Со времени атомной бомбардировки минуло три года, а в сердце Мицуэ по-прежнему живы образы отца, друзей, многих других людей, погибших 6 августа 45-го. Как жить без них дальше? Имеет ли она право на семейное счастье? Мицуэ снова и снова задает себе эти вопросы, когда получает предложение руки и сердца от застенчивого молодого человека, который часто бывает в библиотеке, где она работает. Преодолеть душевную коллизию дочери помогает погибший отец. Его душа навещает Мицуэ и убеждает ее, что жизнь продолжается и она обязательно должна быть счастлива.
По этой пьесе снят фильм «Face of Jizo» /Лик Дзидзо/Когда живёшь с отцом (2004)
Иноуэ Хисаси
Жизнь с отцом или Радуги над Хиросимой
Сцена первая
Музыка и тьма медленно охватывают сцену и публику. Через некоторое время музыку разрывают раскаты грома, вдалеке сверкает молния. Постепенно в ее отсветах возникает крохотный ветхий домишко. Этот домик принадлежит Мицуэ Фукуёси, находится в городе Хиросима у восточного подножия горы Хидзи. Половина 6-го вечера последнего вторника июля 1948 года. Слева кухня, столовая, в ней стоит складной столик; рядом спальня-кабинет с книжными полками, письменным столом и большим стенным шкафом. Внезапно из прихожей, через столовую, вбегает Мицуэ, стуча деревянными сандалиями. Ей 23 года. На ней старомодная белая блузка, брюки, переделанные из поношенного кимоно. Она крепко держит в руках сумку с деревянными рукоятками. В момент ее появления ярко сверкает молния. Мицуэ, не выпуская из рук сумки, падает на татами, закрывает ладонями глаза и уши, кричит.
Мицуэ. Папочка, страшно!
Такэдзо. Мицуэ, сюда, сюда, прячься скорее!
Такэдзо. Что же ты медлишь? Скорее влезай на нижнюю полку, накрывайся подушкой!
Мицуэ
Такэдзо. А где же мне быть? Для тебя я готов прийти куда и когда угодно. Как же без меня?
Мицуэ. Но это так неожиданно, непредсказуемый мой папочка…
Такэдзо. Что ты бормочешь? Скорее полезай сюда…
Мицуэ
Такэдзо. У тебя, доченька, три охранника — я, стенной шкаф и подушка. С ними гром и молния не страшны.
Мицуэ. Мне уже 23! Взрослой женщине неприлично бояться грозы. Это невыносимо стыдно. Я презираю себя за это!
Такэдзо
Мицуэ. Однако же…
Такэдзо. Ты до недавнего времени слыла бравой спортсменкой в легкоатлетическом клубе женского института и в любую грозу бегала по стадиону.
Мицуэ. Да, это потому, что в клубе было всего три члена, и на мою долю выпали короткая и длинная дистанции. Некогда было думать о грозах и молниях.
Такэдзо. Почему же тогда, отважная моя доченька, ты стала так бояться грозы?
Мицуэ. Не знаю, но мне невыносимо страшно…
Такэдзо. С каких пор ты стала такой?
Мицуэ. Кажется, три года назад.
Такэдзо
Мицуэ. Ты тоже так думаешь?
Такэдзо
Мицуэ. Конечно, наша семья часто у него снималась.
Такэдзо. По мастерству он один из пяти лучших фотографов в Хиросиме.
Мицуэ. Да-да, и еще он с папочкой занимался опасными делами.
Такэдзо…Опасными делами?
Мицуэ. Ты, папочка, нашу гостиницу Фукуёсия целиком сдавал в аренду офицерам сухопутной армии. Они там регулярно проводили собрания. Благодаря этому тебе доставалось много ценного.
Такэдзо. Ну да, да. И рис, и рисовое вино, и консервы, кета, говядина, сигареты, конфеты. У нас в закромах было все. Доченька, твоя мама умерла, когда ты была младенцем. Я жалел тебя, и поэтому старался, чтобы ты ни в чем не чувствовала недостатка. Ты ведь и так страдала от недостатка материнской любви…
Мицуэ. Ты, папочка, с помощью риса и сигарет привлекал женщин на горячие воды, а когда они, обнаженные, купались, дядя Нобу их фотографировал, а снимки показывал офицерам. Вот поэтому…
Такэдзо
Мицуэ. Я это знаю.
Такэдзо. Почему Нобу, прекрасный фотограф, должен кормить себя теневой торговлей?!
Мицуэ. Это наказание за то, что он фотографировал голых женщин.
Такэдзо. Я серьезно спрашиваю.
Мицуэ. Извини, папочка.
Такэдзо. Каждый раз при фотосъемке, когда магний вспыхивал у него в руках, он видел взрыв над Хиросимой. А это ужасно. Именно поэтому ему пришлось закрыть фотостудию. Так говорил Нобу… Я хочу сказать, доченька, что вспышка магния и грохот грозы очень похожи на взрыв атомной бомбы. Поэтому и Нобу, и ты не выносите…
Мицуэ. …Это так.
Такэдзо. Все люди, бывшие в том ужасе, остро реагируют на все сверкающее, даже на светлячков. Боязнь твоя имеет причину, ее не надо стыдиться. Это право всех Хибакуся — пострадавших.
Мицуэ. Разве существует такое право?
Такэдзо. Если еще нет, тогда его надо утвердить. Если появится Хибакуся, который не боится грозы, значит, это — Хибакуся без лицензии и патента.
Мицуэ
Такэдзо. И правда, доченька…
Мицуэ
Такэдзо. Гроза ушла к морю Удзина.
Мицуэ. Как я рада.
Мицуэ. Сегодня утром, перед тем, как идти в библиотеку, я приготовила овсяный чай. Будешь пить?
Такэдзо. Как хорошо!
Такэдзо. Ведь я не могу пить…
Мицуэ. Прости, я забыла…
Такэдзо. Ой, доченька!
Мицуэ. Что случилось?
Такэдзо. Пирожок. Его подарил тебе Киносита-сан. В библиотеке. Боюсь, ты его раздавила.
Мицуэ. Да, пирожок!
Такэдзо
Мицуэ. Киносита-сан сказал, что купил его на привокзальном рынке.
Такэдзо. Давно я не видывал таких великолепных пирожков!
Мицуэ. Вот и Киносита-сан рассказал, что, когда он увидел этот пирожок, он остолбенел. Не мог сдвинутся с места. Он купил один пирожок. Но ноги все еще отказывались ему служить. Ему пришлось купить еще один. Тогда он смог двигаться.
Такэдзо. Да, действительно, у этого пирожка должна быть такая сила.
Мицуэ. Киносита-сан подошел ко мне, когда я дежурила в библиотеке, и сказал: «Я не смогу съесть два пирожка. Один, пожалуйста, скушайте вы, Фукуёси-сан».
Такэдзо. Ведь я не могу есть.
Мицуэ. Опять забыла.
Такэдзо. Ты, кажется, говорила, что этот молодой человек, по имени Киносита, который подарил тебе пирожок, преподает в здешнем университете.
Мицуэ
Такэдзо. Что значит нештатный преподаватель?..
Мицуэ. Ассистент.
Такэдзо
Мицуэ. За год до взрыва он работал преподавателем в учебном центре по подготовке кадров для военно-морского завода в Куре. Был старшим лейтенантом-техником.
Такэдзо. Но в нем не чувствуется элегантности и изысканности, свойственным офицерам морского флота.
Мицуэ. Среди них бывают разные офицеры. После капитуляции он два года учился в императорском университете Тохоку, а в начале июля вернулся сюда. Он говорил, что сразу после взрыва целый день ходил по сожженной красноземной равнине Хиросимы.
Такэдзо. Сколько, ты думаешь, ему лет? Тридцать?
Мицуэ. 26. Так написано в библиотечной карточке.
Такэдзо. А тебе, доченька, 23. Видишь, как хорошо сочетается?..
Мицуэ
Такэдзо
Мицуэ. Не хочу тратить время на такие глупые разговоры! Пора готовить ужин. Папочка, ты еще побудешь у меня?
Такэдзо. Тут все зависит от тебя.
Мицуэ. Тогда, пожалуйста, отправляйся в столовую.
Такэдзо. Знаешь, доченька, ты очень нравишься Киносита-сан. Вот он и подарил тебе пирожок. Должна же ты соображать хоть немножко.
Мицуэ. Папочка, ты ищешь глубокий смысл в простом пирожке.
Такэдзо. И в пирожке есть и смысл, и значение. Просто у тебя не хватает смелости извлечь из пирожка его начинку.
Мицуэ. Киносита-сан подарил мне пирожок в знак благодарности — вот в чем суть этого подношения.
Такэдзо. Разве можно так прямолинейно судить?
Мицуэ. Папочка!
Мицуэ
Такэдзо. В библиотеке дежурят двое. Там сидела еще одна девушка.
Мицуэ. Да, действительно, я и Такагаки-сан. Ну и что?
Такэдзо. После взрыва у тебя совершенно изменился характер, доченька. Ты стала молчаливой, угрюмой и сухой, ты все время смотришь вниз, на людях никогда не смеешься. А Такагаки-сан, напротив, веселая и жизнерадостная девушка. Она всем нравится.
Мицуэ. Ну и что? Что ты хочешь сказать, папочка?
Такэдзо. Почему Киносита-сан не обратился к приветливой Такагаки-сан, а заговорил с тобой, нелюбезной и хмурой? Вот на это обрати свое внимание. Обычно читатели обращаются к ней.
Мицуэ. Это дело Киносита-сан.
Такэдзо. Я хочу сказать тебе, доченька, что Киносита-сан не просто великолепный человек, но еще и очень умный и проницательный. Ты, доченька, по природе своей добрая девушка, с умной головкой и жизнерадостным характером. Ведь по окончании женского института ты получила серебряную медаль! Киносита-сан с первого взгляда понял подлинную твою натуру и заинтересовался тобой. Вот какой смысл, оказывается, содержится в этом увесистом пирожке.
Мицуэ. Папочка, нет конца твоим бредовым идеям.
Такэдзо. Что за тайный смысл заключен в пирожке?
Мицуэ. Папочка, хватит! Не говори больше о пирожке!
Такэдзо. Нет, доченька, эта задача для тебя — важнейшая из важнейших. Поэтому я должен разъяснить этот пирожок.
Мицуэ. Последнее время ты, папочка, стал появляться очень часто. И при этом непрерывно и постоянно говорить глупости. У меня от них голова болит.
Такэдзо. Тебе тоже нравится Киносита-сан. Вы оба влюбились с первого взгляда. Скоро вы будете любить друг друга по-настоящему. Выглядит это грубовато и черство, но внутри очень мягко и сладко. Твоя душа очень похожа на пирожок.
Мицуэ
Такэдзо. Если бы тебя не интересовал Киносита-сан, ты бы наверняка отказалась бы от пирожка.
Мицуэ. В библиотеке всегда должно быть тихо и спокойно. Это наше первое правило. «Спасибо вам за вчерашнюю любезность. Вот вам пирожок в знак благодарности.» «Это неприлично. Я не могу принять его». «Не стесняйтесь, пожалуйста. Возьмите пирожок». «Получать от посетителя подарки строго запрещается правилами библиотеки»… Такие разговоры не могут вестись в нашей приемной! И у директора, и у заведующего отделом, и у Такагаки-сан сразу уши отсохнут. Вот почему мне пришлось взять пирожок молча.
Такэдзо. Но завтра ты увидишься с Киносита-сан. Ты ведь договорилась встретиться с ним в обеденный перерыв под тысячелетней сосной.
Мицуэ. Я хотела отказаться и от этого…
Такэдзо. Ага, значит не хотела нарушать тишину библиотеки своим разговором с Киносита-сан?
Мицуэ
Такэдзо. Ах, так…
Мицуэ. Папочка, ты наблюдай за нами хорошенько. Завтра я решительно скажу Киносита-сан, чтобы он больше никогда не обращался ко мне.
Такэдзо. Почему ты на все смотришь так мрачно? Если любишь молодого человека — это хорошо. Он любит тебя. Значит, если вы сойдетесь, оба будете счастливы. Вот какой истинный смысл кроется в пирожке, который подарил тебе Киносита-сан.
Мицуэ. Я не имею права стать счастливой. Поэтому, папочка, больше ничего не говори.
Такэдзо. Я же появился здесь ради твоей любви. Так что просто так исчезать я не буду.
Мицуэ…Ради моей любви?
Такэдзо. Именно. Подумай хорошенько. Я стал появляться перед тобой с прошлой пятницы. В тот день, когда ты увидела Киносита-сан, вошедшего в библиотеку, твое сердце забилось сильнее. Правда?
Мицуэ.
Такэдзо. Вот от твоего сердцебиения образовался мой торс. Увидев Киносита-сан, который направлялся прямо к тебе, ты тихо вздохнула. Правда?
Мицуэ.
Такэдзо. Из твоего вздоха появились мои руки и ноги. Затем в твоей душе возникло скромное желание, чтобы он подошел и обратился к тебе.
Мицуэ.
Такэдзо. Вот от этого скромного твоего желания появилось мое сердце.
Мицуэ. Значит, папочка, в последнее время ты стал появляться и следить за мной, чтобы заставить влюбиться?!
Мицуэ. Мне нельзя влюбляться. Я не могу влюбляться. Папочка, не издевайся надо мной!
Такэдзо. Доченька, нельзя так жестко сковывать свое сердце. Жизнь станет сухой и неинтересной.
Мицуэ. Папочка, не дразни меня больше, пожалуйста! Я черезчур занята — должна приготовить ужин, подготовить на завтра материалы. Каждое лето в течение десяти дней в нашей библиотеке работает кружок для детей. Мы рассказываем им сказки. В сосновой роще на горе Хидзи есть уютное место, где веет приятный ветерок. Дети любят шепот ветра, пробегающего по вершинам сосновой рощи и наши сказки, поэтому мне необходимо хорошенько подготовиться к завтрашней встрече.
Постепенно темнеет.
Сцена вторая
Звучит негромкая музыка. На сцене из темноты возникает небольшая комната, освещенная тусклой лампочкой. По веранде стелется дым от комаров. После первой сцены прошел день. Вечер. Под электрической лампочкой за письменным столом сидит Мицуэ в своем прежнем костюме. Что-то пишет карандашом. Закончив, Мицуэ, часто заглядывая в текст, рассказывает сказку. По ходу рассказа она вносит в текст поправки.
Мицуэ. Исстари наш город Хиросима славился как город обильных вод. Здесь протекают семь рек, а за городом, на севере, они сливаются и образуют реку Оота. Когда-то я, вместе с подругами с филологической кафедры своего института, часто отправлялась по деревням и поселкам, которые стоят по берегам этой реки. Я собирала старые сказки и легенды, передаваемые из поколения в поколение в тех краях. Мне и моим подругам очень нравились эти путешествия. Но, откровенно говоря, еще нас привлекали всевозможные яства, которыми нас потчевали местные жители. Мисо-суп с устрицами, плов с грибами, картофельное желе в соевой пасте — ух, как все было вкусно! Именно в предвкушении угощения мы старательно собирали сказки. Сейчас я расскажу вам одну из них. Тогда, кажется, нас угостили печеной форелью.
Мицуэ. Папочка?
Такэдзо. Привет! Какая жара стоит вот уже который день!
Мицуэ. Ты, оказывается, был здесь?
Такэдзо. А как же? Кстати, мы с тобой не виделись со вчерашнего вечера.
Мицуэ. Папочка, ты не можешь потише? Эти звуки меня отвлекают и мешают репетировать.
Такэдзо. Разумеется, сушеные мелкие рыбки в соевой пасте. Смотри, как они аппетитно выглядят.
Мицуэ. Странно… как ты догадался, что я собираюсь приготовить сушеные рыбки, тертые в соевой пасте?
Такэдзо. Как не догадаться, когда они здесь лежат — и рыбки и соевая паста.
Мицуэ.
Такэдзо. А теперь надо посолить.
Такэдзо. И еще следовало бы добавить мелко нарезанный красный перец.
Такэдзо. Готово! Сушеные рыбки в соевой пасте — фирменное блюдо гостиницы Фукуёсия.
Мицуэ
Такэдзо. Видишь, мое мастерство еще на высоте… А чем закончилась твоя сказка? Что стало с жадным дедушкой?
Мицуэ
Такэдзо. Слишком элегантный конец. Современным детям, наверное, неинтересно.
Мицуэ. Не надо чрезмерно угождать детям.
Такэдзо. Но, все-таки, чем интереснее, тем лучше. Предлагаю внести такое изменение. Дедушка так и не вернулся к ночи. Бабушка забеспокоилась, и пошла встречать его с факелом в руках… На берегу реки ей не удалось найти дедушку; она обнаружила там только его искусственные зубы.
Мицуэ.
Такэдзо
Мицуэ. Я все хорошо поняла.
Такэдзо. Мой финал смешнее твоего.
Мицуэ
Такэдзо. Шесть лет тому назад главный инспектор префектуры резко критиковал этот твой кружок. «Сейчас военное время, — говорил он, — и в чрезвычайной обстановке изучение старых сказок не имеет ни какого смысла. Если вы располагаете свободным временем, работайте лучше на заводах и фабриках!». Вас ругали-ругали, а в 42-ом году кружок и вовсе распустили.
Мицуэ. Тем ни менее принципы и дух нашего кружка и сейчас живут в моей душе.
Такэдзо…Сегодня, во время обеденного перерыва, ты настаивала на этом и спорила с Киносита-сан.
Мицуэ. Это был не спор, а дискуссия.
Такэдзо. Разве? В сосновой роще на горе Хидзи прохладно, и там очень приятно подремать после обеда. Многие люди, мечтавшие об этом, повскакивали со своих мест, испугавшись твоего громкого голоса.
Мицуэ. В любом случае это была дискуссия.
Такэдзо. Киносита-сан стал так глубоко заниматься изучением атомного взрыва после того, как впервые увидел черепицу, побывавшую в ядерном огне?
Мицуэ. Да, именно так он и говорил.
Такэдзо. В тот год в конце августа он решил ненадолго вернуться на свою родину в префектуре Иватэ, а по дороге из Куре заехал в Хиросиму. И до самого отправления поезда бродил по сожженой равнине. Наступил полдень. Киносита-сан сел прямо на землю, на то самое место, где раньше стоял синтоистский храм Оотэмати. Он хотел позавтракать, но почувствовал боль в ягодицах. Через великолепные офицерские брюки что-то остро кололо, словно миллион иголок…
Мицуэ. Да, он сел на черепицу, перенёсшую атомный взрыв.
Такэдзо. Он внимательно рассмотрел черепицу. Оказалось, что ее поверхность сплошь покрыта иголками, направленными в одну сторону. Поверхность растаяла, расплавилась и превратилась в тысячи иголок… «Какая страшная бомба! Что же это такое?! Что происходило там, в самом центре высокотемпературного пламени? Я обязан узнать это,» — такими мыслями был охвачен Киносита-сан, и по дороге на вокзал собирал поврежденные черепицы.
Мицуэ. Да, да, он так и рассказывал.
Такэдзо. Сегодня ты согласилась сохранить образчик такой черепицы для Киносита-сан и принесла его домой.
Мицуэ. Я вовсе не соглашалась брать это на хранение. Просто Киносита-сан вручил мне сверток и ушел.
Мицуэ
Такэдзо. …Какая жестокость!
Мицуэ. А это — черепица после взрыва.
Такэдзо. …Какая колючая!
Мицуэ. Расплавившиеся в высокой температуре стеклянные плафоны.
Такэдзо. …Какой ужас!
Мицуэ. У Киносита-сан есть еще несколько десятков стеклянных бутылок, такие же, как эти пузыри. Кроме того, в его коллекции есть каменный фонарь, поверхность которого оплавилась; большие часы, в них тень от стрелки отпечаталась на циферблате… Владелец дома, в котором Киносита-сан снимает комнату, негодует и собирается выгнать его, хотя не прошло и месяца с тех пор, как Киносита-сан стал жить там.
Такэдзо. Неужели?
Мицуэ
Такэдзо. Какая черствая душа у хозяйки.
Мицуэ. Вот поэтому Киносита-сан спросил меня, не сможет ли библиотека взять на хранение материалы по атомному взрыву?
Такэдзо. Но ведь это невозможно?
Мицуэ
Такэдзо. Доченька, дай мне платок.
Мицуэ. Платок?.. Вот он.
Такэдзо. Я приготовил это блюдо и для Киносита-сан. Завтра угости его.
Мицуэ. Папочка, ты…
Такэдзо. Вообще, мужчины очень слабы по части женских платков.
Мицуэ. Папочка, ты любишь вмешиваться не в свое дело. Твои фантазии могут все испортить.
Такэдзо. Если так, можешь подарить это заведующему отделом.
Мицуэ. Это совсем ни к чему. Его жена очень ревнива. Зачем давать лишний повод?
Такэдзо. Значит, надо подарить это Киносита-сан!
Мицуэ
Такэдзо. А, кстати, что тебя толкнуло на дискуссию с Киносита-сан?
Мицуэ. В самом конце разговора Киносита-сан заметил, что я должна рассказать детям о том, что пережила во время взрыва. И для этого сочинила бы сказку, опираясь на материалы, которые он собирает.
Такэдзо. Ох, какой мудрый Киносита-сан!
Мицуэ. Я ответила ему, что делать этого не буду, потому что нельзя по нашему желанию искажать традиционные сказки. Ведь это наш основной принцип.
Такэдзо. Опять ты за свое! Я понимаю, почему ты так упорно настаиваешь на этих принципах. Вы приложили огромные усилия, собирая сказки. Естественно, что ты не хочешь их пересказывать.
Мицуэ. Я отказывалась, сопротивлялась. Но Киносита-сан был так упрям, так навязывал мне свои материалы, что я закричала. «Не могу, не могу!». Вот такая у нас была дискуссия…
Такэдзо. О, доченька, меня осенила прекрасная идея!
Мицуэ. Папочка, когда у тебя появляются прекрасные идеи, то это ни что иное, как начало конца благих начинаний. Каждый раз, служа новой идее, — совершенствовал ли ты хозяйство, ухаживал ли за женщиной, — ты всегда терпел неудачу. Ты потратил почти все, что оставил нам в наследство дедушка, за исключением мизерной гостиницы…
Такэдзо. Подумаешь! Даже если бы я преумножил бы наследство, все равно все превратилось бы в пепел атомного взрыва. Видишь, какой я предусмотрительный.
Мицуэ. Папа, это слишком грубо сказано. Это непочтительно по отношению к людям, которые усердно трудились.
Такэдзо. Да, я понимаю. Однако вы спорили с Киносита-сан об изменении сказок, которые ты собирала. Моя идея — в изменении деталей самых известных сказок с подключением его находок. Это должно порадовать молодого человека.
Мицуэ. Кружок устроен для детей во время летних каникул — это тоже надо учитывать.
Такэдзо. Конечно, как же иначе. Но подумай сама: рассказывая знаменитые «Сказку о бравом мальчике Момотаро», или «Сказку о войне между обезьяной и крабом», или «Приключения мальчика-с-пальчика», включи в свои рассказы находки Киносита-сан.
Мицуэ. Это как?
Такэдзо. Ты, как специалист, сама должна придумать.
Мицуэ. Сейчас везде глаза и уши оккупационной армии. Папочка, ты не знаешь, какой силой обладает эта армия, а потому говоришь столь легкомысленно.
Такэдзо
Мицуэ. Я должна выучить текст сказки! Папочка, ты уже можешь уйти. До новой встречи!
Такэдзо
Такэдзо. Будет ли это полезно или нет, но для тебя я сыграю. Слушай… На лодочке из деревянной пиалы, как всем хорошо известно, мальчик-с-пальчик доплыл до Киото. Однажды чтобы вырвать принцессу из рук красного дьявола, он смело бросился в его пасть, и попал в желудок. Там он своим мечом из иголки колол красного дьявола, и тот, страдая от страшной боли, сдался на милость маленького героя. Эту историю все знают. Сильный, крепкий мальчик, очень бравый. Но Хиросимский мальчик-с-пальчик еще сильнее.
Мицуэ…Хиросимский мальчик-с-пальчик?
Такэдзо
Мицуэ. Фартучный театр?..
Такэдзо
Такэдзо. Хиросимский мальчик-с-пальчик достает расплавленный плафон и говорит: «Слушай, дьявол, я заткну этим пузырем твой задний проход изнутри, и ты умрешь от запора!».
Такэдзо.«…Слушай, дьявол, тот страшный ураган разбил вдребезги все стекла Хиросимы, и осколки вонзались в людей
Мицуэ
Такэдзо. «Эти страшным стеклянным ножом я разрежу на мелкие куски твои внутренности!..».
Мицуэ. Замолчи!
Такэдзо. Какой ужас бросили на нас… Люди на людей осмелились бросить два солнца сразу!..
Мицуэ. Спасибо, папочка, за участие и внимание ко мне.
Постепенно темнеет.
Сцена третья
Слышится музыка. Идет дождь. Светлеет. Полдень следующего дня. Четверг. С потолка льется вода. Капельки попадают в горшки, пиалы и кастрюли, которые в большом количестве расставлены на полу столовой и спальни. Справа в столовой стоит Такэдзо. У его ног — большая кастрюля и сковородка, в руке — маленькая кастрюля. Он строгими глазами, как у инспектора во время экзамена, следит за каплями дождя. Внезапно он замечает новую протечку между столовой и спальней. Весело мурлыча детскую песенку, перепрыгивая через пиалы и горшки, добирается до протечки и подставляет маленькую кастрюлю.
Такэдзо. Вчерашний дождик — умница; ночью шел, а утром прекратился.
Такэдзо. Ты уже вернулась?
Мицуэ. Ой, папочка…
Такэдзо. Да, это я. Но еще только полдень, почему ты так рано? Что-нибудь случилось?
Мицуэ. Из-за дождя занятия детского кружка отменили.
Такэдзо
Мицуэ. Я просто ушла с работы раньше положенного времени.
Такэдзо. Тебе плохо?
Мицуэ. Последнее время я этим не страдаю.
Такэдзо. Если так, то хорошо.
Мицуэ. Постоянно болит только вот здесь
Такэдзо. Это меня успокаивает.
Мицуэ. Они всегда так. На некоторое время оставляют нас. Но потом снова нападают. Так всю жизнь до смерти не будет нам покоя.
Такэдзо. Какой тягостной болезнью обременена ты, доченька…
Мицуэ. Благополучно?..
Такэдзо. Я имею в виду сушеных рыбок в соевой пасте. Киносита-сан был рад подарку?
Мицуэ. Ах, ты об этом…
Такэдзо. «Это мое любимое блюдо!» — наверное, так воскликнул Киносита-сан?
Мицуэ. Я еще не вручила ему…
Такэдзо. Почему же они здесь?
Мицуэ. Я не пошла на гору Хидзи.
Такэдзо. Почему?
Мицуэ. Дождь шел…
Такэдзо. Да, но у тебя есть зонтик.
Мицуэ. Дорога грязная и скользкая, я боялась упасть.
Такэдзо. Не стоило этого опасаться. У тебя хорошие, крепкие сандалии.
Мицуэ. В любом случае…
Такэдзо. Что ты хочешь сказать?
Мицуэ. В любом случае я не должна больше видеться с Киносита-сан…
Такэдзо. Опять ты за свое. Это смешно, это глупо…
Мицуэ. Поэтому я не пошла туда, а осталась в мастерской реставрировать книги…
Такэдзо. Иди скорее, доченька, может, еще успеешь.
Мицуэ. Я из окна мастерской видела, как Киносита-сан спустился с горы и направился в библиотеку. Чтобы не увидеться с ним, я ушла раньше положенного…
Такэдзо
Мицуэ. Папочка, не сердись. Так должно быть. Я не имею права влюбляться.
Такэдзо. Ты слишком строга к себе. Потом будешь жалеть.
Мицуэ. Это мое дело. Я сама решаю, как мне поступать. Так что, папочка, больше не вмешивайся.
Такэдзо. Доченька, ты недооцениваешь мои силы.
Мицуэ. Что случилось, папа?
Такэдзо. Сколько бы ты не обманывала себя, сколько бы не уклонялась от правды и не уговаривала себя, что не любишь Киносита-сан…
Мицуэ. Папочка, но это…
Такэдзо. Даже спрашивать тебя глупо.
Мицуэ
Такэдзо. «Так как я живу одна, то свободного места для хранения достаточно»… Разве обычного посетителя библиотеки уведомляют о таких вещах?
Мицуэ. Я просто хотела развлечь себя, и вообще не планировала отправить это письмо. Так что верни его мне, папочка.
Такэдзо. Если письмо тебе не нужно, я его выброшу.
Мицуэ. Папочка…
Такэдзо. Почему ты все время говоришь, что тебе нельзя влюбляться. Действительно, ты не блестящая красавица, которой бы все любовались. Половину ответственности за это несу я. Однако, если присмотреться внимательней, ты очень миловидная девушка. Это благодаря мне.
Мицуэ. Что ты говоришь, папочка…
Такэдзо. Если ты нравишься Киносита-сан — чего еще желать! Ты должна довольствоваться своей внешностью.
Мицуэ. Дело не в этом.
Такэдзо. Ты, может быть, боишься лучевой болезни, которая может проявиться в любой момент, и поэтому запрещаешь себе влюбляться?
Мицуэ
Такэдзо. Значит, вы уже так далеко зашли! О, я понял! Ты беспокоишься о ребенке, который может родиться. Действительно, бывает, что лучевая болезнь передается по наследству. Это, и правда, трагично.
Мицуэ
Такэдзо. Тоже слова Киносита-сан?
Мицуэ. Да, он намекал на это.
Такэдзо. Прямо или намеками, но вы уже говорите даже на такие темы… Мне, отцу уже нечего делать.
Мицуэ. Вот поэтому я больше не должна видеться с Киносита-сан.
Такэдзо. Ты хочешь сказать, что, чем глубже становятся ваши отношения, тем больше ты отдаляешься от него?
Мицуэ. Да, ты прав.
Такэдзо. Ты сознательно усложняешь себе жизнь, доченька. Прекрати фокусничать, или я всерьез выйду из себя. По твоей логике позавчера и послезавтра поменялись местами, а в результате ничего не понятно.
Мицуэ
Такэдзо. Да, слушаюсь…
Мицуэ. В Хиросиме было очень много людей, которые имели право стать счастливее меня. Поэтому я не могу быть счастливой за их счет. Я не могу оправдать себя перед этими людьми.
Такэдзо. О каких людях ты говоришь?
Мицуэ. Например, Акико Фукумура…
Такэдзо. Фукумура… Эта та девочка?
Мицуэ
Такэдзо. Хорошо, что вас было только двое. Если бы еще две-три девочки были по фамилии Фуку, то вас называли бы «много Фуку», что значит безобразные бабы.
Мицуэ
Такэдзо. Вот почему ты так упрямо настаивала на этом.
Мицуэ. Да.
Такэдзо. В учебе вы всегда соревновались между собой.
Мицуэ
Такэдзо. Ох, какая ты неблагодарная дочь!
Мицуэ. К тому же, Акико-сан была очень красива. Она была самая красивая и в гимназии, и в институте. Так все говорили.
Такэдзо. По-моему, ее мама была красивее собственной дочки. Она преподавала девушкам швейное мастерство у себя дома. И при этом была вдовой. Перед ней я терялся, не мог слова вымолвить.
Мицуэ. Ага, поэтому, папочка, ты писал ей письма. И посылал их с рисом и консервными банками. «Весной сего года я надеюсь вместе с вами любоваться ночными вишнями горы Хидзи. Всегда покорный вам Такэдзо Фукуёси. Госпоже Сидзуэ Фукумура. Преклоняясь перед вами..».
Такэдзо. Как ты узнала об этом письме?!
Мицуэ. Акико-сан показала его мне и сказала: «Фраза „Преклоняясь перед вами“ звучит очень смешно».
Такэдзо. Разве смешно?
Мицуэ. Обычно так не пишут женщине в конце письма.
Такэдзо. Вообще неприлично такие письма показывать другим. Вдова, несмотря на изящную красоту, оказывается, была легкомысленна.
Мицуэ. Но ко мне она относилась очень нежно и ласково. Как родная мама.
Такэдзо. Я так хотел, чтобы она стала твоей настоящей мамой. Только один иероглиф надо было изменить в фамилии Фукумура.
Мицуэ
Такэдзо. Почему ты так думаешь?
Мицуэ. Она была красивее меня. Она училась лучше меня. Ее любили и уважали больше меня. И она спасла меня, защитила от взрыва.
Такэдзо…От атомного взрыва, тебя?
Мицуэ
Такэдзо. Какая нелепость. В тот момент в нашем саду были только ты и я. Где же была Акико-сан?
Мицуэ. Она спасла меня своим письмом.
Такэдзо. Письмом?..
Мицуэ. Акико-сан уже преподавала в префектурной женской гимназии и вместе со своими ученицами была на заводе по сборке самолетов на острове Окаяма Мидзусима. Накануне я получила от Акико-сан письмо, всю ночь не спала и писала ответ. Утром, по дороге в библиотеку я хотела опустить письмо в почтовый ящик. Держа в руке толстый конверт, я шла по саду в сторону калитки…
Такэдзо. А я тогда находился на веранде и палкой бил рис в большой бутылке, очищая его. Ты проходила мимо каменного фонаря, и я сказал: «Доченька, будь осторожна на дороге»…
Мицуэ
Такэдзо. А я ответил: «Интересно, еще не было сигнала воздушной тревоги». И вышел в сад.
Мицуэ. «Что он сбросил? Наверное, опять провокационные листовки…». Я смотрела на небо и уронила письмо под каменный фонарь. Я заметила его на земле и присела, чтобы поднять. В этот момент все вокруг стало бледно-белого цвета.
Такэдзо. А я увидел пламенный шар, по яркости равный двум солнцам.
Мицуэ. Ах, мой бедный папочка…
Такэдзо. В центре шар был ослепительно белого цвета, по краям — неприятно желтый и красный. Огромный шар…
Мицуэ. От горячих лучей этого страшного пламеневшего шара защитил меня каменный фонарь.
Такэдзо
Мицуэ. Если бы я не получила письмо от Акико-сан, я бы не присела в тот момент у каменного фонаря. Вот почему говорю, что Акико-сан меня спасла…
Такэдзо. Что с тобой?
Мицуэ. В то утро Акико-сан первым поездом вернулась из Мидзусимы в Хиросиму.
Такэдзо
Мицуэ. Она каждый вечер проводила дополнительные занятия, для этого требовались бумага и печатная машинка. Она приехала в Хиросиму, чтобы получить все это в канцелярии своей гимназии.
Такэдзо. И что? Что случилось? Неужели…
Мицуэ. Она зашла к маме в Нисиканнон и ровно в 8 часов отправилась в школу. Бомба взорвалась, когда она проходила мимо больницы красного креста в районе Сэнда.
Такэдзо
Мицуэ. Мама Акико-сан нашла свою дочь только через день, среди других трупов на полу у запасного входа больницы…
Такэдзо. Как ей не везет.
Мицуэ
Такэдзо. Хватит. Я почти понял, почему ты запрещаешь себе обычное человеческое счастье.
Мицуэ.
Такэдзо. Однако, доченька, можно рассуждать по-другому. Стань счастливой не ради себя, а в память Акико-сан…
Мицуэ
Такэдзо. Почему не можешь?
Мицуэ. Я обещала маме Акико-сан…
Такэдзо. Обещала?..
Мицуэ
Такэдзо. И что ты обещала?..
Мицуэ. Я встретилась с матерью Акико-сан через три дня после взрыва. До этого меня приютила наша бывшая учительница госпожа Хориути. Она жила в Миядзима.
Такэдзо. Госпожа Хориути. Я где-то слышал это имя.
Мицуэ. В гимназии она преподавала икэбану.
Такэдзо. Ах, помню эту старую учительницу.
Мицуэ.
Такэдзо. Тебе повезло, что она была столь любезной.
Мицуэ. Госпожа Хориути ободряла и поддерживала меня. 9 августа я вернулась в Хиросиму. В городе воняло, как будто пекли рыбу.
Такэдзо
Мицуэ. Я собрала твои кости, папочка, безутешно рыдая.
Такэдзо. Спасибо тебе за это.
Мицуэ. Затем я отправилась в Нисиканнон, где находился дом Акико. Весь район был полностью выжжен. Ее маму я нашла в подвале. Спина разбухла от ожога, как будто она несла большой мешок. Поэтому госпожа Фукумура лежала вниз лицом…
Такэдзо. Как это жестоко!
Мицуэ. Увидев меня, мама Акико-сан очень обрадовалась, встала и крепко-крепко обняла меня. Она благодарила меня за то, что я нашла ее. Но когда она рассказывала о своей дочери, лицо ее исказилось. Госпожа Фукумура гневно смотрела на меня…
Такэдзо. Что она сказала?
Мицуэ. «Почему ты осталась в живых?».
Такэдзо.
Мицуэ. «Почему ты осталась в живых, а не моя дочь?!».
Мицуэ. Мама Акико-сан скончалась в конце августа…
Такэдзо. Может быть, я ошибусь, если предположу, что Сидзуэ-сан была вне себя, потому и сказала такую нелепость…
Мицуэ
Такэдзо. Не смей так говорить!
Мицуэ. Я чувствую себя виноватой в том, что осталась в живых…
Такэдзо. Ни в коем случае не говори так.
Мицуэ. Слушай, папочка…
Такэдзо. Не хочу слушать такие вещи.
Мицуэ
Такэдзо. Что касается наших отношений, то в этой истории давно уже поставлена точка. Подумай хорошенько.
Мицуэ. Нет. Тогда в Хиросиме естественным исходом была смерть. Остаться в живых было неестественно.
Такэдзо. Погибшие люди так не думают. Ведь сам я смирился со своей судьбой.
Мицуэ
Такэдзо. Ты куда, доченька?
Мицуэ. Еще много книг остались не отреставрированы. Я вернусь в библиотеку. Думаю, Киносита-сан там уже нет.
Такэдзо. Подожди!
Такэдзо. Ты опусти это в почтовый ящик.
Мицуэ. О!
Такэдзо. Экспресс-почтой.
Мицуэ. Какой ты опрометчивый…
Такэдзо. Это приказ отца!
Такэдзо. Дождик, дождик, перестань! Твой отец негодяй, мать твоя лентяйка!
Дождь становится все сильнее, на сцене темнеет.
Сцена четвертая
Музыка медленно затихает, слышится шум мотора маленького грузовика. Становится светло. Прошло два дня. Пятница, шесть часов вечера. В столовой на столе стоят две пустые чашки. Только что ушли Киносита-сан и водитель грузовика. В спальне и в саду груды «атомных» образцов, которые привез Киносита-сан. Пол спальни устлан газетами. Стоят ящики с расплавленными бутылками; большие часы, остановившиеся в 8 часов 15 минут; кукла в костюме невесты, сожженная наполовину… Справа около стены так же много ящиков и коробок. В саду справа — фрагменты верхней части каменного фонаря. Среди них — головка каменной статуи божества Дзидзо с расплавленным лицом. Слышно урчание мотора отъехавшего грузовика. Из прихожей появляется улыбающаяся Мицуэ. Берет со стола чашки и несет их в кухню, откуда приносит тряпку и вытирает стол. Взгляд Мицуэ останавливается на головке Дзидзо, улыбка мгновенно исчезает с ее лица. Медленно и нерешительно выходит в сад, нежно обнимает головку, вглядывается в исчезнувший лик. Тихо и печально стонет.
Мицуэ. Это папочка… Папочка в тот самый миг…
Такэдзо. Чего тебе?
Мицуэ. Папочка, ты, оказывается, был здесь?
Такэдзо
Мицуэ. Да. Это — только половина.
Такэдзо
Мицуэ. Я тоже.
Такэдзо. Как далеко отсюда до квартиры Киносита-сан? Что говорил водитель?
Мицуэ. Четыре с лишним километра, шесть светофоров и шлагбаум.
Такэдзо. Если так, то, учитывая время погрузки, через 34 минуты Киносита-сан снова будет здесь. После того, как ты, доченька, поблагодаришь его за визит, предложи молодому человеку попариться.
Мицуэ. Попариться?..
Такэдзо
Мицуэ. Папочка, ты приготовил баню?
Такэдзо. А как же?
Мицуэ. Какой внимательный…
Такэдзо. Не зря я в течение 20 лет был вдовцом. Ну, господин Киносита любит горячую баню, или ему приятнее умеренная?
Мицуэ. Таких вещей о нем я не знаю.
Такэдзо. Естественно. Тогда я все сделаю на свой вкус. После бани ты должна угостить его чем-нибудь прохладным.
Мицуэ. Я купила бутылку пива. Одну…
Такэдзо. Замечательно. Только водителю пиво не стоит предлагать. Ему хватит холодной воды. В такой жаркий день и вода — приятное угощение.
Мицуэ. Я и лед купила. Почти два килограмма.
Такэдзо. Водителя надо будет поскорее выпроводить отсюда. Если он задержится здесь надолго, мы ничего не добьемся.
Мицуэ. Водителя ждет следующая работа.
Такэдзо
Мицуэ. Я купила.
Такэдзо. И мыло не забудь.
Мицуэ. И мыло купила.
Такэдзо. А пемза…
Мицуэ. Тоже купила.
Такэдзо. А губку…
Мицуэ. Купила.
Такэдзо. Мужской халат…
Мицуэ. Купи… У меня таких вещей быть не может!
Такэдзо
Мицуэ. Папочка, не подкинуть ли дров в бане?
Такэдзо. Сейчас… А что ты приготовила на ужин?
Мицуэ. Пиво и сушеные рыбки в соевой пасте.
Такэдзо. Прекрасно.
Мицуэ. Закуска из маленьких сардинок.
Такэдзо. Замечательно…
Мицуэ. Плов.
Такэдзо
Мицуэ. Нарезанные лопушник и морковь, жареный соевый творог и сушеные рыбки.
Такэдзо. О, чудесно.
Мицуэ. А на десерт я приготовила дыню.
Такэдзо
Мицуэ
Такэдзо
Мицуэ. …Летний отпуск?
Такэдзо. Киносита-сан говорил тебе, уходя: «Если вы сможете получить летний отпуск, поедемте вместе на мою родину в префектуру Иватэ. До начала учебного года я хотел съездить домой. Если я приеду к родителям с вами, Мицуэ-сан, они очень обрадуются».
Мицуэ. Если я захочу, то мне дадут отпуск.
Такэдзо. Тогда обязательно надо поехать.
Мицуэ. Меня всегда тянуло в те края. Это же родина Кэндзи Миядзава.
Такэдзо. Что за мальчик этот Кэндзи?
Мицуэ. Писатель и поэт, написавший много детских сказок и стихотворений. Его книги очень популярны и в нашей библиотеке. А я люблю его стихи.
Такэдзо. Какие?
Мицуэ. «Утро вечной разлуки», «Январь на почтовой железной дороге Иватэ», «Песня о звездном небе»…
Такэдзо. Ах, звездное небо…
Мицуэ
Такэдзо. Я тоже сочинил песню о звездах, еще когда ходил в школу.
Мицуэ. Правда?
Такэдзо
Мицуэ. О!
Такэдзо. Сейчас пойду проверю, не надо ли дров подбросить. Так что буду краток. Кстати, за эту песню учительница поставила мне пятерку, а стихи повесила на стену в классе… «В лесу сова в тлене возится. В буддистском храме енотовые собаки барабанят по своим животам…».
Мицуэ. Никогда лезвия не будет в моем доме. Слишком многие Хибакуся покончили с собой, всаживая лезвие себе в горло. Некоторые из них предпочли вскрыть вены на запястье, держа руку над ванной.
Такэдзо
Мицуэ
Такэдзо
Мицуэ. Папочка, не волнуйся. Я оставлю письмо на самом виду у входа.
Такэдзо. А что будет с угощеньем, которое ты так старательно приготовила? Оно обязательно испортится. Такому угощению будут рады только мухи.
Мицуэ. Я напишу Киносита-сан. Он может поужинать один.
Такэдзо. А что будет с баней? Напишешь, что он может искупаться в бане в чужом доме?
Мицуэ
Такэдзо. Да ты что? Не будешь больше работать в библиотеке?!
Мицуэ. Не буду.
Такэдзо. У тебя опять осложнение.
Мицуэ. Неправда.
Такэдзо. Нет. Это болезнь.
Мицуэ. Ты верни мне его, папочка. Этот карандаш очень дорог мне. Он принадлежал Акико-сан. Во время взрыва он был во внутреннем кармане брюк, поэтому и не сгорел.
Такэдзо. Доченька, ты больна. Признак этой болезни — постоянное чувство вины перед своими подругами за то, что осталась жива. Твоя болезнь имеет четкое название — синдром чувства вины.
Мицуэ
Такэдзо
Мицуэ. Конечно, я виновата перед Акико-сан, но я, виня себя в ее смерти, скрывала от самой себя, как глубоко виновна перед тобой… Я — подлая девчонка, которая в роковую минуту покинула тебя, папочка!
Такэдзо. Мы с тобой давно все выяснили.
Мицуэ. Я старалась так думать. Поэтому до последнего времени я не вспоминала об этом. Но, когда я увидела его лик, в памяти возникла та минута, когда я убежала, папочка, оставив тебя в центре пожара, где было ужаснее, чем в аду! Человек, поступивший так, как я, не достоин счастья…
Такэдзо. Какой бред!..
Мицуэ. Помнишь, папочка, когда мы пришли в себя, мы увидели себя в руинах дома… Мы поняли, что случилось что-то страшное. Я с большим трудом выбралась из-под обломков. А ты не смог… Ты лежал вверх лицом, заваленный балками и брусом… Их было так много, что ты не мог даже пошевелиться. Я звала на помощь, кричала, плакала во весь голос, но никто не пришел…
Такэдзо. Повсюду в Хиросиме было то же самое…
Мицуэ…Не было под рукой ни пилы, ни топора. Я старалась приподнять столбец, но не хватило сил. Пыталась руками вырыть яму, чтобы освободить тебя, ногти мои ломались… Я не смогла…
Такэдзо. Доченька моя, ты делала все, что возможно…
Мицуэ. Вскоре стало душно от дыма. И вдруг наши волосы и брови превратились в пламя…
Такэдзо. Ты своим телом защищала меня от огня и много раз гасила его на моем теле… Как я благодарен тебе. Спасибо большое… Но если бы ты осталась там со мной — погибла бы. Поэтому я крикнул тебе: «Убегай!», а ты не двигалась, говорила: «Не хочу». Ты долго спорила со мной. «Убегай — не хочу, убегай — не хочу»…
Мицуэ…До тех пор, пока ты не предложил сыграть в «тянь-пон-гэ» и сказал: «Я покажу кулак, выиграю, и ты уйдешь отсюда».
Такэдзо
Мицуэ
Такэдзо. Тян-пон-гэ
Мицуэ
Такэдзо
Мицуэ
Такэдзо
Мицуэ
Такэдзо
Мицуэ
Такэдзо
Мицуэ. Но все равно, я бросила тебя. Я должна была остаться и умереть вместе с моим дорогим папочкой.
Такэдзо
Мицуэ. О…
Такэдзо. Я не думал, что ты настолько глупа. Получила образование в институте, а чему научилась?
Мицуэ. И все-таки…
Такэдзо
Такэдзо. И я ответил тебе: «Никогда больше это не повторится. Это слишком жестоко, слишком страшно…».
Мицуэ.
Такэдзо. Ты помнишь мои последние слова? Живи и мою жизнь, доченька.
Мицуэ.
Такэдзо. Я подарил тебе еще одну жизнь.
Мицуэ. Ты подарил мне жизнь?
Такэдзо. Вот именно. Тебе дана жизнь для того, чтобы люди помнили о тех страшных расставаниях, которых было несколько десятков тысяч. Ведь твоя библиотека — это место, в котором накопленная человеческая память передается живым.
Мицуэ. Что ты имеешь в виду?..
Такэдзо. Память о глубоком горе людей и об их веселье и счастье передается другим через книги. Это твоя работа. Если ты и этого не понимаешь, то больше я не буду надеяться на такую дуру. Приведи мне кого-нибудь по умнее.
Мицуэ. Может подскажешь, кого?
Такэдзо. Моего внука или правнука.
Мицуэ. Когда ты придешь еще?
Такэдзо. Тут все зависит от тебя.
Мицуэ
Такэдзо
Мицуэ
Конец