Стихи

fb2

Иван Петрович Мятлев (1796–1844) — русский поэт. В литературных и великосветских кругах приобрёл репутацию острослова, стихотворца-любителя: его куплеты, экспромты, стихи «на случай» и каламбуры ценили А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, В.А. Жуковский. Известен главным образом как автор слов романса «Как хороши, как свежи были розы…» и макароническими русско-французскими стихами — например, «Гугеноты», или большая поэма «Сенсации и замечания г-жи Курдюковой за границей, дан л’Этранже».

На слова Мятлева писали музыку Бородин, Варламов, Глинка.

Несколько неожиданна в этом светском человеке 1830-х, всю жизнь проведшем в петербургских гостиных и за границей, жилка народности, которой проникнуты многие его стихотворения («Фонарики-сударики», «Новый год», «Настоечка тройная, или Восторг» и др.). Положенные на музыку, они воспринимаются как народные городские романсы.


Люблю я парадоксы ваши,
И ха-ха-ха, и хи-хи-хи,
Смирновой штучку, фарсу Саши
И Ишки Мятлева стихи…
М.Ю. Лермонтов (Из альбома С.Н. Карамзиной, 1841)

Хрестоматийные

Розы

Как хороши, как свежи были розы В моем саду! Как взор прельщали мой! Как я молил весенние морозы Не трогать их холодною рукой! Как я берег, как я лелеял младость Моих цветов заветных, дорогих; Казалось мне, в них расцветала радость, Казалось мне, любовь дышала в них. Но в мире мне явилась дева рая, Прелестная, как ангел красоты, Венка из роз искала молодая, И я сорвал заветные цветы. И мне в венке цветы еще казались На радостном челе красивее, свежей, Как хорошо, как мило соплетались С душистою волной каштановых кудрей! И заодно они цвели с девицей! Среди подруг, средь плясок и пиров, В венке из роз она была царицей, Вокруг её вились и радость и любовь. В её очах — веселье, жизни пламень; Ей счастье долгое сулил, казалось, рок. И где ж она?.. В погосте белый камень, На камне — роз моих завянувший венок. <1834>

Русский снег в Париже[1]

Здорово, русский снег, здорово! Спасибо, что ты здесь напал, Как будто бы родное слово Ты сердцу русскому сказал. И ретивое запылало Любовью к родине святой, В груди отрадно заиграло Очаровательной мечтой. В родных степях я очутился, Зимой отечества дохнул, И от души перекрестился, Домой я точно заглянул. Но ты растаешь, и с зарёю Тебе не устоять никак. Нет, не житьё нам здесь с тобою: Житьё на родине, земляк! (1839)

Фантастическая высказка

Таракан Как в стакан Попадёт — Пропадёт, На стекло — Тяжело — Не всползёт. Так и я: Жизнь моя Отцвела, Отбыла; Я пленён, Я влюблён, Но в кого? Ничего Не скажу; Протужу, Пока сил Не лишил Меня бог; Но чтоб мог Разлюбить, Позабыть — Никогда. Навсегда Я с тоской, Грусти злой Не бегу: Не могу Убежать, Перестать Я любить — Буду жить И тужить. Таракан Как в стакан Попадёт — Пропадёт, На стекло — Тяжело — Не всползёт. Апрель 1833

Разочарование

Я ошибся, я поверил Небу на земле у нас, Не расчислил, не измерил Расстояния мой глаз. И восторгу я предался, Чашу радости вкусил, Опьянел и разболтался, Тайну всю проговорил! Я наказан, без роптанья Должен казнь мою сносить, Сиротой очарованья Век мой грустный пережить. Мне мгновенно засияла Между туч одна звезда, Сердцу небо показала И сокрылась навсегда! Но вот там, за облаками, Я найду её опять… Там не расстаются с вами, Там вы можете сиять.

Фонарики

Фонарики-сударики, Скажите-ка вы мне, Что видели, что слышали В ночной вы тишине? Так чинно вы расставлены По улицам у нас. Ночные караульщики, Ваш верен зоркий глаз! Вы видели ль, приметили ль, Как девушка одна, На цыпочках тихохонько И робости полна, Близ стенки пробирается, Чтоб друга увидать И шёпотом, украдкою «Люблю» ему сказать?    Фонарики-сударики    Горят себе, горят,    А видели ль, не видели ль —    Того не говорят. Вы видели ль, как юноша Нетерпеливо ждет, Как сердцем, взором, мыслию Красавицу зовет?.. И вот они встречаются, — И радость, и любовь; И вот они назначили Свиданье завтра вновь.    Фонарики-сударики    Горят себе, горят,    А видели ль, не видели ль —    Того не говорят. Вы видели ль несчастную, Убитую тоской, Как будто тень бродящую, Как призрак гробовой, Ту женщину безумную, - Заплаканы глаза; Её все жизни радости Разрушила гроза.    Фонарики-сударики    Горят себе, горят,    А видели ль, не видели ль —    Того не говорят. Вы видели ль преступника, Как, в горести немой, От совести убежища Он ищет в час ночной? Вы видели ль веселого Гуляку, в сюртуке Оборванном, запачканном, С бутылкою в руке?    Фонарики-сударики    Горят себе, горят,    А видели ль, не видели ль —    Того не говорят. Вы видели ль сиротушку, Прижавшись в уголок, Как просит у прохожего, Чтоб бедной ей помог; Как горемычной холодно, Как страшно в темноте, Ужель никто не сжалится — И гибнуть сироте!    Фонарики-сударики    Горят себе, горят,    А видели ль, не видели ль —    Того не говорят. Вы видели ль мечтателя, Поэта, в час ночной? За рифмой своенравною Гоняясь как шальной, Он хочет муку тайную И неба благодать Толпе, ему внимающей, Звучнее передать.    Фонарики-сударики    Горят себе, горят,    А видели ль, не видели ль —    Того не говорят. Быть может, не приметили… Да им и дела нет; Гореть им только ведено, Покуда будет свет. Окутанный рогожею Фонарщик их зажег; Но чувства прозорливости Им передать не мог!.. Фонарики-сударики — Народ всё деловой: Чиновники, сановники — Всё люди с головой! Они на то поставлены, Чтоб видел их народ. Чтоб величались, славились, Но только без хлопот. Им, дескать, не приказано Вокруг себя смотреть, Одна у них обязанность: Стоять тут и гореть, Да и гореть, покудова Кто не задует их. Так что же и тревожиться О горестях людских!    Фонарики-сударики —    Народ всё деловой:    Чиновники, сановники —    Всё люди с головой! 8 ноября 1841

Юмор

Артамоныч

Не ходите вы, девицы, Поздно в Нижний сад гулять! Там такие небылицы, Что и слухом не слыхать! В роще меж двумя прудами Виден домик, вы туда Не ходите; право, с вами Может встретиться беда! Артамоныч в час полночи Часто ходит в тех местах: Как огонь сверкают очи, Бледность смерти на щеках; Грозно машет он руками, В белом саване обвит; Страшно щёлкает зубами, Зорко, пристально глядит. Стон невнятный произносит, Будто ветра дикий вой, И чего-то точно просит Этот голос гробовой. Грешный дух его терзает, Несносимая тоска, И с собою он таскает Два зелёные бруска. Артамоныча могила Под горой в погосте там; Буря крест с неё сломила — Крест разбился по кускам; Долго на земле лежали Все обломки; но зимой Их мальчишки растаскали, Кто играть, а кто домой. Но вокруг могилы срыты Кучи мокрого песка, И на них лежат забыты Два зелёные бруска. Их-то, верно, всё и носит Посетитель этих мест, И людей он добрых просит Починить могильный крест. Сентябрь 1831

Эпиграмма

Канкрин[2] наш, право, молодец! Он не министр — родной отец: Сабурова он держит в банке, Ich danke[3], батушка, ich danke! <1833>

Медведь и Коза

(Басня) Медведь сказал Козе: «Коман вуз озе[4] Скакать, плясать, меня так беспокоить, Когда тебя я вздумал удостоить Быть компаньонкою моей? Постой, проклятая! Я дам тебе суфлей».[5] И с словом сим он важно потянулся, Вскочил и лапой размахнулся, Но стукнул вдруг водильщик в барабан, И наш Медведь ту дусеман[6] Пошёл с поникшей головою Плясать по-прежнему с Козою. Столоначальник так на писарей кричит, Взойдёт директор — замолчит. <1834>

Наставление Гр[афине] Р[астопчиной]

Вы в дорогу? Бон вояж![7] Не ленитесь, не зевайте, Петербург не вспоминайте, Но, войдя в экономи,[8] Часов в восемь э деми[9] Утро каждое вставайте! И смотрите, примечайте, Как коровушек доят, Как гусей и поросят Сортируют, разбирают, Как фромаж и бёр[10] сбивают, Как петух меж многих кур Каждой делает ла кур,[11] Как кокетны эти птички, И как от того яички Вам родятся каждый день. Регарде дан ле жарден,[12] Как взросла, мала ль, велика Ла морковка, ла клубника, Лез арбузы э ле пом[13]? Посмотрите, брав ли ом[14] Ваш приказчик, ваш садовник? Не с руки ли им чиновник, Что от земского суда Наезжает иногда? Нет ли там у них интриги? Каковы овины, риги? Как, варум, пуркўа, пур ки[15] Работáют мужики? Не прибавить ли оброка?.. Ни об чём уж же м’ан мока[16] Не могите прононсе[17]! Справьтесь также об овсе, О покосе, о запашке, О Федулке, об Игнашке; Да нельзя ли пар газар[18] Завести там ле базар?.. Если вечером проглянет В небе вещая луна И, раздумия полна, В вас душа проситься станет С дуновеньем ветерка Залететь за облака,— Не мешайте! Лиру стройте, Понеситесь и запойте, Как певали иногда,— Вдохновенная звезда, Из-за туч нам посылая Песнь обещанного рая, Лики ангелов святых, Гул восторгов неземных! Но потом прошу спуститься, Просто баиньки ложиться, Чтоб застал вас ле матен[19] Ваш подойник а ла мен[20]! Вот вам наше наставленье, Вот вам сельский наш наказ, И благослови бог вас. О ревуар[21], моё почтенье! <1838>

Подражание Пушкину

Лентин к дьякону бежит, Лентин дьякону кричит: «Дьякон, где бы нам напиться, Как бы нам распорядиться?» Дьякон Лентину в ответ: «Знаю где, да денег нет! У Степана Бардакова Штофа три вина простова, Где достал и вкус каков, Знает, верно, Бердышов И Катюха повариха, И Устинья столяриха, Знает Зубов Андреян, Знает Храпов, но он пьян И не скажет нам ни слова, А жаль случая такова!» 1833 или 1834

Нечто о «Гугенотах»

(Выписка из дамского журнала) Я сбиралася давно Посмотреть «Ле Гюгено».[22] Что за гюгено такие? Басурмане записные, Каков был мусьё Вольтер? Сочинитель Мейербер, Немец, человек ученый, Настоящий шмерц[23] копчёный. Верно, будет хорошо, Тре жоли, тре бо, тре шо.[24] Уж в другой раз не увижу, Как адью[25] скажу Парижу. Доместик м’сьё Франсуа![26] Ты достань билет пур мўа[27] В третьем ярусе три ложи, Поместить все наши рожи. Двести франков — так и быть! — Я готова заплатить. Вот приносят нам билеты. Мы откушали, одеты, Кулебяки две в запас К вечеру лежат для нас. Вот мы в Оперу пустились, В трёх каретах разместились. Приезжаем, и как раз Увертюра началась. Флейты, барабаны, скрипки Проиграли без ошибки; Публика кричит: «Бравò!» Я шепнула: «Се нуво[28] И какой мотив чудесный! Только, кажется, известный, Из „Русалки“, или взят Из „Калифа де Багдад“»[29] Вот и занавес открыли. Кучи кучей навалили Разноцветных плясунов, Голосистых певунов, Королева, с нею дамы, Рыцари, герои, хамы; Хамы дан ле танз антик[30] Значило: ле доместик,[31] Потому что Хам смеялся, Когда Ной пьян напивался. Ной сказал ему за то: «Твое семя проклято». И с проклятием на шее От него пошли лакеи, Полотеры, повара, Ключницы и кучера … А над пьяным что остриться? Пьяный может пригодиться, Пьяный к откупу хорош, Лишний всё притащит грош … К пьяным я полна почтенья. Но оставим рассужденья, — Я вам просто расскажу, Ком ла комеди се жу[32] Поплясали, порезвились; Дамы вдруг разоблачились, Каждая сняла пенўар, Же не пуве па круар[33] И вскричала: «Чтоб мамзели Наши на партер смотрели. Тьфу ты боже, царь Давыд! Стыд, ну просто срам и стыд!» Тут франсез или мазурки, А потом, играя в жмурки, С лестницы мусьё идёт И принцессу застает. Закричал, махнул руками, Рассердился … Между нами, Я никак не поняла, В чём история была, Только гвалт, расправа, крики, — Всё по правилам музыки — И прекраснейший финал, Как в Москве, дан «Ла Вестал».[34] Занавес тут опустили; Мы мороженое спросили, Ели, пили, через час Снова занавесь взвилась. Тут мусьё с принцессой снова, Не без ласкового слова, Всё ей нежности поёт, Честь с поклоном отдаёт. А она ему манерно Отвечает: «Ах, неверно! Предостерегу, любя: Все сердиты на тебя. Спрячься, милый, в уголочке, Ты услышишь, о дружочке Что здесь люди говорят». Вдруг приходят — свят, свят, свят! — Три, четыре генерала; Все уселися сначала, Всякий мнение даёт, Всяк мошенником зовёт Полюбовника принцессы, И опять пошли процессы: Как бы вора уловить, Гугенотов всех убить. Он всё слушает, сердечный, Но, как таракан запечный, Притаился, ни гу-гу!.. «Я бедняжке помогу!» — Про себя поёт принцесса, А уж дальше ни бельмеса Я никак не поняла: Вся компания ушла, Полюбовник воротился, Начал петь, потом решился Тягу поскорее дать … Но вот тут какая стать, Я никак уж не добилась: Вдруг принцесса разъярилась И, бог ведает зачем, Закричала: «Же вуз-эм!»[35] Тут разнежились, запели, Вдруг куранты зашумели, И мусьё бежит к себе, А она — тут свит томбе![36] Так, как сноп, и повалилась … Занавесь тут опустилась, Мы так были эшофе,[37] Что спросили дю кафе.[38] Акт четвертый представляет Кирку, где народ гуляет И танцует менуэт … Презатейливый балет! Но мусьё вбегает снова, Гневный, вроде Пугачёва, И поёт, подняв картуз: «Мўа пур мўа, э дьё пур тус!»[39] Это всех перепугало! Всё собранье убежало Вон из кирки — вдруг пальба. Что такое? Ба! Ба! Ба! Гугенотов убивают, А за что, про что — не знают. Тут с решёткой тёмный двор, За решеткой славный хор. Но мусьё опять вбегает, Даму нежно обнимает. Впрочем, это не конец, — Прибегает сам отец, Подстрелить свою девицу, Как ночную словно птицу, — И со всех сторон — паф! паф! Всем пишите эпитаф. Ну уж опера! признаться … Но пора нам убираться. Десять су мадам уврёз[40] И к ла лимонад газёз[42] И к забытым кулебякам — Ведь не бросить же собакам! 1838, Париж

Сельское хозяйство

Быль на Руси Приходит староста-пузан     И двадцать мужиков. Се сон, же крўа, ле пейзан     Де мадам Бурдюков[42]. О них докладывать Андре     Идёт официант. «Дан л’антишамбр фет антре     Е дит лёр к’ильз-атанд»[43]. Выходит барыня с гостьми     Через часочка два. «Бонжур, бонжур, ме бонз-ами!     Ке вуле ву де мўа?»[44] «Ну, староста! Ты доложи»,—     Сказали мужики. «Э бьен, де кўа донк иль с’ажи?     Де кўа? У бьен де ки?»[45] И староста, отдав поклон,     Свой начал разговор. Но барыня кричит: «Алон!     Не крие па си фор»[46]. «Мы яровое убрали,     И убрали траву». «Се тре жоли, се тре жоли!     Коман ву порте ву?»[47] «И нам теперь всем отдых дан,     Но аржаному срок…» «Але ву з’ан, але ву з’ан!     Ке дьябль! Же м’ан мок!»[48] «В продажу хлеб уже глядит,     Убрать бы поскорей». «Кес-ке ву дит? Кес-ке ву дит?     Же крўа, ву мюрмюре?»[49] «Как опоздаем, будет жаль,     Не довезем в Василь!» «Са м’ет егаль, са м’ет егаль.     Ву з-ет дез-ембесиль!»[50] И выгнать всех велела вон     За хлебный магазин. А гости крикнули: «Се бон!     Се тре бьен, ма кузин!»[51] Вот управляют как у нас!     Всё — минус, а не плюс. Ке вуле ву, ке л’он фасс?     Он не се па ле Рюсс![52] <1838>

Александре Осиповне Смирновой

перед тем, чтобы … Если чем я вас фаше[53] Или мебель вам таше,[54] Или на ковер краше[55] Иль неловко акроше[56] Столик де папье-маше … Пардоне мўа ме пеше![57] Ежели я вас фаше Тем, что в ваш платок муше,[58] Тем, что на мозоль марше,[59] Тем, что пеньем экорше[60] Уши, к’иль фалле буше…[61] Пардоне мўа ме пеше! Если же я вас фаше Тем, что слишком депеше,[62] Обогнал я ле коше,[63] Что всегда вас возит ше Лез ами дю Рон Марше …[64] Пардоне мўа ме пеше! Если же за то фаше, Что, плен д’юн амур каше, Дон ле вўаль эт арраше,[65] Прековарно же шерше[66] Ваше сердце де туше …[67] Пардоне мўа ме пеше! Благочестная в душе, Вы исполнить всё таше,[68] Что религия преше;[69] Бог вам даст бьен акуше…[70] Так не будьте же фаше![71] Пардоне мўа ме пеше! 1839 или 1840

Прочее

Призыв

Отчего, мой ангел милый, Так мне скучно без тебя? Свет сей сделался могилой, Всё постыло для меня! Отчего других мне радость Уж веселья не даёт? Лишь в очах твоих вся сладость — В них душа моя живёт! Ты как солнце, что лучами Всю вселенную живит; Как весна, что нас цветами К удовольствию манит; Как луна, что освещает Странника в тиши ночной; Как надежда, что вселяет В душу к бедному покой. Так приди ж, мой друг бесценный! Приди, рай всех чувств моих! И забуду о вселенной Я в объятиях твоих. Июль 1824

Плавающая ветка[72]

Что ты, ветка бедная, Ты куда плывёшь? Берегись - сердитое Море… пропадёшь! Уж тебе не справиться С бурною волной, Как сиротке горькому С хитростью людской. Одолеет лютая, Как ты ни трудись, Далеко умчит тебя, Ветка, берегись! «Для чего беречься мне? - Ветки был ответ. - Я уже иссохшая, Во мне жизни нет. От родного дерева Ветер оторвал; Пусть теперь несёт меня Куда хочет вал. Я и не противлюся: Мне чего искать? Уж с родным мне деревом Не срастись опять!» 1834

Бывало

Бывало… Бывало, — Как всё утешало, Как всё привлекало, Как всё забавляло, Как всё восхищало! Бывало… Бывало! Бывало… Бывало, — Как солнце сияло, Как небо пылало, Как всё расцветало, Резвилось, играло, Бывало… Бывало! Бывало… Бывало,— Как сердце мечтало, Как сердце страдало, И как замирало, И как оживало, Бывало… Бывало! Но сколько не стало Того, что бывало, Так сердце пленяло, Так мир оживляло, Так светло сияло, Бывало… Бывало! Иное завяло, Иное отстало, Иное пропало, Что сердце ласкало, Заветным считало! Бывало… Бывало! Теперь всё застлало Тоски покрывало, Ах, сердце, бывало, Тоски и не знало: Оно уповало! Бывало… Бывало! <1841>

День рождения

Ещё год как не бывало Над моею головой Пробежал,— и только стало Мне грустней: как часовой Безответный, я до смены Простою; потом, бедняк, Как актёр, сойду со сцены — И тогда один червяк Будет мною заниматься, А товарищи, друзья Позабудут, может статься, Что когда-то жил и я, Что и мне они внимали, Когда в песнях изливал Я сердечные печали Иль на радость призывал. Гость в пирушке запоздалый, Я допил уже до дна Чашу радости бывалой, И разбита уж она! Понемногу отлетели Обольщенья и любовь, И лампады догорели Наших дружеских пиров. Новые огни засветят, Новый явится поэт, Зашумят и не приметят, Что меня в пирушке нет. Может быть, и всю беседу Нашу годы разнесут, Раскидают, и к обеду Гости новые придут. Но и мы соединимся, К жизни мы воскреснем вновь, И тогда мы погрузимся В беспредельную любовь.

Звезда[73]

Звезда, прости! Пора мне спать, Но жаль расстаться мне с тобою, С тобою я привык мечтать, А я теперь живу мечтою. И даст ли мне тревожный сон Отраду ложного виденья? Нет, чаще повторяет он Дневные сердцу впечатленья. А ты, волшебная звезда, Неизменимая, сияешь, Ты сердцу грустному всегда О лучших днях напоминаешь. И к небу там, где светишь ты, Мои стремятся все желанья, Мои там сбудутся мечты… Звезда, прости же! До свиданья!

Лютня

Имел я лютню в юных днях. На золотых её струнах Бряцал я радость, упованье, Бряцал любовь, очарованье, Бряцал веселье и печаль. Моей мне часто лютни жаль: Теперь, в минуты вдохновенья, В часы душевного томленья Ещё бы побряцал на ней Я песнь моих счастливых дней, Ещё бы радость раздавалась, Когда б цела она осталась! Но время грузною рукой Струну порвало за струной, И каждая души утрата: Обман надежд, кончина брата, И смерть отца, и смерть детей — На лютне врезались моей. Одну струну, струну печали, Судьбы порывы не порвали. На ней бряцать мне суждено, И я пою всегда одно: Минувших дней воспоминанье И лучшей жизни упованье. 1840

П. А. Г.

Залетное, небесное виденье, Дай весточку о родине твоей! Надолго ль ты рассталось с ней, Твое надолго ль посещенье? От сердца горе отлегло, Я вдруг помолодел душою, Мне стало так легко, светло, Когда я встретился с тобою. Скажи, там, в синих небесах, Знакома ль ты с моей звездою? Она в сияющих звездах Светлее всех — сходна с тобою! Как ты среди земных утех, Среди пиров земного мира Светлей, видней, милее всех,— Так и она среди эфира! Как ты, чудесно хороша Моя звезда, одно с тобою; Вся заливается душа При вас любовью и тоскою. Как стану я на вас смотреть, Мой взор не может отделиться, И плакать хочется, и петь, И богу хочется молиться. Твой взгляд, как дивный с неба луч, Вливает в душу упоенье, Среди туманных жизни туч Мне говорит, как откровенье. Как шестикрылый серафим, Как непорочный житель рая, Ты улыбаешься моим Стихам, бессмыслицам внимая. Я позабыл про небеса, Уж в них очей не устремляю, Твоя мне светит здесь краса, И бога я благословляю! Но отчего ж пленился я Так страстно, светлый небожитель, Скажи, не ты ль звезда моя, Не ты ли ангел мой хранитель? 7 февраля 1842, С.-Петербург

Падучая звезда

Вот падучая звезда Покатилась, но куда? И зачем её паденье, И какое назначенье Ей от промысла дано? Может быть, ей суждено, Как глагол с другого света, Душу посетить поэта, И хотя на время в ней Разогнать туман страстей, Небо указать святое, И всё тленное, земное Освятить, очаровать. Иль, быть может, благодать, Утешенье, упованье В ней нисходит на страданье, Как роса на цвет полей После зноя летних дней, Жизнь и радость возвращая. Может быть, любовь святая В сердце юное летит И впервые озарит Всё заветное, родное, И блаженство неземное В это сердце принесет. Может быть, она ответ На молитву и на слезы, И несет былого грезы В дар тому, кто и любил, И страдал, и пережил Всё, чем жизнь его пленяла, А теперь тоска застлала Этот светлый небосклон. Может быть, она поклон Друга, взятого могилой, И привет его унылый Тем, кого он здесь любил, О которых сохранил Память в жизни бесконечной, Как залог союза вечный Неба с грустию земной. Может быть, она с слезой Ангела несет прощенье, Омывает прегрешенья И спокойствие дарит. Может быть, она летит С новой, детскою душою, И обрадует собою В свете молодую мать. Может быть, но как узнать? Как постичь определенья Их небесного паденья? Не без цели их полет: Человека бережет Беспрестанно провиденье, И есть тайное значенье В упадающих звездах — Но нам только в небесах Эта тайна объяснится. А теперь, когда катится, Когда падает звезда, Мы задумаем всегда Три желанья, три моленья, Ожидаем исполненья, И ему не миновать, Если только досказать Всё, покуда не умчится, Не погаснет, не затмится, Не исчезнет навсегда Та падучая звезда, По которой загадали, Помолились, пожелали. <1842>

Приди, приди

Весенняя песнь соловья «Приди, приди!» — Куда зовешь Ты, соловей, меня с собою? О чём неведомом поешь, О чём беседуешь с душою? «Приди, приди!» — Ужели ты В краю, куда мои просились Всегда заветные мечты И все желания стремились? «Приди, приди!» — Но досказать Не можешь ты всего, что знаешь, Велишь ты сердцу уповать, Зовешь с собой и умоляешь. «Приди, приди!» — Но я без крыл, Не улететь мне за тобою; Тоску ты только заронил Мне в сердце песней неземною. <1842>

Скучно

Дума Лес дремучий, лес угрюмый, Пожелтелые листы, Неразгаданные думы, Обманувшие мечты! Солнце жизни закатилось, Всё прекрасное прошло, Всё завяло, изменилось, Помертвело, отцвело. Всё состарилось со мною, Кончен мой разгульный пир, Охладевшею душою Я смотрю на светлый мир. Мир меня не разумеет, Мир мне сделался чужой, Не приманит, не согреет Ни улыбкой, ни слезой. То ли в старину бывало! Как любил я светлый мир! Опыт сдернул покрывало… И разбился мой кумир. Как в ненастье, завыванье Ворона в душе моей… Но есть тоже соловей Сладкозвучный — упованье! 8 февраля 1842

Соловей

Сладкозвучный соловей! Говори душе моей; Пой мне песнь бывалых дней, Сладкозвучный соловей. Как я любовался ей, Без заботы, без затей, В светлой юности моей, Сладкозвучный соловей. Верил я словам друзей, Верил доброте людей, Песне радуясь твоей, Сладкозвучный соловей. Песнь твоя в тиши ночей Нынче стала мне грустней; Спой мне песнь бывалых дней, Сладкозвучный соловей. 4 марта 1842

Восторг

Настоечка тройная, Настоечка травная, Из зелий составная, Удивительная. В присядку при народе Тряхнул-бы в хороводе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сон[74]

Зачем так скоро прекратился     Мой лучший сон? Зачем душе моей явился     Так внятно он? Зачем блаженство неземное     Мне посулил, И всё заветное, родное     Расшевелил? Как дым, его исчезла младость     С сияньем дня. И без него я знал, что радость     Не для меня!

Старушка

Идет старушка в дальний путь,     С сумою и клюкой; Найдет ли место отдохнуть     Старушка в час ночной? Среди грозы кто приютит?     Как ношу донесет? Ничто старушку не страшит,     Идет себе, идет… Присесть не смеет на часок,     Чтоб дух перевести; Короткий дан старушке срок,     Ей только б добрести… И, может быть, в последний раз     Ей суждено туда, Куда душа всегда рвалась,     Где кончится беда. Во что б ни стало, а дойти,     Хоть выбиться из сил, Как бы ни страшно на пути,     Чем путь бы ни грозил. Так в жизни поздние лета     Сильней волнует кровь Души последняя мечта,     Последняя любовь. Ничто не помогает нам —     Ни юность, ни краса, Ни рой надежд, младым годам     Дарящий небеса. Одна любовь взамен всему,     И с нею мы идём, И с нею горестей суму     Безропотно несём. Спешим, спешим в далекий путь.     Желали бы бежать… Присесть не смеем, отдохнуть,     Чтобы не опоздать. Бесщадно гонит нас любовь,     Пока дойдём туда, Где навсегда остынет кровь,     Где кончится беда. <1841>

Тарантелла[75]

1 Вот луна глядится в море, В небе вещая горит, Видит радость, видит горе И с душою говорит… Говорит душе беспечной: «Пой, любуйся, веселись! Дивен мир, но мир не вечный! Выше, выше понесись, Жизни слишком скоротечной Не вдавайся, не держись. Думам здесь не развернуться, Не успеешь оглянуться — Всё прекрасное пройдёт! А на небе безопасно,— Небо чисто, небо ясно, В нём обширнее полёт». 2 Вот луна глядится в море, В небе вещая горит, Видит радость, видит горе И с душою говорит… «Посмотри: уж догорает Освещенье на пирах, Шум оркестров затихает, И одна, почти в слезах, Дева бедная вздыхает Об утраченных часах. Посмотри: завяли розы; Посмотри: лиются слезы… Где забав горячий след? А на небе всё прекрасно,— Небо чисто, небо ясно, Даже облачка в нем нет!» 3 Вот луна глядится в море, В небе вещая горит, Видит радость, видит горе И с душою говорит… «Как цвела и как любила Эта юная чета; Восхищала, веселила Их любовь, их красота! Тут измена, здесь могила; Всё земное — суета. Как непрочно всё, что мило! Счастье многое сулило, Но сдержало ли обет? А на небе всё прекрасно,— Небо чисто, небо ясно, И обмана в небе нет». 4 Вот луна глядится в море, В небе вещая горит, Видит радость, видит горе И с душою говорит… «Вот счастливца окружают Дети, други, как цветы Вкруг его благоухают… Но надолго ль? Видишь ты, Друг за другом отпадают, Точно с дерева листы,— И один, осиротелый, По дороге опустелой, Пригорюнясь, он идёт. А на небе всё прекрасно,— Небо чисто, небо ясно, Там разлука не живёт». 5 Вот луна глядится в море, В небе вещая горит, Видит радость, видит горе И с душою говорит… «Увлекаешься ль мечтою Славы доблестных трудов? Видишь стаю за собою И зоилов, и врагов, Ты обрызган клеветою, Ты везде встречаешь ков; Твой восторг охладевает, Чувств святыню оскорбляет Света хохот, света лёд. Но взнесись на небо ясно,— Там свободно, там прекрасно, И оно тебя поймёт». 6 Вот луна глядится в море, В небе вещая горит, Видит радость, видит горе И с душою говорит… Говорит душе унылой: «Мир роскошный опустел Для тебя, и легкокрылый Дух веселья отлетел,— Но крепись духовной силой, Нет, не в мире твой удел! Твой удел вот здесь, меж нами, Меж блестящими звездами Прежнее тебя всё ждёт, Всё, что мило, что прекрасно, Небо чисто, небо ясно Для тебя здесь бережёт. <1840>

Что я видел вчера

П. А. Плетнёву

России ангел облачился В кусочек неба и слетел В концерт, где русских рой толпился И где Итальи гений пел. И я смотрел на то виденье, На тот небесный, дивный лик, И чудное гремело пенье, И взором в небо я проник. Осуществилась мысль поэта, Душа святыней обдалась… Но песнь чудесная допета, И ангел вдруг исчез из глаз. Так недосказанной умчалась Святая тайна в небеса! Но ангела в душе осталась Залогом дивная краса. В ней вижу рая обещанье, Награду жизни скорбных дней, И благодать, и упованье Теперь живут в душе моей. 27 ноября 1840, С.-Петербург

Пахитос

Как пахитос[76] хорош в устах Твоих, красавица младая! Ты в дымке, как виденье рая, Ты точно ангел в облаках! Как зыбь тумана, зыбь росы Зарею меж цветов гуляет, Так дым, клубяся, проникает В твои шелковые власы. Как я бы в этот дым желал Хоть на минуту обратиться: Я мог бы вкруг тебя увиться, Я б сердца тайну рассказал. Но нет! К чему? Меня пленив, Ты о тоске моей не спросишь: Меня, как пахитос, ты бросишь, До половины докурив. 1841

Новый год

Весь народ говорит, Новый год, говорит, Что принёс, говорит, Ничего-с, говорит, Кому крест, говорит, Кому пест, говорит, Кому чин, говорит, Кому блин, говорит, Кому нос, говорит, Ну, так что-с, говорит, Всё равно-с, говорит, Ничего-с, говорит, Новый год, говорит, Весь свой плод, говорит, Раскидал, говорит, Разбросал, говорит, О газар,[77] говорит, А мюзар,[78] говорит, Опоздал, говорит, Прозевал, говорит, Заворчал, говорит, Сам ты, брат, говорит, Виноват, говорит, Пар иси,[79] говорит, Попроси, говорит, Там подсунь, говорит, Или плюнь, говорит, Навяжись, говорит, Отвяжись, говорит, Де се фаст[80] говорит, Если даст, говорит, Новый год, говорит, Нам во плод, говорит, Ля санте,[81] говорит, Ля гете,[82] говорит, Пур сеси,[83] говорит, Уж мерси,[84] говорит, Поклонись, говорит, И крестись, говорит, В свой черёд, говорит, Всё придёт. Январь 1844