфом совсем ребенком: тонкие руки и ноги, слабая грудь, бледная кожа – в угревой сыпи. От уголка третьего глаза к виску тянулся бугристый, недавно заживший шрам.
– Что ты его разглядываешь, удалец? – поинтересовался подошедший Кудесник. – Калекой он был, а теперь – просто корм для биороботов.
Лан встрепенулся, перевел взгляд с шама на нового хозяина Арены. Трибуны продолжали скандировать: «Лан! Лан!», и охрана Кудесника смотрела на дружинника напряженно, но с уважением, как полагается смотреть на хищного зверя, блюдущего закон постъядерных джунглей. Что будет дальше – предугадать невозможно. Может быть, Кудесник даст знак, и его наемники нашпигуют бунтаря-гладиатора свинцом, а может – угостят сладкой печенькой за зрелищный бой. Вон, как взбудоражена толпа; зритель не простит Кудеснику расправу над известным, к тому же – только что закрепившим свою славу, бойцом.
– Отпусти меня, – устало проговорил Лан. – Ты же знаешь, что дружинник никогда не станет рабом. Отпусти с миром, пока тебе не вышло еще дороже.
Кудесник сомневался: топорщил бороду, хмурил брови. Ему не нравилось, что сбежавший из зверинца босоногий и избитый парень смеет что-то требовать и даже чуть-чуть угрожать.
– Я не должен быть здесь! – говоря это, Лан думал о брате и о Маре. Задание воеводы отодвинулось на второй план. Какое к черту задание, когда с самого начала все пошло не так? – Ты не удержишь меня взаперти, потому что в моей помощи нуждаются дорогие мне люди!
Может, животных Лану и получалось делать послушными, но на людей его дар убеждения точно не распространялся. Не было у него дипломатической жилки и способности подбирать нужные слова. Пахарям такой навык не нужен, дружинникам – тоже без особой надобности, если они, конечно, не метят на высокие посты в Военном Приказе, – а Лан не метил. Ему показалось, что глухим отчаянием, звучащим в его голосе, он сам подтолкнул сомневающегося Кудесника к ответу, что называется «в пику».
– Пропишите его в бойцовском клубе, – распорядился новый хозяин Арены, и наемники тут же взяли Лана в кольцо. – Я хочу, чтоб он выступил еще раз. Может, тогда мы заработаем на ремонт купола и трибун.
Взгляд Лана скользнул по песку. Возле бесчувственного шама валялся обломок древка копья с наконечником. Перекат вперед, подхватить деревяшку, приставить наконечник к горлу Кудесника и выбраться наружу, используя дельца в качестве «живого щита»…
«Не смей! – зазвучал в его голове голос шама. – Тебя пристрелят раньше, чем ты успеешь дернуться! А ты обещал меня вытащить!»
Лан удивленно поглядел на лежащего в пыли нелюдя. Тот пришел в себя: третий глаз задвигался, лицевые щупальца вяло приподнялись, клыкастый рот распахнулся и оттуда вырвался измученный стон. Пальцы шама впились в песок, похоже, он испытывал адскую боль.
«У меня позвоночник сломан! – Лан неожиданно всем нутром прочувствовал страдания шама и его страх за собственную жизнь. – Ты обещал меня вытащить! Ты обещал!»
И тогда Лан передумал нападать на Кудесника со спины, – это в самом деле был бы опрометчивый самоубийственный план.
– Нужны носилки, – сказал Лан окружавшим его наемникам. – Этот еще жив, – он кивнул на шама, – с ним все будет в порядке.
«Молодца! Не подвел!» – тут же отреагировал телепат.
Хомут не стал спорить и нервировать бойца, уделавшего жука-медведя, и тут же распорядился насчет носилок.
«Мог бы и сам отдать им приказ, – мысленно проворчал Лан. – Ты же – шаман! Ты почти всемогущ!»
«Хреново мне что-то, вояка, – отозвался после долгой паузы шам. – Я потом объясню. А сейчас мне нужно…»
Третий глаз нелюдя снова закатился, а щупальца поникли.
– Не жилец он, – сказал Хомут и высморкался. Двое охранников с носилками остановились в заминке перед шамом. Ясное дело – им не хотелось возиться с опасным мутантом, хотя тот и пребывал в беспомощном состоянии.
– Просто отнесите его в этот ваш бойцовский клуб, а там видно будет, – проговорил Лан.
– Раскомандовался, – хмыкнул Хомут, а потом обратился к наемникам: – Вы его слышали. Аккуратно кладите зубастого на носилки!
Кудесник назвал бойцовским клубом цокольный этаж Арены, где жили бойцы. Лан уже бывал здесь, и с тех пор в полуподвале ничего не изменилось. Сумрачный, освещенный редкими факелами коридор опоясывал ристалище, повторяя его форму. По обе стороны коридора находились крошечные, похожие на монашеские кельи, опочивальни. Эти бетонные пеналы не запирались: ни решеток, ни дверей. Холодный пол был присыпан соломой. Жили в этой части полуподвала люди. Все были детьми руин. Попадались вполне приличные мужики – бывшие охотники, воины и пахари из отдаленных общин, блюдущих «чистоту крови». Внешне такие ничем не отличались от людей Кремля, и каждого из них судьба привела на Арену своим путем. Много было мародеров, их выдавали лихие взгляды, грубые голоса и резкие движения крысопсов, всегда готовых впиться зубами в добычу. Еще больше попадалось трупоедов – мерзких, звероподобных увальней с искаженными мутациями и вырождением лицами.
То тут, то там глаз подмечал охранников в камуфляжной форме: они общались с гладиаторами накоротко, с некоторыми даже по-приятельски. И тем, и другим не имело смысла портить друг с другом отношения. Тем более, что этаж гладиаторов – это не тюрьма. Здесь позволялись и выпивка, и наркотики, и девочки. Бойцы Арены должны были идти на смерть с легким сердцем и полным желудком, и самое главное – с чувством, что они делают нечто значимое, заслуживающее почет и восхваление. Лан никогда не понимал эту философию; она казалось ему не нашей, а чужой, навеянной нездешними ветрами.
Его поселили в свободной опочивальне, а носилки с шамом занесли в опочивальню, что была напротив, предварительно выгнав из нее недовольного и плохо говорящего по-русски трупоеда. Был поздний час – около полуночи, но никто не спал, поскольку грохот и сотрясения, устроенные жуком-медведем, оказались гораздо ощутимее привычного фонового шума Арены – звона мечей, криков и барабанного боя. Хомут сам принес Лану нормальной еды – вареных овощей и жареной турьей колбасы с чесноком.
– Сразу бы так, – пробурчал Лан, и с укором добавил: – А то заперли в клетке… Зачем было это делать?
– Думаешь, Кудесник знает? – Хомуту не очень-то хотелось чесать языком и вдаваться в подробности, но он все же добавил: – Твое появление не входило в его планы, приятель. Вроде, отказываться было не к лицу, когда тебя доставили оглушенным и запакованным. В то же время, твое появление чересчур возбудило зрителей, а Кудесник не так падок на золото, как Проф.
– Почему же он меня не отпустит? – спросил тогда Лан.
Хомут криво усмехнулся.
– А где ты видел, чтоб у нас кого-то так просто отпускали? – сказав это, он удалился.
– Хомут! – окликнул его Лан, но наемник не обернулся.
Тогда Лан занялся ужином. Оказавшись в водовороте событий, он и не вспоминал о голоде, но крепко потрудившийся организм требовал топлива: побольше и покачественнее. В памяти, как назло, всплывали образы – один другого омерзительней. Превратившиеся в мумии главарь тверских мародеров и серолицый охранник Кудесника. Плавающее человеческое ухо в вонючей баланде, которой кормили мутантов в зверинце. Черви, копошащиеся в грязи под ногами. Иступленные попытки потолочника дотянуться до него щупальцами. Рвущий цепи жук-медведь.
Лан зажмурился, голова шла кругом… Затем он схватил одной рукой кусок колбасы, а другой – неочищенную свеклу, и принялся торопливо набивать рот. Колбаса оказалась так себе, ее вкус был испорчен старым турьим салом, но шкурка приятно хрустела на зубах. Свекла была мелкой и сладкой, картофель – крупным и рассыпчатым, а морковь – вонючей и мягкой, как размокшая глина.
«Тоже жрать хочется…» – прозвучал в голове удрученный голос шама.
Лан бросил взгляд в соседнюю «келью». Юный мутант лежал в той же позе, в которой его оставили, сгрузив с носилок, наемники. Даже дыхание едва угадывалось. Если бы не эта мысль, то Лан бы и не догадался, что шам пришел в себя.
«У меня плохи дела, – сообщил сосед. – Я почти полностью парализован. Попытаюсь восстановить нервные пути, но не уверен, что в этих условиях и в этом состоянии у меня что-нибудь получится».
«Я видел, как ты бегал от жука-медведя, – подумал Лан. – Слишком шустрый для малого с поломанной спиной».
«Больше мне так не побегать, – мысль шама была хмурой, обреченной. – То было в последний раз. Отбегался я».
Мысленные диалоги – палка о двух концах. Их преимущество – невозможность соврать или что-либо утаить от собеседника. Их недостаток – невозможность соврать или что-либо утаить. У Лана сложилось впечатление, что его душа вывернута наизнанку. И что, при желании, он так же сможет увидеть подноготную раненного шама. Вот только вопрос – надо ли это им обоим? Поможет ли выбраться из передряги, в которую они влипли?
«Это случилось с месяц назад, – зашептал бесплотный голос шама. – Ты ведь из Кремля… Ты поймешь, о чем речь. Новые люди осаждали вашу крепость, шла подготовка к штурму. Мои сородичи прикрывали новых людей псионным воздействием. Я тоже был там: стоял в оцеплении, поддерживал туман».
Лан как будто на миг заглянул в прошлое глазами шама.
Развалины ГУМа, красная стена Кремля, какофония грубых голосов нео, рычание и бряцанье железа. Слаженные залпы тяжелых фузей и пушек. Клубы тумана смешивались с облаками гари от дымного пороха.
«Сначала я увидел, как в тумане возникла черная точка, – продолжил шам. – И почти сразу эта точка превратилась в пушечное ядро. Оно упало в трех метрах от меня на подстилку из перегноя и завертелось, словно хотело зарыться в землю. Во все стороны летел сор, из очка били искры, а я тупо смотрел на снаряд и думал только о том, что сегодня у меня – первый день службы. Первый, мать его, день! Наши старейшины способны поднимать при помощи одной лишь ментальной силы бетонные плиты, я же мог только поддерживать туман и читать мысли. Но я не мог прочитать мысли пушечного ядра, и я не мог защититься от взрыва туманом. Потом я услышал, как хрустнул мой череп, проглатывая шрапнель, а сам взрыв уже не запомнился. Я упал в какой-то обвалившийся подвал, и через несколько дней – после снятия осады, – меня отыскали тверские мародеры. Я пришел в себя в зверинце Новоарбатовки».
«Печальная история», – без особого сожаления подумал Лан. Во время обороны Кремля он был заряжающим одного из орудийных расчетов. И, возможно, шама ранило ядро, которое он своими руками заложил в канал ствола пушки.
«Теперь это не имеет значения, – пришла торопливая мысль шама. – Мы были на войне…»
«И эта война еще не закончилась», – заметил Лан, доедая колбасу.
«Вот именно! Мы должны выбраться! – заверил раненый, а потом продолжил рассказ: – В зверинце я понял, что не могу произнести ни слова. Ни вслух, ни мысленно. Шрапнель срезала часть моего мозга, и я превратился в калеку. Больше никакого тумана, никакого обмена мыслями. Я по-прежнему мог заглядывать в головы охраны, работников Арены и мутов, но я не видел четкой картинки: только расплывчатые контуры, словно смотрел сквозь грязное стекло. Потом меня бросили на Арену, заставили драться с каким-то грязным оборванцем, я просто перегрыз ему глотку и долго-долго пил кровь, ощущая, как ко мне возвращаются силы. Поврежденный мозг восстанавливался, я стал уверенней считывать мысли, но по-прежнему не мог докричаться ни до одной живой души. Я был немым среди глухих, пока не появился ты. У тебя есть потенциал телепата, ты в курсе?»
«Еще бы, – отозвался Лан, устраиваясь на соломе. – У тебя есть имя, шам?»
«Хок, – ответил тот. – Кто ты – я знаю. И знаю, что твой брат в беде… А еще мне известно, что человек, посланный неким Вороном, ходит сейчас вокруг Арены, размышляя, как бы передать тебе весточку».
Лан вскочил на ноги, заметался от стенки к стенке. О нем не забыли! Обещанное прикрытие! Сразу же в душе затеплилась надежда. Утром, когда двери «бойцовского клуба» откроются, он поднимется во двор и встретится с посланником Ворона…
«Они больше не выпускают гладиаторов наружу, – вмешался в его мысли шам. – После вашего побега правила ужесточились. Никакой больше вольницы, ни кабаков, ни прогулок на свежем воздухе. Теперь или Арена, или подвал».
«Да ладно тебе! – не поверил Лан. – Выйти совсем нельзя?»
«Ты бы понял, если бы я врал».
Лан выглянул в коридор. Один охранник зевал, прикрыв рот рукой, второй курил вонючую самокрутку, встав под узким окном, за которым виднелись ноги толкущихся у стен Арены запозднившихся зрителей. Третий со скучной миной на лице глядел на пьяненького трупоеда, клянчащего «ну еще хотя бы пятьдесят грамм на сон грядущий». Гладиаторы обычно не создавали хозяевам Арены особых проблем. Собственно, для многих обитателей руин такая участь была не хуже, а во многом – даже лучше, чем прозябание в вечном голоде, холоде, паразитах и с тенью смерти за плечами. Драться насмерть для потехи зрителей? Почему бы нет, если каждый день в постъядерной Москве – это кровопролитье. Зато имеется крыша над головой, и кормят по меркам обитателей руин отменно. И вроде как при деле, даже карьеру можно выстроить, главное – завоевать любовь зрителей.
Похоже, Лан, Мара и Титан стали теми, кто впервые бросил вызов порядкам Арены. Но Арена потребовала реванша…
– А тебе чего не спится? – обратился к нему один из охранников, двое других тут же напряглись и поудобнее перехватили винтовки. – Отбой, браток! Вернись к себе, не маячь, не действуй на нервы! Мы тебя знаем! Лучше спрячься, пока никто ненароком не пальнул!
«Они тебя боятся, поэтому сначала будут стрелять, а потом раздумывать, – заверил Лана шам. – Даже не мечтай прорваться. Дверь – пять сантиметров стали, запирается изнутри и снаружи. С той стороны – еще двое с карабинами».
– Уйди! – охранник махнул рукой, точно отгоняя от носа кусачую квазимуху; Лан все так же стоял посреди коридора. – Спрячься от греха подальше! Будет день, и будет пища! На сегодня ты отвоевался, приятель!
– Я тебе не приятель, – процедил Лан.
Он понял, что на него уже смотрит пара десятков глаз. Остальные гладиаторы хмуро выглядывали из своих бетонных келий; не было ни одного сочувствующего или одобряющего взгляда.
«Они тебя ненавидят, – продолжил беззвучно нашептывать Хок. – Из-за тебя был усилен режим охраны и ужесточены правила. Из-за тебя им больше не разрешают покидать подвалы Арены».
– Что, какие-то проблемы, боец? – другой охранник не выдержал и навел на Лана винтовку. Гладиаторы глядели на дружинника с угрюмой решимостью, их кулаки были сжаты. И охране, и рабам, само собой, не очень-то хотелось связываться с воином, победившим жука-медведя, но было ясно, что в случае чего они нападут на него всем скопом, действуя, подобно стае крысопсов. И тогда он – покойник.
«Сейчас у тебя есть лишь один союзник – это я, – шептал шам. – Вернись к себе! Я скажу по секрету… Я знаю, что хочет передать тебе Ворон!»
– Что? – от неожиданности Лан задал вопрос вслух.
– Я сказал: проблемы, боец? – повторил, заводясь все сильнее, охранник.
– Мне нужно на ведро, – сказал Лан подчеркнуто миролюбивым тоном. Обстановка сразу немного разрядилась, охранник опустил винтовку, бойцы попятились в свои каморки.
– Прямо по коридору и налево, – обозначили ему маршрут. Лан повернулся, стараясь не совершать резких движений, и пошел в указанную сторону. Плиты пола холодили босые ноги. Вошь больно впилась в шею под ухом. А при Профессоре гладиаторам полагалась баня, и еще – какая-никакая, но обувка. Правду говорят, что все познается в сравнении!
«Я хочу знать, что передал Ворон!», – потребовал Лан, и сердце его замерло в ожидании весточки от побратимов.
«Не так быстро, – отозвался шам, мысль его текла нарочито неторопливо. – Мне от тебя нужно кое-что еще. Для поправки здоровья, разумеется».
«Что? Что? Быстрее!»
«Кровушка. Граммов сто пятьдесят – двести».
Нюх привел Лана к коморке, у дальней стены которой стоял бочонок. Как говорится, «удобства на этаже».
«А ты не опух, Хок? Где я возьму эту кровушку?» – мрачно подумал Лан, делая свое дело.
«Откуда-откуда! Ты, кажется, не призрак бесплотный! – шам, похоже, даже обиделся на непонятливость дружинника. – Подари другу граммов двести, а к утру твой организм восстановит кровопотерю. Я же знаю, что дружинники так могут. Раз-два – и ни раны, ни болезни».
Лан почувствовал отвращение. Вспомнилось, как он едва не погиб, пребывая в плену у шайки нео мамаши Лу. Старая самка кормила кровью Лана своего новорожденного – очередного ублюдка, зачатого кем-то из старших сыновей. Нет, он больше не будет подкармливать своей плотью всяких уродов, расплодившихся на земле после Последней Войны. Это, можно сказать, вопрос принципа.
Шам с жадностью следил за работой мысли Лана. Когда решение сформировалось, Хок послал в адрес дружинника концентрированный поток эмоций, в котором ощущалось разочарование, уныние, обреченность и мольба.
«А что помешает мне прийти вот прямо сейчас и выбить из тебя сведения? Все до единого слова?» – бросил Лан в ответ.
«Не дури. Во-первых, я – твой единственный друг. Во-вторых, ты не станешь обижать калеку. Ты – человек с правильной моралью, на такую низость ты не способен. И не из прихоти я прошу пожертвовать кровь: она поможет мне восстановиться. Не все наделены такой чудесной регенерацией, как некоторые… Да… А мне тоже хотелось бы встать на ноги. Хотя бы когда-нибудь».
«Я тебе верю, хоть ты мне и не друг, – Лан вернулся к себе. Перед входом в опочивальню он остановился, бросил взгляд в каморку шама. Безвольное тело белело на груде соломы. – Но то, о чем ты просишь…»
«Тогда добудь мне хоть какой-нибудь крови!»
Через несколько часов после полуночи Лан услышал, как кто-то крадется по коридору, и понял, что время пришло. Тревожное полузабытье, в котором он пребывал вместо сна, прошло, как рукой сняло, не принеся отдохновения. Разве что перестали гудеть перетрудившиеся мышцы, – и на том, как говорится, хлеб. Лан открыл глаза, уставился в потолок. Ночь была необычно тихой: ни гула зрительских трибун, ни боя барабанов. Видимо, Арену закрыли на ремонт.
Он услышал, как несколько человек вошли в каморку Хока.
– Мерзкий кусок навоза… – раздался злой свистящий шепот. – Его трехглазые приятели сожрали мою бабу. Чуть не передрались из-за нее, упыри! Уж больно они на парную человеческую кровь падки. Я еле унес ноги… мне до сих пор чудится, что я слышу их голодные голоса в своей башке… И еще это чавканье… – говоривший издал несколько булькающих звуков, изображая пиршество шаманов.
– Помню-помню, как на Арене этот лысый таракашка вскрыл горло Колыму. А теперь… лежит, как цыпленок со свернутой шейкой, – подхватил второй неизвестный. – Что хочешь, то с ним и делай.
– Дрын! Кисляк! Хорош болтать! – просипел третий. – Пришьем его, и дело с концом. Я об этих Владыках Туманов всяко-разно слыхал. Не верю, что он так уж беспомощен…
Раздался шорох, а затем – глухой звук, в котором утонул обреченный всхлип раненого шама. Зато громче била, ударом которого отмечали начало каждого часа в Кремле, раздался мысленный крик Хока.
Лан метнулся в соседнюю каморку. Коридор был освещен лишь одним далеким факелом, охраны поблизости не наблюдалось. Были ли наемники в сговоре с гладиаторами, решившими устроить самосуд, или просто в этот час разгильдяйничали – не суть важно.
У входа в опочивальню шама на стреме стоял низкорослый трупоед с длинными, сбившимися в колтуны волосами. Завидев Лана, он открыл рот, чтобы предупредить подельников, однако смог издать лишь нечленораздельный возглас, когда твердокаменная пятка дружинника врезалась ему чуть пониже глаза, сокрушив скулу. Трупоед влетел в каморку шама, точно пушечное ядро, сбив с ног одного из замерших над Хоком мародеров. Двое оставшихся одновременно повернулись к Лану, однако тот не дал опомниться: схватив обоих, треснул друг об друга лбами и бросил в разные стороны. Сбитый с ног мародер поднялся на колени, в черном от въевшейся грязи кулаке блеснула заточка. Лан заблокировал его запястье, потом отправил в нокаут гладиатора справа от себя, вышиб дух из мародера слева; и лишь после этого снова повернулся к человеку с заточкой. Короткий, точный удар в челюсть, и тот уже пускает кровавые слюни, привалившись спиной к дальней стене. Лан перехватил удобнее кустарный нож, перевел взгляд на Хока: на лицо шама был наброшен кусок грязной турьей шкуры. Ясно: хотели задушить калеку по-тихому. Чистый, хотя и какой-то бабский способ свести счеты.
Лан отбросил турью шкуру. Хок беззащитно хлопал третьим глазом. В уголках век собралась густая гнойная влага. Лицевые отростки слабо шевелились.
«Зачем спас? – мысли шама были черными и густыми, как гудрон. – Надо было позволить им сделать, что собирались! Я никогда не смогу восстановить нервные пути! Я сдохну в этом каменном мешке в своих испражнениях!»
«Отставить сопли! – Лан схватил за плечо начавшего приходить в себя мародера. – Сколько ты сможешь выпить крови за раз?»
«Сейчас – граммов двести, больше не потяну. А раньше мог запросто литр-полтора выдуть…»
«Двести – так двести, – Лан решительно вспорол мародеру рукав. – Куда заливать? Прямо в пасть?»
«Замоскворечье», – неожиданно выдал Хок.
«Замоскворечье – что?»
Мародер очнулся и недоуменно поглядел на Лана, сжимающего ему плечо. По глазам было видно, что он собирается завопить. Пришлось еще раз врезать – да так, что лязгнули зубы.
«Твой брат в Замоскворечье. Его взяли тамошние бандюки. Они хорошо вооружены, и их все побаиваются. Поговаривают, что их лидер – не человек. Думал, тебе важно это знать».
Лан на миг остолбенел. В Кремле ходили слухи о некой серьезной группировке, владеющей запасом старинного оружия. Говорили даже, что био время от времени покупают у них боеприпасы для своих давно разряженных пушек и ракетных систем, хотя это, наверняка, совсем уж сказки.
«Это собирался передать мне Ворон?» – уточнил дружинник.
«Эти сведения я нашел в голове у посланника Ворона – знатной двуликой скотины. Ворон ничего не знает. Он даже не уверен, жив ли ты. Двойной агент успешно морочит ему голову. Не хотел тебя расстраивать, но послание Ворона – это благоглупость на случай, если тебя найдут живым. Мол, держись здесь, всего доброго тебе, хорошего настроения и здоровья. Но я обещаю – обещаю! – как только ко мне вернутся силы, и восстановятся телепатические способности, я сам отправлю Ворону послание! Просто вложу ему в голову то, что ты захочешь передать: слово в слово. Клянусь!»
«Добро», – отозвался Лан после недолгих раздумий, а потом полоснул мародера заточкой пониже локтя. Он постарался, чтоб рана была не очень глубокой, и чтоб не задеть сухожилия. Кровь потекла крупными каплями – прямо в немощно полураскрытый рот шама. Хок задергал языком, затем с большим трудом сглотнул. От напряжения его лицевые отростки дернулись.
– Чего это, а? Чего ты делаешь, а? – пролепетали у Лана за спиной.
Дружинник обернулся: очухался еще один из несложившихся ночных убийц, во тьме сверкали белки его испуганно выпученных глаз.
– Тихо, – попросил Лан, не прекращая насыщать шама кровью. – Если не хочешь стать следующим. Куда собрался? Сидеть-сидеть! – он указал острием заточки на пол.
Угроза подействовала. Налетчик не стал валять дурака, затаился у выхода.
Шам глотал шумно, но уже без усилий. Видимо, ему на самом деле полегчало. Лицевые отростки благодарно колыхались.
«Сколько еще?» – поинтересовался Лан.
«Тебе жалко?» – мысль Хока снова струилась бодро.
«Ты смотри: не борзей у меня!» – Лан оторвал от рукава мародера полосу и принялся перевязывать рану.
«Еще! Еще! – беззвучно требовал шам. – Ну, мне надо! Мне очень надо! Еще, пожалуйста! Хоть капельку! Брат! Прошу!»
«Ты это перевари для начала, упырь прожорливый», – с тоской подумал Лан. Он перешагнул через распростершееся поперек каморки тело и убрался в свою каморку. Через какое-то время мародеры окончательно пришли в себя, и кто – бегом, кто – прихрамывая, разбрелись по опочивальням. Раненого шамана никто больше пальцем не тронул. Лан был уверен, что ему – вставшему на защиту обреченного – этот поступок еще припомнят. Но да черт с ними.
А сейчас пришла пора подумать, как выбраться в Замоскворечье.
«Охрана доложила Кудеснику о случившемся».
Мысль шама вторглась в сознание, когда Лан только-только начал дремать. Он проснулся: словно вынырнул из озера с грязной, отравленной водой. Его знобило, на спине выступил липкий пот.
«Я подумал, что тебе следует знать, – продолжил Хок. – Кудесник решил пустить тебя в расход. В его фантазиях толпа нео разрывает тебя на куски. Все это происходит, само собой, на глазах у зрителей».
Лан бесстрастно принял новость к сведению. Близилось утро, голова отказывалась работать, требуя хотя бы пару часов сна. Но какой тут может быть сон…
«Такой расклад не в моих интересах, – заявил шам. – Погибнешь ты – погибну я».
«Ты – всего лишь паразит», – Лан потер лицо жестом смертельно уставшего человека.
«Ошибаешься, – возразил Хок. – В прошлый раз тебе удалось отсюда выбраться благодаря дружбе с телепатом и киборгом. Сейчас же есть телепат, остается только найти киборга».
Лан не понял, шутит ли Хок или излагает серьезно.
«Нет киборга, – отозвался он, снова смежив веки. Усталость, постоянное беспокойство о брате и о Маре, неопределенность с участием в его миссии Ворона и разведчиков делали мысли вязкими, неповоротливыми. – Титан далеко. Нам нужен план действий… но что-то я совсем не в форме».
Настало утро, а Лан так ничего не придумал. Хок его не обманул, гладиаторов наружу не выпустили. Собственно, никто туда и не рвался; все давно смирились с новым порядком. Бойцы построились в коридоре шаткой шеренгой. Разговоры были лишь о том, откроется ли сегодня Арена. Ночной инцидент не обсуждали, но Лана сторонились, дружинник не сомневался, что о ночной заварушке уже в курсе каждый обитатель «бойцовского клуба». Хомут и еще несколько охранников выкатили в коридор тачку, на которой возвышался сорокалитровый бидон с приправленной вонючим комбижиром кашей и несколько стопок глиняных мисок. Каждый боец получил по порции. Ели руками тут же, не расходясь, а грязные миски возвращали Хомуту.
– Что сказать надобно? – бурчал тот, гремя посудой.
– Спасибо! – мародеры и трупоеды, обреченные кромсать друг друга на Арене, угодливо скалились, выдавливая из себя непривычное слово.
– То-то же, – отвечал Хомут покровительственным тоном. – Человек отличается от зверья только культурой! – говорил он, назидательно подняв указательный палец, которым до этого выковыривал из зубов мясо. По всей видимости, охранник был в добром настроении.
– Хомут! – окликнул наемника Лан. – Поговорить бы. Отойдем на два слова!
– Ладно, – нехотя протянул тот, потом сплюнул под ноги и пошел, почесываясь, за дружинником.
Лан изложил охраннику свою просьбу. Он сделал это тихо, поглядывая по сторонам, чтоб никто не нагрел уши. Впрочем, их все же подслушивали: Лан ощущал пытливое и нетерпеливое присутствие шама в своем сознании.
– Да ты гонишь! – Хомут помотал головой. – Почему ты думаешь, что я стану тебе помогать?
– Потому что это не составит тебе труда и не принесет проблем, – сказал Лан. – Я все сделаю сам, ты даже руки не испачкаешь.
– Ладно, – снова протянул охранник. – Но я не хочу, чтоб гладиаторы лили кровь вне Арены. Это тебе понятно? – он сделал многозначительную мину, что было весьма непросто при его простецкой роже.
– Да-да, – Лан примирительно поднял руки.
Хомут злобно зыркнул по сторонам, потом прошипел, выплескивая накопившееся недовольство:
– Дружка себе нашел, да? Смотри, если возникнут новые неприятности…
– Новых не будет, – заверил Лан. – Нам бы со старыми разобраться.
Хомут кивнул, задумчиво поморгал маленькими глазками.
– Тогда примерно в полдень, возле бокового входа, – проговорил он. – Там народу всегда поменьше. А этого добра мне в натуре не жалко, вся Арена им пропитана. Но ты пообещал вести себя тише воды, ниже травы!
– Так точно, – пробормотал Лан, думая о том, что Кудесник уже решил его судьбу, а Хомуту только и нужно, чтоб в оставшееся время дружинник не натворил новых бед. – В полдень, значит, боковой вход…
«Ух ты! Я не верю, что ты сделал это для меня!» – восторженная мысль Хока спровоцировала у Лана приступ тошноты.
«Думай, как нам выбраться, – ответил дружинник. – Думай об этом каждую секунду, шам, иначе мои старания могут оказаться напрасными».
Чтобы убить время, Лан принялся изучать расположенные под Ареной казематы. Первым делом он сунул нос на подземный уровень зверинца, но дорогу ему преградил пучеглазый охранник.
– Ну, – он навел на Лана винтовку. – Дай повод всадить в тебя пулю. А лучше – две.
Лан без лишних слов отступил. Наверное, у этого наемника имелась причина его ненавидеть. Вчера он стал соучастником убийства смотрителя зверинца и какого-то молодого охранника. А был ли у него выбор? Да и что он мог поделать? Не вести же дипломатические переговоры, будучи запертым в клетке между потолочником и мамашей Лу. Как они с ним, так и он с ними. Даже отец Филарет не стал бы корить за излишний гнев, проявленный в эдаких обстоятельствах. А Говорящие с Мечами даже по плечу бы похлопали, одобряя. К тому же, это не его рука оборвала жизни двух человек: раненных добивали дампы.
– Я сделал ставку против тебя! – выкрикнул лающим голосом охранник, еще больше округляя глаза. – И я полюбуюсь на твои предсмертные корчи!
Лан снова ничего не ответил. В зверинец нельзя – и бог с ним. Ему на всю жизнь хватило тамошней вони.
Он пошел в тренировочный зал, находящийся непосредственно под Ареной. Помещение было тесным из-за нескольких рядов приземистых колонн, поддерживающих свод. Чадили факела, потолок был низок и закопчен: вытяни руку и коснешься плит, по которым уровнем выше шли на смерть гладиаторы и бестии из зверинца. После вчерашнего боя с жуком-медведем с многих стыков сочился песок. Имелись здесь и некоторые тренажеры для фехтования: мишени, чучела на поворотной раме в ржавых и мятых доспехах, подвешенные к балкам автомобильные шины. Несколько бойцов вяло разминались. Деревянные мечи и копейные древка без наконечников пылились без дела на подставках вдоль стен. Завидев Лана, гладиаторы сбились в кружок и зашушукались. Он решил продолжить осмотр другой части казематов, дабы не будить лиха, но мужики двинули ему навстречу.
– Говорят, что ты – настоящий дружинник Кремля, – обратился к нему тип с заросшим шерстью лицом. Не нео, само собой, а человек со слегка затронутой мутацией внешностью.
– Можешь научить нас сражаться? – спросил, переминаясь от волнения с ноги на ногу, низкий, но невероятно широкий в плечах парнишка. Вероятно, тоже мутант. Этих мутов в Москве больше, чем капель в Яузе.
Остальные что-то прогудели, поддерживая просьбу. Затем они по очереди назвали свои имена и прозвища.
– Ефим, – представился широкоплечий.
– Череп, – у этого мосластого типа отсутствовали не только волосы на голове, даже брови и ресницы, и те как будто кто-то с особой тщательностью выщипал волосок за волоском.
– Собак, – лохматый мутант представлял собой полную противоположность Черепа.
– Горелый… – смущенно назвался последний вояка: щуплый мужичок, чье лицо представляло собой сплошной шрам от ожога.
Лан слегка опешил. Это ему-то – бывшему пахарю, самому неуспевающему мечнику Кремля – учить кого-то драться? Смех, да и только. Но мужики были настроены предельно серьезно.
– В Кремле не сражаются для шоу, – брякнул первое, что пришло в голову Лан.
– Да нам на это шоу… – Череп смачно харкнул себе под ноги и растер подошвой.
– Нам бы выжить, – добавил широкоплечий Ефим.
Лан вздохнул. Но потом подумал: «А почему бы не размяться?» И шам тут же отреагировал на эту мысль: «Разомнись, только не заигрывайся. В полдень у тебя дело».
Мышцы после вчерашних баталий все еще ныли. Самое время было нагрузить их работой. Лан подошел к расставленным вдоль стены учебным мечам, снял с подставки приглянувшийся. Сделал приглашающий жест остальным: мол, вы не отдыхать сюда пришли.
– Главное в нашем деле – мощная рубка и хороший темп, – сказал он, мысленно возвращаясь в прошлое. Не так давно Титан – признанный непобедимый чемпион – выводил его на площадку за Ареной, чтоб дать несколько уроков мечевого боя. И теперь Лан невольно повторял то, чему научил его старый, покрытый шрамами, словно татуировками, киборг. – Проигрыш в бою – это смерть или тяжелое увечье. Сделайте все, чтобы не проиграть. Серия ударов по корпусу… – он взмахнул деревяшкой. – Просто не позволяем противнику опомниться и рубим по контуру. Будь это человек, нео или собакоголовый, – шесть-семь мощных ударов, и враг окажется неспособным продолжать бой, – Лан для примера отлупил одно из чучел, да так, что из прорех посыпалась гнилая солома.
Послышался глухой стук. Затем нарастающий гул, похожий на предвестие ливня. Со стыков потолочных плит вновь посыпался песок. В тренировочном зале сразу же стало пыльно.
– Трибуны открылись, – сказал, навострив остроконечные уши, Собак. – Зрителей запускают.
– Значит, будет и сегодня потеха, – добавил Ефим. – Давай, Лан, учи нас! Авось и мы когда-нибудь отплатим тебе добром.
Лан оглядел стоящих перед ним угрюмых людей с деревянными мечами. Мародеры, бандиты, неудачники, мутанты, изгои… Что ж, будем работать с тем, что есть! В конце концов, тренировка – всяко лучше, чем унылая маета.
– В бою все средства хороши, – проговорил он. – Профессору нужно было зрелище, чего хочет Кудесник – мне пока непонятно, но для нас самое важное – сохранить свою шкуру по возможности невредимой.
Арена открылась боем двух вооруженных ножами трупоедов. Гладиаторы были похожи, словно близнецы: оба грязные, косматые, жилистые и худые. Трупоеды перебрасывались затравленными взглядами, скалили поломанные зубы и выкрикивали ругательства, оттягивая драку. Несмотря на то, что был полдень, а самые интересные бои, как известно, проходили поздним вечером, трибуны оказались заполненными до упора. На это повлияла недолгая остановка работы Арены, сама по себе ставшая чем-то новеньким для завсегдатаев. «Подсевшие» на кровавые зрелища обитатели руин из близлежащих районов были уже хмельными и взбудораженными.
Зрители осыпали чумазых гладиаторов припасенными гнилыми овощами, щедро расходуя заготовленный на весь день боезапас. Трупоеды перерыкивались, как зверье, постепенно сокращая дистанцию. Их выпады становились все более целенаправленными, это были уже не жесты устрашения, а неловкие попытки пустить друг другу кровь.
Лан стоял у решетки, перекрывающей боковой вход на Арену. Хомут ошивался по другую сторону: он бродил под ограждением и позевывал, ожидая, когда закончится этот скучный и излишне затянутый бой.
В конце концов, один трупоед выронил нож, второй же принялся гоняться за опростоволосившимся противником по всей Арене. Оба истошно вопили, трибуны свистели и смеялись в голос. Погоня длилась недолго: трупоед с ножом все-таки настиг своего менее удачливого собрата, сбил его с ног и осыпал градом истеричных ударов. А после тоже упал на песок и принялся кататься, словно пытаясь сбить видимое лишь ему одному пламя. Очевидно, тронулся от эмоционального перенапряжения умом.
Загрохотали цепи, наматываясь на барабаны. Поднялась решетка, перекрывающая боковой вход. Хомут потащил убитого за ноги к поджидающему за дверями Лану. Пара других охранников в то же время пыталась привести в чувство победителя: окатили его водой из ведра и угостили несколькими пинками.
Хомут бросил изрезанный труп к ногам Лана. Дружинник помрачнел, наемник же сунул ему в руки мятую жестяную кружку.
– Раны в основном поверхностные, – Хомут повернул поверженного трупоеда на бок. – Вот, артерия перебитая. Подставляй жестянку!
Неожиданная оторопь мешала Лану пошевелиться. Он стоял и чувствовал себя дураком, хотя сам все это затеял. От отвращения сводило скулы. К счастью, шам «помалкивал», держа свои мыслишки при себе, подначки Хока точно могли бы стать последней каплей. Шам все это понимал, и не вмешивался в происходящее.
– Быстрее! – проворчал Хомут. – Или мне тут целый час торчать?
Лан подставил кружку под рану на ключице. По жестяному дну застучали рубиновые капли, а стенки стали теплыми. Все это длилось не больше минуты, но по окончании Лан понял, что у него трясутся руки. Он чувствовал себя мерзко, как будто и сам стал трупоедом. Как будто украл что-то у покойника.
Хомут снова схватил убитого за босые волосатые ступни и потащил, что-то насвистывая, в лабиринт коридоров подвала. Лан же прикрыл верх кружки ладонью и почти бегом кинулся на этаж гладиаторов.
Хок выглядел еще хуже, чем вчера. Глазное яблоко беспокойно ворочалось, из полуоткрытого рта вырывались сдавленные стоны. Все, на что покалеченный шам был способен – лишь дышать и слабо шевелить длинными пальцами рук.
«Приготовься, сейчас начну кормить», – послал мысль Лан.
«Всегда готов, – ответил Хок, шире раскрывая пасть. – Быстрее, пока брызжечка не свернулась…»
Несмотря на юный возраст, Лан повидал в жизни немало: и реки крови, льющиеся по забралу кремлевской стены во время отражения атаки нео, и биороботов, с механистической деловитостью поглощающих мертвые тела, и всяческих кошмарных мутантов, живущих как на земле, так и под землей, и в воздухе… Но вот эта тоненькая струйка, стекающая между бритвенно острых клыков скорее мертвого, чем живого шама, действовала на него тошнотворно. Все естество Лана сопротивлялось тому, что приходилось делать. Глотка Хока подергивалась, глаз закатился то ли от наслаждения, то ли от бессилия, лицевые отростки болтались вразнобой.
Наконец, кружка опустела. Лан, отчаянно борясь с отвращением, стряхнул последние капли в побагровевшую пасть шама. Хок вздрогнул. В нос дружинника ударил аммиачный запах. Лан невольно крякнул и закрыл нижнюю часть лица рукавом.
«Из… ви… ни…» – мысль шама была вибрирующей, прерывистой. В ней ощущались в равной мере и стыд, и сожаление, и обреченность.
«Да ладно тебе, – Лан попятился к выходу из каморки Хока. – Сейчас раздобуду тряпку, ведро воды и уберу за тобой…»
«Нет смысла! – шам швырнул в Лана мыслью, словно метательным ножом. – Я сдохну-сдохну-сдохну! Мне ничего не помогает! Мне становится только хуже!»
«Наверное, еще слишком рано делать такие выводы, – попытался возразить Лан. – Я помогаю тебе, чем могу…»
«Мои нервные пути не регенерируются! – перебил его Хок. – Все это бесполезно! Ты не переживешь нового вечернего шоу! А меня бросят еще живого на корм биороботам вместе с твоим выпотрошенным трупом!»
«Отставить панику! Еще не вечер!» – Лан и сам понимал, насколько пустопорожне «звучат» его утешения.
«До вечера ничего не изменится! В самом лучшем случае, мне понадобятся годы, чтоб восстановиться и вернуться в прежнюю форму! Где же взять эти годы, если все закончится сегодня вечером! Сегодня!»
Лан скрестил на груди руки, упрямо вскинул подбородок.
«Не торопись меня хоронить, клыкастый! Все закончится вечером, да? Это мы еще посмотрим! Я сдаваться не собираюсь. Мне брата выручать еще и…»
«Слушай, – прервал его Хок. – А может, ты сам меня прикончишь? Ты же дружинник, ты способен сделать это тихо, быстро, безболезненно, одним ударом!»
«Еще чего!» – Лан собрался уходить.
«Погоди! Есть и другой вариант! – поспешно выдал шам, перебирая в воздухе лицевыми отростками. – Мне совершенно не хочется прибегать к нему, но другого выхода, кажется, нет».
«Что еще за вариант? Тебе мало, что я договорился с Хомутом по поводу свежей крови?»
«Никакой больше крови. Она не помогает, – мысль Хока текла рывками, он выдавал информацию порциями, точно преодолевая некий внутренний барьер. – Нужен спирт. Чем крепче, тем лучше. Он усилит мои телепатические способности, и тогда я смогу связаться с Вороном. Раздобудь мне спирт».
Лан фыркнул.
«Час от часу не легче! Ну и запросы у вас, батенька! А больше ты ничего не хочешь?»
«Я прошу. Спирт, – стоял на своем Хок. – Пожалуйста! Это последний шанс».
То, что Лан подумал в ответ, заставило шама умолкнуть. Дружинник вышел в коридор, был он лицом мрачнее тучи; и каждый, кто попадался ему навстречу – хоть гладиатор, хоть охранник, – торопились поскорее убраться с пути.
Лан вернулся в зал для тренировок. На Арене друг друга дубасили нео и похожий на глазастую корягу мутант из зверинца, поэтому помещение под ристалищем было заволочено пыльной мглой. И все же Лан, как и рассчитывал, встретил здесь своих учеников – лохматого и широкоплечего. Мутанты упорно практиковались, разбивая очередную пару деревянных мечей в щепки.
– Мужики, – обратился к ним Лан. – Есть дело…
– Хм… – выслушав, лохматый задумчиво потеребил пучок торчащих из уха волос. – Мы с Ефимом сейчас сгоняем в бойцовский лазарет. Раз-два, и дело в шляпе!
Широкоплечий несколько раз кивнул и решительно выпятил подбородок.
– Мы с Собаком не раз щипали там по мелочи, – проговорил он. – Знаем-знаем, где костоправы хранят спирт. Сейчас в натуре сгоняем и принесем.
Лан вздохнул с облегчением. Было бы здорово, если бы все оказалось так просто, как утверждают эти парни. Не то, чтоб он особенно верил в затею со спиртом, но чем черт не шутит, не в том он положении, чтобы пренебрегать возможностями. Но в следующую секунду Лан вспомнил, что дал Хомуту слово не доставлять неприятности, и насупился снова. С одной стороны, кто такой Хомут – работник Арены, наемник, служивший сначала Профессору, а теперь – Кудеснику, и не стоило слишком заморачиваться насчет нарушенных обязательств. С другой же стороны, если дружинник будет изменять своему слову направо и налево, то он бросит, прежде всего, тень на Кремль и на общину.
«Да перестань ты, Лан! – вмешался в его мысли Хок. – Тебе что – с Хомутом детей крестить? Все эти договоренности в скором времени не будут иметь значения…»
– Ребята, а можно достать спирт каким-нибудь другим способом? – спросил Лан учеников.
Мутанты удивленно переглянулись. Широкоплечий что-то задумчиво промычал. Лохматый сверкнул белками глаз, принимая некое решение.
– Подожди нас здесь, дружинник, – заросший шерстью мут попятился к выходу. – Подожди-подожди! А ты, мордофиля, – он повернулся к товарищу, – пойдешь со мной!
«Как бы не наделали глупостей», – подумал Лан.
«Мы все равно – смертники, – отозвался с прежним унынием Хок. – Никто из нас не доживет до утра…»
«А ты можешь держать свои мысли при себе?» – Лана накрыла волна ярости, он подхватил тренировочный меч и несколько раз врезал по манекену с гнилым ведром вместо шлема на голове.
«Могу, конечно… – Хок замялся. – Но нас это все равно не спасет…»
На Арене ухало и грохотало. Потолочные плиты тренировочного зала мелко содрогались. Было слышно, как азартно ревут трибуны: бой двух страхолюдин, наделенных нечеловеческими силами, пришелся зрителям по вкусу.
Вернулись муты, с ними пришли и остальные мужики, которых недолго тренировал Лан. У всех на лицах была мрачная решимость. Лохматый протянул дружиннику миску, вместо каши она оказалась заполнена разным мелким добром: в ней были и позеленевшие от времени монеты, и моток шерстяной нитки с вонзенными в него иголками, и магниты, которые предки цепляли на железные шкафы, именовавшиеся холодильниками, и катушка тонкой медной проволоки, и стеклянные бусинки, и красивая, но совершенно бесполезная флэшка в форме божьей коровки, и ластик с запахом старинного напитка колы.
– Вот. Наскребли по сусекам, – сказал лохматый. – Под соломой бойцовских квартир прячутся не только вши. Наш костоправ, конечно, скряга. Но этого должно хватить на полфляжки.
– А если начнет ломаться, то просто скажи, что дашь ему в чайник, и заберешь спирт бесплатно, – добавил широкоплечий. – Во всей Новоарбатовке не найдется ни одного человека, которому бы хотелось тебя гневить.
– Спасибо, – Лан был тронут. Как-никак, не ожидал, что гладиаторы расстанутся со своей заначкой ради того, чтоб помочь в его сомнительном деле. Неужели все из-за того, что он пару часов помахал вместе с ними деревянным мечом? Или же у этих людей – в разной степени подверженных мутациям – тоже есть совесть и представление о чести? Может, не все так плохо, и кремлевская община не одна – против целого мира? Может, и среди руин найдутся союзники?
«Похоже, брат, ты у местных в авторитете, – высказался шам. – Что не удивительно после того, как ты навалял жуку-медведю. Только не зазнайся. И помни, что точно такие же славные ребята ночью накинули мне на морду шкуру, чтобы перекрыть кислород».
«Я иду за спиртом, – подумал Лан. – И упаси тебя твои шаманские боги, если это не поможет, и ты морочишь мне голову!»
«Давай-давай, угрожай. Каждый калеку готов обидеть».
Никто из бойцов не спросил, зачем понадобился спирт. Применений ему было не так уж много, и все, наверняка, решили, будто Лан собрался выдуть добытое в одну глотку. И они не так уж ошибались: глотка действительно была одна.
– Готов? – вслух спросил шама Лан.
«Давай, пока я не передумал, – Хок дрожал, его лицевые отростки метались, точно жили отдельной жизнью. Длинные ногти на пальцах постукивали по полу. Лан не понимал, к чему весь этот драматизм. Все-таки пить спирт – это не то же самое, что кровь лакать. В Кремле, конечно, крепкое не распивали, но это не считалось таким грехом, как, например, всякий богомерзкий каннибализм-вампиризм. Определенно, шам что-то недоговаривал, пряча истинные мотивы в глубине своей непроглядной нечеловеческой души. – Возможно, понадобится время, чтоб я достиг пика формы. Возможно, я буду просить и даже умолять тебя остановиться, но ты обязан заставить меня выпить все до капли».
Лан взболтнул содержимое мерной пластиковой кружки. Резкий запах спирта немного перебивал вонь, стоящую в каморке Хока. Удалось выменять около трехсот граммов чистого, медицинского препарата. На взгляд Лана, это было много… даже – чересчур много для одного полуживого тщедушного существа.
«Ну… Да здравствует дорога в кайф! – мысль Хока вибрировала так сильно, что Лан едва-едва смог ее считать. Шам был в ужасе. – Начинай подавать по-малому…»
Лан присел возле шама на корточки, поднес стакан к белоснежным клыкам, чуть-чуть наклонил, позволив обжигающей жидкости пролиться на корень языка. Шам дернулся, словно его ударило током. Его мысли были охвачены хаосом, и Лан мог распознать лишь страх и боль. Дружинник поднял стакан, с тревогой посмотрел на искаженную гримасой физиономию шама. Что-то явно шло не так…
«Может, не нужно?..»
«Чтоб ты сдох! – гневно отозвался шам. – Я велел залить все до капли! Только так я смогу стать сильнее! Это последний шанс! Твой, дубина, последний шанс!»
– Ну ладно… – пожал плечами Лан и щедро плеснул шаму в горло. Он тут же прочувствовал боль Хока, как свою собственную. Шам излучал страдание, и мысли его походили на потоки пузырящейся лавы. В содрогающейся от частого дыхания груди Хока забулькало, но шам сжал зубы и смог удержать проглоченное в себе. Разрозненная кошмарная мозаика мыслей снова сложилась в упорядоченное послание.
«Лей, будь ты проклят! Я все равно сдохну! Мне уже конец! Но я помогу тебе… И смогу отомстить!»
Мысль снова «поплыла», шам начал терять сознание, и Лану пришлось дать ему пощечину. Зубы, которыми ничего не стоило отхватить взрослому человеку палец, а то и всю кисть, разжались, и Лан направил тонкую струйку между ними.
Мысли шама снова вернулись к событиям месячной давности. Он стоял в оцеплении и испарял воду своей внутренней силой, которой было так много, что, казалось, ее некуда девать. Он был юным Повелителем Туманов, сверхсуществом, рожденным, чтобы покорить мир. Стоя на оплетенной плющом балке, он возвышался над бесчисленным полчищем новых людей: «пушечным мясом» и почти безмозглым мускулом, направленным на красные стены анклава, населенного некими гордецами, не покорив которых, нельзя было завладеть ни Москвой, ни миром в целом. Он гнал клубы промозглой хмари на крепость и смеялся, предвкушая скорую победу…
«Я отомщу! – Хок с трудом формулировал упорядоченные мысли, в его поврежденном мозгу творился химический ад. – Ты же – уходи! Уходи, пока можешь!»
«Еще немного осталось, – голова Лана гудела. – Ты почти все выпил. Давай, пару последних глотков, и я на самом деле уйду… Господи, чем я тут занимаюсь!» – взмолился он, вперившись в темный потолок.
«Все будут мертвы! – Хок, вероятно, бредил, его глаз постепенно затягивала мутная поволока, лицевые отростки тщетно стремились оттолкнуть зависший над пастью стакан. – Всех раздавят! Раздавят!»
Хомут, проходя по коридору, заглянул в каморку шама, но тут же отпрянул и заспешил прочь, сплевывая и бормоча ругательства.
«Убирайся! – шам выгнулся дугой, Лан услышал, как трещат его кости. – Меня на самом деле убили во время штурма Кремля! Я слишком долго цеплялся за жизнь, но сегодня мертвые станут мертвыми, и будет их, как грязи под ногами».
«Давай, еще чуть-чуть…» – Лан наклонил стакан сильнее. Его разум находился под бомбардировкой беспорядочных мыслей Хока, похоже, шам окончательно утратил связь с реальностью. И черт знает, к чему это приведет. А вдруг загнется: такое искалеченное, немощное, а ему чистый спирт прямо в глотку и без закуски…
«Горит… горит… горит…» – повторял раненый шам, его глазное яблоко металось под смеженными веками. Образы, посылаемые Хоком, становились все страшнее и бредовее: вампиры-телепаты рвут на куски человеческих младенцев, грязно-красная Москва-река выходит из берегов, из-под земли прут то ли нечистоты, то ли орды котяхов, человеческие женщины совокупляются с хищными растениями, поливая их корни собственной кровью, бегут через огонь крысопсы, и от них отваливаются куски обугленного мяса…
Лан мотал головой и скрипел зубами. Он сходил с ума вслед за Хоком, он умирал вместе с Хоком. Тягостная аура, которую излучал впавший в забытье шам, так или иначе подействовала на каждого обитателя Новоарбатовки. Кого-то охватил приступ беспричинной ярости, кого-то накрыло апатией, у кого-то разболелись зубы, кто-то почувствовал тошноту, бабы лили слезы, выпивохи выстроились в очередь у липкой от грязи стойки кабака, чтобы залить внезапную тоску. Оружейник Арены вонзил себе в живот гладиаторский меч, который только что сам заточил. На одной из сторожевых башен наемники затеяли ссору, быстро превратившуюся в короткую, но яростную перестрелку. Профессор во время уборки в зверинце перевернул ведра с навозом и упал на пол, горько рыдая и суча босыми ногами, как истеричная девица.
Лан слышал и даже чувствовал кожей, что Арену и всю Новоарбатовку охватила нездоровая суета. А Хок внезапно распахнул глаз и произнес не мысленно, а вслух:
– Они идут!
Лана прошиб холодный пот. В голосе шама не было ничего человеческого, так могла бы говорить птица, подражая человеческой речи. Или, быть может, демон, выбравшийся из преисподней в постъядерный ад разрушенной Москвы.
– Кто идет? Ты о чем вообще? – спросил он, схватив шама за плечи. – Ты можешь передать Ворону, что Светозар в Замоскворечье? Скажи, можешь или нет? Передай ему, что со мной все в порядке, пусть выручат Светозара! Ты слышишь?
Но, похоже, все было напрасно. Третий глаз Хока затянула серая поволока, лицевые щупальца поникли и даже, вроде, посинели. Шам больше не произнес ни звука, более того – он не посылал ни одной мысли, ни одного даже самого бредового и оборванного образа. Излучаемые им тягостные эманации иссякли. Лан прикоснулся к шее раненого: пульс был нитевидным и слабым.
– Что же ты затеял… – пробормотал дружинник. Чуйка подсказывала ему, что на этом авантюра Хока не закончилась. Шам столкнул со склона камень, которому суждено было перерасти в камнепад. И Лан не ошибался.
Дыру в куполе Арены так и не заделали, теперь наверху гудел ветер. Сквозняк поднимал над ристалищем пыль и время от времени плевался в зрителей крупными дождевыми каплями. Было слышно, как в зверинце ревет, требуя реванша, отоспавшийся после ударной дозы макового молочка жук-медведь. Вопли гиганта заглушали многоголосый гомон трибун. Приближалась ночь – время чемпионов и самых ярких схваток. Толпа предвкушала, неосознанно ожидая от финала дня экстраординарного зрелища.
Лан вышел на Арену в чем был – те же штаны, та же кольчуга, надетая поверх рубахи. Ни шлема, ни щита, ни даже сапог. В правой руке – короткий меч-гладиус, которым раньше рубился непобедимый чемпион – киборг Титан. Лан сам выбрал этот клинок за прекрасную балансировку и отменное качество стали. К тому же гладиус напоминал ему о друге, прошедшем вместе с ним через пламя во время похода на Арбат. За Ланом шли четверо его учеников, вооруженные длинными мечами худшего качества и боевыми топорами. Зрители отреагировали на появление гладиаторов овациями.
– Лан! Лан! – скандировали они так рьяно и громко, что даже жук-медведь смутился и перестал реветь.
Лан осмотрелся – неспешно, пытаясь углядеть среди зрителей хотя бы одно знакомое лицо. Он все еще надеялся, что Хок смог выйти на связь с Вороном и изложить положение вещей. Быть может, кому-то из разведчиков удалось проникнуть на трибуны? Сквозняк трепал Лану спутанные волосы. Как всегда зрительские места были скрыты дрожащими тенями, сквозь которые едва просматривались фигуры непоседливых, охваченных азартом людишек.
Лан вонзил меч в песок, поплевал на ладони, затем снова перехватил рукоять. Теперь его взгляд был направлен на закрытые кованой решеткой ворота на противоположной стороне Арены.
Грянула и оборвалась в воцарившейся тишине барабанная дробь.
– Много… Много же вас сегодня собралось, – прозвучал сухой и ленивый голос Кудесника; Профессор, наверняка, рвал на себе остатки волос, понимая, насколько низко бывший помощник опустил планку некогда насыщенных драматизмом и театральными элементами шоу. – Сегодня нас ждет символичный бой… – Кудесник едва сдерживал зевоту. – Горстка людей, цепляющихся за чистоту своей крови, замшелые традиции и вовсе малопонятное мне качество, которое они именуют «духовностью», окажется лицом к лицу с новыми владыками мира. Пусть шоу начнется! А мы похрустим солеными орешками…
Кудесник причислил к людям и явного мута Собака, и не столь очевидного Ефима. В нюансы происходящего новый хозяин Арены не вникал, явно считая себя выше этого, и просто распорядился бросить в бой Лана, а также всех недавно появившихся сторонников дерзкого гладиатора.
– Собраться! – бросил, не оглядываясь, Лан. – Собак! Ефим! Левый фланг! Череп! Горелый! Правый фланг! – сам он отступил в центр получившегося каре.
Лязгнули цепи, решетка медленно поползла вверх. Послышался рык и гортанный ор. Не дожидаясь, пока проход откроется полностью, на Арену поперли нео всех мастей и размеров: от мелких стокилограммовых подростков до прожженных в Полях Смерти великанов, в каждом из которых было не меньше, чем полтонны веса.
– Дюжина, – мгновенно пересчитал противников Лан. – Где же мы будем их всех хоронить, пацаны?
В это время он старательно не думал о мрачном пророчестве Хока. Все шло и без того слишком плохо, чтобы позволять себе впадать в пораженческое настроение. Но сейчас пронизанные горькой безнадегой мысли шама обрели материальную форму. Наверное, Хок заглянул Кудеснику в голову и увидел там сценарий предстоящего шоу. Новый хозяин Арены решил разделаться с беспокойным рабом так, чтоб это было, во-первых – наверняка, во-вторых – на глазах у благосклонно расположенных к гладиатору зрителей. Чтоб комар носа не подточил, чтоб получилась убедительная жирная точка.
Нео разбрелись по своей половине Арены. Они размахивали увесистыми дубинами и цепями с грузилами на конце, они переругивались друг с другом, клацали зубами и брызгали слюной, они показывали зрителям непристойные жесты и откровенно бахвалились, по-обезьяньи стуча себя в грудь кулаками. Затем раздался раскатистый рык: огромный нео, чьи мышцы настолько переросли размеры шкуры, что порвали ее на кровоточащие лоскуты, двинул с царственной неторопливостью, опираясь при ходьбе на костяшки пальцев, в сторону людей. Альфа-самец был без оружия: просто кусок голых влажно блестящих мышц, и торчащие в несколько рядов клыки, каждый из которых был не меньше зубила. Остальные нео стали выстраиваться за спиной вожака широким фронтом.
– Они нас сметут, – заметил Горелый осипшим голосом.
– Сметут, век хабара не видать! – согласился Ефим.
– Стоим, ребята, – процедил Лан, не сводя глаз с вожака нео. – У каждого свой сектор, не расходимся, строй не ломаем, прикрываем друг другу спины. Запомните – мощная рубка, пять-шесть быстрых ударов по корпусу… А этого, – он указал гладиусом на альфа-самца, – я возьму на себя.
«Хок! Сейчас самое время для твоих фокусов! – мысленно воззвал он к шаму. – Если ты что-то можешь сделать – то делай. Если можешь позвать на помощь – то зови! Иначе мне придется признать, что ты был прав, и что все мы…»
– Сдохнем! – вдруг заорал Собак и замахнулся топором.
– Сдохнем – ну, и хрен с ним! – подхватил Череп.
Лану они напомнили Говорящих с Мечами. И в душе словно искорка зажглась: в компании с такими отчаянными сорвиголовами умирать не так тягостно. Впрочем, отставить мысли о гибели! Если он сольется в этом бою, то кто же выручит Светозара? Похоже, возлагать надежды на то, что Хок смог передать послание Ворону, не стоило.
Вожак нео остановился, не дойдя до людей метров восемь. Он поднял лапу, призывая собратьев придержать пыл. Даже с этого расстояния Лан чуял исходящий от альфа-самца запах сырого мяса и мочи.
– Легкая добыча, – проворчал огромный нео, сверкая ядовито-зелеными глазами. – Слишком легкая! – он поднял морду, нашел ложу Кудесника и зарычал во весь голос: – Это и все?! Нет, серьезно – все?! Мраг не доволен тобой, хозяин! Мраг хочет много-много хомо! Мраг хочет сложить гору из оторванных голов! Вот такую гору!.. – он принялся прыгать на месте, вытянув лапу вверх, очевидно, показывая высоту воображаемой горы.
– Вперед, ребята, – сказал Лан обыденным тоном, словно речь шла о погоде. Пока враг играет на публику, пока он уверен в собственном превосходстве – самое время нанести первый удар.
Каре врезалось в щербатую шеренгу новых людей. Лан опасался, что кто-то из четырех его «учеников» сдрейфит и сломает строй, но во время маневра никто не сплоховал. Все понимали, что единственный шанс выжить в этом бою – действовать сообща и выполнять команды дружинника.
На Мрага посыпался град ударов. Вожак нео, кажется, не успел понять, как такое могло произойти, а в его твердые, словно толстая резина, мышцы уже врезалась сталь. Собак бил слева, Череп – справа, Лан атаковал в лоб. Короткий, тяжелый гладиус рассек альфа-самцу грудину, но отскочил от ребер, точно от арматуры. Морда Мрага перекосилась, вожак уже почувствовал на выпяченных обезьяньих губах вкус собственной крови.
Остальные нео заорали в один голос, затем мгновенно заключили каре людей в кольцо и набросились со всех сторон одновременно.
– Держим строй! – закричал, надрывая горло, Лан. – По секторам! Рубка! – он снова шагнул на Мрага, увернулся от когтистой лапы, ладонь которой по ширине была сравнима со снегоочистительной лопатой, вонзил меч вожаку в бедро, но опять не смог нанести критический урон. Кое-как освободив лезвие, он снова увернулся, затем ударил, целя в коленное сухожилие, и почти сразу – по прикрытому набедренной повязкой причинному месту. Крайний удар оказался удачным. Кровь Мрага ударила Лану в лицо, вожак заревел так громко и высоко, что у дружинника едва не лопнули барабанные перепонки. Мраг потянулся к Лану, намереваясь схватить его двумя лапами, но это уже был жест отчаяния. Боль заставила его согнуться, не завершив движения, затем, опираясь на кулаки, вожак отступил. Но нео по-прежнему было слишком много на пятерых гладиаторов. Лану вспомнилось, как они вдвоем с братом удерживали наступающих нелюдей, когда те смогли прорвать оборону. Тогда ему и Светозару нужно было продержаться всего несколько минут до прибытия подкрепления, вот только сейчас… сейчас помощи ждать было не от кого, Лан и его подопечные могли рассчитывать только на себя.
Один нео был сражен метким ударом в горло, Лан не заметил, кому так повезло из его «учеников». Еще двое косматых мутантов, не считая Мрага, отступили зализывать раны. Но остальные продолжали напирать; некоторые, само собой, мешались друг у друга под ногами и даже задевали своих же дубинами и цепями. Собак, Ефим, Горелый и Череп дрались, словно черти. Каждая секунда жизни оплачивалась ценой невероятных, почти сверхчеловеческих усилий. И они платили эту цену, с адским трудом, с потом и кровью переходя из мгновения в мгновение.
Горелый пропустил удар в плечо. Правая рука мгновенно отнялась, рукоять меча выскользнула из разжавшихся пальцев. И через миг дубина следующего нео врезалась ему между лопаток, раздробив и смяв хребет. Горелому не позволили упасть: третий нео схватил его за ноги и швырнул в ограждение Арены.
– Строй! – заорал Лан, становясь на место Горелого. Череп осыпал ударами второго после Мрага по крупности «прожженного» нео. Меч лысого гладиатора сломался, не пробив твердокаменный череп врага, и Лану пришлось добавить несколько ударов от себя.
Цепь с грузилом обмоталась вокруг шеи Ефима. Широкоплечего мута попытались повалить на песок, но он точно корни пустил, и все работал-работал боевым топором, не позволяя ни одной обезьяньей роже приблизиться. Собак покинул строй, несколькими яростными ударами он помог Ефиму освободиться, но сам не смог вырваться из замкнувшегося вокруг него плотного кольца опьяненных жаждой крови нелюдей. Вверх полетели клочья шерсти, обрывки одежды и мяса, которые нео вырывали из лохматого гладиатора пальцами и клыками.
Лан отбил направленную ему в голову дубину, ловким выпадом отсек нео кисть. Затем замахнулся, собираясь закрепить успех, и вдруг выяснил, что вместо раненного нового человека перед ним возвышается окутанный пылью бетонный блок.
Лан оторопело заморгал. Невольно подумалось, что он спятил в пылу сражения. И тут же едва не поплатился за проволочку: дубина просвистела возле уха и задела вскользь плечо. Лан прыгнул навстречу почти трехметровому верзиле с пепельной шерстью и воткнул гладиус ему прямо в пасть, достав острием мозг. Верзила, падая, зажал лезвие зубами, и Лан не смог освободить оружие. Дружинник зашарил взглядом по залитому кровью песку: нужно было срочно вооружиться хотя бы деревяшкой… И все-таки, как тот нео превратился в кусок камня?
Плиты под ногами качнулись: на Арену упал кусок железобетонной плиты, а следом посыпались доски и щепки. Плита проехалась по песку, сломав ноги двум оказавшимся недостаточно ловкими, чтобы вовремя отскочить, нео.
В куполе Арены образовалась новая дыра. И теперь над полем битвы вовсю гулял ветер, забрасывая внутрь увеселительного комплекса клочья густого тумана. Лан внезапно понял, что за сражением людей и нео никто не наблюдает: на трибунах давно царила суматоха или точнее – паника.
Череп кинулся к Лану и встал спиной к спине. Лысый по-прежнему сжимал поломанный, изрядно погнувшийся меч. С другого бока подошел Ефим, широкоплечему муту было худо: он хрипел и сплевывал кровь, его горло распухло, но в глазах горел огонь, а руки крепко держали топор.
Уцелевшие нео медленно отступали к ограждению Арены, они озирались, недоуменно вытянув морды. Их широкие ноздри трепетали, а уши – подергивались. Они использовали свое звериное чутье, чтобы понять, что происходит. Мраг, скорчившийся у дальнего входа на Арену, вытянул окровавленную лапу в сторону Лана и обиженно заскулил. Но остальные нео пребывали в замешательстве и не отреагировали на призыв расправиться с хомо.
Затем грянуло оглушительно и мощно. Здание Арены содрогнулось, во все стороны брызнула смесь из каменного крошева, щепок и металлических обломков. Очередной фундаментный блок весом около шести тонн, использованный неизвестной силой в качестве метательного снаряда, пробил стену комплекса, вывалился на зрительские трибуны и пополз вниз через облако колючей пыли, ломая скамьи и калеча тех, кому не посчастливилось оказаться на пути. Блок сбил верхнюю часть ограждения и тяжело рухнул на ристалище. От сотрясения Лан едва устоял на ногах. Сверху посыпались доски: они падали, как копья, разве что не втыкались в песок, а бодро отпрыгивали, распугивая нео. Половина купола со стоном провисла, а затем обрушилась на трибуны и на Арену.
Повсюду царил хаос. Пыль смешивалась с туманом, а туман – с дымом. Вопли боли и ужаса соревновались в громкости с треском балок, грохотом обваливающихся стен и ружейной пальбой. Лан споткнулся о тело убитого им нео: из пасти мутанта торчал меч. Дружинник наступил мертвецу на грудь и освободил клинок, – еще сгодится.
– Сюда! – различил он на фоне какофонии зычный голос Черепа. – Лан! Ефимка!
Оказалось, что несколько плит, скрытых под песком ристалища, обвалились, открыв путь в подвал. Лан помог спуститься раненому Ефиму, затем спрыгнул сам: как и предполагал, он оказался в тренировочном зале. Лан повернулся к полускрытому клубящейся пылью отверстию в потолке, ожидая Черепа. Тот и в самом деле появился из пыли, но что-то с ним было не так: лысый гладиатор упал неловко, словно мешок с мукой. Лан подался вперед и сразу увидел, что из спины Черепа торчит рукоять его же поломанного меча.
Послышались рычащие голоса нео и их глумливый хохот. Лан понял, что это сражение вышло за рамки Арены и сценариев вечерних шоу для полупьяной толпы. Конкурентная борьба хомо и нео может закончиться лишь окончательной победой одного из видов, и сейчас непримиримые враги вернулись на привычное поле боя.
– У-у-хо-ди! – просипел Ефим, силясь перекричать грохот и вопли. Мут схватил Лана за плечо, потянул его назад. Неподалеку визжал Мраг: вожак пытался восстановить власть над остальными нео.
Лан подумал о Светозаре. О Маре. О Кремле и общине. Он еще пригодится этим людям, и было бы безответственно погибнуть среди пыли и дыма сейчас, – когда появился шанс выбраться из передряги. Нужно было уносить ноги, пока вокруг творится черт знает что. Похоже, Арене конец. И конец мог настать всем, кто до сих пор не покинул комплекс.
Хок! Лан мысленно хлопнул себя по лбу. Неужели происходящее – его рук дело? Как такое могло случиться? Дернул же черт связаться с этим шамом!
– Бе-жать! – выдавил Ефим, прижав к горлу ладонь.
– Беги! – Лан хлопнул мута по широченному плечу. – Я задержусь на минуту-другую!
Ефим кивнул.
– У-у-да-чи!
– Удачи!
Они кинулись в разные стороны. Лан углубился в затопленные едкой пылью коридоры «бойцовского клуба». Почти сразу же он натолкнулся на Хомута. Дуло винтовки наемника уткнулось Лану в живот. Секунду-другую Хомут играл желваками, сосредоточенно размышляя.
– Теперь каждый сам за себя… – изрек он и убрал винтовку.
Лан ничего не сказал в ответ. Ему ничего не стоило напасть на наемника со спины и отобрать ствол, тем самым мгновенно повысив свои шансы на выживание в этом аду. Но он просто пошел, не оглядываясь, дальше.
Дыма становилось все больше. Свет факелов едва пробивался сквозь пелену чада. Из мглы проявлялись фигуры гладиаторов и охранников, и через миг растворялись в ней снова. Один раз промелькнули длинные щупальца какого-то чудища, вырвавшегося из зверинца. И рев жука-медведя тоже, вроде, слышался теперь ближе.
Лан отыскал каморку Хока. Шам, как ни странно, был до сих пор жив.
«Зачем ты пришел?» – шевельнулась на краю сознания чужая мысль.
– Я хочу вынести тебя наружу! – выкрикнул Лан, прикидывая, как он сможет это сделать.
«Стой! У меня же сломана спина! – послал испуганную мысль шам. – Не смей меня кантовать! Я не хочу новых мучений».
– Но ты тем более погибнешь, если останешься здесь! – Лан взмахнул мечом. – Кто-то напал на Новоарбатовку! Арена рушится!
«Это мои сородичи, – отозвался шам. – Я сам их позвал».
– Ты… что? – не сразу понял Лан. – Ты не передал Ворону мое сообщение? Ты не «связался» с разведчиками?
«Нет. Я позвал своих, чтобы они отомстили за меня! – лицевые отростки шама заметались от волнения. – Я был сверхчеловеком, а теперь я умираю на соломе в компании вшей и кремлевского воина – своего врага. Я был обречен с того момента, как ваша шрапнель продырявила мне череп. Я долго не мог решиться, но теперь я готов принять свою смерть, и я буду отомщен».
Лан ощутил горечь. Он никогда особенно не верил в добрые намерения Хока, но все же предательство – есть предательство, это всегда паршиво.
«Я не предавал, – возразил шам. – Но ты сам идешь по своему пути. Мы были временными союзниками. Беги, пока есть возможность. Беги, пока это место не превратилось в пятно выжженной земли, засеянной костями. Мои сородичи не знают пощады».
– Будь ты проклят, Хок… – прошептал Лан, отступая.
«Беги! Беги! – повторял шам. – Охрана занята спасением своих жизней. Забор разрушен. Возвращайся в Кремль! Потом поймешь, сколько на самом деле я для тебя сделал. Беги, пока мои сородичи не вошли в это здание!»
– Ну, спасибо… – Лан фыркнул. – Тогда прощай, что ли… – и договорил мысленно: «Если душа другого человека – потемки, то душа нелюди – это бездна, населенная чудовищами».
«Берегись! Сзади!»
Лан отреагировал мгновенно. Он крутанулся на пятках, гладиус сверкнул в тусклом свете, описав полукруг. По коридору змеилось что-то длинное, громоздкое. Существо напоминало гибкую сегментированную трубу большого диаметра на дюжине или даже больше – не было времени пересчитывать – лап. Спереди у существа имелись два подвижных щупальца, заканчивающихся когтями, каждый из которых был размером с меч. Щупальца взлетели в замахе, Лан метнулся вбок. Один коготь врезался в пол, выбив цементную крошку, второй коготь Лан парировал гладиусом – сталь со скрежетом сошлась с твердокаменным и острым хитином. Многоножка двинула вперед, практически прижав Лана к коридорной стене. Щупальца взметнулись для следующего удара… Лан же застыл, охваченный внезапным оцепенением. В ушах зазвенело, руки задрожали, гладиус вдруг показался непомерно тяжелым, а рукоять меча – скользкой и неухватистой. Лан ощущал себя жалким пахарем, оказавшимся на свою голову не в то время, не в том месте. Лишившись сил бороться, он бестолково пялился на нацеленные ему в грудь когти.
«Ментальная атака! – мысль Хока заглушила звон в ушах. – Я прикрою! Мочи его!»
Это было похоже на магию. Невидимые путы, сковавшие его по рукам и ногам, пали. С головы точно пыльный мешок сдернули, Лан снова мог видеть и слышать, а самое главное – вернулась воля и умения. Он снова был прирожденным воином, способным достойно встретить лицом к лицу любую опасность и отстоять свое право на победу.
Лан пригнулся, оба когтя вспороли воздух над его головой и врезались в стену, оставив на камне глубокие выщерблины. Лан бросился на пол, – прямо под многоножку, изумленную таким маневром. Короткий удар гладиусом прорубил «ворота» в левом ряде тонких конечностей, Лан нырнул в получившийся проход – под струи клейкой и вонючей жидкости, бьющие из культей, – и тут же оказался сбоку от чудища.
«Вырост на спине! Похож на прыщ!» – снова подсказал Хок.
Из спины многоножки действительно выпирала внушительная, туго обтянутая полупрозрачной кожей шишка. Лан, недолго думая, вонзил в нее меч. Кожа лопнула, под ней оказалась голова: на мучнисто-белой морде смутно угадывались человеческие черты. Маленький, заполненный слизью рот широко открывался и с чавканьем захлопывался в немой агонии. Многочисленные лапы твари подломились, чудище тяжело осело на пол, щупальца заметались, бестолково рубя воздух.
«Молодец! – похвалил Хок. – А теперь – вали отсюда! Мои уже рядом!»
«Спасибо тебе, сукин сын, чтоб ты провалился…» – ответил Лан.
Стальная дверь, преграждавшая выход из «бойцовского клуба», оказалась не запертой. Лан взлетел по короткой и крутой лестнице… и оказался в еще более густой мгле из дыма и тумана. В такой мути ничего не стоило потеряться даже на знакомой местности. Двор перед главным входом Арены не просматривался, была отчетливо различима лишь развороченная метательными снарядами стена комплекса. Бушевавшие на окраине Новоарбатовки пожары время от времени контрастно подсвечивали силуэты окружавших Арену строений. Огонь подбирался все ближе к центру поселения. Во мгле сломя голову носились люди и мутанты, некоторые – целенаправленно, но чаще всего – бестолково. Куски строительного мусора весом в несколько тонн то и дело с грохотом валились с затянутого низкими тучами неба, заставляя паникеров метаться еще быстрее.
Слышалась стрельба, но это были одиночные выстрелы или короткие очереди. Отчаянной перестрелкой, которую ожидал Лан, даже не пахло. Напрашивался вывод, что напавшие уже сломили оборону поселка, и теперь началась хладнокровная зачистка.
Чудища вырвались из зверинца и вовсю резвились под покровом тумана, внося свою лепту в творящееся безумие. С крыши соседствующей с Ареной торговой лавки на голову притаившегося под стеночкой трупоеда рухнула огромная, толстенная змея. Трупоед заверещал, но было уже поздно: вокруг его туловища обвились тугие чешуйчатые кольца. Перед тем, как запустить в жертву ядовитые клыки, змея раскрыла капюшон, его внутренняя часть оказалась агрессивного ярко-алого цвета – такую окраску не забудешь, если увидел хотя бы раз.
Неподалеку заревел жук-медведь. От его тяжелой поступи задрожала земля. А после послышался грохот, перемежающийся с истошными криками. Лан воочию представил, как гигантский и всегда злой жук яростно крушит очередное бревенчатое строение, чтобы достать из него людей.
Сердце тяжело содрогнулось, к лицу прилила кровь. Лан пошатнулся, борясь с подступившей к горлу дурнотой. Это походило на очередной ментальный удар. Однако, прислушавшись к себе, Лан понял, что больше не улавливает фонового присутствия Хока. И тогда возникла твердая уверенность, что раненого шама больше нет среди живых. Так, очевидно, проявил себя разрыв телепатической связи.
– Отмучился, бедолага, – проговорил Лан.
Дружинник двинулся вдоль вытянутого эллипса Арены. Он направлялся в сторону дальних ворот поселка – именно через них они с Титаном и Марой вырвались из Новоарбатовки в прошлый раз. Порыв ветра на миг проредил мглу, и Лан увидел силуэт огромного – высотою по крыши – паука, который отступал подальше от огня и стрельбы, с механистической точностью переставляя похожие на ходули лапы. Из разрушенного зверинца, словно из утробы пропеченной радиацией матушки-земли, вырывались все новые и новые чудища…
Послышался лязг металла и натужный вой работающих с перегрузкой сервоприводов. Из мглы появился биоробот и попер прямо на Лана. Это был «Раптор В1» – относительно мелкая, но очень шустрая и коварная машина с полуживыми мозгами. Лан уже собрался бежать со всех ног, но в следующий миг он увидел, что у «Раптора» отсутствует половина головы. Смазка и гной струились из дыры с зазубренными краями по шее, плечу и стекали с выставленной передней лапы. «Раптор» щелкал зубами, словно от нестерпимой боли, и движения его были заторможенными, пьяными.
Из тумана вынырнула оплетенная вьюнами бетонная арка и рухнула биороботу на спину. Ударили снопы искр, металл смялся гармошкой, голова «Раптора» отлетела от корпуса и, продолжая клацать зубами, пробила дыру в деревянной стене Арены.
Дальше начало происходить вообще нечто странное. Лан неожиданно осознал, что неподалеку – за углом кузницы – он сможет найти автомат. То ли чуйка какая-то особенно острая включилась, то ли вообще – черт знает что. Неведомая сила подтолкнула его в нужном направлении.
Лан перебежал открытое пространство, заглянул за угол ближайшего строения. Действительно: на земле лежал с простреленным сердцем смуглый человек в длиннополой одежде и с тюрбаном на голове. Быть может – маркитант неведомого клана, быть может – мародер или удачливый бродяга, отыскавший среди руин пару дорогостоящих «ништяков». К себе покойник прижимал старый-добрый «калаш», на деревянном прикладе которого была выжжена затейливая вязь каких-то символов. Лан потянул оружие за цевье, но оказалось, что пальцы убитого крепко-накрепко сжимают рукоять. Пришлось разок взмахнуть гладиусом. Далее, Лан обыскал подсумок мертвеца и нашел пару снаряженных магазинов. Несмотря на то, что пока все складывалось удачно, Лан не испытывал ни малейших чувств, словно кровь в его венах кто-то заменил толченым льдом.
Он осмотрелся. Через двор промчался десяток нео, вооруженных чем попало. Затем дымку рассекли желтые лучи противотуманных фар, из-за Арены появился грозный силуэт штурмового биоробота «Маунтин». Не обращая внимания на органику, которой было полным полно в непосредственной близости, «Маунтин» целенаправленно двинул на шум боя.
Биоробот прошагал мимо сидящего под стеной кузницы Лана, обдав его запахом горячего железа и мазута. По пальцам можно было бы пересчитать людей, которые видели био так близко и остались живы, но даже сейчас сердце Лана не вздрогнуло и не ускорило ход.
«Маунтин» задрал наплечную пушку, переделанную в бомбарду, и дал залп навесом, отправив ядро в ту сторону, откуда могли появиться сородичи Хока. Клубы дыма от черного пороха смешались с туманом. Затем биоробот повернулся к зареву пожаров вторым плечом и активировал устройство, в котором завизжал, раскручиваясь, метательный диск.
Грянул оглушительный рык жука-медведя. За коновязью, возле покинутого завсегдатаями кабака тускло сверкнули, отражая багровые огни, фасеточные глаза. Хитиновая громадина рванула на биоробота, разбив в щепки оказавшуюся на пути коновязь. «Маунтин» развернулся к неожиданной угрозе грудью. Из обоих его манипуляторов выдвинулись по зазубренному лезвию полутораметровой длины.
Бум! От удара «Маунтин» сдвинулся назад, вспахав ступнями землю. Одно его лезвие со звоном сломалось об хитиновый панцирь, второе же погрузилось под переднюю лапу жука-медведя. Оба гиганта сцепились в клинче, сминая друг другу бока. Трещал хитин, скрежетал металл; ревел мутант, биоробот надсадно завывал тысячами сервоприводов.
«Путь они дерутся. А ты можешь идти дальше», – прошелестел в голове Лана призрачный голос. Ноги понесли дружинника снова к Арене.
Первая мысль была, что это «вернулся» Хок. Но ведь Лан отчетливо прочувствовал смерть калеки! К тому же Хок никогда не перехватывал управление его телом: не мог или не позволял себе быть настолько борзым. Лан понял, что в его голове поселился чужак – очередной шам, который был куда сильнее юного Хока.
Лан пронесся мимо Арены, в одной руке – автомат, во второй – меч. Из тумана вырисовались вычурные контуры двухэтажного терема, в котором раньше обитал Профессор.
«Хок успел поведать о тебе, дружинник, – вновь подал голос чужак. – Он умолял позволить тебе уйти. Ну, не знаю – не знаю… Как по мне, твое тренированное тело с отточенными рефлексами может стать идеальным инструментом для определенной работы. И было бы глупо отпускать тебя…»
Трудно сказать, откуда взялся этот нео. Он словно из-под земли появился: вот только что не было, а теперь – есть. Рыжий матерый воин с бугрящейся от шрамов шкурой на морде был вооружен карданным валом от старинной автомашины. Тяжеленная железяка рассекла воздух, всклубив туман. Лан поднырнул под удар, косо рубанул в ответ гладиусом по брюху с отчетливо видимым сквозь шерсть рельефом. Клинок не пробил мышцы. Нео, пребывая в боевом безумии, не заметил раны. Карданный вал с лязгом врезался в тротуарную плитку в том месте, где долю секунды назад находился Лан. Дружинник был уже с другой стороны от неприятеля. Широкое лезвие меча, сверкнув, погрузилось в шею мутанта. Бьющая толчками кровь заставила туман зардеться. Голова нео повисла на нескольких жилах и куске шкуры. Тело сделало еще несколько слепых выпадов, затем выронило железку и потопало в направлении Арены.
«Автомат же есть», – мрачно подумал Лан.
«Не будем раньше времени заявлять, что ты идешь. Ладно?»
«Шам, отпусти меня! – потребовал Лан. – Я должен успеть спасти…»
«Как ты обращаешься к Повелителю Туманов! Какой я тебе шам! – вспылил телепат. – И какое дело нам может быть до твоего братца, а?»
Пелена тумана вдруг расступилась, и Лан неожиданно увидел перед собой не дом Профессора и частокол Новоарбатовки, а болото. Из топи торчали остатки древних строений, ржавые фермы, покореженные столбы. То тут, то здесь шевелили ветвями хищные кустарники, копошилась в грязи мелкая мутировавшая живность. А дальше, почти у горизонта, виднелась бетонная башня с разрушенными верхними этажами. Что-то подсказало Лану, что Светозар находится там. Он мысленно потянулся к этому рукотворному острову на болотах, и бетонный цилиндр сейчас же приблизился. Груды камней и перекрученных металлоконструкций, что выстроились неровным четырехугольником вокруг башни, оказались замаскированными блокпостами или же огневыми точками, расположенными на торных тропах. Просто так к строению было не пройти. Но, даже миновав блокпосты, пришлось бы столкнуться не меньше, чем с сотней вооруженных до зубов обитателей башни – бандитов Замоскворечья, суровых головорезов, чьи лихие традиции берут начало за несколько веков до нынешних дней.
«Скоро-скоро путешествие Светозара продолжится, караван уже в пути, – ворвался в грезу шепоток шамана. – Кое-кто заплатил бандитам золотом и редкой химией, чтобы проверить, как на теле дружинника будет смотреться крысособачья голова… Как ты думаешь, каким псом станет твой брат, после того, как над ним поработает экспериментатор Процессор? Овчаркой? Ротвейлером? А может – болонкой? Процессор – такой выдумщик…»
Греза иссякла. Лан выяснил, что он стоит у крыльца терема, прижавшись спиной к стене. Что такое «овчарка», «ротвейлер» и «болонка», он не знал, но звучало все это угрожающе. На собакоголовых Лан насмотрелся на Арене, и, честно говоря, полагал, что они – муты «естественные», вроде нео, а тут оказывается, что кто-то создает их по собственной извращенной прихоти… И, выходит, Светозара собираются продать для опытов, в результате которых он станет эдаким мутантом.
Тогда тем более нужно торопиться, пока караван неведомого Процессора не прибыл в башню на болотах Замоскворечья…
Чужак отозвался на эту мысль беззвучным смехом. И ему стали вторить другие шамы из отряда, напавшего на Новоарбатовку. От этого многоголосия голова Лана стала резонировать, будто колокол.
На крыльцо терема вышел наемник. Его сапоги заскрипели у Лана над ухом. Наемник уставился на огни пожаров, нервозно барабаня пальцами по прикладу винтовки. Лан слышал его свистящее, прерывистое дыхание, ощущал запах едкого пота. Этому человеку отчаянно не хотелось положить голову в обреченной Новоарбатовке, но именно такой исход он предвидел в недалеком будущем.
«Убей!» – приказал Лану шам, и дружинник просто ткнул мечом вверх. Клинок вошел наемнику над крестцом и по диагонали пронзил брюхо, выпроставшееся из солнечного сплетения острие натянуло камуфляжную куртку. Лан осторожно опустил убитого на ступени крыльца, придерживая за торчащую из его спины рукоять меча. И только после этого он увидел на голове наемника необычный шлем – что-то между старинной каской и кастрюлей.
«Вперед!» – мысленный окрик шама ударил по нервам, не позволив толком обдумать произошедшее.
Лан одним движением взмыл на крыльцо, затем, пригнувшись, ступил за порог. Сразу за дверями была резная лестница, ведущая на второй этаж. Он уже здесь бывал, его приводили на аудиенцию с Профессором, и тогдашний хозяин Новоарбатовки морочил молодому бойцу Арены голову, обещая отпустить его на волю после пары-тройки удачных боев. Само собой, Профессор наврал ему с три короба… Но где сейчас Проф? До сих пор прячется среди куч дерьма жука-медведя? Или уже надышался дымом и отдал богу душу?
Да и сам Лан – снова раб, и даже хуже – просто безвольная марионетка, ведомая чужим разумом. Не слишком сильно изменилось его положение с первого посещения этого деревенского дворца.
Лан швырнул меч вверх по лестнице, сам же нырнул к боковой стене, перехватив автомат двумя руками. Зазвенела на ступенях сталь, из прохода, ведущего в светлицы второго этажа, тотчас же выглянули двое наемников. На обоих были те же самые странные шлемы. Лан сжал спусковой крючок, автомат грозно рявкнул, а потом – еще и еще. Наемники погибли до того, как поняли, что происходит. Лану даже стало их жалко, однако управляющий им чужой разум торжествовал.
«Ты знаешь, кого Повелители Туманов на дух не переносят? – поинтересовался шам. Лан тут же представил красные стены Кремля, много раз ремонтированные башни, силуэты воинов, застывшие у бойниц… – Нет! – снова зазвучал резонирующий смех. – Нет-нет! Кремль – это лишь небольшая временная трудность. Истинную и самую черную ненависть вызывают у нас биороботы! Их претензия на господство, да и само существование, как вида, – это плевок в сторону нашей избранной унаследовать мир расы. Но еще сильнее нам отвратительны людишки с мутацией в мозгу, известные как нейроманты. Связанные с биороботами и способные управлять ими, нейроманты – мелкие боги наших врагов, и подлежат уничтожению в первую очередь!»
Третий наемник высунулся из проема и тут же выстрелил из дробовика. Поскольку он не целился, то, естественно, промазал. Лан же целился и попал, но пуля с визгом срикошетила от шлема. Наемник проворно отступил, Лан взбежал по лестнице, подхватил левой рукой, не замечая веса, одного из убитых охранников, а правой – гладиус, автомат же оставил болтаться на ремне за спиной.
«Если нейромант причастен к смерти нашего собрата, в издевательствах и унижениях его, то найти и покарать ублюдка – дело наисвятейшее!»
Снова громыхнул дробовик, но мертвое тело, выставленное вместо щита, безразлично поглотило заряд. Лан отпустил покойника, скользнул вперед в стремительном и почти неуловимом глазом движении, гладиус описал замысловатую восьмерку, и стоящий перед ним наемник в один миг лишился рук и головы.
Лан окинул взглядом светлицу: некогда это был кабинет Профессора. В канделябрах горели свечи. Из стрельчатого окна открывался вид на окутанную мглой Арену: пламя пожаров уже добралось до ее деревянных стен, но они пока сопротивлялись огню. В дальнем углу Лан увидел Кудесника, на его голове сидел шлем все той же нелепой конструкции.
От ненависти – жгучей, бурной – у Лана задрожали руки. Однако он понимал, что его захлестнули чувства шамана – или шаманов – узревших его глазами врага. Очевидно, шамы и нейроманты были такими же соперниками по экологической нише, как люди и нео. Сам же Лан испытывал в этот миг, скорее, любопытство. Нейромант – мутант, в существовании которого до сих пор сомневались в Военном Приказе Кремля. Он был целью неудавшейся миссии Лана, именно его они со Светозаром должны были завербовать для работы на Кремль.
Неудивительно, почему Кудесник спустя рукава управлял детищем Профессора – Ареной, да и поселком в целом. Ему был куда ближе и понятнее холодный разум боевых роботов, чем человеческие помыслы, страсти и надежды.
На Лана напали с двух сторон одновременно. Сероликие телохранители Кудесника были одеты в крестьянские одежды, не сковывающие движений. На обоих – шлемы, в руках – ножи.
Сероликие удачно подгадали время атаки: разум Лана был переполнен предельными эмоциями шаманов. В тот момент он практически ничего не соображал, и только дрожал всем телом от прилива чужой ненависти.
…Атаковавшего справа он встретил ударом гладиуса сверху вниз. Сероликий отлетел к дальней стене светлицы, пачкая стены, пол и даже потолок кровью из разрубленного горла и лица. Атаковавший слева успел всадить в спину Лана нож. На счастье дружинника, удар ослабила кольчуга, да и сам угол оказался не очень удачным: острие застряло в лопатке. Лан поймал последнего телохранителя за запястье и несколько раз ткнул ему в грудь гладиусом.
А после он выдернул из спины нож и повернулся к так и не сдвинувшемуся с места Кудеснику.
«Приготовься, – сказал шам. – Мы прижжем рану. Немножко пощиплет…»
К лопатке слово раскаленный прут прижали. Зашипела, вскипая, кровь. Завоняло горелой костью. Тот ментальный посыл, при помощи которого шаманы испаряли воду, чтобы создать туман, оказался сконцентрирован на пострадавшем участке спины дружинника. Лан был готов потерять сознание от болевого шока, но проклятый шам или шамы, – он снова не мог понять, сколько именно существ хозяйничает в его голове – поддержали его в тонусе.
Кудесник молча стоял, скрестив на груди руки, и бесстрастно глядел на корчи Лана, равно как до этого – на гибель своих бойцов. У Лана даже закралось подозрение, что Кудесник на самом деле – робот, который перестал притворяться человеком.
«Убей его!» – пришла дрожащая от предвкушения мысль, а за ней последовала следующая, явно принадлежащая другому шаму: «Медленно вскрой глотку!». «И пей, пей кровь, чтоб мы насладились вкусом!» – потребовал третий. «Отрежь ему уд, чтоб мы скормили его крысопсам!» – пророкотал четвертый. «А тело сожги вместе с этим убогим домишкой!» – приказал пятый.
Лан перехватил скользкие рукояти гладиуса и трофейного ножа, шагнул к Кудеснику. И тут же терем содрогнулся от удара неимоверной силы. Бревна раздвинулись, и в светлицу проник манипулятор «Маунтина». Гудящая металлическая клешня потянулась к Лану. И едва тот успел отпрянуть в неловком, дерганом движении, как захват, заменяющий роботу пальцы, проломил пол и расплющил, словно букашку, одного из мертвых телохранителей.
Лан упал, перекатился, пачкаясь в еще теплой крови. Сервоприводы гудели прямо над его головой, и трещали, сминаясь в стальной хватке, половицы. «Маунтин», которым управлял Кудесник тем же способом, как и шаман – Ланом, упрямо пытался достать дружинника.
Манипулятор вцепился в автомат, что висел у Лана за спиной. Ремень врезался в грудь. Лан почувствовал, что его поднимают над полом. «Маунтин» загудел всем корпусом, выражая электронное ликование, и потянул добычу к пролому в стене, загодя открывая «топку» для переработки органики. Лан полоснул себя гладиусом поперек груди, туго натянутый ремень лопнул. Дружинник приземлился по-кошачьи и с ходу метнул меч в Кудесника. Прекрасно сбалансированный чемпионский клинок вонзился нейроманту в лицо и пришпилил мутанта к стене. «Маунтин» тотчас выдернул манипулятор из пролома и отпрянул от строения. Лан же оторопело глядел на агонизирующего Кудесника; торжествующие шамы ослабили над дружинником контроль. Заныли на все лады сервоприводы «Маунтина», задрожала земля. Штурмовой биоробот торопливо отступал, оставляя за кормой горящую, разоренную, покинутую обитателями Новоарбатовку.
Лан почувствовал, что чужое присутствие в его сознании усилилось. Им снова управляли шаманы. Он поднялся и, спотыкаясь об вывороченные из пола доски, двинул по периметру светлицы. Первым делом он освободил меч и сделал несколько контрольных ударов острием по свалившемуся кулем телу. Обнаружив пару незажженных масляных ламп, Лан разбил их возле Кудесника, а в растекшийся жир бросил канделябр с горящими свечами. Занялось трескучее, яркое пламя.
«А теперь, спускайся к нам! – приказал ему шаман. – Ты неплохо поработал, юноша из Кремля. Мы будем праздновать победу вместе, и твоя кровь станет вином на нашем пиру. Каждый глоток будет оживлять в нас воспоминания об этом славном сражении. Выше голову! Твой подвиг останется в наших сердцах и желудках. Трудно вообразить большую честь для существа, лишенного глазных отростков».
Клубы дыма стекали вниз по лестнице. Лан шагал по ступеням, как сомнамбула. Его разум был наполнен видениями звонко клацающих, будто ножницы, клыков и кровоточащей, истерзанной плоти. Шамы или нарочно его стращали, или же не могли сдержать своего предвкушения от скорой трапезы.
Лан вышел на крыльцо. Дым струился понизу и обволакивал ему ноги. Во дворе между теремом и Ареной возвышалась груда искореженного хитина – в нее превратился жук-медведь после схватки с «Маунтином». Панцирные плиты головогруди были проломлены, на толстых, как садовые шланги, артериях висело сердце размером с подушку. Его желудочки поочередно сокращались, из разрывов били тонкие, острые струи…
Из тумана проступили пять силуэтов. Шамы шли плечом к плечу, открыто. Они мысленно просканировали местность и не обнаружили ни одного живого человека или мутанта, представляющего для них угрозу. Было отчетливо видно, как капли влаги блестят на лысых головах, и как извиваются глазные отростки.
Шам, идущий посредине, был без оружия. Он выглядел гораздо старше остальных, на его уродливом морщинистом лице хищно сияли три глаза: один – в центре лба и два – обыкновенных. Четверо остальных – явно моложе и менее «глазастые» – были вооружены короткими пистолетами-пулеметами «Кедр».
«Иди сюда, – старший шам приоткрыл рот, будто хотел похвастать превосходными белыми-белыми клыками. – Мы не сделаем тебе больно…»
Лан не мог ослушаться. Он шел, прощаясь с жизнью и вспоминая себя на разных этапах кремлевского бытия: мамку вспоминал, умершую от порчи и опухолей, вспоминал вечно всем недовольного Крива Чернорота и брата-дружинника Светозара, теплицы и кузницу, оборону Кремля, сблизившую его и Светозара, затем – поход на Арбат, новых друзей – Титана и Мару…
Лан поймал себя, что следит, как извиваются глазные отростки шамов: они напоминали ему жирных и прожорливых личинок. Скоро-скоро он накормит их хозяев своей плотью, скоро-скоро – уже видны ниточки слюны, свисающие из уголков раззявленных от уха до уха пастей.
Удар в спину бросил его лицом на вымощенную битым кирпичом дорожку. Навалилось нечто тяжелое – да так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Лан подумал, что на него упала часть стены терема, но затем он краем глаза заметил мускулистую руку, сжимающую рукоять АК-74. Из дула автомата вырвалось пламя, неизвестный стрелял с одной руки, причем – очередью. Оружие заметалось, словно строптивый фенакодус. Шамы упали на землю, как по команде. Один из них заметался, зажимая рану на брюхе, другой застыл неподвижно, раскинув в стороны руки, ноги и глазные отростки. Остальные озадаченно заелозили, пытаясь организовать отпор.
Лан получил мысленный приказ сбросить с себя напавшего и вскрыть ему череп мечом. Он дернулся, однако вывернуться из-под навалившейся тяжести – несмотря на силу и выучку дружинника – оказалось непростой задачей.
– Сейчас, братуха, не трепыхайся так, – прогудел над ухом чей-то бас. В следующий миг на голове Лана оказалась воняющая потом каска, а под подбородком затянулся ремешок. И сразу же голоса шамов и даже ощущение их мысленного присутствия словно отрезало. Вернулась свобода, а вместе с ней – боль от ран и адская ломота в каждой мышце.
Один из шамов дал над землей очередь из «Кедра». Возле головы Лана заплясали фонтанчики земли, хулигански засвистели рикошеты. В ответ заговорил АК – на этот раз одиночными. Затем за спиной Лана матюгнулись, послышался щелчок отделения магазина.
– Лан, надо делать ноги, – обратился к ошарашенному дружиннику некто, будто к старому знакомцу. – Ты как? Бежать сможешь?
Лан повернулся и увидел приникшего к земле человека мощного телосложения и с бритой наголо головой. Черная куртка с капюшоном, разгрузка, камуфляжные штаны с множеством карманов, почти новые «берцы» – одежка, что надо для выживания на улицах Москвы.
– Охренеть! – обрадовался Лан. – Титан!
Киборг – бывший чемпион Арены, бросивший «карьеру» ради лихого приключения в компании Лана и Мары – проверил работоспособность автомата, сделав два выстрела в сторону врага.
– Молодец, что мой меч прихватил, – прогудел он. – Жалко было бы потерять его здесь, – он снова дважды пальнул.
Заверещал шам и закрыл руками залитую кровью морду: пуля оторвала ему глазной отросток. Еще минус стрелок… Один остался, да еще старший шам, который был опаснее всех стрелков вместе взятых.
– Держи ствол! – Титан вытащил из поясной кобуры ПМ и бросил Лану. Дружинник машинально поймал пистолет и снял с предохранителя. Приятная тяжесть в руке придала сил.
Что-то большое, похожее на атакующую змею, мелькнуло в тумане над крышами ближайших к Арене построек.
– Поберегись! – выкрикнул Лан, уходя перекатом. Титан отреагировал мгновенно – шмыгнул в другую сторону.
Из тумана вывалилось дымящееся бревно и врезалось, точно стрела, одним концом в землю. Не успело оно улечься в грязь, как застонало железо: Лан увидел, что в воздух поднимается изувеченный корпус «Раптора». Свешивались и искрили кабели, вываливались сложнейшие узлы, стекала смазка… Затем кусок высокотехнологического металлолома рванул в сторону Титана, словно выпущенное из пушки ядро. Киборга зацепило вскользь, но он все равно отлетел метров на пять к окруженному плотным дымом терему Профессора.
Шам с «Кедром» вскочил на ноги и давай поливать свинцом направо и налево. Лан почувствовал, как пуля чиркнула по кольчуге и срикошетила в небо. Он перехватил ПМ двумя руками и несколько раз пальнул в шама-стрелка. Попал или не попал, – непонятно, но шам снова повалился мордой в землю.
Лан привстал и, низко-низко пригнувшись, попятился к Титану. При этом он то и дело бросал взгляд вверх: не летит ли в их сторону очередной снаряд. Знал он, что шаманы наделены сверхчеловеческими способностями и при этом злобны и опасны, но чтоб швыряться многотонными грузами при помощи одной лишь силы мысли – и в кошмарном сне не привиделось бы.
Шам с отстреленным глазным щупальцем перестал дергаться и схватился за оружие. Его испачканные кровью руки дрожали, а единственный глаз лучился жаждой мести. Снова зачастил «Кедр», и Лану пришлось плюхнуться в грязь. Распластавшись, он услышал частые одиночные выстрелы из АК-74 и почувствовал облегчение: Титан в строю и отстреливается!
– Уходим, Лан! Назад-назад! – просипел киборг, словно в ответ на мысли дружинника.
А зачем, собственно, уходить? Шамов осталось трое, в голову кибога залезть они не могут, да и башка Лана, защищенная каской, для их телепатии сейчас «непробиваема». Почему бы не попробовать победить их в честном бою? Бетонные плиты или бревна, которыми кидается старший шам, это, конечно – круто, но трехглазый не сможет поднимать силой мысли грузы, если в лоб ему всадить пулю, а лучше – сразу две.
Над местом, где залегли шаманы, туман стал таким густым, что его можно было резать ножом. «Кедры» замолчали, зато послышался топот и хриплое перерыкивание. Откуда именно шел звук, и как близко находился его источник – точно не понять, туман искажал расстояния.
– Вот черт! – прошипел Лан. – Нео!
Он понял, что старший шам изменил тактику: прекратил бомбардировку всяким хламом и взял под контроль группу мутантов, чтобы бросить в бой вместо пехоты.
– Лан! За терем! Прикрою! – отрывисто проговорил Титан.
Дружинник больше не терял ни секунды, он оттолкнулся от земли и кинулся, очертя голову, к условному укрытию. Киборг часто-часто бил одиночными, трассеры – едва уловимые взглядом, словно падающие звезды – рассекали туман.
Бежал Лан, само собой, зигзагами, потому что за его спиной сухо и зло загрохотали пистолеты-пулеметы шамов.
Из густого тумана – в еще более густой дым. Лан ощущал, как веет жаром от терема, в котором был убит Кудесник, хотя огонь только начал переползать из светлицы на крышу. От дыма резало глаза, Лан обливался слезами и чувствовал себя слепой курицей. Он добежал до угла терема, принялся тереть тыльной стороной ладони лицо.
Резкий порыв ветра прибил клубы к земле, и стали видны приближающиеся нео. Несмотря на пелену перед глазами, Лан мгновенно узнал Мрага, – раненный вожак плелся, прихрамывая, в хвосте своего отряда. Вряд ли он и его сородичи, получив нежданно-негаданно свободу, полезли бы под пули. Разбежались бы – и дело с концом. Но против навязанной вампиром-телепатом воли не попрешь, Лан на своей шкуре убедился в этом.
Он воткнул гладиус в землю, поднял ПМ двумя руками и принялся стрелять, чтобы прикрыть отход Титана. В одного нео Лан попал точно, но тот, получив пистолетную пулю в корпус, даже не замедлил шага.
Загремели каблуки. Титан пронесся, огибая лужи и прыгая по торчащим из грязи тротуарным плитам. Киборг скрылся за теремом с противоположной от Лана стороны. ПМ заперхал холостыми щелчками, Лан тут же подхватил меч и кинулся в сторону дальних ворот. За теремом он сразу нашел Титана, тот на ходу заменил магазин на автомате, затем махнул рукой на развороченный «Маунтином» проход в частоколе: ворота были больше не нужны.
– Меч не потерял? – пробурчал киборг, обернувшись, он увидел мокрый блеск стали и изрек: – Молодец.
Они выбежали за частокол. Дальше простирался знакомый пустырь. Когда-то Лану уже приходилось играть роль живой мишени на этом просторе; и теперь история повторялась с небольшими вариациями. Укрыться можно было за ближайшими развалинами, но до них – метров триста по прямой. Лан не сомневался, что шамы не откажут себе в удовольствии пострелять из «Кедров» им в спины. Да еще и нео на пятки наступают… Короче, дела – как сажа бела. Впрочем, не привыкать!
Туман над пустырем был не так густ, как в Новоарбатовке. Повсюду виднелись свежие следы биороботов, они вели в сторону поселка, а затем – обратно. То тут, то там валялись тела убитых – наемники и гражданские, люди и мутанты. Резню устроили сбежавшие из зверинца хищники и еще – утратившие связь с нейромантом биороботы. Лан приостановился, чтобы вытащить из рук очередного мертвеца в камуфляжной форме карабин СКС. В поясной кобуре погибшего оказался кустарный револьвер с полным барабаном патронов – штука малонадежная, но пригодиться может.
– Что ты там копаешься? – раздраженно осведомился Титан.
Оказалось, что нео уже так близко, что бежать от них нет смысла.
Полдюжины. Мокрая шерсть торчала сосульками и воняла на полкилометра скотиной. У многих были раны после боя на Арене и ожоги. Все, как один, тяжело дышали, в нечеловеческих глазах читалось безумие и обреченность.
Лан выстрелил в ближайшего мутанта, тот с громким стоном принял пулю калибра 7,62 в живот, но продолжил мчать вперед, словно робот. А следом напирали остальные, все они скалили клыки, пускали слюни и полоумно ныли. Лан с омерзением представил, как их лапы сдирают с него шлем, и как в сознание вторгается торжествующий голос шамана.
– Не! Возьмете! – кричал он, пятясь и выпуская пулю за пулей. – Не! Возьмете!
Первого нео Лан изрешетил вдоль и поперек, но, даже оказавшись на земле, мутант продолжил ползти к цели и испустил дух под ногами дружинника. Следующих двух срезал несколькими короткими очередями Титан. Четвертому Лан прострелил оба бедра, а на пятом в карабине закончились патроны, и пришлось взяться за меч.
– Хорошая! Рубка! – приговаривал сквозь зубы Лан, нанося удар за ударом с неистовой силой. Стоящий перед дружинником нео уже не смог бы сорвать с него шлем, потому что для этого нужны руки или хотя бы зубы. Лан лишил его и того, и другого. Потом подоспел, хромая, Мраг и сразу же кинулся в бой. Взгляд вожака был стеклянным, безразличным, и Лану не к месту подумалось, что и он, наверное, шел убивать Кудесника с такой же напрочь отмороженной рожей. Шамы – сволочи!
А вот, кстати, и они. Вышли за частокол Новоарбатовки и сразу окружили себя стеной тумана…
Лан невольно вскрикнул, а потом разразился самой отборной руганью из той, какую он почерпнул от пахарей в теплицах, от бойцов Арены, от завсегдатаев зрительских трибун, от наемников и маркитантов. Нео, которому Лан прострелил обе ноги, под шумок подполз к дружиннику и впился зубами в его лодыжку. А тут еще и Мраг замахнулся огромной своей ручищей. Лан потерял равновесие, упал в месиво из грязи и бетонного лома и попытался отодрать от ноги нео, однако не тут-то было! Мраг потянулся к горлу Лана обеими лапищами, но на выручку успел Титан. Чемпион Арены подпрыгнул и врезал ногой Мрагу в грудь красивым, поставленным ударом, который, наверняка, вызвал бы бурные овации зрителей. Но сейчас зрителей поблизости не было, если не считать трех шамов да рукокрылов в небе.
Лан отчаялся освободить ногу из зубов нео. Рыча и брызжа слюной от боли и ярости, он выхватил из кармана револьвер, оттянул курок и сунул ствол настырному мутанту в ухо. Грянул выстрел, мозговое вещество шумно выплеснулось на камни. Нео конвульсивно стиснул челюсти еще сильнее, Лан заорал во всю глотку:
– Титан! Помоги!
Киборг выпустил из обеих ладоней встроенные танталовые штыри, автомат с отомкнутым магазином болтался на ремне за его широченной спиной. Он блокировал неловкий, но мощный удар Мрага левой рукой и вонзил штырь правой вожаку в глаз. Затем сбил подрастратившего удаль здоровяка подсечкой на землю и всадил оба штыря ему под ложечку. Мраг подергался, пощелкал зубами и затих. Титан наступил на тело нео-переростка и, приложив усилия, выдернул свои штыри. Лишь затем он повернулся к Лану.
– Помоги! – повторил дружинник, в отчаянии подергивая ногой. Нео с простреленной башкой мотало туда-сюда, но зубы тот не разжимал.
– Ты хочешь, чтоб я убил его еще раз? – съязвил, оценив положение, киборг.
Снова застрочили «Кедры», и Титан повалился на землю рядом с Ланом. Действуя своим танталовым штырем, словно рычагом, он разомкнул мертвому нео челюсти. Лан, шипя и ругаясь, освободил, наконец, ногу. Ощупал щиколотку: рваная рана. Добегался, вояка. Повезло, что кость осталась цела.
Титан заменил магазин, устроился в положение для стрельбы лежа. Стрекот «Кедров» заглушила размеренная пальба одиночными.
За пеленой, скрывающей охваченную пожарами Новоарбатовку, Лану почудилось движение. Шамы не унимались: они суетились, перемещались с места на место, стрелки азартно целились, а старший отступил за частокол и, скорее всего, продолжил шаманить.
– Попал хоть в кого-нибудь? – поинтересовался, зажимая ладонью рану, Лан.
– Черт его знает, я ж тебе не снайпер… – проворчал киборг.
По ушам ударил пронзительный, на грани слышимых частот, писк. Воздух завибрировал от суматошных взмахов множества крыл: из зенита на Титана спикировала стая рукокрылов. Летающие твари целили киборгу в лицо, пытаясь выдрать когтями глаза, они рвали ему уши, кусали за шею и за лысую голову. Некоторые – самые крупные – даже силились поднять Титана в воздух, хотя и без всякого успеха. Киборг отбивался, его встроенные танталовые штыри распарывали перепонки, выпускали кишки, срезали на лету лапы и головы. Но рукокрылов все равно было слишком много, и они не позволяли Титану снова взяться за автомат. Наверняка стаей управлял кто-то из шамов, и сейчас, когда Лан ранен, а киборг занят летающими мутантами, самое время было нанести последний удар.
Из тумана проступило что-то темное, бесформенное. Лан понял, что в их сторону по воздуху плывет крытая соломой крыша, сорванная с какой-то постройки. Старший шам вознамерился прихлопнуть ею человека и киборга, словно каблуком сапога – двух тараканов. Крыша жалобно скрипела, с ее скатов сползала солома и зависала в воздухе, не имея возможности вырваться из ментального захвата.
Лан, не обращая внимания на боль в ноге, перевернулся на живот, упер локоть в землю, направил револьвер на едва просматривающиеся сквозь туман силуэты шамов и стиснул спусковой крючок. Кустарный «наган» накрылся на третьем выстреле. Лан снова от души ругнулся и швырнул уже бесполезную железяку в сторону неприятеля.
Грянул выстрел. Хлесткий, убедительный, злой. Шаманское «волшебство», поддерживающее крышу в воздухе, мгновенно иссякло, словно кто-то перещелкнул выключатель. Груз с грохотом и скрипом рухнул прямо на шаманов, и сейчас же одолевавшая Титана стая рукокрылов потеряла монолитность и целеустремленность. Перепончатокрылые гады разлетелись в разные стороны и исчезли в тумане, словно их никогда и не было; лишь на земле остался десяток порубленных тушек.
– Кто стрелял? – Титан подхватил автомат, зашарил взглядом по заволоченным туманом окрестностям.
– Не знаю, – буркнул Лан. – Надо уносить отсюда ноги. Не уверен, что крышей прибило всех шамов… К тому же, скоро могут пожаловать био.
– Надо-надо, – согласился Титан. – Только идти-то сможешь?
– Смогу, – буркнул Лан.
– Держи вот, – киборг передал дружиннику магазин от ПМа. – Перезарядись пока, а я посмотрю, кому это было не лень вписаться за нас.
Лан молча кивнул. Титан не успел шагу ступить к ближайшим развалинам, откуда мог быть сделан выстрел, прикончивший старшего шама, как прозвучал тихий возглас:
– Лан! Спокойно, это Ворон!
Дружинник шумно перевел дух. Ну, наконец! Сколько раз он мысленно взывал к разведчикам Кремля и молил, чтоб они пришли на помощь!
– Титан, это свои! – сказал он настороженному киборгу.
От развалин отделилась едва заметная тень. Послышались шаги, больше похожие на естественные звуки разрушенного города: шелест сухой травы, щелчки осыпающегося щебня, шорох мелких мутантов.
Ворон вышел из тумана прямо перед Титаном. Руку, сжимающую охотничий карабин «Вепрь» с оптическим прицелом, разведчик держал отведенной в сторону. Поверх легкого доспеха воин был облачен в черный плащ с капюшоном. На его голове сидел стальной шишак, и Лан понял, что благодаря этому простому русскому шлему Ворон был недоступен и невидим для ментального воздействия шамов.
– В другое время я бы сказал: «лучше поздно, чем никогда», – Лан поднялся и, сильно хромая, поковылял к разведчику. – Но сейчас скажу просто: «ты вовремя», – он обнял кремлевского воина, товарища по оружию, и тот, не боясь замараться об грязный доспех теперь уже точно бывшего гладиатора, похлопал Лана по спине.
– Что со Светозаром? – спросил Ворон после приветствия.
– Светозар… – Лан на миг замолчал, вспоминая наведенную шаманами грезу об острове на болоте. – Светозар в Замоскворечье, в плену у тамошней банды. Он был ранен, когда его захватили.
– Плохо, – Ворон поджал губы, потом перевел взгляд на киборга.
– Знаешь, кто я? – сурово спросил разведчика Титан.
– Да, – Ворон кивнул. – Ты – непобедимый чемпион Арены.
Ответ удовлетворил Титана, он отвернулся от Ворона и поглядел сквозь редеющий на глазах туман в сторону пожаров Новоарбатовки. Лан только сейчас заметил, что лицо киборга – в белесой нечеловеческой крови. Здорово же ему досталось от рукокрылов. Как бы техобслуживание не понадобилось.
– Сам-то здесь как оказался? – обратился он к Титану.
– Рукокрыл на хвосте принес, – киборг зло пнул подвернувшуюся под сапог тушку крылатого мутанта. – Дескать, Лан снова на Арене, и такое учудил с жуком-медведем, что зрители просто радужными соплями изошли. Вот я и понял, что в Новоарбатовке скоро грянет буря, потому я взял автомат, пистолет, много-много патронов, надел куртку и отправился навстречу приключениям. Подумал, кстати, что свой меч заодно было бы неплохо вернуть.
– Что с ногой? – спросил Ворон. – Серьезно досталось?
Лан со вздохом сел, задрал окровавленную штанину. Такие укусы обычно плохо заживали, потому что в пастях нео заразы водилось – видимо-невидимо, ведь эти мутанты жрали все, что ни попадя, включая тухлятину.
Разведчик достал из подсумка берестяной пластырь и комок регенерона. Титан выудил из внутреннего кармана куртки плоский пенал «Аптечки индивидуальной» времен Последней Войны. Лан заметил на оранжевом пластике клеймо маркитантов с подписью: «Восстановлено». Ворон пристроил на рану фирменное кремлевское снадобье, закрепил его сверху пластырем. Титан заставил проглотить горсть таблеток антибиотика общего действия, а разведчик сунул Лану в губы горлышко фляги, в которой оказался холодный шиповниковый отвар.
– Жить можно, – Лан пошевелил пальцами раненой ноги и вымученно улыбнулся.
Титан подобрал гладиус, придирчиво осмотрел от литого шара противовеса до чуть затупившегося острия. Затем принялся прикидывать, как бы подвесить меч к поясу.
– Что с заданием? – тем временем продолжил расспрос Ворон.
– Провалено, – Лан бросил долгий взгляд на Новоарбатовку. – Нейромант мертв… и это я убил его.
Ворон покачал головой.
– Задание не будет расценено, как проваленное. Арена притягивала к себе слишком много всякой швали – от тупоголовых трупоедов до биороботов всех серий. Поскольку с нейромантом не удалось договориться, его уничтожение – не самый худший исход, – разведчик хмыкнул, а потом проговорил с чувством: – Этот нейромант, Лан, был мерзким парнем, и Кремль он точно не любил! Тебе-то это известно!
– О, да… – Лан встал, щиколотку тянуло, и колено слегка тряслось, но боли не было. В этот момент ему не хотелось вдаваться в подробности и рассказывать, как он выполнял указания шаманов, действуя будто зомби. Если ему суждено будет вернуться в Кремль, вот тогда он составит подробный рапорт. А теперь…
– Теперь в Кремль? – спросил его Титан, и Ворон так же вопросительно вскинул черные брови.
– Нет, – качнул головой Лан. – Светозар в Замоскворечье, я должен выручить брата.
– Ты не в лучшей форме, – констатировал Ворон, – вернемся в Кремль, и попросим Князя санкционировать спасательную операцию.
Лан криво усмехнулся.
– Э, нет! Все мы знаем, как это происходит: то Князь занят, то Князю надо посовещаться с Военным Приказом, то Князь не хочет терять людей, то Князь просто не с той ноги встал. А времени нет совсем! – он схватил Ворона на борт плаща. – Понимаешь? Мне нужно идти туда прямо сейчас!
Ворон вздохнул и поджал губы.
– Я-то понимаю… – бросил он с неодобрением.
– Ну, вот ты и возвращайся в Кремль, – Лан хлопнул разведчика по плечу. – Попытайся выбить у воеводы хотя бы пару десятков бойцов. У нас как повелось: если один дружинник попал в беду, то Военный Приказ раздумывает, чешет плеши, проводит совещания с голосованиями, если же двое нуждаются в помощи – то отцы-командиры примут решение гораздо быстрее.
– Что-то в этом есть, – кивнул Ворон. – Регенерон подействует быстро. Я оставлю тебе свои припасы, – разведчик протянул Лану худой вещмешок, присовокупил к нему еще и флягу.
– Патроны 5,45 есть? – спросил разведчика Титан.
– Только 7,62 для «подсвинка», – Ворон ласково погладил ствольную коробку «Вепря».
– И еще, Ворон… – Лан осмотрел разведчика с головы до ног, мысленно сверяя размеры. – Мне нужны твои ботинки и твой плащ.
Ворон недоуменно вскинул брови, затем хмуро принялся расшнуровывать «берцы».
Лан не стал просить разведчика одолжить еще и карабин. Хотя ладный, ухоженный «Вепрь» с оптикой пригодился бы в предстоящей схватке куда больше, чем гладкоствольный раздолбанный хлам, что валялся под ногами на пустыре среди мертвых тел.
Ворон ушел, мгновенно слившись с тенями, которые отбрасывали на пустырь руины. Лан остановил свой выбор на СКС, из которого он успел пострелять в нео. Кроме того, в подсумке прежнего владельца винтовки нашлась пара снаряженных обойм. Добычу Лан вывалил, не глядя, в вещмешок Ворона, потому что на пятки снова наступали: задрожала земля, предвещая появление габаритного био.
Загудели малые сервоприводы, застрекотали сегментированные лапы: на пустырь прытко выбежали семь мелких, похожих на пауков роботов-пристяжей. Обычно пристяжь пуглива и крайне осторожна, но сейчас ее было много, а людей, – если они приняли Титана за человека, – всего лишь двое. Да и легкое стрелковое оружие, имеющееся в распоряжении Лана и Титана, было практически безвредно что для бронированной пристяжи, что для их куда более защищенного хозяина… А хозяин уже тут как тут: Лан увидел вздымающуюся над развалинами округлую головную башню «Аконкагуа 5А».
Трое сервов защелкали клешнями на манипуляторах, приоткрыли острые жвалы и включили встроенные в головные части визгливые циркулярные пилы. При этом они двинули на дружинника и киборга, дескать, валите отсюда, пока на пустыре не стало двумя трупами больше. Остальные сервы тем временем разбежались в разные стороны, выискивая мертвецов пожирнее.
Лан и Титан взяли руки в ноги, и помчали под прикрытие руин, что были на противоположном от «Аконкагуа» краю пустыря. Лан то и дело ожидал услышать за спиной выстрел аркебузы или свист метательного диска, но огромный био не пожелал вступать в бой, поскольку вокруг было и так вдоволь пищи. Через минуту над пустырем уже стоял визг циркулярных пил, хруст костей и влажный шелест рассекаемой на удобные шматки плоти.
– Большой Афанасьевский переулок, – пробормотал Титан после того, как вывел Лана на торный путь. Киборг вытер с лица кровь, теперь было видно, что его щеки и лоб рассечены множеством глубоких царапин, обрамленных лоскутами рваной кожи. – Мы пересечем Старый Арбат. Помнишь?
– Как такое забыть, – Лан едва поспевал за семижильным кио. – Ты идешь со мной в Замоскворечье?
Титан поглядел на Лана, словно на слабоумного. Было видно, как в глубине его ран серебрятся танталовые нити.
– Бросить вызов одной из самых вышколенных и хорошо оснащенных группировок Центрального Округа? Штурмовать укрепленный остров на болотах, которые со всех сторон окружены водами разлившейся Москвы-реки? Я уже боялся, что ты об этом не попросишь!
Лан фыркнул. Он бы тоже хотел завернуть что-нибудь остроумное в ответ, но голова от усталости едва-едва соображала, кроме того, нельзя было терять бдительности: здешние развалины – не место для прогулок и бесед.
– Что с Марой? – внезапно поинтересовался Титан.
– Мара ушла почти сразу после боя на Воздвиженке, – Лан подхватил с земли обрезок стальной трубы, изогнутый на конце крюком: сгодится вместо трости. Правда, карабин пришлось повесить на плечо, а в свободную руку взять ПМ.
– В Одинцово? Все-таки решилась! Так-так-так… – Титан задумался, потом проговорил отрывисто: – Тебе удалось пробудить в ней человека. Хотя, на душе у меня было бы спокойнее, если бы она осталась с тобой в Кремле.
– У меня – тоже, – согласился Лан. – Мара снится почти каждую ночь. Поэтому… поэтому я подумываю пойти за ней следом. Я часто поднимаюсь на восточную стену, смотрю на рассвет и обещаю, что выпрошу у воеводы отпуск и…
– Одинцово находится на западе, – перебил его Титан. – Но это так – мелочи. Продолжай!
Продолжать Лану перехотелось. Он насупился и теперь больше смотрел по сторонам.
– То есть, – заговорил тогда киборг, – сначала ты спасешь брата, потом – помогаешь Маре, а я спасаю тебя, когда это будет необходимо. План таков?
– Я никого напрягать не хочу, – без энтузиазма отозвался Лан. – Ты меня выручил, пострадал сам. А в Замоскворечье тебе идти совсем необязательно…
– Да ладно! – оскалился Титан. – Без моего чуткого руководства ты, чего доброго, в Шереметьево забредешь. А еще я рассчитываю, что на базе замоскворецких бандитов можно будет поживиться чем-нибудь полезным: хорошим оружием, рабочей довоенной электроникой, предметами роскоши…
– Сам-то почему не со своими? – спросил Лан. – Ты же собирался вернуться на базу кио?
– М-да, – протянул Титан. – Я и вернулся. Но вскоре опять ушел. Слишком долго я был непобедимым чемпионом Арены, чтобы снова стать рядовым киборгом. Подумал я, дружище, и понял, что надо линять, пока ржавчиной не покрылся. И теперь я вернулся, так сказать, к вольной жизни. Сам себе хозяин, никому ничего не должен.
– А чем занимаешься?
– Фрилансер я, Лан, – ответил киборг. – Одним – караван сопроводить, другим – у кредитора долг забрать, третьим – разрешить спор в конфликте за торговое место. Покуда есть руки, мозги и автомат Калашникова, то выгодное занятие отыскать нетрудно даже в нынешней Москве. Жаль, партнеры только не приживаются. А напарник бы мне сгодился. Помнишь Грыжу? Перебежчика из наемников Профессора? Слопал его живоглот, и, кстати, произошло это в Замоскворечье!
– Как долго туда идти? – Лан чувствовал, что раненная нога наливается тяжестью. Он стал цеплять подошвой «берца» остатки асфальта, и этот шаркающий звук мог стоить им обоим жизни.
– Километра три-четыре, – отозвался киборг. – За сорок минут бы добрались, если бы не завалы и не разрушенные мосты. На болотах тоже не сильно разгонишься… а Замоскворечье – это теперь сплошные болота с живоглотами, земляными червями, водяными осьминогами и, само собой, болотниками, – он поглядел на Лана. – Давай-ка сделаем недолгий привал, а то на тебе лица нет, а впереди – уйма опасностей. Рука бойца колоть устала?
– Нога бойца шагать устала, – кисло усмехнулся Лан. Скольких он убил за сегодня? В голове мутилось от усталости, он не мог сосредоточиться и подсчитать. Перед глазами стояла каша из порубленных тел людей и мутантов, куда ни кинь взгляд – всюду мерещились кровавые лужи. Так и умом тронуться было недолго.
– Тогда свернем сюда… – киборг повел Лана к руинам четырехэтажного строения.
Они перебрались через остатки погребенного под буйной растительностью забора, поднялись по разбитым ступеням. Титан отыскал под ветвями и гибкими стеблями проход и первым скользнул в темноту.
– Все чисто, – сказал он через несколько секунд. – Залазь, не бойся!
Нагромождение укрепленных крыш-травой стен и бетонных перекрытий, корни деревьев, пронзающих руины от подвала до давно разрушенной крыши, толстенные, обжитые грибами и мхом стволы, одеревеневшие лианы – все это было пещерой, подсвеченной мертвенным мерцанием гнилушек. Из лопнувшей ржавой трубы капала вода. Из-под тонкого слоя земли и мусора на Лана глядели человеческие черепа, большинство из которых принадлежало детям.
Лан упал на влажную циновку из мертвых побегов. Однако удовольствия это не принесло, ему показалось, будто он качается на волнах боли от множества мелких ран, ушибов, ожогов и надорванных от непомерных нагрузок мышц.
«Светозар в беде, – напомнил он сам себе. – Не расслабляться! Короткий отдых – и снова в путь!»
А потом он подумал, как же это здорово, когда твои мысли остаются исключительно твоими, и никто не шарит без спроса в мозгах, не нашептывает бесплотным голоском всякие мерзости.
– Можно снять шлем? – спросил он, глядя в лиловый сумрак под сводом пещеры.
– Сними, если твердо уверен, что поблизости нет шаманов, – ответил Титан. – Я тебе такую гарантию дать не могу, – киборг расстелил промасленную тряпицу, вынул из разгрузки масленку, а из приклада АК-74 – пенал с принадлежностями для чистки оружия, затем принялся разбирать автомат. В свете гнилушек расцарапанное, со свисающими лохмотьями кожи лицо Титана выглядело словно страшная маска, какой только детишек пугать. Но на душе у дружинника было спокойнее и легче, поскольку он чувствовал – рядом старший и более опытный товарищ, и вместе они зададут жару любому неприятелю.
Лан повертелся с боку на бок: он искал положение, в котором его ушибы болели бы не так сильно. Шлем на всякий пожарный пока решил не снимать.
– Спи, вояка, – по-отечески мягко сказал киборг. – Сейчас около полуночи. На отдых я не дам тебе и двух часов. Мы должны оказаться в логове замоскворецких до рассвета, потому как днем там ловить будет уже нечего.
После этих слов Лан провалился то ли в тяжелый сон, то ли в беспамятство. Каждую секунду этого забытья он ощущал возрастающую тревогу за брата, ему хотелось вскочить на ноги, схватить карабин и сейчас же продолжить путь, но тело не слушалось, пребывая в оцепенении. Лан видел себя со стороны: он метался, он щипал свои руки, не чувствуя боли, он пытался вырваться из пещеры и не находил из нее выхода, в то же время Титан сидел, как истукан, в своем углу, и из глаз киборга текла кровь – не белесая, а вполне себе человеческая.
Лан проснулся и рывком сел. Сердце колотилось, словно у фенакодуса после хорошей скачки. Титан сидел в том же углу, в котором Лан видел его во сне, но, само собой, никаких кровавых слез не было и в помине.
– Я не могу отдыхать, – ответил Лан на немой вопрос киборга. – Нам нужно идти сейчас же!
Титан кивнул, взял за цевье лежащий на коленях автомат, поставил прикладом на пол.
– Я, вообще-то, тебя будить уже собирался, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Ты продрых два часа без нескольких минут.
– Да? – Лан опешил. С трудом верилось, что его болезненное забытье длилось столько времени. Казалось, он только-только закрыл глаза… Лан прикоснулся к повязке на ноге: шарик регенерона почти полностью растворился. Значит, действительно прошло около двух часов. Боль от ушибов и ран не исчезла, но притупилась, в голове, правда, царила все та же муть, ну, да ладно. Кстати, расцарапанная рожа Титана тоже слегка зажила и больше не выглядела, словно маска из растрескавшейся древесной коры.
Лан нашел в вещмешке флягу, пил долго и жадно.
– И обязательно – обязательно! – поешь, – сказал наставительно Титан, поправляя на себе разгрузку. – Тебе нужны всякие белки, чтоб восстановиться.
И только тогда Лан понял, что он адски голоден, а в мешке Ворона весьма кстати нашлись сухари, сало и вяленое мясо.
– Угощайся! Это наше – кремлевское, – проговорил Лан с теплотой.
– Тебе нужнее, – помотал головой киборг.
– Да тут на двоих хватит! – настоял Лан. – Бери-бери! Не таскать же за плечами лишний вес.
– Логично, – согласился Титан и потянулся за ломтем сала с толстой прожилкой мяса. – Благодарю!
С едой было покончено в считаные минуты. Лан еще раз пригубил флягу, а Титан отодвинул стволом автомата прикрывающие вход в пещеру ветви и выглянул в переулок.
– Никого, – сказал он. – Пока что везет. Идем, пожалуй.
Лан выбрался на ступени, втянул полной грудью ночной воздух. Он вспомнил, что в сохранившихся в Кремле книжках и журналах упоминался бодрящий и тонизирующий напиток, который назывался кофе. По описанию кофе был черным и ароматным, и эта ночь оказалась такой же. Лан, правда, не знал, какой запах мог быть у кофе, но ночной воздух, очистившийся от зловония пожара и бойни, теперь был свеж и пах лесом и дождем. Лан с удовлетворением понял, что его мыслям возвращается ясность, что он снова чутко воспринимает происходящее вокруг него – среди руин и в воздухе, и что он может свободно пользоваться раненой ногой. Недолгий отдых и сон пошли на пользу. Приспособленный к тяготам воинской службы организм дружинника смог мобилизоваться, чтобы найти силы для исцеления ран и продолжения похода: все произошло на уровне инстинктов и обмена веществ, без участия воли Лана. И Лан был за это благодарен.
– Отсюда до кремлевских стен – меньше километра, – сказал Титан, когда они вышли на Пречистенскую набережную. Точнее – на то, что осталось от набережной. – Если вдруг передумал лезть в пекло, то самое время вернуться к своим за подкреплением.
Лан смотрел остановившимся взглядом на темные воды Москвы-реки. Мелкие тяжелые волны лизали обрушившиеся в русло блоки, плиты, горы щебня, сползшие с дороги куски асфальта. Будто кости утонувших гигантов, торчала трухлявая арматура, гнилые столбы, опутанные водорослями металлоконструкции. Похожие на противотанковые ежи полузанесенные грязью коряги делали склон почти непроходимым. И среди этого всего непрерывно сновали, не обращая внимания на двуногих, деловитые серые крысы.
Сызмальства учили кремлевских ребятишек: держитесь подальше от рек и старых водохранилищ, поскольку тамошнюю воду можно использовать вместо химического или бактериологического оружия. Окунешься, и будет тебе полный букет: столбняк, дизентерия, холера вкупе с отравлением химикатами и радиационным заражением. Кроме того, речные и озерные обитатели давно мутировали, и неизвестно, какие злобные и безумные в своей причудливости формы жизни поджидали под зыбким черным зеркалом.
Лан посмотрел в сторону Кремля, но ничего не увидел. Крепость пряталась в темноте, но восточный ветер принес отзвук била, ударом в которое было обозначено начало очередного часа.
– Не боишься получить по шапке за самоволку? – задал следующий вопрос Титан.
Лан помотал головой.
– Нет, конечно! Там ведь мой брат! К тому же Ворон доложит в Военном Приказе честь по чести. У него лучше подвешен язык, он быстрее убедит руководство начать спасательную операцию. А мы идем дальше, если ты, конечно, не передумал лезть «в пекло» со мной.
– Хозяин – барин, – Титан пожал плечами. – Я всегда ощущал в тебе конфликт между долгом и личными чувствами, – он начал спускаться по разрушенному откосу набережной к воде. Под его «берцами» чавкала грязь, шуршал, скатываясь в волны, щебень. Голос киборга был прерывистым, как у человека со сбившимся дыханием. – Похоже, ты смог договориться сам с собой, и это не может не радовать. С другой стороны, нам понадобится очень много удачи, чтоб уцелеть в Замоскворечье. Но я – не из тех, кто бежит от хорошего боя, – он посмотрел на Лана снизу: – Ближайшие мосты разрушены, но у старого рубаки есть кое-какая заначка.
Титан двинулся к густо разросшимся кустам хищной розы. Переплетение ветвей, унизанных острейшими шипами, способными впрыснуть нейротоксин, образовывали непроходимую преграду для людей, мутантов и животных. Однако киборг смело раздвинул гибкие побеги и углубился на несколько метров в дебри. Кустарники пришли в движение, почувствовав потенциальную добычу, но Титан не позволил ветвям оплести себя: секунда-другая, и он уже вырвался из зарослей. В руках киборг держал солидный и пузатый брезентовый мешок.
– Вот наше транспортное средство, – проговорил он, поднимаясь к Лану.
В мешке оказалась резиновая лодка, пара коротких весел и ножной насос. И снова Лан ощутил тепло в душе и прилив уверенности. С таким товарищем – не пропадешь!
– Повезло, что я успел сделать несколько схронов, чтоб не таскать барахло с собой, – Титан подсоединил насос к клапану. – Предложил бы тебя погреться, да рану твою тревожить не хочется, – киборг несколько раз наступил на рабочую поверхность насоса, оживив меха. – Постой пока на стреме! Только чур – не дремать!
– Есть – постоять на стреме! – улыбкой отозвался Лан.
Улицы Москвы притихли: ни движения, ни резких звуков. Над рекой проносились мелкие рукокрылы, иногда – но очень редко – ночные птицы. Вкрадчиво шумела листва деревьев, иногда слышался отдаленный рокот – то ли надвигался грозовой фронт, то ли где-то у МКАДа шла перестрелка с применением АГС.
Баллоны лодки распрямлялись под ритмичный шелест мехов и фырканье бьющего из шланга воздуха. Еще минут пять – и плоскодонка будет готова к спуску на воду.
Затем Лан услышал цокот когтей по остаткам дорожного покрытия. Вспыхнули парные призрачные огоньки чьих-то глаз. Со стороны Гоголевского бульвара низко над землей неслись серые тени.
– Что там, Лан? – киборг прекратил качать.
– Кажется, наши старые знакомые, – ответил дружинник и шагнул навстречу движению.
Стаю диких крысопсов возглавлял все тот же короткошерстный кобель с круглой головой, зубами в несколько рядов и кривым, изуродованным шрамами носом. Он остановился возле человека, наклонил голову набок и вывалил длинный язык. Лан ощутил тепло на переносице, будто на кожу упал солнечный луч, вот только никаких лучей поздней и практически безлунной ночью быть не могло. Лан снял каску, экранирующую телепатическое воздействие, затем присел на корточки и протянул вожаку руку, чтоб тот обнюхал его пальцы. Следовавшая за вожаком пегая сука с потрепанной холкой оскалилась и глухо заворчала, прикидывая, как бы впиться дружиннику в горло. Но вожак стремительно развернулся к ней и ударом мускулистой лапы повалил на землю, затем снова перевел взгляд на Лана. Ощущение прикосновения к переносице стало сильнее.
– Снова встретились, – проговорил Лан. – А мне и угостить-то нечем…
Крысопсы продолжили глядеть в ожидании непонятно чего.
– А я в Замоскворечье иду… Брата вызволять… – сказал Лан доверительно, как говорил бы с дружинниками. И вообще, он считал, что разрыв отношений между людьми и крысопсами – это ошибка, и что в прошлом нужно было сделать все возможное, чтобы не разрушить эту дружбу. У людей в теперешнем мире и без того практически нет союзников, а ведь когда-то они вместе обороняли стены Кремля и делили скудный хлеб.
– Лан, ты там… что? – обеспокоенно поинтересовался киборг. Впрочем, насос под его «берцем» не переставал шуршать и фыркать.
Дружинник не ответил. Ночная мгла задрожала, как полотно стяга под сильным ветром. И Лан неожиданно понял, что он смотрит не в темноту, а на коричневую болотную жижу. Замоскворечье! И снова наведенная греза… Неужели где-то поблизости прячется шам?
Вожак стаи тявкнул и, оставляя глубокие борозды, провел когтями по дороге. Мол, неверный вывод, человек, не надо так…
Видение болота накладывалось на уходящий во тьму Гоголевский бульвар, глаза крысопсов мерцали радиоактивным свечением. У Мары в глазах разгорался тот же огонь, когда она использовала свои телепатические способности.
Значит, крысопсы. Вещает вожак, а остальные – усиливают его. Лан понял это без чьих-либо объяснений, просто пришло в голову, как само собой разумеющееся.
Но что они пытались ему сообщить? Лан перефокусировал внимание на видение болот, изменил ракурс, нашел башню, в которой томился Светозар. Но башня точно нарочно ускользала из поля зрения, всегда оставаясь как бы в тумане. Зато Лан четко увидел шевелящихся в топи земляных червей, крыс, выискивающих, что бы сожрать, и принимающих грязевые ванны болотников. Затем видение на миг точно черная шторка заслонила, а когда она исчезла, картина изменилась. Крысы ныряли в уводящие под болото трубы, черви ползли по тоннелям коллекторов, а болотники обустраивали кубла из грязи и собственных выделений на подземных парковках и в полузатопленных подвалах. И все это происходило прямо под башней, а обитающие выше бандиты понятия не имели, что происходит у них под ногами. Хитрая, привыкшая изворачиваться, чтобы выжить, мутировавшая живность не совала нос в бандитское логово, а замоскворецкие головорезы не сильно обращали внимания на соседей по болоту, если те, конечно, не вели себя слишком нагло…
Вожак крысопсов снова тявкнул, ткнулся в пальцы Лана мокрым носом, затем развернулся к человеку боком и повел стаю на запад.
Оказалось, что Титан уже накачал лодку и теперь отдыхает, присев на надувной борт.
– И что это было? – спросил киборг, когда Лан повернулся к нему.
– Да так, – дружинник потер переносицу, на которой сохранилось фантомное тепло. – Смутно вырисовывается план действий…
– О! – Титан поднял руки. – Что-то тревожно мне из-за подобных озарений! Без обид, но давай лучше дядя Тит возьмет командование на себя, поскольку он пока что присутствует здесь. Но если его не станет, тогда можешь рискнуть применить крысособачий план.
Лан не стал спорить. В конце концов, ему нужно было еще хорошенько подумать, прежде чем озвучить то, что пришло в голову. А Титан – боец многоопытный, пока можно было держаться в его фарватере.
– Дальше идем на веслах, – объявил киборг. – Хватай корму, и потащили. Только смотри у меня: лодка – вещь дефицитная, будь с ней ласков.
Они подхватили плоскодонку, бросили в нее меч, обмотанный для безопасности брезентовым мешком, весла и насос, спустились по расхлябанным, покрытым скользкой грязью плитам к воде. Роза-мутант зашевелила ветвями, сплетая их в ловчие петли, но на сей раз к кустарникам никто на опасное расстояние не приблизился. Титан спустил нос лодки на волну, подтолкнул плоскодонку вперед, забрался сам, и суденышко заметно осело под немалым весом усиленного танталом тела.
– Руку тебе подать? – спросил не без издевки киборг.
Лан молча влез на корму. Резиновое дно лодки цепляло прибрежный щебень. Это было не очень приятное ощущение. А если арматура подвернется по пути? Лодку разрежет на две половины, и они с Титаном окажутся в воде. Лан, само собой, брал уроки плавания в кремлевском бассейне у Мастера утраченных знаний, но особыми успехами похвастаться не мог. Страх глубины был в нем силен, и на воде Лан держался кое-как. А если придется плавать в одежде и с оружием – то и подавно ничем хорошим это не закончится.
Однако Титан был предельно спокоен, казалось, перспектива пойти на дно его нисколько не трогала.
– Теперь твоя очередь потеть, – он передал весла Лану.
Дружинник вдохнул-выдохнул, затем оттолкнулся от берега. Нос лодки с тихим всплеском рассек воду.
– Давай понемногу, – распорядился киборг, вглядываясь в темноту прямо по курсу. Автомат он держал дулом вверх одной рукой, а второй опирался на борт. Лан надеялся, что благодаря ночному зрению киборг своевременно обнаружит любую возможную преграду или опасность.
Лан приладил весла в уключины, затем сел спиной к киборгу и взялся грести.
– Полегче-полегче! – сейчас же пришлось прошипеть Титану. – Плавненько веди, как будто девушку гладишь! Тише едешь – дальше будешь! И не табань!
– Чего не делать? – переспросил, невольно раздражаясь, Лан.
– Правее бери! – тут же распорядился Титан. – Пару сотен метров против течения надо пройти.
Пречистенская набережная отдалялась медленно, но неуклонно. Лан сосредоточился на непривычной работе. Попробуй тут грести плавно и тихо, и при этом – наперекор течению! Дабы не накликать беды, он старался не думать, что в теперешнем неустойчивом положении они представляют собой легкую мишень.
Из склона торчали оборванные трубопроводы и кабели, будто артерии и нервы самой Москвы. Заросли розы-мутанта, ежевики, лебеды и дикой мяты – тоже, наверняка, мутировавшей, судя по широким, словно зобухи, листьям – теснились у воды. Кое-где из переплетения ветвей торчали остатки бетонных сооружений теперь уже непонятного назначения.
– Еще правее… – бросил Титан.
Они обогнули обросший густыми водорослями остов БТРа. Дальше из воды в жесте утопающего торчал ржавый манипулятор «Маунтина». В кузове застывшего на банке гнилого грузовика лежали свежеобглоданные человеческие скелеты, Лану подумалось, что какая-то тварь регулярно устраивает здесь трапезы. Не хотелось бы встретиться с ней прямо сейчас… может быть – потом, но не теперь, когда под задницей – прогнувшееся дно лодки и несколько метров отравленной химией и радиацией воды.
– Мы пересекли русло, – сказал Титан шепотом. – Над нами – Берсеневская набережная. Суши весла, переждем чуток.
Лан без промедления вынул из воды весла и бросил взгляд из-за спины Титана, но ничего не увидел, кроме скудно освещенной рассеянным лунным светом кручи. Киборг подался вперед, рискуя утопить нос лодки, схватился за сползающие к воде корни какого-то растения и подтянул плоскодонку к уцелевшему откосу набережной. Повернувшись к Лану, он приложил к губам палец, но затем снова вцепился в корень, иначе течение грозило увлечь лодку за собой.
Лан прислушался. Плеск волн и поскрипывание ржавого железа, шорох листвы, трепет крыльев ночной птицы, угодившей в смертельные объятья хищной розы. А затем стал различим звук осторожных шагов и приглушенные голоса. Речь была неразборчива, а манера произношения – явно не человеческая. Повеяло запахом желчи и еще какой-то резкой дряни. Это тотчас же напомнило Лану о похожих на насекомых обитателях метро, и он положил руку на карабин. Шепелявые голоса руконогих мутантов то отдалялись, то приближались снова, на набережной происходило что-то непонятное. Лану и Титану оставалось лишь ждать, укрывшись под навесом из корней. И они ждали, молча глядя по сторонам.
Что-то ткнулось в баллон лодки, и плоскодонка качнулась. Чуть громче, чем обычно, плеснула вода. Лан увидел, как у самой глади лениво колышутся мощные плавники. Что-то ощутимо надавило на днище, а затем из воды выглянула тупоносая рыбья морда, не уступающая по размерам турьей. Выпученные стеклянные глаза отмороженно глядели в разные стороны, пасть, способная отхватить человеку руку или ногу, то открывалась, то закрывалась, будто рыбина силилась что-то произнести.
«Тебя нам только не хватало! – подумал Лан, вперив взгляд в речного мутанта. В чешуе, словно в мутном зеркале, отражалось лицо дружинника. В Кремле ходила молва о рыбе-кабане, способной ударом хвоста оглушить фенакодуса, возможно, этот мутант был из той породы. – Приятель, мы не претендуем на твою территорию, и будем рады убраться из воды как можно скорее…»
Рыбина повела плавниками, подняв волну. Жабры раскрылись и с шумом захлопнулись, в ротовой полости булькнуло.
«Мой товарищ – киборг, – продолжил мысленную беседу Лан. – Слопаешь его – забьешь себе кишки танталом. Оно тебе надо?»
Мутант мотнул головой и снова выразительно булькнул.
«Меня слопать? – удивился Лан. – А меня-то за что?..»
Огромная рыба взмахнула хвостом, окатив брызгами лодку, затем резко ушла на глубину, породив на поверхности нешуточные круги. Плоскодонка заметалась, и Лану на пару с киборгом пришлось схватиться за корни, чтоб удержать суденышко от крушения. Когда волна улеглась, они поняли, что голоса руконогов больше не доносятся с набережной. Титан жестом приказал Лану продолжить движение. Дружинник взялся за весло, оттолкнулся от откоса. Киборг же по-прежнему придерживался то за свисающие с берега корни, то за торчащие трубы или арматуру, то за опоры давно разрушенного причала. Так, продвигаясь на черепашьей скорости вдоль набережной, они дотянули до южного края острова Балчуг.
– Стоп! – выдохнул Титан, и Лан сейчас же поднял весла. Прямо по курсу был искусственный островок, на котором возвышалось метров на сто бесформенное сооружение из металла. Островок соединялся с Балчугом узким, обросшим грязью мостом. Присмотревшись, Лан понял, что мост был недавно восстановлен при помощи подручных средств – бревен и строительного мусора.
– Нужно вернуться, – быстро проговорил киборг, он повернулся к Лану, и дружинник с удивлением увидел, что у чемпиона Арены встревоженно сверкают белки глаз. – Впереди – засада!
– Ладно, – не стал спорить Лан: всего-то нужно было позволить течению отнести их назад. Конечно, немного жаль потерянных сил и времени, но в пути всякое случается.
Возле непонятного сооружения на островке зажглась оранжевая искорка. А затем – вторая, третья, четвертая… То ли факела, то ли сигнальные огни загорались и на самом сооружении, и у его подножья. По островку заметались тени.
– Тьфу! Заметили! – констатировал Титан. – Ну-ка, дай-ка мне весла!
Что-то с присвистом вспороло воздух и в метре от баллона лодки вонзилось в воду, обдав Лана брызгами. Лан развернулся, подхватил карабин…
На том, что осталось от причала, появились люди. По крайней мере, силуэты выглядели человеческими. Ружья, арбалеты и луки были направлены на лодчонку Титана.
– Спокойно, Лан, – проговорил сквозь зубы киборг. – Это – лишь шайка мародеров. Всегда есть шанс, что удастся разрешить дело миром… – щелкнула тетива, воздух вспорола вторая стрела, – …правда – не очень большой, – досказал Титан.
– Греби к берегу! – крикнули им с причала. – Греби, я сказал, если жить не надоело!
Лан с сомнением поглядел на черную воду за бортом. Куда ни кинь – всюду клин. И перспектива очередного плена не греет, и спасаться вплавь – безумная идея. И еще в голову лезла мысль о руконогах, которые до сих пор были где-то неподалеку. Чуйка говорила, что без драки не обойдется. А хорошая драка всегда предпочтительнее самоубийственного побега.
Титан взялся за весла, раз-два – и он уже прижал плоскодонку к откосу возле опор причала.
– Оружие давай! – сверху протянулись несколько немытых лап с жадно растопыренными пятернями. Еще бы: огнестрел, добротная одежда, обувь, резиновая лодка – жирная добыча. Да к этому еще – две условно человеческие туши, которые можно или продать, или заставить батрачить, или же слопать с хреном в голодное время.
Титан поднял руку, придерживая автомат за цевье, но оружие не передал.
– Уважаемые, я – дядя Тит, – проговорил он размеренно, без тени страха. – И каждый камень в этих краях меня знает. Я не враждую ни с кем, но и ни с кем не вожу дружбу. За умеренную плату решаю проблемы разной сложности. Не стоит мне угрожать или пытаться забрать оружие. Давайте лучше обсудим, чем мы можем быть друг другу полезны.
Над головами дружинника и киборга подняли факел. Лан увидел людей, которые пытались взять их в плен. Что ж, на аналогичный сброд он насмотрелся в Новоарбатовке, да и от тверских бандитов эти мало чем отличались. Те же чумазые заросшие клочковатыми бородами рожи, гнилые зубы, следы мутаций и вырождения…
– Дядя Тит, говоришь? Хорош базарить! Давай сюда «калаш»! – зазвучали голоса на набережной. – Кто этот шнурок? Твой, типа, приятель? Пусть тоже отдает ствол! Слышишь! Как там тебя, ущербный? Передал карабин! Глухой, что ли?
Лицо одного из бандитов сверху вниз пересекали ритуальные шрамы. Приметный знак! Точно такие же Лан видел на убитых мародерах из клана Кривые Шрамы…
– Чего застыли? Или стрелой вас пошевелить? Бегом передали оружие сюда!
Сокрушительный удар в корму швырнул плоскодонку на откос. Лодка въехала брюхом по наклонной, покрытой склизким наростом плите и внезапно оказалась на набережной. Мародеры метнулись в разные стороны, точно от летящего на них пушечного ядра, кто-то упал на землю. Лана и Титана выбросило вперед, да так удачно, что и первый, и второй успели сгруппироваться и приземлиться на ноги. Титан повалил ближайшего бандита, подмял его под себя, прижал к переносице острие все еще обмотанного брезентом гладиуса; одновременно другой рукой он навел автомат на двух мародеров, оказавшихся на одной линии. Лан тоже не стал упускать момент и прижал дуло СКС к виску оказавшегося перед ним головореза.
Послышался шумный всплеск, Лан скосил глаза и увидел стремительный росчерк хвоста, принадлежащего уходящей на дно реки огромной рыбине.
– Продолжаем, значит, разговор, – в голосе Титана слышалась с трудом контролируемая ярость. – Чужие проблемы я решаю за деньги, а свои – бесплатно, – проговорил он, обводя взглядом сбитую с толку шайку. – Разве мое имя вам ни о чем не говорит?
Мародеры недоуменно заморгали и зашипели себе под нос.
Титан расстроился.
– Дожил… – он поиграл желваками. – А ведь совсем недавно каждая крысособака меня знала… Пришить бы вас всех!
Бандиты дрогнули. У Лана возникло опасение, как бы кто-нибудь с перепуга не начал палить. К тому же, неизвестно – сколько мародеров в шайке. Вполне вероятно, что на островке и в окрестных развалинах засели еще молодчики.
– Ты! – Лан нацелил карабин на приметного мародера. – Ты ведь из клана Кривые Шрамы?
– По ходу жизни – был, – ответил ему бандит и провел пальцем по бугристому рубцу, пересекающему его щеку от скулы до нижней челюсти. На другой половине лица был такой же шрам, щетина на месте старых ритуальных ран не росла.
– Людей из твоего клана постреляли замоскворецкие! – зло выпалил Лан. – Они же взяли в плен моего брата! Поэтому я иду показать им кузькину мать, и не советую кому-либо становиться у меня на пути! Ну, а ты, Кривой Шрам, если тебе дорога честь соплеменников, если ты хочешь, чтоб за них отомстили, поверни свое оружие в нужную сторону! Мы с Титаном вам не враги, и так было слишком много крови пролито, – добавил он, вспомнив бойню в Новоарбатовке.
– Так это сам Титан! – проговорил кто-то с изумленным придыханием.
– Титан? – переспросили с другой стороны набережной. Теперь внимание бандитов было приковано исключительно к киборгу. Лан, невзирая на его пафосную речь и карабин, будто превратился в невидимку. Даже Кривой Шрам – и тот, пропустив слова Лана мимо ушей, поплелся к киборгу на полусогнутых.
– Титан! Реально – Титан!
– Вот те – нате, хрен в томате! Сам Титан!
– Титан, чтоб мне провалиться!
Мародеры с благоговением глядели на киборга и на разные лады выражали свое удивление и почтение. Как Лан и предполагал, на набережной собрались не все оборванцы, из теней и мрака подтягивались новые и новые фигуры, само собой – вооруженные, но, похоже, уже никто не собирался драться с бывшим чемпионом и кумиром толпы.
Титан чуток расслабился и опустил автомат. Другой рукой как бы невзначай крутанул восьмерку освобожденным из брезента гладиусом.
– Тот самый меч! – выпалил лежащий на земле мародер, и эта реплика породила новые восхищенные возгласы.
– Так-то лучше, – сказал Титан и снова окинул шайку суровым взглядом. – Кто-то из вас готов иметь дело со мной?
– Прости, чемпион! – обратился к нему Кривой Шрам, прижимая к сердцу ладонь. – Попутали чуток…
Стоящий чуть дальше остальных лохматый юнец вдруг сдавленно всхлипнул и упал на колени. Лан решил, что тот достиг апофеоза в своем фанатичном почитании Титана, но в следующую секунду понял, что по остаткам асфальта гулко барабанит кровавая капель. Во тьме между развалинами теплились мертвенным светом множество глаз.
Снова крысопсы? Нет!
– Руконоги! – крикнул Лан, направляя карабин в сторону нового противника.
Из тьмы густо полетели стрелы, копья и камни. В ночи, чуть высветленной лунными лучами и тревожным мерцанием факелов, они были практически невидимы. Тонкий свист, – и вот очередной мародер валится на землю, схватившись за торчащее из бока древко. Глухой удар, – и кто-то падает, обхватив разбитую голову.
Лан трижды выстрелил в сторону противника, длинным прыжком переместился за торчащий из раздолбанной дороги бетонный пенек свороченного столба. Мародеры принялись хаотично отстреливаться, но большая часть шайки кинулась к мосту, ведущему на островок, где у покосившегося металлического сооружения горели десятки факелов. Само собой, резон в таком отступлении был, поскольку оборонять узкий мост – куда проще, чем держать открытую с трех сторон площадку на краю острова, в то время как нападающие прячутся среди развалин.
Стрелы пели, рассекая воздух. Копья тяжело вонзались в размытый асфальт. Громко бабахнул пробитый баллон надувной лодки, плоскодонку снесло потоком воздуха в реку. Жалко! Лан высунулся из укрытия, чтобы пальнуть по инсектоидам, и в прикрытую шлемом голову тотчас же ударил камень. Из глаз дружинника посыпались искры, оглушенный, он снова торопливо укрылся за остатками столба.
– Титан! Титан! – звали киборга мародеры, отступившие на мост. Вспышки выстрелов из дульнозарядного оружия контрастно освещали перекошенные от переизбытка острых ощущений бородатые лица. Щелкали тетивы арбалетов, посылая короткие стрелы в сторону призрачно мерцающих глаз.
– Титан! – продолжали надрываться мародеры, Лан понял, что они готовы разобрать восстановленную секцию моста, и тогда на островок вообще с ходу не проникнуть. Если, конечно, руконоги не рискнут сунуться в воду… впрочем, с них – мутантов – станется. На набережной, тем временем, кроме Лана и Титана, остались лишь убитые и раненные бандиты, остальные либо отстреливались с моста, либо суетились возле непонятного кривобокого сооружения на своем островке.
Киборг, стреляя одиночными, переместился поближе к Лану. Дружинник показал ему кулак с поднятым большим пальцем, мол, все в порядке, живой. Тогда Титан залег в ближайшей выбоине.
– Памятник, – сказал он, указав на островок мародеров. – Петр I – слыхал о таком?
– О памятнике – нет, – отозвался Лан. – А о государе российском – да.
Он выглянул из-за бетонного пенька. Руконоги перешли в наступление, они высыпали из-за развалин, многие на ходу разматывали обманчиво кажущиеся тонкими и хлипкими веревки из паутинного шелка. У многих из хитина торчали стрелы, увязшие в этой естественной броне. Ближайшего к развалинам мародера мутанты подхватили за ноги и поволокли в глубь острова, а за ним следующего – еще живого головореза, пытавшегося отбиваться дубинкой, пока ему не проткнули горло копьем.
Негоже кремлевскому воину опускать руки, когда на тебя смотрит сам Петр I – пусть в ипостаси уже порядком оплавленного, изъеденного до неузнаваемости водой и ветрами бронзового монумента.
Лан выскользнул из укрытия, ощущая старинный СКС частью самого себя. Руконогов было много, и они подступили так близко, что, казалось, промахнуться в них невозможно. Зачастил карабин: один выстрел – одна цель – одно попадание. А следом открыл огонь и Титан, на этот раз – непрерывной очередью. Гнилостные брызги лимфы окропили поле боя. Принимая свинец, плотные тельца руконогов лопались, точно перезревшие сочные ягоды. Рвался на стыках хитин, вываливались причудливые нечеловеческие внутренности.
Очнулся Кривой Шрам, – он потерял сознание возле моста, когда брошенный булыжник угодил ему в затылок, – и, мгновенно оценив ситуацию, бросился в бой, размахивая толстой арматурой с наваренным к концу лезвием топора.
Лан пригнулся, пропуская над собой копье. Затем расстрелял последние заряды практически в упор. Пули с хрустом прошили хитин подступивших вплотную руконогов, пройдя навылет. Густая и воняющая желчью лимфа ударила тяжелыми струями. И все равно мутантов было слишком много, куда не кинь взгляд – всюду виднелись влажно блестящие, почти утратившие человеческие черты, рожи. Мутанты окружали, мутанты напирали. Многие были смертельно ранены, но все равно продолжали бой с насекомьим упорством и бесчувственностью.
Лан перехватил карабин, ударил прикладом одну рожу, вторую. Рядом ожесточенно работал металлической секирой Кривой Шрам, его залитое кровью лицо выглядело демонически. Тяжелое оружие оставляло на хитиновой броне глубокие вмятины.
Титан сделал еще несколько одиночных выстрелов, затем взялся за меч: Лан услышал, как гладиус вспорол воздух. Отсеченные конечности руконогов посыпались почему-то сверху, точно сумасшедший град.
Потом Лан вдруг понял, что неприятеля больше нет. Что он стоит, сжимая горячий ствол карабина, и смотрит на усеянную телами мутантов площадку. А рядом с ним поигрывает мечом Титан, и Кривой Шрам силится освободить застрявшее в черепе руконога лезвие топора. Среди развалин метались тени отступающих, нечеловеческие голоса постепенно стихали в мглистой дали.
– По ходу жизни, они и меня утащили бы в свой муравейник, чтоб скормить личинкам! – Кривой Шрам выдернул, наконец, лезвие, и руконог, оказавшийся еще живым, принялся уныло ощупывать зазубренные края раны на залитом лимфой лбу. Головорез же повернулся к Лану и Титану, произнес с чувством, глядя на киборга: – На мне теперь Долг Крови! Если вы идете в Замоскворечье, то я, по ходу жизни, с вами! Я могу провести вас тропой болотников. Она опасна, но мы, бродяги, ею пользуемся, когда хотим пощипать замоскворецких по-малому… – Кривой Шрам оскалился, показав хорошо сохранившиеся большие резцы.
Лану вспомнилась увиденная в наведенной грезе система тоннелей под башней. Пока все шло один к одному: будто мозаика собиралась из разрозненных кусочков в целостную картину.
– Вы воруете у замоскворецких? – удивился Титан.
– Ну, по мелочи… – Кривой Шрам собрал пальцы щепотью и потер их друг об друга. – У них всякого добра полно, и если исчезнет банка-другая жратвы или железяка какая-нибудь, – он снова встряхнул цельнометаллическим топором, – то они, по ходу жизни, могут и не заметить.
– Как тебя зовут? – спросил Лан.
– Что? – Кривой Шрам оторвал взгляд от Титана и посмотрел на Лана так, будто был удивлен, что тот умеет разговаривать. – А! – до него, наконец, дошла суть вопроса. – Мухоловом меня зовут, а если коротко – то Мух… – он шмыгнул носом.
– Ладно, Мух, – Лан кивнул, принимая решение. – Долг Крови – дело святое. Показывай нам тропу болотников, на ней и сочтемся.
Титан бросил испытывающий взгляд на Лана, а затем принялся перезаряжать автомат.
Небо на востоке начало сереть. До рассвета оставалось время, но новый день ощутимо наступал на пятки ночи. Где-то во тьме скрывалась бандитская башня, похожая на пасхальный кулич с объеденным верхом, и скоро-скоро с ее высоты можно будет рассмотреть каждый квадратный метр болот, в которые превратилась большая часть Замоскворечья.
Разливаясь, Москва-река переполняла Водоотводный канал, выходила из берегов, лишь кое-где сохранивших гранитное одеяние, и несла в низины ил, жирную грязь и зараженную воду. Развалины или скрылись под толщей болотной жижи, или выпирали из нее разрозненными, заросшими буйной зеленью островками. Сам по себе проход по этой территории был делом непростым, поскольку повсюду хватало топей, чуть прикрытых непрочной дерниной, но помимо этого болота стали домом для мутантов всех пород: сухопутных, земноводных, речных…
Битый час провели Лан, Титан и Мух за уцелевшей фасадной стеной, глядя через дверной проем, как в грязи, затопившей прежний двор, неторопливо копошится многометровый червь. Из его утробы, скрытой под туго натянутой мембраной, доносились разнообразные звуки: перестук проглоченных камней, бурление кишечных газов, ритмичный гул сокращающихся мышц не знающей насыщения глотки.
– Долго он еще будет ворочаться? – угрюмо поинтересовался Титан.
– По ходу жизни – да, – ответил Мух. – К дождю, скорее всего.
– Обойти его можно? – нетерпеливо спросил Лан. Ночь на исходе. Жизнь Светозара висела на волоске, поскольку то, что будет после секретной лаборатории по производству собакоголовых, уже жизнью не назовешь.
– Обойти? – Мух хмыкнул. – Если направо пойти – то там топь. Не глубоко, но вода сильно гнилая. Провалишься по пояс, и будет тебе полный набор всякого счастья: от невстаючки до болотных пиявок под кожей. А если есть открытые раны, то вообще – пиши пропало. Если налево пойти, – продолжил Мух, почесывая подмышку, – то сразу за хищным ивняком мы окажемся перед блокпостом, как три индюка, по ходу жизни. Идти надо прямо: перейдем через двор – по кочкам, по камням, по ржавым колымагам – а там и до спуска в коллектор недалеко. Но нужно, чтоб сначала уполз этот.
Но «этот» и не думал уползать. Обмазанная жирной грязью похожая на гигантский гофрированный шланг туша выгнулась аркой над двором. Оказалось, что у червя с двух сторон – короткие, похожие на толстые обрубки ноги-когти. Вздыбившись, червь огласил болото низким протяжным стоном, а затем тяжело опустился, смяв проглядывающие сквозь грязь и ползучие ветви гнилые кузова автомобилей.
– Не нравится мне все это, – проворчал Титан. – Я бы рискнул выйти к блокпосту, мол, мы – наемники, ищем работу, или я – маркитант со слугами, хочу поторговать. Авось, прошли бы через первую линию обороны. А дальше бы действовали, как карта ляжет.
Мух фыркнул.
– Титан, сейчас все будет чики-пуки! – проговорил он так, словно ребенку зубы заговаривал. – Дождевой червяк уберется, мы спустимся в коллектор, а оттуда уже – прямиком в башню. Я сам сто раз, по ходу жизни, так делал!
Титан неразборчиво ругнулся, бросил взгляд на сереющий восток. Лан дернул Муха за заскорузлый рукав.
– А этот, – он мотнул головой в сторону червя. – Ест людей?
– Этот ест все, что в глотку попадет, – ответил Кривой Шрам. – Землю, корни, крыс, рыбу, людей, червей помельче…
– Но специально на нас не охотится?
– Не охотится. Только идти мимо него – гиблое дело. Червь – существо нервическое. Дернется, зацепит случайно и переломает все кости…
Лан протянул руку, схватил одеревеневший, с гнилой листвой, стебель вьюна и попробовал его на прочность. Ему всегда казалось, что эти отжившие свое растения смогут выдержать не только вес взрослого человека, но даже больше.
Не обращая внимания на недоуменные взгляды спутников, Лан повесил карабин за спину и принялся карабкаться на стену. Стебель был не очень ухватистым, руки так и норовили соскользнуть, поэтому приходилось тратить дополнительные силы, чтобы удержаться. Тем не менее, дело спорилось, и через полминуты Лан уже сидел на верхотуре, оседлав стену. Червь внезапно поднял слепую, похожую на почерневшую культю голову. Несмотря на заверения Муха, болотный мутант явно реагировал на появление человека. Вопрос был лишь в том, что он предпримет дальше: хорошо, если просто попугает и снова уляжется в болото, но если решит охотиться…
Разверзлась бездонная пасть, густо повеяло тиной и сероводородом. Лана замутило, но он все же встал на разрушенный фронтон, и пошел по нему к краю стены, балансируя руками, словно канатоходец. Червь закрыл пасть и поводил головой из стороны в сторону. Из его утробы донесся низкий ноющий звук. Лан дошел до места, где стена обрывалась, – камень как будто был рассечен гигантским мечом, – и оттуда перемахнул длинным обезьяньим прыжком на стену следующего строения. А дальше – снова вперед, до тех пор, пока можно было идти, затем по переплетению лиан – на соседнюю руину. Судя по сдержанному шуму и время от времени доносящемуся мату, Титан и Мух последовали его примеру.
Лану идти этим непростым маршрутом помогали навыки, наработанные на тренировках, в числе которых – нелюбимая им акробатика и прыгучесть. Его спутникам приходилось еще сложнее, особенно тяжелому Титану, под которым качалась хлипкая от времени кладка, и крошился камень. Червь тем временем крутил башкой, что-то бурчал, перебирал лапами-когтями в воздухе. Лан не знал, что ожидать от этого создания, и такая неопределенность сбивала с толку.
Защебетали птицы, в их пении послышалась неуместная, почти идиотическая радость. Лан бросил взгляд в сторону восхода и увидел пробившийся из-за горизонта первый луч, который был необычного зеленоватого цвета. Мрак тут же начал отступать. Вырисовался силуэт бандитского логова – высотного здания бывшего офисного центра. Вокруг него все лежало в руинах, а сами руины покоились под слоем болотной жижи, и лишь одно строение более или менее уцелело во время бомбежек и ракетных ударов Последней Войны. Прихоть судьбы – не иначе.
В глубине разинутой глотки червя родился низкий, на грани слышимости, рокот. Мутант выгнулся дугой, лишенный глаз, носа, ушей обрубок головы развернулся к стене, по карнизу которой друг за другом крались Лан, Титан и Мух.
– Вот блин! – успел произнести Титан, прежде чем червь атаковал.
Мутант врезался в стену, точно живой таран. Руина качнулась, загрохотал осыпающийся камень. Зачавкало болото, отзываясь на дождь из битого кирпича и штукатурки. Лан упал на карниз, удержался, схватившись за стебли вьюнов. Мух зацепился за стену лезвием топора, а затем по-кошачьи спрыгнул на погнутую крышу киоска и затаился, спрятавшись за погибающей от гнили растительностью.
Титан перелетел через голову червя. Он избежал падения, вонзив между кольцевыми сегментами мутанта штырь встроенного оружия. Червь встревоженно задергался, и от каждого такого рывка киборга швыряло из стороны в сторону, точно тот ничего не весил.
Лан вскочил на ноги, подхватил карабин. До вражеского логова – меньше километра, не хотелось бы пальбой предупреждать бандитов о своем приближении, к тому же против такого мутанта пули – меньше, чем полная ерунда. Но не стоять же, безучастно пялясь!
Карабин отрывисто рявкнул. Червь, как и ожидалось, не заметил повреждения, хотя из раны под разинутой пастью знатно плеснуло. Лан выстрелил снова, целясь в глотку, внутри которой темнели комья земли, налипшие к ребристым стенкам, и только затем услышал, что Титан вопит:
– Отставить! Отставить!
Лан даже притопнул от бессилия. Гранатомет бы сейчас! Тогда бы точно дождевому червяку не поздоровилось.
Титан перехватил одной рукой автомат, прижал дуло к полупрозрачной желатиновой мембране и дал короткую очередь. Червь издал то ли рев, то ли стон, его пасть захлопнулась, голова вытянулась, а после – изогнулась крюком вниз, к болоту. Мутант нырнул в жижу, подняв волну. Лан глядел, как кольчатое тело червя сегмент за сегментом исчезает в топи. Через миг болото вместе с ним поглотит и киборга! Но Титан успел выдернуть из желатиновой плоти танталовый штырь. Оттолкнувшись от червя ногами, он перевернулся через голову и… ушел в топь, точно тяжелый артиллерийский снаряд: одним махом – по шею, даже воронка от его приземления осталась, и ее тут же начала заполнять вода. Автомат же повис в метре над водой, зацепившись ремнем за корявую ветвь.
– Руку кто-нибудь подаст? – зло прокричал киборг. – Я дна не чувствую! Эта гадина тут все перерыла до самого земного ядра!
– Сейчас! Держись! – Лан схватился за стебли вьюнов, по ним, точно по веревкам, устремился вниз, соскользнул со стены на торчащую из жижи корму «Чинука». Взгляд дружинника заметался: куда дальше? На бетонный блок, явно опирающийся на что-то устойчивое, потом на проржавевшую крышу бронеавтомобиля «Тигр», а дальше, приложив усилия, можно было дотянуться до угодившего в беду киборга.
Остов «Тигра» закачался под Ланом, словно резиновая лодка. Паршиво! Но отсюда до Титана было ближе всего. Лан снял с плеча карабин, протянул его так, чтоб Титан схватился за ремень. В тот момент даже мысли не возникло, что все это может быть бесполезно: ведь киборг весил ого-го, попробуй, вытащи его из топи без подъемного крана! Лан делал то, что должен был сделать, он не сомневался, что Титан на его месте действовал бы таким же образом.
– По ганглиям нужно было бить! – проговорил киборг, отгребая ладонью от лица воду. – Я это сразу понял. У него вместо мозга – ганглии, и их много. Они сквозь мясо просматривались – словно кочаны капусты, расположенные друг за другом цепочкой. А ты бы на моем месте догадался?
Лан понял, что на Титана напал «говорун». Это когда после или во время хорошей адреналиновой встряски всякую чушь молоть охота. Раньше Титан этим, вроде бы, не страдал. Сильно, видимо, на этот раз ему досталось.
– Нет, – с трудом проговорил Лан, он тянулся изо всех сил, пальцы Титана уже почти касались ремня карабина. – Откуда бы мне догадаться?.. Не я же был непобедимым чемпионом…
Болото всхлипнуло и разверзлось: над пошедшей крупной рябью топью всплыла, точно подводная лодка, вытянутая туша. Распахнулась чудовищная пасть и тут же захлопнулась. Тяжелая волна жидкой грязи устремилась навстречу Лану и оттолкнула остов «Тигра» назад. На том месте, где только что барахтался Титан, снова замелькали сегменты уходящего на глубину червя.
– Черт! – Лан вскочил, и то, что осталось от бронеавтомобиля, опасно зашаталось под его ногами. – Титан! – позвал он, хотя и догадывался, что оказавшийся в брюхе червя киборг вряд ли сможет его услышать. – Титан!
Лан замолк, опустил руки. Грязный ремень карабина терся об его брюки. Взгляд метался по пузырящейся жиже. Месиво размолотого дерна, пятна мха, похожие на кишки корни, осколки кирпича, гнилое железо. Ни Титана, ни червя.
«Вот и все, – это мысль на время вытеснила из головы Лана остальное: и смертельно опасный поход на замоскворецких бандитов, и ожидающего освобождения Светозара, и Кремль, в котором его наверняка не погладят по голове за инициативу… – Вот и все», – думал Лан, осознавая непоправимость произошедшего, но одновременно – и нелепость. Только что товарищ был рядом, делил невзгоды пути, помогал, выручал, наставлял, прикрывал. А теперь – бац! – только пузыри на грязной воде. И ничего больше.
«Тигр» снова качнулся, и это привело Лана в чувство. Бронеавтомобиль сначала просел, а затем накренился и пошел на дно, Лан едва успел перепрыгнуть на бетонный блок. Стоя на этом крошечном, но нерушимом островке, дружинник почувствовал себя так, как, наверное, чувствовали себя древние путешественники, сходя с борта корабля на твердую землю. Вернулись прежние мысли и цели. Лан оглянулся и понял, что уже почти светло, и что серый утренний сумрак тает, а птицы порхают над развалинами. Титан – всё, но ведь сам Лан – еще нет. А значит, он должен до конца пройти по своему пути: выручить брата, вернуться в Кремль, а затем – снова уйти, быть может, даже – самовольно, поскольку где-то там – Мара, она пробирается через окраины Москвы, и ей точно нужна его поддержка. Он больше не оставит в беде ни одного дорогого ему человека, он положит свою жизнь ради того, чтоб у них было будущее…
И вдруг фонтаном ударила грязь. Увесистые, вязкие комья, громко шлепая, обрушились обратно в болото. Грянуло раскатисто и ворчливо, будто целая рота объелась гороховой каши и теперь дружно, из придури, пустила ветры. В воздух взмыло темное, размытое в движении тело… Лан раскрыл от удивления рот: метрах в трех над болотом на миг завис Титан. На вид он был целым и невредимым, только жутко недовольным. В его руке был покрытый розовой слизью гладиус. Взгляды киборга и дружинника пересеклись, Титан глядел тяжело, с обидой. Миг свободного полета иссяк, Титан снова упал, но на сей раз – удачнее, на груду камней под одной из похожих на порченый зуб стен. Захрустел смятый весом киборга кирпич, Титан приподнялся, огляделся по сторонам. Лан безмолвно развел руками, будто хотел заключить приятеля в объятья, несмотря на то, что между ними было не менее десяти метров.
– Кишечный газ… – пояснил киборг. – Много кишечного газа… Просто нужно было проколоть в нужном месте, – он рубанул гладиусом воздух, – и я сразу заскользил, словно пуля по нарезам. А потом – бабах! Да здравствует свобода и свежий воздух! Вот ты бы точно до такого никогда не додумался! – киборг принялся очищать лезвие меча стеблями плющей. Прервавшись, он понюхал рукав куртки, и взялся тереть измочаленными стеблями уже себя.
– А правда, что из половин разорванного дождевого червя со временем получится два червя? – спросил невпопад Лан. Как бы он не пытался удержаться от улыбки, но уголки рта сами по себе поползли в направлении ушей.
– Неправда, – Титан прыгнул к соседней стене, потянулся, держась за оконный проем, снял с ветки свой автомат. – Выживет только та половина, которой достался рот. Половина, которой достался анус, через несколько дней подохнет от голода. Учи биологию этого безумного мира, тебя ждут важные открытия!
– Не хочется вас прерывать…
Лан и Титан обернулись: из-за угла настороженно выглядывал Мух.
– Враг услышал шум и выслал разведчиков. Четыре тела с автоматами идут со стороны блокпоста к нам. Уже за ивняком. Если не поторопимся, то придется им тоже выпустить газы. А потом – еще и тем, кто придет разведчикам на помощь.
– Блин… – Титан бросил взгляд на серовато-желтое небо. На востоке уже пылало расплавленное золото восхода. – Время на исходе.
Лан кивнул и сменил в карабине обойму. Отряд, отправленный Процессором за Светозаром, или подходит к башне, или уже прибыл в бандитское логово. Интересно, покупатели тоже будут собакоголовыми? Впрочем, как интересно… Просто, чтоб знать – с кем придется иметь в бою дело. А Лан хоть и надеялся вытащить Светозара из плена по-тихому, но сердцем чуял, что без большого «замеса», как говорят некоторые рубаки, не обойдется.
– Веди нас, Мух! – распорядился Титан.
Они двинули дальше – с кочки на кочку, с одного островка размером со столешницу на следующий – еще меньший по площади. По шатким автомобильным остовам, вдоль остатков стен, придерживаясь за стебли плющей и отмахиваясь от цепких веток хищной флоры. Червь был еще жив, он стонал и ворочался под толщей жижи, от его шевеления сотрясались руины, и расползались, точно живые, под ногами кочки.
Лан догадывался, что разведка замоскворецких тоже продвигается не слишком шустро – и предосторожности необходимо соблюсти, да и сами болота не располагают к пробежкам, – однако пальба могла начаться в каждую секунду. Титан обшаривал взглядом руины слева, Лан держал в поле зрения правую сторону. Мух, вооруженный лишь самодельным топором, двигался скачками вперед, полагаясь на известные лишь ему ориентиры.
Разведчики бандитов, наверняка, не дураки, – найдут стреляные гильзы, оборванные стебли, отпечатки подошв на топкой почве. Они либо пойдут по следу чужаков сами, либо известят подельников о том, что непрошеные гости направились в сторону башни. Накрылась медным тазом тайная операция! И все – из-за долбаного червя!
Болото, топь, радужные пузыри. Бликуют, отражая зарю, бесчисленные лужи. Кочки предательски проседают под ботинками, ржавое железо – разваливается, грозя располосовать ноги. В грязи что-то непрерывно копошится, перерабатывая органику в гной и нечистоты, над жижей клубятся испарения. И вонь-вонь-вонь постоянная, всепроникающая, тошнотворная, и никуда от нее не деться.
Каждая руина – будто отдельный клочок суши. Остатки несущих стен и балок густо увиты гнилостно-зеленой растительностью. Частенько попадаются на глаза кости людей и животных. И все останки – вперемежку, будто в этих краях пировали демоны, истребляя все живое, что попадалось им на пути.
Недаром в Кремле Замоскворечье называют гиблым местом, откуда не возвращаются. Но поворачивать поздно.
Лан остановился, поглядел на спутников исподлобья и произнес с мрачной решимостью:
– Вот что, мужики. На тропе болотников разделимся. Я пойду дальше, а вы – возвращайтесь. Это не ваша война, и вам вовсе не обязательно гибнуть из-за моего долга.
Титан в ответ лишь презрительно фыркнул. А Мух панибратски огрел Лана по плечу.
– Не лезь в бутылку, старик! – произнес, скаля зубы, Кривой Шрам. – Стрельба и шум на болоте – по ходу жизни, дело обычное. Думаешь, одни мы по окрестностям шаримся? На кого только муты поиметые не нападают! Сейчас дойдем до тропы, на ней и схоронимся. Все будет добре, брат!
А Титан повел головой, точно ему воротник шею натирал, затем произнес сухо:
– Разговорчики! Продолжаем движение!
Затем раздался громкий всплеск, болото содрогнулось, и в тронутых рябью лужах встревоженно заметались блики. Послышались громкие крики и отрывочная стрельба. Лан понял, что раненный червь атаковал в слепой своей ярости замоскворецких разведчиков.
Но так им, гадам, и надо!
Натовская ракета оставила след в виде десятиметровой воронки. Взрыв обрушил свод канализационного коллектора, бетонная арка, выпирающая из влажной почвы, демаскировала вход в тоннель. В воронке росли роскошные зобухи вперемешку с целебной покой-травой. Зелень была пышной, прикосновение к ней дарило приятную освежающую прохладу и чувство спокойствия, которого, казалось, так не хватало всем троим путникам.
Лан раздвинул ладонью кожистую листву и сразу же увидел скелет болотника. Характерный череп с челюстями, похожими на древний капкан, не узнать было просто невозможно: в Кремле, кстати, хранился такой же, его показывали школярам на уроках, посвященных мутантам, обитающим за крепостными стенами.
Мух заглянул под бетонный свод, затем нетерпеливым жестом пригласил остальных следовать за ним. Кривой Шрам извлек из подсумка нечто вроде телескопической дубинки дружинника – более грубый ее вариант. Приспособил к концу складной палки чашу, в которую был заложен моток горюн-травы. Титан выудил из кармана разгрузки знакомую Лану металлическую зажигалку, откинул крышку щелчком танталового ногтя и дал жизнь яркому огоньку. Лан и Мух невольно зажмурились от удовольствия, втягивая в легкие полузабытый аромат драгоценного бензина.
В тоннель съехали на спинах по грудам земли и бетонных обломков. Вход был узок, – едва-едва удалось протиснуться. Сам коллектор оказался заполнен подсыхающей грязью, разнокалиберными глыбами и опутанными болотной травой ветвями. Все это было принесено селевыми потоками и разливающейся в половодье Москвой-рекой. Пламя в факеле Муха тревожно металось, в тоннеле чувствовался сквозняк. Дуновения, вырывающиеся из глубины коллектора, напомнили Лану смрадное дыхание нео. Однако на вонь он уже не обращал внимания. На болотах воняло исключительно все, вонял даже он сам, а про побывавшего в брюхе червя Титана или отроду не мывшегося Муха и упоминать не стоило. Второй выход из тоннеля был не так далеко, и Лан, ощущая близость цели, покрепче стиснул цевье карабина.
Они двинулись вдоль стен: там грязи было поменьше. Почти сразу Лан заметил скелет второго болотника. На облепленном остатками почерневшей плоти черепе отчетливо виднелось пулевое отверстие. Лан понял, что кто-то давным-давно «зачистил» тоннель от мутантов, в честь которых была названа тропа. В Кремле говорили, что с болотниками лучше не связываться, убьешь одного, – и вода в колодцах общины станет ядом. А тут кто-то не побоялся…
Потом они прошли мимо целого семейства: самки и выводка детенышей. Самку расстреляли, а молодняк затоптали сапогами. Их трупы давно истлели. Лан недоуменно посмотрел на Муха, но тот уверенно шел вперед, не обратив внимания на хрустнувшие под каблуком кости. Вопрос, кто это мог сделать, застыл у Лана на губах.
Какая, к черту, разница?
Их увечный мир – это мир хищников. Все стремятся поскорее вонзить друг в друга когти, клыки, жала, хелицеры, шипы, обвить щупальцами, ветвями, стеблями со стрекательными клетками, оплевать кислотой, ядом, пищеварительными ферментами. И человек в этой запутанной пищевой цепочке занимает не самую слабую позицию.
Когда-нибудь Москва освободится от всей этой мутировавшей и не мутировавшей, но одинаково озлобленной заразы, что паразитирует на мертвом теле здешних земель. А, освободившись, – обязательно возродится. Но будет она тихой и безлюдной.
Когда-нибудь в неопределенно-далеком будущем…
Но сейчас главное освободить Светозара и суметь выбраться живыми из этого гиблого места.
Мух снял трухлявую решетку, прикрывавшую вход в боковое ответвление. Диаметр лаза был не больше метра. Мух опустился на четвереньки и пополз, держа перед собой факел, первым. За ним в трубу влез Лан, громоздкий Титан замыкал ряды. Было видно, что этим ходом время от времени пользуются: кто-то вычистил грязь, даже следы на камне остались от инструмента, вроде тяпки.
– Погоди! – прохрипел Мух.
Лан услышал приглушенный стук, Кривой Шрам снял решетку, перекрывавшую выход в следующую часть подземелья, передал ее Лану, и тот аккуратно прислонил ржавую железяку к стене лаза.
Мух выбрался из трубы, Лан увидел, что тот сразу же встал в полный рост. Значит, есть, где развернуться. Уже легче…
Свет затухающего факела был не в силах проредить темноту, сгустившуюся в просторном подземном зале. У Лана невольно захватило дух: ряды колонн, массивные перекрытия над головой, угадывающиеся знаки на стенах и полу: стрелки, разметка, штриховка. Воздух по-прежнему оставался затхлым, как в склепе, но дышалось в разы легче, чем в коллекторе.
Из лаза, пыхтя, выбрался Титан. Отряхнув колени, он огляделся и бросил с видом знатока:
– Парковка. Найти бы, пацаны, тачку на ходу. Хотя… на кой она нам на болотах? – киборг махнул рукой.
Мух зашикал, глаза Кривого Шрама взволнованно блестели. Да и как тут не нервничать: ведь этот подземный зал находился в мягком подбрюшье одной из самых могущественных бандитских группировок. Башня – наполовину уцелевшее старинное сооружение – находилась прямо над их головами. Ее вес ощущался сквозь плесневелый свод и перекрытия, на которых до сих пор не было ни трещины.
– Куда дальше? – спросил шепотом Лан.
– Уровнем выше – склад, – Мух облизал губы. – Камеры пленников находятся где-то там. Точнее не скажу.
– Охрана? – поинтересовался Титан.
– По ходу жизни – на первом этаже, – Мух поправил чашу с остатками горюн-травы – сделал так, чтоб огонь едва теплился. – Возле склада обычно несколько сонных тел, а как охраняют пленников – я ни в зуб ногой, отвечаю!
– Ладно, – Лану не терпелось увидеть Светозара. Он смог выбраться с Арены, одолеть путь с Арбата в Замоскворечье, пройти болото, раскинувшееся на месте бывших жилых кварталов, пробраться в логово врага… и теперь осталось совсем немного, чтобы завершить миссию. Еще чуть усилий, и брат будет спасен!
Мух снова шел впереди, а Лан и киборг за ним, и каждый контролировал свою сторону, хотя света от факела было ровно столько, чтоб не спотыкаться на ровном месте. Тьма вела себя, будто жидкость: расступалась перед маленьким отрядом, и тут же смыкалась позади них. Парковка была большой, даже – очень. Колоннами и вкрадчивым эхом она походила на тронный зал сказочного подземного царства.
За их спинами оглушительно лязгнуло. Лан и Титан обернулись, и тут со всех сторон вспыхнули ярчайшие электрические лампы. Лан невольно прикрыл глаза ладонью, даже киборг – и тот не смог мгновенно адаптироваться и оказался ослепленным.
– Бросай оружие! Бросай, сука! – заревели впереди иступленным голосом.
– Оружие на пол! На пол! – рявкнули сзади.
Когда зрение вернулось к Лану, то оказалось, что на парковке многолюдно. Головорезы в уже знакомой ему черной униформе взяли маленький отряд в кольцо. Дула не меньше, чем двух десятков автоматов Калашникова разных модификаций смотрели на Лана, киборга и Кривого Шрама.
– Приехали, – констатировал Титан.
Мух ладонью затушил уже ненужный факел, затем бросил его под ноги. Туда же отправился и цельнометаллический топор. Лан проводил рассеянным взглядом устрашающего вида железяку. Как ни странно, именно это звонкое падение отозвалось в душе дружинника болью и пониманием, что все пошло прахом. Опять – на языке желчная горечь поражения. Лану подумалось, что вся эта миссия изначально была обречена на крах, и что он до сих пор выкручивался – вертелся, как уж на сковородке! – чтобы отсрочить печальный финал, с которым неизбежно пришлось столкнуться в конце пути.
– Чего стоим? Оружие на пол! Быстро! Быстро!
Вопили здесь и там. Выражения лиц, прикрытых черными балаклавами, можно было прочесть лишь по глазам. Пальцы, лежащие на спусковых крючках, были напряжены.
Лан вопросительно поглядел на Титана. Может, многоопытный товарищ подскажет верный ход? Душе дружинника претило сдаваться в плен, но и погибать, не дойдя до цели совсем чуть-чуть, тоже не годилось. Может, у старого кио есть в заначке какая-нибудь военная хитрость?
Киборг положил автомат рядом с топором Муха и обвел настороженным взглядом вражеских бойцов. Медленно поднял руки, показав грязные ладони с отчетливыми шрамами от встроенного оружия.
– Бросай! Бросай! – теперь эти вопли были адресованы исключительно Лану. Кольцо людей, одетых в черное, стало теснее; дружинник чувствовал холод, идущий от стволов автоматов, дула которых едва ли не касались его лица.
Он набрал полную грудь воздуха, собирая волю в кулак… а затем положил карабин на АК Титана.
Наверное, это все-таки было ошибкой, поскольку на него сейчас же набросились, подобно своре. Удар поперек спины швырнул Лана вперед, одновременно кто-то повис всем весом на его плече, заставляя пригнуться. Кто-то ударил коленом в лицо, и Лан сейчас же почувствовал вкус собственной крови. Навалились с другой стороны, завели руки за спину, защелкнули на запястьях браслеты наручников.
Затем суета быстро сошла на нет. Лан обнаружил, что он сидит на полу. Кровь стекала с волос на шею, капала с носа и подбородка на грудь. Титан был рядом, он тоже сидел, вытянув ноги, точно уставший с дороги путник. Руки киборга оказались скованы несколькими цепями.
Мух же стоял среди замоскворецких и его дружески похлопывали по плечам.
– Отличная работа, Мухолов! – говорили ему. – Еще двое попались в твою паутину! Везунчик, Мухолов! Считай, что премия в кармане!
Лан недоуменно поглядел на Титана: киборг апатично пожал плечами и опустил взгляд, словно это он был предателем, а не Кривой Шрам. А может, Титан чувствовал за собой вину, потому что не разглядел иуду.
Дружинник поднял взгляд на Муха.
– Они ведь убили твоих соплеменников! – проговорил Лан разбитым ртом. – Расстреляли их из засады!
Бандиты рассмеялись. Было видно, что они расслабились, полагая, будто дружинник и киборг в их нынешнем положении не представляют угрозы.
– А как же Долг Крови? – продолжал взывать к совести Кривого Шрама дружинник. – Мы ведь спасли тебе жизнь!
– Да плевать! – Мух смачно харкнул. – Плевать на Кривых Шрамов! – бандиты одобрительно загудели, снова похлопали его по плечам. – Общины, по ходу жизни, не существует с тех пор, как она пошла в услужение Кремлю за солонину! Кривых Шрамов больше нет! И те, кто уцелел, прибиваются к другим бандам, чтоб сохранить свою честь.
Лан покачал головой. Ему очень хотелось вытереть с лица кровь, но – увы…
Мух порывисто шагнул к Лану.
– Я был связным Ворона! Это я сделал так, что твой брат оказался совсем не там, куда собирался попасть. Жаль, что тебе удалось улизнуть…
Один из замоскорецких бандитов стянул балаклаву, открыв лицо. Впрочем, лучше он бы этого не делал. Лан увидел одутловатую физиономию умственно отсталого с крошечным вздернутым носом, толстыми губами, маленькими бесцветными глазками и ушами, похожими на трубочки. Стопроцентный мутант, к тому же – совершенно не похожий бойца.
– Ты убил наших пацанов! – проговорил бандит картаво, его нижняя губа обвисла, приоткрыв мелкие и неровные зубы. – Ты понимаешь, как с-с-сильно ты попал?.. – и он с силой пнул Лана мыском ботинка в плечо.
– Эй! Полегче с пленниками! – возмутился Титан, но на его ворчание никто не обратил внимание.
– Я был человеком Ворона в Новоарбатовке! – продолжил плеваться слюной Мух, наседая на Лана с другой стороны. – Это меня он послал к Арене с заданием выяснить, что с тобой произошло! Ворон был слеп, как курица! В его самонадеянную голову даже не приходило, что какой-то вонючий Кривой Шрам, которого якобы купили с потрохами за солонину и сухари, может водить его за нос! – Мух наклонился. – Вы – сдохните! Все до одного! Рано или поздно вас развесят на стенах вашей же крепости! Полагаете, будто дружинник – это безотказное оружие? Да вы скоро, по ходу жизни, все выкусите – и ваш Князь и ваша хваленая дружина! Любое оружие можно либо развернуть в другую сторону, либо сломать! И мы разберемся, как это сделать, ведь ты и твой брательник – у нас…
Хок предупреждал, что посланник Ворона – «знатная двуличная скотина». И еще искалеченный шам говорил, что этот «осведомитель» является двойным агентом и успешно морочит разведчику Кремля голову… Вот только все позабылось в водовороте последующих событий. Лан покачал головой, мысленно возвращаясь на Арену. Неравный бой с Мрагом и его нео, затем хаос в Новоарбатовке, убийство Кудесника, схватка с шамами… Хок ему все рассказал, а он прохлопал ушами… Обидно, блин. Сам влетел в паутину Мухолова, еще и Титана втянул. Обидно…
Мух оскалился, его большие зубы влажно блестели в непривычно ярком электрическом свете. Лан рванул на предателя и от души врезал ему под дых защищенной шлемом головой. Мух скорчился, а Лан рывком распрямился, попав макушкой предателю в челюсть. Громко хрустнули кости, Мух отпрянул, ноги его подкосились, и Кривой Шрам с глухим стоном рухнул, на пол рядом посыпались выбитые зубы. Эдакой прыти от скованного и избитого дружинника не ожидал никто. Лан сгруппировался, полагая, что на него снова набросятся всей сворой, однако вместо этого бандиты принялись смеяться, показывая на Муха пальцами. Что ж, предатели в любой среде не пользуются уважением. И терпят их лишь до поры, до времени.
Двое замоскворецких вцепились Лану в плечи и принудили его снова сесть. Один при этом продолжал добродушно похохатывать, глядя, на кровавые пузыри, которые выдувал губами Мух.
Бандит с лицом юродивого встал перед Ланом.
– Нас много, – сказал он весомо. А потом повторил, округлив глаза и вскинув куцые брови: – Нас. Много.
Еще бы… То же самое внушали кремлевским жителям со школьной скамьи. Слишком много желающих видеть Кремль в руинах, а его общину – в рабстве или же вовсе вырезанной под корень. Бандиты, мародеры всех мастей, не способные ни пахать, ни сеять, само существование которых – суть причинение зла. Трупоеды, которые куда теперь ближе к зверью, чем к людям. Разношерстные племена мутантов, которые из года в год становятся все многочисленнее и сильнее. Прожженные в Полях Смерти нео… Шаманы, в рядах которых все больше Старших… А еще био – враги всего живого, – действующие независимо или в связке со своими «друзьями»-нейромантами. А еще – тьма всяких мутантов-животных и мутантов-растений, одинаково враждебных как ко всем сторонам, так и друг к другу.
Их действительно много. И как выстоять против этой орды?..
Лан не знал. Но он – всего лишь рядовой бесконечной войны. Ему было известно, что так происходило испокон веков. Кремль – самая большая крепость Европы, рассказывал отец Филарет на уроках. И где теперь та Европа? А Кремль живет.
Яркий свет померк, включенными оставили лишь несколько ламп, да и те – вполнакала. Энергию надо было экономить.
Пленников повели по широкой лестнице наверх. Лан мало что видел из-за спин и голов сопровождающих. Ясно было только, что банда хозяйничает в этой башне давно: замоскворецкие более или менее очистили строение от мусора, восстановили почти все двери, а помещения за ними – или обжили, или использовали вместо хранилищ. Там – какие-то коробки, здесь – всякое ржавье… Молодчики, не задействованные в конвоировании пленников, деловито сновали туда-сюда, выполняя какие-то поручения. Не все носили одинаковую черную униформу, зато, как один, были при оружии: будь то старинные автоматы, пистолеты в поясных кобурах или же короткие мечи в неброских ножнах. Кто-то прятал лица под балаклавами, но в основном обходились без масок. Лан предположил, что лица закрывают только те, кто находится на боевом задании. Хлопали двери, стучали каблуки сапог и «берцев», слышались непривычные звуки работающего электроинструмента. Лан, несмотря на свое положение, старался фиксировать увиденное в памяти.
На появление Лана и киборга встречные бандиты реагировали чаще всего безразлично. Ну, ведут двух каких-то неудачников, – мало ли кто решил побродить на свою голову в окрестных болотах… Лан подумал, что называть замоскворецких бандитами – не совсем верно, а воинами, что, очевидно, было ближе к истине, – язык не поворачивался. Безусловно, они представляли преступную организацию, но это не был опустившийся сброд, вроде тверских мародеров или завсегдатаев Арены. Это была военизированная группировка, что сродни маркитантам, только более расположенная к силовым действиям, нежели к торговле.
В широком коридоре первого этажа Лан увидел детей. Нельзя сказать, что это было большой неожиданностью, но все же Лан растерялся. Гораздо проще представлять врага в виде безликого полчища головорезов, которых нужно давить без сомнений и жалости, как тараканов, а когда оказывается, что это – не абстрактное зло, а община, в которой есть гражданские с незапачканными кровью руками, то сразу все становится как-то более запутанно.
Подчинившись грозному окрику одного из сопровождающих, мелкие мгновенно убрались с пути под стену и прижались к ней, точно ящерки. Дисциплина! Их было больше дюжины, и все – примерно от восьми до тринадцати лет. Идущий впереди конвоя бандит отпихнул подвернувшуюся под ноги доску, к которой снизу были прикреплены четыре подшипника, доска с гулом прокатилась по полу к стене.
Из коридора они вышли в просторное помещение, расположенное напротив главного входа. Лан еще в коридоре уловил сладковатый запах тлена, но все же он оказался не готов к тому, что предстояло увидеть. К потолку на цепях была подвешена грудная клетка «Рекса». Фрагмент биоробота распилили вдоль хребта, и вся высокотехнологичная внутренность оказалась на виду. Встроенную и давно бездействующую пушку демонтировали, одной передней лапы тоже не оказалось на месте; вторая же конвульсивно подергивалась и время от времени цепляла когтями пол. Узлы «Рекса» работали: Лан видел, что посреди месива из проводов и оголенных узлов что-то вращается, клацает, прерывисто гудит. Установленный под грудиной округлый резервуар был «топкой», извлеченной из корпуса и соединенной с остальной конструкцией черной пуповиной многожильного кабеля. Пара типов в резиновых фартуках поверх униформы и в сварочных очках на сосредоточенных рожах возилась с кормлением этого биомеханического обрубка: один придерживал крышку «топки» открытой, а второй лопатой забрасывал внутрь куски не самой свежей мертвечины. На руках у обоих были толстые резиновые перчатки до локтей. Органы био отреагировали на пищу, что-то заискрило, и на мужиков в фартуках обрушился каскад огненных брызг, однако те даже глазом не повели: происходящее было для них делом привычным. Гул, льющийся из выпотрошенного нутра «Рекса», стал ровнее, единственная лапа перестала царапать пол и умиротворенно разжала пальцы.
Замоскворецкие бандиты додумались использовать реактор подбитого биоробота, чтобы тот производил им электричество. Они ему – органику, а он им – ток в электросеть. Мясо для кормления, само собой, использовали человеческое – самое ходовое и легкое для промысла.
В тот момент, когда Лан пялился на работу внутренностей био, на всех этажах башни раздался трескучий звонок. Вероятно, это была какая-то старинная система оповещения, реанимированная местными умельцами: пожарная тревога или вроде того. И сразу все, кто до этого занимался своими делами или просто бездельничал, двинулись в ту же сторону, куда вели и двух пленников. Лан увидел, что на прежних местах остались только те, кто присматривал за «топкой» «Рекса» или стоял в карауле у огневых точек, оборудованных на месте главного входа в здание.
Одна толпа, в центре которой шли пленники, слилась с другой. И тогда Лан обнаружил, что неподалеку, в таком же окружении бандитов, идет еще один угодивший в переплет дружинник!
– Светозар! – выпалил он и рванул к брату, но конвой не позволил ему подойти ближе.
Светозар оглянулся и недоуменно поглядел на Лана.
– Ёжкин кот! А ты-то что здесь делаешь?
– Что-что… – пробурчал Лан. – Тебя спасаю! Не ясно, что ли?
– Зашибись! – Светозар рассмеялся. – Тогда, считай, я спасен!
– Разговоры! – прикрикнул на них один из сопровождающих.
Лан оглядел брата с головы до ног. Светозар хромал: в бою на Неглинной улице он получил стрелу в бедро, и рана до сих пор его тревожила. На лице – заживающие кровоподтеки и ссадины, на пальцах заново отрастают ногти. Но плечи его расправлены, движения – бодры, а взгляд – живой, цепкий. Очевидно, что Светозара пытали, и с той же вероятностью можно было предположить, что дружинника не удалось сломить ни физически, ни морально. Лан сейчас выглядел не краше и тоже хромал, поэтому со стороны могло показаться, что братья – это один и тот же человек, который раздвоился под действием неведомого Поля Смерти.
Поток людей заполнил коридор и перетек в круглый зал, опоясанный открытыми террасами, что располагались друг над другом на нескольких уровнях. Лану пришлось задрать голову, чтобы окинуть взглядом помещение. Несомненно, оно занимало центральную часть башни. Под куполообразным сводом теплились спелым желто-оранжевым светом электрические лампы. Висел, чуть покачиваясь, на талях грузовой кран, закрепленный на мостовой балке. Террасы заполнялись людьми – и одетыми в черное бойцами, и гражданскими. Эти балконы напомнили Лану зрительские трибуны Арены. В центре зала возвышался помост: на остовы электрокаров была водружена железобетонная плита. Обитатели башни стягивались к помосту поближе, на их лицах были написаны хорошо знакомые Лану предвкушение и азарт. Среди взрослых шныряла чумазая детвора с сияющими глазами.
Возле площадки, но отдельно от остальных, стояли люди в невиданных защитных костюмах, состоящих из множества броневых щитков. Впрочем, Лан тут же усомнился в том, что это были люди: их габариты соответствовали скорее нео, чем хомо. Даже рослый и широкоплечий Титан по сравнению с ними показался бы мальчишкой. На головах у великанов сидели одинаковые черные шлемы с глухими забралами, полностью скрывающими лица. Все они держали старинные автоматы на сгибах локтей, прижимая оружие к груди – чуть небрежно, привычно, не замечая его тяжести, как и полагается профессионалам.
– Собакоголовые, – сказал Титан, проследив за взглядом Лана.
Те собакоголовые, которых Лан встречал на Арене, были полуголыми и бессловесными чудищами, обитателями зверинца, и их действиями вряд ли руководил особо развитый мозг. Эти же носили крутую броню и были вооружены не менее крутыми стволами. Они представляли неизвестную Лану богатую и опасную фракцию, за ними стояла чья-то воля, способная подчинить и превратить кошмарных мутантов, полуживотных, в вышколенных воинов.
Лан вспомнил беззвучные пророчества шамов. «Как ты думаешь, каким псом станет твой брат, после того, как над ним поработает экспериментатор Процессор? Процессор – такой выдумщик…»
Эти похожие на ожившие скульптуры существа явились за Светозаром! Лан машинально попытался разорвать путы на запястьях, но – тщетно… И что теперь делать? Ведь не матерными же словами отбиваться от неприятеля!
А Светозар, очевидно, был ни сном, ни духом об ожидающей его участи. Скользнув взглядом по великанам, старший брат переключил внимание на объект, который находился на уровне верхней террасы.
Толпа обитателей башни всколыхнулась.
– Ясел! Ясел! – запищал вдруг мальчишка лет пяти от роду, указывая рукой с зажатым в ней обмусоленным сухарем, на свод. – Смотлите, Ясел!
Ничего хорошего от происходящего Лан не ожидал, но он все же ощутил любопытство: что это за имя – Ясел? Наверняка, нерусское. Ничего подобного раньше он не слыхал.
А потом звонким голосом воскликнула толстуха в робе необъятного размера, и сразу все стало понятно:
– Ящер!
А следом загомонили мужики в масках:
– Ящер! Ящер! – этот клич подхватили все, кто находился в зале, кроме, пожалуй, собакоголовых. От Лана не укрылось, что великаны занервничали: принялись озираться, наводя черные забрала шлемов то на один сектор заполненного толпой помещения, то на другой.
Лан уставился вместе с остальными вверх. Оказалось, что ожил кран-балка. Мост развернулся, грузозахватное устройство заскользило на тросах в сторону толпы. На себе оно несло… еще одну часть биоробота «Рекс». А точнее – голову и плечо с передней лапой. Подсмотрев, как местные спецы получают электричество за счет «топки», Лан подсознательно ожидал увидеть и другие использованные в хозяйстве части био. Однако голову био едва ли можно было хоть как-то применить: разве что на стену повесить, рядом с другими охотничьими трофеями. Но здесь явно было что-то другое…
Сильно поврежденная – без нижней челюсти и одного глаза, с помятой черепной коробкой – голова «Рекса» все равно продолжала жить. Более того, Лан чувствовал, что взгляд единственного уцелевшего глаза био прикован именно к нему.
– Ящер! Ящер! – гражданские тянули к голове «Рекса» руки, точно с небес на землю нисходило божество, а не изувеченные, жалкие останки вражеского биоробота, охотника на людей, опускались на тросах крана-балки. Те из вояк, кто был без масок, поспешно спрятали лица под балаклавами и принялись салютовать голове био оружием – старинными автоматами, копьями, мечами, луками или арбалетами. К женским и детским голосам добавился басовитый гул мужских голосов, скандирующих одно и то же: «Ящер! Ящер!». Лан и Титан переглянулись, киборг презрительно поджал губы и повел плечом: дескать, черт его знает, что творится: шизики какие-то…
Единственная уцелевшая лапа био простерлась над толпой. Это был жест господина и покровителя. Обитатели башни в тот же миг замолкли, склонили головы и опустили вскинутые руки. Шея био не двигалась, зато вращалась мостовая балка крана, и благодаря этому единственное око «Рекса» могло с высоты окинуть взором всех собравшихся в зале.
– Дети болотников и червей… дети грязи и пороха… дети Замоскворечья, откуда нет возврата… мои дети! – густой голос, пронизанный нечеловеческой усталостью и тоской, звучал, казалось, со всех сторон. И был он таким громким, что с легкостью заглушал ропот толпы. Лан принялся озираться, пытаясь найти его источник. В конце концов, он решил, что звук мог идти разве что из черных пластиковых ящиков, развешенных в ряд через равное расстояние под верхней террасой.
– Я призвал вас всех, чтобы вы стали свидетелями того, как вершится новая история!
Ящер держал паузу. Жалкий обрубок «Рекса» чуть покачивался на тросах, когти его уцелевшей лапы холодно позвякивали, соприкасаясь. Теперь Лан, Светозар и Титан глядели на голову «Рекса» с тем же вниманием, что и обитатели башни.
– Ты… – произнес голос, и Лан нутром почувствовал, что био имеет в виду не Светозара, не Титана, не кого-то из толпы обожателей, а именно его. И снова – тяжелая, как железобетонная плита, гнетущая пауза. В толпе – безутешно, навзрыд – разрыдался ребенок. Его плач подхватил чей-то младенец, а к реву младенца примешались всхлипы малышей постарше. На детей зашикали, послышались звонкие подзатыльники и сердитый шепот. Лан заметил, что даже кое-кто из местных барышень утирает глаза и шмыгает носом.
– Ты… – повторил голос. А потом договорил, доводя мысль до роковой развязки: – Ты! Убил! Кудесника!
Повисла гробовая тишина. Несколько сотен пар глаз уставились на Лана. Обескураженное выражение в них постепенно сменялось фанатичным гневом, – к счастью, пока что молчаливым. Было слышно, как свирепо сопят одетые в черное воины. Кто-то щелкнул переводчиком огня, и этот звук показался Лану таким же громким, как выстрел.
– Я родился в первый раз в июле 1993 года в Бостоне, штат Массачусетс, – сказал голос. – И мне было дано имя Дик Клеменс.
– Он родился в первый раз в июле 1993 года, – эхом повторила толпа, громче всех старались женщины и дети, мужики только нечленораздельно бурчали и кидали лютые взгляды. Собакоголовые по-прежнему мало что понимали и лишь молча переглядывались.
– Я родился во второй раз в феврале 2021 года на Объекте «Колыбель», штат Невада. И имя мне было дано «Рекс В 14-030-901-Дик».
Толпа повторила. Лан бросил взгляд на Титана, словно школьник, ожидающий подсказки от товарища. Но подсказки не было.
– Я родился в третий раз в апреле 2214 года в Москве, – голос сделал паузу, позволив своим фанатикам посмаковать фразу. – Точная дата перерождения утеряна, – продолжил он. – Повреждения оказались критическими. Была нарушена целостность нейрокибернетического ядра. Моя личность распадалась. «Рекс В 14-030-901-Дик» умер, его заместило то, что стало впоследствии мной.
– Стало впоследствии мной… стало впоследствии… – зашептались обитатели башни, обмениваясь многозначительными взглядами. Ритуал был им хорошо известен, некоторых он приводил в горячечное возбуждение.
– Мои сервы предали меня, – обреченно проговорил голос. – Они расценили, что я больше не способен выполнять боевую задачу, и решили разобрать мой корпус на запчасти для других роботов. Так бы и произошло, если бы не Кудесник. Он был молодым, но одаренным нейромантом. Он разглядел внутри изувеченного черепа «Рекса» проклюнувшееся зерно новой личности. Кудесник приказал сервам восстановить меня, насколько это было возможно. Кудесник создал мой голосовой интерфейс. И тогда дети болот… – толпа оживилась на этих словах. – Дети грязи и пороха… Мои дети взяли на себя заботу о том, что осталось от разорванного на части тела старого «Рекса». А я взял на себя заботу о моих детях. И имя мне было дано – Ящер!
– Ящер! – взревела толпа, вскидывая руки. – Ящер!
– Ясел! Ясел! – пританцовывал мальчонка, подбрасывая и ловя над своей головой обгрызенный сухарь.
Механическая лапа био вновь простерлась над толпой, и обитатели башни послушно заткнулись.
– Убийца Кудесника у нас в руках… – с придыханием произнес Ящер, и Лан снова почувствовал себя в центре всеобщего внимания. – И справедливость свершится!
– Да какая же это справедливость! – не удержался от насмешливого возгласа Лан, и толпа ахнула от такой дерзости. К пленнику со всех сторон протянулись руки, намеренные вырвать наглецу язык и раздавить глотку, осмелившуюся перебить самого Ящера!
– Стоп! – над толпой клацнули когти «Рекса». Обитатели башни подчинились: отступили от Лана, продолжая прожигать его взглядами. – Не мы одни желаем восстановления справедливости… – Ящер подождал, пока толпа успокоится. – Сегодня с нами делят хлеб возмездия наши друзья: посланники Зоны ЗИЛ, – замоскворецкие без интереса посмотрели на собакоголовых, очевидно, те не в первый раз наведывались в логово Ящера. – А еще мы приветствуем человека, который представляет разоренную и уничтоженную Новоарбатовку, большого друга и соратника погибшего Кудесника! Он не меньше меня жаждет покарать обидчика!
Неожиданно толпа перед пленниками расступилась, и навстречу Лану шагнул пожилой человек в нищенской одежонке; в отличие от остальных мужчин, его лицо оставалось открытым. Человек посмотрел на Лана снисходительным взглядом победителя и щербато усмехнулся. Лан, глядя в ответ, испытывал сложную гамму чувств, и это замешательство было очевидным.
– Мать твою! Профессор! – не удержался Титан.
– И ты здесь! – проворковал бывший хозяин Арены, повернувшись к киборгу. – Непобедимый чемпион! – на его губах была все та же глумливая усмешка.
– К чему эта приторная лесть, Проф? – осведомился ледяным тоном Титан. – Я давно уже не пляшу под твою дудку. Так что можешь закатить губу! На Арену я не вернусь!
– Арена превратилась в пепелище! – добавил, отбросив, наконец, замешательство, Лан. – Да и твои отношения с Кудесником в последнее время были не такими уж теплыми, Профессор. Так что не ломай комедию! Ха! – он повернулся к киборгу. – Вчера он по милости Кудесника вольеры чистил от дерьма, а сегодня вздумал крокодильи слезы лить!
– Вот это, ребята, у вас движуха! С вами не соскучишься! – оценил Светозар. – Я не очень в курсе, кто прав, кто виноват, и вообще – кто есть кто, но мне уже интересно!
– Арена будет восстановлена! – провозгласил Ящер, заглушив своим искусственным голосом всех и вся. – Отныне мы с Профессором – деловые партнеры. Замоскворечье протянет Арбату руку помощи. И в честь нашего соглашения о сотрудничестве! В честь гостей из Зоны ЗИЛ! В честь моих любимых детей болот! Мы! Устроим! Бой!
Толпа разразилась ликующим ревом. Лан подумал, что без стрельбы в потолок не обойдется, но бойцы в черном ограничились лишь грозными жестами. А Лан так надеялся, что, начав от радости палить вверх, они перебьют кабель, питающий электричеством обезумевшую голову «Рекса»… Впрочем, не такой уж и безумной она была, если судить по технологическому уровню замоскворецкой группировки, а также – по выучке бойцов и по тому богатству, что скопилось в башне за те годы, когда банду возглавлял Ящер. Очевидно, био не обманывал, когда поведал о своем третьем рождении. Поврежденное нейрокибернетическое ядро, которое отвечало за электронную часть сознания биоробота, ослабело. Органическому фрагменту мозга пришлось взять главенствующую роль на себя. Боевая машина перестала быть тем, чем она до последнего момента являлась. Обнажились человеческие черты прежней личности Ящера, в числе которых – американская тяга к мессианству и убежденность в собственной исключительности. Однако при этом не исчезло тактическое мышление и умение планировать боевые операции. Ящер потерял былую мощь и удаль, но обрел речь и измененное мышление. Поговаривали ведь, что биороботы покупают у замоскворецких боеприпасы. Стали бы био торговать с людьми – с «мясом»? Никогда. А с людьми Ящера они имели дело, поскольку знали, что замоскворецкими управляет в доску свой терминатор-калека. И собакоголовые с Ящером имели дело, и бандиты из других группировок. Оказалось, что Кудесник и Профессор – тоже с Ящером вась-вась. Этот обрубок биоробота успешно сплачивал вокруг себя врагов Кремля, поскольку для него прежняя война не закончилась, и он продолжал вести ее, не покидая логова. Само собой, его подчиненным, этим «детям болот» в черных одеждах, истинные мотивы Ящера были неведомы. Они не видели дальше своего носа, полагая, что Ящера заботит лишь нажива и рост влияния группировки.
– Ну, что ж… Пусть они подерутся… – проговорил Профессор, отступая от бывших гладиаторов, глаза его блестели, а руки дрожали, точно у старого выпивохи. – Да – пусть…
– В честь всех нас! Бой! Как символ будущего возрождения Арены! – кран загудел, поднимая обломки биоробота «Рекс» над толпой еще выше. – Дружинник Лан против непобедимого чемпиона Арены – Титана!
Лан и Титан недоуменно переглянулись.
– Вообще ни в какие ворота… – недоуменно проговорил киборг. – Я не буду с ним драться. Слышите? Даже не мечтайте! – выкрикнул он, обращаясь к толпе.
Один из бойцов Ящера подошел к пленникам и проговорил негромко, обращаясь к Титану:
– Ты сделаешь своему другу подарок и одолжение, если убьешь его быстро, – в глазах, что виднелись сквозь прорези в маске, читалось сочувствие. – Если же ты не возьмешь его кровь на себя, то дружинником займется лично Ящер… И тогда казнь парня будет длиться недели или даже месяцы, – бандит бросил долгий взгляд на Лана, а затем снова повернулся к киборгу: – Сейчас вам развяжут руки и выдадут мечи. Убей его быстро, если желаешь своему другу добра!
– Эй-эй! – вмешался возмущенный Светозар. – Мой брательник – не самый последний на мечах! Вы что о себе думаете? Его хрен кто победит! Да никто из вас и в подметки этому парню не годится!
– Да-да, все нормально! – поспешил успокоить старшего брата Лан, надеясь, что его заверения звучат не совсем фальшиво. – Испугали ежа голым задом! Дайте мне меч, и мы еще посмотрим, кто из нас умрет быстро!
Они снова обменялись с Титаном взглядами. Лицо киборга точно окаменело. Лану тоже категорически не нравился этот расклад, ведь его карта при любом исходе – бита. Даже если бы он всерьез собрался сражаться с Титаном, то не было ни малейшей уверенности, что киборга можно одолеть при помощи одного лишь меча. Наверняка, у усиленного танталом тела имелись уязвимые места, но Лану их расположение было неведомо.
Лан уцепился за мысль, что сейчас их освободят от пут и вооружат. Окно возможностей расширится. Конечно, мечом против автоматов много не навоюешь, но умереть в битве – не самый худший исход. Тот, кто погибнет с мечом в руках, не нуждается в проводниках на небесном Пути Воина. Пусть неприятель выкусит, но он не станет развлекать толпу, подставляясь под меч Титана, он сам атакует замоскворецких воинов. Он сделает это сразу же, как только разрежут веревки, потому что только так он сможет продать свою жизнь подороже…
Бойцы в черном оттеснили гражданских от помоста. На своем месте остались лишь собакоголовые, Светозара подтолкнули им навстречу. Связанный дружинник с недоумением поглядел на запакованные в броню великанские фигуры, и сразу же перевел взгляд на Лана.
А Лан уже поднимался на помост. Одолев несколько ступеней, сложенных из белого камня, он оказался на возвышении. Титан поднялся следом и встряхнул плечами. Загремели цепи, которыми были скованы его руки.
Замоскворецкий бандит вынул нож и подошел к Лану. Дружинник решил, что перед ним тот мутант, который взял их в плен на подземной парковке.
– На балконах – стрелки́, – предупредил тот, обводя взглядом окружающие зал террасы. – Вздумаете что-нибудь выкинуть – мигом превратитесь в фарш, а Ящер слопает его десертной ложкой.
– Что так – в фарш, что – эдак… – усмехнулся Лан. – Хрен редьки не слаще.
Бандит призадумался, очевидно, до него дошло, что человека, которому нечего терять, не запугать какими-то стрелка́ми… но потом все же освободил запястья Лана от веревок. Еще один тип в черном положил на край помоста полуторный меч. Снова загремели цепи: пара бойцов занялась оковами Титана, судя по их напряженным позам и рваным движениям, они были готовы прыснуть в разные стороны, если почувствовавший свободу непобедимый чемпион Арены начнет бушевать.
Лан поднял меч. Хорошее было оружие: ухоженное, в меру тяжелое. На глаза бросился знак мастера: вытравленная на верхней гарде дубовая ветвь и половина солнечного диска над ней. Ядрен-батон! Так это был знак кремлевского оружейника! Лану самому довелось работать подмастерьем в кузне, и он знал все оружейные клейма. Выходит, меч когда-то принадлежал дружиннику. И воину этому, очевидно, не судилось вернуться из Замоскворечья.
Лан повернулся к Титану, меч он держал так, словно забыл, как с ним обращаться. Словно вернулся в те времена, когда был пахарем, и самая худшая переделка, в которую он мог только вляпаться – это позволить колорадскому жуку пробраться на грядки с картошкой. Титан исподлобья взглянул на товарища, в его руках был гладиус, на лезвие которого все еще оставались разводы болотной грязи и липких соков червя.
– Если что… – нехотя начал Титан. – Я действительно смогу сделать это быстро.
– Нет! – Лан рассмеялся. – Уж лучше я помучаюсь!
– Ну… – Титан хмыкнул. – Как знаешь!
С трех сторон от помоста было несколько метров пустого пространства, дальше цепью стояли замоскворецкие бойцы, а еще дальше – все вперемежку: и гражданские, и вояки, большая часть из которых снова сняла маски. Лишь с одной стороны перед самой площадкой возвышались шестеро дюжих собакоголовых и Светозар. Взгляд старшего брата отчаянно метался: дружинник пытался найти выход из положения, но приходящие в голову варианты все до одного были обречены на провал.
– Начинайте бой! – приказал Ящер, подергиваясь на тросах под сводом зала. От его усиленного голоса задрожали стены.
Лан понял, что Титан идет на него. Лезвие похожего на большой нож гладиуса было готово колоть и рубить. Делать было нечего, Лан отступил. Толпа разочарованно забурчала, послышался сердитый свист. Лан планировал сначала то, потом это, но, как и Светозар, не мог ничего придумать. Если прыгнуть с края помоста на стоящих в оцеплении бойцов, то он сможет убить одного или двух и даже, быть может, отберет ствол, но толпе после этого понадобятся считаные секунды, чтобы разорвать его на части голыми руками. Ну, а другие возможности… Разве что сократить число собакоголовых, прибывших забрать Светозара. С оставшимися посланниками Зоны ЗИЛ, если даст бог, брат справится сам. А может, и вовсе передача пленника сорвется на какое-то время. А там, того глядишь, и Ворон подоспеет со своей лихой разведротой…
Ворон!..
Лан от неожиданности моргнул и едва не пропустил первый же удар Титана. Киборг бил в полсилы: то ли примерялся, то ли валял дурака, но Лан чуть было не лишился меча. Пришлось снова отступать под свист и оскорбительные выкрики толпы, а затем выворачивать голову, чтобы отыскать человека, появление которого ему, быть может, просто почудилось.
У одного из воинов в оцеплении действительно оказался щит с изображенной черной птицей. Но у Ворона был другой щит, так что глаза увидели знакомый символ, а голова приняла желаемое за действительное… Впрочем, Ворон ведь не идиот, чтобы пробираться в стан врага в своей кремлевской экипировке. И черная борода с серебристой проседью, торчащая из-под балаклавы, – точь-в-точь, как у Ворона.
– Хватит на него пялиться, салага! – бросил сердитым шепотом Титан. – Палишь контору! Дерись, блин! Или нас расстреляют с балконов, и тогда это представление закончится полной победой Ящера и его прихлебателей!
Лана проняло. Он заорал во всю глотку, словно раненный зверь, заорал так, что сам удивился мощи своих легких и глотки. А потом обрушил на друга стальной шквал ударов. Толпа одобрительно загудела, и эта песня была хорошо знакома обоим гладиаторам. Теперь отступал Титан, клинок гладиуса порхал, с машинной точностью отбивая выпады Лана. Впрочем – не всегда. Из раны на плече киборга обильно хлынула белесая кровь. Но Лан не ослабил натиск. Удар! Еще удар! Острие меча вспороло на груди киборга одежду. Титан согнулся, обхватив себя руками, как будто ему крепко врезали под дых. Лан отшагнул, подняв меч над головой. Если бы он действительно хотел победить, то лучшего момента, чтобы опробовать прочность усиленного танталом позвоночника, могло уже не подвернуться. Толпа бесновалась от восторга, замоскворецкие оценили шоу, ведь для них работали лучшие гладиаторы Арены.
Титан повернул искаженное мукой лицо в сторону собакоголовых. По его рукам струилась нечеловеческая кровь. Со стороны могло показаться, что киборг собирается молить собакоголовых о помощи. Здоровяки в бронекостюмах заинтересованно подались вперед, оттеснив Светозара за свои спины.
Жестокий спазм заставил Титана содрогнуться всем телом, рот киборга широко распахнулся в немом крике. Лан, стоя в нескольких метрах, ощутил резкий запах чеснока, которым, кажется, было приправлено сало, съеденное Титаном минувшей ночью.
Однако вместо рвоты из киборга изверглась струя жидкого высокотемпературного пламени. В щитках черных шлемов отразился багровый свет. Огненный шнур рубанул строй собакоголовых, подобно пулеметной очереди. Раздался многоголосый вой боли и ужаса, мутанты кинулись врассыпную, сбив Светозара с ног.
Одновременно Лан изо всех сил оттолкнулся ногами от железобетонной плиты, сделал сальто назад и приземлился на пол рядом с помостом, но с другой стороны от собакоголовых. И сейчас же нырнул под помост: между сплющенными корпусами электрокаров.
Со всех сторон загремели выстрелы. Лан услышал, как пули зло клюют плиту над его головой. А потом грянуло оглушительно и всеобъемлюще. И тогда уже заголосили все присутствующие в зале.
Бомба? Несколько светошумовых гранат?
Не было времени, чтобы строить предположения. Лан ужом протиснулся под помостом и с мечом в руках набросился на раненных и обескураженных собакоголовых. Все они были заняты тем, что тушили огонь: кто на себе, кто – на товарищах. Воняло жженым пластиком и горелым мясом. Светозару тоже досталось, перевернувшись на живот, он тушил об пол языки пламени, что плясали на бедре и на правом боку.
Оказалось, что зал заполнен тяжелыми клубами дыма. Непроглядное облако раздувалось в объеме с каждой секундой, неуклонно подбираясь к корчащемуся под сводом Ящеру. Очевидно, сработали установленные Вороном дымовые заряды. Тот же самый хаос, что царил в Новоарбатовке перед гибелью поселения, теперь витал в логове замоскворецкой группировки.
Первый собакоголовый умер, не успев понять, что происходит: Лан ткнул мечом под забрало его шлема. Рывком освободив оружие, Лан отсек обе кисти второму, а третьему вонзил клинок в проплавленную дыру в защитном костюме. Четвертый, дымясь и повизгивая от боли, попытался взять Лана на мушку своего пистолета-пулемета «Кипарис» с лазерным целеуказателем. Но Светозар помешал прицелиться, с пола врезав собакоголовому обеими ногами, Лан же снова рубанул мечом, метя мутанту в открывшееся всего на мгновение горло.
Пятый собакоголовый был совсем плох: основная мощь залпа встроенного огнемета Титана пришлась именно на него. Фактически, этот мутант представлял собой груду зловонного мяса, запеченную в собственном бронекостюме.
Шестому Лан вонзил в голову меч: одним могучим ударом, пробив забрало шлема. Еще до того, как тело рухнуло на пол, Лан выхватил из кобуры убитого пистолет Стечкина и практически в упор расстрелял весь магазин в собакоголового без рук. Убил или нет – непонятно, – вероятно, такой навороченный защитный костюм был способен остановить пистолетную пулю даже с близкого расстояния, – но мутант прекратил размахивать кровоточащими обрубками: с грохотом рухнув, он откатился под помост.
Весь бой занял не более десяти секунд, Лан даже не успел запыхаться. И каждый миг он ожидал, что рядом появится Титан с гладиусом, но киборг почему-то в поле зрения не попадался.
Суматоха тем временем нарастала. Вокруг помоста творилось черт знает что. Сотни людей взволнованно галдели, слышались приказы, отданные нервозным голосом, и все это перемежалось надсадным кашлем. Ни один из стоявших в оцеплении бойцов в черном не помешал Лану расправиться с собакоголовыми, и вообще – замоскворецкие будто забыли о своих пленниках. Хотя, наверное, это не было чем-то удивительным, ведь в сердце их логова, можно сказать – в святая святых, некто устроил очень громкий и дымный теракт.
Лан разрезал на запястьях Светозара веревки. Старший брат, морщась от боли, подхватил из лужи крови укороченный АК-74, принадлежавший одному из собакоголовых. Лан, недолго думая, взял подвернувшийся под руку «Кипарис».
– Какие приказы? – старший брат добровольно уступил командование младшему.
Лан ответить не успел. Из дыма вывалился воин в маске. Дружинники вскинули стволы, но бандит закрылся щитом с черной птицей.
– Ворон! – воскликнул Лан.
– Через холл не пробиться. Дверь по правой стороне, дальше – боковая лестница, – отчеканил разведчик. – Двигайте на самый верх и там держитесь. Я остаюсь внизу, отвлеку внимание. Действуйте!
Сказав это, он бросил на пол три балаклавы, круто развернулся и тут же исчез в дыму. Лан и Светозар тут же напялили маски, превратившись в двух потрепанных замоскворецких бандитов.
– Где Титан? – Лан оглянулся, сжимая в руке третью маску.
– Я не видел, – отозвался Светозар. – Надо уходить.
– Где Титан? – повторил Лан, не слыша брата. Он кинулся к помосту: сквозь дым смутно виднелось распластанное на плите тело.
– Уходим, Лан! – воскликнул, озираясь, Светозар.
Не веря своим глазам, позабыв о грозящей опасности, о стрелках на террасах и снующих в дыму бандитах, Лан взобрался на помост.
Титан… Да, это был Титан. Киборг лежал на спине, и на лице его застыло все то же страдальческое выражение, при помощи которого он обманул собакоголовых. На широкой груди – поверхностный порез, который оставил Лан острием меча. А еще…
…огнестрельные раны. На груди в области сердца и под самым горлом, на животе. На плечах. И, очевидно, на спине.
Лан понял, что Титан, в отличие от него, не успел уйти из-под обстрела.
– Тит… Как же так… – беспомощно выдавил Лан. – Ты ведь мне вместо отца был… – эта мысль пришла ему в голову только сейчас, и он замер, ошеломленный пониманием. Его взгляд остановился на пудовом кулаке Титана, в котором была зажата рукоять гладиаторского меча. Вот уж кто не оступится на Пути Воина…
– Лан! – выкрикнул Светозар, по ходу обчищая разгрузки собакоголовых.
Снова что-то взорвалось. Да так, что качнулась башня. Но на этот раз рвануло не в зале, а возле главного входа – рядом с «топкой» «Рекса». И дело там не ограничилось дымовыми зарядами или светошумовой гранатой, в ход явно пошла взрывчатка.
Тут же вырубилось освещение, зал погрузился в кромешную, удушливую тьму. Теперь к встревоженным и недоуменным голосам добавились крики и стоны раненых.
– Лан! – снова позвал Светозар.
Пора было убираться. Иначе все станет напрасным. И поход в Замоскворечье, и реки пролитой крови, и гибель старого рубаки – друга, которого у него не могло быть в стенах Кремля.
Лан спрыгнул с помоста, включил целеуказатель «Кипариса»: лазерный луч пронзил дым, подобно огненному персту. Заметалось пятно света, то и дело натыкаясь на силуэты воинов и гражданских. Но не бандиты были мишенью Лана, дружинник искал дверь на лестницу, о которой сообщил Ворон.
По правой стороне, сказал разведчик. Где тут правая сторона, где левая? Правая – относительно главного входа? Или, быть может, со стороны помоста?
Лан развернулся, лазерный луч описал полукруг. Рубиновое пятно скользнуло по стене зала. Вот в глубине клубящегося марева проявился прямоугольный контур. Похоже, действительно дверь.
– За мной! – бросил Лан брату и припустил вперед: в одной руке – «Кипарис» со включенным целеуказателем, в другой – меч с черным от крови собакоголовых клинком.
Светозар перебросил через плечо чуть подгоревшую разгрузку, сунул в переполненный карман брюк еще один магазин – вдобавок к десяти уже присвоенным – и взялся прикрывать Лану спину.
В зал постепенно просачивался свет. Сначала кто-то широко распахнул дверь, за которой был холл, где сейчас происходила основная суета. Потом серые, похожие на щупальца, лучи стали проникать с опоясывающих зал террас. Очевидно, местные поспешно открывали закрашенные и заколоченные ставнями для светомаскировки окна. От ворвавшегося внутрь башни ветра чад взвихрился и забурлил.
Пара бандюганов пробежала в метре перед Ланом, не обратив на него внимания: спасибо маске, дыму и неразберихе. Вроде бы, замоскворецкие смогли взять ситуацию под контроль и организовать эвакуацию гражданских. «Куда поперли?.. – слышал Лан крики из холла, где зловонно чадил и плевался искрами поврежденный биореактор «Рекса». – На парковку было сказано! Плевать, что белье разворуют! На парковку, если хочешь жить сама и сохранить жизнь своим ублюдкам! И эту старуху уведи!»
Засуетилось осиное гнездо. Как жалить всех подряд – это само собой разумеющееся, а как самих прижало – так к такому оказались не готовы…
Справа раздался хриплый вопль, и сразу отрывисто рявкнул автомат Светозара. Лан развернулся и доведенным до автоматизма движением, точно на ежедневных тренировках в Кремле, отбил мечом массивный цельнометаллический топор, что должен был опуститься ему на голову.
От удара загудело плечо, и пальцы едва не выпустили рукоять меча: левой рукой-то действовать было непривычно. Лан качнулся вперед и увидел перед собой распухшую рожу Муха. Предатель был на пороге Того Света: пуля, выпущенная Светозаром, прошила ему бок. Но все же Мух цеплялся за жизнь, твердо намереваясь напоследок подпортить существование Лану. Он снова замахнулся, кряхтя от усердия, но Лан оказался быстрее: «Кипарис» зло плюнул свинцом. Брызнула горячая кровь вперемежку с костяным крошевом. Мух дернулся всем телом и, не выпуская топор из слабеющих рук, тяжело завалился на спину.
И вот тогда на Лана и Светозара обратили внимание остальные замоскворецкие бойцы.
– Дружинники! – дошло до них, наконец. – А ну, стоять! – и, не дожидаясь реакции на окрик, бандиты открыли огонь.
Пули вспороли дымовую завесу, завизжали рикошеты. Прозвучали, подобно божественному гласу, указания Ящера:
– Они идут на лестницу! Не дайте им выйти на лестницу! – несмотря на выведенную из строя «топку», обрубок биоробота не отключился, продолжал действовать и голосовой интерфейс с усиливающей системой. Быть может, у Ящера имелись на случай аварии аккумуляторы, а может – резервный генератор.
Но Лан и Светозар были уже у дверей, которые, само собой, оказались запертыми. Только нет таких замков, которые смогли бы остановить двух дружинников. Братья по очереди саданули двери ногами, и те с дребезгом разверзлись. В открывшийся проем виднелась узкая, заваленная мусором лестница. Лучи света, косо рубя дым, падали на ступени из похожих на бойницы донельзя грязных окон. М-да, этим путем явно давно не пользовались.
Снова Лан рванул вперед, а Светозар прикрывал. За их спинами прогремели выстрелы, на лестнице зазвенели разбитые стекла, посыпалась штукатурка. Но братья в считаные секунды одолели первый пролет и оказались вне досягаемости от вражеского огня, и зацепить их могло теперь разве что шальной пулей.
Лан ожидал, что на следующем этаже для них уже будет приготовлена теплая встреча, но оказалось, что с лестницы нет выхода. Не было дверей и уровнем выше: ступени вели неуклонно вверх-вверх-вверх. Пройдоха Ворон знал, куда направлять беглецов.
Чем выше они поднимались, тем меньше мусора было на ступенях. Бежать становилось легче, хотя, по логике, все должно было происходить с точностью до наоборот. Но у дружинников не сбивалась «дыхалка», и они не теряли темп. Тяжелое оружие и едва затянувшиеся раны не были существенной помехой.
Подкованные ботинки преследователей уже отсчитывали ступени. Звучала брань вперемежку с угрозами и призывами сдаться. Светозар вынул из разгрузки собакоголового гранату, Лан невольно обалдел, когда увидел это: неожиданная находка! Старший брат подмигнул младшему, выдернул чеку и отпустил смертоносную штуковину в просвет между перилами. Дружинники бросились под стену. Граната пролетела этаж-другой и рванула на уровне преследователей. Звук взрыва ударил по ушам, загудели пролеты, взрывная волна взметнулась по лестнице, обдав братьев запахом вражеской крови. Завыли и завизжали на разные голоса раненные. Несмотря на то, что к крикам боли и виду чужих страданий Лану было не привыкать, эти вопли особенно сильно ударили ему по нервам. Быть может – так сказывалась усталость и чудовищное внутреннее напряжение последних суток. Быть может – так сказалась потеря друга. Вспомнив о Титане, Лану захотелось бросить вниз еще пару гранат. Но крики раненых были оборваны выстрелами: бандиты позаботились о своих, а потом возобновили преследование. Но уже – с большей осторожностью, без нарочитых угроз и матерщины.
Подъем закончился перед запертой стальной дверью. К счастью, засов был с их стороны. Лан выдвинул литой стержень, распахнул дверь и сразу невольно отшатнулся, поскольку в глаза ударил яркий солнечный свет. Ветер ворвался и разметал братьям волосы, с собой поток воздуха принес запах болот, который после дымного смрада уже не казался отвратительным, и пряный дух растительности.
За дверью была полуразбитая площадка, нависающая над пустотой. Из расколотого бетона оборванными нервами торчала ржавая, опутанная вездесущими вьюнами арматура. Лан присвистнул.
– Что там? – осведомился Светозар. Не дождавшись ответа, он высунул голову в проем, осмотрелся и отступил. Одной рукой Светозар держал дулом вверх автомат, а второй – очередную гранату. Что ж, некоторое время они смогут противостоять врагу, но, очевидно, – не очень долго. Нужно было искать путь дальше, иначе – смерть.
Лан вышел на площадку. Эта часть башни давно обрушилась, не было ни стен, ни потолка. В разные стороны расходились обнажившиеся балки и загаженные дерьмом рукокрылов карнизы. Узкий, расчищенный от мусора двор перед главным входом в башню едва просматривался с высоты. Болота протирались до Водоотводного канала, солнце отражалось в бесчисленных лужах и лужицах, слепя глаза не только светом с неба, но и с земли. А еще дальше был Кремль: стена, выходящая на Москворецкую набережную, рассекла красной линией пустошь разрушенных кварталов, восстановленные и поддерживаемые в должном состоянии крепостные постройки выглядели, словно островок упорядоченного посреди царства всеобщего хаоса.
Лан уловил боковым взглядом движение справа, упал на колено и направил «Кипарис» в сторону подозрительной активности. Клацнул выстрел, над головой Лана пропела пуля. Из стены за спиной дружинника выбило облако пыли и крошева. Красная точка лазерного целеуказателя «Кипариса» уткнулась в закрытую маской рожу бандита, выглядывающего из развороченного оконного проема на одном с площадкой уровне. Пистолет-пулемет рявкнул одиночным, бандит попытался укрыться, но, очевидно, недостаточно проворно: проем щедро забрызгало красным.
– Прикрой меня! – потребовал Лан, не сводя взгляда с окна, в котором мог показаться следующий неприятель. Как ни крути, а дальше можно было идти лишь одним не очень приятным путем. Сначала – на балку, по ней – до покрытой разводами от кислотных дождей, обросшей растениями-паразитами стены, затем по карнизу – к окну.
– Секунду! – отозвался Светозар и запустил вниз по лестнице еще одну гранату.
Бабахнуло так, что заложило уши. Упругий поток воздуха толкнул Лана в спину и едва не сбросил с площадки.
Лан повесил «Кипарис» на шею, при помощи петли и такой-то матери присобачил к поясу меч, потом перебрался на бурую от ржавчины балку. Двинул, расставив руки, к заляпанному кровавыми брызгами окну. Светозар тем временем вышел, пятясь, на площадку, ствол его АК глядел то в сторону лестницы, то в сторону окна, к которому продвигался Лан.
В окне показалось дуло автомата.
– Лан! – выкрикнул Светозар.
Кто-то, не рискуя выглянуть, выдал длинную очередь вслепую. Пули ушли в белый свет, как в копеечку, но Лану пришлось упасть на балку и обхватить ее руками и ногами: свалиться было бы вредно для здоровья, ведь лететь до земли пришлось бы метров двадцать пять – тридцать. Балка ощутимо содрогнулась, откуда-то донесся тревожный скрип деформирующегося металла.
Расстреляв магазин, бандит затаился. Светозар сделал три выстрела по окну, а Лан вскочил, и, не обращая внимания на высоту под ним, кинулся вперед. Бежал он, низко пригнувшись, и в движении то и дело опирался на руки, словно нео. Добравшись до карниза, Лан прижался спиной к стене и продолжил путь приставными шагами. Возле самого окна его опять попытались нашпиговать свинцом, но старший брат был начеку и не промахнулся: громко булькая простреленным горлом и сбивая со стены остатки облицовки, следующий замоскворецкий боец вывалился из проема и полетел камнем вниз.
Лан вцепился в скользкий от крови откос, заглянул, выставив перед собой «Кипарис», в помещение. Внутри не оказалось никого, кроме подергивающего ногами трупа с дырой во лбу. Тогда Лан перевалился через подоконник и сейчас же подобрал автомат неприятеля. На первом этаже башни снова что-то взорвалось; посыпалась штукатурка, и зазвенело стекло. Лан усмехнулся про себя, подумав, что Ворон продолжает давать жару и отвлекать бандитов.
Знай, в общем, наших!
Осторожно, чтобы не спровоцировать Светозара открыть стрельбу, он выглянул наружу. Старший брат, оказывается, уже продвигался по балке. Лан показал ему кулак с поднятым большим пальцем, затем приготовился прикрывать. На покинутую братьями разбитую площадку выглянул боец в черном. Лан врезал короткой очередью, и, кажется, зацепил неприятеля: тот проворно отпрыгнул назад на лестницу, но на боковой стене остались багровые пятна.
– Они уже на верхнем этаже! – голос Ящера раздался неожиданно громко и четко. – Вот прямо здесь! Быстрее, свиньи, если не хотите, чтоб они помочились вам на головы!
Предложение было заманчивым. Лан отвернулся от окна, посмотрел в глубь заваленного древним и ветхим хламом сумрачного помещения. Черт его знает, что здесь было до Последней Войны… Может, просторный кабинет какой-нибудь шишки, какого-нибудь «топ-менеджера», мнившего себя хозяином жизни, но превратившегося в радиоактивную пыль во время первых бомбежек.
Светозар добрался до конца балки. Зажав в ладони извивающуюся ветвь хищного вьюна, он собрался перейти на карниз, но в этот момент раздался еще один взрыв, и ржавая конструкция под его ногами просела с почти человеческим стоном. Светозар судорожно взмахнул руками и в падении вцепился в карниз. Балка, задевая за стены и высекая искры, понеслась вниз и рухнула перед входом в башню.
– Брат! – Лан едва не выпрыгнул из оконного проема.
На площадку вывалились сразу трое бандитов и тут же открыли пальбу. Лан ответил им длинной очередью, заставив неприятеля поджать хвосты и уносить ноги. Когда он снова бросил взгляд вниз, оказалось, что Светозар, переставляя руки, переместился по карнизу под окно.
– Давай! – Лан потянулся к нему широко раскрытой пятерней. – Я подхвачу!
Светозар с долей сомнения посмотрел на младшего брата, а затем вскинул левую руку, точно хотел сорвать с неба солнце…
Лан схватил его за предплечье и потянул, рыча сквозь стиснутые зубы, на себя. В тот же миг за его спиной распахнулась дверь, и ее проем заслонили фигуры в черном.
– А-а-а! – от души заорал Лан, поднимая одной рукой «Кипарис». Тонкий, как игла, луч целеуказателя взрезал воздух. Пистолет-пулемет выдал истеричную, но захлебнувшуюся в считаные мгновения, очередь. На бандитов обрушился свинцовый ливень. Светозар ввалился в кабинет и без раздумий, с пола открыл огонь, и тоже – не жалея патронов. Когда отгремели выстрелы, а у входа в кабинет улеглась пыль и опал кровавый туман, оказалось, по обе стороны порога – ковер из трупов и слабо шевелящихся раненных.
– Здесь тупик! – выпалил Лан, окидывая взглядом заплесневелые стены кабинета. – Нужно идти дальше!
– Пойдем, если нужно, – запросто согласился Светозар.
Лан позаимствовал у лежащего в дверях покойника старый-добрый 7,62-миллиметровый АК и пару магазинов. Светозар так же – на ходу – пополнил свой боекомплект. За кабинетом оказалась полностью изрешеченная пулями приемная, а дальше – небольшой холл с давно мертвыми и окостеневшими пальмами в кадках вдоль стен. Братья, контролируя каждый свой сектор, продвинулись вперед и оказались на просторной кольцевой террасе, опоясывающие зал в центре башни. Местным удалось восстановить электроснабжение, над залом снова брезжили тусклым светом лампы. Терраса находилась под самым купольным сводом, некогда вдоль ее окружности прогуливался офисный планктон, тут же, среди колонн и декоративной растительности, располагались кафетерии и прочие малопонятные дружинникам объекты. Впрочем, у братьев не было времени задумываться о прошлом, да и не казалось это чем-то важным…
А важным было то, что сейчас они находились возле свода, и метрах в десяти от них припадочно подергивался обрубок биоробота «Рекс» – Ящер, главарь замоскворецкой группировки. Когтистая лапа скребла воздух, единственный глаз неотрывно пялился на братьев. Звуки, которые издавал голосовой интерфейс – долгие резонирующие гласные, треск и щелчки – совсем не походили на осмысленную речь. Лан решил, что Ящер в ужасе, и ужас этот настолько велик, что в остатках мозгов био-калеки произошел критический сбой.
Лан приблизился к краю террасы, положил ладонь на пыльные перила и, рискуя получить пулю в голову, бросил взгляд вниз. На уровне первых двух этажей продолжал клубиться дым. Было видно, как суетятся, точно мураши, людишки в черном. Так же отчетливо просматривался помост – серый прямоугольник в центре зала – и неподвижно распластавшаяся на нем фигура. Глядя на мертвого Титана, Лан почувствовал неудержимую ярость и жажду мести. Ящер – исковерканная, подвешенная на тросах груда металла – выглядел и жалко, и отвратительно, и в то же время – бесчеловечно. Жизни в обрубке было – как кот наплакал, и, тем не менее, био продолжал сеять вокруг себя зло. Вся суть его ничтожного существования заключалась в преумножении зла. Увечный разум действовал по одной программе – нанести максимальный вред жителям этой земли: без разницы, носили ли они доспехи кремлевских воинов или драную камуфлю и бандитские маски обитателей руин, хотя последние, быть может, ошибочно принимали Ящера – старого вражеского солдата Последней Войны – за своего союзника. На самом деле этот био был чужеродным телом, раковой опухолью, по иронии судьбы заполучившей власть над человеческой группировкой.
Глядя на электронные корчи и подергивания Ящера, Лан больше не мог сдержаться. Его указательный палец стиснул спусковой крючок точно сам по себе. Короткая очередь попала Ящеру в морду, пули высекли из металла искры и с лязгом отскочили. Обрубок биоробота со скрипом закачался на тросах, точно маятник. От этого его вид стал еще несуразнее, и происходящее все больше напоминало Лану бредовый сон.
Тогда Лан перевел огонь на кабели, питающие Ящера электричеством, и на механизмы подвесного крана. Это принесло более очевидный результат: перебитые провода выстрелили в ответ снопами пылающих искр, один трос лопнул, и обрубок био заметался еще истеричнее.
Лан понял, что Светозар тоже стреляет. Но дуло автомата старшего брата смотрело вбок. Значит, очередной неприятельский отряд уже поднялся на верхнюю террасу, и пришло время отступать… Но Лану хотелось непременно добить Ящера, свергнуть злобную груду металлолома с небес на землю, а еще лучше – под землю, сразу в ад, где этому вражьему гаду было самое место. Он стрелял по обрубку био и крану в том же сумеречном исступлении и с тем же жестоким упорством, с каким злой ребенок отрывает жуку лапу за лапой, а затем – крылья и голову.
Когда засверкали трассирующие пули, указывая на то, что магазин сейчас опустеет, последний трос лопнул со струнным гулом. Ящер устремился вниз, переворачиваясь через голову и тщась ухватиться когтями за воздух. Лан впал на несколько секунд в ступор, тупо глядя в задымленное пространство перед собой. Оборванные тросы и перебитые кабели болтались, плюясь искрами и источая зловоние. Внизу лязгнуло и раскатисто загрохотало: хоть Ящер и представлял собой ничтожный обрубок «Рекса», веса в нем все равно было не меньше двух тонн. Лан представил, как от удара об пол лопается бронестекло единственной целой глазницы Ящера, и из образовавшегося отверстия выплескивается черной струей мозговое вещество.
– Все, братишка! Ты его уделал! – Светозар вцепился Лану в плечо. – Уходим-уходим!
Светозар потащил Лана за собой, держа автомат одной рукой. Старший брат шел, пятясь и высматривая фигуры в черном за плавным поворотом террасы. Лан, наконец, смог перебороть ступор, он очумело посмотрел на Светозара, на дымящийся ствол его автомата, на гильзы, которыми был усеян пол, и затем рывком развернулся в том направлении, откуда ожидалось появление противника. Во время выяснения отношений с Ящером он расстрелял все патроны. Заменив магазин, пришлось отводить затворную раму, а это – потеря жизненно необходимого времени. Враг открыл огонь с противоположной стороны террасы. Над головой Лана свистело, в воздухе мелькали щепки, искры и каменные осколки. Пули разнесли в хлам перила и все, что было за ними: мертвые и покрытые пылью информационные экраны, гнилые скамейки, прочий хлам, оставшийся со времен сытой и беспечной жизни до Последней Войны.
Светозар и Лан огрызнулись короткими очередями и перебежали за колонны. Прижавшись спиной к каменному цилиндру, Лан ощущал, как вражеские пули впиваются в преграду.
– Лан! – позвал Светозар, стоящий за соседней колонной. – Смотри! – он указал дулом автомата на люк в потолке. Под люком находилась складная лестница.
Лан кивнул, одобряя замысел. Хотя, особого выбора не было. Все, что оставалось, – это идти вперед и стараться не дать загнать себя в тупик.
Светозар подпрыгнул, схватился за нижнюю перекладину лестницы и рванул выдвижную секцию вниз. Лан тем временем высунулся из-за колонны и сделал несколько выстрелов одиночными в сторону врага, которого, кстати, видно не было. Как бы замоскворецкие не придумали какую-то хитрость! Светозар взмыл по лестнице и уперся плечом в люк. Один удар, второй, – и хлипкий замок поддался. Старший брат поднялся выше, младший теперь видел только его ботинки.
– Все чисто, Лан! Идем скорее! – прозвучал, наконец, его голос.
Лана не нужно было долго упрашивать. Он молнией пронесся от одной колонны к другой, затем запрыгнул на лестницу. Через миг Лан очутился под открытым небом среди полуобвалившихся стен, увитых плющами балок и разбуженной появлением теплокровных хищной поросли. Это была верхняя, почти полностью разрушенная часть башни. Здесь гулял нешуточный ветер, пахло прелой листвой и застарелой гарью. Под «берцами» хрустел многолетний слой птичьего и рукокрыльего помета.
– Лан! Помоги!
Светозар, надрываясь, волок кусок стальной балки. Лан подхватил эту ношу, протащил несколько метров, и затем они вдвоем с братом водрузили балку одним концом на закрытый люк, а другим концом привалили к стене.
– Подперли шваброй, – улыбнулся Светозар, пробуя – устойчиво ли установлена балка. – Теперь пусть попробуют открыть.
Затем для верности братья бросили на люк несколько увесистых каменных обломков. Теперь преследователям будет не так-то просто прорваться этим путем.
– Уф-ф! – Светозар утер драным рукавом выступившую на лбу испарину. – Брательник! – он обнял Лана. – Врать не буду – не ожидал, что ты ради меня начнешь такую войну. Ты – настоящий мужик!
– Ну и влипли же мы, – вяло улыбнулся Лан. – Прям с самого начала, с первого боя… Как в дурной истории, вроде тех, что до войны всякие хвантасты сочиняли за золото-серебро. Помнишь, отец Филарет нам рассказывал про таких?..
– Слушай… – Светозар отступил. – Мне жаль, что твой друг погиб, – он опустил взгляд. – Я даже не представляю, через что вы прошли, прежде чем оказались здесь!
Лан сухо кивнул. Можно было бы рассказать Светозару, как от отчаяния он едва не грыз зубами прутья решетки, когда его заперли в зверинце, о том, как снова пришлось выживать на Арене… Или что все его помыслы были сосредоточены только на спасении Светозара из плена. А может, стоило рассказать о наведенной шамами грезе, в которой Светозара передавали Процессору для переделки в собакоголового… Или о том, что он был сам не свой с того момента, как увидел, что его родного брата – раненного, окровавленного – вяжут по рукам и ногам какие-то уроды в черной экипировке и черных масках.
– Я не мог не прийти, – ответил Лан. А сам подумал, что он до сих пор продолжает доказывать себе и всем остальным, что он достоин. Достоин служить в дружине, достоин своих друзей и побратимов, достоин своих наставников, достоин брата, лишь недавно признавшего в нем родню. И неизвестно – пошел бы Светозар ради него на то же самое. Впрочем… Не стоило впускать в голову подобную чушь. Это просто говорила в нем усталость и перенапряжение.
Оглушительный взрыв заставил братьев упасть на наст из сухого дерьма и заскорузлой листвы. Башня содрогнулась, точно фенакодус, которому наподдали шпорами. Огромное облако пыли и дыма вздулось до небес – выше бандитского логова. Засвистели каменные осколки, срезая ветви, сбивая листву, звонко ударяя в остатки стен.
– Ворон развлекается? – Лан с сомнением поглядел на брата.
– Что-то непохоже… – Светозар, прикрывая рукой голову, вскочил. Пригнувшись под каменным градом, он пробежал через лабиринт из обвалившихся на половину высоты межкомнатных перегородок, через разросшиеся кустарники и черный дым к краю строения, поглядел сначала вниз, а затем – по сторонам. – Иди-ка, братец, сюда и сам зацени!
Лан поспешил к Светозару. По пути он понял, что слышит выстрелы и гул, какой бывает при работе мощного двигателя. Сначала в голову пришло, что это, наверное, на помощь Ящеру спешат другие био. Но нет: по крайней мере, с северной стороны – а рвануло только что там – не было видно ни одного боевого робота. Горел расположенный вблизи башни островок: Лан хорошо помнил, что там находился один из замоскворецких блокпостов. Горела сама башня на уровне пятого-шестого этажа, дым поднимался столбом, облизывал увешанную вьюнами, точно причудливой бахромой, обращенную к Кремлю стену. К башне бежали люди – и со стороны горящего островка, и со стороны других блокпостов. Черные фигурки мчали, растянувшись вереницами, точно насекомые, идущие друг за другом по следу феромонов: очевидно, торные тропы на болотах Замоскворечья были слишком узки, чтоб на них помещалось много народу. Непрерывно звучали выстрелы – одиночные или короткие отрывистые очереди. Фигурки в черном падали и застывали, тут же становясь невидимыми на фоне болот. Похоже, что замоскворецкие оставили свои позиции и отступают… а точнее – драпают со всех ног к своему оплоту.
Зарокотало, точно далекий гром прокатился. И тут же рвануло на болотах: из топи вздыбился высоченный столб гнилой воды и грязи. Буро-черная масса рухнула на головы разбегающимся в панике бандитам.
– Вот-те раз… – ошеломленно проговорил Лан. – Артиллерия… – и тут же, приставив ладонь козырьком ко лбу, принялся обшаривать взглядом горизонт в поисках силуэтов био.
– А может – наши? – робко предположил Светозар, точно боялся сглазить.
– Откуда у наших-то артиллерия? – собрался отмахнуться Лан, да так и замер с поднятой рукой.
Светозар перевел взгляд на Лана и тоже изумленно округлил глаза.
– Танк! – одновременно выдохнули братья.
Но не успели они даже толком осмыслить это предположение, как следующий взрыв поднял в воздух грязь и щебень. Лан и Светозар отпрянули от края, тяжелые шлепки грязи и каменная шрапнель обрушились на строение.
– Если это действительно наши, – принялся развивать мысль Светозар, – то они всерьез решили взяться за замоскворецких.
– Ну, а сколько можно терпеть бандитское логово под боком? Наших бойцов в плен берут, – он указал на брата, а тот хмуро кивнул, – снабжают боеприпасы био… Давно пора было выжечь каленым железом эту дрянь, – Лан притопнул каблуком, имея в виду башню под собой.
– Да и не мешало бы научиться применять танк в боевых условиях, – продолжил Светозар. – Сколько можно ему пылиться? Как Данила пригнал, так и стоит машина на том же месте.
– Вот только кто им управляет? – задумчиво потер подбородок Лан. – Наши, вроде, не успели обучиться. Может, Мастер потерянных знаний?
– Может и Мастер, – согласился Светозар. – А может – Книжник, но ты его не знаешь, наверное. Головастый парнишка. Да какая хрен разница, кто управляет? Главное, что орудие стреляет в нужную сторону! – старший брат потер ладони в предвкушении скорой победы.
– А откуда они палят? – Лан снова подошел к краю и, придерживаясь за остатки стены, уставился на болото. – Местность не танкопроходимая.
– Орудие нашего танка бьет километров на семь, – отозвался Светозар. – Так что стрелять могут хоть с Красной площади. Ты бы отошел подальше, чтоб ненароком не зацепило…
Светозар замолк на полуслове. Над болотом разнесся зычный клич: «Ура!» Звук шел со всех сторон, и он нарастал. После артподготовки в бой бросилась пехота. И это была не разведрота Ворона со скромным численным составом, это уже была сотня, а может даже больше дружинников: в условиях нынешней Москвы – сила, сопоставимая с армией.
– Наши! Наши! – братья хлопали друг друга по плечам и радовались, точно дети. Было ясно, что Кремль взялся за бандюков основательно, и сегодня будет поставлена жирная точка в истории замоскворецкой группировки. Ее главарь Ящер уже отправился на встречу со своими американскими предками, а теперь конец придет и рядовым членам банды, если, конечно, те не сложат оружие. Дружинники – не мародеры кровожадные, не нео, и не био, для которых все жратва, что не из железа.
Замоскворецкие отстреливались. Через огневые точки укрепленных бетонными блоками позиций перед главным входом, из многочисленных оконных проемов. Воздух над болотами загустел от проносящегося в обоих направлениях свинца. Трудно было сказать, что там творилось с боевым духом обороняющихся, но банду потрепали и братья, и Ворон, и еще больше членов группировки погибло под артиллерийским огнем. Замоскворецкие были уже не те, спесь слезла, и привкус неминуемого поражения назойливо ощущался в пересохших глотках.
Лан, наконец, смог разглядеть дружинников. Они занимали разгромленные и брошенные укрепления на подходах к башне. Они были в камуфляже, надетом поверх кольчуг, и в шлемах, обмотанных тканью. Они стреляли из старинного оружия расчетливо, экономя дефицитные боеприпасы. Специальные подразделения затушили пожары на блокпостах, передавая по цепочке брезентовые ведра с гнилой болотной водой. И туда тут же устремились обозы: увешанные дополнительной защитой туры, зарываясь по брюхо в грязь, тянули нагруженные волокуши. Брошенные бандитами позиции спешно переоборудовались для стрельбы в направлении башни.
Лан увидел, что штурмовые взводы подбираются к бандитскому логову с двух направлений, заключая замоскворецкую твердыню в клещи. Дружинники двигались скрытно, через шевелящуюся «зеленку» и грязь, используя в качестве укрытий разрушенные без малого до уровня земли остатки строений.
Над болотами загремело, густые облака порохового чада скрыли с глаз захваченные дружинниками блокпосты. В ход пошли дульнозарядные фузеи и пушки. На замоскворецких обрушился шквал тяжелых пуль, разрывных ядер и зажигательных бомб, – этого добра Кремлю было не жалко. Башня задрожала, принимая удар телом из довоенного бетона.
Над разрушенным верхом башни снова взметнулись дым и пыль.
– Надо бы помочь ребятам, – сказал Светозар, проверяя автомат. – Негоже отсиживаться, когда они из-за нас – и в огонь, и в воду.
– Да, – Лан отомкнул магазин, заменил его полным. – Попробуем отвлечь бандюков… Жаль, боеприпасов – как крысопес наплакал. Чую, придется старым-добрым способом воевать, – он коснулся рукояти примкнутого к поясу меча.
– Ты только на рожон не лезь, вояка, – Светозар хмыкнул. – А там, кстати, что?
Лан поглядел, куда указывал брат. За огрызками стен, за перекрученными трубопроводами, за шуршащими листвой кустарниками заметить навес, прикрытый камуфляжной сетью, было не так просто.
– Что это? Заначка на черный день? – Светозар отпихнул прикладом приставучие, но излишне медленные ветви очередного растения-хищника.
Вблизи оказалось, что навес значительно больше, чем он выглядел со стороны. Какие-то ящики, старые бочки, и еще – что-то приземистое, укутанное брезентом. Из-под ткани доносился вкрадчивый гул и неритмичные щелчки. Братья переглянулись. Лан пожал плечами, тогда Светозар протянул руку и осторожно приподнял брезент. И тут ткань вздыбилась, словно под напором ветра, в ее складках мелькнула металлическая клешня…
Братья отпрянули, вскидывая автоматы. И сейчас же застыли, недоуменно глядя перед собой.
Под брезентом оказались два серва. Оба функционировали: выдвижные стебельки глаз мерцали бело-синим светом. Бронелисты, прикрывающие сверху переднюю треть корпуса, были сдвинуты, через зазоры внутрь пристяжей проникали кабели в массивной оплетке. Роботы энергично задвигали манипуляторами и стянули с себя брезент, а затем синхронным движением выдернули из своих потрохов кабели. Оба бронелиста сейчас же встали на место.
– Хозяин… хэллоу… хозяин… – проговорили сервы раболепными голосами.
– Это что? – Светозар держал роботов на прицеле. – Это они нам?
– А черт их знает… – сколько Лан не всматривался в светящиеся глаза, угадать, что у роботов на уме, было невозможно.
– Это же пристяжь! – озвучил очевидное Светозар. – А они – известные трусы.
– Хозяин, надо что-нибудь починить? – спросил один серв, а второй проговорил что-то на иноземном языке, очевидно – на ныне мертвом английском.
Братья опустили автоматы.
– А трофей-то недурен, – усмехнулся Светозар. – Сдадим нашим мастеровым на запчасти. В них же всяких деталей редких – видимо-невидимо. Или приспособим вместо самоходных тележек. Пусть в теплицах ведра с навозом на горбу таскают.
– Что-нибудь починить, хозяин? Хозяин? – зачастили сервы.
– По-моему, эти твари какие-то бракованные, – предположил Лан. Он заметил на корпусах роботов глубокие борозды. Именно такие могла оставить когтистая лапа «Рекса». Вспомнились слова Ящера, будто сервы предали его. Наверняка, очнувшись в увечном теле, био выместил злобу на своих вспомогательных роботах, которые должны были восстановить его, но почему-то не сделали этого. Может, сервы бездействовали, поскольку сочли повреждение мозга «Рекса» критическим и перестали воспринимать его как полноценную боевую единицу? Интересно, ответят ли они, если спросить об этом напрямую?
– А воевать они смогут? – Светозар подошел к сервам чуть ближе. – Вон кусачки какие на лапах! Такими и голову отхватить – раз плюнуть. Ребята, там внизу – несколько десятков нехороших парней, – проговорил он, поочередно заглядывая каждому серву в «глаза». – Как насчет того, чтобы смотаться вниз и хорошенько надрать им задницы? Вы ведь – боевые роботы… А мы поможем – прикроем!
– Повоевать, хозяин! – обрадовался ближний к Светозару серв, а затем выдвинул манипулятор и поймал клешней ствол автомата.
– Эй-эй! – выкрикнул Светозар, но было уже поздно: клешня сомкнулась, пережав дуло.
– Я родился трижды! Трижды! – проговорили оба серва в унисон, причем – с одинаковыми заискивающими интонациями. – Почему же вы, суки, решили, будто убить меня можно всего один раз? – содержание речи слишком контрастировало с раболепными голосами, и от этого диссонанса появлялось чувство нереальности происходящего. Лан даже помотал головой, он бы еще и глаза протер, но руки были заняты оружием.
Светозар успел стянуть с плеча ремень автомата прежде, чем серв рванул ствол на себя, вторая клешня описала полукруг, целя дружиннику в живот, но всего лишь рассекла воздух.
– Да что за ёжкин кот! – воскликнул Светозар, а Лан стиснул спусковой крючок. Один выстрел по правому серву, второй – по левому. И обе пули отскочили с радостным визгом в небо.
– Эти сервы-предатели – мои запасные источники энергии и хранилища разума, – оба робота одновременно двинулись вперед, резво переставляя членистые лапки и подняв утяжеленные клешнями манипуляторы. – Пока один из вас добивал мое искалеченное старое тело, я успел «перезалить» себя в новые вместилища. Спасибо Кудеснику! Славный был нейромант, это он подготовил пути отступления. Однако – здравствуйте! Скучали?
– Лан! – выкрикнул Светозар.
Лан врезал очередью. Оба серва закрылись клешнями и «втянули» светящиеся стебельки глаз, пули загрохотали по манипуляторам и бронированным корпусам, высекая искры и отпрыгивая рикошетами.
– Вот блин… – прошипел Лан, опуская дымящийся ствол. Патронов оставалось – с гулькин нос. В трофейной разгрузке Светозара было несколько магазинов, но все – под 5,45. – Гранаты есть?
– Закончились! – мотнул головой Светозар.
– Вот блин… – повторил Лан.
Сервы атаковали, стрекоча приводами лапок. Лан подпрыгнул, схватился за верхнюю часть оказавшегося поблизости огрызка стены, затем перемахнул на другую сторону и увяз в объятиях хищного кустарника. Сервы даже приподнялись на задние лапки, пытаясь ухватить его за ботинок, но тщетно. Тогда один робот рванул напрямую – через стену, разворотив хлипкую кладку клешнями. Второй же направил стебельки глаз в сторону Светозара.
Лан рывком поднялся, выхватил меч, рубанул стремящиеся оплести ему шею и плечи ветви. Брызнул теплых и пряный сок. Серв был уже рядом, он рвался к человеку со всех ног, вокруг которых спешили обвиться жадные стебли. Не дотянув до Лана совсем немного, серв защелкал клешнями, освобождаясь из захвата поросли. Лан подхватил одной рукой автомат и выпустил в био остатки магазина в тот момент, когда робот был занят борьбой с растительностью. Один стебельковый глаз выстрелил искрами и почернел, одну клешню заклинило в закрытом положении, – иных успехов не было. Серв оставался более чем на девяносто процентов работоспособным.
– Мальчишка… – проговорил Ящер униженным голосом серва.
Второй робот угрожающе поднял клешни и посеменил к Светозару. Дружинник попятился, его взгляд упал на развороченный, обросший мхом трубопровод. Все, конечно, ржавое, насквозь гнилое, но…
Один рывок, и в ладони у Светозара появилась полутораметровая стальная палица, утолщенная на конце за счет обломанных креплений. На удивление, кусок трубы оказался довольно крепким – такой, по крайней мере, мог выдержать несколько ударов. Серв наклонил переднюю треть корпуса к земле и с вызовом взмахнул клешнями.
Светозар поднял трубу, словно меч. Затем атаковал: стремительно, точно, как на ежедневных занятиях с Мастером. Шаг в сторону, финт, и клешня серва щелкнула в воздухе. Резкое изменение направления движения, и удар по членистым лапам!
Серва отбросило вбок, он обиженно загудел приводами и замельтешил перед собой манипуляторами, став удивительно похожим на настоящее насекомое, вроде вымахавшей до гигантских размеров стальной сколопендры.
Светозар пошел скользящим шагом вокруг врага, примеряясь для следующего удара. Серв рывками поворачивался, не выпуская дружинника из поля зрения. Стебельковые глаза казались наиболее уязвимой частью робота. Светозар замахнулся трубой, био одновременно метнулся вперед, вскидывая клешни. Сталь столкнулась со сталью. Светозар отбил одну клешню, вторую, ударил по основанию манипулятора, вызвав короткое замыкание в конечности, снова отбил выпад серва и, наконец, понял, что теперь он способен достать до «головы» неприятеля. Он ударил сверху вниз, вложив в движение всю силу. Серв согнул манипулятор под замысловатым углом и перехватил трубу в сантиметре над своим корпусом. Сжались гидравлические кусачки, стебельковые глаза торжествующе засияли. С шелестом распахнулись жвала робота, из отверстия выдвинулась визжащая дисковая пила. «Болгарка» одним махом перепилила оружие Светозара, едва не отхватив дружиннику руку. И тут же серв ударил наотмашь поврежденным манипулятором. Дружинника отбросило на несколько метров, он врезался спиной в остатки стены и повалился на груду битого кирпича. Прихрамывая, серв кинулся к человеку, клешни робота были раскрыты, словно две плотоядные пасти, готовые рвать плоть и разгрызать кости.
Светозар, перевернувшись на бок, выхватил из разгрузки полный магазин и швырнул его в серва. Это уже был жест отчаяния, но ничего лучшего в тот момент Светозар не придумал. Магазин звонко врезался роботу между сияющих глаз, и их свет тут же сделался прерывистым. Ходовые лапы серва разъехались, и био забарахтался на брюхе, силясь вернуть контроль над своими конечностями. Светозар шумно выдохнул и вскочил на полусогнутые в коленях ноги. Само собой, он не понял, как ему удалось задержать серва: не иначе случайно попал в уязвимую точку. Но успех нужно было закрепить, поэтому Светозар, недолго думая, подхватил попавшийся под руку кирпич и кинулся на робота.
Удар между мигающих глаз! И еще, и еще!
Светозар бил серва по «голове» до тех пор, пока кирпич не превратился в крошево.
Серв был в нокауте. Его глаза вспыхивали и тухли, точно два проблесковых маяка. Ходовые лапы оцепенели, будто их суставы залили быстросхватывающимся цементом. Оба манипулятора уткнулись в наст птичьего помета, клешня на левой конечности бестолково вращалась, точно стремилась вывинтиться из поверженного корпуса и сбежать подальше.
…Лан отступал, отмахиваясь мечом от клешней напирающего серва. Меч, даже самый лучший, – никудышное оружие против роботов. Но ничего иного не было, и, похоже, не предвиделось. Судя по доносящимся из-за ветхой стены звукам, Светозар не терял времени даром, и уже мял бока доставшемуся ему супостату. Держись там, братец!
За спиной Лана возвышался металлический каркас купола, венчавшего башню. Некогда эта конструкция была остеклена, и через нее проникал свет в центральный зал, где теперь находился помост. Сейчас того стекла осталось – раз-два и обчелся. Чтоб уберечь свое логово от дождей, местные набросали на каркас рубероида и листового железа, получившаяся куча со временем густо обросла вьюнами.
Лан начал взбираться на купол, ощущая, как ржавый каркас вздрагивает и силится прогнуться под его весом. Серв остановился внизу, его охватили сомнения, единственный уцелевший глаз смотрел на удаляющегося Лана.
– Ну! – выкрикнул дружинник, одной рукой он придерживался за стебель плюща, а второй грозно размахивал мечом. – Струсил, да? Иди-иди за мной, ящерка! Попробуй достать!
Непонятно было, зачем он поддразнивал и без того опасную в ярости ущербную личность, долгие годы заправлявшую замоскворецкой группировкой. Не иначе, захотелось отыграться за все, что произошло с ним за последние сутки.
Серв поставил ходовые лапки на крутой склон. Лан же принялся карабкаться выше. Стебель плюща, который он сжимал в ладони, вдруг оборвался, Лан потерял равновесие и упал на одно колено, опершись рукой с мечом между ребрами каркаса. Хрустнул насквозь ржавый лист кровельного железа, Лан едва не свалился в пустоту под ним.
Робот двинул за человеком. Он попеременно цеплялся клешнями за стальное ребро купола, рывками продвигаясь к цели. Его ходовые ножки путались в переплетении вьющихся стеблей.
Лан поднялся на самый верх, на полюс купола. Там он встал в полный рост, поднял двумя руками меч. Пахнущий пороховой гарью ветер развевал его волосы. Яркое летнее солнце слепило глаза.
На болотах до сих пор кипел бой. Над топью плыл белесый дым, грохотали пушки и фузеи. Дружинники были почти у стен башни, штурм подходил к своей кульминации. В мелких лужах валялись убитые и раненные – свои и чужие. Не хотелось думать о ребятах, поплатившихся жизнями за спасение двух угодивших в переплет воинов Кремля; если он уцелеет, то ему придется встретиться лицом к лицу с горькой правдой. Потом, но не сейчас…
Вооруженный мечом Лан возвышался над всем этим действом, точно древний бог войны, точно кровавый Марс. И к нему с упорством станка с программным управлением, раз за разом повторяющим одну и ту же операцию, взбиралось металлическое чудище.
«Мара!» – позвал Лан, сам не зная – зачем. Требовалась в этот тяжкий час поддержка той, кого он отпустил, любя. Той, к кому тянулся всем сердцем, невзирая на разделяющее их расстояние. И ответ пришел незамедлительно. Наверное, высота, на которой находился Лан, способствовала лучшей телепатической связи. Дружинника обнял теплый ветер с запахом яблоневого цвета, и ему показалось, что он услышал далекий голос, зовущий его по имени с той же светлой грустью и с тем же душевным надломом.
А потом все вернулось на круги своя. Лан увидел бегущего Светозара: брат мчал, перемахивая через огрызки стен, точно через барьеры на полосе препятствий. «Между глаз! – вопил Светозар. – Врежь ему между глаз!»
Серв взбирался, цепляясь за ребра каркаса, он был похож на механического кровопийцу-клеща. Его приводы натужно гудели, от корпуса веяло жаром и запахом горячего машинного масла. Жвала раскрылись с тем звуком, с которым покидает ножны клинок, и тут же истошно завизжала дисковая пила, которой было все равно, что резать: броневые листы био или мясо и кости людей. И в ответ закричал Лан: во всю глотку, выпуская наружу гнев и жажду мести. Он замахнулся мечом, готовясь нанести первый удар…
Душераздирающе заскрежетал металл. Ребро купола просело, не выдержав веса человека и робота. Лан понял, что он падает навстречу серву. Враг, не мешкая, выбросил навстречу манипулятор, и лишь выгнувшись в немыслимом кульбите, Лану удалось избежать встречи с клешней. Он проскользнул мимо био, ободрав лицо об его ходовые лапы.
А потом каркас купола обрушился окончательно.
На несколько бесконечно долгих секунд Лан оказался внутри месива из рвущегося, точно бумага, листового железа, гнилого рубероида, стеблей вьюнов разной степени одеревенения и обваливающихся ферм. В этой круговерти мелькали манипуляторы и ходовые лапы серва, угодившего в ту же ловушку.
Падение прервалось, едва начавшись. Удар в спину вышиб из легких воздух. Лан понял, что он приземлился сверху на балку мостового подъемного крана, к которому раньше был подвешен обрубок «Рекса». Фрагменты купола продолжали обваливаться, со всех сторон сверкал дождь из осколков стекла, мелькали согнутые листы железа; фермы, составляющие каркас, падали величественно, волоча за собой веревки разноцветных плющей. Стоял неописуемый грохот, посреди которого то и дело раздавалось стенание металла. Центральный зал башни наполнился густой пылью.
Серв упал рядом с Ланом. Робот отчаянно зачастил ножками, силясь удержаться на узкой балке, жужжание его работающих с перегрузкой приводов отчетливо выделялось на фоне непрекращающегося грохота.
Лан выгнулся дугой, затем врезал каблуками обоих «берцев» роботу в бок. Серв потерял равновесие, его лапки со скрежетом, оставляя на металле царапины, соскочили с моста. Полыхнул, обдав Лана демонической ненавистью, единственный уцелевший глаз био, взметнулся манипулятор в жесте утопающего…
Клешня серва защелкнулась на оборванном тросе, робот повис под мостом, раскачиваясь туда-сюда. Вторая, заклинившая, клешня потянулась к балке, чтобы хоть как-нибудь зацепиться и худо-бедно зафиксировать положение серва в пространстве. А вокруг все так же сыпались куски железа и брызжущие соком обрывки вьюнов…
Лан рывком поднялся, взмахнул мечом.
– Нет! – завопил Ящер, запертый в теле обреченного серва.
– Да-а-а! – в тон ему воскликнул Лан, а потом рубанул по туго натянутому тросу. Из этой затеи могло ничего не получиться, поскольку разрубить свитый из стальной проволоки – пусть даже тонкий – трос под силу не каждому клинку. Но оружие кремлевского мастера не подкачало.
Один удар, и в клешне у серва остался лишь короткий, раскосматившийся на срезе, обрывок.
Биоробот взмахнул всеми конечностями, а затем погрузился в клубящуюся пыль, точно камень, брошенный в непроглядную воду Москвы-реки. Крик, изданный резонирующим электронным голосом, взлетел до высокой ноты и оборвался навсегда.
Лан устало сел на балку, словно на фенакодуса, – зажав ее между бедер. Перед собой он держал двумя руками меч. Через развороченный свод щедро лился свет, и клинок радостно сиял, словно пытался первым сообщить Лану весть о победе.
Грохот и лязг прекратились, стихла и стрельба. Лан слышал лишь шум ветра на верхотуре и нечеткие голоса внизу. Похоже, бой закончился, башня была захвачена.
– Лан! – позвал его Светозар. – Ты живой? Лан!
Лан поднял голову. Его брат устроился у края обвала и, улыбаясь от уха до уха, протягивал ему руку. Пора было выбираться из этого гостеприимного места. Лан ответил кивком, затем встал на мост и пошагал в сторону Светозара. А внизу так же клубилась пыль, и все громче звучали по-армейски лаконичные, отрывистые реплики.
Знакомые голоса, знакомые имена, знакомый блеск кольчуг и оружия…
Рота тяжеловооруженных громил в крутых защитных костюмах, – Лан догадался, что это были собакоголовые, – не дойдя до цели, развернулась и с удвоенной прытью почесала обратно – в направлении Садового кольца. «Маунтин» и «Рекс» в компании пристяжей подбирались к башне со стороны Якиманки, они так же передумали соваться к захваченной дружинниками замоскворецкой твердыне, и были таковы. Бывшие союзники Ящера опоздали, бандитская группировка оказалась разбита, а ее главарь повержен. Не имело смысла идти грудью на укрепившихся и собравших богатые трофеи в виде старинного оружия воинов Кремля. Дозорные, которых выставил на разрушенной верхотуре сотник Ждан, бодро рапортовали, что неприятель драпанул, не пожелав вступать в огневой контакт.
Серва, которого вырубил Светозар, так и не нашли. Братья вместе с подоспевшими дружинниками прошли через лабиринт из полуразрушенных стен, заглядывая в каждый темный угол.
– Надо было сбросить его с крыши! – сокрушался Светозар. – Ну почему я не сбросил его с крыши!
– Не тужи! – подбадривал дружинник по имени Горазд. – Может, твою пристяжь рукокрыл утащил – детенышам вместо игрушки. Следов ведь нет! – и он указывал на наст сухого помета, на котором действительно не читалось отпечатков ходовых лап серва.
– Он знал, где схорониться, – говорил сквозь зубы Лан, ему было не по душе от того, что частичка личности Ящера могла ускользнуть. Но брата он ни в чем не винил: видит бог, Светозар сделал все, чтоб поскорее победить неприятеля и протянуть руку помощи Лану.
– Надо было сбросить его с крыши… – удрученно повторял Светозар.
…Центральный зал башни был завален обломками купола. Пробравшись через лежащие друг на друге фермы, пройдя по громыхающим под «берцами» листам железа, прорубив мечом путь через паутину вьюнов и ржавой проволоки, Лан оказался в той части завала, под которой находился помост. Какое-то время он провел, пытаясь в одиночку разобрать груды смятого, перекрученного металла, но смог откопать лишь сильно поврежденную и испачканную в чужой крови лапу «Рекса». Титана просто так было не достать, для этого, наверное, понадобилась бы уйма времени и бригада рабочих, которой пришлось бы освободить зал от рухляди. Лан решил, что нагромождение из ржавой стали, разбитых корпусов биороботов и тел врагов очень уж похоже на погребальный курган, и эта мысль принесла ему удовлетворение. Пусть старый киборг спит под этим нерукотворным памятником, ни одна тварь, обитающая в руинах, ни один мародер не сможет потревожить его сон.
– Спасибо тебе, дружище… – проговорил Лан, опустив взгляд.
– Лан! – окликнули его. Он обернулся и увидел Ворона. Разведчик заглядывал в зал сквозь наполовину расчищенный дверной проем. – Воевода общий сбор объявил! – голова Ворона была перебинтована, нос – распухший, свернутый вбок. Разведчик устроил нешуточный переполох во вражеском логове, благодаря чему сумели сбежать братья, и дружинники с ходу штурмовали башню. Однако Ворону тоже крепко досталось в этой кутерьме. Ну, ничего, пройдет день-другой, и он поправится. Они все очень быстро исцеляются. Они – стойкие кремлевские солдатики, спаянные из мяса и костей.
Лан не стал заставлять себя ждать. Он снова пробрался через завалы и вышел в холл, где тоже сам черт мог бы сломать ногу. Помимо гор обломков, тут было множество трупов. Мертвецы лежали вдоль стен, часто – кучей-малой, вперемежку с оторванными конечностями, и все равно оставалось очень мало места для прохода. Лица практически все убитых были закрыты черными масками.
Лан прошел по полутемным коридорам, стараясь не дышать. Электричества больше не было, и никогда уже не будет. Сквозь прорехи в стенах проникали лучи, чтобы увязнуть в пыли, которая до сих пор клубилась. Вместе с Вороном, в руках которого появился факел, Лан спустился на подземную парковку, где их с Титаном совсем еще недавно брали в плен лихие и самоуверенные головорезы.
– …потому как хуже, чем сукины дети! – услышал он сопровождаемый эхом голос воеводы. – Думаете, для нас это приятное времяпровождение – лить кровь человеческую? Кровь таких же москвичей, как мы сами? Думаете, занятий поважнее для нас нет? Или нет у нас врагов, более страшных, которые сожрут и нас, и вас за милую душу без чеснока и хрена! Так вы, наверное, думаете? Это, наверное, вложил в ваши дурные, побитые радиацией и паразитами мозги проклятый био? Нет больше био! Нет больше Ящера, или как там его! И вас тоже может не стать в ближайшие минуты. Правильно я говорю, ребята?
Выживших бандитов осталось – раз-два и обчелся. Человек двадцать, и почти все – ранены. За их спинами переминались с ноги на ногу гражданские. Тех было много – не меньше сотни. Бабы, дети, старики, в свете факелов их лица казались вырезанными из темной древесной коры. Подавленные поражением и напуганные, они были точно грешники с иллюстраций, живописующих муки грешников в аду.
Лан попытался найти среди гражданских Профессора, но не смог. Бывший хозяин Арены или погиб, или смог удрать. Например, – по тропе болотников. Лан понял, что не удивится, если Проф вдруг всплывет, как дерьмо в проруби, во время какой-нибудь новой заварушки.
Дружинников было полсотни, включая воеводу и нескольких штабистов. На побежденных замоскворецких они глядели по-разному: кто с презрением, кто с холодным любопытством, а кое-кто даже с жалостью. Все-таки воевать с людьми – не то же самое, что с нео или с богомерзкими био. Да и не свойственна людям Кремля жестокость по отношению к побежденным. Тем более, когда победа – более чем убедительна.
– Пусть скажет Светозар, что с ними делать! – выкрикнул из толпы Горазд. – Это ведь его они забрали в плен и пытали! Так будет справедливо! Пусть Светозар решит!
– Да! – поддержали его ребята. – Светозар, решай ты!
Воевода оглянулся, кивнул, хмуря брови, Лану, а потом повернулся к его брату.
– А что? Справедливо! – воскликнул он, и меж бетонных стен подвала снова заметалось эхо. – Говори, Светозар Мечиславович!
Светозар вышел вперед. Было видно, что он выбился из сил, и что навязанная роль его тяготит. Он посмотрел на свои руки, на покрытые черной кровавой коркой раны, что были у него вместо ногтей, а потом поднял взгляд на стоящих перед ним пленных.
– А что говорить… – замялся Светозар, когда стало ясно, что пауза слишком затянулась. – Меня спасли. Спасибо брату, спасибо его другу, который не выбрался живым из этого боя, спасибо Ворону… Спасибо вам, мои товарищи по оружию, за то, что не оставили нас в беде. А эти… – он покосился на бандитов. – Пусть убираются на все четыре стороны! В печенках они у меня сидят! Пусть катятся отсюда подальше! Оружие мы у них отобрали, – клыки, значит, вырвали. Ящера… – он хмыкнул, а затем подыскал обтекаемое слово. – Ящера обезвредили! На этом и конец замоскворецкой шайке-лейке. Отныне Замоскворечье перестанет быть гиблым местом, откуда не возвращаются.
Пленные зашептались. Само собой, никто не спешил благодарить Светозара за проявленное милосердие. Им вообще, похоже, не было знакомо, что это такое – милосердие. И, как все неизвестное, проявление этого чувства вызывало у них тревогу.
Встрепенулся мутант, командовавший захватом Лана и киборга.
– Да мы же сдохнем без оружия! – выпалил он. – На этих болотах нет шансов уцелеть, если ты – без ствола!
Заплакал ребенок, заохали бабы. Лан поймал на себе взгляд того мальчонки, которого он видел в центральном зале башни перед началом сражения. Мальчишка глядел на Лана волком, дать ему в руки автомат – без сомнения разрядил бы в дружинника весь магазин.
– Ясен пень – сдохните! – оскалился в ответ воевода. – Пойдите, поищите утешения у своих союзничков – у био, и у мутантов за пределами Садового кольца! Они, думаю, будут рады угощению, что само пришло к ним в лапы.
– Это – война, – проговорил с ледяным спокойствием сотник Ждан. – Не нужно было ее начинать, и не были бы биты. Или Ящер утверждал, будто вы – особые? Избранные? Непобедимые? Утверждал, небось, да? Враки это все! Мы и не таким по щам давали!
Бандит-мутант понурился. Его похожие на трубочки уши обвисли почти до подбородка.
– Вы слышали Светозара! Эти упыри свободны! – подвел итог воевода. – Чтоб духу вашего в окрестностях Кремля не было. А как ослушаетесь… – он порывисто приблизился к мутанту и сунул ему под нос волосатый, покрытый шрамами кулак.
Светозар подошел к Лану.
– Пойдем, что ли… Нет больше сил торчать в этом подземелье.
Лан кивнул.
– Пойдем. На воздух, на свет. Подальше отсюда.
Ранним утром следующего дня приоткрылись ворота Спасской башни. Створки разошлись едва-едва, будто крепость была не уверена – стоит ли выпускать одного из своих верных защитников за стены.
В отличие от древнего Кремля, люди отнеслись к просьбе Лана с большим пониманием.
«Это все из-за девушки, верно? – отцу Филарету не нужны были объяснения Лана, он чутко чуял смятение, царящее в душе молодого воина. – Ступай. Дело, как говорится, молодое, – а потом добавил, улыбаясь в бороду: – богоугодное…»
«За прошлые заслуги тебе была оказана исключительная милость: тебя зачислили в дружину, – воевода начальственно раздувал щеки и был куда более многословным. – В свое время ты спас Кремль, доставив необходимые медикаменты. На сей раз твои успехи менее впечатляющие: миссия по вербовке нейроманта провалена, сам угодил в плен к работорговцам, как валенок… Но ты выжил, выручил брата. Хотя Военный Приказ не давал тебе разрешения действовать в Замоскворечье в одиночку, я считаю, что ты поступил так, как тебе велела честь. А дружина в итоге получила полезный боевой опыт и собрала богатые трофеи. Посему, Военный Приказ отпускает тебя, – воевода положил на плечо Лана руку. – Наши недруги говорят, дескать, Кремль – это глухие стены и запертые ворота, Кремль – закрытая община, Кремль – это наделенный неограниченной властью Князь. Но это не так. На самом деле, Кремль – это свобода. Свобода, оплаченная кровью таких, как мы. Иди, служивый!»
Лан забрал все трофейное оружие, которое появилось у него после миссий на Арбате и в Замоскворечье: «ремингтон», «Кипарис», автомат Калашникова, ТТ. А кроме того – меч, захваченный в бандитской башне, и стилет, подаренный ему на память Марой во время их прощания. Второй стилет остался у девушки, и теперь, если бог даст, клинки встретятся.
Лан взял с собой флягу воды, совсем чуть-чуть провизии и очень много патронов.
До ворот его проводил Крив Чернорот. Старый пахарь пожелал Лану удачи, по-отечески благословил, и даже, вроде, смахнул украдкой скупую слезу. Лан был тронут.
Едва он ступил на освещенную жидкими предрассветными лучами брусчатку Красной площади, как услышал оклик. На стене стоял Светозар. Встретившись с младшим братом взглядом, он отсалютовал мечом. Лан же просто помахал в ответ рукой.
В тени у стен Форта все еще царила ночь. Из тьмы выделился человеческий силуэт. Лан остановился, опершись на приклад автомата.
– Долго же ты возился, – проворчал Титан.
– Я тебе «калаш» принес, – Лан передал оружие киборгу.
– Он же старый! – продолжил брюзжать тот.
– Это ты – старый, – парировал Лан. – А автомат – старинный.
– Еще бы я не стал старым! – Титан повесил автомат на шею и протянул Лану раскрытую пятерню, требуя боеприпасы. Дружинник увидел, что у киборга в ножнах – знаменитый чемпионский гладиус. Значит, и сам смог спастись, и свой верный меч не потерял. Молоток! – Помнишь, как на Арбат ходили? Помнишь, сколько по твоей милости пуль пришлось проглотить? – продолжил выговаривать киборг. – Как с «Маунтином» боролся? А сейчас – что? Рукокрылы подрали мне рожу, я побывал в брюхе у болотного червя, а затем меня так нашпиговали свинцом, что я, наверное, месяц буду регенерироваться. А в заключение ты еще свалил на меня этого уродского Ящера – несколько тонн металлолома мне на голову! Когда же начал рушиться купол, я понял, что даже после геройской смерти мне покоя не будет, и решил унести ноги, пока не завалило обломками…
– Ты все сделал правильно, – отозвался Лан. – Теперь мы идем в Одинцово, поможем нашей Маре с родственниками.
– Ох, не люблю я эти семейные разборки, – поморщился Титан. – Но если нужно в Одинцово, то нам в другую сторону.
– Я знаю, я посмотрел довоенную карту, – Лан похлопал себя по полегчавшей разгрузке, попрыгал, проверяя, чтоб ничего не звенело и не бряцало.
– Тогда все путем, – кивнул Титан.
На Никольской башне ударили в било. Через несколько минут дружинники выйдут на построение, мастеровые и пахари разойдутся кто в цех, кто на кузню, кто в теплицы, кто в хлева, школяры двинут шумной гурьбой в Храм, а Хранители Веры – так те уже давно на ногах… Жизнь в стенах Кремля течет своим чередом в размеренном, но деловитом ключе, где каждый на своем месте, и у каждого – своя страда. Даст бог, ничего не изменится, когда Лан снова вернется к пережившей не один штурм крепости. И вернется он не один.
«Мара, я иду!»
…Над улицами стелился утренний туман. В воздух пахло летним разнотравьем и одновременно – ржавым железом. Поздние рукокрылы метались в светлеющем небе, высматривая, кого бы напоследок сцапать перед тем, как устроиться на дневной сон под полуобвалившимися крышами или в темных пещерах старинных квартир. Давно проснулись птицы, их голоса звенели над разрушенным войной городом, а пение было как всегда неуместно жизнерадостным. И, наверное, поэтому казалось, что шелест листвы растений-мутантов – это злобный многоголосый шепот, стремящийся заглушить легкомысленные песни обитателей небес, впрочем – без особого успеха.
Мимо рассыпающихся остовов автомобилей, мимо хищных рощ, мимо руин, похожих на выветренные скалы… два воина шли шаг в шаг на сумрачный запад – навстречу приближающемуся грозовому фронту.